1

Генрих VIII. Синяя борода по-английски

«Дела дурные мы чеканим в бронзе, А добрые мы пишем на воде».

Уильям Шекспир «Генрих VIII» акт 4

О фильмах
Пришло время нам вернуться на туманный Альбион. Сегодня мы
рассматриваем две мощнейшие фигуры Англии XVI века: гуманиста и
мыслителя Томаса Мора (1478– 1535) и его патрона и губителя - короля
Генриха VIII Тюдора (1491–1547). И смотрим культовую для своего времени
картину 1966 года «Человек на все времена» Фреда Циннемана с Полом
Скофилдом и Орсоном Уэллсом. Фильм собрал 6 «Оскаров», 4 «Золотых
глобуса», 7 премий Британской академии кино и телевидения, а также стал
победителем ММКФ 1967 года,
И прослеживаем аналогии и видоизменение вечного сюжета «противление
власти интеллектуалами» в наши дни на примере позорного периода
маккартизма в США второй половины 20 века и ленты 2015 года «Трамбо»
режиссера Джея Роуча с Брайаном Крэстоном в главной роли,
номинированным за нее на Оскара.
К житию короля Генриха примыкают еще несколько сильных фильмов,
которые вы можете посмотреть на досуге: Картина 2003 года «Генрих VIII»
Пита Трэвиса с Рэйем Уинстоном и Хелен Бонем Картер, получившая
премию «Эмми» как лучший фильм года, что дорогого стоит, ведь Трэвис
был в то время начинающим режиссером и новичком в историческом жанре.
Есть еще недавний очень любопытный мини-сериал «Волчий зал»
Питера Козмински 2015 года, снятый с доскональной тщательностью к
деталям и сильным искажением общей исторической доминанты. Этот фильм
– антитеза к нашему «Человеку на все времена», так его авторы сознательно
опрокидывают навзничь Томаса Мора и возвеличивают его палача, министра
короля - Томаса Кромвеля. Это прекрасный пример перекраивания истории в
угоду новым взглядам на мир или в угоду моде встряхивать все убеждения
прежних поколений. Этакий «культурный шок». Выбросим всех героев
прошлого с корабля современности. Нечто подобное мы уже рассматривали,
когда анализировали фильм «Король» Дэвида Мишо, в котором он
полностью низводит с пьедестала легендарного героя Англии – короля
Генриха Пятого.
Любопытно, что фигура Томаса Мора настолько не умещается в его эпоху,
что режиссер Пит Трэвис в своем «Генрихе» решил и вовсе вывести его за
кинематографические скобки, потому что он слишком сильно перетягивает
одеяло на себя даже теперь, 400 лет спустя.

Фильм «Человек на все времена»

 2

Почему же в 1966 году возникла потребность рассказать о Томасе Море – не

согласившимся поступиться принципами свободы воли и поплатившийся за
это головой? Фильм «Человек на все времена» был снят американцем
Фредом Циннеманом в 1966 году по одноимённой пьесе его британского
современника Роберта Болта.
Для нас Фред Циннеман (1907–1997) – классик американского кино, имя
которого приходит на ум рядом с именами Билли Уайлдера и Роберта
Сиодмака, когда речь заходит о золотом веке Голливуда. А ведь его родители
мечтали, что он закончит юридический в Вене и станет преуспевающим
адвокатом. Хорошо, что Фред успел покинуть Австрию до того, как там
взялись за еврейских адвокатов. В каком-то смысле Циннеман сам человек на
все времена, если говорить об универсальности его кинематографического
дара. Он пришел в кино как оператор, но был успешен и в режиссуре, и в
сценарном деле. Он снял много замечательных художественных и
документальных фильмов. У него был зоркий глаз, сразу выхвативший таких
незаурядных актеров, как Марлон Брандо и Монтгомери Клифт, и легкая
рука на все кинематографические жанры.
Однако ленту «Человек на все времена» Циннеман снял не в США, а в
Великобритании, куда эмигрировал в 1960 году в знак протеста против охоты
на коммунистических ведьм.
Америку в эти годы накрыла борьба с инакомыслящими –
«маккартизм». Этот период назван по фамилии сенатора Джозефа Рэймонда
Маккарти, благодаря истерической активности которого с 1950 года в стране,
испуганной приходом к власти в Китае Мао Цзедуна, обострились
антикоммунистические настроения и начались политические репрессии
против «антиамерикански настроенных» граждан. При Гарри Трумэне этот
панический страх перед красной угрозой еще не перешел в патологию. Но
сменивший его Дуайт Эйзенхауэр оказался, к сожалению, солидарен с
Маккарти, и уже к 1953 году в правительстве стали составляться «чёрные
списки» нежелательных элементов, куда попали либерально настроенные
университетские профессора, творческая и научная интеллигенция. Дошло
даже до варварского, демонстративного сжигания книг. Заветы инквизиции
бессмертны.
То есть он фактически герой нашего фильма «Трамбо» о тех
драматических временах и судьбе одного из самых талантливых сценаристов
Голливуда, автора «Римских каникул» – Далтона Трамбо, первым попавшего
в этот «черный список» и даже отсидевшего за свою принципиальность
почти год в тюрьме. Подобно самому Томасу Мору, но с лучшим финалом.
Специальная комиссия конгресса США по «классовой чистоте»
выработала 14 признаков, по которым можно было «отловить»
симпатизирующих коммунизму отщепенцев. Осужденным по новому закону
о «внутренней безопасности», кроме увольнения, грозила общественная и
административная обструкция, вплоть до выдачи волчьего билета вместо
загранпаспорта. Тлетворное влияние маккартистов в одночасье накрыло все
 3

суды, в том числе Верховный, и Министерство юстиции. Именно в это время

Циннеман снял по сценарию уже опального тогда Карла Формана историю
шерифа («Ровно в полдень»), который остался один на один с бандитами,
потому что горожане побоялись ему помочь.
В «черных списках» оказались композитор и дирижер Леонард
Бернстайн; кинорежиссеры Стэнли Крамер и Орсон Уэллс; писатель и
драматург Артур Миллер; физик Альберт Эйнштейн; «отец атомной бомбы»
Роберт Оппенгейм; певец и политический деятель Поль Робсон; актер и
кинорежиссер Чарли Чаплин и многие другие замечательные люди.
В оправдание этому безумию можно сказать только, что американцы
довольно быстро пришли в чувство. Ведь в кризисе самое важное не само
падение в пропасть, а способность из нее выбраться. Массмедиа вскрыли
повсеместную подтасовку фактов комиссиями по расследованию
инакомыслия. Причем «похоронило» Маккарти нарождающееся и
набирающее силу телевидение во главе с бывшим военным корреспондентом
тележурналистом Эдвардом Марроу. Смотрите блистательный фильм
Джорджа Клуни «Доброй ночи и удачи». Маятник качнулся в другую
сторону. В результате в 1957 году начался процесс против самого сенатора
Маккарти. Причем, дело оказалось настолько щекотливым, что слушания по
нему предпочли даже не транслировать по радио и телевизору, чтобы
лишний раз не возбуждать уже и так перевозбужденный народ. А что же наш
боец со свободомыслием? От бешенства из-за провала своей компании
Маккарти в считанные месяцы спился и умер 48-ми лет от роду от цирроза и
отека печени.
Но даже такой недолгий сон американского разума породил многих
чудовищ. И залечивать раны, нанесенные маккартизмом, приводить в
порядок растрепанные умы американцев пришлось еще долго, поэтому отток
творческих людей из штатов продолжался. Одним из таких
политиммигрантов оказался и наш Фред Циннеман.
Я так подробно остановилась на факте его повторной эмиграции,
потому что, думаю, выбор Циннеманом не случайно пал на Томаса Мора –
человека, отстаивающего свои взгляды даже перед лицом смерти и
ратующего в XVI веке за свободу совести. Режиссер мог живо представить
себя на месте Томаса Мора и почувствовать, что значит деспотичное
давление общества, которое тоже способно быть коллективным тираном.

Сценарист Роберт Болт

Его соавтор по фильму Роберт Болт – в то время молодой, талантливый
британский драматург, адаптировавший под сценарий собственную пьесу,
тоже слыл крепким «левым» орешком и страстным гражданским активистом.
Идейный пацифист, он попал даже под арест и тюремное заключение за
публичные протесты против распространения ядерного оружия и, подобно
 4

Томасу Мору, отказывался подписывать бумагу, что впредь не будет

заниматься антивоенной агитацией.
Конец 1950–начало 1960-х годов были очень трудным временем для
Англии, мучительно преодолевающей послевоенную разруху. Посмотрите,
если будет время, работы фотографа Ника Хеджеса тех лет. Думаю, они есть
в сети. Полуразрушенные дома, почти непригодные для жизни, без газа и
электричества. Закопченные кухни, с плитами на угле или дымными
керосинками. Чумазая детвора с голодными глазами, играющая на мусорных
завалах, в которые превратилось большинство городских улиц.
Изможденные мамочки среди пустых кастрюль, с тоской глядящие на улицу
сквозь темные проемы окон, в которых часто даже не было стекол. Все как у
нас после войны.
Пришедшие к власти в 1945 году лейбористы обещали рай или, по
крайней мере, социальную справедливость. Они национализировали
сталелитейную, газовую и угольную промышленности, транспорт и
Английский банк, ввели бесплатное медицинское обслуживание и укрепили
структуру социального обеспечения. Но эти реформы потребовали
непосильных материальных и человеческих затрат. Через 5 лет, к выборам
1950 года, страна оказалась в худшем положении, чем была после окончания
войны, ведь британцы еще взяли у США и Канады кредиты на кабальных для
себя условиях.
В результате тяжелейшего кризиса экономики, девальвации фунта
стерлинга, обнищания населения и раскола внутри самой партии
лейбористам пришлось объявить досрочные выборы, и в 1951 году к власти
вернулись консерваторы во главе с 75-летним Уинстоном Черчиллем.
Они немного сбалансировали экономику, денационализировав грузовой
транспорт и металлургию и притормозив социальные программы, но это
привело к протестам, в том числе и антимилитаристским. А когда еще через
пять лет Черчилля сместили и заменили Энтони Иденом, страна угодила в
«суэцкий кризис» 1956 года и пережила последнюю болезненную судорогу
расставания с Великой Британской империей.
Что бы ни делали в то время власти, всё вызывало глухое недовольство
граждан, особенно раздражало британцев вхождение страны в новые
военные альянсы. Это недовольство вынесло на гребень общественной волны
миротворцев-радикалов типа нашего Роберта Болта. В 1949 году они создали
Британский комитет мира, началась, как сейчас говорят, политическая
движуха: массовые митинги и демонстрации, марши протеста у
американских военно-воздушных баз. В апреле 1958 года тысячи лондонцев
совершили первый четырехдневный «марш мира» к научно-исследова-
тельскому ядерному центру в Олдермастоне. А вскоре к этому движению
подключилась уже вся страна.
Болт принимал в этой антивоенной борьбе активнейшее участие. Так
что они с Циннеманом были люди одного бойцовского склада характера, оба
упорно сопротивлялись «милитаристскому угару» и пошлости
 5

приспособленцев всех мастей. Противились злу не насилием, а всеми

душевными и творческими силами. Этот же путь противления пройдут все
последующие киногерои Болта.
Фильм «Человек на все времена» был тепло принят церковью, ведь в
1935 году Мора причислили к лику святых. Но британца Болта, у которого в
анамнезе предки-англикане, и австрийского еврея Циннемана меньше всего
интересовал религиозный аспект судьбы Томаса Мора. Как Питера
Гленвилла меньше всего занимала католическая святость св. Фомы, когда он
в то же время снимал своего легендарного «Бекета».
В первую очередь сопротивленцы системе – Мор, Бекет или Сократ –
были для них людьми свободной совести. Героями, которые смогли
сохранить свой идентификационный код, хоть и потеряли при этом жизнь.
Им было страшно, но они говорили системе «нет», ибо без свободной
совести они чувствовали себя живыми мертвецами.
Атмосфера энтузиазма и радости от работы с единомышленниками на
съемках «Человека» напоминала атмосферу воодушевления, царившую на
площадке «Ричарда III» Локрейна из нашего прежнего киносеанса. Недаром
этот фильм тоже отсняли за рекордные 10 недель и с очень скромным для
костюмированных исторических лент бюджетом в 2 млн. долларов.
Циннеман говорил, что благодаря настрою съемочной группы это была самая
легкая работа в его жизни. Чтобы свести бюджетные концы с концами,
многие актеры добровольно уменьшили свой гонорар, а Ванесса Редгрейв за
Анну Болейн вообще не взяла ни пенни.
В команде Циннемана-Болта собралось много строптивцев, леваков и
вольнодумцев, включая оператора Теда Мура, получившего «Оскар» за эту
ленту. Роль всесильного кардинала Уолси досталась уже известному
фигуранту «черного списка» Маккарти – Орсону Уэллсу. А любимую дочь
Томаса Мора – Маргарет – сыграла талантливая и дерзкая британка Сюзанна
Йорк. Она известна тем, что, узнав о своей номинации на «Оскар» за лучшую
женскую роль второго плана в драме Сидни Поллака «Загнанных лошадей
пристреливают, не правда ли?», ехидно осведомилась у журналистов, почему
американская академия выдвинула её, не спросив, хочет ли она того.
Политический настрой Йорк был настолько радикальным, что она публично
поддерживала Мордехая Вануну – израильского диссидента, раскрывшего
информацию о ядерной программе Израиля. Это был еврейский Джулиан
Ассанж того времени.
Солидарен с Сюзанной Йорк был и юный левак Корин Редгрейв,
сыгравший в фильме её мужа Уильяма Роупера. «Человек» был его
кинематографическим дебютом, но мы еще увидим его, когда доберемся до
Англии XVII века, в ленте «Убить короля» 2003 года.
О том, насколько крайне левых взглядов оказались его сестры Линн и
Ванесса Редгрейв – члены большой актерской династии, – мы знаем даже по
недавним историческим событиям. Ванесса Редгрейв не смогла из-за
занятости в театре сыграть Маргарет, но сыграла в фильме Анну Болейн. Уже
 6

тогда она основала вместе с Корином партию Мира и Прогресса, выступала

против ядерного вооружения и войны во Вьетнаме и за независимость
Северной Ирландии и дружила с Фаруком Абдул-Азизом – известным
арабским журналистом и правозащитником. Одним словом, она была на-
стоящей занозой в заднице у британских властей. При этом как актриса
Ванесса пользовалась бешеной популярностью и буквально была нарасхват.
В 1977 году Редгрейв снялась вместе с Джейн Фондой в еще одном фильме
Фреда Циннемана – «Джулия» и получила за него «Оскар» в номинации
«лучшая актриса второго плана». Её «ответная» оскаровская речь, где она
упрекала Израиль в агрессии, хотя его жители, сами пострадавшие от
фашизма, должны были знать цену мира, вызвала свист и гиканье в зале и
сильно подпортила гламурность церемонии. Параллельно с «Джулией» Ред-
грейв помогала Рою Баттерсби снимать документальный телефильм
«Палестинец».
В финале этой документальной ленты во время полевого привала
арабской военной бригады Редгрейв непреднамеренно попала в круг
празднующих победу повстанцев и вместе с арабскими женщинами
включилась в символически воинственный танец с автоматом Калашникова в
поднятых руках. Возмущенные этим фильмом и её поведением члены
организации «Лига защиты евреев» даже устроили пикеты и шествие во
время церемонии вручения ей «Оскара». Надписи на плакатах называли её
саму убийцей и террористкой. А перед показом фильма «Палестинец» в
кинотеатре Лос-Анджелеса взорвалась подложенная кем-то бомба.
Страсти вокруг Редгрейв кипят до сих пор, ведь именно она в 2002 году
внесла залог в пятьдесят тысяч фунтов стерлингов за «нашего» чеченского
сепаратиста Ахмеда Закаева, скрывающегося ныне в Лондоне. Российские
власти, добивавшиеся его экстрадиции, считали, что он стоял за захватом
заложников на мюзикле «Норд-Ост» в Москве в 2002 году.
Томас Мор ратовал за образование женщин и в этом смысле очень
заботился о просвещении не только своих сыновей, но и дочерей. Он много
занимался и со своей первой женой Джейн Кольт, родившей ему этих детей.
А вот его вторая жена – Алиса Мидлтон, которую вы увидите в фильме, была
вполне обычной домохозяйкой средних лет. Правда, сквозь разделяющую их
интеллектуальную пропасть она смогла почувствовать сердцем, а не разумом
масштаб этого человека и любила его верно и преданно. То есть это был тот
тип спутницы жизни, который нынешние феминистки на дух не принимают.
Пол Скофилд, до этого игравший Томаса Мора в театре, полностью
вжился в образ своего героя. Он с подкупающей естественностью носит
платье XVI века, при этом так легко двигается, так беззаботно смеется и так
неожиданно обрывает почти ребяческий смех, полоснув зрителя, словно
бритвой, острым, пронзительным взглядом, что ты с первой минуты
чувствуешь, что он обращается лично к тебе, и безоговорочно ему веришь.
Уже с первых минут фильма ты понимаешь, что имеешь дело с
мощным драматическим тяжеловесом, недаром Мел Гибсон обмолвился как-
 7

то, что для актера играть на одной сцене со Скофилдом – всё равно что
оказаться на ринге с Майклом Тайсоном.
Я уже говорила, что «Человек» снимался в жесткие временные сроки,
поэтому не обошлось без мелких огрехов. То на заднем плане мелькнет
люстра с электрическим освящением, то во двор выбежит ретривер – порода,
еще не выведенная во времена Генриха VIII. Или Томас Мор сорвет цветок с
дерева, которое появится в Европе только веком позже. И главный ляп:
серебряный кубок, выброшенный Мором в реку, предательски долго
задерживается на поверхности, перед тем как булькнуть камнем на дно. Но
это все блохи для криминалистов от кино.

Англия, милая Англия

Конечно, такая колоритная фигура как Генрих – синяя борода 16 века -

привлекала внимание многих кинематографистов. Среди них: «Частная
жизнь Генриха VIII» Александра Корды 1935 года с Чарльзом Лоутоном,
отмеченная 2 номинациями на «Оскар». Душка Чарльз Лоутон необычайно
хорош в роли Генриха VIII. Это не душегуб, а большой ребенок, который
ломает жизни, как дети ломают игрушки. Словно отрывает головы не своим
приближенным, а всего лишь плюшевым мишкам. Жертва судьбы и
изысканный меломан.
Исторический Генрих, действительно, баловался сочинительством
салонной музыки и даже осилил две мессы, пока числился католиком.
Считается, что любимую англичанами задушевную песню «Зеленые рукава»
Генрих написал специально для Анны Болейн. В ней воспеваются
средневековые «отрывные» рукава, которыми восторженные дамы
награждали своих рыцарей – победителей рыцарских турниров. А те, как
знамя, повязывали драгоценные трофеи на шлем или копье. Говорят, иногда
в ход шли не только рукава, но и рубашки, подвязки и даже чулки.
В музыкальной коллекции Генриха набралось 78 различных флейт,
множество волынок и клавесин. Однако, историки считают, что за время сво-
его правления меломан Генрих повелел отрубить головы 72 тысячам человек.
Почти по тысяче на каждую флейту. И некоторые головы были бесценны –
как голова Томаса Мора.
Что же искали режиссеры в судьбе Генриха VIII? В истории свирепого,
но недальновидного монарха, в истории политического триллера, когда
судьба Англии оказывается в руках взбалмошного и слабого душой, но
свирепого деспота. Как сегодня вся судьба мира может оказаться в руках
злобного и неуравновешенного главы тоталитарного государства. Раньше
англо-саксы считали такой опасной страной СССР, а теперь они думают, что
угроза может исходить от Кореи, Афганистана, Пакистана или Сирии.
Исторический Генрих VIII – это, наверное, самая отвратительная личность из
всех монархов Европы. Он выделяется среди них самодурством и
беспричинной жестокостью, ненасытным гедонизмом и пустым
 8

расточительством, беспредельным эгоизмом и половой распущенностью. Но

главный его грех в том, что, несмотря на свою физическую мощь и
истероидную агрессивность, он оставался ведомой, жалкой игрушкой в руках
разномастных интриганов, которые, потакая его страстям, оберегали
собственные шкурные интересы. Как личность Генрих – злобный карлик в
теле гиганта, по сути «голый король» навыворот.
Все фильмы про Генриха VIII обычно начинаются с 1520 года – времени его
развода с первой женой Екатериной Арагонской – и пропускают первые 10
лет правления этого государя, как не особо яркие. Между тем Генрих взошел
на престол не подростком, а 18-летним юношей и полнейшей копией своего
деда Эдуарда IV Йорка. Это был высокий, сильный и жизнерадостный
красавец, любивший бороться, танцевать, сочинять любовные баллады и
волочиться за дамами. Вот как описывает его в своем «Путеводителе по
Шекспиру» Артур Кларк:
«Светловолосый, красивый, умный и любезный, Генрих был
чрезвычайно популярен у своих подданных и пользовался этой
популярностью до самого конца своего долгого царствования – даже
тогда, когда красота сменилась омерзительной тучностью, а
любезность – патологической жестокостью».
Привлекательность мужчин в начале XVI столетия определялась
красотой их ног, а Генрих VIII широко известен своими стройными ногами!
Он хвастался ими перед французским послом, а не только перед Мэг,
дочерью Томаса Мора. Генрих был ростом более шести футов (то есть от 183
см и выше), сильным, красивым атлетом. В отличие от привычного нам
изображения Генриха, как тучного борова, в молодости он был чрезвычайно
привлекателен и очарователен. У Циннемана король именно таков: он
грациозно спрыгивает с причала прямо в объятья Томаса Мора, стремительно
увлекает его, приобняв, как с закадычного друга, в сад и сам проносится по
дворцовым покоям словно вихрь. Генрих порывист, горяч и неосмотрителен.
Самолюбив, гневлив и злопамятен. И, конечно, режиссер прекрасно под-
черкивает, как важна для Генриха его физическая сила и ловкость, ведь она
заменяет ему внутреннюю стойкость. Вот почему в фильме так значима
телесность.
Недаром Генрих, расстроившись при виде образованности дочери Мора
в «Человеке на все времена», противопоставляет ей свое умение танцевать и
демонстрирует свои стройные ноги. Я уже говорила, что ноги – главный
критерий красоты у мужчины XVI века, недаром все они носят облегающие
«леггинсы» с короткими шортами в форме пышных шаров. А когда Генрих
встречается на поле «Золотой парчи» с другим мачо этого столетия – Фран-
циском I, то неожиданно для всех предлагает тому побороться, надеясь, что
хрупкая комплекция француза не вынесет его нахрапа и медвежьей хватки.
Но, к сожалению, Франциск применил «приемчик» и уложил хвастуна, чем
порушил всю дипломатию этой встречи.
 9

Генриху VIII как второму сыну предназначалась духовная карьера,

поэтому он получил приличное образование и благоволил гуманистам. Но
ученость, как и сам дух гуманизма, не проникли в его душу, а остались
тонкой плёночкой на поверхности натуры, проявляясь умением блеснуть
острым словцом в беседе наравне с умением бороться или танцевать.
Просвещенный деспот, которому и Томас Мор нравился не как мыслитель
или толковый государственный деятель, а как остроумный собеседник,
способный рассмешить и позабавить короля.
В Европе к приходу Генриха к власти подоспела эпоха Возрождения.
Он получил корону в 1510 году 18-летним юношей. Через 5 лет во Франции в
1415 году взошла королевская звезда молодого, 20-летнего Франциска I
(1494–1547). Пройдет каких-нибудь 4 года и в Священной Римской империи,
включавшей теперь и Испанию, воцарится юный, 19-летний Карл V Габсбург
(1500–1558). А к началу нашего повествования, к 1520 году властителями
Европы стали пылкие молодые мужчины. Франциску I шел 26 год, Генриху
VIII было 29, а Карлу V (противнику Лютера) – 20 лет. Из-за итальянских
войн на континенте у Англии сменилось историческое амплуа. Она стала
необходимой и желанной наперсницей и для Франции и для Германской
империи. Её поддержка теперь давала перевес в противостоянии прочих
европейских игроков.
Англию начали обхаживать соседи. Франциск I устроил «поле золотой
парчи», встречу в верхах XVI века, чтобы показать, насколько французы
могут быть гостеприимными соседями и хорошими компаньонами. А Карл V
Габсбург старался склонить англичан на свою сторону умелой дипломатией
и подарками, действуя в том числе и через свою тётушку Екатерину
Арагонскую – супругу Генриха.
В результате «премьер-министр» Генриха VIII – кардинал Томас Уолси
(1473- 1530), ведавший всеми делами государства, уже через 3 года после
«поля золотой парчи» рекомендовал королю послать английские войска на
помощь императору против французов. Одним из результатов этого
«перевеса» стала в 1525 году неудачная для Франциска знаменитая битва при
Павии, где он был пленен Карлом V.

Томас Уолси – всевидящее око Англии

В ленте мало батальных и массовых сцен. Вы не найдете в нем и кровавой
братоубийственной войны, в которую монарх вверг свой народ, теперь уже
не за розы, а за крест. В ленте лишь вскользь упомянуты новая волна
эпидемии чумы и прочие ужасы жизни все более и более нищающих
британцев. Режиссер словно подчеркивает этим, что всё, чем живет народ
Англии, не касается жизни короля. Он не способен мыслить стратегически,
по-государственному, в отличие от его младшего собрата Карл V. У Генриха
все чаяния сосредоточены на самом себе. Но Циннеман не мог обойти
 10

вниманием всесильного «премьер-министра» короля – кардинала Уолси,

который и притянул Томаса Мора на роковую службу престолу.
В фильме высокородные персонажи, ненавидящие этого «выскочку»,
уверяют, что мерзкий Уолси – сын мясника. Мясник – наиболее ничтожное и
унизительное, с точки зрения знати, ремесло. Но скорее всего это не так.
Отец Уолси был владетелем большого личного хозяйства, в том числе и
овцеводческого, то есть занимался шерстью – вполне почтенным делом,
учитывая, сколько денег казне приносила торговля ею.
Уолси был исключительно одаренным человеком, которому Англия
обязана своим процветанием, пока он находился у власти. Еще учась в
Оксфорде, он уже в 15 лет защитил степень «бакалавра искусств»
(гуманитарных наук) и приобрел свое первое прозвище «мальчик-бакалавр».
Надо ли удивляться, что после окончания школы Уолси быстро стал её
директором, а следом - юным деканом факультета теологии.
В школе, которую первое время возглавлял Уолси, учились трое
сыновей Томаса Грея, маркиза Дорсета (единственного из Вудвиллов,
пережившего «войну роз»). Он стал их домашним воспитателем, сдружился с
маркизом и тот вывел его в свет и даровал Уолси его первый приход.
Разнообразные таланты Уолси оказались настолько выдающимися, что уже
через несколько лет он дорос до звания капеллана (духовника) прежнего
короля Генриха VII. Про Уолси рассказывают такой анекдот. Король послал
его с важной и срочной дипломатической миссией во Фландрию к им-
ператору Максимилиану I, Уолси сделал невозможное – обернулся в три дня.
Но когда он появился с докладом у короля, тот решил, что Уолси еще только
собирается в дорогу, и упрекнул помощника в небрежении своими
обязанностями.
С 1511 года, после восшествия на трон «нашего» Генриха VIII, карьера
Уолси штопором взвинтилась ввысь. Он вошел в тайный королевский совет и
стал, по сути, генеральным директором Англии. Секрет его успеха был в том,
что, будучи гениальным управленцем, он мог приноровить нужды Англии к
капризам короля. То есть все его политика была к пользе страны и
удовольствию Генриха. Менее гибкие и изобретательные советчики
прежнего монарха отсеялись, и в 1515 году Уолси стал Лордом- канцлером и
одновременно кардиналом. В Англии он оказался самым влиятельным
вельможей после короля и самым влиятельным церковником после Папы
Римского. Его власть считалась настолько мощной, что венецианский посол
за глаза называл его «Ipse rex» (что-то типа «он и есть царь»). На кардинале
сомкнулись вся внешняя политика и внутреннее благоустройство страны:
налогообложение, суды и т.д.
Именно Уолси спланировал успешные военные операции во Франции и
Шотландии, заключил выгодный для Англии мир с Людовиком XII, за что
стал архиепископом Йоркским. Доктрина сдержек и противовесов,
поддерживающая баланс сил в Европе, тоже родилась в его светлой голове.
 11

И конечно, исполнение его роли Орсоном Уэллсом у Циннемана –

просто шедевр. Актер словно списывает своего Уолси со знаменитого
полотна известного британского живописца Фрэнка Оуэна Солсбери 1910
года (см. видеопрезентацию).
На полотне Солсбери изображено заседание суда, где Екатерина
Арагонская на коленях умоляет Генриха VIII пощадить её и не карать
разводом. Кардинал грузно восседает в кресле на возвышении, которое легко
можно принять за трон, и является доминантой всей картины. Он подобно
Зевсу громовержцу в своем пурпурном кардинальском облачении взирает на
происходящее, притягивая к себе остальных персонажей, включая
склонившегося к нему папского легата. Телесно мощный, этот громадный
ало-пурпурный монстр похож на сердце, перекачивающее кровь всей страны.
Таким его и играет Орсон Уэллс, в отличие от более легковесных во всех
смыслах прочих исполнителей этой роли. У меня даже возникла догадка, что
Генрих VIII так долго слушался Уолси именно потому, что тот был
физически еще мощнее самого Генриха и тем вызывал у него естественное
уважение.
Кардинал Уолси, так же как и его король Генрих, был богат и
расточителен. Масштабностью своей власти и великолепием своего образа
жизни он сравним с легендарным Николя Фуке, который тоже надеялся
празднествами и увеселениями отвлечь Людовика XIV от власти. И Уолси, в
отличие от Фуке, со своим подопечным Генрихом весьма в этом преуспел. За
14 лет пребывания на посту Лорда- канцлера не было той сферы управления
государством, куда бы Уолси не приложил руку. Генрих VIII, заботившийся
более о радостях бытия и прославлении своего имени, практически все
управление Англией передал Уолси.
Даже послы иностранных государств не могли пробиться к королю,
миновав Уолси. А так как, загребая всё в свои закрома, кардинал заботился и
о закромах родины, то он сделал много полезного для Англии, вызвав гнев
имущих и благодарность простых смертных. Высшая знать ненавидела его за
Акт о Возвращении, по которому ей пришлось в 1515 году вернуть часть
огороженных под пастбища земель. Уолси также провел широкую судебную
реформу, сделав для бедных разбирательства бесплатными, а богатых
заставил в обязательном порядке присутствовать на своих тяжбах или если
они были привлечены в качестве свидетелей.
В неурожайные годы по приказу Уолси государство скупало зерно и
продавало его потом по фиксированным ценам, что уменьшало волнение и
голодные бунты. Он организовал международный саммит против Османской
империи. А когда в 1525 году, потакая расточительности короля, он
придумал налог «дружественного подношения» своему монарху – его
возненавидела вся остальная знать Англии.
Итак, знать Уолси ненавидела, и он отвечал ей взаимностью, не упуская
возможности унизить своих благородных соперников. Но унизить во благо
государства. Например, сопротивлялся браку низкородной Анны Болейн («из
 12

купцов») с высокородным Генри Перси Нортумберлендом – потомком наших

героев из «Ричарда II» и «Генриха IV». На этом держится интрига в
«Человеке на все времена», объясняющая ненависть, которую Анна
дополнительно питала к Уолси и которая его погубила. Тут надо уточнить,
что из купцов вышел отец Анны, занимавший в то время уже почетный
дипломатический пост, а мать была сестрой графа Суррея, после смерти отца
ставшего герцогом Норфолком, то есть нашего Томаса Говарда. Одним
словом, нашему Говорду из фильма Анна приходилась племянницей.
Так как знать относилась к Уолси с ненавистью и презрением, то
кардинал зорко следил за равноудаленностью от монарха всех
потенциальных фаворитов, которые могли бы ему, Уолси, навредить. Он не
только отправил в Ирландию Томаса Говарда, но и добился опалы герцога
Бегингема и его зятя Джорджа Невилла – дальнего родственника Ричарда
Уорика, делателя королей. Оба они стали гонимы благодаря Уолси. Причем в
доносе, организованном Уолси, фигурировало хвастовство герцога
Бекингема о том, что если у Генриха не будет сыновей, то сам герцог, как
потомок Ланкастеров, тоже может претендовать на трон.
Этот донос и недоказанный заговор является пружиной действия пьесы
Шекспира и фильма Пита Трэвиса, ибо после этого инцидента король всерьез
задумался о наследнике. У Генриха, правда, уже был тогда признанный им
бастард Генри Фицрой (1519–1536), герцог Ричмонд. И Генрих просил
кардинала Уолси на всякий случай узаконить мальчика, впрочем, сама фа-
милия Фицрой на нормано-французском значила «сын короля».

«Великое дело короля». Екатерина Арагонская против Анны Болейн

А в Англии наступил 1527 год. К этому времени король Генрих VIII был
женат на своей первой жене Екатерине Арагонской уже 22 года. Это дольше,
чем продлились его 5 последующих браков вместе взятых. И несмотря на
многочисленных любовниц и даже внебрачных детей, расставаться с
Екатериной он не собирался. Кстати, Екатерина Арагонская так хотела
родить супругу наследника, что, будучи горячо набожной, носила под
королевским облачением власяницу. Для нас сегодняшних – это признак
религиозного фанатизма, а для людей Средневековья – лишь знак особого
благочестия, а иногда и показной благочестивости. Власяницу часто носили
пылкие церковники в юности, чтобы унять плотские фантазии. Одним из
таких борцов с собственным вожделением был в молодости и Томас Мор.
Ирония судьбы заключается в том, что обуздывали свою плоть не те, кому
это явно было необходимо (в нашем случае Генриху VIII), а те, кто и без
власяницы оставался нравственен. Так как нам сегодняшним этот метод
кажется чересчур варварским и неполиткорректным по отношению к
собственному телу, то чаще всего мы теперь глумливо трактуем его как
тайную тягу к садо-мазо развлечениям.
 13

Вы помните, что жена обоих английских принцев Екатерина

Арагонская – инфанта Католина, младшая сестра нашей Хуаны Безумной?
Вы её мельком видели девочкой в нашем прошлом фильме «Безумие любви»,
когда она провожала Хуану во Фландрию к жениху Филиппу Красивому. К
сожалению, почти сразу после её собственной свадьбы 15 -летний наследник
престола принц Уэльский Артур простудился и умер. Само собой после игры
в мяч – причина смерти по меньшей мере трех европейских королевичей.
Несчастная Екатерина оказалась вдовствующей принцессой с
неопределенным сексуальным статусом. Сама Екатерина утверждала, что
осталась девственницей. В то время это всем было на руку. Свекор Генрих
VII поверил невестке на слово и оставил в Англии женой своего второго
сына Генриха, впоследствии Генриха VIII. Не ссориться же с Испанией, да
еще возвращать приданое, с таким трудом вырванное у скряги-папаши
Фердинанда II. Сам новый принц Уэльский тоже не возражал. Екатерина
была умница-красавица, пусть и немного старше супруга, и долгое время
служила королю Генриху и Англии верой и правдой. Если кому-то интересно
смотрите о ней американо-британский сериал 2019 года «Испанская
принцесса»,
Единственное, что ей не удалось сделать для своей новой отчизны –
родить наследника. Все королевские дети, кроме принцессы Марии, в том
числе и трое мальчиков, умерли в младенчестве. Это являлось
неблагоприятным, но не роковым обстоятельством для правящей династии. В
Англии не было салического закона, и только благодаря этому кровь Йорков
Ланкастеров по женской линии, которая текла в жилах самого Генриха VIII,
считалась британцами легитимной. Конечно, мальчикам отдавали
естественное предпочтение перед девочками. Но благоразумно, с дальним
прицелом, выданная замуж принцесса Мария могла бы стать вполне
приличной королевой и родить долгожданных наследников.
Однако Генрих VIII, как настоящий мачо XVI века - деспот и самодур -
считал неправильным оставлять государство на девчонку и расценивал
отсутствие сына как личное унижение от Создателя. Вот главная заноза,
объясняющая его маниакальную жажду наследника мужеского пола, а вовсе
не завет отца. А тут еще он умудрился влюбиться в очаровательную,
образованную, полную французского шика Анну Болейн – фрейлину его
сестры Марии, коротко побывавшей замужем за Людовиком XII, благодаря
чему целый отряд английских фрейлин прошел стажировку при парижском
дворе.
Интрижка с Анной Болейн само по себе событие пустяковое, у Генриха
было много любовных похождений, даже, возможно, со старшей сестрой
Анны, которая якобы оказалась на королевских сносях, хотя в фильме эти
слухи показаны как историческая данность. Но вожделение короля
споткнулось о невероятно сильную волю и твердый характер самой Анны, не
пожелавшей отдаться своему природному господину без венчания.
 14

Представляете, какое огромное, чудовищное давление выдержала Анна

Болейн, чтобы не стать любовницей короля, тем более что её сестра уже в
этих любовницах побывала? Генрих мог подвергнуть опале всю её семью,
лишить чинов, земель, свободы и даже жизни. Снести голову под горячую
руку. Так не достанься никому! Но Анна устояла. Очень стойкий, железный
нрав под видом мягкой, чарующей женственности. Вспомним это, когда
будем анализировать характер героини нашего следующего эпизода –
Елизаветы Тюдор.
У Генриха, наоборот, внешняя брутальность лишь предполагала столь
же сильную волю, но на поверку являла миру лишь свирепую взбалмошность
эгоманьяка. Король, который в своих желаниях всегда, как медведь к
малиннику, топал напролом без всякого стратегического понимания
ситуации, пошел по сути на поводу у Анны и решил развестись с Екатериной
Арагонской, ведь Болейн обещала родить ему сына! Позже он обвинит Анну
в колдовстве, и она, действительно, его околдовала. Анна заставила короля
добиваться её почти 5 лет! Для такого нетерпеливого сластолюбца это целая
вечность!
Кстати, на единственном портрете, где, как считается, изображена Анна
Болейн, мы видим не блондинку – эталон средневековой красоты, а
брюнетку.(см. видеопрезентацию). В Анне была какая-то неканоническая
изюминка, так зацепившая Генриха. Именно поэтому он считал потом, когда
очарование прошло, что она его околдовала. Это было действительно
колдовство, но другого сорта.
Римский Папа того времени Климент VII (Медичи), возможно, и дал бы
королю разрешение на развод, ведь Генрих VIII слыл добрым католиком,
написавшим совсем недавно обширный философский трактат под редакцией
Томаса Мора против новоявленного учения Лютера. Да вот беда, Екатерина
Арагонская была теткой всесильного Карла V Габсбурга. А Папа Климент
VII (1478–1534) – это Джулио Медичи, о котором у нас еще пойдет речь, был
племянником Лоренцо Великолепного, и в первую очередь его заботил
возврат власти над Флоренцией, а уж потом раскол в церкви и прочие
мелочи. Добро бы еще Генрих оставлял Екатерину ради французской или
немецкой принцессы, как на то рассчитывал кардинал Уолси, но ради
безродной английской выскочки!? И осторожный Папа начал мурыжить
короля, откладывая под разными предлогами выдачу разрешения. Так
возникло «Великое дело короля». Великое и унизительное для такого мачо,
как Генрих VIII, закончившееся в 1534 году не менее унизительным
отлучением монарха от церкви, когда он, не дождавшись разрешения,
самовольно развелся с Екатериной.

Томас Уолси. Гибель Титаника

Видя желание короля развестись, кардинал Уолси готов был ему во всем
подсобить. Но имея стратегический, государственный ум, он прочил своему
 15

королю в жены не Анну Болейн, а Маргариту Ангулемскую – сестру

Франциска I. Она, правда, была 30-летняя вдовой всего на год младше
Генриха VIII, но еще вполне способная родить. Став в скором времени
супругой короля Наварры, она, действительно, родила Жанну д ‘Альбре –
маму Генриха IV Наваррского.
Пустые хлопоты. Генриху нужна была только Анна. Кардинал Уолси,
не поняв вовремя роковую силу желания короля обладать именно Анной,
все-таки предпринял все возможное для устройства разводного дела Генриха.
С вызванным из Рима посланником Папы, кардиналом Кампейусом (Лоренцо
Кампеджо), который присутствует в нашем фильме, умный и изворотливый
Уолси разработал миллион обходных путей. Например, если Екатерина
Арагонская добровольно даст согласие на развод и уйдет в монастырь, то
тогда и Папа смиренно согласится с её скорбным решением. Уолси также
предложил женить внебрачного сына Генриха, бастарда Генри Фицроя, на
дочери короля Марии, чтобы обеспечить обоим детям корону. Но, к
сожалению, Генри вскорости умер, и этот план отпал сам собой. Папа даже
был готов признать законными всех будущих внебрачных детей Генриха,
рожденных от Анны. Однако Екатерина не только не собиралась в
монастырь, она обратилась напрямую к Папе за защитой, чем расстроила все
планы Уолси. А Анна Болейн упорно ждала брачного венца.
На неудавшемся заседании суда королева Екатерина не присутствовала.
Она сразу отказалась принимать участие в этом фарсе и с «разлучницей
Анной», разумеется, не сталкивалась. Но драматизм ситуации и общий накал
страстей от этого не убавился. Екатерина изнывала от горя и унижения в
ссылке в Эмптхилле – в 64-х километрах к северу от Лондона. В наказание за
строптивость её разлучили с дочерью Марией и словно выбросили,
вычеркнули из жизни. А когда все попытки вызвать её на суд закончились
неудачей, то Генрих с досады отправил её еще дальше, в Кимболтон, почти
за 100 километров от столицы. Раздосадованный Генрих обвинил её во всех
смертных грехах, включая венерическую болезнь, которой он, будучи
вертопрахом, мог её заразить сам.
Счастье, что Екатерина была тётей нашего могущественного
императора Карла, и Генрих никак не мог открутить ей голову. Племянник
даже подстраховал её, объявив, что назначает Екатерину послом Испании в
Англии, подчеркивая неприкосновенность её персоны. Брошенная королева
упорно цеплялась за монарший статус и супруга, при этом публично
выказывая ему уважение и любовь. Её дочь Мария оказалась такой же
упорной в своих взглядах и вере. Впрочем, это понятно, ведь именно
католики продолжали считать её принцессой, а её мать истинной королевой,
в то время как протестанты-англикане легко признали девушку вслед за
королем незаконнорожденной.
Сейчас эту ситуацию назвали бы парламентским и правительственным
кризисом. А тогда в надежде, что капризному Генриху надоест уламывать
Анну или та сама сдастся, Уолси попросил Папу не отказывать Генриху
 16

напрямую, а потянуть время, чтобы кардинал мог поискать другие решения.

Но на его беду Френсис Брайн, кузен Анны, это письмо перехватил и отдал
Генриху. Вот что привело Генриха в такую ярость, а вовсе не список
баснословного имущества Уолси по версии Шекспира с заметками кардинала
о подкупе итальянских коллег за поддержку Уолси как кандидата на выборах
нового Папы. Это злосчастное письмо было равносильно для Генриха гос-
измене, потому что это стало изменой его вожделениям.
Уолси разжаловали из Лордов-канцлеров, отобрали все нажитое
непосильным трудом, включая его роскошный дворец Йорк Плейс, ныне
известный как знаменитый Уайтхолл, и отправили в Йорк, по месту
церковной приписки. Он ведь был архиепископом Йоркским. Томас Уолси
скончался через год по дороге из Йорка в Лондон на суд, от которого не ждал
ничего хорошего. Поэтому его смерть была в каком-то смысле тоже
результатом его стратегического предвидения. Лучше умереть в своей
постели сейчас, чем через пару месяцев на плахе.
«Пред кем лежали все в пыли, торчит затычкою в щели», – говорил о
таких поворотах судьбы Гамлет. Уолси похоронили без всяких почестей и
даже без надгробия в аббатстве городка Лестер, недалеко от Лондона, и тоже,
как и Екатерину, вычеркнули из жизни и памяти. Даже построенный им
колледж Крайст-Чёрч в Оксфорде Генрих переименовал в Королевский
колледж. А Уолси на смертном одре, если верить тому же Шекспиру,
воскликнул: «Служи я небесам хоть вполовину с таким усердием, как служил
монарху, то в старости меня бы он не предал, столь беззащитного, моим
врагам» .
В нашем фильме «Человек на все времена», чтобы сжать время и сразу
ввести в круг действия Томаса Мора, Циннеман создает величественную и
жуткую сцену на смертном одре, словно в продолжение полотна Фрэнка
Солсбери. Хотоническое чудовище Уолси, багровый в отсветах пурпурного
кардинальского облачения, с трудом отрывает от себя, словно с мясом,
толстую золотую цепь Лорда-канцлера, хотя основным атрибутом этой
власти является не цепь, а печать. А новым Лордом-канцлером в это смутное
время становится на свою беду Томас Мор.

Новые веяния. Томас Кранмер, Стивен Гардинер и другие

«На хозяйстве» у короля Генриха теперь оказались доверенные лица
Кромвеля, два очень разных по характеру и принципам человека: Томас Мор
и Томас Кромвель. Опала и смерть Уолси стала первым камнем, потянувшим
за собой лавину необратимых и роковых перемен в судьбе Англии и всей
Европы. Ведь Томас Мор и Томас Кромвель были политическими и
нравственными антагонистами и, пока ими руководил Уолси, эффективность
этой троицы была очень высока, Но с его смертью всё посыпалось. Новые
политические игроки – церковные реформаторы, сочувствующие молодому
 17

учению Мартина Лютера, предложили королю перейти в протестантизм и

вместо Папы стать главой английской церкви.
Здесь время действия фильма уплотняется. А ведь Генрих хоть и решил
одним махом развестись и с Екатериной, и с Папой, но прошло еще 2 долгих
года колебаний, прежде чем в 1532 году он по совету Кромвеля отправил в
Германию послов для прямых консультаций с Лютером. Таким образом,
внедрение идеи развестись, прячась за смену веры – полностью заслуга
смекалистого Томаса Кромвеля. По всей видимости, он не был идейным
протестантом, каким его вывели в мини-сериале «Волчий зал», а лишь
конъюнктурщиком, конформистом, прошедшим у своего учителя и
благодетеля Томаса Уолси отличную школу царедворца.
В мае 1533 года прежний брак короля был аннулирован и новый
епископ Кентерберийский благословил новую супружескую пару. На что
Папа ответил отлучением короля от церкви, которое возымел столь же малое
действия, как и булла об отлучение самого Мартина Лютера 13 годами
раньше. То есть нулевое. От казни Бекингема в начале нашего фильма
«Генрих VIII» до коронации Анны прошло долгих 12 лет.
За успешную операцию «развод-свадьба» Томас Кромвель занял место
секретаря Генриха VIII, прибавив к этой должности еще звание хранителя
сокровищ.
Мы же подошли вплотную к фигуре Томаса Мора, настолько не
вписывающейся в эту разношерстную компанию сластолюбцев, честолюбцев
и властолюбцев, что, как я уже говорила, многие режиссеры благоразумно
даже не включили его в свои фильмы о короле Генрихе. Настолько он
выглядит в этой истории вставным элементом, странным протуберанцем,
полыхнувшим из другого измерения.

Томас Мор (1478–1535) – человек на все времена

Долгое время жизнь этого необыкновенного человека полноводно текла
параллельно бурному и темному потоку жизни его короля Генриха.
Эта ассоциация напрашивается, когда обращаешь внимание на то, как
много в фильме Циннемана воды. Это и темные воды Леты, уносящие всё в
забвение, и артерия жизни (Темза), по которой снуют гонцы от Мора к
королю и обратно. Это враждебная стихия, встающая стеной ливня на пути
Мора домой от разгневанного Генриха. Все образы в ленте Циннемана
связаны с водой. Рябь на воде, уходящая в камыши. Лодки, качающиеся и
бьющиеся бортами о причал. С бульканьем уходящий в темень воды дорогой
кубок-подношение, который Ричард Рич выхватывает из реки, проходя тот
же искус, что и Ганя у Достоевского, когда Настасья Филипповна бросает
деньги в камин. Влажная прибрежная грязь от недавнего прилива, в которую
задорно спрыгивает король, приплывший навестить сердечного друга. Знать,
вынужденная с деланным хохотом последовать за ним, иначе не
поздоровится.
 18

В фильме Циннемана еще молодого, но уже вызывающего страх

Генриха VIII играет малознакомый нам Роберт Шоу, который отлично потом
исполнил роль лорда Рэндольфа Черчилля, отца великого британца в ленте
«Молодой Уинстон». Генрих VIII у Шоу страшен своей непредсказуемостью
психопата. Он зловеще спокоен и зловеще весел.
Казалось, не страшился Генриха только Томас Мор, хотя и понимал его
изменчивую природу. Мор – один из самых просвещенных людей своего
времени, гуманист и прогрессист, ратовавший за образование для женщин. В
фильме есть сцена, где он занимается греческим со своей «премудрой»
дочерью Мэг, успехами которой очень гордился.
Он потомственный юрист, состоятельный человек, блестящий адвокат,
уважаемый всем британским третьим сословием. Культуролог, подаривший
британцам прекрасный перевод трудов Пико делла Мирандолы, самого
мудреного и загадочного гения Возрождения. Этот же самый человек –
мыслитель, родоначальник целого «утопического» направления в литературе
и философии. Автор знаменитой «Утопии» с предисловием его друга Эразма
Роттердамского. Книги, которая выдержала десять латинских изданий за XVI
-XVII столетия и была переведена на все европейские языки.
А если говорить о его частной жизни, то это нежный и любящий
семьянин. Набожный, но не суеверный христианин. Чистая душа, он в
юности строго постился и носил власяницу, чтобы унять плотские страсти,
жаждал монашества, но поняв, насколько оно потеряло христианский образ,
решил остаться мирянином.
В его биографии есть трогательный факт. Когда он познакомился с
шотландской семьей своей будущей жены, ему приглянулась младшая дочь,
но чтобы не огорчать старшую, Мор женился на ней. И прожил с Джейн
Кольт в мире, любви и согласии до самой её смерти, а потом женился второй
раз на достопочтенной богатой вдове, но создал такую дружелюбную
атмосферу в доме, что не только зрители нашего фильма, но и его
современники часто не подозревали, что Элис – мачеха его детей.
Сердечный друг Эразма Роттердамского, именно Мор подбил его своим
веселым, легким, смешливым нравом написать «Похвалу глупости».
Собственно, Эразм и написал её, пока гостил у Томаса Мора. После такого
панегирика хочется спросить, что такой человек забыл в компании Томаса
Уолси и прочих честолюбцев и мздоимцев? Почему попал в ловушку
роковых устремлений Генриха VIII?
Думаю, судьба Томаса Мора – это трагедия человека, который
посчитал, что властную, как и любую другую систему, можно улучшить
изнутри. Он не хотел оставаться только кабинетным философом-утопистом и
считал себя достаточно сильным для претворения в жизнь тех
преобразований, которые он обдумал в своей «Утопии». Ибо Мор более
всего учитель человечества, и это хорошо показано в фильме Циннемана.
Акцент на этом делает Мора не таким сердечным и веселым, каким он был в
 19

жизни, зато демонстрирует его страстное хотя и утопическое стремление

преобразовать общество и саму человеческую природу.
Он не принимает во внимание, что уже улучшает окружающих каждую
минуту своей жизни рассуждениями, советами и личным примером. Когда в
фильме Мор, вынужденный распустить прислугу, признается своему плуту-
камердинеру, что будет скучать по нему, то ввергает последнего своей
искренностью и демонстрацией приоритета ценности человеческих
отношений перед сословными в полнейшую растерянность. Пробуждая в
слуге нравственные доминанты, заставляет его душу терзаться, разрываясь
между наживой и любовью, ведь остаться в доме прежнего хозяина он может
теперь лишь за весьма скромную плату.
Тот же нравственный выбор он ставит и перед своим знатным другом
Томасом Говардом, герцогом Норфолком, дядей Анны Болейн. (У
Циннемана его играет Найджел Девенпорт.) Циннеман, следуя канонам
библейской притчи, сделал из своего Говарда Понтия Пилата, который хотя и
сочувствует светлому человеку Мору, но умывает руки, когда надо
выступить перед королем в его защиту. Он сделал все возможное,
предупредил друга об опасности, посоветовал покориться воле Генриха, так
что совесть герцога Норфолка чиста. На его руках нет крови этого
праведника.
Мор остается духовным наставником до последнего часа. Уже будучи в
заключении, он мягко втолковывает жене, что не может умереть, пока она не
поймет, зачем он идет на верную погибель.
Но главные для Мора объекты воспитания в фильме – природный
предатель Ричард Рич, своеобразный Иудыа XVI века, и радикальный
гедонист король Генрих VIII. Первый, прося доходное место в адвокатской
конторе Мора, умоляет и клянется, что он «будет верен». Но Мор, смотря
ему в глаза, произносит с расстановкой: «Ричард, ты не можешь отвечать за
себя даже в том, что будет сегодня вечером». Как Господь отвечал и Петру, и
Иуде. Видя натуру Рича и зная, что предательство неизбежно, он советует
ему довольствоваться почетным местом учителя, где нет таких соблазнов,
которые Рич не сможет выдержать. Но юный карьерист воспринимает
предложение Мора как издевку.
Что же касается Генриха VIII, то, очевидно, Мор полагал, что,
образовывая монарха и улучшая его нрав, можно изменить к лучшему весь
подвластный тому мир. Томас Мор был философом с активной жизненной
позицией. Тоже в своем роде «делатель королей». Под этим углом зрения
старая лента «Человек на все времена» заставляет нас задуматься о
сегодняшних проблемах взаимодействия человека и власти.
Если политическая система, в которой ты существуешь, видится тебе
неправильной, то надо ли её менять изнутри, участвуя в её работе? Надо ли
самому избираться в местное и высшее управление, чтобы постепенно
менять систему «на местах»? Или надо бороться с властью полным
отвержением? Не вливать молодое вино в старые мехи? Ходить ли «на совет
 20

нечестивых» и пытаться исправить его? Можно ли летать в Иерусалим на

чёрте? И главное, как далеко можно зайти, чтобы не потерять то главное,
ради чего всё затевалось? Чтобы не потерять себя самого? И вообще: что вы
готовы потерять ради своей правоты? Работу? Семью? Веру? Карьеру?
Любовь? Деньги? Что определяет костяк вашей личности?

«Утопия»
Впрямую этой работы нет в фильме, но все, что говорит и делает Мор,
связано с «Утопией», ведь он не лукавит душой: его жизнь и его учение –
сообщающиеся сосуды. От манеры ведения юридических тяжб до домашнего
уклада – все у Мора близко образу жизни его утопистов. А так как ему
самому удавалось жить по законам утопии, то он считал, что и другие
смогут. Не желая признавать себя штучным товаром.
Вы, наверное, знаменитую «Утопию» Томаса Мора не читали, и я до
момента написания этого эпизода тоже. Если кратко, то это рассказ о своих
странствиях образованного путешественника Рафаэля Гитлодея, с которым
Мор повстречался в Антверпене. Рафаэль раньше путешествовал вместе с
Америго Веспуччи, а потом, расставшись с ним, наткнулся на новом
континенте на страну Утопию, расположенную на острове, как и Англия.
К сожалению, сегодня у нас нет возможности подробно рассказать об
этой книге. Отмечу только, что Мор считал, что никакие союзы и партии не
помогут государству, если людей не объединяет то, что все они люди, то есть
он был отцом «общечеловеческих ценностей».
Во что утописты верили? Жители Утопии повиновались разуму, а
разум говорит, что полезно верить и любить высшее существо, то есть
Создателя, Бога. Но что это за Бог и как его любить, оставлялось на волю
самих утопистов. На свободную волю. То есть, по сути, речь шла о свободе
совести. Понятие, которое сознание большинства людей XVI столетия просто
не могло вместить.
А вот что Мор думал по поводу развода супругов, вопроса, так
волновавшего все английское общество того времени. Разрешение на развод
утописты получали в совете, причем невиновная в супружеской измене
сторона могла снова вступить в брак, а виновная – навсегда каралась
одиночеством. И что с такими воззрениями могло сулить Мору Лорд-
канцлерство у Генриха VIII? Как мог он вообще решиться на службу
королю? Ведь Мор с одинаковым отвращением относился и к анархии, и к
деспотизму, потому что и то и другое сулило опасность для просвещения.
В Утопии Мор спрашивает придуманного им Рафаэля, почему тот со
всеми своими способностями еще не на службе у короля. И Рафаэль
рассудительно объясняет, что поступить на службу это значит
«закрепостить» себя, ведь помощники чаще всего меняют только «слова», а
суть системы остается прежней. Большинство королей думает о завоеваниях,
а не об управлении. Большинство министров считают себя достаточно
 21

мудрыми, чтобы никого не слушать, а заискивают только перед любимцами

короля к своей выгоде. И человек, несущий разумное, доброе и вечное,
явился бы ни ко двору.
Например, окажись Рафаэль во французском совете, где обсуждают,
как завоевать Италию и отнять у немцев Милан, он заметил бы, что Франция
и так слишком большая, и предложил бы навести сначала порядок в ней, а
потом уже «лязгать зубами на соседние земли». Каков был бы результат:
изгнание из совета, а, возможно, и из страны. Как мог Томас Мор, человек с
подобными взглядами, позволить увлечь себя королю-деспоту?
Платон считал, продолжает Рафаэль, что мир будет благоденствовать,
когда философы станут королями, а короли – философами, но для этого
философами должны стать и все остальные простые смертные. А пока при
дворе не любят не только правды или философии, но и молчания! Человек
должен громко одобрять самые пагубные мысли и сочувствовать самым
черным умыслам, а если он молчит, его сочтут за шпиона или даже за
изменника. Пророческие слова Томаса Мора о собственной участи. «Минуй
нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь», – воскликнул
вслед за ним Александр Грибоедов.
То есть Томас Мор не был наивным идеалистом, он понимал, чем
грозит ему служба королю, и понимал даже лучше многих, ведь он считался
одним из самых блестящих юристов страны.
Знал Мор и о злопамятном нраве старого короля Генриха VII и его
венценосного сына. Несмотря на восхваления всего рода Тюдоров, которому
Томас Мор посвятил в юности пышную оду, стоило ему еще молодым
адвокатом выступить в парламенте против королевского запроса о новом
налоге, как власти «наехали» на всё его семейство. Самого Томаса из-за его
безупречной репутации достать не удалось, и «наказали» его отца –
сборщика податей, бросили в Тауэр, обязали заплатить несправедливый
штраф и едва не погубили в тюрьме.
Томас Мор после этого нелицеприятного столкновения с системой
судопроизводства отошел в тень и встретил правление Генриха VIII в
должности подшерифа в Лондоне. К этому времени Мор стал очень
уважаемым среди купцов адвокатом и дважды посылался от английского
третьего сословия на переговоры с немецкими ганзейцами. Томас Мор
представлял торговое сословие и в парламенте. Он дорожил службой
торговому сообществу и ради этого долго отказывался от ежегодного панси-
она короля, чтобы не возникло конфликта интересов.

Приход ко двору
Мор приблизился к королю только через 9 лет в 1518 году (Генрих VIII
взошел на престол в 1509 году). Умный и дальновидный кардинал Уолси
сразу оценил таланты Мора и пригласил его сначала на дипломатическую
службу, чтобы использовать его европейскую известность на благо Англии.
 22

Нашел слабое место у философа и патриота – желание послужить отчизне.

Как тут не вспомнить афоризм, приписываемый Отто фон Бисмарку, о том,
что еще ни одному человеку не удалось служить родине безнаказанно.
Знаменитый утопист вступил в Королевский совет, получил статус
королевского секретаря по дипломатической части. В 1521 году он начал
заседать в высшем английском судебном учреждении – «Звездной палате»,
где вполне ладил с казнокрадом кардинал Уолси, потому что в первую
очередь считал его сильным государственником, а уж потом коррупционером
и мздоимцем. Так шаг за шагом Мор вступил на путь компромисса ради
благих намерений, которыми, как известно, выложена дорога в ад.
Короля с Томасом Мором свел тот же Уолси. Мор сначала противился
этому сближению, но, в конце концов, как и многие другие, оказался
очарован веселым белокурым великаном. Мы не знаем, был ли это вначале
сердечный союз равных или он сразу оказался задушевной дружбой тирана и
ученой обезьянки, с которой можно утолить пустое любопытство и
посмеяться её остроумию. Генрих VIII настолько привязался к своему
помощнику, что стал посылать за Томасом Мором и днем, и ночью. Так в
фильме Циннемана гонцы от короля будят Мора среди ночи, чтобы тот мог
обсудить со своим советником какую-то безделицу.
Но опасность и трагедия этой дружбы заключалась в том, что Мор был
кем угодно, но не обезьянкой. В свободное от забавления короля время он
боролся с новыми налогами и, будучи спикером палаты лордов,
сопротивлялся своему «благодетелю» кардиналу Уолси. Например, Мор не
пошел против экономической совести третьего сословия и провалил в
парламенте слушания по новому кредиту в связи с войной во Франции, хотя
Уолси выдвинул Мора спикером по этому закону в надежде на поддержку
последнего.
В тот раз этот принципиальный, но «недружественный» проступок
сошел ему с рук, он даже стал канцлером Ланкастерского герцогства и
дважды ездил с посольствами во Францию и Фландрию, где особенно
сдружился с Эразмом Роттердамским.
Эразм очень тепло описывал Мора в письме Ульриху фон Гуттену, как
веселого, остроумного, блестящего собеседника и доброго друга.
Переменчивый в своих привязанностях король к тому времени то охладевал к
своему любимцу и отдалял его, то возвращался к нему вновь. В периоды
«потепления» он, действительно, часто без предупреждения, как показано в
фильме Циннемана, приезжал к Мору в Челси (тогда заброшенную
деревеньку) и гулял с ним в обнимку по саду.
Мор редактировал богословский труд Генриха VIII против новой
лютеранской ереси. Лютер, прочтя его, ответил в обычной для него грубой
манере королю проклятиями и издевками, обозвав его «коронованным
ослом». Тогда Томас Мор взял на себя (хоть и под вымышленным именем)
полемику с оппонентом и дал Лютеру отпор в таких непарламентских
выражениях, что интеллигентного читателя оторопь берет. «Говноеды» – это
 23

самое мягкое ругательство, которое я могу привести. Их грубая перебранка

на латыни напомнила мне чем-то бранчливую переписку князя Курбского с
Иваном Грозным. Но ругательства – это не доводы в споре, и то, что Мор без
раздумья бросился в «площадную драку», говорит о том, что он оказался
пристрастен в своих богословских воззрениях. А значит, из человека,
ценящего свободу совести, он стал дрейфовать в сторону охранителя
традиционного католицизма. Возможно, понимая, какими бедами грозит
европейской цивилизации религиозный раскол, Мор принял к действию еще
одно «благое намерение» – бороться с протестантами всеми возможными
способами. Враг у ворот. Отечество в опасности. А значит, все средства
хороши и можно срезать углы, пусть даже и по живому.
И вот после отставки Уолси, в разгар развода Генриха и Екатерины,
который Мор изначально не одобрял, он неожиданно для многих
соглашается занять освободившийся пост Лорда-канцлера. Зачем? Может,
это было затмение, когда тебя ведет рок, как в древнегреческой трагедии?
Когда ты, подобно царю Эдипу, куда бы ни шел, все равно придешь в Фивы,
убьешь отца и женишься на матери?
Думаю, Томас Мор зря считал себя прагматиком. Вернее, среди
идеалистов он, конечно, был прагматиком, но среди реалистов – он был
утопистом чистой воды. По сути, его программа: мир во всем мире – не
достигнута даже сейчас. А тогда он стремился к миру в церкви и миру в
семье короля. Вот вам утопия, которой Мор был поглощен. Он на коленях
просил короля не насиловать его совесть помощью в разводе, ведь это не
богоугодное дело, а настоящий христианин, пусть и Лорд-канцлер, сначала
должен любить Бога, а уж потом короля. И Генрих VIII милостиво
согласился, растроганный нравственной чистотой своего вассала.
Генрих и сам еще не знал, что не сможет выполнить обещание, ведь его
возлюбленная Анна Болейн в духе XVI столетия пеклась только о
собственном благе и статусе и любое сомнение в своей легитимности
воспринимала как госизмену. Поэтому молчаливое неодобрение Томаса
Мора и его нежелание прилюдно «узаконить» новый брак короля сделали его
лютым врагом королевы.
А Томас Мор меж тем, беспечно считая, что дрязги развода короля его
теперь не касаются, впрягся в очень важную и рутинную работу по
улучшению госуправления Англии, в которой его ждало много трудов и
никакой славы, одни клеветы.

Томас Кромвель
На этом повороте судьба сталкивает утопические представления о жизни
Томаса Мора с вполне прагматическими интересами еще одного ставленника
покойного Уолси – Томаса Кромвеля. В фильме «Человек на все времена»
Лео Маккерн играет его грубоватым, кряжистым, настырно идущим к своей
цели, ничем не брезгующим карьеристом. Его Кромвель – умный, но
 24

неприятный тип с темным прошлым, которого пригрел Уолси, эксплуатируя

все темные стороны его натуры в своих интересах. Кстати, известный нам
Оливер Кромвель, казнивший в Карла I, - двоюродный внук нашего
Кромвеля.
«Человек» Циннемана не байопик, а скорее библейская притча, где
Томас Мор уподобляется Христу, человеку не от мира сего. А Ричард Рич
(сначала сторонник Мора, а потом помощник Кромвеля) – Иуде новой фор-
мации, польстившемуся на предательство за удачную карьеру, и не
повесившемуся от осознания вины, а с выгодой пустившему свои тридцать
сребреников в рост. При этом подходе Томас Кромвель становится
инструментом грубой, темной силы государственного Синедриона, следуя
вектору, которой задал ему кардинал Уолси.
Действительно, помощник и доверенный секретарь кардинала Уолси,
Томас Кромвель был темной лошадкой. До 1520 года, когда он появился у
кардинала, о нем вообще нигде не упоминается. Кромвель поступил на
службу тридцатипятилетним, по тем временам – почти стариком. Но хорошо
разбирающийся в людях Уолси разглядел в нем и ум, и характер, и
полнейшую нечистоплотность в выборе средств для достижения цели,
которая так потом пригодилась ему во время следствия по делу Томаса Мора.
И хотя Лорд-канцлер Уолси смеялся, говоря, что он взял к себе Кромвеля,
потому что тот был еще более низкого происхождения, чем он сам, но на
кардинала произвело сильное впечатление, что Кромвель знал наизусть весь
Новый Завет. Во время своих странствий (говорят, что он был наемником) по
Европе Кромвель овладел итальянским «искусством запоминания»,
позволяющим выучить текст при помощи ассоциаций.
А тем временем король с помощью Кранмера обратился к
университетам и знати и собрал одобрительную «разводную» декларацию,
которую должен был зачитать в палате лордов канцлер Томас Мор. Он,
конечно, зачитал этот документ, но понял, что спасительная удаленность от
дел короля пройдена и на пороге уже прочерчена линия невозврата. Мор
добровольно и, казалось бы, мирно сложил с себя полномочия Лорда-
канцлера и затворился в Челси для сугубо частной жизни.
В фильме Циннемана время сильно сжато и надо понимать, что Генрих
окончательно порвал с католической верой только через полтора года после
отставки кардинала Уолси – в июле 1531 года. А тайно обвенчался с Анной
лишь в январе 1532. Мор все это время находился на отшибе, но он был
слишком значимой фигурой в Европе, чтобы король под влиянием своей
возлюбленной не потребовал от него прилюдного одобрения своих действий.
Анна придумала составить акт о своем воцарении, на котором каждый, как на
Библии, должен был поклясться в одобрении действий короля. Мор готов
был молча, без возражений, принять новую королеву, но давать клятву
воспротивился, заявив, что молчание – достаточный знак согласия.
Опала в этом случае стала неизбежной. И под бывшего Лорда-канцлера
начал копать Томас Кромвель, которому важно было зачистить поляну от
 25

прежних любимчиков короля, чтобы завладеть им полностью, или хотя бы

тем, что остается от Анны Болейн. Он старался нарыть как можно больше
компромата или сфабриковать его с помощью того же Рича.
Механизм материализации этой клеветы хорошо показан в фильме
Циннемана в сценах судебного процесса над Мором. Но оказывается, что
реальная история обвинения во взяточничестве, когда следователи обвиняли
его в принятии от клиента дорогой чаши, еще нелепее, чем в фильме. Да,
Мор получил как подношение красивую чашу, но тут же одарил дарителя
другой, еще более ценной. В другой раз он принял кубок от дамы, выпил с
ней из него за удачу, а потом подарил ей этот кубок обратно.
Когда инцидент с чашей был исчерпан, Мора обвинили в слишком
мягком отношении к Елизавете Бартон – псевдопророчице, предвещавшей
гибель Англии из-за развода короля. Следом упрекали Мора в авторстве
книги против Лютера для Генриха VIII. Ведь к тому времени религиозный
ветер изменился, и защищать католицизм стало преступлением. Но, к
счастью, у Мора сохранилась правка рукописи короля. И весь этот прессинг с
обвинениями был для того, чтобы Мор подписал присягу о восшествии на
престол новой королевы. Но Мор упорно отказывался идти на компромисс с
совестью, что на его месте сделало бы поголовное большинство. Однако Ген-
риху нужны были не 99,9 % одобрения своего народа, ему было нужно
одобрение одного-единственного человека, считавшегося Совестью нации.
Не в силах добиться от Мора этого одобрения, Томас Кромвель распустил
слух, что Мор уступил и принял присягу, чтобы тому ничего уже не
осталось, как последовать за оговором.
Но Томас Мор твердо знал, что истинный христианин любит Господа
больше короля и больше себя самого. Это ведь первая и общая для всех
единобожников заповедь, которую большинство верующих просто опускает,
как саму собой разумеющуюся. Но если ты не исполняешь первую заповедь,
то исполнение всех остальных теряет свою ценность. Это послание прямо
нам, новым православным.
Так Томас Мор оказался под следствием в тюрьме. Но в заключении,
где он протомился почти год, Мор продолжал хранить молчание и смиренно
утешаться философией подобно другому узнику совести – философу Боэцию.
«Вера, – говорит Мор в фильме Циннемана, – держит в руках душу
человека, раздвинь пальцы, и душа ускользнет». Все ждали от него
компромисса, и он шел на разумные уступки: признал Анну Болейн
королевой и даже поздравил её с воцарением на троне, но клятву не
подписал, наивно полагая, что за молчания человека не могут осудить на
смерть. Так что скоро это судилище стало походить на суд над Сократом.
Еще одним философом, имевшим неосторожность благоустраивать
общество.
Тюрьма лишь усилила религиозную экзальтацию Мора, потому что он
вкусил сладость мученичества. Хотя гуманист и говорил, что его жизнь не
была настолько святой, чтобы он имел право вызываться на смерть. Но когда
 26

семья приходила его вразумить, он отвечал домашним парадоксальными

доводами: «Почему я должен питать нежные чувства к дому, который после
смерти мгновенно забудет своего хозяина?»
Болт, конечно, частично придумал отточенные, афористические слова
Томаса Мора, но только следуя умозаключениям самого философа. Так,
когда Ричард Рич отобрал у заключенного бумагу и чернила, Мор, затворяя
окно, промолвил: «Когда товара нет, пора и лавочку закрывать».
Вслушайтесь в эти крылатые фразы, слегка помятые нашими переводчиками.
Фильм, кстати, по-старомодному хорошо дублирован.
Мор просидел в Тауэре немногим более года, пока следователи
пытались разыскать и повесить на него хоть одну «дохлую собачонку». Но
наказывать можно за поступки и слова, а как накажешь за мысли, ведь их
тайный смысл ведом одному Богу. И тогда Ричард Рич по договору с
Томасом Кромвелем пошел на прямой подлог, засвидетельствовав на суде,
что Мор в личном разговоре с ним осуждал короля за развод. У двух других
«очевидцев» не хватило духу поддержать его клевету во всеуслышание.
Узнав, что Рич за свою ложь стал генеральным прокурором Уэльса, Томас
Мор горько пошутил: «Я понимаю, что можно продать свою душу за все
сокровища мира, но за Уэльс!» (В то время он считался дырой.)
Кстати, вы узнали молодого Джона Хёрта в роли Рича? Этот
пронзительный взгляд, полная внутренняя концентрация на пределе
душевных сил? Вы помните его в фильме Майкла Рэдфорда «1984», снятом
по одноименному роману Джорджа Оруэлла в год, к которому приурочены
происходящие в нём события?
И только когда Томас Мор услышал лжесвидетельство Ричарда Рича и
понял, что смерть неминуема, то, отбросив все недомолвки, он обратился к
собравшимся с последним словом. Говорят, что почтенное собрание было
настолько ошеломлено этой речью, что новый Лорд-канцлер, вынося
неминуемый смертный приговор, пытался спрятаться за одобрением
министра юстиции, чтобы не нести ответственности одному. Оглашенную в
приговоре зверскую казнь, когда несчастного рекомендовалось сначала
повесить, потом полупридушенного снять, благородные члены отрезать,
вспороть живот и т.д., Генрих VIII милостиво заменил отсечением головы.
Свидетели писали, что сцена прощания Мора с любимой дочерью Мэг
была настолько душераздирающей, что рыдали даже тюремщики. А палач
умолял его о прощении. Мор обнял его и попросил поработать
добросовестно. А следом, уже опустившись на колени и положив голову в
роковую выемку, Мор приостановился и попросил минутку, чтобы убрать в
сторону бороду: «Ведь она неповинна в госизмене». Эти слова напомнили
мне казнь еще одного легендарного, мужественного британца Роберта Рели,
который, взойдя на эшафот, поглядел на топор палача и хмыкнул: «Ле-
карство острое, зато от всех болезней».
Казнь Мора, а не казнь королевы Анны стала для Генриха VIII его
точкой невозврата. Как казнь-сожжение последнего магистра Ордена
 27

тамплиеров Жака де Моле стала началом гибели всей династии Филиппа IV

Красивого. А казнь Сервета легла несмываемым пятном на религиозную
совесть Кальвина.
После такой головы уже стало не важно, сколько еще голов будет
снесено. Считается, что во время казни Генрих VIII играл в шахматы с Анной
Болейн и раздраженно бросил: «Это вы виноваты!» Да, Мор стал жертвой
тирании, ошибочно приписываемой им Ричарду III.
Мы сегодняшние далеко ушли от размышлений о чистоте совести,
волновавших западную интеллигенцию в шестидесятые годы прошлого века.
Теперь умение быть конформистом и выживать при любых обстоятельствах
стало скорее достоинством. Но, возможно, истинное человеческое
достоинство вообще удел избранных. Поэтому фильм «Человек на все
времена» слегка старомоден для нас, как хорошие романы XIX века о
подвигах, товариществе и чести.
Казалось бы, сбережение души сейчас уже мало кого заботит. Особенно
в ущерб телу. Более того, сама реальность нынешнего мира, наполненного
«фейковыми» новостями, подложными скриншотами и подправленной
компьютером документалкой, почти похоронила истину, расшатав само
понятие нормы. В том числе и нравственной.
Но истина, как и душа, все равно дает о себе знать, иногда просто
необъяснимым стеснением в груди. И вдруг при Трампе некоторые
американские политики стали ссылаться на этот фильм, как на пример
принципиального сопротивления деспотическому президенту
добросовестных чиновников-патриотов.
И снова на повестке дня оказались вопросы, мучившие Томаса Мора.
Надо быть преданным стране или своей совести? Страна – это
государственная власть или то, что ты сам вкладываешь в понятие Родины?
«Я думаю, что когда государственные деятели оставляют собственную
частную совесть ради своих общественных обязанностей, – говорит Мор, –
они ведут свою страну по короткому пути к хаосу». У нас с фигурой Томаса
Мора, очевидно, сопоставима фигура академика Андрея Дмитриевича
Сахарова.
А простолюдин Томас Кромвель «за заслуги перед отчеством» в 1540
году стал графом Эссексом и пэром Англии. Заработал большие деньги на
разграблении монастырей, но все равно не смог услужить королю, выбрав
тому слишком некрасивую заморскую невесту, и вслед за Мором лишился
своей головы. Так что графом он пробыл всего 4 месяца.
Кстати, враги Томаса Кромвеля устроили ему палача-новобранца,
который смог отрубить ему голову только с третьего удара. Специфическая
месть Средневековья. Типа неопытного дантиста-практиканта.

А вот в недавнем сериале «Волчий зал» у Козмински на свет божий

вытягиваются все грязные наветы, которые могли только придумать
протестанты для утопления в грязи слишком благочестивого католика и
своего идейного врага. Томас Мор показан мрачным истероидом наподобие
 28

Савонаролы, а не мыслителем, попавшим в сети системы. Может, автору

романа, по которому снят фильм, известной британской писательнице надо
было целенаправленно очернить католическую церковь и выбить у неё из
колоды одну из главных карт эпохи Возрождения? А может, сегодня модно
подвергать сомнению любые авторитеты, переворачивая все с ног на голову,
даже то, что стояло вполне на своем месте.
Сравните знаменитые изображения Мора и Эразма кисти Ганса
Гольбейна младшего, о котором у нас еще пойдет речь, с его же портретом
Кромвеля. Умный и привлекательный Мор, чем-то напоминающий по
мужской стати актера Вениамина Смехова. Сразу обращаешь внимание на
его красивые, аристократические руки, на казалось бы строгое лицо, но с
какой-то мягкой хитринкой, словно готовое в любой момент расцвести
улыбкой. Хитринка, присущая Мору, столь характерна и для Эразма, что он и
вовсе напоминает лукавого лиса.
А Кромвель у художника сидит в какой-то неестественно застывшей
позе, цепко сжимая в толстом кулаке важную бумагу. Его маленькие рыбьи
глаза смотрят в сторону от зрителя, а сам он задвинут в угол столом, словно
пойман за каким-то неблаговидным делом.
Но в «Волчьем зале» эти персонажи Гольбейна словно поменялись
местами. Все светлое, что было в Море: его любовь к жене и детям,
серьезность в подходе к их воспитанию и образованию, забота о женщинах –
все это отдано Кромвелю. А Мор показан неопрятным стариком с
блуждающим взглядом параноидального фанатика, внешне более всего
походящего на Генри Бофорта – палача и пытателя Жанны д’Арк со
знаменитого полотна Поля Делароша 1824 года «Допрос Жанны кардиналом
Винчестера». Довольно подлая ассоциативная подмена.

Пытки
Но главная бесчестность новой ленты Козмински заключается в том, что в
«Волчьем зале» показано, как Томас Мор собственноручно пытает еретиков-
протестантов. А это – прямая клевета. Мору была свойственна
веротерпимость. В его Утопии требовалось только верование в единого Бога
и в бессмертие души, то есть признавалась свобода религиозной совести. Эти
установки невозможны для фанатичного инквизитора, каким его
представляют в фильме Козмински. В Утопии Мор поднимает на смех казу-
истику католических богословов, найдите сцену с шутом за столом
кардинала Мортона. Мор также считал, что Собор выше Папы. Конечно,
Томас Мор был гораздо более набожным, чем остальные «северные»
гуманисты. Но он осознавал недуги Церкви и писал о злоупотреблении
церковников: клира и монахов, как института. Поэтому его набожность, в
основе которой была искренняя вера в благую весть, до сих пор часто не
востребована ни атеистами, ни формальными церковными католиками. Во
 29

многих своих статьях Мор высказывал взгляды, близкие Лютеру, поскольку

и сам видел, что церковь нуждается в реформировании.
Но там, где умница Эразм Роттердамский уклонился от схватки
католиков и протестантов, сказав, что это не его битва, Мор пошел ва-банк не
столько на стороне старого порядка, сколько против хаоса церковной
революции. Когда Отечество в опасности, не время для полутонов и о
прежних разногласиях надо забыть. Особенно его задела лютеранская
«челобитная бедняков» и прочие воззвания Уильяма Тиндейла. Этот эпизода
в «Человеке» опущен, как малозначимый, зато в «Волчьем зале» он раздут до
вселенского масштаба. Итак, Мор ринулся в бой, но не тот, о котором лгут
авторы «Волчьего зала». Нет, он ринулся в полемический бой, отвечая
протестантам воззваниями, полными яростных контраргументов. «Гроза
воров, убийц и еретиков», – написал он в собственной эпитафии.
Были ли в его «правление» казни? Да, но не он был их инициатором, и
не он вел следствие, как утверждается в «Волчьем зале». Эразм не раз в
своих письмах упоминал мягкий нрав Мора и свидетельствовал, что в его
короткое правление в Англии никто не был лишен жизни по приказу Мора. А
дальше приводит лишь два примера телесных наказаний, в которых ему
признавался друг. Тот велел высечь мальчишку – слугу, который
проповедовал протестантскую ересь в кругу его домашних, и наказать
сумасшедшего, который хулиганил в церкви. Почему же мы не должны
верить Эразму и самому Томасу Мору, правдивость которых не вызывает
сомнения? Но должны прислушаться к очернителям Мора, тому же
Кромвелю, нечестности которого есть много примеров, включая прямой
подлог на суде над гуманистом?
А вот подручные самого Кромвеля Ричард Рич вместе с канцлером Фриетли
лично участвовали в пытках Анны Аскью, единственной женщины, которую
пытали в лондонском Тауэре. \переметнувшийся к протестантам Рич также
был сторонником жестокого обращении с будущей Марией I – старшей
дочерью Генриха VIII. Однако, когда та пришла к власти, он смог
вывернуться и, уже заработав себе звание лорда, принялся активно
восстанавливать старую католическую религию, сделавшись ярым
преследователем протестантов, которым еще недавно служил верой и
правдой.

Эшафот ждет новых жертв

Все знают, что Генрих VIII, взбеленившись, решил разом развестись и с

Екатериной, и с Папой, попутно став главой английской церкви и пополнив
опустевшую королевскую казну землями монастырей и золотом церкви.
Да, Генрих VIII стал протестантом в знак личного протеста,
протестантом по воле страсти или похоти. Поэтому его скорее можно назвать
идейным гедонистом, чем христианином. В любом случае Генрих, как и его
дочь Елизавета, был не очень религиозен, а в протестантизме не очень стоек.
 30

Генрих то склонялся к радикальному кальвинизму, то вновь признавал

преосуществление (преображение в реальное тело и кровь Христа Святых
Даров во время евхаристии) и возвращал его англиканам вместе с исповедью,
безбрачием духовенства и сохранением монашеских обетов. Единственное,
что оставалось незыблемым, он не вернул ни пяди английской земли и денег,
отнятых у католических монастырей и приходов.
Нам трудно себе представить, как вздыбил страну Генрих VIII.
Наверное, как Ленин вздыбил Россию, отменив христианство и провозгласив
новую религию – коммунистический атеизм.
Анна была официально признана законной супругой Генриха VIII и
королевой. Генрих VIII победил Папу, но не Господа Бога, и о ужас! Анна
родила ему не наследника, а будущую умницу-красавицу Елизавету. Но так
как отрубить голову Господу за нанесенную обиду Генрих не мог, то всю
свой горечь он обратил на Анну, тем более, что за три года совместной жизни
его плотская страсть вполне утолилась. Король решил одолеть, пересилить
Господа и добиться сына любой ценой, ведь этот человек не привык
получать отказы.
Анну Болейн, у которой следующая беременность закончилась
выкидышем, нетерпеливый Генрих VIII обвинил в измене и отправил на
эшафот, когда Елизавете не было и 3-х лет. Очевидно, именно Анну он
обвинял во всех грехах, которые ему самому пришлось совершить ради
нереализованной мечты о наследнике, включая казнь Томаса Мора.
Отрубленная глава Мора стала для него главой Иоанна Крестителя, а Анна
Болейн – новой богомерзкой Саломеей. Её казнью Генрих пытался смыть
перед Господом и людьми прежние прегрешения, но только еще больше
погряз во тьме.
Он никогда не признавал собственных ошибок и не хотел нести за них
ответственность, что свидетельствует о крайнем инфантилизме. «Что ты
натворил!», – пеняет он в нашем фильме Томасу Мору, когда вынужден
отправить его на плаху.
И следом раздраженно бросает Анне: «Это вы виноваты!». Пройдет
еще несколько лет, и он так же спихнет свои просчеты в очередной
неудачной женитьбе на Томаса Кромвеля. И хотя Кромвель, несмотря на
отбеливатель Козмински, персонаж довольно мерзкий, но все-таки плахи он
тоже не заслужил.
Анна Болейн была женщиной необычайно сильного духа. Несмотря на
страх пытки и смерти, она не призналась в измене, ведь тогда и её дочь
Елизавету перестали бы считать дочерью короля, подобно несчастной
Жанне-Хромоножке – дочери казненной из-за измены Маргариты
Бургундской.
Впрочем, Генрих все равно объявил обеих своих дочерей
незаконнорожденными. А сам через неделю после казни Анны Болейн
женился в третий раз на Джейн Сеймур – снова фрейлине, но теперь уже
покойной Анны Болейн. Какая ирония судьбы. Бедная Джейн, наконец,
 31

родила ему сына, будущего Эдуарда VI, но ценой собственной жизни. Все-
таки Генрих вырвал у Господа сына! Но очень слабого и болезненного. Как
тут не вспомнить Екатерину Медичи, которая тоже изнасиловала судьбу и
вырвала у Господа не одного, а четырех сыновей. Но всех недужных.
Известно, что потом Генрих был женат еще трижды, но без новых
наследников. А одну из своих жен, юную Екатерину Говард (1520–1542) –
еще одну племянницу нашего могущественного Томаса Говарда, герцога
Норфолка и кузину Анны Болейн, Генрих тоже казнил уже за реальную, а не
мнимую измену. То, что первый раз происходит как трагедия, второй – как
фарс, особенно если учесть, что королева была моложе супруга на тридцать
лет.
Больше всех повезло «неоприходованной», четвертой жене короля,
немке Анне Клевской (1515–1557), которая благодаря хорошо
составленному брачному договору осталась при дворе живой, вполне
упитанной и всеми уважаемой «дорогой сестрой» и дотянула почти до начала
царствования Елизаветы. А Генрих в последние годы превратился в
тяжеловесного кабана с картины Ганса Гольбейна мл. Вернее в огромную,
раздувшуюся, свирепую жабу, перевязанную «голдовыми цепурами».
Действительно, всего за год, как раз к своему 50-летию, Генрих VIII
раздался в талии на 40 сантиметров с хвостиком, обрюзг, отяжелел телом и
душой. Впрочем, судьба Генриха уже никого не интересует. Потому что
король теперь – лишь пешка в большой политической игре католиков и
протестантов, поставляющих на ложе короля очередных ничтожных королев.
Ничтожный финал,
А вот выполнить завет Томаса Мора, призывавшего философов стать
королями, а королей – философами, человечеству оказалось не по плечу до
сих пор.