Жизнь прекрасна!

Лето подходило к концу. Днем было еще тепло, а ночью уже прохладно. Часто шел дождь.
«Жизнь – дерьмо!» - эта мысль появилась в моей пустой голове внезапно, как прыщ на
заднице, и вскоре овладела моим слабым мозгом целиком и полностью. С тех пор я чаще
всего ничего не делал и лежал на полу, уставившись стеклянными глазами в потолок.
Потом о моем бессмысленном существовании вспомнил, наверное, с перепоя, один мой
давний знакомый. Он не врач, но при беглом осмотре сразу же поставил диагноз –
«депрессняк нехилый», и прописал курс лечения – «запой». Что ж, причин отказываться у
меня решительно не было.
И вот после долгих шатаний по окрестным домам, собралась компания, человек примерно
7-8, которых я, за исключением моего знакомого видел впервые. Напились. Подрались.
Помирились. Еще выпили. Познакомились. Что ж, теперь я хоть знаю имена тех, с кем
пью. Уже кое-что. Пошли бродить по окрестностям. Что-то орали. Из окна высунулась
бабка начала тоже что-то орать. С двадцать пятой попытки удалось кинуть камень точно в
ее окно и разбить его, высоко, блин, жила старая. Правда в процессе отмщения
поруганной чести нашей славной компании некоторые товарищи дали маху… короче,
пока попали по окну бабки, разбили 3 других. Кто-то по этому поводу неправильно нас
понял и вызвал милицию. А зря. Ведь мы могли бы сделать еще много хороших дел. Но
менты помешали нам сеять доброе и вечное. Узнали мы об их прибытии слишком поздно.
Менты нас схватили, избили дубинками, нацепили наручники и погрузили в свой УАЗик.
Что ж, и вот наш рыцарский орден сурово помят, закован в оковы, и складирован на
довольно узком пространстве, которое к тому же часто трясет. Ни зги ни видно. Это
наверное потому, что меня погрузили мордой в самый угол. Отличный повод узнать друг
о друге побольше, чем одно только имя. Как оказалось, помимо меня и знакомого здесь
были простые русские парни с одной на пятерых биографией. Звали их … Да и не столь
важно как их звали. Они и одеты были почти все одинаково: Потертые джинсы, кроссовки
и свитер поверх футболки. Судьба их проста и понятна, как кувалда. Родились в
неблагополучной, но многочисленной семье, отец пьет, мало зарабатывает, бьет детей и
мать, которая совсем забыла, что она тоже человек, не ропщет на свою долю и тихо
занимается воспитанием, домашним хозяйством, и иногда вспоминает молодость, смотря
мексиканские сериалы. Глухая, беспросветная жизнь. После школы у этих пацанов путь
лежит в армию, а потом, возможно, тяжелая работа за гроши и постепенное превращение
в подобие своего отца, или же братва и скорая смерть. Вот они и веселятся, как умеют, не
думая о завтрашнем дне. У них я и решил поучиться оптимизму. Как раз во время
обсуждения дальнейших планов нашего славного рыцарского ордена, УАЗик остановился.
Дверь открылась и яркий свет уличного фонаря, чуть не ослепил меня. Я набрал в грудь
воздуха и вспомнил все хорошее, что знал про родную милицию. Предстояли не самые
приятные минуты, и даже какая-нибудь мелочь, которая ну хоть немного улучшит
отношение стража порядка к твоей персоне, может спасти почки или какие-нибудь еще
важные органы. Нас начали выгружать.
- Давай, б**, вылезай! Живей! Живей, кому сказал! Не стой, баран, проходи! А ты че,
м****а, застрял! Особое приглашение надо?! Ща будет те, б**, приглашение!..
Выгружались мы довольно бодро, четко выполняя распоряжения стражей порядка. Но
менты все равно нас подбадривали дубинками. Вот и ментовка. Это невысокое кирпичное
здание. Внутри можно было заметить старый линолеум, обшарпанные стены, толпу каких-
то просителей, в основном – цыган, и уборщицу, метлой выметающую из кабинета мусор
и пять пустых бутылок из-под водки. Обезьянники были забиты, посему нас семерых
сгрудили в одну клетку, где было еще два бомжа. Было тесно и жутко воняло. Вскоре
около дежурного появился весьма упитанный и холеный страж порядка с сотовым
телефоном, на который ему, вроде бы, не хватит и годовой зарплаты. Закончив говорить с
кем-то на высокохудожественном русском матерном, он обратился к дежурному.
- Что, ушли, чертовы б***и?
Видимо, он имел в виду толпу просителей. Дежурный кивнул головой.
- Ну тады разомнемся! Емельянов, пройдемте на воспитательные работы!
Бомж из соседней клетки, испуганно раскрыл глаза, привстал и попятился к дальней от
мента стенке.
- Да вы ч-ч-чего?.. Меня сегодня уже два раза того… воспитывали! Да за что ж вы?.. Да
почему я?.. Да что я вам сделал?..
Но клетка открылась, мент вышвырнул бомжа из нее и пинками повел его на улицу. Хотя,
как мне казалось, несколько дверей и кирпичные стены должны были отгородить нас от
всего, что происходило на улице, мы отчетливо слышали, как проводились
воспитательные работы. Впоследствии, никто из нас не избежал участи этого бомжа. Ну
что ж, хотя и все болело, приятно осознавать, что наши стражи порядка в отличной
спортивной форме, могут даже бомжа впятером одолеть. Утром пришла мать моего
знакомого. У нее были друзья в милиции, да и мой знакомый здесь был отнюдь не в
первый раз, так что ее встретили как свою. После недолгого разговора и дачи взятки нас
отпустили. Да, этот день прошел весьма продуктивно: я познакомился со многими
интересными людьми, неплохо провел время. Я поймал себя на мысли, что наверняка еще
немало таких же дней ждет меня в ближайшем будущем. После этого заметил, что уже
пришел домой. Мне вдруг резко захотелось спать, и я лег на пол и вырубился.
Потом потянулась череда дней, похожих друг на друга как две таблетки антипохмелина.
Мысль меня не обманула. Мы с моим знакомым продолжали сурово квасить.
Собутыльники каждый раз были разные, но смысл от этого не менялся. Меня беспокоили
лишь две вещи: у меня ни разу не было похмелья и мысль «жизнь – дерьмо!» никак не
хотела убираться из моей головы. Итак, наквасившись, наш рыцарский орден, в котором
постоянно состояло лишь два человека, ночью обычно много занимался интересной и
полезной обществу работой. А именно: мы переворачивали и поджигали мусорные баки,
разбивали витрины магазинов и некоторые особо не понравившиеся окна, били случайных
прохожих, в основном – бомжей, что-то орали, разносили автобусные остановки,
переворачивали скамейки. Вскоре, от всех этих добрых дел мы интеллектуально и
духовно обогатились и перешли на следующий уровень. Это заключалось в том, что
теперь мы с моим знакомым бухали с ментами. Собственно, от этого наш досуг мало
изменился, только теперь добро мы сеяли днем и на законных основаниях. К добрым
делам теперь стали еще относиться изымание товаров из ларьков и избивание хачей на
рынке. Но скоро мне стало надоедать делать добро. Мои опасения не оказались
напрасными, мысль «жизнь – дерьмо» не думала уходить из моей головы. К тому же, я
почти перестал пьянеть. Выпивая даже значительно больше, чем остальные, я оставался
почти трезвым, в то время как остальные уже блевали. Поэтому мне пришлось оставить
рыцарский орден и искать смысл жизни и сеять добро в одиночестве. Ящика водки мне
хватило лишь на три дня. Сдал бутылки, но денег на второй не было. Пришлось идти
брать в долг у кого-нибудь. Я вышел из дома, еще толком не зная, у кого буду просить.
Зашел к своему знакомому. К моему удивлению, он был дома и даже почти трезвый. Как
оказалось, к нему недавно приехали знакомые из Сибири и привезли с собой самопальный
абсент, так что мой знакомый теперь квасил культурно и дома. В ответ на просьбу
одолжить денег на водку он дал мне литровую банку абсента.
- Денег у меня все равно нет, так что лучше возьми это. Зацени, прикольная хрень. Правда
от нее бате че-то нехорошо стало, в больницу увезли, ну я думаю, что это была лишь
случайность.
По дороге домой я удивился сам себе. Нашел, называется, у кого денег просить. Мой
знакомый был последним на Земле человеком, к которому следовало обращаться за
материальной помощью. Денег у него никогда не водилось, разве что ровно столько,
чтобы напиться самому. Он сам мне был должен около 5000 рублей, точную сумму
назвать сложно. Он обычно брал 200-300 рублей с формулировкой «отдам как приду к
власти», и делал это так часто, что никто уже не помнил, сколько у него взял в долг мой
знакомый. Зато многие люди в некоторой ипсилон окрестности его дома точно знают, за
кого им голосовать на выборах. Придя домой, я не стал долго размышлять (угроза
помереть от самопального абсента меня волновала меньше всего), выпил абсент и лег
спать. И было мне ночью видение.

Видел, значит, следующее. Сначала сидел я на полу в белой комнате. Встал и попытался
найти выход. Но дверей нет, одни стены. И никого в комнате кроме меня не было.
Тишина. Я сел на пол и стал ждать. Через некоторое время я услышал чей-то голос.
- Что, товарищи алкоголики, наркоманы и тунеядцы? Готовы искупить последствия своей
жизнедеятельности верной службой отчизне?.. А, так ты тута один. Ну ты же больше и
получишь!
Я повернул голову на голос и увидел странного мужика метра два ростом, атлетического
телосложения, усатого, бородатого, с длинными волосами, очевидно, не знавшими, что
такое расческа. На нем красовалась львиная шкура, из-под которой выглядывала кольчуга.
У него в руках был здоровенный двусторонний топор, на голове – шлем с рогами и мехом,
на ногах – ботинки, тоже с мехом. Ясно было одно: с таким лучше не спорить, особенно
если с собой нет автомата. Я машинально ответил:
- Огласите весь список исправительных работ, пожалуйста.
Мужик недоуменно посмотрел на меня. Стала понятна вторая вещь: предложения,
состоящие более чем из пяти слов, он не переваривает. И слова, более чем из восьми букв
тоже. А вступительные два слова его кто-то заставил выучить наизусть. Эх, хотел бы я
посмотреть на этого «кого-то»: эдакий трехметровый верзила с выдающимися
педагогическими способностями, сильное, наверное, зрелище. Я перефразировал свой
вопрос на понятном для дровосека языке:
- Ты хто? Как сюда попал? Че те надо?
Дровосек явно завис. Стала понятна еще одна вещь – ему нельзя задавать больше одного
вопроса за десять минут. Мда… Тяжелый случай… Когда я уже совсем было отчаялся
дождаться хоть какого-нибудь ответа, дровосек неожиданно изрек:
- Я – Рюрик. Первый князь Руси. Пришел указать тебе твой путь.
- А с какого перепоя именно ты?
- Обычно это делает Святой Георгий, но сейчас у него много других дел. Говорят, злые
силы хотят сделать главным на Украине уродца Юща. Так что все лучшие силы щас там
ведут борьбу со злом и агитацию.
Дровосек явно притомился от столь длинной речи. К тому же, последнее слово содержало
предельное для него количество букв, было сложным в произношении и далось бедняге с
большим трудом. Я дал ему передохнуть. Да и мне самому нужно было осмыслить
услышанное. Ведь я никогда не верил в Бога. А тут: Святой Георгий… либо это
трехметровый мужик с педагогическим даром, либо… он обладает сверхъестественной
силой. Но даже если остановиться на первом варианте, то как дровосек попал в эту
комнату? А я как попал?
- А при чем тут я?
- А ну да… Те надо убить одного хмыря, которого злые силы через четыре года захотят
сделать главным здесь, в России.
- А че я-то?
- Ну дык ты того… этого… пил много и крушил все. Надо грехи за грехи отвечать
- А разве убийство – не грех?
- Какой век, такие и заповеди. Если убить человека, который, если его не убить, взорвет
сто человек, так разве это грех?
- Ясно. А все-таки, че я-то? Не один же пил и крушил?
- Дык ты могёшь, а они – нет.
- Это почему?
- Кончай уже вопросы задавать! Я и сам тута недавно. Пятьсот лет в аду, потом стока же в
чистилище, а теперь хоть и в раю, да лишь полы мою. А квасил меньше твоего. А ты,
дурень, можешь за какую – то ерунду прощеным быть, повезло те, а ты и еще ломаешься.
Я услышал слово аж из девяти букв и понял, что у дровосека, если его продолжать
расспрашивать, мозги закипят, и дал бедняге еще одну передышку. Складывалась
интересная картина: я, значит, могу стать героем, а даже если и помру, то – в рай. Или же
мужик меня просто нае****ет. Так или иначе, делать мне все равно нечего. Да и к тому
же, дровосек, явно не знал, что такое мыться, а комната не проветривалась, так что пора
было кончать базар.
- Так, ладно, говори, где хмырь тот живет.
- Где-то на юге Москвы, в хрущобе, квартира 66.
- А точнее нельзя?
- Нет. Звать его Ворхуй.
- Дык а как мне его найти?
- Около его дома все заборы исписаны его именем, а после его имени слова идут бранные.
Чем больше надписей, тем ближе цель.
- А чем мне его мочить? Оружие какое может дашь?
- Раскатал губу! Не положено те оружия выдавать, сам найдешь!
- Дык дай тогда че-нить полезное, типа денег, а то я на мели.
- Ну ты вообще охамел! Деньги – зло! В раю о них лучше и не заикайся!
- Но я ж не в Раю.
- Сказал же, не дам. Вот те бутылка водки для смелости, и иди работай! И не медли,
времени не так много!
Я проснулся. На дворе была еще ночь. Посмотрел на часы. 5 утра. Я включил свет и
оглядел комнату. Около дивана валялась целая бутылка водки. Значит не приснилось. А
может просто из того ящика, который я выпил за три дня, одна за диван закатилась, а
сейчас обратно выкатилась. Ладно, делать не хрена, так что я решил пойти мочить
Ворхуя. Выпил бутылку, оделся и вышел из дома.

Я пошел к железнодорожной платформе. По дороге я заметил, что стало холодать. Куртку

я не взял, но возвращаться тоже не хотел. Да и выглядел я как-то не подходяще, для
человека, идущего на подвиг. Нужно было надыбать новый прикид. По дороге я заметил
бомжа. Видимо, этого я уже с какой-то кампанией бил, поскольку он стал удирать от
меня. Я его догнал и дал ему пару раз с ноги. Я уже было собирался врезать ему еще пару
раз и уйти, но мне в голову пришла замечательная мысль. Ведь не зря же я встретил этого
бомжа, на подвиг, как-никак иду. Значит, надо посмотреть, не припас ли он чего ценного.
У бомжей часто можно найти че-нить ценное при желании. Вот недавно, я слышал, в
Америке нашелся чемпионский пояс Флойда Паттерсона, чемпиона мира по боксу в
супертяжелом весе. Его носил один бомж. Но, вытряхнув бомжа, я ничего ценного не
обнаружил. Стало быть, Проведение послало мне этого бомжа с другой целью. Я немного
подумал, и заставил бомжа снять одежду, а ему отдал свою со словами: «Мне это дерьмо
больше не нужно!». Бомж на меня как-то странно посмотрел и убежал. Я оделся. Страшно
воняло мочой, дерьмом, блевотиной и тому подобным, но стало теплее. Я нескоро привык
к своему новому тошнотворному запаху, но зато, как мне казалось, вид у меня теперь был
куда более геройский, чем раньше. Бомж это все-таки звучит гордо и независимо. Не то,
что я, простой алкаш.
Я сел в самую первую в тот день электричку и поехал в Москву. Слез на последней
остановке, на которой не стояли турникеты. После этого пошел исследовать юг Москвы.
Новая одежда действительно помогала. Московские бомжи принимали меня за своего,
позволяли спать возле их костра. Прохожие не мешали моим поискам, не раздражали,
поскольку обходили меня метров за десять как минимум. Правда, менты часто шугали, но
это так, мелочи жизни. Жратву я добывал как придется, чаще воровал. На войне, что
называется, как на войне. Но впрочем, о еде я думал не так часто. В самые тяжелые
минуты меня согревала мысль о том, что сделаю подвиг, сдохну, попаду в рай и мысль
«жизнь – дерьмо» от меня отстанет. Но пока эта мысль, несмотря на все лишения, не
желала от меня отставать.
Юг Москвы представлял собой скучную и однообразную картину. Широкие дороги,
расположенные друг к другу под углом девяносто градусов, стройные ряды одинаковых
высоток, огромные пустыри – вот какая картина чаще всего представала моим глазам.
Пятиэтажек решительно не было. Прошло довольно много времени, перед тем как я
нашел надпись «Ворхуй - …» Мда, видать, действительно хмырь это знатный, раз про
него написали аж десять слов, из которых ни одного печатного. Я начал обшаривать
окрестности дома, на стене которого было написано имя моего врага. Я помнил, что
дровосек мне советовал поспешить. Почему, интересно? Пораскинув мозгами, я понял,
что ему, как и Ющу, могут оказать помощь америкосы. А может, уже оказывают? Да, если
это так, то этого гада хрен убьешь. Телохранителей, блин, могли приставить, человек эдак
десять, а может, и двадцать. Ясно было одно, нужно было удвоить скорость поиска дома
Ворхуя.
Заповедник из пятиэтажек мне найти никак не удавалось, зато нашел еще две надписи про
Ворхуя, не менее доброжелательные, чем первая. Как-то днем я увидел странную картину.
Около какого-то здания, видимо административного, стояла небольшая толпа
пенсионеров с аккуратно сделанными транспарантами и скандировала: «Ворхуя – в
президенты! Ворхуй – наше будущее!» и тому подобную чушь. Вокруг толпы ходило
несколько людей. Они все как один были в черных куртках, черных штанах, черных
ботиках, черных кепках, и с черными очками. Под мышкой каждый держал несколько
связанных транспарантов. Эти люди подходили к прохожим раздавали какие-то брошюры
и, очевидно, предлагали им поучаствовать в митинге. Если прохожий соглашался, ему
вручали деньги и транспарант, после чего говорили ему, где он должен стоять и что
должен скандировать. Да, видимо америкосы уже помогают этому гаду. Я не мог понять
только одного, почему они здесь устроили митинг, а не где-нибудь в центре. Что ж, надо
было что-то делать. Тут я вспомнил про монтировку, которую как-то нашел около
помойки. Но идти против целой толпы.… Да что я сомневаюсь, я ж на подвиг иду, Бог
мне поможет! И я с монтировкой наперевес побежал навстречу своей судьбе. Вырубил
монтировкой по голове двоих в черном, после чего меня повалили на землю. Тут-то меня
и спасло провидение. От меня так сильно воняло, что никто не хотел ко мне
приближаться. Поэтому меня не забили до смерти. Мне даже удалось подняться и еще
пару раз кому-то врезать, потом меня снова повалили, но я снова встал. Но в этот раз я
заметил, что большая часть толпы разбежалась. Остался только десяток особо рьяных
пенсионеров и люди в черном. Я отскочил в сторону, чтобы меня опять не свалили, и
побежал прочь. Пенсионеры не стали меня преследовать, а вот люди в черном побежали
за мной. Я им здорово насолил: сорвал митинг, проведение которого сулило им немалую
выгоду, да еще и вырубил двоих их товарищей. Пробежав сотни две метров, я оглянулся.
За мной бежали пятеро в черном. Монтировку я потерял, так вряд ли я мог побороть. Я
побежал быстрей, но они не отставали. Между нами было метров тридцать. Я забежал за
угол очередного дома и, о удача, заметил валяющийся неподалеку ржавый лом. Я схватил
лом и встал вплотную к углу дома, держа лом наготове. Когда из-за угла выбежал первый
из пяти людей в черном, я с размаху ударил ему ломом по голове. Он отлетел на метр и
упал на асфальт, как мешок, ударившись еще раз головой. Я вышел из-за угла, и второй,
не успев затормозить, повторил полет первого. Трое других остановились в
нерешительности. Им явно не хотелось иметь проломанный череп. Но они не уходили,
наверное, они еще не оставили мысль отомстить мне и пытались придумать, как это
сделать. Но вдруг отдаленный звук сирены, прервал нашу разборку. Кажется, кто-то
заметил беспорядки и вызвал милицию. Люди в черном, видимо, были не в ладах с
законом и, как только услышали сирену, разбежались в разные стороны. Я бросил лом и
посмотрел на двух контуженных. Транспаранты они, наверное, оставили на месте
митинга, но несколько брошюр торчало из карманов их курток. Я взял одну и убежал
подальше от поля брани. Убедившись, что я уже достаточно далеко и что меня никто не
преследует, я решил переждать в ближайшем доме. Я подошел к подъезду. Подъезд был
защищен железной дверью, которой требовался магнитный ключ овальной формы. И
зачем только их ставят? Эти магнитные замки в девяти случаях из десяти легко
открываются, если упереться ногой и дернуть дверь двумя руками. Этот не стал
исключением, и с грохотом дверь открылась. Но рядом никого не было, и никто не
обратил на меня внимания. В подъезде тоже тишина. Я спокойно доехал до последнего
этажа и забрался на крышу. Дом был достаточно высокий, и я мог наблюдать, как
работает наша доблестная милиция. Времени у меня было много, делать было нечего, так
что я решил почитать брошюру. В ней, помимо прочего, была краткая биография Ворхуя.

О своем заклятом враге я узнал вполне достаточно. Оказывается, Ворхуй был

преподавателем одного из вузов. Как преподаватель и как человек он был гнидой
последней. Такой вывод я сделал по фотографии его дома. Там на стене, помимо кучи
ругательств были написаны и конкретные претензии: «ты, гад, обещал, что будет
примерный вариант экзамена, а ни х*я его не было, даже вопросов не дал, [дальше
нецензурно]», «Сука, какого х*я, ты поставил мне 20 баллов, а Васе, который списал у
меня всю работу, 50», «Почему ты, скотина, не предупредил о контрольной» и много тому
подобных изречений. Видимо, его дом исписали ругательствами недовольные студенты, а
шпана, метко уловив суть, начала писать везде «Ворхуй – м***к!», неся людям правду об
этом злобном ушлепке. Еще я понял, почему демонстрация была проведена не в центре.
Оказывается, хрущобу Ворхуя решили снести раньше запланированного, поскольку на
ней было слишком много регулярно возобновляемых нецензурных надписей. Да и вонял
Ворхуй как бомж, так что от него за пять метров шарахались. Черт побери, неприятно
осознавать, что у тебя есть что-то общее с таким чмырем, как Ворхуй. Ладно, когда
воняешь как бомж, это не так позорно, а вот когда как Ворхуй, тот просто опущенным
себя чувствуешь. В общем, в префектуре подумали, и решили пораньше избавиться от
Ворхуя. А Ворхуй, узнав об этом, собрал у префектуры демонстрацию протеста. Конечно,
не сам собрал, америкосы со своей помощью подоспели.
И еще благодаря брошюре я узнал адрес Ворхуя. Долгие поиски наконец увенчались
успехом. Подождав, пока внизу все успокоится, я поздним вечером спустился с крыши и
пошел к дому Ворхуя. Нашел я его достаточно быстро. Чем ближе я к его дому подходил,
тем отчетливее ощущалось присутствие негативной энергии. Вот и его подъезд с кодовым
замком. Дверь здесь также не была исключением из общего правила, и я ее с грохотом
открыл. Но я услышал какой-то шум на лестнице. Сверху спускалось несколько человек.
Я выбежал из подъезда, добежал до первой попавшейся скамейки и быстро лег на нее.
Скамейка была деревянная с высокой спинкой, из-за которой меня увидеть было почти
невозможно. Но даже если бы меня и заметили, то спящий бомж не должен вызывать
особых подозрений. Из подъезда выбежали четверо бугаёв с дубинками.
- Ушел, скотина!
Такой вывод сделал один из них. Видать физически они были более развиты, даже не
догадались скамейки осмотреть.
- Не боись! В другой раз поймаем.
И они ушли обратно. Я, убедившись, что бугаи ушли, встал со скамейки и пошел
подальше от дома Ворхуя. Видать, америкосы уже успели приставить к нему охрану. Надо
подождать, долго эти бугаи в такой вони не выдержат.
И я стал следить за его домом. Ждать пришлось дольше, чем я предполагал. За это время
ничего особенного не произошло. Разве что, стену дома Ворхуя, исписанную матом, как-
то решили закрасить. Днем закрасили полстены. Ночью (а я и ночью дежурил) пришли
пятеро человек и восстановили все народное творчество. Как говориться, рукописи не
горят. Вторую половину уже и не пытались закрасить. Еще я как-то нашел газетенку, в
которой описывалась та демонстрация и ее результат. Было забавно читать. Оказывается,
«пьяный бомж тяжело ранил четверых демонстрантов, после чего скрылся». Вот
журналюги, все переврут! Ведь, если погибну при исполнении священного долга, то есть
при попытке убить Ворхуя, напишут: «бомж был сильно пьян и умер, задохнувшись от
собственного запаха».

Наконец, я дождался. Днем из подъезда Ворхуя вышли четверо его охранников со

словами:
- Не, б*я, хватит! Невозможно работать в такой обстановке. Воняет так, что п****ц на х*й
б***ь!
Я подождал пару часов для верности, потом зашел в подъезд. Поднимаясь по лестнице, я
вспомнил, что как-то не продумал, как проникнуть в квартиру Ворхуя. Однако дверь 66
квартиры была открыта. Я вошел и осмотрелся. Квартира была двухкомнатная: справа –
кухня и комната, слева - еще одна комната, прямо – ванная и сортир. Везде был жуткий
бардак. Из комнаты слева доносилось кряхтение. Я зашел в эту комнату. Там сидел злого
вида дедок, вертящий в руках какой-то прибор цилиндрической формы длиной где-то 40
сантиметров и шириной примерно 5 сантиметров. Наверное, америкосы прислали. Я
сказал сразу все как есть.
- Значит так, Ворхуй, я знаю, что ты – зло. Мне один дровосек сказал тебя замочить, и что
если я это сделаю, будет мне счастье. Так что молись, гнида.
Старый посмотрел на меня испуганными глазами, затем привстал, погрозил пальцем,
хотел что-то сказать, но получилось только «А-а-а!», затем его руки и колени задрожали,
он начал пускать слюни, пернул, штаны его стали мокрыми, затем он, наконец, сказал,
сильно заикаясь: «Ж-ж-жи… ж-жи… живым-им…н-н-не д-д-д… н-н-не д-д-дам… н-не д-
дамся!»
После чего он, видимо хотел схватить нож и вонзить его себе в сердце, но промахнулся и
схватил прибор, потом опять промахнулся и засунул его себе в зад, порвав штаны. От
этого Ворхуй еще больше испугался и обосрался. Прибор вместе с говном упал на пол.
Ворхуй уже совсем очумел от страха и упал в обморок прямо в свое дерьмо. Я пощупал
пульс. Ворхуй был мертв. Мне оставалось только дожидаться почестей спасителя России.
Но вскоре приехала милиция. Мне предстояла еще одна незабываемая встреча со
стражами порядка. Меня избили и арестовали. Посадили в одиночную камеру. Странные,
надо сказать, почести. Затем меня допрашивали. Я говорил все как есть, но мне не верили,
и вероятно из-за этого часто били. Дальше я уже хуже помню. Были какие-то врачи,
осматривали меня, возили куда-то. В последний день помню, что я стоял в клетке в
комнате, где было много народу. Какой-то человек в черном одеянии что-то долго и нудно
читал. Конвоир не давал мне присесть. Меня плохо кормили, и я еле держался на ногах. В
конце концов, я упал в обморок.

Когда я очнулся, моему взору предстал высокий забор с колючей проволокой и

массивными стальными воротами. Было немного прохладно. Моросил дождь. Меня под
руки тащили два плечистых молодца в белых халатах, еще двое таких же шли спереди.
Один из них обернулся и увидел, что я открыл глаза.
– Хорош тащить его, дальше сам пойдет!
Меня швырнули на асфальт. Вставать и идти куда-либо не очень-то и хотелось. Может
потому, что четыре каменные морды в белых халатах не внушали мне никакого доверия.
Наверное, поэтому. Хотя, даже и не знаю.
- Кончай дурака валять! Вставай, жертва аборта! Не встанешь – мячиком станешь!
И тут обладатель столь редкого поэтического дара пнул меня ногой в живот, наверное,
дабы дать мне понять, что рифма в его фразе – еще не повод сомневаться в ее
серьезности. Что ж, идти не хотелось, но быть мячиком для четырех верзил – совсем
плохой расклад. Я встал, отряхнулся и медленно побрел к воротам. Поэт с сотоварищами
меня сопровождали. Поэт, видимо, был сегодня философски настроен и решил
порассуждать о законах бытия.
- Вот и молодец! Так бы сразу, а то скоко тебя тащили. Не ссы в компот, там повар ноги
моет! Дерьмо всегда к дерьму липнет! Здесь те понравится, найдешь себе, хе-хе, братьев
по разуму!
Пока он говорил, ворота уже открылись. После последней фразы четверо тонких
ценителей юмора начали изображать что-то похожее на гориллу в брачный период, а
поэт, видимо, чтобы придать мне уверенности, еще и отвесил пинок. За воротами был
довольно большой и уютный парк с асфальтированными дорожками, скамейками и
беседками. Вдалеке виднелось несколько невысоких зданий. По парку прогуливались с
умным видом люди в синих халатах. Один из них залез на дерево и, обхватив ствол
руками и ногами, недовольно посматривал вниз и шипел. А другой стоял на четвереньках
и лаял. Еще один забирался на край скамейки, расставлял руки, прыгал, падал, после чего
отряхивался и повторял процедуру. Судя по следам собачьих фекалий на его лице, он уже
достаточно хорошо натренировался и умел метко приземляться. Четвертый усиленно
отрабатывал приемы какого-то восточного единоборства, избивая фонарный столб, при
этом часто издавал свой боевой клич: «Убирайся на свою Вегу, чертов инопланетянин!».
Пятый стоял в куче хвороста, которая в свою очередь располагалась на трансформаторной
будке. На будке были нарисованы череп с костями, языки пламени и молния, а также
красовались две многозначительные надписи «не дурить!» и «не влезай – е**т!». Стоя на
такой массивной трибуне, оратор декламировал: «Вы можете сжечь мое тело, но вам не
сжечь правды! И все–таки она вертится!» В подтверждение своих слов он доставал
карандаш и линейку, потом засовывал карандаш в дырку на линейке, проделать которую,
надо полагать, стоило ему больших трудов, и вертел линейкой вокруг карандаша с
торжествующим видом. Затем он поднимал руку с крутящейся линейкой над головой,
будто стараясь улететь, и восклицал: «Я же говорил, она вертится, вертится!»
В общем, у меня сложилось впечатление, что я попал в очень интеллигентное общество,
что не могло не радовать. Пока я рассматривал отдельных представителей этого общества,
мы уже подошли к какому-то зданию. Очевидно, это был мой новый дом. Я посмотрел на
надпись, висевшую над входом: «Психиатрическая больница».

Я долго пытался осмыслить, куда же я все-таки попал. И наконец понял. Я, очевидно,

попал в виртуальную реальность. Точнее в какой-то трехмерный форум. Модераторов
здесь звали санитарами, а админа – главврачом. Оставлять сообщения здесь можно было
только на стенах, после того, как возьмут кровь на анализ. В другое же время все сидели в
чате. Темы здесь называли палатами. Каждый посетитель был прикреплен к той теме, в
которой он появился, но, конечно, мог оставить сообщение и в соседней теме. Но если
кто-то ночевал не в своей теме, модераторы его переносили на место. Модераторы
заботливо удаляли старые сообщения. Но если какое-то новое сообщение им не нравилось
его тоже удаляли, после чего могли забанить – надеть смирительную рубашку. Для тех,
кому мало было чата, придумали специальную тему, называлась она «туалет» Посетители
могли там флудить без контроля модераторов. Но если они начинали флудить в других
темах, их тоже банили. Модераторы, впрочем, тоже люди, и иногда также флудили в
своей специальной теме «туалет для персонала». Народ здесь был сплошь
интеллигентный, с замысловатыми никами: Наполеон, Сократ, Бобер и тому подобными.
Не то, что в других форумах, увидят слово на заборе, по ним и регистрируются. Я тоже
придумал себе оригинальный ник: «Помойка Джо». В общем, мне все здесь нравилось,
кроме одного: отсюда никто не уходил. Да и по реальности я уже успел соскучиться. И в
один прекрасный день я решил сбежать. Отсюда могла уйти, точнее, уехать, только
машина с грязным бельем. И вот мне представился шанс: модераторы, узнав, что кто-то
нафлудил средь бела дня, да еще и в чужой палате, оставили тележку с грязным бельем
без присмотра. Я зарылся в белье и стал ждать. Вскоре меня погрузили. Мне повезло:
никто ничего подозрительного не заметил. Когда я был уже далеко от того форума, я
выбрался из белья, открыл дверь и выпрыгнул из машины. Приземление было не самым
мягким. Я поднялся и побежал подальше от дороги. Я шел куда глаза глядят, пока не
увидел железную дорогу. Я пошел вдоль нее и дошел до платформы. Пришла электричка.
Я сел в нее и поехал куда-то. Шел дождь. Было холодно. Осень подходила к концу. У меня
не было ни денег, ни теплой одежды. «Жизнь – прекрасна!» - эта мысль появилась в моей
пустой голове внезапно, как прыщ на заднице, и вскоре овладела моим слабым мозгом
целиком и полностью…