Составитель: Романова С.Я.

, докторант, научный
исследователь отдела истории и этнографии НИЦ
Гагаузии им. М. В. Маруневич
Редактор: Брижатюк О. И.
Компьютерный дизайн: Муткогло А.Г.

Рекомендовано к изданию Ученым советом

Научно-исследовательского центра
Гагаузии им. М. В. Маруневич

Мария Маруневич: Учëный, педагог, общественный деятель / сост.:

Романова С. Я. ; Н.-и. центр Гагаузии им. М. В. Маруневич. – Гагаузия : Научно-
исследовательский центр Гагаузии им. М. В. Маруневич, 2018 (F.E.-P.
"Tipografia Centrală") – . – (Гагаузоведение в XIX-XXI вв., ISBN 978-9975-3265-0
-6). – ISBN 978-9975-3124-4-8.
Т. 1. – 2018. – 492 p. : fig. – Referinţe bibliogr.: p. 437-492. – 300 ex. –
ISBN 978-9975-3124-5-5.
39(=512.165)(092)
M 265

© Научно-исследовательский центр Гагаузии им. М. В. Маруневич

Охраняется Законом РМ Nr. 139 от 02.07.2010 «Об авторском

праве и смежных правах». Воспроизведение материалов сборника
на любых видах носителей без письменного разрешения
НИЦ Гагаузии запрещается.

2
 СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие Башкана Гагаузии к серии «Гагаузоведение

в ХIХ — ХХI вв.» ........................................................................... 5
Монография М.В. Маруневич «Материальная
культура гагаузов XIX — начало XX в.» .................................. 7
Введение ........................................................................................... 10
Глава I. Народные промыслы и ремесла ........................................ 36
Домашние занятия добывающего и обрабатывающего характера
(промысла) ....................................................................................... 43
Ремесленные занятия ....................................................................... 68
Глава II. Ткачество ........................................................................... 99
Сырьевые материалы и способы их обработки ............................ 103
Подготовительный этап ................................................................... 119
Тканье ................................................................................................ 126
Виды тканей...................................................................................... 133
Глава III. Одежда .............................................................................. 149
Архаичные комплексы одежды и их эволюция в ХХ в. .............. 150
Эволюция одежды в конце ХIХ — начале ХХ в. ......................... 185
Глава IV. Пища ................................................................................. 206
Сырьевая база системы народного питания ................................. 210
Виды пищи........................................................................................ 215
Рацион питания ................................................................................ 230
Заключение ....................................................................................... 240

................... 247
Введение ........................................................................................... 250
Глава I. Поселения гагаузов Бессарабии ...................................... 272
Многодворное село ......................................................................... 272
Однодворные и малодворные поселения ...................................... 283
Глава II. Традиционные черты крестьянской усадьбы гагаузов в
ХIХ — начале ХХ в. ....................................................................... 293
Состав традиционной усадьбы гагаузов ........................................ 293
Эволюция усадьбы гагаузов (конец ХIХ — начало ХХ в.) ......... 325

3
Глава III. Традиционное жилище гагаузов в
ХIХ — начале ХХ в. ........................................................................ 329
Строительные материалы и техника постройки жилища ...................... 329
Жилище гагаузов в первой половине ХХ в. .................................. 360
Некоторые особенности развития жилища во второй половине ХIХ
— начале ХХ в.................................................................................. 378
Формирование традиционного интерьера и его связь с
особенностями домашнего быта .................................................... 397
Обычаи, обряды и поверья, связанные с жилищем ...................... 420
Заключение ....................................................................................... 426

433
Примечания к монографии «Поселения, жилище и усадьба
гагаузов в Южной Бессарабии в ХIХ — начале ХХ в.» ......... 462

4
 ПРЕДИСЛОВИЕ БАШКАНА ГАГАУЗИИ К СЕРИИ
«ГАГАУЗОВЕДЕНИЕ В ХIХ — ХХI вв.»

Дорогие читатели!
У вас в руках первый том издания Серии книг
«Гагаузоведение в XIX – XXI вв.».
Гагаузоведение – сравнительно молодое направление в науке.
Представляемая нашему вниманию Серия, это то, с чего
начинается образование и воспитание современного поколения
гагаузской молодёжи.
«Гагаузоведение в XIX – XXI вв.» - серия книг, которая
представляет собой квинтэссенцию трудов представителей
гагаузской творческой интеллигенции и является значимым
источником изучения гагаузской культуры, традиций и
современной реальности. Это интересный и яркий образец
книгоиздания, позволяющий современникам понять насколько
богата и разнообразна гагаузская культура, ознакомиться с опытом
и трудами наших ученых, поэтов, писателей, экономистов,
юристов, политиков и понять насколько наша сегодняшняя жизнь
предопределена их достижениями.

5
 Двухтомник, посвященный Марии Васильевне Маруневич
открывает целую серию книг, посвященных выдающимся
личностям и представителям гагаузского народа, исследователям,
посвятившим себя изучению истории, культуры, традиций,
литературы и языка гагаузского народа.
С именем этой уникальной женщины связаны важнейшие
страницы современной истории гагаузского народа. Мария
Васильевна посветила свою жизнь становлению Гагаузии, борьбе
за национальное возрождение, за торжество конституции и
демократических свобод, создание Комратского университета и
научного центра. Она истинный патриот и хранитель традиций и
культурных ценностей гагаузов, является ярким примером
беззаветного служения своему народу.
Сильная духом, женщина сломила устоявшиеся стереотипы и
сумела стать национальным гагаузским лидером, примером для
подражания и женщиной способной вдохновить на достойные
поступки и подвиги во имя своей малой родины. Ее дела
невозможно не оценить. М.В. Маруневич известна не только в
Молдове, но и всему научному сообществу как выдающийся
ученый-этнограф, стоявший у истоков формирования отдела
Гагаузоведения в Академии Наук Молдовы.
В двухтомнике, посвященном М.В. Маруневич собраны
уникальные труды, иллюстрирующие богатейшую историю и
культуру гагаузского народа.
Материалы данного издания являются раритетными и
послужат источником в деле проведения новых исследований,
станут научным пособием для изучения истории культуры и
традиций гагаузского народа, а также прекрасным подарком гостям
автономии.
Башкан Гагаузии
Ирина Влах

6
7
 В монографии впервые в этнографической литературе
широко освещены такие стороны материальной культуры гагаузов,
как традиционные виды народных промыслов и ремесел,
ткачество, народная одежда, пища. На основе большого
фактологического материала, накопленного в ходе многолетних
экспедиций по гагаузским селам юго-запада СССР, а также
архивных и литературных источников исследуется эволюция
традиционной бытовой культуры гагаузов Южной Бессарабии в
XIX— начале XX в. как часть сложных этнических процессов в
многонациональной среде края.
Книга рассчитана на историков, этнографов, преподавателей
и студентов исторических факультетов, а также всех
интересующихся вопросами гагаузоведения.

Рецензировали и рекомендовали к печати

кандидаты исторических наук Е. С. Станчу, С. С. Курогло,
доктор исторических наук П. П. Бырня

Утверждено к изданию
Редакционно-издательским советом АН МССР

8
 М.В. Маруневич

МАТЕРИАЛЬНАЯ
КУЛЬТУРА ГАГАУЗОВ
ХIХ – НАЧАЛО ХХ В.

9
 ВВЕДЕНИЕ
Традиционная культура любого этноса — это не только
результат, но и средство адаптации народа к окружающей среде1.
Она связана с самыми разнообразными сторонами повседневного
быта народа и формируется в тесной связи с географической
средой, направлением хозяйства, социальной структурой
населения, этнодемографической ситуацией. В силу этого
традиционно-бытовая культура, и особенно материальная ее часть,
являясь средоточием исторического и практического опыта народа,
вместе с тем отражает особенности его этнической истории.
Последнее обусловлено тем, что материальная культура обладает
способностью отражать устойчивые специфические особенности
человеческой деятельности, поддающиеся фиксации в
объективированной, опредмеченной форме, что в свою очередь
превращает такие ее компоненты, как одежда, жилище, предметы
его убранства, утварь, пища и т.д., не только в феномен
общечеловеческой культуры, но и в этнознаковые элементы
традиционной бытовой культуры каждого отдельного этноса2.
Задачи изучения материальной культуры имеют свою
специфику. В наш век научно-технической революции бытовые
вещи, изготавливавшиеся в прошлом в процессе трудоемкого
домашнего и ремесленного производства (ткани, одежда,
домашняя утварь и т. д.), заменяются промышленными изделиями.
В соответствии с этим исчезает необходимость в домашних
промыслах и ремеслах, уходят в прошлое связанные с ними формы
быта. С одной стороны, это знаменует интенсивные процессы
формирования нового, советского образа жизни, уход в прошлое
архаичных явлений, с другой — утрату многих элементов старой
бытовой культуры, заключающих в себе производственный и
эстетический опыт многих поколений, а потому непреходящих по
значению в развитии современной национальной культуры. Более
всего это относится к народным промыслам и ремеслам, цель
существования и конечный продукт которых нельзя ни воспринять,
ни понять без всестороннего глубокого и подробного изучения
народных знаний и навыков3.
Немаловажен и другой аспект исследований материального
быта: современное развитие культуры в прошлом бесписьменных
народов сильно связано с народным (фольклорным) творчеством и
традиционными формами бытовой культуры4.

10
 Таким образом, историко-сравнительное изучение
материальной культуры любого этноса является средством
ознакомления с его ранней историей, а также источником
пополнения знаний по общей истории. Оно тесно связано и с
развитием культуры современного общества, прежде всего с
практическими задачами использования лучших образцов
народной бытовой культуры в строительстве советского образа
жизни, трудовом, эстетическом и нравственном воспитании
человека будущего.
Объектом настоящего исследования является материальная
культура гагаузов — тюркоязычных христиан. В качестве
этнически самостоятельной общности гагаузы известны лишь с
конца XVIII в. на территории Северо-Восточной Болгарии. Отсюда
большая часть их вместе с болгарами и другим населением Балкан
в конце XVIII — первой половине XIX в. иммигрировала в
Россию5. Ныне гагаузские села МССР и Одесской области УССР
расположены на территории бывшего так называемого
«болгарского водворения», т. е. болгарских колоний в Бессарабии.
В СССР проживают 173 тыс. гагаузов6. Из них в Молдавской
ССР —138 тыс., или 3,7% населения республики. Расселены они в
основном в Комратском, Чадыр-Лунгском и Вулканештском
районах, где составляют соответственно 55,0, 53,7 и 30,8%
населения этих районов7. Отдельные гагаузские села расположены
в Тараклийском, Бессарабском, Чимишлийском и Кагульском
районах. На территории Украины в 1979 г. насчитывалось около 27
тыс. гагаузов, проживавших в основном в Одесской области,
имеются гагаузские села в Запорожской области. Отдельные
группы гагаузов живут в Казахстане и Узбекистане8.
В Бессарабию гагаузы прибыли с уже сложившимися чертами
культуры, во многом общими с таковыми у населения Северо-
Восточной Болгарии. Однако в течение XIX в. в связи с
миграционными процессами многие стороны бытовой культуры
гагаузов в Южной Бессарабии изменились. К концу XIX в. у
мигрантов с Балкан (или, как их тогда называли, «задунайских
переселенцев») сложились новые ее формы, ставшие
традиционными для всего населения южной части края.
В значительной степени это относится к элементам материальной
культуры.

11
 Общеизвестно, что развитие материальной культуры каждого
этноса происходит под воздействием ряда факторов, к которым
относятся особенности естественно-географических условий того
или иного региона, характер расселения здесь населения, связи
последнего с инонациональными группами. Важны также
особенности традиционного общественного и семейного быта и
характер социально-экономического и правового положения
основной массы изучаемого этноса в определенный период.
По природным условиям Южная Бессарабия (Буджак) -
составная часть единой Евразийской равнинной степной полосы,
тянущейся от Балкан вдоль северного побережья Черного моря и
Северного Кавказа до Средней Азии. Поэтому природные условия
на новом месте жительства не ставили переселенцев из-за Дуная
перед необходимостью коренного изменения привычной системы
хозяйства (скотоводство в сочетании с земледелием) и обусловили
сохранение основных черт хозяйственно-культурного типа, к
которому они принадлежали до переселения в Буджак, и довольно
быструю адаптацию к новым условиям по сравнению с выходцами
из центральных районов России, Польши и Германии. В связи с
этим для переселенцев из внутренних областей России колонии
задунайских переселенцев служили образцом ведения хозяйства в
местных условиях.
Расселение гагаузов Южной Бессарабии отличается
относительной компактностью, которая в начале XIX в. была лишь
отчасти возможной. Следует иметь в виду, что в зависимости от
времени оседания в Южной Бессарабии задунайские переселенцы
официальной статистикой того времени делились на две группы —
«старых» и «новых» болгар. «Старыми» болгарами назывались
переселенцы, прибывшие в край до 1806 г., а «новыми» — в
период русско-турецкой войны 1806—1812 гг.9 Ранние группы
переселенцев из-за Дуная, т. е. «старые» болгары и гагаузы, из-за
отсутствия свободных земель были лишены возможности
создавать отдельные селения и обосновывались в Южном
Припрутье совместно и по соседству с молдаванами и отчасти в
Центральном Буджаке, занятом ногайцами10.
С уходом ногайцев в 1806—1808 гг. территория
Центрального Буджака перешла в разряд казенных владений
России. Консолидация здесь задунайских переселенцев длилась
почти два десятилетия. К 1827 г. как «старые», так и «новые»

12
гагаузы, а также болгары, проживавшие на владельческих землях,
за небольшим исключением, добились перевода их в Центральный
Буджак на казенные земли11, где и обосновалось так называемое
«болгарское водворение». Свидетельством того, что ранние
переселенцы жили вначале в Припрутье, является наличие здесь
таких топонимов, как Томай, Чадыр, имеющих «двойников» в
Буджакской степи.
Массовое переселение из-за Дуная в 1828—1830 гг. не
привело к образованию новых гагаузских селений, так как
иммигранты являлись в основном болгарами и обосновывались в
уже существующих селениях, а также сосредоточивались в городах
края12. Мигрантов этого массового переселения в официальной
документации называли в свое время «новоколонистами».
Немаловажную роль в сравнительно компактном расселении
гагаузов сыграло единство признаков их хозяйственного быта. В
отличие от новопереселенцев-болгар, являвшихся выходцами из
разных районов Болгарии, гагаузы прибыли в Бессарабию из
северо-восточной части этой страны (Провадии, Варны,
Силистрии, Добруджи), т. е. из равнинных земледельческих
районов Подунавья, и были главным образом сельскими жителями,
занимавшимися скотоводством и земледелием.
Характер расселения, несомненно, отразился в некоторых
локальных особенностях отдельных сторон бытовой культуры
гагаузов, несмотря на то, что почти одновременное основание
большинства их сел, однородность социального происхождения
обусловили в основном однотипность культурных процессов в
исследуемый период.
Характер расселения гагаузов в Буджаке с самого начала в
значительной степени определял их этнокультурные контакты с
соседними народами. К концу XVIII в., т. е. к моменту массовой
колонизации края, Буджак населяли ногайцы. Южное Попрутье и
Поднестровье — преимущественно молдаване. Молдавские, а
также русские и украинские поселения встречались и в
Центральном Буджаке. В результате массовой колонизации края
национальный состав его населения в XIX в. стал весьма пестрым.
В 1818 г. здесь проживали молдаване (36,98% населения), болгары
и гагаузы (21,46%), украинцы (17,93%), немцы (9,2%), русские
(8,94%) и представители других национальностей13. В 1861 г. часть
гагаузского населения Бессарабии, оказавшегося на территории,

13
отошедшей в результате Крымской войны 1853 —1856 гг. к
Молдавскому княжеству, ушла в Таврию (ныне приазовские
районы Запорожской области). Это отразилось на дальнейшем
развитии традиционно-бытовой культуры мигрантов в новых
условиях, где к этнокультурным контактам с болгарами
добавились интенсивные взаимовлияния гагаузской культуры с
культурой албанцев, украинцев и другого населения упомянутого
региона.
Наиболее тесные контакты гагаузов с молдаванами имели
место в северной части Буджака (ныне территория Комратского
района), где на 1 июня 1978 г. из 23 населенных пунктов
насчитывалось 10 гагаузских. В с. Кирсово гагаузы живут
совместно с болгарами. Село Ферапонтьевка — украинское, в
остальных проживает молдавское население или их национальный
состав смешанный. Села же, расположенные в центре
(современный Чадыр-Лунгский район МССР и Болградский район
Одесской области УССР), перемежались в основном с болгарскими
и отчасти украинскими14. Кроме того, в XIX в. гагаузские села
Центрального Буджака соседствовали с немецкими колониями.
Наибольшее число гагаузских сел в современном Чадыр-
Лунгском районе МССР (в основном территория бывшего
Буджакского округа), где на 1 июня 1978 г. из 21 населенного
пункта было 9 гагаузских, 4 болгарских, остальные 8 — в основном
малые поселения более позднего происхождения со смешанным
составом жителей. В Вулканештском райне (территория бывшего
Прутского округа) в окружении молдавских селений расположены
гагаузские села Чишмикиой, Етулия, Карбалия и Дерменжи. В с.
Гаваноаса гагаузы живут совместно с молдаванами и украинцами.
В окружении болгарских и украинских сел находятся 8 гагаузских
населенных пунктов в Килийском, Ренийском и Болградском
районах УССР (территория бывших Кагульского и Измаильского
округов). Из них Димитровка, Александровка (Сатылык-Хаджи),
Виноградовка (Курчи), Старые Трояны, Котловина (Болбока)
населены гагаузами, в Червоноармейском (Кубей) и Новоселовке
(Еникиой) гагаузы проживают совместно с болгарами, а в с.
Жовтневое (Каракурт)15 — с болгарами и албанцами.
Такой пестрый этнический состав населения в исследуемый
период уже сам по себе предполагал быстрые темпы этнических
процессов в крае, которые усиливались и рядом социально-

14
экономических факторов (ускоренное развитие капитализма,
общность социально-правовых условий жизни населения),
имевших объединительный, интеграционный характер16.
Все стороны жизни гагаузских поселений определялись
социально-правовым и экономическим положением их жителей и
были тесно связаны с развитием производительных сил и
производственных отношений в крае. Положение задунайских
переселенцев в Бессарабии резко отличалось от их положения на
родине. Разнилось оно и с социальным положением коренного
населения междуречья Днестра и Прута. Права и привилегии
колонистов были закреплены правительственным Указом от 30
декабря 1819 г., в котором жители колоний объявлялись лично
свободными земледельцами с правом вечного наследственного
пользования наделом в 50—60 десятин земли на семью. Это была
невиданно высокая для России степень обеспеченности землей
людей из крестьянской среды.
Указ определил ряд привилегий для людей колонистского
звания, в том числе освобождение от воинской повинности. В
результате колонисты находились в более благоприятных условиях
по сравнению с остальным крестьянством не только Бессарабии, но
и всей России.
Обладая навыками ведения скотоводческого и
земледельческого хозяйства, гагаузы, как и болгары, сразу после
переселения на несколько засушливые, но плодородные земли
Буджака включились в сферу товарного зернового и
скотоводческого хозяйства юго-западной окраины Российской
империи. И. И. Мещерюк на основании документов доказал, что
даже в неблагоприятные для земледелия засушливые годы многие
колонисты имели зерно и для своих нужд, и на продажу17. Частые
эпизоотии и падеж скота не могли оказать решающего влияния на
масштабы товарного скотоводства в Южной Бессарабии в первой
половине XIX в. Хозяйства большинства колонистов с самого
начала стали развиваться по капиталистическому пути. Даже
бедные семейства постоянно стремились ориентировать
производственные возможности своего хозяйства на рынок18.
Бросающаяся в глаза в колониях XIX в. добротность
крестьянских усадеб любого достатка вызывала у современников
сравнительно благоприятное впечатление. Это отмечало
большинство авторов, писавших в то время о задунайских

15
переселенцах19. Так, отмечая относительное социальное
благополучие колонистов, А. А. Скальковский указывал: болгары
«представляют теперь одно из самых утешительных в отечестве
нашем зрелищ». Автор связывал это с колонистскими
привилегиями, которые не могли не отразиться на сравнительно
благополучном экономическом и социальном развитии данного
населения. Особенно выгодными он считал привилегии
«производить всякие ремесла, торговать, вступать в гильдии и
цеха, прикупать землю у не колонистов и везде по всей империи
продавать свои изделия... В результате в большей части
болгарского водворения виднелись каменные или чамурные
правильные здания, хозяйство велось в изобилии: везде мосты,
школы, плантации, мельницы и, что всего драгоценнее, водоемы и
фонтаны среди самых безводных степей»20.
О сравнительно высоком социально-экономическом развитии
колоний свидетельствовали и некоторые черты домашнего быта
переселенцев. Так, у А. Клауса читаем: «В торгово-промышленных
колониях и вообще в купеческих домах встречаются весьма
нередко комнаты, отделанные и убранные по-европейски, со
стульями и столами»21.
Даже в начале XX в., когда развитие капитализма в деревне
углубляло социальные контрасты, в облике усадьбы, жилища и
одежды бывших колонистов современники усматривали
сравнительное благополучие. Например, местный этнограф-
любитель П. Шуманский писал в 1911 — 1912 гг.: «Хозяйство
почти каждого гагауза обладает весьма необходимыми
постройками, сделанными хотя и примитивно, но прочно и по-
хозяйски»22.
Существенную роль в устойчивости специфических форм
бытового и хозяйственного уклада гагаузов играли хорошо
сохранившиеся элементы сельской общины с сильными
пережитками патронимии и большой патриархальной семьи,
свойственные этому народу в более ранние периоды его истории.
Именно традиции коллективного общинного самоуправления,
круговой поруки, защиты членов общины от внешних
неблагоприятных обстоятельств и т. д. составили основу обычаев и
нравов задунайских переселенцев в Буджаке. На общинном сходе в
колонистских селах решались важнейшие вопросы жизни и
деятельности колоний: выделение земли из общинных фондов для

16
новых семей, отношение колонистов к тем или иным мерам
отдельных государственных чиновников и властей в целом и т. п.
По свидетельству И. И. Мещерюка, одним из ярких примеров
живучести общинных традиций являлись супруги (ортак), т. е.
коллективная помощь соседних и родственных хозяйств друг
другу на основе взаимной договоренности23. Благодаря такой
форме отношений между общинниками малоимущие семьи
колонистов всегда имели возможность обзавестись необходимыми
средствами сельскохозяйственного производства и подправить
свое экономическое положение. Вместе с тем это обусловливало
сохранность патриархальных обычаев и норм поведения, что
проявлялось в национальной замкнутости и сравнительной
устойчивости некоторых специфических архаичных черт быта24.
Основным фактором, вызвавшим устойчивость старинных черт
быта и определившим специфику социально-экономического
развития колоний в течение всего XIX в., явился полунатуральный
характер крестьянского хозяйства. Почти все, что необходимо
было для жизни, производилось в домашних условиях.
Материальной базой для этого служили такие отрасли хозяйства,
как земледелие и животноводство.
В документах 20-х гг. XIX в. указывается, что все
выделываемое колонистами в домашних условиях: шерсть, сукно,
полотно, кожи и т. д. — предназначалось «для домашней своей
надобности, а не для продажи»25. Выделившиеся из крестьянской
среды и унаследовавшие специальные знания и опыт прошлых
поколений ремесленники в основном обслуживали нужды
односельчан. Очевидцы сообщали о жизни колоний в начале
XIX в.: «Главный промысел колонистов состоит в земледельчестве,
садоводстве, упражняются также в разных деревенских
рукоделиях, выделывая холсты, простые сукна и разную пряжу для
домашнего употребления, некоторые же из них, живущие в
местечках, отправляют маловажную торговлю и разные ремесла»26.
Даже в Болграде и Комрате землепашество, садоводство и
скотоводство по-прежнему оставались главными занятиями
колонистов. И хотя в течение XIX в. многое изменилось в связи с
ускоренным развитием производительных сил края, даже в 90-е гг.
у гагаузов наблюдался преимущественно домашний характер
ремесла, обусловленный хорошо сохранившимися
полунатуральными чертами крестьянского хозяйства. Это

17
отражало одну из специфических черт развития производительных
сил в аграрном Буджаке в условиях раннего проникновения в
колонистское село капиталистических отношений.
Признаки развития колонистских хозяйств на
капиталистической основе были отмечены еще
А. А. Скальковским. Уже в 40-е гг. XIX в. он писал: «По сути,
каждый колонист есть торговец, ибо он... старается производить...
больше хлеба, сена, овощей, вина, нежели ему нужно, и разводить
и кормить скот для продажи на базарах, ярмарках и в больших
городах: Одессе, Измаиле или Бельцах. Оттого многие колонисты
кроме своего казенного участка нанимают большие земли у
соседних помещиков или поселян или даже покупают оные. Но
кроме такой, так сказать, сельской торговли многие колонисты
занимаются настоящею, постоянною торговлею, и для этого
записаны в гильдию. Так, в колонии Болград записано в гильдию
15 колонистов, в Комрате — 12. Кроме того, торгующих без записи
в гильдию насчитывается 455 человек. В других колониях
записанных в гильдию нет, но есть торгующие по свидетельствам
хозяев-земледельцев. Многие колонисты имеют свои лавки при
домах. Таких в Бессарабии насчитывается 223...»27. Хотя данная
категория жителей составляла небольшой процент населения
колоний, она ярко свидетельствовала о начавшемся процессе
проникновения в быт колонистов новых отношений.
На всем протяжении XIX в. ведущими в экономическом
отношении являлись колонии Болград и Комрат28. В колонии
Болград в начале 20-х гг. XIX в. были две торговые площади,
застроенные 64 каменными лавками. Некоторые жители уже тогда
участвовали в «незначительной местной продаже всяческих
товаров»29. В Комрате имелась одна торговая площадь, где
устраивались ярмарки, на которые собирались жители из
окрестных селений для продажи скота и продуктов питания.
Торговля «мелочными товарами для сельского домашнего
употребления» производилась здесь в 80 лавках30.
Развитие новых капиталистических отношений выражалось в
установлении рыночных связей бессарабского села с растущими
городами края31. Наиболее тесной была связь колоний с Измаилом,
Аккерманом (Белгород-Днестровский), Килией, Рени, Кагулом,
которые уже в начале XIX в. числились среди «значительнейших»
городов Южной Бессарабии32.

18
 Большую роль в развитии края играла, по мнению
П. Куницкого, торговля с Россией, откуда привозили в край
«российские изделия, которые находили большой спрос не только
здесь, но и вообще в соседних Молдавии и Валахии»33.
В городских и местечковых лавках, а также на ярмарках
торговали «...хлебом, солью, воском, медом, салом, вином, скотом,
фруктами и прочими съестными припасами, а также разными
красными товарами, дозволенными по таможенному тарифу»34.
Во второй половине XIX в. под влиянием интенсивных
процессов развития капитализма в сельском хозяйстве края
назревали качественные преобразования. В начале 70-х гг. в
результате буржуазных реформ в корне изменилась форма
земельных отношений и было отменено большинство
колонистских льгот. Если раньше владение наделом основывалось
на бессрочном наследственном пользовании без права продажи, то
теперь каждый колонист мог распоряжаться наделом как личной
собственностью. Это значительно ускорило развитие буржуазных
отношений в гагаузских селах и привело к углублению классовой
дифференциации. Крупные землевладельцы, получившие
возможность скупать земли не только у соседних бояр, но и у
соплеменников, обогащались, одновременно росла прослойка
безземельных, неимущих колонистов, процент которых до 60-х гг.
был сравнительно низким35.
Развитие капиталистических отношений, всевозрастающая
роль городов в экономической жизни края, способствовавших
появлению на селе товаров промышленного производства,
разрушали экономическую базу полунатурального хозяйства.
В. И. Ленин, определив аналогичные процессы как прогрессивные
в целом в условиях смены феодальной формации
капиталистической, писал: «Прогрессивное значение капитализма
состоит именно в том, что он разрушил прежние узкие условия
жизни человека... В России этот процесс сказался с полной силой в
пореформенную эпоху, когда старинные формы труда рушились с
громадной быстротой...»36.
Указанные предпосылки, действовавшие, правда, в
Бессарабии менее интенсивно, чем в центральных районах России,
обусловили усиленное проникновение в бессарабское село, в
частности через ярмарки и базары, элементов культуры мещанской
среды37. Наиболее крупные в округе ярмарки и базары устраива-

19
лись еженедельно в Болграде и Комрате38. Колонисты по давней
традиции ездили за покупками также в Измаил, Аккерман, Килию.
Элементы городского влияния проявлялись, прежде всего, в быту
зажиточных крестьян и представителей аграрной буржуазии,
приобщавшихся к городской жизни из престижных соображений.
В данном случае срабатывал механизм обновления традиций путем
активизации их престижно-знаковых функций39.
Центром гагаузских поселений в XIX в. по-прежнему
оставался Комрат. Здесь располагались окружное начальство,
реальное училище, банк и другие административные учреждения,
ведавшие делами бывших колоний. В Комрате, а также в Болграде
и Чадыр-Лунге находились механические валяльни и красильни,
паровые мельницы. Эти населенные пункты были ремесленными
центрами. Сюда для обучения мастерству отправляли своих детей
многие гагаузы из окрестных сел.
В Комрате и Болграде были сосредоточены интеллигенция,
буржуазия. Сюда еженедельно съезжались на ярмарки крестьяне из
разноплеменной Южной Бессарабии и даже из-за ее пределов40.
Здесь, можно было купить все, начиная от различных домашних
изделий, производимых населением края, до привозных из-за
границы и центральных районов России. Это привело к
значительному изменению основных элементов материальной
культуры гагаузов, сказалось определенным образом на семейно-
бытовом укладе, характере разделения труда в рамках семьи и в
целом всего сельского общества. Наряду с земледелием стали
усиленно развиваться ремесла, правда, так окончательно и не
выделившиеся из сельскохояйственных занятий. Увеличилась
прослойка ремесленного населения. Изменились формы
бытования, материальная база и даже технология многих
сельскохозяйственных промыслов (мукомольного, валяльного и
др.). Более того, в силу единых социально-экономических условий,
сложившихся в этот период во всей Южной Бессарабии, основные
процессы развития материальной культуры гагаузов перестали
носить узконациональный характер. Шире стали
взаимопроникновение и взаимовлияние в быту и культуре
населения края, характеризовавшегося национальной пестротой,
что прежде всего сказалось на унификации ряда элементов
материальной культуры: одежды, народных промыслов,
ремесленных занятий, ткачества и т. д.

20
 Но в целом край продолжал оставаться аграрным, что
отразилось в устойчивости традиций полунатурального хозяйства,
в котором сдерживалось отделение ремесла от сельского хозяйства
даже в капиталистическую эпоху. Основная масса ремесленников
сочетала ремесло с земледельческими занятиями, а во многих
крестьянских хозяйствах земледелец занимался и ремеслом, как
правило, для нужд своего хозяйства. Ремесла и промыслы в
колонистских селах так и не обрели товарный характер.
Таким образом, факторы, обусловившие развитие
материальной культуры гагаузского населения Южной Бессарабии,
имели ряд специфических черт, определивших формирование
новых, бессарабских, традиций, отличных от той традиционно-
бытовой культуры, с которой переселенцы из-за Дуная прибыли в
конце XVIII — начале XIX в.
* * *
В досоветской научной литературе быт гагаузов представлен
очень слабо. Известен лишь труд русского этнографа В.А.
Мошкова, в котором освещена традиционно-бытовая культура
этого народа в конце XIX в.41. Материал собирался автором в
гагаузских селах Южной Бессарабии. В главах, посвященных
материальной культуре, довольно подробно описаны усадьба и
жилище, утварь и посуда, кухня, одежда, ткачество и другие
ремесла и домашние промыслы гагаузов42.
Домашние ремесленные занятия гагаузских крестьян
рассмотрены в главах «Ручные ремесла» и «Ткацкое дело».
Сведения о портновском и сапожном деле находим в главе
«Одежда». В главе «Жилище» говорится о строительном и
плотницком ремеслах. Надо отметить, что автор освещает тему
неполно. Отсутствует описание такого промысла, как
шелководство, ничего не сказано о мукомольном деле, вышивке,
вязании, рогожеплетении и лозоплетении, лишь упомянуты
гончарное, ювелирное ремесла, вскользь говорится о кожевенном и
скорняцком деле. На наш взгляд, причины неполноты
материалов Мошкова по этой теме связаны не со «слабым», как он
выражается, развитием у гагаузов ремесел, а с коротким сроком его
пребывания в исследуемом регионе, что сказалось на глубине и
полноте знакомства с материалом.

21
 В главе «Ткацкое дело» автор описывает сырье, орудия
ткачества, делает попытку классифицировать элементы
последнего. И хотя его классификация нечеткая и
непоследовательная, в целом она верна, так как в ее основу
положены виды техники тканья и функции тканевых изделий, что
позволило правильно увязать описание ткацких традиций с
повседневным бытом людей, особенностями домашних традиций и
привычек.
В соответствующей главе книги довольно подробно
рассматривается национальная одежда гагаузов Бессарабии 90-х гг.

Вид на главную улицу с. Бешалма в воскресный день

(фото из книги В.А. Мошкова «Гагаузы Бендерского уезда». Конец XIX в.)

XIX в., причем ее описание сопровождается сравнениями с

одеждой гагаузов Болгарии (со ссылкой на К. Иречека) и других
народов. Это можно квалифицировать как попытку углубленного
научного сравнительного анализа. Из сопоставления материалов
В. А. Мошкова с результатами наших полевых наблюдений можно
заключить, что народная одежда гагаузов XIX в. сохраняла ряд
добессарабских черт, в том числе так называемых «восточных»,
которые, конечно же, привлекли его внимание, но правильно
проанализировать их он, к сожалению, не смог. Попытка Мошкова
сравнить собственные наблюдения с описанным К. Иречеком
костюмом не только не увенчалась успехом, но и привела к

22
невольному искажению своего материала при описании комплекса
с безрукавным платьем.
Достаточно профессионально автором освещен такой раздел
материальной культуры, как домашняя посуда, утварь, пища.
Отражены все составные традиции народной кухни: сырье, состав
продуктов, их обработка и хранение, основные блюда, утварь,
способы приготовления и режим приема пищи. Небезуспешно
выясняется генезис некоторых древних элементов системы
народного питания (пресный хлеб, обрядовый хлеб). Подробно
описана технология приготовления отдельных блюд. Есть попытки
сравнительного изучения тех или иных элементов пищи гагаузов и
других народов, выявления аналогий.
Таким образом, несмотря на указанные неточности в анализе
материала и неполноту описания некоторых сторон материальной
культуры гагаузов, работа В. А. Мошкова является первым
этнографическим исследованием их быта. В ней содержится
большой фактический материал, даются определенный научный
анализ, сравнение с другими народами, есть попытка усмотреть
общее и специфическое в культуре народа. С этой точки зрения
труд Мошкова не только сохраняет за собой значение
первостепенного источника для последующих исследователей, но
и кладет начало собственно научного изучения этнографии
гагаузов.
Определенные сведения о культуре бессарабских гагаузов в
сравнении с гагаузами и другими тюркоязычными народами в
Болгарии и других странах Балканского и Ближневосточного
региона даны В. А. Мошковым в работе «Турецкие племена на
Балканском полуострове»43.
В зарубежной литературе наибольшее внимание
рассматриваемой теме уделяли в основном болгарские авторы,
причем главным образом с конца прошлого века. Так, о гагаузских
селениях юга Бессарабии, а также на Балканах упоминает в своем
труде Ф. Канитц44. Некоторые материалы по этнографии гагаузов
содержатся в работе чешского историка К. Иречека45. Им, в
частности, описан один из архаичных комплексов женской одежды
— с шароварами и фесом, квалифицируемыми в научной
литературе как черты восточного (тюркского) происхождения.
Определенные данные о быте гагаузов болгарской Добруджи в
начале текущего столетия находим в сборнике «Добруджа»46. О

23
ткачестве, одежде, жилище гагаузов Добруджи можно прочесть в
сочинении А. Бихана47. Фрагментарные сведения об одежде, пище,
обрядах гагаузов Северо-Восточной Болгарии содержатся в работе
болгарского ученого А. Манова48. В его материалах
ретроспективно отражена одежда первой половины XIX в. Говоря
о степени достоверности своих материалов, А. Манов сообщает,
что они являются результатом работы по вопроснику,
построенному по принципу «выяснения старины». Особо цен-
ными в книге этого автора можно признать фотографии гагаузов в
традиционной одежде.
Одежда гагаузов, проживающих в Болгарии, описана и
другим болгарским ученым — Ж. Чанковым49. Но анализ и
сравнение убеждают, что новыми данными Чанков не располагал,
он повторяет материалы К. Иречека и А. Манова. Следует обратить
внимание на его единственный самостоятельный вывод о том, что
одежда гагаузов Северо-Восточной Болгарии 30-х гг. XX в. уже не
содержит «восточных» черт и почти не отличается от одежды
соседнего болгарского населения.
Наиболее значительным исследованием материальной
культуры гагаузов Северо-Восточной Болгарии является работа
болгарского этнографа В. Маринова50. В ней гагаузский материал
дан в совокупности с аналогичным материалом другого
тюркоязычного населения Северо-Восточной Болгарии и
квалифицируется автором как идентичный такому же материалу
турецкого населения этой территории, что в историко-
сравнительном плане является весьма спорным. Несмотря на то,
что в упомянутой книге нет четкого различия гагаузских традиций
и традиций других этнических групп, что значительно затрудняет
пользование ею, тем не менее изложенный автором материал
позволяет сравнивать традиции бессарабских гагаузов и гагаузов
Северо-Восточной Болгарии, а при соответствующем анализе
можно даже восстановить эволюцию соответствующих сторон
культуры данного этноса за последние 200 лет.
В другой работе этого же автора упоминается о традициях
шорного дела у гагаузов Северо-Восточной Болгарии и южных
районов Молдавии и Украины51. Гагаузский материал используется
здесь в качестве сравнительного по отношению к болгарскому. Но
даже такие фрагментарные сведения имеют для нас ценность, если
учесть, что других данных по теме в литературе нет.

24
 Определенный интерес представляет литература о быте
болгарского населения юго-западных районов СССР. Так, как
источник для сравнительного анализа можно использовать работу
Н. С. Деряшвина «Болгарские колонии в России», в которой
описывается бытовая культура болгар, во многом аналогичная
гагаузской, хотя и не абсолютно идентичная с ней52.
Большим подспорьем для нас явились работы исторического
характера. К примеру, исследования И. И. Мещерюка имеют в
основном историческую направленность, но они содержат
значительный материал по экономическому развитию
«болгарского водворения», характеризующий некоторые стороны
хозяйственного быта, развитие промыслов и ремесел в колониях53.
Первой работой в советской этнографической литературе, в
которой рассматривается ряд сторон материальной культуры
гагаузов некоторых сел южных районов МССР и Одесской области
УССР, является статья Г. Е. Маркова54. Непосредственно
национальной одежде гагаузов посвящена статья В. С. Зеленчука и
М. Ф. Филимоновой55. Авторы впервые ставят задачу описать
основные комплексы гагаузской национальной одежды и характер
их бытования в 50—60-е гг. XX столетия в южных районах МССР
и Одесской области УССР.
Мимоходом (в сравнительном плане) упоминается о
некоторых чертах гагаузской национальной одежды и жилища в
работе В. Наулко56. Фрагментарную характеристику отдельных
элементов гагаузской одежды и жилища дает В. С. Зеленчук57.
Различные аспекты развития материальной и духовной культуры
гагаузов затрагиваются в статьях и монографиях других авторов58.
В настоящее время этнографическое изучение гагаузов
продолжается. Данная монография является очередным этапом в
этих исследованиях. В ней преследуется цель рассмотреть такие
важные стороны материальной культуры гагаузов, как народные
промыслы и ремесла (особенно подробно ткачество как один из
самых значительных видов домашнего ремесла), а также одежда и
кухня.
В задачу исследования входит дать историко-сравнительный
анализ этих сторон традиционной культуры гагаузов, выявить
характер их бытования и эволюции в бессарабский период жизни
народа. Одновременно предполагается сравнение указанных
сторон материальной культуры с таковыми у народов Балканского

25
региона, а также соседних по Бессарабии - молдаван, украинцев,
русских. Целью данного анализа является изучение вопросов,
связанных с историческим прошлым народа, а также
этнокультурными взаимовлияниями с соседними по Южной
Бессарабии народами в XIX в. в процессе адаптации гагаузов в
пестрой этнической среде населения края. Особо интересными
представляются аспекты, связанные с выявлением устойчивости
балканских черт в быту гагаузов Южной Бессарабии.
Исследование основывается главным образом на полевых
этнографических материалах, собранных в 60-80-е гг. XX в. в
гагаузских селах южных районов МССР, юго-западных районов
Одесской области, а также Запорожской области УССР.
Обследованы 80% сел с гагаузским населением. Материалы
сосредоточены в экспедиционных отчетах сектора этнографии
Отдела этнографии и искусствоведения АН МССР в виде
обобщений, описаний и иллюстраций по отдельным селам или
группе сел. Большинство из них находится в архиве АН МССР. В
фондах Музея археологии и этнографии АН МССР хранится
коллекция из более чем 100 предметов, представляющих бытовую

Воскресный день в с. Димитровка Одесской области УССР (60-е гг. ХХ в.)

культуру гагаузов Запорожья, 15 тетрадей-дневников, сотни

фотопленок и фотоснимков, рисунков есть в личном архиве автора.
По всем освещаемым в монографии темам на основе дневников

26
составлена картотека. В каждую карточку включены данные об
информаторе с указанием села, времени сбора материала, название
и характер бытования элемента или явления в целом, его зарисовка
с расшифровкой деталей.
Большим подспорьем послужил сравнительный материал,
полученный в соседних болгарских, украинских и молдавских
селах. Материал собирался традиционным методом полевых
наблюдений. Помогло исследованию и привлечение ряда
источников литературного, мемуарного и статистического
характера.
Особенности социально-правового, экономического, а также
политического положения отдельных групп населения
(в частности, гагаузов) в общей массе «инородцев» окраин
Российской империи наложили отпечаток на отражение их жизни в
официальной статистической и исторической литературе. Так, до
50-х гг. XIX в. в официальных документах и научной литературе
гагаузов не выделяли из состава болгарских переселенцев, поэтому
при отборе редких этнографических сведений из источников этого
периода требуются дополнительные исследования и поиски более
поздних аналогий (вторая половина XIX - начало XX в.), когда
гагаузов стали считать в Южной Бессарабии самостоятельной
этнической общностью59. Этот факт следует учитывать при
определении ценности тех или иных исторических источников
первой половины XIX в., в которых содержатся этнографические
сведения о жителях колоний Южной Бессарабии. Описанные в
таких случаях элементы одежды, жилища, народной пищи и т. д.,
на наш взгляд, не случайно находят прямые аналогии в
традиционно-бытовой культуре гагаузов. Во-первых, авторы
наблюдали культуру населения колоний, уже имеющую общие
региональные черты. Во-вторых, многие из них наверняка имели
явную возможность наблюдать наравне с остальным населением
колоний (болгарами, немцами) и жизнь гагаузов. Под таким углом
зрения, например, можно воспринимать явно обобщенную статью
учителя приходской школы г. Рени А. Левицкого60, в которой
говорится о праздниках ремесленников, имеющих прямое
отношение и к среде гагаузов. Эта особенность будет прослежена
нами также в анализе других источников. Так, в статье П. Э.
Задерацкого можно как по терминологии, так и по другим аспектам
усмотреть прямые аналогии элементов одежды болгар с

27
соответствующими элементами одежды гагаузов61. С этой же
точки зрения следует воспринимать сведения А. И. Защука,
писавшего в начале 60-х гг. XIX в. и считавшего гагаузов «частью
болгарского племени»62.
Большую долю среди использованных источников составили
статистические материалы, опубликованные в свое время в
специальных изданиях. Наиболее ранним из них можно считать
«Краткое статистическое описание Заднестровской области...»,
составленное кишиневским протоиереем П. Куницким63. Здесь
дается описание особенностей хозяйственного развития края сразу
после его освобождения от османского ига. Автор подчеркивает
наличие в этих землях особо благоприятных условий для
успешного развития торговли, промыслов и особенно таких
сельскохозяйственных занятий, как овцеводство, шелководство.
Определенную ценность представляют статистические
материалы, составленные в 1816 г. попечителем задунайских
переселенцев ротмистром Д. Ватикиоти в виде ведомостей о
количественном составе жителей сел «болгарского водворения» (в
том числе гагаузских) в Южной Бессарабии. Материалы
Ватикиоти, а также извлечения из других архивных документов
были опубликованы исследователем истории славянских колоний в
России М. Г. Попруженко64.
Среди статистических изданий первостепенную важность
представляет «Статистическое описание Бессарабии...» Эта книга
составлена на основании материалов, собранных специальной
комиссией, работавшей в Буджаке в 20-е гг. XIX в. под
руководством правительственного чиновника С. И. Корниловича с
целью размежевания и учета земель присоединенной к России
области. Наряду с другими данными в ней отражено состояние не-
которых крестьянских промыслов и ремесел: пчеловодства,
рыболовства, ткачества, ювелирного дела и т. д. Кроме того,
отмечено стремление населения к торговле, продаже продуктов
своего труда. Особенно ценными являются сведения о
национальном составе, количестве купцов и ремесленников,
наличии мельниц и скота по крупным городам и населенным
пунктам, а также по каждому из сел.
В целом материалы этой книги помогают воссоздать общую
картину экономической жизни колоний Южной Бессарабии в
начале XIX в. с учетом развития в них промыслов и ремесел как

28
одной из существенных сторон развития общественного
производства, отражающего региональные и этнические аспекты
эволюции традиционно-бытовой культуры населения (в том числе
гагаузского).
Значительные данные о жизни буджакских колоний
содержатся в работах историка А. А. Скальковского, активно
использовавшего статистические материалы, личные наблюдения,
а также обширные фонды современных ему архивных собраний по
истории южной окраины Российской империи65. Наибольшее
количество сведений в интересующем нас аспекте имеется в его
работе «Болгарские колонии в Бессарабии и Новороссийском
крае», состоящей из двух частей. В первой дается общий
исторический очерк о заселении края с привлечением
статистического материала по округам и входившим в них
селениям. Интерес представляют данные о национальном составе
жителей колоний в зависимости от времени их переселения в край.
Автор четко отличает мигрантов от ранее прибывшего в край
населения, а среди самих мигрантов (в частности, болгар и
гагаузов) выделяет «старых» и «новых». Эти факты очень важны
для лучшего представления давности и характера этнических
взаимовлияний, коснувшихся переселенцев из-за Дуная в период
их адаптации в начале XIX в. к бессарабским условиям. Частично
здесь отражены также занятия населения того или иного села или
города.
Во второй части характеризуется хозяйственная жизнь края с
широким привлечением статистического материала. Любопытны
данные о хозяйственных занятиях населения (особенно
овцеводстве, шелководстве), торговле, ремеслах. Значителен
материал чисто этнографического характера.
Существенно дополняют сведения о развитии колоний в XIX
в. так называемые исторические описания Бессарабской области,
составленные чиновниками военного ведомства (П. Свиньин,
А. И. Защук) в связи с освоением края и его ресурсов, а также с
выработкой определенных рекомендаций правительству по
вопросам социальной политики.
Наиболее ранним из таких описаний является книга
П. Свиньина — чиновника из коллегии иностранных дел
тогдашней России66. В этой работе освещаются природные условия
края и основные отрасли его хозяйства (скотоводство,

29
землепашество), называются некоторые промыслы и виды
хозяйственных занятий (рыболовство, пчеловодство, соледобыча и
др.). Интересны сведения о народонаселении и состоянии
торговли. Наибольшую ценность для нас представляет раздел
«Колонии», где автор фактически одним из первых дает
этнографическую характеристику населяющих край народов. Он
также говорит о выгодных сырьевых ресурсах Южной Бессарабии,
благоприятно влиявших на развитие производительных сил в
колониях, и в этой связи не может удержаться от рассуждений о
перспективах промышленного развития данной территории.
П. Свиньин считает, что кроме имеющихся двух или трех
пивоварен, «маловажных» фабрик для крашения сукон, холстов,
сафьяна, изготовления сальных и восковых свечей, «незначущих
заведений, работающих больше для домашнего обихода», можно
было бы организовать кожевенный завод, полотняную фабрику
(«бумажную мельницу»), салотопенные заводы и др. Но для этого,
по его мнению, «необходим предприимчивый и сведущий
человек», имеющий «достаточный капитал», т. е., по сути,
капиталист, и свободные рабочие руки67. А пока «вся
промышленность», по словам П. Свиньина, работает в основном в
домашних условиях и для домашнего обихода, так как «земля
производит все в избытке» и люди заняты на ней68. О том, что
автор имел в виду в числе колонистов и гагаузов, можно заключить
из его высказываний о языке основной массы переселенцев:
«...язык болгарский есть испорченный славянский», но
значительное число колонистов «говорят по-турецки» (надо
понимать, по-гагаузски)69.
Главное место по объему информации о бессарабской жизни
в середине XIX в. занимают работы военного офицера
А. И. Защука70. В них дана общая характеристика торговых и
транспортных путей, что имеет немаловажное значение при
анализе общего уровня производительных сил в крае, в частности
интенсивности проникновения в село капиталистических
отношений. В тесной связи с анализом природных условий и
характера хозяйственных занятий населения автор описывает
основные крестьянские промыслы. Большое внимание он уделяет
истории появления и расселения в Бессарабии переселенцев из-за
Дуная, широко пользуясь работами А. А. Скальковского.

30
 Данная А. И. Защуком этнографическая характеристика
этнических групп далеко не полна, порой не очень точна, а
местами тенденциозна71. В наибольшей степени это относится к
гагаузам, часть которых он считает болгарами, говорящими на
турецком языке. Автор отделяет их от «так называемых гагаузов»,
живущих в «колониях близ Ялпуха». Это население он считает
отдельным племенем, «резко отличным от прочих болгар».
Заблуждаясь, как и многие до него, относительно истинной
природы языка гагаузов, который часто путали с турецким, Защук
переносит на них традиционную неприязнь к туркам,
укоренившуюся в условиях постоянных русско-турецких
конфликтов в предшествовавшие 150 лет72. Тем не менее, даже
учитывая сказанное, нельзя умалять вклад упомянутого автора в
изучение этнографии Бессарабии в XIX в. Для нас важно, что
многое из того, что он пишет о жителях болгарских колоний,
относится и к гагаузскому населению Южной Бессарабии.
Определенный фактологический материал можно почерпнуть
из книги «Бессарабия», в которой, в частности, есть данные о
ремесленных школах в колониях, в том числе в Тараклии73.
Основанием считать, что приводимые в этой работе сведения
имеют отношение и к гагаузам, является то, что контингент
учащихся в таких училищах обязательно включал жителей
окружающих сел. Большинство же селений в этой части Буджака с
самого начала составляли гагаузские.
Несомненно, данные материалы в интересующем нас аспекте
содержатся в сочинении Л. С. Берга74. В нем есть некоторые
данные о развитии в Южной Бессарабии крестьянских промыслов
и ремесел, имеются краткие описания одежды, пищи, обрядов
почти всех проживающих здесь этнических групп, в том числе
гагаузов.
Особый интерес представляют сведения, почерпнутые из
воспоминаний и писем современников исследуемых событий. Это,
в частности, описания турецкого путешественника Э. Челеби 75,
труд П. Алеппского76, работа А. Жандра (о быте жителей Молдавии,
Валахии и сопредельных районов Украины)77, путевые заметки
русского чиновника А. Стороженко78. Особо ценными можно
считать сведения о крае в целом и ряде гагаузских селений,
представленные в воспоминаниях финского офицера П. Росси —
участника русско-турецкой войны 1828—1829 гг.79 Близкий к

31
исследуемой теме материал из этого рода источников обнаружен в
походных письмах русского офицера А. В. Бачинского80,
побывавшего в крае в составе русских войск, участвовавших в
Крымской войне 1853—1856 гг.
Среди литературных источников наиболее полезными
оказались очерки и рассказы О. Накко81. В них дана панорама
бессарабской жизни второй половины XIX в., главным образом в
этнографическом аспекте, что очень важно для верного
представления ситуации этнических взаимовлияний, в которой
оказались переселенцы. Автор в своих описаниях остро чувствует
и образно фиксирует классовую дифференциацию бессарабской
деревни, хотя истинное понимание объективных факторов этого
социального явления ей не свойственно. В одном из рассказов
О. Накко описан костюм гагауза-колониста, что для нас особо
ценно.
Во второй половине XIX в. описания быта гагаузов
Бессарабии, составляемые священниками отдельных приходов,
стали появляться па страницах «Кишиневских епархиальных

Группа гагаузов (фото из книги Л.С. Берга «Бессарабия - Страна - люди - хозяйство».
Начало ХХ в.)

ведомостей»82. Если отвлечься от социально-классовой

ограниченности взглядов авторов, что обусловило религиозную
направленность этих сочинений, в них можно найти ряд

32
интересных этнографических штрихов, относящихся к населению
некоторых гагаузских сел.
Есть источники, соотнесенность содержания которых с
бытовой культурой гагаузов несомненна. Так, чадыр-лунгский
священник Д. Чакир написал небольшое сочинение в виде
родословной своей семьи, в котором есть описание отдельных
элементов бытовой культуры гагаузов (одежды,
сельскохозяйственных орудий, домашнего быта)83. Невзирая на
религиозный фон повествования, эти элементы можно считать
достаточно достоверным фактологическим материалом по быту
гагаузов прошлого века.
Много сведений почерпнуто нами в исторических архивах
МССР, УССР, а также в центральных архивах Москвы и
Ленинграда (Центральный государственный архив МССР - ЦГА
МССР, Центральный государственный исторический архив в г.
Ленинграде — ЦГИАЛ; Центральный государственный военно-
исторический архив — ЦГВИЛ; Государственный архив Одесской
области — ГАОО; Филиал ГАОО в г. Измаиле). Наибольшую
ценность представляют материалы фонда 383 ЦГИАЛ,
освещающие жизнь болгарских колоний в первой половине XIX в.
В работе использованы и архивные материалы, тематически
сосредоточенные в сборниках документов84. В фондах 6, 22, 148
ГАОО содержатся многочисленные сведения о развитии
овцеводства на юге России в XIX в., о мерах по превращению в
промышленные отрасли таких народных промыслов, как
шелководство.
Большое место в исследовании занимает анализ
соответствующих материалов по Молдавии и Украине из
Государственного музея этнографии народов СССР (ГМЭ), а также
из архивных фондов этого музея. Особую ценность для нас
представляет здесь дело 726 (Ф. 1. Оп. 2), в котором сохранилась
часть сведений 1910—1911 гг. бессарабского этнографа-
собирателя П. Шуманского, описавшего детали гагаузской
женской одежды, жилище и другие элементы бытовой культуры.
Значительный материал заключен в коллекциях ГМЭ, собранных в
начале XX в. Н. Могилянским и Н. Кермекчи.
Нами использованы и материалы фондов Государственного
краеведческого музея МССР, коллекции сельских (Бешалминского
— Комратский район МССР, Виноградовского — Одесская

33
область УССР), а также краеведческих музеев Комратского,
Вулканештского, Чадыр-Лунгского районов.
Методологической основой исследования послужили
теоретические положения классиков марксизма-ленинизма о
законах общественного развития, в частности по проблемам смены
феодальной общественно-экономической формации
капиталистической и судьбах в связи с этим многих институтов
традиционной бытовой культуры, по вопросам преемственности и
устойчивости традиций в культуре и механизме формирования
новых традиций в условиях ускоренного развития капитализма.
Основополагающими для настоящей работы явились положения
В. И. Ленина об исторической преемственности традиционно-
бытовой культуры, о специфике общественного разделения труда в
условиях развития капиталистических отношений85. Несмотря на
то, что эта проблема разработана В. И. Лениным на основе русской
действительности конца XIX в., ее аспекты предельно близки к
нашей теме. Ленинское положение о характере и специфике
развития капиталистических отношений на бессарабской окраине
русского самодержавного государства помогало нам анализировать
конкретный материал нашего исследования на методологически
верной основе.
В целом научный анализ материалов построен на принципе
историзма как основного метода советских этнографических
исследований. Механизм этого метода — сочетание «синхронно-
структурного» подхода с «вертикальным, диахронным, историко-
генетическим, помогающим включить в исследование аспект
изучения этнической истории»86.
В работе учитывалось сложившееся в советской
исторической науке мнение о первостепенности именно
исторического взгляда на объект этнографического исследования87
— в данном случае на материальную культуру гагаузов. Только это
может обеспечить единственно верный научный подход к
теоретическому осмыслению процессов общественного развития,
опредмеченно выраженных в результатах человеческой трудовой
деятельности в тех или иных объективных условиях, во времени и
пространстве. Здесь уместно напомнить плодотворную мысль
В. И. Ленина о том, что «самое надежное в вопросе общественной
науки... не забывать основной исторической связи, смотреть на
каждый вопрос с точки зрения того, как известное явление в

34
истории возникло, какие главные этапы в своем развитии это
явление проходило, и с точки зрения этого его развития смотреть,
чем данная вещь стала теперь»88. Это значит, что от научного труда
историка, археолога или этнографа требуется возможно более
четкий ответ на три основных вопроса: что изучается, где
находится изучаемый объект и когда и в каких вариантах он
бытовал89. Кроме того, при работе над книгой автор
руководствовался методологическим принципом, суть которого
состоит в том, что единственно правильный угол зрения
исследователя материальной культуры тот, при котором его «вещи
интересуют не сами по себе, а в их отношении к людям. Ведь
этнография есть наука не о вещах, а наука о людях»90.
В настоящей монографии автор старался учесть последние
достижения советской этнографической науки в исследовании
материальной культуры в связи с основными теоретическими
проблемами современной советской этнографии91.

35
 ГЛАВА I
НАРОДНЫЕ ПРОМЫСЛЫ И РЕМЕСЛА
В XIX в. основой для существования и развития домашних
производств у гагаузов Бессарабии являлось крестьянское
хозяйство, хорошо сохранившее натуральные черты. По старой
традиции почти все, что необходимо было для устройства быта
(ткани, одежда, утварь) и жизнеобеспечения (продукты и
приспособления для их обработки), производилось и изготовлялось
в каждом крестьянском дворе1.
Отделение ремесленных занятий от сельскохозяйственных,
начавшееся у гагаузов еще в Северо-Восточной Болгарии, после
переселения в Буджак шло очень медленно. Интенсивнее этот
процесс происходил у тех колонистов, которые являлись
выходцами из городов: Варны, Каварны, Провадии, Силистрии,
Ямбола, Сливена и т. д.2 Именно из их среды чаще всего и
выделялись ремесленные умельцы. В списках задунайских
переселенцев числились сукноделы, скорняки, мыловары,
красильщики, столяры, портные, сапожники, бочары,
кровельщики, плотники, которые еще на прежних местах обитания
обслуживали нужды сельского населения3.
Ведомства, ответственные за благосостояние и устройство
переселенцев, с самого начала уделяли большое внимание
представителям ремесленных профессий. Так, в уставе о колониях
среди людей, которые могут быть «полезны» и, возможно, будут
приниматься в разряд колонистов, в первую очередь называются
наравне с земледельцами, виноградарями, искусными скотоводами
также шелководы, сельские мастеровые — плотники, кузнецы,
горшечники, мельники, ткачи, каменщики и т. д.4. Ремесленные
мастерские были сосредоточены в таких крупных центрах колоний,
как Болград и Комрат. Часть ремесленников здесь даже пыталась
объединиться в цеха. В некоторых источниках встречаются
упоминания о начальных формах такой ремесленной корпорации
среди колонистов. Например, в середине XIX в. один из
современников, наблюдая в колониях обычай устраивать
традиционные праздники ремесленников, приуроченные к той или
иной дате религиозно-крестьянского календаря, пишет:
«Некоторые ремесленники, как-то: тулупники... сапожники,
серебряники, горшечники, кирпичники и торгующие бакалейными

36
товарами — празднуют некоторых святых, почитая их своими
покровителями и ведающими занятием их»5.
Но в целом развитие ремесла, а соответственно ремесленных
категорий населения Южной Бессарабии было замедленным и
задерживалось (в свете ленинской теории общественного развития)
на стадии, предшествующей товарному хозяйству6. В. И. Ленин
считал, что этот признак свойствен многоукладному
хозяйственному режиму крестьянского быта, характеризующемуся
сохранностью натурального хозяйства7. На этой стадии, по его
словам, еще очень коротко расстояние между
товаропроизводителем и покупателем, хорошо сохраняются черты
продуктового обмена в рамках сельского базара, а сам ремесленник
тесно связан с землей и общиной8.
Южнобессарабский ремесленник с самого начала был
привязан к земле колонистским статутом. Так, в
правительственном Указе по колониям от 1819 г. предписывалось
среди «иностранцев» различать два рода колонистов: «одни
земледельцы, другие мастеровые и ремесленники, в сельском быте
нужные». Но, невзирая на это, подать определялась поземельно и
взыскивалась по числу душ вне зависимости от их занятий 9.
Видимо, поэтому в 1847 г. в Болграде возникла ремесленная
община с целью защиты интересов мастеровых людей10.
Само собой разумеется, что в этих условиях традиционные
крестьянские промыслы и ремесла так и не превратились в особые
отрасли промышленности11. Рост потребностей сельских жителей
во все более разнообразных ремесленных услугах удовлетворялся
прежде всего за счет увеличения масштабов традиционных
промыслов и ремесел, еще слабо связанных с товарным
производством, но уже зарекомендовавших себя в новых условиях
как «выгодные»12.
Для конкретных условий бессарабской действительности в
этой связи важна мысль В. И. Ленина о случаях «растянувшегося»
процесса решительного отделения ремесла от сельского хозяйства.
Ленин писал, что в определенных условиях и на определенном
этапе, являясь «...необходимой составной частью городского быта,
ремесло распространено в значительной степени и в деревнях,
служа дополнением крестьянского хозяйства»13. Эти определенные
условия создавались в тех губерниях, где проникновение
капитализма в сельское хозяйство сопровождалось отставанием в

37
развитии промышленности. Анализ материалов развития русской
деревни убедил В. И. Ленина в том, что «...наибольший процент
ремесленников оказался в уездах, отличающихся наименьшим
развитием промышленности»14. Так, по его подсчетам, на
некоторых аграрных окраинах России из 100 ремесленников более
80 занимались попутно земледелием. Наемный труд в таких
случаях использовался очень редко. «В этой форме
промышленности,— подчеркивал В. И. Ленин,— нет еще
товарного производства; здесь появляется лишь товарное
обращение в том случае, когда ремесленник получает плату
деньгами или продает полученную за работу долю продукта,
покупая себе сырые материалы и орудия производства. Продукт
труда ремесленника не появляется на рынке, почти не выходя из
области натурального хозяйства крестьянина»15.
Именно такой характер имело ремесло в аграрной
Бессарабии, где капитализм развивался прежде всего в сельском
хозяйстве, а капитализация промышленного производства сильно
отставала. Приобретение ремеслами и промыслами промышленных
черт в этих условиях происходило только благодаря товарному
обращению, для которого достаточны масштабы «мелкого
сельского базара»16.
Именно поэтому, невзирая на усиленное проникновение в
XIX в. капиталистических отношений в бессарабское село,
особенно колонистское (что отмечали все авторы, писавшие об
этом периоде бессарабской действительности), первые ростки
капиталистических предприятий (свечные заводы, красильни,
кирпичные заводы и другие заведения, связанные с ремесленной
специализацией труда) продолжали сохранять здесь характер
домашних заведений до конца столетия.
Так, по сведениям А. А. Скальковского, в 1846 г. фабричной
организации производства в колониях не было, а имевшиеся
отдельные заведения в силу слабой обеспеченности капиталом
имели характер сельского ремесла. В указанном году в колониях
Бессарабии и Новороссийского края, имелось 12 красилен, 11
сукновален, 5 кирпичных заводов, 6 — черепичных, 13 — свечных,
3 — горшечных, 1 маслобойня, 2 салотопни17. Зато частных
станков для выделки «суровых», т. е. грубых, сукон,
употребляемых самими колонистами, было 5560 (на них выделано
85 881 аршин сукна), ткацких станков для выделки полотна —

38
5600 (на них изготовлено 408 578 аршин полотна). Кроме того,
ткачихи располагали 423 самопрядками18.
Не менее показательны материалы А. А. Скальковского о
доле населения ромесленных категорий и его связи с крестьянским
хозяйством. В том же 1846 г. в колониях насчитывалось 6903
мастеровых, в том числе ткачих, т. е. женщин, занимающихся
выделкой полотен, — 5604, портных — 384, сапожников — 186,
красильщиков — 23, бондарей — 184, серебряников — 12,
медников — 11, кузнецов — 64, кожевенников — 178, плотников
— 172, каменщиков — 82, черепичников — 5, лудильщиков — 5,
кирпичников (на кирпичном заводе) — 6. В комментариях к этому
материалу автор пишет, что если добавить еще хотя бы «200
ремесленников на те колонии, которые им (мастеровым. — М. М.)
счета не ведут, а имеют, однако, ежедневную нужду в обуви,
платье, кузнечной, плотницкой и другой работе, за чем, вероятно,
не отправляются... в Одессу, то полное число ремесленников в
колониях, можно полагать, не менее 8100 человек обоего пола»19.
Но из этого числа, по мнению исследователя, «едва ли 800 и уж
никак не более 900 постоянно занимаются едиными ремеслами,
остальные же при ремесле ведут и земледельческое хозяйство»20.
Заводами, по словам А. А. Скальковского, можно называть только
винокуренные и некоторые свечные и мыловаренные предприятия,
остальные являются лишь «домашними заведениями, из которых
многие не имеют фабричного устройства»21. Это же подчеркивает
14 годами позже А. И. Защук, утверждая, что небольшая часть
жителей колоний занимается «торговлей и различными ремеслами,
необходимыми в быту», тогда как другая, значительная, —
«исключительно хлебопашеством, скотоводством и вообще
работами, свойственными классу земледельцев»22.
И. И. Мещерюк, подробно изучивший большой
статистический и архивный материал о развитии ремесел в
колониях Южной Бессарабии в самом начале XIX в., не смог найти
упоминаний о наличии мастеровых людей в таком количестве,
чтобы можно было говорить о сословии ремесленников отдельно
от крестьян23. Вероятно, именно поэтому составители
статистических материалов комиссии С. И. Корпиловича в 20-е гг.
XIX в. отмечают низкий уровень развития товарного ремесла и
местной промышленности, несмотря на наличие богатой сырьевой
базы24.

39
 Отсутствие в этот период каких-либо данных о массовом
производстве промысловых и ремесленных изделий на рынок
объясняется полной занятостью крестьян сельским хозяйством,
благоприятное развитие которого обусловливала высокая
обеспеченность землей основной массы колонистских семей. Но
следует оговориться, что если ремесленное и промысловое
производство на рынок в колониях отсутствовало или было крайне
ограничено, то в рамках одного села или даже целой округи
изготовление необходимых изделий на заказ было широко развито.
К услугам сельского портного или сапожника обращались в том
случае, если нужны были «модельная» обувь или новые,
престижные формы верхней одежды, сшитой по городским
образцам, уже тогда начавшим проникать в быт колонистов, в
основном зажиточных. Особых ремесленных навыков требовало
изготовление одежды из кожи, поэтому при том, что многие сами
шили такую одежду, тем не менее праздничную все же чаще
заказывали специалистам-скорнякам. На заказ изготовлялись и
различные столярные, плотницкие и металлические изделия,
необходимые при строительстве домов. Все крестьяне прибегали к
услугам кузнечных дел мастеров, ювелиров, бондарей, которые
имелись в каждом селе25.
С переселенческой волной 1829—1830 гг. в колонии прибыло
много мастеровых, представлявших все известные в то время виды
городских ремесел26. Но на новом месте жительства ввиду
получения больших наделов земли наблюдалось своего рода
«возвращение» ремесленников к земле, потому что в условиях
усиленного развития капиталистических отношений в сельском
хозяйстве Южной Бессарабии доходы от земли превосходили
доходы от всех других занятий, в том числе ремесленных. По
установившейся традиции такие «рукоделия», как плотницкое,
колесное, кузнечное, выделывание овчин, портняжное, прядение
ниток, тканье холста и сукон, валяние войлоков, производились
только «для собственного своего в домах потребления»27. По-
видимому, доля доходов за исполнение заказов была в то время
настолько мизерной, что занятие ремеслом даже не облагалось
податью.
Таким образом, в первой половине XIX в. ремесло в колониях
носило натуральный домашний характер, количество мастеровых
из колонистской среды не только не росло, но и сокращалось,

40
приход же их со стороны был ограничен законом, согласно
которому в колониях «не дозволено никому чужому селиться»28. В
результате здесь ремесла были развиты недостаточно по
сравнению с ростом потребностей в их продукции. Это вынудило в
свое время Министерство государственных имуществ принять ряд
мер, среди которых особый интерес представляет разрешение
пришлым ремесленникам покупать и строить дома в тех селах,
«которые уже принимают вид городов», например Болграде,
Комрате и др.30.
Необходимость стимулировать развитие ремесел в таком
аграрном крае, как Бессарабия, становилась очевидной и для
руководящих колониями ведомств. В сентябре 1840 г. министр
государственных имуществ граф Киселев, знакомясь с жизнью
задунайских переселенцев, указал на то, что надо «поощрять к
ремеслам» мальчиков31. Это нашло отражение и в
законодательстве. Так, в конце 50-х гг. XIX в. в новом уставе
колоний подчеркивается необходимость развития ремесел, в связи
с чем требуется впредь «обязывать каждого колониста, имеющего
несколько сыновей, непременно обучать какому-нибудь ремеслу
тех из них, которых он предполагает отделить от своего
хозяйства»32. Бедных и безземельных переселенцев предполагалось
снабжать нужными суммами из общественного капитала колонии с
тем, чтобы дать им возможность открыть «фабричное» дело.
Учитывая возможность возникновения «тягостных» для
земледельческих колоний обстоятельств, связанных с
необходимостью выделения усадебных участков за счет
«стеснения общественных выгонов», предполагалось выбрать в
каждом округе «наиболее промышленную колонию» для
водворения в ней обучавшихся ремеслам из числа безземельных
колонистов. Для этого предписывалось упразднить одно или два
хозяйства и освобожденную землю отвести под усадьбы
новоявленных ремесленников «с раскладкою на них оброка,
положенного от упраздненного хозяйства»33. Именно с такой
целью местные власти в Комрате и Болграде держали в запасе
пустые земельные наделы, которые решением колонистских
властей выделяли семьям ремесленников. Не случайно в
официальных документах обе эти колонии признаны
«наполненными торговцами и ремесленниками, тогда как земли в

41
оных незначительны, так как многие живут большей частью на
хуторах»34.
Вопрос о земле в дореформенный период в рамках колоний в
условиях неотчуждаемости наделов стоял очень остро и в
значительной степени служил тормозом развития в них ремесла.
Это противоречие было устранено реформой 70-х гг., когда ушел в
прошлое колонистский Указ о неотчуждаемости земли и в
буджакском селе усиленно стали развиваться капиталистические
отношения, сопровождаемые проникновением городских черт в
крестьянский быт. Это привело к ускорению отделения
ремесленных занятий от земледельческих, главным образом в
рамках городов и местечек.
Новые социально-экономические процессы в целом повлияли
не только на развитие ремесел на основе домашних промыслов, но
и на появление новых их видов — токарной обработки дерева,
штукатурного, печного, стекольного, кирпичного дела, ручного
вязания и плетения из хлопчатобумажной пряжи, вышивки и т. д.
Изменилась технология, а соответственно — и качество
ремесленной продукции. Так, ручное валяние стали заменять
валяльные машины, имевшиеся в Комрате и Болграде. На смену
ручным и далее ветряным мельницам появились механические
паровые (Комрат, Анчокрак, Болград и др.), а это способствовало
техническому усовершенствованию по их образцу и старых орудий
помола. Разнообразили ассортимент изделий ювелиры,
ориентируясь на городские промышленные образцы. Расширилось
портняжное дело, распространилось кружевоплетение.
Большое значение в развитии домашнего ремесла в колониях
имели всевозможные общества предпринимателей, посвящавшие
свою деятельность хозяйственным проблемам южных регионов
России. Благодаря им мастера-ремесленники бессарабского
происхождения получали известность через выставки местного и
даже зарубежного значения35. Это, несомненно, влияло на развитие
ремесленных традиций в крае. Предпринимались попытки
организованной подготовки ремесленников. Но основным каналом
усвоения ремесленных навыков являлось ученичество,
выражавшееся в том, что многодетные семьи часто определяли
своих детей в «науку» к немецким колонистам, славившимся в
крае отменным мастерством в плотницком, столярном и кузнечном
деле. О такой форме обучения гагаузских детей в конце XIX в.

42
сообщает В. А. Мошков, отмечая при этом, что в прошлом
гагаузские крестьяне пользовались услугами кузнецов-цыган36.
А. И. Защук в свое время также писал, что для ознакомления
колонистских детей с разными ремеслами в молочанские колонии
Таврической губернии и немецкие колонии Бессарабской области
отправлено 42 мальчика37. В конце 70-х гг. в уездных и городских
училищах независимо от общих предметов были созданы классы
ручного труда: при 15 введено преподавание столярного
мастерства (токарного, плотницкого, колесного и собственно
столярного), при 1 — столярно-слесарного, еще при 1 — слесарно-
кузнечного, при 6 — сапожного, еще при 6 — портняжного, при I
— корзиночного и еще при 1 — шелкоткацкого. Шелководство
преподавалось в 16 училищах. Рукоделию и другим женским
работам обучали в 62 училищах38.
В целом традиционные виды ремесленных занятий, в
основном домашнего характера, продолжали господствовать в
конце XIX — начале XX в., многие из них, связанные со
спецификой домашнего быта народа, проявили устойчивость и
сохранились до настоящего времени.
Домашние занятия добывающего
и обрабатывающего характера (промыслы)
Хозяйственная деятельность крестьян, связанная с
добыванием и обработкой природного сырья, издревле является
основой их жизнеобеспечения. В литературе добывающие и
обрабатывающие промыслы иногда называют «домашней
промышленностью», что в определенной степени отражает
специфику этой деятельности человека. В. И. Ленин домашней
промышленностью называет «...переработку сырых материалов в
том самом хозяйстве (крестьянской семье), которое их добывает».
В соответствии с этим, по его мнению, «домашние промыслы
составляют необходимую принадлежность натурального
хозяйства, остатки которого почти всегда сохраняются там, где
есть мелкое крестьянство»39. На этом этапе, пишет он далее,
профессии еще нет, так как промысел неразрывно связан с
земледелием в одно целое40.
К промыслам, существование которых связано с
сельскохозяйственными занятиями гагаузов, относятся виноделие,
сыроварение, пчеловодство, первичная обработка и копчение

43
мясных продуктов, мукомольное дело, валяние шерсти,
кожевенное дело и др. Поскольку виноделие, сыроварение и
пчеловодство являются фактически частью специфических
сельскохозяйственных занятий и освещаются в связи с
исследованием этой стороны жизни народа, мы ограничимся
анализом следующих видов народных промыслов, сыгравших
важную роль в ходе общественного и хозяйственного развития
колоний в исследуемый период: мукомольного, валяльного,
кожевенного и скорняжного, рогоже- и лозоплетения, добычи и
обработки камня, свечного и мыловаренного. Одним из основных
видов домашних занятий гагаузов на уровне промысла является
ткачество. Ввиду широких масштабов его бытования, богатства
традиций и особой самостоятельной роли в быту оно
рассматривается в отдельной главе.
Мукомольный промысел
К числу наиболее древних
промыслов у гагаузов, как и у
других народов с земледель-
ческими хозяйственными традици-
ями в прошлом, относится
мукомольный. В эпоху натураль-
ного хозяйства крестьянин
вынужден был в домашних
условиях молоть зерно, чтобы из
муки и крупы готовить различные
виды пищи, и главным образом
хлеб. Берущие начало в далекой
древности мукомольные традиции
гагаузов имели много аналогий с
таковыми у соседних народов. В
старину гагаузы пользовались
Ступа
ручными зернорушками (кайа,
рышница), а также деревянными ступами (дÿбек). Этими
простейшими приспособлениями располагала каждая семья. Они
были известны переселенцам еще на прежнем месте жительства
под теми же названиями41 и имели полные аналогии у соседнего
болгарского и другого населения42.

44
 Наиболее древним видом приспособления для размола зерна
является ступа. Она представляла собой цилиндрический сосуд,
изготовленный из толстого деревянного бруса с выдолбленной
сердцевиной. Часто основание сосуда оставалось утолщенным или
рельефно обрисовывалось выдолбленной снаружи желобовидной
каймой. При долблении здесь, как правило, делали вертикальные
ручки-держалки, которые служили для перемещения ступы. Они
играли также декоративную роль. Ступы выдалбливались из
твердых пород дерева (акации, дуба) простейшими орудиями:
теслом с вогнутым лезвием и длинной рукояткой, топорами и
специальными ложкообразными изогнутыми ножами для
скобления. Все эти орудия изготавливались сельскими кузнецами и
плотниками43. Долблению предшествовала специальная обработка
колоды. С одного ее конца выжигали небольшое углубление,
которое затем увеличивали до нужных размеров долотом и
специальными ножами. В с. Копчак Тараклийского района, где
добывали твердый камень, встречались каменные ступы.
Необходимой частью этого орудия является пест,
представляющий собой утолщенный брус с закругленными
концами. Для удобства в верхней части песта по бокам
выдалбливали пазы или прибивали две вертикальные ручки. С
конца XIX — начала XX в. деревянный пест стал заменяться
чугунным толкачом44.
Дюбек описывает В. А. Мешков, отмечая при этом, что
специальный пест к ней не всегда имеется, его с успехом заменяет
какой-нибудь деревянный брус или кусок железа45.
В ступах, как правило, лущили просо или толкли ячменную и
пшеничную крупы. Чтобы зерна ячменя лучше лущились, их, как
правило, при толчении увлажняли, а затем просушивали и
просеивали.
Большой популярностью пользовались ручные мельницы с
каменными жерновами — одно из древних изобретений человека.
В условиях Бессарабии XIX в., где рост зернового хозяйства не
обеспечивался в достаточной мере более совершенной в
технологическом отношении мукомольной индустрией, такие
мельницы являлись значительным подспорьем в хозяйстве
крестьян46. Для изготовления жерновов выбирали твердые породы
ракушечника или песчаника. Поставщиками такого камня в
границах колоний, и прежде всего Буджака, были жители сел

45
Копчак, Джолтай, Авдарма, на территории которых месторождения
этого камня выходили на поверхность47.
Но пользовались колонисты все же преимущественно
привозными (главным образом из приднестровских районов
Северной Бессарабии) каменными изделиями48, приобретая их на
ярмарках у молдавских и украинских камнедобытчиков и
камнерезов. Всевозможные мельничные жернова иногда
упоминаются также в перечне товаров, поступавших на
бессарабский рынок из-за границы49.
Делали мельницу следующим
образом. Нижний жернов, имевший
овальное углубление — гнездо для
верхнего жернова, помещали в
дощатый ящик, который
устанавливали на столбиках; ящик
обмазывали по краям глиной, чтобы
помол не рассыпался. С одного из
боков оставляли желоб для выхода
муки. В центр нижнего жернова
(айна) вставляли небольшой стержень
(гöбек), на который насаживали
рабочим отверстием верхний
подвижный жернов. Для приведения Ручная мельница
последнего в действие в нем в
верхней части с края
продалбливали отверстия, куда
вставлялась ручка (сап). Ею часто
служила скалка или просто
обычная палка. При
необходимости мельницу можно
было передвигать с места на
место. Обычно она стояла в
одном из углов хайата, т. е.
помещения, где располагался очаг
и которое играло роль сеней и
кухни одновременно. Часто
Усовершенствованная ручная мельница
встречалось и стационарное
крепление кайи. В таких случаях роль ручки играл шест, нижним
концом вставленный в выемку жернова, а верхним прикрепленный

46
подвижно к балке потолка или перекладине, в которых для этого
проделывали отверстие или прибивали петлю из кожи (кайыш,
кöстек).
Такими ручными мельницами пользовались все народы
сопредельных с Южной Бессарабией территорий50. О полной
аналогии этого мукомольного орудия у гагаузов и молдаван
говорит бытование у них одинакового названия рышница.
Встречались на исследуемой территории и
усовершенствованные технические ручные мельницы, снабженные
простейшим приводным механизмом. Они появились во второй
половине XIX в. Чтобы увеличить производительность труда,
сельские мастера заимствовали
технические новшества с изделий
фабричного производства. Кроме
того, в самодельных устройствах
шире стала использоваться система
приводных механизмов по
принципу работы ветряных,
водяных и тягловых мельниц,
Металлическая мельница
распространенных в колониях.
Ручные мельницы с приводной системой механизмов были
мощнее обычных ручных. Для их изготовления требовались
специальные навыки и дорогие
для того времени металлические
детали, поэтому такие орудия
имели главным образом
зажиточные семьи, в первую
очередь те, в которых были
кузнецы. Изготовлялись описан-
ные мельницы и на заказ.
Ручные мельницы с приводной
системой механизмов состояли
из деревянной рамы с дощатым
кожухом — ящиком для
нижнего жернова. Верхний
(подвижный) жернов приводили
в движение с помощью двух
так называемой, или Буджака, с приложением генерального шестерен. Одну (с косыми
*Источник: Статистическое описание Бессарабии, собственно

плана его края, составленное при гражданской съемке,

производившей по высочайшему повелению размежевание земель зубьями) укрепляли вертикально
оной на участки с 1812 по 1828 год. Аккерман, 1899. С. 28.

47
на стержне, сцепленном с жерновом. Ее зубья соединялись с
другой шестерней, насаженной на горизонтальный вал с ручками
на концах. В некоторых мельницах имелся регулятор подъема
верхнего жернова, что позволяло получать разное качество помола
муки, а также крупу.
Можно было увидеть в селениях гагаузов и мельницы с
маховым колесом. Пользоваться ими было легче, так как ручка
здесь удобнее вращалась (от себя вниз) и работать могли два
человека, что в совокупности с шестереночным ускорителем
вращения значительно увеличивало производительность труда. К
таким мельницам беднота прибегала, когда надо было намолоть
много муки. За разовое пользование этим орудием существовала
специальная плата мукой или зерном (вама, уÿм).
Изготовляли и простые по устройству металлические ручные
мельницы. Такие самоделки были распространены наряду с
простыми каменными в начале XX в. в бедных семьях. Они
представляли собой толстый металлический шероховатый брус
цилиндрической формы, заключенный в подвижный цилиндр из
толстой жести, имеющий шершавую внутреннюю поверхность.
Этот своеобразный кожух приводился в движение специальной
ручкой. Зерно, попадая в зазор между брусом и кожухом,
размалывалось от трения двух поверхностей. Помол накапливался
в тарелке-подставке.
С незапамятных времен в народе известны были и другие
виды мельниц, приводимых в движение силой ветра, воды,
тягловых животных. В селах степного Буджака наибольшей
популярностью пользовались ветряные мельницы (табл. 1). В 20-е
гг. XIX в. их насчитывалось здесь около 700. Другие виды мельниц
встречались реже51. Так, земляных было 226, водяных — лишь
4152.
Ветряные мельницы составляли характерный элемент
внешнего облика гагаузских сел в Буджаке. Их строили, как
правило, на возвышенности у окраины селений или в самих
селениях. В 1828—1829 гг. только в Вулканештах насчитывалось
25 таких мельниц53. В Комрате до сих пор часть селения
называется Дермен маалеси (Махала ветряных мельниц). Здесь
сильная всхолмленность позволяла строить большое количество
ветряков.

48
 Преобладание ветряных
мельниц сохранялось и позже.
Так, в 1884 г. в колониях
насчитывалась уже 1421 ветряная
мельница и только 132 земляные и
27 водяных54. В последующие
годы количество ветряков росло55.
Описание ветряной мель-
ницы Южной Бессарабии начала
XX в. дано местным этнографом-
любителем П. Шуманским56,
который создал и макет ветряка, к
сожалению, утраченный в
Петрограде в фондах Русского
музея во время наводнения.
У гагаузов, как и у других
народов региона, встречались два Ветряная мельница с. Баурчи

вида ветряных мельниц (дермен): стержневые (козловые или

столбовые) и шатровые. Наиболее характерными были стержневые
«об одной поставе», т. е. с одной парой жерновов57. Двухпоставные
наблюдались реже. Рабочий корпус мельницы представлял собой
огромный восьмиугольный каркас из толстых бревен, опиравшийся
на крестовину из четырех толстых брусьев, застланную досками.
Это сооружение устанавливалось подвижно на горизонтальную
крестообразную неподвижную раму — основу (айна), в центре
которой была ось, представлявшая собой врытый в землю толстый
брус (боба). Насаженная на боба, вся надстройка скользила в
нужном направлении. Каркас мельницы вместе с мельничным
механизмом можно было поворачивать по ветру с помощью
специального рычага (арыш) и ворота (келевек). Рычаг был
привязан к цепи или веревке, которыми фиксировали нужную
ориентацию мельницы, наматывая их на один из столбов,
расположенных вокруг ветряка по периметру. Столб выбирали в
зависимости от направления ветра. Как правило, такие мельницы
были двухъярусными. В центре первого яруса находились
мельничные жернова с приводным механизмом и мешки с готовой
продукцией. На второй ярус в виде круглого внутреннего балкона
вела лестница. Отсюда зерно ссыпалось в постав. Центральный вал
ветряка через особый паз в дощатой стене выходил наружу. На его

49
конце были насажены скрещивающиеся крылья (канат ,
количество которых доходило до восьми. Размах и парусность
крыльев регулировались с помощью съемных дощечек (облон).
Для соединения вращающего вала с вертикальным жерновом
существовала сложная система передач в виде шестерен разной
величины.
Аналогии стержневых мельниц имеются у гагаузов Болгарии,
молдаван, болгар, румын, украинцев58.
Реже строились шатровые мельницы, у которых основание и
нижняя часть корпуса с мельничным механизмом оставались
неподвижными, а по ветру поворачивалась лишь верхняя часть,
чаще всего крыша с крыльями, количество которых, как правило,
ограничивалось четырьмя.
Услугами ветряков пользовались крестьяне одного села или
округи. За помол платили мельнику в основном натурой (зерном
или мукой).
В конце XIX — начале XX в. количество ветряных мельниц в
селах значительно сократилось в связи с тем, что в местечках и
городах края, а также в вотчинах помещиков стали появляться
паровые мельницы. Популярность их у сельских жителей
объяснялась высокими производительностью и качеством
помола59.
В начале прошлого века в колониях имелись и земляные
мельницы, приводимые в движение силой скота — волов или
коней60. Все сооружение в таких случаях находилось под землей.
Животное двигало игравшее роль рычага горизонтальное бревно,
связанное с центральной вертикальной осью-валом, который
соединялся с механизмом жерновов системой зубчатых шестерен,
ускоряющих вращение жерновов и соответственно увеличивающих
производительность мельницы.
А. В. Бачинский наблюдал в середине 50-х гг. XIX в. в
колониях земляные мельницы, приводимые в движение одной
лошадью61. И все же в связи со сложностью механизма такой
мельницы по сравнению с ручной ее приобретение и содержание
были дорогостоящими, поэтому владельцами являлись в основном
зажиточные слои населения и особенно немецкие колонисты,
славившиеся высоким достатком. По словам А. В. Бачинского, у
них «на всяком дворе своя» мельница имелась. Земляные
мельницы были частым явлением и в помещичьих хозяйствах.

50
 В. А. Мошков в конце XIX в. увидел у гагаузов лишь одну
такую мельницу в с. Бешалма62. Она располагалась в центре
селения напротив дома хозяина под улицей и представляла собой
подземелье с бревенчатым перекрытием, засыпанным толстым
слоем земли. Внутрь вели ступеньки. Наружу сквозь потолок
выступала вертикальная ось. Соединенная под землей через
шестерни с большим горизонтальным зубчатым колесом, она
вращала жернов. Ось приводилась в движение лошадьми.
Надземная часть такой мельницы называлась топчак.
В целом мукомольный промысел у гагаузов в XIX в.
развивался на основе древних традиций и отражал этнокультурные
контакты с соседними народами.
Валяние шерсти
Одним из характерных занятий в домашнем быту гагаузов в
прошлом веке являлось валяние шерстяных тканей. Материальную
базу для этого промысла создавало широко развитое овцеводство.
Вытканная обычным способом ткань из толстой шерстяной
пряжи превращалась в сукно (дими, аба) только после специальной
обработки — валяния (долапламаа). Сукно предназначалось для
шитья верхней теплой одежды,
При ручном способе валяния ткань укладывали на подставку
— дощатый щит, а иногда просто снятые с петель двери. Щит
устанавливали горизонтально на вбитые в землю столбики.
Технология сводилась к битью по увлажненной ткани ладонями,
палкой, грубым веником или веткой. Наибольшую эффективность
давало применение специального плетенного из лозы мата,
который устанавливали по тому же принципу, что и дощатый.
Такое приспособление, как правило, имели специалисты-мастера63.
Здесь битье по увлажненной ткани чередовалось с
горизонтальными движениями полотна по настилу. Неровности
мата ворсили и запутывали волокно, уплотняя его фактуру.
В с. Кубей по уложенной на плетеный настил ткани протаскивали
плетеный щит до тех пор, пока не получится сукно. В. А. Мошков
описывает валяние с помощью перевернутой плетенной из лозы
корзины: «Операцию производят четыре человека. На стол
кладется большая корзинка, нарочно для этого плетенная из вербы,
с очень низкими краями. Два человека становятся с одной стороны
стола, а два — с другой. Сукно наматывается на длинную круглую

51
палку и катается по корзине то в одну, то в другую сторону,
причем его время от времени поливают горячей водой»64.
Аналогичный способ валяния сукон распространен в
Болгарии. На плетенный из прутьев щит укладывают шерстяную
ткань, поливают теплой водой и ударяют рукой или палкой либо
топчут ногами, время от времени переворачивая65. Такой способ
валяния сукна использовали и румыны, молдаване66. Бытование
этого занятия у гагаузов Бессарабии, несомненно, связано с
традициями широко известного в Болгарии абаджийского ремесла.
Традиционный способ валяния сукон требовал специальных
навыков и мастерства. В каждом селе были свои мастера. В
крупных населенных пунктах имелись и работавшие на заказ
мастерские. Так, в Болграде в середине 40-х гг. были 4
сукновальни67.
Во второй половине XIX в. в городах и местечках Южной
Бессарабии (Чадыр-Лунге, Болграде) появились механические
валяльни, в которых часто сочетали две операции — валяние и
крашение. В 1846 г. А. А. Скальковский насчитывал в колониях, в
том числе гагаузских, 12 красилен и 11 сукновален 68. Позже их
число увеличилось. Это привело к тому, что валяние старинными
способами резко сократилось. В домашних условиях теперь в
основном валяли грубое сукно (дими) для плащей (йаамурлук). По
мнению Е. С. Станчу, гагаузы и болгары валяли вручную сукна
вплоть до середины XX в.69, однако, согласно полевым
материалам, задолго до этого каждая гагаузская семья, исходя из
престижных соображений, пользовалась сукнами, выделанными в
механических валяльнях, обеспечивавших хорошее качество
выделки. Специальные люди (абаӂи) ездили по селам и собирали
заказы на крашение и валяние сукон. Сукновальни существовали
вплоть до конца 30-х гг. XX в.
Обработка кожи и скорняжное дело
К числу наиболее древних домашних занятий гагаузов
относится обработка кожи. Базой для этого служило скотоводство
как одна из ведущих отраслей крестьянского хозяйства гагаузов и
на территории Северо-Восточной Болгарии, и в Южной
Бессарабии.

52
 Из овечьих шкур по древней традиции изготавливалась
верхняя теплая одежда, составлявшая специфическую черту
одежды населения. Из свиной и воловьей кожи шили постолы, а
при специальной обработке делали и более совершенную обувь
(туфли, сапоги, ботинки и др.). Но технология дубления кожи для
обуви была сложной и в домашних условиях затруднительной,
поэтому в крае, главным образом в городах, существовали для
этого специальные дубильные мастерские.
Обработка овечьих шкур (сепилемää) была практически
более доступна основной массе переселенцев. Тем не менее,
данное древнее крестьянское занятие уже в начале XIX в. более,
чем другие виды домашних занятий, приобретало черты
ремесленного, так как качество дубления кожи мастерами было все
же выше, что объяснялось накопленным опытом, передаваемым
друг другу многими поколениями мастеров-дубильщиков
(сепиӂи).
В 20-х гг. XIX в. в буджакских местечках и селениях было
известно немалое число «кожемяков» и «овчинников». Только в
Аккермане, на базары которого привозили изделия местных
ремесленников и стекалось население всей Южной Бессарабии,
насчитывалось 62 «кожемяки».
В Килие их было 8. В
последующие годы число
«кожемяков» в колониях
увеличивалось в основном не
за счет появления фабричных
заведений, а за счет кустарей,
работавших в домашних
условиях по заказам
односельчан в небольших
мастерских «без фабричного
устройства», где трудились 1—
2 рабочих. По всей Бессарабии
в 1863 г. числилось 38 таких
мастерских, в которых Инструменты и приспособления
70
работали 59 рабочих . Таким для обработки овчины

образом, основа кожевенного промысла края находилась в

крестьянском хозяйстве, где сырье обрабатывалось традиционным

53
дедовским способом. Эти традиции сохранились в отдельных
семьях до настоящего времени.
Рассмотрим подробнее данную технологию.
Непосредственно дублению предшествовал целый ряд операций по
очистке овчины. Шкуру с только что освежеванной туши
расстилали и, посыпав густо солью, складывали вдвое шерстью
наружу, а затем, свернув туго в рулон, связывали шнуром.
Подержав так шкуру некоторое время, разворачивали и сушили.
Затем очищали шерсть от репейника и грязи специальным
крюковидным гребнем (кан ӂа) или скребком с зазубринами
(дишли коса). Далее шкуры мочили в кадке с водой, в реке, озере
или у колодца. Размоченную шкуру расстилали шерстью вниз на
деревянном щите, которым часто служила снятая с петель дверь.
Работали, как правило, двое: один лил воду, другой чистил шкуру
ребром деревянной лопатки (кÿрек), используемой обычно в работе
на току. После этого поверхность шкуры посыпали ячменной
крупой (арпа йармасы, дерт). Для обеспечения более высокого
качества дубления часто из муки месили тесто, которым (тонко
раскатав) накрывали шкуру наполовину и, сложив ее вдвое,
укладывали в кадку. Уложив несколько шкур, заливали их соленой
водой (саламура). Ежедневно шкуры переворачивали в растворе
специальной лопаткой или просто палкой.
В теплую погоду процедура длилась 10 дней, в холодную —
до 15. О готовности судили по шелушению на поверхности шкуры
с той стороны, что покрыта шерстью. По окончании процедуры
шкуры вынимали, встряхивали и сушили на солнце. Высушенные
овчины протирали слегка смоченной в соляном растворе
тряпочкой. Делали эту операцию вечером, после чего шкуры
складывали одна на другую и оставляли так до утра. Утром чистку
продолжали.
Чистили шкуру ножевидным железным скребком (гребка).
Наиболее старинный вариант гребки представлял собой кусок
лезвия косы (коса). Удобной для этого вида работы считается
металлическая заостренная по краю пластина, вправленная в
деревянное основание, служащее ручкой. Существует и более
усовершенствованное приспособление для чистки кожи — гребка-
кырлига, необходимый инструмент мастеров-скорняков и
дубильщиков. Это широкая ножевидная, загнутая книзу
металлическая пластина, одним концом вправленная в дощечку

54
перпендикулярно к ее поверхности. Дощечка длиной в 30 см
заужена книзу, здесь к ней прикреплена петля из кожаного
ремешка или веревки.
Перед чисткой один из концов шкуры зажимали узлом
веревки, привязанной к крюку на стене или на балке потолка.
Своеобразным замком для узла служила деревянная палочка
(челик). Закрепив таким образом шкуру в подвешенном состоянии,
мастер начинал чистку каким-нибудь из скребков, поддерживая
овчину рукой с обратной
стороны. Гребка-кырлига значи-
тельно увеличивала производи-
тельность труда. Мастер одной
рукой расправлял шкуру, а
другой водил по ней гребкой.
Движениям его рук помогали
ритмичные движения вдетой в
петлю стопы. Работа
производится стоя, фактически
на одной ноге, требует очень
четких и слаженных движений,
чтобы не повредить кожу, и
поэтому считается не только
очень ответственной, но и Скорняжные инструменты

трудоемкой.
Следующий этап обработки шкуры связан с ее отбеливанием
и заключается в том, что очищенную от мездры кожу растирают
большим куском мела. Мел и остатки мездры снимают маленькой
гребкой. Только после этого овчины считаются выделанными. Их
качество зависело от четкого соблюдения описанных процедур.
Большой запас обработанных шкур являлся признаком
зажиточности. Их можно было продать на рынке.
Аналогичный способ обработки овчины существовал у
гагаузского и другого населения Северо-Восточной Болгарии, а
также у соседнего по Южной Бессарабии болгарского и
молдавского населения.
Гагаузы во все времена славились также и как умелые
скорняки, обеспечивавшие себя меховой одеждой. Из овчин
высшего качества, у которых шерсть мягка, а кожа плотна и
эластична, шили меховые безрукавки. Более плотная овчина, с

55
шерстью погрубее, шла на изготовление шуб и курток. На одну
безрукавку требовалось как минимум две-три шкуры, на шубу шло
больше. Шили также меховые штаны, их носили в основном
пастухи.
Изготовлением одежды из овчины, как и обработкой кож,
занимались все крестьяне. Но особо ценилась все же работа,
выполненная мастерами, которых в каждом селе было несколько.
За выполненный заказ платили деньгами или натурой: шкурками,
продовольствием.
Вещи из овчины шили с помощью скорняжной изогнутой
иглы, конопляной дратвы, шила и портновских ножниц. Швейные
машины изредка стали появляться в деревне лишь в конце XIX —
начале XX в.
Покрой женских и мужских безрукавок разнился: спинка
мужских кроилась из цельной шкуры, у женских был шов
посредине, позволявший их слегка приталивать. Перед у тех и
других состоял из двух бортов с застежкой посредине. Вырез
ворота круглый, закрытый. По швам и краям безрукавки
обшивались тесьмой из кожи темного (коричневого или черного)
цвета. Обычными для
кожаной одежды были
многочисленные швы с
боков (у подола и около
рукавных проемов). Эти
обшитые темной тесьмой
овалы со временем стали
составлять характерный
элемент декора меховой Меховая безрукавка и элементы отделки

одежды гагаузов. Происхождение данного элемента не было

связано со стремлением украсить одежду, оно диктовалось формой
шкур. При раскрое спинки и переда изделия, остававшиеся по
верхнему и нижнему краям шкуры овальные выемы (места, где
были ноги животного) заделывались добавочными лоскутами. Так
появились овальные швы.
Орнаментировалась вся меховая одежда гагаузов, за
исключением шуб и пастушеской одежды (иногда и они частично
орнаментировались). Декор располагали обычно на груди, по
бокам и на карманах. Орнамент создавался методом аппликации и
был, как правило, геометрический. На полосках темной кожи с

56
прямыми или фигурными краями вырезали, чередуя, треугольники,
кружочки, ромбы, квадраты. Затем эти полосы нашивали на
одежду. Темный орнамент колоритно выделялся на светлой,
матовой кожаной поверхности, придавая изделию сдержанную
красоту и строгую нарядность.
Декоративный узор вырезали специальными металлическими
долотами-резаками (вымба, кÿтÿк). Каждый мастер имел набор
таких долотец. Они представляют собой металлические стержни
разного диаметра, длиной до 15 см, полые на нижнем рабочем
конце с заостренными краями. При ковке им придают нужные
очертания — круга, ромба, квадрата. Необходимыми
принадлежностями мастера-скорняка являлись также молоток и
толстый деревянный брус (токмак), на котором выбивается узор.
Узор состоит из различных сочетаний определенного набора
отверстий. Несмотря на бесконечность вариаций таких сочетаний,
каждый мастер имеет излюбленный узор, и его работу узнают по
«почерку».
Женские безрукавки обычно орнаментируются богаче и
выглядят наряднее. На них орнаментированной полосой
обрамляют и края подола, рукавные проемы, ворот. В с. Гайдары
мужские изделия в отличие от женских по традиции украшались
черной нашивной полосой. Детские изделия повторяли покрой и
орнамент одежды взрослых.
Мастеров кожевенных дел называли дери ӂи или кÿркчÿ.
Навыки и мастерство (занаат ) они, как правило, передавали по
наследству. В каждом селе были известны семейные династии
таких мастеров. Об этом свидетельствует распространенность
здесь прозвищ Кюркчу, превратившихся для потомков в
официальную фамилию. Наряду с этим действовала система
ученичества, получившая развитие в конце XIX — начале XX в.,
когда древний крестьянский промысел постепенно стал одним из
доходных ремесел.
Многие стороны этого ремесла гагаузов имели аналогии у
соседних болгар71, а также у молдаван. Например, у молдаван, как
и у гагаузов, была широко распространена фамилия Кожокарь (или
Кожухарь), происхождение которой связано со скорняцким
мастерством. Можно говорить и о взаимовлияниях. Так, влияние
гагаузских традиций выразилось в том, что молдавское население
юга междуречья Днестра и Прута стало шить кожаную одежду в

57
гагаузских традициях, т. е. преобладание получил черно-белый
орнамент, а ярко расцвеченный, вышитый цветными нитками
декор, а также меховая оторочка, свойственные молдавскому
населению более северных областей, здесь утратили свое значение.
В свою очередь, гагаузы под влиянием молдаван иногда стали
шить безрукавки с меховой оторочкой.
Особую область кожевенного промысла, приобретшего
позднее признаки ремесла, составляют заготовка каракуля и
изготовление из него мужских головных уборов, а также
воротников для верхней мужской праздничной одежды.
Из всех разводимых в крестьянских хозяйствах Бессарабии
пород овец наиболее выгодной во всех отношениях являлась
местная смушковая овца, поддержанная привезенными в XIX в. в
край каракулевыми породами72. Наблюдения Л. С. Берга 10-х гг.
XX в. над смушковым промыслом в Бессарабии подтверждаются
современными полевыми материалами. Берг писал, что основную
массу смушек в его время получали от ягнят местной породы овец
— чушки. Но лучшими все же считались смушки от ягнят
каракульской породы.
Ягнят забивали в возрасте от одного дня до трех месяцев.
Смушки, предназначенные на шапки, получали от 3—7-дневных
ягнят, воротниковые же, с более крупными завитками, от 3—4-
недельных. Дубили смушки сами крестьяне или местные
скорняки73.
Особо ценился черный и серый каракуль, белый применялся
изредка как отделочный материал для детских шапок. Дубили
каракулевые шкурки обычным способом, только очистительные
процедуры здесь сокращались, потому что лицевой стороной
изделий становился мех, а не кожа. Красивым считался каракуль с
круто завитыми средней величины кольцами волокон.
Важным крестьянским ремеслом было шитье шапок. Мастер
имел несколько деревянных колодок (калуп) разной величины,
чтобы придавать будущей шапке нужные размеры и форму.
Колодки представляли собой небольшие брусы с закругленным
верхом. Шили шапки вручную мелкой стежкой с помощью
скорняжной иглы, шила и суровых конопляных ниток. На
подкладку шли шкурки похуже качеством, как правило, из белой
овчины. Сшить меховую шапку при надобности мог каждый
крестьянин, но ценилась все же работа специалистов-мастеров

58
(калпакчи). В настоящее время фамилия Калпакчи так же широко
распространена, как и Кюркчу, что свидетельствует об устойчивом
бытовании этого столь необходимого в крестьянском быту
ремесла, связанного с древними традициями овцеводческого
хозяйства.
На уровне промысла в исследуемый период существовало в
быту гагаузов и сыромятное дело. Оно имело специфические черты
и было связано с добычей и заготовкой сыромятной кожи для
изготовления крестьянской обуви (чарык). Традиции этого
промысла очень древние и встречаются у соседних по Балкано-
Дунайскому региону народов74. Благодаря развитию сыромятного
дела потребность гагаузских крестьян в легкой и удобной
будничной обуви удовлетворялась вплоть до 40—50-х гг. XX в.
Сейчас такой старинной обувью пользуются лишь пастухи.
Сырьем для изготовления
чарыков служила преимуще-
ственно свиная кожа, ис-
пользовалась также яловая,
изредка — ослиная. После
освежевания туши шкуру
чистили от мездры и шерсти
специальными скребками,
затем две недели выдерживали
в бочках с рассолом, периоди-
чески помешивая. После этого
шкуры вытаскивали, расправ-
Чарык
ляли, еще раз очищали и,
просушив до полусухого состояния, сворачивали в неплотные
рулоны, которые хранили в темном, прохладном месте. Ослиная
кожа нуждалась в более значительной дополнительной чистке и
отбеливании мелом, в результате чего она становилась мягкой и
эластичной. Ее использовали в основном для изготовления тесьмы,
а также женских (девичьих) постолов.
Шить постолы умел каждый крестьянин. Согласно размеру
вырезалась заготовка, имеющая с одного конца овальную
конфигурацию, с другого — прямоугольную. Затем специальным
узеньким зубилом (долга) на твердой деревянной подставке
проделывали ряд отверстий вдоль периметра заготовки. Шили
постолы заранее заготовленным кожаным шнурком (тасма).

59
Сначала туго, двойным встречным швом на специальном станке с
зажимом прошивали сложенную вдвое прямоугольную часть
заготовки. В результате формировался остроконечный носок.
Затем длинный кусок тесьмы продевали через отверстия по краю
заготовки, начиная от носка до середины полуовала с одной и
другой стороны, и плотно присборивали. Получалось закругленное
углубление для стопы. Так же сшивали вторую заготовку.
Стягивавшие край заготовки тасмы перекрещивались сзади на ноге
и завязывались. Для прочности приделывали еще два шнура с
боков.
Использовали сыромятную кожу и для изготовления более
совершенной, чем чарык, обуви. Этим занимались специальные
мастера-сапожники.
В старину шили и нехитрые сандалии (емени), женские
суконные туфли (терлик) с подметками из сыромятной кожи.
Из кожаной тасмы делали кнуты (камчы). В плетении камчы
многие гагаузы проявляли особое мастерство. Искусно сплетенный
кнут, украшенный бахромой из кожи, а иногда и кисточками из
разноцветных шерстяных нитей, являлся предметом гордости
владельца, так как свидетельствовал о его хозяйственности и
рачительности, а нередко и богатстве. Особо ценился камчы из
кожи теленка, отличавшейся одновременно крепостью и
эластичностью.
Изготовляли кожаных дел мастера и сбрую (ÿлар). В народе
шорников называли хамутчу, ÿларжы. Традиции шорного дела
были известны гагаузам издавна. Об этом говорят аналогии у
гагаузов и другого населения Болгарии75.
Сыромятная кожа шла и на изготовление сит для просеивания
муки (елек), а также для очистки зерна на току (калбур). Для
изготовления елека использовали тонкую эластичную ослиную или
телячью кожу, натянутую на берестяной круг. Для калбура брали
яловую или свиную кожу. Кожу для сита продырявливали с
помощью особых долотец (зымба). Делали это следующим
образом. Прогрев долотца на огне, прикладывали их к растянутой
на деревянной подставке коже и били молотком. Отверстия в
калбуре, как правило, пробивали той же зымбой, которая
использовалась для орнаментирования кожаной одежды.
Но в целом основное количество сыромятной кожи уже с
середины XIX в. шло на рынок и экспортировалось в

60
западноевропейские страны. Выделка кожи в крае фабричным
способом, несмотря на изобилие дубильного сырья (дуб, сумах), не
производилась76. А для производства обуви кустарным способом
местные мастера предпочитали приобретать на рынке кожу
фабричной выработки77. Из нее шили женские туфли (емени),
полуботинки (бабуч, папуч), мужские ботинки и сапоги (чизмä).
Но эти новшества были доступны в основном зажиточной части
жителей сел и даже в начале XX в. считались признаком особого
достатка.
Рогоже- и лозоплетение
Одним из важных для крестьянского быта промыслов можно
считать плетение рогож (хасыр) из мягкой породы камыша, рогоза
(папур). Ими покрывали в доме спальные возвышения — топчаны,
нары (пат ), застилали глиняный
пол. Широкое использование
хасыров в быту гагаузов отмечали
в свое время В. А. Мошков78 и
П. Шуманский79. Плели из
указанного материала и корзины
(сепет ). Камыш в изобилии
произрастал в припрутских
плавнях Южной Бессарабии, а
также по берегам мелких рек и
многочисленных озер Нижнего
Подунавья и Причерноморской
низменности.
Согласно полевым материа-
лам, добычей папура и плетением Станок для плетения рогож
из него рогож занималось
население Болбоки, Курчи и Чишмикиоя. Приемы добычи и
заготовки сырья у гагаузов не отличались от таковых у соседнего
молдавского и другого населения края. Мастера (хасырӂы)
владели навыками не только плетения, но и подготовки сырья.
Созревший папур срезали и связывали в снопы (демет). Если его
использовали не сразу, то обязательно просушивали. Перед
употреблением папур хорошо размачивали и перебирали, отбирая
цельные, эластичные листья и стебли одинаковой толщины и
длины. Основой (ериш) служили скрученные плотно в шнур

61
листья, утком (аргач) — эластичные,
увлажненные стебли.
Плели хасыр на вертикальном
станке, представлявшем собой
большую раму с рядом отверстий для
основы в параллельных горизон-
тальных перекладинах. Расстояние
между отверстиями, а следовательно,
и продеваемыми в них нитями
основы, колебалось от 4 до 6 см.
Плели по принципу простого Колыбель
полотняного переплетения, когда уток обвивал нити основы через
одну. Уточные ряды прибивались плотно друг к другу
специальными рогожными деревянными вилками (тарак). Но
часто применялось и своеобразное
бердо, также называемое тарак.
Оно представляло собой брусок с
отверстиями для ериша и было
подвижно.
Для плетения корзин
использовались деревянные бол-
ванки или каркасы.
Мастера сбывали свои
Читен
изделия односельчанам, а также
вывозили их на ярмарки в Болград,
Комрат, откуда камышовые плетенки распространялись по всей
Бессарабии. Это занятие гагаузов, как и другие, имеет прямые
аналогии у гагаузского и другого населения Болгарии80.
На ярмарках и базарах Южной Бессарабии торговали не
только готовыми изделиями, но и заготовками папура в снопах. Их
покупали жители сел Центрального Буджака, отдаленных от мест
обильного произрастания камыша, и сами занимались плетением
рогож. Так, согласно полевым материалам, жители с. Болбока
покупали папур на корню целыми участками в соседних
молдавских селах, сами его срезали и отвозили домой в снопах.
Материалом для плетения служила и лоза. Из нее делали
корзины для сбора винограда и хранения запасов продовольствия,
колыбели и др. Наряду с ивовым прутом использовали стебли
молодой поросли вишни или терновника. Этим промыслом,

62
приобретшим со временем признак ремесла, занимались в
основном в тех же селах, где и рогожеплетением, т. е. там, где
можно было заготавливать лозу нужного качества. Здесь жили и
работали семьи потомственных мастеров по лозоплетению. Они,
как правило, пользовались естественными зарослями вербы (сÿÿт).
Но там, где позволяла местность, часто заводили поблизости от
своих угодий небольшие семейные плантации. Резали молодые
прутья (фышкан) поздней осенью и ранней весной, «пока дерево
спит», т. е. когда материал мягкий, эластичный. Если же по какой-
либо причине приходилось резать материал зимой, когда ветки
могли быть мерзлыми, их окунали в кипяток или в пучках
закапывали в землю. После определенной выдержки в таких
условиях стебли смягчались и становились годными к
употреблению. Наряду с тонкими прутьями резали и толстые,
предназначаемые для каркаса. Самые тонкие стебли шли на
обвязку узлов. Из отборных ивовых прутьев, подвергавшихся
специальной обработке, плели корзины для базара и обрядов
(айналы сепет), а также детские подвесные колыбели (саллангач).
Из лозы всех видов и качества плели хозяйственные корзины
без ручки (читен) и с ручкой (бир кулуплу читен). Этот вид
изделий там, где отсутствовала лоза, плели из прутьев терновника
или молодых ветвей вишни. Подготовленные заранее толстые
прутья основы втыкали концами в землю по очерченному палкой
кругу в зависимости от величины корпуса будущего изделия. У
некоторых мастеров имелись для этого дощатые круги различных
размеров с просверленными по окружности отверстиями.
Верхушки прутьев такого оплетенного по горизонтали каркаса
собирали в пучок, и образовавшееся полуовальное днище
продолжали оплетать. Основой для ручек служили толстые
изогнутые прутья, крепившиеся к боковым стенкам изделия
вверху.
Корзины для базара и обрядов делали с круглым или плоским
дном, используя различные способы формирования каркаса.
Корзины с плоским дном (айналы) начинали с плетения овального
каркаса дна, по краям которого втыкали прутья, служившие
каркасом для стенок. Для корзин с круглым дном изготовляли ряд
колец из толстых прутьев и, связав их в нужной для формы
будущей корзины системе, делали каркас, который затем оплетали
лозой.

63
 Особым изяществом и художественностью исполнения
славились изделия чишмикиойских и болбокских мастеров. В
развитии и характере бытования лозоплетения в гагаузских селах
большую роль играли традиции соседних по региону народов, в
первую очередь молдаван.
Добыча и обработка камня
Как самостоятельный промысел камнедобыча в колониях
была слабо развита в связи со спецификой природных условий
края. Но в тех местах, где был выход камня на поверхность
(Курчи, Джолтай, Баурчи, Кириет-Лунга, Копчак)81, население
пыталось использовать этот материал для удовлетворения своих
хозяйственных потребностей.
Например, мастера-камнедобытчики с. Копчак снабжали
через рынок всю округу молотильными камнями (харман ташы),
а его жители изготовляли для собственных нужд и на продажу
долбленые каменные желоба для водопоя (холлук), которые
устанавливали у колодцев. Копчакцам население соседних сел
заказывало каменные колодезные срубы (пынар ташы),
кормушки и поилки (йалаак) для птицы и другой домашней
живности.
В 40-е гг. XIX в. повсеместно в колониях было развернуто
строительство из камня мостов, фасадных заборов, иногда домов,
колодцев и фонтанов82. Но это не столько было связано с
наличием материальной базы (т. е. местных месторождений и
соответственно промыслов), сколько предписывалось
циркулярами центральных ведомств, поставивших задачу
«облагородить» вид колоний. Осуществлялась данная задача в
условиях степного Буджака, можно сказать, насильственными
методами, потому что крестьян отрывали от хозяйства и
заставляли возить издалека камень для всех этих архитектурных
новшеств. В связи с этим попытка И. И. Мещерюка связать
строительство из камня в колониях с широким развитием здесь
рассматриваемого промысла, на наш взгляд, в корне неверна83. В
данном случае правильнее будет говорить об определенных
(иногда локальных) традициях использования камня в
строительстве, несмотря на скудость месторождений и невысокое
качество местного камня. Так, в 60-х гг. XIX в. А. И. Защук

64
 Каменный забор у дома в с. Копчак Тараклийского района МССР и в с. Димитровка
Болградского района УССР. 70-е гг. ХХ в.

отмечал, что колонисты добывали на своих землях камень дикий,

желто-ноздреватый и мелкий, а белый покупали в соседних селах
юго-восточной части Буджака84. Наверное, поэтому мастеров,
занимающихся только работой с камнем, в крае не было. Мастера-
каменщики здесь, как правило, сочетали разные занятия, связанные
главным образом со строительством. В этом плане характерны
сведения из архивных документов за 1844 г. о договоре
болгарского колониста П. Дулгера с доверенными старшинами
белградского общества о «постройке каменного моста об одной
арке». Этот же колонист подрядился перекрыть черепичную
крышу училища, изготовить карнизы и выполнить другие работы
по отделке здания. Он же заключил контракт на постройку
чамурного дома на каменном фундаменте85.
Для изготовления деталей внешнего декора жилища камень
использовался очень редко, главным образом в селах нынешних
Болградского и Килийского районов Одесской области УССР.
Местные мастера здесь делали из этого материала заборы, ворота,
калитки, погреба, украшая их арками, куполовидными,
шаровидными или ромбовидными навершиями и маковками.
Декор из камня и жженого кирпича часто украшал также
фронтоны, столбы галереи домов указанного региона.
Древняя, еще балканская практика работы с камнем
отразилась в изготовлении надгробий. Сохранившиеся на них
орнаментальные мотивы (кладбище с. Джолтай) обнаруживают
сходство с таковыми у гагаузов Северо-Восточной Болгарии, что

65
свидетельствует о преемственности не только явлений духовной
культуры, но и навыков обработки камня86.
Свечное и мыловаренное дело
Анализ статистических литературных
и архивных документов XIX в. позволяет
утверждать, что южное бессарабское
крестьянство, в том числе население
гагаузских сел, изготовляло свечи в
домашних условиях в первую очередь для
собственных нужд (освещение жилищ,
отправление обрядов и т. п.). Лишь
незначительная их часть предназначалась
для продажи на местных рынках87.
Материальной базой для развития этого
промысла служили скотоводство и
пчеловодство, занимавшие в быту и
Подсвечник
хозяйстве колонистов значительное место.
Для производства свечей использовались сало и воск88. Сала,
главным образом овечьего и говяжьего, имелось в достатке.
Некоторые сложности были связаны в основном с приобретением
хлопчатобумажных нитей для фитилей. Из воска делали свечи для
обрядов.
При всеобщем умении изготавливать эти изделия в данном
деле все же постепенно выделились мастера. Их называли мумӂи.
Наличие у гагаузов антропонима Мумжи является подтверждением
того, что свечной промысел был заметной частью хозяйственно-
бытовой жизни колоний в XIX в. Мастера имели специальные
формы для отливки свечей разной величины и качества.
Сальные свечи, как правило, были толстыми, а восковые,
преимущественно обрядовые, — тонкими. Технология
изготовления тех и других была одинаковой. Растопленными
воском или салом заливали нижнюю часть формы, укладывали по
центру фитиль и, накрыв верхним желобком, в образовавшуюся
щель заливали форму полностью. Застывшие стержни разрезали на
куски нужной длины.
По мере появления в жилищах крестьян керосиновых ламп
сальные свечи отливали все реже, восковые обрядовые
изготавливают до настоящего времени.

66
Знали в прошлом гагаузы и мыловарение, занимаясь им для
собственных нужд. Навыками мыловарения владели отдельные
крестьяне, постигшие простейшую технологию этого занятия. В
начале XIX в. современники отмечали, что жители болгарских и
гагаузских селений производят все для своих нужд, даже простое
мыло89.
Опыт в мыловарении, несомненно, был отчасти заимствован
у мастеров местных мыловаренных заводов. До села разными
путями доходили заводские рецепты мыловарения. Кроме того, с
этими ремесленными навыками прибывали переселенцы из
Болгарии90. Самодельное мыло значительно дополняло
традиционный набор моющих средств. Из последних широко
использовались, например, зольные растворы, моющие глины,
кислое молоко, сыворотка. И все же мыловарение являлось одним
из домашних промыслов населения. В крае были известны и
небольшие мыловаренные «заводы», работающие на местные
нужды. Так, в Комрате в середине прошлого века работали два
мыловаренных и два свечных предприятия, основанных в 40-е гг.
по инициативе местных жителей91.
С распространением изделий промышленного производства,
в том числе привозного мыла, в начале XX в. изготовление его
кустарным способом ушло из быта гагаузов. Только в трудные
послевоенные годы некоторые крестьяне пытались возродить
старый промысел и делать мыло в домашних условиях дедовским
способом.
Технология изготовления была предельно проста: в чанах на
медленном огне кипятили жиросодержащую массу (собачье или
говяжье сало), постепенно добавляя в нее каустическую соду.
Варили долго, до образования пасты, которую остужали, а затем
разрезали на куски. Моющие свойства такого самодельного мыла
оставляли желать лучшего, но все же оно помогало населению в
трудные послевоенные годы.
* * *
Рассмотренные виды крестьянских промыслов добывающего
и обрабатывающего характера занимали значительное место в
крестьянском быту гагаузов в XIX — начале XX в. Они
развивались на основе натурального хозяйства, отражая, с одной
стороны, специфические черты традиционного крестьянского быта

67
гагаузов, с другой —
исторически обоснован-
ные параллели и аналогии
у соседних народов (по
Балканскому и Бессараб-
скому регионам). Изуче-
ние того и другого
помогает лучше понять
закономерности истори-
ческой эволюции традици-
онно-бытовой культуры
гагаузского этноса и
особенно формирования
этнокультурных традиций
гагаузов в условиях * Источник: Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие
болгарских и гагаулских сел в Южной Бессарабии (1808—1836
миграции в Бессарабию. гг.). Кишинев, 1971. С. 189.

Ремесленные занятия
Специфика хозяйственно-бытовых привычек и сильно
выраженные патриархальные пережитки в семейно-бытовом
укладе гагаузов обусловливали устойчивость полунатурального
характера крестьянского хозяйства даже в условиях усиленного
проникновения в деревню капиталистических отношений как в
дореформенный, так и в пореформенный периоды. Современники
20-х гг. XIX в. свидетельствовали, что «из поселян только
некоторые занимаются серебряным мастерством, плотничеством,
сапожничеством, кузнечеством, кожемятничеством, слесарством и
другими ремеслами для соискания себе содержания»92.
И все же возрастающая роль городов в экономической жизни
края, развитие промышленного производства товаров
хозяйственного обихода, широко проникавших в быт колоний
через рынок (ярмарки, базары), оказывали влияние па обособление
и развитие сельских ремесел.
Рост спроса на изделия ремесленного производства
обеспечивал увеличение доходов от соответствующих занятий, что
способствовало превращению многих старинных видов домашних
занятий (кузнечное, плотницкое, столярное, сапожное,
портняжное, бондарное дело и др.) в ремесленные, т.е. появлялась

68
категория сельских жителей, работающих в основном на заказ, а
иногда и на рынок. Общее представление о состоянии ремесел в га-
гаузских и болгарских селах Буджака можно получить из анализа
архивных материалов середины XIX в. (табл. 2). Указанное в
таблице ремесленное население сосредоточивалось в двух главных
селах, превращавшихся фактически в небольшие города местного
значения: Болграде и Комрате. Здесь значительная часть жителей
занималась ремеслом, некоторые превращали его в основной
источник существования и даже предпринимательской
деятельности93. Так, в 1855 г. в Комрате насчитывалось 113 семей
ремесленников, из которых только 25 сочетали занятия ремеслом с
сельским хозяйством. А в Болграде из 828 семей 486, т. е. большая
часть, занимались ремеслом и торговлей94. Но в целом развитие
ремесла было замедленным весь ХIХ в.
Благодаря близости рынков (Одесса, Измаил) недостаток в
собственных ремесленных изделиях население колоний
восполняло за счет ввоза промышленных изделий из внутренних
российских губерний и из-за границы. На ярмарках Болграда,
Измаила, Комрата гагаузы приобретали женские украшения,
медную, глиняную, деревянную утварь, тонкие сукна и иные
ткани, обувь, кружевные и вышитые изделия, хлопчатобумажную
пряжу, черепицу и т. д. Спрос на многие из этих товаров
поддерживался сохранением у переселенцев из-за Дуная бытовых
привычек, свойственных им на прежней родине. Потребность в
некоторых товарах, например, нагрудных женских украшениях,
медных и золотых монистах, браслетах, удовлетворялась почти
полностью за счет рынка, поэтому соответствующие ремесла были
развиты сравнительно мало. Вместе с изделиями промышленного и
ремесленного городского производства в села проникали и формы
нового городского быта (городская мебель, вышитые изделия,
обувь, одежда). Это, несомненно, влияло на развитие ремесел, что
нашло отражение в изменении их технологии, совершенствовании
навыков мастеров, расширении ассортимента ремесленных
изделий.
Чаще всего настоящими ремесленниками становились в
основном ювелиры, лудильщики, гончары95. Остальные сочетали
ремесло с земледелием. Ремесло по-гагаузски называется занаат,
а ремесленники — занаатчи. К последним в исследуемый период
относились с уважением и почтением.

69
 Рассмотрим основные виды ремесленных занятий гагаузов,
которые играли в быту большую роль и удовлетворяли
хозяйственно-бытовые нужды гагаузской семьи наравне с
промысловыми занятиями.
Плотницкое и столярное дело
Плотницкие работы в условиях крестьянского хозяйства в
XIX в. были связаны в основном с изготовлением
сельскохозяйственных орудий (деревянные лопаты и вилы,
используемые при молотьбе хлеба, деревянные части к
молотильным каткам, молотильные доски с соломорежущим
полотном, всевозможные сита для просеивания и провеивания
зерновых, носилки и щиты для укладки соломы и др.), повозок и
саней, деревянной домашней утвари, инструментов и нехитрой
мебели для крестьянского дома. Определенных плотницких
умений требовало также возведение жилых и хозяйственных
построек (домов, плетневых и дощатых амбаров и т. п.).
Элементарными навыками плотницкого мастерства владели
все крестьяне. В. А. Мошков пишет, что по трудовым сельским
традициям «каждый хозяин должен быть немного плотником и
столяром», чтобы изготовлять
посуду, мелкую утварь и всю
необходимую мебель: столы,
шкафы, скамейки, табуретки и
т. д.96 «Все это сделано прочно,
— продолжает он, — и,
пожалуй, не особенно грубо, но
придать своему изделию
изящный вид гагаузы не умеют,
потому что не знают ни
полировки, ни лакировки»97.
Станок плотника и полки для инструментов
Там, где требовалось
более искусное мастерство: изготовление оконных и дверных рам,
деревянных резных деталей при декорировании дома, некоторых
видов деревянной утвари (корыта, сита, ступы), мебели (скамьи,
столы, этажерки, кровати, шкафчики, полки) — все чаще
обращались к услугам ремесленников. В каждом селе были свои
мастера плотницких и столярных дел — одунӂу, уста. Наиболее
состоятельные и умелые из них имели свои мастерские с набором

70
инструментов. Часть последних
(преимущественно железных)
приобреталась на рынке: молоток
(чекич), т опор (наӂак), пила
(тестерä), скобель (бычак, косор),
долото (далта), бурав (колворот) и
др. Некоторые инструменты, в
основном вспомогательные (отвесы,
клинья, топорище и т. д.),
изготовляли сами мастера. Многие
ремесленники научились делать
самодельные универсальные
плотницкие станки. Токарный
станок, рубанок, пила-ножовка
появились в обиходе гагаузских
мастеров в конце XIX в. в связи с
совершенствованием техни- ческих
средств ремесленного производства
Традиционные виды мебели
и разнообразив- шимся
ассортиментом деревян- ных бытовых изделий и поделок под
влиянием все шире проникавших в
село образцов городской
(преимущественно мещанских
слоев) бытовой культуры.
Оценивая состояние
рассматриваемого вида ремесла в
гагаузских селах конца XIX в.,
В. А. Мошков отмечал, что гагаузы
более всего нуждаются в
плотниках и кузнецах, так как
этими видами работ здесь
занимались «домашним образом и
в небольшом размере»98. Чтобы
восполнить дефицит таких
мастерских, широко практико-
валась выучка гагаузских детей у
соседних немецких колони- стов,
славившихся в округе особо
Образцы самодельной утвари тонким умением и работавших в

71
 Долапчик

Долап

собственных мастерских,
пристраиваемых, как правило, к
жилым помещениям дома99.
Наблюдавшаяся до 60-х гг. XX
Деревянные предметы быта
столетия традиция устраивать
аналогичным образом мастерские в домах гагаузских сельских
мастеров свидетельствует о
имевшем место влиянии жителей
немецких колоний на
традиционный быт гагаузов.
Материал для необходимых
поделок приобретали на базарах
Килии, Измаила, Бендер,
Кишинева, Аккермана,
Татарбунар. Большой поток

Деревянная резьба на печи в хайате

72
деревянного сырья поступал через Маяцкую пристань на
Днестре100.
Для деревянных поделок гагаузы времен Мошкова
пользовались самодельным токарным станком (тезгä). Обточка
изделий на нем называлась чекмеӂи101. Аналоги такого станка есть
в Болгарии102.
Навыки деревоотделочного и строительного мастерства были
известны гагаузам еще на территории Болгарии. Об этом
свидетельствуют аналогии в наборе и названиях инструментов и
изделий, в технологии обработок. Но в условиях Бессарабии эти
навыки получили развитие. Совершенствовались старые и
появлялись новые инструменты. Токарный станок, ватерпас,
металлические тиски, гвозди
были в то время дорогими
приобретениями. Это по-своему
способствовало постепенному
сосредоточению деревоотделоч-
ного ремесла в руках немногих
жителей сел.
В условиях дефицита
древесного материала в Буджаке
традиции художественной обра-
ботки дерева не отличались
особым многообразием и
яркостью. Но у гагаузов, как и у
других народов, в этом деле
имелись свои традиции
гармонического сочетания Образцы деревянной резьбы
пластических форм и мотивов
орнамента. Например, в целом скупой
резной декор дома (наличники окон и
дверей), крестьянская мебель
отличались своеобразной выразитель-
ностью.
Уже к концу XIX в. сельские
мастера делали по городским образцам
кровати, сундуки, этажерки, скамьи и
стулья с резными спинками, подвесные
шкафчики, комоды и т. д. Как правило, Деревянная кухонная утварь

73
их заказывали состоятельные крестьяне для убранства парадных
комнат. Изготовление этих изделий требовало навыков работы с
фуганком, токарным и шлифовальным станками, знания
определенных, уже сложившихся художественных традиций,
наличия таланта. Мошков называл такие работы «столярными
затеями, имеющими эстетическое назначение»103.
Особо сложным считалось изготовление деревянных
кроватей (криват), спинки которых украшались резным
орнаментом. Наиболее характерными мотивами последнего
являлись стилизованные изображения птиц. Верхняя часть спинки
декорировалась розетками, шарами, фигурными пирамидками. Из
токарно обработанных деталей делали и рельефный орнамент.
Таким же способом украшали спинки длинных скамей
(скемнӓ, склемнӓ), полочки ( ), шкафчики, комоды
(долап), детские коляски (котига), веретена (ий), оконные рамы
(пенчерӓ), входные двери (капу) и др.
Пропилованный дощатый орнамент украшал подзоры, коньки
крыш, фронтоны. Несложную резьбу в виде простых насечек,
фигурно скошенных углов делали на столбах галерей и пр.
Большой сноровки и навыков требовало изготовление
сельхозинвентаря и транспортных средств (саней, телег). Особенно
сложно было сделать колеса. Многие колесники одновременно
специализировались и в кузнечном деле, так как изготавливаемые
ими изделия (железная ось, железный обод и т. д.) требовали
умения обращаться не только с деревом, но и с металлом.
В материалах о развитии ремесла в колониях плотники
представляют значительную долю ремесленного населения. В 1852 г.
в Комрате из примерно 113 семей ремесленников 60 занимались
только плотницким делом, в Кирсово насчитывалось 10 плотников,
в Баурчи — 3, в Бешалме, Казаклии, Бешгиозе, Джолтае, Томае,
Авдарме, Чок-Майдане по 1— 2 мастера104.
В 60-х гг. XIX в. рост числа мастеров-плотников и столяров
был прямо связан с развитием жилищного строительства в
колониях. Так, если в 1837 г. на территории колоний, в том числе
гагаузских, было зарегистрировано 35 плотников, то в 1851 г. —
уже 222 (см. табл. 2). Но в целом этого было мало по сравнению с
реальным спросом на таких мастеров, выполнявших по традиции
самые ответственные работы при строительстве и ремонте домов.
Не случайно составители нового устава для переселенцев в конце

74
 Деревянные ворота

50-х гг. писали о необходимости ввести в колониях должность

архитектора с тем, чтобы стимулировать и упорядочить подготовку
специалистов. В уставе подчеркивалось, что частное строительство
в селах «не организовано» и зависит от случайных подрядчиков из
среды самих колонистов, что, по мнению русских чиновников,
неблагоприятно влияло на развитие здесь домостроительства. 1
января 1843 г. в Болграде даже было открыто училище, в котором
предполагалось обучение наряду с другими специальностями
архитектурному делу105. Но основная масса крестьян по-прежнему
пользовалась услугами своих сельских плотников и столяров,
характерной чертой деятельности которых являлась
универсальность умений и навыков: мастера умели делать при
строительстве дома все, начиная от оконных рам, дверей и
сопутствующих мелких поделок до покрытия крыши, часто сочетая
все это с работами по укладке стен. Такой универсальности
требовала специфика сельского быта106.
В конце XIX в. В. А. Мошков сообщал, что дома в селах
строили особые мастера, бравшие за работу 17—20 рублей107. По-
видимому, в данном случае имелась в виду только кладка стен, так
как в другом месте своего описания упомянутый автор
сообщал:«...хата средней величины: работы по кладке стен и плот-
ницкие — 75 рублей»108.
Ремесло плотника или столяра передавалось по наследству.
Обычно в их семьях все были знакомы с секретами мастерства, и

75
самые талантливые из сыновей наследовали опыт отцов вместе с
набором инструментов, мастерской и популярностью.
Во второй половине XIX в. в связи с возросшей
престижностью этого вида ремесленного труда особо развилась
система ученичества. За соответствующее вознаграждение мастер
брал ученика к себе в дом или чаще ученик ходил днем в его
мастерскую на выучку.
Таким образом, ремесло плотника и столяра занимало
значительное место в крестьянском быту и отражало в своих
традициях преемственность поколений, этнокультурные контакты
с соседними народами, а также судьбы переселенцев из Болгарии в
социально-экономических условиях Бессарабии XIX в.
Бондарное ремесло
Многие плотники занимались и бондарным ремеслом. Но
были в селах и специальные мастера-бондари (фычыӂы). В
крестьянском хозяйстве потребность в деревянной клепаной
посуде была традиционной. Бондарное ремесло — одно из самых
старинных домашних занятий, по-видимому, оно раньше других
приобрело самостоятельный характер, так как требовало
специальных, достаточно сложных навыков при заготовке
материала, его предварительной обработке и изготовлении
деревянных емкостей.
Как правило, бондари выполняли работу на заказ, а также на
продажу. Они изготовляли клепаную посуду различного

Во дворе у бондаря

76
назначения: бочки для вина (фычы), кадки (када) для брожения
сусла, переработки овечьего молока, заготовки на зиму брынзы и
солений, бадьи (кофа), подойники (дойница), мерки для зерна
(демирли), чаны для выделки и дубления кожи (када), лохани
(лоханка) для стирки белья и купания, рабочие корпуса
самодельных винных прессов, емкости для сбора винограда
(шарапана) и т . д.
Мастера использовали в работе обычные плотницкие
инструменты, дополненные самодельным циркулем и
металлическими скобелями. Изготовление металлических обручей
(чембер) требовало кроме плотницких навыков знания кузнечного
дела. Поэтому в инвентарь бондаря входили небольшая наковальня
(öрс), моха (кöрӱк), молот (чекич), тиски (кыcкыч, менген),
жаровня (коорлук). Все это приобреталось на ярмарках или
заказывалось у кузнеца.
Древесный материал бондари покупали на местном рынке
или в центральных районах Бессарабии. В дело шли сорта
древесины, легко поддающиеся обработке (дуб, липа).
А. И. Защук сообщал, что сырье иногда закупали «гуртом» в
кладках, а иногда на корню. В последнем случае колонисты «сами
рубят годный для этой надобности лес, тут же на месте очищают
его, раскалывают и приготавливают клепи (дога) в первоначальном
грубом виде, а по вырубке годных для них деревьев
рассчитываются с промышленником по числу приготовленных
клепей»109.
Клепи нужной толщины и длины в старину тесали из
расколотых продольно бревен и брусьев. Сбивали их с помощью
маленьких шипов, заостренных с обоих концов. Во второй
половине XIX века появилась возможность приобретать на
ярмарках готовые доски. Тогда же шипы стали заменять кусками
из металлической проволоки или гвоздями без шляпок. Края
днища стесывали, утончая и заостряя их. С внутренней стороны
клепей на равном расстоянии от краев выдалбливали паз, куда при
сборке емкости вставляли заостренный край днища. Для долбления
использовали специальный инструмент в виде своеобразного
циркуля.
Клепи скрепляли кованными из железа обручами. Старые
мастера помнят, что в старину в этих целях использовали бересту
или прутья. В XIX в. гагаузы такой метод применяли изредка, и то

77
для емкостей малых размеров. Обычно же клепали железом. С
этими навыками мастера прибывали из Болгарии. В Бессарабии
данные традиции подтвердились опытом молдавского населения.
В зависимости от вида посуды заготавливалось нужное
количество чемберов, концы которых скрепляли металлическими
заклепками. Размеры и диаметр чембера зависели от формы
емкости. Бочки для вина, как правило, имели овальную форму
стенок, кадки для брожения сусла, мерки для зерна, лохани —
расширяющуюся кверху. Емкости для других надобностей (кадки
для солений и брынзы, ведра и т. п.) сужались кверху.
Особо сложной работой, требующей большого опыта,
навыков и умения, считалось изготовление бочек. Если для
кадушек и других видов мелкой посуды деревянные клепи
вырезали ровными, чуть расширяющимися к одному из концов, в
зависимости от угла наклона стенок будущего изделия, то для
бочек их стругали расширяющимися к середине, затем, специально
замачивая, изгибали.
Наиболее ответственным являлся сбор клепей вокруг днища,
когда надо было вправить заостренный край последнего в пазы на
концах клепей. Иногда для облегчения этой работы использовали
систему распорок в виде дощатого
цилиндра, устанавливаемого в полость
будущего сосуда. Чтобы обеспечить
влагонепроницаемость, между сбор-
ными деталями закладывали волокна
осоки. Скрепив железным обручем
нижнюю часть клепей вокруг днища,
такой же обруч надевали на заготовку
с противоположного конца с тем,
чтобы каркас будущей бочки вчерне
был собран. Окончательное
крепление сборных стенок
обеспечивала насадка остальных
обручей на нужном уровне.
Насадка второго днища при
необходимости производилась сразу
вместе с корпусом или уже на готовую
бочку. В этом случае снимали верхние
обручи, расслабляя крепление клепок. Инструмент бондаря

78
Для заливки жидкостей в одной из клепок и в днище
просверливали отверстие (допу), а чтобы можно было нацедить
содержимое бочки, делали маленькое отверстие (чеп) внизу одной
из ее боковых сторон.
Ремесло бондаря очень ценилось и передавалось по
наследству. Здесь также практиковалось ученичество. Мастер
работал в основном в летнее время во дворе или под навесом,
служившим мастерской.
В середине XIX в. бондарное дело в колонистских селах
являлось одним из распространенных видов ремесла. Об этом
свидетельствуют и материалы таблицы 2.
В. А. Мошков называет бондарное дело среди первейших
столярных и плотницких работ110. Полная аналогия этого вида
ремесла существует у соседних народов, прежде всего болгар111.

Кузнечное дело
Кузница являлась обязательной принадлежностью каждого
села. В больших деревнях их бывало две, а то и больше — в
зависимости от наличия мастеров. По местной традиции
определенной популярностью пользовались кузнецы-цыгане,
фактически являвшиеся в этом аграрном крае единственными
представителями несельскохозяйственных категорий населения.
Они составляли основную массу бродячих мастеров по ремонту
медной посуды (калайӂи). В теплое время года такие мастера
передвигались от села к селу, располагаясь со своим нехитрым
инструментом где-нибудь на окраине. Днем они обычно ходили по
улицам и выкрикивали, зазывая клиентов: «Ески дÿзмää!» («Чиним
старое!»). Их услуги обычно сводились к починке медной посуды:
ведер (бакыр), котлов (чаун), кастрюль (тенӂера), кувшинов
(тести) и др. Такую посуду на месте изготовляли редко. Ее
завозили по традиции из Болгарии, где данное ремесло было
широко распространено112. Медная посуда стоила дорого, поэтому
крестьяне заботились о ее долговечности. Богатые дома
отличались более разнообразным набором описываемой утвари.
А.В. Рачинский в своих письмах отмечал, что только зажиточные
колонисты могли иметь «огромный из красной меди неглубокий и
чисто вылуженный таз» и из такой же меди высокий кувшин с
широкой лейкой и красивой фигурно выгнутой ручкой 113.

79
Принадлежностью бедняцких хозяйств были, как правило, лишь
ведро, котел, сковорода.
По наблюдениям современников, в середине XIX в. медная
посуда, вывезенная переселенцами из прежних мест обитания,
постепенно выходит из обихода и заменяется изделиями местного
производства, тем более что к этому времени в крае уже были свои
медники114. Но в целом лудильщиков и медников становится
постепенно все меньше и меньше, зато кузнецов — все больше.
В конце XIX в. в каждом селе имелись свои мастера, выходцы
из крестьян, сочетавшие занятия ремеслом с
сельскохозяйственным трудом. Это, как правило, были семьи
потомственных кузнецов (чилингир, ковал ӂи), владевших
ремеслом еще со времен переселения из Болгарии. Кроме того,

На стендах краеведческого музея пгт Вулканешты

80
наблюдалось определенное заимствование приемов мастерства у
цыган, особенно в тех селах, где цыгане-кузнецы становились
оседлыми и заводили свою кузницу. Старожилы г. Комрата помнят
три такие семьи, от которых научились мастерству соседи по
махале. Сыграло свою роль и изучение «немецкой науки»115. Так,
В. А. Мошков писал о том, что среди гагаузов в то время все более
и более начинали распространяться через посредство немецких
колонистов новейшие усовершенствованные земледельческие
орудия, в которых преобладающим материалом являлось железо.
«Обучившись у немца кузнечному делу,— продолжал автор,—
болгарин или гагауз заводят у себя в селе не простую деревенскую
кузницу, а настоящую мастерскую железного дела. Здесь не только
сумеют подковать лошадь или нагнать на колесо шину, но могут
приготовить на продажу совершенно новый немецкого образца
плуг, который если в чем и уступает настоящему немецкому, то
только в легкости и изяществе, но в прочности нисколько не
уступает и много превосходит в дешевизне»116.
Ассортимент изготавли- ваемых изделий был широк и
включал все металлические детали самодельных сельхозо- рудий,
транспортных средств,
инструментов, утвари, мебе-
ли, дверей, окон и т. п.
Мастера на все руки,
кузнецы создавали механи-
ческие приспособления к
орудиям труда и предметам
повседневного обихода (руч-
ные механические мельницы с
приводом; кукурузочистки,
детали к плугам и боронам,
сложные системы засовов и
замков и пр.).
Кузнечное дело
упоминается в документах
середины XIX в. как один из
необходимых и Металлическая утварь

распространенных видов ремесла, роль которого в быту крестьян с

каждым годом возрастает. Количество кузнецов в гагаузских селах
медленно, но постоянно увеличивается (с 43 мастеров в 1837 г. до

81
71 — в 1851 г.) (см. табл. 2). К ним следует добавить работавших в
1851 г. в колониях медников и лудильщиков.
Но нужды развивающегося земледелия и скотоводческих
хозяйств колоний превышали возможности этих мастеров в
изготовлении сельхозинвентаря, что по возможности восполнялось
покупаемыми на рынках привозными изделиями117.
Важно подчеркнуть, что именно кузнечное ремесло чаще
всего отделялось от сельского хозяйства и становилось полностью
специализированным занятием. Это обусловливалось, прежде
всего, большой потребностью в изделиях из металла. И здесь
понятны особое престижное положение семей кузнецов и их
сравнительно высокая материальная обеспеченность.
В. А. Мошков по данному поводу писал: «Благодаря тому, что
изделия таких мастеров находят большой спрос между
односельчанами, а также и тому, что здешние села очень
многолюдны, мастера эти строят свои заведения на широкую ногу
и не только присоединяют к кузнечному делу слесарное, но и
некоторые из них мечтают об устройстве собственной
чугунолитейной мастерской»118.
Доходное ремесло и наличие дорогооплачиваемых учеников
позволяли мастерам держать хозяйство на хорошем уровне и
приобретать необходимый инструмент, сырье, оборудование.
Прежде всего, надо было иметь наковальню, меха, тиски.
Остальной инструмент (клещи, кувалда, зубила и т. д.) можно было
сделать самому.
Гагаузский кузнец устраивал мастерскую, как правило, в той
части дома, которая выходила к улице, чтобы обслуживание
заказчиков не мешало домашним. Около кузни стоял станок для
подковывания лошадей, представлявший собой перекладину на
столбах, к которой привязывали за уздечку лошадь. Неподалеку
имелись глубоко всаженные в землю невысокие толстые колья, к
ним привязывали ноги лошадей при подковке. Перекладина кроме
того служила для привязи лошадей заказчиков.
В целом кузнечное дело как ремесленное занятие было тесно
связано с домашним бытом и хозяйством гагаузских крестьян и
отражало уровень развития производительных сил и
этнокультурные контакты с соседними народами. Среди
современных гагаузских фамилий распространена фамилия

82
Чилингир, что, несомненно, отражает принадлежность предков ее
носителей к этой ремесленной категории.
Сапожное ремесло
Сапожное ремесло основано на древнейшем опыте крестьян
по использованию кожи животных. Старинный вид примитивной
обуви — постолы — в народе издавна делали из сыромятной
свиной и бычьей кожи. Из сыромятины шили и другую обувь.
Традиционным опытом такого применения кожаного сырья
гагаузы обладали еще в Болгарии. На их новом месте жительства
аналогичные традиции были свойственны молдаванам, украинцам
и другим соседям.
Рост благосостояния и возможностей колонистских хозяйств
обусловил качественное изменение домашнего быта и привычек. В
XIX в. это коснулось, прежде всего, одежды и обуви. Удобство и
прочность обуви из кож фабричной выделки сделали ее предметом
особой социальной престижности и соответственно образцом
совершенствования ее традиционных видов, еще широко
используемых сельским населением. Постолы, сшитые из
сыромятной кожи тапочки, своеобразные кожаные галоши, а также
вязанные из шерсти и суконные тапочки постепенно становились
будничной обувью богатых и основной обувью бедных слоев
населения. Богатые колонисты все чаще заказывали
ремесленникам в качестве праздничной обуви сапоги, ботинки,
туфли по городским образцам.
Многие сапожники в старину мяли кожу сами. Но
предпочтение отдавалось материалу фабричной и ремесленной
выделки. Для выполнения сложных заказов сельские мастера
покупали кожу на рынке119.
Станок сапожника, как и в целом его рабочее место, занимал
угол между входными дверями и фасадным окном в комнате, где
жила семья. Специальной комнаты для мастерской не выделяли, за
редким исключением, когда в семье работали сразу два-три
человека (отец и сыновья). Но и тогда использовали одну из жилых
комнат дома или «кухни».
Работал мастер на низеньком стуле. Столик также был
низеньким, широким, с углублением по краям (гöз) для гвоздей,
деревянных шпилек, инструментов, заготовок. Каждый сапожник
имел несколько деревянных колодок на разные размеры обуви.

83
 Одной из обязательных операций было сучение дратвы.
Мастер отрывал от мотка кусок суровой конопляной пряжи и,
сложив вдвое, перекидывал через прибитый к столику или краю
подоконника крюк. Затем, периодически прижимая ладонь к
колену, скручивал каждую пару нитей вместе. Скрученные таким
образом две их пары сами свивались между собой вчетверо. Такую
толстую нить в натянутом виде до 10 раз продергивали через
кожаную складку с варом, приготовленным из воска и древесной
смолы. В конце дратвы впрядали свиную щетину, для того чтобы
дратва легче продевалась в ушко иглы.
Необходимыми инструментами сапожника были шило,
ножницы, клещи, плоскогубцы, колодки, молотки, распорки,
рашпиль, сапожная игла и др. Многие мастера имели швейную
машину.
Работа начиналась с раскроя деталей верха. При
изготовлении сапог сначала кроили голенище (конч) и головку
(башлык). Затем к ним пришивали подкладку. Сшив вместе
голенище и головку, делали задний шов. После этого увлажненную
заготовку (соÿз) натягивали на колодку и формовали нижнюю
часть сапога. Далее прибивали подошву (табан) и каблук (падбор).
Это ремесло в середине XIX в. было одним из самых
распространенных. Во всем «болгарском водворении», в том числе
в гагаузских селениях, в 1837 г. насчитывалось 117 сапожников, а в
40-х гг. их численность резко возросла до 194 (см. табл. 2). В
дальнейшем сапожное ремесло, как и сопутствующее ему
портняжное, получило еще большее развитие и сохранилось до
50-х гг. XX в., когда мелкие кустари-обувщики стали объединяться
в артели.
Портняжное ремесло
В условиях полунатурального хозяйства в XIX в. сельское
население носило одежду из домотканых материалов, шитую в
домашних условиях. Ее традиционные формы отличались
простотой кроя, и обычно каждая женщина сама обшивала свою
семью. Тем не менее, иногда специфика материала, сложность кроя
и шитья требовали специальных навыков. Это относилось, прежде
всего, к праздничному костюму. Поэтому у портных (терзи) шили
главным образом выходную верхнюю одежду.

84
 К услугам мастеров обращались также при необходимости
сшить меховую одежду. Но лишь немногие мастера совмещали
шитье из меха с шитьем из сукна и других материалов, потому что
работа скорняков требовала особого опыта и специфических
навыков. В связи с этим скорняки обычно составляли
самостоятельную часть ремесленников.
О большой роли портных в жизни старинного гагаузского
села свидетельствует распространенность фамилии Терзи.
Портняжное ремесло с самого начала являлось привилегированной
недеревенской профессией, потому что это занятие, связанное с
работой не на себя, а на заказ, появилось под влиянием
расширившихся связей с городом и развивалось по мере
интенсивного проникновения капиталистических отношений в
деревню. В документах за 1820 г. упоминается о том, что во
многих селах (надо понимать, и гагаузских) Измаильского цинута
одежду из крестьянского и купленного на рынке грубого сукна
шьют портные120. К услугам последних в XIX в. стали прибегать
сначала представители зажиточных слоев населения, заказывавшие
наряд по городским образцам, отличавшимся сравнительно более
сложными элементами кроя. Не всякой женщине было под силу
сшить платье или кофту с вшивным рукавом и усложненным кроем
лифа — элементами, не характерными для старинного женского
костюма, основой которого были безрукавные платья из
домотканого полотна с несложным кроем лифа.
Вместе с городским кроем в быт гагаузских крестьян входили
и материалы фабричного изготовления (репс, атлас, шелк, тонкое
шерстяное полотно и т. п.), за шитье из которых женщины, не
владевшие специальными навыками, как правило, не брались из-за
боязни испортить эти дорогостоящие по тем временам ткани. По
примеру одежды городских мещанских слоев гагаузки стали шить
выходные платья с буфами на рукавах, втачными складками,
кокетками, воланами, кружевами, оборками. Как платья, так и
пальто украшались фигурным орнаментом из нашивных лент и
тесьмы.
У портных шили суконные полушубки для мужчин и пальто
для женщин. Эти элементы одежды не были свойственны
традиционному гагаузскому костюму первой половины XIX в.
Заказывали также суконные мужские куртки, брюки, изредка

85
верхние рубахи для мужчин и элемент совершенно городского
происхождения — жилет.
Выполнение таких работ, разумеется, требовало специальных
ремесленных навыков.
Следует отметить, что на портняжном ремесле
специализировались и женщины, и мужчины. Но с грубыми
материалами, и прежде всего с кожей, сукном, работали мужчины,
а значит, они изготовляли и соответствующие виды одежды:
полушубки, пальто, куртки. Женщины шили преимущественно
мужские рубахи, женское и детское платье.
Ремесло, начинавшееся с шитья вручную, с появлением
швейных машин получило сильный толчок в своем развитии.
Каждый портной старался приобрести этот механизм, иметь же
знаменитую марку «Зингер» считалось почти обязательным
условием популярности мастера или мастерицы. Уже в середине
XIX в. портняжное дело было широко развито в крае (см. табл. 2),
причем с каждым годом портных в селах становилось все
больше121.
Портняжное ремесло, как и другие, совмещалось в
исследуемый период с сельскохозяйственными занятиями, т. е.
обычно им занимался один из членов семьи, а остальные
продолжали обрабатывать землю. Доходы от портновского дела
были существенной добавкой к семейному бюджету, поэтому
портные относились к категории преуспевающих, зажиточных
хозяев. Система ученичества в этом виде ремесла была наиболее
ярко выражена. Стать портным в гагаузском селе считалось очень
выгодным, надежным и, следовательно, престижным.
Ювелирное дело
Одним из древнейших видов домашнего ремесла, тесно
связанным с бытовыми традициями и художественным
творчеством народа, является ювелирное. Устойчивость данного
вида занятий обусловливалась спецификой национального
костюма, преимущественно женского, включавшего большое
количество металлических украшений122. Традиции ювелирного
мастерства были известны гагаузам еще на территории Северо-
Восточной Болгарии, где они складывались в течение веков в
тесной связи с развитием рассматриваемого ремесла у болгарского
и другого населения Балканского региона. Этим объясняются

86
аналогии как в ассортименте ювелирных изделий, так и в технике
их изготовления.
В Болгарии к началу XIX в. ювелирное ремесло достигло
высокого уровня развития в региональных масштабах 123. Оно стало
здесь преимущественно занятием городского населения, которое
работало на рынок, где изделия, во многом уже имевшие
региональные черты, покупало сельское население, в том числе
гагаузское. Этим можно объяснить тот факт, что даже после
переселения в Бессарабию гагаузы и болгары предпочитали
приобретать многие ювелирные изделия на ярмарках и в торговых
лавках, куда они поступали преимущественно из Болгарии и
Турции.
Спрос на эти изделия среди гагаузов был настолько велик,
что их завозили и те, кто ходил к святым местам в Афон,— хаӂы.
Возвращаясь в родные места, они набирали на базарах и в
ремесленных рядах городов Турции и Болгарии украшения для
родных и на продажу. Это стало как бы статьей дохода, с тем
чтобы возместить понесенные в дороге материальные затраты.
Именно таким путем у гагаузок появлялись тонкой чеканной
работы браслеты (билезик), пряжки для женских поясов (пахта),
мониста из монетообразных медных кружочков (махмудä, лефт ),
нитки перламутровых бус (седеф) и пр. На вопрос о том, кем
изготовлены эти изделия, информаторы отвечают, как правило, что
привезены ходоками. Поэтому имеющиеся в семьях украшения
были предметами особой ценности, передаваемыми по наследству.
Они тщательно хранились и в связи с тем, что были изготовлены
преимущественно из серебра.
Потребность в ювелирных изделиях удовлетворялась и за
счет продукции местных мастеров, пытавшихся работать в
старинных традициях
ремесленников балканских
городов, хотя полное
возрождение этих традиций у
бессарабского гагаузского
населения оказа- лось
невозможным. Дело в том,
что к моменту переселения в
Бессарабию гагаузы, преи-
мущественно крестьяне по Билезик

87
социальному положению, покупали традиционные виды
украшений в основном на рынке в ремесленных рядах городов, а
занятие ювелирным делом сочетали, как и многие другие ремесла,
с сельскохозяйственным трудом.
Местные мастера изготовляли в основном серьги (кÿпä),
кольца (ÿзÿк), браслеты с пасечным орнаментом, т. е. поделки,
которые не требовали знания сложной ювелирной техники,
выработанной ремесленниками болгарских городов. Пряжки к
поясам, чеканенные местными мастерами, были грубее, чем
привозные, поэтому их заказывали меньше.
Мастеров по изготовлению ювелирных изделий называли
куйумӂу. Работали они главным образом для удовлетворения
собственных нужд и выполняли заказы преимущественно
односельчан. Но некоторые, особенно золотых дел мастера,
пользовались более широкой известностью. По традиции серьги и
кольца изготовляли из золота и серебра, перечеканивая их из
монет, браслеты делали из серебра. Но в бедняцких семьях
довольствовались дешевыми поделками из меди, изготовленными
по образцам изделий из драгоценных металлов.
В официальных источниках середины XIX в. ювелиры
именуются серебряниками. Данные таблицы 2 свидетельствуют о
постепенном развитии ювелирного дела в селах «болгарского
водворения». Так, если в 1837 г. здесь насчитывалось всего 8
ювелиров, то в 1851 г.— уже 40. Это число явно занижено, так как,
по сведениям информаторов, в прошлом не было села, где бы не
работал ювелир. Более того, многие крестьяне сами владели
простейшими навыками чеканки дешевых украшений.
В связи с тем, что ювелирное ремесло, как и другие его виды,
не было полностью отделено от сельскохозяйственных занятий, и
соответствующих мастерских не было. Инструменты крестьянина,
занимавшегося чеканкой ювелирных изделий, умещались, как
правило, в ящичке. Работал ювелир в свободное от
сельскохозяйственных работ время за обычным столом поблизости
от источника света. Необходимой принадлежностью каждого
мастера была маленькая наковальня (илэу, ӧрсеӂик), молоток
(чекич) и долота (далта) с различными насадками. Для
изготовления колец имелись металлические бруски — пармак
(буквально—«палец»). На них насаживали заготовки, которым
ковкой придавали нужную форму. Кольца из серебра и простого

88
металла украшали пасечным орнаментом, иногда инкрустацией из
рога. Для насечки орнамента служил набор остроконечных
шиловидных инструментов (далтэӂик).
Чтобы изготовить браслет, из куска серебра путем ковки
делали пластинообразную заготовку определенной формы.
Наиболее распространенной была форма ровной или волнистой
конфигурации. На зачищенную поверхность будущего браслета
методом насечки наносили орнамент, преимущественно
растительный. Серебряные браслеты иногда не орнаментировали.
Изделия же из меди часто украшали инкрустированным
орнаментом.
Куйумжу владели и навыками плавки, но использовали ее не
для изготовления самих вещей, а при припайке застежечных
кнопок к браслетам и серьгам, а также при ремонте монист.
К услугам куйумжу прибегали богатые колонисты для
изготовления монист из золотых монет. В таких случаях от мастера
требовалось только наклепать ушко. Лефт являлись эквивалентом
богатства, их дарили будущим невесткам при сватовстве или
давали в приданое за дочерьми124.
В гагаузских селах ювелиры встречались еще в 40—50-е гг.
XX столетия. В настоящее время этим занимаются мало, хотя по-
прежнему есть мастера по чеканке золота, изготовляющие золотые
серьги.
Как и другие ремесленники, куйумжу относились к
зажиточной части населения села. Их мастерство долго сохраняло
особую популярность в связи со специфическими традициями
народного быта, хорошо оплачивалось, что служило
материальным подспорьем в хозяйстве.
Вязание и плетение
Умение вязать было обязательным для каждой гагаузской
женщины, так же как и умение ткать, хотя масштабы бытового
использования вязаных вещей во много раз уступали
использованию домашних тканей. Пряжей служили шерсть, гарус,
хлопчатобумажные нити фабричного производства, волокно шелка
-сырца. Вязали спицами (шиш), а также крючком (кука), иглой
(ииня).
В старину из шерсти плели чулки (чорап) и носки (т омак),
тапочки для женщин и девочек (т ерлик), детские чепчики (т акä),

89
кофточки и безрукавки (кептар), рукавицы (елдивен) —
преимущественно для детей и мужчин.
Широкое бытование элементов одежды из шерсти в конце
XIX в. способствовало развитию народного костюма в целом и
отражало влияние на него городской одежды. Так, молодые
девушки из зажиточных семей под воздействием городской моды
стали иногда носить вязаные кофты (кофт ичка), платки (берта),
перчатки (пречатка). В связи с этим разнообразилась традиционная
техника вязания, так как эти вещи в отличие от предназначавшихся
для повседневного пользования (чулки, рукавицы) декорировались
узорно вязанным орнаментом. Если в старину преобладало простое
переплетение нитей с помощью спиц (бир ÿзӱна, бир терсинä), т. е.
техника, при которой чередуется накид нити на спицу сверху и
снизу, то при вязании девичьих кофт уже чередовали определенное
количество верхних и нижних нитей (от 4 до 8) с тем, чтобы
образовался орнамент из продольных полос (чизили).
Наиболее красивыми считались кофты, где гладкие полосы
чередовались с фигурным плетением «в косичку» (пеликли,
чапраз). Платки вязали спицами ровным простым переплетением
нитей. По краям их часто украшали ажурной орнамен- тальной
полосой, а также бахромой из шерстяных нитей того же цвета
(пÿскÿл). Женские перчат ки
декорировались рельефным
вязаным орнаментом (пеликли,
чапраз). Указанные вещи вязали
из белой шерстяной пряжи, без
примеси шерсти других цветов.
Девичьи чулки также
изготавливали только из белой
шерсти. Аналогичные вещи для
других членов семьи вязали из
шерсти натурального цвета
(коричневой). Детские вещи
были ярче, так как в данном
случае использовали крашеную
шерстяную пряжу,
сочетавшуюся с белой.
В начале XX в. замужние
гагаузки носили пледы с
Технологическая схема плетения кружев иглой

90
бахромой (шал), вязанные из толстой шерстяной, преимуществен-
но одноцветной пряжи. Но, считаясь признаком бедно- сти, они не
стали традици- онной
частью женской одежды.
В конце XIX в.
появились детские чепчики
(такä) из цветного гаруса.
Гарус использовался также
при вязании декоративных
ажурных наволочек к
свадебным подушкам,
парадных ажурных
скатертей, вязанных
крючком или иглой. Этот Кружева, плетенные иглой
материал приобретали на
рынке, поэтому изготовленные из него вещи считались
престижными.
Традиции вязания были известны гагаузам и до переселения в
Бессарабию. Это подтверждают, в частности, материалы Л. Бихана,
который пишет, что гагаузки в прошлом вязали из
хлопчатобумажных нитей спицами и крючком, особенно белые и
цветные кружева для рубашек, головных платков, декоративных
полотенец, которыми украшали стены комнат. Кружевные вставки
имели наволочки для подушек. Черными, белыми, зелеными,
оранжевыми нитками плели наволочки для подушек, которые
клали на топчан. По словам упомянутого автора, преобладал
геометрический орнамент (ромбы, квадраты), называемый в народе
айналы. Им изображали животных, растения. А. Бихан отмечает и
традицию вязать элементы верхней одежды. Так, он описывает
гагаузскую вязаную юбку, отличавшуюся от таковой у соседних
народов, изготавливавших эту деталь женской одежды «из разных
видов шерсти ткацким способом»125.
Одним из широко применявшихся в быту гагаузской семьи
материалов являлся шелк-сырец. Этот традиционный для ткачества
материал шел на вязание и плетение главным образом предметов
убранства, вернее, на изготовление декоративных элементов
(кружевные вставки и оторочки, мережки) для занавесей (пердä),
легких покрывал (чаршаф), полотонец (пешкир), настенных
вышитых дорожек (дарошка), скатертей (стол бези), наволочек

91
(пуф ÿзӱ) и т . д.126. Кружева (тантела), а также кружевные
скатерти, как правило, вязали крючком или плели узелками с
помощью иголки. Вязанные крючком вещи отличались от
узелковых более разнообразным орнаментом, но при этом их
фактура была грубее, так как фактурную сетку плели цепочным
плетением. Плетенные узелками кружева были тоньше и нежнее по
фактуре. Здесь одинарная пряжа, искусно связываемая в простые
узелки, образовывала ажурную тонкую фактуру. Орнаментальные
пятна создавали группы клеток, заполненных дополнительными
узелками.
В конце XIX — начале XX в. шелковую нить стали заменять
хлопчатобумажной фабричного изготовления. Внедрение ее в быт
способствовало еще большему разнообразию ассортимента
вязаных и плетеных изделий. Особое распространение получили
изготовленные из хлопчатобумажных нитей кружевные скатерти,
накидки на подушки, наволочные вставки. Их вязали крючком или
плели иголкой на рамках и без них. Самые простые методы
вязания и плетения были связаны с созданием простой пикейной
сетки. Тот или иной желаемый узор на ней получался за счет за-
полнения ее клеточек сплош- ным «стланным» шитьем. Вязание
крючком позволяло плести ажурную фактуру по фрагментам.
Повторяющийся узор в виде
кружочков (томбарлак),
ромбов и квадратов (айна) по
мере готовности соединяли
между собой. Так
создавалось ажурное полотно
будущей скатерти. Эта
техника позволяла
варьировать орнамент.
Мотивов было множество:
паинӂа (паутинка), текерлек
(колесо), пенчерӓ (окно),
Кружева, плетенные крючком
бонӂӱк (бусина) и т. д.
При плетении иголкой в основу будущего изделия также
закладывалась пикейная сетка, исполненная узелковым способом.
Фактуру в мелкую клетку (в основном кружева для оторочек и
вставок) плели без рамки. Но изготовление скатертей таким
способом было очень трудоемким и кропотливым занятием,

92
поэтому в данных случаях делали рамку, составлявшую четвертую
часть будущего изделия. По краям ее набивали гвоздики или
деревянные колышки (часто из спичек) на одинаковом расстоянии
друг от друга в зависимости от размеров будущих клеток.
Натянутые нити в местах взаимного пересечения закрепляли
узелками с помощью иголки. Ячейки пикейной сетки заполняли
шерстяными или гарусными нитями в соответствии с задуманным
узором, ложащимся декоративными пятнами по центру и углам
изделия. Готовые куски сшивали вместе, и получалась скатерть.
Таким же методом плели наволочки для обрядовых (свадебных)
подушечек, иногда занавески на окна.
Вязание и плетение возникли давно у предков гагаузов, о чем
свидетельствуют аналогии в Болгарии127, но особое развитие они
получили в конце XIX в. под влиянием городской культуры.
Вышивка и аппликация
Вышивка как домашнее занятие вошла в быт гагаузов
сравнительно поздно — в конце XIX в.. Появилась она вместе с
традициями городской культуры через быт зажиточной части
гагаузского населения и была также результатом заимствования у
соседних молдавского и болгарского народов.
Наиболее древний вышивальный шов был связан с
обмереживанием соединительных швов на женских рубахах,
застежек на груди, с обметкой краев и т.д. На эволюцию традиций
вышивки у гагаузов в XIX в. повлияла деятельность
соответствующих общественных инстанций, направленная на
развитие ремесла в крае. Немаловажную роль в этом смысле
сыграло обучение девушек шитью, вязанию, кройке в
ланкастерских школах в 40-х гг. прошлого столетия128. В самом
начале XX в. рукоделие преподавалось в 63 училищах края129, что,
несомненно, способствовало проникновению в быт гагаузов
художественного шитья. Вместе с новым ассортиментом изделий
появлялась традиция украшать многие ранее не декорируемые
таким методом предметы быта. Так, при исконном господстве
традиций тканого орнамента на обрядовых полотенцах для
гагаузов элементы вышивки здесь в прошлом были несвойственны.
Их старинная одежда вовсе не орнаментировалась, поэтому
развитие вышивки в конце XIX — начале XX в. в принципе не
было продол- жением традиций народного орнамента. Прежде

93
всего, вышитый орнамент
появился на полотенцах. Тут
вышивка сменяла тканый
орнамент, располагавшийся
по традиции на концах
изделия. В результате
полосы вышитого орнамента
стали все чаще чередоваться
с полосами тканого
рельефного одноцветного
или цветного. Наиболее
Вышивка по пикейной сотке
выразительными из этой
группы изделий являются полотенца с ажурными
орнаментальными полосами. В конце XIX — начале XX в. они
были очень дорогими, их изготовление и использование было
связано с обрядностью. Кроме ритуального, они имели также
престижное значение. Вышивали такие полотенца, как правило,
красными и черными нитками счетной гладью (пÿфӱр), изображая
стилизованных петухов, голубей, лошадей, людей, букеты и
вазоны с цветами. Техника счетной глади очень походила на
браную технику в ткачестве, и этим можно объяснить
предпочтение ее другим при декорировании полотенец. Счетная
гладьевая вышивка помогала продлить жизнь старых тканых
полотенец, которые в прошлом не всегда орнаментировали даже
тканым рисунком.
Вышивка «тамбурным швом» ценилась менее, поэтому им
вышивали иногда концы полотенец повседневного пользования, а
большей частью — настенные дорожки из белого
хлопчатобумажного полотна, декоративные полотняные полотенца
для обрядов, декоративные полосы на кружевных покрывалах для
кроватей и для завешивания одежды, носовые платки и т. д.
«Тамбурный шов», а также отчасти свободная гладь по
нарисованному на хлопчатобумажном полотне сюжету позволяли
отойти от традиционных тканых стилизованных (сильно
геометризованных) орнаментальных мотивов к натуралистическим
сюжетам (изображению цветов, плодов, людей, животных в
свободной композиции и ритме). Выполняемая чаще всего на
хлопчатобумажной белой ткани тамбурная и гладьевая (по
рисунку) вышивка широко использовалась при изготовлении

94
новых для быта гагаузов изделий. Но в принципе она не обогащала
и не развивала лучшие традиции художественного тканья и
вышивки, а наоборот, разрушающе действовала на богатейшие
высокохудожественные традиции народного декоративного
ткачества.
Появление в начале XX в. техники вышивки крестом
несколько исправило положение. Вышивка крестом, связанная со
знакомым счетом нитей и тяготеющая к геометрической
стилизации изображения, более гармонировала с привычным
традиционным, сильно геометризованным орнаментом и, не
означая полного возрождения утрачиваемых традиций, все же
помогала сохранять традиционный облик орнаментируемых
изделий.
Постепенно мастерицы стали считать выполненный крестом
орнамент более изысканным и вышивали таким способом все
изделия, используя крашеные хлопчатобумажные и шелковые нити
в основном фабричного изготовления.
Одним из старинных методов орнаментирования бытовых
предметов и одежды, известных гагаузам, является аппликация.
Нашивные ленты и тесьма составляли основной вид отделки
одежды. Высокохудожественными были традиции украшения
методом аппликации одежды из овчины. Аппликацию стали
широко использовать в конце XIX—начале XX в. при
изготовлении наволочек к свадебным подушечкам, обрядовых
вышитых композиций (табла)130, а также крюков для
подвешивания декоративных полотенец131.
Лучшей основой для наложения аппликации считалось
сатиновое, репсовое или атласное полотно, приобретенное на
рынке. Орнамент клали на рисованные контуры. Преобладал
орнамент растительных мотивов. Цветы, бутоны, листья, как
правило, составляли из разноцветных лент, тесьмы или кусочков
цветной материи. В богатых семьях иногда в ход шли бусы, бисер.
Стебли и листья выполняли гладью или тамбуром.
В качестве аппликативного материала широко применялась
роговица гусиных перьев, из которой вырезали мелкие кусочки
овальной формы. Очень нарядными и соответственно дорогими
были изделия, где роговица сочеталась с цветным бисером.
Орнамент полотенечных крюков наносился на материал,
натянутый на картонный или проволочный каркас132.

95
 В начале XX столетия при орнаментировании подушечек и
крюков для полотенец стало появляться шитье стриженым ворсом,
сочетавшееся с гладьевой вышивкой и аппликацией. Пышным
ворсом шили цветы, бутоны, листья. Каждый фрагмент имел свой
картонный трафарет в виде кружочков и полуовалов. Наложенную
на

За рукоделием

Вышивка крестом (подзор покрывала)

соответствующее место по сюжету рисунка картонку плотно,

многослойным наложением нитей прошивали цветным гарусом
или грубой шерстяной пряжей. Затем острыми ножницами нити
разрезали по центру и снимали трафарет. Образовавшийся ворс
стригли, придавая выпуклую форму. Так создавался довольно
живописный орнамент.
Рассмотренные виды художественных ремесел (вязание,
кружевоплетение, отчасти аппликация), издавна известные

96
гагаузам как специфический вид домашних занятий, широко
вошли в их быт лишь в конце XIX — начале XX в. под влиянием
городской культуры мещанских слоев. Фактически новой для
гагаузов в этот период была вышивка. Бытование данных ремесел
было связано, прежде всего, с изменениями в ассортименте
декоративных элементов в домашних предметах. Так,
разнообразились элементы праздничной одежды, убранства,
потому что в сельском доме появлялась городская мебель.
Кружевными и вышитыми скатертями покрывали комоды, столы,
угловые столики под образами и др. Кружевными покрывалами
застилали не свойственные для гагаузской старины деревянные
кровати. Подушки и полотенца, предназначенные для свадебных
обрядов, как правило, служили украшением парадной комнаты.
Большинство этих вещей входили в состав приданого и
демонстрировали мастерство будущих невест. Изготовление их по
заказу или для рынка в исследуемый период не наблюдалось.
* * *
Таким образом, в XIX — начале XX в. у гагаузов бытовал ряд
домашних занятий, связанных с обеспечением семьи
необходимыми предметами домашнего убранства, утварью,
одеждой, средствами освещения, строительными материалами и
т. д. С развитием производительных сил колоний уже к середине
XIX в. многие из них принимали черты сельских промыслов,
имевших значение в жизни не только одной семьи, но и в
экономике сел или даже края в целом (мукомольный, валяльный,
камышовый, свечной, мыловаренный промыслы, обработка кожи).
Устойчивость и дальнейшее развитие в быту гагаузов многих
архаичных видов промыслов в условиях мелкотоварного
колонистского хозяйства объяснялись наличием сильно
выраженных черт натурального хозяйства, медленно вытесняемого
капиталистическими отношениями. Традиционные промыслы
успешно возмещали запаздывавшее проникновение в быт
гагаузского крестьянства фабричной и заводской продукции.
Эта же причина была в основе замедленного отделения
развивающихся ремесел от сельскохозяйственных занятий.
Гагаузский ремесленник совмещал, как правило, занятие ремеслом
с ведением крестьянского хозяйства. Это превращало ремесленные
занятия в источник дополнительного дохода, поэтому в условиях

97
 Ворсовое шитье

аграрного юга в социальном отношении сельские ремесленники

относились чаще всего к преуспевающим сословиям.
Некоторые домашние занятия и ремесла (ювелирное дело,
аппликация кожаной одежды) являлись продолжением вековых
традиций, другие же (например, вышивка) появились в силу
объективных условий во второй половине XIX в. Промыслы и
ремесла гагаузов имеют аналогии у других народов, особенно
соседних по Северо-Восточной Болгарии и Бессарабии. Это
говорит о вековых этнических взаимовлияниях.
Весь комплекс традиционных ремесленных занятий гагаузов,
как и других народов, с самого начала кроме утилитарных функций
был связан с эстетическими и гуманистическими идеалами народа.
Традиции домашних промыслов и ремесел гагаузов
характеризовались преемственностью, что отразилось в элементах
народной педагогики, в заботе о воспитании трудовой смены.

98
 ГЛАВА II
ТКАЧЕСТВО
Ткачество - домашнее занятие гагаузов, включающее в себя
черты домашнего ремесла. Ручное ткачество как феномен
культуры — один из древних механизмов внебиологической
адаптации людей к среде, один из «способов поддержания их
коллективной жизни», и связано оно прямым образом с целой
системой умений и навыков по использованию ресурсов этой
среды для существования «средствами труда»1. С этой точки
зрения ткачество представляет собой такую область
жизнедеятельности этноса, которая уходит корнями в докапита-
листическую эпоху и в своих традициях отражает историческое
прошлое народа. Изучение этих традиций помогает познать
эстетику крестьянского быта, этические и педагогические нормы
народной жизни. Большой интерес представляют связанные с
ткачеством обычаи, обряды и поверия, раскрывающие
определенные аспекты духовной культуры народа.
Роль ткачества в домашней жизни гагаузского крестьянства
(равно как и других народов) связана, прежде всего, с характером
хозяйственных занятий, определяемых особенностями природной
среды мест проживания.
Хозяйственный быт бессарабских гагаузов во все периоды
истории определялся сочетанием земледелия и скотоводства при
заметном преобладании второго. Эти хозяйственные традиции,
привезенные переселенцами из Болгарии, нашли подтверждение в
традициях местного старожильческого населения края (в первую
очередь молдаван), что, безусловно, предопределило и сходство
рассматриваемой стороны их бытовой культуры.
Сравнительный анализ данных литературы и источников
показал, что традиции высокоразвитых форм ткачества у гагаузов,
невзирая на натуральный характер хозяйства и сравнительную
замкнутость деревенского быта, еще в период их проживания в
Болгарии развивались в тесной связи с ремесленными традициями
в городах и селениях Балкано-Дунайского региона, имевшего
давние экономические и культурные связи как с
восточнославянским миром, так и со странами Западной Европы и
Средиземноморского бассейна. Прямыми были контакты и с рядом
народов тюркского мира. Навыки в выработке гагаузами сукна,

99
хлопчатобумажного полотна, их шелкоткацкие традиции,
несомненно, отражают общий уровень ткацкого дела в Юго-
Восточной Европе и сопредельных с ней землях в XVII — начале
XIX в.
Дело в том, что домашнее ткачество в домануфактурный
период занимало значительное место в экономике средневековых
болгарских городов. Изделия этого промысла принимали активное
участие в торговом обмене, особенно внешнем2. Не случайно
поэтому балканский термин дими, обозначавший сукно, имел в
XVII—XVIII вв. международное распространение3. Одним из
наиболее ходовых товаров на рынках городов Европейской Турции
являлись всевозможные ткани, в том числе сукно домашнего и
ремесленного производства4.
В средневековой Болгарии ткани, преимущественно льняное
полотно и сукно, которые продавались на внешнем рынке,
вырабатывались не только в феодальных имениях и ремесленных
рядах городов, но и в домашних мастерских крестьянских слоев
населения. В каждом мало-мальски значительном населенном
пункте было множество ручных и полумеханических (с
использованием силы воды) сукновален5. Это свидетельствует о
высоком уровне развития ткацкого дела на прежней родине
гагаузских переселенцев Бессарабии. Специфичным для
домашнего ткачества гагаузов, как и болгар, являлось
производство разнообразных домотканых полотен для одежды.
Эти традиции были воспроизведены переселенцами в Бессарабии и
в течение всего XIX в. определяли специфику ткацкого дела у
всего населения южнобессарабских колоний.
В условиях полунатурального колонистского хозяйства,
согласно традиции, в обязанности женщин входило одевать свою
семью, убирать, утеплять и украшать дом, обеспечивать спальные
(постилочные и укрывающие) предметы обихода и т. д. И все это
из природного, добытого своими руками сырья: растительных
волокон, шерсти, шелкового волокна. Такая роль ткачества в
крестьянском быту отмечается во всех источниках XIX в., в
которых хоть в какой-то степени описывается жизнь и быт жителей
колоний. Причем это всегда подчеркивается как одна из
особенностей традиционного быта задунайских переселенцев. Все
авторы сообщают, что заготовка сырья, изготовление тканей и их
обработка производились в каждой семье силами ее членов, так как

100
общественные формы организации таких производств в крае были
минимальными.
Широкая потребность в тканых изделиях удовлетворялась в
колониях за счет домашнего производства. Ввоз из других мест не
мог покрыть нужду в столь специфических изделиях. В этих
условиях домашнее ткачество не только не утрачивалось, но и в
значительной степени влияло на характер работы тех немногих
местных «фабрик», «заводов» и частных мастерских по выделке
тканей, которые имелись в крае. Все они основывались на ручном
труде наемных ткачей из среды местного крестьянства и поэтому
действовали в рамках традиционной технологии6.
А. А. Скальковский, насчитав в крае в 40-е гг. XIX в 11 сукновален
и 12 красилен, характеризует их скорее как ремесленные, чем
промышленные, так как они, по его словам, были самые обычные
«домашние заведения»7. Такой «домашний» характер в этот период
носили почти все шерстомойни, сукновальни, ткацкие и
красильные мастерские не только в колониях, но и во всей
Бессарабии8. Причем большинство из них при наличии
минимальных механических приспособлений, облегчающих
ручной труд, работало не самостоятельно, а в помощь домашним
ткачихам, отдававшим на мойку и крашение волокно, пряжу и
прежде всего готовую ткань, которую здесь подвергали
специальной обработке: красили, гладили, а при необходимости
валяли.
Все домотканые изделия дорого обходились крестьянину из-
за трудоемкости изготовления, поэтому их очень берегли, они
служили не одному поколению домочадцев и, составляя ощутимую
долю состояния каждой семьи, передавались по наследству.
Нередко тюки домашнего сукна и полотна, а иногда и готовые
изделия, по свидетельству современников, служили эквивалентом
денежных знаков и засчитывались при уплате долгов, штрафов и
даже податей9.
Традиционное убранство гагаузского сельского дома по
давней традиции включало большое количество домотканых
изделий, имевших свое отведенное обычаем место. Портреты,
зеркала, окна обрамляли тканые декоративные полотенца,
глинобитные или дощатые лавки (долма, пат) покрывали ткаными,
шерстяными налавниками. Стена вдоль пата и ниже подоконников
завешивалась настенными дорожками. Домотканые дорожки

101
покрывали пол. В углу на пате стоял сундук с лучшими вещами —
праздничной одеждой из домотканины, кусками полотна, сукна. На
сундуке располагали горку из постельных принадлежностей —
одеял, матрасов, подушек. В парадной комнате аналогичную горку
составляли домотканые вещи, предназначенные для приданого
дочерям.
В основных элементах убранство гагаузского дома было
сходно с убранством жилища соседнего болгарского и молдавского
населения юга Бессарабии10.
Описанные традиции, составлявшие основу эстетики
домашнего быта гагаузов, сохранились почти без изменения с
прошлого века вплоть до 50-х гг. XX столетия. Судить об этом
помогают многочисленные свидетельства авторов, осветивших быт
колоний в XIX в. Так, А. А. Скальковский писал, что «внутри
домов завалинки в пол-аршина вышины выстилались коврами и
подушками домашнего же изделия»11. А. В. Рачинский в своих
письмах отмечал, что в жилой комнате колониста есть «...широкая
скамья, покрытая коврами... огромное одеяло, которым укрыться
может целая семья»12. В том, что это можно отнести и к гагаузам,
убеждают более поздние сведения, относящиеся непосредственно к
гагаузам. Так, А. И. Защук сообщал, что в Комрате и отчасти в
Кубее «можно встретить хорошие просторные дома», в которых
«низкие диваны... всегда покрыты коврами и войлоком», а стены
комнат богато украшены ткаными полотенцами13.
Наиболее подробное описание убранства гагаузского дома
содержится в работе В. А. Мошкова, где упомянуты лавка,
застеленная «коврами домашней работы», горка с приданым,
укладываемая на сундук и состоящая из «тюфяков, и одеял, и
подушек, сложенных в величайшем порядке» до потолка.
Указывает автор и на такой характерный элемент убранства
гагаузской горницы, как удлиненной формы подушки в наволочках
«из шерстяных тканей самых разнообразных и ярких рисунков».
Болгары называют их взглавницами 14.
Аналогичный порядок убранства гагаузского дома и состав
тканых предметов описаны П. Шуманским в 1911 г. Он
подчеркивает обязательное украшение стен ткаными узорными
полотенцами, сообщает, что пат, а также глиняный пол в парадной
комнате покрыты коврами. Интересно замечание автора о том, что

102
так же, как у молдаван, ковры, куски материи, подушки у гагаузов
сложены на сундуке15.
В изготовлении тканей участвовала вся женская половина
семьи. Девочек обучали этому ремеслу с детства. Они готовились
стать хорошими мастерицами, потому что все вещи для приданого
по традиции должны были сделать сами, а по добротности и
красоте исполнения этих вещей судили о достоинствах будущей
хозяйки.

Сырьевые материалы и способы их обработки

Растительное волокно
Из растительных волокон гагаузам были знакомы лен и
конопля. Но лен использовался меньше, так как в засушливом,
степном Буджаке условия для его произрастания были крайне
неблагоприятными. Здесь это нежное и влаголюбивое растение16
было низкорослым и малопригодным для производства волокна
нужного качества. С этой точки зрения справедливо замечание
А. И. Защука о том, что лен в Южной Бессарабии производили для
получения семян17. О производстве здесь льна как масличной
культуры пишут и другие авторы18.
Конопля практиковалась шире в связи с более простой и
доступной в домашних условиях технологией ее обработки. Сеяли
эту культуру не в поле, а на небольших участках поблизости от
дома, что значительно облегчало ее транспортировку и обработку.
Хоть и грубое, но обильное и прочное волокно конопли при
доведении его до кондиции не требовало каких-то сложных
приспособлений (что при обработке льна было необходимым). Из
конопляной пряжи ткали холсты для шитья нижней одежды.
Традиции льно- и коноплеводства были известны гагаузам
издавна. Даже в труднейших условиях первых лет жизни на
буджакской земле переселенцы пытались возродить этот вид
добычи ткацкого сырья. Но в целом и конопля на юге Бессарабии
употреблялась меньше, чем в центре и на севере края19. К концу
XIX в. хлопчатобумажная пряжа, пришедшая на смену
конопляной, здесь была уже общеупотребительна. Конопля
сохраняла дольше свои позиции в хозяйствах бедных крестьян.
В. А. Мошков в конце XIX в. об использовании гагаузами
конопляной пряжи писал следующее: «Безью... называют и такое

103
полотно, у которого основа делается бумажная, а уток —
пеньковый. Это бывает тогда, когда у хозяина посеяна своя
конопля, а на бумагу не хватает средств. Наконец, «безью» же
называют и грубую пеньковую парусину, идущую главным
образом на приготовление мешков»20. Наши полевые исследования
также показали, что в конце XIX в. основным материалом для
одежды бедных гагаузов служила полуконопляная ткань (кетен).
Из нее шили не только нижние рубахи, но и платья, а также
изготавливали предметы убранства: половики, налавники,
полотенца, тогда как в состоятельных семьях в данном случае
использовали хлопчатобумажную пряжу, шелк или шерсть.
Коноплю (кеневир) сеяли в низинах и по возможности густо,
чтобы стебли были тонкими и. значит, давали более мягкое
волокно. Созревшую коноплю выдергивали с корнем и, растерев
руками сухие листья и семена, связывали в снопики. Как и у
соседних народов, признаком зрелости считалось пожелтение
ботвы21. Очищенные от семян снопики укладывали в ряд в виде
плота и, скрепив жердями, погружали в воду на мелководье в
речке, запруде или опускали в вырытую и заполненную водой яму.
Чтобы погрузить снопы полностью в воду, их придавливали
камнями. Так коноплю выдерживали до тех пор, пока мякоть не
сгнивала и не рассыпалась. Затем ее вынимали из воды, отряхивали
и сушили в пучках. Сухие снопики мяли на специальной
мялке (рагила). Во многих селах гагаузы называли это орудие
милица, так же, как в Болгарии22. Основу мялки составлял брус с
желобком, установленный на ножках. К одному из концов бруса
прикрепляли подвижно
другой с продольной
выпуклостью и с ручкой на
свободном конце. Пучки
конопляных стеблей укла-
дывали поперечно на брус с
желобком и били по ним
верхним бруском, раздроб-
ляя таким образом мякоть,
которая ссыпалась, освобо- Милица
ждая волокна. Работали по
два, а иногда и по одному человеку. Промятые волокна (ÿскӱлä)
пропускали через чесалку (периä, фырча), отделяя остатки мякоти.

104
Очищенное волокно связывали в пучки и мяли, теребили, еще раз
очищая специальным гребнем (тарак), после чего формировали
кудель (сӱмек). Этот этап обработки растительных волокон
идентичен таковому у других народов, особенно у болгар,
молдаван, украинцев, румын23. Так обрабатывали коноплю и
предки гагаузов еще в период проживания в Болгарии. Полные
аналогии наблюдаются и на таких важных этапах обработки
растительного волокна, как прядение, мотание, отбеливание
пряжи, тканье холстов.
Пряли волокно на прялке с помощью веретена. Конопляная
пряжа, как правило, была грубой. Но сортность все-таки
варьировала в зависимости от качества кудели. Из наиболее
тонкого и чистого волокла (сöз) получали нить для тонкого
полотна (без). Из отходов изготовляли пряжу для мешковины.
Грубая льняная пряжа использовалась также в качестве основы при
тканье некоторых ковровых изделий.
Для смягчения пряжу или даже готовое полотно, идущее на
изготовление одежды, кипятили и затем отбеливали, а при
надобности красили. Предназначенную для крашения пряжу мыли
менее тщательно. При отбеливании мотки пряжи или ткань
мочили, закапывали в снег или погружали в квасцы (борч кеӂенӓ).
Иногда использовали (особенно при обработке уже готового
полотна) раствор конского навоза. Пряжу или полотно держали в
нем в течение нескольких дней, затем тщательно полоскали у
колодца и, свернув, били о гладкие камни. Просушив на солнце,
опять полоскали и снова били о камни. Процедуру повторяли
многократно, пока ткань не смягчалась. Затем полотно (плат) туго
наматывали на камыши и, погрузив в чан, кипятили до полного
отбеливания.
Шерстяное волокно
Важным традиционным сырьевым материалом в гагаузском
народном ткачестве была овечья шерсть (козью в этих целях
использовали редко). Материальной базой ткачества из шерсти
служило высокоразвитое овцеводство24, являвшееся одним из
основных видов хозяйственных занятий не только гагаузов, но и
всех соседних народов Юго-Восточной Европы. Отсюда понятна
значимость домашних занятий, связанных с обработкой шерсти
для нужд крестьянской семьи25.

105
 Во всех упомянутых
источниках отмечается стрем-
ление овцеводов Бессарабии к
улучшению породистости ста -
да. Особое внимание этому
уделялось на юге. Именно в
буджакских колониях было
наибольшим поголовье одной
из самых шерстоносных пород
— цигайской овцы, отличав-
шейся тонкой, длинной,
волокнистой и мягкой
шерстью белого цвета26. И
хотя в крае в целом селекцией
и отбором пород занимались
главным образом крупные
помещики, старавшиеся повы-
сить товарность шерсти в
Уголок двора
связи с рыночным спросом на
27
нее внутри страны и за рубежом , высокая культура овцеводства
не могла не отразиться на развитии его в крестьянском хозяйстве.
Так, если в 20-е гг. XIX в., по сведениям авторов, в
Бессарабии еще мало было разведено шпанок и других
тонкошерстных овец, сырье с которых находило большой спрос на
заграничных фабриках28, то в 80-е гг. продажа именно
тонкорунной шерсти приносила значительные доходы
29
предпринимателям края , положительно влияя и на поголовье
овец в крестьянских хозяйствах юга. Но по традиции крестьяне
ценили и местные породы — «чушку» с черной и белой шерстью и
аналогичную ей «влашку», известную переселенцам еще в
Болгарии и привезенную ими в Бессарабию из-за Дуная и Прута30.
«О последней известно, что она обладает высокой молочностью,
вынослива и поставляет хоть и грубую, но обильную
длинноволокнистую шерсть, пригодную для тканья больших
ковров, чем и объясняется то, что ее предпочитает молдавское
население Северной и Центральной Бессарабии, но немалое место
она занимает и у населения Буджака», — отмечал в начале XX в.
один из авторов31. Именно выносливость и универсальность делали
чушку экономически выгодной в условиях полунатурального

106
крестьянского хозяйства32. Это же подчеркивал в свое время
А. И. Защук, по словам которого, основу крестьянских отар в
середине XIX в. составляла «общепользовательная»,
неспециализированная смушковая «волошская настоящая» овца33.
Особенно славились в Южной Бессарабии «цигайская овца» или ее
помесь с «чушкой», дающие шерсть немного грубую (по
сравнению с тонкорунными шпанками и мериносами), но длинную
и плотную34. Такая породность стада служила прочной основой для
развития промысла, поставляющего овечью шерсть для нужд
крестьянской семьи.
В гагаузских селах постоянно укреплялась овцеводческая
база, непосредственно связанная с крестьянским ткацким
ремеслом. В источниках прослеживается пропорциональность
численности жителей села и
поголовья овец, что свиде-
тельствует о массовом и
равномерном бытовании этого
промысла во всех селах.
Исследователи хозяйственной
истории края середины XIX в.
указывали на тенденцию
роста поголовья овец в
крестьянских хозяйствах35.
Определенное влияние
на развитие овцеводства ока-
зывала деятельность Обще-
ства сельского хозяйства
южного края России (1832—
1846), способствовавшего
улучшению породности стада
в крае путем популяризации
соответствующей литературы, Чесание шерсти
например, «Ручной книги об
овцеводстве»36.
Один из современников отмечал «великое количество
разводимых в Бессарабской области, а особливо в Буджаке, овец»,
от которых шерсть здесь идет преимущественно на «потребление
внутри области, где всякий самый бедный крестьянин считает
обязанностью иметь несколько ковров для убирания своей избы, а

107
зажиточный считает их десятками»37. В. А. Мошков в конце XIX в.
также писал, что гагаузы, как и гуцулы, не только тратят на свои
домашние нужды все вырабатываемое руно, но и при
необходимости еще прикупают его на рынке дополнительно38.
Добыча и обработка шерстяного материала в гагаузских селах
были неизменны в течение всего XIX и первой половины XX вв.
Стригли овец в мае-июне. Полученное руно мыли и хорошо
просушивали на воздухе. Затем с целью разрыхления сильно
сбитой массы ее, разостлав, выбивали палкой. Важным этапом в
дальнейшей обработке и очистке шерсти от загрязнений было
теребление (дитмäк). Для окончательной подготовки волокна к
прядению его прочесывали на специальном гребне (тарак)
вручную. Сколоченный из досок тарак имел вид трапеции на
широком основании. На верхней поверхности было два ряда
острых металлических зубьев из толстой проволоки. При чесании
короткая шерсть и остатки грязи ссыпались вниз, и в руках
оставались пучки прочесанных, чистых, расправленных длинных
волокон. Их складывали по нескольку вместе и снова пропускали
через тарак, формируя, таким образом, кудель (сÿмек). Из
накапливавшихся в нижней части зубьев гребня очесок делали
второсортную пряжу.
Шерсть широко применялась в хозяйстве, прежде всего в
ткачестве. Из нее изготовляли тонкие шерстяные ткани, сукна,
онучи, ковры, ковровые изделия, одеяла, матрасы.
Пряли шерсть в основном в натуральном виде. При
необходимости пряжу окрашивали самостоятельно или отдавали в
мастерские ремесленников. Здесь наряду с покраской производили
также валяние и глажку шерстяных тканей. Но высокие цены на
эти операции, и в особенности на окраску, вынуждали крестьян
разводить овец темной масти, шерсть которых не требовала
дополнительной окраски и шла на изготовление грубых сукон. В
этой связи особенно ценилась местная темношерстная чушка.
Хлопчатобумажная пряжа
Изготовление холстов из хлопчатобумажной пряжи
(памуктан иплик) было знакомо гагаузам еще на территории
Северо-Восточной Болгарии. Как привозной материал для тканья
хлопок на Балканах известен еще с XVI в.39. Но производство его в
крестьянском хозяйстве относится только к середине XIX в.40.

108
Основой популярности хлопчатобумажного материала являлись
его такие прекрасные качества, как мягкость, тонкость и прочность
нити, не требующей специального трудоемкого отбеливания. Эту
пряжу охотно покупали на рынках, в результате чего
хлопчатобумажное полотно постепенно заменяло холстину из
традиционных местных растительных волокон (льна и конопли)41.
Переселенцы Бессарабии по старой традиции при возможности
также использовали покупную хлопчатобумажную пряжу. Как и
соседние по региону народы, гагаузы изготовляли из
хлопчатобумажного домотканого полотна нательное белье, легкое
платье, предметы убранства (полотенца, скатерти) и др. Гагаузское
название хлопчатобумажного полотна без обнаруживает связь с
традициями текстильного производства у окружающих народов
как Юго-Восточной Европы, так и более широкого региона42.
Существует мнение, что термин без по происхождению
общетюркский. Многие народы обозначали им тонкие,
преимущественно хлопчатобумажные ткани домашнего,
ремесленного, а позже и фабричного производства.
Усиленное проникновение в быт колонистов Южной
Бессарабии хлопчатобумажной пряжи и даже готового полотна с
самого начала обусловливалось развитием внутренней и внешней
торговли. Среди «красных товаров», дозволенных по таможенному
тарифу с начала XIX в., значится «хлопчатая бумага», которую
ввозили через ренийский и измаильский порты купцы из Турции,
Австрии и других стран и продавали на ярмарках Комрата,
Болграда, Тарутино, Аккермана и других торговых центров края43.
На южнобессарабский рынок поставлялись также русский
домашний и фабричный холст, «хлопчатая бумага, битая, пряденая
и жимная вата, шитое бумажное одеяние»44. После присоединения
к России Южная Бессарабия стала удобным рынком сбыта
продукции российской промышленности, прежде всего
текстильной. Это дало основание Р. Сошальскому, одному из
первых исследователей края, еще в 20-е гг. XIX в. отметить, что в
Бессарабии жители носят «белье из купленного холста, который ...
доставляется из Подольской и других близких губерний и
покупается наиболее в Бердичеве. Получают его и через
Скулянскую, Леовскую и Ренийскую переправы»45.
Пряденая и непряденая «бумага» была одним из основных
товаров, ввозимых на бессарабский рынок в течение всего XIX и

109
начала XX в.46 Место хлопчатобумажного полотна в традиционном
быту гагаузских крестьян в конце XIX в. охарактеризовал В. А.
Мошков. Он пишет, что обычным материалом для шитья
национальных рубах являлось тканое в две ремизки полотно «из
тончайших бумажных ниток» — безь. Так же, как безь, ткутся
полотенца, но только в них для украшения по утку делаются узкие
полосы из шелка, беленой или синей бумаги. Мошков сообщает и о
другом сорте бумажного полотна, которое называется безь сакыз
памукт ан. Эта ткань делается в четыре ремизки с основой из
тонкой хлопчатобумажной нити, а утком — из толстой. Получается
белоснежная, чрезвычайно красивая ткань, имеющая мелкую
рельефную выпуклую фактуру. «Из нее приготовляют скатерти для
столов и легкие летние фанелы»47.
Хлопчатобумажное сырье (вату, готовую пряжу) гагаузы, как
и остальное население края, покупали на рынках. Как явствует из
полевых материалов, в 20-е гг. XX в. жители сел Чишмикиой,
Етулия, Болбока приобретали на базарах остатки
хлопчатобумажной пряжи (бош масур) с ткацкой фабрики в г.
Галаце. Дома ее перематывали по традиционному принципу и
использовали в изготовлении тканей.
Чтобы повысить качество ткани, хлопчатобумажную пряжу
(и самодельную, и покупную) погружали в жидкую кашицу,
запаренную на воде из пшеничной и кукурузной муки. Такое
своеобразное крахмаление производили с целью ликвидировать
свойственную хлопчатобумажной пряже ворсистость.
Шелк-сырец
Одним из характерных традиционных видов ткацкого сырья у
гагаузов являлось волокно шелка-сырца (бÿрÿнӂÿк).
Шелководство относится к числу старинных видов домашних
занятий гагаузов. Распространилось оно в Болгарии несколько
веков назад, придя сюда с Востока через Византию48. Сравнение
традиций шелководства у бессарабских гагаузов с аналогичными у
болгарских гагаузов, болгар и другого населения Северо-
Восточной Болгарии и сопредельных с этой территорией стран
свидетельствует об общности их в Балкано-Дунайском регионе49.
Гагаузы, как и болгары, прибыли в Бессарабию в начале
XIX в. с уже сложившимися соответствующими навыками.
Поэтому во всех источниках прошлого столетия шелководство

110
рассматривается как одно из специфических домашних занятий
колонистов50. Так, в 40-е гг. XIX в. А. А. Скальковский отмечает
наличие «правильного шелководства» только в колониях51.
Наблюдая быт населения Бессарабии в 20-е гг. прошлого
столетия, один из современников писал, что шелковичный червь,
для которого в крае очень благоприятный климат, «служит
убранством красоте»52. Это означало, что выделяемое им шелковое
волокно, широко используемое для выработки декоративных
тканей, придает убранству домов особую красоту и неповторимый
уют. Говоря о прекрасных свойствах шелка-сырца н особых
выгодах от шелководства, упомянутый автор с сожалением
заключает, что промышленного производства шелка в крае в то
время не намечалось.
В источниках содержатся сведения о занятиях
шелководством непосредственно в гагаузских селах 53. Усматривая
выгоду в развитии этого промысла, власти с самого начала
освоения края пытались активизировать разведение шелковичного
червя и производство коконов, что отразилось в создании
общественных плантаций54. Проводилась работа и по
селекционному отбору семян шелкопряда (грены). Так, в уставе
колонии указывалось на необходимость поощрения переселенцев,
интенсивно занимающихся шелководством. Это выражалось в
награждении их образцами усовершенствованных
шелкомотальных машин и поставке фабрикантами шелковых
изделий из России, а также образцов шелкового волокна,
используемого на фабриках55.
Особое внимание развитию шелководства как одного из
крестьянских занятий уделяли земские учреждения, которые
пытались издавать специальную литературу, снабжали крестьян
греной, занимались организацией сбыта коконов и даже
ходатайствовали об открытии в Бендерском уезде шелкоткацкой
школы. Известно, что шелкоткацкому делу обучали в некоторых
уездных училищах56.
Интерес к развитию шелководства в крае проявляло и
Общество сельского хозяйства южного края России, занимавшееся
изданием пособий по селекции, статистикой отрасли, организацией
сбыта, поощрением энтузиастов, устройством специальных
выставок и т. д.57.

111
 В сообщениях о состоянии шелкомотального дела в
Бессарабии (в том числе в бывших колониях) во второй половине
XIX в. современники с определенным разочарованием отмечали,
что шелководство здесь существовало лишь как «мода» в быту
крестьян, преимущественно богатых. Производимый ручным
способом шелк, по их словам, получался грубым, годным лишь на
«крестьянские ткани»58. Л. С. Берг, говоря о развитии
крестьянского шелководства в Аккерманском, Бендерском,
Измаильском уездах, в начале XX в. подчеркивал, что
«бессарабское шелководство сильно страдает от
неорганизованности сбыта коконов». Весь эффект от
шелководства, по его мнению, по-прежнему сводился к тому, что
«местное население само готовит грубые шелковые ткани»59.
И действительно, шелководство в крестьянских семьях так и
не получило товарного характера. Выкармливали шелковичного
червя и разматывали из коконов волокно в домашних условиях
преимущественно для своих нужд. Пряжа из шелка-сырца у
гагаузов так же, как у болгар и молдаван, шла на тканье предметов
убранства: покрывал, наволочек, обрядовых узорных полотенец,
салфеток. Использовали ее и в кружевоплетении, в тканях для
шитья обрядовой, преимущественно свадебной одежды и т. д.
В настоящее время шелковичного червя разводят очень
редко, так как применение шелка-сырца в быту сократилось.
В 50-е гг. в некоторых колхозах еще были шелковичные звенья.
Сейчас эта отрасль хозяйства почти не развивается.
Для выращивания коконов требуется специальное
помещение, чистое и теплое. В нем делают стеллажи из стеблей
камыша, накрывают их бумагой, на которую высевают грену.
Через два-три дня появляется червь. Его кормят листьями
шелковицы. Черви растут в течение недели, а потом засыпают на
три дня. В это время убирают помещение. Так повторяется четыре
цикла. Напоследок на стеллажи укладывают ветки, на которых
черви закрепляются и превратившись в куколок, оплетают себя
коконами. Лучшими считаются те коконы, в которых куколка
свободно перекатывается, значит, она жива. Определенное
количество коконов оставляют для размножения, остальные
усушивают в печи при определенной температуре, чтобы убить
куколок раньше, чем они прогрызут стенки коконов и,
превратившись в бабочку, вылетят из них. Усушенные коконы

112
 Болградские шелководы (начало ХХ в.)

погружают в сосуд с горячей водой, в результате чего волокно

легко отделяется от кокона. Готовность к следующей процедуре
определяют, водя палочкой по воде кругами. Если волокна

Салфетка из шелка-сырца

113
 Прядение с помощью ручной прялки

цепляются концами за палочку и разматываются, можно начинать

мотание. Мотали волокно вручную (палочкой) или с помощью
самопрялки. Процесс был сложным и ответственным, требовал
особых навыков, поэтому крестьяне часто обращались к услугам
сельских мастериц-шелкомотальщиц. При большом объеме работы
коконы возили в мастерские по механической размотке шелка,
которые имелись в Комрате, Болграде. До 50-х гг. нашего столетия
шелкомотальная машина работала в Вулканештском
быткомбинате.
Прядение
Важным этапом ткачества было изготовление пряжи из
любого сырьевого материала. Наиболее старинный прием
заключался в прядении без прялки — путем простого вытягивания
волокна и скручивания его пальцами. Так делали грубую пряжу
для чулок, носков. В основном же работали с помощью
прялки (рӧкӓ). В зависимости от способа прядения прялки имели
различную конструкцию. Одна из наиболее древних, с помощью
которой пряли на ходу, представляла собой обычный стержень,
нижним концом втыкаемый за пояс под левую руку. Из
этнографической литературы следует, что такой способ прядения
был известен населению Юго-Восточной Европы, в том числе
болгарам Бессарабии60. Так, в середине XIX в. А. В. Бачирский
писал о жителях болгарской колонии Кайраклия: «Прялки под

114
левой рукой болгарки не
бездействуют, правая рука
постоянно движет веретено...».61.
Из контекста следует, что
женщины пряли стоя или на ходу.
Прядение с помощью поясной
прялки фурка (молд. фурка, болг.
хурка) было известно и гагаузам.
На это, в частности, указывал в
конце XIX в. В. А. Мошков. По его
словам, у гагаузов встречалась
«маленькая ручная прялка (фурка),
которая затыкается за пояс и с
которой можно прясть даже на
ходу. С такими прялками в руках
женщины ходили одна к другой в
гости»62.
Прядение без прялки
упомянутый автор наблюдал с
начале XX в. в Болгарии у
сургучей, которых он считал
единоплеменниками гагаузов63. Самопрялка
Сидя пряли с помощью
прялки с основанием (сталка), державшим ее в вертикальном
положении. Кудель прикрепляли к головке (башлык) прялки.
Такую прялку описал В. А. Мошков, указав, что кудель часто
фиксировали деревянной конической шапкой, также называемой
башлык. Видел он у гагаузов Бессарабии и специальную ременную
повязку для кудели — харты64.
По устройству стержня для фиксации кудели гагаузскую
прялку можно отнести, согласно классификации К. И. Лебедевой, к
палкообразному типу, издревле свойственному населению
лесостепных и стенных регионов65.
Прядильщица придавливала бедром сталку, чтобы она не
шаталась во время работы. Самой удобной считалась поза, когда
женщина садилась левым боком на край топчана, скамейки или
сундука так, чтобы была возможность вертеть веретено вытянутой
правой рукой. Это повышало производительность труда и

115
улучшало качество пряжи. Но
излюбленными были и другие
позы: сидя на полу, на земле, на
маленькой скамеечке.
К сучению двух и более
нитей прибегали тогда, когда
нужна была толстая нить для утка
при выделке грубых тканей или
когда вязали теплые вещи,
например чулки.
В XIX в. под влиянием
развивавшейся в Западной Европе
текстильной промышленности
прядильное дело совершенствова-
лось. Сначала у городских
ремесленников, а затем и в селах
За самопрялкой
можно было увидеть самопрялки,
оснащенные маховым колесом с ножным приводом, значительно
повышавшие производительность труда. Появление в этот период
таких прялок в Болгарии отмечает X. Вакарельский66. В связи с
западным происхождени-
ем конструкции на Руси
их называли «голландка»,
«шведка», «немка»67.
Мотовило
Деревенские мастера по
их образцу делали свои
самопрялки. Одну из них В. Маринов наблюдал у гагаузов
Болгарии68. В. А. Мошков констатировал, что бессарабские гагаузы
сохраняли приверженность ручной старинной прялке, поэтому он
не встретил у них «немецкие прялки с колесом, употребляемые
повсюду в Польше»69. Однако источники и литература XIX в.
убеждают, что в колониях, в том числе гагаузских, самопрялки
существовали.
В начале XX в. самопрялки были обычным явлением в
гагаузских селах. Отдельные их экземпляры сохранились до
настоящего времени. Конструкция и принцип действия таких
самопрялок не отличаются от бытовавших в Восточной Европе (у
русских, украинцев, молдаван, белорусов и других народов)70.

116
 Прядение было трудоемким занятием, требовавшим много
времени. Но характер работы (один человек) и мобильность
орудий труда позволяли использовать для этого любую минуту и
даже время отдыха. Так, именно прядение было основным
рукоделием, которым занимались девушки на посиделках. В 40-е гг.
XIX в. один из очевидцев описал такую посиделку в болгарском
селе. Вечером у костров на улице собираются от четырех до
восьми девушек с прялками за поясом. «Девушки прядут, распевая
по временам дружным хором национальные песни. Юноши их
забавляют и смешат рассказами, шутками и т. п. Иногда им
вручают веретено, наполненное нитками, которые они наматывают
на клубок»71.
Исследование сравнительного материала показало, что
гагаузские посиделки немногим отличались от описанной. Здесь
также девушки в теплое время года собирались вечером с
рукоделием во дворе или у ворот. Но особенно веселыми и
производительными были посиделки в долгие зимние вечера,
устраиваемые в доме одной из подруг, куда заходили в качестве
гостей и парни. В шутках, песнях и прибаутках звучала оценка
мастерства рукодельниц. Часто она была равносильна
общественному мнению, игравшему немаловажную роль в выборе
парнями невест.
С веретена или со шпулек пряжу наматывали в клубки
(йумак), в которых она и хранилась. С клубков ее перематывали на
мотовило, представлявшее собой своеобразную меру длины.
Своеобразной мы называем ее потому, что длина мотовила,
называемого аршын, варьировала. Аршын представлял собой
брусок с вилообразным концом. Другой конец завершался
поперечным бруском. По поверью, чтобы в аршын «не вошел»
грех, его должна была сделать сама ткачиха или старый
(обязательно вдовый), а также молодой (неженатый) мужчина.
Старинный аршын формировала древняя народная мера
длины — локоть (ендезä), представлявший собой расстояние от
локтевого сустава до кончика мизинца. Один локоть состоял из
четырех четвертей. Одна четверть — расстояние между кончиками
большого пальца и мизинца развернутой ладони. Малый аршин
имел один-полтора ендезя, большой — два ендезя. 60—62 оборота
нити на аршыне образовывали один чилä. Из этого расчета на один
аршын наматывали нужное количество чилä.

117
 Снятый с аршына моток называли келеп. В таком виде пряжу
хранили, окрашивали или отбеливали в зависимости от назначения.
Учет нитей в мотках необходим был для расчета размеров
будущего изделия (и собственно количества пряжи). Заранее
определяли, сколько локтей нужно на основу изделия, сколько —
на уток.
У болгар гагаузскому келепу соответствует пасма, а чиля —
глава72. Каждый чиля в келепе для счета фиксируется цветной
ниткой. Как само явление, так и обозначающие его термины (чилä,
келеп) идентичны у всех гагаузов, проживающих в нашей стране и
вне ее пределов73.
Система учета пряжи у гагаузов мало чем отличается от
таковой у соседних европейских народов74.
Крашение пряжи
Так как большинство тканей всякого назначения
вырабатывалось из цветного материала, то окрашивание
(кафеслемеӓ) было ответственным этапом в подготовке пряжи к
тканью. Многие женщины располагали унаследованными от
прошлых поколений знаниями о традиционных красителях
растительного и животного происхождения. Гагаузы, как и
болгары, прибыли в Буджак с солидным опытом в данной области.
Об этом говорит наличие аналогичных красителей и рецептов у
гагаузов Северо-Восточной Болгарии75.
На территории Бессарабии богатый опыт переселенцев не
только не иссяк, но и значительно обогатился за счет
заимствований у местного населения, чему способствовала богатая
флора края. Еще в 20-е гг. XIX в. все знакомящиеся с условиями
Буджака отмечали, что «...лес, многие травы и коренья дают
хороший материал для лекарств, для крашения шерсти и других
домашних рукоделий»76.
Черную и темно-зеленую краски получали из так
называемого дикого яблока (йабан алмасы), желтую и золотую —
из скумпии. Известен был метод добычи красителя из луковой
кожуры, табачных листьев. Из листьев и почек вяза (кара аач)
получали коричневую краску. Ореховые листья и кора давали
палитру красок, начиная с черного и кончая зеленым и желтым.
Оранжевый краситель добывали из листьев и плодов абрикоса. В
качестве красителей использовали также молочай, корень щавеля,

118
скорлупу ореха. Из корней лопуха в сочетании с щавелем получали
синюю краску.
Готовили краску сами. Каждая ткачиха знала множество
рецептов для получения нужной тональности. Содержащее
краситель сырье, как правило, отваривали. Затем, процедив
раствор, погружали в него окрашиваемый материал (пряжу или
готовую ткань) и кипятили на медленном огне положенное время.
С конца XIX в. стали использовать анилиновые красители,
работа с которыми также требовала опыта и знаний, прежде всего
дозировки. Например, смешивая в определенных пропорциях
желтый и синий красители, мастерицы окрашивали материал в
зеленый цвет. Тщательно дозировался состав красителя и для
получения других цветов и их оттенков.
Популярными были покупные порошки азотной кислоты,
называемые в народе сачка и имевшие цвет медного купороса. Это
вещество с таким же предназначением использовалось в
Болгарии77. Сачка не являлась самостоятельным красителем, а
служила своеобразным активатором, формирующим нужный цвет
не только из анилиновых, но и из растительных красителей.
Устойчивость красителя и интенсивность цвета обеспечивали и
добавкой кислых сред, т. е. квасцов, обладавших испытанным
свойством сгущать и крепить краски. Отличным средством в этом
случае служил домашний квас (борч). Иногда его заменяли соком
горького перца, разведенным водой (бибер суÿ). Если надо было
получить светлый цвет (например, розовый из красного красителя),
ни сачки, ни квасцов не добавляли. Раствор такого красителя
называли татлы су (сладкая вода).
Народный опыт крашения пряжи и тканей уходил корнями в
далекое прошлое. Об этом свидетельствуют аналогичные традиции
населения Болгарии и особенно ее северо-восточной части78.
Имеют сходство гагаузские приемы окрашивания пряжи и тканей и
с таковыми у соседнего по Бессарабии населения: молдаван,
болгар, украинцев и др.
Подготовительный этап
Следующей операцией в подготовке пряжи к тканью было
сматывание ее с келепа в клубки или на вьюшки. Проще всего
было сматывать пряжу вручную в клубки. При этом один человек
(часто ребенок) держит келеп на вытянутых руках, другой

119
сматывает нить в клубок. Так же готовили пряжу к вязанию,
спрядывая с помощью веретена две или несколько нитей.
Обычно пряжу с мотка перематывали на камышовые вьюшки
(калем, масур) — так легче было сновать основу или заряжать
челнок (мекик). Для перемотки на масур существовали
специальные орудия — елемнä и чыкырык. Елемня имела аналогии
у многих народов исследуемого региона и представляла собой
горизонтально вертящуюся на небольшой стойке раму из двух
скрещенных брусков с вертикальными шипами на концах.
Устройство с приводным колесом или барабаном называлось
чыкырык. Ткачиха внимательно следила за тем, сколько калемов и
какого цвета получилось из одного чиля пряжи, чтобы легче было
рассчитать ее количество на готовящееся изделие. Снование
основы (уламак, чöзмäк) будущей ткани являлось одной из узловых
операций. Суть ее заключалась в том, чтобы по длине будущего
изделия натянуть параллельно нужное количество нитей и
разделить их на два перекрещивающихся ряда (нижний и верхний).
Перекрещивающиеся нити образовывали зев (чатал).
Как и все народы Европы, гагаузы применяли два способа
создания основы — на колышках и на вращающихся рамах.
Снование на колышках могли производить на стене, на земле. Для
получения основной схемы растягивания основы и образования
зева в стену или землю вбивали три колышка на одной линии. Если
сновалась основа для длинного куска полотна, колышков было
больше. Основу для настенных дорожек, половиков, полотенец
(они были узкими, но, как правило, длинными) часто растягивали
на зубчатых деревянных заборах. При сновании основы для
полотен, выполняемых в две ремизки, мастерица вела вдоль кольев
и зубцов забора две нити, перекрещивая их у среднего колышка
(чаталдан гечирмää). При сновании основы для узорных тканей в
один круг закладывали три нити и более в зависимости от
количества ремизок.
Древнейший способ закладывания нитей в основу — их
ручное спаривание из клубков, уложенных в сито или корзину,
которую несли вдоль колышков или забора. Соединенные в
ладонях мастерицы нити отматывались по мере ее движения.
Но существовали и специальные приспособления,
облегчавшие труд и обеспечивавшие более качественное
натяжение нитей, особенно при создании основы многоремизных

120
 Устройства для размотки пряжи: чыкырык и еленмя

тканей. К ним относится сновалка (чöзгÿ) в виде рамы. Она состоит

из трех вертикальных реек, соединенных вверху и внизу
горизонтальными перемычками. Внизу чёзгÿ имеет стопу в виде
горизонтальных дощечек — лап, прибитых к нижней перемычке,
вверху — ручку, роль которой играет конец средней рейки. На
параллельно расположенные в рейках куски проволоки
насаживают масур с пряжей.
Установив на проволочные перемычки нужное количество
масуров, мастерица закрепляла концы нитей у крайнего колышка,
затем, ухватив раму за ручку, водила ее вдоль колышков, следя при
этом, чтобы разматывающаяся пряжа натягивалась на них, и
каждый раз встречным
перекрещиванием обвивала
средний колышек. Так
создавался зев для уточной
Самопрялка
нити. Чтобы пряжа не
запуталась и сохранился зев, места скрещивания встречных нитей
связывали цветной веревочкой.
Более совершенной и удобной была вертящаяся чёзгю. Она
состояла из закрепленных на одной оси двух перпендикулярно
перекрещивающихся рам, наружные края которых имели глубокие
зазубрины. Эта сновалка повсеместно называется молдув ан
чöзгÿсÿ, что свидетельствует о ее заимствовании у молдавского
населения, хотя из литературы известно, что ареал бытования

121
такого инструмента включает Болгарию, Румынию и ряд
сопредельных с ними стран. Чёзгю устанавливали вертикально,
закрепив верхний конец оси подвижно к балке потолка
(просверлив для этого в ней гнездо или сделав петлю из ремня).
Нижний конец оси вставлялся в паз в сидении табурета или другой
деревянной мебели. Нити в нужном количестве и предполагаемом
порядке наматывали на вертящуюся вокруг своей оси сновалку.
Зев образовывали скрещиванием нитей основы вокруг колышка,
расположенного в нижней части одной из рам. Вся основа
распределялась в намеченном порядке на зубцы ребер сновалки.
Иногда для снования использовали подвешенный к потолку
или дереву вверх ножками стол. В этом случае его крутили и,
наматывая на ножки по периметру
пряжу, образовывали возле одной
из них чатал перекрещиванием
встречных нитей вокруг палки,
прибитой по диагонали и
выступающей одним из концов
наружу.
Для учета количества нитей в
основе каждые 30 из них (пасма) Чёзгю
перевязывают цветными нитками.
Скрученную в косу готовую основу с фиксированными зевом
и пасмами называют синжир
(цепь) или пелик (коса). Она
может в таком виде долго
храниться.
Приемы снования бесса-
рабских гагаузов аналогичны
таковым у гагаузов Болга-
рии79, молдаван80, украинцев
и других народов Европы81.
Интерес представляют
связанные со снованием
поверья. Так, запретными для
этой операции днями недели
считаются вторник и пятница.
Такие запреты бытуют и у
Вертящаяся сновалка

122
 Ткацкий станок

другого населения междуречья Днестра и Прута, и прежде всего у

молдаван82.
Ткали гагаузы в основном ремизным способом на
горизонтальном станке (дÿзен). Он имеет прямо горизонтальную
основу и по этому признаку сходен с ткацким станком,
распространенным у населения не только Болгарии, но и всей
европейской части СССР83.
Основными деталями станка являются поперечные брусья,
боковые несущие рамы, т. е. станины, два навоя (кросну),
имеющие в станинах гнезда для крепления. Поперечные брусья
(дÿзенин геермеси) соединяют станины и фиксируют рабочее
положение станка. От их размера зависит ширина станка.
Важной частью станка является бердо (тарак), вставленное в
подвешенную к поперечной перекладине (тефа сопасы) раму
(тефа). За бердом (если смотреть от места расположения ткачихи)
находятся также в подвешенном состоянии ремизки (гÿӂÿ). Их
бывает две, четыре и более в зависимости от техники тканья.
Гюжю подвешены к перекладинам, опирающимся на станины
(гÿӂÿ сопасы) с помощью приспособлений в виде катушек (макара)
и плечевидных держателей, применяемых при спаривании ремизок.
Ремизки соединены веревочками с дощатыми подножками-
педалями (айаклык), на которые ткачиха в нужный момент
наступает ногой, опуская или поднимая ту или иную ремизку. Для

123
натяжки нитей основы на одном из концов заднего навоя (аард
кросну) есть сквозные отверстия, куда вставляется упирающаяся в
пол длинная жердь (гермä).
Упорным приспособлением снабжен и передний навой
(öнÿндеки кросну), на который наматывается готовая ткань. В конце
его также имеется сквозное отверстие, куда вставляется

Интерьер с ткацким станком в музее с. Бешалма Комратского района МССР

заостренный деревянный или железный стержень, с помощью

которого навой фиксируется к нужном положении. Для этого в
отверстие железной пластины (гереӂек), привязанной к переднему
концу станины, втыкается железный шип. В целом такая
конструкция станка свойственна соседним народам как в Болгарии,
так и в Бессарабии. Наиболее архаичные его формы (вбитые в
землю ножки станин) встречались у гагаузов Болгарии еще к
середине XIX в.84.
Конструкция станка бессарабских гагаузов конца XIX в., по
описанию В. А. Мошкова, мобильна и «достаточно стройна»85.
Станок легко может при надобности собираться и разбираться. Эта
его конструкция сохранилась до настоящего времени почти без
изменений.
Заряжается станок так. Конец основы со стороны
фиксированного зева надевают на палку и равномерно по всей ее
длине распределяют нити. Задннй навой, на который наматывается
основа, имеет утолщенные концы с отверстиями для регулировки

124
натянутости основы. В проде-
ланное в нем продольное
углубление или даже сквозное
отверстие вставляется непо-
движно палочка с надетым на
нее концом основы, после чего
последняя почти во всю длину в
расправленном виде наматыва-
ется на кросну. Эту операцию
проделывают обязательно три
женщины: две крутят кросну,
расправляя, распределяя нити
основы (ерши), третья держит
ее свободный конец и тянет на
себя, обеспечивая ровную и
тугую намотку. Для фиксации
зева с обеих сторон перекрестия
продевают две тонкие палочки
или камышинки (чапу) (не Детали ткацкого станка
короче кросну), предварительно
удалив тесемки, отмечавшие до этого зев. Кросну с основой
устанавливают в ее гнездо на станинах.
Дальнейшая операция зарядки связана с продеванием
свободных концов нитей основы через бердо и ремизки (уламак).
Для этого передний конец основы разрезают, сохраняя
разделенными нити нижнего и верхнего ряда с тем, чтобы не
нарушить зев. Количество нитей основы в зависимости от ширины
и плотности изделия рассчитано еще при сновании. Как правило,
оно должно соответствовать количеству зубьев берда или быть
меньше. Так, если в берде 300 зубьев, а значит, столько же
отверстий, то для будущей ткани в два аршина надо заготовить 10
чиля, составляющих 600 нитей, из расчета, чтобы продеть в одно
отверстие по две нити. Если в берде 600 зубьев, то требуется 20
чиля, и т.д. В связи с этим существовало множество
разновидностей берда: длинное — для ковровых изделий, среднее
— для полотна, сукна, короткое — для полотенец, кушаков. От
частоты зубьев берда зависела плотность ткани.
Продевают нити основы через бердо и ремизки вдвоем. Одна
мастерица берет крайнюю нить верхнего по зеву ряда и подает ее

125
конец, минуя галево задней ремизки, другая — берет ее двумя
пальцами правой руки (указательным и средним), минуя галево
второй ремизки, и продевает в глазок первой ремизки. Затем таким
же образом продевается вторая нить в ряду всей основы (она же
первая в нижнем ряду зева). Продевают ее, минуя галево первой
ремизки, через крайнее галево второй ремизки и т. д., пока не
проведут все нити основы в таком же порядке.
Затем продевают нити в бердо: как правило, по две соседние
в одно отверстие. По одной нити распределяли в случае тканья
ковров, ряднины или толстой ткани. Бердо заряжали тоже вдвоем:
одна женщина просовывала нити, а другая захватывала. Во время
этой операции иногда пользовались тонким крючком (кука).
Продев все нити, их связывают попарно и закрепляют на палочке.
Палочку прикладывают к
переднему навою и двумя-
тремя оборотами последнего
(вниз к себе) завершают
растяжку основы между
кросну. Зев (аазлык) по-
прежнему сохраняют чапу, Заготовка основы
располагающуюся на натяну-
той основе сзади за ремизками. При тканье они двигаются впереди
ремизок.
Перед началом тканья ткачиха пробует станок в работе,
проверяя уровень ремизок и порядок их связи с подножками.
ходкость берда, крепежные устройства и степень натянутости
основы.
Нити утка (аргач), намотанные на масур с учетом нужного
набора цветов пряжи в зависимости от орнамента будущего
изделия, лежат рядом с сиденьем ткачихи в корзине. Масур
насаживают на проволоку (гёбек), которую закладывают в челнок.
Тканье
Начиная тканье, ткачиха наступает на первую подножку, в
результате чего вторая ремизка поднимается, первая опускается,
открывая этим аазлык, куда пробрасывается челнок. После этого
мастерица наступает на вторую подножку, и уровни ремизок
меняются в обратном направлении: вторая опускается, первая
поднимается, закрывая зев. Движением берда к себе ткачиха

126
 Ткачиха за работой

прибивает уток, обеспечивая плотное переплетение с ним нитей

основы. Затем операция повторяется. Время от времени мастерица
отпускает основу с заднего навоя и соответственно наматывает
готовую полосу ткани на передний навой с помощью крепежных
устройств. Для растяжки готовой ткани с целью предохранить
зубья берда от поломки использовалась сдвоенная железная
пластина (чимбар) с зубчиками на концах. Пластины чимбара
имеют отверстия. При фиксировании нужной длины чимбара в
соответствии с шириной ткани стараются совместить отверстия
обеих пластин на соответствующем расстоянии. Продетый через
совпавшие отверстия гвоздь или шип замыкает чимбар на нужной
длине.
Наматываемая на передний навой готовая ткань называется
натра. Это слово обозначает и расстояние между кроснами,
отмечаемое каждый раз продетой контрастной ниточкой по краю.
Ниточки позволяют вести счет объема тканой продукции. Натра —
обычный термин и для молдаван, которые называют им натянутую
на станок основу86.
Завершив тканье, разрезают чатал и, подобрав в пучки нити
нижнего (аард) и ворхнего (öн) рядов, завязывают узлы. Обрывки
нитей основы (дирзäла, сачак) привязывают на бердо или ремизки
до следующего раза. «Сторожившую» зев чапу, называемую
абержи (вестник), снимают и выходят с ней на улицу. Если

127
навстречу идет беременная женщина, ей загадывают пол будущего
ребенка или двойню, если девушка — счастливую судьбу. Только
после этого чапу выбрасывают. Окончив тканье, стараются тут же
подмести пол и полить его водой. Мусор из-под станка скорее
выбрасывают, боясь, по поверью, гнева богородицы. Поверьем
запрещалось также заканчивать тканье ночью. В таких случаях
предписывалось оставить на следующий день хоть один поворот
кросну, чтобы стан не стоял порожним.
Любопытные поверья, связанные с ткачеством, записал в 30-е
годы XX в. А. Манов у гагаузов Болгарии. Они имеют многие
аналоги у гагаузов Молдавии и Украины. Согласно одним из
древнейших поверий гагаузов, тому, кто убьет паука, в течение 40
дней будут прощены все грехи. Такая кара считалась заслуженной,
поскольку, как гласит легенда, богородица не может простить
пауку, что он в тканье оказался искуснее ее87.
Наименее удачным для тканья днем по поверью считался
вторник. Накануне пятницы, в пятницу, в воскресенье и в
праздники тоже не ткали. Зато среда слыла удачным днем. Про нее
говорили: «Чаршамба чаршааф докэр» («Среда полотна ткет»).
Существуют несколько способов ткачества. Самый древний
из них — безремизный, при котором процесс совершается без
дополнительных приспособлений для образования зева. Этим
способом ткали на вертикальных станках ковры и рогожки или
узкие пояса. Остальные ткани изготовлялись на горизонтальном
станке ремизным способом.
Варьируя количество ремизок, гагаузские мастерицы
создавали большое разнообразие тканей. Наиболее простым видом
рассматриваемой техники является двухремизный способ. При
тканье в две ремизки получалась одноцветная ткань с простым
полотняным переплетением нитей — основы и утка. Так ткали
холсты, покрывала, недекорированные части полотенец,
шерстяные ткани для женского платья, облицовку на матрасы,
грубую шерстяную ткань в качестве основы для сукна, дорожки,
налавники, ковры, мешковину. При тканье ковров движение
челнока по зеву сочетали с продеванаем нитей утка (согласно
узору) руками.
Техника простого переплетения нитей позволяла выделывать
и ткани в полоску (чизили, чубуклу), для чего нити
соответствующих цветов и в соответствующих количествах и

128
порядке чередовали в основе еще при сновании или пропускали
только в уток уже в процессе тканья. При создании клетчатой
ткани (кадрелли, песметли) цветную пить чередовали как в основе,
так и по утку. Так изготовляли шерстяную ткань для фартуков,
ряднину, настенные дорожки, половики, концы полотенец. Холст
на обрядовые рубахи ткали с бежевой и желтой полоской вдоль
краев.
Декоративные возможности двухремизного тканья отмечал в
свое время В. А. Мошков: «При работе двумя ничельницами (ики
гÿӂÿ) получается ткань самая простая и обыкновенная. Рисунки на
ней могут быть полосы или клетки, смотря по тому, из какого
цвета ниток составлены основа и уток. Если основа взята
полосатая, а уток одноцветный, то ткань получается с полосами
вдоль, если наоборот, т. е. основа одноцветная, а цвет утка
меняется, то получаются поперечные полосы. Если же, наконец, и
основа, и уток разноцветные, то получается ткань клетками.
Других рисунков при двух ничельницах получить нельзя, а ее
(ткани.— М. М.) лицо и изнанка совершенно одинаковы (ики
ÿзлÿ)»88. Этот принцип тканья сохраняется у гагаузов до
настоящего времени. Продернутые в открытый зев слева направо
нити утка покрывают все четные нити основы, оказавшись ниже
нечетных. При движении обратно (справа налево) они уже
перекрывают все нечетные, располагаясь ниже четных, и т. д. В
результате создается ткань, не имеющая изнаночной стороны, с
одинаковой с обеих сторон фактурой.
В. А. Мошков подчеркивал, что основную массу тканей для
всех надобностей составляли изготовленные двухремизным
способом. Они назывались литу 89, как и в Болгарии90.
Двухремизный способ тканья является основой для более
сложных приемов ткачества — узорных. Чтобы получить более
сложную узорную фактуру тканей, применяли больше ремизок или
сочетали двухремизный способ с дополнительными
приспособлениями в виде дощечки, помогавшей формировать еще
один зев. В. А. Мошков писал, что, варьируя ремизками и
приспособлениями, «в ткацкой работе гагаузы достигают того
высшего предела, до которого может дойти домашний ткач»91.
Добавление ремизок и варьирование последовательности их
движения позволяют сложнее переплетать нити, в результате чего

129
получается узорная фактура тканей с лицевой и изнаночной
сторонами (бир ÿзлÿ).
Одним из распространенных приемов является трехремизное
тканье. Вытканный этим способом материал имеет
одностороннюю узорную фактуру, которую формирует движение
третьей ремизки, образующей дополнительный зев. В народе этот
способ называют дики 92.
При трехремизной заправке станка в переплетении участвуют
три нити основы. Уточная нить в данном случае проходит в одном
направлении по зеву, образованному из одинарных нитей нижнего
ряда (3, 6, 9, 12 и т. д.) и спаренных верхнего ряда основы (1, 2, 4,
5, 7, 8 и т. д.). В обратном направлении положение
зевообразующих рядов тканей основы меняется: одинарные —
вверху, спаренные — внизу.
Такой способ тканья, свойственный населению европейской
части СССР, описан А. А. Ходосовым. «Таким образом,—
отмечает он,— в процессе тканья наверх выходят две трети нитей
основы и одна треть нитей утка, а на другую (нижнюю) сторону —
две трети утка и треть основы, т. е. наоборот»93.
Трехремизным способом гагаузы ткали детские пеленки и
декоративные белые и цветные полосы на полотенцах, скатертях,
покрывалах, занавесках и т.д.
Характерным приемом ткачества, не уступавшим по
масштабам бытования двухремизной технике, в конце прошлого
века был четырехремизный (дöрт гÿӂÿ)94. По данным полевых
исследований, он являлся одним из наиболее употребительных у
гагаузов и впоследствии. Мастерицы создавали в этой технике
почти все ткани, используемые для шитья верхней одежды,
постели. Так ткали многие предметы убранства (кроме ковров).
Идентичное место эта техника (четворна) занимала и занимает в
ткачестве населения Болгарии95.
Особенность многоремизного тканья состоит в наличии двух
утков: один — для поля, другой — для узора. Разнообразные
схемы движения ремизок создают массу вариантов узорной
фактуры тканей. Наиболее типичными схемами являются
следующие:
последовательное движение ремизок, обеспечиваемое
нажатием подножек в очередности 1, 2, 3, 4; 1, 2, 3, 4; 1, 2, 3, 4 и т.
д. В результате создается ткань с фактурой типа диагональ (йан

130
чизили). Так изготовляли все виды тонкого сукна, онучи, пояса,
матрасы, клетчатые настенные дорожки, детские пеленки;
волнообразное движение ремизок: 1. 2, 3, 4, 3, 2, 1, 2, 3, 4, 3,
2, 1 и т. д. Фактурный рисунок имеет вид зигзага (кырыклы чизи).
Такую ткань использовали для скатертей, ряднин, налавников,
шерстяных наволочек для длинных подушек, салфеток для корзин
с продовольствием и для котомок и т. д.;
чередование волнообразных движений ремизок, исполненных
в зеркально противоположном направлении по горизонтали. В
результате каждые два зигзага, смыкающиеся вершинами ломаной
линии, создают фактуру, состоящую из сетки мелких ромбов
(айналы, макатлы);
ритмическое движение трех ремизок вниз (1, 2, 3) и одной (4)
вверх, сочетающееся с поочередным перебросом двух челноков с
нитями утка разной толщины. Нить погрубее, обычно шерстяная,
формирует фактуру в виде квадратов или столбиков (песметли,
пытырак). Этим методом ткали одеяла, наволочки, настенные
дорожки, покрывала.
спаривание ремизок в сочетании со специфичным для
каждого узора порядком их движения (айналы, анатарлылы). Так
выделывали ткань на одеяла, покрывала, скатерти.
В целом тканье и четыре ремизки содержит в себе богатую
базу для творчества.
Практиковался и пятиремизный способ (беш гÿӂÿ) тканья,
увеличивавший вариантность фактуры тканей преимущественно с
узорами крупных очертаний. К многоремизному (более 5) способу
ткачества прибегали редко, хотя именно он позволял получить
сложный и красивый узор. Работа с большим количеством ремизок
была очень трудоемкой и требовала одновременной слаженной
работы двух и более ткачих.
Узор мастерицами всегда выбирался заранее, и ремизки
заряжались в строгом соответствии с выбранной схемой. Для
спаривания ремизок, чтобы при тканье можно было одновременно
поднять две или три из них, сцепляли соседние подножки. Если же
требовалось спаривать отдаленные друг от друга ремизки (1-ю и 3-
ю или 1-ю и 4-ю), то их подвешивали к плечевидным держателям в
виде маленьких коромысел (суваӂы, омуз).
При создании узорных тканей использовали и ряд приемов
специфического проведения уточной нити в зев, связанных с

131
применением специальных устройств для дополнительного зева.
На этих приемах основаны закладная (кырма), браная (тафтада
калдырма), петельчатая (шиштäн калдырма) виды техники. У
гагаузов они все базируются на двухремизном способе тканья и
выполняются на горизонтальном станке (кроме редких случаев
тканья на вертикальном станке закладным способом). В отличие от
молдаван гагаузы далее ковры закладным способом ткут
преимущественно на горизонтальном станке. В приспособлении
горизонтального станка для тканья больших ковров проявилось
своеобразное преломление в быту гагаузов молдавских
ковродельческих традиций.
В закладной технике цветная нить утка кусками в
соответствии с орнаментом пропускается через заданное
количество нитей основы руками, затем прибивается бердом. Этот
прием ткачества хорошо описан В. А. Мошковым96.
Браная техника позволяет получить узор, близкий к фактуре
ткани, исполненной трехремизным способом. Дополнительный зев
тут создается поднятием (соответственно задуманному узору) ряда
нитей основы за бердом дощечкой (тафта калдырма),
выполняющей роль третьей ремизки. Эта техника используется при
тканье ковров, узоров на полотенцах, наволочек. Некоторые ткани
с особо сложным узором (например, облицовку к одеялам) ткут с
помощью четырех дощечек с одним или двумя утками.
Знакомо гагаузам и тканье ковровых изделий негладкой
фактуры, например петельчатой (тÿлÿ пала). В этом случае
использовали две уточные нити, одну хлопчатобумажную — для
поля, другую шерстяную — для узора. Ворсистость создавалась
петлеобразными выпусками шерстяных нитей утка. Для
образования рядов петель применяли спицы или просто проволоку,
на которые накидывали нити утка, поднимая их таким образом над
замыкающейся после каждого ряда петель основой, закрепляемой
прокидкой в зев тонкой хлопчатобумажной нити под цвет нитей
основы. При тканье петельчатых ковров основу старались натянуть
особенно сильно, с тем, чтобы не исказить геометрически
правильную сетку узора.
В целом ковроткачество у гагаузов имеет ряд особенностей.
От молдавских традиций оно отличается как по технике, так и по
занимаемому в быту месту. Гагаузы почти не использовали
традиционный для Молдавии вертикальный станок, на котором

132
соседнее население создавало свой национальный ковер,
называемый по станку рэзбой. В. А. Мошков о вертикальном
станке не сообщает вообще ничего, а В. Маринов говорит о тканье
болгарскими гагаузами килимов на вертикальных станках как о
явлении незначительном, напоминающем скорое плетение
рогожек97. Вертикальный килимный станок известен гагаузам сел
Димитровка и Александровка, у которых его бытование связано с
влиянием молдавского населения соседнего болгаро-молдавского
с. Валя-Пержей. Судя по сообщениям информаторов из этих сел,
вертикальный стан у них — явление заимствованное, хотя и
квалифицируется как древнее орудие (евелки дÿзен). Может быть,
это память народа о более давних традициях?
В Болгарию килимное ткачество на вертикальном станке, по
мнению X. Вакарельского и Д. Станкова, пришло сравнительно
поздно и связано с турецко-персидскими традициями98. В
классическом виде оно распространилось в основном в некоторых
городах, превратившихся в центры килимного ремесла (Котел,
Чипрово и др.)99. Крестьянское домашнее ткачество в Болгарии, а
по традиции и у переселенцев в Бессарабии, в том числе у гагаузов,
основывалось на горизонтальном станке, на котором при
необходимости ткали и ковры, и мелкие ковровые изделия. По этой
причине все архаичные килимы, встречающиеся сейчас в селах,
узкие (от 50 см до 1 м ширины) и вешаются по традиции на стены
по принципу настенных дорожек. В старину, если хотели иметь
широкий ковер, ткали две половинки, которые потом сшивали.
Виды тканей
Большим разнообразием отличались у гагаузов ткани для
одежды. Тонкую домашнюю шерстяную ткань чукман,
изготовленную двухремизным способом и предназначенную для
верхней одежды, отдавали в мастерскую на покраску и глажение. В
некоторые виды чукмана для женского платья и верхних мужских
рубах закладывали нити разного качества. Чаще всего шерсть
сочетали с шелковыми сырцовыми нитями, которые воспринимали
краситель иначе, чем шерсть. Так получали ткани в полоску
(чизили, йоллу), мелкую клетку (йарым долап). Об этом пишет
и В. А. Мошков. Он упоминает все традиционно предпочитаемые
цвета и методы тканого орнаментирования100. Чукман для
замужних женщин был, как правило, темных расцветок с тонкой

133
красной или синей полоской. Молодежными считались красные
или других ярких цветов ткани в тоненькие черные и светлые
полоски. Иногда платья для молодежи шили из пестрой ткани,
выделанной из густой смеси (через одну-две нитки) черной и
зеленой или синей шерсти101. Такую пеструю ткань в народе
называли мармуралы (мраморная). В конце XIX в. еще хорошо
прослеживались аналогии с болгарскими традициями. Так, пестрая
ткань мармуралы у гагаузов идентична болгарской под названием
мармородна, а в мелкую ромбовидную клеточку (гöзлу) —
болгарской бабчине, или на оченца, на чашки 102.
Колер указанных тканей формировался в основном за счет
нитей зеленого, черного, красного и белого цветов.
Широко использовались в быту гагаузов одежда и изделия из
сукна. Тонкое сукно (дими) ткали четырехремизным способом, а
заготовку на толстое (аба) — двухремизным с последующим
валянием. Из дими шили мужские штаны, жилеты, куртки. Аба
шла на изготовление мужских плащей, курток, полупальто,
женских тапочек. Из сукна делали также салфетки для накрывания
теста в квашне, а также подстилки для свежего хлеба.
В зависимости от способа тканья различали сорта сукон.
В. А. Мошков в конце XIX в. описал сорта, сохранявшие традиции
добессарабского периода жизни гагаузов. Так, у него читаем:
«Сукон ткут три сорта: 1) «лита» — самое тонкое; 2)
«дики» (возможно, дими.— М. М.) — среднее; 3) «аба» — толстое
солдатское. Первые два из черной шерсти в две или три
ничельницы, а последний в две ничельницы из серой или белой»103.
Полевые исследования показали, что уже в 20-е гг. XX в.
сукна белого и серого цвета не встречались. Они также не
дифференцировались на тонкие (литу) и грубые (аба). Дольше
всего сохранилось тонкое сукно дими, тканое в три или четыре
ремизки. Из него шили мужские штаны и верхнюю одежду.
Значительное количество тканей составляли тонкие
некрашеные конопляные или хлопчатобумажные полотна (без),
изготовляемые, как правило, двухремизным способом. Из них
шили женские и мужские нижние рубахи. Для создания
своеобразной отделки по краю, а то и по всему полю при тканье
полотна на рубахи в основу закладывали ряд нитей, окрашенных в
желтый или светло-бежевый цвета.

134
 Женские платья или мужские верхние рубахи редко
изготавливались из крашеного хлопчатобумажного полотна, так
как это считалось признаком бедности.
В особую группу можно выделить узорные ткани,
употреблявшиеся для изготовления обрядовых предметов и
предназначенных для убранства дома. Наиболее характерными из
них являлись декоративные полотенца. Их использовали в
свадебном обряде (года пешкири, дÿÿн пешкири) или в убранстве
парадных комнат. Они были обязательной принадлежностью
девичьего приданого. Такое полотенце украшало узлы с одеждой
невесты или жениха, которые проносили с танцами из дома жениха
к невесте и наоборот. Полотенце представляло собой длинное (3-
4 м.), узкое полотно, вытканное в две ремизки из белой
хлопчатобумажной пряжи или шелка-сырца с узором из полосок
рельефной фактуры (узеньких — на основном поле, более
вариантных — на концах, где располагался основной орнамент
корафчык). Эти чередующиеся орнаментальные полосы,
обрамленные белыми полосками, создавались закладной или
трехремизной техникой по утку из разноцветных нитей и состояли
из повторяющихся геометрических, зоо- и антропоморфных фигур.
Наиболее нарядные полотенца украшали полосы ажурного тканья
(кыврак, кыбрыз), сочетающиеся с полосой крупной тканой
мережки (ажур). Особую красоту им придают пропущенные по
утку нити золоченой мишуры (тел) и кружевная оторочка по краям
(тантела). Иногда к концам таких полотенец пришивали широкие
кружева домашнего изготовления.
Меньшие по размерам и менее нарядные полотенца
привязывали на свадьбах к уздечкам лошадей, ими также
повязывали участников свадебного обряда, преимущественно
мужчин. Как правило, это были двухцветные полотенца:
центральная часть белая, концы голубые или желтые. Концы
украшали еще ткаными орнаментальными полосками из
чередующихся разноцветных геометрических фигурок. Поля таких
полотенец ткали из обычных нитей в две ремизки, а рельефные
поперечные полоски — в три или четыре ремизки из более толстых
хлопчатобумажных нитей. Интересно отметить, что если
полотенца с ажурным декором не имеют прямых аналогий в
Болгарии, то маленькие весьма характерны для быта болгар104.
Обычай изготавливать длин-ные ажурные свадебные

135
полотенца, на наш взгляд,
сложился в Бессарабии. Он
является своеобразным развитием
привезенных с Балкан традиций105
и, по-видимому, возник здесь под
воздействием той большой роли,
какую играли декоративные
полотенца в обрядах и в целом в
убранстве бессарабского жилища.
Из литературы известно, что
наиболее сильное влияние
традиций местного жилища на
таковые переселенцев с Дуная
выразилось, прежде всего, в
характере внутреннего убран-
106
ства .
На полотенцах, предназна -
ченных в дар родителям жениха (кайната пешкири), чаще, чем на
года пешкири, шили или ткали растительный орнамент,
символизировавший вечность жизни, ее постоянное
возобновление. Эти полотенца имели больше по сравнению с

Полотенца

136
 Фрагмент кырма пала

другими их видами аналогий у молдавского и украинского

населения Бессарабии. Изготовлялись и диз пешкири — полотенца
в виде длинных, узких недекорированных неразрезанных
полотнищ, которыми покрывали колени гостей за трапезой. Их
хранили от застолья к застолью в свернутом в рулон виде.
Узорным тканьем выполнялись также скатерти. Полотно для
них ткали из хлопчатобумажных тонких нитей, сочетавшихся с
сырцовой шелковой пряжей, двухремизным способом. Тонкую

137
ткань с клетчатой фактурой создавали за счет различного качества
и цвета нитей.
Обычной была белая рельефная клетка на белом или желтом
гладком фоне. Ткали скатерти также в четыре, пять и более
ремизок, выделывая полотно с мелкой узорной ромбовидной и
другой фактурой (анатарлы, песметли, пытырак). Такие же
технические приемы использовали при изготовлении покрывал для
занавешивания висящей на стене одежды. Упомянутые предметы
убранства так же, как и полотенца, дополнительно украшали
кружевными заставками в виде обрамляющих полос, оторочек и
подзоров по краям.
В ходе полевых исследований было выявлено, что в
с. Димитровка скатерти ткали в цветную клетку, надо думать, под
влиянием украинцев.
Особую группу тканых изделий у гагаузов составляли ковры.
Их ткали из шерстяных нитей. С конца XIX в. нити основы все
чаще стали заменять конопляной или грубой хлопчатобумажной
пряжей.
К наиболее старинным видам ковров относятся узкие,
длинные гладкие, выполненные закладной техникой (кырма пала).
В целом гладкие безворсовые ковры явно отражают заметное
влияние молдавских традиций как в технике, так и в композиции
орнамента. Наиболее старинные из них отличались светлым
(бежевый, салатовый) цветом основного поля, на котором
выделялся растительный орнамент в виде стилизованных ветвей и
целых деревьев, букетов цветов, чередующихся с
антропоморфными фигурками (пастух с овцами или сильно
стилизованное изображение другого живого существа). По
длинным краям ковер обрамляла зубчатая темная полоса с
направленными к центру ковра вершинами треугольников.
Симметрию обеспечивали несколько раппортов основного
изображения. Орнамент ориентировали по длине ковра.
Интересным и малоизученным видом гагаузских ковров
являются длинные, узкие, с сильно стилизованным растительным
орнаментом, представляющим собой букеты с нераспустившимися
бутонами в вазонах. Графическое обобщение и стилизация здесь
настолько сильны, что иногда вовсе утрачивается восприятие
цветка в вазоне, а получается нечто в виде гребня, опрокинутого
вверх зубьями, или руки с растопыренными пальцами. Мотив руки

138
с растопыренными пальцами особенно легко читается в
сопутствующих основному рисунку деталях, располагающихся в
промежутках между раппортами «вазона». В целом этот орнамент
настолько выразителен, оригинален и совершенен в пропорциях,
что не только не создает впечатления примитива, но и заставляет
думать, что истинные его истоки очень древние и пока
неизвестные.
Любопытны также узкие и длинные ковры с горизонтальной
ориентацией звездчатого орнамента (йылдызлы). Орнаментальная
композиция здесь включает раппорты в виде крупных
геометризованных знаков, составленных из накладывающихся друг
на друга и перекрещивающихся разноцветных квадратов,
прямоугольников, крестообразно пересекающихся и
вписывающихся в другие квадраты, и т. д. Выступающие углы и
концы этих фигур создают звездчатость изображения. Орнамент
ковра состоит из нескольких раппортов таких крупных звезд,
заполняющих все узкое и длинное поле. Кайма выражена нечетко,
чаще всего она отсутствует, но иногда представляет собой цепочку
темных «звезд», зубчатую полосу (волнистой линией вовнутрь)
или цепочку меандрового орнамента в виде соединенных
горизонтальных геометризованных завитков и восьмерок.
Как гребенчатые, так и звездчатые ковры перестали ткать в
гагаузских селах еще в конце XIX — начале XX в. Сейчас можно
встретить только отдельные старинные образцы. Но элементы их

Ковер, вытканный в трехремизной технике

139
специфического орнамента живы до сих пор. Так, на многих
современных паласах есть традиционные одноцветные
вертикально ориентированные полосы, перемежающиеся с
изображением «звезд», гребенчатых или бутонообразных мотивов
(кораф арасы).
В современном гагаузском ковроделии своеобразно развит
растительный орнамент старинных килимов — даллы.
Стилизованные изображения деревьев и веток под влиянием
общих процессов развития ковроткачества в крае заменились в
конце XIX — начале XX в. натуралистическими изображениями
букетов цветов в вазонах.
Сейчас гагаузские гладкие ковры имеют черный фон, на
котором располагаются два или три раппорта — букеты цветов в
вазоне или корзинке или без них. По краю идет широкая кайма в
виде гирлянды цветов. Наиболее употребительными узорами
являются «табла» (поднос), «гÿл» (роза), «беш гÿл» (пять роз),
«куш» (птица), «кашолка» (корзина), «мантар кенары» (грибы) и
др.
Многие из перечисленных орнаментов возникли под
влиянием вышивальных узоров. Наиболее распространенным
орнаментальным мотивом ковра с начала XX в. стало изображение
композиций из трех, реже — пяти роз в обрамлении букетов из
различных цветов, в том числе полевых.
Своеобразную группу ковров, широко распространенных в
гагаузских селах Вулканештского района МССР и отчасти
Болградского района Одесской области УССР, составляют
ворсовые (тÿлÿ пала). Их ткут по половинке (по горизонтали),
затем сшивают, следя за тем, чтобы на месте шва линии узора
совпали и сохранилась единая орнаментальная композиция,
образуемая сеткой повторяющегося узора, обрамленной четко
выраженной каймой, выполненной в тех же мотивах. Наиболее
характерным композиционным решением основного поля таких
ковров является сетка из взаимно перекрещивающихся кругов
(тукурлаклы), многоугольников (чирвалы), ромбов и квадратов
(айналы). Внутренняя часть этих фигур заполнена каким-нибудь
уравновешивающим орнаментом, чаще всего геометрическим.
Традиции изготовления ворсовых ковров сами гагаузские
мастерицы считают заимствованными у запрутских и задунайских
молдаван Добруджи, а также у болгар. Видимо, поэтому в Етулии

140
и Чишмикиое такой метод ковроткачества называют ромун öрнää,
т. е. румынский обычай, что, несомненно, подтверждает новизну
традиции.
Свойственными не только гагаузам, но и другому населению
Южной Бессарабии можно считать ковры, выполненные
двухремизным способом с элементами браной техники (тафтадан,
калдырма пала). Задунайские переселенцы в Бессарабии ввиду
слабого развития, а то и отсутствия стародавних традиций
классического ковроделия отдавали предпочтение
горизонтальному станку, менее приспособленному к тканью
килимов. По этой причине у них сравнительно быстро
распространились ковровые изделия, в которых на облегченную
структуру полотняного переплетения одинаковых по качеству и
цвету нитей основы и утка в процессе тканья браным способом
наносился цветной орнамент по принципу и с эффектом гладьевой
вышивки или петельчатой ворсистости. Данные изделия успешно
заменяли в интерьере домов килимы. Если нужен был большой
ковер, по традиции ткали две половинки, которые затем сшивали.
В отличие от кырма килим эти ковры были менее плотными и чаще
использовались как настенные дорожки или налавники. Один из
характерных экземпляров рассмотренного вида ковра хранится в
фондах ГМЭ107. Прямые аналогии этого элемента убранства
наблюдались у молдаван Южной Бессарабии108. Известны ковры
петельного переплетения и в Болгарии109.
По древней традиции в быту гагаузов — как бессарабских,
так и болгарских — используются длинные, узкие ковровые
настенные дорожки (пала), имеющие прямые аналогии у всех
народов Юго-Восточной и Восточной Европы. Их ткали на
горизонтальном станке в две, три или четыре ремизки, в связи с
чем орнамент был в основном геометрический (линейный) — в
виде цветных поперечных полос или клеток. Изготовляли такие
дорожки из цветных шерстяных нитей и пряденого лоскута. Эти
изделия вешали на стены по всему периметру, до уровня
подоконников, и обязательно вдоль пата. Ими также застилали
лавки, пат, а в зажиточных семьях — и пол. Но на пол стелили, как
правило, лишь лоскутные дорожки (парча пала). Широко
применялись тонкие шерстяные или хлопчатобумажные настенные
дорожки всевозможных цветов в клетку. Клетку образовывали
контрастные с основным фоном перекрещивающиеся полоски.

141
 Распространенным видом изделий народного ткачества
гагаузов являлись традиционные домотканые шерстяные
наволочки для удлиненных подушек (йастык), представлявших
собой традиционный элемент убранства жилого помещения дома.
Лицевую сторону этих подушек покрывали специально тканными
для этой цели кусками шерстяного узорного полотна (йастык узу).
Данная гагаузская традиция имеет аналогию у населения
Болгарии110. Такая же подушка (взглавница) характерна для быта
бессарабских болгар.

142
 Йастык юзю закладывали в
станок каждый раз как отдельное
изделие, так как оно по своим
утилитарным и эстетическим
функциям составляло самостоя-
тельный предмет. Вытканные
ремизным (2-х, 3-х, 4-х, 5-ти)
способом, эти изделия кроме
тканой узорной фактуры
украшались контрастными по
цвету полосами на концах.
Особенно широко применялась
браная техника, позволяющая
сполна подчеркнуть декоративную,
эстетическую функцию этого
характерного предмета убранства
гагаузского жилища. Орнамен-
тальные мотивы были
традиционными (растительный — Шерстяные наволочки
стилизованные цветы, бутоны,
ветки, ягоды; геометрический — клетки, полосы, раппорты
квадратов в кубок, ломаные линии, крестообразные и звездчатые
фигуры, параллелограммы и т. д.; зооморфный — стилизованные
изображения птиц, зверей и т. п.). В старину каждая хозяйка
должна была иметь в доме до 15 йастыков. По ним, как и по
другим предметам убранства, судили о ее вкусе, проворстве.
Большую группу тканых изделий у гагаузов представляли
постельные принадлежности из цветной шерсти: матрасы (дöшек),
одеяла (йорган), покрывала (чаршаф). Их ткали четырех- или
пятиремизным способом, сочетая в утке шерстяную
узорообразующую пряжу с тонкой хлопчатобумажной нитью,
обеспечивающей плотность ткани. Матрасы и покрывала
изготавливали в четыре ремизки по схеме чередования от первой
до четвертой нити подряд, в результате чего получалась фактура
«диагональ». При тканье облицовки для одеял (йорган ÿзÿ) схемы
движения ремизок варьировали, вырабатывая узорную фактуру в
мелких геометрических линиях. Тканье этих изделий считалось
одним из ответственных занятий. И хотя его навыками владели все
женщины, в селах все же были признанные мастерицы.

143
 Важное место в ткачестве занимали изделия малых форм
(предметы убранства и одежды). Наиболее характерным из них
является мужской пояс — кушак. Его ткали в четыре ремизки,
используя специальные маленькие берда. Иногда применялось
большое бердо. В таком случае без особого маленького чимбара
было не обойтись, так как стянутые к центру нити основы могли
поломать при натяжении зубья берда. Часто кушак делали из белой
пряжи, затем в готовом виде красили в ярко-красный цвет.
Некоторые ткали широкое полотно, которое потом разрезали на
продольные полосы. На узкий кушак требовался один чиля пряжи.
Из тонкой покупной шерстяной нити ткали платки (чембер).
Особо, четырехремизным способом выделывали ткань па
мужские онучи (саргы). На пару онучей шло семь чиля пряжи. Из
шерстяной грубой ткани серого цвета с полосами красного,
зеленого и черного цвета изготовляли сумки — торба. Гагаузской
торбе соответствуют молдавские десаги.
Характерным изделием для быта гагаузов в прошлом
являлись ковровые накидки на круп лошадей (кырма чул) с ярким
тканым орнаментом и кисточками.
Почти все виды домашних тканей гагаузов имели аналогии
прежде всего у соседних бессарабских болгар, что свидетельствует
о единых путях развития ткачества у обоих этносов в Южной
Бессарабии111. Это естественно, если учесть, что еще на территории
Болгарии многие стороны их культуры были сходными. В
Бессарабии это сходство возросло в связи с общностью судеб и
условий жизни.
Как и у других народов, у гагаузов умение ткать было
необходимым качеством девушки на выданье. В этом выражалось
ее важное место в будущей семье, так как в условиях натурального
и даже полунатурального хозяйства ткачество было почти
единственным источником таких необходимых
жизнеобеспечивающих факторов, как одежда, постель, убранство
жилья. Огромным, можно сказать. определяющим было влияние
женщины через тканье на эстетику крестьянского быта. Ткали
вещи не только нужные, но и по возможности красивые. Именно
стремление к красоте и изяществу заставляло деревенских
мастериц разбираться в бесконечных технологических дебрях
многоремизного узорного тканья и тратить на это бессонные ночи,
силы и здоровье, тогда как, казалось бы, можно было обойтись
простой рядниной.

144
 Искусное ткачество создавало особый духовный фон
домашнего быта, велико было его воспитательное воздействие на
подрастающее поколение, на глазах, а то и с участием которого
мастерицы добивались столь необходимой красоты. С этой точки
зрения ткачество до сих пор сохраняет в себе источник мудрого и
разумного отношения к окружающей действительности, помогает
использовать духовные и творческие возможности каждого. И тут
понятен глубокий смысл обычая, в соответствии с которым невеста
готовила себе приданое. В нем аккумулировался рациональный
опыт народа, отражался комплекс нравственных, эстетических,
экономических, этических и педагогических аспектов сельской
жизни. Прежде всего тканье приданого приходилось на те годы,
когда девушка еще полна сил и имеет много свободного времени.
Кроме того, готовя материальное подспорье для своей будущей
семьи, она проходила школу трудового воспитания на серьезном
деле, имея возможность выявить свой художественный талант и
ряд других личных качеств (бережливость, аккуратность,
проворство, чувство долга и т. д.). Собственноручно надо было
готовить почти все, что требуется для свадьбы, и прежде всего
красочные полотенца для обряда обручения и полотенца для
повязывания участников свадьбы. Необходимо было выткать не
менее шести йастыков, трех-четырех одеял, столько же шерстяных
матрасов, несколько покрывал, скатертей, ковер, настенные
дорожки и налавники, семь-восемь шерстяных платьев и др.112. Все
это по мере готовности укладывалось в сундук или горкой на него.
Во многих семьях приданое накапливали годами, так как
физически трудно было изготовить все необходимое за короткий
срок. Не всегда в шутку или иносказанием звучал отказ сватам:
«Кыз гидäмер — чиизи таа дил хазыр» («Девушку не отдаем —
еще приданое не готово»).
Благодаря обилию традиционных тканых изделий даже в
домах небогатых крестьян создавался своеобразный уют. Весь
ассортимент вещей и изделий был строго предопределен
целесообразностью: одежда, убранство, бытовые предметы. Ни
одному изделию не были свойственны излишества, вычурность ни
в фактуре, ни в материале, ни в цвете.
Темное сукно верхней одежды, ажурное изящество и красота
свадебного полотенца, узорная вязь одеял, воздушность шелковых
покрывал и занавесок, чистота и свежесть полосатых дорожек,

145
 Уголок парадной комнаты (краеведческий музей пгт Вулканешты)

пушистая мягкость петельчатых ковров, строгое изящество

клетчатых налавников, декоративное разнообразие подушек — все
это вместе гармонировало и составляло неповторимый уют
сельского дома, ради которого трудились мастерицы, не жалея
времени и сил.
В народе бережно относились к этой рукотворной красоте. У
гагаузов даже есть обыкновение плотно занавешивать окна
парадных комнат, а летом и жилых, с тем, чтобы от солнца не
выгорали изделия, служившие нескольким поколениям. Велась
также беспощадная борьба с молью, для чего использовался
комплекс знаний и умений (проветривание и сушка на солнце
весной и осенью, пропитка настоем ореховых листьев, прокладка

146
листьями табака и ореха и т. д.). В этом тоже отражались уважение
к своему труду и бережливость.
***
Итак, исследование показало, что ткачество у гагаузов в XIX в.
достигло высокого уровня развития. Многообразие тканых изделий
сполна отражает своеобразный самобытный мир эстетических
представлений, вкусов, специфических привычек, традиционного
бытового уклада народа.
Уходя корнями в традиции крестьянского домашнего ремесла
северо-восточных областей Болгарии, ткачество у гагаузов
Бессарабии продолжало развиваться в новых экономических,
экологических и демографических условиях. Эволюция его
традиций шла в направлении сохранения некоторых балканских
черт и приобретения местных. Например, уменьшилось число
сортов основного типа ткани для одежды — сукна. Под влиянием
местных традиций в быту гагаузов большое значение приобрели
ковры, которые стали значительно разнообразнее. Кое-где их ткали
на одном из древнейших ткацких станков — вертикальном.
Своеобразное развитие получило тканье декоративных полотенец.
Определенное бессарабское влияние (через молдавское ткачество)
выразилось в увеличившейся практике многоремизного ткачества,
что способствовало разнообразию традиций узорного ткачества.
Эволюционировало петельчатое тканье. Ворсовые ковры ткут в
Етулии, Вулканештах, Чишмикиое, Котловине, называя эту
технику ромун öрнää, что, несомненно, отражает влияние
молдавского и румынского ковроделия. Воздействие местных
традиций сказалось и на терминологии некоторых видов ткацких
орудий. Например, сновалка называется молдуван чöзгÿсÿ, поясная
прялка — фурка, и т. д.
В целом ткацкие традиции гагаузов сохранили изначальную
балканскую самобытность. Более чем полуторастолетнее
проживание переселенцев из Болгарии в Бессарабии не прошло
бесследно и для старожильческого населения. Так, только
контактами с гагаузами и болгарами можно объяснить
предпочтение южнобессарабскими молдаванами и украинцами
горизонтального станка, что обусловило разнообразие у них
ассортимента ковровых изделий за счет безворсовых не килимных
типов. По этой же причине разнообразились традиции широкого

147
использования шерстяных тканей для шитья женских платьев. Это
свидетельствует о том, что этнические процессы, выраженные во
взаимовлияниях культур народов Южной Бессарабии, носили
интеграционный характер и вели к сближению их через
взаимообогащение и формирование региональных черт. Например,
налавники, ковры, покрывала, декоративные полотенца ткались и
использовались у всех одинаково, только назывались по-разному.
Прямыми можно считать аналогии в четырехремизном и вариациях
двухремизного тканья. Интернациональными в крае являются
традиции изготовления настенных дорожек в полоску и в клетку,
гладких и ворсовых ковров. Все это говорит об интенсивных
процессах межэтнических взаимовлияний в Южной Бессарабии в
течение XIX в.

148
 ГЛАВА III
ОДЕЖДА

Традиционный костюм как историческая категория, являясь,

с одной стороны, достаточно мобильной частью традиционно-
бытовой культуры, а с другой — одним из устойчивых
этнознаковых элементов этой культуры, отражает в себе ярче, чем
другие ее явления, исторические судьбы этноса в целом1. С этой
точки зрения при исследовании народной одежды важен учет
диалектического взаимодействия двух существенных свойств
одежды как объекта исторической эволюции: устойчивости ее
этнических стереотипов в главных, принципиальных чертах и
мобильности при изменении экологических и социально-
экономических условий (реакция на природную среду и характер
материалов, развитие производительных сил и связанный с ним
уровень технологических возможностей, подверженность влиянию
культуры сильных этносов и урбанизирующих факторов, влияние
моды и т. д.)2.
Изучая одежду, надо также принимать во внимание ее
семиотичную (знаковую) специфику, способность
демонстрировать наряду с этнической социальную и
половозрастную характеристики.
Интерес представляют и другие аспекты исследования
одежды, касающиеся ее связи с народными знаниями и сферой
духовной культуры. Так, например, прямая связь одежды с
эстетическими представлениями и вкусами народа говорит о
причастности национального костюма к системе декоративно-
прикладного искусства3.
Традиционный костюм в своих вариациях и способах
ношения отражает также народные представления о нормах
этикета и поэтому имеет отношение к поведенческой культуре. Это
превращает одежду в важный элемент социальных и
педагогических традиций.
Наконец, как целые комплексы традиционной одежды
(обрядовая), так и ее отдельные элементы и атрибуты показывают
связи народного костюма с верованиями, исследование которых
дает возможность глубже изучить традиционные

149
мировоззренческие представления народа, лучше постичь
сущность самих обрядов4.
Учитывая, что с упомянутых точек зрения гагаузская
народная одежда еще не исследовалась, предлагаемая глава может
квалифицироваться как первая попытка изучить национальный
костюм в указанном комплексе аспектов.
Архаичные комплексы одежды и их эволюция в XIX в.
Анализ различных материалов показал, что если не
учитывать незначительные локальные различия в мелких
элементах и отдельных терминах, то основные традиционные типы
одежды в целом в XIX — начале XX в. во всех обследованных
селах были идентичны. Традиционный костюм гагаузов четко
подразделялся на выходной и будничный. Причем будничный во
а

150
все периоды жизни и истории народа сосредоточивал и себе
наиболее старинные элементы и изменялся медленне.
Особая пластичность в развитии костюма наблюдалась с
точки зрения половозрастного признака. Так, в целом медленнее
эволюционировала женская одежда и особенно костюм женщин
старшего поколения. В результате наиболее архаичным в конце
XIX в. был будничный костюм женщин. Это же можно сказать о
костюме мужчин старшего поколения. На основе полевых
материалов, подтвержденных и дополненных описаниями
В. А. Мошкова, нам удалось воссоздать архаичный комплекс
народной одежды гагаузов, бытовавший в течение прошлого века.
Женский костюм
Одним из характерных архаичных комплексов женской
одежды, не сохранившихся у бессарабских гагаузов, но описанных
К. Иречеком, А. Мановым и другими авторами у гагаузов Северо-
Восточной Болгарии в середине XIX в., является обычная
туникообразная рубаха (гöлмек), в сочетании с широкими
шароварами (дон, чатал дон) из пестрого материала5.
Обязательными элементами этого комплекса были также
распашная безрукавка (антери) и курточка (контош), богато
декорированная золоченой тесьмой. Дополняли ансамбль платок
(мамука) или фес, обвиваемый платком в виде чалмы. У
бессарабских гагаузов конца XIX в. память об этом костюме
сохранилась только в преданиях и старинных песнях. Он коренным
образом отличался от того традиционного, что сложился у
переселенцев к данному периоду.
В конце XIX в. будничный костюм гагаузских женщин в
Бессарабии состоял из полотняной рубахи (гöлмек), игравшей роль
женского белья, безрукавного платья (чукман, енсиз чукман, колсуз
фистан, енсиз фистан), на которое надевали фартук,
преимущественно темных цветов из домотканой шерсти или
покупного плотного полотна (сатина, репса и др.). Обязательным
дополнением в рассматриваемый период, как и позже, являлся
большой черный платок (чембер) из тонкого фабричного полотна.
В. А. Мошков сообщает, что платок чаще всего был из покупной
тонкой шерсти и носился сложенным вдвое по диагонали. Под него
повязывали платок поменьше (батик), чаще всего белый. Этот

151
автор упоминает и о шелковом платке, называемом бариз —
светлом у девушек и темном у женщин6.
В холодную погоду надевали платье (или несколько платьев)
с рукавами (фистан, енни фистан, коллу фистан), подбитую
шерстью суконную кофту (кофта) и моховую безрукавку (кепт ар,
бэндица, кÿрк, пошкина). На
ногах были вязаные шерстяные
чулки (чорап), самодельные
суконные сандалии (терлик), или
самодельные кожаные туфли
(емени), или покупные галоши. В
теплую погоду ходили босиком
либо в терликах.
Важную роль играли
украшения. Ими служили серьги
(кÿпä), браслеты (билезик),
множество низок бус (бон ӂÿк), в
том число старинных, перла-
мутровых (седеф).
Использование такого ко -
стюма в качестве выходного
допускалось в том случае, если
сверху надевали кофту с
рукавами: пожилые — свобод-
ного покроя, молодежь —
приталенную (секизпарчалы,
белли, у В. А. Мошкова — баска)7.
Праздничным дополнением слу - Шерстяные наволочки
жили также металлические
нагрудные украшения и пояс.
В качестве будничной одежды, главным образом пожилых
женщин, этот комплекс бытовал и всю первую половину текущего
столетия. В несколько укороченном варианте безрукавного платья
этот комплекс как будничный для женщины старшего поколения
сохраняется до настоящего времени. Почти полную аналогию он
имеет у болгар Юго-Запада СССР8.
Более полно представить генезис, бытование и эволюцию
гагаузской народной одежды позволит анализ отдельных ее
элементов.

152
Гагаузские женщины (фото из книги А. Манова «Потеклото на гагаузите: Техните обичаи и нрави»)

Наиболее древним элементом женской одежды является

рубаха. В древности ее шили из холста, в основном конопляного.
Праздничные и обрядовые варианты часто были из шелка.
В. А. Мошков отмечал, что в конце XIX в. рубаху шили
«исключительно из „бези“ — очень тонкой бумажной материи
домашнего тканья»9. Гёльмек никогда не орнаментировали
вышивкой.

153
 Гагаузские девушки из г. Варна Болгарской
Народной Республики. 1981 г.

Домотканое полотно без, бязь

или холст исторически являлось
основным материалом для нижней
одежды у народов многих областей
Европы10.
Гагаузы часто ткали без с
цветной полосой по краям, которую Гагаузский женский костюм
(краеведческий музей пгт Вулканешты)
образовывали пропущенные в основе
ткани шелковые или подкрашенные луковой кожурой
хлопчатобумажные нити. Это была старая традиция,
встречавшаяся также у болгарского и другого населения Балкан.
Со временем домотканое полотно стало заменяться ситцем светлых
тонов или просто белым фабричным полотном.
Наиболее старинными типами рубахи были туникообразные
или сшитые из двух полотнищ. При покрое из двух полотнищ
последние сшивали на плечах. Рукав при этом был прямой с
прямым швом по краю основного полотнища у плеч. При
туникообразном покрое основная часть гёльмека представляла
собой согнутый вдвое длинный кусок домотканого полотна11. По
сообщениям информаторов, туникообразные рубахи
изготавливались абсолютно без отходов материала. Ворот был
круглый, с прямым глубоким разрезом (öртмеӂик) по середине

154
груди, застегивался на пуговицу у самого горла. Такой крой был
удобен для кормления ребенка. С боков к полотнищам рубахи для
ширины шага пришивались косые или прямые клинья (клину).
Туникообразный покрой женской рубахи свойствен почти
всем народам земного шара. Из балканских аналогий гагаузский
гёльмек рассматриваемого типа
без вышивки наиболее близок к
распространенному в Болгарии
и входящему в состав
некоторых сукманных комп-
лексов12. Встречались у
гагаузов и рубахи с вставками
на плечах, но у гагаузов они
были не усложненные, не
орнаментированные, а прямые
Типы женских рубах
и не играли той важной роли,
какая им отводилась в покрое рубахи у восточных славян (в том
числе украинцев)13 и у молдаван14. Такие рубахи гагаузов более
близки по силуэту и крою к общегородским фасонам на кокетке
конца XIX в.15.
Так же, как соседние народы (украинцы, молдаване и др.),
гагаузы иногда шили рубахи, состоящие из лифа (чупак) и подола
(етек), как правило, из разных материалов. На чупак шло полотно
потоньше, етек же был из материала другого цвета и более низкого
качества. Информаторы объяснили это целями экономии дорогого
белого полотна. Составные рубахи предназначались для
ежедневной носки, тогда как цельные служили выходной и
обрядовой одеждой. Бытование этого явления у гагаузов, на наш
взгляд, выявляет общность их традиций с таковыми соседних по
Юго-Восточной Европе народов, а непосредственно в Бессарабии
— болгар, молдаван, украинцев16.
Следующим типичным элементом костюма гагаузок в
прошлом было платье без рукавов, которое надевали на рубаху.
Его шили из домотканого шерстяного полотна, однотонного
(бордовый, синий, зеленый, морковный) или в полоску, клеточку.
Отрезной лиф платья кроили из двух дельных полотнищ или
с кокеткой (платка, чупак) с глухим воротом. В обоих случаях лиф
украшался застроченными (пасту) или присборенными (топлу,
бурушук) складками, впереди по центру предусматривалась

155
 Безрукавное платье

вертикальная застежка на пуговицах, продолжением которой

являлся разрез в верхней части юбки (öртмеч, öртмеч пазва). В
наиболее старинных вариантах платья лиф был на подкладке
(хастарлы). Подол чукмана кроили широким (до девяти прямых
полотнищ) и пришивали в поясе к лифу, присборивая в мелкую
складку (складкалы, бурушуклу, топлу). В перед подола часто
вшивали кусок из материала попроще, так как эта часть платья
прикрывалась фартуком. Иногда низ подола украшала широкая
оборка (аборка). По подолу застрачивались широкие складки
(паста). Декоративным элементом служили также отделочные
ленты (ширит, кыйнаш парча, парчаӂык), черного или коричневого
цвета, сочетавшиеся со складками. Количество и вид этого декора
не были произвольными, они указывали на возрастные различия.
Так, платья девушек или молодых женщин украшали две или три
полоски из лент либо оборка. У женщин старшего возраста одна
полоса сочеталась с поперечными складками, число которых
доходило до девяти17.
Отделочные ленты, а также неяркие, сдержанные тона
платьев у женщин пожилого возраста отражают традицию,
свойственную населению Восточной Болгарии18. X. Вакарельский
связывает ее с сильным влиянием в этих краях восточного,
тюркского элемента, прежде всего турецкого. Соглашаясь с ним
частично, мы считаем, что относительно гагаузских традиций
данный вопрос еще ждет специального исследования.
Подол платья получался очень пышным. При каждом шаге
назад откидывалась масса тяжелого шерстяного материала («как
хвост»,— говорят пожилые женщины). Длинный, тяжелый подол
из грубой домотканины, по данным информаторов, при ходьбе
натирал ноги до крови.
Старые женщины некоторых сел Чадыр-Лунгского района
шили безрукавное платье с несколько завышенной талией и

156
сравнительно укороченным подолом — по аналогии с соседним
болгарским населением, у которого этот силуэт обычен 19. По-
видимому, традиции кроя енсиз фистана привезены гагаузами из
Северо-Восточной Болгарии20 и восходят к аналогиям с болгарской
роклой. У болгарских переселенцев Бессарабии старинная рокла
имеет не только завышенную талию, но и более короткую юбку. У
гагаузов, вероятно, поясной шов в результате эволюции опустился
до уровня естественной талии и получился отличительный от
болгарского платья силуэт, ставший к концу XIX в, характерной
чертой традиционной одежды гагаузок Бессарабии.
В целом же енсиз фистан имеет аналогии в безрукавных
платьях сукманных комплексов, широко бытующих у южных и
восточных славян и известных под общим названием сукман 21.
Термин фистан уходит в бытовую терминологию народов Южной
Европы, где словами фустанела, фустан, хустан, фуста издревле
называли легкие виды верхней одежды22, сильно присборенной в
подоле.
Принимая во внимание, что такой тип безрукавного платья
имеет широкое распространение, мы все же склонны считать, что
генезис данного основного элемента старинного комплекса одежды
гагаузок связан с периодом их жизни на Балканах. В Бессарабии
этот тип одежды уже окончательно сформировался. Устойчивость
балканских черт обеспечило соседство болгарского населения,
вместе с которым гагаузы переселились в Бессарабию23.
У гагаузов до настоящего времени сохранился обычай
называть одежду по материалу. Например, платье из ситца
называется чит (ситец). Уточнение достигается добавлением
названии цвета (маави чит — голубое платье, кырмызы чит —
красное платье и т. д.).
По образцу гагаузского енсиз фистана и болгарской роклы
молдавское население Южной Бессарабии стало шить
аналогичную одежду — фуста ку жубя24. Распространению
безрукавного рокленного сукмана в южных районах Украины
также способствовала одежда гагаузов и болгар25.
Одним из обязательных элементов костюма гагаузок является
передник (фыта, фарта). Его шьют из цельного, специально для
этого вытканного куска полотна в еле заметную продольную
полоску по всему изделию или по краям. Но иногда фартук
сшивают из двух продольных кусков. У пояса делают ряд

157
складочек, а вдоль подола — одну-две поперечные складки. В
селах средней и южной зоны расселения гагаузов словом фыта
называют старинный домотканый передник из темной шерсти с
завязками из шерстяных крученых нитей, предназначенный для
выходных и праздничных дней26.
Передники же из фабричного материала и сшитые
соответственно новым формам одежды называют фарта. Логику
такого различия трудно объяснить.
Если в старинном комплексе одежды фыту всегда, невзирая
на возрасты, шили из темных тканей, то начиная с 30-х гг. XX в. у
молодых женщин и девушек
распространился в качестве
праздничного белый фартук.
Его украшают оборками,
кружевной строчкой, вшив-
ными декоративными тесем-
ками. Фарту из темного сатина
оторачивали круговой широкой
бейкой из этого же материала.
В отличие от фыта на фарту
пришивали карманы27.
В традиционных ком-
плексах народной одежды в
Болгарии передник — обяза-
тельный элемент, связанный не
только с практическими, но и
эстетическими целями. Там это,
как правило, один из наиболее Группа женщин в повседневной одежде
(Чадыр-Лунга, 1960 г.)
орнаментированных элементов
одежды28.
Судя по описанию А. Бихана, передник конца XIX в. у
гагаузок Болгарии был ярким элементом костюма (цветной в
полоску) в отличие от однотонных передников у гагаузок в
Бессарабии29. Любопытен в этом отношении костюм самой
молодой женщины на фотографии в книге А. Манова30. Передник
на ней в полоску. Такие же яркие тканые клетчатые и полосатые
передники носят молодые гагаузки в селах Северо-Восточной
Болгарии и в настоящее время.

158
 Типы и крой женской одежды

Полевые материалы свидетельствуют, что у гагаузок

Бессарабии передник, как и весь костюм, преимущественно
однотонный, не орнаментируется, а, гармонируя с цветом платья,
играет свою роль в общем силуэте традиционной одежды.
Украшения в виде вышивки (редко), накладных карманов,
декоративных тесемок, оторочек, пуговиц, кружев были только на
фартуках белого цвета из покупных материалов и лишь с 50-х гг.
XX столетия.
Специальным элементом старинной женской одежды
гагаузок являлись украшения. Глухой ворот и несложный крой

159
переда лифа старинных платьев предполагали множество
нагрудных украшений в виде монист и бус (седеф, бон ӂук).
Обязательными в женском наряде были золотые серьги (кÿпä,
халка кÿпä), медные, а у богатых — серебряные браслеты
(билезик). Последние обычно дарили на свадьбе. Это украшение
было в основном покупное, дорогое и, как правило, передавалось
по наследству от матери к
дочерям. Браслеты носили
каждый день, не снимая (за
исключением периодов грязной
работы). Золотые браслеты
были редкостью даже у самых
богатых гагаузов. В. А. Мошков
наблюдал также стеклянные.
Бусы покупные (перламутровые
и стеклянные) надевали в
несколько рядов. Их носили и в
праздники, и в будни, но в
торжественных случаях наде-
вали большее количество низок.
По свидетельству А. Манова
гагаузы когда-то называли бусы
маргарита, в чем обнаружи-
вается влияние терминологии
Женщина в будничной одежде
романизированного населения31. (с. Бешалма Комратского района МССР. 60-е гг.)
Обычным было ношение
крестика (ставро) — медного, костяного перламутрового, реже —
из драгоценных металлов. Ставро были в основном привозные.
Общепринятым нагрудным украшением являлись ряды
ожерелий из металлических монетообразных кружков (махмудä,
алтын). Ожерелье из золотых монет (лефт) имели только богатые
гагаузки. Металлические монетообразные украшения в качестве
обязательного вида украшений гагаузского народного костюма
упоминаются и К. Иречеком, и А. Мановым32. В. А. Мошков,
подробно описав виды ожерелий, отметил, что в праздники «...всех
этих украшений вешается так много, что они накрывают всю грудь
до пояса»33.
Многие украшения привозили в край ходоки к святым
местам. Наиболее ценились привозные перламутровые бусы-седеф.

160
 Головные украшения невесты

Седеф носили постоянно, считая, что они обладают оберегающей

силой, так как происходят из святых мест. Ставро, часто также
перламутровое, вешали на одну из низок седефа. Носить его
должна была каждая женщина с рождения. Такой же магической
силой наделяли браслеты.
Обязательным элементом одежды гагаузок (по словам
В. А. Мошкова, «даже самых маленьких») являлся пояс (колан) с
серебряной пряжкой (пахта), украшенной чеканным узором. В
конце XIX в. Мошков сообщал, что бытовал и более старинный
серебряный пояс гÿмÿш кушак, изготовленный из посеребренных
пластинок, прикрепленных к кожаной ременной основе. Но такой
пояс был редкостью — один или два в селе. Его надевали невесте
на свадьбе, занимая на время у владельца34.
Все перечисленные виды украшений свойственны также
болгарам Бессарабии и юга России35. Многие из них являются
составной частью костюма задунайских гагаузов и имеют широкие
аналогии в традиционных комплексах одежды не только
балканских народов (в частности, болгар), но и всего тюркского
мира, а также Восточной Европы36. Это свидетельствует о
древнейших корнях большинства архаичных элементов одежды

161
 Традиционные женские украшения

гагаузов, при более углубленном исследовании которых можно

получить дополнительные сведения из их ранней истории.
Рудименты древних эпох можно наблюдать и в традиционной
обуви гагаузов. На ноги гагаузские женщины и девушки надевали
вязаные на спицах чулки (чорап). Для женщин постарше и детей
вязали теплые носки из грубой шерсти (томак). Обычной обувью
являлись самодельные или покупаемые у ремесленников широкие
кожаные башмаки, часто без задников (емени). Информаторы
преклонного возраста сообщали, ссылаясь на рассказы предков,
что это турецкие сандалии, так как их покупали в лавках.

162
Очевидно, в продолжение старой традиции в XIX в. эти изделия
ремесленников болгарских городов, производившиеся не без
влияния образцов обуви местных зажиточных слоев турецкого
населения, ввозились в Бессарабию (ввиду спроса на них в
колониях) местными и иностранными купцами. В начале XX в.
словом емени в большинстве сел называли самодельные туфли на
небольшом каблуке, служившие праздничной обувью девушек. У
женщин старшего поколения такой обувью являлись кожаные
туфли без каблуков и без задника — папуч37. Женщины из бедных
семей носили постолы и самодельные суконные или вязаные из
шерсти тапочки — терлик. В Кубее такие тапочки называли калцы.
В будни и в период полевых работ эти виды обуви носили и
женщины из богатых семей.
Старинные типы женской обуви имели прямые аналоги не
только в быту задунайских гагаузов, но и в традиционных
комплексах одежды болгар38. Об емени и чарыках упоминают и
К. Иречек и А. Манов39.
Ареал бытования такого типа обуви, как постолы (чарык),
включает и территорию расселения тюркских народов, у которых
наблюдается не только аналогичный гагаузским чарыкам покрой,
но и сходный термин. Например, чарык у азербайджанцев, чирик у
арабов Кашкадарьинской области УЗССР, чарых у узбеков
Хорезма и таджиков40.
Интересно замечание В. А. Мошкова о том, что в песнях
гагаузов в качестве женской обуви упоминаются красные
сапожки41. На наш взгляд, это один из тех элементов архаики в
культуре гагаузов, которые еще ждут специального
исследования.
Вероятно, со спецификой сукманного комплекса, основу
которого составляло безрукавное платье из сравнительно тонкого
материала, в Болгарии связан очень старый обычай надевать в
холодную погоду несколько платьев сразу42. Этот обычай был
широко распространен и в гагаузских селах Бессарабии вплоть до
первых десятилетий Советской власти. Кроме того, утепляющим
дополнением, по описанию К. Иречека, служила безрукавная
куртка елек — очень распространенный вид одежды в Болгарии. В
Бессарабии безрукавные суконные куртки нашли замену в местной
меховой безрукавной короткой одежде. Характерно, что женская
меховая безрукавка приняла название аналогичной мужской

163
(минтан), а последняя, в свою очередь, унаследовала название от
старой суконной безрукавной жилетообразной одежды,
привезенной предками гагаузов из Болгарии.
По сведениям В. А. Мошкова, в зимнее время верхней
одеждой многих гагаузских женщин конца XIX в. являлся

Женская теплая кофта

овчинный полушубок длиной до колен с карманами 43.

Приталенные женские меховые пальто (мехом внутрь) встречались
во многих комплексах женской одежды в Болгарии 44. Как меховую
безрукавку, так и полушубок В. А. Мошков считает массовой
одеждой. Об этом свидетельствуют также полевые материалы и
литература. По аналогии с мужской одеждой из меха женскую
тоже называли кÿрк45. X. Вакарельский не считает меховую одежду
типичной для населения восточных областей Болгарии, отмечая
приоритет в этом отношении западных комплексов одежды46.
Значит, ограничено было ее бытование и у гагаузов. Но считать,
что в Северо-Восточной Болгарии у гагаузов вовсе не было
меховой одежды, нет оснований, так как у А. Манова есть
неоднократные упоминания о кожухах (в том числе в качестве
верхней одежды женщин) под названием кÿрк, т . е. под тем же,
под каким известен этот вид одежды у гагаузов до настоящего
времени. К примеру, в одной из игр молодежи, описанных
упомянутым автором, ведущая (девушка) восклицает:
Ал, сатэрым, Купи, продаю
бал сатэрым! мед продаю!
Устам öлдÿ, Скорняк мой умер,
Кÿркÿмÿ кожух свой
сатэрым!47 продаю!
В описании другой игры обращает на себя внимание диалог
ведущей с игроками:

164
 Ϋшӱдӱм, ӱшӱдӱм, Продрогла, продрогла!
Ал бени, ӂаным, Возьми меня, милый,
ӱшӱдӱм! продрогла!
- Кӱркӱнӱ гий! - Надень кожух,
кӱркӱнӱ гий надень кожух!
- Кӱркӱм öк, - Кожуха моего нет,
кӱркӱм öк! кожуха моего нет!
Ал бени, ӂаным, Возьми меня, милый,
кӱркӱм öк!48 кожуха моего нет!
Согласно В. А. Мошкову, меховая одежда богатых гагаузов в
Бессарабии в конце XIX в. включала и длинную лисью шубу с
широкими рукавами, крытую сукном (ӂанынкер), или такую же,
но только короткую — салтамарка, которую подбивали также
каракулем49. Последняя имеет прямые аналогии в одежде болгар и
гагаузов за Дунаем. Подбитая мехом длинная одежда свойственна
многим комплексам болгарской одежды. Но наиболее характерным
дополнением ансамбля сукманного типа в Болгарии является
салтамарка50. Таким образом, очевидна преемственность в одежде
болгарских и бессарабских гагаузов.
А. Манов упоминает и о длинной нарядной (обшитой
гайтаном) суконной одежде в виде тонкого пальто под названием
антери. На помещенной в его книге фотографии в антери одета
самая молодая женщина. Очевидно, это была только молодежная
одежда, причем в основном праздничная или обрядовая51. В одной
из приводимых А. Мановым песен антери упоминается как
типичный элемент наряда невесты. Одинокая, нелегкой судьбы
женщина жалуется в ней: «Гелин антери бана дар гелди!»52
(«Антери новобрачной не по мне пришелся!»). Здесь антери
невесты, являясь обрядовой одеждой, по народным
представлениям олицетворяет судьбу.
У болгар Бессарабии аналогичная распашная одежда — касак
— в середине XIX в. являлась обязательной принадлежностью
костюма замужней женщины53. У гагаузок Бессарабии в конце
XIX в. одежда в таком качестве с названием антери уже не
встречалась, хотя полностью утраченной традицию длинной
приталенной суконной одежды в женском (и прежде всего в
девичьем) костюме гагаузов Бессарабии считать нельзя. Мы
склонны усматривать ее сохранение в суконном девичьем
приталенном пальто — аба, кастöр шили зажиточные гагаузки у

165
местных мастеров из
домотканого сукна (аба).
Сильно приталенные за счет
цельнокроенных по всей
длине стана клиньев, раскле-
шенных в подоле, они имели
изящную линию рукава,
зауживающуюся к запястью и
завершающуюся фигурными
отворотами (капак). Застеги-
вался кастöр на один ряд
пуговиц, иногда имел
накладной пояс с затейливой
застежкой на дополнительные
пуговицы, нашитые по бокам.
Декорирован он был так же,
как старинное антери, черным
или цветным гайтаном,
нашитым вдоль подола,
бортовых и шовных линий,
рукавов, спинки. Гайтан, как Женская теплая одежда и традиционные виды обуви
правило, нашивали узор -
ными извивами, образующими характерный орнамент. Цвет сукна
был в основном темных, насыщенных тонов (черный, темно-синий,
темно-коричневый). Отдаленными аналогами этой одежды
гагаузов, на наш взгляд, являются некоторые элементы саечной и
сукманной одежды в болгарских комплексах 54. Как и болгарские
аналоги, кастöр не имел воротника (иногда был маленький
плюшевый). Этот же признак отличал кастöр от женских пальто
городских покроев. Основная причина тут заключалась в том, что
гагаузки носили платок с бахромой (шалинка), завязываемый
поверх кастёра. Спускающиеся на спину концы и длинная бахрома
платка, закрывающая грудь и плечи, делали воротник излишним.
Дальнейшая эволюция этого вида одежды выразилась у
бессарабских гагаузов в том, что богатые крестьяне стали шить
своим дочерям нарядные легкие пальто по образцу суконных
кастёров из дорогостоящего в те времена плюшевого материала.
Называли такие пальто пардисä.

166
 Еще в Болгарии у гагаузок,
вероятно, существовали для
повседневной носки какие-то виды
одежды с рукавами, близкие по
покрою и материалу к антери. К
сожалению, усмотреть преем-
ственность по этой линии
имеющиеся у нас сведения не дают
возможности. В конце XIX в., судя
по материалам полевых
исследований, женщины поверх
колсуз фистана надевали кофту из
тонкого домотканого шерстяного
полотна или из плотного
фабричного материала (репс,
сатин, байка). В. А. Мошков
называет ее баска и сообщает, что
она всегда была черного цвета,
шилась по городским фасонам и
использовалась лишь в холодное
время года, так как летом женщины
ходили только в колсуз фистане,
надетом на рубаху55. О том, что
данная кофта по сравнению с
салтамаркой — более легкая
одежда, свидетельствует обычай
опоясывать ее, как и фистан,
нарядным поясом. Вполне
возможно, что с самого начала такая кофта разнилась в покрое в
зависимости от возраста: для молодежи — приталенная или
стянутая поясом, для пожилых — свободного покроя. Об этом
говорят и полевые материалы. Наиболее архаичным покроем
данного вида одежды, характерном для женщин среднего и
особенно пожилого возраста, был свободный. Кофту шили с
глухим воротом и застежкой посредине груди, из плотных тканей
темной расцветки. Декорировали ее застроченными складками и
нашитой лентой — у предплечий, по краям рукавов, в верхней
части груди, иногда вдоль подола. Карманы обычно обшивали
бейкой под цвет ленты. Аналогичный вид одежды бытовал всю

167
первую половину XX столетия и сохранился до наших дней в
костюме старых женщин56.
Важное место в традиционном женском костюме гагаузов
играет головной убор. Традиция носить одновременно два платка:
косынку снизу и большой черный платок сверху — сложилась
здесь на основе уже имевшихся в задунайском варианте элементов
женского костюма. Там наряду с шапочкой (фес), вокруг которой в
давние времена обвивали платок (чембер) в виде чалмы, гагаузки
имели и большой платок (мамука), возможно, с бахромой, а также
плед (шал)57 в качестве теплой одежды для пожилых. Термин
мамука в конце XIX в. уже был утрачен, но чемберы, носившиеся
без феса, сохранились. Фес
исчез вместе с другими
элементами, именуемыми
X. Вакарельским «ориенталис-
тскими»58. С чембером связа-
ны наиболее старинные для
бессарабского периода жизни
гагаузов способы повязывания
платка (например, аннылык),
несомненно, являющиеся от- Кофта свободного покроя
части продолжением балкан-
ских традиций. Способом «аннылык» повязывали головной убор
пожилые гагаузки Бессарабии. Аналогично повязан платок и на
старшей из женщин, изображенных на фотографии в
упоминавшейся уже книге А. Манова.
Интерес представляет анализ существовавших в быту
гагаузов Бессарабии в конце XIX в. способов довязывания платков.
Их было несколько:
- на темени (тепедäн, аннылык) — пожилой возраст,
постоянно;
- перекрещенные под подбородком концы платка заложены у
щек под платок — женщины пожилого возраста в старину.
Сохранился у гагаузов Запорожской области и отчасти в с.
Димитровка Болградского района Одесской области УССР;
- над ухом сбоку (мода, намода, влашка) — все женщины и
девушки во время работы и дома;
- под подбородком (ченä алтындан) — женщины всех
возрастов в теплую погоду, на выход;

168
 - вокруг шеи (бойнудан, дартылы) — подростки, девушки,
молодые женщины на выход и в холодную погоду.
Платки без бахромы (чембер, касинка, батик) повязывали
всеми этими способами, а с бахромой (шалинка) надевали только
«бойнудан». Тонкий платок бариз был праздничным даже у
зажиточных гагаузок. Он повязывался под подбородком, или
концы закидывались на спину.
Способом «тепедäн» надевали в основном чембер и большей
частью женщины пожилого возраста, способом «мода» повязывали

Способы повязывания платка: аннылык, тепедäн и мода

169
обычно легкие белые платки, представляющие собой согнутый по
диагонали четырехугольный кусок полотна (батиста), или
треугольную косынку (батик, касинка). Батик женщины пожилого
возраста повязывали способом «аннылык» в случае, когда поверх
него надевали чембер.
Способ повязывания платка «аннылык» состоит в том, что
нижний платок надевали так, чтобы его концы, перекрещиваясь на
затылке и над лбом, образовывали валик вокруг головы. Верхний
черный платок, оттопыриваясь на месте прохождения валика,
образовывал характерный для гагаузок силуэт59. Информаторы
рассказывают, что около дома женщины ходили, как правило, в
батике с валиком, а верхний платок надевали в случае выхода из
дома.
Волосы заплетали девушки в две косы, молодые женщины —
в одну косу.
Те, кто был постарше, закручивали волосы сзади в пучок
(кукуй) и закалывали шпильками, украшенными бусами,
ракушками. Закрепляли волосы и гребнем, который изготовляли из
кости сельские мастера. Бусы, ракушки, а также незамысловатый
орнамент на гребне, согласно поверью, обладали силой оберега.
Сохранение у гагаузов в конце XIX в. любопытного обычая
заплетать невесте множество косичек говорит о наличии давних
аналогий прежде всего с традициями восточных народов, у
которых он сохранился до нашего времени. Известно также, что и
у болгар девочкам в далеком прошлом заплетали множество
косичек. Замужние заплетали обычно две косы, а если больше, то
обязательно парное число.
Головным убором гагаузской девушки в стародавние
времена, еще до XVIII в., была небольшая шапочка (фес), часто
украшенная монетами.
В Бессарабии гагаузская одежда эволюционировала в течение
XIX в. в условиях тесных этнических контактов с соседним
болгарским населением, при определенных взаимовлияниях также
с молдавским и украинским. В результате к концу века здесь
сложился особый тип женской одежды: безрукавное платье,
дополненное рядом специфических элементов (богатство
нагрудных украшений, свои способы повязывания платков,
характерные верхняя одежда и обувь). По большинству признаков
архаичные комплексы женской одежды гагаузов и болгар

170
Бессарабии очень похожи. Это сходство, имевшее место на их
прежней родине, получило своеобразное завершение в Бессарабии.
Мужской костюм
Мужская одежда гагаузов при переселении в Бессарабию
мало отличалась от описанной во второй половине XIX в. (у
гагаузов на территории Болгарии) К. Иречеком и данной в
ретроспекции А. Мановым. Ее основу составляли широкие черные
штаны (чаашыр). На заправленную в них рубаху (гöлмек) надевали
короткие безрукавки (минтан) голубого цвета. Головным убором
служили красный фес и шапка из овчины. К. Иречек называет
шапку болгарской, по-видимому, считая ее принадлежностью в
первую очередь болгарского костюма. А. Манов пишет о наличии в
обиходе не только широких штанов, но и узких, обшитых гайтаном
(бир гöтлÿ чаашыр). Обязательной частью костюма являлся жилет

Кофта свободного покроя

171
(ӂамадан) с пуговицами из гайтана. Поверх него надевали контош
— короткую одежду, накидываемую на одно плечо. Обязательным
был широкий красный пояс (кушак), которым подпоясывались и на
который подвешивали кожаный футляр (силäхлык) для оружия.
Иногда на голову надевали белую шапочку (такä), на которую
наматывали платок (сервиета). Обувью служили своеобразные
сандалии без задников, называемые емени. У богатых были
короткие ботинки с шерстяными гетрами (томак), украшенными
красной бахромой60.
Ж. Чанков, приводя в своей книге описание мужского
костюма А. Мановым, пытается уточнить его, объясняя, что чалма
(у Манова — сервиета) — это черный платок, что некоторые
селяне носили фесы или низкие шапки — калпак, а также
коричневые штаны из овечьей шерсти и «турецкие емени»61.
Можно предположить, что речь идет о кожаных туфлях без
задника с загнутыми вверх носками, которые не только в Болгарии,
но и во всем Балканском регионе считали элементом восточного
(турецкого) костюма.
Анализ материалов дает основание считать, что в мужском
костюме задунайских гагаузов к восточным элементам можно
отнести фес, чалму, емени. В ходе исторической эволюции они
исчезали в первую очередь. Об этом свидетельствуют данные А.
Бихана о том, что в 30-е гг. XIX в. многие черты старинного
костюма, в том числе так называемые ориенталистские, исчезли.
Он сообщает: «Мужчины носят рубашку (гöлмек)
хлопчатобумажную, узкие шаровары из темно-коричневой шерсти
(чаашыр), широкие, большей част ью красного цвета пояса,
обмотки или шерстяные чулки (чорап), надеваемые с сандалиями
или ботинками, соломенную шляпу или черную шапку. В
холодную погоду носят жилет, куртку (пальто), плащ (йаамурлук) с
капюшоном (гагуле)»62. Иностранец А. Бихан, добросовестно
описывая все, что видел, разумеется, не сумел отразить местную
специфику. Поэтому его материалы нуждаются в некоторых
комментариях, позволяющих правильно оценить отдельные
элементы одежды в соответствии с традицией, свойственной
гагаузскому костюму в XIX в. и позже. Благодаря этому удалось в
общих чертах восстановить и мужской костюм задунайских
гагаузов, упомянутый выше.

172
 Наиболее архаичный вариант мужской одежды бессарабского
периода можно восстановить из описаний В. А. Мошкова в 90-е гг.
XIX в., по возможности дополненных полевыми наблюдениями, а
также сведениями из имеющейся литературы63. Одним из
основных и самых древних элементов в упомянутом варианте
является рубаха (гöлмек). Под широкие суконные штаны (дими,
дими дон) черного или коричного цвета надевали нижние холщовые
(дон). Дими (у В. А. Мошкова — чаашыр) присборены на шнуре
(учкур). Поздней модификацией дими можно считать титаны, в
которых слегка присборенные штанины соединены
четырехугольной вставкой и вшиты в поле с застежкой спереди
или сбоку. По сведениям В. А. Мошкова, у молодежи штаны были
более узкие, а у стариков — очень широкие, всегда черного цвета64
(это же сообщает К. Иречек о задунайских гагаузах)65. Старинные
чаашыр встречались иногда даже в 50-е гг. XX в.66.
Дополнялся этот костюм широким тканым поясом (кушак).
Голову покрывали шляпой (паралийа), зимой — меховой шапкой
(калпак). Обычной обувью являлись постолы (чарык), которые
носили с домоткаными онучами (саргы). В летнее время часто
около дома ходили босиком или в самодельных либо покупных
сандалиях (емени) и шерстяных вязаных чулках (томак).
В праздник на гёльмек надевали рубаху из домотканой
шерсти (фланä), разрез которой (на груди или сбоку) обшивали
плюшем. В качестве верхней одежды по традиции служили

Мужская рубаха

меховая или суконная безрукавка (минтан) либо однобортная

также короткая суконная куртка (антери), обшитая гайтаном.
В холод носили меховые куртки (кÿрк) и длинные шубы
(кожук, бой кожук). Обычной верхней одеждой был суконный
плащ (йаамурлук). Его, как правило, шили с капюшоном (гугла).

173
Сравнение убеждает, что мужской костюм бессарабских гагаузов
сохранил основные черты и структуру костюма задунайских
сородичей.
О характере бытования и эволюции всего комплекса в целом
и его отдельных элементов можно судить на основе анализа
каждого элемента в отдельности.
Центральное место в традиционном мужском костюме
гагаузов занимает рубаха, выполняющая функции нательного
белья. Она была обязательной как в будничном, так и в выходном
комплексе одежды. В прошлом этот элемент одежды изготовляли
из домотканой хлопчатобумажной или конопляной ткани (без). Не
случайно в 60-е гг. XIX в. О. Накко отмечает, что рубаха гагауза
сшита из «грубого полотна» домашней выделки67. Причем эта
ткань не окрашивалась и имела натуральный цвет сырья, из
которого была изготовлена. Время замены домотканины
фабричными материалами было то же, что и для женских рубах —
конец XIX — начало XX в. На смену домотканой бези из конопли
пришли фабричное хлопчатобумажное белое и цветное полотно, а
также другие тонкие ткани серых или темно-серых тонов.
Существовало несколько видов покроя мужских рубах:
1) туникообразный, 2) из двух полотнищ, 3) на кокетке. Для всех
трех типов покроя характерен разрез для застежки посредине груди
или сбоку и стоячий узкий воротник. Наиболее старинный покрой
— туникообразный, с разрезом посредине груди, без украшений 68.
Аналогов ему у других народов очень много, но ближе всего —
туникообразная рубаха некоторых национальных комплексов
одежды у населения Болгарии69.
Более поздними вариантами являются рубахи, скроенные из
двух полотнищ или на кокетке70. В этнографическом смысле
интересна рубаха с цельным передом и кокеткой (платка) на спине.
Платка была обязательно двойная. Под ее край солнцеобразными
сборками пришивалось полотно спинки. Такие рубахи можно было
увидеть также у молдаван и украинцев71. Наиболее поздним
вариантом является рубаха с вшитой манишкой, стоячим
воротником и застежкой сбоку — по типу русской косоворотки.
Рукав у всех рубах был прямой, с манжетом. Изредка рубахи
орнаментировались вышивкой. При этом характер орнамента и его
расцветка были сдержанные и разительно отличались от ярких,
цветовых всплесков на болгарских, украинских и молдавских

174
рубахах. При полном отсутствии вышивки на других элементах
народной одежды гагаузов здесь она, как и покрой на кокетке,
свидетельствует, с одной стороны, о заимствованиях у соседних
молдаван, болгар, украинцев, с другой — о городском влиянии.
Элементом одежды более позднего происхождения является
верхняя рубаха — фланя. С появлением фланя гёльмек превратился
в нижнюю рубаху, носимую с жилетом, больше около дома и на
полевых работах.
Фланя шили главным образом из двух полотнищ, с вшивным
рукавом, в более плотных, чем гёльмек, материалов (домотканого
шерстяного, позже — фланели, диагонали, сатина и т. д.)72.
Употребляемое для шитья фланя домотканое шерстяное
полотно окрашивалось в темные цвета (бордовый, темно-синий,
темно-зеленый, морковный). Полотно могло быть однотонным, но
чаще всего было в полоску. Застегивающийся на пуговицы разрез
посредине груди (öртмеч) обычно обшивали бейкой (гÿÿс парчасы)
из того же материала или плюша. Наиболее старинным считается
покрой со стоячим воротником. Нередки были и косоворотки.
В поздних вариантах фланя с прямым разрезом стоячий ворот
заменялся отложным (йака).
В. А. Мошков в своем описании называет верхнюю рубаху
фанелой (вероятно, это его передача гагаузского названия фланä).
Интересно его сообщение о том, что черным бархатом обшивали
не только ворот, но и разрез на груди фанелы. Под упоминаемой
им «вышивкой» надо понимать орнамент, выполненный методом
аппликации73. Аналогии такого варианта фланя наблюдаются в
одежде гагаузов Болгарии под названием джамадан. Как
джамадан, так и фланя являлись праздничной одеждой. Рубаху
подобного покроя из плюша или вельвета болгарские гагаузы шили
на свадьбу74.
Аналоги этому типу одежды есть и в некоторых болгарских
национальных вариантах, главным образом чернодрешном
восточном. В целом появление данного элемента ученые
связывают с влиянием городской одежды75.
Штаны (дими, тучлу дон) в старинном традиционном костюме
изготовлялись из домотканого сукна дими и были, как правило,
черного или коричневого цвета (цвет темной шерсти, из которой
выделано сукно). Шили их широкими, сильно присборенными в
поясе на плетенном из шерстяной пряжи шнуре (учкур).

175
 Мужские штаны

Такой покрой имел аналогии у населения Северо-Восточной

Болгарии76. Именно этот признак позволяет отнести мужской
гагаузский костюм XIX в. к одному из наиболее типичных для
территории Болгарии типов мужской одежды, именуемому
чернодрешным77. Но исследования показали, что у предков
гагаузов были и элементы так называемой белодрешной одежды,
связанной с древнейшими славянскими традициями. Это — узкие
белые суконные штаны, являвшиеся, по свидетельству А. Манова,
одной из разновидностей старинной одежды гагаузов Болгарии. Но
этот же автор подчеркивает, что узкие белые дон, чаашыр
встречаются значительно реже, чем широкие суконные штаны
темного цвета, названные им шалварами78. Оба указанных типа
штанов имели распространение и у соседнего с гагаузами
болгарского и другого населения восточных областей Болгарии.
Классификация рассматриваемого вида поясной одежды дана
X. Вакарельским79.
У шалвар передняя и задняя части трудно различимы из-за
ширины несильной присборенности в поясе. В узких штанах,
которые шили и из домотканого сукна, хорошо просматривается
разный крой передней и задней частей. Поэтому гагаузы называли
их в отличие от шалвар бир гöтлу чаашыр (буквально —
односторонние) или словом дон, обозначающим по традиции
преимущественно белые узкие холщовые штаны, служившие
нижним бельем либо будничной, рабочей одеждой80.
Оба типа мужской поясной одежды есть на фотографии,
помещенной в книге А. Манова81. В узкие белые чаашыр одет
самый молодой из троих изображенных на фотографии мужчин.
Об узких черных штанах чаашыр у молодежи и очень широких у
стариков сообщает и К. Иречек82. А. Бихай пишет о широких
«шароварах» из темно-коричневой шерсти у гагаузов Болгарии83.

176
 Синие широкие штаны, «туго обхватывающие ногу ниже
колена», наблюдал у жителей бессарабских колоний в середине
XIX в. А. И. Защук84. «Широченные серые суконные штаны»
видела у гагаузов Бессарабии в 70-х гг. прошлого столетия
О. Накко85. О черных чаашыр (узких — у молодых и широких — у
стариков) писал в свое время В. А. Мошков86. О бытовании в
прошлом у гагаузов суконных, дими на учкуре и узких белых
холщовых штанов свидетельствуют также полевые материалы и
литература87.
Элементы белодрешной одежды, привезенные гагаузами из
Болгарии, наверняка проявили определенную степень
устойчивости в Бессарабии в связи с тем, что встретили здесь
аналогии у соседнего молдавского, а также украинского населения,
у которого мужская поясная одежда белого цвета была этнической
традицией88. Таким образом, мужская поясная одежда гагаузов, как
и другие элементы их старинного национального костюма, тесно
связана с соответствующими явлениями бытовой культуры на
Балканах. В Бессарабии она отчасти нашла подтверждение в
традициях соседнего молдавского и украинского населения.
О происхождении широких в шагу штанов можно сказать,
что они имеют прямую или опосредованную связь со
специфическими формами одежды у народов степной Евразийской
полосы89. Вопрос преемственности древних форм этой одежды у
гагаузов требует дополнительных исследований.
Обязательными элементами старинного мужского костюма
являлись широкий шерстяной пояс красного цвета, суконная
безрукавка и суконная куртка. Каждый из этих элементов также
имеет свою предысторию в традициях, привезенных гагаузами из
Болгарии, о чем свидетельствует сравнительный анализ
литературы.
О красном поясе как части старинного национального
костюма гагаузов Болгарии писал К. Иречек90. Эти сведения
подтверждают материалы книги А. Манова, где дается его более
подробное описание91. О кушаке, преимущественно красного
цвета, в костюме болгарских гагаузов сообщает А. Бихан 92.
Широкий пояс наблюдала у гагаузов О. Накко93. Говоря об одежде
жителей бессарабских колоний, А. И. Защук в середине XIX в.
отмечал, что у мужчин «талию опоясывает широкий голубой или
красный кушак, за который заткнуты нож и трубка94».

177
Аналогичные элементы одежды у бессарабских гагаузов выделяет
в конце XIX в. В. А. Мошков. Он обращает внимание на то, что с
длинным шерстяным вязаным кушаком, обмотанным вокруг пояса,
гагаузская молодежь не расстается даже во время самой сильной
летней жары. Этот автор сообщает также, что кушак у стариков
широкий, синий, у молодых — уже и только красного цвета95.
Любопытно упоминание А. Манова о шелковом поясе тарабулуз,
являвшемся принадлежностью костюма жениха на гагаузской
свадьбе96.
Красный кушак сохранился в костюме гагаузов старшего
поколения до настоящего времени.
Жилет в таком виде, в каком он дошел до настоящего
времени, как по покрою, так отчасти и по материалу соответствует
характерному элементу городской одежды. Но его появлению в
старинной одежде гагаузов, на наш взгляд, способствовало
наличие в традиционной основе суконной безрукавной одежды
минтана (у А. Манова — елек, у А. Бихана— жилет). Фактически
жилет — это результат своеобразной эволюции старинного
минтана.
Наиболее полное описание минтана содержится в книге
В. А. Мошкова: «...сверх фанелы надевают короткую безрукавку
вроде жилета (минтан). Она имеет стоячий невысокий воротник и
застегивается на петли и застежки из толстого шнурка (гайтан) на
один борт. Край воротника и борт у минтана обшиты тем же
гайтаном черного цвета. Минтан делается настолько коротким, что
едва только закрывает кушак. В шаровары он не заправляется.
Нужно думать, что эта часть костюма принадлежит к числу
старинных, потому что такие же куртки-безрукавки, по описанию
Иречека, носят и задунайские гагаузы. Даже цвет минтана у тех и
других сходен: у задунайских гагаузов он голубой, и бессарабская
молодежь также носит минтан ярко-голубого цвета, но кроме того
он бывает здесь ярко-красного и зеленого цвета. Впрочем, такой
минтан парни надевают только по праздникам в церковь. Он
делается даже атласным или из черного бархата. Но дома и в будни
носят более простые, из ситца, или из тонкого домашнего сукна
литу черного или темного цвета. Зимой носится теплый минтан из
толстого тоже домашнего сукна (дими)»97.
Из приведенной выдержки видно, как многосторонне
практичен этот архаичный элемент мужского костюма,

178
 Мужская праздничная куртка

являющийся непременной принадлежностью большинства

комплексов национальной одежды народов Балкано-Дунайского
региона98.
Своеобразой частью старинного мужского костюма является
антери, или аба, имеющая широкие аналогии в одежде населения
Болгарии и сопредельных регионов99. Это короткая мужская куртка
из темного сукна своеобразного покроя, орнаментированная
гайтаном в традициях балканской одежды. А. Бихан называет ее
просто куртка100. У А. Манова специальное описание не дается, но,
очевидно, это упоминаемый им контош, который обычно
закидывали на плечо101. Судя по указанному способу ношения
антери у В. А. Мошкова и контоша у А. Манова, можно заключить,
что у обоих речь идет об одном и том же виде одежды.
На фотографии в книге А. Манова верхняя одежда молодого
мужчины есть не что иное, как антери102. Ее вид совпадает с
описанием аналогов в болгарской одежде и, что важно, у гагаузов
Бессарабии конца XIX в.
Гагаузская антери, надеваемая поверх минтана,—это
однобортная куртка со стоячим воротником и узкими рукавами,
имеющая аналогию у бессарабских болгар и молдаван и носящая у
них то же название. Шили ее из черного или темно-синего сукна и
обшивали гайтаном. В. А. Мошков отмечает, что это в основном
молодежная одежда, которая от аналогичной болгарской
отличается тем, что декор на ней менее ярок. У болгар антери
декорируют не только черным гайтаном, но и красным сукном.
Особого внимания заслуживает упоминание В. А. Мошкова о том,
что гагаузские парни летом носили антери внакидку103. «Широкую
куртку темно-синего сукна» с разрезами на рукавах отметил и в
своем описании одежды жителей бессарабских колоний А. И.
Защук104.

179
 Антери (чуфа антери, аба)
из домашнего черного, темно-
синего или коричневого сукна
на подкладке из хлопчато-
бумажного материала бытовала
в гагаузских селах до 60-х гг.
XX столетия как оригинальный
вид мужского национального
костюма и использовалась в
старинных вариантах покроя
как праздничная одежда
молодых людей105.
Особенностями традици-
онного покроя антери являлись:
стоячий ворот, украшенный
строчным узором, распашной
перед с косо вытянутым
верхним концом правого борта
к левому плечу, разрезы по
бокам. Рукав цельнокроеный,
вшивной, с глубоким заходом
на плечо (что создает силуэт
полуреглана), к запястью он
зауживается и застегивается на
две пуговицы. Разрезы по
бокам, швы на спине, полы
бортов оторочиваются гайта-
Мужчина в традиционной одежде
(с. Стояновка Леовского района МССР) ном. Пуговицы тоже сделаны из
гайтана. Спинка дополнена по
бокам клиньями. Карманы горизонтальные или косые106.
Описанный крой наиболее архаичен и имеет прямые аналогии в
одежде гагаузов Болгарии, а также в болгарских комплексах
мужской одежды. Балканские черты кроя стали утрачиваться еще в
начале XX в. В это время уже встречаются антери с втачными
рукавами по линии плеча. Спинка имеет шов посредине и
дополнена клиновидными вставками по бокам. Часто по образцу
жилета пришивали хлястик. Ворот глухой (без традиционного
стоячего воротника), борта распашные, прямые, застегиваются
посредине груди на ряд пуговиц. Карманы боковые и нагрудные,

180
внутренние, иногда оконтурены декоративным швом. Такой же
декор украшает обшлага рукавов все крупные швы.
В настоящее время словом антери часто называют жилетку с
глухим воротом.
Верхняя зимняя одежда гагаузских мужчин включает
овчинную безрукавку с таким же названием, как женская ( минтан,
кептар, пошкина, бондица), овчинный полушубок (кÿрк) и тулуп
(кожук, бой кожук, бой кÿркÿ).
В. А. Мошков описывает этот вид одежды так: «В холодное
время года и зимой носятся овчинные полушубки (кюрк)
различных видов. Есть полушубок, соответствующий минтану, т. е.
в виде короткой безрукавки (минтан, кюрк), есть в виде
«антыре» (надо думать, куртка с рукавами.— М. М.). Есть еще
полушубки длинные с талией и с рукавами, вроде русских (бой
кюрк), которые считаются старинными и теперь носятся довольно
редко. Такие же самые полушубки, но без талии (тулуп) носят
только старики»107. Описанные упомянутым автором виды меховой
одежды бытовали в гагаузских селах и позже в несколько
модифицированном виде, составляя характерную черту народной
одежды108.
Рассмотрим такой традиционный элемент мужской верхней
одежды, как меховая безрукавка. Она имела прямой разрез на
груди, застегивающийся на пуговицы из крученой кожаной
тесьмы. По бортам, полам, проймам рукавов, а также вдоль швов
орнаментировалась черными лентами из кожи. Вдоль бортов и
карманов кожа декорировалась резным ажурным узором.
В архаичных вариантах мужской безрукавки имелись маленький
стоячий воротник и меховая опушка вдоль бортов, пройм, ворота и
подола109. Встречались в прошлом и безрукавки с застежкой сбоку.
Такой покрой, по мнению ряда ученых, заимствован у румынских
пастухов (моканов), прибывших в Буджак в конце XVIII — начале
XIX в. из Трансильвании110. В целом безрукавная меховая одежда
считается новой для переселенцев из Болгарии, тогда как другие ее
типы были знакомы им и на прежнем месте жительства.
Эволюция безрукавного мехового сравнительно нового вида
одежды бессарабских гагаузов происходила во всех селах
одинаково, но терминология все же различается. В Вулканештах и
окрестностях безрукавку называли кептар, в Димитровке и других

181
близлежащих селах — пошки, пошкина, в Комрате и округе —
бондица, в Болбоке — минтан, кÿрк, и т . д.
Длинный кожух назывался бой кожук. В Димитровке,
Александровке и Кубее его иногда называли минтан. Бой кожук
предназначался для мужчин пожилого возраста. Носили также
короткую меховую куртку (кыса кожук) — в основном мужчины
молодого и среднего возраста. В с. Курчи большие кожухи
называли бой кÿркÿ, а короткие — кыса кÿрк, куфайка.
Развитие овцеводства обусловило появление и специфичного
чабанского костюма. В нем обычная рубаха сочеталась со штанами
из овчины (мешин) мехом внутрь. Спереди был разрез с застежкой.
Внизу у стопы на штанинах также
имелись разрезы, застеги-
вавшиеся на пуговицу. Обяза-
тельными элементами пастушьего
костюма были меховая безрукавка
обычного покроя и короткая
куртка из овчины (кÿрк), иногда
декорированная красной и
зеленой строчкой. Дополняли
ансамбль постолы с шерстяными
онучами, меховая шапка и
длинная овчинная шуба111.
Важным элементом верхней
мужской одежды являлся сукон-
ный плащ (йаамурлук) с капю -
шоном (гугла). Его шили в
основном местные портные из
домотканого коричневого (есте-
ственного цвета) сукна. А. Бихан
называет йаамурлук «пальто с
капюшоном»112, В. А. Мошков —
«длинный армяк». Мошков
указывает, что этот вид одежды
надевали в дорогу и в случае
непогоды. О назначении этого
вида одежды свидетельствует его
название113, буквально означаю- Мужчина в суконном плаще (фото из книги В.
Маринова «Принос към изучването на бита и
щее «дождевик». Аналогичную културата на турците и гагаузите в
Североизточна България»)

182
одежду у гагаузов Северо-Восточной Болгарии описал
В. Маринов114.
Непосредственная связь меховой одежды гагаузов с
традиционными формами таковой на территории Болгарии
просматривается во всех элементах115. Свойствен этот тип верхней
одежды и соседним по Бессарабии народам — молдаванам,
украинцам, болгарам116.
На голову гагаузские мужчины надевали зимой меховые
шапки из каракуля (калпак), летом — войлочные шляпы
(паралийа). Меховые шапки упоминаются всеми авторами, начиная
от К. Иречека и кончая В. А. Мошковым117. Этот обычай
сохранился до настоящего времени.
Многие авторы особо подчеркивают бытовавший у
болгарских гагаузов обычай носить фес, который обертывали
платком в виде чалмы118. К. Иречек сообщает о красных фесах,
которые якобы уже в его время заменялись у гагаузов
«болгарскими барашковыми шапками»119.
О том, что фесы были когда-то и у бессарабских гагаузов,
говорят музейные и архивные материалы120. Однако В. А. Мошков
в конце XIX в. отмечал, что у гагаузов Бессарабии не сохранилось
даже воспоминаний о том, что мужчины когда-то носили красные
фесы. Летом, по его сведениям, мужчины надевали круглые
барашковые белые и черные шапки с плоским верхом (калпак) или
же высокие с острым верхом (сиври калпак). Кроме того, в это
время наблюдались (как редкость) зимние шапки с пришитыми к
ним меховыми наушниками (кулаклы калпак)121. Примечательно,
что перечисленные виды головных уборов были свойственны и
всему остальному населению Бессарабии.
Наиболее старинными видами мужской обуви у гагаузов
считаются постолы из свиной или воловьей кожи. Ноги
обертывали в домотканые длинные куски белого шерстяного
полотна (саргы) на манер онучей или обмоток.
Саргы обвязывались, кроме кожаных тесемок от постолов, черным
шнурком (кара баа, т ырсына, кылип), изготовленным из конского
волоса или козьей шерсти, заправленные в саргы темные штаны и
черный шнур на белоснежном фоне создавали характерный для
гагаузов ансамбль одежды. Этот вид обуви имеет аналогии у
соседних народов, и прежде всего у болгар122. Что постолы —

183
 Мужчина в традиционной одежде (с. Баурчи Чадыр-Лунгского района МССР)

основная обувь задунайских гагаузов, констатируют все авторы,

хоть в какой-то мере описавшие их быт123.
Об обуви бессарабских гагаузов в 70-е гг. XIX в. О. Накко
сообщала следующее: «...человек ... в лаптях: ноги до колен
обернуты в белую толстую шерстяную ткань домашнего изделия и
перевиты тоже до колен черным узким ремешком»124.
В. А. Мошков по этому поводу писал: «На ногах носят лапти
(чарык) из воловьей или свиной шкуры»125.
В литературе упоминается и более совершенная обувь,
бытовавшая у гагаузов в Болгарии и отчасти сохранившаяся в
Бессарабии. Это в первую очередь кожаные туфли без каблуков
(емени), надеваемые с длинными вязаными шерстяными чулками
(чорап). Кроме того, богатые гагаузы, особенно молодежь, носили
самодельные ботинки с узорно вязанными из шерсти гетрами,
называемыми томак и украшенными красными кисточками126.

184
 Полевые исследования показали, что емени в Бессарабии не
исчезли, они использовались весь XIX в., передав позже свое
название другим типам кожаной обуви на низком каблуке. Это
название бытует до настоящего времени. Таким образом,
традиционные формы обуви, как и многие другие элементы
старинной одежды, во многом являвшиеся продолжением былых
балканских традиций, сохранились после переселения гагаузов в
Бессарабию в прежнем или несколько модифицированном виде.
Старинная одежда изготовлялась в крестьянских семьях своими
руками. Но уже в первые десятилетия после переселения многие
гагаузы, прежде всего зажиточные слои, стали все чаще покупать
при возможности готовые изделия на рынке или заказывать у
ремесленников. Это касалось, прежде всего, верхней суконной
одежды и обуви. Так, в одном из архивных документов за 1842 г.,
содержащем материалы о переписи имущества болгарского
колониста Бояӂи (фамилия явно гагаузская) в связи с тяжбой,
наряду с такими ценными для того времени вещами, как «суконная
кацавейка на подкладке» и «кожух с вышитыми шнурами»
упоминается пара турецких сапог, стоящих 10 рублей
ассигнациями. Судя по перечисленным серебряным вещам (ложки,
часы, ножи), это был богатый человек127. На престижные
устремления богатой части населения колоний, отражавшиеся в
элементах одежды, обращает внимание в середине XIX в.
А. И. Защук. При описании одежды колониста он прежде всего
указывает на «высокие сапоги и туфли»128.

Эволюция одежды в конце XIX—начале XX в.

Развитие гагаузского костюма в этот период ознаменовалось
появлением новых бессарабских комплексов одежды на основе
эволюционировавшего (архаичного) комплекса. Набиравшие силу
капиталистические отношения способствовали проникновению в
быт колонистов изделий ремесленного и даже фабричного
производства. Коснулось это и одежды, где новшества появлялись
быстрее всего в костюме зажиточных слоев населения, и прежде
всего неженатой молодежи. Обновление форм одежды
происходило в направлении приближения их к городским, что и
обеспечивало модным элементам престижную роль в социальной
жизни села.

185
 Женская одежда
Во второй половине XIX в. женская одежда в гагаузских
селах под влиянием городской культуры стала многообразнее.
Быстро распространились и стали традицией платья с рукавами
(коллу фистан), шитые не только из домотканины (чукман
фистан), но и из фабричных тканей. В наиболее старинном виде

Типы платьев

они полностью повторяли покрой енсиз фистана, только

добавлялись рукава с высокими буфами (шишикли)129 и манжетами
или резинкой у запястья. Ворот был закрытый, без отворотов, как и
у колсуз фистана.
Качественные изменения накапливались в основном в
праздничном костюме молодежи, тогда как старинный костюм
продолжал бытовать у старшего поколения лишь с
незначительными модификациями. Колсуз фистан все чаще шили
из тканей фабричного производства, не обязательно шерстяных, но

186
преимущественно темных цветов. Молодежь стала использовать
безрукавное платье в основном в качестве будничной одежды.
Праздничной и выходной одеждой молодых гагаузок стало
коллу фистан — видоизменившееся под влиянием городских
фасонов старое безрукавное платье. Изменения выразились в
появлении рукавов, в укоренившейся новой традиции украшения

Группа гагаузов в будничной одежде (с. Димитровка Болградского района УССР. 1975 г.)

его нашивными кружевами (тантела), декоративными складками

(паста), оборками (аборка), художественной гофрировкой переда
лифа (паук), рядами пуговиц, воланами и т. д. В дальнейшем (20—
30-е гг. XX в.) крой платья продолжал мельчать и усложняться за
счет увеличивавшегося количества элементов лифа (отложные
воротнички, фигурные кокетки, мелкие складки и швы, воланы,
пелерины и т. д.) и перехода к городским кроям подола (клиньями,
иногда расклешенность, укороченный и суженный подол). И хотя у
большинства гагаузок продолжало бытовать в качестве выходной
одежды платье с рукавами, близкое по материалу (домотканина) и
крою к старинным образцам, перечисленные новые черты
считались модными. Платья чаще шили из фабричных тканей:
кашемира, вельвета, сатина и других плотных материалов.
Распространившиеся отложные воротнички постепенно исключали
необходимость большого количества традиционных нагрудных
украшений.

187
 Во второй половине XIX в. под влиянием отчасти городского
костюма, а также костюма молдаван в быту гагаузов
распространился совершенно новый для их традиционного быта
комплекс праздничной женской одежды: кофта с юбкой (фуста-
блуза), дополняемые традиционным фартуком. Характерной чертой
молодежного комплекса в отличие от аналогичной одежды
женщин пожилого возраста было то, что юбку и кофту шили из
одного и того же материала и весь комплекс назывался фистан.
Особое распространение этот комплекс получил в селах нынешних
Комратского и Вулканештского районов МССР, а также в селах
Курчи и Каракурт (ныне Болградский район Одесской области
УССР), расположенных вблизи такого торгового и
административного центра, как Болград. У женщин старшего
поколения он появился не сразу (кроме Комрата и близлежащих к
нему сел). Старинное безрукавное платье с рубахой, дополненное
кофтой свободного покроя, темных расцветок, долго сохранялось у
этой возрастной группы в качестве выходного костюма. В селах
Чадыр-Лунгского, а также в ряде сел Болградского района
(Болбока, Кубей, Димитровка, Александровка) традиции
архаичной туникообразной рубахи живы и в настоящее время.
Старшее поколение женщин этих районов в будни еще
предпочитает колсуз фистан. Безрукавное платье здесь дольше
бытовало (правда, в качестве будничной одежды) и в молодежной
среде. Вместе с тем девушки и молодые женщины уже в конце XIX
— начале XX в. считали новый комплекс — юбку с кофтой —
наравне с колсуз фистаном одним из наиболее элегантных видов
праздничной одежды, игравших престижную роль. Молодежный
ансамбль реже шили из домотканины, полагая ее слишком грубой

Женский праздничный костюм

188
 для этого типа одежды. При
шитье костюма фуста—блуза
чаще, чем при шитье платья,
используются такие фабричные
ткани, как репс, сатин, вельвет,
атлас, ситец, шелк. Особую
нарядность кофтам из данного
комплекса придают нашивные
декоративные украшения из
кружев, блесток, галуна,
люрекса.
Юбка в составе рассмат-
риваемого комплекса почти
повсеместно называлась фуста,
фыста. Этот термин, очевидно,
происходит от названий верхней
легкой одежды (фустан,
фустанела), распространенных у
народов Южной Европы,
главным образом в Средизем-
номорском и Балкано-Дунайском
регионах, и том числе у болгар,
румын, молдаван130.
Женщина в праздничной одежде (с. Котловина
Ренийского района УССР. 1975 г.)
В селах Виноградовка,
Болбока, Кубей, Димитровка
гагаузки называют юбку русским словом. На наш взгляд, это
свидетельствует о том, что данный элемент поясной одежды, не
свойственный гагаузам в более ранние периоды истории, вошел в
быт в конце XIX в. под влиянием русских общегородских форм,
господствовавших в местечках и городах края во второй половине
прошлого столетия. Укоренению этого термина в соседних с
украинскими селах способствовали языковые контакты с их
жителями. Но в основном юбку к составе комплекса называли
фистан или фистанын фустасы, а кофту — фистанын кофтасы, в
чем выражается сохранившееся представление о женском платье
как об одном целом — фистане. В этом отношении примечательно,
что юбку, не входящую в единый комплекс, в Комрате и
близлежащих селах, а также отчасти в Чадыр-Лунге называли
фуста, обнаруживая аналогии с соседним молдавским населением

189
не только в терминологии, но и в традициях поясной одежды,
издавна свойственной молдавскому национальному костюму131.
Покрой кофты у молодежи варьировал, тогда как у пожилых
женщин этот элемент костюма был всегда свободного покроя.
Кофты в молодежном комплексе отличались пышным декором, у
женщин постарше он был очень скромным (складки и нашивные
ленты темного цвета).
К наиболее старинным относится кофта свободного покроя из
плотных материй темного цвета с глухим воротом и прямым
разрезом спереди. Застежка на пуговицах. Спинка и перед цельные,
иногда перед на кокетке. Украшением служили застроченные
складочки, а также традиционные нашивные ленты вдоль подола,
по бортам, кокетке, краю рукавов (свободному или в виде
манжета). По бокам часто имелись внутренние и накладные
карманы. Такая кофта была обычной в гардеробе женщин среднего
и пожилого возраста. Ее носили как в комплексе с юбкой (не
обязательно из того же материала), так и с платьем.
У молодежи тоже бытовала кофта свободного покроя, но в
основном в составе комплекса «фуста-блуза». Шили ее, как и
юбку, из покупных материй (атлас, тяжелый шелк, саржа) светлых
тонов. В покрое наблюдаются явные признаки городских фасонов:
застежка сзади по середине спины, глухой ворот, часто с
декоративными вставками по центру груди. К обычным пасту и
ширит добавляются кружева или складкообразные строчки из
атласных и шелковых лент, орнаментальные полосы из широкой
бейки, кружевная оторочка вдоль подола (етек). Украшение юбки,
как правило, гармонировало с декором кофты.
Но чаще всего молодежные кофты шили приталенными из
цельных клиньев, составляющих спинку и перед. Количество
клиньев варьировало от 5 до 12. Наиболее нарядной считалась
кофта из восьми цельнокроенных фигурных клиньев, сильно
расклешенных книзу и образующих пышные колоколообразные
фалды. Она расценивалась как наиболее изящная по крою и
элегантная. Такая кофта имела глухой ворот, узкий прилегающий
рукав с пышными буфами у плеч. Застегивалась она обычно
спереди, но иногда делалась и не характерная для гагаузской
одежды в прошлом застежка на спине по типу женской одежды
городской мещанской среды конца XIX — начала XX в.

190
 Кофта

В быту эта кофта

называлась секиз парчалы.
Приталенность и сильно
расклешенный низ совпадали с
традиционными представле- Девушки из Комрата
ниями гагаузских девушек о
грациозности. Такой силуэт отвечал определению кыврак
(изящный, стройный), характерному для оценки внешнего облика
девушки или женщины. Рукав с буфами, сильно зауженный к
запястью, пышная кружевная оторочка (чаще всего черная), оборка
(канат ) появились под влиянием городской одежды. Эту кофту
называли также баскалы кофта. Точно такая же под названием
баска была свойственна одежде болгар Бессарабии и
Новороссии132. Она сохранилась и в современном гардеробе
женщин некоторых болгарских сел. О том, что рассматриваемый
вид одежды был и у гагаузов, свидетельствует сообщение
В. А. Мошкова о кофте «городского фасона» под названием баска,
входившей, по его мнению, в быт гагаузов в конце XIX в.133
Встречались и другие разновидности кофт, в той или иной
степени являющиеся вариациями описанных типов. Одна из них —
приталенная, отрезная по талии (белли кофта). Шили ее, как
правило, из легких материалов светлых тонов и даже белого. В
отличие от более архаичных типов эта кофта была с отложным или
шалевым воротником. Верх часто шили на кокетке, рукав —на
манжете (блезикли) или резинке, иногда предусматривались

191
карманы. По крою и силуэту такая кофта являлась поздней
модификацией восьмиклинной баски.
В конце XIX в. сильно разнообразились типы кофт
свободного покроя, представлявшие собой полный отход от
традиционных видов. К примеру, известны были молодежные
кофты не только с отложным воротником, но даже типа матроски,
с декоративной вставкой на груди по образцу моды городских
мещанских слоев. Так кроили часто и лифы платьев. Сильно
отличались от старых традиционных покроев кофты на кокетке,
основное полотно к которым пришивали в сильно присборенном
виде. В поясе они приталивались продетой с внутренней стороны
тесемкой или резинкой.
В целом под влиянием городской одежды разнообразились не
только крой, но и приемы украшения швейных изделий за счет
обработки самого материала. Так, часто верхнюю переднюю часть
кофты или платья украшали узорно графированным рисунком
(кауклу, кырыклы), делали боковые декоративные клиновидные
вставки, широко использовали декоративную атласную ленту для
складчатой оторочки воротника, швов, рукавов и т. д. В селах
Курчи, Болбока оторочку воротника кофт вязали крючком.
В конце XIX — начале XX в. расширялся и ассортимент
материала, из которого шили одежду, в особенности новый
комплекс — юбку с кофтой. Использовались сатин, тяжелый шелк,
репс, плотный материал из хлопчатобумажных нитей, сметанных с
шелком (шал), тонкая покупная шерстяная ткань (тоже называемая
шал). Из шала обоих видов шили чаще всего кофты на подкладке.
На другие типы этого элемента женской одежды шел в основном
атлас.
Эволюционировала и юбка, обретая такое же разнообразие. В
старинных вариантах был пояс с завязками (пражда) в виде
крученых шерстяных нитей. Наиболее древний покрой
предполагал сильное присборивание сзади вертикально сшитых
полотен. Часто сшивали и поперечно два длинных куска (айкыры
чукман), присборивая один у пояса, другой (слабее) — на месте
шва. Получалась широкая оборка. На такую юбку обычно шло
много материала. Подол украшали двумя рядами нашивных лент
большей частью коричневого и черного цвета. В поясе обязательно
был разрез (öртмеч). Спереди украшения отсутствовали. Здесь, как
правило, вшивали гладкий прямой кусок. Он мог быть и из другого

192
материала, так как считалось, что его все равно не видно под
передником. Такие же особенности покроя были характерны и для
платьев.
Признаком особой элегантности считался тяжелый широкий
подол, образующий при ходьбе роскошные фалды.
В конце XIX — начале XX в. костюм молодых гагаузок
обогащается нижней белой бязевой юбкой, отороченной по подолу
кружевом (гергефли фуста) и присборенной вверху на резинке. Ее
надевали на рубаху так, чтобы белые кружева (в основном
фабричной работы) были видны из-под платья. Это явление мы
связываем с влиянием городской моды. Обычай надевать белую
юбку на рубаху отмечен еще В. А. Мошковым134. Считалось
модным комбинировать костюм из кофты и юбки разных,
гармонирующих или контрастирующих цветов.
Изменение структуры традиционного костюма в целом
неизбежно влекло за собой кардинальные изменения отдельных его
элементов. Прежде всего, это касается рубахи. Ее старинный
туникообразный покрой с глухим воротом, глубоким разрезом
посредине груди, застегивающимся па пуговицу, и длинным
прямым рукавом сохранился в архаичных комплексах одежды, и в
первую очередь с колсуз фистаном. Изменения в этих случаях
касались материала. Рубаху стали чаще шить из покупного ситца
светлых расцветок, преимущественно в мелкую полоску.
Появление юбки, связанное в определенной степени с
влиянием костюма южных молдаван, повлекло за собой изменение
кроя рубахи. Здесь решающую роль сыграли принципы кроя и
способы ношения этого элемента женской одежды соседним
молдавским населением.
Поздним (бессарабским) вариантом являются рубахи с
широкой прямой плечевой вставкой (платка, какетка, чупак).
Платка была отрезной по линии плеч, состоящей из двух кусков
(переднего и заднего) или цельной с отверстием для ворота
посредине, повторяющей изгиб верхней части туникообразной
рубахи. Остальные элементы полностью соответствовали
старинному типу: широкий прямой рукав, пришитый к основной
части под прямым углом, боковые клинья, разрез посредине.
Новшеством являлись сборки в том месте, где основная часть
рубахи пришивалась к плечевой вставке. В этом крое чаще, чем в
старинных женских рубахах, появляется подмышечная

193
четырехугольная вставка (пазва), имевшая аналогии в
соответствующем элементе одежды всех соседних народов135.
Покрой с плечевыми вставками мы склонны характеризовать как
местный, бессарабский. В этом убеждает сходство с молдавскими
и украинскими рубахами136. Гагаузские рубахи меньше, чем
молдавские и украинские, были предрасположены к усложнению
элементов кроя, особенно в плечевой части. Традиция плечевых
вставок вместе с обычаем сочетать рубаху с юбкой (без кофты)
пришла из молдавской одежды.
Поскольку в отдельных селах нижняя рубаха стала
полностью открытой частью повседневной одежды, возросло
внимание к ее качеству и внешнему виду: небезразличной стала
расцветка, все чаще использовался покупной материал,
усложнился крой. Так, в целях украшения платку кроили из
материала другого цвета или другой расцветки, если материя была
в полоску — полосами поперек.
В Курчи, Болбоке, Виноградовке женские, преимущественно
обрядовые, рубахи часто декорировали вдоль швов кокетки,
ворота, краев рукавов мережкой или белыми кружевами, а в
Димитровке иногда спереди и на концах рукавов вышивали
цветной орнамент. Принимая во внимание, что для гагаузов в
прошлом вообще не характерна традиция украшать вышивкой
рубахи (как женские, так и мужские), мы относим это явление к
заимствованиям от молдаван, украинцев, отчасти болгар137.
Влияние местных традиций усматривается нами и в других
изменениях кроя женской рубахи. В начале XX в. в селах на
территории нынешних Комратского и Вулканештского районов
МССР, ряде сел нынешней Одесской области УССР (Курчи,
Кубей) стали шить рубахи с круглым и широким вырезом ворота,
не требующим дополнительного разреза спереди. Край выреза и
рукавов обшивали бейкой (кыйнаш парчаӂык) из того же
материала, что и рубаха, или других расцветок. В результате
создавался ансамбль, хоть и отдаленно, но созвучный с молдавской
и южноукраинской традициями138 и не характерный для гагаузов в
прошлом. Полотно при таком крое вшивалось под полоску
воротника слегка присборенным, по типу молдавских и украинских
женских рубах и кофт. Необходимый для кормления ребенка
разрез делали ниже бейки. Связь с местными молдавскими и
отчасти украинскими традициями подтверждает тот факт, что в

194
гагаузских селах Комратского и Вулканештского районов МССР, и
особенно в Комрате в инонациональном окружении (в основном
молдаван) этот тип ворота стал одним из самых распространенных,
а сама рубаха в сочетании с юбкой — традиционным будничным
комплексом женской одежды, постепенно вытеснившим
старинный комплекс: рубаху с колсуз фистаном. Для стягивания
груди (эту функцию выполнял в старом комплексе колсуз фистан)
часто, особенно в селах Вулканештского района, поверх рубахи
надевали короткий матерчатый лиф (гÿÿслук). Шитый из темной
ткани, он в сочетании с темной широкой юбкой напоминал силуэт
колсуз фистана. Этот вариант женской повседневной одежды был
распространен также у молдавского и украинского населения
Южного Попрутья и, надо полагать, представлял здесь один из
промежуточных этапов в эволюции характерной женской плечевой
одежды южных молдаван — фуста ку жюбя139.
Новые виды женской одежды, особенно приталенной, часто
по традиции подпоясывали традиционными поясами с
металлическими пряжками (пахта). У большинства женщин по-

Гÿÿслÿк

прежнему в ходу было обилие нагрудных украшений. Но заметно

меньше их надевали на декорированные нашивными украшениями
кофты и платья.
В начале XX в. в молодежном костюме описанных городских
образцов менее необходимым становился традиционный фартук.
Его стали чаще шить из покупных тонких тканей, главным образом
светлых тонов. Но тут наблюдалась углубляющаяся
дифференциация вариантов в зависимости от возраста и
назначения одежды. У женщин старшего возраста старинный
домотканый передник (фыта) бытовал преимущественно в
праздничном наряде. В будни на колсуз фистан надевали передник
из черного сатина, репса или саржи. В покрое он сохранял

195
старинный прямоугольный силуэт, только оторачивался вокруг
бейкой из того же материала. По бокам на нем часто делали
карманы. Называли такой передник в отличие от домотканых
вариантов фарт а. В старинных вариантах костюма молодежи,
преимущественно в комплексе с домотканым платьем с рукавами
или домотканными кофтой и юбкой, не утратила своего значения
фыта. Новые фасоны праздничных платьев и комплект кофты с
юбкой, сшитые из покупных материалов, иногда носили без
фартука, но чаще всего, сохраняя верность традиции, его надевали,
однако уже в варианте фарты, изменившем не только материал и
цвет, но и крой.
Характерным новшеством в верхней женской теплой одежде
в начале XX столетия были куртки из байки (казапух) с пышным
рукавом, глухим воротом, которые носили с ремешком или поясом.
Шили также жакеты из сукна (жукет) на подкладке. Эти виды
одежды являлись признаком богатства. Женщины из бедных семей
в холодную погоду надевали два-три платья, чаще всего новые на
старые.
Зимняя одежда гагаузок по-прежнему была немногообразна и
проста. Большую часть времени года женщины в постоянной
работе около дома вообще не надевали громоздких вещей.
Поэтому будничная одежда (платья всех видов и кофты
свободного покроя) часто была на подкладке (хастарлы фистан,
хастарлы кофта). Дополнялась она по-прежнему меховой или
суконной безрукавкой.
Все чаще шили суконные кофты на подкладке, стеганной
шерстью (долу кофта, ичли кофта). Вместо меховых
безрукавок (особенно в бедных семьях) изготовляли стеганые, с
суконным верхом (кептар, каплама, ичли, пошкина, аба,
желетка). В некоторых селах (Курчи, Болбока) стали обычными
вязаные шерстяные безрукавки — майка.
Девушки из богатых семей имели более разнообразную
верхнюю одежду, надеваемую по праздникам, а в будни их
гардероб мало отличался от обычного.
В конце XIX — начале XX в. у зажиточных гагаузок наряду с
теплыми нарядными куртками появились приталенные суконные
или плюшевые пальто (кастöр, аба, берга, пардисо), шитые
сельскими мастерами. Особенно славились портные Кубея,
услугами которых пользовались жители всех окружающих сел.

196
Применялись традиционные способы декорирования: шнуром,
нашивными лентами, застроченными складками. Наиболее богатые
гагаузки по давней традиции носили пальто, подбитые мехом, с
меховым воротником (берта, ӂанынкер) или такие же куртки
(салтамарка)140.
Шире стали использоваться вязанные из шерсти кофты (йапаа
кофта), рукавицы (елдивен). Считалось престижным вместо
вязаных чулок (чорап) носить покупные, из хлопчатобумажных
нитей. Но даже девушки из богатых семей надевали их лишь в
выходные и праздничные дни.
Разнообразились как по форме и расцветке, так и по
назначению виды головных уборов. Гагаузки стали носить шали с
бахромой фабричной работы (пÿскÿллÿ шалинка), пожилые — в
качестве верхнего, а молодые — единственного выходного платка.
По традиции выбор ограничивали однотонными расцветками,
преимущественно темными. Под влиянием городских образцов в
быту начали распространяться большие вязаные и плюшевые шали
-пледы (берта, плÿш берта, шал). Они считались признаком
роскоши, и их носили девушки из зажиточных семей. Тканый
(фабричной работы) шерстяной плед (шал) стал традиционным в
качестве верхней одежды замужних женщин и бытовал в селах
вплоть до 50-х гг. XX в.
В начале нынешнего столетия праздничный головной убор
девушек и молодых женщин разнообразился и за счет тонкого
шелкового или шерстяного платка преимущественно черного,
коричневого или бордового цвета (бариз). Более яркие расцветки,
хотя и встречались, считались отклонением от моды. В. А. Мошков
писал о баризе как о нижнем платке, надеваемом под чембер141.
Полевые материалы убеждают, что появление бариза (не термина,
а явления) совпало с исчезновением старинного обычая надевать
два платка. Чембер (верхний платок) постепенно стал головным
убором пожилых гагаузок. У девушек и молодых женщин нижний
тонкий платок, модифицировавшись благодаря появлению в
обиходе тонких тканей и не без влияния городских традиций, стал
основным, удачно сочетаясь с новыми комплексами одежды. Этот
вид головного убора явился региональной чертой молодежных
комплексов костюма и другого населения Южной Бессарабии142.
В 20-е гг. XX в. в среде зажиточных гагаузок Комрата, Чадыр
-Лунги, Болграда стали модными длинные, до четырех и более

197
метров, кружевные шарфы тонкой фабричной работы. Надевали их
так, что один конец свисал до длины платья спереди, а другой,
несколько раз обернутый вокруг шеи, опускался на спину или на
грудь. Этот элемент одежды связан с влиянием быта городских
мещан. Ношение шарфа обусловливало полный отказ от
традиционного головного убора. В таком случае возрастало
внимание к аккуратности и красоте прически. Волосы
зачесывались гладко. Заплетенные в косу или скрученные в жгут,
они укладывались в пучок на затылке. Пучок укрепляли
украшенными бусинами и ракушками шпильками, а также
декоративным гребнем. Эта прическа считалась сама по себе кра-
сивой, но особенно привлекательной под ажурным шарфом.
Что касается обуви, то в селах в качестве повседневной по-
прежнему бытовали старинные туфли без задников (емени, папуч),
самодельные суконные или вязаные шерстяные тапочки (терлик),
а также постолы (чарык). Но с развитием ремесел в крае и
расширением рыночных связей между селом и городом под
влиянием последнего в конце XIX в. все популярнее становились
кожаные закрытые туфли на каблучке (падборлу туфли) и
полусапожки (чепич). Эта обувь имела престижное значение, и ее
даже девушки и женщины из богатых семей носили по праздникам.
Для женщин пожилого возраста повседневными стали резиновые
галоши (калош). Летом в будни и даже на полевых работах было
принято ходить босиком.
В целом, невзирая на сильное влияние городских образцов
одежды, верность основной массы сельского гагаузского населения
традиционным формам костюма (в несколько модифицированном
виде) сохранилась. Урбанизированные элементы проявлялись в
основном в одежде женщин из зажиточных семей. Это
подтверждает богатый фотографический материал тех лет.
Фотографировались тогда в основном с целью посылки
фотокарточек родственникам, находящимся на военной службе.
Для этого часто брали наряды у более состоятельных сельчан.
Фотографировались без головного убора, чтобы лучше было видно
лицо.
Таким образом, женская гагаузская одежда конца XIX —
начала XX в. делилась на будничную и праздничную. Будничная
как у бедных, так и у богатых гагаузок сохраняла большую
приверженность традициям. Праздничная резче отражала

198
социальные контрасты, но в массовых своих видах все же не
утрачивала традиционных форм, невзирая на более или менее
сильные локальные отклонения в сторону городских образцов
(Комрат, Чадыр-Лунга).
В будни повсеместно женщины носили колсуз фистан. У
молодежи этот костюм дополнялся платьем с рукавами и кофтой с
юбкой.
Сложившийся в исследуемый период традиционный костюм
девушек и молодых женщин наиболее отчетливо отражал
приоритетные формы традиционной женской одежды: платье с
рукавами (еще очень часто домотканое — чукман) или кофта с
юбкой, дополненные передником (фыта или фарта), черным
платком без бахромы (чембер) и с бахромой (шалинка),
украшениями и кожаными кустарной работы туфлями.
В холодное время, невзирая на новшества в видах верхней
одежды, у всех слоев населения сохранялся обычай надевать
несколько платьев. Очень высокой по-прежнему была
престижность домотканины: чукман носили даже в летнюю жару.
Массовый отход от этой традиции проявился лишь с 20—30-х гг.
текущего столетия, когда покупные фабричные материалы стали
дешевле шерстяной домотканины и поэтому доступнее.
Мужская одежда
В конце XIX—начале XX в. претерпела определенную
эволюцию и мужская одежда. Изменения происходили главным
образом под влиянием городских форм, но коснулись не
традиционного ансамбля в целом, а только отдельных его
элементов и деталей.
Применявшаяся для шитья сорочек (гöлмек) домотканина все
чаще заменяется покупным полотном. Из него же начали шить
нижнее белье, которое в старом костюме не всегда имелось.
Характерным для мужской сорочки стал крой с кокеткой и
присборенным к ней туловом. Все чаще появляется косоворотка. С
таким воротом шили в основном верхнюю рубаху (фланä). В целом
же крой нераспашной верхней рубахи изменился мало. Прежним
осталось значение старинного шерстяного пояса (кушак). Короткая
безрукавка (минтан) стала заменяться жилетом городских покроев.
Молодежь уже давно перешла с широких в шагу старинных
чаашыров на узкие суконные брюки (дими). Последние в поясе

199
 держатся не на учкуре, а вшиты в
суконную бейку (бата). Встречаются
и брюки полностью городского
фасона.
Под влиянием городской моды
появилась одежда типа пальто и
полупальто, проникавшая в сельский
быт по причине престижных
устремлений зажиточных крестьян,
ремесленников и представителей
купеческого сословия. Наиболее
популярными стали суконные
утепленные шерстью или ватой
полушубки черного цвета, иногда с
каракулевым воротником. В
Димитровке и Кубее их называли
минтан, в Курчи — бурнус.
Последний термин не традиционный,
а заимствованный из городского
Мужчина в минтане
костюма. Повседневной верхней

Группа мужчин в будучной одежде (с. Етулия Вулканештского района МССР. 1980 г.)

одеждой по-прежнему оставалась мужская безрукавка.

Обычным дополнением костюма состоятельного гагауза все
чаще становятся сапоги (чизмä) — покупные или местной

200
кустарной работы. Молодежь заменяет постолы ботинками —
чепич.
Перечисленные новшества коснулись прежде всего
выходной, парадной одежды, тогда как будничная сохраняла
традиционные черты.
Детская одежда
Детская одежда повторяла одежду взрослых в ее самых
экономных и упрощенных формах и крое: у девочек рубаха и
платье (безрукавное или рукавное) дополнялись передником и
платком, повязанным способом «дартылы». Девочки носили также
дешевые покупные сережки с голубыми бусинками, считавшимися
по поверью оберегом. В. А. Мошков отмечал, что даже самые
маленькие гагаузки подпоясаны нарядными кушаками с
посеребренной пряжкой. Возможно, он имел в виду все же девочек
из зажиточных семей, да и то в праздничном наряде.
Обычной одеждой мальчиков были холщовые или суконные
штаны и полотняная рубашка. Сверху надевали утепленные
безрукавки (кептар, гÿÿслÿк) и куртки на меху или стеганные
шерстью. Подросткам, а иногда и более маленьким шили также
меховые безрукавки (кептар, бондица, пошкина). Головным
убором служили меховые шапки (калпак), как правило,
изготовляемые по образцу взрослых, но чаще всего из белого
каракуля. Самым маленьким ткали или вязали чепчики (такä),
украшая их нашивными лентами, кружевами и обязательно синими
или красными бусинками — «от сглаза».
Специальной детской обуви не было. Дети ходили большей
частью босиком. Так, на фотографии в книге Л. С. Берга дети
босые, невзирая на то, что время далеко не летнее, о чем
свидетельствует теплая одежда изображенных рядом мужчин 143. В
холод малыши сидели в доме. Для тех, кто постарше, делали
постолы. Кожаную обувь для детей даже в зажиточных семьях
покупали редко.
***
Итак, исследования показали, что одежда гагаузов в XIX —
начале XX в. претерпела в условиях миграции и адаптации в
конкретных условиях Южной Бессарабии определенную
эволюцию.

201
 При переселении гагаузская одежда обнаруживала элементы,
роднящие ее с традиционными комплексами одежды болгарского
населения преимущественно Северо-Восточной Болгарии, а также
ряда юго-восточных областей этой страны: безрукавный чукман (в
женской одежде), темные широкие мужские штаны на учкуре,
специфические традиции украшения верхней одежды и т. д.
Отличалась гагаузская одежда тех времен и наличием так
называемых ориенталистских элементов (шаровары, фес, чалма —
в женской одежде; фес, чалма, широкие штаны — в мужской;
предпочтение в костюме темных тонов и т. д.).
В течение первой половины XIX в. в Бессарабии народный
костюм гагаузов коренным образом изменился — проявившие
определенную устойчивость балканские черты испытали сильное
влияние местных форм (меховая безрукавка, в женской одежде —
разнообразившиеся формы поясной одежды, в мужской — верхняя
рубаха-косоворотка). В силу тесных этнических контактов
формировались черты, идентичные соответствующим в костюме
болгар, молдаван и другого населения края. В женском костюме
этот процесс был разнообразнее и протекал интенсивнее.
Во второй половине XIX в., когда в связи с развитием
капиталистических отношений в село стали проникать новые,
городские формы одежды, в гагаузской национальной одежде
начался новый этап эволюции. В женском костюме это выразилось
в появлении фабричных материалов, платья с рукавами
разнообразных фасонов, костюма, состоящего из юбки и кофты,
длинной теплой одежды типа пальто, шелковых головных платков,
кожаной обуви городских фасонов и т. д.; в мужском костюме — в
покрое штанов по городским образцам, появлении жилета,
суконной, на шерстяной подкладке зимней одежды типа городских
полушубков, шляпы для теплого времени года, сапог, ботинок
и т. д.
Такого же рода изменения в этот период претерпевает одежда
и остального населения Бессарабии. Это свидетельствует о том,
что процессы межэтнических взаимовлияний в крае носили в
основном интеграционный характер и привели к возникновению
общих региональных черт. Факторами, обусловившими
сравнительное единообразие черт народной одежды региона,
явились социально-экономические условия развития юга

202
Бессарабии в конце XIX в. и тесно связанное с ними усиленное
проникновение в село урбанизирующих элементов.
В результате к концу XIX — началу XX в. у гагаузов
сложился ряд комплексов национальной одежды. В женской это
были следующие.
1. Архаичный комплекс с чукманом, являвшийся
своеобразной модификацией сукманного типа одежды северо-
восточных областей Болгарии. Его основу составляла полотняная
рубаха (гöлмек) и домотканое шерстяное отрезное в талии, сильно
расклешенное, длинное безрукавное платье (чукман, колсуз
фистан) с закрытым воротом и разрезом посредине груди. Зимние
варианты этого платья отличаются пришивными рукавами, часто
из другой материи. Обязательным дополнением служили фартук
(фыта, фарта), платок (чембер), надеваемый на другой,
меньший по размерам (батик, батиста), богатый набор
нагрудных украшений, теплая суконная кофта и меховая
безрукавка (кÿрк, минтан, пошкина, кептар, бондица). Костюм
состоятельных слоев включал также нарядное суконное пальто
(кастöр, аба) или подбитую мехом куртку (салтамарка). Обувь —
самодельные суконные тапочки (терлик), кожаные туфли (емени)
или галоши. Женщины пожилого возраста в большинстве случаев в
холодное время года поверх всего надевали шерстяной плед (шал).
2. Платье с рукавами, часто сшитое из фабричных тканей, с
ярко выраженным влиянием городских покроев. Служит
праздничной и выходной одеждой в основном молодежи.
Дополняют его фартук, платок с бахромой (шалинка), нагрудные
украшения. В зимнее время из-за отсутствия специальной зимней
одежды было принято надевать несколько платьев. В качестве
теплой праздничной одежды богатых гагаузок известны куртка на
меху (салтамарка), суконное пальто или другие его
разновидности. В будни от холода защищала меховая безрукавка.
Обычной обувью служили туфли (емени) или ботинки (чепич).
3. Юбка с кофтой, считавшиеся наиболее типичной выходной
одеждой девушек и молодых женщин. Юбка и кофта по покрою
повторяли соответствующие части платья. Девичий костюм
обнаруживает большую вариантность как в покрое отдельных
частей (прежде всего кофты), так и в характере декора, отражая
при этом влияние образцов женской одежды мещанских слоев
города (сильная приталенность, сочетающаяся с расклешенностью,

203
буфы на рукавах и узкий крой рукава, застежка на спине;
всевозможные декоративные заставки и шалевые воротнички,
рюши и воланы, кружевные оторочки, нижние кружевные юбки и
т. п.). Этот комплекс сочетается с будничной одеждой,
представленной платьем с рукавами или без них и меховой
безрукавкой. Дополняется он суконным нарядным пальто (аба,
кастöр), платком с бахромой (шалинка), фартуком (фыта).
Нагрудных и поясных украшений меньше, чем в первых двух
комплексах. В качестве обуви служат покупные или сделанные на
заказ туфли на каблучке (падборлу туфли) или полусапожки
(чепич).
В мужской одежде существовало два комплекса.
1. Наиболее старинный состоял из полотняной рубашки
(гöлмек), верхней рубахи (фланä), широких суконных штанов
(чаашыр, дими), присборенных на учкуре. Обязателен широкий
домотканый пояс (кушак). На голове — смушковая шапка (калпак).
На ногах — постолы (чарык) с домоткаными онучами (саргы),
обвитыми шнурками из конского волоса (кара баа, тырсына,
кылип). Обычен суконный безрукавный минтан. Выходной вариант
дополнен нарядной, обшитой гайтаном курткой (антери).
Характерной одеждой для холодного времени года были меховая
безрукавка (минтан, кÿрк, пошкина и др.), короткая куртка
(кÿрк) и т улуп (бой кÿркÿ). В качестве сезонной одежды типичен
суконный плащ (йаамурлук), как элемент пастушеской одежды —
меховые штаны (мешин). Данный комплекс является повседневной
и праздничной одеждой в основном старшего поколения.
2. Костюм с узкими штанами ( дими, тучлу дон ) и жилеткой
— новый, в основном бессарабский комплекс. В качестве летнего
головного убора служит шляпа (паралийа). Обувь городская,
покупная. Остальные элементы (рубаха, фланä, кушак, антери,
калпак, меховая одежда) — традиционные. Они сочетаются с
указанными частями костюма в качестве будничной одежды.
Богатые гагаузы иногда шьют суконные полушубки, близкие к
городским образцам, приобретают сапоги или ботинки.
Традиции гагаузского национального костюма в течение XIX
в. взаимодействовали с таковыми болгарского и других соседних
по Буджаку народов. Это взаимодействие носило интеграционный
характер. В результате на исследуемой территории сложился
единый в основных элементах, можно сказать, колонистский тип

204
одежды, усвоивший много черт из одежды местных молдаван,
украинцев, русского городского населения и в свою очередь
передавший ей свои своеобразные черты. Многие из последних
оказались определяющими в унификации региональных форм
одежды, выделивших Южную Бессарабию уже в конце XIX в. в
особую историко-этнографическую зону, со специфическим
южным силуэтом: у женщин — плечевая безрукавная одежда в
сочетании с платком, фартуком, меховой безрукавкой; у мужчин —
суконные широкие к шагу штаны, подпоясанные шерстяным
поясом, шапка из овчины, суконная или меховая безрукавка и
суконная куртка, постолы, надеваемые на белые онучи,
обмотанные черным волосяным шнуром.

205
 ГЛАВА IV. ПИЩА
Среди материальных благ, которые составляют основу жизни,
питание, как энергетический источник жизнедеятельности людей,
занимает главное место1. В своей функциональной специфике
система народной кухни имеет прямую связь с природной средой,
с хозяйственной деятельностью человека, направленной на
потребление естественных средств жизни ради самой жизни.
Выражается это в целом ряде знаний и навыков по добыче,
производству, переработке и хранению продуктов, их
рациональному применению в виде тех или иных блюд.
Являясь важнейшей частью адаптивной деятельности
человека, питание представляет собой феномен культуры и
обладает особо выраженной информативностью по этническому
своеобразию народной культуры. В характере набора пищевых
продуктов, способах их обработки, рецептах, типах блюд,
трапезном этикете и ритуалах, несомненно, отражается этническая
и культурная история народа.
Значительное место в традициях народной кулинарии
занимают отражающие мировоззренческий характер (поверья и
представления, связанные с приготовлением пищи, обрядовая
пища, правила приема пищи и семейного этикета и т. д.).
Особый интерес представляют традиции, вскрывающие связь
народной кухни с народной медициной (народная диетология и
диетотерапия)2.
Традиционные виды пищи гагаузов обусловлены
хозяйственно-культурным типом, свойственным населению южной
равнинной степной полосы, включающей нижнее Подунавье с
сопредельными районами равнинных частей Северо-Восточной
Болгарии. Хозяйственная деятельность населения этих районов
многосторонняя: полеводство, животноводство, огородничество,
бахчеводство, садоводство, пчеловодство, виноградарство. Такое
разнообразие хозяйственных занятий создает обширную базу
первичных продуктов питания. Этим объясняется своеобразие
блюд гагаузской народной кухни, имеющих аналогии у соседних
по указанному региону народов: болгар, населения Юго-Восточной
Румынии, молдаван, населения юга степной Украины и др.
Определяющей чертой хозяйственно-культурной
деятельности населения этого обширного региона является
сочетание земледелия со скотоводством. Причем в земледелии

206
преобладают зерновые культуры, а в скотоводстве — овцеводство
и разведение тяглового скота.
Дополнением к основным продуктам питания при этом типе
хозяйства (пшеница, мясо и животные жиры, молоко и молочные
продукты) является набор зерновых и зернобобовых, масличных,
плодоовощных культур.
Тип питания на основе упомянутых продуктов был присущ
гагаузам на их прежней родине — в Северо-Восточной Болгарии, а
точнее — в Южной Добрудже, которая издревле считается
земледельческим краем3, благодатной землей, позволяющей
получить изобилие продовольственных продуктов. В мирные годы
их хватало на нужды населения и продажу за пределами страны.
Торговали сыромятными кожами, шерстью, маслом, птицей,
яйцами, а взамен ввозили цитрусовые, черный перец, лавровый
лист, сахар, соль и др.4.
В Бессарабии переселенцы попали в несколько иные
историко-демографические и хозяйственно-экономические
условия, где сразу же стали частью той производительной силы,
которая должна была коренным образом преобразовать
хозяйственный облик края. Преобразовательный процесс был
связан со сменой кочевого ногайского населения земледельцами.
Адаптация и взаимное привыкание прибывшего в край
разноплеменного населения значительно облегчались тем
обстоятельством, что все переселенцы были преимущественно
земледельцами и скотоводами.
На формировании особенностей южнобессарабских традиций
народной пищи гагаузов более, чем на других областях их
традиционно-бытовой культуры, отразились исключительно
благоприятная природная среда, плодородная и щедрая, хоть и
засушливая земля. Последнее обстоятельство отмечали все авторы,
которые знакомились с краем с самого момента его присоединения
к России. В начале XIX в. П. Куницкий, П. Свиньин и другие
исследователи поражались этой благодатной земле, которая в
изобилии поставляла такие необходимые для жизни человека
продукты, как рыба, соль, пшеница, сало, чернослив, ореховое и
другие масла, ягоды, фрукты, овощи и т. д.5.
Зерновое хлебопашество, свойственное переселенцам из-за
Дуная и ранее, в XIX в. в условиях Бессарабии получило
дальнейшее развитие. Этому способствовало включение Буджака,

207
и особенно колоний, во всероссийский зерновой рынок. Такое же
развитие получили скотоводство, виноградарство, овощеводство.
Историки справедливо считают отличительной чертой экономики
края, в том числе его южных районов, развитие экспортно-
сырьевых отраслей в сельском хозяйстве6. Значительную долю в
экспорте занимало крестьянское хозяйство, которое при
благоприятных погодных условиях не только обеспечивало себя
нужными продуктами, но и имело излишки для рынка7.
Зерновая отрасль хозяйства поставляла крестьянину основу
его питания — пшеницу, ячмень, рожь. Установлено, что уже в
30—50-е гг. XIX в. села задунайских переселенцев (в том числе
гагаузские) производили зерновых значительно больше, чем в
остальной части Бессарабии8. На муку шли обычные сорта
пшеницы, на крупы — твердых пород, в основном «арнаутка». В
меньшей степени использовали ржаную муку.
Большое место в структуре сельскохозяйственных
продовольственных культур занимали кукуруза, чечевица, горох,
фасоль, лен, конопля, гречиха9.
Наряду с хлебопашеством у гагаузов, как и у соседнего по
Буджаку населения, ведущей отраслью хозяйства являлось
животноводство. Львиную долю в нем занимали овцеводство и
разведение крупного рогатого и мелкого скота (свиньи, козы),
имевшие прямое отношение к сырьевой базе народного питания.
Аналогичные традиции скотоводства были известны гагаузам и
раньше10. Более того, многие переселенцы прибыли в Буджак со
скотом. Скотоводческие традиции переселенцев нашли
подтверждение в аналогичных видах хозяйственной деятельности
старожильческого населения: молдаван, украинцев. Кроме того,
сами природные условия края являлись идеальными для
преимущественного развития этой отрасли хозяйства. По традиции
залогом безводного существования крестьянской семьи в колониях
считалось наличие в хозяйстве кроме тягловых животных
(лошадей, волов) двух-трех свиней, коровы, пары десятков овец.
Овцеводство занимало особое место в экономике колоний.
Гагаузам были хорошо знакомы традиции ведения этой отрасли
хозяйства11. Оказавшись в Буджаке, где для этого вида занятий
условия были самыми благоприятными, они стали развивать его
дальше. Исследователи подчеркивают, что спецификой
бессарабского овцеводства можно считать высокую молочность и

208
мясные качества местных пород овец12. В условиях мелкого
крестьянского хозяйства экономически оправдывала себя только
овца универсального типа (чушка), разносторонняя
продуктивность которой удовлетворяла насущные нужды
крестьянской семьи в шерсти, молоке, мясе. Она фактически
кормила и одевала крестьянина и в то же время в отличие от
специализированной шерстоносной породы (меринос) требовала
минимум средств на содержание13.
Наиболее богатые гагаузы содержали 100 и более овец, 50 и
более лошадей, десятки голов рабочего скота, несколько сот
ульев14. Дополняли сырьевую базу традиционной народной кухни
виноградарство, садоводство, пчеловодство, огородничество15.
Среди привычных для переселенцев отраслей хозяйства
П. Свиньин наряду с другими авторами особенно выделял в начале
XIX в. огородничество как специфическое занятие для
колонистов16. Касаясь в данной связи проблемы водоснабжения в
засушливом Буджаке, он сообщает, что многое к началу XIX в. в
этом отношении было сделано ногайцами. Живя здесь до 1806 г.,
они прилагали «величайшее старание» по устройству колодцев и
фонтанов «в самых пустых и необжитых местах». Определенный
опыт в этом плане на юге Бессарабии был накоплен в свое время и
турками17. Но значительным можно считать и собственный опыт
переселенцев18, дополненный навыками старожильческого
молдавского и украинского населения. А. А. Скальковский
подчеркивал, что именно переселенцы из-за Дуная первыми завели
«поливальные машины, наподобие египетских, и указали средства
и местности для заведения хороших огородов и баштанов»19. По
его мнению, это позволяло выращивать капусту, арбузы, огурцы,
лук и т. д. не только для собственного потребления, но и для
продажи в соседних областях Новороссии. А. А. Скальковский
называет гагаузов и болгар наравне с немецкими колонистами
основателями огороднического дела в крае20. Успехи переселенцев
в огородничество отмечали и другие авторы21. Но в целом
производство овощей носило потребительский характер22. Как и на
прежней родине, в Болгарии23, в Бессарабии каждый крестьянин
имел на усадьбе грядки, на которых выращивал картофель,
капусту, свеклу, редьку, огурцы, арбузы, дыни, лук, чеснок,
петрушку, пастернак и др. Где имелись удобные земли, у многих
были собственные огороды и бахчи. Любопытно утверждение

209
А. И. Защука о том, что картофель в хозяйствах колонистов
«долгое время был почти роскошью, и только пример немецких
колонистов, разводивших его с первых дней своего водворения,
был причиною того, что и остальные поселяне стали его
разводить»24. Вероятно, определенная доля истины в утверждении
этого автора была, так как произведенный им анализ данных о
посевах упомянутой культуры в колониях за ряд лет в середине
XIX в. говорит о слабом развитии здесь картофелеводства.
Садили переселенцы и сады, невзирая на неблагоприятные
для этого почвенные и климатические условия.
Пчеловодством занимались немногие, в основном для
продажи продукции односельчанам или на рынке25.
На формирование специфических черт традиционной
системы народного питания влияли условия экологической среды
степного Буджака. Частые засухи, приводившие к гибели урожаев,
и эпизоотии порождали голод, лишения, болезни, связанные с
нарушением рациона питания26.

Сырьевая база системы народного питания

Основные продукты питания

Многоотраслевое натуральное хозяйство гагаузского
крестьянства поставляло набор продуктов, составлявших базу
национальной системы питания. Самой большой была доля
продуктов растительного происхождения. Среди них первое место
принадлежало зерновым и зернобобовым: пшеница (боодай),
кукуруза (папшой), рожь (сакара), ячмень (арпа), фасоль (фасулä),
чечевица (мерӂимек), горох (соä). Значительным в
продовольственной базе крестьянской семьи был удельный вес
овощей и зелени, таких как капуста (лаана), картофель (картофи),
морковь (моркува), огурцы (хыйар), свекла (чÿкÿндÿр), помидоры
(патлаӂан), баклажаны (мор патлаӂан), перец (бибер), лук
(суван), лук-порей (праса), стручковый перец (ардей), петрушка
(петрушка), укроп (марар), мята (кара наани), чебрец (чибрица),
сельдерей (целина).
Подспорьем в питании служили фрукты и бахчевые:
абрикосы (зердели), виноград (ÿзÿм), яблоки (алма), груши (армут),

210
черешня (кирез), персики (шефтели), крыжовник (немца ÿзÿмÿ),
арбузы (карпуз), дыни (каун), тыква (кабак), кабачки (кабачки).
Источником растительных масел являлись подсолнух
(семичка, гÿндöндÿ), рапс (ракица), конопля (кеневир).
Одно из основных мест в продовольственной базе
крестьянской системы питания принадлежало продуктам
животного происхождения. Главными среди них по традиции
считались: мясо — баранье, свиное, говяжье; домашняя птица —
куры (таук), гуси (каз), утки (öрдек), индюки (пипи); изредка
крольчатина, зайчатина.
Рыба в прошлом была, можно сказать, нетипичным
продуктом, но ее ценили и при случае жарили или варили суп.
Умение его готовить свидетельствовало о знакомстве с рыбными
блюдами еще на территории Болгарии. Особенно это заметно
было по гагаузам Етулии, Болбоки, отчасти Чишмикиоя. Соседство
озера Ялпуг позволяло им поддерживать рыбный промысел,
известный их предкам еще на прежней родине. В этих селах
рыбные блюда составляли важный компонент повседневного
меню.
Одну из характерных сторон системы питания у гагаузов, как
и у соседних народов, составляли молоко и молочные продукты.
Продукты минерального происхождения: соль, пищевую
краску для колбас — покупали в лавках и на ярмарках.
Способы переобработки и хранения продуктов
Большинство из перечисленных продуктов в соответствии с
традиционной технологией превращения продовольственного
сырья в продукт питания предварительно подвергались обработке.
Многое в этих традициях гагаузов имеет общий с другими
народами характер27. Так, чтобы сделать пригодными к
употреблению, зерновые продукты превращали в полуфабрикаты:
муку (ун) или крупу (булгур). Для того издавна существовали
специальные ручные или механические мельницы, ступы и другие
приспособления. Качество муки различали по качеству помола:
мелкий — высший сорт (уфак ун), грубый крупный — низкий
(иири ун). Кукурузная мука чаще, чем пшеничная, бывала грубого
помола в связи с тем, что в таком виде она лучше уваривается в
мамалыге — основном блюде, изготовляемом из нее.

211
 Перед приготовлением пищи муку всех видов просеивали
через сито (елек). Для мелких сортов использовали густое сито
(сык елек), для грубых — редкое (сиирек елек). Отделяемые при
просеивании отруби (кепек) служили в свою очередь
полуфабрикатом для приготовления домашнего кваса (борч) или
закваски для кислого теста.
В старину зерно хранили в ямах (куÿ), на чердаках (таван)
или в сусеках (гöз) амбаров. Муку ссыпали в плетенные из лозы
корзины (уннук), обмазанные изнутри, а иногда и снаружи глиной,
или в дощатые ящики (уннук), стоявшие в кухне (хайат)
поблизости от очага28. В таком уннуке было, как правило, два и
более отделений (гöз) для нескольких сортов муки, в том числе
обязательно для кукурузной. Тут же часто имелось отделение для
отрубей.
Зернобобовые хранили на чердаках или в амбарах. В
глиняных корчагах (куп), корзинах или других емкостях держали
часть этих продуктов в хайате поблизости от очага, чтобы
постоянно были под рукой.
Функции кладовой в крестьянском доме по традиции
выполняла парадная неотапливаемая комната (бÿÿк ев). Этот
обычай гагаузов имеет аналогии у соседей — молдаван, украинцев.
Овощи заготавливали в виде солений (туршу) в бочонках
(балер, фычы) или кадках (кадушка). Капусту закладывали целиком
или резали кусками. Огурцы, помидоры, перец, иногда арбузы
помещали в один бочонок вперемешку. Обычно перец и
баклажаны фаршировали капустой, морковью, сельдереем.
Хранили соления в погребе (мааза) или хайате. Этот используемый
гагаузами в XIX в. своеобразный способ консервирования
подробно описан В. А. Мошковым29. Аналогичными навыками
переселенцы владели и в Болгарии30. Такой же способ засолки
овощей издавна практиковало старожильческое население
Бессарабии.
Были известны гагаузам и другие способы хранения овощей.
Так, морковь, свеклу, лук-порей сберегали в корзинах с песком в
погребах. Лук и чеснок заплетали в косы (с помощью ботвы) и
подвешивали к балкам хайата или в подвале. Типичным элементом
интерьера хайата были и гирлянды сушеного красного перца —
стручкового или обычного. Как правило, свисали они с балок
потолка, но иногда их вешали и на фасаде дома к

212
застрешинам. Таким же образом хранили сушеные пучки
петрушки, укропа, мяты.
В полуфабрикат длительного хранения превращали
абрикосы, предварительно удалив из них косточку и высушив на
солнце или в печи. Таким же образом обрабатывали сливы, яблоки,
груши.
Заготавливали на зиму и виноград, разложив его на подстилке
на чердаке, в холодном помещении или воткнув в обрешетку
крыши концы веток с гроздьями. Арбузы, дыни, тыкву хранили в
натуральном виде в подвалах.
Иногда виноград, сливы, бахчевые хранили в переработанном
виде. Из них варили повидло (повидла). В качестве свадебного
угощения готовили варенье из особого сорта арбузов (узун карпуз).
Растительные масла (олой) в домашних условиях не
добывали. Семена подсолнуха или рапса возили на механические
маслобойни, расположенные в городах и некоторых местечках
края31.
К числу древнейших продуктов, используемых населением
региона, где жили до переселения гагаузы, относится мясо32.
В. А. Мошков сообщал об употреблении гагаузами баранины,
телятины, говядины, домашней птицы, упоминая при этом, что
баранину и телятину иногда покупали в лавке33. Из полевых
материалов и источников XIX в. можно заключить, что
предпочтение отдавалось баранине и свинине. Это же относится и
к гагаузам Болгарии34. В народе было известно много способов
хранения и заготовки впрок почти всех видов мясных продуктов.
Наиболее простым являлась заготовка сала (слэнина). Его
засаливали кусками, как правило, в крепком, со специями рассоле в
кадках. Часть как свиного, так и овечьего сала перетапливали в
жир, который в жидком состоянии заливали в кувшины (чöлмек) и
корчаги (кÿп). Застыв, он хранился длительное время. Особо
сберегали нутряной жир, считавшийся целебным. Впрок запасали и
выжарки (сызырма). Все виды этих заготовок известны также
гагаузам Болгарии, соседнему по Бессарабии болгарскому и
молдавскому населению.
Мясо с целью длительного хранения обжаривали или тушили
кусками в казане (чÿвен) и, уложив в глиняные корчаги, заливали
жиром35. Называлось такое мясо каурма. Аналогичный способ
хранения известен многим народам, и прежде всего тюркским.

213
По-видимому, это наиболее рациональный метод сберегания мяса в
кочевых условиях36. Но использовались и другие способы. Так,
баранью вырезку по старинному обычаю солили, сильно перчили,
а затем вялили на солнце. Полосы такого мяса назывались
пастырма. В народе известен и более древний способ вяления мяса
под названием какачка, при котором обходились без специй —
вялили в прохладное время года на открытом воздухе. Подобным
образом обрабатывали и говяжью колбасу (суӂук, бумбар).
Полосы пастырмы, как и связки красного перца, лука и чеснока, до
зимних холодов свисали с застрешин у крыльца дома
состоятельных гагаузов. Часто использовали и метод горячего
копчения. Для этого круги колбасы, вырезки мяса, окорок или
другие мясные заготовки подвешивали в широком дымоходе.
Аналогичный способ отмечен и у молдаван37.
Особой обработки требовали молочные продукты. У гагаузов
свежее молоко не пили. Его употребляли в переработанном виде
или кипятили, ели ложками из мисок, как и любые другие жидкие
блюда. Наиболее специфичным методом переработки молока
являлось приготовление йуурт.. При этом молоко кипятили и
разливали в кувшины. Остудив до чуть теплого состояния,
добавляли по ложке сметаны или кислого молока. Затем, хорошо
укутав кувшины, давали их содержимому закиснуть и выносили на
холод. Закисшее молоко застывало до сметанообразного
состояния. Йуурт — обычное блюдо гагаузов, употребляемое с
хлебом и мамалыгой. Готовят его чаще всего из коровьего молока,
хотя некоторые предпочитают из овечьего. По сообщению
В. А. Мошкова, в закваску опускали несколько серебряных
монет38. Мы усматриваем в этом стремление убить болезнетворные
бактерии. Бактерицидные свойства серебра гагаузам известны
издавна.
В. А. Мошков отмечал, что йуурт — «это цельное молоко
вместе со сметаной», чем и отличается от уйнук, т. е. простокваши,
приготовляемой без сметаны. Йуурт, по словам В. А. Мошкова,
едят как вполне самостоятельное блюдо39. О традиционности
йуурта у гагаузов говорит и Л. С. Берг40. Таким же способом
приготовленное кислое молоко с созвучным названием йогурт
известно у народов Передней Азии, Кавказа, Средней Азии 41.
Многие тюркские народы готовят это блюдо близким к
гагаузскому способом42. Азербайджанцы называют такое молоко

214
гатыг43, что созвучно с гагаузским катык, означающим всякую
еду, кроме хлеба.
Из коровьего молока делают творог (иишимик), сметану
(каймак), очень редко — сливочное масло (саа йаа), изредка —
брынзу (пиинир). Такую брынзу ели, как правило, в бедных
семьях, где имелось мало или вовсе не было овец. По старой
балканской традиции излюбленной едой гагаузов является брынза
из овечьего молока44. Ее готовили по специальной технологии в
домашних условиях или на месте выпаса овец. Свежеподоенное
молоко в большом котле заквашивали сычугом (майа) из желудка
ягненка. Когда молоко закисало, его подогревали на огне.
Створожившуюся густую массу выливали в полотняные мешки и
оставляли в подвешенном состоянии до тех пор, пока не стечет вся
сыворотка. Полученные головки свежего сыра резали на куски и
помещали в рассол в специальные кадки. Через несколько дней
брынзу можно было употреблять. Так же готовили ее молдаване и
болгары Бессарабии45.
Хранили брынзу в рассоле или в сухом виде. В последнем
случае куски, высушив на солнце, крошили и, чуть посолив,
укладывали в корчаги, плотно умяв, чтоб не остался воздух. Затем
заливали сверху овечьим жиром, обеспечивающим своеобразную
консервацию. Из свернувшейся сыворотки получали вторичный
продукт — сладкий сыр (нур) (у молдаван — урдэ). Для более
длительного хранения, а также на продажу готовили вяленый сыр
кашковал, славившийся далеко за пределами Бессарабии46. Все
названные блюда из молока описал В. А. Мошков. Он упоминает
также о хранении творога и брынзы в шкуре (тулум). Этот способ
давно исчез из быта гагаузов.47 О нем можно прочесть и у П.Э.
Задерацкого48. Указанный обычай связан с одним из древнейших
способов изготовления, хранения этих продуктов и сбивания масла
у степных кочевников49.
Брынза и кашкавал — обычная еда у соседних с гагаузами
народов в Болгарии и Бессарабии.50

Виды пищи
Как и у всех земледельческих народов, у гагаузов
центральное место в традиционной системе народного питания
принадлежит разнообразным видам пищи, приготовленным на

215
мучной и крупяной основе. Главным среди них является хлеб
(екмек). Хлеб как основную еду гагаузов Бессарабии называли в
свое время В. А. Мошков и Л. С. Берг51. Аналогичное место этот
продукт занимал и в питании гагаузов Болгарии, а также
болгарского и другого населения данного региона52.
В традиционном быту гагаузов хлеб имел ряд разновидностей,
на наш взгляд, отражающих эволюцию этого вида пищи в ходе
исторического развития традиционно-бытовой культуры народа. В
историко-этнографической литературе наиболее древним видом
хлеба принято считать пресные лепешки (пита). Но уже в конце
XIX в. их приготовление было связано преимущественно с
некоторыми семейными обрядами53. Употребление же в
повседневной жизни питы или тонких пресных лепешек (пазлама),
выпекаемых на раскаленной сухой сковороде, обычно
свидетельствовало о бедности. «Калдык пазла майа» («Сидим на
одних лепешках»), — говорили в тех случаях, когда хотели
подчеркнуть материальные затруднения семьи. Однако такие же
тонкие лепешки, испеченные на жире или масле (гöзлемä),
считались признаком достатка. Лепешки из пресного теста находят
аналогии у многих народов54. По некоторым специфическим
признакам традиции гагаузов имеют большое сходство с
аналогичными у населения Балканского региона и тюрков степной
полосы и, несомненно, являются отголоском древнейшей
технологии хлебопечения. Это подтверждает, в частности, хорошо
сохранившийся у гагаузов, болгар и других народов указанного
региона способ печения пресных лепешек на открытом очаге55.
Пока варят еду, основание очага (ватра) под подвесным котлом
раскаляется. Очистив его от золы и углей, на расстеленные листья
хрена или прямо на ватру кладут раскатанное тесто и накрывают
его большой керамической или чугунной сковородой (сини, туч,
тепси, у В. Ма ринова — поница, коорлук) 56. Закидав жаром
уложенную таким образом лепешку, продолжали варить пищу.
Свидетельством древних связей гагаузов с тюрками-кочевниками
можно считать не только эту своеобразную технологию
приготовления пресных лепешек, но и явно тюркский термин
чöрек, их обозначающий. Бытование последнего отмечал в свое
время В. А. Мошков57. У гагаузов некоторых сел он и в настоящее
время обозначает пресный обрядовый хлеб58. Однако уже в XIX в.
в Болгарии и Бессарабии у гагаузов, равно как и у другого

216
населения, хлеб — и кислый, и пресный — пекли в духовых печах
(гаг. фырын, болг. фурна)59.
Наиболее популярным в повседневном питании был кислый
хлеб из пшеничной муки, хотя пекли его и из кукурузной муки, в
основном бедняки. Каждая хозяйка умела делать квашню.
Закваской служил высушенный кусок теста (хамур), сохраненный с
предыдущей выпечки. Но большей частью закваску заготовляли
впрок. Для этого делали опару из грубой кукурузной муки или
отрубей, добавляя виноградные выжимки (ӂибрä), тмин, хмель.
Размешав массу в квашне, ставили в теплое место, хорошо укутав,
и держали так до тех пор, пока опара не всходила. Из
получившегося теста лепили небольшие лепешки (буткали),
которые высушивали на печи или на солнце. Сухие буткали долго
хранились и в размоченном виде использовались на закваску
теста60.
Опару для хлеба называли нуур. Тесто замешивали в
деревянном корыте (текнä). Для очистки текня существовали
специальные скребки (казыйӂак). Хлеб пекли в металлических
формах (сини), которые укладывали в печь деревянной лопаткой
(кÿрек). Для топки и выгребания жара служила металлическая
кочерга (маша).
В старину формы обычно располагали на поду (ватра). В
начале XIX в. в обиход вошли удлиненные железные решетки
(саӂак, грати)61. Считалось, что выпекаемый на них хлеб лучше
«поднимался».
У гагаузов обычна специальная суконная салфетка (екмек
бези) из домотканого сукна, используемая для накрывания квашни
или укладывания на нее уже готовых хлебов и коржей. Такая
салфетка имеется также у гагаузов Болгарии и других народов
этого региона62.
Кроме хлеба из кислого теста гагаузам было известно
множество видов мучных изделий обычного и обрядового
назначения. Так, каждая хозяйка умела печь из пшеничной муки
плетеные новогодние и рождественские калачи (колач) и бублики
(коврик), новогодние шарики (гоголош, у В. А. Мошкова —
гöзлемä), обжаренные в кипящем масле, праздничные булочки
(песмет), обрядовые калачи-восьмерки (кыркмеӂик). На Новый
год, а также на родины пекли булочки в виде голубей (гугуш),
считавшиеся священными. Особо почитался свадебный хлеб

217
(колач), готовившийся из высокосортной муки и своеобразно
украшенный переплетенными полосами теста. Так же пекли калач,
с которым принято было ходить в гости на Новый год и рождество.
Предметом особого внимания и заботы считался пасхальный
сдобный хлеб (козанак), а также ватрушка с творогом (паска).
Признаком неудачи считались случаи, когда тесто на козанак не
всходило.

Всаживание в печь калачей (с. Гайдар Чадыр-Лунгского района МССР. 1970 г.)

С выпеканием хлеба связаны многие семейные праздники и

обряды. Например, с ритуала хамур — выпекания хлеба как
символа доброй силы природы и вечной жизни — начинается
гагаузская свадьба. Для обряда похорон выпекалось не менее 12
видов хлеба: пресные лепешки (ӂан питасы), крестообразный

218
калач (кашти), калач-лестница (мердивен колаӂы), дорожные
калачи (йол колаӂы) и др. Калач с отварной курицей сверху
(каниска) подносили роженице во время торжеств, связанных с
рождением ребенка и вхождением его в род (куматрия). Каниской
угощали молодых посланцев рода невесты в конце свадебного
застолья в доме жениха. Все это символизировало приобщение
ребенка, молодых к новым жизненным ролям и выражало
пожелание здоровья, плодородия и счастливой жизни63.
Характерным блюдом гагаузской кухни были слоеные пироги
с разнообразной начинкой (кыырма, пидä, плачинта). К
излюбленным относились пироги с брынзой и с сыром. В основе
технологии всех разновидностей кыырма лежит тонко раскатанное
тесто (гаг. пазы, болг. йуфка), смазанное жиром, пересыпанное
начинкой и уложенное в гофрированном или свернутом в трубочку
виде в формы. Пирог с творогом заливали перед выпечкой
сметаной, взбитой с яйцом (он назывался еще каймаклы, т. е.
сметанник).
Аналогии с кухней гагаузов Болгарии очевидны как в
технологии, так и в названиях64. Но есть и существенные отличия,
свидетельствующие об определенной эволюции гагаузской кухни в
Бессарабии под влиянием соседних народов, и в первую очередь
молдаван. Так, гагаузские пироги пидя называются еще и кывырма,
что означает «крученый», обнаруживая этим сходство с
молдавской вертутой. Молдавским является термин плачинтэ,
которым пирог называли в селах Комратского района, где
контакты с молдавским населением были наиболее интенсивными.
Правда, В. Маринов отмечает идентичный кывырма пирог у
гагаузов Болгарии, где он называется чевирме65, т. е. «крученый».
В данном случае речь идет не о исключительных явлениях для той
или иной группы гагаузов, а о традиции крученого слоеного
пирога, имеющей региональный характер для Балкано-Дунайского
ареала.
Отличительным признаком бессарабского сырного пирога
можно назвать и утрату традиции употреблять его в качестве
сладкого лакомства, что наблюдалось у гагаузов Болгарии
(возможно, под влиянием кухни соседнего турецкого населения).
Там слоеный пирог часто пропитывали сиропом и использовали
его в обрядах вместе с другими сладостями (локум, шербет,
петмез, халва)66. Отголоском этого обычая у гагаузов Бессарабии

219
можно считать случаи, когда уже выпеченный каймаклы посыпали
сахаром. Но это явление нс было распространенным.
Об аналогиях с болгарской кухней говорят болгарские
термины пиде и тутманик. Пиде в одинаковой степени бытует у
бессарабских болгар и гагаузов. Болгарский термин тутманик и
гагаузский токманица являются своеобразной переделкой
болгарского баница. Они оба обозначают пирог с брынзой в
отличие от пидя и кыырма, которые пекут с творогом и сметаной.
О взаимовлияниях с молдавскими традициями свидетельствуют
записки П. Э. Задерацкого, относящиеся к 40-м гг. XIX в.
Описывая пищу колонистов, этот автор говорит о банице, или
«большой плачинте», — слоеном пироге с творогом, яйцами и
жиром. «Без нее, — подчеркивал он, — не обходится ни один стол.
Прочие блюда могут и не быть»67.
Начиняли пироги и измельченной тыквой (гаг. кабаклы, болг.
тыквеник). Этот вид пирога также привезен переселенцами из
Болгарии и нашел аналогии в местной молдавской кухне (плачинта
ку бостан). Впоследствии он составил один из характерных
элементов южно-бессарабской кухни.
Готовили гагаузы и вареники (пирушка). Это было, как
правило, одним из воскресных блюд. На праздники пекли нечто
вроде хвороста, также называемого пирушка или геврек.
Гагаузам были известны и блюда из жидкого теста по типу
блинов и налистников (акытма). Наиболее лакомым считался
сладкий пирог на первом молоке отелившейся коровы —
коортмач. У гагаузов и турок Северо-Восточной Болгарии такое
блюдо называлось баница68.
В конце XIX в. В. А. Мошков описал бытовавшее тогда у
бессарабских гагаузов блюдо акытма — блины из пшеничной
муки, замешанной на воде с маслом, творогом и яйцами, жаренные
на сале. Сложенные горкой и пересыпанные творогом, они
составляли специфическое блюдо дöшемä69. Аналогичную еду
ичли пиде готовили гагаузы Болгарии в 50-е гг. XX в. На
сковородке жарили акытма или гöзлемя (тонко раскатанные листы
теста). Затем их размельчали, смазывали жиром и, пересыпав в
казанке творогом, ставили в печь70. Это блюдо напоминает широко
известную у болгар пупару 71. Подобным способом приготовленное
блюдо из кукурузных блинов (щупла, малай) известно в Болгарии72
и у болгарского населения Бессарабии и юга Украины73.

220
 Разновидностью этих блюд у гагаузов Бессарабии можно
назвать малай. Кашицеобразную массу из кукурузной муки
замешивают с добавлением брынзы, свиных шкварок, творога,
сметаны, иногда только кислой капусты или измельченной тыквы.
Разлив ее по формам, смазанным жиром, ставили в печь. Малай с
капустой или тыквой считался признаком бедности, тогда как с
другими перечисленными добавками, улучшавшими вкусовые
качества этого блюда, — свидетельством зажиточности.
Повседневной пищей гагаузов в прошлом являлась мамалига
— густая каша, приготовленная на подсоленной воде из
кукурузной муки. Для основной массы крестьян она заменяла хлеб
и хлебные изделия, превращавшиеся в таких случаях в
праздничную и обрядовую еду.
Характерным, иногда единственным повседневным блюдом
не только гагаузского, но и другого населения Бессарабии
называют мамалыгу все авторы, описывавшие жизнь края в XIX в.
Так, П. Свиньин в самом начале прошлого века сообщал, что
простой народ у молдаван питается большей частью мамалыгой,
делаемой из кукурузной муки, наподобие теста, с маслом и
овечьим сыром. Кроме того, добавлял он, из проса готовят таким
же образом кушанье, называемое малай 74. Об этом же упоминает П.
Босси, посетивший Южную Бессарабию в конце 20-х гг. XIX в.75.
Первой пищей местного населения называют мамалыгу и авторы
«Статистического описания Бессарабии...»76. О хлебе из кукурузы
говорит также Ф. Ф. Вигель77. А. А. Скальковский отмечает, что
жители колоний питаются кашицею из кукурузы и истинно
спартанской похлебкой, называемой у них чорба78. О малае,
заменявшем хлеб в меню жителей Бессарабии, пишет
А. И. Защук79. По мнению А. В. Рачинского, мамалыга была
наиболее популярным повседневным блюдом у населения
болгарских колоний80. Роль мамалыги в качестве основной еды
бессарабского крестьянства отмечена и в другой литературе81.
Мамалыга как обычное повседневное блюдо в народной кухне
гагаузов описана В. А. Мошковым82.
В Болгарии аналогичное блюдо — густую кашу из кукурузы
— называют качамак, скроб и только местами — мамалига83.
Как видим, это блюдо не может служить отличительным
свойством гагаузской кухни, но в сравнении с традициями на
территории Болгарии в Бессарабии оно в повседневном питании

221
все же играло несравнимо большую роль, что сближает гагаузские
традиции с таковыми местного молдавского и болгарского
населения.
Все блюда гагаузской народной кухни, потребляемые как
добавка к хлебу и мамалыге, назывались в обиходе одним словом
— катык. Их готовили из мяса, молока и молочных продуктов, на
крупяной и мучной основе, с добавлением овощей.
Значительное место в кухне гагаузов занимают крупяные
блюда. Наиболее типичное из них — булгур — пшеничная каша,
заправленная жиром, луком и томатом и запеченная в печи в
котлах или медных формах с мясом, преимущественно бараньим. В
старину булгур, как и голубцы, запекали в больших глиняных
горшках. Готовили булгур также к застольям по поводу новоселий
и как угощение участников общественных помочей. Это блюдо
входило в меню обрядовых застолий, оно считалось жертвенной
пищей (курбан), поэтому его варили в день святого Георгия или в
день тезоименитства мужчин (в таких случаях —
преимущественно с бараниной). Приготовление курбана,
являвшегося отголоском древнего обычая жертвоприношения,
было свойственно и населению Северо-Восточной Болгарии.
Забитых с этой целью ягнят и баранов там часто запекали просто
на вертеле, а кашу булгур готовили отдельно84. Об этом обычае у
гагаузов Болгарии пишет А. Манов. Он сообщает, что там на
отдельные праздники приносят в жертву курбан: ягнят, телят,
баранов, а в семьях, где рождаются только мальчики, режут в
канун Нового года петухов. Изжарив их на открытом очаге,
раздают затем соседям85.
Наиболее ярко жертвенный характер этого обычая выражен в
описании А. Мановым курбана в Георгиев день (хедерлез).
Жертвенного барана в этом случае свежуют, потрошат и жарят на
вертеле целиком, так как считается святотатством резать его в
сыром виде на куски. Приготовленное таким образом блюдо несут
в церковь, где устраивается угощение со специально для этого
испеченным хлебом (фракисто). Угощение сопровождается
народным гуляньем86. Курбан устраивали и в другие религиозные
праздники. Обязательной добавкой к жертвенному мясу служила
пшеничная каша кешкеш на мясном бульоне87. Жертвенная
баранина с пшеничной кашей являлась неотъемлемой чертой
праздничного угощения у болгар Бессарабии88. В начале 50-х гг.

222
XX в. нами был описан аналогичный обряд в гагаузском с.
Казаклия.
Характерным для быта не только болгар, но и гагаузов
Бессарабии можно признать довольно подробно описанный
А. И. Защуком обряд курбан, проводившийся около церкви: «По
окончании всех полевых работ, после сбора фруктов и винограда,
почти в каждой колонии, населенной болгарами, устраивают
общественный праздник. Для этого к назначенному дню каждый из
хозяев, но своему состоянию, жертвует кур, баранов, даже иногда
волов; все это сносится на площадь около церкви; мужчины варят
и жарят мясо жертвованных ими животных, а женщины по домам в
то же время занимаются приготовлением других кушаний, между
которыми главное — коливо»89.
Таким образом, старинный гагаузский обычай подавать
пшеничную кашу булгур с жертвенным бараном является
отражением общебалканской традиции, имеющей древние корни и
сохраняемой в условиях Бессарабии. О древних корнях этого
обычая свидетельствуют аналогии у народов, прежде всего
тюркского мира и Передней Азии90. Сравнительное изучение
данных аналогий может быть плодотворным в исследовании
вопросов, связанных с ранней историей гагаузов.
В старинной гагаузской кухне был известен обычай запекать
с булгуром рыбу, что имеет аналогии у многих народов и также
представляет большой интерес91.
На основе крупяного фарша с добавлением мяса, жиров, лука
и других специй для обрядового и праздничного стола делали
голубцы (сарма) и фаршированный перец (долма бибер). Уложив
их вперемежку в котел или глиняные корчаги, заливали домашним
квасом и, плотно накрыв, помещали в раскаленную печь, устье
которой также наглухо закрывали, а щели замазывали глиной.
Голубцы — один из древних видов пищи, который для региона
Юго-Восточпой Европы можно считать международным.
Блюда на крупяной основе были в гагаузской кухне весьма
разнообразными. Так, В. А. Мошков описал молочную пшеничную
кашу с добавлением картофеля (сÿтлÿ булгур). Трудно сказать что-
либо о генезисе этого блюда, которое еще в 30-е гг. XX в. гагаузы
считали одним из особо питательных. В этой связи небезынтересно
напомнить, что такая еда была обычной у немецких колонистов92.

223
Вообще жидкие молочные блюда с добавлением не только
картофеля, но и сушеных фруктов свойственны немецкой кухне.
В старину у гагаузов были употребительны и клецки из
густой пшеничной каши на воде (кускус), а также похлебка,
сваренная из пшеничной муки на воде (уума чорба),
характеризуемая В. А. Мошковым как соответствие привычному в
России киселю93. Как и булгур, клецки имеют прямые аналогии у
населения Болгарии94.
Из толченной в ступе пшеницы или ячменя гагаузы варили
сладкую густую кашу (полиса), известную у славянских народов
под названием кутья. Наложив ее в миски или тарелки, украшали
сверху сладостями и орехами и подавали в качестве поминального
угощения. Кушали коливу и накануне рождества в качестве
постной священной пищи95.
С поминальными обрядами связано приготовление и густой
молочной каши сÿтлеш из пшеничной крупы, аналогичной
молочной каше сутлÿ-аш у народов Передней Азии96.
Большое место в народной кухне гагаузов в качестве
будничной пищи занимали жидкие блюда: супы (чорба), борщи
(борч), при приготовлении которых широко использовались
мясные, молочные, мучные продукты, фасоль, овощи, фрукты. В
основе жидких блюд были мясные бульоны или просто вода (бош
чорба). Блюда на мясном отваре назывались по виду мяса: из
говядины — ет чорбасы, из курятины — таук чорбасы.
К числу распространенных жидких блюд относится борч —
кислый суп с крупой и щавелем, приготовляемый
преимущественно весной. Варят борщ также из капусты, листьев и
корнеплодов красной свеклы, моркови, сельдерея и других овощей.
Закисляют жидкие блюда домашним квасом (борч), делают их
острыми, применяя специи в виде порошка или ласты из горького
стручкового перца (манӂа). Все эти кушанья имеют аналогии у
гагаузов и другого населения Болгарии97.
Особой популярностью у гагаузов пользуются жидкие блюда
с домашней лапшой. Ее иногда добавляют и в уже описанные нами
кушанья. Специфическим же блюдом является подкисленный
мясной суп с лапшой — чорба, аналогичный молдавской заме. Его
готовят, как правило, на бульоне из мяса ягненка, реже — курицы
или других сортов мяса. Традиционный суп из бараньих потрохов,
подкисленный сывороткой или квасом. Приготовление этого

224
блюда нерегулярно, ибо связано с сезонным убоем баранов и ягнят
(весна, осень).
Аналогии разновидностям чорбы наблюдаются у гагаузов и
турецкого населения Северо-Восточной Болгарии98.
В целом жидкие супы — крупяные и с лапшой, на наш
взгляд, судя по географии распространения термина чорба у
тюркских народов и самому характеру блюда (тип похлебки с
разными добавками), являются одним из древних элементов
гагаузской кухни. Они обнаруживают аналогии у народов
Болгарии (чорба)99, у болгар Бессарабии (чорба, чурба)100, у
населения Передней Азии (чорба)101 и Средней Азии (шурпа).

Кухонная утварь (музей с. Бешалма Комратского района МССР)

225
 Одним из древнейших типов является похлебка с сушеными
шариками из теста и сыра, называемая таран 102. Шарики готовят
(часто впрок) из заквашенного теста, простоявшего три дня.
Аналогичное блюдо встречается у многих народов с кочевым
прошлым103. Поздними разновидностями именно этого кушанья
можно считать часто употребляемые у гагаузов чорбы с лапшой,
галушками, а также кусочками теста с творогом. Известна гагаузам
и затируха — уума чорба. В миску с мукой набрызгивали воду. При
встряхивании ее капли превращались в комочки, которые затем
отсеивали ситом и бросали в кипяток. Эта похлебка в XIX в. была
признаком крайней бедности и, как правило, возрождалась в
голодные годы.
Своеобразным рудиментом традиций приготовления
всевозможных нехитрых супов и затирух является обычай заливать
молоком раскрошенные хлеб или мамалыгу и есть их ложками.
Очевидно, поэтому молоко у гагаузов считается не напитком, а
едой.
Излюбленным блюдом гагаузов является молочный суп с
лапшой (сÿт чорбасы) — также один из древнейших видов горячей
пищи, имеющий аналогии у многих народов.
Обычным кушаньем в начале лета были варенные в воде
абрикосы — хошаф. Такой абрикосовый суп ели с хлебом или
мамалыгой. Аналогичное блюдо (ошаф, ошафлык) было типичным
во время религиозных постов гагаузского, турецкого, болгарского
населения северо-восточных районов Болгарии104.
Особое место в национальной кухне гагаузов занимают
всякого рода соусы (манӂа). Большая часть из них представляет
собой обжаренное вместе с луком и пассерованное в жидкой
мучной кашице мясо, приправленное соусом из помидоров или
перца. Данное блюдо, как правило, называется по продукту,
занимающему преимущественный объем при приготовлении. Так,
соус с большим количеством лука называется суванны манӂа. Это
наиболее популярный вид мясного соуса. Приготовленный с
бараниной, свининой или курятиной, он относится к
специфическим блюдам гагаузской национальной кухни. Весной в
соусы добавляют щавель (лабада манӂасы). В бедных семьях
щавелем и солениями заменяли мясо.
Разновидностью манжи является соус с картофелем и мясом
(картофи манӂасы). Картофи манжасы без мяса было обычной

226
едой бедняков. Готовят манжу и из яиц, перемешанных с брынзой,
с добавлением кукурузной муки (мегимер манӂасы). Характерным
для летне-осеннего сезона является помидорный соус (патлаӂан
манӂасы).
Специфичность манжи для народной кухни гагаузов
подтверждается и тем, что это название наравне с определением
конкретного блюда с пассерованной основой обозначает
обобщенное понятие снеди вообще, т. е. готовой к употреблению
еды горячего приготовления. Так, все разнообразие блюд
ритуальных застолий определяют одним словом — манӂалаар
(мн. числ. от манӂа). «Хазырмы манжалаар?» («Готовы ли
блюда?»), — спрашивают обычно женщины друг у друга в
предпраздничные дни.
В пище гагаузского и другого населения Северо-Восточной
Болгарии манжа играет такую же роль105. Правда, В. Маринов
отмечает, что у турецкого населения она менее разнообразна, чем у
гагаузов.
В целом, на ваш взгляд, наличие такого большого количества
блюд, основанных на технологии пассерования и тушения в
жировых и мучнистых жидких средах с значительным
добавлением острых и пряных специй (перца, томатов, чебреца и т.
д.), свидетельствует о сильном влиянии на эволюцию гагаузской
народной кухни традиций восточных народов, преимущественно
Передней Азии. Но это заключение носит предварительный
характер и требует доказательств в будущем.
Значительным в кухне гагаузов был ассортимент блюд из
мяса. Наиболее типичным из них являлась поджарка (каурма). Ее
готовили из мяса с добавлением легких и печени только что
забитого животного. Каурма из потрохов домашней птицы
считалась детским лакомством.
Из голов и ляжек животных варили холодец (пача),
относившийся к обрядовым и праздничным блюдам. Ведь в
прошлом убой свиньи или бычка приурочивали к большим
праздникам (Новый год, Рождество, Пасха). Лучшим считался
холодец из курятины (таук пачасы). Любопытно такое сравнение:
у населения Передней Азии «пача» обозначает кушанье из
отварных голов, ног, употребляемое в горячем виде106. Холодец у
народов, проживающих в более прохладном климате, в том числе у

227
гагаузов, можно рассматривать как одну из модификаций этого
блюда.
Из головы, ножек и бараньих потрохов, а также мяса ягнят
готовили традиционную подкисленную чорбу с добавлением в
бульон домашней лапши (чорба).
Выбирать мясо из бараньей головы давали детям, особенно
мальчикам, так как баранина считалась жертвенной пищей,
употребляемой только в честь члена семьи мужского пола. Голову
же барана, забитого на курбан, предназначали тому члену семьи
мужского пола, в честь которого устраивался праздник.
Из отварной свиной головизны и мясных обрезков готовили
зельц (бабу, салтисон). Фаршем из нарезанного кусочками свиного
мяса и головизны, крепко приправленным перцем, чесноком,
лавровым листом, заполняли очищенные и хорошо промытые
желудок, пузырь или двенадцатиперстную кишку животного
(бахур), после чего их опускали в бульон и варили. Бахур начиняли и
кровью, смешанной с мясным фаршем и кусочками сала. Отварив
до готовности, вынимали из бульона, клали на дощечку и,
придавив прессом, ставили в холодное место, где он застывал. Ели
салтисон нарезанным на куски. Хранили в подвешенном состоянии
в подвале или под стрехой. Иногда вешали в дымоход, где бахур
коптился. Чаще же всего его укладывали в кадушку и заливали
жиром до весны. Аналогии описанного блюда под названием ледо,
баба есть в национальной кухне болгар, в том числе
бессарабских107.
Обычными для крестьянского стола являются бобовые и
овощные блюда. Наиболее популярны вареные фасоль, чечевица,
заправленные тушеным луком и томатом, сильно перченные
молотым или стручковым перцем. В будни часто готовили в печи
своеобразное рагу из кислой капусты с пшеничной крупой (каллä).
В летнее время преобладали жареные овощи: кабачки, баклажаны,
перец, приправленные уксусом или залитые помидорным соусом.
Традиционным обрядовым и праздничным блюдом считается
тушенная в печи капуста с мясом и томатной приправой (лаана). Ее
готовят гагаузы, турецкое и болгарское население Северо-
Восточной Болгарии108.
Овощи, в том числе капуста с мясом,— обычное блюдо и у
остального населения равнинной Болгарии109, а также у соседнего
по Бессарабии молдавского населения. Употребительными в конце

228
 Печь во дворе

XIX к. были блюда из картофеля, жареных и тушеных овощей

(помидоров, кабачков, баклажан, перца).
Из картофеля готовили жаркое с мясом (картофи),
запеченное в печи, в основном в праздники и для обрядовых
застолий. В повседневный рацион входили отварной картофель в
кожуре (сÿÿш картофи), считавшийся едой бедняков,
картофельный соус с мясом или без мяса (картофи манӂасы),
жаренная на подсолнечном масле или жире картошка (каурулмуш
картофи).
Обязательными в меню каждой семьи считались соления из
овощей (туршу). Ели и салат из лука и редиса, обильно
приправленный уксусом. Готовили луковый салат с томатной
пастой и маслом. Излюбленной закуской являлся
свежевыпеченный хлеб, посыпанный пряным порошком из
молотого красного и черного перца, смешанного с чебрецом.
Черный перец и лавровый лист широко использовались при
заготовке впрок сала и мясных продуктов, при приготовлении
обрядовых блюд, а также соусов. Пряной приправой к солениям,
мясу служил молотый чебрец. Благодаря своему запаху он так же,
как мята, снискал славу священной травы. Их использовали
знахари при приготовлении снадобий.

229
 Из напитков основными являлись вино (шарап) и водка
(ракы). Обычая употреблять после пищи специально
приготовленные напитки не было. Обед, как правило, запивали
холодной водой. Только к концу XIX в. в быт зажиточной части
населения вошел чай, и самовар дополнил домашнюю утварь
гагаузов.
Напиток боза, известный гагаузам с незапамятных времен,
был достоянием состоятельных семей. Его готовили из грубой
просеянной кукурузной муки, а также грубых пшеничных отрубей
по технологии, близкой к пивоварению. У гагаузов Болгарии, по
сведениям А. Манова, сохранились воспоминания о былом
потреблении кумыса (фушу кумус)110.

Рацион питания
В целом кухня гагаузов как по набору продуктов, так и по
составу блюд достаточно разнообразна, но повседневный рацион
питания основной массы населения был сравнительно
однообразным и простым. В него входили хлеб, мамалыга,
потребляемые в сочетании с йууртом, брынзой, молоком, разными
видами соусов, кислым супом, вареной фасолью или чечевицей,
толченым перцем. Даже в зажиточных семьях мясо ели не каждый
день.
О сравнительной простоте традиционной обыденной пищи
гагаузов свидетельствует один штрих из писем
А. В. Рачинского, связанный с полковым знахарем, неким Хаджи-
бабой, по всем признакам — гагаузом. Автор характеризует его
так: «По-болгарски знает он едва несколько слов, говорит всегда
по-турецки, и все волонтеры, которым язык этот очень знаком,
понимают его»111. Описывая завтрак Хаджи-бабы, Рачинский
замечает: «Старик ел ситный хлеб с целыми пригоршнями
толченого зернистого перца»112. И действительно, как свидетель-
ствуют полевые исследования, гагаузы умели готовить пряный
порошок из толченого красного перца, смешанного с чебрецом.
Свежий хлеб, заедаемый этим порошком и запиваемый вином или
водой, очень вкусен и способен утолить голод.
Привычку к простой пище у местного бессарабского
населения подчеркивали все авторы. Так, А. И. Защук пишет, что
местные жители, отправляясь в путь в своих экипажах,

230
«запасаются и собственной провизией: мамалыга, брынза и
домашнее вино... по пути варят в котле мамалыгу»113. «В пище
болгары весьма воздержанны, как все южные народы... главную
национальную пищу составляют пресный хлеб в виде лепешек,
испеченных в золе, и квашеный стручковый красный или зеленый
перец», — отмечает он далее114. «Простые употребляют в пищу
сыр, масло и говядину и обыкновенно кислые щи и борщ. Хлеб...
большей частью из кукурузы...», — сообщает в своих записках в
20-х гг. XIX в. Ф. Ф. Вигель о питании людей крестьянского
сословия в Бессарабии в отличие от богачей (бояр), обставлявших
свой быт, в том числе прием гостей, «по турецким обычаям: кофе,
трубка, варенье с холодной водой»115. Кстати, у гагаузов до сих пор
сохранился обычай встречать прибывающих на свадьбу гостей
вареньем, запиваемым холодной водой. По-видимому, это
отголосок тех же «турецких» обычаев.
Повседневное меню гагаузов не отличается от еды болгар,
которую описал П. Э. Задерацкий в 40-е гг. XIX в.: «Ежедневную
пищу болгар составляет лябь (хлеб) с урдою, или овечьим сыром,
который они приготавливают дома»116.
Простота повседневной пищи создавала у современников
впечатление упрощенности всей системы народной кухни как у
болгар, так и у другого населения колоний. В начале XX в. Л. С.
Берг писал: «Едят болгары мало, и в пище не очень разборчивы.
Пьют водку, вино, борч (хлебный квас). Едят три раза в день... хлеб
пшеничный, но охотнее готовят пресный хлеб (пресенчата пита),
который пекут не в печи, а на углях...»117.
Простоту модели повседневного питания жителей колоний
отмечал и Н. С. Державин: «Болгары едят мало, невкусно,
небрежно... Болгарская семья часто довольствуется куском хлеба и
мискою кислого молока, а дети почти всегда живут впроголодь».
И это при большом разнообразии и высокой калорийности
обрядовых и праздничных блюд, включающих овощи, мясо, жиры:
слоеные пироги с сыром, копченое мясо, зельц, холодец, яйца и
др.118.
Как уже отмечалось, частота и способ употребления тех или
иных видов продуктов зависели от социального положения
крестьян. В то время, как меню бедноты составляли постные щи
или кислая чорба с мамалыгой, соления, кукурузный хлеб,
картофель, фасоль, чечевица, капуста, приготовляемые главным

231
образом на растительном масле, «пустые» (без мяса) соусы,
пресные лепешки или мамалыга, не всегда сдобренная брынзой
или молоком, в кладовых зажиточных гагаузов висели окорока,
пастырма, стояли бочонки с салом и брынзой. Мясо и блюда,
считавшиеся обрядовыми и праздничными для основной массы
крестьян, в богатых семьях употребляли и в будни. Здесь чаще ели
соусы и жидкие блюда с мясом.
Готовясь к праздникам и обрядам, основная масса гагаузов
накапливала продукты, во многом отказывая себе и экономя на
повседневном питании. Это приводило к пищевым отравлениям и
желудочно-кишечным заболеваниям, вызванным непривычно
плотной и калорийной пищей в дни праздников. Однообразие
пищевого рациона было причиной возникновения заболеваний,
связанных с нарушением обмена веществ и истощением организма.
Характерной болезнью из-за преобладания в меню блюд из
кукурузы была пеллагра.
Не менее негативную роль играл неправильный режим
питания. Работа в поле от зари до зари обусловливала однообразие
пищи и потребление ее всухомятку (хлеб или холодная мамалыга с
луком, брынзой или салом, кислое молоко). Пища бедноты нередко
состояла из холодной мамалыги с луком. К до крайности
упрощенным видам еды можно отнести свежий хлеб с пряным
порошком из чебреца и перца, а также теплый хлеб с красным
вином.
В летнее время вся семья садилась за стол лишь раз в сутки
— поздно вечером. Более плотная, чем в течение дня, еда,
принимаемая перед сном, не оказывала на организм благотворного
влияния. Кроме того, религиозный календарь предписывал
верующим целый ряд изнурительных постов, длившихся иногда до
шести недель. Самый длинный предпасхальный пост приходился
на март и апрель, когда организм после зимы ощущал недостаток
витаминов. Следовавшее за постами изобилие калорийной пищи
приводило к обморокам и заболеваниям внутренних органов. В дни
постов, особенно весеннего, из повседневного рациона
исключались молоко, яйца, мясо — их берегли к празднику. Это
пагубно отражалось, прежде всего, на здоровье детей, смертность
среди которых была высокой. Практиковалось трехдневное
воздержание от приема пищи (тримур). После голодания ели
вареную свеклу и пили отвар из нее. В этом появляется

232
рациональный опыт народа, усмотревшего благотворное влияние
свеклы на функцию печени, а также полезность разгрузочных дней.
Однако вред самого обычая несомненен, так как при этом не
соблюдались меры предосторожности.
Дневной режим питания был своеобразным и порой хранил
традиции давно минувших времен. Так, веками испытанной можно
назвать традицию трехразового питания — завтрак (сабаа екмää),
обед (ÿÿлен екмää) и ужин (авшам екмää). Состав блюд был
простым, ели, как правило, одно блюдо горячего приготовления
(манӂа, борч, чорба, фасÿлä и т. д.) с хлебом или мамалыгой, не
различая привычные в настоящее время первые, вторые, третьи
блюда. Манжа, фасоль, картошка обязательно сочетались с
солениями. При таком недостаточно разнообразном будничном
меню, небогатом калориями, наблюдалось повышенное потреб-
ление мамалыги, хлеба и других мучных изделий. Это также
приводило к хроническим нарушениям обмена веществ и
болезненным изменениям функций внутренних органов.
Из перечисленных блюд, главным образом повседневного
потребления, трудно выделить национально-специфические. На
наш взгляд, это объясняется характером хозяйственно-культурного
типа, единого для населения всего региона.
Обрядовая и праздничная пища отличается от будничной и
тоже имеет черты, сходные с кухней соседних по Бессарабии
народов и городских жителей. В праздники и к обрядовому
застолью гагаузы готовят холодец, картофельное жаркое, голубцы,
фаршированный перец, тушеную капусту с мясом, запеченную в
печи пшеничную кашу с бараньим (реже свиным) мясом. Кроме
того, булгур как жертвенную пищу подавали в дни религиозных
праздников. Обрядовой едой считается сладкая пшеничная каша
(сÿтлеш), которую употребляют в ходе похоронных, поминальных
обычаев.
С пищей связан целый ряд традиций и поверий. В основе
многих из них лежит рациональный опыт, отражающий
многовековые наблюдения за свойствами тех или иных продуктов.
В этом аспекте знания, связанные с пищей, смыкаются с народной
медициной.
Так, известна отраженная в традициях забота народа о
здоровье женщины во время беременности и в период кормления
— она, к примеру, не соблюдала религиозных постов.

233
С рациональным опытом можно связать употребление в пищу во
время постов отваров красной свеклы и др.
В прошлом гагаузская семья ела за маленьким круглым
столиком на трех ножках (софра), усаживаясь вокруг него на

Старинный столик

подстилке или на стульчиках (скемнеӂик). Зимой столик

устанавливали в жилой комнате прямо на полу или на возвышении
для спанья, в теплое время года — в сенях или во дворе. Ели все из
одной миски ложками или руками. Мамалыгу вываливали из котла
на середину стола и резали ниткой. Большие столы накрывали
лишь при приеме гостей в праздники либо во время обрядовых
застолий. По сведениям В. А. Мошкова, гагаузы мебель

В полдень

234
 Женщины с обрядовой пищей

европейского образца, т. е. стулья, табуреты, высокие столы,

предоставляют только своим гостям, а сами в обыденной жизни по-
прежнему придерживаются древних привычек кочевника, т. е. едят
не на высоком столе, а на низеньком, сидя просто на земле, без
всяких скамеек и табуреток, в лучшем случае подложив под себя
подушку. Круглый старинный стол по устройству очень близок к
прототипу всех столов — к простой доске, укладываемой на
землю, под которую позже стали подкладывать деревянные
столбики, впоследствии обратившиеся в ножки. В гагаузских селах
еще помнят о небольших круглых столешницах с высокими
краешками по окружности, прибитых к небольшой колоде, отчего
весь столик имел вид перевернутой шляпы119. Очевидно, поэтому в
народе их называли софра-паралийа (стол-шляпа).
Софра считалась священной, как и сам процесс приема пищи.
За столом было грешно ругаться, препираться. Существовали
особый порядок рассаживания и ритуал еды. Каждый знал свое
место за столом и свою ложку. Вся семья принималась за еду
только после того, как начинал есть старший: отец, старший брат,
мать. Старшие следили за поведением детей и при необходимости
одергивали. Женщина садилась за стол только после мужа. По
окончании трапезы софру тщательно вытирали и прислоняли к
стене или даже подвешивали, для чего сбоку в ней имелось кольцо

235
(халка). Считалось святотатством плевать в сторону софры или
садиться на нее.
Существовала определенная традиционная церемония приема
пищи за обрядовыми и праздничными застольями. Хозяйка
садилась обычно с краю или не садилась вовсе. Она разносила еду
и потчевала гостей120. Порядок и время подачи определенных блюд
были связаны с регламентом обряда: если началом застолья
считалась подача холодца, то голубцы заключали пиршество, и
присутствующие принимали это за знак того, что пора собираться
домой. Существовала поговорка: «Сарма гелди — вакыт евä
гитмää» («Подали голубцы — пора идти домой»).
* * *
Итак, изложенный материал по народной кухне гагаузов —
лишь первая попытка охарактеризовать основные явления,
связанные с этой стороной традиционно-бытовой культуры народа.
Народная традиционная система питания, как и другие области
материальной культуры гагаузов, претерпела определенную
эволюцию в ходе адаптации переселенцев из-за Дуная к
конкретным природно-экономическим и демографическим
условиям Бессарабии.
До переселения в этот край традиционная пища гагаузов
имела много общего с системой питания соседних
земледельческих народов, что обусловливалось общностью их
хозяйственно-культурного типа. Главной едой был хлеб,
сочетавшийся с богатым ассортиментом мясных и молочных блюд,
а также продуктов растительного происхождения. Система
питания гагаузов Болгарии включала в себя и элементы древнего
происхождения (традиция выпечки пресных лепешек, богатый
ассортимент похлебок, способы приготовления и хранения разных
видов сыра, способы вяления и заготовки мяса, жертвенная пища и
др.), многие из которых при историко-сравнительном анализе
свидетельствуют о связях в прошлом с кочевыми народами, в
частности, Передней и Средней Азии. Потребление растительной
пищи, в том числе кислого хлеба, зернобобовых, овощей, большой
ассортимент мучных и крупяных блюд и их связь с
земледельческим хозяйственным бытом составляют другой пласт
древних традиций, свойственных гагаузской народной кухне.

236
 В этом плане плодотворно сравнение с соседними болгарами.
Общие черты народной кухни гагаузов и болгар сложились в ходе
исторических этнокультурных взаимодействий обоих этносов в
условиях контактов в Северо-Восточной Болгарии. Надо отметить
наличие и пласта традиций, связанных с влиянием так называемой
«ориенталистской» кухни, возникшей в процессе этнических
контактов с турецким населением края, являвшимся в условиях
Османской империи политически господствующим этносом. Так,
гагаузы Болгарии потребляли кофе, в ходу был богатый выбор
блюд на сладкой основе, в том числе такие восточные сладости,
как шербет, лукум, халва. Идентичность с турецкими как в наборе
предметов, так и в обозначающих их терминах обнаруживают
гагаузские утварь и посуда. Любопытен также, на наш взгляд,
чисто ориенталистский обычай гагаузов Болгарии подавать на
свадьбе ошаф, чорбу, сладкий пирог, пропитанный сиропом,
сладости: халву, лукум, шербет, петмез. С восточной кухней связан
обычай применять специфические острые и пряные приправы, а
также широкий ассортимент пассерованных в различных соусах и
сильно прожаренных блюд. Именно этим объясняются навыки
гагаузов по заготовке приправ в виде толченого красного перца с
пряностями и без, а также паст из томатов и красного перца,
которыми заправляли все виды соусов и некоторые блюда (борщи,
картофельное жаркое, булгур и пр.).
В силу сходного хозяйственно-культурного типа на прежней
родине и на новом месте обитания основное направление
хозяйственной деятельности переселенцев из-за Дуная не
изменилось. Не изменилась существенно и продуктовая база
системы народного питания. Это обусловило относительную
устойчивость навыков переработки и хранения продуктов, струк-
туры меню народной кухни. В результате данная область
материальной культуры гагаузов в условиях миграции в
Бессарабию трансформировалась в течение XIX в. в меньшей
степени по сравнению, например, с одеждой, ремеслами.
Плодородная, хоть и засушливая земля Буджака по
климатическим условиям благоприятствовала возрождению на
новых землях в полной мере навыков земледельческого хозяйства с
ведущей зерновой отраслью, хорошо налаженным
вспомогательным огородничеством и скотоводческой
деятельностью. Это способствовало не только устойчивости

237
балканских традиций народного питания, но и интенсивности
взаимовлияния народной пищи с таковой старожильческого
населения на основе сходства хозяйственных традиций. Так,
широко развитая у гагаузов, как и у болгар, традиция употреблять
мучные блюда с начинкой из брынзы и творога, встретившись с
аналогичной традицией у молдаван, обогатилась за счет
заимствования некоторых видов местного молдавского слоеного
пирога (вертута, плачинта).
Кухня молдавского и украинского населения юга Молдавии в
свою очередь обогатилась за счет гагаузских вариантов блюд. К
примеру, молдаване южной части республики пекут наравне с
вертутой слоеный пирог с творогом, залитый сметаной.
Повседневная пища южных молдаван отличается от таковой
молдавского населения центральных и северных районов МССР
широким ассортиментом пассерованных в соусе блюд
(мынкэрикэ), а также усиленным потреблением острых и пряных
приправ. Обычно у южных молдаван каварма — обжаренное мясо
с острыми приправами.
Взаимовлияния в области народной кухни гагаузов и других
народов облегчались с самого начала наличием сходных традиций.
Так, гагаузская кислая чорба нашла аналогию в молдавской заме.
Гагаузский хошаф соотносится с молдавской киселицей. Как у
гагаузов, так и у молдаван мамалыга, малай — типичная
традиционная еда бедноты. Особенно заметно сходство в составе
блюд обрядового застолья (голубцы, холодец, жаркое). Украинские
и молдавские овощные щи (борщ украинский и молдавский борш
ку курекь) стали неотъемлемой частью повседневного меню
гагаузов, правда, с некоторыми модификациями.
Одинаковы способы приготовления и потребления
домашнего кислого кваса на отрубях, разнообразных овощных
солений и заготовок мяса, брынзы и других молочных продуктов.
Разумеется, формирование бессарабских черт гагаузской
народной кухни происходило за счет утраты некоторых балканских
черт. Так, по сравнению с кухней гагаузов Болгарии здесь проще
ассортимент пряностей. Не употребляются консервированный
виноград, блюда, основанные на пропитке пресного хлеба водой и
особенно сладкими сиропами, хотя еще в начале XX в. они
бытовали у болгар Бессарабии и Южной Украины (пупара,
грозденица). В корне изменилось меню праздничных и обрядовых
застолий.

238
 На свадьбах гагаузов Бессарабии не подаются специфичные
восточные сладости. Но как реликт этой традиции сохранился
обычай употреблять сушеные фрукты, орехи. Не используются в
свадебном застолье сладкие блюда, изменился порядок подачи
кушаний: в целом он имеет больше общего с традициями
южнобессарабских молдаван и болгар, чем с таковыми гагаузов
Болгарии. Не подают гагаузы Бессарабии на обрядовых застольях
чорбу, хошаф, кофе. Надо также отметить, что у них возрос
удельный вес мамалыги в повседневном рационе. За счет кукурузы
разнообразился набор повседневных блюд: кукурузный хлеб,
малай, малай из жидкого теста с начинками (тыква, капуста),
варенная в печи кукуруза, потребляемая с сахаром или медом,
жаренная на кукурузной муке рыба, хлеб из смеси пшеничной и
кукурузной муки, воздушная кукуруза в виде лакомства и др. Под
влиянием молдаван в обиход гагаузов вошел обычай варить
повидло из слив. Как гагаузская, так и болгарская кухни
развивались в Бессарабии в одинаковых условиях и обнаруживают
аналогии в основных чертах.
На эволюцию народного питания гагаузов сильное влияние
оказал характер развития производительных сил, а также
социально-экономические условия Бессарабии в XIX в. Но,
невзирая на ускоренное развитие капиталистических отношений, в.
гагаузских селах, как и в других колониях, в силу ряда причин
каждое крестьянское хозяйство обеспечивало себя нужными
продуктами. Покупали мало. Как правило, приобретали на базарах
часть традиционных продуктов (сало, мясо, рыба, зерно) и в
основном сладости и лакомства для детей, что, несомненно, не
нарушало, а поддерживало привычки в питании. Поэтому
углублявшаяся социальная и имущественная дифференциация
сельского населения и влияние города в конце XIX — начале XX в.
отражались не в разнообразившихся видах блюд (как это было с
одеждой), а в более жесткой поляризации привычного набора блюд
в зависимости от материального достатка.
Таким образом, традиционная пища гагаузов, сохранив в
Бессарабии свои основные признаки, все же видоизменялась в
определенных направлениях, приобретая черты, продиктованные
конкретными условиями бессарабской действительности XIX в.

239
 ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Исследование показало, что гагаузский народ обладает
своеобразной, богатой традициями материальной культурой.
Анализ каждого из рассмотренных разделов традиционной
культуры свидетельствует о наличии наравне с явлениями
сравнительно недавнего происхождения (XIX в.) целого пласта
традиций, уходящих корнями в далекое прошлое народа.
К моменту переселения гагаузов из Северо-Восточной
Болгарии в Бессарабию традиции гагаузского этноса
сформировались в ходе исторического развития в условиях
многовековых контактов с болгарским и тюркоязычным
населением Болгарии на соответствующем фоне хозяйственно-
культурного типа, политических и социально-экономических
условий Юго-Восточной Европы.
Особенности хозяйственно-культурного развития этого
региона заключались в господстве земледелия, сочетавшегося с
хорошо развитыми традициями скотоводства и особенно
овцеводства. Это определило сходство жизнеобеспечивающих
сторон деятельности гагаузов и соседнего болгарского и другого
населения. Отсюда сходство, а то и полная идентичность их
традиций в мукомольном, кожевенном промыслах, в навыках по
обработке шерстяного сырья, в ткачестве, в традициях
использования хлеба, мяса, молочных продуктов, а также
продуктов огородничества, бахчеводства и виноградарства в
системе народного питания.
Немаловажно и то, что к моменту переселения основная
масса гагаузов была крестьянами (с незначительным процентом
сельских ремесленников), в жизни которых продолжали играть
большую роль сельская территориальная община и пережитки
патриархальной неразделенной семьи, накладывавшие свой
отпечаток на бытовой уклад и привычки. Это в определенной
степени способствовало устойчивости традиций натурального
хозяйства и навыков семейного коллективного труда, сохранению
консервативных черт семейных отношений и традиционного
разделения труда в семье и т. д.
Обнаруживая в основе своей сходство с соседним болгарским
населением, традиционно-бытовая культура гагаузов имела и
черты так называемого ориенталистского характера, значительную
часть которых можно отнести за счет влияния соседних по Северо-

240
Восточной Болгарии турок-алианцев, представлявших здесь в
условиях Османской империи политически господствующий этнос.
Особенно сильно это отразилось на традициях одежды (чалма, фес,
в женской одежде—шалвары, сдержанная, преимущественно
темная, тональность традиционной расцветки) и пищи (широкий
ассортимент пассерованных блюд с. острыми и пряными
добавками, большое разнообразие так называемых восточных
сладостей — лукум, шербет, халва, сушеные фрукты и т. д.).
В культурных традициях задунайских гагаузов имелся и
значительный пласт еще более архаичных элементов, уходящих
корнями в более ранние периоды жизни этноса. Об этом
свидетельствуют некоторые параллели в быту гагаузов и тюркских
народов (азербайджанцев, тюркоязычных народов Поволжья,
Средней и Передней Азии). Но в целом данный пласт традиций
ждет своего исследования.
После переселения в конце XVIII—начале XIX вв. большей
части гагаузов в Бессарабию гагаузский этнос оказался
разделенным на две неравновеликие части, этническое развитие
которых в дальнейшем пошло разными путями. Это
непосредственно отразилось на эволюции элементов традиционно-
бытовой культуры.
Общее развитие материальной культуры гагаузов в XIX в. в
Южной Бессарабии шло путем интенсивного приспособления к
местной естественно-географической среде под прямым
воздействием конкретных социально-экономических условий края
и отличалось сложным переплетением архаичных (балканских и
добалканских) традиций с местными (бессарабскими),
представленными культурой старожильческого населения
(молдаван, украинцев, а также русских, проживавших в Буджаке в
основном в мещанских кварталах местных городов и местечек).
Адаптация переселенцев несколько облегчилась
относительно сходными природными условиями Северо-
Восточной Болгарии и Буджака. Это послужило объективной
причиной сохранения привычного хозяйственно-культурного типа
деятельности — сочетание земледелия со скотоводством.
Население Южной Бессарабии было этнически пестрым, но
основную его часть составляли молдаване и украинцы, хозяйство и
бытовая культура которых во многом были сходны с гагаузскими и
не только не противоречили основным элементам быта

241
переселенцев, а во многом подтверждали их. Об этом
свидетельствуют, например, единые принципы земледельческого и
скотоводческого хозяйства.
Почти одновременное переселение из Болгарии, единое место
происхождения (преимущественно равнинные области нижнего
Подунавья), одинаковый социальный состав переселенцев-
гагаузов, их сравнительно компактное расселение обеспечили
единые условия аккультурации для всех гагаузских колоний
Бессарабии. Определенную роль в этом играли также ярко
выраженные патриархальные пережитки в домашнем быту
переселенцев, что обусловило его сравнительную замкнутость и
инертность, невзирая на ускоренное развитие капитализма в
сельском хозяйство юга Бессарабии.
Все эти обстоятельства содействовали унификации многих
сторон материального быта колонистов-гагаузов и определили
специфическое соотношение социальных и этнических процессов в
их среде вообще. Так, на наш взгляд, можно объяснить
однотипность основных явлений в быту гагаузов. Локальная
вариативность традиций конца XIX в. незначительна. Например, в
одежде локальные традиции формировались в основном в женском
костюме.
В развитии материальной культуры гагаузов в XIX—начале
XX в., исходя из результатов исследования, можно выделить три
периода, каждый из которых означал очередной этап качественных
изменений в рассматриваемой области в тесной связи с развитием
производительных сил в колониях.
Первый период — первая половила XIX в. На этом
временном этапе материальная культура переселенцев
характеризовалась своеобразным «дооформлением» балканских
традиций, составлявших основу большинства ее явлений. В одежде
сложился комплекс, во многом аналогичный костюму болгарского
населения и почти специфически балканский в своей основе,
отразивший эволюционировавшие в новых условиях традиции
женской, сукманной и мужской чернодрешной одежды,
распространенные в Балкано-Дунайском регионе. Бессарабская
корректировка состояла в окончательном исчезновении так
называемых ориенталистских черт и унификации форм одежды
отдельных групп населения как среди самих гагаузов, так и у
гагаузов и соседнего болгарского населения с определенным

242
охватом этими процессами других этнических групп на территории
южнобессарабских колоний. В системе питания исчезли
специфические сладкие блюда и видоизменились традиции
типичных восточных сладостей: их заменили орехи, сушеные
фрукты, печеные.
Домашнее ткачество, мукомольный, скорняжный,
портновский и сапожный промыслы и ремесла сохраняли еще
много общего с традициями соответствующих занятий гагаузов и
другого населения Северо-Восточной Болгарии. Именно эта
общность, несмотря на уже наметившиеся взаимовлияния со
старожильческим населением Южной Бессарабии, еще определяла
балканскую специфику традиций материальной культуры гагаузов,
которую отмечали современники. Следует учесть, что по
сложившимся обстоятельствам они называли эту специфику
болгарской, не выделяя в ней гагаузскую. Местное влияние
выразилось в расширившихся масштабах использования меховой
одежды, в разнообразившемся ассортименте тканых изделий и
блюд из кукурузы, в обогатившихся традициях деревообделочного
и кузнечного ремесла, в применении овощей в приготовлении
жидких блюд (появление щей), заимствовании ряда молдавских
терминов (бондице, молдуван чозгусу, мамалига и др,).
Второй этап — вторая половина XIX в. В этот период под
влиянием усиленно развивающихся капиталистических отношений
в материальной культуре гагаузов, равно как и другого населения
Бессарабии, произошли глубокие изменения. В жизни сельского
населения большое место продолжали занимать традиционные
промыслы. Но многие из них обрели более совершенную
технологию. Четче стали отличаться ремесленные занятия
(кузнечное дело, портновское, ювелирное, плотницко-столярное)
от чисто домашних. Развились старые и появились новые виды
домашних занятий (вязание, кружевоплетение, вышивка и худо-
жественная аппликация, рогоже- и лозоплетение и др.). На
развитие вышивки повлияли традиции молдавского и украинского
населения. Так, тканый орнамент на полотенцах стали все чаще
заменять вышивкой. Иногда вышивали и рубахи, особенно
обрядовые.
В целом в одежде активнее по сравнению с предыдущим
периодом утрачивались балканские черты. Это происходило, с
одной стороны, под влиянием изменившихся представлений о

243
престижности, что выразилось в предпочтении городских
образцов, с другой — под влиянием бытовой культуры
старожильческого населения. Данные процессы обусловливались
социально-экономическими причинами и нередко отражали
социальное расслоение жителей колоний. Колсуз фистан сменялся
платьем с рукавами (фистан, чуклан). Новый вид платья играл роль
выходной одежды, тогда как старый постепенно становился
будничной одеждой. Появился платок с бахромой. Взамен
домотканых чаще использовались покупные материалы. В
мужском костюме изменялся покрой брюк: их шили узкими в шагу
и с застежкой спереди—по образцу городских. Появились рубахи
на кокетке и косоворотки. Престижной обувью зажиточных
крестьян стали покупные сапоги.
Традиции питания менялись медленнее. Однако четче
обозначилась поляризация видов питания в зависимости от
социального положения: простые по рецепту и постные блюда — в
бедных семьях, сложные, с калорийными добавками — в богатых.
Третий период — конец XIX — начало XX в. Углубление
капиталистических отношений в деревне привело к более
интенсивному развитию традиционных промыслов и ремесел не
столько в качественном, сколько в количественном отношении, так
как в таком аграрном крае, каким являлась Бессарабия, в условиях
недостаточно развитой местной промышленности возраставшие
потребности можно было удовлетворить только за счет
умножившихся полукапиталистическпх ремесленных заведений,
производство в которых было основано на ручном труде самих
ремесленников и членов их семей, с незначительной долей
применения наемного труда и технических усовершенствований
(сапожное, мукомольное, кузнечное дело и др.). В целом
конкретные условия аграрного края, устойчивость
полупатриархального быта и полунатурального хозяйства
обусловили замедленное отделение ремесла от сельского
хозяйства, в результате чего многие домашние занятия так и не
превратились в ремесла капиталистического характера. Например,
на уровне домашних занятий остались ткачество, отчасти
портновское дело, вязание, вышивание.
В ткачестве естественные красители стали заменяться
анилиновыми, что негативно отразилось на состоянии ткацкого
дела, особенно ковроткачества.

244
 Изменения произошли в самой структуре тканей,
употреблявшихся для нужд семьи. Предметы убранства и постель
продолжали создаваться преимущественно домашними
мастерицами. Но занавески на окна, наволочки на пуховые
подушки, настенные вышитые дорожки, скатерти все чаще стали
изготавливать из белого покупного полотна или ситца.
Шире применяли покупные ткани и при пошиве одежды. Это
повлекло за собой коренные изменения ее традиционных моделей,
что наиболее ярко выразилось в укреплении новых комплексов
одежды: у женщин — кофта с юбкой, дополненные суконным
пальто (аба, кастöр), новые покрои платьев и традиции их
декорирования; у мужчин — брюки городского покроя, городская
обувь, шляпа в летнее время, жилет, косоворотка, верхняя
суконная длинная одежда по типу городского пальто и т. д.
Большинство этих изменений происходило в основном в
русле общероссийских городских традиций, влияние которых на
быт южнобессарабского села осуществлялось через быт
преимущественно мещанских слоев населения городов и местечек.
Укоренение новых традиций в гагаузской национальной одежде
имело свою специфику. Так, приталенная пышная юбка,
отличавшая силуэт традиционного безрукавного платья,
дополненного кофтой, да и весь костюм в целом нашли аналогии в
городской женской одежде того времени и обогатились за счет нее
(пышная юбка, приталенность, буфы на рукавах, затейливый крой
платья на груди с большим набором накладных декоративных беек
и вставок). Эти элементы охотно воспринимались гагаузскими
модницами, так как не нарушали традиционных принципов кроя и
привычных силуэта и модели национального костюма.
Традиционное обыденное крестьянское меню в этот период
не изменилось, тогда как в праздничной и обрядовой моделях
питания стали обычными такие блюда, как вареники, хворост. В
остальном традиции народного питания проявили устойчивость.
В конечном итоге все перечисленные модификации материальной
культуры гагаузов в течение XIX в. означают, что в условиях
Бессарабии она сложилась заново и отражала в своих новых
традициях конкретные социально-экономические и этнические
процессы, происходившие в это время в крае.
Исследование показало, что этнические процессы на юге
Бессарабии в изучаемый период носили интеграционный характер.

245
Гагаузская материальная культура, составляя часть процессов
общественного развития населения края, не только заимствовала
ряд черт традиционно-бытовой культуры молдавского и другого
населения региона, но и в свою очередь повлияла на традиции
материальной культуры этих народов.
Так, у молдавского населения края под влиянием сукманных
традиций гагаузского, а также болгарского женского костюма
формировалась своеобразная модель, в которой традиционная
поясная одежда заменилась безрукавным платьем или сочетанием
широкой юбки с матерчатой безрукавкой. Этот наряд,
декорированный по подолу нашивными лентами (по образцу
гагаузской и болгарской одежды) в сочетании с фартуком составил
региональный признак южномолдавского женского костюма. Под
воздействием традиций ткачества гагаузов и болгар у южных
молдаван разнообразился ассортимент тканей, предназначенных
для шитья одежды (платьев, кофт, мужских верхних рубах),
изменились традиция ковроделия. К примеру, ассортимент ковров,
в котором до этого преобладали плотные, гладкой фактуры,
выполненные на вертикальных станках, разнообразился за счет
выделанных на облегченной двухремизной основе с тканым
узором, созданным с помощью дополнительных приспособлений
(третий ремиз, дощечка, проволока и т. д.).
Надо отметить, что наибольшую устойчивость проявили
традиции народного питания, ткачества, ряда промыслов и
ремесел. Серьезным изменениям подверглась одежда, хотя в целом
она не утратила основных балканских признаков (сукманный тип
женской одежды и чернодрешный — мужской). В
модифицированном виде последние не только явились этно-
специфическими признаками одежды бессарабских гагаузов (как и
болгар), но и повлияли на формирование отличительных черт
регионального типа одежды всего населения Южной Бессарабии.
Аналогичный процесс шел на территории Южной Украины,
где элементы материальной культуры задунайских переселенцев
(гагаузов и болгар) отразились в жилище, одежде, пище и других
сторонах традиционно-бытовой культуры населения этого региона.

246
247
 М. В. Маруневич

ПОСЕЛЕНИЯ,
ЖИЛИЩЕ
И УСАДЬБА
ГАГАУЗОВ ЮЖНОЙ БЕССАРАБИИ
В ХIХ – НАЧАЛЕ ХХ В.

248
 В книге на основе богатого экспедиционного материала,
архивных, статистических и литературных источников впервые в
этнографической литературе широко исследуется материальная
культура гагаузов.
Этнографически гагаузы изучены слабо. Поэтому
монография значительно расширит знания по истории этого
народа, особенно в такой важный период его жизни, когда в связи с
переселением из Северо-Восточной Болгарии (ХIХ-начало
ХХ вв.) культура и хозяйственный быт переселенцев в новых
условиях стали развиваться иными путями.
Исследование рассчитано на этнографов, преподавателей
вузов и студентов гуманитарных факультетов, всех,
интересующихся историей гагаузского народа.
Под редакцией кандидата исторических наук
В.С. Зеленчука

249
 ВВЕДЕНИЕ
Интерес к материальной и духовной культуре гагаузов
продиктован их слабой этнографической изученностью, а также не
выясненными до сих пор историческими обстоятельствами
становления гагаузов как самобытной этнической группы.
Наиболее ранние сведения о гагаузах связаны с их
проживанием на территории Северо-Восточной Болгарии. Отсюда
большая их часть вследствие невыносимого гнета турок и греко-
фанариотского режима совместно с болгарами эмигрировала в
конце XVIII — первой половине XIX в. в Россию, в Южную
Бессарабию.
К концу XVIII — началу XIX в. центральная часть Южной
Бессарабии, или Буджака, была заселена ногайцами. В Южном
Припрутье и Приднестровье обитали преимущественно молдаване.
Встречались целые селения «старожилого» (молдавского)
населения и в Центральном Буджаке. К этому времени в Буджаке
проживала также некоторая часть русского и украинского
населения.
С окончательным выводом ногайских татар из Буджака (1806
-1808) население в крае значительно уменьшилось: насчитывалось
всего 12400 семейств, включая жителей крепостей и райи1.
На освободившиеся земли прибывали переселенцы из
Болгарии, Валахии, Молдавии, Польши, Германии. Одной из
самых многочисленных групп переселенцев, прибывших в Южную
Бессарабию в начале XIX в., являлись выходцы из Болгарии.
Национальный состав населения Южной Бессарабии в XIX в.
в результате указанных процессов стал весьма пестрым. В. М.
Кабузан установил, что в 1818 г. в Буджаке проживали 33,99%
молдаван, 21,46% болгар и гагаузов, 17,9% украинцев, 9,20%
немецких переселенцев, 8,94% русских2.
Примерно такой же смешанный национальный состав южной
части Днестровско-Прутского междуречья сохранился до
настоящего времени. Переселение гагаузов и болгар в Бессарабию
продолжалось почти 100 лет (с 1769 по 1854 гг.). Переселенческие
волны были связаны в основном с русско-турецкими войнами
конца XVIII — начала XIX в. Одним из самых массовых потоков
иммигрантов явилась переселенческая волна 1808—1812 гг.3
Подавляющее большинство задунайских переселенцев этого

250
потока составляли гагаузы. Именно тогда и была основана большая
часть гагаузских сел Буджака.
Точную численность гагаузов в момент переселения и
позднее (вплоть до конца XIX в.) установить трудно, так как

Рис. 1. Расселение гагаузов на территории Южной Бессарабии (рис. автора):

1 – границы территории, занятой болгарскими колониями в первой половине ХIХ в.; 2 – современная граница
между МССР и УССР; 3 – владельческие земли; 4 – города; 5 – крупные населенные пункты местного значения в
ХIХ в.; 6 – села, где проживают только гагаузы; 7 – села, где гагаузы проживают совместно с другими националь-
ными группами; 8 – участки

официальная статистика не выделяла их из состава задунайских

переселенцев. Впервые численность гагаузов отдельно от
численности болгар указана в переписи 1897 г. — 55 790 человек4.
В настоящее время гагаузы составляют 3,5% населения
Молдавской ССР (125 тыс. человек). Они проживают в основном
на юге республики, составляя в Комратском районе 54,9%, Чадыр-
Лунгском — 53,4, Вулканештском — 30,8% населения района5. На
территории Украины, в основном в селах Болградского района

251
Одесской области, проживают 23,5 тыс. гагазов6. Территориально
все гагаузские села в МССР и УССР являются частью бывшего так
называемого «болгарского водворения» или «болгарских колоний»
в Бессарабии (рис. 1).
Небольшие группы гагаузов проживают в Запорожской
области УССР и Казахстане. За рубежом незначительное
количество гагаузов живет в Северо-Восточной Болгарии,
румынской Добрудже и турецкой Анатолии.

Историография вопроса. Цели и задачи работы

Гагаузы — это тюркоязычный народ, исповедующий
православную религию. Отсутствие исторических сведений о
ранней истории гагаузов затрудняет выяснение их этногенеза. В
качестве этнически самостоятельной группы гагаузы известны
лишь с конца XVIII в. на территории Северо-Восточной Болгарии.
Как они там появились, каково происхождение этнонима «гагауз»,
до сих пор не выяснено. Многочисленные теории по этой
проблеме, выдвинутые в течение последних 100 лет как
отечественными, так и зарубежными учеными, можно свести по
существу к двум основным: гагаузы — это отуреченные болгары, и
гагаузы — это народность, в этногенезе которой в начале второго
тысячелетия новой эры решающую роль сыграли остатки
тюркоязычных племен, кочевавших в те времена по территории
Северо-Восточной Болгарии.
В Болгарии сторонником теории об отуречении является
этнограф Васил Маринов7.
В настоящее время советские ученые М. Н. Губогло,
Л. А. Покровская и другие более достоверным считают
предположение о том, что предками гагаузов в конце первого —
начале второго тысячелетия новой эры явились остатки
тюркоязычных кочевых племен, осевших на территории Северо-
Восточной Болгарии во времена так называемого Великого
переселения народов, когда кочевники из азиатских степей
волнами набегали на Восточную Европу. Наиболее вероятными
предками гагаузов упомянутые ученые склонны считать огузские
племена печенегов, узов (торков) и куманов (половцев)8.
Обе теории имеют много уязвимых, недостаточно научно
аргументированных положений, что дает основание считать вопрос

252
о происхождении гагаузов нерешенным. На наш взгляд, основная
причина этого в том, что до сих пор не проводилось специального
фундаментального исследования данной проблемы, без чего
трудно отделить элементы исторической истины от
несостоятельных гипотез и предположений.
Интерес к рассматриваемой проблеме в последние годы не
ослабевает. Но если в досоветской исторической науке ученые
вели несколько односторонние исследования: кто языковые, кто
чисто исторические, и лишь немногие поверхностно касались
этнографии, то в советской науке по гагаузоведению вполне
оправдан курс на комплексное изучение проблемы. Необходима
многолетняя исследовательская работа многих ученых по всем
разделам культуры и быта народа: языку, фольклору, материальной
и духовной культуре. В будущем достижения отдельных
исследователей можно будет проанализировать в обобщающей
работе с тем, чтобы найти возможные ответы на многие вопросы из
истории гагаузского народа.
Этнографические исследования являются частью такого
комплексного изучения истории культуры гагаузского народа.
Перспективы исследовательской работы по гагаузоведению
связаны и с исследованиями в области материальной культуры
народа. Настоящая работа представляет собой один из начальных
этапов этих исследований. Объектом изучения нами избраны

Рис. 2. В гагаузском дворе (с. Томай, фото 1976 г.)

253
поселения, жилище и крестьянская усадьба гагаузов Южной
Бессарабии в XIX—начале XX в.
Значительных исследований на данную тему нет ни в
советской, ни в зарубежной этнографической литературе. В
зарубежной литературе вопросы быта гагаузов Южной Бессарабии
не затрагиваются. В существующих на данную тему работах
исследуется лишь быт гагаузов, живущих на территории Северо-
Восточной Болгарии. Эта литература представляет несомненную
ценность. Наиболее значительной является работа болгарского
этнографа В. Маринова9. Но в ней черты быта гагаузов Северо-
Восточной Болгарии не выделяются среди черт быта других
тюркоязычных групп, населяющих данную территорию. Это не
позволяет в должной мере использовать богатый материал
упомянутой книги.
Определенную ценность представляют и весьма краткие
сведения о жилище гагаузов Северо-Восточной Болгарии,
содержащиеся в работе Артура Бихана10. Интересны и некоторые
наблюдения Атанаса Манова11, касающиеся обычаев и поверий,
связанных с жилищем, у гагаузов, проживающих на этой
территории.
В отечественной этнографической литературе единственная
работа, освещающая быт бессарабских гагаузов в конце XIX в.,
принадлежит русскому этнографу В. А. Мошкову12. Материал
собирался автором в гагаузских селах Южной Бессарабии в 90-е гг.
XIX в. Так как, касаясь проблемы происхождения гагаузов, автор
ограничивается только анализом существующих в то время в науке
гипотез по этому вопросу, для нас важен главным образом
описательный материал книги. Подробно раскрывая материальный
и духовный быт гагаузов Бессарабии в конце XIX в., В. А. Мошков
большое внимание уделил характеристике жилищно-
хозяйственного комплекса, традиционные местные (бессарабские)
черты которого к концу XIX — началу XX в. сложились.
Подробное описание позволило В. А. Мошкову верно отразить
основные виды жилищ гагаузов, типичные для того периода. Автор
выделяет типы жилищ по степени совершенства конструкции
(землянка, наземная хижина, капитальный дом), планировке,
функциональному использованию построек и помещений.
Несмотря на некоторые неточности, в частности в описании
конструкции землянки, эта работа до сих пор остается

254
единственным источником изучения быта гагаузов Бессарабии
конца XIX в.
Сведения о гагаузском жилище в работах других этнографов
начала XIX в. носят фрагментарный характер. Некоторые черты
гагаузского жилища отмечаются в связи с характеристикой
жилищных форм в районах южной степной полосы
А. Харузиным13.
О гагаузском жилище (опять-таки в самой общей форме)
упоминает советский этнограф Б. А. Куфтин, сравнивая его с
жилищем татар степного Крыма14.
Эти упоминания, несмотря на их краткость, имеют для нас
большое значение, так как отражают одну из специфических черт
жилищных форм гагаузов Бессарабии: связь со степными типами
конструкций, очевидную даже без углубленного анализа.
В советской этнографической науке изучение этнографии
гагаузов было начато Г. Е. Марковым15. В одной из своих статей он
касается поселений, жилища, усадьбы и других разделов
материальной культуры гагаузов Южной Бессарабии. Им верно
отражена типологическая схема жилища гагаузов: землянка,
наземная хижина, жилой комплекс из двух построек. Но
исчерпывающего описания гагаузского быта и культуры в рамках
небольшой статьи, разумеется, быть не может.
Исследования историка И. И. Мещерюка16 имеют в основном
историческую направленность и освещают историю переселения
гагаузов и болгар в Бессарабию и социально-экономическое
развитие гагаузских и болгарских сел в Бессарабии с начала XIX в.
до крестьянской реформы 60-х гг.
Значительно большее внимание быту и непосредственно
жилищу гагаузов, проживающих в Одесской области УССР и
других областях Украины, уделено украинским этнографом В. И.
Наулко17. Автор проводит исследование в плане выявления
характера межэтнических влияний в этнографически пестрой среде
населения южных районов Украины. Он установил, что гагаузское
и болгарское жилища повлияли на формирование некоторых черт
жилища населения Южной Украины, аналогичных
южноевропейским, балканским типам.
В последние 10 лет активное этнографическое изучение
гагаузов было включено в научно-исследовательские планы
сектора этнографии и искусствоведения АН Молдавской ССР.

255
Некоторые результаты исследования гагаузского жилища и
усадьбы в XIX в. отражены в опубликованных статьях18.
Создание историко-этнографического музея в с. Бешалма
Комратского района, где сосредоточен значительный материал по
традиционным формам бытовой культуры гагаузов, является
важным шагом в развитии гагаузоведения в последние два
десятилетия (рис. 3).

Рис. 3. Историко-этнографический музей в с. Бешалма

Но этнография гагаузов, в частности их жилище, усадьба и

поселения, по-прежнему слабо освещены в научной литературе
ввиду отсутствия фундаментальных исследований. Традиционное
жилище остальных национальных групп междуречья Прута и
Днестра изучено также слабо и крайне неравномерно19. Лучше
всего исследовано жилище болгар20. Единственной обобщающей
работой по жилищу народов этого региона является упомянутая
работа 3. Моисеенко. Но в ней освещаются в широком плане лишь
традиции народной архитектуры.
Таким образом, этнографическая характеристика жилища
края в целом остается малоизученной, так как имеющиеся
исследования раскрывают тему лишь частично. Настоящая работа
является первой попыткой широко осветить традиционное
сельское жилище одной из национальных групп региона —
гагаузов — на фоне жилищных традиций остального населения

256
междуречья Прута и Днестра, а также соседних с этой территорией
областей.
В исследовании использованы материалы Центрального
государственного архива МССР (ЦГА МССР), Центрального
государственного исторического архива в г. Ленинграде (ЦГИАЛ),
Военно-исторического архива в г. Москве, филиала Одесского
областного государственного архива (ООГА) в г. Измаиле.
Наибольшую ценность для нас представляют материалы фонда 383
ЦГИАЛ, освещающие жизнь болгарских колоний в первой
половине XIX в.21. В нем хранится секретная переписка о
волнениях в колониях Центрального Буджака и выступлениях
колонистов против притеснений окружного начальства и властей в
связи с коренной перестройкой колоний в 40-е гг. XIX в.
В работе также использовались архивные материалы,
тематически сосредоточенные в специальных сборниках
документов22. В них содержится множество сведений об условиях
первичного поселения беженцев в полупустынной безлесной степи
Буджака, дается характеристика хозяйственного быта и основных
типов жилищ переселенцев в первые годы жизни на новой родине.
Широко освещена борьба переселенцев за личную и
экономическую свободу от местных бояр и откупщиков. Эти
сведения заключены в переписке чиновников, уполномоченных
заниматься устройством задунайских переселенцев в только что
освобожденной Бессарабии, в многочисленных прошениях и
жалобах переселенцев в адрес властей.
Наиболее конкретный материал содержится в документации
и переписке Комиссии по сбору сведений о задунайских
переселенцах, учрежденной в 1816 г. и действовавшей до 1818 г.
под руководством декабриста А. П. Юшневского и выходца из
среды переселенцев ротмистра Д. Ватикиоти. Среди источников
определенный интерес представляют дела по тяжбе молдавских
бояр Бальша, Стурдзы, Гики о возвращении в их земли
беженарей23, т. е. гагаузов и болгар, ушедших на казенные земли
Буджака. Значительное место среди источников настоящего
исследования принадлежит изданиям статистического и
литературного характера. Наиболее важным из статистических
изданий для нас является «Статистическое описание Бессарабии,
собственно так называемой...»24. Оно содержит материалы
комиссии Корниловича, которая занималась в 20-е гг. XIX в.

257
размежеванием земель Южной Бессарабии в связи с
мероприятиями по устройству на ней переселенцев. В
«Статистическом описании Бессарабии, собственно так
называемой.. » кроме общей характеристики селений всего
«болгарского водворения» в 20-е гг. XIX в. большой удельный вес
занимает статистическое описание каждой административной
единицы с точки зрения национального состава, количества
семейств, частных и общественных построек. Эти сведения
отражают отчасти типологию жилищ в крае по видам
строительных материалов.
«Описание Бессарабской области в 1816 году», составленное
П. Свиньиным, является фактически одним из первых источников,
дающих возможность хоть частично представить жизнь
переселенцев из-за Дуная в Бессарабии сразу после их оседания в
Буджаке25.
В обстоятельной работе А. Скальковского содержатся
значительный материал по истории становления и характеристике
сел «болгарского водворения» и, что особенно важно для нас,
общая характеристика жилищного строительства в болгарских
колониях в середине XIX в.26. В ней впервые упоминается
землянка как одно из типичных жилищ колонистов, в том числе
гагаузов.
Материалы П. Задерацкого, писавшего о колониях во второй
четверти XIX в., уже по масштабам, чем статистическое описание
А. Скальковского, но содержат больше этнографических
описаний27. Можно сказать, что это первое в литературе
этнографическое описание быта задунайских переселенцев в
Бессарабии в XIX в. Но, к сожалению, описание интересующих нас
сторон быта неполно и относится к характеристике болгарских
колоний вообще.
В письмах русского ополченца А. В. Рачинского, написанных
им из Бессарабии в 50-е гг. XIX в., дано описание жилища немцев
с. Лейпциг и болгар сел Ивановки, Болграда, Кайраклии28. Данные
Рачинского могут служить в основном в качестве сравнительного
материала, хотя есть основания считать (судя по бытовым
терминам, встречающимся в его описаниях), что он наблюдал и
быт гагаузов.
Жизни южнобессарабских колоний, в том числе гагаузских,
касается также работа А. Клауса29. Из этнографических описаний в

258
ней наибольший интерес для нас представляют общая
характеристика селений всего «болгарского водворения», и прежде
всего Комрата, а также краткое описание интерьера жилищ
колонистов.
Для окончательной характеристики использованных
источников (и архивных, и литературных) за первую половину
XIX в. необходимо отметить некоторые их общие черты и
особенности. Во многих из них гагаузов не отличали от болгар.
Учитывая это обстоятельство, мы используем лишь те общие по
«болгарскому водворению» (т. е. болгарским колониям,
включающим и гагаузские села) характеристики, справедливость
которых для быта гагаузов подтверждается этнографическими
материалами и литературой конца XIX—начала XX в., т. е.
времени, доступного для этнографических наблюдений, а также
времени, когда современники уже выделяли гагаузов среди
населения бывших болгарских колоний.
Множество сведений из ранних источников не нуждается в
такой апробации, так как благодаря указанию конкретных
названий сел, большинство из которых не изменялось в течение
XIX в., национальная принадлежность их жителей не вызывает
сомнения. В значительной части документов непосредственным
доказательством того, что большая часть задунайских
переселенцев начала XIX в. — это гагаузы, являются сведения о
языке тюркского происхождения, на котором говорила
существенная часть первых иммигрантов из-за Дуная. Так,
известно, что в 1816 г. в ходе работы комиссии по сбору сведений
о задунайских переселенцах возникла необходимость
прикомандировать к одному из чиновников «...в пособие ему для
турецкого языка, наиболее употребляемого при сношении с
задунайскими переселенцами», некоего Константина Койчо30. В
указанном же году один из современников отмечал, что
большинство задунайских переселенцев говорят «по-турецки»31.
В «Статистическом описании Бессарабии, собственно так
называемой...» подчеркивается, что «язык болгарский есть
испорченный славянский, малая часть болгар, поселившихся в
Бессарабии, говорит оным, но все почти изъясняются на турецком
диалекте»32. Этот «турецкий диалект» или «турецкий язык»,
несомненно, был гагаузским.

259
 В «Статистическом обозрении колоний Бессарабской
области», составленном в 1837 г. чиновником хозяйственного
департамента Министерства внутренних дел, надворным
советником И. Толстым, подчеркивается, что болгары разделяются
на «болгар черных, на гагауз... арнаут... и ...румелейских
переселенцев»33. Это первое упоминание гагаузов в составе
«болгар». Но оно не значит, что до 1837 г. гагаузов на указанной
территории не было. Факт совместного переселения гагаузов и
болгар из-за Дуная и сходство многих сторон их жизни и быта
затушевывали различия между ними, поэтому современниками они
воспринимались под одним названием — задунайские переселенцы
или болгары. Только во второй половине XIX в. гагаузов стали
отделять от болгар34.
Таким образом, принимая во внимание изложенные
обстоятельства, неправомерно игнорировать некоторые описания
за первую половину XIX в., относящиеся вообще к селам
«болгарского водворения», поскольку во многих из них жили и
гагаузы. Кроме того, современные этнографические наблюдения в
гагаузских селах подтверждают наличие у гагаузов многих
явлений, описываемых авторами XIX в. в болгарских колониях
вообще (П. Свиньин, А. Скальковский, отчасти П. Рачинский и
др.).
Изданная в конце XIX в. небольшая книжка священника
Д. Г. Чакира не может иметь сколько-нибудь серьезного значения
для изучения гагаузов в связи с тем, что автор не располагал
сведениями о действительной истории гагаузов в период их
переселения из Северо-Восточной Болгарии в Бессарабию. Он
лишь пересказал одну из легенд о первых переселенцах,
бытовавшую тогда в народе. К тому же Д. Г. Чакир был
выразителем идеологии церковно-административных кругов
Бессарабии, поэтому, проявляя интерес к истории гагаузов, он
идеализировал их быт35. Но, несмотря на это, из книги Чакира при
известном критическом отношении можно почерпнуть некоторый
фактологический материал о повседневном крестьянском быте
гагаузского населения в XIX в.
Количество источников по теме, относящихся к началу
XX в., очень мало. В связи с этим несомненную ценность
представляет описание гагаузской усадьбы и жилища в селах
Баурчи и Чадыр-Лунге, произведенное в 1911 г. любителем-

260
этнографом П. А. Шуманским для этнографического музея в
Петербурге36. Им была сделана модель усадьбы, но она, к
сожалению, погибла в хранилищах музея при наводнении. Четкой
классификации современных ему типов гагаузского жилища
П. А. Шуманский не дает, но, сравнивая его материалы с
результатами наших экспедиционных наблюдений, удалось
восстановить общую типологию жилищных форм у гагаузов в
начале XX столетия.
Определенную ценность представляют также весьма краткие
сведения о гагаузах начала XX в., содержащиеся в работе
Л. С. Берга. Он впервые дает изображение гагаузской «кухни»37.
Таким образом, если учесть малоизученность темы и
сравнительно узкую источниковедческую базу, настоящая работа
вполне оправданно строится в основном на полевых материалах,
собранных автором в гагаузских селах южных районов Молдавии и
Украины. Многие из материалов имеют точность до 100—120 лет.
Материал собирался в 20 из 26 гагаузских сел Днестровско-
Прутского междуречья. Сконцентрирован он в полевых дневниках
и экспедиционных отчетах автора в виде описаний, зарисовок,
фотографий. Полевые дневники и фототека иллюстраций
находятся в личном архиве автора.
Широко использованы материалы Историко-
этнографического музея в с. Бешалма Комратского района МССР.
Методологической основой исследования явились
произведения классиков марксизма-ленинизма, а также труды
советских этнографов, отражающие последние достижения
этнографической науки в изучении таких традиционных форм
народной культуры, как жилище, поселения и крестьянская
усадьба38.
Как и у других народов, жилые и хозяйственные постройки
гагаузов занимают большое место в характеристике материальной
культуры народа. Изучение этой стороны народной жизни
помогает получить интересный материал для раскрытия вопросов,
связанных с историей культуры и быта народа.
Жилище и усадьба, как ни одна другая сторона материальной
культуры, связаны в своем развитии с экономической средой и
характером этнических контактов с соседними этническими
группами населения. В данном случае эволюция этих сторон
бытовой культуры гагаузов на Балканах была прервана в конце

261
XVIII—начале XIX столетия переселением их в Южную
Бессарабию, естественно, приведшим к смене как экологической
среды, так и этнического окружения. Поэтому в задачи нашей
работы входит не только характеристика поселений и построек
гагаузов в определенный исторический период, но и исследование
процессов приспособляемости переселенцев к новым условиям на
примере указанных сторон народной жизни. В связи с этим
основные задачи исследования сводятся к следующему:
выявить главные черты поселений, народного жилища и
крестьянской усадьбы, которые были присущи гагаузам в момент
их переселения в Южную Бессарабию;
осветить основные процессы адаптации переселенцев на
новых местах в связи с их социально-экономическим и правовым
положением, особенностями хозяйственного быта, естественно-
географическими условиями, а также сложной этнической средой
Южной Бессарабии данного периода. На фоне этого выделить
наиболее важные закономерности развития гагаузского жилища на
указанной территории в течение XIX в.;
выявить основные черты исследуемых сторон материальной
культуры, сложившиеся у гагаузов к концу XIX — началу XX в., в
сравнении с культурой соседних народов;
при анализе этих черт проследить степень устойчивости
этнических традиций, связанных с балканским периодом жизни
гагаузов, и дать характеристику новых бессарабских традиций. На
основе этого дать четкую классификацию поселений, жилища и
усадьбы гагаузов в XIX— начале XX в.
В исследовании мы ограничиваемся изучением культуры
гагаузов, живущих в Днестровско-Прутском междуречье. Другие
группы данного населения остались пока вне поля нашего зрения.

Основные факторы развития материальной

культуры гагаузов в Южной Бессарабии
Общеизвестно, что развитие материальной культуры, и
прежде всего жилища, происходит под воздействием ряда
факторов, к которым можно отнести особенности естественно-
географических условий края; характер расселения и этнические
связи населения с инонациональными группами; особенности
традиционного общественного и семейного быта и характер

262
социально-экономического и правового положения основной
массы населения в определенный период.
При характеристике таких сторон традиционного народного
быта гагаузов в Бессарабии, как поселения, жилище и усадьба,
нельзя не принять во внимание особенности естественно-
географических условий края. Южная Бессарабия — составная
часть единой Евразийской степной равнинной полосы, тянущейся
от Балкан вдоль северного побережья Черного моря и Северного
Кавказа до Средней Азии. В связи с этим она имеет много сходных
черт с данным ареалом в природно-климатических условиях.
Природные условия Буджака не ставили переселенцев из-за Дуная
перед необходимостью коренного изменения привычной системы
хозяйства (скотоводство в сочетании с земледелием39) и основных
элементов материальной культуры и быта. Поэтому иммигранты из
Болгарии, Добруджи (в их числе и гагаузы) быстрее
адаптировались в новых условиях, чем выходцы из центральных
районов России, Польши и Германии. Не случайно задунайских
переселенцев, особенно гагаузов, в первые же годы оседания в
Буджаке обязывали содействовать водворению немецких
колонистов, в частности строить им дома, так как те не обладали
навыками строительства жилищ из местных материалов (веток,
глины, дерна). Несомненно, что именно по этой причине для
переселенцев из внутренних областей России колонии задунайских
переселенцев, быстро освоившихся в Буджаке, служили образцом
ведения хозяйства в местных условиях.
Расселение гагаузов в Южной Бессарабии отличается
относительной компактностью. Но эта компактность в начале XIX
в. была лишь отчасти возможной. Прежде всего надо иметь в виду,
что в зависимости от времени оседания в Южной Бессарабии
задунайские переселенцы официальной статистикой того времени
делились на две группы — «старых» и «новых» болгар. «Старыми»
болгарами назывались переселенцы, прибывшие в край в «первую
с турками войну и после оной» (конец XVIII в.— 1806 г.), а
«новыми» болгарами — прибывшие в последнюю войну (1806—
1811 гг.)40. Ранние группы переселенцев из-за Дуная, т. е. «старые»
болгары и гагаузы, ввиду отсутствия свободных земель лишены
были возможности создавать отдельные селения и вынуждены
были обосновываться в припрутских селениях совместно с
молдаванами и отчасти в Центральном Буджаке, занятом

263
ногайскими татарами. По-видимому, на совместное проживание с
ногайцами в тот период из среды переселенцев из-за Дуная
решались в основном гагаузы, для которых сходство татарского и
гагаузского языков облегчало налаживание контактов41. Этим
можно объяснить отчасти сохранение в народной памяти татарских
преданий и легенд о происхождении гагаузских селений, а также
обилие тюркских названий на местности42. По мнению
молдавского лингвиста А. Еремии, исследовавшего топонимику
Днестровско-Прутского междуречья, гагаузы почти не создавали
своих топонимов, используя татарские43. Большинство из
последних сохранилось до сих пор.
С уходом ногайцев в 1806—1808 гг. территория
Центрального Буджака перешла в разряд казенных владений
России. На земли же Южного Припрутья и окраинных частей
Буджака (Гречанский и Кодрский цинуты), где проживало
молдавское население, после 1812 г. распространились притязания
молдавских бояр. В официальных документах они назывались
владельческими, т. е. землями частного владения44. Как на тех, так

Население гагаузских сел в 1816 г. *

264
и на других продолжали оседать прибывающие группы «новых»
переселенцев.
Судя по статистическим материалам, в начале XIX в.
«старые» гагаузы в гагаузских селениях составляли значительное
количество (табл. 1).
К середине второго десятилетия XIX в. и «старые», и «новые»
гагаузы были расселены как на казенных, так и на владельческих
землях45. Не желая попадать в кабалу к местным феодалам,
переселенцы с владельческих земель уходили на казенные, где
присоединялись к своим соотечественникам.
«Старые гагаузы», оказавшиеся после ухода ногайцев
старожилами казенных земель Центрального Буджака, в
дальнейшем притягивали на эту территорию «старых»
переселенцев с владельческих земель Припрутья и «новых» — из-
за Дуная. Таким образом, происходило постепенное
сосредоточение гагаузских переселенцев в селах, большей частью
расположенных на казенных землях западной окраины Буджакской
степи
Интересы переселенцев совпадали с целями царских властей,
стремившихся собрать всех переселенцев воедино, чтобы
облегчить свое влияние на их общественную и экономическую
жизнь.
Политика русского правительства, вынужденного
сообразовать свои действия с чаяниями переселенцев, привела к
изданию правительственного указа от 30 декабря 1819 г., в котором
наряду с правами и привилегиями социально-экономического и
правового порядка была определена территория для задунайских
переселенцев — преимущественно казенные земли Буджака.
Процесс консолидации задунайских переселенцев на этой
территории длился почти два десятилетия46. К 1827 г. как
«старые», так и «новые» гагаузы, а также болгары, проживавшие
на владельческих землях, за небольшим исключением добились
перевода на казенные земли и пользования правами,
предоставленными задунайским переселенцам колонистским
статусом 1819 г.47.
Таким образом, ядро болгарских колоний в Южной
Бессарабии составляли «старые» и «новые» переселенцы из-за
Дуная, поселившиеся с самого начала на казенных землях Буджака
(по А. Скальковскому, числом не менее 2800 семейств) и

265
сделавшиеся «осадчими», т. е. истинными основателями
«болгарского водворения» в Бессарабии48. Значительную часть
«осадчих» составляли гагаузы.
Гагаузы сосредоточились в юго-западной части Южной
Бессарабии, в долинах речек Ялпуг, Ялпужель, Лунга и их
притоков. Гагаузские селения Дезгинжа, Чок-Майдан, Комрат,
Кирсово, Авдарма, Бешалма, Джолтай, Кириет, Конгаз, Баурчи,
Гайдары, Бешгиоз, Казаклия, Чадыр-Лунга, расположенные на этой
территории, стали основой Буджакского округа и гагаузских
поселений юго-запада России. Указанные названия за этими
селами сохранились до настоящего времени. Следовательно,
можно сделать вывод, что характер расселения гагаузов в
Бессарабии в течение XIX в. почти не изменился.
Последующее массовое переселение 1828—1830 гг. не
привело к образованию столь большого количества, как прежде,
новых гагаузских селений, так как иммигранты являлись в
основном болгарами и поселялись в уже существующих селениях
или сосредоточивались в городах края49.
Административное деление на округа и цинуты в Буджаке в
первой половине XIX в., а потом — на уезды не совпадало с
границами колоний, поэтому основная масса гагаузских колоний
оказалась на территории нескольких административных единиц —
Буджакского, Прутского и Измаильского округов, а позже —
Бендерского и Измаильского уездов.
Немаловажную роль в сравнительно компактном расселении
гагаузов сыграло единство признаков их хозяйственного быта.
Гагаузы в отличие от переселенцев-болгар, являвшихся выходцами
из разных районов Болгарии50, прибыли в Бессарабию из Северо-
Восточной Болгарии (Провадии, Варны, Силистрии, Добруджи)51,
т. е. из равнинных земледельческих районов Подунавья, и были
главным образом сельскими жителями, занимавшимися
скотоводством и земледелием52.
Характер расселения с самого начала в значительной степени
определял этнические контакты и взаимовлияние культуры
гагаузов с культурой соседних национальных групп.
Этнический состав населения Южной Бессарабии был
пестрым. Здесь жили в основном болгары, молдаване, украинцы.
Чаще всего гагаузы селились вблизи болгар или вперемешку с
ними. Это способствовало взаимовлиянию культур упомянутых

266
народов. Определенные культурные взаимовлияния наблюдались и
с соседним украинским и молдавским населением.
Анализ расположения гагаузских сел в настоящее время дает
возможность выявить характер контактов гагаузов с соседними
этническими группами населения. Больше всего гагаузских сел в
Чадыр-Лунгском районе Молдавской ССР (территория бывшего
Буджакского округа), где из 23 населенных пунктов 9 гагаузских, 4
болгарских, остальные в основном малые поселения со смешанным
составом жителей.
Наиболее тесные контакты с молдавским населением
наблюдались на территории Комратского района МССР (также
территория бывшего Буджакского округа), в котором из 28
населенных пунктов 9 гагаузских (в Кирсово гагаузы живут
совместно с болгарами), 1 украинское село (Ферапонтьевка), в
остальных проживает молдавское население, или их национальный
состав смешанный.
В Вулканештском районе (территория бывшего Прутского
округа) в окружении молдавских селений расположены гагаузские
села Чишмикиой, Етулия, Карболия и Дерменжи. В с. Гаваноаса
гагаузы живут совместно с молдаванами и украинцами.
В окружении болгарских и украинских сел находятся 8
гагаузских населенных пунктов на территории Болградского
района УССР (территория бывших Кагульского и Измаильского
округов). В Дмитровке, Александровке (Сатылык-Хаджи),
Виноградовке (Курчи), Котловине (Болбока) и Старых Троянах
живут только гагаузы. В Червоноармейске (Кубей) и Новоселовке
(Еникиой) гагаузы проживают совместно с болгарами, а в с.
Жовтневое (Каракурт) вместе с гагаузами живут болгары и
албанцы53. В XIX в. гагаузские села Буджакского и Измаильского
округов соседствовали еще с немецкими колониями Центрального
Буджака.
Такой характер этнических контактов, несомненно, отразился
на некоторых локальных особенностях многих сторон бытовой
культуры гагаузов. Но почти одновременное основание
большинства сел, однородность социального происхождения все
же обусловили в исследуемый период однотипность культурных
процессов у гагаузов всех районов Южной Бессарабии.
Многие стороны жизни гагаузских колоний определялись
социально-правовым и экономическим положением их жителей.

267
Положение задунайских переселенцев в Бессарабии резко
отличалось от их положения на прежней родине. Разнилось
социальное положение переселенцев и с коренным населением
междуречья Днестра и Прута. Права и привилегии задунайских
переселенцев были закреплены правительственным указом от 30
декабря 1819 г., в котором колонисты объявлялись лично
свободными земледельцами с правом вечного наследственного
пользования наделом в 50-60 десятин земли на семью. Это была
невиданно высокая для России степень обеспеченности землей
людей из крестьянской среды.
Упомянутый Указ определял еще ряд привилегий для
колонистов, в том числе освобождение от воинской повинности. В
результате колонисты находились в значительно более
благоприятных условиях по сравнению с остальным крестьянством
России того времени. Отсутствие в первой половине XIX в. права
отчуждения на землю несколько сдерживало имущественную
дифференциацию в среде колонистов по сравнению с другими
категориями крестьянства Бессарабии. Даже в неурожайные годы
многие колонисты, оставаясь владельцами надела, не всегда
доходили до крайней нищеты.
Обладая вековыми навыками ведения скотоводческого и
земледельческого хозяйства, гагаузы, как и болгары, сразу после
переселения на несколько засушливые, но плодородные,
изобиловавшие пастбищами земли Буджака включились в сферу
товарного зернового и скотоводческого хозяйства юго-западной
окраины Российской империи. И. И. Мещерюком доказано, что
даже в неблагоприятные для земледелия засушливые годы многие
колонисты имели зерно не только для своих нужд, но и на
продажу54. Частые эпизоотии и падеж скота не могли оказать
решающего влияния на масштабы товарного скотоводства в первой
половине XIX в. Многоотраслевое хозяйство большинства
колонистов с самого начала стало развиваться по
капиталистическому пути: даже бедные колонистские семейства
постоянно стремились к расширению производственных
возможностей своего хозяйства55.
Внешний вид и подчеркнутая добротность крестьянских
усадеб любого достатка в колониях XIX — начала XX в. оставляли
у современников сравнительно благоприятное впечатление56. Так,
в 1911— 1912 гг., по сведениям П. А. Шуманского, «хозяйство

268
почти каждого гагауза обладает всеми необходимыми
постройками, сделанными хотя и примитивно, но прочно и
по-хозяйски»57.
Существенную роль в длительном сохранении
специфических форм бытового и хозяйственного уклада гагаузов
играли хорошо сохранившиеся элементы сельской общины с
сильными пережитками патронимии и большой патриархальной
семьи, несомненно, свойственные этому народу на прежней
родине. В Болгарии община явилась той ячейкой организации
угнетенного болгарского народа, которая дала возможность ему
выжить и сохранить свое самосознание в тяжелейших условиях
османского гнета58. Балканские традиции коллективного
самоуправления, общинного землепользования, круговой поруки и
защиты членов общины от внешних неблагоприятных
обстоятельств и т. д. составляли основу обычаев и нравов,
определявших своеобразие быта задунайских переселенцев в
Буджаке.
В связи с этим понятны относительная сплоченность
переселенцев в борьбе за свою независимость от новых феодалов,
особенно в первые годы жизни на земле Бессарабии, их
солидарность в неоднократных выступлениях за права, которые
они считали приемлемыми для себя.
На общинном сходе в колонистских селах решались
важнейшие вопросы жизни и деятельности колоний: выделение
земли из общинных фондов для новых семей, отношение
колонистов к тем или иным чрезвычайным мерам государственных
чиновников и властей и т. д. По свидетельству И. И. Мещерюка,
одним из ярких примеров живучести общинных традиций являлись
супряги (ортак), т. е. коллективная помощь соседних или
родственных хозяйств друг другу на основе взаимной
договоренности59. Благодаря этой форме отношений между
общинниками малоимущие семьи колонистов имели постоянную
возможность обзаводиться необходимыми средствами
сельскохозяйственного производства (тягловой силой, инвентарем
для самостоятельного ведения хозяйства), строить жилища,
дворовые постройки для содержания скота и
сельскохозяйственных продуктов и т. д.60
Но социальная дифференциация в среде переселенцев,
существовавшая с самого начала их оседания в Буджаке, позже

269
неуклонно развивалась. Уже в 20-е гг. XIX в. в колониях, с одной
стороны, была своя буржуазия, состоявшая из представителей
местного начальства и духовенства, а также из разбогатевших
колонистов, а с другой — значительным был процент маломощных
или неимущих семейств (47,2%)61. Многие из них вынуждены
были жить в земляных или наземных глиняных мазанках. А
некоторые даже и этого не имели62.
Немаловажным обстоятельством при адаптации в новой
этнической и культурной среде являлось то, что жизнь семьи и
общины гагаузских крестьян определялась патриархальными
обычаями и нормами поведения. Это обусловливало национальную
замкнутость и длительную сохранность специфических архаичных
черт их материального быта.
Касаясь общей характеристики развития жилища гагаузов в
XIX в., следует иметь в виду, что в указанный период во всех
гагаузских селах этот процесс был единообразен, в связи с чем и
большинство элементов культуры у всего гагаузского населения
было однотипно. Локальные особенности в развитии тех или иных
элементов быта и культуры гагаузов начали четко проявляться
лишь к концу XIX в.
Во второй половине XIX в. назревали качественные
изменения в жизни всего населения южных колоний, в том числе
гагаузов. Вели к ним глубинные процессы развития капитализма в
сельском хозяйстве края63. В начале 70-х гг. в результате
проведения в жизнь буржуазной по сути крестьянской реформы
изменилась форма земельных отношений и были отменены
колонистские льготы. Если раньше владение колонистским
наделом было основано на условиях бессрочного потомственного
пользования без права продажи, то теперь каждый колонист
получил возможность распоряжаться своим наделом как частной
собственностью. Это значительно ускорило развитие буржуазных
отношений в жизни гагаузских сел и привело к углублению
классовой дифференциации, существовавшей в переселенческой
среде с самого начала. С одной стороны, росла мощь крупных
землевладельцев, выходцев главным образом из крестьянской
колонистской среды. Они получили возможность скупать землю не
только у живущих по соседству с колониями молдавских бояр-
землевладельцев, но и у своих же соплеменников. С другой
стороны, увеличивалась прослойка безземельных, неимущих

270
колонистов, процент которых до 60-х гг. был сравнительно низок.
Вздорожал приусадебный надел. Он дробился между сыновьями
наследственных владельцев, и главное мог отчуждаться.
Всевозрастающая роль городов в экономической жизни края,
развитие ремесла и промышленного производства товаров
хозяйственного обихода, широко проникавших в быт колоний
через рынок (ярмарки, базары — панеерь), разрушали
экономическую основу полунатурального хозяйства колонистов и
вносили коррективы в материальный и хозяйственный быт
населения Бессарабии, в том числе гагаузов.
Центром гагаузских колоний в этот период являлся Комрат.
Здесь находились окружное начальство, реальное училище, банк и
другие административные учреждения, ведавшие делами колоний.
В Комрате были сосредоточены интеллигенция, духовенство,
местная буржуазия, состоявшая из богатых колонистов. Сюда
еженедельно съезжались на ярмарки крестьяне из разноплеменной
Южной Бессарабии и даже из-за ее пределов. Это, несомненно,
разрушало патриархальную замкнутость традиционных форм
домашнего быта. Быстрее всего новшества проникали в быт
местной буржуазии, из престижных соображений приобщавшейся
к городской жизни.
Упомянутые процессы, коренным образом влиявшие на
социально-экономическую жизнь колоний, определяли в данный
период высокую динамику развития сельского жилища у
колонистов.
В конце XIX — начале XX в. в силу единых социально-
экономических условий, сложившихся во всей Южной Бессарабии,
основные процессы развития материальной культуры гагаузов
перестали носить узконациональный характер. Шире стали
взаимопроникновение и взаимовлияние в быту и культуре
населения края, характеризовавшегося большой национальной
пестротой. В связи с аграрной спецификой капиталистического
развития Южной Бессарабии в указанный период наиболее четко
эти процессы отразились на развитии крестьянской усадьбы и
жилища, так как данные элементы быта теснее всего связаны с
собственностью на землю.

271
 ГЛАВА I
ПОСЕЛЕНИЯ ГАГАУЗОВ БЕССАРАБИИ
§ 1. Многодворное село
Все гагаузские, так же как и болгарские, села на территории
Бессарабии являются поселениями позднего происхождения.
Основная их масса — многодворные поселения равнинного типа,
весьма сходные с поселениями, возникшими в степных просторах
юга России в результате их поздней колонизации1. С самого
начала, на наш взгляд, это было связано как с наличием большого
количества свободной земли при заселении края, так и с бедностью
его водными ресурсами, что заставляло людей максимально ис-
пользовать водные источники, селясь поблизости от них.
В 1845 г. о болгарских колониях в России (надо понимать и
гагаузских) современник писал: «Поселившиеся в Новороссийском
крае и Бессарабии болгары живут колониями более или менее
обширными»2.
Эту же характерную особенность гагаузских сел отмечает в
конце XIX в. В. А. Мошков: «Села здесь, так как и казачьи станицы
Северного Кавказа, хотя и редки, но зато чрезвычайно
многолюдны, так что поселения с 2 тыс. жителей принадлежат к
числу самых мелких. В большинстве случаев это маленькие
городки с 4— 5 тыс. жителей»3.
Эта черта разительно отличала гагаузские и болгарские села
от селений остальных жителей Бессарабии, большой процент
которых составляли молдаване. Последние жили в крае
сравнительно давно и лучше сохранили в облике своих поселений
старинные черты. Молдавские села были менее многолюдны и
отличались от колоний беспорядочным, нерегулярным распо-
ложением домов. В этом отношении весьма интересны общие
наблюдения над характером селений в Южной Бессарабии авторов
«Списка населенных мест по сведениям 1859 г.». Они отмечают,
что здесь дома «в селениях большей частью расположены
разнообразно, разделены между собой то оврагами, то большими
садами, отчего почти все бессарабские селения, за исключением
немецких и болгарских колоний, представляют вид
сгруппировавшихся отдельных хуторов»4.
Планировка многодворных по структуре гагаузских
поселений в Южной Бессарабии в течение последующего периода

272
определенным образом эволюционировала. Характеристикой
селений гагаузов в Северо-Восточной Болгарии мы не располагаем.
Из литературы5 известно, что для этой территории была
свойственна в основном кучевая беспорядочная застройка селений,
или же они имели черты, сообщенные особенностью рельефа:
приречные, приовражные, придорожные. Едва ли селения гагаузов,
проживавших на указанной территории, составляли исключение из
этой характеристики. Нет сомнения, что первоначально при
оседании на новых землях поселенцы не искали каких-либо других
форм поселений. Тем более, что на их действия кроме
привезенного опыта вначале могли влиять и такие факторы, как
беспорядочный захват под усадьбы земель, наиболее близко
расположенных к источникам воды, на дне или склоне балок;
особенность рельефа Бессарабии (холмистая равнина,
пересеченная оврагами, пересыхающими речушками и дорогами),
во многом сходного с рельефом прежних мест обитания
переселенцев; аналогичные традиции беспорядочного плана сел у
«старожилого» населения края (молдаван, татар-ногайцев).
Таким образом, в самом начале XIX в. место для основания
села переселенцы выбирали стихийно. Причем их действия были
связаны в основном с наличием свободных пространств, близостью
водных источников, степенью обжитости места (покинутые
ногайцами селения или около них). Немаловажным фактором было
наличие единоплеменников из «старых» болгар.
В этом плане интересна легенда об основании с. Дмитровка
Болградского района УССР. В ней говорится о том, что село
основали на отлогом холме пастухи, но через некоторое время оно
заново было отстроено земледельцами, расположившими свои
жилища вдоль зеленой цветущей долины под раскидистыми
кронами огромных ив, вблизи родников. В дальнейшем село
расширялось по склону холма.
Другая легенда гласит, что первые жители-гагаузы
с. Бешалма основали свои жилища вблизи татарского колодца.
Старый татарский источник стал центром притяжения и первых
гагаузских жителей Комрата, поселившихся поблизости вдоль
широкой долины р. Ялпуг.
Судя по источникам, уже в 10-е гг. XIX в. селения
новопоселенцев сформировались как постоянные. Так, один из
чиновников, объездивший в 1816 г. край, населенный болгарами и

273
гагаузами, отмечает, что он уже тогда был «в самом цветущем
положении», весьма достаточном для уплаты поземельного
налога6.
Черты наиболее старинной кучевой, приовражной
(придолинной) планировки сохранились до настоящего времени в
старых частях многих гагаузских сел: Болбока, Баурчи, Гайдары,
Дезгинжа, Курчи, Дмитровка, Кубей; придорожной — Кирсово,
Конгаз, г. Комрат и др.
С начала 20-х гг. XIX в. гагаузские селения, так же как и
болгарские, стали развиваться по принципу регулярной
планировки. В этом процессе определяющую роль сыграло
казенное планирование селений. Каждая колония получила строго
определенную «нарезку... для построения домов» с обозначением
величины двора каждого семейства7. Давались определенные
указания в планировке как сел, так и усадеб. В одном из
официальных документов того времени говорилось, что во вновь
основываемых колониях «...переселенцы строят дома свои на сих
проектированных местах, равномерно, и в старых колониях
поселенцы выказывают желание преобразовать свои селения из
нынешнего разбросанного и беспорядочного вида в устроенное
положение правильными линиями по планам...»8.
К 1823 г. в границах болгарского водворения было
обозначено 5 округов, в каждом из них насчитывалось «от 9 до 15
сел, а в селе от 37 до 340 дворов. В главном же селе Болград тогда
было 823 двора. Всего во всех 56 селах числилось 6615 дворов...»9.
В результате к концу 20-х гг. многие села, как указано в
«Статистическом описании Бессарабии, собственно так
называемой...», располагались «в одну линию», «в две линии»,
вдоль речек и дорог. Так, про селения Каракурт и Кубей
сообщается, что они располагались «в две линии по берегу
речки»10. Колония Кириет «...строится в два ряда: один
простирается по левому берегу, а другой — по балке...»11.
К упомянутому времени такую планировку имело
большинство гагаузских сел. Более того, многие села разрослись, и
в дальнейшем к существующим линиям добавлялись новые,
образовались ровные кварталы и прямые улицы. В
«Статистическом описании Бессарабии, собственно так
называемой...», например, говорится, что «село Авдарма строится
ровными правильными кварталами на речке того же названия...»12,

274
а колония Чадыр-Лунга — «...по обеим сторонам реки Лунга, на
покате горы, выше бывшей татарской деревни Аран-Юрдо;
выстроена кварталами, большая часть селения расположена на
левой стороне речки Лунга»13.
Об общем облике колоний бессарабского «болгарского
водворения» в 30-е гг. XIX в. известно, что они «расположены по
планам. Дома построены и строятся по улицам, правильно, по
данным от начальства фасадам»14. По-видимому, в связи именно с
этой точной планировкой при застройке колоний в быт колонистов
прочно вошло слово план. Место, отводимое для поселения,
разбивалось на правильные кварталы, а кварталы — на планы, т. е.
участки прямоугольной формы, отведенные под одну усадьбу15. На
принудительный характер планировки сел указывает
сохранившееся название крестьянской усадьбы — план.
Порядок наделения планами новых семей сохранился и
впоследствии. В конце XIX в. В. А. Мошков описывал его так:
«...кроме земельного участка в семь с половиной десятин вновь
обзаводящийся своим хозяйством молодой гагауз получает еще
место для постройки на краю села также общественной земли
(толока), так называемый план, т. е. кусок земли в 40 сажен длиной
и 20 — шириной. Новый хозяин, разумеется, прежде всего строит
себе самое необходимое»16.
Л. С. Берг в 1918 г. также отмечал, что в селениях болгар
дворовый участок носит название план17. Так назывался он, судя по
этнографическим наблюдениям, и в гагаузских селах.
Незастроенные по какой-либо причине планы являлись
непривычной брешью в ровных кварталах. В народе даже в 40-е гг.
XX в. такие участки называли бошплан, т. е. пустой, ничейный
план.
Безболезненно проходившее на окраинах старых и во вновь
образуемых селах графление на правильные улично-квартальные
линии было очень сложно осуществить в старых частях селений.
Наиболее интенсивная ломка старой планировки падает на
40-е гг. XIX в,, когда улично-квартальная застройка буквально
насаждалась властями.
Согласно реформе Киселева в эти годы по всей царской
России, включая и Бессарабию, рассылались циркуляры по
внешнему благоустройству селений. Распространялись «атласы
образцовых фасадов», которыми должны были руководствоваться

275
строящиеся домохозяева и местные власти18. Причем особенное
внимание уделялось селам, через которые пролегали шоссейные
дороги. Их необходимо было застроить по утвержденным планам и
образцам для придания им благообразия и порядка19.
Колонистское начальство в соответствии с указаниями
центральных государственных органов стремилось изменить облик
колоний. Оно насильно сносило целые участки в центре сел,
выселяя жителей на окраины, а центральные участки отдавая под
строительство богатым колонистам. Делалось это часто без учета
времени года, возможностей колонистов, лишало их крова, а
иногда и средств к существованию.
Так, в 1842 г. в колониях Баурчи и Бешалма общество
колонистов выразило недовольство окружным старшиной
Илашковым за «стеснение от мер по улучшению их
домостроительства»20. Характерна в этом плане и жалоба
комратских колонистов Франчо Недо и Ивана Велико на того же
старшину Илашкова, который «заставляет планировать усадьбу
колонии Комрат, ставит каменные заборы, уничтожает плетневые,
а так как камня на их земле нет, то требует отыскивать в иных
местах»21.
В мае 1844 г. в колонии Кирсово по приказанию начальства
было изломано 13 старых изб, «стоявших не на плановых местах, а
остальные подобные же избы, оставлены, потому что писарю
Жерновану дано 2 рубля серебром. Равным образом в то же время
сломано ...17 землянок»22.
Общество колонии Каракурт жаловалось в марте 1844 г., что
управляющий задунайскими колониями Бутков заботится не
«...столько о благосостоянии народном, сколько о постройке
каменных в колониях зданий, палисадников... мостов...», строить
которые принуждает колонистов «в самое рабочее время года», а
«некоторые из колонистов по уничтожении их домов должны были
располагаться кочевьем на открытом воздухе» и думать о приюте
для семьи, а не о полевых работах23.
К указанному времени относится и жалоба жителей колонии
Кирсово «...о стеснении, терпимом обществом от перестроек домов
и возведения около оных палисадов, а также (закладки. — М. М.)
лесных плантаций в мае и июле месяце...»24, т. е. во время полевых
работ.

276
 Все это не могло не вызвать широкую волну протеста.
Оправдывая свои действия, один из местных чиновников доносил
высшему начальству, что в буйствах этих повинны те колонисты, у
которых все богатство заключается в землянке, а другие вовсе
ничего не имеют»25, что «...колонии, вышедшие из повиновения,
суть те самые, которые отстали от всех прочих в отношении
внутреннего и наружного благоустройства. Колония Дезгинжа,
например, где брошена первая искра буйства, есть не что иное, как
груды гадких, почти некрытых лачужек»26.
Как видим, довольно трудно давалось внешнее и внутреннее
благоустройство колоний, т. е. тот колонистский «фасад», который
позволял современникам говорить, что «...колония болгарская,
особенно из давнейших, находится в отличном состоянии по всем
вообще отношениям...»27.
По сообщению А. Клауса, уже к концу 40-х гг. XIX в. все
колонии переселенцев из Болгарии, надо думать и гагаузские,
«выстроены по планам, и только немногие прежние молдавские
селения напоминали турецкие времена Буджака»28 (рис. 4).

Рис. 4. Схематические планы гагаузских сел:

а - с. Конгаз (20-е гг. ХIХ в. Копия плана, составленного членами комиссии Корниловича.
Оригинал хранится в краеведческом музее пгт Чадыр-Лунга); б - план с. Гайдары (40-е гг. ХХ в.)

В переустройстве гагаузских и болгарских колоний благодаря

усилиям колонистского начальства не последнюю роль сыграл

277
подчеркнутый порядок в организации немецких колоний в Южной
Бессарабии. Современников немецкие колонии поражали
непривычной для края четкой и специфичной планировкой. Вдоль
одной или двух длинных, широких улиц (как правило, проезжих
дорог) выстраивался ровный ряд аккуратных домов, обращенных
торцом к улице29. Властями немецкие колонии рекламировались
как образец для застройки других колонистских сел, в том числе
гагаузских.
Влияние планировки немецких колоний, а также казенное
планирование способствовали тому, что уже во второй половине
XIX в. улично-квартальная планировка в селах Южной Бессарабии,
в том числе гагаузских, стала господствующей. А строительство
домов торцом к улице (по принципу немецких) независимо от
ориентации по солнцу стало одной из специфических черт
планировки усадеб и соответственно селений всей Южной
Бессарабии.
Интересно сопоставить сведения об облике различных по
национальному составу поселений Южной Бессарабии в середине
XIX в.: «В отношении внешнего порядка и домостроительства
болгарские колонии еще далеко отстояли от немецких... Но все же
в 1847 г. сделали весьма значительные успехи на этом поприще.
Болград сделался настоящим городом, Комрат и другие колонии
обстраивались с успехом. В большей части «болгарского
водворения» виднелись каменные или чамурные... правильные
здания, хозяйство велось в изобилии: везде мосты, школы,
плантации, мельницы и, что всего драгоценнее, водоемы и
фонтаны среди самых безводных степей»30.
Но как бы ни была сильна нивелирующая роль казенного
планирования, общие планы сел и их конфигурация зависели все
же от характера рельефа и объектов на местности. Села,
расположенные на равнине, приняли очертания главным образом
удлиненного овала или длинного прямоугольника. В них
первоначально, по воспоминаниям информаторов, планы
нарезались в направлении основных улиц.
Если село стояло на магистральной дороге, то дома
располагались в основном вдоль нее. Так продолжал
формироваться линейный придорожный тип планировки с
преобладанием улично-рядовой застройки. В наибольшей степени
это относится к селениям, находившимся на почтовых трактах,

278
соединяющих Кишинев и Аккерман с Болградом, Рени, Измаилом.
Это — Комрат, Чок-Майдан, Кирсово, Томай, Конгаз31. Их старая
часть вытянута вдоль обеих сторон дороги в один, позже — в два и
больше ряда и повторяет черты классического придорожного типа
поселений.
В длину вытягивались также села, расположенные вдоль
склонов пологих холмов (старые части сел Комрат, Жовтневое,
Казаклия, Авдарма и др.). Их основу составляла главная широкая
осевая улица (бююк сокак). В результате развития сел появлялись
параллельные улицы (сокак, узун сокак — длинные параллельные
улицы), а затем для удобства передвижения продольные улицы на
определенном расстоянии стали пересекаться поперечными узкими
улочками. Последние называются ян сокак — боковая улица,
кучюк сокак — маленькая улица.
Постепенно сеть взаимно пересекающихся улиц делила
большинство сел на кварталы. Усадьбы продольной улицы
упирались тыльной стороной в усадьбы параллельной улицы. На
ян сокак, как правило, выходили боковые стороны двух усадеб. По
этой причине кварталы имеют форму длинных прямоугольников:
со стороны главной и параллельных ей улиц они значительно
длиннее, чем со стороны ян сокак.
В крупных селениях (например, Комрат, в некоторой степени
Кубей, Конгаз) очертания кварталов близки к квадрату, одинаково
застроенному с четырех сторон. Так как эти села располагаются на
больших, ровных площадях, по-видимому, усадебные участки
здесь проектировались заранее в достаточно крупных размерах, а
влияние пересеченного рельефа и других естественно
географических условий было слабее.
Если же село располагается на сильно пересеченной (хотя бы
в двух направлениях) местности (стыке долин, оврагов, холмов,
дорог), его очертания имеют неправильную форму с выпяченными
в разные стороны от центра длинными полуовалами. В этих
случаях в зависимости от рельефа застройка и расширение сел
происходили не равномерно в длину и ширину, а по направлению
удобных для застройки лощин, ровных склонов (Курчи,
Котловина, Казаклия, Баурчи, окраины Комрата, Авдарма и др.).
Уличная сетка в таких селах разветвленная. Вместо одной главной
улицы — две, три и более осевых улиц, направление которых
зависит от характера пересеченности рельефа (по дну балки, вдоль

279
оврага, речки, склона или пологой вершины холма и т.д.). Такое
село состоит из нескольких частей, часто совпадающих с делением
его на махалы (мааля). Так, на окраинах Комрата в балках,
перпендикулярных своей осью к долине реки Ялпуг, а значит и к
главной улице села, расположены с юга болгарская махала
(туканяска), с севера — бораганская махала (бораганяска). С
противоположной стороны долины реки Ялпуг находятся еще две
улицы-махалы — Ялпу маалеси и Дермен маалеси.
Ко второй половине XIX в. в связи с перенаселенностью
многих сел и, следовательно, вздорожанием земли первоначальные
обширные планы, порой занимавшие большую часть квартала,
стали делиться между наследниками или продаваться по частям
молодым семьям, не получившим усадебный надел ни от
родителей, ни от общества. Этот процесс подробно описан в работе
И. И. Мещерюка32.
С дроблением первоначальных планов связаны строительство
домов на ранее не застраиваемых ян сокак и уплотнение ряда
домов вдоль основных улиц. В гагаузских селах и сейчас
встречаются незастроенные ян сокак. Это говорит о том, что
квартальное деление этих сел — явление более позднее, чем
улично-рядовое.
Деление первоначального усадебного надела — плана —
происходило прежде всего в крупных селениях типа Комрата. В
результате махалы уплотнялись. Менее интенсивно
первоначальные наделы делились в небольших селах. Во многих из
них и сейчас встречаются усадьбы, жилищно-хозяйственный
комплекс которых занимает добрую половину квартала, а то и всю
его длину. Такой же неплотной застройкой улиц с большими
дворами отличались добруджанские села33. На наш взгляд, в этом
проявляются отчасти традиции крестьянской усадьбы и двора
Северо-Восточной Болгарии.
Примечателен в данном отношении план с. Казаклия Чадыр-
Лунгского района Молдавской ССР. Уже в 20-е гг. XIX в. село
раскинулось по обеим сторонам лощины того же названия
правильными кварталами34. В настоящее время расположенные на
покатом непересеченном склоне холма продольными рядами
большие, занимающие подчас полквартала усадьбы представляют
собой правильные квадраты. Жилищно-хозяйственные постройки

280
группируются в одном из углов участка, поближе к улице,
продолжая уличный ряд домов.
Деление на махалы присуще всем гагаузским селениям и
связано не только с более плотным заселением плана. Начало
махалам положило оседание на соседних наделах родственников,
что связано с определенными пережитками патронимии35,
сохранявшимися в быту гагаузов в период переселения их из
Северо-Восточной Болгарии в Южную Бессарабию. На новом
месте гагаузы возродили балканскую традицию36. Нельзя не
учитывать и того, что деление сел на патронимные махалы как
единое социальное и общественно-экономическое явление было
присуще всем соседним народам: молдаванам, болгарам,
украинцам и др. По этой причине такая структура села не была
совсем чуждой населению междуречья Днестра и Прута и
ближайшего к нему ареала. Но у задунайских переселенцев, в том
числе гагаузов, пережитки большой патриархальной семьи и
родовых отношений сохранились сильнее, поэтому патронимные
черты в структуре сел у них в конце XIX — XX в. проявляются
довольно четко, тогда как у молдаван и украинцев к этому времени
родственные признаки уступают место соседским
(территориальным).
Название крупных махал, представляющих собой
автономные части сел, чаще всего связано с объектами на
местности: Чукур (овраг) маалеси, Ялпу (р. Ялпуг) маалеси,
Дермен (мельница) маалеси, Ашаанкы (нижняя) мааля.
Крупные махалы делятся на более мелкие патронимные
махалы, основывающиеся на родственном принципе. Названия
этих махал связаны, как правило, с именем родоначальника группы
родственников (Мокуца маалеси, Булгуржи маалеси, Стефу
маалеси и т. д.). На наличие патронимных махал в г. Чадыр-Лунге
Молдавской ССР указывает М. Губогло37.
К концу XIX в. формирование основных черт гагаузских
селений завершилось. В. А. Мошков увидел гагаузское село,
можно сказать, в его классическом виде: «Гагаузские села
располагаются в долинах по берегам речек... Село, расположенное
на плоском месте или на скате горы, смотря по тому, в широкой
или узкой долине оно построено, пересекается прямыми и
широкими улицами, продольными и поперечными, сходящимися
между собой, если позволяет местность, под прямыми углами.

281
 Рис. 5. Окраина с. Авдарма (70-е гг. ХХ в.)

В центре села, на самом высоком месте, обыкновенно посреди

обширной площади располагается церковь, вокруг которой
группируются общественные здания...»38 (рис. 5 и 6).
Характерными для облика гагаузских селений в Буджаке в
рассматриваемый период являлись ветряные мельницы. Они
строились, как правило, на возвышенностях у окраин селений и в
самих селениях. В 1828—1829 гг. только в Вулканештах
насчитывалось 25 ветряных мельниц39.
Центр села связывался чаще всего с первоначальными
линиями домов, располагавшихся вблизи церкви.
В начале XIX в. первые церкви переселенцев не отличались
от жилища-землянки40 или строились по «фасаду хижин
молдавских без куполов»41, т. е. как обычные плетневые дома. В
40—50-х гг. XIX в. согласно реформе Киселева было предписано
строить в селах каменные церкви «в стиле византийского
зодчества»42. В результате к 1859 г. во всех гагаузских колониях,
преимущественно на их возвышенных частях, появились новые
церкви. Поскольку церковь являлась общественным центром, с ней
связывались праздники и досуг крестьян, центр села передвигался
за ней.

Рис. 6. Окраина с. Бешалма (50-е гг. ХХ в.)

282
 В селах, расположенных на стыке двух-трех балок, больших
дорог, пролегающих через село (Баурчи, Курчи, Комрат), центр
находится в низине до настоящего времени.
К концу XIX в. улично-квартальная планировка гагаузских
сел в Бессарабии сложилась окончательно.
§ 2. Однодворные и малодворные поселения
Кроме больших сел равнинного типа в Южной Бессарабии
встречались однодворные и малодворные поселения хуторского
типа. В народе четко различаются жилой хутор как таковой и
пастушья временная кышла. Различие обусловлено назначением и
целями их создания.
Пастушья кышла, тырла — объект, связанный с сезонным
содержанием и выпасом общественного скота, преимущественно
овец. Кышла состояла из примитивного жилья для пастухов
(иногда и их семей) и укрытия или загона для скота. Хутор в
отличие от пастушьей кышлы менее связан был с односторонней
специализацией хозяйства. Он включал в себя хозяйственные
постройки, обеспечивающие жизнь одной или нескольких семей,
ведущих весь необходимый для существования комплекс
хозяйства (включая земледелие).
Бытование и характер этих единиц как временного, так и
постоянного поселения у гагаузов (как и у остального населения

Рис. 7. Улица в с. Джолтай (фото 1972 г.)

283
Южной Бессарабии) тесно связаны, с одной стороны, с
особенностями условий колонизации края, с другой — с
сохранением привычных по Северо-Восточной Болгарии традиций
общественного выгонного выпаса скота.
Организованный выпас общественного скота — традиция,
широко распространенная в Южной и Центральной Европе43. Для
Балкано-Дунайского ареала это один из старинных методов
общественного скотоводческого хозяйства, главным образом
овцеводства44. Места стоянки отары и пастухов у народов этого
ареала издавна носят преимущественно славянские и
восточнороманские по происхождению названия: катун, стына,
стайя, салаш, кошара, колиба, терло. У молдаван и украинцев
объекты общественного выпаса называются соответственно стынэ,
стына45.
В момент заселения Буджака, в XVIII — начале XIX в.,
носителями традиций общественного выпаса скота явились
иммигранты из Молдавского княжества, Болгарии, Украины и
других районов Восточной Европы.
Безусловно, в условиях Буджака европейские обычаи
общественного выпаса скота столкнулись с традициями ведения
скотоводческого хозяйства у
ногайских татар, находившихся к
этому времени на стадии
перехода к оседлости. Если
сохранение балканской традиции
выразилось в возрождении обы -
чая выгонного выпаса обще -
ственного скота и славянского
термина тырла, то влияние
ногайцев сказалось, прежде всего,
в заимствовании тюркского
названия кышла для обозначения
мест временного и постоянного
жительства, а также в способах
устройства в условиях Буджака
загонов и загородок для
стойлового содержания скота.
Известно, что словом кышла
ногайцы называли свои как Рис. 8. Колодец в с. Кирсово (фото 1975 г.)

284
временные зимовки, так и постоянные поселения, в которых
первыми признаками оседлости являлись загородки и постройки
для скота. Небезынтересно в связи с этим вспомнить утверждение
Н. Харузина, что по сравнению с другими группами кочевых татар
именно бессарабским ногайцам в XVIII в. была присуща наиболее
развитая форма двора. Около жилищ (юрты или небольшой
глиняной хижины) строились загородки и стойла с плетневыми
обмазанными коровьим навозом и глиной стенами и тростниковой
крышей46. Двор зимовника окружал камышовый или кизяковый
забор.
Быт ногайцев нас интересует по той причине, что после их
ухода покинутые ими временные и постоянные кышлы явились
центрами притяжения новопоселенцев, тем более что в некоторых
из них до этого проживали вместе с ногайцами «старые» гагаузы.
Несомненно, сравнительно высокая форма организации
скотоводческого двора татар не могла не повлиять как на усадьбу
переселенцев, широко следовавших древним скотоводческим
традициям, так и на процесс селообразования в целом.
В этом отношении показательна усадьба, найденная нами в с.
Бешалма. В ней хозяйственный двор сохранил черты татарской
скотоводческой кышлы, описанной Н. Харузиным. Жилая
постройка в этой усадьбе является глинобитным сооружением с
земляной крышей, а хозяйственные сооружения представляют
собой обширную загородку для скота с двумя отделениями и
сложной системой взаимосообщения и сообщения с выгоном.
Стены загородки выложены из плит кизяка (рис. 9).
Как видим, факт преемственности здесь налицо. В данном
случае он выражен в формировании усадьбы гагаузов как
самостоятельного поселенческого объекта на местности по типу
скотоводческого.
В силу дальнейшего сохранения в быту гагаузов традиций
общественного выпаса скота пастушьи кышлы как объекты
временного поселения сохранились в некоторых местах до
настоящего времени, но в связи с почти полным сосредоточением
населения в крупных селах после 20-х гг. XIX в. они уже не
участвовали в процессе селообразования.
Таким образом, условия колонизации малозаселенных степей,
несомненно, заставляли переселенцев в первое время, особенно в
период, предшествовавший массовому переселению 1808—1811 гг.,

285
 Рис. 9. Стариная усадьба в с. Бешалма: а - общий вид; в - подробный план

выбирать для пристанища любые места на местности, будь то

старые зимовья ногайцев или безлюдные урочища близ
источников. Если же переселенцы имели свой скот, то
скотоводческая пастушья стоянка превращалась из временного
жилья в постоянное жилище не только для пастухов, но и для их
семей. Именно так возникли в тот период многие хутора. Центром

286
хуторской усадьбы служили плетневой дом или землянка или то и
другое вместе47. Вокруг них располагались необходимые
хозяйственные постройки: погреб, колодец, мельница, загородки и
сараи для скота и т. д. В общем плане хутор дублировал
крестьянский двор.
Факт распространения хуторов на территории Южной
Бессарабии в начале XIX в., прежде всего в качестве единиц
первичного поселения в условиях колонизации края и господства
скотоводческого типа хозяйства, несомненен и неоднократно
подтверждается источниками48.
Так, в феврале 1817 г. попечитель задунайских переселенцев
Ватикиоти в представлении высшему начальству о болгарах,
живущих вокруг крепостей Измаила и Аккермана, отмечает
необходимость «...живущих по хуторам свесть в одно селение,
поелику, быв разбросаны в разных местах, крайне затруднительно
иметь над ними заведывание... соблюсти между ними порядок и
благоустройство»49.
«Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой...» не только констатирует количество хуторов, но и
дает конкретное представление о видах и количестве жилых и
хозяйственных построек на них.
Судя по материалам этой книги, основное количество
хуторов в 20-е гг. XIX в. располагалось на «пустопорожних»
участках Аккерманского и Измаильского цинутов, включавших
главным образом неколонистские территории50. Но факт
бытования хуторов на территории «болгарского водворения»
доказан исследованиями И. И. Мещерюка. В 1819 г. он отмечал
наличие здесь 80 хуторов и кышл51. Многие из них, безусловно,
принадлежали гагаузам. В официальной переписке и литературе
они назывались урочищами, заведениями, зимовниками, хуторами
или кышлами52.
И. И. Мещерюк, касаясь вопроса о наличии в первой
половине XIX в. у гагаузов и болгар Южной Бессарабии
скотоводческих кышл и хуторов, связывает их возникновение
лишь с развитием капитализма в сельском хозяйстве и совершенно
не учитывает условий колонизации края. По мнению
И. И. Мещерюка, бессарабские хутора только социальное явление.
Он пишет: «В то время, как многие переселенцы еще оставались на
положении закабаленных в поместьях бессарабских бояр, на

287
землях, которые принадлежали казне, возникли крупные хозяйства,
основавшиеся на совершенно иных общественных отношениях —
капиталистических. Здесь было положено основание нескольким
десяткам кышл»53. Владельцы кышл и хуторов, по
И. И. Мещерюку, суть зажиточные колонисты, сосредоточивавшие
здесь свое богатство: стада крупного и мелкого рогатого скота,
табуны лошадей. Тут же обитали работники или батраки, не
имевшие имущества.
Такие черты стали свойственны хуторам в 30-е гг. XIX в.,
когда завершился процесс селообразования в крае и жители
колоний оказались максимально сосредоточенными в крупных
селах. К этому времени некоторые хуторяне получили
возможность не только осваивать занятую с самого начала землю,
но и благодаря растущему капиталу добавлять к ней новые
участки. Надо думать, это следующий этап в развитии хуторов.
А в 10-е гг. XIX в. хутора, о которых сообщается в
упомянутых документах, еще не могли быть лишь хозяйством
зажиточных колонистов хотя бы по той причине, что развитие
производительных сил в колониях не достигло того уровня, при
котором имущественная дифференциация в среде колонистов
сделала бы возможным существование крупных хозяйств
капиталистического типа54.
О хуторах как объектах самостоятельного поселения
говорится в исследованиях И. А. Анцупова о народной
колонизации Южной Бессарабии в начале XIX в. Он пишет, что
многие новопоселенцы «уходили подальше от глаз начальства в
глухие степные места, рыли землянки, обзаводились парой волов и
начинали вспахивать целину. Так возникли десятки хуторов на юге
Бессарабии, в которых находили приют новые группы беглых
крестьян и дезертиров»55. На наш взгляд, мнение И. А. Анцупова56,
связывающего первоначальное возникновение в крае хуторов с
процессом колонизации и присущим ему захватным
землевладением, господствовавшим в Буджаке до 1819 г., в
большей степени соответствует истине. Обилием хуторских
поселений сопровождалась и колонизация соседней степной
Украины57. Такова, наверное, первоначальная природа хуторов и
скотоводческих кышл и в Добрудже58. Нет сомнения, что этот вид
поселения, распространенный по всей Бессарабии, наблюдался и у

288
гагаузов. До сих пор сохранился гагаузский хутор Дерменжи —
поселение в Кагульском районе, бывшее когда-то двухдворным.
Показательно описание хутора гагауза Колиилушки
Каранфила, составленное по рассказам стариков. Хутор
располагался вблизи г. Комрата, в центре земельных владений
хозяина и включал в себя все необходимые в усадьбе согласно
хозяйственной традиции объекты. В общих чертах он был
идентичен любой крестьянской усадьбе средней зажиточности,
находящейся в селе. Хутор состоял из дома, «кухни», колодца,
сараев и хлевов, навесов, погреба, амбаров и других объектов для
содержания скота, хранения продуктов и т. д. Еще в начале XX в.
владельцы хутора проживали там всей многочисленной семьей.
Впоследствии сыновья, отделившись, купили планы в Комрате и
переселились туда59.
На хуторе Прикошки близ Комрата жили еще в 40-е гг. XX в.
(рис. 10).

Рис. 10. Планы хуторов Колиилушки (а) и Рис. 11. План хутора-экономии, принадлежавше-
Прикошки (б) (начало ХХ в.) (рис. автора) го капиталисту П. Джолте (30-е гг. ХХ в.)

Хутор, несмотря на его широкое распространение в начале

XIX в. во всей Южной Бессарабии, не стал впоследствии
традиционным типом поселения в связи с завершением массовой

289
колонизации края и максимальным сосредоточением населения в
больших селах. Наверное, поэтому хутора не имеют в народе
точного названия60. Гагаузы иногда называли их юртлук, тырла,
реже — кышла.
Термины тырла и юртлук более древние по происхождению,
чем кышла. Оба они (славянское търло — место стоянки скота — и
тюркское юртлук — родина) обозначают у гагаузов место
поселения родоначальника, родину: бобанын тырласы —
отцовский дом, дяду Митинин тырласы — дом с усадьбой,
принадлежащие деду Мите; сенселенин ююртлуу — место
жительства старшего предка, первопоселенца.
Если славянский термин тырла61 свидетельствует о традициях
селообразования, возникших явно в период проживания гагаузов на
Балканах, то термин юртлук, на наш взгляд, имеет более древние
корни. Аналогии его у других тюркских народов в значении дом,
родина, домашний очаг, возведение крыши над головой62 убеждают
нас в возможных контактах предков гагаузов с тюркоязычными
народами на более ранних этапах истории.
В Южной Бессарабии словом юртлук гагаузы называли
усадьбы, считавшиеся по семейным преданиям центром
патронимных мааля внутри села. Неудивительно, что так же
называли малодворные поселения вне границ села. И мааля, и
хутор объединял единый признак родовой и семейной прародины,
поэтому характер их участия в селообразовании был почти
идентичен.
Так, в результате разделения семьи члены ее строили себе
жилища поблизости юртлук, образуя вокруг него в границах села
патронимную единицу (мааля), вне села же — хутор, заселенный
родственниками. В этом отношении связь селообразования с
древнейшими традициями патронимных форм поселения у гагаузов
имеет аналогии у многих народов Восточной и Юго-Восточной
Европы63.
Сказанное свидетельствует, что древние традиции
селообразования, нашедшие выражение в терминах тырла,
юртлук, возродились в быту гагаузов в момент обживания Буджака
и, несомненно, повлияли не только на патронимную структуру
крупных сел, но отчасти и на бытование в условиях колонизации
края малодворных поселений типа хуторов.

290
 Уже к середине XIX в. в связи с максимальным
сосредоточением жителей в больших селениях хутора как единицы
самостоятельных поселений стали исчезать.
Прямым следствием сосредоточения населения в крупных
селах в прошлом являлись случаи, когда жители хуторов имели
жилую усадьбу и в границах села64. В дальнейшем процесс
хуторообразования был связан, прежде всего, с отдаленностью от
села пахотных и выгонных угодий. Поэтому участились случаи,
когда несколько односельчан, владельцев соседних наделов,
создавали хутор с соответствующими жилыми и хозяйственными
объектами и пользовались им сообща во время
сельскохозяйственных работ. Многие старые хутора с землей, на
которой они располагались, с уходом хуторян в села становились
частями (экономиями) хозяйств крупной аграрной буржуазии,
скупавшей хутора у первопоселенцев. Хутора-экономии —
следующий сравнительно поздний этап в развитии малодворных
поселений. К ним и относится определение И. И. Мещерюка.
Разбогатевшие колонисты создавали в центре своих владений
экономии, в которых жили ответственный за угодия и работники.
Такие хутора-экономии были типичным явлением в крае вплоть до
установления Советской власти (рис. 11).
Наиболее поздней формой поселений у гагаузов являются
выселки (участки). Таких участков всего два: Александровка
(переселенцы из с. Бешалмы) и Баурчи (переселенцы из с. Баурчи)
в Чимишлийском районе МССР. Их возникновение во второй
половине 30-х гг. XX в. обусловлено попыткой обеспечить землей
жителей некоторых перенаселенных сел. Под заселение
определены были свободные, в основном неудобные, участки
земли, поэтому крестьяне встретили эти мероприятия без
энтузиазма. Переселенцев было мало: Александровка — 18 дворов,
Баурчи — и того меньше.
Планировка выселков улично-рядовая. Александровка — по
обеим сторонам одной улицы, вытянутой вдоль долины, два ряда
домов, Баурчи — селение из двух небольших улочек на склоне
крутого холма.
* * *
Итак, нами прослежены этапы развития поселений гагаузов
на территории Южной Бессарабии и установлено, что основной

291
тип гагаузских поселений — это большое многодворное село
равнинного типа.
Первоначальными формами планировки гагаузских сел
являлись кучевой план, а также отчасти формы, диктуемые
явлениями естественно географического порядка.
С 20-х гг. XIX в. поселения гагаузов в Южной Бессарабии
стали приобретать регулярные улично-рядовой и улично-
квартальный планы. Последний тип поселений сложился в
результате плановой перестройки сел царской администрацией.
Наиболее активно она проводилась в жизнь в середине XIX в.
Улично-квартальная планировка господствует и ныне в облике
современных гагаузских сел, но старые части некоторых из них все
же сохранили черты первоначальной нерегулярной планировки,
связанные прежде всего с неспокойным рельефом.
Кроме крупных селений на территории колоний в XIX в.
бытовали однодворные и малодворные населенные пункты
хуторского типа (для временного и постоянного жительства).
Вначале многие из них являлись объектами первичного поселения
на местности и широко участвовали в процессе селообразования.
Названия этих поселений (юртлук, тырла, кышла) свидетельствуют
о сохранении традиций древнего селообразования в тесной связи
как с типом хозяйства (преимущественно скотоводческого), так и с
древней патриархально-родовой организацией, пережитки которой
хорошо сохранились в быту гагаузов. Черты постоянного
поселения в большей мере были свойственны собственно хуторам.
С завершением процесса селообразования в 20— 30-е гг. XIX в.
хутора превращались в части хозяйств местной аграрной
буржуазии, где жили работники, сторожа с семьями. Как единицы
поселений хутора в дальнейшем не имели большого значения.
Основные процессы эволюции поселений у гагаузов в XIX в.
имели аналогии у соседнего населения: молдаван, болгар,
украинцев, немцев. Поэтому главные черты планировки и
структуры гагаузских сел в то же время являлись региональными
чертами.

292
 Г Л А В А II
ТРАДИЦИОННЫЕ ЧЕРТЫ КРЕСТЬЯНСКОЙ УСАДЬБЫ
ГАГАУЗОВ В XIX — НАЧАЛЕ XX в.
§ 1. Состав традиционной усадьбы гагаузов
С самого начала усадебные наделы переселенцев были
достаточно обширными и позволяли каждому колонисту
развернуть широкую хозяйственную деятельность. Во всех
колониях по установленному порядку на каждую семью под
усадьбу отводился участок земли определенных размеров. Одному
хозяину возбранялось иметь по два хозяйства. Нормальным
размером усадебного участка считались 700—800 квадратных
саженей1. Строгое размеривание участков исключало
неправильность их форм, очертания усадеб почти с самого начала
имели форму прямоугольников.
Колонистское начальство еще в середине XIX в., всячески
пытаясь сохранить в колониях уравнительное землепользование
казенной землей, запрещало деление или передачу усадебного
надела, стараясь удовлетворить нужды новых семей за счет
прирезки новых земель2.
Но к 50-м гг. XIX в. в результате разорения части крестьян и
появления новых семей все же у некоторых колонистов участки
составляют всего до 24 квадратных саженей или их вовсе не
имеется, тогда как у других они почти вдвое выше нормы3.
В конце XIX в. с развитием капиталистических отношений
земля дорожает и все труднее становится сдерживать процесс
деления усадеб. Так, в 70-е гг. многие колонисты вынуждены были
строить дома для своих сыновей «в общем дворе» вовсе не по
причине сохранения пережитков «большой семьи», а, наоборот, в
связи с ее распадом. По этой же причине в начале XX в., как
свидетельствуют этнографические наблюдения, стало обычным
делом в качестве свадебного подарка предоставлять сыну
определенный участок из владений отца под усадьбу или пашню.
Первоначальный облик усадеб переселенцев складывался из
необходимых для ведения хозяйства построек. Каждый колонист
был земледельцем и скотоводом4. Поэтому в его усадьбе должны
были иметься постройки для содержания тяглового и стадного
мелкого скота, хранения сельскохозяйственного инвентаря, семян,
продовольственных запасов, кормов скоту.

293
 В 1820 г. на каждое хозяйство приходилось в среднем около 3
голов лошадей и 9 голов крупного рогатого скота5. Если же
конкретизировать по степени зажиточности, то «самозажиточные»
крестьяне имели по 20 — 25 и более голов крупного рогатого
скота, «посредственные» — по 13 — 15, «малые» — по 2 — 3
головы, а некоторые совсем не имели скота6.
Усадьба гагаузских крестьян претерпела в течение XIX в.
определенную эволюцию, которая будет прослежена далее. А
сейчас рассмотрим состав традиционной усадьбы конца XIX в. в
целом, в том числе отдельных ее объектов, привлекая попутно
сравнительный материал как в историческом плане, так и в плане
сопоставления с другими народами.
Главными объектами усадьбы, типичной для гагаузских
крестьян, в конце XIX в. являлись (рис. 12):
жилой комплекс, состоящий из наземного дома (евь) и
наземной мазанки с глиняной крышей (кухни), а также хлебной
печи (фырын) и очага (котлон). Последние располагались во дворе
под открытым небом и использовались для приготовления пищи
летом;

Рис. 12. План двора (конец ХIХ в.):

1 — евь; 2 — кухня; 3 — мааза; 4 — даяма; 5 — фырын; 6 — амбар;
7 — дам; 8 — сайван; 9 — плевник

294
 хозяйственные постройки, предназначенные для: а) хранения
продуктов: ямы, амбары, плетенные из прутьев хранилища (чить),
погреба (мааза); б) содержания скота, птицы и
сельскохозяйственного инвентаря: сараи (дам), навесы (сайван,
шопрон), загородки (аул); в) хранения мелких кормов для скот а
(плевник);
скирды сена, соломы, стеблей кукурузы, кладки кизяка, кучи
сухой виноградной лозы и сухого валежника и бурьяна (скырта);
ток для молотьбы зерновых (харман); небольшой огород и
сад с цветником, которые чаще всего совмещались и находились
вблизи дома (башча); ограждение усадьбы (аул).
Вся усадьба делилась на две половины: в первой, которая
была ближе к улице (передний двор в описании В. А. Мошкова),
располагались жилые и хозяйственные постройки, огород с садом.
Вторую часть двора занимал ток для молотьбы хлеба. Зимой он
был заставлен скирдами соломы, сена, стеблей кукурузы. По краям
тока лежали кучи топлива.

Рис. 13. Дом, обращенный тыльной стеной к улице (с. Томай, фото 1976 г.)

295
 Жилые постройки
Центром гагаузской усадьбы, как и у других соседних народов,
в XIX в. являлся дом, ориентированный на юг и юго-запад, по
возможности фасадом к воротам. В старинных молдавских селах
улица даже в XIX в. не влияла на ориентировку дома в силу
господствующей кучевой планировки села. Поэтому фасад дома,
ориентированный на юг или юго-восток, мог не совпадать с
ориентировкой ворот, калитки, перелаза. В кучевых селениях
значение фасада усадьбы было сведено до минимума.
Иначе было в колониях, в том числе гагаузских. Уже к 40-м
годам XIX в. строгая уличная планировка села с застройкой обеих
сторон улиц требовала обязательного усадебного фасада. Новая
улично-квартальная планировка селений, насильственно
насаждаемая властями в 20—40-х гг. XIX в., естественно, пришла в
противоречие со старой традицией, так как ориентировка фасада
дома в первой половине XIX в. не всегда совпадала с
ориентировкой ворот на улицу7 (рис. 13 и 14). Не случайно в
царских циркулярах тех лет усиленно пропагандировалась
постройка домов с фасадами, обращенными к улице. Источники и
литература указанного периода подробно отражают сложные
процессы становления тех черт в планировке крестьянских усадеб
и селений юга Бессарабии, которые отличали их от селений более
северных областей.
Приспособление традиции к новым требованиям выразилось
в том, что вдоль южной стороны улиц, направленных с востока на
запад, дома оказывались ориентированными к улице задней стеной
или в лучшем случае торцом (при ориентировке домов на восток).
Вдоль улиц, направленных с севера на юг, дома чаще всего
оказывались ориентированными к улице торцом (при
ориентировке их на юг), фасадом и реже задней стеной (при
ориентировке их на восток). Так как большинство сел
располагалось вдоль речных долин и дорог, имеющих направление
главным образом с севера на юг, становится ясной одна из причин
преобладания в колониях к концу XIX в. ориентировки домов
торцом к улице. В крае в целом эта новая организация усадьбы
нашла классическое выражение у немецких колонистов, видимо,
потому что еще до переселения в Бессарабию им была свойственна
ориентация домов в основном торцом к улице и отделение дома от
улицы капитальным забором с воротами и калиткой8.

296
 Так складывался «колонистский образец»9 организации
селений и усадеб, популяризируемый властями среди всего
населения Южной Бессарабии, в частности молдаван. Известно,
что в 30-е гг. XIX в. в официальных контрактах, заключавшихся
между помещиками и крестьянами, проживавшими на их вотчинах,
в числе обязанностей крестьян значилось «...непременно построить
для себя в селении дом с двумя комнатами, со стеклянными окнами
и забором вокруг места своего дома, завести фруктовый сад, по
меньшей мере в 25 деревьев около дома по улице... Вокруг забора
и линии дома выкопать канаву в ширину 1 аршин и глубину 1
аршин и обставить дерном ровно... ям, колодезей, землянок,
погребов даже и садов и огородов и тому подобного на месте улиц,
ни даже вне оград их в селении не могут заводить»10. Такая ломка
старой традиции шла в Южной Бессарабии повсеместно у всех
групп населения.
Исследования показали, что к концу XIX в. упомянутая
ориентация домов в усадьбах стала характерной для всего
населения Южной Бессарабии.
В 90-х гг. XIX в. В. А. Мошков писал, что в селах гагаузов
дома «выходят на улицу окнами» и «длинным» или «узким
боковым» фасадом, т. е. торцом. Как правило, дома отделяются со
стороны улицы забором11 (рис. 15).

Рис. 15. Дом посреди двора, обращенный торцом к улице (с. Александровка, фото 1970 г.)

297
 Рис. 14. Дом в глубине двора, обращенный фасадом к улице (с. Чишмикиой, фото 1976 г.)

В начале XX в. П. А. Шуманский так описывал гагаузскую

усадьбу в с. Баурчи: «...избы свои гагаузы строят впереди двора, на
небольшом расстоянии от улицы. Перед избою обязательно
строится забор из камня или дерева в виде «штахет». Затем уже за
избою располагаются хозяй-
ственные постройки»12.
Одна из характерных черт
гагаузской усадьбы —
взаиморасположение «кухни» и
дома. До образования
однорядного двора линии
фасадов «кухни» и дома в
большинстве случаев состав-
ляли прямой угол или были
параллельны. В последнем
случае кухня и евь
располагались фасадами друг к
другу.
В большинстве усадеб
перед домом и кухней
сооружались хлебная печь и
очаг (рис. 16). Иногда они
располагались под навесом, а
Рис. 16. Печь во дворе (с. Баурчи, фото 1968 г.) чаще прямо под открытым

298
небом. Традиция устраивать очаг во дворе широко распространена
у болгар, молдаван, украинцев13.
Типичными для традиционной гагаузской усадьбы были
небольшой огород с садом и цветник (башча). Обычно их
располагали в промежутке между жилыми постройками и забором,
с тем, чтобы не занимать пространство внутреннего двора.
Зерновые ямы
Широкое распространение в гагаузских усадьбах в
Бессарабии имели зерновые ямы (еккиник, екин куюсу) — один из
древнейших типов хозяйственных объектов крестьянской усадьбы
во всем крае14. Существовало несколько способов сооружения этих
ям. Рыли в земле отверстие цилиндрической формы или
суживающееся кверху. В некоторых случаях стенки ямы обжигали
путем сжигания в ней соломы. Затвердевшие обожженные стенки
хорошо защищали зерно от сырости. Иногда ямы не обжигали, а по
мере засыпки зерна обкладывали сухой соломой. Чаще же стенки
ямы обмазывали глиной, смешанной с половой или навозом, и
тщательно просушивали. Необходимым условием закладки зерна
была засыпка его слоями, перемежающимися соломой для
обеспечения своеобразной вентиляции. Накрывали ямы соломой, а
сверху насыпали толстый слой земли.
Выбор места для ямы зависел от многих причин. Обычно их
копали в каком-нибудь углу двора поблизости от хармана. Но в
трудные времена (голодовку, засуху, войну), а может, и в силу
древней традиции ямы копали и внутри жилища, в основном в
задней части сеней или у порога.
Существовавший обычай копать яму за пределами ограды,
иногда прямо на улице, недалеко от ворот, можно объяснить
постоянным страхом в прошлом (еще на территории Болгарии)
перед грабежами турок. Грабителям гораздо труднее было
обнаружить яму с зерном вне усадьбы.
Ямы использовались у гагаузов вплоть до 40-х гг. XX в. Их
реликтами служат изредка встречающиеся обмазанные глиной
углубления в амбарах и сенях старых жилищ.
Амбар
Важное место в хозяйстве гагауза занимал амбар (хамбар),
исторически пришедший на смену ямам. Его наблюдали и

299
подробно описали В. А. Мошков и
П. А. Шуманский. Упоминается
амбар в числе хозяйственных
построек и в более ранних
источниках15. Амбар второй
половины XIX—начала XX в. в
гагаузских, а также в болгарских
селениях представлял собой
плетневое или дощатое сооружение,
приподнятое над землей на 6 — 7
подставках до 70 см. Подставки
делались из перепиленных на куски
равной длины толстых бревен (рис.
17 и 18). Но лучше всего для этой Рис. 17. Внешний вид амбара и его
горизонтальный план
цели служил ребристый камень,
использовавшийся при молотьбе колосьев (харман таши). Стены
амбара обмазывались изнутри, а иногда и снаружи глиной16.
Амбар больше других усадебных построек сохраняет
особенности плетневой и паянтовой техник возведения строений,

Рис. 18. Старинный плетневой амбар (фото 1976 г.)

широко распространенных в Молдавии (плетневая) и Болгарии

(паянтовая и плетневая). Это отражается и в терминологии.
Например, основная бревенчатая рама, на которой крепится

300
столбовой каркас для плетня, носит молдавское название кепт и
находит аналогию в традиционной плетневой строительной
технике молдаван, а диагональные поперечины между внешними
каркасными столбами дощатых амбаров носят болгарское название
паянта и говорят о связи с аналогичной каркасной, или рамной,
техникой на территории Болгарии, Чехословакии, Польши17.
Стропильная четырехскатная крыша амбара покрывалась
камышом или дранкой, реже — черепицей. Чердака в амбаре не
делали. Внутри амбара устанавливали ящики для хранения зерна и
муки, плетеные корзины со всякими припасами.
Наиболее рачительный хозяин делил внутренность амбара
или часть его на клети (гез), т. е. ячейки из досок или плетня,
обмазанного глиной. Таких клетей насчитывалось до шести и
более. Каждая клеть предназначалась для определенного вида
припасов: семян, пшеничной и кукурузной муки, ржи, овса и т. д.
Поперек стропил амбара прибивались жерди или доски. На
них клали запас сена, фасолевую ботву. К стропилам
подвешивались шкуры, связки шерсти, лука, перца, чеснока и др.
Характерно устройство дверей в хамбаре. В. А. Мошков
отмечал, что у старинного хамбара нет входа, есть лишь отверстие
под самой крышей для засыпки и небольшое отверстие снизу для
ссыпки зерна. В такой амбар можно было забраться, только
подставив лестницу18.
Подобные амбары-корзины обычны для населения
Подунавья. В усадьбах крестьян этого региона большая плетневая
корзина, обмазанная изнутри глиной, под названием амбар —
предмет первой необходимости и стоит, как правило, в сенях дома
или на галерее19.
Рассматриваемый нами гагаузский амбар — явление
сравнительно позднее, развившееся прежде всего в зажиточных
хозяйствах, острее нуждавшихся в больших постройках-
хранилищах более совершенной конструкции и с большей
универсализацией функций. У таких амбаров имеется настоящий
дверной проем со ступеньками. Дверь состоит из двух половинок
— верхней и нижней. Обусловлено это необходимостью лучшего
проветривания амбара, для чего верхнюю половину в сухую
погоду не закрывают.
В больших семьях амбар в летнее время использовался как
место для спанья.

301
 Аналогичные плетневые и
дощатые амбары широко
распространены в Балканских
странах п Подунавье20, на
Украине21, у западных славян22, у
молдаван и болгар Бессарабии23.
Более архаичной разно-
видностью амбара является
большая плетневая корзина
(чить) (рис. 19), поднятая над
землей с помощью разных
приспособлений (стояков,
камней, бревен) и покрываемая Рис. 19. Чить (с. Бешалма, фото 1976 г.)
хворостом, соломой, камышом,
стеблями кукурузы или
подсолнуха. По размерам она меньше амбара, имеет
продолговатую, часто расширяющуюся кверху форму. Чить не
обмазывают глиной и хранят в ней кукурузу в початках. В более
состоятельных хозяйствах чить, так же как и амбар, делали из
досок, в этом случае использовались более тонкие доски и
прибивались они не вплотную, а с зазором в 3-4 см для вентиляции
(рис. 20 и 21).

Рис. 20. Уголок двора

302
 Постройки типа чить, широко
распространенные в Молдавии и
Подунавье под названием кош,
сысыяк24, являлись наряду с амбаром
характерным объектом крестьянской
усадьбы на этой территории25.
Хамбар и чить в силу особенностей
конструкции в отличие от остальных
хозяйственных объектов обладали
относительной самостоятельностью и
подвижностью в усадьбе. В
классическом своем виде они меньше
поддавались блоковому объедине-
нию с другими объектами усадьбы.
Хозяин сооружал их там, где это Рис. 21. Дощатый чить
представлялось более удобным.

Погреб
Большое распространение в гагаузских селах к концу XIX в.
получили погреба (мааза) — один из характерных и обязательных
элементов в усадьбе. В первые десятилетия после переселения в
Бессарабию большинство гагаузов не имело погребов. Последние
вначале предназначались только для хранения вина, лишь потом

Рис. 22. Погреб с наклонной дверью (г. Комрат, фото 1976 г.)

303
они стали попутно использоваться для хранения других
скоропортящихся продуктов.
Первыми стали обзаводиться погребами крестьяне,
владевшие обширными виноградниками. С 30-х гг. в крае
наблюдается рост количества виноградников26. Именно к первой
половине XIX в. И. И. Мещерюк справедливо относит внедрение в
быт колонистов — гагаузов и болгар — погреба в качестве
хозяйственного объекта. Он пишет, что «...до середины 50-х гг.
прошлого столетия вопрос об обзаведении переселенцев погребами
был еще далек от своего завершения»27.
Использование погребов в качестве хранилища для вина
практиковалось в Бессарабии задолго до прихода сюда гагаузов и
болгар28. Один из путешественников в XVII в. отмечал, что в
монастырях Молдавии и Валахии имеются пивницы, служащие
«для охлаждения сосудов с вином и сохранения... овощей»29.
К концу XVIII в. погреба были широко распространены у
владельцев крупных виноградников и торговцев в крепостях
Измаил, Рени, Килия. По-видимому, основываясь на
воспоминаниях старожилов, П. А. Шуманский в 1911 —1912 гг.
писал, что погреба у гагаузов заимствованы от турок30.
Действительно, до 1812 г. в крепостях жило большое
количество турок. Они владели обширными виноградниками.
Уходя из края, турки продавали свои виноградники и дома вместе с
хозяйственными объектами здешним жителям. Об этом
свидетельствует богатый архивный материал.

Рис. 23. Погреб с вертикальной дверью (г. Комрат, фото 1976 г.)

304
 Уже в 1837 г. наличие так называемых «ренских погребов»
было одним из показателей экономического потенциала того или
иного селения Южной Бессарабии. Имелись упомянутые погреба в
основном при корчмах и других пунктах торговли вином31. Такие
коммерческие погреба сооружались под домом с выходом прямо
на улицу.
В колониях наблюдалось и развитие хранилищ типа погребов
из примитивной формы жилища (землянки) и хозяйственных ям.
Об этом говорит сходство конструктивных элементов землянки-
бордея и погреба32. Небезынтересно, что такая эволюция

Рис. 24. Очаг у входа в погреб (с. Копчак, фото 1966 г.)

характерна и для молдавских сел края33.

К концу XIX в. погреб стал обязательным элементом усадьбы
гагаузов (рис. 22, 23 и 24).
Более того, определились его
традиционные варианты и
место в усадьбе. Так, в
усадьбе разбросанного типа
единственным исключением
являлся погреб, который
располагался обязательно в
промежутке двора между
фасадным забором и домом34.
С дальнейшим совершенство-
Рис. 25. Подвал под домом (с. Гайдары, фото 1965 г.) ванием конструкции и

305
планировки дома погреб все чаще делают под домом, и он
превращается в подвал (рис. 25).
Хлев
Обязательными в усадьбе хозяина любого достатка являлись
постройки, предназначенные для содержания скота (дам) (рис. 26).
В хлевах вдоль длинной тыльной стены стояли ясли (ахыр). Они
бывали двух видов. Наиболее старинные имели вид невысокого
плетня, стоящего на определенном расстоянии от стены. Высокие
дощатые ясли были более позднего происхождения. Их желоб был
поднят на столбиках до нужной высоты35.
В конце XIX в. хлев в усадьбе все чаще примыкает к кухне-
бордею. В. А. Мошков описывает именно такую усадьбу, в ней
кухня находится под одной крышей с хлевом36. В описываемой
П. А. Шуманским усадьбе дам также примыкает к кухне37. Кухня и
дам разделялись смежной стеной, в которой имелись дверь или лаз,
предназначавшиеся для проникновения в хлев в зимнее время,
минуя внешние двери.
У бедных гагаузов в связи с отсутствием хлева ясли
устраивали иногда в кухне, в глубине сеней, или, наоборот, при
отсутствии кухни, чтобы удалить огонь от жилых помещений в
летнее время, в одном из углов хлева строили очаг и печь. В
больших семьях в хлевах и других постройках в теплое время года

Рис. 26. Дам (с. Бешалма, фото 1975 г.)

306
спали. Использование хозяйственных построек в качестве места
для сна и, наоборот, жилых построек в качестве хлева — древняя
традиция, свидетельствующая о пережитках полифункционализма
древнего жилища.
Очевидно, для гагаузов эти традиции были характерны еще
на территории Болгарии. Известно, что там жилище человека
развилось отчасти путем отгораживания одного из углов хлева.
Классическим типом такого жилища являются дам, зимник38. Дам в
усадьбе гагауза использовали главным образом для стойлового
содержания крупного скота, тогда как для овец устраивали в
основном утепленные загоны с навесами.
Навесы
Кроме капитальных построек в гагаузской усадьбе
обязательными были навесы (салмар, чалмар, сайван, шопрон,
кайдырма), используемые в хозяйственных и жилых целях.
Навесы дифференцируются в зависимости от назначения.
Жилые навесы примыкали к жилым постройкам: к дому, реже — к
кухне. Наиболее типичным был навес, примыкающий к дому со
стороны двора (чалмар, салмар, кайдырма). Крыша такого навеса
являлась продолжением крыши дома. Это отразилось и в названии
кайдырма, что означает удлиненный скат, спуск. Под такой навес,
как правило, выходили двери примыкавших жилых помещений,
здесь же находился вход в подвал.
Специфика сравнительно примитивной конструкции
старинной кухни-бордея, определявшая ее относительную
автономность в усадьбе, не дала развиться навесу, примыкавшему
к «кухне». Навесы были распространены только перед развитыми
вариантами «кухни», приближавшимися конструктивно к дому,
особенно тогда, когда развитая «кухня» вошла в состав «длинного
дома». Именно в системе длинной одноряди жилой навес почти
полностью переместился от фасада собственно дома к фасаду той
части ряда, которую занимали жилые помещения под названием
кухнеляяр, т . е. кухня.
Хозяйственные навесы (сайван, шопрон) располагались
автономно или примыкали к хозяйственным постройкам. Они
использовались для содержания скота, хранения сухого топлива,
всевозможных хозяйственных инструментов, подвод, арб (араба).

307
 Конструкция боковых стен и крыши навеса варьирует в
зависимости от положения его в усадьбе и назначения.
В качестве элемента материального быта навес берет свое
начало от простых приспособлений для защиты скота и людей от
осадков и зноя. Как и у многих народов, особенно у скотоводов
южной степной полосы, у гагаузов простейший хозяйственный
навес состоит из четырех столбов с односкатной крышей из
различного материала — от бурьяна и глины до черепицы.
Конструкция навеса усложнялась добавлением одной или двух
боковых стен, призванных защищать поднавес от ветра. Такой
навес в углу обширной загородки составлял основу хозяйственных
построек в скотоводческих кышлах и тырлах, предназначенных для
постоянного и сезонного содержания скота.
По нашему мнению, навес — традиция, привезенная с
Балкан, хотя следует подчеркнуть, что закрытые с трех сторон
хозяйственные навесы в таких формах, какие мы наблюдаем у
гагаузов и других народов Южной Бессарабии, — явление,
развившееся тут отчасти под влиянием ногайских скотоводческих
крыш и зимовников, характеризовавшихся в конце XVIII— начале
XIX в. именно этими чертами39.
Расположение навеса обусловливалось традиционным
порядком организации отдельных частей усадьбы. Вследствие
развития однорядной связи некоторых объектов гагаузской
усадьбы во второй половине XIX в. хозяйственные навесы,
примыкая к кухне или к хлеву, пристраивались к ним только с
торца, в основном в глубь двора.
В летнее время под навесом, примыкающим к дому, жили,
работали, тут же хранили некоторые продукты, инвентарь. Если в
усадьбе отсутствовал хозяйственный навес, для скота в одном из
углов навеса сооружали ясли. Часто под навесом устанавливали
очаг с дымоходом и хлебной печью и превращали его в летнюю
кухню. В таких случаях навес приспосабливали под жилье:
обмазывали глиной пол, делали топчан для сна, полки.
Хозяйственная утварь и посуда дополняли его убранство.
Постройки для летнего содержания скота
Загородки с навесом, иногда объединявшиеся с хлевом,
служили главным образом для содержания овец и обычно
располагались в глубине двора.

308
 Рис. 27. Плетневая кормушка

Рис. 28. Жердяная кормушка

Обязательной принадлежностью загородок являлись

кормушки и поилки (ахыр, холлук) (рис. 27, 28 и 29).
В Бессарабии в связи с развитием товарного овцеводства
широко применялись коллективный выпас и содержание крупных
стад вне жилой усадьбы. Поэтому в сельской усадьбе загородки не
эволюционировали.

309
 Развитие выгонного содер-
жания скота сопровождалось
накоплением опыта в
строительстве соответствующих
помещений в скотоводческих
кышлах.

Ток
Как уже отмечалось, задняя
часть усадьбы была занята током
для молотьбы хлеба (харман),
представлявшим собой большую
круглую специально утрамбо-
ванную площадку. В средине ее
устанавливался невысокий столб
(дирек), к которому при мо-
лотьбе привязывалась веревка,
по длине равная радиусу
Рис. 29. Уголок загона для овец
(с. Бешалма, фото 1976 г.) хармана. С помощью веревки по
кругу гоняли лошадей, впряжен-
ных в молотильные орудия. Харман был объектом особой заботы
хозяина в течение всего года.
Иногда в связи с тем, что для открытого тока требовалось
большое пространство, которого в некоторых усадьбах не хватало,
харман устраивали на окраине села или прямо вблизи поля. Это
позволяло не загрязнять усадьбу отходами при молотьбе
(хармановке) и исключало необходимость транспортировки
колосьев в село. При большой отдаленности хармана от села при
хармане строили глиняную хижину, в результате чего это место
превращалось в своеобразную усадьбу-дублера. Такой ток обычно
имели зажиточные крестьяне. Ток за селом или на дальних покосах
часто устраивала группа родственников, пользующихся им сообща.
В уборочную страду на хармановке сосредоточивалось
внимание крестьян и их семей. С раннего утра стебли с колосьями
разбрасывали по харману равномерным слоем. Затем по кругу
водили лошадей, впряженных в молотильные орудия — ребристый
каменный валек (харман таши) и доска (дювень), в нижнюю часть
которой всажены кремниевые или железные зубья.

310
 Рис. 30. Плевник (с. Бешалма, фото 1975 г.)

Первоначально по колосьям пускали харман таши. Он

вымолачивал зерно из колосьев и утаптывал слой, готовя его для
дальнейшей молотьбы доской. После обработки доской
специальными вилами снимали верхний слой вымолоченной
крупной соломы. Оставшийся слой рыхлили. Затем снова
прогоняли харман таши и дювень. В течение дня этот процесс
многократно повторялся.
Чтобы добиться качественной молотьбы, рыхление
производилось в разных направлениях: по кругу, спиралью,
поперек, по радиусу. К концу хармановки на току оставался слой
зерна с примесью мелкой половы, от которой очищали зерно путем
веяния и просеивания через специальные сита (калбур).
Солома была разной степени измельченности. Крупная
(саман) тут же закладывалась в скирды (саманнык). Мелкая солома
и полова закладывались в специальное строение — плевник,
который располагался на краю хармана. Плевник, как правило, был
просторен, без окон, но с широкими двустворчатыми дверями со
стороны хармана, рассчитанными на то, чтобы въезжать в него
подводой (рис. 30). В плевник меньших размеров полову и солому
закладывали сверху, через отверстие во фронтоне. Наиболее
старинная конструкция плевника в виде простого шалаша
(тозаклык, саплык) описана В. А. Мошковым40 и П. А.
Шуманским41.

311
 Самое раннее — 40-е гг. XIX в. — описание хармановки в
колониях принадлежит П. Э. Задерацкому, верно передающему
специфическую атмосферу трудового ритма населения
колонистских сел, присущую только этой поре года: «В летние
месяцы колония оживлена постоянным движением. От зари до зари
по дорогам к колониям и по улицам движутся ряды повозок,
нагруженных золотоколосными снопами. На гарманах...
раскидывают снопы по гумну... гармануют лошадьми... Малютки,
иной лет десяти и меньше, стоят или сидят на досках и погоняют
привычных лошадок (их закладывают по три, по четыре в доску),
кружат себе весь день по гумну...»42.
О гармановке непосредственно у гагаузов в XIX в. говорится
в работе Д. Г. Чакира43.
Аналогии гагаузскому способу обмолота зерновых, а также
хозпостройкам, с ним связанным, встречаются у всех народов
степной полосы. Самые близкие аналогии наблюдаются у
населения Северной Болгарии (в том числе у гагаузов Добруджи)44
и у соседних по Южной Бессарабии народов (болгар, молдаван,
украинцев и др.)45.
Полевые материалы свидетельствуют, что описанный способ
обмолота зерновых не изменялся и оставался главным способом
извлечения зерна из колосьев в течение всего исследуемого
периода, невзирая на то, что в конце XIX в. в хозяйствах аграрной
буржуазии стали появляться жатвенные механизмы
промышленного производства: молотилки, веялки и др.
Постройки для содержания птицы и свиней
Обязательными элементами усадьбы гагаузов являлись
курятник (кюмесь, курник) (рис. 31) и свинарник (кочина). Кроме
этнографических материалов о их наличии свидетельствовали
В. А. Мошков46 и П. А. Шуманский47.
Курятник строили главным образом из глины. С целью
защиты кур от хорьков иногда сооружали двухъярусный курятник,
т. е. отделяли потолочком верхнюю часть от нижней.
Типы свинарника варьируют в зависимости от подручного
материала, состоятельности хозяина и отчасти от роли продуктов
свиноводства в том или ином хозяйстве по сравнению с мясным
овцеводством48. В качестве свинарника, как правило,
использовалась небольшая загородка с навесом.

312
 Рис. 31. Кюмесь (с. Бешалма, фото 1976 г.)

В одном из углов загородки сооружалось небольшое

закрытое строение, куда животных загоняли на ночь, а иногда оно
служило укрытием для свиней и в зимний период. В. А. Мошков
писал, что в конце XIX в. для бедняцких хозяйств типичным был
«хлевушок из плетня», обмазанный глиной49. Богатые гагаузы
сооружали высокий помост из толстых досок, огораживая его
жердями или досками, прибиваемыми с целью вентиляции с
просветами.
Хранение топлива
На хармане и прилегающих к нему пространствах после
окончания жатвы располагали скирды соломы, сена, стеблей,
кукурузы, подсолнуха, сухой виноградной лозы (хрипка),
валежника (корай). Скирды соломы и кучи топлива стояли годами.
Для лучшей сохранности их часто поднимали над уровнем
земли на бревенчатые рамы.
По краям усадьбы располагались типичные для быта гагаузов
кладки кизяка, изготавливаемого около хлевов. Для этого ранней
весной перед хлевом расчищали ровную площадку, усыпали ее
соломой и накопившийся за зиму навоз укладывали ровным слоем.
Затем навоз утрамбовывался с помощью специальных деревянных
ступ. Для лучшей и быстрой утрамбовки иногда по настилу
специально гоняли скот, таскали молотильные камни или
устраивали игры молодежи (дёнеджик). После окончательного
уплотнения специальной секирой (тезек нажаа) с лезвием до 40

313
см длины разрезали пласт навоза на равные квадраты и складывали
для просушки (рис. 32).
Из сушеного готового к употреблению кизяка делали ровные
кучи (тезеклик), иногда приподнимая их над землей на рамы для
лучшей сохранности. С этой же целью кладку часто обмазывали со

Рис. 32. Заготовка кизяка (с. Гайдары, фото 1971 г.)

Рис. 33. Тезеклик (с. Бешалма, фото 1976 г.)

Заборы
Завершает картину гагаузской усадьбы забор, более или
менее капитальный с фасада и переходящий в определенного вида

314
ограды с остальных сторон усадьбы. Разнообразие типов и форм
ограждения объясняется прежде всего характером подручных
материалов, из которого они изготовлены, положением усадьбы (в
центре села или на окраине, в центре квартала или на его углу),
степенью зажиточности хозяина и другими факторами.
Как уже упоминалось, в 40-е гг. XIX в. власти развернули
усиленную деятельность по приданию колониям «благообразного
и правильного» вида. Возведение «каменных палисадов», т. е.
фасадных заборов, отделяющих двор колонистов от улицы,
объявлялось столь же важным делом, как и постройка новых домов
вместо старых и возведение мостов. Власти настойчиво требовали
«...уничтожать камышовые и терновые палисады, как для виду
безобразные, и заменить их более прочными, и ставить их хотя на
прежних местах, но в прямой линии, советуя притом зажиточным
делать каменные»50.
В жалобе комратских поселян Франчо Недова и Ивана
Велико, относящейся к 40-м гг. XIX в., говорится, что окружной
старшина Илашков заставляет жителей уничтожать плетневые
заборы и ставить каменные. Это многим поселенцам не по
средствам51 из-за отсутствия поблизости месторождений камня.
В связи с недовольством колонистов, порожденным
трудностями в добыче камня, многим разрешено было ставить
деревянные заборы, а неимущие так и оставались «при палисадах
из хворосту...»52.
В середине XIX в. в гагаузских селах существовали
следующие типы заборов и ограждений усадьбы: «терновые» или
«из хворосту», плетневые, камышовые, деревянные (из досок,
кольев с жердями), каменные, земляные (из чамура, саманных
кирпичей или обмазанный глиной плетень).
Первые три вида заборов возникли, видимо, в самом начале
поселения, когда еще не было принудительной планировки. В 40-х
гг. XIX в. в разгар принудительных мероприятий властей их
считали безобразными и сносили.
В. А. Мошков и П. А. Шуманский констатировали
существование в конце XIX — начале XX в. всех перечисленных
видов заборов53. Мошков указывал, что дома гагаузов иногда
«...отделяются со стороны улицы забором, иногда нет. По-
видимому, заборы делаются здесь исключительно против скота, а
не от воров. Желания закрыть свой двор от непрошенных

315
посетителей и посторонних лиц здесь вовсе не заметно. Кроме
самых богатых крестьян, гагаузы не проявляют ни малейшего
намерения изолироваться от улицы и от соседей»54. По этой
причине основные типы оград у гагаузов не были массивными и
неприступными. Строились они исходя из наличия доступного
подручного материала.
Наиболее древним видом ограждения являлись «терновые» и
из «хворосту» заборы (чалы аул). Делали их следующим образом:
вырывали неглубокие траншеи (хендек), выбрасывая
выкапываемую землю в сторону усадьбы. Образовавшийся вал
иногда укрепляли колючим кустарником — терном, который,
являясь многолетним растением с могучей и частой корневой
системой, разрастался, превращаясь в надежную ограду усадьбы.
Как правило, к такой ограде прибегали хозяева угловых дворов или
усадеб, расположенных на окраине селений.
Огораживание двора канавой — древняя традиция, широко
распространенная в степной полосе. В северных районах Болгарии
в конце XIX в. широкие дворы ограждались, как крепости,
глубокими рвами и плетнем. Такие рвы называли ендеците55.
Огораживание канавой к моменту переселения гагаузов в
Бессарабию широко практиковалось местным населением, в том
числе ногайцами, а также населением сопредельных степных
районов — Украины и Запрутской Молдовы. Н. Харузин сообщал
о ногайцах Бессарабии, что зимовники их «...в том единственно
заключаются, что каждое семейство, или по их названию казан,
отделяется небольшим окопом»56.
Бытование данного вида ограждения объясняется условиями
безлесных степных равнин. Для хозяйств этой полосы характерны
большие незамкнутого типа дворы. В условиях поздней
колонизации желание обозначить границы занятой под усадьбу
земли при отсутствии естественных (гор, рек, деревьев и т. д.) и
других межевых знаков, а также недостаток древесного и
каменного материала диктовали необходимость с самого начала
прибегать к огораживанию канавой.
К одним из самых простых типов огораживания относится
огораживание кольями с горизонтально прибитыми длинными
жердями (пардындан аул). Этот вид ограды в XIX в. можно было
увидеть в малоимущих хозяйствах. Такие заборы, как правило,
указывали на временные или постоянные материальные

316
затруднения хозяев, старавшихся впоследствии сделать плетневый
или дощатый забор.
Плетень или частокол из прутьев и жердей в условиях
Буджака свидетельствовали о среднем достатке крестьян. Способы
изготовления плетня были общепринятыми, но в связи с тем, что у
гагаузов он никогда не был преобладающим видом ограды, его
изготовление не достигло такого совершенства в способах и
рисунках переплетения, какое наблюдалось у северных молдаван и
украинцев. В гагаузских селах чаще прибегали к частоколу из
стеблей колючего кустарника (чалы аул).
Внутриусадебные перегородки, а часто и внешние заборы
делали из стеблей подсолнуха. При этом корешки закапывали в
землю, а посредине стебли зажимали двумя поперечными
жердями, прибитым к кольям. Жерди скреплялись между собой
соломенными жгутами, гибкими прутьями или гибким сортом
камыша (папур).
Камышовый плетень имел аналогичную конструкцию, но
распространен он был в тех районах, где в изобилии рос камыш —
гагаузских селениях Нижнего Припрутья (Этулия, Вулканешты,
Курчи).
Подробное описание камышового забора в начале XIX в. дал
П. А. Шуманский, который сам изготовил образец такого забора в
1911 г. для музея в Петербурге: «Плетень изготавливается
исключительно в местах, расположенных поблизости плавен,
которыми изобилуют реки Прут и Дунай, где совершенно
отсутствует строевой лес и растут ивы. Обыкновенно плетень этот
изготавливается из пучков камыша, связанных между собой и
вкопанных в землю... и смазанных снизу глиной...»57.
В гагаузских селениях указанного ареала камышовый забор
описанной формы встречается и в настоящее время.
В условиях безлесной степи дощатые заборы, как и
плетневые, были доступны только имущим колонистам и
свидетельствовали о зажиточности.
Самые простые дощатые заборы состояли из кольев, к
которым горизонтально прибивались доски. По свидетельству В.
А. Мошкова, именно такие заборы в конце XIX в. были наиболее
типичными для гагаузских сел.
Более совершенные формы дощатых заборов связаны были с
вертикальным расположением досок, как правило, с фигурной

317
 Рис. 34. Дощатые ворота и забор

резьбой на верхних концах58. Красивая ребристая плоскость забора

расценивалась крестьянами как одна из удачных форм фасадной
части ограды. По такому же принципу делались ворота и калитки
(рис. 34 и 35).
К зональным типам оград принадлежат ограды из камня.
Район широкого распространения каменных ограждений — села
Кубей, Дмитриевка, Сатылык-Хаджи, Старые Трояны,
расположенные вблизи каменных месторождений на реках Чага,
Когыльник и Хаджидер (рис. 36). В. А. Мошков в конце XIX в.

Рис. 35. Вид ворот

318
сообщал, что заборы в этих селах сложены из «мягкого мелкого
камня-известняка... без всякого цемента»59.
В результате предпринимаемых властями усилий по
постройке «каменных заборов и палисадников» к середине XIX в.
их количество увеличилось и в остальных селах. Но большого
распространения в колониях каменные заборы не получили.
Камень стал традиционным только в оформлении некоторых
участков фасадной ограды, а также ворот и калитки.
Характерным видом огораживания в гагаузских селах
Центрального Буджака в исследуемый период явились глиняные
заборы (дувар). Их лепили по типу чамурных стен жилища и
обмазывали глиной. Для стока воды верх забора округляли.
Возведение капитальных каменных, дощатых и даже глиняных
заборов с фасадной стороны усадьбы к концу XIX — началу XX в.
стало традицией в гагаузских селах. Так, описывая гагаузское село
в начале XX в., П.А. Шуманский отмечал: «Перед избою
обязательно строится забор из камня или дерева в виде штахет»60.

Рис. 36. Каменный забор

Остальная часть довольно обширной усадьбы огораживалась менее

капитально. Сплошной плетень (камышовый или из прутьев) и
дощатый забор, опоясывающий всю обширную усадьбу, были под
силу лишь состоятельным хозяевам.
Ограда служила прежде всего для отгораживания двора от
улицы, поэтому особенно накладно приходилось тем крестьянам,
чья усадьба выходила на угол перекрестка. На границах соседних
усадеб ограды были менее капитальными или вовсе отсутствовали.

319
Их заменяли межевые знаки в виде бугорков земли, редких кольев,
в лучшем случае редкого плетня, куч дерна (корай), сухой
виноградной лозы (хрипка) или сухого колючего кустарника (чалы,
кытина).
Материалы В. А. Мошкова и этнографические сведения,
собранные в гагаузских селах в последние годы, дают основание
говорить о былом распространении оград, сложенных из плит
кизяка (тезек аул). В большинстве случаев кизяк на время
складывали по краю усадьбы, затем за ненадобностью он так и
оставался там лежать, зарастая травой. Кизяковые кладки,
обмазанные глиной, сочетались с глиняными или другими видами
ограждений и составляли особенность облика гагаузских сел
прошлого.
В середине XIX в. встречались и беззаборные усадьбы,
доставлявшие много хлопот колонистскому начальству. Их
наблюдал В. А. Мошков. Они встречались до 40-х гг. XX в. Но
даже в таких случаях хозяева обязательно старались огородить
скотный двор (площадку перед хлевами и навесами) и харман. В
усадьбах, где ограждение было сплошным, в заборе устраивали
перелаз (басамак), чтобы сократить путь к колодцу или к соседям61.
Ворота (порта) изготавливались из материала,
соответствующего достатку хозяина, и повторяли материал
заборов. Чаще всего их делали из досок.
Ворота располагались так, чтобы в них можно было въехать
на огромных арбах, загруженных скошенной пшеницей, и, минуя
дом и скотный двор, по прямой линии попасть на харман.
В угловых усадьбах, где двор выходил на две
перекрещивающиеся улицы, хозяйственные ворота располагали со
стороны боковой улицы, с тем чтобы можно было попасть с улицы
непосредственно на харман.
Каждый хозяин старался посадить вдоль фасадного забора
акации, реже другие сорта деревьев. Фруктовые деревья также
сажались в основном вдоль забора, но со стороны двора.

320
 §2. Эволюция усадьбы гагаузов (конец XIX — начало XX в.)
В Южную Бессарабию гагаузы переселились с уже
развитыми традициями крестьянского двора. В связи с тем, что
физико-географические условия прежних мест обитания были
весьма сходны с условиями степной Южной Бессарабии, у
переселенцев не было необходимости выбирать новые формы
хозяйственной деятельности, что, несомненно, сказалось бы на
организации хозяйства и усадьбы. Благодаря этому гагаузы-
переселенцы воспроизвели на новом месте большие дворы
равнинного типа с определенным набором традиционных
построек, расположенных в усадьбе раздельно. Как мы убедились,
и виды построек, и их расположение имеют прямые аналоги у
населения Северо-Восточной Болгарии.
Нельзя не учитывать, что некоторые черты крестьянского
двора переселенцев были аналогичны чертам крестьянского двора
молдавского и другого соседнего по Буджаку населения
(припрутские территории и Южная Украина). Аналогии возникли в
силу как пространственной близости, предполагавшей тесные
контакты и взаимовлияния, так и родственного хозяйственного
типа (равнинное земледелие, господствующее в степной полосе,
включающей Подунавье, Добруджу, юг Бессарабии, Северное
Причерноморье, Северный Кавказ и т. д.). В дальнейшем эти
аналогии легли в основу развития идентичных форм крестьянского
двора у местного и пришлого населения Южной Бессарабии.
Не следует совершенно исключать и влияние буджакских
ногайцев. В этой связи интерес представляет описание занятий
буджакских ногайцев, данное в конце XVIII в. профессором
университета в Галле Тунманом: «Буджаки живут разведением
скота (овец и лошадей) и земледелием, которые они ведут лучше,
чем остальные ногайцы»62. Не удивительно, что буджакским
ногайцам по сравнению с другими кочевниками были свойственны
к концу XVIII в. наиболее разитые формы двора63.
Влияние ногайцев отразилось прежде всего в строительстве
системы закрытых загонов, загородок и навесов для скота (в
основном лошадей и овец). По сведениям очевидцев, в конце XVIII
— начале XIX в. в усадьбах ногайцев около юрт и зимних хижин
располагались покрытые камышом стойла с плетневыми стенами,
обмазанными коровьим навозом64. Влияние несомненно, если
принять во внимание приведенные ранее сведения современников,

321
что татарские кышлы часто становились первичным пристанищем
первых переселенцев.
Описанием усадьбы гагаузов в начале XIX в. с хотя бы
приблизительным перечислением составляющих ее объектов мы, к
сожалению, не располагаем. Примерный облик сельских усадеб
можно составить на основании материалов «Статистического
описания Бессарабии, собственно так называемой...», в частности,
по тем частям работы, где даются сведения о хуторах. Последние,
как уже говорилось, нами рассматриваются как одна из форм
первичных поселений переселенцев на новых землях. Они дают
возможность увидеть примерный минимум хозяйственного
обзаведения одной семьи.
Центром хуторской усадьбы являлись плетневой дом или
землянка (бордей), а часто и то, и другое. Рядом располагались
плетневые сараи и загоны для скота, «земляные амбары» (имеются
в виду зерновые ямы), иногда мельницы, колодцы65. В середине
XIX в. в каждой усадьбе имелось по одному-два сарая. Сведениями
о достаточно сложной организации крестьянской усадьбы
гагаузских переселенцев в начале XIX в. изобилуют архивные
документы, характеризующие массовый переход «старых» болгар с
помещичьих владений на казенные земли Буджака во втором
десятилетии XIX в. К этому времени переселенцы, обосновавшиеся
в Бессарабии еще в конце XVIII — начале XIX в. на владельческих
землях, успели обзавестись домами, имели мельницы и прочие
хозяйственные строения67. К моменту переселения на казенные
земли Буджака они были настолько исправными хозяевами, что
казались «богачами в сравнении с коренными обывателями,
бедность и разорение терпящими...»68.
В документах всегда вместе с домом упоминаются «прочие
строения». Значит, уже в самом начале XIX в. многие переселенцы
имели довольно развитую сложившуюся усадьбу, включавшую
постройки для скота и хранения продуктов земледелия, соломы,
топлива и т. д. Известно, что в первой половине XIX в. гагаузы, так
же как и болгары, ссыпали обмолоченный хлеб «...в амбары и в
обожженные ямы, нарочито для хранения оного приготовленные, а
солому, которая при сем способе молотьбы, называемой болгарами
армановкою, истирается в мелкую сечку, употребляют в зимнее
время на корм скоту, и, сложив скирды, начинают приготовляться
к озимым посевам»69.

322
 В числе хозяйственных построек упоминаются и погреба,
используемые в основном для хранения вин. Погреба «заводятся у
хозяев состоятельных, владеющих обширными виноградниками»70.
В начале 40-х гг. XIX в. П. Э. Задерацкий писал: «Подворье
колониста имеет все постройки, необходимые в хозяйстве:
конюшню, погреб, хлевы для овец, телят и пр. Для лета колонисты
имеют печи на дворе в земле, эти печи очень похожи на горшечные
горны и довольно обширны»71. А. Скальковский, характеризуя быт
колоний конца 40-х гг., сообщает: «Кое-где по колониям найдется
еще сотни полторы настоящих землянок, кое-где держатся еще
полуварварские восточные обычаи, но в большей части
«болгарского водворения» видны каменные или чамурные
правильные здания, хозяйство ведется в изобилии и порядке»72.
В работе А. Клауса о гагаузских и болгарских колониях конца
60-х гг. читаем: «Внутреннее благосостояние колоний, домашнее
устройство и довольство (сообразно обычаям болгарского народа)
были уже сильно развиты»73.
Зажиточные хозяйства отличались лишь большим
количеством перечисленных объектов усадьбы и их добротностью.
Если в усадьбах зажиточных колонистов стояли, как правило,
добротные дома, то в усадьбе бедняка основным жильем была
глиняная мазанка, иногда полууглубленная в землю. Дополняли
картину небольшой сарай с загородкой и курятник.
Интересно сообщение В. А. Мошкова о становлении хозяйств
молодых семей в конце XIX в. Он писал, что на специально
выделенном на краю села участке под усадьбу «новый хозяин»,
разумеется, прежде всего строит себе самое необходимое, т. е.
«кухню» и «навес для скота»74. Постройка дома зависит от
материального достатка и часто откладывается на будущее. Кухне
соответствуют и все остальные хозяйственные постройки. «Один
навес на четырех столбах с крышей из плетня, сверху засыпанный
землей (для волов), и две крошечные четырехугольные клетушки,
обмазанные глиной одна для свиней, другая для кур, — вот и все
несложное хозяйство начинающего семейную жизнь молодого
крестьянина...»75, — писал В. А. Мошков. Если в дальнейшем
обстоятельства благоприятствовали молодому хозяину, он строил
дом и вел хозяйство на обычном для «порядочного» хозяина
уровне, если же нет, то долго, а иногда и всю жизнь семья
обходилась только одной «кухней»76.

323
 Но внешний вид и подчеркнутая хозяйственность усадеб
любого достатка все же оставляли у современников благоприятное
впечатление: «Молдавские села нередко выглядят бедно: хатки
миниатюрные, крытые камышом или соломой, плохая ограда, не
видно скирд хлеба. Но болгарское (читай, и гагаузское. — М. М.)
село всегда дышит довольствием и порядком. Просторные и
прочные постройки, обилие хлеба, здоровый скот... везде виден
хозяйский глаз, повсюду образцовая чистота»77.
В 1911 — 1912 гг., по сведениям П. А. Шуманского,
«хозяйство почти каждого гагауза обладает всеми необходимыми
постройками, сделанными хотя и примитивно, но прочно и по-
хозяйски»78. Это было связано с различным положением
колонистов и молдавских крестьян, социально-правовые условия
жизни которых не шли ни в какое сравнение, поскольку колонисты
были свободны от крепостной зависимости. Общинное
землепользование без посягательств на частные владения
составляло основу тех «обычаев и нравов», которые разительно
отличали жизнь и быт колонистов от коренного молдавского
крестьянства. В одном из проектов по пересмотру устава о
колониях в середине XIX в. подчеркивается, что колонисты, имея
возможность «...весь досуг свой употребить собственно для себя...
представляют вид большего благоустройства, нежели селения
государственных крестьян...»79.

Рис. 37. Образец усадьбы бедного гагауза

324
 Рис. 38. Усадьба со сложным комплексом (дом+кухня)

Гагаузская традиционная усадьба XIX в. принадлежит к

равнинному незамкнутому типу с не связанными между собой
надворными постройками (рис. 37 и 38). Этот тип двора характерен
и для окружающих земледельческих народов80, особенно молдаван
и болгар. Такой характер крестьянская усадьба гагаузов сохраняла
весь XIX в. Ее бытование отмечено даже в 1911 г.: «Расположение
дворовых построек не имеет специальной системы, и каждая
постройка устанавливается там, где позволяет место.
Единственным исключением служит погреб, который устраивается
обязательно подле избы, в промежутке двора между забором и
избой...»81.
Но к этому времени процесс объединения некоторых
построек уже начался. В. А. Мошков в конце XIX в. отмечал, что
кухня иногда строится под одной крышей с хлевами. Данный
процесс начался не вдруг, он обусловлен развитием более ранних
традиций. Следует упомянуть, что гагаузской усадьбе еще на
Балканах была свойственна смежность жилого помещения с
помещением для содержания скота, а в некоторых случаях — и
совпадение жилища с хлевом. Поэтому даже в разбросанном по
типу дворе гагаузов наблюдалась частичная блоковая связь
некоторых ее элементов (кухня+дам+сайван).
Развитие регулярной планировки в гагаузских селах
повлекло за собой переориентацию и изменение местоположения

325
домов по отношению к улице. Они приблизились к ней и стали
участвовать в формировании фасада усадьбы, отсутствовавшего
ранее. Вслед за домом передвинулись и остальные постройки,
многие из которых, как уже было сказано, во второй половине XIX
в. по отношению друг к другу все чаще располагались в
определенном традицией порядке. Постепенно в разбросанной по
характеру усадьбе появлялись черты компактности, послужившие
основой для развития длинного однорядного двора,
перпендикулярного своей осью к улице. Этот процесс завершился
в конце XIX — начале XX столетия. Закрепилось однорядное
расположение дома и хозяйственных построек, связанных друг с
другом в определенном порядке. Во главе ряда первым от улицы
строился дом торцом или фасадом, реже тыльной стеной к ней. За
домом тянулись «кухня», амбар, превратившийся в кладовую, хлев,
навес и загородки.
Развитие однорядного двора объясняется также причинами
социально-экономического характера. После буржуазных реформ
второй половины XIX — начала XX в. земля дорожает и
концентрируется в руках аграрной буржуазии, а у основной массы
крестьян чувствуется ее острая нехватка. «Поэтому, — пишет Г. Е.
Марков, — возникло стремление перенести дом и другие
постройки на край усадьбы, с тем чтобы иметь возможность более
рационально использовать приусадебный участок. Одновременно
тот же процесс происходит и у болгар»82. Для указанного
перемещения, как мы уже отмечали, были и другие причины, в том
числе влияние усадьбы немецких колонистов, которым обычай
располагать дом и все постройки в усадьбе компактно был присущ
еще до переселения их в Бессарабию. Здесь они его возродили83.
Известно, что особая компактность усадеб в немецких селах
всячески ставилась в пример остальному населению Бессарабии, а
в 40—50-х гг. XIX в. немецкий образец навязывался насильно.
Впоследствии ряд просто примыкающих друг к другу
построек преобразовался в монолитную постройку с единой
крышей и стенами, так называемый «длинный дом».
Кухня и кладовые чаще, чем остальные помещения,
строились как составные части общего жилого здания. В таких
случаях об амбаре напоминала только дверь, состоящая из верхней
и нижней половинок. В этом же звене ряда часто наблюдалось
соединение навеса с кладовой и погребом: вход в погреб и

326
соседняя кладовая защищались навесом. Если под навес выходили
двери сеней, то создавался вариант очень выгодного вза-
имосообщения наиболее важных объектов хозяйственно-жилого
комплекса: дома, кухни, кладовых. Этот тип взаимосвязи
хозяйственных и жилых помещений был очень распространен в
гагаузских селах в начале XX в., особенно в усадьбах зажиточных
гагаузов.
Соединение построек в один ряд не всегда происходило по
прямой. Иногда часть ряда загибалась под прямым углом. Так
возникла разновидность однорядного двора — его Г-образный
вариант.
Изредка кухня примыкала к дому сзади, параллельно к оси
дома. В таком случае смежными оказывались хаяты
соединившихся построек. План жилого комплекса приобретал
очертания, близкие к квадрату.
Таким образом, влияние немецкого дома в комплексе с
социальными и экономическими факторами послужило причиной
сложного процесса, приведшего в начале XX в. к качественно
новому типу усадьбы (однорядный двор и «длинный дом») не
только у гагаузов, но и у других народностей, населявших Южную
Бессарабию.
Процесс складывания традиционной усадьбы был
длительным, поэтому в селениях сохранилось многообразие
переходных типов. Наряду с разбросанными усадьбами
встречаются смешанные, когда однорядное расположение
построек, ставшее традицией, не исключает наличия отдельно
стоящих во дворе объектов.
Изложенное позволяет сделать определенные выводы.
Гагаузская усадьба в XIX в. еще сохраняла черты, находящие
прямые аналогии в типах построек и их расположении у населения
Северо-Восточной Болгарии. Усадьбу гагаузов в рамках общей
типологии можно отнести к разновидности открытых дворов
равнинного типа, характерных для населения равнинных областей
Восточной и Юго-Восточной Европы.
В Южной Бессарабии вследствие сохранения хозяйственного
уклада эти черты гагаузской усадьбы не утратились, а, наоборот,
нашли подтверждение в аналогиях у соседних народов (болгар,
молдаван, украинцев). Поэтому господствующим типом усадьбы у

327
гагаузов Бессарабии в XIX в. оставался равнинного типа открытый
двор с несвязанным расположением в нем объектов.
Но под воздействием социально-экономических факторов
уже во второй половине XIX в. крестьянский двор гагаузов
претерпел определенную эволюцию. Ориентировка усадьбы и
основных ее объектов в гагаузских селах развивается под влиянием
законов регулярной уличной планировки сел и ориентации жилого
дома по странам света. Положение жилого дома и ориентация его
фасада по отношению к улице и фасаду усадьбы (т. е. двора)
выступают в нескольких ставших традиционными формах:
совпадение фасадов дома и усадьбы, дом торцом к воротам, дом
задней стеной к воротам.
Переориентация дома сопровождалась его перемещением из
центра передней части двора в один из его углов поближе к улице.
Это привело к перемещению и построек, но не беспорядочно, а в
определенной взаимосвязи. В результате двор гагаузов,
характеризовавшийся вначале разрозненным расположением
построек, к концу XIX в., значительно сократившись в размерах,
стал сменяться двором, в котором объекты жилищно-
хозяйственного комплекса группировались в один ряд,
перпендикулярный своей осью к улице или загибающийся
глаголем.
Эволюция гагаузского двора происходила в тесной связи с
аналогичными процессами у соседнего по Южной Бессарабии и
Украине населения, поэтому характеризуется нами как
региональный процесс.

328
 Г Л А В А III. ТРАДИЦИОННОЕ ЖИЛИЩЕ ГАГАУЗОВ
В XIX - НАЧАЛЕ XX В.

§ 1. Строительные материалы и техника постройки жилища

Своеобразие строительных материалов и типов конструкций
жилища у гагаузов Буджака обусловливалось прежде всего
особенностями природных условий края, почвы которого богаты
отложениями лессовидных суглинков1. Поэтому в быту населения
Южной Бессарабии, в том числе гагаузов, сразу укоренилась
традиция широкого использования глины в качестве основного
строительного материала всех видов сооружений. В употребление
шла глина, смешанная с соломой. Получаемая масса называлась
тюркским словом чамур. Такое название этот вид стройматериалов
получил не только у гагаузов, но и у других национальностей,
проживающих в Южной Бессарабии.
Существовало три основных традиционных приема
возведения стен наземных построек: турлучная (плетневая)
техника (плетневой каркас, обмазанный чамуром), вальковая, или
чамурная, техника (чамурный монолит), саманная техника (кладка
стен из сырцовых саманных кирпичей).
Применение кроме глины других видов материалов было
сравнительно ограниченным и имело свои особенности.
В засушливом, безлесном Буджаке одним из наиболее
дефицитных стройматериалов было дерево. Наибольшее
количество деревянного материала требовали плетневые
постройки. Есть сведения о том. что в начале XIX в. на постройку
одного дома шло пять-шесть подвод леса2.
Плетневая техника была известна гагаузам еще в бытность их
в Болгарии, где издавна существовали наземные плетневые дома
(славянское — плетарки, тюркское — чакма, юрме, йорюмя)3. В.
Маринов отмечает бытование у гагаузов Северо-Восточной
Болгарии жилищ со стенками из жердей (тюркское — долама)4.
Широко распространены были плетневые постройки у
населения соседних с Южной Бессарабией территорий Запрутской
Молдовы и ближайших районов Украины5. Молдаване также
издавна строили плетневые жилища6.
На территории непосредственно Южной Бессарабии широкое
распространение глиняных построек на плетневом каркасе в

329
молдавских и ногайских селениях, а также у населения городских
посадов края наблюдал еще в середине XVII в. турецкий
путешественник Э. Челеби7. То же самое отмечал позже (в XVIII
в.) один из польских путешественников8. Плетневые хижины были
распространены также у буджакских ногайцев к моменту их ухода
из края.
Несомненно, опыт гагаузов в возведении плетневых
построек, накопленный ими еще в Болгарии, не мог не
использоваться и, вероятнее всего, подкрепился опытом местного
старожильческого населения Бессарабии. Хотя в первые после
переселения годы в связи с нехваткой строительных лесов и
материальными лишениями переселенцы часто прибегали к
строительству землянок, традиции плетневых наземных построек
не были ими утрачены и большую часть наземных жилищ в
гагаузских селах представляли собой плетневые мазанки (табл. 2).
Плетневыми первоначально были и церкви, мельницы, магазины,
лавки и другие общественные здания9. В 20-е гг. XIX в. даже в
городах Южной Бессарабии большинство домов были
«...выстроены из плетня и тростника, обмазаны глиною и покрыты
одни досками, а иные тростником. В селениях же дома походили
на шалаши кочующих народов, все они состояли из плетневых
мазанок и землянок...»10.
В середине XIX в. А. Клаус отмечал, что «колонисты строят
дома из глины с соломой (чамура), ничем не уступающие
каменным по своей сухости и теплоемкости. Но где вовсе нет

330
камня, строятся обыкновенные малороссийские избы из плетня или
брусьев, вымазанных глиною, и тоже весьма прочные и теплые»11.
Приемы возведения плетневых стен домов у гагаузов
идентичны аналогичным приемам, бытующим у соседних народов
(молдаван, украинцев, болгар). Для возведения плетневого каркаса
требовалось 12 и более столбов и несколько десятков
промежуточных кольев. Столбовой каркас оплетался
горизонтальными или вертикальными гибкими жердями, прутьями
(парды, фышкан, ёрюмя) (рис. 39).

Рис. 39. Плетневой дом: а, б — конструкция; в — внешний вид

331
 В архивных и статистических данных плетневой материал
фигурирует как лоза, хворост, колья12, мелкий лес13. В засушливых
ковыльных степях Центрального Буджака достать нужное
количество материала для каркаса было весьма трудно. Нужда в
строевом лесе ощущалась переселенцами с первых же дней их
проживания в крае. Обеспечение строевым лесом составляло одну
из основных забот не только переселенцев, но и местных властей.
Так, 15 ноября 1811 г. А. Я. Коронелли, попечитель задунайских
переселенцев в Молдавии и Валахии, в записке М. И. Кутузову в
связи с устройством задунайских переселенцев в Бессарабии
подчеркивает настоятельную необходимость оказать переселенцам
помощь лесом для строительства домов. Он предлагает отпускать
лес из казенных владений бесплатно, а из помещичьих — «за
самую умеренную цену»14.
Чтобы обеспечить новопоселенцев лесом, намечалось
сплавлять его из центральных районов Бессарабии на юг по Пруту
и Дунаю. В первой четверти XIX в. предпринимались некоторые
попытки организовать такой сплав15. Но этих мер было
недостаточно, да и проводились они в жизнь очень слабо. Поэтому
в первые десятилетия XIX в. преобладала доставка строевого леса
из центральных районов междуречья Днестра и Прута по суше
силами самих колонистов.
Источники этого периода свидетельствуют, что такая
доставка леса была сопряжена с огромными трудностями (отрыв на
длительное время рабочих рук и тягловой силы от
сельскохозяйственных работ, высокие цены на лес). В связи с этим
она была недоступна основной массе крестьян. В этих условиях
предпринимались попытки найти ресурсы в более близко
расположенных районах. Так, один из местных чиновников в июле
1816 г. обратился к управляющему краем А. Н. Бахметьеву с
просьбой разрешить колонистам вырубку леса на островах Дуная,
так как доставка его «из бессарабских лесов неудобна и сопряжена
с большими издержками», а покупка его «в ближайших местах
турецкого владения за Дунаем», в частности в Галаце, запрещена16.
Учитывая огромные трудности со строевым лесом в
Центральном Буджаке, становится понятным поведение
переселенцев во втором десятилетии XIX в. при переселении их с
владельческих земель на казенные. Уходя, они разрушали свои
постройки и деревянные части забирали с собой. Кроме того, они

332
самовольно рубили лес в угодьях помещиков и бояр и увозили его
с собой17.
В дальнейшем постепенно основными путями снабжения
колоний лесом стали реки Прут и Днестр. Привозились строевой
лес и лесоматериалы (гонт, дрань, латы, доски) из австрийских
владений и Подольской губернии, а также из центральных районов
Бессарабии18. Основными пунктами ввоза и реализации
лесоматериалов являлись на Пруту Леовская и Скулянская
таможни, на Дунае — Измаильская и частично Ренийская, на
Днестре — Маяцкая пристани19. Из этих пунктов лес отправлялся
«сухим путем» в разные места Буджака. Центром торговли лесом
был Болград, отсюда этот ценный материал расходился по
колониям20.
Наряду с указанными мерами предпринимались и другие, в
частности всячески поощрялось разведение в колониях лесных
посадок с целью удовлетворения нужд в лесе21. Лесоводство
развивалось и в последующие годы22, но нужду в строевом лесе
оно могло удовлетворить лишь частично.
Следует упомянуть и о доставке леса через Херсон, куда он
из внутренних областей сплавлялся по Днепру, а оттуда — на
баржах отправлялся в Одессу и далее по суше перевозился в
Буджак. Особенно оживилась доставка леса этим путем после 1822
г., когда бессарабские колонисты были освобождены от уплаты в
казну пошлины за прибывающий этим путем лес23. Сплавлялся в
основном крупный лес, идущий на балки, столбы, без которых
нельзя было обойтись при постройке даже примитивных жилищ.
Указанные трудности в крае со строевым лесом привели к
тому, что в XIX в. древняя плетневая техника постепенно стала
исчезать. Основным стеновым материалом становятся глина и
земля.
С течением времени применение плетня в качестве каркаса
глиняных построек ограничивалось строениями второстепенного
значения на усадьбе (амбары, загоны для овец). Замена плетня в
каркасных постройках частоколом из подсолнуховых стеблей или
камыша была вызвана теми же причинами. Применение камыша в
турлучных (каркасно-плетневых) постройках — явление чисто
зональное (Южное Припрутье, Подунавье, приозерные районы).
Уже к концу XIX— началу XX в. к плетневой конструкции
прибегали очень редко.

333
 Господствующее положение заняли постройки из чамура.
Если в турлучных постройках чамуром обмазывали каркас, то в
глиняных чамур был основным стеновым материалом,
используемым в виде вальков или блоков сырцового кирпича.
К середине XIX в. чамурные жилища составляли немалый
процент построек в гагаузских селах Центрального Буджака (см.
табл. 2). В таких селах, как Комрат, Кирсово, Бешалма, Баурчи,
Томай, чамурные дома составляли значительную часть жилищ, а в
некоторых селах их было даже больше, чем плетневых24.
Довольно широко распространены были чамурные постройки
в первой половине XIX в. и у соседнего населения, главным
образом болгар и молдаван25. Так, в ведомостях о Леовском
таможенном карантине говорится, что в 1819 г. построен «дом для
дежурных чиновников и приема пассажиров, крытый гонтою,
стены валькованные»26. Эти официальные сведения представляют
для нас интерес, так как такого рода строения в крае возводились с
привлечением местных жителей, сооружавших их привычной
техникой27.
Скальковский в 1847 г., наблюдая широкое бытование в
колониях наряду с плетневыми чамурных домов, подчеркивал, что
чамурные дома строятся из «земли и глины», смешанной с соломой
и даже с шерстью, они прочны и теплы28.
В. А. Мошков в конце XIX в. отметил, что гагаузы строили
свои жилища преимущественно из валькованного чамура29.
По сведениям П. А. Шуманского, в начале XX в. глиняные
постройки преобладали во всех селениях Южной Бессарабии
независимо от этнической принадлежности их жителей.
«Постройка изб в Бессарабии, — писал он, — производится из
материала двух видов: 1 — из глины и 2 — из древесных веток,
смазанных сверху глиной. В настоящее время уже употребляется
камень и «лампач» (глинобитный котелец), но в большинстве,
случаев строят избы первым способом, т. е. из глины, которую
смешивают с мелко иссеченной соломой и, таким образом,
посредством накладывания слоев возводят стены. Гагаузы не
составляют исключения из этого явления, и их «изба» строится из
такого материала, как в большинстве случаев у молдаван, т. е.
глинобитная... конюшня, коровники и навес построены также из
глины и ею же крыты. Это очень типичные постройки, которые
можно встретить у многих гагаузов»30. Анализ полевых материалов

334
приводит к такому же выводу. Таким образом, в жилищном
строительстве гагаузов Буджака в XIX— начале XX в. ведущее
место заняли чамурно-вальковые постройки, сменившие
плетневые.
Есть основания полагать, что чамурная техника в
Центральном Буджаке отчасти была заимствована переселенцами у
буджакских ногайцев, вынужденных в свое время освоить ее тоже
по причине нехватки леса. Существуют сведения о том, что в
опустевших ногайских селениях Центрального Буджака в начале
XIX в. значительную часть построек составляли чамурные. В связи
с этим понятно широкое бытование чамурной техники в районах
именно Центрального Буджака, тогда как на его окраинах (в
Припрутье, Подунавье, Приднестровье) более длительное время
бытовала плетневая техника.
Техника чамурной кладки оказалась достаточно устойчивой и
сохранилась до настоящего времени.
Способ приготовления и использования чамура для
возведения стен у гагаузов в XIX в. не отличается от способа
приготовления и использования его у ногайцев и других соседних
народов31.
Приготовление чамура и постройка жилища из него всегда
производились самими крестьянами. При возведении крупных
построек согласно существующему древнему обычаю (межи)
крестьянину помогали соседи и родственники.
Около строящегося дома копали большую круглую яму до 70
см глубиной. Затем в нее засыпали глину, поливали ее водой и
размешивали с крупной соломой. Если объем замешиваемой массы
(чамура) был большой, то для лучшего размешивания по кругу
гоняли лошадей. В центре ямы стоял человек и с помощью
веревки, привязанной к уздечке лошади, направлял ее движение.
Размешивали до тех пор, пока глина не уплотнялась. Степень
готовности чамура к употреблению определяли, погрузив в него
лопату. Если при извлечении лопаты глиняная масса на нее не
налипала, чамур считали готовым. Комья готового чамура
обваливали в соломе и получали вальки (боц, топалак), из которых
выкладывали стены шириной до 50—60 см. Кладка стен
производилась в несколько приемов. Каждый раз выкладывали
слой до 80 см. Ему давали просохнуть в течение одной-двух
недель, чтобы свежая кладка под собственной тяжестью не

335
оползала. Для постройки стен требовалось наложить пять-шесть
слоев (рис. 40).
Чамурная техника имеет широкий ареал распространения. В
этнографической литературе справедливо указывается, что ей
благоприятствуют физико-географические условия степей с
глинистыми почвами32. Такая полоса степей начинается на севере
Балкан и некоторых районов Западно-Европейской равнины,
включает полностью Добруджу; в пределах нашей страны она

Рис. 40. Возведение чамурного дома (с. Чишмикиой)

охватывает южную часть Молдавской ССР и Украинской ССР,

степной Крым, кубанские степи, Среднюю Азию и Казахстан.
Именно здесь преобладающим типом построек являются глиняные
мазанки (главным образом вальковые и саманные). С учетом
сказанного объяснимы аналогии в плане чамурной техники,
наблюдаемые у украинцев и молдаван33, болгар Добруджи и болгар
северных районов Болгарии, чехов и словаков, живущих в
безлесных районах, и многих других народов соседних
территорий34.
В конце XIX — начале XX в. у гагаузов Бессарабии
чамурную технику начала вытеснять саманная, суть которой
заключается в использовании предварительно сделанных из того
же чамура и высушенных сырцовых кирпичей (саманны керпич,
керпич), идентичных воздушным кирпичам, широко используемым
в южнорусских районах и на Украине и описанным

336
Е. Э. Бломквист35. Саманная техника получила широкое
распространение и у других народов указанного ареала36.
Приготовление чамура и формовка из него кирпичей
требовали большого количества рабочих рук, поэтому крестьяне
устраивали помощь миром (межи керпич япмаа). Чамур для
саманных кирпичей изготавливался по возможности в долинах
близлежащих речек или прудов. Готовый кирпич здесь и
просушивался. В селах, отдаленных от рек и ручьев, кирпич делали
у близлежащих колодцев или привозили в бочках воду ко двору.
Использовалась также дождевая вода, собираемая для этой цели у
ворот усадьбы с помощью запруды (тыйнак). Формовка кирпичей
производится в дощатых формах без дна или с дном (калуп).
Форма имеет от двух до восьми гнезд. Она укладывается на
ровную поверхность площадки, посыпанную соломой. Гнезда
заполняются чамуром. Поверхность уложенной в форму массы
заглаживают доской. После этого калуп убирается (рис. 41).
Формованные кирпичи сохнут четыре-пять дней, для чего их
периодически переворачивают на разные грани. Досушивают
кирпичи в длинных пирамидообразных ажурных кладках (керпич
сырасы), в которых обеспечивается доступ воздуха на как можно
большую часть поверхности кирпичных блоков.
Анализ наблюдений позволяет выявить некоторые
обстоятельства, приведшие к смене одного строительного приема
другим. Валькованный чамур, весьма пригодный для возведения
построек сравнительно небольшой величины (полуземлянок,
наземных двухкамерных хижин и домов), не всегда был удобен для
постройки больших домов. Кроме того, толстые чамурные стены
долго сохли, вследствие чего возведение стен дома растягивалось
на большой срок, и постройка завершалась в осенне-зимние
холода.
Использование же формованного в кирпичи чамура
позволяло заблаговременно подготовить сухой, добротный
строительный материал и до минимума сократить сроки
возведения стен.
В этнографической литературе до сих пор нет единого
мнения о значении и употреблении терминов саман, саманный, так
же как и близких по значению терминов чамур, чамурный,
глинобитный. Иногда саманными называют вообще все глиняные
постройки степной полосы. В этом случае слово саманный

337
означает не столько опреде-
ленную технику строитель-
ства, сколько материал для
строительства (глина с
соломой). Тюркское слово
саман означает в переводе
солома. В литературе упо-
требление этого термина
чаще всего связано с назва-
нием саманных кирпичей.
Поэтому и строительство из Рис. 41. Изготовление саманных кирпичей
таких кирпичей называют (с. Старые Траяны, фото 1976 г.)
саманной техникой.
Существует также разнобой в употреблении терминов
глинобитная и чамурно-вальковая. В большинстве случаев термин,
призванный обозначать чамурно-вальковую технику, подменяется
термином глинобитная техника, хотя последний обозначает
совершенно отличающийся от чамурного способ строительства.
На наш взгляд, это результат нечеткости общепринятой в
литературе терминологии способов возведения глиняных построек.
В интересах упорядочения этой терминологии представляется
правомерным использовать термин глиняный как наиболее общее
определение глиняных построек в отличие от плетневых,

Рис. 42. Приготовление чамура для обмазки дома (с. Етулия, фото 1976 г.)

338
деревянных, каменных и т. д. Все глиняные постройки могут быть
возведены тремя техническими приемами:
1. Замешанная на соломе вязкая глиняная масса формуется в
вальки, из которых кладут стены. Этот способ возведения домов,
как уже было сказано, называется чамурной техникой, которая
распространена только у народов степной полосы, в том числе у
гагаузов.
2. При глинобитной технике слегка влажную глину,
перемешанную с соломой или песком, засыпают в опалубку по
периметру стены и «бьют» специальными ступами до образования
плотной массы. После удаления опалубки дают обсохнуть
очередному слою. Эта техника бытует у южных молдаван,
преимущественно на левобережье Днестра, на Южной Украине, в
Румынии. У гагаузов глинобитная техника отсутствует.
3. При саманной технике стены кладут из формованной
глины, так называемых саманных кирпичей. Эта очень древняя и
распространенная у многих народов техника вошла в быт
населения Южной Бессарабии, в том числе гагаузов, начиная с
середины XIX в. в тесной связи с новым этапом развития
производительных сил края.
Чтобы полнее охарактеризовать технику возведения стен
жилища у гагаузов, необходимо сказать и о нетрадиционных
материалах, используемых для этих целей. Так, выяснено, что
бедные крестьяне иногда применяли в кладке стен плиты кизяка и
сухого дерна. Из кизяка строили чаще всего подсобные
помещения. В жилых постройках кизяковые плиты благодаря их
хорошим гидро и теплоизоляционным свойствам закладывались в
основание стен. Ими же, как правило, заделывали щели в верхних
частях стен после укладки потолочных балок.
Для рубки дерновых плит выбирали участок хорошо
утоптанной и сухой земли (толоки). Дерн, как и кизяк, рубили
широким резаком (тезек нажаа).
Для связки саманных, кизяковых и дерновых блоков при
кладке использовали раствор из глины, песка и соломы.
Стены обмазывали чамуром (рис. 42). Виды чамура строго
чередовались. Вначале новые стены обмазывали толстым слоем
глины, перемешанной с соломой (саманны сува). Первый слой
обмазки являлся основой, на которой держались все последующие
слои, поэтому на его поверхности делали борозды пальцами рук

339
(пармакламаа). После просушки первого слоя накладывали еще
один или два тонких слоя глины, замешанной на мелкой соломе
или на конском навозе (маизлы сува). Глиняная масса, как правило,
разравнивалась специальной дощечкой (сувамаа тафта) (рис. 43 и
44).

Рис. 43. Обмазка жилища глиной (с. Копчак, фото 1965 г.)

Рис. 44. Сувамаа тафта (рис. автора)

Глинистые почвы края предоставляли большой выбор глины

разнообразных цветов и прочности. Для обмазки стен снаружи
наиболее ценной считалась глина темно-бурого цвета (кырмызы
топрак, Кызыл топрак). Самой употребимой была желтая глина
(сары топрак), которую добывали в траншеях и нишах погребов, в
глиняных карьерах на окраинах сел (топраклык).

340
 Гагаузские женщины знали множество приемов обмазки и
способов окраски стен глиной. Для отделки особенно ценилась
желто-голубая клейкая глина (ай топраа)37. Ее обжигали и,
измельчив в порошок, употребляли для окраски стен интерьера
жилых помещений. Употреблялась и красящая масса из
необожженной ай топраа. В старину ею красили стены и потолок в
жилых постройках. Применение других видов строительных
материалов имело свои особенности.
Судя по архивным источникам и полевым данным, камень в
качестве строительного материала в гагаузских селениях
использовался редко, так как в западной части Центрального
Буджака (долина реки Ялпуг и район верхнего течения
Когыльника), где сосредоточены гагаузские селения, почти не
было месторождений камня. Но непопулярность этого
строительного материала можно объяснить не только отсутствием
природных ресурсов, но и господством плетневой и чамурной
техник, издавна бытовавших в крае. Так, в соседних (более
восточных) районах Центрального Буджака, где камень был в
избытке, он тем не менее в строительстве жилищ применялся в
первой половине XIX в. неохотно. В одном из источников начала
XIX в. сообщается, что в Южной Бессарабии «...каменоломни
находятся почти везде, ибо мало есть оврагов, которые бы не
имели более или менее дикого камня, весьма способного для
постройки». Однако жители Южной Бессарабии предпочитают
жить в домах, «...плетенных из хвороста, или мазанках, из соломы
с глиною и нескольких прутьев состоящих, которые разваливаются
при первом ливне... единственно потому, что добывание, перевоз...
камня для постройки домов требуют трудов и некоторых
издержек...»38.
К 1827 г. во всем Буджаке насчитывалось 18 624 плетневых
дома, 2037 земляных, 963 каменных и ни одного деревянного39.
Большая часть каменных домов принадлежала немецким
колонистам, проживавшим в том районе Буджака, где были
месторождения строевого камня. Кроме того, немецким
колонистам были известны навыки возведения построек из камня и
жженого кирпича, чего нельзя сказать о задунайских переселенцах,
и прежде всего о гагаузах — выходцах из равнинных областей
Подунавья.

341
 В 30-е гг. в отдельных колониях задунайских переселенцев
несколько расширилось использование камня в строительстве40. Во
многом этому способствовала налаженная к этому времени добыча
камня государственными крестьянами в восточном районе Южной
Бессарабии41. Но достаточной популярности камень в среде
большинства колонистов все же не получил вследствие издержек
на его добычу, покупку и применение, связанное с привлечением
специальных мастеров-каменщиков. Его использовали изредка
только зажиточные колонисты.
Наличие в болгарских колониях (в том числе гагаузских) в
середине XIX в. определенного процента каменных домов можно
рассматривать как показатель имущественной дифференциации в
среде крестьян. Так, в 1847 г. в бессарабских колониях болгар и
гагаузов, по сведениям А. Скальковского, было 4876 деревянных и
плетневых, 5272 каменных и чамурных и 15 кирпичных (надо
думать, саманных) домов42.
Исходя из сказанного, понятно, что каменные постройки
среди чамурных составляли незначительный процент. То же можно
сказать о деревянных постройках в составе плетневых. Принцип,
которым руководствовался Скальковский в подобной
классификации, неясен до сих пор.
Еще более фрагментарны и подчас противоречивы сведения
А. Клауса, который так характеризовал в середине XIX в.
жилищное строительство в болгарских колониях: «Дома
переселенцев по недостатку леса большею частью были или
плетневые, или из дикого камня, обмазанные глиною, но
встречались уже постройки по установленному колонистскому
фасаду, особенно в округах Измаильском и Кагульско-Прутском,
сосредоточивших торговлю и промышленную деятельность всего
«болгарского водворения». Обе главные колонии — Болград и
Комрат (особенно Болград) — были обстроены по преимуществу
казенными зданиями из жженого кирпича»43.
Приведенная выдержка из работы А. Клауса дает только
самое общее представление о домостроительстве в колониях.
Сказанное автором, видимо, относится к центральным частям этих
колоний, застроенным добротными (подчас по городскому типу)
домами колонистской буржуазии, так как основная масса
колонистов не отступала от традиционных методов постройки и по

342
-прежнему использовала глину как более популярный и доступный
материал.
Но если применение камня в качестве стенового материала
так и не укоренилось в быту гагаузов, то со временем (к концу XIX
— началу XX в.) камень стал необходим в связи с усложнением
вертикальной конструкции домов и появлением фундамента,
нехарактерного для гагаузского жилища в более ранние периоды.
В XIX в. как при чамурной, так и при плетневой технике для
укрепления стен сооружали завалинку (приспа). Чамурные стены,
как правило, достигали 50 — 60 см в ширину. Это также придавало
им особую устойчивость.
Для возведения чамурных построек в прошлом достаточно
было расчистить и разровнять площадку. И в конце XIX в.
В. А. Мошков отмечал, что большинство гагаузов возводят
постройки без всякого фундамента и даже «почва под ними не
углубляется, а только выравнивается, так как грунт повсюду —
чернозем, смешанный с глиной, или чистая глина и, следовательно,
дает достаточные гарантии прочности»44.
Лишь в самом конце XIX — начале XX вв. гагаузы все чаще
стали строить дома на фундаменте (темель). Первоначально
высота фундамента была незначительной. Все сводилось к рытью
неглубокой канавы (шанц, ендек) по периметру будущего дома.
Впоследствии все чаще под углы дома в ендек ставили камни или
делали кладку из камня.
Особенно необходим был фундамент при постройке жилищ
на склонах, когда нужно было крепить основание фасадной стены
и создавать горизонтальную плоскость для пола будущего дома. Со
временем фундамент стал необходимым элементом конструкции
домов независимо от рельефа местности (рис. 45).
Строительство галереи (сундурма, приспа) также усложняло
конструкцию дома. Старинные типы сундурмы имелись и в домах
без фундамента. Глинобитное основание галерей (приспа) в этих
случаях было невысоким (до 20 — 30 см). Но порог в таких домах
получался особенно высоким, так как уровень пола
бесфундаментного дома оказывался ниже уровня приспы. Иногда,
чтобы снизить уровень непомерно высокого порога, перед входной
дверью в приспе делалась выемка, равная ширине двери.
В домах с фундаментом появилась возможность поднимать
пол до уровня приспы. Усложнялись и приемы сооружения самой

343
 Рис. 45. Развитие конструкции жилища (рис. автора):
I – евь без фундамента; II – евь с зачатками фундамента; III – евь на фундаменте.
1 – евь на фундаменте с использованием рельефа; 2 – мааза под домом (вход с фасада);
3 – мааза под домом (вход с торца)

приспы. С ростом ее высоты столбы галереи (дирек), упиравшиеся

в край приспы, старались укреплять более капитально. Для этого
по краю приспы вмуровывали бревна (табан) с упорами под
каждым столбом в виде больших камней или кусков толстых
вертикально вмурованных в приспу бревен (дирек табаны). Так
складывалась традиция постройки дома на высоком цоколе, что
требовало обязательного укрепления фундамента камнем. Если
дом располагался на склоне, то с нижней стороны сооружали

344
цокольный этаж, в котором помещались, как правило, погреб или
иногда жилые помещения.
Специфичной была кладка каменных сводов цокольных
погребов (камер куржалыйлан). Основой свода служил дощатый
каркас, опирающийся на полукружия деревянных арок (куржала).
По каркасу делали веерообразную кладку. По окончании работ
дощатый каркас убирался.
Нет сомнений, что эта техника, неизвестная гагаузам до
переселения в Бессарабию, была заимствована ими вместе с
формой погребов у городского населения края, особенно бывших
крепостей Измаил и Аккерман, а также в монастырях, где каменное
зодчество достигло высокого уровня развития.
Характер стройматериалов определил в некоторой степени и
бытование тех или иных форм крыши в жилище гагаузов в
исследуемый период. Дом покрывали двух- или четырехскатной
стропильной крышей, опирающейся на балки потолочного
перекрытия, тогда как жилища, углубленные в землю, и
примитивные глиняные хижины (бордей, «кухня») имели соховую
беспотолочную двухскатную большей частью земляную крышу.
Сохи (или заменяющие их столбы) в таких постройках
располагались в центре торцовых стен. На них опиралась
центральная балка (киришь, зифть киришь). Поперечные
наклонные балки (до 5 пар) клали на киришь и на стены на равном
расстоянии друг от друга. На обрешетку вдоль длины постройки
настилали слой камыша или подсолнуховых стеблей, чередуя их со
слоями земли и золы. Весь настил обмазывали толстым слоем
чамура. Для предупреждения сползания земляной массы ее по
краям обрамляли доской, упирающейся в колышки, прибитые к
концам балки. Иногда такой же доской обрамляли и торцовые края
крыши. Земляной настил вместо крыши у наземных построек —
традиция, широко известная в степной полосе. Ее бытование
отмечено в самых засушливых безлесных степях и, несомненно,
связано со скудостью древесного материала. Обмазанные глиной
крыши определенных типов построек являлись характерной чертой
гагаузских и болгарских сел Буджака, что отмечали в свое время
В. А. Мошков и П. А. Шуманский.
Для кровли дома лесоматериалов требовалось больше. Тут
нужны были более крупные бревна, прежде всего, для балок
потолка.

345
 Существуют два типа потолков: с выступающими вовнутрь
помещения матицей и поперечными балками (атма таван, дёшемя
таван) и подшивной, ровный (асма таван, дюз таван). Внутренняя
поверхность потолка могла быть дощатой или глиняной. При
первом типе потолка на матицу накладывались поперечные балки,
к которым сверху прибивали дощатую обшивку, замазываемую
затем чамуром. При глиняном потолке вместо досок на балки
настилали колотые жерди, поверх которых также накладывали
чамур. Затем потолок обмазывали с обеих сторон. При подшивной
конструкции основу настила (доски, жерди) прибивали к балкам
снизу.
Более старинным является потолок с выступающими
вовнутрь помещения балками. Под влиянием городских форм в
начале XIX в. он начал уступать место подшивному дощатому или
глиняному потолку.
В конце XIX в. В. А. Мошков встречал в домах потолки с
выступающими двумя продольными матицами. При постоянном
дефиците строевого леса это явление крестьяне толковали как
признак зажиточности. Большие дома могли строить только
зажиточные крестьяне. Для поддержания потолка в таких домах
одной продольной балки оказывалось недостаточно.
Дефицитный лес особенно необходим был для стропильных
крыш домов. В наиболее старых плетневых домах сохранялась и
более архаичная конструкция крыши, где стропила врубались в
балки, лежащие на стенах (вдоль) или вынесенные за стены. В
чамурных постройках стропила врубались в концы поперечных
балок (таван аачлары). Верхние концы парных стропил упирались
друг в друга. В середине они закреплялись поперечным брусом
(бандина, поесок).
В исследуемый период для гагаузского дома наиболее
характерной формой крыши была четырехскатная (ёртю
кумайлан). Крайние стропила располагались наклонно. Для
прочности наклонные стропила в средине поддерживались
небольшими столбиками, упирающимися в поперечные балки
потолка. К стропилам на определенном расстоянии друг от друга
прибивались обрешетины (ляц), на которые накладывали материал
покрытия (черепицу, камыш). При драночной крыше вместо ляцов
использовали доски. Кладку черепицы и камыша или драночную
обшивку начинали с нижних краев крыши.

346
 В первой половине XIX в. двухскатной крышей дом
покрывали редко. Она начала распространяться лишь во второй
половине XIX — начале XX в., главным образом, в связи с
переориентацией дома в усадьбе торцом к улице. Сам дом в
поперечном сечении стал уже и по главной оси длиннее. На
строительство двухскатной крыши такого дома шли балки
меньшей длины. Двухскатная крыша в условиях Южной
Бессарабии, где постоянно ощущалась нехватка строевого леса,
была более выгодной, а следовательно, и более популярной
формой крыши, чем четырехскатная. Это сказалось в ее
ускоренном распространении в быту гагаузов и других
национальных групп Южной Бессарабии в конце XIX — начале
XX в.
Фронтон делали, как правило, из досок, реже — из глины
(кирпичная кладка или плетневой каркас, обмазанный глиной). Во
фронтонных стенках обычными были слуховые окна со стороны
улицы и дверь для входа на чердак (таван) со стороны двора.
Двухскатная крыша связывалась в народном сознании с
силуэтом немецких домов, ранее, чем у других групп населения
Южной Бессарабии, строившихся торцом к улице. Поэтому такая
крыша в народе называется немца ёртюсю, т. е. немецкая крыша,
тогда как четырехскатная — рус ёртюсю, т . е. русская крыша.
Этнографические материалы Комратского района
свидетельствуют, что четырехскатную крышу в селах называют
также молдуван ёртюсю, т. е. молдавская крыша. Это явление
вполне объяснимо. Хотя основные конструктивные приемы
возведения и четырехскатной, и двухскатной крыши не могли не
быть известны гагаузам в Болгарии до их переселения в
Бессарабию, на новых местах эволюция форм жилищ началась
заново под влиянием местных традиций. Влияние
домостроительства соседнего молдавского населения более
конкретным оказалось в северных районах расселения гагаузов
(Комратский, отчасти Чадыр-Лунгский районы), где и укоренилось
представление о связи четырехскатной крыши с молдавским
домостроительством.
Название рус ёртюсю больше распространено в южной части
Чадыр-Лунгского, Болградском районах и в гагаузских селах
Одесской области УССР. По значению оно шире, чем
заимствование русских традиций. Понятие русское в этих

347
гагаузских селах ассоциировалось с понятием городское.
Украинцев гагаузы также называли русскими. В силу этого
сложный процесс этнических взаимовлияний в крае причудливым
образом складывался в сознании крестьян: все заимствованное,
новое есть русское. По-видимому, это было связано еще и с тем,
что переселенцами из-за Дуная Южная Бессарабия воспринималась
как истинная Россия, и поэтому развивающиеся здесь явления
воспринимались как русские.
Одним из самых распространенных строительных материалов
в гагаузских селах XIX в. являлся камыш. Наиболее широко он
применялся в районах Южного Припрутья, Нижнего Подунавья, в
зоне озер и лиманов. Он использовался при возведении каркаса
стен, крыш мазанок, заборов, для изготовления утвари, циновок и
т. д.45
Во всей Южной Бессарабии в начале XIX в. жилищные и
хозяйственные постройки были преимущественно покрыты
камышом. Камыш здесь был древним строительным материалом.
По сведениям Э. Челеби, в конце XVII в. все постройки в селениях,
которые он посетил, были крыты камышом46.
В связи с колонизацией Бессарабии в начале XIX в.
потребность в стройматериалах все возрастала. Рубка камыша в
местах его произрастания (плавнях и долинах рек, приозерных
местах) превратилась в отрасль занятий населения края, в
своеобразный промысел. В этот период поставка его считалась
одной из ответственных повинностей колонистов47. Отдача
государством на откуп плавен для добычи и сбыта камыша в
течение всего века являлась одним из важнейших видов
государственных доходов в этом районе48.
До 1819 г. колонисты при рубке камыша на собственные
нужды отдавали в виде повинностей каждый десятый сноп в
пользу владельца плавней или откупщика49. В жалобе задунайских
переселенцев о притеснениях от 1816 г. говорится: «В первый год
по прибытии нашем сюда заплатили мы исправникам с каждого
воза камыша по 1 леву, кроме десятины в пользу бессарабского
откупщика»50.
В дальнейшем камышовый промысел развивался все шире.
Сбыть и приобрести камыш можно было на рынке. Мерой служили
снопы определенной величины (демет). Все селения гагаузов,
расположенные в Центральном Буджаке, пользовались привозным

348
 Рис. 46. Камышовая крыша

камышом, приобретенным на
базарах и ярмарках Болграда,
Комрата, Измаила или непосред-
ственно на местах его добычи (села
Южного Припрутья: Манта, Ваду-
луй-Исак и др.)
В приемах покрытия крыши
камышом у гагаузов также
прослеживается определенная пря -
Рис. 47. Драночная крыша
мая или косвенная связь с
этническими взаимовлияниями в бытовой культуре народов,
населявших Южную Бессарабию. Так, покрытие, в котором
камышовая обшивка обрабатывается по так называемому
принципу «под щетку», у гагаузов называется немца ёртюсю
(немецкая крыша) (рис. 46) в отличие от простого покрытия путем
накладывания толстого слоя камыша по скатам без
дополнительной его обработки. В некоторых молдавских селах
покрытие под щетку также называется немцаскэ, а простое
покрытие — по-простому (с. Гура-Быкулуй Новоаненского
района). Значит, более сложные приемы покрытия в народном
представлении связывались с опытом немцев, славившихся в крае
как отменные мастера, хотя эти приемы использовались
молдаванами левобережной Молдавии и некоторых северных ее
районов в более ранние периоды.
Отсутствие леса в крае вынуждало население использовать
также некоторые виды специфичных материалов: стебли
подсолнуха, кукурузы, виноградную лозу, плиты кизяка, золу и др.
Солома как материал для покрытия жилых построек не
получила широкого распространения в связи с климатическими

349
условиями края (частые степные ветры, доходившие до буранов), а
также с особенностями местных приемов обмолота (измельчение
соломы). Зато солома была необходимым компонентом чамура —
основного стенового материала.
Одним из местных традиционных видов кровельного
материала являлась дранка (шиндила) (рис. 47). Коренное
население лесистых районов Молдавии издавна изготавливало
дранку и использовало ее для покрытия построек. Еще в середине
XVII в. Э. Челеби сообщал, что для ремонта крепостей Очаков и
Аккерман должны прибыть мастера «валахи и молдаване с
дранкою»51. Дранку привозили теми же путями, какими прибывал
в Южную Бессарабию строевой лес из северных и центральных
районов Молдавского и Валашского княжеств52. Но из-за
дороговизны она использовалась мало и являлась показателем
социального положения и материального достатка53. В «Военно-
статистическом описании Бессарабской области...»
подчеркивается, что в 20-е гг. XIX в. «драницы» покупались лишь
богатыми колонистами54.
Во второй половине XIX в. в гагаузских селениях появились
местные кустари, которые изготавливали дранку из привозного
леса. Но преобладающим видом кровельного материала у гагаузов
дранка так никогда и не стала.
Черепицу привозили в
Южную Бессарабию из
Молдавского и Валашского
княжеств, Австрии и даже
Франции. Особенно цени-
лась в колониях красная
«марсельская» изящная и
прочная черепица, а также
«лугожская» из Западной
Олтении. Широко рас-
Рис. 48. Крыша из круглой черепицы
пространена была здесь
полукруглая черепица (чёлмек), известная гагаузам еще в Болгарии
(рис. 48). Об ее изготовлении на территории Бессарабии мы не
располагаем сведениями. Из сообщений информаторов известно,
что эту черепицу также привозили из-за границы.
Как один из дорогостоящих материалов, черепица всех видов
в прошлом была достоянием лишь богатых хозяев. Так, в 1838 г.,

350
когда большинство гагаузов продолжали жить в землянках, для
покрытия дома окружного старшины Илашкова привезены были
«26 подвод черепицы без платежа... из колонии Кирсово»55. Для
него же «возили также черепицу, дрова и хворост из отдаленных
лесов, камыш — из припрутских плавней»56.
А. Скальковский сообщает, что многие колонисты в 40-х гг.
XIX в., особенно в Болграде и Комрате, имели дома, построенные
по-городскому57, что проявлялось, прежде всего, в покрытии их
черепицей.
По сведениям В. А. Мошкова, в конце XIX в. дом, крытый
даже дранкой, обходился в два раза дороже, чем камышом, не
говоря уже о черепице58.
В связи с бедностью естественных ресурсов камня, леса и
других стройматериалов в крае не было их значительных
разработок, кроме камыша. К 1827 г. организуется промышленное
производство только некоторых видов стройматериалов. К этому
году уже существовали четыре кирпичных завода и два — для
гашения извести, работающих на местные нужды59.
Налаживается постепенно торговля лесоматериалами на
местном рынке. В колониях Тарутино, Комрат и Болград
организовывались многолюдные ярмарки, куда стекались жители
из окрестных селений «для торговли и продажи своих
произведений...» Тут же можно было купить «...лесные товары для
местного употребления» и другие необходимые стройматериалы60.
В середине XIX в. в Бессарабии несколько расширяется
местное производство таких строительных материалов, как
черепица и обожженный кирпич. Основными центрами их
производства были Болград, Комрат, Кирсово, Измаил, Рени.
Производимые материалы сбывались на базарах в Болграде и
Комрате населению окрестных сел61. Есть сведения о том, что их
производство в середине XIX в. росло весьма интенсивно. Так,
если в 1845 г. в названных центрах Южной Бессарабии на местные
нужды работали 4 черепичных и 5 кирпичных заводов, то в 1854 г.
— соответственно 16 и 15 заводов62.
В конце XIX — начале XX в. распространилось кустарное
производство черепицы из песка, привозного цемента и алебастра.
Навыками формовки черепицы владели гагаузы, служившие на
черепичных заводах. Технический уровень производства на
заводах был очень низким, и большинство производственных

351
процессов осуществлялось вруч-
ную. Формовочные станки
отличались несложным устрой-
ством, и их можно было сделать
самим (рис. 49 и 50). Поэтому
приемы формовки и обжига
черепицы известны были многим
гагаузам. Каждый при
Рис. 49. Станок для изготовления
необходимости мог попросить у круглой черепицы
мастера за определенную плату
станок и, приготовив смесь, наформовать черепицы для себя и
даже на продажу. Так изготавливали только белую черепицу.
Разумеется, она была грубее привозной (преимущественно
красной) и уступала ей в прочности, но зато обходилась дешевле.
К середине XIX в.
разнообразившиеся виды кро-
вельного материала в некоторой
степени изменили характер
конструкции и силуэты крыш
крестьянских домов. Например,
угол наклона скатов крыши
зависел от материала покрытия.
Полукруглая черепица требо-
Рис. 50. Станок для изготовления вала пологих скатов и шла на
плоской черепицы
покрытие в основном четы-
рехскатных крыш. Это было связано с тем, что у такой черепицы
не было никаких приспособлений, при помощи которых она при
укладке могла бы прикрепляться к ляцам. Конституция
четырехскатной крыши должна была быть достаточно пологой,
чтобы тяжелый черепичный покров не соскальзывал с обрешетки.
Плоская черепица (керемет) делалась со специальными
стандартными зазубринами по краям, что обеспечивало при
укладке взаимосвязь между соседними звеньями и зацепку
верхним краем за рейку обрешетки. Поэтому такая черепица могла
использоваться на покрытие крыши со скатами любого наклона, но
больше всего она подходила для двухскатной крыши со
сравнительно острым углом наклона скатов.
Дранка и камыш с одинаковым успехом использовались при
обеих конструкциях.

352
 В первые десятилетия XIX в. самым распространенным
материалом для закрытия оконных проемов служили бычьи и
свиные пузыри63.
В «Военно-статистическом описании Бессарабской
области...» говорится, что «стекло привозится из Австрии и
Подольской губернии... Но торговля сим предметом весьма
незначительная, потому что оно немного употребляется, ибо в
деревнях редкие дома имеют в окнах стекло, а большей частью
занимают его свиным пузырем, для сего обделываемым»64.
Стекло стало массовым достоянием крестьян только в
середине XIX в., так как до этого его поставка из-за границы и
местное производство были очень малы. Постепенно стекло все
шире использовалось среди колонистов, в том числе гагаузов,
находившихся в более выгодных социально-правовых и
экономических условиях, чем коренное молдавское крестьянство.
Уже в 60-х гг. XIX в. в письмах русского ополченца А. В.
Рачинского при описании селений Южной Бессарабии
подчеркивается, что в колонистских селениях стекло к этому
времени вошло во всеобщее употребление и болгарские колонии с
добротными домами, имеющими «просторные» застекленные окна,
выгодно отличаются от молдавских селений, «где хаты едва
защищены плохою крышей, где в окнах пузырь заменяет стекло»65.
С развитием производительных сил в болгарских колониях во
второй половине XIX — начале XX в. стекло, как и некоторые
другие виды стройматериалов, требующих промышленного
производства, стало обычным при строительстве крестьянского
жилья.
О состоянии строительного ремесла в гагаузских селах
Поскольку технические приемы возведения
преимущественно глиняных стен были несложными, большую
часть строительных работ при постройке дома по традиции делали
сами крестьяне. Но это не исключало существования некоторых
видов строительных ремесел. «Из статистического описания
Бессарабии, собственно так называемой...» известно, что уже к 20-
м гг. XIX в. в крае развиваются специальные ремесла, связанные со
строительством. Они сосредоточиваются в основном в городах 66.
Об этом же свидетельствуют материалы табл. 3. Мастера,
каменщики, плотники, столяры, штукатуры привлекались для

353
 возведения главным обра-
зом каменных зданий и
частных построек некото-
рых богатых хозяев.
С течением времени
все большее число коло-
нистов стало строить дома
более совершенной кон-
струкции, что требовало
специальных навыков и
мастерства камнеукладчи-
ков, деревообделочников,
кровельщиков и т.д.
Поэтому домостроителям
все чаще приходилось
обращаться к услугам
Таблица 3 ремесленников, работаю-
Сведения о состоянии строительного ремесла в
гагаузских селах Кагульского округа в 1852 г.* щих по заказу или
изготавливающих товары
для рынка (табл. 3). В связи с этим увеличивается значение таких
торговых и ремесленных центров, как Болград и Комрат.
С ростом производительных сил края и совершенствованием
типов жилищ в селах «колонистского водворения» в XIX в.
развитие ремесел стало интенсивнее, особенно после
переселенческой волны 1828 — 1832 гг.
Основными видами строительных ремесел были плотницкое
и камнеукладочное (рис. 51). Если в 1837 г. на территории
болгарских (в том числе гагаузских) колоний работали 35
плотников и 32 каменщика, то в 1851 г. — соответственно 222 и
12567.
Составители нового устава для колонистов в конце 50-х гг.
XIX в. писали о необходимости ввести в колониях должность
архитектора, так как частное строительство здесь «не
организовано» и зависит от случайных подрядчиков из среды
самих колонистов. Это, по мнению русских чиновников,
неблагоприятно влияло на развитие домостроительства в
колониях68. 1 января 1843 г. в Болграде было открыто даже
училище, в котором наряду с другими специальностями
предполагалось обучать архитекторов69.

354
 Но, несмотря на широкую кампанию властей по
благоустройству колоний, в середине XIX в. основная масса
крестьян по-прежнему сама строила себе дома. В селениях
работали свои мастера, и строительное ремесло основывалось на
традиционных навыках крестьянского домостроительства.
В 1855 г. в Болграде из 828 семей 486 занимались ремеслом, в
том числе строительным, в Комрате насчитывалось 113 семей
ремесленников, из них 25 сочетали занятия ремеслом и сельским
хозяйством70.
Многие крестьяне специализировались на отдельных видах
строительных работ или на целом их комплексе. Отличительной
чертой ремесленников-строителей является не только совмещение

Рис. 51. Самодельный плотницкий станок (конец ХIХ в., с. Еникиой, рис. автора)

своего ремесла с земледелием, но и универсальность навыков,

необходимых для того, чтобы построить дом, начиная от
фундамента и кончая крышей.
Ремесленный труд вначале распространяется, прежде всего,
на деревообделочные и плотницкие работы, кладку погребов и
фундамента, тогда как кладку стен (особенно валькованием) еще в
основном производят сами хозяева. Кладка стен из саманных
кирпичей чаще выполнялась мастерами-строителями, так как
требовала определенных навыков, инструментов и даже приборов
(отвес, ватерпас и др.).
В конце XIX в. В. А. Мошков сообщал, что для постройки
дома существуют особые мастера, которые берут за постройку

355
одного дома 17-20 рублей71. По-видимому, автор имел в виду
только кладку стен, так как в другом месте своего описания он
сообщал: «...хата средней величины: работа по кладке стен и
плотницкие — 75 рублей»72.

* * *
Итак, с первых лет проживания переселенцев в Южной
Бессарабии начался усиленный процесс приспособления их к
местным условиям. Наиболее ярко это проявилось в эволюции
видов строительных материалов, так как они самым
непосредственным образом связаны с особенностями новой
экологической среды.
Скудность ресурсов строевого леса и изобилие лессовых
суглинистых почв в степном Буджаке предопределили с самого
начала глину в качестве основного строительного материала.
Материальные лишения, испытываемые при переселении, слабая
экономическая мощь крестьянского полунатурального хозяйства
многих переселенцев в первой половине XIX в., частые засухи и
неурожайные годы заставляли переселенцев быстрее перенимать
местные традиции возведения жилья, которое отличалось от
привычных плетневых домов. Это проявилось в довольно быстром
переходе к чамурной технике и умении использовать любые
подручные материалы, часто нетрадиционные (бурьян, стебли
растений, траву, дерн, кизяк, золу и др.) в строительстве жилья
местных быстро возводимых форм, в частности мазанок с
земляной крышей.
В укоренении в быту гагаузов и другого населения Южной
Бессарабии в XIX в. традиций строительства жилищ из
валькованной глины определенную роль сыграл опыт татар-
ногайцев, у которых чамурная техника была широко
распространена к моменту их ухода из края. Вместе с техникой
укоренился и термин чамур.
В качестве материала для покрытия стропильной крыши
домов в начале XIX в. наиболее часто использовался камыш
благодаря интенсивному развитию в крае камышового промысла.
Употребление материалов, связанных с промышленным
производством (стекла, черепицы, жженого кирпича), в первой
половине XIX в. было весьма ограничено и доступно лишь самой
зажиточной части гагаузов.

356
 К середине XIX в. с развитием производительных сил края,
сопровождавшимся ростом рыночных связей, усилением
имущественной дифференциации в среде колонистов, уже вполне
освоившихся в местных условиях, в жилищном строительстве
гагаузов происходят коренные изменения. Увеличившееся
промышленное производство и расширившийся ввоз таких важных
видов строительного материала, как черепица, строевой лес,
камень, жженый кирпич, стекло, дранка, гонт и другие,
способствовали ускоренному развитию гагаузского жилища во
второй половине XIX в.
Это выразилось в появлении фундамента и высокого цоколя с
подвальным помещением и без него, в изменении форм крыши,
появлении более сложных способов покрытия домов, усложнении
плана дома за счет галерей и примыкающих навесов и т. д. В связи
с этим растет потребность в специализированных навыках, в
основном в плотницких, камнеукладочных, кровельных работах. В
селах появляются свои мастера. Характерной чертой
строительного ремесла в указанный период является сочетание его
с сельскохозяйственными занятиями, а также универсальность
нывыков отдельных мастеров.
В начале XX в. чамурную технику начала сменять саманная.
Все эти изменения в быту гагаузов происходили не
равномерно, а в тесной связи с имущественным расслоением в
крестьянской среде. Фундамент с погребом под домом, черепичная
крыша, иногда кирпичные и каменные стены появлялись прежде
всего у зажиточных крестьян, многие из которых уже в середине
XIX в. строили свои дома на цоколе. В быт основной массы
гагаузов эти новшества входили медленнее.
Анализ характера стройматериалов и основных строительных
приемов возведения жилищ у гагаузов убеждает в том, что они
находят аналогии у соседних народов и развивались в течение
веков под влиянием сходных природных условий, а также тесных
межэтнических контактов. Вследствие этого невозможно выделить
специфичные для гагаузов черты. Строительные материалы и
приемы конструкции жилых построек гагаузов носят
региональный, общий для Южной Бессарабии и соседних с ней
равнинных областей, характер.

357
 § 2. Жилище гагаузов в первой половине XIX в.
Особенности исторических судеб Южной Бессарабии,
заключавшиеся в постоянной изменчивости этнического состава
населения, значительно затрудняли преемственность форм
материальной культуры на этой территории. Поэтому к моменту
поселения здесь гагаузов, болгар и других колонистских групп
(конец XVIII — начало XIX вв.) трудно выделить в материальной
культуре старожильческого населения явления, возникшие и
эволюционировавшие на данной местности. В связи с этим в ходе
сравнительного анализа лишь фрагментарно коснемся
соотношения древних элементов культуры с существовавшими в
XIX в.
В начале колонизации края гагаузское и другое
переселенческое население использовало как традиционные типы
наземного жилища, так и более примитивные, к которым оно
вынуждено было прибегнуть в трудных условиях оседания на
малообжитых местах.
Жилище, углубленное в землю (бордей)
В первые после переселения годы гагаузы из-за отсутствия
леса не всегда могли строить плетневые дома, известные им еще в
Болгарии, поэтому большое распространение получили
примитивные формы жилища: землянка и полуземлянка. Эти
постройки в народе назывались бордеями 73 (рис. 52). В

Рис. 52. Землянка середины ХIХ в. (изображение по описаниям, рис. автора)

358
официальных документах того времени их в отличие от домов
называли землянками.
Широкое распространение на известной стадии развития
бытовой культуры многих народов землянки как формы жилища
обусловлено простотой ее конструкции и практичностью. Для
большинства народов в конце XIX в. землянка была давно
пройденным этапом. Однако ее продолжали использовать как
временное и даже как постоянное жилище в периоды переселений,
несмотря на то, что мигрирующим группам были известны более
совершенные формы жилья. Так, в XIX в. в Добрудже колонисты,
особенно болгарские, возродили древнюю для этих мест традицию
жилища, углубленного в землю, хотя некоторые из них до
переселения землянок не знали74.
Как первичная форма жилища, наиболее удобная и доступная
при обживании новых мест, землянка была широко распространена
в Новороссийском крае в течение всего периода его колонизации 75.
Широко использовалась она в конце XVIII — первой половине
XIX в. и у колонистов Южной Бессарабии независимо от их
этнической принадлежности. В меньшей степени к землянке
прибегали задунайские переселенцы, обосновавшиеся в Припрутье
на частновладельческих землях: многим из них удалось занять
дома в помещичьих владениях, а «прочие посредством пособия от
помещиков получили нужный лес»76. На казенных же почти не
обжитых землях Центрального Буджака в селах так называемого
«болгарского водворения», где условия для устройства
переселенцев были намного труднее, землянка была одной из
распространенных форм жилища всю первую половину XIX в. Так,
в апреле 1816 г. в прошении задунайских переселенцев к местным
властям сообщается, что они не имеют возможности построить
дома и живут большей частью в землянках77. В рапорте одного из
чиновников Александру I от 3 июля 1816 г. говорится, что
задунайские переселенцы «...водворялись на землях частных
владельцев, другие же большей частью устроили землянки на
землях казенных...»78.
В с. Болбока (Котловина) Ренийского района Украинской
ССР еще помнят рассказы предков о том, что в первые после
переселения годы колонисты жили в землянках, отапливаемых
открытым очагом с подвесным котлом79.

359
 В рапортах и донесениях членов Комиссии по сбору сведений
о задунайских переселенцах Бессарабии в начале XIX в.
неоднократно подчеркивается, что «...неводворенных между
переселенцами вовсе не находится, если под этим подразумевать
таких, которые никаких жилищ не имеют, ибо все они, а особенно
занимающие казенные земли, живут в землянках; число же
имеющих избы (т.е. дома. — М. М.) столь мало, что не может быть
принято в рассуждение»80. Во многих документах начала XIX в.
сообщается, что большая часть задунайских переселенцев живет в
землянках и теснятся в них по две семьи и больше81.
Гагаузы так преуспели в строительстве жилищ, в том числе
землянок, имевших необходимый минимум удобств
применительно к условиям степного Буджака, что уже во втором
десятилетии XIX в. власти считали их вполне устроившимися и
обязали помогать немецким колонистам. Это была одна из самых
несправедливых и тяжелых повинностей задунайских
переселенцев. Их, живущих «большей частью в землянках»82,
заставляли не только содержать немецких колонистов, но и
привозить им лес для строительства плетневых домов, а также
принимать участие в строительстве наземных жилищ для них83.
Точное количество землянок в гагаузских колониях в самом
начале XIX в. неизвестно84.
Переселенцы 1828—1834 гг. также использовали в качестве
первичного жилья землянки. Они в короткий срок сумели
построить постоянные жилища, или «изрядные землянки»85.
Видимо, последние строились по примеру первичной землянки-
бордея. которая за прошедшие 20 лет после освоения края стала
одним из типов постоянного жилища и конструктивно значительно
развилась по сравнению с первыми переселенческими землянками,
превратившись в полуназемную или наземную хижину с глиняной
крышей86. Такая хижина впоследствии была типичной жилой
постройкой не только у гагаузов, но и у другого населения
Центрального Буджака. По подсчетам И. И. Мещерюка, из 1749
семей переселенцев, вновь прибывших в Аккерманский и
Измаильский уезды, собственными жилищами в короткий срок
обзавелись 1167, или 76%, семей.
Есть сведения, что в 30 — 40-е гг. XIX в. русские власти,
желая благоустроить колонии, принуждали колонистов
ликвидировать землянки. В 1837 г. один из русских чиновников

360
И. Толстой, составивший отчет о состоянии колоний, сообщал, что
колонисты «неохотно» строили благоустроенные дома «окнами на
улицу»87 и продолжали жить со своими семьями в землянках 88. В
архивных материалах 40-х гг. имеются сведения о количестве
разрушенных землянок, стоящих не на плановых местах.
Нетронутыми оставались только землянки, не мешавшие
плановому строительству села.
Количество землянок в колониях в середине XIX в. и их
краткое описание даны А. Скальковским. По его сведениям, в 89
колониях имелось около 350 «настоящих» землянок89. Из этого
можно заключить, что существовали и переходные к наземному
жилищу формы, не позволяющие считать их «настоящими»
землянками.
В. А. Мошков сообщает, что в конце XIX в. землянка
служила жильем для беднейших гагаузов.
Одно из наиболее ранних описаний конструкции жилищ,
углубленных в землю, характерных для задунайских переселенцев,
в том числе гагаузов Бессарабии, содержится в работе А.
Скальковского90. Он пишет, что при сооружении землянки прежде
всего рыли четырехугольный погреб глубиной 1,5 — 1,8 м. По
краям его зарывали столбы и над ними располагали двухскатную
крышу, опирающуюся на продольную балку (зифть киришь). На
наклонные балки (маказ) крыши, количество которых достигало
8—10 штук, настилали жерди, а затем солому и сверху засыпали
землей.
Описание гагаузской землянки, сделанное
В. А. Мошковым, свидетельствует, что принцип строительства ее
каркаса в конце XIX в. не изменился по сравнению с временами
А. Скальковского. В. А. Мошков подробнее рисует детали
землянки: «Образовавшийся... остов оплетается прутьями или
просто заваливается сухим хворостом, а затем засыпается землей и
обмазывается изнутри и снаружи глиной. Из таких жердей и
хворосту делается и крыльцо (гырлич) с земляными ступеньками.
Потолка в такой землянке вовсе не делается, а освещается она
одним или двумя оконцами в боковом срезе двухскатной крыши
или через слуховое окно»91.
Полевые материалы свидетельствуют о том, что жилища,
углубленные в землю, ушли из быта гагаузов уже в начале XX в.,
но конструктивные принципы жилой землянки хорошо

361
сохранились до наших дней во временных бордеях, рассчитанных
на сезонное пользование в огородных и садовых бригадах и других
хозяйственных угодьях. Двухскатная крыша такого бордея
заваливается толстым слоем земли и в большинстве случаев
обмазывается глиной снаружи и изнутри. В задней или в одной из
половин передней стенки делается окошечко, в другой половине —
дверь. Чтобы в землянку не стекала дождевая вода, перед ее
входом, немного ниже порога, выкапывают четырехугольную яму.
В бордей ведут вырубленные в грунте ступени. Изредка над
входом делают простой навес на четырех столбиках, который
покрывают травой, сеном или дерном. В бордее вырубают
земляной топчан (пат). Иногда он сооружается из досок.
Основные конструктивные принципы землянки-бордея в
настоящее время можно проследить и по старинным погребам,
имеющим в основе прямоугольную яму с двухскатным земляным
перекрытием.
На обрешетку и настил крыши землянки часто наравне с
землей и глиной насыпали золу, считая ее более водоупорной и
легкой.
Входная дверь землянки располагалась с торца, что
обусловлено самой конструкцией этого типа жилища.
Свидетельств о боковом входе в гагаузскую землянку XIX в. на
территории Бессарабии мы не имеем, а этнографические
материалы и изучение реликтовых форм подтверждают, что
землянка в Буджаке состояла не более чем из двух помещений и
вход в нее находился с торца. Сведениями об однокамерных
жилых землянках у гагаузов мы также не располагаем, если не
считать временных жилищ пастухов, огородных сторожек и т. д.,
воспринимаемых нами как реликт землянок.
У А. Скальковского упоминается о наличии в землянке
«большой печи и трубы» «из плетня, обмазанного глиной». Трубу
«высоко поднимают над погребом», т. е. землянкой92.
А. Скальковский подчеркивает, что труба была настолько высока,
что при снежных заносах являлась единственным источником
воздуха. О местоположении отопительной системы в землянке
упомянутый автор не говорит. Но, проведя аналогии с землянкой
конца XIX в., можно допустить, что уже в середине указанного
века труба и печь в землянке играли такую же организующую роль
в планировке и интерьере, как и в наземном доме, т. е.,

362
располагаясь у смежной стены, делили жилище на две части:
жилое помещение, где находился корпус печи, и прихожую, куда
выходили труба с очагом. Это довольно развитая для подземного
жилища планировка.
По описанию В. А. Мошкова смежная стена (ара дувар)
делила землянку конца XIX в. на две половины. Первая, куда вел
вход со двора, называлась хаят, другая была жилой комнатой и
называлась евь, ичер93.
Широкая труба, суживающаяся кверху (бажа, бажалык),
располагалась у смежной стены в глубине хаят. Внутри трубы к
перекладине подвешивался котел (бакыр), под которым разжигали
огонь. В бажалык выходило устье печи (соба, фырын, джамал,
кимбет), обогревающее жилое помещение. Эта отопительная си-
стема гагаузской землянки, как и она сама, имеет аналогии в
некоторых районах Подунавья и других регионах Европы.
Наиболее близкие аналогии как двухкамерной землянки, так
и отопительной системы встречаются у бессарабских болгар94, в
Северной Болгарии95 и у другого населения соседних с
Бессарабией территорий96.
Характерной деталью интерьера гагаузской землянки XIX в.
являлось земляное возвышение (пат долма), занимавшее иногда
более половины жилого помещения и служившее местом для сна.
Такие глиняные лавки отмечал у древних славян Л. Нидерле97.
Первоначальное назначение земляных возвышений в
землянках как древних славян, так и населения Подунавья, где
жили гагаузы до переселения, было связано с необходимостью
выделить в древнем жилище — хлеву — ту часть, где размещались
люди. В этой части жилища располагался и очаг. Реликты такого
жилища широко бытовали в XIX в. в Подунавье под названием
земник, дам98.
Земляные возвышения (одър, пръстник, брег) делались по
традиции и в других типах углубленных в землю жилищ, не
связанных с содержанием скота. Здесь они выполняли функции
добавочных, более чистых по сравнению с полом плоскостей,
используемых в качестве места для сна. Для таких же нужд
использовали земляные возвышения и гагаузы Бессарабии.
Население Центральной и Северной Молдавии в XIX в. и в более
ранние периоды также часто устраивало в землянках земляные
лавки (пат, лайцэ дин лут).

363
 Таким образом, земляные возвышения являлись
необходимым элементом интерьера прежде всего землянок.
Бытование их в наземном жилище исследуемого ареала может
быть объяснено преемственностью черт более раннего подземного
жилища и сравнительно более позднего наземного. Так, в старых
молдавских домах упомянутой территории пат дин лут
встречается и в настоящее время. Там пат занимает задний угол
жилой комнаты и служит местом для сна99.
Итак, сравнения и анализ убеждают, что в наземном жилище
земляные возвышения — это реликт интерьера средневековой
землянки. В наземных жилищах Северо-Восточной Болгарии и
сопредельных областей этот элемент интерьера встречался
сравнительно редко.
У гагаузов Бессарабии земляные возвышения широко
бытовали не только в землянках, но и в наземных постройках
вплоть до 50—60-х гг. XX в., а иногда встречаются и сейчас.
Аналогичные пат дин лут (молдавское), одър, под, минсофа
(болгарские) имелись и в наземных жилищах молдаван Южной
Бессарабии100, бессарабских и новороссийских болгар101.
Значит, земляное возвышение в наземном жилище у
населения Южной Бессарабии, в том числе у гагаузов,— традиция
бессарабского происхождения, сложившаяся в XIX в. под
влиянием интерьера землянки, в свою очередь испытавшей
влияние местных форм. Так, в отличие от подземного жилища
Северной Болгарии, где глиняные возвышения не имели строго
определенного места в интерьере и могли располагаться в
прихожей, в одном из углов или в глубине жилища, у гагаузов
Бессарабии пат-долма обязательно располагается в углу,
образуемом задней и торцовой стенами, примыкая к печи. Так же
располагаются нары и возвышения для спанья в молдавском и
украинском жилище102.
Сказанное свидетельствует, что колонистская землянка не
являлась временным жилым сооружением. Она имеет вполне
устойчивые традиции, знакомые и привычные переселенцам еще в
Болгарии: большая печь и труба с очагом в основании, высокая
крыша, сравнительно развитая горизонтальная планировка,
особенности интерьера и т. д. В то же время совпадение некоторых
черт колонистской землянки с давними традициями жилища
местного населения способствовало быстрейшей адаптации

364
переселенцев на новых землях и сопровождалось заимствованием
местных элементов.
Дальнейшее развитие землянки шло по пути выхода ее на
поверхность, где она с добавлением стен становилась
полуназемной или наземной хижиной.
Дом
Из источников известно, что в начале XIX в. в крае
существовали определенные типы наземного жилища в виде двух-,
иногда трехкамерных плетневых или чамурных мазанок. У
молдаван юга междуречья Днестра и Прута еще в XVIII в.
бытовали домики, покрытые соломой, очень низкие, сделанные из
плетеных ветвей, обмазанных глиной103. Один из
путешественников конца XVIII в. писал, что селения Молдавии и в
то время представляли собой «...кучи нескольких хижин от 6 до 7
футов ширины... Дома городские и деревенские построены на
солнцепеках, обмазаны глинистою землею и коровьим навозом,
вместе смешанными, извне и внутри подмазанные серо-белою
глиною»104.
В 30-е гг. XIX в. у молдавского населения близлежащих к
Буджакскому району областей двухкамерные наземные плетневые
дома-мазанки105 продолжали оставаться основными типами
жилища. Опыт местного населения, несомненно, оказал влияние на
жилищные традиции переселенцев.
На «старых» гагаузов, живших в селениях Припрутья, т. е. на
владельческих землях, наиболее интенсивным было влияние
местного населения, преимущественно молдаван. Известно, что
«старые» гагаузы к моменту ухода на казенные земли жили в
наземных домах, надо полагать, внешне мало отличавшихся от
домов молдавских крестьян. Уходя, они разрушали жилые и
хозяйственные постройки и забирали с собой деревянные детали:
балки, колья, столбы, хворост и жерди. Увозили, как правило, и
камыш106. Это давало им возможность на казенных землях сразу
строить привычные по конструкции наземные дома, хозяйственные
постройки и даже церкви. В источниках есть сведения, например, о
том, что церкви гагаузов в первой половине XIX в. строились по
примеру «хижин молдавских поселян»107, т. е. представляли собой
«дом, хворостом плетенный, глиною обмазанный, камышом и
бурьяном покрытый»108.

365
 Некоторые жилищные традиции были унаследованы и от
ногайского населения степного Буджака, у которого к началу XIX
в. сложились определенные типы жилищ. Очевидцы ухода
ногайцев из Буджака отмечали наличие в покинутых ими селениях
наземных жилых построек, возведенных из плетня и глины109.
Таким образом, в Бессарабии к моменту переселения туда
гагаузов и болгар существовали традиции наземного жилища,
которые, несомненно, повлияли на жилищное строительство
переселенцев.
Исследования доказывают, что наземные мазанки гагаузов с
самого начала не были однотипны по конструкции, а
впоследствии, во второй половине XIX в., разнились и по
функциональному назначению.
В народе строго отличали наземный дом (евь) от более
простых по конструкции наземных жилищ, которые, как и
землянки, назывались бордеями. В официальных документах того
времени дома в отличие от землянок и упомянутых наземных
жилищ называются избами110. Во всех архивных источниках также
четко подчеркивается наличие в колониях наряду с примитивными
типами жилищ наземного дома более капитальной конструкции,
называемого избой.
Судя по документам, в 1816 г. таких домов было
незначительное количество111. С течением времени, особенно
после 1820 г., когда переселенцы получили колонистские права,
способствовавшие значительному улучшению их благосостояния,
численность домов быстро увеличилась. Уже в 1829—1830 гг.
очевидец отмечал, что гагаузские села Казаклия, Комрат, Бешалма
«хорошо обстроены»112. Известно, что в 40-е гг. XIX в. власти
обязывали колонистов сносить не только землянки, но и старые
избы113.
В 1842 г. современники свидетельствовали, что в колониях
«много выстроено новых домов по планам на место обветшавших
и безобразных домиков и приведено много прежних домов в
правильное с фасадами положение»114.
Таким образом, к середине XIX в. многие колонисты имели в
усадьбах наземные дома. Плетневые или чамурные стены евь
возводились без фундамента. Потолок был дощатый или
обмазанный глиной. Четырехскатная стропильная крыша

366
 Рис. 53. Двухкамерный дом (рис. автора):
I − общий вид; II − горизонтальный план: 1 − соба; 2 − хаят; 3 − дам, даяма

покрывалась чаще всего камышом и только у наиболее

зажиточных колонистов — дранкой или черепицей.
В гагаузских селах и сейчас на усадьбе встречаются
двухкамерные дома, называемые кючюк евь (маленький дом), ески
евь (старый дом)115 (рис. 53 и 54). Эти дома, как правило, стоят

Рис. 54. Старинный дом в с. Бешалма (фото 1973 г.)

367
посреди двора отдельно от остальных построек и ориентированы
большей частью фасадом к улице. Четырехскатная крыша, потолок
с выступающими вовнутрь жилища балками, двухкамерный план,
маленькие окошки, невысокие стены и глиняные завалинки
составляют специфические черты ески евь и отличают его от более
поздних форм дома (рис. 55).

Рис. 55. Ески евь образца ХIХ в. (с. Бешалма, фото 1975 г.)

Иногда к задней или боковой стене ески евь примыкает навес

(кайдырма, чалмар, сайван, шопрон). Очень часто вместо навеса к
дому примыкает закрытое помещение (даяма), подведенное под
удлиненный скат крыши.
Такой дом, как правило, состоит из двух помещений: жилой
комнаты (ода, ичер, соба), отапливаемой печью, и комнаты с
очагом (хаят), куда ведет вход со двора.
Этнографические материалы позволяют рассматривать этот
старинный двухкамерный дом как начальный этап в эволюции
гагаузского дома в Бессарабии. Впоследствии этот дом явился
исходным моментом дальнейшего развития наземного жилища
гагаузов путем пристройки новых помещений. Сравнительный
анализ показал, что наиболее близок этот ранний тип дома
бессарабских гагаузов к жилищу населения Северо-Восточной
Болгарии — одной из разновидностей равнинного типа жилища
этой страны, отличающегося несложной одноэтажной

368
конструкцией и отсутствием украшений во внешнем облике116. По
многим из перечисленных признаков гагаузский евь сходен с
традиционным жилищем XIX в. у молдаван и украинцев. Это
отмечено в литературе и источниках. Вот как характеризует А.
Скальковскин колонистский (гагаузский и болгарский) дом в
середине XIX в.: «Дома строят болгары (читай, и гагаузы. — М.
М.) по наружности во многом сходные с хорошими малорусскими
хатами...»117. По-видимому, слишком явным было сходство
конструктивных и внешних признаков колонистского, в том числе
гагаузского, наземного дома середины XIX в. с жилищем
окружающего населения. Поэтому не случайно у очевидцев XIX в.
дома гагаузов и болгар ассоциировались с малорусской хатой и
молдавским домом. Более того, из литературы известно, что
подобные двухкамерные плетневые дома были характерны в
начале XIX в. и для северо-восточных областей Болгарии, откуда
гагаузы переселились в Буджак.
Как видим, резкой разницы в жилищных традициях
наземного жилья у местного и пришлого населения не
наблюдалось с самого начала. Конструктивные особенности
жилища гагаузов в первой половине XIX в. развивались в тесной
связи с экологическими условиями Балканского Подунавья и
Южной Бессарабии, в общем русле развития жилищных форм у
народов, проживающих в этом ареале и соседних с ним областях.
Но если конструкция и внешний облик ески евь наряду с
балканскими чертами имеют также большое сходство с чертами
местного бессарабского дома первой половины XIX в., то
внутренняя планировка и тип связи комнат полностью балканские
и позволяют отнести гагаузский ески евь XIX в. к одному из
вариантов южно-европейского типа жилищ, в котором основные
жилые функции сосредоточены в наиболее древнем звене жилища
— помещении с очагом, куда вел ход со двора. В жилище гагаузов
таким помещением был хаят в отличие от украинского и
молдавского дома, где центр жилища — жилая комната с печью и
очагом — затишен холодными сенями. Именно в хаяте гагаузского
евь хорошо сохранились черты древнейшего жилища, нашедшего
на Балканах яркое выражение в болгарской кыште.
Хаят старинного гагаузского дома — просторное помещение
прямоугольной формы. Из него ведет дверь в жилую комнату. В
старинных вариантах дома над хаятом потолок отсутствовал. Со

369
временем его начали строить, подпирая в центре одним или двумя
столбами. Такие же столбы часто подпирали потолок в жилой
комнате118.
Стены в хаяте по традиции не белили, а окрашивали
раствором тертой глины. Хаят имел прямой выход на улицу и
играл кроме прочего роль сеней по отношению к смежной жилой
собе. Но функции гагаузского хаята в корне отличаются от
функций холодных сеней коренного населения Северной
Бессарабии, сводившихся к защите входа в основное жилое
помещение. В обширном хаяте поблизости от очага протекала
почти вся жизнь крестьянской семьи. Здесь ели, спали, работали,
иногда даже принимали гостей.
Открытый очаг (атешлик) был полностью аналогичен очагу,
распространенному в Северо-Восточной Болгарии. Как и в бордее,
он располагался в углу хаята, в основании широкого дымохода
(бажалык), массивные стены которого упирались в пол. Нижняя
часть дымохода бывала настолько широкой, что, по образному
выражению самих гагаузов, в нее «можно было въехать подводой».
Кверху дымоход постепенно сужался и выступал над крышей. В
старых домах основание бажалыка (ватра) с открытым очагом не
возвышалось над полом, позже его стали строить выше пола.
В отличие от других типов жилищ в глубине хаята ески евь
иногда стояли деревянные ясли для скота. Это говорит о прямой
аналогии с южноевропейским жилищем, в данном случае с
балканским его вариантом. В этнографической науке установлено,
что ядром этого жилища являлось помещение с очагом (у болгар
— къшта), где первоначально находился вместе с людьми и скот119.
Для непосредственной связи дома с улицей и хозяйственным
двором по аналогии с жилищем Северо-Восточной равнинной
Болгарии в хаяте ески евь имелись сквозные двери в сторону
улицы и в сторону хозяйственного двора. Хозяйственные
постройки располагались, как правило, вблизи дома, а иногда даже
примыкали к нему.
Таким образом, по типу отопительной системы, характеру
связи помещений в доме и связи дома с хозяйственным двором,
функциональным особенностям помещения с очагом гагаузский
дом первой половины XIX в. более, чем другие типы жилищ,
сохранил черты, общие с балканскими традициями, поэтому его
прямые аналогии встречаются у населения Подунавья. Именно по

370
указанным признакам его можно отнести к одному из подтипов
южноевропейского дома, где вход со двора ведет в центральное
жилое помещение с очагом, а уже из этого помещения можно
попасть в жилую комнату, отапливаемую печью.
Наземные хижины
Другим типом наземной мазанки, не менее
распространенным в быту гагаузов, чем дом, были так называемые
наземные хижины120. В 20-е гг. XIX в., по словам современников,
это были «плетенки из хвороста или мазанки, из соломы с глиною
и нескольких прутьев состоящие, которые разваливаются при
первом ливне...»121. Ясно, что в данном случае речь не может идти
о домах как таковых.
Материалом для постройки хижин служили глина, солома,
сучья, хворост и др. Отличительной от домов чертой хижин можно
считать двухскатную земляную обмазанную глиной крышу.
В первой половине XIX в. плетневой каркас хижин чаше, чем
домов, заменялся каркасом из камыша или стеблей подсолнуха.
Впоследствии основным материалом для сооружения хижин, как и
домов, служил чамур. Двухскатная крыша без потолка опиралась
на сохи и низкие стены. Камышовый, жердяной или
подсолнуховый настил крыши заваливали землей и обмазывали
глиной.
Наземные хижины (чамурные или плетневые) бытовали в
гагаузских селах с начала до конца XIX в. и наравне с землянками
и домами служили одной из форм постоянного жилья. Широко
распространены они были и в первой половине XX в. Конкретным
описанием наземной хижины в начале XIX в. мы не располагаем.
Поэтому попытаемся доказать их наличие и показать степень
совершенства конструкции в этот период косвенным путем.
В одном из документов второго десятилетия XIX в.
говорится, что жители гагаузских сел Бендерского уезда:
Дезгинжа, Кириет, Копчак, Бешгиоз, Кирсово, Чок-Майдан,
Конгаз, Бешалма, Баурчи, Томай, Гайдары, Бешгез — по
настоянию властей содержали варшавских колонистов
безвозмездно и «сверх того выстроили особые для жительства им
домики в самом селении во избежание тесноты в домах своих»122.
Трудно себе представить вид этих домиков, но вряд ли они многим
отличались от жилищ самих гагаузов, так как, вероятнее всего, их

371
строили привычными способами. Очевидно, в отличие от землянок
они имели стены, иначе их не назвали бы домиками. По-видимому,
читая в некоторых документах о «скорослепленных» «плетневых
мазанках», очень «похожих на шалаши кочующих народов»123,
следует иметь в виду эти домики. Остается только догадываться,
что толкало авторов «Статистического описания Бессарабии,
собственно так называемой...» на такие сравнения. Наверное, эти
ассоциации вызывали небольшие размеры и примитивность
конструкции глиняных крыш упомянутых построек, характерных в
то время для полукочевого и оседлого населения новороссийских
степей.
«Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой...», так же как и более поздние источники по
домостроительству, не дифференцирует плетневые и чамурные
жилища по степени совершенства конструкции, но вполне
возможно, что часть их являлась наземными мазанками,
отличавшимися от землянок тем, что у них были стены, а от домов
тем, что они не имели потолка и крыты были глиной.
Очевидно, это и есть те «изрядные землянки»124, которые
строили переселенцы в 1829—1834 гг. Такая постройка уже не
была землянкой первых лет переселения, но ее нельзя было назвать
и домом. И все же она обеспечивала потребности переселенцев в
жилье, не противореча при этом привычным формам быта и
традициям.
А. Скальковский в 40-е гг. XIX в. указывал на относительно
небольшое количество (350) землянок во всех 89 болгарских
колониях, тогда как наземных жилищ (чамурных и плетневых)
было несравненно больше. Создается впечатление, что все колонии
к этому времени были застроены наземными домами совершенной
конструкции. В таком случае, что же в 1837 г. один из царских
чиновников И. Толстой125 называл землянками? Остается
предположить, что не все постройки, в которых жили в указанный
период колонисты, были домами или землянками, полностью
углубленными в землю. По-видимому, существовали наземные
«землянки», имевшие кроме земляной крыши и стены. Это
подтверждает анализ архивных источников. Так, в 40-е гг. XIX в.
многие официальные документы отмечают, что в колониях бытуют
небольшие наземные жилища — «лачужки». Иногда такие домики
колонисты строили на скорую руку на выделенных в границах сел

372
планах с тем, чтобы занять место, а сами продолжали жить на
хуторах126.
В одном из циркулярных предписаний Попечительного
комитета иностранных переселенцев за 1841 г. содержится задание
окружным приказам составить список колонистов, не построивших
«порядочных» домов и живущих в землянках или «лачужках»127.
Из официальной переписки известно, что в 40-е гг. XIX в. с.
Дезгинжа состояло из «почти ничем не крытых лачужек»128.
На наличие в Южной Бессарабии наравне с домами
примитивных углубленных в землю и наземных жилищ указывал в
начале XX в. Ал. Харузин129.
Учитывая сказанное, можно предположить, что
А. Скальковский130 в своей классификации просто причислял
наземные хижины к домам. На наш взгляд, это же относится и к
материалам «Статистического описания Бессарабии, собственно
так называемой...» и другим документам, где называется очень
большое для упомянутого периода количество капитальных домов
в болгарских колониях, что противоречит действительному
положению131.
Небезынтересно отметить, что землянками продолжают и
сейчас называть наземные глинобитные постройки с двухскатной
крышей-потолком, распространенные на юге Одесской и
Херсонской областей Украинской ССР132.
Бытование наземных хижин-бордеев в начале XIX в. у
гагаузов и другого населения Южной Бессарабии мы связываем
отчасти с влиянием жилища ногайского населения в Буджаке,
имевшего к началу XIX в. уже сложившиеся традиции постоянного
жилища в степных условиях. Полукочевой образ жизни ногайцев
Буджака в конце ХVIII в. не требовал сооружения капитальных
построек. Переходившие к оседлому образу жизни кочевники при
строительстве жилища обходились тем минимумом
стройматериалов, какие предоставляла безлесная степь: дерн,
земля, навоз, камыш. Их постоянные жилые постройки (как
чамурные, так и плетневые) возводились по простой схеме:
невысокие стены, на которые опирается односкатная или
двухскатная земляная или камышовая крыша без потолка,
обмазанная глиной. Эти постройки, уступавшие в прочности и
долговечности постройкам молдаван, оправдывали себя в
полукочевом быту. Они были близки по типу к домикам с

373
земляной крышей, распространенным к началу XIX в. в
причерноморских степях и в Крыму133. Так, еще в XVIII в., по
сведениям турецкого путешественника Э. Челеби, в татарских
селениях близ крепости Очаков и внутри нее большую часть
жилых построек составляли «дома, крытые землей» и обмазанные
глиной «сверху донизу»134.
Наличие у ногайцев Буджака подобных построек нельзя
подвергать сомнению, если помнить о частых миграциях ногайцев
в течение XVII вв. с востока причерноморских степей в Буджак и
обратно. Известно, что ногайское население Буджака постоянно
пополнялось за счет ногайцев причерноморских степей и Се-
верного Кавказа135. Учитывая сказанное, вполне закономерно
связать бытование наземных хижин у гагаузов Буджака с
традициями ногайского жилища в крае. Старые люди с. Бешалма
Комратского района МССР вспоминают рассказы предков о том,
что при основании села первые поселенцы селились в домах
ногайцев, мало чем отличавшихся от гагаузской мазанки с
глиняной крышей конца XIX в.
В середине XIX в. на основе землянки, поднявшейся на
поверхность, и упомянутых выше наземных хижин развивается
новый вариант наземной мазанки, общий для гагаузских сел.
Стены ее в отличие от наземных хижин начала XIX в.
выкладывались преимущественно из чамура. Во второй половине
XIX столетия эти чамурные мазанки с земляной крышей уже

Рис. 56. Кухня (с. Гаваноаса, фото 1976 г.)

374
 Рис. 57. Кухня (с. Александровка, фото 1968 г.)

известны под названием кухня, хотя сохранялось и их старое

название бордей136 (рис. 56 и 57). Кухней эти жилища стали
называть тогда, когда на гагаузских усадьбах появились более
фундаментальные дома и старая мазанка стала частью жилого
комплекса, в которой готовили пищу. Домик этот назывался
земляной кухней (топрак кухня), кухней для приготовления пищи
(атеш кухня), летней кухней (яз кухня) или зольной кухней (кюл
кухня). Последнее название связано с тем, что крышу кухни
покрывали слоем золы. Гагаузская кухня по технике строительства
и планировке аналогична кухне болгар Южной Бессарабии на
начальных стадиях ее развития137.
Наиболее старинные кухни-бордеи138, встречающиеся в
гагаузских селениях, представляют собой обычные полуземлянки.
Земляной пол такой «кухни» ниже уровня земли, входные двери
имеют высокий порог (ешик), вовнутрь «кухни» ведут ступеньки
или пологий скат. Это говорит о частичной эволюции кухни-
бордея из землянки. Реликтом землянки является также выступ
(сеть) вдоль верха одной из стен в сенях «кухни», который
использовался как своеобразная полка для всевозможной утвари.
Такой выступ имелся вдоль верха боковых стен землянки в месте,
где край крыши упирался в грунт.
Обмазанные балки крыши рельефно выделяются. Ребристая
поверхность двухскатного потолка составляет, как и в землянке и
наземной хижине, характерную деталь интерьера «кухни».

375
 Кухня-бордей, как и землянка, состоит из двух помещений:
жилой комнаты с печью (ичер) и комнаты с очагом (хаят), куда

Рис. 58. Конструкция, внутреннее убранство и план кухни (рис. автора):

ведет вход со двора. В хаяте отсутствуют окна, а стены, как и в

землянке, обмазаны глиной, но не побелены (рис. 58).
В отличие от землянки входные двери и окна в «кухне»
делали в основном в длинной стене. «Кухня» шире землянки, и
земляная двухскатная беспотолочная крыша у нее более поката.
С фасада кухни-бордея часто делают высокие глинобитные
завалинки (приспа). В интерьере «кухни» кроме широкого
земляного возвышения типичными являются невысокие узкие
глиняные лавочки вдоль стен (патчааз, сеть, тандыр), на наш
взгляд,— результат влияния татарского жилища139.
Конструктивные особенности гагаузской кухни-бордея
сближают ее с примитивными глиняными мазанками,
встречающимися у других национальных групп юга междуречья
Днестра и Прута140, а также с жилищем разноэтничного населения
более широкого региона степной зоны юга территории СССР.

376
 А. Скальковский отмечал, что в степях Новороссии в начале
XIX в. «по обычаю той страны» строили глинобитные домики с
земляными обмазанными глиной крышами141. Подобные постройки
под названием землянка были распространены у жителей
причерноморской степи и позже. Так, Б. А. Куфтин,
познакомившись с бессарабской кухней-бордеем в начале XX в.,
нашел, что она аналогична наземным жилищам татар степного
Крыма и Причерноморья142.
Справедливость его наблюдений подтверждают описания
жилища крымских татар и бессарабских гагаузов, сделанные
другими авторами143. То, что глиняные мазанки с земляной крышей
прижились в указанном регионе, не случайно. И коренное
население, и переселенцы, и кочевники, переходившие к оседлому
образу жизни, быстро осваивали чамурную технику возведения
стен и земляную крышу как наиболее рациональный, а подчас и
единственно возможный способ домостроительства в природных
условиях этого региона144, где изобилие глины и отсутствует
строевой лес.
Следовательно, традиции глиняных хижин степного типа,
продолжившиеся в кухне-бордее гагаузов, возникли в более
ранний, чем XIX в., период и тесно связаны с опытом населения
степных районов, принесенным в Буджак ногайцами. Именно эта
связь объясняет близость гагаузской кухни-бордея к так
называемым «плоскодвухскатным» глиняным жилищам степной
полосы (Нижнее Подунавье, причерноморские степи, Казахстан,
Средняя Азия)145. Отсюда можно сделать вывод, что гагаузская
кухня-бордей — это вариант жилища, распространенного в конце
XVIII — начале XIX в. на широкой территории южных степей
Восточной Европы.
Дальнейшее развитие кухни в XIX — начале XX в. шло в
направлении приближения ее по конструкции к двухкамерному
дому и выражалось прежде всего в появлении потолка и смене
глиняной кровли камышовой. Эти изменения происходили сначала
у зажиточных крестьян146.
Кухня-бордей бытует во многих усадьбах гагаузских
крестьян до настоящего времени. В ней готовят пищу в летнее
время или используют ее в качестве кладовой. Как жилое
помещение кухня-бордей используется редко, в ней иногда живет

377
старшее поколение семьи, и то по привычке, а не из-за отсутствия
более удобного жилья147.

* * *
Итак, в течение XIX в. у гагаузов Бессарабии бытовали
следующие типы жилища: землянки и полуземлянки с общим
названием бордей; плетневой или чамурный крытый
преимущественно камышом дом (евь); наземные хижины с
земляной обмазанной глиной крышей, также носившие название
бордей. Во второй половине XIX в. к названию бордей,
отличавшему наземную хижину от дома, добавилось название
кухня.
Наличие столь разнообразных по конструкции типов
построек объясняется сложными условиями освоения переселенцев
на новых местах, в новой экологической среде.
Все эти типы построек в рассмотренный период взаимно
заменяли друг друга, так как все они характеризовались
единообразными двухкамерной планировкой, связью помещений
между собой, отопительной системой. Это было то привычное,
необходимое жилое ядро, которое отвечало традиционным формам
повседневного хозяйственного и семейного быта. В первой и
отчасти во второй половине XIX в. в усадьбе крестьян-гагаузов,
как правило, наблюдался один из перечисленных видов жилых
построек. Во второй половине XIX в. положение изменилось.

§ 3. Некоторые особенности развития жилища во второй

половине XIX— начале XX в.
Дальнейшее развитие гагаузского жилища связано с
изменениями в экономической, социальной и общественной жизни
колоний в середине XIX в. В этот период большинство колонистов
включалось в товарное сельскохозяйственное производство юга
России, в результате чего росли их доходы и благосостояние.
Появилась потребность в помещении, где можно было бы
складывать ценные вещи, праздничную одежду, а также парадным
убранством подчеркнуть степень зажиточности. Проведение таких
обрядов, как свадьба, крестины, похороны, тоже требовало какого-
то изолированного помещения или даже отдельной постройки. Это

378
привело к коренным изменениям как конструкции самого дома, так
и хозяйственно-жилищного комплекса в целом.
Трехкамерный дом (ики башлы евь)
В доме появляется третья комната, расположенная по другую
сторону хаята, под названием бююк соба, бююк евь, пак ода (рис.
59).
Аналогичное усложнение традиционного двухкамерного
жилища наблюдалось в это время и у населения ближайшего к
Южной Бессарабии ареала: молдаван, украинцев, болгар, румын и
др.148.
Подтипами трехкамерного дома можно считать дома, в
которых с противоположной ичер стороны находится еще одно
небольшое помещение, используемое под кладовую, если нет окон,
и частично как жилое, если есть окна.
Добавление еще одной комнаты повлекло за собой
качественные изменения всех компонентов гагаузского дома.
Прежде всего изменились назначение и размеры хаята: он перестал

Рис. 59. Трехкамерный дом в с. Бешалма (фото 1976 г.)

быть традиционным центром дома и постепенно превратился в

сравнительно узкие теплые сени, из которых вели двери в обе
комнаты и откуда по традиции продолжали отапливать жилую
комнату. Это в свою очередь повлияло на название помещений. За

379
сенями сохранилось название хаят, а жилые комнаты дома стали
называть баш (конец). Соответственно двухкамерный дом стал
называться бир башлы евь (дом с одним концом), а трехкамерный
— ики башлы евь (дом в два конца). Это еще раз доказывает, что
планировка гагаузского жилища развивалась от его традиционного
центра — хаята.
Варьирование названий комнат зависело от рельефа
местности или локальных традиционных особенностей. Так, если
дом располагался на склоне холма узкой стороной к долине, то
комнаты соответственно назывались нижняя и верхняя (ашаанкы
соба и юстинкю соба). До сих пор повсеместно бытуют названия,
связанные с функциональной нагрузкой помещений. Так, парадная
комната (ода) определяется словами чистая, большая (пак, бююк),
жилая называется просто ода, ичер. В более широком смысле
понятие ичер употребляется как интерьер любого жилого
помещения.
Трехкамерный дом конца XIX — начала XX в. довольно
подробно описан В. А. Мошковым и П. А. Шуманским, что
помогает нам точнее определить один из важных этапов его
развития. В гагаузских селах трехкамерные дома можно встретить
и в настоящее время. Большинство из них старые, так как для
нового домостроения трехкамерный дом уже не характерен, и его
строят редко. Наиболее старинные дома этого типа аналогичны
описанным в литературе конца XIX — начала XX в., и
принимаются нами за модель традиционного трехкамерного дома.
Такие дома сохраняют в усадьбе автономность и большей частью
ориентированы фасадом к улице, а по сторонам света на юг и
восток.
К концу XIX в. трехкамерный дом чаще, чем другие жилые
постройки, возводили на фундаменте (темель), особенно если дом
стоял на склоне холма. Четырехскатная крыша крылась камышом,
дранкой, реже черепицей. Конфигурация дома представляла собой
прямоугольный параллелепипед. В центре фасадной стены
располагалась дверь, а по обеим сторонам от двери — по два окна.
„В торцевой стене также имелись окна: в северных районах
расселения гагаузов — одно, в южных — два. Иногда в доме по
старой традиции делались две входные двери: одна — в сторону
двора, другая, парадная, — в сторону улицы.
Продолжая традиции двухкамерного дома, трехкамерный
также имеет примыкающие навесы. Но в нем эти традиции лучше

380
развиты. Следовательно, навесы как характерная черта
традиционного облика гагаузского дома окончательно сложились

Рис. 60. Навес со стороны двора

во второй половине XIX в. В старых усадьбах со стороны двора к

задней стене дома примыкает широкий навес (чалмар, кайдырма),
который образуется продолжением ската крыши (рис. 60). Под этот

Рис. 61. Дом богатого гагауза в Комрате (начало ХХ в., фото 1976 г.)

381
навес ведут двери из сеней дома. Тут же находится вход в
подвал149.
В конце XIX в. в связи с дальнейшим усовершенствованием
конструкции трехкамерного дома его пропорции стали стройнее.
Вместо широкого приземистого ескн евь гагаузы начали строить
дома более вытянутой формы, увеличилась высота стен. Дома
ставились на каменном фундаменте, переходящем иногда в
цокольный полуэтаж, делалась традиционная галерея (сундурма,
приспа) (рис. 61).
Столбы сундурмы (дирек) опираются на внешний край
завалинки (приспа) (рис. 62 и 63). У зажиточных гагаузов приспа
часто обшивалась досками, огораживалась дощатым заборчиком
(пармаклык) типа балюстрады.
Пармаклык и столбы украшались несложной резьбой. Перед
главным входом сундурма иногда переходила в выносное крыльцо,
называемое чардак150.
Следует подчеркнуть, что наибольшая степень
симметричности линий фасада, подчеркивающая сходство
гагаузского жилища с молдавским и украинским, наблюдается
именно у трехкамерного дома.
Центром симметрии является
входная дверь. По бокам ее
расположены по два окна. В
сочетании с ними четное
количество столбов галереи, а
иногда и чардак в центре фасада
образуют симметричный
ансамбль. Галерея и особенно
чардак органически связаны с
обликом трехкамерного дома,

Рис. 62. Сундурма в старинном доме

(с. Котловина, фото 1970 г.) Рис. 63. Дом в с. Гайдары (фото 1966 г.)

382
 являясь одной из его
отличительных черт. В более
поздних типах домов чардак
исчезает, а сундурма превра-
щается в закрытую галерею.
В этнографической литера-
туре возникновение и бытование
аналогичных галереи, навесов и
выносного крыльца хорошо
освещены151. Известен широкий
ареал распространения этой
традиции. Примыкающие к дому
навесы наблюдались на Балканах и
в близлежащих к ним странах. В
областях, где распространены были
глинобитные завалинки (террито-
рия современной Молдавии,
Южной Украины и т. д.), навес, как
правило, сочетался с ними. Гли-
Рис. 64. Сундурма с фасада и торца
(с. Бешалма, фото 1976 г.) нобитная завалинка способствовала
значительному сужению навеса и
превращению всего сооружения в узкую галерею. Наиболее яркие
примеры этого можно найти в старинных жилищах молдаван
Южной Бессарабии (селах Кочулия, Садык, Бороганы, Капаклия и
др.), где дольше, чем в других районах Молдавии, сохранилась
круговая завалинка. В XIX в. она объединялась с навесом,
заимствованным у задунайских переселенцев, в том числе гагаузов,
образуя галерею, опоясывающую дом (рис. 64). О подобных
взаимовлияниях свидетельствует слово шандарма (близкое к
гагаузскому сундурма), которым молдаване упомянутой
территории называют открытую галерею со столбами.
Добавление парадной комнаты не нарушило существенным
образом традиционной внутренней планировки жилых помещений,
свойственной двухкамерному дому. То же расположение печи и
пата в жилой комнате, бажалыка — в хаяте.
Интерьер, назначение и даже название новой комнаты (бююк
евь, бююк соба) во многом сходны с неотапливаемыми парадными
комнатами трехкамерного дома молдаван (каса маре), болгар
(гулямата къшта), украинцев (велыка хата). Это говорит о том,

383
что трехкамерный дом у гагаузов складывался во второй половине
XIX в. В этот период параллельные процессы происходили у
соседнего по Южной Бессарабии населения, большую часть
которого составляли молдаване, болгары и украинцы.
Отличительные черты трехкамерного дома отдельных народов
сохранились только во внутренней планировке и убранстве жилой
комнаты.
Деление жилого дома гагаузов на три части происходило и
другими путями. Иногда к двухкамерному дому пристраивали
помещение под односкатной крышей, которое называлось даяма
(тюркское слово, буквально означает прислоненный). Даяма,
расположенная с торца дома, имеет наиболее близкие аналогии у
молдаван и южных румын. Так же, как и у них, у гагаузов торцевая
даяма вначале строилась с целью приблизить к жилищу конюшню.
Даяма у задней стены дома имела более разнообразные
функции (использовалась для содержания скота, как мастерская и
т. д.). Часто в ней сооружали печь с очагом и использовали в
качестве дополнительного жилого помещения.
Позже даяма, расположенная у задней стены, была
характерна и для трехкамерного дома. В старых домах она
встречается и в настоящее время. Распространенное в народе
название кладовка для пристроек такого типа свидетельствует, что
до того, как стать жилыми, они долгое время использовались как
подсобные помещения.
Длинные помещения, пристроенные к задней стене дома,
существуют у населения Запрутской Молдовы, Северной Болгарии
и Добруджи, у молдаван и украинцев152. Сравнение
конструктивных особенностей и функционального назначения
этих помещений позволяет заключить, что они развились в
прошлом у земледельческого населения равнинных областей.
Подобные помещения строили с целью утеплить заднюю стену
дома, обращенную в основном к северу, и устроить теплый хлев
преимущественно для молодняка. Установлено, что такие
постройки в старину существовали и у гагаузов, способствуя
развитию планировки гагаузского дома вширь (рис. 65).
Тенденция к усложнению традиционного двух-, а позже и
трехкамерного гагаузского дома в связи с изменением
функциональной нагрузки помещений проявлялась в конце XIX в.
не только в пристройке новых помещений, но и в парцелляции уже

384
существующих. В частности, стали разделять на две половины
хаят, отсекая стеной заднюю часть его с очагом. Входные двери в
обе комнаты оставались в передней половине хаята. Отгороженная
часть сеней (камара) превращалась в зимнюю кухню и служила
дополнительным жилым помещением.
Жилой комплекс из двух построек
Одна из характерных черт жилища гагаузов конца XIX в.
заключалась в наличии в одном крестьянском дворе двух жилых
построек: основной — дома и дополнительной — бордея, кухни.
Ареал распространения этой черты гораздо шире границ Южной
Бессарабии и включает в себя все Днестровско — Прутское
междуречье, юг Украины, а также Запрутскую Молдову. Но

Рис. 65. Усложненный план дома:

1 – пак соба; 2 – соба; 3 – хаят; 4 – камара; 5 – ичер; 6 – хаят; 7 – кайдырма, шопрон; 8 – пат-долма;
9 – фырын; 10 – соба; 11 – рус собасы; 12 – котлон; 13 – бажалык; 14 – мааза

развитие данного явления у гагаузов Южной Бессарабии имеет

свою специфику, связанную с конкретными условиями жизни
переселенцев в XIX в., и поэтому представляет особый интерес.
Утверждение в быту гагаузов, так же как и болгар153, жилого
комплекса из двух построек обусловлено многочисленными
факторами. Основные из них связаны с особенностями
хозяйственного быта гагаузских и болгарских крестьян, а также

385
стремительными сдвигами в экономическом и социальном
развитии колоний в середине и конце XIX в.154.
Равнинное земледелие было характерной особенностью
хозяйства переселенцев в момент их ухода из Северо-Восточной
Болгарии. Эта особенность сохранилась и в Южной Бессарабии.
При равнинном земледелии усадьба крестьян представляет собой,
как правило, обширный двор с большим количеством
хозяйственных построек. По справедливому мнению болгарских
этнографов, равнинное жилище развивалось под влиянием
земледельческого хозяйства и потому по своим функциям тесно
связано с ним155. В связи со сложившейся традицией равнинный
дом в Северо-Восточной Болгарии дольше других типов
болгарского жилища был лишен подчеркнутой парадности, что
отражено в бедности архитектурных украшений, развитии дома
лишь в горизонтальном плане, сохранении двери в стороне
хозяйственного двора и др. Именно такой тип дома был
воспроизведен гагаузами в Южной Бессарабии с самого начала
наряду с другими типами жилья.
Уже в середине XIX в. жилищные традиции, сложившиеся в
начале этого века, стали существенно нарушаться. Причиной этого
было проникновение в быт переселенцев новых элементов,
явившихся следствием неизбежных взаимовлияний с соседними по
Южной Бессарабии группами населения, с одной стороны, и
изменившихся условий хозяйственного и социального быта — с
другой. В этот период в связи с быстрым развитием хозяйства на
капиталистической основе рос материальный достаток большей
части колонистов, имущественное благополучие все сильнее
отражалось в показательных элементах быта, и прежде всего в
облике жилища. Зажиточные колонисты стремились парадностью
жилища подчеркнуть свое богатство. Разумеется, бордей не мог
отвечать этим требованиям, и эталоном зажиточности, образцом
домостроительства становится евь. Он отдаляется от
хозяйственных построек и приобретает все большую парадность.
Но хозяйственный быт основной массы гагаузских крестьян
изменялся медленно, и традиционный контакт жилища с
хозяйственным двором сохранился. Былое место дома в этой связи
заняли постройки более примитивные по конструкции, чем дом. В
результате в усадьбах зажиточных гагаузов (а затем это стало
традицией) рядом с новым домом сохраняли бордей.

386
 Утверждение жилого комплекса из двух построек повлекло за
собой качественные изменения в организации всей усадьбы. Во
дворах зажиточных крестьян многие виды хозяйственных объектов
отдалялись от дома в глубину усадьбы или вовсе выносились за
границы села или хутора (ток для молотьбы, загоны для скота,
стога сена, соломы и кучи топлива). Это еще больше нарушило
традиционную связь жилого дома и хозяйственного двора по
принципу функционального взаимодополнения.
Дом передвинулся ближе к улице, все чаще ориентируясь на
нее торцом. Былое место дома в усадьбе заняла «кухня»,
располагавшаяся вблизи хлевов и других хозяйственных объектов
или примыкавшая к ним. Фасад «кухни», как правило, был
обращен ко двору.
Укоренение традиций жилого комплекса из двух построек
привело к существенным изменениям в их функциональной
нагрузке. В первой половине XIX в. функциональная нагрузка и
связанные с нею традиционные черты планировки и интерьера всех
видов бордея были такими, как у старого дома, поэтому и дом, и
бордей независимо друг от друга в состоянии были обеспечить
необходимый минимум потребностей повседневной жизни. Этим
объясняется однотипность старинного интерьера и планировки у
всех рассмотренных форм жилища гагаузов в указанный период.
Во второй половине XIX в. положение существенно
меняется. Связь двух построек проявлялась не в механическом
объединении на усадьбе двух различных по конструкции жилых
построек. На основе функционального взаимодополнения одной
постройки другой каждая из них приобретала те или иные черты,
не характерные для них прежде. Так, в связи с формированием
парадно-представительных функций дом претерпевает изменения,
отвечающие представлениям парадности (совершенствуется
конструкция, внутреннее убранство становится более
праздничным, старинный хаят утрачивает былые функции центра
домашней жизни и т. д.).
Укоренение в быту гагаузов двух жилых построек совпало с
эволюцией трехкамерного дома и значительно ускорило его
развитие. Поэтому можно говорить, что трехкамерный дом
развивался не только спонтанно из двухкамерного. Его развитие в
этот период тесно связано с существованием в усадьбе
дублирующей жилой постройки, сосредоточившей в себе наиболее

387
архаичные элементы домашнего быта. Двухкамерная кухня вполне
удовлетворяла повседневные нужды крестьян как в привычном и
надежном для любого времени года жилье, так и в помещении для
приготовления пищи. В ней сосредоточивалась повседневная
жизнь всей семьи, часто весьма многочисленной. Дом же служил
для парадных целей и соответственно этому менял свой облик.
Таким образом, укоренение традиции двухпостроечного
жилого комплекса в быту гагаузов во второй половине XIX в.
означало качественно новый этап в развитии жилища гагаузов,
выразившийся не только в дальнейшем конструктивном

Рис. 66. Две жилые постройки во дворе (с. Александровка, фото 1975 г.)

совершенствовании существовавших до этого жилых построек, но

и в возникновении новой модели жилища, в которой дом без кухни
и кухня без дома не отвечали представлению народа о
полноценном жилье (рис. 66).
Развитие жилого комплекса из двух построек в некоторых
сопредельных странах подчеркивает закономерность его
возникновения у гагаузов. Так, аналогичный тип жилища сложился
в равнинных областях современной Болгарии. Правда, здесь он
появился на сто лет позднее, чем у гагаузов и болгар
Днестровско—Прутского междуречья. Это объясняется тем, что в
силу исторических причин жилище на территории Болгарии в
прошлом изменялось медленнее, чем в Южной Бессарабии, и
дольше сохраняло тесную связь с хозяйственной частью усадьбы.
Развитие представительских функций в современном жилище
Болгарии, влияние городского быта на деревенский, повышение
санитарно-гигиенических требований к дому отдаляют его от

388
хозяйственного двора, сохраняющего еще значение в
индивидуальном хозяйстве. Все это вызывает необходимость в
дополнительной жилой постройке156. У многих народов Балкано—
Дунайского ареала н Причерноморья эти процессы протекали в
сходных формах независимо друг от друга, что свидетельствует о
единстве общих закономерностей развития жилища на этой
большой территории.

Многокомнатный дом
Дальнейшая эволюция жилищных форм у гагаузов в конце
XIX — начале XX в. была тесно связана с развитием
капиталистических отношений в колонистской деревне после
проведения буржуазных реформ 60—70-х гг. Превращение земли в
предмет купли-продажи привело к резкому ее вздорожанию и
соответственно к экономии ее в усадебных наделах, что в свою
очередь повлекло за собой изменения в характере связи построек в
усадьбе и их ориентации, обусловившие в конце XIX — начале XX
в. развитие однорядного двора, где все постройки (жилые и
хозяйственные) стали располагаться в один ряд в строгом порядке.
Это стало базой для развития нового типа дома, так называемого
многокомнатного «длинного дома». В основе его становления был
принцип объединения двух построек жилого комплекса: дома и
«кухни», стоявших в усадьбе до этого автономно. Дом
окончательно переместился из центра усадьбы в один из ее
фасадных углов, встав в большинстве случаев торцом к улице. В
длину, в направлении глубины двора, к нему сначала на
определенном расстоянии, затем вплотную пристраивалась
«кухня». За «кухней» следовали кладовая или амбар, часто
приспособленный под летнюю кухню. Далее располагались хлев и
другие хозяйственные постройки.
В наиболее ранних (переходных) вариантах объединения
составных частей «длинного дома» «кухня» выглядит при-
стройкой. В этом случае каждый из компонентов сохраняет свои
конструктивные особенности и традиционное различие в размерах.
С течением времени конструктивная разница указанных частей
жилого ряда стиралась: постепенно по типу дома нивелировались
высота стен, материал и конструкция крыши (рис. 67).
Медленнее нивелировалась линия фасадной стены, задняя же
стена в большинстве случаев стала единой, монолитной.

389
 Рис. 67. Длинный дом в с. Карболия:
1 – пак ода; 2 – хаят; 3 – ода; 4 – уннук; 5 – амбар; 6 – дам; 7 – бажалык; 8 – чат;
9 – рышница; 10 – кюмесь

Ориентировка по странам света утрачивала свое значение.

Преобладающей становилась ориентировка торцом к улице.
Итак, в результате постепенного объединения
самостоятельных ранее построек в общий комплекс возник
качественно новый тип жилища, называемый нами «длинным
домом» из-за характерной для него формы длинного
параллелепипеда.

Рис. 68. План длинного дома в с. Баурчи (фото 1965 г.)

1 – пак ода; 2 – хаят; 3 – ода, ичер; 4 – камара; 5 – хаят; 6 – кухня; 7 – килер; 8 – сундурма; 9 – мааза;
10 – склембя; 11 – скемня; 12 – пат-долма; 13 – рус собасы; 14 – котлон и плита; 15 – бажалык;
16 – сандык; 17 – уннук

390
 Рассмотрев составные части «длинного дома», можно сделать
вывод, что, несмотря на единство всей конструкции дома, каждая
из его частей долго сохраняет внутреннюю самостоятельность как
в названии, так и в назначении и обстановке. В таком доме
собраны вместе все элементы гагаузского жилища (рис.68).
В переходных типах «длинного дома» кухня-пристройка
редко имеет с ним сообщение. По мере конструктивного
унифицирования двух смежных построек внутренняя связь
взаимно примыкающих друг к другу дома и «кухни» учащается, и

Рис. 69. Длинный дом в с. Виноградовка (фото 1969 г.)

вся постройка уже воспринимается как единая под названием евь

(рис. 69).
Наблюдения свидетельствуют о наиболее активно
происходящих изменениях (в планировке, сочетании и взаимном
сообщении помещений) именно в том звене жилого комплекса, где
«кухня» примыкает к дому. В некоторых случаях все помещения
этой части «длинного дома» сообщаются по анфиладной системе.
Другим типом многокомнатного дома является дом
Г-образной формы (рис. 70). Исходным моментом развития его
планировки был тот же процесс группировки двух построек
жилого комплекса, но уже под прямым углом. Это зависело прежде
всего от взаимного расположения «кухни» и дома к моменту их
соединения. В усадьбах, находившихся на углу кварталов, Г-
образный дом, как правило, обрамлял угол, выходя глухой стеной в
сторону обеих улиц. Часть жилого комплекса, представляющая

391
собой собственно дом, могла быть обращена к улице и фасадом, но
в таких случаях в доме со стороны двора имелась дверь,
облегчающая сообщение дома с остальными постройками. Изредка
смыкание дома и «кухни» происходило путем пристройки «кухни»
сзади дома продольно. Образующаяся многокомнатная постройка
по

Рис. 70. Г-образный дом в г. Комрат (фото 1968 г.)

конфигурации приближалась к квадрату.

Несмотря на конструктивное единство стен, крыши и прямое
сообщение смежных помещений при помощи дополнительных
дверей, дифференциация составляющих частей рассмотренных
многокомнатных жилищ сохраняется до настоящего времени как в
функциях, так и в названиях.
Аналогичный процесс происходил у болгар157.
Одним из факторов, повлиявших на эволюцию «длинного
дома», как и всей усадьбы гагаузов и болгар, совершенно
справедливо считают жилище немецких колонистов, живших по
соседству в Центральном Буджаке. Это подтверждают литература
и источники о типах дворов и домов болгар и немцев в Бессарабии
в рассматриваемый период. Из них явствует, что немецкое жилище
в Бессарабии уже в середине XIX в. имело классически вытянутую
форму, близкую к одному из типов средненемецкого дома, о
котором в этнографической литературе известно, что
обязательным для его планировки является «...объединение всех
жилых и хозяйственных помещений под одной крышей.
Расположение имеет поперечное направление по отношению к
коньку крыши. Вход в дом находится с длинной стороны. Спереди
вдоль фронтона расположено жилое помещение... Следующий ряд
занимает кухня с очагом, куда ведет входная дверь снаружи. Далее

392
также в поперечном направлении следуют гумно, хлев, конюшня.
В условиях холмистой местности часть дома... поднимается на
каменном цоколе, в котором находится арочная дверь в погреб»158.
Этнографические наблюдения последних лет
свидетельствуют о существовании описанных черт немецкого дома
в жилищах не только гагаузов, но и всего населения Южной
Бессарабии, особенно в районах, близких к бывшим немецким
поселениям.
Таким образом, влияние немецкого дома в комплексе с
социальными и экономическими факторами послужило причиной
удлинения дома и создания качественно нового типа жилища не
только у гагаузов и болгар, но и у другого населения Южной
Бессарабии159, а также соседних районов Южной Украины160.
Изменение ориентировки дома по отношению к улице
повлекло за собой изменение силуэта крыши и новые параметры
горизонтальной планировки. Дом стал намного уже в поперечном
сечении. Торец дома, обращенный к улице, стал парадным. Его
венчал по примеру немецких домов остроконечный фронтон
двухскатной крыши. В облике жилых домов гагаузских сел
Украинской ССР (Димитровки, Александровки, Кубея, Старых
Троян, Новоселовки и др.), расположенных рядом с немецкими
колониями, ярче выражено стремление получше украсить
торцовый фасад. Для этих сел более, чем для других гагаузских

Рис. 71. Дом в с. Димитровка (фото 1969 г.)

393
 Рис. 72. Дом в с. Старые Трояны (фото 1976 г.)

селений Буджака, характерны дома с каменной рельефной кладкой

торцовой стены и фронтона (рис. 71 и 72).
Украшения представляют собой замысловатые пилястры,
стрельчатые чердачные окна, накладные контрфорсы и
башневидные навершия на углах фронтона крыши. Каменная или
кирпичная кладка обрамляет арочные, вертикальные двери
подвалов, оконные и дверные рамы, дымовые трубы. Все это
отражает отдельные элементы архитектуры старинных немецких
городов и фольварков. В селах других районов торцовый фасад
проще.
Согласно традиции в старом доме в торце, куда выходила
жилая комната, было одно окно. Это же было свойственно и
старинному дому молдаван и украинцев Южной Бессарабии. На
данной территории два торцовых окна стали появляться в середине
XIX в. в связи с усложнением внешнего архитектурного ансамбля
южнобессарабского дома, а также с развитием его парадных
функций. Крайней с торца все чаше оказывалась чистая,
неотапливаемая комната, в температурном режиме которой
добавление к трем окнам (двум — с фасада и одному — с торца)
еще одного не играло существенной роли. Зато добавочное окно, с
одной стороны, увеличивало освещенность наиболее парадной
части жилища, с другой — сочетание парадного фронтона и
карнизов с фигурными наличниками двух симметрично

394
расположенных окон создавало характерный для южных районов
междуречья стиль украшения домов, во многом повторяющий
аналогичные традиции немецких колонистов этой территории.
Характерной особенностью внешнего облика жилища
гагаузов по-прежнему являются навесы, примыкающие к
внутренним, обращенным во двор частям жилого комплекса. Узкая
галерея осталась принадлежностью фасада собственно дома.
Иногда навес строят во всю ширину дома, и он, являясь
составной частью однорядья, представляет собой помещение,
закрытое с боков и сзади. К балкам крыши такого навеса вешают
на крюках ведра с водой, связки лука, фасоль в стручках для
просушки и др. Стены упомянутых навесов обмазаны желтой
глиной, в одном из углов иногда сооружен очаг с печью и трубой,
превращающий навес в летнюю кухню. Просторное помещение
навеса использовалось чаще всего для хозяйственных работ и
временного хранения продуктов. Здесь устанавливали бочки для
брожения вина, сушили зерно перед его засыпкой в амбар или на
чердак, чистили шерсть, молотили кукурузу, фасоль. Таким
образом, навес, входя в единый ряд построек, не менял своего
назначения и являлся фактически частью хозяйственного двора, а
также частью жилища.
Процесс развития многокомнатного «длинного дома» в
рассматриваемый период в силу единых социально-экономических
условий жизни края, сходных природных условий и
единообразных межэтнических взаимовлияний был характерен для
всех национальных групп, проживавших в Южной Бессарабии.
Дома в форме длинного параллелепипеда стали отличительной
чертой жилища всей южной части междуречья Днестра и Прута в
первой половине XX столетия и продолжают составлять одну из
характерных черт традиционного жилища в этом регионе в
настоящее время.
* * *
Таким образом, развитие жилища гагаузов во второй
половине XIX — начале XX в. характеризовалось дальнейшей
эволюцией конструкции и планировки отдельных построек и
возникновением качественно новых типов жилищ, значительно
отличавшихся от первоначальных форм (рис. 73).
Под воздействием ряда факторов социально-экономического
и этнического порядка двухкамерный дом стал трехкамерным,

395
 Рис. 73. Типы жилых построек (рис. автора):
I – бордей (общий вид и план); II – евь, общий вид и типы планировки: А – бир башлы евь;
Б – ики башлы евь; В – евь с разделенными сенями; III – кухня (общий вид и план); VI – план
длинного дома: 1 – ичер, соба, ода; 2 – хаят; 3 – пак ода, бююк соба; 4 – кухня, ичер; 5 – хаят;
6 – кухня; 7 – хаят; 8 – кухня; 9 – уннук; 10 – дам; 11 – сайван

усовершенствовалась его конструкция. Определенное развитие

получает наземная хижина (кухня).
Изменение характера функциональной нагрузки не только
помещений, но и построек завершилось укоренением нового типа
жилища, состоящего из двух жилых построек.
Совершенно новыми типами жилища, ставшими
традиционными в конце XIX — начале XX в., явились
многокомнатные «длинный» и Г-образный дома.

396
 § 4. Формирование традиционного интерьера и его связь с
особенностями домашнего быта
В домашнем быту гагаузов Южной Бессарабии в XIX в.
сохранялись в ярко выраженной форме многие пережитки большой
патриархальной семьи161, присущие этому народу еще в Болгарии,
где в силу особенностей общественно-исторического развития
общинные отношения оказались особенно живучими162.
Архаичные элементы семейной общины у гагаузов Бессарабии в
этот период отразились в бытовании крупных неразделенных
семей. В одной усадьбе жили, как правило, два-три поколения
взрослых, не считая детей. В селах встречались семьи с
количеством членов до 25 и более. В середине XIX в.
А. Скальковский писал по этому поводу: «На каждый дом
приходится почти 1,5 семьи, но бывает и гораздо больше, ибо если
в ином малом домике помещается один бурлак бессемейный, зато в
ином дворе, свято придерживаясь патриархальной старины, живут
три-четыре семьи одного оду под начальством деда или
прадеда»163. Это же отмечает и П. Э. Задерацкий: «Большею
частью болгары (читай, и гагаузы. — М. М.) живут несколькими
семьями вместе в одном доме, так что кроме старика архихозяина в
том же доме живут также полные почти хозяева: сын с невесткою,
иногда два и три с женами, или дочери с зятьями...»164.
Известно, что общее жилое помещение с очагом — одно из
основных условий существования семейной общины. Это условие
обеспечивалось полифункциональным характером использования
старинного несложного по конфигурации и планировке жилища.
Пережитки традиций древнего родового коллективизма в
домашнем быту, выразившиеся в сохранении неразделенных
семей, продолжавших жить, невзирая на численность, в одном
помещении, где располагались очаг и печь, вели к тому, что у
гагаузов длительное время не наблюдалось качественных
изменений во внутренней и горизонтальной планировке жилища165.
Изучение жилища в Болгарии приводит к таким же выводам166.
Жилое ядро гагаузского жилища всех типов в начале XIX в.
состояло из двух частей, т. е. к указанному времени уже прошла
первая очередь перераспределения функций древнего одно-
камерного жилища, появилось отдельное спальное помещение. Но
центром жилища оставалось помещение с очагом. Убранство и
внутренний план двухкамерного жилого ядра в связи со

397
 Рис. 74. Хаят в старинном жилище (рис. автора)

сравнительной консервативностью патриархального быта хорошо

сохранились в XIX в. почти во всех типах жилищ гагаузов:
наиболее ярко — в ески евь, менее выражено — в бордее. В ески
евь это проявлялось прежде всего
в больших размерах хаята,
превосходящих размеры жилой
собы, в наличии дверей в сторону
хозяйственного двора и в
своеобразии убранства.
Внутреннее убранство хаята
в старинном гагаузском жилище
складывалось веками в соот-
ветствии с типом хозяйственной
деятельности людей и клима-
тическими условиями Северо-
Восточной Болгарии, а также в
тесной связи с бытом соседнего
населения. Это отразилось и в
терминологии167.
В хаяте, поблизости от
очага протекала вся повседневная
жизнь семьи: здесь готовили, ели,
Рис. 75. Старинная утварь (музей с. Бешалма) работали, спали.

398
 Убранство хаята включало всю необходимую для
повседневной жизни утварь (рис. 74 и 75).
Продовольственные запасы хранились в стоящих вдоль стен
хаята высоких ларях (уннук, сындык) или плетенных из лозы
корзинах (читень), обмазанных изнутри глиной (рис. 76). Уннук
делился на два-три гнезда (гез) для муки разного сорта, отрубей,
фасоли, крупы и другой провизии. В богатых хозяйствах большая
часть зерна, муки и других запасов (лука, чеснока, картофеля)
хранилась на чердаке, в амбаре или погребе. Но в бедняцких
семьях, где не было ни амбара, ни
погреба, ни даже чердака (если
жили в старинной кухне), все
продовольственные запасы по
традиции хранились в хаяте.
Типичный интерьер
старинного хаята нельзя себе
представить без свешивающихся
с потолочных балок и крюков на
стенах связок лука, чеснока,
перца, узлов с шерстью и пряжей,
Рис. 76. Читень
сушеных пучков пряных и
лечебных трав и т. д. Вдоль стен в глубине хаята располагались
бочки с брынзой, соленьями и другой провизией.
Место приема пищи было неопределенным (в вечернее время
— на ватре или на полу поблизости от света и тепла очага, в другое
время дня — в хаяте, поблизости от двери, или во дворе, в тени
навеса или дерева перед входом в жилище). Ели за низеньким
круглым столом (софра), сидя на полу на подстилках или
низеньких деревянных стульчиках (скаунжук, скемнежик)
(рис. 77).
Характерными для интерьера как хаята, так и ичер являлись
стенные шкафы (долап) с полками для утвари и продуктов.
Долапы, как правило, располагались в углу у входа в ичер или
между бажалык и задней стеной. На стенах на высоте
человеческого роста прибивались длинные полки (серген) для
продовольственных запасов и мелкой утвари. К одной из полок или
на крюки в стене подвешивались высушенные полые тыквы с
отверстиями по бокам (сусак) для соли, молотого перца, чеснока,
ложек и т. д. Этой же цели служили деревянные коробки. Иногда

399
 Рис. 77. Софра

бажалык с наружной стороны (почти на уровне человеческого

роста) опоясывали выступ (сеть) или деревянная узенькая полочка,
украшенная резьбой. На них хранили мелкую утварь: ножи,
спички, свечи, бутылки с маслом, солонки, перечницы и др.
Необходимой кухонной утварью являлась скалка (оклава),
сито (елек), керамические миски (чанак), сковородки (тигая),
формы для хлеба (сини, форма), деревянные ступы (дюбек).
Обязательной утварью считались также деревянные корыта для
теста (екмек текнеси) и стирки (текня руба икамаа). Все это
располагалось на ватре, невысоких земляных или дощатых
возвышениях вдоль стен, на полу.
Пол хаята покрывали циновками (хасыр), на которых летом
спали. Изредка для этой цели в хаяте сооружали дощатые нары.
Около входа обычным было устройство для ведер с водой
(бакырлык), состоявшее из деревянных крюков, вмурованных в
стену. В домах болгар (как задунайских, так и бессарабских) такое
приспособление для ведер называется водником. С течением
времени бакырлык в быту гагаузов исчез, заменившись
подвесными деревянными и металлическими крюками,
прикрепленными к балкам потолка или крыши в хаяте или у его
входа снаружи. В настоящее время бакырлык сохранился только в
старых домах.
Входные двери ески евь были дощатыми глухими, с высоким
порогом. Население объясняет это желанием предотвратить
проникновение в дом дождевой воды, грызунов, холодного
воздуха.
Хаяты землянок, кухни-бордея, поздних типов домов были
меньших размеров. Они повторяли в некоторых элементах
убранство хаята ески евь, но чисто балканского своеобразия из-за
малых размеров в них не наблюдалось.

400
 Таким образом, в первой половине XIX в. в хаяте по древней
традиции сосредоточивалась жизнь семьи независимо от величины
последней. В убранстве хаята сохранились многие черты,
свойственные балканскому периоду жизни гагаузов и имеющие
прямые аналогии в болгарской кыште168.
Наиболее ярко балканские традиции отражены в характере
отопительной системы гагаузского жилища. Отопительная система
являлась стержнем внутренней планировки жилых помещений
различных конструкций. Значительную часть ее составляет
широкая дымовая труба, начинающаяся с полу и отгораживающая
открытый очаг от остального помещения хаята (рис. 78).

Рис. 78. Виды очага и печей (рис. автора):

1 и 2 – открытый очаг; 3 – закрытый очаг; 4 – устройство простой печи;
5 – устройство рус собасы

Самое раннее описание открытого очага, сочетавшегося с

широким дымоходом и духовой печью, в жилищах болгар и
гагаузов Бессарабии принадлежит А. Скальковскому: «Это
большая печь, плетневую трубу которой обмазывали глиной и
высоко поднимали над жилищем»169.
Существует и другое описание отопительной системы в
домах задунайских переселенцев в середине XIX в.: «Кухня болгар
(и гагаузов.— М. М.) в зимнее время — большой очаг в сенях или

401
печь, сложенная из кирпича наподобие усеченного конуса... Эта
печь углублена в стену и одною стороною своею выдается в
горницу, так что в то же время и нагревает ее»170. Очевидец в
целом верно рисует традиционную схему отопительной системы и
план ее расположения. Перепутаны только некоторые детали:
корпус печи конструктивно не отделяется от смежного с печью
дымохода.
Аналогичная система описана А. В. Рачинским в 50-х гг. XIX
в. у болгар с. Ивановки: «В сенях яркий свет выбивался из-за какой
-то стены, которая закрывала от нас целую половину помещения...
мужчина стоял на одном колене перед высоким очагом, где на
сильном пламени горевшего кизяка (плиты высушенного навоза)
жарился баран»171.
Сравнение этих описаний отопительной системы с более
поздними описаниями и этнографическими наблюдениями
позволяет воссоздать модель отопления жилища, бытовавшую в
болгарских и гагаузских селах Бессарабии в середине XIX в. Речь
идет об открытом очаге, расположенном в основании широкой
дымовой трубы (бажалык), занимавшей почти половину хаята.
Подробное описание этой системы непосредственно у
гагаузов впервые дано В. А. Мошковым в конце XIX в. В
основании бажалыка (ватра) находился очаг (атешлик) с
подвесным котлом (бакыр, чаун), под которым разводили огонь.
Сюда же выходило устье печи (фырын аазы). Котел висел на цепи
(синжир) с крюком (верига, ченгель) на ниж нем конце. Верхний
конец цепи закреплялся посредине деревянной или металлической
перекладины, вмурованной в
стены бажалыка на высоте
человеческого роста. Необхо-
димой принадлежностью ватры
были металлические треножники
(сажак) (рис. 79).
В старину на открытом
очаге не только варили пищу, но
и пекли хлеб. Для этого с
горящего очага снимали угли и
золу и на расчищенную
площадку очага стелили листья
хрена. На них клали тесто и Рис. 79. Сажак

402
накрывали его большой керамической или чугунной сковородкой
(сини). Сини заваливали горячими углями. Пока пекся хлеб, в котле
продолжали варить пищу. Эта традиция — отголосок древних
времен, когда не было печей. Появившиеся позже печи наряду с
обогревом жилых комнат использовались для выпечки хлеба и
приготовления некоторых видов пищи.
Во второй половине XIX в. открытый очаг постепенно
становится закрытым: все чаще одновременно с подвесным котлом
на ватре сооружали глиняный очаг (котлон). К 20-м гг. XX
столетия открытый очаг полностью был вытеснен котлоном.
Устье печи в гагаузском жилище также выходит на ватру, а
под печи является продолжением ватры. Для закрытия устья печи и
отверстия над ним делают глиняные заслонки: для печи — фырын
капаа, для душника — допу. Необходимая принадлежность ватры
— длинная железная или деревянная кочерга (маша) и широкая
деревянная лопата (кюрек) для всаживания хлебных форм в печь
(рис. 80).

Рис. 80. Женщина за выпечкой хлеба (рис. автора)

Типичной для жилища гагаузов в середине XIX в. была печь

кубической формы (фырын, джамал, соба, куптер). Это наиболее
старинный тип духовой печи. В ней пекли хлеб, и одновременно
она обогревала ичер в холодное время года. Летом фырын не

403
топили, а в бажалыке готовили только пищу. Для выпечки хлеба в
это время года во дворе сооружали другую печь. Иногда устье
летней печи выходило на ватру в хаяте дома или «кухни», а корпус
ее располагался во дворе со стороны задней стены жилища. Печь
под открытым небом приобретала полусферическую форму для
лучшего стока воды при дожде. Описанные виды печей бытуют
повсеместно и в настоящее время, но в основном в кухне и во
дворе.
Гагаузский фырын является одним из наиболее ранних типов
печей. Он аналогичен печам полукурного и курного типа,
распространенным у восточных172 и южных славян173,
молдаван 174 и населения других сопредельных с юго-западными
районами нашей страны областей175.
С середины XIX в. в жилых помещениях дома фырын посте-
пенно стал заменяться печью с более сложным устройством — так
называемой рус собасы, а в кухне и во дворе он продолжал
бытовать.
Виды топлива у гагаузов были тесно связаны с природными
условиями края, а также спецификой хозяйственной деятельности
колонистов. Основным видом топлива служил кизяк176. Топили
также камышом, сухим бурьяном (чорлан), мелким валежником
(хрипка, корай). В топку шли и отходы от переработки
земледельческих культур: стебли подсолнуха и кукурузы, солома,
сухая виноградная лоза (хрипка). Печь, а также открытый очаг
были вполне приспособлены к этим видам топлива, поэтому
последние сохраняли свое значение в домашнем быту гагаузов весь
XIX и первую половину XX в.
Процесс соединения очага с печью в Восточной и Юго-
Восточной Европе начался (по данным археологии)177 издавна.
Интересно проследить, какую специфическую форму обрела эта
связь в разных частях указанной территории. Установлено, что
связь печи с очагом у восточных и отчасти западных славян (т. е. в
областях севернее Дуная) выразилась в традиции строить печь с
шестком.
В средиземноморской полосе благодаря теплому климату
продолжал господствовать открытый очаг (без печи), снабженный
подвесной вытяжной трубой. В Подунавье древние печи-каменки
славянских землянок объединились в свое время с местным

404
открытым очагом фракийских племен178. Объединившим их
элементом явилась большая дымовая труба.
Эволюция и ареал распространения открытого очага в
сочетании с простой по конструкции духовой печью, по-видимому,
связаны отчасти и с видами топлива. Большой столб дыма и
пламени, высоко взлетающие искры от простых н большей частью
легкосгораемых видов топлива требовали широкого дымоотвода,
но наличие такого дымоотвода, куда выходило устье печи,
устраняло необходимость совершенствования самой печи, легко
отапливаемой этими видами топлива. Поэтому ареал
распространения открытого очага в сочетании с духовой печью
несложного устройства совпадает со степными пространствами,
где преобладали легкосгораемые виды топлива.
Для Южной Бессарабии этот признак отопительной системы
в связи с его господством на Балканах нами квалифицируется как
балканская особенность. Поэтому, невзирая на то, что наблюдается
общее схематическое сходство упомянутой системы (печь + очаг) с
формами отопления жилищ у жителей степной части Днестровско-
Прутского междуречья как на рубеже первого и второго
тысячелетий новой эры179, так и в более близкие к нам времена180,
мы склонны считать, что описанная система с прямой дымовой
трубой привезена была гагаузами и болгарами с Балкан в
сложившемся виде и не только не претерпела изменения, но
распространилась довольно широко в быту всего пестрого в
этническом отношении населения Южной Бессарабии181. Полевые
наблюдения свидетельствуют, что в наиболее классическом виде
эта отопительная система сохранилась все же в юго-западной части
междуречья, т. е. в районах преимущественного расселения
гагаузов и болгар.
Существование аналогичной отопительной системы у
татарского и греческого населения в степном Крыму и Приазовье,
по мнению некоторых ученых, не может быть связано только с
влиянием быта задунайских переселенцев или крымских татар182.
Внедрение этой заведомо южноевропейской традиции в Крыму,
например, по мнению В. И. Наулко, обусловлено влиянием
греческих переселенцев. Многое в данных положениях спорно и
нуждается в глубоком исследовании, но только в рамках
Крымского региона, так как для Бессарабии и ближайших к ней

405
районов Северного Причерноморья балканская природа этой
традиции не вызывает сомнений.
Любопытным представляется и факт существования
аналогичной системы у ногайцев Ставрополья. Если учесть при
этом еще сходство ногайских домов с гагаузской «кухней» как в
конструкции (земляная крыша), так и в убранстве (земляное
возвышение), то культурные контакты гагаузов с одной из самых
западных групп ногайцев в Буджаке несомненны. В целом это ждет
своего исследования.
Думается, что именно отопительная система «печь + очаг с
дымовой трубой, стоящей на земле» привела к возникновению
двухкамерного жилища, характерной особенностью которого
является отапливаемая очагом прихожая и обогреваемая печью
жилая комната.
У восточных славян и другого населения соседних с
Бессарабией северных областей открытый очаг был намного
раньше вытеснен печью, приспособленной для обогрева жилища,
выпечки хлеба и приготовления пищи. Функции печи и очага как
бы слились. Печь топилась из жилой комнаты с шестка. В суровых
климатических условиях эта комната удовлетворяла нужды
живущих, и не было необходимости во втором смежном жилом
помещении.
На юге Балканского полуострова с мягким
средиземноморским климатом для утепления появлявшихся новых
комнат не требовалось такого массивного сооружения, как печь.
Здесь очаг дополнился вытяжной трубой и передвинулся к одной
из наружных стен183.
Но наибольший интерес для нас представляет район
Подунавья, где в соответствии с климатическими условиями были
одинаково рациональны и печь, и очаг. Духовая печь здесь
применялась одновременно для выпечки хлеба и обогревания
жилого помещения. Очаг служил для приготовления пищи и
обогревания помещения, где он находился. Духовая печь ранних
форм, используемая только для выпечки хлеба, могла
располагаться в любом месте усадьбы, чаще всего под открытым
небом. В тех же случаях, когда она была связана с жилищем, с
очагом ее объединяла дымовая труба. И печь, и очаг в этом
сочетании продолжали сохранять функциональную и
конструктивную обособленность184.

406
 При такой системе возникновение второго отапливаемого
помещения могло происходить двояко: с одной стороны, можно
согласиться с существующими в этнографической литературе
мнениями о том, что вторая комната в жилищах аналогичного
плана на территории Средней и Юго-Восточной Европы появилась
комнате
отошел задний угол печи по линии границы печи и трубы, т. е.
место, где обычно располагались ко сну185. С другой — вполне
вероятно, что наличие духовой печи, выдающейся корпусом за
пределы жилого помещения, позволило пристроить вторую
комнату со стороны той стены, где находились печь и
дымоотводная труба с очагом в основании.
Таким образом, специфический план жилища, выражавшийся
в сочетании помещения с очагом и жилой комнаты, отапливаемой
печью, тесно связан с развитием системы «печь+очаг в прямой
трубе»186. Благодаря дымоходу эта система стала основной для
внутренней планировки жилища, считающегося в советской
этнографической науке одним из вариантов южноевропейского
жилища, распространенного в основном в Подунавье187.
Таким образом, учитывая изложенное, можно сделать вывод,
что помещение с очагом у гагаузов, как и у других соседних по
Дунайскому ареалу народов, — наиболее древняя часть жилища, а
помещение с печью вторично. В гагаузском жилище это явствует,
прежде всего, из характеристики интерьера жилой комнаты. К
моменту переселения в Бессарабию жилая комната у гагаузов была
сравнительно новым явлением и не имела четких самобытных черт
интерьера с установившимися традициями, как это было у хаята188.
В Бессарабии жилая соба стала основным развивающимся
звеном гагаузского жилища. Здесь заново сложился ее интерьер.
Значительную роль сыграли в этом традиции местного населения,
у которого центром жилища являлось жилое помещение: у
молдаван — камара, у украинцев — хата. В гагаузском доме
место камары и хаты в общей с молдаванами и украинцами схеме
двухкамерной планировки занимала соба. Как у молдаван, так и у
украинцев к этому времени жилое помещение было просторным с
традиционно сложившимся удобным для жилья убранством
(отопительное сооружение в углу около входа, между печью и
задней стеной — дощатый помост для спанья, горизонтально
подвешенные к потолку жерди для одежды, лари для ценных

407
вещей и приданого, ковры, ковровые дорожки на стенах и др.)189.
Кроме того, местное жилище благодаря защитным сеням было
лучше приспособлено к более суровым, чем в Болгарии, условиям
Южной Бессарабии. Под влиянием местных традиций соба у
гагаузов постепенно стала основным жилым помещением, так как
в ней обитатели были лучше защищены от непогоды, чем в хаяте,
оправдывавшем себя в качестве центра жилища в сравнительно
теплом балканском климате.
Традиционная меблировка жилой комнаты старинного
жилища гагаузов сводилась к глиняному возвышению — пат-
долма (рис. 81 и 82). В наиболее старых домах пат имел
Г-образную форму, примыкая к задней стене, и занимал
значительную площадь комнаты. Этот элемент интерьера жилища
отмечали все, кто описывал быт колонистов в XIX в. Почти не

Рис. 81. Интерьер кухни (рис. автора)

характерные для наземных жилищ Северо-Восточной Болгарии

земляные возвышения становятся традиционной чертой интерьера
болгарского и гагаузского наземного жилища в Бессарабии уже в
середине XIX в.
Все авторы XIX в. отмечают, что в болгарской, надо
понимать, и гагаузской горнице почти нет мебели. А.
Скальковский в 1847 г. об интерьере жилища колонистов
сообщает: «Изба, куда входит чужой человек, или светлица, имеет
по восточному обычаю диваны, иногда сделанные из земли и

408
десяти человек»190. В болгарских колониях Южной Бессарабии
середины XIX в. аналогичное явление наблюдал русский
ополченец А. В. Рачинский: «от стен до стен... широкая лавка,
которая огибает две стены комнаты»191.

Рис. 82. Интерьер жилой собы (рис. автора)

Возможно, формирование пата в качестве неподвижной

плоскости, возвышающейся над полом, началось в наземном
жилище гагаузов задолго до переселения их в Бессарабию под
влиянием интерьера народного жилища Северо-Восточной
Болгарии и сопредельных областей Южной Румынии. Известно,
что характерной чертой жилища населения Подунавья издавна
являются глухие или дощатые нары с названием пат192. Можно
допустить также, что земляной пат возрожден был по образцу
землянок Северной Болгарии сначала в бессарабской землянке,
затем в результате взаимодействия ее с наземными видами
жилища стал характерен для интерьера всех типов жилищ.
Благодаря особенностям строительных материалов, при которых
глиной и землей заменяли многие отсутствующие материалы, в
наземном доме по примеру землянки из глины начали делать и
спальные возвышения. Наверняка отсюда и пошло название пат-
долма, означающее буквально нары с земляным наполнением, т. е.
глинобитные.
В XIX в. известно довольно широкое бытование аналогичных
земляных возвышений в землянках, а также в архаичных типах
наземного жилища у населения Северной Болгарии193 и Южной

409
Румынии194, междуречья Днестра и Прута, Причерноморской
полосы степной Украины, Приазовья195, у некоторых жителей
северокавказских степей196.
На наш взгляд, этот элемент, имевший в разных типах жилищ
первоначально разные генетические корни (самые древние —
останцы в землянках, более поздние — внутренняя укрепляющая
завалина в плетневых и чамурных бесфундаментных домах
равнинных областей и, наконец, дощатые или глинобитные
помосты в жилищах кочевников, перешедших к оседлому образу
жизни), к концу XIX в. эволюционировал в идентичную в
указанных областях часть интерьера традиционного жилища,
отразив одну из общих черт, свойственных развитию жилищных
традиций южной равнинной полосы.
Пат у гагаузов покрывался, как правило, камышовой
циновкой и домоткаными ковриками. В дальнем углу на пате стоял
деревянный сундук (сандык), в котором хранились ценные вещи,
ткани. На сундук складывали горкой (юклюк) постельные
принадлежности, часть из которых предназначалась в приданое
взрослым дочерям. В некоторых селах юклюк располагали на
полке, прикрепленной к стене. Юклюк в сочетании с сундуком —
обычный элемент интерьера, имеющий аналогии в домах
молдаван, татар, казахов и других народов южной степной полосы.
Юклюк-полка имеет аналогии в болгарском жилище, где для горки
постельных принадлежностей делали специальные дощатые
помосты.
Вдоль пата к стене прибивался домотканый коврик
(палатар). Если в доме отсутствовало парадное помещение, над
патом выше палатар прибивали ковер (килим). На него вешали
праздничную одежду. Такая вешалка закрывалась покрывалом
(фистан чаршафы). Для одежды над патом протягивали также
веревку (ипь) или подвешивали к потолку жердочку (парды). Эта
традиция аналогична молдавской кулме и украинской жердке.
Земляной пол в старину для утепления засыпали песком или
соломой. С течением времени песок и солома заменялись
циновками и домоткаными дорожками. В углу возле окон по
традиции помещали икону, возле нее вешали пучки пшеничных
колосьев (боодай сакалы), мяты (феслен), свадебные венки.
Применение в убранстве собы тканых изделий, свойственное
гагаузам Болгарии, получило еще более широкое развитие в

410
Бессарабии под влиянием аналогичных местных традиций.
Разнообразились виды тканей, предназначавшихся
непосредственно для убранства интерьера, возросло количество и
расширился ассортимент ковровых и полотняных изделий (пала,
кадрел, пешкир) для стен и застилки спальных мест, пола.
В целом общая схема убранства гагаузской собы имеет много
общего с убранством молдавского и украинского жилища, что
свидетельствует о том, что
жилище гагаузов в XIX в.
развивалось в тесной связи с
жилищем соседних по региону
народов. Об этом говорят
названия многих элементов
убранства гагаузской собы:
маса, скаун, пат и т.д. К
местным традициям относятся
также неподвижные лавки
вдоль стен (кючюк пат), Рис. 83. Ястык

имеющие прямые аналогии в молдавских лайцэ.

Спали на долме, располагаясь поперек или вдоль нее в
зависимости от количества членов семьи. Дети, а иногда и старшие
члены семьи часто спали за печью (соба аарды) или на печи.
Остальные располагались в ряд поперек пата. Место около печи
принадлежало главе семьи или его жене. Гостей также укладывали
на пате с краю. Если пат имел Г-образную форму, то гостей по
возможности обособляли в той части пата, что тянулась вдоль
торцовой стены у окна.
Подстилками служили домотканые стеганные шерстью
матрасы (дёшек). Одеяла (йорган) также были домоткаными. Два-
три одеяла и матраса служили постелью для всей семьи. Под
головы клали длинные подушки из домотканины (йастык) (рис.
83).
Привычным элементом интерьера собы была детская
колыбель (саллангач), подвешенная к балкам над патом (рис. 84 и
85). Колыбель делали из досок или плели из ивовых прутьев в
форме корыта. К ней привязывали бечевку, с помощью которой
можно было качать ребенка, сидя или лежа на пате.
Освещалось гагаузское жилище в первой половине XIX в.
восковыми и сальными свечами, изготавливаемыми в домашних

411
 Рис. 84. Виды саллангач и котига (рис. автора)

Рис. 85. У колыбели

условиях197. В середине XIX в. в болгарских колониях, по

сведениям А. Скальковского, было 13 свечных заводов198. Во
второй половине XIX в. свечи были заменены сальными или

412
масляными плошками (попонец). В зажиточных семьях появились
керосиновые лампы.
Если летом вся жизнь семьи протекала в хаяте, во дворе или
под навесом, то зимой домочадцы собирались в жилой комнате.
Там на полу или на пате-долме кушали. Тут же принимали гостей,
справляли обряды. Женщины шили, ткали, пряли, вышивали.
Если кто-нибудь из членов семьи занимался портняжным,
сапожным, шорным или другим ремеслом, то его рабочее место
было тоже в собе, в углу около двери. Большинство ремесленников
в гагаузских селах сочетали ремесло с сельскохозяйственными
работами и занимались ремеслом в основном зимой. Отведение
под мастерские специальных помещений (полуподвала дома, сарая
и т. д.) наблюдалось только у ремесленников-профессионалов.
Развитие традиционных черт домашнего быта во второй
половине XIX — начале XX в. связано с изменениями
горизонтальной планировки жилища в соответствии с
перераспределением функциональной нагрузки помещений и
жилых построек в целом.
Превращение двухкамерного дома в трехкамерный вначале
не меняет принципиально внутреннюю планировку и функции
старинных частей дома. Традиционный интерьер жилой собы
обеспечивает полностью привычные нужды. За некоторым
исключением все остается без изменения. В новую парадную
комнату перемещаются сундук с праздничной одеждой и
приданым, вешалка с выходными платьями, наиболее красочные
элементы убранства (ковры, покрывала и др.).
Из хаята в «кухню» выносятся утварь, лари для хранения
провизии и др. В связи с утратой жилых функций заметно
уменьшается хаят, тогда как соба по сравнению с ним
увеличивается. Уменьшившись, хаят превращается в проходное
помещение, все больше уподобляясь сеням в жилище молдаван
центральных и северных районов Молдавии и украинцев.
Убранство жилой собы дома становится более праздничным,
так как она уже предназначается не столько для повседневного
жилья, сколько для приема гостей и отправления некоторых
обрядов. Иногда в ней спит молодежь семьи (чаще всего девушки
на выданье или молодожены). В собе, так же как и в парадной
комнате, увеличилось количество настенных украшений (дорожек,
рамок с фотографиями, нарядных полотенец). В убранстве собы

413
все чаще используют нарядные покрывала, занавески фабричной
работы.
Меблировка жилой собы дома в конце XIX в. дополнялась
длинной деревянной скамьей (скаун, скемня, скембя) вдоль одной
из торцовых или фасадных стен. У торцовой стены вместо долмы
появилась узкая неподвижная дощатая лавка (кючюк пат) или
деревянная кровать. Обычными в обстановке стали высокие столы
(маса), стулья (скаун) или табуретки (табретка).
По-прежнему значительное место в интерьере жилой
комнаты занимала печь. Но это был уже не фырын кубической
формы, а высокая духовая печь двухъярусной конструкции (ики
дипли соба). Она называлась рус собасы, что в буквальном
переводе означает русская печь199. Наружные стены печи
независимо от высоты ее корпуса тянулись почти до потолка и
завершались ступенчатым карнизом — деревянным или глиняным.
Надпечье получалось отгороженным. Печь ичера часто украшалась
росписью или рельефным глиняным несложным орнаментом.
В связи с рядом факторов социально-экономического порядка
в дома зажиточных гагаузов еще в середине XIX в. начали
проникать элементы городского быта (жесткие кушетки,
деревянные кровати, резные стулья и деревянные шкафы, этажерки
и т. д.) (рис. 86). К концу XIX — началу ХХ в. многие из них
распространились в быту основной массы колонистов, став
традиционными. Таковыми являются нехарактерные для гагаузов в
прошлом высокие столы, длинные переносные скамьи со спинкой
и подлокотниками по типу диванов, деревянные кровати с
украшенными резьбой спинками (криват), стулья с высокими
спинками (скаун), табуреты. Эти предметы покупались на рынке
или изготавливались своими сельскими мастерами, имевшими
токарные станки и достигшими высокого мастерства в
приспосабливании городских форм к быту крестьян.
В трехкамерном доме парадное убранство окончательно
сосредоточилось в новой, чистой комнате (пак ода, бююк соба,
бююк евь). Возникнув позже, чем остальные жилые помещения
дома, бююк соба не отличалась большим своеобразием и
богатством специфических традиционных элементов. Ее убирали
от праздника к празднику, и то если хозяева собирали у себя по
какому-либо поводу гостей или справляли свадьбу, крестины и т. д.

414
 Рис. 86. Интерьер кухни (рис. автора)

В остальное время бююк соба использовалась в качестве кладовой.

В ней хранились ценные вещи, а также запасы продовольствия.
Праздничное убранство бююк собы состояло из ковров на
стенах, вышитых дорожек и полотенец, кружевных занавесок на
окнах, длинной передвижной скамейки, покрытой ковриком,
стульев, стола, ларя с праздничной одеждой и приданым для
дочерей. Пол устилался домоткаными коврами и циновками. На
одной из стен висела праздничная одежда, прикрытая кружевным

415
покрывалом (фистан чаршафы). Парадные вышитые полотенца,
достигавшие до четырех метров в длину, развертывались веером на
стенах. Они обрамляли окна, иконы, рамочки с фотографиями.
Некоторые элементы интерьера заимствованы у соседей по
Бессарабии, например, длинные узкие непереносные лавки вдоль
стен наподобие молдавских лайцэ. В гагаузских селах Южной
Украины получил распространение длинный стол, расположенный
вдоль пристенных лавок в углу под образами по типу убранства
украинской велыкой хаты.
Значительные изменения в домашнем быту гагаузов во
второй половине XIX в. произошли также в связи с укоренением
усложненного типа жилища, т. е. жилого комплекса из двух
построек. Наличие двух жилых построек на усадьбе
свидетельствовало о новом этапе в разграничении повседневных и
парадных функций, выразившемся в соответственной
специализации не только помещений, но и построек.
Однако это отнюдь не означало улучшения условий
повседневного быта и увеличения полезной жилой площади. В
тесной двухкамерной «кухне» по традиции ютилась вся семья,
тогда как в доме жили редко: он в основном пустовал и
использовался для торжественных случаев. Даже в больших и
богатых семьях, где кроме многочисленных членов семьи жили
бедные родственники и батраки, этот принцип существенно не
нарушался.
Наличие двух жилых построек не вызывало также
существенных изменений в плане и старинном убранстве
привычной двухкамерной жилой ячейки (ичер + хаят) как дома, так
и кухни-бордея, являвшейся средоточием повседневной жизни.
Полезная жилая площадь при необходимости увеличивалась
простым повторением нескольких однотипных двухкамерных
жилых ячеек в одной длинной или отдельно стоящей постройке.
Специальных помещений для сна не было. В летнее время
для этой цели использовались также хлевы, амбары и навесы.
Места для сна распределяли между членами семьи и работниками
в иерархическом порядке, но это в основном в теплое время года. С
наступлением холодов, и особенно зимой, вся семья, в том числе
работники, сосредоточивалась в кухне-бордее, иногда в доме,
располагаясь в строгой зависимости от степени родства и
социального положения.

416
 Объединение «кухни» и дома в единый так называемый
«длинный дом» в принципе также не нарушило их традиционной
внутренней планировки, но значительно изменило характер
функционального использования.
Крайняя комната со стороны улицы осталась парадной.
Появилась дверь из жилой комнаты дома в примыкающую
«кухню». Благодаря этому жилая комната дома становится в
одинаковой с «кухней» степени обжитой, что, несомненно,
улучшило условия повседневного быта. Таким образом, смежное
расположение «кухни» и жилой комнаты дома нарушило традицию
прошлого, по которой вся семья жила в одном помещении.
Хаят «длинного дома» окончательно утрачивает былые
функции и превращается из главного в проходное помещение. В
той части «длинного дома», которая называется собственно домом,
открытый очаг, как и в трехкамерном доме, используется все реже.
Дымовая труба уменьшилась в размерах. В некоторых случаях хаят
остался прежних размеров, но в связи с утратой былых функций
его, как правило, превращали в помещение для посиделок, для чего
вдоль стен устанавливали узкие длинные неподвижные скамьи
(тафта пат).
Часть длинного дома, называемая «кухней», долгое время
сохраняла наиболее архаичные черты интерьера.

Рис. 87. Уголок парадной комнаты (с. Жовтневое, фото 1968 г.)

417
 К концу XIX — началу XX в. с окончательным разделением
функций жилых помещений продолжал меняться их интерьер в
соответствии с изменившимися функциями. Разнообразилось
убранство парадных комнат. По-прежнему одним из характерных
элементов убранства были полотенца, обрамлявшие окна, иконы,
фотографии. Для таких полотенец появились специальные вешалки
(фешилка). Под влиянием города стали входить в быт, а затем
широко распространились вышитые настенные дорожки
(дарожка), полотняные и кружевные занавески (пердя).
В начале XX в. появились пуховые подушки в вышитых
полотняных наволочках.
Традиционными в быту прежде всего, разумеется,
зажиточных крестьян стали вязанные крючком по городским
образцам кружевные покрывала (чаршаф), кружевные скатерти
(маса юэю), наволочки (пуф юзю), салфетки (салфетка), а также
выполненные аппликативным методом из разноцветных лоскутов
пестрые покрывала (пала, чаршаф) и т. д. (рис. 87).
* * *
Итак, домашний быт гагаузов в XIX в. характеризовался ярко
выраженными пережитками патриархального уклада. Пережитки
родового коллективизма отразились в том, что в XIX в. у гагаузов
еще бытовала традиция обитания семьи любой величины в одном
помещении.
Единообразное функциональное использование разных видов
жилищ гагаузов в первой половине XIX в. обусловило
однотипность как планировки, так и традиционного убранства всех
жилых построек. Землянка, наземные хижины, как и старинный
дом гагаузов, состояли из двух частей: жилой комнаты с печью и
помещения с очагом.
Основой внутренней планировки всех типов жилищ гагаузов
является древняя система: печь + очаг, сочетающиеся с широкой
дымовой трубой. Эта система воспроизведена гагаузами в
Бессарабии по привычному в Болгарии образцу.
Центром домашней жизни по балканской традиции было
помещение с очагом. Но в Бессарабии значение жилой комнаты в
повседневном быту возрастает. Если внутренний вид хаята
старинного дома сохранял в основном балканские черты, то
убранство жилой собы сложилось в условиях Бессарабии под

418
влиянием окружающего населения, прежде всего молдаван и
украинцев. Местными особенностями ее интерьера можно назвать
фиксированное расположение земляного возвышения и дощатого
помоста по образцу молдавской и украинской лежанки, длинные
скамьи и лавки вдоль стен. Это отражено и в терминологии.
Наличие близких аналогий исследуемых явлений у населения
междуречья Днестра и Прута и в соседних областях
Подунавья и Украины свидетельствует об устойчивости
этнических традиций Балкано-Дунайского ареала, а также об
единых культурных процессах и взаимовлияниях, свойственных в
XIX в. всему населению Южной Бессарабии.
Конец XIX — начало XX в. — новый период в развитии
гагаузского жилища, выразившийся в его конструктивном
совершенствовании, развитии его горизонтальной планировки,
изменении условий домашнего быта и интерьера. Изменения в
этом плане прямым образом связаны были с перераспределением
парадных и повседневных функций не только между
помещениями, но и жилыми постройками в целом.
В этот период архаичные черты интерьера (открытый очаг,
старинная духовая печь, земляное возвышение и др.) наблюдались
в основном в кухне-бордее, в то время как убранство новой
парадной комнаты в трехкамерном доме и всего дома в целом
стало более праздничным. Из дома исчез открытый очаг.
Старинная духовая печь заменилась печью сложной конструкции,
рассчитанной на более длительное сохранение тепла в
увеличившейся жилой собе дома. Хаят превратился в проходное
подсобное помещение. Улучшилось убранство жилой собы. В
убранство парадной комнаты стали проникать бытовые элементы
городской, преимущественно мещанской, среды: деревянные
кровати, этажерки, карнизы, резные буфеты и шкафчики,
настенные вышитые дорожки, аппликации, кружевные и вязаные
покрывала и скатерти и т. д.
Такая пережиточная форма домашнего быта, как проживание
всей семьи в одной комнате, проявившая устойчивость в более
ранних формах жилища, существенно изменилась в «длинном
доме» в результате смежного расположения и взаимосообщения
двух и более жилых комнат.
Таким образом, в течение XIX в не только изменились
внешний вид и пространственная характеристика жилища

419
гагаузских переселенцев в Бессарабии сообразно новым условиям
их жизни в этот период, но и существенно преобразовались
условия домашнего быта и обстановки жилища в результате
влияния культуры соседних народов и заимствования более
прогрессивных городских форм.

§ 5. Обычаи, обряды и поверья, связанные с жилищем

Постройка дома — значительное событие в жизни
крестьянина. Поэтому с ним связан ряд обычаев и обрядов,
призванных обеспечить добротность постройки, достаток в жизни
хозяев будущего дома и направленных против злых духов,
приносящих пожар, разруху, болезни и другие бедствия. Наиболее
древними были обряды, являющиеся отголосками языческих
верований и связанные с жертвоприношениями.
При закладке стен дома люди опасались находиться вблизи
мастеров, так как существовало поверье, что они могли измерить
бечевкой длину тени (бой гёлгеси) избранного ими для мести
человека и заложить эту бечевку под один из углов строящегося
здания. Считалось, что после этого человек неминуемо погибнет.
Через сорок дней его тень превратится в оборотня (тылсым),
приносящего беду и беспокойство жителям села в ночное время.
Это поверье описано Атанасом Мановым у варненских гагаузов
Болгарии. Варненские гагаузы при постройке дома резали петуха в
жертву тылсыму200. Подобный обряд описан у бессарабских болгар
(надо понимать, и гагаузов) в конце 70-х гг. XIX в.201
В пространной характеристике первопричин, породивших
подобные обряды, нет необходимости. Этнографическая наука
относит их к обрядам, связанным с жертвоприношениями.
В древности указанный обряд был широко распространен у многих
народов. Пережитки древнего жертвоприношения при закладке
жилищ хорошо сохранились у славян202. Аналогичные обряды
встречаются и у молдаван.
Видоизмененными вариантами жертвоприношений и
магических обрядов при строительстве являются также
распространенные у гагаузов обычаи закладывать под углы
будущего дома свечи, деньги, зерно, вино. Эти обычаи
наблюдаются и у всех соседних народов.

420
 С древними поверьями были связаны и определенные дни для
начала строительства дома. Наиболее выгодным считалось
начинать строительство в первый четверг полнолуния (ай
долуркана). В народе верили, что это избавит будущее жилище от
злых духов и сырости. К этому же времени старались приурочить и
новоселье.
Обмазку дома начинали с внутренних стен. Если по каким-
либо причинам надо было прежде обмазать снаружи, то первые
несколько комьев глины вносили в дом и обмазывали ими кусок
стены в каком-нибудь углу.
Во время кладки стен дома в середине торцовой стены
водружали ветку с привязанным к ней полотном, рубашкой или
полотенцем, предназначенными в подарок (баашиш) для мастера.
За крышу мастер получал новый баашиш.
Возведение стен дома являлось трудоемким процессом,
поэтому у гагаузов, так же как у молдаван, украинцев, болгар и
других народов, существовал обычай взаимопомощи,
называвшийся межи. Он индентичен молдавской и украинской
клаке, русской и белорусской толоке.
Межи бытует в гагаузских селах и в настоящее время. Его
участники приглашаются хозяином, который готовит к
намеченному дню глину, солому, необходимые инструменты.
Особой заботой хозяина является организация угощения
присутствующих: устраивается большой обед, оканчивающийся
всеобщим весельем, иногда танцами, играми молодежи. К этому
случаю принято резать барана.
Окончание постройки дома также знаменовалось
пиршеством, на которое приглашались родственники.
Перед тем, как вселиться в отстроенный дом, было принято
освятить его, чтобы помешать вселению в него злых духов (евь
ватизлий). В старину для этой цели не всегда приглашали
священника, чаще обряд свячения совершала местная знахарка или
старейшая женщина в семье. При этом в свяченую воду
обмакивали веточки мяты и обрызгивали очаг и все углы в
помещении.
При вселении в новый дом хозяева первыми в него не
заходили. Звали соседей, которые с хлебом и солью переступали
порог дома. Новоселам родители вручали хлеб с солью, взятые из

421
старого дома, с пожеланием, чтобы новый дом не остался без хлеба
и соли.
Гагаузам присущи также обряды и обычаи, связанные с
почитанием огня и его средоточия — домашнего очага. Это
отголоски первобытного преклонения перед огнем. Очагу
приписывали много волшебных свойств: очистительных,
целебных, постулирующих благополучие, плодородие и другие
блага для почитающих его. Сельские знахари соскабливали
глиняную обмазку с печи, дымохода или его основания и из этого
порошка изготавливали лекарства и снадобия. Благодаря
приписываемым этому порошку целебным свойствам его
использовали при лечении порезов, ожогов или ранений.
С верой в очистительное и целебное могущество очага связан
обычай троекратного пронесения лекарства для больных через
дымоход. Для этого в бажалыке устанавливали лестницу, и кто-
нибудь из детей трижды взбирался по ней со снадобьем, вылезая
через трубу на крышу и снова спускаясь в помещение. После этого
снадобьем лечили больного.
В свадебном обряде гагаузов в прошлом также встречался
ритуал, связанный с жертвенной пищей, освящаемой троекратным
протаскиванием ее через широкий дымоход.
В 80-х гг. XIX в. очевидцы отмечали у бессарабских болгар
«колдовские действия с поленом у очага и печи накануне
рождества с загадыванием приплода скота и урожая»203.
Этнографические наблюдения последних лет в гагаузских селах
подтверждают бытование в прошлом этого обряда и у гагаузов.
С очагом как чудодейственным покровителем рода семьи
связаны некоторые свадебные обряды у гагаузов. Так, войдя в дом
невесты, сваты направлялись к очагу и помешивали золу, как бы
испрашивая у очага покровительства для успешного завершения
своей миссии204. Отвергнутая женихом невеста могла явиться в дом
его родителей, которые в случае согласия на брак зажигали огонь в
очаге и приглашали ее сесть возле него, после этого жених уже не
имел права отказываться от женитьбы205. Этот обычай описан в
быту болгарских колонистов Бессарабии в 70-е гг. XIX в. без
конкретного указания на то, у кого он наблюдался: болгар или
гагаузов. Сообщения информаторов в гагаузских селах
свидетельствуют, что в быту гагаузов этот обряд встречался еще в
начале XX в.206

422
 Существовали поверья и связанные с ними запреты или
предписания, имеющие цель оградить дом и его обитателей от
злых духов. Считалось, что вынос золы и мусора после заката
солнца может плохо повлиять на согласие и благополучие в семье.
Запрещалось свистеть в доме. Этот запрет обусловлен не столько
этическими нормами, сколько боязнью губительных чар якобы
чувствительных к свисту домашних духов, олицетворением многих
из которых по поверьям считался уж (сары илан — желтая змея).
Как и у многих народов, у гагаузов чудодейственная сила
приписывалась прибитой у порога подкове.
Таким образом, гагаузам присущи обряды и поверья,
аналогичные соответственным обрядам у народов Юго-Восточной
Европы. Это говорит о том, что независимо от происхождения
народа основные черты его быта и культуры складывались в
тесной взаимосвязи с культурой соседних народов.

* * *
Итак, в результате подробного исследования народного
жилища гагаузов междуречья Днестра и Прута выяснено, что в
XIX — начале XX в. в гагаузских селах Южной Бессарабии
одновременно бытовали разнообразные как по конструкции, так и
по строительной технике и материалам типы жилищ. Большая
часть из них (кроме архаичных: землянки и ески евь) являлась
результатом развития гагаузского жилища в Южной Бессарабии.
Процессы, приведшие к возникновению этих типов жилищ, очень
сложны и разносторонни.
В первой половине XIX в. приспособляемость к новым
условиям наиболее ярко проявилась в строительстве наряду с
домами примитивных форм жилищ: землянок и наземных хижин, а
также в характере эволюции строительных материалов, тесно
связанных с новой экологической средой и ускоренным развитием
производительных сил в колониях Южной России в первой
половине XIX в. Последнее вызвало ускоренное исчезновение
архаичной плетневой строительной техники и замену ее более
прогрессивной и рациональной для степного Буджака, богатого
глинистыми почвами, чамурной техникой. Вместо дорогостоящего
в этих местах плетневого каркаса стены наземных построек
переселенцы по примеру своих предшественников — ногайцев —
стали класть из валькованной глины. Такие стены обходились

423
дешевле, были более теплыми и долговечными. Замена плетневых
построек глиняными (чамурными) завершилась уже в третьей
четверти XIX в.
Валькованная глина как строительный материал
впоследствии сменилась саманным кирпичом. Аналогичное
явление наблюдалось и у соседних народов в Буджаке, поэтому его
можно характеризовать как региональное.
Специфичным для гагаузов, поселившихся в Центральном
Буджаке, явилось применение в строительстве несложных по
конструкции земляных и наземных хижин таких материалов, как
сухой дерн, кизяк, подсолнуховые стебли, виноградная лоза.
В эволюции жилищных форм у гагаузов в XIX в. ясно
прослеживаются три периода, определяемые особенностями
развития производительных сил колоний и выразившиеся в
складывании характерных для каждого из них традиций.
В первой половине XIX в. жилище гагаузов, с одной стороны,
многими чертами напоминало их жилище в Северо-Восточной
Болгарии (плетневой двухкамерный дом, отчасти землянка, их
внутреннее убранство, отопительная система, тип связи
помещений и др.), с другой стороны, в трудных условиях оседания
на новых землях в нем появились новые черты, обусловленные
приспособлением к местным традициям. Это выразилось в
строительстве наземных хижин (плетневых и чамурных),
аналогичных постоянным жилищам буджакских ногайцев, а также
землянок, зарекомендовавших себя как наиболее рациональный
тип жилища при первичном поселении в условиях колонизации.
Для всех видов жилищ в этот период характерна однотипная
двухкамерная планировка: жилая комната и помещение с очагом,
которые своим архаичным убранством отвечали привычному
хозяйственному и домашнему укладу колонистов.
Третья четверть XIX в. знаменуется качественными
изменениями в жилищном строительстве гагаузов. К середине XIX
в. полностью наладился хозяйственный и общественный быт
переселенцев сообразно новым условиям Южной Бессарабии.
Появилась необходимость в выполнении жилищем парадной
функции. Это привело к коренным изменениям в доме — основном
типе жилища гагаузов: двухкамерный дом стал трехкамерным,
появился новый эталон жилья, состоящего из двух построек с
четким разделением парадных и повседневных функций.

424
 Конец XIX — начало XX в. характеризуются возникновением
качественно нового типа жилища, так называемого «длинного
дома». Он сложился путем конструктивного объединения в одну
постройку удлиненной формы двух ранее автономных построек
жилищного комплекса гагаузов (дома и кухни).
Основные направления в развитии жилища в силу ряда
факторов (компактность расселения, однородный социальный
состав, замкнутость патриархального быта) были однотипны, в
результате чего значительных локальных различий в типах
гагаузского жилища не наблюдается.
Анализ особенностей домашнего быта гагаузов Южной
Бессарабии в XIX в., а также архаичных обрядов, связанных с
жилищем, свидетельствует о тесной связи культуры гагаузов с
многовековыми традициями и культурой соседних по ареалу
народов.

425
 ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Общее развитие жилища гагаузов в XIX в. в Южной
Бессарабии шло путем интенсивного приспособления к местной
экологической среде под прямым воздействием конкретных
социально-экономических условий края и отличалось сложным
переплетением архаичных (балканских) традиций с местными
(бессарабскими).
Специфику условий, в которых переселенцы обживали земли
Южной Бессарабии, можно свести к следующему. Условия
адаптации переселенцев на новом месте с самого начала
облегчались естественно-географической средой Буджака, во
многом сходной с условиями их прежней родины (безлесная
равнина с богатыми лёссовыми отложениями, плодородным
черноземным слоем, наличие обширных степных просторов для
выгонного скотоводства, теплый климат и т. д.). Это обусловило в
первую очередь сохранение привычного хозяйственного типа
(сочетание земледелия со скотоводством).
Пестрая этническая среда Южной Бессарабии состояла в
основном из болгар, молдаван и украинцев, хозяйство и бытовая
культура которых во многом были сходны с гагаузскими и не
только не противоречили основным элементам быта переселенцев,
а во многом подтверждали их. Почти одновременное переселение
из Болгарии, единое место происхождения (преимущественно
равнинные области Нижнего Подунавья) и одинаковый
социальный состав переселенцев-гагаузов способствовали
сравнительно компактному их расселению, обеспечив этим почти
единые условия аккультурации для всех гагаузских колоний в
Бессарабии.
Ярко выраженные пережитки патриархального быта
обусловили определенную замкнутость и инертность в изменении
как хозяйственного уклада, так и условий домашнего быта
переселенцев.
Все эти обстоятельства способствовали унификации многих
сторон развития материального быта колонистов-гагаузов. Этим,
по нашему мнению, объясняется однотипность основных явлений в
быту гагаузов. Локальные варианты незначительны. Поэтому
характеристика избранной области материальной культуры
гагаузов Бессарабии велась в общем плане, часто без указания
конкретных селений и даже районов.

426
 Отличительной чертой расселения гагаузов (по сравнению с
болгарами) явилось оседание основной их массы в одном из самых
засушливых районов Буджака (долины пересыхающих речек
Ялпуг, Ялпужель, Лунга и их притоков) с ярко выраженным сухим
степным климатом, массивным слоем лёссовых отложений в почве.
Предшественниками гагаузских переселенцев в Буджаке
были татары-ногайцы. Это обусловило заимствование у них таких
форм материального быта, как степные типы жилых мазанок и
отчасти кареобразная организация хозяйственных построек в
усадьбе в связи с живучестью в первой половине XIX в. в условиях
Буджака традиций выгонного скотоводства.
В развитии материальной культуры в XIX — начале XX в.
можно выделить три периода, каждый из которых означал
очередной этап качественных изменений в традициях народа в
связи с развитием производительных сил в колониях.
Первый период охватывает первую половину XIX в. В это
время материальная культура переселенцев характеризовалась как
традициями, привезенными из Северо-Восточной Болгарии
(кучевая беспорядочная планировка сел, временные пастушеские
усадьбы, плетневой двухкамерный дом, землянка, особенности
домашнего быта и некоторые черты интерьера жилых помещений
и др.), так и местными, возникшими в условиях Буджака (чамурная
строительная техника, глиняные наземные мазанки и др.).
Второй период (третья четверть XIX в.) отличается
глубокими изменениями в материальной культуре гагаузов.
Коренным образом изменилась планировка гагаузских поселений
20—50-х гг. (с момента размежевания земель Южной Бессарабии
до реформы Киселева). Согласно новым традициям, выразившимся
в складывании регулярной улично-рядовой и улично-квартальной
планировки крупных сел, хутора и кышлы из объектов первичного
поселения превратились в хутора-экономии местной аграрной
буржуазии.
В жилище перемены были более глубокими и
разносторонними. Если в первые десятилетия жизни переселенцев
в Буджаке стояла задача приспособиться, выжить, то к середине
XIX в. хозяйственный и общественный быт колоний полностью
наладился сообразно новым условиям. Благодаря выгодному
социально-правовому положению многие колонисты имели
возможность вести хозяйство на капиталистической основе и

427
активно занялись производством товарного зерна и продуктов
скотоводства.
Возросший материальный достаток многих гагаузов вызвал
новые требования к жилищу. Привычный двухкамерный эталон
жилья (жилая комната и помещение с очагом) перестал отвечать
новым запросам, так как появилась необходимость в выполнении
жилищем парадной функции. Это привело к коренным изменениям
в доме, связываемом в народном сознании с представлениями о
полноценном жилище. К двум старым помещениям добавляется
парадная горница, и двухкамерный евь становится трехкамерным.
Он отличается от двухкамерного не только добавлением парадной
комнаты, но и совершенствованием конструкции, изменением
стенового материала, появлением фундамента и капитальной
галереи, увеличением размеров жилой комнаты и уменьшением
размеров хаята. Хаят окончательно превращается в теплые сени.
Трехкамерный дом становится традиционной формой
гагаузского дома, сложившейся к началу XX столетия в тесной
связи с жилищными традициями молдаван, болгар и украинцев.
Общность с молдаванами Северной Бессарабии и украинцами
наблюдается в основном в схеме планировки и в характере
убранства жилой комнаты, тогда как внутренняя планировка,
основанная на ориентации отопительного устройства, различна (у
молдаван и украинцев устье печи в комнате, у гагаузов — в
прихожей). Жилища же многонационального населения юга
Бессарабии существенно от гагаузского дома не отличаются.
Причины, вызвавшие изменения в самом доме, а также
особенности традиционного хозяйственного и семейного быта
гагаузского крестьянства повлияли во второй половине XIX в. на
развитие гагаузского жилища в целом. Функциональная
дифференциация (отделение парадных функций от повседневных)
коснулась не только помещений самого дома, но и всего жилищно-
хозяйственного комплекса. В усадьбах крестьян стали обычными
две жилые постройки: жилой дом не исключал жилой постройки
более простой конструкции (землянки или наземной хижины под
названием бордей), к которой переселенцы привыкли за полвека.
Ставший более парадным дом отдалялся от хозяйственного двора и
все меньше соответствовал привычному хозяйственному быту
гагаузов, требовавшему предельной связи жилища с
хозяйственным двором. Представления гагаузов о полноценном

428
жилье с этого времени связываются с наличием двух построек,
функционально дополняющих друг друга.
В третьем периоде (конец XIX — начало XX в.) окончательно
сложилась традиция регулярной планировки поселений. Жилищно-
хозяйственный комплекс переживает новый этап коренных
изменений: наблюдается почти полный отход от балканских
типов жилищ, возрожденных колонистами в Буджаке в первые
годы после переселения.
В связи с дальнейшим развитием капиталистических
отношений в колониях, удорожанием земли и другими факторами
гагаузский жилищно-хозяйственный комплекс в Южной
Бессарабии в начале XX в. претерпевает новые изменения.
Появляются усадьбы с однорядным расположением построек и
качественно новым типом жилища — так называемым «длинным»
и Г-образным домами. Они сложились путем конструктивного
объединения в одну постройку удлиненной или Г-образной формы
двух ранее автономных построек жилищного комплекса гагаузов
— дома и кухни. В удлиненной форме дом повернулся торцом к
улице и приблизился к ней, став в одном из передних углов
усадьбы. К нему в длину в глубь двора пристроились кухня и
кладовые. Постепенно конструкция и параметры сохранившихся
построек унифицировались, и весь ряд предстал в виде единой
постройки под названием евь. Но составные части такого дома
сохранили традиционное разграничение в функциях и названии, а
также особенностях внутренней планировки и интерьера.
Значительную роль в удлинении дома не только гагаузов, но
и других национальностей Южной Бессарабии в начале XX в.
сыграла традиция «длинного» дома по типу средненемецкого у
немецких колонистов края. Влияние отразилось как в изменении
конфигурации дома, так и в его внешнем облике.
В исследуемый период в гагаузских селах бытовали шесть
типов жилища.
Первым типом была двухкамерная землянка-бордей. Она
существовала весь XIX в., постепенно исчезая.
Вторым типом являлась двухкамерная (ичер и хаят)
плетневая или чамурная бесфундаментная наземная мазанка,
крытая двухскатной земляной крышей без потолка. Она
наблюдается весь исследуемый период. К названию бордей во
второй половине XIX в. добавилось название кухня в связи с тем,

429
что в усложнившемся жилищно-хозяйственном комплексе
наземная хижина стала играть роль жилой постройки.
Третий тип жилища представлял собой двухкамерный (соба и
хаят) плетневой или чамурный дом без фундамента
преимущественно под четырехскатной камышовой крышей.
Потолка в сенях часто не было, а в жилой комнате его балки
выступали внутрь помещения. Матица в наиболее старинных
вариантах подперта столбом. Размеры прихожей (помещения с
очагом) превосходили размеры жилой комнаты. В прихожей
имелись две входные двери — с фасада и с тыльной стороны,
обращенной в сторону двора. Часто с фасада дома имеется галерея
со столбами, а сзади к нему примыкает широкий навес. Этот тип
дома, воспроизведенный по типу домов Северо-Восточной
равнинной Болгарии, бытовал в гагаузских селах весь XIX в. Мы
считаем его исходной моделью, от которой развивалось жилище
гагаузов Бессарабии в дальнейшем.
Четвертый тип — трехкамерный (жилая соба, хаят и парадная
соба) дом, чамурный или из саманных кирпичей, преимущественно
на фундаменте, иногда усложненном подвалом или цокольным
этажом. Стропильная крыша четырехскатная или двухскатная
(камышовая, черепичная, реже драночная). Потолок по
конструкции преимущественно с выступающими вовнутрь
помещения балками и матицей есть над всеми комнатами. Хаят
меньше жилой собы, по традиции он иногда имеет две входные
двери — с фасада и со стороны двора. С фасада, как правило,
пристраивалась галерея с высоким основанием. В этом типе дома
по примеру молдавских домов встречаются выносное крыльцо и
примыкающий с тыльной стороны к дому навес. Их массовое
бытование наблюдается с конца XIX в.
Пятый тип — жилище, состоящее из двух построек: дома
(двух- или чаще трехкамерного) и кухни-бордея, различающихся
по конструкции и функциональной нагрузке. Повседневная жизнь
сосредоточивается по традиции в кухне-бордее, тогда как дом
имеет престижное значение и выполняет парадные функции. Этот
тип жилья получил распространение в конце XIX в. и бытует до
настоящего времени.
Шестой тип жилища — многокамерный дом, по существу
представляющий собой группировку двух ранее автономно
расположенных в усадьбе дома и «кухни». В зависимости от вида

430
группировки различаются три подтипа этого дома: «длинный дом»,
в котором дом и «кухня» сомкнулись по одной оси; дом Г-
образного плана, в котором оси дома и кухни взаимно-
перпендикулярны; дом, по форме близкий к квадрату, в котором
оси дома и «кухни» параллельны.
Эти типы домов появились в начале XX столетия. В
названных подтипах нивелируются основные параметры (длина и
ширина) составляющих жилище построек, а примкнувшая к дому
«кухня» приобретает конструкцию, сходную с конструкцией дома,
и постепенно с ним сливается, образуя одно многокамерное здание,
в котором былые части прослеживаются лишь в сохранившейся
функциональной нагрузке и соответственно в терминах.
Анализ развития основных типов поселений, жилища и
усадьбы гагаузов, сложившихся в XIX — начале XX в.,
свидетельствует, что важную роль в развитии многих черт
гагаузского жилища в исследуемый период играли контакты с
соседними по Южной Бессарабии народами: молдаванами,
болгарами, украинцами и др. Гагаузская культура испытала
влияние культур соседей. В свою очередь, многие из балканских
традиций, привезенных гагаузами в Бессарабию, оказались
довольно устойчивыми и не только составляли специфику
гагаузской материальной культуры, но и значительно повлияли на
характер культуры соседних по Южной Бессарабии народов,
превратившись из узконациональных в региональные. Это
относится прежде всего к характеру внутренней планировки,
основанной на ориентации отопительной системы. Все
многонациональное население Южной Бессарабии в XIX в.
восприняло характерное для задунайских переселенцев (гагаузов и
болгар) отопительное устройство: печь и очаг в широкой
дымовой трубе с соответственным выходом устья печи
(обогревавшей жилую комнату) в трубу, которая находилась в
прихожей. Этот признак квалифицируется в советской
этнографической науке как кардинальный в классификации типов
жилищ в рамках зарубежной Европы в целом и в Балкано-
Дунайском ареале в частности. Он позволяет отнести гагаузское
традиционное жилище (а равно и жилище другого населения
Южной Бессарабии) к одному из вариантов южноевропейского
жилища, в котором отопительное устройство (печь и очаг)
расположено у смежной стены двух жилых помещений, причем

431
первоначальным ядром является помещение с очагом, куда ведет
вход со двора, тогда как помещение с печью вторично.
Таким образом, материальная культура гагаузов в
исследуемый период, не утратив некоторых признаков, роднящих
ее с материальной культурой региона Северо-Восточной Болгарии
(кучевой план селений, характер внутренней планировки жилого
ядра и др.), подверглась сложным изменениям в остальных
аспектах (регулярная планировка селений, материал, конструкция,
планировка, характер функционального использования жилищ,
возникновение однорядного расположения построек и т. д.).
Классификация и анализ традиционных форм, окончательно
сложившихся к концу XIX — началу XX в., доказывают, что
процесс развития материальной культуры гагаузов шел в общем
русле развития культуры и быта соседних по региону народов. Это
широко иллюстрируется не только развитием конкретных
элементов, но и терминологией, и обрядами, связанными с
жилищем. Поэтому есть основания считать, что национально-
специфические формы быта гагаузов, в частности поселений,
жилища и усадьбы, в XIX — начале XX в. развивались в тесной
связи с региональными, характерными для населения юга
Днестровско-Прутского междуречья и соседних с ним областей.

432
 ПРИМЕЧАНИЯ
«МАТЕРИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА ГАГАУЗОВ
ХIХ – НАЧАЛО ХХ в.»
Введение
1
См.: Арутюнов С. А. Инновации в культуре этноса и их социально-
экономическая обусловленность//Этнографические исследования
развития культуры. М., 1985. С. 35.
2
См.: Рождественская С. Б. Русская художественная традиция в
современном обществе. М., 1981. С. 7.
3
См.: Бромлей Ю. В. Этнос н этнография. М., 1973. С. 3.
4
См.: Там же.
5
См.: Мещерюк И. И. Болгарские и гагаузские поселения в
Бессарабии//Ученые записки Кишиневского госуниверситета. Т. II.
1950. С. 73—89; Он же. Переселение болгар в Юж ную Бессарабию
(1828—1834 гг.). Кишинев, 1965; Он же. Социально-
экономическое развитие болгарских и гагаузских сел в Южной
Бессарабии (1808—1856 гг.). Кишинев, 1971,
6
См.: Население СССР. По данным Всесоюзной переписи
населения 1979 года. М., 1980. С. 25.
7
См.: Губогло М. Н. Развитие двуязычия в Молдавской ССР.
Кишинев, 1975. С. 74.
8
См.: Численность и состав населения СССР. По данным
Всесоюзной переписи населения 1979 года. М., 1984. С. 104.
9
См.: Скальковский А. А . Болгарские колонии в Бессарабии и
Новороссийском крае. Одесса, 1848. С. 12—19; Попруженко
М. Г. Из материалов по истории славянских колоний в России.
Одесса, 1909; Кабузан В. М. Народонаселение Бессарабской
области и левобережных районов Приднестровья. Кишинев, 1974.
С. 22—24, 87—89.
10
Подробнее об этом см: Маруневич М. В. Поселения, жилище и
усадьба гагаузов Южной Бессарабии в XIX—начале XX в.
Кишинев, 1980. С. 16—18.
11
См.: Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие
болгарских и гагаузских сел… С. 18—19; Маруневич М. В. Указ.
соч. С. 18; Зеленчук В. С. Население Бессарабии и Поднестровья в
XIX в. Кишинев, 1979. С. 197.

433
12
См.: Мещерюк И. И. Переселение болгар в Юж ную Бессарабию...
С. 24; Зеленчук В. С. Указ. соч. С. 197.
13
См.: Кабузан В. М. Указ. соч. С, 36.
14
Подробнее см.: Маруневич М. В. Указ. соч. С. 19; Кабузан
В. М. Указ. соч. С. 28; Молдавская ССР. Административно-
территориальное деление (на 1 июня 1978 года). Кишинев, 1978.
15
В скобках указаны старые названия сел. В дальнейшем в тексте
будут использоваться данные названия в связи с тем, что они
фигурируют в дореволюционных источниках, а также потому, что
их сохранили в обиходе жители этих сел.
16
См.: Зеленчук В. С. Указ. соч. С. 199 , 245.
17
См.: Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие
болгарских и гагаузских сел... С. 104-110.
18
См.: Там же.
19
См.: Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой, или Буджака, с приложением генерального плана его
края, составленное при гражданской съемке, производившей по
высочайшему повелению размежевание земель оной на участки с
1812 по 1928 год. Аккерман, 1899. С. 399; Рачинский А . В.
Походные письма ополченца из Южной Бессарабии. 1855—1856.
М. 1958. С. 12—13.
20
Скалъковский А. А. Указ. соч. С. 1—2.
21
Клаус Л. Наши колонии. СПб., 1869. С. 325, 350.
22
См.: Архив ГМЭ. Ф. 1. Оп. 22. Д. 726.
23
См.: Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие
болгарских и гагаузских сел... С. 120.
24
См.: История Молдавии: Документы и материалы. Т. II.
Устройство задунайских переселенцев в Бессарабии и деятельность
А. П. Юшневского. Кишинев, 1957. С. 348— 349, 351.
25
См.: ЦГА МССР. Ф. 5. Оп. 1. Д. 253.
26
Статистическое описание Бессарабии... С. 398—399.
27
Скальковский А. А. Указ. соч. С. 116.
28
См.: Статистическое описание Бессарабии... С. 400—402, 434;
Стороженко А. Два месяца в дороге//Чтения в Императорском
обществе истории и древностей российских при Московском
университете. Кн. VI. М., 1871. С. 63, 73; Скальковский А . А . Указ.
соч. С. 117 - 118; Рачинский А . В. Указ. соч. С. 28, 29, 58, 62; Клаус
А. Указ. соч. С. 320, 324; Защук А. И. Материалы для географии и

434
статистики России, собранные офицерами генштаба (Бессарабская
область). Ч. I. СПб., 1862. С. 5, 190, 503, 504.
29
Статистическое описание Бессарабии... С. 400-402.
30
См.: Там же. С. 434
31
См.: Жуков В. И. Города Бессарабии (1812 — 1861 гт.).
Кишинев, 1964. С. 78.
32
См.: Там же. С. 84—85, 174—175.
33
Куницкий П. Краткое статистическое описание Заднестровской
области, присоединенной к России по мирному тракту,
заключенному с Портою Оттоманской в Бухаресте в 1812 г. СПб.,
1813. С. 97.
34
Статистическое описание Бессарабии... С. 397. Под «красными
товарами» подразумеваются импортируемые,
35
См.: Курогло С. С., Маруневич М. В. Социалистические
преобразования в быту и культуре гагаузского населения МССР.
Кишинев, 1983. С. 13—14.
36
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 1. С. 433.
37
См.: Жуков В. И. Указ. соч. С. 180, 184.
38
См.: Там же. С. 210-211.
39
См.: А рутюнов С. А . Указ. соч. С. 43.
40
См.: Жуков В. И. Города Бессарабии (1861 — 1900 гг.).
Кишинев, 1975. С. 210—211.
41
См.: Мошков В. А . Гагаузы Бендерского уезда//Этнографическое
обозрение, 1900. № 1; 1901. № 1. 2, 4; 1902. № 3, 4.
42
См.: Там же. 1902. № 3—4.
43
Мошков В. А. Турецкие племена на Балканском полуострове:
Отчет о поездке на Балканский п-ов летом 1903 г.//Известия
Императорского русского географического общества за 1904 г.
СПб., Т. 40. Вып. 3.
44
Канитц Ф. Дунайская Болгария и Балканский полуостров:
Исторические, географические и этнографические путевые
наблюдения. Очерки народов и обычаев. 1860 — 1875 гг. СПб.,
1876. С. 322.
45
Иречек К. Няколко бележки върху остатоците от печенези,
кумани, как то и върху тъи наречените народи гагаузи и сургучи в
днешна България//Пориодическо списание на Българско
книжово дружество в Средец Год. XII. Кн. 23 - 33. Средец, 1890. С.
32 - 33; Он же. Княжество България. Пловдив, 1899.

435
46
Добруджа (география, история, этнография и др.). София, 1918.
С. 237.
47
Вihan А. Liber semicularis societatis fennougricae. Helsinki, 1933.
48
Манов А. Потеклото на гагаузите: Техните обичаи и нрави. Ч. I.
Варна, 1938. С. 40 — 106.
49
Чанков Ж. Гагаузите в България//Известия на българско
географско дружество. Кн. IV. 1936. С. 67.
50
Маринов В. Принос към изучването на бита и културата на
турците и гагаузите в Североизточна България. София, 1956.
51
Маринов В. Сарашкият занаят в България. София, 1982.
52
Державин Н. С. Болгарские колонии в России//Сборник за
народни умотворения и народопис. Кн. XXIX. София, 1914.
53
Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие
болгарских и гагаузских сел...
54
Марков Г. Е. Материалы по этнографии гагаузов//Краткие
сообщения Института этнографии СССР. Т. XIX. 1953.
55
Зеленчук В. С., Филимонова М. Ф. Национальная гагаузская
одежда и её бытование в настоящее время (по материалам сел
Вулканештского, Чимишлийского и Чадыр-Лунгского районов
МССР)//Материалы и исследования по археологии и этнографии
Молдавской ССР. Кишинев, 1964.
56
Наулко В. Развитие межэтнических связей на Украине. Киев,
1975.
57
Зеленчук В. С. Указ. соч. С. 200.
58
Маруневич М. В. Указ. соч.; Курогло С. С. Семейная
обрядность гагаузов в XIX—начале XX в. Кишинев, 1980;
Курогло С. С., Маруневич М. В. Указ, соч.; Курогло С. С.,
Филимонова М. Ф. Прошлое и настоящее гагаузской женщины.
Кишинев, 1976; Маруневич М. В. Народное жилище гагаузов
Чадыр-Лунгского района МССР (по материалам сел Баурчи,
Бешгиоз, Казаклия)//Археология, этнография и искусствоведение
Молдавии. Кишинев, 1968; Она же. Некоторые особенности
развитии народного жилища гагаузов в XIX—начале ХХ в.//
Советская этнография. 1975. № 5; Она же. Некоторые особенности
материальной культуры гагаузов Одесской области УССР//
Культурно-бытовые процессы на юге Украины. М., 1979; и др.
59
В 1854 г. академик П. Кеппен впервые среди болгар выделил
гагаузов как отдельную этническую общность (Подробнее об этом
см.: Курогло С. С. Указ. соч. С. 5; Маруневич М. В.

436
Поселения, жилище и усадьба гагаузов Южной Бессарабии... С.
13). В этой связи надо сказать, что гагаузов Запорожья статистика
до сих пор не выделяет из среды болгарского населения. В отличие
от «болгар славянских» их там называют «болгарами турецкими»,
что отражает турецкую принадлежность языка гагаузов, а отнюдь
не их генетическую связь с турецким этносом.
60
Левицкий А. Нравы и обычаи болгар, живущих в бессарабских
колониях//3аписки Одесского общества истории и древностей. Т. 4.
1858.
61
Задерацкий П. Э. Болгары — поселенцы Новороссийского края и
Бессарабии//Москвитянин. 1845. Ч. VI. № 12. С. 63— 65, 159—187.
62
Защук А. И. Указ. соч. С. 505.
63
Куницкий Л. Указ. соч.
64
Попруженко М. Г. Из истории славянских колоний в России.
Одесса, 1909.
65
Скальковский Л. Л. Хронологическое обозрение истории
Новороссийского края. 1730-1823 гг. Ч. 1-II. Одесса, 1836-1838;
Он же. Изустные предания о Новороссийском крае. СПб., 1839;
Он же. Историческое введение в статистическое описание
Бессарабской области//Журнал Министерства внутренних дел.
1846. Ч. XIII; Он же. Болгарские колонии в Бессарабии и
Новороссийском крае; Он же. Опыт статистического описания
Новороссийского края. Одесса, 1850.
66
Свиньин П. Описание Бессарабской области в 1816 году//Записки
Одесского общества истории и древностей. Т. 6. Одесса, 1867.
67
Там же. С. 259—263.
68
Там же.
69
Там же. С. 205. Нетрудно догадаться, что именно гагаузский
язык, незнакомый Свиньину в качестве самостоятельного, был
воспринят им как турецкий.
70
Защук А. И. Указ. соч.; Он же. Этнография Бессарабской
области//Записки Одесского общества истории и древностей. Т. 5.
1863. С 493—586.
71
Защук А. И. Материалы для географии и статистики России... С.
169.
72
Там же. С. 169, 501.
73
Бессарабия (географический, исторический, статистический,
экономический, этнографический, литературный и справочный
сборник). М., 1903. С. 65.

437
74
Берг Л. С. Бессарабия: Страна - люди — хозяйство. Пг., 1918.
75
Челеби Э. Книга путешествия. Вып. I. Кн. V. М., 1961.
76
Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в
половине XVII века, описанное его сыном архидиаконом Павлом
Алеппским. Вып. II. М., 1887.
77
Жандр А. История Молдавии и Валахии. СПБ., 1791.
78
Стороженко А. Указ. соч.
80
Рачинский А. В. Указ. соч.
81
Накко О. Из бессарабской старины. Кишинев, 1970.
82
См.: Малай К. Приход Чок-Мейдан Бендерского уезда//
Кишиневские епархиальные ведомости. 1875. № 20, 22, 24;
Козак И. Дезгинже — болгарский приход Бендерского уезда//Там
же. 1878. № 6. С. 233-251.
83
Чакир Д. Г. Биографический очерк рода и фамилии Чакир.
Кишинев, 1899.
84
История Молдавии: Документы и материалы. Т. II; Там же. Т.
III. Ч. 2. Положение крестьян и крестьянское движение в
Бессарабии (1812—1861 гг.). Кишинев, 1969.
85
См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 3. С. 328—383.
86
Бромлей Ю. В. Указ. соч. С. 220.
87
См.: Крупнов Е. И. Об историческом аспекте в изучении
материальной культуры//Ленинские идеи в изучении истории
первобытного общества, рабовладения и феодализма. М., 1970. С.
17; Этнографические исследования развития культуры. М., 1985.
88
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 39. С. 67.
89
См.: Крупнов Е. И. Указ. соч. С. 17.
90
Токарев С. А. К методике этнографического изучения
материальной культуры//Советская этнография. 1970. № 4.
91
Бромлей Ю. В. Указ. соч., Он же. Современные проблемы
этнографии. М., 1981; Современные этнические процессы в СССР.
М., 1977; Токарев С. А . Указ. соч.; Гаджиева С. Ш. Материальная
культура ногайцев в XIX - XX вв. М., 1976; Каракашлы К. Г.
Материальная культура азербайджанцев Северо-Восточной и
Центральной зон Кавказа. Баку, 1964: Тароева Р. Ф. Материальная
культура карел. М., 1965; Молчанова Л. Очерки материальной
культуры белоруссов XVI - XVIII вв. Минск, 1981; и др.

438
 ГЛАВА I
1
См.: Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие
болгарских и гагаузских сел в Южной Бессарабии (1808—
1856 гг.). Кишинев. 1971. С. 180—182, 191—193; Статистическое
описание Бессарабии, собственно так называемой, или Буджака, с
приложением генерального плана его края, составленное при
гражданской съемке, производившей по высочайшему повелению
размежевание земель оной на участки с 1822 по 1828 год.
Аккерман, 1899. С. 398—399; Защук А. И. Материалы для
географии и статистики России, собранные офицерами генштаба
(Бессарабская область). Ч. I. СПб., 1862. С.280; Берг Л. С.
Бессарабия: Страна — люди — хозяйство. Пг., 1918. С. 84.
2
См.: Мещерюк И. И. Переселение болгар в Южную Бессарабию
(1828—1834 гг.). Кишинев, 1965. С. 148—149, 155 и др.
3
См.: Там же. С. 172—174.
4
ЦГИАЛ. Ф. 383. Оп. 29. Д. 411. Л. 175.
5
Левицкий А. Нравы и обычаи болгар, живущих в бессарабских
колониях//3аписки Одесского общества истории и древностей.
1858. Т. 4.
6
См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 3. С. 328-329.
7
См.: Там же. С. 328.
8
См.: Там же. С. 331—332.
9
История Молдавии. Документы и материалы. Т. III. Ч. 2.
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии
(1812—1861 гг.). Кишинев, 1969.
10
Филиал ГАОО в г. Измаиле. Ф. 93. Оп. 1. Д. 287. Л. 1.
11
См.: История Молдавии. Документы и материалы. Т. III. Ч. 2. С.
332; Защук А. И. Указ. соч. С. 280; Берг Л. С. Указ. соч. С. 84.
12
См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 3. С. 338; Мещерюк И. И.
Социально-экономическое развитие болгарских и гагаузских сел...
С. 191-192.
13
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 3. С. 328.
14
Там же. С. 330.
15
Там же. С. 330-331
16
См.: Там же. С. 331—332.
17
Скальковский А. А. Болгарские колонии в Бессарабии и
Новороссийском крае. Одесса, 1848. С. 119.
18
Там же.
19
Там же. С. 120-121.

439
20
Там же.
21
Там же. С. 327, 340, 503.
22
Защук А. И. Указ. соч. С. 380.
23
См.: Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие
болгарских и гагаузских сел С. 80.
24
См.: Статистическое описание Бессарабии С. 96.
25
См.: Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие
болгарских и гагаузских сел... С. 184.
26
См.: Там же. С. 187-188.
27
Там же. С. 185.
28
См.: ЦГИА МССР. Ф. 2. Оп. 1. Д. 1342.
29
Цит. по: Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие
болгарских и гагаузских сел... С. 185.
30
См.: ЦГИАЛ. Ф. 383. Оп. 7. Д. 6364. Л. 7.
31
См.: Филиал ГАОО в г. Измаиле. Ф. 93. Оп. 1. Д. 85. Л. 7.
32
ЦГИАЛ. Ф. 383. Оп. 9. Д. 8056. Л. 288—289.
33
Там же.
34
Там же. Оп. 29. Д. 411. Л. 140.
35
См.: ГАОО. Ф. 6. Д. 14418.
36
См.: Мошков В. А . Гагаузы Бендерского уезда//Этнографическое
обозрение. 1902. № 4. С. 54.
37
Защук А. И. Указ. соч. С. 503.
38
Там же.
39
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 3. 328.
40
См.: Там же. С. 328—329.
41
Маринов В. Принос към изучването на бита и културата на
турците и гагаузите в Североизточна България.
София, 1956. С. 175.
42
См.: Вакарелски X. Етнография на България. София, 1974.
С. 345, 355.
43
См.: Станчу Е. С. Традиционные крест ьянские промыслы
Молдавии в XIX—начале XX в. Кишинев, 1978. С. 13.
44
См.: Там же.
45
Мошков В. А. Указ. соч. С. 28.
46
См.: Жуков В. И. Города Бессарабии (1812-1861 гг.).
Кишинев, 1964. С. 125.
47
См.: Станчу Е. С. Указ. соч. С. 16; Статистическое описание
Бессарабии... С. 44.
48
См.: Защук А . И. Указ. соч. С. 142, 143.

440
49
См.: Филиал ГАОО в г. Измаиле. Ф. 93. Оп. 1. Д. 83, Л. 3, 10; Ф.
147. Оп. 1. Д. 19. Л. 16; Защук А . И. Указ. соч. С. 368.
50
См.: Станчу Е. С. Указ. соч. С. 16; Маринов В. Указ. соч. С.
175—177.
51
См.: Статистическое описание Бессарабии... С. 27.
52
См.: Там же.
53
См.: Маруневич М. В. Поселения, жилище и усадьба гагаузов
Южной Бессарабии в XIX—начале XX в. Кишинев, 1980. С. 30.
54
См.: Жуков В. И. Указ. соч. С. 226. Такая разность показателей по
земляным и водяным мельницам в сравнении с материалами
«Статистического описания Бессарабии...» связана с тем, что
авторы последнего включили в состав Буджака Припрутье, а также
Приднестровье, где водяные мельницы встречались чаще, чем в
степи Южной Бессарабии.
55
См.: Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие
болгарских и гагаузских сел... С. 189.
56
Архив ГМЭ. Ф. 1 Оп. 2. Д. 726. Л. 19, 22, 47, 50.
57
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 70.
58
См.: Станчу Е. С. Указ. соч. С. 46; Таранущенко С. А . Вiтряки//
Народна творчисть та етнография. 1969. № 1. С. 86; Маринов В.
Указ. соч. С. 178—182; Вакарельский X. Указ. соч. С. 361;
Бломквист Е. Э. Крестьянские постройки восточных славян//
Восточно-славянский этнографический сборник. М., 1956. С. 319.
59
См.: Станчу Е. С. Указ. соч. С. 52.
60
См.: Там же. С. 54.
61
См.: Рачинский А . В. Походные письма ополченца из Южной
Бессарабии. 1855-1856. М., 1958. С. 5.
62
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 70.
63
См.: Станчу Е. С. Указ. соч. С. 70.
64
Мошков В. А. Указ. соч. С. 52.
65
См.: Етнография на България. Т. II. София, 1983 С 77.
66
См.: Станчу Е. С. Указ. соч. С. 70.
67
См.: Жуков В. И. Указ. соч. С. 108.
68
См.: Скальковский А . А . Болгарские колонии в Бессарабии и
Новороссийском крае. Одесса, 1848. С. 129.
69
См.: Станчу Е. С. Указ. соч. С. 70.
70
См.: Защук А . И. Указ. соч. С. 129, 329.
71
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 215.

441
72
См.: Ильев Ф. В. Овцеводство в Бессарабии в пореформенный
период//Труды Кишиневского сельскохозяйственного института.
Т.Х11. 1956. С. 121; Он же. Из истории развития овцеводства в
Бессарабии в дореформенный период//Там же. Т. 44. 1965. С. 110;
Берг Л.С. Указ. соч. С. 208.
73
См.: Берг Л. С. Указ. соч. С. 208.
74
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 215.
75
См.: Маринов В. Сарашкият занаят в България. София, 1982;
Етнография на България. Т. II. С. 83.
76
См.: Свиньин П. Описание Бессарабской области в 1816 году//
Записки Одесского общества истории и древностей.
Т. 6. Одесса, 1867. С. 263.
77
См.: Жуков В. И. Указ. соч. С. 98—99.
78
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 11.
79
Архив ГМЭ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 726. Л. 14, 63, 65. 66.
80
Маринов В. Принос към изучването на бита и културата на
турците и гагаузите в Североизточна България. С. 208—209;
Етнография на България. Т. II. С. 129—130
81
См.: Архив ГМЭ. Ф. 11. Оп. 2. Д. 726.
82
См.: Скальковский А . А . Указ. соч. С. 68, 70, 71; Статистическое
описание Бессарабии… с. 41.
83
Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие болгарских и
гагаузских сел... С. 183.
84
Защук А. И. Указ. соч. С. 33, 141,
85
См.: Филиал ГАОО в г. Измаиле. Ф. 93. Оп. 1. Д. 188. Л. 6.
86
См.: Маринов В. Принос към изучването на бита и културата на
турците и гагаузите в Североизточна България. С. 224-225;
Етнография на България. Т. II. С. 124.
87
См.: Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие
болгарских и гагаузских сел… С. 184-185.
88
См.: Там же. С. 183; История Молдавии: Документы и материалы.
Т. III. Ч. 2. С. 185.
89
См.: Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие
болгарских и гагаузских сел… С. 180.
90
См.: Там же. С. 187.
91
См.: Там же.
92
Статистическое описание Бессарабии... С. 30; Мещерюк И. И.
Социально-экономическое развитие болгарских и гагаузских сел…
С. 189.

442
93
Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие болгарских и
гагаузских сел… С. 190.
94
Там же.
95
См.: Скальковский А . А . Указ. соч. С. 120.
96
Мошков В. А. Указ. соч. С. 55.
97
Там же. С. 54-55.
98
Там же. С. 56.
99
См.: А лександров А . Где на Руси какой народ живет и чем
промышляет. М., 1900. С. 16.
100
См.: Защук А. И. Указ. соч. С. 289—292, 518.
101
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 56.
102
См.: Вакарельский X. Указ. соч. С. 413—414.
103
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 56.
104
См.: Маруневич М. В. Указ. соч. С. 92.
105
См.: История Молдавии: Документы и материалы. Т. III. Ч. 2. С.
254. О деятельности этого училища мы не располагаем данными.
Но, судя по материалам, сколько-нибудь значительного влияния на
развитие домостроения в колониях оно не имело.
106
См.: Маруневич М. В. Указ. соч. С. 92—93.
107
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 8.
108
Там же.
109
Защук А. И. Указ. соч. С. 290.
110
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 55.
111
См.: Етнография на България. Т. II. С. 129; Вакарельский X.
Указ. соч. С. 418.
112
См.: Етнография на България. Т. II. С. 97-110; Архив ГМЭ. Ф. 1.
Оп. 2. Д. 726. Л. 17.
113
См.: Рачинский А . В. Указ. соч. С. 30.
114
См.: Задерацкий П. Э. Болгары — поселенцы Новороссийского
края и Бессарабии// Москвитянин. 1845. Ч. VI. № 12. С. 163.
115
Мошков В. А. Указ. соч. С. 54.
116
Там же.
117
См.: ЦГИАЛ. Ф. 383. Оп. 4. Д. 3492. Л. 1; Стевен X. О
состоянии разных отраслей сельского хозяйства болгарских и
немецких колоний/Журнал Министерства государственных
имуществ. 1843. Ч. IX. С. 129, 130; Мещерюк И. И. Социально-
экономическое развитие болгарских и гагаузских сел... С. 186.
118
Мошков В. А. Указ. соч. С. 54.

443
119
См.: ЦГА МССР. Ф. 5. Оп. 1. Д. 563; Мещерюк И. И. Социально-
экономическое развитие болгарских и гагаузских сел... С. 186.
120
См.: Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие
болгарских и гагаузских сел... С. 189.
121
См.: Там же. С. 186.
122
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 41; Курогло С. С.,
Маруневач М. В. Социалистические преобразования в быту и
культуре гагаузов МССР. Кишинев, 1983. С. 68; Зеленчук В. С.,
Филимонова М. Ф. Национальная гагаузская одежда и ее
бытование в настоящее время (по материалам сел Вулканештского,
Чимишлийского н Чадыр-Лунгского районов МССР)//Материалы
исследования по археологии и этнографии Молдавской ССР.
Кишинев, 1964. С. 72.
123
См.: Етнография на България. Т. II. С. 115-117.
124
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 38.
125
См.: Вihan А. Liber semicularis societatis fennougricae.
Helsinki, 1933. Р. 55, 57.
126
См.: Архив ГМЭ. Ф. I. Оп. 2. Д. 726.
127
См.: Етнография на Болгария. Т. II. С. 79.
128
См.: Скальковский А . А . Указ. соч. С. 286.
129
См.: Бессарабия (географический, исторический,
статистический, экономический, этнографический, литературный и
справочный сборник). М., 1903. С. 65.
130
См.: Курогло С. С. Семейная обрядность гагаузов в XIX—начале
XX в. Кишинев, 1980. С. 73.
131
См.: Маруневич М. В. Искусство гагаузов// Декоративное
искусство СССР. 1967. № 2.
132
См.: Там же.

ГЛАВА II
1
Бромлей Ю. В. Современные проблемы этнографии. М., 1981. С.
246, 248.
2
См.: Етнография на България. Т. II. София, 1983. С. 67—68;
Тодоров Н. Балканский город в XV—XVI вв. М., 1978.
3
См.: Челеби Э. Книга путешествия. Вып. I. Кн. V. М., 1961.
С. 76.

444
4
См.: Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в
половине XVII века, описанное его сыном архидиаконом Павлом
Алеппским. Вып. II. М., 1887. С. 28.
5
См.: Етнография на България. Т. II. С. 68.
6
См.: Жуков В. И. Города Бессарабии (1812—1861 гг.). Кишинев,
1964, С. 110, 113, 114.
7
Скальковский А. Л. Болгарские колонии в Бессарабии и
Новороссийском крае. Одесса, 1848. С. 119, 321.
8
См.: Жуков В. И. Указ. соч. С. 115, 156— 157.
9
См.: Филиал ГАОО в г. Измаиле. Ф. 93. Оп. 1. Д. 26.
10
См.: Салманович М. Я. Жилище коренного населения
Молдавской республики//Советская этнография. 1947. № 4.
11
Скальковский А. А. Указ. соч. С. 321.
12
Рачинский А. В. Походные письма ополченца из Южной
Бессарабии. 1855—1856. М., 1858.
13
Защук А. И. Материалы для географии и статистики России,
собранные офицерами Генштаба (Бессарабская область). Ч. I. СПб.,
1862. С. 504.
14
См.: Мошков В. А . Гагаузы Бендерского уезда//Этнографическое
обозрение. 1902. № 4. С. 13.
15
См.: Архив ГМЭ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 726.
16
См.: Х одосов А . А . Ткачество деревни. М., 1930. С. 5, 6;
Вакарелски X. Етнография на България. София, 1974. С. 382.
17
См.: Защук А . И. Указ. соч. С. 280, 516.
18
См., например: Берг Л. С. Бессарабия: Страна — люди —
хозяйство. Пг., 1918, С. 171, 175.
19
См.: Постолаки Е. А. Молдавское народное т качест во. Кишинев,
1987. С. 17.
20
Мошков В. А. Указ. соч. С. 51.
21
См.: Х одосов А . А . Указ. соч. С. 6; Постолаки Е. А. Указ. соч. С.
23.
22
См.: Вакарельский X. Указ. соч. С. 385; Маринов В. Принос към
изучването на бита и културата на турците и гагаузите в Се-
вороизточна България. София, 1956. С. 209—210.
23
См.: Х одосов А . А . Указ. соч. С. 12, 13; Лебедев Н. И. Прядение и
ткачество восточных славян в XIX—начале XX в.//Восточно-
славянский этнографический сборник: Труды Института
этнографии имени Миклухо-Маклая. Новая серия. Т. XXXI. М.,
1956. С. 460; Вакарельский X. Указ. соч. С. 384, 385; Зеленчук В. С.

445
Материалы к изучению молдавского народного ткачества//
Известия АН МССР. 1961, № 5. С. 57—66.
24
См.: Свиньин П. Описание Бессарабской области в 1816 году/
Записки Одесского общества истории и древностей. Т. 6. Одесса,
1867. С. 189, 190; Статистическое описание Бессарабии,
собственно так называемой, или Буджака, с приложением
генерального плана его края, составленное при гражданской
съемке Бессарабии, производившей по высочайшему поселению
размежевание земель оной на участки с 1822 по 1828 год.
Аккерман, 1899. С. 398-399; Скальковский А . А . Указ. соч. С. 106;
Защук А. И. Указ. соч. С. 306.
25
См.: Ильев Ф. В. Из истории развития овцеводства в Бессарабии в
дореформенный период//Труды Кишиневского сельско-
хозяйственного института. Т. 44. 1965. С. 109.
26
См.: Берг Л. С. Указ. соч. С. 204.
27
См.: Военно-статистическое описание Бессарабской области,
составленное при съемке сей страны, производившейся с 1821 по
1828 год Генерального штаба штабс-капитаном Розельон
Сошальским//ЦГВИА. Ф. ВУА. Д. 1859. Ч. II. Л. 56; Мещерюк
И. И. Социально-экономическое развитие болгарских и гагаузских
сел в Южной Бессарабии (1808—1856 гг.). Кишинев, 1971. С. 72—
73.
28
См.: Жуков В. И. Указ. соч. С. 145—146; Мещерюк И. И. Указ.
соч. С. 72—75.
29
См.: Мещерюк И. И. Указ. соч. С. 66, 67.
30
См.: Берг Л. С. Указ. соч. С. 204.
31
Ильев Ф. В. Указ. соч. С. 105—106.
32
См.: Там же. С. 207.
33
См.: Защук А . И. Указ. соч. С. 306, 309.
34
См.: Ильев Ф. В. Указ. соч. С. 125—126.
35
См.: Мещерюк И. И. Указ. соч. С. 67.
36
См.: ГАОО. Ф. 22. Оп. 1. Д. 580. Л. 32, 34, 56.
37
Военно-статистическое описание Бессарабской области... Л. 56.
38
См.: Мошков В. Л. Указ. соч. С. 53.
39
См.: Вакарельский X. Указ. соч. С. 398.
40
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 184; Вакарельский X. Указ. соч. С.
385; Станков Д. Черги и килими. София, 1975. С. 17.

446
41
См.: Валева М. Г., Лепавцева Е. И. Народная одежда болгар в
Северной Болгарии в XIX-начале XX в. София, 1961. С. 11.
42
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 191; Костюм народов Средней
Азии. М., 1979. С. 152, 217, 225; Мошков В. А . Указ. соч. С. 53.
43
См.: Статистическое описание Бессарабии... С. 97-98, 109, 370,
383, 434; Филиал ГАОО в г Измаиле. Ф. 56. Оп. 1. Д. 199. Л. 14; Ф.
93. Оп. 1. Д. 83. Л. 3, 4.
44
Филиал ГАОО в г. Измаиле. Ф. 93. Оп. 2. Д 83. Л. 10-13.
45
Военно-статистическое описание Бессарабской области... Л. 64,
69.
46
См: ГАОО. Ф. 147. Оп. 1. Д. 19. Л. 16; Защук А. И. Указ. соч. С.
346, 349, 351.
47
Мошков В.А. Указ. соч. С. 51. Фанелой Мошков называет
мужскую верхнюю рубашку. Современные гагаузы этот вид
одежды именуют фланя.
48
См.: Вакарельский X. Указ. соч. С. 398.
49
См.: Там же. С. 386, 387; Маринов В. Указ. соч. С. 172.
50
См., например; Вигелъ Ф. Ф. Замечания на нынешнее состояние
Бессарабии. М., 1892. С. 223; Свиньин П. Указ. соч. С. 69; Стати-
стическое описание Бессарабии... С. 41; Скальковский А .А . Указ.
соч. С. 114, 115; Защук А . И. Указ. соч. С. 277, 503; Берг Л. С. Указ.
соч. С. 212.
51
См.: Скальковский А . А . Указ. соч. С. 114, 115.
52
См.: Военно-статистическое описание Бессарабской области... Л.
30.
53
См.: Статистическое описание Бессарабия... С. 41;
Скальковский А. А. Указ. соч. С. 10, 48, 50, 58—61, 64, 66;
Защук А. И. Указ. соч. С. 132, 139, 277, 278.
54
См.: Скальковский А .А . Указ. соч. С. 114.
55
См.: ЦГИА Л. Ф. 383. Оп. 9. Д. 8056. Л. 287.
56
См.: Бессарабия (географический, исторический, статистический,
экономический, этнографический, литературный и справочный
сборник). М., 1903. С. 49, 65.
См.: ГАОО. Ф. 22. Оп. 1. Д. 644, 657, 659, 691 и др.
58
Защук А. И. Указ. соч. С. 277, 279.
59
Берг Л. С. Указ. соч. С. 212.
60
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 188; Вакарельский X. Указ. соч. С.
70—71; Станков Д. Чипровски килими. София. 1960. С. 30;
Постолаки Е. А. Указ. соч. С. 30.

447
61
Рачинский А. В. Указ. соч. С. 13.
62
Мошков В. А. Указ. соч. С. 48.
63
См.: Мошков В. А . Турецкие племена на Балканском
полуострове: Отчет о поездке на Балканский п-ов летом 1903 г.//
Известия Императорского русского географического общества за
1904 г. СПб., Т. 40. Вып. 3. С. 435.
64
См.: Мошков В. А . Гагаузы Бендерского уезда. С. 48.
65
Лебедева Н. И. Указ. соч. С. 487—488.
66
См.: Вакарельский X. Указ. соч. С. 381.
67
См.: Х одосов А . А . Указ. соч. С. 18—19.
68
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 291.
69
Мошков В. А. Гагаузы Бендерского уезда. С. 48.
70
См.: Лебедева Н. И. Указ. соч. С. 483—485; Постолаки Е. А.
Указ. соч. С. 34, 35; Х одосов А. А. Указ. соч. С. 22.
71
Задерацкий П. Э. Болгары — поселенцы Новороссийского края и
Бессарабии//Москвитянин. 1845. Ч. VI. № 12. С. 167, 168.
72
См.: Вакарельский X. Указ. соч. С. 388.
73
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 191.
74
См.: Лебедева И. И. Указ. соч. С. 191—192.
75
См.: Вакарельский X. Указ. соч. С. 150.
76
Статистическое описание Бессарабии... С. 38, 97.
77
См.: Вакарельский X. Указ. соч. С. 452.
78
См.: Етнография на България. Т. II. С. 88-92.
79
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 191—194; Вакарельский Х. Указ.
соч. С. 386, 387.
80
См.:Постолаки Е. А . Молдавское народное ткачество (XIX —
начало XX в.): Автореф. дис. канд. ист. наук. М., 1985, С. 9;
Она же. Молдавское народное творчество. С. 64, 65.
81
См.: Лебедева Н. И. Указ. соч. С. 497; Ходосов А. А. Указ. соч. С.
38.
82
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 197; Вакарельский X. Указ. соч. С.
390.
83
См.: Х одосов А . А . Указ. соч. С. 56; Лебедева Н. И. Указ. соч. С.
516.
84
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 197.
85
См.: Мошков В. А . Гагаузы Бендерского уезда. С. 49.
86
См.: Постолаки Е. А. Молдавское народное ткачество. С. 72.
87
См.: Манов А . Потеклото на гагаузите: Техните обичаи и
нрави. Ч. I. Варна, 1938. С. 94, 115.

448
88
Мошков В. А. Гагаузы Бендерского уезда. С. 49.
89
См.: Там же.
90
См.: Етнорафия на България. Т. II. С. 75.
91
Мошков В. А. Гагаузы Бендерского уезда. С. 52.
92
См.: Личный архив автора. Полевые материалы; Мошков В. А .
Гагаузы Бендерского уезда. С. 52.
93
Ходосов А. А. Указ. соч. С. 64.
94
См.: Мошков В. А . Гагаузы Бендерского уезда. С. 52.
95
Етнография на Былгария. Т. II. С. 75.
96
См.: Мошков В. А . Гагаузы Бендерского уезда. С. 52.
97
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 308.
98
См.: Вакарельский X. Указ. соч. С. 396; Станков Д. Чипровски
килими. С. 18.
99
См.: Станков Д. Чипровски килими. С. 8; Етнография на
България. Т. II. С. 75.
100
Мошков В. А. Гагаузы Бендерского уезда. С. 50—51.
101
См.: Там же. С. 51; Бтнография на България. Т. II. С. 76.
102
См.: Мошков В. А . Гагаузы Бендерского уезда. С. 51.
103
Там же. С. 52. По-видимому, Мошков называл сукном
двухремизное тонкое шерстяное полотно, предназначенное для
женских платьев. Во всяком случае в другом месте термином
«лита» он называет вообще все ткани, созданные двухремизным
способом. Поэтому к его классификации сукна мы подходим
критически.
104
См.: Капанци. София, 1985. С. 128, 129.
105
См.: Пунтев В. и др. Българско народно изкуство. София. 1979.
С. 61.
106
См.: Маруневич М. В. Поселения, жилище и усадьба гагаузов
Южной Бессарабии в XIX — начале XX в. Кишинев, 1980. С. 136.
107
См.: ГМЭ. Фонды. Кол. 7. Ед. 39.
108
См.: Постолаки Е. А. Молдавское народное ткачество. С. 79, 82.
109
См. Етнография на България. Т. II. С. 78.
110
См.: Там же. С. 232.
111
См.: Державин Н. С. Болгарские колонии в России. Т. II. Пг.,
1915; Маркова Л. В. Поселения и жилище болгарских переселенцев
в Бессарабии//Краткие сообщения Института этнографии АН
СССР. М., Т. XXIV. 1955. С. 15.
112
См.: Курогло С. С. Семейная обрядность гагаузов в XIX —
начале XX в. Кишинев, 1980. С. 56.

449
 ГЛАВА III
1
См.: Бромлей Ю. В. Современные этнические процессы в СССР.
М., 1975. С. 205, 246; Маркарян Э. О. Соотношение формационных
и локальных исторических типов культуры// Этнографические
исследования развития культуры. М., 1985. С. 8, 18—19.
2
См.: Маркова Л. В. Некоторые тенденции развития культуры и
быта болгар Юго-Запада СССР. М., 1966; Она же.
О проявлении этнической специфики в материальной культуре
болгар//Советская этнография. 1974. № 1.
3
См.: Маслова Г. С. Орнамент русской народной вышивки как
историко-этнографический источник. М., 1978. С. 16—23;
Она же. Народная одежда в восточнославянских традиционных
обычаях и обрядах XIX — начала XX в. М., 1984. С. 3.
4
См.: Маслова Г. С. Народная одежда в восточнославянских
традиционных обычаях и обрядах... С. 3.
5
См.: Иречек К. Княжество България. Ч. II. Пловдив, 1899.
С. 828; Манов А . Потеклото на гагаузите: Техните обичаи и нрави.
Ч. I. Варна, 1938. С. 40, 48; Чиракман — Карвуна — Каварна.
София, 1982. С. 100—102.
6
См.: Мошков В. А . Гагаузы Бендерского уезда//Этнографическое
обозрение. 1902. № 4. С. 38.
7
См.: Там же.
8
См.: Державин И. С. Болгарские колонии в России//Сборник за
народни умотворения и народопис. Кн. XXIX. София, 1914. С. 85,
90; Маркова Л. В. Некоторые тенденции развития культуры и быта
болгар Юго-Запада СССР. С. 8.
9
Мошков В. А. Указ. соч. С. 38.
10
См.: Вакарелски X. Етнография на България. София, 1974. С.
239—250; Зеленчук В. С. Молдавский национальный костюм.
Кишинев, 1985. С. 32; Он же. Основные типы традиционной
молдавской национальной одежды//Этнография и искусство
Молдавии. Кишинев, 1972. С. 86; Лебедева Н. И., Маслова Г. С.
Русско-крестьянская одежда XIX-начала XX в.: Русские: Историко-
этнографический атлас. М., 1968; Костюм народов Средней Азии.
М., 1979. С. 152, 215; Беларускае народнае адзенне. Минск, 1975.
С. 8.
11
См.: Зеленчук В. С., Филимонова М. Ф. Национальная гагаузская
одежда и ее бытование в настоящее время (по материалам сел
Вулканештского, Чимишлийского и Чадыр-Лунгского районов

450
МССР//Материалы и исследования по археологии и этнографии
Молдавской ССР. Кишинев, 1964. С. 68.
12
См.: Вакарелски X., Иванов Д. Болгарски народни песни в сега и в
миналото. София, б. г.
13
См.: Маслова Г. С. Народная одежда русских, украинцев,
белорусов//Восточно-славянский этнографический сборник: Труды
института этнографии имени Миклухо-Маклая. Новая серия. Т.
XXXI. М., 1956. С. 605-617.
14
См.: Зеленчук В. С. Основные типы традиционной молдавской
национальной одежды. С. 87.
15
См.: Маслова Г. С. Народная одежда русских, украинцев,
белорусов. С. 612.
16
См.: Там же. С. 603.
17
См.: Личный архив автора. Полевые материалы: Зеленчук В. С.,
Филимонова М. Ф. Указ. соч. С. 68.
18
См.: Вакарельский X., Иванов Д. Указ. соч. С. 80, 146.
19
См.: Защук А. И. Материалы для географии и статистики России,
собранные офицерами Генштаба (Бессарабская область). Ч. I. СПб.,
1862. С. 505; Берг Л. С. Бессарабия: Страна — люди — хозяйство.
Пг., 1918. С. 126: Державин Н. С. Указ. соч. С. 90.
20
См.: Вакарельский X. Указ. соч. С. 250.
21
См.: Маслова С. Народная одежда русских, украинцев, белорусов.
С. 627, 647; Кърестева-Ножарова Г. Народната носия в Поибрене
и Среднегорец Панагюрско//БАН. Известия на Етнографския
институт и музей. Кн. VI. 1963. С. 172; Велева М. Котленската
носия през XIX и първата половина на XX в.//Там же. Кн. II. 1955.
С. 30-31 и др.; Вакарельский X., Иванов Д. Указ. соч. С. 93-110.
22
См.: Народы зарубежной Европы. Т. I. М., 1964. С. 543, 583—584,
646; Вакарельский X. Указ. соч. С. 249.
23
См.: Маркова Л. В. Некоторые тенденции развития культуры и
быта болгар Юго-Запада СССР. С. 8; Задерацкий П. Э. Болгары —
поселенцы Новороссийского края и Бессарабии//Москвитянин.
1845. Ч. VI. № 12. С. 165; Державин Н. С. Указ. соч. С. 85—90.
24
См.: Маркова Л. В. Некоторые тенденции развития культуры и
быта болгар Юго-Запада СССР. С. 8; Зеленчук В. С. Молдавский
национальный костюм. С. 64.
25
См.: Наулко В. И. Развитие межэтнических связей на Украине.
Киев, 1975. С. 236.
26
См.: Зеленчук В. С., Филимонова М. Ф. Указ. соч. С. 69.

451
27
Личный архив автора. Полевые материалы.
28
См.: Вакарельский X. Указ. соч. С. 251.
29
Bihan A. Liber semicularis societatis fennougricae. Helsinki, 1933. Р.
55.
30
См.: Манов А . Указ. соч. С. 48.
31
Там же. С. 40.
32
См.: Иречек К. Указ. соч. С. 87; Манов А . Указ. соч. С. 67.
33
Мошков В. А. Указ. соч. С. 41.
34
См.: Там же.
35
См.: Задерацкий И. О. Указ. соч. С. 165; Рачинский А . В.
Походные письма ополченца из Южной Бессарабии. 1855—1856.
М., 1858. С. 9; Защук А . И. Указ. соч. С. 505; Берг Л. С. Указ. соч.
С. 126; Державин Н. С. Указ. соч. С. 85—91.
36
См.: Вакарельский X., Иванов Д. Указ. соч. С. 74—75; Путнев В. и
др. Болгарское народное искусство. София, 1979. С. 102—112;
Благоева С. Болгарские народные украшения. София, 1977;
Мухаметшин Ю. Г. Татары-кряшены. М., 1977. С. 127—193;
Народы мира: Народы европейской части СССР. Т. II. М., 1964. С.
497, 517, 531, 617, 714 и др.; Традиционная культура народов
Передней и Средней Азии. Л., 1970. С. 113—142; и др.
37
См.: Зеленчук В. С., Филимонова М. Ф. Указ. соч. С. 73.
38
См.: Вакарельский X. Указ. соч. С. 228, 229; Вакарельский X.,
Иванов Д. Указ. соч. С. 72—73.
39
См.: Манов А . Указ. соч. С. 103; İrecek C. Fürstentum Bulgarien.
Wien, 1891. S. 30.
40
См.: Каракашлы К. Т. Материальная культура азербайджанцев
Северо-Восточной и Центральной зоны Кавказа. Баку, 1964. С. 161;
Костюм народов Средней Азии. С. 152, 217, 225.
41
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 40.
42
См.: Вакарвльский X., Иванов Д. Указ. соч. С. 106, 107.
43
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 40.
44
См.: Вакарелъский X., Иванов Д. Указ. соч. С. 111.
45
См.: Зеленчук В. С.. Филимонова М. Ф. Указ. соч. С. 70.
46
См.: Вакарельский X., Иванов Д. Указ. соч. С. 131.
47
Манов А. Указ. соч. С. 100.
48
Там же. С. 101.
49
См.: Мошков В.А . Указ. соч. С. 40.
50
См.: Вакарельский X., Иванов Д. Указ. соч. С. 86—87, 110—111.
51
См.: Манов А . Указ. соч. С. 106.

452
52
Там же. С. 171.
53
См.: Задерацкий П. Э. Указ. соч. С. 165.
54
См.: Вакарельский X., Иванов Д. Указ. соч. С. 80, 87, 95, 99 и др.
55
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 38.
56
См.: Личный архив автора. Полевые материалы; Зеленчук
В. С., Филимонова М. Ф. Указ. соч. С. 69—70.
57
См.: Манов А . Указ. соч. С. 40, 106.
58
Фес в тот период сохранился только в сундуках и во всех
коллекциях этнографических материалов, собранных в конце
XIX— начале XX в. в гагаузских и болгарских селах Бессарабии,
фигурирует как архаизм. Термин чембер, означающий «круг», воз-
можно, происходит от способа повязывания платка вокруг феса,
сам же платок (полотно обязательно одноцветное, черное, без
бахромы), очевидно, является реликтом старого вида головного
убора.
59
См.: Исторические аспекты славяно-волошских связей.
Кишинев, 1973.
60
См.: Манов А . Указ. соч. С. 40.
61
См.: Чанков Ж. Гагаузите в България//Известия на болгарско
географско дружество. Кн. IV. 1936. С. 67.
62
Бихан А. Указ. соч. С. 55.
63
См.: Зеленчук В. С., Филимонова М. Ф Указ. соч. С. 76.
64
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 42.
65
Irecek С. Das Fürstentum Bulgarien. S. 206.
66
См.: Зеленчук В. С.. Филимонова М. Ф. Указ. соч. С. 63, 64.
67
См.: Накко О. Из бессарабской старины. Кишинев, 1970. С. 70—
71.
68
См.: Архив ГМЭ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 726. Л. 64; Мошков В. А . Указ.
соч. С. 41.
69
См.: Вакарельский X., Иванов Д. Указ. соч. С. 65.
70
См.: Кишиневский государственный краеведческий музей.
Фонды. Кол. № 5905; Личный архив автора. Полевые материалы.
71
Зеленчук В. С. Молдавский национальный костюм. С. 89;
Николаева Г. А. Украинская народная одеж да. Киев, 1987. С. 86.
72
См.: Личный архив автора. Полевые материалы; Зеленчук
В. С., Филимонова М. Ф. Указ. соч. С. 63.
73
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 62.
74
См.: Манов А . Указ. соч. С. 106.

453
75
См.: Вакарельский X., Иванов Д. Указ. соч. С. 237; Велева М. Г.,
Лепавцева Е. И. Народная одежда болгар в Северной Болгарии в
XIX — начале XX в. София, 1961. С. 10, 25.
76
См.: ГМЭ. Фонды. Кол. 743. № 72, 74.
77См.: Вакарельский X., Иванов Д. Указ. соч. С. 132, 136;
Вакарельский X. Указ. соч. С. 236.
78
См.: Манов А . Указ. соч. С. 40; Чанков Ж. Указ. соч. С. 67.
79
См.: Вакарельский X., Иванов Д. Указ. соч. С. 132.
80
См.: Личный архив автора. Полевые материалы: Манов А. Указ.
соч. С. 40, 106.
81
См.: Манов А . Указ. соч. С. 48.
82
См.: Иречек К. Княжество България. С. 828.
83
См.: Бихан А . Указ. соч. С. 55.
84
См.: Защук А . И. Указ. соч. С. 505.
85
См.: Накко О. Указ. соч. С. 70—71.
86
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 42.
87
См.: Личный архив автора. Полевые материалы; Зеленчук В. С.,
Филимонова М. Ф. Указ. соч. С. 63, 64.
88
См.: Зеленчук В. С. Молдавский национальный костюм. С. 98.
89
См.: Маслова Г. С. Народная одежда русских, украинцев,
белорусов. С. 754; Народы мира: Народы европейской части СССР.
Т. II. С. 496, 617, 658, 659, 715-717; Вакарельский X., Иванов Д.
Указ. соч. С. 132; Костюм народов Средней Азии. С. 134;
Гаджиева. С. Ш. Материальная культура ногайцев XIX—XX вв.
М„ 1976. С. 100.
90
См.: Иречек К. Княжество България. С. 828.
91
См.: Манов А . Указ. соч. С. 40, 48, 106.
92
См.: Бихан А . Указ. соч. С. 55.
93
См.: Накко О. Указ. соч. С. 70—71.
94
Защук А. И. Указ. соч. С. 505.
95
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 42.
96
См.: Манов А . Указ. соч. С. 106, 107.
97
Мошков В. А. Указ. соч. С. 42—43.
98
См.: Вакарельский X. Указ. соч. С. 237, 250; Вакарельский X.,
Иванов Д. Указ. соч С. 133, 139.
99
См.: Вакарельский X. Указ. соч. С. 257; Вакарельский X.,
Иванов Д. Указ. соч. С. 66.
100
См.: Бихан А . Указ. соч. С. 55.
101
См.: Манов А . Указ. соч. С. 40.

454
102
См.: Там же. С. 48.
103
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 43.
104
См.: Защук А . И. Указ. соч. С. 505.
105
См.: Зеленчук В. С., Филимонова М. Ф. Указ. соч. С. 64—65.
106
См.: Личный архив автора. Полевые материалы; Кишиневский
государственный краеведческий музей. Кол. 5905, 6512; ГМЭ.
Фонды. Кол. 743. № 69, 71.
107
Мошков В. А. Указ. соч. С. 43—44.
108
См.: ГМЭ. Фонды. Кол. 743. № 67.
109
См.: Личный архив автора. Полевые материалы.
110
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 43; Зеленчук В. С.,
Филимонова М. Ф. Указ. соч. С. 66.
111
См.: Архив ГМЭ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 726. Л. 46, 48, 52, 60; ГМЭ.
Фонды. Кол. 4097. № 15-24.
112
Бихан А. Указ. соч. С. 55.
113
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 43.
114
См.: Маринов В. Принос към изучването на бита и културата на
турците и гагаузите в Совероизточна България. София, 1956. С.
122.
115
См.: Вакарельский X. Указ. соч. С. 229; Валева М. Г.,
Лепавцева Е. И. Указ. соч. С. 20.
116
См.: Задерацкий П. Э. Указ. соч. С. 164; Державин Н. С. Указ.
соч. С. 85, 90; Зеленчук В. С. Молдавский национальный костюм. С.
101.
117
См.: Иречек К. Княжество България. С. 828; Манов А . Указ. соч.
С. 128; Защук А . И. Указ. соч. С. 505; Мошков В. А . Указ. соч. С.
45.
118
См.: Иречек К. Княжество България. С. 828; Манов А . Указ. соч.
С. 40, 106.
119
Иречек К. Княжество България. С. 828.
120
См.: ГМЭ. Фонды. Кол. 6431; Архив ГМЭ. Ф. 1 Оп. 2. Д. 455. Л.
14, 64.
121
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 45.
122
См.: Вакарельский X., Иванов Д. Указ. соч. С. 72—73;
Вакарельский X. Указ. соч. С. 228, 229; Валева М. Г., Лепавцева Е.
И. Указ. соч. С. 20.
123
См.: Манов А . Указ. соч. С. 128; Маринов В. Указ. соч. С. 142,
153, 215.
124
Накко О. Указ. соч. С. 70—71.

455
125
Мошков В. А. Указ. соч. С. 44.
126
См.: Манов А . Указ. соч. С. 40.
127
См.: Филиал ГАОО в г. Измаиле. Ф. 93. Оп. 1. Д. 44, Л. 25; Д.
104. Л. 4.
128
Защук А. И. Указ. соч. С. 505.
129
Гагаузы Акимовского района Запорожской области называют
буфы «нетушка».
130
См.: Народы мира: Народы зарубежной Европы. Т. I. М. 1964. С.
543, 583, 643, 646; Вакарельский X. Указ. соч. С. 249; Зеленчук В.
С. Молдавский национальный костюм. С. 58.
131
См.: Зеленчук В. С. Молдавский национальный костюм. С. 58.
132
См.: Державин Н. С. Указ. соч. С. 86.
133
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 38.
134
См.: Там же.
135
См.: Вакарельский X. Указ. соч. С. 240; Зеленчук В. С. Основные
типы традиционной молдавской национальной одежды. С. 87; и др.
136
См.: Маслова Г. С. Народная одежда русских, украинцев,
белорусов. С. 605—612; Зеленчук В. С. Основные типы
традиционной молдавской национальной одежды. С. 86-87.
137
См.: Зеленчук В. С. Молдавский национальный костюм. С. 32—
34.
138
См.: Маслова Г. С. Народная одежда русских, украинцев,
белорусов. С. 645; Зеленчук В. С. Основные типы традиционной
молдавской национальной одежды. С. 87.
139
См.: Зеленчук В. С. Основные типы традиционной молдавской
национальной одежды. С. 89; Он же. Молдавский национальный
костюм. С. 64.
140
См.: Личный архив автора. Полевые материалы; Мошков В. А.
Указ. соч. С. 40; Зеленчук В. С., Филимонова М. Ф. Указ. соч. С.
70.
141
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 39.
142
См.: Зеленчук В. С. Молдавский национальный костюм. С. 80.
143
Берг Л. С. Указ. соч. С. 126.

ГЛАВА IV
1
См.: Бромлей Ю. В. Современные проблемы этнографии. М., 1981.
С. 252; Этнография питания народов стран зарубежной Азии. М.,
1981, С. 4; Артюх Л. Ф. Народне харчування украiнцiв та россиян
Пiвнiчно-схiднiх районiв Украiны. Киiв, 1982. С. 17.

456
2
См.: Этнография питания народов стран зарубежной Азии. С. 5.
3
См.: Етнография на България. Т. II. София, 1983. С. 288—290;
Добруджа. София, 1918. С. 237, 284.
4
См.: Варна през вековете. Варна, 1960. С. 60.
5
См.: Куницкий П. Краткое статистическое описание
Заднестровской области, присоединенной к России по мирному
тракту, заключенному с Портою Оттоманской в Бухаресте в 1812 г.
СПб., 1813. С. 4; Свиньин П. Описание Бессарабской области в
1816 году//3аписки Одесского общества истории и древностей. Т.
6. Одесса, 1867. С. 177, 185, 253; Статистическое описание
Бессарабии, собственно так называемой, или Буджака, с
приложением генерального плана его края, составленное при
гражданской съемке, производившей по высочайшему повелению
размежевание земель оной на участки с 1822 по 1828 год.
Аккерман, 1899. С, 79.
6
См.: А нцупов И. А . Сельскохозяйственный рынок Бессарабии в
XIX в. Кишинев, 1981. С.11.
7
См.: Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие
болгарских и гагаузских сел в Южной Бессарабии (1808—1856 гг.).
Кишинев, 1971. С. 115, 119.
8
См.: Там же. С. 126.
9
См.: Там же. С. 115: Скальковский А. А. Болгарские колонии в
Бессарабии и Новороссийском крае. Одесса, 1848. С. 96, 98, 101-
102.
10
См.: Маринов В. Принос към изучването на бита и культурата на
турците и гагаузите в Североизточна България. София, 1956. С. 52,
109, 144-171.
11
См.: Там же. С. 145—162.
12
См.: А лександров Н. А . Где на Руси какой народ живет и чем
промышляет. М., 1900. С. 27.
13
См.: Ильев Ф. В. Из истории развития овцеводства в Бессарабии в
дореформенный период//Труды Кишиневского сельскохо-
зяйственного института. Т. 44. 1965. С. 121— 122; ЦГА МССР. Ф.
1. Оп. 1. Д. 8728. Л. 415; Мещерюк И. И. Указ. соч. С. 73—76.
14
См.: Чакир Д. Биографический очерк рода и фамилии Чакир.
Кишинев, 1899. С. 11, 21.
15
См.: Мещерюк И. И. Указ. соч. С. 126—178.
16
См.: Свиньин П. Указ. соч. С. 177.
17
См.: Там же. С. 185, 253.

457
18
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 52, 109, 144— 171; Добруджанская
экспедиция. София, 1956. С. 37.
19
См.: Скальковский А . А . Указ. соч. С. 109.
20
См.: Там же. С. 107.
21
См.: Вигель Ф. Ф. Воспоминания. Ч. VII. М„ 1865. С. 23; Военно-
статистическое описание Бессарабской области, составленное при
съемке сей страны, производившейся с 1821 по 1828 год
Генерального штаба штабс-капитаном Розельон Сошальским//
ЦГВИА. Ф. ВУА. Д. 18589. Ч. II. Л. 29; Защук А . И. Материалы для
географии и статистики России, собранные офицерами Генштаба
(Бессарабская область). Ч. I. СПб., 1862. С. 254.
22
См.: Мещерюк И. И. Указ. соч. С. 167— 168.
23
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 132, 133.
24
Защук А. И. Указ. соч. С. 255.
25
См.: Мещерюк И. И. Указ. соч. С. 176, 179. 246.
26
См.: Там же. С. 170, 172.
27
См. Этнография питания народов стран зарубежной Азии. С. 8.
28
См.: Маруневич М. В. Поселения, жилище и крестьянская
усадьба гагаузов Южной Бессарабии в XIX —начале XX в.
Кишинев, 1980. С. 129.
29
См.: Мошков В. А . Гагаузы Бендерского уезда//Этнографическое
обозрение. 1902. № 4. С. 34-35.
30
См.: Манов А . Потеклото на гагаузите: Техните обичаи и нрави.
Ч. I. Варна, 1938. С. 39; Маринов В. Указ. соч. С. 134; Титоров И.
Българите в Бесарабия. София, 1903. С. 240; Етнография на
България. Т. II. 1 С. 290.
31
См.: Жуков В. И. Города Бессарабии (1812—1861 гг.). Кишинев,
1964. С. 128; Мещерюк И. И. Указ. соч. С. 192.
32
См.: Етнография на България. Т. II. С. 288.
33
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 33.
34
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 170.
35
См.: Архив ГМЭ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 726.
36
См.: Державин Н. С. Болгарские колонии в России//Сборник за
народни умотворения и народопис. Кн. XXIX. София, 1914.
С. 93—94; Этнография питания народов стран зарубежной Азии. С.
22, 26. У курдов и болгар термин, обозначающий этот вид
продукта, идентичен с гагаузским — каурма (буквально:
«обжаренный»).

458
37
См.: Салманович М. Я. Жилище коренного населения
Молдавской республики//Совстская этнография. 1947. № 4. С.
209—233.
38
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 33.
39
См.: Там же.
40
См.: Берг Л. С. Бессарабия: Страна — люди — хозяйство. Пг.,
1918. С. 145.
41
Этнография питания народов стран зарубежной Азии. С. 26.
42
Каракашлы К. Г. Материальная культура азербайджанцев Северо-
Восточной и Центральной зон Кавказа. Баку, 1964. С. 232—233;
Гаджиева С. Ш. Материальная культура ногайцев в XIX — начале
XX в. М.,1976. С. 202.
43
Каракашлы К. Г. Указ. соч. С. 232—233.
44
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 160, 211, 213.
45
См.: Берг Л. С. Указ. соч. С. 207.
46
См.: Мещерюк И. И. Указ. соч. С. 84—86.
47
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 33—34.
48
См.: Задерацкий П. Э. Болгары — поселенцы Новороссийского
края и Бессарабии// Москвитянин. 1845. Ч. VI. № 12. С. 263.
49
См.: Гаджиева С. Ш. Указ. соч. С. 203; Народы мира: Народы
Средней Азии и Казахстана. Т. II. М., 1964. С. 98, 426.
50
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 160, 211, 213,292; Задерацкий П. Э.
Указ. соч. С. 163; Титоров И. Указ. соч. С. 240; Етнография на
България. Т. II. С. 289.
51
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 29—31; Берг Л. С. Указ. соч. С.
128, 144.
52
См.: Манов А . Указ. соч. С. 112; Маринов В. Указ. соч. С. 284,
285, 291; Задерацкий П. Э. Указ. соч. С. 163; Титоров И. Указ. соч.
С. 241; Державин Н. С. Указ. соч. С. 96; Етнография на България.
Т. II. С. 288, 290 и др.
53
См.: Курогло С. С. Семейная обрядность гагаузов в XIX —начале
XX в. Кишинев, 1980. С. 25.
54
См.: Етнография на България. Т. II. С. 288; Этнография питания
народов стран зарубежной Азии. С. 19.
55
См.: Маруневич М. В. Указ. соч. С. 132.
56
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 284.
57
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 29.
58
См.: Курогло С. С. Указ. соч. С. 60.
59
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 284.

459
60
Аналогичные способы заготовки закваски и заквашивания хлеба
знали гагаузы и другое население Северо-Восточной Болгарии
(См.: Маринов В. Указ. соч. С. 284, 288).
61
Подробнее об утвари см.: Маруневич М. В. Указ. соч. С. 132-134.
62
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 284; Этнография питания народов
стран зарубежной Азии. С. 19.
63
См.: Курогло С. С. Указ. соч. С. 32, 38, 49, 51, 59, 77, 78, 80, 82.
64
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 30; Маринов В. Указ. соч. С.
291—292.
65
Маринов В. Указ. соч. С. 292.
66
См.: Манов А . Указ. соч. С. 98, 104; Маринов В. Указ. соч. С. 132,
191.
67
Задерацкий В. Указ. соч. С. 163.
68
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 164.
69
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 31.
70
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 292.
71
См.: Державин И. С. Указ. соч. С. 93.
72
См. Етнография на България. Т. II. С. 291.
73
См.: Державин Н. С. Указ. соч. С. 93—94.
74
См.: Свиньин П. Указ. соч. С. 219.
75
См.: Bossi P. Marturii finlandese despre Romania. Bicuresti, 1937. R.
46.
76
См.: Статистическое описание Бессарабии... С. 79.
77
См.: Вигель Ф. Ф. Замечания на нынешнее состояние Бессарабии.
М., 1892. С. 18.
78
См.: Скалъковский А . А . Указ. соч. 97— 98.
79
См.: Защук А . И. Указ. соч. С. 84—86, 462.
80
См.: Рачинский А . В. Походные письма ополченца из Южной
Бессарабии. 1855— 1856. М., 1858. С. 3, 4,
81
См.: Накко О. Из бессарабской старины. Кишинев, 1970. С. 109,
113, 126, 127, 160, 288: Народы России: Живописный альбом. Вып.
III. СПб., 1878. С. 200; Берг Л. С. Указ. соч. С. 112, 169.
82
См : Мошков В. А . Указ. соч. С. 32.
83
Етнография на България. Т. II. С. 292.
84
Маринов В. Указ. соч. С. 291—292.
85
Манов А. Указ. соч. С. 38, 40.
86
Там же. С. 121.
87
См.: Там же. С. 127.
88
См.: Рачинский А . В. Указ. соч. С. 9.

460
89
Защук А. И. Указ. соч. С. 506—507.
90
См.: Этнография питания народов стран зарубежной Азии. С. 24.
91
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 32.
92
См.: А лександров Н. А . Указ. соч. С. 16.
93
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 32.
94
См.: Етнография на България. Т. II. С. 290.
95
См.: Чакир Д. Указ. соч. С. 11.
96
См.: Этнография питания народов стран зарубежной Азии. С. 26.
97
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 289.
98
См.: Там же.
99
См.: Етнография па България. Т. II. С. 290.
100
См.: Задерацкий П. Э. Указ. соч. С. 164; Титоров И. Указ. соч. С.
241; Державин Н.С.. Указ. соч. С. 93.
101
См.: Этнография питания народов стран зарубежной Азии. С. 25.
102
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 32.
103
См.: Этнография питания народов стран зарубежной Азии. С. 20.
104
См Маринов В. Указ. соч. С. 134; Етнография на България. Т. II.
С. 291.
105
Маринов В. Указ. соч. С. 289—291.
106
См.: Этнография питания народов стран зарубежной Азии. С. 26.
107
См.: Маринов В. Указ. соч. С. 189; Державин Н. С. Указ. соч. С.
93; Етнография на България. Т. II. С. 290.
108
Маринов В. Указ. соч. С. 291.
109
Етнография на България. Т. II. С. 288.
110
Манов А. Указ. соч. С. 39.
111
Рачинский А.И. Указ. соч. С. 54.
112
Там же. С. 48.
113
Защук А. И. Указ. соч. С. 85-86.
114
Там же. С. 505.
115
Вигель Ф. Ф. Замечания на нынешнее состояние Бессарабии.
С. 17—18.
116
Задерацкий П. Э. Указ. соч. С. 163.
117
Берг Л. С. Указ. соч. С. 128.
118
См.: Державин Н. С. Указ. соч. С. 93.
119
См.: Мошков В. А . Указ. соч. С. 15.
120
Во всех этих обычаях находили проявление пережитки
патриархальных бытовых отношений, отражавших главенство в
доме мужчины и зависимое, подчиненное положение женщины. Об
этом см.: Курогло С. С. Указ. соч. С. 14—15; Курогло С. С.,

461
 ПРИМЕЧАНИЯ
«ПОСЕЛЕНИЯ, ЖИЛИЩЕ И УСАДЬБА ГАГАУЗОВ
ЮЖНОЙ БЕССАРАБИИ В ХIХ - НАЧАЛЕ ХХ в.»
Введение
1
Анцупов И. А. Государственная деревня Бессарабии в XIX в.
Кишинев, 1966, с. 70. Райя — территория, примыкавшая к
крепостям.
2
Кабузан В. М. Народонаселение Бессарабской области и
левобережных районов Приднестровья. Кишинев, 1974, с. 36—37.
3
Скальковский А. Болгарские колонии в Бессарабии и
Новороссийском крае. Одесса, 1848 (далее: Болгарские колонии в
Бессарабии...); Попруженко М. Г. Из материалов по истории
славянских колоний в России. Одесса, 1909 (далее: Из материалов
по истории славянских колоний...); Мещерюк И. И. Первое
массовое переселение болгар и гагаузов в Бессарабию в начале XIX
века. — «Известия Молдавского филиала АН СССР», 1953,
№ 3— 4; Он же. Из истории болгарских и гагаузских поселений в
Бессарабии. — «Коммунист Молдавии», 1958, № 3; Он же.
Переселение болгар в Южную Бессарабию (1828—1834).
Кишинев, 1965.
4
Зеленчук В. С. Население Молдавии. Кишинев, 1973, с. 48.
5
Там же, с. 51.
6
Наулко В. İ. Географiчне размещення народiв в УРСР. Киев, 1966,
с. 23.
7
Маринов В. Принос към изучването на бита и културата на турците
и гагаузите в Североизточна България. София, 1956, с. 48— 57; Он
же. По въпроса на произхода на гагаузите в България. — В кн.:
Сборник в чест на член корреспондент Йордан Захариев. София,
1964; Он же. В какво се състои различието между «български» и
«приморски» гагаузи. — В кн.: Музеи и паметници на културата.
София, 1966, кн. 4.
8
Покровская Л. А. Грамматика гагаузского языка. Кишинев, 1964, с.
3—5; Губогло М. Н. Этническая принадлежность гагаузов.
Историография проблемы. — «Советская этнография», 1967, № 3;
Он же. О происхождении гагаузов. — «Коммунист Молдавии»,
1967, № 2, с. 71—75.

462
9
Маринов В. Принос към изучването на бита и културата на турците
и гагаузите в Североизточна България.
10
Bihati Artur. Liber semicularis Fennongricae. Hеlsinci, 1939.
11
Манов Атанас. Потеклото на гагаузите техни обичаи и нрави.
Варна, 1938.
12
Мошков В. А. Гагаузы Бендерского уезда. — «Этнографическое
обозрение», 1900, № 1, с. 1—90; 1901, № 1, с. 99—161; № 2,с. 1—
50; № 4, с. 1—81; 1902, № 3, 4 (далее: Указ. соч., Э.О. с указанием
номера тома и года издания).
13
Харузин А. Славянское жилище в Северо-Западном крае. Вильна,
1907, с. 69.
14
Куфтин Б. А. Жилище крымских татар в связи с историей
заселения полуострова. Мемуары этнографического отдела
общества любителей естествознания, антропологии и этнографии,
вып. 1. М., 1925, с. 33.
15
Марков Г. Е. Материалы по этнографии гагаузов. — «Краткие
сообщения Института этнографии», т. XXIII. М., 1953.
16
Мещерюк И. И. Болгарские и гагаузские поселения в Бессарабии.
—«Ученые записки Кишиневского государственного
университета», т. II, 1950; Он же. Из истории болгарских и
гагаузских поселений в Бессарабии: Он же. Социально-
экономическое развитие болгарских и гагаузских сел в Южной
Бессарабии 1808-— 1856 гг.). Кишинев, 1971 (далее: Социально-
экономическое развитие болгарских и гагаузских сел...).
17
Наулко В. И. Развитие межэтнических связей на Украине. Киев,
1975 (далее: Развитие межэтнических связей...).
18
Маруневич М. В. Народное жилище гагаузов Чадыр-Лунгского
района Молдавской ССР (на материалах сел Баурчи, Бешгиоз,
Джолтай, Казаклия). — В сб.: Археология, этнография и
искусствоведение Молдавии. Кишинев, 1968; Она же. Некоторые
черты традиционной усадьбы гагаузов Бессарабии конца XIX —
начала XX в. — В кн.: Тезисы докладов VIII конференции молодых
ученых Молдавии. Кишинев, 1972, с. 61—62; Она же. Некот орые
особенности развития народного жилища гагаузов в XIX — начале
XX века.— «Советская этнография», 1975, № 5, с. 82— 95; Она
же. Некот орые обряды и поверья гагаузов, «Известия Академии
наук Молдавской ССР. Серия общественных наук», 1975, № 3,
с. 92—93.

463
19
Салманович М. Я. Жилище коренного населения Молдавской
республики. — «Советская этнография», 1947, № 4, с. 209—233;
Она же. Эволюция молдавского ж илища. — «Краткие сообщения
Института этнографии», г. XXXIII. М„ 1960; Бобок С. С.
Типология и интерьер современного жилища зоны Кодр
Молдавской ССР.— «Известия Академии наук Молдавской ССР.
Серия общественных наук», 1973, № 2; Чижикова Л. Н.
Этнографические особенности русского населения Молдавии. —
«Советская этнография», 1973, № 3; Грицианская Н., Зеленчук В.
Этнические особенности сельского населения села Голубое
Молдавской ССР. — «Известия Академии наук Молдавской ССР.
Серия общественных наук». 1973, № 2; Моисеенко 3. Архит ект ура
жилых домов в Молдавии. Кишинев, 1973; Молдаване. Очерки
истории, этнографии и искусствоведения. Кишинев, 1977, с. 150—
175.
20
Маркова Л. В. Поселения и жилища болгар-переселенцев в
Бессарабии. — «Краткие сообщения Института этнографии», т.
XXIV, М., 1955; Она же. Некоторые тенденции развития культуры
и быта болгар юго-западных районов СССР (к вопросу об
устойчивости этнических традиций). М., 1966 (далее: Некоторые
тенденции развития культуры и быта болгар...); Она же. Типы
болгарского жилища в Днестровско-Прутском междуречье. —
«Этнография и искусствоведение». 1972, № 4 (далее: Типы
болгарского жилища...); Она же. О проявлении этнической спе-
цифики в материальной культуре болгар. — «Советская
этнография», 1974, № 1.
21
ЦГИАЛ, ф. 383, оп. 5, д. 43667; оп. 9, д. 8056, оп. 13, д. 14331;
оп. 29, д. 411, 610, 628, 632.
22
Устройство задунайских переселенцев в Бессарабии и
деятельность А. П. Юшневского. История Молдавии. Документы и
материалы, т. II. Кишинев, 1957, с. 200 (далее: Устройство
задунайских переселенцев...); Положение крестьян и крестьянское
движение в Бессарабии 1812—1861 гг. История Молдавии.
Документы и материалы, т. 3, ч. II. Кишинев, 1969 (далее:
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии...);
Попруженко А. Г. Из материалов по истории славянских колоний в
России...
23
Так называли в Дунайских княжествах Молдавии и Валахии
переселенцев с болгарских территорий.

464
24
Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой, или Буджака, с приложением генерального плана его
края, составленное при гражданской съемке Бессарабии,
производившей по высочайшему повелению размежевание земель
оной на участки с 1822 по 1828 г. Аккерман, 1899, с. 21 (далее:
Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой...).
25
Свиньин П. Описание Бессарабской области в 1816 году. — В кн.:
Записки Одесского общества истории и древностей, т. VI. Одесса,
1867.
26
Скальковский А. Болгарские колонии в Бессарабии...
27
Задерацкий П. Э. Болгары, переселенцы Новороссийского края и
Бессарабии. — «Московитянин», 1845, № 12, ч. VI, с. 159—187.
28
Рачинский А. В. Походные письма ополченца из Южной
Бессарабии (1859—1862 гг.). М., 1858.
29
Клаус А. Наши колонии, вып. I. Спб., 1869.
30
Устройство задунайских переселенцев..., с. 200.
31
Свиньин П. Указ. соч., с. 205.
32
Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой ..., с. 21.
33
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., т.
3, ч. II, с. 179. Арнаутами называли албанцев.
34
Koeppen P. Die Bulgarien in Bessarabia. — «Bulletin de la Classe
des stiencеs», t. XI, N 13—14. St-Pbg. — Lepzig, 1854.
35
Чакир Д. Г. Биографический очерк рода и фамилии Чакир.
Кишинев, 1899.
36
Архив Государственного музея этнографии народов СССР в
Ленинграде, ф. 1, оп. 2, д. 726 (далее: Архив ГМЭ...).
37
Берг Л. С. Бессарабия: страна, люди, хозяйство. Пг., 1918, с. 141,
143.
38
Бломквист Е. Э. Постройки русских, украинцев и белорусов в
XIX—XX в. — В кн.: Восточнославянский сборник. Труды ин-
ститута этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. Новая серия, т. 31.
М., 1956; Типы сельского жилища в странах зарубежной Европы.
М., 1968.
39
Анцупов И. А. Аграрные отношения на юге Бессарабии (1812—
1870 гг.). Кишинев, 1978, с. 28.
40
Скальковский А. Болгарские колонии в Бессарабии..., с. 12—19;
Попруженко М. Г. Указ. соч.; Кабузан В. М. Указ. соч., с. 22— 23.

465
В. М. Кабузан установил, что к 1806 г. на территории будущей
Бессарабской области насчитывалось 1741 семейство (8500
человек) «старых» болгар. Значительную часть их, на наш взгляд,
составляли гагаузы.
41
Анализ литературы первой половины XIX в. (Статистическое
описание Бессарабии, собственно так называемой...; Скальковский
А. Указ. соч., с. 50—52; Свиньин П. Указ. соч., с. 205) позволяет
утверждать, что большинство гагаузских сел основаны на месте
бывших ногайских селений или вблизи них. Так, по сведениям
А. Скальковского, к моменту прихода новых переселенцев часть
«старых болгар» (а значит, и гагаузов) уже жила в «татарских
аулах». П. Свиньин сообщает, что большая часть новых
переселенцев «поселилась в домах, оставленных татарами». В этой
связи небезынтересно отметить, что старики с. Бешалма еще
сейчас вспоминают рассказы предков о том, как первые
бешалминцы селились в опустевших после ногайцев глиняных
хижинах.
42
Например, название Комрата связывается с легендой о татарском
бее и его гнедой лошади Кёмюр ат; Кубея — с именем трагически
погибшего юноши Ку, сына татарского бея; Дезгинжи — с
названием военизированной татарской игры «дезгинжа»; Бешалмы
— с близостью татарского колодца (татар пунары), около
которого росло пять яблонь.
43
Еремия А. Нуме де локалитэць. Кишинэу,1970, п. 46—47.
44
Мещерюк И. И. Антикрепостническая борьба гагаузов и болгар
Бессарабии в 1812— 1820 гг. Кишинев, 1957, с. 21 (далее Антикре-
постническая борьба гагаузов и болгар...); Кабузан В. М. Указ. соч.,
с. 25.
45
Устройство задунайских переселенцев ..., с. 92, 95, 147, 168, 200,
307.
46
Мещерюк И. И. Антикрепостническая борьба гагаузов и болгар ...;
Он же. Социально-экономическое развитие болгарских и
гагаузских сел..., с. 11—13; Устройство задунайских
переселенцев..., с. 64, 92, 95, 105 и др.; Положение крестьян и
крестьянское движение в Бессарабии..., т. 3, ч. II, с. 48, 51.
47
Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие болгарских и
гагаузских сел..., с. 34.
48
Скальковский А. Болгарские колонии в Бессарабии..., с. 32—33.

466
49
Маркова Л. В. Некоторые тенденции развития культуры и быта
болгар..., с. 2; Мещерюк И. И. Переселение болгар в Южную
Бессарабию (1828—1834), с. 147—148; Он же. Социально-
экономическое развитие болгарских и гагаузских сел .... с. 4;
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., т. 3,
ч. II, с. 178.
50
Маркова Л. В. Типы болгарского жилища .... с. 61.
51
Мошков В. А. Указ. соч., Э.О., 1900, № 1, с. 4; Губогло М. Малые
тюркоязычные народы Балканского полуострова, с. 9—10.
52
Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие..., с. 36—37.
53
На карте (рис. 1) сохранены старые названия сел. В тексте они
даются в скобках. В дальнейшем будут приводиться названия,
фигурирующие на карте.
54
Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие болгарских и
гагаузских сел..., с. 104—110.
55
Там же, с. 35, 120.
56
Военно-статистическое описание Бессарабской области,
составленное при съемке сей страны, производившейся с 1821 г. по
1828 г. Генерального штаба штабс-капитаном Розельон-
Сошальским.—ЦГВИА СССР, ф. ВУА, д. 18599, ч. III, л. 251;
Bossy R.V. Marturii finlandeze despre Romania. Bucuresti, 1937, р. 46;
Рачинский А. В. Походные письма ополченца, с. 13, 45; Клаус А.
Указ. соч.. с. 321, 324—325.
57
Архив ГМЭ, ф. I, оп. 22, д. 726.
58
Христов Христо. Българските общини през Възраждането.
София, 1973.
59
Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие болгарских и
гагаузских сел..., с. 120.
60
Там же, с. 42.
61
Там же, с. 52—60, 198—199.
62
Там же, с. 250—253.
63
История Молдавской ССР, т. 1. Кишинев, 1965, с. 485—486.

ГЛАВА I
1
Бломквист Е. Э. Постройки русских, украинцев и белорусов в
XIX—XX вв., с. 36.
2
Задерацкий П. Э. Указ. соч., с. 160.
3
Мошков В. А. Указ. соч., Э.О., 1902, № 4, с. 1.

467
4
Список населенных мест по сведениям 1859 г., ч. III. Спб., 1861, с.
28. Указанное сходство с хуторами в данном случае чисто
сравнительное. Авторы пытались этим подчеркнуть
нерегулярность планировки молдавских сел, а не их тип.
Разумеется, хутора никогда не были определяющим типом
молдавских селений.
5
Гунчев Гунчо Ст. Уземните къщи в Дунавска България. София,
1934, с. 62—63; Народы Зарубежной Европы, т. 1. Болгары.
М.,1964, с. 236; Х арланов И. Селоустройственни проблеми в
Добруджа. — В сб.: Добруджанска экспедиция. София, 1954, с.
266, 269; Вакарелски X. Битовата веществена култура в Добруджа.
— Там же, с. 46.
6
Устройство задунайских переселенцев..., с. 465.
7
ЦГИАЛ, ф. 383, оп. 29, д. 411, л. 423— 424.
8
Там же, л. 429.
9
Там же, л. 407—408.
10
Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой.... с. 411—412.
11
Там же, с. 441.
12
Там же, с. 422.
13
Там же, с. 442.
14
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., т.
3, ч. II, с. 188.
15
Филиал Одесского областного государственного архива в г.
Измаиле, ф. 93, оп. 1, д. 323, л. 78; ф. 56, оп. 1, д. 8, л. 2—3 (далее:
филиал ООГА в г. Измаиле).
16
Мошков В. А. Указ, соч., Э.О., 1902, №4, с. 5.
17
Берг Л. С. Указ. соч., с. 128.
18
Филиал ООГА в г. Измаиле, ф. 93, оп. 1, д. 87, л. 1; д. 26, л. 84; д.
85, л. 7, 9, 10; д. 169, л. 1—6; ф. 56, оп. 1, д. 354, л. 1, 23.
19
Дружинин Н. М. Государственные крестьяне и реформа Киселева,
т. 2. М.—Л.. 1958, с. 274.
20
ЦГИАЛ, ф. 383, оп. 5, д. 4367, л. 19.
21
Там же, л. 34.
22
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., т.
3, ч. II, с. 285.
23
Там же, с. 273.
24
Там же, е. 283.
25
ЦГИАЛ, ф. 383, оп. 5, д. 4367, л. 52.

468
26
Там же. л. 162.
27
Задерацкий П. Э. Указ, соч., с. 159,
28
Клаус А. Указ. соч., с. 325.
29
Там же.
30
Там же.
31
Список населенных мест по сведениям 1859 г., ч. III, с. 26.
32
Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие гагаузских и
болгарских сел..., с. 42— 43.
33
Харлаков Н. Селоустройственни проблеми в Добруджа, с. 268.
34
Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой…, с. 432.
35
Косвен М. С. Патронимия. — «Известия на етнографськи
институт и музеи». София, кн. VI, 1963, с. 252, 257.
36
Маринов Васил, Дмитров Захарий, Коев Иван. Принос към
изучването на бита и културата на туркското население в
Североизточна Българня. — «Известия на Етнографский институт
и музей». София, кн. II, 1955, с. 95—107.
37
Губогло М. К вопросу о происхождении каракачан — «Советская
этнография», 1966, № 4, с. 169—170.
38
Мошков В. А. Указ. соч., Э.О., 1902, № 4, с. 2.
39
Bossi R. W. Mărturii finlandeze despre România, p. 45.
40
Чакир Д. Г. Биографический очерк рода и фамилии Чакир, с. 20.
41
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., т.
3, ч. II, с. 246.
42
Дружинин Н. М. Указ. соч., с. 274.
43
Клепикова Г.П. Славянская пастушеская терминология. М., 1974.
44
Маринов В. Расселение пастухов-валахов на Балканском
полуострове и за его пределами. — В кн.: Историографические
аспекты славяно-волошских связей. Тезисы докладов сессии
научного совета 1973 г. Кишинев, 1973; Наумов Е. П. Волошская
проблема в современной югославской историографии. — Там же.
45
Клепикова Г. К. Указ. соч., с. 170.
46
Харузин Н. История развития жилища у кочевых и полукочевых
тюркских и монгольских народностей России. М., 1896, с. 52—53.
47
Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой…, с. 228—251, 349—365.
48
Скальковский А. Болгарские колонии в Бессарабии…, с. 2—19;
Список населенных мест по сведениям 1859 г., с. 28. 72; Филиал
ООГА в г. Измаиле, ф. 93, оп. 1, д. 44, л. 18—19, 23, 27; д. 51, л.
1,2; д. 323, л. 78; д. 287, л. 1; д. 87, л. 1.

469
49
Устройство задунайских переселенцев…, с. 348.
50
Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой…, с. 228—251, 349—365.
51
Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие болгарских и
гагаузских сел…, с. 204.
52
Там же.
53
Там же, с. 201.
54
Мещерюк И. И. Социальное развитие болгарских и гагаузских
сел…, с. 218—252.
55
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., с.
199—200.
56
Анцупов И. А. Земледелие в юж ных уездах Бессарабии в первой
половине XIX в — В кн.: Ежегодник по аграрной истории
Восточной Европы. М., 1964, с. 464.
57
Стельмах Ю. İсторичний розвиток сiльскiх поселень на Украiнi.
Киiв, 1964.
58
Добруджа. София, 1918, с. 308.
59
Личный архив автора. Полевые материалы за 1974 г.
60
Еремия А. Нумеле локалитэць, с. 122.
61
Даль В. Толковый словарь. М., 1882, т. 4, с. 448; БСЭ, изд. 2-е, т.
43, с. 527.
62
Древнетюркский словарь. Л., 1969, с. 389; Аганин Р. А. Турецко-
русский словарь. М., 1968, с. 280; Мустафов Э. М. и
Щербинин В. Г. Русско-турецкий словарь. М., 1972, с. 824; Русско-
азербайджанский словарь. Баку, 1940, с. 902; Русско-башкирский
словарь. М., 1964, с. 181, 250; Татарско-русский словарь. М., 1966.
63
Косвен М. О. Северорусское печище, украинские сябры и
белорусское дворище. — «Советская этнография», 1950, № 2, с.
65— 76; Он же. Патронимия, с. 252.
64
Филиал ООГА в г. Измаиле, ф. 93, оп. 1, л. 87.

ГЛАВА II
1
Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие болгарских и
гагаузских сел..., с. 265.
2
ЦГИАЛ, ф. 383, оп. 9, д. 8056, л. 172— 173; Мещерюк И. И.
Социально-экономическое развитие болгарских и гагаузских сел...,
с. 265—267.
3
Там же.

470
4
Там же, с. 50.
5
Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие болгарских и
гагаузских сел .... с. 43.
6
Там же, с. 36.
7
Филиал ООГА в г. Измаиле, ф. 93, оп. 1, д. 87, л. 1; д. 85, л 1.
8
Листова Н. М. Крестьянское жилище Германии, Австрии и
Швейцарии в XIX в.— В сб.: Типы сельского жилища в странах
зарубежной Европы, с. 198.
9
ЦГИАЛ, ф. 303, оп. 9, д. 8056, л. 210.
10
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., т.
3 ч. II., с. 206.
11
Мошков В. А. Указ. соч., Э.О., 1902, № 4, с. 8.
12
Архив ГМЭ, ф. 1, оп. 2, д. 726, л. 29.
13
Салманович И. Я. Жилище коренного населения Молдавской
республики, с. 223; Архив ГМЭ, ф. I, оп. 2, д. 726, л. 10;
Бломквист Е. Э. Указ. соч., с. 198.
14
Демченко Н. А. Земледельческие орудия молдаван XVIII — начала
XX в. Кишинев, 1967, с. 148.
15
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., т.
3, ч. II, с. 187.
16
Архив ГМЭ, ф. I, оп. 2, д. 721, л. 30; Личный архив автора.
Полевые материалы за 1969—1972 гг.
17
Маркова Л. В. Типы сельского жилища в Болгарии. — В сб.:
Типы сельского жилища в странах зарубежной Европы, с. 15, 17;
Георгиева Б. и Данчев Г. Социалистическое переустройство на
къщата и домакинството в полските села. — «Известия на
Етнографскпй институт и музей», кн. V. София, 1967, с. 2; Пенева-
Събева Л. Къщна уредба в Панагюрско. — «Известия на
Етнографский институт и музей», кн. V. София, 1962, с. 140;
Ганцкая О. А. и Грацианская Н. Н. Крест ьянское ж илище
западных славян. — В сб.: Типы сельского жилища в странах
зарубежной Европы, с. 143.
18
Мошков В. А. Указ. соч., Э. О., 1902, № 4, с. 21.
19
Маринов В. А. Принос към изучването на бита и културата на
турците и гагаузите в Североизточна България, с. 263—264;
Пенева-Събева Л. Указ. соч., с. 153.
20
Георгиева Б. и Данчев Г. Указ. соч., с. 11; Типы сельского жилища
в странах зарубежной Европы, с. 53, 99 и др.
21
Бломквист Е. Э. Указ. соч., с. 198.

471
22
Ганцкая О. А. и Грацианская Н. Н. Указ. соч., с 143.
23
Анцупов И. А. Государственная деревня в Бессарабии в XIX в.,
с. 210; ЦГВИА СССР, ф. ВУА, д. 18589, л. 121 — 124.
24
Салманович И. Я. Типы румынского народного жилища. — В сб.:
Типы сельского жилища в странах зарубежной Европы, с. 53.
25
Гуннев Гунчо Ст. Указ. соч., с. 52, 62; Маринов Васил,
Дмитров Захарий, Коев Иван. Указ. соч., с. 151.
26
Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие болгарских и
гагаузских сел..., с. 47.
27
Там же. с. 143—144.
28
Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в
половине XVII века, описанное его сыном архидиаконом Павлом
Алеппским, вып. II. М., 1887, с. 37; Бырня П. П. Сельские
поселения Молдавии XV— XVII вв. Кишинев, 1969, с. 126.
29
Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в
половине XVII века, описанное его сыном архидиаконом Павлом
Алеппским, с. 37.
30
Архив ГМЭ, ф. 1, оп. 2, д. 726, л. 30.
31
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., т.
3, ч. II, с. 187, 290.
32
Там же, с. 187; Мошков В. А . Указ соч., Э.О., 1902, № 3, с. 27.
33
Так, молдаване с. Раскаецы четко различают типы погребов.
Погреб самой примитивной конструкции — простая яма без
лестницы с остроконечной крышей — называется земник. Погреб
более просторный четырехугольной формы со ступеньками из
грунта, с пологим земляным покрытием, не облицованным камнем,
называется бордей. Погреба же, облицованные камнем, с каменной
кладкой над входом называются магаз, кимницэ, кигницэ (Личный
архив автора. Полевые материалы за 1904 г.).
34
Архив ГМЭ, ф. 1, оп. 2, д. 726, л. 30.
35
Там же, ф. 1, оп. 2, д. 726, л. 30.
36
Мошков В. А. Указ. соч., Э.О., 1902, № 4, с. 5.
37
Архив ГМЭ, ф. 2, оп. 2, д. 726.
38
Гунчев Гунчо Ст. Указ, соч., с. 41; Георгиева-Стойкова Ст.
Огнището в българския бит. София, 1956, с. 17—19.
39
Скальковский А. О. ногайских татарах, живущих в Таврической
губернии. — «Журнал Министерства народного просвещения», т.
X. Спб., 1843, с. 156.
40
Мошков А. Указ. соч., Э.О., 1902, № 4, с. 20—21.

472
41
Архив ГМЭ, ф. 1, оп. 2, д. 726, л. 30.
42
Задерацкий П. Э. Указ. соч., с. 162.
43
Чакир Д. Г. Биографический очерк рода и фамилии Чакир, с. 11—
21.
44
Маринов Васил, Дмитров Захарий, Коев Иван. Указ. соч., с. 128,
129; Маринов В. Принос към изучването на бита и културата на
турците и гагаузите в Североизточна България, с. 122.
45
Демченко Н. А. Указ. соч., с. 138—139.
46
Мошков В. А. Указ. соч., Э. О., 1902, № 4, с. 20.
47
Архив ГМЭ, ф. 1, оп. 2, д. 726, л. 30.
48
Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие болгарских и
гагаузских сел..., с. 81.
49
Мошков В. А. Указ. соч., Э.О., 1902, 4, с. 5, 20.
50
ЦГИАЛ, ф. 383, оп. 5, д. 4367, л. 34.
51
Там же, л. 34, 83.
52
Там же, л. 48, 52, 81, 129.
53
Мошков В. А. Указ. соч., Э.О., 1902, № 4, с. 2—4; Архив ГМЭ, ф.
1, оп. 2, д. 726, л. 9.
54
Мошков В. А. Указ. соч., Э.О., 1902, № 4, с. 3.
55
Гунчев Гунчо Ст. Указ. соч., с. 62.
56
Харузин Н. История развития жилища у кочевых и полукочевых
тюркских и монгольских народностей России, с. 52.
57
Архив ГМЭ, ф. 1, оп. 2, д. 726, л. 9.
58
Мошков В. А. Указ. соч., Э.О., 1902, № 4, с. 2.
59
Там же, с. 3.
60
Архив ГМЭ, ф. 1, оп. 2, д. 726, л. 29.
61
Мошков В. А. Указ. соч., Э.О., 1902, № 4. с. 4.
62
Тунман. Крымское ханство. Госизд. Крым, 1936, с. 59.
63
Харузин Н. История развития жилища у кочевых и полукочевых
тюркских и монгольских народностей России, с. 63.
64
Скальковский А. О ногайских татарах, живущих в Таврической
губернии, с. 156; Харузин Н. История развития жилища у кочевых и
полукочевых тюркских и монгольских народностей России,
с. 52—53.
65
Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой..., с. 228—251, 349—365.
66
Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие болгарских и
гагаузских сел..., с. 43.
67
Устройство задунайских переселенцев..., с. 75, 168, 188.

473
68
Там же, с. 52.
69
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., т.
3, ч. II, с. 183.
70
Там же, с. 187.
71
Задерацкий П. Э. Указ. соч., с. 160.
72
Скальковский А. Болгарские колонии в Бессарабии..., с. 93.
73
Клаус А. Указ. соч., с. 324.
74
Мошков В. А. Указ. соч., Э.О., 1902. № 4, с. 5.
75
Там же.
76
Там же.
77
Живописная Россия. Бессарабия, т. 5, ч. П. Спб—М., 1898,
с. 177—178.
78
Архив ГМЭ, ф. 1, оп. 2, д. 726, л. 29.
79
ЦГИА СССР, ф. 383, оп. 9, д. 8056. л. 202, 210.
80
Наулко В. И. Развитие межэтнических связей..., с. 170;
Салманович М. Я. Эволюция молдавского жилища, с. 12—13.
81
Архив ГМЭ, ф. 1, оп. 2, д. 726, л. 30.
82
Марков Г. Е. Материалы по этнографии гагаузов, с. 62.
83
Листова Н. Г. Указ. соч., с. 198, 215, 216; Клаус А. Указ. соч., с.
324; Бачинский А. В. Походные письма ополченца из Южной
Бессарабии, с. 5.

ГЛАВА III
1
Крупенников Н. А. и др. Почвенная карта Молдавской ССР.
Кишинев, 1969.
2
Устройство задунайских переселенцев.... с. 154.
3
Маркова Л. В. Типы сельского жилища Болгарии, с. 14—15;
Георгиева Б. и Данчев Г. Указ. соч., с. 8—9: Гунчев Гунчо Ст. Указ.
соч., с. 7; Маркова Л. В. Типы сельского жилища
Болгарии, с. 32—33; Кожухаров Г. Българската къща през пет
столетия. София, 1967, с. 33, 38, 90; Он же. Добруджанска къща.—
В сб.: Добруджанска экспедиция, с. 56;
4
Маринов Васил, Дмитров Захарий, Коев Иван. Указ. соч.,
с. 135. Маринов В. Принос към изучването на бита и культурата на
турките и гагаузите в Североизточна България, с. 233.
5
Салманович М. Я. Типы румынского народного жилища, с. 41;
Бломквист Е. Э. Указ. соч., с. 86; Шарко А. Малороссийское
жилище. М., 1961, с. 130.

474
6
Салманович М. Я. Жилище коренного населения Молдавской
республики; Бырня П. П. Сельские поселения Молдавии в ХV-
ХVIII вв., с. 115—116; Положение крестьян и крестьянское
движение в Бессарабии..., т. 3, ч. II, с. 192;
7
Челеби Эвлия. Книга путешествия, вып. 1. М., 1961.
8
Panaitescu P. P. Călători poloni în ţările Romîne. Bucureşti,
1930, p. 79.
9
Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой..., с. 27, 104, 113 и др.
10
Там же, с. 27.
11
Клаус А. Указ. соч., с. 326.
12
ЦГА МССР, ф. 24, оп. 1, д. 3; Положение крестьян и крестьянское
движение в Бессарабии..., т. 3, ч. II, с. 188.
13
Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой..., с. 39; Устройство задунайских переселенцев..., с.
256.
14
Устройство задунайских переселенцев..., с. 26.
15
Там же, с. 27.
16
Там же, с. 256, 262, 297.
17
Там же, с. 76, 398, 400.
18
ЦГА МССР, ф. 1, оп. 1, д. 295; Статистическое описание
Бессарабии, собственно так называемой..., с. 35; Военно-
статистическое описание Бессарабской области..., ч. III, л. 242;
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., т. 3,
ч. II, с. 188.
19
Военно-статистическое описание Бессарабской области..., ч. 1, л.
69, 79, 85.
20
Там же, ч. II, л. 69.
21
Там же.
22
Записки Бессарабского областного статистического комитета.
Под редакцией А . Н. Егунова. Кишинев, 1864, с. 194—197.
23
Кеппен Н. И. Хронологический указатель и материалы для истории
инородцев Европейской России. Спб., 1861, с. 61.
24
ЦГА МССР, ф. 24, оп. 1, д. 3.
25
Филиал ООГА в г. Измаиле, ф. 93, оп. 1, д. 68, л. 45; ф. 56, оп. 1,
д. 152, л. 77, 87; ф. 56, оп. 1, д. 125, л. 42. 69, 73.
26
ЦГА МССР, ф. 199, оп. 1, д. 9, л. 42.
27
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., с.
448.

475
28
Скальковский А. Измаильское градоначальство в 1847 г. —
«Журнал Министерства внутренних дел», 1848, № 3, с. 215;
Он же. Болгарские колонии в Бессарабии..., с. 105.
29
Мошков В. А. Указ. соч., Э.О. 1902, № 4, с. 8.
30
Архив ГМЭ, ф. 1, оп. 2, д. 726, л. 30.
31
Титоров И. Българите в Бессарабия. София, 1903, с. 46;
Мошков В. А. Указ. соч., Э. О., 1902, № 4, с. 3—4; Личный архив
автора. Полевые материалы за 1968 г.
32
Бломквист Е. Э. Указ. соч., с. 92—93.
33
Салманович М. Я. Жилище коренного населения Молдавской
республики, с. 112.
34
Георгиева Б. и Данчев Г. Указ. соч., с. 21; Салманович М. Я. Типы
румынского народного жилища, с. 41, 50; Маркова. Л. В. Типы
сельского жилища в Болгарии, с. 33: Ганцкая О. А . и
Грацианская Н. Н. Указ. соч., с. 144; Куфтин Б. А. Указ. соч.,
с. 29.
35
Бломквист Е. Э. Указ. соч., с. 93.
36
Живописная Россия, с. 20: Салманович М. Я. Типы румынского
народного жилища, с. 41; Бобок С. С. Указ. соч., с. 60:
Кожухаров Г. Добруджанска къща, с. 56; Ганцкая О. А . и
Грацианская Н. Н. Указ. соч., с. 144; и др.
37
Тюркское название ай топраа в переводе означает лунная глина.
Согласно доверию наилучшими качествами эта глина обладает в
период полнолуния. Поэтому по традиции женщины добывали ее
именно в это время. Использование в быту населения Северо-
Восточной Болгарии красящей глины (Вендиктова В. Хумата като
лекарство. — «Известия на Етнографский институт и музей».
София, кн. VI, 1963, с. 235—236) дает основание полагать, что
данная традиция принесена гагаузами отчасти оттуда.
38
Военно-статистическое описание Бессарабской области..., л. 32.
39
Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой..., с. 127.
40
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., т.
3, ч. I, с. 188 — 189.
41
Там же, с. 202.
42
Скальковский А. Болгарские колонии в Бессарабии..., с. 95.
43
Клаус А. Указ. соч., с. 320.
44
Мошков В. А. Указ. соч., Э.О., 1902, № 4, с. 20.

476
45
Рачинский А. В. Походные письма ополченца, с. 5, 15, 17,
45, 50; Мошков В. А. Указ. соч., Э.О., 1902, №. 4, с. 9; Архив ГМЭ.
ф. 1, оп. 2, д. 776; Берг Л. Указ. соч., с. 92; Живописная Россия, с.
32.
46
Челеби Эвлия. Указ. соч., с. 32.
47
ЦГА МССР, ф. 1, оп. 1, д. 564, л. 7—14.
48
Филиал ООГА в г. Измаиле, ф. 92. оп. 1, д. 73.
49
Устройство задунайских переселенцев..., с. 150—151.
50
Там же, с. 156,
51
Челеби Эвлия. Указ. соч., с. 105—117.
52
ЦГИАЛ, ф. 383, оп. 5, д, 4367; Положение крестьян и
крестьянское движение в Бессарабии..., т. 3, ч. II, с. 34, 125, 126.
53
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., т.
3, ч. II, с. 286.
54
Военно-статистическое описание Бессарабской области...,
л. 69.
55
Мещерюк И. И. Социальное-экономическое развитие болгарских
и гагаузских сел..., с. 210.
56
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., т.
3, ч. II, с. 286.
57
Скальковский А. Болгарские колонии..., с. 130.
58
Мошков В. А. Указ. соч., Э.О., 1902, № 4, с. 18.
59
Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой..., с. 96.
60
Там же.
61
Мещерюк И. И. Социальное-экономическое развитие болгарских
и гагаузских сел..., с. 190.
62
Там же, с. 192, 194.
63
Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой..., с. 27.
64
Военно-статистическое описание Бессарабской области..., с. 172.
65
Рачинский А. В. Указ, соч., с. 13—45.
66
Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой..., с. 113.
67
Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие болгарских и
гагаузских сел..., с. 189.
68
ЦГИАЛ, ф. 383, оп. 9, д. 8056, л. 21—22.

477
69
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., т.
3, ч. II, с. 245. О деятельности этого училища мы не располагаем
данными. Но, судя по материалам, сколько-нибудь значительного
влияния на развитие домостроения в колониях оно не имело.
70
Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие болгарских и
гагаузских сел..., с. 190.
71
Мошков В. А. Указ. соч., с. 8.
72
Там же, с. 18.
73
По всей вероятности, название привезено из Северо-Восточной
Болгарии, где оно обозначало подземные формы жилищ во всех
селах Дунайской Болгарии и Южной Румынии. Из литературы
известно, что до XIX в. в Молдавии также существовали
углубленные в землю жилища с таким же названием (Бырня П. П.
Указ. соч., с. 114—118).
74
Кожухаров Г. Българската къща през пет столетия, с. 99, 117;
Гунчев Гунчо Ст. Указ. соч., с. 55.
75
Дружинина Е. И. Северное Причерноморье 1755—1880 гг. М.,
1969, с. 94; Скальковский А . О ногайских татарах, живущих в
Таврической губернии, с. 172, 175; Ромм Ж. Путешествие в Крым в
1886 г. Л., 1951, с. 15.
76
Устройство задунайских переселенцев..., с. 481.
77
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., т.
3, ч. II. с. 189, 283, 285, 286; ЦГИАЛ, ф. 383, оп. 5, д. 4367, л. 19, 25,
34, 42, 62, 81, 182.
78
Устройство задунайских переселенцев… с. 225.
79
Собрание полевых материалов сектора этнографии АН МССР.
Рукопись. Материалы экспедиции кафедры этнографии ЛИГУ,
сентябрь 1964 г., дневник коллектора А. И. Спиридоновой.
80
Устройство задунайских переселенцев..., с. 243.
81
Там же, с. 153, 262.
82
Там же, с. 297.
83
Там же, с. 160, 202, 297.
84
В «Статистическом описании Бессарабии, собственно так
называемой...» число землянок в гагаузских и болгарских колониях
не указано, тогда как по другим селениям края дано их точное
количество. Но это вовсе не означает, что в упомянутых колониях
землянок не было. По-видимому, о землянках в статистических
сведениях, касающихся задунайских переселенцев, власти не
упоминали из политических соображений, так как колонии были

478
призваны показать балканским народам благотворность политики
русского царизма для балканских славян. Землянки же, разумеется,
не могли служить признаком благополучия.
85
Мещерюк И. И. Переселение болгар в Юж ную Бессарабию
(1828—1834 гг.), с. 128.
86
Возможно, к этому времени землянками назывались и наземные
хижины с земляной крышей, у которых в отличие от землянки
были и стены, т. е. они походили на землянку, вышедшую на
поверхность.
87
Сложившийся к этому времени в крае образец домостроения,
принятый властями за основу плановых рекомендаций населению.
88
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., т.
3, ч. I, с. 189.
89
Одной из причин широкого распространения землянок,
несомненно, явились трудности устройства на новых землях. И
хотя этот тип жилища с самого начала не связан был с
представлениями переселенцев о полноценном жилье, столь
широкое и длительное бытование его в буджакских колониях
обуславливается не только бедностью колонистов, но и
комплексом других факторов, немалую роль среди которых играет
природная среда. Общеизвестно, что сухой лёсс, легко
поддаюшийся вскапыванию и образующий крепкий ровный срез
почвы, — классическая среда для землянок. Такая среда, во многом
сходная с почвенными условиями равнин Северо-Восточной
Болгарии, была характерна для Центрального Буджака и
максимально использовалась переселенцами не только в первые
годы жизни на новых землях, но и в более поздний период.
Очевидно, немалое влияние на «живучесть» землянки у гагаузов
оказала и вековая привычка довольствоваться простыми формами
жилья, связанная с длительным господством турецкого ига
(вечный страх перед грабежами поработителей). Поэтому было бы
не совсем правильно считать, что землянки в первой половине XIX
в. являлись жилищем только беднейших крестьян или временными
жилыми постройками.
90
Скальковский А. Болгарские колонии в Бессарабии..., с. 106.
91
Мошков В. А. Указ. соч., Э.О., 1902, № 4, с. 6.
92
Скальковский А. Болгарские колонии в Бессарабии..., с. 106.
93
Мошков В. А. Указ. соч., Э.О., 1902, № 4, с. 6.

479
94
Маркова Л. В. Типы болгарского жилища в Днестровско-
Прутском междуречье, с. 64.
95
Гунчев Гунчо Ст. Указ. соч.; Георгиева-Стойкова Ст. Указ. соч.,
с. 16, 17; Кожухаров Г. Добруджанска къща, с. 58, 59.
96
Салманович М. Я. Типы румынского жилища.
97
Нидерле Л. Славянские древности. М., 1956, с. 249.
98
Гунчев-Гунчо Ст. Указ. соч., с. 37—38, 44; Георгиева-Стойкова
Ст. Указ. соч., с. 17— 19.
99
Личный архив автора. Полевые наблюдения 1973—1975 гг. в
селах Старые Куконешты, Новые Куконешты, Корпач, Щербака,
Варатик Единецкого района и селах Проскуряны, Дуруиторы
Рышканского района Молдавской ССР.
100
Там же. Полевые наблюдения 1974—1975 гг. в селах
Кочулия, Садык, Капаклия, Бороганы Комратского района
Молдавской ССР.
101
Маркова Л. В. Поселения и жилище болгар-переселенцев в
Бессарабии, с. 6; Рачинский А . В. Указ. соч., с. 30, 40, 56; Личный
архив автора. Полевые наблюдения 1974—1975 гг. в
с. Кирсово Комратского района Молдавской ССР.
102
Салманович М. Я. Жилище коренного населения Молдавской
республики, с. 213—220; Бломквист Е. Э. Указ. соч.,
с. 221—224.
103
Рапаitescu P. P. Op. cit., р. 79.
104
Жандр Андрей. История Молдавии и Валахии (с рассуждением о
настоящем состоянии сих обоих княжеств). Спб., 1891, с. 145.
105
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии.., т.
3, ч. I, с. 149—152.
106
Устройство задунайских переселенцев..., с. 52, 75, 78, 92, 168.
107
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии...,
т. 3, ч. II, с. 246.
108
Чакир Д. Биографический очерк рода и фамилии Чакир, с. 10.
109
Лонжерон А. Ф. Воспоминания. Спб., 1913.
110
ЦГИАЛ, ф. 383, оп. 5, д. 4367, л. 45— 46.
111
Устройство задунайских переселенцев…, с. 243.
112
Bossi R. V. Mărturii finlandeze despre România, p. 46.
113
ЦГИАЛ, ф. 383, оп. 5, д. 4367, л. 129.
114
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., т.
3, ч. II, с. 248. Фасадами назывались рекомендации для постройки
частных домов, содержавшиеся в правительственных циркулярах.

480
115
Подробнее об евь см.: Маруневич М. В. Народное жилище
гагаузов Чадыр-Лунгского района Молдавской ССР, с. 36—38.
116
Типы сельского жилища в странах зарубежной Европы, с. 368;
Георгиева Б. и Данчев Г. Указ. соч., с. 21—25.
117
Скальковский А. Болгарские колонии в Бессарабии..., с. 130.
118
Подпираемый столбом потолок — явление, широко
распространенное в старом жилище не только гагаузов, но и
большинства других народов ближайшего к Бессарабии ареала
(болгар, молдаван, южных румын, украинцев и т. д.). Это еще раз
доказывает значительное сходство старинных типов жилища у
названных народов.
119
Типы сельского жилища в странах зарубежной Европы, с. 366,
368.
120
Наземные жилые постройки, сравнительно малые габариты и
беспотолочная крыша которых не позволяют их приравнивать к
капитальным домам, в отличие от землянок мы условно назвали
наземными хижинами. В народе их называли, как и землянки,
бордеем или кухней.
121
Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой..., с. 21.
122
Устройство задунайских переселенцев..., с. 297.
123
Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой..., с. 27.
124
Мещерюк И. И. Переселение болгар в Южную Бессарабию
(1828—1834 гг.), с. 128.
125
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии..., т.
3, ч. 1, с. 189.
126
Филиал ООГА в г. Измаиле, ф. 93, оп. 1, д. 87.
127
Там же.
128
ЦГИАЛ, ф. 383, оп. 5, д. 4367.
129
Харузин Ал. Развитие славянского жилища в Северо-Западном
крае, с. 69.
130
Скальковский А. Болгарские колонии в Бессарабии..., с. 104—105.
131
Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой..., с. 27; филиал ООГА в г. Измаиле, ф. 93; оп. 1, д. 85.
По-видимому, именно преобладание землянок и наземных хижин в
селениях гагаузов в середине XIX в. давало повод современникам
говорить, что строительство домов гагаузов «еще в таком
младенчестве...» (ЦГИАЛ, ф. 383, оп. 5, д. 4367, л. 129).

481
132
Юрченко П. Г. Народное жилище Украины. М., 1941, с. 16, 46;
личный архив автора. Полевые наблюдения за 1974 г.
133
Ромм Ж. Путешествие в Крым в 1786 г. Л., 1941, с. 41—42.
134
Челеби Эвлия. Указ. соч., с. 113—114.
135
Еремия А. Нуме де локалитэць, с. 55; Челеби Эвлия. Указ соч., с.
190; Скальковский А. О ногайских татарах, живущих в Таврической
губернии, с. 162.
136
Тавтология объясняется тем, что термин кухня не гагаузский, а
заимствованный. Непосредственный источник заимствования пока
точно не известен. Кроме того, значение этого термина у гагаузов и
болгар шире, чем. например, у русских: это дом, где готовят пищу
и живут. О болгарских «кухнях» см.: Маркова Л. Типы болгарского
жилища..., с. 63.
137
Маркова Л. В. Поселения и жилища болгар-переселенцев в
Бессарабии, с. 7; Она же. Типы болгарского жилища..., с. 63, 64, 69.
138
Гагаузская глиняная мазанка с земляной крышей в ее
классическом виде нами названа кухня-бордей. Это название
отличает ее от более поздних вариантов (первая половина
XX в.), когда глиняная мазанка, утратив земляную крышу,
приблизилась по конструкции к двухкамерному дому, но
продолжала называться кухней в связи с сохранившейся прежней
функциональной нагрузкой. Название бордей ушло вместе с
утратой специфических черт примитивной конструкции,
выражавшихся в беспотолочной глиняной крыше.
139
Аналогичный элемент интерьера, распространенный в
молдавских селах Южного Припрутья (Манта, Ваду-луй-Исак) и
Южного Приднестровья (Раскаецы, Гура-Быкулуй), также
называется тандыр. Глиняные возвышения (сече) вдоль стен
встречаются в жилищах татар степного Крыма. Это дает основание
предполагать, что такие глинобитные возвышения заимствованы у
степных форм татарских жилищ. Заимствование сопровождалось
некоторым изменением названий. У татар тандыр — это корпус
глиняного очага, возвышающийся над полом. Узкие глиняные
возвышения, возникшие в Южной Бессарабии в наземных хижинах
вначале для укрепления стен, приобрели впоследствии сугубо
утилитарное назначение (для сидения, складывания утвари и т. д.).
Нетатарское население Южной Бессарабии, в том числе гагаузы,
стали называть их татарским словом тандыр.

482
140
Маркова Л. Поселения и жилища болгар-переселенцев в
Бессарабии..., с. 73; Она же. Типы болгарского жилища..., с. 63—
64. У молдаван с. Ченак в 1829—1830 гг. один из офицеров
русской армии наблюдал «несчастную колибу из земли» (Bossi P.
V. Mărturii finlandeze despre România, p. 47). Исследования
свидетельствуют, что глинобитные мазанки с земляной крышей
были распространены у южнобессарабских молдаван (кухне,
кухнишоара, касуцэ), а также украинцев южной части
левобережной Молдавии (землянка).
141
Скальковский А. О ногайских татарах, живущих в Таврической
губернии..., с. 172, 184.
142
Куфтин Б. А. Указ. соч., с. 23, 28.
143
Харузин Н. История развития жилища у кочевых и полукочевых
тюркских и монгольских народностей России, с. 71; Х арузин А л.
Славянское жилище в Северо-Западном крае, с. 69.
144
Земляное покрытие и преобладание чамурной техники
возведения стен при постройке жилищ типа «кухни» связаны,
прежде всего, с естественно-географическими условиями степного
Буджака. Как и все народы степной полосы, гагаузы, вынужденные
широко использовать глину в строительстве жилищ, сооружением
кухни-бордея сравнительно удачно разрешили проблему быстрого
возведения дешевого и надежного жилья в безлесной степи. Кроме
того, в засушливых степях с резкими колебаниями температуры
приземистые глиняные стены и тяжелая земляная крыша,
обмазанная глиной, с учетом уровня строительной техники XIX в.
были достаточно устойчивы и хорошо защищали от мороза, жары
и сильных ветров.
145
Маруневич М. В. Некоторые особенности развития народного
жилища гагаузов в XIX — начале XX в., с. 91—92.
146
Мошков В. А. Указ. соч., Э.О., 1902, № 4, с. 7.
147
В качестве постоянного жилья землянки, полуземлянки и
наземные постройки типа «кухни» долгое время сохранялись в
быту цыган Южной Бессарабии (Плюснин П. Бессарабия. Спб.,
1899, с. 25; Накко О. Из бессарабской старины. Кишинев, 1970, с.
20; Архив ГМЭ, ф. 1, оп. 2, д. 726, л. 54).
148
Наулко В. И. Указ. соч., с. 172—176; Салманович М. Я. Жилище
коренного населения Молдавской республики, с. 213—218; Типы
сельского жилища в странах зарубежной Европы, с. 24, 25;
Юрченко П. Г. Народное жилище Украины. М., 1941, с. 30;
Бломквист Е. Э. Указ. соч., с. 138.

483
149
Типичным является также то, что подвальные двери,
установленные наклонно или вертикально, расположены с фасада
дома и представляют собой характерный элемент фасадного
ансамбля гагаузского дома. Если фасад дома обращен к улице, то
со стороны двора (под навесом или в сенях) имеется запасной
рабочий ход в подвал.
150
Происхождение навесов в жилых постройках исследуемой
территории связывают с традициями жилищного строительства
народов преимущественно Средиземноморского бассейна.
Назначение этих навесов — защищать вход в жилище от осадков и
зноя, а также увеличивать за счет двора площадь жилища в летнее
время. Гагаузская сундурма — один из вариантов навеса перед
фасадом жилища.
151
Типы сельского жилища в странах зарубежной Европы, с. 21, 24,
28, 47, 64, 108; Кожухаров Г. Българската къща през пет столетия,
с. 103—104 и др.
152
Vladuţiu I. Op cit., p. 166; Юрченко П. Г. Указ. соч., с. 26.
Constantinescu-Mirceşti С. D. Un sat Dobrogean Ezibei. Bucureşti,
1939, p. 372.
153
Мещерюк И. И. Социально-экономическое развитие болгарских и
гагаузских сел..., с. 198.
154
Там же.
155
Георгиева Б. и Данчев Г. Указ. соч., с. 21; Кожухаров Г.
Българската къща през пет столетия, с. 90.
156
Георгиева Б. и Данчев Г. Указ. соч., с. 21.
157
Маркова Л. В. Типы болгарского жилища в Днестровско-
Прутском междуречье, с. 70.
158
Листова Н. М. Крестьянское жилище Германии, Австрии и
Швейцарии в XIX в., с. 200.
159
Чижикова Л. Н. Указ. соч., с. 36; Моисеенко 3. Указ, соч., с. 7—
8; Грацианская Н., Зеленчук В. Указ. соч.; Наулко В. И. Указ, соч..
с. 163, 180, 186.
160
Наулко В. И. Указ. соч., с. 171, 178, 186, 188, 194.
161
Маркова Л. В. Сельская община у болгар в XIX в. — «Труды
Института этнографии АН СССР», т. 62, 1960, с. 106-107.
162
См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 62.
163
Скальковский А. Болгарские колонии в Бессарабии..., с. 201.
164
Задерацкий П. Э. Указ. соч., с. 161.

484
165
Связывать бытование жилого комплекса из двух построек у
гагаузов и болгар Бессарабии с пережитками большой семьи
неправомерно. Две жилые постройки (дом и кухня-бордей)
служили одной семейной общине в целом, числились как части
единого жилища и редко использовались в качестве жилья для
двух отдельных семей в границах одной усадьбы.
166
Фролец В. Большая семья и ее жилище в Западной Болгарии. —
«Советская этнография», 1965, № 3; Маркова Л. В. Типы сельского
жилища Болгарии, с. 34.
167
В Болгарии близкими по звучанию словами (фаят, аят) называли
прихожую или крыльцо перед входом. Наиболее близкие аналогии
как термину, так и явлению, им обозначенному, наблюдаются в
Южной Добрудже, где словом хаят называют помещение с очагом,
т. е. бывшую кышту (см.: Маркова Л. В. Типы сельского жилища
Болгарии, с. 21).
168
Маркова Л. В. Типы сельского жилища Болгарии, с. 21; Она же.
Типы болгарского жилища..., с. 66; Пенева-Събева Л. Указ. соч., с.
147—148; Георгиева-Стойкова Ст. Указ. соч., с. 25.
169
Скальковский А. Болгарские колонии в Бессарабии..., с. 206.
170
Задерацкий П. Э. Указ. соч., с. 163.
171
Рачинский А. В. Указ. соч., с. 9. Ввиду отсутствия столь ранних
описаний очага непосредственно у гагаузов нами принимается во
внимание болгарский материал, так как отопительная система
гагаузского дома, судя по полевым материалам и описанию
В. А. Мошкова, совершенно не отличалась от упоминаемой
А. В. Рачинским.
172
Бломквист Е. Э. Указ. соч., с. 254—258; Рапопорт П. А.
Древнерусское жилище. — В сб.: Древнее жилище народов
Восточной Европы. М., 1975, с. 116, 121, 127.
173
Маркова Л. В. Типы сельского жилища Болгарии, с. 21; Она же.
Типы болгарского жилища..., с. 65; Георгиева-Стойкова Ст. Указ,
соч., с. 17, 31, 34 и др.; Гунчев Гунчо Ст.. Указ. соч., с. 38.
174
Салманович М. Я. Жилище коренного населения Молдавской
республики, с. 223.
175
Хынку И. Г. Жилища на территории Молдавии в X—XVII вв. —
В сб.: Древнее жилище народов Восточной Европы, с. 92, 93, 96.
176
Статистическое описание Бессарабии, собственно так
называемой..., с. 39—40; Свиньин П. Указ. соч., с. 293.
177
Хынку И. Г. Указ. соч., с. 97, 98.

485
178
Георгиева-Стойкова Ст.Указ.соч.,с. 13-14.
179
Рикман Э. А., Рафалович И. А., Хынку И. Г. Очерки истории
культуры Молдавии. Кишинев, 1972; Рафалович И. А .
Отопительные сооружения раннеславянских жилищ. — В сб.:
Этнография и искусство Молдавии. Кишинев, 1972, с. 211—212;
Хынку И. Г. Указ. соч., с. 97.
Выводы молдавских советских археологов о развитии системы
«печь+очаг» на территории Южной Бессарабии сводятся к тому,
что в периоды, предшествующие колонизации края (до XVIII в.),
сочетание очага с печью находилось в процессе становления и
никогда не господствовало в поселениях коренных жителей этих
мест. Что касается степени совершенства этой системы, то
сведений о громоздкой вытяжной трубе какой-либо формы для
столь ранних периодов нет.
180
Бырня П. П. Сельское население Молдавии XV—XVII вв., с. 114,
119.
181
Наулко В. И. Указ. соч., г. 168, 184, 192, 194, 195.
182
Куфтин Б. А. Указ. соч.; Наулко В. И. Указ. соч., с. 167.
183
Георгиева-Стойкова Ст. Указ. соч., с. 39,42.
184
Там же, с. 31.
185
Маркова Л. В. Типы сельского жилища Болгарии, с. 18;
Ганцкая О. А., Грацианская Н. Н. Указ. соч., с. 158—160.
186
Типы сельского жилища в странах зарубежной Европы, с. 18—
20, 50, 53, 65, 84, 159, 160, 198.
187
Там же, с. 363.
188
Употребление терминов, обозначающих жилое, спальное
помещение в гагаузском доме, имеет некоторые особенности.
Слово ичер — более общее понятие, чем соба, ода, возникшие
значительно позже. Примечательно, что жилую комнату в
землянке и наземной кухне называют только этим словом, тогда
как жилая комната дома может называться одновременно ичер,
соба, ода, баш, евь. В интересах ясности изложения материалов о
доме в дальнейшем для обозначения жилой комнаты дома будем
использовать лишь термин соба как самый распространенный и
теснее связанный с наиболее архаичными традициями. Этим
словом называют жилую комнату старинного двухкамерного
жилища в Северной Болгарии.

486
189
Защук А. Материалы для географии и статистики России. Спб.,
1862, с. 159; Бломквист Е. Э. Указ. соч., с. 229—238.
190
Скальковский А. Болгарские колонии в Бессарабии..., с. 130.
191
Рачинский А. В. Указ. соч., с. 30, 55. Названия авторами XIX в.
глинобитных возвышений словами диван, лавка вполне понятны.
А. Скальковский — городской житель, А. Рачинский — русский
ополченец. Каждый назвал одно и то же явление в соответствии со
своими представлениями. Народный термин ими не упоминается.
192
Vladuţiu I. Etnografia romînească. Bucureşti, 1973, p. 158, 179, 181.
193
Гунчев Гунчо Ст. Указ. соч., с. 37, 41..
194
Vladuţiu I. Op. cit, p. 166.
195
Бырня П. П. Указ. соч., с. 120; Бломквист Е. Э. Указ. соч., с. 15;
Державин Н. Болгарские колонии в России, т . 1. София.
1914, с 81—92; Наулко В. И. Указ. соч., с. 169—170, 173.
196
Гаджиева С. Ш. Материальная культура ногайцев в XIX —
начале XX в. М., 1976, с. 61.
197
Положение крестьян и крестьянское движение в Бессарабии, с.
185; Мещерюк И. Социально-экономическое развитие болгарских и
гагаузских сел..., с. 81, 86—87, 106; Рачинский А. В. Указ. соч., с. 9;
Свиньин П. Указ. соч., с. 262.
198
Скальковский А. Болгарские колонии в Бессарабии..., с. 129.
199
Название печи, по-видимому, обусловлено тем, что она вошла в
быт гагаузов только в Бессарабии под влиянием городских форм
или быта переселенцев из России, хотя по конструкции
принципиально отличается от настоящей русской печи. Рус собасы
имеет два верхних перекрытия. Одно является поверхностью печи,
другое, внутреннее, делит печь на две горизонтальные полости,
сообщающиеся между собой. Поток дыма и горячего воздуха из
нижней полости печи попадает в верхнюю и далее через отверстие
над устьем (душник, допу, делик, кахла) уходит в трубу бажалык.
Топится эта печь из бажалык. Благодаря такому устройству
увеличиваются теплоотдаваемая поверхность печи и задержка в
ней тепла.
200
Манов Атанас. Потеклото на гагаузите техни обичаи и нрави.
Варна, 1938, с. 73.
201
Народы России. Болгары. Спб., 1879, с. 13.
202
Сумцов Н. Ф. Культурные переживания. — «Киевская старина»,
1889, т. XXV, с. 489—497; Арнаудов М. Жертва при градеж. —
«Известия на народния етнографский музей в София» (София),

487
1921, ч. 1, кн. 1; Зеленин К. Д. Описание рукописей ученого архива
Императорского русского географического общества
(этнографические записки, 1850., Волынская губерния). Спб., 1914,
с. 308.
203
Народы России. Болгары, с. 26.
204
Мошков В. А. Указ. соч., Э.О., 1901, № 1. с. 101.
205
Народы России. Болгары, с. 13.
206
Личный архив автора. Полевые материалы за 1974 г.

488