Юмэно Кю:саку

Ад в бутылках

В институт океанологии
от управы деревни, остров XX-сима
Многоуважаемые члены института океанологии,
искренне желаем вам здоровья и процветания.
Доводим до вашего сведения полученную некоторое время назад от местных
жителей информацию о нахождении некоторое время назад на южном берегу острова
нескольких запечатанных при помощи резины и воска стеклянных бутылок, похожих
на те, которые используются для слежения за приливами и отливами.
Вышеупомянутые бутылки были найдены на расстоянии примерно от 2 до 6 миль друг
от друга. Одна была засыпана песком, две другие застряли в расщелине скалы. Судя по
всему, бутылки были выброшены на берег довольно давно. В бутылках вместо
отпечатанных типографским способом стандартных открыток с датой отправления
находятся вырванные тетрадные листы с записями, поэтому внести информацию о дате
нахождения не представляется возможным. Эти бутылки будут отправлены вам за счет
деревни для последующего изучения. Просим вас проинспектировать их содержимое.
С уважением,
управа деревни, остров XX-сима. (печать)
Число, месяц.

Содержимое первой бутылки.

Маме
Папе
Всем

Ура! Наконец появился корабль, который увезет нас с этого острова...

Большой корабль с двумя трубами. От него отделились две шлюпки и плывут к
нам по бушующим волнам. Кажется, на корабле — наши родители! Как давно мы их не
видели! И… я вижу, они машут нам белым платочком!
Наверняка мама и папа получили первое письмо в бутылке, и теперь идут к нам
на помощь.
Из труб корабля идет белый дым. Корабль плывет к нам… Слышится высокий,
очень высокий гудок. Заслышав его, все животные и насекомые как по команде
исчезли с берега маленького острова.
Для нас этот гудок как зов к Страшному суду, и нам очень страшно. Будто небо
и земля разверзлись, и из глаз Бога льется свет, похожий на языки адского пламени.
О, как у меня дрожат руки! Я не могу писать от волнения… слезы застили мне
глаза.
Мы стоим, обнявшись, на высокой скале, которая находится прямо по курсу
корабля, и пытаемся получше разглядеть и мать, и отца, и моряков, которые вот-вот
нас спасут. Ведь скоро мы умрем, бросившись в глубокую пучину. А затем нас съедят
большие акулы, которые постоянно здесь плавают. Когда-нибудь потом какой-нибудь
мореплаватель найдет эту бутылку с запечатанным письмом и прочитает его.
Мама, папа, простите нас! Простите, простите, простите, простите нас
пожалуйста... Просим вас, не забывайте нас, с самого начала ваших непочтительных
детей…
И вы, кто проделал такой далекий путь с нашей родины — простите нас,
пожалуйста, за то, что мы сделали! Мы очень сильно извиняемся перед вами. Мама,
папа, обнимите нас! Настал час радости, час возвращения в мир, и в то же время
бедные и несчастные мы, должны умереть. Сжальтесь над нами!
Без наказания, которое должны понести наши тела и души, мы не сможем
искупить наш грех. На этом далеком острове мы совершили преступление — и вот
настал час расплаты, которого мы так давно страшились.
Простите нас за наши признания. У нас нет другого выхода, кроме как стать
кормом для акул…
Простите нас.
Прощайте!
Нам не найти спасения ни у бога, ни у людей.
Несчастные Таро и Аяко

Содержимое второй бутылки

Господь, Ты всезнающ и всемогущ!
Нет никакого другого пути спастись от этих бед, кроме как мне — умереть.
Сколько раз я, один, взбирался на эту скалу, которую мы зовем “у подножия
Бога”, и сколько раз я смотрел вниз, в пучину, где постоянно плавают акулы? А
сколько раз мне приходила в голову идея броситься отсюда вниз — я и не могу
упомнить. Но каждый раз я вспоминал о бедной Аяко, вздыхал, и, боясь погубить свою
душу, спускался со скалы. Ведь я точно знал, что если я покончу с собой, Аяко вслед за
мной бросится в море.

***
Сколько лет прошло с того дня, когда мы вместе с Аяко были выброшены на
берег острова, а сопровождавшие нас няня, ее муж, господин капитан и господин
штурман сгинули в водах моря? Круглый год тут царит лето, поэтому и мы не знаем,
когда Новый год и Рождество, и кажется, что прошло уже десять лет.
Тогда у нас с собой были лишь карандаш, нож, тетрадка, увеличительное
стекло, три стеклянных бутылки с водой и карманное издание Нового завета… вот и
все.
Однако мы были счастливы.
На этом маленьком, густо поросшем зеленью острове не было таких животных,
птиц и насекомых, которые могли бы нам навредить, кроме редко встречавшихся
огромных муравьев. Тогда мне было одиннадцать, а Аяко едва исполнилось семь. На
острове очень много разной еды. Здесь и священная майна, и райская птица, которую
мы видели только на картинках, и невиданной и неслыханной красоты бабочки.
Кроме этого, из растений тут есть и плоды пальм, и ананасы, и бананы, красные и
фиолетовые цветы с приятным запахом, а также большие и маленькие птичьи яйца.
Рыбу и птицу легко добыть при помощи палки. Мы собираем все это, разжигаем на
сухих ветках при помощи увеличительного стекла костер, жарим и едим.
В восточной части острова, между скалами мы нашли источник чистой воды,
который бил только во времена отлива. Вблизи от него мы построили из обломков
корабля хижину, и собранная нами мягкая сухая трава служила нам постелью.
Недалеко оттуда, рядом со скалой, мы при помощи старых корабельных гвоздей
соорудили что-то вроде небольшого амбара. В конце концов, ветер, дождь и скалы, по
которым мы взбирались, окончательно истрепали и изорвали нашу одежду, поэтому
нам пришлось ходить нагишом. По утрам и вечерам мы взбираемся к “подножию
Бога”, читаем Библию и молимся за маму и папу.
Мы написали письмо родителям, опустили его в ценную для нас бутылку,
крепко-накрепко запечатали резиновую пробку, и, расцеловав ее много раз, бросили в
море. Бутылка сначала поплыла вокруг берега, а затем ее унесло течением далеко-
далеко, и мы больше ее не видели. После этого мы уверились в том, что спасение
близко, и на самом высоком месте “у подножия Бога” поставили шест, с которого
свисали зеленые пальмовые листья.
Иногда мы ссорились. Однако вскоре мы мирились, и затем играли в школу. Я
обучал Аяко написанию слов по Новому Завету и объяснял ей суть. Эта книга была для
нас как Бог, учитель, мать и отец одновременно. Мы берегли ее, как драгоценность, и
прятали вместе с увеличительным стеклом и бутылками в расщелине скалы. Мы были
счастливы и спокойны. Это был райский остров.

***

Как наша мирная, спокойная жизнь на далеком острове могла превратиться в

ад?
Тем не менее, такое случилось.
Я точно не знаю, когда это стало, но некоторое время спустя Аяко подросла,
стала очень красивой и невообразимо прекрасной — такой она была в моих глазах! Ее
красота то слепила, как красота цветка, то доставляла непереносимую, сатанинскую
боль. Я смотрел на нее, и меня охватывали мрачные, тяжелые, непонятные мысли…
— Братик! — когда Аяко с этими словами набрасывалась на меня, и смотрела
на меня своим сияющим взглядом, в котором не было ни капли порочного, я понимал,
что в моей душе появилось новое, странное чувство. И каждый раз я испытывал страх
и трепет, чувствуя, что впереди чудовищные страдания.
Но и Аяко изменилась по отношению ко мне. Теперь все было иначе… Она
смотрела на меня влажными, грустными глазами, как-то погрустнела и стеснялась
дотрагиваться до меня.
Мы больше не ссорились. Вместо этого мы бродили по острову с
грустным видом и тяжкими вздохами. Наша жизнь на райском острове приобрела
оттенки и печали, и радости, и одиночества одновременно. Мы смотрели друг на друга,
и видели тень смерти, которая легла на все окружающее. Божественное ли это
откровение? или насмешка Сатаны? Мы оба не понимали этого, и целыми днями эти
мысли терзали наши души.
Пока мы оба точно не знали, что чувствует другой, мы не могли выразить свои
чувства, боясь Божественного наказания. А что если мы признаемся друг другу, а
потом придет корабль? и такая мысль мучила нас обоих, хотя мы не разговаривали об
этом.
 Одним тихим, безоблачным утром, мы лежали на песке, позавтракав жареным
яйцом черепахи. Аяко, которая смотрела на плывущие где-то вдалеке по небу облака,
вдруг спросила:
— Братик, а если кто-нибудь из нас заболеет и умрет, то что потом?
Она покраснела. Слезы стекали по ее лицу на горячий песок, и я увидел, как
она молча и грустно улыбнулась.

***
Я не знал, что мне ответить. Внутри меня переполняли невообразимые чувства,,
и я словно онемел. Я встал, и направился в сторону “подножия Бога”. Поднявшись
наверх, я распростерся там, и взмолился, вырывая на себе волосы от отчаяния:
— Отче наш! Аяко ничего не знает! Но она сказала эти слова… Она чиста, не
наказывай ее! Сохрани ее чистоту и невинность!... Я… Но я… О Господи, как я могу?
Как мне избежать этих страданий? Я причиняю боль Аяко только потому, что я есть…
Но если я умру, она будет страдать и мучиться! Что же мне делать, Господи, Господи!
Мои волосы все в песке, я лежу на камне… Даруй мне смерть, порази меня молнией!
Воздай мне явно за мои тайные желания! Позволь почтить имя Твое! Прошу, яви
какое-нибудь знамение!...
Однако Бог не явил никаких знамений. В голубом небе плыли клубами белые
тучи. В пучине под скалой среди белых и синих волн мелькали акульи плавники и
хвосты.
Я смотрел вниз, в эту бездну, и вдруг моя голова невыносимо закружилась. Я
невольно зашатался, и стоя на самом краю, чуть не свалился в воду. Мне чудом
повезло остаться в живых… Да, еще бы чуть-чуть, и все. Шест, который был воткнут
на самом высоком месте, упал и лежал на краю скалы. Я сбросил его вниз, в воду.
— Ничего страшного. Так корабль пройдет мимо…
Я странно, горько рассмеялся, и, спустившись с холма, словно волк, понесся в
хижину. Там лежала Библия, раскрытая на Книге Псалмов. Я схватил ее и бросил в
костер, на котором мы готовили завтрак, и, подбросив сухой травы, стал раздувать
пламя. Затем я помчался по берегу, во весь голос выкрикивая имя Аяко, и, наконец
увидел ее…
Аяко стояла на вершине скалы, и, подняв глаза в небо, молилась...

***
Я невольно сделал несколько шагов назад. О, этот величественный образ
девочки, которая молилась в алом свете заката, стоя на скале, о которую бились
волны… Вода поднялась, но Аяко не обращала внимания на водоросли, и продолжала
молиться среди позолоченных светом вод — такая торжественная и прекрасная...
Я словно окаменел и некоторое время тупо смотрел на нее. Внезапно я понял,
что сподвигло ее на молитву, и, не помня себя, помчался наверх. Мои ноги были
изранены ракушками, но я не обращал на это внимания. Я прижал к себе обезумевшую,
рыдающую Аяко, и, окровавленные, мы вернулись в хижину.
Но хижины уже не было — она, как и Библия, как и сухая трава, обернулась
белым дымком, который растаял где-то высоко-высоко в голубом небе.

***
После этого мы днями и ночами мучились от сознания того, что наши тела и
души ввергнуты в пучину греха. Мы обнимались, утешали друг друга, молились,
тосковали вместе — но все это было глупо, и мы оба чувствовали, что не можем даже
лежать рядом.
 Таким было наказание за сожженную Библию.
Вечерами, когда казалось, что мы вот-вот сблизимся, свет звезд, шум волн,
стрекот насекомых, шелест листьев, стук падающих спелых плодов окружал нас — и
все это напоминало нам о библейских изречениях. И мы больше не могли подойти друг
к другу, и, не засыпая, боясь даже позвать друг друга, грустили вдали…
После длинной ночи наступал такой же длинный день. Мне казалось, что и
солнечный свет, и пение попугая, и танец райской птицы, и насекомые, и мошки, и
пальма, и ананас, и цветы, и аромат растений, и море, и облака, и ветер, и радуга — все
это было наполнено Аяко, напоминало о ней, со всех сторон накидывалось на меня,
кружило мне голову, будто убивая меня... И во всем этом я видел Аяко, которая то ли с
дьявольской насмешкой, то ли с божественной грустью, смотрела на меня своими
чудесными глазами и которая чувствовала то же самое.

***
Карандаш кончается и я не могу много писать.
Теперь я знаю, что такое боль, и что такое страдание, но я боюсь божественного
наказания, поэтому хочу положить все эти записи в бутылку и бросить в море.
Пока я еще не поддался дьяволу…
Пока мы вдвоем еще чисты…

***
Господи!... Мы оба страдаем! Дни проходят, а мы становимся все крепче, все
сильнее, все красивее, абсолютно ничем не болеем — и ветер, и вода, и еда, и птицы и
цветы — все это помогает нам.
О, какой это чудовищный ад — такая веселая жизнь на острове! Господи,
Господи… почему ты не убьешь нас?

Подписано: Таро

Содержимое третьей бутылки

Мама. Папа.
Мы с братом живем на острове
Очень дружно.
Спасите нас побыстрее.

Итикава Таро
Итикава Аяко