Малым о великом.

Книга 6

Секрет счастья
Христианские рассказы для детей
Сканированная копия с издания
Христианские рассказы для детей
Издательство «Христианин»
МСЦ ЕХБ
2014
Распространяется безвозмездно,
запрещается коммерческое использование
 Оглавление
Аннотация
Секрет счастья
Нa мельнице Штауффера
Макс - трусишка
Горький корень
Нe зря надеялись
Не такой, как все
Дом железнодорожника
 Аннотация
Дорогой друг! У тебя в руках сборник рассказов
«Секрет счастья». Это шестая книга из серии «Малым
о великом». В этих книгах рассказывается о том, как
великий Бог любит взрослых и детей и как Он
проявляет к ним Свою любовь. Счастлив тот, кто в
раннем детстве научится видеть и понимать Божью
любовь!
Рассказы, напечатанные в этой книге, переведены
с немецкого языка. Они были написаны очень давно,
однако всё, что происходило с героями этих рассказов,
ещё и сегодня поучительно для мальчиков и девочек.
Прочитав эту книгу, ты узнаешь, почему Макса
перестали дразнить трусишкой и как Люсси удалось
победить свою зависть. Конечно, тебя не оставит
равнодушным история Джорли, который старался
прославлять Бога даже тогда, когда ему было очень
трудно, и Бог чудно благословил этого мальчика. Тебя
удивит поступок Георга, и хорошо, если ты
почувствуешь желание так же жертвенно помогать
людям в их трудностях. Возможно, в ком-то из ребят, о
которых говорится в этих рассказах, ты узнаешь себя
и чему-то научишься от них.
Издатели этой книги очень хотят, чтобы многие
мальчики и девочки поняли, что делает нас
счастливыми, и чтобы этим добром была наполнена
жизнь каждого из них.
 Секрет счастья
— Мама, посмотри, как красиво пробивается
сквозь туман солнце! А вон уже и пруд виден, и старая
мельница...
Госпожа Хилкен с пятнадцатилетним сыном
Георгом поднялись на насыпь у старой крепости
города Бремена. Отсюда взору открывались
живописные места. Всё вокруг дышало свежестью.
Приглушённый шум просыпающегося города
вторгался в приятную безмятежность утренней
тишины.
— Мама, мне кажется, этот год будет для меня
особенным, счастливым... — снова заговорил Георг и
взял мать под руку.
— Почему ты так думаешь? — улыбнулась
госпожа Хилкен и с любовью посмотрела на сына.
— Прошло ровно пятнадцать лет с тех пор, как я
родился, и сегодня так прекрасно светит солнце! Это
предвещает счастье!
— А что ты имеешь в виду под словом «счастье»?
— Счастье? Не знаю... — смутился Георг, но,
подумав, добавил: — Если я освою хорошую
профессию, устроюсь на хорошую работу, достигну
хорошего положения в обществе, как твой дядя, тогда
мы с тобой будем счастливыми! Правда?
— Смелые у тебя желания, сынок, — вздохнула
госпожа Хилкен. — Ты же знаешь, что дядя Бернгард
исчисляет своё состояние сотнями тысяч марок1.
Георг слегка покраснел:

1 Марка — денежная единица в Германии до 2002 года.

 — Ну, может, это и слишком много... Наверное,
чтобы быть богатым, достаточно иметь хотя бы один
счёт в банке на приличную сумму.
— Ты на самом деле считаешь, что счастье — в
богатстве? — удивилась госпожа Хилкен. — Ах, Георг,
это самое большое заблуждение, и оно приносит с
собой столько вражды и недовольства! Не деньги
делают человека счастливым, поверь мне! Разве мы с
тобой богаты?
Георг улыбнулся и покачал головой. Он знал, что
его матери, вдове доктора Хилкена, приходится много
работать и постоянно на всём экономить.
— А теперь скажи мне, мы с тобой счастливые?
Георг кивнул и радостно посмотрел на мать.
— И ты знаешь, почему мы счастливые, —
продолжала госпожа Хилкен. — Во-первых, Бог — наш
Отец; во-вторых, Иисус Христос — наш Господь и
Пастырь; в-третьих, мы любим друг друга, и ты
радуешь меня, а я — тебя.
Она немного помолчала, потом взяла Георга под
руку и продолжила:
— Видишь ли, сынок, человек может быть
счастливым только тогда, когда делает счастливыми
других — в этом-то и секрет настоящего счастья!
Таков замысел нашего Творца. И тогда совсем не
имеет значения, сколько у тебя денег — сотни, тысячи
марок или же совсем немного...
Георг задумался. Госпожа Хилкен чувствовала,
что он сомневается в этом и думает, что деньги всё же
имеют большое значение в жизни.
— Нет, Георг, — угадывая его мысли, серьёзно
сказала госпожа Хилкен, — счастье вовсе не в
богатстве. Да сохранит тебя Господь от этой пагубной
сети! А сейчас нам пора домой. Может быть, в другой
день у нас будет больше времени для утренней
прогулки, но сегодня у меня много работы. Я хочу к
обеду испечь праздничный пирог.
Георг одобрительно кивнул, и они отправились в
обратный путь.
— Мама, ты не считаешь, что господин Петерсен
очень счастливый человек? — Георг вернулся к
волнующей его теме.
— Счастливый, но только не из-за богатства, —
убеждённо сказала госпожа Хилкен. — Деньги
доставляют ему лишь некоторую радость. Правда,
этот старик немного странный, и бывает сложно
понять его, но я верю, что он ищет добра людям.
— Тогда почему он всегда выглядит таким
суровым или сердитым?
Госпожа Хилкен улыбнулась:
— Дядя Бернгард хочет, чтобы его немножко
боялись, поэтому он так пренебрежительно кривится.
Похоже, он решил, что только это сможет удержать от
него на расстоянии назойливых попрошаек. Они ведь
прекрасно знают, что он при всём своём богатстве
живёт один: у него нет ни жены, ни детей, вот и хотят
сесть ему на шею. Но в его глазах можно заметить
искру доброты и участия...
Непринуждённо беседуя, мать с сыном подошли к
своему дому.
— Чем ты думаешь заниматься до обеда? —
спросила госпожа Хилкен.
— Пойду на Везер, покатаюсь немного на
лодке, — ответил Георг.
Мать одобрила его желание и, помахав рукой на
прощанье, зашла в дом. Она уже почти закрыла за
собой дверь, как в неё вдруг протиснулся Георг.
Крепко обняв мать, он воскликнул:
— О мама, как я рад!
— Чему же, сынок?
— Сам не знаю, но я так рад! — повторил он и
выбежал на улицу.
Госпожа Хилкен добродушно улыбнулась, глядя
ему вслед.
Георг стремительно шагал по бордюру тротуара и
что-то насвистывал, пытаясь удержать равновесие.
Вдруг он услышал знакомый голос:
— Ну что, Жорж, похоже, у тебя сегодня отличное
настроение!
Георг обернулся и увидел своего родственника,
Бернгарда Петерсена, который тоже шёл на лодочную
пристань. Бернгард был не по возрасту высоким и
выглядел взрослым парнем, несмотря на то что был
старше Георга всего на один год.
— Да, настроение у меня сегодня просто
замечательное! — сказал Георг. — А ты тоже хочешь
покататься на байдарке?
— Пожалуй да, если только ты возьмёшь греблю
на себя. Я сегодня не в форме, только что проснулся.
Вчера опять поздно лёг...
— Хорошо, покатаемся на одной лодке, заодно
сэкономим. Только давай пошустрей, у меня не так
много времени!
Георг быстро зашагал вперёд, и Бернгарду тоже
пришлось прибавить шагу.
На оживлённой рыночной площади мальчики
увидели пожилого господина с тросточкой, который
шёл им навстречу.
 — Дядя Бернгард!.. — процедил сквозь зубы
молодой Петерсен и, толкнув Георга в бок, сделал
вид, что рассматривает выставленные на продажу
фрукты. — Именно он и именно сейчас! Уверяю тебя,
что он нас выследил! Сейчас он спросит меня об
оценках и почему я остался на второй год...
К счастью, с пожилым господином заговорил
какой- то мужчина.
— Вообще-то, дядя Бернгард мне нравится, —
тихо сказал Георг.

— И что с того? Он же тебе не родной дядя! —

усмехнулся Бернгард. — Он всего лишь двоюродный
брат твоей бабушки, а моему дедушке он — родной
брат, поэтому у меня такая же фамилия, как и у него.
И ещё... я тебе скажу, только ты держи язык за зубами!
Мама сказала мне, что все его корабли, дома и все его
деньги получу я. Я — его наследник!
 Бернгард гордо вскинул голову и слегка толкнул
Георга локтем.
— В таком случае мне незачем напрягаться в
учёбе. Главное — иметь деньги, дружок! Деньги
правят миром — так было всегда! Всё остальное
ничего не значит!..
— Ты действительно так думаешь? —
послышался вдруг приятный мужской голос.
Георг и Бернгард испуганно оглянулись. За ними,
важно опираясь на свою трость, стоял господин
Петерсен. Ни один, ни другой не слышали, как он
подошёл. Мальчики мигом сорвали с головы фуражки
и густо покраснели. Без сомнения, дядя Бернгард
слышал их разговор!
«Ужасно!» — подумал молодой Бернгард, но
вслух весело сказал:
— Мы тут о школе разговаривали, дядя...
Георг смущённо стоял рядом и виновато смотрел
на господина Петерсена, лицо которого скривилось в
недоброй усмешке.
— Так-так... Значит, о школе... — язвительно
произнёс он, ковырнув тростью землю. — Почему же
тогда молодые господа не на школьной скамье?
— У нас же каникулы! — оживились мальчики.
Георг повеселел.
— Ах да! Летние каникулы! И вас, конечно же, с
блеском и почётом перевели в следующий класс. Не
так ли? — спросил господин Петерсен, когда они
втроём медленно пошли по рыночной площади.
Мальчики молчали.
— Не слышу, — проговорил господин Петерсен.
Бернгард недовольно выдвинул нижнюю губу,
подумав: «Что? Во всеуслышание заявить, что я
остался на второй год?! Нет, это просто ужасно!
Дядюшка же и так всё прекрасно знает!»
Он недовольно хмыкнул и совсем спокойно
произнёс: — Учителя оценили мои знания
удовлетворительно.
— Ох и странные же они, твои учителя! — стал
подтрунивать над племянником господин Петерсен. —
Даже твой внушительный рост не мог повлиять на их
решение?
«Сегодня он ведёт себя просто отвратительно! —
подумал Бернгард и нервно сжал кулаки. — К тому же
здесь Георг, этот пай-мальчик! Ужасно!»
— Мне просто не повезло, — раздражённо
выпалил он. — Готов поспорить, что работы по
латинскому у Георга были не лучше моих, ведь
такой...
«Паинька» — едва не вырвалось у Бернгарда, но
он сдержался и с презрением посмотрел на своего
брата.
От язвительного намёка глаза Георга сверкнули
гневом, но он заставил себя промолчать. Всё это не
ускользнуло от цепкого взгляда господина Петерсена.
— Да, Бернгард, в мире много
несправедливости, — кивнул старик. — Но это не
имеет никакого значения, если есть... Надеюсь, ты
меня понял, — многозначительно подмигнул он.
Теперь мальчики не сомневались в том, что
господин Петерсен слышал, о чём говорил Бернгард.
Но уже ничего нельзя было вернуть. Бернгард
раздражённо уставился в землю.
— Значит, у вас каникулы? — вдруг спросил
господин Петерсен. — А что, если я приглашу
молодых господ сегодня на обед?
 — Мы с удовольствием придём! — оживился
Бернгард.
Георг от проницательного взгляда господина
Петерсена покраснел и, опустив голову, пробормотал:
— Я бы тоже с удовольствием пришёл, но только
в другой день. Сегодня у меня день рождения. Мама
готовит праздничный обед и ждёт меня...
Когда Георг осмелился поднять голову и взглянуть
на господина Петерсена, он увидел в его глазах ту
светлую искорку, о которой сегодня утром говорила
ему мать. В глазах Георга появился такой же ответный
огонёк, и теперь господин Петерсен мог прочитать в
его открытом, доверчивом взгляде: «Я люблю тебя,
дядя!»
— У тебя день рождения? Конечно, вы с мамой
должны его отпраздновать, — мягко сказал господин
Петерсен и, благосклонно глядя на Георга, положил
руку ему на плечо. — Я верю, что ты станешь таким
же, как твой отец, и это будет радовать маму.
Старик задумчиво смотрел то на одного, то на
другого мальчика. Затем он словно очнулся от своих
мыслей и продолжил:
— Значит, день рождения? Отличный праздник!
Тебе исполнилось пятнадцать?
Господин Петерсен достал бумажник и стал там
что-то искать.
— Пятнадцать штук по двадцать... Всё верно! —
прошептал он и протянул Георгу небольшой
конверт. — Держи, дружок! Не обижайся, что вручаю
тебе подарок прямо посреди улицы. Это лично тебе!
Можешь позволить себе какое-нибудь удовольствие.
Отчитываться ни перед кем не надо, и передо мной
тоже. Почувствуй себя взрослым!
 В глазах Бернгарда вспыхнула неприкрытая
зависть. Георг ещё не успел сообразить, что
произошло, а Бернгард сразу понял, что в конверте
лежит хорошенькая сумма денег. Господин Петерсен
заметил завистливый взгляд своего внучатого
племянника, и его лицо побагровело от гнева, но он
взял себя в руки.
«И это Петерсен...» — с горечью должен был
признать он.
Георг хотел поблагодарить дядю за подарок, но
тот не дал ему ничего сказать:
— Завтра я жду вас обоих к обеду. Если хотите,
можете прийти и раньше.
Он подмигнул им на прощание и повернул в
ближайший переулок. Пройдя несколько шагов, он
оглянулся и крикнул:
— Бернгард, ты можешь ещё немного пройтись со
мной! А ты, Георг, ступай к матери. Передай ей
привет!
Георг поспешил домой. Тяжело дыша от быстрого
бега, он заглянул на кухню.
— Мама, посмотри, что у меня есть!
— Минуточку, Георг, я как раз должна достать
пирог из духовки. — Госпожа Хилкен поставила
противень на стол и повернулась к сыну: — Ну, что у
тебя там? Почему ты такой взволнованный?
— Смотри, это от дяди Бернгарда, подарок на
день рождения! — выдохнул Георг. — Он же мне на
Рождество дарил двадцать марок, и вот снова...
Прежде чем госпожа Хилкен поняла, о чём
говорит Георг, она вынула из конверта деньги и
обомлела: пятнадцать купюр по двадцать марок!
 — Триста марок! И дядя подарил их тебе?! —
Мать вопросительно посмотрела на сына, который
тоже растерялся при виде такой суммы.
— Да, мама. Он хочет, чтобы я все эти деньги
потратил на себя, на какие-нибудь развлечения.
«Неужели дядя Бернгард действительно так
сказал? — задумалась госпожа Хилкен. — Может
быть, Георг не понял его?»
 Георгу пришлось пересказать весь разговор,
который состоялся между ними, и только тогда она
что-то поняла. Похоже, дядя сделал Георгу такой
подарок, чтобы вознаградить его за хорошее
окончание учебного года и в то же время пристыдить и
проучить ленивого Бернгарда.
— Да, теперь я не сомневаюсь, что эти деньги —
твои. Быстро исполнилось твоё утреннее желание: ты
теперь богатый и счастливый, — госпожа Хилкен
изучающе смотрела сыну в глаза.
Он рассмеялся:
— Странно, мама, но я почему-то не особо
радуюсь этим деньгам. Те пять марок, которые ты
положила мне сегодня утром в запечённые яблоки,
доставили мне намного больше удовольствия.
Правда, теперь я могу купить себе очень много...
Только Бернгард снова будет злиться. Он и на
Рождество мне завидовал.
Бернгард Петерсен... Как раз о нём сейчас думала
госпожа Хилкен.
Он рос в нехорошей атмосфере. В их семье
ценилось только то, что можно было купить за деньги,
и только тот считался богатым, кто занимал высокое
положение в этом мире. Поэтому Бернгард с детства
стал зависим от денег. Было невыносимо слышать его
бесконечные разговоры о деньгах и видеть, с каким
пренебрежением он относится к сверстникам,
родители которых менее обеспечены, чем его.
Бернгард знал, что его отец, умерший несколько лет
назад, оставил им с матерью большое состояние. Из-
за такой привязанности Бернгарда к деньгам многие
сверстники его не любили.
 Госпожа Хилкен очень боялась, что Бернгард
может плохо повлиять на её сына. Мальчики
встречались каждый день, и Георг видел, как Бернгард
спускает карманные деньги на легкомысленные
развлечения. Он и теперь не упустит возможности
дать Георгу совет, как растратить подаренные
средства. Дядя тоже поступил неразумно. Он должен
был подумать, какой опасности подвергает
неопытного подростка, вручая ему такую большую
сумму, да ещё с пожеланием использовать деньги в
своё удовольствие!
Велосипед, небольшая лодка, палатка с полным
оснащением... — что только не мелькало в голове
Георга. Желания оживали одно за другим, и трёхсот
марок было явно недостаточно, чтобы все их
удовлетворить.
Бернгард сгорал от любопытства, поэтому сразу
после обеда примчался к Георгу. Он стал уговаривать
его использовать последнюю неделю каникул для
совместной поездки в Гамбург и Бременсхафен.
Госпожа Хилкен с тревогой слушала, как он заманчиво
описывал отдых в большом городе. «Главное, чтобы в
кармане шуршало, — тогда всё возможно!» — это
было одно из любимых выражений Бернгарда. Он и в
этот раз не забыл его произнести.
Конечно, госпожа Хилкен могла помешать
мальчикам осуществить их планы. Она знала, что
Георг никуда не поедет без её согласия. Но она также
понимала, что в таком случае в сердце сына может
остаться неприятный осадок, несмотря на то что они
всегда очень хорошо понимали друг друга. И надо же
было случиться этому именно сегодня! Неразумный
подарок дяди омрачил такой солнечный день...
 Тревожные мысли о сыне не покидали госпожу
Хилкен и после праздничного обеда. Она ушла в свою
комнату и, преклонив перед Богом колени, поведала
Ему свои тревоги:
— Дорогой Господь, прошу Тебя, сохрани моего
сына от любви к деньгам! Укажи ему, как правильно
распорядиться подарком дяди! Дай ему понять, в чём
заключается секрет настоящего счастья!..
А Георг даже не подозревал о маминых
переживаниях и до самого вечера был в приподнятом
настроении.
— Мама, сегодня был чудесный день, правда? —
спросил он, сияя от радости.
Госпожа Хилкен спокойно посмотрела на сына:
— Ты говоришь так потому, что он сделал тебя
богатым?
Немного подумав, Георг ответил:
— Нет, мама, не поэтому! Вы все были так добры
ко мне! Хотя, честно сказать, доброе расположение
дяди обрадовало меня сегодня больше всего. Завтра
я с удовольствием пойду к нему в гости... Мама, о чём
ты думаешь? У тебя такой беспокойный вид!..
— Я умоляю Господа о том, чтобы Он хранил
тебя, — серьёзно сказала она.
Георг смотрел на мать удивлённо. Он не мог
понять, почему она говорит об этом именно сейчас.
Нет, госпожа Хилкен совсем не хотела омрачать
радость сына, но она была обязана предостеречь его
от легкомысленной траты денег.
— Ты должен спрятать свой подарок в надёжном
месте, — строго и даже немного резко сказала
госпожа Хилкен, глядя на разложенные на столе
купюры.
 — Ах, мама, лучше возьми их ты на хранение! Я
всё равно не знаю, что с ними делать, — вздохнул
Георг, складывая деньги в конверт.
— Нет, на этот раз это — твоя задача, — коротко
ответила госпожа Хилкен. — А впрочем, я покажу тебе
хорошее место, куда можно их положить.
Она подошла к письменному столу и достала из
выдвижного ящика книгу в кожаном переплёте.
— Смотри, Георг, — мать нежно провела рукой по
обложке, — сюда папа записывал все наши расходы.
Теперь эта книга должна стать твоей. У тебя уже есть
приличная сумма, и этим деньгам надо вести учёт. Тут
есть карман. В нём папа хранил свои деньги. Теперь
ты можешь хранить здесь свои.
Георг решил так и сделать.
Госпожа Хилкен медленно перелистывала одну
страницу за другой, и они молча всматривались в
выцветшие от времени ряды цифр. Георг волновался.
Он смутно помнил отца, но слышал о нём много
доброго. Отец был врачом. Друзья и коллеги высоко
ценили его за человеколюбие и самоотверженность.
Воспоминания об отце были очень дороги Георгу.
Госпожа Хилкен стала задумчиво листать книгу в
обратном направлении, пока не дошла до начала.
Открыв первую страницу, она указала сыну на
библейский текст, написанный рукой отца:
«Доброхотно дающего любит Бог!»
— Этот текст был мерилом и правилом всей его
жизни, — с теплотой в голосе сказала мать. — Он
охранял твоего отца от себялюбия, открывал ему
глаза на проблемы ближних и развязывал руки для
участия в их нуждах. Этот текст открыл ему секрет
счастья. Помнишь, мы говорили, что счастлив лишь
тот, кто делает счастливыми других? Будешь ли ты
похожим на отца?
Госпожа Хилкен с тревогой посмотрела Георгу в
глаза. Он не проронил ни слова. Потрясённый до
глубины души, он молча положил голову на плечо
матери.
На следующий день Георг, казалось, совершенно
забыл о том, что он теперь, так сказать, богатый
человек. С раннего утра он весело пел или что-то
насвистывал, с нетерпением ожидая того времени,
когда можно будет пойти к дяде Бернгарду.
Мальчики встретились в назначенном месте и
сели в трамвай. Прибыв на виллу господина
Петерсена, они узнали, что он до обеда будет занят.
Он извинился за то, что не может уделить мальчикам
время, и предложил им заняться чем-нибудь
полезным.
Георг и Бернгард решили покататься на лодке и к
обеду вернуться.
— Отличное начало! — ликовал Бернгард,
спускаясь по тропинке.
Берега реки Везер утопали в зелени. Георг
наслаждался красотой, а его брат самодовольно
сказал:
— Представь себе, что всё это будет моё! Я,
конечно, здесь кое-что переделаю... Всё станет ещё
грандиозней!
— Ты так уверенно говоришь, будто дядя
Бернгард и вправду подарит тебе всё это, — Георга
уже начало раздражать хвастовство Бернгарда.
— Это же и так ясно! Я его единственный
внучатый племянник и ношу его фамилию! Это имение
уже не одно поколение передаётся наследникам с
фамилией Петерсен! Мне мама об этом рассказывала,
и в будущем она хочет жить только здесь, у меня. К
тому же...
— Хватит тебе! — прервал его Георг. — Давай
прокатимся на лодке! Можно даже прикрепить паруса,
ветер — что надо!
— Ты наверняка завидуешь мне, представляя
себе моё будущее, да? — язвительно бросил
Бернгард.
Георг ничего не ответил. Он притянул лодку к
себе и прыгнул в неё.
— Эй! — махнул он фуражкой. — Теперь я
капитан «Либеллы», а ты — мой достопочтенный
пассажир, миллионер Бернгард Петерсен!
Георг низко поклонился Бернгарду, который важно
вошёл в лодку и сразу же улёгся в ней, пояснив, что
ему нужно поспать.
«Либелла» с надутыми парусами заскользила по
речной глади. Георг налёг на вёсла, его щёки пылали
огнём. Он замер от удовольствия, ощущая, как легко
скользит лодка по сверкающей серебристой зыби.
Чувство восторга переполнило грудь Георга, и он
звонко запел.
В какое-то мгновение Георг прервал пение,
вспомнив мать. В такие счастливые моменты ему
обычно не хватало её. Радость смешалась с тоской.
Но он замолк совсем на короткое время и снова запел
веселее и звонче прежнего. Вечером он снова будет
дома, рядом с матерью, и расскажет ей обо всём — и
что видел, и чем наслаждался! Эта мысль обрадовала
Георга.
Примерно через час Бернгард проснулся. Лениво
потягиваясь, он растерянно осмотрелся.
 — Где мы? Слушай, мне становится скучно.
Поворачивай обратно!.. — пробормотал он, зевая.
Но Георг сделал вид, что не слышит. Он
напряжённо смотрел на противоположный берег.
— Что ты там высматриваешь? Уставился на эту
запущенную плотину! Понравилась, что ли? Мешаешь
овцам жевать! Видишь, как они вытянули головы в
нашу сторону!
— Я хочу узнать, что делает вон тот мальчик!
Смотри, он сидит на корточках у самой плотины и
держит овечку. Кажется, он плачет. Может, что-то
случилось с овечкой?
— Но ты же из-за этого не поплывёшь...
Не обращая внимания на возражения Бернгарда,
Георг причалил к берегу. Он выпрыгнул из лодки,
привязал снасти к деревянному колышку и пошёл к
мальчику, которому на вид было лет десять. Он
держал в своих объятиях овечку и, уткнувшись лицом
в её кудрявую шерсть, горько плакал. Казалось, он
даже не услышал, как к берегу причалила лодка.
— Мальчик, что случилось? — участливо спросил
Георг. — Твоя овечка заболела?
Всхлипывание прекратилось. Мальчик удивлённо
поднял на Георга большие голубые глаза. И лишь
когда тот повторил свой вопрос, мальчик жалобно
проговорил:
— Они хотят забрать мою овечку!
— Кто? — Георг погладил животное, которое с
любопытством крутило головой.
— Те люди, которые приходили к нам, — грустно
произнёс мальчик. — Мы не можем заплатить им
долги...
Георг наконец начал понимать, в чём дело.
 — Так-так... Значит, вам нужно продать овечку, но
ты очень хочешь, чтобы она осталась с тобой?
Мальчик кивнул.
— Ты знаешь, сколько может стоить такая
овечка? — спросил Георг Бернгарда.
Тот злился, что они приплыли сюда непонятно
зачем, поэтому недовольно буркнул:
— Я что, торгую овцами?
Георг задумался. Вряд ли эта маленькая овечка
будет стоить дорого. Он вспомнил о своих
сбережениях: за последнюю неделю у него собралось
десять марок. Мама, конечно, не будет против, если
он пожертвует их для этого мальчика.
 — Как тебя зовут? — спросил он беднягу.
— Мартин Шулькен.
— Значит так, Мартин. Я сейчас куплю у тебя эту
овечку и сразу же подарю её тебе. Ты согласен?
Мартин печально покачал головой.
— Большую овцу, маму этой овечки, тоже хотят
продать...
«Это, конечно, печально. Десяти марок уже не
хватит», — подумал Георг и после короткой паузы
спросил:
— Ты точно знаешь, что её хотят продать?
— Да. И сарай, и пастбище, и огород, и наш дом...
Мартин так старательно перечислял своё
имущество, что Бернгард расхохотался.
Георг оставался серьёзным.
— Ваш дом и всё ваше хозяйство должны
распродать? — уточнил он. — Значит, у тебя нет
отца?
— Нет, только мама. И она болеет.
— Где же вы будете жить, когда останетесь без
дома? — продолжал расспрашивать Георг с
нарастающим сочувствием.
— Маму заберут в дом для бедных, а меня...
отправят прислуживать богатым... И мы больше
никогда не увидимся!.. — Мартин снова разрыдался.
Теперь Георг понял: мальчик плачет не только из-
за овечки. Они с мамой должны всё-всё отдать в
уплату долга.
— Где ты живёшь? — спросил Георг неуверенно,
так как понял, что не сможет помочь этой семье.
— В восьмом квартале! — опять всхлипнул
мальчик и указал на соломенную крышу, которая
выглядывала из-за плотины.
 Георг решил посмотреть этот дом поближе. Он
стремглав взлетел вверх по узкой лестнице у края
плотины. Увидев маленький полуразрушенный дом, он
сразу понял, что речь идёт именно об этом жилище.
Никакой другой дом из тех, что были вокруг, не
выглядел так жалко и убого.
В огороженном дворе Георг увидел большую овцу.
«Мама овечки», — вспомнил он слова Мартина.
Из дома, опираясь на костыли, с трудом вышла
молодая женщина. В ответ на приветствие Георга она
лишь безразлично взглянула на него.
Георг ещё никогда не видел лица, на котором
отражалось бы столько горя и отчаяния. Похоже, это
была мать Мартина. Чтобы она не видела его слёз и
ей не стало ещё тяжелее, он ушёл со своей овечкой
на другую сторону плотины.
Бедная, больная мать! Ей придётся отдать своего
единственного сына незнакомым людям, и она уже
никогда его не увидит... Георг подумал о своей
матери. Как бы она перенесла их внезапную разлуку?
Бедный Мартин... Он будет отчаянно звать маму и
плакать! Но всё будет бесполезно... Как это ужасно: не
иметь права быть рядом с матерью!
Неужели это правда, что их хотят разлучить?
Разве нет возможности избежать разлуки?!
— Этот дом на самом деле хотят продать? —
спросил Георг у женщины.
Вместо ответа она указала ему на лист бумаги,
приклеенный к двери. «Принудительная продажа», —
прочитал Георг. Он был достаточно умён, чтобы
понять, что это означает, — прежний владелец дома
потерял терпение, ему надоело ждать выплаты
долгов. Он выставляет дом на аукцион в воскресенье,
в три часа дня. Это уже завтра! В три часа погаснет
последняя надежда матери и её сына, и настанет час
их разлуки...
Георг стоял в напряжённом раздумье. Неужели
совсем ничего нельзя сделать?
Вдруг до него донёсся сердитый окрик Бернгарда:
— Идёшь ты или нет? Какое тебе дело до них?
Георг посмотрел на часы и ужаснулся: им уже
давно надо было возвращаться! Он быстро перебежал
через плотину и остановился, чтобы ещё раз
посмотреть на бедную женщину. Она стояла в дверях
и смотрела ему вслед. Её взгляд выражал глубокую
безнадёжность.
Женщина окликнула сына. Мартин взял на руки
свою овечку и побежал домой.
Георг отвязал лодку, запрыгнул в неё и рьяно
налёг на вёсла. Устраиваясь поудобнее, Бернгард
продолжал ворчать. Но Георг не обращал на него
внимания.
Выйдя на берег, Бернгард и Георг наперегонки
помчались к дому господина Петерсена. Тяжело
дыша, но всё-таки вовремя, они зашли к нему в
кабинет.
Спрашивать, где находились и что делали, было
не в манерах дяди. Могло сложиться такое
впечатление, что этого странного пожилого человека
вообще ничего не интересовало. Как правило,
господин Петерсен выглядел совершенно
безучастным к тому, что происходило вокруг, но
именно в такие моменты он становился особенно
наблюдательным.
Сегодня от его взгляда тоже ничего не
ускользнуло. Он сразу заметил, что Бернгард в плохом
настроении, а Георг очень взволнован. Похоже, этот
мальчик о чём-то сильно переживал, но всеми силами
старался не подавать виду.
К счастью, Георг не забыл поблагодарить
господина Петерсена за вчерашний подарок, на что
господин Петерсен благосклонно улыбнулся.
— Дядя, сказать тебе, куда Георг чуть было не
потратил свои деньги? — вмешался Бернгард в их
разговор. Он был не в силах скрывать свою зависть и
презрение к Георгу, когда увидел, как дружелюбно
посмотрел на него дядя.
Вчерашние рассуждения Бернгарда не на шутку
рассердили господина Петерсена. Он и без того уже
испытывал неприязнь к своему внучатому племяннику.
Теперь же она переросла в отвращение, хотя он и
старался его подавить.
В ответ на вопрос Бернгарда господин Петерсен
нахмурился:
— Хватит! Я не намерен выслушивать всякие
ябеды!
Этот недвусмысленный выговор привёл
Бернгарда в чувство, так что даже вкусное угощение
показалось ему пересоленным. Георг же, наоборот,
уплетал всё, что стояло на столе, со здоровым
аппетитом пятнадцатилетнего паренька. Правда, из
его головы никак не выходил бедный мальчик и его
больная мать с угрюмым лицом. Задумавшись, Георг
совсем перестал есть и уставился в одну точку. Потом
вдруг резко опомнился — он ведь в гостях у дяди!
Задумчивость Георга не осталась незамеченной
для господина Петерсена. Он несколько раз строго
посмотрел на него. Георг покраснел. Ах, если бы он
мог довериться дяде Бернгарду и попросить его
помочь бедной вдове и её сыну! Но на такое он не мог
решиться. Он знал, что такие просьбы сильно
раздражают дядю. Да и в присутствии Бернгарда
рассказывать о том, что было у плотины, Георгу
совсем не хотелось. У того ведь обязательно найдётся
несколько неприглядных замечаний на этот счёт!
Георг обрадовался, когда время обеда наконец
подошло к концу. Попрощавшись с господином
Петерсеном, мальчики пошли домой.
Господин Петерсен подошёл к окну и долго
смотрел им вслед. На его лице отражалась
озабоченность. Он недовольно покачал головой, когда
увидел, как шагает через сад его длинноногий
племянник Бернгард.
«Не нравится он мне, не нравится! И почему
Петерсен именно он, а не Георг?!» — вздохнул старик.
Георг спешил домой. Ему хотелось рассказать обо
всём матери и поделиться с ней своими
впечатлениями.
На пороге Георга встретила старая кухарка Метта.
— Госпожа Хилкен ушла к своей больной сестре и
не сказала, когда вернётся, — медленно проговорила
Метта.
Георг ничуть не удивился, что не застал матери
дома. Она была, врачом, и ей часто приходилось
навещать свою тяжелобольную сестру. Но сейчас она
была ему так нужна!
— Не переживай, Георг, она скоро вернётся! —
спокойно сказала Метта.
Да, да, она вернётся! А если — нет? Эта мысль
была для него сейчас самой ужасной. Как дети живут
без матерей? Он бы не смог. А Мартин Шулькен... Он
точно не сможет жить без своей мамы! Может, этой
ночью последний раз его мама будет рядом с ним!
Георг не мог освободиться от этой мысли. Перед его
глазами всё ещё стоял мальчик с заплаканным лицом.
— Лучше бы я этого не видел! Как мне всё это
забыть? Им же надо как-то помочь! — сказал Георг
самому себе и, зайдя в свою комнату, стал
молиться: — Иисус! Что мне делать? Прошу Тебя,
помоги и научи меня!..
В эту ночь Георг долго не мог уснуть. Мама всё не
приходила. Она бы не успокоилась, пока не нашла, как
помочь этим людям! Георг ждал мать и думал о
случившемся, пока сон не пересилил его
переживаний...
Первая мысль, которая пришла ему утром в
голову, была о Мартине. Георг вскочил с постели.
Несмотря на спешку, он приводил себя в порядок
дольше обычного и на несколько минут опоздал на
завтрак. На вопросы Метты Георг отвечал рассеянно.
Когда она спросила, что бы он хотел на обед, он
отрешённо промолчал. Метта покачала головой: с
мальчиком что-то не в порядке. Таким странным она
его ещё никогда не видела, поэтому решила
понаблюдать за ним.
Георг торопливо позавтракал и ускользнул в
гостиную. Пожилая женщина невольно последовала за
ним и через щель между дверями подсмотрела, что он
делал. Георг выдвинул ящик письменного стола,
достал старую книгу, что-то взял из неё и положил в
карман. Едва Метта успела отойти от двери, как Георг
стрелой вылетел на улицу. Метта несколько раз
позвала его, желая узнать, куда он помчался, но Георг
не услышал её. Старая кухарка сокрушённо
покачала головой. Она серьёзно забеспокоилась, ведь
в отсутствие госпожи Хилкен за мальчика отвечает
она. Куда же он побежал?
А Георга, словно магнитом, тянуло к господину
Петерсену.
«Я должен помочь Мартину!» — с этой мыслью он
выбежал из дома и сел в трамвай.

Георг не хотел просить денег у господина

Петерсена, нет, он только хотел спросить, можно ли
отдать подаренные ему триста марок матери того
мальчика. Господин Петерсен наверняка знал, хватит
ли этой суммы, чтобы помочь бедным людям.
Как медленно едет трамвай! Георг ежеминутно
посматривал на часы. Вдруг он увидел в окно машину
господина Петерсена, которая проехала в
противоположном направлении. Значит, он не
застанет его дома! Что же теперь делать? Ехать
обратно? Нет! Ведь он принял твёрдое решение!
 — Ты к старику? — услышал Георг знакомый
голос и поднял голову: перед ним стоял Бернгард. —
Как жалко, что позавчера он слышал нашу болтовню!
Хотел обговорить с ним это дело, но он и слушать не
хочет — просто великолепно, правда? Лучше не
придумаешь!
Георг совершенно не вникал в то, что тараторил
Бернгард. Он был раздосадован тем, что встретился с
ним именно сейчас, когда ему хотелось побыть
одному и всё хорошо обдумать.
Георг вышел из трамвая и поспешил к вилле
господина Петерсена. Бернгард следовал за ним по
пятам.
— Скажи, если не секрет, куда ты так
торопишься? — с ухмылкой спросил Бернгард и
вместе с Георгом сел в лодку господина Петерсена.
— На плотину, — коротко ответил Георг.
— К этому плаксе? Будешь покупать у него
овечку?
— Ты хочешь плыть со мной? Тогда греби! —
резко ответил Георг и протянул Бернгарду весло. —
Только поживее, я тороплюсь!
Бернгард ошарашенно посмотрел на брата. Георг
впервые разговаривал с ним в таком тоне. Похоже,
сегодня должно произойти что-то важное.
Георг время от времени поглядывал на часы.
Наконец- то приплыли! Выпрыгнув из лодки, он бросил
Бернгарду через плечо:
— Подожди здесь, пока я вернусь! — И побежал к
дому Мартина.
Бернгард, еле живой от напряжённой гребли,
сердито посмотрел Георгу вслед.
 Госпожа Хилкен вернулась домой радостная:
сестре стало немного лучше.
— Где Георг? — спросила она Метту, когда он не
откликнулся на её зов.
— Не знаю, — дрожащим голосом ответила
женщина. — Он куда-то убежал и даже на обед не
пришёл. Он как-то странно вёл себя...
Госпожа Хилкен озадачилась: был ли повод для
беспокойства, которое вдруг появилось у неё в
сердце? Она торопливо вошла в гостиную. Первое,
что бросилось ей в глаза, — приоткрытый ящик
письменного стола. Рука госпожи Хилкен невольно
потянулась к книге. Денег на месте не оказалось...
— Да, — подошла к ней Метта, — я
подсматривала за мальчиком и видела, как он что-то
взял отсюда и убежал.
Госпожа Хилкен побледнела. У неё в голове
пронеслась страшная мысль. Нет, этого не может
быть! Георг не мог поступить так легкомысленно и
безответственно — внезапно уехать в Гамбург. Но
куда он ушёл? Что он решил сделать с деньгами? И
почему он был так возбуждён? Куда он спешил?
Она попыталась успокоиться.
— Он, наверное, у Бернгарда. Я пойду поищу
его, — сдержанно произнесла она и вышла из дома.
У Бернгарда! Могло ли это её успокоить? Госпожа
Хилкен торопливо шла по улице. А вот и их дом. Но
Георга здесь не оказалось... Бернгард тоже ушёл куда-
то ещё утром, и больше его не видели. Впрочем, это в
их семье случалось довольно часто.
— Наверное, где-то развлекаются, — спокойно
ответила мать Бернгарда. — Думаю, скоро вернутся.
 «Развлекаются...» — госпожа Хилкен уже не могла
переносить этого слова! Сегодня оно причинило ей
ещё большую боль.
Женщина поспешила домой. С каждой минутой
тревога за сына нарастала: у него в руках было много
денег, и он мог распоряжаться ими по своему
усмотрению. От мысли, что рядом с ним был этот
невоздержанный Бернгард, госпожа Хилкен и вовсе
поникла. Оставалась только одна надежда — что
Георг поехал к дяде. Возможно, они о чём-то
договорились на сегодня. Но тогда оставалась
непонятной его рассеянность, о которой говорила
Метта.
Госпожа Хилкен решила поехать к дяде и всё
узнать. По дороге на виллу у неё было время, чтобы
собраться с мыслями.
— Он в садовом домике, — ответил ей слуга,
когда она спросила, где находится господин Петерсен.
Без всяких расспросов он провёл её в сад.
— Георг здесь? — вырвалось у госпожи Хилкен.
Вопрос прозвучал, как крик отчаяния.
Господин Петерсен оторвал свой взгляд от
бухгалтерских отчётов и сказал:
— Не видел его ни одним глазом, дорогая
племянница! А что стряслось?
— Он ушёл! — простонала она и упала на стул. —
Вместе с деньгами. И Бернгард с ним! О, дядя, зачем
вы дали ему столько денег?! Где он теперь может
быть?!
Госпожа Хилкен залилась слезами.
Господин Петерсен беспокойно ходил по комнате,
пока племянница подробно рассказывала ему о
внезапном исчезновении сына. Когда она закончила,
он подошёл к ней и по-отцовски положил руку на её
плечо.
— Успокойтесь, госпожа Хилкен! Как увязать одно
с другим, я, конечно, не знаю, но этот парень не
погонится слепо за каким-нибудь приключением. У
него есть голова на плечах. Одно досадно, — с лёгким
негодованием продолжил он, — мне надо было
раньше к нему присмотреться, вместо того чтобы
наблюдать только за одним! Перестаньте плакать...
В дверь кто-то тяжело постучал. В следующую
секунду в комнату несмело вошёл разгорячённый и
запыхавшийся мужчина.
—Я попал к судовладельцу Бернгарду
Петерсену? — спросил он, медленно снимая шляпу.
— Да. Что вы хотели? — неприветливо встретил
посетителя господин Петерсен и сел в кресло.
— Не гневайтесь, что я причалил прямо к вашему
саду. Я пришёл по делу вдовы Шулькен. Мы сегодня
планировали распродавать её имущество, она уже
сильно задолжала.
— Меня это совершенно не касается! — перебил
говорящего господин Петерсен.
— Да. Но перед началом торгов мы увидели
мальчика, который бежал к нам через плотину, и
он... — Мужчина вынул из кармана носовой платок и
стал тщательно вытирать пот с лица.
— Дальше! Говорите, что было дальше! —
нетерпеливо потребовал господин Петерсен.
— Он... — казалось, мужчине не хватает воздуха,
чтобы говорить. — Он сказал: «Вот деньги. Не знаю,
хватит их или нет, но, если можно, не продавайте дом,
чтобы мама с сыном остались вместе».
 — Замечательно! — воскликнул господин
Петерсен, радостно сверкнув глазами. — Повторите,
пожалуйста, что вы сказали. Слушайте, моя дорогая
племянница!
Мужчина ещё раз поведал свой рассказ.
— Замечательный парень этот Георг! — произнёс
господин Петерсен, обращаясь к госпоже Хилкен,
которая всё ещё не могла ничего понять. — Ну а
теперь дальше, что было дальше?
— Да, когда мы посчитали деньги, их оказалось
ровно столько, сколько задолжала вдова — триста
марок!
— Да-да! — воскликнул господин Петерсен. — Это
был Георг! Поверьте мне, дорогая племянница, этот
парень...
Он встал и быстро подошёл к окну.
 — Дальше, дальше! — повелел он. — Слушайте
дальше, госпожа Хилкен!
— Потом прибежал ещё один парень, такой
длинноногий... — Мужчина немного замялся. —
Распоясанный мальчишка...
— Да-да, правильно, распоясанный! —
раздражённо повторил старик и скривил рот.
— Он своими длинными пальцами скользнул по
деньгам, как будто хотел забрать их, и сердито сказал
первому: «Думай, что делаешь! Я расскажу про это
дяде! Такие денежки отдать ни за что! Какое тебе дело
до этих людей? Пусть сами думают о своих
проблемах!»
— Гм, гм... — сердился старик у окна.
— Но этот другой хорошо защищался, —
продолжал посетитель. — «Эти деньги — мои! Дядя
Бернгард подарил их мне, и я могу делать с ними что
хочу!» И теперь я пришёл к вам вот почему. Как
участковый, я отвечаю за всё в нашей местности.
Поэтому я спросил у мальчика фамилию его дяди и
пришёл сюда. Я подумал, что ваш племянник ещё, так
сказать, совсем ребёнок и мне всё же лучше поставить
вас в известность, чтобы потом не было
неприятностей...
— Всё правильно! Рассказывайте дальше! Вы
слушаете, моя дорогая племянница?
Госпожа Хилкен кивнула. Она не могла вымолвить
ни слова.
— Мы зашли в дом, где горько плакала госпожа
Шулькен, и объяснили ей, что произошло. Знаете, она
будто забыла, что ходит на костылях! Она рванулась к
мальчику, но не смогла встать и лишь протянула руки,
изливая поток благодарности. А её сын от радости
стал кружиться со своей овечкой вокруг дома.
Мужчина закончил своё повествование, глубоко
вздохнув.
— Можете идти, господин полицейский, — сказал
господин Петерсен через плечо. — И запомните, что
женщина должна остаться жить в своём доме,
слышите? Завтра я приду и своими глазами посмотрю
на всё, что там произошло. Спасибо вам. Всего
доброго!
— До свидания! Уж извините за беспокойство... —
мужчина неслышно выскользнул за дверь.
— Ну, что вы на это скажете, моя дорогая
племянница? — господин Петерсен с восторгом
посмотрел на госпожу Хилкен. — Вот это парень! Он
знает, для чего Бог даёт нам деньги! Но тот, другой...
Распоясанный мальчишка! «Сначала — я, потом
опять — я, и всегда — только я!» — вот его мысли!
Он подошёл к племяннице и, заглянув ей в глаза,
участливо сказал:
— Поговорим об этом в другой раз. А сейчас вам
надо идти домой! Думаю, ваш сын уже там.
Да, ей хотелось домой — там её ждёт Георг!
Господин Петерсен вернулся к столу, взялся за
перо и склонился над отчётами, но никак не мог
сосредоточиться.
— Вот эгоист! «Такие денежки отдать ни за
что!» — повторил он и гневно рассмеялся. — Ни за
что! Ты жаждешь только развлечений и лёгкой жизни,
Бернгард! Но подожди! Для этого мне слишком жалко
моих денег, и как я отчитаюсь за них перед Богом? Он
не для того посылает людям деньги, чтобы они
ублажали себя. Нет, не для того!
 Господин Петерсен что-то отметил в своих
записях и вздохнул:
— Жаль, ужасно жаль, что у Георга фамилия не
Петерсен! Но разве имя значит больше, чем сам
человек?..
Между тем госпожа Хилкен вернулась домой.
— Он в своей комнате, — поспешила сообщить ей
Метта. — Но он какой-то сам не свой!
Как только госпожа Хилкен открыла дверь, ей
навстречу шагнул Георг.
— Мама, пожалуйста, не сердись на меня! Я
просто не мог это так оставить, а тебя рядом не было.
Дядя Бернгард мне разрешил, и я... я... — от волнения
он стал запинаться.
— Ты купил себе велосипед? Или лодку и палатку
со всякой всячиной? — широко улыбаясь, спросила
госпожа Хилкен.
— Нет-нет! Совсем другое, мама!
Георг стал рассказывать всё с самого начала. Он
так волновался, что говорил очень сбивчиво. Хорошо,
что госпожа Хилкен уже знала, чем всё закончилось,
иначе она ничего бы не поняла из рассказанной
истории.
— Мама, я так рад! — выдохнул Георг.
— Правда? — тихо спросила она.
— О, тебе надо было видеть, какие они были
счастливые! — его голос дрогнул.
— Ты чувствуешь себя счастливым, потому что
осчастливил других, верно?
Георг кивнул. Госпожа Хилкен улыбнулась. Теперь
она была спокойна за сына и благодарила Бога за то,
что Он ответил на её молитвы.
 Обняв Георга, она проговорила с радостью в
сердце:
— Теперь и ты знаешь секрет счастья, мой
мальчик!..

Нa мельнице Штауффера
Высоко в горах у звонко журчащего прозрачного
ручья стояла одинокая хижина. Возле неё в один из
тёплых летних вечеров сидел на узенькой скамейке
старик Лукас. Он задумчиво наблюдал, как из-за горы
поднимается полная луна.
Лукаса хорошо знали в этих местах. Он был
опытным проводником по горным тропам. Правда, он
уже давно не ходил по самым опасным из них, оставив
их более молодым проводникам. Теперь Лукас
выбирал тропы попроще и соглашался сопровождать
только тех людей, у которых было немного вещей.
Носить тяжести он уже не мог.
— Иди сюда, Джорли! — позвал Лукас мальчика,
который что-то мастерил у самого ручья.
— Сейчас, дедушка! Сейчас! — ответил тот и
торопливо заелозил на коленях.
 Наконец Джорли прибежал.
— Дедушка, колесо никак не крутится! — с жаром
сообщил он. — Если бы мне хоть разок посмотреть на
настоящую мельницу!
— Садись рядом со мной, остынь немножко, —
спокойно сказал старик. — Мне надо с тобой
поговорить.
Джорли послушно сел.
— Посмотри, какая красивая луна! Она так же
смотрела на нас восемь лет назад, когда я впервые
принёс тебя в эту хижину. Я часто вспоминаю тот
вечер и благодарю Бога за то, что ты появился в моей
жизни. А сейчас я хочу кое-что сказать тебе, Джорли.
Мне, правда, очень не хочется причинять боль и тебе,
и себе. Давай сначала споём...
— Дедушка, можно я схожу за мандолиной? —
спросил Джорли. — Ты же знаешь, что петь под неё
получается намного красивее!
— Ну давай, неси, — разрешил старик. — Да
возвращайся поскорее!
Через несколько минут Джорли вновь сидел на
скамейке. Лукас запел проникновенным, сильным
голосом. Затем и Джорли начал петь — звонко,
мелодично:
Моё сердце ликует И не может печалиться, Полно
радости, пения, Видит солнца сияние!
Необычный дуэт сопровождался звучным тремоло
мандолины.
— Дедушка, а почему мы поём такую радостную
песню? — вдруг прервал пение Джорли. — Ты же
хочешь сказать что-то такое, от чего нам обоим будет
больно?
 — Как раз поэтому мы и поём радостную
песню, — ответил Лукас. — Благодарственные,
торжественные песни несут печальному сердцу
радость и надежду. Запомни, мой мальчик:
прославлять Бога хорошо во всех случаях жизни и
повод для благодарности можно найти всегда. Я могу
рассказать тебе одну историю, и ты сразу поймёшь,
что я имею в виду. Давай допоём нашу песню.
Они продолжили пение, и, как только песня
закончилась, Джорли выпалил:
— Дедушка, расскажи мне историю! Я так люблю,
когда ты что-то рассказываешь!
— Вообще-то, я хотел поговорить с тобой о
другом, — медленно проговорил старик. — Но если ты
так сильно хочешь послушать эту историю, то я
расскажу тебе.
Казалось, Лукас был рад отложить тот серьёзный
разговор.
— Девять лет назад, — начал он, — за год до
того, как ты появился в моём доме, я возвращался из
очередного путешествия по горам и пересекал ледник
Роны. Этот путь я проделывал уже не один раз, но в
то время выпало много снега. В таких случаях в горах
надо быть особенно осторожным. Вдруг я услышал
под собой треск и в то же мгновение оказался в
расселине. Она оказалась такой глубокой, что
выбраться оттуда было невозможно. Тогда я стал
звать на помощь, надеясь, что кто-нибудь из
проходящих услышит меня.
Я кричал, как только мог, но всё было напрасно.
Какой толк от крика, который тут же затихает? Тогда я
подумал: надо петь! Так мой голос будет звучать
громче, и если вдруг кто-то будет проходить рядом, то
обязательно поинтересуется, откуда доносится пение.
И я начал петь одну из моих любимых песен:

Хвалите все Творца

И сердцем, и устами,
Творит Он чудеса
И в нас, и перед нами!

С начала наших дней

И в наступивший час
Щедротой Он Своей
Обогащает нас.

Слова этой песни наполнили моё сердце верой в

Божье всемогущество, и я вновь запел её ещё громче.
Мой голос зазвучал бодрее и увереннее.
Вдруг я услышал над собой голоса. Они
становились всё ближе. Через несколько минут я
увидел двух мужчин. Они спустили мне канат и быстро
подняли меня наверх. Это были проводники, и я их
хорошо знал. Один из них, недоумевая, спросил: «В
своём ли ты уме, Лукас, что изо всех сил пел там
благодарственные песни?» Я ответил, что пел в
полном сознании и хочу ещё раз спеть! И всю свою
жизнь, что бы ни случилось, я всегда буду петь
благодарственные песни, потому что в трудный час
песня помогла мне довериться Богу. Я вновь запел эту
песню, и мои спасатели стали петь вместе со мной. С
тех пор, когда я вспоминаю то чудесное спасение, в
моём сердце появляется всё больше и больше
доверия моему Небесному Отцу.
А сейчас я хочу сказать то, для чего тебя позвал.
Видишь ли, Джорли, тогда, восемь лет назад, я ещё
был способен ходить в горы и зарабатывать деньги.
Да и старушка Хэлен, хозяйка этой хижины, в те годы
ещё могла присматривать за тобой, чтобы тебя вдруг
не унёс ручей, возле которого ты любил играть.
— Я делал колёса для мельницы, но так и не
научился делать их правильно, — перебил старика
Джорли.
— Но у тебя уже лучше получается, — сказал
Лукас. — В последние годы я отправлялся только в
короткие путешествия, а теперь и совсем не хожу в
горы. Накопленные мною деньги уже закончились,
ведь всё это время нам надо было на что-то жить...
Хозяйка наша стала уже совсем немощная, и
сегодня сказала мне, что хочет, чтобы её двоюродный
брат с женой, которые живут немного выше, перешли
жить к ней. Поэтому для нас с тобой скоро не будет
места в этом доме. Нам придётся выселяться. В
молодости это, конечно, не было бы для меня
большим затруднением... Но теперь кто меня возьмёт
на работу? Я не могу обещать, что хорошо её
выполню. Я рассчитывал на то, что буду помогать
старушке Хэлен по хозяйству — пасти двух коз и
обрабатывать клочок земли. Думал, будем жить здесь
до тех пор, пока ты сам сможешь себя обеспечивать.
А теперь...
— Так я уже сейчас могу! Посмотри, дедушка,
какой я большой! — воскликнул Джорли, вытянувшись
во весь рост. — Я уже могу работать за нас двоих!
Завтра рано утром пойду искать себе работу. Пусть
хозяйка подождёт, пока я что-то заработаю! Дедушка,
я буду хорошо работать и вернусь домой не с пустыми
руками! Ты убедишься, что я уже большой и могу
зарабатывать!
 Решительность Джорли ободрила старого Лукаса.
— Вот это правильно, мой мальчик, — сказал
он. — Главное — быть твёрдым и никогда не терять
упования на Бога. Даже если будет очень тяжело,
Господь поможет. Только не забывай молиться.
Слышишь, Джорли? Ты уже не маленький, тебе скоро
будет двенадцать. Я думаю, ты сможешь пойти один.
Хозяйка позволит мне остаться здесь ещё на какое-то
время. Если не найдёшь работу, возвращайся
обратно, и мы пойдём вместе. Надеюсь, что тогда
люди дадут тебе какую-нибудь работу хотя бы из
жалости ко мне, старику.
— А можно я возьму с собой мандолину? —
прижимая к себе инструмент, спросил Джорли.
— Она твоя, хочешь — бери, — ответил старик. —
Только подумай хорошо: не устанешь нести? А то
вдруг пожалеешь, что взял её с собой.
— О нет, никогда, я это точно знаю! — заверил
Джорли. — Она поможет мне пережить разлуку с
тобой.
— Ну ладно, возьми, — охотно повторил Лукас.
Он хорошо понимал Джорли. Мандолина будет для
него утешением, когда ему придётся жить среди чужих
людей.
— Это, конечно, особый инструмент, — добавил
старик, глядя на старую мандолину, которая в руках
Джорли издавала жалобные звуки. — Никак не могу
понять, как у тебя получается так хорошо играть на
ней, — продолжал он. — Я не мог научить тебя этому.
Должно быть, это у тебя врождённый талант. Когда ты
был ещё совсем маленький, я пел тебе песни, а ты
подбирал на этой мандолине правильные звуки и пел
вместе со мной. С каждым годом у тебя получалось
всё лучше и лучше. До сих пор этому удивляюсь!
— Я очень люблю эту мандолину! — сказал
Джорли и провёл пальцем по струнам.
Между тем луна залила своим ярким серебристым
светом всю округу. Похоже, уже давно прошло то
время, когда они обычно ложились спать.
Лукас вздохнул и поднялся со скамейки.
— Пошли в дом, Джорли. Завтра побудешь ещё со
мной, а потом можешь отправляться в путь. Здесь всё
так опустеет, когда ты уйдёшь...
— Когда ты загрустишь, дедушка, тогда начнёшь
петь и снова будешь радоваться, — бодро сказал
Джорли, идя за стариком.
Было ясное летнее утро. Снаряжённый в дорогу,
Джорли стоял возле хижины. За спиной у него был
небольшой кожаный рюкзак, в котором лежала его
сменная одежда. Дедушка позаботился и о том, чтобы
Джорли отправился в путь в новых крепких башмаках.
Мандолину мальчик повесил через плечо.
— Прощай, Джорли, — крепко сжимая его руку,
сказал старик. — Пусть Бог всегда будет перед твоими
глазами и в твоём сердце. Когда станет тяжело — пой,
мой мальчик, и твоё сердце наполнится упованием на
Бога. Верь Ему всегда, и тогда всё будет хорошо.
Джорли ещё раз пожал дедушке руку. К его горлу
подступил ком, и на глаза были готовы навернуться
слёзы. Но он не хотел, чтобы дедушка заметил это, и,
повернувшись, направился вниз по тропинке.
Вскоре Джорли спустился с горы и бодро шагал по
пастбищу.
Над горами приветливо светило солнце, повсюду
разносилось весёлое пение птиц. Мальчик облегчённо
вздохнул: если Бог каждый день заботится о птицах,
то позаботится и о нём.
День ещё только начинался, потому что Джорли
отправился в путь очень рано. Как и говорил старик,
тропинка вывела на большую дорогу, ведущую в
город. Ему пришлось идти довольно долго, когда
наконец вдали показались высокие здания гостиниц.
Уже на окраине Джорли увидел множество людей.
Одни отдыхали на скамьях под раскидистыми
ореховыми деревьями, другие прогуливались по
аллее, третьи куда- то спешили, — наверное, на
работу. Джорли повеселел.
«Там, где много народа, должно быть, много
работы. А может, даже больше, чем надо», — подумал
он и зашёл в первую попавшуюся гостиницу.
Увидев официанта, который нёс на большом
подносе высокую стопку тарелок, Джорли доверчиво
спросил:
— У вас не найдётся для меня работы? Я помог
бы вам отнести эти тарелки...
Официант оглянулся и сердито закричал:
— Убирайся вон, нам не нужны бродяги!
Его взгляд был ещё грознее слов, и Джорли
испуганно выскочил на улицу.
Пройдя небольшое расстояние, он снова увидел
длинное здание с высокими окнами. Похоже, это тоже
была гостиница. У входа, засунув руки в карманы,
стоял толстый господин и невозмутимо смотрел на
мальчугана, который робко приближался к нему.
«Это хозяин», — подумал Джорли и спросил:
— У вас есть для меня работа? Я всё буду делать
как положено, — пообещал он, воодушевившись
спокойствием стоящего перед ним господина.
 Тот молча оглядел мальчика с головы до ног,
покачал головой и наконец произнёс:
— Здесь нет работы для недорослей и
музыкантов!

Джорли ещё немного постоял. Хозяин так

медленно говорил, может, он передумает? Но
мужчина не спеша вынул руку из кармана и толстым
пальцем показал куда-то вдаль, что ясно означало:
«Уходи отсюда!»
 Возле следующего дома рос большой сад. Не
успел Джорли подойти к нему, как услышал крик какой-
то женщины, выглянувшей из окна:
— Нечего, нечего! Никакой музыки!
— Я пришёл не играть, я ищу работу, — возразил
Джорли, открывая калитку.
— Здесь нет для тебя никакой работы, иди
дальше! — крикнула женщина, и окно захлопнулось.
Джорли сник. Если здесь, где наверняка есть
много работы, для него ничего не нашлось, то где её
искать?
Тут мальчику вспомнился рассказ дедушки и
слова его любимой песни:

Хвалите все Творца

И сердцем, и устами,
Творит Он чудеса
И в нас, и перед нами!

В сердце Джорли появилась твёрдая уверенность,

что Бог сотворит чудо. Ободрившись, он пошёл
дальше.
Джорли стучался в каждый дом на этой длинной
улице, но его всюду прогоняли. Тогда он решил
отправиться за город. Может, на какой-нибудь
крестьянской усадьбе для него найдётся работа, ведь
сейчас самый разгар лета!
Внимание мальчика привлёк старый добротный
дом, который стоял посреди поля. Он выглядел каким-
то родным, и Джорли не мог пройти мимо. Подойдя к
двери, он почувствовал манящий запах свежих
блинов.
 — Добрый день! У вас не найдётся для меня
работы? — спросил Джорли, заглянув на кухню, где со
сковородой в руке суетилась хозяйка.
Она мимоходом взглянула на непрошеного гостя
и, продолжая своё дело, ответила:
— Приходи осенью, когда поспеют груши. Сейчас
таким, как ты, тут делать нечего.
Джорли ещё раз втянул в себя аппетитный запах
блинов и пошёл дальше. С пяти часов утра он ничего
не ел, кроме пары варёных картофелин и чашки
молока, а уже было время обеда. Он замедлил шаг и
оглянулся. Хозяйке некогда было думать о ком-то,
кроме своих работников, которые ждали обеда, и она
даже не смотрела в сторону мальчика.
Джорли побрёл дальше. Попрошайничать ему не
хотелось. По словам дедушки, это было позором для
людей, которые могут работать. Конечно, Джорли был
из их числа.
Вскоре он снова увидел большое крестьянское
поместье. Во дворе стояла огромная телега, в которую
запрягали двух быков.
— Наверное, за сеном поедут, там много
работы! — сказал Джорли сам себе и с надеждой
зашагал к дому.
Он увидел, как высокий, плотный мужчина давал
какие-то поручения работникам, поэтому обратился к
нему:
— Можно мне с вами на работу? Я умею косить, я
всегда помогал дедушке на сенокосе.
— Проходи дальше! Знаем мы таких
работников! — холодно ответил крестьянин, бросив
презрительный взгляд на мандолину.
 Он отвернулся и продолжил свой разговор с
работником, дав мальчику понять, что совсем не хочет
иметь с ним никакого дела.
Разбитый, Джорли отправился дальше. Он
продолжал спрашивать о работе, но с каждым разом
всё нерешительнее, потому что ответ был один и тот
же. На больших крестьянских дворах, где он надеялся
найти работу в первую очередь, его не хотели даже
выслушать, его выгоняли, бросая вслед самые резкие
слова.
День приблизился к закату, а Джорли всё шёл и
шёл. Уже давно его мучили голод и усталость.
«Неужели я так и не найду работу, и мне придётся
сесть на краю дороги и умереть от голода?» — думал
он.
От таких мыслей ужас овладел им настолько, что
у него подкосились ноги и он опустился на обочину.
Джорли вспомнил о дедушке: «Наверное, он сидит
сейчас на скамейке возле дома и думает обо мне...»
Тут Джорли пришла мысль, что сейчас как раз то
самое время, когда нужно петь благодарственную
песню. Он попытался запеть, но это оказалось не так
уж и легко. Звуки почему-то застревали в горле и никак
не могли вырваться наружу. Тогда он взял в руки
мандолину — она должна была ему помочь. Джорли
вспомнил, какими взглядами люди награждали его при
виде мандолины, и тихо произнёс:
— Я буду всегда тебя любить, даже если все
вокруг будут ненавидеть. Я никогда тебя не брошу,
хоть меня и будут из-за тебя прогонять.
Он коснулся струн, и они задребезжали. Вместо
хвалебной песни получались какие-то непривычно
тоскливые звуки. От этого Джорли охватила такая
тоска, что к горлу подкатил ком, и он горько всхлипнул.
Песня не прозвучала, он слышал только собственный
плач. У него не получалось так, как у дедушки, хотя он
и не лежал сейчас в ущелье ледника. Над его головой
было голубое небо, а под ногами — твёрдая почва.
Джорли не хотел быть неблагодарным. Он
подавил в себе печаль и громко запел одну из
хвалебных дедушкиных песен.
С каждым куплетом мандолина звучала всё
бодрее, и к концу песни она уже ликовала вместе с
мальчиком, который пел от всей души:

Тебя я славлю, что Ты милостив

И помогаешь мне в любой нужде,
И что никто, взывающий к Тебе,
Тобою не оставлен был нигде!
 Слова последнего куплета наполнили его сердце
радостью: теперь он снова был уверен, что помощь от
Бога придёт! Джорли отложил мандолину, сложил руки
на груди и, встав на колени, от всего сердца
помолился:
— О, Боже, я тоже взываю к Тебе! Помоги мне!
Я здесь совсем один, но я верю, что Ты не
оставишь меня!
Затем он поднялся, перекинул мандолину через
плечо и смело зашагал дальше. Время от времени
Джорли доверчиво смотрел на вечернее небо и тихо
напевал:
...И что никто, взывающий к Тебе, Тобою не
оставлен был нигде!
Недалеко от дороги, где только что сидел Джорли,
протекал полноводный горный ручей. Там, в зарослях
ореха, стояла высокая мельница с крепкими стенами.
Её огромное колесо постоянно вращалось. В
мельницу непрерывно заносили большие мешки с
зерном. Готовую белоснежную муку насыпали в новые
мешки и складывали их штабелями, а потом грузили
на большие телеги.
«При такой оживлённой работе здесь должна
быть весёлая жизнь», — обычно думали все, кто
приближался к этому дому.
Но на мельнице дело обстояло совершенно
иначе. Мельник Штауффер обходил свои владения
молча: из дома — во двор, со двора — в сарай, из
сарая — на мельницу. Он практически ни с кем не
разговаривал, разве только иногда спросит кого-
нибудь из работников: «Скоро закончишь?» — или,
проходя мимо подсобника, бросит: «Поаккуратнее!»
 Свою профессию мельник знал превосходно и всё
делал безупречно, но его процветающее хозяйство,
казалось, не приносило ему никакой радости. Его как
будто тяготило какое-то горе. Жена мельника тоже не
была уже той жизнерадостной женщиной, какой её
знали во всей округе. В прежние времена деревенская
молодёжь нигде так не любила собираться, как на
штауфферской мельнице, потому что хозяйка всегда
находила, чем их порадовать.
Единственный сын в этом доме, ради которого
мать так относилась к молодёжи, был широко
известен за пределами их деревни.
«Никто другой не смог бы работать на мельнице
лучше, чем этот одарённый молодой человек», —
думали многие.
— Ты бы видела, как тут было шестнадцать лет
назад! Что ни день, то праздник! — часто говорила
старая служанка своей молодой помощнице.
То же самое она сказала ей и сейчас, когда они,
закончив уборку во дворе, шли в дом.
В это время во дворе показался мельник с
опущенной головой и мрачным выражением лица.
— Да, то была совсем другая жизнь, — повторила
служанка, когда он скрылся в сарае. — Их сынок тогда
ещё жил здесь. Он был славным мальчиком. Все его
любили. А хозяева в нём просто души не чаяли. Тогда
они были совсем другие, не то что сейчас! Если бы ты
видела, как наша хозяюшка смеялась с ним! А каким
восторженным взглядом провожал сына мельник,
когда тот ловко запрыгивал на гружённую мукой телегу
и отъезжал на четырёх сивых лошадях! Глядя ему
вслед, мельник с женой просто нарадоваться не
могли.
 — А потом он умер? — спросила девушка.
— Он ушёл на чужбину, чтобы лучше освоить
мельничное дело, да так и не вернулся, — ответила
служанка. — Наверное, он там умер, потому что ни
мельник, ни его жена не говорят о нём ни слова. Они
до сих пор страдают от боли и горя.
— Мне кажется странным то, что хозяйка каждый
вечер после захода солнца поднимается на чердак и
смотрит в открытое окно, — заметила девушка. —
Один раз я стояла внизу и видела, как она распахнула
ставню и высунулась из окна, но я так и не поняла, что
она высматривала...
Послышался скрип лестницы. Это хозяйка
поднималась на чердак.
— Слышишь? — затаив дыхание спросила
молодая служанка.
— Что она высматривает, я не знаю. Это нас и не
касается. Иди занеси воду, чтобы всё было в порядке,
когда она спустится, — сказала старшая и быстро
пошла на кухню.
Из окна, расположенного под самой крышей дома
Штауфферов, открывался живописный вид. Вдоль
тёмного леса светлой лентой тянулась дорога.
Жена мельника высунулась из окна, чтобы
охватить взглядом как можно бблыпую часть дороги.
Долго она смотрела, прищурив глаза.
— Нет, это не он. Слишком маленький... Его ещё
нет... — сказала она и, смахнув слезу, закрыла
ставню.
Тот, кого увидела жена мельника и посчитала
слишком маленьким, был Джорли. Услышав шум
вращающегося колеса и звонкий плеск воды, он
остановился и прислушался.
 «Это, наверное, мельница! — обрадовался он. —
Хоть бы успеть до темноты увидеть колесо!»
Джорли свернул с дороги и побежал через луг к
ручью. Отсюда было хорошо видно, как крутится,
расплёскивая воду, высокое колесо. Джорли застыл от
восхищения. Вот оно какое! Сколько он себя помнил,
его самой большой мечтой было увидеть настоящее
мельничное колесо. Дедушка много раз показывал
ему, как делаются деревянные колёса, и рассказывал,
как работают настоящие мельницы.
«Если бы мне хоть одним глазком взглянуть, как
устроена мельница! Вода вертит колесо, а где-то
внутри мельницы из грубых зёрен получается мягкая,
нежная мука. Как это происходит?» — Погружённый в
свои размышления, Джорли забыл, где он и для чего
сюда пришёл.
Когда мельник увидел, что к их дому бежит какой-
то мальчик, он сразу принял его за попрошайку. И как
только тот скрылся за мельницей, он решил пойти и
посмотреть, что ему там понадобилось. Джорли так
увлёкся работой колеса, что не заметил, как к нему
кто-то подошёл. Такая заинтересованность мальчика
очень понравилась мельнику.
— Что ты тут делаешь? — осторожно спросил он.
Джорли вздрогнул. Блестящими глазами
посмотрев на мельника, он выпалил:
— Мне так хочется посмотреть, как
размалывается зерно, когда вода вертит колесо!
— Так... А откуда ты появился?
Не ожидая ответа, мельник кивком головы велел
мальчику следовать за ним и не спеша направился во
двор.
 Только теперь Джорли очнулся: неужели это
правда, что он разговаривает с хозяином настоящей
мельницы?!
Во дворе мельник остановился и изучающе
посмотрел на мальчика.
— Я ищу работу... Может, я смог бы здесь, на
мельнице... — взволнованно проговорил Джорли.
Тут взгляд мельника упал на мандолину. Резко
изменившись в лице, он закричал:
— Ах, так ты из тех!.. Убирайся отсюда, чтобы я
тебя больше не видел!
Джорли так сильно испугался внезапной ярости
хозяина, что стоял как вкопанный.
— Ты меня понял или придётся тебе помочь?! —
снова закричал мельник, покраснев от злости. —
Султан, гони его!
Большая собака, которая до этого лишь
угрожающе рычала, со страшным лаем бросилась на
мальчика. Громко вскрикнув, Джорли выскочил со
двора. В это время из дома вышла жена мельника и,
увидев, что происходит, подбежала к мужу.
— Дорогой, ты же не погрешишь против этого
ребёнка?! Что плохого он тебе сделал?
— Он из этих ненавистных мне музыкантов! —
отрывисто бросил мельник и, задыхаясь от гнева,
направился в сарай.
Госпожа Штауффер вышла на дорогу посмотреть,
не видно ли где мальчика. От усталости и всего
пережитого ноги Джорли словно налились свинцом,
поэтому он ещё не успел далеко уйти. Когда женщина
окликнула его, Джорли нерешительно остановился.
 — Иди сюда, не бойся! — позвала она, и он
медленно зашагал обратно. — Пойдём со мной! Ты
устал? Откуда ты идёшь?
— Оттуда, с гор, — кивнул Джорли. — В пять утра
я вышел из дому.
— Но ты же не мог всё это время идти! — Жена
мельника не сводила глаз с мальчика.
— Да, я всё время шёл, — откровенно сказал
Джорли. — Только один раз остановился... — добавил
он, вспомнив, как плакал и пел, сидя на обочине.
— Наверное, чтобы пообедать, — предположила
хозяйка.
 — Нет, мне нечего было есть...
— Так ты не ел с самого утра? — изумилась
госпожа Штауффер. — Как ты ещё держишься на
ногах? Скорее проходи в дом!
Они пошли через двор. Разъярённый пёс
бросился к мальчику, но хозяйка повелительным
тоном сказала:
— Сейчас же успокойся, Султан!
Собака вернулась в будку, не издав больше ни
звука.
Жена мельника завела Джорли в большую уютную
комнату. Длинный стол был накрыт и для хозяев, и
для работников мельницы.
Хозяйка посадила Джорли за отдельный столик и,
присев рядом, приветливо сказала:
— Остальные придут немного позже, а тебе, мой
мальчик, надо поесть сейчас!
Служанка подала Джорли полную тарелку
молочной каши и, пока он ел, приготовила ему
бутерброд из белого хлеба и ветчины. Жена мельника
включила свет, потому что уже стемнело.
— Мне хочется посмотреть, как ты выглядишь, —
сказала она, пристально рассматривая Джорли.
Должно быть, ей что-то понравилось в нём. Её
взгляд был таким дружелюбным, что Джорли
почувствовал себя совсем как дома.
— Ты выглядишь так опрятно, будто тебя сегодня
утром одела мама, — начала жена мельника. — А на
самом деле ты бродячий музыкант, ходишь по горам и
играешь для незнакомых людей, потом спишь где-
нибудь на соломе и утром идёшь дальше.
— Совсем не так! — возразил Джорли. — Мой
дедушка — горный проводник, и я всегда жил у него.
Сегодня утром он сказал мне, чтобы я положил
рабочую одежду в рюкзак, а сам оделся поприличнее,
иначе на работу меня никто не возьмёт.
— Куда же ты направляешься? Где собираешься
работать?
Когда жена мельника услышала, что Джорли идёт
наугад и даже не знает, где будет ночевать, она очень
удивилась. На её вопрос, почему ему так рано
пришлось оставить дом, мальчик рассказал, что
дедушка уже не в состоянии ходить в горы и
зарабатывать деньги. Все его сбережения
закончились, а старушка, у которой они живут,
пригласила к себе родственников, и им с дедушкой
теперь негде жить.
— Зачем же ты таскаешь с собой эту
мандолину? — допытывалась жена мельника.
— Она мне очень дорога, с ней мне легче петь
песни, которым научил меня дедушка.
— Надо же! А что это за песни?
У Джорли сразу же поднялось настроение, и он
радостно запел:
Моё сердце ликует И не может печалиться...
Его мандолина заиграла так звонко, как не играла
уже давно.
— Дедушка научил тебя хорошим песням, —
улыбнулась жена мельника. — Ты красиво поёшь, и я
с удовольствием послушаю тебя ещё. А пока давай
мандолину сюда, её нужно убрать.
Госпожа Штауффер, услышав шаги мужа,
схватила инструмент и быстро спрятала его в верхний
ящик высокого шкафа.
— Я больше не получу её? — Джорли грустно
посмотрел на шкаф.
 — Получишь, обязательно получишь, не
волнуйся, — быстро произнесла женщина.
В комнату вошёл мельник. Он испытывающе
посмотрел сначала на мальчика, потом на жену.
— Этот мальчик вовсе не бродячий музыкант, —
спокойно сказала она. — Его дедушка работал
проводником в высокогорье. Им нужны деньги, и
потому мальчик ищет работу. Ему негде ночевать.
Пусть он переночует у нас, мы ведь ещё никогда не
прогоняли порядочных людей, а мальчик и его
дедушка именно такие.
Мельник ничего не сказал. Он молча посмотрел
вслед жене, которая взяла мальчика за руку и повела
наверх, в уютную комнатку.
— Здесь ты можешь отдыхать, — сказала хозяйка,
показав на застланную постель. — Как же тебя зовут?
— Джорли.
— Очень приятно! Ну, доброй ночи тебе. Завтра
посмотрим, что с тобой делать.
Она подала Джорли руку и с любовью посмотрела
ему в глаза.
После ужина, когда все разошлись, жена
мельника подсела к мужу и сказала:
— Давай поговорим с тобой о мальчике. Ты не
заметил, какое у него приятное лицо и какой взгляд?
Такой... Не могу даже объяснить, почему он так
привлёк меня.
— Зачем он таскает с собой этот инструмент? —
недовольно бросил мельник.
— Ах, дорогой, ты забыл своё детство? Каждый
мальчишка что-то с собой таскает: один —
перочинный нож, другой — связку старых ключей,
третий — разные болты да гайки, которые дерут ему
все карманы. У каждого из них есть что-то такое, что
ему очень дорого и что он никогда не отдаст, даже
если это просто кусок смолы. Разве не так?
Мельник кивнул — жена была права.
— Так что ничего странного в этом нет, —
продолжала она. — Он очень любит эту старую
мандолину и просто не мог оставить её дома. Этот
юнец достоин сострадания! В таком возрасте он уже
должен добывать себе хлеб среди чужих людей. И
наверняка его повсюду прогоняют. Извини, но я
вынуждена тебе сказать, что хочу оставить мальчика
здесь. И в доме, и во дворе у нас много всякой
работы. А если он покажет себя способным в каком-
нибудь деле, ты сам захочешь взять его к себе на
мельницу.
— Ты же совсем не знаешь, что он за человек! А
вдруг он ненадёжный? — возразил мельник, но уже
спокойнее. Он понял, что имеет дело не с бродячим
музыкантом.
Неожиданно господину Штауфферу вспомнилось,
как увлечённо Джорли смотрел на мельничное колесо,
и тогда ему это очень понравилось.
Жена уловила изменение в тоне мужа и так
обрадовалась, что стала живо рассказывать ему обо
всём, что произошло в их доме на прошедшей неделе.
Старые настенные часы пробили десять.
Услышав их бой, мельник удивился:
— Давно мы не засиживались с тобой так долго! Я
думал, что ещё только девять...
Засыпая, жена мельника подумала: «Я бы каждый
вечер слушала песню, которую пел Джорли...» Она
уже давно не слышала никаких песен и не пела сама..
 Утром Джорли встал рано, как привык вставать
дома. Готовый в дорогу, он стоял во дворе. Ему
хотелось увидеть хозяйку, поблагодарить её и забрать
свою мандолину.
Из дома вышел мельник. Ему понравилось, что
мальчик так рано был уже на ногах. Ответив ему на
утреннее приветствие, хозяин сказал:
— Заходи в дом, хозяйка готовит тебе завтрак.
Джорли послушно подошёл к открытой двери.
Жена мельника в это время накрывала на стол.
— Заходи! — приветливо сказала она. — Твоё
место за столом будет здесь, возле меня. Ты
остаёшься у нас. Мы нашли для тебя работу, и я
думаю, ты с ней хорошо справишься.
Джорли не поверил своим ушам. Он останется на
мельнице и увидит, как она работает?! Одно это уже
несказанно обрадовало его. А находиться под опекой
такой доброй женщины — было превыше всех его
ожиданий.
От изумления Джорли не знал, что сказать. Глядя
на него, жена мельника не смогла сдержать улыбку:
— Джорли, ты рад? Я тоже очень рада!
За завтраком хозяйка объявила мальчика одним
из своих домочадцев и велела работникам считаться с
ним. Когда все встали из-за стола, она повела Джорли
во двор к будке Султана.
Пёс лежал, растянувшись на солнце. При виде
Джорли он весь напрягся и зарычал.
— Иди сюда, Султан! — позвала хозяйка. —
Смотри, это Джорли, он — наш! Иди, лизни его руку!
Султан какое-то время наблюдал, как она нежно
гладила руку Джорли, а затем покорно подошёл и
лизнул её.
 — Хороший Султан, хороший, — Джорли погладил
его по голове. — Будем друзьями?
Собака завиляла хвостом и ещё раз лизнула руку
мальчика.
— Султан всё понял. Он сохранит дружбу,
можешь не сомневаться, — сказала жена мельника,
погладив пса.
Теперь она решила познакомить Джорли со всеми
сараями, кладовыми и подвалом, потому что
намеревалась сделать его своим помощником.
Джорли внимательно слушал все разъяснения. В
последнюю очередь хозяйка повела его на чердак, где
молча открыла ставню и выглянула из окна. Джорли
понял, что ему тоже надо будет так делать, и подошёл
ближе.
— Ой, ставня сейчас упадёт! — вскрикнул он и
ухватился за створку.
Хозяйка тут же подхватила её, но поняла, что им
вдвоём не справиться.
— Беги скорей, позови кого-нибудь на помощь!
Ставня ужасно тяжёлая, ещё убьёт кого-нибудь!
Джорли быстро сбежал по лестнице.
— Вот так бывает... — сказала сама себе госпожа
Штауффер. — Сколько раз открывала эту ставню и
никогда не видела никакой опасности!
Помощь пришла вовремя: хозяйка не смогла бы
долго удерживать тяжёлую дубовую ставню. Первый
работник, которого встретил Джорли, оказался
плотником. Он быстро отремонтировал ставню.
Жена мельника, взволнованная происшедшим, тут
же пошла к мужу рассказать, какой находкой оказался
для них мальчик. Она не переставала удивляться,
какой он сообразительный и ответственный, а мельник
лишь сухо заметил:
— Смотри не перехвали, а то ещё пожалеешь.
Мальчик здесь только первый день.
Но эти слова не остановили его жену. Она стала
делиться своей радостью со служанками, восторженно
рассказывая о том, с какой точностью Джорли
запоминает свои обязанности и какой цепкий у него
взгляд, что он сам видит работу. Эту похвалу
служанки слушали неохотно, так как считали, что и до
этого оборванца в доме было всё в порядке. А то, что
хозяйка отметила его внимательность, и вовсе вывело
их из терпения. За это они ему ещё отомстят!
Со дня на день Джорли чувствовал себя всё
увереннее в новом хозяйстве. Теперь он знал все
порядки в доме, знал, где что лежит и когда что нужно
делать. Вскоре он стал правой рукой хозяйки. Она
доверяла ему, и её любовь к нему с каждым днём
росла.
В один из вечеров госпожа Штауффер вспомнила,
как Джорли пел, играя на своей мандолине. Ей очень
захотелось опять услышать это прекрасное пение.
Убедившись, что муж чем-то занят в доме, она
достала из шкафа старенький инструмент и вышла на
задний двор. Джорли всё ещё увлечённо возился в
сарае с курами.
— Джорли, иди скорей сюда! — позвала
хозяйка. — Довольно работать на сегодня!
Увидев в руках хозяйки мандолину, Джорли
быстро помыл руки и через минуту был уже рядом.
Они сели на скамейку под орехом, и женщина мягко
сказала:
 — Я хочу, чтобы ты спел ту красивую песню,
которую пел раньше, помнишь? Ты не против?
— Конечно нет! Я очень люблю петь. Мы с
дедушкой часто пели благодарственные песни. Он
говорил, что именно такие песни в трудную минуту
возвращают печальному сердцу радость и упование
на Бога.
Джорли взял мандолину и вдохновенно запел:

Моё сердце ликует

И не может печалиться,
Полно радости, пения,
Видит солнца сияние!

С тех пор каждый вечер Джорли пел песни,

прославляющие Бога. Для хозяйки это были самые
приятные минуты. Слова песен проникали в самое
сердце женщины. Да и самого Джорли песни
вдохновляли и ободряли. Но хозяйка позволяла
мальчику петь и играть только тогда, когда мельник
был в доме, потому что он не переносил никакой
музыки.
Она очень много рассказывала мужу про Джорли.
Мельник обычно слушал молча, только иногда
задумчиво говорил:
— Не торопись хвалить, ещё и недели не прошло,
как он у нас.
Как-то раз ранним утром мельник встретился с
Джорли, который деловито шёл с заднего двора.
— За ночь вылупилось двадцать цыплят! —
радостно сообщил мельнику Джорли. Забота о курах и
утках уже полностью лежала на нём.
 — Похоже, они доставляют тебе радость, —
сказал мельник и тут же спросил: — А тебе не
интересно посмотреть, как работает мельница?
Лицо Джорли просияло. Он так давно мечтал об
этом! Но работники его недолюбливали, а хозяина он
до сих пор побаивался, поэтому ещё ни разу не
осмелился переступить порог мельницы.
— Идём, — сказал мельник, поняв немой ответ.
Джорли одно мгновение колебался, а потом робко
спросил:
— Можно, я сначала расскажу госпоже Штауффер
про цыплят?
— Ну беги! Думаю, для неё это важно, —
разрешил мельник, и по его лицу скользнула едва
заметная улыбка, чего Джорли ещё не видел.
Джорли поспешил обрадовать хозяйку, а затем
вприпрыжку побежал на мельницу. Там уже вовсю шла
работа. Мельник подводил Джорли к каждой машине и
подробно отвечал на все его вопросы. Мальчик
внимательно рассматривал каждую воронку и каждый
ремень. Его интересовало, для чего нужна та или иная
деталь и как она соединяется с другими.
Один из работников, долговязый Каспар,
получивший прозвище за необычайно высокий рост,
стоял у машины, которая была устроена сложнее, чем
все остальные. Джорли с восхищением наблюдал за
её работой. Чтобы лучше разглядеть машину со всех
сторон, он не один раз приседал на корточки и даже
становился на колени. На какое-то время мельник
оставил его одного, а когда возвратился, Джорли, всё
ещё удивляясь и восхищаясь устройством машины,
сказал:
 — Если тот задний ремень затянуть потуже,
работа должна пойти побыстрее. А так кажется, что
машина вот-вот остановится.
Мельник подошёл ближе.
— На что тебе глаза даны, если ты ими не
пользуешься?! — возмущённо прикрикнул он на
Каспара. — Тебе должно быть стыдно перед
мальчишкой! Он с первого взгляда увидел неполадку!
А ты уже три года работаешь и допускаешь такое
безобразие!
Мельник сам наладил машину, и они пошли
дальше. Каспар бросил на мальчика злобный взгляд.
Осмотрев мельничный цех, хозяин и Джорли
пошли к ручью, где со скрипом вращалось огромное
колесо. Оно больше всего интересовало мальчика. Как
много времени он провёл у ручья, который протекал
рядом с их хижиной, пытаясь понять, как мельничное
колесо соединяется с другими механизмами!
— Ну вот, теперь ты всё увидел, — сказал
довольный мельник. — Сейчас я дам тебе работу.
Посмотрим, как ты с ней справишься.
Они снова зашли в цех, и вскоре Джорли
погрузился в свою новую работу.
С этого дня госпоже Штауффер стало сильно не
хватать мальчика. Однако она радовалась тому, что
наконец-то муж сам увидел, какой Джорли хороший и
трудолюбивый.
Хозяйке не терпелось узнать, как мальчик
справляется с работой, но муж не говорил ей ни
слова. Сама же она ничего не спрашивала, потому что
однажды уже получила ответ: «Неделя ещё не
прошла».
 Наконец наступил субботний вечер. Присев около
мужа, госпожа Штауффер сразу спросила:
— Ну, как Джорли? Он целую неделю работал
рядом с тобой...
Мельник словно ждал этого вопроса.
— Ну это и метеор, я тебе скажу! Такой мне ещё
никогда не попадался! Глаз у него — как у сокола: где
что не так — сразу заметит! Но больше всего меня
удивляет вот что: он ведь до этого никогда в таком
хозяйстве не работал и даже представления о нём не
имел, а как устранить какую-то неполадку в
машинах — соображает. Как будто он родился
мельником!.. Но этот бедный мальчишка, который
взялся невесть откуда, совсем чужой для нас... О-о-о!
Мельник громко застонал и, поднявшись, стал
беспокойно ходить по комнате.
— Я знал только одного такого... — продолжил он
печальным голосом. — У него был орлиный глаз! А
сноровка! А руки! Всё, что проходило через его руки,
становилось идеальным! Он умел всё, за что бы ни
взялся. Только почему...
При этих словах мельник застонал ещё громче и в
его глазах блеснул гнев.
— Забудем прошлое, — с печалью в голосе
сказала мельнику жена, удивившись, что он вдруг
заговорил об этом. Подобного не случалось уже
несколько лет. — Будем радоваться, что этот мальчик
пришёл именно к нам. Он нам очень пригодится, тем
более что пришёлся по душе и мне, и тебе. Давай
сделаем так: один день он будет с тобой на мельнице,
другой — со мной в доме. Так мы оба будем
довольны, а он со временем научится всему в
хозяйстве.
 — В доме ему уже нечему учиться, — живо
возразил хозяин. — На заднем дворе, в сарае с
курами — везде идеальный порядок, я сам видел. А
то, что вставать здесь надо с восходом солнца,
мальчик знает лучше всех наших работников. Каждое
утро он первый появляется на рабочем месте. Я
сделаю из него такого работника, какого у меня ещё
никогда не было! Может быть, он освоит даже
механику и я наконец смогу усовершенствовать наше
предприятие. А для этого он должен каждый день
приходить на мельницу, чтобы привыкать к работе.
Жена мельника отступила. Ей было достаточно
того, что Джорли покорил сердце её мужа. Это было
впервые с тех пор, как он потерял того, кого очень
сильно любил. И всё же госпожа Штауффер
надеялась, что вечерами она будет сидеть с Джорли
на скамейке и слушать его чудесные песни.
Джорли тоже заметил, что мельник становится с
каждым днём всё дружелюбнее к нему и доверяет
разную работу. Уже не раз господин Штауффер звал
его, чтобы посоветоваться, как лучше устранить
какую-либо неполадку.
Доверие и приветливость хозяина так ободряли и
вдохновляли Джорли, что он всё смелее узнавал
подробности мукомольного процесса. Довольно скоро,
как мельник того и хотел, мальчик стал хорошо
разбираться и в простой, и в сложной работе.
Мельник не скрывал своего особого расположения
к Джорли.
Когда работники заметили, что хозяин доверяет
мальчику больше, чем любому из них, то просто
возненавидели его и стали считать ниже своего
достоинства разговаривать с ним. Когда он заходил на
мельницу, на него смотрели как на врага.
Такое отношение работников очень угнетало
Джорли. Иногда он тайком смахивал слезу, когда на
его попытку подружиться к нему поворачивались
спиной или унижали обидным словом.
Больше всех его ненавидел Каспар. Когда Джорли
проходил мимо, тот язвительно бросал ему вслед:
«Бродяга!» Джорли было больно это слышать. Да, у
него действительно не было родины и ему, наверное,
ещё придётся много странствовать, как и всем
бездомным. Но разве можно его назвать бродягой?
Это звучало так ужасно и так позорно!
Вдобавок ко всему молодая кухарка тоже начала
обзывать Джорли этим словом. Он ничего не мог
сказать ей, и только, напевая про себя
благодарственные песни, утешался надеждой, что Бог
не оставит его. В сердце Джорли постоянно звучали
слова песни:
...Творит Он чудеса И в нас, и перед нами!
 Не обзывала Джорли только старая служанка,
зато всегда встречала его таким злобным взглядом,
что ему становилось не по себе. Ей тоже не нравилось
особое положение этого непонятно откуда взявшегося
мальчика.
Однажды Джорли принёс из сарая полную корзину
свежих яиц и хотел показать их хозяйке. К сожалению,
её в доме не оказалось. Служанка, которая работала
на кухне, в этот раз ещё яснее показала Джорли свою
неприязнь — она захлопнула дверь прямо перед его
носом.
Джорли медленно направился
к выходу, думая о том, где может быть госпожа
Штауффер. Внезапно возле него появилась молодая
служанка и грубо крикнула:
— А ну кыш с дороги, бродяга!
Джорли выскочил на улицу и уныло побрёл к
мельнице. В это время из здания выходил Каспар.
Поравнявшись с Джорли, он больно толкнул его в
спину:
— Иди скажи хозяину, что здесь один только
бродяга умеет что-то делать!
Каспар сказал это очень тихо, так как неподалёку
работал хозяин. Но его издевательского тона для
Джорли было достаточно. Он развернулся и
опрометью кинулся на задний двор.
Добежав до пруда, Джорли присел на камень и
дал волю слезам. Уже несколько раз он хотел
рассказать обо всём хозяйке. Конечно, она
обязательно защитила бы его. Но тогда работники
начнут относиться к нему ещё хуже, а этого он уже не
выдержит. Джорли всё ещё надеялся, что работники и
прислуга со временем изменят своё отношение к
нему, если он не будет жаловаться и останется таким
же дружелюбным. Но они, напротив, с каждым днём
унижали и оскорбляли его всё изощрённее. Джорли
знал, что у них у всех была семья и родина, они знали,
где родились, а он ничего этого не имел! Даже у кур
был свой дом, ни одну из них нельзя было назвать
бродяжкой, а вот его...

Слёзы хлынули из глаз Джорли с новой силой. Он

беспомощно посмотрел на небо и отчаянно
взмолился:
 — О Боже, помоги мне! Ты всё видишь и знаешь!
Я взываю к Тебе, как тогда, на дороге. Только сейчас
мне ещё труднее петь, как учил меня мой...
И тут Джорли вспомнил дедушку. Пока всё было
хорошо, он редко думал о нём. А сейчас образ старого
Лукаса живо всплыл в памяти, и Джорли представил
себе, как дедушка покидает хижину. Может, он уже
бродит где-то в поисках работы? Но куда он пойдёт,
ведь он совсем стар!
— Дедушка, я приду и помогу тебе! — вырвалось
у Джорли.
Он вытер слёзы и побежал в дом.
— Где хозяйка? — спросил он у старой служанки,
столкнувшись с ней в дверях.
— Пожар, что ли? — сухо бросила она, даже не
остановившись.
Джорли в один миг оказался на кухне. В залитой
солнцем комнате сидела жена мельника и резала
яблоки для пирога.
— Мне срочно надо пойти к дедушке! Прямо
сейчас! Я быстро сбегаю и сегодня же вернусь, —
выпалил мальчик. Он никогда ещё не говорил так
быстро и возбуждённо.
Хозяйка отложила нож и изумлённо посмотрела
на Джорли.
— Что с тобой? — спросила она наконец. — Что-
то случилось? Ты что-то узнал о дедушке?
— Он должен уйти из дома. Может, его уже
выгнали и ему некуда идти! Я обязательно должен ему
помочь!
— Джорли, очень хорошо, что ты беспокоишься о
дедушке и хочешь что-то сделать для него, — сказала
жена мельника. — Но сейчас тебе надо успокоиться. Я
узнаю, куда переселился твой дедушка, и мы время от
времени будем посылать ему деньги. Когда-нибудь ты
и сам его навестишь. Всего шесть недель прошло, как
ты начал работать. Так быстро уходить — это
несерьёзно.
Но Джорли волновался всё больше.
— Мне надо идти. Я должен обязательно
пойти! — жалобно повторял он. — Может, дедушка
уже ходит от дома к дому и его везде прогоняют. Люди
видят, что он не в силах работать, и не принимают его.
Его обзывают бродягой, но он же не виноват...
Голос Джорли дрогнул, и по его щекам одна за
другой побежали слёзы. Жена мельника ещё не
видела его плачущим. От внутреннего напряжения
Джорли стал вздрагивать.
— Я постараюсь сделать всё, чтобы ты завтра
смог пойти к дедушке, — ласково сказала госпожа
Штауффер. — Мне надо поговорить с хозяином. Вряд
ли ему понравится, что ты хочешь уйти, но я
постараюсь его уговорить. Так что вытри слёзы! Мы
передадим дедушке приличную сумму денег, и он
сможет купить себе жильё, а ты вернёшься к нам.
Дедушка очень хорошо заботился о тебе, и мы не
оставим его!
Вечером госпожа Штауффер рассказала мельнику
о намерении Джорли.
— Что?! — вскочил он и тут же снова опустился в
кресло. — Разве я тебе не говорил об этом? Да у него
те же манеры, что и у того, помнишь? Тот тоже
дотошнее меня смотрел во все углы. Нет, он
останется здесь! Я не позволю ему уйти! Отправь
старику деньги. Пусть радуется, что мальчик может
зарабатывать...
 Однако госпожа Штауффер не могла забыть
печальное лицо Джорли и его умоляющий голос. Она
просто обязана ему помочь! Конечно, ей тоже не
хотелось отпускать мальчика. Но ведь он не
принадлежит им, и они не имеют права удерживать
его, если он хочет увидеть своего дедушку. Сейчас
мальчика одолела тоска, но потом он с радостью
вернётся к ним. Да и дедушка не станет задерживать
его у себя. Надо отпустить мальчика. Госпожа
Штауффер ещё долго убеждала в этом мельника. Но
он не проронил больше ни слова.
Наконец он встал:
— Отпусти его, раз ты так хочешь! Но знай, что он
не вернётся.
Мельник вышел из комнаты.
Его слова вызвали у жены тяжёлые
воспоминания. Она опустила голову на руки и
разрыдалась.
На следующее утро госпожа Штауффер бодро
хозяйничала на кухне, и никто даже не догадывался о
том, что вчера вечером она горько плакала. Она
собрала вещи Джорли в его рюкзачок, положила туда
ветчину с хлебом и шесть варёных яиц.
— Храни тебя Господь, Джорли, — тепло сказала
она, протянув ему на прощание руку. — Возвращайся
скорее! Скажи дедушке, что ты каждый месяц будешь
зарабатывать столько, сколько хозяин дал тебе
сейчас. Надеюсь, дедушка отпустит тебя снова.
Хотя они уже попрощались, Джорли ещё раз
крепко пожал хозяйке руку:
— Большое вам спасибо за всё, что вы для меня
сделали!
 Казалось, он хотел ещё что-то сказать, но не
решался.
Заметив это, хозяйка приветливо спросила:
— Ты что-то вспомнил?
— Мандолина... Можно я возьму её с собой?
— Ах, я про неё совсем забыла! Но с ней ничего
не случится, пока тебя не будет! Ты же скоро
вернёшься! Пусть пока полежит в шкафу...
Джорли отпустил её руку и повернулся, чтобы
уйти, но хозяйка заметила в его глазах слёзы. Она
быстро подошла к шкафу и выдвинула ящик:
— Если она тебе так дорога, то возьми, конечно!
Госпожа Штауффер размотала ленту на
мандолине, чтобы повесить инструмент Джорли на
плечо, и вдруг изменилась в лице, пронзительно
вскрикнув от неожиданности.
— Джорли, откуда у тебя эта мандолина?! —
спросила она через минуту, побледнев от
нахлынувших мыслей.
— Не знаю, — в недоумении пожал он плечами. —
Её дал мне дедушка. Он говорит, что она была ещё у
моего папы.
— А где жил твой папа? Он был у твоего
дедушки? Ах, ты можешь этого и не знать...
Джорли хотел что-то рассказать ей, но она была
такая взволнованная, что он решил промолчать.
Хозяйка выбежала из комнаты. Джорли взял
мандолину и стал разглядывать её, желая узнать, что
так встревожило хозяйку. На грифе он увидел едва
заметную надпись: «Мельхиор Штауффер, Тунерзее».
«Это же фамилия мельника! — понял Джорли. Он
хорошо знал её: большими чёрными буквами она
была написана на каждом мешке с мукой. — Значит,
мандолина принадлежит мельнику! Может быть, у него
когда- то её украли, и теперь ему неприятно видеть
любую мандолину? Он может забрать её у меня, и
тогда я больше никогда не увижу её...»
Джорли задумался: он не знал, что ему теперь
делать.
А госпожа Штауффер позвала мужа и с
нетерпением ожидала его во дворе. Она не хотела
разговаривать с ним при людях.
Наконец он вышел.

— Прикажи запрячь лошадей, мне срочно нужно

ехать! — с жаром заговорила она. — Я нашла его
след! На мандолине я увидела его имя! Он при мне
его выцарапал! Может, старик что-то знает, я хочу
попасть к нему сегодня же! Он поможет мне найти его!
Мельник покачал головой.
 — Не думаю, — сухо пробормотал он и
повернулся, чтобы уйти, но жена не дала ему.
— Если ты не велишь запрячь для меня лошадь, я
пойду пешком, и никто меня не удержит!
Она была непреклонна, и мельнику ничего другого
не оставалось, как уступить. Он пожал плечами и
крикнул кому-то в сторону сарая:
— Запрягай Бурого!
Госпожа Штауффер собралась в дорогу очень
быстро. Она посадила растерянного, ничего не
понимающего Джорли в повозку, села рядом, и они
тронулись. Она была так занята своими мыслями, что,
казалось, совсем не замечала мальчика.
Ещё перед тем, как они отправились, хозяйка
взяла у Джорли мандолину и положила её себе на
колени.
— Ты можешь нечаянно уронить или ударить
её, — сказала она, крепко держа инструмент.
Время от времени она рассматривала
выцарапанную надпись. Джорли заметил, что хозяйка
украдкой вытирает слёзы, и ему стало ещё тяжелее.
Спустя некоторое время она повернулась к нему и
с печалью в голосе сказала:
— Ты, конечно, не можешь понять, что
происходит... Мне надо увидеться с твоим дедушкой...
Она достала из рюкзачка хлеб, ветчину и яйца,
вынула из своей корзины сыр и положила перед
Джорли:
— Ты, наверное, уже проголодался. Бери, ешь на
здоровье!
Джорли повеселел. Он принялся за еду,
продолжая рассматривать окрестность. Как чудесно
ехать в повозке по бескрайним полям! Такого
удовольствия он ещё никогда не испытывал. И хотя
жена мельника разговаривала с ним очень мало, её
слова были ласковыми, и он совсем успокоился. Он
смотрел на дорогу и узнавал те места, по которым он
не так уж давно шёл, голодный, усталый и никому не
нужный.
«Только бы дедушке не пришлось идти по этим
безлюдным дорогам...» — подумал Джорли,
удивляясь, как быстро они продвигаются вперёд.
Вскоре повозка достигла гостиницы,
расположенной у подножия горы.
— Можешь распрягать лошадей, — сказала
госпожа Штауффер кучеру. — Подождёшь нас здесь,
мы к вечеру вернёмся. — Она сошла с повозки и стала
торопливо подниматься по горной тропинке.
— Далеко идти? — спросила она у Джорли.
— Часа два, — ответил он, стараясь не
вырываться вперёд.
Женщина продолжала идти в гору молча.
Они шли дольше, чем предполагал Джорли.
Наконец он услышал журчанье ручья и через минуту-
другую увидел знакомую хижину. Джорли не
удержался и побежал. В это время из дверей вышел
дедушка Лукас. Должно быть, он увидел путников
через окно.
— Джорли! Неужели это ты?! Это же просто
чудо! — старик крепко обнял мальчика. — У меня
было такое предчувствие, что я тебя ещё увижу.
Завтра мне надо уходить, а куда — не знаю. Сегодня я
снова пел, желая найти покой и не отчаиваться. А
теперь пришёл ты, моё утешение...
В это время дедушка увидел на тропе женщину.
— Кто это? — спросил он у Джорли.
 Тот ещё не успел ответить, как госпожа
Штауффер подошла к старику и взволнованно
протянула ему руку:
— Вы дедушка Джорли? Я очень рада вас видеть!
Ваш мальчик всё это время был у нас на мельнице, и
мы его полюбили. Он сильно захотел навестить вас...
Мне очень нужно с вами поговорить.
Лукас хотел провести гостью в дом, но она
присела на стоящую рядом скамейку.
— Мы можем поговорить прямо здесь. Скажите
мне, как к вам попала эта мандолина?
Женщина крепко прижимала к себе старенький
инструмент. Старик внимательно посмотрел на неё и
задумчиво ответил:
— Об этом я ничего не могу сказать.
— А где жил ваш сын и где он умер?
— У меня никогда не было сына, — медленно
произнёс старик.
— Значит, это был ваш зять, если мандолина и
вправду принадлежала отцу Джорли, как он мне
сказал. Скажите, где жил ваш зять?
— У меня никогда не было зятя... — задумчиво
ответил старик.
Госпожа Штауффер выжидающе смотрела на
него, но объяснений не последовало.
— Я бы не вмешивалась в вашу личную жизнь, —
теряя терпение, сказала женщина, — но на мандолине
написано имя, которое имеет прямое отношение ко
мне, и я не успокоюсь, пока не узнаю, как она к вам
попала.
— Расскажи ей, что ты знаешь, дедушка! Она
всегда так хорошо ко мне относилась... — прошептал
Джорли.
 Но тот, казалось, ничего не слышал. Лукас
неподвижно смотрел на мандолину, будто перед его
глазами лежало самое великое чудо в мире.
Наконец он пришёл в себя:
— Так, значит, имя написано на мандолине? Кто
бы мог подумать!.. А мы искали его во всех карманах,
смотрели на всех рубашечках, но там были вышиты
только буквы. Вам знакомо это имя?
Госпожа Штауффер кивнула, сдерживая слёзы.
— Тогда я расскажу вам всё как было, —
вдохновился старик. — Пусть и Джорли слушает, он
ничего об этом не знает.
Это было восемь лет назад, в начале года, когда
горы уже покрылись толстым слоем снега. Я проводил
через перевал двух мужчин и на следующий день
возвращался обратно. Было пасмурно. Я понял, что
надо торопиться, иначе метель застигнет на перевале.
Где-то через час я догнал одного человека. Он нёс на
спине ребёнка. Мужчина тяжело дышал и сильно
кашлял. Я предложил ему свою помощь, и он с
благодарностью посадил ребёнка мне на плечи.
Становилось всё темнее. Нам надо было
поспешать. Когда начался снегопад, я подбадривал
мужчину как только мог, но он едва успевал за мной.
Было видно, что он серьёзно болен. Когда он уже
совсем обессилел, мне пришлось подставить ему своё
плечо.
Так мы добрались до монастыря на вершине
горы. Добрые монахи хорошо приняли нас, и мы
согрелись возле камина. Однако отцу ребёнка стало
хуже. Монахи оставили нас на ночлег. Один из них всю
ночь сидел у постели больного и поил его какой-то
укрепляющей настойкой.
 Ночью мужчина пытался что-то рассказать, но из
его невнятной речи монах понял только то, что
бедняга хотел вернуться домой, к родителям. Он нёс
им своего мальчика. Мужчина просил сообщить об
этом его родителям, но не успел назвать ни имени, ни
местности. Его сердце остановилось...
Мы осмотрели все вещи, которые были у
мужчины, но нигде не нашли ни его фамилии, ни
имени. Настоятель монастыря предложил мне забрать
мальчика и дал немного денег на его содержание.
Мальчик сказал, что его зовут Джорли, и по дороге
часто спрашивал, где его папа. Я полюбил маленького
сиротку и решил оставить его у себя...
Среди немногих вещей у путешественника была
мандолина. Я взял её с собой, и Джорли с раннего
детства начал на ней играть. Я даже не думал, что на
ней может быть написано имя его отца!
У жены мельника по щекам бежали горячие
слёзы.
— Джорли, я же твоя родная бабушка! — вдруг
воскликнула она, обнимая мальчика. — Ты — наш!
Твой папа был нашим сыном, это был наш Мельхиор,
мой дорогой Мельхиор! Теперь я вижу, Джорли, как ты
похож на него!..
Лукас тоже не мог сдержать слёз. А Джорли был
так удивлён, что не мог вымолвить ни слова.
— Расскажите мне ещё что-нибудь о моём
сыне, — попросила госпожа Штауффер.
Старик задумался. Ему помнилось, что из-за
непогоды и усталости они шли в основном молча.
Лишь взяв мальчика себе на спину, он спросил у отца,
где его мать. «Она умерла там, на своей родине», —
кивнул он в сторону Италии.
 — Да, у меня ещё хранится шарф, который
принадлежал отцу мальчика. Джорли его не носил,
ему почему- то всегда было жарко в нём.
Лукас зашёл в дом и вынес серый шарф с
красными полосками. Госпожа Штауффер сразу же
узнала его. Это был тот самый шарф, который она
связала своему Мельхиору на последнее Рождество,
которое он провёл в родительском доме. Она хорошо
помнила, как он, весело смеясь, обмотал им свою
шею.
Госпожа Штауффер уткнулась в шарф и снова
горько заплакала.
— Он не забыл свою маму, дорожил её
работой... — сочувственно произнёс Лукас.
— Наш Мельхиор был прилежным мальчиком, —
утирая слёзы, начала рассказывать скорбящая
мать. — Мы возлагали на него большие надежды...
Однажды муж решил пристроить к мельнице ещё
одно помещение и нанял строителей. Среди них был
один итальянец. Наш семнадцатилетний Мельхиор
сильно подружился с ним. Итальянец прилежно
работал и был добродушным человеком, поэтому мы
не были против их дружбы. У итальянца была с собой
мандолина, он хорошо играл и пел. Это нравилось
нашему сыну, и он тоже научился играть.
Когда строители закончили свою работу и уходили
от нас, Мельхиор купил у итальянца мандолину.
Отцу очень не нравилось, что сын много времени
посвящал музыке и мало работал на мельнице. Но
Мельхиор не хотел слушаться и начал поговаривать о
том, что уйдёт за границу.
Мы не стали препятствовать ему, думая, что
путешествие и новые знания послужат ему на пользу.
И Мельхиор уехал. Письма от него приходили
регулярно, но о своих занятиях он ничего не писал.
Спустя два года мы написали ему, чтобы он
возвращался домой. Но он ответил, что приехать пока
не может, и признался, что всё время занимался
только музыкой и многого достиг. Муж понял, что
Мельхиор больше не вернётся, и от этих переживаний
тяжело заболел. Но мне всегда казалось, что сын
передумает и вот-вот придёт. Я жила этой надеждой...

Госпожа Штауффер уже не могла плакать и

только печально вздыхала.
 — Со временем письма от Мельхиора стали
приходить всё реже и реже. Последнее мы получили
почти четырнадцать лет назад. Он написал, что
уезжает в Италию. Похоже, там он и женился...
Она снова прижала к себе Джорли и
благодарными глазами посмотрела на Лукаса:
— Мы перед вами в большом долгу... Вы —
второй дедушка нашего Джорли, и я хочу, чтобы вы
жили у нас! Вы поедете с нами?
Джорли не мог сдержать восторга:
— Дедушка, теперь тебе есть где жить!
Вне себя от счастья, он обнял свою родную
бабушку и несколько раз повторил:
— Спасибо вам, тысячу раз спасибо!
Лукас был совершенно растерян. Он с трудом
верил всему происходящему. Теперь у него будет
свой угол, он по-прежнему будет жить вместе с
Джорли, да ещё в такой благородной семье! Об этом
он никогда и не мечтал.
Счастливый Джорли забежал в дом, собрал
дедушкины пожитки в узел и, перекинув его через
плечо, вышел на улицу.
— Ты молодец! — не удержалась госпожа
Штауффер, увидев сияющего Джорли. — Ну всё, мы
можем идти?
Только теперь Лукас понял, что это не сон. Он
поспешил проститься с хозяйкой дома и через пару
минут был готов в путь.
От радости у Лукаса появились силы. Никогда
ещё спуск с горы не казался ему таким лёгким, как в
этот раз. Путники даже не заметили, как подошли к
дверям гостиницы.
 — Скорее запрягай лошадей! — велела госпожа
Штауффер кучеру. — Я тороплюсь домой!
На мельнице только что закончился ужин.
Работники разошлись, и мельник одиноко сидел за
столом. Ему было не по себе. Он встал и несколько
раз беспокойно прошёлся по комнате. Вдруг вдалеке
послышалось громыхание колёс.
«Нет, это точно не она! — подумал он. — Она не
успокоится, пока что-то не узнает, даже если ей
придётся ездить целую неделю».
Стук колёс приближался, и вскоре перед домом
остановилась повозка. Мельник вышел на улицу.
— Встречай Джорли, это сын нашего Мельхиора,
это наш внук! — торжественно объявила жена
мельника.
Господин Штауффер медленно подошёл к
повозке, подал Джорли руку и подвёл его к фонарю,
чтобы лучше разглядеть.
Будто не веря своим глазам, мельник обнял
мальчика и повёл его в дом. При ярком свете лампы
он снова стал внимательно всматриваться в его лицо.
За всё это время мельник не проронил ни слова.
Вскоре в комнату вошли госпожа Штауффер и
дедушка Лукас.
— Не сомневайся! — счастливо воскликнула
женщина. — У меня есть верные доказательства, что
этот мальчик — наш внук!
— Я нисколько не сомневаюсь в этом, — наконец
заговорил мельник, и его голос был непривычно
мягким. — Мне всегда становилось не по себе, когда я
видел в его движениях нашего Мельхиора. Я
принимал это за случайное совпадение. А теперь...
Джорли, значит, ты мой внук?! — воскликнул мельник,
хлопая мальчика по плечу. — Тебе хотелось
вернуться на мельницу, к своему дедушке?
— Да, конечно! Я очень рад, что нашлись мои
родные дедушка и бабушка! — Джорли сиял от
счастья.
— А вот ещё один человек, который должен
разделить с нами радость! Это второй дедушка
Джорли, — торжественно объявила госпожа
Штауффер. — Он воспитал нашего внука в страхе
Божьем, научил его работать, мы всегда будем в
долгу перед ним...
Госпожа Штауффер стала подробно рассказывать
о том, что узнала о своём Мельхиоре. Когда она
замолчала, мельник долго ещё смотрел вдаль ничего
не видящими глазами. А потом он вдруг тряхнул
головой, похлопал Джорли по плечу и сказал:
— Будем радоваться тому, что Джорли теперь
дома! Скажи, внучек, кем ты хочешь быть?
— Я хочу быть мельником! — не раздумывая
ответил Джорли.
Господин Штауффер от всей души рассмеялся.
Этого смеха уже многие годы не было слышно в их
доме.
— Джорли, завтра я научу тебя ездить верхом и
управлять четырьмя сивыми. Мне очень хочется в
скором будущем увидеть, как по нашим бескрайним
полям ездит верхом молодой мельник Штауффер!
Жена мельника смотрела на мужа с восхищением.
Ей казалось, что он даже помолодел и глубокие
складки на его лбу стали едва заметны.
Морщинистое лицо Лукаса тоже сияло.
Молитвенно сложив руки на груди, он с дрожью в
голосе сказал:
 — Мне хочется вместе с Джорли спеть
всемогущему Богу благодарственную песню. Моё
сердце переполнено благодарностью Небесному Отцу
за то, что Он услышал мои молитвы о мальчике!
Выразить благодарность в песне у меня получится
лучше всего...
Джорли выжидающе посмотрел на мельника: он
ведь не переносит музыки! Но тот одобрительно
кивнул:
— Пойте! Если юный мельник целый день будет
прилежно работать, то вечерами пусть поёт сколько
хочет!
Госпожа Штауффер подала Джорли мандолину.
Он робко коснулся пальцами её струн, и Лукас запел
одну из своих любимых песен. Джорли сразу же
подхватил её и заиграл смелее.

О, если б сотни уст имел я

И сотни нежных голосов,
Из глубины сердечной пеньем
Я славил бы Творца миров!

За песней песню я бы пел

О том, что Бог мне дал в удел!
О, если б голос мой был слышен
Везде, где видят солнца свет;

О, если б дух взносился выше

С полётом дней, с теченьем лет!
Да буду я Твоим слугой
И каждый вздох — Тебе хвалой!..
 Как только прозвучали последние слова гимна,
жена мельника тихо вышла. Она поднялась на чердак
и выглянула в открытое окно.
Луна своим матовым светом заливала округу.
— Больше нет смысла смотреть, не идёт ли мой
сын... Теперь я знаю, что он никогда не придёт... —
скорбно прошептала женщина, вытирая горячие
слёзы.
На следующее утро, когда все собрались на
завтрак, мельник Штауффер громко сказал:
— Хочу всем вам сообщить, что Джорли — мой
внук, и все должны относиться к нему соответственно.
Мой сын, возвращаясь домой, внезапно умер, а этот
отважный мужчина, — мельник указал на Лукаса, —
горный проводник, взял мальчика к себе и воспитал
его. Теперь он будет жить у нас на правах
родственника.
У каждого работника от этой новости замерло
сердце. Когда они разошлись по рабочим местам,
каждый думал, что его выгонят. Ведь несомненно,
Джорли рассказал своему дедушке о том, как они к
нему относились! Больше всех боялся потерять
работу Каспар.
После обеда мельник послал Джорли на мельницу
с каким-то поручением. Джорли переживал, что к нему
теперь будут относиться ещё хуже, потому что он внук
хозяина, а не простой рабочий. Но, войдя в цех, он
заметил, что всё изменилось в лучшую сторону.
Каждый хотел оказаться самым дружелюбным и
сделать для Джорли что-то особенное, чтобы
примириться с ним. Каспар вёл себя так, будто для
него было настоящим счастьем то, что Джорли
заговорил с ним.
 Эта перемена стала для Джорли неожиданной
радостью. В одно мгновение тяжесть ушла с его души.
Он разговаривал с работниками так приветливо,
словно никогда не терпел от них унижений.
Когда Джорли, выполнив поручение дедушки,
покинул мельницу, старший из работников сказал:
— Мы ему сделали столько зла, а он ничуть не
мстит... Удивительный малый!
На мельницу Штауффера вернулась радость.
Каждый вечер во дворе играла мандолина и
слышались песни, прославляющие Бога.
Оставаясь наедине с женой, мельник часто
говорил ей:
— С приходом Джорли на мельнице закипела
жизнь! Работники стали такие добрые и прилежные!
Когда я слушаю ваше пение по вечерам, я думаю, что
именно оно так благотворно действует на всех.
— Да, слава Богу за то, что Он послал в наш дом
такое благословение. Он утешил нас в скорби и
вернул нам радость!
 Макс - трусишка
— Макс — трусишка! Макс — трусишка! —
доносились из леса звонкие голоса детей.
По дороге к дому лесника Шмидта в
сопровождении двух собак шли четыре мальчика и
две девочки. Это были дети лесника. Самый старший
из них, пятнадцатилетний Герман, нёс на плече ружьё.
Рядом с ним шагали тринадцатилетний Пауль и
шестилетний Франц. Франц волочил по земле только
что застреленную ворону.
Немного поодаль от своих братьев и сестёр шёл,
понурив голову, десятилетний Макс. Его дразнили
трусишкой, потому что он всего боялся. Братья и
сёстры часто смеялись над ним, напоминая, что сыну
лесника нельзя быть таким трусливым. Говорили, что
сестрёнки Эмма и Герта, хотя и девочки, намного
смелее, чем Макс. Герта была на два года младше
Макса, но она даже не вздрагивала, когда слышала,
например, выстрел из ружья, и всегда смеялась, видя,
как её брат испуганно затыкает уши.
 Лесник и его жена учили своих детей любить Бога
и друг друга. И всё же Макс часто чувствовал себя
неуютно среди своих смелых братьев и сестёр. Он
охотнее гулял один или с Гектором — собакой,
которая всегда отзывалась на голос Макса весёлым
лаем. Макс любил ходить в лес за грибами и ягодами.
Нередко вместе с полной корзиной он нёс домой букет
лесных цветов. Госпожа Шмидт часто говорила: «Если
бы не Макс, у нас на столе никогда не было бы ягод и
грибов, а ваза для цветов всегда стояла бы пустой».
Братья Макса тоже собирали ягоды, но они клали
их себе в рот, а не в корзину. И вместо того чтобы
собирать грибы, они лазили по деревьям или бегали
за птицами, желая узнать, где находятся их гнёзда.
Макс рос мечтательным мальчиком. Он мог
часами лежать на траве, слушать пение птиц и
рассматривать небо. Ещё он любил отдыхать под
соснами-великанами и, глядя на их зелёный наряд,
думать о чём-то своём. Братья, застав его на таком
отдыхе, начинали смеяться и спрашивали, слышит ли
он, как растёт трава. Из- за этого Максу пришлось
искать себе такое место в лесу, где бы его никто не
увидел.
Убежище нашлось в ветвях старого дуба, который
рос на опушке. Это было невысокое раскидистое
дерево с густой кроной. Отсюда хорошо был виден
дом лесника. Чтобы быстро влезать наверх, Макс
попросил Иоганна, работника на их подворье,
смастерить для него небольшую лестницу.
Забравшись на дерево, Макс поднимал лестницу и
прятал её в ветвях. Снизу заметить Макса было
трудно, и шумная ватага ребят частенько пробегала
мимо старого дуба, даже не подозревая о том, что их
брат сидит на одной из его ветвей.
Вот и сегодня, выслушав массу колких насмешек,
Макс убежал в своё укрытие. Он взобрался на дерево,
прижался щекой к шершавой коре и со слезами стал
молиться:
— Любящий Спаситель, почему я такой
трусливый? Мои братья и сёстры не зря смеются надо
мной, но я ничего не могу поделать! Иисус, я знаю, что
я — Твоя овечка, а Ты — мой добрый Пастырь. Я
верю, что Ты меня любишь и хочешь мне помочь. Я
совсем не хочу быть трусишкой. Ах, если бы всё стало
по-другому!.. Дорогой Господь, помоги мне быть таким
же смелым, как и мои братья! Позволь мне совершить
какое-нибудь большое дело!
Макс немного успокоился и посмотрел в сторону
дома. Он утопал в зелени фруктовых деревьев и
выглядел таким мирным и родным! Из кирпичной
трубы к небу лениво поднимался дымок, а в окнах
отражалось вечернее солнце. На террасе сидела
мама.
Время от времени с озера доносился лёгкий плеск
воды. На верхушке дуба зяблик звонко пел свою
вечернюю песню. Макс долго сидел, прислушиваясь к
лесным звукам.
Вдруг он вздрогнул и насторожился. Где-то вблизи
послышался шорох и слабый хруст веток. Может быть,
это какой-то зверь? Затаив дыхание Макс посмотрел
вниз. Опасливо оглядываясь по сторонам, от дерева к
дереву пробирался мужчина. Чем ближе он подходил
к опушке, тем ниже пригибался к земле. Неподалёку от
дуба незнакомец и вовсе лёг на землю.
 Теперь Макс увидел его лицо и ужаснулся. Это
был Брандт! В последний раз мальчик видел его с
двумя полицейскими. Тогда Брандта арестовали за
браконьерство и посадили в тюрьму. Лесник долго
преследовал браконьера, пока наконец удалось
поймать его. Хотя сейчас Брандт был коротко
острижен и без бороды, Макс сразу узнал его.
На Макса напал неодолимый страх. Браконьера
освободили или он сбежал? Зачем он пришёл сюда?
Может, он хочет взяться за старое? Или... отомстить
леснику?.. От этой мысли Макс задрожал и чуть не
упал с дерева, но успел ухватиться за ветку. Он
должен сидеть очень тихо. Любое движение сейчас
может стоить ему жизни. Этот браконьер ни перед чем
не остановится!
Мужчина лежал на траве и пристально смотрел на
дом лесника. Время от времени он нервно сжимал
кулаки и шептал какие-то ругательства.
Солнце уже почти скрылось за лесом, и его
последние лучи окрасили верхушки деревьев в
золотой цвет. Из сарая доносилось громкое мычание.
Служанка Ханна торопливо пересекла двор. Она
понесла в сарай вёдра с едой для коров. Госпожа
Шмидт уже зашла в дом. Макс знал, что скоро будет
ужин. Все сядут за стол и удивятся, что его нет, ведь
он всегда приходит домой вовремя. Долго ли ему ещё
придётся здесь сидеть?
Вскоре на пороге появилась госпожа Шмидт.
— Ма-а-акс! — громко позвала она.
«Иду, мама!» — чуть было не выкрикнул Макс. Он
так сильно взволновался, что его сердце готово было
выпрыгнуть из груди. Мужчина внизу ещё больше
пригнулся к земле, но через минуту встрепенулся и
напряжённо застыл. Макс посмотрел туда же, куда
смотрел браконьер, и увидел отца. Он вышел из дома,
повесил на плечо ружьё и, что-то сказав матери,
быстро зашагал в сторону озера. Макс понял, что отец
отправился к сторожевой вышке.
Когда лесник скрылся за деревьями, браконьер
вскочил и бросился в лес. Через пару минут он
вернулся с ружьём в руках. По-видимому, оно было
спрятано в кустах. Браконьер огляделся по сторонам и
быстро зашагал по тропинке, ведущей к озеру.
Как только мужчина скрылся из виду, Макс слез с
дерева и побежал домой. Страх за отца едва не
лишал его сил. Брандт точно хочет убить лесника! Но
что он, трусишка Макс, может сделать?! Что он может
изменить?!
Навстречу Максу со двора выбежал его мохнатый
друг Гектор. И тут Макс понял, что надо делать. Он
подскочил к будке, где лежал охотничий пёс Рекс, и
быстро отвязал его.
— Гектор, Рекс, за мной! — скомандовал Макс и
бросился со двора.
— Ты куда, трусишка? — послышался чей-то
голос.
Госпожа Шмидт тоже что-то крикнула, пытаясь
остановить Макса, но он лишь бросил на ходу:
— Брандт!.. Хочет убить... — И помчался в лес.
К лесному озеру вела узкая тропинка, поросшая
мхом и травой. Макс бежал не останавливаясь. Он
думал только об отце. Рубашка уже прилипла к телу и
дыхание становилось всё более и более
прерывистым.
 В лесу быстро стемнело, и Максу стало страшно.
То здесь, то там слышался треск сухих веток. Может,
это звери бродили в поисках пищи?
Вдруг Макс остановился и крепче сжал поводок.
Рекс рвался вперёд, жадно нюхая воздух. Макс понял,
что Брандт где-то совсем рядом. В любое мгновение
мог прогреметь выстрел...

— Иисус, сохрани нашего папу! — не переставал

молиться Макс.
Впереди было торфяное болото. Сырую
бугристую землю покрывали густые заросли ежевики и
камыша. Между ними рос такой высокий папоротник,
что Макс в трёх шагах от себя уже ничего не видел.
Наконец Рекс глухо зарычал, и обе собаки
бросились в кустарник справа от тропинки. От резкого
рывка Макс упал и выпустил поводок из рук. Но в
следующее мгновение он вскочил и побежал вслед за
собаками.
Скоро Макс вновь почувствовал, как ёкнуло его
сердце от ужаса — он увидел Брандта! Прижавшись
спиной к дереву, браконьер пытался отбиться от собак
ружьём.
Макс что было силы закричал:
— Папа! Папа! Быстрее сюда!
— Подожди, негодяй! — проскрежетал Брандт и
вскинул ружьё.
В тот же миг на него бросился Гектор. Раздался
выстрел. Макс почувствовал резкую боль в ноге и
потерял сознание.
С яростным лаем Рекс кинулся на браконьера, и
он выронил из рук ружьё. Разъярённый пёс придавил
преступника к земле и не давал ему пошевелиться.
Гектор стоял рядом и угрожающе рычал.
Вскоре из зарослей вынырнул лесник. Он сразу
понял, что здесь произошло. Бросив собаке короткую
команду, он склонился над Максом и приподнял его.
— Макс, сыночек! — с тревогой в голосе позвал
отец и, осмотрев рану, облегчённо вздохнул: — Слава
Богу, нога лишь слегка ранена.
Вдали послышались чьи-то крики и лай собак.
Шум приближался, и вскоре лесник услышал голоса:
— Макс! Ма-а-акс! Где ты? Ау! Ау!
— Мы здесь! — отозвался лесник.
На тропинке появились Герман и Пауль, а также
помощник лесника с двумя собаками.
Когда Макс убежал в лес, госпожа Шмидт
забеспокоилась и послала вслед за ним работника,
который во всём помогал господину Шмидту. Герман и
Пауль побежали с ним.
 Через несколько минут Брандт был крепко связан.
Отец взял на руки раненого сына, и все отправились
через лес домой. Пауль побежал вперёд, чтобы
успокоить маму.
Госпожа Шмидт встречала своих родных у
калитки. Она плакала.
— Слава Богу, Он сохранил нас от худшего! —
сказал ей лесник, укладывая Макса на кушетку. —
Пуля лишь слегка задела ногу...
Господин Шмидт распорядился, чтобы Иоганн
отвёз связанного Брандта в городскую полицию и на
обратном пути привёз доктора.
Нервное потрясение и страх повлияли на него
сильнее, чем ранение. Макс лежал бледный и
уставший. Доктор, осмотрев Макса, сказал, что через
день-другой мальчик будет бегать, как и раньше.
Когда доктор уехал, Герман и Пауль вошли в
комнату, где лежал Макс. Им не терпелось узнать
подробности происшествия. Но госпожа Шмидт
выпроводила их, велев соблюдать тишину. Немного
огорчённые, братья отправились в свою спальню,
возбуждённо обсуждая случившееся.
— Никогда не думал, что наш Макс может быть
таким смелым! — признался Пауль.
— Да... Это не шутка — пойти против бандита,
которому всё равно кого пристрелить — зайца или
человека, — заметил Герман. — Я не знаю, нашлось
бы у меня столько смелости, как у Макса...
— Раньше Макс затыкал уши, когда слышал
выстрел. Думаю, что теперь он не будет так делать.
Он уже не трусишка!
— Давай больше не будем его так обзывать! —
предложил Герман.
 Пауль охотно согласился. Мальчики ещё немного
пошептались, обсуждая подвиг Макса, и уснули.
В доме стало тихо. Только госпоже Шмидт не
спалось. Она была слишком взволнована и не
переставала думать о случившемся. Всё могло
произойти совсем по- другому, если бы Господь не
проявил к их семье Свою безграничную милость. Мать
тихо подошла к кровати Макса, склонилась на колени
и ещё раз поблагодарила Небесного Отца за Его
любовь и попечение.
Через несколько дней Макс должен был предстать
перед судом как свидетель. Родители дали на это
согласие. Но так как мальчик ещё не совсем
выздоровел, следователи сами приехали к Шмидтам
за сведениями.
Когда Макс закончил свой рассказ, старший
следователь погладил его по голове:
— Ты хороший, смелый мальчик!
На улице под окном притаились братья и сёстры
Макса. Они напряжённо прислушивались, чтобы не
пропустить ни одного слова из важного разговора,
который происходил в их доме.
— Слышал? — толкнул Герман Пауля в бок. —
«Смелый мальчик»!
Пауль только улыбнулся в ответ.
После этого случая отношение мальчиков к Максу
сильно изменилось. Когда он выздоровел, Франц по
привычке крикнул ему:
— Трусишка! Пойдём играть!
Но в тот же момент он получил от Германа
хорошую оплеуху.
— Чтобы я этого слова больше не слышал! —
сказал Герман, и Франц навсегда запомнил это.
 На том месте, где Макс был ранен, Герман и
Пауль поставили стрелу с табличкой, на которой был
описан смелый поступок их брата. Отец, увидев этот
примитивный памятник, от души рассмеялся.

Макс удивлялся, что ему уделяют столько

внимания, и говорил своим друзьям и одноклассникам,
что любой другой мальчик на его месте поступил бы
точно так же. А вечерами, преклоняя колени у своей
кровати, Макс благодарил Господа за то, что Он
услышал его просьбу и освободил от страха. Теперь
Макс не просил Иисуса, «чтобы Он позволил ему
совершить какое- нибудь большое дело». Он знал, что
Господу стоит доверять, Он защитит в любую минуту и
сохранит от зла!
 Горький корень
В церкви добрую старушку Рисслер любили и
ласково называли бабушкой. Её дочери Руфи уже
давно исполнилось двадцать лет, но она с детства
была инвалидом и отставала в умственном развитии,
поэтому не могла выполнять даже самую простую
домашнюю работу.
Люсси и её подруга Роза каждую неделю по
очереди ходили к старушке Рисслер и убирали в доме.
Некоторые сёстры из церкви приносили старушке
продукты и выполняли работу, которая девочкам была
не под силу.
 — Люсси, а я что-то делаю для тебя! — широко
улыбаясь, сказала однажды Руфь. Она сидела за
столом, заваленным бумагой. — Ты можешь написать
мне своё имя?
Люсси подошла к столу.
— Напиши вот здесь, — Руфь ткнула пальцем на
край жёлтого листка.
Люсси аккуратно написала своё имя.
— Вот и всё! — обрадовалась Руфь и подала
листок Люсси.
— Спасибо! — быстро ответила та и сунула лист в
карман.
— Ты даже не посмотрела на него! — насупилась
Руфь. — Я нарисовала для тебя жирафа... — Она
вынула листок из кармана Люсси и указала на какую-
то карикатуру.
— Вижу, — кивнула Люсси. — Хорошо, Руфь. Ты
любишь рисовать?
— Да! Мне нравится что- нибудь рисовать для
тебя!
«Ей и правда нравится делать мне подарки, —
подумала Люсси. — Если бы она знала, что все они
оказываются в урне...»
— Ты будешь играть со мной? — спросила Руфь,
устремив на Люсси невинный взгляд.
— Нет, мне некогда! — отвернулась Люсси. —
Мне надо работать. Скоро мама за мной придёт...
Разочарованная, Руфь взяла со шкафа книгу и
села на диван смотреть картинки.
Едва Люсси успела подмести пол в прихожей, как
приехала мама. Она привезла продукты и, разложив
их по местам, присела рядом с бабушкой.
Домывая пол, Люсси услышала, как мама сказала:
 — Сегодня мне звонила Рита. Они уже
обустроились в новой квартире, и теперь будут
отпускать к вам Берту.
— Прекрасно! — обрадовалась старушка. — Руфь
любит её, они быстро нашли общий язык. В прошлое
воскресенье Берта подарила Руфи самодельную
открытку, так она теперь бережёт её, как драгоценный
подарок!
Люсси сменила воду, выполоскала тряпку и зашла
в гостиную, чтобы поправить книги на полке. К ней тут
же подошла Руфь.

— А Берта играет со мной в разные игры! —

сказала она, отдавая книгу.
Люсси улыбнулась и подумала: «Как Берта
справляется со своей работой, если она всё время
играет с Руфью? Это же нечестно! Она приходит сюда
играть, а не убирать!.. Поэтому бабушка и любит
Берту больше, чем меня! Я бы тоже играла с Руфью,
если бы у меня было для этого время, но ведь я
прихожу сюда работать, а не отдыхать! А работы
здесь всегда хватает...»
Сердцем Люсси овладело чувство горечи.
— Роза, мне нужно с тобой поговорить! —
шепнула Люсси подружке после богослужения и
покосилась на Берту.
Девочки отошли в сторону, и Люсси спросила:
— Тебе Руфь говорила, что Берта играет с ней,
когда приходит убирать у них?
Роза кивнула.
— Знаешь, мне просто интересно, для чего она
ходит туда — работать или играть? Не понимаю, как
можно делать то и другое одновременно! Скажи, когда
ты приходишь убирать после Берты, ты не замечаешь,
что она плохо убрала?
Роза задумалась.
— Я как-то не придавала этому значения... —
неуверенно протянула она. — А вообще-то, в
прошлый раз в гостиной висела паутина, а на кухне
пол был очень грязный. Правда, тогда на улице шёл
дождь... Но я сомневаюсь, что два человека могли
нанести столько грязи за несколько дней!..
— Мама говорит, что недели через две нам всем
надо будет собраться и сделать у бабушки
генеральную уборку перед Пасхой, — сказала
Люсси. — Вот тогда мы и посмотрим, как Берта
работает...
Наступил день генеральной уборки у старушки
Рисслер. Три девочки и их мамы приступили к работе.
Взрослые стирали шторы и занавески, чистили
ковровые дорожки, мыли люстры. Девочкам поручили
сначала вымыть всё на кухне.
 — Теперь мы узнаем, как работает Берта! —
подмигнула Люсси подруге.
— Точно! — шепнула та в ответ.
Берта заметила, что девочки шепчутся, и в
недоумении отвернулась — ей не хотелось, чтобы они
подумали, будто она подслушивает. Берта принялась
доставать посуду из шкафов, чтобы протереть полки.
В кухню вошла Руфь. Люсси и Роза
многозначительно переглянулись.
— Что ты делаешь? — спросила Руфь у Берты.
— Буду протирать шкафы.
— Можно, я тебе помогу?
— Конечно! Нужно протереть вот этот ящичек.
Берта осторожно вытащила из высокого шкафа ящик и
поставила его на стол.
— Выложи из него всё, а я сейчас принесу тряпку,
и ты будешь его протирать.
Руфь стала выкладывать на стол вилки, ложки,
ножи.
Не дождавшись Берту, она взяла тряпку из её
ведра и принялась тереть ящик. Но тряпку она не
смогла отжать, и на полу скоро образовалась лужа.
— Руфь! — недовольно воскликнула Роза.
— Тс-с-с! — Люсси поднесла палец к губам. —
Молчи! Ей Берта разрешила. — Наклонившись к Розе,
девочка прошептала ей на ухо: — Посмотрим, что она
скажет, когда увидит!
— Ты меня не дождалась? — мягко спросила
Берта, поставив на стол ведёрко с водой. — Давай я
тебе помогу. Смотри, тряпку надо выжимать сильно-
сильно, чтобы вода с неё не текла. А теперь возьми
вот эту сухую тряпку и хорошо вытри ящик со всех
сторон...
 Руфь, прикусив губу, послушно принялась тереть
ящик, а Берта продолжила убирать в шкафу.
— Я бы сама это сделала, и намного быстрее, —
прошептала Люсси подруге. — Зачем она разрешает
Руфи возиться с ящиком? Лучше бы отправила её
поиграть. Если Берта всегда так делает, то и не
удивительно, что после её дежурства везде остаётся
паутина...
Через несколько минут Руфь снова нарушила
молчание, сказав Берте:
— А ты будешь со мной раскрашивать картинки?
— Ну, давай, доставай свою книгу и карандаши, —
улыбнулась Берта.
Оставив свою работу, Берта за пару минут
помогла Руфи раскрасить какую-то картинку. Роза и
Люсси не переставали возмущённо шептаться.
Наконец работа в доме Рисслеров была
закончена, и девочки со своими мамами отправились
домой.
По дороге Люсси сказала:
— Мама, как ты думаешь, Берта может оставаться
в списке тех, кто убирает у бабушки? Она же не
справляется со своими обязанностями! Она ходит
только для того, чтобы поиграть с Руфью. Роза
говорит...
— Люсси, прекрати сейчас же! — прервала её
мама.
— Я видела, как вы с Розой сегодня шептались.
Вести себя так — некрасиво и неприлично... Вы,
наверное, говорили о Берте?
— Да.
— Это называется осуждением, — продолжала
мама.
 — Вы с Розой несправедливо порицали Берту.
Бабушка хвалит её за то, что она старательная и
добрая, хорошо убирает в доме и в то же время всегда
оказывает внимание Руфи. Люсси, скажи честно,
Берта сегодня на самом деле почти ничего не
сделала? Думаю, что она сделала столько же, сколько
и вы с Розой.
Люсси молча опустила голову, признаваясь себе в
том, что мама права.
— Вы с Розой потратили столько же времени на
перешёптывание, сколько Берта — на занятия с
Руфью, — сказала мать. — Только Берта принесла
пользу несчастной девочке, а вы? Беда в том, что ты
позволила зависти заполонить твоё сердце. Бабушка
Рисслер и Руфь полюбили Берту, а ты позавидовала,
что они не привязались так сильно к тебе. Зависть —
это грех, это большое зло, и оно встало между тобой и
Бертой.
Люсси молчала. Ей казалось, что мама видит её
сердце. Да, она не ошиблась: Люсси действительно
завидовала! Ей хотелось исправить положение,
попросить прощения и у Руфи, и у Розы. И зачем
только она поддалась этому искушению?
— Если хочешь исправиться, — мать словно
читала мысли дочери, — я разрешаю тебе на полчаса
дольше бывать у Рисслеров. Ты успеешь и убрать в
доме, и поиграть с Руфью. Разве ты не заметила, как
она дорожит твоим вниманием, как ей хочется
общаться с тобой?
— Заметила...
— И ещё тебе надо попросить прощения у
Берты, — добавила мать. — Она видела, как вы с
Розой шептались, и поверь мне, ей было очень
неприятно.
Люсси густо покраснела.
— Это правда, что я позавидовала Берте, —
хрипло проговорила она. — Я считала, что у меня есть
причины, чтобы так относиться к ней... Теперь я и
сама вижу, как это нечестно... А началось всё с того,
что я заметила, как Руфь и бабушка любят Берту...
— Это и есть горький корень твоей беды, —
подтвердила мать. — Тебе обязательно надо
привести всё в порядок.
— Я попрошу прощения у Берты, — тихо сказала
Люсси. — И у Розы. Это я втянула её в эту неприятную
историю.
— Смотри, не откладывай своего решения на
потом. Я буду молиться, чтобы Господь помог тебе
победить недобрые чувства.

Нe зря надеялись
— Мама, когда уже папа вернётся? — прижавшись
к коленям матери, спросила пятилетняя Эльза.
 Молодая женщина вздохнула в ответ и печально
посмотрела в окно, за которым виднелось бескрайнее
Балтийское море.
— Не спрашивай маму об этом, — взяла
сестрёнку за руку четырнадцатилетняя Мария. —
Пойдём лучше со мной на улицу, польём цветы.
Эльза радостно вскочила.
— У нас очень красивые цветы, правда же?
Мария безразлично кивнула. Эльза заметила, что
её сестра думает о чём-то другом, и недовольно
сморщилась:
— Ты совсем не слушаешь, что я тебе говорю.
По серьёзному лицу Марии проскользнула
натянутая улыбка, и она возразила:
— Я всё слышала. Ты говорила о цветах.
— Да, Мария, о цветах. Почему ты всегда меня
плохо слушаешь и так редко смеёшься?
Сёстры вышли в сад. Как здесь было хорошо!
Вокруг ярких подсолнухов, душистого розмарина и
шалфея жужжали неугомонные пчёлы и порхали
разноцветные бабочки. В самой глубине сада стояла
грубо сколоченная деревянная лавочка. Мария
присела на неё и посадила младшую сестру к себе на
колени. Убрав прядь кудрявых светлых волос с её
загорелого лица, она сказала:
— Эльза, не спрашивай так часто у мамы, где
папа.
— Почему?
Мария помолчала, потом озабоченно продолжила:
— Ты уже большая девочка и сможешь понять то,
что я тебе сейчас расскажу. Помнишь, как выглядел
наш дорогой папочка?
 — Да, конечно! У него была такая большая
борода! Он всегда был радостный и играл со мной...
Папа научил меня молиться. Я всегда перед сном
молюсь, как он меня научил!
Эльза благоговейно сложила руки и подняла к
небу сияющие глаза:

Господь, я отдыхать ложусь,

И в тишине ночной
В Твои я руки предаюсь
И телом, и душой.

Господь, Хранитель верный мой,

Убереги от зла,
Дай телу сон, душе покой,
Чтоб мысль с Тобой была.

Мария погладила сестрёнку по голове и

продолжила:
— Прошло уже два года, как папа ушёл в
плавание. Он сказал, что вернётся через год, поздней
осенью, но прошло уже две осени, и мы до сих пор
ничего о нём не знаем. Мама думает, что папа утонул.
Поэтому она всегда такая печальная и часто плачет.
— Нет, Мария, наш папа живой! Это я тебе точно
говорю! — воскликнула Эльза с такой уверенностью,
что Мария невольно улыбнулась.
Заметив в глазах Марии сомнение, она
возбуждённо продолжила:
— Я каждое утро и каждый вечер молюсь о том,
чтобы папа вернулся домой, а мама всегда говорит,
что Бог любит нас и слышит все наши молитвы.
 — Правильно, но мама ещё говорит, что мы не
можем знать все Божьи намерения, и те из них,
которые нам кажутся самыми тяжёлыми и грустными,
оказываются для нас самыми благословенными.
— Но мы ведь можем ждать папу! Я верю, что он
вернётся! Мама не должна грустить!
— Мы уже очень долго ждём, но от него нет
никакой весточки. Мама болеет и не может ходить на
работу. У нас сейчас даже на хлеб нет денег...
— Нет денег? Ганс ведь что-то зарабатывает
каждый день со своим осликом!
— Это совсем немного... К тому же из этих денег
надо покупать корм для ослика.
— Скоро приедет много курортников, и тогда Ганс
сможет много заработать!
— Да, мама тоже на это надеется. Но в этом году
ещё у троих мальчиков появились ослы с очень
красивой разноцветной сбруей2. Дети намного охотнее
будут кататься на них, чем на нашем Сереньком.
— Ты что! Ни у кого нет такого милого ослика, как
у нас! — запальчиво воскликнула Эльза. — Дети
обязательно увидят, какой он хороший! Надо сказать
это маме, чтобы она не плакала!
Из сарая послышалось весёлое насвистывание.
Эльза вскочила.
— Ганс уже готовит ослика. Я побегу к нему!
— Мы же хотели с тобой полить цветы, —
напомнила Мария.
— Я быстро! Только посмотрю на нашего
Серенького! — крикнула Эльза и побежала в хлев.

2 Сбруя — запряжка для лошадей, оленей и других

тяговых животных.
 Там её тринадцатилетний брат готовил осла к
прогулке, насвистывая свою незатейливую мелодию.
Эльза нежно погладила ослика и спросила:
— Ганс, можно мне чуть-чуть посидеть на нём?
— Нет, не сейчас. Я тороплюсь. Карл и Генрих
уже на берегу. Если я задержусь, то точно ничего не
заработаю! Вечером покатаешься.

Эльза огорчилась, но не заплакала. Теперь она

знала, что Ганс должен много заработать, чтобы
хватило не только на хлеб. Она снова побежала в сад,
к сестре.
Пока дочери работали в саду, госпожа Вендт
стояла у открытого окна и задумчиво смотрела вдаль.
Она плохо себя чувствовала. Лицо женщины было
печальным. Она искала утешения в молитве.
— Мой дорогой Господь, я не хочу отчаиваться, —
шептали её уста. — Я возлагаю на Тебя все свои
заботы и прошу, чтобы Ты укрепил мою веру. Будь
милостив, помоги мне...
Когда Ганс приблизился к тому месту, где обычно
стояли мальчики с ослами, он увидел, что трое его
друзей уже там. Со всех сторон к ним подбегали дети,
и ребята с радостью сажали их на своих ослов.
— Это называется «опоздал»! — недовольно
буркнул Ганс и с досады ударил Серенького палкой,
но тут же пожалел об этом — причём тут ослик?
Ганс погладил его, как бы извиняясь, и медленно
пошёл вперёд.
Солнце палило немилосердно. На горячем песке
кое-где виднелась бледно-зелёная трава. Сколько
сегодня придётся ждать заработка?
Морская гладь, переливаясь, блестела под
лучами яркого солнца и манила своей прохладой. Над
водой лениво летали чайки. Отдыхающие
наслаждались безмятежной красотой, но Ганс словно
не замечал ничего вокруг. Он думал только об одном:
заработает ли он сегодня что-нибудь?
Людей на берегу было совсем мало. Дождётся ли
он кого-то на этой невыносимой жаре? Его товарищи
вернулись на стоянку. Весело переговариваясь, они
уселись на горячий песок. Прошёл час, потом другой,
третий, но никто к ним не подходил. Ребята приуныли.
 — Какой-то день сегодня вялый, — хмуро
произнёс один из мальчиков.
Другой лишь пожал плечами в ответ. Третий
предложил немного пройтись вдоль берега, и они
дружно поднялись.
Только Ганс остался сидеть неподвижно. Его
друзья сегодня не обращали на него внимания. Ганс
тяжело вздохнул. Мужество совсем покинуло его, но
он всё-таки решил терпеливо ждать.
К полудню людей на берегу прибавилось. Одни
отдыхали в соломенных домиках, другие — в
плетёных креслах с зонтиком. Дети играли в песке —
строили крепости и рыли заводи.
Люди на берегу беззаботно веселились, один
только Ганс был подавлен. Он угрюмо смотрел по
сторонам: почему никто не хочет покататься на его
ослике? Вдруг чья-то рука легла ему на плечо, и он
вздрогнул.
— Ах, Эльза, это ты!
Появление сестрёнки его ничуть не обрадовало.
Но она улыбнулась ему, присела рядом и спросила:
— Ты уже что-нибудь заработал? Мария послала
меня взять у тебя деньги. Она хочет купить хлеба.
Ганс отвёл глаза в сторону и тихо ответил:
— Я ещё ничего не заработал.
— Как жаль! Но ты ещё подожди. Смотри, как тут
много людей, кто-нибудь обязательно захочет
покататься. Не грусти, Ганс, я останусь с тобой!
Брат ничего не ответил и даже не посмотрел на
неё. Эльза стала пересыпать сквозь пальцы мелкий
белый песок. Она думала, как помочь брату.
Недалеко от них в плетёном кресле сидела
молодая дама с книгой в руках. Возле неё в песке
весело играл мальчик. Вдруг Эльзу озарила мысль.
Она поднялась и подошла к мальчику. Сначала она
просто наблюдала за его игрой, а потом спросила:
— Ты не хочешь покататься на ослике?
Мальчик поднял голову:
— Очень хочу!
Дама отложила книгу и удивлённо посмотрела на
девочку. Такое смелое поведение незнакомки ей не
понравилось. Но невинный взгляд больших голубых
глаз смягчил её сердце, и она сказала:
— Отто с самого утра уговаривает меня, чтобы я
разрешила хотя бы один раз прокатиться. Но я боюсь,
что он упадёт с ослика, поэтому не разрешаю.
— На нашем Сереньком совсем не страшно
кататься! — горячо заверила Эльза. — Он очень
добрый и совсем не дикий. А мой брат Ганс идёт
всегда рядом с ним.
Дама задумалась. Отто умоляюще смотрел на
мать.
— Позови, пожалуйста, своего брата, — наконец
обратилась она к Эльзе.
Раздалось два восторженных возгласа. Мальчик
от радости крепко обнял мать, а Эльза помчалась к
Гансу.
Через минуту ослик уже стоял возле дамы. Ганс
усадил малыша в седло, и ослик послушно зашагал
вдоль берега.
— И в самом деле, совсем не опасно, — глядя им
вслед, сказала дама.
Эльза повернулась, чтобы уйти, но женщина
подозвала её к себе.
— Можешь остаться со мной, пока вернётся твой
брат. Как тебя зовут?
— Эльза.
— Сколько тебе лет?
— Пять.
— А почему тебе так сильно хотелось, чтобы мой
Отто покатался на вашем ослике?
Весёлый взгляд девочки стал серьёзным.
— Нам надо купить хлеб на те деньги, которые
заработает Ганс... У нас ещё ничего нет на ужин.
Дама испытующе посмотрела на девочку и
подумала: «Нет, уж слишком добрые и ясные у неё
глаза. Не похоже, что она обманывает».
— Вы такие бедные? — участливо спросила она.
Эльза кивнула. По-детски просто, как могла, она
рассказала всё, что узнала от старшей сестры.
 Вдали уже показался Серенький со своей
драгоценной ношей. Но даме теперь хотелось узнать,
почему другие мальчики со своими ослами
зарабатывают больше, чем Ганс.
— Их ослы намного красивее, чем наш, —
объяснила Эльза. — Ганс говорит, что, если бы у
нашего Серенького была цветная попона3, он
выглядел бы очень симпатичным.
— Вот как! — оживилась дама. — Я хочу помочь
твоему брату купить красивую попону. Завтра в это же
время мы с Отто снова придём сюда. Только давай
договоримся: Гансу не говори об этом ни слова, пусть
это будет нашей тайной, — добавила она вполголоса.
От счастья у Эльзы заблестели глаза. Конечно же,
она постарается сохранить эту тайну!
Вернулись мальчики. Ганс заботливо снял
счастливого Отто с седла и передал его матери.
— Мама, мама! Это так интересно! Можно завтра
ещё покататься?
— Посмотрим, мой мальчик, — ответила дама и
дала Гансу одну марку.
— У меня нет сдачи, — смущённо произнёс он.
— Сдача не нужна, — улыбнулась дама. — Ты
хорошо прокатил моего сына.
От радости Ганс растерялся.
— Спасибо! — только и смог он сказать.
Крепко сжимая монету в кулаке, Эльза побежала
домой, чтобы поскорее отдать её Марии. А Ганс
остался на своём привычном месте. Может быть, кто-
то ещё захочет воспользоваться его услугой?

3 Попона — покрывало для животных.

 Не прошло и получаса, как к Гансу подошли два
мальчика — они хотели покататься. Потом ещё
несколько детей выстроились в очередь. Ганс
недоумевал: почему у него такой успех?
— Мы и не подумали бы подойти к тебе, —
признался один мальчик, — но госпожа Браун сказала,
что у тебя чудесный ослик. Хотя у него и нет такой
красивой попоны, как у других, но на нём приятно
покататься!
Вечером Ганс пришёл домой счастливым. Он
высыпал перед матерью горсть монет — целых три
марки! Ему было что рассказать родным. Эльза
радовалась больше всех и чуть не выдала свою тайну,
но вовремя опомнилась.
Госпожа Вендт тоже была тронута своевременной
помощью Небесного Отца. Она напомнила детям, Кто
доставил им эту радость. Вечером они все вместе
благодарили Бога за удивительное благословение.
Следующий день выдался пасмурным. Мелкий
дождь монотонно шелестел по соломенной крыше, а
потом перешёл в ливень. О том, чтобы вывести осла
из хлева, не могло быть и речи. Кто же захочет
кататься в такую погоду? Эльза сильно огорчилась: из-
за этого дождя она не увидит сегодня свою новую
знакомую!
— Дождь тоже нужен, — утешала её мама.
Ах, мама всегда такая терпеливая! Эльза
повернулась к ней и сказала:
— Да, чтобы в саду всё хорошо росло. Но жаль,
что он пошёл именно сегодня.
Госпожа Вендт улыбнулась:
 — Наоборот, очень хорошо, что именно сегодня.
Ганс вчера так много заработал, что нам хватит денег
на несколько дней. Можно даже позволить себе омлет!
Все печали сразу были забыты. Эльза радостно
обняла мать и сказала:
— Когда у нас омлет — это праздник! Значит, мы
снова богатые!
Дождь лил целый день. Вечером подул северный
ветер, и море сильно взволновалось. Огромные волны
с шумом накатывались на берег. В маленьком доме с
соломенной крышей было всё так же грустно. В
очередной раз выглянув в окно, Эльза глубоко
вздохнула.
— Мария, любящий Бог может всё, — сказала она
сестре, которая сидела у окна и с увлечением вязала.
— Конечно, Эльза. О чём ты думаешь сейчас?
— Я думаю, что Бог может завтра снова послать
хорошую погоду.
— Даже не сомневаюсь. Если Бог хочет, Он может
сделать это ещё сегодня.
— Да, если только
Он хочет...
Всё это время Эльза неотрывно смотрела на
небо. Вдруг она увидела, как сквозь разорванные
облака пробился солнечный луч. От радости она
подпрыгнула и закричала:
— Хорошая погода! Хорошая погода!
Вскоре небо действительно прояснилось, и Ганс
решил вывести Серенького из хлева. Он хотел пойти
на берег: может, получится что-нибудь заработать.
Ганс встал с осликом на своё привычное место.
Резкий пронизывающий ветер словно хотел согнать
всех с берега. Серенький то и дело потряхивал
головой и закрывал глаза: он не любил сырую погоду.
Долго никого не было, и Ганс уже подумал, что надо
возвращаться домой, как вдруг увидел бегущего к
нему Отто. Ещё издали мальчик закричал:
— Ганс! Ганс! Я скоро приду к тебе покататься!
Мы с мамой сходим сначала на пристань!

Госпожа Браун, поравнявшись с Гансом,

дружелюбно поздоровалась. Они пошли на
деревянный настил и долго стояли там неподвижно,
захваченные великолепным зрелищем. Сильные
волны, набегая друг на друга, с грохотом разбивались
о песчаный берег, смывая в морскую пучину всё, что
попадалось им на пути.
Когда первое впечатление улеглось, Отто
высвободился из маминых рук. Немного отойдя от
неё, он попытался подтянуться на поручнях: ему
сильно хотелось увидеть, что там, за перекладиной.
Отто доставляло огромное удовольствие слушать
рокот волн и наблюдать за тем, как они превращаются
в огромные валы. В какое-то мгновение мальчик
слишком сильно перевесился через поручень. Госпожа
Браун смотрела в это время в другую сторону, и когда
услышала отчаянный крик, её ребёнок уже летел вниз.
От ужаса она потеряла сознание. Грозные волны в
одно мгновение накрыли Отто.
На берегу все всполошились. Со всех сторон
люди спешили на помощь. Ганс видел, как падал Отто,
и опрометью кинулся к настилу. Взглянув на
бушующие волны, он в растерянности застыл, но лишь
на мгновение.
«Волны ещё не успели далеко унести его...» —
подумал он и горячо прошептал:
— Господи, помоги мне!
Ганс вскочил на перила и сразу же увидел в воде
рыжую голову Отто.
Ни минуты не раздумывая, Ганс бросился в воду.
Когда большая волна накрыла Ганса с головой,
люди на берегу невольно вскрикнули.
— Против такой силы удержаться невозможно, —
сказал пожилой господин. — Они оба утонут!
Но Ганс был сыном моряка, он вырос на морском
берегу, и вода стала его стихией. К тому же он был
ловким и сильным. Прежде чем новая волна настигла
Ганса, он успел поймать Отто. С замирающим
сердцем люди следили за происходящим. Наконец
мальчик приблизился к настилу и мужчины помогли
ему выбраться из воды. Ещё немного, и было бы
поздно: Ганс уже стал терять сознание.
Вслед за Отто мужчины отнесли в ближайший
домик и Ганса. Там один из отдыхающих, оказавшийся
врачом, пытался привести Отто в чувство.
Госпожа Браун стояла возле сына и со страхом
смотрела на его смертельно бледное лицо. Она не
переставала взывать к Богу, умоляя Его о милости.
Наконец Отто начал приходить в себя. Врач
поручил его своему помощнику и подошёл к Гансу.
Не прошло и часа, как врач протянул руку госпоже
Браун и радостно сказал:
— Слава Богу, мальчики спасены!
Весть о подвиге Ганса быстро разлетелась по
всему побережью. Мужество бедного мальчика никого
не оставило равнодушным — все восхищались его
поступком.
— Мы обязательно должны отблагодарить
Ганса, — с жаром сказал пожилой мужчина.
— Превосходная идея! — поддержал его другой.
Тут же появилась шляпа, которая стала быстро
наполняться пожертвованиями. Никто не захотел
остаться в стороне, и для храброго мальчика собрали
более ста марок. Доставить деньги семье Ганса
вызвался врач, который приводил пострадавших в
чувство.
Услышала о несчастном случае и госпожа Вендт.
В страхе и тревоге она поспешила на берег вместе с
Марией и Эльзой.
 — Они живы! — сообщила госпожа Браун, увидев
родных Ганса. — С Божьей помощью ваш мальчик
спас моего единственного сына!
Госпожа Вендт подошла к постели, где лежал
Ганс, и, наклонившись над ним, тихо позвала:
— Ганс, сынок!
Мальчик медленно открыл глаза.
— Мама, а где мой ослик?
— Он был на берегу, сейчас Мария отведёт его
домой, не переживай.
Ганс снова закрыл глаза, а госпожа Вендт
опустилась на колени и со слезами стала благодарить
Бога за то, что Он сохранил её сына от смерти.
В это время к дому подъехала карета, вызванная
для Отто и его матери. Госпожа Браун пожала руку
матери Ганса:
— Дорогая, мы с Отто уезжаем. Но завтра я
обязательно постараюсь к вам зайти. Храни вас
Господь! Большое вам спасибо за такого смелого
сына!
Ганс крепко спал. Он дышал уже спокойно и
ровно, на его щеках появился здоровый румянец.
— Слава Богу! — прошептала госпожа Вендт.
Когда солнце склонилось к западу, Ганс
проснулся. Кто-то вызвал карету, и госпожа Вендт с
Гансом и Эльзой отправились домой. Там их
встретила Мария с румяным пирогом в руках. Она
только что вынула его из печи. Сегодня у них был
праздник, о котором позаботилась госпожа Браун.
На следующий день домик Вендтов был полон
гостей. Всем хотелось узнать, как чувствует себя
храбрый мальчик. Пришёл и врач, чтобы отдать
матери Ганса собранные для них деньги. Ещё никогда
в жизни Ганс не видел такой большой суммы.
— Мама, мы теперь долго не будем терпеть
нужды! — воскликнул он.
— Да, мой мальчик, Господь учит нас доверять
Ему...
Госпожа Браун была последней, кто пришёл в
этот день к Вендтам. Она вручила Гансу большой
пакет, в котором лежал новый костюм, а также ярко-
красная попона и уздечка такого же цвета.
Ганс не мог поверить своим глазам:
— Неужели это мне?! Мой ослик будет самый
красивый! Все дети захотят на нём покататься!
— Теперь дети и без этого будут охотно с тобой
ездить, — засмеялась госпожа Браун.
Она была права. Ганс с этого времени целыми
днями был занят и возвращался домой только под
вечер. Он хорошо зарабатывал, и матери не
приходилось переживать о насущном хлебе.
Быстро и незаметно пролетело лето. Дни
становились всё короче и холоднее. Почти все
отдыхающие разъехались. Уехала и госпожа Браун,
пообещав приехать в следующем году.
Стоял тёплый осенний день. С моря дул свежий
ветер. Мария и Эльза сидели на садовой лавочке,
среди множества цветов. Эльза держала в руках
прелестную куклу — подарок госпожи Браун. Мария
задумчиво
смотрела на увядающие вокруг краски осени.
Вдруг Эльза повернулась к сестре:
— Теперь у меня есть всё, о чём я мечтала.
Только одного не хватает... Но я верю, что папа
вернётся!
 — У мамы уже нет никакой надежды... —
вздохнула Мария.
— Но вы же всегда говорите, что надо учиться
терпеть! Мария улыбнулась. Да, Эльза была права, им
всем надо иметь терпение. Прежде чем она успела
что-то ответить, скрипнула калитка и во двор вошёл
почтальон. Эльза подбежала к нему, надеясь получить
письмо от госпожи Браун. Она часто писала, чему
Вендты были очень рады.
— Из Берлина? — весело спросила Эльза.
Почтальон долго рылся в своей кожаной сумке.
Наконец он достал конверт с множеством штампов.
— Нет, не из Берлина, — медленно ответил он. —
Это письмо проделало длинный путь. Адрес написан
неразборчиво.
Беги отнеси его маме! Возможно, это письмо от
того, кого вы так долго ждёте.
Эльза поблагодарила почтальона и помчалась в
дом.
— Мама! Мама! Письмо издалека!
Госпожа Вендт смертельно побледнела.
Дрожащими руками она разорвала конверт. Из него
выпал маленький невзрачный листок, на котором было
всего несколько строк.

Сан-Франциско. Июнь. Больница.

Дорогая Бригитта! Я уже могу писать.
Несколько месяцев я сильно болел. С нашим
кораблём случилось несчастье. Надеюсь, что через
несколько недель уже смогу путешествовать. Очень
тоскую по дому. Бог очень милостив ко мне, и я
бесконечно благодарен Ему за это. Чувствую себя
ещё слишком слабым. До встречи. Где и когда —
усмотрит Бог.
Твой Яков Вендт.
 Сильные рыдания сотрясли госпожу Вендт —
слишком большой и неожиданной была эта радость.
Мария присела рядом.
— Мамочка, какие же мы счастливые! Какие
счастливые! — гладя руку матери, приговаривала она.
— Эльза, наш папа возвращается домой! —
наконец произнесла госпожа Вендт, вытирая слёзы.
— Я же говорила вам! — воскликнула девочка,
крепко обнимая мать. — Я знала, что любящий Бог
слышит наши молитвы, и нам нужно просто терпеть,
так ведь, Мария?
Сестра кивнула.
— А где Ганс? — спохватилась Эльза. — В хлеву?
Надо его позвать!
Вбежав в хлев, она закричала:
— Ганс, наш папа возвращается домой!
Ганс оставил осла и бросился в дом. Сердца всех
четверых переполняла трепетная радость и искренняя
благодарность Богу, Который услышал их молитвы.
Они снова и снова прочитывали коротенькое
письмецо, а потом от души запели любимую папину
песню:

Бесстрашно плывём к берегам безмятежным

В свирепую бурю средь яростных волн.
Творец, благодарны Тебе бесконечно —
Ведёшь Ты к желаемой пристани чёлн!
От сердца Тебе гимн хвалебный поём,
Как славно и дивно величье Твоё!
Ты — моря Властитель, Владыка предвечный...

— Аминь, — прошептала госпожа Вендт.

 Эльза, сияющими глазами посмотрев на каждого,
с восторгом произнесла:
— Папа скоро вернётся!

Не такой, как все

После школы Кристиан пришёл работать в
скорняжную. Здесь из разного меха шили шубы и
полушубки, пришивали воротники и оторочки4. В этой
мастерской уже было два ученика — они поступили
чуть раньше, чем Кристиан.
Мальчики жили далеко и не могли часто ездить
домой. У одного из них как раз напротив скорняжной
жили родственники, и они согласились взять к себе на
квартиру всех троих мальчиков.
Застенчивому Кристиану было нелегко привыкать
к чужим людям. Но Господь помогал ему, потому что
он пересиливал себя и не стыдился читать Библию и
молиться утром и вечером, хотя ребята посмеивались
над ним. Вечерами мальчики уходили в город
повеселиться, а Кристиан всегда оставался дома.
Вообще у мальчиков не было причины обижаться на
него: он всегда был приветливым и дружелюбным. И

4 Оторочка — узкая полоска меха, нашитая по краю

одежды.
всё же общего языка с ним они не находили. К
сожалению, мастеру Кристиан тоже не понравился.
Почему — он не мог обяснить. Чем мальчик не угодил
ему? Разве Кристиан не был таким же старательным,
как другие ученики? Несмотря на это, мастер часто
называл Кристиана святошей и сердился на него за
его «благочестивое лицо».
С самого начала мастер был недоволен тем, что
хозяин принял третьего ученика — за двоими бы
уследить! Он часто поручал Кристиану самую грязную
работу, но мальчик переносил всё безропотно и
никогда не жаловался. Каждый раз, когда другие
ученики делали что-то неправильно, мастер
перекладывал вину на Кристиана.
 Однажды именно в такой момент, когда Кристиана
несправедливо обвиняли, хозяин мастерской обратил
внимание на поведение этого необычного ученика и с
тех пор стал украдкой наблюдать за ним.
Случилось, что мастер, работая с мехом,
нечаянно порезал ценную шкурку, и Кристиан это
заметил. Вскоре зазвенел звонок, сообщающий о
конце рабочего дня. Все торопливо убрали свои
рабочие места и покинули мастерскую.
 На следующее утро хозяин скорняжной, проходя
мимо стола, за которым работал Кристиан, увидел
ценную шкурку. Он взял её в руки и обнаружил порез.
Хозяин сразу же спросил:
— Кто порезал эту шкурку?
Все молчали. Хозяин повторил вопрос громче.
Тогда мастер сказал:
— Кристиан. Она ведь лежит на его столе!
Заикаясь, Кристиан проговорил:
— Это... это неправда.
— Что значит неправда? — повернулся к нему
хозяин. — Я взял шкурку с твоего стола! Ты должен
возместить ущерб! В следующий раз будешь
осторожнее!
В сердцах хозяин бросил шкурку на стол
Кристиана, строго посмотрел на него и направился к
выходу.
 Когда он вышел, Кристиана окружили работники и
стали рассматривать шкурку.
— Почему ты не признался и не попросил
прощения? Что хозяин подумает о тебе? —
спрашивали рабочие.
— Мне не в чем признаваться. Я не резал шкурку,
и мастеру это известно. Я не знаю, как она очутилась
на моём столе.
С этого дня мастер почти не занимался с
Кристианом. По его мнению, этот ученик был не
только святошей и лицемером, но и совершенно
неспособным к скорняжному делу. Мастер считал, что
Кристиан никогда не сдаст экзамен на звание
подмастерья.
Но не все в мастерской думали так о мальчике.
Некоторые работники догадывались, что мастер
поступает с Кристианом несправедливо, и часто
обсуждали это между собой.
Спустя несколько недель после этого
недоразумения произошла ещё одна неприятность, и
мастер опять хотел переложить вину на Кристиана. Из
большой бочки, которая стояла в подвальном
помещении, вытекло масло. По-видимому, кто-то
умышленно оставил кран открытым. Никто в
мастерской не был уверен в том, что это сделал
Кристиан. Подозрение падало на другого ученика, но
так как никаких доказательств не было, об этом случае
вскоре перестали говорить. Мастер всё же чувствовал,
что подчинённые считают виноватым его.
В следующее воскресенье хозяин скорняжной
увидел из окна своей квартиры, которая
располагалась над мастерской, как двое его учеников
вышли из дома напротив и отправились в город.
 «Почему с ними нет Кристиана? — задумался
хозяин. — Что, собственно, представляет из себя этот
мальчик? Неужели он на самом деле такой неуклюжий
и ненадёжный, как утверждает мастер?»
Хозяин скорняжной надел пальто, взял шляпу и
вышел на улицу прогуляться. Вначале он решил
заглянуть к своему ученику, рассчитывая застать его
дома.
Дверь открыл владелец квартиры. На вопрос,
дома ли Кристиан, мужчина ответил, что он должен
быть у себя в комнате. Когда хозяин мастерской
поднялся на второй этаж, до его слуха донёсся тихий
голос:
— ...Это меня очень печалит, Господь.
Пожалуйста, помоги мне! Я хочу, чтобы хозяин был
доволен мной. Я стараюсь делать всё как можно
лучше, как для Тебя, Иисус! Но меня всё равно часто
ругают, Господь, Ты всё знаешь. И эта история со
шкуркой...
Хозяину мастерской стало как-то не по себе.
Минуту- другую он в нерешительности глядел себе
под ноги. Его вдруг охватили сомнения.
«Нет, сейчас лучше не говорить об этом с
мальчиком», — подумал он, ещё раз посмотрел на
дверь, из-за которой доносилась негромкая сердечная
молитва, и в раздумье покинул дом.
Во время прогулки его мысли снова и снова
возвращались к Кристиану. Мальчик разговаривал с
Богом, как сын со своим отцом. Такого хозяин
мастерской ещё никогда не слышал.
Через несколько дней в кабинет хозяина зашёл
мастер и сухо сказал:
— Я хочу уволиться.
 — Как это — уволиться? Почему?
— У меня сложилось впечатление, что в цехе
некоторые работают против меня.
— Объясните, пожалуйста, — нахмурился хозяин.
— Например, этот Кристиан... Я не могу больше
видеть лицо этого святоши!
Хозяин понял, что за этими словами кроется нечто
большее. Мастер не стал бы отказываться от своего
места из-за какого-то ученика.
Он строго посмотрел на мастера и сказал:
— Мне тоже не нравится лицо этого мальчика,
только по другой причине. Кто-то в мастерской сильно
отравляет ему жизнь. Случай с порезанной шкуркой,
как и некоторые другие, мне до сих пор неясен.
Думаю, вы понимаете, что я имею в виду.
Мастер побледнел. Он понял, что хозяину стало
всё известно, и в безвыходности признался в своих
проступках. Доверие к провинившемуся мастеру было
подорвано, и хозяин мастерской без промедления его
уволил.
Кристиан же успешно сдал экзамен и долгие годы
работал скорняком, пользуясь доверием хозяина и его
работников.
Так Бог защищает тех, кто искренно всё доверяет
Ему и старается всегда поступать честно.
 Дом железнодорожника
Дом семьи Ридель был одним из лучших домов во
всём городе. Ни одна из комнат в этом доме не была
такой уютной и светлой, как детская. Пол здесь был
застлан толстым пушистым ковром, а возле низкого
полированного столика стояли мягкие стульчики,
обтянутые красной тканью. В самом тёплом углу
комнаты разместился небольшой диван с подушками.
Золотисто-жёлтая канарейка заливалась весёлым
пением, порхая по своей клетке. Но стоило кому-
нибудь подойти и протянуть ей руку с зёрнышками,
она тут же переставала петь и принималась энергично
клевать.
Особой изысканностью в детской комнате
отличались игрушки. Сегодня, в пасмурный зимний
день, они, как всегда, были разбросаны по всей
комнате. Везде — на столе и на полу — валялись
кубики, деревянные фигурки животных, миниатюрные
тележки, оловянные солдатики... А чего только не
было за стеклянной дверью небольшого шкафа! На
его полках пестрели коробки с играми, разноцветные
коробочки со стеклянными и каменными бусами, а
также юла, мячи, музыкальные инструменты. На стене
висели бумажные змеи, удочки и разные картины.
Чтобы рассмотреть всё это, понадобилось бы немало
времени.

На полу, среди многочисленных игрушек, сидела

девушка по имени Анна и складывала в коробку
кубики. Неподалёку от неё четырёхлетний Вальтер
расставлял кегли и возбуждённо гонял по полу
блестящие шары. Ему удалось сбить только две кегли,
и тогда он от нетерпения принялся гонять шарики по
всей комнате.
Немного успокоившись, мальчик стал наблюдать
за своей няней. Когда она сложила кубики в коробку,
он скомандовал:
— Анна, сейчас ты построишь мне ещё один
замок!
 — Нет, Вальтер, уже поздно. К тому же я
построила один, а ты его разрушил. Поиграй лучше с
шариками.
— Это скучно. Хочу замок!
Девушка достала из коробки несколько кубиков и
начала строить.
— Нет, не так! Высыпь все кубики и поставь
сначала самые большие!
Ровно пять минут Вальтер занимался
выстроенным замком, потом вскочил и ударил в него
ногой. Кубики с грохотом разлетелись во все стороны.
— Это некрасивый замок! Хочу играть с рыбками!
Принеси мне воды! — потребовал он.
— Тебе нельзя играть в воде, — возразила
няня. — У тебя насморк, и ты ещё сильнее заболеешь.
— Но я хочу!
— Нет, нельзя. Давай лучше посмотрим книжку с
картинками.
— Достань мне вон ту, большую... — попросил
Вальтер. Пока Анна доставала со шкафа книгу,
Вальтер подбежал к мраморному столику, который
стоял в углу комнаты, и схватил фарфоровую миску с
водой. Торопясь донести её до стула, он споткнулся и
упал.
Анна кинулась к мальчику, лежащему среди
фарфоровых осколков. Он истошно кричал на весь
дом. В это мгновение открылась дверь и в комнату
вошла домработница, статная пожилая женщина. На
серебряном подносе она несла Вальтеру ужин.
— Анна! — вскрикнула она. — Как вы можете быть
такой халатной? Вы же знаете, что нашему любимцу
ни в коем случае нельзя переохлаждаться! Вы опять
довели его до истерики!
 Анна молчала. Она знала, что в таких случаях не
следовало оправдываться. Она быстро вытерла
Вальтера и одела его в мягкую пижаму. Но он
успокоился только тогда, когда на столе появилась
другая миска с водой.
Ловко управляя металлическими рыбками и
лебедями магнитной удочкой, Вальтер громко
смеялся.
Поднос с ужином стоял на печи. Конечно же,
Вальтер скоро утомился от своей игры и попросил
есть.
— Я не хочу суп! — выпалил он, бросив беглый
взгляд на тарелку.
— Что же ты хочешь, мой милый? — спросила
домработница. — Тебе надо поесть что-то сытное, ты
же сегодня почти ничего не ел! Может, ты хочешь
яйцо?
Вальтер кивнул, и она почистила ему варёное
яйцо. Откусив немного, он положил его на тарелку и
потребовал:
— Какао!
— Хорошо, хорошо, малыш! Молоко полезно, от
него у тебя скоро будут розовые щёчки! —
приговаривала домработница, наливая в чашку
душистое какао. — На, пей, мой мальчик!
— Я не твой мальчик, я — папин сын! — возразил
Вальтер и стал пить какао. — Хватит! — заключил он,
сделав несколько больших глотков. — А теперь я хочу
ещё того жёлтого из цветной тарелки.
— Ты имеешь в виду ванильный крем, который
был сегодня на обед?
— Да, то жёлтое.
— Сейчас, сейчас! — засуетилась домработница.
 — У него будет болеть живот, — заговорила
Анна. — Такое разнообразие пищи перед сном не
пойдёт ему на пользу.
— Когда вы будете в моих годах, дорогая Анна, вы
будете знать, что с маленькими детьми нужно иметь
много терпения и быть к ним снисходительными.
Вальтер мало ест, а этот ванильный крем очень
питательный, в нём содержится много белков.
Сидя на коленях у домработницы, Вальтер с
аппетитом ел сладкое кушанье. Когда в тарелке
ничего не осталось, он заявил:
— Теперь отпусти меня и выходи из комнаты.
Анна ещё должна показать мне книжки!
— А мне можно посмотреть? — спросила
домработница.
— Нет, ты уходи, совсем уходи...
— Странный ребёнок, — пробормотала женщина,
спустив Вальтера на пол. — Такой нервный!
Качая головой, она пошла к себе на кухню.
— Теперь я хочу смотреть книги, все книги! —
повелительным тоном сказал Вальтер. — И я хочу всё
читать сам!
Четырёхлетний мальчик, конечно, ещё не знал
букв, но большую часть стихов и надписей под
картинками мог рассказать наизусть без запинки. Это
он и называл чтением.
Анна доставала одну книгу за другой.
Вальтер становился всё оживлённее. Он смеялся,
рассматривая картинки, «читал», изменяя тембр
голоса, и вскоре его щёчки порозовели.
— Что это такое? — показал он пальчиком на
картинку в новой книжке.
 Там была нарисована женщина с мальчиком на
руках.

— Это мама со своим ребёнком...

— А что написано внизу? Прочитай мне, я этого
ещё не знаю!
Анна выразительно прочитала:
— Скажи, мама, почему ты любишь своего
сыночка?
— Не знаешь? — спросила мама. —
Малыш мой послушный и милый,
Не плачет, не хнычет упрямо,
Как птичка, щебечет счастливо.
С улыбкой ложится в кроватку,
А утром, как только проснётся,
Целует меня очень сладко
И радостно звонко смеётся.
Поэтому больше всего
Малютку люблю своего!
— Скажи, дитя, а ты за что любишь маму?
— Не знаешь? — дитя отвечает.
— Она меня нежно ласкает,
Сажает себе на колени,
Болею — не спит у постели,
И кормит меня очень вкусно.
 Мне с ней не становится грустно!
Мне обувь даёт и одежду.
Целует меня очень нежно,
Поэтому очень люблю Я милую маму мою!

Вальтера доверили Анне всего несколько недель

назад. Несмотря на его избалованность и эгоизм,
девушка успела привязаться к нему. Она читала
Вальтеру эти строки с большим трудом, потому что у
него не было мамы.
У Анны на глазах выступили слёзы. Вальтер
удивлённо посмотрел на неё, быстро обнял её и
поцеловал:
— Ты хорошая! Я люблю тебя. Не плачь! Не надо
больше читать.
«Какой же он милый, когда спит, — думала Анна
спустя немного времени, сидя у его кроватки. — О,
если бы он не был таким разбалованным! Исполнять
все его капризы — значит окончательно испортить
ребёнка, и в будущем ему придётся нелегко... Мне
запретили строго обращаться с ним и рассказывать об
Иисусе. Они считают, что „это может слишком
возбудить мальчика и даже повредить ему“. Но это
ведь неправда! Если бы Вальтер узнал, что на небе
есть Иисус, он бы стал радостным и счастливым, как и
многие другие дети...»
Вальтер зашевелился. Он открыл глаза и спросил,
где папа.
— Его пригласили на праздник, — ответила
няня. — Спи, завтра утром папа вернётся и сразу
зайдёт к тебе.
— Анна, почему у меня нет мамы? Такой, как в
книжке...
 — У тебя была любящая мама.
— А где она сейчас?
— На небе, у Иисуса.
— Пусть она вернётся, я очень хочу увидеть её.
— Это невозможно. Тот, кто однажды попал на
небо, вернуться оттуда не может. На небе так хорошо,
что там остаются навсегда.
— Я тоже хочу на небо, я хочу к маме!
— Тебе пока ещё нельзя туда, — сказала Анна. —
Спи и больше об этом не думай. У папы тоже ничего
не спрашивай о маме, а то он сильно огорчится...
— Нет, у папы я не буду спрашивать, — серьёзно
сказал малыш. — Спой мне песню!
Анна спела Вальтеру несколько детских песен,
пока он не уснул.
Несколько дней подряд Вальтер просил Анну
почитать ему полюбившуюся книжку. И как бы няня ни
пыталась отвлечь его, ей снова и снова приходилось
читать стихи о маме. Наконец он перестал просить об
этом и, казалось, совсем забыл о книжке. Однако
вскоре Анна заметила, что Вальтер брал книгу и
садился с ней в дальний угол. Надеясь, что его никто
не видит, он медленно водил пальцем по картинке и
вполголоса «читал» стих, написанный под ней.
Няне очень хотелось, насколько это возможно,
заменить Вальтеру мать, но это удавалось ей только
наполовину. Когда она пыталась противостоять
эгоизму мальчика, он начинал плакать. На его крик
сразу прибегала домработница. Она всегда защищала
его и ругала Анну за то, что та доводит нежного
ребёнка до такого состояния.
Господин фон Ридель, отец Вальтера, тоже
говорил Анне о том, чтобы она снисходила к мальчику.
Время от времени он напоминал, что она должна
только играть с Вальтером, а его воспитанием и
образованием займутся опытные люди, когда он
подрастёт и окрепнет.
Господин фон Ридель был государственным
служащим, а значит — очень занятым человеком. Он
толком не знал, что ему нужно делать со своим
маленьким сынишкой, но всё же сильно любил его. Он
всегда привозил ему из города что-нибудь
интересное — игрушку, книжку с картинками или
какое-нибудь лакомство.
От бесконечных подарков Вальтер становился всё
требовательнее. Другие дети его возраста могли
часами играть с одной игрушкой, а Вальтер не умел.
Он ничуть не дорожил папиными подарками. Когда
ему что-то надоедало (а это случалось часто), он
швырял всё в угол, а сам в истерике начинал кататься
по полу и кричать: «Я не знаю, во что мне играть!»
Мама Вальтера умерла вскоре после его
рождения. Он родился слабеньким, поэтому
считалось, что его нельзя кормить простыми
натуральными продуктами. Мальчика приучили ко
всяким сокам, муссам и травяным чаям, вместо того
чтобы давать ему то, что едят дети его возраста. Он
быстро простужался, поэтому выходить на улицу ему
разрешали только в тёплую погоду. Всё остальное
время мальчик находился в доме.
«Бедное дитя! — часто качала головой Анна. —
Если бы у тебя была мама, в твоей жизни всё было бы
по- другому!..»
Но няня, к сожалению, ничего не могла изменить.
Вальтеру уже исполнилось шесть лет. Господин
фон Ридель хотел, чтобы его сын получил хорошее
образование. Но прежде чем нанять учителя, он
планировал съездить с Вальтером на курорт. Ему
самому уже хотелось отвлечься и отдохнуть от
работы, да и Вальтеру перемена климата пошла бы на
пользу.
Господин фон Ридель начал готовиться к поездке.
Он известил всех в доме, что домработница поедет
вместе с ними, чтобы присматривать за его сыном. Но
как только об этом узнал Вальтер, он категорично
заявил, что с домработницей никуда не поедет.
Мальчик настаивал на том, чтобы поехала Анна, и
отец в конце концов должен был уступить.
Был жаркий июньский день, когда господин фон
Ридель, Анна и Вальтер сели в поезд. Дорога им
предстояла дальняя, и Анна взяла для мальчика
много игрушек и книжек с картинками.
Сначала Вальтер наслаждался поездкой: за окном
можно было увидеть много нового и интересного. Но
вскоре ему всё наскучило, и он стал капризничать.
Раскидав по полу своё домино, он устало откинулся на
сиденье и стал просить то конфеты, то сок. Затем он
снова подошёл к окну.
До сих пор поезд ехал по равнине, а теперь
началась холмистая местность. Поросшие лесом
холмы чередовались с цветущими долинами.
Вальтер внимательно смотрел в окно.
— Папа, — вдруг закричал он, — смотри, какие
высокие горы! Наш курорт там, наверху?
— Нет, мой мальчик, курорт расположен в
живописной долине.
— Я хочу на гору, к самому небу!
 — С горы в небо не поднимешься.
— Поднимешься! Посмотри, они все касаются
облаков! Такие чёрные облака, аж страшно...
— Когда-нибудь ты покатаешься по горам на
ослике.
— Да? О, я тогда что-то сделаю...
— И что же ты сделаешь? — улыбнулся отец и,
отложив газету, с любопытством посмотрел на сына.
— Я поднимусь в небо и заберу оттуда маму!
Господин фон Ридель бросил недовольный взгляд
на няню.
— Анна, это ваша работа? — строго спросил
он. — Вы внушили ребёнку глупые сказки...
— Простите, но я просто не могла по-другому. Он
спрашивал меня, где его мама. Как мне следовало ему
ответить?
 — Вы должны были сказать, что у него нет мамы,
это же правда, — вздохнул господин фон Ридель.
— Папа, посмотри! — воскликнул Вальтер,
показывая картинку в своей книжке. — Такую маму я
возьму себе из неба! Она посадит меня на колени и
обнимет! Она будет любить меня...
— Тебе не нужна мама, — возразил отец и крепко
прижал сына к себе. — Смотри, я люблю тебя. Небо —
это только воздух и облака, и больше ничего. Оттуда
никто не может прийти, и там никто не может жить.
Тем временем небо затягивалось тяжёлыми
чёрными тучами. В купе становилось всё темнее и
темнее. Блеснула молния, прогремел гром, отзываясь
разноголосым эхом в горах. Сильный ветер гнул
высокие ели чуть ли не до земли. Пошёл дождь.
Крупные капли забарабанили по крыше вагона.
Непогода разыгралась не на шутку. Анна
молилась о Божьей защите, а господин фон Ридель
успокаивал дрожащего от страха сына.
Поезд сбавил ход: он проезжал один из опасных
участков пути. Пересекать перевал в такую погоду
было рискованно. По обеим сторонам железной
дороги возвышались отвесные скалы, с гор неслись
бурные потоки воды, увлекая за собой не только
крупные камни, но и огромные валуны.
Вдруг неподалёку сверкнула ослепительная
молния, и всё вокруг словно утонуло в ярком огне.
Последовавший за ней оглушительный гром встряхнул
вагон. Вальтер испуганно закричал, Анна упала на
колени и стала молиться. Господин фон Ридель
невольно вскрикнул:
— Господи, помилуй!
 Поезд остановился. Раскаты грома и шум
бурлящей воды наводили на пассажиров ужас. Но вот
послышался голос машиниста. Он шёл из вагона в
вагон и успокаивал людей:
— Не волнуйтесь! Всё в порядке! Никакого
несчастья не произошло! Всё в порядке! Просто
небольшая остановка!
Гроза закончилась так же резко, как и началась.
Проводники открыли двери вагонов, и пассажиры
вышли посмотреть, что случилось. Их глазам
предстала жуткая картина: всего в нескольких метрах
от состава железная дорога была засыпана толстым
слоем земли, камней и сломанных веток!
— Нас сохранила Божья рука! — взволнованно
произнёс пожилой господин. — Слава Господу, что Он
спас нас, ведь мы все могли погибнуть!
Потрясённые увиденным, пассажиры долго ещё
стояли возле груды камней и земли. Затем они стали
рассматривать местность. По правую сторону от
поезда высилась отвесная скала, а на её вершине
стоял аккуратный дом железнодорожника. От него
прямо к рельсам спускались ступеньки.
Тучи уже рассеялись. Небо сияло яркой
голубизной, и домик с блестящими окнами резко
выделялся на фоне умытого дождём леса.
Путевой обходчик, увидев, что произошло, быстро
спустился к поезду. Вместе с машинистами он стал
обсуждать, что теперь лучше всего предпринять.
Пока они советовались, на лестнице появился
симпатичный темноволосый мальчик. Он был немного
старше Вальтера. Загорелый и крепкий, в голубой
льняной рубашке навыпуск и чёрных штанах, он
вприпрыжку спускался по скользким ступенькам,
держа в руках небольшую лопатку. Спустившись, он
сразу же направился к завалу из земли и веток и
принялся разгребать его своей лопаткой.
— Ну и что ты задумал, маленький господин? —
спросил его один из пассажиров.
— Убрать надо! — серьёзно ответил мальчик.
Все рассмеялись, и только тогда путевой
обходчик заметил своего сына.
— Иди домой, Алекс, — спокойно сказал он. —
Тебе нельзя здесь быть.
Мальчик сразу же оставил своё дело и поднялся
вверх. Он присел на самую верхнюю ступеньку и стал
наблюдать за происходящим внизу.
Мужчины выяснили, что рельсы повреждены, а
значит, продолжать поездку невозможно.
Железнодорожники связались по телеграфу со
станциями, которые они уже проехали, и сообщили о
происшествии. Теперь им нужно было позаботиться о
ночлеге для пассажиров, пока не отремонтируют
дорогу.
— Здесь неподалёку есть постоялый двор, но он
не особо удобно оборудован, — сказал машинист. —
И всё же там можно переночевать.
— Так близко к цели — и возвращаться? Нет
уж! — возразила ему пожилая дама. — Мы можем
пойти пешком, я знаю отсюда дорогу. Примерно два
часа ходьбы, и мы будем на месте! Как ты думаешь,
Элеонора?
Женщина повернулась к стройной девушке,
которая поднялась на одну из скал, чтобы лучше
рассмотреть окрестность. Теперь она смущённо
смотрела вниз: спускаться было страшновато.
 — Если я спущусь отсюда живой, то пойду вместе
с вами! — шутливо крикнула она.
Услышав эти слова, к девушке подошёл господин
фон Ридель, протянул ей руку и помог спуститься.
Между ними завязался оживлённый разговор, и вскоре
неприятное впечатление о случившемся у господина
фон Риделя рассеялось.
 Вальтер, держась за руку няни, тоже вышел из
вагона. Озираясь по сторонам, он вдруг вскрикнул:
— Няня, посмотри вверх!
Возле дома железнодорожника бегал мальчик,
держа привязанную за верёвку белоснежную козочку с
колокольчиком на шее. Такое Вальтер видел только на
картинках.
— Эй, мальчик! — закричал Вальтер. — Спустись
сюда и приведи ко мне эту козочку!
— Мне нельзя вниз! — ответил ему Алекс.

— Почему нельзя?
— Папа так сказал!
Но Вальтер не унимался. Он показал мальчику
большой апельсин и крикнул:
— Ты получишь его, если спустишься!
 Алекс сел на траву. Козочка прыгала вокруг него,
смешно поднимая передние ноги. Апельсин, конечно,
привлекал Алекса, но нарушить слово отца он не мог.
— Смотри, что у меня ещё есть! — крикнул ему
Вальтер, вытаскивая из сумки свои игрушки и книги.
Он по очереди поднимал их над головой, пытаясь
приманить мальчика. — Выбирай что хочешь, только
приведи ко мне эту козочку!
Но Алекс не спускался. Он привязал животное к
берёзе и вынес из сарая двух кроликов, белого и
чёрного.
— Смотри! — крикнул он Вальтеру.
— О, принеси одного мне! Принеси мне белого, я
куплю его у тебя! У меня много денег!
— Мне подарили их на день рождения, а подарки
не продают! Чёрного зовут Фипс, а белого — Шнипс. А
ещё у меня есть собака!
Алекс засунул в рот два пальца и пронзительно
свистнул. Из кустов с радостным лаем сразу же
выскочила коричневая собачонка. Козочка испуганно
отскочила в сторону и жалобно заблеяла. Фипс и
Шнипс, не обращая внимания на лай, резвились в
зелёной траве.
Вальтер восторженно хлопал в ладоши,
выкрикивая:
— Фипс! Шнипс! Идите ко мне! Фипс! Фипс!
К Анне подошёл господин фон Ридель.
— К сожалению, нам придётся возвращаться.
У меня, правда, была возможность пойти с
некоторыми знакомыми пешком до курорта, но с нами
Вальтер. Он не выдержит дальней дороги. В гостинице
я не хочу оставлять его одного даже на один день. Так
что едем домой. Жаль, конечно!..
 — Я хочу остаться здесь! — выпалил Вальтер. —
Я хочу туда, где кролики и козочка!
— Нет, это невозможно, — ответил отец.
— Но я хочу туда, наверх, вон к тому мальчику!
Вальтер вырвался из рук Анны и побежал к
ступенькам. Отец мгновенно оказался рядом и крепко
схватил его за руку. Вальтер начал визжать и топать
ногами, требуя своего.
Господину фон Риделю стало не по себе —
многие пассажиры обратили внимание на эту
неприглядную сцену. Он быстро подошёл к вагону и
буквально запихнул в него крикуна. Анна пошла
следом, пытаясь успокоить не на шутку
встревоженного мальчика.
— Что случилось? — спросил господина фон
Риделя путевой обходчик.
В этот момент открылось окошко, и из него
послышался крик Вальтера:
— Я хочу остаться у мальчика, который наверху!
— Я отец того мальчика, — кивнул в сторону
своего дома путевой обходчик. — Вы можете оставить
вашего сына с няней у нас. Гостиница внизу этой
ночью будет переполнена, а у нас на чердаке есть
свободная комната. К тому же мы живём рядом с
лесом, здесь много свежего воздуха. Он пойдёт
мальчику на пользу!
Господин фон Ридель не стал долго раздумывать.
Взглянув на сына, он весело подмигнул ему, и тот
стрелой вылетел из вагона. В следующее мгновение
Вальтер уже карабкался вверх по каменным
ступенькам. Отец только рассмеялся, глядя ему
вслед. Анне ничего не оставалось, как собрать
необходимые вещи и пойти вслед за мальчиком.
 — Завтра я приеду за вами! — крикнул ей
вдогонку господин фон Ридель и поспешил догонять
группу пассажиров, которые отправились на курорт
пешком.
Девушка, с которой он только что познакомился,
ждала его.
Жена путевого обходчика — госпожа Мозер —
встретила своих гостей приветливо.
— Я рада, что в нашей комнатке снова кто-то
поселится. У нас каждое лето гости! Да и скажу вам,
девушка, не знатные, а простые люди. Знатные идут
туда, на курорт. Но здесь у нас на свежем воздухе
тоже можно хорошо провести отпуск. Ой, что это я так
разговорилась! Пойдёмте, я провожу вас наверх, и мы
вместе разложим диван. Вы с мальчиком будете
чувствовать себя здесь очень хорошо!
Комнатка с тщательно выбеленными стенами,
скромными занавесками на окнах и простой мебелью
была очень уютной. Больше всего Анне понравился
вид из окна. Ярко-зелёные луга, тёмно-зелёные ели и
белоствольные берёзы манили к себе своей красотой.
Через окно в комнату проникал свежий воздух, а на
виноградной лозе, обвивающей окно, распевала свою
песенку какая-то лесная птичка.
— До чего же здесь красиво! И необычно тихо,
совсем не так, как в городе, — восхищалась Анна. —
Ах, мне надо срочно спускаться и смотреть за
Вальтером, а то с ним обязательно что-нибудь
случится.
— Не переживайте, — улыбнулась госпожа
Мозер. — С ним мой Алекс, он не упустит мальчика из
виду.
 Спустившись вниз, она открыла дверь в комнату,
где в люльке спал толстощёкий малыш. Рядом с ним
на скамеечке сидела светловолосая девочка лет пяти
и держала в руках, должно быть, своё первое
вязание. Увидев гостью, она отложила вязание и,
разминая пальчики, глубоко вздохнула.
— На сегодня достаточно, Лотточка, — ласково
сказала госпожа Мозер. — Можешь идти на улицу. К
нам в гости приехал мальчик, иди познакомься.
Лотта поздоровалась с Анной и быстро выскочила
из комнаты.
— У вас такие милые дети! — сказала Анна,
поглаживая малыша в люльке, который уже проснулся
и резво дрыгал ножками.
— Да, я довольна. И каждый ребёнок —
особенный. Алекс — подвижный мальчик,
интересуется книгами и учёбой, но его пыл иногда
нужно сдерживать. Он любит всё исследовать до
тонкостей и быстро переутомляется. Лотта,
наоборот, — спокойная и немного мечтательная. А
маленький Эрнст, — она подняла малыша из
люльки, — смеётся, кричит и спит — чего мне ещё
желать? Ну вот, я опять много говорю, простите меня.
Здесь бывает так скучно, что хочется вот так просто с
кем-нибудь пообщаться, а мой муж не особо
разговорчивый.
Женщины вышли на улицу. Госпожа Мозер
посадила малыша в коляску и велела Алексу
присматривать за ним.
На следующий день, к вечеру, железную дорогу
расчистили. На первом же поезде приехал отец
Вальтера.
 — Проходите, господин фон Ридель! — радушно
встретил его путевой обходчик. — Маленький
господин чувствует себя прекрасно!
На скамейке перед домом сидела Анна и
старательно латала рубашку Вальтера, которую он
порвал, зацепившись за гвоздь в сарае. Дети тем
временем резвились на лугу — рвали цветы, играли в
догонялки и с восторгом кувыркались в высокой траве.
Около изгороди паслась коза. На шее у неё висел
венок из живых цветов. Фипс и Шнипс тоже были
украшены цветами, но половину своего украшения они
уже сгрызли.
Увидев отца, раскрасневшийся от игры Вальтер
побежал ему навстречу. В обеих руках он держал
цветы.
— Папа, как тут здорово! Я хочу здесь остаться!
Посмотри, сколько цветов! Все их можно рвать! А
молоко знаешь какое вкусное! И собака слушается
меня, смотри: Каро, Каро, ко мне!
Собачонка послушно подбежала, подпрыгнула и
лизнула Вальтеру руку.
Господин фон Ридель ещё никогда не видел
своего сына таким жизнерадостным.
В это время во двор вышла госпожа Мозер. Она
пригласила господина фон Риделя в дом и показала
спальню его сына.
Анна всё ещё латала рубашку Вальтера. Она
очень торопилась: примерно через полчаса должен
был подойти поезд. На полустанке «Дом
железнодорожника» он стоял всего две минуты,
поэтому на станцию нужно было прийти вовремя.
Закончив работу, Анна отправилась искать
Вальтера, чтобы переодеть его. Она обнаружила его
на самом верху насеста за сараем. Мальчик упрямо
твердил, что никуда не хочет ехать.
Подойдя к сараю, Алекс и Лотта в недоумении
переглянулись: они ещё не видели таких упрямых
детей. Анна растерялась. Времени оставалось мало.
Силой стащить Вальтера она не могла, потому что
насест не выдержал бы веса взрослого человека.

— Ох, Вальтер! — заплакала Анна. — Папа будет

ругать меня, если ты не будешь вовремя готов.
Неужели ты меня даже чуточку не любишь?
— Я люблю тебя, но вниз не спущусь!
— Тогда это неправда, — вмешался в разговор
Алекс. — Если ты не пойдёшь с няней, значит, ты её
не любишь!
В это время из дома вышли супруги Мозер вместе
со своим гостем. Господин фон Ридель сразу понял,
что значат слёзы на лице Анны.
 — Спускайся, Вальтер, я разрешаю тебе остаться
здесь, — сказал он сыну и обратился к няне: — Не
принимайте так близко к сердцу эгоизм мальчика,
Анна. Это проявление сильной воли, её нельзя
подавлять. Вальтер по своему упрямству очень похож
на меня. Я разговаривал о нём с врачом, который
считает, что мальчику неплохо было бы провести
несколько дней здесь, на свежем воздухе, в окружении
хороших людей. К тому же курорт сейчас переполнен.
Супруги Мозер согласны оставить вас у себя даже на
несколько недель. Я знаю, что вы оправдаете моё
доверие и постараетесь, чтобы моему мальчику было
здесь хорошо. Я позабочусь о том, чтобы при первой
же возможности сюда привезли ваши вещи.
Послышался протяжный свист паровоза. Господин
фон Ридель поднял Вальтера на руки, крепко прижал
его к себе и, быстро поставив на землю, поспешил на
платформу.
Вальтер сиял от счастья. Анна тоже едва
сдерживала свою радость от таких неожиданных
перемен. Она чувствовала бы себя неуютно среди
богатых отдыхающих. Да и Вальтеру там не так бы
понравилось, как здесь, на воле, с новыми друзьями.
Первые дни Вальтер почти всё время проводил на
улице: на лугу, в лесу. Интереснее всего ему было
играть с домашними животными. Он восхищался тем,
что они слушаются его, бегают за ним и едят то, что он
им даёт.
А как умел бегать и прыгать Алекс! Он мгновенно
взбирался на высокую яблоню или на огромный дуб.
Ещё он умел вырезать свистульки из берёзы и плести
великолепные венки из цветов. Как-то раз, когда
косили луга, Вальтер и Лотта закидали Алекса сеном,
так что его совсем не было видно. Но он всё же
выбрался из этой кучи, раскидав сено в разные
стороны!
Вальтер быстро привык к новой обстановке. Он
любил командовать, и все его слушались.
— Ты будешь королём и сядешь на троне из сена,
а я буду твоим слугой...
— Ты будешь лисой, а мы — волками...
Одна игра сменялась другой. Вальтер был
доволен. Только одно ему не нравилось: у Алекса
было много всяких обязанностей по дому. Ему часто
приходилось прерывать игру и идти помогать матери:
приносить воду из колодца и дрова из сарая, нянчить
братишку, выводить козу на пастбище... Когда бы отец
или мать ни звали его, он сразу бежал к ним, даже
если игра была в самом разгаре.
— Ну поиграй ещё хоть чуть-чуть! — пытался
остановить его Вальтер. — Почему ты сразу бежишь?
— Так надо! — отвечал Алекс.
Анне очень нравилось, что дети Мозеров такие
послушные. Ей хотелось, чтобы её мальчик тоже
научился такому безоговорочному повиновению.
— Как вам удалось добиться послушания такого
подвижного мальчика? — спросила она однажды
госпожу Мозер.
— Научить этому не так уж и сложно. Нужно
только вовремя начать. Малыши быстро привыкают
слушаться с первого раза. А если упустить время,
эгоизм так сильно укореняется, что они становятся
неуправляемыми.
— Вы считаете, что дети должны быть
послушными?
 — Да, я убеждена в этом. Наш Господь Иисус —
самый лучший Учитель, и если Он повелевает детям
слушаться своих родителей, значит, это им полезно.
Конечно, детям приходится очень многому учиться. Но
послушание должно стоять на первом месте. Тем, кто
не научится слушаться, трудно будет подчиняться
определённому порядку на работе и ещё сложнее
будет находиться у кого-то в подчинении. Ведь далеко
не всё вокруг нас происходит так, как мы хотим.
Думаю, что вы слишком много уступаете Вальтеру.
Мой муж тоже это заметил. Он не позволяет мне идти
на поводу у детей. Чтобы сломить своеволие Алекса,
мы с раннего возраста учили его покоряться. Сейчас
достаточно сказать ему слово, и он его исполняет. Он
уже выучил четвёртую заповедь и знает, что Бог
требует послушания от людей из любви к ним. Так же
обстоит дело и у нас, взрослых: если бы мы не
любили своих детей, то не имели бы права требовать
от них послушания.
Анна тяжело вздохнула, понимая, что не может
следовать советам госпожи Мозер. Господин фон
Ридель (строго запретил ей заниматься воспитанием
мальчика, тем более действовать по написанному в
Библии.
— Скорее всего, Вальтеру придётся больше
командовать, чем быть в подчинении, — наконец
произнесла Анна.
— Не думайте так, — возразила госпожа
Мозер. — Смирению должен научиться каждый,
независимо от того, богатый он или бедный. И кого
родители этому не научат, того Бог возьмёт в более
строгую школу.
 Анна радовалась, видя, как ожил Вальтер на
свежем воздухе. Здесь он с большим аппетитом ел
даже самую простую пишу. А как он полюбил лес!
Мальчик мог долго лежать на мягком мху и
рассматривать стволы деревьев. Их верхушки тихо
раскачивались на ветру, открывая взору высокое
голубое небо.
Однажды вечером, когда все сидели на скамейке
перед домом, Вальтер заметил оленя. Животное с
шикарными рогами, увидев людей, сначала застыло
на месте, а потом резко повернулось и большими
прыжками кинулось в лес.
Первая неделя пролетела как сон. Анна каждый
день писала господину фон Риделю о том, как
чувствует себя Вальтер. В ответ от него приходили
открытки с добрыми пожеланиями, но сам он не
появлялся. Вальтер за всё это время только один раз
спросил няню об отце.
Однажды ночью ветер пригнал с севера тёмные
тучи, и утром пошёл такой сильный дождь, что детям
пришлось весь день сидеть дома.
Хотя в комнате было тесно, все трое мирно
играли со своими деревянными пеньками, еловыми
шишками и разноцветными камушками.
Ближе к обеду в комнату заглянул господин Мозер
и сказал:
— Алекс, сегодня у меня есть время для тебя.
Достань-ка свои школьные принадлежности, мы с
тобой позанимаемся.
Вальтер сразу сник.
— Я ненадолго, — пообещал Алекс.
Но Вальтеру было неинтересно играть одному.
Лотта сидела возле окна и вязала, а Эрнст ползал по
полу. Как только Вальтер выстраивал замок, малыш
обязательно подползал к нему и сразу ломал.
Вдруг послышался пронзительный свист
паровоза. Вальтер подбежал к окну.
— Смотри, няня, поезд! Он едет на курорт, к
папе?
— Да.
— Поехали к нему! Здесь неинтересно, когда идёт
дождь! Побежали!
— Нет, мы не успеем, — возразила Анна. —
Смотри, он уже проехал мимо!
— Тогда поедем после обеда! Я хочу к папе! Там
намного лучше! На улице дождь, нельзя даже выйти!
— На курорте сейчас тоже идёт дождь, —
старалась успокоить его Анна. — К тому же мы
должны оставаться здесь, пока папа не приедет за
нами.
Лицо Вальтера стало угрюмым.
Вечером, когда дождь перестал, он пошёл с
Алексом кормить кроликов. Положив в клетку охапку
травы, мальчики наблюдали, как их любимцы
уплетают свой ужин. Постепенно лицо Вальтера
приняло обычное весёлое выражение.
Покормив кроликов, мальчики присели на порог
сарая. Глядя вдаль на блестящие рельсы, Вальтер
спросил:
— А можно по этим рельсам добежать до города?
— Вообще-то можно, но не нам. Только моему
папе разрешается ходить по путям. Он каждый день
ходит сначала в одну сторону, потом в другую и
проверяет, всё ли там в порядке.
 — Если твой папа ходит, значит, и нам можно!
Алекс, сейчас няня нас не видит. Давай побежим вниз
и пойдём по рельсам к моему папе!
— Нет, нам нельзя!
— Ты уже надоел мне со своим «нельзя»! Что с
нами случится, если мы попробуем?
— Мы можем попасть под поезд. Рядом с путями в
некоторых местах тропинка очень узкая... Знаешь,
даже если бы с нами и ничего не случилось — мы не
пойдём, потому что папа запретил! Иисус сказал, что
родителей надо слушаться.
— А кто такой Иисус? — злился Вальтер. — Я не
знаю Его!
— Как не знаешь?! Он живёт на небе и всех нас
видит. Он радуется, когда мы ведём себя хорошо, и
сильно огорчается, когда делаем что-то плохое.
— На небе никто не может жить. Там только
воздух и облака — так сказал мой папа!
— А мой папа сказал, что на небе живёт Господь
Иисус и Ангелы! Если ты — овечка Доброго Пастыря,
то Он возьмёт тебя к Себе. У Него там очень хорошо!
И мой папа знает про небо намного больше, чем твой!
— Как ты смеешь такое говорить?! — вскочил
Вальтер, сжав кулаки.
— Ну-ну, не сердись! — улыбнулся Алекс. —
Может, у твоего папы нет книги про Бога. Тогда он,
конечно, может и не знать о том, что в ней написано.
— А что это за книга? — с любопытством спросил
Вальтер.
— В ней написано всё, что Бог говорит людям.
Всё, что написано в ней, сказал Сам Бог. Каждое утро,
когда ты ещё спишь, папа читает нам эту книгу. Там
есть много интересных историй.
 — Дети, что вы здесь так долго делаете? —
удивилась Анна, увидев мальчиков на улице. —
Пойдёмте ужинать, скорее!
— Мама, представь себе, он не знает, кто такой
Бог! — с недоумением воскликнул Алекс, усаживаясь
за стол.
У Анны дрогнуло сердце. Как она хотела, чтобы
мальчик это знал! Каждый вечер она рассказывала
ему перед сном какую-нибудь сказку, и он быстро
засыпал, не ведая о том, что няня совсем не любит
сказок и очень хотела бы рассказать ему о настоящем
живом Боге.
Следующий день выдался ясным и солнечным.
Сразу после обеда Анна приготовила сумку с
продуктами и вместе с Вальтером, Алексом и Лоттой
отправилась на прогулку в лес.
После дождя на улице посвежело. Повсюду
слышалось пение птиц, и сердце радовалось такому
оживлению. Один только Вальтер почему-то был
подавлен. Он ещё не забыл, как вчера всё шло
наперекосяк. Уже не один раз он вспоминал об отце и
всё думал, как хорошо было бы ему на курорте.
Солнце поднялось высоко и начало припекать.
Вальтер стал жаловаться, что ему жарко и хочется
пить, что у него сильно болят ноги...
— Вальтер, мы же только что отдыхали! —
заметила няня. — Смотри, там внизу бьёт родник. Мы
скоро дойдём до него и попьём холодной воды.
Вскоре они спустились к роднику. Напившись
студёной воды, путешественники присели на траву.
Отсюда открывался прекрасный вид на долину.
Немного отдохнув, они решили идти дальше. Алекс и
Лотта стали подниматься по косогору, а Вальтер не
хотел даже шевелиться: он упрямо сидел на траве.
— Вальтер, ну пойдём, — упрашивала няня. —
Или ты хочешь остаться здесь один?
— Сейчас, — пробормотал он и вяло поднялся с
земли. — Идите, я вас догоню!
Анна поспешила за Алексом с Лоттой. Она всё
время оглядывалась в надежде, что Вальтер вот-вот
появится сзади, но его так и не было видно. Тогда она
повернула обратно. Возле источника Вальтера не
оказалось. Анна стала звать его, но мальчик не
отвечал. Она подумала, что он спрятался, чтобы
подразнить её. Но обойдя несколько больших елей,
няня не на шутку испугалась. Она позвала Алекса и
Лотту, и они втроём продолжили поиски.
Скоро Лотта начала плакать, а Алекс, беспокоясь
за друга, выпалил:
— Не мог же он побежать на железную дорогу!
— Она где-то рядом? — ещё сильнее
встревожилась Анна.
— Да, вон за тем лесочком. Если немного
спуститься, будет видно рельсы. Я ему показывал их
недавно, когда мы собирали ягоды.
Все трое побежали вниз, откуда были видны пути.
Действительно, беглец мчался по железной дороге,
перепрыгивая со шпалы на шпалу.
— Вальтер! Вальтер, не беги по рельсам! Поезд
едет!
— Никакого поезда нет! — кричал в ответ
Вальтер. — Я хочу к папе!
Анна так сильно испугалась, что её охватила
дрожь. Она отчётливо слышала грохот
приближающегося поезда. Не медля ни минуты, она в
отчаянии подняла руки к небу и стала громко
молиться:
— Боже, спаси нашего Вальтера!..
Алекс стремглав слетел с горы и понёсся к
железнодорожному полотну. Так быстро он ещё
никогда не бегал. Алекс почти догнал Вальтера, как
вдруг услышал позади себя стук колёс. В то же
мгновение он со всей силы толкнул Вальтера, и они
оба покатились по насыпи в канаву. Мощно сотрясая
землю, мимо промчался железнодорожный состав...
Госпожа Мозер вышла на крыльцо и озабоченно
прислушалась. Что-то долго не было Анны с детьми...
Начало смеркаться. Наконец весело завизжала
Каро, и на опушке появились дети. Госпожа Мозер
удивилась, что они были необычно спокойными.
Увидев мать, Алекс ещё издалека крикнул:
— Ничего страшного, мама! Всего лишь
маленькая дырка в голове, и уже совсем не болит!
Госпожа Мозер поняла, что что-то произошло.
Рассказывая ей о случившемся, Анна плакала.
Госпожа Мозер тоже прослезилась. Обняв Алекса, она
сказала:
— Слава Богу, что вы остались живы! Вы же оба
могли не вернуться...
Вальтер задумчиво смотрел на мать Алекса. Он
вспомнил картинку из своей книги и стих под ней...
Подошёл господин Мозер. Узнав, что произошло,
он сильно рассердился на Вальтера:
— Невоспитанный мальчишка! Что ещё ты
натворишь здесь?! Если бы я знал, что ты такой
эгоист, я бы не взял тебя в свой дом! Ты понимаешь,
что Алекс рисковал жизнью, чтобы спасти тебя?! Если
бы Господь не проявил к вам милость, вы оба лежали
бы сейчас там, на рельсах, и ты был бы в этом
виноват!
— Я подарю Алексу самые хорошие игрушки и все
деньги из копилки! — пообещал Вальтер.
— Не нужно ему ничего дарить! Он поступил так,
потому что любит тебя, а это ничем не оплатишь!
Так с Вальтером ещё никто не разговаривал. Ему
стало страшно, и он заплакал, уткнувшись няне в
плечо. Господин Мозер погладил Вальтера по голове и
спокойно сказал:
— Это правильно, что ты жалеешь о своём
поступке и плачешь. Сейчас мы не будем больше об
этом говорить. Теперь тебе нужно идти спать. Но
перед сном признайся Богу, что ты был непослушен и
попроси у Него прощения. Запомни: старших всегда
надо слушаться!
— Как я могу разговаривать с Богом? —
всхлипывал Вальтер. — Он же высоко в небе...
— Тебе уже шесть лет, и ты не умеешь
молиться? — удивился господин Мозер.
Анна грустно покачала головой и, обняв
плачущего Вальтера, повела его наверх. Когда
госпожа Мозер поднялась к нему с чашкой тёплого
молока и куском хлеба, он уже спал.
— Очень быстро уснул, — прошептала Анна. —
Он был таким взволнованным! Вероятно, он хорошо
понял, что поступил неправильно. Очень хотел
попросить прощения, но совсем не знал, как это нужно
делать. Я рассказала ему, что Бог находится везде, и
подсказала, как помолиться. Мне кажется, что теперь
я его ещё сильнее люблю...
— Я тоже хочу простить ему, — сказала госпожа
Мозер, тронутая словами няни. — Я уже хотела
попросить вас, чтобы вы уезжали домой. Мне стало
страшно оттого, что Вальтер может ещё что-нибудь
натворить, а мой Алекс всегда рядом с ним.
По вечерам, когда дети уже спали, хозяева
беседовали с Анной на скамейке перед домом. Анна
радовалась общению с этими мудрыми,
богобоязненными людьми. В этот вечер все трое были
печальными.
Молчание прервал господин Мозер:
— Я простой путевой обходчик, и не мне учить
вас, Анна. Но всё же осмелюсь задать вам один
вопрос. Думаю, вы не обидитесь. Вы говорили, что уже
два года работаете няней Вальтера. По всему видно,
что вы — настоящая христианка, но как у вас
получилось за всё это время не научить мальчика
молиться?
— Господин фон Ридель запретил мне, — грустно
ответила девушка. — Он считает, что мальчик ещё
маленький, чтобы понимать такие вещи.
— Вы неправильно поступаете, — возразил ей
хозяин. — Иисус говорит: «Пустите детей приходить ко
Мне и не препятствуйте им». Никто, даже родной отец,
не должен препятствовать Вальтеру прийти к
Спасителю.
— Да, мне очень тяжело от этого, но я не
находила в себе мужества противостоять господину
фон Риделю. Честно сказать, больше, чем господина
фон Риделя, я боюсь его домработницу. Она часто
выговаривает мне за то, что недостаточно хорошо
смотрю за ребёнком. Мне скоро предстоит покинуть их
дом, и я так жалею, что не научила Вальтера
главному...
 — И всё же вы много сделали для мальчика. Вы
оказали ему много любви, и это хорошо. Видно, что он
привязан к вам. Используйте теперь это время, пока
вы здесь, чтобы познакомить его с Богом и с Иисусом
Христом. Возможностей для этого предостаточно.
Маленькое семя истины, которое вы посеете в его
сердечко, может в своё время хорошо подействовать
и на его отца.
На следующее утро, когда Анна проснулась,
Вальтер ещё крепко спал. Он выглядел очень
бледным. Анна тихо оделась и вышла из комнаты,
чтобы, как всегда, помолиться вместе с хозяевами.
Чтобы не разбудить Вальтера, семья пела
утреннюю песню вполголоса. Когда господин Мозер
открыл большую Библию, о которой рассказывал
своему другу Алекс, в дверях вдруг появился Вальтер,
одетый в пижаму. Анна позвала мальчика к себе и
усадила на колени, а госпожа Мозер заботливо
укутала его одеялом.
Господин Мозер прочитал двадцать второй
псалом и стал благодарить Бога за охрану в ночи. Он
доверил свою семью и гостей попечению Доброго
Пастыря и ещё раз поблагодарил Господа за то, что
во время вчерашнего происшествия Он сохранил
мальчиков, и они не погибли.
После того как все помолились, Вальтер сказал:
— Было очень хорошо! — Указав на Библию, он
спросил: — Это та книга, которую написал Сам Бог?
— Да, мой мальчик, — ответил господин Мозер.
— В ней написано, что нельзя ходить по рельсам?
— В ней написано, что дети должны слушаться
родителей. Слушаться надо всегда, и даже тогда,
когда они запрещают ходить по рельсам.
 — А можно, няня почитает мне эту книгу? Алекс
сказал, что там есть много хороших историй!
— Да, твоя няня может брать Библию в любое
время, но она и сама знает много историй из неё и с
удовольствием расскажет их тебе.
Теперь Вальтер каждый день слушал истории из
Библии. Анна заметила, что здесь сама природа
располагала к тому, чтобы говорить о Творце, о Его
всемогуществе и мудрости, о Его доброте и милости.
Всё, что рассказывала Анна, производило на
Вальтера большое впечатление. Ему тоже захотелось
любить Господа и слушаться Его. Но это было не так
уж и легко: всё снова и снова в мальчике проявлялся
этот противный эгоизм, и его упрямство порой гасило
все добрые намерения.
В такие минуты Анна старалась рассказывать ему
об Иисусе Христе, о Его страданиях и смерти на
Голгофском кресте. Она говорила Вальтеру о большой
Божьей любви, которая побудила Иисуса пойти на
страшную смерть, чтобы спасти тех, кто сожалеет о
своих грехах и просит прощения у Бога.
Няня рассказывала Вальтеру о Боге просто, как
могла, и её сердце от этого наполнялось радостью.
Много нового Вальтер узнавал и из общения с
Алексом. С того страшного дня Вальтер стал
относиться к Алексу с большим почтением, и дружба
между ними становилась всё крепче.
Вальтер не переставал удивляться, как искренне
госпожа Мозер любила своих детей. Она была самой
важной личностью в их доме. Вальтер замечал, что
она, несмотря на бесконечную работу по дому, не
уставала разговаривать с детьми, радоваться вместе
с ними и, если нужно, утешать их. Сочувствуя
Вальтеру, добрая женщина и ему уделяла немало
внимания. Но в то же время она без смущения
запрещала ему то или другое, если он вёл себя плохо.
Видя это, и Анна отваживалась поступать так же. Даже
если с первого раза и не получалось усмирить эгоизм
Вальтера, Анна с радостью отмечала для себя, что
Вальтер сильно изменился. Он не только физически
окреп, но и характер его стал гораздо лучше.
Время от времени господин фон Ридель навещал
своего сына, но никогда не приезжал один и не
задерживался надолго. Его всегда сопровождали
знатные господа, которые тоже отдыхали на курорте и
охотно участвовали в прогулках по лесу. Отец всегда
был в хорошем настроении и радовался, что Вальтер
жизнерадостный и довольный.
Через четыре недели Анна получила от господина
фон Риделя письмо, в котором он велел ей привезти к
нему Вальтера. Она забеспокоилась о том, что
мальчик снова устроит концерт. Об отъезде Вальтер
даже слушать ничего не хотел. Но как раз теперь
обнаружилось, что семя Божьего слова сеялось в его
сердце не зря. Когда Вальтеру объяснили, что этого
хочет его отец, а значит — и Бог, он сдался, хотя было
видно, как тяжело ему разлучаться с Алексом.
Алекс огорчился, узнав, что его друг должен
уезжать, и стал думать, что подарить ему на
прощанье. К тому времени у Фипса и Шнипса
появились маленькие кролики, и Вальтер с большим
удовольствием ухаживал за ними. Алекс выбрал из
них двух самых красивых — Фрицли и Морхен — и
подарил Вальтеру.
 Увидев корзину с животными, Анна поморщилась.
Она знала, что кроликам не место на курорте, но не
хотела лишать мальчиков радости.
Семья железнодорожника провожала гостей, стоя
на крыльце. Дети махали рукой на прощанье, пока
поезд не скрылся из виду.
Няня с Вальтером ехали совсем недолго. На
перроне их встретил господин фон Ридель. Он был
одет во всё новое и выглядел довольно элегантно.
Вальтер не выдержал:
— Папа, ты такой красивый! Ты собрался на
какой-то праздник?
— Нет, сынок. Мы сейчас пойдём к очень
представительным дамам, и ты должен вести себя
там культурно. Ты же знаешь как, правда?
— Конечно, папа! — кивнул Вальтер.
На большой красивой площади перед домом
отдыха играла музыка, на скамейках сидело много
отдыхающих. Господин фон Ридель с сыном и няней
прошли через площадь и повернули на тихую улицу,
вдоль которой росли старые клёны.
В конце улицы они остановились перед
восхитительным домом, вокруг которого раскинулся
большой ухоженный сад. Господин фон Ридель
словно хотел что-то сказать своему сыну, но
колебался. Он вообще был сегодня немного
взволнован и даже не заметил, что Вальтер нёс в руке
корзинку с кроликами.
— Дай мне корзину, — прошептала няня, но
Вальтер ещё крепче прижал её к себе.
Няня не стала настаивать на своём: ни в коем
случае нельзя было допустить, чтобы Вальтер закатил
очередной концерт!
 Они подошли к широко открытым дверям
просторного зала, окна которого выходили в сад.
Анна не осмеливалась войти. Посреди зала
стояла группа господ и дам. Напротив дверей на
мягком диване сидела та девушка, которая после
остановки поезда забралась на скалу и не могла сама
слезть оттуда. В светлом летнем платье она сейчас
выглядела очень мило. Рядом с ней стояла статная
тётушка в шёлковом платье с чёрными кружевами и
пристальным взглядом изучала мальчика, который
сразу же снял перед ней шляпу и звонко произнёс:
— Приветствую вас именем Господа!
Так обычно говорил господин Мозер, когда
приходил вечером домой. Это звучало очень
величественно!
Вальтер без смущения каждому пожал руку.
Потом его подозвала к себе уже знакомая девушка и
начала с ним разговаривать, а господин фон Ридель
стоял неподалёку и улыбался, слушая их разговор.
— Ну что, маленький господин, тебе, наверное,
было очень скучно там, в лесном одиночестве?
Теперь ты будешь каждый день слушать музыку,
гулять по всем паркам и встречаться с интересными
людьми.
— Я такое не люблю, — поморщился Вальтер. —
В лесу намного лучше, чем здесь. Там мы с Алексом
лежали на траве и слушали, как поют птицы. У нас
были очень хорошие игрушки!
— Какие же?
— Разные камни, еловые шишки, деревянные
пеньки, целая куча цветов и много-много животных. Ты
любишь животных?
 — О да, но только красивых! Видишь там
разноцветного попугая в золотой клетке? Он мой, я
разрешу тебе покормить его сахаром.
— Он так безобразно кричит! — скривился
Вальтер. — Смотри, что у меня есть!
Он поставил себе на колени корзинку и открыл
крышку. Оттуда сразу же выскочили кролики и
уцепились за кружева на платье девушки. Взвизгнув от
испуга, она вскочила, и кролики упали на пол.
Фрицли попытался найти убежище в складках на
платье тётушки. Но она с таким возмущением пнула
его, что он отлетел к камину и, ударившись об острый
угол, безжизненно замер.
Вальтер в ужасе подлетел к кролику и взял его на
руки. Фрицли был мёртв!
Сжав кулаки, Вальтер подбежал к тётушке и,
обливаясь слезами, закричал:
 — Ты убила моего Фрицли! Ты — злая старуха! Я
тебя не люблю, ни капельки!
На мгновение всё затихло. Господин фон Ридель
взял Вальтера за руку:
— Какой ты невоспитанный! Сейчас же попроси
прощения у дамы за такие ужасные слова!
— Не буду! — шмыгнул носом Вальтер. — Это она
должна просить у меня прощения! Она убила моего
Фрицли!
— Вон отсюда, гадкий мальчишка! — закричала
пожилая дама. — Чтобы ты больше не появлялся мне
на глаза! Я не потерплю, чтобы такой невоспитанный
ребёнок оскорблял меня! Вот чему научили тебя те
дикие люди в лесу! — Она в упор посмотрела на
господина фон Риделя.
Желая положить конец этой позорной перепалке,
господин фон Ридель взял Вальтера за руку и вывел
на улицу. А тётушка всю оставшуюся злость вылила
на Анну, которая поймала Морхена и спрятала в
корзину.
Анна ни слова не сказала в свою защиту.
Выслушав все колкости, она пришла в гостиницу, где
господин фон Ридель снимал квартиру. Там он
передал ей всё ещё плачущего Вальтера и показал,
где находится их комната.
— Его надо уложить спать, — сказал он няне, — а
к утру он забудет своё горе.
— Сначала мне надо похоронить Фрицли и найти
место для Морхена! — всхлипывал Вальтер.
— Хорошо, — согласился отец. — Няня поможет
тебе, а я должен вернуться к дамам и уладить то, что
ты натворил.
 Фрицли похоронили в укромном углу гостиничного
сада. Вальтер украсил холмик зелёными веточками и
маргаритками. Одинокого Морхена он поместил в
деревянный ящик среди дров. Вальтер трудился с
таким усердием и заботой, что сильно утомился,
поэтому в тот вечер быстро и крепко уснул.
Господин фон Ридель, вернувшись, позвал к себе
няню.
— Мне очень жаль, что Вальтер повёл себя так
некультурно, — начал он. — Надеюсь, вы поймёте то,
о чём я вам скажу. Вчера у меня была помолвка с
Элеонорой фон Вердер, с той девушкой, с которой я
познакомился на полустанке. Сама она расположена к
мальчику, но вот её тётушка... Она строгая и, конечно,
нечего скрывать, — очень своенравная. Боюсь, что
мой сын навсегда потерял её благоволение.
Анна поздравила господина фон Риделя и
заметила:
— Пожилая дама действительно жестоко
обошлась с животным.
— Вальтер назвал её злой старухой. Первое она
не сможет забыть, а второе — не простит, — вздохнул
господин фон Ридель с лёгкой усмешкой. — В любом
случае ему надо попросить у неё прощения, —
продолжил он. — Я ей пообещал, что он это сделает.
И ещё: когда Вальтер подойдёт к ней, ему нужно будет
вежливо поклониться. Его деревенское приветствие
было отвратительно для неё. Как вы думаете, он
пойдёт на такое?
— Думаю, что завтра он это сделает, — спокойно
ответила Анна.
— Я буду очень благодарен вам, если вы его
убедите. Хотел сегодня представить ему будущую
маму, но теперь лучше подождать, пока всё уляжется.
И всё же Вальтер стал каким-то другим. Вы, похоже,
приложили к этому немало стараний.
— Он стал более простым, бодрым и
радостным, — сказала Анна. — Но это не моя заслуга.
Такую перемену произвела в нём вольная жизнь на
природе и общение с хорошим мальчиком Алексом.
— Жаль, что это общение невозможно
продолжить.
Я бы с радостью оставил вас там до осени, до
нашей свадьбы, но Элеонора категорически против.
Через неделю мы будем возвращаться домой, и я
прошу вас: обходитесь с Вальтером строже, чтобы он
смог быстрее привыкнуть к новой обстановке. Я вижу,
что все мы чересчур его разбаловали.
—А домработница? — немного помедлив,
нерешительно спросила Анна.
— Ей некогда будет вмешиваться в ваши дела.
Она должна подготовить дом к свадьбе. Во всяком
случае, до осени вы остаётесь у нас, а потом на ваше
место придёт гувернантка, француженка. Меня уже
упрекнули в том, что я до сих пор её не нанял.
На следующий день Анна стояла возле
полуоткрытой двери и с волнением слушала, что за
ней происходит. Вальтера отвели к обиженной
тётушке. Он хорошо справился со своей задачей, так
как просьба о прощении исходила у него из сердца.
Вальтер признался, что вёл себя дерзко. Теперь
было проще простого завоевать расположение
ребёнка, но пожилая дама этим не воспользовалась.
Она ничего не сказала о том, что сожалеет о смерти
кролика. Она не обняла мальчика, который стоял
перед ней с красными щеками, а только дотронулась
до его плеча кончиками пальцев и сказала:
— Хорошо. В следующий раз веди себя
культурнее.
Вальтер удивлённо поднял на неё глаза, но она
посмотрела на него таким презрительным взглядом,
что он уткнулся лицом в колени отцу и тихо спросил:
— Можно мне поехать с няней к госпоже Мозер?
— Нет! — строго ответил отец. — Ты был в доме
железнодорожника только для того, чтобы поправить
своё здоровье. Теперь даже не думай об этом!
Для Вальтера наступили тяжёлые времена. Ни
отец, ни его новые друзья не понимали, что
происходило в его сердечке, и это делало его
пугливым и замкнутым в их присутствии.
Изысканно одетый, Вальтер должен был каждый
день проводить один час в салоне тётушки. Он нехотя
отдавал предписанные поклоны, брал лакомства,
которые ему предлагали, коротко и неуклюже отвечал
на вопросы и несказанно радовался, когда наконец
мог выйти на улицу и играть с няней в тенистом саду
или сидеть в дровянике и играть с Морхеном.
Проходил день за днём. Отец всё ещё не нашёл
возможности сказать сыну, что Элеонора должна
вскоре стать его мамой. Он любил своего Вальтера, и
ему тоже порой хотелось убежать от пристально
следящих за ним глаз строгой тётушки.
Однажды господин фон Ридель взял напрокат
ослика, который всегда стоял наготове недалеко от
гостиницы. Погонщик посадил Вальтера поудобнее, и
они отправились на прогулку в горы.
Сначала мальчика страшила верховая езда и он
напряжённо молчал, но потом привык и начал
разговаривать с отцом, который бодро шагал рядом.
Сейчас господин фон Ридель был совсем не таким,
как в салоне тётушки, среди знатных господ и дам.
Дорога поднималась всё выше и выше. Наконец
среди роскошных елей они нашли хорошее местечко
для отдыха. Здесь они остановились и достали свой
завтрак. Погонщик покормил осла и лёг отдыхать
прямо на траву. Вальтер нисколько не устал, поэтому
побежал собирать малину, которой здесь было
полным-полно.
Через некоторое время отец услышал
возбуждённый возглас Вальтера и подошёл к нему.
Мальчик стоял на поляне, откуда хорошо была видна
долина.
— Папа, посмотри, ты видишь тот дом?
Господин фон Ридель пригляделся.
Действительно, внизу, очень далеко, стоял
полюбившийся его сыну дом железнодорожника. Его
окна блестели на солнце. Вальтер счастливо прыгал и
хлопал в ладоши.
— Папа, отсюда даже видно высокие ступеньки! А
дальше — лес, в котором всегда было так хорошо!
Намного лучше, чем здесь, на курорте!..
— Ну почему же? — удивился отец. — В городе
тоже хорошо. Мне кажется, что тебе и здесь не скучно.
У тебя есть красивая комната, каждый день —
хорошая пища, музыка, красивый фейерверк... А какой
здесь прекрасный сад! Разве тебе это всё не
нравится?
— Не так сильно. Знаешь, там всё было как-то по-
другому. В том доме живут очень добрые люди! Они
меня любили. Может, это потому, что там живёт Бог?
— Кто тебе это сказал?
 — Все так говорили. Они много разговаривали с
Богом, и Он всегда слышал их. И Алекса Бог сделал
сильным. Иначе он не смог бы столкнуть меня с
рельс...
— Что ты сказал?! — с ужасом воскликнул
отец. — Как ты попал на рельсы?
— Я хотел убежать к тебе! Но это было очень
плохо, я потом сожалел об этом. Смотри! Там, где
рельсы заворачивают, стоит высокое дерево. Это
было там! А вон там стояла няня и кричала...
— Пойдём-ка сюда, сынок, — взволнованно
сказал отец. — Давай присядем и ты расскажешь мне
всё по порядку. Всё-всё, только честно!
Вальтер стал рассказывать с самого начала, как
всё произошло и как он это пережил. Он не умолчал и
о своём эгоизме, очень живо передал ужас и радость
госпожи Мозер, не забыл рассказать о молитве
железнодорожника, которая произвела на него
сильное впечатление.
Эта история потрясла господина фон Риделя. Он
крепко прижал к себе сына, похолодев при мысли о
той опасности, которая ему угрожала. Какая всё-таки
странная была у них в этот раз поездка: авария на
железной дороге, поворот в его личной жизни,
спасение сына... С какой уверенностью его сын
говорит о Боге! Нет, такую веру нельзя ломать.
Похоже, она имеет какую-то власть, раз так
умиротворяюще действует на ребёнка. В целом же
господин фон Ридель считал, что быть набожным
хорошо, но только для детей и недалёких людей. Они
находят в набожности гораздо больше счастья, чем он
в своём богатстве и почёте.
 — Папа, ты же не сердишься на меня? — спросил
Вальтер, напуганный долгим молчанием отца. — Я
больше никогда не сделаю такого!
— Я верю тебе. Мы отправим Алексу большую
сумму денег за его поступок. Он рисковал своей
жизнью ради тебя.
— Нет, папа! Он сделал это из любви, а за неё не
платят. Так сказал господин Мозер. Деньги им и не
нужны: Бог даёт им всё, что нужно.
Ещё никогда господин фон Ридель не
разговаривал так откровенно со своим сыном. И всё
же он не решился сказать ему о том, что у него скоро
будет новая мама. Он боялся увидеть его
искривлённое лицо и тот протестующий огонёк,
который появлялся в его глазах всякий раз, когда он
заходил в зал к дамам.
Когда солнце приблизилось к закату, отец с сыном
отправились в обратный путь. Вальтер сильно устал
от верховой езды, поэтому отец отпустил погонщика
вместе с ослом. Держась за руку отца, Вальтер шагал
рядом с ним.
Неподалёку от лесной тропинки повсюду стояли
беседки со скамейками для отдыхающих.
Большинство беседок пустовало, и только в одной
сидела девушка с книгой. Увидев господина фон
Риделя с мальчиком, она закрыла книгу и встала. Это
была Элеонора.
— Значит, у меня всё-таки получилось
встретиться с вами! — весело воскликнула она. — К
тётушке пришли гости, и мне удалось ускользнуть из
дома. Идите сюда, в беседку! Садись рядом со мной,
Вальтер. Сейчас самое время познакомиться
поближе.
 Здесь она была совсем не такая, как в салоне, где
за ней постоянно наблюдала её высокомерная
тётушка. Сейчас Элеонора говорила без умолку и так
задорно смеялась, что сердце Вальтера
располагалось к ней всё больше и больше.
Наконец господин фон Ридель сказал:
— Вальтер, ты сегодня так много рассказывал про
маму Алекса. Тебе не хочется тоже иметь добрую,
любящую маму?
— Конечно, папа! И скоро она у меня будет!
— Откуда ты это знаешь? — удивлённо спросил
отец.
— Я совсем тихо, тайком, молился об этом, —
смущённо прошептал Вальтер. — Я знаю, что осенью
няня уйдёт, и тогда у меня появится мама.
— Посмотри сюда, — сказал отец мягким голосом
и показал на Элеонору. — Смотри, сынок, это твоя
мама.
Элеонора протянула руки к Вальтеру, и у неё на
глазах выступили слёзы:
— Иди сюда, дорогой, я тебя поцелую. Я очень
хочу быть твоей мамой...
Одно мгновение Вальтер непонимающе смотрел
то на неё, то на отца, потом порывисто вскочил и
обнял Элеонору. Она тоже крепко прижала его к себе.
— Ты пришла от Бога? — тихо спросил он.
— Да, Вальтер, это Бог послал меня к тебе!
— А вместе с тобой к нам придёт и та старая
дама? — сдвинул брови Вальтер.
— Нет, она останется жить здесь, я приду к вам
одна. Но со временем она полюбит тебя, если ты
будешь вести себя хорошо.
 Через два дня господин фон Ридель с Вальтером
уехали домой. Отец отправился другой дорогой, чтобы
миновать дом железнодорожника. С Морхеном
Вальтеру пришлось расстаться. Отец сказал, что их
дом — не самое подходящее место для кроликов, и
Вальтер послушно отдал своего питомца мальчику,
который работал в гостинице. Ему было не особо
тяжело расставаться с Морхеном. Его сердце
наполняла огромная радость — осенью к нему придёт
мама!
Анна каждый вечер проливала слёзы возле
уснувшего Вальтера. Она с каждым днём всё больше
и больше привязывалась к мальчику, и мысль о скорой
разлуке сильно печалила её.
В доме полным ходом шла подготовка к
предстоящему торжеству. Всё делалось ради будущей
молодой хозяйки: клеили обои, что-то красили, что-то
покрывали золотом, а что-то до блеска натирали.
Только комната Вальтера оставалась пока нетронутой.
Домработница была так занята, что при всём её
желании у неё не оставалось времени для Вальтера.
Да она и не беспокоилась об этом — не он же теперь
главная личность в доме! Сейчас она больше всего
заботилась о том, как заслужить расположение новой
хозяйки.
В привычной домашней обстановке, среди своих
бесчисленных игрушек, Вальтер опять стал
показывать своё переменчивое настроение. Но у Анны
теперь хватало мужества останавливать его.
Защищать мальчика было некому, поэтому
мудрые слова няни достигали цели — Вальтер
признавал свою неправоту. Она теперь знала, что нет
лучшего средства для борьбы со скукой и капризами,
чем работа. Поэтому она начала учить мальчика
читать и писать. Он и сам уже несколько раз просил её
об этом, потому что Алекс всё это умел.
Успехи Вальтера в учёбе превзошли её ожидания.
Он учился с желанием, и после занятий играть с
игрушками ему было намного интереснее.
Анна каждый день читала Вальтеру Библию и
пересказывала разные истории. А через несколько
недель он уже сам мог читать некоторые стихи из
Библии, и это доставляло ему огромную радость.
Анна посвящала Вальтеру много времени и сил. С
утра до вечера она была с ним: играла, придумывала
для него всякие сюрпризы, и ей не приходило в
голову, что всё это подпитывало его эгоизм. Он мог
требовать, даже повелевать, чтобы за ним ухаживали
и с ним разговаривали, — и всё это выполнялось
беспрекословно.
Элеонора фон Вердер рано потеряла родителей,
унаследовав от них большое состояние. До
шестнадцати лет она воспитывалась в интернате.
Учителя восхищались её интеллигентностью и
эрудицией, но то, что она была нетерпеливой и везде
задавала тон, никому не нравилось. Несмотря на это,
одноклассницы любили Элеонору, потому что она
всегда помогала им в учёбе и была открытой по
характеру.
Закончив школу, Элеонора поселилась у тёти,
госпожи фон Беккер.
Это была очень гордая женщина. Богатство и
славу она ценила превыше всего. Она гордилась тем,
что может вывести красивую девушку в люди, и
прилагала всё старание к тому, чтобы сделать из неё
настоящую даму.
 Элеонора узнала, что во время учёбы её часто
ругали за разные мелочи по наущению тётушки,
которой сейчас очень нравилось, что богатая
наследница умела вести себя в обществе, проявляла
сильную волю и целеустремлённость. О христианском
воспитании не могло быть и речи. Библейские
принципы, которые когда-то занимали хотя бы
незначительную часть сердца девушки, за время
общения с тётушкой совершенно стёрлись из памяти.
Правда, первое время Элеонора молилась
заученной молитвой, которую помнила с детства, и
изредка читала Библию, подаренную учительницей.
Но времени для этого у Элеоноры становилось всё
меньше и меньше. Мысли о небесном никак не
вписывались в её нынешнее окружение. Да и зачем?
Тётушка прожила не один десяток лет и была уже
седой, а о вечности до сих пор не думала. Зачем же
думать об этом молодой девушке, если вся жизнь ещё
впереди?
Да, Элеонора была молодой, здоровой, очень
богатой, но, несмотря на это, не могла назвать себя
по- настоящему счастливой. Жизнь с тётей была
несладкой. То, что Элеонора приняла предложение
господина фон Риделя, тётушке не понравилось. И всё
же она дала согласие на брак племянницы.
Детей госпожа фон Беккер не любила. Все
девочки и мальчики, которых она знала и с которыми
где-нибудь встречалась, это хорошо чувствовали.
Едва заслышав шорох её платья, они быстро
прятались, чтобы только не попасться ей на глаза.
Вальтер при первой же встрече с тётушкой испугался
её взгляда. А после смерти Фрицли этот страх перерос
в неприязнь, и мальчик потерял в её глазах всякую
благосклонность.
Госпожа фон Беккер привыкла к тому, что люди
восхищались её моложавостью и всегда считались с
её мнением. И вдруг появился мальчишка, который
обозвал её «злой старухой»! Как только она
вспоминала об этом, в ней разгорался гнев.
— Ты с самого начала должна сделать всё, чтобы
этот избалованный мальчик не взял над тобой
власть! — поучала Элеонору госпожа фон Беккер. —
Ты ещё слишком молода, чтобы по уши завязнуть в
детской. Выделяй ему не более часа в день, и этого
будет вполне достаточно. На мой взгляд, он не особо
одарённый, к тому же очень упрямый и коварный. Чем
скорее его отправят в интернат, тем будет лучше. До
интерната надо всё же нанять учительницу, чтобы она
научила его французскому. Это же позор, что он до
сих пор говорит только по-немецки! Я поговорю с
мадемуазель Лори. Думаю, она согласится.
В ответ на такие наставления Элеонора, как
правило, молчала. Она думала по-другому. Ей
нравился Вальтер, и она радовалась тому, что скоро
будет заботиться о нём, играть с ним и помогать ему
делать уроки.
Однажды вечером Элеонора сидела в комнате
одна и думала о своём будущем. Её сердце
распахнулось для Вальтера ещё шире, чем тогда,
когда они сидели вместе в беседке. Элеонора решила
быть для него хорошей матерью. Но когда тётушка
рассказала, какие развлечения, визиты и приглашения
ждут её в столице, то поняла, что времени для
воспитания ребёнка у неё не будет.
 Был пасмурный, холодный октябрьский день. В
комнате Вальтера впервые зажгли камин. Мальчик
сидел на диване с открытой книжкой, а его взгляд
застыл на пустом швейном столе, за которым совсем
недавно работала няня. Стена над столом тоже была
пустая. Ещё вчера там висела фотография няниных
родителей.
Няни не стало. Она уехала к себе домой, потому
что сегодня вечером возвращались из свадебного
путешествия молодожёны, а вместе с ними должна
была приехать и мадемуазель Лори.
Анна решила попрощаться со своим любимцем
наедине, а не при посторонних людях. Разлука была
тяжёлой для обоих, но у них было схожее утешение:
Анна радовалась тому, что может наконец вернуться к
своей больной матери, а сердце Вальтера
взволнованно билось в ожидании новой мамы. О
француженке он ничего не знал: ни отец, ни няня так и
не отважились рассказать ему о ней. Они боялись
встретить сопротивление.
Почему же этот день был таким длинным?!
Вальтеру было очень одиноко. Ни у кого не было
времени обратить на него внимание. В доме
заканчивались последние приготовления к приезду
хозяев. Садовники заносили вьющиеся цветы и
украшали ими дверные и оконные косяки. Повсюду
стояло множество ваз с душистыми букетами.
Вальтеру очень хотелось посмотреть, что
делается в доме, но домработница не разрешала ему
выходить из комнаты. Она считала, что он будет
только мешаться, да ещё простудится, бегая по
холодному полу. Теперь она разговаривала с ним
очень коротко и строго.
 Когда Вальтеру вконец надоело сидеть в своей
комнате, он прошмыгнул в зал. Там на большом столе
лежало множество свадебных подарков, которые
прислали друзья господина фон Риделя. Вальтер
вернулся в детскую и принёс две разноцветные
салфетницы, сделанные из бумаги в виде колец. Он
смастерил их сам под руководством няни.
Вальтер встал на стул и положил салфетницы на
головы двух фарфоровых фигурок. Получилось что-то
вроде короны. Довольный, Вальтер хотел уже
спрыгнуть на пол и нечаянно столкнул коробку с
серебряными ложечками. Он не успел поднять её, как
вдруг прибежала домработница:
— Невоспитанный мальчишка! Везде ты должен
сунуть свой нос! Сейчас же иди в свою комнату и сиди
там, пока тебя не позовут! А это что за штучки?
Забери сейчас же! Отдашь их своей новой маме, если
она найдёт время для тебя!
Вальтер чуть не погрозил ей кулаком. Ему так
захотелось накричать на эту женщину, но он
сдержался: он пообещал няне быть приветливым и
послушным.
Вальтер сидел один в своей скучной комнате. Ему
было совсем не до игрушек. Он взял грифельную
доску и исписал её двумя словами: «Анна» и «мама».
Вечер всё никак не наступал. Как хорошо, что ему
нужно ждать только один день! Завтра он уже будет
играть в той чудесной комнате, которая приготовлена
для мамы. Вчера ему с няней разрешили заглянуть
туда. Стены в комнате были оклеены золотисто-
белыми обоями, на фоне которых красовалась светло-
голубая мебель с множеством красивых безделушек.
Особенно Вальтеру понравился серебряный всадник.
Завтра он построит для него замок из своих кубиков!
Мама обязательно ему разрешит!
Наконец, шурша шёлковым платьем, в комнату
вошла домработница. На голове у неё была высокая
причудливая причёска. Домработница надела на
Вальтера синие бархатные брюки и кашемировую
рубашку с золотыми пуговицами. Эту одежду сшила
ему Анна перед своим уходом.
Вальтер сильно хотел дождаться родителей, но,
как только домработница вышла, и он снова остался
один, усталость превозмогла его. Он только на пару
минут прилёг на диван и не заметил, как уснул.
Проснулся Вальтер только тогда, когда кто-то
поцеловал его. Он вскочил. Мама присела на диван,
посадила его к себе на колени и приласкала. Все трое
были так же счастливы, как тогда в беседке.
Родители провели мальчика по украшенным
комнатам и вместе с ним спустились на первый этаж в
столовую. В углу, под подвесной лампой, стоял стол,
изысканно накрытый для них троих.
Глаза Вальтера светились радостью. Он выглядел
очень мило, и Элеонора не сводила с него
восхищённого взгляда. Прислугу попросили выйти —
новая хозяйка сама обслуживала своих родных.
Вальтер с аппетитом уплетал всё, что было у него в
тарелке, и никто ему ничего не запрещал. Как ему
сейчас было хорошо! Всё точно так, как он себе
представлял!
На следующее утро Вальтер проснулся позже
обычного. Из детской комнаты доносились странные
звуки: чей-то топот, скрип мебели... Это, конечно,
была мама! Она рассматривала красивые вещи в его
комнате и старалась всё расставить ещё лучше!
 Вальтер вскочил и забежал в детскую. Но что это?
В комнате хозяйничала какая-то темноволосая
девушка. Всё было расставлено по-другому. Даже
мягкий диван вытащили из уютного угла, а на стену
повесили чужие картины!
— Что ты здесь делаешь? — сердито спросил
Вальтер. — Это моя комната!
— Ах, дитя моё! Вы простудитесь! — воскликнула
незнакомка по-французски, затем проворно втолкнула
мальчика в спальню и стала снимать с него пижаму.
Вальтер растерялся. Его взгляд упал на постель
няни, которую она застлала ещё вчера утром. Похоже,
на ней уже кто-то спал. В нём опять поднялась буря
негодования и протеста.
— Кто ты такая?! — закричал Вальтер. — Что ты
сделала? Ты тайно зашла сюда и спала на няниной
кровати! Иди отсюда, а то я закричу ещё громче!
Лори только рассмеялась в ответ и что-то весело
сказала по-французски. Затем она взяла Вальтера за
руку и повела в ванную. Девушка принялась умывать
его, но делала это далеко не так мягко, как Анна.
Чем больше она смеялась, тем больше Вальтер
злился. Незнакомый язык возмущал его больше всего.
Вдруг он резко вырвался из её рук и побежал по
коридору, крича во всё горло:
— Мама, к нам пришла какая-то гадкая девчонка!
Выгони её, она болтает какие-то глупости! Мама, ну
иди же сюда, одень меня!
Из родительской спальни вышел отец.
— Что тут за шум, Вальтер? Как ты выглядишь? —
строго спросил он.
 — Пусть мама оденет меня, а та пусть уходит!
Она спала на няниной постели, а теперь смеётся надо
мной!
Отец взял под руки полуодетого сына и отвёл в
спальню, где крепко наказал его и отругал:
— Какой ты невоспитанный! Мама ещё спит, а ты
в первое утро вздумал будить её своим диким криком.
Тебе не стыдно? Что она подумает? Послушай, что я
скажу тебе, — произнёс он уже мягче. — Это
мадемуазель Лори, твоя гувернантка. Ты должен
слушаться её и учить с ней французский. Мама придёт
к тебе, когда захочет. Если будешь плохо себя вести,
она вообще не придёт!
Отец сказал Лори несколько слов по-французски.
Она что-то ответила и, смеясь, вышла из комнаты.
Вальтер опять остался один. Он сидел на кровати
и всхлипывал. Ах, всё было совсем не так, как они с
няней себе представляли!
Мама разрешила Вальтеру прийти к ней, пока
Лори наводила порядок в его спальне. Но брать
игрушки к маме было нельзя. Да и вообще, с мамой
невозможно было посидеть вдвоём. Постоянно
приходили какие- то гости! А как только она находила
для него время, обязательно раздавался звонок, и в
дом снова заходила, шурша своим пышным платьем,
какая-нибудь знатная дама. Вальтеру приходилось
тихонько садиться в угол и ждать, рассматривая
скучную книжку.
Вальтер чувствовал себя очень неуютно, когда к
ним приходили незнакомые гости. Некоторые дамы
напоминали ему неприветливую тётушку, которая
убила его Фрицли. Одна дама, как показалось
Вальтеру, слишком долго разговаривала с мамой. И
он не выдержал. Подкравшись к ней, он тихо провёл
рукой по её бархатному платью и бесцеремонно
спросил:
— Когда ты уже уйдёшь? Я хочу, чтобы мама
побыла со мной!
Элеонора стала багровой от стыда. Она схватила
Вальтера за руку и вытолкнула за дверь. Он, конечно,
не знал, что эта дама была очень знатной, всеми
уважаемой особой и ему нельзя было так
разговаривать с ней!
После этого случая Вальтеру редко разрешали
оставаться в зале в присутствии гостей. Время,
которое он проводил рядом с мамой, с каждый разом
становилось всё короче. Элеонора сожалела, что
уделяет ребёнку очень мало времени, но ничего не
могла изменить.
Наступила зима. В это время в столице
проводились всевозможные балы и пиршества, на
которых обязательно должна была присутствовать и
супруга господина фон Риделя.
Как-то раз Вальтеру разрешили зайти в мамин
салон и посмотреть на неё перед тем, как она сядет в
блестящий экипаж. Элеонора стояла перед Вальтером
в синем атласном платье с длинным шлейфом. Её
волосы, шея и руки были украшены сверкающими
драгоценными камнями.
— Ну, что ты скажешь? — улыбнулась она.
Вальтер удивлённо посмотрел на неё и медленно
произнёс:
— Я думал, ты будешь похожа на маму, а ты —
как королева...
В доме Риделей тоже проходили всякие
торжества. В такие дни дом по- особенному сиял
красотой и изяществом. Лори искала любую
возможность убежать вниз, чтобы посмотреть, что там
происходит. Оставшись один, Вальтер прижимался
лицом к оконному стеклу и наблюдал, как к дому один
за другим подъезжают элегантные экипажи. Иногда он
спускался на лестницу и украдкой заглядывал через
перила в зал. Он видел нарядных дам и чопорных
господ в чёрных фраках, иногда слышал музыку и
пение, но долго не выдерживал. Он убегал в свою
комнату, падал на диван и надрывно плакал...

Лори была совсем не похожа на Анну. У неё было

намного больше нарядов, великое множество шляп,
всяких ленточек, воротников и шлейфов. Что-нибудь
из всего этого всегда валялось в детской и мешало
Вальтеру играть.
Лори прилагала много стараний, занимаясь с
мальчиком, потому что была слишком честолюбива.
Но терпения ей явно не хватало. Она смеялась над
ним, когда он неправильно повторял за ней
французские слова. Она даже била его по пальцам,
когда он невнимательно переписывал в тетрадь
незнакомые фразы. Она никогда не играла с ним и не
любила, когда он доставал много игрушек.
Лори строго следила за тем, чтобы Вальтер берёг
свою одежду, потому что шить и латать она не
любила. Ей некогда было этим заниматься: она всё
время читала. На её столе всегда лежали
потрёпанные книги, которые она брала в городской
библиотеке. Но Божья книга на её столе никогда не
появлялась.
Скорее всего, Лори не знала Бога. Когда Вальтер
выучил несколько слов по-французски, а Лори стала
больше понимать по-немецки, он спросил её о Боге,
но она только рассмеялась и покачала головой.
Может быть, Бог не живёт в этом большом,
шумном городе? Наверное, Он живёт только в уютном
домике железнодорожника! Скорее всего, это так и
есть, потому что здесь никто не говорит о Нём, никто
не молится Ему и Его книги нигде не видно. Вальтер
несколько раз уже намеревался спросить маму о Боге.
Но когда он вспоминал об этом, её не было рядом, а
потом он просто забывал.
Если днём Вальтер плохо себя вёл (а это теперь
случалось часто), то вечером он горько плакал. Ему
казалось, что какой-то голос говорит в его сердце:
«Вальтер, ты был сегодня очень злым». Раньше няня
объясняла ему, что это Божий голос, и молилась
вместе с ним. После этого Вальтеру становилось
легко и радостно. Но теперь няни не было.
Вальтер несколько раз пробовал молиться один,
но не находил нужных слов. Тогда он быстро закрывал
глаза и засыпал, чтобы не слышать того голоса,
который звучал в его сердце. Так Вальтер стал совсем
редко думать о Боге и очень быстро терял то доброе,
что получал от Него, когда молился Ему.
Прошла долгая зима. Вальтер заметно подрос.
Всё это время он занимался чтением и письмом,
изучал историю и географию. У него появилось
желание лучше вести себя в присутствии гостей.
Строгую гувернантку он слушался только тогда, когда
она его видела. А когда за ним никто не наблюдал, он
испытывал огромное наслаждение, делая то, что
запрещалось.
Выходя из гостиной, где ему приходилось всем
почтительно кланяться и лепетать вежливые
французские слова, Вальтер с отвращением
высовывал язык. Уже давно никто не искал подхода к
нему и, естественно, никто не находил. Элеонора
видела это, но утешалась тем, что тут не было её
вины...
Весной Элеонора нередко болела и часто
оставалась дома. Она решила больше заниматься
воспитанием Вальтера, однако скоро поняла, как
много уже упущено. Он всё больше и больше
закрывал от неё своё сердце и уже не ласкался к ней,
как раньше, не задавал никаких вопросов. Теперь она
очень сожалела о том, что часто отталкивала его от
себя, называя хитрецом и невоспитанным. А Вальтер
тосковал по любви и вниманию...
 Весной господин фон Ридель получил от
столичной администрации приказ отправиться в
длительную заграничную командировку. Это, конечно,
не входило в его планы. Он хотел несколько недель
отдохнуть с семьёй за городом. Но теперь поездку
нужно было отложить. А он надеялся, что на свежем
воздухе здоровье Элеоноры улучшится. Летом у них
должен был родиться ребёнок, и ему очень хотелось
быть в это время с Элеонорой. Но приказ есть приказ,
его надо выполнять, а это значит — на несколько
месяцев разлучиться с семьёй...
Однажды утром господин фон Ридель зашёл в
комнату жены. Она сидела на диване и держала в
руках письмо. Увидев мужа, она воскликнула:
— Тётя приглашает меня с Вальтером и Лори
провести лето у неё. Она обещает на это время
отказаться от своих обязанностей в высоких кругах и
дать мне возможность хорошо отдохнуть. Я уже так
устала от этой суетной городской жизни и с радостью
погостила бы у тёти.
— Дорогая, а не лучше ли снять домик где-нибудь
поблизости в тихом местечке? Не будет ли Вальтер
раздражать твою тётушку?
— Ты хочешь, чтобы я из-за мальчика
пожертвовала своими желаниями? — с обидой в
голосе спросила Элеонора. — На это я не согласна. А
ему придётся смиряться — и всё будет в порядке.
Лори ведь не зря учит его правилам этикета.
Из-за шторы на окне, которая вдруг
зашевелилась, послышался голос Вальтера:
— Я туда не поеду! Я хочу к Алексу, в дом
железнодорожника!
 Родители не знали, что он сидел на окне и читал.
Элеонора почему-то рассмеялась в ответ на его
слова, а отец строго сказал:
— Ты поедешь туда, куда повезёт тебя мама! И не
капризничай!
Вдруг с Вальтером что-то произошло. Куда-то
исчезли все его добрые манеры и благие намерения.
Он вспомнил убитого Фрицли и злой взгляд тётушки.
Спрыгнув на пол, Вальтер затопал ногами и истерично
закричал:
— Я не поеду к этой злой старухе! Не хочу! Я
поеду к Алексу и его маме! Я хочу, хочу к ним!
Элеонора откинулась на спинку дивана и закрыла
лицо руками. Отец рассердился как никогда. Он
схватил Вальтера за руку, шлёпнул его и вытолкнул
прочь из комнаты.
Через некоторое время господин фон Ридель
пошёл к Вальтеру в детскую. Тот лежал ничком на
диване и горько плакал.
Отец присел рядом.
— Папа! Теперь и ты меня не любишь! —
содрогнулся всем телом Вальтер. — Никто не любит
меня! Не отправляй меня к этой тёте! Отпусти меня к
Алексу! Разреши мне навсегда остаться у них! Они
будут рады, а здесь я никому не нужен...
— Вальтер, не говори так! — Отец крепко прижал
к себе сына: — Я тебя очень люблю, и мама тоже.
Только ты должен вести себя хорошо. Ты плохо
говоришь о тёте, и маме это причиняет боль. Больше
так не делай. Скажи, почему ты боишься госпожу фон
Беккер?
 — Не знаю. Она убила Фрицли, но не поэтому...
Няня мне говорила, что я должен простить её... Но как
только она посмотрит на меня, я делаюсь злым.
— Ты просто внушил себе это, Вальтер.
Послушай меня. Тогда ты был ещё совсем маленьким,
а теперь гораздо больше понимаешь и сможешь
хорошо вести себя. Ах, Вальтер, — с нежностью в
голосе продолжал отец, — мне и так тяжело уезжать
от вас, а ты ещё тяжелее делаешь для меня эту
разлуку. Ты хоть иногда вспоминаешь тот прекрасный
вечер в беседке, когда к нам пришла мама? Она
любит тебя так же, как и тогда, несмотря на то, что у
неё иногда не хватает времени для тебя. Возьми себя
в руки и будь вежливым с тётей и приветливым.
Постарайся, сынок, ради меня! Ты ведь так и
сделаешь, правда?
Отец посадил Вальтера на колени и обнял.
— Да, папа, сделаю, — покорно ответил он.
— И ещё одно. Тебе надо забыть Алекса и дом
железнодорожника. Ты взрослеешь, и всё это тебя
больше не касается. У нас с ними нет ничего общего.
Мы богаты и занимаем высокое положение в
обществе, а Мозеры — бедные, у них нет даже
приличного образования.
— Нет, папа, они не бедные! У них есть такое
богатство, какого нет у нас! У них есть большая
поляна в лесу, и там целый день светит солнце. Ещё у
них есть много-много животных! А ещё, — продолжал
он чуть тише, — у них живёт Бог. Это их Отец! Мне
Алекс сказал. Разве они не богатые?
— Ты ещё слишком маленький, чтобы понимать
эти вещи. Но я всё же хочу, чтобы ты больше не
говорил об Алексе. Господин Мозер — неблагодарный
необразованный человек! Я не могу тебе всего
объяснить, давай лучше не будем об этом говорить. А
теперь успокойся. Сейчас мы пойдём к маме и будем
вместе радоваться.
Вальтер молчал. Как хорошо сидеть у папы на
коленях, прижавшись к нему! Давно уже такого не
было...
Спустя неделю Элеонора, Лори и Вальтер
поехали к госпоже фон Беккер. Отец проводил их на
вокзал и в этот же день отправился в командировку.
Вальтер должен был вести себя в поездке очень
спокойно, потому что маме было плохо. Лори всю
дорогу ухаживала за ней. Вальтер сидел у окна и
думал, что плохого мог сделать его отцу господин
Мозер? Это, наверное, что-то страшное. Но ведь
господин Мозер был таким хорошим человеком...

Вальтер не знал о том, что господин фон Ридель

послал Алексу приличную сумму денег в знак
благодарности за его самоотверженный поступок. Но
господин Мозер вернул деньги, вежливо отклонив
дорогой подарок.
 Господину фон Риделю показалось это крайней
самоуверенностью, и он сильно обиделся.
Когда поезд приблизился к знакомому полустанку,
сердце Вальтера забилось сильнее. Мама в это время
спала, а Лори читала книгу. Увидев дорогой сердцу
дом, залитый солнечным светом, Вальтер невольно
улыбнулся. На платформе стоял господин Мозер с
сигнальным флажком. Алекса не было видно.
Поезд замедлил ход и остановился. На перроне
тут же появился Каро. Вальтер высунул голову через
окно и позвал:
— Каро, Каро!
Собака узнала голос Вальтера и с радостным
лаем бросилась к вагону. Когда поезд тронулся, Каро
долго бежала рядом. Не зная, плакать ему или
смеяться, Вальтер смотрел на собаку, пока она не
скрылась из виду.
— Что ты там увидел? — неожиданно спросила
Лори.
— Собаку! — коротко ответил Вальтер и
отвернулся.
В доме тётушки Вальтер изо всех сил старался
вести себя так, чтобы им были довольны. Всё было бы
хорошо, если бы у госпожи фон Беккер не появился
новый член семьи. После разлуки с племянницей ей
стало скучно жить одной, и она завела себе
маленькую собачку Герту. У неё был белоснежный
шелковистый мех, длинные уши и блестящие глаза.
Тётя гуляла с ней по парку, держа её за синий
шёлковый поводок, прикреплённый к серебряному
ошейнику. Дети, которых в парке всегда было много,
восхищались красивой собачкой, но держались от неё
на расстоянии. Подходить слишком близко было
опасно: собачка ненавидела детей больше, чем её
хозяйка.
При первой же встрече Герта цапнула Вальтера
за ногу так, что мальчик чуть не упал от испуга. Как ни
старался Вальтер подружиться с собачкой, у него
ничего не получилось.
Герта не любила игры — это было ниже её
достоинства. Дома она всегда сидела на шёлковой
розовой подушке, а на прогулку ходила только с
госпожой фон Беккер. За обедом Герта сидела на
высоком стульчике рядом со своей хозяйкой и ела из
серебряной тарелки. Иногда она гуляла по столу
между чашками и тарелками и беспрепятственно
стаскивала то, что ей нравилось.
Вальтер обедал с Лори, но вечером должен был
пить чай с тётушкой в её салоне. Это было для него
настоящим мучением. Каждый раз он съёживался от
страха, когда к нему приближалась дерзкая собачонка.
Она приловчилась забирать у него с тарелки самый
аппетитный кусок пирога.
 Однажды Вальтер нечаянно опрокинул свою
чашку и немного намочил скатерть. Тётушка
возмутилась и выгнала его из-за стола. Вальтер
остался без ужина. Но когда Герта перевернула
бутылку и замарала дорогую скатерть малиновым
соком, её не наказали!
Вальтера особо не трогало то, что госпожа фон
Беккер любила собачку больше, чем его. Ему было
совершенно всё равно, что и Лори оказывала собачке
больше внимания. Но ему становилось очень больно,
когда так поступала мама.
Как-то раз после обеда мать сидела в саду, и он
подбежал к ней, чтобы показать разноцветную
бабочку. Он хотел обнять маму за шею, но она
осторожно убрала его руку: пыльными ботинками он
пачкал её светлое платье. А Герта могла часами
лежать на её шлейфе — и ничего!
Вальтер с каждым днём всё больше и больше
злился на Герту. Когда он в дождливый день сидел
дома и строил что-нибудь из кубиков, обязательно
приходила эта собачонка и всё ломала. Когда он
запускал на улице бумажного змея, она была тут как
тут. Как только змей приземлялся, она раздирала его в
клочья своими острыми зубами.
Прошло два месяца. Несмотря на маленькие
неприятности, Вальтер всё же находил причины для
радости. Он много времени проводил на природе, а
там всегда можно было найти что-нибудь интересное.
Лори ходила с ним в лес или в горы, и иногда они
забредали очень далеко. Часто они брали с собой
ужин, чему Вальтер особенно радовался — в таких
случаях ему не надо было терпеть пытку за столом с
тётушкой и её собакой.
 На прогулке француженка обычно находила себе
хорошее местечко и садилась читать или же просто
разговаривала с какими-нибудь знатными людьми.
Поэтому Вальтер почти всегда был предоставлен
самому себе. Он давно уже привык к этому и был даже
доволен. Он мог часами лежать под высокими
деревьями и смотреть в небо, о чём-нибудь мечтая.

Однажды они с Лори оказались в таком месте,

откуда Вальтер увидел свой любимый домик. Он
приметил тропинку, которая, как он думал, могла
привести к дому сложное — домик. Несколько дней
подряд Вальтер возился с ним, и наконец ему удалось
его соорудить. Из дощечек и палочек он построил что-
то похожее на дом. В крышу он вставил дымящуюся
свечку, которую выпросил у Лори. Осталось только
заселить окрестность.
Среди игрушек, которые ему разрешили вынести
на улицу, была железная дорога и несколько
деревянных человечков. Как было бы здорово, если
бы мимо домика прогромыхал поезд!
Забежав в дом за игрушками, Вальтер вспомнил,
что один из человечков должен держать в руке
красный флажок, как господин Мозер. А другому надо
подрезать ноги, чтобы он был похож на Алекса, ведь
он ниже своего папы, а человечки у Вальтера были
одного роста. Пока он занимался этим, пришло время
идти на урок французского языка. Вальтер побежал в
сад хоть немного поиграть, пока Лори не позовёт его.
Когда он прибежал в свой уголок, у него чуть не
остановилось сердце: домик был разрушен, железная
дорога поцарапана, песок перемешан с землёй.
Поверх развалин гордо восседала Герта. Её резкий
отрывистый лай звучал в ушах Вальтера как
издевательство.
На мгновение Вальтер застыл как вкопанный,
потом схватил камень и бросил в собаку. Он угодил
прямо в голову, и Герта замертво свалилась на песок.
Гнев Вальтера сменился ужасом. Что он
натворил?! Из раны на голове Герты сочилась кровь,
окрашивая её блестящий мех в ярко-красный цвет.
Страх нарастал так быстро, что Вальтер, не
задумываясь о последствиях своего поступка, с
криком кинулся к беседке.
Увидев его, тётушка строго спросила:
— Ты что, упал? Иди в дом, пусть тебя помоют!
Зачем ты пугаешь маму своим криком?
 — Герта... Герта... — только и смог произнести
Вальтер.
Госпожа фон Беккер резко поднялась и
поспешила в сад. Вальтер побежал следом.
— Она там! — показал он в угол.
Когда тётушка увидела свою собачку и услышала
признание Вальтера, она страшно рассердилась и
немилосердно отхлестала его, намного сильнее, чем
папа. Но Вальтер не кричал и не защищался. Он не
сопротивлялся и тогда, когда его отвели в спальню и
закрыли на ключ. Он долго лежал на полу, чувствуя
себя самым несчастным мальчиком на свете.
Наконец в комнату вошла гувернантка, чтобы
умыть и накормить Вальтера.
— Лори, отпусти меня к маме! Мне ужасно плохо,
я не могу больше!
— К маме нельзя! Она так сильно испугалась, что
заболела. А госпожа фон Беккер вообще не хочет
видеть тебя. Ты что, думаешь, это шуточки — убить
собачку, которая радовала всех намного больше, чем
ты?!
Француженка ушла, и Вальтер снова остался
один. Вечером она зашла ещё раз, принесла ему
молоко и хлеб и велела идти в кровать. Уже давно она
не помогала ему раздеваться, и он ложился спать сам.
Заснуть в этот вечер у Вальтера долго не
получалось. Как только он закрывал глаза, сразу
видел Герту, залитую кровью.
Следующий день был воскресным. Вечером на
площади должен был состояться концерт, а после
него — фейерверк. Гувернантка обещала Вальтеру
взять его с собой, если он будет хорошо себя вести.
Теперь, конечно, об этом надо забыть. Он особо и не
расстраивался: ему часто становилось не по себе в
шумной толпе наряженных господ.
Вальтера ждал долгий скучный день. Лори
заранее принесла ему обед и стала молча собираться.
Вальтеру стало страшно, и он осторожно спросил:
— Можно мне хоть ненадолго выйти?
— Нет, нельзя. Ты должен весь день сидеть в
комнате. Теперь у тебя есть время как следует
подумать о своём поведении. — С этими словами она
вышла из комнаты и закрыла дверь на ключ.
Вальтер присел на стульчик. Вокруг было
неприятно тихо. В детской ему было бы не так
страшно — там есть с чем поиграть. А здесь везде
лежали вещи Лори: её шляпы, одежда, всякие
безделушки. Вся стена была увешана её картинами и
фотографиями, которых он терпеть не мог, а теперь
это раздражало его ещё больше.
Вальтер встал и подошёл к комоду, где лежали
его книги и некоторые игрушки. Он потянул за ручку,
но ящик оказался запертым. Ключа рядом не было.
Подойдя к окну, Вальтер выглянул на улицу и тут же
отпрянул: в саду прогуливалась тётушка. Она
выглядела бледной и уставшей. У неё, конечно, траур
по Герте. А где же мама? О, если бы она хоть разочек
заглянула к нему! Он хотел попросить у неё прощения.
Он очень сожалел о случившемся.
Чем больше Вальтер думал о своём поступке, тем
страшнее он ему казался. О, какой злой и страшной в
его глазах была тётушка, когда убила Фрицли! Но она
сделала это не нарочно. А он?.. Он давно ненавидел
Герту... Ах, эта ужасная, ужасная злость! Как няня
умоляла его, чтобы он всегда старался быть
приветливым! Как папа просил его не быть таким
резким! А теперь случилось непоправимое...
Тёплый августовский день медленно подходил к
концу. Скоро уже вернётся Лори! Вальтер впервые
обрадовался, что она придёт и принесёт ему ужин. Но
становилось темно, а никто не приходил. Вальтер
постучал в дверь и позвал гувернантку, но его никто не
услышал.
Из приоткрытого окна дул прохладный ветер.
Вальтер шмыгнул в кровать и попробовал заснуть, но
не смог. Его щёки пылали, а сердце сильно
колотилось. Теперь он точно знал, что его никто не
любит. И самое страшное — он этого заслуживает!
Слушался ли он маму вообще? Разве он не делал то,
что раздражало Лори? Тогда и неудивительно, что все
оставили его один на один с собственным горем.
О, если бы папа был рядом! Он бы обязательно
утешил его — в этом Вальтер не сомневался. Но папа
уехал... А когда он вернётся, ему обязательно
расскажут, что натворил его сын. Конечно, он не
сможет рассказать папе о том, отчего он страдал всё
это время, и папа, узнав о его жестоком поступке, тоже
перестанет его любить. А мама? Почему она ни разу
не зашла к нему?
В комнате Элеоноры той ночью произошло
радостное событие. Несмотря на то что в этом доме
никогда не говорили о Боге, Он не забыл этих людей и
подарил им драгоценный подарок, чтобы привлечь их
сердца к Себе. Бог подарил Риделям ребёнка. Сейчас
малышка лежала на белоснежных подушках рядом со
своей мамой. Этот подарок так взволновал сердце
Элеоноры, что в ней пробудились самые нежные
материнские чувства, каких она ещё никогда не
испытывала.
Счастливая, она лежала рядом со своей крошкой
и любовалась ею. Она не переставала от всего сердца
благодарить Бога за чудесный подарок.
Элеонора представила себе, как семь лет назад
одна молодая мама тоже лежала вот так рядом со
своим маленьким Вальтером. О, как она радовалась
своему прелестному малышу! Но вскоре эта нежная,
добрая мама слегла от тяжёлой болезни. Думала ли
она, что через несколько лет её место займёт другая
женщина? Может быть, она во время болезни
поднимала руки к небу и просила Бога, чтобы Он
подарил Вальтеру хорошую, добрую маму?
Теперь она, Элеонора, заняла место той женщины
и уже целый год прожила с её ребёнком. Но вместо
того, чтобы распахнуть для него любящее сердце, она
отталкивала его своей холодностью и нетерпением.
Был ли в этом виноват окружающий мир с его
головокружительными капризами, которые увлекали
её в свой губительный водоворот, забирая при этом
всё её время и силы? Конечно. Но причина была не
только в этом.
В те минуты Элеонора впервые увидела себя в
Божьем свете. Она призналась, что всё это время
относилась легкомысленно к вечности и к Божьим
заповедям. В детстве она слышала о Божьей любви,
но, повзрослев, отвернулась от Господа и Спасителя
своей души. Она всей душой потянулась к блеску,
славе и богатству...
— О, Господи, прости меня! — утирая слёзы,
стала молиться Элеонора. — Прости меня, грешницу!
Я нуждаюсь в Твоей милости, в Твоём прощении! Как
я могла пренебрегать Тобой? Как я могла забыть о
том, что мне тоже придётся когда-то уйти с земли? Как
я могла забыть, что я нуждаюсь в Спасителе? О,
прости меня, Господь, прости ради Иисуса Христа!
Помилуй меня!
Было уже далеко за полночь, когда сердце
Элеоноры наконец наполнилось миром и покоем. Она
испытывала необъяснимое блаженство, неописуемую
радость... Перед тем как уснуть, она прошептала:
— Благодарю Тебя, Иисус, благодарю! Помоги
мне быть для моих детей хорошей матерью...
— Тётя, — попросила Элеонора на следующее
утро, — разрешите, пожалуйста, Вальтеру прийти ко
мне, пусть он познакомится со своей сестрёнкой.
— О нет, дитя! Об этом не может быть и речи! Ты
разволнуешься, и это не пойдёт тебе на пользу!
Может, через несколько дней, а сейчас ещё нельзя!
— Как он себя чувствует? Он успокоился? Мне его
вчера было так жалко...
— Думай теперь о своём собственном ребёнке,
Элеонора. Мальчик скоро будет достаточно взрослый
для интерната. Тогда наконец прекратится эта
постоянная нервотрёпка...
Лори провела весь вечер на танцах. Вальтер был
наказан и сидел в своей комнате, поэтому она решила
погулять одна. Домой она вернулась уже в полночь.
Лори зашла в комнату и, не включая свет, легла в
постель и быстро уснула.
На следующее утро, проходя мимо спальни
Вальтера, Лори прислушалась: там было тихо. Она
обрадовалась — у неё есть время привести свою
комнату в порядок и убрать вещи в шкаф.
 Лори спустилась на кухню узнать, когда будет
готов завтрак. Поднимаясь наверх, она всё же
забеспокоилась: Вальтер никогда так долго не спал.
Она открыла дверь и ужаснулась: кровать была пуста!
Пижама висела на стуле, а брюк, рубашки и ботинок
нигде не было.
Лори посмотрела на окно — оно было приоткрыто.
Она выбежала на улицу и оглядела сад. Это просто
невозможно, чтобы мальчик с верхнего этажа сбежал
на улицу! Где же он?!
Пока она искала Вальтера, Элеонора снова
попросила, чтобы мальчику разрешили прийти к ней.
Но тётушка и в этот раз отклонила её просьбу.
— Может, завтра. Сегодня ты ещё слишком слаба.
К тому же я распорядилась, чтобы он немного посидел
в комнате — пусть обдумает свой поступок. Так просто
я это не оставлю! В моём доме хозяйка — я!
Рано утром в понедельник, когда на курорте все
ещё спали, в доме железнодорожника все были на
ногах. Родители провожали Алекса в школу в
соседнюю деревню. Там он всю неделю жил у своей
тёти и возвращался домой только в субботу.
Пока Алекса не было дома, за кроликами и козой
смотрела Лотта. Только Каро не могла привыкнуть к
разлуке. Когда Алекс отправлялся в путь, собачонка
сопровождала его до тех пор, пока мальчик не
приказывал ей вернуться домой.
Алекс бодро шагал по извилистой тропинке, а
Каро с радостным визгом бегала вокруг него. Когда
дом остался далеко позади, Алекс сказал:
— Пора домой, Каро!
Но Каро в этот раз не послушалась. Она
навострила уши и стала принюхиваться к кустам.
Виляя хвостом, Каро вдруг запрыгала возле одного из
них.
— Почуяла дичь? — догадался Алекс. — Нет,
сейчас у меня нет времени для охоты. Быстро домой!
Каро, будь послушной!
Алекс топнул ногой и побежал, но Каро не
послушалась. Она протяжно завыла, быстро догнала
своего хозяина и потянула его за штанину. Алекс
остановился. Ему вспомнились истории про верных
собак, которые могли делать удивительные открытия.
Когда Алекс всё же последовал за своим
четвероногим другом, Каро сразу бросилась в заросли
ежевики. Перескочив через них, собачонка
остановилась на небольшой поляне и залаяла. Между
кустами виднелось что-то светлое. Алекс несмело
подошёл ближе. Там лежал мальчик!
Алекс снял ранец и склонился над незнакомцем.
С большим усилием он перевернул его на спину и
вскрикнул —- перед ним лежал Вальтер! Неужели он
мёртвый? Его лицо было совсем бледное! Нет, он ещё
дышит.
— Вальтер, проснись! — тормошил его Алекс. —
Проснись! Я — Алекс! Как ты сюда попал? Где няня?
Где твой папа?
Вальтер ничего не отвечал. Он только чуть-чуть
приоткрыл глаза и прошептал:
— Пить!..
К счастью, неподалёку бил родник, а у Алекса на
ремне висела кружка. Он быстро сбегал за водой и
поднёс кружку к горячим губам Вальтера. С какой
жаждой он пил!
Алексу пришлось несколько раз бегать за водой и
мочить лоб Вальтеру, пока он наконец ожил. Но всё
равно он был очень слабым и даже не мог толком
говорить. Алекс подложил ему под голову ранец и со
всех ног помчался домой.
Выслушав сына, господин Мозер поспешил к
Вальтеру. Он взял его на руки и понёс домой. По
дороге Вальтер снова потерял сознание. Он пришёл в
себя только в постели, куда уложили его добродушные
хозяева.
Ласково приговаривая, госпожа Мозер стала
вливать ему в рот тёплое молоко.
— Как ты попал в лес, Вальтер? — наконец
спросила она.
— Я хотел к тебе и к Иисусу, — прошептал
Вальтер.
— Твой папа сейчас на курорте? Надо сообщить
ему, что ты здесь.
— Нет, он очень далеко. Я совсем один...
Разрешите мне остаться здесь, у меня так болит
голова!
— Дай ему отдохнуть, — сказал жене господин
Мозер. — Надо просить у Бога милости, чтобы этот
нежный мальчик серьёзно не заболел. Мне кажется,
он истощён и физически, и душевно.
Господин Мозер нашёл среди своих бумаг
домашний адрес господина фон Риделя и на всякий
случай написал ему письмо.
Алексу разрешили не идти в школу и
присматривать за Вальтером.
В тот же день господин фон Ридель прибыл
поездом на курорт. За день до этого он получил
телеграмму о рождении дочери, и начальство
предоставило ему отпуск. Господин фон Ридель был
очень рад увидеть свою счастливую жену и маленькую
дочурку, но его сердце по-особенному тянулось к
сыну.
Всё это время господин фон Ридель постоянно
думал о Вальтере. В прошлом году, когда Вальтер с
Анной отдыхали в доме железнодорожника, отец не
волновался за сына так, как сейчас; тогда он был
совершенно спокоен. Неужели имеет какое-то
значение, что те простые люди были Божьими детьми,
как однажды выразился Вальтер? Подобные вопросы
снова и снова всплывали в сознании господина фон
Риделя, и он никак не мог от них избавиться.
Вообще господин фон Ридель весь этот год был
не особенно счастлив. Он радовался тёплому
домашнему очагу, общению с женой и сыном, но это
очень редко выпадало на его долю. Изменится ли что-
то в его судьбе с появлением дочери? Или придётся и
её с самого рождения оставить на попечение чужих
людей, чтобы успевать справляться со всеми делами?
Господину фон Риделю уже изрядно надоели
бесконечные торжества. Может, за время его
отсутствия у них в городе хоть что-то изменилось?
Сейчас ему предстояло провести в кругу семьи
двенадцать исполненных мира и счастья дней.
Тётушка, скорее всего, будет редко выходить из своей
комнаты. Она ведь всегда раздражается, когда детям
уделяют много внимания.
В приподнятом настроении господин фон Ридель
вошёл в дом. Он долго не выпускал из своих объятий
счастливую жену и крохотную дочурку.
— А где Вальтер? Он рад своей сестрёнке?
— Ему до сих пор не разрешили посмотреть на
неё, — пожаловалась Элеонора. — Тётушка думает,
что меня это сильно взволнует, а я ещё слишком
слаба. Но я очень хочу увидеть его! Тётя сердится на
Вальтера и запрещает выходить из своей комнаты. Он
имел неосторожность убить её собачонку...
— Думаю, что, радуясь такому приятному
пополнению в нашей семье, она могла бы уже и
позабыть свою собаку. Я куплю ей другую, какой бы
дорогой она ни была. Сейчас я приведу Вальтера,
чтобы он мог порадоваться вместе с нами. Где его
комната?
— Последняя на первом этаже. Спроси сначала у
тётушки, это же всё-таки её дом...
— Но Вальтер — наш сын! — воскликнул господин
фон Ридель и решительным шагом пошёл
освобождать маленького заключённого.
Когда он спускался по лестнице, снизу
послышался голос кухарки:
— Он ещё до сих пор не появился? Надо срочно
сказать господам! Только что приехал его отец. Если
вы боитесь, я сама скажу. Это же безответственно —
так долго молчать!
Предчувствуя что-то неладное, господин фон
Ридель поспешил вниз. Кухарка и гувернантка
испуганно вздрогнули, когда он вдруг появился перед
ними.
— О чём вы здесь говорите? — спросил он. — Где
мой ребёнок?
— Ах, он пропал! — простонала Лори, в отчаянии
ломая пальцы.
Заикаясь и перебивая друг друга, женщины стали
что-то объяснять. Наконец выяснилось, что кухарка
совсем не виновата в случившемся, а Лори явно
недосмотрела за мальчиком.
 Господин фон Ридель еле сдержался от гнева,
когда узнал, что Вальтер целый день до поздней ночи
сидел один в комнате и ему ни разу не принесли
поесть, а легкомысленная француженка даже не
заметила, когда он пропал.
Господин фон Ридель распорядился, чтобы
прислуга подключилась к поискам мальчика, и
пообещал большое вознаграждение тому, кто
приведёт его домой. Сам он поспешил в полицию
сообщить о пропаже сына.
Вернувшись домой, господин фон Ридель
старался выглядеть спокойным, чтобы жена ничего не
заподозрила. В коридоре он встретился с тётушкой.

— Зачем поднимать шум? — раздражённо

спросила она. — Вальтер вернётся, когда устанет и
проголодается. Элеоноре ни в коем случае не надо
говорить об этой его очередной выходке. Этот
мальчишка — просто невыносимое бремя!
 — Я надеюсь скоро избавить вас от этого
бремени, мадам! — сдержанно произнёс господин фон
Ридель и направился в комнату жены.
— Тебя так долго не было, — с беспокойством
сказала она. — Что случилось? Снизу доносились
громкие голоса. Я спросила тётушку, что там
происходит, но она ничего вразумительного не
ответила. Что-то случилось с Вальтером?
Господин фон Ридель коротко рассказал жене о
том, что произошло, и попросил её быть спокойной:
Вальтер обязательно найдётся!
— Да, я хочу не волноваться, — согласилась
Элеонора, — потому что верю: Бог может вернуть нам
нашего сына. Но я должна сказать, что во всём этом
виновата я. Прошу тебя, прости меня! Я причинила
Вальтеру столько боли!
— Дорогая, зачем ты винишь себя? Ты всегда
была очень добра к нему.
— Да, я никогда его не била и не морила голодом,
как злая мачеха, — с горечью улыбнулась
Элеонора. — Но он нуждался в материнской любви, а
этим я его обделила. Я была для него знатной
госпожой, а не заботливой матерью. Он и сам
несколько раз жаловался мне на это. Знаешь, с
рождением дочери я многое поняла. Бог напомнил
мне о Своей любви, и я каялась в том, что
отвернулась от Него. Я верю, что теперь Он даст мне
силы быть настоящей матерью и для Вальтера.
Господин фон Ридель не спускал глаз с жены. Его
сердце дрогнуло при мысли, что он был безбожником,
потому что совсем не хотел верить в Бога.
— В эти последние дни я думала о Боге больше,
чем за последние несколько лет. Я решила верить в
Него и во всём доверять Ему. Жить по-другому просто
нельзя, и только это приведёт к миру между нами...
Кажется, позвонили в дверь, — взволнованно
прислушалась Элеонора. — Может, привели
Вальтера?

Господин фон Ридель поспешно вышел из

комнаты. В дверях он увидел господина Мозера. На
руках у него спал Вальтер, закутанный в одеяло.
— Вот ваш сын, господин фон Ридель, —
спокойно произнёс железнодорожник. — Вы,
наверное, давно его ищете. Я не мог принести
раньше. Он беспробудно спал, и мы не знаем, как он
очутился в лесу. Мы увидели Божью руку в том, что
его нашёл именно наш сын. Мне пора идти, я
тороплюсь. Надо успеть вернуться домой на товарном
поезде. Возьмите его, он всё ещё спит. Вальтер,
просыпайся, вот твой папа!
 Вальтер вяло открыл глаза. Увидев отца, он
протянул к нему руки. Пока отец обнимал сына,
железнодорожник ушёл.
— Вальтер, дорогой, зачем ты убежал? — спросил
отец, поднимаясь по лестнице.
— Я боялся, папа... Я искал маму и Иисуса!
— Как ты выбрался из дома? Дверь же была
заперта...
— Я вылез через окно и спустился по шпалере5...
А где мама?
— Сейчас ты её увидишь. Вместе с ней ты
увидишь и свою маленькую сестрёнку! Ты должен
быть спокойным и не плакать, когда будешь
разговаривать с мамой.
— Да, папа, я буду хорошо себя вести! — твёрдо
сказал Вальтер.
Элеонора крепко прижала к себе сына и
почувствовала, как сильно бьётся его сердце.
— Мама, — прошептал он, — прости меня! Я хочу
всегда тебя слушаться! Не только потому, что так
прилично. Я хочу слушаться от всего сердца, потому
что этого хочет Иисус. Об этом мне говорила мама
Алекса.
— Это очень хорошо, — ответила Элеонора. — Я
тоже хочу любить тебя так же, как и твою сестрёнку.
Теперь у нас всё будет по-другому!
Вальтеру не хотелось уходить от мамы, но ей
надо было отдыхать, а его до сих пор знобило. Когда
отец отнёс его в комнату, он с удовольствием лёг в
свою мягкую постель.

5 Шпалера — специальная решётка или натянутая на

колья проволока для вьющихся растений.
 В спальне было пусто и тихо. Гувернантка
упаковала чемодан и ушла к знакомым. Господин фон
Ридель велел ей отправляться домой.
У Вальтера поднялась высокая температура.
Несколько дней он лежал не вставая. Всё это время
отец ухаживал за ним с большим терпением. Для него
это были благословенные часы. Он много думал о
Боге и, наблюдая за сыном, увидел, какие перемены
произошли в его сердце.
Вальтер первое время был очень беспокойным.
Днём и ночью его мучила картина убитой собачки.
Несколько раз он просил позвать тётушку. Отцу трудно
было пересилить себя, но по неотступности сына он
решил сделать это.
«Если она не откликнется на просьбу больного, то
её сердце точно сделано из камня», — подумал он.
К его удивлению, она пришла и говорила с
Вальтером по-доброму. С того времени состояние
больного стало заметно улучшаться.
Когда температура спала, Вальтер рассказал
отцу, как он попал в дом железнодорожника.
Он вылез через окно, пробежал через парк и
оказался в лесу. При ясном лунном свете он легко
нашёл тропинку, которая вела к дому
железнодорожника, и долго бежал по ней.
— Но этот дом оказался так далеко, папа!
Намного дальше, чем я думал! — признался
Вальтер. — Я сильно устал и хотел есть. Иногда я
останавливался и уходил с дороги в кусты, чтобы
отдохнуть. А потом я зацепился за какой-то колючий
куст и упал. Я кричал, звал на помощь, но меня никто
не слышал. Мне стало холодно, а потом тепло.
Показалось, что я сижу дома у Алекса и смотрю
картинки в Божьей книге. Одна мне особенно
понравилась, и Алексу тоже. Какая-то овечка упала в
колючки и не могла из них выбраться. К ней пришёл
Добрый Пастырь и спас её. Мама Алекса говорила,
что овечка на картинке — это ребёнок, который
сделал грех, а Добрый Пастырь — это Иисус Христос.
Он спасает тех, кто заблудился, и прощает их грехи. И
тогда у меня получилось помолиться! Я много раз
пробовал, но никак не получалось. И вдруг
получилось! Тогда я закричал: «Дорогой Иисус,
вытащи меня из этих колючек! Сделай моё сердце
радостным и послушным! Приведи меня к маме, в дом
железнодорожника!» Когда я проснулся, было уже
светло и рядом со мной стоял Алекс. Он снова
показал мне ту картинку и рассказал историю про
овечку. Папа! Купи мне такую книгу! Алекс сказал, что
её можно купить!
Наконец настал прекрасный день, когда Вальтер
встал с постели. Теперь ему можно было зайти в
мамину комнату. Мама сидела в кресле и держала на
руках малышку Доротею. Она смотрела на всё умными
глазками, а когда Вальтер подошёл к ней, крепко
уцепилась за его палец своими крохотными ручками.
На чайном столике стояли две чашки и две
тарелки с булочками. Вальтер вопросительно
посмотрел на маму. В это время дверь тихо
отворилась и в комнату вошёл худенький мальчик. В
следующее мгновение Вальтер крепко обнял его,
плача и смеясь. Это был Алекс! Вслед за ним в
комнату вошёл господин Мозер:
— Смотри, Вальтер, Алекс был и остаётся твоим
другом. Господь дважды использовал его, чтобы
спасти тебя от верной смерти. Пусть Иисус ещё
больше укрепит вашу дружбу! Будьте верными Ему...
Мальчики были счастливы. Алексу разрешили
остаться у Вальтера на целую неделю. А потом
Вальтер столько же гостил в доме железнодорожника.
Когда ему пришло время отправляться домой, за ним
приехал господин фон Ридель. Прощаясь, он крепко
пожал руку господину Мозеру.
Как только мама и Доротея были в состоянии
перенести дорогу, вся семья отправилась домой. Там
Вальтера ждал ещё один сюрприз.
Открыв дверь в детскую, он сразу же попал в
объятия Анны! Ничего не сказав Вальтеру, родители
разыскали его бывшую няню и узнали, что её мать
недавно умерла и девушка осталась одна. Анна с
радостью откликнулась на предложение вернуться к
Риделям. Теперь она будет не только обучать
Вальтера, но и нянчить маленькую Доротею.
Элеонора сдержала своё обещание. Она достала
из шкафа Библию и стала каждый день искать в ней
силу и мудрость для воспитания своих детей. Каждый
день она просила у Господа умения любить
неугомонного сына, и Господь слышал её простые, но
искренние молитвы.
Круг друзей Элеоноры заметно сузился. Многие
знакомые теперь держались от неё в стороне. А те из
них, которые по-настоящему дорожили добрыми
отношениями, стали уважать её ещё больше.
Вальтер учился заботиться не только о себе, но и
о своей сестрёнке. А когда после Доротеи в их семье
родился братик, а потом ещё одна сестрёнка,
Вальтеру стало легче жить для других, а не для себя.
 Божья книга теперь лежала не только на столе у
няни, но и в комнате родителей. Вальтер прилежно
учился исполнять то, что в ней написано, и с каждым
днём всё больше и больше старался быть похожим на
Иисуса Христа.
Он продолжал дружить с Алексом и много
счастливых и радостных дней провёл в доме
железнодорожника.