Книга: Обвиняемый

Автор: Рин Шер

Количеств глав: пролог + 27 главы + эпилог
Переводчик: Батаник
Вычитка: Светлана Омельченко
Группа-переводчик: Passion of love ♔ Перевод книг 18+

Аннотация
Реми:
Все, чего я хотела – это быть подальше от всеобщего внимания, подальше от своих
родителей. Идеальное место, где я могла бы жить простой жизнью.
Начать все сначала.
Маленький пляжный городок.
Я думала, что нашла идеальное место, пока измученные глаза цвета океана городского
изгоя не застали меня врасплох.
Все хотят, чтобы я держалась от него подальше. Они говорят мне, что он монстр.
Однако его глаза рассказывают совсем другую историю, и мне нужно знать, о чем она.
Это становится почти навязчивой идеей.

Джейкоб:
Начать все сначала в месте, где меня никто не знает... по крайней мере, я так думал. Это
место стало моим личным Адом.
То есть, было таким... до нее.
Она единственная, кто не смотрит на меня с презрением.
Она пытается вторгнуться в мою жизнь, но ей лучше держаться подальше.
Она не заслуживает того пожизненного заключения, которое мне дали.

Может содержать триггеры: употребление наркотиков и изнасилование.

Изнасилование не происходит на страницах. Тем не менее, это тема всей книги.
Эта история никоим образом не отражает мои мысли или чувства по вопросам,
изложенным в этой книге.
Ситуации и персонажи в этой истории вымышлены, однако было проведено исследование
реальных событий, чтобы получить реальное представление о том, как обращаются с
насильниками при определенных обстоятельствах.

Твое сердце исцелится,

И твои слезы высохнут.
Каждый шторм заканчивается, и
Однажды все,
Через что ты проходишь прямо сейчас
Превратится в то, через что ты прошел.

Любое копирование и размещение материала без указания группы-переводчика

ЗАПРЕЩЕНО!
Пожалуйста, уважайте чужой труд!
Пролог
Джейкоб – 18 лет назад

— Ура! — Я торжествующе кричу своим друзьям. — И вот, дамы, как это делается.
Мой лучший друг Кэмпбелл закатывает глаза, которые почти скрыты его слишком
длинными черными волосами, когда я толкаю его плечом и бросаю джойстик на стол.
Другие парни в комнате в разной степени хихикают и ворчат, и я улучаю момент, чтобы
позлорадствовать.
Вместо того чтобы быть на одной из сумасшедших вечеринок, которые проходят
каждые выходные в этом месяце, мы с четырьмя моими ближайшими друзьями всю ночь
играли в видеоигры в доме Кэмпбелла. Самыми популярными парнями в школе мы не
являемся.
Мне только два дня назад исполнилось восемнадцать, а выпускной через две недели,
так что, на самом деле, мы должны быть там и жить вместе с остальными.
После того, как большую часть сегодняшнего дня я размышлял об этом, я думаю, что,
наконец, набрался смелости попытаться изменить все, сделав сегодня вечером кое-что
другое.
— Я, наверное, мог бы побить тебя, Джейки, — говорит Мейс с того места, где он
растянулся на полу.
Джейсон притворяется, что кашляет в ладонь. — Чушь собачья, — отчего моя
ухмылка становится еще шире.
— Нет, теперь моя очередь. — Нил берет джойстик со стола, и Кэмпбелл передает его
Мейсу.
— Мне все равно пора идти, — отвечаю я, поднимаясь на ноги.
— Куда ты направляешься в полночь? — Спрашивает Кэмпбелл, посмотрев на часы.
— Я думал, ты останешься на ночь?
Я занят тем, что собираю свое барахло, так что мне не нужно смотреть ни на него, ни
на кого-либо из них. — Нет, мне рано вставать на работу в магазин.
Технически мне действительно нужно утром работать в мебельном магазине моих
родителей, но не так рано, как я предполагаю.
— Хм, ты случайно не собираешься бросить нас, чтобы отправиться на вечеринку Сета
в нескольких кварталах отсюда, не так ли?
Мои гребаные щеки горят оттого, что меня поймали, и Мейс случайно бросает взгляд в
мою сторону, прежде чем вернуться к своей игре.
— О, черт, он точно идет туда, — хихикает он. — Он точно, блядь, идет туда.
Я притворно раздраженно вздыхаю. — Я туда не пойду. Это по дороге домой. Не могу
не пройти мимо
— Ммм, и ты надеешься, может быть, столкнуться с кем-нибудь за пределами дома,
когда будешь проходить мимо, Джейкоб?
Э-э, только с девушкой, в которую я был влюблен целую вечность. О которой все они
случайно узнали. Четыре пары глаз останавливаются на мне, наблюдая, ожидая, что я
буду извиваться еще больше, чем раньше.
— Дженнифер Лапман, действительно, упоминала, что собирается быть там, —
говорит Кэмпбелл, поднимая на меня бровь.
— Она действительно разговаривала с вами, ребята? — Спрашивает Нил, его голом
звучит более удивленно, чем когда-либо раньше.
Я поворачиваюсь, грызя ноготь, и пытаюсь найти свой телефон. Чем скорее я выберусь
отсюда, тем скорее закончится эта чушь.
— Нет. — Кэмпбелл смеется, как будто это самая смешная вещь в мире. — Я
сомневаюсь, что она даже знала, что мы были позади нее, когда она разговаривала со
своими друзьями.
Мейс хихикает. — Вот это уже больше похоже на правду.
 Я, наконец, нахожу свой телефон, зарытый в диванные подушки, и поворачиваюсь
лицом к Мейсу.
— К твоему сведению, она все время разговаривает со мной.
— Наверное, спрашивает, почему ты на нее пялишься.
— Нет, — выдыхаю я.
Она попросила у меня карандаш, спросила, который час, и сказала «извините», когда
выбила книгу у меня из рук.
— Она много чего говорила. — Я игнорирую их смешки и направляюсь к двери. — В
любом случае, как я уже сказал, я просто собираюсь пройти мимо вечеринки по дороге
домой. — И если меня каким-то образом пригласят внутрь, отлично.
— Подожди, подожди, подожди, подожди. — Мейс приостанавливает игру и
перепрыгивает через Нила, направляясь ко мне. — Вот. — Он лезет в карман и достает
что-то оттуда, затем сует это мне в руку. — Ты знаешь, на всякий случай.
Я смотрю вниз на презерватив в своей руке, и Мейс начинает хихикать, возвращаясь,
чтобы забрать свой джойстик. Остальные присоединяются к смеху, в то время как я
сжимаю пакетик с презервативом и хмуро смотрю на своих, теперь так называемых,
друзей.
— Смейтесь сейчас, ребята, но знаете что? Однажды она станет моей. Я позабочусь об
этом. Вы просто подождите и увидите. Я поднимаю пакетик в руке и машу им в их
сторону. — И тогда мне понадобится это.
Они снова смеются, когда я поворачиваюсь и выхожу из комнаты с улыбкой на лице. Я
привык к тому, что они подшучивают надо мной, особенно Мейс. И я обычно делаю точно
так же.
Все зависит от того, кто находится на горячем месте. Я сделал себя мишенью сегодня
вечером со своими не такими уж хитрыми планами пройти мимо вечеринки и посмотреть,
что происходит.
Прежде чем спуститься по лестнице, я кладу презерватив в задний карман джинсов
вместе с телефоном. Не уверен, что мне хотелось бы вести разговор о том, почему я ношу
его с собой в руке, если столкнусь с родителями Кэмпбелла.
Совершенно бесшумно я прохожу через нижний этаж и подхожу к входной двери, так
что мне все равно не нужно было беспокоиться об этом.
Я выхожу на прохладный воздух, делаю глубокий вдох, а затем начинаю идти по
тропинке к своему дому. Все шутки в сторону, я действительно надеюсь столкнуться с
Дженнифер, хотя на самом деле она вряд ли будет снаружи. И даже если бы это было так,
она была бы окружена группой своих друзей.
Я был влюблен в нее всю среднюю школу. Это началось в первый день в школе, когда
она сказала мне «привет», выглядывая из-за дверцы своего шкафчика, расположенного
рядом с моим. Я не думаю, что я даже ответил ей, потому что был слишком потрясен тем,
что кто-то такой красивый, как она, действительно заговорил со мной. Я стоял как
вкопанный, с, наверное, самым глупым выражением лица.
В любом случае, это не имело значения, потому что сразу после этого ее затянуло в
популярную толпу, а меня прочно держали снаружи.
Мы направляемся в один и тот же колледж, про который я случайно узнал, потому что
подслушал, как она разговаривала со своими друзьями, так что я надеюсь, что мы сможем
начать все сначала и подружиться.
А потом мы пойдем дальше.
Как только я поворачиваю, чтобы срезать через поле, которое находится на полпути
между домом Кэмпбелла и тем, где проходит вечеринка, как из темноты выскакивает
парень и врезается прямо в меня, чуть не сбивая с ног, а затем продолжает убегать, не
извинившись.
— Смотри под ноги! — Кричу я его удаляющейся спине. — Мудак.
 Качая головой, я поворачиваюсь и продолжаю идти дальше. Но через несколько шагов
странный звук поблизости заставляет меня остановиться и напрячь слух, чтобы
расслышать, что это был за шум. Я понимаю, что это смесь стона и всхлипа, когда это
повторяется снова.
Следуя за звуком туда, где темнее и где трава выше, я достаю свой телефон и включаю
фонарик, чтобы увидеть, что происходит.
Моя кровь стынет в жилах, когда мой взгляд падает на девушку, лежащую на земле
передо мной. Она лежит лицом вниз, юбка задрана на талии, нижнее белье спущено и
обернуто вокруг одной лодыжки.
— О, черт! — Я быстро присаживаюсь на корточки и переворачиваю ее.
Мое зрение затуманивается по краям, когда я точно вижу, кто это.
Нет! Нет, нет, нет, Дженнифер!
Большой синяк, образовавшийся на ее щеке, выглядит болезненным, макияж размазан,
а волосы в беспорядке, как и ее одежда.
— Дженнифер! — Я обхватываю ладонями ее щеки. — Ты меня слышишь?
Она не отвечает. Я двигаю руками, чтобы ощупать все ее тело, проверяя, нет ли крови
или чего-нибудь похожего на сломанную кость. Паника и адреналин, смешивающиеся и
кружащиеся внутри моего тела, заставляют мои руки дрожать, мой разум не соображает
правильно.
Я начинаю дергать ее за юбку, пытаясь стянуть ее вниз в своем паническом состоянии,
но в итоге царапаю ее ногу неровным ногтем, который грыз раньше.
— Черт. Черт. — Я хватаюсь за волосы. — Ладно, ладно, успокойся.
Вдох, выдох.
— Дженнифер, — говорю я громко. — Дженнифер, очнись
Даже когда я слегка встряхиваю ее, она не двигается.
На самом деле, я даже не могу сказать, дышит ли она прямо сейчас. Я нащупываю
свой телефон, который уронил раньше, и мне требуется три попытки, чтобы набрать
девять-один-один.
Я ни разу не был в ситуации, даже отдаленно близкой к этой, поэтому я не уверен, как
с этим справиться. Я знаю, что оператор диспетчерской может отследить мой телефон до
нашего местоположения, даже если я ничего не скажу, поэтому я бросаю его обратно на
землю и решаю попробовать искусственное дыхание.
Правильно это или нет, я не уверен, но я должен что-то попробовать. Я прошел курс
около четырех лет назад, и я думаю, что помню большую часть того, что я должен делать.
Я снимаю свитер, отбрасываю его в сторону, а затем дважды проверяю, есть ли у нее
пульс, прежде чем откинуть голову назад. Прижимаясь губами к ее рту, я делаю один
вдох, а затем жду пять секунд.
Когда я собираюсь сделать это снова, она издает приглушенный крик у моих губ. Я
отстраняюсь, чувствуя гребаное облегчение от того, что она, по крайней мере, отвечает.
— Отойди от меня! — Кричит она с широко раскрытыми глазами, ее слова звучат
невнятно. — Перестань прикасаться ко мне! — Она начинает размахивать руками в моем
направлении, пытаясь ударить меня, как будто я нападаю на нее.
Я хватаюсь за них, пытаясь успокоить ее. — Дженнифер, остановись. Я пытаюсь тебе
помочь.
— Нет! Ты, блядь, изнасиловал меня.
— Что? — Кровь отливает от моего лица. — Нет. Нет, я этого не делал. Черт.
Одна из ее рук вырывается из моей хватки, и она наносит удар мне в лицо. Ее ноготь
царапает мою щеку, и я отпускаю ее другую руку, чтобы дотянуться и прикрыть рану.
Влага покрывает кончики моих пальцев, когда кровь вытекает из раны. Она довольно
хорошо меня зацепила, но сейчас мне все равно.
Фонарик моего телефона все еще освещает пространство вокруг нас, и я наблюдаю,
как она отступает назад, пытаясь убежать от меня.
 — Это был не я, Дженнифер. — Я пытаюсь, чтобы мой голос звучал успокаивающе, но
в итоге он срывается.
Мой желудок бунтует при мысли о том, чтобы сделать с ней что-то подобное,
изнасиловать ее, и меня чертовски убивает видеть то, как она так боится меня.
Она теребит свои пальцы, в то время как ее глаза бегают вокруг нас.
Ее зрачки кажутся огромными в свете моего телефона, что означает, что она либо под
кайфом, либо пьяна, или, может быть, немного того и другого.
Может быть, парень, который сделал это с ней, накачал ее наркотиками или что-то в
этом роде? Это был тот парень, который налетел на меня?
Ее рука опускается к верхней части бедер, и она трет эту область, морщась, как будто
ей больно. Я вижу полосу крови, тянущуюся по внутренней стороне ее ноги, которую я
раньше не видел.
Это из-за того, что парень сделал с ней? Или это от меня, когда я пытался натянуть на
нее юбку? Дерьмо.
Эта врожденная потребность утешить ее заставляет меня медленно ползти к ней, но
как только она замечает это, она поднимает руки перед собой.
— Нет. Держись от меня подальше. Пожалуйста, — умоляет она и начинает плакать.
— Держись подальше.
Моя грудь сжимается при виде ее такой расстроенной, и мне больно от того факта, что
она думает, что я сделал это с ней. Я не могу позволить ей так думать обо мне.
— Дженнифер, послушай, это был не я, — я пытаюсь сказать это медленно и
спокойно. Между тем, я тоже близок к тому, чтобы сломаться.
Я даже представить себе не могу, через что ей пришлось пройти сегодня вечером. Если
я чувствую себя так хреново из-за этого, то что, черт возьми, должна чувствовать она?
Вдалеке раздаются звуки сирен, и на ее лице отражается целая гамма эмоций, когда ее
глаза поворачиваются в ту сторону, а затем сразу же возвращаются ко мне. Как будто ей
стало легче или что-то в этом роде.
Все ее тело дрожит от всего, что с ней произошло, а также от прохладного ночного
воздуха, ее нижняя губа дрожит вместе с ней. Поэтому я встаю, медленно поднимаю свой
свитер, а затем снова пытаюсь придвинуться ближе.
— Вот, возьми это. Ты замерзла.
Ее настороженный взгляд сосредоточен на мне, но она, кажется, немного успокоилась
и на этот раз не говорит мне держаться подальше. Может быть, она чувствует себя в
большей безопасности, когда сирены приближаются. Или, может быть, она, наконец,
поняла, что это был не я.
Однако чем ближе я к ней подхожу, тем больше она снова начинает замыкаться в себе,
а затем в ее глазах появляется дикий взгляд.
Внезапно она бросается на меня, пытаясь напасть и вцепиться в мою рубашку. Она
спотыкается о траву своими нетвердыми ногами и падает на землю, по пути разрывая мою
рубашку и заставляя меня упасть вместе с ней. Потом она мечется, бесится и кричит,
пытаясь ударить меня.
— Эй, — с трудом произношу я. — Эй, успокойся. Я не собираюсь причинять тебе
боль.
Я снова пытаюсь схватить ее за руки, чтобы успокоить, но она слишком взвинчена и
замахивается ими на меня, как делала раньше. На этот раз мне удается вырваться из ее
досягаемости, прежде чем она снова поцарапает меня, и тогда я поднимаюсь на ноги.
Глядя на нее сверху вниз, я чувствую себя совершенно бесполезным. Беспомощным.
Я даже не могу злиться, что она так реагирует после того, что с ней случилось. Как
можно было ожидать, что кто-то будет действовать рационально в этой ситуации?
Когда она начинает плакать, уткнувшись в ладони, мое сердце широко раскрывается. Я
не могу видеть, как она плачет и так расстроена. Повинуясь инстинкту, я снова тянусь к
ней, но голос позади меня останавливает меня на полпути.
 — Отойди от девушки и подними руки так, чтобы я мог их видеть.
Я резко оборачиваюсь и вижу нескольких полицейских и парамедиков, которые идут к
Дженнифер с сумкой.
— Вы не понимаете. Я пытался... — Вид пистолета заставляет меня замолчать.
— Подними руки вверх!
Я быстро поднимаю руки над головой. Я уверен, что это должно выглядеть плохо.
Быстрый взгляд вниз показывает, что моя рубашка разорвана в одной части. У меня также
есть царапины на руках и на щеке. И, черт возьми, я поцарапал ей ногу. Моя ДНК будет
на ней повсюду, даже на ее губах. Дерьмо.
Я, наверное, облажался. Прохладный холодок пробегает по моей коже при мысли о
том, что может со мной случиться.
Нет. Нет, я не могу быть обвинен за это. Я невиновен. Все будет хорошо. Со мной все
будет в порядке. Я невиновен. Со мной все будет в порядке.
Я повторяю эти слова снова и снова в своей голове.
Когда один офицер начинает надевать на меня наручники и зачитывает мне мои права,
я наблюдаю, как другой наклоняется, чтобы поднять что-то с земли в перчатках.
— Это твое? — Спрашивает он, кладя это в пакетик.
Когда я вижу, что это такое, мой желудок скручивает еще сильнее. Это презерватив,
который мне дал Мейс. Должно быть, он выпал у меня из кармана, когда я вытащил свой
телефон.
Это выглядит не очень хорошо для меня. Тем не менее, он не использованный, так что
это должно сработать в мою пользу, верно? Они не могут использовать это против меня,
не так ли?
Когда меня уводят в каком-то шокированном состоянии, я поворачиваю голову, чтобы
посмотреть на Дженнифер, которая находится с парамедиками.
Взглядом я пытаюсь донести до нее, что это был не я, что я просто пытался ей помочь,
что я заботился о ней больше, чем она знает, уже много лет.
Разве она не знает, что я никогда бы не сделал ничего подобного ни с ней, ни с кем-
либо еще?
Разве она не знает, что меня тошнит от одной мысли об этом?
Если выражение ее глаз, когда она плотнее натягивает одеяло на свое тело, является
каким-либо ответом, то она вообще ничего этого не знает, и это чертовски больно.
— Я думаю, что он меня накачал наркотиками, — продолжает она разговаривать с
парамедиками, глядя прямо на меня.
— Все в порядке, — шепчу я себе. — Со мной все будет в порядке.
Она вспомнит, что это был не я, на ней найдут другие улики, доказывающие мою
невиновность, и к утру меня отпустят.
Они поймут, что это был не я.
Они должны это сделать.

Глава 1
Реми – Сегодняшний День

Туда-сюда. Туда-сюда. Я потираю большим пальцем кончики своих пальцев, снова и

снова, заканчивая четным числом. Не имеет значения, сколько раз я скольжу по ним,
главное, чтобы это было четное число, на котором я заканчиваю.
Это примерная степень моего ОКР. То есть, у меня нет ОКР. Это просто привычка,
которую я выработала в неуверенные, волнующие или нервные времена на протяжении
многих лет.
Я полагаю, что эта ситуация подпадает под все три категории.
Я, наконец, останавливаю подкаст с расследованиями, который слушала, собираю свои
длинные черные волосы в беспорядочный пучок и открываю дверцу своей машины, все
еще не отрывая глаз от прекрасных цветов, нарисованных передо мной в небе, когда
солнце садится за океан.
Запах океана сразу же ударяет мне в нос. Запахи рыбы и соли смешаны вместе. Я не
могу сказать, что я их большой поклонник.
Но я не могу жаловаться. Если я повернусь на триста шестьдесят градусов, я не увижу
вокруг ни одного фотографа. Никто не прячется в кустах, готовый поймать меня в
странном кадре, которым они могут манипулировать и искажать, чтобы соответствовать
своей истории.
Такова, к сожалению, была моя жизнь с широко известным отцом-магнатом и матерью
– светской львицей.
Если бы не тот факт, что я выгляжу, как точная копия своих родителей: черные волосы
и полные губы моего отца, карие глаза и форма носа моей матери, я бы подумала, что
меня подменили при рождении из-за того, насколько я от них отличаюсь.
Не поймите меня неправильно, я действительно жила той жизнью, которой живут они.
Я ходила на вечеринки. Я позировала для фотографий. Я встречалась с известными
мужчинами... Но я ненавидела каждую секунду этого.
Мой телефон пищит у меня в руке, и я улучаю момент, чтобы прислониться к машине
и проверить все сообщения, которые я получила, пока была за рулем.
Мой желудок мгновенно наполняется ужасом, когда я вижу первое сообщение.
Папа: Ужин в Матрон в субботу вечером. Я ожидаю, что на этот раз ты будешь
больше улыбаться.
Стэнли Мердок не очень приятный человек для большинства людей, и учитывая тот
факт, что я никогда не говорила ему, что ухожу, думаю, что вряд ли все пройдет гладко.
Конечно, я несколько раз угрожала этим, но так и не доводила дело до конца.
На этот раз я так и сделала. Но я определенно не заезжала к родителям, чтобы
попрощаться или хотя бы сообщить им об этом.
Я много раз говорила им, что мне все это надоело и что я хочу уйти. Они, наверное,
просто подумали, что у меня какая-то истерика. Но этого никогда не было. Я отказываюсь
продолжать жить жизнью, которая с каждым днем делает меня все более и более
несчастной.
Я опускаю подбородок на грудь и пытаюсь напомнить себе, что я взрослая женщина,
которой двадцать шесть долбаных лет, и я должна иметь возможность жить так, как я
хочу.
С этой мыслью я снова смотрю на свой телефон и читаю другие сообщения на своем
телефоне.
Кэндис: Ты идешь на вечеринку в пятницу вечером? Ты можешь взять меня с
собой?
Меган: Слышала, что папа будет на этом бранче в воскресенье. Мы должны идти.
Тони: Ты поговорила со своим отцом обо мне?
Есть еще несколько подобных сообщений, но я даже не утруждаю себя тем, чтобы их
проверить. Вместо этого я блокирую их всех, кроме своего отца, и снова убираю свой
телефон.
Подделки. Лжецы. Юзеры.
Всю свою жизнь я была окружена фальшивыми людьми, фальшивыми друзьями и
фальшивыми парнями. Все они просто пытаются продвинуться вперед, используя меня и
известность моей семьи.
На самом деле, мне нравился самый последний бойфренд, Натан. Нравился
достаточно, чтобы, когда он сказал, что мы должны пожениться и сделать наши семьи
счастливыми, я действительно задумалась об этом. Хотя я рада, что, на самом деле,
никогда не соглашалась на это.
Я глубоко вдыхаю соленый воздух и иду к своему новому дому. Я выбрала этот
маленький пляжный городок, чтобы начать новую жизнь вдали от всех и вся. Едва
заметная точка на карте, она казалась идеальным местом, чтобы вздохнуть полной
грудью, начать все сначала, стать свободной.
Некоторые камни на дорожке сдвигаются у меня под ногами, когда я иду к входной
двери, и я не могу не думать о том, как сильно это возненавидела бы моя мама. Но не я.
Улыбка касается моих губ, когда я оглядываюсь вокруг. Вдоль дорожки растут
красивые полевые цветы, и я очень люблю полевые цветы.
Тишина и покой окружают меня, проникают в мои кости, и в то же время вся жизнь,
полная стрессов и постоянного напряжения, проходит через мою кожу.
Это то, чего я жаждала.
Мой новый дом находится в самом конце улицы, вдоль пляжной стороны дороги.
Кроме того, он самый маленький в этом районе.
Конечно, я могла бы купить один из тех, что побольше, из тех, что есть здесь
поблизости, но этот меня вполне устраивает.
Я никогда особо не заботилась о том, чтобы иметь деньги. Я уверена, что, вероятно,
думала бы немного по-другому, если бы у меня не было денег больше, чем я когда-либо
могла бы потратить, но я не могу изменить этот факт.
Также верно и то, что наличие денег позволило мне сбежать и купить этот дом с видом
на океан в качестве заднего двора; не многие люди могут так сказать.
Но я бы все равно отдала все это в мгновение ока и жила простой жизнью, а не была
бы привязана к жизни, которую в первую очередь создали деньги.
Я возвращаю свое внимание к синей двери передо мной и вставляю ключ в замок.
Дверь со скрипом открывается, и я впервые вижу свой новый дом изнутри.
Я мгновенно влюбляюсь.
Несмотря на заходящее солнце, интерьер остается светлым благодаря большому
количеству окон. Небольшое пространство оформлено в пляжных тонах и обставлено
мебелью. Прямо по курсу находятся стеклянные французские двери, ведущие на террасу,
с лестницей, ведущей прямо на песок.
Я была на пляже всего один раз за всю свою жизнь, так что теперь иметь его в качестве
своего заднего двора — для меня это сюрреалистично. Я осматриваю остальную часть
дома: две спальни, одна ванная комната, небольшая кухня и прачечная. Идеально. Это
именно то, на что я надеялась, когда покупала его, даже не взглянув на него сначала.
Мой телефон снова звонит, когда я лезу в сумку, чтобы достать чипсы для барбекю,
которые купила на последней остановке. Запихивая несколько из них в рот, я открываю
сообщение от мамы.
Мама: Я бы очень хотела, чтобы ты дала Натану еще один шанс.
Я издаю смешок, выключая свой телефон, даже не ответив на сообщение.
— Второй шанс, — бормочу я, закатывая глаза.
Я, действительно, дала ему второй шанс. Я большой сторонник второго шанса. В конце
концов, мы всего лишь люди. Я дала ему преимущество сомнения, когда эти наводящие
на размышления фотографии его и другой женщины всплывали несколько раз. Я тоже
была жертвой подобных вещей.
Но я подвела черту, дав ему больше шансов, когда вошла к нему в дом, где он был с
Кэндис и Меган. Они те самые девушки, которые написали мне ранее. Никто из них меня
не видел. Они до сих пор не знают, что я их видела. Но, черт возьми, я получила о них
троих настоящее представление.
По крайней мере, это не разбило мне сердце. Начнем с того, что это было не в его
власти. Но каждый раз, когда вместо вас выбирают кого-то другого, это все равно удар по
вашему эго, несмотря ни на что. Он предпочел трахнуть моих «друзей», и кто знает, кого
еще, вместо меня. Вместо того чтобы продолжать жить со мной.
А потом у этого засранца хватило наглости попытаться заставить меня чувствовать
себя виноватой за то, что я порвала с ним и расстроила его родителей. Моих тоже, если уж
на то пошло.
 Это стало последней каплей, прежде чем я попросила давнего друга семьи Генри,
который, на самом деле, друг, а не притворщик, найти мне здесь место.
Я купила себе старую Короллу, чтобы лучше вписаться в свою новую жизнь, набила ее
своими вещами и уехала. Никто, кроме Генри, не знает, где я, и я знаю, что он ничего не
скажет. Он всегда питал ко мне слабость.
Уверена, у моих родителей, вероятно, будет припадок, когда они поймут, что я ушла. И
это не потому, что они хотят держать меня рядом, чтобы заботиться обо мне. Они не из
типа любящих и заботливых людей. Это потому, что они боятся, что я поставлю их в
неловкое положение. Все, что я делаю или говорю, отражается на них, и им не нравится,
когда они не могут контролировать меня.
Я не совсем уверена, чего ожидать от моей жизни здесь. Я никогда не жила далеко от
своих родителей или сопровождающих камер, но я уже чувствую, как давление
становится все легче и легче с каждым моим вдохом.
С этого момента это новая я. Нет. Нет, это больше похоже на то, что я, действительно,
могу быть собой сейчас.
Бросив последний взгляд по сторонам, я составляю в уме список вещей, которые мне
нужны, беру ключи и сумочку и направляюсь в продуктовый магазин, мимо которого
проезжала ранее. Мне понадобится еда, по крайней мере, для позднего ужина сегодня
вечером и завтрашнего завтрака. Но раз уж я еду туда, то могу с таким же успехом купить
все необходимое.
Мне нравится, что по дороге в магазин нет интенсивного движения. Мне нравится, что,
когда я переступаю порог «Пичис», единственного бакалейного магазина в городе, никто
не знает, кто я или моя семья.
Они все еще пялятся, но, похоже, им больше интересно, кто этот новый человек в их
городе. Я не могу удержаться от улыбки про себя, когда беру тележку и начинаю
складывать в нее товары.
— Вы, должно быть, та девушка, которая переехала в старое жилище Кромака.
Повернув голову, я вижу пожилую женщину, заполняющую полки. Она одета в
джинсы с высокой талией и черную футболку с длинным рукавом, заправленную в нее, с
логотипом этого магазина слева на груди. Ее окружает дружелюбная атмосфера, которая
сразу же заставляет меня чувствовать себя с ней комфортно.
— О, я не уверена. Они жили на пляже?
— Дом поменьше в конце улицы, практически на берегу.
— Ну, тогда, да, это я. Как вы узнали?
— Просто предчувствие. Не так уж много покупателей запасаются продуктами на
неделю. — Она кивает на мою тележку.
Улыбаясь, я протягиваю ей руку. — Я думаю, вы правы. Я Реми.
Она оглядывает меня с ног до головы, прежде чем протянуть руку и схватить мою.
— Ты хорошенькая, — прямо говорит она. — Я Джолин. Это мой магазин.
— Так приятно познакомиться с вами, Джолин.
Она скрещивает руки на груди и прислоняется к полке, наклонив голову. Это действие
заставляет ее седую стрижку двигаться в идеальном унисоне, заставляя меня задуматься,
сколько в ней лака для волос.
— Ты уже нашла работу? — Спрашивает она, сразу переходя к делу, хотя мы только
что познакомились.
— Э-э, нет, еще нет. Есть ли в городе где-нибудь работа, о котором Вы знаете?
Правда в том, что, на самом деле, мне не нужна работа. Я могла бы безбедно жить с
деньгами на моем счете в течение довольно долгого времени. Но я не хочу прожить свою
жизнь, ничего не делая. Я хочу получить работу. Помимо того, что я не хочу скучать, я
хочу внести свой вклад в развитие этого города.
Кроме того, работа помогла бы мне лучше узнать всех. Я любопытный человек по
натуре, и мне нравится узнавать истории людей, их прошлое, что делает их теми, кто они
есть, или почему они делают определенные вещи. Вот почему мне нравится слушать
подкасты с расследованиями. Это питает мое любопытство к тому, что произошло в
определенном случае и почему.
Она кивает. — Мне нужен здесь помощник. Если хочешь, приходи завтра вечером на
часок. Я покажу тебе, что влечет за собой эта работа, и, если она тебя заинтересует, ты
можешь приступить к ней в понедельник.
Я даже не пробыла в этом городе и полдня, а у меня уже есть работа, если я этого
захочу. Я бы сказала, что этот шаг уже выглядит успешным.
— Это звучит здорово, спасибо. В шесть часов, подойдет?
— Конечно. — Она снова кивает, возвращаясь к товарам, которые складывала на
полку.
Интересно, какова ее история? Ей либо под пятьдесят, либо под шестьдесят, и она
работает здесь в четверг вечером. Есть ли у нее дома муж? Внуки? Или этот магазин – ее
детище? Думаю, завтра вечером я, вероятно, узнаю хотя бы что-то из этого.
— Хорошо, тогда увидимся.
К тому времени, как я добираюсь до дома и убираю продукты, погода довольно резко
меняется. Некогда красивое розово-оранжевое небо теперь заполнено темными грозными
облаками, стреляющими вспышками молний по небу над океаном. И я не могу решить,
какое из двух природных явлений мне нравится больше.
Веранда в задней части дома покрыта каплями дождя, поэтому я нахожу свитер,
надеваю его и выхожу наружу, чтобы понаблюдать за бушующим штормом. Несмотря на
ветер и дождь, бьющие во все, что находится в пределах досягаемости, внутри меня
поселяется спокойствие. Я без сомнения знаю, что это было правильным решением.
Я вижу несколько крошечных огоньков на горизонте, и мне интересно, как эти лодки
выглядят там, в океане, во время шторма. От одной мысли о том, чтобы оказаться там, на
одной из них, у меня сводит живот. Мне нравится, что я живу на берегу моря, но я
предпочитаю жить на суше.
В других домах слева от меня, похоже, не горит свет, поэтому я предполагаю, что
люди, живущие в них, вероятно, ложатся спать в приличное время, в отличие от меня. Я,
как известно, больше похожа на ночную сову, хотя это может измениться с появлением
работы.
Мои глаза блуждают назад вдоль берега, а затем направо вдоль пляжа, и я не могу
точно сказать, играют ли они со мной злую шутку, когда мне кажется, что я замечаю
маленький огонек, мерцающий дальше по пляжу.
В следующей вспышке света я вижу маленькое здание, похожее на лачугу, откуда
исходит свет, так что, думаю, я все разглядела правильно. Я не заметила этого, когда
впервые приехала. Похоже, что до него можно дойти пешком по пляжу минут за
пятнадцать. Интересно, это рыбацкая хижина или чей-то дом?
Я думаю, что мне придется прогуляться туда на днях и проверить это.

Глава 2
Реми

Помимо часа, который я провела в «Пичис» в пятницу вечером, я провела последние

три дня, распаковывая вещи, приводя их в порядок, сидя на своей террасе и плавая в
океане. И под плаванием я подразумеваю стояние в нем не глубже уровня задницы. На
самом деле я не умею плавать, и мне было страшно заходить еще глубже.
Когда-нибудь мне придется научиться этому, потому что мне кажется, что очень
важно знать, как это делать, когда ты живешь у воды.
Это были приятные и расслабляющие выходные, но я более чем готова выйти из дома
и приступить к работе. Я согласилась на предложенную работу от Джолин в пятницу
вечером, еще до того, как истек назначенный час. Несмотря на размеры этого города, в
магазин шел на удивление постоянный поток людей. Я думаю, что быть единственным
бакалейщиком в городе имеет свои преимущества.
Меня представили многим разным людям, а те, кто не представился, все еще
дружелюбно улыбались мне. По крайней мере, работая тут, я буду развлекаться, узнавая
истории каждого.
— Ты рано. Мне это нравится, — говорит Джолин, когда я вхожу в двери магазина.
Она прислоняется бедром к стойке с конфетами у кассы, и, кроме брюк в цветочек,
которые на ней сегодня, она выглядит точно так же, как в четверг и пятницу, в той же
рабочей кофте с длинным рукавом. Она дала мне свою версию с коротким рукавом, чтобы
я надела ее сегодня, которую я сочетала с какими-нибудь узкими джинсами. Я
позаботилась о том, чтобы придерживаться своей более повседневной одежды, а не той,
что мне пришлось бы носить в прошлом.
Проверяя время на своем телефоне, я вижу, что у меня есть всего пять минут до того,
как я должна начать работу. Действительно ли люди приходят на работу именно тогда,
когда им положено начинать, и не раньше? Единственная причина, по которой я не была
здесь раньше, заключается в том, что я решила идти пешком, а не ехать, и я не рассчитала,
сколько времени потребуется, чтобы добраться сюда.
— Ты обустроилась за выходные?
— Да, — отвечаю я с улыбкой, думая о том, какое милое у меня место. — Все
распаковано и разложено именно там, где я хочу.
— Держу пари это так.
— Это действительно так. — Я иду к кассе и готовлюсь сменить Джолин.
— Ты не взяла с собой сумочку или что-нибудь в этом роде? — Она оглядывает меня с
ног до головы, как будто сумочка может быть где-то припрятана.
— Нет. Я только захватила свой телефон и банковскую карту. — Я указываю на свой
задний карман. — Я подумала, что это все, что мне нужно.
Джолин кивает. — Ладно. Что ж, если хочешь, можешь спрятать их вон в том ящике.
— Она указывает на ящик под кассой. — И просто присматривай за ключами, пока не
закончишь.
— Хорошо, конечно, — я бросаю их в ящик, о котором она упомянула, а затем
спрашиваю. — У вас здесь часто воруют?
— Мм, нет, не совсем. — Она машет рукой в воздухе, как бы отвергая саму идею. —
Но ты была бы удивлена, узнав, сколько незнакомцев мы здесь встречаем. Либо просто
проезжающих через город, либо проводящих день на пляже. Лучше быть начеку.
— Я действительно не думала об этом... про людей, проезжающих мимо, чтобы
провести день на пляже, то есть. Но в этом есть смысл. — Я просто надеюсь, что это не
люди, которые доставят мне неприятности. Однако это мои родители в какой-то степени
знамениты, а не я, так что, возможно, если их не будет рядом со мной, обо мне больше
никто не будет вспоминать.
— Ты достаточно скоро начнешь отличать местных от чужаков. — Проходя мимо, она
похлопывает меня по плечу. — Я буду либо в офисе, либо заполнять полки. Если тебе
понадобится помощь в чем-нибудь, просто крикни.
— Спасибо, Джолин.
Я не работала до переезда и вечера пятницы с Джолин, но теперь я почти уверена, что
справлюсь с этим. Тем не менее, в ту секунду, когда она оставляет меня одну, я ловлю
себя на том, что провожу большими пальцами по своим пальцам, с нетерпением ожидая
прихода клиента.
Первый человек, которого я обслуживаю — пожилая женщина по имени Берти, с
которой я познакомилась в пятницу вечером. Я запомнила ее имя, потому что она
рассказала мне, что ее мужа зовут Берт, как и ее, и что он часто обращался с ней, как с
грязью. Я действительно не была уверена, что сказать на это, кроме «извините». Она
просто улыбнулась, похлопала меня по руке и сказала. — Не волнуйся, он уже мертв. — А
потом ушла.
Независимо от этого первоначального неловкого момента, вид знакомого лица и то,
что она рассказала мне о том, что она сегодня печет, мгновенно успокаивает любые
нервные переживания из-за первого рабочего дня, которые у меня были.
Через несколько минут после того, как Берти уходит, я вижу симпатичного маленького
старичка, идущего к стойке. Ну, это больше похоже на полушаги, которые он делает,
сгорбившись и тяжело опираясь на трость. Я широко улыбаюсь ему, когда он ставит
передо мной две коробки овсянки.
— Как у вас дела?
— Ну, я собирался пойти поднять несколько тяжестей в спортзал после завтрака, но я
думаю, что могу пропустить это сегодня. — Он добавляет подмигивание в конце, и я не
могу удержаться от смешка.
— Перестань флиртовать с моей новой девочкой, Эдгар, — говорит Джолин, проходя
мимо.
— Да ладно тебе, Джо, не ревнуй, — бросает Эдгар через плечо. — Ты же знаешь, что
можешь пойти со мной на свидание, когда захочешь.
— Я везунчик. — Джолин качает головой, прежде чем исчезнуть в проходе.
— Когда-нибудь она пойдет со мной. — Говорит Эдгар, собирая свои покупки. —
Теперь, если кто-нибудь когда-нибудь доставит тебе здесь неприятности, дай мне знать,
хорошо?
Я улыбаюсь ему. — Конечно. Я буду иметь это в виду.
Утро пролетает незаметно, хотя оно и не такое оживленное, как я ожидала. Чтобы
попытаться помочь себе запомнить имена людей, я старалась запомнить о них что-то
уникальное. Так у Тима, у владельца скобяной лавки очень широкий рот. У Люка,
который работает в банке, большие густые усы сочетаются с его густыми бровями. У
Венди, флористки, около пяти или шести пирсингов в ухе. И так далее.
Когда наступает время обеда, я делаю перерыв в офисе, где есть куча свободного
места, кроме стола и стула, используемых в качестве хранилища, и обязательно запираю
за собой дверь, как сказала Джолин. Все это время я слушаю другой подкаст, пока ем
бутерброд, который я сделала для себя сама, а не приготовили служанки или горничные.
Когда я возвращаюсь с перерыва, Джолин обслуживает девушку в суперкоротких
шортах, мешковатой футболке и с длинными рыжими волосами, заплетенными в косу
длиной до пояса, хотя меня бы никогда не застукали в шортах, которые она носит, они на
ней довольно мило смотрятся. Она смеется над чем-то, что сказала Джолин, но как только
она видит, что я приближаюсь, она выпрямляется, и смех прекращается.
— Джолин, ты не сказала мне, что она была в офисе во время перерыва. Я бы зашла и
поздоровалась.
— Ты здесь не работаешь, так что ты все равно не можешь просто так зайти туда.
Девушка закатывает глаза. — Я не могу поверить, что после всего этого времени ты
все еще придерживаешься таких правил.
— Когда у тебя есть свой собственный магазин, ты можешь устанавливать свои
собственные правила. Этот магазин мой, и таковы мои правила.
— Да, у меня что-то из этого не ожидается в ближайшее время. — Она пожимает
плечами.
Джолин поворачивается ко мне. — Реми, это Тани.
— Привет, — говорю я, слегка помахав рукой.
Тани бросает на меня быстрый взгляд. — Ты также не говорила мне, что она такая
красотка, Джо-Джо. — Она опирается на стойку и шевелит бровями. — Привет. Как дела?
— Не называй меня так, — говорит Джолин. — И прекрати флиртовать с ней. Ты так
же плоха, как Эдгар.
— О нет, он был здесь раньше? — Спрашивает меня Тани со смешком.
 — Был.
— Ну, не волнуйся. — Тани встает из-за прилавка. — Я просто пошутила. Я люблю
мясо в своем тако, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— О боже, может, ты прекратишь здесь так разговаривать, — отчитывает ее Джолин,
качая головой и уходя. Но можно увидеть, что все это ее очень развлекает.
Я ловлю себя на том, что смеюсь. — Да. Думаю, я понимаю, что ты имеешь в виду.
— Хорошо, потому что я уже могу сказать, что мы будем друзьями. — Тани бросает
передо мной листок бумаги. — Вот мой номер. Напиши мне, когда у тебя будет
возможность. Тогда я заберу тебя, и мы сможем как-нибудь потусоваться вместе.
У меня никогда раньше не было настоящего друга, но из этого непродолжительного по
времени общения я могу сказать, что Тани определенно кажется искренней и милой, если
не немного дикой. И мне нравится, какой искренней она кажется. Не то, что мои старые
«друзья».
— Ладно. Конечно, это звучит заманчиво.
— Поговорим позже. — Она слегка машет рукой и выскакивает за дверь.
Вскоре после того, как моя новая подруга Тани уходит, я все еще улыбаюсь, когда в
дверь входит мужчина и направляется прямо к стойке, ближайшей к кассе, где хранится
всякая мелочь. Он привлекателен для мужчин в возрасте. Я бы сказала, что он примерно
на десять-пятнадцать лет старше меня, может быть, даже больше, но очень подтянутый и
здоровый на вид.
Когда он кладет передо мной пачку жевательной резинки, его карие глаза
останавливаются на моем лице, а затем просто остаются там. Он не отводит взгляда, пока
я рассматриваю жвачку, заставляя меня чувствовать себя несколько неуютно. У меня и
раньше было много людей, которые пристально смотрели и наблюдали за мной. Это
связано с тем, что у меня есть родители-знаменитости. Но есть что-то в том, как он это
делает, что кажется странным, как будто он гипнотизирует или изучает меня или что-то в
этом роде, но без любопытства. На ощупь он почти скользкий. Он отводит взгляд только
после того, как я называю ему сумму, и это только для того, чтобы он мог вытащить
долларовую купюру из своего бумажника.
— Как тебя зовут? — Спрашивает он, протягивая мне деньги.
На этот раз, когда я смотрю на него, на его лице легкая улыбка, которая вызывает
совершенно другое чувство, чем то, что я получила от него минуту назад. Прежний взгляд
полностью стерт с его лица, что заставляет меня задуматься, не было ли все это только в
моем воображении.
Я нерешительно отвечаю. — Реми. Я только что переехала сюда.
— Правда? Что ж, приятно познакомиться, Реми.
— Мне тоже приятно с вами познакомиться. — Отвечаю я на его теперь уже
дружелюбную улыбку своей собственной. — А как вас зовут?
— Грант. Грант Хубик.
— Приятно познакомиться, Грант. — Я протягиваю ему жвачку. Кажется немного
странным, что это единственное, ради чего сюда можно прийти, а затем еще раз
дружелюбно улыбаюсь. — Хорошего дня.
— Тебе тоже, Реми.
То, как он произносит мое имя, а затем задерживает на мне взгляд в течение слишком
долгого времени, вызывает те же самые странные чувства, которые я испытала в первый
раз. Я должна не забыть спросить Джолин об его истории. Может быть, есть что-то, что
легко объяснит эту странность. Он проходит через дверь, а затем бросает последний
взгляд через плечо и кивает головой на прощание.
Как только он скрывается из виду, мне, наконец, приходит в голову, что, возможно, он
когда-то видел мою фотографию в журнале или в новостях, и именно поэтому он так на
меня смотрел. От осознания этого мне хочется хлопнуть себя по лбу за то, что я такая
идиотка.
 Это место может быть маленьким и тихим, но это не значит, что они не следят за
развлекательными или деловыми новостями. Они не живут под скалой.
Я просто надеюсь, что мое местонахождение каким-то волшебным образом не станет
известно моему отцу. Я не думаю, что это произойдет, но такая мысль всегда
присутствует, задерживаясь на задворках моего сознания. Это заставляет меня быстро
просматривать журналы, чтобы увидеть, есть ли в них какие-либо упоминания о чем-либо,
но, к счастью, их нет.
Несколько минут спустя Джолин высовывает голову из конца последнего прохода. —
Я собираюсь пополнить запасы овощей. Если ты чувствуешь себя хорошо, ты можешь
снова наполнить этими напитками холодильник. — Она кивает головой в сторону ряда
холодильников вдоль стены.
— Конечно, без проблем.
Вторая половина дня продолжается в обычном темпе, и в перерывах между
обслуживанием клиентов я пополняю запасы в холодильнике. Это не совсем
захватывающая работа, но она не дает мне скучать, и мне нравится общаться с жителями
города. Это именно то, на что я надеялась.
Примерно за час до окончания моей смены приходит поток людей, из-за чего я
задерживаюсь на кассе, и Джолин даже приходится приходить и помогать у второй кассы
напротив меня, пока очередь не иссякает.
— Спасибо за это, — говорю я, делая глоток из своей бутылки с водой, как только у
меня появляется возможность.
Джолин отмахивается от меня. — Нет проблем. Подобные вещи будут происходить то
здесь, то там.
Внезапно, когда Джолин смотрит мимо меня, ее улыбка превращается из приятной и
дружелюбной, в настороженную, а ледяной взгляд, кажется, способен заморозить огонь. Я
оборачиваюсь, чтобы посмотреть, что могло вызвать такой враждебный взгляд.
Там женщина, примерно того же возраста, что и Джолин, перебирает пакеты с
чипсами в конце прохода, и я задаюсь вопросом, может быть, они в ссоре или что-то в
этом роде. Мгновение я наблюдаю за женщиной, пытаясь увидеть, есть ли какая-то
взаимность на явную ненависть, исходящую от Джолин. Но женщина счастлива в своем
собственном маленьком мирке, ища нужный вкус чипсов.
Я все еще наблюдаю за ней, когда в поле зрения появляется парень, приближающийся
к моей кассе. Несмотря на то, что он одет в толстовку с капюшоном, можно увидеть, что
под ней у него накачанные руки и широкие плечи. Его джинсы низко сидят на бедрах и
плотно облегают мускулистые бедра. Держу пари, под одеждой спрятано тело, при
взгляде на которое женщины начинают пускать слюни.
Не то чтобы я сейчас искала нового парня или что-то в этом роде, но мне,
определенно, понравилось бы проводить время, глядя на него. Моему телу определенно
нравится то, что оно видит. Его взгляд опущен, а капюшон натянут, так что я не могу
разглядеть его глаза. Но я вижу его красиво очерченную челюсть, и она покрыта
двухдневной щетиной. Мышцы двигаются так, как будто он сжимает зубы или скрежещет
ими.
Грязные светлые волосы выглядывают из-под его капюшона, и, несмотря на его
грубый вид, пряди выглядят мягкими. У меня есть странное желание протянуть руку и
почувствовать это на себе.
Все парни, с которыми я встречалась в прошлом, были симпатичными, ни одна
прическа не выделялась. И они были одеты либо в костюмы, либо в рубашки поло со
слаксами. Теперь я понимаю, что предпочитаю более мужественный образ, и решаю, что
он станет новым украшением для моих глаз.
Разочарование подкрадывается ко мне, как незваный гость, когда я думаю о
возможности того, что он мог просто проезжать через город.
Он подходит и кладет свои покупки передо мной.
 — Привет. — Я улыбаюсь ему, но он даже не смотрит на меня, чтобы увидеть это.
Через его плечо я замечаю, что Джолин еще не вернулась к заполнению полок, но
стоит там, пронзая взглядом затылок парня, который стоит передо мной. Ладно, я думаю,
она определенно не в ссоре с этой женщиной, и этот парень не просто проезжает через
город.
То, как Джолин смотрит на него, выглядит так, будто он глубоко оскорбил ее или что-
то в этом роде. Интересно, что он мог сделать, чтобы открыть ее плохую сторону? Она
кажется таким покладистым человеком.
Может быть, если я заставлю его заговорить, я узнаю, что он один из тех придурков, у
которых изо рта не выходит ничего, кроме дерьма, и ты жалеешь, что они вообще
заговорили.
— Я Реми. Я новенькая в городе.
Ничего. Никакого ответа. Просто переступил с ноги на ногу. Ну, я думаю, это своего
рода мудацкое поведение.
— Нужен пакет?
Едва заметное покачивание головой – вот и все, что я получаю в ответ. Что ж, если он
обычно так себя ведет, тогда я понимаю, почему он может не понравиться Джолин.
Однако мне нравятся угрюмые, мрачные люди. Мне нравится проникать к ним под кожу,
чтобы увидеть, что происходит. Для этого почти всегда есть причина.
И кто знает, может быть, у него просто плохой день? У меня у самой их было
предостаточно.
Я суммирую все его покупки и говорю ему сумму. — Ты уверен, что тебе не нужен
пакет? — Спрашиваю я, пока он достает свой бумажник. — Кажется, это будет трудно
унести.
Парень снова не отвечает, но передает мне наличные.
Тогда ладно.
— Вот твоя сдача. Хорошего дня, — говорю я своим самым сладким голосом. Иногда
наслоение доброты – это один из способов достучаться до таких людей.
Я наблюдаю, как он начинает собирать свои покупки и перекладывает их на одну руку.
И я серьезно думаю, что этому парню нужен пакет. Поэтому одной рукой я беру его
коробку с хлопьями, а другой открываю пакет, намереваясь положить туда хлопья. Но
прежде чем я успеваю это сделать, коробку вырывают у меня из рук, и парень выходит из
магазина.
— Окей, увидимся, — бормочу я себе под нос.
Джолин все еще хмуро смотрит ему вслед, когда я снова обращаю на нее свое
внимание, а затем, к моему полному удивлению, она плюет в него. Не сам плевок слюной,
а его звук и действие.
Увидев мое потрясенное лицо, она подходит и встает рядом со мной. — Держись
подальше от этого человека. — Она поворачивает голову обратно к входу. — Он в списке
сексуальных преступников. Ты знаешь, этот реестр (Прим. перев.: Национальный
публичный реестр лиц, совершивших сексуальное преступление (National Sex Offender
Public Registry), с 29 июня 2006 г.).
— Что? Правда?
Я присоединяюсь к Джолин и смотрю на мужчину, которого еще несколько минут
назад я считала просто красивым придурком. Теперь я не совсем уверена, что и думать.
Зарегистрированный насильник? Я имею в виду, я думаю, это может быть связано с
целым рядом причин, так что, возможно, все не так плохо, как я думаю.
Но реакция Джолин и выражение ее лица говорят об обратном.
Словно прочитав мои мысли, она говорит. — Он насильник, Реми. Они уведомили нас
всех, когда он переехал в город четыре месяца назад после освобождения из тюрьмы.
— Ты серьезно?
 Я чувствую, как у меня отвисает челюсть. Я в шоке. Действительно, шокирована. Как
получилось, что ему позволили жить здесь, в этом прекрасном городе? Это красивое,
тихое место теперь кажется запятнанным его присутствием. Мои внутренности
наполняются отвращением, вытесняя все похотливые мысли, которые у меня были. Так
быстро он превратился в презренного человека.
Она кивает. — Мы пытались выгнать его отсюда, поговорили с шерифом и все такое.
Но это не сработало. Так что теперь люди просто пытаются сделать его жизнь
невыносимой и надеются, что он уедет сам.
Парень подходит к пикапу, который, как я предполагаю, принадлежит ему, достает из
кармана салфетку, а затем использует ее, чтобы открыть дверь своего грузовика. Затем он
выезжает со стоянки, а мы с Джолин стоим здесь, все еще глядя на улицу.

Глава 3
Реми

Наполнив свою кружку с кофе до краев, я стою на заднем дворе и смотрю на океан.
Прошлой ночью у меня был беспокойный сон после того, что рассказала мне Джолин.
Мой разум просто не отключался, прокручивая в голове ту встречу и все, что сказала
Джолин. Наконец, после довольно продолжительных попыток заснуть, я, в конце концов,
встала и прочитала кое-что о насильниках и о том, что они должны делать; разрешено ли
им жить там, где они хотят, и тому подобное.
Многие случаи отличаются в зависимости от фактического преступления, но,
насколько я поняла, ему разрешено жить здесь, и они не могут заставить его уехать. Если,
конечно, он снова не сделает то же самое. Это заставило меня думать о всяких безумных
вещах, например, о том, чтобы на самом деле попытаться заставить его сделать это снова.
Но потом мне стало дурно от этой мысли.
По крайней мере, он должен быть в реестре в течение десяти лет, и прямо сейчас он
условно-досрочно освобожден. Интересно, должен ли он регулярно отмечаться у офицера
по условно-досрочному освобождению? Джолин сказала, что его только что выпустили из
тюрьмы, прежде чем он попал сюда... Интересно, как долго он там пробыл? Неужели он
изнасиловал только одного человека? Сожалеет ли он об этом?
Будь проклято мое любопытство.
Я выливаю остатки кофе в дорожную кружку и решаю отправиться на работу немного
раньше, чем вчера, чтобы не спешить.
Теперь, когда люди узнали меня лучше, я получаю случайные сигналы, когда люди
проезжают мимо. Люди из моей прошлой жизни тоже так поступали, но по совершенно
другой причине. Здесь это действительно приятно.
Когда я подхожу к концу ряда домов прямо перед Мейн-стрит, я замечаю вывеску
«ПРОДАЕТСЯ», висящую во дворе одного из домов, и сразу же из любопытства бросаю
взгляд на дом.
Неприятное покалывание поднимается по моей шее, когда я вижу темную фигуру,
стоящую в окне. Слишком темно, чтобы разглядеть что-либо, кроме того, что человек
достаточно велик, чтобы быть мужчиной, и он, кажется, наблюдает за мной.
Моя первая мысль – это тот парень, о котором я узнала вчера, тот, о ком я слишком
много думала всю ночь. Но, на самом деле, я не чувствовала от него таких флюидов в
магазине. Даже оглядываясь назад на все наше взаимодействие, если это можно так
назвать, я понимаю, что не было ничего, что заставило бы меня чувствовать себя неловко,
просто отвращение, но только в конце, после того, как я узнала, что он сделал.
Глядя вперед, я набираю скорость, но потом качаю головой на себя и через мгновение
снова замедляю шаг. Я украдкой оглядываюсь через плечо, и в окне теперь пусто. Этот
человек, вероятно, просто смотрел на улицу, когда я случайно проходила мимо. Я веду
себя глупо, вероятно, из-за недостатка сна и следов паранойи, оставшихся от той жизни,
которую я покинула.
Солнце уже припекает мою кожу к тому времени, когда я подхожу к магазину, а еще
нет и девяти часов утра. Искупаться в океане и прогуляться по пляжу сегодня днем – это
действительно хорошая идея.
Доставая свой телефон, когда пересекаю парковку, я перечитываю сообщение, которое
получила от своей матери сегодня утром, и обдумываю ответ. Она, по-видимому, была
совершенно шокирована тем, что я действительно ушла, несмотря на то, что я
неоднократно говорила, что хочу этого. Я решаю быстро позвонить ей, прежде чем
приступить к работе.
— Реми Джейн Мердок, какого черта, по-твоему, ты вытворяешь? — Говорит она
вместо ответа.
— Привет, мам. Мне тоже приятно тебя слышать. — Я смотрю на небо и делаю
глубокий вдох, чтобы набраться сил. — Я ничего не вытворяю.
— После всего, что мы для тебя сделали, ты берешь и исчезаешь.
— Я не просто улизнула. — Ну, я думаю, в некотором смысле, я так и сделала. — Я
уже давно говорила тебе, что собираюсь уйти.
— Ты хоть представляешь, насколько плохо это выглядит для нас? Ты должна была
быть с нами на фотографиях в Матроне, но так и не появилась. Это было так неловко.
— Мне жаль, мам.
— Тебе жаль? Извинения не помогут... — Она начинает говорить о том, что я должна
быть более внимательной, когда дело касается ее и папы. Как я не должна была уезжать, и
у меня есть ответственность перед моей семьей. Я отключаюсь от большей части этого,
пока она не упоминает, что попросила моего отца позвонить мне.
— Разве ты не можешь просто порадоваться за меня, что я действительно счастлива
здесь?
— А где это «здесь»?
Конечно, это все, что она может спросить. Конечно, ее больше волнует, как это
выглядит для нее и папы. Но она сумасшедшая, если думает, что я действительно
собираюсь сказать ей, где я нахожусь. Я прикусываю язык, чтобы не сказать ничего
такого, о чем потом пожалею.
— Послушай, мам, мне нужно идти. Я на работе.
— Работе?! Чт...
Я вешаю трубку, прежде чем она успевает сказать что-нибудь еще. У нее был бы еще
больший припадок, если бы она узнала, что я работаю в таком магазине, как этот. Мне
вообще не следовало произносить слово «работа».
Я засовываю телефон обратно в карман и пытаюсь сделать то же самое с напряжением,
которое оставила во мне мама, когда я переступаю порог магазина.
Джолин приветствует меня искренней улыбкой, и все дерьмовые ощущения, которые я
испытывала, напрягая и сдавливая мышцы, улетучиваются. Такие люди, как она – это
именно те люди, кто мне нужен в моей жизни, добрые и любящие люди, которые не
пытаются заставить меня жить несчастной жизнью ради них.
Да. Это то место, где я должна быть. С возвращающейся на мое лицо улыбкой я
направляюсь к Джолин, чтобы начать свою смену.
День очень похож на вчерашний, с его напряженными и медленными периодами на
протяжении всего дня, а также знакомством с новыми людьми, в том числе с семьей,
которая просто провела день на главном пляже.
В один из тихих моментов я решаю найти Джолин и задать ей еще несколько
вопросов, которые не давали мне покоя о вчерашнем парне. Я ничего не могу с этим
поделать. Я слишком любопытная.
Она ставит на полку несколько коробок с макаронами, когда я подхожу к ней. Если
она не пополняет запасы чего-то, значит, она убирает; всегда чем-то занята.
 — Итак, эм, — начинаю я, а затем поправляю несколько упаковок на полке передо
мной. — Тот парень, который был здесь вчера... — Ее внимание сразу переключается на
меня. — Вы сказали, он здесь уже четыре месяца?
— Это так.
— А до этого он был в тюрьме... Вы знаете, как долго?
Между ее глазами образуются тяжелые складки, тема этого парня явно ей ни в
малейшей степени не нравится. — Да, это так, но я не знаю, как долго это было. Почему
ты хочешь это знать?
Я пожимаю плечами. — Мне просто любопытно, вот и все. Вы не знаете...
— Слушай, — огрызается она на меня. — Все, что тебе нужно знать, это то, что он
опасен, и тебе следует держаться от него подальше. — Она тут же поднимает руку, чтобы
коснуться своей груди, и делает глубокий вдох. — Мне жаль. Наверное, для меня это
просто щекотливая тема.
— Все в порядке, Джолин, — отвечаю я. Каким-то образом я знаю, что она
расстроилась не из-за меня. — Простите, что спрашиваю.
Она теребит коробки в руке. — Это случилось со мной, ты знаешь. Что он сделал...
когда я была подростком. — Она закрывает глаза, как будто заново переживает это в уме.
— Я была в магазине, вроде этого, и меня втолкнули в офис...
— Ох, Джолин. — Я подхожу ближе, кладу руку ей на плечо. — Мне так жаль. — Это
объясняет, почему она непреклонна в том, чтобы запирать дверь офиса и никого больше
не впускать.
Она отмахивается от меня с натянутой улыбкой. — Все в порядке. Это было очень
давно. Просто... просто пообещай мне, что будешь беречь себя и держаться от него
подальше.
Тот факт, что она предостерегает меня от него, мало что делает, чтобы утолить мое
любопытство. На самом деле, бунтарь внутри меня хочет узнать его еще больше теперь,
когда меня предупредили. И это просто полный бардак. Кто хочет познакомиться с кем-
то, кто мог бы так поступить с женщиной?
Нет, я хочу узнать не его. Я рассуждаю сама с собой. А скорее, почему он это сделал.
Судя по тому, что я видела, он довольно привлекателен. Так было ли это для него
просто своего рода энергетическим трипом?
Я хочу знать.
Однако чтобы успокоить Джолин, я отвечаю. — Конечно. Я буду осторожна.
Это, кажется, успокаивает ее, и она снова возвращается к укладке коробок.
— Так вот, я знаю здесь нескольких хороших одиноких мужчин. Какой твой типаж?
Я смеюсь над ее вопросом, несмотря на то, что она совершенно серьезна. — Меня
вполне устраивает, что я пока одинока, спасибо. Но я дам вам знать, когда буду искать
кого-то. — Я снова начинаю идти обратно к стойке, но через несколько шагов
останавливаюсь и оборачиваюсь. — И последнее... Как его зовут?
Ее губы снова скривились в отвращении. — Джейкоб. Джейкоб Старк.
Я киваю и продолжаю, тихо повторяя его имя. Такое имя принадлежит милому парню,
а не... ну, я думаю, это не имеет значения. Я не буду им пользоваться.
К тому времени, как моя смена заканчивается, погода становится почти невыносимо
жаркой. К тому времени, как я добираюсь до дома, с меня практически капает пот,
поэтому я немедленно переодеваюсь в купальник и выхожу на задний двор к воде. Мне
нравится, что мой задний двор – это пляж.
Вода приятна на ощупь, она плещется у моих ног, мгновенно охлаждая ад, который
разгорался внутри меня. Сегодня я подталкиваю себя и добираюсь до того места, где
волны доходят мне чуть выше пояса, прежде чем струсить и повернуть назад.
Пока я вытираюсь, мой взгляд скользит к маленькой хижине дальше по пляжу. Я
толком не смотрела на нее с тех пор, как прошлой ночью разразился шторм, и теперь я
замечаю, что там также есть причал с привязанной лодкой. Я полагаю, что сегодня такой
же хороший день, как и любой другой, чтобы прогуляться и проверить это. Это еще одна
вещь, которая мне нравится в том, что я нахожусь здесь, вдали от своих родителей; у меня
нет расписания, кроме того, которое я составляю сама.
Накинув пляжное платье, я отказываюсь от обуви и начинаю свою прогулку по пляжу.
Чем ближе я подхожу, тем больше склоняюсь к мысли, что, возможно, это не чей-то дом,
а, возможно, просто рыбацкая хижина или что-то в этом роде, раз она такая маленькая.
Там есть одно окно и дверь со стороны, обращенной ко мне. И назовите меня
любопытной, но я ступаю на деревянную дорожку, которая проходит вдоль этой стороны
здания, чтобы посмотреть, смогу ли я заглянуть в окно. К сожалению, там есть занавеска,
загораживающая мне вид изнутри. Есть ли в рыбацких лачугах занавески?
Деревянные доски скрипят подо мной, когда я иду вдоль стены хижины к океану. Дует
легкий ветерок, от которого пряди волос падают мне на лицо, когда я иду. Как только я
убираю их в сторону, вид кого-то, стоящего в воде, заставляет меня остановиться, замерев
на полушаге, как раз когда я поворачиваю за угол лачуги.
Там не просто кто-то стоит. Я почти уверена, что это Джейкоб Старк. Того же
телосложения и роста, что и мужчина, которого я видела, и те же грязные светлые волосы,
которые я видела выглядывающими из-под его капюшона. Это, действительно, его дом?
Так и должно быть.
Дерьмо.
Он голый. Ну, не голый; он в боксерских трусах, но в остальном голый.
Джейкоб стоит по колено в воде, запрокинув голову, и смотрит в небо. В позе, в
которой он стоит, мышцы на его спине, которые, как я подозревала, были скрыты под его
одеждой, соблазнительно напрягаются, и я злюсь на себя за то, что вообще их заметила.
Я заставляю себя отвести взгляд от него и посмотреть на причал, к которому
привязана лодка, который находится не очень далеко от того места, где он стоит.
Когда мой взгляд снова возвращается к нему, он уже смотрит не на небо, а на океан.
Его тело, однако, слегка повернуто, как будто он бросает последний взгляд, прежде чем
выйти. Черт, черт, черт.
Я отступаю, тихо пробираясь обратно за угол к боковой части дома. Внезапно я очень
хорошо осознаю свое окружение. Здесь больше ничего нет, ни других домов, ни людей.
Чтобы кто-то смог меня услышать.
Он сейчас возвращается сюда?
Я бы не хотела оказаться с ним наедине. Судя по мускулам, которые я только что
видела на его теле, у него не будет проблем с тем, чтобы удержать меня и взять все, что он
захочет.
Дрожь пробегает по моему телу при этой мысли, и я решаю, что мне пора убираться
отсюда к черту.
Только сейчас, собираясь уходить, я замечаю камеру высоко над входной дверью,
почти скрытую. Затем, присмотревшись повнимательнее, я замечаю еще одну примерно
на полпути вдоль стены хижины, обращенный в ту сторону, откуда я пришла сначала. И
еще одну над тем местом, где я стою, лицом к входной двери.
Мои глаза перебегают с одной на другую, пока я медленно иду по деревянным доскам,
гадая, для чего, черт возьми, он их использует. Как только мне приходит в голову, что он
узнает, что я была здесь, мое сердце бьется еще сильнее, колотясь в груди. Эта мысль не
то чтобы пугает меня, скорее, меня бесит, что он на самом деле снимает меня на камеру.
Делает что-то, чего я избегала.
Одна из причин, по которой я приехала сюда.
Зачем ему все это нужно? И камеры со всех сторон? Может быть, это способ для
него найти больше жертв?
Глядя в каждую из камер, я поднимаю обе руки, а затем отворачиваю их, помахивая
ими в каждой из них. Ты меня не пугаешь, Джейкоб.
После этого я убегаю по песку и как можно быстрее возвращаюсь к себе домой.
 Глава 4
Реми

Я не знаю, дар это или проклятие, но независимо от того, что происходит или кто
виноват в драке, у меня есть глубоко укоренившаяся потребность помириться и
извиниться немедленно. Я всегда первая протягиваю руку и прошу прощения, даже если
мне не за что извиняться. Я ничего не могу с этим поделать.
Именно по этой причине я отправила сообщение своей маме и извинилась за то, что
ушла, не попрощавшись. И это причина, по которой я все еще чувствую себя плохо
неделю спустя после того, как попала на чертовы камеры Джейкоба. Это так глупо, на
самом деле. Но независимо от того, заслужил он это или нет, мне не следовало этого
делать. Я лучше этого.
Я все еще невысокого мнения о нем, как о человеке, но, как я уже говорила раньше, я
твердо верю во второй шанс, даже для таких людей, как он. Может быть, он
действительно изо всех сил старается изменить свою жизнь к лучшему. И, черт возьми,
мне все еще так любопытно узнать о нем.
Глухой удар по стойке позади меня вырывает меня из моих мечтаний, и я
поворачиваюсь. И, конечно же, это был он. Я даже не видела, как он вошел в магазин.
Должно быть, это было несколько минут назад, когда я была занята заполнением
некоторых крайних полок.
Несмотря на то, что было ясно как божий день, что на камерах была я, и я чувствовала
себя плохо из-за этого и чувствовала, что должна извиниться, теперь я решаю вести себя
так, как будто вообще ничего не произошло. Я виню в этом тот факт, что я не ожидала
увидеть его прямо в эту секунду и не была готова. Если он что-нибудь упомянет, я
извинюсь.
— Нужен пакет?
Его ответ почти такой же, как и в прошлый раз: едва заметное покачивание головой.
Нет никакого подтверждения или каких-либо указаний на то, что он видел меня на
камерах.
Может быть, я ошибалась на счет них? Может быть, они просто установлены для
вида? Или, может быть, он просто еще не посмотрел записи?
Он забирает свои покупки, и в самую последнюю секунду, прежде чем уйти, его глаза
на мгновение встречаются с моими. Это первый раз, когда он смотрит мне в глаза. Я
впервые вижу его глаза, и, должна сказать, я немного сбита с толку.
Это бурные серо-голубые чудеса, которые могут удивить вас, если вы этого не
ожидаете. И я, действительно, не была готова. Это заставляет меня удивляться, как я не
заметила их в прошлый раз, хотя он не смотрел прямо на меня. Я думаю, они были
довольно хорошо спрятаны под его капюшоном. Но сегодня на нем только бейсболка.
Это довольно несправедливо, что ему достались такие красивые глаза. Они
совершенно напрасно тратятся на кого-то вроде него. Все его тело, на самом деле.
Я смотрю, как он идет к своему грузовику, хмуро глядя ему вслед, как будто он
сможет почувствовать мое неодобрение по отношению к нему. Как только он добирается
до него, он достает салфетку и затем использует ее, чтобы открыть дверь. Это так странно.
Он сделал это и в прошлый раз. Может быть, он гермафоб или что-то в этом роде? Но он
прикасается к вещам здесь, и он пользуется деньгами, так что на самом деле это не имеет
смысла. Мне неприятно это признавать, но это просто еще одна вещь, которая вызывает у
меня любопытство.

***
 Когда моя смена заканчивается, я соглашаюсь встретиться с Тани в кафе в центре
города. Это примерно в пяти минутах ходьбы от магазина. За последнюю неделю мы
несколько раз переписывались, и она тоже приходила навестить меня в магазине.
Примерно на полпути я слышу звук хрустящих камней, как раз в тот момент, когда
кто-то подъезжает ко мне.
— Тебя подвезти?
Я поворачиваюсь и вижу Гранта, высунувшегося из окна своей машины и ожидающего
моего ответа.
— О. Нет, все в порядке, спасибо.
— Ты уверена? Я еду в этом направлении. — Он кивает на дорогу перед нами.
На самом деле я могла бы двигаться в любом направлении. Тем не менее, с его
стороны мило предложить, и на этот раз его улыбка дружелюбна, так что я возвращаю
улыбку ему обратно.
— Спасибо. Мне нравится ходить пешком.
— Я заметил. — Он оглядывает меня с ног до головы. — В любом случае, ты в
прекрасной форме.
С этими словами он выезжает обратно на дорогу и уезжает. Я все еще не уверена, что
думать об этом парне. Я все время забываю спросить о нем Джолин. Прежде чем я
успеваю хорошенько подумать об этом, я замечаю Тани, сидящую за одним из столов в
кафе, расположенном дальше по улице.
Ее ярко-рыжие волосы и ярко-белые ноги выделяются на фоне окружающей
обстановки, заставляя меня улыбнуться. Независимо от того, считает она так или нет,
приятно иметь по-настоящему искреннего и забавного друга, которому ничего от меня не
нужно.
Как только я подхожу немного ближе, и она видит меня, она встает и прикрывает рот
ладонями. — Эй, Секси! Тащи сюда свою прекрасную задницу!
От ее слов я буквально спотыкаюсь о себя и падаю на землю. На самом деле, это был
большой камень, который я не видела, потому что была занята, посмеиваясь над ее
глупостью, которая заставила меня споткнуться. К счастью, я не приземляюсь на лицо, но
скольжу на руках и животе.
Я слышу, — О, боже мой, — Тани, за которым следует ее смех, который она явно
пытается сдержать. Я тоже смеюсь, несмотря на легкое смущение и легкое покалывание в
руках.
Я осматриваюсь вокруг, пока все еще нахожусь на земле, чтобы посмотреть, заметил
ли кто-нибудь, как я упала, и, к своему большому разочарованию, вижу рядом знакомый
грузовик и пару ног, стоящих рядом с ним. Это ноги, конечно же, принадлежали
Джейкобу, и он, как обычно, хмуро смотрит на меня, лежащую на земле.
Любой нормальный человек спросил бы, все ли со мной в порядке, или попытался бы
помочь мне подняться. Но только не он. После того, как он еще раз сердито посмотрел на
меня, он достал из кармана еще одну салфетку и открыл ею дверь своего грузовика,
прежде чем сесть внутрь.
Зачем каждый раз нужна салфетка?
Тани появляется, когда я поднимаюсь на ноги и начинаю отряхиваться.
— Мне так жаль, — ей удается выдавить из себя между смешками.
— Все в порядке, — отвечаю я, отвлекаясь.
Когда она замечает, что я смотрю, как Джейкоб отъезжает и исчезает за углом, она
кивает. — Да. Никогда не жди от него никакой помощи. Он не занимается подобными
вещами. Тоже ни с кем не разговаривает, и нас это вполне устраивает.
По какой-то причине мне действительно жаль его из-за этого. Должно быть, это
невероятно одинокое существование, когда не с кем даже поговорить.
 Я вроде как была в такой ситуации большую часть своей жизни, за исключением того,
что меня просто окружали фальшивки; родители, которые никогда не вели со мной
нормальных разговоров, не жили в городе, полном людей, которые ненавидели меня.
Это заставляет меня задуматься, разговаривают ли его родители с ним вообще.
— Эй, я заметила, что он, кажется, всегда использует салфетку, чтобы открыть дверь
своего грузовика, — говорю я, когда мы вместе направляемся к столикам. — Ты знаешь
почему?
— Ох. — Тани начинает посмеиваться про себя. — Его ручку, как правило, покрывают
слюной каждый раз, когда он здесь. Я думаю, сейчас он более подготовлен к этому.
Слюной? Каждый раз? Это ужасно.
Она снова начинает хихикать, но все, о чем я могу думать, это о том, как мне жаль
этого парня. И это глупо, не так ли? Чувствовать себя плохо из-за него? Я имею в виду, он
сделал что-то ужасное, и теперь он должен за это заплатить. Верно?
Только... Он ведь уже заплатил за это, не так ли? Он провел время в чертовой тюрьме,
и теперь у него здесь нет друзей, насколько я могу судить. Будет ли он наказан навсегда?
Он не доказал, что является рецидивистом.
Пока. Я напоминаю себе.
Я продолжаю задаваться вопросом, чувствовала бы я себя хотя бы вполовину так
плохо, как сейчас, если бы он был пожилым, неряшливо выглядящим человеком, а не
красивым молодым парнем с красивым телом и красивыми глазами. Честно говоря, я
знаю, что ответ, скорее всего, будет отрицательным. Скорее всего, я бы не чувствовала
себя плохо.
Я сомневаюсь, что была бы одной из тех людей, которые плюют на ручку его двери, но
я бы определенно постаралась избегать его любой ценой.
И это противоположно тому, что я сейчас хочу сделать с Джейкобом. И это, как ни
странно, возможно, стать его другом. Это кажется неправильным и грязным, и это
противоречит тому, что любой другой, вероятно, почувствовал бы или захотел бы сделать.
Но я ничего не могу с этим поделать.
Я возвращаюсь в настоящее и понимаю, что пропустила большую часть того, что
говорила Тани, но из того, о чем она говорит сейчас, кажется, что речь шла только о
напитках из кафе.
Я прилагаю больше усилий, чтобы уделять ей внимание, так как на самом деле хочу
сохранить нашу дружбу. Я больше не спрашиваю у нее о Джейкобе.
Вместо этого она рассказывает мне о том, как выросла в соседнем городе, как она
переехала сюда в выпускном классе, и как тяжело ей было поначалу.
Несмотря на то, что мои первоначальные мысли были о том, чтобы помалкивать о
своей семье, я обнаружила, что доверяю Тани и, действительно, хочу поговорить с ней о
них. Так я и делаю. Я рассказываю ей свою историю о том, как росла с моими родителями
и почему я сейчас здесь.
— Так, ты вроде как знаменита? Означает ли это, что я должна относиться к тебе по-
другому? — Она морщит нос. — Потому что на самом деле я этого не хочу.
Я не могу удержаться от смеха над ее откровенностью. Она – такой глоток свежего
воздуха, и мне именно это в ней и нравится.
— Пожалуйста, не относись ко мне по-другому, — отвечаю я. — Кроме того, это все
мои родители, а не я. И я бы даже не назвала их знаменитыми. Просто они хорошо
известны.
Мы берем наши напитки, а затем садимся за стол, за которым она сидела раньше.
— Ну, я думаю, это объясняет, как ты смогла позволить себе дом, в котором живешь.
— Тани громко прихлебывает сок, а затем глотает. — Может, он и маленький, но, черт он
прямо на пляже.
Я улыбаюсь, думая о своем милом маленьком доме. — Ага.
Она задумчиво наклоняет голову набок. — Но почему ты работаешь в «Пичис»?
 Пожав плечами, я ставлю свой напиток рядом с собой. — Я не хотела весь день сидеть
на заднице. И я подумала, что это хорошее место для знакомства с людьми. — Я
рассеянно ковыряю облупившуюся краску на столе. — К тому же, Джолин очень милая.
— О, Джолин просто прелесть. Особенно после того, как она выпьет пару стаканчиков.
Я издаю удивленный звук и впитываю эту дополнительную информацию, сохраняя ее
вместе со всеми другими вещами, которые я узнала о ней до сих пор. — Я должна это
запомнить.
— Но серьезно, — добавляет Тани. — Если ты хочешь познакомиться с людьми, тебе
следует поработать со мной в «Большой Пятерке». Нет лучшего места для знакомства с
людьми, чем бар.
— Нет. Мне нравится в «Пичис», спасибо. — Я делаю еще один глоток своего
напитка. — В любом случае, что означает это название?
— Черт возьми, если б я знала. Я пыталась разобраться в этом, но там тоже никто не
знает. Даже владелец. Думаю, у него уже было название, когда он купил бар. — Она
ухмыляется, качая головой. — В любом случае, тебе здесь пока нравится?
— Да, — говорю я с довольным вздохом.
Мы проводим вторую половину дня, болтая, и к тому времени, когда я возвращаюсь
домой, солнце только начинает садиться. Я готовлю себе на ужин легкую пасту и выношу
ее на задний двор, чтобы поесть с бокалом вина и понаблюдать за ровным течением волн,
набегающих в ритме, известном только одному океану.
В конце концов, мой взгляд скользит вниз по пляжу к одинокой лачуге, которая стоит
сама по себе. Похоже, что этим вечером он, возможно, разводит костер на пляже рядом со
своим домом. Я делаю большой глоток вина и напеваю, откидывая голову на спинку
стула.
— Какова твоя история, Джейкоб?

Глава 5
Реми

Я много раз пыталась отговорить себя от этого. Даже сейчас, когда волны бьют меня
по лодыжкам, я продолжаю говорить себе, сто нужно развернуться и вернуться. Я,
конечно, не слушаю. Вместо этого я просто притворяюсь, что все, что я делаю, это
совершаю приятную, неторопливую прогулку по пляжу... в направлении дома Джейкоба.
На самом деле, теперь, когда я думаю об этом, это может быть даже не его дом. Он мог
просто плавать в воде перед ним, в нижнем белье, по абсолютному совпадению.
— Это должно быть правдой, — бормочу я, пытаясь обмануть себя.
Несмотря на это, я продолжаю идти по мелководью в направлении хижины и
сосредоточиваю свой взгляд исключительно на воде. Если кто-то смотрит через эти
камеры, может показаться, что я просто наслаждаюсь прогулкой по воде и солнечному
свету.
Когда я оказываюсь практически перед лачугой и рядом с причалом, у меня нет
другого выбора, кроме как остановиться. Затем, как можно более беспечно, я поворачиваю
голову, чтобы оглядеться вокруг, как будто понятия не имею, где я оказалась.
Быстро осмотрев местность, я вижу остатки костра на пляже. На стене дома,
обращенной к пляжу, есть еще одна камера... обращенная ко мне. А с другой стороны
дома есть подъездная дорожка, которая пуста, слава богу, пикапа не видно, и небольшой
сарай.
К концу причала рядом со мной прикреплена лодка, и я не могу не задаться вопросом,
не его ли она. Да, хотя я и сказала, что, возможно, это был не его дом. Я почти уверена,
что это так.
 Прежде чем я успеваю отговорить себя от этого, о, кого я обманываю, я бы не смогла
остановиться, даже если бы захотела, я выхожу из воды и направляюсь к деревянному
причалу. Он выглядит старым, но все еще в хорошем состоянии.
Я начинаю красться вдоль деревянной конструкции, ступая легко и бесшумно, как
будто на самом деле меня не снимают средь бела дня на камеры, снова. В этот момент я
очень похожая на Эдгара, маленького старичка с тростью, так я сгорблена, не хватает
только трости.
Кажется, вокруг нет никаких знаков с надписью «незаконное проникновение» или
«частная собственность». Это означает честную игру, верно? Общественная
собственность?
С этой мыслью я выпрямляюсь и продолжаю идти, как обычный человек, к лодке.
«Милосердие» написано жирными буквами вдоль борта лодки. Интересно, он назвал
ее или она уже была так названа, когда он её получил?
Бросив еще один взгляд в сторону его дома и не увидев ни признаков жизни, ни
грузовика, я решаю подняться на лодку. Вероятно, это плохая идея. Я знаю, что это не
общественная собственность.
Однако, похоже, это все еще не останавливает меня.
Сети, удочки, катушки, ведра и другие рыболовные снасти аккуратно сложены вокруг,
э-э, как бы там ни называлась основная зона лодки. Очевидно, что это в первую очередь
рыбацкая лодка, а не роскошная, предназначенная для плавания по воде и отдыха.
Я делаю один круг по площадке наверху, прежде чем спуститься по узкой лестнице,
ведущей в каюту – по крайней мере, я знаю это название.
К счастью для меня, дверь внизу лестницы открыта. Я медленно вхожу в маленькую
комнату и делаю долгий ровный вдох, пытаясь унять свое сильно бьющееся сердце.
Помимо чувства вины, есть определенный трепет от того, что я делаю прямо сейчас.
Для меня это в новинку: проникать в чужую собственность, чтобы подглядывать. И я
виню в этом свою одержимость определенными подкастами в последнее время.
В какой-то момент я подумывала о том, чтобы стать частным детективом, но потом
передумала. Это потребовало бы гораздо большего времени для обучения, к тому же это
не то, что мой отец когда-либо одобрил бы. Не то чтобы он одобрял то, что я сделала
сейчас, уйдя из дома.
Возвращаясь к моей текущей незаконной деятельности, я замечаю, когда оглядываюсь
вокруг, что здесь не так уж много вещей: маленькая кровать, которая аккуратно застелена,
стоит с одной стороны, в то время как с другой стороны есть ящики и полки с
прикрепленным к ним маленьким телевизором и... что это? PlayStation? Что-то вроде
старой школы.
Там также есть карта побережья и пара старых фотографий на стене. Я подхожу на шаг
ближе, чтобы рассмотреть их лучше, сразу узнаю Джейкоба и его красивые глаза на
фотографиях.
Он выглядит моложе и определенно не таким мускулистым и угловатым, как сейчас –
это, вероятно, из-за тюрьмы. Он выглядит так, словно находится на той промежуточной
стадии, когда он больше не похож на подростка, но и не совсем похож на мужчину.
На одной фотографии он стоит с пожилыми мужчиной и женщиной перед каким-то
мебельным магазином. Я собираюсь предположить, что они его родители, поскольку у
них схожие черты.
Интересно, он вообще с ними еще разговаривает?
Навещали ли они его в тюрьме?
Что они должны думать о нем теперь?
На другой фотографии он и еще четверо парней примерно того же возраста. Они все
смеются, а Джейкоб притворяется, что хочет ударить парня рядом с ним. Он выглядит
таким счастливым и беззаботным.
Что, черт возьми, с тобой случилось, Джейкоб?
 Что ж, если мне нужно было больше подтверждений того, что это была его лодка, то
эти фотографии – то, что нужно.
Поскольку я уже здесь, я решаю максимально использовать свое преступное
поведение и начинаю открывать ящики и шкафы.
Чувствую ли я себя плохо из-за того, что вторгаюсь в его личную жизнь? Абсолютно.
Но останавливает ли это меня? Абсолютно, нет.
В шкафах нет ничего интересного, только кое-какие продукты и всякие мелочи. В
ящиках в основном одежда, но когда я добираюсь до последнего, я нахожу в нем
несколько газетных вырезок.
Опускаясь на колени, я начинаю читать некоторые заголовки.
«ПОДРОСТОК ОБВИНЯЕТСЯ В ИЗНАСИЛОВАНИИ 17-ЛЕТНЕЙ
ОДНОКЛАССНИЦЫ»
«ВСЕ УЛИКИ УКАЗЫВАЮТ НА ДЖЕЙКОБА СТАРКА»
«ВОЗМУЩЕНИЕ РОДИТЕЛЕЙ В СВЯЗИ С ПОСЛЕДНИМ НАПАДЕНИЕМ НА
СТАРШЕКЛАССНИКА»
«ЖЕРТВА ИДЕНТИФИЦИРУЕТ ДЖЕЙКОБА КАК НАПАДАВШЕГО»
«ДЖЕЙКОБ СТАРК НЕ ПРИЗНАЕТ СЕБЯ ВИНОВНЫМ»
«РОДИТЕЛИ ЖЕРТВЫ ДОБИВАЮТСЯ СПРАВЕДЛИВОСТИ»
«АДВОКАТ ПО ДЕЛУ ОБ ИЗНАСИЛОВАНИИ ГОВОРИТ, ЧТО
«НЕДОСТАТОЧНО ДОКАЗАТЕЛЬСТВ»»
Я просматриваю некоторые статьи, чувствуя все большую тошноту в животе.
«Родители Джейкоба Старка, которые когда-то описывали его как хорошего, милого
ребенка, теперь шокированы и испытывают отвращение к его действиям».
«Многие не могут поверить, что он мог это сделать».
«Близкие друзья говорят, что Джейкобу годами нравилась жертва, Дженнифер
Лапман, и что он угрожал ей в ночь инцидента».
Мой взгляд возвращается к фотографиям на стене. Что-то подсказывает мне, что он
больше ни с кем из них не разговаривает. Или, скорее, что они с ним не разговаривают.
Глухой удар, а затем возня сверху на лодке заставляют меня взвизгнуть и бросить
вырезки обратно в ящик, прежде чем захлопнуть его и броситься обратно на пол.
Черт, черт, черт!
Я беспокойно провожу большими пальцами по кончикам пальцев, оглядываясь вокруг
в поисках возможного укрытия, но нахожу пустоту. Здесь, внизу, нет абсолютно никакого
места, где я могла бы спрятаться.
О чем, черт возьми, я думала, поднимаясь на его лодку?
Сверху доносится еще несколько звуков, а затем заводится двигатель.
О, Боже мой, я собираюсь оказаться запертой с ним на лодке в океане.
Прежде чем я слишком пристально подумаю о том факте, что я испытываю не совсем
страх, я понимаю, что мы еще не сдвинулись с места. Может быть, есть шанс, что я смогу
взбежать по лестнице и запрыгнуть на причал до того, как он поедет? На данный момент я
готова попробовать, независимо от того, увидит он меня или нет.
Взволнованно выдыхая, я поднимаюсь на ноги. Адреналин начинает наполнять мои
вены, побуждая меня двигаться.
— Хорошо, — бормочу я себе под нос.
Я начинаю бежать к лестнице, взбираясь по узким и крутым ступенькам так быстро,
как только могу.
Но я опоздала.
К тому времени, как я достигаю верхней ступеньки, лодка начинает отходить от
причала.
— Нет!
Мой шепот-крик поглощается звуком мотора, когда я достигаю «задней части» лодки.
Вода бурлит и плещется за ней, и я наклоняюсь, на мгновение подумывая прыгнуть в нее,
несмотря на то, что не умею плавать. Но даже от одной мысли об этом у меня в животе
поднимается паника.
Нет.
Не делай этого.
Мы попали в волну или что-то в этом роде, из-за чего лодка дернулась и чуть не
сбросила меня с края. К счастью, я мертвой хваткой вцепляюсь в перила и держусь изо
всех сил. Как только она становится более устойчивой, я отталкиваюсь от края и пытаюсь
спуститься обратно.
Следующее, что я помню, я наступаю на что-то пяткой, и с криком падаю спиной на
землю.
— Боже. Черт! — Откуда-то доносится мужской голос.
Я поворачиваю голову, все еще лежа на полу, и, конечно же, вижу Джейкоба, стоящего
у руля. Бейсболка надета задом наперед. Он снова без рубашки. На его лице растерянный
хмурый взгляд.
Через секунду я отодвигаюсь от него еще дальше, а он глушит двигатель и
перебирается на другую сторону руля.
— Какого хрена ты делаешь на моей лодке?
Он потирает затылок и оглядывается вокруг, как будто ищет кого-то еще, кто тоже мог
бы здесь прятаться.
Не беспокойся. Думаю я про себя. Здесь только ты и я.
— Ну? — Подсказывает он, когда я не отвечаю.
Я предпочитаю наполовину правдивый ответ. — Эм. Мне просто было любопытно, и я
хотела посмотреть лодку.
Рука, потирающая его шею, опускается на бок, привлекая мое внимание к его
обнаженному торсу, который выставлен на всеобщее обозрение. Каким-то образом я
знала, что где-то на его теле должны быть чернила. На его предплечье есть какой-то узор,
а также Валькирия поперек груди – которая, кстати, хорошо очерчена. Я не могу не
думать о том объеме работы, который был затрачен на создание такой красивой формы.
Я внутренне качаю головой и ругаю себя. Определенно неправильно: А) восхищаться
его телом и Б) восхищаться его телом в такой ситуации. Я отвожу от него взгляд и
замечаю удочку, прислоненную к перилам сбоку. Очевидно, я прервала рыбалку.
— Тебе было любопытно? — Спрашивает он.
В его голосе слышится раздражение, и мне почти хочется сказать «Слушай, ты
думаешь, я хочу застрять здесь с тобой? Я пришла сюда только потому, что тебя здесь
не было».
Но что я выпаливаю, так это, — Ты планировал немного порыбачить?
Мускулистая рука, та, что с татуировкой, тянется вверх, и он в волнении проводит
ладонью по лицу. — Мне не нужно это дерьмо.
Только когда он смотрит на руль, а затем снова на меня, я понимаю, что он поставил
его между нами и не придвинулся ни на дюйм ближе. На самом деле, он выглядит почти
нерешительным, чтобы сделать это. Это кажется немного странным, не так ли? Или,
может быть, у него теперь такие правила?
— Тебе теперь нужно держаться на определенном расстоянии от женщин или что-то в
этом роде?
Он бросает в мою сторону еще один хмурый взгляд, а затем поворачивается к рулю,
чтобы снова завести двигатель, не потрудившись ответить мне. Итак, я думаю, это ответ
на мой вопрос.
Что ж, если когда-нибудь и было подходящее время задать ему несколько вопросов, то
это было бы сейчас, прежде чем мы вернемся, пока он не может уйти от меня.
По какой-то причине я его не боюсь. Я не могу сказать, то ли это крайне наивно с моей
стороны, то ли просто глупо. Но я перешла от отвращения к заинтригованности, а затем к
жалости к нему.
 Я все еще чувствую все эти вещи, но все они сливаются в какую-то запутанную смесь,
которая почти заставляет меня зацикливаться на нем, нуждаясь в его понимании.
Мы не так уж далеко от причала, поэтому я сразу же приступаю к своим вопросам.
— Значит, ты прожил здесь четыре месяца?
Джейкоб не отвечает, но он бросает быстрый взгляд через плечо, так что я знаю, что
он меня услышал.
Он разворачивает лодку, и мы направляемся к причалу.
Я пытаюсь задать другой вопрос. — Как долго ты пробыл в тюрьме?
По-прежнему никакого ответа. На ум приходят вырезки, которые у него в ящике, и я
начинаю думать о бедной девочке и о том, что ей, должно быть, пришлось пережить.
Какой была для нее старшая школа после того, как это случилось?
Смогла ли она вообще закончить ее?
Чувства гнева и отвращения начинают пробиваться обратно на первое место, и я
впиваюсь взглядом в его затылок.
— Что заставило тебя сделать это?
Я замечаю, как напрягается его спина, но, кроме этого, я ничего не понимаю.
— Это заставило тебя почувствовать себя сильным, да? Из-за сильных эмоций я
повышаю голос. — Она тебе нравилась, не так ли? Тебе просто надоело, что она говорит
тебе «нет» или что-то в этом роде? Надоело ждать?
Следующее, что я помню, он дает лодке задний ход, а затем глушит двигатель, прежде
чем развернуться, выглядя очень взбешенным.
Низким угрожающим голосом он говорит. — Убирайся нахуй с моей лодки.
Даже я знаю, что зашла слишком далеко с этими вопросами и, очевидно, задела его за
живое. Так что я действительно чувствую себя плохо из-за этого.
Посмотрев туда, куда он указывает, я вижу, что мы плывем вдоль причала. Мы еще не
совсем остановились, но мы довольно близки к нему.
Я поднимаюсь с пола, где сидела все это время с тех пор, как упала навзничь, и
медленно подхожу к той стороне, с которой мне нужно будет слезть. Но мне кажется
неправильным вот так уходить. Оглядываясь через плечо, я вижу, что Джейкоб теперь
смотрит в пол с несчастным видом. Я, действительно, должна извиниться перед ним.
— Послушай, я прошу прощения за то, что я...
— Прочь, — говорит он, прерывая меня.
Что ж, не похоже, что он собирается позволить мне сказать что-то еще, поэтому я
забираюсь на стул сбоку, готовая перепрыгнуть с него. Но вместо того, чтобы грациозно
взойти на причал, я двигаюсь самым неловким из возможных способов, заставляя лодку
отойти от причала.
И я с криком падаю в океан.
Паника возникает мгновенно, когда я попадаю в воду, она поднимается вверх и
обвивается вокруг моей груди и горла. Я начинаю размахивать руками, изо всех сил
стараясь удержать голову над водой, но в итоге только глотаю немного морской воды и
задыхаюсь, издавая булькающее «помогите».
Я смутно осознаю, что Джейкоб перегнулся через край лодки в нескольких футах надо
мной. Но в моем сознании он за много миль отсюда. Я совсем одна.
— Ты не умеешь плавать? — Я, конечно, не отвечаю. Я слишком занята, пытаясь не
утонуть, но безуспешно. Моя голова больше находится под водой, чем над ней. —
Хватайся за спасательный круг!
Я слышу его. Я делаю. Но с таким же успехом он может говорить на другом языке,
потому что прямо сейчас я зашла слишком далеко. Явный ужас от того, что я вот-вот
умру, овладел мной, и это вытесняет все логические мысли из моего мозга. Я чувствую,
что брыкаюсь изо всех сил, но мои движения нескоординированы, я двигаюсь во все
стороны, но ничего не достигаю. Я с трудом могу даже держать голову над водой, не
говоря уже о том, чтобы дотянуться до спасательного круга.
 — Черт.
Это последнее, что я слышу, прежде чем чувствую, что слишком сильно погружаюсь.
Такое чувство, что я боролась часы, а не минуты, или, на самом деле, вероятно, только
секунды. Мои руки устали, и такое ощущение, что к ним привязаны гири. Мои легкие
горят от недостатка воздуха. У меня не хватает энергии, чтобы продолжать бороться. Это
оно. С меня хватит.
Как только я перестаю двигать руками и ногами, я погружаюсь все глубже, дальше в
холодную темноту. Я слышала, что у должен быть момент, когда жизнь вспыхивает перед
твоими глазами прямо перед смертью, но прямо сейчас все, о чем я могу думать, это о
том, насколько бесполезной была моя жизнь. Я не изменила ничью жизнь к лучшему.
Прежде чем я успеваю углубиться в то, насколько удручающими являются эти мысли,
сильное тело поднимает меня над водой. Рука Джейкоба надежно обвивается вокруг моей
талии, поддерживая меня, в то время как другая его рука рассекает воду, подтягивая нас к
лестнице на другой стороне причала. Я отплевываюсь и кашляю всю дорогу, набирая
полные легкие воздуха.
Он поднимает меня на лестницу, перекидывая мои руки через перекладины, все еще
держась за меня сзади.
— Сможешь держаться?
— Д-да, — отвечаю я, хотя и не знаю, верю ли я в это. Мои руки сейчас похожи на
желе.
Вздохнув, Джейкоб каким-то образом взбирается по лестнице, все еще поддерживая
меня. Я думаю, он решил, что я не в той форме, чтобы подтянуться, за что я ему
благодарна. Однако, как только мы достигаем верха, он опускает меня на крепкое дерево и
отходит, сгибаясь в талии и глубоко дыша.
— Ты в порядке? — Спрашивает он, едва взглянув на меня.
Я киваю головой, все еще пытаясь успокоиться.
Я могу дышать.
Я не в воде.
Он спас меня.
— Спасибо, — говорю я ему чуть громче шепота.
Но я не уверена, что он вообще услышал меня, потому что он уже прыгает обратно на
свою лодку.
Он заводит двигатель, разворачивает её и уезжает, оставляя меня здесь в куче мокрого
месива.

Глава 6
Джейкоб

Я откидываюсь на спинку отвратительного кресла, кладу одну лодыжку поверх

противоположного колена, чертовски стараясь не касаться подлокотников руками. По
какой-то причине этот стул всегда грязный. Я могу только заключить, что это сделано
целенаправленно, чтобы еще больше унизить человека, сидящего в нем. В конце концов,
мы – грязь, отбросы общества.
Сколько раз мне говорили это за последние несколько лет? Я слышал эти слова не
только от таких людей, как парень передо мной, но и от людей, которые на самом деле
оборвали жизни других людей. Для мужчин, у которых не было проблем с тем, чтобы
разрезать кого-то и смотреть, как он истекает кровью, я был подонком.
Мой взгляд не отрывается от мужчины, сидящего напротив меня. Я уже видел полки,
битком набитые папками и бумагами. Я уже видел семейную фотографию. Я уже видел
сертификаты и прочую чушь с его именем, Максвелл Майерс, на них на стене.
 Этот засранец нарочно не торопится, помешивая свой кофе, а затем делая большой
глоток. Затем, поставив кружку, он наклоняется вперед, сцепив руки над моим досье в
позе, которая, вероятно, должна быть устрашающей.
— Ты знаешь правила игры. Отвечай на вопросы правдиво, и тогда мы оба сможем
жить дальше. — Он не утруждает себя ожиданием ответа. Я все равно не собирался его
давать. Вместо этого он берет лист бумаги и начинает. — Был ли у тебя тесный контакт с
какой-нибудь женщиной?
— Нет. — Мой ответ приходит сразу, хотя моя первая мысль – это инцидент с лодкой
и то, как я обхватил руками красивую женщину, помогая ей выбраться из воды. Хотя, черт
возьми, я ни за что не расскажу ему об этом. Это было одноразовое мероприятие, и я
сомневаюсь, что она будет говорить об этом с другими людьми. По крайней мере, я
надеюсь, что она этого не сделает.
— Ты был наедине с женщиной?
— Нет. — Разве это не почти то же самое, что и первый вопрос?
— Ты контактировал с Дженнифер Лапман?
— Черт возьми, нет.
— Простого «нет» будет достаточно.
— Нет, — выдавливаю я.
— Ты подавал заявление на работу куда-нибудь?
— У меня уже есть работа. — По правде говоря, этого едва хватает, чтобы прокормить
меня большую часть недель.
— Ходить на рыбалку каждый день – это вряд ли работа.
— Никто другой меня не наймет.
— Ну, ты должен был, блядь, подумать об этом раньше, не так ли? — Рявкает он.
Я сжимаю челюсти так сильно, что это причиняет боль. Я удивлен, что к этому
моменту я еще не полностью отшлифовал свои коренные зубы. Это одно и то же дерьмо,
которое он говорит каждый раз, когда я прихожу сюда. Мне лучше просто держать рот на
замке.
Мне продолжают задавать дурацкие гребаные вопросы, пока он не получает всю
необходимую информацию, и моя голова раскалывается от основания черепа от головной
боли напряжения.
— Значит, тебе все еще нужно приходить ежемесячно, пока...
— Я знаю.
— Шестимесячная отметка. А потом мы все пересмотрим, — продолжает он, как
будто я ничего не говорил, и как будто он не говорил мне одну и ту же чертову вещь
каждый раз, когда я приходил. — Хорошо, а теперь убирайся отсюда на хрен.
Здесь нет никаких проблем. Я поднимаюсь на ноги и выхожу из крошечного
помещения, которое мой надзиратель по условно-досрочному освобождению называет
кабинетом, не потрудившись попрощаться. Я ничего так не хочу, как покончить с этим
дерьмом.
Как только я добираюсь до своего грузовика, я достаю салфетку и открываю дверцу.
На этот раз все выглядело нормально, но я никогда не могу быть слишком уверен в том,
что находится под ручкой, и у меня нет времени проверять.
Я запрыгиваю в машину и тащу задницу в направлении рыбного рынка. Я должен был
остановиться там перед встречей, но одна из моих шин снова спустила.
После первых двух случаев, когда это произошло за последние пару месяцев, и после
проверки камер, я понял, что я не просто купил кучу дерьмовых шин, а скорее
приветственный комитет этого города все еще приветствовал меня, разрезая мои шины.
К счастью, в прошлом месяце я купил несколько дополнительных по дешевке и смог
сразу же их поменять. Но задержка означала, что холодильнику с рыбой и льдом в кузове
моего грузовика пришлось простоять дольше, чем я хотел. Рыба будет в порядке, но Тинг
всегда раздражается, если я опаздываю.
 Я надеваю кепку, а затем несу тяжелый холодильник по проходам туда, где обычно
сидит мой парень. Если люди говорят и указывают на меня по пути, я не слышу этого на
этом огромном рынке. Многие из этих людей даже не из того же города, что и я, но
новости распространяются повсюду, особенно о таких людях, как я.
Быстро оглядевшись, я ставлю холодильник за его столиками и открываю его.
Никаких приветствий, мы не друзья, он просто наклоняется и достает одного из
полосатых лавраков, тщательно осматривая его.
— Я даю тебе четыре доллара за фунт.
— Четыре доллара? Ну же, Тинг. Ты меня убиваешь.
Большие коммерческие суда могут привозить тонны рыбы. Рыбак-одиночка, на самом
деле, рыбак – это немного натянуто, не имея всего необходимого снаряжения, каждый раз
приносит только пару рыб, и на этот раз это после нескольких дней рыбалки.
— Ты берешь или уходишь.
Расстроенный, я провожу рукой по лицу. — Прекрасно, хорошо.
Прямо сейчас у меня точно нет других вариантов. Тинг относит рыбу, которую я
принес на весы, подсчитывает общее количество, затем выписывает мне чек.
— Спасибо, — бормочу я, поднимая холодильник, в котором теперь только лед и вода,
готовый снова отправиться домой.
Когда он в хорошем настроении, он предлагает целых восемь долларов за фунт.
Половина из этого мне не получить, но мне придется с этим смириться.
У меня прекрасный вид на причал и мою лодку, когда я подъезжаю к своему дому и
паркуюсь на подъездной дорожке. И тут же я снова чувствую себя дерьмово. Хотя, по
общему признанию, я чувствовал себя дерьмово с тех пор, как был мудаком и бросил
Реми на причале, сбежав сразу после того, как она чуть не утонула.
Да, я помню ее имя с тех пор, как она впервые назвала его мне в магазине. Это был
первый раз, когда кто-то был добр ко мне за многие годы. Очевидно, она еще не слышала
обо мне. Но, конечно, я был придурком по отношению к ней. Это был только вопрос
времени, когда все в городе расскажут ей обо мне, так что не было смысла быть милым в
ответ.
В любом случае, нет смысла пытаться завести здесь друзей. Они все составили обо мне
свое мнение. И даже если бы я действительно завел друзей, они бы все равно просто
отвалились, когда я бы больше всего в них нуждался.
Находиться рядом с привлекательной женщиной – всё равно, что специально
напрашиваться на неприятности, особенно с такой привлекательной женщиной, как Реми.
Я помню, каково было вчера прижимать ее мокрое тело к своему. Я вспомнил, как
прошлой ночью в душе взял свой член в руку, а потом снова сделал это лежа в постели.
Очевидно, я больной ублюдок, если у меня встает при воспоминании о прикосновении ее
кожи, когда я спасал ее. Это неправильное поведение.
Вскоре после всех этих мыслей я также вспоминаю тот факт, что она вторглась на мою
территорию, и все те вопросы, которые она задавала мне, как будто у нее было на это
какое-то гребаное право. А потом я снова злюсь.
Тем не менее, это не мешает мне чувствовать себя дерьмово из-за всего этого, тяжесть
моих действий давит мне на грудь, и по какой-то причине я хотел бы знать, что с ней все в
порядке. И это просто бесит меня еще больше.
Открывая дверь своего грузовика, я отталкиваю все эти мысли вместе с ней и крадусь
в свой дом, чтобы найти немного обезболивающего. У меня раскалывается голова, и мне
действительно стоит сегодня вечером снова отправиться рыбачить на лодке.
Я проглатываю пару таблеток и стою у кухонной стойки, оглядывая комнату. Моя
квартира маленькая и обставлена в минималистичном стиле. Но это все, что мне нужно.
Один диван, одно кресло, журнальный столик и маленький круглый стол с двумя
стульями – все это находится в одной комнате рядом с кухней. А еще есть отдельная
спальня и ванная комната.
 Чувствуя голод, я решаю поискать в не слишком переполненном шкафу что-нибудь
съестное, останавливаясь на хлопьях, когда больше ничего не вижу. Насыпав немного в
миску, я направляюсь к холодильнику за молоком, но натыкаюсь на почти пустую
упаковку. Недостаточно для моих хлопьев.
— Это просто здорово, — бормочу я.
Вчера я сказал себе, что съем их немного сегодня, и теперь я плачу за это. Звук, с
которым я захлопываю дверцу холодильника, громко разносится по небольшому
пространству.
— К черту это.
Я не собирался ехать в город сегодня после того, как уже был рынке, но, похоже, я все-
таки узнаю, все ли в порядке с Реми.
Моя голова с глухим стуком ударяется о подголовник, и я громко ругаюсь, когда
въезжаю на парковку и замечаю, насколько она заполнена. Как раз то, что мне нужно –
магазин, полный людей. Я выбираю одно из единственных свободных парковочных мест
у входа и выхожу.
На кассе длинная очередь, поэтому Реми не видит меня, когда я вхожу. Хотя все
остальные замечают. Вся атмосфера здесь меняется в одно мгновение, как будто вакуум
высосал все веселые разговоры и смех, оставив тихую пустоту. Болтовня заканчивается, и
появляются взгляды, полные ненависти.
Реми, должно быть, заметила перемену вокруг себя, потому что она поднимает глаза, и
наши взгляды на мгновение встречаются. Однако она выглядит не так, как все остальные,
и это меня немного раздражает. Я бы предпочел, чтобы она ненавидела меня так же, как и
они. С этим было бы легче иметь дело.
Я отвожу взгляд и продолжаю идти за своим молоком, игнорируя каждый
приглушенный шепот, наполненный ядом по пути. Но, конечно, учитывая, как прошел
сегодняшний день, я не удивляюсь, когда вижу, как Джолин, владелица магазина,
пополняет запасы того самого молока, которое мне нужно. Она ни за что не облегчит мне
задачу, вручив мне его. Я думаю, она предпочла бы видеть, как я умираю с голоду, чем
помочь мне каким-либо образом.
Видя, что она почти закончила заполнять полку, я решаю отойти в сторону и
подождать. Я уверен, что если бы она заметила, что я стою здесь раньше, она бы не
торопилась, но через несколько минут она заканчивает и укладывает ящики на тележку.
Хмурый взгляд, которым она одаривает меня, проходя мимо, смертоносен, но я просто
смотрю прямо в ответ, как будто смотрю сквозь нее. Вероятно, ее еще больше бесит
мысль, что она не оказывает на меня никакого влияния.
Когда я подхожу к кассе со своим единственным пакетом молока, в очереди четыре
человека, и я не пропускаю не такой уж и незаметный шаг в сторону от себя, когда
становлюсь в очередь. Такое же дерьмо происходит с тех пор, как здешние люди узнали
обо мне.
Отключившись, я игнорирую все вокруг, пока не оказываюсь следующим в очереди к
кассе. Судя по быстрому взгляду из-под моей кепки, с Реми все в порядке. Как бы сильно
я ни хотел просто оставить все как есть, гребаное чувство вины, гноящееся внутри меня,
не позволит этого.
Мое горло почти горит, когда я прочищаю горло и выдавливаю слова. — Ты в
порядке?
Я больше ничего не говорю, но она, должно быть, понимает, о чем я говорю, потому
что тихо отвечает. — Да. Спасибо.
Кивок головы – это все, что я выражаю ей в ответ. С ней все в порядке. Теперь я,
наконец, могу перестать думать об этом, и, надеюсь, маленькие уколы вины пройдут.
— С тебя два пятьдесят два, — говорит она мне, отсканировав молоко.
Я вытаскиваю свой бумажник, но, кроме чека, который я еще не обналичил, там всего
две жалкие долларовые купюры.
 — Черт.
Я шарю по карманам в поисках какой-нибудь мелочи, о которой, возможно, забыл,
хотя это крайне маловероятно. В наши дни дорог каждый цент.
Когда я вытаскиваю пустые руки, я потираю затылок, пытаясь немного снять
напряжение.
Просто чертовски здорово.
Реми, должно быть, прочитала это по моему лицу, потому что, как только я тянусь за
коробкой, чтобы поставить ее обратно, она говорит. — Все в порядке. — Затем она лезет в
задний карман и вытаскивает еще один доллар, добавляя его к тем, что я уже дал.
Более того, она даже пытается дать мне сдачу. Я качаю головой «нет» и бормочу. —
Спасибо. — И как можно быстрее ухожу со своим молоком.
Не успеваю я отойти на несколько шагов, как она окликает меня. — Джейкоб.
Странно слышать, как мое имя произносят таким тоном, в котором нет чистого
отвращения. Я поворачиваюсь к ней лицом, но почти жалею, что сделал это. Теперь я
понимаю, что она произносила мое имя не с отвращением, потому что она произносила
его с жалостью.
В ее протянутой руке горсть салфеток. С того места, где она стоит, ей хорошо виден
мой грузовик. Она наверняка видела, что они с ним сделали. Если бы на этот раз я,
действительно, не забыл захватить салфетку, когда выходил из своего грузовика, я бы
просто проигнорировал ее, развернулся и ушел. Но поскольку сегодняшний день
становится все более дерьмовым, я, действительно, забыл. Я выхватываю салфетки у нее
из рук, прекрасно понимая, что все еще веду себя, как придурок, и убираюсь оттуда к
чертовой матери.
Однако этот день еще не закончил морочить мне голову. Пройдя несколько футов от
магазина, я вижу, как маленький мальчик выбегает из-за угла, спотыкаясь прямо передо
мной. На вид ему, может быть, три или четыре года, и слезы мгновенно начинают бежать
по его щекам.
Обычно я бы проигнорировал его и продолжал идти. От помощи людям никогда не
бывает ничего хорошего, и это может привести меня к неприятностям. Но, как и вчера,
вокруг больше никого нет, и, черт возьми, мне его жаль. Я присаживаюсь на корточки и
протягиваю руку.
— Ты в порядке, приятель? — Он мгновенно хватает меня за руку, подтягиваясь.
Сопли и слезы покрывают его лицо, и от этого вида у меня все внутри переворачивается.
Мне не нравится это видеть. — Эй, все в порядке. Ты крутой парень, верно? —
Спрашиваю я.
Когда он перестает плакать и выдает легчайшую улыбку, я почти делаю то же самое.
Он слишком мал, чтобы быть запятнанным историями обо мне. Слишком мал, чтобы
формировать мнение о том, каким я должен быть. Я даю ему одну из салфеток, которые
дала мне Реми, и он берет ее беззаботно.
Какие бы хорошие чувства у меня ни были, они исчезают в следующую секунду,
когда, предположительно его мать, выходит из-за угла здания.
— Убирайся от него к черту! — Кричит она высоким и пронзительным голосом. Затем
она бросается оттаскивать его, как будто я физически нападаю на него прямо здесь, на
тротуаре.
Мне еще раз напоминают о том, почему я не должен беспокоится о других. Я встаю на
ноги, отворачиваюсь и иду к своему грузовику, затем использую оставшиеся салфетки,
чтобы открыть дверь, прежде чем мчаться обратно в безопасность моего дома.
Если бы у меня было немного алкоголя, я мог бы подумать о том, чтобы утопиться в
бутылке сегодня вечером; заглушить себя до такой степени, чтобы это жестокое
существование, в котором я нахожусь, больше не вонзало в меня свои когти мертвой
хваткой. Но я думаю, что вариант просто утонуть все еще существует.
 Глава 7
Реми

Выйдя на свою веранду и закрыв за собой дверь, я перекладываю сумку с товарами в

другую руку и снова отправляюсь в направлении хижины Джейкоба. На этот раз с
лучшими намерениями.
Я боролась с решением сделать это с тех пор, как он пришел в магазин на днях. В
конце концов, я решила принести ему что-нибудь в качестве «спасибо» за мое спасение и
«извини» за то, что вторглась на его лодку.
Конечно, я была немного расстроена тем, что он ушел и бросил меня на днях, когда я
чуть не умерла. Но когда он спросил, все ли со мной в порядке в магазине на следующий
день, когда он пришел, я могла сказать, что его это тоже беспокоило. Или, по крайней
мере, я была в его мыслях. В его глазах был намек на беспокойство, которое он не смог бы
скрыть, даже если бы попытался.
Видеть, как люди плюют на ручку его грузовика, пока он был в магазине, тоже было
больно. Мне было так жаль его. Добавьте к этому взаимодействие между ним и ребенком
на улице, и теперь я чувствую себя еще более сбитой с толку из-за него, чем раньше.
На этот раз я иду вдоль дюн по мягкому песку подальше от воды, и чем ближе я
подхожу к его дому, тем быстрее бьется мое сердце. Я продолжаю задаваться вопросом,
делаю ли я все это, вламываюсь в его лодку и иду к нему сегодня, потому что я хочу
своими глазами увидеть, какой он на самом деле.
Пытаюсь ли я каким-то образом подсознательно соблазнить его или спровоцировать
его, просто чтобы заставить его действовать таким образом, чтобы оправдать поведение
всех людей в городе по отношению к нему?
Если бы я видела в нем монстра, тогда я могла бы перестать жалеть его, и сбивающие
с толку чувства ушли бы.
Вероятно, отчасти это правда, но я также вижу окружающее его одиночество, и оно
взывает ко мне. Каким-то образом я знаю, что в нем есть доброта, и я хочу вытащить ее
наружу и предложить этой его части дружбу. Конечно, тот факт, что я даже хочу
предложить дружбу, вероятно, означает, что у меня не все в порядке с головой.
Я подхожу к его дому, смотрю в камеры и задаюсь вопросом, наблюдает ли он за мной
прямо сейчас.
Воздух спокоен, небо ясное, и не слышно ничего, кроме мягкого плеска волн. Но
внутри моего тела все что угодно, только не спокойствие. Противоречивые чувства
кружатся и сталкиваются друг с другом, борясь друг с другом.
Я подхожу к его входной двери, делаю глубокий вдох и стучу. Нет ничего, кроме
тишины, которая приветствует меня изнутри. Я жду еще мгновение, прежде чем постучать
снова, но по-прежнему ничего нет. Со смесью мыслей, закручивающихся спиралью
внутри меня, я не могу сказать, испытываю ли я облегчение или разочарование.
Вместо того чтобы развернуться, уйти и забыть об этом, как, вероятно, и следовало бы
поступить, я кладу сумку, которую принесла с собой, на землю у двери и начинаю идти
вдоль дома, чтобы проверить заднюю часть, ведущую к причалу.
Как раз в тот момент, когда я собираюсь дойти до конца, из-за угла выходит фигура,
почти врезающаяся прямо в меня, или, скорее, я почти врезаюсь прямо в него.
— О! — Говорю я, поднимая руку к груди. — Ты напугал меня.
Джейкоб снова без рубашки, резко остановившись, поднимает взгляд. Удивленное
выражение на его лице быстро сменяется хмурым. Он ничего не говорит, но раздраженно
вздыхает и широко огибает меня, чтобы добраться до своей входной двери.
— Я просто хотела извиниться, — я спешу к нему, прежде чем он достигнет двери,
заставляя его остановиться. — И сказать тебе спасибо.
Он поднимает взгляд на камеру перед собой, а затем медленно поворачивается. —
Почему ты здесь?
 — Я же сказала тебе, я хотела сказать...
— Нет, — говорит он низким голосом, прерывая меня и снова делая шаг в моем
направлении. — Почему ты, на самом деле, здесь? Почему ты продолжаешь
возвращаться? — Я проглатываю нервы и стою на своем, даже когда он продолжает
подходить ближе. — Ты пытаешься добиться от меня реакции?
Он останавливается, когда оказывается прямо передо мной, эти прекрасные серо-
голубые глаза кажутся темными и похожими на море в шторм, когда он удерживает мой
взгляд, и все же, несмотря на темноту в них, они ярко освещены солнечным светом.
В следующую секунду он поднимает руку и обхватывает пальцами мою шею.
Однако это не слишком крепкая хватка. Это просто предупреждение.
Это все? Это тот момент, когда он покажет мне, что он является монстром?
Это тои момент, когда его внутренние демоны выйдут оттуда, где они похоронены во
тьме?
Я стою здесь, почти парализованная, и жду, что он сделает дальше. Его мускулистая
грудь движется вместе с каждым его вдохом, и он так близко, что все, что мне нужно, это
поднять руку, и я смогу коснуться его обнаженной кожи. Но я не двигаюсь ни на дюйм. Я
просто выдерживаю его взгляд, едва моргая.
Ожидая.
— Ты пытаешься проверить, возьму ли я тебя и трахну без твоего разрешения... а? —
Я чувствую, что любой нормальный человек сейчас испугался бы. Страх полз бы по их
коже, затем просачивался бы насквозь, заполняя их внутренности. Они были бы в ужасе
от того, что с ними может случиться.
Он мог бы легко прижать меня к стене или затащить внутрь и делать со мной все, что
ему заблагорассудится. Но по какой-то причине я совсем не боюсь. И это заставляет меня
желать подтолкнуть его еще чуть-чуть дальше.
— Может быть, — отвечаю я.
В ту секунду, когда я произношу эти слова, Джейкоб отпускает мою шею, как будто
она обожгла его, и делает шаг назад. Смесь эмоций мелькает на его лице, прежде чем он
принимает то же хмурое выражение, которое обычно носит вместо маски.
— Просто... просто держись от меня подальше, — говорит он, делая еще один шаг
назад.
Я слышу его слова и вижу упрямо сжатую челюсть, которая говорит «держись
подальше». Но его глаза рассказывают совсем другую историю. И это почти так же, как
если бы они говорили мне остаться.
Не в этот самый момент, но, может быть, только может быть... остаться в его жизни.
Когда он поворачивается, его нога пинает сумку, которую я оставила для него на
земле, и снова на его лице появляется замешательство, когда он переводит взгляд с сумки
на меня.
— Я принесла тебе немного свежеиспеченного хлеба из пекарни, а потом решила
добавить к нему немного сыра и вина. — Я сглатываю, пытаясь смочить пересохшее
горло. — Как я уже говорила ранее, это для того, чтобы извиниться и поблагодарить тебя.
Ты знаешь... — Взмахом руки я указываю на воду позади меня. — За то, что спас меня.
На этом я разворачиваюсь и оставляю его стоять там, у входной двери. Лучше
оставить его обдумывать все в одиночку.
Кроме того, я чувствую себя немного взволнованной, и я не совсем уверена, что делать
с его действиями или моей реакцией на него, если уж на то пошло. Я вообще не
чувствовала угрозы, что, учитывая обстоятельства, должно было произойти, не так ли?
Это просто... я не знаю. То, что он схватил меня за шею, казалось притворством.
Рассчитанный ход, чтобы попытаться отпугнуть меня. Ничего больше, чем это.
Может быть, он, действительно, изменился?
С другой стороны, может быть, он просто боится снова потерять контроль, поэтому
отталкивает меня до того, как это когда-нибудь произойдет?
 Я протягиваю руку и прикасаюсь пальцами к тому месту, где его теплая рука была
обернута вокруг моей шеи. Кожа все еще покалывает, как будто на кончиках его пальцев
содержался токсин, который остался на мне, и моя кровь продолжает пульсировать по
венам, как будто я все еще стою всего в нескольких дюймах от него.
Меня беспокоит, что я не могу получить о нем четкого представления. Но я думаю, что
больше всего меня беспокоит то, что я чувствую, что мне вообще не должно быть до него
дела. Я не должна хотеть быть его другом и делать его менее одиноким. И я, определенно,
не должна испытывать к нему физического влечения, ни в коем случае.
Я так погружена в свои мысли, что не замечаю Тани, сидящую на моей задней веранде,
пока не поднимаюсь по ступенькам.
— О!
Я быстро оглядываюсь, задаваясь вопросом, видела ли она, где я была, но я понимаю,
что она никак не могла ничего увидеть с того места, где она сидит.
— Так вот как ты поддерживаешь свой зад в таком хорошем состоянии.
— Хм? — Я подхожу и сажусь на стул рядом с ней.
— Твоя задница. Прогулка по песку, действительно, полезна для этого.
Я издаю нерешительный смешок, все еще выбитая из колеи тем, что только что
произошло с Джейкобом.
— Да, я думаю.
— Что с тобой такое? — Спрашивает Тани, очевидно, заметив мое странное
поведение.
— Хмм? О, ничего.
— Оу. Твоя мама снова доставляет тебе неприятности? Сколько раз она звонила на
этой неделе?
— На самом деле, только один раз, — соглашаюсь я с тем, в чем, по ее мнению,
заключается проблема, и пытаюсь сосредоточить свой разум на том, что происходит здесь
и сейчас. — Но я чувствую, что, вероятно, мне следует позвонить ей и помириться.
— Ну, ты лучше меня. — Она хватает прядь своих волос и начинает заплетать ее в
косу. — Моя мама укажет на какую-нибудь глупость, которую я сделала, и тогда я буду
слишком упряма, чтобы разговаривать с ней целую неделю. — Она смеется над собой и
откидывает голову на спинку стула, продолжая заплетать косу.
Честно говоря, когда дело доходит до моей мамы, я немного шокирована тем, что она
позвонила всего один раз на этой неделе. И еще больше тем, что я вообще ничего не
слышала от своего отца.
Он не из тех людей, которые просто позволяют, чтобы людям все сходило с рук, когда
они делают что-то, что ему не нравится. Я почти уверена, что он прибегнул к какому-то
сомнительному поведению, чтобы получить то, что он хочет, и добиться своего в своих
деловых отношениях. Я бы не удивилась, если бы он сделал то же самое в других сферах
своей жизни. Многие люди его очень боятся.
Я его точно не боюсь. Я просто не хочу, чтобы он приходил сюда и пытался заставить
меня уйти с ним, потому что я, действительно, этого не хочу.
— О, я чуть не забыла тебе сказать. Есть пара парней, которые хотят пригласить нас
куда-нибудь выпить. — Она снова смеется, когда видит скептическое выражение на моем
лице. — Ладно, ладно, итак, один из парней, который мне вроде как, действительно,
нравится, и он сказал, что приведет друга, если я захочу прийти с тобой. И я хочу
привести тебя. Что ты скажешь?
— Э-э, я не знаю, Тани.
— Давай. Это просто для того, чтобы выпить. На тебя абсолютно никто не давит,
чтобы ты делала что-то еще, кроме этого. Я знаю, что ты сейчас не ищешь парня, но тебе,
действительно, нужны друзья. Сделай это для меня, пожалуйста? — Она складывает руки
под подбородком и надувает губы, вызывая улыбку на моих собственных губах.
Я вздыхаю. — Ладно, неважно. Только для тебя.
 — Ура! — Она поднимает косу, которую только что заплела, и машет ею передо мной.
— Я что-нибудь придумаю, чтобы мы все были свободны.
— Где ты вообще встретила этого парня?
— У него была работа в городе, и он зашел в «Большую Пятерку» позже, когда я
работала. Он живет в двадцати или тридцати минутах езды отсюда.
Я киваю головой. Я должна была догадаться, что она встретила его в баре.
Через несколько минут мы с Тани заходим внутрь, и в итоге я готовлю нам жаркое на
ужин. Наша дружба развивалась быстро, и я чувствую себя довольно комфортно рядом с
ней, сумасшедшей и все такое. Она из тех друзей, о которых я всегда мечтала.
Тани продолжает развлекать меня своими безумными историями, пока мы едим, но я
не могу избавиться от мыслей, которые время от времени возвращаются к мужчине на
пляже в течение всего вечера, и задаюсь вопросом, съел ли он что-нибудь из продуктов,
который я ему принесла.

Глава 8
Реми

Вероятно, это не очень хорошая идея. Теперь эти слова мне так знакомы. Я знаю, что в
последнее время часто повторяю их, и все же, кажется, они меня совсем не
останавливают.
Луна отражается в океане, как гигантский световой маяк, освещающий темноту внизу.
Крошечные проблески света рассеиваются по горизонту, когда вдалеке проплывают
корабли и рыбацкие лодки.
Я не потрудилась надеть какую-либо обувь. Я привыкла и даже наслаждаюсь
ощущением песка между пальцами ног. Мои ступни ощущают прохладу после того
теплого дня, который у нас был.
Пламя, горящее передо мной, отбрасывало теплый оранжевый отблеск на окружающее
пространство, в том числе и на его лицо.
Как только минуту назад я вышла на задний двор и увидела огонь на пляже, я поняла,
что приду сюда, еще до того, как осознала, что мои ноги движутся в этом направлении.
Чем ближе я подхожу, тем больше вижу огонь, отражающийся в его глазах. Это
заставляет их светиться, как у хищника в ночи. Я чувствую себя мотыльком, которого
тянет на пламя, хотя я знаю, что это опасно.
Он еще не заметил меня, полностью погруженный в свои мысли, смотрящий на
горящее дерево, как будто в нем содержатся ответы на все жизненные вопросы.
Как только я подхожу, я сажусь на песок, не совсем напротив него, не говоря ни слова.
Я намеренно не смотрю на него сразу, мне нужно время, чтобы собраться с мыслями, и
вместо этого сосредотачиваюсь на потрескивающем огне. Когда я, наконец, поднимаю
глаза, чтобы посмотреть на него, я почти сожалею о своем решении прийти сюда, и я
начинаю задаваться вопросом, почему я это сделала в первую очередь.
Ясно, что я нарушила его покой. Спокойное выражение, которое я видела на его лице
всего несколько мгновений назад, теперь сменилось сердитым взглядом и стиснутой
челюстью. А еще есть его нога, которая беспокойно постукивает по земле.
Что ж, я уже здесь, так что могу воспользоваться этим по максимуму.
— Привет, — наконец, говорю я и тут же чувствую себя идиоткой.
Несколько дней назад он буквально обхватил меня рукой за шею и велел держаться от
него подальше. И вот я говорю «Привет».
Он, конечно, не отвечает; он даже не смотрит на меня. Но он, действительно, начинает
потирать ладони о свои спортивные штаны, как будто обдумывает, что сказать.
Наконец, он поворачивается ко мне и говорит. — Десять лет. — Сначала я не
понимаю, о чем он говорит, но потом вспоминаю, что спрашивала его, как долго он
пробыл в тюрьме, когда мы были на лодке. Он подтверждает, что это то, о чем он говорит,
своими следующими словами. — Ты хотела знать, как долго я был в тюрьме. Десять лет.
Его внимание возвращается к огню, когда я ничего не говорю в ответ. Это довольно
долгий срок. Дело не только в том, что он сел в тюрьму на десять лет, но и в том, что он,
действительно, пропустил этот отрезок жизни на воле. Это своего рода безумие – думать о
том, чтобы так долго быть вне мира. Когда это случилось, он был почти
совершеннолетним, а значит, сейчас ему было под тридцать.
Я немного удивлена, что он, действительно, добровольно рассказал мне кое-что. Но,
если ему хочется поделиться этим со мной, тогда, может быть, он готов ответить на
некоторые другие вопросы?
Я решаю пойти на это. — Чт...
— Это, правда, видишь ли, — говорит он, прерывая меня. — Она нравилась мне много
лет, и мне просто надоело ее ждать, как ты и сказала. Итак, я накачал ее наркотиками,
затем отвез в поле и трахнул. — Он поворачивается всем телом так, что все его внимание
сосредоточено прямо на мне. — Однако в ту ночь я допустил пару ошибок. Одна из них в
том, что я не дождался, пока ей исполнится восемнадцать, чтобы ее не считали
несовершеннолетней. Другая, я слишком долго болтался в том районе после этого.
Я знаю, что он полон решимости выставить себя в плохом свете. Он пытается сделать
вид, что ему насрать.
Его слова предназначены для того, чтобы шокировать меня и заставить возненавидеть
его еще больше, заставить меня съежиться от страха рядом с ним.
Они предназначены для того, чтобы добраться до меня.
И они это делают.
Я ненавижу то, что он сделал. Это абсолютно ужасно. Тошнотворно.
Но он не знает.
Он не знает этого, хотя и произносит ужасные слова.
Несмотря на то, что его лицо выглядит сердитым и словно высеченным из твердого
камня, его глаза рассказывают совсем другую историю.
Он ненавидит то, что он сделал.
Он, действительно, сожалеет об этом.
Теперь он уже не тот человек.
Но по какой-то причине, ну, на самом деле, очевидной причиной было бы то, что все в
городе относятся к нему, как к дерьму, он старается держать всех подальше.
Итак, я не реагирую на его слова. Я не корчу ему рожу, не встаю и не ухожу. Вместо
этого я удерживаю его взгляд, пока он, наконец, не отводит его.
— Почему ты продолжаешь приходить сюда? — Спрашивает он через несколько
долгих секунд, когда не получает того результата, на который рассчитывал. Тот же самый
вопрос, который он задал мне на днях.
Я пожимаю плечами. — Я думаю, я здесь, чтобы быть твоим другом.
Он издает издевательский смешок. — Может быть, мне не нужен друг.
— Верно. Возможно, он тебе не нужен. Но он нужен всем.
Джейкоб садится прямее, на этот раз в его глазах горит внутренний огонь, как будто я
только что что-то зажгла внутри него. — Ты, должно быть, блядь, в бреду, если думаешь,
что друг стоит этого дерьма.
Интересно, он говорит это из-за своих старых друзей? Тех, которых я видела на фото.
Я действительно не могу винить их за то, что они не остались с ним, если это то, что он
имеет в виду.
И в любом случае, его ситуация тоже не совсем обычное явление для большинства
людей.
— Я не брежу, чтобы хотеть провести с кем-то время.
Он тычет языком в щеку, как будто сдерживая свое раздражение, прежде чем ответить.
 — Кто-то может проводить с тобой время, разговаривать с тобой, говорить тебе то, что
ты хочешь услышать, но, в конце концов, когда дело доходит до драки, они заботятся
только о себе. Они бросят тебя в мгновение ока, если это их устроит.
Я качаю головой на его слова. Я мало что знаю о настоящих друзьях, но я отказываюсь
верить, что все это делается из эгоистичных побуждений, а не по принципу «брать-
давать».
— Я не думаю, что это относится ко всем.
— Это так. Ты увидишь. Все, что ты делаешь, это заполняешь какое-то крошечное
пространство в их жалких жизнях.
— Разве мы все не просто заполняем пробелы в жизни друг друга? Независимо от
того, друг ты или нет? И является ли это временем, которое ты заполняешь, или пустотой,
которая была там?
Очевидно, что у него было много времени, чтобы глубоко подумать о такого рода
вещах. Десять лет, если быть точным. Я имею в виду, кто говорит такие вещи, как
«заполнение крошечных пространств в жизни людей»?
— Какой в этом смысл, если тогда это все, чем ты для них являешься? Заполнитель
пространства.
— Ну, потому что они заполняют и твои пустые места.
Я продолжаю удерживать его взгляд, отказываясь отводить взгляд, все время
провоцируя его опровергнуть то, что я только что сказала. Воздух вокруг нас начинает
казаться тяжелым, и я не уверена, что это из-за слов, которые мы сказали, витающих
между нами, или просто из-за его присутствия.
Он, наконец, отводит свой взгляд, снова глядя на огонь.
— Ты не так давно в городе, так что позволь мне рассказать тебе, как здесь все
делается. — Его голос звучит немного с меньшей силой, чем раньше. — Я не лезу не в
свои дела и занимаюсь своим собственным дерьмом. А все остальные делают свои дела и
оставляют меня в покое.
— За исключением того, что они не оставляют тебя в покое, не так ли?
Он точно знает, о чем я говорю. Его челюсть сжимается, мускулы на челюсти
дергаются, а глаза он отводит в сторону. Ему не нравится, как они с ним обращаются. Он
пытается вести себя так, как будто ему все это безразлично, но это влияет на него сильнее,
чем он показывает.
Но те маленькие действия, которые он совершает, и выражение его глаз говорят
громче любых его слов. И они всегда рассказывают мне историю, отличную от той, что
говорят его уста.
Моя первая мысль – сказать, что он точно не может ожидать ничего другого после
того, что он сделал, но я здесь не поэтому. Я пришла сюда не для того, чтобы постоянно
указывать на его ошибки или наказывать за них. Независимо от того, насколько они
велики. Я пришла сюда, чтобы предложить дружбу.
Кроме того, я не совсем согласна с тем, что делают люди в городе.
И хотя я не делала того, что делали они, я все равно плавала на его лодке. Я рылась в
его личных вещах, а также снимала его на камеру, когда он ничего мне не сделал.
Я чувствую себя плохо из-за этого.
Мы снова погружаемся в молчание, каждый из нас смотрит на огонь, пылающий перед
нами.
Время от времени я украдкой бросаю на него взгляды, скользя глазами по его чертам.
Если бы не неудачные обстоятельства, женщины бы из кожи вон лезли, чтобы просто
поговорить с ним. Я представляю, как они хотели бы провести пальцами по его
подбородку и запустить руки в его волосы, все это время глядя в его прекрасные глаза
цвета океана. Когда он замечает, что я смотрю на него, он тут же снова отводит взгляд.
— Кстати, ты можешь забрать это вино обратно. На вкус оно было, как дерьмо.
 Я ничего не могу с собой поделать, я смеюсь. Почему это смешно, я не совсем уверена,
но это так.
— А как насчет хлеба и сыра? — Спрашиваю я, пытаясь скрыть свою улыбку.
Он потирает затылок также, как я видела, он делал это раньше. — Я съел их.
Тот факт, что он выглядит одновременно довольным едой, которую я принесла для
него, и разозленным тем, что ему это понравилось, приносит мне еще одну волну счастья
и удовлетворения. Он сейчас так старается быть мудаком, но я просто нахожу это
забавным.
Как бы он ни старался сделать весь этот вечер для меня неприятным, мне
действительно понравилось сидеть с ним здесь, у костра, и у меня такое чувство, что
после первых нескольких минут ему это тоже понравилось.
Ни разу я не почувствовала угрозы с его стороны, что еще больше подтверждает
мысль о том, что он изменился и заслуживает того, чтобы кто-то был добр к нему.
Я также ценю тот факт, что он не ведет себя так мило и вежливо просто так. После
всех фальшивых притворств, с которыми я сталкивалась на протяжении всей своей жизни,
это долгожданная перемена.
Я не задерживаюсь надолго, потому что утром у меня работа. Но у меня также есть
ощущение, что меньшие дозы общения действуют на него лучше, когда дело касается
людей.
Встав, я отряхиваю песок со штанов и бросаю на него последний взгляд.
— Спасибо за компанию. Приятного тебе вечера, Джейкоб.
Он отрывает взгляд от огня и хмыкает. Я приму это за ответ. Это улучшение, по
сравнению с полным игнорированием меня.

Глава 9
Джейкоб

Убирая пятый и последний улов за день, я чувствую себя очень довольным тем,
насколько удачным выдался день рыбалки. Одна из этих рыб будет моим сегодняшним
ужином. У меня слюнки текут при мысли о том, чтобы приготовить её на огне, как я делал
несколько раз в прошлом.
Теплый воздух развевает мои волосы, когда лодка скользит обратно к берегу,
напоминая мне, что мне нужно подстричься. Я даже не помню, когда в последний раз
позволял этому продолжаться так долго. В тюрьме я всегда брил их наголо, не оставляя ни
малейшего шанса, что их можно будет схватить сзади. Я крепче сжимаю руль, когда
некоторые воспоминания пытаются пробиться на поверхность, желая навсегда стереть их
из головы, но знаю, что не могу.
Когда я подхожу ближе к причалу, я вижу знакомую фигуру, сидящую в конце него,
но не слишком близко к краю. Меня не удивляет, что это она снова здесь. Она была здесь
несколько раз с тех пор, как заявила, что собирается стать моим другом.
— Приятно провести вечер у воды, — говорит Реми, когда я подъезжаю поближе к
причалу и начинаю швартовать свою лодку.
Я не утруждаю себя ответом. Вместо этого я беру рыбу, выхожу из лодки и
направляюсь к своему дому. Конечно, она встает и следует за мной по причалу. Неважно,
как сильно я игнорировал ее или как сильно я старался вести себя, как придурок по
отношению к ней, она все равно, как гребаный щенок, который никуда не денется.
Я думаю, это не совсем так. Она никогда не остается надолго и всегда приносит мне
какое-нибудь угощение, никогда не прося ничего взамен. И, если быть до конца честным,
есть крошечная частичка меня, которой, на самом деле, нравится, когда она приходит в
гости.
Часть, которая начинает чувствовать себя живой и нервничающей, когда она рядом.
Часть, которая почернела и сгнила за эти годы.
 Но это просто плохие новости.
Зачем ей опускаться до моего уровня?
Так что, да. Я пытался быть мудаком, чтобы заставить ее оставить меня в покое. Я
даже положил руку ей на шею, чтобы попытаться отпугнуть ее, черт возьми. Но это
привело только к обратным результатам и оказалось ошибкой с моей стороны.
Особенно с тех пор, как я почувствовал самую мягкую, гладкую кожу, к которой я
когда-либо прикасался, держа ее за шею. Теперь это ощущение запечатлелось в моем
мозгу вместе с ощущением учащенного биения ее пульса под моими пальцами. И я не
могу избавиться от него.
Я захожу в свой дом, закрываю за собой дверь, прежде чем она успевает последовать
за мной, и кладу в морозильную камеру всю пойманную мной рыбу, кроме самой
маленькой. Утром я первым делом отвезу остальных Тингу.
Затем я достаю немного фольги и выкладываю на нее рыбу, добавляя немного
сливочного масла, соли, перца и лимонного сока, прежде чем заворачиваю ее. Я
позаботился о том, чтобы, по крайней мере, всегда держать эти предметы в запасе именно
по этой причине.
Я беру вилку, прежде чем направиться к двери, но останавливаюсь через несколько
футов. Возвращаясь на кухню, я несколько раз стучу кулаком по столешнице, размышляя,
затем выдыхаю, говорю. — К черту это, — и беру другую вилку, прежде чем выйти
обратно на улицу.
Реми сидит на песке у груды камней, где я разжигаю костер, как будто она знала, что я
буду разводить его сегодня вечером, и пригласила себя остаться. Подняв глаза, я дважды
проверяю, что камера, обращенная в ту сторону, ведет запись. Я чувствую облегчение,
когда вижу маленький красный мигающий огонек, и продолжаю двигаться к ней.
Эта маленькая частичка меня вспыхивает жизнью в тот момент, когда она улыбается
мне, когда я подхожу к ней ближе, но я просто отвожу взгляд, бросаю рыбу на стул,
который держу здесь, а затем начинаю разжигать огонь. Как только все готово, я кладу
рыбу на камни, которые находятся на огне, и откидываюсь на спинку стула, чтобы дать ей
приготовиться.
— Ты поймал её сегодня?
Бросив на нее быстрый взгляд, я замечаю, что она смотрит не на меня, а на огонь, и на
ее лице умиротворенное выражение. Я не могу не заметить, как чертовски великолепно
она выглядит, когда теплые отблески огня целуют ее идеальную кожу. Это заставляет ее
карие глаза, которые, кажется, меняют цвет в зависимости от света и ее настроения, и ее
темные волосы сиять.
Меня бесит, что я замечаю это, потому что не хочу замечать.
Снова отворачиваясь, я бормочу. — Да.
— Я была бы не прочь научиться ловить рыбу, — задумчиво отвечает она.
— Возможно, ты захочешь сначала научиться плавать?
— Это, правда, — говорит она на этот раз немного тише. Вероятно, вспоминая
события того дня, когда она чуть не утонула. Я не могу представить, что это то, о чем ты
легко забываешь.
Когда я снова смотрю на нее, она поднимает горсть песка и смотрит, как крупинки
падают между ее пальцами, глубоко задумавшись.
Мне приходит в голову, что я понятия не имею, кто она на самом деле. Я не знаю ее
фамилии. Почему она здесь, откуда она.
Ничего.
В любом случае, так будет лучше.
Скоро она откажется от меня и присоединится к остальным жителям города в их
усилиях заставить меня уехать. Я не совсем уверен, что это не просто часть какой-то
схемы. Думаю, в конце концов, я это выясню. До тех пор мне просто нужно быть
проницательным и держать оба глаза открытыми.
 — Я знаю, каково это – начинать все сначала. Начинать заново, — говорит она через
мгновение.
— Что, ты тоже была в тюрьме? — Саркастически спрашиваю я.
Я сказал это не для того, чтобы пошутить, но она все равно смеется. И, честно говоря,
звук не ужасен.
— Нет. Не в такой тюрьме, как ты. Но, я думаю, это было чем-то вроде тюрьмы.
— Ну что ж. Я думаю, ты тогда, блядь, точно знаешь, что я чувствую.
При виде ее поникших плеч и опущенных глаз я снова чувствую себя дерьмово. Я
знаю, что она, действительно, пытается, по какой-то причине, и я, кажется, не могу
перестать быть мудаком по отношению к ней.
Проводя рукой по лицу, я выдавливаю. — Прости.
Неудивительно, что она не сразу отвечает. Тишина растягивается между нами,
вызывая во мне неприятное чувство. К счастью, после нескольких долгих секунд она,
наконец, отвечает.
— Я просто сказала, что тоже приехала сюда, чтобы начать все сначала. Я не имела в
виду, что знаю, какой была твоя жизнь. Потому что я, действительно, этого не знаю.
В этом она абсолютно права. Никто не может знать, через что я прошел. И я ценю, что
она, по крайней мере, признала это. Она, действительно, не заслужила моих резких слов.
Рыба уже должна быть готова, поэтому я нахожу пенек, который можно использовать
как стол для размещения между нами двумя, а затем использую два куска дерева
поменьше, чтобы поднять рыбу и положить ее на пенек.
— Можешь взять немного, — предлагаю я, открывая фольгу и протягивая ей
дополнительную вилку. — Если ты хочешь.
Реми без колебаний встает со своего места и подходит ближе, садясь у пня.
Инстинктивно я оглядываюсь через плечо на камеру, чтобы убедиться в этом, прежде чем
взять свою вилку.
Когда я снова смотрю на нее, на ее лице снова появляется улыбка, очевидно, она
принимает мое предложение мира так, как я намеревался.
Несколько минут мы едим молча, тишину наполняют звуки потрескивающего дерева.
Но на этот раз тишина не кажется удушающей.
Странно есть с кем-либо, проводить время с кем-либо.
Особенно с женщиной.
— Это, действительно, хорошо. Я никогда не ела такой свежей рыбы, — говорит Реми,
кивая головой. — Ты хороший повар.
— Вряд ли, — бормочу я.
— Что еще ты готовишь? — Спрашивает она, явно пытаясь завязать светскую беседу.
Вместо того чтобы снова закрыться от нее, я решаю честно ответить на ее вопрос. В
любом случае, это не похоже на что-то интересное.
— Макароны с сыром из коробки. Замороженные обеды.
— О, — говорит она. — Разве ты не проходил, типа, курсы и все такое в тюрьме?
Кулинарные курсы?
Я почти смеюсь над ее вопросом. Она, наверное, думает, что все это было точно так
же, как в кино. И, может быть, так оно и есть в некоторых учреждениях с минимальным
уровнем безопасности, но я был не там. Почти каждый день я боролся с другими
заключенными, охранниками или даже с моими собственными демонами, чтобы остаться
в живых. Там было грязно, холодно и воняло. Так что нет, я чертовски уверен, что не
посещал никаких кулинарных курсов в тюрьме. И моя мама никогда не учила меня
готовить до того, как я ушел.
— Нет. Я так и не научился.
Реми откусывает еще кусочек рыбы и проглатывает его с довольным вздохом. — Что
ж, я была бы рада научить тебя кое-что готовить.
— И зачем тебе это делать? — Мои брови сходятся вместе, когда я хмурюсь.
 — Просто. — Она пожимает плечами. — Спагетти довольно легко приготовить.
Может быть, когда-нибудь ты мог бы прийти ко мне домой, так как у меня есть все
необходимое, и я могу тебе показать.
Я смотрю на нее с недоверием. Гребаный урок кулинарии? Она сейчас серьезно?
Похоже, что так оно и есть.
— Нет.
— Нет?
— Нет.
— Ну, я думаю, я могла бы прийти сюда вместо...
— Нет, Реми. Ты просто не понимаешь этого, — бормочу я, прерывая ее и вставая. —
Какие бы дружеские начинания ты сейчас ни предпринимала, они не сработают. Ты
думаешь, если бы люди в этом городе увидели, что ты крутишься вокруг меня, они бы все
еще разговаривали с тобой? Что ты им все еще нравилась бы?
Ее молчание – подтверждение того, что она не подумала об этом, и она знает, что я
прав. Ничего хорошего из этого для нее не выйдет, и лучше, чтобы она осознала это
сейчас.
— Вот именно. — Я оставляю ее сидеть там с рыбой и направляюсь обратно к своей
входной двери.
— Я не собираюсь останавливаться, — кричит Реми мне в спину, заставляя меня
остановиться и обернуться. Она встает и отряхивает песок с шорт. — Я не собираюсь
останавливаться на своих «дружеских начинаниях».
Океанский бриз играет с ее волосами, перебрасывая их через одно плечо, а затем снова
назад. В ее глазах все еще есть решительность. И этого не должно быть.
— Тогда ты глупа, если готова рискнуть отдать хорошие отношения с целым городом
только для того, чтобы попытаться подружиться с кем-то, кто даже не хочет этого.
С этими словами я разворачиваюсь и захожу в дом, убедившись, что запер за собой
дверь. Почему она просто не сдается, я не знаю.

Глава 10
Реми

Несмотря на то, что я говорила, что не собираюсь прекращать попытки быть другом
Джейкоба, я не возвращалась, чтобы увидеть его в течение нескольких дней. Как бы мне
ни было стыдно это признавать, но то, что он сказал о том, что город отнесется ко мне по-
другому, действительно, задело меня. Когда я вернулась домой в тот вечер, слова,
наконец-то, дошли до меня.
Я чувствую, что с тех пор была в состоянии повышенной готовности к любым
изменениям в поведении любого, с кем я разговаривала. Каждый косой взгляд и каждый
хмурый взгляд в мою сторону заставляли меня задаваться вопросом, видели ли они меня с
Джейкобом или нет, а затем задаваться вопросом, был ли он прав.
Теперь я чувствую себя плохо и даже раздражена из-за того, что беспокоюсь об этом с
самого начала. Разве я не могу дружить с тем, с кем хочу?
Но ответ на этот вопрос непростой, особенно когда речь идет об осужденном
насильнике. Я имею в виду, какого хрена я вообще хочу дружить с кем-то вроде него? Я
не могу в этом разобраться.
Он не тот тип друга, которого мне следует искать, и все же моя интуиция
подсказывает мне поступить именно так. И вот тут-то все эти противоречивые чувства
возвращаются снова.
Я приехала в этот город, чтобы начать все сначала, завести новых, настоящих друзей.
И быть счастливой. Пока что все получается, и я не хочу все испортить. Но я все еще
могла бы иметь это и дружить с Джейкобом, не так ли?
 Эти мысли вертелись у меня в голове последние пару дней, и они продолжают
вертеться в моей голове, когда я иду на работу.
Я прибавляю скорость, как делаю теперь каждый раз, когда прохожу мимо последнего
дома перед главной улицей, того, на переднем дворе которого все еще висит табличка
«ПРОДАНО». Я видела темную фигуру в окне еще несколько раз с тех пор, как увидела в
первый раз, но я не могу сказать, как выглядит этот человек, и это просто заставляет меня
чувствовать себя плохо. Такое чувство, что за мной наблюдают. Я не сбавляю скорость,
пока дом не скрывается из виду.
Когда я подхожу ближе к магазину, я вижу, как Тим Дэвис, владелец скобяной лавки,
выходит из двери и направляется к своей машине. Он смотрит в мою сторону и дружески
машет рукой. Если бы он знал, что я была у Джейкоба несколько дней назад, он бы все
еще махал мне рукой? Будет ли он по-прежнему одаривать меня своей широкой белозубой
улыбкой, которая, похоже, расколет его лицо, если она станет еще шире?
Я хочу верить, что он сделал бы это, но трудно сказать.
Джолин одаривает меня своей обычной теплой материнской улыбкой и приветствует,
когда я подхожу к ней. Когда я впервые встретила ее, мне показалось, что она
дружелюбна, но немного замкнута. Но со временем я поняла, что это просто то, что она
приберегает для людей, в которых поначалу не уверена. Она показала, что она совсем не
такая, когда дело касается людей, о которых она заботится, включая меня.
Это только заставляет меня чувствовать себя еще более виноватой, потому что она
специально предупредила меня держаться подальше от Джейкоба. Она сказала, что он
опасен. И да, я видела те новостные статьи, в которых были слова «Нападение при
отягчающих обстоятельствах». Но, кроме его грубого отношения и мудацких замечаний, я
просто не вижу в нем никаких склонностей к насилию. Даже когда он положил руку мне
на шею, в этом не было ничего порочного.
Самое простое, что я могу сделать, это послушать Джолин, послушать его и просто
забыть о попытках быть его другом. Это сделало бы все намного проще для меня. Это
также сделало бы город счастливым, не то, чтобы они сейчас знали что–то, и жизнь могла
бы продолжаться мирно.
Так почему же это все еще последнее, что я хочу делать?
Проходят часы. Люди приходят и уходят. И все же ответ на вопрос относительно того,
что я должна сделать, не становится яснее.
Когда я заканчиваю обслуживать Берти днем, и не вижу больше никого из
покупателей, я присаживаюсь за стойку, чтобы взять еще несколько пластиковых пакетов
из коробки, а затем заканчиваю тем, что убираю и сортирую кое-какие продукты.
Пару минут спустя я слышу сверху. — Привет.
Я знаю этот голос, но мне как будто, действительно, кажется, что я это слышу. Я не
верю, что это, на самом деле, он, пока не встаю и не вижу Джейкоба, стоящего рядом со
стойкой.
Забавно, что он выглядит немного раздраженным из-за того, что сказал мне что-то. В
конце концов, это первый раз, когда он был тем, кто начал разговор. Ну, вообще-то, был
случай, когда он спросил, все ли со мной в порядке после инцидента на лодке, но это не
считается.
На этот раз случилось так, что он сказал мне не утруждать себя попытками быть его
другом. И вот он здесь, по сути, является своей версией дружелюбия по отношению ко
мне. Это отчасти доказывает мне, что, хотя он и сказал, что не хочет моей дружбы, я не
думаю, что он, действительно, имел это в виду.
Из-за этого моя прежняя нерешительность исчезает в одно мгновение. Я не могу
просто отказаться от него.
— Привет, — отвечаю я с улыбкой, просматривая его покупки. — Как у тебя дела?
Он бросает на меня взгляд, который говорит «Как ты думаешь?», когда вручает мне
наличные, а затем открывает рот, чтобы что-то сказать.
 Но потом кто-то входит в магазин, и его рот захлопывается. Я наблюдаю, как он снова
уходит в себя. Его лицо застывает, и он отказывается снова смотреть мне в глаза.
Даже когда вошедший направляется прямиком в заднюю часть магазина, скрываясь из
виду, и вокруг больше никого нет, Джейкоб все равно не смотрит на меня и не говорит
больше ни слова. Он просто собирает свои покупки и уходит.
Если я продолжу поддерживать с ним дружбу, я думаю, что это то, чего я могу
ожидать на регулярной основе. Хотя на самом деле он заходит в магазин всего один или
два раза в неделю, в остальное время я могла бы заходить к нему домой. Там не будет
никакого риска, что люди узнают о нашей «дружбе».
Я заканчиваю свою дневную смену и беру кое-какие ингредиенты для спагетти. На
этот раз я не собираюсь пытаться учить его. Я просто приготовлю их у себя дома, а потом
отнесу ему уже приготовленными.
Пока я расплачиваюсь за свои покупки, мне приходит в голову, что Джейкоб никогда
не покупал ничего, кроме самых элементарных продуктов питания. Интересно, это просто
потому, что он больше ничего не готовит, или потому, что у него нет денег на более
вкусные блюда.
— Хорошего вечера. — Я машу на прощание Джолин и Майклу, старшекласснику,
который приходит к ней по вечерам помогать, и направляюсь домой.
После того, как я приняла душ и приготовила еду, я необычно долго решаю, что я хочу
надеть, а затем заканчиваю тем, что ругаю себя за то, что выгляжу так нелепо. Я
действительно пытаюсь красиво одеться для него?
В итоге я надеваю пару джинсовых шорт с майкой под свободной футболкой. В
последнее время было довольно тепло, так что, если мне станет слишком жарко, я всегда
могу снять футболку.
На полпути к его дому у меня в кармане начинает звонить телефон. Имя «Папа»
вспыхивает на экране, когда я вытаскиваю его, и мои ноги запинаются, прежде чем
остановиться. Я не могу поверить, что он, действительно, звонит мне спустя столько
времени. Моя первая мысль – проигнорировать это, но я не разговаривала с ним с тех пор,
как приехала сюда, и я знаю, что рано или поздно мне придется встретиться с ним лицом к
лицу.
— Алло?
— Эта чушь продолжается уже достаточно долго.
Никаких теплых приветствий или чего-то в этом роде. Ни вопросов, как у меня дела.
Прямо как моя мама, когда она позвонила.
— Что за чушь? — Спрашиваю я, потому что для меня все это не чушь. Это моя
жизнь.
— Ты вот так убегаешь. Я позволил тебе провести это время вдали от дома, но хватит.
Он позволил мне? — Папа, мне двадцать шесть лет. Я могу делать все, что мне
нравится, и жить там, где мне нравится.
— Ты так думаешь, не так ли? А как насчет твоих обязанностей перед своей семьей?
Я вздыхаю, закрывая глаза и опуская подбородок на грудь. — Папа, жизнь, которой
живете вы с мамой... я не создана для этого. Пожа...
— Тебе пора возвращаться домой, — перебивает он.
Мысль о том, чтобы вернуться туда, заставляет меня чувствовать физическую боль. Я
ни за что не откажусь от своего дома здесь, и, не задумываясь, я смотрю на дом Джейкоба
впереди.
— Теперь это мой дом. — Я вешаю трубку, а затем быстро выключаю свой телефон.
Уставившись на свой телефон, крепко зажатый в руке, я делаю несколько глубоких
вдохов. Я не могу поверить, что я только что это сделала. Никто не вешает трубку в
разговоре с моим отцом. Я качаю головой и убираю телефон. Что он собирается сделать?
Он не знает, где я нахожусь.
 И в любом случае, сейчас у меня есть более важные вещи, о которых нужно
беспокоиться.
Когда я прихожу к Джейкобу с едой, солнце начинает закрываться какими-то темными
облаками, собирающимися на горизонте. Похоже, позже у нас будет еще один шторм.
Постучав в его дверь, я делаю шаг назад и жду, когда он откроет. Несколько секунд
спустя он говорит изнутри.
— Чего ты хочешь?
Глядя в камеру, я делаю еще один шаг назад и поднимаю пакет с едой на случай, если
он смотрит. — Я принесла спагетти на ужин. Они уже приготовлены, так что тебе не
нужно учиться. — В этот раз.
Когда он, наконец, открывает дверь, разговор с моим отцом – последнее, о чем я
думаю, и мне приходится напрягать зрение, чтобы сосредоточиться на его лице.
Я должна признать, что видеть его в черных спортивных штанах и черной футболке,
которая натянута на его выпуклой мускулистой фигуре, непросто. Я изо всех сил стараюсь
напомнить себе о том, что он сделал, и что неправильно пялиться на него.
Однако, в конечном итоге, это оказывается легко сделать, когда он открывает рот,
чтобы заговорить, и напоминает мне, кто он такой на самом деле.
— Ты понимаешь, что если ты продолжишь торчать здесь, мне придется сообщить
моему офицеру по условно-досрочному освобождению твое имя, адрес и номер телефона,
верно?
— Зачем тебе нужно это делать?
Он раздраженно вздыхает. — Потому что ты женщина, которая крутится вокруг
осужденного насильника. Они хотят следить за происходящим.
В этом есть смысл. Я не думала, что сейчас для него, вероятно, существует целый ряд
правил. Джейкоб скрещивает руки на груди и стискивает челюсти, как будто бросает мне
вызов или ожидает, что я развернусь и уйду. Но он уже должен был знать, что я упрямая и
меня нелегко напугать.
Однако есть одна вещь, которую мне нужно знать, и я чувствую себя немного неловко
из-за того, что мне приходится спрашивать об этом.
— Поделится ли он этой информацией с кем-нибудь еще?
— Нет.
Я медленно киваю. Хорошо. Я верю ему. Город не узнает, что я провожу с ним время,
и мой отец не узнает, где я живу.
Я снова поднимаю сумку перед собой. — Голоден?

Глава 11
Реми

Меня не удивляет, что он снова заставляет нас сидеть снаружи у костра. Я не могу
себе представить, чтобы он позволил кому-то войти в его дом. Однако что меня удивляет,
так это то, что он дает мне свой более удобный стул, на котором он обычно сидит, в то
время как он для сидения использует бревно.
Он не выглядит особенно счастливым по этому поводу, но я подозреваю, что где-то
там может быть похоронен джентльмен, который способен делать много приятных вещей.
Я захватила с собой пару бумажных тарелок, а также две пластиковые вилки в пакете,
поэтому я кладу их на тот же пенек, который мы использовали, когда ели рыбу, и
раскладываю нашу еду.
Джейкоб бурчит что-то вроде «Спасибо», когда я передаю ему тарелку, и это
заставляет меня улыбнуться. Он все еще пытается сопротивляться этому, но я вижу, что
медленно смягчаю его.
 Мы едим молча, и я признаю, что в конечном итоге наблюдаю за ним больше, чем за
огнем. Мне любопытно, нравится ему эта еда или нет. Я думаю, это здорово, но я еще ни
для кого не готовила.
Моя мать считала, что я нелепо трачу свое время, и она, и мой отец были недовольны,
когда я обучалась гостиничному бизнесу в выпускном классе только для того, чтобы
научиться готовить.
Никто из моих бывших тоже не любил оставаться дома, чтобы поесть, поэтому я
никогда не готовила для них еду. Питание вне дома было для них способом заявить о себе,
поэтому они старались использовать это при каждой возможности.
К счастью для меня, я думаю, что Джейкобу, действительно, нравится еда, даже если
он, кажется, не в восторге от нее. Его сердитый взгляд перемещается между тарелкой,
огнем и, в редких случаях, мной. Он заканчивает есть еще до того, как я расправляюсь
едва ли о половиной своей порции.
— Можешь взять еще, если хочешь, — предлагаю я.
Он ничего не говорит, но встает и добавляет еще спагетти себе на тарелку. Ухмылка
расползается по моим щекам от того факта, что ему это нравится, но когда он
поворачивается в мою сторону, я быстро скрываю это, откусывая от своей порции ещё.
— Ты хочешь еще? — Спрашивает он, указывая на еду.
— Нет, спасибо. Этого будет достаточно. Остальное можешь оставить на завтра, если
хочешь.
Он кивает и снова садится на свое место, поедая спагетти так же быстро, как и раньше.
Это заставляет мою грудь вздыматься, и мне приятно, что ему это так нравится, даже если
он не признается в этом вслух.
— Ты ходил сегодня на рыбалку?
— Да.
— Ты что-нибудь поймал?
Он все еще смотрит на меня таким взглядом, который говорит, что он не понимает,
почему я с ним разговариваю, но все равно отвечает.
— Чуть больше двух килограмм.
— О, это здорово! И ты их продаешь, верно? — Я заметила, что он регулярно ходит на
рыбалку, так что я полагаю, что это не просто хобби или что-то в этом роде, а, вероятно,
его источник дохода.
— Да, — говорит он, прожевывая последний кусочек еды. — Я отвожу их на рыбный
рынок.
— Это в соседнем городе, не так ли?
— Ага. В том самом.
На мгновение воцаряется тишина, пока я жую и глотаю, а затем. — Ты когда-нибудь
слушал подкасты?
— Ты и твои гребаные вопросы, — бормочет он, но за этим нет никакого гнева. —
Нет, не слушал.
Я знаю, что задаю много вопросов. Я ничего не могу с этим поделать. Вот так я узнаю
о людях, вникая в их жизнь. И узнаю о разных вещах.
Казалось бы, из ниоткуда появляется яркая вспышка, освещая всю местность, за
которой сразу же следует громкий раскат грома, заставляющий меня взвизгнуть. Я не
знаю, как я не заметила, что шторм приближается к нам так быстро. В последнее время я
слышала низкий грохот, но на самом деле не обращала на него никакого внимания. Теперь
он прямо над нами. Мы оба вскакиваем на ноги, и через несколько секунд начинают
падать тяжелые капли дождя.
— Мне нужно бежать домой, — говорю я как раз в тот момент, когда еще одна молния
ударяет еще ближе, чем раньше.
Я смотрю на Джейкоба, который качает головой.
 — Нет, я не думаю, что это хорошая идея. Дерьмо. Пойдем. — Он жестом приглашает
меня следовать за ним, и я без колебаний делаю это, хватая на ходу остатки еды.
Пока мы бежим к его дому, дождь и ветер мгновенно усиливаются, как будто
щелкнули выключателем. К тому времени, как мы оказываемся внутри, мы уже промокли
насквозь.
Стоя прямо у его входной двери, мы останавливаемся на мгновение, чтобы перевести
дыхание.
— Ты в порядке?
Я киваю. Я в порядке, но я рада, что он не позволил мне убежать обратно к себе в
такую бурю. Кажется, что с каждой секундой становится только хуже.
На краткий миг мы встречаемся взглядами, и ни один из нас ничего не говорит.
Возможно, определяющий момент – тот факт, что он впустил меня в свой дом.
Но, конечно, Джейкоб быстро отводит взгляд.
Затем он поворачивается и уходит в другую комнату, так что я пользуюсь
возможностью осмотреть свое окружение. Здесь места даже меньше, чем у меня дома. По
сути, это просто одна большая комната, в которой очень мало места. У него здесь даже
телевизора нет. Но я замечаю больше камер, что снова вызывает у меня любопытство. Я
вроде как понимаю про те, что снаружи, но иметь что-то и внутри тоже? Это просто
странно.
Я остаюсь стоять на том же месте, пока оглядываюсь вокруг. Несмотря на всю эту
историю с лодкой, мне кажется неправильным ходить и рыться в его доме теперь, когда я
немного лучше его знаю.
— Вот, ты можешь надеть это.
Я поворачиваюсь и вижу, что Джейкоб держит для меня черный свитер. Он уже
сменил свою мокрую футболку и надел другую, на этот раз белую, которая демонстрирует
его мускулы так же сильно, как и предыдущая.
— Спасибо, — говорю я, забирая у него тарелку и протягивая ему еду.
Не раздумывая, я начинаю снимать футболку, так как она намного влажнее, чем майка
под ней, и Джейкоб немедленно разворачивается, неловко кашляя.
— О, все в порядке. У меня под ней есть еще одежда.
Я чувствую себя ужасно, потому что ясно, что он старается держаться подальше от
ситуаций, когда у него может возникнуть искушение действовать неподобающим
образом. Не то чтобы я думала, что он не может себя контролировать. Я не видела ничего,
что говорило бы мне об обратном.
Он кивает головой, но по-прежнему не оборачивается. Одна из его рук тянется вверх и
сжимает шею, прежде чем снова упасть на бок.
— Я одета, — бормочу я, как только надеваю его свитер.
Он такой большой, удобный и пахнет божественно. Я инстинктивно прижимаюсь к
нему, глубоко вдыхая мужской аромат, пропитывающий материал. Я так погружена в
свитер, что не сразу понимаю, что Джейкоб обернулся и смотрит на меня со странным
выражением.
Смущение покалывает мою кожу, заставляя мои щеки гореть. — Я, эм… В нем,
действительно, тепло. Спасибо.
Прочистив горло, он поворачивается к кухне и говорит. — Э-э, ты можешь сесть на
диван. Хочешь воды или еще чего-нибудь?
— Конечно. Вода – это звучит хорошо.
Я сажусь, внезапно почувствовав нервозность. Не из-за своей безопасности или чего-
то еще, но из-за того, что мне нужно сказать или сделать. Мои большие пальцы начинают
свое путешествие по кончикам пальцев, и я переношу свой вес на диван. Почему я так
себя чувствую?
 Джейкоб приносит мне стакан воды, а затем садится в кресло, выглядя так, будто ему
так же неуютно, как и мне. Пространство и без того маленькое, но в его присутствии оно
кажется еще более крошечным.
Звуки грома пронизывают тишину, растянувшуюся между нами, но через несколько
минут я заговариваю.
— Никакого телевизора, да?
— Нет.
— Это специально, или ты просто еще не успел его приобрести? Потому что у меня
дома есть два, и ты можешь взять один, если хочешь?
Он ерзает на своем месте. — Я не смотрю телевизор.
— А, — говорю я, кивая. — Я заметила, что у тебя на лодке была PlayStation.— Его
поведение меняется с неловкого на раздраженное при воспоминании о том, как я
вломилась на его лодку, и я поднимаю руки перед собой. — Я сожалею обо всем этом, ты
знаешь, но я не могу изменить это сейчас. — Я пожимаю плечами. — В любом случае, ты
все еще играешь в нее?
— Да, иногда.
— Какие игры у тебя есть?
Он снова ерзает на своем месте. — Просто обычное подростковое дерьмо. Call Of
Duty, Battlefield, NBA и куча других. Впрочем, все старые версии.
— Мм, — мычу я, как будто знаю, о чем он говорит.
— Когда я был моложе, мне всегда хотелось играть в видеоигры. Я пытался играть в
те, которые они установили, примерно две секунды, прежде чем меня посадили.
Джейкоб наклоняется вперед в своем кресле, казалось, не в силах усидеть на месте. —
Ты сказала, что вела жизнь, похожую на тюремную?
Это первый реальный вопрос, который он задал о моей жизни, и он, действительно,
вспомнил, что я это сказала. Это вызывает во мне странный ажиотаж, и я хочу
поддерживать эту форму общения открытой, как можно дольше.
— Давай просто скажем, что это было не обычное для тебя воспитание со Стэнли и
Жаклин Мердок в качестве родителей. — Я добавляю сюда эти имена, чтобы посмотреть,
есть ли у него какие-либо признаки узнавания. Но ничего нет. Никаких признаков того,
что он слышал о них. — Мне дали роль, которой я должна была следовать, и я постоянно
находилась в центре внимания из-за моих родителей.
Моя прежняя жизнь стала все больше и больше казаться далеким воспоминанием, о
котором никто никогда не потрудился бы вспомнить.
Он кивает. — И ты переехала сюда, чтобы быть подальше от этого внимания?
— Да. — Легкая, почти нервная улыбка появляется на моих губах. — Переехала.
— Что ж, это хорошо, — тихо говорит он.
Снаружи бушует буря. Можно слышать, как дождь барабанит по окнам, но в отличие
от той первой ночи, когда я чувствовала умиротворение, наблюдая и слушая его со своей
задней веранды, на этот раз я чувствую все, что угодно, только не спокойствие. И все это
связано с человеком с глазами цвета океана, сидящим в кресле на другой стороне
комнаты.
Еще один удар молнии ударяет рядом как раз в тот момент, когда я собираюсь сказать
что-то еще, а затем все погружается во тьму. Здесь нас не окружает ничего, кроме
темноты.
— Электричество отключилось, — неубедительно заявляю я, указывая на очевидное.
— Да.
Я достаю свой телефон, чтобы использовать его в качестве фонарика, но замечаю, что
у меня осталось всего одиннадцать процентов заряда батареи.
— Черт. У меня почти закончился заряд. У тебя есть телефон? Или фонарик?
— Мой телефон на лодке. Никаких фонариков.
— Ладно. Все в порядке... Мы просто посидим здесь, в темноте, я думаю.
 Когда я собиралась прийти сюда сегодня вечером, я совершенно не думала, что все
закончится вот так: мы будем сидеть в его доме в темноте, в то время как снаружи бушует
буря. И хотя я знаю, что это из-за шторма, я все еще чувствую, что тот факт, что я сейчас
нахожусь в его доме, означает, что я добилась с ним некоторого прогресса.
Что-то похожее на хлопанье дверцы машины привлекает мое внимание даже сквозь
гром, ветер и дождь, и я встаю.
— Что это было?
Сквозь вспышки молний во время грозы я вижу, как Джейкоб тоже встает.
— Я не уверен.
Когда он подходит к окну, я следую за ним, а затем мы оба выглядываем через
занавеску на противоположных концах окна. Сначала я ничего не вижу снаружи, но затем
еще несколько молний освещают местность, и я замечаю машину, припаркованную на
улице. В конце этой дороги нет ничего другого, кроме дома Джейкоба, так что они,
очевидно, здесь не для чего-то другого.
— Ты кого-то ждал?
Я вижу, как он смотрит на меня прямо перед тем, как ответить. — Нет.
— Хм, я никого не вижу в машине. Где они? — Ответ на мой вопрос дает следующая
вспышка молнии, когда мы видим фигуру, одетую в черное, стоящую рядом с грузовиком
Джейкоба. Это так жутко и неожиданно, что я немного подпрыгиваю, когда впервые вижу
это. — Что они делают?
Я поворачиваюсь к Джейкобу, и хотя я не могу видеть его ясно, я вижу достаточно на
его лице во вспышках света, чтобы понять, что он не выглядит счастливым, чем бы это ни
было. Однако на его лице не гнев или негодование, а скорее смирение.
— Джейкоб? — Его глаза встречаются с моими, и они говорят мне, что он точно
знает, что может делать этот человек, и это вовсе не «добрый самаритянин», который
проверяет его во время шторма. — Что они делают?
Он снова обращает свое внимание на улицу и отвечает ровным, бесстрастным тоном.
— Скорее всего, они порезали шины.
— Что? — Выдыхаю я.
— Или, может быть, на этот раз они разобьют окно.
— Ты серьезно? — Спрашиваю я, пока Джейкоб продолжает смотреть в окно. — Мы
должны остановить их. — Он не двигается ни на дюйм, даже не отводит взгляда от окна.
Я не могу позволить этому случиться. Это неправильно. Может быть, я смогу урезонить
этого человека? Я не могу разглядеть, кто это там, но я, скорее всего, встречалась и
разговаривала с этим человеком. — Я иду туда, чтобы остановить их.
Я начинаю уходить, но меня останавливает рука Джейкоба, обхватывающая мою руку.
— Нет, Реми, ты не можешь этого сделать. Ты с ума сошла? — Я поворачиваюсь, чтобы
снова посмотреть на него, и с каждой вспышкой света я вижу то, что кажется страданием
на его лице. — Как ты думаешь, что произойдет, если они увидят тебя здесь, у меня дома,
когда ты пойдешь к ним и заступишься за меня? Тебе будет хреново. Какую бы жизнь ты
ни нашла здесь, в этом городе, она закончится.
Он прав. Я знаю, что это так.
И он уже говорил мне это на днях, но тогда я подумала, что он сказал это скорее для
того, чтобы быть придурком и оттолкнуть меня, было ли это правдой или нет. Но сейчас я
не думаю, что все вообще было так. Я думаю, он искренне заботится обо мне и не хочет,
чтобы я испортила свою жизнь.
Борьба, которая была во мне, медленно покидает меня на следующем выдохе. И
мгновение спустя, самым мягким тоном, он добавляет. — Я этого не стою.
Это сказано так тихо, что я не уверена, что вообще должна была это услышать, но я
услышала, и это ударяет меня прямо в грудь, вызывая боль, которой, на самом деле, не
должно быть из-за слов парня, с которым мне не следует даже общаться.
 Внезапно он опускает руку и делает большой шаг назад, как будто до сих пор не
осознавал, что все еще держит меня за руку. Я замечаю, как его взгляд устремляется на
что-то позади меня, а затем он делает еще один незаметный шаг назад.
— Я не боюсь тебя, Джейкоб, — тихо говорю я.
— Почему, нет?
Он уже должен был знать, что я не такая, как остальные в городе. Разве он не видит,
что я отличаюсь от человека снаружи, который делает черт знает что с его грузовиком?
Это правда, что у меня все еще есть противоречивые мысли о нем. Мой разум
пытается постоянно напоминать мне о его плохих поступках, в то время как мое сердце
ищет и видит его доброту. Есть также постоянное чувство вины, которое мучает меня,
говоря мне, что я даже не должна была делать ничего из этого. Но, кажется, я не могу
остановиться.
Джейкоб совсем не такой, каким я его себе представляла, и его поведение
противоречит тому, чего можно было бы ожидать от такого человека, как он. Это придает
мне больше решимости, чем когда-либо, не отказываться от него.
Глядя на Джейкоба, я вижу, как он смотрит в землю, проделывая эту штуку языком,
тычет им в щеку.
— Я просто не такая. — Я пожимаю плечами, хотя он на меня не смотрит. — Я просто
не думаю, что ты причинишь мне боль.
Еще одно выражение мелькает на его лице, как будто мои слова что-то значат для
него, что-то важное, но через секунду оно исчезает, а затем он засовывает руки в карманы
и возвращается к окну, заканчивая разговор.
После того, как шторм утихает, то есть вскоре после того, как человек, делающий что-
то с его грузовиком, уезжает, я выхожу за ним на улицу, чтобы посмотреть, что с ним
сделали. Воздух все еще насыщен влагой, а температура упала, отчего по моим ногам
бегут мурашки.
Когда мы ступаем на подъездную дорожку к его дому, мой желудок сжимается, когда
я вижу капающую красную краску вдоль борта его грузовика с надписью
«НАСИЛЬНИК». Джейкоб спокойно смотрит на это, нас окружает мрачность, которой не
было во время шторма.
Я хочу что-то сказать, но не уверена, что именно. Извинения просто не кажутся
достаточными. Так что в итоге я молчу, пока он достает ведро с какой-то чистящей
смесью, чтобы смыть надпись. Я предлагаю свою помощь, но он отказывается.
К счастью, она была нанесена на нее распылителем, пока была влажной, так что ее
достаточно легко удалить.
К сожалению, это не единственное, что сделал этот человек. Из одной из шин торчит
перочинный нож. Это не то, что можно просто смыть.
— Черт. — Джейкоб раздраженно вздыхает, прислоняясь к своему грузовику.
За эти годы я видела много вещей, которые расстраивали меня или каким-то образом
влияли на меня, но ни одна из них не заставляла меня чувствовать себя так ужасно, как
сейчас.
— Эм, ты можешь воспользоваться моей машиной, если хочешь, — предлагаю я. Он
смотрит на меня. Его глаза цвета океана пытаются скрыть разочарование вместе с муками,
которые он испытывает, но безуспешно. — Я имею в виду, если тебе нужно будет куда-
нибудь поехать завтра или что-то в этом роде.
На этот раз он удерживает мой взгляд, как будто ищет что-то, но я не уверена, что
именно. Затем он отталкивается от грузовика.
— Спасибо. Но все в порядке.
Джейкоб проходит мимо меня, направляется к сараю и отпирает его, затем исчезает в
темноте. Мгновение спустя он выходит обратно с другой шиной и еще несколькими
предметами для ее замены. Я стою в стороне и наблюдаю, как он приступает к работе.
— Ты хочешь, чтобы я в чем-нибудь помогла?
 Он оглядывается через плечо, а затем возвращается к тому, что делает. — Нет. Все в
порядке.
Я все равно ничего не смыслю в замене шины, поэтому просто стою и наблюдаю за
ним, глубже зарываясь в его теплый свитер, который все еще на мне. Я стою и смотрю,
как он поздно ночью меняет колесо у океана... потому, что кто-то порезал его... потому
что он осужденный за насилие... и я бы предпочла быть в другом месте.

Глава 12
Реми

Большая теплая рука скользит вниз с моей шеи, чтобы крепко обхватить мою грудь,
сжимая и лаская ее, одновременно потирая большим пальцем мой очень твердый сосок. Я
стону от ощущения, разливающегося по моему телу. Мою шею все еще покалывает там,
где его рука держала меня в темноте.
Сколько времени прошло с тех пор, как кто-то вот так прикасался ко мне? Обратил на
меня такое внимание? Натан чертовски был уверен в том, что не хотел доставлять мне
такое удовольствие.
Его хватка на моей груди усиливается по мере того, как давление на мой клитор
увеличивается. Ловкие пальцы двигаются по моему пульсирующему клитору в идеальном
ритме, как будто он уже знает мое тело и точно знает, что ему нужно.
Образы его мышц, двигающихся и сгущающихся, пока он менял шины, возникают в
моем сознании, и я представляю, как напрягаются и двигаются его бицепсы, когда он
доводит меня до исступления прямо сейчас. Я пытаюсь сократить разрыв между нами,
нуждаясь в ощущении его твердых мышц рядом со мной, но мне кажется, что это просто
вне моей досягаемости. Например, когда вы видите огонь рядом, когда находитесь на
холоде, но никогда не подходите достаточно близко, чтобы пламя действительно
согревало вашу кожу.
Острый укол желания проносится от моего соска прямо к центру, когда он щиплет его.
Я так близка к краю, и мне ужасно хочется прикоснуться к нему, но мои руки не
двигаются. Они чувствуют себя как-то скованно, но чем именно, я не уверена.
— Джейкоб.
Его имя слетает с моих губ, когда похоть заполняет каждую клеточку моего тела. Мое
зрение затуманивается, когда удовольствие начинает поглощать меня. Я бы хотела, чтобы
его губы были на моих в этот момент.
Я хочу попробовать его на вкус, укусить его. Я хочу быть окруженной и наполненной
им всем сразу.
Он продолжает поднимать меня вверх, и еще выше, и выше своими пальцами, пока я
не достигаю вершины, а затем падаю вниз с громким стоном, когда мой оргазм
захлестывает меня.
Топит меня.
Мои ноги дрожат, дыхание вырывается из груди. Множество чувств вырвалось из меня
во всех направлениях.
И тогда я, действительно, тону.
Темная вода окружает меня.
Ужас сменяет чистое блаженство, которое было несколько секунд назад, когда я
погружаюсь все глубже, мои руки не делают движений, чтобы вытолкнуть меня на
поверхность.
Я открываю рот, чтобы закричать, и в этот момент я резко принимаю сидячее
положение на своей кровати, моя грудь все еще вздымается, и я набираю полные легкие
воздуха, как будто я, действительно, снова оказалась под водой.
Мое тело покрыто слоем пота, одна моя рука в трусиках покрыта моим возбуждением,
а другая все еще сжимает мою грудь.
 Сон. Вот и все, что это было.
Я плюхаюсь обратно на кровать, освобождая руки и замедляя дыхание. Жар заливает
мои щеки, когда я понимаю, что мне приснился Джейкоб.
Я почувствовала прикосновение его пальцев ко мне.
Это было его имя, которое я выкрикнула на грани наслаждения.
Проскользнув в ванную, я умываюсь и брызгаю водой на лицо. Когда я смотрю на свое
отражение в зеркале, я вынуждена, наконец, признать то, что я отрицала даже перед самой
собой... что меня влечет к Джейкобу, и не только физически.
И я чувствую, что из-за этого со мной, должно быть, что-то не так. Ничто в этой
ситуации не является нормальным. Но даже одна мысль о том, чтобы уйти от него,
заставляет мой желудок скручиваться, поэтому я знаю, что не буду этого делать, несмотря
ни на какие негативные мысли.
Где-то на пути к тому, чтобы заполнить его пустые места, я начала испытывать к нему
какие-то чувства. Под грубой внешностью скрывается добрая и нежная душа, и мне так
трудно примирить его с человеком, о котором я читала в тех газетных статьях.
Окно моей ванной выходит на дом Джейкоба, поэтому я прислоняюсь к раме, глядя
вниз по пляжу на его маленький и одинокий дом, похожий на лачугу. Солнце еще не
взошло, но уже начинает светать. Достаточно светло, чтобы я могла видеть, что его лодка
исчезла. Он уже где-то там пытается поймать рыбу, чтобы заработать немного денег.
Глупо, что даже такая простая вещь, как это, усиливает мои чувства к нему.
Я слишком взвинчена после этого сна, чтобы пытаться заснуть снова, поэтому не
утруждаю себя возвращением в свою постель. Кофе, подкаст и моя задняя веранда
кажутся идеальными вещами, чтобы скоротать время, пока мне не нужно будет уходить
на работу.
Несколько часов спустя я отправляюсь на работу, и, конечно же, день тянется в
медленном темпе. Кажется, так всегда бывает, когда я просыпаюсь очень рано. Все, чего я
хочу, это забраться в постель и проспать весь день, избавившись от этих чувств, но я
должна быть здесь до пяти.
Было около трех часов, когда я увидела знакомый грузовик, въезжающий на стоянку.
Мое сердцебиение медленно учащается, когда всплывает воспоминание о моем сне. И
мысль о его руках на мне заставляет мои ноги сжиматься вместе. Тепло разливается по
всему моему телу, и я почти уверена, что мои щеки розовеют. Я краснею, а я никогда не
краснею.
Джейкоб вытягивает из меня все виды чувств, даже не пытаясь этого сделать. На
самом деле, он изо всех сил старался держать меня подальше от него. Но что хорошего это
дало?
Я наблюдаю, как он выходит из своей машины с мягкой улыбкой на лице. Я так рада,
что краска легко сошла. Сейчас вы даже не можете сказать, что на двери что-то было
написано.
Он одет в джинсы и рубашку с длинным рукавом, а завершает образ бейсболка. И хотя
в этом нет ничего особенного, оно настолько отличается от того, что носили бы все
известные мне мужчины, что делает его еще лучше.
— Реми.
Я отвлекаюсь от своего пристального наблюдения, когда рядом со мной произносят
мое имя. Я поворачиваюсь и вижу Гранта, стоящего у прилавка с шоколадной плиткой.
Он поворачивает голову в ту же сторону, где я наблюдала за Джейкобом, идущим к
магазину, и поднимает одну бровь.
Мое сердце бешено колотится в груди оттого, что меня поймали, когда я смотрела на
него и улыбалась, но за эти годы меня научили сохранять нейтральное выражение лица,
независимо от того, что происходит у меня в голове.
Когда он снова поворачивается ко мне, я веду себя так, как будто ничего не случилось.
Как будто меня только что не застукали улыбающейся городскому изгою.
 — Привет, Грант. Как у тебя дела сегодня?
— Хорошо. Очень хорошо.
Я разглядываю его плитку шоколада, нахожу странным, что он берет только
случайные вещи вроде этого или жвачки. Он должен все время питаться вне дома или
ездить за продуктами за город.
Краем глаза я вижу, как Джейкоб входит в магазин, и чувствую, как взгляд Гранта
прожигает меня, как будто он ждет, наблюдая, поздороваюсь ли я с Джейкобом каким-
либо образом.
Но я этого не делаю. Я не смотрю, как Джейкоб проходит мимо, и не смотрю, как он
идет по проходу с хлебом.
Я заканчиваю доставать сдачу Гранта и вручаю ее ему с улыбкой на лице.
— Вот, держи. Хорошего дня.
— Спасибо.
Он берет свою плитку шоколада, смотрит в ту сторону, куда ушел Джейкоб, а затем
разворачивается и выходит.
Даже если бы он не застукал меня за наблюдением за Джейкобом, я бы чувствовала
себя неуютно в его присутствии. Просто в нем есть что-то такое, что заставляет меня
чувствовать себя неуверенной, но я не могу понять, что именно.
Несколько минут спустя Джейкоб подходит к прилавку с горстью продуктов, и улыбка
возвращается на мое лицо.
— Привет, — говорит он.
Это всего лишь одно крошечное слово, но оно настолько отличается от того, что он
сделал бы раньше, то есть игнорировал бы меня, что у меня внутри все переворачивается.
С тех пор как я призналась себе в чувствах, которые испытываю к нему, мне стало трудно
сохранять их в качестве просто фонового шума, которым они были раньше.
— Привет.
— Ты, эм, придешь сегодня вечером?
Мои внутренности трепещут от того факта, что он спросил меня об этом, хотя, скорее
всего, это больше связано с тем, что он готовится к тому, что я снова вторгнусь в его
пространство.
Мое внимание привлекает движение за его плечом, и я вижу, как Джолин заполняет
полки в другом конце магазина.
Моя лояльность внезапно резко разлетается в разные стороны. На нее напал кто-то
точно такой же, как Джейкоб. От этой мысли дрожь мгновенно исчезает, и мне кажется,
что розовые очки, которые я носила, были сорваны, снова напоминая мне, что я не должна
так себя чувствовать.
Я проглатываю комок в горле и отвечаю ему.
—Эм, не сегодня. Я встала очень рано, так что мне нужно лечь пораньше.
— О, конечно, да.
Я знаю, что мои уши не обманули меня только что, когда я услышала разочарование в
его тоне. В нем все смешанные чувства внутри меня тянут, толкают и сталкиваются друг с
другом.
Я молча подсчитываю его покупки, ненавидя себя за то, что я так разрываюсь. Он не
смотрит на меня, совсем как в тот раз, когда я впервые увидела его здесь, и мне это не
нравится.
Я смотрю, как он поворачивается, чтобы уйти со своими покупками, узел вокруг моего
живота затягивается все сильнее с каждым его шагом.
А потом мой рот открывается прежде, чем я успеваю дважды подумать об этом.
— Джейкоб. — Он поворачивает голову, чтобы посмотреть через плечо. — Я приду
завтра вечером.

Глава 13
 Джейкоб

Когда Реми появлялась у меня дома то тут, то там и оставалась лишь на короткое
время, я думал, что она на этом остановиться. Но это ничто по сравнению с тем, что
происходит сейчас.
Теперь она почти ежедневно бывает у меня дома. Из-за этого мне трудно игнорировать
ее и не обращать внимания на растущее влечение, которое я испытываю к ней.
Сначала, когда она постоянно задавала свои вопросы, я давал идиотский ответы,
пытаясь заставить ее оставить меня в покое. Это не сработало. Поэтому я начал отвечать
просто для того, чтобы заткнуть ее хорошенький ротик. Теперь я отвечаю, потому что
обнаружил, что мне нравится, когда есть с кем поговорить после всех этих лет.
Мне нравится ее компания, и это чертова катастрофа по целому ряду причин.
Единственный другой человек, к которому я когда-либо что-то чувствовал – это та
самая причина, по которой моя жизнь такая, какая она есть сейчас. Я не знаю, смогу ли я
когда-нибудь по-настоящему поверить, что нечто подобное никогда больше не
повторится.
Кроме того, какую жизнь я мог бы надеяться ей подарить? Мы никогда не смогли бы
никуда пойти вместе. Я и так едва могу позволить себе еду и прочее дерьмо. Как бы я
смог сделать ей какой-нибудь подарок? Мне пришлось нарвать цветов на обочине дороги
и положить их в один из моих стаканов для питья к сегодняшнему столу.
Я все равно веду себя как гребаный идиот, даже думая об этом дерьме. Почему, черт
возьми, она вообще так ко мне относится? Удивительно, что она вообще ошивается
поблизости. Наверное, я для нее просто какой-то акт милосердия.
Есть еще одна мысль, которую я тоже не полностью исключил; что она разрабатывает
какой-то план, чтобы заставить меня уехать.
Тем не менее, я не могу найти в себе силы продолжать отталкивать ее, поэтому я
позволяю ей приблизиться. Я позволяю ей болтаться рядом, а сам просто страдаю от
своих чувств.
Раздается стук в дверь как раз вовремя. Она всегда пунктуальна, что мне вроде как
очень нравится. В тюрьме все было по расписанию, так что я привык к этому, когда у
меня что-то запланировано.
Бросив быстрый взгляд на камеры, чтобы убедиться, что датчик моргает, я
направляюсь к двери. Мне приходится бороться, чтобы сфокусировать взгляд на ее лице,
когда я открываю дверь.
Она чертовски великолепна, одета в милое маленькое платье, которое показывает
выпуклости ее груди и красиво облегает ее изгибы. Вроде как кажется, что в последнее
время она стала носить более открытые вещи, но я мог бы фантазировать о ней и без
этого.
Что я вообще знаю о том, как ведут себя девушки?
Она отпускает прядь волос, с которой играла, и широко улыбается мне.
— Привет, — весело говорит она.
Я все еще не понимаю, почему она такая милая и, кажется, действительно, счастлива
быть здесь. После всего того, что она, вероятно, слышала обо мне, можно подумать, что
находиться рядом со мной было бы последним, что она хотела бы делать.
Я отступаю, чтобы впустить ее, и в итоге наблюдаю, как ее задница двигается сквозь
ткань платья, когда она проходит мимо, заставляя мой член подергиваться.
Тогда я чувствую себя гребаным грязным мудаком, потому что в последнее время я
слишком часто дрочил на нее. Я пытаюсь думать о других вещах, пока глажу свой член,
но ее лицо всегда оказывается на переднем плане. Конечно, это не помогает, потому что
мысли о ней – это то, что в первую очередь возбуждает меня.
— Итак, я знаю, что обычно приношу нам уже приготовленную еду, но на этот раз я
решила приготовить ее здесь и, возможно, заодно научить тебя?
 Дерьмо. Я думал, что избежал всего этого обучения кулинарии, но, думаю, это то, о
чем мне, действительно, стоит узнать больше. Я не могу полагаться на то, что она всегда
будет приносить мне вкусную еду, к тому же, наверное, было бы неплохо, если бы я как-
нибудь приготовил ей настоящую еду, а не просто рыбу, приготовленную на огне.
Я ворчу и говорю. — Ладно, как скажешь.
Она на самом деле хихикает надо мной, когда заходит ко мне на кухню с пакетом, в
котором, как я предполагаю, находятся ингредиенты для ужина.
— Такой приветливый сегодня. Мне повезло. — Реми начинает доставать какие-то
продукты из сумки, но затем останавливается и направляется прямиком к моему столику.
— О, они прекрасны! Я люблю полевые цветы. — Она кладет руку на грудь и смотрит на
меня, но я быстро отворачиваюсь, так что она не может спросить меня, принес ли я их
именно для нее. Думаю, мне с ними повезло.
— Что тебе нужно? — Спрашиваю я, когда она возвращается на кухню.
— Эм. Разделочная доска. Кастрюля для варки макарон. И сковорода для
приготовления мяса и соуса.
Она прикусывает нижнюю губу, думая о чем-то еще, что ей может понадобиться, и я
сопротивляюсь желанию уставиться на это и вместо этого начинаю искать предметы, о
которых она сказала. Я даже не знаю, будет ли у меня все, что она попросила. Я только
недавно купил кучу всяких кухонных принадлежностей, чтобы готовить себе еду, когда
впервые попал в хозяйственный магазин.
— О, и нож и деревянная ложка, — добавляет она. — Я подумала, что спагетти будут
чем-то легким и незатейливым для тебя, чтобы научиться. К тому же, тебе, похоже, они
понравились.
— Мне понравились все блюда, которые ты приготовила, — бормочу я, доставая
кастрюлю и сковороду. После всей тюремной еды, которую я съел, ее еда каждый раз
похожа на изысканное блюдо.
Когда я оборачиваюсь, на щеках Реми расплывается широкая улыбка. — Отлично, это
есть. — Она забирает у меня кастрюлю и сковородку. — Разделочная доска?
Я тянусь и беру ту маленькую, что у меня есть. — Эта достаточно большая?
— Сойдет, — отвечает она, снова одаривая меня этой улыбкой. — В прошлый раз я
добавила только лук и перец, но ты сам можешь решить, что тебе добавлять, а что нет.
Мы можем добавить другие ингредиенты, например консервированную кукурузу или
кусочки сосисок. Я захватила немного на всякий случай.
Все это звучит довольно неплохо для меня, но вряд ли у меня будет что-то из этого
очень часто, так что на этот раз, вероятно, будет лучше придерживаться основ. Она
достает остальные ингредиенты из пакета на стойку, и я засовываю руки в карманы,
ожидая.
— На этот раз лук и перец будут в самый раз.
— Хорошо, я начну резать перец. Ты можешь наполнить кастрюлю водой, чтобы она
закипела?
Моя кухня на самом деле не такая уж большая, поэтому мне приходится
протискиваться мимо нее, чтобы набрать воды. Тонкий запах ее шампуня пропитывает
воздух, и я ловлю себя на том, что жадно делаю глубокие вдохи, чтобы втянуть как можно
больше его в свои легкие. Это, конечно, совсем не похоже на мочу, смешанную с
дезинфицирующим средством, с которой мне приходилось мириться годами.
Моя рука касается руки Реми, когда я ставлю кастрюлю на плиту, и я замечаю, как по
ее коже бегут мурашки.
— Тебе холодно? — Спрашиваю я. Я не думал, что здесь особенно холодно, но на ней
только маленькое платье.
Реми прочищает горло. — Эм. Нет. Я в порядке. Спасибо.
Она слегка отодвигается от меня, напоминая мне не только о том, как близко я на
самом деле стою к ней, но и о том, что она, вероятно, все еще считает меня
отвратительным человеческим существом, способным причинить ей вред, как и все
остальные. Это гребаный удар под дых.
Ее движение в сторону от меня приводит к тому, что лук скатывается на пол, поэтому
я прохожу мимо нее, чтобы взять его, пока она продолжает резать перец.
Я наклоняюсь, чтобы поднять его, и следующее, что я помню, это грохочущий звук, и
Реми шипит. — Черт. — Я оборачиваюсь и вижу, как она сжимает свой палец. — Я
порезалась.
Нахмурившись, я подхожу ближе, чтобы взглянуть. — Дай мне посмотреть.
Она отпускает палец, и я смотрю, как кровь стекает по ее руке.
— Я просто отвела взгляд на секунду, — говорит она, качая головой, ее щеки слегка
порозовели.
Потянув ее за руку, я веду ее к раковине, чтобы сполоснуть ее под струей воды. Я не
уверен, насколько она глубокая, и я не могу видеть из-за мешающей крови.
Мы молча наблюдаем, как вода омывает ее палец, делая видимым порез. Я подношу
его поближе к себе, чтобы осмотреть, и тут Реми морщится.
— Прости. — Я поднимаю на нее глаза, на мгновение попадая в водоворот зеленого,
коричневого и желтого. Она так близко, что я слышу звук ее неглубокого дыхания. Или
это моё? Я облизываю свои сухие губы, и когда ее взгляд опускается на них, и ее глаза
слегка расширяются, я отпускаю ее руку и делаю шаг назад. Черт, может быть, она
думала, что я собираюсь что-то с ней сделать. — Эм. Порез не выглядит слишком
глубоким. Пластырь будет в самый раз. Я пойду, принесу тебе один.
— Спасибо.
К тому времени, как я возвращаюсь, она помешивает мясо на сковороде и отводит
руку, завернутую в салфетку, в сторону.
— Вот. — Я быстро наношу немного полиспорина (Прим. перев.: антисептическая
мазь) и прикрываю порез пластырем.
— Если ты не против, порезать оставшийся перец и лук, я приготовлю мясо и
макароны.
— Хорошо.
Мы оба приступаем к работе, и она рассказывает мне о каждом шаге. То напряжение,
которое я чувствовал в воздухе ранее, исчезло, и я рад, что она снова чувствует себя
непринужденно, очевидно, больше не видя во мне угрозы.
Я никогда не хотел, чтобы она чувствовала себя так, поэтому я стараюсь держаться от
нее на приличном расстоянии, ну, насколько это возможно на маленькой кухне.
Когда ужин готов, я говорю ей пойти посидеть за столом, пока я раскладываю еду и
наливаю воду в стаканы. Затем я сажусь напротив нее за стол.
— Итак, — начинает она после пары кусочков вкусной еды. — В конце концов, ты
рассказал обо мне своему надзирателю по условно-досрочному освобождению?
При упоминании о нем еда, которую я жевал, мгновенно становится прогорклой у
меня во рту, и мне кажется, что меня ударили по лицу холодной рукой. Он – напоминание
о моей жизни, о которой я ненадолго забыл, проводя время с Реми за приготовлением
ужина.
Мои руки сжимаются в кулаки под столом, и я почти хочу сказать ей, чтобы она не
лезла не в свое гребаное дело, потому что я не хочу говорить о нем. Но я злюсь не на нее,
и это ее дело, очень даже.
Плюс, искренность ее голоса и то, как она откусывает кусочек от своей еды, а затем
снова смотрит на меня, ожидая моего ответа, еще больше подавляют гнев.
— Да, я это сделал. — Мои брови хмурятся, когда я понимаю, что она уже должна
была получить от него весточку. — Он тебе не звонил?
Она прикусывает свою пухлую нижнюю губу, и я ловлю себя на мысли, что задаюсь
вопросом, такие ли они мягкие, как кажутся.
 — У меня был пропущенный звонок с номера, который я не узнала. Может быть, это
был он? Я перезвоню завтра.
Я киваю. — Не жди, что он вообще будет добр к тебе.
Она усмехается, находя в этом что-то забавное. — Я привыкла иметь дело с угрюмыми
мужчинами.
Я почти закатываю глаза на это, но в итоге просто снова смотрю на свою еду, когда
она издает тихий смешок. Она всегда улыбается и смеется.
Поскольку большую часть времени вопросы задает она, я удивляю нас обоих, задавая
ей следующий вопрос вместо этого.
— Тебе нравится работать в «Пичис»?
Она выглядит ошарашенной всего на секунду, а затем улыбается, как будто я только
что подарил ей что-то. — На самом деле, мне это нравится. Я знаю, что это не самая
лучшая работа, и это не такое веселое занятие, как рыбалка, но меня это вполне
устраивает.
Я не говорю ей, что пытался устроиться там на работу, когда впервые переехал сюда,
но мне быстро отказали. Или что я начал ловить рыбу только потому, что у меня не было
другого выбора. Дело не в том, что мне это не нравится. Я бы просто предпочел делать это
на досуге, а не по необходимости.
— Это хорошо.
Я задаю ей еще несколько вопросов о том, чем она раньше занималась, откуда она
родом и тому подобное. И я не знаю, кто больше удивлен моим внезапным интересом к
знакомству с ней. В любом случае, она, кажется, довольна этим, и это оказывает на меня
влияние.
После ужина мы оба тихо убираем на кухне, и хотя я вроде как привык к ее
присутствию, это почему-то кажется более интимным, а к этому я не привык.
Прибрав на кухне, я сажусь на край дивана. Это не очень большой диван, поэтому я
немного шокирован, когда Реми тоже садится на него вместо единственного кресла.
— Знаешь, если бы у тебя был телевизор, мы бы смогли посмотреть что-нибудь прямо
сейчас, — говорит она, поворачиваясь ко мне и подмигивая.
Я пожимаю плечами. Я несколько раз думал о том, каково было бы снова иметь
телевизор с тех пор, как она упомянула об этом. Я думал о том, каково это – откинуться на
спинку кресла, укрывшись одеялом холодным вечером, и посмотреть фильм. И я не могу
отрицать, что в этих мыслях рядом со мной под пледом есть теплое тело.
— И я все еще жду урока рыбной ловли, — добавляет она, после чего бросает
многозначительный взгляд в мою сторону.
— Ну, тебе придется долго ждать, — отвечаю я. Когда ее глаза расширяются, и она
указывает пальцем на мое лицо, я отодвигаюсь, хмурясь, не уверенный, почему. — Что?
— Ты улыбнулся, — заявляет она, и на ее лице появляется ухмылка.
Я снова немного ерзаю, чувствуя себя неловко. Этот диван всегда был таким
бугристым?
— Нет, я этого не делал.
Ее улыбка только расширяется от моих слов. Я ничего не имею против улыбки. Просто
за последнее десятилетие у меня было не так уж много поводов для улыбки. И я даже не
понял, что улыбнулся ей.
— Улыбнулся, — мягко говорит она. — И она, действительно, хорошо смотрелась на
твоем лице.
Я чувствую, как мое сердцебиение учащается втрое, когда она придвигается ко мне на
диване так близко, что наши колени прижимаются друг к другу. По привычке я быстро
бросаю взгляд на камеру, обращенную к нам. Как только я получаю подтверждение
мигающего красного огонька, я снова обращаю свое внимание на нее.
Ее лицо сейчас всего в нескольких дюймах от меня. Стала ли она ближе?
 Я сбит с толку ее действиями, и я не уверен, как реагировать. Я не могу прочитать
выражение ее лица.
Однако когда она протягивает руку и касается моей щеки, а затем наклоняется ближе,
ее намерения становятся ясными.
Я сжимаю кулаки на бедрах, чтобы не вздрогнуть физически от ее прикосновения. В
ту секунду, когда ее губы касаются моих, на меня обрушивается шквал случайных
мыслей.
Я не могу поверить, что она, блядь, целует меня.
Ее губы такие мягкие и сочные, как я и предполагал. Даже мягче.
Она так хорошо пахнет.
Мой член начинает реагировать на ее близость, и мои руки чешутся прикоснуться к
ней.
Когда она начинает слегка шевелить губами, я начинаю внутренне сходить с ума,
потому что я понятия не имею, что я делаю.
Может, мне тоже прикоснуться к ее лицу? Наклонить голову? Ее голову? Блядь.
Ладно, мне нужно подумать, как следует. Я видел поцелуи раньше. Мне просто нужно
делать то, что кажется естественным. Я пытаюсь расслабиться и разжать кулаки, но в ту
секунду, когда я чувствую, как ее язык высовывается и касается моей губы, я теряю
самообладание.
Нет.
Я резко встаю, заставляя Реми упасть обратно на диван, а затем иду прямо в ванную,
закрывая за собой дверь.
— Черт.
Я хватаюсь за края раковины и смотрю на себя в зеркало.
Что, черт возьми, только что произошло?
Помимо того, что я запаниковал, она на самом деле поцеловала меня. Зачем ей это
делать?
Ей следовало бы бежать в другом направлении, а не наклоняться ко мне, прижимая эти
мягкие губы к моим.
Я выдыхаю и поправляю свой член, прежде чем плеснуть немного воды на лицо.
Если я пойду туда, и мы снова поцелуемся, или я позволю этому зайти еще дальше,
она узнает.
— Ага. Она узнает, что ты гребаный двадцативосьмилетний девственник, который
понятия не имеет, что он делает.
Я насмехаюсь над собой в зеркале. О чем, черт возьми, я вообще думаю? Я не могу
позволить этому продолжаться дальше. Черт возьми, я осужденный насильник.
Я не могу привести ее в свой мир, независимо от того, что я чувствую к ней. Я просто
выйду туда и скажу ей, чтобы она уходила. Она решит, что мне это не понравилось, и
уйдет.
Моя грудь сжимается от этой мысли, но это то, что нужно сделать.
Сделав еще один глубокий вдох, я открываю дверь, готовый выйти и вести себя с ней
как мудак.
Но Реми стоит там, по другую сторону двери, с открытым ртом.

Глава 14
Реми

Девственник. Девственник. Девственник. Это слово продолжает крутиться у меня в

голове, пока я смотрю на настороженное лицо Джейкоба. Мой рот открывается и
закрывается несколько раз. О, мой Бог.
Я пришла сюда, чтобы извиниться за то, что поцеловала его, думая, что зашла
слишком далеко, и чувствуя себя из-за этого немного не в своей тарелке.
 Но потом я услышала, как он разговаривает сам с собой.
Девственник.
Единственный способ, почему это может быть правдой...
— Ты этого не делал, — выдыхаю я, складывая кусочки воедино. Теперь все это имеет
такой большой смысл. — Ты этого не делал!
Мое дыхание становится затрудненным, осознание этого тяжелым грузом давит мне на
грудь. Ошеломляющий прилив эмоций наполняет мое тело, когда я начинаю понимать,
что это значит. Не только из-за ненужной вины, из-за которой я мучилась из-за того, что
что-то чувствовала к нему, но и из-за того, что это значит для него.
Я отворачиваюсь от него, прохожу небольшое расстояние до кухни и хватаюсь за
столешницу для поддержки. Слезы начинают покалывать в уголках моих глаз.
— Все это время ты был невиновен. Ты был невиновен, и они отправили тебя в
тюрьму на десять лет.
— Я знаю, — выдыхает он, делая несколько шагов в комнату. — Я, блядь, знаю.
Я наблюдаю, как обе его руки скользят по лицу, а затем перемещаются к задней части
шеи, чтобы сжать напряжение, вероятно, накапливающееся там.
Я просто, я не могу в это поверить.
Они отправили невиновного человека в тюрьму.
Он потерял своих родителей.
Он потерял своих друзей.
Он не умер, но он, действительно, потерял свою жизнь.
Рыдание вырывается из моей груди, и я чувствую, что вот-вот задохнусь.
— Эй, не делай этого, — говорит Джейкоб, теперь лицом ко мне. — Не плачь. — Он
переминается с ноги на ногу, выглядя так, словно хочет утешить меня, но годы обращения
с ним, как с мерзким куском дерьма, приучили его держаться на расстоянии.
Вместо этого я сокращаю расстояние между нами, сжимая его в яростных объятиях.
Его тело напрягается от моего прикосновения, а руки на мгновение зависают в воздухе, не
зная, куда опереться. В конце концов, когда я не отпускаю его, а скорее зарываюсь лицом
глубже в него, пока текут слезы, его руки обхватывают мою спину, притягивая меня
ближе.
— Не плачь, — мягко повторяет он. — Я никогда не мог смириться с тем, что вижу
слезы.
— Я ничего не могу с этим поделать, — бормочу я ему в грудь.
Вся его жизнь была разрушена, а он ни черта не сделал. Этот город ненавидит его,
потому что судил его без возможности оправдаться в их глазах. О Боже, они делают с ним
все эти ужасные вещи, и он не заслуживает ни грамма этого.
Я слегка отстраняюсь, чтобы посмотреть на него снизу вверх. Его лицо расплывается
из-за моих слез, но я все равно вижу его в новом свете.
— Как ты не ожесточился еще больше?
Он издает тихий смешок. — На случай, если ты не заметила, я почти каждый день
такой. — Одна из его рук скользит по моей спине и поднимается к лицу, и его большой
палец нежно проводит по влаге на моих щеках, действие, которое кажется совершенно
нехарактерным для него, а может быть, и нет. Может быть, именно таким он и был до
того, как все это случилось. — Но ты делаешь дни немного более сносными.
Мои внутренности тают не только от его прикосновений, но и от его слов.
Мое сердце чувствует так много вещей прямо сейчас. Ясно, что он все это время что-
то знал, что-то, чего я не смогла увидеть. Хотя мне всегда было трудно видеть в нем по-
настоящему злого человека, которым он должен был быть.
Расплывчатость в моем зрении начинает спадать по мере того, как я овладеваю своими
эмоциями. Его красивые серо-голубые глаза становятся центром фокусировки моего
взгляда, и я чувствую, что впервые вижу их по-настоящему. Там, где я когда-то думала,
что вижу лишь вину и сожаление, теперь я вижу пытку, боль и мучения. Он был вырван из
своей невинной подростковой жизни и брошен в яму с монстрами, помеченный, как один
из них.
Когда мой взгляд скользит по его лицу и останавливается на его губах, мне внезапно
приходит в голову мысль. — Это был твой первый поцелуй?
Он издает тихий стон, отпускает меня и подходит к дивану, потирая рукой
подбородок. Я иду за ним и сажусь рядом с ним.
— Что?
— Это чертовски неловко.
Я кладу свою ладонь на его руку. — Нет. Пожалуйста, не смущайся. Я, конечно, не
думала о тебе ничего плохого. Боже, я имею в виду, у тебя так много отняли. Если уж на
то пошло, я нахожу тебя более привлекательным из-за этого. — Затем, слегка поглаживая
его по руке, я добавляю. — Мне очень повезло оказаться твоей первой. — Когда я
понимаю, как это прозвучало, я чувствую, как мои щеки краснеют. — Я имею в виду твой
первый поцелуй.
Он, на самом деле, ухмыляется, глядя на свои руки, лежащие на коленях, и я снова
поражаюсь тому, каким молодым и красивым он выглядит, когда делает это.
— Почему ты позволил мне думать, что ты это сделал?
Вздохнув, он говорит. — Реми, я потратил месяцы, пытаясь убедить людей, что я
невиновен. Моя собственная семья, которая знала меня всю мою жизнь, и друзья, которые
знали меня годами, не поверили мне. С чего бы мне вообще думать, что ты мне поверишь?
В любом случае, для тебя было лучше просто думать о том, о чем думали все остальные.
— Почему?
Он пожимает плечами. — Тебе не место в моем испорченном мире.
— Тебе тоже.
Его глаза поворачиваются к моим. — Остальной мир не согласился бы с тобой.
— Мне все равно. И я не собираюсь держаться от тебя подальше. Это не остановило
меня, когда я думала, что ты виновен, и ты изменился. Это точно, черт возьми, не
остановит меня теперь, когда я знаю правду.
Я кладу голову ему на плечо, чувствуя невероятную благодарность за то, что я вообще
осталась рядом с ним, несмотря на мои первоначальные мысли.
Мой взгляд останавливается на одной из камер, и мои животрепещущие вопросы,
касающиеся их, выходят на первый план.
— Почему у тебя везде камеры?
Джейкоб делает глубокий вдох, прежде чем медленно его выпустить. — Самая
большая проблема, с которой я столкнулся, заключалась в том, что я не мог доказать, что
не сделал ничего плохого. Если бы были доказательства, моя жизнь сейчас была бы
совсем другой.
— Значит, камеры предназначены для того, чтобы у тебя всегда были доказательства?
— Да. Мне не очень рады в этом городе, поэтому я хотел бы быть готовым на случай,
если кто-то попытается меня в чем-то обвинить. Мне становится легче от того, что они
здесь, хотя я почти всегда нахожусь рядом с людьми, только когда нахожусь в городе, и
камеры в магазинах повсюду. Я храню все видео на своем ноутбуке.
Мне приходит в голову мысль, и чувство вины наполняет меня изнутри, возвращая
меня к тому моменту, когда я впервые наткнулась на его дом.
— Ты, эм, видел меня в каком-нибудь из своих видео?
— Да.
— Мне жаль.
Он пожимает плечами, как будто это наименее плохое, что могло с ним случиться, но я
все равно чувствую себя плохо.
Я видела, как он иногда смотрел в камеры, когда я была здесь. Интересно, это по
привычке, или он просто проверял, включены ли они?
 — На твоей лодке их нет, — говорю я. Это одна из вещей, которые, помнится, я
заметила, когда была там. По крайней мере, ему не пришлось смотреть, как я роюсь в его
вещах.
— Э-э, вообще-то, сейчас есть.
— О. — Я снова сажусь прямее, теребя пальцами пластырь, который он приклеил
ранее. — Мне, действительно, жаль, что я вот так попала на твою лодку. И за все плохое,
что я думала о тебе. И за все то, что люди в городе делают с тобой. Это так неправильно.
— Реми, за эти годы я повидал несколько настоящих серийных насильников. Поверь
мне, когда я говорю, что люди вокруг ведут себя именно так, как я ожидал от них по
отношению к любому из них.
— Но ты не один из них.
— Они этого не знают.
— Они должны. — Я снова поворачиваюсь к нему лицом. — Я хотела бы, чтобы был
какой-то способ убедить их.
— Я отказался от чего-либо подобного.
Я опускаю взгляд. Я думаю, у него было намного больше времени, чем у меня, чтобы
смириться со своей жизнью и принять несправедливость.
Что ж, по крайней мере, теперь у него есть один человек на его стороне, один человек,
который не видит в нем злого хищника. Мне приятно сознавать, что я могу что-то
изменить в его жизни.
— Ты так упорно боролся, чтобы удержать меня подальше. Ты злишься, что я здесь и
теперь знаю правду?
Он на мгновение задерживает на мне взгляд, а затем уголок его рта слегка
приподнимается. — Нет. Я не сержусь.
— Хорошо. — Я снова кладу голову ему на плечо, отмечая, что он не напрягся, как в
прошлый раз. — Как ты вообще выжил в тюрьме?
— Ты и твои гребаные вопросы, — говорит он на выдохе, но в его тоне нет
раздражения. — Я почти не выжил. Первые несколько месяцев были самыми худшими. Я
был напуган, одинок, подавлен. И я не знал правил.
— Правил?
Я чувствую, как он кивает головой. — Среди заключенных есть правила, и я еще не
знал их, когда оказался там. Насильников там тоже не очень любят, поэтому, когда я по
незнанию пересекся не с тем человеком, давай просто скажем, что мне повезло остаться в
живых.
— Серьезно?
— Да. К счастью для меня, мой сокамерник вмешался и спас меня. Он никогда не
верил, что я виновен. Я не знаю, почему он так считал. Я никогда не говорил ему этого
вслух. Но, тем не менее, несмотря на то, что он ненавидел меня, он ненавидел всех, он
защищал меня, пока я не набрался достаточно сил, чтобы позаботиться о себе.
— Это... я просто, даже представить не могу.
Некоторое время мы сидим в тишине, пока я перевариваю всю эту новую
информацию.
Наконец, мои мысли возвращаются к причине, по которой мы оказались здесь в
первую очередь. Я поцеловала его.
Я поднимаю голову с его плеча и поворачиваю свое лицо к нему. Он так невероятно
красив, и я должна признать, что мое влечение к нему возросло в десять раз с тех пор, как
я узнала, через что он прошел. Его глаза цвета океана встречаются с моими, и теперь во
мне нет внутренней войны по поводу того, что я должна делать дальше.
Я поднимаю руку и провожу ею по его шее, до самого затылка, а затем притягиваю ее
ближе, чтобы наши губы могли встретиться. На этот раз он не такой оцепеневший.
 Он не хватает меня и не засовывает свой язык мне в рот, я подозреваю, что пройдет
некоторое время, прежде чем он сделает что-нибудь подобное. Но он, действительно,
шевелит губами, быстро обучаясь тому, как мне это нравится.
Мысли об окружающем нас мире улетучиваются, когда я теряюсь в его поцелуях. Его
давление усиливается, его губы скользят по моим, и я нежно посасываю его нижнюю
губу. Низкий стон вырывается из его груди, и слишком быстро он отстраняется.
— Это, эм, было, эм... Тебе, наверное, стоит потратить некоторое время, чтобы все это
осмыслить, — бормочет он хриплым тоном, разглаживая рукой переднюю часть своей
футболки.
Я киваю, пытаясь замедлить дыхание и утолить желание между ног. Мне не нужно
время, чтобы что-то осознать, чтобы понять, что это то, чего я хочу, но у меня такое
чувство, что это нужно ему. Ему нужно время, и я готова пойти ему навстречу.
Сегодняшний вечер изменил правила игры для нас обоих.
Я снова кладу голову ему на плечо и кладу руку ему на живот. Он не обнимает меня
или что-то в этом роде, но это нормально. Если я была его первым поцелуем, то я
сомневаюсь, что у него вообще есть какой-либо опыт общения с девушками.
Это немного трудно представить, когда он выглядит так, как сейчас, весь такой
громоздкий и мужественный.
Кроме того, у меня очень хороший вид на большую выпуклость в его джинсах.
Я испустила счастливый вздох. — Мне нравится, когда ты болтаешь. — Он был
довольно откровенен сегодня вечером, и мне было очень приятно узнать его лучше.
— Не привыкай к этому, — ворчит он через несколько секунд, и я не могу сдержать
вырывающийся смешок.

Глава 15
Джейкоб

Тридцать минут. Вот как долго я сидел неподвижно после того, как она заснула у меня
на плече. Я думаю, что чрезмерная эмоциональность сказалась на ней.
Однако я не мог больше сидеть тут. Чем дольше я сидел, прижимая ее к себе, тем
сильнее меня беспокоило тревожное чувство, зудящее по всему телу. Я осторожно
подтолкнул ее, чтобы она оперлась на другой конец дивана, а затем немного посидел в
кресле.
Сцепив руки под подбородком, я оперся на колени, наблюдая за равномерным
подъемом и опусканием ее груди и прядями волос, которые развевались при каждом ее
вдохе. Она была такой хорошенькой.
Как бы мне ни нравилось наблюдать за ней, мой разум все еще не мог успокоиться.
Разговор с ней пробудил много воспоминаний. И все мысли, которые пронеслись у меня в
голове в самый неподходящий момент, закружились у меня в голове.
Вместо того чтобы больше слоняться без дела, я встал и вышел к своей лодке, и с тех
пор я здесь, на воде, сижу, откинувшись на нос лодки. Пребывание на «Грейс» всегда
действовало на меня успокаивающе. Или, может быть, это просто действие пребывания на
воде.
Сначала я просто смотрел в черное небо, наблюдая за медленным движением звезд, но
теперь, когда солнце начинает всходить, я смотрю на бесконечный океан передо мной.
Я не могу точно сказать, что именно меня беспокоит.
Может быть, дело в том, что раньше мне никто по-настоящему не верил.
Никто никогда не был так явно расстроен тем, что я пережил.
Никто никогда не говорил мне, что они будут на моей стороне и заставят меня,
действительно, в это поверить.
Никто никогда не смотрел на меня так, как она.
И я определенно никогда не хотел трахнуть кого-то так сильно, как ее.
 Мне так сильно хотелось схватить ее и погрузить свой член в ее киску. Но из-за того,
что мне так долго говорили, что я отвратительный извращенец, теперь даже просто мысли
о таких вещах сводят меня с ума. Я думаю, в каком-то смысле трудно видеть себя кем-то
другим, после того, как меня называли, и я не хочу ее порочить.
В то же время, я действительно этого хочу.
Я решаю пойти порыбачить, пока она здесь. Я уже должен был попытаться что-то
поймать, но мои мысли были далеко.
Пару часов спустя, когда я поймал два улова, я разворачиваю «Грейс» и направляюсь
обратно к берегу. Интересно, Реми все еще будет там? Я не оставлял ей записки или чего-
то в этом роде. Я думаю, мне, наверное, следовало бы это сделать. Я точно не думал об
этом восемь часов назад, когда ушел.
Тот факт, что я не спал всю ночь, начинает давить на меня к тому времени, как я
возвращаюсь на причал, и мои глаза начинают тяжелеть. Взглянув вниз на воду, я решаю
прыгнуть в нее и быстро поплавать, думая, что, может быть, это меня взбодрит.
Я пришвартовываюсь, а затем снимаю джинсы и футболку, прыгая в океан.
Прохладный океан мгновенно пробуждает мое тело и заглушает негативные мысли,
которые преследовали меня всю ночь. Я остаюсь под водой, затрачивая немного энергии
на то, чтобы изо всех сил плыть в любом направлении, куда бы я ни повернулся.
Когда мои легкие начинают гореть, я, наконец, выныриваю на поверхность, чтобы
глотнуть воздуха. Делая глубокий вдох, я оглядываюсь в направлении своего дома и вижу,
что кто-то прислонился к моему грузовику. И это не Реми.
— Какого хрена?
Я быстро плыву к берегу и иду по пляжу к своему грузовику, припаркованному на
подъездной дорожке, наплевав на то, что на мне надеты только боксеры.
Парень откидывает капюшон, когда видит, что я приближаюсь, а затем откусывает еще
один кусочек яблока, которое держит в руке. Я не особо обращаю внимание на людей в
этом городе, поэтому меня не удивляет, что я его совсем не узнаю.
Люди возятся с моим грузовиком уже несколько месяцев, но они никогда не зависали
рядом, чтобы поболтать, особенно в такое время. Так что я понятия не имею, что хочет
этот парень.
— Могу я вам помочь? — Спрашиваю я раздраженным тоном.
— Это твой грузовик? — Он кивает на него головой.
— Очевидно.
Он улыбается, но это не выглядит как дружелюбная улыбка. — Я просто катался по
окрестностям и увидел его. Не хочешь ли ты его продать?
Я окидываю его взглядом. Я сильно сомневаюсь, что он, действительно, заинтересован
в покупке моего грузовика, но я не могу сказать, каковы его намерения.
— Нет.
Он откусывает еще кусочек, а затем говорит с набитым ртом. — Очень жаль. Две
тысячи одиннадцатый был хорошим годом. Для грузовика, я имею в виду, конечно. Моя
челюсть крепко сжимается от его намека. Да, это год выпуска моего грузовика, но это
также год, когда моя жизнь превратилась в дерьмо, и я не думаю, что это было
совпадением, что он заговорил об этом. — В любом случае, я пойду, — говорит он, делая
шаг назад и отбрасывая огрызок яблока в сторону. — Позволю тебе вернуться к своим
делам.
Он разворачивается и, насвистывая, идет обратно к своей машине, припаркованной на
дороге.
Что ж, это было чертовски странно, но если это новая тактика, чтобы попытаться
запугать меня, то она провалилась.
Я направляюсь к своему дому, но потом вспоминаю, что мне нужно выгрузить рыбу,
поэтому я иду обратно по причалу, а затем, наконец, возвращаюсь к себе домой.
 Когда я открываю входную дверь, несмотря на все мысли, которые проносились у
меня в голове ночью, я прихожу в восторг от возможности того, что Реми все еще спит на
моем диване.
Однако я чувствую разочарование, когда вхожу и обнаруживаю, что диван пуст. Дверь
в ванную тоже открыта, так что я знаю, что ее там нет.
Тишина здесь – это то, к чему я привык, но сейчас я нахожу комнату особенно тихой
после того, как Реми так часто бывала здесь, и всех разговоров, которые мы вели прошлой
ночью.
Я замечаю листок бумаги на кофейном столике, поэтому подхожу и беру его. Это
сообщение от Реми. Я думаю, она более вдумчива, чем я.

Доброе утро! Мне нужно было идти домой и готовиться к работе. Увидимся
вечером.

Думаю, у меня есть весь день, чтобы подготовиться к тому, что она вернется сюда
снова.

Глава 16
Реми

— Ладно, серьезно. Кто-нибудь недавно делал депозит в банке Реми?

Я чуть не давлюсь слюной и смотрю на Тани, облокотившуюся на стойку.
— Иногда ты такая грубиянка, — отвечаю я со смешком. — И, нет.
Невозмутимая, она устраивается поудобнее и отвечает. — Ну, случилось что-то
хорошее. У тебя уже пару дней на лице эта жуткая постоянная улыбка.
— Э-э, спасибо, что назвала моё лицо жутким.
Она ухмыляется. — Я не называла твое лицо жутким, просто у тебя такая улыбка, как
будто ты в одной из тех рекламных роликов пятидесятых годов, где все постоянно
улыбаются.
— Разве я не могу просто быть в хорошем настроении?
На самом деле, я не знаю, почему я чувствую себя такой счастливой. То, что я узнала о
Джейкобе несколько дней назад – это что угодно, только не повод для радости.
Конечно, мне жаль его, я действительно опустошена. Но облегчение, которое я
испытываю, заставляет чувство свободы разливаться по моим венам. Сейчас я чувствую
себя такой легкой, несмотря на всю тяжесть окружающего.
Ее глаза сужаются, когда она оглядывает меня. — Возможно. Эй, не забывай, что мы
собираемся выпить с теми ребятами, на следующей неделе.
— Да, конечно, — отвечаю я, на самом деле не обращая внимания на его слова.
— Ладно, что ж, я собираюсь уйти прямо сейчас. — Она встает со стойки и вытягивает
руки над головой. — Ты не хочешь зайти ко мне и посмотреть фильм сегодня вечером?
Я вожусь с полкой у прилавка, пытаясь придумать убедительный ответ. Меня бесит,
что мне все еще приходится скрывать тот факт, что я провожу время с Джейкобом. Но
пока я не придумаю что-нибудь еще, думаю, мне просто придется смириться с этим.
Когда на ум не приходит никакого веского оправдания, я довольствуюсь самым
простым ответом. — Я не могу сегодня вечером. Мне нужно кое-что сделать.
Будучи потрясающим человеком, Тани даже не спросила, что это за «кое-что». — Не
беспокойся. В другой раз. Увидимся позже. — Она посылает мне воздушный поцелуй, и я
машу ей на прощание, когда она выходит из магазина.
К тому времени, как заканчивается моя смена, я почти вырываюсь из кожи вон от
предвкушения новой встречи с Джейкобом. Мне не удалось увидеться с ним вчера
вечером, так как он уехал на вечернюю рыбалку, а мне все равно нужно было постирать и
купить продукты.
 Сегодня вечером я планировала приготовить что-нибудь у себя дома и принести ему,
но я не хочу ждать встречи с ним дольше, чем мне уже пришлось. Итак, я кладу
ингредиенты для кесадильи с курицей в пакет, чтобы отнести к нему и приготовить у него
дома.
А потом, проходя мимо своей тумбочки, я решаю захватить пару презервативов и тоже
положить их в сумку, на всякий случай. Я точно не планирую спать с ним сегодня
вечером, но я бы солгала, если бы сказала, что не хочу этого, и я, действительно, хочу
быть готовой ко всему.
Как только у меня все будет готово, я отправлюсь к нему домой.
Воздух с ароматом океана, который мне когда-то был безразличен, теперь настолько
знаком, что оказывает успокаивающее действие на волны нервов и возбуждения,
поднимающиеся в моем животе. Какая-то маленькая часть меня думает, что, возможно, он
намеренно не придет домой, потому что он знает, что я собиралась прийти к нему сегодня
вечером.
Мы встречались пару раз с тех пор, как я узнала правду, но я больше не целовала его
до последней ночи, когда я была там, и это было прямо перед моим отъездом. Я не хотела
ни в чем торопить его. Но прошлой ночью я просто ничего не могла с собой поделать.
Наверное, именно поэтому я чувствую, что он может попытаться избегать меня.
Когда он все-таки открывает входную дверь, одетый в белую футболку, которая
облегает его грудь, и в выцветшие джинсы, эта мысль очень быстро исчезает.
— Привет, — приветствую я его.
Мой большой палец проводит взад-вперед по всем пальцам, пока я стою перед ним,
чувствуя облегчение и возбуждение от того, что вижу его.
— Привет.
Джейкоб выглядит нерешительным, когда отступает назад, чтобы впустить меня,
отчего меня охватывает дурное предчувствие.
Что-то случилось? Это потому, что я поцеловала его?
Только когда я чувствую запах еды и вижу две тарелки на столе, я понимаю, почему он
казался таким взволнованным. Я захожу на кухню, ставлю свой пакет на стойку, бросая
взгляд на еду, а затем поворачиваюсь обратно к Джейкобу.
Он засовывает руки в карманы. — Я использовал сосиски для хот-догов и
консервированную кукурузу, которые ты принесла вчера вечером, добавил ее к макаронам
с сыром. Решил хоть раз приготовить тебе что-нибудь. — Он пожимает плечами. — Хотя
на вкус может показаться дерьмовым.
Я широко улыбаюсь и подхожу, чтобы заключить его в объятия. На этот раз он
напрягается всего на мгновение, прежде чем скользнуть руками по моей спине, и,
конечно, у меня кружится голова от того, что он чувствует себя со мной все более и более
комфортно.
— Это мило. Спасибо. — Джейкоб хмыкает, возможно, из-за того, что я сказала
«мило». Или, может быть, просто потому, что это именно то, что он обычно делает. — И я
уверена, что на вкус это не будет дерьмовым.
— Посмотрим.
Направляясь обратно на кухню, я говорю. — Я захватила кое-что для приготовления
кесадильи, но мы можем съесть её и завтра вечером.
— Конечно.
Я достаю курицу, сметану и сыр из пакета и убираю их в холодильник. Когда я
оборачиваюсь, Джейкоб высыпает остальные продукты из сумки и смотрит на что-то на
столешнице.
Черт, презервативы.
Там, рядом с ингредиентами для кесадильи, лежат два пакетика из фольги.
Я чувствую, как жар поднимается по моей шее и переходит на щеки. От смущения из-
за своего предположения мне хочется замкнуться в себе.
 — Эм, — это все, что мне удается сказать.
Кажется, что прошла целая вечность, прежде чем он, наконец, отворачивается от
презервативов и смотрит на меня. В его океанических глазах есть что-то такое, какой-то
грозовой взгляд. Как будто надвигается буря, состоящая из смеси неуверенности и
желания.
Я думаю, он, на самом деле, тоже этого хочет. Он хочет физической близости со мной,
но после того, через что он прошел, ему нужно, чтобы я была той, кто сделает первый
шаг. Ему нужно, чтобы я показала ему, что все в порядке. И от этого потребность быть
рядом с ним существенно возрастает, стирая все смущение, которое я испытывала всего
несколько секунд назад.
Взгляд, которым он одаривает меня, тянется откуда-то изнутри, притягивая меня,
словно за веревку. Я делаю несколько коротких шагов к нему, а затем наклоняю его
голову для поцелуя.
Джейкоб сначала слегка напрягается, когда мои губы медленно касаются его губ, но
затем он втягивается в естественный ход событий, наконец, делая самостоятельный шаг.
Его губы приоткрываются, и его язык для начала лишь осторожно касается моих губ, а
затем он проникает в мой рот, его язык ощупывает и исследует, позволяя себе потеряться
в этом моменте. Поцелуй превращается из экспериментального в жаркий.
Его вкус заставляет мое тело реагировать, ощущать похоть, требовательно выгибаясь
ему навстречу. Я стону ему в рот, когда мои руки перемещаются с его затылка на щеки.
Каждое нервное окончание в моем теле загорается от этого контакта.
Я чувствую, как твердеет член Джейкоба, прижимающийся к моему бедру, и это
только подстегивает меня. Я начинаю бесстыдно тереться своим телом о его, вызывая у
него низкий гортанный стон. Все эти сдерживаемые эмоции взрывоопасным образом
собираются воедино, вызывая потребность в близости с ним.
Я отрываюсь от поцелуя, чтобы провести губами по его лицу, подбородку,
выкованному из фантазий каждой женщины. У него теплая кожа, мужской запах. От его
прерывистого дыхания, доносящегося мне в ухо, у меня между ног становится так горячо
и влажно, что я едва могу это выносить.
Я чувствую себя почти дикой от желания. Когда он следует моему примеру и начинает
целовать меня в шею в ответ, все, о чем я могу думать, это «да», а затем мои глаза смотрят
вверх, только чтобы увидеть одну из камер.
— Мы можем сделать это где-нибудь, где нет камер, или выключить их? —
Спрашиваю я, задыхаясь. Не то чтобы я думала, что он продаст видео с нами, но мысль о
том, что меня снимут на видео, меня совсем не привлекает, особенно после той жизни,
которую я оставила позади.
Словно выйдя из тумана, Джейкоб внезапно отпрянул назад, а затем просунул руки
между нами, мягко отталкивая меня.
— Я, эм, прошу прощения.
Я мгновенно ощущаю пространство между нами, когда его тепло сменяется пустотой.
— Почему? — Спрашиваю я. Нахмурившись, я снова пытаюсь подойти к нему на шаг
ближе, но он уворачивается от меня, обходя стойку, чтобы сесть в кресло.
Он проводит рукой по своему лицу и вдоль подбородка. — Я просто... я не могу их
выключить, понятно? Я, блядь, ничего не могу сделать без камер.
Я опираюсь на стойку, все еще пытаясь успокоить свое дыхание.
— Зачем тебе все еще нужно направлять их на меня?
Я понимаю, почему они у него есть. Я, действительно, понимаю. Но если он все равно
не может быть рядом со мной без них, то какой еще вывод я могу сделать, кроме того, что
он все еще не доверяет мне после всего времени проведенного вместе?
Он с сожалением вздыхает, прежде чем ответить. — Потому что мне нужно защитить
себя.
Отворачиваясь от него, я прислоняюсь спиной к стойке.
 — Ауч.
От язвительности его слов у меня сжимается в груди.
Это больно.
Ошибаюсь ли я, думая, что ему уже должно быть комфортно со мной? Разве я не
показывала ему снова и снова, что я на его стороне? Я имею в виду, кроме того, что было
в самом начале.
Неужели он, действительно, чувствует, что нуждается в защите от меня? Я бы никогда
не обвинила его ни в чем подобном.
Мой подбородок опускается на грудь, когда я наблюдаю, как мои пальцы ног
извиваются на его деревянном полу.
Десять лет.
У него так долго не было никого, кому он мог бы доверять. Тогда он не смог доказать
свою невиновность, поэтому, естественно, он хочет сделать все, что в его силах, чтобы
иметь возможность сделать это сейчас. Как я могла хотя бы предположить, что он
чувствовал в этот момент? Это большой шаг для него, и если он чувствует себя
комфортно, имея на руках доказательства, то я смогу ему помочь. Если нет, то мне
следует выйти за эту дверь прямо сейчас.
Я наклоняю голову, чтобы посмотреть туда, где он сидит, и рассматриваю его. Он
наклоняется вперед, упирается локтями в колени и смотрит в пол. Его бицепсы
напрягаются, когда он продолжает водить рукой по подбородку. Его волосы
восхитительно взъерошены из-за меня.
И я очень хорошо понимаю, что сейчас я ни за что не смогу уйти от него.
Даже если это означает, что меня снимут на видео во время секса.
Я отталкиваюсь от стойки, хватаю один из презервативов и засовываю его в задний
карман, прежде чем направиться к нему. Когда я подхожу ближе, он поднимает голову и
пристально наблюдает за мной, когда я вторгаюсь в его личное пространство.
Расположившись между его ног, я нежно подталкиваю его обеими руками в плечи,
заставляя откинуться на спинку кресла.
— Хорошо.
— Хорошо? — Скептически переспрашивает он.
— Да, — отвечаю я, прежде чем наклониться и положить свою руку поверх его,
проводя большим пальцем по костяшкам его пальцев, имитируя действие, которое я
проделывала со своими собственными пальцами. — Если они тебе нужны, все в порядке.
Я выпрямляюсь, берусь за низ своей рубашки, стягиваю ее через голову, затем
отбрасываю в сторону. Хотя здесь тепло, мои соски прижимаются к лифчику, когда
воздух касается моей кожи. Следующими снимают свои джинсы, и они присоединяются к
рубашке, лежащей на полу.
Глаза Джейкоба вспыхивают, его зрачки расширяются при виде меня в одном нижнем
белье. Нижнее белье, которое, если быть честной, я надела специально для него... на
всякий случай.
Жар, который минуту назад был доведен до кипения, снова начинает закипать внутри
меня, когда я смотрю на чистое желание, пылающее в его глазах, пока он наблюдает за
мной.
Потянувшись вниз, на этот раз я дергаю за низ его футболки. Я чувствую, что если я не
сделаю этого прямо сейчас, он передумает и снова уйдет в себя.
Сначала он колеблется и не двигается, но потом медленно поднимает руки, и я могу
снять с него футболку. Облегчение смешивается с нарастающим во мне жаром. Я на
секунду останавливаюсь, чтобы восхититься тем, какое у него широкое и сексуальное
тело. Я уже несколько раз видела его грудь, но возможность прикоснуться к ней – это
совсем другое.
Мурашки пробегают по его разгоряченной коже, и его мышцы напрягаются, когда я
провожу руками от его грудных мышц вниз к прессу, обводя узоры, нанесенные
чернилами на его кожу. И даже выполнение чего-то столь простого, как это, кажется мне
особенным.
Остановившись на пуговице его джинсов, я смотрю в его глаза цвета океана. — Всё
нормально?
Он мне не отвечает, но и не останавливает меня, когда я начинаю медленно
просовывать пуговицу в отверстие.
Его хватка на подлокотниках усиливается, и он не отрывает взгляда от моего лица. Как
будто он думает, что если пошевелится или заговорит, то пробудится от этого сна.
Я не отрываю от него взгляда, пока расстегиваю молнию, затем просовываю руки по
бокам его боксеров, чтобы попытаться снять с него нижнее белье и джинсы
одновременно. Он приподнимается с кресла, чтобы я могла их снять, фактически давая
мне разрешение и говоря, что он хочет этого так же сильно, как и я.
Наконец, разорвав наш взгляд, я впервые вижу его член, когда он высвобождается, и я
радостно удивляюсь его толщине и тому, насколько он красив. При виде этого у меня
слюнки текут.
У парней, с которыми мне советовали встречаться в прошлом, были члены,
соответствующие их характерам: пресные и скучные. Но только не у Джейкоба.
Бархатистая гладкая кожа покрывает его толстую, очень твердую длину. По всей его
длине проходит пульсирующая вена, ведущая к кончику в форме гриба.
Осознание того, что я первая, кто прикоснется к нему подобным образом, вызывает
трепет, пробегающий по моему телу, и это вызывает у меня желание сделать этот опыт
идеальным для него.
Вместо того чтобы прикоснуться к нему, я протягиваю руку, чтобы расстегнуть
лифчик, снимаю его, прежде чем запустить пальцы в трусики, а затем медленно стягиваю
их вниз по ногам. Глаза Джейкоба следят за каждым моим движением, согревая мою
кожу, когда они скользят по ней.
Я не ханжа, но обычно я не такая смелая и прямолинейная, когда дело доходит до
секса. С другой стороны, я тоже никогда раньше не была так взволнована этим. А еще я
никогда не была с мужчиной, который выглядел бы так, будто мог бы удержать меня
одним лишь мизинцем.
Его внешность и тело кричат о необузданной сексуальной энергии, и все же у него нет
никакого опыта.
В этом есть что-то совершенно трогательное.
Ощущая себя еще более ободренной и чувствуя, что ему нужно, чтобы я продолжала
контролировать ситуацию, я наклоняюсь, чтобы достать презерватив из кармана.
Джейкоб выглядит так, как будто он практически вибрирует на своем сиденье, но он
почти не сдвинулся со своего места, разве что помог мне себя раздеть.
Я разрываю упаковку презерватива, а затем хватаюсь за его твердый, как камень член.
— Черт, — шипит он, когда я натягиваю его по его стволу.
— Вероятно, это будет быстро, — тихо говорю я. — Но не волнуйся. Это нормально
для твоего первого раза. — Уголки моих губ приподнимается, когда я думаю о том, как бы
ослабить давление на него. — К тому же, я буду ездить на тебе верхом, и у меня это
неплохо получается.
Джейкоб переводит взгляд на меня, заканчивая изучать мое тело. Его ноздри
раздуваются. — Хоть я и ценю, что ты знаешь, что делаешь, — выдавливает он из себя. —
Это также означает, что ты была с другими мужчинами, и я обнаружил, что мне чертовски
не нравится слышать, как ты говоришь об этом прямо сейчас.
Прилив тепла разливается у меня между ног от его собственнических слов, и я киваю.
Забавно, что что-то столь простое, заставляет меня еще больше испытывать вожделение к
этому мужчине.
 Я опускаюсь, ставя колени по обе стороны от него, оседлываю его бедра, а затем беру
его член в руку. Его дыхание становится еще более прерывистым, а зубы сильно
впиваются в нижнюю губу, как будто он сдерживает новые проклятия.
Наклонившись вперед, я свободной рукой отрываю эту губу от его зубов, а затем
втягиваю ее в свой рот, как будто краду у него эти проклятия, прежде чем глубоко
поцеловать его. В то же время я медленно трусь об него, двигая себя вверх и вниз по его
стволу, распространяя свое возбуждение по всей его длине.
Через мгновение я снова откидываюсь назад, желая увидеть его лицо, когда опускаюсь
на него, желая запечатлеть этот момент в памяти.
Но потом я замечаю, что его взгляд скользит в сторону от меня. Там есть камера. Я
снова теряю его из-за его страхов, а так не пойдет. Нуждаясь в том, чтобы вернуть его, я
протягиваю руку, чтобы погладить его по щеке, провожу большим пальцем по его коже и
мягко возвращаю его лицо и внимание ко мне.
— Эй, не своди с меня глаз, — мягко говорю я. — Ты в порядке?
Его глаза снова фокусируются на моих, и он едва заметно кивает, на что я киваю в
ответ. Затем, приподнявшись, я делаю несколько движений головкой его члена по своему
клитору, еще больше распределяя свои соки на нем, прежде чем расположить его у своего
входа. А затем медленно опускаюсь вниз.
Джейкоб прерывисто выдыхает и крепко зажмуривает глаза.
— Черт.
Я наклоняюсь вперед, прижимаясь лбом к его лбу, все еще наблюдая за ним, позволяя
этому моменту впитаться в нас обоих, пока наше дыхание смешивается воедино.
Когда он снова открывает глаза, его зрачки кажутся расширенными, а на лице
появляется дикое, первобытное выражение, которого раньше не было. Как будто я только
что вставила ключ в замок, чтобы выпустить на волю необузданного сексуального
мужчину, каким, как мне казалось, он выглядел раньше.
Этот взгляд замораживает меня, на мгновение удерживая в плену, а затем отпускает,
когда я превращаюсь в лужицу. Я делаю это с ним, и мне это нравится.
Однако чем дольше я смотрю, тем больше вижу, что в его радужках светится нечто
большее, чем просто желание. Они переполнены эмоциями. Это не просто секс. Это нечто
гораздо большее. Это меняет его жизнь.
В той мере, в какой я беру все под свой контроль, я также предлагаю ему себя, а у него
никогда раньше такого не было. Никогда еще никто так не доверял ему на сто процентов,
как я.
Как только я привыкаю к тому, что он наполняет меня, я медленно приподнимаюсь, а
затем опускаюсь обратно, кладя руки ему на грудь, держась поближе к нему.
Мы продолжаем не сводить глаз друг с друга, пока я двигаюсь, и я чувствую, как
дрожь пробегает по его телу, когда я продолжаю подниматься вверх и опускаться вниз,
снова и снова, с каждым разом делая это немного быстрее.
Это приятное чувство. Так хорошо, что, в конце концов, я закрываю глаза и
откидываю голову назад, мурлыча от удовольствия. Я бы с удовольствием получила свое
прямо сейчас. Давя на него, пока я не найду свое освобождение. Но я заставляю себя
сдерживаться. На этот раз я сосредоточена на нем, и я не думаю, что он продержится
долго.
На этот раз, когда я открываю глаза, я обнаруживаю, что он смотрит на мою грудь, и
только сейчас я понимаю, что он не убрал руки с подлокотников. Он тоже сдерживается,
но по другим причинам.
И в этом есть смысл. После того, как человека обвинили в том, что он насильник, и в
том, что он навязался женщине, ему захочется сделать все возможное, чтобы не выглядеть
таким образом.
Но я хочу, чтобы он отпустил себя. Я хочу, чтобы он знал, что все в порядке.
— Прикоснись ко мне, Джейкоб, — шепчу я.
 Его глаза поднимаются к моему лицу, и он с трудом сглатывает, прежде чем снова
опустить их мне на грудь. А потом он поднимает руки. Тепло ласкает меня, когда он берет
по одной в каждую руку, касаясь и сжимая, играя и пощипывая.
— Чертовски красивая, — говорит он, скорее самому себе.
Мои ногти впиваются в его грудь от нарастающих во мне ощущений, и я начинаю
двигать бедрами, совершая круговые движения. Независимо от того, приду я к финишу
первой или нет, я полностью наслаждаюсь процессом.
Джейкоб удивляет меня, опуская одну руку, чтобы обхватить мое бедро, а затем
начинает толкаться в унисон со мной снизу, наконец, позволяя себе двигаться.
— Это... — начинает Джейкоб, но замолкает, когда его затягивают начальные
ощущения его оргазма.
Несколько секунд спустя я вижу, как он стискивает зубы, в то время как его руки
крепче сжимают меня. Он замирает подо мной, мышцы его шеи напрягаются, когда он
издает стон освобождения и пульсирует внутри меня. Мне никогда не было так интересно,
так восхищенно и возбуждающе наблюдать за кем-то в муках экстаза. Это прекрасное
зрелище, которое запомнится мне навсегда.
Я наблюдаю, как он приходит в себя, очарованная и польщенная тем, что именно я
разделила с ним этот опыт. Его другая рука опускается к моему бедру, но вместо того,
чтобы быстро убрать ее, что он сделал бы в прошлом, он нежно поглаживает его, двигая
рукой вперед-назад.
— Как это было? — Спрашиваю я его через минуту. Низкий, рокочущий, почти
безумный смешок, который он издает в ответ на мой вопрос, настолько трогателен, что у
меня в груди все сжимается. Это затрагивает и другие части меня. Особенно в той
области, где он все еще находится глубоко внутри меня. Области, которая все еще очень
сильно стимулируется. — Я имею в виду, это выглядело довольно неплохо, — говорю я
более хриплым тоном, слегка двигая бедрами.
Когда он замечает мои движения, он внезапно поднимается с кресла со мной на руках,
отчего у меня вырывается испуганный возглас. Прижимая меня к себе, он идет в
направлении, как я предполагаю, своей спальни. Я хватаю другой презерватив со стойки,
когда мы проходим мимо, просто на случай, если это то, что он имеет в виду.
Когда мы добираемся до его комнаты, он осторожно кладет меня на кровать, а затем
использует салфетку из своего комода, чтобы снять презерватив, а затем выбрасывает его.
Я с нетерпением наблюдаю, как он возвращается в комнату, а затем ложится рядом со
мной на покрывало. Его взгляд скользит по моему телу, задерживаясь на моей
промежности, прежде чем вернуться к моему лицу.
— Может, у меня и нет опыта, но я не думаю, что ты получила удовольствие, верно?
Я никогда не была одной из тех женщин, имитирующих оргазм или просто говорящих
то, что хочет услышать парень, чтобы заставить его чувствовать себя лучше в постели, и я
не собираюсь начинать делать подобные вещи сейчас.
— Нет. Но мне все равно это понравилось. — Я улыбаюсь. — Очень сильно.
Его взгляд снова скользит по мне, прежде чем вернуться к моему лицу. — Покажи
мне, как доставить тебе удовольствие.
В его тоне не было вопроса, это прозвучало очень похоже на приказ, и от этого мои
соски превратились в твердые пики, а с моих губ сорвался возбужденный вздох. Джейкоб
тоже замечает мои соски, и в его глазах вспыхивают жаркие искры.
— Ты смотрел... порно? — Спрашиваю я, пытаясь определить исходную точку, от
которой можно отталкиваться.
Он смотрит в сторону, как будто пытается скрыть свое смущение.
— Ни разу с тех пор, как мне исполнилось семнадцать. В тюрьме мне не разрешалось
иметь ничего подобного, а даже если бы и разрешалось, я бы к этому не притронулся. Это
было как-то не по себе, учитывая, из-за чего я там оказался.
 Та же боль в груди, которую я испытываю всякий раз, когда думаю о
несправедливости, причиненной ему, возвращается, но вместо того, чтобы позволить ей
разрастаться, заставляя печаль просачиваться внутрь, я сосредотачиваюсь на его словах,
сказанных минуту назад: «Покажи мне, как доставить тебе удовольствие».
Не говоря больше ни слова, я беру его за руку и направляю ее себе между ног, желая
вернуть его к этому моменту.
Положив свои пальцы поверх его, я начинаю тереть, показывая ему, как именно мне
нравится, когда ко мне прикасаются. Его глаза прикованы к тому месту, где находятся
наши руки, и это доставляет мне удовольствие быстрее, чем обычно. Есть что-то такое
чувственное и эротичное в том, что он так пристально наблюдает за происходящим. И я
наблюдаю за ним, пока он смотрит на это. Его челюсть двигается взад-вперед, а грудная
клетка вздымается все быстрее и быстрее, по мере того как его дыхание учащается вместе
с нашими пальцами.
Нет, не нашими пальцами.
Я понимаю, что отбросила свои пальцы в сторону, и он делает все это сам. Он умело
трет мой клитор, точно так, как я ему показала, точно так же, как в моем сне прошлой
ночью. Это заставляет меня издать стон и потянуться вверх, чтобы схватить свою грудь,
сжимая и потирая пальцами твердые соски.
Мои глаза закрываются от всех этих ощущений, вспыхивающих одновременно, но
затем так же быстро снова открываются, когда я чувствую, как он убирает мою руку с
груди и заменяет ее своей собственной. Он копирует мои движения, оказывая на меня еще
большее давление, чем я сама. Это приводит меня к финишу за считанные секунды.
Цепляясь за покрывало подо мной, мое тело выгибается над кроватью, и я вскрикиваю.
— Ооо. Да, Джейкоб!
Я тяжело дышу, когда прихожу в себя, мои глаза затуманены и полуприкрыты.
Океанические глаза Джейкоба устремлены на меня, они кажутся темными и
пьянящими.
— Это было лучшее, что я когда-либо видел, — тихо говорит он.
— Это было довольно неплохо. — Я улыбаюсь ему, поднимая слегка дрожащую руку,
чтобы погладить его по щеке, пока он оглядывает мое тело.
— Я действительно хочу трахнуть тебя снова, — говорит он тем же низким тоном.
Мои глаза расширяются одновременно от удивления и восторга, когда я слышу его
слова, в то время как моя плоть крепко сжимается, мгновенно ощущая потребность быть
заполненной им снова, как будто я только что не испытала оргазм.
Я опускаю взгляд на его член, и, конечно же, он снова тверд, как гранит.
Я не уверена, что он сказал бы мне это, если бы не был в каком-то сексуальном ударе,
но я определенно соглашусь на это.
Я протягиваю руку к прикроватной тумбочке и беру презерватив, который положила
туда ранее.
— Мне бы тоже этого очень хотелось, — отвечаю я, поднимая его.
— Да?
— Мхмм.
На этот раз Джейкоб забирает у меня презерватив, несколько раз оглядываясь на меня
прежде чем разорвать его, а затем, когда проявляет особую осторожность, чтобы
убедиться, что все сделано правильно. Как только он надевает его, он поворачивается ко
мне, замирая на мгновение, прежде чем переместиться и расположиться у меня между ног.
Он приподнимается на локтях, в то время, как его член удобно устроился между
нашими телами, а затем встречается со мной взглядом. У меня никогда раньше не было
такого зрительного контакта во время секса. Его пристальный взгляд прожигает меня
насквозь, заключая в свои объятия. От интенсивности этого мне хочется отвернуться, но я
этого не делаю. Как я могу отказать ему в этом, когда он был лишен таких моментов в
своей жизни?
 Поэтому я выдерживаю его пристальный взгляд, гадая, что он видит, когда смотрит на
меня.
Выдают ли мои глаза все чувства, которые я испытываю к нему?
Слегка покачав бедрами несколько раз, он наклоняет свое лицо, чтобы нежно
поцеловать меня в губы, а затем отстраняется.
— Спасибо.
Он не вдается в подробности, но в этом и нет необходимости. Я знаю, что он имеет в
виду.
Весь этот вечер был для него таким значительным.
Я протягиваю руки, чтобы обхватить ладонями его щеки, поднимаю голову с кровати,
чтобы поймать его губы своими. Они через мгновение встречаются, вожделение
возвращается и снова поглощает нас. Наш поцелуй становится страстным. Нуждающимся.
Его бедра сильнее прижимаются к моему чувствительному клитору, и я откидываю голову
назад, испуская вздох.
Когда моя шея открыта для него, он пользуется возможностью поцеловать и пососать
ее, покусывая мягкую плоть.
Мне нравится, что он учится не только тому, что нравится мне, но и тому, что
нравится ему.
Просунув руку между нами, я беру его член и подношу его к своему входу, не желая
больше ждать.
Джейкоб входит в меня одним быстрым движением, а затем прижимается лбом к
моему плечу, выдыхая проклятие. Мои собственные глаза закрываются от этого
восхитительного вторжения.
Мы остаемся в таком положении несколько долгих секунд, соединенные и
запутавшиеся друг в друге, но неподвижные.
Наконец, когда он, должно быть, обрел некоторый контроль над собой, он начинает
двигать бедрами, водя ими взад-вперед, входя в меня и выходя из меня в устойчивом
ритме. Его губы начинают скользить по моей коже, его горячее дыхание нагревает это
место, пока он двигается.
В этот момент нашего прошлого не существует. Наших семей не существует. Этого
города не существует.
И мне так трудно представить его тем же парнем, каким я видела его всего несколько
недель назад.
Когда он приближается к моей груди, он замирает и поднимает свои остекленевшие
глаза, чтобы посмотреть на меня. Здесь возникает вопрос. Он спрашивает разрешения, не
желая считать, что все в порядке.
Вместо того чтобы ответить словами, я протягиваю руку, хватаю его за волосы и
прижимаю губами к чувствительному соску. В ту секунду, когда его влажный рот
обхватывает бугорок, по мне пробегает дрожь. Из моей груди вырывается стон, хотя
трудно сказать, может, он исходил от него.
Когда он начинает сосать, искра удовольствия пронзает меня насквозь и заставляет
крепче сжиматься вокруг него, заставляя его толчки становиться беспорядочными, а мои
чувства перегружаться. Мой оргазм стремительно нарастает и взрывается внутри меня в
одно мгновение, ощущение почти ошеломляющее.
Джейкоб рычит одновременно со мной, зарываясь так глубоко, как только может. Мы
вдвоем прижимаемся друг к другу, теряясь в экстазе момента.
Пот покрывает наши тела, и наша грудные клетки продолжают вздыматься, когда мы
спускаемся с высоты.
Пока голова Джейкоба остается прижатой к моей шее, я поднимаю руку, чтобы
провести пальцами по его волосам, освобождая мокрые пряди от участков кожи, к
которым они прилипли.
Мое сердце сейчас невероятно переполнено им.
 Мой бедный, угрюмый, но милый, измученный мужчина.

Глава 17
Джейкоб

Меня окутывает тепло.

Это успокаивает.
В каком-то смысле, это успокаивает, как теплое одеяло.
В этот момент я чувствую умиротворение, нечто такое, что уже довольно давно
казалось неуловимым. Я купаюсь в нем, погружаясь в чувства, которые оно вызывает.
Но постепенно эти чувства меняются.
Превращаясь в нежелательные, зловещие кошмары, которые раньше регулярно мучили
меня. Тепло – это уловка. Убаюкивающая меня ложным чувством безопасности.
Предполагается, что я должен спать с одним открытым глазом. Но я потерял
бдительность, а мне не следовало этого делать. Здесь может случиться все, что угодно,
особенно с кем-то вроде меня.
Тепло разливается по моему животу, готовясь к атаке. Интересно, будет ли выбранным
оружием на этот раз заточка из зубной щетки? Вероятно, она будет недостаточно острой,
чтобы перерезать мне горло, что было бы самой быстрой смертью. Они уже пробовали это
раньше, но у них ничего не получилось.
Как только они проводят рукой по моей груди, мои глаза распахиваются, и я
отталкиваюсь назад, создавая достаточное расстояние, чтобы защититься.
— Эй, эй, это всего лишь я, — произносит мягкий голос.
Я моргаю несколько раз, пространство вокруг меня обретает четкость, когда сонное
оцепенение исчезает. Мое сердце все еще колотится, рикошетом ударяясь о грудную
клетку, а мышцы напряжены, готовые к атаке, которой так и не последовало.
— Черт. Извини, — говорю я, когда мои глаза натыкаются на обеспокоенный взгляд
Реми на другом конце кровати. Должно быть, это было ее тепло, которое я почувствовал
на себе. И ее тело, которое я оттолкнул от себя.
— Наверное, немного обескураживающе просыпаться рядом с кем-то в первый раз,
верно?
Я киваю, проводя рукой по лицу, потому что, да, это был первый раз, когда я
проснулся со спящим рядом со мной человеком, и, да, мысль о том, что она собирается
напасть на меня, чертовски сбивала с толку.
Я потягиваюсь, а затем откидываюсь на спинку кровати, пытаясь еще немного
расслабиться. Секунду спустя Реми придвигается ближе ко мне и кладет голову мне на
плечо. Я обнаружил, что мне, действительно, нравится, когда она это делает.
По мере того как рассеивается оставшийся туман сна, начинают просачиваться
воспоминания о прошлой ночи.
Секс, и как невероятно было, наконец-то, испытать его с кем-то. Не просто с кем-
нибудь, а с Реми.
Я помню, как невероятно было чувствовать себя внутри нее, а не в моей руке.
Я помню, как выглядело ее лицо, и какие звуки она издавала, когда кончала.
Боже, я мог бы жить этими воспоминаниями месяцами, даже годами, и мой член
каждый раз становился бы твердым, как сейчас.
Наконец, я помню, как мы, в конце концов, съели ужин, который я приготовил, а затем
сидели на кровати, где я узнал больше о ее детстве. И как бы больно это ни было, в конце
концов, я также поделился с ней тем, что произошло той ночью много лет назад, и как
настоящему насильнику это сошло с рук.
Должно быть, в какой-то момент мы заснули вместе, что само по себе удивительно,
учитывая, что обычно мне требуется довольно много времени, чтобы заснуть в удобной
постели.
 — Ты голодна? — Спрашиваю я через минуту, желая убедиться, что ей удобно, и она
рада остаться.
— Пока нет, — говорит Реми, зевая. — А ты снимаешь это место или владеешь им? —
Затем невпопад спрашивает она.
— Опять твои вопросы. — Мои губы находят ее макушку, нежно запечатлевая на ней
поцелуй. И хотя я никогда в жизни этого не делал, мне показалось это таким
естественным, целовать ее вот так. Я ловлю себя на том, что прижимаюсь к ней немного
сильнее, аромат ее шампуня проникает в меня с каждым моим вдохом. — Дом
принадлежит мне. Купил его сразу после выхода.
— Надеюсь, ты не возражаешь, если я спрошу, но как ты смог себе это позволить?
Нетрудно догадаться, что в настоящее время у меня не так уж много денег. Она видит
дерьмовую еду, которую я покупаю в магазине. Она видит обстановку в моем доме. Так
что неудивительно, что она спросила об этом.
— Раньше я работал в мебельном магазине моих родителей. — Горечь пытается
пробраться внутрь, когда я думаю о своих родителях и о том, как они поверили, что я
способен на... Я прогоняю эти мысли прочь, не желая портить себе утро. — Начиная с
тринадцати лет, мне за это хорошо платили, и я экономил почти все, до последнего пенни.
Все это я положил на счет с высокой процентной ставкой, так что после нескольких лет,
когда деньги просто лежали на нем, набралась сумма, которой хватило, чтобы купить это
место и лодку, которая к нему прилагалась. Грузовик у меня уже был раньше.
— Ух ты, это здорово. Что ж, я рада, что ты выбрал это место.
— Я тоже.
Сначала я думал, что маленький пляжный городок – идеальное место, чтобы
спрятаться. Я думал, чем меньше людей вокруг, тем лучше. Но на самом деле, чем меньше
людей вокруг, тем больше они разговаривают друг с другом и тем больше хотят
избавиться от того, что не является частью их сообщества.
Скорее всего, мне было бы лучше быть никем в большом городе.
Тем не менее, я бы переехал сюда снова, если бы это означало, что я найду здесь Реми,
которая столь же красива, сколь и упряма.
Реми кладет руку мне на бедро, что, я уверен, должно быть успокаивающим жестом,
но мой член реагирует на это, мгновенно оживая. И теперь, когда он почувствовал вкус
того, каково это – быть с ней, он хочет этого постоянно.
Я должен признать. Это заставляет меня чувствовать себя немного обеспокоенным.
Что, если я превращусь в то самое существо, которое ненавижу? Что, если я попытаюсь
принудить ее, когда она этого не захочет?
Секунду спустя эти мысли улетучиваются, уступая место предвкушению того, что
должно произойти, когда ее рука скользит выше, к выпуклости, образующейся у меня в
штанах. Черт, не может быть, чтобы она этого не заметила. Однако, похоже, ее это не
беспокоит.
Ее рука продолжает подниматься все выше, пока не обхватывает меня через штаны и
не начинает потирать вверх-вниз. Моя голова откидывается на спинку дивана, а глаза
закрываются.
— Реми, что ты делаешь?
Я знаю, что она взяла с собой только два презерватива, так что я не думал, что у нас
снова будет секс. Она отодвигается от меня, а затем опускается на колени на пол между
моих ног.
— Ну, я вроде как подумала, что могла бы сделать тебе твой первый минет. — Мой
член дергается и твердеет еще больше при этом слове. Мой взгляд опускается на ее губы,
когда она облизывает их, и, черт возьми, от одной мысли о том, как они обхватывают
меня, я почти готов кончить в штаны. Она тянется к моему поясу, а затем замирает. — Я
надеюсь это твой первый раз?
 Я прочищаю горло, пытаясь успокоить свое бешено колотящееся сердце, и выигрываю
себе несколько дополнительных секунд, чтобы убедиться, что мой голос звучит ровно.
— Да. Это случится в первый раз.
Сияющая улыбка на ее лице чертовски великолепна. Похоже, тот факт, что у меня нет
опыта, ее нисколько не беспокоит, а, скорее, делает счастливой.
Она продолжает стягивать с меня штаны, и мой нетерпеливый член выскакивает, уже
набухший и готовый.
— Ммм, — промурлыкала она, берясь за него и поглаживая вверх-вниз.
Затем она поднесла его ко рту, не говоря больше ни слова. Я с шипением выдыхаю,
когда ее губы обхватывают меня, прилив возбуждения проходит через меня в виде дрожи.
Мои глаза хотят закрыться от ошеломляющих ощущений, но я им не позволяю. Я не хочу
пропустить ничего из этого.
Ее язык обводит кончик, в то время как щеки втягиваются. Это просто потрясающе.
Я не могу сдержать громкий стон, срывающийся с моих губ, когда она начинает
покачивать головой, в то время как одной рукой нежно массирует мои яйца.
— Черт возьми, Реми.
У меня возникает сильнейшее желание схватить ее за волосы и засунуть свой член как
можно глубже ей в рот, но я не думаю, что это уместно. Итак, я сжимаю руки в кулаки и
держу их на бедрах.
— Ты вкусный, — бормочет она, облизывая член от основания до кончика, прежде чем
вернуть свой рот на прежнее место.
Она продолжает чередовать движения, посасывая, кружась и облизывая, мурлыча при
этом. Слюна стекает по боковой стороне моего члена на яйца, и это зрелище настолько
грязное и эротичное, что они напрягаются. Я понятия не имею, как мне удается
продержаться так долго.
Реми приподнимается на коленях и кладет обе руки мне на бедра. Когда она замечает
мои сжатые кулаки, ее глаза поднимаются на меня. Следующее, что я помню, она берет
одну из моих рук, разжимает ее и подносит к своему затылку. И все это без нарушения
ритма и зрительного контакта. И, черт возьми, от этого во мне что-то щелкает.
Я запускаю пальцы в ее шелковистые черные волосы и опускаю ее голову вниз.
Ощущение того, как мой член упирается в заднюю стенку ее горла, заставляет меня быть
готовым взорваться.
Покалывание начинается у основания моего позвоночника. Чувствую огонь во всех
направлениях. Все мышцы моего тела напрягаются, и я приподнимаю бедра
одновременно с тем, как опускаю ее голову.
Мои глаза крепко зажмуриваются, когда моя сперма выстреливает глубоко в ее горло.
Я громко и протяжно стону, теряясь в одном из лучших ощущений в моей жизни, где не
существует ничего из дерьма последних десяти лет.
После того, как меня выдоили досуха, я, наконец, открываю глаза и смотрю на Реми.
Ее щеки раскраснелись, из глаз текут слезы, как будто она не может дышать. Ужас
наполняет меня, когда я осознаю, что именно я это сделал с ней.
— Черт, прости, — говорю я, вынимая свой член у нее изо рта и обхватывая ладонями
ее щеки. — Ты в порядке?
Она делает несколько глубоких вдохов, все время кивая головой и вытирая щеки.
— Прости, — шепчу я, наклоняясь вперед и прижимаясь своим лбом к ее.
— Эй, — говорит она, опуская свои руки поверх моих. — Перестань извиняться. Ты не
сделал ничего плохого.
— Я потерял контроль, и ты не могла дышать.
— Нет, ты сделал именно то, чего я от тебя хотела. Все это было нормально для
минета. Это называется глубокий минет.
 Все еще не чувствуя себя полностью убежденным, я начинаю отстраняться от нее, но
она мне не позволяет. Вместо этого ее руки перемещаются с моих пальцев, к затылку,
удерживая меня на месте.
— Джейкоб, поверь мне, когда я говорю, что мне понравилась каждая секунда этого.
Не было такого момента, в котором я бы испугалась. Понимаешь?
Я вглядываюсь в зеленые, желтые и карие оттенки ее глаз, которые сегодня больше
напоминают лесную зелень и вблизи кажутся еще красивее, и не нахожу в них ничего,
кроме честности.
— Хорошо. — Киваю я головой, соглашаясь с тем, что она говорит мне правду.
— Хорошо. — Улыбается она. — А теперь, для человека, которому только что снесло
крышу, ты выглядишь довольно серьезным.
Она вызывает у меня смешок, еще больше ослабляя затянувшееся напряжение,
которое я чувствовал. — Это было чертовски фантастично.
На этот раз хихикает она, а затем сокращает расстояние в несколько дюймов между
нами, прижимаясь своим ртом к моему. Я чувствую, что с той первой ночи у меня стало
получаться намного лучше. Я наклоняю голову, проводя языком по ее нижней губе, пока
она не открывается для меня.
Я чувствую свой вкус на ней, и это вызывает еще одну искру возбуждения,
пронзающую меня насквозь. Ощущение, как я стекаю по ее горлу, было феноменальным,
и я хочу, чтобы она тоже это почувствовала.
Я отстраняюсь, чтобы сказать. — Ты покажешь мне, как доставить тебе
удовольствие... моим ртом?
Стон вырывается из ее горла, когда она опускает голову мне на плечо, но это больше
похоже на стон разочарования.
— Я бы с удовольствием сделала это прямо сейчас, — говорит она, несколько раз
проводя рукой по моей груди. — Но мне нужно вернуться домой и подготовиться к
работе.
Я был настолько поглощен ею и всеми этими новыми впечатлениями, что успешно
выбросил из головы внешний мир и все наши обязательства. Но теперь реальность жизни
просачивается в созданный нами пузырь, и я ничего не могу поделать с разочарованием,
которое испытываю.
Как по команде, звонит телефон Реми, лежащий на кофейном столике. Поэтому я
встаю на ноги, на ходу натягивая спортивные штаны, и направляюсь на кухню, оставляя
ее проверять сообщение.
— О, черт, — говорит она со вздохом.
— Что случилось? — Спрашиваю я, доставая коробку с хлопьями.
Она смотрит на меня настороженно, заставляя меня приостановить свои движения в
ожидании плохих новостей.
— Ну, я пообещала своей подруге Тани, что пойду выпить с ней и парой парней. В ее
сообщении говорится, что это произойдет сегодня вечером.
Мой желудок мгновенно скручивается, в то время как нежелательные мысли и чувства
вторгаются в мой разум. Они настолько сильны, что все приятные ощущения, возникшие
несколько минут назад, исчезают.
Должно быть, что-то отразилось на моем лице, потому что Реми быстро встает с
дивана и направляется ко мне.
— Все не так, — пытается она успокоить меня. — Ей нравится один из парней, и он
предложил каждому привести с собой друга. Я просто ее группа поддержки, ничего
больше. Она знает, что мне это неинтересно.
Я опускаю взгляд на хлопья передо мной, внезапно почувствовав, что не очень
голоден. Ей не нужно ничего мне объяснять. Да, мы трахались, и да, она только что
отсосала мне, но это не значит, что я имею на нее права, не так ли?
 Мы ни о чем из этого не говорили, и я знаю, что люди постоянно делают такие вещи,
но это ничего не значит. Я не знаю, почему я позволил себе так увлечься этим.
Внезапно она обхватывает меня сзади руками и кладет голову мне на спину. —
Извини, что я не рассказала тебе об этом. Я согласилась на это раньше.
Я не знаю, имеет ли она в виду то, что было до того, как мы трахнулись, или до того,
как она узнала правду. В любом случае, это не имеет значения.
— Все в порядке, — говорю я немного резче, чем намеревался, возвращаясь к своему
режиму мудака. — Я имею в виду, черт возьми. Я же не могу пригласить тебя куда-
нибудь выпить или что-нибудь в этом роде.
— Джейкоб, — говорит она так, словно разговаривает с ребенком. — Мне не нужно,
чтобы меня куда-то водили.
— Ты говоришь это сейчас, но так будет не всегда.
— Будет, я думаю, что я с...
— Тебе лучше уйти сейчас, чтобы не опоздать на работу.
Я отстраняюсь от нее и иду в свою спальню, закрывая за собой дверь. Мне все равно
нужно одеться для поездки на лодке.
Это зудящее, неприятное чувство внутри меня растет, и мне это ни капельки не
нравится.
Не помогает и то, что, когда я выхожу из комнаты, Реми уже нет.
И мне некого винить, кроме самого себя.

Глава 18
Реми

— Реми, это Дэмиен, — говорит Тани, указывая на симпатичного парня передо мной.
У него каштановые волосы, аккуратный и опрятный вид, и голубые глаза. Но они не
похожи на океан. Они не вызывают мурашек, пробегающих по моему телу, когда я
смотрю в них. — А это Джастин. — Она указывает на парня, от которого, кажется, не
может отвести глаз.
Должна сказать, я немного удивлена ее выбором. Просто потому, что он выглядит
более кротким, чем я могла бы ожидать от Тани, я не подумала бы, что он ей понравится.
У него темные, коротко стриженые волосы, а также короткая аккуратная бородка. В нем
нет ничего... экстравагантного. Оба парня просто симпатичные на вид, и каждый одет в
рубашку Хенли (Прим. перев.: Хенли — это кофта без воротника, с вырезом на пуговицах,
может быть с длинным или коротким рукавом и дополняться карманами. Слово «Хенли»
происходит от названия английского города Хенли-на-Темзе (Henleyo-on-Thames), где в
XVIII веке такая рубашка была частью формы спортсменов-гребцов) и джинсы.
— Привет, приятно с вами познакомиться, — говорю я, протягивая руку каждому из
парней.
Каждый из них произносит что-то вроде «Мне тоже», а затем мы все мгновение
неловко стоим.
— Может, нам стоит зайти внутрь? — Предлагаю я.
Тани прекращает пялиться на Джастина, чтобы согласиться со мной. — Да, пойдемте.
Она берет Джастина под руку и направляется внутрь, оставляя меня с Дэмиеном.
Он поворачивается ко мне и улыбается. — После тебя.
Я уже жалею, что вообще согласилась на все это, и могу сказать, что Тани, вероятно,
всю ночь проведет в своем маленьком мирке, предоставив мне развлекать Дэмиена.
Но я не могла отменить встречу с ней в последнюю минуту, даже если я все еще не
совсем уверена, зачем ей понадобился дополнительный человек рядом с ней. Возможно,
Джастин нуждался в этом больше, чем она.
Войдя в бар, мы находим место за одним из высоких столиков, и Тани садится на стул
напротив меня, что означает, что Дэмиен должен сесть рядом со мной. Я бросаю на Тани
возмущенный взгляд, на что она расширяет глаза и бросает на меня взгляд, означающий
«дай мне шанс».
Я не могу полностью винить ее за то, что она пыталась побудить меня узнать этого
парня лучше и хорошо провести время. Она понятия не имеет, что я проводила время с
Джейкобом, что я спала с ним. Или что я влюблена в него.
Подождите... влюблена?
Я откидываюсь на спинку стула, обдумывая эту мысль у себя в голове. Он нравился
мне еще до того, как я узнала правду. Но теперь, когда я, действительно, знаю все это и
знаю, через что он прошел, каким человеком он на самом деле является, да, я думаю, что,
действительно, люблю его.
Я всегда хочу его видеть.
Я хочу, чтобы он был счастлив.
Я хочу сделать его счастливым.
Этот взгляд в его глазах, когда я опустилась на него в первый раз, тот, от которого
меня бросает в дрожь при одной мысли об этом... Я всегда хочу это видеть.
И я хочу помочь починить некоторые из его поврежденных частей. Я говорю
«поврежденных», потому что не думаю, что он сломлен.
Если бы он действительно был сломлен, я не думаю, что он все еще был бы здесь,
пытаясь наладить жизнь в этом городе. Я не думаю, что он смотрел бы на меня такими
выразительными глазами, как тогда. И я не думаю, что он беспокоился бы о том, что
причинит мне боль, или о том, как отнесутся ко мне в городе, если узнают, что я его друг.
Я также сомневаюсь, что он стал бы утруждать себя приготовлением мне еды или
спрашивать, все ли со мной в порядке.
Так что, да, он определенно поврежден, но он не сломлен.
И я думаю, что я люблю его.
Прошло не так уж много времени, но я уже слышала раньше, что иногда требуется
всего мгновение, чтобы установилась эта связь, сформировалась привязанность. И я
думаю, что у нас она есть.
Я признаю, что его реакция на то, что я пришла сюда выпить сегодня вечером, была
немного огорчительной, но я не могу сказать, что виню его. Я не думаю, что мне
понравилась бы такая идея, если бы мы поменялись ролями. И тот факт, что он так
отреагировал, говорит мне о том, что он, по крайней мере, тоже заботится обо мне.
— Реми? — Тани, произносящая мое имя, вырывает меня из моих мыслей.
— Прости, что?
— Дэмиен спросил, какой напиток ты бы хотела. Они собираются пойти и заказать их.
Я смотрю на парней, которые стоят рядом со столом. Я даже не заметила, как они
встали.
— О, извините. Мне, пожалуйста, бокал красного вина. Не имеет значения, какой
марки.
— Не беспокойся, — говорит Дэмиен с улыбкой. — Вернусь через минуту.
Как только они оказываются вне пределов слышимости, Тани наклоняется вперед. —
Боже, прости, если я поставила тебя в неудобное положение. Я просто становлюсь такой,
такой... я не знаю. Все, о чем я могу думать, это о том, каково это будет – заняться с ним
сексом.
— О, Боже мой. — Хихикаю я. — Почему меня не удивляет, что ты только что это
сказала? — Она просто пожимает плечами в ответ, ее губы изгибаются в улыбке, на
которую я отвечаю. — И все в порядке. Это просто вечер, проведенный в баре, верно?
— Да, — отвечает она. — Но я действительно думаю, что Дэмиен хороший парень. И
он, почти не отрываясь, смотрел на тебя.
— Серьезно? — Я вообще ничего не заметила, но я была очень занята мыслями о
Джейкобе.
— Да. И ты должна признать. Он довольно симпатичный.
 — Так и есть, — отвечаю я. Но каким бы милым и симпатичным он ни был, он совсем
не тот, кого я хочу. Так что дальше сегодняшнего вечера дело точно не зайдет. Если,
конечно, дружба – это все, чего он хочет.
Ребята возвращаются с нашими напитками, и теперь, когда Тани упомянула об этом, я
замечаю, что взгляд Дэмиена задерживается на мне, когда он протягивает мне бокал.
— Держи.
— Спасибо.
Он устраивается рядом со мной, и я замечаю, что он придвигает свой стул немного
ближе. Было ли это намеренно или нет, я не уверена.
— Итак, Тани говорит, что ты переехала сюда недавно. Тебе здесь нравится?
— Да. Да, на самом деле мне здесь нравится.
— Что ж, если тебе здесь нравится, ты определенно полюбишь Морро-Бей (Прим.
перев.: Приморский город в округе Сан-Луис-Обиспо, Калифорния.), может быть, даже
немного больше. — Дэмиен подмигивает, а затем делает глоток своего напитка. — Вам,
определенно, стоит приехать в гости.
— Ох! Мы должны съездить туда на следующей неделе, — вставляет Тани, очевидно,
больше не поглощенная только Джастином. — Это всего лишь около получаса езды. Мы
могли бы съездить в твой выходной, — говорит она мне.
— Может быть. — Я вежливо улыбаюсь им обоим.
— Ты живешь прямо на пляже, верно? — Дэмиен поворачивается ко мне. — Держу
пари, ты почти все время проводишь в воде.
Делаю еще один глоток моего вина. — Не так часто, как ты думаешь.
— Ну, я много занимаюсь серфингом. Если вы приедете, я могу дать пару уроков.
Я улыбаюсь ему в уклончивом ответе и делаю еще один большой глоток своего вина.
Я чувствую, что это будет долгая ночь. Дело не в том, что мне не нравится эта компания.
Я убедилась, что он приличный парень и приятно выглядит, и мне всегда нравится
проводить время с Тани... Просто ясно, что он заинтересован в большем, чем просто
выпить со мной сегодня вечером. А я, определенно, нет.
Один напиток превращается в два, плюс немного крылышек и картошки фри. Беседа
между нами четырьмя протекает легко, но большую часть ночи мои мысли были где-то
далеко. Я пыталась убедиться, что не произвожу неправильного впечатления и никоим
образом не ввожу Дэмиена в заблуждение, но я не уверена, понял ли он намек.
В какой-то момент я начала задаваться вопросом, на что было бы похоже, если бы
здесь был Джейкоб, а не Дэмиен. Потом я вспомнила, что он, вероятно, никогда не
оказался бы в такой ситуации, и у меня защемило сердце. Не потому, что мне никогда не
довелось бы испытать это с ним, а просто потому, что он никогда этого не испытает. Он
был бы вынужден уйти, едва переступив порог. В любом случае, он никогда не ставил
себя в подобную ситуацию.
Интересно, что он сейчас делает?
Позволив своим мыслям еще немного блуждать, я подпираю подбородок ладонью и
лениво оглядываю бар. Как только мой взгляд достигает передней части бара, я замечаю
фигуру за большим окном.
Что за...?
Мой пульс учащается, когда я вижу, что это человек, тень которого ужасно похожа на
Джейкоба. По крайней мере, у этого человека такое же телосложение, как у него. Он стоит
у самого края окна в темноте, чтобы его не было видно, но я вижу, что он это делает.
Я встаю со своего стула, привлекая внимание остальных. — Э-э, я думаю, мне пора
уходить, извините. Утром мне нужно на работу. — Я бросаю на стол пару двадцаток, хотя
знаю, что ребята планировали заплатить за все сами. — Большое спасибо за чудесный
вечер.
— Ох, эм. — Дэмиен начинает вставать, но я останавливаю его, положив руку ему на
плечо.
 — Все в порядке, ребята, наслаждайтесь оставшейся частью вечера. Было,
действительно, приятно с вами познакомиться.
Я сжимаю руку Тани и спешу выйти из бара, на самом деле не давая никому из них
шанса ответить. В ту секунду, когда я выхожу на ночной воздух, я поворачиваюсь в том
направлении, где, как мне показалось, я его видела, но там никого нет.
— Джейкоб? — Я прохожу немного дальше, пока не оказываюсь прямо перед
переулком, который тянется вдоль стены бара. — Джейкоб? — Там внизу довольно темно,
но я уверена, что вижу какое-то движение. — Черт возьми...
— Реми? — Я оборачиваюсь на звук своего имени, и вижу Тани, Джастина и Дэмиена,
стоящих у двери в бар. — Что ты делаешь?
Я оглядываюсь назад, в глубь переулка, но, когда ничего не вижу, поворачиваюсь к
остальным.
— Мне просто показалось, что я что-то увидела. — Затем, возвращаясь к ним, я
спрашиваю. — Что вы, ребята, здесь делаете?
— Мы подумали, что могли бы проводить тебя домой, — отвечает Тани, собирая
волосы в пучок. — Ночью никогда нельзя быть слишком осторожным, особенно когда
здесь кое-кто разгуливает на свободе.
— Да, я слышал, что у вас здесь живет насильник, — говорит Джастин, наморщив нос.
Дэмиен подходит и встает рядом со мной. — Тем больше причин приехать в наш
город.
Мне с трудом удается скрывать свое раздражение, когда мое желание защитить
Джейкоба выходит на поверхность. Я продолжаю говорить себе, что они не знают ничего
хорошего о нем, что они не знают, что Джейкоб невиновен, что они не знают его так, как
я.
Но я все равно чувствую, что ни один из них вообще не имеет права говорить о нем
так.
Каким-то образом мне удается прикусить язык, и мы начинаем идти в направлении
моего дома. Тани и Джастин отходят на несколько шагов вперед, оставляя меня идти
рядом с Дэмиеном. Я еще раз оглядываюсь через плечо на переулок позади нас, но по-
прежнему ничего не вижу. Должно быть, я просто вообразила, что Джейкоб там.
— Итак, чем ты занимаешься в свободное время? — Спрашивает меня Дэмиен через
несколько шагов.
— О, я люблю гулять по пляжу. — Я пожимаю плечами. — Разными вещами.
На самом деле, в последнее время большую часть своего свободного времени я
провожу с Джейкобом, но я не могу представить, чтобы этот ответ был очень удачным.
Я спрашиваю его, что он делает в свободное время, и затем мы продолжаем вести
светскую беседу до конца прогулки до моего дома.
Как раз в тот момент, когда я думаю, что буду свободна и, возможно, у меня появится
шанс навестить Джейкоба сегодня вечером, Тани поворачивается ко мне перед моим
домом.
— Могу я воспользоваться твоей уборной, пока мы здесь?
— Вообще-то, я бы тоже не возражал, если ты не против?
— Я тоже.
Внутренне я удивляюсь, почему, черт возьми, никто не удосужился воспользоваться
туалетом в баре, но внешне я просто улыбаюсь и киваю. — Конечно.
Когда мы идем по дорожке к моей входной двери, Дэмиен оглядывается по сторонам и
говорит. — Здесь мило.
— Спасибо. — Я отпираю и распахиваю дверь, жестом приглашая их войти.
— Вы, ребята, должны посмотреть ее заднюю веранду, пока ждете, — кричит Тани,
направляясь в мою ванную.
 Подавив вздох, я говорю. — Пойдемте, — а затем веду парней на террасу, намеренно
не зажигая свет в моем доме и не предлагая выпить, чтобы они не чувствовали себя
слишком комфортно.
Джастин и Дэмиен присаживаются в ожидании туалета, вероятно, намереваясь уйти
сразу после этого, но поскольку Тани устраивается поудобнее на одном из стульев, когда
выходит, они следуют ее примеру и возвращаются на свои места, как только заканчивают
с делами в ванной.
Думаю, мой план не сработал.
Я стояла, прислонившись к перилам, но когда они начинают болтать между собой, я
тихо чертыхаюсь и сажусь на единственное свободное место, на шезлонг рядом с
Дэмиеном.
Я не говорила Джейкобу, что приду сегодня. Он знал, что я встречаюсь с Тани и парой
парней. Но я хотела пойти повидаться с ним, особенно после того, как подумала, что
видела его возле бара, и после того, как мы расстались сегодня утром.
Моя голова резко поворачивается в сторону, когда я чувствую, как ладонь Дэмиена
ложится на мою руку. — Ты не возражаешь, если мы отдохнем здесь несколько минут, не
так ли?
— Все в порядке, — говорю я с улыбкой.
Глядя вперед, я замечаю, как Тани переводит взгляд с наших рук на меня с ухмылкой и
взглядом, который говорит, что она все еще думает, что я должна дать ему шанс. Но ни
одна часть меня даже не помышляет о том, чтобы увидеть его после сегодняшней встречи.
Может быть, если бы я не встретила Джейкоба, я была бы готова дать ему шанс.
Бедный Дэмиен. Он хороший парень и весь вечер пытался познакомиться со мной
поближе, но я держалась поверхностно и задала ему в ответ всего несколько вопросов.
Мне, действительно, его жаль.
Наконец, полчаса спустя, они решают уйти. Я вежливо беру номер Дэмиена, когда он
дает его, и говорю, что воспользуюсь им, если мне когда-нибудь снова захочется
потусоваться с ним. Затем обнимаю каждого из них на прощание.
Когда они, наконец, уходят достаточно далеко, чтобы, как я думаю, не найти повода
вернутся назад по какой-либо причине, я быстро выхожу обратно на свою заднюю
веранду и направляюсь к боковым ступенькам, чтобы дойти до дома Джейкоба, надеясь,
что он еще не в постели.
В ту секунду, когда обе мои ноги касаются земли, мою руку тянет в сторону, заставляя
все мое тело упасть набок. Но затем чьи-то руки хватают меня за талию, и меня
разворачивают, пока моя спина не ударяется о стену моего дома. Когда я снова обретаю
равновесие, я поднимаю глаза и вижу Джейкоба, стоящего передо мной. Челюсти сжаты,
вид напряженный.
— Привет, я как раз собиралась тебя навестить. — Я пытаюсь улыбнуться, но мои
брови хмурятся, когда он не отвечает мне тем же. — Что-то не так?
Джейкоб грубо проводит рукой по затылку. — Ты хоть представляешь, каково это
было – смотреть, как этот... парень пялится на тебя и кладет на тебя руку?
Он начинает расхаживать передо мной, обеспокоенный тем, что увидел, но его слова и
ревность, которую они подразумевают, разжигают огонь, который уже разгорается внутри
меня после того, как я только увидела его. Жар распространяется по мне, прежде чем
осесть в месте соединения между моих ног.
— Я пришел, чтобы извиниться за сегодняшнее утро, надеясь, что ты покончила со
своими напитками, но когда я пришел сюда и увидел, как он коснулся твоей руки, мне
захотелось броситься туда и оттолкнуть его руку от тебя. — Он качает головой, словно
отгоняя мысль. — Мне не нравится это чувство.
— Ты имеешь в виду ревность? — Спрашиваю я.
— Мне это не нравится, — повторяет он снова. — Я собирался оставить тебя в покое.
Позволить тебе пойти куда-нибудь сегодня вечером и понять, что с нами такого никогда
не будет. Но я не мог больше ни секунды сидеть дома, зная, что ты встречаешься с другим
парнем и, возможно, расстроена из-за меня. Это чертовски сводило меня с ума.
Он походил на дикое животное, расхаживающее взад-вперед передо мной, выглядя
очень разозленным и расстроенным. Часть меня сочувствует ему. Скорее всего, он
никогда раньше не испытывал подобных чувств.
Но другая часть меня... была чрезвычайно возбуждена этим.
— Ты был сегодня вечером возле бара? — Спрашиваю я, вспоминая человека,
которого я видела.
Он бросает на меня растерянный взгляд и прекращает расхаживать. — Нет. Там что-то
случилось?
Из-за замешательства выражение его лица становится хмурым, и я с трудом
сдерживаю улыбку. Я думаю, это, определенно, не его я видела за окном. И прямо сейчас,
судя по выражению его лица, он, вероятно, думает, что я говорю о чем-то другом,
происходящем с Дэмиеном.
— Нет, ничего не случилось.
— Ты же...
— Джейкоб, — говорю я, обрывая его. Я чувствую, что единственный способ
успокоить его и стереть хмурое выражение с его лица – это, вероятно, поцеловать его. Это
то, что я действительно хочу сделать в любом случае.
Протянув руку, я притягиваю его к себе, пока он не оказывается неподвижно стоящим
передо мной.
— Что?
Приподнимая подбородок, чтобы посмотреть на него, я шепчу. — Просто поцелуй
меня.
Его губы впиваются в мои, обе его руки поднимаются и ложатся по обе стороны от
моей головы на стену. Он не прижимается ко мне, но он достаточно близко, чтобы я могла
провести руками по его спине и запустить пальцы в его волосы.
Поцелуй становится яростным и полным огня с той секунды, как наши губы
соприкасаются. Весь его сдерживаемый гнев из-за ревности выливается в этот поцелуй.
Его губы уверенно прижимаются к моим, в то время как наши языки мягко
переплетаются друг с другом. В этом поцелуе нет ничего робкого, и если бы я не знала его
лучше, я бы никогда не догадалась, что его первый поцелуй состоялся всего несколько
дней назад.
— Что еще ты хотел сделать? — Шепчу я ему в губы.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты сказал, что хотел отшвырнуть его руку. Что еще?
Он прижимается своим лбом к моему, делая глубокий вдох. — Я хотел подняться к
тебе и посадить тебя к себе на колени, чтобы они знали, что ты моя. Но я ведь не знаю...
Его фраза уносится в ночь, уносимая морским приливом, когда он откидывает голову
назад и смотрит на меня сверху вниз, и до меня внезапно доходит, что он пытается
сказать. Мне жаль, что он еще не знает, но мы же не говорили об этом.
Обхватив ладонями его щеки, я говорю. — Я твоя.
У него вырывается вздох облегчения, но затем он снова качает головой.
— У меня нет опыта в отношениях. Вообще. Мне страшно. Моя жизнь не из приятных.
Абсолютно. Я не могу покупать тебе красивые вещи или водить в красивые места. Но,
черт возьми. Я не хочу потерять тебя.
Он собирается сказать что-то еще, но мне отчаянно нужно почувствовать его губы, его
тело, все. Я притягиваю его голову к своим губам и позволяю своему поцелую стать
ответом на его незаданный вопрос. Я хочу его, несмотря ни на что. Джейкоб целует меня в
ответ с таким же пылом, как и раньше, превращая мои внутренности в жидкий жар.
Я запускаю пальцы в его волосы, дергая за пряди, прежде чем опустить руку к
передней части его джинсов и обхватить его твердость через ткань. Он все еще не
прижимается ко мне, сдерживая себя, но как только я тянусь к пуговице его джинсов, он
придвигается ближе.
Его руки, наконец, отрываются от стены рядом с моей головой, чтобы крепко
обхватить мою челюсть, пока он продолжает свою восхитительную атаку на мой рот, и
мои пальцы возятся с его пуговицей и молнией, прежде чем я, наконец, могу просунуть
руку внутрь.
Джейкоб стонет мне в рот, когда я сжимаю его член в руке, потирая большим пальцем
кончик и распределяя предэякулят по кругу. Моя киска сжимается вокруг пустоты,
отчаянно желая быть заполненной им. Я прикусываю его нижнюю губу, оттягивая ее, пока
моя рука поглаживает его вверх и вниз.
— Я хочу, чтобы ты трахнул меня, — бормочу я ему в рот, а затем свободной рукой
стягиваю трусики вниз по ногам. Я чувствую дикую потребность, зная, что я влияю на
него также сильно, как и он на меня.
Эти слова словно были разрешением, которого он ждал. Дикие, горящие глаза смотрят
на меня сверху вниз, когда он слегка приподнимает голову, а затем одна рука оставляет
мой подбородок, чтобы спуститься вниз по моему телу, скользя по каждому изгибу, пока
он не добирается до места между моих ног. Его глаза темнеют от чистого желания, когда
он чувствует, какая я влажная.
— Это для меня?
— Да, — выдыхаю я.
Его губы снова на моих, он целует меня настойчиво, прижимается ко мне так, словно
не может подойти достаточно близко. Рука на моей киске опускается, чтобы стянуть его
джинсы ровно настолько, чтобы освободить, и я поднимаю ногу, чтобы положить ее ему
на бедро. Он держит ее там, крепко прижав к своему боку, пока входит в меня.
Мы оба ахаем, и я откидываю голову назад, ударяясь о деревянную обшивку.
Джейкобу вообще не требуется ни секунды, чтобы успокоиться, он продолжает скользить
внутрь и наружу в почти бешеном темпе, и все, что я могу сделать, это держаться, когда
меня охватывает чувство чистого экстаза.
Есть что-то такое возбуждающее в том факте, что его джинсы едва спущены до
задницы, как будто у него возникло первобытное желание, и он также отчаянно, как и я,
хотел оказаться внутри меня, как можно скорее. Джейкоб целует меня в подбородок и
спускается по шее, в то время как мои пальцы крепко прижимают его к себе, держа за
затылок.
— Это ощущается по-другому. — Его голос гулко отдается у меня под кожей. —
Почему это ощущается по-другому?
Это действительно так, как-то по-другому. На ум приходят мысли о том, как выросли
наши чувства, как теперь мы стали еще ближе и как ревность, вероятно, что-то в нем
разожгла. Плюс ко всему, есть тот факт, что он немного опытнее, чем в первые два раза.
Но потом я понимаю, что дело не только в наших чувствах, которые сейчас
отличаются. На самом деле я чувствую его внутри себя по-другому. И тут мне вдруг
приходит в голову одна мысль.
— На тебе нет презерватива. — Джейкоб приостанавливает свои движения на
середине толчка, отрывая голову от моей шеи. — Все в порядке. Я принимаю таблетки.
— Ты уверена?
Он снова входит в меня до конца, как будто просто ничего не может с собой поделать,
и я издаю стон.
— Мммм.
— Спасибо, черт возьми.
Он снова продолжает свои движения, подталкивая меня ближе к краю. Его член трется
о мои внутренние стенки, в то время как его таз трется о мой клитор, создавая
восхитительную комбинацию удовольствия, которая искрами проходит сквозь меня.
— О Боже, Джейкоб. Не останавливайся.
 — Ты ощущаешься так хорошо, — стонет он мне в шею.
Вибрации на моей коже – это переломный момент для меня. Покалывания охватывают
каждую точку моего тела, прежде чем достичь кульминации в одном месте и взорваться. Я
сильно кончаю, громко постанывая и крепко сжимаясь вокруг его члена.
— О, черт. Держись, — говорит он прямо перед тем, как схватить меня за задницу и
подхватить на руки, поднимая на несколько ступенек к моей веранде, все еще погружаясь
в меня.
Мои руки взлетают к его плечам, и я крепко держусь за них, пока он не опускает меня
на шезлонг.
Губы Джейкоба снова прижимаются к моим, наши языки сплетаются в дуэте.
Он снова начинает двигать бедрами, но на этот раз его движения беспорядочны. Он
теряет контроль, и его затягивает в пучину наслаждения, где я снова готова
присоединиться к нему.
Я хватаюсь за колени, отводя их назад, в то время как он держится за мои плечи и
врезается в меня на максимальную глубину.
Как только я слышу его стон и чувствую, как он набухает и пульсирует внутри меня,
начинается мой второй оргазм. Я опускаю колени, чтобы обхватить его руками за спину,
прижимая к себе, когда мы сближаемся.
Он продолжает медленно входить и выходить, пережидая оба наших оргазма. После
еще нескольких толчков он поднимает голову, чтобы посмотреть на меня сверху вниз, его
лоб блестит от пота.
— Чувствуешь себя лучше? — Я не могу удержаться от этого вопроса, улыбаясь
между вдохами.
— Да. — Он нежно целует меня в губы. — Я причинил тебе хоть какую-нибудь боль?
— Ни капельки. — Я провожу рукой по его груди, чувствуя, как все еще сильно бьется
его сердце. — Теперь я тоже чувствую себя лучше.
Когда он, наконец, отстраняется и опускается обратно на колени, он опускает взгляд
между моих ног и издает одобрительный звук из глубины своего горла.
— Черт, это так горячо.
— Что?
— Видеть твою киску, из которой вытекает моя сперма.
О Боже. Есть что-то такое в том, как он говорит все так прямо. Никто другой никогда
не разговаривал со мной таким образом, и мне это нравится. Мне нравится каждое грязное
слово, выскальзывающее из его уст, также как и все сладкое.
— К сожалению, я не могу оставаться в таком положении вечно. — Поджав ноги, я
двигаюсь, чтобы встать. — Мне нужно привести себя в порядок.
Джейкоб быстро встает передо мной и помогает мне подняться на ноги. Затем,
оглянувшись через плечо в сторону океана, он говорит. — У меня есть идея. —
Осторожно потянув меня за руку, он направляется к воде, но когда я начинаю
отстраняться, он останавливается. — Что-то не так?
— Я... я не была в воде... с того дня.
Все его лицо смягчается от понимания, и я встречаюсь с его самым нежным взглядом,
который я когда-либо видела. Мне почти хочется плакать.
— Нам не обязательно идти туда, если ты не хочешь, но если ты это сделаешь, я тебя
не отпущу. И мы не будем заходить очень глубоко.
Прикусив губу, я смотрю мимо него на воду, а затем снова на его лицо. Там нет
ничего, кроме искренности.
Он совсем не похож на монстра, каким его нарисовал этот город, и я хочу показать
ему, что я ему полностью доверяю.
— Хорошо, — тихо отвечаю я. — Пойдем.
— Ты уверена?
— Да.
 Глава 19
Реми

Когда я просыпаюсь, мне требуется немного больше времени, чем обычно, чтобы
сориентироваться, мои глаза медленно привыкают к тусклому свету. Кажется, что сейчас
раннее утро, но из-за плотных облаков трудно определить время, а дождь барабанит по
окну. Окну, которого нет в моей спальне.
Переворачиваясь, я обнаруживаю, что кровать позади меня пуста и холодна. Джейкоб,
должно быть, уже отправился на рыбалку на лодке, даже в такую погоду.
Теплые смутные чувства разливаются по мне, когда я думаю о прошлой ночи и о том,
как Джейкоб отреагировал, увидев меня с кем-то другим. Я ценю, что он рассказал мне,
что это заставило его почувствовать, и мне отчасти нравится знать, что он сгорал от
ревности. А потом был секс... секс был феноменальным.
Но что по-настоящему поразило меня, так это то, что он держал меня за руку, когда мы
шли к океану, а потом не отпускал меня, когда мы заходили в воду по самые задницы. Под
лунным небом он крепко прижал меня к себе и пообещал, что научит плавать, когда я
буду готова учиться.
Он и раньше привлекал меня, но теперь мне абсолютно нравится та его сторона,
которую он позволяет мне увидеть. Это его милая сторона, которая, вероятно, была более
заметна, когда он был подростком до того, как все случилось.
У него, определенно, все еще есть свои шероховатости, тюрьма сделала это с ним, но
все уже далеко не так плохо, как было раньше. По крайней мере, для меня это не так.
Побывав в воде, мы вернулись сюда, к Джейкобу, где я во второй раз провела ночь,
спала рядом с ним, на этот раз в его постели. Я просто забралась под простыни, пока он
был в ванной, а затем подождала, пока он присоединится ко мне, что он, наконец, и сделал
после недолгого колебания.
Я заметила, что он не поднял глаза ни на одну из камер за все время, пока мы были
здесь прошлой ночью, и я не думаю, что ему приходило в голову, когда он был у меня
дома, что там их тоже нет, так что я бы сказала, что это хороший прогресс.
Я издаю довольный вздох и переворачиваюсь на спину. Во внешнем мире все еще так
много всего против нас, но прямо здесь и сейчас я счастлива.
Я просто хотела бы, чтобы было еще что-то, что я могла бы сделать для него, чтобы
сделать его жизнь лучше. Чтобы как-то загладить некоторые обиды, которые ему
причинили.
Мой взгляд падает на ноутбук Джейкоба на прикроватной тумбочке, когда я
поворачиваю голову в сторону. Он сказал мне, что хранит там все видеозаписи с камер, но
я не могу не задаться вопросом, что еще он там хранит.
Найду ли я на нем информацию о его деле?
Информацию о его родителях?
И если я посмотрю видеозаписи, я увижу, как люди из города приходят и уходят,
совершая гадкие поступки с его собственностью?
Я не должна вторгаться в его личную жизнь. Я, действительно, не должна этого
делать. Отворачиваясь от него, я надеюсь, что, если не смотреть на него и
сосредоточиться на чем-то другом, искушение открыть его и посмотреть личные файлы
исчезнет.
Хотя я прекрасно знаю, что этого не произойдет.

***
 Дождь уже давно прекратился к тому времени, когда я иду по заполненной лужами
парковке к «Пичис». Небо по-прежнему мрачно-серое, что никак не влияет на ту
тревожную энергию, которую я сейчас чувствую.
Но при виде примерно шести человек, включая Джолин и Тани, стоящих группой
вокруг кассового аппарата, тревожное чувство в моем теле усиливается до статуса Defcon
five (Прим. перев.: Шкала готовности вооружённых сил Соединённых Штатов Америки),
только по другим причинам.
Я вхожу в дверь магазина медленно, стараясь быть незамеченной, изо всех сил
стараясь вести себя тихо и выяснить, что на самом деле происходит.
— Резка шин не работает, — говорит Джолин. — Так что ты мог бы с таким же
успехом отказаться от этого. Он просто каждый раз выезжает с новой шиной.
Тим снимает с головы поношенную кепку и проводит рукой по волосам, прежде чем
вернуть ее на место. — Рано или поздно у него кончатся шины... или деньги на их
покупку. Пока я буду продолжать в том же духе, но мы должны придумать что-нибудь
еще, чтобы попытаться прогнать его.
Похоже, я только что пришла на какую-то импровизированную встречу по поводу
того, как избавиться от Джейкоба, и у меня скручивает желудок, прежде чем я
присаживаюсь на пол.
— Нам нужно ударить его по самому больному месту.
— Его лодка?
— Он не сможет ловить рыбу, если у него ее нет.
Моя грудь сжимается и болит от того, на что они намекают, что могут сделать с
Джейкобом. Я не могу позволить им сделать это. Я не могу позволить им так опустошить
его.
Джолин вздыхает. — Нет. Мы не можем пасть так низко. После такого я буду
чувствовать себя плохо.
Тихий вздох облегчения срывается с моих губ. Слава богу, у Джолин все еще есть
совесть, когда дело доходит до разрушения жизни Джейкоба... снова. Остальные тихо
ворчат, как будто они не обязательно должны быть согласны с ней.
Если бы только я могла просто сказать им, что он невиновен, и заставить их поверить
мне.
— Ну, мы должны что-то придумать, — бормочет Люк, проводя пальцем по усам.
Тани, которая подбрасывала в руке шоколадный батончик вверх-вниз, подает голос. —
Я все еще предлагаю, что мы обманом заставим его снова попробовать что-нибудь с
девушкой.
Она не знает. Я говорю себе, что не ненавижу ее за то, что она только что сказала. Но
она не знает.
— Ни одна женщина не должна попадать в такую ситуацию, Тани, — говорит Венди
неодобрительным тоном.
— Я согласен, — добавляет Тим.
Тани вскидывает руки и ворчит. — Неважно, — прежде чем отойти от группы, чтобы
положить шоколадный батончик обратно на полку.
Остальная часть группы продолжает разговаривать между собой, не обращая внимания
ни на что другое, поэтому я пользуюсь возможностью подойти к Тани, схватить ее за руку
и потащить по проходу.
— О, привет, девочка. Я всегда знала, что ты втайне хотела остаться со мной наедине,
— шутит она. Но веселье в ее глазах исчезает, когда она видит выражение моего лица. —
Что-то не так?
Я помню, что вчера вечером сказала Джейкобу именно эти слова.
— Это, — начинаю я, почти задыхаясь. — Это должно прекратиться.
— Что это значит?
Я жестом указываю на группу. — Это дело... с Джейкобом.
 Тани скрещивает руки на груди и хмурит брови. — О чем ты говоришь? Почему?
Я не знаю, почему я так нервничаю, рассказывая ей об этом. Она всегда казалась
разумным человеком. Поэтому я должна верить, что она выслушает меня и поверит моим
словам. Но если она этого не сделает, то я могу потерять ее дружбу и, вероятно,
остальных тоже.
Опустив голову, я ненадолго закрываю глаза, прежде чем снова повернуться к ней
лицом. — Ладно. Я проводила с ним время.
— Что? — Недоверчиво спрашивает она, делая шаг назад.
— Нет, Тани, послушай меня. — Я сокращаю расстояние, которое она только что
проделала между нами. — Он этого не делал.
Она усмехается. — Дай-ка я угадаю. Он сказал тебе, что не делал этого? — Я
вспоминаю ту ночь, когда я узнала об этом. Я не думаю, что он когда-нибудь сказал бы
мне это прямо. Я слышала его слова только через дверь ванной. Когда я не ответила сразу,
Тани продолжила. — И ты действительно поверила ему? Я не могу в это поверить, Реми.
— Послушай, я знаю, это звучит безумно, но это правда. Это долгая история, но на
самом деле он этого не делал. — Мои мысли мечутся туда-сюда, обдумывая, как много ей
рассказать, задаваясь вопросом, стоит ли его возможное смущение того, чтобы заполучить
ее в союзники. Немного подумав, я решаю, что так оно и есть. — У него даже ни с кем не
было секса, когда он попал в тюрьму.
Невеселый смешок срывается с ее губ. — Опять же, это может быть что-то, что он
просто говорит тебе.
— Нет, Тани. Я знаю, что он все еще был девственником.
Она немного переминается с ноги на ногу, прищуривая взгляд. — Откуда ты это
знаешь?
Я выдерживаю ее пристальный взгляд, не произнося ни слова, но одним взглядом
выражая все.
Ее глаза расширяются. — Ты трахалась с ним? — Восклицает она.
— Тсс, говори потише. — Я поворачиваю голову к остальным, но, к счастью, они по-
прежнему не обращают на нас внимания.
Тани качает головой, а затем долгую минуту смотрит в землю, как будто все
обдумывает.
Думая обо всем, что она когда-либо слышала о нем.
Думая о каждой встрече, которая у нее была с ним за последние пять месяцев, или о
том, что она, возможно, с ним сделала.
Затем, наконец, все еще глядя в землю, она говорит.
— Ты сказала, что проводишь с ним много времени?
— Так и есть.
— Он выглядит как ходячий секс.
— Это так.
— Но ты была у него первой?
— Да.
Она начинает жевать кончик своего большого пальца. — И он попал в тюрьму, хотя
был невиновен?
— И был там в течение десяти лет.
— Черт. — Она, наконец, поднимает на меня взгляд с самым серьезным выражением,
которое я когда-либо видела на ее лице. Затем она медленно кивает. — Ладно. Я тебе
верю.
Я тяжело вздыхаю и чувствую, как мои плечи расслабляются, облегчение накатывает
на меня волной. Я и не осознавала, насколько напряженно держала себя в руках, ожидая
ее ответа.
— Но я не уверена, сможем ли мы это остановить. Они вряд ли просто поверят тебе
или даже мне на слово.
 — Я знаю.
Я не говорю ей, что у меня есть кое-какая идея на уме, потому что я, действительно, не
хочу этого делать, и мне также сначала нужно поговорить об этом с Джейкобом.
— Черт, теперь я чувствую себя настоящей сукой. Я всего дважды плюнула на его
грузовик, но наговорила о нем кучу дерьма. — Она проводит ладонью вверх-вниз по руке
таким образом, что это указывает на раскаяние, и я искренне верю, что ей действительно
плохо. — Бедный парень. — Я киваю в знак согласия, хотя думаю, что «бедный парень» –
недостаточное описание для него. — Как это вообще произошло?
— Это долгая история. Может быть, в другой раз. — Выдыхаю я. — Я действительно
надеюсь, что они не попытаются что-нибудь сделать с его лодкой. Он почти не
зарабатывает денег, так как получает их только от продажи рыбы.
— Ты при деньгах, не так ли, — замечает Тани. — Почему бы тебе просто не отдать
ему немного своих денег?
— Я бы отдала ему все до последнего цента, что у меня есть, если бы хоть на секунду
подумала, что он возьмет их. У него все еще достаточно гордости, чтобы не принимать от
меня никаких наличных.
Теперь ее очередь кивать. — Ладно. Что ж, не волнуйся. Я собираюсь вернуться туда и
попытаться убедить их, что прикасаться к его лодке – худшая идея. Кто знает, может
быть, мне удастся каким-то образом убедить их оставить его в покое и вообще
игнорировать.
Я ценю, что она сказала это и предложила попробовать, но по ее взгляду я могу
сказать, что даже она сомневается, что сможет оказать на них какое-либо влияние.
— Спасибо, Тани. И спасибо, что поверила мне.
— Конечно. Я имею в виду, что некоторые люди просто излучают честные флюиды, и
ты одна из таких людей. — Она пожимает плечами. Но затем она смотрит на меня с
ухмылкой на лице и блеском в глазах. — Я не могу поверить, что ты трахнулась с ним. На
что это было похоже?
Я издаю стон и начинаю проходить мимо нее, отдаляясь под звук ее смешка.
— Я просто шучу. Ты не обязана мне говорить, — говорит она. — Неудивительно, что
ты не хотела иметь ничего общего с Дэмиеном. Жаль, что я не узнала об этом раньше,
вместо того чтобы заставлять тебя проходить через это.
Я жду, когда она снова догонит меня. — Все в порядке. Ты не знала. — Я делаю еще
один шаг, но затем останавливаюсь. — Эй, послушай, я собираюсь уехать из города
сегодня после работы. Я должна кое-что сделать. — Я приняла решение сегодня утром,
заглянув в его ноутбук, и я просто надеюсь, что это не обернется для меня неприятными
последствиями. — Я должна вернуться завтра, но если ты увидишь Джейкоба в городе
или еще где-нибудь...
— Не волнуйся. Теперь я на его стороне.
— Спасибо.

Глава 20
Джейкоб

Я так привык видеть сияющее и счастливое лицо Реми в магазине всякий раз, когда
захожу, даже когда притворяюсь, что не замечаю ее, даже когда притворяюсь, что просто
увидеть ее – это, черт возьми, не самое яркое событие моего дня.
Она стала чем-то вроде защитного одеяла. Нет, скорее как кусок дерева, на котором я
могу плавать в том, что кажется темными, кишащими акулами водами.
Поэтому, когда я вхожу в дверь «Пичис» и не вижу ее улыбающегося лица, я чувствую
себя на взводе, как будто в любой момент одна из этих акул собирается напасть. Я
отброшен назад во времени, до того, как она приехала в этот город, и до того, как она
ворвалась в мою жизнь.
 Реми сказала мне, что ей нужно будет по каким-то делам уехать из города. На самом
деле, она оставила мне записку вчера утром, когда я был на лодке, так что я даже не смог
спросить ее, зачем ей нужно было уезжать, надолго ли она уезжает или даже куда, черт
возьми, она направляется.
Так что теперь я просто чувствую себя одиноко. Но это больше, чем просто иметь
кого-то рядом со мной в темноте. Нити, стягивающие мое сердце, еще больше ослабевают
всякий раз, когда мы вместе.
Каждый раз, когда я смотрю на ее прекрасное улыбающееся лицо, особенно когда она
направляет его на меня, моя грудь вздымается, и я чувствую себя хорошо.
Каждый раз, когда я вижу ее, восемнадцатилетний юноша во мне, невинный, который
когда-то надеялся заполучить девушку, пытается пробиться наверх через то дерьмо, через
которое я прошел. Но человек, которым я являюсь сегодня, просто продолжает ожидать,
что произойдет что-то плохое.
Со мной ничего хорошего не случается, а она чувствуется действительно хорошо.
Мой член дергается, когда я вспоминаю, как приятно было трахать ее, прижав к стене
ее дома.
Я сходил с ума, думая о ней с другим парнем, а потом, когда я увидел, как он положил
на нее руку, когда я шел к ее дому с пляжа... я сказал Реми, что хотел отшвырнуть его
руку, но на самом деле, я думаю, мне пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы
удержаться от того, чтобы не ворваться туда и не вырубить его. И я не жестокий парень.
Все эти чувства были мне так чужды, но все было именно так, как сказала Реми. Я
сгорал от ревности. Добавьте к этому тот факт, что я знаю, что никогда не смогу публично
объявить ее своей, и это привело меня в полное замешательство. Потом мне пришлось
стоять у ее дома, чертовски злясь, пока я ждал, когда они уйдут.
Я прохожу мимо подростка на кассе, которого я, вероятно, видел здесь по вечерам и
раньше, но никогда по-настоящему не обращал на него внимания. Я думаю, у него
сегодня нет занятий в школе, так как он здесь замещает Реми. Его взгляд скучающий и
безразличный, вероятно, он хотел бы оказаться где угодно, только не здесь.
Я беру буханку хлеба и молоко, которые мне были нужны, и иду к кассе, испытывая
благодарность за то, что здесь, кажется, довольно пусто. Однако это чувство
недолговечно, когда я возвращаюсь к кассе и вижу Джолин, стоящую рядом с подростком
и разговаривающую с женщиной с ярко-рыжими волосами.
Я выкладываю свои покупки на прилавок, стараясь не обращать внимания на мощные
волны ненависти, исходящие от владелицы магазина.
— Теперь ты можешь пойти и сделать перерыв, — бормочет Джолин парню, но
продолжает смотреть на меня с неприкрытым презрением.
Он пожимает плечами и неторопливо идет за прилавок.
Я достаю из кармана бумажник и достаю пятидолларовую купюру, желая убраться
отсюда к чертовой матери как можно быстрее. Но враждебная атмосфера наполняет
воздух, когда Джолин стоит там, не обращая внимания на мои покупки.
— Прямо сейчас мы не принимаем наличные.
У меня сводит челюсть, когда я смотрю на нее в ответ, прекрасно понимая, что она
просто так это говорит. Снова достав свой бумажник, я вместо денег достаю свою
банковскую карту. Обычно я просто снимаю все свои деньги, как только обналичиваю
чек, но я почти уверен, что на этот раз на моем счету все еще достаточно средств, чтобы
оплатить.
— Банковский терминал тоже не работает.
Какого хрена?
Мои внутренности горят от унижения, но я не хочу, чтобы она это видела и знала, что
она победила. Я не хочу, чтобы она видела, как сильно она и все остальные достают меня.
Поэтому я сохраняю стоическое выражение лица.
 Это суровое напоминание о том, почему мне не следует связываться с Реми. Я не
должен был тащить ее в эту гребаную адскую дыру, чтобы с ней обращались так же.
Я оглядываю окрестности, чтобы увидеть, кто еще является свидетелем моей
деградации и наслаждается ею. Но единственный человек рядом – рыжеволосая, и она
смотрит в сторону, теребя нитку, свисающую с ее топа.
Поворачиваясь обратно к Джолин и ее злобному взгляду, я вижу, что она не
собирается позволять мне купить молоко и хлеб. Как я уже говорил, она предпочла бы
смотреть, как я умираю с голоду.
Спокойно засовывая бумажник обратно в задний карман, я поворачиваюсь, чтобы
уйти, и покидаю магазин с пустыми руками. Уходя, я слышу, как рыжеволосая говорит
веселым голосом. — Вообще-то мне нужно было немного молока и хлеба. Я возьму это,
Джолин. Спасибо!
Добравшись до своего грузовика, я хватаюсь обеими руками за дверцу, набираю
полные легкие воздуха и пытаюсь побороть внезапное желание выбить стекло.
— Джейкоб, — раздается тихий, неуверенный голос рядом со мной. Я поворачиваюсь
налево и вижу, что рыжеволосая стоит там, переминаясь с ноги на ногу. Затем, бросив
быстрый взгляд через плечо, она поднимает руку и говорит. — Вот.
В ее маленьких пальчиках зажато то, что, как я предполагаю, является тем самым
пакетом с хлебом и молоком, который я только что пытался купить. Когда я не делаю
попытки забрать их у нее, она встряхивает пакет.
— Возьми это, пожалуйста.
Мне бы хотелось сказать, что я очень ценю ее щедрость.
Что ее по-доброму звучащий голос и робкая улыбка на лице – долгожданная перемена.
Что это заставляет меня чувствовать себя лучше.
Но сейчас я измучен и полон подозрений. Это пронизывает мою кровь и течет по моим
венам.
Потребовалось некоторое время, чтобы поверить Реми. И даже сейчас я ненавижу тот
факт, что в глубине моего сознания все еще есть крошечная частичка, которая думает, что
она может отвернуться от меня. Это едва ощущается, как легчайшее прикосновение
перышка, щекочущего в глубине моего сознания. Но, тем не менее, это ощущение есть,
несмотря на мои чувства к ней.
Эту девушку, стоящую передо мной, я ни в малейшей степени не знаю, и поэтому я ей
совсем не доверяю.
Желая заставить ее поторопиться и уйти, я забираю у нее пакет, не говоря ни слова. Я
не уверен, что камеры попадают в эту часть парковки, так что чем дольше мы здесь стоим,
тем сильнее напрягаются мои плечи.
Она еще раз оглядывается через плечо, возможно, чтобы проверить, не наблюдает ли
кто-нибудь за ней.
Может быть, они стоят в тени, ожидая ее сигнала.
Неужели именно сейчас она сделает свой ход, каким бы он ни был?
Но, нет. Все, что она делает – это слегка машет рукой.
— Спокойной ночи, Джейкоб.
Я стою на том же месте, глядя ей вслед еще десять секунд после того, как она уходит,
прежде чем сесть в свой грузовик и отправиться домой. Я понятия не имею, что думать о
том, что только что произошло.
Как только я оказываюсь дома, я разжигаю огонь и сажусь лицом к бескрайнему
океану. Без Реми я чувствую себя чертовски потерянным и не знаю, что с собой делать. Я
даже не знаю, когда она вернется.
Мне следовало бы снова привыкнуть к этому дерьму. Но привыкает ли пустыня когда-
нибудь к тому, что в ней нет дождя, или она просто справляется с этим, потому что
должна? Потому что я чувствую себя так, словно был пустыней, годами переживавшей
засуху, изголодавшейся по человеческому общению и привязанности, бесплодной, а
потом на меня, наконец, обрушился ливень.
Я снова наполнился жизнью, но я знаю, что мне снова придется столкнуться с засухой.
Ей не место в этой жизни.
Она слишком добрая.
Слишком яркая.
Она была не просто дождем. Она также была радугой после шторма. Эти яркие,
обнадеживающие цвета указывают на то, что худшее позади. Хотя я не знаю, так ли это на
самом деле.
Как только я решаю, что будет лучше, если я оставлю ее в покое, она обходит мой дом
и направляется ко мне, как будто я вызвал ее своими мыслями о ней.
Она похожа на прекрасный глоток свежего воздуха, ее волосы мягко развеваются на
ветру, и все мысли о том, чтобы отпустить ее, уносятся прочь этим ветерком.
Мягкие, теплые карие глаза находят меня, и внезапно мне кажется, что прошло так
много времени с тех пор, как я видел ее в последний раз. У меня физически болит грудь
при мысли о том, что мне придется расстаться с ней. Я не знаю, смогу ли я.
Особенно когда я знаю, каково это – держать ее в своих объятиях.
Каково это – быть внутри нее.
Каково это – слушать звук ее голоса, когда кончает на мой член.
И взгляд, которым она смотрит на меня прямо сейчас, говорит о том, как много я
действительно значу для нее. Как будто я не грязь у нее под ногами.
Ее шаги ускоряются, когда я встаю со стула. Те же самые ощущения, позволяющие
чувствовать себя живым, раскрываются внутри меня. Мое сердце подпрыгивает в груди,
стуча быстрее, при приближении Реми. Она даже не останавливается, когда добегает до
меня, вместо этого продолжая двигаться вперед, пока не врезается в меня и крепко не
обхватывает руками за талию. Как будто и ей кажется, что прошло гораздо больше
времени с момента нашего расставания.
Мои руки прижимают ее к себе, и я вдыхаю цветочный аромат ее волос. Я хочу
спросить ее, где она была и почему ушла, но я не хочу, чтобы этот кусочек рая
заканчивался.
Реми отклоняет голову, что, как я понял, является приглашением, поэтому я
наклоняюсь и прижимаюсь губами к ее губам. Целовать ее стало одним из моих любимых
занятий. Кажется, я никогда не могу насытиться.
Но слишком быстро она отстраняется и откидывается назад, чтобы посмотреть на меня
снизу вверх. — Я вроде как скучала по тебе.
Ее голос мягок, как ласка для моей души, и хотя я безумно скучал по ней, кажется, я не
могу выдавить из себя те же слова. Однако она, кажется, не возражает, одаривая меня
теплой улыбкой и проводя рукой по моей щеке.
— У меня есть для тебя сюрприз.
— На самом деле, я не люблю сюрпризы.
Сначала это, кажется, забавляет ее, но потом она отступает от меня на шаг и начинает
покусывать нижнюю губу. Я замечаю, как ее большой палец одновременно потирает
кончики пальцев. Я видел, как она делала это раньше, и я знаю, что она делает это, когда
нервничает или испытывает неуверенность.
Внезапное выражение неуверенности появляется на ее лице, мгновенно выводя меня
из себя.
Она оглядывается через плечо на местность, откуда только что пришла, и я
прослеживаю за ее взглядом.
Мои внутренности скручиваются от замешательства, когда я вижу мужчину,
выходящего из-за угла, а затем направляющегося в нашу сторону.
Какого черта?
Это что, какая-то извращенная шутка?
 Является ли это частью схемы, в которую, как я думал, она была вовлечена с самого
начала?
Я поворачиваюсь к ней, не уверенный, что ожидаю увидеть, но это не тот мягкий,
полный надежды взгляд на ее лице, когда она ждет моей реакции.
Оглядываясь на парня, я наблюдаю, как он приближается, и чем ближе он подходит,
тем больше знакомого возникает в глубине моего сознания.
Парню под тридцать. Черные волосы беспорядочно торчат у него на голове, как будто
он несколько раз проводил по ним рукой. У него аккуратно подстриженная борода, и он
одет в джинсы и футболку.
Когда он подходит к нам, я чувствую, как рука Реми сжимает мою, словно пытаясь
подбодрить меня. Я даже не знаю, когда она ухватилась за нее.
— Я подумала, что тебе не помешал бы еще один друг.
Я не оглядываюсь на нее, но не отрываю прищуренного взгляда от мужчины передо
мной.
— Какого хрена ты здесь делаешь?
— Я тоже рад тебя видеть. — Его губы приподнимаются в полуулыбке, прежде чем
она исчезает.
— Это ни хрена не смешно.
Тень вины или чего-то подобного пробегает по его лицу при звуке резкости в моем
голосе.
— Я знаю, — кивает он. — Я здесь, потому что, когда Реми появилась у меня прошлой
ночью, она попыталась сказать мне кое-что, что я уже итак знал.
Самое нелепое чувство ревности охватывает меня, когда я думаю о том факте, что
прошлой ночью она была у него дома, а не у меня.
Раздраженно выдохнув, я пока отгоняю эту мысль, чтобы разобраться с чем-то одним
за раз, например, почему, черт возьми, Кэмпбелл здесь, стоит передо мной прямо сейчас.
— И что именно это было?
— Что ты был невиновен. Я уже знал, что ты этого не делал.
Я усмехаюсь и провожу рукой по подбородку. Раздражение, закипающее во мне,
превращается в гнев.
— Да? Тогда где, черт возьми, ты был последние десять лет, Кэмпбелл? Где, черт
возьми, ты был, когда я был до смерти напуган происходящим, и все поворачивались ко
мне спиной? Где ты был в самый трудный момент моей жизни, когда я хотел умереть? —
Я отворачиваюсь от него, моя грудь вздымается от гнева, смешанного с глубоким
чувством обиды. — На моей стороне не было ни единой гребаной души.
Усаживаясь, я агрессивно провожу рукой по волосам и, бросив короткий взгляд на
Реми, вижу, как по ее щеке скатывается слеза. Я должен отвести взгляд, прежде чем
увижу еще одну слезинку. Я не смогу с этим справиться.
— Черт, ты думаешь, я не хотел быть рядом с тобой? — Спрашивает Кэмпбелл, делая
несколько шагов. — Мои родители запретили мне выходить из дома. Они отобрали у меня
машину и карманные деньги, чтобы убедиться, что я не смогу за сорок пять минут доехать
до здания суда. А потом, когда я все равно нашел способ попасть туда и сел в конце зала
суда, они перевезли меня на другой конец гребаной страны, чтобы держать меня подальше
от тебя. — Он сердито плюхается на песок рядом с костром, уставившись на языки
пламени. — Я даже представить себе не могу, через что тебе пришлось пройти, Джейк,
или на что это было похоже для тебя. Но не думай ни на секунду, что то, что произошло,
не повлияло ни на чью жизнь. Я потерял своего лучшего друга. Все остальные ребята
почти сразу отдалились от меня. Я надолго потерял свою свободу. Мои родители
продолжали смотреть на меня так, словно я был способен сделать то, в чем тебя обвиняли.
Как будто ты оказывал на меня влияние или что-то в этом роде, и они просто ждали, когда
я это сделаю. Все было дерьмом.
 Я тихо сижу, долгое время глядя на своего старого лучшего друга. Потому что это
правда, что я не думал о том, как это могло повлиять на чью-то жизнь, я думал, что они
просто отвернулись от меня.
— Они сказали мне, что ты сказал, что считаешь меня способным на это, — говорю я с
гораздо меньшим энтузиазмом, чем раньше.
— Я ни хрена не говорил. Мэйс был единственным, кто сказал, что ты сделаешь все,
чтобы она стала твоей.
Я должен был догадаться, что Мэйс будет тем, кто скажет эти слова. Он никогда не
знал, когда нужно заткнуться.
— Мне так жаль, Джейк, за все это. Но просто знай, что я никогда в это не верил, ни на
секунду. И с тех пор я чувствовал себя дерьмово, потому что ничем не мог тебе помочь.
Я пользуюсь моментом, чтобы обдумать все у себя в голове. Трудно просто отключить
гнев и обиду, которые я испытывал в течение десяти лет, но, глядя сейчас на Кэмпбелла, я
обнаруживаю, что они больше не направлены на него.
— Мне тоже жаль, — наконец, бормочу я.
Я действительно вижу, как тяжесть спадает с его плеч, и это заставляет меня понять,
что он носил этот груз с собой в течение долгого времени. И теперь, когда я знаю, что он
никогда не сомневался во мне, что ж, от этого моим плечам тоже становятся чуточку
легче.
Как и в прошлом, Кэмпбелл быстро остывает после того, как был взволнован, и снова
расслабляется на песке.
— Я переехал на Западное побережье со своей женой и детьми около полугода назад.
Я не знал, где ты был, но я бы пришел раньше, если бы знал, что ты здесь. Я,
действительно, рад, что Реми появилась у меня вчера. Я рад тебя видеть.
Мой взгляд поднимается туда, где Реми молча стоит в стороне, наблюдая за нами со
слезами на глазах. Тепло наполняет всю мою грудь только от одного взгляда на нее.
Я не осознавал, насколько сильно мне это было нужно, и она – причина этого. Она –
причина всего хорошего в моей жизни.
Я протягиваю руку, притягивая ее к себе на колени, когда она берется за нее, и шепчу
«спасибо» ей в волосы. Непреодолимая потребность быть рядом с ней и вытереть слезы с
ее лица внезапно кажется более важной, чем мой следующий вздох.
Пару месяцев назад у меня никого не было. Ничего, кроме пустого существования.
Теперь, сидя здесь с двумя людьми, которые не думают обо мне худшего... Ну, у меня
такое чувство, будто я выиграл в гребаную лотерею.
Прижимая Реми к себе, я поворачиваюсь обратно к Кэмпбеллу. Теперь, когда все
сказано и сделано, я думаю, мы, наконец-то, можем начать оставлять это позади.
— Я тоже рад тебя видеть. Значит, теперь у тебя есть семья?
На его губах появляется глуповатая улыбка, которую я помню по тем временам, когда
мы были моложе.
— Да, мы с Жасмин поженились около пяти лет назад. У нас две маленькие девочки.
— Это... это здорово. Поздравляю.
Он улыбается. — Спасибо.
Я пытаюсь представить его отцом, обожающим двух маленьких человечков, водящим
их на свидания и все такое, но я просто не могу этого представить. Он был из тех, кто
терпеть не мог маленьких детей. И я вспоминаю, что в какой-то момент он даже сказал,
что у него их никогда не будет.
Однако выражение чистого обожания на его лице, когда он думает о своей семье,
рисует иную картину. Кэмпбелла, которого я не знаю. Но, хотел бы узнать.
Он начинает рассказывать мне немного больше о них, о том, чем занимается его жена
и сколько лет его дочерям, но как бы я ни старался отогнать это, горечь охватывает меня,
когда я думаю о том, что, вероятно, никогда не испытаю тех чувств, которые он
испытывает к своей семье.
 Как я вообще могу привести ребенка в эту гребаную жизнь, где его подвергнут
гонению и занесут в черный список?
Это еще одна причина, по которой мне, действительно, нужно оставить Реми в покое.
Мое горло сжимается, я почти задыхаюсь.
Мне нужно чуть больше времени. Я просто хочу еще немного времени.
Крепче прижимая ее к себе, я пока отбрасываю эти мысли в сторону и вместо этого
работаю над тем, чтобы снова узнать своего старого друга.

***

Через несколько часов мы прощаемся с Кэмпбеллом, который идет по пляжу, чтобы

переночевать у Реми, пока она остается у меня. Мы снова встретимся с ним утром за
завтраком.
У меня много вопросов к Реми, например, как она узнала о нем и откуда узнала, где он
живет, но когда мы входим в мой дом, она прямиком направляется на кухню.
— Эй, ты забыл убрать молоко.
Она делает движение, чтобы убрать молоко и хлеб, которые все еще стояли на столе с
тех пор, как я вернулся домой. Я совершенно забыл об этом после того, как приехали они
с Кэмпбеллом.
— Подожди... Я не совсем уверен, что оно не отравлено или что-то в этом роде.
— Что? Почему?
На самом деле я не хочу вдаваться в историю о моем унижении в магазине, но у нее
есть способ заставить слова вылететь наружу одним взглядом ее красивых глаз, которые
сегодня кажутся более карими.
Возмущение отражается на ее лице, когда я рассказываю ей об отказе обслужить меня
в магазине, но когда я рассказываю ей о рыжеволосой девушке, оно превращается в
улыбку.
Она отставляет молоко и подходит ко мне, останавливаясь всего в дюйме от меня.
— Оно не отравлено.
— Нет?
— Нет. Рыжеволосую зовут Тани, и она моя подруга. — Затем, скользя рукой по моей
груди и кладя ее поверх моего сердца, она добавляет. — И она тоже на твоей стороне.
— Серьезно? — Спрашиваю я скептически. — Как это произошло?
Переместив руку, которая лежала у меня на сердце, на спину, она наклоняется ко мне,
чтобы обнять. — Я сказала ей правду. Мне пришлось немного убедить ее, но она все
обдумала и поверила мне.
Я поражен этой женщиной. Совершенно поражен тем, какая она любящая и добрая.
Какой страстной она может быть, когда дело доходит до того, что правильно, а что нет.
Я не привык, чтобы кто-то был так добр ко мне, что мне требуется некоторое время,
чтобы отреагировать на это.
В итоге я просто обнимаю ее в ответ, кладу свою голову на макушку и тихо говорю. —
Спасибо. — Я просто не нахожу слов, и так много чувствую прямо сейчас.
Но даже когда я прижимаю ее к себе, я знаю, что мне придется отпустить ее.

Глава 21
Реми

Мои напряженные плечи почти доходят до ушей, я прикусываю уголок губы. Это
довольно напряженный процесс, и я понятия не имею, каков будет результат.
Хотя, по-моему, я единственная, кто относится к этому так серьезно. Джейкоб,
кажется, больше всего удивлен, особенно когда его игроку удается отобрать мяч у моего
игрока и забить гол.
 — Тьфу! — Я бросаю свой джойстик на выдвижной ящик под маленьким телевизором
и надуваю губы.
— Я не думал, что ты неудачница, милая.
Джейкоб смеется рядом со мной, а затем хватает прядь моих волос, рассеянно
накручивая ее на палец. Я не уверена, что он вообще замечает, что делает это, но я
замечаю, и мне приходится бороться с желанием наклониться к нему всем телом.
— Это был шестой раз подряд, когда ты выиграл.
— Ну что ж, — говорит он, кладя свой джойстик на пол, а затем откидываясь назад,
чтобы лечь на подушки. — Я провел много своих подростковых лет, играя в эти игры.
Я поднимаю взгляд на его фотографию с четырьмя друзьями-подростками. Теперь я
знаю, что Кэмпбелл – это парень, стоящий прямо рядом с ним.
Я не была уверена, чего ожидать, когда появилась в доме Кэмпбелла несколько дней
назад. На самом деле, он был единственным, кто жил ближе всех, и был первым в списке
людей, которых я намеревалась навестить.
Выслушав его версию того, что произошло, и, зная, что они с Джейкобом были
лучшими друзьями до всего этого, я так рада, что именно его я увидела первым, тем более
что я не знала, были ли бы другие так же восприимчивы и захотели бы немедленно
приехать повидаться с ним.
Я просто хотела сделать что-нибудь для Джейкоба. Когда я увидела этот файл на его
ноутбуке с надписью «Старые фотографии» и обнаружила, что в ней перечислены полные
имена всех людей, я создала несколько фиктивных аккаунтов в социальных сетях,
поскольку у меня их нет, и углубилась в поиск этих людей.
Теперь, зная, что к нему в некотором роде вернулся его лучший друг... что ж, внутри у
меня возникает по-настоящему хорошее ощущение.
Когда я немного отодвигаюсь на кровати, моя рука задевает ногу Джейкоба, и я
поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Сегодня он взял меня на рыбалку. Он был так
терпелив со мной, даже когда мне удалось случайно забросить одну из его удочек за борт
лодки.
Хотя мне это действительно нравилось, через пару часов мне стало немного скучно. Я
не знаю, как он делает это почти каждый день. И в одиночестве, если уж на то пошло. По
крайней мере, теперь я могу сказать, что попробовала это.
Джейкоб предложил нам ненадолго спуститься вниз, в каюту, когда заметил, что я
теряю интерес к рыбалке.
Итак, в течение последнего часа мы играли в видеоигры, как пара подростков, что
является еще одной вещью, которую я всегда хотела сделать, но у меня никогда не было
возможности.
Увидев Джейкоба, откинувшегося на спинку кровати, я внезапно захотела как следует
поблагодарить его за все, что он для меня сделал. Я медленно подползаю к нему, оставляя
небольшое расстояние между нами, а затем останавливаюсь, как только оказываюсь
верхом на его бедрах.
Наклонившись вперед, я провожу своими губами по его губам, пока говорю. —
Спасибо тебе за то, что научил меня сегодня ловить рыбу. — Я прикусываю его нижнюю
губу, вызывая урчание в его груди. — И за то, что играл со мной в видеоигры, хотя ты и
не позволил мне выиграть. — Я прикусываю его верхнюю губу чуть сильнее, а затем
провожу по ней языком, прежде чем с улыбкой отстраниться.
— А я должен был это сделать? — Спрашивает он хриплым голосом, в то время как
его наполненные жаром глаза смотрят на меня в ответ.
— Нет, — тихо отвечаю я, проводя одной рукой по его волосам. — Мне нравится, что
ты не притворяешься, что у тебя это плохо получается.
Он поднимает голову, захватывая мой рот своим, прежде чем я успеваю сказать еще
хоть слово. Мое тело быстро реагирует, прижимаясь к его растущей эрекции, а область
между моих ног уже влажная и пульсирует от желания.
 С ним всегда так.
Внутри меня есть нетерпеливое желание, которое требует, чтобы я была как можно
ближе к нему, и как можно быстрее.
Вибрация пробегает по его груди и передается мне, когда он издает стон. Мне
нравится этот звук.
Руки Джейкоба находят край моей майки, и я сажусь так, чтобы он мог стянуть ее
через голову. Затем он отбрасывает мой лифчик в сторону.
Его глаза темнеют, когда останавливаются на моей обнаженной груди и животе,
заставляя мои соски затвердевать.
Но даже, несмотря на то, что он дошел до того, что раздевает меня без приглашения,
внутри все еще остается чувство, говорящее мне, что он все еще сдерживается.
И я не хочу, чтобы он этого делал.
Я хочу его целиком.
Он поднимает руки, чтобы я могла снять с него футболку, а затем я провожу пальцами
по горячей, гладкой коже его груди, погружаясь между бугорками его мышц. Я все еще не
могу поверить, что я единственная, кто прикасался к этому телу. Та единственная, кто
целовал и любил его.
Наклоняясь, я прижимаюсь ближе, так что мы оказываемся грудь к груди, наши губы
соприкасаются. Я крепко целую его, разжигая огонь между нами. Его руки скользят вверх
по моей спине, а вместе с ними и мурашки по коже.
— Я хочу, чтобы ты отпустил себя, — шепчу я ему в губы.
Его брови хмурятся. — Так я и делаю.
— Ммм. Нет, это не так.
Он сдвигается подо мной, перемещаясь так, чтобы принять сидячее положение,
прислонившись спиной к стене, выглядя слегка разочарованным и качая головой. Из-за
этого движения я тоже вынуждена приподняться еще немного.
— Я хочу всего тебя, — добавляю я. — Я хочу, чтобы ты потерял контроль.
Его глаза устремляются на меня. — Я не хочу терять контроль.
— Почему?
Я не могу прочесть выражение его лица, когда его взгляд путешествует по моим
губам, щекам, а затем останавливается на моих глазах. — Я не хочу никогда делать
ничего, что заставило бы меня чувствовать, что я... что я...
Насилую тебя.
Он не говорит этого, но ему и не нужно. Я чувствую себя идиоткой из-за того, что
раньше не поняла, что он мог так себя почувствовать. Боже, конечно, он бы так и сделал.
Но в глубине души я знаю, что он никогда бы не причинил мне вреда.
— Я бы никогда не хотела заставлять тебя делать то, что тебе не нравится. Но есть еще
много вещей, которые ты можешь сделать, не заходя так далеко. — Я снова наклоняюсь к
нему, покрывая легкими поцелуями все его лицо.
— Есть кое-что, что я подумывал попробовать, — говорит он, закрывая глаза. — Но я
не знаю, можно ли это.
— Сделай это.
Кажется, он слегка раздражен моим легкомысленным ответом, из его горла
вырывается хриплый звук. — А что, если я причиню тебе боль?
— Ты этого не сделаешь.
Я заглушаю его следующий протест поцелуем, раздражая его еще больше.
Он хватает меня за подбородок, пытаясь контролировать поцелуй, и скользит языком
мне в рот, но я снова отстраняюсь.
— Ну же, Джейкоб.
Нечто среднее между рычанием и стоном вырывается у него прямо перед тем, как он
хватает меня за волосы и оттягивает мою голову назад, предоставляя ему шею.
 Скользя носом по обнаженной коже, он делает глубокий вдох, посылая дрожь по всему
моему телу.
— Вот так? — Шепчет он мне в шею, его горячее дыхание превращает мои
внутренности в жидкий жар. — Или вот так, — говорит он прямо перед тем, как впиться
зубами в мою кожу. Хриплый звук его голоса заставляет меня издать стон.
Да.
Смесь удовольствия и боли проносится от моей шеи вниз к промежности, заставляя
меня прижаться ногами к его бедрам.
Теплые, влажные губы целуют то место, которое он только что прикусил, а затем
поднимаются, чтобы прикусить мою челюсть, вплоть до губ, втягивая мою нижнюю губу
в свой рот, прежде чем глубоко поцеловать меня.
Я подстрекала его раньше, зная, что его нужно немного подтолкнуть, чтобы заставить
делать все, что он хочет, и теперь, когда кажется, что так оно и есть, я возбуждена больше,
чем когда-либо.
Его свободная рука скользит вниз по моему телу и расстегивает пуговицу на моих
шортах, прежде чем скользнуть внутрь и расположиться у меня между ног, неторопливо
потирая мой клитор. Рука в моих волосах ослабевает и перемещается так, что он
обхватывает мой затылок, прижимая мой рот к своему.
Это его шоу. Я чувствую, что все, что я могу сделать, это расслабиться и получать
удовольствие.
Я покачиваю бедрами вместе с его пальцами, чувствуя себя такой жадной, что не могу
насытиться.
Когда он вводит внутрь два пальца, мне приходится обхватить его за плечи, чтобы
удержаться, и я издаю хриплый стон ему в рот.
Он продолжает ласкать меня пальцами, входя и выходя, одновременно проводя
большим пальцем по моему пульсирующему бутону. Я уверена, что мои ногти близки к
тому, чтобы проколоть его кожу, и, кажется, я не могу их разжать. Он попадает во все
нужные точки, сводя меня с ума, доводя до точки освобождения.
На этот раз, когда я испытываю оргазм, он не замедляется, чтобы дать мне
отдышаться. Он переворачивает меня так, что я оказываюсь на четвереньках, и стягивает с
меня шорты. Я освобождаю от них одну ногу и затем чувствую, как его грудь
прижимается к моей спине.
Я все еще так возбуждена и продолжаю тяжело дышать, в то время как одна из его рук
обхватывает и сжимает мою грудь, в то время как другая пытается стянуть с него штаны.
Как только он освобождается, его рука скользит вверх от моей задницы к шее, отчего
по моей коже пробегают мурашки. Затем, взяв мои волосы в руку, он откидывает мою
голову назад, и я прямо сейчас решаю, что мне нравится, когда он дергает меня за волосы.
— Я всегда хотел попробовать это именно так, — шепчет он мне на ухо. — Ты готова
принять мой член?
С моих губ срывается вздох, когда он прикусывает мою мочку, и я делаю все
возможное, чтобы кивнуть.
Джейкоб трется своим членом о мою задницу, прежде чем выпрямиться и войти в меня
одним движением.
— Ох! — Моя рука взлетает к стене передо мной, останавливая меня от падения
вперед.
— Да, — шипит он.
Я начинаю отталкиваться назад в то же самое время, когда он двигает бедрами вперед.
Шлепки кожи по коже и наше тяжелое дыхание – единственное, что можно услышать.
Легкое покачивание лодки едва заметно из-за наших движений.
Теплые губы скользят по коже моих плеч и шеи, и хотя он все еще сжимает мои
волосы, откидывая мою голову назад, это не настолько сильно, чтобы я не могла
наклониться навстречу его прикосновению и потереться о его щеку своей.
 Затем, отпустив мои волосы, он хватает меня за подбородок и поворачивает мое лицо
так, чтобы он мог поцеловать меня, глубоко застонав мне в рот.
Еще через пару минут он откидывается назад, притягивая меня к себе и прижимая
вплотную к его груди, в то время как его член все еще погружен в меня.
— Черт возьми, Реми. Ты собираешься заставить меня кончить слишком быстро.
Обе его руки поднимаются к моей груди, где он сжимает и играет с моими сосками.
— Джейкоб, — выдыхаю я, откидывая голову на его плечо, наслаждаясь каждым
чувством, которое он дарит мне. — Так хорошо.
— Я хочу, чтобы ты кончила снова до того, как это сделаю я.
Скольжение его руки, когда он двигается по коже моего живота, опускаясь все ниже,
ниже, ниже, заставляет меня дышать короткими вдохами. Он не останавливается, пока не
достигает моего клитора, и его пальцы начинают двигаться быстрыми кругами, усиливая
давление, делая все, чему я его учила, и даже больше.
Не проходит и секунды, как я крепко сжимаюсь вокруг него и со стоном произношу
его имя.
Джейкоб приподнимается еще несколько раз, а затем крепче прижимает меня к себе,
обхватив рукой мою грудь. По мне пробегают вибрации, когда он стонет мне в шею и
кончает внутри меня.
Проходит несколько секунд, пока мы переводим дыхание, его хватка на мне не
ослабевает. Мне тепло и уютно, когда он вот так обнимает меня. Это заставляет мою
грудь покалывать и расширяться одновременно.
— Я чертовски люблю...
Кажется, все погружается в мертвую тишину, когда он обрывает себя, и его слова
повисают в воздухе между нами. Я ловлю себя на том, что задерживаю дыхание, ожидая,
когда он закончит это предложение.
Кажется, прошла вечность, хотя на самом деле, вероятно, проходит всего несколько
секунд, прежде чем он снова заговаривает.
— Кончать в тебя, — наконец, заканчивает он. — Я люблю кончать в тебя.
Я медленно выдыхаю, услышав его слова, не в силах сказать, разочарована я или нет.
Я точно не ожидала, что он скажет «Я люблю тебя» сегодня вечером. И на самом деле,
вероятно, ему потребуется некоторое время, чтобы дойти до этого.
Так что я не могу позволить себе разочароваться. Он уже прошел долгий путь.
Я хватаю одну из его рук и подношу ее к своим губам для нежного поцелуя, прежде
чем он выходит и освобождается от меня. Никто из нас не произносит ни слова, пока мы
собираем свою одежду, и он протягивает мне несколько салфеток, чтобы я могла
вытереться.
Чем дольше мы молчим, тем сильнее в каюте нарастает неловкое напряжение. Я
начинаю замечать, что Джейкоб избегает зрительного контакта со мной, пока мы
одеваемся, и это начинает меня беспокоить.
Я не понимаю. Он сердится из-за того, что чуть не сказал «Я люблю тебя»?
Или он зол из-за того, что вообще это чувствует?
Теперь, когда я размышляю об этом немного больше, я думаю, собирался ли он
вообще это сказать?
Или я просто предположила, потому что хотела это услышать?
Обычно его глаза – это зеркало его души, которое позволяет мне увидеть, что с ним
происходит, но сейчас они скрыты от меня, из-за чего я не могу его прочитать.
Секс, который у нас только что был, был немного более интенсивным, чем обычно.
Может быть, из-за этого я сейчас слишком чувствительна.
После того, как мы оба одеваемся, я остаюсь здесь на минутку наедине с собой, пока
Джейкоб поднимается наверх, чтобы завести мотор. Я сажусь на край кровати, снова
смотрю перед собой на две фотографии на стене и прислушиваюсь к звукам надо мной.
 Я должна просто спросить его, не случилось ли чего-нибудь плохого. Не то чтобы я
когда-либо сдерживалась с вопросами в прошлом.
Я жду еще несколько минут, прежде чем поднимаюсь на ноги и направляюсь к
лестнице.
— Черт! Нет! — Слышу я слова Джейкоба, которые он произносит тоном, которого
раньше я от него не слышала, когда я уже на полпути наверх.
Это заставляет меня двигаться намного быстрее, чтобы увидеть, что происходит. Но
когда я поднимаюсь на верхнюю ступеньку, я не вижу ничего неправильного.
Только когда я стою рядом с ним, глядя в сторону берега, я вижу это, и мой желудок
опускается прямо на дно океана.
— О, Боже мой, — выдыхаю я, хватая Джейкоба за руку.
Он совершенно безмолвен, пока мы возвращаемся к берегу, и мы беспомощно
наблюдаем, как его грузовик охвачен пламенем. Огонь покрывает каждый его дюйм, не
оставляя ни одной части невредимой.
Хотя мы все еще стоим рядом друг с другом, кажется, что пространство между нами
увеличивается, а воздух вокруг нас наполняется напряжением.
В ту секунду, когда мы прибываем на причал, он молниеносно швартует лодку, и я
наблюдаю, как он срывается с места, все это время чувствуя тошноту в животе.
Я еще немного задерживаюсь, чтобы слезть, убеждаясь, что не упаду в воду, а потом
тоже бегу.
К тому времени, как я добираюсь до того места, где он стоит, он уже держит в одной
руке шланг, безуспешно пытаясь потушить пламя, а другой дрожащей рукой потирает
челюсть.
Я вижу, как его грудь вздымается от едва сдерживаемого гнева или разочарования, и
тиски вокруг моей груди сжимаются сильнее. Вся эта сцена просто такая
сюрреалистичная.
— Мне так жаль, Джейкоб.
Мне не нужно спрашивать его, что произошло. Мы оба знаем, что это было сделано
намеренно кем-то в этом городе. Я просто не могу поверить, что они действительно
опустились до такого уровня.
Когда я услышала, как они упомянули о том, что что-то хотят сделать с его лодкой, я
надеялась, что они никогда по-настоящему не доведут дело до конца, особенно после
того, как Тани собиралась поговорить с ними.
Теперь, увидев это, я не так уверена, что они не возьмутся за нее в следующий раз.
Я просто рада, что его грузовик был достаточно далеко от дома, чтобы он тоже не
загорелся.
Несмотря на то, что вода из шланга едва ли помогает остановить огонь, который,
должно быть, горел довольно долго, Джейкоб продолжает поливать ею останки своего
грузовика, как будто еще можно что-то спасти.
Мое сердце сжимается от боли, а затем широко раскрывается, когда я наблюдаю, как
его голова склоняется, а затем он, наконец, роняет шланг на землю в знак поражения.
В конце концов, он наклоняет голову таким образом, что я замечаю блеск в его глазах,
прежде чем он снова отворачивается. Если мгновение назад мое сердце было разбито
вдребезги, то теперь оно разлетелось на миллион маленьких кусочков.
— Джейкоб, — говорю я, пытаясь привлечь его внимание. — Поговори со мной.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал, Реми?
Тон, который он использует, не дружелюбный, не добрый, и это заставляет меня
стоять немного прямее.
— Я... я не знаю.
Он запускает руку в волосы. — Черт. Вот на что похожа моя жизнь, ясно? И, как я уже
говорил раньше, тебе... тебе в ней не место.
 — Не говори так. — Я качаю головой, не желая этого слышать. — Мы можем
поговорить с ними. Может быть, найдут...
— Нет. С меня хватит всего этого. Все равно все, что мы делали – это трахались кучу
раз. Не похоже, что происходит что-то особенное. Тебе просто нужно уйти.
Его слова ощущаются как пощечина, и моя голова откидывается назад, как будто он
действительно дал мне пощечину, в то время как слезы собираются и скапливаются на
моем нижнем веке. Это не тот Джейкоб, которого я узнала и полюбила. Это самозванец,
кто-то, кого я не знаю.
— Это неправда.
— Ну же. — Полусмех, полуиздевка, которую он издает, полностью лишено каких бы
то ни было эмоций. — Ты была первой доступной киской. Используй свою хорошенькую
головку, чтобы понять, что это значит. Ты просто была готова лечь со мной в койку.
Нет.
Все это время, пока он говорил, его лицо было скрыто от меня, он смотрел куда-то
мимо своего грузовика. Прямо сейчас мне нужно увидеть его глаза. Мне нужно, чтобы
они сказали мне правду.
Они скажут мне, что на самом деле он так не думает.
Они скажут мне, что он лжет.
Я тянусь к его плечу, желая, чтобы он повернулся и посмотрел мне в лицо.
— Джейкоб, пожалуйста.
Но все, что он делает, это сбрасывает мою руку и делает шаг в сторону.
— Я уже сказал, отвали!
Я делаю шаг назад, два шага, не в силах принять то, что он только что сказал мне, и то,
как он отбрасывает меня, словно я ничего для него не значу.
Но он не оборачивается и не извиняется, не умоляет меня простить его, не говорит
мне, что он не это имел в виду.
Боль, которую я испытываю, не ограничивается только моей грудью. Я чувствую это
всем телом.
— Ты мудак, — говорю я, когда первая слеза скатывается по щекам. — И ты умрешь в
полном одиночестве.
Я разворачиваюсь и направляюсь обратно к себе домой, прикрывая рот рукой, чтобы
сдержать рыдание. Но оно все равно прорывается наружу, когда я начинаю думать о том,
как мы перешли от того, что произошло на лодке... к этому.

Глава 22
Джейкоб

Я не это имел в виду.

Я не это имел в виду.
Сползая по стене своего дома, я подтягиваю колени и опускаю голову.
Даже сквозь потрескивание пламени и постоянный шум волн я слышал ее рыдания. Я
продолжаю слышать их снова и снова в своей голове, и каждый раз это как удар ножом в
грудь.
— Блядь! — Я поднимаю дрожащую руку, чтобы вытереть влагу с глаз.
Жар от пламени обжигает мои ноги, но я не могу найти в себе сил беспокоиться.
Моя голова кажется тяжелой, когда я поднимаю ее и прислоняюсь спиной к стене
позади себя, глядя на огонь, пожирающий мой грузовик, превращающий его в горстку
обгоревших металлических обломков.
За эти годы я через многое прошел. В меня плевали, на меня мочились и даже
обливали дерьмом. Мне угрожали, на меня нападали, меня били. Но ничто, и я имею в
виду совершенно ничто, не сравнится с беспокойством, охватившим меня, когда я
подумал о том, что произошло бы, если бы они сделали это с моим домом или с моей
лодкой вместо грузовика, и Реми случайно оказалась бы внутри в этот момент.
Если бы она пострадала из-за меня, я бы не смог с этим смириться.
Вернувшись на лодку, я вспомнил, что чуть не проговорился, что люблю ее. В тот
момент, прежде чем я открыл рот, мне просто показалось таким правильным сказать это.
Но это последнее, что мне следовало делать, и в ту секунду, когда я начал это говорить,
реальность обрушилась на меня и остановила.
Я был эгоистом из-за того, что держал ее рядом так долго.
Вдобавок ко всему, бывают дни, когда я задаюсь вопросом, сколько еще всего этого я
смогу вынести. С какой стати мне вообще хотеть подвергать ее тому же самому?
Как я уже говорил с самого начала, ей лучше держаться от меня подальше. Так что ей
не будет угрожать никакая опасность, и у нее не будет никаких проблем с жителями
города.
Я был так чертовски зол и расстроен, когда увидел, что они сделали с моим
грузовиком, и в итоге я выплеснул все это на нее. Ненавидя каждую секунду этого.
Но я знал, что если я этого не сделаю, она останется и попытается помочь мне всем,
чем сможет.
Она такой хороший человек.
И я не заслуживаю ее.
Взяв себя в руки, я встаю на ноги, обливаю стену своего дома и прилегающую
территорию, чтобы убедиться, что огонь не распространится, а затем направляюсь в свой
пустой дом.
Боль в ее голосе будет преследовать меня еще какое-то время. Я абсолютно
заслуживал того, чтобы меня называли мудаком.

Глава 23
Реми

Делая глоток из своего бокала с вином, я изо всех сил стараюсь не дать еще одной
слезинке скатиться по моим щекам.
Некоторые люди в баре бросают на меня любопытные взгляды с тех пор, как я начала
плакать, рассказывая Тани о том, что произошло несколько дней назад, и я не хочу
продолжать привлекать их внимание.
— И с тех пор ты его не видела?
Я качаю головой, снова ставя свой бокал на стол. — Нет, вчера я была у него дома, но
он не ответил. Его лодка была там, так что, если он не выходил в море без нее, он
игнорировал меня.
Рот Тани открывается, затем закрывается и кривится, как будто она хочет что-то
сказать, но затем передумывает.
— Что? — Спрашиваю я.
— Ну, я просто думаю, что это он должен преследовать тебя и искать, чтобы
извиниться, особенно после того, что он сказал. Из того, что ты мне рассказала, следует,
что именно ты всегда прилагаешь все усилия.
— Для начала, это неправда.
Я имею в виду, что каждый раз, когда я приходила к нему домой, он выходил из своей
зоны комфорта, чтобы порадовать меня.
А еще он постоянно собирал для меня полевые цветы, как только узнал, что я их
люблю, готовил для меня ужин и делал много других вещей.
Он также потратил время на то, чтобы научить меня ловить рыбу, а потом играл со
мной в видеоигры просто потому, что знал, что я этого хочу.
Это то, что я ценю.
 — И, во-вторых, — продолжаю я. — У него отняли все, абсолютно все. И все же что-
то еще продолжают забирать. Например, его грузовик. — Я кладу руку себе на грудь. — Я
так много могу отдать по доброй воле. И у меня нет проблем с тем, чтобы уделять ему
свое время и энергию. Мою любовь. Потому что если кто и заслуживает этого, так это он.
И, в-третьих, я знаю, что он даже не имел в виду то, что сказал.
— Черт, ты права, — говорит она, откидываясь на спинку стула. — Боже, иногда я
бываю стервой. Если кто-то и заслуживает тебя, так это он. — Она берет картошку фри и
указывает ею на меня. — Но ты же назвала его мудаком и все такое.
— Я знаю. — Начинаю сутулиться. — Я чувствую себя неловко из-за этого. Но
эмоции между нами обоими были на пределе, и я просто набросилась на него после того,
что он мне сказал.
Взяв в руку свой бокал, она качает головой, и ее рыжие волосы рассыпаются по
плечам. — Я просто не могу поверить, что они действительно подожгли его грузовик.
— О, Тани, ты бы видела выражение его лица. Он был опустошен. И я уверена, что в
какой-то момент увидела слезы в его глазах. Боже, от одной мысли об этом у меня
наворачиваются слезы. — Я снова провожу пальцем под глазами и беру свой напиток. —
Давай немного поговорим о чем-нибудь другом. Что происходит между тобой и
Джастином?
Она бросает на меня сочувственный взгляд и размышляет, хочет ли сменить тему или
нет. В конце концов, она сдается, понимая, что это действительно то, чего я хочу, и с
легкой улыбкой на губах начинает.
— Все... хорошо.
Я бросаю на нее скептический взгляд, потому что это не тот типичный ответ от Тани,
которого я ожидала. — Просто хорошо?
Ее улыбка становится шире. — Хорошо, хорошо, ты хочешь смягченную версию или
версию Тани?
— А есть какой-нибудь средний вариант?
Она проводит пальцем по верхней губе и лениво теребит прядь своих волос,
размышляя. — Ладно, что ж, он трахнул меня своим гигантским членом, и теперь я
испорчена для других мужчин, и я не могу перестать думать о нем. Вообще-то, он и его
питон ушли от меня сегодня утром.
— О, Боже мой. — Я прикрываю глаза и издаю смешок. — Хочу ли я вообще знать,
какой была бы «версия Тани»?
— Хм, вероятно, что-то вроде...
— Нет! — Я перебиваю ее, протягивая руку и продолжая смеяться. — Все в порядке.
— Затем, после еще одной волны смеха, я вздыхаю. — Спасибо, что рассмешила меня.
Мне это было нужно.
— Я знаю. — Она кладет свою руку поверх моей. — Но если серьезно, я думаю, что у
вас, ребята, все получится. Вероятно, ему просто нужно немного времени.
Я смотрю вниз, теребя браслет на своем запястье. — Я не знаю. Думаю, мы еще
посмотрим. — Затем, оборачиваясь к ней, я добавляю. — Ты думаешь, я трусиха из-за
того, что до сих пор никому об этом не сказала?
— Черт возьми, нет. Это непростая ситуация, и здесь многое нужно учитывать.
Она права. В этой ситуации определенно нет ничего легкого, это точно.
Допив остатки вина, я поднимаю руку и подаю знак проходящей мимо официантке,
чтобы она принесла еще.

***

Пару часов спустя мы с Тани идем рука об руку по улицам обратно к моему дому.
Это чувство прямо здесь, чувство комфорта и свободы быть собой, проводить время с
настоящим другом – это то, о чем я всегда мечтала, пока росла.
 Она берет на себя инициативу в разговоре обо всем, что, черт возьми, приходит ей в
голову, и, в основном, ей удается отвлечь меня.
— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я осталась на ночь? — Спрашивает она, когда мы
добираемся до моего дома.
— Да, но спасибо тебе. Я, пожалуй, просто приму ванну, а потом лягу спать.
— Ладно. Эй, похоже, кто-то тебе что-то оставил. — Я смотрю туда, куда она
указывает, и вижу бутылку вина у моей входной двери. Мое любимое вино. — Кто бы мог
это сделать?
— Я не уверена.
— Там есть записка или что-нибудь еще?
— Нет, — говорю я, подняв вино и повертев в руках.
Маленькая надежда пускает корни и начинает цвести в моей груди, когда я думаю о
том, что это, возможно, от Джейкоба.
Я стараюсь не давать ей слишком разрастаться, но я уже упоминала при нем о своем
любимом вине. На самом деле, это тот же сорт вина, которым я угостила его в тот раз,
когда принесла ему бутылку с сыром и хлебом.
— Что ж, это милый маленький подарок от того, кто его подарил. — Она наклоняется,
чтобы обнять меня, а затем шепчет. — Спокойной ночи, милая. — А потом она уходит.
Я беру бутылку с собой на кухню, кладу свою сумочку рядом с ней на столешницу.
Затем я смотрю на стаканы, стоящие на сушилке, думая о том, стоит ли мне сейчас
открывать бутылку и действительно ли это предложение мира с его стороны.
Я не могу не задаться вопросом, что Джейкоб делает прямо сейчас? Он ходил на
рыбалку?
Черт, у него даже нет машины, чтобы отвезти рыбу на рынок. У меня внутри все
сжимается, когда я снова думаю об этом.
Тани сказала, что ему, вероятно, нужно время, но мне с трудом удается удержаться от
того, чтобы прямо сейчас не пройтись по пляжу и не стучать в его дверь, пока он не
ответит.
Взяв чистый стакан, я решаю сделать всего один глоток. Я уже чувствую легкое
возбуждение, но мне не нужно работать утром, и мне некуда идти.
Налив его почти до краев, я беру его с собой на веранду. Решив посидеть на шезлонге,
на котором мы трахались.
Видения Джейкоба всякий раз, когда он одаривал меня одной из своих редких,
невероятно красивых улыбок, переполняют мой разум.
Поскольку они были такими редкими, я хранила каждую из них в особом месте в своей
памяти, держа их взаперти, но готовыми к доступу в любое время, когда я захочу.
Я делаю несколько больших глотков и откидываю голову на спинку шезлонга. Я
пытаюсь подавить желание повернуть в сторону дома Джейкоба, но это безнадежно. Еще
через тридцать секунд моя голова поворачивается в его сторону.
В глубине души я знаю, что все, что произошло в тот день, было главным образом из-
за того, что он пытался защитить меня. Я просто не уверена, как убедить его, что ему это
не нужно.
Фух, как можно исправить что-то подобное?
Я ни за что не смогу убедить весь город, не предъявив им каких-либо доказательств.
Я делаю еще несколько глотков, а затем встаю на ноги, быстро принимая решение
пойти к нему.
У меня немного кружится голова, когда я прохожу несколько шагов по краю своей
веранды, и это наводит меня на мысль, что я, должно быть, выпила больше, чем
предполагала. Но прогулка пойдет мне на пользу.
Сделав еще несколько шагов, я делаю еще один глоток вина, которое держу в руке,
выливаю остальное, а затем ставлю бокал на песок. Мне нужно будет не забыть забрать
его, когда я буду возвращаться этим путем.
 Когда я иду дальше по пляжу, я обнаруживаю, что не трезвею так, как я ожидала.
На самом деле, с каждой секундой все становится еще более туманным. Я пытаюсь
стряхнуть это с себя, но становится все хуже. А потом появляется тяжесть, которая
начинает оседать в моих мышцах.
С каждым шагом, который я делаю, становится все труднее передвигать ноги и высоко
держать голову.
Что-то здесь не так.
Рухнув на песок, я решаю сделать небольшой перерыв.
— Ты в порядке? — Откуда-то доносится голос.
Я пытаюсь повернуть голову, но все начинает кружиться, и я, кажется, не могу
сосредоточиться на человеке, стоящем рядом.
— Я просто... — Мои слова выходят невнятными, поэтому я пробую еще раз. —
Неважно себя чувствую.
Когда моя голова становится слишком тяжелой, чтобы ее можно было держать, и я
чувствую, как что-то захватывает мой разум, я со стоном плюхаюсь обратно на песок.
— Ччч, все в порядке. Просто ляг на спину.
Что ты делаешь? Я хочу спросить этого человека, но у меня больше нет сил даже для
того, чтобы открыть рот.
Даже мои веки кажутся тяжелыми, и мне приходится бороться за то, чтобы держать их
открытыми. Наконец, я проигрываю борьбу, и они медленно начинают опускаться,
несмотря на мои усилия.
Я уверена, что это знакомое лицо человека, которого я вижу, присевшего на корточки
рядом со мной прямо перед тем, как мои глаза полностью закрываются.
Но потом становится темно, и только плеск волн достигает моего сознания.
Джейкоб приходит мне на ум, а потом ничего не остается.

Глава 24
Джейкоб

Те два часа, что я провел здесь, на воде, были полным провалом.

Из-за оборванной лески и любительского промаха рук я потерял двух рыб, которых
мне удалось поймать, и остался ни с чем.
Не то чтобы у меня вообще было какое-либо представление о том, как я буду
доставлять их на рынок. Я еще не зашел так далеко.
Сегодня из-за полной луны можно видеть просторы океана на многие мили вдаль. Это
придает моему окружению жутковатое, но в то же время прекрасное, неземное сияние.
Если бы только это не было испорчено черным облаком, нависшим надо мной и
окружающим меня.
Пребывание на «Грейс» не оказало такого успокаивающего эффекта, как обычно.
Расстроенный, я пинаю пустое ведро, стоящее у моих ног, и оно перелетает через край
в воду. Но когда я наблюдаю, как оно подпрыгивает вверх-вниз на поверхности, медленно
уплывая прочь, я начинаю чувствовать вину за то, что добавляю еще больше дерьма в
океан.
Я хватаю свою удочку с крючком и вытаскиваю его из воды, снова забрасывая обратно
в лодку у своих ног.
Решив завязать с этим делом, я разворачиваю лодку и направляюсь обратно к берегу.
Последние несколько дней были дерьмовыми. Я прокручивал в голове обиженное
выражение лица Реми, снова и снова. И я имею в виду не только в своем воображении.
Я запечатлел этот разговор на свои камеры и решил подвергнуть себя еще большей
пытке, заставив себя смотреть это снова и снова. Мне нужно было напомнить себе, что это
то, кем я являюсь для нее сейчас.
 Дело в том, что больше всего на свете я ненавижу то, что она, единственная из всех
людей, думает обо мне подобным образом. Остальной мир может, черт возьми,
ненавидеть меня, но я не хочу, чтобы это делала она.
Она самый добрый, милый, красивый человек, одна на миллион, которая, на самом
деле, была на моей стороне.
А теперь все разрушено.
Подъезжая к своему причалу, я смотрю на пустое место, где обычно припаркован мой
грузовик. Я знаю, что мне все еще нужно позвонить в страховую компанию, чтобы
посмотреть, что я могу сделать, но я просто погряз в жалости и отвращению к самому
себе.
Никакие обвинения не могут быть предъявлены, поскольку вы не видели лицо или
транспортное средство человека, который это сделал. К тому же, копы тоже не на моей
стороне.
Я пришвартовываю «Грейс» и иду по причалу к своему дому, бросив один взгляд в
сторону дома Реми, и замечаю, что у нее горит один из огней. Она дома.
Я не могу не задаться вопросом, что она делает и с кем она сегодня вечером. И, черт
возьми, от одного только осознания того, что она там, желание подойти и увидеть ее
усиливается.
Отвернувшись, я вхожу в свою хижину и просто стою тут, уставившись в темноту.
Я одинок уже десять лет, но эта пустота в моем доме на данный момент усиливает
чувство одиночества во сто крат. Все стало намного хуже после того, как внутри оказалась
Реми. Я этого не вынесу.
Черт, мне нужно ее увидеть.
Мысль о том, что она идет по жизни, не зная, что она значила для меня, и, думая, что я
просто использовал ее для секса – это то, с чем я не могу жить.
Я разворачиваюсь, выхожу и начинаю идти по песку к дому Реми.
Все причины, по которым я сказал, что буду держаться подальше, похоже, не могут
удержать меня прямо сейчас.
Обычно на этом участке пляжа между нашими домами нет людей, кроме Реми или,
иногда, меня. Поэтому, когда я вижу впереди что-то похожее на пару, лежащую возле
дюн, освещенную луной, я подхожу немного ближе к береговой линии, чтобы постараться
не попадаться им на глаза и не мешать им.
Сначала я стараюсь не смотреть им в глаза, предоставляя им то уединение, которого я
бы хотел, особенно в это время ночи. Но по мере того, как я приближаюсь к тому, чтобы
пройти мимо них, любопытство берет надо мной верх.
Я снова бросаю взгляд на парочку, но теперь, когда я подхожу ближе, что-то кажется
мне не совсем правильным.
Достаточно светло, чтобы разглядеть, что это мужчина, оседлавший женщину под
собой, но что вызывает у меня раздражение, так это то, что женщина, кажется,
неподвижна.
Я не могу сказать, является ли это просто моим прошлым опытом, из-за которого мне
в первую очередь приходит в голову наихудший сценарий, и что я просто вижу вещи,
которых на самом деле не происходит, или я полностью прав, и происходит что-то
ужасное.
Я ловлю себя на том, что меняю курс и вместо этого направляюсь к ним. На данный
момент мне наплевать, если это окажется пустяком, и они меня увидят. Мне просто нужно
убедиться, что все в порядке.
Когда я подхожу к парню сзади и вижу, как он разрывает платье ни на что не
реагирующей женщины, волна гнева нарастает и взрывается внутри меня. И она никак не
реагирует. Я не вижу ее лица, но ее конечности ни разу не шевельнулись за все время,
пока мои глаза были прикованы к ним.
— Что, черт возьми, ты делаешь?! — Кричу я.
 — Не хочешь присоединиться? — Бросает парень через плечо, когда я оказываюсь
всего в паре футов от него.
Красное марево застилает мое зрение, и я хватаю его за рубашку, отбрасывая в
сторону со всей силой, на какую только способен, а затем прыгаю на него секундой позже.
Вся ирония этой ситуации не ускользнула от меня.
Но я не могу этого допустить.
— Ты чертовски болен!
Парень такого же роста, как и я, и явно в форме, поэтому я ожидаю, что он будет
сопротивляться или сделает что-то еще, но все, что он делает, это поднимает руки, чтобы
блокировать мои удары по лицу, и предпринимает очень слабые попытки ударить меня в
ответ.
В какой-то момент между моими замахами я замечаю лицо парня и узнаю в нем того
парня, который тем утром ел яблоко, прислонившись к моему грузовику.
— Ублюдок.
Какой-то булькающий, задыхающийся звук привлекает мое внимание и заставляет
меня оглянуться через плечо на женщину.
А потом вся кровь отхлынула от моего лица, когда дежавю обрушилось на меня
подобно цунами.
Нет, нет, нет, нет.
Я застываю на мгновение, запертый в своей собственной голове, когда искаженные
воспоминания о том, как я нашел свою подростковую любовь на том поле той ночью,
вспыхивают у меня перед глазами.
Теперь, когда я вижу Реми, лежащую на песке, в лунном свете, у меня возникает какая-
то травмирующая реакция. Должно быть, именно по этой причине у меня кружится
голова. Почему у меня звенит в ушах, тошнота скручивает желудок, и я не могу
пошевелиться.
Я возвращаюсь к реальности, как будто мне в лицо плеснули водой, когда снова
слышу этот звук, а затем вижу белую пену, капающую у нее изо рта.
Оттолкнув парня, я подбегаю к ней, обхватываю ее лицо трясущимися руками.
— Реми, — выдыхаю я. — Реми, милая, ты меня слышишь?
Ответа нет, если не считать еще большей пены у рта и закатывающихся глаз.
— Что, черт возьми, ты с ней сделал? — Отчаянно требую я от парня, ни разу не
отводя от нее взгляда.
Но я не получаю никакого ответа.
Я мог бы убить его прямо сейчас, но я не могу оставить Реми в таком состоянии.
Я поворачиваю ее тело на бок, пытаясь прочистить дыхательные пути, но не уверен,
помогает ли это вообще.
Паника, какой я никогда не испытывал, наполняет меня, проникая в мои кости и
заставляя их чувствовать себя мертвым грузом. Как будто я парализован. Десятилетняя
боль и страдание сливаются воедино и сходятся вместе в этот самый момент.
— Черт возьми, Реми. Пожалуйста, не оставляй меня.
У меня так сдавило грудь, что я едва могу дышать. Я бы сделал все, что угодно, лишь
бы услышать, как она мне что-нибудь скажет. Даже если она будет кричат на меня,
обзывая мудаком.
— Помогите! — Кричу я. — Кто-нибудь, помогите!
Мой телефон был на лодке, и я никогда еще так не злился на себя за то, что не ношу
его с собой. Я не могу оставить ее, чтобы пойти и забрать его. Я не могу.
Одна мысль приходит мне в голову, и появляется крошечная надежда, когда я
вспоминаю про тот кусок дерьма, который я с нее скинул. Каким бы дерьмовым
человеком он ни был, у него, вероятно, с собой есть сотовый телефон.
Та частичка надежды, которая у меня была, умирает так же быстро, когда я
осматриваю местность и понимаю, что он ушел.
 — Нет!
Этого не происходит.
Этого не происходит.
Я чувствую себя чертовски беспомощным, когда мои глаза скользят по ее
безжизненному телу в разорванном платье.
Мне кажется, я слышу вдалеке вой сирен, но в данный момент я не уверен, доносится
ли это прямо сейчас или из воспоминаний прошлого, которые затуманивают мой разум.
Я начинаю говорить, подбирая слова, говорю ей, что она может возненавидеть меня,
если только проснется. Хотя я сомневаюсь, что прямо сейчас в моих словах есть какой-то
смысл.
Черт, что мне делать? Должен ли я сделать ей искусственное дыхание? У нее есть
пульс, но он слабый.
— Реми, — мой голос срывается, когда я оглядываюсь по сторонам и, наконец,
принимаю решение. — Я собираюсь отнести тебя в дом твоего соседа за помощью,
хорошо? Останься со мной. Пожалуйста.
Я кладу руку ей на шею и как раз просовываю другую руку ей под колени, когда
слышу голоса, а затем кто-то кричит. — Сюда!
Все, о чем я могу думать, это, черт возьми, слава Богу, что здесь есть кто-то, кто может
помочь.
— Помощь здесь, милая, — шепчу я Реми. — Тебе нужна помощь.
Я снова сажусь, собираясь помахать им, когда прямо мне в лицо светит фонарик.
— Отойди от девушки.
— Ей нужна помощь, пожалуйста. — Я на секунду прикрываю глаза, но затем
поднимаюсь на ноги, освобождая ему место, чтобы он мог сделать то, что ему нужно,
чтобы помочь ей.
— Я сказал... о, черт, конечно, это ты, — выплевывает он, наставляя на меня пистолет
в следующую секунду. — Почему я не удивлен? Отвали от нее на хрен.
Нет. Только не это снова. Время движется, как в замедленной съемке, поскольку я
снова возвращаюсь во времени на десять лет назад. Я качаю головой, пытаясь избавиться
от беспорядка, который его слова создают в моей голове.
Это была ночь, которая навсегда изменила мою жизнь.
Ночь, которая разрушила мою жизнь.
Всё.
И все это было потому, что я пытался помочь девушке, которая мне нравилась.
Сейчас... сейчас мне нужно помочь женщине, которую я люблю.
Сосредоточься.
Боже, почему он ничего не делает?
— Серьезно, ты должен что-то сделать, чтобы помочь ей! Мое сердце беспокойно
колотится в груди.
Прямо сейчас он ни черта не делает, кроме как стоит тут, слишком занятый тем, что
выговаривает мне за то, чего даже не было. И каждая секунда, когда он не помогает ей, на
секунду приближает к тому, чтобы потерять ее навсегда.
— Я помогу ей, забрав тебя от нее, — отвечает он.
Коп держит пистолет направленным на меня, переминаясь с ноги на ногу, но остается
на своем месте в нескольких футах от меня.
Через его плечо я вижу, как фонарики машут взад-вперед, пока другие бегут к нам по
дюнам. Я просто надеюсь, что они не так глупы, как этот парен. Давайте, давайте.
Движение с земли между нами заставляет нас обоих опустить глаза на Реми. Сначала у
нее подергиваются только руки, но затем все ее тело тоже начинает биться в конвульсиях.
— Реми! — Я кричу в тот самый момент, когда коп говорит, Черт. А потом он
опускает пистолет.
 Я падаю на колени, пытаясь дотянуться до ее дергающегося тела, но тут пистолет
оказывается прямо передо мной, направленный прямо мне в лицо, останавливая меня на
полпути.
— Отойди, на хрен, сейчас же!
— Разве ты не видишь, что ей нужна помощь?! — Звук моего голоса передает уровень,
на котором я сейчас схожу с ума, но он как будто меня не слышит. Или не хочет этого
делать.
Я не могу поверить, что он все еще просто стоит тут, абсолютно ничего не делая.
Наконец, остальные добираются до нас.
Люди, которые кажутся парамедиками, подходят к Реми, и я встаю, чтобы отойти с
дороги, игнорируя все, что, черт возьми, говорит мне полицейский. Мое внимание
сосредоточено на Реми и на том, что они с ней делают. Я благодарен за то, что кто-то
сейчас что-то делает.
Когда меня хватают за руку и заламывают за спину, я вырываюсь и разворачиваюсь
лицом к парню.
— Не прикасайся ко мне, черт возьми.
Рядом со мной появляется еще один полицейский и начинает хватать меня за другую
руку. Мне удается высвободить ее еще раз, но затем они вдвоем наваливаются на меня,
пока я борюсь с ними.
— Ты вернешься в тюрьму, придурок, — ворчит один из них.
— Нет! Я ничего не делал! — Я продолжаю бороться, пытаюсь бороться с ними
обоими, но это бесполезно. — Реми! — Я зову ее, как будто она может мне помочь.
Когда они толкают меня на землю, вжимая мое лицо в песок, каждый из них упирается
коленом мне в позвоночник, воздух выходит из моих легких, и песок попадает мне в глаза.
Они говорят мне вещи, которые я сейчас не слышу.
Песок царапает мне глаза, боль в спине, металл впивается в запястья... Сейчас все это
не имеет значения.
Потому что прямо сейчас мое лицо находится на одном уровне с лицом Реми.
Я смотрю прямо на нее.
У нее больше нет конвульсий.
Она просто выглядит... мертвой.

Глава 25
Джейкоб

Время ползет мучительно медленно. Каждое громкое тиканье настенных часов

ощущается, как десять.
Я не знаю, который сейчас час.
Я не знаю, как долго я сижу здесь, прислонившись лбом к холодному металлическому
столу.
Я даже не знаю, как долго я нахожусь в этом месте, и какой сегодня день.
Мысленно я все еще на том пляже, наблюдаю, как Реми бьется в конвульсиях у меня
на глазах, а затем становится безжизненной.
Я не хочу этого видеть.
Я бы предпочел тысячу раз наблюдать, как она расстраивается и злится на меня через
камеры, чем то, что я продолжаю видеть.
Но даже если мне удастся вызвать изображение ее улыбки, оно все равно в конечном
итоге трансформируется, и она снова становится безжизненной у меня на глазах.
И я все еще застрял здесь, не зная, жива она или нет.
Итак, я продолжаю сидеть здесь, положив голову на стол и закрыв глаза. Надеясь, что
в любую минуту я проснусь от этого ужасного кошмара и снова окажусь в своей постели,
а Реми будет рядом со мной.
 Дверь со щелчком открывается, а затем закрывается, и я вскидываю голову.
Я ловлю свое отражение в зеркальном стекле вдоль стены: красные глаза с темными
кругами под ними и растрепанные волосы, торчащие во все стороны. Оно идеально
подходит к моему внутреннему состоянию.
— Она жива? — Я выпаливаю это в ту же секунду, как вижу вошедшего парня.
Он игнорирует меня, усаживаясь в кресло напротив. Потом он начинает нести какую-
то чушь, которую я даже не слышу, потому что он не произнес слов «да» или «нет».
— Она, блядь, жива?! — Кричу я, прерывая все, что он говорит.
— Следи за своим языком, — огрызается он в ответ, скривив губы, что мне слишком
хорошо знакомо.
— Просто скажи мне, пожалуйста, — тихо прошу я.
— Да, она очнулась. Не благодаря тебе.
Облегчение накатывает на меня подобно приливной волне, и я закрываю глаза.
Она жива.
Мир не был лишен ее доброты или улыбки, которая подобна солнцу в пасмурный
день, теплой и манящей.
Но где-то во время передышки мое подсознание что-то улавливает, подсказывая мне
пока не слишком волноваться. Он сказал «не благодаря тебе».
— Что вы имеете в виду? — Спрашиваю я, открывая глаза и глядя на него. — Она
рассказала тебе, что произошло?
Несмотря на все это, я игнорировал то, что происходило в моей собственной ситуации.
На самом деле, я не сидел здесь, в этой маленькой комнате для допросов полицейского
участка, в качестве подозреваемого, обвиняемого в накачивании женщины наркотиками и
попытке изнасилования.
Единственное, что отличается от нынешнего момента и события десятилетней
давности – это слово «попытка» впереди.
Но Реми жива. Она очнулась и все уладит.
— Да, она это сделала, — говорит он, опуская взгляд на лежащую перед ним папку. А
потом его глаза поднимаются, чтобы встретиться с моими, и ненавистная улыбка,
которую он посылает в мою сторону, заставляет меня сесть немного прямее. — И она
рассказала нам, что ты с ней сделал.

***

Я провел последнюю неделю, пытаясь понять, что, черт возьми, с ней произошло.
Сначала я был уверен, что это ошибка, недоразумение, которое будет исправлено. Она
ни за что не сказала бы им, что я сделал это с ней.
Но вот я здесь, неделю спустя.
Я подтягиваю одно колено и кладу на него руку. Я помню, что в прошлый раз
бетонный пол был гораздо более неудобным. Я думаю, это то, что происходит, когда ты
весь онемел. Мертвый внутри. Прямо сейчас я ничего не чувствую.
Предательство глубочайшего рода со стороны женщины, которую я люблю, нет...
любил, убило во мне все, что было мне небезразлично.
Она знала, что я не нападал на Дженнифер. По крайней мере, я так думал.
Так что же, черт возьми, произошло?
Было ли это частью какого-то длинного плана, в котором она участвовала вместе с
жителями города, о котором у меня были подозрения с самого начала? То, что я увидел на
пляже, разбило меня вдребезги, и я не могу поверить, что кто-то был готов сделать это с
собой, что она была готова пойти на такое ради них. Но, возможно, я ошибаюсь.
Или, может быть, на нее, действительно, напали, и она искренне думает, что это я
напал на нее? Но как она могла подумать, что я способен на такое, если только она все
еще не верила, что я не делал это с Дженнифер?
 Или, может быть, она просто решила обвинить меня в том, что с ней случилось из-за
нашей ссоры? Ссора, о которой случайно узнали копы, а это значит, что она бы им
рассказала.
Независимо от того, по какой гребаной причине это было, она сказала им, что это
сделал я. И вот я здесь.
Я чувствую себя дураком, потому что, несмотря на то, что я планировал отпустить ее,
несмотря на то, что я не хотел впускать ее в свой мир... Она заставила меня надеяться, она
заставила меня любить, и она заставила меня не чувствовать себя одиноким.
Затем она разорвала все это самым жестоким образом.
Всю прошлую неделю я был в состоянии шока и замешательства, потому что думал,
что она... но, думаю, я ошибался.
А теперь у меня просто осталась горечь.
Мои мысли скатились так низко, что я не думаю, что смогу поднять их снова. Они
тянут меня вниз вместе с собой, приковывая цепями к темным глубинам этого жалкого
существования.
Мне не следовало покидать свой гребаный дом, где я был под охраной моих камер. Я
знал, что грядет что-то плохое.
Запах этого мерзкого места прожигает путь через мой нос к моим внутренностям.
Я ненавижу это.
Я ненавижу эти звуки.
Я ненавижу эту еду.
Я ненавижу этих людей.
Я больше не могу здесь находиться.
Это не жизнь. Здесь для меня ничего нет.
Я думаю, что там для меня тоже ничего нет.
Мои мысли переключаются на Кэмпбелла, и, конечно, мы только что восстановили
связь, но мы не друзья. И я бы тоже никогда не хотел, чтобы он навещал меня здесь.
Одно можно сказать наверняка. Я не планирую быть парнем, к которому все
относятся, как к дерьму. Я не планирую быть парнем, который почти не спит, потому что
кто-то может подкрасться для нападения в любой момент.
С меня хватит.
И поэтому я жду. Я жду психа, которого все зовут Стич. Психа, который заправляет
этим местом. Я хочу, чтобы наши пути пересеклись, и он сделал все, что в его силах.
Я жду, и я, действительно, жду.
Все вокруг меня – размытое пятно движений и бормотание голосов, пока я сижу здесь,
глядя вперед, не обращая ни на что из этого внимания.
Наконец, в поле зрения появляется человек, которого я так долго ждал. Я удивлен, что
он не окружен своими парнями. Но как бы то ни было, он достаточно смертоносен сам по
себе.
Я наблюдаю, как кто-то неосознанно встает у него на пути, а затем его хватают за
шиворот и толкают к стене.
Похоже, он в плохом настроении.
Идеально.
Я жду, пока он подойдет немного ближе, прежде чем подняться на ноги, а затем
перехожу ему дорогу и останавливаюсь прямо перед ним.
В отличие от другого парня, которого он только что впечатал в стену, я на пару
дюймов выше его, так что он не делает того же движения.
— У тебя проблемы, братан? — Спрашивает он, подходя на шаг ближе.
С такого близкого расстояния кажется, что у парня странный взгляд. Как будто его
глаза мертвы внутри или что-то в этом роде. Пустой. За ними ничего нет.
И мне интересно, так ли сейчас выглядят мои?
Мое сердце не колотится в груди.
 Моя кровь бежит по венам не от адреналина.
Мои плечи не напряжены.
Я просто... готов.
— Ага, — усмехаюсь я, оглядывая его с головы до ног. — Твоя гребаная уродливая
рожа у меня перед носом.
Губа Стича дергается, прежде чем превратиться в усмешку.
Краем глаза я вижу, как он тянется за чем-то у себя за поясом.
И тогда я двигаюсь.

Глава 26
Реми

У меня так пересохло во рту, что я едва могу его открыть. Даже когда я пытаюсь
прочистить горло, я обнаруживаю, что оно такое же сухое.
Что происходит?
Наконец, открыв глаза, я понимаю, что понятия не имею, где нахожусь.
Я перевожу взгляд с одной стороны комнаты, где замечаю какое-то медицинское
оборудование, дверь и белую доску, а затем на другую, прежде чем мой взгляд
останавливается на отце. — Папа?
Мой голос тих и напряжен, но он слышит меня. Оторвавшись от телефона, он опускает
одну ногу с другой и встает.
В его глазах появляется выражение, которого я раньше не замечала, когда он подходит
ближе. Намек на, осмелюсь сказать, беспокойство? Но к тому времени, когда он
оказывается рядом с кроватью, все исчезает.
— Реми. — Он наливает немного воды в чашку и вставляет в нее соломинку, прежде
чем поднести ее к моему рту.
— Спасибо, — говорю я, сделав глоток. — Что происходит? Где я?
— На тебя напали.
— Напали? Ладно, я, вероятно, в больнице, но, судя по всему, в дорогой отдельной
палате.
— Попытка изнасилования. — Увидев мои широко раскрытые глаза, он добавляет. —
Не волнуйся. С этим человеком разобрались.
Попытка изнасилования. Снова зажмуривая глаза, я пытаюсь вызвать в памяти хоть
какие-то воспоминания о том, что, по его словам, произошло.
Я пытаюсь вспомнить что-нибудь, хоть что-нибудь.
Тани.
Мы пошли куда-то пропустить пару стаканчиков. Она проводила меня домой. А
потом... ничего.
Нет, подождите. У моей двери стояла бутылка вина. Я выпила немного из нее.
— Я помню, что почувствовала сильное головокружение после того, как выпила
немного вина, которое мне оставили.
Он складывает одну руку поверх другой, выглядя так, словно стоит во главе стола для
совещаний, а не здесь, со мной.
— Тебя накачали наркотиками, — прямо заявляет он. В его тоне нет ничего отеческого
или нежного. Должно быть, мне почудилась искорка беспокойства, которую я заметила в
его глазах ранее. Однако в его голосе что-то есть, может быть, раздражение? — Как я уже
сказал, с этим подонком разобрались. Он сгниет в тюрьме.
Думаю, я благодарна ему за это. Однако это маленький городок, и если бы они просто
не проезжали мимо, я, скорее всего, знала бы этого человека. Я просто не могу
представить, что кто-то из них способен на это.
— Кто это был?
— Это не важно.
 Невозможно ошибиться в том, как пренебрежительно он отвечает. Это его тон «на
этом расспросы закончены».
Отвернувшись от него, я снова оглядываю палату и задаюсь вопросом, как долго я
здесь нахожусь?
А затем, еще один проблеск воспоминания. Джейкоб. По-моему, я как раз
направлялась к нему.
Да.
Теперь я это вспомнила.
Интересно, знает ли он, что со мной случилось? Мог ли он каким-то образом услышать
это в городе? Я даже представить себе не могу, как бы он отнесся к этому, если бы что-то
ударило его так близко.
С ним все в порядке?
Я ерзаю на своей больничной койке, когда тревожные мысли начинают набирать
обороты. Я знаю, что последние десять лет он жил сам по себе и со всем справлялся сам,
но я не могу избавиться от ощущения, что что-то подобное завело бы его слишком далеко.
Я так сильно забочусь о нем и люблю его, так...
— Когда тебя выпишут, — начинает мой отец, прерывая мои мысли. — Я отвезу тебя
домой.
Я перевожу взгляд на него. — Домой? В смысле, ко мне домой?
— Это место – не твой дом. Твой дом в Чикаго, со мной и твоей матерью.
— Что? Нет! — Я сажусь прямее в своей постели. — Моя жизнь... У меня есть
работа...
— Работа, — усмехается он. — Эта работа закончена. Ты здесь уже неделю. Мы уже
позвонили и позаботились об этом.
— Неделю?! — Мой желудок скручивает при этой мысли.
— Я попросил их подержать тебя подольше, чтобы убедиться, что с тобой все в
порядке.
Нет. Я не могу поверить, что это происходит. Именно этого я и боялась.
Я чувствую, что не контролирую ситуацию, не контролирую свою жизнь.
Мне не только снова подрезают крылья, но и собираются привязать их вплотную к
телу.
— Где мама? — Хриплю я, отмечая, что она еще не появилась.
— У нее дома было мероприятие, которое требовалось организовать. Ты же знаешь,
какая она.
Я, действительно, знаю, какая она. Ее имидж важнее всего, и она никогда не упустит
чего-то, что поможет ей хорошо выглядеть. Даже ради своей собственной дочери, которая
находится в больнице после нападения.
— Послушай, мы поговорим об этом позже, — говорит он, направляясь к двери. —
Отдохни немного.
— Подожди. Хм. Где мой телефон?
Он смотрит на меня через плечо, и проходит секунда, прежде чем он отвечает. —
Должно быть, потерялся на пляже.— А потом он уходит.
Оставшись одна, я откидываю голову назад и смотрю в потолок.
Я не могу поверить, что на меня напали, что я здесь уже неделю, что мой отец
пытается утащить меня обратно в Чикаго, и что у меня нет возможности связаться с кем-
либо без моего телефона.
Я не могу проверить Тани, убедиться, что с ней все в порядке, и спросить ее, что она
знает о том, что произошло в ту ночь после ее ухода.
Я не могу проверить, хорошо ли Джолин справлялась без меня в магазине... в
магазине. Может быть, если я раздобуду номер «Пичис», то смогу позвонить ей.
Я не вижу здесь никакого телефона, но я могла бы спросить следующую медсестру,
которая придет сюда, где я могу его найти.
 А еще есть Джейкоб. Я так и не узнала его номер телефона. Но я, вероятно, не
запомнила бы его наизусть, даже если бы и записала. К тому же он все равно редко
пользуется своим телефоном, обычно оставляя его на лодке.
Как я собираюсь связаться с ним? Мое сердце болит при мысли о том, как мы
расстались. Я знаю, что он не имел в виду те слова, которые сказал, но знает ли он, что я
тоже этого не делала? Жаль, что я не могу увидеть его прямо сейчас и сказать ему.
Город был настолько обеспокоен тем, что он представляет угрозу, что они не обратили
внимания на реальную угрозу, таящуюся среди них. Хотя, по общему признанию, я до сих
пор не знаю, был ли это местный житель или нет. Я просто надеюсь, что теперь они
отвяжутся от Джейкоба.
Боже, я не могу вернуться в Чикаго со своим отцом. Я просто не могу.
Мне нужно найти выход из этого положения.
Через некоторое время приходит медсестра, делает процедуры и сообщает мне, что
завтра меня выписывают.
Прежде чем уйти, она любезно ищет номер «Пичис» в Google, а затем сообщает мне,
что дальше по коридору и за углом есть телефон-автомат.
Вместо того чтобы сразу пойти туда, я шаркаю в маленькую ванную комнату и
принимаю долгий горячий душ, по-видимому, впервые за неделю, отчего чувствую себя в
сто раз лучше. Раньше я и не осознавала, насколько ужасно себя чувствовала.
Еда ждет меня, когда я выхожу из ванной, и приступы голода обрушиваются на меня,
как тонна кирпичей. Я поглощаю все подряд, невзирая на пресный вкус.
Как бы много я ни спала за последнюю неделю, после душа и еды я чувствую себя
опустошенной. Как будто мне снова нужно прилечь.
Как только я отдохну, я пойду и сделаю этот звонок.

***

Пару часов спустя я иду по пустому коридору больницы туда, где, по словам
медсестры, находился телефон, когда слышу сердитые приглушенные голоса из-за угла.
В одном я узнаю своего отца, и хотя другой кажется мне немного знакомым, я не могу
точно вспомнить, кто это.
— Это было слишком, и ты это знаешь, — говорит мой отец.
— Все прошло по плану, — скучающим тоном отвечает другой человек.
— Ты чуть не убил ее. Я тебе за это не платил, — практически шипит мой отец.
— Нет. Ты заплатил мне, чтобы я переехал сюда. Ходил за ней повсюду. И когда я
сказал тебе, что она тусовалась с этим подонком, ты заставил меня подстроить все это так,
чтобы его арестовали, что я и сделал. И с ней все в порядке. Черт, если не считать того,
что у нее была реакция на наркотики, все прошло идеально. Я не мог бы выбрать время
лучше, когда он пройдет мимо, чтобы повидаться с ней.
Дыхание, которое я задерживала, застывает у меня в горле. Внезапно я чувствую себя
так, словно тиски только что сжались вокруг моей шеи, затрудняя дыхание.
Этого не может быть. Мой отец никоим образом не мог поручить кому-то следить за
мной, а затем подстроить все это нападение, чтобы арестовать Джейкоба.
О, Боже. Джейкоб.
Я подаюсь вперед, чтобы выглянуть из-за угла, надеясь и молясь, что ошибаюсь. Что
это говорит даже не мой отец, а кто-то другой, и говорит совершенно о другом.
Но когда двое мужчин появляются в поле зрения, эта надежда полностью разрушается,
и мои внутренности восстают против меня.
Там стоит мой отец, засунув руки в карманы, с хмурым выражением лица, и парень, с
которым он разговаривает, не кто иной, как Грант.
На ум приходят мысли о том, как я всегда чувствовала себя неуютно рядом с ним. Что
всякий раз, когда он заходил в магазин, чтобы купить одну-единственную упаковку
жвачки или шоколадный батончик, он, должно быть, просто следил за мной. Потом была
фигура в окне моего дома, фигура в окне бара, ощущение, что за мной наблюдают... Все
это было из-за него.
Это реально.
Они действительно сделали это.
Джейкоба снова посадили в тюрьму.
Его снова ложно обвинили.
Обвинили, снова.
Прикрывая рот, я, спотыкаясь, возвращаюсь в свою палату, где опорожняю
содержимое своего желудка в унитаз.
Что мне теперь делать?
Что я вообще могу сделать?
Ужас наполняет меня по мере того, как реальность ситуации становится все более
очевидной.
Я ни за что не позволю Джейкобу взять вину за это на себя.
Через что он сейчас проходит?
Дверь в мою палату открывается и закрывается, и, прополоскав рот и сделав несколько
глубоких вдохов, я выхожу из ванной и оказываюсь лицом к лицу с отцом.
Я всегда знала, что он был не совсем приятным человеком, и я знаю, что за эти годы
он совершил несколько темных делишек. Но я никогда не думала, что он способен на что-
то подобное.
— Папа, — выдыхаю я. — Что ты наделал?
Густые брови цвета соли с перцем, которые сочетаются с его волосами,
приподнимаются, как будто он понятия не имеет, о чем я говорю.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты... ты все это подстроил. Я здесь из-за тебя.
Стоическое выражение его лица не меняется, когда он расстегивает пуговицу своего
пиджака и садится в кресло у окна. Как будто то, что я узнаю, не имеет большого
значения.
Тем временем я близка к тому, чтобы развалиться на куски, и, кажется, не могу этого
скрыть.
— Ну, я не планировал, что ты пробудешь здесь так долго.
Я подхожу к кровати и хватаюсь за нее для поддержки, не чувствуя, что прямо сейчас
могу положиться на свои собственные силы.
— Как ты мог так поступить со мной?
— Как я мог это сделать? Что, по-твоему, я должен был сделать, когда узнаю, что моя
дочь встречается с гребаным насильником? — Он качает головой, и издевательский
смешок, который он издает, кажется, наполнен едва сдерживаемым отвращением. На
данный момент я даже не уверена, на кого это направлено – на меня или Джейкоба. —
Поступив таким образом, я позаботился сразу о двух вещах, — добавляет он, немного
сдержав свой гнев. — Ты вернешься домой, а он уберется с улиц.
— Нет, папа, ты должен это исправить!
Панический вопль моего голоса разносится в воздухе между нами. Я чувствую, что
меня переполняют сильные эмоции, в то время, как мой отец спокойно сидит в кресле, и
на его лице нет ничего, кроме раздраженного выражения.
— Зачем мне это исправлять?
— Потому что он невиновен.
— Потому что он... — Покачав головой с невеселым смешком, он встает и поправляет
рукава. — На этот раз, может быть. Это не значит, что он не заслуживает того, чтобы быть
там. Это был только вопрос времени, когда он сделает это снова.
— Нет. Я имею в виду, что он совершенно невиновен. В оба раза. Он этого не делал, и
он абсолютно не заслуживает того, чтобы сидеть в тюрьме.
 — Хватит! — Ругается он, отворачиваясь, чтобы посмотреть в окно. — Я никогда не
думал, что ты можешь быть такой глупой, Реми, но вот ты доказываешь, что я ошибался.
Верить насильнику, как идиотка.
Крепко зажмурив глаза, я хватаюсь за простыни на кровати, как будто это
единственное, что удерживает меня от падения. Я едва держу себя в руках, но каким-то
образом мне удается взять себя в руки настолько, чтобы говорить спокойно и внятно.
Мне нужно донести до своего отца, насколько серьезно я отношусь к тому, что
собираюсь сказать.
— У меня есть доказательства, — заявляю я, и это заставляет его перевести взгляд с
окна на меня. — Видео, на котором мы впервые сняты вместе. Это был его первый раз в
жизни. — Я делаю паузу, убеждаясь, что все его внимание сосредоточено на мне. — И я
разнесу это по всему Интернету и новостям, если ты это не исправишь.
Мне настолько все равно, что прямо сейчас я, на самом деле, угрожаю своему отцу
секс-видео, на котором мы с Джейкобом. Я сделаю все необходимое, чтобы исправить
всю эту ситуацию.
— Ты это несерьезно.
Наконец-то, появились признаки малейшего изъяна в доспехах моего отца. Он идет на
многое, чтобы изобразить идеальный образ. И он, и мама, они оба. Поэтому, если видео,
на котором я занимаюсь сексом с осужденным насильником, независимо от того,
невиновен он или нет, распространится повсюду, это было бы совершенно неприемлемо.
И я вижу, что это его беспокоит.
— Я серьезна на сто процентов. Тебе нужно вытащить его из тюрьмы, или я
немедленно выпущу видео в сеть.
Он долго смотрит на меня, словно бросая вызов, или, может быть, даже пытаясь
понять, блефую я или нет. А потом он лезет в карман и достает мой телефон, который, по
его словам, был потерян на пляже.
Я снова поражена глубиной его лжи и манипуляций.
Помню, в какой-то момент я пыталась увидеть в Джейкобе монстра, которым все его
считали, но теперь я вижу, что единственные монстры в моей жизни – э о люди, которые
меня вырастили.
— Возможно, будет трудновато сделать это без твоего телефона.
Я смотрю на телефон в его руке, размышляя о том, каковы мои шансы быстро вырвать
его у него из рук. Но я знаю, что не смогла бы добраться до него, прежде чем он убрал бы
его подальше или уничтожил.
Мой взгляд возвращается к нему, и я чертовски надеюсь, что он не увидит
беспокойства на моем лице, пока я что-нибудь не придумаю.
— Для этого мне не нужен мой телефон. Файлы находятся на онлайн-сервере. Все, что
мне нужно – это Интернет, и я сомневаюсь, что ты сможешь держать меня подальше от
него вечно. К тому же, у моей лучшей подруги Тани есть копия.
Господи, пожалуйста, не дай ему увидеть, что я лгу. В то утро я отправила себе видео,
в котором записала имена друзей Джейкоба с его ноутбука, сохранив его на крайний
случай, возможно, если бы Тани мне не поверила.
Я также подумывала о том, чтобы использовать это как доказательство для людей в
городе и заставить их, наконец, начать относиться к Джейкобу лучше. Я бы показала не
всем, а только одному или двум, которые потом убедили бы остальных.
Я также я бы никогда не сделала этого без разрешения Джейкоба, и у меня не было
времени спросить его об этом. Я, действительно, не хотела его показывать, но я была
почти в таком же отчаянии.
Например, прямо сейчас мне, действительно, не по себе, когда все это выставлено на
всеобщее обозрение, несмотря на то, что я только намекнула своему отцу о видео. Но
отчаянные времена требуют отчаянных мер.
 Наконец, мой отец качает головой и бросает мой телефон на кровать. — Я не могу
поверить в то, что ты готова сделать со своей собственной семьей, Реми. Я более чем
разочарован в тебе.
Его слова не оказывают на меня того эффекта, который они, вероятно, оказали бы в
прошлом.
Я все еще не могу поверить, что вот так противостояла ему, но прямо сейчас я
слишком расстроена из-за него, чтобы по-настоящему вникнуть в его слова.
— Я готова сделать все, что потребуется, чтобы ты вытащил его, потому что он
невиновен, и это правильный поступок.
Он бросает на меня взгляд, который, я уверена, используется для запугивания его
деловых партнеров, но на меня это не действует. Я стою на своем, непоколебимая и
решительная.
А потом я наблюдаю, как он снова лезет в карман, на этот раз вытаскивая свой
собственный телефон.
Он подносит его к уху, а затем направляется к двери, бросив на меня последний взгляд
через плечо, снова качая головой, прежде чем войти в дверь.
В ту секунду, когда за ним закрывается дверь, я падаю на кровать, закрываю лицо
руками и плачу. Мое тело сотрясается от всех эмоций, которые я пыталась сдержать.
Каждый раз, когда я снова думаю о Джейкобе, о том, что он снова оказался в тюрьме,
из-за меня, острая боль пронзает мою грудь.
Всего этого слишком много.
Я продолжаю выплескивать все это наружу, пока не остается ничего, кроме тревоги,
которая поселилась внутри меня.
Спустя короткое время после того, как я, наконец, взяла себя в руки, мой отец снова
переступает порог моей палаты.
— Что ж, похоже, ты можешь опоздать.

Глава 27
Реми

— Мне жаль, — снова говорит Тани. — Я просто, я должна была настоять на том,
чтобы остаться с тобой в ту ночь, или заставить тебя переночевать у меня, или что-то в
этом роде.
Я смахиваю еще одну слезинку, которая скатилась по моему лицу и собралась на
подбородке.
— Перестань извиняться. Если бы этого не случилось в ту ночь, это была бы просто
другая ночь.
— Я думаю, ты права. Я просто чувствую себя так ужасно из-за тебя. И него. Боже,
бедный парень.
При упоминании Джейкоба наворачивается еще одна слеза, и я откидываю голову на
стену, к которой прислоняюсь. — Да. Эмм, итак, ты смогла перевезти все вещи?
— Да. Вынесли все из твоего старого дома и перевезли в новый.
Выдыхая, я закрываю глаза и позволяю чувству облегчения и печали задержаться на
мгновение. Я выставила свой маленький домик на пляже на быструю продажу и купила
другой дом, дальше по побережью.
Я любила свой дом, но он был осквернен, опорочен. Я узнала, что Грант, он же Майкл,
следил за мной почти ежедневно – включая ту ночь, когда мы с Джейкобом поссорились.
Он был в моем доме и рылся в моих вещах, и мне была невыносима мысль о том, что я
буду жить там, зная это.
К тому же я просто не могу видеть город, вернее, людей в нем, так, как раньше. Я
знаю, что это не они устроили пожар с грузовиком Джейкоба. Это был Грант. Но все, что
я вижу, когда думаю о них сейчас – это то, как жестоко они относились к Джейкобу
последние несколько месяцев. Я могу простить Джолин за ее поведение из-за ее
прошлого, но мне определенно нужно больше времени для того, чтобы простить других.
Я также перевезла бы все его вещи из его пляжной хижины, если бы могла, но это не
мне принимать нужно принимать такое решение.
— Я не знаю, как тебя отблагодарить за то, что ты сделала это для меня. Серьезно. Ты
и Джастин. Он был не против?
— Умоляю, — усмехается она. — Я заставляю его есть из моей киски.
Смех, который пробивается сквозь мои слезы, приятен на ощупь. Я знала, что если
кто-то и сможет меня подбодрить, то это будет Тани. Ее грубоватая речь и беззаботный
характер всегда были тем, что мне в ней нравилось.
— Я буду скучать по тебе.
Она вздыхает в трубку. — Я тоже. Но это всего в полутора часах езды отсюда. Я уже
планирую свою следующую поездку на выходные.
— Не могу дождаться, — бормочу я, крепко прижимая телефон к уху.
— Сейчас мне нужно возвращаться к работе, но послушай меня. С ним все будет в
порядке. Я просто знаю это. Он пережил десять лет ада не для того, чтобы сдаться сейчас.
— Я киваю головой, хотя она меня не видит. — И ты знаешь, я думаю, что Джолин тоже
может передумать. Я думаю, что сейчас она больше всего на свете испытывает чувство
вины.
Я хмыкаю в ответ. После того, как меня выписали из больницы, я позвонила Тани,
чтобы сообщить ей обо всем, что произошло. Она, в свою очередь, рассказала всю
историю Джолин, которая, по-видимому, не сказала ни слова в ответ, и с тех пор молчит.
Пока что я оставлю ее в покое, но я знаю, что, в конце концов, мне нужно будет с ней
поговорить.
— Я позвоню тебе завтра, хорошо? — Шум болтовни и звяканья посуды смешивается
с голосом Тани, что означает, что она уже не одна.
— Ладно. Люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю.
Мы вешаем трубку. Я делаю глубокий вдох. А затем я толкаю дверь в его палату и
полностью останавливаюсь, когда вижу, что на мне останавливаются его глаза.
— Ты проснулся, — выдыхаю я.
Мои ноги снова приходят в движение, подводя меня к краю его кровати. Я нежно
кладу ладони ему на щеки и снова оглядываю его, как будто не наблюдала за ним
последние несколько дней.
Врачи сказали мне, что с ним все будет в порядке. Тани сказала мне, что с ним все
будет в порядке. Но я просто не могла позволить себе расслабиться и поверить в это до
той самой секунды, когда я сама увидела, что он очнулся.
Мой большой палец проводит по складке, образующейся между его бровями. — Я так
волновалась за тебя.
Выражение его лица такое, как будто он пытается что-то сообразить. Там меня ждет
тысяча вопросов. Возможно, он пытается понять, что с ним случилось и почему он здесь,
очень похоже на то, что пережила я, когда впервые очнулась на больничной койке.
Прежде чем он пытается открыть рот, чтобы заговорить, я прижимаю палец к его
губам. — Я тебе все объясню. Но ты не можешь говорить. — Я скольжу взглядом вниз от
его губ к неглубокой ране внизу. — Тебя ударили ножом в шею. Ты в порядке. Ты
сможешь говорить. Они просто хотят, чтобы рана еще немного зажила, прежде чем ты
начнешь говорить.
На самом деле его ударили ножом в трех разных местах, но, к счастью, основные
органы не были задеты.
Я не осознаю, что мой палец все еще прижат к его губам, пока он не откидывает
голову назад, чтобы отвернуться от меня. Мой взгляд возвращается к его лицу, пытаясь
что-то прочесть на нем, но оно просто... пустое.
 Бесчувственное.
Я все еще могу достаточно хорошо видеть его глаза и лицо, даже, несмотря на то, что
он отвернулся от меня, и что-то здесь не так.
Я имею в виду, я думаю, он все еще мог злиться на меня за то, что я сказала в ту ночь
пожара. Но он шел повидаться со мной, когда произошел инцидент, так что я не думаю,
что это так.
Я не могу не задаться вопросом, может быть, то, через что он только что прошел, весь
этот опыт... может быть, это то, что, в конце концов, заставило его сломаться.
Может быть, это было уже слишком для него.
Переломным моментом.
— Мне так жаль, Джейкоб. Это все моя вина. Тебя арестовали из-за меня. Ты здесь из-
за меня.
Я наблюдаю, как его глаза закрываются, как будто он не хочет этого слышать. Как
будто он не хочет прислушиваться к моим словам. Но мне нужно объяснить ему, что
произошло той ночью. Мне нужно, чтобы он знал, что мой отец сделал с нами, и как мне
плохо из-за этого.
Прежде чем я успеваю заговорить снова, дверь в его палату открывается, и входит
медсестра. Джейкоб снова открывает глаза, обращая свое внимание на нее.
— О, хорошо. Ты очнулся, — говорит ему медсестра. Затем, посмотрев на меня, она
добавляет. — Извините, Вам придется ненадолго уйти.
Я хочу поспорить с ней, потребовать, чтобы мне разрешили остаться здесь, пока она
будет проверять его и делать все, что ей нужно, хотя я и не член семьи.
Но я этого не делаю.
Вместо этого я стою снаружи палаты, думая о том, как он только что посмотрел на
меня, или, скорее, о том, как он на меня не смотрел. Я беспокоюсь, что уже слишком
поздно, что я потеряла его.
Я понятия не имею, что именно сделал мой отец, и, честно говоря, на данный момент
мне все равно, но каким-то образом ему удалось стереть всю ситуацию, как будто ее
никогда не было. В результате у палаты Джейкоба нет полицейских, стоящих на страже, и
он не вернется в тюрьму, как только выйдет отсюда.
Он ничего не смог поделать с первоначальным обвинением или с включением в список
насильников. Хотя, я на самом деле не уверена, пытался ли он вообще что-то с этим
сделать, но меня это устраивает. Джейкоб жив, и он снова свободен. И я могу быть с ним
прямо сейчас.
Несколько минут спустя я чуть не выползаю из кожи вон, когда медсестра выходит из
палаты.
— Теперь у него есть ручка и блокнот, — говорит она мне. — Так что он сможет
поговорить с тобой, если захочет. — И затем она уходит по коридору.
Сделав глубокий вдох и медленно выдохнув, я несколько раз провожу большим
пальцем по кончикам остальных, а затем снова вхожу в его дверь.
Глаза Джейкоба закрыты, когда я вхожу, и хотя я почти уверена, что он не спит, я не
хочу разговаривать с человеком, который явно находится не в том положении, чтобы меня
слышать.
Вместо этого я наклоняюсь, чтобы поцеловать его в лоб, беру ручку, лежащую на
столике у его кровати, и пишу «Я вернусь» в блокноте. Я пойду, прогуляюсь, а потом,
когда вернусь, смогу все объяснить.
Выйдя за двери больницы, я отправляю сообщение Кэмпбеллу о том, что Джейкоб
пришел в себя, и он отвечает, что приедет навестить его завтра.
Он был совершенно потрясен, когда я рассказала ему о том, что произошло за
последние две недели. Он хотел сразу же приехать в больницу, но я сказала ему, что это
долгая поездка, когда Джейкоб еще даже не пришел в себя, и что я дам ему знать, когда
это случится.
 ***

Когда я возвращаюсь в его палату час спустя, Джейкоб лежит, развернувшись лицом в
сторону и смотрит в окно. Я не сомневаюсь, что он знает, что это я только что вошла в
дверь, даже не взглянув. Я подтаскиваю стул как можно ближе к кровати и сажусь.
— Как ты себя чувствуешь? — Спрашиваю я. — Они сказали, когда ты снова сможешь
начать говорить?
Я не получаю от него никакого ответа. Это так сильно напоминает мне то время, когда
я впервые встретила его. Те первые дни, до разговоров, до поцелуев и улыбок, до того, как
я узнала его.
Я не ожидала, что он, на самом деле, заговорит прямо сейчас, поскольку он не может,
но, возможно, повернется ко мне в знак признательности или, может быть, напишет что-
нибудь в блокноте, который лежит прямо здесь. Я замечаю, что страница, на которой я
оставила сообщение, исчезла, а это значит, что он ее прочитал.
Решив больше не ждать, я готовлюсь сказать ему, независимо от того, смотрит он на
меня или нет.
Ладно, поехали. — Это был мой отец. — Это заявление, похоже, привлекло его
внимание. Он не смотрит на меня, но его взгляд скользит по сторонам, как будто он ждет,
что я продолжу. Теперь на его лице появляется легкое любопытство вместо прежнего
совершенно отсутствующего взгляда. Это начало, так что я продолжаю. — Он нанял кое-
кого, чтобы следить за мной повсюду, а затем инсценировать нападение на меня и
обвинить в этом тебя. Таким образом, ты вернулся бы в тюрьму, а я вернулась бы домой.
В их дом.
Теперь эти серо-голубые глаза смотрят на меня, между его бровями образуется
глубокая складка, когда он, кажется, обдумывает это. Кажется, нет никаких признаков той
пустоты, которую я видела раньше. Вместо этого смесь мыслей и эмоций отражается на
его лице, заполняя все пустоты.
Теперь в его глазах появилось немного жизни, искра.
Он на секунду опускает взгляд, а затем тянется за блокнотом, что-то записывая. Когда
он заканчивает, я смотрю на лист бумаги.
«Ты не говорила им, что это сделал я?»
— Что? Нет! — Я практически кричу. — Ты действительно так думал?
Его поведение теперь имеет для меня столько смысла, если он действительно так
думал.
«Они сказали мне, что ты так сказала».
Я уже качаю головой, прежде чем дочитываю это до конца. — Ни за что. Джейкоб, я
бы никогда этого не сделала. Меня убивает мысль о том, что ты уже прошел через это
однажды, когда был невиновен. Я не могу поверить, что все это время... ты думал, что я
вот так предала тебя.
Мне больно думать об этом. Он провел неделю в тюрьме, все это время предполагая,
что я его туда засадила.
Теперь я вижу на его лице отражение вины. Может быть, потому, что он позволил себе
поверить в это, когда ему следовало быть умнее, следовало лучше знать меня.
Но я не хочу, чтобы он так себя чувствовал. Мы оба и так через многое прошли,
особенно он.
Он снова пишет.
«Ты говоришь, что он инсценировал нападение на тебя? Но то, что я увидел, не было
инсценировкой».
На этот раз, когда он смотрит на меня, в его взгляде читается боль, и это заставляет
меня задуматься, что он видел той ночью. Интересно, что он испытал? Я знаю, что у меня
была реакция на то, что было применено ко мне, но они не вдавались в подробности.
 — Он накачал меня наркотиками, — говорю я, ерзая на стуле. — Он должен был
обставить это как попытку изнасилования. Но у меня была реакция на наркотики, и, по-
видимому, я употребила их слишком много. Я пролежала в больнице неделю без
сознания.
Оба кулака Джейкоба крепко сжимаются вместе с его глазами. Его ноздри
раздуваются, а рот сжимается в тонкую линию. Исходящий от него гнев ясен, как Божий
день, полная противоположность тому, каким он был раньше.
Затем он пишет снова.
«Ты в порядке?»
Я издаю короткий смешок, потому что это тот парень, которого я узнала. Он вернулся.
— Ты меня спрашиваешь? Это ты лежишь на больничной койке с тремя ножевыми
ранениями. — Я подхожу, сажусь на край кровати и мягко обвожу его раны. — Что
случилось? — Тихо спрашиваю я.
«Сначала ответь ты».
Я испускаю вздох.
Я знаю, что на самом деле Грант меня не насиловал, но осознание того, что он мог бы
это сделать, и что у меня не было бы возможности остановить это, и никаких
воспоминаний об этом, совсем не укладывается у меня в голове.
Но сидеть здесь, рядом с Джейкобом, что ж, это делает ситуацию лучше. Я подношу
одну из его рук к своим губам, целую разбитые костяшки пальцев, а затем улыбаюсь. —
Теперь я в порядке.
Используя ту же руку, которую я все еще держу, он притягивает меня ближе, чтобы
прижать к себе так, чтобы не было больно. Наконец-то, думаю я, закрывая глаза и
прижимаясь ближе.
Боже, как же это приятно. Я скучала по нему. Я скучала по его прикосновениям. Я
скучала по его теплу.
Он тяжело выдыхает, и это заставляет меня думать, что он чувствует то же самое.
— Твоя очередь, — бормочу я ему в ухо.
Я остаюсь рядом, но наклоняю голову так, чтобы все еще видеть блокнот, когда он
снова начинает писать.
«Мысль о том, чтобы оглядываться через плечо в течение следующих десяти лет, была
непривлекательной. Итак, я взял дело в свои руки».
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть ему прямо в лицо. — Что ты имеешь в виду?
Он тычет языком в щеку, а затем морщится, как будто это больно. Должно быть, он
почувствовал это у себя в горле.
«Я собирался стать психом, от которого все держались бы подальше. Мне просто уже
было все равно».
— О, Джейкоб. — Я наклоняюсь к нему, прижимаясь лицом к его шее, но стараясь
нигде не причинить ему боль. — Мне так жаль.
Он слегка качает головой, прежде чем написать что-то еще.
«Я почти добил его. Но потом появились трое из его парней и прижали меня».
Я закрываю глаза, стараясь не представлять это, но, несмотря ни на что, я вижу, как
его удерживают, в то время как какой-то сумасшедший парень наносит ему удар ножом, а
затем оставляет истекать кровью.
«Я просто не знаю, чего ожидать, когда вернусь».
— Вернешься? — Я сажусь, чтобы снова посмотреть ему в лицо. — Джейкоб, ты не
вернешься. Ты снова свободен. Затем, увидев совершенно растерянное выражение его
лица, я добавляю. — Я заставила своего отца исправить все, что он сделал с тобой.
Он выглядит потрясенным, потерявшим дар речи, испытывающим облегчение. Целую
минуту он просто смотрит на меня.
 Я не могу поверить, что с тех пор, как он пришел в себя, он сидел здесь, ожидая, что
его отправят обратно в тюрьму, но, конечно, он не знал всего, что произошло, пока он был
здесь.
— Прости, это должно было быть первым, что я тебе скажу.
Он качает головой, на его щеках начинает формироваться легкая улыбка. Мне так
приятно видеть ее снова, что мое сердце трепещет, я чувствую легкость и счастье.
«Мне было интересно, как ты смогла оказаться здесь со мной и почему на тебе не было
наручников».
Какое-то мгновение мы просто сидим и улыбаемся друг другу, пока я играю с его
пальцами в своей руке. Облегчение, исходящее от него, почти осязаемо. Заразно.
— Мне очень жаль, что он ничего не смог сделать с твоим первоначальным
обвинением или регистрацией в списке, в который ты внесен.
Его улыбка на мгновение увядает. Как будто он только сейчас вспомнил все дерьмо за
последние десять лет, и то, на что похожа его жизнь, и первопричину всей этой ситуации.
Как будто над нами медленно сгущается темное облако, затмевая блеск его глаз, который
был таким ярким несколько мгновений назад.
Но затем он снова сосредотачивается на блокноте.
«Как тебе удалось заставить его исправить то, что он сделал?»
— Э-э, ну, — начинаю я, а затем немного тереблю свои собственные пальцы.
Во-первых, я рассказываю ему, как у меня оказалось это видео с самого начала. Затем
я рассказываю ему весь разговор, который у меня был с отцом, и как, на самом деле, я не
хотела доводить это до конца, но я была в отчаянии.
И хотя он не в восторге от того, что мне пришлось пригрозить использовать наше
видео, и он рад, что я не обнародовала его, я думаю, он больше рад, что это сработало и
что он не вернется в тюрьму.
Я также рассказываю ему, что, скорее всего, больше ничего не услышу от своих
родителей и что мне сказали не приползать к ним, когда мне понадобится помощь. Меня
это устраивает.
Мы продолжаем болтать, я говорю, а он что-то записывает. Мы оба приносим
извинения за то, что наговорили, и что никогда не имели в виду то, что сказали друг
другу.
Но с тех пор, как я заговорила о том факте, что мой отец не смог ничего изменить с
тем, что было до этого инцидента, это что-то изменило.
Он продолжает смотреть на меня так, как будто делает это в последний раз, каждый
раз.
Его объятия становятся немного крепче.
Его прикосновения задерживаются немного дольше.
Его улыбки стали немного печальнее.
И я просто не могу избавиться от странного чувства.

***

Пару дней спустя эти чувства все еще витают в моей голове, когда я иду из отеля, в
котором остановилась, обратно в больницу, решив оставить свою машину на подземной
стоянке и вместо этого подышать свежим воздухом.
Медсестры были довольно строги, когда дело касалось того, чтобы позволить мне
оставаться в больнице дольше определенных часов посещения, и не давали мне свободно
никакой информации о Джейкобе, например, когда он снова сможет говорить или когда
его выпишут.
Я думаю, они сказали мне только, что он не мог говорить из-за ножевой раны, чтобы,
если он проснется, когда я буду с ним, я могла бы сразу сказать ему, чтобы он не пытался
заговорить, что в итоге и произошло.
 Любая другая информация, которую я получила, была получена мной, когда я
украдкой видела ее в карте Джейкоба.
Я наполовину задаюсь вопросом, приложил ли мой отец руку к тому, чтобы заставить
их вести себя таким образом, просто чтобы мне было еще тяжелее, потому что он зол на
меня. Кто знает.
Я поднимаюсь на лифте и иду по знакомым коридорам больницы к палате, в которую
приходила последние несколько дней.
Я осторожно открываю его дверь на случай, если он все еще спит, но обнаруживаю,
что его кровать пуста.
У окна, спиной ко мне, стоит Джейкоб... разговаривающий по мобильному телефону.
— Спасибо. Да. Увидимся позже. — Его голос звучит хрипло, как будто ему
приходится пробиваться сквозь гравий, прежде чем он вырвется наружу.
Он вешает трубку, секунду смотрит на телефон в своей руке, а затем прижимается
лбом к стеклу перед собой.
— Джейкоб? — Он оборачивается на звук моего голоса с удивленным выражением на
лице, очевидно, не догадываясь, что я была здесь. — Теперь ты можешь говорить?
Он кивает, а затем делает несколько шагов в моем направлении. — Да, они заставили
меня сказать какую-то чушь прошлым вечером, после того как ты ушла, а потом сказали,
что после этого я могу продолжать говорить. Через несколько дней я снова начну
говорить нормально.
— Это здорово, — говорю я, радуясь за него, что, по крайней мере, одна из вещей
возвращается на круги своя. Мой взгляд опускается к телефону, который он засовывает в
задний карман. — Когда ты купил этот телефон? — Насколько я знаю, его телефон все
еще был на его лодке.
Выражение вины мелькает на его лице, прежде чем он отвечает. — Э-э, Кэмпбелл
принес его мне вчера. Это просто одноразовый телефон, которым можно пользоваться
прямо сейчас.
Я не видела, чтобы Кэмпбелл отдавал ему его, поэтому предполагаю, что он, должно
быть, сделал это в один из тех случаев, когда я оставляла их одних, или он вернулся в
какой-то момент позже, чтобы передать телефон.
Джейкоб переминается с ноги на ногу, как будто ему немного неудобно, заставляя
чувствовать неловко и меня, и поскольку обычно я никогда не воздерживаюсь от
вопросов, я именно так и поступаю.
— Что происходит, Джейкоб? — Я наблюдаю, как его плечи опускаются, а из груди
вырывается долгий тихий вздох. Только сейчас я замечаю, что он полностью одет, обут в
уличную обувь, и палата выглядит так, как будто он больше в ней не останется. — Тебя
выписали? — Спрашиваю я.
— Э-э, да. Этим утром. — Именно сейчас он смотрит мне прямо в глаза, и я просто
знаю, что он собирается сказать что-то такое, чего я не захочу слышать. — Кэмпбелл
собирается приехать и забрать меня.
— Что? Почему? — Замешательство смешивается с обидой в моем тоне. — Зачем ему
это, когда я прямо здесь?
В глубине души я знаю, что он задумал, еще до того, как он это произнесет. Но мне
нужно услышать, как он произносит эти слова вслух.
Джейкоб встает прямо передо мной, теперь он выглядит таким же опустошенным, как
и я, и поднимает руку, чтобы нежно погладить меня по щеке.
Это что, влага у него в глазах?
На самом деле, я передумала. Я не думаю, что хочу слышать, что он собирается
сказать мне.
— Не говори этого, — шепчу я.
— Милая, — мягко произносит он, и от одного этого слова у меня на глазах
наворачиваются слезы. — Я люблю тебя больше всего на свете. Но наша история все та
же, что и раньше. Ты своими глазами видела некоторые из тех дерьмовых вещей, которые
происходят в моей жизни. И я не могу просить тебя терпеть и это тоже.
Я качаю головой, пытаясь остановить его, не в силах заговорить сама. Но он все еще
продолжает.
— У тебя самое большое сердце, Реми. Ты так чертовски страстно относишься к тому,
что правильно, а что нет. И мне это в тебе нравится. Но я не хочу, чтобы твое сердце,
блядь, разбивалось из-за того, что будет происходить со мной регулярно, и даже с тобой,
если ты останешься со мной.
Его большой палец проводит по моей щеке, а затем его свободная рука берет одну из
моих безвольных ладоней, пока я смотрю на случайную точку у него на груди.
— Я так чертовски благодарен тебе за все, что ты сделала для меня, Реми. Ты никогда
не узнаешь, насколько сильно. — Он поднимает руку, которую держит, и прижимает ее к
моей груди над сердцем. — Позаботься о нем ради меня. Затем он запечатлевает поцелуй
на моей щеке, проходит мимо меня и выходит за дверь из палаты, и из моей жизни.
Я остаюсь стоять на том же месте, уставившись в пустоту перед собой.
Чувствую себя опустошенной.
Шокированной.
Онемевшей.
Я не могу поверить, что после всего, через что мы прошли, он все еще делает это.
Я не могу поверить, что он сказал мне, что любит меня, и это было частью гребаного
прощания.
Я продолжаю стоять здесь, делая один глубокий вдох за другим.
Наполняя мои легкие жизнью.
Перегруппировываясь.
Собирая свои силы.
А потом я убегаю.
Дальше по коридору. Мимо медсестер. Мимо пациентов. Спускаюсь по лестнице
вместо того, чтобы ждать лифт. А затем выхожу через парадные двери.
Я не останавливаюсь, пока не оказываюсь перед Джейкобом, не давая ему идти
дальше.
— Нет! — Говорю я, моя грудь вздымается от бега, но также и от всех эмоций,
переполняющих мое тело. — Не тебе это решать.
— Реми...
— Нет! — Кричу я. — Я не нежный цветочек, Джейкоб. Да, я могу быть увлечена тем,
что правильно, а что нет, и чувствовать это глубоко внутри. Я чувствую боль. Я чувствую
твою боль. — Я прижимаю руку к груди. — Но не стоит недооценивать то, с чем может
справиться это сердце.
Я еще чуть-чуть вторгаюсь в его пространство и поднимаю руки к его подбородку.
— Ты не заставляешь меня что-либо терпеть... потому что я люблю тебя и уже решила,
что пройду через любую боль и страдание рядом с тобой. Мы вместе столкнемся со всем
дерьмом, которое встретится на нашем пути.
Он закрывает глаза, прижимаясь своим лбом к моему, и обнимает меня, позволяя моим
словам повиснуть в воздухе на мгновение, прежде чем он впитывает их и шепчет. —
Боже, я тебя не заслуживаю.
— Да, ты заслуживаешь. Однажды ты это поймешь. — Я наклоняю голову так, чтобы
прижаться губами к его губам, а затем задерживаюсь на них, наслаждаясь его теплом и
комфортом от ощущения, что он обнимает меня. — Пожалуйста, не проси меня держаться
подальше.
Его хватка становится еще крепче, когда он смотрит на меня сверху вниз. Я не могу
представить, что его раны не болят, когда его тело прижимается к моему, но он через
столько прошел, что это вообще не должно его волновать.
— Я всегда знал, что ты упрямая.
 Я невольно улыбаюсь. — Когда дело доходит до важных вещей, да.
Он опускает голову так, что его щека оказывается на моей макушке, а затем делает
глубокий вдох, медленно выпуская его. — Ты, действительно, уверена, что хочешь этого?
— Да. Всем своим сердцем.
В моем ответе нет паузы, в моем голосе нет сомнения. Я знаю, чего я хочу.
И это он.
После того, как он отстраняется, его прекрасные глаза цвета океана изучают мое лицо,
прежде чем он медленно кивает, а затем тихо отвечает. — Тогда я не буду просить тебя
держаться подальше.
Я хватаюсь за него, осторожно опуская голову ему на грудь. Выдыхаю вздох
облегчения. И какое-то время мы просто крепко прижимаемся друг к другу, наслаждаясь
моментом, как будто время не имеет значения. Как будто предстоящие препятствия – это
завтрашняя проблема, а не сегодняшняя.
В конце концов, я отстраняюсь. — Если ты хочешь сохранить свой дом, это прекрасно.
Мы это сделаем. Но я думаю, тебе могло бы немного больше понравиться то место, куда я
переехала.
Кивнув, он говорит. — Мы что-нибудь придумаем.
— Ладно. Куда ты хочешь пойти сейчас? Ты голоден?
Он перебирает пальцами прядь моих волос, прежде чем ответить. — Думаю, я мог бы
поесть. А ты?
— Да. Давай сходим за чем-нибудь.— Я подхожу к нему, беру его за руку, готовая
идти, куда бы ни привел нас этот мир. Наверное, в отель за моей машиной. — Куда ты
хочешь пойти потом? Ты сможешь приехать посмотреть на мое новое жилье? О, тебе
нужно заранее сообщить своему надзирателю по условно-досрочному освобождению? —
Увидев выражение его лица, я добавляю. — Я знаю, я знаю. Я и мои вопросы.
— Все в порядке. Мне вроде как нравятся твои вопросы.
Я улыбаюсь, и мы начинаем медленно идти по тропинке. Все выглядит намного ярче,
чем раньше. Может быть, это просто ощущение того, что я по-настоящему свободна.
Свободна любить его.
Свободна от своих родителей.
Пройдя еще пару шагов, я дергаю Джейкоба за руку, чтобы остановить его. —
Подожди. — Он поворачивается ко мне, приподняв бровь. — Скажи мне еще раз... скажи
мне, что ты любишь меня. На этот раз без прощания.
Его губы слегка подергиваются, прежде чем, наконец, сдаться и расплыться в одной из
его редких улыбок. А потом его рот врезается в мой.

Эпилог
Джейкоб, девять с половиной лет спустя

Мне требуются все силы, что у меня есть, чтобы не войти в ванную и не вытереть
слезы, которые Реми сама вытирает со своих щёк, когда я вижу ее через щель в двери. Я
знаю, она пытается скрыть их от меня, пытается скрыть свою сердечную боль.
Поэтому я остаюсь сидеть здесь, на краю кровати, наблюдая, как она хватается за
столешницу, пытаясь взять себя в руки. Меня до сих пор убивает, когда я вижу ее слезы.
Но, честно говоря, прямо сейчас я пытаюсь скрыть от нее свое собственное разбитое
сердце.
Когда она выходит из ванной, она начинает плакать снова, когда видит, что я сижу
здесь. Я пытаюсь послать ей успокаивающую улыбку, но, черт возьми, она, должно быть,
видит меня насквозь, потому что меняет курс и направляется прямо ко мне.
Встав между моих ног, она обхватывает мою голову руками и прижимает ее к своему
животу.
 На краткий миг, когда я поднимаю руки и провожу ими по изгибам ее тела, мне
становится интересно, растет ли внутри нее прямо сейчас маленькая частичка меня.
Драгоценная жизнь, которая только и ждет, чтобы оказаться в наших руках.
Уголки моего рта подергиваются в попытке изобразить улыбку при одной мысли об
этом, такое приятное отвлечение от боли.
— Это просто так несправедливо, — всхлипывает Реми, не в силах скрыть свои
эмоции в голосе.
— Я знаю, милая. Но мы с самого начала знали, что так и будет. — Я провожу рукой
вверх и вниз по ее спине, двигаясь круговыми движениями.
— Я знаю, я просто... — Она делает глубокий вдох и отпускает. — Я просто подумала,
что, поскольку осталось всего две недели, они будут более снисходительны. Ты
понимаешь?
Я знаю, она так думала. Но я стараюсь никогда не позволять себе слишком
обнадеживаться, когда дело доходит до подобных вещей.
— Все в порядке. Еще две недели, и мы сможем начать оставлять все это позади.
Верно?
Реми была моим подарком, бесценной наградой за все несправедливости, с которыми я
сталкивался. Она была всем хорошим в моей жизни... вплоть до событий, произошедших
пять лет назад.
Она отстраняется, глядя на меня сверху вниз своими глазами, наполненными всей
любовью в мире. И этот взгляд, направленный прямо на меня, заставляет меня
чувствовать себя самым счастливым сукиным сыном в мире, несмотря на все это дерьмо.
— Две недели, — шепчет она, поглаживая ладонью мою щеку.
Момент нарушается, когда в следующую секунду меня толкают вперед, и две
маленькие ручки обхватывают меня за шею. К счастью, я удерживаюсь от того, чтобы не
упасть вперед и не сбить Реми с ног.
— Хэй, Поппи.
Заведя руку за спину, я подхватываю свою малышку и сажаю ее к себе на колени.
— Поппи, — ругается Реми. — Ты уже растрепала свои волосы. — Мы с дочерью
обмениваемся взглядами широко раскрытых глаз, прежде чем она начинает хихикать, а
Реми идет за расческой. — Я собираюсь заплести две косички, они не должны
растрепаться. Сиди смирно у папы на коленях.
Я наблюдаю, как Реми начинает расчесывать темные волосы Поппи, которые так
похожи на волосы ее матери. Помимо цвета ее глаз, которые точно такие же, как у меня,
она точная копия Реми, вплоть до ее большого золотого сердца.
— Ты готова к своему первому дню в школе?
— Ага, — отвечает она, подпрыгивая, и заставляя Реми положить руку ей на плечо в
молчаливом предупреждении. Затем, как будто что-то вспомнив, ее взволнованная улыбка
превращается в подобие надутых губ. — Почему ты не можешь пойти с нами посмотреть
мой класс?
Эта трещина в моем сердце расширяется еще немного, когда я вижу печаль в ее глазах.
Я провожу рукой по первой готовой косе и изо всех сил стараюсь одарить ее беззаботной
улыбкой.
— Я действительно хотел, Попс, но сегодня утром мне нужно покататься на лодке с
дядей Кэмпбеллом.
Складка между ее бровями становится глубже, а нижняя губа опускается еще ниже.
Дерьмо. Мне бы не хотелось, чтобы это прозвучало так, будто она была недостаточно
важной персоной, чтобы я мог пропустить рыбалку.
Мы сделали так, что следующие две недели мы с Кэмпбеллом будем кататься на лодке
по утрам, чтобы нам не пришлось лгать о том, почему мне не разрешили ходить в школу.
Я ненавижу, что не могу пойти с ней этим утром. Держать ее за руку, пока мы ищем ее
парту. Наблюдать, как она заводит одного-двух новых друзей.
 Но знание того, что через две недели меня, наконец, вычеркнут из этого гребаного
списка насильников, что ж, это то, что поддерживает меня, и это заставляет меня тянуться
вперед, чтобы пощекотать мою маленькую девочку, вызвав у нее еще несколько смешков
и перевернув ее хмурое выражение лица с ног на голову.
— Папа! — Когда улыбка снова начинает спадать, я прибегаю к другой тактике.
— Дядя Кэмпбелл каждое утро проводит за рулем час, и если я заставлю его ждать еще
немного, он станет большим занудой. — У меня нет проблем с тем, чтобы бросить
Кэмпбелла под колеса автобуса. Она любит его почти так же сильно, как любит меня, и в
ее глазах он не может сделать ничего плохого.
Конечно, это работает, и она кивает.
— Мама собирается сделать для меня много-много фотографий.
— Может быть, я даже смогу включить ФейсТайм, — добавляет Реми. — Тогда все
будет так, как будто он прямо там.
— Да!
— Тогда, может быть, после школы мы сможем поесть мороженого на пляже и
поискать красивые ракушки, — говорю я, дергая за кончик одной косички.
Ее глаза широко раскрываются от волнения, и она бросается ко мне, чтобы обнять.
— Сегодня будет самый лучший день. — Она прижимается ко мне еще теснее. — Я
люблю тебя, папочка.
И вот так просто все снова становится хорошо.
Боже, эти две женщины точно знают, как растопить меня изнутри. Я закрываю глаза,
прижимая ее маленькое тельце к своему.
За эти годы было много трудных времен, но я не могу отрицать, что было и много
хорошего.
А потом были времена, много лет назад, когда мы вернулись в наш старый город
вскоре после того, как меня выписали из больницы, чтобы я мог заняться своим домом, и
Джолин появилась у моей двери, подошла ко мне и упала в мои объятия, плача и умоляя о
прощении.
После нескольких долгих, напряженных мгновений с моей стороны я сказал ей, что
прощаю ее. Но я не думаю, что она простила себя так же быстро.
— Я тоже люблю тебя, Поппи.
Со временем я пришел к пониманию, что, когда мы страдаем от боли и чего-то
плохого, нам нужно сохранить часть этого при себе, чтобы, когда придет хорошее, мы
распознали его таким, какое оно есть, и по-настоящему оценили. Мы будем беречь его и
лелеять.
Снова открыв глаза, я вижу, что Реми прислонилась к дверному косяку ванной и
наблюдает за нами, вытирая очередную слезу. И теперь я действительно думаю и надеюсь,
что она снова беременна. В последнее время она определенно стала более эмоциональной.
Я задерживаю ее взгляд поверх макушки Поппи, которая прислоняется к моей груди, и
через мгновение этот счастливый момент прерывается, когда снаружи раздается сигнал
клаксона.
Поппи в мгновение ока соскакивает с меня и устремляется к двери. — Дядя Кэмпбелл
здесь! — А потом она убегает.
Качая головой, я встаю с кровати и подхожу к Реми. — Если бы я не знал, что он
подкупает ее конфетами, я бы приревновал.
Тихий смешок, который она издает, полон веселья, когда я заключаю ее в свои
объятия. — К тому же, ты очень хорошо знаешь, что ты ее любимчик... и мой.
— Я знаю это. — Уткнувшись носом в ее шею, я улыбаюсь, касаясь ее кожи. — И вы
тоже мои любимые. Мои самые лучшие.
— Мм, — промычала Реми. — Значит, ты все еще не думаешь, что я помешанная,
заполняющая пространство в твоей жизни? — Спрашивает она, имея в виду один из
наших самых ранних разговоров много лет назад. Я слышу улыбку в ее голосе.
 — Думаю. — Когда она начинает толкать меня в знак протеста, я прижимаю ее к себе
и начинаю смеяться. Затем, становясь более серьезным, я добавляю. — Ты заполняешь все
лучшие места в моей жизни, Реми. И в моем сердце. Я люблю тебя.
Я чувствую, как она снова растворяется во мне.
И поскольку я хочу отвлечь ее от плохих мыслей, я начинаю целовать нежную плоть
ее шеи, скользя губами по ее коже, пока не добираюсь до ее рта. Затем я прижимаюсь к ее
губам и целую ее так же страстно и глубоко, как всегда.
Она была моим первым поцелуем, и она будет моим последним.
Только она.
Я все еще такой же изголодавшийся по ней, как и всегда. На самом деле... — Я
изголодался по твоей киске, — шепчу я, отстраняясь. — Может быть, мне стоит
задержаться.
— Джейкоб! — Реми выдыхает что-то невнятное. — Мы оба должны идти. А Поппи и
Кэмпбелл как раз внизу.
Несмотря на то, что она сказала, ее тело все еще выгибается навстречу моему, ее карие
глаза полуприкрыты, и она облизывает губы. Губы, от которых я не могу держаться
достаточно далеко, чтобы не пробовать их снова и снова.
Схватив ее за бедра, я притягиваю ее ближе, чтобы она прижалась ко мне. Позволяю
ей точно почувствовать, как сильно я ее хочу.
— Эй, Джейк! Я нашел здесь обезьянку. Я думаю, она твоя! — Голос Кэмпбелла,
сопровождаемый хихиканьем Поппи, разносится вверх по лестнице, резко обрывая наш
момент.
Прижимаясь лбом к ее лбу, я смеюсь. — Думаю, мне придется подождать, пока мы не
вернемся. — Затем, в последний раз прикусив ее губу, я отстраняюсь, улыбаюсь, глядя в
ее затуманенные глаза, а затем подмигиваю, прежде чем направиться к двери спальни.
Прежде чем я успеваю пройти через нее, Реми снова заговаривает. — Не думай, что я
не знаю, что ты делаешь. — Вопросительно приподняв бровь, я наблюдаю, как она
подходит ко мне. — Заводишь меня так, что я отвлекаюсь, думая о твоих губах на мне.
— Это сработало?
Она двигается так, что оказывается прямо передо мной, а затем проводит рукой вверх
по моему прессу, по груди и по задней части шеи. Затем она тянет мою голову вниз, пока
она не оказывается всего в дюйме от ее рта.
— Абсолютно. Но просто, чтобы ты знал, не ты один будешь ждать своего
возвращения.
Едва коснувшись языком моей губы, она отстраняется, подмигивает мне, а затем
поворачивается и направляется к лестнице, оставляя меня приводить себя в порядок.
С улыбкой на лице я спускаюсь вслед за ней по лестнице, чтобы быть с людьми,
которых я люблю больше всего. Людьми, которых я люблю всем своим сердцем.