Рассказы.

Выпуск
7. Час пробил
Крафтовый литературный
журнал «Рассказы»

Издательские решения
По лицензии Ridero
2020
УДК 82-3
ББК 84-4
Р24

Авторы: Савощик Олег, Графомен, Сорокин Алексей,

Тарасов Сергей, Миллер Андрей, Мокин Антон
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Рассказы. Выпуск 7. Час пробил : Крафтовый литературный

Р24 журнал «Рассказы» / Олег Савощик [и д. р.]. — [б. м.] :
Издательские решения, 2020. — 158 с.
ISBN 978-5-0051-0416-8 (т. 7)
ISBN 978-5-0050-8844-4

В жизни борьба со злом чаще всего оказывается навязана со стороны. Не вы-

звана благородными мотивами, не устлана благими намерениями. Для одних
она — работа, у других отсутствует выбор. А кто-то приравнивает её к искупле-
нию. Когда придёт время, ни у кого не получится остаться в стороне.
Где бы вы ни находились — в мире мстительных призраков, в бесконечном
комплексе панельных хрущевок или наверху марсианского купола — нагрянет
миг, когда покою придет конец.

УДК 82-3
ББК 84-4

18+ В соответствии с ФЗ от 29.12.2010 №436-ФЗ

ISBN 978-5-0051-0416-8
ISBN 978-5-0050-8844-4
 Олег Савощик
Обрыв

Стрелки показали начало двадцатого. Меньше трех часов

до отбоя. Почти одиннадцать до новой смены. Потом личное
время и снова отбой.
Восемь часов работы.
Восемь часов бытовых забот.
Восемь часов сна.
Вчера Самосбор забрал парнишку из сборочного цеха. Зна-
чит, к моей выработке накинут еще. Естественно, без доплаты.
Десять часов работы.
Семь часов бытовухи.
Семь на сон.
Глухой удар из глубины перекрытий заставил отвлечься
от проклятого циферблата, в котором сосредоточилась вся моя
жизнь. Я посмотрел на улицу сквозь заляпанное стекло един-
ственного в блоке окна.
Работа, скука, сон. Иногда вой сирен и щелчки гермозатво-
ров.
Повторить.
Я не жалуюсь, все так живут. Но иногда просто хочется по-
сидеть у окна, покурить, даже если по ту сторону лишь заве-
шенный дымкой бетон да глухая стена в десятке метров на-
против.
Затушив бычок о треснувший край подоконника, задумчи-
во покрутил в руке последнюю пачку. Шершавый, приятный
на ощупь картон еще не успел помяться в кармане, яркая на-

3
клейка и зазывно торчащий язычок тонкой фольги словно на-
мекали: одной сигареты в такие моменты мало. Но пачка по-
следняя, а ежемесячных талонов на курево ждать четыре дня.
Опять придется стрелять у мужиков или искать барыгу че-
рез «ГнилоНет».
Махнув рукой на эту мысль, я снова чиркнул спичкой.
— Ты коммунистом был? — Мужчина, стоявший на коленях
неподалеку, достал голову из мусоропровода и повернулся ко
мне. — А? Был?
— Я и сейчас коммунист, — бросил я.
Конечно, коммунист, будто у меня есть выбор! А за другие
речи можно и от ликвидатора пулю схватить.
— Во! Я и говорю — иные сюда не попадают! Все верили
и строили этово, как его? Будущее светлое, равное для каж-
дого. А вон чего понастроили. И сюда попали. Бесконечная
хрущевка, где у всех поровну и жизни, и смерти. Ад это, го-
ворю тебе, ад для всякого коммуняки. — Мужик закончил та-
рабарщину и снова засунул бритую макушку в люк мусоро-
провода.
Что он там делает, я не знал и, по правде, знать не хотел.
Лелик — очередной безумец, проигравший разум в стенах Ги-
гахруща. Работа, сон. Оставшееся время мы либо забиваем
рутиной — от хлопот по дому до бессмысленного просмотра
передач по ящику — либо задаем вопросы без ответов. Пока
наше здравомыслие не сойдет с рельс, утратив последнюю
связь с реальностью.
Если Самосбор не опередит.
В коридоре послышались торопливые шаги. Я хорошо
изучил этот путь, как и всякий, кто хочет успеть к гермоза-
творам жилого блока вовремя. Сто метров по обшарпанному
полу, направо еще десять. Дверь на лестницу, два проема
вверх, еще семьдесят метров. Меньше трех минут на все,
и если сорваться с места в первые секунды тревоги — оста-
нешься жив.
— Так и думал, что найду тебя здесь. — Дима даже не запы-
хался. — Серег, у нас ЧП.

4
 Я протянул ему тлеющую сигарету, как раз на одну затяжку
осталось. Пускай дым в его легких отсрочит новость хоть
на мгновение. Почему я должен знать это сейчас? Не хочу.
Это не сирены, значит, ЧП подождет еще секунду.
— Лифт оборвался.
Вот это действительно хреново. Старые механизмы часто
ломались, кабины застревали, а ремонтников порой приходи-
лось ждать неделями. Но обрыв… Починка может затянуться
от нескольких месяцев до бесконечности.
С неисправным лифтом плохо, без него еще хуже: следую-
щий только на семнадцатом, а значит, одиннадцать этажей
придется топать пешком. Каждый день.
Но лицо брата казалось серее обычного, и стало понятно —
он не договорил.
— Кто там был? — чувствуя мерзкий холодок за ребрами,
спросил я.

***
Из полуоткрытой двери нашей комнаты доносился приглу-
шенный плач:
— Что я мужу скажу? Он в две смены работает, только бы я
могла за детьми смотреть. А я… не досмотре-е-е-ла!
— Ну тише, тише, девочка моя.
— Ведь запрещала подходить к лифту без взрослых!
Решил не мешать им. В потертый халат тети Поли хоть раз
да заходила поплакаться каждая женщина нашего этажа. Тетя
не откажет, всегда найдет слова, подставит плечо.
Славка и Катя, брат с сестрой, единственные, чей смех
слышался в этих стенах. Еще вчера я выходил прикрикнуть
на ребят за то, что лупили резиновым мячом в гермодверь
нашей квартиры. Какого черта они делали в кабине? Игры
играми, но страшилки о несчастных, которые застряли меж-
ду этажами во время Самосбора, здесь всякий учит с дет-
ства.
На кухне Вова ковырялся серыми от пепла пальцами в бан-
ке с бычками.

5
 — О! Мужики! Угостите дядю сигаретой, — мужчина вытер
руку о свою неизменную тельняшку.
— Пошел в жопу, Вовчик, — огрызнулся Дима.
— Ты че, сука? Ты как с ветераном разговариваешь? Я вое-
вал! — тельняшка вскочил, едва пошатываясь.
Как сюда занесло бывшего ликвидатора с верхних этажей,
никто толком не знал. Сам он предпочитал отмалчиваться,
а мы не лезли с расспросами. Одни приходят, словно ниоткуда,
другие пропадают. Дело привычное.
О прошлом Вовы можно догадываться лишь по химическо-
му ожогу: левая часть лица и шеи превратилась в безобразное
месиво застывшей, будто кровь на морозе, плоти. Еще по же-
лезяке вместо руки.
— Опять нажрался. — Дима скривился. — Я видел утром Ир-
ку, у нее весь нос распух. Когда ты уже человеком станешь,
падла?
— Можно подумать, кто-то здесь остался человеком. Сига-
рету зажали, — буркнул Вова, усаживаясь на место. Расшатан-
ная табуретка жалобно скрипнула под его задом в дырявых
трениках. — Сами вы в жопу идите, щенки. Пиструн еще
не вырос, так с дядей разговаривать.
Вовчик мог бы поломать нас с Димкой одной, что говорит-
ся, левой. Лично видел, как его протез гнет пятисантиметро-
вые трубы, словно картонные. Но сейчас барыга, видимо,
опять запоздал с новой батареей, и железяка бесцельно болта-
лась лишним грузом.
— Вы уже позвонили? — я запоздало спросил Диму, решив
больше не обращать внимания на тельняшку.
— Конечно. Ответ — как обычно: бригада будет в течение
пяти дней.
— Уверен, что обрыв?
— Сам слышал. Скрежет страшный и этот грохот издалека,
в самом низу… такое запомнишь. Я со смены вышел счетчики
проверить, а мать их рядом была, мусор выносила. Она тоже
слышала.
В коридоре стукнул гермозатвор.

6
 Алина разулась на ходу, привычно разбросав по углам
обувь, прошла на кухню и уселась на свободную табуретку ря-
дом с хмурым Вовой. Вытянула ноги в драных колготках.
— У-у-у, наконец-то. Как же болят, — выдохнула она. —
Опять лифт стал?
— Оборвался, — я покачал головой.
— Ого! Зараза, теперь до семнадцатого пешком топать.
Девушка работает на семидесятом, у нее на одну пересадку
больше, чем у меня. Немудрено, что наши первые мысли сов-
пали.
— Лин, там были дети. Славик с Катькой.
— Это плохо, — спустя секундное молчание. — Вы пожрать
не грели?
Я всмотрелся в ее лицо, бледное и неподвижное. Большие
глаза скрывали за голубизной холодную глубину, темнее шах-
ты лифта. Нет, я не ждал дрогнувших губ, тем более не ждал
слез. На этажах редко увидишь сострадание.
Но все-таки что-то неправильное в самом вопросе царап-
нуло нерв. Почему, Алина? Ты ведь младше меня, ты видела
меньше боли, меньше смерти, неужели все, что ты можешь
спросить — разогрет ли твой сраный паек?
— Ай, ладно, — девушка встала и прошлепала босиком к хо-
лодильнику. Достала тюбик биоконцентрата. — Так поем. Ко-
гда их, кстати, будут доставать?
— Мы не знаем, назвали дежурные пять дней.
— А как они там пять дней просидят, не сказали? — Алина
откупорила тюбик, выдавила немного смеси в рот и вернулась
на табуретку.
— Лин… — Дима подбирал слова. — Если лифт сорвался
с шестого этажа, а мы знаем, что там еще минимум один под-
земный… Падая с семи этажей, никто не выживет, Лина.
— Потому вы и дураки, что позвонили, — подал голос Вов-
чик. — Эту рухлядь все равно никто чинить не будет, за малы-
ми тоже не полезут. О них вообще можно было промолчать,
а мамаша продолжала бы получать усиленный паек за отпрыс-
ков…

7
 — Ну ты и урод. — Алина оторвалась от тюбика.
Почему мы терпели сожителя нашей соседки, алкаша и де-
бошира? Вряд ли кто-то сможет ответить внятно. С одной
стороны, чем меньше лезешь в дела соседей, тем дольше про-
живешь. С другой — шансы протянуть на этаже напрямую за-
висят от всех его жителей.
Ира пахала на двух работах, чтобы обеспечить хахаля, тер-
пела побои, все глаза выплакала в объятиях тети Полины.
А потом целовала Вовчика в небритую щеку и щебетала нарас-
пев, какой он хороший. И глаза бы выцарапала, посмей кто до-
нести о дерзком соседе чекистам.
К тому же, когда протез работал исправно, Вовчик порой
демонстрировал полезность. Несмотря на пропитые мозги
и единственный уцелевший глаз, мужик хорошо разбирался
в технике, чинил всякое по мелочи, следил за исправностью
гермодверей.
А собранный из говна и палок самогонный аппарат позво-
лял выменивать у спекулянтов весьма полезные штуки для
всего этажа. Правда, судя по запаху, дерьмо Вовчик использо-
вал и как сырье для своей выпивки.
— Сама урод! — изящно парировал тельняшка.
— Подождите. То есть вы думаете, они погибли? Но я слы-
шала…
— Что? — мы с братом переглянулись.
— Слышала писк, как плач. Из шахты. Сначала подумала,
показалось. Потом решила, что слизь поет или датчики на Са-
мосбор не сработали. Даже принюхиваться начала.
— Уверена?
И прежде, чем девушка успела кивнуть в ответ, мы с Димой
бросились к гермодвери.

***
— Слышишь что-нибудь?
Из шахты пахло сыростью и железом. Тусклое аварийное
освещение выхватывало из тьмы обрывок троса.
Щелк — и заморгали оранжевые лампочки.

8
 Щелк — и темнота вновь залила колодец.
Щелк…
— Ничего я не слышу. — Луч моего фонарика едва доставал
до крыши кабины в самом низу. Вроде целая, а не груда об-
ломков. — Может, ей послышалось?
— А если нет, Серег? Если они выжили? Никто не приедет
раньше…
Лифтер — профессия уважаемая. И редкая. Никто не знает
точно, сколько шахт обслуживает одна бригада: десятки? сот-
ни? И в каждой что-то ломается. Заявка на обрыв будет обра-
батываться в штатном режиме. Если дети выжили, есть ли
у них столько времени?
— Ау-у! Э-э-эй! Слышите меня? — рвал я горло, но получил
лишь эхо в ответ.
Дима смотрел на меня. Старший брат — он ждал моего ре-
шения. Знал, всем остальным на этаже плевать. И хотел, чтобы
я сказал первым.
Чего хотелось мне? Два часа до отбоя. Десять часов до но-
вой смены. Мои ноги все еще гудят, я голодный, а Лина, скорее
всего, сейчас тратит последнюю воду из дневного лимита,
и спать придется ложиться немытым.
Щелк — свет.
Щелк — тьма.
— Веревка в кладовой. Должна меня выдержать. Какая у нее
длина? — я чиркнул спичкой. Не время экономить на куреве.
— Метров двадцать, может чуть больше. — Глаза Димы
и правда загорелись, или огонек моей сигареты отразился
в его зрачках?
— Должно хватить. Но для подстраховки лучше лезть с чет-
вертого.
Самосбор двухцикличной давности — самый крупный
на моей памяти. Тогда он длился больше двух суток и спустил-
ся с шестого этажа на первый. Еще пару дней ликвидаторы за-
чищали последствия. Но даже они не смогли справиться с тем,
что осталось внизу. Лестничную клетку на трех этажах залили
пенобетоном, а вот шахту лифта почему-то не стали трогать:

9
лишь перенастроили управление кабиной, ограничив доступ
к зоне отчуждения. Если там и оставались выжившие, об их
судьбе можно только догадываться.
По возвращении Дима сразу же зарылся в кладовку — мир
вещей, нужду в которых никогда невозможно предугадать:
завтра или через тридцать циклов. Железные баночки со все-
возможными гвоздями, шурупами, винтиками и гаечками со-
седствуют с разбросанными в случайном порядке молотками,
плоскогубцами, отвертками, гаечными ключами всех видов
и железяками неизвестного назначения. А еще заляпанные
тюбики с клеем, затвердевшие кисточки, лак и морилка… В уг-
лу даже стоят две рассохшиеся доски с загнутыми носами: ста-
рожилы называли их лыжами, но все позабыли, для чего они
нужны.
— Чем вы там громыхаете? — поинтересовалась тетя
из кухни, дымя самокруткой.
Я подошел к плите, сделал глоток прямо из чайника. Щелк-
нул засов ванной, и мимо прошмыгнула Алина в прилипаю-
щей ночнушке на мокрое тело. Я не успел ее рассмотреть,
слишком быстро захлопнулась дверь комнаты. Интересно,
осталась ли еще вода?
— Полин, ну дай хоть затянуться, — простонал Вовик. Быв-
ший ликвидатор сидел там же, где мы его оставили, и, каза-
лось, дремал, прислонившись к пожелтевшим обоям.
— Что вы задумали? — женщина проигнорировала тель-
няшку, внимательно смотрела на меня сквозь дым.
— Кабина выглядит целой. Дети могут быть еще живы. — Я
допил едва теплую жидкость из носика. — Мы спустимся. Где
их мать?
— Я дала ей своего лекарства, поспит на моей кровати, пока
муж не придет. — В хриплом голосе Поли пропал даже намек
на ту теплоту, с которой она утешала несчастную. — Вы слы-
шали что-нибудь?
— Нет. Алина слышала.
— Ей могло показаться. Скажи на милость, как можно уце-
леть при падении с такой высоты?

10
 Я пожал плечами.
— Ловители, — сказал Вова, не открывая глаз. — Под каби-
ной есть такие штуки, называются ловители. Когда лифт пада-
ет, их зубья вгрызаются в направляющие. Все дело в тросе
ограничителя скорости…
Вова уже собрался было показывать на пальцах единствен-
ной руки, но икнул и передумал.
— Ай, что объяснять тупицам.
— Не сработали твои ловители. Мы видели кабину.
— Пацан, там у всех узлов срок службы двадцать пять цик-
лов. То есть они износились еще при твоей прабабке. Ясен
пень, ничего не работает как надо. Поздно схватились, или зу-
бья повырывало, или направляющая посыпалась, да что угод-
но. Я к тому веду: если не сработали как надо, не значит, что
не сработали вообще.
— Не остановили, но послужили тормозом. Оттуда и гро-
хот, — пробормотал я под нос.
— Угу. — Вова встал и поплелся в свою комнату, придержи-
вая правой рукой неработающий протез, чтобы тот не цеплял-
ся за дверные косяки.
— Нашел! — с толстым мотком веревки на плече мимо тель-
няшки протиснулся Димка. В руке он поигрывал фомкой,
из кармана гимнастерки торчала пара ватных перчаток.
— Сядь. — Полина смотрела на меня и обращалась ко мне,
будто не ее родной сын нетерпеливо топтал линолеум ря-
дом. — История твоего отца ничему тебя не научила?
— Может и научила бы, расскажи ты мне ее полностью, —
огрызнулся я. — Хоть раз.
— Тебе достаточно знать, как все закончилось. Он полез по-
могать, когда его об этом не просили. И погиб.
Точнее, его расстреляли ликвидаторы. Я невольно покосил-
ся на дверь Вовчика.
— Хочешь так же?
— Разве ты не тем же занимаешься, тетя? Помогаешь сосе-
дям.
— Помогаю, — женщина затушила бычок. — Помогаю лас-

11
ковым словом. Советом. Горькой настойкой, наконец.
Но не лезу в чертову шахту! Ты понимаешь, что там мог оста-
вить Самосбор? Понимаешь, что ниже четвертого этажа —
вечный карантин? И что делают с теми…
— Мама, мы все понимаем! И мы пойдем, — твердо пере-
бил ее Дима. Я мысленно поблагодарил брата за шаг, который
она не ждала.
Женщина дернулась, будто невидимый порыв ветра ударил
ей в лицо, и тяжело опустилась на свободную табуретку. До-
стала из недр халата бутылочку с настойкой, капнула пару баг-
ровых, почти черных капель на язык. Мы воспользовались за-
минкой, чтобы уйти.
Я уже собирался захлопнуть за собой гермодверь, как нас
окликнули:
— Эй, щеглы! Вы и вправду за малыми полезете? — бритая
Вовина башка высунулась из комнаты.
— Тебе какое дело?
— Ты пасть прикрой да сюда идите. Покажу чего.
Берлога тельняшки встретила нас запахом скисших носков.
Но даже тусклого свечения телевизора хватало, чтобы разгля-
деть порядок в комнате. Я похвалил Иру про себя: молодец ба-
ба, успевает впахивать за двоих, да еще чистоту поддержи-
вать.
— Вовик, мы торопимся.
— Да щас, погоди ты. — Мужчина встал на колени и выта-
щил из-под койки пыльный чемодан.
Щелкнули застежки.
— Черт его знает, что там Самосбор оставил. Тебе сгодится.
Я развернул протянутый сверток.
— Халат химзащиты? Откуда? — вытаращился Дима.
Сосед промолчал. Такие носят только ликвидаторы да неко-
торые сотрудники НИИ. Редкая вещь. Дорогая. Вова, видимо,
прихватил с предыдущей работы.
— И что ты хочешь за него? — я подозрительно покосился
на бывшего вояку.
— Курить дай.

12
 Я достал из пачки сигарету, положил себе в карман. Осталь-
ное протянул Вове. Выжидательно посмотрел на него — слиш-
ком уж неравноценный получается обмен.
Тельняшка встал и сразу прикурил. С удовольствием кряк-
нул, сделав две большие затяжки подряд.
— Хочу еще, чтобы внизу вы головой думали.
— Слабо верится, что ты так о нас заботишься, — прищу-
рился Дима.
— А я не о вас, дураках. Слушай. — Вова серьезно посмотрел
мне в лицо. На миг его взгляд показался даже трезвым. — Если
что-то успело проникнуть в кабину… Присмотрись к детям,
прежде чем тащить их сюда. Обрати внимание на любые
странности. И проверь слюну.
— Слюну?
— Будет коричневый оттенок, и завтра у малого слизь пой-
дет из всех отверстий. Послезавтра на этаже не останется вы-
живших. Это относится ко всем странностям: сыпь, язвы, на-
росты на коже. Необычное поведение…
Я не стал уточнять, какое поведение считать обычным для
напуганного, возможно раненого ребенка.
— Не спрашиваю, получится ли у вас их вытащить.
Но очень интересно, хватит ли ума оставить.
— Пошел ты, Вовик… — бросил Дима севшим голосом. Все
понимали, тельняшка прав. И от правоты этой становилось
тошно.
— Повидайте с мое, салаги, — огрызнулся Вова и сел на ку-
шетку. Прикурил вторую от бычка. С минуту в комнате трещал
лишь телевизор.
Минуты. Сколько их так утекает впустую, на сомнения
и страхи, когда время действовать?
— Великоват как-то… — я набросил плащ и осмотрел се-
бя.
— Вот дурень. Затягивается же. Здесь и вот здесь. И тут еще.
Во-о-от. Другое дело!
Плотная легкая ткань почти не стесняла движения, хорошо
прилегая к телу.

13
 — Спасибо, — кивнул я.
— Это с возвратом, ты не думай. — Ударом ноги Вова от-
правил чемодан обратно под кровать. — И еще: будете тре-
паться, что это я вам дал, зенки выдавлю!

***
Щелк — свет.
Щелк — тьма.
«ЖИТЕЛЬ, ПОМНИ! САМОСТОЯТЕЛЬНО ВЫБИРАТЬСЯ
В ШАХТУ ЛИФТА ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!»
Я успел забыть, когда и как эта листовка появилась в ка-
бине. Но каждый раз по пути на работу непроизвольно вчиты-
вался в поблекшие от времени буквы.
Щелк — вдох.
Щелк — выдох.
Воспоминания о спуске ограничились проклятым звуком
ламп. Помню, как пришли на четвертый, как Димка вскрыл
фомкой двери шахты. Как мы обвязывались веревкой. Дальше
лишь высота и дыхание по щелчку. Остается только догады-
ваться, сколько времени я судорожно цеплялся за торчащую
из бетона арматуру, которую лишь безумный архитектор этого
места мог назвать лестницей, пока брат медленно стравливал
веревку руками в толстых рукавицах.
Дрожь постепенно покидала скрюченные пальцы, дыхание
возвращалось в норму. Голову мгновенно засыпало вопроса-
ми. Разбираться решил по порядку:
— Где твоя сестра?
Слава вжался в стенку кабины, прямо под листовкой с пре-
дупреждением, и таращился на меня. Пыль, сопли и слезы
смешались в грязные разводы на бледном лице ребенка. Хотел
что-то сказать, да, видимо, выражение моей физиономии пу-
гало его даже больше, чем это место.
— Пацан, ну ты чего? Это же я!
— Дядя Сергей! — вот и новая порция слез.
— Ну, не хнычь, — я подсел к мальчику. Он протянул ручон-
ки, вжался в мой халат. — Ты как?

14
 Тихие всхлипы в ответ. Я отстранился, чтобы рассмотреть
его получше: коленки сбиты в кровь, на лбу ссадина, будет
шишка. Больше ничего, кожа чистая, цвет глаз нормальный.
Задрал тонкую рубашку, повернул — тоже чисто.
— Сильно болит?
Отрицательный кивок.
— Где Катя?
— Мы пошли посмотреть этаж. — Славка шмыгнул носом. —
У нас быстро кончились спички. Я испугался и побежал обрат-
но… а Катька… заблудилась.
Я заглянул в темноту проема. Уровень этажа оказался всего
на двадцать сантиметров выше, чем кабина лифта. Похоже,
ловители действительно отчасти сработали, затормозив паде-
ние.
— Как вы открыли двери?
— Не мы, — мальчик пожал костлявыми плечами. — Снача-
ла был грохот, потом нас подбросило, Катька даже подбородок
разбила. А когда открыли глаза, двери уже так были.
— Ла-а-адно, — протянул я, собираясь с мыслями. — Вот как
мы поступим. Я сейчас обвяжу тебя этой веревкой и подсажу
к люку, чтобы ты мог выбраться на крышу. Будешь ждать меня
там, понятно? А сам пойду искать твою сестру. Если меня дол-
го не будет, кричи наверх и лезь по лестнице. Там дядя Дима,
он будет тянуть веревку, и ты не упадешь. Хорошо?
Слава кивнул. Когда я посадил его на крышу, несколько раз
щелкнул фонариком, подавая брату сигнал через открытый
люк: «все в порядке, жди».
— Я скоро вернусь, Славка, слышишь? Потерпи еще чуток.
Тьма этажа дохнула на меня сыростью. Я постоял с мину-
ту, принюхиваясь в попытке различить характерные для Са-
мосбора запахи. Но не заметил ничего подозрительного. Луч
фонарика пробежался по низким потолкам и серым стенам.
Бетонные кишки узких коридоров расходились от лифта в че-
тыре стороны.
Я прошел в случайном направлении десять шагов. Снова
развилка. Не похоже на жилой этаж, скорее подвал с лабирин-

16
том проходов и тесными каморками. Вернулся обратно и по-
шел в другую сторону. Пока мне не встретилось ни коричневой
слизи, ни других последствий Самосбора. А вот и то, что я ис-
кал! Обгоревшие спички станут моими хлебными крошками.
Как дети сами до такого не додумались? Им больше не читают
сказок?
Сначала до меня долетел звук глухих ударов. Словно кто-то
методично бил резиновым мячом о пол. Я даже представил,
как скачет грязно-красный шар с двумя синими полосками.
Слава и Катя постоянно таскали за собой эту самую популяр-
ную в Гигахруще игрушку. Странно только, что девочка реши-
ла поиграть сейчас, одна в полной темноте.
Я разобрал тихие всхлипы, переходящие в звонкий смех,
будто кто-то пытался плакать и смеяться одновременно. Со-
брался было уже крикнуть, обозначить себя, позвать, но в гор-
ле предательски дрогнул ком. Дух этого места и так обдавал
холодом между лопаток, еще и звуки… Шуметь расхотелось.
Я осторожно продвигался вглубь коридора, находя под но-
гами очередные угольки спичек, пока свет фонаря не коснулся
сидевшей на корточках фигурки. Ее плечи едва заметно содро-
гались.
— Катя?
Девочка оторвала голову от коленок и прищурилась. Я на-
правил луч фонаря в пол и подсел к ней.
— Ты как?
— Мне страшно, я хочу домой. — Тоненький голосок Кати
подрагивал, но ее глаза оставались сухими. Похоже, от испуга
она даже плакала без слез.
— Это ты смеялась?
— Что?
— Я слышал смех.
— Не знаю.
Показалось?
Девочка отстранилась и заглянула мне в лицо, будто видела
впервые.
— Кать, это я, Сергей. Ты чего?

17
 — Забери меня.
— Сейчас пойдем. — Я бегло осмотрел ее. — Ничего не болит?
— Нет.
Похоже, ни царапины.
— Кать, сплюнь, а? — запоздало припомнил напутствие
бывшего ликвидатора.
Ребенок хлопал ресницами в непонимании.
— Просто плюнь на пол.
Девочка снова заканючила, вцепилась в мое плечо.
— Забери-и.
Ну и что с ней делать? Ругать? Лезть в рот? Самому хоте-
лось убраться поскорее от бесконечных коридоров, затхлого
воздуха и гребаного стука мяча. К свету и людям.
По телу прошла дрожь, застряла в поджилках. До меня до-
шло, что я не видел рядом с Катей игрушки. Но продолжал
слышать в темноте.
— Кать, где твой мячик? — тихо, касаясь губами ее волос.
— Там, — детский пальчик тычет в коридор.
— Кто здесь еще? — не слыша своего голоса, только ровное
дыхание ребенка. И мяч.
Прыг-скок. Чуть ближе.
— Не знаю.
Прыг-скок. Еще ближе.
Свет фонарика тонул в бездне, коридор казался бесконеч-
ным.
Прыг.
Рывком закинул Катю на плечо.
Скок.
Еще рывок. До поворота. По сгоревшим спичкам, дальше,
бегом!
Прыг-скок. Отчетливо, громче моего тяжелого дыхания.
Оранжевая вспышка впереди — аварийный сигнал шахты
и наше спасение. Я успел забыть, что кабина ниже, влетел
на полном ходу, едва не разбив головы себе и своей ноше.
Дима со Славкой кричали сверху. Оказалось, мальчик уже
успел подняться самостоятельно. Детей легко напугать приду-

18
манными страшилками, но куда более очевидных опасностей,
вроде большой высоты и расшатанной лестницы, они порой
будто не замечают.
Лезть обратно оказалось проще, чем спускаться. Даже
с вцепившейся в спину девчонкой, крепко привязанной ко
мне веревкой. Хрупкое Катино тельце, почти невесомое на ру-
ках, к середине пути отчетливо дало о себе знать. То ли тя-
жесть в мышцах и сильнейшая одышка отвлекали от пропасти
за спиной, то ли засевший в ушах стук невидимого мяча гнал
выше похлеще тревоги Самосбора.
На четвертом этаже стук остался — то била кровь мне
по вискам. Как только Димка поднял нас и отвязал ребенка, я
лег на месте, прямо на грязный пол. Прислушивался, как боль
от спины и плеч растекается по всему телу.
Рядом сидел Слава, он больше не плакал. Обнимал сестру,
покачивая, как младенца. Катя не сопротивлялась, лишь молча
оглядывалась по сторонам. В сосредоточенном взгляде не чи-
талось страха. Мальчик снова качнулся, из его кармана звякну-
ло о пол что-то металлическое.
— Это что такое? — Дима поднял жестяную банку, покрутил
в руках. — Липкая какая. В солидоле, что ли?
— Мы внизу нашли, в комнате. Там таких до потолка! —
Славка даже руки вверх вытянул.
Я приподнялся, чтобы лучше осмотреть находку. Этикетки
нет, лишь выдавленная на металле надпись:
ГОСТ 5284—84/4

***
«ВСТУПАЙ В РЯДЫ ЛИКВИДАТОРОВ! БУДЕМ БОРОТЬСЯ
С ПОСЛЕДСТВИЯМИ САМОСБОРА ВМЕСТЕ!»
Человек в противогазе одной рукой держит рукоять огне-
мета, другой прижимает к себе растрепанную девчушку. Ни-
кто никогда не видел людей, развешивающих плакаты, ли-
стовки, подбрасывающих буклеты. Равно как никто не знает
их художников. Новые листы появляются регулярно, а старые
не снимают, пока рисунок не выцветет настолько, что его уже

19
нельзя будет прочесть. Или пока хулиганы не пустят на само-
крутки.
Этот появился на лестничной клетке совсем недавно, и те-
перь каждый день мне придется встречаться с нарисованным
бойцом Гигахруща. Образом защитника и палача.
Ноги гудели после рабочей смены. Впереди еще несколько
часов перед ящиком, еда и сон, чтобы завтра все повторилось.
Ход вещей, который ничем не изменить — даже след вчераш-
них событий померкнет в наших головах под гнетом рутины.
Мать спасенных сбивала колени о драный линолеум прихо-
жей, пыталась поймать наши с Димкой руки, чтобы осыпать
поцелуями. Отец минут пять ломал мне кости крепким руко-
пожатием, позже он даже занес блок сигарет и литр разведен-
ного спирта, который выдают всем работникам с реактора.
Пить сложно, но всяко лучше, чем бодяга Вовчика.
Славка сказал, что когда вырастет, хочет быть храбрым, как
дядя Сергей. А мне, храбрецу такому, хотелось сбежать ото
всех на четвертый, к своему подоконнику. Припасть щекой
к окну, выдавить лицом холодное стекло…
— Это что, тушенка? — Дима пялился на вскрытую ножом
банку. Находку брат решил оставить себе, здраво рассудив, что
странные жестянки детям ни к чему.
О тушенке мы слышали лишь в детстве из баек стариков,
но мало кто верил, что она действительно существует.
— Это можно есть? — я осторожно ковырнул рыжеватую
массу. Желудок заурчал, поддакивая: нужно.
Четверо за одним столом: я с братом, тетя и Алина; словно
адепты тайного культа, слепые фанатики, жадно тянущиеся
к лику своего божества, мы с той же жадностью вдыхали запах
мяса, рассевшись вокруг открытой консервы. И, кажется, про-
шла вечность, прежде чем один из нас решился протянуть
ложку.
Пока Ира отсыпалась после суток, а Вова дрых после оче-
редных возлияний, пока в квартире напротив счастливые ро-
дители укладывали спать вернувшихся детей, а весь этаж про-
верял надежность гермозатворов перед сном, мы смаковали

20
каждый кусочек из такой маленькой для четверых консервы,
пока на жести не осталось даже крошечной капли жира.
Вчера мы пили спирт и заедали тушенкой. И готов по-
клясться, в глазах каждого читалось нечто большее закоренев-
шей тоски.
Этаж встретил меня запахом и шипением сварки. Я обогнул
шахту лифта: на закрытых дверях висела табличка «НЕ ОТ-
КРЫВАТЬ». Подумал, что на остальных этажах, скорее всего,
то же самое, и с содроганием погнал от себя мысль: табличка
не остановит нечто, если оно захочет выбраться.
За углом сварщик в маске и рабочем комбинезоне привари-
вал железный щит к нашему АВП-11 — аппарату выдачи пай-
ков. Неподалеку прислонился к стене щуплый мужичок с реде-
ющими волосами, зачесанными назад. На вороте его кожанки
поблескивал значок со скрещенными молотом, серпом и шты-
ком.
Сотрудника ЧКГХ, Чрезвычайного Комитета ГигаХрущевки,
каждый из жителей хотел бы встретить на своем этаже в по-
следнюю очередь. Еще меньше — у себя на пороге. К счастью,
в действительности мало кому доводилось увидеть чекиста,
но, благодаря дурной славе, слышал о них каждый.
Взгляд мужчины из цепкого стал насмешливым, словно
поддразнивая: «пройдешь мимо, трусливо уткнувшись в пол,
или осмелишься спросить?»
— Что происходит? — решился я.
— Временная мера, — тонкие губы незваного гостя растяну-
лись в улыбке. — Этаж лишается доступа к продовольствию.
— По какой причине? — мне удалось выдавить с хрипом,
во рту разом пересохло. — И насколько временная?
— Недельки две, думаю, хватит. А вы случайно не из квар-
тиры сто сорок шесть дробь семнадцать семьдесят девять?
Дмитрий, верно?
— Сергей. Дима — мой брат.
— Ах да, верно! — мужчина хлопнул себя по лбу. — Дима
выше, шире в плечах, да и волосы его светлее. Родинка
на шее… как я мог перепутать?

21
 Он играл со мной, хотел продемонстрировать осведомлен-
ность.
— Единственная коммуналка на пятьдесят этажей, поду-
мать только! Не тесновато? Соседи не беспокоят?
— Все хорошо, спасибо, — процедил я, не отводя взгляд. —
Вы не ответили на второй вопрос.
От собственной наглости подгибались колени, но чекиста,
кажется, она лишь забавляла.
— Причину вы сами знаете. Знаете ведь? Вижу, что догада-
лись. — Мой собеседник в один миг подобрался, и от его голо-
са потянуло холодком. — Были нарушены условия карантина.
Кто-то спустился в шахту. Кстати, не поделитесь, кто бы это
мог быть?
Я молчал и лишь задавался вопросом: как? Не то что бы
доносы считались редкостью — ради усиленного пайка люди
порой готовы заложить даже членов семьи, но тяжело осо-
знавать, что крысиные лапки скребут именно на твоем эта-
же.
— Не мучайте себя подозрениями, — кожанка словно про-
читал на моем лице. — Их мать сегодня отвела детишек в мед-
блок проверить состояние. Там она очень убедительно врала,
что не знает, как дети выбрались из шахты. Мальчик утвер-
ждает, что поднялся сам, девочка молчит. Но я нахожу это
очень подозрительным. Итак, мне спросить снова?
В руках мужчины блеснул портсигар.
— Понятия не имею, — я пожал плечами. — Никого не ви-
дел.
— Спички не найдется? — спросил он с зажатой в зубах си-
гаретой.
Я демонстративно похлопал себя по карманам, в штанах
брякнул коробок.
— Нет.
Наверное, если бы Поля увидела мои глупости, надавала
по шее.
— Жаль. — Сигарета вернулась в портсигар.
— Что сказали в медблоке? О детях.

22
 — Первичный осмотр не выявил отклонений. Осталось до-
ждаться анализов. В интересах всего этажа, чтобы с ними все
было в порядке.
— Но если с детьми все хорошо…
— Доподлинно мы этого не знаем. Последствия Самосбора
могут проявляться по-разному.
— Но если будет все хорошо, то в чем проблема? Им нужна
была помощь, работники не стали бы таким заниматься, ваши
ликвидаторы тоже…
— Я все понимаю, — мужчина примирительно поднял ру-
ки. — Видите ли, с одной стороны, спасителей надо предста-
вить к награде. С другой стороны, я считаю правильным от-
править их на расстрел. В любом случае данный инцидент
не может остаться без внимания. Пока обойдемся средней ме-
рой.
Он показал на заваренный АВП. Работник уже закончил,
даже успел сложить инструмент, и теперь ждал окончания на-
шего разговора, оставаясь сидеть в маске.
Две недели. Четырнадцать суток паек можно будет полу-
чить только на обеденном часу в столовой. При трехразовом
питании можно чувствовать себя сытым день. Двух порций
едва хватает, чтобы восполнить силы. Как протянуть на одно-
разовом питании рабочую смену и оставшийся день, я
не представлял. Безработным придется еще хуже.
— На этаже восемнадцать человек, дети опять же. Почему
наказывают всех?
— А то, дорогой товарищ, круговая порука. — Он подошел
вплотную, похлопал меня по плечу. — Иногда, знаете ли, она
мажет. Как копоть.
Кожанка кивнул работнику и пошел к лестничной площадке.
— Если вдруг будут мысли, кто лазил в шахту, наберите са-
ми знаете куда, — бросил он на ходу. — Спросите Олега Главко.
Когда за уходящими закрылись двери, я посмотрел на часы.
Время ужина.
— Сука!

23
 ***
— Заходят как-то коммунист, капиталист и социалист в рю-
мочную…
— Лелик, помолчи, — резко обрезал Дима. — Дай подумать.
Мы курили на подоконнике четвертого этажа и старались
не замечать дурачка, копошившегося в углу.
В чем разница между этим психом и теми, что отдают иди-
отские приказы? Один нюхает мусор, другой может расстре-
лять тебя за неповиновение. Мысли об отце снова захватили
меня. Я почти не помнил его. Знал лишь, что он погиб из-за
очередного дурацкого приказа «сверху».
Интересно, насколько сверху? Сколько лифтов нужно сме-
нить, о сколько лестничных проемов стоптать ноги, чтобы
встретить их? Тех, кто отдает приказы ликвидаторам, чеки-
стам, дружине… Есть ли там хоть кто-нибудь?
Одно я знал точно: однажды это место погубят не дефицит,
голод и равнодушие. Не плесень, не жуткие твари из забро-
шенных коридоров. Даже не Самосбор. Это будут идиоты.
С братом мы бежали от суматохи, которая воцарилась
на шестом.
— …Шесть тюбиков биоконцентрата, кило сухарей, четыре
сухих брикета, — тетя Полина пересчитывала наши скромные
запасы. — Если разделить на троих минимальными порциями,
хватит на четыре дня максимум. Что делать дальше, я не знаю.
Она замолчала, поставила точку. Помню, как смотрел
на нее и ждал хоть слово. Обвинения в предстоящей голодов-
ке? А может, мне хотелось услышать, что мы все сделали пра-
вильно, все не зря и того стоило? По лицу этой женщины ни-
когда невозможно понять, гордится она тобой или упрекает.
Поля молчала.
Дима сидел на краю табуретки, грыз губы и думал о чем-то
своем.
— Нам авэпэшку заварили? — В квартиру влетела растре-
панная Алина. — Что происходит-то, а?
Девушка, не разуваясь, бросилась к холодильнику, достала
пару тюбиков биоконцентрата.

24
 — Это все, что у меня есть. — Глаза ее остекленели. —
И на работе аппарат сломан, через раз талоны зажевывает.
Казалось, Алина вот-вот расплачется, но уже спустя секун-
ды подступающие к глазам слезы испарились от жара вспых-
нувшего в зрачках злобного огонька.
— Сволочи! И кто такой этот Олег Главко, побери его Само-
сбор? — Девушка достала из кармана сложенный листок с при-
зывом выдать нарушителей карантина. Оказалось, такие под-
бросили в каждый почтовый ящик на этаже.
Я кратко повторил рассказ о встрече с кожаной курткой.
Алина скомкала бумажку и бросила в урну.
— В жопу пускай себе засунет. — Села на табуретку, при-
вычно вытянула уставшие ноги. — Придется опять глазки Пет-
ру Семенычу строить. Это с работы моей мужик. Он хороший,
запасливый. Подкармливает меня. И квартира у него простор-
ная. Как жена его умерла, так он в ней один живет. Что?
Девушка осеклась, заметив наши взгляды.
— Я ему руки распускать не позволяю! Друзья мы, — и по-
чему-то с вызовом посмотрела на меня.
— Чем тут так воняет? — опомнился Дима. — Вова, мать
твою!
Из Ирининой комнаты в одних трусах вышел бывший лик-
видатор, стрельнул у меня сигарету и застучал дверцами ку-
хонных шкафчиков. Протез его продолжал болтаться бесполез-
ной железякой.
— Отвратительно, — скривилась Алина от вида рваных се-
мейников.
— Ага, — буркнул Вова, отыскав металлическую воронку. —
У меня там бутыль на подходе. Десять литров! У барыг
на жратву сменяю, так что мы с Иришкой протянем. А вы тут
с голоду пухните и даже не просите потом. Догеройствова-
лись, мать вашу.
А затем из коридора послышалась первая ругань.

…Пока я пялился в окно, Димка закурил третью. Подумать

только, это я подсадил старшего брата на сигареты.

25
 Мы думали об одном: на что пойдут люди в условиях дефи-
цита. И дело даже не в Алене или Вове, я не брался их судить.
Большинство остальных тоже выкрутятся, приспособятся к тя-
желым временам, как это обычно бывает: затянут потуже поя-
са, пойдут побираться или одалживать по другим этажам,
у родственников или знакомых, будут выменивать пайки
на последние сбережения у барыг с ГнилоНета. Но найдутся те,
кто плюнет на это и начнет искать виноватых. А после, пре-
возмогая спазмы голода, потянутся к телефонной трубке.
С надеждой, что хотя бы им уж точно сделают поблажку. Вот
только поблажек не будет.
Сколько у нас времени, прежде чем терпение соседей кон-
чится? Пара дней? Неделя? Уже сейчас, возвращаясь с работы,
голодные и уставшие, они видят заваренный аппарат и руки
сжимают найденную в почте бумажку от Олега Главко.
— Итак, кто еще кроме наших знает? — я решил, что пора
озвучить общие мысли.
Тетя отпала сразу. Вовик с Ирой тоже вне подозрений, им
не с руки связываться с чекистами. Мы до сих пор не знаем,
насколько легально тельняшка проживает в этой квартире.
Алина? За последние пять циклов нам вроде удалось поладить.
Хотелось бы верить, что для нее это что-то да значит.
— Если только мелкие. Ну и родители их, конечно, — пожал
плечами Дима.
Здесь сложнее. Как предсказать, во что может обернуться
их вчерашняя благодарность, когда детей станет нечем кор-
мить?
— Пока ты ждал с веревкой наверху, тебя кто-нибудь видел?
— Ну-у-у… Только этот ошивался. Он всегда здесь ошивается.
Мы посмотрели на Лелика. Тот сосредоточенно ковырялся
в носу, не обращая на нас внимания. Еще один ненадежный
язык.
— Надо что-то делать, — Дима подвел черту. Сказал с такой
уверенностью, будто уже знал, как нам достать еды на ближай-
шие две недели. В идеале — для соседей тоже. Жующие рты
меньше болтают.

26
 АВП-11 стояли почти на каждом жилом уровне, но встроен-
ный ограничитель не позволял использовать их по талонам
с других этажей.
— Мужики на работе болтали, что кому-то удавалось обой-
ти ограничение по талонам. Может, наш однорукий ликвида-
тор знает больше?
— Сам в это веришь? — Дима усмехнулся. — И в то, что он
станет нам помогать? Снова?
— Нет.
Четвертый и пятый отпадали сразу, с ограничителем они
сами едва могут прокормиться. Забираться выше седьмого, ту-
да, где никого не знаешь, слишком опасно, к тому же вызовет
лишние подозрения.
— Седьмой? — предложил я без особого рвения.
Единственный этаж на моей памяти со сломанным аппара-
том, который выдавал пайки по любым талонам.
— Ага, и от Сидоровича пулю схватить. У него ж обрез!
В Авэпэшке на седьмом можно не только получить паек
с талоном другого этажа, но и вообще с любым: просрочен-
ным, дефектным и даже, поговаривают, поддельным. Чем
в свое время не постеснялись пользоваться все кому не лень.
Пока один из местных, полоумный старик Сидорович,
не прикрыл лавочку для всякого рода сомнительных лично-
стей, которые, бывало, даже из других блоков приходили к чу-
до-машине. Дед забаррикадировал этаж, пропуская лишь его
жильцов, и с завидной точностью отстреливал остальных. Где
он взял ствол — оставалось загадкой.
Димка встал с подоконника, прошелся вперед-назад, нерв-
но вытирая ладони о штаны. Замер в нерешительности.
— Есть ведь еще вариант, правда? — наконец он посмотрел
на меня.
Я ждал, пока брат разовьет мысль.
— Зачем нам бегать по этажам в поисках пары тюбиков без-
вкусного месива? Если внизу ждет куча таких баночек с ту-
шенкой! Ты же слышал, что сказал Славик. До потолка!
«Прыг».

27
 — Нет, — отрезал я.
«Скок».
— Но почему?
— Дима, ты совсем дурачок? Мы из-за этого и оказались
в заднице. А ты хочешь попасться еще и на контрабанде, что-
бы наверняка?
— А какой у нас выбор? Тараканов жарить? Рано или позд-
но все-равно кто-нибудь сдаст. Так хоть можно было бы жрат-
вы на всех натаскать.
— Внизу опасно, Дима! — я втолковывал прописные исти-
ны, как ребенку. — Один раз повезло, но это не значит, что
фартанет дважды. Там… там точно что-то было.
Димка молчал, тревожно покусывая губы. Конечно, я ему
рассказал то, о чем умолчал перед другими. Всегда рассказы-
вал. Доверял брату все свои страхи и обиды. Свою боль. Он
единственный, кому было до них дело среди этого бетона
и грязи.
Я рассказал и о звуке мяча, будто гнавшемся за нами
по темным коридорам, и о том, что лифт упал ниже, чем мы
думали. Никто из нас не подозревал о существовании минус
второго этажа до вчерашнего дня. Даже в кабине кнопки с та-
ким номером попросту не существовало.
— Больше в подвал ни ногой, — твердо повторил я.
— Спустимся вместе.
— Ага. А на подстраховку кого поставишь? Лелика?
— Да сдалась нам та веревка! — отмахнулся Дима. —
По этой лестнице даже ребенок поднялся! Проще простого.
Я вспомнил шахту и поежился.
— Это очень, очень глупая…
— Да ты послушай! Выйдем после отбоя, так точно никто
не заметит. Спустились, набрали тушенки по-быстрому —
и обратно. Сами сыты и других накормим, а то и сменяем
на что полезное, если останется. Заживем по-человечески!
Я подумал об Алене. О дрожащих руках, сжимающих по-
следние тюбики биоконцентрата. О ребятах, которые вчера
спаслись, а завтра будут голодать.

28
 Потом перед глазами стала черная кожанка чекиста.
— А с тварью той… Ну, надо оружие достать.
— Оружие? — я еле сдержался, чтобы не рассмеяться.
— Как думаешь, удастся договориться с Сидоровичем?
— Дима, ты меня пугаешь, — я пристально всмотрелся
в брата. В его глазах вновь зажглись угольки, и озорное пламя,
казалось, плясало все безумнее с каждой новой идеей.
— Деда? Деда Сидор? — Лелик вылез из своего угла.
— Ну да, мужик с седьмого этажа. Знаешь его? — обернулся
к умалишенному Дима.
— Как не знать? — удивился Лелик. — Он тоже коммуни-
стом был, до того как сюда попал. И дедом моим, да.
Мы с братом переглянулись.
— А можешь нас отвести с ним поболтать? Да так, чтобы он
не пристрелил нас из ружья своего? — подался вперед Дима.
— А ты, часом, не шпиён? — прищурился Лелик.
— Как можно, товарищ! — с напускной обидой воскликнул
брат и широко улыбнулся. — Ну так как?
— Тогда пошли. С нашим человеком поболтать — это оно
правильно.
— Ну что? Решайся! — Дима потрепал меня по плечу.
Я снова вспомнил отца. И слова Полины отозвались эхом
в голове: «Хочешь закончить, как он?».
Я помотал головой.
— Ну и сиди тут, раз ты такой трус! — вспылил Дима. — Пяль-
ся в свое окно, вот только там ничего нет и не будет. Слышишь?
Хоть глаза все высмотри, туда не сбежать. А я сам справлюсь.
Еще минуту я слушал удаляющиеся шаги в коридоре, снова
чиркнул спичкой.
— Твою ж…

***
— Короче, товарищи. За вас внучек поручился, но и я в бла-
городство играть не буду.
Сидорович смотрел через узкую бойницу импровизирован-
ной баррикады — беспорядочного нагромождения полуразо-

29
бранных шкафов, драных кресел и прочей ломаной мебели,
о первоначальном назначении которой порой сложно было
догадаться. Заставленный рухлядью коридор не казался бы та-
кой грозной крепостью без обреза в руках старика. Дуло про-
должало смотреть между нами, и это напрягало.
— Первое: на этаж никого не пропущу, даже не просите. Го-
лодовка — проблема шестого. А по теме вашей подсоблю. Хрен
его знает, на кой ляд вам ствол сдался, но я в чужие дела не ле-
зу. Хотите убить кого-то, значит, есть за что. Чем расплачи-
ваться будете?
— Жратвой! — выпалил Дима.
— Жратва у меня есть, в отличие от вас. — Сидорович
усмехнулся в пожелтевшие усы.
— Я сейчас не про пайки говорю, а про кое-что совершен-
но другое. Сделаем дело и увидишь. Гарантирую, тебе понра-
вится!
Хотелось пнуть разболтавшегося брата под ребра, но чер-
ные провалы ствола отбили желание дергаться.
— Допустим, — хмыкнул Сидорович спустя минутную пау-
зу. — Это за патроны. Но за ствол хочу нечто более весомое.
— Да нам на время только.
— Тогда залог. Ценный, — не унимался дед.
— Как-то это капитализмом попахивает. Разве мы не долж-
ны делиться? — ляпнул Димка.
— Да я вам патроны готов под честное слово отдать, разве
то не по-товарищески?
Я уже трижды проклял эту затею и этот разговор. Снял часы
и протянул старику.
— Автоподзавод, корпус нержавейка, стекло композит — ни
разбить, ни поцарапать. Воды не боятся. Циферблат на два-
дцать четыре часа. Стрелки фосфорные.
— Ого, вещь! — у Сидоровича загорелись глаза. Он сразу
примерил часы на руку. — А это что за стрелка?
— Таймер. Уже заведен на три минуты. Как слышишь сире-
ны, нажимаешь кнопку и видишь, сколько у тебя осталось вре-
мени до Самосбора.

30
 — Где надыбал такие?
Я промолчал. Единственная память об отце, представителе
одной из самых редких в Гигахруще профессий часовщика. Ча-
сы, как единственный способ отделить рабочую смену от вре-
мени отбоя, всегда пользовались спросом.
— Это залог, — уточнил я твердо. — С возвратом.
Я ненавидел их как символ цикличности собственной жиз-
ни. Но представить себя без отцовских часов не мог.
— Ладно-ладно, — пробурчал Сидорович. — Вернете пушку,
оплатите патроны, и получишь свой механизм обратно. Мину-
ту обождите.
И скрылся среди заграждений.
— Лелик, а ты тоже здесь живешь? — спросил Дима у наше-
го психа. Весь разговор тот молча отколупливал краску цвета
засохших соплей от стены.
— Угу.
— Так, а чего на четвертом тогда ошиваешься?
— Там их лучше слышно.
Я вспомнил, как Лелик засовывал голову в мусоропровод.
Сложно сказать, куда попадают отходы после… В подвал или
даже ниже?
— Кого? — спросил я тихо.
— Известно кого! Тех, кто живет на нижних этажах. Они
вечно что-то бормочут неразборчиво. Но ничего, однажды
мне удастся подслушать. Проклятые капиталисты!
— Тьфу на тебя! — Дима сплюнул.
— Все еще хочешь туда лезть? — я серьезно посмотрел
на брата.
Конечно, я пошел за ним. Мы все и всегда делали вместе.
Огребали тоже. Дурак погубит себя, и, раз уж не получилось
его отговорить, проще сгинуть за компанию, чем смотреть по-
том в глаза Полине.
Сидорович вернулся с еще одним обрезом и коробкой па-
тронов.
— Старый ты черт, у тебя еще есть? Я думал, ты свой от-
дашь, — восхитился Дима.

31
 — Держи карман шире! Пользоваться хоть умеете? Давай
покажу.

…Славку мы встретили на лестничной площадке, где он

разрисовывал пол кусочком мела.
— Почему ты играешь один? — поинтересовался я.
— Катька болеет, — отмахнулся мальчик. — Ой, а что у вас
за пазухой?
— Ничего, малец. — Дима плотнее запахнул гимнастерку,
скрывая обрез. — Болеет? А что с ней?
— Так мама говорит, я не знаю.
Я присел на корточки рядом.
— А Катя ничего не рассказывала после вчерашнего? Она
видела внизу… кого-нибудь?
— Не, она вообще со мной не разговаривает. Лежит и пя-
лится в одну точку. — Слава пожал плечами.
Мы попросили нарисовать, где он нашел консерву. Оказа-
лось, действительно недалеко, буквально два поворота от лиф-
та до нужного помещения. Дима приободрился.
— Вы снова хотите спуститься? Дядя Сергей, возьмите меня
с собой. Я больше не испугаюсь, честное слово! Я вам дорогу
показывать буду.
— Спасибо, дружище, ты и так помог. А теперь для тебя еще
одно задание. — Я придвинулся ближе к ребенку и заговор-
щицки зашептал: — Охраняй сестру, ты ей нужен. А еще о на-
шем разговоре ни слова, даже маме с папой. Понял?
Мальчик кивнул трижды, видно, для убедительности.
— Это будет наш секрет, как у партизанов. Знаешь, кто та-
кие партизаны? Нет?
По правде говоря, я и сам не знал, слышал лишь обрывки
баек, из тех, что рассказывают старики после кружки самого-
на. Из тех, в которых ничего не понятно и ничему не веришь.
— Вот вернется Серега и расскажет. — Дима потянул меня
за руку. — Пойдем.
Мы дождались отбоя на кухне, гоняя кипяток. По очереди
сыграли с Алиной в шашки и даже выпили по чарке с расщед-

32
рившимся Вовчиком его отвратного пойла. Собираться стали
быстро и тихо, понимая, что второй раз от Полины нам так
просто не ускользнуть. К счастью, тетя вновь была занята уте-
шением нашей соседки.
— …я чувствую, понимаешь? Будто не моя больше дочь.
Она не говорит со мной, ничего не кушает, не спит… Правда,
даже глаз не сомкнула, а ведь уже сутки прошли! Смотрит
только, внимательно так, пронзительно.
Обрывок разговора долетел из комнаты, пока я проверял
вместимость наплечных мешков.
— Ну ты сама подумай, какого страху там девочка натерпе-
лась, — тихий голос Полины, казалось, может обволакивать со-
беседника. — Сколько времени провела одна в темноте. Дай ей
время. Вы сейчас очень нужны своей дочери. Вы с мужем
и Славик. Будьте рядом и будьте терпеливы. Давай я тебе еще
накапаю.
— Это не самое странное, — голос женщины стал приглу-
шеннее, пришлось дышать через раз, чтобы расслышать от-
дельные слова. — Помнишь платьице ее, то, серенькое?
На днях она прожгла в нем дыру спичкой, случайно уронила
на подол. Я заштопать не успела. А теперь нет ее, дыры той.
А я точно помню… Мне кажется, что с ума схожу.
Всю дорогу до четвертого этажа у меня не выходило из го-
ловы легкое платье девочки, прикрывающее тощие коленки.
«Сначала был грохот, потом нас подбросило, Катька даже под-
бородок разбила», — сказал Славка в лифте. Но я не помнил ни
единой ссадины на лице девочки.
И лишь скрип открывающихся дверей шахты оторвал меня
от странных мыслей. Аварийное освещение больше не горело,
теперь в проеме нас ждала лишь тьма.
— Готов? — в притворной браваде Дима похлопал меня
по спине.
Нет.

***
В первую очередь мы сделали то, о чем я не додумался

33
в прошлый раз — включили свет. Бегло изучив тянущиеся
по стенам кабели, Дима потянул меня за собой.
— Смотри. — Он показал на железную коробочку, спрятан-
ную между вереницей проводов. Такие встречались через
каждые пять-десять шагов. — Это датчики на Самосбор. Толь-
ко на этажах их в стены прячут, а здесь решили не заморачи-
ваться.
Рубильники обнаружились уже за первым поворотом.
Но тусклое свечение ламп не сделало это место привлекатель-
ней, потолки бетонного лабиринта словно опустились еще ни-
же.
А вот полагаться на маршрут Славы было ошибкой. То ли
света спичек оказалось недостаточно, то ли страх заставлял
бежать не разбирая дороги, но мальчик перепутал повороты.
Мы осторожно шли по бесконечным коридорам, стараясь
не создавать лишнего шума. Осматривали каждое помещение,
что встречалось по пути: в пустых проемах лежала только
пыль. Когда мы нашли место с разбросанными на полу огарка-
ми спичек, я почувствовал, как натягиваются тяжелые канаты
внутри. Прислушался, пытаясь уловить знакомый стук.
— Проверим еще несколько и поворачиваем, — тихо сказал
я. Уходить слишком далеко от лифта не хотелось.
Дима лишь крепче сжал обрез и упрямо двинулся вперед.
Что ж, иногда упрямство действительно вознаграждается.
Та комната отличалась от других размерами и казалась
просторней, несмотря на стройные ряды стеллажей.
— Да тут на весь блок хватит… — мы, затаив дыхание,
осматривали полки, забитые блестящими консервами.
ГОСТ 5284—84/4
ГОСТ 9936—76/4
ГОСТ 2903—78/4…
Полдесятка ничего не говорящих нам обозначений и ни од-
ной этикетки. Я с ужасом представил, сколько ходок нужно
сделать, чтобы унести хотя бы половину.
— Предлагаю взять каждого вида по одной, а остальных на-
брать уже знакомого тушняка. — Дима гремел банками, наби-

34
вая рюкзак. От предвкушения сегодняшнего пиршества наши
желудки урчали в унисон.
Сложно описать чувство, переполнявшее нас в тот момент.
Наверное, нечто оставленное в далеком детстве, за границей
обыденной серости. Нечто настолько непривычное, из-за чего
мы не сразу заметили лежащее буквально в паре метров тело.
— Сергей! — Дима увидел первым, толкнул меня.
Обглоданные кисти тонких рук, торчащие осколки ребер,
разбросанные рядом ошметки кожи со слипшимися от засох-
шей крови пучками волос и разорванное серое платье…
От едва уловимого, чуть сладковатого смрада в голове ра-
зом потяжелело, а желудок скрутило судорогой. Я наклонился,
но рвать было нечем, лишь капли мутной жидкости обожгли
горло и нос, стекли по губам.
— Да как так-то? — Дима метался между стеллажами, сры-
ваясь на крик. — А? Да я же своими глазами… Мы с тобой вме-
сте! Что за тварь могла сделать такое с ребенком?
В сердцах он ударил кулаком полку, отчего несколько кон-
сервов с грохотом упали. Не помню, чтобы видел брата на-
столько злым.
Когда мне удалось отдышаться, все мысли вытеснила одна:
что я притащил наверх, в квартиру напротив?
— Дима, бежим… — тихо сказал я, наблюдая за растекаю-
щимся на потолке пятном.
Брат не услышал, продолжал сыпать проклятиями и пинать
ногами жестянки.
— Быстро! — не смог сдержаться, сорвался на крик. — Смот-
ри!
Коричневая слизь проступала сквозь бетон. Никогда
не слышал, чтобы эта дрянь могла так прятаться. Но сейчас
она стекала со стен, заливала с потолка стеллажи, покрывая
консервы толстым слоем. Еще несколько секунд, и нас тоже за-
топит.
Мы подхватили набитые мешки и одним порывом броси-
лись к выходу, когда ближайшая к нам лужа вскипела. Я
в последний момент успел прикрыть брата. Услышал, как

35
брызги барабанят в спину, словно из лейки о занавеску ду-
ша.
Нужно пообещать себе достать для Вовика побольше курева
за химхалат, который мы так удачно забыли вернуть.
Возвращались без разговоров, не оглядываясь на пропав-
шие запасы. Дима смотрел под ноги, из прокушенной губы
по подбородку текла кровь. Крик нагнал нас из-за поворота.
— Дядя Сергей! — Славик бежал к нам, шлепая драными
сандалями. — Мы с вами хотим!
За ним молча шла… Катя?
— Что вы здесь делаете?
— А я уже не боюсь, честно-честно! А Катька предложила
поиграть и мячик наш найти. Вы нам поможете? А вы нашли
свои баночки? Можно мы с вами поищем? — Славик запинал-
ся, торопясь выговориться.
— Не приближайтесь, твари! Ни шагу! — Дима вскинул об-
рез, направляя на детей по очереди. — Что вы такое?
Мальчик замер на полуслове, оставив открытым рот. Катя…
или то, что приняло ее облик, смотрело спокойно. Ждало.
— Дима, — я осторожно сделал шаг к брату. — Целься в де-
вочку. Только в нее.
— Мы не можем знать наверняка. А вдруг они оба? Мы же
не можем, Серег, да? — ствол продолжал ходить неровной ду-
гой.
— Дима… — я хотел подобрать слова, выразить догадку,
но осекся. В нос ударил запах сырого мяса.
Вряд ли остался хоть кто-нибудь, знающий, как пахнет на-
стоящее мясо, но все почему-то сходились во мнении, что это
именно он. Невозможно предсказать следующий Самосбор,
случится он завтра или через несколько месяцев. Известно
лишь одно: это будет всегда не вовремя.
Прежде, чем я успел договорить, свет над головой сменился
огнями тревоги, а по ушам резанула сирена.
Девочка одним прыжком оказалась около Славы, толкнула
его в спину, отчего мальчик сделал несколько шагов, нелепо
размахивая руками в попытке удержать равновесие.

36
 Грохот выстрела на секунду заглушил орущие динамики.
К запаху мяса примешалась вонь пороха.
Смех, тот же самый, что и вчера. Я вырвал из рук остолбе-
невшего Димы обрез и успел выстрелить из второго ствола.
Тварь рухнула у самых ног, подмяв оставленную на полу сумку
с консервами.
Мы пятились, не в силах отвести взгляд от детских тел.
Мальчик лежал без движения, девочка тряслась в конвульсиях.
Она меняла форму, словно пластилиновая фигурка под дет-
скими пальцами, платье втянулось в кожу, руки выросли в лок-
тях… Я на ощупь перезарядил обрез, уронив несколько патро-
нов, которые мы предусмотрительно поделили поровну.
— Надо бежать, — потянул Диму за руку. — Живее!
Датчики срабатывают заранее, у жителей есть от трех
до пяти минут после начала тревоги, чтобы убраться с этажа
или спрятаться за рабочей гермодверью. А значит, нужно бе-
жать быстро. Я привычно вскинул запястье и выругался, не об-
наружив часов.
Тяжелая сумка оттягивала плечи, откуда-то под ноги приле-
тел резиновый мяч. Ботинки рвали плотную дымку багрового
тумана, еще одного предвестника Самосбора.
Поворот.
Второй.
Теперь я видел их, в углах и коридорах: вытянутые фигуры
без одежды и лиц. Поверхность их белесых тел постоянно дви-
галась, словно стекая восковыми каплями, а тонкие жерди лап
тянулись навстречу…
— Надо бежать…
— Серега!
— Мы не можем знать наверняка…
— Целься в девочку!
Обрывки наших фраз, наши голоса отовсюду.
Дима вырвался вперед. Он бежал налегке, так и не забрал
свой рюкзак. Возникшее перед ним существо быстро меня-
лось: обозначились плечи, шея втянулась, пластилиновое тело
приняло форму человеческого, восковая кожа отделилась и по-

37
зеленела, превратившись в химхалат. Лишь руки остались
прежней длины, прижав брата к стене.
Я подбежал ближе и заглянул в серые глаза… Вздернутый
нос, светлые волосы. неаккуратно торчащая щетина… Я вы-
стрелил в свое лицо сразу с двух стволов.
— Нормально? — с трудом выдавил сквозь одышку.
Дима кивнул. В том месте, где его схватила тварь, на гимна-
стерке выступила кровь.
За следующим поворотом показалась шахта. Сколько оста-
лось? Самосбор может появиться в любую секунду, и тогда
лучше бы нас сожрали монстры подвала.
Меня ударили в спину, и я покатился вперед кубарем, вско-
чил, не теряя скорости, за несколько рывков влетел в кабину.
Правое колено и рука отозвались болью, но в плечах полегча-
ло. За спиной грохотали консервы — видимо, когти распороли
мешок. Обрез остался лежать в багровой мгле.
На четвертом я осмелился обернуться. Но никто не караб-
кался за нами из темноты, фонарик осветил лишь туман, тя-
нувшийся из кабины через люк.
— Он словно поднимается… — пробормотал я, потирая сад-
нящее запястье. — Как твои раны?
Дима сидел рядом и ерошил волосы побелевшими руками.
— Он был нормальный. А я стрелял в него, Серег. Я убил ре-
бенка! — Губы дрожали, мокрые от слез. — Я не хотел так…
я не…
— Знаю. — Я обнял брата, прижал к себе, сколько хватило
сил. Хотелось выдавить всю боль из этого тела, забрать себе. —
Он был таким же, слышишь? Такой же тварью. Ты никого
не убивал.
Ложь, за которую мне никогда не будет стыдно. Дима вы-
рвался из моей хватки.
— Зачем ты так говоришь? Нет, я видел, это был мальчик,
Славка, понимаешь? Это был он!
— Дима, брат…
Из шахты потянуло мясом. Над головой взревела сирена.
— Да твою ж мать!

38
 Дима вскочил и бросился к лестнице. Прежде чем бежать
за ним, я плюнул на распоротый вещмешок. Там ничего
не осталось.
Самосбор может занять один этаж, а может расползтись
на все пятьдесят. По одной из многочисленных догадок, так он
преследует бегущих, хоть Вовчик и утверждает, что это бред.
Но даже бывший ликвидатор не знает всей правды, потому-то
здесь каждый и верит в удобное.
— Погоди, — я окликнул брата на шестом. Отсюда сирена
слышалась слабее. — Да не лети ты так!
— Я должен сказать им сам! — бросил он через плечо.
Пришлось высказать все, что думал в тот момент об этой
затее, но догнать упрямца мне удалось лишь у квартиры на-
против. Мы секунду пялились на узкую полоску света из при-
открытой двери. Здесь никто не оставляет гермозатворы от-
крытыми, тем более ночью.
Дима вошел первым.
Пропитанный кровью ковер я увидел уже из-за спины бра-
та. Два тела с обглоданными лицами смотрели в потолок
остекленевшими зрачками. Ноги сами погнали меня обратно
в прихожую.
Я прислонился к стене и закрыл глаза. Так легче, когда ни-
чего нет. Эмоции слились воедино, мягкие, словно пластили-
новые твари, они меняли одну причудливую форму на другую.
Всмотрелся во тьму, пытаясь различить хоть что-нибудь,
но понял: осталась лишь усталость.
— Это я предложил спуститься. Дважды я. Если бы не… —
донеслось из комнаты.
— А я притащил тварь сюда. — В ответ захотелось рявк-
нуть. — Не смей мазаться этим дерьмом в одиночку. Не мы их
убили, черт бы тебя драл!
До меня дошло, что сирена уже несколько минут как слы-
шится гораздо ближе. Будто уже с пятого. В коридоре загорел-
ся красный свет, на долю секунды опередив мысль.
— Самосбор. Пошли отсюда, — мне пришлось вернуться
в комнату и буквально силой тащить брата за собой.

39
 — Да-да, иду, пусти.
Он вытолкнул меня на самом пороге, щелкнул замками
за моей спиной.
— Что ты творишь?
— Послушай, брат, я пока сам, ладно? — его голос с трудом
различался за дверью и воем сигнала. — Мне нужно все обду-
мать. Одному. Так будет правильно. Иди домой.
— Да что ты мелешь? Мертвецам не нужны твои извине-
ния, кусок ты кретина! Не поступай так со мной, сука, слы-
шишь? Дима!
Я орал и колотил в стальную обшивку без толку. Слюна
из охрипшего горла смешалась с кровью на сбитых ладонях.
— Что происходит? — Поля стояла сзади, на пороге нашей
квартиры. — Где Дима?
— Все нормально, — просипел я. — Хорошо, да. Дима пока
побудет у соседей.
Я подошел и мягко втолкнул женщину в прихожую. Закрыл
за нами дверь.
— Все остальные дома?
— Ира в ночную, Алина у подруги осталась. Подожди,
но что с Димой? — тетя безуспешно пыталась поймать мой
взгляд. — Что он там делает? Куда вы опять лазили?
— Так надо, — отрезал я, делая вид, что проверяю затвор.
— Ты дебил? — из комнаты вышел Вовчик. — Вот скажи,
малой, ты совсем дебил — сюда это тащить?
Я дернулся, будто протез тельняшки прилетел мне под дых.
Но ликвидатор говорил про мой халат, заляпанный слизью
со спины.
— Живо отмываться!
Стальная клешня крепко схватила меня за шкирку, потяну-
ла за собой и бросила на дно ванной прежде, чем я успел ска-
зать хоть слово. Когда только успел батарею поставить?
— Вова! Да подожди ты, дай нам поговорить!
— Отвали, карга старая, не до тебя!
— Сергей, скажи правду! Что произошло? Вы опять туда
спускались? Зачем?

40
 Полина осыпала вопросами, пока Вова поливал меня из ду-
ша. Ледяная вода заливала глаза и нос, бывший ликвидатор
не церемонился.
— Раздевайся, — бросил он, когда напор ослаб, а трубы за-
гудели, извещая о конце дневного лимита. — Полностью.
— Сергей! Ответь мне.
— Тебя хорошо слышно, Полина! — крикнул я, отплевав-
шись. — Обещаю, что все расскажу. Чуть позже, пожалуйста.
В следующую секунду Вова навис надо мной с банкой хлор-
ки.
— Нет!
— Да.
Я успел закрыть глаза прежде, чем тельняшка щедро посы-
пал порошком одежду и всего меня.
— Сука ты!
— Сиди, не рыпайся. Сейчас еще воды принесу.
От холода трясло так, что вот-вот, казалось, раскрошатся
зубы, а моя кожа грозила превратиться в один большой ожог
уже через несколько минут. Но это хоть как-то позволяло от-
влечься от картин, мелькающих перед глазами.
«Дядя Сергей, можно с вами?»
Дима был прав. Мы виноваты. Я виноват. И не отмыться ни
водой, ни хлоркой. Стоило только представить, куда такие
мысли могут завести моего брата, оставшегося взаперти на-
едине с трупами, и сразу хотелось разбить голову о кафель.
Вова вернулся с наполненным тазиком.
— На, — протянул мне губку. — Вылазь и отмывайся. При-
дурок.
Даже отмытое от хлорки тело продолжало невыносимо ею
вонять. Я едва успел завернуться в колючее полотенце, как
из прихожей послышался стук.
— Пустите меня. Сергей, пусти! — Димин голос за дверью.
Я выскочил из ванной как раз вовремя, чтобы оттянуть По-
лину от двери.
— Что ты делаешь? — Женщина больно вцепилась ногтями
мне в руку.

41
 — Это не он.
— Пусти!
— Полина, послушай…
— Мама, мамочка! Пожалуйста. Открой дверь! — оно крича-
ло. — Мне очень плохо, мама!
— Да пусти же ты!
Кровь текла по моим рукам, смешиваясь со слезами. Поли-
на брыкалась, кусалась и царапалась, как загнанный в угол
ликвидатор. Я с трудом удерживал женщину.
— Тетя, послушай меня, послушай меня… — мне удалось
прижаться губами к ее уху.
— Убери руки! Сергей, пожалуйста, я должна…
— Брат, помоги!
— …поверь мне, я прошу тебя поверить мне, Полина. Это
не Дима! — я тоже орал, не думая о ее барабанных перепонках.
Она извернулась и влепила мне пощечину, отчего мир во-
круг на мгновение утратил четкость.
— Там мой сын! — впервые эти глаза смотрели на меня
с такой яростью.
Я потер пылающее лицо, в левом ухе звенел колокольчик.
— Нет, Полина. Если откроешь, мы все умрем.
— Кто тронет гермозатвор, руку сломаю. — Вова спокойно
наблюдал за нашей потасовкой, прислонившись к двери. В зу-
бах торчала сигарета. — Подумай башкой своей, старая. Там
Самосбор! Знаешь, что это значит, или кукуха потекла оконча-
тельно? Там невозможно выжить. Не-воз-мо-жно! Не знаю,
что за хрень сюда просится, но это точно не твой пацан.
— Будьте вы прокляты… все вы прокляты… — Полина сла-
бела в моих руках, медленно оседая на пол.
Я воспользовался моментом, когда голос из коридора пере-
стал нас звать, и отнес тетю в комнату. Она дрожала в моих ру-
ках, захлебываясь рыданиями. Возможно, нужно было все рас-
сказать тогда. Возможно, найти слова и успокоить. Возможно.
Но сил ни на что не осталось.
— Насколько хреново? — Вова ждал на пороге нашей ком-
наты. Я сразу понял, о чем он.

42
 — Очень хреново.
Тельняшка кивнул.
— Сбрасывай полотенце свое. Да не мнись ты, как девка,
щупать не буду. Осмотреть тебя надо.
Я послушно поднял руки и покрутился вокруг своей оси,
пока Вова всматривался единственным глазом в покраснев-
шую от хлора кожу.
— А это что?
Коричневое скользкое пятно на тыльной стороне ладони,
чуть ниже костяшек. Видимо, въелась слизь.
— Да завтрашнего вечера дожить хочешь? — Вова посмотрел
на меня и, оставшись без ответа, добавил. — А я хочу. Двигай.
И снова потянул за собой, в этот раз на кухню.
— Садись.
Тельняшка плеснул в стакан мутной жидкости из грязной
бутылки, выпил, занюхивая смазкой с протеза. Подумал и на-
лил мне.
— Не буду.
— Ну как знаешь, — крякнул он и закинул в себя вторую
порцию. Достал один из кухонных ножей и проверил «живым»
пальцем острие.
— Сгодится.
Мне уже было все равно, пускай режет, рвет, кромсает, пу-
стит сюда Самосбор или сдаст чекистам. Плевать.
— Будет больно, малой.
— Не больнее, чем ей, — я кивнул в сторону комнату, откуда
еще доносились редкие всхлипы.
— Ага.
Вова снова закурил. Его протез сжал мое запястье крепче
пассатижей.
— Ты полотенце-то закуси. Закуси, тебе говорю!
Кромка ножа коснулась кожи.
— Готов?
— М-м.
— Да я из вежливости спросил. Только постарайся не обос-
саться.

43
 И я честно старался.

***
Горечь дыма позволяет отвлечься от голода на какое-то
время. Я жадно делаю вторую затяжку и устраиваюсь на под-
оконнике удобнее. За окном по-прежнему ничего нет. Вряд ли
так было всегда, но теперь это не важно.
…Самосбор длился чуть больше девяти часов. Еще около
часа потребовалось ликвидаторам, чтобы зачистить этажи
от последствий. Как только нам разрешили выходить, я пер-
вым делом бросился в квартиру напротив. И никого там не на-
шел. Даже тела пропали.
Ликвидаторов удалось догнать лишь на лестничной пло-
щадке.
— Проходи, не задерживайся! — бросил один, глядя круглы-
ми стеклами противогаза.
Попытки расспросов закончились ударом приклада по реб-
рам. Могли и застрелить. Звонить тоже оказалось некуда. Где
искать Диму, среди мертвых или живых, никто не знал.
Пока мы сидели взаперти, Полине удалось на какое-то вре-
мя прийти в себя. Она даже извинилась и сделала вид, что по-
верила в мою историю. Конечно же, я все ей рассказал. Не стал
уточнять лишь про Славика.
Но после того как Дима не обнаружился у соседей, в глаза
тети вернулось подозрение. Она металась по квартире и за-
ламывала руки, крутила дрожащими пальцами самокрутки
и выпила все свои настройки. Затем пошла по этажам, сту-
чась к соседям и спрашивая, не видел ли кто-нибудь ее сы-
на.
А через два дня Дима вернулся. Спокойный и сосредото-
ченный, в новой одежде и даже с новой стрижкой.
— И опять я угадал с тем, где тебя искать.
Он присел на подоконнике рядом. Мне хотелось двинуть
брата в челюсть — за эту тень улыбки, за последние два дня. Я
лишь продолжал смотреть в окно, принимая правила игры:
будто все хорошо.

44
 — Ты к матери заходил? Она там с ума сходит. — Мой тон
остался ровным, но рука едва заметно дрогнула, протягивая
брату сигарету.
— Нет, но обязательно зайду попрощаться. Сначала хотел
поговорить с тобой.
— Попрощаться?
Дима достал из нагрудного кармана сложенные в несколько
раз документы и протянул мне. Я бегло скользил по строчкам,
не разбирая букв.
— Когда я сидел в той квартире один… ну, почти один…
у меня было время подумать. Ты все правильно тогда сказал,
Серег. — Лицо Димки оставалось спокойным, без единой мор-
щинки. От его решимости тянуло холодком, и я поежился. —
Мы не виноваты. Не мы убили этих людей. Да, я нажал на ку-
рок, но Славика тоже убил не я. Это все твари. Твари, живущие
в подвале.
До меня, наконец, дошел смысл из документов.
— Ликвидаторы? Дима, ты спятил.
— Я позвонил тому чекисту, Олегу. Сказал, что лазил в под-
вал один, про банки с тушенкой, про убитых тоже сказал.
— И он поверил?
— Да. По крайней мере, в какую-то часть. У меня был вы-
бор…
— Это не выбор, — я покачал головой.
— Для меня — да! Я записался в добровольцы, Серег. У меня
есть пара часов, чтобы попрощаться и собрать вещи.
— Что ты собираешься доказать? Какое оправдание ищешь
для нас? — я снова на него орал, а в ответ он лишь улыбался.
— Мне не нужно оправдание, брат. Мне нужна месть. Эти
твари должны сдохнуть. Я хочу, чтобы они сдохли. Завтра туда
спустится отряд ликвидаторов, и я напросился с ними. Боевое
крещение, так это называется. Кстати, что с твоей рукой?
…На моей повязке только недавно перестали появляться
новые пятна. Рана после Вовиной операции заживала плохо.
Пришлось срезать полоску кожи толщиной в два пальца,
предотвратить распространение коричневой заразы.

45
 Несмотря на признание Димы и добровольную сдачу, никто
и не подумал разблокировать нам доступ к снабжению раньше
обещанного. Как я и ожидал, поблажек не было, и большин-
ству на этаже пришлось туго. Пара наших соседей решилась
попытать счастья на седьмом. Одного Сидорович застрелил
на месте, второму попал в ногу. Две ночи к ряду мы слушали
вопли, пока его наконец не забрали. Из медблока он уже
не вернулся.
Алина почти не появляется дома. Не знаю, то ли перебива-
ется у подруг, то ли повадилась ночевать к ухажеру с работы.
Вовчику удалось выменять половину своей бутыли на биокон-
центраты. На радостях вторую половину он выжрал сам
и в очередных разборках с Ирой сломал ей руку. Теперь у нас
еще одна голодная обуза.
Полина превратилась в призрака. Она отказывается даже
от тех крох еды, которые у нас есть, мало пьет и ни с кем не го-
ворит. Я больше не слышу ее плача по ночам, лишь ровное ды-
хание, но почему-то знаю — она не спит. Из глаз ее пропали
слезы, ушел и немой укор. Словно сама жизнь Полины потуск-
нела вместе с цветом зрачков.
Я тушу последнюю сигарету о лежащую на подоконнике ли-
стовку с набора в добровольцы. Больше нечего курить, больше
нет сил, чтобы подняться домой. Я трясу запястьем: рука ни-
как не привыкнет к отсутствию часов. Но посчитать несложно.
Дима спустился в подвал с отрядом ликвидаторов восемь
дней назад. Семь дней назад туда же ушел еще один отряд.
Пять дней назад — третий. Никто не вернулся.
Минуту назад, когда я затушил последний бычок, в ста мет-
рах отсюда перестали гудеть шланги. Это значит, рабочие за-
лили шахту достаточным количеством пенобетона. Теперь уже
наверняка.
Я кричу и буду кричать, сколько хватит сил. А стекло тре-
щит под моими ладонями.

46
 Автор выражает
благодарность Петру
Цветкову и Андрею
Субочеву за помощь
в работе над этим
текстом

47
 Графомен
Последний побег

Зимнее солнце, обычно тусклое и невзрачное, сейчас рас-

каленным прутом уперлось Доходу в глаз. Горячий пот стру-
ился по спине. Ноги в старых валенках с трудом удавалось
передвигать по тяжелому снегу. В другое время (было ли ко-
гда оно, это «другое время»? ) Доход с удовольствием прогу-
лялся бы на лыжах по живописной северной тайге. Пушистый
снег на лапах симпатичных невысоких елочек. Плавные ли-
нии сугробов, синее небо, прекрасный вид с холма вниз.
Но сейчас тщедушному человечку в старой черной зэковской
фуфайке с номером Щ-2036 на спине было не до этого. Соба-
ки лаяли в низине, а значит, его очень скоро могла заметить
поисковая команда. После чего захват бежавшего был делом
нескольких минут. А потом, если бы даже не забили до смер-
ти по пути в лагерь, все равно проигранному в карты на зоне
не жить. Поэтому, несмотря на лай собак, Доход упорно пере-
ставлял и переставлял одеревеневшие ноги. В конце концов,
когда-нибудь мучение должно закончиться. Главное, не спо-
ткнуться и не упасть… не споткнуться и не упасть… не спо-
ткнуться… Сил на то, чтобы подняться, у него уже не остава-
лось.
— Заключенный Сидоров! — прогремело над головой Дохо-
да, и он от неожиданности остановился. — Прекрати делать
глупости и злить охрану, сдавайся, а то хуже будет!
Уже много лет никто не называл Сидорова по фамилии,
только номер Щ-2036.

48
 — Кума подключили, значит дела их плохи, — усмехнулся
Доход и с усилием дернул правую ногу в дырявых ватных шта-
нах. Главное, сделать несколько шагов, а дальше пойдет…
дальше пойдет… пойдет как по маслу. Но шаги никак не дела-
лись, а лай собак не прекращался. Даже становился ближе.
— Заключенный Сидоров…
Доход больше не слушал ничего, он взревел от боли
и все-таки переставил сначала одну, а потом другую ногу,
медленно вылез на гребень сопки. Что дальше? Доход
не знал. Последние сутки он шел наугад. Сначала собирался
выйти к железной дороге, но, когда в назначенное время
в ожидаемом месте ее не оказалось, Доход заподозрил, что
сбился с пути.
Несколько часов назад над ним пролетел кукурузник, по-
том послышался лай собак — тогда он окончательно понял,
что план провалился. И сейчас брел наугад, желая только од-
ного — оторваться от погони и где-нибудь отлежаться.
За вершиной открылся крутой склон, под которым на изги-
бе реки лежало большое село. Из труб вертикально поднима-
лись ввысь серые струи дыма. Лаяли собаки. Но на улице нико-
го не было видно.
«Засада!» — мелькнуло у Дохода в голове. Но деваться было
некуда, и он припустил вниз. Быстрее… потом еще быстрее.
Потом споткнулся и кубарем покатился, успев только при-
крыть лицо ветхими рукавицами. Его несколько раз подброси-
ло, ободрало руки о чахлую ель… И вот уже Доход хлопается
о крышу покосившегося дощатого сарая, пробивает перекры-
тия и в потоке снега рушится вниз.
Собаки лают на склоне. Но Доход, не шевелясь, распластал-
ся на старых дровах. Сил подняться у него нет.

***
Поздняя, но бурная весна, как последняя любовь перезре-
лую бабу, накрыла Суру. Из-под снега полезли кучки прелых
опилок. Недели не прошло, как ноздреватый лед, державший
реку в строгости с октября, сорвался в свой последний поход

49
на север. Холода окончательно отступили, и в поселке настали
желанные тепло и свежая сырость.
Чавкая раскинувшейся по улице опилочно-снеговой жижей,
постаревший на семь лет Доход в засаленной болоньевой курт-
ке и грязных штанах цвета хаки тащил на холке большой бес-
форменный мешок. Сбоку на веревке шла красавица японская
лайка-акита Лиса. Остановившись у нужной избы, Доход запу-
стил руку через забор и отомкнул калитку. Зашел во двор и на-
кинул щеколду обратно. Из будки тут же выкатился дворовый
сторож Шарик и залился истеричным визгливым лаем. В ответ
Лиса коротко и угрожающе рыкнула, и Шарик, заткнувшись,
полез обратно в будку.
В избе на лай Шарика к окну прильнула хозяйка, полная
моложавая Ксюха.
— Миш, — кликнула она мужа, — опять этот твой Доход за-
явился. Еще и крокодила своего приволок. Когда ты его уже от-
вадишь сюда ходить?
Из спальни, позевывая, вывалился краснорожий пузатый
хозяин Мишка в майке-алкоголичке и семейных трусах.
— Не твоего ума дело! Он мне столько шкур каждый месяц
приносит, сколько другие только по пьяни нахвастать гораз-
ды!
Миша открыл створку окна и крикнул Доходу:
— Доход! Привяжи свою и проходи в сени. Сейчас выйду!
Когда Мишка захлопнул окно, Ксюха тут же снова завела
шарманку:
— Дурак ты, дурак! Ты на него посмотри — он же убийца!
По нему зона горькими слезами плачет. Палычу сказать про
него, и поедет куда надо! А крокодила его — на шапку! Не хо-
чешь, я сама сделаю…
Мишка угрожающе осклабился, натягивая на себя новый
рабочий комбинезон.
— Да не зуди ты! Сделает она… Я те так сделаю! Весь бизнес
мне порушить хочешь, дура? А кто опять в Египет на следую-
щей неделе собирался? За братцем своим лучше смотри!
Опять на ходку собрался, остолоп!

50
 Ксюха оскорбленно замолчала. Но когда Мишка уже собрал-
ся выходить, не удержалась и крикнула ему в спину:
— Убьет он тебя! Говорю, убьет! А Серега — что Серега? Ку-
пили там всех в суде… там все купленные, потому и посадят…
Мишка досадливо махнул рукой и вышел в сени, плотно
притворив за собой дверь.

В сенях стоял влажный полумрак. Доход молча опустил пе-

ред Мишкой туго набитый мешок. Развязал. Из мешка показа-
лись собачьи шкуры. Мишка присел над мехом и запустил
в него руки. Он сноровисто перебирал шкуры, про себя что-то
считая и шевеля губами.
— Не порченые? — поинтересовался он для порядка.
Доход ничего не ответил. Он внимательно смотрел
за тем, как Мишка преувеличенно внимательно разглядывал
каждую шкурку на свет в открытый дверной проем, дул
на нее, водил ладонью по поверхности. Наконец тот закон-
чил.
— Вижу, что не порченные. Моя цена — пять штук.
Доход разомкнул челюсти и произнес жестким сиплым го-
лосом:
— Десять.
Мишка отрицательно затряс головой.
— Вечно ты так. Хорошо… семь.
Доход молчал. Тогда Мишка достал из кармана пухлый ко-
шель и отсчитал из него бумажки. Доход даже не пошевелился.
Мишка пожал плечами.
— Как хочешь…
Мишка дернулся убрать деньги, но тут Доход вытянул руку
и забрал купюры. Мишка довольно ухмыльнулся:
— Отнеси в сарай и положи там справа, как обычно.
Он уже развернулся, чтобы уйти в избу, но вдруг Доход
остановил его коротким вопросом:
— Мне нужно лекарство.
Мишка снова повернулся и с сомнением посмотрел на До-
хода.

51
 — Опасное дело. Я могу надолго уехать, если спалимся. Мо-
жет, ну его, а?
Доход вдруг завибрировал всем телом.
— У меня полжизни пропало. Ничего не помню. Сны снят-
ся… хреновые… Бывает, ловить не могу. Душу удавкой, а руки
не слушаются. Я так дураком стану. А нафига тебе дурак? Сам
подставлюсь и тебя сдам, по дурке оно всякое бывает.
Мишка мрачно смотрел на Дохода и на шкуры. Внутри него
происходила борьба. Потом он шагнул к Доходу и громким ше-
потом прокашлял тому прямо в лицо:
— Хорошо… попробую. Только ради тебя. По дружбе. Сто
штук — и будет тебе лекарство.
Доход коротко качнул из стороны в сторону головой:
— У меня столько нет. И не будет никогда.
— А сколько у тебя есть?
Доход, не задумываясь, ответил:
— Семьдесят… наскребу.
Мишка покрутил в голове варианты, потом усмехнулся:
— У тебя ж хорошие уловы все время были… Хорошо. Семь-
десят и шкуру Лисы.
Доход бросил на Мишку тяжелый взгляд. Вскинул на плечо
мешок и размашисто шагнул во двор. Мишка некоторое время
стоял и ждал обычного возвращения с ясным ответом. Но,
услышав скрип калитки и запоздалый заливистый лай Шари-
ка, пожал плечами и ушел в избу.
Ксюха дожидалась его, ожесточенно потроша свежевылов-
ленную красную рыбу.
— Сторговался? — насмешливо бросила она мужу. И потряс-
ла перед Мишкой головой рыбины, которую тут же с отвраще-
нием бросила в ведро.
— Сто раз говорила тебе, уроды кривозубые — это самцы.
Толку от них как от козла молока — ни икры, ни жира в мясе.
Даже Шарик их не жрет!
Но Мишка, не обращая на супругу особого внимания, при-
сел у стола. Он был глубоко в своих мыслях. Ксюха, не замечая
этого, продолжала балаболить:

52
 — С такой сноровкой скоро без штанов останемся. А у тебя
все одни бомжи на уме. Много сегодня твой убийца дворняг-то
задушил?
Мишка, как будто очнулся, вдруг спросил невпопад:
— Ксюх, а что твоя двоюродница, лекарство-то может до-
стать?
Язвительная улыбка исчезла с лица Ксюши прямо в помой-
ное ведро у ее ног. А вслед за ней со звоном на пол полетел нож.
— Ты что? Ты ему сказал?! Ой, дурак!.. Нас же посадят!
Он же заяву накатает, он уже накатал! И все! Больше никаких
курортов! И серьги отберут, и платья! И сумочку! На урановой
шахте сгноя-ят!..
— Заткнись, дура! — не выдержал Мишка. — Какие шахты?
Он сам раньше нас туда загремит, если рот откроет. Я ему дозу
за семьдесят штук предложил взять. И шкуру крокодила в при-
дачу.
Ксюха задохнулась от перепада чувств.
— Это… шуба мне и в Таиланд, что ли?
Мишка передразнил:
— Шуба-дуба-дуба… На нем опробовать можно. Попробует,
подсядет, другим посоветует. Такие деньги можно делать!
Ксюша засомневалась:
— А если помрет? Бывает же. Сеструха говорила. Исчезают
и всё, как будто не было никогда.
Но Мишку было уже не остановить:
— Да с чего помрет? Доход — он только на словах Доход,
а так мужик жилистый. Вот увидишь, ничего ему не будет!
А вот мы, если попрет, совсем отсюда съедем. Будем жить как
люди. В Питере или Москве. Да и в Нью-Йорк можно. Надо
только язык подучить.
Ксюша надула губы:
— Нью-Йорк… Разбежался… Я тебе там не нужна буду. Бро-
сишь сразу. Найдешь себе феминистку худосочную.
Мишка притянул Ксюху к себе:
— Да на кой они мне, селедки ржавые, сдались, когда под
боком такое богатство.

53
 Ксюха тут же сомлела и прикрыла глаза:
— Эх, гад ты, Мишка. Ну, уговорил. Сейчас Верке звякну,
узнаю, как у ее хозяев дела. А завтра в город к ней подбро-
сишь?
Мишка усмехнулся:
— Куда разогналась-то? Надо, чтобы клиент созрел сначала.
Чего без толку суетиться? Вот как ответ точный будет, так
и съездишь.
И они слились в смачном поцелуе.

***
Белая ночь набирала силу. В по-весеннему мутной реке пока
не отражалось гладкое светлое небо, но воздух уже был прони-
зан невидимым прохладным светом. На пологом галечном бе-
регу ютилась полуразрушенная баня, в которой и обитал Доход.
Местные мальчишки несколько раз пытались ее спалить,
но пока проносило. Да и взрослые глядели на временное при-
станище опасного чужака с неприязнью и страхом. Еще бы!
В большом, обнесенном стальной сеткой загоне у задней стен-
ки находили последний приют бродячие собаки с округи. Ино-
гда особо заботливым хозяевам удавалось вытащить из клетки
заодно попавшего туда своего Бобика. Но это бывало редко.
Доход работал быстро и четко. А собачьи черепа и кости далеко
не уносил. Они валялись прямо у сетки, наводя ужас на очеред-
ную партию ожидающих своей очереди в загоне несчастных.
Вот и сейчас Доход равнодушно прошел мимо визгливо ла-
явших из-за прутьев шавок. Лиса негромко рявкнула на приго-
воренных собратьев, и они тут же заткнулись. Доход одобри-
тельно потрепал верного друга по холке, присел на порог и,
глядя в хвойные дали на том берегу, задумчиво откупорил бу-
тылку водки. Отпив первый большой глоток, Доход зарумя-
нился, опять потрепал присевшую рядом Лису по шее и снова
сделал глоток уже поменьше. Он любил сиживать так иногда
на пороге и любоваться на реку.
Прошел час. Ночной холодок все настойчивее забирался
под рубаху. Доход выцедил последнюю каплю и аккуратно от-

54
ставил бутылку под крыльцо. Потом решительно поднялся
и скрылся в бане, хлопнув за собой щелястой дверью. В баньке
было так же промозгло, как и снаружи. Доход решил не сни-
мать куртку и прямо в ней повалился на лежак.

***
…И вместо лежака приземлился опять на те же дрова в са-
рае.
Стоял удушливый крепкий мороз. Рядом лаяли собаки,
а Доход все никак не мог подняться. Но страх и желание жить
в итоге заставили перекатиться на бок и слезть вниз.
Он осторожно выглянул наружу. Как мог быстро проковы-
лял до избы и полез вдоль задней стены по сугробам к другому
двору. Но тут у соседней избы выскочил из будки и залился ла-
ем здоровый среднеазиат. Открылась дверь, и наружу выгля-
нул мужик в тулупе. Доход тут же рухнул в сугроб и замер. Му-
жик осмотрелся, спустился по ступеням вниз и прикрикнул
на пса:
— Чего балаболишь, Жиган? Вишь, тюремщика гонят. Кому-
то премию дадут.
Но пес не унимался. Мужик снова, более внимательно,
огляделся вокруг.
— Думаешь, здесь он? Хорошо бы. Ну-ка последи.
И мужик скрылся в доме. Доход понял, что сейчас тот вы-
несет ружье, хотя и с такой собакой шанса уйти от погони
у него не было. Работая руками и ногами, Доход отполз
за угол и по стеночке на четвереньках быстро поскакал мимо
крыльца. Он молился, чтобы и здесь не оказалось собаки.
И ее не было.
Когда он поднял глаза, то увидел пару смотрящих на него
детских глаз. Мальчик лет шести с любопытством следил
за Доходом из окна рядом с входной дверью. Но прежде,
чем Доход успел сообразить, что-то тяжелое и яростно ды-
шавшее распластало его по земле и принялось рвать руки,
подбираясь к шее, которую он инстинктивно старался при-
крыть.

55
 — Жиган, давай, рви гада! — услышал он сквозь боль и ры-
чание собаки.

***
Потный, тяжело дышащий Доход с воплем подскочил
на своем лежаке. Трясущимися руками подхватил со стола
трехлитровую банку и жадно приник к ней, высасывая воду.
Когда допил до дна, бессильно опустил руки на колени и за-
выл, глядя в тусклое окошко:
— Да что же это! Не могу я больше! Не-е могу-у-у!
За дверью завыли собаки. Доход с силой швырнул банку
в печь, и она лопнула, осыпав пол стеклянными осколками.
Доход зашарил по лежаку, вытащил из-под тряпок узкую ко-
жаную петлю, помял ее руками, потом крикнул в дверь:
— Лиса! Лиса, ко мне!
Собака радостно терлась о его колени, Доход гладил ее и че-
сал между ушей, трепал по шее.
— Хорошая моя… Хорошая… Сидеть! Молодец…
И ловко накинул на шею лучшему другу ременную петлю.

В светлое призрачное небо ушел полный тоски и разочаро-

вания вой Лисы. И тут же оборвался. Собаки в клетке подхва-
тили его на все лады: завизжали, залаяли, завыли. Дверь ба-
ни распахнулась. Доход перебросил труп через порог, затем
вышел сам. Наступила тишина. Доход некоторое время по-
стоял над телом Лисы, глядя куда-то вдаль. Затем криво
усмехнулся и вытащил из-за голенища большой нож для раз-
делки.

***
Распаренные Мишка с Ксюхой расположились за столом
с электрическим самоваром и большим курником с красной
рыбой.
— Как Вера Павловна поживает? — хитро улыбаясь, поинте-
ресовался Мишка.
Ксюша прыснула:

56
 — Надо же, «Вера Павловна»! Верка — она и есть Верка. Па-
шет за копейки. Только и радости, что левые заработки. Но хо-
зяева тоже не дураки. Следят за каждым шагом, нелюди.
— Конечно, нелюди. Они ж рептилоиды! С этой, как его…
Не-бе-ру… Чего они там не берут? Все уже разобрали.
Ксюша постучала пальцем по виску и оглянулась:
— Мишк, ты это осторожнее… Рептилоиды — не рептилои-
ды, а Семена знатно на пятнадцать лет укатали. Так что лучше
помалкивать в тряпочку.
Но Мишку было уже не остановить. Он повернулся к розет-
ке и, сложив ладони рупором, крикнул туда.
— Товарищ рептилоид-жидомасон-майор! Терпила Михаил
Сявкин к вашим услугам! Слава Нибиру!
Ксюша аж поперхнулась:
— Вот же ты идиот! Вот идиот! А если и правда слушают!
Мишка захохотал.
— Если бы да кабы… Кому мы с тобой нужны? Да и лекар-
ство просим первый и последний раз. Так что расслабься.
Немножко помолчали, шумно прихлебывая чай. Но тут уже
Ксюха не выдержала:
— Скоро твой убийца придет?
— Скоро. Не дергайся. Он человек обязательный.
И точно. Скрипнула калитка, залился истошным лаем Ша-
рик. Мишка шуганул жену:
— Давай свали, не светись тут.
В другой раз Ксюха быстро поставила бы обнаглевшего су-
пружника на место. Но сейчас ситуация была неподходящая,
и, поджав губы, она накинула платок и выскочила в сени. От-
туда донесся ее звонкий голос:
— Здравствуйте!
Кивнув в ответ, Доход переступил через порог и демонстра-
тивно постучал пальцем об косяк.
— Можно?
Мишка повернулся на лавке, не вставая. Вытер губы и пока-
зал рукой.
— Проходи, садись.

57
 Доход скинул сапоги и, распространяя по избе смрад, с раз-
маху уселся напротив хозяина. Мишка любил чистоту и поря-
док, но больше любил деньги, поэтому не подал вида, насколь-
ко ему был неприятен этот визит. Только спросил:
— Принес?
Вместо ответа Доход вытащил из внутреннего кармана
куртки сверток и развернул его на столе, показав котлету пя-
титысячных купюр. Мишка взял деньги, аккуратно и профес-
сионально пересчитал их два раза, затем удовлетворенно от-
ложил в сторону.
— Добро! Что с Лисой?
Доход, опять молча, запустил руку в заплечную сумку и вы-
тащил оттуда шкуру Лисы. Мишка взял ее и, прикрыв глаза,
быстро прощупал всю.
— Чаю хочешь?
Доход отрицательно помотал головой.
— Когда?
— Сейчас.
Мишка встал, подошел к буфету и вытащил из выдвижного
ящика нечто завернутое в целлофановый пакет. Вернулся об-
ратно и аккуратно выставил на стол перед Доходом прозрач-
ный пузырек из-под лекарства с зеленым порошком внутри.
Еще пошарив рукой в пакете, Мишка с озабоченным видом за-
глянул внутрь.
— Ага! Вот ты где! — Он извлек свернутый вчетверо ли-
сток. — Это инструкция. Сейчас все объясню, потом отдам.
Значит так, смотри… Три дня до приема не пей водку. Трез-
вым надо быть. Мяса есть тоже нельзя. Ну и баб… тоже. Вста-
нешь на четвертый день утром. Питья наделай и фруктов… ну
хоть помидоров с огурцами. Лук можно.
Мишка глянул поверх листа на Дохода, тот внимательно
слушал. Мишка указал на флакон.
— Здесь четыре столовые ложки. Две кинешь в стакан воды
сразу. Размешаешь. Вопрос задай или желание загадай. И пей.
Потом ложись и жди. Через час начнется. Если не на все во-
просы ответит, через три часа еще ложку размешай и выпей.

59
А потом сутки надо отсыпаться. И воду пить.
Доход подвигал челюстями:
— Ты сам пробовал?
Мишка свернул листок и положил его рядом с пузырьком.
— Я нет, но знаю людей. У всех по-разному пошло. Кто-то
поднялся. Кто-то сгинул. Это от человека зависит. Не каждому
принимать надо, а только тому, кто очень хочет.
И тут Мишка спохватился:
— Самое главное чуть не забыл! Четвертую ложку сразу
не пей. Через неделю, чтобы эффект закрепился и жизнь окон-
чательно на лад пошла.
Доход забрал пузырек и записку со стола. Сунул их в кар-
ман, встал и пошел к выходу. У порога обернулся и спросил:
— А что, если сразу приму?
Мишка развел руками:
— Дурацкое дело не хитрое. В дурку или исчезнешь, вот
и все. Как хозяева захотят. Засекут они тебя — и пиши пропа-
ло. Я откажусь, а тебе конец.
И Доход молча шагнул через порог.

***
Река, отойдя от ледохода, наконец успокоилась и снова пре-
вратилась в ленивое зеркало, отражающее бесцветное в своей
глубине северное небо.
Любой посторонний, оказавшись в это время на берегу,
вряд ли смог бы догадаться не только который час, но и утро
сейчас или вечер. Все вокруг было призрачно и неправдопо-
добно. Лился ли свет сверху и отражался в воде или наоборот
исходил из узкой полоски под ногами и растекался по небу?
Рассекал ли прохожий влажный воздух или плыл через сильно
разбавленную воду?
Для Дохода, отбросившего прочь засаленное одеяло и вы-
глянувшего в мутное оконце, таких вопросов не существовало.
Для него настала пора действовать.
Он вскочил в валенки, подхватил из-под стола трехлитро-
вую банку с водой, выставил на стол тазик с нарезанными по-

60
мидорами, огурцами и луком — всем, что удалось добыть
по конским ценам в местном сельмаге. Пошарил в куртке
и вынул пузырек с порошком. Подхватил с подоконника гра-
неный стакан, дунул в него, налил воды. Отмерил порошка
в старую алюминиевую ложку, кинул в стакан, потом еще. Раз-
мешал. Посидел с закрытыми глазами. И начал пить снадобье.
Махнуть все зараз не получилось, слишком противным бы-
ло зелье. Пил давясь, проливая на себя. Наконец — все. Доход
ослабел и почувствовал, как земля начала уходить из-под ног.
Он медленно опустился на лежак. Постарался дышать разме-
ренно. Зрачки его глаз сокращались и расширялись вместе
с дыханием: шире-уже-шире-уже.

***
Доход больно ударился, когда приземлился на поленницу.
Немного отлежался, скатился по дровам вниз и выглянул нару-
жу. Собаки лаяли где-то наверху. В самой деревне пока было
тихо. Он осторожно перебежал к ближайшей избе и спрятался
за угол. Потом прошел вдоль задней стены и подкрался
к крыльцу. Из окошка рядом с входной дверью на него с любо-
пытством глядел мальчик лет шести. Доход подошел к окну
и скорчил пацану смешную рожицу. Тот заулыбался. Доход де-
лано спокойно поинтересовался:
— Эй, друг, есть мамка или батя дома?
Мальчик водил по стеклу пальцем.
— Папки нет у меня, а мамка на работе.
Доход подмигнул ему.
— Храбрец какой. Воды не подашь?
Мальчик вскинул голову:
— А ты не волк? Мне мамка рассказывала, тут волки бегают,
такие как люди, и детей едят.
Доход снова скорчил мальчику рожу и скинул шапку.
— Я? Тебя? Да ну. Ты, наверное, костлявый и безвкусный. Я
дрова вашему соседу пилю. А он ушел куда-то. Пить очень хо-
чется.
Мальчик засмеялся, но переспросил:

61
 — Дяде Паше?
Доход тут же уныло покачал головой.
— Ему самому. Так дашь попить, дружище? Я тебе покажу
кое-что.
Мальчик исчез из окна, и тут же скрипнула дверь. Доход
в первый раз за многие годы оказался в нормальном человече-
ском жилье. Через маленькие, пропахшие кислой капустой се-
ни они прошли в жилое. Изнутри изба была бедная, но содер-
жалась в чистоте. Мальчик был худенький и бледный, коротко
стриженый, но тоже в чистых штанишках, рубахе и валеноч-
ках. На столе были разложены тетрадки.
— Ты уже в школу ходишь? — поинтересовался Доход.
— В первый класс, но сейчас приболел. Мамка не отпустила.
— Я думал, тебе шесть.
— Семь! А скоро будет восемь! — похвастался мальчик. —
Мамка говорит, что я миниатюрный.
Что-то такое особенное было в его глазах…
Мальчик уже налил Доходу воды в стакан. Тот нарочито
медленно пил, оценивая обстановку. И тут во дворе залаяла
собака. Послышался мужской голос:
— Искать, Жиган, искать!
— Ой, дядя Паша пришел! — мальчик рванулся к двери,
но Доход на ходу перехватил его и заткнул рот.
— Света, Коля, вы тут? — застучал в дверь сосед.
— Тихо, щенок! — зашипел Доход, крепко сжимая дергаю-
щееся и мычащее тельце.
Снова лай собаки и скрип досок. Сосед уходил.
Доход чуть ослабил хватку.
— Где деньги, еда, одежда? — грубо, вполголоса спросил он.
Внезапно мальчик что есть сил вцепился зубами ему в па-
лец.
— Сука! — Доход разжал руки, и пацан кинулся в сени,
крича:
— Спасите! Дядя Паш…
В один прыжок Доход догнал мальчика и ударом в висок
опрокинул его на пол. Тот отлетел к задней стене, заныл, зака-

62
пал кровью и пополз в угол. Доход ухватил мальчика за лицо,
покрутил головой и заметил веревку для сушки белья, свисаю-
щую с балки. Сорвал ее, быстро обмотал вокруг худенькой
шеи, перекинул оставшийся обрывок через балку и дернул ве-
ревку на себя.
Маленький валенок слетел с дрыгнувшейся ножки и корот-
ко проехал по дощатому полу.

***
Доход с криком подскочил на своем щелястом лежаке. Тем-
ный низкий потолок… Баня. Мутный неживой свет из окошка.
Веселящий влажный запах с улицы. Весна. Река. Нет, ничего
нет. Нет снега. Нет погони. Нет избы. Нет мальчика… Стоп.
Доход застонал. Он вспомнил. Было. Все было. Лес. Снег.
Погоня. Собаки. Изба. Был мальчик со странными светлыми
глазами. И он… Сидоров Прохор Семенович — он его действи-
тельно того… Раскачиваясь на лежаке и тихо подвывая, Доход
не глядя кидал в рот огурцы и запивал их из банки. За стеной
тоскливо выли собаки. Доход поднялся, ноги не хотели слу-
шаться.
— Тихо, сволочи!
Потом махнул рукой. Снова сыпанул звенящей о край ста-
кана ложкой зеленый порошок, залил водой. И долго, мучи-
тельно, борясь с отвращением, пил мерзкую жижу.
Чтобы то, что он вспомнил, наконец стало дурным сном.
Чтобы порвать в клочки эту галлюцинацию, чтобы по-
нять, что…

***
По деревне бегали военные и местные (которые тоже
по большей части были отставными военными). Доход стоял
у входной двери в новом овчинном полушубке и валенках,
с узелком в руках и внимательно слушал, что творится снару-
жи. Внезапно ему показалось, что кто-то смотрит ему в заты-
лок. Доход оглянулся: нет, все тихо и темно, только тельце ре-
бенка под потолком и валеночек на полу. Но все равно, стоило

63
отвернуться, и волнение вновь принималось водить холодны-
ми коготками по позвоночнику.
— Пора, — выдохнул сам себе Доход и бросился в холод.
Когда он выскочил наружу, солнце уже зашло за крышу до-
ма, и тени стали заметно длиннее. Собаки лаяли где-то на дру-
гом конце деревни, а вокруг — ни души. Доход снова бросился
на задний двор и стал пробиваться через сугробы к соседу. По-
том дальше. Потом перебежал через широкую дорогу и дви-
нулся к еловому лесу. Как вдруг услышал позади, из тех дво-
ров, дикий, волчий, женский крик:
— Коля-а-а-а-а! Коленька-а-а-а-а!..
Доход припустил в лес по тропинке. Сзади бестолково лая-
ли осточертевшие псы, но свобода была уже близко. Где-то
здесь должна проходить железная дорога, надо просто в тем-
ноте запрыгнуть на медленно ползущий товарняк — и все.
А вот и насыпь. Доход рванул к ней, но тут же рухнул в снег.
Вдоль полотна медленно шел патруль: трое военных в светлых
полушубках с овчаркой на привязи. О том, чтобы сунуться ту-
да прямо сейчас, не могло быть и речи. Доход лежал в сугробе
и потихоньку замерзал, слушая, как патруль, погогатывая, пе-
реговаривается, остановившись на перекур. Мелькнула мысль,
что он уже умер, замерз, а все остальное — это просто сон, гал-
люцинация гибнущего сознания. Но краем глаза Доход заме-
тил что-то большое и темное в лесу. Неужели постройка? Мо-
жет, пересидеть здесь, пока не стемнеет? И Доход осторожно
пополз вглубь леса.
Когда железная дорога скрылась за деревьями, он поднялся
на ноги и, пригнувшись, побежал в сторону постройки. Дом
оказался заперт. В само помещение Доход соваться не риск-
нул, но заваленная сеном поветь вполне подошла для времен-
ного укрытия. Он забрался на самый верх, натащил на себя се-
на. Согрелся и приготовился ждать темноты.
Тишину изредка разрывал стук железнодорожных колес.
Сумерки быстро наваливались фиолетовой тушей на остыв-
ший мир. Расслабившийся Доход жевал соломинку, не давая
себе уснуть. И вдруг снова почувствовал на затылке этот

64
взгляд. Нехотя повернулся… Рядом сидел мальчик. Такой, ка-
ким он его видел в последний раз, в чистой залатанной рубаш-
ке, безрукавке и валеночках. Просто сидел и смотрел на Дохо-
да своими светлыми глазами.
Доход ущипнул себя за нос. Стало больно. Тогда Доход
быстро и безумно зашептал:
— Ты?! Тихо, тихо, не кричи. Я не специально…
— Я знаю, — не шевеля губами, ответил мальчик. — Я
не могу кричать, я умер.
Мысли путались в голове. Внезапно стало жарко. Пытаясь
справиться с паникой, Доход забормотал первое, что пришло
на ум:
— Почему… зачем ты здесь?
— Потому что ты так захотел, папа.
Смысл сказанного дошел до Дохода не сразу.
— Какой… какой папа? Где папа?
— Ты мой папа, а я твой сын Коля. Коля Сидоров.
Доход падал в какую-то бесконечно глубокую темную про-
пасть, но все равно из последних сил пытался зацепиться за ее
края.
— Какой ты сын, ты — крысеныш! Твой отец — вертухай!
Из тех, что из меня мясо делали! Ненавижу! Все вы такие!
Доход орал, уже не заботясь о конспирации, а мальчик про-
сто сидел и смотрел на него своими светлыми глазами.
— Папа, а помнишь ту смешливую медсестру на пересылке?
Свету. Она узнала твои данные, как поняла, что я буду. Дала
мне твое имя. Думала, все равно больше не увидимся.
У Дохода свело горло. Наступила тишина, только слышен
был стук колес проезжающего мимо поезда. Еще бы он не пом-
нил. Последняя его женщина. Столько лет прошло. Когда его,
тогда еще Прохора Сидорова, взяли за анекдот, он как раз соби-
рался жениться. Около ЗАГСа и взяли, и первым погонялом
еще в СИЗО у него было «Молодожен». А невесту звали… Впро-
чем, разве теперь это важно? Он уже давно не Прохор и даже
не «Молодожен». Ставшие чужими губы скорчились в презри-
тельной усмешке — рефлекс был доведен до автоматизма.

65
 — А… эта шалава.
Но мальчик все так же бесстрастно жег душу Дохода свет-
лым невинным взглядом.
— Папа, мама не шалава. У них тут с нормальными мужчи-
нами плохо. А им детей хочется и любви.
Доход принялся яростно тереть уши. Стало больно, уши пы-
лали, но наваждение не уходило.
— Стоп. Стоп! Да ты меня разводишь! Ты не сын! Ну хоро-
шо, ладно, я убил крысеныша… Тебя, да! Но иначе бы меня
взяли. И тогда… тогда мне не жить…
Мальчик сочувственно кивнул головой:
— Папа, да ты не оправдывайся. Я знаю, что ты прыгнул
на кума, и тебя проиграли в карты.
Доход возбужденно откинул тулуп и приподнялся на руке.
— Да! Отмудохали бы и опустили, а там… Погоди! Откуда
ты это знаешь? И почему ты так говоришь? Не как ребенок!
Тебя нет на самом деле? Как же я сразу не догадался!
Но мальчик лишь улыбнулся.
— Я есть. Ты хозяйский порошок выпил, и теперь все мерт-
вые это знают. И мама знает. Только ей от этого не легче.
Доход снова опустился на сено.
— Хозяйский порошок? А кто хозяева? Светка тоже того?
Мальчик загрустил:
— Она тоже хотела прийти, но не смогла. Сил нет у нее
на тебя смотреть. После того, как ты меня повесил, она сошла
с ума и через год замерзла. Она себя во всем винила — пугала
плохо… а виноват я. Думал, воры — это такие чудовища.
А это… ты.
Доход сел и, уставившись в одну точку, стал как неваляшка
раскачиваться, повинуясь внутреннему ритму.
— Да ты бы… ты бы и так умер. Или спился бы… или…
Когда Доход поднял глаза, сын сидел рядом и гладил его
маленькой ручкой по голове.
— Пап, ты не переживай. Я считал хорошо и читал. Я вра-
чом хотел стать. Людей бы лечил. А потом я бы женился,
и у меня родился бы сын. И я бы его назвал… Прохором, как

66
тебя. Но ты решил по-другому. Ты же папа. Тебе лучше
знать.
И тут Дохода начала бить крупная дрожь. С трудом преодо-
левая ее, он проговорил:
— Сына назовешь Леня. Мне так больше нравится. Понял?

***
Доход пришел в себя на лежаке. Тело его сотрясалось в кон-
вульсиях. Пот заливал глаза. Схватился за банку, но она была
пуста. Разбитая тарелка валялась под столом, а салат размета-
ло по всей бане. Опираясь на стены, Доход поднялся на ноги
и нетвердым шагом вышел наружу. В глаза било солнце. В глу-
боком небе кучковались белые башни. Самый разгар дня, хотя
какая разница.
При виде своего палача собаки в вагончике разразились
визгливым лаем. Не обращая на них внимания, Доход рванул
дверцу загона и отбросил ее прочь. Стая шавок, голося, броси-
лась прочь. Доход ступил внутрь и тут же упал на колени перед
лоханью с водой. Приник к ней и долго жадно пил. Потом
схватил ее и, шатаясь и расплескивая через край, потащил
в баню. Внутри хлопнул ее на стол, а сам уселся рядом. Опро-
кинул остатки порошка в стакан и залил мутной водой из ло-
хани. Взболтал и стремительно вылил в себя образовавшуюся
взвесь.
А потом как подкошенный повалился на лежак.

***
Снова он в той же маленькой избе. Скрип досок на крыльце
и крик пробегающего мимо мальчика:
— Ой, дядя Паша пришел! — Доход снова на ходу перехва-
тывает его и затыкает рот.
— Нина, Коля, вы тут? — застучал в дверь сосед.
На этот раз Доход молча сжимал дергающееся и мычащее
тельце. В мозгу мелькнуло: «Почему началось именно с этого?
Если бы раньше, я бы все устроил по-другому». Но отступать
было поздно.

67
 Снова лай собаки и гремящие под уходящим соседом доски
крыльца.
Доход чуть ослабил хватку.
— Коля! Я твой папа! Давай посидим тихо, я все объясню! —
умоляюще обратился он к затравленно глядящему на него сы-
ну. — Коля, там щеночек на железнодорожной станции бегает
породистый. Я его тебе принесу. Он верным нам до конца
жизни будет… А мы с твоей мамкой…
Тут пацан что есть сил впился зубами в палец Дохода.
— Сука… — Доход разжал руки, и Коля кинулся в сени,
крича:
— Спасите! Дядя Паша, помогите! Он тут!
Хлопнула входная дверь. Доход устало прошел за пацаном
в сени. Все было кончено. Он накинул на дверь толстый ржа-
вый крюк. Содрал с балки бельевую веревку. Подергал ее, скру-
тил в петлю и просунул в нее шею. В дверь застучали.
— Открывай! Открывай, я сказал! Открывай, гад! Здесь он,
давай сюда!..
Стараясь не обращать внимания на крики, Доход подогнал
под балку трехногую табуретку. Балансируя, залез на нее, пе-
рекинул веревку и завязал прямым узлом. Закрыл глаза. Дверь
уже трещала под градом ударов. Доход разом выдохнул из себя
воздух и оттолкнул табуретку ногой.

***
Перепачканный глиной ментовской УАЗик петлял по опил-
кам поселка. Участковый Палыч злобно рвал туда-сюда руль
и зыркал на скорчившегося рядом Мишку.
— Долбодятел ты, Мишаня! Подвели тебя и меня под мона-
стырь бабы твои! Теперь молись, чтобы на хмыря этого все
списать!
— Кто ж знал, что сеструху женину хозяева так быстро спа-
лят? — грустил рядом Мишаня.
— Ты ж мужик, у тебя своя голова, а не головка должна быть
на плечах! Здесь это?!
— Да, за поворотом.

68
 УАЗ выкатился на берег и замер рядом с покосившейся
банькой.
— Сиди здесь! Предприниматель хренов…
Участковый выскочил на гравий и погреб разбегающимися
сапогами к развалюхе.
— Открывай, как там тебя, милиция!
Он выхватил из кобуры пистолет и толкнул дверь в баню.
Она не открылась, а просто упала внутрь. Участковый ворвал-
ся вслед за дверью и замер. Пыль и паутина окутывали внут-
ренности баньки. Разваленная печь, сгнивший и провалив-
шийся пол. Разбитое и заткнутое сгнившей подушкой оконце.
Когда участковый показался наружу, первое, кого он уви-
дел, был озирающийся по сторонам Мишка. Заметив участко-
вого, тот обрадовался:
— Палыч! Привет! Ты зачем меня сюда привез? Десятого
числа же платить уговор был! А волыну чего достал?
Участковый застыл, туго соображая, что творится вокруг.
Затем спрятал пистолет в кобуру. Хмуро глянул на Мишку.
— Зачем-зачем… Затем! Надо, значит! Какого хрена я здесь
делаю? У меня в районе сегодня отчет!
Он бросился к УАЗику и ударил по газам.
— Эй, Палыч, меня забери! Время — деньги! — заорал Миш-
ка и побежал к машине, но участковый, не обращая на него
внимания, помчался к селу.
— Вот мудак! — пробурчал Мишка и зашагал по гравию
вслед за машиной.

***
Посреди маленьких затоптанных сеней на полу стояли но-
силки, на которых вытянулось снятое с петли тело Дохода. Два
солдата с красными погонами «ВВ» топтались рядом. Не обра-
щая на них внимания, у изголовья беседовали Капитан в фор-
менном полушубке и Врач в накинутой шинели со споротыми
погонами. Капитан зевнул, глянул на наручные часы:
— Ну скоро там?
Врач буркнул, не отрываясь от папки:

69
 — Сейчас описание странгуляционной борозды закончу
и все. В кино опаздываешь?
Капитан потопал ногами:
— Ага, сегодня новую картину передвижка привезла. Тро-
фейное вроде. «Девушка моей мечты».
Врач хмыкнул, продолжая покрывать лист каракулями.
— Вот как? Интересно… Тут неувязочка одна. Сколько я их
перевидал, но ни одного с такой счастливой улыбкой. Стран-
но это.
Капитан и солдаты поневоле уставились на Дохода. Капи-
тан пожал плечами:
— Чего странного? У нас в канцелярии Ресин есть такой, кон-
туженный, так он всем через одного улыбается. Нерв у него по-
врежден. Тут то же самое, какой-нибудь нерв пережало, да и все.
Врач, перестав писать, развернул папку и сунул ее Капита-
ну. Засмеялся.
— Да ты лучше меня в моем деле разбираешься, Капитан.
На, подпиши.

На улице у забора стояла завернутая в серый полушубок

и платок мать мальчика Светлана и плакалась соседке Тоне:
— Я его предупреждала, предупреждала, а он все равно пу-
стил, хоть кол на голове теши, бестолочь! Мог бы без башки
остаться, дурила.
Входная дверь скрипнула, и солдаты вытащили из нее но-
силки с накрытым дерюгой телом Дохода. Следом вышли
и Капитан с Врачом. Капитан обратился к женщинам:
— Ну все, мы закончили, спасибо за помощь. — И, повер-
нувшись к Тоне: — Вашему супругу Павлу персонально, за бди-
тельность. Спасли мальца.
Тоня заулыбалась:
— Так он же на вышке двадцать пять лет отстоял от звонка
до звонка, теперь пенсионер. Но дело знает!
Капитан поддержал:
— Такие, как ваш муж, — наша надежда, наш самый главный
резерв! Я доложу наверх, чтобы его отметили. Ждите награды.

70
 Все прошедшие залезли в «буханку» и отчалили. Тоня тоск-
ливо посмотрела им вслед.
— Опять грамоткой отделаются. Лучше б дров привезли па-
ру самосвалов.
Светлана продолжила о своем:
— …Нет, надо рассчитываться и на большую землю ехать.
Тем более и учится неплохо…
Тут на улице показался Коля, на ходу играющий с малень-
ким лохматым щенком. И сразу же закричал маме:
— Мама! Мама! Можно я щеночка оставлю? Я же полугодие
на пятерки закончил!
Светлана обернулась к сыну.
— Ремня бы тебе, Коля, дать! Толстого! На кой он нам?
Тут вмешалась Тоня:
— Да что тебе, Свет. Это Затрапезных щенок. Порода какая-
то нерусская, не помню, как называется. Только Артем его все
равно прибить хочет, никто не берет. А вам без собаки после
сегодняшнего никак нельзя.
Света присмотрелась.
— А он ничего… хорошенький… — и прикрикнула на сы-
на: — Только чтобы сам кормил и ухаживал!
Коля слепил снежок, швырнул его в чистое голубое небо
и припустился по снежной улице наперегонки с заливисто
тявкающим мохнатым шариком.

71
 Алексей Сорокин
Должок

Бар с немецким названием, которое хрен выговоришь,

был не тем местом, что обычно показывают в кино. Ярко
и людно, воздух вибрировал от дерьмовой музыки и радост-
ных криков — кто-то то ли свадьбу отмечал, то ли развод,
то ли корпоратив проводил. Игорю, в общем-то, было напле-
вать. Он замерз, руки тряслись, и хотелось выпить. Не для то-
го, чтобы согреться, просто обжечь глотку и залить нутро, где
все тоже дрожало, словно стенки перегруженного реактора.
Он сел на высокий стул у стойки, кинув рюкзак под ноги.
Марина присела рядом.
— На кой хрен ты сюда приперся? — просипела она, прижав
ладонь к горлу.
— Хочу выпить, — ответил ей Игорь.
— Понятно, — сказал подошедший бармен, молодой пар-
нишка в рубахе с коротким рукавом и черными змеями
на предплечьях. — Что будете?
Игорь посмотрел в его недоверчивые глаза и подавил усмеш-
ку. Вряд ли он выглядел платежеспособным. Небритый, синяк
под глазом, рассеченная губа. Да и одежонка давно не стирана.
— Водку наливаете же?
— Думаешь, от этого вырастают яйца? — прокрякала Ма-
рина.
— Наливают, — кивнул бармен и пододвинул к нему откры-
тое меню, постучав по названиям и ценам пальцем, как для
ребенка или старика, который с головой не дружит.

72
 — Ох-ре-неть, — усмехнулась Марина.
Цены впрямь были охренеть, а то немногое, что у него
осталось после встречи с гопотой, наверное, стоило приберечь.
Хотя на билет все равно уже не хватит, а круглосуточных мага-
зинов по пути не встретилось, так что…
— Давайте вот это, — он указал на самый дешевый вариант,
но парень все равно еще раз внимательно на него посмотрел.
В ответ на его молчаливый вопрос Игорь достал из кармана
мятые бумажки, еще раньше перекочевавшие туда из носка.
Отделил от них две, положил перед собой. Лицо бармена чуть
смягчилось, он смахнул деньги и стукнул рюмкой о стойку.
— У вас тут маньяк завелся, да? — спросил Игорь.
— У нас — это где? — в голосе бармена послышались нотки
раздражения.
— Ну… в городе.
— Что-то такое слышал, да, — ответил тот.
— Думаете, он тут еще?
— Не знаю, — буркнул бармен. — Вам еще что-нибудь?
Игорь покачал головой, и парень уплыл к другому концу
стойки. Женщина с густо зашпатлеванным лицом просила еще
один «пузырь» к третьему столику и сделать музыку погромче,
потому что они собираются «жечь».
Марина посмотрела на часы, висящие над полкой с бутыл-
ками, и придвинулась к Игорю.
— Да мать твою, ты там харчок его ищешь или что? — ска-
зала она, все еще держась рукой за горло. — Тебе машину ло-
вить. Давай, Керуак, пей и валим.
Игорь опрокинул рюмку, и огонь разлился по горлу. На миг
дрожь внутри усилилась, а потом медленно, но верно отступи-
ла. Он попытался вдохнуть, но закашлялся. Бармен, протирав-
ший стакан, посмотрел на него с недовольством.
— Не нравишься ты ему, — сказала Марина. — Зря про вы-
родка спросил. Пойдем уже, пока он охранника не кликнул.
Игорь слез со стула и зашаркал к выходу. Что-то влажное
шлепнулось на пол за его спиной.
— Да что б тебя… — прохрипела Марина.

73
 Он обернулся и увидел кишки, свисавшие с ее живота. Она,
все еще матерясь, принялась собирать их с пола и запихивать
обратно. Музыка сделалась громче, кто-то радостно завопил.
Официантка с подносом обогнула Марину и направилась к уг-
ловым столикам. Игорь покачал головой, повернулся и вышел
в октябрьскую ночь.
Он побрел по темной улице в сторону автострады, но,
вздрогнув, замер, когда Марина вышла из переулка перед ним.
— Твою же… — пробубнил Игорь.
— Бу! — сказала девушка, зажимая рукой перерезанное гор-
ло. Когда не зажимала, разобрать ее речь бывало сложно.
Четыре года назад такой проблемы не было, равно как и пе-
риодически вываливающихся внутренностей. Девчушка рабо-
тала в салоне сотовой связи, йогой занималась, планы какие-
то строила. А потом случилось некоторое дерьмо, прозванное
не особо оригинальными СМИ «ухтинским потрошителем».
Игорь тоже стал жертвой потрошителя, пусть напрямую
с ним и не сталкивался. Выродок разрушил его жизнь, заста-
вил соприкоснуться с кошмаром и лишиться сна. Только все
это — паршивенькая драма, которая временами заменяла ему
правду. Всем ведь порой хочется себя пожалеть, верно?
А правда в том, что он обделался от страха, когда услышал
визг в том переулке, четыре года назад. Замер как вкопанный,
вглядываясь в темноту за мусорными баками. Через мгнове-
ние раздался новый крик, оборвавшийся жутким захлебываю-
щимся бульканьем. И Игорь дал деру. Просто побежал, как за-
яц, до самого дома, побоялся позвонить в полицию, потому
что все вокруг обвинили бы его в бездействии и трусости, из-
за которых какую-то девчушку прирезали в переулке, а ма-
ньяк, державший в страхе их городок, взял да смылся.
Марина Т. Двадцать лет. Одна из восьми предполагаемых
жертв ухтинского потрошителя.
Однажды Игорь спросил ее, почему она явилась именно
ему. Почему изводит его, а не найдет убийцу сама или не по-
просит помощи у своего бойфренда например, который на-
верняка не прочь был поквитаться с гадом. Марина ответила,

74
что она призрак, а не гребаный Господь, и что парень ее нашел
себе новую задницу раньше, чем скисло молоко у нее в холо-
дильнике.
— К тому же, — сказала она, — за тобой должок, гондон.
В Новосибирске, где спустя год после смерти Марины нача-
лась серия похожих убийств, Игорь пробыл чуть больше двух
недель, посвятив себя ночным прогулкам. Вскоре он понял,
что, несмотря на складной нож в кармане брюк да перцовый
баллончик в куртке, вылезавшая с наступлением темноты го-
пота пугала его куда больше маньяка. Марина не забывала на-
поминать, какое же он ссыкло.
«Ты мертвая, — думал Игорь. — Тебе уже не понять».
Насколько он мог судить из местных новостей, убийств
с тем же почерком не происходило уже с месяц. Несколько че-
ловек пропало без вести, но в больших городах и без маньяка
частенько кто-нибудь проваливается в небытие. Игорь начал
опасаться, что опоздал, и выродок ушел в подполье или пере-
ехал куда-нибудь еще, как было тогда, в Ухте. Денег с каждым
днем становилось меньше, и сегодня ему уже нечем было пла-
тить ни за обратный билет, ни за гостиницу.
Игорь сказал Марине, что должен возвратиться домой, что
без средств от него толку не будет. Он решит финансовые во-
просы и вернется к этому делу, а пока…
— Какой же ты все-таки говнюк, — беззлобно так, обыденно
ответила она. — Тебя ведь совсем не тронет, когда узнаешь,
что выпотрошили еще одну девочку, пока ты там решал свои
вопросы.
Тут уж Игорь не выдержал.
— Чего ты хочешь от меня? Я же, блядь, стараюсь! Я делаю
все, что могу!
Она выставила перед собой серую ладонь.
— Делай что хочешь, — ответила она. — Но знай, что я ни-
куда не денусь, пока дело не будет сделано. Или пока ты, гов-
нюк, не сдохнешь.
— Я школьный учитель, а не хренов Филип Марлоу!
— Учишь детишек, как стать ссыкунами? — усмехнулась она.

75
 — Хватит!
— Эй, дебил! — раздался голос за его спиной. — С кем ты
там разговариваешь?
Игорь обернулся, и сердце его громко бухнуло в груди. Два
парня, не по погоде одетые в спортивные костюмы, шли в его
сторону. Оба ухмылялись.
Он прибавил шагу, сунув руку во внутренний карман курт-
ки, нащупывая перцовый баллончик.
— Слышь, сам-то местный вообще? — крикнул один
из них. — Может, дорогу показать?
Он едва успел обернуться, когда высокий лысый парень ку-
лаком пихнул его в плечо. Игорь не удержался на ногах и сва-
лился на задницу, выхватив баллончик.
— Оп-па! — сказал второй, и в глаз Игоря врезалось колено.
Баллончик укатился, а лысый со всего размаху врезал ногой
ему под дых. Мир вокруг потемнел. Игорь смутно ощущал ру-
ки, шарящие по его карманам, слышал, как вываливаются
на промерзший асфальт вещи из его рюкзака. Большую часть
наличных он предусмотрительно прятал в носке, но гады за-
брали не только бумажник, но телефон, баллончик и нож.
После их ухода Игорь еще какое-то время лежал на снегу.
Напуганный, униженный и жалкий.
— Вставай, герой, — сказала подошедшая к нему Марина. —
Лихо ты их взгрел.
Тряпье из рюкзака валялось неподалеку. Игорь поднялся,
сплюнул скопившуюся во рту кровь и принялся собирать вещи
в рюкзак. Если бы не пацанячья привычка прятать наличные,
на водку бы ему едва ли хватило. Теперь, стоя на ночной авто-
страде с вытянутой к проносящимся машинам рукой, он жа-
лел, что не выпил больше. Даже в кино водители редко подби-
рали случайных попутчиков, а здесь этой ночью, казалось,
теплой кабины ему изнутри уже не увидеть.
— Я тут замерзну нахрен, — сказал он после очередных ог-
ней, промчавшихся мимо. — Довольно странный ты выбрала
способ мести. Могла бы просто дать мне вскрыться.
— Да заткнись ты, — хрипнула она. — Скоро подберут.

76
 Игорь невесело усмехнулся.
— Откуда знаешь? — он обернулся к ней, но увидел, что
бредет по дороге один.
Одна из машин сбавила скорость. Включился поворотник.
Она проехала мимо и остановилась чуть поодаль. Игорь побе-
жал, взялся за холодную ручку и распахнул дверь старенькой
«Волги». На потолке салона зажглась лампочка. За рулем сидел
лысый старичок. Он смотрел на Игоря поверх очков, а лоб его
сморщился гармошкой.
— Здрасьте… — пробормотал Игорь.
— Садись быстрей, студент, — сказал старик. — Салон мне
заморозишь.
Игорь скользнул внутрь и захлопнул дверь. Рюкзак положил
на колени.
— Спасибо, — проговорил он, снимая перчатки, чтобы рас-
тереть онемевшие пальцы.
Водитель включил поворотник и выехал на трассу. Мимо
промчался грузовик.
— Чего это ты ночью по дороге шляешься? — спросил ста-
рик, внимательно следя за огоньками фар впереди.
— Так получилось, — выдохнул Игорь. — К друзьям приез-
жал, на билет не хватило, пришлось вот попутками…
— Что, друзья на билет тебе наскрести не могли? — ухмыль-
нулся старик. — В такую погоду тебя на трассу отпустили.
— Ну… — замялся Игорь. — Немного-то есть у меня. До Ко-
ченево, если едете, сколько должен буду?
— А ты с Коченево, что ли? — спросил старик.
— Не, я сам с Ухты.
Старик весело крякнул.
— Бывали там? — поинтересовался Игорь. Руки уже начали
согреваться, а вот ступней он все еще не чувствовал. Надо бы
стянуть промерзшие ботинки.
— В Сосногорске бывал, — сказал старик. — Далеко же тебе
попутками ехать.
— Ну, я думал, до Коченево хотя бы, а там еще кого-нибудь
поймаю. Сколько должен буду?

78
 Старик, поморщившись, махнул рукой.
— Сиди уж, студент.
Игорь устало улыбнулся и откинулся на сиденье.
— Я, в общем-то, не студент уже.
— Да? — старик снова сморщил лоб, подняв свои седые бро-
ви. — А то попутками студенты обычно ездят.
Он ждал, когда старик спросит о его работе или еще о чем-
нибудь, но тот больше не задавал вопросов, и они молча ехали
сквозь кружащийся в свете фар снег.
Старичку просто в ту же сторону, делов-то, думал Игорь.
Сам он, наверное, не очень-то ему и нравится, просто у дядь-
ки, как сказал бы его отец, есть чувство гражданской ответ-
ственности или вроде того, вот и не смог проехать мимо па-
ренька, бредущего по краю темной трассы.
Игорь повернул голову и поглядел назад. Марина сидела
на заднем сиденье, сложив руки на животе, глядя на него до-
нельзя серьезными глазами. Рана на горле в темноте казалась
причудливым шейным платком. Блестящая черная кровь
на подбородке портила впечатление, а так можно было бы ре-
шить, что с ними едет обычная девушка, одетая не по погоде
в платье и отчего-то взгрустнувшая.
— Как звать-то тебя? — спросил старик.
— Игорь.
— А меня Антон Палыч. Можно Палыч просто.
Правая рука оторвалась от руля, потянулась к Игорю ладо-
нью вверх, и тот ее пожал. Пальцы у Палыча были мозолистые
и крепкие.
— Слушай, Игорь, у тебя мобильник есть? Мой сдох, а мне б
жене позвонить, чтобы знала, когда буду.
— Не, нету.
— Чего так? — спросил Палыч.
Игорь чуть замялся.
— Да меня грабанули малость.
— Это они тебя так? — старик дотронулся кулаком до своего
глаза.
— Ага.

79
 — Заявление писал?
— Да не, не стал, — ответил Игорь. — Недорогой был теле-
фон, много б времени потратил, а мне домой уже пора было.
— Курить у тебя, часом, нету?
— Не, — ответил он, поглядев на красную пачку «Мальбо-
ро», лежащую на приборной панели.
— Спортсмен? — ухмыльнулся Палыч.
— Да не, — Игорь неловко улыбнулся. — Шахматами раньше
занимался, в классе седьмом.
— Понятно, — ответил старик. — Там заправка скоро будет,
схожу за сигаретами. Извини, конечно, я понимаю, что ты за-
мерз, но придется пойти со мной, одного тебя не оставлю
в машине.
— А, да никаких проблем, — ответил Игорь, покосившись
назад. Марина сверлила его своими черными глазками. Он хо-
тел было спросить, что не так, но вовремя опомнился.
— Что ты там увидел? — спросил Палыч.
— Да не, ничего, — сказал Игорь, вновь откинувшись
на подголовник.
Впереди справа был съезд на грунтовую дорогу, старик
сбросил скорость и включил поворотник.
— Так быстрей, — пояснил он.
Когда «Волга» затряслась, выехав на замерзший щебень,
Игорь напрягся и вновь обернулся. Посмотрел на Марину в на-
дежде, что она прочтет вопрос в его глазах и заговорит сама.
Но девушка молчала.
Черные деревья сгустились вокруг. «Волга» все дальше за-
биралась в дебри.
Игорь протянул руку, стараясь, чтобы она не слишком-то
дрожала, и указал на пачку Мальборо.
— А там у вас нет сигарет? — он понимал, насколько глупо
это прозвучало.
— Чё, решил курить начать? — снова ухмыльнулся Па-
лыч. — Извини, закончились, придется до заправки потер-
петь. Обычно про запас держу, но в этот раз чего-то не под-
расчитал.

80
 «Кажется, это оно», — бессвязно подумал Игорь и потянулся
к пачке, не до конца сознавая зачем. Наверное, просто убе-
диться, что та действительно пуста. Что старик — это просто
старик, и они вправду едут до заправки по короткому пути.
Пальцы уже почти коснулись картона, когда руку вдруг
пронзила невероятная, чудовищная боль. Игорь зажмурился,
попытался одернуть ее, чтобы прижать к себе, но ничего
не вышло. Он открыл налившиеся слезами глаза и увидел, что
из его руки торчит черная прорезиненная рукоять.
«Волга» остановилась, Игорь посмотрел на старика. Тот
улыбался, губы его шевелились. Он что-то говорил, но Игорь
слышал только биение собственного сердца, отдающее грохо-
том в ушах.
— …пытайся… зубр… много… — донеслось до него издале-
ка. — …слышишь… слышишь?
— Ч-чт-то? — спросил Игорь и понял, что силы вытекают
из него через продырявленную руку.
— Я говорю, не пытайся вытащить, — по-доброму, почти
по-отцовски ответил Палыч. — Зазубрины там, всю руку себе
искалечишь.
— За… — Игорь хотел спросить «зачем», но язык не слу-
шался.
Да и понимал он «зачем», чего греха таить. А Марина…
— Ты знала, — простонал он.
— Знала, — ответила Марина, зажав горло.
— Кто что знал? — крякнул старик. — Ой, студент, да у тебя
шок или вроде того? Ну, ты потерпи немного. Минут двадцать
еще ехать.
Машина вдруг тронулась, боль разлилась по всей руке
до самого плеча, словно он сунул ее в печь. От поганого образа
горячих углей сделалось еще больней, и Игорь снова застонал.
— Не ной, мать твою! — сказала Марина. — Тебе пока толь-
ко руку проткнули, не ной. И не отключайся.
«Пока?», — в ужасе подумал он.
Вот как оно будет… Вот как она решила ему отомстить…
Скормить его тому же ублюдку, который…

81
 Машина подпрыгнула на кочке, и мир исчез за пеленой
жуткой боли, пронзившей руку. Игорь прикусил нижнюю губу,
почувствовал во рту металлический привкус крови. Нельзя
было кричать. Если он закричит, старик может совсем с кату-
шек сорваться и добить его, не доезжая… Куда он там его ве-
зет?
— Слышишь? — спросила Марина.
— Ч-что? — язык у него заплетался.
— Помолчи, — рявкнул Палыч, не отрывая глаз от дороги. —
Все брюки мне кровью засрал, и панель теперь с дыркой,
но это ничего еще. Я раньше молоток с собой возил.
Но неудобно, понимаешь, тесно. Однажды стекло менять при-
шлось.
— Ты можешь попробовать вытащить нож, — сказала Мари-
на. — Можешь попробовать его прирезать. Только у него на-
верняка есть еще один, да к тому же силенок вряд ли хватит.
Под ним гора песка, но он тебя на месте освежует одной ру-
кой, вторую даже от руля не оторвет.
По лбу и вискам стекали капли пота. Он сидел, зажмурив-
шись, все еще кусая губы, уперев левую руку в колено, чтобы
снизить нагрузку на правую, пригвожденную к панели.
— В берлогу едем, — продолжала Марина. — Там он, скорее
всего, и хочет тебя добить. Перед этим, наверное, планирует
над тобой поработать. Видимо, переулками сыт не бывает,
хрен разберешь этих психов. Может, хочет посмотреть, как
долго человек живет без кожи, или с выпущенными наружу
кишками, или со сверлом в черепе, не знаю, но тебе придется
собраться, если хочешь выжить. Пора вернуть должок.
Из всего этого Игорь, уже пребывавший в лихорадочном
бреду, понял только, что ему предстоит медленная мучитель-
ная смерть, а Марина — бессердечная тварь, которая нарочно
его подставила. Он всхлипнул.
— Ну ты че, студент, — усмехнулся старик. — Рано еще пла-
кать. Уже доехали почти, потерпи немного.
Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем «Волга»
наконец остановилась перед покосившимся забором. Двига-

82
тель смолк, фары погасли, и Игорь слезящимися глазами по-
смотрел на домик посреди темного леса. Маленькое оконце
подсвечивалось желтым.
— Так, а теперь слушай, студент… — Палыч впервые подви-
нулся к нему вплотную. Из его рта несло давно нечищеными
зубами, и Игорь поморщился. — Если рыпнешься или решишь
удрать, догоню и нож тебе в жопу затолкаю, я не шучу. Орать
не смей, тебя здесь все равно никто не услышит, а у меня голо-
ва болит.
Старик отодвинулся, и Игорь с сожалением подумал, что
упустил охренительный шанс вгрызться зубами в морду старо-
го ублюдка. Пальцы старика сомкнулись на черной прорези-
ненной рукояти, торчавшей из Игоревой руки, прежде чем тот
сообразил, что происходит. Лезвие шевельнулось, и Игорь со-
бирался все-таки завопить от боли, но тут крепкий костлявый
кулак врезался в его челюсть, и мир вокруг потух.
— Очнись! — услышал он доносящийся издалека Маринин
голос. — Очнись, засранец!
Резкая нестерпимая боль разрядом прошлась от правой ру-
ки по всему телу. Глаза широко распахнулись, и он наконец за-
вопил, прижав израненную кровоточащую кисть к груди. Кровь
потекла под рукав до самого локтя, он увидел Марину, держав-
шуюся за горло и смотревшую на него почти что с жалостью.
Увидел скалившегося маньяка с ножом в руке. Короткое и вовсе
незазубренное лезвие побагровело от крови. Старик, все так же
ухмыляясь, обхватил его губами, словно мороженое на палоч-
ке, и медленно вытащил изо рта чистеньким и блестящим.
Игорь жался к пассажирской двери, роящийся в голове ужас
не давал привести мысли в порядок. Старик, небрежно вски-
нув руку, потряс ножом, указывая на него.
— Запомнил, что я сказал? Прямо в жопу.
Он выждал паузу, по всей видимости убедиться, что Игорь
его понял, а потом добавил:
— В бардачке наручники. Достань и застегни на руках.
— Пожалуйста… — проскулил Игорь.
— Делай! — рявкнул старик, и парень послушался.

83
 Открыл бардачок здоровой трясущейся рукой, нащупал
среди каких-то бумажек холодный металл и вытащил на свет.
— Быстрей давай! — сказал старик. — Я еще животину се-
годня не кормил.
Мать твою, он хочет скормить его собаке!
Игорь перевел испуганный взгляд на Марину.
— Делай, — велела она. Конечно, что еще она могла ска-
зать?
Никогда до этого он не держал в руках настоящие наручни-
ки, но не раз видел в кино, как это делается. С металлическим
скрежетом защелкнул первый браслет на окровавленном за-
пястье. Кое-как справился со вторым.
— Вот и молодец. — Старик грубо потрепал его по голове,
затем вылез из «Волги» и, обойдя ее, открыл пассажирскую
дверь. Взял Игоря за шкирку и потащил к дому.
Над крыльцом вспыхнул прожектор, вероятно срабатывав-
ший от датчика движения. Палыч поставил Игоря на ноги
и пихнул под зад подошвой. Тот свалился и вскрикнул, прило-
жившись ребрами о деревянные ступеньки.
— Лучше поднимись, — сказала Марина. Она шла следом,
держась за вспоротый живот. — Не зли его.
— Что, на хрен, происходит? — всхлипнул он.
— Как что? — спросил старик, вытащив из кармана связку
ключей. — Домой приехали.
— Не паникуй, — сказала Марина.
— Легко тебе говорить, — прошептал он.
— Если уж на то пошло, — девушка вскинула брови, — легко.
Дверь отворилась.
— Заходи, студент, — велел старик.
Полутемное помещение освещалось тусклым светильни-
ком на стоявшем в углу столике. По центру единственной
комнатушки вспыхнула белая светодиодная лампа. Затем по-
следовала еще одна вспышка, куда более яркая — от удара
по затылку. Игорь свалился на пол, и продырявленная рука,
на которую он приземлился, вновь налилась огнем. Старик
врезал ему ногой под дых, а пока парень пытался вернуть се-

84
бе кислород, небрежным движением ботинка опрокинул его
на спину.
— Что, студент, больно? — он улыбался, глядя на Игоря
сверху вниз. — Ты подожди еще немного, скоро интересно бу-
дет.
Старик откинул старый пыльный коврик и взялся за коль-
цо, торчащее из досок. Потянув его, открыл люк в подполье.
— Сюда ползи.
Игорь на секунду замешкался.
— Ползи… — прорычал сквозь зубы старик.
Он пополз. Дополз до самого края и успел самую малость
удивиться, потому что в подвале горел свет. А потом старик
снова его пнул, и Игорь полетел вниз. От удара о доски у него
вновь перехватило дыхание, он стал оглядываться по сторо-
нам в поисках какого-нибудь здоровенного пса, может быть
даже крокодила, но увидел лишь здоровенный котел, от кото-
рого по стенам тянулись чугунные радиаторы. Неподалеку
от котла маленькая фигурка сидела на коленях. На секунду он
подумал, что это Марина, которую вновь настигла ее проблема
вываливающихся внутренностей, но, приглядевшись, понял,
что это вовсе не призрак, а девушка, прикованная наручника-
ми к одной из стальных труб. Худенькая, в грязных трусах
и футболке, она подняла измученное лицо и посмотрела
на Игоря, открыв рот.
— Знакомься, Варварушка, — сказал старик, спускаясь
по лестнице. — Это Игорек.
Глядя в ее большие карие глаза, обрамленные красноваты-
ми от неисчислимых слез кругами, Игорь впервые почувство-
вал что-то кроме страха и боли. Крохотный огонек ярости раз-
горался где-то внутри.
А потом ботинок старика с размаху опустился ему на ло-
дыжку, отчего боль в руке показалась незначительной
и блеклой. Вопль еще не успел вырваться из глотки, а нога
старика вновь прилетела сверху, вкручивая каблук в плоть
и ломая кость. Казалось, кричал он так, что стены дома
не выдержат и рухнут на них, заживо похоронив. Жить ему

85
больше не хотелось. Лучше уж дуба дать скорей, чем это
вот все…
Расплывшаяся перед глазами комната начала принимать
прежние очертания. Должно быть, на какое-то время он терял
сознание, потому что старика рядом не было. Тот сидел
на корточках перед девчушкой и кормил ее чем-то ложкой
с тарелки. Варвара, потерявшая, кажется, все надежды, покор-
но жевала и проглатывала все, что он ей давал.
Аккуратно поставив тарелку на пол, старик придвинул к де-
вушке ведро, потом встал на ноги, размял спину и направился
к Игорю. Поднял его за шкирку и потащил в противоположную
от девушки сторону к одному из радиаторов. Нога болела ад-
ски, рука горела огнем, но Игорь молчал, стиснув зубы. Старик
обхватил его сзади, прижал предплечьем за горло к своей гру-
ди, как в удушающем приеме, и Игорь ощутил холод металла,
прислонившегося к шее, а еще чего-то твердого, упершегося
в его зад. Кажется, этот выродок возбудился.
Зазвенела связка с ключами.
— Подними культяпки, студент, чтоб я дотянулся, — почти
ласково сказал старик. Игорь поднял руки, и тот расстегнул
браслет на его раненой руке. — На колени.
Старик приковал его к горячей стальной трубе у самого ра-
диатора. Затем отступил на шаг и оценивающе склонил голову
на бок, словно художник, любующийся своим творением.
— Слыхал историю о мужике, которого полицейские оста-
вили на ночь в участке пристегнутым к батарее? Где-то на се-
вере случилась…
Игорь молчал. Некоторые слова старик говорил сквозь зу-
бы, как Клинт Иствуд, бугорок на его брюках все еще выпирал.
— Мужик был слесарем, — продолжил он. — Попытался
выкрутить трубу или что-то такое, и в результате потоки ки-
пящей воды хлынули прямо ему на башку. Наверняка вопил,
как свинья на живодерне, пока обваривался заживо. Кожа его
пузырилась и сползала с мышц, глаза лопнули ко всем чер-
тям. Сардельку эту нашли только утром. Понимаешь, к чему
веду?

86
 Игорь нехотя кивнул.
— Я закину в котел дровишек, чтобы вы не замерзли. Котел
хороший, импортный, гореть будет несколько часов.
Игорь понял, что старик собирается уходить. Собирается
оставить их здесь одних, вместе с этой измученной девчуш-
кой. Луч надежды прорезался сквозь черное небо.
— Если я приду и мне что-то не понравится… — сказал Па-
лыч обыденным тоном, будто речь шла о погоде — …я отрежу
тебе нос.
Он развернулся и зашагал к лестнице. Кряхтя забрался
по стальным перекладинам и скрылся из виду. Люк с грохотом
захлопнулся
Игорь потрогал трубу, к которой был пристегнут, — горя-
чая. Старик не соврал, котел со своей задачей справлялся. Он
посмотрел на окровавленную дыру в руке. Выглядела она жут-
ко, но болела все равно не так сильно, как нога. Игорь попы-
тался пошевелить ступней, но тут же поморщился, крепко
стиснув зубы. Плохо дело. И будет еще хуже, если он не успеет
выбраться отсюда в ближайшее время.
Марина вышла из темного угла, шаркая босыми ногами
по дощатому полу.
— Скажи, что у тебя есть план, — сказал Игорь тихим уста-
лым голосом.
Привязанная девчушка подняла голову и посмотрела
на него, но Игорь не сводил глаз с серого лица Марины.
— Он ненадолго свалил.
— Я и без тебя догадался, — выдохнул Игорь. — Как мне
быть?
— Тебе нужен кусок проволоки, гвоздик или что-то подоб-
ное.
— Гвоздик? — Игорь подавил желание горько рассмеять-
ся. — Ты хочешь, чтобы я наручники вскрыл?
— Наручники старые, это не так сложно, как кажется.
— Ну конечно…
— С кем ты говоришь? — Варвара подала голос. Тихий
и усталый.

87
 — Ни с кем, — ответил Игорь. — Мысли вслух, собраться по-
могает.
— Сильно он тебя? — спросила девчушка.
— Нормально, — пробормотал Игорь, принявшись огляды-
ваться в поисках какого-нибудь гвоздика. — У тебя, часом, нет
шпильки или чего-нибудь такого?
Девчушка покачала головой.
— Ладно. — Игорь вытер локтем пот со лба и продолжил по-
иски в радиусе полуметра от себя. Руки были пристегнуты пе-
ред вентилем, и браслеты не позволяли ему двигаться вдоль
трубы.
— Что-то есть, — сказала Марина, присев на корточки, дер-
жась за живот.
— Что там? — спросил Игорь.
— Где? — спросила Варвара. — О чем ты там?
— Тут под вентилем склянка подвешена, — ответила Мари-
на. — На проволоке.
— Класс, — ответил Игорь, глядя на мертвую девушку в да-
леком метре от него. — Даже если бы я был обезьяной, я бы все
равно не отцепил эту штуку.
— Не ной, калека, — ответила Марина. — Она не привязана,
просто болтается, это тара для слива, наверное. Если дотя-
нешься, сможешь придвинуть ее к себе по трубе.
— А дальше-то что?
— Просто попробуй, — сказала она. — Доверься мне.
— Я… — Игорь хотел сказать, что однажды уже ей доверил-
ся, в результате чего его избили, проткнули руку, сломали ногу
и многого наобещали… Тут он посмотрел на измученное гряз-
ное лицо Варвары, глядевшей на него большими опухшими
от слез глазами, и проглотил ком, застрявший в горле. — Лад-
но, попробую.
Он вытянулся вдоль стены, шипя от боли в ноге, и потянул-
ся к проволоке, которую смутно различал в полумраке. Мари-
на наблюдала за процессом, над которым была бессильна.
— Еще немножко… — сказала она. — Немножко… Попробуй
тянуть. Почти…

88
 Теперь он увидел ее лучше: грязный тонкий кусочек метал-
ла, который был обмотан вокруг стеклянной горловины и мог
спасти двум людям жизнь. Проволока приближалась, едва
слышно скрежеща по ржавой трубе. Через несколько секунд
она была рядом. Игорь, рыча от напряжения, поднялся на здо-
ровую ногу и просунул правую руку между стеной и верхней
горячей трубой, чтобы дотянуться до нижней, где висела про-
волока.
Когда она оказалась в руках, Игорь свалился на задницу, по-
морщившись от боли.
— Дальше-то что? — спросил он Марину. — В замке ею ко-
вырять?
— Нет, — та покачала головой. — Нужно просунуть конец
в пространство между толстой и тонкой дужками. Надави по-
сильнее.
Руки у него тряслись, поэтому проволока не сразу нашла
зазор. Он надавил на нее посильнее и почувствовал, что дужка
двигается. Игорь потянул за нее, не вынимая проволоку из за-
зора, и освободился от одного из браслетов.
— Гребаный Джеймс Бонд! — воскликнул он и, о чудо, рас-
смеялся.
— Ты их снял? — спросила Варвара, привстав на коленях. —
Ты снял наручники?
— Да! — ответил ей Игорь. — Подожди немного, сейчас я!
— Скорее, пожалуйста! Он вернется в любой момент!
— Как ты узнала? — спросил он Марину, вскрывая второй
браслет. — После… смерти уже?
— Мой парень охранником работал в торговом центре, —
ответила Марина.
— Тот, который нашел себе новую задницу? — ухмыльнулся
он, но тут же опомнился. — Прости.
— Да, тот, — сказала Марина. — Как-то раз решил поиграть-
ся с наручниками и защелкнул один из браслетов на себе.
Ключ, разумеется, где-то потерялся, но старик, что работал
с ним в паре, объяснил, что надо делать. Тебе повезло. С новы-
ми наручниками, скорее всего, не вышло бы.

89
 — Спасибо тебе, — пробормотал Игорь. Марина не ответила.
Он поднялся на здоровой ноге и попрыгал к Варваре. От де-
вушки плохо пахло, тускло поблескивающие глаза смотрели
на него с надеждой.
Руки все еще тряслись, правая болела так, словно в ней
до сих пор сидело лезвие, а адский гул в ноге напоминал о се-
бе при каждом движении. Ему потребовалось минут десять,
чтобы справиться с одним браслетом.
— Второй тоже снимай, — велела Марина.
— Это обязательно? — обернулся к ней Игорь.
— Что обязательно? — спросила Варвара, потирая освобож-
денное запястье. — Он тебя сильно по голове ударил, да?
— Сильно, — ответил Игорь.
— Вы слабы, — сказала Марина. — Лучше, чтобы вашим ру-
кам ничего не мешало. Драться легче будет.
— Драться? — спросил Игорь, хотя, конечно, знал ответ.
— Что? — спросила Варвара, хмурясь.
— Не обращай внимания, — ответил ей Игорь, продолжая
ковырять проволокой в наручниках.
— Вы его убьете, — сказала Марина.
Пожалуй, он знал, что она это скажет. Даже при лучших об-
стоятельствах, в городе, у Игоря вряд ли хватило бы сил, чтобы
повязать и задержать ублюдка до приезда полиции. Восполь-
зоваться баллончиком, а после ножом — дело другое. Марина
хотела, чтобы он его убил.
Впрочем, теперь он был безоружен, рука ранена, нога сло-
мана. Но убежать все равно не выйдет. Мысль отдать этой из-
мученной девушке свою одежду и отправить в холодный лес
он сразу же отмел. Она могла напороться на этого гада там.
— Мы должны его встретить, — сказал он Варваре и не без
удивления заметил подобие улыбки предвкушения на ее гряз-
ном личике.
— Сначала нужно вылезти, — ответила она.
Варвара полезла первой. Люк оказался не заперт — видимо,
старик и подумать не мог, что им удастся освободиться от на-
ручников. Игорь подтягивался на руках, опираясь на перекла-

90
дины здоровой ногой, на самом верху девчушка схватила его
за куртку и вытащила из подвала.
За стенами полутемной комнаты выл ветер, снежинки би-
лись в окна. Игорь огляделся. Газовая плита, мойка со смеси-
телем, кухонный шкафчик да старый холодильник. В углу был
столик с лампой, между окном и дверью стояло обшарпанное
кресло.
Марина прошла мимо них и приблизилась к шкафчику.
— Здесь должен быть нож, — прохрипела она и оглянулась
на Игоря. — Прятаться негде, напасть придется у самой двери,
как только войдет.
Игорь повторил Варваре ее слова, та неуверенно кивнула
и направилась к шкафчику. Он опустился в кресло, глядя, как
девчушка перебирает столовые приборы в ящике. Она выуди-
ла оттуда нож, еще один взяла со столешницы.
Открыла шкафчик, об пол громыхнули вывалившиеся отту-
да склянки да кастрюли. Игорь поморщился. Девчушка погре-
мела еще немного и извлекла на свет несколько бутылей. От-
крыла и понюхала одну, поставила обратно. Понюхала другую,
зеленую из-под лимонада и обернулась к Игорю.
— Тут бензин или керосин, что-то такое, — сказала Варва-
ра. Игорь кивнул.
Девушка вытащила нечто похожее на женскую косметичку,
расстегнула молнию. — Здесь есть бинт…
— Скажи, чтобы проверила внизу, под шкафом, — велела
Марина, которая стояла рядом с девушкой.
— Кинь мне бинт, — сказал Игорь. — И проверь под шка-
фом.
Варвара кинула ему пакетик с зеленым крестом и приня-
лась шарить под шкафом рукой. Через секунду вытащила ка-
кие-то инструменты.
— Здесь монтировка и молоток, — сказала девушка. — Мо-
лоток весь… В общем, кажется он им кого-то… Ну…
— Я тебя понял, — тихо сказал Игорь. Но смотрел он
не на девушку. Взгляд его приковал старый дребезжащий хо-
лодильник.

91
 Он отложил бинт, поднялся и, держась за стены и немного-
численную мебель, запрыгал вперед. Взялся за облезлую неко-
гда хромированную ручку, потянул на себя. Лампочка внутри
холодильника вспыхнула, и Игорь ахнул. Полки были забиты
прозрачными пакетами с чем-то, похожим на мясо, и не нуж-
но было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это не го-
вядина.
— Господи!.. — прошептала Варвара за его спиной.
— Кажется, эта сволочь жрет людей, — сказал Игорь. —
Или… Он что-то говорил…
— Он совсем рядом, — вдруг перебила Марина, и Игорь
вновь ощутил, как сердце в груди совершило сальто. — Пото-
ропитесь.
— Оставь молоток, возьми монтировку, — сказал Игорь. —
А нож дай мне, быстро. Он близко.
— Откуда знаешь? — она нахмурилась, в голосе послыша-
лась нервная дрожь.
— Не мешкай, — ответил Игорь. — Спрячемся по обе сторо-
ны от двери. Я постараюсь, чтобы ему ходить стало тяжело,
а ты закончишь этой штукой. — Он кивнул на монтировку, уже
перекочевавшую в ее руку.
— Пора, — сказала Марина.
— Пора, — повторил за ней Игорь и допрыгал до двери.
Меньше чем через минуту за воем ветра они расслышали
звук подъезжающей машины. Комнату залил свет фар, кото-
рый немного погодя потух. Двигатель смолк. Через несколько
секунд хлопнула автомобильная дверь, а немного погодя —
вторая.
— Он не один, — прошептал он Варваре, чувствуя, как серд-
це набирает обороты.
На крыльце зажглась лампочка с датчиком движения. Дев-
чушка подняла монтировку над собой, Игорь сжал покрепче
рукоять кухонного ножа. Здоровая нога, на которой он стоял,
чуть пружинила от напряжения.
Он услышал шаги старика на крыльце, приглушенный ме-
таллический скрежет вставляемого в замок ключа. И тут, со-

92
всем рядом, прямо за дверью, раздался громкий басистый со-
бачий лай.
Игорь вздрогнул и в изумлении глянул на Варвару. Девушка
застыла с занесенным над головой орудием, не сводя с двери
глаз, в ожидании решающего мига.
— Тихо, Гейси, — сказал старик протяжным, полным неж-
ности голосом. — Сейчас поешь.
Дверь открылась, и в Игоря с громким рыком ударилось се-
рое мускулистое тело. Сломанная нога взорвалась, когда он
ступил на нее, пытаясь удержать равновесие, и с криком рух-
нул на пол. Боль тут же пронзила и продырявленную руку, уго-
дившую собаке в пасть.
— Рви его, Гейси! — заверещал старик. — Оторви ему, на-
хрен…
Договорить он не успел, потому что монтировка врезалась
ему висок. Очки слетели с его носа, он пошатнулся, начал обо-
рачиваться и получил еще удар в лицо.
— Сука… — пробулькал старик, сплевывая выбитые зубы,
и Варвара, от души замахнувшись, снова отправила свою фом-
ку в путешествие.
Но Палыч, который, казалось, должен был уже рухнуть на-
земь, схватил ее за руку. Девчушка принялась вырываться,
вцепившись ногтями свободной руки ему в лицо и пинаясь бо-
сыми ногами.
Игорь кричал. Псина, впившаяся в его изувеченную руку,
мотала головой, рвя плоть и глотая кровь. Крик перешел в зве-
риный рык, когда он, стиснув зубы и уперевшись спиной
к стене, поднялся на ногу. Он схватил пса за загривок, поднял
его и, размахнувшись, разбил им окно. Зверь взвизгнул, когда
большой осколок проткнул его брюхо, но руку Игоря не отпу-
стил.
Он снова свалился на задницу, обернулся и увидел, что ста-
рик уже сидит верхом на вырывающейся Варваре, схватив ее
за горло обеими руками. Левая сторона его головы побагрове-
ла от крови, капли падали и из его рта, прямо девчушке на ли-
цо.

93
 Медлить было нельзя. Игорь потянул мертвого пса к себе,
стекло затрещало, с подоконника на пол выплеснулись горя-
чие собачьи внутренности. Он попытался разжать челюсти,
смещая их в разные стороны, и через несколько долгих секунд
с отвратительнейшим хрустом освободился.
Подобрав нож, он что было сил пополз на локтях в сторону
Варвары и старика. Палыч его не замечал. Либо в голове его
что-то помутилось от удара монтировкой, либо прикончить
девчушку для него было сейчас важнее.
Схватившись за воротник его свитера, парень вогнал нож
в бок старика. Лезвие вошло легко, как в масло. Палыч завере-
щал сквозь зубы. Игорь вытащил нож и ударил снова. И еще
раз. Освободившаяся Варвара, кашляя и рыдая, выползла из-
под старика. Девчушка, которую бог знает сколько держали
в плену, нашла в себе силы схватить стонущего старика
за кофту и дотащить до открытого подвального люка.
— Осторожней! — крикнул ей Игорь.
Она была осторожна. И сбросила Палыча вниз. Тот, вскрик-
нув, исчез с поля зрения.
И без Марины Игорь сообразил, что делать дальше.
— Принеси бутыль с бензином, — сказал он Варваре.
Девушка посмотрела на него безжизненным взглядом,
и тут что-то в ее лице переменилось.
— Твоя рука!
Игорь посмотрел на свою кисть, побывавшую в собачьей
пасти, и тошнота подкатила к горлу. На руке недоставало ми-
зинца и большей части безымянного пальца. Крови было мно-
го, под ним уже образовалась маленькая багровая лужица. Он
прижал раненную конечность к груди так сильно, как только
мог, и, кряхтя, поднялся на ногу.
— Неси бензин.
Кое-как он допрыгал до люка — у самого края его при-
держала Варвара. Старик распластался внизу. Из окровавлен-
ного лица на Игоря глядели два горящих голубых глаза, ко-
торые грозили еще не раз вернуться к нему в ночных кош-
марах. Рука у Палыча подрагивала, грудь часто вздымалась.

94
Под ублюдком растекалась лужа крови, но он все еще
был жив.
Игорь наклонил бутылку, и пахучая прозрачная жидкость
пролилась вниз, разлетаясь по Палычу брызгами. Тот застонал
громче, потом закашлялся, и Игорь затылком ощутил, что
Варвара улыбается. Она зажгла спичку, собираясь швырнуть ее
вниз и сделать из мерзавца шашлык, но замерла.
Внизу, возле Палыча стояла Марина. Рука ее сжимала пере-
резанное горло. Она запрокинула голову, посмотрела на Иго-
ря, довольно ухмыляясь.
— Божечки… — прошептала Варвара. — Кто…
— Ты ее видишь? — спросил Игорь.
— Боже…
Палыч ее тоже увидел, потому что заверещал, как свинья,
и начал извиваться, очевидно пытаясь встать с пола.
— Пора вернуть должок, Антош, — прохрипела Марина ста-
рику. Игорь увидел, что внизу теперь полно народу. Мужчины,
женщины, подростки. Выцветшие призраки с ужасными рана-
ми, которые пришли за душой мерзавца, отправившего их
на тот свет.
— Давай, — сказал Игорь.
Варвара выбросила потухшую спичку, зажгла новую. Занес-
ла огонек над кричащим Палычем и разжала пальцы. Тот
вспыхнул сразу, продолжая вопить, и девчушка захлопну-
ла люк.
Через час они свернули на автостраду и помчались в сторо-
ну города. Игорь сидел на пассажирском сиденье «Волги»,
скрипя зубами, держа на коленях перебинтованную руку.
— Только не спи, ладно? — сказала Варвара. — Ты до фига
крови потерял, нельзя сейчас спать. Слышишь, нет?
— Есть выбор? — просипел он.
— Блин, — сказала девчушка, переключила передачу и бо-
сой ногой надавила на газ. — Выбор всегда есть.
Игорь обернулся, посмотрел на белый столб дыма, подни-
мавшийся над лесом. И закрыл глаза.

95
 Сергей Тарасов
Ассимиляция

Меня ужасает вечное безмолвие

этих пространств.
— Блез Паскаль

I
— С самого детства мне говорят, что я странный. Понимае-
те, после переселения люди часто сбиваются… в общины. Где-
то много евреев, местами одни испанцы или как минимум ис-
паноязычные. Средний ярус целиком заселен русскими. Ну
а я…
— А вы грек по происхождению.
— Если вам угодно так меня назвать. В школе часто трави-
ли. Но не только из-за происхождения… Послушайте, мне обя-
зательно все рассказывать заново? Я понимаю, что вы новый
психоаналитик, но у вас ведь есть мое дело, психокарта и про-
чее…
— Мистер Констатидионис, психокарта не расскажет о вас
все, — психоаналитик помахал прозрачной карточкой, ис-
черченной кривыми графиками деятельности мозга пациен-
та. — Мне необходимо познакомиться ближе, услышать все
от вас лично, да и вообще — составить собственное впечат-
ление о клиенте. Не останавливайтесь, продолжайте, пожа-
луйста.
— Ладно, — сидящий в глубоком кожаном кресле малень-
кий щуплый мужчина вздохнул. — На чем я остановился?

96
 — Вас травили в школе, Костас, — мягко напомнил собесед-
ник — неопределенного возраста и пола человек с добрыми
глазами. Он доверительно смотрел прямо на Костаса, что вы-
зывало раздражение. Прежний мозгоправ знал о его неприяз-
ни к прямому вербальному общению, в том числе и к при-
стальным взглядам.
— Да, травили. Ну, скорее, объявили бессрочный бойкот. Я
всегда был один… Если бы не Аллегра…
— Аллегра это ваша жена, верно? Вы познакомились в шко-
ле?
— В точности так. Женились в семнадцать лет. Она тоже
была изгоем, так как негритянка из африканской коммуны.
— А по какой причине, кроме национальности, с вами
не общались?
— Из-за моей травмы, конечно! — раздраженно ответил
Костас. — Я же «пробирочный». Сейчас такое в порядке ве-
щей, а пятнадцать лет назад считалось странным. При этом я
родился не на Земле или Марсе, а в космосе — и это един-
ственный раз, когда я бывал там наяву, — от спаренной яйце-
клетки двух матерей и спермы донора-мужчины. Что-то
пошло не так в инкубаторе. Таким образом, при появлении
на свет я получил редкую травму и букет неизлечимых пси-
хических девиаций, прошел длительный курс мнемоническо-
го вмешательства и вообще всю жизнь страдаю от паниче-
ских атак, симптомов высокофункционального аутизма
и приступов обсессивно-компульсивного расстройства. Вы
довольны? — выпалив эту тираду, Костас сложил руки на ко-
ленях, как послушный школьник, и злобно посмотрел
на въедливого государственного психолога. За ненастоящим
окном кабинета психотерапии транслировалась инсталляция
цветущего сада. Ненастоящая птица села на ветку и издала
ненастоящий крик. По обратной стороне иллюзии стекла
полз ненастоящий земной жук. Все здесь казалось Костасу
фальшивым — фальшью оно и являлось.
— Вполне, — хозяин кабинета что-то написал на виртуаль-
ной клавиатуре. — А как вы…

97
 — Знаете что? Я решил отказаться от ваших услуг. Хватит
этого дерьма!
— Подождите, Костас, но мы ведь только познакоми-
лись… — опять этот дурацкий доверительный жест руками.
— Я позвоню в службу психологической поддержки и по-
прошу назначить мне другого специалиста. Прощайте, вы, как
вас там.
Не успел собеседник что-то сказать, как Костас Констатиди-
онис отключил трансляцию и откинулся на спинку кресла, тя-
жело дыша. Голограмма кабинета психологической терапии
растворилась, и он снова находился на своем рабочем месте,
немного странном на первый взгляд: детская кроватка у две-
ри, мягкие ковры, стены и потолок с интерактивным рисун-
ком звездного неба. Окон не было, Костас не любил окна, ве-
дущие в никуда.
Чувствуя, как вспотели ладони, мужчина вытер их салфет-
ками, стараясь не думать о микробах, которые повсюду, даже
здесь, в его стерильном доме на престижном нижнем ярусе
Геллариума. Скоро вернется с работы Аллегра. Подумай об Ал-
легре, приказал себе Костас. Забудь об этом идиоте с куплен-
ным дипломом психолога.
Однако разбуженные в мозгу воспоминания не желали ухо-
дить. О школе в принципе больно вспоминать — боль, боль,
озаренная только мгновениями общения с Аллегрой, —
но дальше все пошло на лад.
Как ни парадоксально, но ненормальность Костаса обеспе-
чила его высокооплачиваемой работой на всю жизнь. Стать
оператором мнемоники способен не каждый. Многие хирур-
гическим путем наносят себе механические нарушения опре-
деленных долей мозга в стремлении получить место за аппа-
ратом расшифровки памяти. У Костаса же с рождения имелся
необходимый изъян.
Служба мнемоник-оператора вообще довольно специфич-
на. Начать с того, что заказы поступают нечасто, а деньги ка-
пают ежемесячно «за вредность». Работа частично контроли-
руется государством, но одновременно можно работать

98
и на частных клиентов. Большую часть времени Костас прово-
дил за рисованием; к сожалению, картины нельзя демонстри-
ровать, поскольку рисовал он чужие воспоминания. Однако
ему хватало и восторга Аллегры от каждого получившегося
шедевра.
Аллегра с детства понимала его во всем и поддерживала
в каждом начинании. Они обручились на восходе в верхнем
саду Геллариума, стоя под лучами далекого солнца почти
на самом верху марсианского купола. Прямо над головой ис-
крились пьезоэлектрические разряды, отражавшиеся на исси-
ня-черной коже Аллегры; ее улыбка сияла ярче солнечного
света, когда семнадцатилетний Костас надевал ей на палец об-
ручальное кольцо.
Сейчас, спустя пятнадцать лет после женитьбы, чувства ни-
сколько не остыли. Каждый день, встречая жену с работы (он
сам работал из дома), Костас вспоминал ту улыбку. И она улы-
балась ему всякий раз. Ну не счастье ли?..
Детей у них пока не было, но в доме уже имелась детская
комната с кроваткой и интерактивной звездной росписью
на стенах. Сюда же Костас временно перетащил мнемониче-
ский аппарат. Ему почему-то больше нравилось работать
здесь, а не в безликом, холодном освещении кабинета.
Если бы не заказ, пришедший на почту сразу после беседы
с дотошным мозгоправом. Костас везде ставил в приоритете
именно работу из дома, в сопряжении с мозгом клиента
по удаленке, и отклонял предложения с выездом к клиенту. Он
вообще редко выходил в Геллариум.
Новый заказ, однако, исключал возможность удаленной ра-
боты. В поступившем сообщении отсутствовало даже имя от-
правителя, не говоря уж о характере самой работы. Только ад-
рес, время и сумма вознаграждения в три раза выше обычной
стоимости заказа. С припиской: «За срочность выполнения!».
Сообщение выглядело как приказ, поступивший непонятно
от кого.
— Что думаешь? Военные? Спецслужбы? — спросила вече-
ром Аллегра, когда они лежали в кровати перед сном.

99
 — Не знаю, — признался мужчина, — но я не люблю таких
заказчиков. Эти сволочи стирают тебе память после выполне-
ния. А потом трут память оператору, который стер ее тебе.
Полный идиотизм с их секретностью.
Она молчала какое-то время, после чего тихо произнесла:
— Смотри сам… Но твоего оклада в последнее время
не хватает, сам знаешь. Если тебе заплатят такие деньги, то
мы сможем отдать заранее за инкубатор для нашей девочки.
Останется только сдать сперму и яйцеклетку.
— И подождать девять месяцев, — добавил он.
— Да, и подождать.
— Слушай… Давай я скажу утром о′кей? Пока не могу ре-
шить точно.
Но уже засыпая, он знал, что поедет завтра по указанному
адресу.

II
Названный в письме адрес конторы находится в дальнем
надземном уровне Геллариума, где сильно фонит радиацией,
поэтому перед поездкой Костас натянул прорезиненный ко-
стюм, захватил перчатки и респиратор. В общем потоке пасса-
жиров, едущих в магнитном монорельсе, он напоминал чучело,
однако ближе к пункту назначения вагон наполнили рабочие,
одетые в подобные костюмы и комбинезоны.
Некоторые из них на ходу ели морскую капусту из банок.
Поймав удивленный взгляд Костаса, один из рабочих протянул
банку и сказал:
— Проглоти немного, дружище. Нейтрализует хорошо.
Грек посмотрел на банку с грязными краями, в которой
плавали склизкие куски морской капусты. К горлу подкатила
тошнота.
— Нет, спасибо…
— Да что ты отказываешься? На, жри! Помогает, я же говорю!
— Не надо, пожалуйста…
— Да отстань ты от него, Михаил, — сказал другой человек,
мужчина с совершенно красным лицом, спрятанным за про-

100
зрачной маской, — он же этот, мозгляк из Центра. Ему против-
но с нами из одной посуды жрать.
Присутствующие в вагоне заржали. Костас отвернулся,
тоскливо глядя на проплывающую за окном безжизненную па-
нораму Марса, усеянную выступами метеорологических стан-
ций, заводов и ламинариевых плантаций. За восемьдесят лет
человеческого присутствия, к концу первого этапа террафор-
мирования, небеса планеты приобрели голубой оттенок, а ат-
мосфера стала более плотной. Говорят, теперь по поверхности
можно даже прогуляться в легком скафандре.
Поезд сделал остановку у местной АЭС, и рабочие с гоготом
высыпали наружу. Костасу ехать до конечной. Чтобы скоротать
время, он протер антибактериальными салфетками сначала
ладони, потом ручку чемодана с оборудованием, следом тща-
тельно вытер поручни сидений, к которым прикасались рабо-
чие, а под конец заново лицо и руки. Надел перчатки, аккурат-
но свернул салфетки и выбросил их в урну.
По экрану закрепленного на кронштейне телевизора полз-
ла красная бегущая строка:

«ВНИМАНИЕ! ВЫ НАХОДИТЕСЬ В ЗОНЕ РИСКА! ПРОСЬБА

ПОЛЬЗОВАТЬСЯ СРЕДСТВАМИ РАДИАЦИОННОЙ И УЛЬТРА-
ФИОЛЕТОВОЙ ЗАЩИТЫ! НЕ ВЫХОДИТЕ НА ПОВЕРХНОСТЬ,
СОБЛЮДАЙТЕ ВСЕ НЕОБХОДИМЫЕ МЕРЫ ПРЕДОСТОРОЖНО-
СТИ. ВНИМАНИЕ…»

Поезд затормозил. Безэмоциональный голос ИскИна объ-

явил конечную станцию. Через кишку шлюза Костас вышел
в холодный длинный ангар с покрытыми свинцом стенами,
в дальнем конце которого виднелся маленький дверной про-
ем. Оттуда навстречу уже направлялся улыбчивый человек
в костюме, но без маски. Он был похож на индуса смуглой
кожей и завязанными в пучок на затылке темными волоса-
ми.
— Костас Констатидионис? — громко спросил человек.
— Да, это я. А вы…

101
 — Называйте меня Азим. Это я писал вам сообщение. Про-
стите за такую секретность, но дело… специфическое, прямо
скажем, — он снял перчатку и протянул руку.
Костас с усилием заставил себя ответить на рукопожатие.
Он почти физически ощутил, как невидимые микробы пере-
прыгивают на его ладонь и ползут вверх по запястью. Пообе-
щал себе обтереться при первой возможности и сразу натянул
обратно перчатку.
— Очень… очень приятно, — выдавил он из себя.
— О вас отличные отзывы, мистер Констатидионис! Уже ра-
ботали с правительством?
— Было пару раз.
— Да-да, я знаю, не прибедняйтесь. И полиция, и военные,
и спецы. Обширная биография. Говорят, что вы лучший мне-
моник на Марсе!
Азим громко и счастливо рассмеялся, отчего стал еще более
неприятен Костасу. Он ненавидел таких жизнерадостных лю-
дей.
Вслед за говорливым индусом он проследовал в какое-то
подсобное помещение за ангаром, откуда они через коридор
вошли в лифт и долго куда-то спускались. По ощущениям, как
минимум на километр под земную толщу. По дороге Азим
болтал без остановки, рассказывая о чем угодно, кроме пред-
стоящего задания.
В помещении, куда они попали в итоге, было темно и тес-
но, лишь мигали на стенах светодиоды серверной точки. Здесь
сидели еще двое человек, один — явно военный или космо-
навт, судя по выправке и холодному волевому взгляду. Ну
и по наглаженной гражданской одежде, тем не менее напоми-
нающей мундир строгим фасоном. Второй — рыхлый чинов-
ник с пузом и бульдожьими щеками, практически свисающи-
ми на плечи.
Внимание Костаса сразу привлекло другое. Одна стена была
стеклянной, и за ней виднелось другое помещение: пустая
комната с большим термопластиковым медицинским кубом
посередине. Внутри медкапсулы в геле жизнеобеспечения

103
плавало… мясо, сплошное месиво из сухожилий, изломанных
костей и кусочков мозгов, собранных в некое подобие челове-
ческого тела. Подведенные к «организму» катетеры и трубки
бурлили, пытаясь вдохнуть жизнь в то, что явно было давно
уже мертво.
— Что это?.. — прошептал Костас.
— Объект, из которого вам предстоит извлечь воспомина-
ния, мистер Констатидионис, — ответил ему «военный». — Ду-
маю, с таким заказом сможете справиться только вы.

III
«Военного» звали Стефан. Чиновник не представился,
а во время всего разговора тихо сидел в углу, протоколируя
происходящее на экране планшета. Азим тоже не участвовал,
сразу выйдя наружу.
— Мистер Констатидионис, — сразу взял быка за рога Сте-
фан, — мы не хотели вас пугать, поэтому назвали неверную
сумму оплаты. На самом деле вам заплатят в десять раз боль-
ше, чем при обычном заказе. Но, естественно, все воспомина-
ния о процессе будут удалены.
— Что… — растерянно пробормотал Костас, не в силах ото-
рвать взгляд от порубленного в фарш человеческого тела. —
Вы в курсе, что законодательством запрещено извлекать вос-
поминания мертвых людей? И вообще я сомневаюсь, что мож-
но что-то вытащить из… из этого! Там же от мозга почти ни-
чего не осталось!
— Мистер Констатидионис, — увещевающе сказал Стефан,
положив руку Костасу на плечо, отчего грек непроизвольно
дернулся. — О законе не беспокойтесь. Мы и есть закон. А вот
работа предстоит огромной важности. Возможно, от ее исхода
будет зависеть судьба многих людей, и не только на Марсе.
— Да что здесь происходит?
Вместо ответа чиновник щелкнул по планшету, и на одной
из стен возникло изображение космического корабля, несуще-
гося навстречу Марсу. Он бы рухнул на планету, но тут космо-
лет окружили сияющие точки мелких аппаратов; общими уси-

104
лиями они затормозили объект на орбите, а из распечатанного
лазерами люка извлекли открытую компенсаторную капсулу,
в которой плавало то самое подобие человека: размазанное
огромной перегрузкой тело пилота корабля.
— Кто он?
— Август Нойман. Пилот космического грузовика
«Butterfly-7801». Их, кстати, было двое, но второго пилота, Ма-
рину Дюваль, мы внутри не обнаружили.
— Вспомнил, я видел их в новостях. Почему капсула была
открыта?
— Это вам и предстоит выяснить. Так бы он выжил. «Бат-
терфляй» направлялся к точке Лагранжа L5, где у троянского
астероида «Эврика» находится недавно построенная терра-
формирующая платформа «Тангейзер». «Баттерфляй» должен
был отбуксировать «Тангейзер» на марсианскую орбиту. Мари-
на и Август работали в штатном расписании, но по прибытии
на «Тангейзер» начали отправлять странные прерывистые сиг-
налы, а потом и вовсе пропали из эфира. Через сутки мы за-
секли «Баттерфляй», который двигался в сторону Марса
с огромным ускорением. Корабль удалось затормозить мусор-
щикам, внутри обнаружили останки тела Августа.
— Что за сообщения они отправляли?
— Всякую чепуху, что-то мешало передаче сигнала. Но вы
можете взглянуть на сохранившиеся фрагменты.
Включилось новое видео. Будто чужими глазами (видимо,
камера была закреплена на шлеме скафандра) Костас увидел
залитый алым аварийным светом коридор, в котором витали
в невесомости разные предметы и микроскопические капли
воды, свернувшейся в блестящие шарики. Раздавалось тяже-
лое дыхание. Испуганный мужской голос выкрикнул: «Мари-
на, ты здесь? Марина! Марина, я иду на помощь!»
Видео оборвалось, исказилось помехами, и на экране воз-
никло новое изображение: плохо освещенная округлая комна-
та, в центре которой застыло неподвижное женское тело. Ко-
стас отметил про себя, что девушка весьма симпатичная. Она
висела в воздухе, широко распахнув глаза, которые были поче-

105
му-то совершенно черными, будто наполненными нефтью или
чернилами. На стенах шевелились мягкие тени, кажущиеся
живыми; они извивались, образуя паутинообразную сеть,
и ритмично пульсировали.
«Нет, Марина, нет! Оставьте ее, твари!» — воскликнул
тот же мужской голос. Видео оборвалось, но перед этим Костас
заметил какую-то подвижную тень, рванувшуюся к оператору.
Тень была похожа на огромного паука или облитого блестящей
черной краской осьминога.
Зарябили помехи.
— Это все, что у нас есть, — сказал Стефан. — Ну кроме еще
пары бессвязных фраз Ноймана и их штатной передачи в ра-
диоэфире за час до стыковки с «Тангейзером». Аппаратура
«Баттерфляя» повреждена, ничего не сохранилось. Даже «чер-
ный ящик» пуст.
— Есть предположения о том, что там произошло?
Стефан переглянулся с чиновником. Тот сказал, отложив
планшет:
— Ему все равно сотрут память, Стефан. Так или иначе.
— Ладно. Есть мнение, что это такой акт агрессии с Земли.
В земном правительстве имеются люди, недовольные быст-
рым темпом терраформинга Марса. Возможно, они могли ор-
ганизовать подобное. Не знаю…
— А что это за черная тварь в конце видео? — спросил Костас.
— Какой-то новый биоробот или дроид, черт его знает…
Вот вы нам и скажете, мистер Констатидионис. Ну как, соглас-
ны на работу?
Костас посмотрел на превратившееся в кровавое месиво те-
ло бывшего пилота по имени Август. Вспомнил о пустующей
кроватке в детской комнате. И после длительного молчания
тихо сказал:
— Ну давайте попробуем.

IV
Нарушения в коре головного мозга необходимы для более
точной работы с мнемоническим аппаратом. Сознание чело-

106
века — сплошная путаница, в которой события со временем
покрываются пеленой когнитивных искажений, и чем сильнее
разнятся психокарты людей, тем более разные показания они
дадут об одном и том же событии, увиденном одновременно.
Это подтвердит каждый полицейский, когда-либо проводив-
ший допросы. Один свидетель скажет, что убийца был низкого
роста, одет в спортивный костюм и покинул место происше-
ствия на красном седане. Второй свидетель возразит ему, что
среднего роста убийца, одетый в рабочий комбез, уехал на ко-
ричневом джипе. И кому верить?
Чтобы уточнить истину, зовут мнемоник-операторов. Они
тоже сталкиваются с когнитивными искажениями, но хоро-
ший оператор способен залезть в мозги настолько глубоко, что
там, среди сложной структуры человеческого мозга, распозна-
ет подсознательный «кэш», не замутненный фантастическими
набросками разума. И вот именно его используют как доказа-
тельство, последнюю инстанцию и неопровержимый свиде-
тельский факт.
Все обстоит намного сложнее, когда «кэш» предстоит выта-
щить из мозга покойника, уже прекратившего нейронную дея-
тельность. И еще в сто крат сложнее добыть что-то связное
из размазанной жижи, плавающей в биорастворе.
— Мне нужно, чтобы вы включили ток после подключе-
ния, — сказал Костас, садясь в кресло, похожее на парикмахер-
ский стул. После разговора прошло полтора часа, и сейчас он
с выбритой головой и активированным шунтом на затылке
тщательно готовился к болезненной процедуре сопряжения.
— Да, я помню, — ответил вновь появившийся Азим. — На-
пряжение слабое?
— Сначала самое слабое, а дальше по нарастанию, как по-
надобится. Я скажу, если что. Надеюсь, его мозги запустятся
с первого раза.
— Если еще есть чему запускаться, — иронично хмыкнул
Стефан. — Но вы уж там постарайтесь, мистер Констатидионис.
Костас промолчал, подключая нейрошунт к длинному кабе-
лю с блестящим серебристым штуцером на конце. Он оглядел

107
собравшихся по очереди — Азима, сидящего за пультом, Сте-
фана с по-прежнему прямой спиной, в которую будто воткнули
штырь, и чиновника, что-то набирающего на экране планшета.
В медицинской капсуле за стеклом плавали останки человека,
в чьей памяти предстоит оказаться через минуту.
— Ну, ни пуха ни пера, — вспомнил он старую русскую по-
говорку, услышанную когда-то в школе.
— К черту! Хотя вроде это должны сказать вы, — откликнул-
ся Азим и включил мнемонический аппарат.
Костас окунулся во мрак.

V
Первым, что увидел Костас, было собственное отражение
в зеркале. Нет, не собственное. Напротив сидел не темноволо-
сый мужчина с греческими корнями, а мальчишка лет семи,
кудрявый блондинчик, выпучивший доверчивые голубые гла-
зенки. Мальчик ковырялся в носу, сидя на унитазе со спущен-
ными штанами. Маленький Август Нойман и не подозревал,
что спустя три десятилетия кто-то прочтет его память и уви-
дит, как он внимательно рассматривает собственные сопли
перед тем, как съесть.
— Август! Август, мне нужно в туалет! Выходи уже!
— Сейчас, мам!
Он закончил свои дела, натянул штаны и помыл руки в ра-
ковине. Руки были тонкие, детские, с кровавыми коростами
на локтях, оставшимися после падения с велосипеда накануне.
За сломанную раму велика здорово влетело от мамы. Она ку-
пила его недавно, а он уже умудрился…
Костас переключился на другой нейронный пучок. Его
не интересовало детство пилота. Но мозг работает корректно,
на удивление. Что есть хорошо.
Грек открыл глаза (настоящие глаза) и прошептал:
— Оставь это напряжение, Азим. Я вошел в связку с объек-
том.
В это время другими глазами (чужими глазами) он наблю-
дал Землю. Оказывается, Август в прошлом землянин. Воспо-

108
минания перелистывались, как кадры пущенной на быструю
перемотку пленки: Берлин, Триумфальная арка, толпа разъ-
яренных демонстрантов, драка ночью в подворотне, похороны
матери, годы в летном училище, падение на истребителе и ка-
тапультирование из него, первый выход в космос, решение пе-
реселиться на Марс, долгий полет, Геллариум, знакомство
с Мариной…
Близко! Близко, очень близко. Некоторые воспоминания
были безвозвратно повреждены, но нужная зона мозга сохра-
нилась идеально. Замедление, не так быстро, Азим! Работа
на взятом в кредит «Баттерфляе», симпатичная француженка
Марина Дюваль, ставшая напарницей, любовная связь… Да,
любовная связь имелась. Они были очень близки с Мариной,
но близки не как любовники, а как…
«Compagnon», — прошептал нежный голос напарницы.
Да, верно. Близки как боевые товарищи, напарники, дру-
зья; как могут быть близки пальцы на одной руке или два
глаза на лице. И в их отношениях отсутствовала доминация
одного над другим; они были абсолютно равны. Назвать это
любовью? Вряд ли. Разве любят друг друга ветви на дереве?
Но они неспособны существовать, если дерево срубить.
Близко, чрезвычайно близко. Костас чувствовал, что он
практически нащупал. Он снизил скорость «перемотки» уже
до уровня стандартного времени: кадры чужой жизни теперь
не мелькали перед глазами, а текли медленно, неторопливо.
Костас терпеливо наблюдал за тем, как Август спит, ест, умы-
вается, работает, ходит за покупками, переписывается по ве-
черам с Мариной. Словом, совершает обычные повседневные
дела.
Вот оно! Костас воскликнул бы это своим ртом, если б
не погрузился так глубоко в раздробленное на фрагменты бес-
порядочное сознание мертвеца. Он находился полностью
внутри. Сейчас Костас даже с трудом осознавал себя; он ока-
зался в положении наблюдателя, застрявшего в памяти Авгу-
ста.
— Марина, привет.

109
 — Здравствуй, compagnon. Что-то случилось? Я немного за-
нята.
— Ты видела новый заказ? Я попробую урвать, думаю, нам
по плечу.
— Ты про «Тангейзер»?
— Да. Вот прямо сейчас смотрю. Все совпадает, мы на «Бат-
терфляе» притащим без проблем, куда скажут.
— А им не занимается государство?
— Нет, это тендер. Ну так что, браться? Ты за?
— Попробуй.
— Увидимся завтра?
— Конечно. Пообедать?
— Да. Я еще хотел спросить…
— Марина, кто это? С кем ты разговариваешь? — раздался
незнакомый женский голос.
— Это Ави, звонит насчет работы…
Марина положила трубку. Мгновения растворились в грусти
Августа, который сидел, уставившись перед собой застывши-
ми глазами; дыхание перехватило, и он согнулся, выблевав
на ковер съемной квартиры съеденный утром сублимат. Перед
взглядом плавал причудливый орнамент ковра. За окном гуде-
ли автоматические погрузчики.
Далее целый месяц в какой-то рваной красной мути, похо-
жей на свернувшуюся, но еще жидкую кровь. Поврежденная
нервная ткань. Костас испугался, что уничтожены все воспо-
минания перед смертью, однако качество резко восстанови-
лось. Август стоял на пресс-конференции, широко улыбаясь
собравшимся в зале корреспондентам. Их было немного, и Ав-
густ испытывал некоторое разочарование. Он ожидал, что бук-
сировка сверхдорогой терраформ-платформы вызовет больше
внимания у общественности. Ну хоть денег правительство
не пожалело: благодаря барышам с этого жирного заказа они
с Мариной смогут не работать как минимум пару лет. И вы-
платить остаток кредита за «Баттерфляй».
— Мистер Нойман, скажите, вы уверены в том, что сумеете
выполнить такое задание вдвоем? — спрашивают из зала.

110
 — Думаю, не просто так мы выиграли тендер, — улыбается
Август корреспонденту. — Компания у нас маленькая, всего
на два человека. Но опытная. У меня за плечами пятнадцать
лет полетов и работы в космосе, часто в экстремальных усло-
виях. И один межпланетный перелет, с Земли на Марс. Моя
напарница, мадмуазель Дюваль, тоже опытная пилотесса,
имеющая вдобавок образование механика и военную специ-
фикацию.
— Военную?..
— Спецификацию. У нее модифицированы мозжечок
и спинной мозг, а также добавлены биомеханические серво-
приводы, поэтому моя компаньонка быстрее, сильнее и лов-
чее, чем все присутствующие в этом зале.
— Мадмуазель Дюваль, вы киборг? — прямо спрашивает
корреспондент.
Марина отвечает со спокойной улыбкой:
— Мы, киборги, предпочитаем называть себя апгрейдера-
ми. Потому «Баттерфляй» и выбрали — в команде четко со-
блюдено правило «50/50»: полностью биологический человек
и человек с модификациями. И пора бы вам знать, что в наше
время космонавтика не может обойтись без людей с киберне-
тическими модами. Да, да, мы с Августом знаем, что вы напи-
шете завтра в своих таблоидах. «На буксировку терраформ-
платформы „Тангейзер“, на создание которой ушли миллиар-
ды кредов налогоплательщиков, правительство снарядило
землянина и женщину-киборга». Что-нибудь подобное, верно?
Однако вы не учли одного, господин корреспондент. Мы наме-
рены выполнить свою работу, и выполнить хорошо. А разно-
шерстность нашей маленькой команды — не баг, а фича, если
говорить на старом земном жаргоне. В космосе необходимо
учитывать вероятность любого события, каждую мелочь. Кос-
мос не прощает ошибок, господин корреспондент. Поэтому
выбрали нас. Мы — лучшие.
«Кто я? Где я нахожусь? Я вижу чужой сон?.. Аллегра?..»

VI

111
 «Баттерфляй» вышел из дока орбитальной станции 1 фев-
раля 2104 года. Уже далеко не новый, но надежный грузовик
работал исправно после полугодового простоя. Август пережи-
вал, что на техпроверке упустил какую-нибудь мелочь, поэто-
му решил не жалеть топлива и произвести пробный вылет.
Он покружился возле станции, после чего включил дюзы
на полную и совершил виток вокруг Марса. Снизу проплыл
Геллариум, следом его город-близнец Фрикс, расположенный
в районе долин Маринера; из пелены облаков выступила вели-
чественная гора Олимп, раскинувшая ржавые крутые склоны
по провинции Фарсида, усеянной куполами ферм и станций.
Август совершил сложный двухимпульсный маневр по перехо-
ду между геостационарной и низкой орбитой. «Баттерфляй»
затрясся, но устоял.
— Как там наша малышка? — раздался в наушниках голос
Марины.
— Неплохо ходит. Хватит называть его малышкой. Вообще-
то, он мужик.
— Мужик у тебя в штанах, а наша «Бабочка» женского рода.
Ты маневровые потестил?
— Как раз этим занят. Штормит малость, но не критично.
Пора менять всю систему. Как расплатимся с кредитом, я этим
займусь, все равно года два будет в доке стоять. И сойдемся
на трансгендере тогда.
— Никаких соглашений, «Бабочка» — это девочка с вагиной.
А одноразовый ускоритель? Как вообще маршевые двигатели
поживают?
— На облете все пока нормально. Сейчас для перехода об-
ратно на геостационар скину ступень. И заодно проверим ос-
новной движок.
Он чуть повернул корабль, начавший уже падать в более
низкие слои атмосферы, и для выхода обратно на геостацио-
нарную орбиту использовал одноразовый твердотопливный
ускоритель. От корпуса «Баттерфляя» отделилась на четверть
заполненная топливом ступень; чуть ниже ее должны подо-
брать мусорные дроны. Бак улетел навстречу Марсу.

112
 С некоторым визгом малыш «Баттерфляй» поднялся
на один уровень с МКС-17, висящей совсем неподалеку орби-
тальной структурой из множества модулей, подстанций и сты-
ковочных узлов. Август выключил двигатели и на некоторое
время просто «выключился» сам, задумчиво разглядывая по-
верхность Красной планеты, голубой горизонт с пятном тер-
минатора вдали и огромное количество автоматических «му-
сорщиков», снующих туда-обратно в атмосфере. После земной
Мусорной катастрофы к мусору относятся чрезвычайно се-
рьезно. К тому же «мусорщики» одновременно выполняют
роль метеоритного щита.
Вверху заманчиво перемигивались звезды.
— Ави? Ну так что, все исправно? Стартуем завтра?
— Подтверждаю. Старт назначен на завтра, — Август под-
твердил свое решение, нажав клавишу автопилота.
«Баттерфляй» медленно поплыл к ремонтному доку.

VII
За Марсом всегда следует кучка астероидов, названных тро-
янскими. Это обломки неродившейся мини-планеты, которая
могла бы стать близнецом Марса благодаря схожему химиче-
скому составу. Из-за гравитационного воздействия других
небесных тел эти астероиды, обладающие малой массой, нахо-
дятся в состоянии равновесия или, как замысловато говорят
астрофизики, в «триангуляционной точке либрации». Одной
из таких точек является L5 — шаткая зона равновесия, образо-
вавшаяся вокруг астероида Эврика, на гало-орбите которой
последние десять лет автоматические дроиды собирали плат-
форму «Тангейзер».
Лететь от Марса до L5 приблизительно 70 часов на малой тя-
ге. Расстояние 0,3 астрономической единицы. И обратно с гру-
зом в виде гигантской платформы плестись почти вдвое доль-
ше, несмотря на отсутствие гравитации в космосе. Слишком
щепетильный процесс, чтобы гнать на всех скоростях. К тому же
придется в буквальном смысле слова догонять движущийся
по своей орбите Марс. А он не менее шустрый, чем Земля.

113
 Все трое суток, исключая старт, «Баттерфляй» движется
на автопилоте под руководством простенького ИИ, купленно-
го Августом за две тысячи кредов еще лет пять назад. Больше-
го и не требуется. Пилот, насмотревшийся на проделки ИскИ-
нов на Земле, не собирался доверять свою жизнь какой-то
сверхсложной фиговине из битов и байтов. Марина была с ним
солидарна в этом вопросе.
Полет тянулся как обычно. Красный диск планеты удалялся
в темноту, становясь все меньше и меньше, зато Солнце нача-
ло ярко сиять, заливая кубрик корабля слепящими волнами
света через единственный иллюминатор. Марина в первый
день полета приготовила настоящий пир из сублиматов: говя-
жий язык, антрекот, мясная солянка, и все свежее, недавно
упакованное в вакуумные пакеты. Даже выпили немного вод-
ки, и девушка, подлетев к иллюминатору, пропела с пьяной
хрипотцой:

— Voir l’espace,
Rêver d’un ailleurs,
Recommence
Dans un monde meilleur.

— Милен Фармер? — спросил Август, соскребая хлебной бу-

лочкой остатки пиршества.
— Похвальные познания в музыке, месье Нойман!
— Случайно вспомнил. У меня мать любила ее песни. Но ты
ведь раньше фанатела по Эдит Пиаф?
— Настроение подходящее, — Марина пожала плечами. —
Космос, звезды… И много денег скоро будут нашими, так
ведь?
— Верно. Знаешь, я тут подумал…
— Что?
— Может, к черту эти космические мытарства, а? Такого ко-
личества кредов хватит, чтобы купить несколько ламинарие-
вых ферм. Или разводить микроорганизмы, например. Сейчас
это пользуется спросом, бизнес доходный. Возможно, пора

114
нам остановиться и подумать о будущем? Пилотов сейчас хва-
тает, зато вот фермеров нехватка.
Марина хихикнула.
— Опять! Мы это уже обсуждали, Ави. Ничего не выйдет.
Ты сам-то как себе это представляешь? Думаешь, ты сможешь
ковыряться в земле или возиться с пробирками? Ты же живая
легенда космонавтики, сам прославленный Август Нойман!
Первый, кто высадился на Церере! Человек, который поймал
китайский Танъе-15! Самый активный в соцсетях астронавт!
— Прекрати.
— Я и не начинала, Ави. Нет, я не могу себе вообразить,
чтобы ты вместо кресла навигатора сидел в плетеном кресли-
це с бутылкой пива по вечерам. Мы за вылет зарабатываем
больше, чем фермеры за пять лет со своих сраных водорослей.
— И потом тратим на техобслуживание, сборы и налоги… —
проворчал Август, но правоты Марины он отрицать не мог:
фермер из него получится такой же, как боксер из нейробио-
лога.
— Но что-то ведь остается, да? Не бедствуем, по крайней
мере. Хватит болтать о всякой ерунде. Лучше поцелуй меня.
Она оттолкнулась от стенки и подплыла к Августу. Мужчина
обнял ее, вдохнув слабый аромат цветочных духов, поцеловал
полные сладкие губы…
И забыл о всякой ерунде.

VIII
В необъятной черноте платформа «Тангейзер» выглядит как
гигантская вращающаяся тарелка, от которой исходят отсветы
проблесковых маячков. Форма диска дана сооружению неспро-
ста: если сдвинуть кожух по центру, то в сердцевине «тарелки»
обнаружится огромная тепловая линза, предназначенная для
растопки полярных шапок и нагревания атмосферы. По бокам
расположены выступы геомагнитных регуляторов интенсивно-
го солнечного ветра — технологии, которая должна решить ос-
новную проблему марсианского терраформинга. В одном
из них находятся стыковочный узел и ведущий внутрь шлюз.

115
 Размерами «Тангейзер» приблизительно в тридцать раз
больше «Баттерфляя». Еще за двадцать тысяч километров Ав-
густ вырубил автопилот и взял управление на себя, отключив
маршевый двигатель и сближаясь с платформой на одной силе
инерции. Исполинское сооружение вырастало во тьме, засло-
няя обзор мерцающими краями.
Марина шумно дышала на ухо, пока Август выравнивал
траекторию с помощью маневровых движков. Она держалась
одной рукой за подлокотник, а другой за плечо мужчины.
— Выглядит… величественно.
— Ага. Десять лет назад тут была груда металлолома. Робо-
ты неплохо потрудились. Пристегнись лучше.
Перед стыковкой он отправил зашифрованный сигнал, ко-
торый должен принять логистический компьютер «Тангейзе-
ра». Однако отклика не последовало. Думая, что барахлит ап-
паратура, Август проверил приемник. Нет, все в порядке.
— Марина, глянь, в чем проблема.
— Я уже. Там сильные помехи. Что-то забивает прием. По-
хоже на какое-то поле… — девушка быстро двигала глазными
яблоками под закрытыми веками: она подключилась напря-
мую к корабельному оборудованию.
— Поле?..
— Не могу сказать точнее. Но здесь нечто глушит сигналы.
И наши в том числе. Можешь даже не пытаться радировать. —
Она открыла глаза. — Чертовщина какая-то.
— Может, аномалия от Эврики? В астероиде куча всякой по-
роды, которую разрабатывали дроиды при постройке «Тангей-
зера». Могли они раскопать что-то такое, что способно создать
подобное поле?
— Без понятия. Я не физик, Ави. Но я знаю, что сильная ра-
диация глушит радиосвязь…
Посмотрев друг на друга, они одновременно рванулись
от пульта управления в кубрик. Если тут действительно высо-
кий радиационный фон, то им уже конец, несмотря на воль-
фрамовый экран «Баттерфляя», тормозящий гамма-излуче-
ние. Быстро переодевшись в защитные костюмы, напарники

116
вернулись обратно; Август закрыл кожухом иллюминатор.
Сердце бешено колотилось от испуга.
— Ави… Мы зря волновались, — Марина облегченно рас-
смеялась, показывая счетчик Гейгера, — радиация на среднем
природном уровне. Черт, а что тогда может экранировать сиг-
налы?
— Не знаю. Но мне это не нравится. Если это электромаг-
нитный импульс, то кто тогда его создает? И почему цела
электроника? — мужчина снял маску и задумчиво поскреб ще-
тину на подбородке. — Ладно, раз уж мы без связи, придется
работать самим. Центр потерпит без наших докладов.
— Что? Ты собрался продолжать работу?
— Да, а что? — Август почувствовал раздражение. — Пред-
лагаешь вернуться? Из-за такой ерунды, как отсутствие связи?
Для чего мы тогда сюда перлись?
— Ави, это нарушение регламента… — неуверенно протяну-
ла Марина.
— Черт с ним, с регламентом! Мы потратили последние
креды на топливо и техпроверку для этой колымаги, — он
со злости треснул кулаком по панели. — Нет уж, милая, мне
нужны деньги, и я доставлю эту штуковину к Марсу.
— Ладно-ладно, — Марина успокаивающе улыбнулась, сни-
мая маску радиационной защиты. Ее вспотевший лоб блестел
в мягком свете приборов рубки. Камера с борта передавала
изображение темного корпуса «Тангейзера». Августу почему-
то было страшно туда смотреть.
— То есть ты согласна?
— Да. Но у меня один вопрос — как мы попадем внутрь?
Нужно ведь включить движки на самом «Тангейзере» и син-
хронизировать его с «Баттерфляем».
— Мы состыкуемся и проникнем внутрь, это не проблема.
Вопрос в том, как координировать действия… Сигнал-то
не проходит. — Он задумался. — Тогда план такой. Произво-
дим стыковку. Я выбираюсь в «Тангейзер» вот с этой штукой…
Он полез в шкафчик с инструментами. В итоге достал мо-
ток крепкого нейлонового шнура; оба конца Август закрепил

117
на рулетках со стоп-рукоятью, свободно прокручивающих
сквозь себя шнур. Подергал получившуюся конструкцию и по-
дал один конец Марине.
— Теперь слушай. Я вскрываю шлюзовую дверь и вхожу
внутрь, закрепив одну рулетку у себя на поясе. Вторая остается
у тебя. Придется посидеть у шлюза, прицепишь свой конец
за кронштейн. Азбуку Морзе помнишь? Буду подавать сигналы
каждые три минуты, дергая шнур. Идти примерно триста мет-
ров, не больше. Как доберусь до центрального узла, я…
— Ави…
— Что? Думаешь, идиотская идея?
— Да нет, идея неплохая. Только внутрь пойду я.
— Почему? — Август почувствовал себя ослом.
— Потому что никто не справится с малышкой лучше, чем
ты. Ты пилот, а я механик, солдат и бортинженер. Даже
не спорь. Ты знаешь, что я сильнее и быстрее, я лучше приспо-
соблена для экстремальных ситуаций.
Он хотел возразить, но Марина подняла руку, давая понять,
что решение принято.
— Не надо сексизма, милый. Ты знаешь, что я тебя в бара-
ний рог скручу, если понадобится. К тому же, когда запустится
движок «Тангейзера», ты должен сразу выставить его на пра-
вильную траекторию. Мы это уже обговаривали, и все так
и случилось бы, если б не форс-мажор со связью. Давай сюда
свою веревку.

IX
Марина ушла через вскрытый шлюз сразу после стыковки.
Дверь шлюза удалось открыть легко: у Августа имелись все
секретные коды доступа, а электроника «Тангейзера» работала
исправно, хоть и со сбоями. Через ручной ввод на панели
внутри шлюзовой камеры отозвался наконец логистический
компьютер.
— Эккарт на страже, путник. Добро пожаловать в нашу пе-
щеру наслаждений, — с ходу пошутил искусственный интел-
лект.

118
 — Юмор на минимум, дружище. Почему не отвечал на сиг-
нал?
— Сигнала не было, пользователь, — вмиг одеревеневшим
и поскучневшим тоном ответил ИскИн.
— Здесь произошла какая-то нештатная ситуация?
— Никак нет.
— Почему около «Тангейзера» пропадает радиосвязь? Что
глушит сигнал?
— Не могу знать, пользователь. Вы можете произвести тех-
проверку.
— Ладно, заткнись, Эккарт. Ну что, ты готова? — спросил
Август у Марины. Она висела вниз головой у открытой двери
шлюза, одетая в скафандр-бронекомбез, с чемоданом инстру-
ментов в руке.
— Давно уже. Давай быстрее, хочу включить эту хрень
и ехать домой. Жарковато здесь…
— Иди. Помнишь, дергать шнур каждые три минуты?
Девушка кивнула и оттолкнулась от поручней, сразу поте-
рявшись вдали коридора маленькой темной точкой. Дорога
несложная: двести метров по прямой, на третьем пролете на-
лево, там ввести нужный код доступа на центральном узле,
названном Венериной горой, и сразу обратно. В дальнейшем
автоматика сработает сама, необходима лишь авторизация
пользователя у Эккарта. К сожалению, произвести эту опера-
цию через панель в шлюзе нельзя. Августу не нравилось, что
Марина отправилась одна без связи.
Шнур успокаивающе дернулся. Август ответил. Он сидел,
скрестив ноги под поручнем, и разглядывал внутренности
«Тангейзера». Смотреть, в общем-то, не на что. После завер-
шившейся недавно стройки плавает, отталкиваясь от стен,
мелкий строительный мусор вроде изоляционной пены. Воз-
дух есть, но жарковато и давление низкое, да и из-за витаю-
щих повсюду клочков пены лучше не снимать шлем. На смон-
тированных закругленных стенах блестят швы вакуумной
сварки. Освещение слабое, и при пристальном взгляде в тем-
ные углы возникает ощущение, будто тени там слиплись в жи-

119
вые комки, которые шевелятся и что-то шепчут друг другу.
И вторгшимся на «Тангейзер» незваным чужакам…
Август встряхнул головой. Классное местечко, да. Марина,
давай скорее, взмолился он про себя. Погрузимся в «Баттер-
фляя» и полетим домой, а по дороге будем пить водку и тра-
хаться. И к черту эту космонавтику, решено. Уже крыша едет
от космоса. К херам собачьим ваш космос, парни, я умываю
руки, мысленно сказал он Центру.
Что-то она долго не отзывается. И нейлон перестал жуж-
жать внутри рулетки, остановившись. Добралась, наконец,
до Венериной горы? Мужчина обеспокоенно подергал шнур.
Но бухта шнура вместо того, чтобы натянуться, легко подалась
обратно. Не веря своим глазам, Август потянул ее на себя
и увидел плывущий из чрева станции конец веревки.
Который был оборван.

X
По всем существующим регламентам и инструкциям Август
обязан был сразу закрыть шлюз, произвести расстыковку и от-
правиться на Марс, посылая без остановки сигнал SOS.
Вместо этого он потратил полминуты на внимательное изу-
чение оборванного конца шнура. Его будто перегрызли. И он
был испачкан какой-то черной дрянью, похожей на вязкий
гудрон или гуталин. Или черную полимерную смазку особого
вида, какую иногда используют в космосе при высоких темпе-
ратурах. Шнур перекусил какой-то робот?
— Эккарт, что произошло с Мариной?
— Не могу знать, пользователь. Камеры не работают.
— Дебильная жестянка, на черта ты вообще здесь нужен?
Ты ни хрена не знаешь!
— Я обеспечиваю работу станции «Тангейзер» и…
— Заткнись, заткнись!
Выглянув наружу из шлюза, Август крикнул что есть мочи
в пульсирующую тенями пустоту:
— Марина! Отзовись! Марина, ты меня слышишь?!
«Ышишь-ышишь…» — отразилось от стен и переборок.

120
И больше ничего. Никакого ответа. Август на время задраил
люк (он не собирался улетать) и направился в кубрик. Извлек
из шкафа электронный микроскоп, подсоединил его к ИскИну
«Баттерфляя» и отрезал лазерным резаком кончик веревки,
пока оборудование синхронизировалось. После поместил
внутрь обрывок, измазанный странным веществом. Все дей-
ствия Август старался выполнять максимально быстро и точ-
но, понимая, что где-то там, в глубинах станции, находится
в беде его самый близкий человек.
«Электронная томография?» — спросил малыш «Баттер-
фляй».
«Всё. Анализируй все, что можно, и дай мне сведения
об этом веществе». — От быстрого ручного ввода у Августа за-
болели непривычные к клавиатуре пальцы. — «Если это сма-
зочная субстанция робота, назови мне модель и выведи
на экран его внешний вид».
Пока микроскоп анализировал вещество на кончике об-
рывка, обрабатывал информацию и сформировывал ответ,
Август спешно вооружался. Он надел такой же бронекомби-
незон, как у Марины, только без реактивного ранца, достал
из «оружейки» электромагнитную пушку, лазер и сверло
с толщиной наконечника в десять молекул. Все, что необхо-
димо для уничтожения враждебного робота. Если он действи-
тельно есть: в таком случае шансов маловато. Если же это
просто «поехавший» инженерный кибер, то такие обычно ве-
дут себя как кошки, играющие с жертвой. Не убивают сразу,
а издеваются. Тогда Марина еще может быть жива.
«Выявлена форма альтернативной биохимии», — отрапор-
товал «Баттерфляй» на стенном экране кубрика, — «ковалент-
ные связи на основе кремния, силоксанов и минеральных
цеолитов, составленные в сложные цепочки вследствие дли-
тельного эволюционного процесса…»
Стоп, что?
«Доложи проще», — напечатал Август, матерясь на себя, что
не купил тогда нормальную нейросеть. — «О чем ты? Это
не нефтяной продукт?»

121
 «Нет. Наблюдается явление, которое обозначено в реестре
„альтернативной биохимией“. Полученный для изучения об-
разец — продукт замещения, образованный длительной
осмысленной переработкой молекулярной структуры, в ре-
зультате чего он приобрел внешний вид нефтяного продукта.
Можно предположить, что он использовался как подвижная
соединительная ткань теоретического живого организма,
функционирующего на основе кремния, а не углерода. Это
объясняет его вязкость и быстрое застывание (в данном случае
сворачиваемость)».
«Проще!» — приказал Август.
«Предоставленный пользователем образец — кровь суще-
ства, чей организм сформирован на основе кремния, а не угле-
рода, как у людей. Образец имеет внеземное происхождение».

XI
Он не полетел домой. Конечно, хотелось бы верить, что
бортовой компьютер сошел с ума, но крыша едет у продвину-
тых ИскИнов, а не у старых моделей. Он доверял «Баттер-
фляю» как себе. Не может он врать.
Значит, на «Тангейзере» какая-то зараза. На язык проси-
лось слово «инопланетная», но Август старался не пускать по-
добную чушь в свое сознание. В детстве он, конечно, любил
научную фантастику, однако те времена давно прошли. Их вы-
теснил реальный космос — мрачный, величественный и ло-
гичный во всем. В космосе нет сюрпризов. Есть только мате-
матика и растущие из нужного места руки навигатора.
Он вошел в «Тангейзер» 5 февраля 2104 года, сжимая в руке
мощную электромагнитную пушку. Ранца на спине не было,
поэтому двигаться так шустро, как Марина, не получалось. Ав-
густ прыгнул сначала к одной стене, там некоторое время лез,
цепляясь за установленные на расстоянии метра переклади-
ны, а когда они кончились, то перелетел на противоположную
сторону, мягко оттолкнувшись ладонями в толстых термоза-
щитных перчатках. Которые, судя по всему, оказались весьма
кстати — биомонитор скафандра докладывал о резком повы-

122
шении температуры. Плюс тридцать, а спустя двадцать метров
уже все плюс сорок градусов по Цельсию.
«При таких темпах повышения температуры на централь-
ном узле „Тангейзера“ должно быть жарко, как в доменной пе-
чи. Видимо, мы при открытии стравили часть давления и тем-
пературы в космос».
«Не ходи туда. Там ты умрешь».
Становилось все жарче. Коридор сузился. В воздухе витали
капли воды — по всей видимости, остановился термоядерный
реактор, а вода каким-то образом вытекла из охлаждающей
системы. Лампы здесь мигали красным аварийным светом,
растекшимся по стенкам, словно свежая алая кровяная юшка.
Август шумно дышал, поминутно оглядываясь.
— Марина, ты здесь? Марина! Марина, я иду на помощь!
Поворот. Температура плюс пятьдесят девять. Жарко, как
в аду. Даже сквозь скафандр Август уже чувствовал жар; приш-
лось включить на максимум внутренний кондиционер.
За поворотом обнаружился еще один коридор, уходящий
к центральному узлу. Стены в этом месте поросли какой-то
странной плесенью, похожей на кварцевые минералы. Слож-
ная структура из блестящих кристаллов облепила стены, двер-
ные проемы, внутренности предназначенных для будущих ра-
ботников станции кают: «плесень» пробивалась отовсюду,
словно поросль из драгоценных камней, блестящих в мертвен-
но-красном аварийном освещении. Ее микроскопические
ростки виднелись даже в воздухе.
Следом Август с испугом увидел, как в конце коридора пе-
ред ним растет сама по себе сложная фигура из ромбовидных
сияющих изнутри кристаллов. Выглядело это одновременно
красиво и пугающе, напоминая жуткий калейдоскоп с блиста-
ющими гранями, внутри которых отражались такие же грани,
внутри которых почковались следующие, и так до бесконечно-
сти.
Оно росло прямо на глазах, увеличиваясь в размерах, при-
обретая все новые грани и сверкающие призмы, откуда проби-
вались будущие, пока что вялые и слабые, ветви огромного су-

123
щества. Часть исполинского минерального древа уже опутала
округлые стены, приборы, переборки помещения, в прошлом
называвшегося Венериной горой. Своими корнями оно обхва-
тило и пульт, наполовину сломанный жутким давлением,
оплавившийся от температуры, едва работающий под натис-
ком чудовищного существа, прилетевшего из…
«Не думай об этом», — сказал себе Август. Не время для раз-
мышлений. Кем бы оно ни было, но где-то здесь находится
Марина, которую нужно вытаскивать.
Он понял, что наконец достиг центрального узла. Средото-
чие «Тангейзера», его мозг и нервную систему, захватил
огромный, непрерывно растущий монстр. Кошмарный и пре-
красный одновременно. Нечто, не имеющее никакого отноше-
ния к человечеству. Что могло создать такое? Какая сила про-
никла сюда, в созданную человеком станцию, чтобы возвести
на ее основе нечто свое, странное и непостижимое?
Август прилип к перекладине у стены, стараясь не привле-
кать к себе внимания жуткой твари. Хотя ему казалось, что он
наблюдает скорее не причину, а следствие. «Дерево» из мине-
ралов не было живым. Оно росло, согласуясь с мнением иных
существ, посылающих сигналы, которые, как казалось космо-
навту, слышал и он сам. В голове словно поселился рой голо-
сов: разъяренным клубком пчел они шипели, жужжали, шеп-
тали на разные лады какое-то слово. Одно слово.
«Ассимиляция».
Чувствуя, как его голову разрывают на куски эти шепчущие
голоса, Август пополз вверх по стене, стараясь не прикасаться
к ветвям огромного минерального дерева. Было чудовищно
жарко; от медленного вращения станции здесь, ближе к сере-
дине, возникло слабое притяжение. Где-то там, наверху, полы-
хало нечто горячее, и с каждой секундой подниматься стано-
вилось все сложнее. Нойман отбросил пушку, поняв, что она
ему не пригодится, и задрал голову.
У изгиба стены, чуть в стороне от основной сферы зала, за-
литой неестественным лиловым светом, находилась темная
выемка, не тронутая спорами разрастающегося древа. Там

124
практически отсутствовало освещение, но Август сумел рас-
смотреть женскую фигурку, раскинувшую руки и неподвижно
застывшую в воздухе. На ее голову не был надет шлем, а белый
скафандр оказался измазан такой же черной дрянью, как и об-
рывок шнура.
«Марина», — прошептал Август. Даже сейчас она показа-
лась ему прекрасной. Он оттолкнулся изо всех сил от перекла-
дины, направляя себя в ее сторону. В последний момент он
увидел ее бледное лицо и распахнутые, но почему-то совер-
шенно черные, наполненные клубящейся тьмой глаза…
— Нет, Марина, нет! Оставьте ее, твари! Оставьте ее в по-
кое! — его последние слова вырвались перед тем, как его схва-
тило, спеленало нечто подвижное, но твердое, как камень; оно
стиснуло его голову, с легкостью раздавив шлем, и впилось па-
стью прямо в лицо. Там, где могло бы быть горло, начал жадно
пульсировать большой зоб.
Из существа в тело бывшего пилота Августа Ноймана по-
текла черная вязкая жидкость. Она наполнила его сосуды, тка-
ни его тела, завладела каждым нейроном мозга. И существо
узнало все, что необходимо, вмиг опустошив человека до кра-
ев. Существо не испытывало сострадания или жалости. Суще-
ство действовало сугубо рационально, подчиняясь древней
программе эволюционного механизма. Узнав то, что было ему
нужно, существо оттащило тело пилота обратно в «Баттер-
фляй», усадило его в компенсаторную капсулу, а само легло
рядом. И включило двигатели.
Произведя расстыковку, «Баттерфляй» стартовал в сторону
Марса с огромным ускорением, в результате которого тела че-
ловека и существа перемололо в единую субстанцию. Суще-
ство ассимилировалось, встроив свои клетки в структуру тка-
ней человека, поменяв ковалентные связи, на время став
практически полностью углеродной формой жизни,
но не утратив собственной памяти.
«Стоп, где я? Что происходит? Это моя память? Поче-
му я…»

125
 XII
И память существа передалась Костасу Константидионису.
Он открыл глаза, белки которых окрасились чернилами. Нерв-
ная система грека быстро перестраивалась под воздействием
информационного вируса, ломалась, меняла свою структуру;
сами клетки его организма мгновенно мутировали, превращая
хозяина в чудовищное подобие человека. Костас забился
в кресле мнемонического аппарата, выгнулся, как бесноватый,
пока стоящий рядом Стефан пытался удержать его за плечи.
— Вколи ему что-нибудь! — крикнул Стефан Азиму.
Пока индус бегал за лекарством, Костас вырвался. Он обру-
шил на пол аппаратуру и вырвал с мясом из затылка серебри-
стый кабель, слегка пошатнувшись. Из глазниц по щекам сте-
кала жидкость, похожая на черные слезы, и Костас хрипел, как
умирающее животное. Стефан ударил его ногой в живот,
но маленький грек никак не отреагировал на удар; он выпучил
угли глаз и громко, срывая голосовые связки, прокричал:
— Ассимиляция! Быть одним целым! Быть вместе! Быть од-
ним целым!
Вернувшийся Азим подкрался сзади, попытавшись вколоть
обезумевшему мнемоник-оператору успокоительное. Костас
перехватил руку Азима, легко сломав ее в запястье, и проши-
пел ему в лицо:
— Ассимиляция! Ешь Меня! Узри Меня!
Изо рта грека вырвался поток вязкой черной жижи, которая
обхватила лицо кричащего госслужащего тонкой пульсирую-
щей пленкой. Тот схватился за нее пальцами, отчаянно пыта-
ясь отодрать и извиваясь на полу.
— Стреляй! Стреляй, чего ты стоишь? — заорал чиновник,
сидевший все это время в оцепенении. Его планшет бесстраст-
но регистрировал происходящее.
Стефан выстрелил два раза из старомодного огнестрельно-
го пистолета, однако Костас будто даже не почувствовал ране-
ний. Он повернулся, скользяще быстрым движением переме-
стился к военному и выбил из его рук оружие. Хлещущая
из раскрытого рта жидкость попала и на Стефана, который по-

126
пятился, отплевываясь и стирая с лица черную гадость. Био-
раствор в медкапсуле с останками Августа Ноймана бурлил —
наружу выползало нечто темно-серое, пульсирующее и твер-
дое. Разделяющее две комнаты стекло вспучилось и лопнуло,
разлетевшись брызгами осколков. Резко подскочила темпера-
тура, и сразу запахло горелой одеждой и паленым мясом. Обо-
рудование и сервера завыли на все лады: стрелки приборов
обезумели, стекла лопались и плавились, а кремний внутри
микросхем встраивался в «тело» растущего существа, подпи-
тывая, делая его сильнее и больше. На стенах вырастали раз-
ноцветные кристаллы кварца или драгоценных камней, при-
обретающие форму дерева.
Чиновник выскочил наружу, заблокировав дверь. Его воло-
сы полыхали, пока он бежал по коридору, вызывая охрану. По-
зади неведомая сила пыталась выдавить переборку вместе
с частью стены. К ней уже направлялись вооруженные солда-
ты. Раздались первые выстрелы, когда кладка обрушилась,
а в коридор вывалилось щупальце существа, напоминающее
движущийся каменный столб.
А в комнате тем временем три сгорающих в пламени чело-
века ассимилировались с существом. Их память, «программ-
ный код» их мозга существо высасывало, расставляя по полоч-
кам рядом с тысячью ячеек разумов других живых созданий
из бесчисленного множества миров. В гранях драгоценных
камней отражалась Вселенная.

XIII
Марина была одета как докучливый психоаналитик, к кото-
рому Костас обращался днем ранее. И кабинет похож. Только
вместо трехмерной иллюзии цветущего сада за окном прости-
ралась бесконечная бархатная тьма, усеянная булавками со-
звездий. Марина смотрела туда и пела грустную песню мяг-
ким, печальным голосом.
— Мы мертвы? — хрипло спросил Костас (Август?), пыта-
ясь встать. Ноги почему-то увязали в полу, как в трясине,
и он барахтался там по пояс, не в силах оторвать взгляд

127
от силуэта прекрасной женщины у окна. — Мы мертвы?
Где мы?
— Наши телесные оболочки мертвы. Но мы останемся живы
навечно здесь, в обители Разума; наши глаза узрят смену эпох
и поколений. Знаешь, существует достаточно света для тех,
кто хочет видеть, и достаточно мрака для тех, кто не хочет.
Взгляни, как это прекрасно…
И, подобравшись наконец к окну, Костас/Август узрел. Он
узрел смену эпох, настолько грандиозную, что человеческий
разум отказывался воспринять подобное величие; в его мерт-
вых глазах отразились звезды, и планеты, и бесконечное путе-
шествие между небесными телами, вращающимися на своих
орбитах; в глубинах пространства ему открылось знание, на-
столько невыносимое, что он вырвал бы себе глаза, если бы
смог.
Его сознание пересекло парсеки межзвездного простран-
ства вместе с существами, чьи тела похожи на камень,
и вернулось в их родной мир: заросшую причудливыми
кварцевыми самородками горячую землю с железными
небесами, наполненными серной кислотой океанами и бес-
численными каменными норами, в которых жили далекие
предки этих существ. Медленные, с длительным жизненным
циклом, поначалу примитивные, но постепенно, с течением
времени становящиеся все более совершенными. Он узрел
их борьбу, их страдания, их сомнения; их мыслителей и ве-
ликих ученых, что вопрошали у железного неба, одни ли
они во Вселенной. Их солдат, устраивающих геноцид в жар-
ком мире с кислотными морями. Их пророков, мечтающих
о мире без войны. Их мечтателей, грезящих об иных плане-
тах. Их астрономов, силящихся разглядеть там, в бескрай-
нем небе, признаки Разума. Увидел безжалостную опустоша-
ющую войну, уничтожившую мир этих существ, и самонаде-
янные размышления о том, как достигнуть далеких звезд.
Преодолев разногласия, в своей боли, в своей скорби об уте-
рянных жизнях эти существа решили, что лишь они одни
способны прекратить поток страданий. Для чего необходимо

128
сделать остальных такими же, как они. Единственный вы-
ход это…
Ассимиляция.
И когда им перестало хватать жизненного пространства,
они построили огромные космические корабли и устремились
в небо, чтобы однажды покорить все бесчисленные миры, что
как веер разбросаны в бесконечной Вселенной.
Костас/Август заплакал. Он распластался, упершись несу-
ществующими руками в пол-трясину, и всхлипывал, моля
остановиться, перестать, замолчать, прекратить это мучение.
Вселенская скорбь пульсировала в голове раскаленной болью.
Марина утерла черные слезы с его лица. И тихо, глядя вдаль,
за грань бесконечности, продолжала петь…

129
 Андрей Миллер, Антон
Мокин
Прекрасный народ

Машина была паршивая, каждый километр по карельским

дорогам наматывала каким-то чудом. Настоящее ведро с бол-
тами, будь она лошадью — самое время пристрелить, чтобы
не мучилась. Но Борщ, он же Илья Борщевский, не жаловался.
Чудо, что вообще достал какую-то машину и не вынужден
ковылять от станции пешком. По бумагам из «дурки» Борщ
вышел здоровым человеком, да и ощущал себя именно так,
но водительские права — тю-тю.
А ехать к Гене было нужно. Если ты четверть века пьешь
и употребляешь как не в себя, а потом уходишь в завязку — это
резко сокращает круг общения. Кому-то с трезвенником скуч-
но, а кто-то становится опасен: всегда есть риск сорваться.
Нет, в Москве теперь невозможно. Питер — тем более не вари-
ант, а с уральцами вообще сторчишься опять на раз-два. Оста-
вался Гена… даже хорошо, что он поселился в такой глуши. Да-
леко от всего.
Вот Борщ и рулил к дому друга, наверняка дорогому и уют-
ному, постукивая пальцами по рулю в такт гитарному риффу.
Волновался, конечно, но в целом настроение было отличное.
Может, стоило предупредить о приезде? Нет. Пусть лучше
выйдет сюрприз.
У Геннадия жизнь сложилась счастливо и скучно, если
не считать одного печального эпизода. У Борща все было нао-

130
борот: безумный водоворот событий, как пристало музыканту.
А вот счастье в том кислотном калейдоскопе вышло кратким
мигом, увы. Именно распавшийся брак убедил Борща: пора
лечиться.
Когда ты начинаешь на полном серьезе общаться с вообра-
жаемой женщиной — настоящая твоя супруга, скорее всего,
не станет терпеть долго. И карьера тоже пойдет под откос:
пусть каждый рокер немного сумасшедший, но это уже пере-
бор. Ши была очень милой — и, наверное, лишь она одна по-
нимала Илью по-настоящему. Немудрено, ведь как раз порож-
дением его больного мозга и являлась.
Борщ посмотрел в салонное зеркало: Ши на сиденье позади
него не было. Хорошо, но немного жаль.
Клиника, врачи, диагноз, терапия, таблетки… Таблетки
приходилось принимать до сих пор. Борщ вспомнил, что
не сделал этого с утра. Зря… Надо выпить пилюльку уже на ме-
сте. Ничего страшного до тех пор не случится, верно?

***
Я честно пытался настроиться на работу, но сегодня у меня
на фондовый рынок, как говорится, не стояло. До закрытия
торгов оставалось три часа, а я бездумно сидел перед ноутом
и пялился на стакан котировок. Этот стакан не вдохновлял,
в отличие от стоявшего на краю стола «рокса».
С тех пор, как я променял столицу на глушь, а офис на уда-
ленку, слово «среда» перестало быть аргументом в пользу
«не выпить». Не то чтобы теперь я заливаю шары семь дней
в неделю. Просто посидеть вечерком с женой, чтобы хорошие
напитки, хорошая музыка… Вот это по мне!
Прихватив бокал, я спустился из кабинета в гостиную. Рита
читала на диване: очередная книга о культуре кельтов, како-
вых в доме было полно. Я, как обычно, залюбовался своей бла-
говерной. С нее легко можно было рисовать иллюстрации
к фэнтези-романам, несмотря на приближающееся сорокале-
тие. Настоящая валькирия!
— Что, мой «медведь» уже наторговался?

131
 — Я последнее время «бык», ватрушечка. Только сегодня
что-то не быкуется. Может, по бокальчику?
— Смешай мне коктейльчик с самым красивым названием.
— «Маргариту»?
— «Маргариту».
Я уже было направился к бару — за текилой и «Куантро» для
«Маргариты» и ржаным виски для себя, когда услышал при-
ближающуюся к дому машину. Кого это принесло вдруг?
— Борщ! Илюха! Ты?!
— Паспорт показать? Вот, решил навестить друга… прости,
что без предупреждения.
Мы пять лет весело прожили в общажной комнате, пусть
общего было — как у Онегина с Ленским. Я в университете
усиленно поглощал «микру», «макру» и прочие экономические
дисциплины, питал живой интерес к рынку ценных бумаг.
Борщ поглощал преимущественно водку и начинал питать ин-
терес к вещам потяжелее. Впрочем, этим он развлекался, а вот
жил — музыкой. У меня до сих пор валялись кассеты и диски
друга. И сольники, и сессионные записи с легендами русского
рока. И не только русского.
— Блин, как же я тебе рад! Ватрушечка! Рита! У нас гость!
Проходи! Посидим, выпьем. А может, шашлык замутим? Мы
с женой на завтра планировали, но можно и сейчас!
— Я мясо больше не ем. Трезвенник, веган, буддист, филан-
троп. Полный набор.
Смотрелся Борщ, конечно, не очень. Борода начала седеть,
на лице — печать всего выпитого, выкуренного и употребленно-
го иными путями за долгие годы. Рок-н-ролл не щадит никого.
Зато в глазах что-то прояснилось — даже по сравнению с моло-
достью. Как пел Гребенщиков: «между тем, кем я был, и тем, кем
я стал, лежит бесконечный путь». Кажется, шел Илья все-таки
в правильном направлении, пусть дорога выдалась тяжкой.
Я не заметил, как подошла Рита. Даже вздрогнул от неожи-
данности, когда жена приобняла меня со спины. Борщ, кажет-
ся, смутился. Вот уж чего за ним никогда не водилось, так это
смущения.

132
 — А Илья к нам надолго? Я не готовила с расчетом на го-
стей…
— Илья к нам насколько захочет! Ты ж погостишь, да?
А и с голоду не умрем! Тем более что Борщ теперь мяса не ест.
Хоть кто-то эти кабачки будет кроме тебя!
И я повел Борща в гостиную, попутно вещая про преиму-
щества уединенной жизни на природе. Про баню, реку, чистый
воздух, романтику, семейный уют… Поймал себя на мысли:
очень не хватало возможности кому-то выговориться, поде-
литься новостями. Я уже и забыл, когда последний раз вживую
общался с кем-то кроме Риты. Курьеры, доставляющие про-
дукты из METRO, и приезжающий чистить септик ассенизатор
на интересных собеседников не тянули.
Рита энтузиазма не разделяла, но я не очень переживал
по этому поводу: женщины… Их предупреждать нужно, чтоб
накрасились и прочие ритуалы провели. Ничего, через один-
два коктейля жена повеселеет!

***
Гена мало изменился со студенческих времeн. Стал чуть-
чуть полнее, но ведь и тогда был плотненьким. Начал лысеть,
но и в молодости роскошной шевелюрой не щеголял. Очки —
как прежде. И он оставался таким же добряком, на полном по-
зитиве.
— Ты писаться-то собираешься опять?
— Куда ж я денусь… без музыки на миру смерть не красна.
Но прямо сейчас не могу, прямо сейчас сложно… ну, не знаю,
как это объяснить.
— Понимаю.
Гена потягивал коктейль, а в стакане Ильи был сок, разуме-
ется. Про «дурку» не говорили — либо про давнее прошлое,
во времена которого дорожки еще не разошлись, либо про бу-
дущее. С будущим Гены все было более-менее ясно, как и все-
гда. Борщ не мог сказать о себе так же.
— Не думал опять в Штаты податься? Может, и музыка по-
прет…

133
 — Нет, дружище… я ведь неспроста в Россию вернулся. Хотя
каждый мудак вечно спрашивает: ой, чего не остался?
— У тебя там хорошие записи получились.
— Хорошие, но… понимаешь, не мои. Да, могу понтануть-
ся: вон с какими людьми писался и выступал! Но это же твор-
чество, это не твои акции-облигации, все меряется немного
иначе. То, что я играл в Штатах — оно мне не принадлежит.
Русский рок — это русский рок, а у них там даже «Британское
вторжение» недолго продержалось. Да, я могу лабать на гитаре
что угодно. Но это не всегда будет творчеством.
— А деньги принесет.
— Принесет. Да на что я их потрачу?
Это Гена всегда хотел зарабатывать, и ничего не скажешь —
заработал он порядочно. Пусть не стал миллионером, но хоть
на этот дом взглянуть — мечта многих. Золотая эпоха финан-
совых рынков ушла в прошлое, никто никогда не вернется
в 2007, однако у Гены дела пучком.
Общение со старым другом шло гладко, а вот что касается
Риты — Илья ощущал все большее напряжение. Поначалу ка-
залось, что она просто не особенно рада внезапному гостю, да
еще и типу сомнительному: за это никакую любящую жену
не осудишь.
Поначалу.
Рита была эффектной женщиной — может, не совсем краса-
вицей в классическом понимании, но все же. В измученной
препаратами голове Ильи мелькнула мысль: «как Хелена Бо-
нем Картер, только лучше». Или: «как Мартиша Аддамс, толь-
ко домашняя и чуть не от мира сего». Истина лежала где-то
посередине. Бледная кожа, холодные глаза, пышные кудри
цвета угля.
Постепенно что-то менялось. Бледный оттенок лица казался
Борщу все более болезненным, а может — даже каким-то нежи-
вым. В глазах Риты чудилась уже не смесь легкого раздражения
с пренебрежением, а злоба. Синие кристаллы с острыми края-
ми, того гляди — порежешься. И даже волосы… просто не пари-
лась сегодня над прической? Такие кудряшки уложить сложно.

134
 Возможно. Но ассоциации где-то в глубине сознания появ-
лялись нехорошие.
— Слушай, а чего ты мясо-то есть перестал?
Борщ отвлекся от тревожных мыслей. В конце концов, со-
всем недавно он был по-настоящему психически болен: ма-
ло ли какие побочные эффекты лечения, какие остаточные
сбои сознания?
— Решил, что проще бросить все сразу. Уж если здоровый
образ жизни, то здоровый. Как в том фильме про рокеров,
помнишь? «Ты все в своей жизни умудряешься превратить
в героин». Не самый дурной подход.
— А буддизм? Ты прямо серьезно?
— Да пес знает. Я ходил в церковь, было дело: попы мне
не помогли. А это… вроде помогает. По крайней мере, не вре-
дит.
Рита стояла чуть поодаль, нарезала колбасу огромным
шеф-ножом: широкое лезвие блестело на удивление ярко. Этот
свет одновременно притягивал и пугал. А еще Илья заметил:
она смотрит на него.
Неотрывно пялится прямо в глаза, кабы не сказать «прямо
в душу». Буквально сверлит насквозь. Никакого движения
на красивом лице, да и вообще — абсолютно статичная поза,
только нож в руке ритмично поднимается и опускается, рассе-
кая мясо, стучит по доске. Тук, тук, тук.
Рита даже не моргала.

***
Вечер выдался просто отличным! И то, что Борщ решил за-
вязать с алкоголем, ничего не портило. С годами я уяснил, что
выпивка в компании — как приправа к мясу. Какой-нибудь
тухлятине можно придать иллюзию съедобности, засыпав спе-
циями, но поутру один черт пронесет, как наш фондовый ры-
нок в пятнадцатом году. А для хорошего стриплойна достаточ-
но пары щепоток перца да соли!
Рита ввернула про «не готовила на гостей» сугубо из жен-
ского кокетства, закусок хватало с лихвой. Илья хрустел сель-

135
дереем с морковкой, да и тофу со шпинатом отдал должное.
Разве что кабачки игнорировал. Ну и правильно: дрянь ред-
костная. Единственное, в чем мы с женой не сходимся — это
в кабачках! Я больше налегал на колбасу из сыровяленой оле-
нины. Шикарная штука! Даже новоиспеченный веган Илья
смотрел как завороженный, когда Ритка ее нарезала.
— А помнишь, как ты препода по экономистории первый
раз встретил на калужском сэйшне в курилке за ДК? А через
два дня к нему сдаваться заявился? А помнишь, как Санек
на философию укуренный пришел? Иваныч нам про Маркса
вещал, а Саню на «ха-ха» пробрало. Иваныч терпел-терпел, да
и выдал: «Вы совершенно правы, Смирнов!» А помнишь, Гайаз
на твоей днюхе с Машкой в комнату отлучался и в темноте да
по синеве вместо своих штанов ее надел?
Помнишь, помнишь, помнишь… Черт, еще утром эти ис-
тории казались бесконечно далекими, а сейчас живо вставали
перед глазами. Рита слушала и от души смеялась над каждым
рассказом, изредка вставляя ремарочки-подколы в наш ад-
рес. «Ну-ка, ну-ка, что это за Ленка? Гена мне не рассказы-
вал!», или: «Фу, Илья это мерзко… Да ты продолжай, инте-
ресно же!»
Потом ностальгическая нотка сменилось лирической.
— Илюх… а вот по чесноку, как думаешь… у русского рока
будущее есть?
— Рок ценен тем, что это не музыка, которую пишут ради
денег или славы… хотя она приносит и то, и другое. Это насто-
ящее высказывание, которое ты не можешь держать в себе. Ре-
акция молодых и гневных на перемены в мире и собственную
неспособность жить под флагами своих отцов.
— То есть если рэпер от души польет говном все, от чего на-
болело, это будет русский рок?
— Нет, Ген. Есть нюанс. Дело в том, что…
Борщ придвинулся ближе и доверительным шепотом про-
должил:
— …что рэп — полное говно!
От смеха я облил Ритку «олд фэшном».

136
 — Геночка, кажется, тебе уже хватит на сегодня! Может, то-
же на сок перейдешь?
Совет был хороший… но следовать ему я, конечно, не стал.

***
Уже совсем поздно Борщ с Геной наконец остались одни —
ненадолго, потому что Рита пошла спать, и муж явно хотел по-
скорее к ней присоединиться. Однако это отличный момент…
Пусть и разгар лета, но ведь лето северное, на открытой
веранде стало весьма прохладно. Зато темнота наступать
не спешила. Да она, может, не настанет и вовсе: кончились
уже «белые ночи» в Карелии или нет? Свежий лесной воздух
пах теперь особенно приятно. Прекрасный вечер — если бы
Борщ еще не испытывал такой тревоги…
Пугала ли его Рита? Возможно. Но главное, он всерьез опа-
сался за друга. Нужно было как-то мягко направить разговор
в сторону жены Гены… зайти издалека, нащупать какой-то
подход.
Ведь очевидно, что супругу Гена очень любит. Нельзя про-
сто так взять и рубануть с плеча: «Дружище, а с твоей Ритой
вообще все нормально? Она кажется какой-то поехавшей!»
Особенно если сам только что от клейма душевнобольного
избавился. Хотелось закурить, но нельзя. Да и нечего, Гена-то
не курит. Сигарет в доме нет.
— …ну да, в этом плане у меня ничего не поменялось. При-
вычка, как говорится, вторая натура. У тебя, Ген, тоже ведь?
Вот я всегда имел устойчивый вкус на женщин: люблю рыжих.
А тебя, выходит, на имена тянет?
— А?..
Геннадий явно не понял, о чем Борщ говорит. Ну, он ведь
выпивал — наверняка соображает не так быстро, как во время
работы.
— Имею в виду, что была блондинка, прямо валькирия
с картин. А теперь брюнетка. Но зовут-то Ритами обеих.
Глаза Гены округлились — почти приняли форму его очков.
— В смысле?

137
 Теперь уже Борщ, похоже, чего-то не понимал. Та-а-ак…
надо заново проговорить. С чувством, с толком, с расстанов-
кой.
— Извиняй, если это плохая тема… да точно плохая, пони-
маю. Я о чем: Рита, жена твоя первая, она же была блондин-
кой. Я прекрасно помню, мы еще общались с тобой тогда.
На свадьбе был. А теперь тоже Рита, но брюнетка. Вот я
про что.
Гена, кажется, немного опешил.
— Друг… ты чего? Какая брюнетка? Рита даже не красилась
никогда. Как была блондинкой на свадьбе, так и осталась.
И вот тут Борщ почувствовал, будто внутри что-то упало.
Из-под сердца к самой заднице.
Самым логичным в этой ситуации было подумать, что его
все-таки не долечили. Или что он очень зря пропустил прием
таблетки, пусть это не должно было повлечь тяжелых послед-
ствий — за один-то день. Не суть. Если рокер годами видел во-
ображаемую Ши, говорил с ней, даже будто потрогать мог —
не так уж странно принять блондинку за брюнетку.
Странно, конечно, однако не очень. Можно даже отбросить
все прочее: у знакомой ему Риты сиськи были на полтора раз-
мера больше, да и рост повыше, и черты лица не те, но…
…но имелась деталь, которая вмиг рушила простое объяс-
нение «я опять схожу с ума».
О′кей, Илье могло причудиться что угодно. Однако историю
о том, как первая жена Геннадия с год назад пропала без ве-
сти, Илья знал совершенно точно. Тут уж никаких глюков! Это
обсуждали все знакомые. Менты, в конце концов, расследова-
ли, и еще как — Гена чудом не угодил в СИЗО, будучи един-
ственным подозреваемым.
До этой секунды Борщ был на все сто уверен: нынешняя Ри-
та — новая, вторая супруга его друга. Появившаяся совсем
недавно, и как раз после этого он сделался нелюдимым. Про-
сто совпадение, что имя то же, мало ли в России-матушке вся-
ких Рит?..
Безумие!

138
 — Илюха, ты себя хорошо чувствуешь?
Нет, черт возьми. Не хорошо. С собственной протекающей
крышей Борщ смирился уже давно. В конце концов, не факт,
что такое можно вылечить до конца. Но безумцем сейчас точ-
но был не он. Это Гена, мать его, нихера не помнил об исчез-
новении жены! И более того, новую женщину в своем доме…
принимал, сука, за старую.
На полном серьезе.
— Да… хорошо чувствую… блин, забей. Это я так тупо по-
шутить пытался. Отсылка к одному фильму новому, я в Москве
видел. Ты-то не смотрел, наверное, у вас кинотеатров не во-
дится.
Гена вмиг расслабился. Он захохотал, хлопнул Борща
по плечу.
— А-а-а! Ну хорошо, что ты все такой же шутник! Блин, а я
повелся прямо… что за фильм? Скачаю, посмотрим с Ритой…
я твоему киновкусу всегда доверял.
— Вылетело из головы название. Артхаус корейский.
Вспомню — скажу.
— Хорошо! Ладно… давай комнату для гостей покажу тебе.
Спать пора бы… завтра на речку пойдем! Ты ж рыбачить еще
любишь?
Борщ только кивнул. В горле совершенно пересохло, ничего
произнести не удалось.

***
Уснуть Борщ, разумеется, не мог. Уже час или, может быть,
все два пялился в дорогой натяжной потолок — и совсем не из-
за непривычно светлой ночи.
Он был бы счастлив, по-настоящему счастлив объяснить
происходящее своими бедами с башкой. Ладно, принял одну
бабу за другую — а вот этого по пьяни не бывало, когда сам же-
натым ходил! О′кей, все не так сложно проверить: смартфон,
«ВКонтакте», поиск по стенам…
Все посты о годичной давности исчезновении Риты были
на месте. Нашлись даже новости на куцых местных сайтах, где

139
обсуждать больше особо нечего. Вот фотографии: лыбящийся
в тридцать два зуба Гена обнимает скандинавского типа блон-
динку — хоть сейчас ее в кино про викингов. Рита с фотогра-
фий абсолютно ничем не напоминала ту стерву, что спала сей-
час в соседней комнате… если спала.
Ну уж нет, поехал крышей тут явно не Борщ, сколь бы ло-
гично это ни звучало.
Получается, с точки зрения Гены ничего год назад не слу-
чилось. И даже на собственной-то странице в соцсети он
не видит ни старых фотографий со старой Ритой, ни много-
численных записей об этой печальной истории. При том
Илья не нашел ни одного снимка с нынешней хозяйкой до-
ма.
Ко всему прочему, где-то в укромном уголке сознания тлел
уголек одной мысли.
Борщу казалось, будто он может объяснить творящуюся
дичь. Как будто он знает, что здесь происходит, слышал о чем-
то подобном, кто-то что-то когда-то ему рассказывал…
но вспомнить не получается.
Мешают медикаменты. Даже за этот кончик мысли уце-
питься удалось просто потому, что пилюля не была проглочена
вовремя. Все-таки проклятые таблетки не только лечат. Они
отупляют. Именно потому Борщ сейчас не может писать музы-
ку. Пилюли что-то блокируют в его голове… включая столь
нужную сейчас информацию.
Илья понял это уже пару часов назад, а потому совершенно
сознательно таблетку так и не выпил. Баночка с маленькими
неверными друзьями покоилась в кармане джинсов, валяв-
шихся на кресле в углу.
Борщ ждал.
Он ждал появления Ши. Надежда, конечно, очень слабая —
воображаемую подругу люди в белых халатах если не вымара-
ли из его головы совсем, то уж точно загнали на самое дно.
И понятное дело, что Ши — ненастоящая, она лишь проекция
сознания, плод болезни мозга. Но только она сейчас могла по-
мочь.

140
 Часы на стене мерно тикали, небо за широким окном по-
степенно темнело — но все-таки не до конца. В доме что-то
шуршало и поскрипывало.
— Я соскучилась, сладкий.
Началось.
Саму девушку Борщ не видел, даже не ощущал ее незримо-
го присутствия, как оно часто бывало. Пока — только голос
в голове, который он когда-то списывал на наркоту. Да, снача-
ла был только голос. Прочее началось потом.
— Ты ведь не думал, что я тебя бросила? Никогда, сладкий,
никогда. Я только немножечко отошла в сторону. Знаешь, я
не ревную. Даже не обижена на тебя, честно-честно. Люблю
по-прежнему, хоть ты и поступил со мной плохо.
— Мне нужна помощь.
— Тебе? Или другу? Вот ему-то помощь не помешает, тут ты
прав, сладкий… Я рассказывала тебе сказки, помнишь? Ста-
рые-старые сказки. Издалека-издалека. Сид есть Сид. Что хол-
мы, что море. Страна Мананнана Мак Лира сокрыта в глубине
океана, и всюду на свете, где вода плещется — там ей прости-
раться. А здесь… и вода, и туманы, и даже холмы… Тир Тоин-
гире ближе, чем вы все думаете. Гораздо ближе.
Все это было Борщу смутно знакомо. Он не помнил в точ-
ности, какие сказки Ши нашептывала ему по ночам, но в са-
мых смутных очертаниях узнавал. Именно то, что нужно. Ис-
тина, которую он забыл в клинике. На самом деле, конечно, —
собачья чушь, результат алкоголизма и наркомании в одном
коктейле с какими-то книжками, прочитанными давным-дав-
но.
Рокер в полной мере понимал: это очередная галлюцина-
ция. Но только на время став немного психом, он мог помочь
другу выбраться из настоящей пучины бреда. Только в нежном
шепоте Ши можно услышать о природе безумия нечто важное.
То, что он успел забыть.
То, без чего Гену никак не спасешь.
Нельзя верить галлюцинации на слово. Однако очень быст-
ро Борщ понял нечто куда более полезное. Таблетки, чертовы

141
таблетки! Спасательный круг, брошенный в море помешатель-
ства с борта корабля реальности.
Таблетки мешают Ши владеть его головой, никаких сомне-
ний. Значит, они и Гене помогут увидеть реальность, столь
очевидную для Борща.

***
Проснулся я рано. Гудящая со вчерашнего голова намекала,
что неплохо бы поспать еще часок, но зов мочевого пузыря
оказался сильнее. Закинувшись «Нурофеном», который Рита
заботливо положила на прикроватную тумбочку, я поспешил
по неотложным утренним делам.
Теплый душ и таблетка свое дело сделали отчасти. Голова
гудеть перестала, но бодрости особо не прибавилось. Борщ
еще не вышел из комнаты, Рита тоже отсыпалась, так что хло-
потать на кухне пришлось в одиночестве. Чтобы развлечь себя,
включил «Смешариков»: да, трейдеры за сорок тоже их любят!
Горячий кофе возвращал силы, яичница шипела на сковород-
ке, Нюша разыскала Бараша в горной хижине — что может
быть лучше поутру?
Веселая незнакомка появилась перед домом совершенно
неожиданно.
— Здравствуйте! Вы Гена, да? Илья Борщевский у вас оста-
новился?
Я не удивился, что стоявшая на крыльце девушка искала
Борща — она была просто воплощением его женского идеала.
Про себя я посмеялся над совпадением с сюжетом мультика:
рыжая красавица отыскала потерявшего вдохновение поэта
у черта на куличках! Впрочем, в отличие от Нюши, девушка
была худенькой и бледной.
Борщ все-таки зараза, ни словом вчера о ней не обмолвил-
ся! А ведь если дама решилась проделать такой путь просто
потому, что «захотелось сделать Илье сюрприз» — это уже го-
ворит о многом. Признаюсь, я обрадовался гостье: успел их
с Ильей мысленно поженить и поселить неподалеку. Чтобы се-
мьями дружить, рыбачить, ходить на озеро, все дела…

142
 Я пригласил Илюхину подругу в гостиную и столкнулся
со спускающейся к завтраку Ритой.
— Милая, у нас снова гости! Это… Твою мать! Яичница!
Я бросился спасать завтрак. Впрочем, запах гари подсказы-
вал: спасать уже нечего, увы… Девчонки вошли в гостиную,
о чем-то болтая. Ну и славно! Если подруга Борща еще и ка-
бачки ест, то они с Ритой точно подружатся.
— Сейчас кофейку сделаю! Черный или с молоком? У меня
даже кокосовое завалялось, специально для веганов! Точнее,
специально для «Пина колады», но с кофе тоже вполне хоро-
шо… о, Илья!
Борщ как вкопанный застыл на входе в гостиную. Смотрел
на свою рыжулю, как пацан на новый велик! Ну и славненько…
День начался отлично!

***
— Илья, что же ты о своей подруге не рассказал?
Конечно же, Борщ был готов к помутнению рассудка.
Правда, не думал, что перерыв в приеме таблеток подей-
ствует так быстро, но ведь именно ради пробуждения Ши
внутри своей головы их не принял. Хорошо, голоса внутри,
они подсказали хоть какое-то решение сложившейся ситуа-
ции, но…
Рита сидела на диване в напряженной позе, постукивала
длинными ногтями по керамической чашке в руках. Ее лицо
выглядело еще мрачнее, чем вчера. Губы плотно сжались, пре-
вратившись в тонкую прямую линию, брови почти соедини-
лись, а взгляд не отрывался от расположившейся напротив
Ши, в веселеньком топе и ярких туристических леггинсах, на-
игранно расслабленной.
Ши всегда была порождением больного сознания Борща,
так? Но Рита тоже ее видела.
Более того, воображаемую рыжую милашку прекрасно ви-
дел и Гена, привычно сияющий улыбкой посреди этой сце-
ны. Тут уж одно из двух: или у них одно безумие
на всех, или…

143
 Нет, нет, нет. Это не может быть обычным коллективным
трипом. Борщ испытывал подобное под галлюциногенами —
никакой фантастики, но здесь необходим диалог. Один в ком-
пании описал то, что видит — и увидели все. Однако Илья со-
вершенно точно не говорил Гене ни единого слова про Ши.
И уж тем более Рите, кем или чем бы она ни была.
— Какого хрена ты приперлась?
Рита процедила это, угрожающе наклонившись вперед. На-
верняка Гена услышал совершенно иное, нечто милое и без-
обидное.
— Позвали, вот и пришла. Стало интересно… кто же так
сладко устроился? Ясно, что из наших. Неплохо, признаю!
Давно не слышала о хороших подменышах. Легенды о них по-
чти забыты.
— Я не простой подменыш.
— Это как раз понятно, ты своего мужика хитро заморочи-
ла. Подменить жену — да, так пошло, так банально, так давно
всем опостылело… Но подменить лишь в его глазах! Быть для
других не той, кем для него, и чтобы подвоха не заметили…
тонко! Как тебя зовут?
— Тебе не все равно?
— Нет, нужно же как-то к тебе обращаться. Меня зовут Ши.
А тебя… ну?
— Ида.
Пес знает, что вместо этого слышалось и виделось Гене,
но Борщ неожиданно здраво рассудил: он еще успеет сам
во всем разобраться. Важно, что пока странные женщины за-
няты друг другом, а хозяин дома витает в собственных галлю-
цинациях — самое время действовать.
— Не-не-не, Гена, давай я сам кофе сделаю, дозволь похо-
зяйничать. Может, и тебе заодно? Ну и что, ну выпил чашку
уже… не повредит, зато вместе за кофейком посидим. Один
момент! А ты с девочками побудь…
Пускай на пару морочат ему башку. Необходимо скормить
Гене таблетку — есть шанс, что она поможет увидеть часть ре-
альности, оказаться хотя бы на границе объективного и вол-

144
шебного миров, где как раз балансировал Борщ. Осознать ис-
тинную природу Риты-Иды, вспомнить то, что случилось год
назад. Не факт, что сработает…
Раз Гена и Ида могут видеть Ши — мешали ли ей вообще
таблетки? Может быть, она просто не показывалась на глаза,
потому что Борщ не желал ее видеть? Искренне хотел «выздо-
роветь»?
А возможно, таблетки все-таки способны на что-то повли-
ять. Проверить необходимо. Из этой ситуации не выйти, если
не пробудить Гену от его сна наяву. Тем или иным образом.
Борщ не был уверен в разумности того, что делает — но если
вечно рассуждать, в итоге не сделаешь ничего.
Вскоре он протянул Гене горячую, дымящуюся чашку. Друг
по-прежнему сиял и был совершенно расслаблен. Совсем
не замечал, что реальная ситуация в гостиной накаляется.
— Я не виновата в том, что его женщину, Риту, забрали Хол-
мы. Эта история была сложной. Я просто заполнила пустоту
в его душе, я сделала его счастливым! Вот и все. Мы поступали
так издревле, ты знаешь.
Ида по-прежнему сидела неподвижно, скованно, словно из-
ваяние. Ши, напротив, вольготно расположилась в кресле.
И в ответ на слова Иды рассмеялась.
— Я не верю, что в исчезновении Риты ты никак не повин-
на. Думаю, это ложь. Она была нашим свойством издревле, ты
знаешь. Таков весь Прекрасный народ. Но даже если я поверю,
чего не случится… «счастливым», серьезно? Счастье против
воли? Счастье в глубоком помешательстве? Ты используешь
своего мужчину. И ничего больше. Это подло.
— Ох-ох, да ты говоришь о подлости! Об использовании! —
Ида, хотя ничуть не пошевелилась, но чувственно будто взо-
рвалась. — Тебе ли меня осуждать? Ужели ты хорошо обо-
шлась со своим мужчиной? Ну, погляди на него. Ведь ты раз-
рушила его брак. Ты разрушила всю его жизнь. И довела
до того ужасного места… И все это ты сделала только ради
себя!
— Чушь. Я дала ему то, чего он на самом деле хотел.

145
 — Против воли, верно? И чем же ты лучше меня? Ты хуже.
Гораздо хуже.
— А с каких пор человеки начали понимать, чего на самом
деле хотят?
— Хороший вопрос. Задавайся им почаще, а нас оставь
в покое!
Самое ужасное, Борщ не знал, кто из женщин — если су-
ществ Прекрасного народа можно назвать так — прав. Поме-
шательство разрушило его жизнь, верно. Но насколько в том
виновна Ши? Он разрушал себя сам с юности. Водкой, нарко-
тиками и всеми прочими атрибутами рокерской жизни. Задол-
го до того, как в его жизни появилась Ши.
Хотя… не была ли она рядом всегда?
Сейчас это не так важно. Важнее всего то, что Гена пил ко-
фе — и возможно, очень скоро ситуация сильно изменится.
Знать бы только, в какую сторону…

***
Похоже, я недооценил вчерашние «старые дрожжи» или
переоценил живительную силу кофе. После второй чашки
стало не лучше, а наоборот. В голове зашумело. Такой пога-
ный звук: что-то среднее между треском ненастроенного те-
лека и шумом состава метро. Лицо Ши словно потекло
и размазалось — мутное пятно, обрамленное рыжим пламе-
нем. Комната вокруг тоже поплыла, утрачивая четкость
и краски.
Я затряс головой и от души похлопал ладонями по щекам.
Подействовало! Туман начал рассеиваться. Сначала я увидел
лицо Риты. Невероятно четко, в каждой мельчайшей детали,
от складочек в уголках губ до начавших прорастать темных
корней волос. «Рита, жена твоя первая, она же была блондин-
кой?» — вспомнилась вчерашняя шутка Ильи. Корейский арт-
хаус, значит?
Вместо милой, родной Ритки, моей сладкой валькирии, ря-
дом сидела какая-то черноволосая баба. Я отшатнулся, чуть
не упав.

146
 — Гена получил то, чего заслужил! Незачем лезть, если
не понимаешь!
«Судьба! Судьба! Судьба!» — кричали Смешарики в телеви-
зоре, выплясывая вокруг идола с тыквой вместо головы.
Не знаю, кто из этих женщин пугал меня больше: подруга
Борща, образ которой совсем утратил ясность, или другая —
которую она называла Идой, а я считал своей женой еще ми-
нуту назад. Не знаю, насколько долго считал. Хотя… поче-
му«не знаю»? С прошлого апреля.
Мы недавно потеряли ребенка. Рита зарылась в свою куль-
турологию, зачитываясь какой-то кельтской херней. Это злило
и раздражало — жена убежала от реальности в древние, как
говно мамонта, сказки. Оставила меня одного. Я поступил, как
и любой на моем месте — как мудак. Вместо того, чтобы под-
держать, потерпеть, я сам начал отдаляться. Задерживался
за компьютером, пялился в экран телефона. Можно сказать, я
уже тогда потерял Риту, хотя она и жила вместе со мной.
Однажды ее просто не оказалось дома, а я нажрался и лег
спать, до утра ничего не поняв. После… Менты, всеобщие по-
дозрения и абсолютная пустота внутри. Самый жуткий месяц
в моей жизни. Детали почти стерлись из памяти, психологи
называют это «вытеснением». А потом Рита вернулась, сказав,
что уезжала к родителям в Йошкар-Олу. И я поверил, хотя го-
ворил с тещей по телефону каждый день, пока шли поиски.
Я уставился на Риту… Иду… не знаю уже на кого, с тщетной
надеждой вновь увидеть свою жену в этой ведьме. А она по-
смотрела на меня как на собаку — тупую, но все равно милую
и любимую.

***
— Уходи!
Ида поднялась с дивана. Ее черные волосы зашевелились —
как будто под водой или подобно змеиному клубку. Борщу по-
казалось, будто в гостиной стало темно, будто наполнявший ее
солнечный свет померк. Что с Геной? Судя по лицу, для него
уже нечто изменилось, но Илья не мог быть до конца уверен.

147
 — Ну уж нет. Я уйду из этого дома не раньше, чем ты.
— Еще слово в таком духе, и ты не уйдешь отсюда вообще.
— О, стерва-подменыш хочет станцевать старый танец? Я
припомню несколько па!
Ши тоже вскочила с кресла, и это был тот момент, когда
нужно сделать только одно: выбрать сторону. Борщ сомневал-
ся сейчас во многом, уж если честно — почти во всем на свете,
но только не в своем выборе. Кто бы из них ни был прав,
что бы все это ни значило, но одна женщина Прекрасного на-
рода была ему чужой. А вот другая, что ни говори — отнюдь.
Но Гена?..
Борщ даже не знал, насколько его друг осознает все проис-
ходящее. Однако тот, выронив кружку, бросился между Идой
и Ши, и что бы именно ни задумал — это глупость. Не обращая
внимания на женщин, Илья кинулся наперерез другу. Схватил
его и поволок в сторону.
— Не лезь, дурак!
— Пусти!..
— Не лезь! В сторону!
За спиной загремело, затрещало — видимо, полетела во все
стороны мебель. Обдало жаром, зажгло спину, может быть
на Борще даже затлела одежда. Но сейчас он думал только
об одном: как оттащить друга подальше. Гена вырывался,
и хоть он всегда был гораздо слабее Борща — просто так
не справишься. В борьбе друзья споткнулись, кубарем покати-
лись по полу, врезались в шкаф. Что-то стеклянное посыпа-
лось сверху.
Приподняв голову, Борщ увидел, как хрупкая Ши полетела
через гостиную от нечеловечески сильного толчка. Она вреза-
лась в дверь кухни, с треском и звоном распахнув ее. Ида бро-
силась следом, настолько быстро, что лишь тень мелькнула,
словно в фильмах о вампирах. Ее волосы теперь не просто ше-
велились — они стояли дыбом, будто верх и низ поменялись
местами, будто гравитация теперь тянула черные локоны
к потолку.
«Огонь. Их изгоняют огнем. Огонь!»

148
 Мысль не выплыла из глубины памяти — она попала в голо-
ву Ильи со стороны, как и многие мысли за последние годы.
Огонь. Где его взять?
А вот это подсказал собственный мозг, без сомнений. Ман-
гал, бутылка жидкости для розжига. Веранда. Скорее!
Бросив Гену, на ходу споткнувшись об обломки журнально-
го столика, Борщ побежал к веранде. Сейчас важнее всего было
помочь Ши, точно! Краем взгляда он заметил, как Ида протя-
нула к лежавшей на полу Ши руки: они вытягивались и черне-
ли, пальцы становились похожи на грабли для уборки листьев.
С изогнутыми острыми ногтями, уже почти клинками. Руки-
ножницы, как в том милом фильме с Джонни Деппом…
Схватка была хорошо видна с веранды через широкие ку-
хонные окна. Гене все же не хватило ума остаться в стороне:
он схватил подменыша за плечи, попытался вытащить обрат-
но в гостиную. Может быть, до сих пор считая это существо
своей женой. А может — лелея надежду предотвратить крово-
пролитие.
Ида легко оттолкнула его — не слишком сильно, не желая
навредить. Однако она отвлеклась, и Ши не упустила момент.
В один миг все кухонные ножи и приборы, разлетевшиеся
на осколки стаканы и тарелки — все сорвалось с мест и полете-
ло в брюнетку. Острые кромки иссекли ее красивое лицо,
брызнула кровь. Гена завопил, но еще громче заверещала са-
ма Ида.
Не время наблюдать.
Бутылка стояла на том же месте, что и вечером. А чем под-
жечь? Зажигалка для мангала не рядом, а Борщ все-таки зря
бросил курить… привычной «Зиппо» в кармане нет. Думай!
Ну? Кухня! Точно, там ведь тоже была газовая плитка, там…
Сейчас бы разбить окно, вломиться на кухню напрямик,
но куда там — стеклопакеты… Ошалевший Гена, пытающийся
что-то прокричать, полулежал прямо в дверях, некстати попал-
ся под ноги. Борщ врезался носом в дорогую напольную плитку,
от резкой боли на миг потеряв зрение. По губам полилась теп-
лая кровь. Не важно! Главное, что бутылка не укатилась далеко.

149
 — Зажигалка! Зажигалка, Гена!.. Где?!
Тот не мог ничего ответить. Борщ снова потащил друга
за собой — теперь уже на кухню, мимо сцепившихся женщин.
Здоровый шеф-нож торчал из левого глаза Иды: он зашел в че-
реп наполовину, но подменыша это не особо смущало. Как
и льющаяся из ран на шее кровь, как и разодранные щеки, од-
на из которых свисала лоскутом — стали видны зубы. Брюнет-
ка оттолкнула оседлавшую ее Ши так, что та врезалась в пото-
лок, оставив на нем узор трещин.
К счастью, Иде было не до мужчин. Она снова потянула ру-
ки-ножницы к рыжеволосой сопернице, удлинив их на добрый
метр. Но в воздухе сверкнуло что-то вроде блестящей нити,
которая срезала черные пальцы с правой руки Иды под ко-
рень.
Даже это не сломило подменыша окончательно. Ида пыта-
лась левой рукой-граблей выцарапать глаза прижавшей ее
к полу Ши, когда Борщ плескал из бутылки резко пахнущую
жидкость. Гена поднес длинную кухонную зажигалку.

***
Борщ едва пришел в себя, а Гена все еще не очухался: он си-
дел на разводах крови перед обезображенным и обожженным
телом подменыша, качался взад-вперед и что-то невнятно
мычал. Из уголка рта тянулась струйка слюны.
Ши тоже досталось порядком. На лице, шее и плечах жи-
вого места не осталось — если не считать за «живое» кровото-
чащие порезы. Большой клок ее прекрасных рыжих волос
остался в пальцах Иды: он был вырван вместе с кожей,
на этом месте осталась безобразная рана. Впрочем, Ши улы-
балась.
— Что такое, сладкий?
— Глаз… твой глаз.
Один из очаровательных зеленых глаз Ши от удара вылетел
из орбиты, свободно болтался на нерве.
— Ах, точно!
Она не без труда, но все-таки запихнула глаз на место.

150
 — Не волнуйся! Оглянуться не успеешь, как на мне все за-
живет: буду лучше, чем прежде. Я ведь фейри, что мне сдела-
ется… Прекрасный народ покрепче человечьего, пусть не бес-
смертен. Ты сам-то в порядке?
— Не уверен.
Вместо своих ран Ши тут же занялась царапинами и ссади-
нами Борща.
— Эту суку нужно поскорее сжечь окончательно. Вернее,
не совсем сжечь…
— В смысле?
— Твой друг наверняка хочет вернуть настоящую жену? Она
не мертва, если… если речь о смерти в вашем понимании. Хол-
мы забрали ее. Ида утащила несчастную в Сид, чтобы завла-
деть твоим другом. Можно вернуть, но… это рискованно. Я бы
хотела, чтобы он понимал риск.
Вряд ли Гена прямо сейчас мог понять что-либо сказанное,
хоть собственное имя. Нужно привести беднягу в чувство,
но для начала понять ситуацию самому.
— И что за риск?
— Ритуал, который вернет ее, несложен. Просто она может
вернуться… уже не совсем такой.
— Не совсем такой или совсем не такой?
Ши на миг замялась.
— Ну… всякое возможно.
Уже ближе к сумеркам Гену более-менее привели в чув-
ство — при помощи холодной воды и алкоголя. А потом на ве-
ранде, подальше от разгромленных гостиной и кухни, состоял-
ся долгий и непростой разговор.
Гена сжимал в трясущихся руках стакан, смотрел на его дно,
время от времени прикладывался. Что с него возьмешь?
Узнать, что ты год жил вовсе не с человеком, а твоя настоящая
жена — пленница иного мира… это не фунт изюму. Убить то,
что считал своей женой — тоже.
Борщ старался устроиться на стуле так, чтобы ничего не бо-
лело: тщетно. А Ши, все еще немного потрепанная (хоть раны
и правда заживали быстро), рассказывала обо всем. Про Тир

151
Тоингире, про Сид, про туаты, про могучих древних богинь
и свой Прекрасный народ. Про то, каким образом можно вер-
нуть Риту — и о том, что нельзя ничего гарантировать. Можно
только попробовать.
Гена так ничего и не сумел произнести, просто кивнул, ко-
гда настало время решать. Все, что должно, они успели совер-
шить до заката.
— Нам лучше покинуть дом. Твой друг должен дождаться ее
сам… один. Есть вещи, которые нужно делать самому.
Борщ обнял Гену на прощание, сказав какую-то бессмыс-
ленную, но теплую и ободряющую чушь. Галантно открыл Ши
дверь тачки, потом уселся за руль. Мотор заурчал.
Ведя машину по проселочной дороге, то и дело поглядывая
на сидящую рядом рыжую красавицу, Борщ совершенно
не представлял, что будет дальше. Как ему теперь жить? Одна-
ко очень, очень грела одна мысль.
Теперь старый рокер понимал, что никогда не был сума-
сшедшим.

***
Хочется сдохнуть. Хочется проснуться. Хочется убежать
из ставшего страшным и отвратительным дома. Но единствен-
ное, на что у меня хватает сил и мужества — это выпить. Тря-
сущейся рукой хватаю первую попавшуюся бутылку из бара.
Пью из горлышка, не чувствуя ни вкуса, ни крепости. Лишь
по форме бутылки понимаю — «Куантро». В голову лезет вос-
поминание, что в «Крестном отце» апельсин символизировал
смерть. Впрочем, это первая мысль, содержащая хоть какое-то
утверждение в череде бесконечных вопросов: «Что я натво-
рил? Как? Что дальше?»
Я очень боюсь. Боюсь, что Рита не вернется из Сида. Боюсь,
что вернется. Вернется странной, чужой. От страха знобит,
но очередной глоток «Куантро» немного согревает. Кажется, я
снова чувствую собственные руки.
А что, если я убил свою жену? Мы убили. Что, если я просто
поехал кукушкой, как Борщ и его рыжая баба с шипящим име-

152
нем? А может, я вообще нафантазировал приезд друга? Стран-
но, но такая мысль даже внушает спокойствие. Быть убийцей-
шизофреником — хотя бы понятный диагноз и приговор.
А вот так…
Еще глоток «Куантро». Хватаюсь за спасительную мысль
о шизофрении. Повелся на уговоры жены, забрался в этот сра-
ный лес, бросив все. Оборвал все контакты, замкнулся в себе.
За год можно сойти с ума. Но ведь Рита… а если это я ее тогда,
год назад? Расчленил труп, собрал в рюкзак, выбросил в реку.
А после читал ее кельтскую библиотеку и сходил с ума. Но то-
гда бы я знал все про Сид, про фэйри… а рассказ Ши оказался
едва понятен. Но если Борщ и Ши тоже нереальны…
Еще глоток. Я понимаю, что не хочу быть убийцей. Пусть
лучше вся эта херня про волшебный мир окажется правдой.
Обхватываю лицо руками и плачу, с силой зажмуриваю глаза.
Пусть случится хоть что-нибудь!
— Дорогой, я дома!
Голос Риты! Но какой-то странный. Что-то в нем… Подни-
маю голову и мысленно считаю про себя. На «три» нужно от-
крыть глаза.
Один. Два. Три.
Черт!

153
 Благодарности

Редакция журнала выражает благодарность Даниле Бе-

лову, пользователям Svet и Лидер Чувашии, поддержива-
ющим издание на Патреон. Спасибо, что помогаете нам
расти и становиться лучше!

Благодарим Дину Рубанёнок (нашего незаменимого кор-

ректора) и художника Абулкина, без которых сборник выгля-
дел бы совсем иначе.

Спасибо Алексу Раену, Елене Астаховой, bunnybel, Екате-

рине Козловой, Илье Фогеллю, Светлане Кощеевой и Артему
Герасимову, принявшим участие в создании данного выпуска.
А также благодарим Веру Сорокину, Андрея Волковского
и всех, кто помогает журналу на постоянной основе.

Спасибо нашим авторам за их потрясающие истории. И, ко-

нечно, спасибо дорогим читателям, без которых все это
не имело бы смысла!

155
 Контакты

Дорогой читатель!
Мы будем признательны тебе за обратную связь! Оценить
выпуск и оставить отзывы можно на любом литературном
портале: Livelib, Fantlab или Litres, а также на своей странице
в социальной сети или блоге под хештегом #rasskazyzine
До новых встреч!

Наша страница ВК: https://vk.com/rasskazy_zine

Instagram: https://www.instagram.com/rasskazy_zine
Поддержать журнал: https://www.patreon.com/rasskazy

156
 Оглавление

Олег Савощик Обрыв 3

Графомен Последний побег 48
Алексей Сорокин Должок 72
Сергей Тарасов Ассимиляция 96
Андрей Миллер, Антон Мокин Прекрасный народ 130
Благодарности 155
Контакты 156
 Олег Савощик
Графомен
Алексей Сорокин
Сергей Тарасов
Андрей Миллер
Антон Мокин

Рассказы. Выпуск 7. Час пробил

Крафтовый литературный журнал «Рассказы»

Редактор-составитель Максим Суворов

Корректор Дина Рубанёнок
Иллюстратор Абулкин
Дизайнер обложки Абулкин

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero