Внеклассное мероприятие по истории России в 9 классе

(Посвящается Битве за Москву)

Тема: Голоса военной Москвы.

Эпиграф: «и помнит мир спасенный, мир вечный, маар живой…»

Ход занятия:
Учитель: Сегодня мы проводим урок-«перекличку» с детьми войны, которые жили в
Москве около восмидесяти лет тому назад. Мы воспользуемся их дневниковыми
записями, письмами. Сочинениями для того, чтобы представить себе поколение ваших
сверстников того времени и сравнить его с нынешним поколением. Задумайтесь, что
отличает вас от подростков военных лет и что сближает вас, какой опыт взяли с собой в
будущее дети военной поры.
Ученик: Здесь каждый дом стоит, как дот,
И тянутся во мгле
Зенитки с крыши в небосвод,
Как шпили на Кремле.
Как знать, что в этот час родней
С Кремлем моя земля,
И даже кажутся тесней
Дома вокруг Кремля.
На окнах белые кресты
Мелькают второпях, -
Такой же крест поставишь ты,
Москва, на всех врагах.
А мимо – площади, мосты,
Патрульный на коне…
Оскалясь надолбами ты,
Еще роднее мне.
И каждый взрыв или пожар
В любом твоем дому
Я ощущаю, как удар
По сердцу моему.
И чертят небо над Москвой
Прожекторов лучи.
И от застав шагают в бой
Родные москвичи.
Ученик: Из дневника школьника Лени Федотова:
«Хотя сейчас Германия находится с нами в дружественных отношениях, но я твердо
уверен, что это видимость… рассуждая о том, что, рассовав свои войска вблизи наших
границ, Германия не станет долго ждать, я приобрел уверенность, что летом этого года у
нас в стране будет неспокойно. Я думаю, что война начнется или во второй половине
июня или в начале июля, не позже, ибо германия будет стремиться окончить войну до
морозов… до зимы они нас не победят. Но… мы сможем потерять в первую половину
войны много территории… Как бы ни было тяжело, но мы оставим немцам такие центры,
как Житомир, Винница, Псков, Гомель… Минск мы, очевидно, сдадим. О судьбах
Ленинграда, Новгорода, Калинина, Смоленска, Брянска… я боюсь рассуждать… Не
исключена возможность потери… этих городов, за исключением только Ленинграда. То,
что Ленинграда немцам не видать, я уверен твердо…»
Ученик: Из сочинения Лели Зайцевой (15 лет):
«Июнь. Ясное солнечное утро. Москва какая-то новая под веселыми лучами утреннего
солнца. Вода Москвы-реки, заключенная в оборонную бронзу гранита, озорно блестит на
солнце и как будто подмигивает: «Ну, как жизнь?» …Я с подругой, счастливая и
радостная, возвращаюсь из школы с аттестатом об окончании семилетки в руках. У
меня были довольно-таки большие планы на летнее время. Я собиралась поехать в
деревню, которая находилась в нескольких километрах от города Клина, побывать в
домике Чайковского в Клину, путешествовать, как в предыдущие годы, по
окрестностям. Моя подруга собиралась поехать на Украину к родным. Лео нам обеим
предстояло интересное… Вот уже 22 июня. В этот день я рано вскочила с кровати и –
скорее на улицу. Какая погода? Я собиралась поехать за город. На утренний поезд мы
опоздали, а следующий идет только в 1 час 15 минут. И вот в 12 часов раздался голос
диктора: «Граждане, внимание, сейчас по радио будет выступать…» Германия напала
на нашу мирную страну и бомбила наши мирные города. Несколько дней казалось все это
каким-то диким миражем. И огромные очереди в магазинах, сберкассах, и затемненная
Москва… Но пришлось этому поверить».
На следующий день Леля была в школе. 6 июля ее отправили вожатой с младшими
ребятами в эвакуацию. 28 августа она вернулась в Москву и не узнала город – нарядная
летняя веселая Москва стала суровой, прифронтовой. И люди изменились.
Ученик: Из сочинения Ады Дымовой (16 лет) «Наш двор»:
«Резко изменился облик нашего дома. Забегали по двору оживленные хозяйки, неся под
мышкой маскировочные шторы. Быстро опустели песочные газоны в садике. Где
маленькие дети так усердно строили песочные куличи. Не узнать стало наших жильцов:
все они стали какими-то общительными, сразу нашлись темы для оживленных
разговоров… Но особенно близко они познакомились друг с другом во время фашистских
налетов на Москву, когда приходилось всю ночь проводить в убежище. К тем, кому
нужно было идти на работу в утреннюю смену, относились сочувственно – уступали
место, чтобы человек мог лечь. С началом войны совершенно преобразился наш двор:
стали образовываться пожарные команды, санитарные дружины, появились
начальники…»
Чтобы оконные стекла не вылетали от разрывной волны, их заклеивали крест-накрест
полосками бумаги, чтобы гасить бомбы-зажигалки и бороться с пожарами, на чердаках,
крышах, на лестничных клетках ставили ящики с песком, бочки с водой. В домах
устанавливали ночные дежурства, и порой мальчишки и девчонки нарушали порядок:
«В нашем доме установлены дежурства ночью, по три часа. Дежурили по одному
человеку. Но… мы решили, что будет гораздо лучше, если мы будем дежурить вместе и
всю ночь. А под утро все дежурные собирались около Москва-реки, и мы смотрели, как
всходило солнце».
Ученик: Из сочинения Аэлиты Киреевской (15 лет) «Первая бомбежка»:
«Сначала стреляли зенитки. Осколки стучали о крышу, стекла дрожали и как-то
неприятно звенели. Вдруг кругом загудели гудки, и по радио объявили тревогу. Мы быстро
оделись и вышли на улицу. Была светлая лунная ночь, мерцали звезды, кругом лежал снег.
Но вот опять послышалась стрельба. И мы вбежали в убежище. Там было темно,
холодно, сыро. Я придвинула свой стул ближе к выходу, так как темнота нагоняла на
меня больше страху. Мне было видно, как пересекались полосы света от прожекторов и
как разрывались высоко в небе снаряды. У меня зуб на зуб не попадал, не знаю от чего
больше – от холода или от страха. При каждом ударе я крепко сжимала ручку стула…
Вдруг раздался резкий свист – это фугасную бомбу сбросили. Все инстинктивно
бросились к выходу. Было такое впечатление, что эта фугаска упадет именно сюда, в
наше убежище. Она разорвалась, правда, недалеко, но в совсем другой стороне.
Послышался звон – это в нашем доме такая авария случилась, что все без окон остались.
Выстрелы стали раздаваться все реже и реже и, наконец, замолкли. По радио объявили
отбой».
Учитель: Можно ли привыкнуть к мысли о смерти, которая ходит рядом? К ощущению,
что сегодня это не твой удел, но, не найдя тебя, она «схватила» кого-то другого?
Ученик: Из сочинения шестиклассника Олега Громова:
« Я со школой уехал на трудовой фронт. Мы там очень много работали, помогали
колхозам убирать урожай. Приехал я оттуда в октябре. В ночь с 5 на 6 марта в наш дом
попала бомба. Мы были дома. Свет погас. Нас засыпало камнями и песком. Шкаф упал и
загородил дверь. Все побитые. дрожа от страха, мы вылезли из-под камней. Нашли
дырку в стене и переползли в другую комнату. Комната нависла вниз. Мы сидели там
три часа, не зная, как спускаться с четвертого этажа. Парадная лестница свалилась и
сложилась в гармошку. Но скоро приехала пожарная команда. Один из пожарных каким-
то образом влез и пробрался к нам. Он прорубил дырку в соседнюю квартиру, и мы вышли
через парадный ход. Мы пошли в метро. Просидели там до 5 часов утра, а утром пошли
смотреть на свой дом. Смотрим, а он весь горит. Все наши вещи сгорели. Сейчас нам
дали другую квартиру. Я учусь в 175-й школе. Но нам прислали извещение, что дорогой
мой брат убит на фронте, и я сказала маме, что буду учиться на «отлично» и «хорошо».
Учитель: 1 сентября 1941 года не все школы Москвы приступили к занятиям. Но даже
там, где школы открылись, уроков не было – и учителя, и старшеклассники ушли на
трудовой фронт. В помещениях школ шла запись в народное ополчение, открывались
госпитали. В самые тяжелые московские дни, 15-16 октября, когда решался вопрос об
эвакуации Москвы и непродуманные действия властей привели к массовой панике, было
объявлено, что «учащиеся распускаются из школ на неопределенное время».
Возобновились занятия в январе с учениками выпускных – седьмых и десятых – классов.
В каждом московском районе создавались консультационные пункты для ребят.
Семиклассников и десятиклассников, записавшихся на занятия, делили на группы
примерно по десять человек.
Учебные предметы распределили по трем циклам, каждый цикл изучали в отдельной
школе, боясь допустить большое скопление учеников в одном месте. В Советском районе
Москвы в первый цикл попали математика, зоология, черчение; во второй – русский язык,
литература, физика, география; в третий – химия, история, иностранный язык. Учителя
составили задания. По алгебре в 10 классе заданий было 4, по литературе – 7, по физике –
6. Столько же по истории. У семиклассников 8 заданий по физике, 7 по химии, 5 по
истории. По каждой теме проводили консультации, называли литературу для
самостоятельной работы и принимали зачет. Каждый цикл был рассчитан на 2 месяца и 10
дней, затем – испытания, т.е. экзамены, и переход к занятиям следующего цикла.
Одним словом, современный экстернат, только условия совсем другие.
Ученик: Занимаюсь в школе. Один цикл закончила, перешла во второй… работы очень
много, но я решила кончить десятый класс. Заниматься трудно. Представьте себе
картину: сижу я с коптилкой, но это еще прекрасно, и вынуждена зубрить физику, по 20
параграфов к уроку. Сидишь, сидишь, возьмешь и пустишь огня больше – начинает
беспощадно коптить, и к концу вечера делаешься абсолютно черной, но узнаешь об этом
только утром, когда летишь в школу. И вот так каждый день».(Лена Панина, 17 лет).
Учитель: Но почему же коптилка – «это еще прекрасно»? Ответ на этот вопрос мы
находим в других документах:
Ученик: Дома стояли темные, неотапливаемые. Люди в комнатах сидели в шубах,
валенках, перчатках… Люди сидели в темноте, некоторые с маленькими коптилками. Но
эти люди были счастливцами для того времени. Газ в дома не подавался… Жители пили
холодную воду и ели хлеб, остальное, если и было, то не на чем было его разогреть»
(Игорь Опарин, ученик 7 класса).
Ученик: Холодная была зима в этот год. Холодная, неприятная. Вначале наш дом еще
отапливался, горел свет. Жизнь походила на нормальную. С января отопление
прекратилось, в комнате наступил нестерпимый холод. Я каждый день ходили на
занятия в группу, где тоже было холодно. В это время мою маму взяли в госпиталь, и мы
остались жить в доме втроем: я, мой двухлетний братик и кот Барсик. Забыла золотых
рыбок, оставшихся в живых. Мне одной надо было спасать все эти существа от голода и
холода. Уходя на занятия, я укладывала моего брата в постель и опускала маскировочные
занавески. Рыбок в аквариуме накрывала толстым одеялом. Признаться откровенно,
волновалась я очень, не замерзла бы вся эта живность, пока меня нет. Всю эту ораву
надо кормить. Обед был скромный. Мы ничего не варили: было не из чего и не на чем.
Садились ан диван один подле другого и получали по порции хлеба. Каждый день походил
на другой, и так дожили мы до весны. И никто не замерз до смерти» (Оксана Собчук,
ученица 7 класса).
Учитель: Хлеб, крупу, макароны, сахар, масло, мясо и рыбу продавали по карточкам. 114
различных норм и видов снабжения существовало в Москве. 16 июля 1941 года детям
до12 лет и иждивенцам были установлены такие нормы: хлеб – 400 грамм на день,
остальные продукты рассчитывались на месяц: крупа и макароны – 1200г, сахар – 1200г,
мясо – 600г, рыба – 500г, жира – 400г. Расчерченный на прямоугольнички листок
глянцевой бумаги, вверху – надпись: «при утере карточка не возобновляется». Хлеб по
карточке нужно было покупать ежедневно. А коммерческие и рыночные цены особенно
осенью и зимой 1941-1942 гг., кусались. На среднюю зарплату служащего – 90 рублей – в
октябре 1941 года можно было купить 10 килограммов картошки. Мороженая картошка
стояла в двое дешевле, и тоже шла в пищу.
Ученик: В подмосковных колхозах после уборки капусты оставались зеленые листья.
Они лежали подо льдом и снегом толщиной 50 сантиметров. Они были мороженые, но
люди брали их с удовольствием. Чтобы нарыть себе эти листья… люди вооружались
справками, топорами, лопатами, мешками, ломами и отправлялись на поиски… по
дороге, ведущей в поле. Шла лавина народу, а с поля, счастливые и улыбающиеся,
покрякивая под своей тяжелой ношей, шли уже нарывшие на неделю пропитания люди…
Через несколько десятков лет смешно будет это читать, но читать – это одно, а
пережить – это другое…» (Игорь Опарин).
Ученик: Я живу на далекой окраине Москвы, за Савеловским вокзалом. Обычно выйдешь
ночью – вся столица погружена в абсолютный мрак, и кругом ничем не нарушаемая
тишина (за исключением тех часов, когда бомбежки). А с первых чисел декабря, если
хорошо прислушаться, то с севера доносился гул, ровный, без отдельных ударов,
сплошной гул…»
Учитель: какие изменения произошли на фронте в «первых числах декабря»?
Ученик: Москва, Москва, священная держава,
Благославляя, веря и любя,
Мы за тебя – по долгу , и по прау,
И по любви – мы бьемся за тебя!
За то, чтобы черемух пеной белой
Дымя – дымилась теплая земля,
Чтоб ликовали отчие пределы,
В отраде жили русские поля;
За то, чтоб солнце гасло на затоне
И звезды отражались бы в реке,
За то, чтоб мать глядела с-под ладони
На озаренном солнцем большаке;
За то, чтоб смолк повсюду рев орудий,
Чтоб хлеб и соль стояли на столе,
За то, чтоб просто радовались люди
На снова отвоеванной земле! Александр Прокофьев
(Звучит песня «Москвичи» сл. Винокурова, муз. Эшпая.
Учитель: «Москвичи еще только начинают понимать по-настоящему, какое бедствие
ожидало их и от какого несчастья они освободились. Потом поймут. Такие
величественные события доходят по-настоящему до чувства и до сознания, когда время их
несколько отодвигает их в прошлое».