Delfiny Kapitalizm

storymanagement.
ru
Сделано «Однажды»
Мы нашли и написали эти истории, потому что считаем их
важными, правдивыми и вдохновляющими. Мы видим вокруг
сотни предпринимательских сюжетов и преобразуем их
в книжные бестселлеры, захватывающие публикации
для СМИ, живую корпоративную литературу.
Вы действуете — мы пишем
Вы строите передовые компании, создаете новые
рынки, решаете сложнейшие менеджерские задачи.
Мы — осмысляем, выражаем, рассказываем.
Лаборатория «Однажды» — это ювелирная мастерская

по производству историй и кузница культуры оптимизма,
которая и есть главный ресурс любой национальной
экономики.
Дмитрий Соколов-Митрич,
генеральный продюсер
Лаборатория «Однажды»
Дельфины
капитализма
10 историй
о людях, которые
сделали все не так
и добились успеха
УДК 658.51
ББК 65.290
Д29
Авторы: Владислав Моисеев, Иван Просветов,

Юлия Вишневецкая, Дмитрий Соколов-Митрич,
Артем Костюковский, Анна Рудницкая, Ольга Тимофеева,
Марина Ахмедова, Анна Титова, Дмитрий Виноградов
Д29 Дельфины капитализма. 10 историй о людях, которые сделали

все не так и добились успеха / Лаборатория «Однажды» ; [Владислав
Моисеев, Иван Просветов, Юлия Вишневецкая, Артем Костюковский,
Дмитрий Соколов-Митрич, Анна Рудницкая, Ольга Тимофеева, Ма-
рина Ахмедова, Анна Титова, Дмитрий Виноградов]. — М. : Манн,
Иванов и Фербер, 2017. — 272 c. : ил.
ISBN 978-5-00100-870-5
Возможен ли прибыльный социальный бизнес в нашей стране? Перед вами де-

сять вдохновляющих репортажных историй о современной предпринимательской
культуре и о том, как она развивается на российской почве. География происхо-
дящего — от Калининграда до Камчатки, а герои — люди, для которых социальное
неустройство — жизнь инвалидов и стариков, неразвитые услуги медицины, обра-
зования или туризма — становится отправной точкой бизнеса. Эти герои меняют
реальность прямо здесь и сейчас, руководствуясь личными идеалами и ценностя-
ми, и выходят на новый уровень социальной жизни и ответственности.
УДК 658.51
ББК 65.290
Все права защищены. Никакая часть данной

книги не может быть воспроизведена в какой бы
то ни было форме без письменного разрешения
владельцев авторских прав
ISBN 978-5-00100-870-5 © Фонд региональных социальных программ
«Наше будущее», 2017
© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2017
Содержание
ПРЕ ДИС ЛОВ ИЕ Ныряй глубже, плыви дальше 10
1/ В Е Л Ь С К , А РХ А Н Г Е Л Ь С К А Я О Б Л АС Т Ь
«Социальное предпринимательство?
Во-первых, это красиво...» 16
Что сделал бывший торговец нелегальной водкой Сергей Пятовский
из маленького города и выводка доисторических животных
2/ К А Л И Н И Н Г РА Д
«Если тебя удалили с поля, значит,
игра только начинается» 42
Что сделал бывший летчик Роман Аранин, когда с ним случилось
все самое плохое
3/ МОСКВА
«Лучший бизнес — тот, который не является
источником дохода» 66
Что сделал московский айтишник Антон Кучумов из железной
перекладины во дворе и собственной ненависти к фитнес-индустрии
4/ С А Н К Т- П Е Т Е Р Б У Р Г
«Большие деньги любят длину и ширину» 90
Что сделал молодой специалист по сертификации Алексей Маврин,
когда понял, что такое старость
5/ КО Л О М Н А
«Если ты видишь цель, все ветра становятся
попутными» 116
Что сделала пианист Наталья Никитина из одного урожая антоновки
и никому не нужного культурного наследи
6/ С А Н К Т- П Е Т Е Р Б У Р Г
«Путь длиной в тысячу ли начинается с пандуса» 148
Что сделали аудитор Наталья Гаспарян и преподаватель Мария
Бондарь, узнав, что люди с ограниченными возможностями тоже хотят
путешествовать
7/ С А М А РА
«Социализм — лучшая школа капитализма» 170
Что сделал специалист по живучести летательных аппаратов Камиль
Бакиров, когда ему надоел произвол чистой воды
8/ К РАС Н О Я Р С К
«Идея, в которой нет денег, умирает» 194
Что сделал вольный дантист Сергей Николаенко после того, как к нему
пришел пациент без носа
9/ ПЕРМЬ
«Я просто научился зарабатывать
на преобразовании проблем в возможности» 216
Что сделал учитель географии Алексей Смирнов, сообразив, что кризис
государственного образования – это не только вредно, но и полезно
10/ П Е Т Р О П А В Л О В С К- К А МЧ АТ С К И Й
«Если у клиента есть желание, но недостаточно
денег, — это твоя проблема, а не его» 240
Что сделал патриот Камчатки Александр Мещанкин, чтобы тур
на полуостров смогли позволить себе даже студенты и пенсионеры
ПО С ЛЕС ЛОВ ИЕ У нас есть мечта 262

Предисловие
Ныряй глубже,
плыви дальше
Н екоторые книги пишутся прямо с названия. Оно определяет смыслы,
задает тональность, предвосхищает выводы. Но нередко название
появляется в самом конце — как неожиданный вывод из того, что удалось
узнать, обдумать и понять. Такие книги самые полезные и захватыва
ющие, поскольку автор, выходя из точки А, еще не знал, куда придет —
в точку В, С или Z. Ровно так вышло и с «Дельфинами капитализма».
Интерес к тем, кого принято называть социальными предпринима
телями, возник у нас еще во время нашей работы в журналах Forbes
и «Русский репортер». Одновременно желание рассказать об этих не
стандартных бизнесменах-идеалистах зрело и у фонда «Наше будущее».
Его сотрудники давно понимали, что в России это явление хотя еще
и не стало трендом, но давно уже вышло за рамки отдельных анома
лий. С 2007 года фонд кредитовал свыше 170 проектов из 49 регионов
страны, выделив им на развитие в сумме более 420 миллионов рублей
беспроцентных возвратных займов.
Портфолио этих проектов показалось нам подходящей базой
данных. Среди самых успешных кейсов фонда мы выбрали десять,
придерживаясь критерия разнообразия идей и географии. В итоге эти
десять историй охватывают самые разные сферы бизнеса — от туризма
для инвалидов до торговли очищенной водой, а герои наших историй
живут и действуют по всей территории России — от Калининграда
до Камчатки. 11
Дельфины капитализма
У книги нет одного автора, и это тоже наш сознательный выбор.

Для каждого сюжета мы привлекли персонального исследователя. Все
они — лучшие репортеры страны, люди с большим опытом серьезной
журналистики, имеющие при этом свой уникальный авторский взгляд
и творческий метод. Не удивительно, что герои наших историй, увидев
финальный текст, порой протестовали против некоторых интерпрета
ций и формулировок. Но мы предпочли встать на сторону здорового
авторского произвола. Для нас было важно посмотреть на это новое
для страны явление глазами стороннего наблюдателя, а не самого
героя.
— А почему вообще этих людей можно считать социальными
предпринимателями? — такой вопрос нам задали авторы лаборатории
«Однажды» на первой же планерке, предварительно ознакомившись
со списком потенциальных персонажей.
Общепринятое определение уже имелось: «Социальное предпри
нимательство — это новаторская деятельность, изначально направ
ленная на решение или смягчение социальных проблем на условиях
самоокупаемости и устойчивости». Говоря проще — решение проблем
общества при помощи инструментов бизнеса. Социальный предприни
матель — не благотворитель и не бессребреник. Он зарабатывает иногда
очень даже неплохо и хочет, чтобы его бизнес приносил еще больше
прибыли. Но в то же время социальный предприниматель не «акула ка
питализма», стремящаяся улучшить свое благосостояние любой ценой.
Бизнес для него — высокоэффективный инструмент преобразования
реальности, а отправная точка — социальная проблема, которую он
пытается решить в соответствии со своими ценностями и идеалами.
В одной из фундаментальных иностранных статей на эту тему
(J. L. Thompson, «The world of the social entrepreneur») говорится, что если
обычные предприниматели оценивают успешность своей деятельности,
ориентируясь на прибыль, выручку или стоимость акций, то для соци
ального предпринимателя главным критерием является социальная
отдача. Однако после серии интервью мы убедились, что едва ли не все
в нашей десятке сразу были настроены на зарабатывание денег, а в со
12 циальной потребности видели такую же возможность, как в обычной
П р едисл о вие Ныряй глубже, плыви дальше
рыночной. Но при этом они четко понимали, что без коммерческой

успешности не будет общественного блага. И наоборот.
Сравните два высказывания. Мария Бондарь, Санкт-Петербург:
«“Фишка” социального бизнеса в том, что чем больше ты заработал
денег, тем большему количеству людей помог. А если не заработал,
то и не помог». Александр Мещанкин, Петропавловск-Камчатский: «Моя
задача — не жалеть инвалидов, а относиться к ним как к клиентам.
Только тогда получится устойчивая финансовая модель, от которой
выиграют все». Но в основе такого прагматизма лежит идея неоспо
римой пользы. В итоге мы поняли, что делаем книгу не о каком-то
специфичном предпринимательстве, а о предпринимательстве как
таковом. О бизнесе в чистом виде. Потому что настоящий бизнес — это
не про то, как оседлать какой-нибудь ресурс, а про то, как этот ресурс
создать самому.
А новый ресурс можно создать, лишь решив какую-то социальную
проблему, и никак иначе. Новый ресурс возникает из некоего несовер
шенства окружающего мира, помноженного на собственный активный
идеал. Предприниматель замечает это несовершенство и придумы
вает-предполагает, как его можно исправить. Если при этом у него
достаточно воли, то он делает первые шаги. Сначала пытается в меру
своих способностей смастерить машинку для исправления реально
сти «на коленке». Появляются единомышленники, возникает команда.
Но энтузиазм тоже не вечен, поэтому в какой-то момент проект по ис
правлению реальности требует ресурсов. Единомышленники начинают
их искать, очень сильно эволюционируют и постепенно приучаются
мыслить не проблемами, а возможностями — то есть становятся частью
предпринимательской культуры. Если основатель и его сподвижники
достаточно настырны, восприимчивы к новому и в своем личностном
росте поспевают за ростом проекта, то в какой-то момент он пробивает
потолок жизнеспособности и сам становится ресурсом — то есть окон
чательно превращается в бизнес.
«В отрыве от ценностей деньги действительно могут стать источ
ником всяческого зла, но, если их эффективно увязать с социальными
целями, они могут стать источником новых возможностей», — это слова 13
Бена Коэна, бывшего американского хиппи, который основал империю

мороженого Ben and Jerry. Свою деятельность он называл заботливым
капитализмом, а богатым человеком стал, не имея ни малейшего жела
ния разбогатеть. Ему просто нужны были средства на свои социальные
проекты, просить он не умел, поэтому решил зарабатывать сам. Не в на
чале этого же пути находится герой этой книги Антон Кучумов? Он всего
лишь решил развивать в России культуру уличного фитнеса и открыл
для этого магазин сопутствующих товаров Workout, выручка которого
достигла уже 25 миллионов рублей.
А тот же Google — разве он рождался и развивался не как социальный
бизнес? Именно так. Основатели поисковика предчувствовали большую
социальную проблему. Они видели, как наступает информационная
эпоха, количество данных растет в геометрической прогрессии, и пони
мали, что кому-то на этой планете обязательно придется найти новые
методы поиска, иначе человечество в этой информации захлебнется.
Сначала Серж Брин и Ларри Пейдж работали над этой темой в универ
ситете, потом научная, по сути, работа стала бизнесом. Примерно то же
самое и в то же время происходило в России с молодыми учеными
Воложем и Сегаловичем — так появился «Яндекс». Разве не в начале того
же пути стоит Наталья Никитина из Коломны? Она всего лишь написала
диссертацию о том, как возрождать города, инвестируя в развитие их
же собственное культурное наследие. А потом попыталась применить
свои научные выводы на практике. Результат — целая сеть собствен
ных интерактивных музеев, перезагрузка исторического центра города
Коломны, выросший в пять раз туристический поток и собственный
филиал в Лондоне.
При чем тут дельфины? Разумеется, это не более чем подходящий
образ, на котором мы остановили свое внимание, когда перебирали
в голове разные «предпринимательские тотемы», пытаясь примерить
их к нашим героям. Дельфины, будучи по природе хищниками, обла
дают инстинктом спасателя и удивительным альтруизмом. Они весьма
практичные и при этом общественные животные. Отличаются любозна
тельностью и традиционно хорошим отношением к человеку. Быстрые,
14 ловкие, находчивые. Акулы тоже бывают изящными, с великолепной
П р едисл о вие Ныряй глубже, плыви дальше
реакцией, и они по-своему нужны для биосферы. Но без дельфинов

трудно представить себе как настоящее, живое море, так и здоровую,
развивающуюся страну. Экономика будущего — это экономика знаний
и ценностей, и в авангарде развития окажутся те, кто эти ценности
имеет и производит. По сути, эта книга — о навыках предприниматель
ской культуры XXI века и о том, как эти навыки произрастают на рос
сийской почве.
Мы сознательно ушли от красивых заголовков и в качестве назва
ния каждой истории взяли ключевые высказывания самих героев.
Как известно, дельфины общаются между собой при помощи сигналов
на высоких частотах, недоступных человеческому уху. Мы не могли
не вспомнить этот факт, читая тексты из Красноярска и Самары,
из Питера, который на Неве, и Питера, который на Камчатке. Эти люди
говорят об одном и том же одними словами, как будто между ними
действительно существует какой-то неуловимый информационный
обмен. Взгляните на оглавление книги — это перекличка «дельфинов
капитализма» со всей страны. Мы лишь помогли этим людям рассказать
свои истории — себе самим, друг другу и тем, кто давно созрел для того,
чтобы пуститься в собственное плавание.
Читайте и действуйте.
Иван Просветов,
Дмитрий Соколов-Митрич,
1/ «Социальное
предпринимательство?
Во-первых,
это красиво...»
Что сделал бывший торговец
нелегальной водкой Сергей
Пятовский из маленького города
и выводка доисторических
животных
А ВТОР: Владислав Моисеев

КОМ П А НИ Я
ООО «Динозаврия». Детский парк
развлечений.
М ЕС ТО Д Е ЙС ТВ И Я
Город Вельск, Архангельская область,
центр лесной и лесохимической
промышленности. 30 тысяч человек
населения, 9 веков истории и никакого
праздника.
С ТА Р ТОВ Ы Е УС ЛОВ И Я
Собственное помещение — небольшой торговый
центр отделочных материалов и мебели.
5 миллионов рублей, накопленных за годы
ведения бизнеса, еще 5 миллионов —
привлеченные средства.
ДО С ТИ Ж Е НИ Я
Не сел в тюрьму, не спился, не разорился. С нуля
основал в городе «маленькую Икею», а затем —
один из крупнейших детских развлекательных
центров в регионе. Создал 25 рабочих мест,
получает в год 3,5 миллиона рублей чистой
прибыли, почти все вкладывает в дальнейшее
развитие. Консультирует молодых провинциальных
предпринимателей со всей страны и играет
в бане на ударной установке.
При чем здесь «Адидас»?
В центре старинного Вельска стоит огромный обезглавленный право
славный собор. Он похож на сломанный зуб, неумело запломбирован
ный под Дом культуры инициативными советскими стоматологами.
Собор, как и бо' льшая часть дореволюционных построек Вельска,
был воздвигнут не на казенные, а на частные средства. Это довольно
распространенная история: маленькие уездные города всегда жили
за счет меценатов и попечителей, которые строили храмы, гимназии
и богадельни, а потом передавали их городу.
Если поднять документы по вельскому бюджету конца XIX — начала
ХХ веков, то обнаружится, что государство вкладывало в городскую ин
фраструктуру чуть больше, чем ничего. Но помимо очевидных минусов
такой политики невольно возникал один существенный плюс: по мере
того как местные жители сами разбивали скверы и бульвары, ставили
фонари и скидывались на храмы, в них постепенно возрастало чувство,
что именно они хозяева того места, где им довелось жить.
Когда глиняные коленки советского исполина начали дрожать,
в районе Лесобазы родился Сережа Пятовский. Его мать и отец целыми
днями трудились на лесообрабатывающем заводе, как и все остальные
жители этой местности. И по логике развития событий Пятовский-
младший должен был подрасти и занять свое место у пилорамы.
Пока родители были на работе, пионер Сережа развлекал себя как
мог. Занимался классической борьбой и бальными танцами, ходил 19
В ладислав Мо исеев Дельфины капитализма
на уроки выжигания по дереву и стоял на воротах в хоккейной коман

де, постоянно ездил на какие-то соревнования и где-то побеждал.
Но назвать его образцово-показательным советским школьником было
трудно. Мешал неуемный инстинкт организатора. Когда мама приходила
на родительские собрания, она первым делом выслушивала очеред
ную историю о том, как ее сын вдохновил весь класс — и двоечников,
и отличников — зачем-то уйти с уроков. Тут же Пятовского нахваливали
за то, что он организовал соревнование, провел мероприятие и получил
грамоту. В общем, это был вполне нормальный, слегка гиперактивный
советский ребенок.
— После девятого класса ударники и отличники шли учиться дальше,
а двоечники и троечники отправлялись в ПТУ, — рассказывает Сергей
тридцать лет спустя. — Я оказался единственным пацаном в классе,
который закончил год на четверки и пятерки, но идти в 10-й класс и жить
в женском царстве мне не хотелось. Я пришел к маме и сказал, что хочу
в ПТУ. Она, конечно, была в шоке, пыталась меня переубедить, но ей
это не удалось.
В ПТУ Пятовский продолжил карьеру неугомонного организатора,
подменял физрука. Ему прочили кто армию и тюрьму, кто институт
и блестящую советскую карьеру. И все, наверное, было бы как-то так, если
бы исторический процесс не внес небольшие коррективы в его судьбу.
Когда Сергей еще учился в ПТУ, в Вельске открылся первый коопе
ратив. В те времена от фарцы до измены Родине был один шаг, но Пятов
ский никогда не был убежденным социалистом, а свой пионерский
галстук воспринимал просто как неудобный элемент одежды. Ему
не очень нравилась унылая предопределенность советской жизни,
где все решили давно и за тебя, зато нравилась новая движуха. И, как
только появился кооператив, он пришел туда работать, потому что какая
движуха без Пятовского?
Первые вельские кооператоры строили гаражи. Сергей и раньше
подрабатывал на лесозаводе, убирал мусор, но кооператив оказался
чем-то принципиально новым. Раньше на производственной практике
Пятовский не раз наблюдал, как рабочие килограммами выкидывали
20 гнутые гвозди и всякий брак. Имущество это было общее, а значит,
1/ «Социальное предпринимательство? Во-первых, это красиво...»
ничье. В кооперативе же гвозди бережно выпрямляли и вообще очень

деликатно относились ко всем расходным материалам. Потому что это
были деньги. Пятовскому такая рачительность понравилась, а еще ему
понравились немалые по тем временам деньги, и он легко проникся
духом частного предпринимательства. Этот дух позволил ему быстро
скопить денег на мотоцикл «Минск» и красный шлем, а о чем в его
возрасте можно было еще мечтать?
— В ПТУ я учился на электрика и водителя, — продолжает Сергей. —
Правда, водить я умел и до ПТУ, а с электричеством так и не подружился.
Зато именно там я продолжил свои коммерческие опыты.
В ту пору особенно круто было иметь кроссовки «Адидас». Найти
их было сложно, купить — еще сложнее. Пятовский, уже познавший
вкус предпринимательства, смекнул, что на этой моде можно непло
хо заработать. Он покупал самые обыкновенные кроссовки, вырезал
из старых сапог три полоски, клеил их и продавал однокурсникам под
видом «Адидаса». Романтика первоначального накопления капитала
постепенно захватывала всех вокруг, коммерсант из зловредного амери
канского шпиона превращался в пример для подражания. Появлялись
все новые кооперативы, видеосалоны, лотки с мороженым. Но тогда
было ощущение, что все это просто какая-то игра. По крайней мере, так
казалось Пятовскому.
После ПТУ он ушел в армию и на два года выпал из бурной экономи
ческой жизни страны. Там он возил начальника штаба на уазике, играл
в ансамбле и непростительно терял время. А когда вернулся домой,
Вельск было не узнать. Повсюду выросли новые ларьки и магазины.
Прямо на вокзале он встретил одноклассника, с которым продавал
кроссовки в ПТУ. Тот был уже на собственной машине и предложил
подвезти до дома. Пока они ехали, друг рассказывал, сколько ларьков
уже поставил и сколько еще в проекте.
Пятовский только кивал в ответ. Сказать ему было особенно нече
го. После армии он собирался устроиться на завод и начать работать.
Но, глядя на цветение жизни вокруг, оказался в полной растерянности.
Вместе с еще одним другом он попробовал устроиться в милицию —
в армии ему очень понравилось водить уазик, и он хотел продолжить 21
этим заниматься за деньги. В итоге Пятовского готовы были взять в орга

ны, а друга — нет. Без друга в милицию он идти отказался. Делать было
нечего: течение жизни само выбросило его в ту заводь, где уже плавали
первые серьезные вельские предприниматели.
При чем здесь «сникерс»?

Чтобы начать предпринимательскую карьеру, Пятовский придумал до
вольно простую схему. Он продал любимую куртку, мамин холодильник
и купил ваучеры. Вместе с другом-дальнобойщиком они договорились,
что съездят в Питер, продадут там ваучеры, купят майонез, привезут
и продадут его в Вельске. Казалось бы, что может быть проще.
Разумеется, где-то по дороге в Череповец машина сломалась. Они
отсоединили фуру и поехали в город. Водитель был немного выпивший,
и, когда милиционеры остановили их, никакие уговоры не сработали —
нарушители были доставлены в отделение. А наутро среди возвращен
ных вещей никаких ваучеров и денег, естественно, не оказалось. Первый
предпринимательский опыт Пятовского закончился полным провалом,
долгами, потерей куртки и холодильника.
Чтобы как-то разобраться с финансовыми проблемами, Сергей раз
гружал вагоны и перебивался мелкими заработками, а вскоре устроился
к вельскому предпринимателю Саврасову возить товар. Пятовский ездил
в Вологду и привозил печенье. Но вскоре он подумал, что к печенюшкам
неплохо было бы добавить еще и пиво. Уже после нескольких пивных
рейсов он начал понимать, что торговать алкоголем — это почти как
добывать нефть.
— Я предложил своему шефу привозить еще больше пива и сдавать
его на реализацию в местные ларьки, — рассказывает Сергей. — Тот
с напрягом, но все-таки согласился. Мы решили поэкспериментировать:
Саврасову прибыль, мне — комиссия. В результате за этот месяц я поднял
ему продажи пива в десять раз.
Но когда Пятовский пришел за зарплатой в бухгалтерию, начались
проблемы: оказалось, что заработал он неприлично много. И не важно,
22 что прибыли в общее дело он принес еще больше — Саврасов был из тех
недальновидных предпринимателей, которые думают издержками,

а не доходами. В общем, вот тебе зарплата, и иди. Сергей повозмущался,
развернулся и ушел. Ему не особенно хотелось ругаться и выяснять
отношения. Он просто решил, что сам будет заниматься пивом.
— Ничего сложного придумывать было не надо: я нанимал машину,
закупал в Ярославле бочковое пиво и продавал в ларьки. Сам ездил,
сам развозил. Потом перешел на бутылочное пиво. В те времена чем
ни займись, все цвело и пахло — воткнутая в землю палка начинала
цвести и плодоносить.
Вместе с пивом Пятовский развозил по округе еще и батончики
«сникерс». Джентльменский набор для идеального свидания тогда
включал в себя два наиболее романтических компонента: бутылку
ликера «Амаретто» и «сникерс». Это было примерно как пригласить
девушку в театр. Когда Пятовский только въезжал в очередную деревню,
люди уже радостно встречали его криками «Сникерс! Сникерс приехал!».
Так постепенно за ним закрепилось это прозвище. Все его знали именно
как Серегу Сникерса.
Со временем к пиву и «сникерсам» добавилась водка. Зарабатывать
на мелких и средних поставках было довольно легко и чертовски выгод
но, но Пятовскому хотелось еще больше денег. Все это он воспринимал
как какую-то компьютерную игру, в которой ты ничем не рискуешь
и можешь в любой момент снять шлем виртуальной реальности и поло
жить его на полку. Серега Сникерс пошел в отрыв и вразнос: он отдирал
акцизные марки с привезенной водки, отглаживал и отправлял обратно
на завод. За каждую марку он получал денежку, и всем было хорошо.
Сначала все это выглядело невинно, но постепенно достигло каких-то
совершенно недетских масштабов: Сникерс даже поставил контейнер
прямо во дворе многоэтажки, где жила его мама. Там он хранил водку,
там же ее и продавал.
Он понимал, что становится нехорошим парнем. Ему не раз говори
ли: «Серега, ты наглеешь». И друзья, и даже милиционеры намекали,
что это игра с огнем, советовали одуматься, а то хуже будет. И Пятовский
внял советам: он твердо решил, что вот эта поставка будет самой-самой
последней. 23
Когда к контейнеру в самый-самый последний раз подъехали

самые-самые последние клиенты, Сникерса не было дома, но его мама
вышла и продала им водку. Разумеется, покупатели оказались подстав
ными, и прямо во дворе милиционеры устроили показательную облаву,
чтобы дать всем остальным сникерсам сигнал: дальше торговать как
попало и чем попало не получится.
Где-то здесь и могла закончиться история успеха предпринимателя
Сергея Пятовского. Его должны были задержать, осудить и отправить
по этапу. Адвокат смог придумать только один вариант спасения — ему
нужно было сказать, что это все мама: это ее бизнес, ее водка, и он тут
совершенно не при делах. Дело в том, что пожилую маму, пенсионер
ку и отличницу производства, вряд ли бы кто-то посадил за решетку.
И мама, естественно, была не против. Им казалось, что они ничего
плохого не совершили и это все какая-то нелепая игра, недоразуме
ние. Но милиционеры подошли ко всему основательно — они решили
устроить показательную порку, чтобы другим было неповадно. Матери
Пятовского вменили незаконное предпринимательство. Начались много
часовые допросы, на них она уверяла следователей, что это сугубо ее
бизнес и сын действительно не имеет к нему никакого отношения.
Следователи давили на самого Пятовского, говорили, что у него нет
сердца, что он мать подставил и она пойдет по этапу за него. Сникерс
понимал, что стал совсем плохим парнем. Он сгорал со стыда, потел,
краснел, но продолжал настаивать, что это не он.
На суде все смотрели на Пятовского как на Павлика Морозова. Ни он,
ни его мать еще до конца не осознавали, что кого-то из них могут реально
посадить. Мама на суде повторила, что торгует водкой сама, сын подтвер
дил. Ей дали пять лет условно, но вскоре сняли судимость по амнистии.
Фирма веников не вяжет

Суд быстро привел арахисовые мозги Сникерса в порядок. Больше
он водкой не торговал и вообще расстался с алкоголем во всех
смыслах этого слова — и как бизнесмен, и как потребитель. Хотя как
24 потребитель — не сразу.
Раньше он вел возмутительно разгульный образ жизни. В баре

«Кубок чемпионов» появлялся чаще, чем дома. Сначала это были
невинные дружеские сборы по пятницам. Потом к пятницам до
бавились субботы, за ними воскресенья, а дальше прицепились
понедельники, вторники и среды. В четверг все отходили, чтобы
в пятницу начать по новой. Оставался один день, чтобы алкоголь
ная сансара закольцевалась и Сникерс провалился в абсолютное
небытие. Разумеется, это уничтожило семейную жизнь, и вскоре он
развелся с женой.
Но в один прекрасный день Пятовскому не удалось заглянуть в «Кубок
чемпионов»: у него целый день кружилась голова. Он жутко испугался
и решил, что завтра тоже не пойдет в бар. Голова еще какое-то время
кружилась, но после основательной сушки перестала. А страх остался.
Так он бросил пить.
— Когда не стало ни семьи, ни «Кубка чемпионов», ни азартного
подпольного бизнеса, я впал в депрессию, — признается Сергей. —
Я приходил домой и не понимал, что делать. Сижу трезвый, как дурак,
и ничего не радует. И тогда я решил хотя бы доделать то, за что взялся
еще давно, — достроить новый дом.
Чтобы понять уровень предпринимательской культуры г. Вельска
конца 90-х — начала нулевых, достаточно сочетания трех слов: и так
сойдет. Накопив жирок в романтические постперестроечные годы,
большинство бизнесменов либо уехали, либо остановились в развитии,
либо оказались в лучших мирах. Никто особо не старался ради клиента,
торговля просто куда-то шла неуверенной походкой.
Впервые депрессивный Сникерс-Пятовский столкнулся с этой культу
рой, когда решил вставить в только что достроенный дом окна. В городе
работала стекольная мастерская, но максимум, что там могли сделать, —
это отрезать кусок стекла.
— Ребята, а застеклите мне раму полностью. Я заплачу, просто возни
всей этой не хочется, — сказал он стекольщикам. Его предложение они
восприняли без энтузиазма. А когда Сергей поинтересовался, почему
они не стеклят окна под ключ, ведь спрос на это в городе есть, ему
сказали, что никому это не надо, да и вообще, и так сойдет. 25
Кое-как Пятовский вставил себе окна сам и вскоре поехал в Москву.

Там он проходил мимо выставки «Мир стекла» в Экспоцентре и решил
заглянуть. Он долго разглядывал изысканно нарезанные зеркала
и думал: неужели в Вельске это и правда никому не нужно? Вернулся
домой, пофантазировал и решил попробовать сделать так, как ему под
сказывал внутренний голос — вопреки словам стекольщиков и здравого
смысла. Он снял ангар в 300 квадратных метров, закупил несчастные
штапики, гвоздики, стеклорезы, нанял людей, которые бы делали окно
под ключ. Да, он понимал, что, если клиент будет делать все сам — искать
чертовы штапики, красить, вставлять, вбивать и тратить на это кучу
времени и сил, — у него получится в пять раз дешевле. Но почему-то
к Пятовскому резко потянулись люди — они готовы были платить за то,
чтобы не мараться краской, не искать по городу расходники и просто
получить готовое хорошее окно.
— Бизнес пошел в гору, и я решил расширяться, — рассказывает
Сергей, — стал резать зеркала, остеклять столы и даже делать аквари
умы. Впрочем, голые аквариумы сначала не пошли — ведь людям все
равно потом надо было ехать в большой город за рыбками, камушками,
водорослями. И тогда я решил, что аквариумы тоже надо продавать
под ключ. Нашел оборудование, рыбок — и все это вместе стали по
купать. За тысячу рублей простые аквариумы никто покупать не хотел,
а за десять со всеми фильтрами, живностью и кораллами — покупали.
Тогда я понял, что люди хотят не только аквариум, но и достойного
к себе отношения. А еще я понял, что в моей жизни опять начина
ется та долгожданная движуха, без которой мне всегда было смер-
тельно скучно.
Когда дело дошло до внутренней отделки дома, случилась ровно
такая же история, что и с окнами. Пятовский носился по городу в по
исках правильных саморезов. Достаточного количества нигде не было.
Он спрашивал, почему не везут саморезы — для того, чтобы истыкать
ими весь дом, ему нужно было десять коробок. Услышал то же самое,
что от стекольщиков: «Это ты дурак просто, раз тебе надо». Но опыт
с собственной стеклорезкой показал, что дела обстоят вовсе не так, как
26 говорят конформисты. Так что Пятовский подумал и открыл большой
магазин крепежа — там его было столько, что можно было чуть ли
не нырнуть в бассейн с саморезами.
По мере того как достраивался дом, Сергей еще не раз столкнулся
с той же историей. Он хотел купить и установить дверь, но дверь можно
было только посмотреть в каталоге, а устанавливать надо было самому.
Пятовский уже ни с кем не спорил — он давно понял, что нет смысла го
ворить о сервисе, нужно просто его делать. Вскоре он открыл гигантский
по местным меркам выставочный зал дверей, их можно было купить
без предзаказа и вместе с установкой. Раньше все ездили за дверями
в Вологду — за 100 километров. Теперь же никакого резона туда мотаться
не было. Сергей захватил радиус в 150 километров, и теперь все ездили
к нему. Оборот его магазина составлял до 4 миллионов в месяц, а кон
куренты скрипели зубами.
И наконец, когда отделочные работы подошли к концу, Пятовскому
оставалось только поставить забор вокруг дома. Он пришел на металло
базу, где все добывали себе заборы. Ему показали железные палки
и сказали считать самому, сколько и чего нужно. «Да что такое!» —
думал Пятовский, уезжая с металлобазы. Он ничего не понимал в за
борах и даже думать не хотел о том, как считать металлические палки.
Несложно догадаться, что вскоре он решил сделать большой парк
заборов. Там можно было купить настоящий готовый забор, попробовать
через него перелезть, чтобы протестировать эффективность против
воров, и заказать установку. Он нанял целую бригаду, пригласил к ним
специалиста, который рассказал о последних тенденциях в мире заборо
строения, и дело пошло.
Все эти бизнесы оказались чертовски успешными. Оказалось, что
рынок заборов, окон и дверей просто находился в анабиозе: например,
пенсионеры с зашитыми в матрас кубышками воздерживались от новых
заборов и окон не по причине бедности, а потому что им просто тяжело
самим ездить на металлобазу и бегать за многострадальными штапика
ми, но легко заплатить тем, кто сделает все в лучшем виде. Огромный
сегмент рынка просто был не охвачен в силу того, что предложение
безответственно относилось к спросу. В результате стекольная мастер
ская, где Пятовский заказывал себе окна, закрылась, торговцы дверями 27
разорились. А тем, кто выжил, пришлось соответствовать уровню кон

куренции. Вскоре Пятовский открыл магазин столов и стульев, начал
продавать интерьеры, его обороты исчислялись миллионами в месяц.
В конце концов он сделал своеобразную вельскую «Икею» и постоянно
держал конкурентов в напряжении.
Сергей называет это моделью «Магнита». Если открыть огромный
супермаркет, где есть все, рядом с унылым ларьком, то ларек непремен
но закроется, а все покупатели потянутся в супермаркет. Но Пятовский
не просто хотел денег. Он хотел показать, как нужно делать бизнес. Ему
нравилось задирать планку, среда брала его на слабо, он велся. Не то
чтобы ему сильно льстило быть локомотивом предпринимательской
культуры, но он пытался доказать, что воплощать даже самые дикие
фантазии, казалось бы, несовместимые с образом маленького провин
циального городка, — это круто и прибыльно.
«Мерзкие твари»
2013 год. Пятовский едет на юг с новой женой и ребенком. Перезагрузка
семейной жизни вывела его из депрессии, бизнесы радовали и при
носили хорошие деньги — можно считать, что жизнь удалась. Сергей
жарился на пляже, наблюдал, как сын бегает по детскому лабиринту,
и высчитывал маржу фотографа с обезьянкой, который вяло бродил
по пляжу и предлагал запечатлеть «этот счастливый момент».
Вы, наверное, уже догадываетесь, что было дальше. Никаких лабирин
тов в Вельске не наблюдалось, там сыну бегать было негде. Пятовский
вернулся в гостиницу и задумался: все его семейные знакомые посто
янно бубнили, что с детьми развлечься негде, пойти некуда. Он и сам
периодически ворчал по этому поводу. Как-то раз он пришел в детский
сад к ребенку и увидел, как на празднике воспитатель включает и вы
ключает свет. Пятовский спросил, что происходит, и получил простой
ответ: «Это светомузыка». В целом эта история неплохо характеризо
вала уровень рекреационной инфраструктуры в городе. Круче только
торжественное открытие вкопанных в землю покрышек на детской
28 площадке.
Пятовский задумался, а не сделать ли в Вельске такой же лабиринт,

как на пляже. Вот только просто лабиринт — это как-то куце: к нему
не мешало бы добавить кафе, другие аттракционы, а раз так — то по
лучается уже детский развлекательный центр. Но зачем? Денег ведь
уже и так предостаточно. Этот вопрос волновал Пятовского меньше
всего. Запал делать что-то просто потому, что хочется и можется, — он
еще никуда не делся. Прямо на отдыхе Сергей нашел сайт Vtorio для
профессионалов индустрии развлечений и начал ходить по форуму
и расспрашивать, как построить «диснейленд» в маленьком городке.
Через сайт он вышел на компанию, производившую огромных танцу
ющих динозавров, которых раскупали детские центры. И это была лю
бовь с первого взгляда. Пятовский подумал, что Микки-Маус не вечен,
мода на всякого рода «маш и медведей» меняется, как направление
ветра, и только эти очаровательные мерзкие твари всех нас переживут.
С юга Пятовский возвращался одухотворенным. У него было 5 милли
онов, и этого, разумеется, не хватало для «диснейленда» с динозаврами.
Но его это нисколько не смущало: если есть цель, средства найдутся.
Разумеется, он не думал об этом проекте как о благотворительности —
его вельский «диснейленд» должен был приносить деньги и отбивать
инвестиции. Потратить нужно было порядка 10 миллионов на пере
стройку здания, покупку динозавров и аттракционов, ремонт и промо.
На те же 10 миллионов можно было открыть два суши-ресторана или
купить две квартиры в Москве, но Пятовскому это было неинтересно.
Большие понтовые машины у него уже давно стояли под окном, дом
построен, дерево посажено, сын растет, и он чувствовал, что к нему
подбирается тошнотворное, как вкус арахиса, пресыщение и скука.
Первые же попытки поделиться своей идеей с друзьями имели
закономерный результат: ему несколько раз уверенно повторили, что он
дурак. Какие динозавры в маленьком городке, где мухи дохнут от скуки?
Сергей расстроился, задумался и слегка притормозил.
Но у Пятовского был и план Б: он давно следил за блогом Федора
Овчинникова, молодого парня из Сыктывкара, основателя теперь
уже международной, а тогда еще всероссийской сети «Додо Пицца».
Для Пятовского это было своеобразное медитативное расслабление 29
и вечерняя молитва. Ему казалось, что они с Федором мыслят похоже,

и в какой-то момент он решил купить франшизу и открыть пиццерию
в Вельске. Пятовский отправился к Овчинникову, они познакомились,
понравились друг другу, но Федор сказал, что продавать франши
зу в такой маленький городок — это пока не приоритетная задача.
Пятовский, конечно, расстроился. Маленький городок, слишком риско
ванно — он уже все это слышал, когда рассказывал знакомым про
динозавров. Очевидно, среда опять брала его на слабо, и он опять
повелся. Пятовский вернулся в Вельск и начал действовать.
Разбежавшись, прыгну со скалы

Когда человек впервые прыгает с парашютом, часто так случается, что
в последний момент в самолете он идет в отказ, хватается за кресло
и отказывается покидать борт. Инструкторы в таких случаях практи
куют очень простое решение: они просто пинком выталкивают своих
подопечных, и те отправляются в полет. Едва почувствовав в душе
нерешительность парашютиста, Пятовский решил сам себя выпихнуть
из самолета. Он зашел на сайт Vtorio, созвонился с модератором и со
общил, что хочет вести блог о том, как он строит свой развлекательный
центр. Ему дали добро, и он сделал следующую запись:
Сергей1972:
Дорогие друзья!
Хочу обратиться к вам с деловым предложением, которое для
кого-то, возможно, покажется экстравагантным, для кого-то
слишком смелым, а кому-то придется по душе. Прежде чем
я начну излагать свою идею, давайте знакомиться. Меня зовут
Сергей Пятовский, я предприниматель из города Вельска
Архангельской области. Это старинный город с населением
30 тысяч человек, благодаря выгодному географическому
положению и транспортной инфраструктуре он является
деловым, торговым и культурным центром Важского региона
30 (Поважья), включающего в себя обширную территорию
пяти соседних районов Архангельской и Вологодской обла-

стей с общей численностью жителей примерно 100 тысяч
человек.
Мини-парк юрского периода для российской глубинки
Сам я до недавних пор занимался малым бизнесом, связан-
ным в основном со строительными материалами и мебелью,
но в последнее время заинтересовался более креативными
проектами и, в частности, связанными с индустрией развле-
чений. Последние полгода достаточно подробно изучаю
это направление (в том числе и благодаря сайту vtorio.com),
посещаю различные выставки и иные мероприятия, свя-
занные с организацией отдыха для детей. Сделал для себя
вывод, что для малых городов с населением в 20–50 тысяч
жителей тематические детские развлекательные центры —
это практически неизвестная тема и соответствующего
опыта нет ни у кого.
Накопив необходимую информацию, я решил приступить
к реализации в 2014 году совершенно нового для нас
проекта — открытия в городе Вельске тематического детско-
го развлекательного центра «Динозаврия». Предполагается,
что он станет межрайонным (региональным) «мини-
диснейлендом» и любимым местом семейного отдыха,
куда по выходным будут приходить не только жители
Вельска, но и приезжать на весь день гости со всего Поважья.
Дополнительным плюсом является то, что детский раз-
влекательный комплекс будет располагаться по соседству
с популярными торговыми центрами.
Что я планирую
Если коротко, то идея заключается в следующем. Я хочу под
одной крышей объединить образовательно-познавательные
программы, культурные мероприятия, детское творчество,
семейный отдых и детские развлечения. Все эти направления
будут работать под единым тематическим и стилистическим
брендом «Динозаврия», то есть в антураже древней истории 31
нашей планеты. В соответствии с этим концептуальным

решением будет осуществляться все оформление детского
центра, тематические мероприятия, подбор видеофильмов,
игр, аттракционов, сувенирной продукции и т. д.
На данный момент под этот проект у меня выделено поме-
щение площадью 380 м2 при торговом центре «Сервантос»,
и есть возможность расширять эти площади. На начальном
этапе я предполагаю там сделать:
1. Уникальный интерьер с доисторической средой оби-
тания «оживших» динозавров, сменой природных
явлений и времени суток, различными световыми
и звуковыми стереоэффектами.
2. Детскую игровую зону с развлекательной комнатой,
мини-симуляторами и мини-каруселями, лабиринтом,
комнатой видеоигр, а также детским развивающим
комплексом для малышей.
3. Кафе, комнату именинника, ориентированную на про-
ведение различных праздников, тематических вече-
ров, иных коллективных торжеств.
4. Зал-трансформер, который может использоваться как
кинотеатр для демонстрации научно-популярных,
познавательных, художественных и мультиплика-
ционных фильмов о динозаврах и древней истории
Земли, а также как караоке-клуб, детский спорт-бар
или место для проведения концертов и других раз-
влекательных мероприятий.
Вне зависимости от данного проекта по соседству в этом
же здании мы открываем фотостудию со своей фотошко-
лой, а на прилегающей открытой территории — детский
автогородок площадью 800 м2, что, как мы полагаем, будет
дополнительно способствовать посещаемости развлека-
32 тельного центра «Динозаврия».
Прямая трансляция проб и ошибок на сайте Vtorio

Конечно, проект неизбежно будет корректироваться по мере
его реализации. И вот тут-то я подхожу к самому главному,
ради чего и написал это обращение к вам.
Мы намереваемся поставить, как нам кажется, уникальный
эксперимент. Я приглашаю всех желающих, которым инте-
ресна тема создания подобных детских развлекательных
центров в таких же малых городах, как наш Вельск, внима-
тельно следить за реализацией нашего проекта от «нулевого
цикла» и до полного его завершения.
Я беру на себя обязательство вести систематическую «пря-
мую трансляцию» основных событий во время реализации
проекта, не вникая в детали, и вы будете иметь возможность
следить за тем, как все происходит. После завершения
подготовительных работ и запуска проекта мы суммируем
всю информацию и примерно через полгода будем готовы
проводить специальные обучающие семинары для всех
желающих. В ходе этих семинаров мы будем знакомить
вас со всеми сложностями и проблемами, с которыми мы
сталкивались, а также с решениями, которые мы находили.
Таким образом, строительство развлекательного детского
центра «Динозаврия» в городе Вельске может стать универ-
сальным пилотным проектом для малых городов, который
в случае успеха станет затем тиражироваться по всей россий-
ской провинции. Уверен, что многие будут с нетерпением
ждать, чем закончится наш эксперимент.
Присоединяйтесь!
Обратного пути уже не было. Чтобы окончательно решиться,

Пятовскому нужно было прыгнуть из самолета, и он это сделал. Эта
ветка форума быстро набрала почти полторы тысячи просмотров —
не так уж и много, но для Пятовского это имело колоссальное значе
ние. Он щепетильно относился ко всем комментариям и подробно 33
рассказывал о каждом этапе строительства. Разумеется, форумчане тут

же запаслись попкорном и стали внимательно следить за тем, как близко
к солнцу подлетит Икар перед тем, как жахнется обо что-нибудь твердое.
romm: Повезло жителям Поважья, что у них есть такой

благотворитель. Проект не окупится никогда. Но с помощью
вашего действующего бизнеса он будет поддерживаться
на радость всем, принося Вам моральное удовлетворение
и благодарность.
В ответ Пятовский написал огромный пост с заголовком: «ПРОЕКТ

НЕ ОКУПИТСЯ НИКОГДА!» Он слышал все это бесчисленное количество
раз и просто рассказал на форуме о том, как сделал все свои актуальные
бизнесы именно вопреки очевидной логике окупаемости. Его уверен
ность в себе и легкая форма безбашенности заражали, постепенно
армия фанатов росла и в конце концов победила диверсионные отряды
скептиков и хейтеров.
Как потерять 5 миллионов

После того как Пятовский объявил, что будет строить «Динозаврию», он
получил на голову еще одно ведро обвинений в том, что у него не все
дома, — на этот раз от друзей и близких, но все-таки отправил бригаду
строителей переделывать часть его «Икеи» под развлекательный центр.
Параллельно начал подогревать интерес: завел группу ВКонтакте, в ко
торую вскоре набежало 2 тысячи человек, начал развешивать по городу
плакаты в духе «Динозавра не видели?» — в общем, изгалялся как мог.
Горожане забеспокоились: все уже были в курсе, что Пятовский порож
няк не гонит, что он любит задрать планку выше некуда, но все-таки
динозаврами он удивил даже тех, кто уже перестал удивляться.
В блестящей пиар-кампании был только один недостаток: все
уже ждали каких-то загадочных динозавров Пятовского, но у само
го Пятовского еще никаких динозавров не было. У него были только
34 5 миллионов, которые он стремительно тратил на перерождение своей
вельской «Икеи». Проще говоря, он выпрыгнул из самолета, но парашют

не раскрылся. Срочно нужно было искать запасной.
Твердая земля внизу неумолимо приближалась, а Сергей так ничего
и не придумал. Он был готов взять кредит, но этого делать категори
чески не хотелось. Он отчаянно гуглил варианты, искал инвесторов
и в итоге наткнулся на фонд «Наше будущее», который предлагал
беспроцентные займы до 5 миллионов рублей социальным предпри
нимателям. Пятовский подходил по всем параметрам, кроме одного —
он не вполне понимал, социальный он предприниматель или все-таки
не очень и где проходит черта между этими понятиями. Но времени
на рефлексию не оставалось, и он решил подать заявку.
Из блога Пятовского:
Seregapark: Кстати, Сергей, хотел у вас спросить... «Динозаврия»

что для вас? Бизнес или не знаю как выразиться... детище ваше,
что ли, которое вы будете тащить независимо от результата?
Сергей1972: «Динозаврия» для меня БИЗНЕС! Это
такой же бизнес, как и все другие, и если он не будет
приносить прибыль, то и тащить его смысла нет, нужно
будет закрывать. Но для меня «Динозаврия» — какой-то
особенный проект, очень сильно вдохновляет, очень
многое приходится делать первый раз. Вот здесь, на-
пример, пишу благодаря «Динозаврии», раньше опыта
такого не было. Бизнес-планы в Москву на конкурс
отправляю тоже первый раз. Не знаю, как это объяс-
нить, но неведомая сила ведет меня вперед и вперед.
На данном этапе очень важно положительное решение
фонда «Наше будущее», потому что это откроет дорогу
туда и другим предпринимателям нашей необъятной
страны, которые хотят сделать что-то особенное.
Пятовский подал заявку и стал ждать. Параллельно он достраивал

здание, закупал аттракционы и вел рекламную кампанию. Мощный пиар
рикошетом дал незапланированный эффект, которому предприниматели 35
обычно не рады: к Сергею стали часто захаживать люди, которым нужна

была финансовая помощь. Хоккеисты, футболисты, знакомые просили
поддержать их соревнования, проекты, а иногда и просто решить их
проблемы. Пятовский не мог отказать, но и дать ничего особенно не по
лучалось — все видели рекламные щиты, но никто не видел, с какой
скоростью испаряются его 5 миллионов.
Пятовский сидел и думал, как со всем этим быть. И тут ему позво
нили из Архангельска: благотворительный центр «От чистого сердца»
предложил ему организовать региональное представительство. Надо
было в городе Вельске организовать сбор ненужных вещей у людей
обеспеченных и раздавать их тем, кто попал в трудную жизненную ситу
ацию. Это было не очень затратное, но важное дело. Сергей подумал, что
помогать погорельцам все-таки важнее, чем хоккеистам. И согласился.
Заведомый пассив вдруг неожиданно стал активом. На открытие
представительства внезапно заехал губернатор Игорь Орлов с членами
регионального правительства. После церемонии Пятовский не пре
минул показать чиновнику свою еще не достроенную «Динозаврию».
Орлов пробовал отнекиваться, но вежливость подвела. Экскурсия
вылилась в импровизированное совещание на тему малого бизнеса,
которое продлилось целый час. Пятовский умеет заражать людей своей
безбашенностью, и после встречи губернатор пообещал, что приедет
на открытие «Динозаврии». Если, конечно, оно все-таки состоится.
Из блога Пятовского:
Сергей1972: ОБАЛДЕТЬ! Только что позвонили из фонда

«Наше будущее» и сказали, что проект «Динозаврия» был
поддержан и в эту пятницу из Москвы в Вельск приедет
комиссия! ОБАЛДЕТЬ!!! Окончательное решение будет
приниматься 5 июня.
Шоу больших яиц

Радости Сергея Пятовского не было предела — он все-таки получил заем
и уже приготовился устанавливать огромных динозавров. Но произо
36 шла загвоздка: финансисты — люди неторопливые, между решением
о займе и самим займом у них предусмотрена большая пауза, а он

уже публично объявил дату открытия своего «диснейленда». Все было
готово — и лабиринт, и кафе, и караоке. Не было только проклятых
танцующих чудовищ. А какая «Динозаврия» без динозавров?
Пятовский долго ломал голову и наконец придумал. Если самих
ящеров пока нет, то значит что? Значит, они просто еще не вылупились!
Ну, не обязано бедное доисторическое животное появляться на свет
божий по расписанию. Против природы не попрешь. Детям объяснить
это можно, дети поймут.
Сергей соорудил огромные яйца динозавров и поставил их на по
четное место. На открытии развлекательного центра был невероятный
фурор: приехал губернатор, вместе с ним все областные СМИ, зал был
полон детей. Пятовский вышел на сцену и объявил, что совсем скоро вот
прямо из этих яиц вылупятся симпатичные чудовища — нужно просто
немного подождать. Дети не подвели: таинственные яйца им понрави
лись даже больше, чем явление динозавров. А взрослые решили, что
у Пятовского отличное чувство юмора. Они его поздравляли, говорили,
как все круто получилось, и обещали обязательно прийти с детьми,
когда яйца все-таки треснут. Запасной парашют раскрылся, скептики
и хейтеры с сайта Vtorio были окончательно посрамлены.
Через двадцать дней после открытия демоверсии вельского «дисней
ленда» Пятовскому пришли 5 миллионов, и он наконец смог заказать
динозавров. Это был хороший повод сделать дубль торжественного
открытия и снова собрать в «Динозаврии» весь город со всеми вытека
ющими из этого финансовыми последствиями. Чтобы правильно продать
это событие, Пятовский позвал главного гинеколога города и попросил
дать интервью «Вельской неделе». Гинеколог тоже оказался с отличным
чувством юмора и подыграл. Он сообщил журналистам, что вот-вот
в Вельске родятся динозавры и он собственноручно примет роды.
На время монтажных работ «Динозаврию» закрыли и повесили
баннер: «Внимание, идет операция!» Из Белоруссии приехала бригада
установщиков — трудолюбивых и добросовестных, как все белорусы.
Гинеколог на это время собрался уехать в Турцию, и Пятовский попро
сил его никому не говорить, куда он исчез — официально доктор был
на операции, принимал роды у динозавров. В итоге город был в легкой 37
панике: главный гинеколог пропал, приехали какие-то белорусы, вот-вот

у Пятовского родятся динозавры.
Вернулся гинеколог как раз в день презентации. Пятовский подо
брал его прямо с поезда, выдал белый халат, они вышли к собравшим
ся и объявили, что совершилось чудо — в Вельске родились динозавры.
Два малыша, а вместе с ними двое огромных родителей — они танце
вали и двигали конечностями под музыку во время дино-шоу, в осталь
ное время просто возвышались над толпой и покровительственно
поглядывали на происходящее. Всю эту фантасмагорию совершенно
бесплатно снимали все местные телеканалы. «Вельская аномалия»
стала в Архангельской области, пожалуй, одним из главных собы-
тий года.
Вечный кайф
Детский развлекательный центр оказался совершенно иным бизнесом,
нежели торговля заборами или диванами. Это уже не автомобиль,
это велосипед, на котором нужно постоянно крутить педали — иначе
упадешь. Поначалу все было отлично: достаточно было просто сидеть
и смотреть, как люди идут в «Динозаврию» сплошным потоком. Всем
хотелось увидеть танцующих пятиметровых чудовищ, да и вообще —
где еще в Вельске и его окрестностях можно найти такое количество
современных аттракционов. Пятовский заказал и поставил специальный
резной трон именинника, где отмечали дни рождения, открыл кафе
с видом на детский лабиринт, чтобы родители могли пить кофе и наблю
дать, как отрываются их чада. И в первый год «Динозаврия» действительно
произвела эффект разорвавшейся гранаты — Сергей был в сильном
и уверенном плюсе. Но когда вау-эффект прошел, а доходы россиян
начали стремительно скукоживаться на фоне экономического кризиса,
поток любителей танцующих ящеров начал ослабевать. И Пятовский
понял, что развлечения для детей — это не заборы: тут постоянно нужно
что-то придумывать, чтобы людям хотелось возвращаться. С одной
стороны, хорошо: вечный кайф, вечная движуха. С другой — оказалось,
38 что развлекать других — это один из самых сложных видов бизнеса.
Нельзя поставить сто крутых мини-аттракционов и ждать, что к ним

не будет зарастать народная тропа.
Чтобы создать более-менее прогнозируемый поток посетителей,
Пятовский начал искать тех, кто сможет вести в «Динозаврии» обра
зовательные программы. Впрочем, они и сами уже давно предлагали
свои услуги: как оказалось, плотность талантливых людей, не нашедших
себе применения, в провинции по-прежнему велика. Так в Вельске
появился кружок рисования песком, к нему добавилось дино-катание
на коньках зимой. Преподавателя пения и танцев пока найти не удалось,
но Пятовский над этим работает.
Другое важное направление — это привлечение посетителей из даль
них районов области и организованные туры. Его администраторы
стали созваниваться с директорами районных школ и организовывать
коллективные заезды целыми классами. Пятовский говорит, что этот
бизнес нельзя просто создать и смотреть, как он цветет и развивается:
нужно постоянное участие, нужно, чтобы тебя ежедневно перло, иначе
все прогорит и зачахнет.
Но за два года работы его запал никуда не делся — он в постоянном
поиске чего-то нового, что можно прикрутить к «Динозаврии». Пятовский
мечтает о собственном автобусе, его подмывает купить 5D-кинотеатр,
он разрабатывает концепцию дино-туризма. Идея состоит в том, что
приехать в Вельск на два-три дня однозначно лучше, чем на один. В ста
ринном городе есть что посмотреть и без динозавров — просто пока
никому не приходило в голову, что это тоже ресурс. А значит, нужно
разработать масштабную программу, которая захватывала бы не только
развлекательный центр. Но в городе большие проблемы с дешевы
ми гостиницами, а значит... Нужен свой хостел. Это новая идея фикс
Пятовского — теперь она берет его на слабо. Этот бизнес не окупится
никогда? Ну-ну...
Сергей с трудом определяет, где заканчиваются границы социального
предпринимательства и где начинается просто зарабатывание денег.
Для него это вопрос избыточный. Главное — качество задач и драйв,
который может дать только достижение невозможного. Кому-то может
показаться, что детский развлекательный центр — вполне себе бизнес, 39
очень даже неплохой. И этот кто-то в целом будет прав: за первый год
выручка «Динозаврии» составила 8,5 миллиона рублей, чистая при
быль — 3,5 миллиона. Но это очевидно теперь, а что бы сказал этот
кто-то два года назад? Что говорили все эти кто-то десять лет назад
Илону Маску, когда он пообещал построить серийный электромобиль,
который теперь стремительно завоевывает дороги Америки и Европы?
В масштабах Вельска строительство крошечного «диснейленда» —
задача примерно того же масштаба и дерзости. Это не просто еще одна
достигнутая цель Пятовского. Это удар по самой культуре комфортно
го уныния, которая царит в маленьких провинциальных городах. Это
сервис, который гармонизирует мир и немного меняет его к лучшему.
Была проблема — проблемы не стало. Социальный это бизнес или нет?
Непонятно.
Впрочем, это мы тут упражняемся в плетении словес, а Пятовский
не истязает себя излишней рефлексией — так бы он никогда не открыл
«Динозаврию» и, скорее всего, остался бы жить в баре «Кубок чемпи
онов». Да и спустя почти тридцать лет предпринимательской жизни
он стал мыслить немного другими категориями, нежели социальное/
несоциальное. Маленький город кажется ему простым и понятным
механизмом, который нужно просто правильно смазать и упаковать —
тогда он начнет зарабатывать себе на жизнь и удовлетворять потребно
сти всех, кто в нем живет. Ответственность Пятовского же состоит в том,
чтобы пинать этот механизм, постоянно задирать планку и открывать
не просто бизнес, а бизнес, который как-то расшевелит реальность
и заставит ее компоненты работать сообща. Вот, например, в Вельск
на сборы и соревнования каждый месяц приезжают спортсмены со всей
области, жить им всегда негде, гостиницы дорогие, все жалуются,
что размещать команды невозможно. И пока все говорят, Пятовский
идет и начинает создавать хостел прямо напротив «Динозаврии» —
это будет полезно и городу, и его концепции дино-туризма. Чтобы
накормить голодных спортсменов, вполне подойдет «Додо Пицца»,
которую Пятовский все-таки умудрился открыть в Вельске. К одному
качественному бизнесу цепляется другой, и так по цепочке город на
40 чинает шевелиться и не закисает от скуки.
Можно ли назвать Сергея успешным человеком — большой вопрос.

Любой предприниматель, будь то долларовый миллиардер Кремниевой
долины или рублевый миллионер Поважья, всегда находится в точке
возможной погибели. А если он этого не понимает, то погибель — дело
ближайшего времени. Со стороны кажется, что дела у Пятовского идут
просто отлично. Но он все равно постоянно ищет новые деньги, приду
мывает сумасшедшие проекты и ни за что бы не согласился на такую
жизнь, в которой ему бы каждый день платили по миллиону за то, чтобы
он ничем не занимался.
— Да, Андрей, подожди немного, я сейчас подъеду! — кричит он
в трубку молодому парню из города Спас-Клепики Рязанской области,
который ждет Пятовского на вельском вокзале. С недавних пор к нему
стали приезжать предприниматели из других малых городов перени
мать опыт. Сергей устраивает им индивидуальные бизнес-тренинги,
возит по своим объектам, рассказывает, как открыть пиццерию, детский
центр или что бы то ни было еще — там, где, кажется, уже ничего ни
когда не откроется.
Вечером я встречаю этого же парня в своем вагоне поезда. Он воз
вращается к себе под Рязань одухотворенный и озадаченный. Пятовский
вернул ему половину гонорара: «Это, — говорит, — моя маленькая ин
вестиция в твое будущее дело».
2/ «Если тебя удалили
с поля, значит, игра
только начинается»
Что сделал бывший летчик Роман
Аранин, когда с ним случилось
все самое плохое
А ВТОР: Иван Просветов

ООО «Обсервер». Производство
и обслуживание инвалидной техники
повышенной проходимости, создание
городской безбарьерной среды.
Калининград. Самый западный регион
России, бывшая свободная экономическая
зона. Население города — 460 тысяч человек,
среди них — около 2 тысяч инвалидов-
колясочников.
Частные займы. Личный коммерческий опыт
основателя компании. Инвалидность 1-й степени.
Продано 300 колясок собственной конструкции,
реализовано более 20 проектов безбарьерной
среды в Калининграде, Воронеже, Анапе и других
городах России. Создана сеть сервисных центров
инвалидной техники. Открыт первый в стране
морской пляж для инвалидов-колясочников.
Пространство для сборки
Поле вдоль автотрассы Калининград–Берлин. Несколько гектаров за
росшей земли: трава, ковыль, трава, ковыль.
— Даже не представляю, что тут может появиться фабрика как на кар
тинке, которую вы показывали...
— А я представляю! — довольно заявляет Роман Аранин. — Мы еще
и газонокосилки переделаем под инвалидов, и они все тут зачистят.
Я давно об этом думаю — что полотерами в аэропортах и прочей такой
коммунальной техникой должны управлять инвалиды. Никаких проб
лем, если она автоматизирована: посадил человека, и вперед!
Генеральный директор компании «Обсервер» рассуждает, лежа
на боку на сиденье своего минивэна. Так удобнее. Аранин может го
ворить, смеяться, хмуриться, более-менее свободно двигать головой
и руками, но пальцы ему уже совсем не подчиняются. Он не в силах
сесть, встать, повернуться или наклониться, тем более ходить. Он спи
нальник — так называют медики тех, кто травмировал позвоночник.
Точнее, шейник. При переломе шеи на уровне позвонка C4 выжива
емость пациентов по статистике — около 5%. Роман выжил, восстановился
и начал новый бизнес. «Обсервер» импортирует, производит, продает,
сдает в прокат и обслуживает разнообразную технику и оборудование
для передвижения инвалидов-спинальников. В том числе автомати
зированные коляски собственной конструкции. Пока они собираются
в небольшом цехе-мастерской. Но ее владелец запланировал открыть 45
И ван П р о све то в Дельфины капитализма
большое предприятие. Даже очень большое: по мощности в 70 раз

(да-да — в семьдесят!) превосходящее то, что имеется сейчас.
— Друзья спрашивают: почему ты машину под себя не переделаешь,
у тебя же есть деньги. А мне и так хорошо. Полежу по дороге, пятая
точка отдохнет, можно пересаживаться в кресло и действовать дальше.
Нужно ли пояснять, что он считает свои возможности ограниченны
ми лишь условно?
Поворотный момент
Офис и мастерская «Обсервера» находятся в одном здании с магазином
R-Style. Фирма R-Style (три магазина в Калининграде — обои, сантехника,
светильники, подвесные потолки и так далее) наполовину принадлежит
Роману Аранину. Но это не первый его бизнес. До обоев он торговал
игрушками. До игрушек летал на штурмовиках Су‑25.
В квартире предпринимателя о любви к высоте напоминает разве
что вид из окна девятого этажа. Ни моделей самолетов на полках,
ни фотографий на стенах. Только семейный альбом: вот он в шлеме
и черной летной форме залезает в кабину пилота, вот — позирует
в парадном кителе с погонами лейтенанта. С первой попытки в летное
училище пробиться не удалось, но в 1988 году, окончив первый курс
Рижского института инженеров гражданской авиации, Роман поступил
в Борисоглебское высшее военное авиационное училище летчиков
им. Чкалова. Вполне естественный выбор для парня, чей отец —
полковник ВВС, освоивший восемь типов самолетов. Но через два года
училище расформировали. Аранина перевели в Качинское высшее
военное авиационное училище (расположено в Волгограде), а затем —
в харьковское. Учеба завершилась одновременно с провозглашением
независимости Украины. Присягать новому государству Аранин не захо
тел, вернулся в Волгоград и там уже получил выпускные погоны. Однако
время для военной авиации наступило неподходящее.
Решение уйти из ВВС бывший лейтенант объясняет так: летать
можно и за 100 долларов жалованья, но когда приходишь на служ
бу, а тебе поручают красить бордюры... Уволился, вернулся в родную
46 Алма-Ату. Женился он еще на 3‑м курсе училища, через год родилась
2/ «Если тебя удалили с поля, значит, игра только начинается»
дочь. Обеспечивать семью надо? Надо. Стал «челноком» — Китай же

рядом. Свое дело — сам себе хозяин. Начинал возить игрушки сумками,
продолжил грузовиками.
— Честное слово, есть некая прелесть в том, что у тебя в сейфе
лежит тысяч сто «зеленых» и ты можешь их пощупать, — вспоминает
гендиректор «Обсервера». — Сейчас у меня вроде бы хороший оборот,
но я живых денег не вижу, они проходят плюсами-минусами на балансе.
— А проблемы были?
— Еще бы! Лихие девяностые мы с другом-одноклассником Бори
сом — он теперь главный инженер в «Обсервере» — прочувствовали
по полной программе. Сопровождаешь машину с товаром с таможни
в Хоргосе и в прямом смысле слова отбиваешься от всех желающих.
К 1997 году наша фирма стала крупнейшим оптовиком-игрушечником
в Алма-Ате. Ну, и нарвались на конфликт с местными «авторитетами».
Была ситуация, когда мы с женой в своем районе отстреливались из га
зовых пистолетов, а за нами гналась толпа — человек тридцать. После
этого мы за два дня собрались, продали квартиру со всей обстановкой
и уехали.
— Почему выбрали Калининград?
— Поначалу, конечно, думали о Москве. Приехали сюда, посмот
рели — приличное жилье оказалось не по карману. Поехали дальше.
Калининград как-то сразу понравился. После глубокого Востока хотелось
глубокого Запада. Отсюда до Берлина — шесть часов на машине...
А до Польши — вообще рукой подать, и едва ли не каждый калинин
градец, имевший автомобиль, ездил за границу за покупками. Роман
Аранин на пару с шурином Вадимом Губановым отправился к полякам
на разведку. Удачно закупили партию обоев, успешно ее распродали.
И продолжили их завозить, учредив ООО «Р-Стайл» (Губанову и сей
час принадлежит 50% компании). Вместе с польской продукцией их
поставщик торговал итальянской. В Калининграде итальянские обои
продавались лучше, поставщик постепенно повышал цены. Аранину это
надоело, и он позвонил по номеру телефона, указанному на этикетке.
На другом конце провода ответили: «Да, приезжайте». Роман купил
билет до Милана, в аэропорту его встретили и отвезли на фабрику
Emiliana Parati в провинции Кремона. Итальянцы поразились тому, что 47
русский привез с собой 35 тысяч долларов и хотел расплатиться на месте.

Роман еле уговорил их принять наличные. Россия со временем стала,
как отмечено на сайте предприятия, основным целевым рынком Emiliana
Parati, а R-Style — ее эксклюзивным дилером в Калининградской области.
В начале 2000-х три магазина R-Style приносили владельцам 800 ты-
сяч — 1 миллион долларов выручки в год. Итальянцы подумывали от
крыть производство в России, и Аранин собирался войти в долю.
— Но я же еще и летчик! — восклицает он, будто оправдывается. —
Я за штурвал спортивного самолета сел в 15 лет. Когда обосновался
в Калининграде, занялся серфингом, но летать по-прежнему хотелось.
И тут мне подвернулся параплан. По первым же ощущениям — то, что
нужно. А я такой человек: если ни с кем своими ощущениями не поде
лился, то не получил полного удовольствия. Хотелось всех — жену, дочь,
друзей — привязать к себе, поднять в высоту и сказать: «Чувствуешь, как
здорово?» Купил мощный мотор, в Литве мне сделали винт с ограждени
ем. Мастер тогда заметил: «Куда тебе с твоим куриным весом такая тяга?»
Я говорю: «Надо!» А у большого винта — соответствующий поворотный
момент. Кроме силы, толкающей тебя вперед, есть еще закручивающая.
Ну, и все... Полет 8 августа 2004 года разделил мою жизнь на «до»
и «после». Я стартовал не в том месте, не в то время — уже пошла
термичка (восходящий поток воздуха). Впереди оказались высоковольт
ные провода, и когда я их под собой увидел жужжащие, между ног,
то по газам дал так, что меня кинуло вверх и закрутило в стропах. Если
бы я отпустил гашетку, то, наверное, все было бы нормально. Но я дер
жал ее, и тут купол погас, и я резко пошел вниз. Боли не почувствовал,
сознания не терял. Меня будто кто-то аккуратно так — чпок! — взял и вы
ключил. Лежу, хлопаю глазами и не могу двинуть ни рукой, ни ногой.
Слышу только, как из разбитого бачка вытекает бензин...
Комплекс полноценности
Аранин четко помнит, о чем думал, пока его везли в больницу: ладно, пере
живу, пару месяцев не полетаю. Ему понадобился год, чтобы научиться
48 поворачивать голову, и еще три, чтобы лежа на спине сгибать руки
в бицепсе. И до сих пор каждую ночь его с одного бока на другой пере
ворачивает любимая жена Наталья — самостоятельно не получается.
Верхняя планка рамы двигателя переломила шею на уровне четвер
того позвонка. Даже скупое медицинское описание последствий такой
травмы читать страшно: поражение верхнего шейного отдела вызывает
центральную тетраплегию (паралич всех четырех конечностей), рас
стройство всех видов чувствительности книзу от уровня поражения,
нарушение дыхания из-за паралича или пареза дыхательных мышц.
Роману до сих пор иногда нужно содействие, чтобы в сидячем поло
жении сделать выдох-вдох: принудительный наклон вниз и обратно —
подтолкнуть диафрагму.
То, что рукам не под силу — а по силам лишь устройству типа джой
стика, — он делает при помощи голоса. Домашняя техника, освещение,
компьютер, мобильный телефон — все настроены на голосовые коман
ды. Дома Аранин работает, лежа в специальной кровати с подъемной
спинкой. Ему кладут на бедра ноутбук, и он надиктовывает электронные
адреса, тексты, отвечает на звонки, просматривает письма и документы.
Первую запись в онлайн-дневнике Роман сделал 12 октября 2005 года
(орфография и пунктуация голосового робота сохранены): «Я сломал C4.
По всем учебникам это смерть, так что даже не обижаюсь на врачей кото
рые 5 дней не делали операцию и только успокаивали жену что она еще
молодая и у нее все еще сложится. Операцию сделал хирург priglashjonnyj
из Новокузнецка и сделал как все говорят шикарно. Сорок дней в реани
мации, прежде чем сам стал дышать, а дальше как у всех, полный
паралич, шевелил только губами и глазами, руки и ноги моментально
превратились в кости с висящими на них “тряпочками” вместо мышц.
Со второго месяца со мной занималась самородок Антонина (бог послал
мне ее 8 лет назад, когда я на Балтике катался на виндсерфинге и меня
иногда клинило) профессиональная массажист, инструктор ЛФК. Лишь
на пятом месяце появилось первое движение — начал переворачивать
правую руку с ладони на горбушку. Радости не было предела! Дальше
скачал книгу Качесова, сами начали по ней в марте, в мае он приезжал
ко мне в Калининград на 2 дня, задал нам правильный вектор... Первую
неделю после занятий с Качесовым температура падала до 33 а к концу 49
дня поднималась до 39. Самочувствие соответствующее, думал он свер

нул мне шею окончательно в себя приходил всю вторую половину дня,
nogi byli kak gornolyzhnye botinki po ob`jomu i cvetu, сейчас уже полегче
если не считать стертого в кровь носа и подбородка. В результате “отби
вашечек” по методе Качесова, за лето практически полностью восстано
вился обьем всех мышц, голый выгляжу практически как “до войны”».
Февраль 2006 года — первый выход в свет: на концерт любимого
Павла Кашина во время реабилитационного курса в Москве («нагрузка
минимум 8 часов в день, я втянулся, и скоро уже тренер будет молить:
“а может, на сегодня хватит?”»).
Октябрь 2006 года — первый в новой жизни полет пассажиром
на самолете («Повесили на шею табличку “Во время пожара выносить
в первую очередь”... Зато какая на обратном пути была стюардесса!»).
Вторая операция — у талантливого нейрохирурга в Актюбинске:
«Сделали ревизию спинного мозга задним доступом, с подсадкой
в место травмы пучка ткани из живота, богатого сосудами, еще вынули
12‑е ребро и им заменили разрушенные дужки позвонка».
Первая депрессия: «Всего за секунду прежняя жизнь исчезает, и ты
обнаруживаешь себя валяющимся на берегу так горячо тобой любимой
реки “Жизнь”. И понимаешь, что ты ничем больше не управляешь, и для
того, чтобы просто немного напиться из этой реки, тебе потребуются
воистину титанические усилия. А самое примечательное и удивительное
для тебя то, что, несмотря на то, что ты больше не беспокоишь ее (реку)
ударами своего весла, она не остановилась! Она так же величаво плывет,
только теперь мимо тебя...»
Бесконечные реабилитационные курсы и программы. Пока Аранин
боролся за себя, компанией R-Style управлял шурин Вадим Губанов.
Июнь 2008 года — первая туристическая поездка: в Грецию вместе
с отцом, женой Натальей и младшей дочерью Полиной. «Ежедневные
купания в море подействовали так, что у меня все 2 недели не было
вообще никакой спастики». Спастика — это непроизвольное и болез
ненное сокращение мышц, одна из многих бед спинальников.
Снова реабилитационные курсы и занятия на дому. День за днем,
50 месяц за месяцем: сегодня первый физкультурный комплекс, завтра
второй — вот и все разнообразие. «Да, не хватает свободы полета и мно

гих других вещей из “той” жизни... Но, как бы глупо это ни звучало,
у меня все в порядке! Более того, я счастливый человек. Я до сих пор
в состоянии претворять в жизнь свои цели и вселять оптимизм в людей,
которые меня окружают».
Январь 2009 года: «Я с головой ушел в работу, залез сразу в несколько
направлений: продолжаю автоматизацию и наполнение сайта своей
драгоценной фирмы R-Style, занялся аналитикой результатов нашей
деятельности, пытаюсь выявить неликвиды и избавиться от них (причем
как отдельные товары, так и целые направления), стал сам курировать
мое любимое направление — сантехнику. Mы закрыли мебельный
магазин + склад в центре, в ближайшее время закроем бутик с одеждой.
Короче, все новые направления тянут нас на дно, и приходится от них
избавляться, так что адреналин по полной».
На YouTube еще можно найти рекламные ролики R-Style, размещен
ные пользователем Roma Aranin в декабре 2008 года: «Широчайший
ассортимент обоев и нестандартных настенных покрытий... Высоко
классная сантехника, светотехника и многое другое...» Наверное,
Аранин так и продолжал бы развивать розничный бизнес, если бы
однажды не выпал из электроколяски, спускаясь к морю на прогулке
в Светлогорске.
Снова в деле
— Я тогда чуть нос не разбил, — вспоминает предприниматель.
Вернувшись домой, он призадумался: нельзя ли сделать так, чтобы
при движении коляски вверх или под уклон сиденье оставалось в го
ризонтальном положении? Друг Борис Ефимов — он тоже перебрался
в Калининград из Алма-Аты — взялся найти решение. Будучи дипломи
рованным инженером-конструктором медицинского оборудования, он
собрал устройство наподобие гироскопа, позволяющее автоматически
переносить центр тяжести кресла в зависимости от градуса движения.
За основу всей конструкции взяли тайваньскую электроколяску, но за
менили ее двигатель на более мощный немецкий. На подлокотник 51
Ефимов установил английский джойстик, чтобы управлять аппаратом

можно было легким движением руки.
— Вы сели в коляску с гироскопом и поняли, какой у нее коммерче
ский потенциал?
— Даже мыслей не было делать что-то на продажу! — отнекивается
Роман. — У меня ведь уже был бизнес. Мне было достаточно решить
собственную проблему — чтобы я мог ездить на море, на дюны, в лес
с дочкой и она не ощущала, будто папа «не тот». А потом мы сняли
видео для YouTube — похвалиться, до чего додумались: кресло на ко
лесах карабкается вверх по лестнице, не переворачивается, и человек
сидит прямо, как будто едет по ровной земле. Тут же пошли запросы
буквально со всего мира. А когда тебе пишут «я хочу!», как-то глупо
отказывать...
Аранин занял у двух однокашников по летному училищу по 5 тысяч
долларов и заказал на Тайване сборку пары колясок по своим чертежам.
Зарегистрировал товарный знак Observer, оформил патент на изобрете
ние Ефимова. В мае 2010 года коляски прибыли в Калининград, и Роман,
опробовав серийный экземпляр, записал в онлайн-дневнике: «Есть уве
ренность, что это может быть хорошим бизнесом — ближайший аналог
в 2,5 раза дороже, уступая по функционалу. Засыпаю и просыпаюсь,
прорабатывая в голове бизнес-план на эту тему».
Первый «Максимус», как назвали базовую модель для города,
продали московскому благотворителю, искавшему коляску для парня
из Липецка, покалеченного на чеченской войне. Покупатель сразу со
гласился на объявленную цену в 9 тысяч долларов, но поставил условие:
послезавтра коляску нужно передать его представителю на таможне
между Литвой и Белоруссией. Не проблема — взяли, привезли, отдали.
Вот так дело и пошло. За следующие полтора года Аранин с Ефимовым
заказали и продали 15 электроколясок собственной конструкции.
— Все операции проводились через R-Style, а наш офис умещался
в этой комнатке. — Роман Аранин ловко разъезжает по своей квартире,
всего лишь пошевеливая рукояткой джойстика. — Здесь сидел я и Юра
Захаров, коммерческий директор. Кстати, тоже бывший офицер, толь
52 ко ракетчик. Он сейчас командует нашим подразделением в Крыму.
А тогда это был весь «Обсервер». И еще Борис у себя в гараже что-то
вытачивал...
Уже осенью 2010 года у партнеров была готова новая модель —
полноприводный «Проходимец», способный передвигаться по лесу,
песку и прочей сложной местности. Заодно Аранин продавал обычные
импортные электроколяски. А для продвижения и финансирования
производства «Максимусов» и «Проходимцев» он придумал такую
схему: если заказчик готов ждать поставку в течение полугода и делает
30%-ную предоплату, то в том же размере получает скидку от обычной
розничной цены. Поначалу выходило почти на грани рентабельности,
зато растущий объем заказов позволял договариваться о хороших ценах
с поставщиками комплектующих.
Весной 2011 года Аранин и Ефимов слетали в Англию на стажиров
ку в фирму PG-Drive, у которой покупали электронику для колясок.
Вернулись с новой идеей. Прямо в лондонском аэропорту, у трапа само
лета, Романа усадили на кресло странной конструкции. Приставили
человека для подстраховки, щелкнули тумблером — из коробки под
сиденьем вылезла механическая нога с колесиками, и кресло бодро
зашагало вверх — ступенькоход! Гендиректор «Обсервера» удивился,
сфотографировал лейбл производителя и отправил в Германию мейл —
краткий рассказ о себе и предложение стать эксклюзивным дилером
Alber Antriebstechnik. Повторно он удивился, когда из Штутгарта ответили
согласием, не попросив бизнес-плана. По словам Томаса Албера, управ
ляющего директора AAT Alber Antriebstechnik, у них не было какого-либо
представительства в России, а предприниматель из Калининграда хотел
сразу заказать приличную партию ступенькоходов, и это произвело
впечатление.
Чтобы не обременять R-Style непрофильным бизнесом, в январе
2012 года Роман учредил ООО «Обсервер» — 50% долей у семьи Ара
ниных и по 25% — у Бориса Ефимова и Вадима Губанова. Следующий
год новая компания закончила с выручкой 40 миллионов рублей.
Ее основатель рассудил, что на одних только «Максимусах» далеко
не уедешь, и заключил контракты с 12 европейскими производителями
инвалидной техники. Не все откликались быстро и охотно. К примеру, 53
благосклонности датской фабрики, выпускающей уникальные лест

ницы-трансформеры, домогались два года. В декабре 2013‑го Аранин
открыл демонстрационный зал «Обсервера». Или, как он говорит,
ресурсный центр технических решений для создания безбарьерной
среды — от пандуса до лифта.
— И теперь, если какой-то архитектор говорит, будто некое здание
невозможно приспособить для инвалидов, мэр города или министр
соцзащиты отправляют его к нам, — торжествующе улыбается пред
приниматель. — А мы уверенно заявляем, что сможем предложить три
разных пути решения проблемы доступа. Ведь наши представительства
по накатанной модели открывают подобные центры в разных регионах
нашей необъятной страны.
Встречное предложение
Корпус с бока на бок, руки вверх-вниз, влево, вправо, колени к груди,
наклоны к коленям — вместе с тренером Аранин делает на кушетке
ежеутреннюю гимнастику.
— В прошлой жизни у меня событий было раза в два меньше.
Серьезно! — рассуждает он во время паузы. — Утром встал, пробежался
в парке с собакой, отвез дочку в детсад, позанимался в спортзале, в де
вять пришел в офис, отработал до семи. Потом в яхт-клуб: если ветер
сильный — то на серф, если слабый — на параплан. В двенадцать лег
спать, в шесть проснулся. Тоже, конечно, неплохо, но теперь масштаб
деятельности вырос многократно: доступная среда — это ведь поле
непаханое, только начинаем!
В машине, по дороге в офис, он вполголоса развивает тему, предуп
редив в шутку своего ассистента: «Юля, не слушай!» (но Юля и без того
почти не отрывается от ноутбука — она координирует встречи, готовит
нужные документы и так далее, дел хватает).
— Периодически у меня возникают мысли: как же так — я ведь голо
ва, просто голова профессора Доуэля, все остальное в отключке. А тут
партнеры, сотрудники и так далее — они на меня ставят, как на того коня,
54 который, вполне возможно, придет первым к финишу и еще большую
повозку дотянет. Ну, вот такой груз ответственности, что поделать —

надо бежать. Быстрее, дальше...
Когда создатель «Обсервера» отвлекается на очередной звонок, к раз
говору подключается Юрий — личный водитель, тренер и просто друг.
— Вообще-то Роман не сказал, что он реалист. То есть берется лишь
за то, что получится. Вот мы только начинали строить офис. Роман
пригласил телерепортеров. Вышел сюжет, и на записи видно: он рас
сказывает, где что будет, а один из сотрудников стоит позади коляски
и усмехается...
— Точно, у него на лице прямо было написано: ну, шеф бредит, —
припоминает Аранин. — А я расписываю: тут будет красивый демозал,
в этой дырке — суперлифт, вот там — мастерская. Через полгода все
заработало. Теперь это уже не тот масштаб, хочется чего-то большего.
Любому бизнесмену всегда нужны деньги, но Аранин не любит
просить. Банковских кредитов он не брал вообще. На строительство
своего ресурсного центра потратил удачно доставшиеся 3 миллиона
рублей. Журнал «Генеральный директор» в декабре 2012 года подводил
итоги предпринимательского конкурса: более 3 тысяч соискателей,
12 номинаций и специальная премия «На развитие бизнеса». Ее-то и по
лучил гендиректор «Обсервера».
— Я, в общем-то, не рассчитывал, что нас заметят, — рассказывает
он. — Приезжаем на церемонию в Москву: «Ритц Карлтон», красота!
Начинается награждение: предприниматель года — Олег Тиньков! Я го
ворю Захарову: «Куда нам, тут такие люди». А он мне: «Слушай, пандус
на сцену не просто так поставили, давай подождем». И дождались...
Когда ты начинаешь что-то осмысленно и упорно делать, ресурсы
и возможности сами находят тебя. Деньги у фонда «Наше будущее»
Роман взял, потому что «сами предложили подать заявку». Аранин как
раз собирался создавать по России сеть мастерских, которые могли бы
ремонтировать инвалидные коляски и заодно продавать запчасти к ним.
Не отказываться же от 5 миллионов рублей беспроцентного займа? Сеть
он создал — мастерские «Обсервера» теперь работают в восьми городах,
и 3 миллиона рублей уже вернул. Других долгов у компании нет. И есть
склад на 600 м2, заполненный колесами, редукторами, подлокотниками, 55
джойстиками, подушками и другими компонентами. Склад — это основа

основ сервисной сети.
Не менее половины выручки компании Аранина приносят госзака
зы разного уровня — региональные, муниципальные, от бюджетных
учреждений и так далее. Кому-то нужны платформы-подъемники, кому-
то — ступенькоходы. Треть оборота дают продажи колясок по линии
социального страхования. По закону инвалид имеет право получить
от своего местного ФСС полную или частичную компенсацию затрат
на покупку технического средства реабилитации. Но это все равно биз
нес — человеку с ограниченными возможностями должна понравиться
именно твоя коляска. А за госзаказы нужно побороться на тендерах.
По данным СПАРК, в 2012–2015 годах «Обсервер» напрямую участвовал
в 37 конкурсах, а выиграл девятнадцать.
На одних тендерах встречаются настоящие конкуренты — в России
не один лишь «Обсервер» занимается безбарьерной средой. На других
попадаются, как говорит Роман Аранин, «умные гаврики», которым
важно заполучить контракт, а потом уже найти исполнителя. Но были
и подряды, выигранные фактически без конкуренции.
— Музей янтаря, — гордится Аранин. — Все говорили: «Невозможно!
Это же исторический объект, начало XIX века!» А мы сделали.
Борьба за среду
Знаменитый калининградский музей янтаря располагается в старинной
крепостной башне. На второй этаж ведет довольно крутая лестница
с поворотами. Для колясочников — буквально непреодолимое препят
ствие. Как обеспечить инвалидам доступ к верхней экспозиции? Внутри
памятника архитектуры ничего перестраивать нельзя.
Главный инженер «Обсервера» Борис Ефимов предложил вписать
лифт в лестничный проем. По заданным им параметрам в Швеции изго
товили платформу-подъемник. Ефимов сам монтировал ее вместе с двумя
помощниками. Еще «Обсервер» установил пандусы и подобрал для музея
ступенькоход, чтобы для колясочников был доступен и цокольный этаж.
56 Когда Калининград посетил министр труда и социальной защиты России
Максим Топилин, его повели в музей. В книге почетных гостей осталась

запись: «Особенно благодарю вас за чуткое отношение к инвалидам».
Проект обошелся региональному бюджету в 1,2 миллиона рублей.
Министр социальной политики Калининградской области Анжелика
Майстер считает, что деньги потрачены абсолютно оправданно. По ее
словам, «Обсервер» теперь для местных властей не только надежный
подрядчик, но и главный консультант по вопросам безбарьерной среды.
— Это очень непростая тема. Я даже сама, если сяду на коляску,
не смогу многие вещи оценить, — констатирует она. — Мы, например,
однажды закупили гусеничные лестничные подъемники. Оказалось,
эта модель не приспособлена к коляскам, слишком тяжела и сложна
в использовании. Кто нам все разъяснил? Роман Аранин. С тех пор при
составлении техзаданий для конкурсов и подготовке проектов, каса
ющихся безбарьерной среды, мы советуемся с Романом и его людьми
как экспертами. И я им доверяю полностью, поскольку понимаю: то, что
они предлагают, ими выстрадано и понято «от» и «до».
«Его люди» — это региональная общественная организация инвали
дов «Ковчег», которую Аранин создал с единомышленниками. Он же
ее и возглавил.
— Когда не было еще никакой государственной программы, я задался
вопросом: кто в городе отвечает за доступную среду? Группа инвалидных
организаций выдвинула меня представителем в общественный совет
при мэре. В результате трехлетнего участия в нем я понял, что отвечать
никто не берется. Тогда я сам себя назначил ответственным, и мы начали
бороться за понижение бордюров, правильные пандусы и так далее.
— Почему бороться?
— Потому что архитекторы иногда ну прямо как враги. У них ГОСТы
и бюджеты, у них замыслы. А чтобы было и красиво, и по нормативам,
и удобно...
Своей настырностью председатель «Ковчега» настолько всех достал,
что при подготовке реконструкции набережной Адмирала Трибуца про
ектировщики и строители с ним уже сами консультировались на каждом
шагу, а по завершении работ пригласили на проверку объекта. После
пресс-служба администрации Калининграда отчиталась: «Роман Аранин, 57
проехав вдоль всей набережной, дал проделанной работе очень высо

кую оценку: “Потрясающе, здорово! Пандусы здесь просто идеальные”».
Воодушевленные «ковчежцы» в начале 2016 года составили список
из 30 улиц, которые желательно привести в порядок — в смысле со
здания доступной среды. Бо' льшая часть этих улиц, отметили они, отно
сятся к «протокольным маршрутам» чемпионата мира по футболу‑2018.
В мэрии список изучили и рекомендации учли.
И вот тут, казалось бы, кроется противоречие. Борясь за безбарьер
ность, Роман Аранин создает рынок для «Обсервера».
— Ну да, это не чистая благотворительность, — соглашается он. —
А как иначе? Если ты указываешь на проблему, то предлагаешь и способ
решения. И потом, мы же вкладываем всю прибыль в развитие.
Летом 2015 года Фонд поддержки предпринимательства Калинин
градской области впервые провел конкурс социальных проектов. Заявки
на получение субсидий оценивались по пяти критериям. Среди десяти
участников, допущенных к финалу, «Обсервер» по среднему баллу
оказался выше всех. На следующий год претендентов стало больше,
отсев — жестче, система оценки усложнилась. «Обсервер» опять занял
первое место. Итого компания Аранина за два года получила от фонда
2,95 миллиона рублей.
— Конечно, для предпринимателей в приоритете получение дохода
от своей деятельности, а потом все остальное. И это вполне естествен
но, — рассуждает Оксана Букаускене, исполнительный директор област
ного Фонда поддержки предпринимательства. — Но социальный бизнес
строится на решении социальных вопросов. Существует проблема?
Ее решение и есть бизнес! Снимаешь социальную нагрузку и на этом
зарабатываешь. Роман Аранин со всех сторон, как ни смотри, — социаль
ный предприниматель. На наших конкурсах к нему не было претензий
даже со стороны проигравших.
Нишетворение
Усатый, коротко стриженный мужчина едва не плачет от радости. «Я уже
в море не был лет двадцать, — объясняет он, смущенно, но широко
58 улыбаясь. — Раньше был счастлив, если кто-то принесет ведерко воды
и обольет. А сейчас сам окунулся. Как будто в космос слетал...» Мужчина

сидит в специальном кресле с поплавками, за его спиной легкие
волны мягко накатываются на желтый песок. Только что он качался
на этих волнах — волонтер помог заехать в море, а потом выбраться
на берег.
Осенью на побережье Зеленоградска лишь указатель у дорожки-
настила напоминает, что она ведет к пляжу для людей с ограниченными
возможностями. Но в сезон — особенно в выходные дни — здесь полно
отдыхающих. На коляске каждый третий, остальные — родственники
и сопровождающие. Тут есть пандусы, особые шезлонги и матрасы,
плавательные кресла, кабинки для переодевания с душем и санузлом.
В таком виде пляж впервые открылся 31 июля 2014 года. На его обустрой
ство областное министерство туризма и администрация городского
поселения выделили 1,5 миллиона рублей. Все осуществил «Ковчег»
на пару с «Обсервером».
— Пляж мы изначально хотели сделать для себя, — рассказывает
Аранин. — У меня же толпа друзей-колясочников. Приходилось вы
зывать сантехников из «Р-Стайла», и они везли нас на море, тягали
по песку. И вдруг к этой теме появился интерес у властей. А для нас
спроектировать пространство, завезти оборудование, сколотить пан
дусы и домики — не проблема. И тогда оформилась идея: должна
появиться точка роста социального туризма, от которой все остальное
будет выс траиваться. Все должно быть естественно. Ну зачем владель
цу ресторана монтировать у себя пандус, приспосабливать туалеты,
если он инвалида видит раз в год? А вот когда у тебя сидят 10 коля
сочников и оставляют 20 тысяч в день, почему бы и не сделать. Мне
хозяин одного кафе потом сказал, что у него в итоге выручка на треть
увеличилась. Как только отельеры за день стали получать по два-три
запроса от инвалидов-колясочников, они тоже призадумались. Самый
продвинутый из них всю свою новую гостиницу сделал доступной:
у него теперь в каждом номере есть кнопка вызова, поручни в туалете,
широкие дверные проемы...
В «Ковчеге» подсчитали, что за летний сезон 2016 года на пляже
в Зеленоградске побывали более 300 инвалидов. Две трети из них
приехали из Центральной России. 59
Владелец сети отелей «Элиза» Сергей Куренков (тот самый продви

нутый) уверяет, что не следит, сколько колясочников жило у него, — они
платят деньги так же, как и другие люди. Выгодно ли ему появление
рядом пляжа для инвалидов? Да, в принципе, выгодно. И новый
отель «Элиза Инн» он проектировал в том числе с учетом этого об
стоятельства. Провел тренинг персонала у Романа Аранина, чтобы
сотрудникам было понятно, как правильно вести себя с гостями-инвали
дами. Оказалось, главное — не суетиться и не жалеть. Колясочники
не отличаются от обычных отдыхающих, просто передвигаются
по-другому.
— Если подходить с практической точки зрения, то безбарьерная
среда — не такие уж и большие деньги, — говорит Куренков. — Нет
ничего сложного. Зато это уже другая история, когда ты ориентирован
на всех. Самому приятно.
Специализированное пляжное оборудование — теперь отдельное
направление бизнеса «Обсервера». Компания обеспечила открытие
пляжей для инвалидов еще в шести городах России — Пионерске,
Тамбове, Воронеже, Липецке, Анапе и крымских Саках.
Еще одно новое направление — прокат инвалидных колясок.
Любых — с ручным или электроприводом, хоть на час, хоть на месяц.
Началось оно с телефонных звонков: люди спрашивали, есть ли такая
возможность? В «Обсервере» быстро посовещались и решили, что есть.
Платежи понемногу капают, при этом техника остается в собственности,
а потом ее можно подремонтировать и продать как б/у. И наоборот —
можно купить бывшую в использовании коляску, докрутить, обновить
и сдавать в аренду.
— Я на днях снял отчет: в прокате у нас находится товара на 5 мил
лионов рублей. — У Аранина появляется азартный блеск в глазах. —
Прикольно. Тема растет как грибы после дождя. Я об этом часто на вся
ких форумах говорю: лучше не искать входы в существующие ниши,
а стараться создавать новые.
— В целом с каким результатом закончите 2016 год?
— Надеюсь, выйдем на миллион евро оборота.
60 — А как обстоят дела у R-Style?
— Нормально. Хотя игроков на рынке появилось столько, что обал

деть. Но контракты все сохранены. В позапрошлом году итальянцы
свою обойную фабрику запустили, и у нас по-прежнему есть эксклюзив
на Калининград.
With the guts

В мастерской «Обсервера», просторной и упорядоченной, пятеро парней
в спецовках что-то сосредоточенно размечают, скручивают, шлифуют.
На взгляд со стороны — обычные ребята. Просто сидят на креслах
с колесами, и ноги у них застывшие, неподвижные.
— От Тайваня мы теперь никак не зависим, у нас здесь все хорошо
получается, — начинает экскурсию Роман Аранин.
В 2014 году, еще до того, как рубль резко подешевел, а импорт —
подорожал, он организовал сборку электроколясок в Калининграде.
И еще заключил с Alber Antriebstechnik контракт на лицензионное
производство ступенькоходов четырех моделей. Как говорит Аранин,
«сердце» остается немецкое, а весь «обвес» теперь делается в России.
Германская фабрика никогда ни с кем не подписывала таких соглаше
ний. Гендиректору «Обсервера» и его команде, по словам Томаса Албера,
его компания полностью доверяет.
Ныне у «Обсервера» есть коляски, которые управляются давлением
подбородка (джойстик крепится на специальную манишку) и даже дыха
нием — через трубочку, соединенную с электронной панелью. Сильный
вдох — направо, слабый — налево, сильный выдох — вперед, слабый —
назад. Такой вездеход, например, купил заказчик из Аргентины. Есть
удешевленная серийная модель «Оптимус» — преодолевает уклоны
не более 15 градусов («Максимусу» под силу все тридцать). «Гибрид»
со встроенным ступенькоходом — он справляется даже с винтовыми
лестницами, — и «Скалолаз» для инвалидов-авантюристов, любящих
прогулки в горах. Правда, пока продано всего две такие коляски —
покупателям из Германии.
— Скоро начнется «не сезон», когда мы просаживаемся в продажах, —
рассказывает Аранин. — Инвалидам зимой коляски не нужны — как 61
снег выпадет, так они до апреля на улицу не выбираются. Но мы хотим

решить и эту проблему. Мы сконструировали гусеничные ленты, кото
рые крепятся на колеса вместо шин. И пожалуйста — можно ездить хоть
по снегу, хоть по грязи, если развезет.
Длинная никелированная труба перегораживает проход в мастер
скую. Роман Аранин пытается сделать трюк — проехать под ней
на коляске. Борис Ефимов решает вопрос гораздо проще — вынимает
трубу из зажима на станке. Трубогибочную машину они купили, чтобы
делать перила для пандусов. Особой прибыли пандусы не приносят,
но грех отдавать их производство на аутсорсинг. Во-первых, пандусы
часто заказывают. Во-вторых, без пандусов не обходится ни один
комплексный проект, когда нужно от и до создать безбарьерное
пространство.
— Таких проектов за все время было больше двадцати. Они хорошо
вытягивают нас по деньгам, — объясняет Роман в комнате переговоров
за чаем. Чашку ему подает тренер. — Вот, например, Балтийский уни
верситет имени Канта. Теперь там любой колясочник может спокойно
передвигаться: есть и пандусы на входе, и лестничные платформы-
подъемники, и лифты, и оборудованные туалеты. Понятно, что
доступная среда — это еще не все. Преподавателей надо учить, как
общаться с инвалидами. Но если ее нет — то вообще без шансов. Давай,
наклоняемся.
Тренер Юра кладет Роману руку на плечи, аккуратно нагибает к столу,
распрямляет. И так несколько раз. Это упражнение для восстановления
давления, которое у Аранина после нескольких часов работы падает
с обычных 90 на 60 до критичных 60 на 40.
Раздается телефонный звонок. Аранин командует смартфону:
«Принять!» Слушает через надетый наушник, отвечает в микрофон.
— Лена, по моторам проблемы особой нет. Немецкие, тайваньские,
наши — они все более-менее... А вот по редукторам нам нужны спецы...
Это у массовой коляски, а которая вездеход — там редуктор частично
планетарный и перегревается, если на пятый этаж... Нет-нет, не должно
быть никакой системы охлаждения... Не беспокойтесь, у нас с вами все
62 получится. Я же волшебник.
А Томас Албер из Alber Antriebstechnik называет своего российского

партнера предпринимателем with the guts. Дословно — «с потрохами».
Идиома означает находчивость, смелость, бодрость духа, силу воли —
все вместе.
Вариант Джека Лондона

На рабочем столе ноутбука Аранина есть папка под названием «Фабрика
мечты». Первый файл — слайдовая презентация проекта. Второй —
письмо Д. А. Медведеву.
С премьер-министром он пообщался в феврале 2016 года. Во время
визита в Калининград Дмитрию Медведеву показали новый детсад,
обустроенный по программе «Доступная среда». А там его поджи
дал Роман Аранин, и рядом с ним стояла техника, которую выпускает
«Обсервер». «Если вы поможете со строительством большой фабрики,
то я обещаю, что к 2019 году мы половину рынка импортных колясок
заберем», — выдал он после краткого рассказа о своем бизнесе. Премьер
посмотрел на губернатора Николая Цуканова, на министра Максима
Топилина: «Давайте постараемся помочь, в том числе за счет фондов,
которые у нас есть. Поручение я дам».
Цуканов, по правде говоря, выделил «Обсерверу» землю под фабри
ку еще до визита Медведева. Но потом оказалось, что на тот же участок
претендуют энергетики. В июле Цуканова направили представителем
Президента РФ в Северо-Западном федеральном округе, и дело вообще
встало. В октябре Владимир Путин назначил врио председателя пра
вительства Калининградской области Антона Алиханова, и на проект
вновь обратили внимание.
Александр Воробьев, руководитель областного агентства по имуще
ству, раскладывает в офисе «Обсервера» межевой план: здесь промзона,
тут нефтепровод, там участок уже в задатке, а среди свободных вот этот
кажется наиболее подходящим. Аранин реагирует мгновенно: «А да
вайте поедем смотреть прямо сейчас!» По дороге Воробьев объясняет:
земля частная, собственника попросили проявить социальную ответ
ственность, он согласился и готов безвозмездно отдать, оформить как 63
пожертвование 4,4 гектара. Если такую землю покупать, то пришлось

бы выложить 11 миллионов рублей.
Будущий фабрикант доволен: размер и расположение участка —
то что нужно. Во-первых, есть где построить служебное жилье для ин
валидов и реабилитационный центр. Во-вторых, рядом Берлинка (так на
зывают трассу Е28, идущую через Польшу в Германию). Это не только
удобная логистика. Все, кто направляется из Европы в Калининград
и наоборот, будут проезжать мимо фабрики. Белый корпус без углов
и с зелеными обводами — в проекте она похожа на длинный-длинный
дом из футуристического кино.
— Я столько насмотрелся гармоничных индустриальных парков
в Германии, Швеции и Дании, что хочется и у нас стандарт задать, —
делится Аранин, глядя в окно автомобиля на ковыли и травы. — Может,
и другие начнут строить что-то красивое, а не банальные коробки.
Короче, сделаем мощный и во всем показательный проект. В Германии
нет фабрики, на которой работали бы 36 инвалидов — половина сотруд
ников. А у нас будет!
Сметная стоимость строительства — 55 миллионов рублей. Еще
36 миллионов нужно на станки и оборудование. Еще 44 миллиона —
на запас комплектующих и материалов. Деньги на здание пообещал вы
делить Алиханов. Оборотный капитал Аранин надеется получить, взяв
кредит у Сбербанка. За семь лет «Обсервер» продал 300 электроколясок
собственной конструкции. Фабрика на четвертый год после запуска
должна собрать 5 тысяч колясок при уровне локализации производства
более 50%. Если федеральное Министерство труда и социальной защи
ты подтвердит, что готово закупать тысячу колясок в год, то вопросов
больше нет, можно начинать строиться.
— Джека Лондона читали? Когда вот он, Клондайк, ты чувствуешь, что
золото где-то здесь. И твоя задача — через снег пробиться на ту сторону
реки, на саночках протянуть свою скво с ребеночком, накормить собак
и поставить свой колышек, застолбить землю. А дальше разберешься.
Вот у меня здесь такая же история.
Предприниматель мечтает, лежа в своей рабочей кровати. В ногах
64 пристраивается изящный кот — корниш-рекс Альфик. Завести питомца
хотели жена и дочь, а глава семьи долго сопротивлялся. Как-то он был

в гостях у друзей, задремал в кресле, свесил руку, и хозяйский кот вволю
с ней наигрался, но Аранин совсем не чувствовал боли.
— Роман, вы же понимаете, что если бы не беда, то не было бы целей
и смыслов, которые у вас появились?
— Сто процентов!
— И вы, скорее всего, продолжали бы заниматься обоями, сантехни
кой и так далее?
— Абсолютно!
— Как вы решили для себя этот парадокс?
Роман Аранин не задумывается ни на секунду.
— А никакого парадокса или конфликта нет. Любые красивые со
циальные проекты начинались с трагедии. Любимый мой пример —
подмосковный центр «Преодоление», где я лечился. Генеральный
директор — Любовь Петровна Кезина. Ее внук ломает шею. Она его
возит в Америку, Австрию, Швейцарию. Возвращается и открывает
свой центр — аналогов в России нет! Она решала личную трагедию,
а получилось, что стала спасать других. Или Зоя Григорьевна Кочеткова
в Калининграде. Ее «Удача» — мощнейший реабилитационный центр
для детей с ментальными нарушениями, она с ними творит чудеса!
А у Кочетковой свой ребенок — ментальник...
— Если бы можно было все переиграть — что тогда?
— Наверное, зная проблематику и ее масштаб, я бы все равно полез
в эту тему. Было бы меньше параплана, больше социальных дел. Хотя...
Это я сейчас так говорю. Может быть, так и бегал бы свои кроссы
по утрам.
— Получается, это судьба?
— Ага. Я ведь мог как-то по-другому упасть. А тут выключили руки-
ноги и оставили самое необходимое — голову. Хлоп — вот тебе новое
приключение. Давай, действуй!
3/ «Лучший бизнес — тот,
который не является
источником дохода»
Что сделал московский айтишник
Антон Кучумов из железной пере-
кладины во дворе и собственной
ненависти к фитнес-индустрии
А ВТОР: Ю
лия Вишневецкая,
при участии Евгения Сергиенко
и Шуры Буртина
Магазин спортивных товаров Workout.
Приложение для уличного фитнеса
«100-дневный воркаут». Уличная
субкультура, объединяющая сотни
тысяч любителей свободных
тренировок.
Все спортивные площадки в России и еще
в 30 странах мира.
5 подтягиваний, 10 приседаний, 10 отжиманий,
10 приседаний. Команда из троих безумцев,
которые решили накачать мышцы без тренажеров.
Благодаря усилиям Антона Кучумова и его дру-
зей более 100 тысяч человек в 1167 городах ведут
здоровый образ жизни, не прибегая к услугам
фитнес-индустрии. Приложением для ежедневных
тренировок «100-дневный воркаут» пользуются
несколько тысяч участников. Оборот магазина
спортивных товаров достиг 25 миллионов рублей.
Под давлением сообщества воркаутеров в России
построено более 700 новых спортивных площадок.
Очень нескучный сад
В дальнем углу парка Горького, где в зимние дни только пенсионеры
кормят птиц, на спортивной площадке собралась компания молодых
ребят. Впечатление слегка пугающее: у многих лица закрыты платками,
одежда простая и удобная — хоть сейчас в бой, на черных толстов
ках — белая эмблема, человеческие мышцы переплетаются с орлиными
крыльями. Крупный бородатый парень делает отжимания от затоптан
ного снега. Ему не дает остановиться щуплый, на вид младше всех.
— Давай, давай резче, сильнее, как будто кому-то по морде даешь!
Давай! Бей! Девять! По морде! Восемь! Семь! Еще!
— Я буддист, я не агрессивный, — бормочет крупный. Все вокруг
хохочут.
Бородатого можно понять — это его четвертая сотня отжиманий
за полтора часа. Он уже почти в нирване. Щуплый — это Саня, житель
левого берега города Химки, не самого благополучного района, где люди,
как он говорит, «пьют, курят, и не только». Когда он снимает толстовку,
то сразу видно, насколько он на самом деле не щуплый. В 15 лет Саня узнал
о воркауте. Переводится это слово просто как «тренировка», но конкретно
имеются в виду уличные тренировки с использованием собственного веса.
Все присутствующие занимаются на улице каждый день сами по себе
и вместе — по субботам. На первый взгляд вроде ничего особенного —
если не знать, что таких чудаков в России около 100 тысяч. Иначе говоря,
это целое общественное движение, которое нигде не зарегистрировано, 69
Юлия В ишневе ц кая Дельфины капитализма
никак не связано с государством и вообще с какими-либо политическими

силами, хотя у него есть мощная идейная основа.
Неформальный лидер и создатель этого движения — Антон Кучумов,
директор проекта «WorkOut: фитнес городских улиц», на площадке
вместе со всеми повторяет отжимания вслед за Саней. Воркаут —
сообщество принципиально горизонтальное, «главных» в нем нет.
Тут все на первый взгляд выглядит слегка парадоксально. Антон фана
тично агитирует за то, что можно привести себя в хорошую форму без
гантелей и тренажеров — и при этом владеет магазином спортивных
товаров с оборотом 25 миллионов в год. Для молодой компании очень
хороший показатель, но Антон живет на свою зарплату айтишника,
а всю прибыль магазина тратит на развитие своего движения в России.
Бизнес создан специально для обслуживания воркаута — и благодаря
этому воркаут бурно развивается. Как и само движение, которое Антон
выстраивает целенаправленно и планомерно, как строят клиентскую
сеть в бизнесе.
Американская мечта
Обычно слово «воркаут» ассоциируется с именем Пола Уэйда. В 1979 го-
ду, будучи малолетним уркой из Луизианы, Пол впервые сел в тюрь
му — чтобы впоследствии провести за решеткой 19 лет. Пацаном он
на своей шкуре прочувствовал, что физическая сила в тюрьме — это
вопрос выживания. Но ему повезло: Уэйд оказался в одной камере
с бывшим спецназовцем, который ежедневно выполнял базовые си
ловые упражнения — отжимания, подтягивания, глубокие приседания.
С этого началось обучение Пола.
«Меньше чем за год я стал одним из самых физически развитых
парней в этой дыре. Я учился у всех, кого только мог найти, и вы будете
удивлены, каких людей я встречал в тюрьме. Гимнастов, солдат, тяже
лоатлетов, занимающихся боевыми искусствами, йогов, борцов и даже
пару врачей. Я тренировался один в своей камере, без оборудования. Так
что мне пришлось найти способы сделать свое тело своим тренажером.
Тренировка стала моим лечением, моей навязчивой идеей...» Он начал
70 собирать и систематизировать упражнения с собственным весом, почти
3/ «Лучший бизнес — тот, который не является источником дохода»
забытые во внешнем мире, полном дорогих фитнес-центров. С годами

Уэйд приобрел репутацию парня, который может научить, как накачать
ся без штанг. Это позволило ему приспособить свои знания к другим
людям и выстроить пошаговую систему тренировок.
В тюрьме Пол начал писать книгу «Тренировки заключенных». Его
основная интенция — твоя сила в твоих руках, для ее роста не нужно
вообще ничего, кроме собственного веса, внимания и дисциплины.
Примерно как в «Робинзоне Крузо». В 2010-м, освободившись, он
опубликовал свое руководство, сразу ставшее не просто популярным,
а почти культовым. К тому моменту воркаут уже существовал — в виде
субкультуры черных хлопцев (в основном из Нью-Йорка и Балтимора),
собиравшихся у дворовых турников и выполнявших на них разные
чудеса. Для описания этих тусовок возникло словосочетание «гетто-
воркаут». Как часто бывает, забавы ребят из гетто быстро заразили
людей в совсем других уголках планеты. Книжка Уэйда дала этой суб
культуре систематическую основу и идеологический заряд. Оказалось,
что, как ни странно, его тюремная тема очень востребована во внешнем
мире. Возможно, потому что обычный современный человек тоже ощу
щает себя в тюрьме.
Русская мечта
Группа ребят из Нескучного сада называется The Patriots, что может
насторожить политически неравнодушную публику.
— Ой, нет, — смущается Антон. — Это вообще случайно, патриотизм
тут ни при чем. Но можно я не буду об этом рассказывать?
Небольшое журналистское расследование показало, что слово —
из компьютерной игры Metal Gear Solid. В четвертой части там действу
ет тайная организация The Patriots, которая строит планы по захвату
Вселенной.
— Я занимался киберспортом, — рассказывает Антон, — играл
на компьютере по пять-семь часов в день, несколько раз в неделю. Лет
с тринадцати до девятнадцати, наверное. Переключился на Magic — есть
такая карточная коллекционная игра. Потом начал играть в нее через
компьютер. 71
— А как ты познакомился с воркаутом?

— Я его создал. Увидел в интернете ролики, где черные ребята
в Америке делали что-то необычное. Они подтягивались на фонарных
столбах, на перекладинах метро, на автобусных остановках, делали
удивительные трюки на обычных дворовых площадках. Одновременно
со мной эти видео попались на глаза двум трейсерам из команды One
more day — Сергею Иванову и Даниле Черкасову. Мы списались и встре
тились, чтобы потренироваться в метро. На «Парке Победы» очень
длинные эскалаторы, если бежать по ним вверх, то прокачка будет
нормальная. Дальше мы делали приседания, отжимания — простые,
базовые упражнения. Там возле изображения битвы с Наполеоном есть
небольшой закуток, скамеечка. Никому не интересно, что ты делаешь,
никто тебя не трогает. Можно потренироваться...
Антона трудно описывать — он слишком положительный герой,
не за что зацепиться. Диплом бакалавра факультета менеджмен
та Высшей школы экономики, стажировка в солидной корпорации
«Русгидро», должность менеджера проектов в Lakehouse, создающей
веб-приложения. Кучумов не пошел на дауншифтинг, не бросил офис
ную работу — сейчас разрабатывает систему учета в западной компании.
Занимается спортом, исповедует правильные идеалы. У него, кажется,
нет недостатков — и даже это не выглядит недостатком.
— В метро мало воздуха, поэтому мы решили выйти из подземелья
на улицу. В следующий раз позвали друзей — пришло человек 11, на
верное. Сначала пошли заниматься на площадку рядом со школой, нас
оттуда директриса с милицией выгоняла. Это было весной, а осенью
нас было уже 50 человек. Занимались каждое воскресенье в новом
месте. Кто-то знал хорошую площадку, мы шли туда, тренировались,
фотографировали, заносили в базу площадок. Так с весны 2009 года
в России появился воркаут.
— Как в Америке?
— Нет. Наш воркаут — это не только тренировки, но и социальная
составляющая. Люди на турниках качались всегда и качаться будут.
У нас важна именно социальная активность — ты зовешь друзей, вы
тренируетесь, вы общаетесь, вы обмениваетесь опытом, стараетесь
72 как-то развить свое сообщество в городе, в районе, где угодно —
изменить мир, сделать его лучше. Просто накачать себя может каждый.
А вот стать более сильной личностью, что-то сделать для других — это
действительно цель воркаута...
Если в основе «американской мечты» Пола Уэйда стоит индиви
дуализм, способность одиночки выжить в зверских условиях, то «рус
ская мечта» Кучумова — про коллективное. Никакого конкретного отца
у русского воркаута нет, идея носилась в воздухе. Например, в Питере
какие-то еще американские ролики попались на глаза Александру
Яковлеву и Николаю Козякову, которые тоже стали вести бесплатные
тренировки на уличных спортплощадках. Недавно вышел чудесный
фильм «Тряпичный союз», где маленькая секта пацанов, мечтающих
о революции и называющих себя экспериментальным биоотрядом,
яростно тренируется на московских улицах, используя для этого все,
за что можно уцепиться. Фильм основан на реальных событиях середины
90-х — но тогда почти все прекрасные начинания романтично вспыхи
вали и гасли. Заслуга Антона Кучумова, конечно, вовсе не в том, что он
создал воркаут, а в том, что смог воплотить романтику в мощную инфра-
структуру.
Спортивная площадка
«Тренировки заключенных» он не очень любит, говорит, что его собствен
ная программа гораздо лучше. Кучумов вообще сомневается в том, что Пол
Уэйд когда-либо существовал. Его программа для начинающих рассчитана
на 100 дней и проста как три копейки: 5 подтягиваний, 10 приседаний,
10 отжиманий, 10 приседаний. И так 4 раза. Отдых между кругами —
от 30 секунд до одной минуты. Постепенно упражнения будут усложняться.
Чтобы лучше понять этих людей, я начинаю ходить на площадку
рядом с домом. Ее основные посетители — молодые гастарбайтеры
из Средней Азии. Занимаются они с усердным оптимизмом, простой
и радостной убежденностью, что становятся все лучше и сильнее.
Обычно они приходят вдвоем-втроем, приветливы, здороваются
со всеми за руку. На турник прыгают без разминки. Выкладываются
честно, но без фанатизма — полчаса и хватит. В них видна бескорыстная
любовь к физическим упражнениям. Видно, что с детства болтаются 73
на турнике и до сих пор их это вставляет. Иногда устраивают какую-

нибудь игру: например, подтягиваются по очереди, наращивая число,
пока кто-то не сдастся. Или начинают бороться на мерзлой траве.
Вторая группа посетителей площадки — сорокалетние мужчины
из среднего класса. Это одиночки, нашедшие в спорте сознательный
выход из кризиса среднего возраста. Они замкнуты, не здороваются,
разве что головой кивнут. В ушах у всех наушники, на ногах кроссовки,
одеты в теплые спортивные костюмы или жилеты — видно, что пришли
сюда специально и хотят как следует пропотеть. Приходят строго по од
ному, обществом себе подобных тяготятся. Начинают они с хорошей
разминки, занимаются по часу, а то и дольше. Видно, что спорт с детства
ненавидят, но, начав лысеть, заставили себя полюбить.
Третья группа — мужички, которые еще не потеряли надежду. Они
забегают на площадку после работы, ставят на снег портфель, не снимая
пальто или пуховик, цепляются за турник, нелепо висят несколько секунд,
потом раз пять подтягиваются, спрыгивают, берут портфель и, стыдливо
покряхтывая, идут домой. Их довольно много, но они мимолетны.
Приседания даются мне легко (как я потом узнала, они нужны в ос
новном для того, чтобы дать отдохнуть рукам). Отжимания — с трудом.
К четвертому кругу уже понимаю, что все, больше не могу. Тем не менее
после окончания тренировки у меня остается чувство бодрости и даже
легкого разочарования явной общедоступностью нагрузки. Вот только
с подтягиваниями надо что-то делать. Вместо обычных я, по совету Антона,
делаю австралийские — на низкой перекладине, ноги на земле. Эту низкую
перекладину пришлось поискать — поэтому я решила ходить на дру
гую площадку, новую, подальше от дома. Низкая перекладина нашлась
на новой площадке в соседнем дворе — позже выяснится, что она обо
рудована компанией «Кенгуру.Про», друзьями и соратниками Кучумова.
Идейная база
По субботам я стараюсь выбраться в Нескучный. При ближайшем рас
смотрении оказывается, что ребята тут отнюдь не из гетто. Один зани
74 мается нанотехнологиями в Курчатовском институте, другой возглавляет
службу стюардов в крупной авиакомпании, третья (да, есть и девушки!)

пишет о нефтедобыче в отраслевом журнале.
Сначала идет турник, 10–20 подходов по 10–15 раз. Потом брусья,
10–20 подходов по 20 раз. А потом уже и отжимания, также 10–20 подхо
дов по 20–25 раз. Отдых перед каждым подходом примерно минута, а от
дыха между упражнениями нет вообще. Так тренируется Саня. Другие
стараются делать то же самое, насколько хватит сил. Спрашиваю, чем
же эти круги и повторы привлекательны для среднего класса? Почему
это лучше, чем нормальный спортзал?
— Во-первых, это экономит время, — объясняет Максим Занавескин,
физик из Курчатовского. — Турник можно найти почти в любом месте,
и выделить на него полчаса в сутки гораздо проще, чем ехать в трена
жерку. Во-вторых, это бесплатно. Мне не нравится образ мыслей, при
котором главное мерило успеха — доходы.
Антон Кучумов приводит цифру: ежегодный оборот фитнес-
индустрии в России составляет 100 миллиардов рублей. Бо' льшая часть
этих денег уходит на маркетинг: убедить человека, что он должен купить
одежду по цене годового абонемента, ходить в зал, где куча всяческих
тренажеров, тратить деньги на персонального тренера, на спортивное
питание, всякие добавки, без которых ты якобы не можешь выдержать
нагрузку. Он же со своими друзьями хочет убедить людей, что можно
вести здоровый образ жизни без расходов вообще.
— Но ведь какие-то вещи действительно невозможно делать на улице,
без утяжеления.
— Чтобы привести себя в хорошую форму, достаточно делать
приседания, отжимания, подтягивания. Все, — парирует Кучумов. —
Тренажеры сделаны с прицелом на то, чтобы тебе было интереснее
заниматься, чтобы ты ходила и платила деньги в зал. И у нас тоже
есть задача — сделать упражнения с собственным весом чуть более
интересными, но лишь за счет общения и некоторого разнообразия
техники. В Советском Союзе не было фитнес-залов, фитнес-тренеров,
но люди были здоровее. А они просто занимались на уличных турниках.
И никто не говорил, что без зала никуда, без кроссовок не могу бегать.
А фитнес — это индустрия, нацеленная на выкачивание денег. Если 75
кто-то вам говорит, что проводит персональные тренировки по воркауту

за деньги, гоните их в шею. Это не мы, это шарлатаны...
Бесплатность и аскетичность — два краеугольных камня воркаута.
Идея в том, что физкультура должна быть доступна всем, даром. Но все
же ее главное отличие от фитнеса в другом. Фитнес имеет дело с пас
сивным покупателем услуг. Он говорит: ни о чем не беспокойся, просто
купи абонемент, и мы сделаем из тебя конфетку. Идея воркаута обрат
ная, и она замешана на активном отношении к жизни: твои здоровье
и сила зависят только от тебя, твоей осознанности и упорства.
— Я ходил в качалку несколько лет, — говорит Максим. — И не могу
сказать, что это плохо — каждому свое. Единственное, что я заметил, —
там у многих людей постепенно смещаются ориентиры. Они прихо
дят, чтобы привести себя в форму, а потом уже хотят стать «качками».
Идеалом красоты становится человек-бык: лакированная кожа, мясистые
ноги, бицепсы с футбольный мяч. Но это образ для фотосессии, которой
предшествовали анаболические стероиды и очень специфические
тренировки. А в остальное время — лишний вес, часто проблемы с серд
цем и сосудами. Я понимаю, они профессионалы, деньги получают,
но обычным-то людям это зачем?
В воркауте внешнего идеала красоты нет. Продвинутый воркаутер
по сравнению с бодибилдером — это хлюпик, которого, кажется, вот-вот
ветром сдунет. Может, поэтому самый популярный трюк этих ребят
называется «флажок»: человек держится двумя руками за перекладины
шведской стенки или за вертикальную палку, а тело висит в воздухе
параллельно земле и как бы колышется на ветру. Чтобы это сделать,
нужно быть очень сильным.
Агенты и ячейки
«Экспериментальный биоотряд» из фильма «Тряпичный союз» просу
ществовал одно лето и, не совершив революцию, заглох в жизненной
рутине: герои не знали, куда двигаться дальше, при этом им надо было
как-то зарабатывать деньги, учиться. А в жизни все сложилось куда
76 удивительнее — маленькая тусовка стала расти и развиваться, у нее
появились фанаты, последователи и региональные ячейки. Герои

«Тряпичного союза» об этом могли только мечтать.
— Мы стали ездить по городам, — рассказывает Антон, — собирали
локальные сообщества в интернете и в реальной жизни. Главная зада
ча — развить институт кураторства, чтобы те, кому интересно, форми
ровали команды в своих городах. Люди хотят тренироваться, но, если
никто не будет их звать, они не будут собираться вместе. А уже потом
на тренировке люди могут делать что хотят, учиться друг у друга. И это
тоже мы позаимствовали у черных ребят, у которых один из принци
пов — «Each one teach one», «Каждый учит каждого». Это пошло еще
с рабовладельческих времен, когда черных держали в изоляции. И если
кто-то черный овладевал грамотой или чем-то еще, он начинал учить
остальных. Но в Штатах воркаут так и остался субкультурой неблаго
получных гетто, а мы постоянно расширяем зону влияния и вовлекаем
новых людей...
Похоже, Антон лукавит насчет того, что название The Patriots появи
лось случайно. Во всяком случае, планы по захвату Вселенной он явно
строит. Изначально он хотел просто спокойно заниматься на площад
ке — но в какой-то момент понял, что для этого нужно создать целый
мир — инфраструктуру, команду единомышленников, сообщество
людей с похожими ценностями. Кучумов — типичный харизматиче
ский лидер. Без такого чегевары нельзя, но его мало — нужно еще
добиться, чтобы в движение пришли люди, которые станут работать
ради каких-то собственных интересов, причем не материальных. Саня,
например, курирует химкинское левобережье. Максим Занавескин
подсадил на воркаут половину Курчатовского института. Тату-мастер
Натали Пашкоф ведет воркаут-группу для девушек — раньше в Москве,
теперь в Питере.
Натали — в прошлом танцовщица и преподаватель пол-дэнса (танцев
с шестом). Чрезвычайно яркая девушка, вся в татуировках, с кольцом
в губе и с панковской прической, одетая в невообразимое сочетание
шмоток, создающее дерзкий, привлекательный и вполне уникальный
образ. Она себя полностью сделала, вылепила, нарисовала в соответ
ствии с очень странной, кичевой, эклектичной, но свойственной только 77
ей эстетикой. Начиная от мускулистого и вместе с тем женственного

тела и кончая именем, наивно отредактированным на французский
манер. И воркаутом занялась не из идейных соображений, как Антон,
а по собственным, личным причинам.
— После второй попытки суицида я пошла к психотерапевту, —
рассказывает она. — Дело в том, что я страдаю генетической депрессией.
Это не лечится, но корректируется. Как при диабете: знаешь, что нужно
колоть инсулин и соблюдать диету.
Психотерапевт заметил, что Натали склонна к зависимостям. И по
советовал ей найти такую зависимость, которая не вредила бы орга
низму. Без побочных эффектов и риска передоза. Этим наркотиком
оказался воркаут.
— Любая тренировка связана с микроразрывами мышечных волокон.
И чтобы нам не было от этого больно и печально, организм выделяет
обезболивающее, эндорфины, которые поднимают настроение, —
поясняет Натали. — Поэтому люди, которые занимаются спортом ре
гулярно, на пределе своих возможностей, они в этом спорте реально
нуждаются. По счастливой случайности мне попался воркаут, и я вце
пилась в него, как папуас в бусы.
Мне эти ощущения уже понятны: я сама на своих тренировках чув
ствую, что для эффекта надо выкладываться, каждый раз делать чуть-
чуть больше, чем можешь. И после такой нагрузки, если выложишься,
всегда наступает кайф. Но самые сильные чувства я испытывала в ме
тель — когда жар в мышцах смешивался с хлещущим холодом вьюги.
Тут я приходила в какое-то действительно измененное состояние.
— Потом я познакомилась с Антоном, поприсутствовала на несколь
ких тренировках и стала искать воркаут для женщин, — продолжает
Натали Пашкоф. — У меня была неплохая база для девушки, но трени
роваться с сильными атлетами мужского пола — это больше напоминает
цирк, хлопанье в ладоши и мысли, что, блин, я так никогда не смогу. Мне
хотелось найти людей, которые были бы со мной примерно на одном
уровне, на одной волне. Я привлекла к этому девушку, которая одно
время занималась воркаутом, а потом родила ребенка. Она приходила
на занятия в парк с мужем и с коляской. В интернете мы размести
78 ли расписание очередных тренировок. И довольно много девчонок
пришло — к моему удивлению. Потому что мне в ту пору казалось, что
это направление не очень перспективное.
— А что сейчас с этими девушками?
— Одна из них точно продолжает заниматься, а что с остальными,
не знаю: я с ними потеряла связь, вернувшись в Питер. Но во время
занятий я выслушивала очень много благодарностей. «Натали, спасибо
тебе, ты показала мне, на что способно мое тело. Возможно, я теперь
смогу...» — и там было перечисление всего, от «бросить ненавистную
работу» до «признаться в чувствах человеку, которого я давно люблю».
— А ты не мыслишь воркаут как свою профессию?
— Мыслю, потому что в воркауте для меня сейчас возможностей
гораздо больше, чем в тату. Я никогда не смогу стать хозяйкой тату-
салона — не потяну, слишком нервный человек, чтобы брать на себя
такую ответственность. А вот сделать свое хобби, воркаут, еще и само
окупаемым было бы здорово.
— Многих смущает, что у Антона есть магазин. Воркаут — это же
уличная культура, и негоже ее монетизировать...
— Меня это не только не смущает. Я в этом магазине покупаю рас
ширители для грифа, перчатки. Нигде больше нормальные перчатки
моего размера, пригодные для занятий на перекладине, не продаются.
Потому что у него дешевле или лучше по качеству. Он сам занимается,
знает, что нам нужно. У него нет лажовых товаров, он фуфло не продает.
Да, не раздает бедным, а продает... Этот магазин многие осуждают —
но сами втихаря бегают и покупают там все, что им нужно.
Развилка: деньги
Антон Кучумов не любит рассуждать про бизнес. Когда речь идет о мыш
цах, сухожилиях, белках и жирах, он страстен и красноречив. Когда
спрашиваешь, как это все финансировать, говорит сухо, четко и без
особых подробностей.
Но любое волонтерское начинание рано или поздно дорастает
до стадии, когда нужно определиться с финансовой философией.
Оргдеятельность в какой-то момент начинает требовать времени и рас
ходов. Этот момент часто становится кризисным. Нужно на всех парусах 79
проскочить между Сциллой безответственной романтики и Харибдой

циничной коммерции так, чтобы сохранить первоначальный дух,
энергию, которая когда-то позволила это все поднимать и расширять.
Правильного решения тут нет — каждый действует в соответствии
со своими изначальными установками и интуицией.
У Антона такая ситуация возникла в 2011 году, когда всерьез встал
вопрос жизнеспособности всей затеи. Воркаутом занимались уже
35 тысяч человек. Антон и его команда за неделю могли побывать
в двух-трех городах, где показывали на улице чудеса воркаута и рас
сказывали о своем проекте, вовлекая новых людей и потенциальных
кураторов. Нужны были деньги на поездки и на разработку сайта, чтобы
координировать группы воркаутеров между собой. При этом Кучумов
хотел непременно сохранить чистоту идеи.
— Разве не любой человек мечтает о том, чтобы зарабатывать деньги
при помощи любимого увлечения?
— Это убьет всю движуху. Я не смогу говорить своим кураторам «идите
и бесплатно делайте», если я сам буду на этом деле себе зарабатывать.
Сейчас у меня есть кредибилити, люди мне доверяют. Они должны ви
деть, что у человека есть семья, работа, куча забот, он много часов в день
сидит за компом. И он не только сам занимается, но и других тренирует.
Тогда они захотят последовать этому примеру. А иначе — чем мы от
личаемся от той же фитнес-индустрии? Иногда появляются отдельные
команды, к которым приходит какой-нибудь спонсор и говорит, мол,
вы порекламируйте наше спортивное питание — мы дадим вам денег.
Поскольку у ребят нет других источников заработка, они соглашаются,
и дальше в воркауте появляется спортивное питание. Это полнейший
бред, потому что воркаут строился именно как альтернатива всему этому.
«Фитнес городских улиц» подавал заявку на грант «Росмолодежи».
Просили 300 тысяч рублей на посещение 10 городов. Расписали все под
робно: сколько уйдет на бензин, сколько на электричку, кто поддержит и так
далее. В итоге получили 50 тысяч. А кому-то, кто просто планировал снять
видеоролик о здоровом образе жизни, «Росмолодежь» выделила 300 тысяч,
возмущается Кучумов. Идею благотворительности он тоже отверг.
— Есть много людей, которые хотят нас поддержать, нам даже пред
80 лагали открыть фонд, чтобы люди просто переводили деньги. Но мне
эта идея не нравится. Мы против благотворительности, нам скорее

близка идея про рыбу и удочку.
Неудивительно, что на почве монетизации случился раскол. Данила
Черкасов, с которым Антон когда-то бегал по эскалатору, попытался
превратить воркаут в официальный спорт — устраивать соревнования,
делать совместные проекты с «Москомспортом».
— Государству непонятна эта история — как это ребята просто зани
маются? И они стали развивать воркаут как профессиональное спор
тивное направление. Была потрачена куча денег, создана федерация
Московской области. Привозили известных воркаутеров из Америки,
чтобы только на пару дней показать чудеса. Стали проводить чемпи
онаты России, оплачивали переезды, проживание в пятизвездочных
гостиницах. Кучу денег потратили в никуда.
Антон считает, что это убило воркаут в Московской области и затор
мозило развитие движения в целом:
— Ребятам пообещали золотые горы, показали, что можно проводить
тренировки за деньги. Но государство не может платить всегда. Сейчас
чиновникам стало неинтересно, а ребята уже отказываются проводить
тренировки бесплатно. В итоге в Подмосковье нет воркаута. В прошлом
году были соревнования в Бауманке. Сильного парня позвали — он
сказал, что приедет, только если ему заплатят. А мне нужно, чтобы ребята
из разных городов были готовы приехать если не за свой счет, то хотя бы
за оплату проезда. В воркауте главное — соревноваться с самим собой.
Смысл воркаута, повторяю, в том, что им занимаются обычные люди,
у которых есть работа, свои дела, у которых нет времени убиваться в зале
целыми днями. Хотя когда ты видишь, что твой сосед или коллега делает
на несколько отжиманий больше, это мотивирует.
Частная лавочка
В итоге Кучумов занялся коммерцией специально для того, чтобы фи
нансировать воркаут — открыл магазин спортивных товаров. Он так
и называется — магазин «Workout», работает онлайн и офлайн в Москве
на Соколе. Там продается то, что, как говорит владелец, для уличных
тренировок не очень-то и нужно: жилеты-утяжелители, перчатки для 81
подтягивания, разборные турники для домашних занятий, резино

вые петли, которые вешаются на турник и уменьшают вес человека
на 10–30 килограммов. Спрос на все эти вещи оказался неплохой.
— Сначала были футболки с нашим логотипом — ребята не хотели
ходить на тренировки в «Найке» и «Адидасе», чтобы не было рекламы.
А то получится, как с кроссфитом — они теперь все ходят в «Рибоке».
Потом понадобились перчатки — те, кто много подтягивается, стали
жаловаться на мозоли. Мы разработали модель, заказали на фабрике,
собрали отзывы, что-то переделали. Это наше изобретение, таких пер
чаток больше никто не производит. Резиновые петли делают только
в Китае и в Пакистане. А вот турники мы заказываем в России. Когда
мы начинали, все делали сварные турники, такие громадины. А мы
придумали разборные — упаковал и отправил. Целый год мы всех
убеждали, пока не появился новый парень, который только заходил
на рынок. Мы решили сотрудничать с ним. И сейчас все делают разбор
ные турники вслед за нами.
Покупателей в 2015 году было 11 тысяч. Оборот составил 25 милли
онов. Хотелось бы 250, говорит Антон. Но бизнес развивается медленнее,
чем мог бы, потому что вся прибыль уходит на развитие движения:
поездки, разработка сайта, распространение информации о воркауте
в сети.
— Именно о воркауте, а не о магазине. Например, на «Пикабу» разме
щение баннера стоит 35 тысяч. Они, когда мы к ним обратились, очень
удивились: вам нужна реклама, а продаете-то что? А ничего. И вы готовы
платить 35 тысяч?
— Нет ли тут противоречия? Как владелец магазина ты заинтересован
в том, чтобы у тебя покупали, а как социальный деятель — в том, чтобы
те же самые люди экономили деньги...
— Да, такой вот парадокс. Но тут главное — не переходить грань
и не забывать, что первично. Наш магазин создавался именно для
того, чтобы финансировать деятельность проекта. Я не собираюсь ис
пользовать его как источник дохода, и, если я начну навязывать людям
покупки, потеряется суть, ради которой все это затевалось. У нас нет
82 цели заработать больше денег.
— А как у вас в последний год обстоят дела? Чувствуешь финансовый

кризис?
— Я считаю, что его вообще нет. В кризис разоряются те, кто не
эффективно работает. Говорить, что из-за кризиса упали продажи, могут
только наемные менеджеры. На самом деле денег у людей по-прежнему
очень много, и кризис — это просто меняющиеся условия. Но условия
меняются все время, это нормальное состояние реальности. Да, где-то
сложнее стало, закупочные цены выросли. Но это лишь повод для того,
чтобы усилить маркетинг, убедить людей, что надо платить больше...
— И все же тут есть какой-то диссонанс. Как ты собираешься убедить
ребят на площадке, что надо платить больше?
— Если честно, у нас покупают в основном те, кто не занимается ворк
аутом. Воркаутеры — очень незначительная часть. И я во всех интервью
подчеркиваю, что успех в этом деле не зависит от того, купил ты что-то
или нет. Да, так и говорю. Возможно, во вред магазину.
Из оборота в 25 миллионов после вычета всех расходов, налогов
и страховых взносов остается около 2 миллионов рублей. Сайт ежегодно
поглощает более миллиона рублей. Тут все развивается по законам
научного прогресса — каждое нововведение увеличивает мощность
работы, и, чтобы с этой мощностью справляться, нужно придумывать
следующее нововведение. В 2016 году количество посетителей сайта
выросло до 5 тысяч человек в день, старая платформа оказалась не
пригодной для развития мобильной версии. Программа «100-днев
ный воркаут» обходится в несколько сотен тысяч рублей. Столько же
нужно для продвижения на YouTube. Что остается — идет на развитие
офлайн-магазина.
Взять по соточке
С 2012 года количество уличных спортсменов перестало расти —
сообщество зафиксировалось на уровне 100 000 человек. Антон
Кучумов связывает это с разрушительным влиянием государственных
денег: когда воркаут мутировал в профессиональный спорт, обычные
люди стали меньше им интересоваться. Одновременно из движения 83
стали уходить лидеры, которые раньше бесплатно курировали группы

в регионах, а теперь занимаются воркаутом профессионально. А там,
где уходит лидер, сообщество не выживает. Это научило Антона тому,
что, строя планы по захвату Вселенной, нельзя во всем рассчитывать
только на людей. Поэтому он стал искать некую универсальную техно
логию, которая позволила бы объединять участников горизонтально,
без привязки к личностям.
Такой технологией стала программа «100-дневный воркаут», привя
занная к сайту workout.su. В принципе, она напоминает оздоровительные
программы с сопровождением, которые сегодня можно купить в сети
за 15–150 тысяч рублей — с той лишь разницей, что это все снова бесплат
но. Человек регистрируется, получает список упражнений на каждый
день, небольшой блок информации, ведет дневник своих взлетов и па
дений. Общается, советуется, анализирует. А программа автоматически
отслеживает статистику.
— Мы проводим две 100-дневки в год: одну начинаем за 100 дней
до Нового года, другую — в марте, для тех, кто хочет привести себя
в форму к лету. Прошлой весной у нас было 700 человек, этой весной —
уже 2700, осенью — 3 тысячи. До конца доходит примерно каждый
десятый — и этот результат гораздо лучше, чем у аналогичных платных
программ. У многих не получается пройти 100-дневку с первого раза,
они потом возвращаются через полгода или через год. Причем большая
часть срывов происходит в первые дни — весной мы потеряли 55%
участников за первые четыре дня.
Антон признается, что саму последовательность упражнений —
5/10/10/10 — придумали от балды.
— Надо же с чего-то начинать. Мы понятия не имеем, какой уровень
подготовки у человека. Среди участников есть и спортсмены, и много
детные матери, и инвалиды. Если тебе слишком легко, можно добавлять
элементы, если сложно — убирать. Это все строится из естественной
жизни. У тебя в жизни есть тяговые движения, когда ты что-то тянешь,
есть жимовые, когда ты что-то толкаешь, и приседания. Но при сидячем
84 образе жизни их мало — поэтому приседания у нас два раза.
Чтобы написать образовательные блоки, которые участники получа

ют порциями каждый день, создатели программы перелопатили более
тысячи источников информации — от школьных учебников по био
логии и химии до новейших публикаций научных журналов. Каждая
новая 100-дневка — это еще и поле для исследований. В зависимости
от результатов можно что-то менять и улучшать. Раньше тренировались
7 дней в неделю. Потом сделали контрольную группу, которая трениро
валась 6 дней, а один день отдыхала. Она показала лучшие результаты.
Затем кто-то сказал: а может, лучше 5 дней тренироваться, а один день
растяжки? Это важный элемент. Сделали контрольную группу — у них
лучше. Добавили растяжку. На основе этих результатов уже можно
научные исследования публиковать.
— Сейчас все диетологи и консультанты по питанию начали выдавать
то же, что у нас, — продолжает Антон. — Но мы, в отличие от них, объ
ясняем принципы, а не какую-то конкретную диету. Все диеты на самом
деле ерунда. Главное, чтобы человек сам понимал, что происходит
с его телом. Для многих это темный лес. Я сам очень удивился, когда
открыл учебник биологии за 6-й класс — думаю, ежкин кот! Надо же, это,
оказывается, детям в 6-м классе объясняют? А я где был все это время?
Симбиоз с «Кенгуру»
Австралийские подтягивания мне очень нравятся. Непонятно только,
при чем тут Австралия. Я сгоряча сразу делаю десять вместо пяти —
и потом жалею об этом. Кучумов пишет, что количество повторений
в каждом круге должно быть строго одинаковым. К четвертому кругу
сил остается совсем мало, даже приседания делать почти мучительно.
На следующий день у меня болят плечи.
Мою площадку с перекладиной для австралийских подтягиваний
строила компания «Кенгуру.Про». Ее основатель Максим Попов познако
мился с воркаутом, когда учил английский язык в Сиднее. Вернувшись
в Москву, он обнаружил, что поддерживать прежнюю физическую
форму очень сложно, потому что площадок в Москве мало, а в парках 85
инфраструктуры для воркаута нет вообще. Максим проверил в интерне

те, какие у мэрии планы по благоустройству парков, и очень удивился:
детские площадки, cкамейки собирались поставить, где-то даже пепель
ницы, а о турниках речи нет. Максим, у которого уже был небольшой
опыт в бизнесе, взял кредит 150 тысяч рублей, вместе со своим другом
Максимом Неверовым разработал проект и стал искать место для экс
периментальной площадки.
— Мы провели разработки и отдали их на анализ в конструкторское
бюро, — рассказывает Попов. — Придумали специальный крепежный
хомут, соединяющий трубы между собой. Он очень удобен для монта
жа — если в ходе эксплуатации или из-за коррозии что-то испортилось,
можно быстро заменить деталь. Теперь я эти хомуты на выставках вижу.
У нас на это изобретение патент, но я ни с кем не ругаюсь — я патентовал
его лишь для того, чтобы ко мне самому потом не было претензий.
Свой первый комплекс «Кенгуру.Про» подарила парку «Сокольники».
Максим Попов получил благодарственное письмо от парка и пошел
с ним дальше по инстанциям. Это было непросто: «Тяжело, когда твою
работу не просто отвергают, а встречают равнодушно. Отмахиваются,
как от надоевшей мухи, жуют в лицо чипсы, а то и просто не пускают
на порог», — рассказывал он в интервью «Ведомостям». Но в какой-то
момент несколько районов Москвы включили нас в программу своего
благоустройства.
— Первые 40 точек мы сами строили — ямы копали и трубы таскали,
красили их. И все время консультировались с воркаутерами: так шата
ется? Так высоко? Так удобно?
Сегодня в Москве спортивных площадок, наверное, больше, чем
людей, которые на них занимаются. Есть распоряжение Собянина
об установке современного дворового спортивного оборудования
во всех городских парках. Чиновники уже понимают, чем новые пло
щадки лучше старых, «Кенгуру.Про» регулярно получает заказы. 20%
выручки — это прямые госзаказы, остальные 80% — субподряды от ком
паний, выигравших тендер на благоустройство городских территорий.
Только одну мечту Попову не удалось реализовать: автобусные
86 остановки с перекладинами — за это отвечает другое ведомство.
К сожалению, дизайн остановок в этом году уже утвержден, и перекла

дин там нет и не будет.
Оба бизнеса — «Кенгуру.Про» и магазин спортивных товаров
Кучумова — симбиотически растут вместе с воркаутом. Они невозмож
ны без сообщества людей, заинтересованных в уличных тренировках,
а развитие воркаута сложно себе представить без них. Магазин финан
сирует движение, сайт, приложения, «Кенгуру» строит площадки — все
это создает инфраструктуру для общественной инициативы. При этом
Антону и Максиму не приходится расталкивать конкурентов, потому что
они сами этот рынок и создали.
Во многих других регионах о площадках с хомутами и хорошими
покрытиями пока можно лишь мечтать. В небольшом городе или по
селке численностью до 10 тысяч человек единственный турник можно
найти, как правило, во дворе школы. Но и эту ситуацию воркаутеры
научились менять.
— У нас разработан специальный алгоритм: как сделать так, чтобы
чиновники захотели, — объясняет Антон. — Для этого нужно, во-первых,
создать ощущение массовости. Ради 10–15 человек никто площадку делать
не будет. Поэтому надо регулярно проводить какие-нибудь сборы, сорев
нования по подтягиваниям для всех желающих. Чтобы собралось хотя
бы человек пятьдесят, которые хоть что-то могут. Желательно проводить
эти соревнования на самой убогой, ржавой площадке района, на само
дельном турнике, на полотенцесушителях. И потом сделать так, чтобы
на это мероприятие приехал посмотреть какой-нибудь местный депутат...
В общем, алгоритм заключается в том, чтобы так или иначе вдохно
вить людей, которые это будут лоббировать. Если депутат или чиновник
загорится, собрать подписи и подать заявку — уже дело техники. А даль
ше из кустов выпрыгивает «Кенгуру.Про». В подмосковном Митине,
по словам Кучумова, эта спецоперация была проведена за два месяца:
попался хороший депутат. А в Казани по инициативе местного ворка
утера и при поддержке мэра недавно была построена самая большая
площадка в Европе.
— В Подмосковье тоже есть распоряжение губернатора ставить спор
тивное оборудование в парках. И как ни странно, первые 15 городов, 87
указанных в этом распоряжении, — это города, в которые мы ездили

с нашей программой. Такое вот совпадение.
Конечно, совсем обойтись без государства, как хотел Антон, не полу
чается — «Кенгуру» плотно втянуто в муниципальные тендеры, на откры
тие их площадок приезжают чиновники, с которыми нужно поддержи
вать хорошие отношения. Но при такой схеме это именно независимое
сотрудничество, а не паразитизм. То есть деньги государство все равно
тратит — но на доступную всем общественную инфраструктуру (куда
и должно), а не на содержание активистов и так называемую пропаганду
здорового образа жизни.
На самом деле строительство хороших площадок — это и есть
лучшая пропаганда: живой человек, дающий выход силе на турнике,
производит более эффектное впечатление, чем социальная реклама.
Спорт по телефону
В 2016 году в первый день 100-дневки на занятия не явились тыся
ча участников. Антон сначала испугался, а потом обрадовался: они
проходят программу самостоятельно, скачивая ее мобильную версию
в телефон.
— В идеале потом даже сайт будет не нужен: достаточно разработать
систему мобильных приложений, и участники будут привязаны только
к ним. Нужно, чтобы собирать компанию в этой системе было не просто,
а очень просто. Чтобы люди привыкли: идешь тренироваться — ставишь
галочку на карте, и кто хочет, идет с тобой. Тогда я смогу быть спокоен:
если даже я лично куда-нибудь уеду и перестану собирать людей —
воркаут все равно будет развиваться.
С помощью 100-дневки, сайта и приложений удалось переломить
тенденцию: застрявшее на цифре 100 тысяч количество российских
воркаутеров снова стало расти.
— Сейчас мы полностью переписываем API для мобильных при
ложений, чтобы можно было повысить скорость работы и расширить
их функционал. У нас уже около 20 тысяч человек скачали программу,
88 и многие ругаются на ее заторможенность. Но в 2017-м мы решим эту
проблему, а заодно обновим оба наших приложения, добавив туда

«Дневники» и «Мероприятия» (так, чтобы уведомления о новых собы
тиях можно было сразу на телефон получать). Есть в планах и перевод
приложений на английский, чтобы ими могли пользоваться люди
во всех странах. У нас уже сейчас крупнейшая в мире карта уличных
спортивных площадок, но там в основном Россия, а нам хочется, чтобы
это был глобальный проект.
«Идеальный наркотик»
Я хотела позаниматься неделю, неделя растянулась на месяц, теперь
я занимаюсь на своей дворовой площадке каждый вечер. Месяц назад
я представить себе такого не могла, трудно было заставить себя пару раз
в неделю сходить в зал. Но потом оказалось, что заниматься каждый
день проще — именно потому, что не надо думать. Раньше мучилась,
выбирая между тренировкой и делами государственной важности,
очень жалко было тратить время. А потом просто привыкла и перестала
париться. Не страдаем же мы, что нужно спать и есть.
У меня намечается что-то вроде зависимости. Без вечерней дозы
я уже не могу заснуть, и настроение на следующий день во многом
зависит от этого чудесного состояния свежести в теле. Я знаю, что без
тренировки буду чувствовать себя весь день так же фигово, как если
не поем. Но в целом мое душевное состояние стало гораздо лучше,
стабильнее, сконцентрированней — хотя все-таки немножко странно,
что приходится каждый день себя подкачивать, как дырявый мяч.
Главный эффект занятий в том, что теперь я живу, все время чувствуя,
что у меня есть тело. Оно словно приобрело конкретную форму, мате
риализовалось. Оно в полном моем распоряжении. Это так же приятно,
как обладание чужим телом, а может, даже и приятнее.
4/ «Большие деньги любят
длину и ширину»
Что сделал молодой специалист
по сертификации Алексей Маврин,
когда понял, что такое старость
А ВТОР: Артем Костюковский

СГЦ «Опека». Сеть пансионатов для
престарелых людей — проживание
и восстановление после болезней
и операций.
Санкт-Петербург. Второй по величине
город России, свыше четверти населения
которого старше трудоспособного возраста.
Инвестиции основателя и его партнеров
(1 миллион рублей). Личный коммерческий
опыт и никаких полезных связей.
Открыто 8 пансионатов в Санкт-Петербурге,
Ленинградской области и Москве. Начиная
с 2008 года услугами «Опеки» воспользовались
более 3 тысяч человек. Собственный меди-
цинский центр с упором на уход за больными
и послеоперационное восстановление. Выручка
компании в 2016 году выросла до 250 миллионов
рублей.
Дорогие старики
Типичный питерский двор-колодец, внутри — нечто похожее на мини-
отель. Пансионат «Городской», четыре этажа, сорок постояльцев. В основ
ном здесь живут немощные старики, нуждающиеся в постоянном уходе.
Мы с Алексеем Мавриным, владельцем «Опеки», ходим по комнатам,
заглядываем на кухню, в столовую, в комнату отдыха, в процедур
ную — и у меня каждый раз сбивается настройка. Я не могу понять,
где я все-таки нахожусь. То ли это гостиница, то ли больница, то ли дом
отдыха. Просто уж очень сильно засело в голове представление о доме
престарелых из нашего отечественного прошлого — грязь, безнадега
и вонь предательства. Чего удивляться, говорю я себе: тут-то все-таки
частный пансионат, и недешевый: минимум 60 тысяч рублей в месяц,
а если одноместная VIP-палата, то в два раза дороже. Платят, конечно же,
не сами старики, а их дети, родственники — те, кому по карману такие
расходы. Кто-то из них много работает и не может ежечасно ухаживать
за больными матерью или отцом. Кто-то уехал на ПМЖ в другую страну
или просто в длительную командировку.
Таких пансионатов у Маврина восемь: три в Петербурге, четыре
в Ленинградской области и один в Москве. А хочет он, чтобы в обозри
мом будущем их было пятьдесят.
— Вы как-то уже сформулировали для себя главную цель того, что де
лаете? — У меня в кармане много красивых вопросов, но скоро я пойму,
что все их нужно выбросить в ближайшую урну. 93
А р т ем Ко с т юко вски й Дельфины капитализма
— Как-то сформулировали. Звучит она примерно так: «Старики долж

ны жить в комфорте». Но это промежуточная цель. Мы хотим заменить
слово «комфорт» на слово «наслаждение». И потихоньку идем к этому.
Но сейчас пока сами люди к этому не готовы. Они считают, что старость
в радость быть не может. Это неправильно. Надо что-то с этим делать.
Председатель совета директоров «Социального гериатрического
центра “Опека”» не особо похож на предпринимателя. Скорее, на сту
дента-старшекурсника, отличника и активиста. Высокий, спортивный,
правильные черты лица. Был бы Алексей Маврин актером в совет
ское время — пачками бы принципиальных комсомольцев изображал.
Но «комсомольский» образ разрушает странная улыбка. То ли смущен
ная, то ли хитрая. То ли застенчивая, то ли уверенная. А может быть, все
вместе. У Чеширского Кота, кажется, такая же была. Словно у него есть
какая-то тайна.
Проверка на порогах
При входе в пансионат на ступеньках лежат резиновые коврики. Маврин
топает ботинками, стряхивая снег, а потом аккуратно поправляет каждый
коврик ногой — чтобы было ровно и красиво.
В комнате отдыха «Городского» на самом видном месте — аккордеон
и гитара. Сюда не реже раза в неделю приходят музыканты-волонтеры,
поют обитателям пансионата старые советские песни. Здесь же отмеча
ются дни рождения и прочие праздники. А сейчас бодрая бабушка с бод
рым голосом проводит гимнастику. В магнитофоне хрипит Высоцкий:
«Вдох глубокий, руки шире, не спешите...» Вокруг стола сидят старики
(некоторые — на инвалидных колясках), по ее указаниям поднимают
и опускают руки, поворачивают головы, каждый как может.
— Делая это упражнение, посылайте добрые слова своему сердечку,
чтобы оно долго-долго вам служило! Три! Четыре! — командует бабушка-
физрук, глядя почему-то не на старичков, а куда-то поверх, как будто
промахиваясь мимо своей аудитории.
Это Вера Михайловна, она сама тут пациент. Училась в физкуль
94 турном институте имени Лесгафта и даже преподавала там, потом
4/ «Большие деньги любят длину и ширину»
работала на «Позитроне» (в советское время — один из крупнейших

производителей радиоэлектроники). В «Городском» она вспомнила
молодость и занимается составлением оздоровительных программ.
Довольно ловко это делает, и я не сразу понимаю, что бабушка незрячая.
— Почти все они дементные, — предупреждает Маврин. — Старческий
маразм. Но! Когда я пришел к ним 9 мая с гвоздиками и пошел по пала
там, все всё поняли, достали из-под одеял руки и потянулись за ними.
Есть, видимо, какие-то вещи, не поддающиеся помрачению.
В комнатах-палатах у каждой кровати таблички: имя, отчество, фами
лия и дата рождения. Пытаюсь высчитать средний возраст, получается
что-то в районе 80 лет. У многих на тумбочках стоят еще фотографии
супругов, детей, внуков. И у многих на кроватях лежат мягкие детские
игрушки. Кровати в комнатах — многофункциональные, со всевозмож
ными поворотами-переворотами. И везде телевизоры. Но Маврину это
не нравится.
— Телевизоры родственники натащили, — объясняет он. — А мы
изначально хотели, чтобы телевизор стоял где-нибудь в холле и про
живающие собирались там, вместе смотрели, обсуждали. Какая-то
дополнительная активность была бы. Но дети и внуки все-таки настояли,
сказали, пусть будет как дома.
— По какому принципу вы разбиваете стариков по комнатам, как
решаете, кому с кем жить?
— Это зависит от приобретенного пакета услуг, — отвечает Маврин. —
Ну и, конечно, смотрим на совместимость, если случаются конфликты —
а у нас даже были случаи, когда до драк доходило, — переводим людей
в другую палату. Многие мечтают об одноместных номерах, где есть
свой туалет, электрическая плитка. Двадцать пять квадратных метров,
настоящий гостиничный номер. Но это «золотая клетка». Тем, кто там
оказался, очень быстро становится скучно. И они сами просят родствен
ников купить пакет подешевле, чтобы жить не одним. Вот и сейчас у нас
VIP-палата пустует как раз поэтому. Да и если что-то случится, помощь
понадобится, соседи тут же либо сами выручат, либо нянечку позовут.
Старушка в халате, перенесшая инсульт, с трудом бредет вдоль стенки
под руку с сиделкой. Алексей устремляется к ней. 95
— Что, заново ходить учитесь?

— Да, — смущенно улыбается женщина.
— И как, получается?
— Потихоньку. Надеюсь, смогу когда-нибудь пойти сама.
— Что значит — «надеюсь»? — притворно строго спрашивает Мав
рин. — Конечно, пойдете. У нас и не такие ходить начинали. Вы куда
пойти хотите? Домой телевизор смотреть? Или в горы?
— Можно и в горы, — смеется старушка. — Но сначала домой зайду.
— А, сначала телевизор все-таки. А живете-то где?
— В Кузьмолове.
— Так это недалеко, километров двадцать отсюда. Пешком пойдете?
Бабушка что-то хочет ответить, но от смеха чуть не падает на сиделку.
— Вот смотрите, — уже серьезнее говорит ей Маврин. — Ребенок
месяцев в семь встает на ноги, а ходить начинает где-то в год. Всего пять
месяцев. Вы когда перенесли инсульт?
— Месяц назад.
— У вас еще четыре месяца. Должны обязательно научиться ходить
заново. А мы, когда станем старенькими и нас тоже инсульт разобьет,
будем вспоминать вас и вашим примером вдохновляться.
Выходим из пансионата. Маврин, как и та бабушка, тоже приободрился.
— Пятерка, — говорит.
— Что?
— Пять по пятибалльной шкале. Это я оценку пансионату поставил
такую.
— Вообще-то к вашему приезду могли подготовиться, — удивляюсь
я легковерности босса.
— Не могли, — отвечает он со своей хитро-застенчивой улыбкой. —
Мы их предупредили, что приедем, за пару часов. За это время, я вас
уверяю, следы преступлений не замести. К тому же у нас периодически
объезжает все пансионаты специальный человек, чеклистмен, который
везде все смотрит, фотографирует, потом мне докладывает. Вот он
всегда внезапно появляется. А вообще я сужу по цифрам. Если места
в пансионате продаются, значит, все хорошо. Если вдруг начинают
96 продаваться хуже — значит, надо искать проблему.
Однажды в одном из пансионатов продажи пошли вниз. Никаких ви

димых объективных причин для этого не было. И Маврин, и чеклистме
ны заглядывали туда — вроде все хорошо. Но люди, выбирая пансионат,
этот почему-то избегали. А потом Маврин узнал, что управляющая пору
чила проводить ознакомительный показ психологу. Видимо, решила, что
так будет лучше: психолог же лучше найдет общий язык с клиентами.
Но происходило ровно наоборот: психолог молча вела посетителей
по коридорам и палатам и почти ничего не рассказывала — людям это
не нравилось. Как только функция первого показа вернулась к управля
ющей, обучавшейся, кстати, технике продаж, — сразу все наладилось.
Сам владелец «Опеки» коммерции нигде не обучался. А пансиона
тами занялся благодаря странному стечению обстоятельств.
Хочу в больницу
Алексей Маврин родился в Ленинграде в семье мамы-инженера и папы-
водителя. На вопрос, как воспитывали, не без удовольствия отвечает:
«Да никак. Говорили: парень ты вроде умный, самостоятельный, решай
все сам. Денег мы тебе дадим сколько сможем, а что касается учебы,
сам контролируй себя. Не ходили на родительские собрания, не лезли
с нравоучениями».
Ну, он и контролировал как мог. Увлекшись легкой атлетикой, занял
второе место на городских соревнованиях по прыжкам в длину. После
школы поступил в «Корабелку» (ныне Санкт-Петербургский морской
технический университет), где когда-то учился его отец. На послед
нем курсе оказался на практике в «Адмиралтейских верфях», гордости
Петербурга, одном из старейших судостроительных предприятий
России. Заглянул в цех: холодно, грязно, все ругаются матом. Потом
пошел к проектировщикам. В кабинете за компьютерами сидели серь
езные дядьки. «Нарисуй нам, Алексей, вот такую деталь», — дали они
ему задание. Студент нарисовал ее за десять минут. Дядьки в восторге
столпились вокруг: «Вот это да! Так быстро? У нас конструкторы в день
одну такую деталь успевают нарисовать. Максимум две. Вам однозначно
дорога к нам». 97
Маврин и раньше подозревал, а теперь понял окончательно: вся эта

история с кораблестроением — не для него. Пару лет он проработал
программистом в одном из НИИ. Но и это не особо увлекло: не хватало
общения. Сидишь себе и сидишь за компьютером круглыми сутками.
С горя погрузился в алкоголь. В смысле, пошел в торговые представите
ли — продавать алкогольную продукцию. Тоже ненадолго. А в 2006 году
начал свой первый бизнес — сертификация товаров. Этот бизнес жив
до сих пор и даже приносит Маврину какие-то доходы.
— Хорошие?
— В общем, да, — уклончиво отвечает Маврин. — Это прибыльный
бизнес. Иногда даже удается кое-что вкладывать в пансионаты. Но бы
вает и наоборот — прибыль «Опеки» вкладывается в сертификацию. Это
как сообщающиеся сосуды. Зависит от конкретной ситуации. Вообще
сертификация — сложный бизнес, но очень интересный. Каждый про
ект — новые познания.
— Ну, так и занимались бы им дальше, развивали его.
— Со временем чиновники начали выводить множество товаров
и услуг из подлежащих сертификации. Все предприниматели, понятное
дело, довольны, для них бизнес упрощается. А у меня-то усложняется,
это же по мне удар! Ко мне как-то пришла знакомая, у нее была идея
поставлять в больницы сиделок — пациентам, которые могут себе это
позволить. Мне эта идея понравилась. Вложения требовались неболь
шие, решили рискнуть.
— С сертификации на сиделок — это какой-то очень уж крутой
разворот.
— Да, поэтому мне и было интересно. Конечно, мы были готовы
к тому, что прогорим. Я вообще первым делом, когда что-то затеваю,
завожу журнал рисков, где расписываю худшие варианты, чтобы быть
к ним готовым. Но чутье подсказывало, что направление перспектив
ное. Конечно, это совсем разные бизнесы, но именно в этом я и видел
залог моей общей устойчивости. Нельзя класть все яйца в одну кор
зину, тем более в нашей стране. Подпишет завтра министр бумагу,
что сертификацией теперь занимается только государство, — а у меня
98 пансионаты. И наоборот: решат, что дома престарелых теперь только
государственные, — а у меня сертификационный бизнес. Наверное,

тогда это был своего рода эксперимент. Но у меня вся жизнь — один
большой эксперимент.
Дело шло ни шатко ни валко: в больницах пришлых сотрудниц
не очень-то привечали. Тогда Маврин со своей знакомой решил
обойтись без больниц и пошел к своим будущим клиентам напря
мую. Он придумал PR-акцию — раздобыл адреса стариков, которым
нужна была помощь, созвал волонтеров, журналистов, и они пошли
по квартирам: готовить еду, полы-окна мыть, давление мерить. Чтобы
привлечь внимание общественности к нуждам старых людей. Алексей
тоже пошел. Оказался в квартире у одной бабушки. Переделали все
дела, сидят, чай пьют, общаются. Тут Маврин возьми да и спроси, о чем
эта старушка мечтает. И оказалось, что заветное ее желание — лечь
в больницу. Потому что дома скучно, дети и внуки навещают редко, а там
жизнь, сверстники, общение — прямо как в детстве в пионерлагере.
«Я даже себе иногда болезни придумываю, чтобы хоть на какое-то время
туда попасть!» — призналась бабушка.
Тут Маврина и осенило.
Длина денег
В 2008 году, когда Алексей стартовал со своей «Опекой», в Петербурге
и области было всего два дома престарелых. Оба государственные.
— Ну, съездили мы туда, — вспоминает Маврин. — У государства
подход такой: чем больше стариков в одном месте, тем лучше. Там
может больше тысячи человек находиться. По экономике это, наверное,
выгодно, но вообще это страшно. Настоящий конвейер. У прожива
ющих... как бы это сказать... почти нет досуга. Кадровый состав много
вопросов вызывает. Это было довольно полезным для нас опытом в том
смысле, что мы поняли, как не надо делать и к чему не надо стремиться.
Для начала Маврину и его партнерам пришлось выложить один
миллион рублей. Эта сумма пошла на аренду первого этажа в обычной
гостинице, установку необходимых поручней, переустройство кухни,
покупку матрасов и прочего инвентаря, а также зарплаты для сиделок. 99
400 тысяч вложил Алексей, 200 тысяч — его знакомая, придумавшая

«сиделочный» бизнес. Еще 400 тысяч рублей дал давний приятель
Маврина — менеджер дочерней компании «Газпрома».
— Как вам удалось его уговорить?
— Встретились выпить кофе, я ему рассказал, чем собираюсь за
ниматься, — отвечает Маврин. — Спросил, как ему идея. Он ответил:
«Класс». Вот и все уговоры. Сразу договорились об условиях: его доля
в бизнесе — 40%.
Однако старики не шли, точнее — родственники их не везли.
Во-первых, слишком высокими оказались цены на проживание.
Во-вторых, слишком сильны были стереотипы о домах престарелых как
о местах, куда могут сдать человека только бессердечные люди. С первой
проблемой Маврин справился быстро — снизил цены. А вот со второй
оказалось сложнее. Реклама практически не помогала. Заполнить этаж
удалось только через год, хотя речь шла всего-навсего о четырнадцати
проживающих. К тому времени Маврин остался в одиночестве: оба его
партнера вышли из проекта.
— Понимаете, это ведь длинные деньги, — объясняет он. — Мы вкла
дывались, не понимая, когда все окупится. И если уж начистоту, окупится
ли вообще. Тогда такими делами никто не занимался, это был экспери
мент. Мои компаньоны, естественно, это осознавали, но, видимо, все
равно другие ожидания у них были. Мы нервничали, конфликтовали,
но расстались в итоге мирно. Я поднатужился и выкупил их доли.
— А что в вашем журнале рисков было записано?
— Как только долги превысят миллион рублей, сворачивать проект.
Но до этого не дошло.
А потом случилось то, на что Маврин рассчитывал с самого начала.
Информация об «Опеке» начала потихоньку расходиться по «сарафанному
радио». Второй этаж удалось заполнить гораздо быстрее, и почти все новые
клиенты на вопрос, как здесь очутились, говорили о том, что здесь лежа
ли их знакомые и остались довольны. Прибыль росла, и ее уже не надо
было делить на троих. Росло и число клиентов, заполнился третий этаж
100 гостиницы. Маврин понял, что можно смело открывать новый пансионат.
— Мне тогда казалось: ну все, раз такие темпы, сейчас один за дру
гим пансионаты начнем штамповать, — откровенничает владелец
«Опеки». — Но открыли второй, а заполнялся он опять медленно. Начал
думать, что не так сделал, почему народ не идет. Это потом я понял,
что это проблема каждого нового пансионата: если есть выбор, люди
селятся в том, что открыт раньше. Потому что там сотрудники опыт
ные, умеют лучше «продать» комнаты, пространство уже обжитое, все
налажено. Но пока это выяснилось, успел и понервничать, и позлиться
на сотрудников. И на себя тоже. Сейчас мы уже знаем, что только что от
крывшийся пансионат будет заполнен первое время на 60–65%. Спустя
примерно полгода эта цифра достигнет 75%, спустя год — 85%, а спустя
полтора будет заполнен на 94%. А в сезонные пики (они совпадают
с туристическими, когда люди уезжают отдохнуть и хотят оставить у нас
родственников) — на все 100%.
Принципы и правила
В городе Всеволожске у «Опеки» два дома престарелых. В отличие
от пансионатов в Петербурге загородные — это уже не мини-отели,
а что-то вроде небольших домов отдыха. Собственно, это они и есть,
«Опека» их арендовала, отремонтировала и переоборудовала. Здесь
просторнее, кругом лес — есть где погулять. И старики тут собраны уже
поздоровее и пободрее.
Вокруг дедушки в элегантном пальто вьется целая стайка соседок
по пансионату. Слышен не по-старчески заливистый хохот. Это потому,
что на десять старушек по статистике всего один старичок — в России
мало мужчин доживают до преклонного возраста. Что вносит дополни
тельное разнообразие в жизнь пансионата. Периодически случаются
даже истории любви. Весной здесь подружились бабушка с дедушкой,
летом его забрали лечиться — и бабушка несколько месяцев его ждала,
они писали письма друг другу. А потом дед вернулся, и теперь они
неразлучны: вместе едят, смотрят телевизор, гуляют. За мужское вни
мание здесь конкуренция, и, как только в пансионате появляется новый 101
обитатель, бабушки сразу начинают усиленно прихорашиваться, красить

губы, платочки повязывать.
Управляющая рассказывает, что недавно в пансионате произошло
ЧП. К одной из старушек приехали родственники и зачем-то оставили
ей чекушку. Когда уехали, бабушка решила, что одной пить как-то не ко
мильфо, и предложила дерябнуть одной из сиделок. Бутылку отобрали,
бабушку отругали.
— У нас, конечно, сухой закон, это даже не обсуждается, — говорит
Маврин и опять вспоминает День Победы. — Но на 9 Мая мы возили
всех наших подопечных к «Разорванному кольцу» (мемориал, сим
волизирующий прорыв блокады Ленинграда. — А.К.). Взяли с собой
кисель, чтобы они там символически чокнулись. Но у памятника было
много других ветеранов-блокадников. И они исподтишка плеснули
нашим по сто фронтовых. Мы сначала испугались, вдруг у кого-то что-то
случится со здоровьем. Ни у кого никаких проблем не возникло. Ходили
разрумянившиеся, счастливые...
Сиделка, уткнувшись в ноутбук, набирает текст с листа, написанный
трудноразбираемым стариковским почерком. Это один из обитателей
пансионата написал письмо дочери. Та живет в Германии, а электронную
почту отец не освоил и не собирается. Напишет письмо — сиделка
перепечатает и отправит по электронке. Придет ответ — распечатает
и вручит отцу. Дочь раз в месяц прилетает на пару дней во Всеволожск.
В Германии работа и личная жизнь, в России отец, за которым нужно
ухаживать. Одного в квартире оставлять не рискует, да и отец здесь
не жалуется.
Ходим по пансионату, и Маврин вдруг тихо спрашивает меня:
— Вы никакого запаха здесь не чувствуете? Ну... такой, как в больни
цах, знаете.
— А вы нет?
— А я нет, но мы тут уже, что называется, принюхались. Обоняние
притупилось.
— Почти не почувствовал, только в одной комнате, но совсем
102 чуть-чуть.
Маврин довольно кивает. Приезжаем в другой всеволожский пан

сионат, заходим — и специфический запах чувствуется с порога. Даже
с самым замыленным обонянием его нельзя не заметить. Смотрю
на Маврина. Внешне он, как всегда, невозмутим.
— Что тут у вас? Почему так пахнет? — спрашивает он управляющую.
Она начинает долго что-то объяснять, но Маврин качает головой:
— Нет, так не пойдет. Так мы ничего не продадим.
И спокойно идет дальше, довольно миролюбиво общаясь с управ-
ляющей.
— А вы, кажется, добрый начальник, — говорю ему позже.
— Почему?
— Сильный запах, а вы не отчитали управляющую, не устроили ей
разнос.
— С точки зрения субординации не я ее начальник, и не мне ее воспи
тывать, — успокаивает Маврин. — Объяснительную записку с перечнем
мер, которые будут приняты, ей написать все равно придется. Тут еще
такой момент — зарплата каждого управляющего зависит от того, как
продаются места в пансионате. Так что все посторонние запахи, звуки
и прочие недостатки тут же отражаются на ее собственном достатке,
мое персональное наказание излишне. Вообще-то я за собой заметил,
что с годами становлюсь жестче. Я не повышаю голос, не скандалю.
Но требовательнее к людям стал, жестко придерживаюсь своих принци
пов и правил. Сейчас стараюсь брать в «Опеку» только тех, у кого такие
же ценности, как у меня, у компании.
— Увольняете людей часто?
— Вы знаете, есть такое мнение, что берут людей на работу за про
фессиональные качества, а увольняют всегда за личные. Мне иногда
говорят помощники — такой-то или такая-то совсем не справляются,
надо бы уволить. Но я думаю — как это уволить? В таких случаях я все-
таки стараюсь поговорить с людьми, понять, в чем их минусы и могут ли
эти минусы при определенных обстоятельствах стать плюсами. Может
быть, человека надо перевести на другую должность. Или в другой
пансионат. Или дать ему отдохнуть. Уволить-то легче всего. 103
Первые по выручке
Когда Маврин только-только начал делать свое дело, то пошел в област
ную администрацию. Рассказал об идее «Опеки». Чиновник воскликнул:
«Какой вы молодец! Действуйте». Маврин спросил: «А вы как-нибудь
можете помочь мне?» Чиновник ответил: «Вам — нет». «Почему?» —
удивился Алексей. «Потому что у вас опыта нет. Таких, как вы, которые
хотят делать добрые дела, знаете сколько? И что, нам всем помогать?»
Первое сотрудничество с государством состоялось только в 2014 году,
когда «Опека» выиграла конкурс комитета по социальной политике
правительства города на размещение в пансионатах пожилых людей.
Государство взялось оплатить бо' льшую часть их проживания. Маврин
вспоминает этот опыт с двойственным чувством. Дело в том, что конкурс
«Опека» выиграла летом 2014 года, 31 декабря контракт закончился —
но о том, что будет дальше со 112 стариками, попавшими в эту програм
му, никто не подумал. Выставить их на улицу, конечно же, было нельзя,
но и платить за них стало некому, потому что новый конкурс объявлен
не был. Городские власти уговорили Маврина потерпеть: что-нибудь
придумаем, деньги вернем. Вернули только через десять месяцев, когда
долг достиг уже огромной суммы.
Но тактика терпения себя все-таки оправдала: в 2015 году вступил
в силу 442‑й федеральный закон «Об основах социального обслужи
вания граждан в РФ», и государство озаботилось привлечением част
ного бизнеса в социальную сферу. Старики теперь сами могут выбрать,
в каком доме престарелых они хотят находиться, государственном или
частном. И если решат жить в частном, власти могут субсидировать
до 75% стоимости проживания. «Опека» есть в реестре поставщиков
социальных услуг. Правда, пока все не слишком гладко: закон в силу
вступил, а средства на его реализацию предусмотрены не были. Тем
не менее Маврин не собирается ставить крест на сотрудничестве
с чиновниками. «Государственно-частное партнерство, по сути, только
начинается, — считает он. — А когда что-то начинается, невозможно,
чтобы все было гладко, без болтанок и пробуксовок. Я уверен, что все
104 наладится».
— Вам палки в колеса не ставят? Проверками не мучают? На взятки

не намекают?
— Нет. А на что тут намекать? Если нас закроют, что они с нашими
бабушками будут делать? Они же понимают это. Проверки бывают
постоянно, но они и должны быть. Находят какие-то недоделки, выпи
сывают штрафы в 10 тысяч, мы эти недоделки устраняем. У них, как я по
нимаю, считается, что если проверяющая комиссия ничего не нашла,
значит либо плохо искала, либо взятку получила. Вот они и находят.
Даже там, где... Ну да ладно, мы давно смирились с этим. Но вот что
интересно: проверяют они все что угодно, кроме людей. Их волнует, есть
ли лицензия на информационном стенде, пронумерованы ли швабры,
того ли цвета ведерки. А в каком состоянии старики — такое ощущение,
что им все равно. На них не смотрят.
— А не было таких разговоров, что занимаетесь, условно говоря,
не своим делом? Ведь забота о пожилых в ведении государства.
— Ну, это было бы совсем цинично, мне кажется. Все прекрасно пони
мают, что собой представляют государственные пансионаты. А вообще
это нонсенс. Получается, что в случае с домами престарелых государ
ство выступает и в качестве заказчика, и в качестве исполнителя, и еще
вдобавок в качестве проверяющего. О какой эффективности тут можно
говорить? Эту систему нужно менять. Государство должно создать спрос,
а частные предприниматели пусть этот спрос удовлетворяют, создают
условия для пожилых людей. Возникнет конкуренция, и уже тогда
можно будет говорить о качестве.
— Не думали заключать со стариками «обратную ипотеку»: они вам
квартиру, а вы им уход? — спрашиваю Маврина и опасаюсь, что сейчас
он начнет разглагольствовать про мораль и этику.
— А это невыгодно. Потому что бабушка может в любой момент
передумать. Хоть через год, хоть через десять. Скажет, что ей продукты
не те приносят. Или что ей страшно за свою жизнь. И все. О сумме, что
ты ей выплачивал в виде ренты или продуктов, можно навсегда забыть.
Судебная практика такова, что любой суд встанет на ее сторону и рас
торгнет договор. Я уже не говорю о репутационных рисках. Поэтому мы
сразу решили, что эта история не для нас. Хотя я знаю, что есть частные 105
пансионаты, которые по этой схеме действуют. Стараются с совсем

старенькими людьми такие договоры заключать.
В Санкт-Петербурге и Ленинградской области, по оценкам Маврина,
около 2 тысяч человек пользуются услугами частных домов преста
релых. Из них 400 выбрали пансионаты «Опеки». То есть доля рынка
предприятия Маврина в регионе и его столице — 20%. Конкуренты —
не столько пансионаты, сколько фирмы с сиделками, арендующие боль
шие квартиры или коттеджи. Маврин считает, что это неплохой формат:
если они могут обеспечить хороший уход, почему нет? Своим явным
и неоспоримым преимуществом он называет медицинский центр,
обслуживающий все его заведения. Центр этот создавался постепенно:
с каждым пансионатом росло число приходящих врачей, и в 2015 году
стало понятно, что ими должен кто-то руководить.
— По выручке мы первые, — гордо говорит начальник «Опеки».
— И какая у вас прибыль?
— А мы убыточные, — так же гордо отвечает он. — Вся наша прибыль
реинвестируется. Рентабельность у нас — 19%. Оборот в этом году —
250 миллионов рублей. Если бы мы ничего никуда не инвестировали,
то прибыль была бы около 50 миллионов. Но мы же развиваемся.
Маврин уже знает, на что пойдут эти 50 миллионов. На обучение
и лицензирование новых сотрудников. На зарплаты. На совершенство
вание IT-системы и системы управления. А половина данной суммы —
на открытие нового пансионата. Окупится он примерно через три года.
Рыбий жир
Из пансионата «Приморский» на одноименном питерском проспекте
выходит заплаканная женщина, только что навестившая свою мать.
— Я каждый раз плачу, когда с ней прощаюсь. Ухожу, оглядываюсь —
а она смотрит. — Женщина некоторое время не может говорить из-за
слез, и потом продолжает: — Но я не могу ее одну дома оставить. Сама
с восьми утра до двенадцати ночи работаю. Нанимала нянечек ей —
она ни с кем не может ужиться. А одну ее страшно оставлять. Она же
106 старенькая, и соседей затапливала, и газ один раз открыла. Мне все
говорят, что это лучший выход, но я себя все равно страшно виноватой
чувствую. Сдала родную мать в дом престарелых.
По словам психолога «Опеки» Ирины Летягиной, чувство вины в той
или иной степени есть почти у всех родственников.
— Мне часто приходится говорить об этом с ними. Убеждать, что все
не так страшно, да и вообще не страшно. Работаю и с сотрудниками,
здесь самая распространенная проблема — усталость, эмоциональное
выгорание. А что касается бабушек, то вся моя работа сводится к тому,
что я с ними просто разговариваю. Им нужно только одно — выгово
риться. Чтобы их выслушали. Чаще всего они рассказывают о прошлой
жизни. Вспоминают, как правило, только хорошее.
Над кроватью Анастасии Алексеевны Предтеченской висит табличка
с годом рождения: 1915‑й. Бабушка на два года старше Октябрьской
революции. Ее внуки живут в Москве. Изредка они ее навещают,
но платить за бабушку не в состоянии. Поэтому ее чуть было не увезли
в государственный дом престарелых. Но долгожительницу показали
в местных теленовостях, после чего одна растроганная бизнесвумен
позвонила в «Опеку» и сказала, что оплатит пребывание Предтеченской
в «Приморском» в течение всей ее оставшейся жизни. «Ты жива еще,
моя старушка», — весело декламирует Анастасия Алексеевна, кивая
на стоящий на подоконнике в рамке портрет Сергея Есенина. На тум
бочке — книжка его стихов. Любит она певца деревни. Наверное, потому
что сама из деревни, из Тверской области. У Предтеченской нет ноги,
не видит один глаз, она плохо слышит, но у нее совершенно ясный
разум. Вспоминает она в основном детство да войну. Главным детским
впечатлением остался рыбий жир, который ее в течение нескольких лет
каждый день заставляла пить ее бабушка. А главным воспоминанием
о военном времени — как на ней пахали. В прямом смысле.
— Лошадей в деревне в войну не осталось, — объясняет она. —
И нас, шестерых баб, запрягали как лошадей. А седьмая с плугом.
И вот мы идем и пашем. А потом все-таки пригнали лошадок с фронта.
Ободранных, больных. Фельдшер их выхаживал. И выходил. Как мы
были рады! Только собрались пахать — а их обратно на фронт угнали.
И мы опять вместо лошадей. 107
Образования у нее четыре класса. Всю жизнь Анастасия Алексеевна

занималась физическим трудом на фабрике, в госпитале, а после всех
войн — на обувном производстве.
— Сто один год мне, заразе старой. Сто один год! — Она как будто
сама не может поверить. — И все никак не помру. Мужа пережила,
детей своих пережила. Никому не пожелаешь такого. Скорей бы к ним.
Видишь, столько лет на свете белом, а за пять минут тебе всю свою
жизнь рассказала. Почему так долго живу? Может, потому что рыбий
жир пила в детстве?
Вячеслав Арсеньевич Гладковский живет в пансионате «Источник»
в поселке Понтонный. Тридцать пять лет проработал водителем на «ско
рой помощи». После инсульта ему ампутировали одну ногу, через не
которое время — вторую. До' ма за Гладковским нормально ухаживать
не смогли, и он оказался в «Источнике». Настроение у него было сначала
хуже некуда, злился на весь мир. Но вот однажды в пансионат пришли
волонтеры и подарили Гладковскому планшет. И жизнь переменилась.
Вячеслав Арсеньевич мгновенно подружился с интернетом, завел себе
странички в социальных сетях и начал новую жизнь. Он выкладывает
там свои стихи, которые пишет каждый день, поздравления по всем мыс
лимым и немыслимым поводам. А еще он освоил «фотошоп» и делает
коллажи. На большинстве этих коллажей изображен сам Гладковский.
Вот он на фоне американских небоскребов (и подпись: «Ночной привет
из США!»), вот он прогуливается по парку («Счастливой осени!»). На всех
своих работах Гладковский — на ногах.
Встань и иди!
У главврача «Опеки» Арама Даниеляна хорошее настроение. Одна
из бесперспективных старушек, которую месяц назад привезли уми
рать в «Приморский», не умерла. А вовсе даже наоборот — отлежалась,
встала и пошла. Сначала с ходунками. Потом по стеночке. А сегодня —
своими ногами.
108 — И часто такое у вас?
— Да вот случается, — расплывается в улыбке Даниелян. — Но тут

дело даже не в лечении. Тут дело в уходе. Возьмем, допустим, после
инсультных пациентов (простите, я их все-таки пациентами называю).
В таком возрасте при такой патологии наиважнейший фактор —
качественный уход. Есть он — можно добавить медицинскую состав
ляющую, и человек встанет. Нет ухода — лечи человека или не лечи,
он не поправится. Поэтому в обычных больницах, где нет времени,
сотрудников, где другие приоритеты, такое редко бывает.
— А дома выходить такого человека можно?
— Теоретически да. Но у ухаживающих часто не хватает физических
сил, знаний, терпения. Даже если они все делают правильно, у них почти
всегда потом тяжелейшие депрессии. Потому что нет удовлетворенности
от этой работы. Ты ухаживаешь за человеком, посвящаешь ему все свое
время и все силы, а он тебе может не то что ни слова благодарности
не сказать — вообще не узнать тебя. И даже если человек твердо решил
сам ухаживать за родственником, ему обязательно нужно время от вре
мени отдыхать. Набираться сил, сбрасывать накопившееся раздражение.
Иначе он просто выгорит, сломается. Для таких ситуаций очень подходят
наши пансионаты. У нас хорошие врачи и сиделки, у нас и ЛФК, и масса
жи, и физиотерапии, у нас прекрасные неврологи. И поэтому у нас даже
лежачие больные начинают ходить, как сегодня, например.
— Родственники таких вставших на ноги стариков в восторге?
— Э-э-э. Ну... — Даниелян вдруг начинает хохотать. — Скажу так:
почти все. Были у нас случаи, когда люди привозили родных в тяжелом
состоянии, думая, что это последние дни их жизни. Но когда оказыва
лось, что не последние и даже не предпоследние, родственники были
в некотором замешательстве. Наверняка у них уже появились какие-то
планы. Наверняка связанные с жилплощадью. Жизнь сложная штука,
мы тут к этому уже давно привыкли.
— Как вы набираете врачей в «Опеку»? Не каждый вам подойдет?
— Не каждый, конечно. Самое главное — так называемая троп
ность к пожилым. Тропность — это расположенность, тяга, желание
работать с ними. Один раз пришел к нам прекрасный врач. Про таких 109
говорят — от Бога. Лечит хорошо, но вот одной бабушке нахамил, на дру

гую накричал. Как будто не мог поверить, что они не притворяются.
Пришлось расстаться с ним. И он, кажется, так и не понял почему —
лечит же хорошо. Просто у каждого врача своя аудитория: кому-то ком
фортно с детьми работать, кому-то, ну не знаю, со спортсменами. А нам
нужны медики для стариков. Это особый талант. Поэтому стараемся
брать их из организаций, работающих с пожилыми людьми, — из со
ответствующих санаториев и диспансеров, гериатрических центров.
На сайте «Опеки» бессменно висят объявления о вакансиях врача,
сиделки, медицинской сестры — «в связи с открытием новых пансиона
тов». Соискателям предлагают «уверенность в завтрашнем дне» и «до
стойную заработную плату». А требуется от них помимо квалификации
милосердие, терпимость и доброжелательность.
Все тут будем

— Ну, теперь вы рассказывайте. Как вам наши пансионаты? Какие ощу
щения? Только честно.
Собираюсь с мыслями и говорю Маврину все, что думаю. Что я пре
красно понимаю, что эти пансионаты — скорее всего, лучший для ста
риков вариант. То есть даже наверняка лучший. Что я вижу, как хорошо
их лечат и заботятся о них. Что это совсем не похоже на госучреждения.
Но все равно мне очень жаль обитателей «Опеки». Маврин явно не
доволен ответом. Пожимает плечами, неодобрительно морщится.
— Жаль? Кого? Почему?
— Старушку, которая не выпускает из рук телефон, потому что боится
пропустить звонок от дочери. Послеинсультных бабушек, за которыми
не ухаживают их дети. Да всех! Потому что их жизнь, их обстоятельства
так сложились, что эти пансионаты — идеальный для них вариант.
Но все могло быть и посчастливее. Все-таки чужие люди, какие бы они
ни были хорошие, — чужие. А свои — это свои.
— Интересно. — Маврин откидывается в кресле. — А вы как себе
представляете счастливую старость? Подумайте, нарисуйте идеаль
ный вариант. Самый-самый идеальный. Может быть, не лично для
110 вас, а вообще.
Я задумываюсь, потом говорю:

— Наверное, это большой дом где-нибудь за городом. В котором
живете вы, ваши дети, множество внуков и правнуков. Дружная семья,
все любят друг друга, все заботятся друг о друге.
Алексей внимательно смотрит на меня. Кажется, он сейчас улыбнется,
но не улыбается.
— У вас дети есть? — спрашивает он.
— Да. Двое.
— И вы, конечно, их очень любите?
— Странный вопрос.
— Ага. Вот скажите мне: вы прямо так уверены, что в старости бу
дете сохранять здоровое тело и здравый рассудок? Что у вас не будет
маразма? Инсульта? Что вам не нужно будет ставить уколы? Делать
клизмы? Вставлять катетер? Что вам не придется постоянно менять
памперсы? Мыть вас, переворачивать, обрабатывать вам пролежни,
кормить с ложки, вытирать вам...
— Ну перестаньте, — не выдерживаю я. — К чему вы это?
— Вы хотите, чтобы всем этим занимались ваши любимые дети?
Я себя чувствую как во время шахматной партии — в момент, когда
противник ставит шах.
— Не знаю. Не уверен.
Маврин снисходительно улыбается.
— Но точно знаю, что есть люди, которые хотели бы этого, для кото
рых это норма, а не что-то из ряда вон, — продолжаю я.
— А я не хочу, — твердо говорит Маврин. — Я хочу, чтобы родные, близ
кие и любимые приходили ко мне, навещали меня. А вот все, что я только
что перечислил, — делали не они. А другие люди. У которых к этому есть
расположенность и привычка. Которых это не пугает и не отталкивает.
И вот для таких людей, как я сам, мы и открыли эти пансионаты.
— И вы сами стали бы жить в одном из ваших пансионатов?
Теперь уже ощущение, будто я ставлю ответный шах. Маврин за
молкает, непонимающе глядя на меня, и какое-то время я думаю, что
контрудар удался.
— Естественно, — говорит он. — Конечно. Я даже присмотрел уже
себе пансионат. Я делаю все так, чтобы самому было комфортно там 111
жить. Иначе все это не имеет смысла. Знаете, у нас иногда показыва
ют в новостях: чиновники открывают больницу, рассказывают, какое
хорошее дело они сделали. А ты смотришь на них и понимаешь, что
сами они никогда не пойдут туда лечиться. Это они для электората
построили, а не для себя, о себе они лучше позаботятся. Мы сразу
решили, что сделаем такие дома престарелых, в которых будем жить
сами. Это не фигура речи, а по-настоящему.
— А ваших родственников представляете себе там? — делаю послед
нюю попытку атаки.
— Моя бабушка лежала в одном нашем пансионате, ей понравилось.
А бабушка моей жены уже несколько лет там живет.
— И жена вот прямо сразу согласилась?
— Нет, сначала говорила: «Никогда в жизни!» — смеется Маврин. —
Потом побывала в пансионате и передумала. Убедилась, что за ней там
ухаживают лучше, чем если бы ухаживала она вместе с ее мамой.
— В общем, вам не жалко обитателей «Опеки»?
— Нет. Жалость вообще не лучшее чувство. Потому что, когда ты
думаешь, что жалеешь других, ты на самом деле жалеешь себя самого,
представляя себя на месте этих людей.
— Вы не очень-то сентиментальный человек. Когда последний раз
плакали?
— Последний раз в 2008 году. Я был на тренинге личностного роста,
там попросили вспомнить что-то из прошлого. Я вспомнил отца и запла
кал. Хоть убей, не могу понять почему. Отец жив, они сейчас с матерью
в разводе, но мы видимся, у нас хорошие отношения. И в детстве были
хорошие. Странная история, в общем. А, вспомнил — еще я плакал
пять лет назад, когда дочь родилась, от счастья. Я тогда присутствовал
на родах.
Мы молчим. Маврин осторожно говорит:
— Нет, я не настаиваю, конечно, что наши пансионаты — единствен
ный вариант в старости. Или лучший вариант. Я, повторюсь, делал
пансионаты для таких, как я сам. Но я точно знаю, что таких людей, как
я, — много.
112 Кажется, все-таки ничья.
Государство Маврина
За все время, что мы провели вместе, Маврин ни разу не сказал про
то, как важно заботиться о стариках. Ни разу не произнес красивых
слов о социальной ответственности бизнеса. Ни разу не заикнулся
о «милосердии» или «добре».
Запах в пансионате — для Маврина это не про то, что для людей это
плохо, а о том, что это понизит продажи. «Обратную ипотеку» не стали
практиковать не потому, что это неэтично, а потому что невыгодно —
вдруг старушка передумает? Да и вообще, «Опеку» он создал, судя
по его словам, не из желания помочь несчастным старикам, а потому
что показалось — это перспективное дело.
— Вы говорите, что деньги здесь длинные. Может, тогда, в 2008 году,
имело смысл заняться чем-то с более быстрой и высокой маржей?
— Я же вам уже ответил. Это, с одной стороны, поучилось спонтан
но. А с другой, я именно в 2008 году поставил для себя одну амбици-
озную цель.
— Цель — это пятьдесят пансионатов, которые вы хотите открыть?
— Пятьдесят пансионатов? — переспрашивает Маврин. — А-а-а. Нет,
я не об этом. Я решил стать президентом России. И как-то все само
собой пошло.
Смотрю в упор на Маврина, у него постепенно проступает его че
ширская улыбка, но глаза смотрят вполне серьезно.
— Вы ведь сейчас не шутите насчет президентства, — понимаю я.
— Нет.
— И как связана ваша цель с домами престарелых?
— А вот смотрите, — оживляется он. — Для меня пансионаты — как
города. Там есть управляющие — губернаторы. Есть медслужба — это
Минздрав. Есть отвечающие за безопасность — это силовой блок.
А наши проживающие — жители. И даже оппозиция у нас есть. Я по
ощряю конструктивную критику. И охотно принимаю новые идеи.
«Опека» — это такое государство. С годами приходит опыт — я понимаю,
как эффективнее управлять этим государством. Не знаю, конечно, чем
это кончится, но цель есть. 113
— Дома престарелых — это, конечно, прекрасно, но вам не кажется, что...

— Не на том лифте еду?
— Вот, точно. Не на том.
— И что вы мне посоветуете?
— Может быть, вам стать для начала депутатом чего-нибудь?
— Но депутатство мне не добавит управленческого опыта. —
Маврин смотрит на меня с недоумением: как можно не понимать
такие простые вещи.
— А в партии какой-нибудь состоите?
— Я же не в партии хочу карьеру делать. Да и потом — сегодня одна
правящая партия, завтра другая, и что мне, бегать каждый раз?
— Что вы помимо бизнеса делаете для достижения своей цели?
— Сейчас на курсы риторики хожу, — смущенно улыбается. — Вы, на
верное, заметили — я довольно косноязычный.
— А каким, на ваш взгляд, должен быть идеальный президент?
— Он должен быть успешным предпринимателем. Если он будет
успешен, его страна тоже будет успешной.
Алексей Маврин говорит это, нисколько не сомневаясь в своей право
те. Нисколько не боясь выглядеть наивным. При этом на Дон Кихота он
совсем не похож, для этого образа жизни Маврин слишком практичен.
Но он устроил свою «Опеку» таким образом, что его выгода странным
образом перекликается с выгодой для стариков и его сотрудников. «Мне
выгодно, чтобы у нас хорошо лечили стариков и ухаживали за ними.
Тогда они дольше проживут, а значит, у нас будет больше прибыль» —
эти слова кому-то могут показаться циничными. Маврин, мне думается,
с каким-то даже упрямством не хочет казаться милым и добрым парнем,
считая, что лучше за него скажут его пансионаты.
И я уже начинаю потихоньку думать: а может, он все-таки в тот лифт сел?
5/ «Если ты видишь цель,
все ветра становятся
попутными»
Что сделала пианист Наталья
Никитина из одного урожая
антоновки и никому не нужного
культурного наследия
А ВТОР: Дмитрий Соколов-Митрич

Автономная некоммерческая организация
«Коломенский посад». Городская сеть
интерактивных музеев с собственным
производством и сбытом. Самые
известные проекты — музей забытого вкуса
«Коломенская пастила» и музей
«Калачная».
Московская область, Коломна. Старинный
город, который производит тепловозы
и ракетные комплексы «Искандер»,
но до недавнего времени не умел
зарабатывать на туризме.
Средства от заложенной квартиры, личные
сбережения компаньона, грант — в общей
сложности 3 миллиона рублей.
100 рабочих мест, каждое из которых дает еще
4 в смежных отраслях. Оборот компании
Никитина приводит не в рублях, а в яблоках
(5 тонн в месяц) и калачах (12 тысяч штук в ме-
сяц). По мнению заместителя главы местной
администрации Дмитрия Шаталова, именно
АНО «Коломенский посад» вернула жизнь
в исторический центр города и сыграла решающую
роль в том, что туристический поток за последние
несколько лет вырос в 5 раз.
Спящий режим
Никитину очень не любят микрофоны. Как только она хочет что-то ска
зать, они начинают страшно фонить, и все присутствующие хватаются
за уши. Город Коломна, в который Наталья приехала восемь лет назад
из соседнего Воскресенска, поначалу отреагировал на ее речи примерно
так же: «Музей пастилы? Сотни новых рабочих мест? Тысячи?! Да она
с ума сошла!»
До 30 лет Наталья провалялась на печи, как Илья Муромец. Она была
хорошей девочкой и во всем слушалась маму, а мама, как это часто слу
чается с мамами, хотела, чтобы ее дочь была счастливей, чем она сама.
— Я, когда вырасту, тоже буду стоматологом-протезистом, как ты! —
говорила дочь, когда мать брала ее на работу.
— Никогда!
Мама вставала на работу в 6 утра и прожила всю жизнь без маникю
ра, потому что ее руки всегда были по локоть в гипсе. Неумолимая
женская логика привела ее к твердому убеждению, что дочь должна
стать преподавателем музыки. Во-первых, потому что обучение там
идет во вторую смену и не нужно рано вставать. А во-вторых, учитель
музыки — это всегда человек с маникюром. Собственно, что такое игра
на пианино, как не демонстрация всему миру своих изящных рук?
Лет с восемнадцати Наталья уже начала работать по специальности
в музыкальной школе города Воскресенска. Рано вставать действитель
но было не нужно, маникюр сверкал, статус преподавателя музыки 119
Д ми т р и й Со кол о в -М и т р ич Дельфины капитализма
был высок, мама довольна. Но вскоре наступили 90-е. Учительские

зарплаты обесценились. В стране стал резко падать интерес к дополни
тельному образованию. Еще недавно поступить в музыкальную школу
было как в космос слетать, теперь же сюда стали брать всех подряд,
лишь бы загрузить преподавателей. Даже детей без инструмента.
Даже детей без слуха. Занимаясь до одури с чужими детьми, Наталья
начала упускать своих.
— Я приходила домой и понимала, что не хочу никого видеть и ни с кем
разговаривать. Начались бессонницы и какая-то полная расфокусировка
жизни. Мама умерла на пасхальной неделе. Мамин замысел насчет меня
зашел в тупик. Пришлось искать собственный.
Пришла и говорю
Чтобы вернуть супругу к жизни, муж Натальи уговорил ее получить
второе высшее образование.
— Дорогой, а давай я стану юристом, как ты?
— Никогда!
Муж взял жену под мышку и отнес в «Кулек» — Московский универ
ситет культуры и искусств. Там Наталья получила еще одну бесполезную
специальность, а точнее две — «менеджмент в социальной сфере»
и «связи с общественностью». С этим сомнительным богатством она
пришла не куда-нибудь, а прямо в кабинет только что избранного мэра
города Воскресенска Юрия Слепцова и сильно его удивила.
— Знаете что. Я хочу, чтобы вы меня взяли на должность начальника
управления культуры. Вот мои документы.
— Знаете что, — выдержав снисходительную мужскую паузу, ответил
Слепцов. — Есть тут у меня одна невыполнимая задачка. Наверное,
только с вашим апломбом ее и можно решить. Начальником управления
я вас, конечно, не сделаю, а вот специалистом по охране культурного
наследия — это можно.
Непосильной задачкой оказалась старинная усадьба «Кривякино».
Уникальный памятник дворцово-паркового искусства конца XVIII века.
120 Самый известный владелец — писатель Иван Лажечников. Но для
5/ «Если ты видишь цель, все ветра становятся попутными»
насмерть промышленного Воскресенска все это старье-мое всегда

проходило по статье «графские развалины». Город гордился своей
умеренно успешной хоккейной командой «Химик» и тремя гигантскими
предприятиями, а усадьба уже много лет стояла в полном запустении
и пользовалась в администрации стойкой репутацией чемодана без
ручки — и закатать в асфальт нельзя, и что делать с ней, непонятно.
Земля муниципальная, статус объекта федеральный — хуже не придума
ешь. В общем, раз ты такая наглая, Никитина, иди и сделай что-нибудь.
— Мне это дитя без глазу в самом центре города как-то сразу по
нравилось, — признается Наталья. — Что с ним делать, я совершенно
не понимала, но стала как-то интуитивно вокруг этой темы кружиться,
разговаривать с краеведами и так постепенно вырулила на московский
Институт культурологии, при котором действовала лаборатория му
зейного проектирования «Музей с нуля». Название вроде правильное,
я набралась еще немного смелости и поехала к ним в гости.
— «Кривякино»? Да, слышали. Там еще парк уникальный, один из двух
в Подмосковье восьмилучников, — порадовали Наталью в лаборато
рии. — Вот только зачем тебе мы? Иди лучше поучись в «Шанинку». Тебе
там так мозги прочистят, что ты лучше нас поймешь, что делать с этой
усадьбой и как вообще самой дальше жить.
«Шанинка» — это Московская высшая школа социальных и экономи
ческих наук (основатель — Теодор Шанин). Действительно очень живое
и правильное место с позитивной движухой, где не только дают ценные
знания, но и меняют взгляд на реальность. Школа работает в тесном
сотрудничестве с Манчестерским университетом и выдает дипломы
Master of Arts. В первый же месяц учебы Наталья поняла, что с третьей
попытки наконец-то получает по-настоящему высшее образование.
— «Шанинка» стоила всех моих предыдущих вузов. Мне там действи
тельно устроили серьезную перезагрузку. Я научилась проектировать
музеи, развивать территории. А в конечном счете — проектировать
собственную жизнь.
Тема диссертации, которую под занавес второго года защитила
Наталья, звучала так: «Культурное наследие как ресурс развития моно
профильного города». 121
Бизнес-план
Приступая к теме работы, Наталья еще не понимала, что фактически
пишет стратегию своей будущей компании. Вот несколько цитат.
«Каждая территория, на которой проживают люди, непрерывно
видоизменяется, развивается или деградирует. И в этом процессе не
заметную, но ключевую роль играет “память места”».
«Любой монопрофильный город испытывает сегодня кризис со
циального и культурного определения. Это ощущение усугубляется
“стрессом соседства”. Наряду с типом столичного горожанина, москвича,
существует тип “подмосквича” как пригородника и маргинала, но не
провинциала. Данная позиция и является источником стресса: быть
“подмосквичом” — значит быть тем, кто не сумел попасть в столицу».
«Не могут быть успешными сообщества, проживающие на террито
рии с заброшенными, угасающими историческими местами. Участие
в возрождении овеществленной памяти ведет не только к духовному,
но и к социальному, а в конечном счете и экономическому развитию...
Исторические объекты, как материальные, так и нематериальные, —
это инвестиция из прошлого в будущее, оператором которой мы все
являемся».
«Понимание этого обстоятельства мгновенно превращает наследие
в материальный, действующий и полезный продукт... Вопрос в том, как
заставить его работать на благо развития территории, капитализировать
через культурное освоение жизненной среды».
Парк на один день

Между тем мэр Воскресенска Юрий Слепцов, который три года назад
предложил Никитиной оживить «Кривякино», уже давно освоился
в своей должности и имел теперь собственный проект развития усадь
бы. Луна-парк, стрельба по банкам, батутики, пивные шатры — все как
мы любим.
— Я очень благодарна Юрию Федоровичу за то, что он тогда поверил
122 в меня и дал шанс что-то сделать, но теперь уже мне самой пришлось
поработать на слом его сознания, — рассказывает Наталья. — Люди

ведь никогда не стремятся к тому, чтобы делать что-то плохое, — я в это
искренне верю. Люди просто действуют в меру своих знаний и компе
тенций и не всегда осознают их границы.
Мэр согласился подождать с батутиками и дал Никитиной еще один
шанс, подкрепив его классическим ресурсом: денег нет, но вы держи
тесь. Наталья понимала, что нужно сделать в усадьбе что-то очень яркое,
но очень дешевое. Например, за счет продолжительности мероприятия.
Например, уложив его в один день.
Есть такой хороший человек с бородой — Николай Полисский.
Художник, скульптор, мировая знаменитость. Начинал в питерском
арт-движении «Митьки» и вошел в его историю как «единственный
митек, проживающий в городе Москве». В новом тысячелетии «дядя
Коля» основал крутой фестиваль «Архстояние» в деревне Никола-
Ленивец Калужской области, где вовлек в работу над современным ис
кусством все местное трудоспособное население. Именно ему Наталья
предложила принять участие в проекте «Парк на один день». Причем
практически бесплатно, поскольку весь бюджет праздника представлял
собой два гранта общей суммой 950 тысяч рублей, которых едва хватало
на сопутствующие расходы. Полисского это не смутило, он решительно
согласился, и Наталья не видит в этом никакой аномалии.
— Просто когда ты начинаешь что-то энергично и осмысленно делать,
жизнь сама подбрасывает нужных людей и счастливые возможности.
«Парк на один день» состоялся 17 июня 2006 года. К этому дню
«Кривякино» преобразилось до неузнаваемости. Усадьба наполнилась
причудливыми инсталляциями из природных материалов — их Николай
соорудил по мотивам описаний, которые оставил о своем поместье
Иван Лажечников. На один день полуразрушенный, никому не нужный
парк вдруг задышал. Условно-досрочно он принял тот вид, который
имел когда-то и, возможно, будет иметь когда-нибудь. В этот день сюда
пришли более 5 тысяч человек, что для 90-тысячного индустриального
Воскресенска почти революция.
К удивлению Натальи, праздник понравился всем. Он понравился
людям. Он понравился мэру — по крайней мере, тот окончательно 123
отказался от идеи с батутиками. Он понравился губернатору (тогда еще

Борису Громову), который специально приехал в Воскресенск, чтобы
ленточку перерезать. Событием вдохновились даже в федеральном
Минкульте и вскоре решили отреставрировать «Кривякино» вне очере
ди. И что еще удивительней — свое обещание выполнили.
— Так что то маленькое, но ответственное поручение, которое когда-то
дал мне мэр, я полностью выполнила, — говорит Наталья. — Но я реши
ла не останавливаться на достигнутом. Почему бы не проводить такие
же проекты четыре раза в году? Назовем это, к примеру, «Усадебные
сезоны». Осталось только согласовать идею с мэрией.
— Алло, Юрий Федорович, тут такое дело...
— Слушай, Никитина! Что-то тебя стало слишком много. Я от тебя
устал! Делай что хочешь, но только без меня.
Наталья сидела ошарашенная. «Без меня» — это, по сути, запрет,
потому что без согласования с городскими службами такие мероприятия
невозможны. Что в тот день случилось, она так до сих пор и не поняла.
Может быть, позвонила в неподходящее время. А может, мэр действи
тельно просто устал — причем не только от нее, но и от всего на свете.
Через три года он сядет отдохнуть на скамью подсудимых по обвинению
в коррупции. С мэрами это бывает.
Путешествие в Англию
В 2006 году Благотворительный фонд Владимира Потанина отправил
Наталью в Великобританию вместе с группой ее российских коллег —
набираться опыта. После этой поездки последовало еще несколько
стажировок в этой стране. Опыта Никитина увезла оттуда вагон.
— Я называю это «кормить глаза». Мы посетили десятки мест. Я по
знакомилась с лучшими музейными практиками. И вот эта мечта сделать
где-нибудь в России живой исторический квартал, который радовал
бы людей и был при этом успешной экономической моделью, — она
окончательно оформилась именно там, в Великобритании.
Прототипом стал Айронбридж. Так называется маленький англий
124 ский городок на реке Северн, где в конце XVIII века был построен
первый в мире металлический мост. Когда-то здесь варили сталь, делали

керамическую плитку, впервые в истории Европы применили дешевый
труд китайских рабочих. Потом промышленный центр пришел в упадок,
а в XX веке он полностью поменял специализацию и стал большим
историческим заповедником под открытым небом. Местный музейный
трест объединяет несколько десятков больших и маленьких заведе
ний, которые фактически сделали Айронбридж Меккой для туризма
не в пространстве, а во времени. Особой популярностью пользуется
Викторианская деревня, где дети могут поучиться в старинной англий
ской школе с розгами и зубрежкой, а взрослые просто на несколь
ко часов погружаются в атмосферу своих предков. Все вокруг ходят
в старинных костюмах, разговаривают на языке тех времен и даже
расплачиваются за все деньгами Викторианской эпохи, которые можно
поменять в банковской конторе при входе на территорию. Туристы очень
быстро перевоплощаются, и уже невозможно понять, кто здесь актер,
а кто посетитель.
— Я своими глазами увидела, как объекты культуры, на которые у нас
привыкли только таблички вешать, здесь становятся жизнеспособным
бизнесом, — вспоминает Наталья. — Когда я летела домой, мне еще
не было ясно, как это можно применить у нас, но в голове крепко засела
мысль: а почему бы не попробовать?
Заговор понаехавших
Ольга Бурлакова — это человек, который по черно-белой фотографии
конца XIX века может безошибочно определить цвет изображенного
на нем здания. Она очень хороший архитектор и яростный защитник
старины, но десять лет назад у нее также были все шансы окончатель
но утвердиться в статусе городской сумасшедшей. А как еще можно
назвать человека, который не раз и не два стоял под ковшом экска
ватора, чтобы помешать избавлению города от какой-нибудь тысячу
раз никому не нужной рухляди? «К тому же сама Бурлакова ни разу
не местная, — ворчали чиновники. — Без году неделя как приехала
в Коломну из Алма-Аты». 125
— Когда я сюда попала, я несколько недель просто ходила по улицам

посада как чумная, — вспоминает Оля. — Меня поразила эта среда —
абсолютно запущенная в коммунальном смысле, но зато нетронутая,
аутентичная, компактная. Я здесь увидела редкое явление — то, что
называется в архитектуре «линия неба». Силуэтность города, который
еще не оккупировали всякие многоэтажные инопланетяне.
Но наступали тучные нулевые, в Коломне появилось много людей
с деньгами, в посаде среди гнилых хижин стали вылупляться красно
кирпичные дворцы, среда начала стремительно разрушаться. Бурлакова
полезла во все дыры и стала бить во все колокола. Иногда ее слушали,
но чаще всего нет — ведь каждый очередной снесенный дом действи
тельно не представлял историко-культурной ценности. Ее представля
ла среда в целом, весь коломенский посад, запах истории, незримые
пласты человеческой жизни, слежавшиеся здесь за многие столетия,
как полезные ископаемые. Но запах истории государство охранять
еще не умело и не хотело. Поэтому если и отступало под натиском
Бурлаковой, то лишь для того, чтобы избежать лишнего шума. Но в перс
пективе стратегия сторожевой собаки была проигрышной — Ольга это
прекрасно понимала. Нужно было не просто охранять, а действовать
как-то иначе. Но как?
Еще одну женщину без коломенской прописки звали Елена Дмит
риева. Она выросла в подмосковном поселке с не самым романтичным
названием Цемгигант и давно хотела жить в старинном городе на берегу
Москвы-реки. Лена заработала немного денег на торговле септиками
для частных домов, но имела хороший вкус и не хотела отягощать этот
мир еще одним краснокирпичным безобразием. Именно поэтому она
сама нашла Бурлакову и попросила ее сделать проект личного дома,
который не портил бы историческую среду. Они стали много общаться
и почувствовали себя единомышленниками.
— Мы обе хотели сохранить это место, но Оля из соображений веч
ности, а я в первую очередь для своего личного удовольствия жить
в красивом месте, — признается Лена. — Но мне было понятно, что
стратегия просто бить в рынду и громко кричать «Доколе?!» не рабо
126 тает. Рано или поздно тебя просто начнут все ненавидеть и вычеркнут
из жизни. Я предприниматель и понимаю, что все должно приносить

пользу. Если в каком-то месте на планете тысяча человек вдруг захотят
кофе — там кофе появится. Надо найти форму, в которой эта культурная
среда станет всем нужна и выгодна. Лучшая защита — это нападение.
А лучшее нападение — это развитие.
В этот момент где-то между головами Лены и Оли родилась та же
самая гипотеза, которая чуть раньше сформулировала в своей диссер
тации Наталья Никитина, а затем укрепилась в ней под воздействием
английских наблюдений. В устах Оли и Лены эта гипотеза звучала
так: «Если хочешь сохранить памятник архитектуры — верни ему его
прежнюю функцию».
Наталья взяла чуть шире: «Лучший способ сохранить историческую
среду — это вернуть ей исходное назначение».
— Время линейно, мы не можем перезапустить в отдельно взятом
городе XIX век, — поясняет Наталья. — Но мы можем узнать, где что
в этом городе находилось, возродить эти точки жизни и снова сде
лать среду востребованной. Там, где пекли калачи, пусть снова пекут
калачи. Там, где делали пастилу, пусть опять делают пастилу, а где
варили мыло — пусть варят мыло. Сначала все это будет нужно только
туристам, потом подключатся местные жители, а когда власти поймут,
что эта среда стала плодоносить, никому даже в голову не придет
ее разрушать. Я видела, как это сработало в Англии, так почему же
не сработает у нас?
О существовании друг друга Наталья и Лена узнали самым есте
ственным образом — через общего мастера по маникюру. Началось
оно — таинство сотворения команды.
Три мушкетерки
На волне успеха «Парка на один день» местные деятели культуры пред
ложили Никитиной перенести свою бурную деятельность из молодого
Воскресенска в древнюю Коломну. Наталья согласилась, и ее тут же свели
с тандемом из Дмитриевой и Бурлаковой. Заочные знакомые быстро
стали друзьями и соратниками: культуролог — предприниматель — 127
архитектор. Очень скоро Оля Бурлакова назначила время и место ре

шающего сражения.
— Надо что-то делать! На столе у мэра лежит проект строительства
огромного гипермаркета прямо в ста метрах от Кремля. Они хотят от
дать под него всю Житную площадь. Если их не остановить, это будет
началом конца, я знаю, о чем говорю!
У Никитиной уже был опыт борьбы с вульгарными инициативами
властей. Она понимала, что для этого не обязательно вставать под
ковш — нужно просто застолбить место более мощной инициативой.
В союзники Наталья снова призвала из далекой Калужской области
художника Николая Полисского, который уже однажды помог ей спасти
усадьбу «Кривякино». Она попросила его привезти с собой самые мас
штабные свои проекты. Коля привез «Петровские горки», огромное
сооружение образца XVIII века: две большие деревянные горки, располо
женные навстречу друг другу. Скатываешься с одной, тут же забираешься
на встречную, и так без остановки, до изнеможения.
Приближалось первое масштабное мероприятие, которое подруги
взялись провести в Коломне, — фестиваль «Ледяной дом». Это событие
по мотивам романа Ивана Лажечникова, уроженца города, стало еще
и локомотивом культурной программы Кубка Европы по конькобежному
спорту. В город съезжались делегации из 40 стран-участниц — випы,
министры, владельцы заводов-газет-пароходов. Их нужно было чем-то
удивить.
— На этом мы и сыграли, — продолжает Никитина. — Я с Колей при
шла к заму главы по ЖКХ Валерию Шкурову, он человек продвинутый,
любит все новое. Рассказываем ему про наши горки — и вдруг видим,
что у него реально начинают гореть глаза: «Все, беру, делаем!»
То ли под конец года осталось финансирование, которое срочно надо
было освоить. То ли зама мэра тоже не очень радовала идея гипермар
кета в историческом центре и он искал возможность мотивированно
отказать инвестору. То ли он просто хотел отличиться перед многочис
ленной ВИП-делегацией. Но, так или иначе, через месяц «Колины горки»
на площади действительно появились и очень классно вписались
128 в исторический пейзаж. Они до сих пор стоят на Житной площади,
и убрать их уже нельзя, потому что арт-объект. Исторический центр,

таким образом, был спасен, первое сражение выиграно. Теперь нужно
было наступать.
Как превратить яблоко в облако

Сначала было слово. Проектируя фестиваль «Ледяной дом», Наталья
с Леной решили перечитать Лажечникова.
Вот человеческий лик, намалеванный белилами и румя-

нами, с насурменными дугою бровями, под огромным
кокошником в виде лопаты, вышитым жемчугом, изумру-
дами и яхонтами. Этот лик носит сорокаведерная бочка
в штофном, с золотыми выводами сарафане; пышные ру-
кава из тончайшего батиста окрыляют ее, а башмаки, без
задников, на высоких каблуках, изменяют ее осторожной
походке. Рекомендую в ней мою землячку, коломенскую
пастильницу.
Эта цитата из романа «Ледяной дом» — то немногое, что осталось

к началу XXI века от бренда «Коломенская пастила». Технология и ре
цептура были давно утеряны, и возрождать продукт никто не собирался.
В том числе и Наталья с Еленой. «Сорокаведерная бочка с кокошником
в виде лопаты» вдохновила их лишь на то, чтобы найти в Коломне жен
щину примерно тех же габаритов, нарядить ее согласно литературному
описанию и вооружить некоторым количеством деликатеса, не совсем
похожего на то, что продается под видом пастилы в магазинах.
Женское тело в сорок ведер нашли быстро, наряд тоже организовали,
а вот с пастилой все оказалось немного сложнее.
— Мы объездили семь фабрик в радиусе ста километров, — расска
зывает Никитина. — На одной нам предложили лишь пастилу условную,
то есть те белые параллелепипеды, которые, по сути, являются не пасти
лой, а зефиром. На остальных шести фабриках не предложили вообще
ничего. Пришлось экспериментировать самим, причем в предельно 129
сжатые сроки. Оля Бурлакова нашла Евгения Ширяева — очень толко

вого студента-архивиста, мы его взяли в штат, снарядили в Российскую
государственную библиотеку, и он привез нам оттуда все, что смог
найти на тему пастилы. Но если бы мы тогда знали, во что ввязываемся,
отказались бы от этой затеи еще на старте.
Сегодня описание этого продукта любой желающий может найти
прямо на сайте музея «Коломенская пастила»:
«Пастила — старинное русское лакомство, приготовляемое из яблок
кислых сортов, меда и патоки. Пастилу в России варили еще при Иване
Грозном. Это был своего рода средневековый консерв, надежный спо
соб сохранения урожая. Яблоки томили в печи, разминали, постилали
на досках, сушили на солнце. Тонкие полоски коричневого цвета сво
рачивали в свитки и употребляли как лакомство вплоть до следующего
лета. Такого рода продукт и сегодня легко можно найти в южных реги
онах России.
В Коломне, исстари славившейся царскими и архиерейскими ябло
невыми садами, придумали свою особенную пастилу. Говорили тогда
“пастила коломенская, белопенная рыхлая, в три пальца толщиной,
достойная всяческого удивления”. А иноземные путешественники сла
гали легенды, будто в Коломне только монахи на посаде ведают секрет
коломенской пастилы и только им открыто, как яблоко превратить
в облако.
Первое коломенское пастильное заведение купца Шершавина
было открыто в 1735 году. Он-то и прославил коломенскую пастилу
на всю Россию. Поклонницей воздушных вкусов коломенской пастилы
была даже Екатерина Великая. А в 1852 году на коломенском посаде
появилось “Конфектно-пастильное заведение коломенского купца
Петра Карповича Чуприкова” с собственным садом и плодохранили
щем. Коробочки с чуприковской пастилой — клубничной, малиновой,
ореховой — расходились по всей России.
Технология сбережения — выпекать-взбивать-сушить — вырабаты
валась столетиями, а утрачена была в один миг — в годы революции
фабрика в Коломне закрылась. Со временем прекратилось производство
130 и в Белеве со Ржевом — других центрах производства пастилы. Делать
изысканное лакомство в условиях потрясений ХХ века оказалось невоз

можно. Для этого кроме знания секретов мастерства нужен еще и покой.
Сегодняшнее возрождение утраченных вкусов коломенской пастилы
можно расценивать как простое обещание мира».
— Почему мы не боимся раскрывать рецептуру своего продукта, —
сама себя спрашивает Никитина и сама же себе отвечает: — Потому
что на своем опыте убедились, что само по себе это знание ничего
не дает. Пастила — невероятно капризный в приготовлении продукт.
Почитайте рассказ Надежды Тэффи «Сам». О том, как один жадный
купец решил, что покупная пастила слишком дорога, и решил делать
ее самостоятельно. Тот, кто никогда не имел дела с пастилой, не поймет
этого юмора, но когда мы его читали — смеялись до слез.
Штатный архивист Евгений Ширяев нашел в Ленинке более 75 ре
цептов пастилы, но все они выглядели примерно так: столько-то яблок,
столько-то яичных белков, столько-то дров и две работницы. Вот только
физика этого процесса оказалась гораздо важнее химии. Двум женщи
нам с культурологическим и математическим образованием фактически
пришлось изобрести пастилу заново. Утраченную технологию восполня
ли женской логикой, прислушивались к своим чувствам, пытались по
нять, чем руководствовались барышни XVIII века, создавая этот продукт.
Яблоко упорно не хотело превращаться в облако. На стадии уварива
ния пюре летело в потолок огромными лепешками. Правильно сушить
ся пастила тоже категорически отказывалась, превращаясь то в сухарь,
то в какой-то яблочный каучук. И ни в одном старинном рецепте не было
детально прописано, как с этим бороться.
— Даже у Софьи Андреевны Толстой насчет просушки всего четы
ре слова: «В легких духах после хлебов», — цитирует жену классика
Наталья. — То есть в остывающей печи. Но какая температура должна
быть у этой печи и сколько держать в этих «духах» пастилу — одному
Богу известно.
На третий месяц, с двадцать какой-то попытки, справились нако
нец с просушкой, но тут выяснилось, что даже правильно высушенная
пастила может иметь еще одно уникальное свойство — она не режется!
Нож ее либо мнет, либо он в ней вязнет. Именно этим «Не режется!», 131
как воплем отчаяния, и заканчивается история про жадного купца,

написанная Надеждой Тэффи. Но коломенские мушкетерки оказались
настырнее.
— Представьте себе, до «Ледяного дома» остается шесть дней, а мы
с ножами в руках танцуем вокруг очередной пастилы и никак не можем
научиться правильно ее резать, — смеется Елена Дмитриева. — Чудо слу
чилось на Рождество. К нам тогда как раз зашел в гости Коля Полисский,
и вот прямо при нем эта капризная пастила наконец разрезалась.
Он первым снял пробу и сказал: «Божественно!»
Товар — деньги — товар

Накануне фестиваля «Ледяной дом» его организаторы упомянули
в местной газете, что в усадьбе Лажечникова состоится бесплатное
чаепитие с традиционной коломенской пастилой. Это они, конечно,
зря сделали.
— Сначала наша сорокаведерная барышня провела четыре сеанса.
Потом еще четыре. Наконец, мы стали кормить народ пастилой каждые
15 минут. Но чем больше мы их кормили, тем больше людей прибывало.
Двери в особняк просто выносили, успех был ошеломляющим. К вечеру
мы уже понимали, что 13 января 2008 года отныне второй день рождения
бренда «Коломенская пастила». Но даже тогда мы еще не отдавали себе
отчета в том, что это начало нашей собственной предпринимательской
истории.
Об этом Наталья и Лена стали догадываться уже на следующей
неделе. Первым через два дня позвонил ректор местного университета:
«К нам на Татьянин день едет губернатор — надо его встретить пасти
лой!» Спустя еще несколько дней — звонок из областного Минкульта:
«В Крокус-ЭКСПО выставка “Культурная реальность Подмосковья”, мы
вас уже включили в программу». И дальше один звонок за другим:
чиновники, бизнесмены, журналисты. Волна спроса побежала впереди,
оставалось только ее догонять.
Скорее всего, догонять эту волну никто не стал бы, но Лена Дмитриева
успела вложить приличную сумму в изготовление платья на сорока
132 ведерное женское тело, и предпринимательский инстинкт требовал
хотя бы частично отбить затраты. А Наталья спинным мозгом чув

ствовала, что намечается практическое внедрение главного тезиса ее
шанинской диссертации о том, что культурное наследие — это крутой
монетизируемый ресурс. Наложение двух сильных мотиваций —
коммерческой и идеалистической — дало синергетический эффект.
Надо было еще наладить производство винтажных коробочек руч
ной работы со старинными этикетками — и это была история не менее
мучительная, чем организация производства самой пастилы. Забот
из всей этой затеи получалось пока больше, чем денег, мужья, отцы
и дети бунтовали, но количество заказов постепенно росло. Домашняя
кухня больше не справлялась, пришлось арендовать маленький конди
терский цех при столовой завода ЖБИ. Поначалу подруги делали пасти
лу только на заказ, под единоразовые мероприятия, но коммерчески
подкованная Елена все чаще задумывалась об организации постоянного
сбыта. Ей было понятно, что такой трудоемкий продукт продавать надо
дорого, и супермаркет — не то место, где его купят по 500–600 рублей
за коробочку размером с ладонь. Единственный вариант — создать
туристический объект, где пастила будет являться сувениром. Но пока
у коломенских стартаперов не было ни объекта, ни денег, чтобы его
купить. И тут снова сработал главный закон предпринимательства: как
только ты видишь цель и начинаешь осмысленно к ней идти, возмож
ности сами тебя находят.
В один прекрасный день раздался звонок директора Коломенского
краеведческого музея: «Наталья Геннадьевна, я все придумал! У нас тут
в посаде есть флигелек, мы его используем только летом для хранения
мольбертов. Семьдесят квадратных метров, электричества нет, отопле
ния нет, но я знаю, вас это не остановит. Берите в аренду и делайте там
свой музей пастилы».
В общем, нашли, куда котенка пристроить.
Клад
Вольный архитектор Ольга Бурлакова помогла правильно составить
проект реставрации флигеля, но участвовать в деле категорически
отказалась: «Не мое это!» Наталья заложила одну из своих квартир 133
в Воскресенске, Лена внесла все личные сбережения, но денег все

равно не хватало. Удалось получить грант по программе «Меняющийся
музей в меняющемся мире» — в результате собрали 3 миллиона рублей.
На последние 40 тысяч купили старинную мебель у одного местного
коллекционера.
Вложения начали отбиваться еще до открытия музея — компаньоны
нашли клад.
Коллекционер попался невнимательный. Если бы он полностью выта
щил ящик в одном из буфетов, то обнаружил бы там тайник, полностью
заполненный сверточками и свиточками, тряпочками и бумажечками.
Всего 32 предмета: рубли александровские серебряные, колечки с кам
нями и без камней, кулончик под фотографию, документы подорожные
1888 года и любовные письма 1922–1924 годов, адресованные мужчиной
женщине: «Вы меня не замечаете! Проплываете мимо меня на бешеной
скорости, как дирижабль!»
Здесь же была обнаружена баночка с хинином и пакетик с подо
зрительным белым порошком. По всей видимости, отношения между
адресатами были высокими. Вещество от греха подальше было тут
же смыто в унитаз, а остальное уложено в коробку из-под смесителя
и отправлено в милицию. Правоохранительные органы полгода решали,
что делать с этими драгоценностями, но в итоге решили назвать клад
«находкой» и отдать музею пастилы целиком и полностью: «Вот если
бы вы нашли его в земле, тогда бы мы вам только 25% вернули».
В первый день работы музея непонятно откуда, как волхвы в вифле
емскую пещеру, явился целый автобус туристов из Москвы. Никитина
и Дмитриева продали все, что было в наличии, — 300 коробочек пасти
лы семи сортов. Яблок поначалу закупали 200 килограммов в месяц —
столько влезало в багажник машины. Через год, когда компаньоны
вернули все свои вложения и вышли в ноль, они закупали уже тонну
яблок в месяц. Еще через год музей коломенской пастилы открыл на со
седней улице свой филиал — музейную фабрику пастилы.
— Идея родилась естественным образом, как и все наши идеи. Людям
134 просто очень хотелось увидеть, как пастила делается, — рассказывает
Наталья. — Мы долго искали здание, нашли старый дом на улице

Полянской, примерно в таком же плачевном состоянии, что и первый.
С огромным трудом его отреставрировали, запустили фабрику-музей,
а спустя еще год наш штатный архивист Женя нашел документы о том,
что, оказывается, именно в этом доме и располагалось «Конфектно-
пастильное заведение купца Петра Карповича Чуприкова». Но я к тому
времени уже перестала этим чудесам удивляться.
Вскоре все работницы столовой завода ЖБИ, где располагался цех
по производству пастилы, перепрофилировались в кондитеры, а сама
столовая оказалась невостребованной и закрылась, поскольку работ
ники завода в целях экономии пересели с общепита на бутерброды.
Но и этого цеха вскоре стало недостаточно, и Наталья с Еленой открыли
собственное производство. Еще на старте они поклялись, что ни копейки
не будут вкладывать в рекламу, и сдержать это обещание оказалось со
всем не сложно — «сарафанка» работала безотказно, а от федеральных
журналистов не было отбоя.
Впрочем, едва ли такой успех был бы возможен, если бы все это
время они продавали просто пастилу. Но подруги без всяких маркето
логов как-то сразу поняли, что просто пастилу дорого не продашь. А вот
впечатление от пастилы — можно.
Маркетинг
На территории музея царит реальный XIX век. Нет, никто не зазывает
тебя сплясать с медведем и не учит правильно произносить «ой ты
гой еси!». XIX век вообще не обращает здесь на тебя никакого вни
мания, и именно поэтому как-то сразу хочется в нем пожить. Мимо
ходят барышни в купеческих городских платьях, у них прически того
времени и даже осанка какая-то ненынешняя. Звенит звонок, очеред
ную группу приглашают на экскурсию. Туристы заходят в старинную
комнату, рассаживаются вокруг стола, у каждого дегустационный набор
пастилы, чашка чая и любопытство в глазах. И снова — никакой клюквы,
один сплошной реализм. Купчиха разговаривает со своей дочерью 135
о каких-то повседневных делах, и вдруг до тебя доходит, что экскурсия

уже началась. А еще через пару минут становится ясно, что ты в ней
не зритель, а участник. Театрализованное действие вдруг становится
всеобщей игрой в фанты, а игра в фанты естественным образом пре
вращается в чаепитие с дегустацией. Все это время позапрошловековые
барышни болтают без умолку о каких-то своих позапрошловековых
делах, но из этой болтовни ты узнаешь все, что только можно узнать
о том времени, о местных людях и нравах, о вот этой мебели, посу
де, фотографиях. Ну и, конечно, о коломенской пастиле и ее роли
в жизни Екатерины Второй, Александра Сергеевича Пушкина, Федора
Михайловича Достоевского, а также его няни Анны Фроловны:
— Ведь это она его и пристрастила к сладкому, — продолжают ще
бетать барышни. — Очень интересная была женщина, такая добрая
и большая. Настолько большая, что ей регулярно приходилось на диету
садиться. И когда ее спрашивали: «Ну и как, душечка, ваша диета?» —
она только взмахивала руками: «Сами видите. Исчезаю!»
— Вы не торопитесь? — в комнату заглядывает водитель автобуса:
время уже истекло, туристы рискуют опоздать на следующую экс-
курсию.
— Нет, — отвечает барышня XXI века. — Мы не торопимся. Мы наслаж-
даемся!
Пастилу она уже всю подъела, так что наслаждение имеется в виду
явно не гастрономическое.
— Мы сразу поняли, что люди любят слушать истории, — коммен
тирует увиденное Наталья Никитина. — Поэтому очень скоро после
открытия у нас появилась особая должность — режиссер музейных
программ. Наши сотрудницы стали обучаться актерскому мастерству
и теперь играют просто удивительно. В ассортименте уже 40 сортов
пастилы, и у каждого — своя история. Но изначально тут не было ни
какой прагматики. Идея родилась просто потому, что нам самим очень
хотелось делиться с людьми своими знаниями. Это уже потом в какой-то
книжке я прочитала, что такой инструмент называется пакетными про
136 дажами. И у нас в этот пакет входит: сила места (сам посад), стены, люди,
костюмы, то, как эти люди с вами разговаривают. А пастила — это уже
фиксация испытанного счастья, которое нашим посетителям хочется
продлить за пределами музея.
— То, что мы продаем впечатления, нас еще и страхует от подде
лок, — дополняет Елена Дмитриева. — Продукт можно имитировать,
а впечатления нельзя. Его можно создать только лично. В результате ты
покупаешь эту классную коробочку не ради пастилы, а потому что ты
что-то такое сейчас пережила, тебе хорошо-хорошо и кажется, что все
это хорошо-хорошо теперь лежит именно вот в этой коробочке. И ты
ее берешь и бежишь — к кому? — к своим близким людям, делишься
впечатлениями. И эти люди тоже едут сюда. Это такая позитивная
зараза, эмоциональный вирус, процесс, который не остановить. И даже
то, что потом стало происходить с Коломной, — это тоже результат вот
этой эпидемии. Город заболел нашим вирусом. Точнее, стал выздо-
равливать.
Пожиратели руин
Писатель Иван Соколов-Микитов в начале XX века описывал местный
посад так: «Коломна, вся в пыли, в мухах, в сирени — то ли спит, то ли
умерла давно». За сто лет ничего не изменилось, еще в 2008 году центр
города выглядел точно так же: убитые дороги, разбитые фонари, грязь,
мусор, романтика запустения. И вдруг вот в этом «то ли спит, то ли
умерла давно» начинают появляться двухэтажные автобусы: один в день,
два, три, пять.
Сначала они ехали только в музей и на фабрику пастилы. Но потом
список адресов стал расширяться. Каждый год команда Никитиной
брала с разрешения властей какое-нибудь руинированное здание и пре
вращала его в очередное «место силы». Музей «Калачная». «Музей
коломенской деньги». Музей-резиденция «Арткоммуналка. Ерофеев
и другие».
— Все это время я шла в русле своей шанинской диссертации, —
рассказывает Никитина. — Теперь я на практике убедилась, что 137
историческое наследие — это капитал в прямом смысле слова, и у нас

уже получается с ним работать. Так почему бы его не приумножить?
Мы собрали большую команду специалистов из разных областей
и провели большое междисциплинарное исследование. Они проде
лали огромную работу в архивах — подняли документы полицейского
ведомства, пожарного, судебного. Это как трюфеля искать, тут должен
быть особый нюх. Все эти находки мы собирали по чайной ложечке, бе
режно складывали, а потом издали отдельной книгой. Теперь мы знали
про коломенский посад почти все — что в каком доме располагалось,
кто чем торговал и приторговывал, все местные бренды и традиции,
нравы и интриги. Отдельная папочка называлась «Гении места». Зачем
Ахматова искала здесь Бориса Пильняка, для чего Пильняк в 20-е годы
привозил сюда на машине настоящую японскую артистку в кимоно
и в каком именно винно-водочном отделе Коломны подрабатывал
Веничка Ерофеев.
Даже поклонники творчества этого писателя вряд ли в курсе, что
именно в Коломенском пединституте автор романа-поэмы «Москва–
Петушки» предпринял свою последнюю попытку получить высшее
образование (разумеется, безуспешную). На площади Двух революций
в то время располагался магазин «Огонек», где Ерофеев подрабатывал
разнорабочим. Прямо над этим магазином расположен теперь музей
«Арткоммуналка» — еще один проект большой команды Натальи
Никитиной.
— Это действительно была коммуналка, — рассказывает ее директор
Екатерина Ойнас. — Мы сделали из нее музей быта 60-х годов, но рас
считывали на что-то большее. Однажды мы познакомились с ижевскими
художниками из «Творческой дачи Анфима Ханыкова». И решили их
спросить: «Чего сегодня не хватает художникам для полного творче
ского счастья?» Они ответили: «Не хватает чего-то вроде творческой
тюрьмы. Чтобы можно было хотя бы на пару недель, а еще лучше —
на пару месяцев забыть про все на свете и реализовать давно задуман-
ный проект».
Так музей «Арткоммуналка» стал еще и арт-резиденцией. Теперь сюда
138 слетаются заявки от художников, литераторов, фотографов, музыкантов
всего мира, а администрация «Арткоммуналки» во главе с Катей Ойнас

их рассматривает и утверждает график проживания на следующий год.
Победители по очереди живут и работают в специальной творческой
мастерской — кто месяц, кто два. Все это время они воплощают в жизнь
свой проект и даже получают за это деньги по гранту. Главное требова
ние — чтобы замысел был как-то связан с Коломной и обогащал местную
культурную среду. Вот прямо сейчас здесь проживает московский поэт
Иван Кузнецов, который работает с городским пространством — пишет
стихи на стенах, заборах, асфальте. А одним из первых резидентов стал
сам Анфим Ханыков — видный деятель современного искусства. Он со
брал на улицах города мешок пустых бутылок и по мотивам творчества
Ерофеева соорудил на стене заброшенного здания в Водовозном пере
улке композицию «Бутылочный ангел». А чтобы не возникло претензий
у блюстителей нравственности, присовокупил подпись: «Алкоголизм —
это тяжелый физический недуг, думал я, когда пилил бутылки и скла
дывал из них ангелов. Около 400 бутылок собрано по рюмочным,
ресторанам, помойкам и лесам Коломны. Спасибо, жители, за пустую
тару. Все распилено, уложено и никогда больше не будет использовано
по назначению. Да хранят вас ангелы от страшного недуга пьянства».
Претензий ни у кого не возникло.
Международная экспансия
К 2011 году Коломна по посещаемости стала догонять Суздаль. В исто
рическом центре через каждые 50 метров появились музеи, гостиницы,
рестораны, а фраза «Ой, я хочу тут жить!» слышна теперь на улицах
чаще, чем «Алло».
С «Коломенским посадом» работали уже 100 туристических агентств.
Претворение руин в культовые и доходные туристические объекты
превратилось в бесперебойную технологию. Коломна медленно и спо
тыкаясь, но все-таки уверенно шла к тому, чтобы догнать Айронбридж.
И не только догнать, но и перегнать. По крайней мере у английского
музейного треста пока нет представительства в Коломне, а у коломен
ского в Лондоне — уже есть. 139
— В 2013 году мы открыли свой английский проект. — Никитина, кажет

ся, начинает сводить с ума своей наглостью даже меня. — Началось все
с поставок в российское посольство. Потом мы познакомились с миллио
нером Эндрю Джеймсоном из Норфолка — у него свой сад, свое поместье,
а занимается он венчурным бизнесом. В общем, мы решили локализовать
свое производство в Англии. Да, да — что вы на меня так смотрите?
Но прежде чем строить в Норфолке фабрику по переработке венчур
ных яблок, коломенские выскочки решили все-таки попробовать немно
го попродавать там пастилу, чтобы изучить рынок. С подачи местных
влиятельных друзей они сумели зайти не куда-нибудь, а в легендарный
супермаркет The East India Company, который еще в XVII веке учредила
королева Елизавета для того, чтобы собрать в столице империи лучшие
продукты со всего мира. Под пастилу им дали целую витрину бесплатно:
торгуйте пока, а там видно будет.
Торговля коломенскими поставками идет в The East India Company
до сих пор, но идея с локализацией производства пока заморожена.
Потому что кое-что случилось.
Сначала беда, потом чудо, а затем — серьезная проблема.
Беда
Лена Дмитриева заболела. У нее диагностировали рак в четвертой
стадии.
Чудо
Лена Дмитриева поехала лечиться в Германию, и там ее спасли. После
операции прошло уже три года — рецидива, слава богу, нет.
Проблема
Поначалу казалось, что это испытание подруг еще больше сплотило.
Но потом между ними стали нарастать разногласия. То ли это класси
140 ческий «командный кризис первых пяти лет», многократно описанный
в бизнес-литературе. То ли виной всему опыт смертельной болезни,

в результате которого у Лены сильно поменялся взгляд на мир и на себя.
Так или иначе, но развод случился именно по ее инициативе и пошел
совсем не по мирному сценарию — с ЧОПами, исками, полицией.
Наталье досталось большинство музеев, а Лене отошло производство
и музейная фабрика пастилы. Но в результате раскола проиграли обе.
Никитиной пришлось экстренно строить собственное производство,
чтобы не остаться без продукта, а Дмитриевой — срочно налаживать
сбыт. Но главное даже не в этом, а в том, что распался очень хороший
тандем, в котором дважды два равнялось пятидесяти.
Впрочем, даже после серии боевых действий они рассказывают
друг о друге с явной ностальгией. С языка то и дело слетают слова
из прошлой жизни — Ленка, Наташка.
— У меня очень сильна рациональная сторона, а у Наташки всегда
была такая здоровая безбашенность, — признается Дмитриева. —
Приходит с какой-нибудь новой идеей на 25 миллионов. Я ей: «Ты в сво-
ем уме?! Откуда мы такие деньги возьмем?» — «Ну, Бог пошлет».
И ведь действительно посылает! Для нее всегда на первом месте
цель, а потом средства. Мне бы на все это просто смелости не хвати
ло. Мы с ней работали как изобретатель и рационализатор. Она без
меня осталась бы мечтателем, а я без нее — заурядным предприни-
мателем.
— Я без нее ничего бы не добилась, и она без меня, — соглаша
ется Наташка. — Я, скорее всего, так и занималась бы сейчас своими
успешными социокультурными проектами, но дальше бы не двинулась.
А с Ленкой мне было не страшно открывать компанию, потому что у нее
была уже своя, и не одна. Я многому научилась и за многое ей благодар
на. И вообще, я думаю, что вся эта ситуация нам дана на взросление.
Бог зачем-то нас теперь развел — ну, значит, так надо.
На вопрос: «А может быть, помиритесь еще?» — обе пожимают пле
чами, но не говорят ни да, ни нет. И только вольный архитектор Оля
Бурлакова предусмотрительно заняла позицию над схваткой и про
должает дружить и с Ленкой, и с Наташкой. Наверное, что-то пред-
чувствует. 141
Эпидемия развития
Закон пиара гласит: «Если хочешь, чтобы тебя заметили в Коломне,
шлейф должен прийти из Москвы. А чтобы тебя заметили в Москве,
шлейф должен прийти из Лондона». Местные власти и раньше
по мере возможности способствовали никитинским инициативам,
но когда количество двухэтажных автобусов с туристами в посаде стало
вызывающим — развитие исторического центра стало для администра
ции по-настоящему приоритетным направлением.
С мэром Денисом Лебедевым мы встречаемся в кафе «Добрый
торт». Это заведение открылось уже «на новой волне» и недавно вышло
в плюс, хотя здесь вообще не разливают алкоголь. Еще лет десять назад
заведение такого формата в Коломне не продержалось бы и месяца.
— Знаете, ведь в каждом старинном городе, особенно где-нибудь
на Волге, есть точно такой же посад, — говорит Лебедев. — И почти
везде он воспринимается не как ресурс, а как страшная головная боль.
Ветхий жилой фонд, минимум коммуникаций, криминалитет — в общем,
гнилой зуб на здоровом теле города. Но мы поняли, как сделать этот зуб
золотым. Точнее, поняли Наталья и ее команда, а мы в нужный момент
поддержали.
— А как правильно разговаривать с властями, чтобы тебя поддержали?
— Знаете, ни в одном городе нет недостатка в людях, которые прихо
дят и говорят: «Вы нам должны!» Иногда они требуют, иногда умоляют —
разница не принципиальна. И даже если юридически они правы, такая
жизненная позиция в корне неверна, это позиция неудачника. А вот
когда тебе говорят: «Смотрите, у меня тут есть классная идея и план.
Давайте найдем точки соприкосновения и хотя бы попробуем. Мы все
понимаем — есть нерезиновый бюджет, есть неудобные законы, но есть
ведь и усилия, которые не требуют много денег». Вот с такими людьми
разговаривать — одно удовольствие.
Первое, чем помогли Никитиной местные власти, — изменили в исто
рическом центре схему движения. Большинство улиц стали односторон
142 ними, и двухэтажные автобусы теперь могли на них разъехаться. Мера
копеечная, но для всего города это был важный сигнал — реальность

меняется, новая повестка развития замечена. Следующий шаг — ремонт
дорог. Коломна — город не бедный, в 2016 году расходная часть бюджета
составила здесь 4,3 миллиарда рублей на 143 тысячи населения, но вкла
дывать деньги именно в посад раньше казалось делом бессмысленным.
На бумаге были, конечно, программы развития и даже какие-то регуляр
ные траты на благоустройство, но все это — разрозненные, хаотичные
действия, никак не меняющие качество среды в целом. С приходом
в исторический центр пастилы и прочих никитинских проектов чистота
и ровные дороги стали для посада реальным инструментом развития.
Власти начали работать на результат.
— Представьте себе: турист в ботинках за 400 долларов приехал
в прекрасный музей, хлебнул там счастья, а потом вышел на улицу
и попал ногой в лужу по щиколотку, — продолжает мэр. — Приедет он
еще раз сюда? Вряд ли. А теперь совсем другая картина. Дороги стали
ровные, тротуары чистые, мусорные баки как в Европе, автобусные
остановки даже лучше, чем в Европе, много велодорожек. Что будет
делать турист в такой обстановке? Правильно — фотографироваться
на каждом углу и выставлять фото в Инстаграм. А его друзья уже строчат
комментарии: «Ух ты! Где это? Я тоже туда хочу!»
Но даже у мэрии есть предел возможностей, считает Денис Лебедев.
Власти могут сделать дороги, расставить указатели, построить обще
ственные туалеты, довести до блеска коммуналку. Муниципалитет
может даже отдать под перспективные проекты принадлежащие
ему бесхозные здания по минимальной ставке аренды. Но там, где
начинаются частные владения, возникают проблемы совсем дру-
гого порядка.
Сводный хор умоляльщиков

— Проблема первая — заборы, — загибает пальцы заместитель мэра
Дмитрий Шаталов. — Ничто так не портит городской пейзаж, как вот
эти разнокалиберные и разноцветные заборы. Каждый хочет как лучше, 143
а в результате получаются фавелы. То же самое и с цветом фасадов.

Что мы сделали? Разработали вместе с архитекторами и краеведа
ми однотипную ограду, отвечающую облику исторического центра.
И установили ее везде, где недвижимость муниципальная. Затем стали
работать с владельцами частных домов. Просто приходим и говорим:
«Поставьте, пожалуйста, такие ограждения, которые мы вам рекомен
дуем. И фиолетовый фасад в крапинку как-то не очень украшает наш
город — было бы здорово, если бы вы его перекрасили в рекомендуемые
цвета». Ничего нового мы тут не выдумываем, это нормальный европей-
ский подход.
— И как люди реагируют?
— Пятьдесят на пятьдесят. Одни посылают вежливо, другие грубо,
но примерно половина соглашается.
— А кто не соглашается? По закону ведь вы их не можете оштрафо
вать только за цвет фасада, если они содержат его в порядке.
— Оштрафовать пока не можем. Но можем уговаривать.
— Уговаривать?
Дмитрий хитро улыбается.
— Поверьте, когда к вам приезжает целая комиссия во главе с замом
мэра и начинает хором умолять, реакция такая: «А-а-а, лишь бы от
стали!» Ну, а если не помогает — то приезжает целый мэр: «Слушай,
ну давай поменяем забор, тебе жалко, что ли?!» Вода камень точит,
сознание людей меняется. А потом, когда правильные заборы окажутся
в большинстве, никого даже уговаривать не придется. Владельцы не
правильных заборов сами их поменяют, потому что будут чувствовать
себя неуютно.
Но есть для посада проблема почти неразрешимая — краснокир
пичные дворцы и прочая архитектурная самодеятельность. Даже
если к хору умоляльщиков присоединится целый губернатор, едва ли
это заставит собственника снести свой образец архитектуры времен
последнего десятилетия XX века. Но на это власти и не рассчитыва
ют. Задача-минимум — хотя бы предотвратить строительство новых.
144 И тут Никитина вместе с чиновниками-единомышленниками уже
рассчитывают не на административную силу. Здесь делается ставка

на силу социальную.
— Я не буду называть фамилий, но все больше серьезных людей,
которые купили себе старые дома в посаде, приходят к нам сами
и спрашивают, где можно найти хорошего местного архитектора, чтобы
отреставрировать свое здание, — рассказывает мэр Лебедев. — А если
они купили краснокирпичный дворец, то готовы его за свой счет снести
и построить нормальный дом, который не портит исторический облик
территории. То есть контингент стал реально меняться. Цены на недви
жимость выросли, и отсюда теперь естественным образом уезжают
люди, которые своей избушке предпочтут квартиру в спальном районе
Москвы. Зато им на смену идут те, кого эта среда сама принимает.
Эти люди совершенно не обязательно богаче. Просто с ними случилось
то, что мы называем «ой, я хочу здесь жить!». А с чего начинается роди
на? Да именно с этого и начинается.
ААААААААААА!!!
Мы с Натальей идем сквозь кремлевскую стену, которую еще в XVIII ве-
ке местные жители почти полностью разобрали на хозяйственные
постройки. Знаменитое ерофеевское «Все говорят: Кремль, Кремль» —
это скорее про коломенский, чем про московский. Его действительно
можно много раз пройти насквозь и не заметить. А редкие оставшиеся
башни теперь стоят порой прямо в огородах местных жителей. Очень
приятная такая цитадель, домашняя. Кремль, который никого не боится
и никого не желает победить.
— Письмо пришло. — Наталья оживляет свой смартфон и через
секунду округляет глаза. — Из Лондона... — округляет глаза еще боль
ше. — Вот это да!
— От принца Чарльза небось?
— Не совсем. Один крупный российский предприниматель, фами
лию называть не буду. Он живет в Лондоне, а на Новый год приедет
с семьей к нам в Коломну. Но дело даже не в этом. Я вам сейчас отрывок
из его письма перешлю — сами увидите. 145
Наталья, добрый вечер,

Прежде всего поздравляю Вас с тем, что Букингемский
дворец после дегустации разместил свой первый заказ
на коломенскую пастилу :)) Принц Чарльз был полностью
покорен ее уникальным вкусом! Подробности расскажу
при встрече...
Похоже, эта история только начинается. Запасайтесь попкорном.

6/ «Путь длиной в тысячу
ли начинается с пандуса»
Что сделали аудитор Наталья
Гаспарян и преподаватель Мария
Бондарь, узнав, что люди
с ограниченными возможностями
тоже хотят путешествовать
А ВТОР: Анна Рудницкая

ООО «Либерти». Туризм
для инвалидов.
Санкт-Петербург. По туристическому
потоку уступает Москве. Тем не менее
в Северной столице каждый год туристов
бывает больше, чем проживает самих
горожан.
Потребительский кредит, энтузиазм
основательниц компании и самодельный
переносной пандус весом 40 килограммов.
В 2016 году услугами «Либерти» воспользова-
лись 700 российских и иностранных туристов.
Помимо Санкт-Петербурга компания устраивает
экскурсии в Москву, Калининград, Новгород
и другие российские города и помогает
российским инвалидам увидеть Европу.
Взятие Зимнего
Оранжево-белый микроавтобус тормозит возле Дворцовой площади
Санкт-Петербурга. Он привез туристов, но не гостей издалека, а жителей
города, которым просто так не добраться с окраин в центр. Молодая
женщина Елена последние полтора года передвигается на костылях или
в коляске; Раиса, бывший председатель общества инвалидов Выборг
ского района, — колясочница со стажем; у 13‑летней девочки Маши —
спинальная мышечная атрофия, и в инвалидном кресле она практически
живет. Новогодний Петербург украшен высоченными елками — одна
стоит на Дворцовой площади, но пробираться к ней надо через лужи
и ледяные пороги. Фотосессия у праздничной елки — финал экскурсии,
организованной компанией «Либерти».
— Голову, голову держи, Мария! — суетится Машина мама, когда та
храбро уезжает от нее на финской электроколяске, подскакивая на каж
дой ледяной колдобине. Елена и Раиса едут медленнее, и видно, что
дело это для них явно непривычное. Зимой в Петербурге даже здоровый
человек ходит осторожно, а у многих колясочников здесь даже зимней
одежды нет, потому что в это время года они из дома не выходят. На оче
редную экскурсию «Либерти» записались семь человек — инвалиды
вместе с родственниками. Совсем маленькая группа, но таких за год
у «Либерти» набирается много.
Изначально созданная для работы с иностранцами, первую груп
пу туристов-россиян «Либерти» приняла только в 2009 году. Тогда же 151
А нна Р удни ц кая Дельфины капитализма
основательницы фирмы поняли, что заработать на соотечественни

ках не получится, но и отказать им в экскурсиях совесть не позволяет.
Поэтому придумали собственную модель бизнеса.
Пионерство и драйв
— Может, будем сумочки шить?
— Сумочки и без нас есть кому шить. Давай лучше сделаем турфирму
для инвалидов.
Примерно таким был диалог двух подруг — Марии Бондарь и Натальи
Гаспарян, когда они в очередной раз обсуждали идею собственного
бизнеса. Они дружили с первого класса, вместе играли в школьном
театре, и о своем деле заговорили накануне выпускного. Тогда это была
не более чем мечта: «А хорошо бы...» Мария поступила на филологиче
ский факультет СПбГУ, а Наталья — на экономический Технологического
университета растительных полимеров. Получив дипломы, устроились
на работу: Бондарь — гидом и преподавателем немецкого языка в школе
и на курсах для взрослых, а Гаспарян — аудитором. Но о прежнем жела
нии не забывали.
— Мы думали о свободной нише на рынке, — объясняет Мария,
исполнительный директор «Либерти». — Плюс нужно было такое дело,
в котором мы обе могли бы применить свои профессиональные навыки.
И когда возникла идея туризма для инвалидов, это было стопроцентное
попадание.
Что такое жизнь с ограничениями, подруги хорошо знали по своему
детству. Наталья занималась художественной гимнастикой и на одной
тренировке неудачно сделала кувырок. В результате — травма спины,
смещение позвонка. Обошлось без инвалидности, но со спортом было
покончено. Мария, катаясь на санках с горки, упала и сломала позвоноч
ник. Три месяца в больнице, а потом пришлось заново учиться ходить.
И еще подруги помнили, как по программе школьного обмена побывали
в Гамбурге, где поселились у семьи с дочерью-инвалидом — коляска
для нее не была какой-то клеткой, девочка жила полноценной жизнью
со всеми ее радостями. Студентками Наталья и Мария подрабатывали
152 гидами-переводчиками и нередко видели иностранцев на инвалидных
6/ «Путь длиной в тысячу ли начинается с пандуса»
колясках. Для большинства экскурсоводов такие туристы означали

лишние хлопоты. Но люди с ограниченными возможностями все равно
приезжали и хотели путешествовать!
Прошлые впечатления вдруг сложились в бизнес-идею.
— У нас обеих была хорошая работа с хорошей зарплатой, и острой
необходимости немедленно заработать денег мы не ощущали, —
рассказывает Наталья Гаспарян. — Но нам было интересно стать первыми —
когда не у кого подсмотреть, поучиться и все приходится делать с чистого
листа. Как сделаешь, так и будет. В этом заключались пионерство и драйв...
Подруги вспоминают о том, как начиналась «Либерти», согреваясь
глинтвейном в баре гостиницы «Европа». Маша угощает меня печеньем:
«Ешьте, ешьте, смотрите, какие красивые фитюлечки, не оставлять же».
«Фитюлечки» — ее фирменное словечко, и таких у нее много. А самое
правильное слово для самой директрисы — обворожительная: мальчише
ская стрижка, летящая походка и подростковый задор. Ее подруга Наташа
выглядит одновременно более женственной и более деловой, при этом
у нее тоже улыбка до ушей и смеющиеся глаза. От обеих женщин исходит
обаяние уверенности в себе и какой-то детской радости жизни.
Первые пять лет существования «Либерти» они потратили на пол
ную инвентаризацию Петербурга и окрестностей. Следующие пять —
на инвентаризацию себя: собственных отношений с жизнью, своих
установок и желаний. Без этого превратить приятное и полезное дело
в приносящий доход бизнес оказалось невозможным.
С пандусом наперевес
Фирма «Либерти» была зарегистрирована в 2004 году, и изучение рынка
началось с того, что Бондарь и Гаспарян с рулеткой и фотоаппаратом
обошли все достопримечательности Петербурга, проверяя их на доступ
ность для инвалидов.
Проверяли не только инструментально, но и эмпирически — по оче
реди катая друг друга, а также знакомых и родственников, не поддавших
ся суеверному страху, во взятой напрокат инвалидной коляске. В кресле
на колесах поездили и тогда еще будущие их мужья и Наташин папа.
Результаты экспериментов оказались не слишком обнадеживающими: 153
в середине 2000-х с доступной средой в Петербурге было, мягко говоря,

не очень. Но девушек это не остановило. Полные решимости занять
свободную нишу, они взялись создавать доступную среду сами.
— Я пока работала гидом, насмотрелась на то, как людей на колясках
грузят в обычный автобус или таскают на руках по ступенькам, — говорит
Мария. — И мы решили, что никогда не будем этого делать. Потому что
это опасно, страшно и унизительно.
Своему мужу Олегу она обрисовала техническое задание, и тот смас
терил складной пандус, позволяющий преодолевать короткие лестницы.
Специальный автобус с подъемником Мария и Наталья сначала брали
в аренду накануне каждой экскурсии, но быстро поняли, что зависимость
от не самых пунктуальных водителей может подвесить любое меропри
ятие, и в 2007 году купили микроавтобус в кредит. Эти 800 тысяч рублей
стали первой серьезной инвестицией в бизнес. Кредит был обычный
потребительский — доходов и залогов, которые могли бы удовлетворить
банк, «Либерти» еще не имела. Олег переоборудовал микроавтобус под
колясочников, поколдовав с подъемником, снятым со старого грузовика.
— Мы решились на кредит, потому что думали: сейчас чуть-чуть
напряжемся, а дальше будем грести деньги лопатой, — смеются Наталья
с Марией. Смеются, потому что до момента превышения доходов над
расходами оставалось еще несколько лет, и если бы они понимали это
тогда, то, может быть, и не решились бы ни на какие вложения.
Тратиться пришлось еще и на международные туристические выстав
ки: там завязывались нужные знакомства с зарубежными партнерами,
которые могут привозить иностранных туристов. На выставке в Герма
нии в 2005 году владелицы «Либерти» познакомились с пионером
международного инватуризма Вольфгангом Грабовски, который уже
много лет возит немецких колясочников по всему миру, в том числе
в такие малоприспособленные для этого места, как Египет и Вьетнам.
Похожий на Санта-Клауса, с огромной белой бородой и широкой
улыбкой, он основал свою фирму вместе с братом после того, как тот
попал в аварию и оказался прикованным к коляске. В 2006 году Наталья
и Мария приехали на ту же самую выставку уже со своим фирменным
154 стендом, а в 2007-м принимали у себя в Петербурге первую группу
иностранных клиентов — немцев, привезенных Вольфгангом Грабовски.

Экскурсию вела Мария, за рулем микроавтобуса сидел ее муж Олег.
Он же таскал еще одно свое произведение — 40-килограммовый
телескопический пандус, без которого невозможно было подъехать
на колясках к храму Спас-на-Крови. Немцы остались довольны, и с тех
пор Грабовски привозит своих клиентов в Петербург регулярно.
Первую экскурсию для российских туристов они организовали
по заказу Общества инвалидов города Пушкина, которому ее оплатил
какой-то добрый бизнесмен. После этого заработало «сарафанное радио»,
и инвалиды-колясочники стали обращаться в «Либерти» с просьбами
об экскурсиях уже индивидуально.
Но туристов-иностранцев у «Либерти» все еще было немного, не бо
лее ста человек в год. Как правило, это микрогруппы в 2–3 человека,
в основном — с круизных пароходов, делавших остановку в Петербурге.
Главным доходом основательниц «Либерти» в первые годы существова
ния компании оставалась их наемная работа: у Марии — гида и препо
давателя, у Натальи — аудитора, а потом главного бухгалтера в фирме,
занимавшейся экспертизой промышленной безопасности.
— Поначалу мы недооценивали значение маркетинга, почти им
не занимались. Нам казалось, что главное — хорошо делать свою работу:
продумывать маршруты, по-человечески относиться к клиентам, и тогда
клиенты нас найдут, — говорит Наталья Гаспарян. — Пока постепенно
до нас не дошло, что если мы не получаем дохода, то, значит, свой
бизнес делаем плохо.
— Почему тогда вы все это не бросили?
— Да мы бы, наверное, бросили, но нам клиенты не позволили, —
отвечает Наталья. — Они писали такие трогательные отзывы, что мы
почувствовали: мы делаем что-то нужное.
Маша и пустота
Девочка Маша приехала на экскурсию «Романтический Петербург»
из хосписа. Она поселилась там на две недели вместе с мамой:
Маша проходит ежегодный курс реабилитации. Хоспис, созданный 155
петербургским священником Александром Ткаченко на деньги благо

творителей, теперь финансируется из городского бюджета. Выглядит
это место для государственного медучреждения невероятно: чистые
коридоры, красивые палаты, комната отдыха с диванами и игрушками.
В палате мама Марина рассказывает мне историю своей жизни. Уже
через несколько месяцев после рождения Маше поставили страшный
диагноз. Русфонд собрал им деньги на операцию в Финляндии, там
Маше вставили в позвоночник титановые пластины. Папа Маши живет
от них отдельно, а Марина не работает, получает пенсию, и на двоих
у них с Машей выходит чуть меньше 30 тысяч рублей в месяц. Слава
богу, помогают благотворители.
Маша особого интереса к беседе не проявляет, наворачивает вокруг
круги на коляске, изредка шикая на маму: «Ну зачем ты это говоришь?!»,
«Все было не так!» У Маши переходный возраст, и она лучше мамы знает,
как надо. «Еще год назад была пушистенькая, а теперь слова поперек
не скажи», — вздыхает Марина.
В школу Маша не ходит — там нет пандусов. Занимается с учите
лями на дому. Маше очень хотелось бы иметь друзей, в том числе
среди одноклассников, но, когда она все же появлялась в школе (два
или три раза), ей там не понравилось. Ровесники ее демонстративно
сторонились, и никто даже не попытался первым с ней заговорить.
Впрочем, с чего бы им хотеть дружить с Машей, если они видели ее
два или три раза в жизни? В деревне в Вологодской области, куда Маша
с мамой ездят каждый год, дела обстоят получше. Там собираются
на лето горожане всех возрастов, и они только первые пару дней про
являют кто интерес, кто страх перед Машиной коляской, а на третий
день начинают играть с ней, забыв про то, что она не может ходить
и бегать. Но видятся они недолго — это Маша с мамой живут в деревне
почти все три летних месяца, а большинство других детей приезжают
на неделю-две.
Маше нравится учить иностранные языки — она уже несколько лет
занимается английским и французским, а с осени планирует начать
156 учить японский. Для работы переводчика, например, коляска не помеха,
но куда пойти учиться после школы и идти ли вообще — вопрос пока

открытый. Но даже если Маша и решится, то вуз будет выбирать исходя
вовсе не из интеллектуальных устремлений. Ее старшая подружка,
с которой она познакомилась в хосписе, поступила в Политехнический
университет, хотя вообще-то хотела стать художником — просто потому,
что в Политехе есть пандус.
— Это как глоток свежего воздуха для нее, — говорит Машина мама
про экскурсии «Либерти», в которых Маша старается участвовать регу
лярно. — У нее глаза становятся другими.
Цифры успокаивают
Инватуризм — досуг дорогой: спецтранспорт и все сопутствующие
расходы делятся не на 50 человек, как в обычной туристической груп
пе, а максимум на 10–12, бывает, что и еще меньше. Насчет платеже
способности российских инвалидов Мария и Наталья иллюзий не пи
тали. Поэтому в 2009 году они поняли, как надо строить их модель
бизнеса: зарабатывать будем на иностранцах, а россиян обслуживать
по себестоимости. Вскоре они узнали, что, оказывается, такого рода де
ятельность называется социальным предпринимательством. Радоваться
этому или печалиться, они сначала не поняли. С одной стороны, звучит
красиво, с другой — никаких супердоходов это словосочетание явно
не сулит. Но тут помогла она — закономерная случайность.
— Где-то в интернете Маша наткнулась на объявление о конкур
се для социальных предпринимателей, — рассказывает Гаспарян. —
И мы подумали, что, пожалуй, подходим под описание. Заполнили
большущую заявку, но это был тот редкий случай, когда благодаря
занудной формальности мы достигли просветления. Там было много
вопросов, над которыми мы раньше никогда не задумывались, — про
показатели нашего бизнеса, про наши цели, планы, мотивацию. Это
нас как-то встряхнуло, мы научились думать о своем бизнесе на новом
уровне, всерьез озаботились вопросом, какие ресурсы нам нужны для
достижения наших целей. Потом мы выиграли конкурс и получили 157
беспроцентный заем в 1 миллион 700 тысяч рублей. И с этого момента

все как-то завертелось.
Мы с Марией и Натальей разговариваем в офисе «Либерти» —
маленькой комнатушке в одном здании с той самой фирмой по про
мышленной безопасности, где Наталья работала раньше. Этот малень
кий, но зато свой офис появился только в 2011 году — прежде в нем
не было потребности. Да и сейчас подруги чаще всего работают дома.
Специфика их деятельности такова, что клиенты к ним в офис не ездят.
Чаще всего Марии и Наталье приходится самим ездить к ним.
— У нас с ними возникают довольно теплые человеческие отно
шения, — говорят создательницы «Либерти». — Мы интересуемся их
жизнью не только от экскурсии до экскурсии, да и они тоже. Это почти
дружба.
В 2010 году «Либерти» приняла около 200 туристов, а в 2011-м —
уже 300. На полученный заем Мария и Наталья отремонтировали
и усовершенствовали автобус, и остались еще деньги на участие
в выставках. «Либерти» стала предлагать туры за пределы Петербурга
и Ленинг радской области — в Москву, Калининград, Новгород.
Постепенно масштаб деятельности компании стал расширяться. В не
сезон «Либерти» стала оказывать специальные транспортные услуги
для людей с ограниченными возможностями. Например, участни
кам проводимого в Петербурге чемпионата по танцам на колясках,
а также других спортивных соревнований. Вскоре выяснилось, что
денег стоят не только их транспортные услуги, но и их знания о безба
рьерной среде. По заказу Комитета по развитию туризма Петербурга
Гаспарян и Бондарь проводили исследование доступности городских
объектов, а потом еще выиграли тендер на написание методички
о размещении людей с ограниченными возможностями в гостиницах
Петербурга.
Но взрывного роста доходов, на который надеялись подруги, все
равно не случилось. Вернуть заем в течение двух лет не удалось —
пришлось просить о реструктуризации. Мария и Наталья полностью
158 выплатили долг лишь в 2016 году.
— Еще до победы в конкурсе мы приехали по приглашению фонда

в Москву, где нас несколько дней обучали финансовому планирова
нию и другим полезным вещам, — рассказывает Наталья. — Я все это,
в общем-то, проходила в институте, но одно дело — изучать в теории,
а другое — когда ты уже понимаешь, что нужно использовать для соб
ственного дела. Мы впервые тогда применили некоторые инструменты
финансовой аналитики. Например, посчитали точку безубыточности,
то есть сколько туристов нам надо принять, чтобы выйти на само
окупаемость, — оказалось, что около трехсот пятидесяти. Это стало
для нас важным ориентиром. Все-таки дружить с цифрами приятно.
Цифры успокаивают.
Точку безубыточности они прошли в 2012 году, а уже в 2016-м
«Либерти» приняла вдвое больше туристов — 700 человек, выручив
около 7 миллионов рублей. Среди стратегических задач на сегодня —
увеличение числа зарубежных партнеров, разработка новых туров,
обновление старого сайта и создание трех новых. Но главное знание,
которое обрели подруги, добравшись до точки безубыточности, лежало
в области не математики, а философии. Работать нужно не только над
бизнес-планами, аналитикой и маркетингом. Работать нужно над собой.
Хочу ли я?
— На слете социальных предпринимателей одна из участниц посовето
вала мне книжку «Деньги хорошо влияют на женщину» известного тако
го бизнес-тренера Бодо Шефера, — вспоминает Мария Бондарь. — Эта
книга в буквальном смысле слова изменила мое сознание и во многом,
мне кажется, спасла наш бизнес. У нас тогда как раз был довольно кри
тический момент, связанный с тем, что надежды на быстрое развитие,
которое мы возлагали на заем фонда, не оправдались. Мы стали анали
зировать причины и обнаружили, что главные проблемы, конечно же,
в голове.
В ходе самостоятельно проведенной под влиянием книжки психо
терапии Мария обнаружила, что она... не хочет заработать много денег. 159
— Мы декларировали одно, а делали другое. Я покопалась в себе

и поняла, что наследство бабушек и дедушек, всю жизнь тяжело рабо
тавших и живших очень бедно, на глубоком подсознательном уровне
утвердило меня в мысли, что деньги — это плохо. Что богатым быть
стыдно. Мне как-то уютней в этом маленьком мире небольших возмож
ностей и скромных доходов. И из этого подсознательного отношения
во многом проистекали неправильные бизнес-решения. А ведь деньги
сами по себе — это не хорошо и не плохо, это инструмент, который
дается конкретному человеку, и его можно использовать для добра или
для зла. Когда я это осознала, я и с детьми стала по-другому общаться
на эту тему. Раньше меня раздражало, когда они просили что-то купить.
Чего это они игрушки просят дорогие? Надо же книжками интересо
ваться, а не вещами! А теперь я спокойно отношусь к тому, что людям
нужны деньги, и мы спокойно обсуждаем с детьми, что можно купить
сейчас, а что потом, накопив или заработав, а что, может быть, не нужно
покупать вообще.
— Получается, бизнес оказался еще и локомотивом личностного
роста?
— Это же твое детище. Твой бизнес — это как твой ребенок. Он растет,
усложняется, требует новых усилий. И он постоянно меняет тебя самого.
Сначала это было для нас просто приключение, интересный благород
ный проект, которым нам нравилось заниматься. Мы себя чувствовали
бедными, но крутыми, мы люди, которые меняют мир, — разве этого
недостаточно? Но «фишка» социального бизнеса в том, что чем больше
ты заработал денег, тем большему количеству людей помог. А если не за
работал, то и не помог. Так что нам пришлось повзрослеть. Научиться
есть не только сладкое. Пришлось войти во вкус сложных, занудных,
но необходимых дел, которые не могут нравиться сами по себе, но об
ретают смысл, когда становятся инструментом достижения большой
цели. Мне вообще внутри всегда было лет пятнадцать, да и снаружи
не намного больше. А тут пришлось надеть каблуки и стать взрослой
теткой, иначе тебя так и будут воспринимать как школьницу, а не как
160 серьезного партнера, с которым можно вести дело.
— Но каблуки и тетка — это же может быть просто маска, наде

тая по случаю деловых переговоров. Разве это меняет внутреннее
ощущение?
— Да, меняет. И это не потеря, это приобретение. Мне пришлось
научиться быть взрослой, а это полезно не только в бизнесе.
Родовспоможение
Еще одним локомотивом развития компании стали декреты. У Марии
двое сыновей — 10 и 7 лет, у Натальи трое — 8, 4 и 2 лет. Обе женщины
утверждают, что отпуск по уходу за ребенком — не помеха развитию
бизнеса, а наоборот.
— Мы сначала занимались «Либерти» параллельно с предыдущими
работами, и соскочить с них было сложно и страшно: это же гаранти
рованный заработок. А декрет — хороший способ уйти с опостылевшей
должности и не вернуться, — объясняет Мария. Сама она так и посту
пила после рождения второго сына.
— Первый раз я ушла в декрет в 2008 году, и работа «Либерти» после
этого сильно оживилась, — добавляет Наталья. — Я смогла оперативнее
отвечать на письма клиентов, не давая им времени передумать. Я про
должала изучать объекты города на предмет доступности — прямо так
и ходила с сыном в слинге. А главное — в декрете некуда торопиться,
есть время остановиться и подумать о стратегии. Однозначно, наши
дети не затормозили развитие бизнеса, а помогли ему.
На архивных фотографиях «Либерти» обе основательницы действи
тельно везде с младенцами в слингах — и на экскурсиях, и в офисе,
и на переговорах с партнерами. Однажды, смеются они, в одном из пе
тербургских дворцов, где их уже знали как облупленных, они услышали
про себя: «А, “Либерти”, эти две домохозяйки!..»
— Но мы сами себя вообще-то редко так воспринимаем, — оправды
вается Наталья. — До домохозяек нам, конечно, еще далеко. Я в роддом
всегда уезжала с ноутбуком — там я наконец-то могла спокойно пора
ботать в тишине. И никогда у меня не было такого, чтобы я занималась 161
только детьми. Иногда я думаю, какой это был бы кайф, если бы у меня
были только дети и не было работы. Но одной возможности выспаться
бывает достаточно, чтобы эти мысли ушли.
Владелицы «Либерти» сами возят детей в школу, сад и кружки,
обходятся без помощи нянь. Еще одна возможность, которую дает
собственный бизнес работающей маме, — это гибкий график.
Они по-прежнему выполняют сами основную часть рабочей текучки,
но уже осознали, что ее пора отдать наемным сотрудникам.
— У нас проблемы с делегированием полномочий, — признается
Мария. — Мне, например, проще самой съездить отвезти документы
в порт, чем поручать это кому-то. Ну как же, ведь это очень важные до
кументы! В результате ты вроде при деле, совесть спокойна, но на самом
деле ты просто потеряла полдня. Потому что твое дело — не документы
возить, а думать о стратегии развития компании, встречаться с нужны
ми людьми, искать новые возможности. Идеи — они ведь рождаются
не в головах, они рождаются между головами.
В «Либерти» сейчас работают двое бывших клиентов, они продви
гают услуги компании в интернете. И еще несколько человек сотруд
ничают по совместительству — водители, гиды, турлидеры, которые
сопровождают группы в поездках. В ближайшее время Наталья и Мария
наймут менеджера, который возьмет на себя всю рутину и разгрузит их
наконец для более масштабных задач.
Свои сферы ответственности они поделили так: Мария занимается
подбором гидов и содержанием туров. Наталья — финансовым плани
рованием, документацией, взаимодействием с чиновниками и парт
нерами. Еще Бондарь больше занимается российскими туристами,
а Гаспарян — иностранными. Мария эмоциональней Натальи, и на всех
круглых столах и форумах по проблемам доступной среды и социаль
ного предпринимательства, куда «Либерти» в последнее время зовут
часто, от имени компании выступает именно она. Пока Мария читает
книжки по тайм-менеджменту и бизнес-кейсы, Наталья штудирует
налоговое законодательство и овладевает тонкостями ведения авто
хозяйства. Впрочем, в большинстве вопросов, уверяют подруги, они все
162 же взаимозаменяемы.
— Мы работаем как поршни, — говорит Мария. — Когда кто-то один

в упадке, другой как раз на подъеме. Говорят, что с друзьями и подру
гами заводить бизнес нельзя, а мы, наоборот, не понимаем, как можно
тянуть эту лямку в одиночку или с чужим человеком. Близкий по духу
друг и партнер нужен прежде всего для психологической поддержки,
которую мы друг другу постоянно и обеспечиваем.
Давай заморачиваться
За тринадцать лет, что существует «Либерти», среда в Петербурге
стала на порядок дружелюбнее к людям на колясках. Когда Мария
и Наталья только начинали, практически ни одно учреждение культуры
Петербурга к приему таких туристов готово не было. И тогда основатель
ницы «Либерти» пошли на абордаж — стали просто привозить туристов
в необорудованные учреждения, а там будь что будет. Подкладывали
на ступеньки самодельные пандусы, просили охранников помочь, ко
рячились сами. Главное — сделать так, чтобы там вообще увидели, что
люди на колясках существуют. Очень скоро подруг ждало еще одно
удивительное открытие — сотрудники учреждений культуры тоже люди.
Процесс изменения среды начался.
— Спас-на-Крови установил стационарный пандус, когда им надоело
смотреть, как мы таскаемся с нашим 40-килограммовым железом, —
рассказывает Мария. — Гостиница «ПетроПалас» дооборудовала свои
номера по нашей просьбе, а другая гостиница, «Новый Петергоф»,
готовясь к приему первых групп наших туристов, самостоятельно об
следовала свое оборудование, обнаружила, что поручни установлены
неверно, и все переделала. Когда мы решили разведать Екатерининский
дворец, выяснилось, что там есть лифт, но он не работает, потому что это
для сотрудников музея слишком хлопотно. Колясочникам нужно сделать
специальный вход; человек, который будет этот лифт обслуживать,
должен пройти специальное обучение, и каждый раз, когда появится
турист на коляске, лифтеру придется спускаться и открывать ему этот
специальный вход. Но самое сложное — это объяснить руководству, что
все эти процедуры требуют не так уж много сил и времени, надо только 163
отработать все эти действия и к ним привыкнуть. Я как представила

себе этот геморрой, сказала Наташе: «Давай не будем заморачиваться?»
А она в ответ: «Нет, давай будем». И теперь этот специальный вход
открыт всегда.
— Я понимала, что если этим лифтом не будут пользоваться хотя
бы иногда, то его потихоньку просто разберут и выкинут, — смеется
Наталья. — Ведь наша идея была еще и в том, чтобы раскачать общество,
чтобы все вокруг увидели: инвалиды тоже хотят и могут быть потреби
телями культуры. И это не так уж и сложно — надо просто включить
голову и сердце, спросить специалистов, как это делается, и мы все
объясним. На нас иногда ругались: «Чего вы их сюда возите, инвалидам
надо дома сидеть!» Конечно, с нашей стороны это вызывало жуткий
гнев, но этот гнев мы тут же преобразовывали в позитивную энергию.
Ах так?! Ну хорошо, теперь мы точно не отстанем! В следующем месяце
мы вам сюда еще больше туристов привезем!
— Насколько неприятно это было — заставлять людей делать что-то,
что им не нравится?
— Ну, я никогда по этому поводу не парилась, потому что понимала,
что это их работа, надо просто помочь им ее сделать. И сейчас уже никто
нам такого — «сидите дома» — сказать не позволяет.
«Либерти» удается не только изменять среду для инвалидов, но и на
лаживать партнерство с коллегами по социальному предприниматель
ству. Например, Мария и Наталья привозят туристов в новые музеи
Коломны — «Арткоммуналку», музей пастилы, музей русского хозяйства.
А их создательница Наталья Никитина, в свою очередь, оборудует эти
места для приема туристов на колясках. Иностранцев Наталья и Мария
приводят в петербургский цирк «Упсала» — единственный в мире,
где выступают трудные подростки и дети с особенностями развития.
«Представляете, как здорово? — говорит Мария Бондарь. — Немецкие
инвалиды помогают российским трудным подросткам!»
Сейчас «Либерти» готовится к приему первых групп слепых и слабо
видящих людей. О том, что есть еще и такая потенциальная группа
клиентов, им рассказали в петербургской библиотеке для слепых —
164 крупнейшей в России. Это очень продвинутое и передовое место, здесь
не просто слепым людям книжки выдают, но и разрабатывают новые

методики по работе с инвалидами для учреждений культуры всего
северо-запада.
— Еще в начале 2000-х годов к нам стали обращаться петербургские
музеи с вопросом: как им работать со слабовидящими посетителями? —
вспоминает специалист отдела развития библиотеки Дарья Бочарова. —
Мы стали изготавливать для них муляжи, копии объектов, рельефные
изображения, разрабатывали вместе тексты экскурсий. Потом к нам
стали поступать запросы из других городов: у нас тут группа слабови
дящих туристов, помогите устроить им экскурсию по Питеру. Первыми
несколько лет назад приехали незрячие дети из Москвы — просто
по инициативе их родителей. И мы придумали им программу на три
дня, нашли подходящую гостиницу. Но принимать туристов — это все
же не совсем наше занятие, поэтому мы стали искать партнеров и нашли
«Либерти».
Библиотека и «Либерти» стали вместе работать с учреждениями
культуры. Активнее всех оказалась администрация Исаакиевского собо
ра, где в 2016 году открылся целый отдел «по работе с маломобильными
посетителями». Доступ для колясочников здесь обеспечили еще раньше,
установив роллопандусы, скоростной лифт и подъемник до смотровой
площадки.
Елена Веденеева из вышеназванного отдела Исаакиевского собора
объясняет мне, как можно показать Исаакиевский собор невидящему
человеку. Сначала — дать представление о размерах. Гигантские колонны
на входе, например, предлагается обнять впятером. Помещение собора
внутри — померить шагами. Представление об общей архитектуре храма
дает изготовленный библиотекой рельефно-графический альбом с ма
кетом собора. А как рассказать слепому, что такое сводчатый потолок?
Можно предложить ему провести языком по собственному небу. Потом
Елена приносит огромный, сантиметров в двадцать, железный ключ и от
крывает вход в алтарь, где временно хранится макет храма, используемый
на экскурсиях для слепых — в масштабе 1:200. Двигаясь пальцами снизу
вверх, можно «осмотреть» весь собор целиком. Еще на экскурсию для
слепых Веденеева берет с собой две коробочки — одну из-под селедки, 165
другую из-под печенья. В той, что из-под селедки, хранятся образцы

разных камней, использованных при строительстве собора. А в той, что
из-под печенья, — кусочки мозаики, из которых сделаны иконы. Все их
можно пощупать, точнее, посмотреть — это, говорит Елена, правильное
слово для употребления в общении со слепыми, стесняться его не надо.
За вашу и нашу свободу

С каждым годом «Либерти» принимает все больше иностранных гостей
и придумывает для них все более сложные туры. География расширяет
ся, Мария и Наталья осваивают новые территории — на лето 2017-го за
планировано путешествие для инвалидов по Транссибу. Но наступление
идет не только на Восток, но и на Запад. Вот уже несколько лет подруги
возят группы российских туристов за границу. В 2012 году, например,
состоялся инватур в Париж.
Про намечающуюся спецпоездку в интернете прочитала Люба
Русинова из города Яранска Кировской области. У Любы миопатия, мы
шечная слабость, она доучилась до 9‑го класса школы, а потом, когда уже
не могла передвигаться самостоятельно, школу бросила и сидела дома.
Жила она с мамой и двумя сестрами, одна из которых тоже колясочница.
Их квартира располагалась на втором этаже деревянного дома с удоб
ствами на улице. Чтобы Люба могла сходить в туалет, ее героической
маме приходилось носить 20-летнюю девушку на руках. Зарабатывала
героическая мама сначала тем, что вязала носки, а потом повезло —
устроилась вахтером в местную больницу с зарплатой 9 тысяч рублей.
На купленном в кредит компьютере Люба писала статьи для разных
сайтов — про дизель-генераторы, например. Зарабатывала 5–7 тысяч
рублей в месяц. И вот ей попалось на глаза объявление о наборе группы
для поездки в Париж. Люба решила, что она туда поедет во что бы то ни
стало. Тур стоил больше 50 тысяч рублей. Люба насобирала за девять
месяцев две трети от цены. Пришлось взять еще один кредит.
— У «Либерти» были и другие заграничные туры — например, можно
было поехать на пароме в Швецию и Финляндию, это стоило дешевле,
166 на него я могла бы насобирать сама, — признается девушка. — И мама
мне говорила — ну поезжай туда, не все ли равно, ты же нигде, кроме

Яранска, не была. И я с ней даже соглашалась. Но в глубине души пони
мала, что одно дело — Швеция и Финляндия, а совсем другое — Париж...
В общем, колясочница Люба Русинова стала первым жителем го
рода Яранска Кировской области, который побывал в Париже. Чтобы
получить билет в специальное купе для инвалидов (до Петербурга
Люба добиралась на поезде), ее маме пришлось дважды съездить
за 100 километров на железнодорожную станцию Шахунья в соседней
Нижегородской области: один раз — чтобы показать в кассе справку
об инвалидности, а второй — чтобы забрать заказанный билет. И потом
еще в третий — отвезти на эту станцию саму Любу.
В Париже Люба плохо спала по ночам, потому что из окна ее гости
ничного номера была видна Эйфелева башня и Любе хотелось все
время смотреть на нее, и вообще, хотелось насмотреться на этот Париж.
Вернулась она другим человеком.
— Я после возвращения поняла, что не хочу проторчать дома всю
оставшуюся жизнь. В Яранске какое ко мне было отношение? Ты ничего
не можешь, сиди и не дергайся... В лучшем случае жалость. Постепенно
и сама начинаешь так к себе относиться. А после этой поездки я почув
ствовала, что как будто все могу. Я работу поменяла. Раньше я боялась
телефонных звонков — у меня ведь общение ограниченное, я в себе
была очень не уверена... А тут попробовала — и все получилось.
Мы разговариваем по скайпу, и иногда наш разговор прерывает
ся, когда Люба отвечает на телефонные звонки по работе. «Добрый
день, меня зовут Любовь, чем могу вам помочь?» — бархатным, уве
ренным в себе голосом произносит в трубку Люба. Живет она теперь
не в Яранске, а в городе Гаджиево Мурманской области. Через два
года после возвращения из Парижа она познакомилась с молодым
фельдшером Димой, который приехал в родной Яранск на летние ка
никулы. Через неделю он позвал ее в гости к себе на Север. «До Парижа
добралась — доберусь и до Мурманска», — подумала Люба. Мама уже
не удивлялась. Люба поехала — да так и осталась. Через четыре года
после поездки в Париж у нее новая работа, новое место жительства
и своя семья. 167
— Это наша история успеха, — говорят основательницы «Либерти». —

И мы ею гордимся, может быть, даже больше, чем собственной. Ведь
туризм — это не просто развлечение, туризм — это шанс изменить свою
жизнь, лучший тренинг личностного роста. Сколько детей из глубинки
приезжают в Санкт-Петербург и обретают мечту: хочу жить в большом
городе, хочу стать великим человеком, хочу своротить горы. Мы даем это
же ощущение неограниченных возможностей инвалидам и заражаем их
желанием жить полноценной жизнью. Наша миссия в том, чтобы дать
им удочку, дать им толчок к тому, чтобы они могли изменить, улучшить
свою жизнь. Из путешествий люди возвращаются с другими глазами.
И что важно — мы принципиально не делаем бесплатных экскурсий
для взрослых, только для детей. Потому что для того, чтобы изменения
начались, человек должен сам сделать первое усилие, как сделала его
Люба, насобирав эти деньги на поездку.
Подруги рассказывают еще одну историю успеха своих туристов —
на этот раз в Грецию. Там они нашли для колясочников пляж, где можно
не только проехать на коляске к самому морю, но и искупаться.
— В нашей группе была семейная пара, петербуржцы Олеся и Антон, —
делится впечатлениями Мария Бондарь. — Они и раньше купались
в колясках, а там впервые смогли плыть самостоятельно. Антон мне
рассказывал потом, что он себя впервые в этот момент почувствовал
свободным человеком! И видели бы вы его глаза, когда он мне об этом
говорил!
Глаза самой Марии, когда она произносит слова «свободный чело
век», тоже загораются.
— И вы думаете, что это купание в море как-то повлияет на дальней
шую жизнь Антона? — спрашиваю я.
— Конечно, — отвечает Наталья.
— Конечно, — отвечает Мария. — Да вы ешьте, ешьте, смотрите, какие
красивые фитюлечки. Не оставлять же.
7/ «Социализм — лучшая
школа капитализма»
Что сделал специалист по живучести
летательных аппаратов Камиль
Бакиров, когда ему надоел произвол
чистой воды
А ВТОР: Ольга Тимофеева

ООО «Дедал». Проектирование,
установка и сервисное обслуживание
систем очистки воды.
Самара. Крупный областной центр, где
создают все для того, чтобы летать в космос,
но до недавнего времени не могли
разобраться с качеством водоснабжения.
Привлеченные средства, конструкторские
ресурсы компании «Дедал».
Проект «Чистая вода для всех». Сеть аппаратов
по продаже очищенной воды, подключенных
к городской системе водоснабжения. Аналогов
нет — конкуренты продают питьевую воду,
очищенную на заводах.
Пиво-воды
Магазин крафтового пива в новом районе Самары борется с булочной
за автомат по очистке и розливу воды. Хотя разве могут что-то не поде
лить такие разные магазины? Один — для пап, другой — для мам.
Предприниматель Камиль Бакиров не думал устраивать между ними
конкурс. Он просто хотел поставить свой автомат в конкретном районе,
а тут позвонил хозяин пивной и предложил поделить аренду. Автомат
Бакирова выдает чистую питьевую воду по 3 рубля за литр. Все просто:
внутри металлической коробки установлены фильтры, подключенные
к обычному водопроводу. Вода не застаивается, не хранится, не перево
зится. Когда устройство увидел владелец булочной, у него чуть сердце
не остановилось. Район Волгарь заселяется молодыми семьями, две
шеренги новых домов уже выстроились друг против друга. Но качество
воды в кранах оставляет желать лучшего. Чистая вода нужна, но к чему
она в пивном магазине? Автомату самое место в булочной. Мамы пойдут
за хлебом и бакалеей, заодно возьмут воду. И наоборот.
Совсем не так рассуждает хозяин пивной. Мужчина хочет вы
пить и говорит жене: «Дорогая, пойду куплю чистой воды». Купил
воды — и выпил!
Бакиров толкает дверь магазина и входит. Деревянный прилавок,
два десятка сортов пива, сноуборд на стене, спортивные новости
по телевизору. Веселый хозяин Саня выглядывает из-за сушеной рыбы,
развешенной над прилавком. 173
Ол ь га Тимо феева Дельфины капитализма
— У меня же легкая рука! Мы раскрутили этот автоматик за сколько?

За два месяца? — он вопросительно смотрит на Бакирова.
— Да, хорошо пошел, прямо с ходу, — кивает тот.
В холодильниках здесь есть еще и минералка, но одно другому
не мешает, уверяет Саня. Разливная вода — она домашняя. А эта,
в бутылках, — уличная...
К пяти часам стремительно темнеет, и на углу улиц французского
коммуниста Мориса Тореза и советского строителя Владимира Волгина
загорается красная вывеска магазина шин. Камиль Бакиров привычно
огибает ее, поднимается на соседнее непримечательное крылечко,
здоровается с курильщиками на крыльце, открывает дверь, которую
облепил десяток табличек мелких компаний, из двери вырывается обла
ко пара — в Самаре впервые за несколько лет морозы. Три этажа вверх,
коридор направо, лестничная площадка, незапертая дверь — компания
«Дедал». Он тут и дома, и на работе сразу: коммерческий директор — его
дочь Марина Кирсанова.
— Хозяин булочной звонил, — начинает Марина.
— Ну.
— Просил автомат ему перенести.
— И?
— Я предложила ему фильтр поставить, чтобы у него была своя
чистая вода.
Структурный анализ
Этого бизнеса просто не было бы, если бы из кранов текла хорошая вода.
Но вода в Самаре жесткая, в ней есть как минимум кальций и магний —
не тот полезный, что в яблоках и овощах, а вредный, что накапливается
в суставах и на стенках чайников. А ведь есть еще сульфаты и хлориды,
в сельской местности — нитраты, ну а там, где расположены вредные
производства, — тяжелые металлы. Человеческий организм засоряется
ими, как сменный картридж фильтра. Только заменить его пока нельзя.
Социальный проект «Чистая вода для всех» — одно из направле
174 ний деятельности «Дедала». И у него бы не было шансов без сугубо
7/ «Социализм — лучшая школа капитализма»
коммерческого фундамента. Бакиров давно занимается проектирова

нием, установкой и сервисным обслуживанием систем очистки воды,
оборот его компании — 10 миллионов рублей в год. Это не позволяет
расслабиться настолько, чтобы самому не искать заказы, и каждое утро
в офисе начинается с обзора тендеров. «Дедал» обслуживает несколько
крупных предприятий Самары и области, поставляет оборудование
в Сибирь и Казахстан. Среди его клиентов — завод Bosch и теплоход
«Алексей Толстой», спорткомплексы и фитнес-центры, фермы и рестора
ны, и даже подворье Иверского женского монастыря. Техника — не чело
век, но и она ломается. Чем современнее, тем хуже переносит жесткость.
Парогенераторы в фитнес-центрах и дорогие холодильники в ресторанах
выходят из строя из-за кальция и магния, ледовые катки не застывают
из-за сульфатов и хлоридов. Так что спрос на очистку не иссякает.
— Плохая вода плоха по-разному. — Марина собирается ставить чай
и поднимает с пола пятилитровую бутыль. — В разных районах водо
канал забирает воду из Волги, из скважин, из Самарки — и для каждой
воды своя очистка нужна.
Разливая кипяток по чашкам, она говорит, что больше не может пить
воду из-под крана: теперь ей кажется, что та горчит.
— Но ведь вода в водопроводе питьевая и тоже очищена по каким-то
стандартам.
— Это очень сложная тема. По официальным данным вода в Самар
ской области соответствует СанПиНу, но есть другие исследования,
из которых следует, что все не так хорошо.
Другое исследование может сделать любой желающий: набрать
воды из-под крана, отнести в лабораторию и узнать состав.
— Был у меня анализ интересный... — ищет Бакиров нужный до
кумент. — Водозабор номер три за Самаркой. Вот у них получается
жесткость 16, минерализация 1400, хотя норматив санпиновский 7 и 1000.
И вот заключение: «В связи с решением управления Роспотребнадзора
по Самарской области... временных отклонений... норма минерализации
увеличена до 1600, жесткость — до 15». Чтобы насосно-фильтровальная
станция у них числилась в передовиках — они просто взяли и подняли
эту норму. 175
Результаты этих анализов Камиль получил от клиента — крупной

компании, у которой начали забиваться котлы и кондиционеры. Такие же
проблемы в соседнем микрорайоне. Люди въехали в новые квартиры,
техника стала ломаться, они писали жалобы, спорили. Им написали
такую же справку — дескать, спокойно, все в норме. Но обычные горо
жане, в отличие от компаний, не могут поставить себе системы очистки
за 40 тысяч рублей.
— У нас два года назад из крана пошла цветная вода — серьезно,
она пошла зеленоватого цвета! — вспоминает владелец «Дедала». —
Была теплая зима и длинная осень. Естественно, очистные сооружения
не справлялись. И наш санитарный врач своим решением изменяет
санпиновскую норму и говорит: «Два балла цветность — это ерунда.
У нас будет теперь шесть баллов цветность допустимая!» То есть берет
и увеличивает нормы, чтобы только вода попала в разряд питьевой. Вот
так и живем.
Случайный выбор
Бескомпромиссность Камиля Бакирова родилась не сегодня и не вчера.
Он вообще-то военный пилот, летчик-истребитель I класса. Вышел
на пенсию в 39 лет, в звании подполковника, с должности начальника бо
евой подготовки дивизии, базировавшейся в Норильске. Шел 1994 год,
дивизию расформировывали. Демобилизовавшиеся сослуживцы звали
его в Игарку, обещали должность начальника отдела на местном тамо
женном пункте. Но он решил, что катапультироваться из кресла пилота
МиГ‑31 в кресло чиновника — это уж чересчур.
— Но и становиться пенсионером в 39 лет я тоже не рассчитывал.
— А сколько вам сейчас?
— Шестьдесят пять вот стукнуло.
Худощавый, скупой на эмоции, весь будто отлитый из легкого авиаци
онного сплава, он держится своих неудобных принципов, раз и навсегда
заданной морали. Бакиров родился в городке Юрюзани, затерянном
среди сказочных гор Южного Урала. Когда ему было четыре года, отец
176 умер, а мать ушла.
— Вы искали ее, когда выросли?

— А зачем?
— Спросить, почему она так поступила.
— Мне неинтересно.
Дальше он жил с дядей и бабушкой. Дядя заменил ему отца. Но когда
Камилю исполнилось десять, дядя женился — появилась мачеха.
— Вы любили убегать в горы с друзьями?
— Да я и так все лето проводил в лагере.
— Вам там нравилось?
— Да как, нравилось... Отправляли на три сезона. Чтобы избавиться.
В 14 лет поступил в Суворовское училище в Екатеринбурге и больше
не возвращался домой. Так он стал взрослым. Затем — Армавир, летное
училище. Оттуда распределили на Дальний Восток, служил пять лет под
Хабаровском. Там он чуть не погиб.
— У меня был помпаж двигателя. Двигатели же реактивные, на сверх
звуке помпаж не устраняется, двигатель идет вразнос, разваливается,
взрывается. Единственная возможность его спасти — вовремя выклю
чить. Я его вырубил на 15 километрах, потом снизился и где-то на высоте
шесть километров снова запустил. И он запустился! Я уже был готов
прыгать. А потом, когда сделали дешифровку бортовых самописцев,
оказалось, что до взрыва оставалось примерно полсекунды. Если бы
не выключил.
— Получается, в этот день вы во второй раз родились.
— Теща моя с тестем всегда отмечали день рождения мой второй.
26 или 28 мая 1979 года, я уже и забыл. Мы с женой как раз только
познакомились.
В Хабаровске Бакиров женился, там родилась Марина.
— Ну и понеслось — Российская империя большая. Потом меня
отправили в Польшу, там Наташка родилась. Из Польши — в академию,
три года в Москве с семьей. Южный Казахстан. Потом нас разогнали,
начали делить армию. Дослуживал в Норильске. Уже из Норильска
я ушел в отставку. А потом судьба сюда принесла: город Самара, аэро
космический университет.
— Почему Самара? Вы тут служили? 177
— Да нет. Просто самолет дальше не летел!

— Какой самолет? Истребитель?
Он смеется.
— Я же с должности начальника боевой подготовки дивизии уволил
ся. И я отвечал за подготовку летного состава, полк у нас был и транс
портная эскадрилья, там же дорог нет. Вертолеты Ми‑8, Ми‑26, Ан‑26,
Ан‑12. И они у меня как раз летели на рембазу в Армавир, мимо Самары.
Ну, я сел в самолет и долетел сюда.
Что-нибудь человеческое
Набережная Волги зимой пустует. Белое небо, скованная льдом река —
грань между ними еле различима. Слева — административные здания,
памятник покорителю космоса, но не Гагарину, а просто покорителю,
который ироничные самарцы зовут то Паниковским, то Человеком
с гусем — в поднятых над головой руках, по замыслу архитекторов, он
держит самолетик. Вот пивзавод и монастырь напротив почти одинаково
древние... Если Самара и была для Камиля случайным выбором, сделан
ным в трудный момент, то это был выбор хороший во всех отношениях.
Здесь строят ракеты-носители, самолеты и космические аппараты, вы
пускают авиационные и ракетные двигатели, производят для всего этого
запчасти — в общем, ремонтируют и модернизируют все, что летает.
Демобилизованный подполковник Бакиров пришел в аэрокосми
ческий университет имени академика Королёва, подал заявление
на кафедру конструкции и проектирования летательных аппаратов
и начал преподавать два предмета: управление воздушным движением
и теорию живучести летательных аппаратов («как сделать самолет
таким, чтобы его не сразу сбили»). Ему дали две комнаты в общежитии,
и он вызвал к себе семью. Семью нужно было содержать. Как у пилота-
истребителя первого класса у него была высокая военная пенсия.
Но даже высокая военная пенсия в 90-е годы была ниже плинтуса
и с каждым месяцем становилась еще ниже.
— Как только я пришел, мне профессор предложил часть акций ЗАО
178 «Дедал». Создавалось оно, чтобы разрабатывать программный продукт
по проектированию авиационных конструкций. Программный продукт

не пошел. Народ разбежался, работы нет. Ну и профессор говорит: «Что
будем делать? Или надо ликвидировать, или заняться чем-то другим».
Преподаватели все нищие — естественно, они сказали: давай чем-то
еще займемся.
— Понятно. Но где химия — и где летчик-истребитель?
— Да ладно, была у нас там и кафедра химии! Ее заведующий това
рищ Мальчиков меня просвещал. И мы сначала занимались системами
кондиционирования, они хорошо шли и давали прибыль, но потом этот
рынок заполнился, и мы решили параллельное направление открыть.
Товарищ Комаров сказал: «Давайте что-нибудь человеческое! Чтобы
это было не просто купи-продай, а чтобы социально значимое было,
для людей».
— Прямо такие слова употребил?
— Ну да, военные ведь народ сентиментальный. И мы решили — раз
до сих пор занимались воздухом, то теперь водой займемся. Фильтров
нет никаких нигде, вот мы давай их искать. Тогда еще ничего не было.
Нашли.
— Получается, философия настоящего бизнеса вышла из вчерашнего
советского человека?
— Ну, а из кого же? Из нас и вышла.
Сопротивление нормам
Нового клиента Камиль Бакиров, будто врач, сразу направляет с баноч
кой на анализ. И потом смотрит, что с ним делать.
— Ну что, готово? — интересуется он.
Марина распечатывает листок. В 10 утра солнце светит в офис
«Дедала» строго горизонтально, разрезая пространство на множество
вертикальных плоскостей. Бакиров пристрастно вглядывается в цифры.
Это состав воды из нового спортивного комплекса в Тольятти.
— По жесткости чуть выше ПДК: 8,4 против 7, но это не страшно, —
комментирует он. — Железа, можно сказать, нет — 0,1, а допуск 0,3.
Но здесь нитраты 66 при норме 45 — это уже запредельное значение. 179
Детский организм очень восприимчив к нитратам, у них еще в желуд

ке нет той флоры, которая у взрослого человека справляется со всей
этой гадостью. Американские нормы — у них не выше 5 должно быть.
Европейский стандарт — не более 15 разрешается.
— Почему же у нас настолько выше? Наш народ крепче?
— Ну да, наш народ крепче.
— Я шучу, а вы?
— Наши нормы — они слишком демократичные получаются.
Он задумчиво перелистывает каталог, подбирая комплекс смол,
фильтрующих нитраты и жесткость. Уже много лет анализ воды Бакиров
делает в одной и той же лаборатории профильного НИИ. Но за много
лет совместной работы он так и не смог убедить лаборантку Веронику
в том, что воду из-под крана пить не нужно. Она каждый день делает
анализы воды и почвы, но это не меняет ее бытовых привычек. Воду она
всегда пьет ту, что под рукой: дома — из-под крана, а в лаборатории —
дистиллированную, другой тут нет.
— Из скважин вода плохая, — признает Вероника. — А волжская
вода хорошая! Правда, есть районы-исключения, например Гранный:
люди жалуются, что там были затоплены баржи с нефтепродуктами.
Но таких районов немного. Если в каких-то поселках люди бурят скважи
ны, то в воде в основном железо, сероводород — это все идет из почвы,
из грунта. Не промышленные выбросы, а просто сама по себе вода
плохая. Но самарский водоканал чистит хорошо!
— Лучшая вода в центре Самары, — соглашается Бакиров. — Хотя,
по моим агентурным данным, там замена фильтров происходит раз
в два года, а положено два раза в год. Но здесь вопрос решается за счет
хлорирования, озонирования — хотя бы холеры не будет, кишечные
палочки не проскочат. А города Новокуйбышевск и Нефтяники воду
берут из скважины. По СанПиНу в питьевой воде допускается 10 мг
жесткости, а у них — 15. Они за эту воду берут с людей деньги. Я этот
разговор почему завел? Если вода не соответствует нормам, государ
ство должно признать, что это техническая вода. Но тогда оно должно
обеспечить питьевую воду каким-то другим образом? Вот камень
180 преткновения!
В 2010 году в Самарской области была засуха, в селах пересохли ко

лодцы. Государство решало проблему с поставкой чистой воды, и на это
были выделены деньги. Летом 2010-го в Самаре начали устанавливать
киоски «Родниковый источник»: общество с ограниченной ответствен
ностью «Нептун», которое владеет сетью, было зарегистрировано
тогда же. Там предлагалась очищенная вода, добытая, как заявлял
производитель, в скважине близ одного из самарских сел. В киосках
«Родниковый источник» вода стоит 3 рубля 50 копеек, в автоматах чи
стой воды «Дедала» — 3 рубля ровно. В автомате «Дедала» стоит фильтр
очистки, обогреватель и купюроприемник; в «Родниковом источнике»
сидит продавец и стоит цистерна, воду привозит «КамАЗ». К этому
времени общество с ограниченной ответственностью «Дедал» суще
ствовало уже 18 лет и тоже претендовало на госзаказ, но почему-то
не получило его.
Три года спустя помощь пришла с другой стороны. Камиль Бакиров
получил беспроцентный заем от фонда «Наше будущее» на покупку
оборудования для сборки уличных автоматов по розливу питьевой воды.
Идея была в том, чтобы монтировать их прямо над трубами водоканала
и очищать обычную водопроводную воду. Экономия на транспорти
ровке и хранении давала низкую себестоимость продукта — 1 рубль
за литр, обещала окупаемость за два года (срок кредитования) и задел
для расширения бизнеса.
Камиль Бакиров посчитал, что на 5–7 тысяч человек нужен один
автомат по очистке и розливу. На Самару — 167 автоматов. На область —
как минимум еще столько же. Открылась огромная ниша, новый рынок.
Но пока он работал с отдельными крупными заказчиками, проблем
у него не было. А как задумал сделать что-то для всех — начались.
Автоматная очередь
Постепенно отец с дочерью поняли, что частная территория — это их
выход. К тому же людям должно быть удобно брать воду и продукты
в одном месте. Изначально Бакиров думал, что автоматы надо ставить
в районах с самой плохой водой. Много лет проработав в этой сфере, 181
он хорошо знал потребности региона. Одних анализов сделал тысячи.

Плохая вода — явление повсеместное, но безусловный лидер в номина
ции «полный капец» — Чапаевск, городок в 40 километрах от Самары.
История Чапаевска начинается с 1909 года, с рабочих поселков вокруг
первого в России завода, производившего тротил. С тех пор и навсегда
главным городским товаром стали снаряды, патроны, торпеды, взрыв
чатка и отравляющие вещества — фосген и иприт. Предприятия сливали
ядовитые отходы в канавы и выпускали в воздух без всяких фильтров,
отравив почву в городе и воду в реке Чапаевке настолько, что в 1996 году
специальная комиссия ООН признала его зоной экологического бед
ствия. А в апреле 2008‑го случился локальный скандал: на круглом столе,
где обсуждали экологию Самарской области, мэр Чапаевска Николай
Малахов заявил, что все 580 домов лучше построить заново, на чистом
месте, потому что «жить в городе попросту опасно для жизни». Через
десять дней после заявления мэр подал в отставку и сдал дела своему
заместителю. Так что два первых автомата по очистке воды Бакиров
решил установить в Чапаевске.
— Чапаевск — оттуда мы ушли, — без подробностей резюмирует
Марина Кирсанова. — Там люди еще не готовы.
— Разве их не беспокоит то, что все вокруг отравлено?
— Их это не беспокоит! — смеется она. — Это других людей беспокоит.
В своем самоубийственном заявлении экс-мэр Малахов тоже упо
минал о том, что жители не хотят переезжать — «у них здесь дачи
и гаражи».
Методом тыка и мозгового штурма компания «Дедал» выяснила,
кто их клиент. И этот клиент не живет в маленьких городках и селах.
Их клиенты — молодые люди, с детьми, не самые бедные. Три рубля
за литр воды заплатить могут, хотя бутилированная вода на каждый день
им не по карману. Но в то же время и не слишком богатые — иначе по
ставили бы установку по очистке воды у себя дома. Беспокоятся о своем
здоровье. Живут в Самаре в новостройках экономкласса. Именно
в таких районах Бакиров и установил первые пять своих автоматов.
В компании этого прямо не говорят, но, возможно, дело не толь
182 ко в чапаевцах. У «Дедала» есть сильный конкурент — то самое
ООО «Нептун». Начиная с 2010 года «Нептун» «в соответствии с феде

ральной программой “Обеспечение населения питьевой водой”» уста
новил 200 киосков в Самаре и еще в 15 городах и поселках области.
Если зайти на сайт «Родникового источника», то на карте киосков можно
увидеть пять точек даже в Чапаевске.
— Вы не пытались решить проблему дипломатическими методами?
Выйти на кого-то, кто бы вас порекомендовал нужным людям в местной
администрации?
— Пытались, — отрезает Марина.
— Не получилось?
— Ответ: «Убирайте». Мы пока маленькая фирма, не можем платить
большую аренду. У нас не сто автоматов.
— А поддержка малого бизнеса?
— Нет никакой поддержки малого бизнеса.
— Так вы развиваетесь или погибаете?
— Нет, люди довольны, и мы отзывы хорошие получаем. Недавно
еще один круглосуточный автомат поставили на 7‑й просеке, это
новый район, недалеко от Волги, там новостройки заселяются. Вот они
довольны.
Чтобы поставить автомат по этому адресу, Марина потратила не
сколько месяцев на переговоры. Но зато теперь его оттуда не убрать:
есть договор с водоканалом и с управляющей компанией, есть элек
тричество и обогрев, автомат стоит на придомовой территории, и это
решение утверждено собранием жильцов.
— У нас был один автомат в Кошелеве установлен, тоже новый район
Самары. Нам пришлось его забрать. — Марина делает многозначитель
ную паузу. — Неприемлемые условия.
— Много платить?
—…
— Очень много?
Вместо ответа на вопрос она раздельно, четко произносит:
— Людям было очень удобно. Они были очень довольны. И были
в шоке, когда мы убрали. Мы планировали несколько автоматов там
поставить. Но не получилось. 183
А на сайте конкурента в разделе новостей есть сообщение о новой

точке. Через улицу от того самого места. Хотя, конечно, это может быть
лишь совпадением.
Системный сбой
Была у Бакирова задумка — продавать чистую воду для малообеспечен
ных граждан еще дешевле, по 2 рубля 50 копеек. Технически это просто:
приложил электронный ключ к автомату — и бери воду со скидкой.
Бакиров предположил, что выдавать ключи своим подопечным могли
бы в управлениях соцзащиты. Пытался вопрос обсудить. В мэрии, в соц
защите, на круглых столах. Его даже слушать не стали. Вода не пиво,
решил он: копеечное дело никому не интересно.
— Знаете, если по-хорошему, это надо налаживать какие-то связи, —
рассуждает гендиректор «Дедала». — Где-то тусоваться! С кем-то в бане
париться, с кем-то в бассейне плавать. Как связи налаживаются, созда
ются контакты?
— Вы не знаете?
— Ну, я человек такого склада, что... Во-первых, надо время на это.
У меня времени лишнего нет, чтобы околачиваться по кабинетам.
Чем больше отставной подполковник изучал систему администра
тивных отношений, тем больше возникало у него вопросов. И, наконец,
назрел главный.
— Вот мы все говорим: взятки, коррупция, чиновники какие-то
не такие! А откуда они берутся? Кто их растит? Я вот был летчик-истреби
тель, я знаю, как рождается летчик. Вот он получил среднее образование,
пришел: хочу летать. Прошел комиссию, здоровье позволяет — давай
иди в училище. Пришел в училище, отучился четыре года. Если летчик
из тебя не получился — тебя отчислят, отправят на штурмана учиться.
Но даже если получился — ты после училища еще года три-четыре
летаешь, учишься.
— Не сразу на истребителе?
184 — На истребителе, но он пока ничего не умеет.
— То есть аккуратно так летает?

— Как говорят, низэнько-низэнько. И вот он набирается опыта, через
пять лет получается летчик первого класса. Просто так в самолет тебя
никто не посадит, тем более такой страшный, сверхзвуковой, страшнее
некуда. Если ты до него не дорос, то в лучшем, так сказать, случае сам
убьешься. В худшем — кого-то с собой прихватишь, с кем-то столкнешь
ся, на кого-нибудь уронишь этот самолет.
— А чиновник — имеет большие возможности и ничем не рискует?
— Именно, он ничем не рискует! Совершил кучу ошибок — его
пожурят: «Ну ты, парень, зарвался». Переместят в крайнем случае
из города N в город M. Получается такая авиация наоборот: недотепа
может управлять районом, областью, какими-то направлениями, сидеть
в правительстве с умным видом.
— Что же делать?
— Мы очень мелкие. Я в своей сфере мог бы быть чуть-чуть крупнее.
Пусть бы дали мне на альтернативной основе нужную сумму: ты будешь
развивать здесь, а там параллельно будет другой тип производства
развиваться.
— Чтобы была конкуренция?
— Да, конкуренция. И все, и поехали бы. Я б их за пояс заткнул —
и спокойно развивался дальше.
Карьера «воздух-вода»
— Добрый день, Сергей! С вами говорит служба доставки фирмы
«Дедал».
Александр Сочинский, сотрудник компании и бывший инженер-
конструктор, созванивается с клиентом, чтобы отвезти ему заказ —
фильтр «Гейзер».
— Да, у нас единственная фирма, у которой есть все запчасти к филь
трам, и не только «Гейзеру».
Раньше он работал в лаборатории, которая разрабатывала самолеты
КБ Ильюшина — Ил‑114, Ил‑112. Последний только собираются запустить 185
в производство. Сочинский приложил свои руки и к Ту‑334, который

тоже ходит в новинках авиапрома, но, как и 112-й, разработан в 1980-х.
— Ил‑96 — это единственный широкофюзеляжный самолет в мире,
который не имеет катастроф, — говорит Сочинский.
— Может, он просто мало летал?
— Может, мало летал.
— Я думала, вы будете его защищать.
— Я не буду его защищать: он уже устарел, — отказывается Сочин
ский. — Мне просто жалко, что мощная авиационная лаборатория
прекратила свое существование.
Он не хочет называть свою должность в лаборатории и отмахивается:
просто инженер.
— И все? — иронично спрашивает его Бакиров.
— Ну что, я буду свои регалии называть? — Сочинский флегматично
откидывается на спинку стула, закладывает руки за голову.
— Завлабораторией! — выдает его Бакиров.
Сейчас перед экс-заведующим авиационной лабораторией лежит
товарная накладная на фильтр. На ней — оттиск печати, похожий на пче
линые соты.
— Что это?
— Это конечная элементная модель, — уклончиво говорит Сочинский.
— Похоже на фильтр.
— Совершенно верно, это и есть фильтр!
Рисунок печати сделан в 1994 году, еще в авиационном институте.
Никто и представить не мог, во что в итоге трансформируется основная
деятельность компании: ее цели и задачи были столь же далеки от дома
и быта, как и имя первого авиаконструктора из древнегреческого мифа.
Сочинский забирает пакет с фильтром, выходит в коридор и, кивая
на Бакирова, говорит:
— Он бессребреник. Он мог бы человеку на 700 тысяч оборудования
продать, а продает на 100. Объясняет ему: это вам вообще не надо, а вот
без этого можно пока обойтись.
— Человеку же хорошо.
186 — А вы знаете, что из-за этого на нас в городе косо смотрят?
Бакиров заваривает себе чай в маленькой среднеазиатской пиале —

частичке родного дома, рано потерянного детства. Все пьют чай
из чашек, а он знает только свою пиалушку. Все наспех заваривают
кипятком чай из пакетиков, а он погружает в пиалу ситечко, насыпает
черный чай, заливает кипятком, ждет. Пиала старенькая, с трещинкой,
золотая каемочка стерта.
Звонит телефон, он берет трубку, объясняет про жесткость и срок
службы, про железо и марганец, ходит по комнате. «Конкурирующая
фирма», — потихоньку докладывает мне Марина, но его и уважают за то,
что он всегда посоветует, никогда не откажет. Со всей области звонят
и как консультанта зовут, если сами не могут справиться. Даром что
директор, никому не может отказать.
— Проведи солевую промывку, чтобы восстановление прошло, пол
ный цикл. А за баком, если что, заезжай!
Бакиров возвращается в кухню-закуток, достает из чая ситечко, вы
жимает его пальцем. Присаживается. Пьет не спеша.
— Ну, поехали?
Сапожник без сапог

Стоит сияющий зимний день. Снег расточает драгоценные искры во все
стороны, они сплетаются с солнечной паутиной и вынимают из обыден
ности непритязательную улицу. Бакиров проходит в ворота автопарка,
минует офис компании «М-групп», торгующей инженерной сантехникой.
— Они нам порой клиентов подгоняют, ну и мы у них закупаем
оборудование.
Пересекает двор и подходит к новой травянисто-зеленой Kia Soul
калининградской сборки. Машина припаркована рядом с небольшим
складом, на котором хранятся смолы, соли, фильтры, емкости и прочие
комплектующие и расходники для систем очистки.
— И что, довольны вы калининградской сборкой?
— Доволен. У меня до этого тоже была Kia Rio, 8 лет, и я был ею
доволен. Но мои женщины насели: «Давай, эта старая стала, надо новую!
Что ты сидишь на этих деньгах, они же обесцениваются!» 187
— А почему ваши женщины так вам сказали?

— Ну, я не считаю себя богатым человеком...
Он только начал было улыбаться.
— Вы скуповаты?
— ...Но и бензин не считаю.
Домашние вообще, бывает, наседают на Камиля Ансаровича. Как-то
раз потребовали: «Когда ты поставишь нам фильтр на воду? Ты уже всем
поставил, а у нас нет!»
— А почему вы так долго не ставили?
— Да руки не доходили, некогда было.
Но неправильно думать, что домашние им командуют. Скорее, наобо
рот. Вот Марина вообще не собиралась заниматься фильтрами. Училась
на психолога, родила сына, написала кандидатскую. Отец смотрел на это
искоса и однажды объявил ей: все, хватит.
— Маринку привлек к своему делу, чтоб она не сидела там препо
давателем, — объясняет он. — С мыслью о том, «когда я кандидатскую
сделаю». Ну и я ей говорю: и что ты там будешь сидеть? Иди вот бизне
сом со мной занимайся, будешь его направлять — а я буду тебе помогать.
Моя техническая часть, твоя — организационная.
Марина согласилась. И даже диссертацию защищать не стала.
— Просто у меня зарплата была 2 тысячи, — говорит она. — И даже
после защиты была бы 15 тысяч.
Теперь ее дело — переговоры и договоры, тоже психология.
Калининградская Kia Soul пересекает несколько кварталов Самары
под комментарии «Эха Москвы», сокрушающего отечественный авто
пром, выполняет полный разворот на перекрестке и въезжает в во
рота новенького спортивного центра «Орбита» — здесь установлено
водоочистительное оборудование, и Бакирову надо проверить, как его
осваивает персонал.
Звонит телефон: давний друг, пилот Ту‑154, хочет у себя дома фильтр
поставить.
— Гражданские летчики, они же бестолковые: ничего руками делать
188 не умеют, — шутит Бакиров.
Соль и лед
Главный инженер Радимир Курбатов ведет нас по новому зданию физ
культурно-оздоровительного комплекса «Орбита». Здесь еще пахнет
ремонтом, а на крытом катке уже идет хоккейная тренировка.
— Падаем на два колена! — показывает тренер. — Встаем!
Команды, накладываясь на скрежет коньков о лед, гулко отдаются
под куполом катка.
— Полтора месяца лед работает, и говорят, сейчас у нас если не луч
ший, то близко к лучшему лед! — с гордостью оглядывается Курбатов.
— А если бы не фильтры, неужели бы не замерз?
— Да он замерз бы, но не будет тогда нужной твердости. Лед наби
рает твердость за счет того, что качественная вода используется.
Курбатов идет впереди по узкому проходу вдоль бортов катка,
но не может смолчать.
— Здесь много всего. Вода — важно. Температура и влажность воз
духа — важно. Температура плиты — тоже важно. Толщина льда — тоже
важно. Потому что, если лед очень толстый, он не промерзает. Или
трескается. Много от чего все это зависит. Вообще все от всего зависит.
Наконец, он заводит нас в маленькое помещение, где стоят несколько
баллонов в человеческий рост, заточный станок и ледозаливочная
машина — ее здесь фамильярно зовут троллейбусом.
— Как там соль у вас? — сразу же осведомляется Бакиров.
— Хорошо!
— Недавно ездил в другой комплекс, они меня вызывали. Они за
губили этот Osmos. Во-первых, без соли шуровали. Во-вторых, линию
промывки затянули.
— Нет, нет, мы разобрались, прочитали инструкцию нормально,
время выставили. У нас утро начинается с контроля соли.
Они говорят про дренаж, про давление и, судя по всему, хорошо
понимают друг друга. Курбатов достает лист бумаги со схемой поля,
расчерченной кружочками — по ней можно стрелять, как в тире. Цели —
точки замеров толщины льда. Их замеряют дрелью и, в зависимости 189
от того, что получается, решают, как работать в этот день: где срезать
лед, где нарастить.
— Вообще, если за толщиной льда не следить, то она постоянно
растет! — доверительно говорит главный инженер «Орбиты». — А потом
я сам катаюсь, проверяю. Это самое приятное.
Каждое утро он начинает с катания — по долгу службы. Встал
на коньки в этом году, в 45 лет. Разбил нос, губу, но научился.
— Я вообще военный пенсионер, — вдруг решает сообщить Курбатов.
— О, еще один! — радуется Бакиров.
— Я десять лет прослужил на Байконуре военным метеорологом
и тринадцать лет уже на пенсии, десять лет из них строил банки, и вот
надоело. Решил делать что-то полезное.
— Считаете, что от военных больше пользы, чем от гражданских?
— У военных инженерный склад ума. Военный человек постоянно
находит способы приспособиться, изучить новое.
Курбатов провожает нас обратно, на трибунах сидят родители и смот
рят хоккей. Из-под забора катка выглядывает бетонная плита основания,
на ней волнистый край льда — лед повторяет форму трубочек охлаждения.
— Тут не было ничего для детей, — говорит он. — Ни гардероба, ни раз
девалок: сейчас вот все перестраиваем. Построили три спорткомплекса
в области, и все они организованы одинаково, а скоро будут все разные.
— Это почему?
— Потому что разные люди ими занимаются. Кто-то постоянно что-
то усовершенствует, как мы, кто-то ничего не делает, а кто-то вообще
запуститься не может! Не везде же есть отставные военные!
Последняя альма-матер
Между двумя корпусами аэрокосмического университета растут такие
высокие и стройные ели, что кажется, прямо отсюда начинается лес.
Сотрудники университета помнят, как 20 лет назад дежурили здесь
31 декабря до полуночи. Елочки берегли, чтобы не срубили.
Камиль Бакиров входит, поднимается на второй этаж, на родную ка
федру, и все, начиная с вахтера Валентины Михайловны, бросаются ему
190 навстречу. Уже через двадцать минут очевидно — здесь он раскрывается,
становится собой. Он ушел с кафедры конструирования и проектирова

ния летательных аппаратов три года назад, но будь его воля, не уходил
бы никогда.
Корпус, в котором она располагается, перестроен из самолетного
ангара. Зимой здесь холодно, летом жарко — но это только придает
кафедре обаяния в глазах преподавателей. По стенам — фотографии
уже исторических истребителей. В преподавательской пусто — кругом
идут сокращения, и сотрудники с грустью говорят, что не знают, что
впереди.
В преподавательскую заглядывает аспирант Рамазан. Радуется, уви
дев Бакирова, и зовет его в лабораторию. В лаборатории стоит станок,
на котором проверяют сопротивление деталей — сейчас там установлен
закрылок самолета, на него давит поршень: проверяется прочность.
Двое студентов чинят приклад воздушки для себя и хоккейную клюш
ку для самарской команды ЦСК, используя авиационные материалы.
Бакиров с интересом все осматривает, трогает трубочки от фильтров,
которые он сам и подарил, и просит Рамазана открыть аудиторию №28.
В 28-ю ведет крутая лестница, а внутри — большой ангар, в котором
в строгом порядке стоят крылья самолетов, разрезанные фюзеляжи, ка
бины, катапульты и целый МиГ‑21. Среди них он по-настоящему счастлив.
Спустившись, заглядывает в библиотеку. Вместо дивана там стоит тройка
кресел из Ту‑154 в красных чехлах, поролон в которых, между прочим, он
менял сам. Библиотекарь Ирина спрашивает его, как дела, и он говорит
ей про фильтры.
— Летчики все вывезут! — восхищается Ирина.
Сидя в среднем кресле из красных трех, он, кажется, чувствует себя
здесь больше дома, чем в своем офисе. Врывается мужчина, видит
Бакирова, обнимает его, поздравляет с прошедшим днем рождения.
— Извини, я на лекцию убегаю! — И тотчас же исчезает.
Бакиров собирается уходить, но не может пройти мимо холодиль
ника с открытой дверцей.
— Сломался?
— Нет, работает! — звонко отвечает Ирина.
— А вы что, хотели его починить? — на ходу спрашиваю я.
— Да нет, просто я же им его и привез. 191
И тут становится абсолютно понятно, что социальный бизнес —

единственно возможный для него компромисс, который примирил его
с необходимостью оставить самолеты. Он не ищет легких путей, не при
нимает негласных правил. Он несет наверх вместо взяток свое чувство
справедливости. Он идет самым трудным путем — снизу, от человека.
И уверен, что когда-нибудь это даст результаты.
На выходе из университета мы встречаем его коллегу по ангару-
преподавательской.
— А между прочим, — говорит Сергей Владимирович, — именно
Камиль Ансарович помог мне переоборудовать лабораторию. У нас
стенды стояли посередине, заниматься неудобно было. Все говорят:
давай-давай, а делать никто не хочет. А он не много говорит, но хорошо
делает!
Социальный сегмент бизнеса растет пока очень медленно, но все
конструкторы знают: тяжело построить первый самолет. А обслуживать
конвейер легко.
Опять нормально
Толкая сумками дверь перед собой, из продуктового магазина в новом
спальном районе Самары выходит молодая мать.
— Подожди! — вдруг хватает она ребенка за шиворот, чтобы не убе
жал. — Нам же еще воды нужно купить!
Автомат Бакирова стоит в коридоре магазина. Маму зовут Ляйсан,
она достает пустую пятилитровую бутыль, приставляет ее к кранику
в автомате.
— Я-я! — кричит ребенок, он хочет сам платить и сам держать. — Я-я-я!
— Почему вы ее покупаете?
— Потому что в кране вода ужасная. У меня стиральная машинка уже
полетела. Из-за здоровья берем, пить, готовить. Вечером тут вообще
очереди. Цена нормальная и вода хорошая.
За месяц через этот автомат прошло 16 кубометров воды. Заплатив
три рубля за каждый литр, люди оставили здесь 48 тысяч рублей, из ко
торых 16 тысяч — себестоимость очистки и розлива, около 3500 тысяч —
192 различные платежи и аренда, остальное — прибыль. Стоимость
автомата — 400 тысяч рублей. Похоже, он может окупиться быстрее, чем

через два года, и конкуренция (неподалеку стоит киоск «Родникового
источника») ему не мешает.
— Ситуация была такая, что они поставили позже нас, и вроде
как меньше люди здесь стали покупать воду. — Бакиров поправляет
расшатавшийся держатель для бутылок у автомата, прикидывая, как
починить. — Месяц прошел, смотрю: опять нормально стали...
Возвращаемся в офис «Дедала». Бакиров топает ботинками у входа,
отряхивая снег, снимает шапку, включает чайник и отправляется читать
новости на маленьком ноутбуке. Его новости — это тендеры, инфор
мацию присылает специальная компания, с которой у него заключен
договор. Но крупной рыбы пока нет.
— Универсальная торговая площадка, — выуживает он. — Техобслу
живание фильтров и парогенераторов.
— Я уже смотрела, — отзывается дочь. — Всего сто тысяч за год.
В офис входит высокий парень, он спешит, ему нужен угольный
фильтр, и очень быстро.
— Для дома?
— Нет, система киосков чистой воды, по 3,50, — неожиданно говорит
парень.
— Ваши конкуренты пришли? — спрашиваю я Марину.
— А что, у вас тоже киоски? — удивляется парень.
— Да нет! — отмахивается Марина. — А что у вас, опять лопнули?
— Нет, это для новых. А трескались — это в прошлом году было.
Бабушки ушли на Новый год домой и выключили отопление, ну, вода
и замерзла!
Парень убегает: он всего лишь сотрудник, который обслуживает сеть.
Вода в цистернах застаивается, и ему надо ставить в них маленький
угольный фильтр: осветляет и убирает запах. Он покупает их здесь уже
второй год. Он не знает даже, что они конкуренты, но он точно знает,
где есть все запчасти для фильтров.
А на складе «Дедала» ждут своего часа три аппарата по очистке воды,
в том числе бывший чапаевский. Подполковник Бакиров отступать
не собирается.
8/ «Идея, в которой
нет денег, умирает»
Что сделал вольный дантист Сергей
Николаенко после того, как к нему
пришел пациент без носа
А ВТОР: Марина Ахмедова

Профессорская стоматология
«Зубник». Лечение зубов, а также
протезирование челюстно-лицевых
дефектов.
Волчья запись в трудовой книжке.
Средства родителей. Верный друг-компаньон.
Красноярск. Город, в котором 700 зубоврачебных
кабинетов.
Игарка. Северный поселок, откуда до ближайшей
хорошей больницы добираться 1313 километров
на самолете.
За шесть лет создал две клиники под брендом
«Зубник», в которых совместил научную,
образовательную и практическую работу.
Создал полноценную поликлинику в Игарке,
где есть острая потребность в качественной
медицине. Стал одним из первопроходцев
российской эпитетики (челюстно-лицевого
протезирования), организовал 15 операций
по имплантации эпитезов.
Ухо, горло, нос
— А вы не испугаетесь? — Швайков берется за дужку очков, снимает их,
убирает на стол. — Нет? — Берется за нос, снимает его и оставляет в руке.
Поворачивает нос к себе, заглядывает в ноздри. — Я могу его обратно
надеть? — интересуется вежливо.
Темная дыра на месте носа Швайкова закрыта тонкой решеткой
и похожа на клетку, из которой не выпускают на волю страшную птицу.
Швайков возвращает нос на место.
— Вот нос — на магнитах, — говорит он, возвращая и очки на перено
сицу. — Между нами... — его голос проваливается в судорожный вздох, —
вот на днях останавливает меня сотрудник ГИБДД. Говорит: «Дыхните».
Я говорю: «Чего вы меня остановили?» Повторяет: «Дыхните...» Я нос
снял — он отскакивает от меня. Да еще с таким видом. Вы ж тоже, навер
ное, испугались? Да ну, разве ж я поверю, что нет? Тогда снимите с меня
нос сами... Тяните-тяните. Пробуйте, не бойтесь. Видите, нос — сильный.
Он — на магнитах. Только вставлять на место немного тяжело. А раньше
я носил нос на клею. Он мог упасть в самый неподходящий момент,
и кожа от клея раздражалась. Но, по-моему, я уже ничего не чувствую,
и мне давно безразлично — испугаю я человека или нет.
Трещит звонок — то дверной, то телефонный. Клиенты записываются
на прием в центр «Зубник». У входа в рано наступающем белесом вечере
фонарем горит белый неоновый зуб. В Красноярске, как и в любом 197
М а р ина А хмедо ва Дельфины капитализма
другом городе, стоматологий не меньше, чем парикмахерских, но новые

носы, уши, щеки и глаза вставляют только здесь.
— Шесть лет я сидел дома без носа. — Голос Швайкова снова про
валивается, а на левый глаз наплывает едкая слеза. — Делал себе нос
из бутылки, обклеивал его пластырем, а сверху марлей на резиночке
прикрывал. В Томске мне срезали мясо с руки, сделали из него нос
и пришили. Через пять дней он почернел, его отрезали и выбросили...
А рак, я вам скажу... рак — это не так страшно, как жизнь без носа. —
Швайков кончиками пальцев вытирает глаз. — Вот только слеза у меня
теперь маленько идет, когда про нос рассказываю. Да, жалко себя, — он
проглатывает вздох. — Мне ведь только шестьдесят два.
На днях Швайков гулял в деревне на свадьбе у племянника. Вся родня
знала, что нос у Швайкова — ненастоящий. Если какой-нибудь человек
подходил к Швайкову и сам просил снять нос, Швайков снимал, а если
о том не просили, то и он со своим носом ни к кому не совался.
— Рак носа мне оперировал профессор Авдеенко, двенадцать часов
возился. — Швайков отпивает из чашки чаю, пропитав свои слова его
сильным ароматом. — Это он меня сюда порекомендовал. Здесь мне
сделали нос на клею, а в сентябре поставили решетку — с магнитами.
Я столько операций перенес, столько боли.
Голос его пугливо колеблет воздух в помещении «Зубника», словно
Швайков боится привлекать к себе внимание пространства, которое
может вдруг припомнить, что у него под носом — темная дыра, в которой
за решеткой таится страх. Но чей это страх — самого Швайкова или
окружающего его пространства?
Кино и немцы
Профессор Николаенко глядит из окна джипа, везущего его от неоно
вого зуба вдоль почти неразличимого в темноте, но окутывающего
город тонкими парами Енисея. Яркие огни вывесок оживляют холодные
коробки однотипных домов. Деревья медленно истекают желтыми
светящимися слезами, и тут и там украшенные гирляндами с эффек
том тающей сосульки. Дымящийся Енисей не замерзает в Красноярске
198 с тех пор, как в 50 километрах выше по течению на нем построили
8/ «Идея, в которой нет денег, умирает»
Дивногорскую ГЭС. Экологи и медики уже устали говорить о влиянии

этой влажности на статистику заболеваемости красноярцев. А думает
Николаенко обо всем основательно — по-немецки дотошно, не зря
много лет прожил в Германии.
В том, что Сергей научился лечить зубы, виноват его дед. Тот служил
санинструктором во время Великой Отечественной войны и попал
в плен. В бараках концлагеря подружился с арестантами-врачами, помо
гал им подручными средствами лечить других заключенных. Когда его
после освобождения отправили уже в советский лагерь, он там продол
жил свою своеобразную медицинскую карьеру и научился лечить зубы.
За это время дед Николаенко усвоил один простой урок: врач нигде
не пропадет. И, конечно, его идеей фикс было сделать медиками всех
членов своей семьи. Среди любимых игрушек мальчика Сережи был
дедов чемоданчик с зубоврачебными инструментами. Поэтому к окон
чанию восьмого класса каверзного вопроса «кем быть» для него не су
ществовало. Сергей поступил в медучилище в родном городе Тайшете
Иркутской области, окончил его с красным дипломом и в 1992 году, сдав
экзаменационный минимум, был принят в Красноярский медицинский
институт (ныне университет).
Поскольку Николаенко и здесь учился хорошо, то по окончании орди
натуры поехал по межвузовскому обмену в Баварию — как стипендиат
программы DAAD. Так начался его роман с любимой Германией. Сергей
с явной нежностью в голосе так и называет ее — любимой. Он учился
и практиковался в Friedrich-Alexander Universität. Занялся решением
проблем прочности крепления пломб и углубился в тему настолько, что
сначала защитил кандидатскую, а потом и докторскую диссертацию.
Но настал неизбежный момент, когда нужно было определяться, где
жить — либо там, либо здесь. У Николаенко на тот момент уже была
жена и двое маленьких детей. И хотя немцы предлагали продлить
контракт, Сергей в 2007 году окончательно вернулся в Россию. В 29 лет
он стал самым молодым профессором Красноярского медуниверситета.
Он уже четко знал, на что сделает ставку. В Германии Николаенко
насмотрелся, как работает медицина и насколько врач может быть
самостоятельной фигурой. И запланировал совершить в российской
медицине настоящую революцию: создать при своей красноярской 199
alma mater полноценную университетскую клинику, как это приня

то в Германии, а потом перенести удачный опыт на всю страну. Суть
заключалась в том, что в такой клинике должны и лечить, и учить,
и заниматься исследованиями. Наука, практика и образование в одном
стакане — мощная синергия.
Как говорит Николаенко, поначалу с ректором КрасГМУ у него были
хорошие отношения. Он стал заведующим кафедрой терапевтической
стоматологии и начал постепенно осуществлять свой проект. Но как
только серьезно продвинулся вперед, отношения стали портиться.
В 2010 году Сергей понял, что кресло под ним шатается. Он рассказывает
об этом, аккуратно подбирая слова и явно смущаясь. Видно, что не хочет,
чтобы его объяснение звучало как жалоба и тем более как обвинение:
«Ну, вы понимаете: подковерные войны — они бывают везде...»
Однажды Сергей с устного разрешения начальства улетел в Москву
читать лекцию. На следующий день ему позвонили и сказали: только
что закончился ученый совет, твою деятельность раскритиковали в пух
и прах и заочно отменили командировку. Получалось, что он просто
ушел в самоволку, за что и был тут же уволен по соответствующей
статье Трудового кодекса. Николаенко это не устроило, и он подал
судебный иск, претендуя на восстановление в должности, но доказать
свою правоту не смог. Вслед за ним, уже по собственному желанию,
ушли шесть его сотрудников. Один из них, Александр Зубарев, потом
стал соучредителем «Зубника».
— Как вы себя чувствовали, когда поняли, что проиграли? Ведь пят
надцать лет жизни оказались перечеркнутыми...
— Ну как... Тяжело пережил, конечно. Иду в тот день по улице и вдруг
чувствую, что меня шатает. Еле дошел до дома, измерил давление —
оказалось, шарахнуло основательно, еле жив остался...
Отдышавшись, Николаенко задумался, что делать дальше и как за
лизывать раны. Уезжать из города, устраиваться в другой вуз? А нужен
ли он где-то, да еще с такой записью в трудовой книжке? Все, что он
умел, и умел хорошо, — это лечить зубы. Своих учеников он стал при
страивать по разным клиникам и вдруг подумал: а почему бы не открыть
200 свою? Вместе с Зубаревым посчитали наличные деньги, попросили
финансовой помощи у родителей, Николаенко договорился со знако

мым врачом об аренде помещения и стоматологической установки.
Придумали название «Зубник» — Зубарев + Николаенко.
— И каковы были результаты за первый год?
— Плачевные, — смеется Сергей.
И поясняет: заниматься бизнесом — это совсем не то же самое, что
писать научные статьи. Одно дело, когда ты арендовал на несколь
ко часов установку, полечил человека, взял с него деньги, заплатил
аренду и идешь радостный домой. А другое, когда нужно оставаться
на плаву каждый день, развивать предприятие, отбиваться от проверок.
Конкуренция в Красноярске огромная — порядка 700 клиник на милли
онный город. А ведь хотелось нанять и администраторов на ресепшен,
и сразу три установки поставить, и всех загрузить, а не только себя.
В общем, головной боли у Николаенко теперь только прибавилось.
Но помог случай — как-то раз пришел к нему лечиться директор
одного очень крупного предприятия. Ему так понравилось, что он решил
подписать на обслуживание в «Зубнике» все 3 тысячи своих сотрудников
по программе добровольного медицинского страхования (ДМС). После
этого дела у клиники резко пошли в гору. Постепенно сложился пул
других влиятельных пациентов, и они тоже стали помогать по мере сил.
Первое время обслуживание полисов ДМС было едва ли не ключевым
источником дохода клиники. А потом сработали опыт и репутация осно
вателя. С некоторых пор «Зубник» (теперь уже две клиники) презентует
себя коротко и впечатляюще — «профессорская стоматология».
В прошлом году компания принесла владельцам 50 миллионов ру
блей выручки. Но Николаенко с Зубаревым не купили себе симпатичные
домики где-нибудь в Таиланде, как это модно у красноярцев. Они научи
лись тратить деньги более экстравагантным способом.
Слишком много вопросов

Зубарев отпирает ключом квартиру номер 199. Единственная пустая ком
ната оборудована под гостиницу — здесь прячутся от лишних глаз па
циенты, пока для них готовятся эпитезы. В кухне на столике разложены 201
гипсовые формы, которые, как шкатулки, захлопываются двумя поло

винками. Стоят баночки с пигментом и силиконом. Прозрачные колбы.
А пластиковые распечатки частей черепа с 3D-принтеров встречают
Зубарева взглядами белых матричных глазниц.
Что есть лицо? Квинтэссенция всего внутреннего. Совпадение ро
дительских черт. А также отпечаток образа жизни человека — вот что
такое лицо. Возьмите двух близнецов и поместите одного от рождения
в бедность, другого — в богатство. Глядя на них спустя годы, вы пойме
те — у них разные лица. Но матрица-то одна.
Со стены в спину Зубарева смотрят лица, распечатанные на цветном
принтере. Каждое в двух вариантах: без носа и с носом, без уха и с ухом,
со щекой и без. У каждого скорбно опущены уголки рта, а из глаз, как
из черных дыр, смотрит таящийся страх. Отпечаток тех лет, когда но
сители первого варианта лиц не смели выйти на улицу, показаться
окружающим, увидеть в их глазах отвращение и — реже — жалость.
— Почему у этих людей на фотографиях такие похожие рты?
— А чем они похожи?
— Кажется, их губы дрожат от обиды.
— Это психологическое, наверное. Я этого уже не замечаю.
— Вы чувствуете себя скульптором?
— Скульптором чего?
— Скульптором, ваяющим новое лицо.
— Нет, но я вижу, что человек с эпитезом уже по-другому начинает
себя вести.
— А почему люди пугаются, когда смотрят в темную дыру на лице
у кого-то?
— Это вызывает естественное отвращение. Вы не знали?
Зубарев ставит матрицу черепа на стол. Берется за гипсовую форму.
Цвет протеза для последнего пациента не совсем попал в тон. Не надо
было браться за работу к вечеру. Зубарев смотрит в окно. Солнца
не видно — оно прячется в дневной мути холода и паров Енисея. Солнце
покажется на закате, когда начнет темнеть. До вечера нужно переделать
эпитез, чтобы клиент был доволен. Чтобы сам Зубарев не опустил руки,
202 подкошенный творческой неудачей. Зубарев — художник, который
никогда не устроит выставку своих работ. Мастер с количеством зрите

лей, ограниченным пациентом и его кругом общения. Врач-стоматолог
с художественным образованием. Своему искусству он учился у немки
Михаэлы Бит с тех самых пор, как профессора Николаенко огрела по го
лове мысль об эпитезах, которые из чистой благотворительности могут
превратиться в бизнес. Когда-нибудь.
— Вы же денег за изготовление протезов не получаете?
— Пока нет.
— А зачем тогда вы их делаете?
— Это сложный вопрос.
— Если бы вы не тратили время на протезы, а занимались зубами,
вы были бы богаче.
— Может быть. Но мы решили заняться реабилитацией этих людей, —
кивает на фотографии.
— Зачем вы так решили?
— Каждый решает для себя сам...
— Зачем вы так решили для себя сам?
— Лично у меня все совпало — в школе я занимался творчеством,
лепил, рисовал, а потом решил изучать медицину. Многие немцы, де
лающие протезы, — они вообще не медики. Они пришли из искусства...
— Вы художник, который никогда не сможет устроить выставку своих
работ. Это вас не расстраивает?
— Я по-другому рассуждаю.
— Неужели вам не хочется получить реакцию зрителя?
— А тут не Голливуд. Мне достаточно реакции пациента.
— Вам жалко этих людей? Вас захлестывает жгучее чувство сострадания?
— Да, конечно. И когда ребенка из детдома в стоматологию приводят,
мне его тоже жалко. Но и это не основная причина.
— А какая основная?
— Мне сложно ответить. Но я обещаю подумать. А немцы...
— Вы с таким восхищением говорите о немцах!
— Во многих моментах они действительно круче. Хотя профессор
Авдеенко уже сделал операцию по установке решетки, и сами немцы
сказали — ничуть не хуже получилось, чем у них. 203
Зубарев присутствовал на операции и вместе с хирургом прикиды

вал — в каком месте на решетке расположить магниты. Это зависит
от того, сколько кости и мягких тканей было удалено во время лечения
основного заболевания. Затем делается МРТ, снимки перегоняются
в программу, отзеркаливающую нужную парную часть лица — ухо или
глаз, — и распечатываются в 3D. Но нос у человека один. Его не отзерка
лить. Он лепится вручную сначала из воска — по фотографиям, снятым
до того, как человека обезобразил рак.
Зубарев везет меня знакомиться с пациентом. Тормозим во дворе
авторсервиса под вывеской «Надежда». Солнце, о котором ни намека
на небе, каким-то образом находит способ отразиться грязно-желтой
полосой в больших окнах мастерской. В ряд прикрытые снегом стоят
машины, с темными дырами повреждений то спереди, то сбоку. Зубарев
распахивает дверь автосервиса, и оттуда на него одномоментно выбра
сываются бой молотка и жужжание сварки.
Из-под дорогой машины, лоснящейся металликом в свете ламп днев
ного освещения, поднимается невысокий человек в кепке. Подходит
к Зубареву. В знак приветствия врач трогает пальцем его левое ухо.
Правое над седым виском, если хорошо и с близкого расстояния при
глядеться, пропускает матовый свет, идущий из окна. А левое по форме
такое же, но остается непроницаемым.
Двадцать лет назад Кузнецов зашел в подсобку, нагнулся к электро
обогревателю и упал, получив удар током. Хотите знать, что почув
ствовал Кузнецов? Ничего. Он не почувствовал даже того, что часть
головы сгорает на обогревателе. Не почувствовал двух остановок сердца
на операционном столе. Но чувства вернулись в полном объеме — когда,
очнувшись, он посмотрел на себя в зеркало. И когда окружающие по
смотрели на него. Смотреть на Кузнецова было неприятно. Не верите?
Кузнецов снимает кепку. Кузнецов снимает ухо. Кость над виском искри
влена, как будто от черепа, как от яблока, кто-то откусил дольку. Вместо
уха — зарешеченная дыра. Такая же, как на лице у Швайкова. Кузнецов
надевает ухо. Кузнецов надевает кепку. Зубарев еще раз трогает его
ушную раковину, она произведение его рук. Да, важная деталь — нашел
204 Кузнецова в подсобке сын, которому тогда было три года.
Да, еще одна важная деталь — Кузнецову вырезали хрящ из бедра,

обтянули его кожей, сформировали из него ухо. Хрящ рассосался.
Кузнецову вживили искусственный хрящ вместо уха. Хрящ рассосался.
Тогда Кузнецов натянул на голову повязку и не снимал ее двадцать
лет. А недавно сосед Швайков ему говорит: «Иди в “Зубник”. Мне нос
сделали бесплатно. Может, и тебе ухо сделают».
Сколько? Нисколько
На уровне замысла идея с производством и имплантацией эпитезов
возникла у Николаенко еще в студенческие годы: он видел много па
циентов, переживших тяжелые операции и нуждающихся в помощи.
Когда он начал практику, таких пациентов в его поле зрения стало еще
больше, поскольку многие случаи оказывались на пересечении двух
медицинских направлений — онкологии и стоматологии. Так у врачей
«Зубника» завязались тесные отношения с красноярскими специали
стами по лечению рака.
Северное солнце проглядывает сквозь серую муть паров Енисея
и преследует джип, в котором едет профессор Николаенко. Мы подъ
езжаем к Красноярскому онкологическому диспансеру. Сергей, натянув
на уши шапку, идет по чистому, как лист бумаги, снегу к центральному
входу. В холле сидит длинноногая девушка в норковой шубке. Гладкие
черные волосы падают ей на грудь, доставая до пояса. В глазах стоят
слезы, через которые она смотрит на нас, но не видит. Николаенко идет
мимо: он не похож на человека, который хоть сколько-нибудь сочувству
ет встречным. Обученный медицине в Германии профессор занимается
не разовой помощью отдельно взятому человеку, его задача — помочь
всей группе пациентов.
Оставив куртку и шапку в гардеробе, он поднимается по лестнице
в отделение опухолей головы и шеи. Встает перед стендом, занима
ющим внушительную часть стены. «Эпитетика» — написано на нем
буквами такого же небесно-голубого цвета, как свитер Зубарева. С пла
ката под рубрикой «Специалисты» улыбается сам Николаенко и немка
Михаэла Бит. Рядом — серьезный Зубарев. 205
«В апреле 2015 года в Красноярске начал работу Российско-германский

центр “Эпитетика”, — сообщает плакат, — проект “Профессорской
стоматологии ”Зубник”, КГБУЗ “Красноярский краевой клинический
онкологический диспансер имени А. И. Крыжановского” и немецких
специалистов университета имени Фридриха-Александра (Эрланген-
Нюрнберг). По данным Министерства здравоохранения Красноярского
края, ежегодно порядка 400 человек нуждаются в коррекции врожден
ных и приобретенных челюстно-лицевых дефектов. В большинстве
случаев такие дефекты являются следствием травм или онкологических
заболеваний в области головы и шеи. После хирургического вмешатель
ства и проведения химио- и лучевой терапии пластическая хирургия
не всегда может помочь вернуть человеку привычную внешность.
И тогда на помощь приходит эпитетика».
Николаенко видел масштаб проблемы и вместе с коллегами решил
что-то придумать. Когда собралась группа из нескольких пациентов,
Николаенко пригласил немецких специалистов. Они приехали, чтобы
сделать операции и обучить красноярских коллег создавать эпитезы —
до этого ни у кого в России таких навыков просто не было. За основу группа
врачей взяла технологию, о которой говорили еще в начале ХХ века: паци
енту вживляли на месте травмы титановую решетку, к ней на магнитных
присадках крепился силиконовый орган. Красноярских врачей обучили
всем нюансам, начиная от работы с решетками и заканчивая подбором
цвета для будущего носа.
Сделать человеку, у которого рак носа, утраченный орган — это
не так просто, как может показаться на первый взгляд: засунул решетку,
прицепил нос, и вперед. Поначалу это был длительный многоэтапный
процесс, в который были включены многие специалисты. Все начина
лось с удаления опухолей, продолжалось лучевой и химиотерапией,
затем было болезненное вживление решетки, и только потом у па
циента появлялся нос. Операция растягивалась на неопределенное
время — но в основном это происходило по причинам неэффективной
логистики. И только недавно «Зубнику» удалось соединить все этапы
в рамках одной операции и сделать ее за один день.
Николаенко ставят в тупик только два вопроса: сколько все это стоит
206 и зачем ему это надо. «Зубник» делал и делает операции по имплан-
т ированию эпитезов бесплатно. Просто потому, что в основном па

циенты с такими нуждами неплатежеспособны, да и потом, они тоже
идут на некоторый риск, поскольку технологии эпитезирования еще
до конца не отработаны, врачи учатся, набираются опыта на некоммер
ческих пациентах. Но если деньги все-таки посчитать можно хотя бы
приблизительно (одна операция с использованием немецких расходных
материалов стоит от 400 до 700 тысяч рублей), то ответить на вопрос
«зачем» решительно не получается. Кажется, что Николаенко особенно
и не рефлексирует по поводу высоких материй, которые могут возник
нуть при должном философском обобщении. Он просто делает работу,
потому что она соответствует его интересам и амбициям.
«Зубник» только дважды брал деньги за эпитезы. Некая московская
фирма, выигравшая конкурс по линии соцобеспечения, попросила
провести операцию подопечной женщине на глазной впадине —
за 2⁄3 стоимости госконтракта. Другой кейс словно в четыре руки сочи
нили Зощенко и Харрис: в «Зубник» пришла цыганская семья и привела
женщину без носа. Оказалось — муж откусил в порыве ревности.
«Я вас ненавижу!»
Зайдя в кабинет заведующего отделением опухоли лица Максима
Авдеенко, Николаенко прищуривается, глядя под ноги. Наклоняется
и с немецкой педантичностью поднимает с пола серо-белую, давно
высохшую бабочку.
— Какая красивая бабочка у вас тут, — обращается он к Авдеенко.
Тот стоит у стены, заложив сжатые в кулаки руки в карманы белого
халата. Холодный глаз северного солнца, заглядывая в окно, кладет два
широких золотых шматка на стену за спиной Авдеенко и поджигает
металлический колпачок ручки в его нагрудном кармане.
— Давайте ее выпустим. — Авдеенко подходит к окну, распахивает
его, и мертвая бабочка летит вниз, кружась бумерангом в тяжелом
морозном воздухе.
«Я вас ненавижу. Да, я ненавижу вас за то, что теперь могу гулять
только в безлунную ночь, когда меня никто не увидит. Я ненавижу
вас за то, что вы со мной сделали. Я ненавижу вас за то, что вы меня 207
вылечили!» Такое письмо пришло от пациента в НИИ онкологии Томска.

Тогда Авдеенко работал там. Он держал в руках это письмо и читал
его. Еще полгода назад тот пациент умолял его прооперировать. Врачи
объясняли ему, что он будет обезображен. Он согласился. Его вылечили,
ему вернули жизнь!
Авдеенко смотрит исподлобья, нахмуренные брови и внимательные
темные глаза — квинтэссенция образа жизни и всего внутреннего напол
нения хирурга, забирающего у пациента лицо, но взамен оставляющего
жизнь. Авдеенко еще молод.
— Что значит — считаю ли я, что действительно спасаю жизнь? —
Брови Авдеенко взлетают к корням волос, а в глазах появляется подо
зрительность, будто рядом с ним сейчас почтальон, готовый во второй
раз вручить неблагодарность. — Почему вы задали этот вопрос?
— Но ведь это ваш пациент почему-то написал вам такое письмо...
— Он в этом письме оценивал не саму жизнь, а свой социальный
статус в ней и свое страдание. Понимаете? Пациент или умрет, или будет
жить, но зависит это от действий врачей! Заболевание это смертельное,
от него умирают. Вы понимаете? И если врач болезнь излечил, значит,
он эту жизнь спас! — Авдеенко выходит из себя.
— А были пациенты, которые соглашались умереть, но не быть
обезображенными?
— Иногда некоторые так говорят, но это больше так... угрозы. Потом
живут и адаптируются.
Авдеенко похож на тонкокостного медведя. Солнце задевает его
сбоку. Он опускает руки в карманы, оттуда они выпирают кулаками.
Нет, врачи сострадают всем. И если Авдеенко входит в диспансер, а ему
навстречу попадается плачущая молодая женщина в норковой шубе
с длинными волосами и затуманенными глазами, он, Авдеенко, сын
врачей, оперировавший Швайкову нос в течение двенадцати часов, —
испытывает сострадание. Но сострадание его обыденно. Нравится
сочетание? Забирайте! Используйте! Обыденное сострадание — это то,
которое каждый день. Это то, что не от сердца, а от разума. Да, разум
умеет сострадать. Вы не знали?
Самые счастливые пациенты — лесничие, егеря. Они уходят в лес
208 и никого не пугают. Они довольны даже. Но другие, оставшиеся жить
в человеческом окружении, страдают. Теперь есть эпитезы, и это небо

и земля — ходить с дыркой вместо носа или с носом, который с рассто
яния двух метров неотличим от настоящего.
— Почему люди боятся смотреть в черные дыры на чужом лице?
— Зачем вы мне задаете такие вопросы? Для чего эту философию
разводить? Я даже не собираюсь на ваш вопрос отвечать. Наша первая
задача — спасти жизнь. Вторая — вернуть его в социум таким же, каким
он был. Наша беседа ушла не туда.
— Но вы ведь согласны с тем, что большинство людей, пережив
ших разрушающую лицо операцию, лишены возможности эпитезы
получить?
— Да.
— А вы не думаете о том, что таким людям эпитезы может дать
только общество? Но чтобы общество захотело в этом поучаствовать,
в нем должно возникнуть сопереживание. А оно возникнет только
тогда, когда оно почувствует, на краю какой пропасти стоит человек,
у которого темная дыра вместо носа и который может выйти погулять
только в безлунную ночь.
— Но врач не может подвести вашего читателя к пропасти. — Голос
Авдеенко теплеет, он поворачивается лицом к солнечным пятнам
на стене, дав им покрасить в теплые оттенки его лицо. — Сделайте это вы.
Делаю.
Вот есть опухоль, и врач обязан отступить от нее на определенные
границы в пределах видимых здоровых тканей. И даже если создается
дефицит тканей, то врач все равно опухоль будет удалять. Все равно!
Не то чтобы врач не видел, что операция человека обезобразит, если
он уберет ему челюсть или половину челюсти. Ой-ой-ой, как же он без
челюсти будет?! Пусть лучше лежит, доживает оставшиеся пару месяцев
с челюстью? Нет, врач не подумает так. Врач до операции обсудит все
с пациентом, и пациент на все согласится. Жизнь дороже.
Дальше — решетка. В решетке сложного ничего нет. Авдеенко сам
вставил одну, посмотрев, как это делают приехавшие в Красноярск
немцы. Самое удобное — ушная раковина или нос. Удаленная вплоть
до орбиты челюсть — сложней, там нужно еще глаз поднимать, чтобы
не упал. Лицо — это не просто внешность. С него начинаются органы 209
дыхания и пищеварительного тракта, зрения, слуха и обоняния. Все эти

функции сосредоточены на маленьком участке тела.
Организм — очень жизнеспособная система. Природа так задумала —
чтобы через аномальное показывать нам нежизнеспособное. Поэтому
люди отскакивают в ужасе от Швайкова и Кузнецова. Нежизнеспособное
напоминает о смерти. Эволюция — она не хорошая и не плохая. Просто
человечество движется путем эволюции к усовершенствованию, и чело
век без носа автоматически проходит в нашем сознании как нечто, что
может утянуть в небытие весь биологический вид. Но можно взглянуть
на вопросы жизнеспособности и по-другому — с высоты цивилизации.
Если человечество научилось восстанавливать лица и возвращать вы
черкнутых из жизни людей в строй, то Швайков с отстегнутым носом —
это символ жизнеспособности рода человеческого в его наивысшем
проявлении.
Красные, желтые, зеленые

Нет ничего непобедимей идеи, для которой пришло время. Это сказал
Виктор Гюго. А Николаенко от себя добавил — любая идея, в которой
нет денег, умирает. Пока он развивает эпитетику за счет собственных
средств. Но в перспективе Сергей все-таки рассчитывает на полную
и безоговорочную монетизацию этого направления.
Чтобы создать на эпитезах жизнеспособную экономическую модель,
он планирует наладить в стране их серийное производство. Сейчас
прорабатывается инвестиционный проект по строительству завода
эпитезов, уже найден стратегический инвестор. Николаенко планирует
оборудовать отдельную от «Зубника» клинику, где на максимальных
мощностях заработало бы прототипирование и моделирование. Там же
он собирается открыть гостиницу для послеоперационного восстанов
ления пациентов. Если все получится, немцы больше не понадобятся
и стоимость эпитеза упадет на несколько порядков. «Зубнику» удастся
локализовать производство в Красноярске и использовать отечествен
210 ные материалы, усовершенствовать образовательный центр, а наработки
и технологии экспортировать в другие города, в которых об эпитезах

пока не знают.
— Если у нас все получится, то установка эпитеза будет стоить сто
пятьдесят или двести тысяч, а сейчас она обходится нам минимум
в четыр еста пятьдесят. Потому что материалы невозможно купить
в России, их приходится завозить из Германии и Америки.
В кабинете Николаенко — прислоненный к стене лист титана. Обыч
ный лист качественного российского медицинского титана размером
с хорошую ледянку! Из такого же делаются решетки под эпитезы.
В Германии готовые решетки размером меньше ладони стоят 450 евро.
Цена вот этого здорового листа титана в России — 12 тысяч рублей!
Это к вопросу о добавленной стоимости. Сколько решеток можно на
строгать из такого листа? Да, необходимо фрезерное оборудование,
инженеры-программисты, инженеры-электрики. Но ведь все высоко
развитые страны уже давно формируют эту добавленную стоимость,
а Россия... Россия пока продолжает поставлять сырье. Но! Производство
решеток будет организовано в Красноярске. Николаенко это заплани
ровал. Конечно, возникнут проблемы с сертифицированием, с получе
нием разрешений — но профессор не откажется от задуманного из-за
препятствий. Почему?
— У меня есть социальная задача — помочь определенной группе
пациентов. Благотворительность, которой мы сейчас занимаемся, —
это, конечно, хорошо, но такой метод не масштабируется. Моя цель —
сделать помощь таким пациентам доступной для них самих. Коротко
и ясно. Простите, ко мне пациент пришел, пойду закручивать импланты.
Все стоматологические пациенты в «Зубнике» делятся на зеленых,
желтых и красных. С желтыми работают по предоплате, с красными —
в долг, с зелеными — бесплатно.
Отстроив свою компанию, Николаенко решил реализовать на ее
базе идею университетской клиники. Идею, которую когда-то привез
из Германии, но так и не смог воплотить в Красноярском университете.
Теперь помех не было никаких. Он получил необходимые образова
тельные лицензии и организовал поток молодых докторов, которые 211
приходят в клинику на постдипломное образование. Под присмотром

опытных сотрудников «Зубника» они лечат бесплатно людей с инва
лидностью и тем самым набираются опыта. Благотворительный фонд
Людмилы Пимашковой, жены бывшего мэра Красноярска, даже купил
«Зубнику» мобильную установку для невыездных пациентов.
— Мы единственная клиника в Красноярске, которая лечит инвалидов
на дому, — рассказывает Николаенко. — Среди них есть коммерческие
пациенты, а есть бесплатные. Но это не в чистом виде благотвори
тельность — просто мы разработали жизнеспособную финансовую
модель, которая позволяет это делать в режиме самоокупаемости. Все
очень просто. Социальные службы города высылают нам списки мало
обеспеченных людей, нуждающихся в стоматологической помощи.
У нас есть свой учебный центр «Профессорская практика». Туда приходят
учиться врачи — молодые, но уже с дипломом, то есть они имеют право
лечить, просто у них пока мало опыта. Мы заключаем с ними договор —
курсанты нам за обучение еще и деньги платят.
— То есть вы используете инвалидов как подопытных кроликов?
— Я уже понял, что вы специально все с ног на голову переставляете,
чтобы провоцировать собеседника, — улыбается Сергей. — Нет, конеч
но! У нас все как в Германии, я оттуда эту модель и заимствовал. Рядом
с курсантом стоит наш доктор. А компании поставляют нам материалы
для лечения. Бесплатно. Зачем им это надо?! Для них это маркетинг.
Наши курсанты ведь потом вырастают, становятся опытными врачами,
привыкают работать на их материалах и остаются постоянными клиен
тами этих компаний. В результате я организовал финансово устойчивую
конструкцию, устраивающую всех. Инвалид доволен — его бесплатно
полечили. Курсант доволен — он мануальных навыков набирается. Да он
просто счастлив! Фирмы, предоставляющие материалы, тоже довольны.
Даже инвалид в конечном счете работает на нас. У него ведь куча зна
комых, и он им рассказывает о том, какие мы хорошие. Наш маркетолог
потом сводит статистику и уже не удивляется тому, что на вопрос «Откуда
вы о нас узнали?» очень многие называют фамилии наших бесплатных
пациентов. Я за много лет понял одну важную вещь — все взаимосвязано.
Любой положительный импульс летит по траектории бумеранга. Вы прямо
212 так и напишите: добрым быть выгодно. Восклицательный знак поставьте.
Задачка-неберучка
Инженер устойчивых конструкций садится в промерзшую машину.
Заводит мотор. Машина выезжает со двора, но даже под ее колесами
снег остается стерильно-белым. Из-под колес проезжающих мимо
автомобилей трубит снежная крошка. Градус в воздухе понижается,
мороз давит на Енисей, и тот парит с удвоенной силой, скрывая в парах
себя самого.
В Красноярске, в среднем течении, хариус ловится постный, почти
без жирка. А здесь, в Игарке, Енисей дает рыбе нагулять жиру — для
человека. На Крайнем Севере, где день короче, а солнце скупое, как
скряга, человеку нужен витамин D.
Николаенко идет по Игарке в немецком костюме Fisherman и в ба
лаклаве, обмораживая глаза. Он переживает сильные чувства. Их можно
охарактеризовать как махрово-отрицательные. «Упадок, — бормочет
он под балаклавой. — Пессимизм. И людей — нет. И больница здесь
в плачевном состоянии».
Как-то профессору-бизнесмену позвонил мэр поселка и предложил
встретиться. С зубами у него все было в порядке. А вот жители Игарки
часто приезжали в Красноярск полечиться — нормальной стоматологии
у них не было. Слухи о «докторах-альтруистах» из «Зубника» дошли
и сюда. Мэр подумал: почему бы не пригласить этих ребят открыть
клинику там, где никто бы не решился. Николаенко и Зубарев подумали
и решили, что надо слетать, посмотреть. И им понравилось. В смысле —
они увидели здесь для себя новые возможности.
В Игарке жуткая нехватка врачей: в местной клинике один человек
работает на трех-пяти ставках. Понятно, что качество услуг от этого силь
но страдает. В период навигации сюда приезжает медицинский пароход,
там проводят диагностику, но это тоже не дело. Посмотрев на все это,
Николаенко подумал: а почему бы вахтовым методом не отправлять
туда из Красноярска врачей, которые в ходе медицинских реформ —
укрупнения больниц, сокращений штатов и так далее — оказались, так
сказать, недозагруженными?
Эту идею они с Зубаревым и реализовали. Отремонтировали здание
закрывшегося хосписа, купили гостиницу, ранее принадлежавшую 213
«Роснефти». Закупили оборудование. Сколотили команду врачей-

вахтовиков. Формально клиника в Игарке для них — это бизнес. Но сам
факт того, что они вообще рискнули туда зайти, — поступок героический
и стандартной бизнес-логике не поддается. Тем не менее Николаенко
и Зубарев всерьез говорят об окупаемости и надеются, что лет через
пять-десять смогут отбить вложения — около 12,5 миллиона рублей.
Конечно, гораздо выгодней было бы на эти деньги открыть очередную
клинику в Красноярске. Но такие задачи «Зубник» уже решал. А вот
создать медицину в городе с ограниченными возможностями — это
вызов совсем другого порядка. Первый десант в Игарке высадится
уже в марте — стоматолог-хирург, ортопед, терапевт и уролог-сексолог-
андролог. Ротация — раз в месяц.
Разумеется, такой подход скажется на стоимости услуг — они будут
не самыми дешевыми. Но в Игарке нет ни одной частной клиники,
администрация готова помогать всем, чем сможет. А самый главный
фактор рентабельности заключается в том, что обычно местные тратят
отпускные деньги и дни на то, чтобы съездить полечиться на материк.
Так что дороговизна услуг на месте будет компенсироваться тем, что
людям не надо будет тратить время и деньги на самолет, гостиницы
и сопутствующие расходы. Все равно получится дешевле. Кроме того,
крупные организации уже собираются подписать договоры с новой
клиникой по линии ДМС, а возможно, и ОМС. Сейчас бюджет города
тратит 38 миллионов в год только на полеты для медобследования, так
что от возникновения частной клиники легче станет всем.
— Социальные предприниматели в решении таких задач всегда
эффективнее государства и чиновников, — считает Николаенко. —
Я эффективнее просто потому, что я же сюда свои деньги вложил. Тот,
кто сидит на бюджете, думает о том, как бы финансовые потоки освоить,
а я думаю о том, как создать свой собственный ресурс.
Мы снова в Красноярске, который после Игарки кажется теплым
и светлым. Мы едем из аэропорта в клинику под светящимся неоновым
зубом. Металлические конструкции вдоль Енисея по ходу движения
джипа сливаются в сплошную конструкцию решетки. Солнце просту
пает отчетливо, пульсирует и, как магнит, притягивает к себе новые
214 бизнес-идеи и импульсы добра, летящие с земли к нему бумерангом.
— Вы так и не ответили на вопрос — если государство не оценит

ваши инициативы, вы продолжите ими заниматься?
— Продолжу, но точно не в убыток себе.
Мы заходим в дверь под неоновым зубом, останавливаемся возле
ресепшен.
— А надолго вас еще хватит? «Зубник», Игарка, эпитезы, инвалиды
на дому. Где-то же есть предел человеческим возможностям?
Николаенко задумывается, чтобы обоснованно ответить, и вдруг
выдает, расплываясь в улыбке:
— А это еще не все. Я вам еще и половины своих планов не рассказал.
Ладно, мне пора. Пойду закручивать импланты.
9/ «Я просто научился
зарабатывать
на преобразовании
проблем в возможности»
Что сделал учитель географии
Алексей Смирнов, сообразив,
что кризис государственного
образования — это не только
вредно, но и полезно
А ВТОР: Анна Титова

АНО «Институт развития современных
образовательных технологий»
(Институт РОСТа). Альтернативный
способ получить новую специальность,
практически не выходя из дома. Сеть
детских садов, работающих по схеме
государственно-частного партнерства.
Города и села Пермского края, по территории
равного четырем Швейцариям, но еще
не решившего все свои социальные проблемы.
Личный опыт в сфере образования, связи,
сформированные в период работы на государ-
ственной службе.
Ежегодно в Институте РОСТа, чьи преподаватели
выезжают проводить занятия на места, повышают
свою квалификацию больше тысячи человек.
Сеть доступных детских садов «Беби-лайф» по-
могает местным властям сократить очередь в му-
ниципальные дошкольные учреждения и создает
рабочие места в глубинке.
Новая территория
— Интересно, а какой толщины под нами лед?
— Не знаю... Но грузовики сюда не пускают.
Машина крадется по ледяной пустыне на другой берег Камы, на
встречу громадным таежным елям. Трудно поверить, что за ними —
целый городок. Через проталины боковых стекол виден месяц, на реке
тихо, мороз под сорок. Алексей Смирнов едет принимать контингент.
Через ледяную переправу от Перми до Оханска получается коротень
ко, всего 72 километра. Летом быстроходный «Метеор» проходит то же
расстояние по реке за три часа. Расстояния между островками жизни
в Пермском крае по меркам средней полосы огромны. От Соликамска
до Чайковского все 500 километров, от Перми до Кудымкара — 200.
Чусовой, Нытва, Кунгур, Чердынь, Оса — далекие, дремуче-сказочные
названия.
В Оханске живет 7 тысяч человек. Именно отсюда отправилась ис
кать счастья в Москву героиня фильма «Карнавал». Градообразующее
предприятие — МБОУ СОШ № 1, а попросту говоря — школа. Швейная
фабрика закрылась, остался лесхоз, летом можно заработать на клуб
ничных плантациях. Промерзший автобус в столицу края ходит отсюда
раз в сутки. Перспективы у местных школьников не блестящие, поэтому
дети барахтаются, пытаясь обогнать время. В 9–11-м классах они парал
лельно с учебой получают заочно среднеспециальное образование
по субботам тут же, на базе школы. С дипломом на руках можно уехать 219
А нна Ти то ва Дельфины капитализма
в Пермь, выйти на работу в 17–18 лет, продолжать учебу, вгрызаться в луч

шую жизнь. До последнего времени реализовать амбиции им помогал
частный социально-гуманитарный колледж — присылал свой десант
преподавателей. Но теперь он будет готовить выпускников по другим
специальностям — под заказ конкретных промышленных предприятий.
Поэтому 24 старшеклассника переходят под крыло Алексея Смирнова —
ректора пермского Института РОСТа.
В кабинете физики дремлют шкафы со ржавыми амперметрами.
Сегодня здесь собрались студенты и родители. С прощальным словом
выступает директор колледжа Валентина Борисовна.
— Приезд в Оханск для меня всегда был добрым событием. Сегодня
я передаю вас в надежные крепкие руки, — едва не плачет она.
Чья-то бабушка в пуховом платочке старательно конспектирует новости
в альбоме для рисования. Смирнов выходит в центр и бодро рапортует:
— Вас будут учить наши профессора и преподаватели высшей кате
гории! В следующем году мы открываем сразу несколько направлений
высшего образования и спрашивать будем строго!
— И это правильно! — покладисто кивают слушатели.
— А на будущий год, может быть, откроем на базе вашей школы
учебно-инновационную лабораторию!
Молчание.
— Это хорошо?
Родители в раздумье напрягают брови.
— Это хорошо! — уверенно рубит Смирнов.
— Валентина Борисовна, а почему вы выбрали именно эту организа
цию? — вежливо интересуется бабушка в пуховом платочке.
— Так к вам же никто больше не приедет, — кладет руку на сердце
Валентина Борисовна.
Райком закрыт
В кабинетике создателя Института РОСТа ледяной кошмар. В тридцати
градусный мороз Смирнов работает с открытым окном. Говорит,
легкомысленная музыка и свежий воздух скрашивают каждодневную
220 пытку — чтение деловой корреспонденции.
9/ «Я просто научился зарабатывать на преобразовании проблем в возможности»
РОСТ означает «Развитие современных образовательных техноло

гий». Институт Смирнова — негосударственное учреждение, которое
продолжает традиции советских ликбезов, только на новом витке исто
рической спирали. Читать-писать сегодня все обучены, но скорость
перемен теперь такова, что любая образовательная программа устаре
вает уже через несколько лет, да и во взрослой жизни учиться нужно
постоянно, иначе выпадешь из реальности. В Институте РОСТа можно
пройти курсы повышения квалификации от 16 до 250 часов (каждому
по потребностям). Восемь направлений среднеспециального образова
ния в основном пользуются спросом среди старшеклассников из глу
бинки, ищущих первую точку опоры в больших городах. Коммерция,
бухучет, документальное обеспечение управления, гостиничный сервис,
право, педагогика дополнительного образования, конструирование
и моделирование. Если вы учитель биологии, а теперь хотите препо
давать и химию, то это направление называется «дополнительное про
фессиональное образование», и оно весьма востребовано — выпускает
до 600 универсалов в год. Ценник у Смирнова один из самых скромных
по городу: 18–22 тысячи рублей за годовую программу.
Живет он до сих пор в родном районе Заостровка, на окраине Перми.
Семья была небогатая, мать работала крановщицей в порту, но если
пекла пирожки, то на все общежитие. Ее пример вдохновляет Смирнова
до сих пор.
— Я вообще-то поваром стать хотел, — вспоминает Смирнов, подпи
сывая платежки.
Алексей Федорович — невысокий, крепко сбитый мужчина с мане
рами бригадира-передовика, чья команда много лет подряд лидирует
в производственном соревновании. Он ходит уверенной поступью,
часто употребляет словосочетание «ну и все!», любит посмеяться и не
навидит жаловаться.
Под правой рукой у него гора счетов, договора. Под левой — газеты
и журналы про образование. Смирнов выписывает их пачками.
— Но в 10-м классе, — продолжает он, — меня назначили старшим
пионерским вожатым в моей родной школе и вручили самый трудный
класс — 8 «Б».
— Почему трудный? 221
— Спортсмены...
Вообще-то советское детство и юность Смирнова были безоблачны
до неприличия, если не считать скандал, когда в 4-м классе он перебил
баскетбольным мячом соседские окна. Отслужил в армии, выучился
на географа, вернулся преподавать в собственную школу. Музыкальный
ансамбль организовал, мелких хулиганов перевоспитал, детей на заводы
водил, в походы с ними ходил. И был счастлив.
— Прибегает ко мне завпит столовой: пришел вагон с мукой, про
стаивает, срочно надо разгружать, а некому. Я к своим пацанам: ребята,
нужна помощь добровольная, кто готов? Двойной тариф. Тишина.
А за двойной десерт на ужин? Мальчишки и повскакивали. Психология!
— Чему детей учили?
— Для начала пользоваться компасом учил, — смеется Смирнов, не от
рываясь от бесконечных бумаг. — Никак не получалось у них ориентиро
ваться. Хотя меня самого в свое время учили выживать в лесу — самым
натуральным образом, без палаток. Делали укрытия из еловых лап.
— Вам понравился фильм «Географ глобус пропил»?
— Там все правда. И если отбросить все вот эти сложности и фор
мальности, то учитель молодец. Он все-таки детей природу любить
научил, жизнь любить научил. Так я считаю.
В 1989 году Смирнова закономерно избрали в райком комсомола.
— Там я мог позволить себе практически все! Работа была интересная,
неформальная, творческая. Не верите? Сейчас бизнес все ищет этот
рецепт — как собрать идеальную команду. А нас в коллективе работать
уже тогда научили.
Чудеса комсомольского менеджмента удавались ему еще в свердлов
ской танковой дивизии. Как-то раз сержант Смирнов придумал налепить
всей ротой на Новый год уральских пельменей и получил за это отпуск.
В другой раз спродюсировал в гарнизоне боксерский турнир: рядовой
Витька Колесов уложил на ринге командира полка и получил грамоту.
При всей своей предпринимательской напористости Смирнов — адепт
советской системы. Как минимум ее образовательных ценностей.
— Разве комсомол — это не контроль за вольнодумством молодежи
222 на местах?
— Да что вы! — Смирнов наконец-то откладывает бумаги. — Я вам

пример приведу. Был у нас в Перми мукомольный завод. Работники
его жили в общежитии, взносы членские платили плохо. Прихожу
разбираться, а у них, оказывается, крыша течет, вот они таким образом
и протестуют. Я к директору завода — так и так: нужен ремонт. Месяц
он отлынивал, а потом я написал в райком партии. Директору объявили
выговор, крышу починили за неделю, членские взносы тут же пошли
регулярно. Ну и все! На человека система тогда работала, что бы ни го
ворили сейчас.
Когда СССР приказал долго жить, Смирнов с супругой как раз отдыха
ли по комсомольской путевке в Киеве. Вернулись, а райком уже закрыт.
И на его месте ничего хорошего не появилось.
— Страшно мне тогда было. Не за себя и даже не за жену. За страну
страшно.
Бухучет по хардкору
Начиналась перестройка: старая номенклатурщина теряла зубы, и у хват
кой молодежи появился шанс проявить себя несмотря на то, что слова
«карьера» и «бизнесмен» пока еще оставались почти ругательными.
В короткий промежуток между застоем и лихими 90-ми молодые
люди с потребностью и умением менять что-то вокруг прокладыва
ли свою предпринимательскую дорожку через комсомол. Уральские
бизнесмены-первопроходцы до сих пор справляются о конкурентах
в первую очередь емким вопросом: «ВЛКСМ?» Так что свой талант орга
низатора Смирнов прокачал именно тогда, в мощной лидерской школе.
В начале 90-х молодой учитель географии перед соблазнами
нарождающегося капитализма не устоял. Выучился на бухгалтера-
аудитора и ушел из школы в коммерческую структуру. Этот опыт ему
очень пригодился через три года на службе в Департаменте образова
ния Пермской области. Новое назначение Смирнов получил в полном
соответствии с правилом жизни: везет тому, кто везет. Да и дальнейшая
череда событий если и выглядит случайной, то только на первый взгляд.
Просто он рассудительно и по-государственному дальновидно сложил 223
каждый свой приобретенный навык в копилочку будущих добрых и при

быльных дел.
— Как я стал чиновником? В фирме, где я тогда работал, я отвечал
за взаиморасчеты с госучреждениями. Пришел как-то в администрацию
что-то обсудить по налогообложению в сфере образования. Долго ждал
главбуха с печатью, она пригласила попить чаю, и вот. Попили.
Специалистов, разбирающихся в школьных проблемах и одновре
менно подкованных экономически, тогда в области было от силы пять
человек. Смирнова оторвали с руками и ногами. Департамент поручил
новому сотруднику госзакупки, организацию попечительских советов
при школах и детских садах, а также платные образовательные услуги.
Он учил бюджетников с нуля зарабатывать деньги в ситуации хаоса,
когда в стране не осталось ни средств, ни порядка. На пальцах объяснял,
что делать со свалившейся на их головы нежданной экономической
свободой.
На лекциях Смирнова по сметному бюджетированию вздыхали
перепуганные пожилые женщины из центральных бухгалтерий. Они го
дами сидели каждая на своем участке: начисление зарплаты, авансовые
отчеты, материалы. Налогов в СССР школа не платила. Но в 1992 году
приняли новый закон «Об образовании». На бухгалтеров обрушились
новые функции, инструкции, подчас противоречащие одна другой,
а главное — риски и материальная ответственность. Смирнов учил
бухгалтеров азам, как когда-то учил школьников ориентироваться
по компасу: рассчитывать лимит кассы, работать с чековой книжкой,
оформлять банковскую подпись.
Сельские директора школ и детских садов сотнями приезжали на лек
ции по платным услугам. Голод не тетка. Переваривали информацию,
много думали. А потом звонили советоваться.
— Суксунский район, деревня Брехово, — выкладывает Смирнов
свои примеры голосом диктора телепередачи о паранормальных яв
лениях. — Предприимчивый директор школы выращивал на своих
школьных полях «картошку-моркошку». За счет продажи урожая смог
224 купить себе в столовую холодильные установки. Но человек попался
энергичный, ему оказалось мало. Конец 90-х, года тяжелые, голодные,

так что идея своевременная. Мы с ним подумали и решили создать
учебно-опытное хозяйство при школе. Открыли отдельный лицевой
счет, зарегистрировали предприятие. Школьники работали в поле,
получали деньги, сдавали урожай в райпотребсоюз. На выручку купили
новое оборудование для столовой. А потом они вошли во вкус и поняли,
что могут больше: кормить не только школьников, но и всех желающих.
В деревне тогда как раз закрылся единственный магазин — денег на про
дукты у населения не было, поэтому хозяин разорился. В этой ситуации
школьная столовая фактически заработала в ногу со временем, то есть
по бартеру: жители сдавали яйцо-молоко в обмен на муку, из которой
школа пекла свой хлеб. Эта история тогда произвела впечатление. Даже
бабки довольны были!
Попечительские советы при школах попытался возродить еще
Ельцин, но идею мало кто оценил. А Смирнову она понравилась. В его
советской юности пермский завод пиломатериалов «Красный Октябрь»
с обоюдной пользой шефствовал над школой. Да что завод — есть
пример Царскосельского лицея, процветавшего благодаря влиятельным
попечителям. Попечительский совет сейчас — это, как правило, родители
и представители местного бизнеса. Штука в том, чтобы придумать такой
орган управления, который не просто со скандалом собирает копеечки
на туалетную бумагу, а работает на интерес школы в долгосрочной перс
пективе. Смирнов со своей государственной стороны помогал с пиаром.
— В городе Чайковском есть школа. Многие из ее выпускников во
евали в Афганистане. Всем коллективом они решили стать школой
с военно-патриотическим уклоном. Оформили юридическое лицо,
открыли свой счет, полосу препятствий построили, сборы военно-
полевые проводят каждый год. Ну и все. Молодцы просто.
Обучая бюджетников выживать, Смирнов в конце концов понял, что
и сам может обойтись без помощи государства.
— На одно мое место в департаменте взяли сразу троих сотрудников.
Да там, наверно, все выдохнули, когда я ушел. Сильно беспокойный
был, — посмеивается он. 225
Горизонтальный рост
Так уж сложилось, что образование в России консервативнее папы
римского. Пока в 90-е жизнь в России менялась, как калейдоскоп (не так
красиво, но так же быстро), школы и садики умудрились вообще не из
мениться. Особенно в провинции. Разве что идеологию из программы
изъяли. Но общее содержание и глубокая зависимость от власти оста
лись. Смирнов быстро понял, что попытка привить этому мамонту при
вычку к самостоятельной хозяйственной деятельности, сидя в областной
администрации, — затея утопическая. Победить хаос изнутри системы,
которая без конца сама его порождает из чувства самосохранения, —
невозможно. Зато можно неплохо заработать, помогая хозяйствующим
субъектам к этому бесконечному потоку хаоса адаптироваться.
Смирнов был одним из первых в Перми, кто научился читать новые
руны: Трудовой кодекс, Налоговый кодекс, закон «Об образовании»
и еженедельно меняющиеся инструкции различных ведомств. Эти
сакральные знания стали поначалу главным инструментом его бизнеса.
Морская устрица живет тем, что чистит море, пропуская сквозь себя
200 литров воды в сутки и отфильтровывая планктон. Смирнов точно
так же пропускал через себя новые волны административного безумия,
недостатка в котором никогда не бывает в эпоху перемен, и выдавал
своим подопечным простые, понятные, чистые знания о том, как в эту
эпоху выжить.
Уволившись с госслужбы, он основал «Центр развития попечитель
ства» и начал паковать чемоданы в городки и села родного края. Вдалеке
от столицы хаоса было больше. Областное министерство само сюда
дотянуться было не в состоянии, но готово было платить тому, кто
сможет. Смирнов мог. Он знал ситуацию изнутри. Местные муници
палы — бывшие слушатели его чиновничьих лекций — с большим
энтузиазмом помогли организовать семинары по управленческому
учету и нормативно-правовой базе. Смирнов просто подписывал со
глашение о сотрудничестве с областной администрацией и получал
226 финансирование, как по госконтрактам. Обошлось даже без стартового
капитала. В 2001 году он и группа преподавателей-единомышленников

отправились в свой первый гастрольный тур.
Главная аудитория Смирнова — это учителя, родители, директора
школ и заведующие детских садов, у которых есть большая мотивация
навести порядок в своей вотчине, но нет практически никакой возмож
ности уследить за новыми правилами игры. Хотя бы потому, что они
живут далеко от столицы.
— Педагогический университет где стоит? Правильно, на Комсо
мольском проспекте. И кто туда на курсы повышения квалификации
из Чердыни поедет? Да никто не поедет.
Стать знатоком кодексов и хитростей бухгалтерии Смирнову помогла
привычка бесконечно учиться впрок. Учеба и чтение лекций на госслуж
бе свели его с десятком-другим толковых педагогов, которых можно
было задействовать на взаимовыгодных условиях. У Смирнова появи
лась рабочая сила, у преподавателей-почасовиков — дополнительный
заработок. Жажда экономического слова была в крае такой, что через
три месяца Смирнов смог снять первый офис и посадить в приемной
секретаря — обрабатывать неиссякаемый поток заявок. Еще через какое-
то время у Смирнова и компании появились клоны-мошенники, прямо
как у «Ласкового мая». То есть пришел успех. К 2003 году ежегодный
прирост слушателей составлял уже 200%.
Так Смирнов превратился в платного посла доброй образовательной
воли. Семинары у него начали заказывать и из других российских
регионов. Бывший географ обожает придумывать новые форматы, как
когда-то в армии с пельменями. Находками гордится больше, чем при
былью, и ради красивого жеста готов на любые издержки. То посадит
толпу директоров на теплоход до города Чайковского — пусть слушают
лекции под плеск Камы за бортом. А то и вовсе отправит группу своих
великовозрастных учащихся повышать квалификацию — в Турцию.
Утром — море, днем — чтение закона о правах потребителя.
А еще работникам образования нравится получать почетные гра
моты. Поэтому Смирнов проводит собственные краевые конкурсы
в поддержку сельских учителей. 227
— Есть конкурсы официальные, например «Учитель года России»,

который проводит Министерство образования. Но в них участвуют
из года в год одни и те же специально выбранные и подготовленные
педагоги. Это все показуха для галочки. А у меня все по-настоящему:
результатов ждут с волнением, ночами не спят. Был тут однажды один
случай.
Проводили свой, альтернативный конкурс. Отметили женщину
одну прекрасную, пожилую. Она всю жизнь с детьми в начальной
школе занимается, и программа по истории края у нее отличная. Так
она даже в Перми до этого ни разу не была! Ее на церемонию вся
деревня собирала два дня. А когда приз получила, плакала и не могла
успокоиться. Первое признание за столько лет. Или учитель истории
в одной из многочисленных пермских колоний. Придумал со своими
подопечными-заключенными исторический проект про тех, кто отбывал
наказание на их месте 50 лет назад. Вы удивитесь, но интерес у них был
огромный.
Шаг назад для разбега

Освоившись с первой статьей дохода, Алексей Федорович взялся
за жемчужину своего бизнеса тех лет — «модель ленивого директора».
По старому ФЗ «Об образовании» любая муниципальная школа и дет
ский сад могли организовать дополнительные платные услуги. Дело
хорошее, но, как водится, жутко замороченное. Предположим, вы ди
ректор школы. Сначала вам понадобится утвердить программу занятий
в соответствующей инстанции. Затем оформить бумажки по помеще
нию. Подписать договоры с родителями. Проследить за бухгалтерией
по новому виду деятельности. Заплатить налог на прибыль. Отчитаться
в казначействе. И встречать на пороге проверки. Бесконечные, выматы
вающие, ненужные вам проверки. Смирнов всю эту суету брал на себя.
— С директором мы виделись два раза в год. На первой встрече
подписывали договор и открывали внутри нашей организации лицевой
счет школы. На этом прощались. С этого момента мы сами писали
228 программы, работали с родителями, общались с чиновниками. Фирма
на упрощенке — поэтому никакого НДС, никакого налога на прибыль,

ускоренная амортизация. Классно ведь?
По деньгам получалось так: допустим, родитель заплатил за курсы
100 рублей. Пятьдесят идет на зарплату педагогу, 20 — вознаграждение
посреднику Смирнову, 30 остается на балансе школы. В лучшие годы
в клиентах у Смирнова значились 72 муниципальные организации.
— Получается, школам настолько нужны деньги, что им проще
без участия государства организовать себе платные услуги с вашей
помощью?
— Получается так.
В 2006 году, в самые что ни на есть тучные годы, его бизнес чуть
не рухнул. Появился закон об автономных учреждениях, который свел
к минимуму удельное содержание хаоса в окружающем мире. Он сильно
упростил жизнь госучреждениям, в том числе школам и детским садам.
Появилась реальная возможность зарабатывать самостоятельно, причем
по предельно простой схеме, которую даже самому ленивому дирек
тору осилить не сложно. Во-первых, исполнение расходов и получение
доходов больше не осуществлялось через казначейство, кредитное уч
реждение можно выбрать самим. Во-вторых, распоряжаться прибылью
от платных услуг теперь разрешили самостоятельно. А вместо сметного
финансирования организации стали получать субсидию на оказание
конкретной услуги. Новый либеральный закон и знания, полученные
под крылом у Смирнова, укрепили его же клиентов в желании попро
бовать вести дела самостоятельно. Все 72 бюджетные организации,
которые Смирнов учил бизнесу, ушли из-под его опеки.
Но тут государство само испугалось своей смелости и отыграло
все назад — к привычной неразберихе, где правила никому не ясны,
а у него монополия на ловлю рыбы в мутной воде. Ведь в противном
случае чиновникам пришлось бы сокращать самих себя. Закон обло
жили поправками и фактически дезавуировали. На новом витке хаоса
к Смирнову еще вернется треть его бывших клиентов.
Но пока осуществлялись все эти большие маневры, его бизнес очень
сильно просел. Приближался кризис. У Смирнова оставались только
лекции и курсы. Это направление росло, приносило прибыль, и все 229
в нем было хорошо, кроме тотального 56‑дневного отпуска клиентов.

Школы летом, как известно, не работают. Чтобы платить своим сотруд
никам зарплату в этот период, приходилось где-то сильно экономить.
Денег не хватало.
— Копаю я на даче огород и думаю: а что делать-то? Дыру надо было
закрывать срочно. Тогда я придумал открывать детские сады. Ну и все.
Смирнов успел сработать на опережение. Тучные годы спровоци
ровали в крае бум рождаемости, садов не хватало катастрофически.
Так появился самый сложный проект бизнесмена — сеть детских садов
«Беби-лайф».
Много лет он читал заведующим лекции по менеджменту, и теперь
настало время применить все знания на практике.
Нестрашный страшный сон

Коробки с конфетами шлепаются на заднее сиденье легковушки, и мы
бодро стартуем на новогодний утренник в Кондратово.
Этот поселок совсем рядом с Пермью. Его давно хотят присоединить,
но жители сопротивляются, потому что формально находятся во власти
края, а там ЖКХ дешевле. Такие окологородские районы активно за
страивают — народ прибывает. В основном сюда мигрируют люди
из тех мест, где остановилось производство. Подбираются к городу, где
зарплаты погуще, но живут в поселках, где можно сэкономить на жилье
и тарифах. Спрос на детские сады тут огромный.
— Какие у вас отношения с другими частниками? — спрашиваю
начальницу всех детских садиков Смирнова Наталью Владимировну.
— У нас тут конкуренция, но здоровая, — добродушно отзывается
она согревающим душу уральским говорком, — сейчас сами увидите.
На первом этаже одного из жилых домов ни одного магазина — разо
ряются. Зато сразу три садика: по бокам смирновские, а в центре — ясли
конкурентов. Все живут в мире и согласии.
В Кондратове точки Смирнова, конечно, являются садиками только
де-факто. На бумаге они значатся детскими образовательными центра
230 ми. Чтобы назваться детским садом в полном санпиновском смысле,
надо соответствовать нехилым нормам. Подобрать такое здание полу

чается не всегда.
На входе в группы гора детских валенок. Сорок уральских градусов
еще не повод опаздывать к завтраку и бойкотировать коллективное
уплетание каши. В комнатах играют одинаковые с лица детишки. У де
вочек по бокам хвостики, мальчики стрижены под ноль. Но Наталья
Владимировна их всех как-то различает и даже знает по именам. О чем-
то по-домашнему шепчется с воспитателями, мимоходом помогает
с нехитрой гигиенической манипуляцией замечтавшемуся на горшке
малышу, проверяет полотенца, заглядывает в аптечку. В общем, смот
рится вполне органично.
— Как-то у вас тут по-семейному.
— А то, — кивает Наталья Владимировна. — Я своих заведующих
только девочками и называю.
Хороший детский сад — всегда немножко чудо. Лично мне по фильму
«Усатый нянь» известно, что без говорящего попугая, гитары и волшеб
ной няни в этом деле вряд ли справишься. А Смирнов находит свои
подходы, поддерживая теплые чувства воспитателей к своим подопеч
ным рублем и пряником. В таком сочетании кнут оказывается лишним.
Напротив частных садов расположился внушительный муници
пальный. Могучими силами личного обаяния заведующая Смирнова
договорилась о прогулках на их территории.
— И вы им ничего не платите?
— Нет. Я же говорю, здоровая конкуренция.
Очередь в детский сад — страшный сон родителей и чиновников.
Первым необходимо ходить на работу, у вторых нет помещений, но зато
есть обязанность отправлять наверх хорошие отчеты. Застройщиков,
согласных возводить бесприбыльные социальные объекты, на горизонте
не видно.
Сначала Смирнов порывался спасти от очередей любимый город
Пермь. Искать здание решил самым логичным образом: написал заявку
в департамент города по имуществу. Тот поступил единственно верным
способом — объявил конкурс на право аренды площадей в конкретном
здании. 231
— В конкурсе участвовали три проекта: рюмочная, магазин интимных

товаров и наш детский сад, — без смеха вспоминает Смирнов. — И ни
каких поблажек нам никто делать не собирался. Какой же был позор!
Он морщится, как от зубной боли.
— Почему?
— Потому что мне пришлось переплевывать рюмочную в стоимости
аренды! Вы себе такое вообще можете представить? Так меня еще
и хапугой обозвали эти люди, когда я стал протестовать! Но уж очень
мы тогда хотели получить это здание.
Здание Смирнов отбил, но хеппи-энда не случилось.
— Сначала мы платили где-то 70 тысяч рублей за 156 квадратных
метров — по цене аукциона. Но с каждым годом наша аренда росла как
на дрожжах и в какой-то момент достигла отметки в 150 тысяч.
Смирнов устал платить. Решил выкупить помещение по остаточ
ной стоимости. Поучаствовать в малой приватизации на правах НКО
по 159 ФЗ. Начал собирать документы. И тут в БТИ выяснилось, что
хозяина у помещения нет. Во всяком случае, законного.
— Было два года судебных разбирательств. Деньги, потраченные
на аренду за все это время, мы в результате отсудили. Девчонка у меня
тут толковая из края была — юрист, я ее на это дело бросил, так у нее
и зубки выросли. Ну и все!
В другой раз город с помпой передал Смирнову бывшее здание
детского сада на особых условиях: без арендной платы, но с проведе
нием реконструкции. В процессе ремонта выяснилось, что чиновничьи
расчеты реконструкции были недостоверными — реальные работы
превысили смету на 10 миллионов рублей. Таких расходов Смирнов
не потянул. Недоделанный детский сад пришлось вернуть городу вместе
с невозмещенными уже вложенными средствами на ремонт. Это был
самый сложный период в предпринимательской карьере Смирнова.
Неудача с помещением загнала его в ощутимый минус. Открывать
новые сады, чтобы расширяться и увеличивать доходы, было не на что.
В государственные программы поддержки вписаться не получалось.
— Нам денег нигде не давали. Зато женсовет из Костромы на чаепи
232 тие тогда, помню, получил 300 тысяч рублей. Где объективность-то, где?
Деньги в итоге нашлись в частном фонде «Наше будущее», информа

цию о котором Смирнов раскопал в интернете, когда уже стал стрелять
из всех пушек. На очередной беспроцентный заем в 8 миллионов
рублей он выкупил другое арендуемое под сад помещение на улице
Колхозной и выдохнул.
Сейчас у него в Перми два детских сада. Одно помещение в полной
собственности. Второе — роскошный трехэтажный дом на перспекти
ву — он арендует у частника.
Есть контакт
После этих приключений бывший чиновник с любимой Пермью рабо
тать перестал. Сконцентрировался на крае: неуемных внедолжностных
аппетитов там нет, очереди в сады длинные, альтернатив — никаких,
проблему решать надо.
Всего у него по региону раскидано еще пять детских садов: в городе
Оса, деревне Кондратово, поселке Куеда и селе Барда. Информация
по очередям в сады полностью открыта на муниципальных сайтах.
Скажем, в Бардымском районе в садик жаждут попасть 600 душ.
Местная власть аж землю роет, ищет подходящее помещение. И так
радуется находке, что отдает ее под садик в безвозмездное пользование.
На Смирнове только ремонт и переоборудование.
А затем район и фирма вступают в так называемое государственно-
частное партнерство. Смирнов делает детский сад, а администрация
гарантирует ему контингент, за который край еще и субсидию накинет.
То есть, например, 100 детей (зависит от вместимости помещения)
из очереди в муниципальный детский сад автоматически переходят
в частные руки. Смирнов оснащает садик и приглашает в гости
Роспотребнадзор с пожарниками. После всех проверок он подает до
кументы и получает приложение к своей образовательной лицензии
на конкретный адрес. Ну и все!
— Детские садики — это очень «длинные» деньги. Нормальный
бизнесмен сюда никогда не придет! При заполняемости 80% плановая
окупаемость достигается за 38 месяцев, — рассказывает Смирнов. 233
— А вы ненормальный бизнесмен?

— Ну, это смотря что считать нормой, — вздыхает он.
На момент появления первого садика годовая выручка Смирнова
составляла порядка 6 миллионов рублей. На открытие одной группы
в 20–25 детей уходит 450–480 тысяч рублей. Один садик окупается
примерно за три года. Зато общая выручка Смирнова уверенно рас
тет. В летний период первого года она составила 1 миллион рублей,
а в последующие годы увеличилась до 2,3 миллиона. Главная цель
этого проекта была достигнута: Смирнов увеличил оборот средств
в «мертвый» для его образовательного бизнеса сезон.
Соглашение о государственно-частном партнерстве — это классиче
ский случай win-win, когда выигрывают обе стороны. Администрация
в шоколаде со всех сторон. Во-первых, дети уходят из очереди. Значит,
скандалов в приемных будет меньше, социальная напряженность ниже,
а начальник свыше ласковее. Во-вторых, дружба с бизнесом — привычка
прогрессивная. Еще одна веселая галочка в грустных сельских отчетах.
А Смирнов? Он обеспечен контингентом, как Северный полюс снегом.
Даже если в один ужасный день сразу сотня семей снимется с места
и детей заберут, администрация будет выписывать путевки до тех пор,
пока очередь не закончится. И это еще не все. По соглашению за каждо
го ребенка краевое Министерство образования Смирнову подкидывает
копеечку. Чтобы стоимость садика оставалась на муниципальном уров
не. Поэтому его садики дешевле, чем у других частников.
— Так получается, что любой предприниматель может открыть
на этих условиях садик, например, в селе?
— Любой. Но если вас никто не знает, то побоятся связываться —
все-таки дети. А меня все знают, — объясняет Смирнов.
Для некоторых районов «Беби-лайф» не просто социальный объект,
а настоящий тектонический сдвиг. Да и сам Смирнов в территориях
не просто зарабатывает. Он осваивает местность.
— Объявили в Барде набор на несколько вакансий. Сколько, вы дума
ете, к нам пришло кандидатов? Девяносто три! Мы там до десяти вечера
сидели с людьми разговаривали. И еще большой вопрос, для кого эти
234 разговоры были полезней — для них или для нас.
«Ищи щели!»
Бизнес Смирнова похож на конструктор-трансформер. Все четко взаимо
связано. Научившись открывать детские сады, Смирнов теперь как феде
ральный тьютор по экономике образования, ездит по краю, рассказывает
про свой опыт оптимизации.
— Зачем школе сразу четыре сторожа? Можно установить трево
жную кнопку и поставить объект на охрану. Разовые затраты выйдут
приличные, но потом надо будет платить всего 2 тысячи в месяц. Или
еда. Ну почему бы детскому саду не выпекать самому хлеб?
— А это так просто?
— Очень просто! И никто не запрещает. Мы в Барде печем. Обеспечи
ваем себя, продаем населению. У нас дешевле и вкуснее, чем в магазине.
Случается, Алексея Федоровича приходят слушать сомневающиеся.
Например, одна уже сильно немолодая заведующая садиком из поселка
Ныроб.
— Сидела в первом ряду и ворчала: «Чего вы тут все напридумыва
ли?», — вспоминает Смирнов. — «Какие я устрою платные услуги, когда
у меня половина города — уголовники, а остальные — их охранники?».
Но записи в тетрадочке все-таки сделала какие-то. Через полгода звонок:
«Алексей Федорович, у меня все получилось. Английский в группах
преподает майор, замначальника колонии…»
В кабинете у Смирнова — обширный «иконостас» из грамот и благо
дарственных писем. От губернатора, министров, фондов и самые люби
мые — из поселковых администраций. Эти-то его ценят по-настоящему.
У них отношения всамделишные, а не ритуальные — может, не горы,
но что-то масштабное вместе двигают. С большими чиновниками —
сплошной туман. Вроде и в помощи не откажут, но и любить не любят.
Федералам хвастаются — вон какой самородок, а в экспертные советы
зовут все реже и реже: критику разводит, настроение портит. Правда,
Смирнов не сильно переживает, больше иронизирует.
— С чиновниками не надо бояться работать. Это основа. В дверь
не пускают — лезь через окно. Окно закрывают — через пол лезь.
Ищи щели! 235
В эти щели, как показывает его опыт, и бревно пролезет. С 2015 года

у него в сейфе лежит гербовая печать. Смирнов выдает дипломы госу
дарственного образца. Но тут, правда, тоже без скандала не обошлось.
Аккредитационная коллегия, в которой собрались представители экс
пертного образовательного сообщества, сначала торжественно подло
жила ему свинью.
— Люди, с которыми я работал вместе последние десять лет, прямо
в лицо мне сказали, что я им чужой. Никаких конкурентов на госзаказы
они не хотят.
Свой среди чужих, чужой среди своих... Но аккредитацию Смирнов
в итоге все равно получил. Нашел щели.
Человек-пила
Дважды Смирнову предлагали возглавить краевое Министерство обра
зования, а он только посмеивается. Ему и на Деревообделочной улице
хорошо сидится, рядом с родной Заостровкой. Его организация уже
шесть лет снимает помещение в промзоне, и соседство с шиномонтаж
ными мастерскими бизнесмена-ректора ничуть не тяготит.
— Плачу всего 300 рублей за квадратный метр! — хвастается он.
Смирнов снимает здесь два небольших этажа. Несколько кабине
тов отведены под аудитории: студенты приезжают «на базу» пару раз
в год, защищать курсовые и дипломы перед комиссией. А основное
пространство занимает администрация: собственная лаборатория по ка
честву образования, финансовый аналитик, юрист, главное управление
по детским садам, бухгалтерия.
У всех в кабинетах ненавязчиво бубнит русская попса. Так тут в бод
ром ритме «Дискотеки Аварии» все и суетятся.
Компания переехала в промышленную зону как раз после появления
первых детских садов. Сеть «Беби-лайф» помогла увеличить выручку,
и детище Смирнова потихоньку начало расти. Сначала он преобразовал
«Центр развития попечительства» в «Центр РОСТа», к 2012 году объем
образовательных услуг центра вырос достаточно для того, чтобы ре
236 организовать его в институт. К этому моменту его ежегодная выручка
составляла уже почти 11 миллионов. Из общей выручки он частень

ко подкидывает денег в «Беби-лайф» — на премии или даже новые
объекты.
— Бензопилу представляете?
— Только по фильмам ужасов.
Татьяна Жила проводит для меня экскурсию. В компании она зани
мает должность директора по безопасности.
— Вот я раньше проектировала двигатели для пил в конструкторском
бюро при заводе Дзержинского. Надо было все время снижать затраты
на деталь за счет изменений в конструкции. Кстати, очень мне это
нравилось!
Татьяна — фактически правая рука Смирнова. Она ежедневно эле
гантна и идеально причесана. Занимается всем сразу: оформляет заявки
на гранты, привлекает средства, пишет инструкции по безопасности для
подразделений, следит за ситуацией в целом.
Сегодня у Смирнова в подчинении 137 человек. Он в компании абсо
лютный авторитет, и всех это полностью устраивает. Нет ни напряга,
ни пофигизма, потому что правила командной игры хорошо известны
и соблюдаются всеми беспрекословно. За косяки санкций не миновать.
А вот часов приема у директора нет. Есть проблема — приходи пить
чай. Смирнов строг, но обеими руками подбрасывает всевозможные
«плюшки» для своих. Похлопотал в соседней столовой — теперь все
сотрудники питаются по самодельным талонам со скидкой в 100 рублей.
Система бонусов на загляденье: разномастные премии, скидки на учебу,
подарки на праздники. А вот если Смирнов с коллегами расстается,
то раз и навсегда. Эта у него привычка почти иррациональная.
— С завода я ушла давно, выучилась на экономиста, было у меня свое
дело по металлу, но перестало приносить доход. Алексея Федоровича
по комсомольской юности знаю, вот мы с ним и ввязались в эту исто
рию. Знаете, есть такая глупая формулировка: «Как бы я прожил жизнь
заново»... Так вот, я бы ушла в образование раньше. У меня в детстве
просто не было своевременного примера смены профориентации.
Мама, папа, я — все на завод. Помню, когда моя сестра ушла в учителя,
мы все ее упрекали: «Вот же ты вражина, династию подвела». 237
Сейчас институт готовит очередной захват неосвоенного государ

ством пространства.
— Будем открывать Центр дополнительного образования для детей
и подростков от 6 до 18 лет и их родителей. Что-то вроде Дома пионеров
по вызову. На 120 человек.
— Такой здоровенный?
— Другого-то все равно нет, — объясняет Татьяна. — Две гимназии
запросили технические занятия: робототехнику, например. Мы провели
мониторинг среди родителей и детей, специально ходили на роди
тельские собрания в школы, чтобы расспросить их о том, какие кружки
они хотят посещать. В итоге у нас в центре еще будут хореография,
единоборства, фотостудия, занятия музыкой и актерское мастерство.
— Но в школах же есть свои кружки?
— В школах-то? Футбол-волейбол — да. Остальные свободны. Если
честно и прямо сказать, контингент детей никем не охвачен. Краевой
бюджет в минусе на 16 миллиардов. И кто вам в школу придет бесплатно
учить, как правильно роботов собирать?
Государству крыть нечем. На строительство центра дополнительных
образовательных услуг денег у него нет. Власть может предложить только
субсидии, чтобы цены в новом центре Смирнова были жителям по кар
ману. Ну, и еще свой главный и самый мощный ресурс — не мешать.
На фоне этой вечной коллизии Смирнов хладнокровно конвер
тирует провозглашенные государством лозунги в свою подвижную
бизнес-модель.
На горизонте — что-то вроде вертикально интегрированной образо
вательной структуры, которая охватывала бы все возрастные категории,
от младенцев до энергичных старичков. Свои детские сады у Смирнова
уже есть. Дополнительное школьное образование — в процессе станов
ления. Среднеспециальное — давно уже налажено. Курсы повышения
квалификации — на этом уже и вовсе собаку съели. Теперь осталось
только все эти элементы между собой еще крепче увязать и тем самым
усилить.
— В ближайшее время хотим начать свое мебельное и швейное
238 производство для садиков, пусть там наши старшеклассники практику
проходят. Еще в планах найти микроавтобус и пустить его между наши

ми детсадами, чтобы воспитатели и дети ездили друг к другу в гости —
обменивались опытом, получали новые впечатления.
Следующая идея ректора-бизнесмена — летние загородные дачи для
детсадовских малышей. Чтобы не дышали пылью в городе. В свободное
время они с директором по безопасности катаются мимо окрестного
соснового бора, присматриваются к заброшенным государственным
пионерлагерям — какому бы из них дать второе дыхание.
— А еще я теплоход построить хочу, — мечтает Смирнов, — чтобы
и лекции читать, и отдыхать. Сами будем придумывать туры... Это хоро
шо? Это хорошо.
И чтобы музыка играла.
10/
«Если у клиента есть
желание, но недостаточно
денег, — это твоя
проблема, а не его»
Что сделал патриот Камчатки
Александр Мещанкин, чтобы тур
на полуостров смогли позволить
себе даже студенты и пенсионеры
А ВТОР: Дмитрий Виноградов

ООО «Клуб путешественников
“Росомаха”». Активный туризм
для малообеспеченных граждан.
Полуостров Камчатка — культовое
место для экотуризма. Однако, согласно
официальной статистике, число местных
жителей, выезжающих в турпоездки
за пределы края, в несколько раз превышает
количество приезжающих на полуостров
за острыми ощущениями.
Собственные средства, кредиты, опыт изучения
туристической индустрии и помощь одного
очень сильного шамана.
Построены две туристические базы. В среднем
за год «Росомаха» принимает до тысячи гостей —
как обычных, так и приобретающих туры
с социальной скидкой. Коммерческое направ-
ление позволяет компании поддерживать соци-
альное.
Хлеб и икра
— Я понимаю, что мне добыть росомаху нереально. Поэтому я добыл ее
другим образом, иносказательно...
Владелец камчатской турбазы «Росомаха» Александр Мещанкин
нарочно говорит громко — так, чтобы его расслышали сквозь стоящий
вокруг собачий вой и лай. Мы у партнеров Мещанкина — в питом
нике хаски, где для приезжих готовят катание на нартах. Это одно
из развлечений, которое он организует для проживающих у него
туристов, а себе оставляет небольшую маржу. Ездовые хаски нервни
чают от обилия незнакомых людей и других собак да и просто рвутся
в путь — этим энергичным существам скучно быть привязанными, они
хотят бегать. Мещанкин проверяет, хорошо ли снаряжены упряжки,
и попутно объясняет, что росомаха у камчатских ительменов счита
ется культовым зверем. Чтобы пройти инициацию и стать настоящим
мужчиной и охотником, юноша должен добыть этого осторожного
и хитрого хищника. А выследить росомаху на территории в 2 тысячи
квадратных километров (примерно таков ареал одной особи) очень
сложно. Когда Александр решил построить свою первую гостиницу
на участке полузаброшенного садово-огороднического товарищества,
он не предполагал, что взятый кредит сможет погасить досрочно.
Туризм не казался ему золотой жилой, поскольку, в отличие от других
фирм, он ориентировался на клиентов с невысоким достатком —
студентов, пенсионеров, инвалидов. Оказалось, спрос есть. Чтобы 243
Д ми т р и й В ин о г радо в Дельфины капитализма
расширить свою базу, Мещанкин снова влез в долги — и опять рас

считывается по ним без задержек.
— У нас на Камчатке мало кто работает на будущее: надо ковать день
ги сейчас, пока есть возможность, — рассуждает предприниматель. —
Поэтому медленно строятся новые гостиницы и дороги, медленно
разрабатываются новые маршруты. Зачем торопиться, если покупают
и так? Я же пытаюсь работать на перспективу. Знаю, что можно зара
батывать больше, работая как все. Но мне так интереснее. Обычные
туристы для меня — это как икра. Социальные — это хлеб. Одна икра без
хлеба — невкусно, неинтересно. Поверьте, мы тут, на Камчатке, знаем
толк в икре.
Немного мистики
Однажды Саша Мещанкин пошел в категорийный поход — восхож
дение на вулкан. Начало осени. Для опытного путешественника это,
в общем-то, рядовое событие, тем более что шел он не один, а в груп
пе таких же «отмороженных» камчадалов. Когда группа поднялась
на вершину вулкана по сложному маршруту, погода начала портиться,
началась пурга. Участники решили спускаться по кулуару (ложбина
на склоне вулкана, образованная стоком воды). Снег раскис, прилипал
к «кошкам» и обуви, поэтому идти было очень сложно. Спустившись
до перевала, изможденные туристы (с выхода на маршрут прошло
уже 23 часа) решили присесть — отдохнуть и пойти дальше, чтобы еще
через пару часов устроиться на ночлег в палатках. Полежали, встали
и пошли. Да только в сумерках не заметили, что группа теперь непол
ная. Забыли про Мещанкина, его фонарик залило дождем, и он погас.
— Я лежу, засыпаю. Мне хорошо, тепло разливается по телу. Но на самом
деле это ощущение коварное — так организм обманывает тебя. Скорей
всего, я бы уснул и получил переохлаждение, — вспоминает он.
Спасла его прабабка Анна, которую Саша в реальной жизни никог
да не видел. Старушка явилась ему во сне: «Вставай! Надо вставать!»
«Сейчас, бабушка. Отдохну еще, посплю, мне тепло», — отмахнул
244 ся Мещанкин, как будто речь была о побудке в школу. «Нет, нет,
10/ «Если у клиента есть желание, но недостаточно денег, — это твоя проблема, а не его»
вставай, Саша! Пора, твои друзья уже ушли! Умрешь!» — не отставала

старушка.
Усилием воли Мещанкин разлепил ресницы, уже покрывшиеся
инеем. И обнаружил себя в сугробе, одного. Прабабушка Аня тоже исчез
ла. Где-то вдалеке плясали фонарики походников. Саша быстро собрался
и побежал за ними по склону. Его отсутствия ребята так и не заметили.
— Не знаю, как к этому относиться. В горах и походах часто мисти
ческие вещи случаются, — говорит он.
Камчатка вообще край особенный. Сосед Мещанкина по дачному
поселку, где обосновалась «Росомаха», — настоящий практикующий
шаман. Когда Саше остро не хватало денег на строительство туристи
ческой базы, он неожиданно принес ему 300 тысяч рублей — просто
так, в долг и без процентов. «Отдашь, когда сможешь», — сказал шаман.
Мещанкин долг давно вернул. А сосед пообещал передать ему свой ша
манский дар, поскольку Саша любит людей, понимает их психологию,
да и вообще живет в гармонии с природой и окружающими. Правда,
есть условие — когда шаман умрет, нужно праздновать и радоваться его
смерти, потому что это всего лишь уход в мир мертвых и избавление
от бренного существования.
Но мысль заняться турбизнесом появилась у Мещанкина не в каком-
то мистическом озарении, а самым что ни на есть прозаическим образом.
Специфика местности
Сейчас владельцу «Росомахи» 35 лет. В походы по Камчатке он ходит
с шести лет, а еще отец-милиционер брал его на дежурства, где они вме
сте подстерегали рыбных браконьеров. Повзрослев, Мещанкин сам начал
водить туристические группы. Практика у него всегда тесно переплеталась
с теорией — он сначала получил профильное образование, а потом лет
десять проработал преподавателем Камчатского филиала Российского
госуниверситета туризма и сервиса (РГУТиС). До тех пор, пока филиал
не закрылся, угодив в демографическую яму: учить стало просто некого.
Теперь Мещанкин иногда проходит мимо внушительного, но зако
лоченного здания — рядом с филиалом РГУТиС как раз идет дорожка 245
на рыбокомбинат, куда полакомиться рыбными отходами раньше при

плывали огромные сивучи. Многое на Камчатке говорит о том, что
регион находится в запустении. Молодежь, да и взрослое поколение
уезжают, с работой на полуострове сейчас не очень. Здесь можно быть
военным или чиновником, а если ты любишь природу, то твоя эколо
гическая ниша — это туризм. Мещанкин так и рассуждает: это одна
из сфер, которая может дать работу молодежи и со временем вытянуть
проблемный регион.
В университете Мещанкин проводил научное исследование на тему
«Диверсификация деятельности домашних хозяйств как фактор повы
шения уровня жизни». Впоследствии он даже попытался применить
свои научные изыскания на практике — сделал доклад для местной
администрации, в котором предлагал оригинальную схему развития
туризма. Власти выделяют молодым семьям землю и кредиты для
строительства домов, а возвращать деньги они должны были в том
числе за счет размещения туристов в высокий сезон. «Это было еще
при прежней администрации, и проект их почему-то не заинтересо
вал, — до сих пор недоумевает Мещанкин. — Мне ответили, что будет
слишком много бумажной волокиты для оформления земли и выдачи
разрешений молодежи на размещение туристов».
Потом его несколько раз приглашали преподавать за границу, но он
никогда не стремился работать только ради денег. Побывав по ту сто
рону Тихого океана, в США, он лишь удивился, насколько все-таки до' ма
круче, и еще сильнее захотел показать Камчатку всему миру, а в пер
вую очередь — своим же соотечественникам с других концов страны.
И дождался-таки своего шанса.
В 2009 году российское правительство решилось на разумную меру —
стало дотировать перелеты на Дальний Восток. Сложилась, кстати, пара
доксальная ситуация — теперь из Москвы и Питера слетать на Камчатку
или в Хабаровск дешевле, чем из самого Хабаровска в Петропавловск-
Камчатский. Стандартная цена — 18–22 тысячи, так называемый субсидиру
емый тариф. Но она не выглядит фантастической суммой, если вспомнить,
что лететь девять часов — как до Нью-Йорка. Летишь себе, а под тобой
246 вместо Европы, Атлантики и Канады — сплошная русская земля.
И на этой земле живет очень много потенциальных клиентов, меч

тающих посетить Камчатку. Еще с советских времен это очень мощный
туристический бренд. Особенно для тех, кто знает, какая в походной
песне следующая строчка после «лыжи у печки стоят». А когда в конце
2014 года рубль рухнул по отношению к валюте, оказалось, что слетать
на Камчатку — дешевле, чем в более близкие и привычные Испанию
и Турцию.
Однако те, кто так решил, очень скоро обожглись. Купив недорогой
авиаперелет, турист обнаруживал, что желаемого сервиса на Камчатке
нет — ни дешевых гостиниц, ни развитой системы общественного
транспорта, ни доступных цен за романтический, но дешевый и серди
тый отдых. Даже Камчатстат в 2014 году был вынужден признать в своем
отчете неудовлетворительное состояние туристической отрасли в крае:
«Существующая инфраструктура, представленная 78 коллективными
средствами размещения, в большинстве своем не соответствует требо
ваниям и представлениям современного туриста».
— Туризм на Камчатке изначально развивался как виповский —
с расчетом на тех, кто может выложить за отпуск 200–300 тысяч, —
поясняет Александр. — Или же на тех, кто привык отдыхать бесплатно,
потому что он ВИП-персона — какой-нибудь чиновник или силовик.
Еще одна местная проблема туристической отрасли — это военные.
Здесь, на дальних рубежах родины, можно встретить представителей
практически всех родов многочисленных российских войск. Наши
партнеры из НАТО ласково и вполне официально классифицируют
Камчатку в своих справочниках как «осиное гнездо». Так вот, военные
очень любят проводить учения. А учения должны быть внезапными —
и не только для врагов, но и для собственных солдат. Чтоб не расслаб
лялись. Поэтому то небо закроют, то какой-нибудь квадрат, то дорогу,
то выход в море. Экскурсия на катере, которую пенсионер-турист ждал,
может быть, всю жизнь, оказывается под угрозой срыва.
К счастью, военные уважают туризм и романтику песен у костра,
да и путающиеся под гусеницами гражданские им не нужны.
— Накануне вечером звонят и предупреждают, что бухта будет
закрыта после обеда. Тогда мы переносим выход в море на утро. 247
А недовольных и невыспавшихся туристов впечатляем своими источ

никами в военном ведомстве, осведомленности которых позавидовало
бы ЦРУ и даже Сноуден, — смеется предприниматель.
Семейный интерес
Работая преподавателем, Александр Мещанкин выяснил, что Камчатку
мечтают посетить многие студенты и молодые ученые. Причем не как
туристы, а как исследователи — вулканологи, геологи, океанологи,
ихтиологи, этнографы и лингвисты, интересующиеся пятью коренными
народностями полуострова. Вот только разместиться им негде. Конечно,
студенты поживут и в палатках. Но палаточный сезон на полуострове
совсем короткий, а у Камчатского филиала Российского госуниверситета
туризма и сервиса своего общежития не было. Не говоря уже о том,
что исследователям земли льда и пламени нужен еще и транспорт,
и проводники. Мещанкин решил взять все это обеспечение на себя.
— Мне было, во-первых, интересно все организовать и посмотреть,
как оно будет работать, — объясняет он. — Я уже имел опыт гида, со
провождения групп — почему бы теперь не наладить целый процесс,
механизм? Во-вторых — я патриот Камчатки и хочу, чтобы ее посмотрели
жители других регионов и восхитились ее красотой. В-третьих, мне
просто интересно общаться с молодежью.
Посчитав расходы и вероятные доходы, Мещанкин в 2009 году решил
построить гостевой дом для приема студентов и ученых. К выбору места
подошел нестандартно, но прагматично. Все петропавловские гости
ницы сейчас находятся в городской черте. Александр решил поступить
иначе — он выбрал участок прямо около аэропорта, в 20 километрах
от столицы края. Во-первых, земля тут сильно дешевле. Во-вторых,
удобно встречать туристов — их не надо тащить в город, тем более что
с точки зрения логистики в этом нет необходимости: все достоприме
чательности находятся за пределами Петропавловска. В-третьих, о при
бытии очередного самолета с туристами можно узнавать не из онлайн-
табло, а собственными глазами видя заходящий на посадку лайнер.
248 Удобно и провожать — климат на Камчатке с характером, бывает, что
погода портится и рейсы задерживают на несколько часов или даже

суток. А с «Росомахи» всегда можно следить за работой аэропорта
и, если надо, быстро отправить туриста на посадку.
Участок, на который Александр положил глаз, находился в садово-
огородническом товариществе «Дубрава‑2» — в советское время здесь
давали дачи строителям, военным, учителям и членам общества инва
лидов по зрению. Потом многие с Камчатки уехали, постарели, участки
запустили. Саша присмотрел подходящий. Разыскал хозяев — оказалось,
что у них не оформлено наследство. Пришлось через суд устанавливать
право собственности, Мещанкин взял все судебные хлопоты на себя. Затем
возник вопрос с коммуникациями — электричеством и водой. Чтобы
процесс шел быстрее, Александр был вынужден сделать в садовом товари
ществе «стремительную карьеру» — избрался в председатели «Дубравы‑2».
Подводка электрической линии к СОТу обошлась ему в 1,3 миллиона
рублей собственных средств. В новое дело Мещанкин вложил все свои
сбережения и залез в кредиты. Триста тысяч добавил великодушный
сосед-шаман. Построив двухэтажный дом, Александр предусмотритель
но не стал возводить покатую крышу, и его расчет оправдался. Спрос
очень скоро стал превышать предложение, и Мещанкин решил обору
довать третий этаж. Очень вовремя он узнал о существовании фонда
«Наше будущее», подал заявку, прошел в финал и получил 1,5 миллиона
рублей беспроцентного займа. Взял на пять лет, но отдал через три года
досрочно. Так Александр узнал, что он не просто предприниматель,
а социальный предприниматель.
В 2011‑м первая «Росомаха» была готова окончательно. На первом
этаже гостиницы — общая столовая, кухня, туалет и душ. На втором
и третьем — небольшие комнатки для двухместного размещения, два
общих санузла. Условия, можно сказать, спартанские. Зато и стоят номе
ра всего по 800–1000 рублей за место. Чисто, тепло и мухи не кусают —
что еще нужно студенту или юному научному работнику?
Сейчас эта база называется «Старой Росомахой», потому что есть еще
и новая. Рядом с первым домом вырос второй — там все то же самое,
но добавилась сауна. На третьем этаже «Старой Росомахи» теперь живут
волонтеры — родители Александра и его бабушка. Когда «Росомаха» 249
стала разрастаться, они продали квартиры в Питере (так на полуострове

называют Петропавловск-Камчатский) и перебрались за город.
При оценке жизнеспособности проекта опытные инвесторы обычно
изучают не только бизнес-план, но и многие другие, вроде бы совсем
не коммерческие вопросы. Поддерживает ли предпринимателя его
семья? Относится ли с пониманием к тому, что вместо нормального биз
неса он берет на себя какие-то социальные задачи? По этому критерию
семья Мещанкина подходит как нельзя лучше.
Отец Мещанкина Владимир — бывший милиционер. Сил у него
много, пенсия хорошая, а сидеть дома — скучно. Вместе с сыном он
строил турбазу, а теперь встречает гостей в аэропорту на семейном
джипе. К бизнес-модели «Росомахи» относится с доверием.
— Может быть, стоило просто заниматься туризмом, без студентов
и пенсионеров?
— Это Сашкино дело, — отвечает Мещанкин-старший. — Он парень
умный, у него все посчитано. Я сам давно хотел заняться туристами.
Но я такой человек — мне надо неспешно все взвесить и обдумать. Пока
я думал, сын начал действовать. Пришлось и мне подключиться.
Мать и бабушка поддерживают порядок на базах, кормят туристов.
Меню простое и надежное — на завтрак каша (каждое утро — разная),
на обед — борщ. В честь приезда очередной партии — жареная корюш
ка. На прощание — похлебка из морских гребешков.
Вовлечение в бизнес родственников вместо наемных сотрудников,
объясняет Александр Мещанкин, снижает издержки. Родня работает
практически бесплатно — за интерес и чтобы поддержать амбициозного
сына и внука. Зато когда туристы разъезжаются, родственники получают
в свое полное распоряжение просторный трехэтажный дом.
Лейся, пенсия
Вскоре после запуска сайта «Росомахи» Мещанину начали писать пен
сионеры. «Вы организуете поездки для молодежи, а стариков почему
забыли?» — возмущался кто-то в мейле, хотя тогда считалось, что пен
250 сионеры не умеют даже включать компьютер.
Оказалось, что в России за последние годы сформировался целый

класс активных старичков, не желающих ждать собственных похорон
перед телевизором. Не хуже своих европейских ровесников они колесят
пусть не по всему миру, но хотя бы по родной стране. И многие мечтают
увидеть Камчатку.
— Это могут быть вполне обеспеченные отставные военные и экс-
чиновники. Или пенсионеры-рантье, сдающие одну из своих московских
квартир, — рассказывает Мещанкин. — У кого-то пенсия маленькая,
но зато помогают успешные дети. Кому-то на Камчатку надо копить
несколько лет, а кто-то может позволить себе путешествие пару раз
в год — зимой на Домбай, летом — в Абхазию или Крым.
Пенсионеры приезжают даже парами. Так и объясняют: «Не можем
дома сидеть! Я о Камчатке, может, всю жизнь мечтал, да времени
не было!» А потом еще молодым фору дают своей активностью —
залезают на вулкан так быстро, что остальные участники восхождения
не могут за ними угнаться. Однажды Мещанкин затащил на вулкан
87‑летнюю бабушку.
— Она смотрит по сторонам и счастлива. И ты счастлив вместе
с ней, — вспоминает он тот рекорд. — Хотя, по сути, гордиться тебе тут
нечем — не ты же эту красоту создавал!
А еще бывают пенсионеры, которые помимо стандартного тура, ко
торый стоит 34 тысячи рублей, заказывают себе вертолетную экскурсию
в Долину гейзеров или на Курильское озеро — это еще примерно столько
же по цене. Случаются чудеса. У одного ветерана войны, добравшегося
до Камчатки, не хватало денег на Долину гейзеров, но было сильное
желание туда попасть. Мещанкин познакомил его с руководителем
вертолетной фирмы, обеспечивавшей перелет.
— Это такая суровая женщина, железная бизнес-леди. Но когда
ветеран рассказал ей о войне, я увидел в ее глазах слезы. И пустила
его на экскурсию бесплатно. Потом призналась, что он напомнил ей
собственного отца, — рассказывает Мещанкин.
С тех пор ветеран и бизнесвумен дружат и всегда встречаются
в Москве, когда женщина по своим капиталистическим делам приез
жает в столицу. 251
А работа с молодежью, как и предполагал Александр, оказалась перс

пективной. За несколько лет в «Росомахе» побывали более 700 студентов
и молодых ученых. Чем еще хороши студенты, так это тем, что потом
они, оказывается, быстро взрослеют, устраиваются в турфирмы и гото
вы рекомендовать Мещанкина своим клиентам. Когда такой человек
рассказывает о Камчатке с горящими глазами, показывает собственные
фотографии, самый скептический клиент тянется к кошельку. Вчераш
ние студенты продали уже несколько десятков туров в «Росомаху».
Наконец, дружба с молодыми учеными дала «Росомахе» возмож
ность начать еще одно направление — походы с научной тематикой.
Но уже не для ученых, а для всех желающих.
— Появился слой туристов, которым стало мало просто походов,
даже по Камчатке, — поясняет Мещанкин. — Им хочется прикоснуться
к науке или принести какую-то пользу. Не просто смотреть на вулкан,
а услышать комментарий ученого о том, что же турист видит перед
собой. Хочется осмысленности.
Первый такой поход запланирован на 2017 год, уже собирается груп
па под руководством настоящего ученого из московского Института
океанологии. Участники экспедиции будут брать для науки пробы воды
на разных участках моря вокруг Камчатки и еще платить за это деньги.
Потом пробы отвезут в Москву и проанализируют, а о результатах со
общат участникам. Поход на катерах вдоль Камчатки рассчитан на две
недели. Владелец «Росомахи» поясняет: сам институт небогатый, отпра
вить сюда ученого не может, и исследование — действительно нужное,
не показное — состоится за счет любопытных туристов.
На кресле — в кратер
Заняться инвалидами, как говорит сам Мещанкин, ему пришлось по
неволе — теща болеет диабетом, прикована к инвалидному креслу.
До Сашиного знакомства с будущей женой пенсионерка семь лет по
просту не выходила на улицу.
— Я стал вывозить ее на природу, свозил под Авачинский вулкан
и брал в поездку на катере по бухте. А потом задумался — сколько всего
252 таких людей? — вспоминает он.
В 2014 году он сделал тур для местных детей, больных ДЦП.

— Дети на фоне нашей мощной камчатской природы выглядели
особенно немощно, мне было их жалко, — признается Мещанкин. —
Но потом я понял, что их не надо жалеть. Я должен относиться к инва
лидам как к клиентам. Создать для них такой турпродукт, который будет
им по карману. Моя задача, как ни странно это прозвучит, — заработать
на них. Только тогда получится устойчивая финансовая модель, от ко
торой выиграем мы все. А иначе я разорюсь, и им попросту негде будет
покупать доступные туристические услуги.
В конце 2015 года «Росомаха» взяла еще один заем — уже в 6,5 мил
лиона рублей, под залог старой базы. Эти средства полностью ушли
на новую турбазу. Строилась она изначально с расчетом на инвалидов-
колясочников — пандусы, душевые кабины с поручнями и приставными
сиденьями, умывальники, к которым удобно подъезжать на колясках,
съемные насадки с ручками на унитазы, гигиенический душ, широкие
дверные проемы. А площадку под строительство Мещанкину помогали
готовить местные студенты-волонтеры. Саша показывает фотографии:
счастливые ребята с лопатами и граблями в руках и не менее довольное
лицо предпринимателя, сэкономившего на рабочей силе.
— У вас же проект с явной социальной направленностью. Пытались
ли вы получить поддержку у властей? Ведь это не обязательно должны
быть деньги...
— Я просил власти о помощи, объяснял, что мы работаем с пенсионе
рами и молодежью, но те ни в какую. У нас в садовом товариществе
есть даже «улица незрячих», где находятся дачи пяти членов общества
инвалидов. Я просил у властей обеспечить скидкой хотя бы их, но ничего
не вышло. Средства местного бюджета очень ограничены.
Справедливости ради надо сказать, что на старте «Росомаха» по
лучила небольшой грант от Камчатского краевого фонда поддержки
предпринимательства. Но в бюджете строительства первой гостиницы
эти деньги составили всего 8%. На 30% расходы были покрыты из соб
ственных средств Мещанкина, остальные — коммерческий кредит, заем
у «Нашего будущего» и мистическая ссуда от шамана.
Новая база обошлась предпринимателю уже в 12 миллионов рублей,
и он почти наполовину справился с финансированием самостоятельно. 253
«Новая Росомаха» — это несколько бунгало, что означает не только

уединение для гостей, но и экономический расчет: во временно пусту
ющих домиках можно отключать отопление. Между бунгало проложены
деревянные дорожки-настилы вровень с дверьми, которые позволяют
колясочнику заехать в домик самостоятельно: никакого порога или
ненужной ступеньки тут нет.
Вокруг базы принципиально не возведено никаких заборов — чтобы
сохранять ощущение простора. Из окон бунгало можно любоваться
сразу четырьмя вулканами. А весной 2017‑го Мещанкин собирается
снести электрические столбы, которые сейчас портят вид с базы, убрав
все кабели под землю.
— У нас на Камчатке для инвалидов очень слабая инфраструктура.
А такой туризм, как у Александра Мещанкина, открывает для них
новые горизонты, появляются вера в свои силы, новые знания и впе
чатления, новые знакомства, — считает Жанна Толстенко, директор
Камчатского краевого центра поддержки социально ориентирован
ных НКО. — Мы видели его новую базу — можем подтвердить, что
там действительно все готово для приема людей с ограниченными
возможностями.
Пока краевые власти могут поддержать «Росомаху» разве что добрым
словом. Но, по словам Толстенко, как только ее владелец обкатает свою
инфраструктуру на туристах-инвалидах, у него появится право претен
довать на субсидии местного бюджета.
На август 2017 года Мещанкин запланировал целую экспедицию
колясочников. Он обещает настоящий маршрут по вулканическому
плато, с водопадами. На специальных подвесных сиденьях участников
экспедиции спустят в кратер спящего вулкана — до безопасного уровня,
разумеется. Сейчас идет формирование команды, пара кандидатур
уже утверждены. Здесь Мещанкин рассчитывает на помощь фирмы
«Либерти» из Петербурга. В этом же году он надеется организовать
путешествие по Камчатке для еще одного социального предпринимате
ля — Романа Аранина из Калининграда, создателя компании «Обсервер»,
254 выпускающей коляски-вездеходы.
— Я пригласил его на вулкан Горелый. По легкому маршруту, ко

нечно, — с пологой стороны. Думаю, что это полезно будет обоим
предприятиям. Реклама для изделий «Обсервер» и реклама туристских
возможностей Камчатки.
«Эконом» и «бизнес»
Туристический сезон на Камчатке короткий — три летних месяца плюс
несколько недель зимой. Однако содержать частную инфраструктуру —
гостиницы, транспорт и так далее — приходится весь год. Если добавить
сюда традиционную камчатскую дороговизну продуктов и топлива плюс
расстояния, которые нужно преодолеть в поисках медведей и на пути
к вулканам, то становится ясно, что дешевым такой туризм быть не может.
В ответ на вопрос, как окупается столь затратное предприятие, Александр
Мещанкин открывает презентацию в PowerPoint. У него все данные под
считаны и все процессы оцифрованы. Изначально он рассчитывал, что
обычные — как он говорит, коммерческие — туристы будут покрывать 50%
расходов и формировать при этом 72% прибыли. В реальности оказалось,
что такие гости закрывают только 30% постоянных затрат и формируют
половину прибыли. Остальное приходится на социальных туристов.
В сегменте инвалидного туризма создатель «Росомахи» претендует
на уникальность.
— Я буду такой на Камчатке один. Никто больше не захочет замора
чиваться, — декларирует он. — Обкатав свои технологии на россиянах,
я смогу предлагать свой туристический продукт иностранцам. А у них
есть и деньги, и интерес к Камчатке. Там хватает фондов, которые готовы
спонсировать их поездки. Но пока тут не было никакой инфраструктуры
под них. Когда иностранцы поймут, что мы создали такую инфраструк
туру, увидят фотографии, а главное, познакомятся с отзывами путеше
ственников, они поедут сюда.
Директор петропавловской фирмы «Туринформбюро» Любовь
Рысева признает: социальный туризм плохо развит в России, а на Кам-
чатке Мещанкин вообще является его единственным представителем. 255
— Такие проекты основаны на альтруизме плюс желании выделиться

из общей массы и готовности много работать, — отзывается она о конку
ренте. — Он очень увлечен своим делом, работоспособный и прогрес
сивный. Именно это, помимо экономического расчета, обеспечивает
выживаемость его бизнеса.
Зимняя шестидневная программа у Мещанкина стоит 36 тысяч руб
лей для обычных клиентов, пенсионерам и студентам дается 30%-ная
скидка. Как полагает Рыскина, скидки владелец «Росомахи» пытается
компенсировать за счет «полновесных туристов».
— Но без поддержки со стороны госструктур социальный туризм
на Камчатке все-таки остается рискованным, — считает Виктор Сорокин,
директор культурно-информационного «Камчатского центра народного
творчества». — Бывает, что пенсионеры или школьные группы спраши
вают у меня: есть ли какие-то скидки на ваши экскурсии? Но я только
руками развожу, потому что кто-то должен компенсировать эти расходы.
Государство их не компенсирует. А Мещанкин, получается, покрывает
их из собственной прибыли.
Оборот двух туристических баз с учетом экскурсий в 2016 году соста
вил 17 миллионов рублей, прибыль — 2,4 миллиона. Половина дохода
пошла на развитие проекта. Вот только сам хозяин «Росомахи» не счи
тает, что он субсидирует социальных туристов за счет коммерческих.
Он мыслит на этот счет совсем по-другому — за пределами логики
ларечника. Для него обе эти составляющие — полноценные части
одной бизнес-модели. Да, можно держать высокие цены и мириться
с недостаточной загруженностью своих турбаз — особенно в не высокий
сезон. А можно привлекать в качестве клиентов пенсионеров, студентов,
инвалидов — тем самым и доброе дело делать, и снижать издержки
невостребованного номерного фонда. А заодно — осваивать новую
клиентскую нишу и рассчитывать на никем не освоенную перспективу.
Александр уверен, что без социальных туристов ему вообще не удава
лось бы развиваться.
— Представьте, это как в самолете: есть бизнес-класс и эконом.
256 Казалось бы, авиакомпании выгоднее оставить только бизнес — ведь
там билеты дороже. Но тогда окажется, что столько желающих поку

пать бизнес-класс не существует. Может быть, оставить только эконом
и напихать побольше пассажиров? Но ведь бизнес-класс приносит
деньги. Так и получается: зарабатываем на бизнес-классе, экономкласс
покрывает издержки. Для меня социальные туристы — это эконом,
а обычные — бизнес-класс.
ВИП-туризм на Камчатке, конечно же, не исчез, но Мещанкин если
и связывается с такими клиентами, то лишь по случаю. Например, есть
в окрестностях Петропавловска шикарная база, принадлежащая одному
известному российскому олигарху. Проживание стоит соответственно —
несколько десятков тысяч рублей за сутки. Да вот беда — в любой мо
мент на базу могут нагрянуть очень-очень важные гости, которые ценят
не только комфорт, но и приватность. Происходит это так: какой-нибудь
экс-глава какой-нибудь дружественной страны, где у олигарха бизнес,
или министр очень даже нашей страны вдруг решает посетить Камчатку.
И звонит олигарху: «Кажется, ты говорил, что у тебя на Камчатке дачка
есть? Нам бы перекантоваться: штормовки подсушить, палатки по-
человечески переложить, вертолеты заправить, наконец». А олигарху
очень лестно, да и для бизнеса полезно принимать у себя ВИП-гостей.
Он отвечает: «Да конечно, заходите в любой момент, там открыто.
Мы на Камчатке так доверяем друг другу, что даже двери не закрываем.
А я пока управляющего предупрежу». И вот управляющий уже вежливо
провожает простых смертных, заплативших огромные деньги, — правда,
вернув наличность и приглашая заглянуть «как-нибудь в другой раз».
— Конечно, люди, готовые платить такие суммы, оказываются в со
стоянии шока. Особенно когда выясняется, что сезон высокий и в других
гостиницах мест нет, — говорит Мещанкин. — Что им делать? Идут к нам.
— И куда же вы деваете этих бедолаг?
— Размещаем как-то, квартиры арендуем...
Самое смешное: потом олигарх ставит на вид управляющему — база,
мол, не окупается, содержать ее дорого, плохо ты работаешь, дорогой.
Давай-ка ищи клиентов, сели кого угодно — хоть людей с улицы, надо
хотя бы в ноль выходить. 257
Сомнения и планы
Сразу после прилета на Камчатку, прямо из аэропорта «Елизово», Саша
Мещанкин везет туристов «отмокать» в Паратунку — поселок с тер
мальными источниками, где туристы и местные купаются в бассейнах
с горячей водой, бьющей прямо из-под земли, а потом выскакивают
на мороз из клубов пара.
На второй день начинается экскурсионная программа — катание
на нартах. Сначала гостям «Росомахи» показывают хаски и лаек, знако
мят, рассказывают об особенностях характера каждой из них. В нарты
запрягают шесть собак, впереди идут собаки-лидеры, поэтому так важно
еще с собачьего детства определить, кто из них будет вожаком. Нет,
вовсе не тот, кто сильней. Есть, например, такой способ: щенков хаски
кладут на стол, окруженный подушками. Они начинают ползать, падать
со стола на подушечки. Кто сообразит, как не упасть, кто будет достаточ
но осторожен — тот и лидер.
Девушка Надя инструктирует туристов: «Встаете на полозья, дер
житесь ровно. Кто катается на лыжах, тот сообразит быстрее». Она
предупреждает, что иногда собачкам захочется опорожнить желудок —
ведь на трассу они выходят сытыми. Тогда хаски вдруг останавливается,
остальные собачки тут же тормозят и терпеливо ждут товарища. Кроме
того, иногда у собак «случается любовь» — они пользуются редкой
возможностью устроить свидание. Это тоже нормально. Погонщики-
каюры, правда, такие поползновения стараются пресекать. Наконец,
Надя показывает, как пользоваться тормозом — специальным рычагом
между двумя полозьями. Если наступить на него одной ногой, зубья ры
чага вонзаются в снег, нарты начинают тормозить. Если встать на рычаг
двумя ногами, нарты останавливаются намертво — собакам их уже
с места не сдвинуть.
Процессия двигается в путь и к обеду возвращается на базу. После
можно съездить еще на снегоходах на Авачинский вулкан, покататься
на горных лыжах, совершить конную прогулку или полетать на пара
плане. Программа, поясняет Мещанкин, составлена так, чтобы туристы
258 ночевали на «Росомахе». За дополнительную плату возможны любые
другие капризы — поездки в отдаленные районы полуострова, полеты

на вертолете.
Летом программа еще более разнообразная — добавляются пешие
походы по зеленым долинам и горным плато, ночевки в палатке, подъ
емы к кратерам вулканов, поездки на катерах. Мещанкин — мастер
экономии. Молодежь он зовет поработать на своих маршрутах волон
терами, за символическую плату.
— Они водят экскурсии, потому что им интересно. Я для этого при
влекал даже студентов, обучающихся туризму, из Крыма и с Кубани, —
рассказывает Александр.
Эти регионы, конечно, сами по себе туристические, но ведь будущим
профессионалам любопытно съездить на Камчатку, изучить необычные
маршруты — хорошая практика.
В далекий от Петропавловска Краснодарский край Мещанкин два
года назад перевез жену, троих детей и любимую тещу. Почему именно
на Кубань? Там очень много северян. Регион динамичный. Теплое море
и дешевые свежие фрукты. Мещанкин переживает, не является ли его
решение предательством по отношению к Камчатке. Так и живет на два
региона, по нескольку раз в год мотаясь из Краснодара на родину —
обычно к туристическому сезону.
— Успокаиваю совесть тем, что Камчатку не бросаю, а детей перевез
ради их здоровья, — оправдывается Мещанкин, хотя я его не упрекаю. —
Когда они вырастут, сами смогут выбрать, где им жить.
Однако вопрос этот для специфического камчатского менталитета
действительно не дежурный. Мы с Мещанкиным заходим в бюджетную
столовую в центре Петропавловска, где можно пообедать жареным
папоротником и стейком из лосося. И тут же встречаем его приятелей —
бывшую Сашину коллегу по университету с мужем.
— Пойдешь ко мне поваром на сезон? — предлагает Мещанкин.
Ему нужен сотрудник, который отправится с туристами в поход
и будет им готовить. Разговор сворачивает на последние новости
из жизни, Мещанкин рассказывает про Краснодар.
— Значит, выкачиваешь деньги из Камчатки и вывозишь на Кубань? —
как бы в шутку и по-дружески уточняет знакомая. 259
Александр смущается. Вопрос денег для этого дорогого и дотаци

онного региона не праздный. Уже вечером, на базе он придумывает
ответ: «С другой стороны, я же и привожу деньги на Камчатку, потому
что привожу сюда туристов».
И на Кубани предпринимательская жилка не дает ему покоя. Он уже
разрабатывает нестандартные туристические проекты на Кубани («будем
возить семьи вахтовиков к морю, пока отцы на заработках на Севере»)
и даже совместные краснодаро-камчатские проекты: можно жителей
Сочи возить на Камчатку, а камчадалов — наоборот. Компанию «Клуб
путешественников “Росомаха”» в Краснодаре он уже зарегистрировал.
Идей у Мещанкина много, но он одновременно и настойчив, и осторо
жен, как щенок хаски, которого проверяют на лидерство.
Послесловие
У нас есть мечта

Эту книгу очень хочется продолжить. Написать одиннадцатую историю,
двадцатую, тридцатую.
Например, про компанию «Листик», которая занимается одеждой
для недоношенных детей. Казалось бы — где тут бизнес, где тут рынок?
А между тем основатели «Листика» уже организовали сбыт по всей
России, наладили собственное производство, у них серьезная выручка
и растущие обороты.
Или про проект «ТИБОЖ», который шьет в Санкт-Петербурге модную
обувь и продает ее по принципу «Пара за пару». Идею подсмотре
ли у американского предпринимателя Блейка Майковски: одну пару
обуви человек покупает для себя, а за счет нее оплачивается вторая
пара, которая передается нуждающимся. В результате растет и сбыт
компании, и самооценка покупателя, а заодно и количество рабочих
мест, на которые «дельфины капитализма» из «ТИБОЖ» берут только
инвалидов.
За эти десять лет наш фонд выдал более 170 беспроцентных займов,
и каждый такой проект мы проводили не только через финансовые
процедуры, но и через собственное сердце. Мы научились отличать на
стоящего социального предпринимателя от имитатора — по внешнему
виду, манере говорить и по той энергии, которой он питает собеседника.
Социальные предприниматели очень похожи на детей: сначала их
нужно вскармливать, потом они растут, умнеют, взрослеют — и вот
они уже сами с усами, свадьбы у них пошли, партнерства. Десять лет 263
назад, когда мы начинали работу фонда «Наше будущее», мало кто

из окружающих верил в его успех. Нотки скепсиса звучали в каждом
втором отзыве: «Социальное предпринимательство? Такого предпри
нимательства не бывает!» Даже мы сами еще не были уверены в по
ложительном результате. Поэтому наняли специалистов из Высшей
школы экономики, они провели специальное исследование, результат
которого нас обнадежил. Выяснилось, что такие предприниматели
в стране есть, просто они так себя не называют. Кто-то считал себя просто
бизнесменом с повышенным уровнем социальной ответственности,
кто-то привык жить в скорлупе НКО (некоммерческих организаций),
кто-то вообще себя считал просто лидером местного сообщества. Для
начала нужно было просто помочь этим людям с самоидентификацией.
Мы взяли реестр НКО, выбрали в нем тех, кто имел хоть какие-то
доходы, и разослали письма: приходите к нам на конкурс, мы вам
дадим беспроцентные займы, и вы сможете расширить свой проект.
Реакция не заставила себя ждать: заявки пошли сначала десятками,
потом сотнями. Но едва ли не больше, чем деньгам, эти люди были
рады тому, что мы «их посчитали». Надо было видеть этот «катарсис
самоидентификации»: «Спасибо, что вы нас назвали! Наконец-то мы
поняли, кто мы есть! Мы социальные предприниматели!» До тех пор
они почти везде были в положении «своих среди чужих и чужих среди
своих». «Если ты занимаешься благотворительностью, то почему не по
прошайничаешь? А если ты бизнесмен, то о каком социальном эффекте
ты тут мне говоришь?» — примерно на такие вопросы им приходилось
отвечать каждый день.
Но «дельфинов капитализма» нужно не только выявлять. Нужно
и способствовать увеличению их популяции в экономике. Так в нашем
фонде появилась «Лаборатория социального предпринимательства»,
которая дает новые знания и навыки тем, кто созрел для этого пути.
Во многих регионах появились представители нашего фонда, кото
рые популяризируют саму идею социального предпринимательства
и заражают ею местные сообщества. Мы открыли банк социальных
идей и особое направление — социальный франчайзинг, при помощи
264 которого мы тиражируем успешные бизнес-модели. Одной из франшиз,
П о слесл о вие У нас есть мечта
которую мы уже упаковали и вывели на рынок, стали проект «Опека»,

которому посвящена одна из глав этой книги.
Ветер истории все эти десять лет дул нам в спину. Работать было
тяжело и в то же время легко. Нам не нужно было плыть против течения
в соляной кислоте. Страна потихоньку зрела в ту же сторону, в которую
работали и мы. Вскоре государство взяло курс на разгосударствление
соцуслуг, и выяснилось, что НКО не лучшие партнеры в этом деле.
Они недостаточно гибкие и энергичные. Они хорошо умеют распре
делять ресурсы, но плохо умеют их создавать. Когда речь идет о пре
доставлении услуг, пусть даже и услуг государственных, возникают
вопросы сервиса, качества, клиентоориентированности, оптимизации
процессов. Здесь требуются уже бизнес-навыки, а не просто благие
намерения. Постепенно это стало ясно и в кабинетах власти. Сейчас
среди подрядчиков в государственно-частном партнерстве процентов
девяносто участников — это социальные предприниматели, а не НКО.
И для нас это не удивительно.
Поначалу возврат наших займов был стопроцентный. По мере роста
их количества эта цифра снизилась до 85%, но все равно это гораздо
больше аналогичного показателя в коммерческом секторе. В каче
стве эталона мы взяли для себя стандарт банка Grameen Мухаммада
Юнуса, лауреата Нобелевской премии мира, которую он получил
за развитие в мире микрокредитования. У него показатель возврата
95%. Иностранный опыт постоянно придавал нам уверенности в своих
силах. Мы понимали, что действуем в рамках глобального тренда, как
бы экзотично этот тренд ни выглядел в России. За рубежом осмыслен
ный подход в развитии социального предпринимательства имеет уже
30-летнюю историю. Самая передовая в этом отношении страна —
Великобритания. Там это целый сектор экономики, который не только
зарабатывает сам по себе, но и помогает экономить миллиарды фунтов
стерлингов государству.
В России до сих пор продолжается дискуссия о том, нужен ли нам
специальный закон о социальном предпринимательстве и стоит ли
в нем прописывать какие-то особые преференции, или это спрово
цирует наплыв недобросовестных имитаторов и дискредитирует все 265
направление. Опыт Великобритании уже давно на эти вопросы ответил.

Там для социальных предпринимателей действует особая организа
ционно-правовая форма — CIC (Community Interest Company), то есть
компания, действующая в интересах местного сообщества. Этот статус
предусматривает как льготы, так и ограничения. Сертификацией по
добного бизнеса занимается особая структура в статусе НКО, и она
опирается на четкие и понятные критерии: наличие социальных целей
и задач, опыт их достижения, а главное — доля реинвестирования при
были и принцип неотчуждения активов. То есть зарегистрировать в ка
честве CIC машиностроительный холдинг или ликеро-водочный завод
не только невозможно, но попросту невыгодно — ты уже не сможешь
ни продать какой-то лакомый кусок своего бизнеса, ни даже просто
вывести из него крупную сумму денег, чтобы купить себе «Бентли».
В последнее время англичане пошли еще дальше — они сделали
ставку на то, чтобы финансировать государственно-частное партнер
ство не из бюджета, а за счет стимулирования притока частного капи
тала в эту сферу услуг через инструмент социальных облигаций (Social
Impact Bonds). Этот пример уже взяли на вооружение в 20 странах
мира. Вот конкретный пример из Португалии. Власти Лиссабона для
нужд экономики решили увеличить количество молодых программи
стов. Для этого нужно усилить в некоторых школах соответствующий
профильный предмет, увлечь талантливых детей новой профессией.
Если делать это через механизмы неповоротливой административ
ной системы, то получится очень долго, дорого и еще неизвестно,
с каким КПД. Гораздо эффективней привлечь к решению этой задачи
социальных предпринимателей. При этом государство платит только
за результат, а на старте финансирование проекта упаковывается
в инструмент социальных облигаций. Условия просты и понятны:
если количество уроков программирования в школах увеличивается,
показатели знаний учеников достигают нужного уровня, то государ
ство платит по этим облигациям высокий фиксированный доход.
В результате инвесторы охотно в эти облигации вкладываются, соци
альным предпринимателям выгодно выполнять свои обязательства,
266 а государство экономит на операционных издержках по реализации
П о слесл о вие У нас есть мечта
своего проекта. В случае с Лиссабоном, например, цена вопроса

составила всего 120 тысяч евро.
Если взять за идеал Великобританию и экстраполировать 80 тысяч
английских социальных предпринимателей на масштабы России,
то у нас их должно быть порядка 200 тысяч. Допустим, что у каждого
из них в среднем будет хотя бы десять сотрудников. Это 2 миллиона
рабочих мест! Причем не где-нибудь, а в глубинке, куда государству
и крупному бизнесу дотянуться труднее всего.
Сегодня нам уже никто не говорит, что мы занимаемся безнадежным
делом. Градус цинизма и авантюризма в бизнес-среде снизился на по
рядок, и это не может не радовать. Если от людей старшего поколения
еще можно иной раз услышать нотки скепсиса, то с молодежью мы
уже давно говорим на одном языке. Как ни странно, именно молодежь
сегодня лучше всего воспринимает идеи служения, а не потребления.
Им скучно просто зарабатывать деньги, они хотят создавать что-то
новое и ценное. И для них социальное предпринимательство — это
не только про инвалидов и обездоленных, для них это инструмент
более масштабных преобразований. Экология, возрождение культурных
традиций, новые социальные практики, дерзкие проекты в области
новых технологий — сегодня мы особо приветствуем такие инициативы,
поскольку не хотим замыкаться в тематике собеса. Мы уверены, что
«дельфины капитализма» способны менять мир в более серьезных
масштабах, и готовы их в этом поддерживать.
Сегодня мы делаем следующий важный шаг в своем развитии.
Теперь мы будем не только выдавать социальным предпринимателям
беспроцентные займы, но и инвестировать в некоторые проекты сами.
Это решение созрело естественным образом из всего нашего предше
ствующего опыта. Мы уже давно чувствовали, что даем людям не только
займы, но и нечто более ценное — знания, новые возможности, связи.
Фактически берем на себя многие функции венчурных инвесторов
с умными деньгами. Помогаем своим партнерам развиваться, снабжаем
их компетенциями, осуществляем перекрестный обмен возможностями.
Той же «Либерти» мы привели в партнеры фармацевтическую компа
нию «Берингер Ингельхайм». А главное — в наших постоянных проектах 267
мы уже видели всю экономику и полностью доверяли своим партнерам.

Так почему бы не войти в капитал этих компаний, с тем чтобы через
несколько лет выйти с определенной дельтой? В перспективе это по
может сделать безубыточной работу самого фонда, а может, и вовсе
выведет нас в плюс. Первым таким проектом станет красноярский
«Зубник», историю которого вы уже прочитали в этой книге. Решение
об инвестировании в него уже принято.
На классический вопрос — каким ты видишь свое дело через де
сять лет? — мы сегодня отвечаем так. Мы станем крупным фондом, со
здавшим, по сути, новую отрасль в России. В нашем кредитном портфеле
будут уже не сотни, а тысячи займов. Показатель возврата достигнет 95%.
Портфель наших собственных социальных инвестиций будет составлять
как минимум десять проектов в разных областях — медицина, экология,
образование. У нас будет уже как минимум два-три удачных выхода с доход
ностью 5–10% в год, а может, и больше. Мы станем диспетчерами не только
своих, но и чужих социальных инвестиций и будем гордиться тем, что
прошли путем, по которому за нами проследовали другие инвесторы.
У нас есть мечта, и она вполне достижима. Через десять лет мы будем
жить в стране, где уже никому не нужно будет объяснять, что такое
социальное предпринимательство. Мы будем жить в государстве, где
заниматься «бездуховным бизнесом» станет не модно. Многие из героев
этой книги уже построят крупный бизнес если не мировых, то уж точно
российских масштабов. Название этой книги станет общепринятым
мемом в бизнес-среде. Сегодняшняя позитивная молодежь займет свое
место в кабинетах власти и начнет необратимо менять страну к лучшему.
Появится закон о социальном предпринимательстве, а навыки «дельфи
ньего капитализма» будут изучать в вузах. Мы станем частью граждан
ской нации, для которой главный ресурс — это оптимизм и взаимное
доверие. Возможно, это звучит наивно, но не нужно бояться наивных
целей. Они имеют свойство осуществляться.
Наталия Зверева,
директор фонда региональных
социальных программ «Наше будущее»
268
Максимально полезные книги
от издательства
«Манн, Иванов и Фербер»
Заходите в гости: http://www.mann-ivanov-ferber.ru/

Наш блог: http://blog.mann-ivanov-ferber.ru/
Мы в Facebook: http://www.facebook.com/mifbooks
Мы ВКонтакте: http://vk.com/mifbooks
Предложите нам книгу: http://www.mann-ivanov-ferber.ru/about/
predlojite-nam-knigu/
Ищем правильных коллег: http://www.mann-ivanov-ferber.ru/about/job/
ДЕЛЬФИНЫ КАПИТАЛИЗМА
10 историй о людях, которые сделали
все не так и добились успеха
Главный редактор Артем Степанов

Ответственный редактор Мария Красовская
Арт-директор Алексей Богомолов
Дизайн макета Екатерина Пысларь
Иллюстрации Илья Орлов (bangbangstudio.ru)
Верстка Вячеслав Лукьяненко
Дизайн переплета Наталья Савиных
Корректоры Ярослава Терещенкова, Юлия Молокова

Delfiny Kapitalizm

Загружено:

Сведения о документе

Оригинальное название

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Delfiny Kapitalizm

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

storymanagement.

Лаборатория «Однажды» — это ювелирная мастерская

Авторы: Владислав Моисеев, Иван Просветов,

Д29 Дельфины капитализма. 10 историй о людях, которые сделали

Возможен ли прибыльный социальный бизнес в нашей стране? Перед вами де-

Все права защищены. Никакая часть данной

ПО С ЛЕС ЛОВ ИЕ У нас есть мечта 262

У книги нет одного автора, и это тоже наш сознательный выбор.

рыночной. Но при этом они четко понимали, что без коммерческой

Бена Коэна, бывшего американского хиппи, который основал империю

реакцией, и они по-своему нужны для биосферы. Но без дельфинов

А ВТОР: Владислав Моисеев

на уроки выжигания по дереву и стоял на воротах в хоккейной коман­

ничье. В кооперативе же гвозди бережно выпрямляли и вообще очень

этим заниматься за деньги. В итоге Пятовского готовы были взять в орга­

При чем здесь «сникерс»?

недальновидных предпринимателей, которые думают издержками,

Когда к контейнеру в самый-самый последний раз подъехали

Фирма веников не вяжет

Раньше он вел возмутительно разгульный образ жизни. В баре

Кое-как Пятовский вставил себе окна сам и вскоре поехал в Москву.

разорились. А тем, кто выжил, пришлось соответствовать уровню кон­

Пятовский задумался, а не сделать ли в Вельске такой же лабиринт,

и вечерняя молитва. Ему казалось, что они с Федором мыслят похоже,

Разбежавшись, прыгну со скалы

пяти соседних районов Архангельской и Вологодской обла-

нашей планеты. В соответствии с этим концептуальным

Прямая трансляция проб и ошибок на сайте Vtorio

Обратного пути уже не было. Чтобы окончательно решиться,

рассказывал о каждом этапе строительства. Разумеется, форумчане тут

romm: Повезло жителям Поважья, что у них есть такой

В ответ Пятовский написал огромный пост с заголовком: «ПРОЕКТ

Как потерять 5 миллионов

вельской «Икеи». Проще говоря, он выпрыгнул из самолета, но парашют

Seregapark: Кстати, Сергей, хотел у вас спросить... «Дино­заврия»

Пятовский подал заявку и стал ждать. Параллельно он достраивал

обычно не рады: к Сергею стали часто захаживать люди, которым нужна

Сергей1972: ОБАЛДЕТЬ! Только что позвонили из фонда

Шоу больших яиц

о займе и самим займом у них предусмотрена большая пауза, а он

панике: главный гинеколог пропал, приехали какие-то белорусы, вот-вот

Нельзя поставить сто крутых мини-аттракционов и ждать, что к ним

Можно ли назвать Сергея успешным человеком — большой вопрос.

А ВТОР: Иван Просветов

большое предприятие. Даже очень большое: по мощности в 70 раз

дочь. Обеспечивать семью надо? Надо. Стал «челноком» — Китай же

русский привез с собой 35 тысяч долларов и хотел расплатиться на месте.

дня поднималась до 39. Самочувствие соответствующее, думал он свер­

второй — вот и все разнообразие. «Да, не хватает свободы полета и мно­

Ефимов установил английский джойстик, чтобы управлять аппаратом

благосклонности датской фабрики, выпускающей уникальные лест­

повозку дотянет. Ну, вот такой груз ответственности, что поделать —

джойстиками, подушками и другими компонентами. Склад — это основа

Максим Топилин, его повели в музей. В книге почетных гостей осталась

проехав вдоль всей набережной, дал проделанной работе очень высо­

и обольет. А сейчас сам окунулся. Как будто в космос слетал...» Мужчина

Владелец сети отелей «Элиза» Сергей Куренков (тот самый продви­

— Нормально. Хотя игроков на рынке появилось столько, что обал­

With the guts

снег выпадет, так они до апреля на улицу не выбираются. Но мы хотим

А Томас Албер из Alber Antriebstechnik называет своего российского

Вариант Джека Лондона

пожертвование 4,4 гектара. Если такую землю покупать, то пришлось

на уроки выжигания по дереву и стоял на воротах в хоккейной коман

этим заниматься за деньги. В итоге Пятовского готовы были взять в орга

разорились. А тем, кто выжил, пришлось соответствовать уровню кон

Seregapark: Кстати, Сергей, хотел у вас спросить... «Динозаврия»

дня поднималась до 39. Самочувствие соответствующее, думал он свер

второй — вот и все разнообразие. «Да, не хватает свободы полета и мно

благосклонности датской фабрики, выпускающей уникальные лест

проехав вдоль всей набережной, дал проделанной работе очень высо

Владелец сети отелей «Элиза» Сергей Куренков (тот самый продви

— Нормально. Хотя игроков на рынке появилось столько, что обал

подтягивания, разборные турники для домашних занятий, резино

Чтобы написать образовательные блоки, которые участники получа

инфраструктуры для воркаута нет вообще. Максим проверил в интерне

К сожалению, дизайн остановок в этом году уже утвержден, и перекла

— Как-то сформулировали. Звучит она примерно так: «Старики долж

Однажды в одном из пансионатов продажи пошли вниз. Никаких ви

Маврин довольно кивает. Приезжаем в другой всеволожский пан

говорят — от Бога. Лечит хорошо, но вот одной бабушке нахамил, на дру

архитектор. Очень скоро Оля Бурлакова назначила время и место ре

сжатые сроки. Оля Бурлакова нашла Евгения Ширяева — очень толко

изысканное лакомство в условиях потрясений ХХ века оказалось невоз

хотя бы частично отбить затраты. А Наталья спинным мозгом чув

— В 2013 году мы открыли свой английский проект. — Никитина, кажет