Когда

я вырасту,
Очень разные на первый взгляд герои рассказов объединены одним
желанием — найти свое место в мире. Однако для этого им
придется преодолеть множество препятствий.

clever trendbooks
 Редакторы
Владислава Подосинникова
Тамара Хурцилава
Марк Гофман

Иллюстратор
Марина Трембач

Успешный архитектор Вова, который пытается понять, что мешает ему жить
счастливо. Мастер маникюра Лера, круто поменявшая свою жизнь, несмотря на
осуждение близких. Рыбак Илья, схвативший удачу за хвост. И безымянный герой,
ожидающий своей очереди для жизни. Четыре автора, четыре истории. От класси-
ческой прозы до стихотворных ритмов, от знакомых мест до метафорических про-
странств. Главные герои рассказов проведут вас по лабиринту из сомнений, страхов,
бескорыстной помощи и большой любви, чтобы вы вместе с ними смогли продолжить
фразу: «Когда я вырасту…»
ОГЛАВЛЕНИЕ

Ирина Колесникова
ВСЕ ВИДЕТЬ � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � 5
Агния Романова
ЗАПАХ АЭРОДРОМА � � � � � � � � � � � � � � � � � 11
Марк Гофман
ЗА БОРТОМ � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � 18
Юлия Афонина
ЖДАТЬ � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � � 29
 ВСЕ ВИДЕТЬ
Ирина Колесникова

ВОВА РАССЕЯННО ПОВЕРТЕЛ в пальцах отточенный

ножом кохиноровский карандаш с длинным блестя-
щим грифелем, еше теплый от нескольких часов
странствий по измученной миллиметровке. Рисовал
на бумаге, как и в университете. Не отвык.
Еще пара линий, быстрых и легких, угол, переход
в галерею. Не то, не туда. Внутри Вовы начала под-
ниматься волна недовольства. Карандаш покатился
по миллиметровке. А ведь Вова архитектуру любил.
Всегда.
Он до сих пор помнил тот день в детском саду,
когда впервые подрался за свою высотку из старого
конструктора. Никаких глупостей, аляповатого
пластикового блеска — только дерево, теплое на
ощупь.
Тщедушный Вова тогда перешел в старшую
группу детского сада и на первой же неделе получил
прозвище Хлюпа и пару тумаков от Макса и Саши,
которых держали в саду только потому, что мама ра-
ботала там же на кухне. Вова быстро привык, что
мир несовершенен и несправедлив, а если попыта-
ешься восстановить справедливость, назовут ябедой.
«Не бьют же они тебя?» Не бьют.

5
 — Ты чего там строишь? — В голосе Саши над-
садные нотки незрелого хамства.
Вова привычно промолчал.
— Чего делаешь, говорю?
Перед Вовой возвышалась злополучная высотка, на
которую он потратил два часа, отведенных на игры.
Саша подошел ближе, легонько задел конструкцию
ботинком. Увидев, что реакции не последовало, со
всей силы ударил по ней ногой.
Вова никогда раньше не дрался. Душное ощуще-
ние разгоряченного детского тела, потных, враждеб-
ных прикосновений, задыхающийся комок мыслей
и рук. Вова прижал Сашу к ковру, перед глазами
мелькнуло красное полупрозрачное ухо, в которое
Вова изо всех сил заорал:
— Это мое! Не трожь!
Саша, который впервые получил отпор от Хлюпы,
быстро отполз назад и продолжал стоять на четве-
реньках на красном советском ковре. Он думал, что
допотопный конструктор того не стоил. Он оши-
бался.
Вова был одаренным студентом в университете, от-
чаянно мечтал строить высотки в родном Воронеже
и, конечно, в центре Москвы. Легко нашел первую
работу. Но из способа парить в вечности архитектура
постепенно превращалась в клетку, из которой не
было выхода. Переработки, командировки, обучаю-
щие курсы, смена архитектурных бюро — на те, что
посильнее. Бесконечный забег наперегонки с самим
собой стал привычным способом существования.

6
 Вова снова взял карандаш в руки, оглядел мил-
лиметровку и три таких же неудачных рядом. Как
можно любить то, чем занимаешься по восемь часов
в день?
Иногда, лежа посреди ночи в своей комнате,
Вова думал, что очень устал, что больше не хочет
работать и учиться, что хочет жить как обычные
люди. Валяться на диване, пить пиво по вечерам,
зависать где‑нибудь с девчонками. Поиграть, на-
конец, в приставку, которая смиренно прозябала
в углу, забытая спустя три дня после покупки — не-
когда. Но как только он разгружал свое расписание,
в голову заползало шершавое чувство никчемности.
Он пытался играть в приставку, валяться на диване,
но счастья это не приносило. Вова впадал в апатию,
еле ползал по дому, кое‑как справляясь с той не-
большой фрилансерской работой, которую он себе
оставил, а через месяц, измученный и опустошен-
ный собственной непродуктивностью, возвращался
в обойму.
Вова решил, что наконец взломал код, когда по-
ступил в аспирантуру и в руки ему попал учебник
по педагогике. «Цели учебных курсов: образователь-
ные, воспитательные, развивающие. Образователь-
ные — сообщение новых фактов, изучение явлений,
закономерностей и т. д. Воспитательные — воспита-
ние личных качеств, работоспособности, тяги к по-
стоянному самообразованию и самосовершенствова-
нию на протяжении всей жизни». Самообразованию
и самосовершенствованию. Пожизненно.

7
 Вова остановился, перечитал еще раз. Заезженные
слова из курсов многочисленных интернет-коучей ре-
занули ухо. Шесть лет в специалитете, дополнитель-
ная магистратура по инженерному делу, чтобы лучше
разбираться в высотках, два года аспирантуры. Десять
лет для того, чтобы подсадить к себе в голову ковар-
ного червя «постоянного самосовершенствования
и самообразования», поедавшего счастье и его жизнь.
Аспирантура подсказала, в чем беда, но не дала
ни малейшего намека, чем лечить. И Вова сдался.
Жизнь превратилась в череду стремительных забе-
гов, которые сменялись периодами отдыха, а через
пару недель — апатии.
В один из таких моментов Вову пригласили на
архитектурную конференцию в Китай. Пять дней
дебатов в Ханчжоу, потом активная экскурсионная
программа с посещением буддийского монастыря.
Неровные плиты, сделанные древними людьми
и матерью природой, устилали путь к горному храму.
Раскаленная каменная крошка под ногами забивалась
в сандалии, обжигая изнеженные городские ступни
участников группы. В воздухе был разлит летний
влажный морок, но по мере подъема становилось
легче и прохладнее.
К склону горы прилепился расписной буддийский
монастырь. Причудливые ярусы, ступенчатые стены,
позолота на крыше. «Как игрушка», — подумал Вова,
останавливаясь.
Группа отстала. Вова сел на рюкзак с краю камен-
ной тропы. Внизу лежали просторные холмы, все

8
в ярко-зеленой растительности. Бурливая река раз-
резала травяное марево на две части.
— В монастырь? — прозвучало над ухом на лома-
ном английском. Голос был детский.
Вова машинально помотал головой и обернулся.
Перед ним стоял мальчик в шафрановой кашае. Низ
антарвасы промок, был старательно отжат и теперь
висел мокрой тряпкой, липнувшей к ногам.
— Я помогу тебе, — сказал мальчик и показал ру-
кой на монастырь.
Вова опять помотал головой.
— Хорошо. — Мальчик улыбнулся. — А ты кто?
Вова напрягся: начались буддистские штучки.
— Человек, турист. Архитектор.
Маленький монах не знал слова «архитектор».
— Красивые дома строю. Понимаешь?
Мальчик кивнул.
— А ты кем хочешь стать? — продолжил разго-
вор Вова.
Раскосые глаза монаха цвета влажной земли, по-
чти черные, на секунду остановились и улыбнулись
как‑то по‑взрослому, отчего Вове стало жутковато.
— Хочу все видеть. — Мальчик рассыпчато рас-
смеялся — обрадовался, что нашел правильный от-
вет. — По реке бегать, играть на траве с другими…
Маленький монах не знал слова и начал тыкать
пальцами в свою многострадальную кашаю, пытаясь
объяснить. Мантия съехала набок.
— А профессия какая, профессия? — Вову на-
чала раздражать бессмысленность диалога.

9
 Монах снова задумался. Глаза, кажется, еще потем-
нели и сузились. В тишине было слышно, как славят
жизнь полчища неутомимых цикад.
— Профессия не очень важно, — задумчиво ска-
зал мальчик. — Главное, чтобы все видеть не мешала.
 ЗАПАХ АЭРОДРОМА
Агния Романова

ОТ ВОЛНЕНИЯ КРУЖИЛАСЬ голова. Как на экзамене,

когда сжимаешь влажные ладони и ждешь резуль-
тата: набрал нужное количество баллов или нет.
Лера прислушалась к голосам и хрусту шагов:
люди еще далеко. Она сдернула резинку с головы,
и влажная горсть волос захлестнула лицо. Скоро ей
скажут, получилось или нет, какое у нее будущее, бу-
дет ли у нее новая профессия. А впрочем, будущее
есть — прямо здесь, и неважно, что решат экзаме-
наторы.
Лера зажмурилась, вздохнула и обняла его. Он
ластился под руки: гладкий, теплый, полный скры-
той силы. Лера погладила горячий бок самолета, по-
любовалась своим идеальным маникюром на фоне
мощной машины. Никто не верил, но вот она, стоит
на аэродроме. А как смеялись одноклассницы, что,
мол, ни к чему не стремится, не знает, куда поступать.
Зато маникюр делать прибегали — со скидкой по
знакомству. Знали, что качественно.
Солнце слепило глаза. Запах сухой травы смеши-
вался с бетонной пылью. Лера так и не выбрала после
школы, к какой профессии лежит душа, и устроилась
мастером в салон красоты. В чем-чем, а в красоте

11
и ноготочках она разбиралась. Теперь голубой, как
небо, маникюр смотрелся на фоне белого самолета
как символ ее, Леры, победы.
Лера прищурилась против солнца, взглядом вых-
ватывая бегущие фигуры. Первым спешил кряжи-
стый мужик в комбинезоне авиатехника, Петр Ми-
роныч — хозяин и инструктор авиашколы. Два года
назад он смотрел на Леру как на туристку с дурацкой
прихотью: мол, девочка, мастер маникюра, куда ты
лезешь? Ты чертежи‑то в глаза хоть раз видела? По
физике на троечку вытягивала или как? Самолет —
не твои скляночки с лаком, это машина, которая не
прощает ошибок. Куда лезешь?
Лера скривилась. Вспомнила, как зубрила все про
детали и теорию, как готовилась к полетам, ползала
по расстеленным по полу чертежам «Сессны». Де-
вочки-клиентки поначалу дулись, когда она перено-
сила встречи, потом разозлились. В конце концов
Лера попросила коллег взять на себя половину ее ра-
боты. Зарплата стала ниже, но что поделать.
По физике Лера училась на твердые четверки.
Этого оказалось достаточно, чтобы запомнить урав-
нение Бернулли, но мало, чтобы с ходу понять, как
оно держит в воздухе самолет.
За Петром Миронычем к Лере спешила мама, се-
меня в подвернутых светлых брюках — не дай бог за-
пылятся. За ней — сотрудники аэродрома и Санечка.
Высокий, в неизменной синей форме, будто только
из‑за штурвала лайнера. Лера улыбнулась, чувствуя,
как согревается внутри от его улыбки. Сдала она

12
экзамен на инструктора или нет, Санечка все равно
поддержит.
— Молодчина, пилот Цветкова! — гаркнул Петр
Мироныч и неловко обнял ее, сжав так, что заныли
плечи.
— Спасибо. — Лера перевела дыхание. Кажется,
он действительно доволен.
— Я тобой так горжусь! — перебила мама, клю-
нула в щеку, мазнув липкой помадой. — Петр Миро-
ныч сказал, ты отлично летала. Резинка где? И волосы
подбери. Погляди на Санечку, надо соответствовать!
Лера завязала высокий хвост, не чувствуя пальцев.
Когда она только пошла учиться, то пыталась объ-
яснить маме, что это не ради Санечки. И вовсе не
для того, чтобы кому‑то что‑то доказать. Примерно
через год Лера научилась молчать в ответ на мамины
реплики.
Сейчас мама гордится. Вроде бы. Но Лера пом-
нила, как мама заглядывала в комнату, фыркала: «На
что время тратишь? Шла бы в институт или хоть
деньги на ерунду не пускала. Всех клиентов расте-
ряешь!» Насчет клиентов мама была права. Но Лера
верила, что ее мечта — не пустая прихоть. Она спра-
вится. Лера сжимала зубы и зарывалась в справоч-
ники, зубрила теорию, но жутко боялась, что чего‑то
не поймет и ошибется. Прямо в воздухе. А самолет не
прощает ошибок.
Она долго мучилась, прежде чем попросить Са-
нечку о помощи. Это же… как сдаться, признать, что
сама ни на что не способна. Лера ждала шуточек над

13
«ноготочками, которые полезли в механику», — ими
изводил ее Петр Мироныч. Но Санечка удивил. «Моя
ты кошенька. — Он щекотно дунул в ухо. — Спа-
сибо. Обычно девчонки «Боинг» от «Суперджета» не
отличают, а ты ради меня аж на лицензию сдавать
хочешь. Люблю тебя».
Лера похолодела. Ведь затеяла она все это не ради
него, а ради мечты, которую он показал. Санечка
сделал ей предложение на этом аэродроме, точнее,
в воздухе над ним. Заказал ознакомительный полет
и прямо в кабине подарил кольцо. Лера навсегда за-
помнила тот миг: щемящее счастье, несущуюся под
крыльями землю и радостного Санечку рядом. Его
руки на штурвале, на месте второго пилота. Подаешь
штурвал от себя — и небо опрокидывается, а в жи-
воте екает от страха и восторга. Хочется сесть рядом
и взять управление.
Она вернулась на аэродром снова, уже сама. Лера
поняла, чего желает: чтобы ее руки на штурвале да-
рили людям то счастье, какое испытала она.
— Общее фото! — потер руки Петр Мироныч. —
Выложим пост, какого спеца вырастили.
Лера очнулась от воспоминаний. Ее обняли за
плечи, потянули за собой.
— Ты смогла, кошенька. Я не сомневался, — раз-
дался низкий знакомый голос.
Теплый поцелуй в макушку, горьковато-цитрусо-
вый запах — Санечка. Пилот авиалайнера, ее муж.
Лера привычно расслабилась и умостилась на его
груди. Возьмут ее инструктором или нет, Санечка

14
на ее стороне. В тот первый раз ей оправдываться
не пришлось — он понял мечту, добродушно усмех-
нулся: «Кошенька, я сам так же в небо захотел».
— Лера, ты в камеру‑то гляди!
— Два пилота, идеальная пара, — счастливо
вздохнула мама. — Красивое хобби, жаль, что опас-
ное.
Лера вздрогнула. Нашла взглядом Петра Миро-
ныча. Почему он молчит, тянет время? Сказал бы
сразу, берет на работу или нет. Достойна она летать
и возить других людей, дарить мечту или пора вер-
нуться в салон — восстанавливать утраченную кли-
ентуру? Лера прикусила губу, лизнула сухую кожу.
На языке осталась пыльная горечь.
С поля донеслось урчание. Лера быстро оберну-
лась. По соседней полосе разбегался полосатый «Як».
Рокот нарастал, солнце бликовало на стекле кабины.
Лера судорожно вздохнула. Сердце привычно за-
шлось в щекотном восторге — разбег и отрыв от
земли каждый раз как чудо. К этому вообще можно
привыкнуть? Другие не волнуются, это стыдно
и слишком по‑женски...
Петр Мироныч что‑то говорил маме, кивая на нее.
Наверняка оценку ставил. Рев мотора слился в сплош-
ной рык, заглушая голоса. «Як» проскочил мимо, кры-
лья сверкнули чисто и ярко. Лера забыла про оценки:
сердце сжалось, глаза обожгло. «Як» скользнул вверх.
— Красавец, да? — крикнул в ухо Санечка.
Лера молча кивнула. Она чувствовала, как щеки
горят от стыда, ведь она давно не туристка, чтобы

15
волноваться при виде взлетающего самолета. Что‑то
Петр Мироныч скажет…
— Мои «Боинги» тоже хороши, — продолжил Са-
нечка. — Иногда аж пробирает, на закате особенно.
От слов Санечки что‑то разжалось в груди, и стало
легче дышать. Он понимает. Лера не одна такая впе-
чатлительная. Это не мешает быть профессионалом.
Лера вскинула подбородок.
— …Очень опасно, — долетели слова мамы. —
Впечатляет, конечно, но вы же понимаете, это увле-
чение. У нее есть нормальная работа.
Лера вцепилась в руку Санечки. Тот замер ря-
дом. Петр Мироныч кивнул маме и обернулся, Лера
встретила в упор его взгляд. Что еще сделать, чтобы
отстоять свое право летать? Она сделает. Она дока-
жет.
Мама кивнула ей из‑за спины Петра Мироныча
с довольным видом — мол, не волнуйся, доченька,
я ради тебя стараюсь. Ради твоей безопасности. Лера
ощутила, как бешено колотится сердце. Она выпря-
милась, отпустив руку Санечки, шагнула вперед. Но
Петр Мироныч вдруг ухмыльнулся.
— Смена выросла, — громко объявил он. — Возь-
мешь утренние смены, товарищ новый инструктор?
Высоко в небе «Як», черная точка, зашел на по-
садку от солнца, вырос в размерах, сверкая крыльями.
Он проскочил над Лерой, рокот двигателей поднял
волну мурашек. Лера запрокинула голову и рассмея-
лась; смех потонул в реве мотора.
— Кошенька!

16
 Сильные руки подхватили ее и закружили. Лера
мельком поймала растерянный мамин взгляд. Ни-
чего, однажды та привыкнет и примет ее поступок.
Лера найдет, как ее успокоить. В конце концов, у всех
летчиков есть мама и каждый летчик когда‑то сделал
выбор. Некоторые вовсе не сразу, но это не помешало
им завоевать небо.
Солнце блестело на крыльях «Яка», который за-
ходил на посадку. От прогретого поля поднимался
запах бетона и сухой травы — запах аэродрома.
 ЗА БОРТОМ
Марк Гофман

БУДИЛЬНИК ЕЩЕ НЕ УСПЕЛ зазвенеть. Разбудил

Илью не противный сигнал, а морская свежесть,
которая окутала его вместо одеяла и пробудила без
кофе. Он легко открыл глаза, вытянул руки, размял
кулаки и поднялся с кровати. Часы на телефоне пока-
зывали без десяти минут четыре. Можно отключить
будильник заранее.
До работы оставался еще час. Илья решил пойти
на кухню, но поскользнулся на листе бумаги. Весь
пол, как минами, был усеян разбросанными страни-
цами его рукописи. Несколько страниц лежали на
столе, где им и место. Оставшиеся разбежались по
комнате и спрятались во все доступные углы. Одни
скрылись под диваном, другие за лампой, а некото-
рые почти добрались до кухни.
«Брат не обрадуется бардаку, — подумал Илья и за-
крыл окно, перед этим вдохнув утренний бриз. —
Надо собрать и разложить в нужном порядке. Уйдет
минут двадцать».
На кухне щелкнул чайник, а через минуту до
Ильи донесся запах растворимого кофе. В дверном
проеме показался Валера с чашкой в одной руке
и надкусанным бутербродом в другой. На завтрак он

18
по привычке ел не много, но вместо этого выпивал
перед работой две, а то и три чашки кофе, потому
как знал, что обед нескоро.
— Думал, ты еще спишь, — сказал Илья, ползая
по полу и собирая листы.
Брат не ответил, продолжив жевать кусок хлеба
с сырокопченой колбасой.
— Не знаю, почему я рассчитывал на ответ…
— Я жду, пока ты соберешь свою писанину, —
ответил Валера с набитым ртом.
— А меня на кухне ждет завтрак.
— Ага, ждет. Пока ты его сделаешь.
— На что я рассчитывал…
— Учись самостоятельности.
После этих слов он развернулся и пошел обратно
на кухню за второй чашкой кофе. К тому времени
как Илья закончил собирать рукопись и положил
ее в сумку, Валера уже позавтракал, оделся и стоял
в дверях.
— Догонишь, — бросил он и хлопнул дверью,
чтобы старый механизм наверняка сработал.
На столе в комнате Валеры, которая раньше была
гостиной, по соседству с уголовным кодексом лежала
кипа писем и квитанций. Перебрав их все, Илья счел
самым важным извещение о доставке в почтовое от-
деление заказного письма. Отправитель — Москов-
ский государственный университет.
«Ответ!» — промелькнуло в голове Ильи. Долго-
жданный ответ. Он закинул в сумку одежду для ры-
балки и выбежал из квартиры с мыслью, что после

19
работы первым делом направится в почтовое отде-
ление.

* * *
Путь до станции был недолгим. Илья миновал уз-
кие улочки небольшого города на побережье Черного
моря, все звуки которого заглушал шум прибоя. Ноги
в сандалиях ступали по гладким бетонным плитам,
лежавшим здесь еще со времен Союза; в трещинах
редкими островками пробивались пучки травы.
Проходы между домами дарили тень от высоких, но
грубо сколоченных построек; улицу украшали ред-
кие клумбы из шин да цветастые вывески, летом при-
влекавшие немногочисленных туристов.
Станция располагалась у пирса, почти в центре
города. Лодку брат уже подготовил, Илье оставалось
переодеться и помочь Валере отчалить. Обычно
они не уплывали далеко от суши, рыбачили там,
где не было подводного течения. По мере отдаления
маленький городок на берегу начинал походить на
большой поселок, однако все еще виднелись много-
этажки, причалы и дом культуры, стоявший на воз-
вышении.
Солнце еще не палило, тело приятно обдувал
морской ветер.
— Кстати, — сказал Илья, когда они уже заки-
нули удочки, — извещение пришло. Пойду письмо
забирать.
— Счастье‑то какое, — безучастно ответил Ва-
лера.

20
 Илья не знал, чем подбодрить брата. В груди от
брошенной им фразы стало тяжело, и казалось, что
лодка от такого груза пойдет ко дну. Он посмотрел
на поплавок и стал воображать, что сейчас чувст-
вует наживка на крючке. Глубина — метров двад-
цать. Холод там, наверное, колет иголками, а солнце
напоминает яркий шарик, то и дело скрывающийся
за облаками.
Он прекрасно знал, какие рыбы там водятся и ка-
ких реально поймать, но всегда пытался представить
удивительное существо, которое могло бы жить на
такой глубине. Можно добавить ему перламутровую
чешую, сделать голову как у мурены, а тело как у ось-
минога. А можно придать человечности. Отец в дет-
стве рассказывал, что на глубине водятся русалки,
которые не губят, а, наоборот, помогают незадачли-
вым рыбакам. В голове родилась новая задумка для
рассказа, и Илья сразу записал ее в блокнотик.

* * *
После рыбалки Илья быстро помылся и пере-
оделся прямо на станции, отдал свой улов брату,
чтобы тот занес все домой, а сам, захватив сумку, по-
бежал на почту. Он почти не чувствовал усталости.
На смену ей пришла странная легкость, ноги сами
несли его на почту, чтобы успеть до очередей.
Отделение оказалось пустым. Илья отдал из-
вещение и стал ждать. Пальцы стучали по столу,
а глаза бегло осматривали комнату с тридцатилет-
ним ремонтом. Старые шкафы, набитые продуктами.

21
Обшарпанный линолеум с черными полосками от
обуви. Беленый потолок и окно, закрытое снаружи
решеткой.
Как только письмо оказалось в его руках, он без
колебаний раскрыл его на глазах у сотрудницы почты
и принялся читать. В строчках сухого, канцелярского
текста он искал одно лишь заветное слово. И нашел.
На филологический факультет — зачислен. Он под-
прыгнул, отчего пол недовольно заскрипел.
— Принят! — крикнул он почтальонке. — При-
нят! — И побежал на улицу.
— Принят!
Открыв дверь, он столкнулся с высоким мужчи-
ной в летах. Мужчина с морщинистым лицом попра-
вил очки и, прищурившись, спросил:
— Илья? Чего такой радостный?
Парень узнал председателя дома культуры.
— В университет приняли. На филологический.
Теперь буду писать по профессии!
— Вот как? Мои поздравления. А какой универ
хоть?
— Московский. Имени Ломосонова, — улыбнулся
он и приподнял брови.
Председатель похлопал глазами:
— Мои поздравления… Знаешь, после твоего по-
следнего рассказа я и не сомневался, что ты сможешь
прыгнуть высоко. Уверен, тебе уже можно издаваться.
— Вам понравился рассказ?
— Конечно. — Он снял очки и начал проти-
рать их платком. — Знаешь, пока читал его, и сам

22
вспомнил, как ходил на рыбалку с твоим отцом. По-
том прекратили…
— А почему прекратили?
— Он начал ходить с тобой и твоим братом, —
улыбнулся председатель.
Илья тоже едва заметно улыбнулся. Вспомнил, как
они поднимали отца засветло и он показывал им, как
готовить снасти, удочку. Учил рыбачить и плавать.
— Знаешь, — председатель вырвал его из раз-
мышлений, — в жизни очень важно найти свое ме-
сто. Мы с твоим отцом нашли. Затем я видел, как его
нашел твой брат. А теперь вижу, как нашел ты.
— Думаете, мой брат уже нашел свое место?
— А как же?
— Он ведь хотел стать адвокатом.
— Но стал рыбаком. И я вижу в нем счастливого
человека, когда встречаюсь с ним.
— Не могу с вами согласиться, — возразил Илья
и решил перевести тему. — Не хотите прочитать но-
вый рассказ?
— Конечно, хочу!
Илья раскрыл сумку и увидел пакет, пропахший
рыбой. Он на секунду замешкался и покраснел.
«Нельзя же показывать его в таком виде!» Он хотел
соврать, что забыл рукопись, но председатель уже
увидел пакет и протянул руку. Илья тяжело вздохнул
и достал бумаги из пакета.
— Рассказ о рыбалке? — с улыбкой спросил
председатель, взяв пакет; Илья виновато кивнул. —
Значит, будет полное погружение.

23
 * * *
Валера лежал на диване и играл в приставку,
с кухни доносился запах свежей рыбы.
— Меня приняли, — тихонько проговорил Илья,
зайдя в гостиную.
Из его голоса уже улетучились нотки задора. На
смену им пришло легкое чувство вины. Брат не от-
ветил и продолжил играть.
— Не хочешь поговорить?
— Не хочу, — угрюмо буркнул Валера.
— Да брось. — Илья прошел в центр комнаты
и загородил собой телевизор. — Почему ты не мо-
жешь за меня порадоваться?
— Я рад. Просто не показываю этого. А теперь
дай доиграть матч.
— С таким настроем ты до конца жизни проси-
дишь на этом диване один.
Илья ушел на кухню, но играть Валере уже не
хотелось. Он закрыл игру, убрал джойстик и отпра-
вился за братом.
Илья достал выловленную утром рыбу, положил
ее на разделочную доску и взял нож. Лезвие быс-
тро и точно вошло в жабры, а уже через несколько
секунд Илья выбросил их в ведро. Дальше кончик
ножа уперся в брюшко, и парень провел лезвием до
головы, после чего убрал все внутренности, жилки
и положил рыбу в тазик с водой. Все его движения
были отточены. Он даже не задумывался о них, ору-
дуя ножом ловко и быстро.

24
 — Что ты хотел сказать? — спросил Валера, скре-
стив руки на груди.
— А можно не говорить со мной так, как будто
делаешь мне одолжение? — сорвался Илья и кинул
рыбу на доску. — Строишь из себя черт знает что
последний месяц, а я даже не знаю, что делаю не
так. Думаешь, легко каждое утро видеть твою кислую
рожу? Если хочешь, чтобы я остался, так и скажи.
А эти твои странные замашки только бесят.
— Какие замашки?
— Ты слышал, что я сказал.
Валера тяжело вздохнул, прошел к другому концу
кухни и сел за стол. Над головой шипела лампочка,
на белых обоях остались брызги от брошенной рыбы.
— Я просто не понимаю, почему ты не мо-
жешь порадоваться за меня, — продолжал Илья. —
У меня ведь получилось поступить. Значит, полу-
чится и вырваться из этого городка, и я наконец‑то
смогу стать писателем. Значит, получится и у тебя,
Валер. Ты ведь хотел быть адвокатом. Почему от-
казался?
— Расхотел.
— Что значит расхотел?
— То и значит, — рявкнул он, но сразу успоко-
ился.
Илья положил нож на стол. Валера продолжил:
— Море для меня — это свобода. Каждый раз,
когда мы выходим на рыбалку, я вспоминаю, как мы
рыбачили с отцом. Эти воспоминания дают мне
силы. И здесь, на суше, я живу полной жизнью.

25
И вижу, что ты тоже. Ты ведь все идеи там черпаешь.
Все твои рассказы о море.
Илья скользкими руками достал из кармана ли-
сточек с новыми задумками. На нем были разные
идеи для рассказов, пятна от воды и свежие следы
от рыбы. Он скомкал листок и положил его на
стол.
— То, что я поеду в МГУ, не значит, что я бросаю
тебя, — сказал Илья. — Я ведь буду приезжать.
— Мне стыдно, что я давлю на тебя.
— Ни на кого ты не давишь, старый.
— Езжай в Москву.
— Точно?
— Точно.
Оба улыбнулись.
— Знаешь, а давай‑ка в море выйдем, — предло-
жил Илья.
— Сейчас? Вечером?
— Ага. Просто почувствовать свободу. Когда еще
пойду с братом на лодке.
Валера усмехнулся, и они пошли за формой.

* * *
Они всегда просыпались в четыре утра, а потому
и носом начинали клевать уже в шесть вечера. Их
выход в море было сложно назвать рыбалкой. Они
отплыли от берега дальше обычного и устроились
в разных концах лодки, укутанные в теплые кофты.
В лицо дул прохладный ветер, а лодка медленно по-
качивалась на черных волнах.

26
 Море Илья любил, но ночью оно всегда его пу-
гало. Вокруг — огромная толща воды и непредска-
зуемое течение, от царства левиафана тебя защищал
лишь тонкий металлический корпус. Илью не поки-
дало чувство, что волны усиливаются.
— Главное — не спать, Илья, — подшутил
брат. — Кто‑то ведь должен вести назад.
— Ты отлично справишься, — ответил Илья
и продолжил лежать, закрыв глаза.
Он лежал и мечтал, к каким чудесным берегам мо-
гут прибить их волны. В голове вспыхивали образы
золотого пляжа, симпатичных туземок и огромного
марлина, которого он мог бы поймать в океане. Он
представлял плот, который они собрали с братом
из пальм и на котором отправились бороздить Ат-
лантику. Только это было не полное опасностей пу-
тешествие, а что‑то вроде морской прогулки. Они
отдыхали в тени навеса из листьев. Отдыхали и не
заметили, как голубизна океана сменилась темной
морской пучиной. Плот разбросало по волнам, а Ва-
лера, не успевший ухватиться за мачту, полетел за
борт.
Илья без тени сомнений прыгнул за ним. Он по-
пытался открыть глаза, но увидел лишь тьму, а когда
зрачки защипало от соли, он закрыл их и поплыл по
памяти. Вскоре он наткнулся на испуганного брата,
который водил руками и пытался всплыть. Илья об-
хватил Валеру и начал грести, но тот продолжал дер-
гаться и вырываться. Один случайный удар пришелся
Илье в скулу, второй — в висок. Вода их смягчила,

27
но острая боль все равно пронзила голову и смутила
рассудок. Он решил вытолкнул брата на поверхность
и нырнул под него. Валера оттолкнулся от его плеч,
как от батута, и всплыл, Илья же ушел глубже.
От удара из груди его вырывались последние пу-
зырьки воздуха и легкие будто сдавило обручем. Илья
камнем пошел вниз. Вода давила на барабанные пе-
репонки, боль в виске и скуле усиливалась. Он еще
чувствовал шторм и покачивался в воде, но уже не
совершал усилий, чтобы выплыть. Подводное тече-
ние подхватило его и понесло. Холод пронзил тело
иглами.
Он не видел, но чувствовал, как вода несла его
во тьму. Руки и ноги не слушались. Становилось
все холоднее. Левиафан звал его. Но вместо жадных
щупалец он ощутил прикосновение к обледеневшей
щеке гладкой женской руки. Кто‑то быстро скользнул
мимо, задев его ногу хвостом. А перед тем, как Илья
рухнул во тьму, схватил его за руки и повлек на по-
верхность.
Проснулся Илья от морской свежести.
 ЖДАТЬ
Юлия Афонина

ПРЕЖДЕ — БЛУЖДАЛ ПОД ДОЖДЕМ, угождал вождю,

страждущий между надеждой и жаждой.
Теперь — вы уже поняли — жду. Каждый день во-
жделею, каждый. Отделенный дверью из дерева, ото-
ждествленной с границей миров, которая зиждется
на силе магии и на слабом допотопном замке. Ключ
поверни дважды. Выходи.
Сижу с выражением лица морского слона-ждуна.
Жду. На. Меня не семеро, я один, оттого и жду до сих
пор. Жду, выходи.
Выходи, ты не Годо, да и я не Владимир и даже не
Эстрагон, я обычный он, который сидит на диван-
чике сбоку от двери. Сижу и верю.
Умоляю, хоть немного выгляни в темный мой мир
и напомни мне черты своего лица, это не амнезия,
я помню, но только глаза. Мни мои мысли взглядом
мнимым мимо меня.
Своим словом «следующий» сдуй светлую, сверху
слетевшую прядь рядом с глазами, в которых голубая
рябь.
Не я. Сижу сбоку и жду тебя, как собака на стан-
ции Сибуя. Сбрендил совсем. Жду я.

29
 Сделай что‑нибудь с моими бабочками в животе,
я согласен даже на ФГДС, вылечи меня от себя собой,
приложи себя ко мне, к моей больной голове, стань
клином, выбей собой себя из меня.
За стеной стала стучать по столу старым простым
карандашом. Постой, стук столь чистый, это похоже
на Морзе, ты хочешь что‑то мне сказать, это точно для
меня, сейчас расшифрую. Там ровно двадцать слов:
т о л ь к о о ч е н ь ж д и, и м ы к о г д а -
н и б у д ь  в с т р е т и м с я з а н о в о. Ладно,
я не знаю азбуки Морзе.
Открыла дверь, уходишь. Тебе пора на обед? Ни-
чего, подожду, приятного аппетита, что, говорю, при-
ятного аппетита, обед же, а, да, спасибо. Затиктакала
и заметрономила прочь.
Итак, ушла, но вернется в свой ИТ-кабинет, я и так
долго ждал, и та коричневая дверь так и не открылась.
Ладно, подожду у берегов кабинета еще двадцать лет,
будет время на плач: «На диване Пенелопы гласъ ся
слышитъ». Но я и так ждал! Двенадцать лет ждал!
В Азкабане! В Абакане? Без разницы, суть одна, да
и не двенадцать. Ожидание и реальность. Ожидание
и есть моя реальность.
Подождите, скоро с вами свяжутся. А вдруг это
не ИТ-кабинет, и Итака в другой стороне, и она вер-
нется, но не сюда, а отсюда? Вдруг я просто камешек
на острове Калипсо? Сколько тебя уже нет? День?
Год? Десять? По сей день Посейдон не вернул тебя.
Идешь. Часто дышу.
Можете заходить. Закрыла дверь.

30
 Не я.
Бабушка рядом: вы же давно тут сидите, молодой
человек, почему всех пропускаете?
А? Нет, мне не сюда. Мне к педиатру.
Педиатр на другом этаже, тут взрослый терапевт,
почему сидите тут?
Жду, когда мне будет сюда.
 Писатели и иллюстраторы!

Вы можете принять участие в создании второй ча-

сти сборника 😊

Писатели: Присылайте ваши рассказы на тему

«Когда я вырасту» по адресу Nulman.V.A@yandex.ru.
Объём: до 6000 знаков с пробелами.

Иллюстраторы: Выбирайте, какой рассказ из уже

опубликованных вы бы хотели проиллюстрировать,
и присылайте название рассказа и примеры ваших
работ по адресу Nulman.V.A@yandex.ru.

Мы отберем произведения для второй части сбор-

ника издательства CLEVER.

К участию приглашаются писатели и иллюстра-

торы всех возрастов.

Заявки принимаются до 20 октября.