ОТ АВТОРА

Покаяние - это как первый крик младенца при появлении на белый свет: закричал, и все
радуются - жив. Так же и душа человека, если она стенает и вопиет, то значит - жива. Только
трудно сохранить покаянные чувства в себе, и душа опять мертвеет, становится жесткой и
сухой, обращенной не в себя, а наружу.
Давно сказано, что мир во зле лежит. Мы уходим от себя, влезаем в грязь мира,
поражаемся, а удивляться нечему: зло есть зло. Оставленная, брошенная душа мертвеет,
засыхает, покрываясь коростой осуждения окружающего.
Вспоминаю, когда я только начал трудиться в медицине, в приемном покое областной
больницы работала пожилая женщина, пенсионерка. Я умилялся, глядя на сотрудников: «Что
за люди! Ангелы! Сколько у них терпения и любви к ближним!» Прошло некоторое время,
вихрь деятельности вырвал меня извнутри себя и из покаяния, и всё вокруг изменилось. «Что
за люди! Какой-то кошмар! А эта, пенсионерка, сидела бы дома, не путалась бы под ногами».
Всё было то же самое. Та же больница, те же люди, а я стал иной, опустошенный, и видеть
стал всё в ином свете.
В повседневной своей пастырской жизни постоянно сталкиваюсь с этим проявлением
поверхностного покаяния, без глубины и молитвы. Вот и не меняется мир к лучшему, потому
что не желаем улучшать себя, но бросаемся к исправлению других, не имея опыта в этом
делании. Да поможет нам Господь «зрети прегрешения своя», как мы часто этого просим.

Схиигумен Пантелеймон

ПОКАЯНИЕ

«Кто это смотрит на меня пристально сквозь все звезды на небе и все творения на
земле? Закройте глаза свои, звезды и предметы; не смотрите на наготу мою. Достаточно
стыд ест мне глаза мои».
Святитель Николай Велимирович
Самые прекрасные слова, которые слышим - это покаянные слова. Они прекрасны не
своим звучанием, а смыслом, действием на душу: очищают нас, преображают, поднимают из
бездн и привлекают к нам милосердие Божие. Восхищаемся покаянными чувствами
подвижников благочестия и святых, умиляемся, а сами каяться умеем?
Покаяние - это дар Божий и дар бесценный. Его можно заслужить только искренними
трудами на ниве сердца своего и многим потом. Кровавым потом и слезами.
Получившие этот благодатный дар озаряются Божественным светом и не ходят уже во
тьме, а «веселыми ногами» спешат к возлюбленному Христу и рады раствориться в Его
любви без остатка. И слезы покаянные радостны и сладки любовью Еоспода Иисуса
Христа... Льющие эти слезы не могут насытиться ими: источают горечь, а получают радость
и утешение, и нет предела радости той. Душа растворяется в Боге и ясно видит грех, и бо-
ится, отвращается его. Чувства эти святы - они как оплот для душ, ограждающий и
укрывающий.
Трудности делания этого знают только те, кто очень серьёзно отнесся к этому в своих
трудах, познал немощь свою и ощутил помощь Господа. Блаженны они.

1
 В Казанском приделе Троицкого собора место для молитвы я определил для себя сразу: у
иконы Матери Божией «Казанская», чуть сзади. Это мне далось нелегко, там стояло
несколько бабушек, которые уступать не хотели, но уступили. И в будние дни, когда перед
началом службы подходил к «своему» месту, они вежливо пропускали и здоровались. Я
прикладывался к иконе, внимал богослужению, стараясь сосредоточиться.
Служба подходила к концу, когда диакон Владимир, мой хороший друг, подвел ко мне ка-
кого-то иеромонаха и попросил: «Возьми батюшку к себе переночевать, он утром уезжает».
Так я и познакомился с отцом Трофимом. Только бедному батюшке не удалось отдохнуть,
т.к. за вечерним чаем у нас произошел такой разговор, который захватил нас обоих и перенёс
через ночь.
Сначала ничто не предвещало такого оборота событий, но за чайной беседой мы
коснулись темы покаяния и почувствовали, что у нас много общего: одинаково смотрим на
духовные проблемы, а тема покаяния... просто роднит.
Манера поведения, разговора была у о. Трофима «монашеская», тихая, скромная, я бы
сказал - особо мягкая. Мне, человеку импульсивному, резкому, она всегда нравилась. Да и
кого не умилит смирение и хорошее духовное поведение?
Из беседы выяснилось, что много общего в нашем обращении к Богу, в нашей жизни до
этого удивительного события. Каждый шел своим путем, но какие-то события мы
воспринимали одинаково. Отец Трофим «обогнал» меня на пути ко Господу, стал монахом,
священником и ревностно служил, не жалея себя, а я всё еще был на «гражданке», понимая,
что не время, и нет на это пока воли Божией.
- Отче, сознаю, что приход к Богу, - дело сугубо личное, но и общая радость
христианской общины, - начал я издалека, пытаясь завуалировать свое любопытство. - Это
же чудо: приход человека к Богу, его покаяние. Не расскажете ли для пользы духовной, для
назидания?
- Что ж скрывать - я не скрываю, - начал батюшка не сразу, - секрета особого нет, но
это такое событие... Трудно точно описать, изложить его.
- Я это, отче, понимаю, сам когда-то пережил, и до сих пор при воспоминании слезы
наворачиваются на глаза и умиление наполняет душу и сердце.
- Да, дорогой брат, это так, но перед этим событием была жизнь, точнее, большой
отрезок её. И не самый лучший, порой и вспоминать не хочется, чтобы не опускаться в
трясину прошлого. Держу в памяти постоянно, что непотребный грешник, но окунаться
опять туда... противно.
Очень понимаю, батюшка, это не только противно, но и опасно. Так, что бы вы хотели
рассказать о «ветхой жизни» кратенько?
- Да я в общих словах только затрону, чтобы знали, от чего я пришел. Родители мои
были производственники, как их называли - служащие. Отец - начальник предприятия,
партиец, а мать - главбух на автобазе или старший экономист, сейчас уж точно не помню.
Был вторым ребенком, младшим и избалованным. Отец хоть и был строг, но многое мне
спускал, и рос я сорванцом: все время проводил на улице или за книгой - была у меня такая
страсть.
- Очень интересно, батюшка! Меня отец сначала бил, заставляя читать, а потом уже бил
за чтение, т. к. я читал запоем. Есть такое выражение: книжкин пьяница.
- Вот-вот, - улыбнулся батюшка, - я так же читал все без разбору, до про войну,
партизан почему-то не любил. Нравилась серьезная литература, классика: Пушкин,

2
Лермонтов, Толстой, Аксаков... У отца большой книжный шкаф был набит собраниями
сочинений, в то время это было еще не так модно и можно было легко подписаться на них.
- А сами не стали писать прозу или стихи?
Нет. Пробовать пробовал. Только после армии немного занимался..., серьезного ничего не
было, слава Богу: немного придется отвечать за ту писанину. После службы в армии стало
привлекать «творчество», начал самовыражаться: рисовал, писал прозу, был художником-
оформителем... Но всё было несерьезно. Я и рад тому, что не всё получалось: с гордыней
меньше возни, раз нечем гордиться.
- Но раньше, до прихода к Богу, не так, наверное, думали? - спросил я.
- До прихода к вере все было, конечно, не так. Мнил о себе, но благодать Божия
освящает, и видно становится, что ничего хорошего-то и нет, что гордиться-то и нечем.
Недолго это у меня продолжалось, творческие потуги мои... Все зашло в тупик.
- Не испытывали удовлетворения?
- Нет. Сначала все захватывает, интересно. У меня даже были такие убеждения, что
смысл жизни - в творчестве: главное не положение в обществе, не официальное образование
- диплом, степень, а самообразование и самовыражение в творчестве. Были бурные
шестидесятые годы: диссиденты, Высоцкий и Галич... Всё кипело и бурлило, только радости
не приносило, в душе была постоянная боль и неудовлетворенность. Да. Много времени
прошло зря.
- Наверное, не зря. Душа созревала, наполнялась желанием чего-то другого, -
попробовал возражать я, - получался хоть и отрицательный, но опыт.
Душа набирается грязи и страждет. Какой уж там опыт! У писательницы Жорж Санд есть
мысль, что творческой личности нужно пройти огонь, воду и медные трубы, чтобы понять
жизнь полнее. Мол, это полезно. В такое познание легко войти, но трудно выйти. Враг
искушает: познай, окунись - будешь обладать знанием... Душа опаляется грехом, всё
существо человека искажается и чисто жить и творить он не может. Помните? «Всяк человек
- ложь». Это потому, что искажаем, преломляем через себя всё окружающее... Испорченный
телефон - была у нас такая детская игра.
- Без Бога - и всё обман, ничто не радует, мне тоже пришлось это испытать на себе.
- Конечно, так! Вот и я зашел в тупик. Жизнь вроде идёт, дел много, успевай только
выполнять, есть планы..., а на душе тоска и неудовлетворение, и никакого выхода. Что-то
внутри мне говорило, что так жить нельзя, что это просто мрак... Приходили мысли о
самоубийстве.
- Но это же нельзя!
- Я это понимал иЧютому не совершил, но выхода не видел.
- Вот здесь и произошел у вас перелом? - вырвалось у меня, хотя перебивать батюшку я
совсем не хотел, очень меня это заинтересовало и нашло отклик в душе.
- Можно сказать так, - улыбнулся моей реакции отец Трофим, - только разобраться во
всем этом сам не мог и решил посоветоваться. В Москве у меня есть сестра, не родная, но
близкая по духу. Когда я бывал у неё, то многое слышал о Боге, что и повлияло на мое
решение поехать к ней.
Когда душа испытывает неудовлетворенность, болит, страдает, когда совесть обличает
тебя в «неправильной жизни», а ты не совсем понимаешь пути выхода из создавшейся
ситуации, то, конечно, необходим совет человека компетентного. Как потом я понял, моя

3
сестра не была этим компетентным человеком, но Господь, видя мои тяжкие духовные
страдания, вложил в её уста простые и убедительные слова. Наверное, я подспудно сознавал,
что выход у меня один: через помощь Бога. Выслушав мою пространную речь, она с какой-
то особой убежденностью воскликнула: «Ты попроси помощи у Бога. Это же ведь так
просто!» И я про себя произнёс: «Господи, если Ты есть, то помоги мне».
- И что же произошло?
- Трудно объяснить духовные процессы словами. Я чувствовал, что со мною
происходит необыкновенное и необъяснимое, весь сжался в ожидании чего-то, но не
понимал чего. Два дня ходил по Москве сам не свой, что-то менялось во мне, всё сжалось в
предчувствии.
Батюшка замолчал. Было видно, что воспоминания эти для него особенно дороги. Как
велик Го- сподь! Как безмерна милость Его на нас! Очень часто слышим от окружающих
рассказы о том, что Господь защитил их, сохранил, исцелил, но более всего поражают нас и
запоминаются особо чудеса, связанные с возрождением души нашей от смерти к жизни. Мы
испытываем ярчайшее потрясение, которое не только не забывается, но и вызывает особую
благодарность к Богу. Душа в утешении говорит: «Я - Твоя, Господи, и готова ради Тебя на
всё!» Увы и ах! Наша ревность порой ослабевает, мы начинаем колебаться и допускаем
шатания на своём пути, раз за разом убеждался в своей хилости и слабости. Слаб и немощен
человек и живёт только дыханием Божиим, которое вдохнул Он в нас по величайшей любви
Своей.
Освободившись от воспоминаний, иеромонах Трофим с таким умилением начал
рассказывать, что главное событие - его духовный переворот - произошёл в вагоне поезда,
когда он ехал домой в воскресенье.
- Была ночь, около двенадцати. Я стоял в тамбуре вагона, курил и смотрел в тёмное окно.
Время от времени огоньки деревень мелькали перед глазами, и чернота опять закрывала всё.
Вдруг резкая боль в сердце пронзила меня, как будто кто разорвал мне его руками. Трудно
описать то, что произошло со мною дальше? ужас, восторг, боль - слёзы текли ручьями по
щекам, а перед моими глазами на тёмном стекле окна, как на экране, проходила вся грязь
моей жизни, а я плакал от счастья. Впервые сознание того, что всё это грех и может быть мне
прощено Господом, наполнило всего меня необыкновенным счастьем. Слёзы радости совсем
другие, чем слёзы жалости, злости, обиды... Я никогда не испытывал ничего подобного! Они
постоянно бежали из моих глаз, а я их не стеснялся, не мог скрыть или остановить. Мои и не
мои, они текли и очищали меня, оживляли душу и раскрывали внутренние очи на себя и
окружающий мир.
Пассажиры вагона оказались разными людьми: одни были собраны, сосредоточены,
читали что-то, другие пили и ели, громко смеясь. Кто-то подошёл ко мне, заметив, что со
мною что-то происходит особенное, заговорил. Кому-то я рассказывал сквозь слёзы, что
произошло со мной, кто-то удивлялся, кто-то радовался. Мне объясняли, что многие едут в
Печоры, в монастырь, что наступила Страстная седмица, особая от Великого поста. Рано
утром я вышел из вагона этого поезда совсем другим человеком, совсем не тем, каким вошёл
в него в Москве. Было раннее утро Страстного понедельника, 19 апреля 1976 года. Это стало
вторым днём моего рождения, - улыбнулся батюшка.
- А потом?
Затем было покаяние. Я разгребал «авгиевы конюшни» своего сердца, с изумлением
открывая новые и новые пласты грязи, доселе неведомые... Удивительное состояние души

4
испытал я тогда! Не было стыда, а была радость необыкновенная - радость освобождения от
нечистоты. Освобождалось место для Благодати, и Она наполняла сердце: тогда, наверное,
был самым счастливым человеком на земле! Слёзы счастья постоянно текли по лицу, и на
службе мне едва хватало двух-трех носовых платков, все смотрели на меня, как на
«чокнутого», но мне было всё равно, я этого почти не замечал. Кто и что обо мне думает,
меня не интересовало, т.к. на меня смотрел Бог, и это для меня было всё. Молитва была
желанным и сладостным занятием, я готов был заниматься ею всё время. Как милостив
Господь! Он даёт Свой Божественный Дар человеку грешнику совсем ни за что; мало того,
по законам человеческим я должен быть предан суду и похулению, побит камнями, а вместо
этого Человеколюбивый Господь наполняет меня неизречённой радостью и счастьем, чтобы
я каждой клеточкой своего существа пропитался этой радостью и запомнил «яко благ
Господь».
Всё, что происходило тогда со мною, начало осмысляться только позже, а тогда была
радость, восторг, и хотелось поделиться с окружающим миром своей находкой - счастьем.
Как говорит народная поговорка: «сначала хочется говорить о Боге, потом молиться Ему, а
потом быть с Ним».
- Да и мне знакомо это чувство, когда кажется, что вокруг одни друзья и хочется с ними
поделиться своим счастьем; только потом понимаешь цену молчания, понимаешь, как
расхищает враг внутреннюю сокровищницу через язык. Но, увы и ах, всё происходит
непроизвольно, независимо от нас, не контролируется сознанием и опытом. Одно слово:
новоначальный.
- Всё так, - продолжал батюшка, - но в этом первобытном духовном состоянии столько
непосредственности и искренности! Потом придёт опыт, придёт осторожность, но не будет
того порыва, той жертвенности. Сожалея, что всё растрачено и расхищено по неопытности,
всё равно мы будем с теплотой вспоминать это время.
От опыта придёт потом знание. Особое знание, которое не книжное. Открывается то,
мимо чего ходили и не замечали, имели и не знали.
- Притом, каждый идёт своей дорогой, но к Богу!
- Именно так, каждый из нас идет своей дорогой по жизни. У каждого свой
неповторимый путь, мы грешим, падаем, встаём... но как только доходим до Христа, то
появляется у нас общее для всех, как бы обязательное: Крест. Если мы Христовы, то обязаны
взять свой Крест и распять себя «со своими похотьми и страстьми». Нового я ничего вам
сейчас не сказал, но кто прочувствовал это до глубины души? Кто сейчас распинает себя
Христу? Только тог, кто умеет каяться! Кто не словами, а делами приступает к этому
таинству: не выпалывает, а вырезает из своего сердца гниль и далеко отбрасывает от себя.
Эти люди не боятся клеветы, поношений и оплеваний, а радуются во Христе, и не будут
ненавидеть врагов и мстить им или осуждать! Господи, дай вместить.
Было видно, что батюшка очень взволнован, что сказанное глубоко переживается им. Я
был потрясён. Я был недостоин этих откровений страдающего сердца, но благодарен Богу,
что встретил такого священника и слышал от него такие слова.
Мы говорили ещё, но память подводит: не могу точно вспомнить дальнейший разговор.
Батюшка заторопился на поезд. Я хотел его проводить, но он наотрез отказался, наверное, не
хотел меня утруждать.
И вот прошло более двадцати лет. Я давно монах и священник. Самый нерадивый монах и
недостойный иерей. Смотрю на свой священнический путь и с трепетом думаю о будущем:

5
всё открываются и обнажаются корни страстей моих. С ужасом вижу свою неготовность к
смерти, а время неумолимо приближает этот час. Господи, милостив буди мне, грешному. Не
взыщи, дай ещё время на покаяние. О, блаженная наука из наук! Где плачь мой о своём
убожестве?

***
Каждый из нас думает, что, перечислив грехи, он избавляется от них раз и навсегда, и,
когда они возвращаются вновь, мы с изумлением взираем на них: откуда они появились?
Глубоки корни, они требуют специальной обработки, чтобы исчезнуть. Обильно политая
слезами покаяния почва нашего сердца благодарно подымает на свою поверхность всё новое
и новое, и раскрывается этот мир покаяния, страна для нас пока неведомая и мало знакомая.
Вступая в неё, мы не только обретаем плач, но и истинную радость, которая сладка паче
меда. Не нужно бояться этого пути, трудностей его: уж больно велика для нас награда.

СМЕРТНИК

Посетитель, редактор нашей епархиальной газеты, был явно смущен:

- Не знаю, батюшка, дело, с которым пришел, касается, кажется, вас. Номера нашей
газеты, принесённые в тюрьму - СИЗО, попали к одному заключенному и он, прочитав их,
пришел к Богу.
- И хорошо, для этого ваша газета и существует, - вставил я.
- Это правильно, батюшка, но заключенный особенный - смертник. Осужден за особое
зверское убийство нескольких женщин. Возможно, духовно болен или имеет какие-то
отклонения, а это по вашей уж части. Пришел серьезно к Богу или как... Вы сами решите,
только просит поисповедо- вать его и причастить. А это желание благое, я разговаривал с
начальством тюрьмы и оно не возражает.
Я согласился, так как этот случай меня заинтересовал, да и понял, что это, действительно,
касается меня.
В тюрьме я не бывал до этого, в лагере строгого режима служил несколько раз молебны
по болящим, а вот в СИЗО бывать не приходилось, и все здесь было мне в новинку.
Здание сие было старинное и мрачное и никаких хороших чувств в душе не вызывало, все
стены были буквально пропитаны болью и горем. Но начальник СИЗО, плотный, крепкий
мужчина с открытым лицом, производил хорошее впечатление. Внимательно осмотрев меня
долгим взглядом и задав несколько вопросов, предоставил меня в распоряжение своего
заместителя. И вот я, окруженный солидной охраной, отправился по корпусам. Железные
двери с запорами, железные лестницы с разделительными решётками также на запорах, лязг
замков..., вспомнилось произведение Солженицына «В круге первом» и другие подобные.
Подойдя к камере, надзиратель, нас сопровождавший по коридору, открыл глазок,
осмотрел камеру сквозь него, приказал заключенному отойти от двери и встать к стене и
открыл её огромным ключом. Так моим глазам предстала камера смертника и её обитатель.
Камера была небольшая и узкая, отделанная «под шубу», и производила Мрачное
впечатление. Первое, что бросилось в глаза, у входа слева - унитаз, глубоко утопленный в
пол и забетонированный. На языке зеков - параша. Далее в углу была койка, также
вбетонированная в пол, и на стене была полочка с двумя маленькими иконочками. Был ли
какой столик, не помню, но, наверное, был.

6
 Сам обитатель этого жилища был молод, лет 27, небольшой и щупленький. У меня
невольно появилась улыбка, которую заметила моя охрана, выглядевшая весьма
внушительно: три высоких, здоровых охранника с наручниками наготове. На обратном пути
старший из них сделал мне замечание:
«Зря улыбались, батюшка, он трёх убил, мог бы и вас прихватить - “до кучи”». Я на эту
реплику не ответил. Исповедь ту я запомню, наверное, на всю жизнь, так как давно не
встречал такого искреннего и горячего покаяния. Он стоял на коленях передо мною на глазах
охраны и, кажется, не замечал их вовсе. Без жалости раскрывал свои духовные язвы и
искренне раскаивался в содеянном. Со слезами говорил мне, что «перестукивался» соседями,
призывая и их подойти к исповеди. На мои наводящие вопросы с радостью откликался: «Да,
батюшка, было, и не такое ещё творил». Видно было, что он искренно счастлив, имея
возможность избавиться от своего духовного дерьма, которое его очень мучило.
Я ещё приходил по его просьбе, исповедовал и причащал. А потом письма перестали
приходить, мне сказали, что его куда-то перевели.
Позже, на территории тюрьмы, я встретил одного из надзирателей, который
присутствовал на первой исповеди. Злорадно улыбаясь, он процедил: «Перевели его, вашего
Петрова, на тот свет...» И пошёл своей дорогой.
Грустно и пакостно стало у меня на душе: как с бесом пообщался.

НУ, ДУРАК...

Покаяние покаянию рознь, по-разному каются люди. Бывает и так.

В приёмный покой областной больницы во время моего дежурства поступил больной с
отрубленным большим пальцем левой руки. Привезли его вертолётом с острова Залит прямо
в праздник святителя Николая, который в народе называют «Никола Зимний». Мужчина был
лет 32-х, лежал на каталке и постоянно повторял: «Ну, дурак... ну, дурак...» Оказывается, в
праздник святителя Николая, который особо почитается рыбаками на Псковском озере, да и
не только на нём, он решил идти поколоть дрова. Как не уговаривала его мать не делать
этого в такой день, он, взяв топор, вышел во двор. «У вас каждый день - праздник», -
проворчал сей ухарь и первым же ударом отсёк себе палец на левой руке.
Лёжа на каталке в больнице он, кажется, всё осознал, раз повторял: «Ну, дурак... ну,
дурак...»

ГОРЬКИЙ ОПЫТ

«7,5 млн. россиян с психическими расстройствами ежегодно обращаются к врачам», -

сказала академик РАМН Т. Дмитриева, «Аргументы и факты», 2003, № 49
Татьяна, подойдя к двери, осторожно дотронулась до ручки и потянула её. Дверь была
закрыта, в квартире была тишина и ничто не нарушало её. «Никого, - промелькнуло у неё в
голове, но тут же возмущение охватило всё её существо. - Что за чушь! Почему там кто-то
должен быть, когда я закрыла двери на ключ?! Вот он у меня в руке...» Открыв дверь, вошла
в квартиру, осторожно обошла её, заглядывая всюду. Тишина, покой, всё на месте после
того, как она выскочила отсюда... «Дичь, - мелькнуло в голове, - какая-то чушь привиделась,
а я как дура...» Татьяна Ивановна опустилась в кресло и закрыла глаза. Хотелось спать,
усталость охватила её всю, и она удобнее уместила себя. «Посижу немного и пойду в
кровать», - промелькнуло в мозгу, и сон мягко охватил её.

7
 Приснился муж, что-то говорил, но было не понять слов, размахивал руками и бегал по
комнате, в чём-то убеждая. Татьяна улыбнулась во сне, а он обиделся... Потом подошел и
начал ласкать... Вместе с ласками какой-то страх начал охватывать её опять, как тогда... и
она открыла глаза.
Перед нею сидел бес в образе человека, но она ясно понимала, что это он, нечисть, и
ухмылялся. Дальше - провал в памяти, она ничего не помнит, т.к. потеряла сознание.
Очнулась в больнице, в какой-то странной палате без дверей, руки и ноги были связаны, а
очень хотелось в туалет. Оказалось, что это обман: был поставлен катетер и писала она в
бутылочку, привязанную к кровати через трубочку... Тупо огляделась и опять увидела его, но
было уже всё равно, безразличие окутало, как туманом.

***

Домой из больницы вернулась она совсем другая, как что-то надломилось в ней. Ещё в
стационаре сердобольная медсестра напористо советовала пойти к бабке и адрес дала с
утверждением, что поможет обязательно. Татьяне очень не хотелось этого делать, всё
восставало в душе против, совесть обличала, но болезненное состояние изматывало, внутри
постоянно что-то ворочалось, создавая боль и неприятные ощущения. И против своего
желания она решила пойти, успокаивая себя:«попытка - не пытка». Но здесь она опять ошиб-
лась, и всё оказалось намного серьезнее.
«Бабка» Вера оказалась женщиной ещё не старой, полной, решительной, волосы были
выкрашены в белый цвет и сделана укладка. Принимала она в домике на окраине города, и
приехала Таня к ней на такси, т. к. не знала где находится эта улица. Но таксист привёз её
быстро, и чувствовалось, что адрес он знает и не впервые подвозит клиентов к этой «бабке».
Он что-то говорил, шутил по поводу сглаза, но Татьяна не вступала с ним в разговор, было
не до этого.
«Бабуля» провела её в комнату и усадила на диван. Комната была небольшая, имелись
даже иконы. Татьяна сбивчиво начала рассказывать, что с ней случилось.
- Всё ясно! Сделано тебе, через мужа сделано! - решительно заявила целительница, весь
её вид излучал напор и решимость.
- Но не волнуйся, поможем, для того и существуем, - продолжала она, - садись сюда, -
указала на стул около стола.
- Мужа у меня нет сейчас, - робко вставила Татьяна Ивановна, - мы разошлись и он
уехал.
- Ну и что? - удивилась целительница. - Через него бабы действуют на тебя. Вот
оградим тебя заговором, и не будет более приставать.
Руки «бабы» Веры начали проделывать какие-то замысловатые пассы, губы зашептали
заклимания, и какой-то клин вошел ей под сердце. Это она прямо физически ощутила.
Пришли также новые неприятные ощущения внизу: как будто кто совершал с нею половой
акт. Она всё ясно ощущала... без мужчины. Бросив сотенную бумажку на стол, выскочила из
домика, ясно сознавая, что совершила большое зло для себя. «Дура, - мелькнуло в голове, -
зачем деньги оставила?» Но было уже не до денег.
«Это» стало происходить время от времени в транспорте, на улице, работе: если какой-
нибудь мужчина смотрел на неё, то начинались ощущения внизу живота. Всё было очень
гадко: приятные ощущения перемешивались с омерзением. Со стороны это выглядело

8
вообще очень странно, т.к. она выскакивала из автобуса, расталкивая всех, начинала бегать
по улице или убегала из кабинета, если начальник поднимал на неё глаза. Все стали для неё
не только врагами, но и насильниками, физически она была измотана, духовно опустошена.
Постепенно стали приходить мысли о самоубийстве. Она сознавала, что её поведение не
является секретом, т.к. ясно видела реакцию окружающих. Понимала Татьяна Ивановна, что
на работе её держали из жалости, и ждут, когда она сама уйдёт и избавит от своего
присутствия. В голове постоянно звучали чьи-то слова: «Дура ты теперь, дура, над тобой
издеваются все, кому не лень».
Осталось решить два вопроса: когда и как.
Когда? Она понимала, что надо быстрее кончать с жизнью и этим кошмаром, - но второй
вопрос - как?., почему-то не решался. Всё её существо восставало против смерти.
- Почему, - думала она, - все живут и будут жить, а я должна гнить в земле? Кто-то
вредит, а я должна терпеть, да и уйти из жизни? - Татьяна понимала, что раз не она давала
себе жизнь, то распоряжаться ею не имеет права. Получался замкнутый круг: жить было
тошно и противно, а уйти из неё не могла.
Ситуация прояснилась немного, когда однажды, подойдя к подъезду своей пятиэтажки,
столкнулась с тетей Любой, которая жила как раз под её квартирою этажом ниже. Она и
знала-то её одну в подъезде, т. к. сталкивалась по поводу протекания воды и в других
подобных ситуациях.
- Что-то на тебе лица нет, доченька, - спросила участливо Любовь Сергеевна, и Татьяна
вдруг разревелась белугой, всё напряжение последнего времени вырвалось наружу потоком
слёз. Надо отдать должное тете Любе, она с терпением ждала, пока сбивчивый рассказ
Татьяны истекал из её уст, и не перебивала, вероятно, по опыту зная, что женская доля не
легка и часто требуются терпение и внимание, чтобы раскрыть бабью душу.
- Тебе на исповедь быстрее надо, - сказала Любовь Сергеевна, выслушав её. - Церковь-
то рядом, зайди.
- Что? Куда? - не поняла сразу Таня. - Зачем?
Ты же православная, крещёная, а на испо веди-то никогда не была, вот и дорвались бесы
до тебя и издеваются, - популярно объяснила старушка. - Так нельзя, Танюша, себя мучить,
ведь надорвать душу легко, а исцелить трудно будет.
- Я к бабке ходила, да только хуже... - начала было оправдываться она.
- Господи! - всплеснула руками старушка. - Грех-то какой! Это ж нельзя, что вы с
собою только не делаете! Татьяна Ивановна дала обещание пойти в храм.

***

Пообещать оказалось легче, чем исполнить. Храм был недалеко и виден из окна её кварти-
ры, но как только она собралась идти, голоса в ней подняли шум неимоверный. Особенно
ругался один бес, угрожал и материл по-всякому. Она уже начала различать этих тварей в
себе: «Привыкла, - недобро ухмыльнувшись, подумала Татьяна. - Дожила...» Страшно болела
голова, и она пошла к Любови Сергеевне за анальгином.
- Ну, ходила? — встретила та её вопросом. -
Нет?
- Не могу, эти гады не пускают...

9
 - Надо, надо, деточка, - тетя Люба принесла какой-то флакончик с водой и побрызгала
на неё. - Переломи себя, заставь.
Головная боль стихла, ушла куда-то вглубь.
Что они так ополчились, почему не пускают?
- А как же! - удивилась её вопросу Любовь Сергеевна. - Они - не мы, трудятся, делают
своё гадкое дело старательно.
- У них что, совесть тоже есть?
- Совести нет, а страх перед старшими бесами есть. У них своя иерархия, и держится
всё на страхе перед наказанием. Вот и не пускают тебя в храм, чтобы не попало им от
начальства, но ты перебори себя и иди, не потакай бесюгам своим, прижми их. Батюшка в
нашем храме как раз и занимается ими, вот и не хотят твои «жильцы», чтобы ты их туда
свела. Кстати, предупреждаю тебя, что священник он жесткий, нелицеприятный, сюсюкаться
с тобою не будет, так что обязательно платочек одень и юбочку, как полагается.
Тане не очень понравилось, что нужно выполнять какие-то условия, терпеть кого-то, но
делать было нечего, «жильцы» достали окончательно, выбора не было.
До храма она добралась за полчаса, поблуждав зачем-то по переулкам, и когда подошла к
нему, то почувствовала какую-то тошноту, обильно стала выделяться слюна. Достав
платочек, Татьяна Ивановна вошла в храм. Время было неурочное, службы никакой не было,
но кто-то копошился и что-то делал.
- Мне бы батюшку, - сказала она, постоянно вытирая слюну, противно бегущую изо
рта.
- Я вас слушаю, - батюшка появился внезапно из-за колонны и строго разглядывал её, -
что случилось?
- У меня - бесы, - промямлила Таня, - не знаю, как сказать...
- В чём это проявляется, - спросил священник, всё также в упор разглядывая её.
Под этим взглядом было неуютно, а говорить, что творится с нею - стыдно, но она
понимала, что надо, и стала сбивчиво объяснять.
Батюшка, послушав немного, ушёл в алтарь и явился с двумя небольшими шкатулками.
- Вот это - мощевики, большая Святыня. Я сейчас посмотрю, до чего вы себя довели.
Поставив Татьяну к свету, он приложил шкатулки к её голове. У неё потемнело в глазах, в
голове поднялся бесовский шум и она упала на пол. С пола её поднял голос священника,
приказывающий встать. Она сначала стояла на четвереньках, а потом поднялась на ноги. Всё
плыло перед глазами и её сильно качало.
- Да, красавица, - донёсся издалека откуда-то голос батюшки, - довела себя до ручки.
Бесюги везде, как кильки в банке, а что творится с половыми органами?! Это надо же, какой
гадюжник! Вы исповедывались хотя бы раз в жизни?
- Нет, - Таня помотала отрицательно головой: говорить она почти не могла, т.к. в
голове стоял дикий бесовский визг.
И вдруг случилось то, чего она никак не ожидала: бес заговорил её устами, но каким-то
противным, хриплым мужским голосом.
- Давно сижу, - рычал он, - не трогай, я уже старый, привык и никуда не пойду. Я в неё
посажен, чтобы в петлю загнать, вот тогда выйду.
- За что вошёл? - спрашивал батюшка, встряхнув её слегка.

10
 - Блудный я бес, за рукоблудие сижу давно, с детства... Да отойди ты от неё, тошно от
тебя... Вот не ожидал, что дура сюда припрётся.
- С детства сидишь?
- Это я с детства, а другие есть от рождения: её родители в блуде зачали...
Татьяна слушала это, как будто не о себе, даже не всё понимала, т.к. самой ей очень было
плохо и тошнило.
- Сейчас мы с тобой поисповедуемся, уберем грубое, большое, а потом'ты подумаешь о
себе, запишешь на бумажку, чтобы не забыть, и расскажешь.
Батюшка принёс аналой, положил на него Евангелие, Крест и, облачившись, начал читать
молитвы. Татьяне Ивановне было очень плохо, все проходило как во сне. Бесы шипели,
рычали и мешали ей говорить, но исповедь шла, священник подсказывал грехи, и она с
удивлением понимала, насколько грязна её жизнь. Всегда думая о себе хорошо, Татьяна
Ивановна жила по поговорке: «Зачем себя чернить - это сделают другие». Всё время
старалась оправдывать себя, находила смягчающие обстоятельства, а сейчас на исповеди
вдруг поняла, что была не права, выгораживая себя и представляя себя в лучшем свете. Она
стала понимать, что такое грех, и стал он для неё синонимом беззакония, ужаса и смерти.
После исповеди батюшка помазал её освящённым маслом, и ей стало легко и хорошо,
впервые за последнее время.
Так вошёл в её жизнь этот уютный храм и священник - иеромонах Власий.
После первого посещения храма жизнь её резко изменилась: она наполнилась смыслом и
радостью. Радость была необыкновенная, несмотря на действия бесов, которые, кстати,
поутихли и выжидали, что она предпримет. Помыслы о смерти ушли и не возвращались, и
всё существо её наполнилось жизнью и борьбой с грехом. Постепенно начала понимать
важность для себя покаяния и полюбила это таинство. Она исповедовалась с радостью,
ничего не скрывая, плача от счастья, что всё, всё можно «сдать», и Господь не только про-
стит, но и очистит. Любимой стала для неё молитва «Царю Небесный...». Она наполняла её
душу каким-то восторгом.
Бесюги тоже не дремали и стали донимать болями внизу живота, особенно во время
месячных. Она каталась по полу два-три дня, но кошмары с половыми ощущениями
отступили после отчиток месяца через два или три. Она даже боялась вспоминать об этом
времени. Главное, жизнь её, наполненная грехом и грязью, призывала к покаянию и слезам.
Мнение об окружающем мире у неё переменилось: все стали хорошими, а она искренне
считала себя хуже всех. Как сказал батюшка, она вступила в первый классик духовной
школы.
Всё свободное время она читала, даже в ущерб молитве, ей хотелось наполнить себя
духовными знаниями, чтобы освятить свой путь к Богу. Любимыми стали святители Игнатий
Брянчанинов и Феофан Затворник, также собрание Подвижников благочестия ХУ1П-Х1Х
веков. «Какое чудо,
- думала она, - разные люди, разные пути, но все
- к Богу, какое счастье быть верующей и идти к Нему».
Татьяна Ивановна завела тетрадку и записывала в неё всё важноаи касающееся себя из
прочитанных книг.
Трудности и казусы встречались и с литературой, т.к. враг подсовывал ей для чтения
всякую оккультную литературу или из серии «Исцели себя сам», но она быстро разобралась
с помощью батюшки и прихожан в этой дребедени и сожгла всё.

11
 Каждую субботу в храме были молебны - от- читки, про которые в народе говорили
разное, но Татьяна старалась не пропускать их и поняла всю нелепость пустой болтовни о
храме и его настоятеле. Батюшка был далеко не ангел, но искренне любил своих прихожан, и
Татьяна Ивановна, из брав его в духовники себе, старалась быть верным и преданным чадом.
Добрые результаты не замедлили: прекратились жуткие ощущения на половых органах,
исчезла аллергия на фрукты, она спокойно работала, не прибегая к лекарствам, которые
уничтожала ящиками раньше.
Но службы по субботам были очень трудны. Рано, в семь утра, начиналось утреннее
правило, полдевятого - часы, в девять - литургия, после которой был молебен. Она
освобождалась только в два часа, а вечером в пять нужно было уже быть на воскресной
всенощной. Бесюги всячески старались отогнать её от храма, называя этот распорядок диким
и ненужным, предлагали ходить в другой, задерживали всячески дома, чтобы опоздала. Она
стала понимать важность для себя общей молитвы, постоянного пребывания в храме. Утрен-
нее правило было каждый день, и она посещала его почти регулярно, а потом бежала на
работу. Сослуживцы сначала решили, что она попала в секту, но постепенно успокоились,
т.к. видели сами улучшения в ней. Да и в наш век эгоизма никому нет дела ни до кого:
позубоскалили и перестали. Всё церковное постепенно стало «входить в неё»: она во-
церковлялась и не мыслила уже себя вне храма, служб и молитвы.
Прошли уже многие месяцы, но на молебнах ей было все равно очень тяжело, хотя она
уже не каталась по полу и не корчилась в судорогах. Многие бесы покинули её, Господь
изгнал их, и Татьяна начала понимать, что полного исцеления недостойна, и нужно многое
терпеть. Внезап но блудный бес пошёл мочой, и она была мокрой, «как курица», причём
запах от неё шёл такой, что любой туалет позавидовал бы. Много она плакала, переодеваясь,
пришлось таскать сменную одежду, но осознавала, что за дело, что это плод её жизни, её
поведения.
- Скотина ведь стыда не имеет, - думала Татьяна, - а я хуже скота, т.к. творила то, что ни
одна тварь делать с собою не будет: вот и терпи.
Как легко было грешить и как тяжело расплачиваться! С ужасом она наблюдала, как
вокруг юные души опускались в грязь, не подозревая о расплате. У неё появилось
сострадание к грешникам, она уже так, как раньше, не осуждала никого, понимая, как легко
пасть и как тяжело восстать.
Первым вышел бое, которого получила у бабки, а потом сплошным потоком шла мелочь,
та бесовская свита, которая служила главарям. Причем главари расставались со слугами,
лишь бы самим уцелеть. «Как в банде какой-то, когда приходит расплата», - удивлялась она,
видя, как жалки и ничтожны бесы, и только сами мы вручаем себя им.
Иногда она их видела: окружающими её или пробегающими мимо. Сначала она видела
чужих бесов, сидящих в людях, потом перестала. Однажды на молебне приехала группа во
главе со священником. Батюшка был суетливый и всё лез помогать отцу Власию, но тот
оттеснил его на клирос и просил там постоять. И она увидела в священнике двух больших
гадов, извивающихся и кусающих других. Очень Таня удивилась и пожалела священника,
ведь он ничего и не знал. С уважением она относилась к некоторым больным, которые не
унывали и боролись с духовной заразой, но много было таких, которые впадали опять в
прежние грехи, как только получали облегчение. Ей было особенно больно за одну молодую
женщину, которая много потрудилась над собой, а потом впала в блуд. Её бесы сразу
окрепли и обнаглели, почувствовав свою власть над несчастной. Татьяна Ивановна видела

12
сколько горя приносят такие «труженицы» батюшке, т.к. становятся капризны и
раздражительны, досаждая ему.
Очень нравилось ей, по благословению духовника, ездить на святые источники, особенно
на один, недалеко от города. Пустынное место это изобиловало родниками, которые
образовали даже речушку. Там служил когда-то известный подвижник-протоиерей, к
которому стекались люди за помощью, многие чудеса происходили по молитвам батюшки и
на источнике. Татьяна не застала его в живых, но посещала могилку и молилась там. Бесы
его очень боялись и не любили, этот аскет-подвижник серьёзно работал над собой, но
скрывал свои подвиги под покровом своеобразного юродства. Собратья священники не
любили и боялись его, но сами признавали, что лучшего духовника не встречали. Старинный
древний храм, намоленные иконы, чудотворные источники и могилка батюшки подвигали
паломников приезжать туда и приобщаться к святыне, но Таня ездила на буднях после
работы, и там было пустынно и тихо.
- Боже мой, - вздыхала она, - сколько хорошего и дивного проходило мимо меня, ведь
слышала я об этом месте раньше, но было незачем.
Источник был с ледяной водой, и заходить в него было страшно. Таня оглашала воем и
криками окрестности, но чувствовала необыкновенное облегчение после купания. Ходила
она часто пешком обратно до города с духовными сестрами и не замечала пройденного пути.
Всё было неплохо, и Татьяна Ивановна начала привыкать и к своему состоянию, и к
болезни. Всё приняло стабильность и постоянство. Работа, храм, святые места, новые друзья
- прихожане своего храма, одно сменяло другое, и она очень была довольна, с терпением
перенося обычные приходящие скорби. Быт её был тих и скромен, ритм жизни размерен.
Это произошло с нею внезапно. Она начала ощущать какое-то волнение, чувствовала
какие-то изменения в поведении беса-квартиранта. Недоумения её разрешились в субботу.
Ещё подходя к храму, почувствовала сильную рвоту. Последнюю неделю она строго
постилась и подумала, что из- за этого. На службе бес начал неистовствовать, как уже давно
не было, особенно на чтении Евангелия. Тело её начали сотрясать судороги, угрожающий
зверский рык пошел по храму, пена комками вылетала из горла, и пакет, который она
держала перед собою, очень быстро наполнился.
- Что это со мною сегодня, - мелькнуло в её мозгу, но всё опять заволокло каким-то
туманом.
- Всё тело болело. Казалось, что мышцы отрываются от костей, и вся она развалится
сейчас на части. Очень болел низ живота, как будто били.
- Всё это усилилось на молебне, но у неё почему-то не было мысли уйти, даже помысла
такого не проскочило, что потом удивило Татьяну. Где-то в середине молебна живот её
заходил ходуном, подошла моча и газы и что-то вышло из влагалища. Пошатываясь, она
побрела в туалет и там вытряхнула из трусов, что из неё вышло: большой ком ржавого цвета,
похожий на медузу или паука, страшно зловонный. Возвращаясь в храм, почувствовала
необыкновенное облегчение, но и усталость. Постепенно в сознание начало доходить, что
вышел тот бес, который так больно её мучил.

***

- Какая-то другая жизнь, другие ощущения начались у неё. И пища стала другая
вкусом, и воздух иной. Таня наслаждалась новизной ощущений, радость переполняла её.

13
 - Как-то после воскресной службы батюшка подозвал её к себе и, пристально глядя,
проговорил: «Увольняйся с работы, будешь готовиться к поступлению в монастырь». У неё
на глаза навернулись слезы счастья.

ИОПОЕБДЬ ОТАРУШКИ

Это произошло в конце семидесятых годов, в одном из храмов г. Пскова. К молодому

священнику на исповедь подошла бабуля лет семидесяти и на все вопросы батюшки
отвечала, что грехов нет, и норовила положить голову на аналой для разрешительной
молитвы. Но священник попался упорный и отстранил старушку от исповеди, сказав, чтобы
постояла и подумала. Побыв несколько минут у аналоя, бабушка развернулась и вышла из
храма. Это, конечно, расстроило батюшку, но другие заботы отвлекли его. Через несколько
дней его повесткой вызвали в горисполком к секретарю. Пришлось идти. Встретила его
пожилая дама и, грозно взглянув сквозь очки, спросила, почему он нарушает права простого
человека на исповедь.
- У нас каждый человек, - пояснила она, - имеет право на исповедь, если желает.
Можно, конечно, только улыбнуться этому курьезному случаю, недействительность тогда
не располагала к шуткам: можно было лишиться регистрации и остаться не у дел.
- Самое же интересное, что многие священники и не подозревали, кто к ним приходит
на такую «глухую» исповедь и зачем. Действующих храмов в то время было мало, нагрузка
на каждого батюшку была большая, чем пользовались доморощенные колдуны и
экстрасенсы того времени, чтобы надругаться над таинствами исповеди и причастия. Им
очень нравилась общая исповедь, «модная» в то время. Она негласно поощрялась
уполномоченными и их старостами-помощниками. Постояв безмолвно в толпе исповедников
или выкрикивая какую-нибудь околесицу типа: «Грешен, батюшка», такая исповедница шла
к причастию на радость бесам. Те же, кто отвергали общую исповедь, были не в чести: они
долго, тщательно исповедовали, задерживая остальных «торопящихся».
Может быть, некоторые подумают, что я сгущаю краски, но это не так. О колдунах и
экстрасенсах говорить много стали сейчас. Складывается впечатление, что они «дети
перестройки», а до девяностых годов их и не было. Это не так. Они были. Трудились на
своём «невидимом фронте», не афишируя свою деятельность и не выставляя её напоказ. В
среде интеллигенции очень популярна была йога, «рерихнутые» были в каждом столичном
музее, особенно связанном с востоком. Магия именно тогда стала пронизывать общество,
часто набрасывая на себя христианские одежды и обманывая многих. В моду у
диссидентствующих входила астрология, сонники были почти в каждой такой семье, наряду
с песнями Высоцкого и Галича. Это как бы наполняло жизнь интеллигенции особым шармом
и знаниями, выделяя ее из толпы «быдла», которая увлекалась больше бормотухой.
Но за этим внешним шумом и суетой уже тогда стояли люди, более серьезно служащие
сатане. Если сейчас подчас с улыбочкой говорят о «кознях бесовских», тогда об этом
говорить было вообще невозможно: это были «бабушкины бредни».
В Ташкенте служил в хрущевские времена архиепископ Гавриил (Огородников); так ему,
отчитывающему втихаря дома бесноватых, уполномоченный по делам религии прямо сказал:
«Бесов,
Владыко, оставьте в покое, запрещаем их трогать!».

14
 Вот тогда у бесов и их служителей в особом почёте была общая исповедь и
неблагоговейное отношение к таинству. В Пскове на праздник св. равн. княгине Ольге
собиралось очень много молящихся и, конечно, хватало исповедников; так посылали к
аналою как раз тех, которые молниеносно могли обслужить их, и часто были не благоговей-
ные, опытные священники, а «наемники». Грустная тогда была картина у исповедального
аналоя!
Хочу здесь привести пример, очень характерный для того «непонятного» времени. Один
наш священник рассказал мне очень интересный случай из своей священнической практики.
«В первый год своего служения, как только направлен был на приход, столкнулся с очень
странной исповедью одной прихожанки. Подходя к этому таинству, она никогда не называла
конкретных грехов, а всё вокруг да около: «Ой, всем грешна, да кто из нас не грешит, да мы
же люди, батюшка, вы сами это понимаете». И тому подобная чепуха. «Чувствую, - говорил
священник, - что грехов полно, а не вытащить. Да все с оправданием...»
Прошло так около года, бежит ко мне дочь её: «Батюшка, мама в больнице умирает!» - и
просит причастить её. Взяв с собою все потребное, поспешил к больной. Когда вошёл в
палату, то грустная картина открылась мне: больная была в агонии, около неё хлопотала
медсестра, а дочь стояла плакала. Видя, что больная без сознания и не реагирует на вопросы,
пришлось мне ограничиться «молитвами на исход души». Прочитав их, я покинул палату,
выразив своё соболезнование дочери. Когда я выходил, в палату ворвался молодой и
энергичный врач-реаниматолог и, делая назначения на ходу, принялся реанимировать
больную. Меня же попросил удалиться. Благословив их, я с грустью покинул больницу,
размышляя об этой старушке».
Далее, священник рассказал, что на следующий день пришла дочь и сообщила ему о
последних минутах своей матери.
- Если бы я не была там сама, то не поверила бы тому, что там случилось. Когда вы ушли,
врач продолжал оживлять больную, делая назначение за назначением. Появились ещё
реанимационные сёстры, и все активно занялись бабулей. Больная стала дышать, жизнь
начала возвращаться к ней. Довольный проделанной работой, врач ушёл записывать историю
болезни. Сёстры, убрав шприцы и ампулы, также вышли, оставив нас одних. Я с грустью, в
слезах смотрела на мать, как вдруг нос её стал расширяться, превращаясь в подобие рыла,
изо рта появились два ужасных клыка. Она открыла глаза и, сложив на обеих руках фиги,
показала их мне; скалясь, проговорила: «Что, поисповедала, причастила? Вот тебе!» - и тут
же скончалась. Я от ужаса чуть с ума не сошла!
Эта жуткая история показывает, как бесы ненавидят таинство исповеди и как к этому надо
серьёзно относиться нам.
Раньше, по молодости лет и неопытности, я думал, что, вот, вымрут эти безграмотные
старухи и на их место придет грамотная и серьёзная молодёжь. Но, увы и ах! Вместо
безграмотных, но церковных старушек, пришли безграмотные и не церковные их дети, более
развращенные, развязные, но, самое главное, эгоистичные. То поколение верующих
пережило разрухи и войны, много плакало и трудилось. Господь был для них, бесправных и
угнетённых коммунистами, последней надеждой и упованием. Не было церковной
литературы, и они порою переписывали от руки нужное для них;по- следние копейки несли
на нужды храма, рады были праздничным службам, заветным праздникам, строго следили за
крещением и отпеванием родных. Новое поколение верующих-потребителей пропитано
таким эгоизмом, что буквально с боем сдают греховные позиции, потому что привыкли к

15
греху и не хотят себя ни в чём ущемлять. Права народная поговорка: «Своё дерьмо не
пахнет».
Грустно всё это. Чувствуется, что греховная связь накапливается и нарастает, нет
покаяния - нет плача о гресех. Исповедь - не потребность души, а так..., говорят: «Надо для
здоровья».
На этом потребительском фоне черствеют и священники, не следят внимательно за
исповедующимися, не приход, а проходной двор. Пользуется этим, как я уже говорил,
экстрасенсорная дрянь.

УРОК ПОКАЯНИЯ

Очень интересный случай рассказал мне один знакомый батюшка. Он имел в глухой
деревушке на окраине области как бы церковную дачу. Между собою прихожане называли
её пустынькой, т.к. место было уединённое, пустынное, окутанное необыкновенною
тишиной. Туда батюшка послал одного послушника для выполнения кое-каких работ.
Сначала работа у него шла хорошо, но потом случилось искушение. Один из друзей посетил
его и подбил на кое-какие дела, которые они без благословения и совершили. Но при встрече
с настоятелем ложный стыд не дал послушнику полностью исповедовать своё прегрешение.
Он решил это сделать завуалированно, в общих словах. Всё, казалось, было хорошо, но
сокрытые грехи стали беспокоить послушника, тревожить его сердце, но он из-за ложного
стыда не раскрывал их духовнику. Закончилось же это очень печально: Господь попустил
бесам напустить страхования на нерадивого. Тёмные ночи в пустынном месте, где в хижине
не было электричества, превратились для него в сущий кошмар: грохот, шум вокруг
избушки, какие-то разговоры и уханья не давали послушнику спать и загоняли его под стол,
где и сидел он с двумя топорами и лязгал зубами. Чтение Псалтири, которое он совершал со
свечечкою, сидя под своим укрытием - столом, несколько улучшало его состояние. Когда же
приехал настоятель через несколько дней к нему, то этого самочинника уже не нужно было
уговаривать исповедоваться, он сам с светофоров. Машина, кажется, тоже была довольна и
шла мощно, уверенно, легко обгоняя всё встречающееся на пути. Скорость была весьма
прилична и тянула на хороший штраф, но после мотания по городу мне не хотелось
сдерживать товарища своего, сидящего за рулем, тем более, что он, кажется, с пеленок за
баранкой. Адреналин начал поступать в кровь и стало тяжело молиться, я положил четки в
карман подрясника и стал вглядываться в дорогу.
Несколько грузовиков ползли друг за другом, и мы стремительно к ним приближались.
Впереди нам навстречу что-то шло с включенными фарами. Машина, как показалось, была
далеко, и я вполголоса проговорил: «Успеем».
Мой друг, видимо, решил также, и наша машинка пошла на обгон нескольких грузовиков,
очень плотно идущий друг за другом. И вдруг мы оба поняли, что не успеваем. Мы увидели,
что навстречу едет ещё и мужичок на велосипеде, как и полагается по кромке асфальта.
Белый мерседес с включенными фарами очень стремительно приближался и уйти в сторону
он не мог, т.к. велосипедист мешал. Товарищ мой издал какой-то нечленораздельный рев,
включил фары и нажал на газ до упора. Машина прыгнула вперед из последних сил своего
мотора. Я не понимаю, как мы разъехались. Видно, грузовики подались вправо, стараясь дать
нам побольше места, мерседес со свистом пролетел мимо и стремительно начал исчезать.
Велосипедист спокойно крутил свои педали. Какая-то тишина заложила мне уши.

16
 Через несколько минут мы остановились и встали на обочине. Мой товарищ не мог вести
машину, да и моё сердце что-то сжало...
- Прости меня, шлепаю языком, что не надо. Сейчас висели бы наши кишки на кустах...
Куда он так... как отмороженный? - проговорил я, унимая тоску, охватившую внезапно
сердце.
- Я сам виноват, надо думать... Отмороженный? А мы, что лучше? - ответил мой
товарищ, стараясь включить мотор. Машина медленно пошла вперед, как бы ощупывая
дорогу колёсами...
- Видно, не время нам ещё, отченька, выделил Господь на покаяние... Надо
потрудиться, не созрели... Да и такая смерть?!
Я достал четки из кармана. Ни о чём говорить не хотелось, нужно было отогнать мраз от
сердца, отогреть...

МИЛЕНЬКИЙ МОЙ, ПРОСТИ МЕНЯ

Это произошло в то время, когда в Псково-Печерской обители скончались наместник мо-

настыря архимандрит Алипий и эконом Ириней и был назначен наместником архимандрит
Гавриил, который железной рукой взялся наводить порядок в обители, которая, по его
мнению, разболталась. Было это отчасти верно. Наместник Алипий с большой любовью
относился к братии и не был особенно строг с ними. Этим воспользовался враг, и создались в
монастыре как бы две партии: одна часть монахов, более благоговейная и почтительная к
старцам, тяготела к наместнику, другая - к очень деятельному и властному эконому архиман-
дриту Иринею. Эти последние дерзали и на непослушание наместнику, на что он говаривал
им: «Ничего, вот умру, придет такой, что вас всех повыгоняет». Что и случилось. В
монастырь вместо любви и благости пришли сухость и строгость. Всё это на своей шкуре
испытали не только монахи, но и мы, паломники и богомольцы. Лишний раз боялись попасть
на глаза наместнику или новому эконому монаху Варнаве. Перед тем и священники обители
тряслись, как осиновые листочки, не то, что мы, убогие богомольцы.
И вот однажды пробрался я в корпус, где была келья о. Иоанна Крестьянкина и,
оглянувшись направо и налево по технике безопасности, с молитвой постучал в дверь.
Тишина. Я повторил, памятуя, что кто настойчиво стучит, тому отверзают. Дверь кельи на
самом деле открылась и на пороге показался батюшка Иоанн. Он весь был залит слезами,
они буквально текли по бороде:
-Миленький, прости... Миленький, прости... я не могу...
- Что вы, что вы, батюшка, - прошептал я, удивленный, и замахал руками...
Дверь опять закрылась, а я долго еще стоял у окна в коридоре, потрясенный увиденным,
перева ривая информацию, которая так неожиданно пришла ко мне. То, что я помешал
батюшке молиться, мне было понятно, но что лежало на его хрупких старческих плечах, до
конца понять никто, конечно же, не мог.
Эгоизм захлёстывает нас. Мы живем в полной уверенности, что все существует для нас, и
старцы, конечно же, тоже. Они обязаны отвечать на наши вопросы, молиться за нас,
«вымаливать» наших родных и близких, а что у них есть что-то другое, более главное, что
им от Господа вверена обитель, что они печальники, прежде всего, о ней - редко до
понимания кого доходит. Мы ворчим и негодуем, когда старец нам нужен, а он занят, не в

17
наших руках и не можем засыпать его вопросами... О, горе, горе... Если посмотреть со
стороны, то, наверное, неприглядная картина получается.
ПЕРВАЯ ИСПОВЕДЬ
Николай Петрович почувствовал, что летит, летит в темноте не один. Справа и слева,
держа крепко его за руки, двигались какие-то существа, похожие на больших обезьян с
горящими глазами, как понял он - бесы. Нечисть шутливо переговаривалась, бросая в его
адрес реплики:
- Зачем мы его тащим на мытарства, если знаем, что он наш? Вон Ангел-хранитель его
летит в стороне, весь в слезах.
Так надо, порядок такой... Да мы его с первого же мытарства и заберём к себе,
«красавчика». Надо нечисть порадовать, пусть полюбуются.
Николай подергался, но понял, что вырваться не удастся, влип на этот раз основательно.
- Хуже ментов, - с тоской подумал он.
Вдали замелькали огни какого-то зарева, и послышался вой и дикий хохот. Полетели и
опустились на лужайку, заполненную такими же мерзкими существами, как и его спутники.
Бесы были противные, хвостатые, с рогами и глумливыми мордами.
- Первое мытарство, - понял Петрович, - первое для меня и последнее.
Рогатые твари рассматривали его как товар, прыгали вокруг, хохотали и шутили, толкаясь.
Толчки их были очень болезненны, но бесов это нисколько не волновало. Видно было, что
они им довольны. Вперёд вышел очень важный бес и, расставив копыта, стал читать с
длинного свитка. Перечислялись грехи, относящиеся к этому мытарству: шутки неуместные,
насмешки, ругань, пустые разговоры...Николай Петрович и не знал, что всё это грешно, он
даже гордился, что был всегда «душой компании». А матюги? Так кто ж не ругается теперь?
Шум стал невообразимый, и он увидел, что некоторые бесы пустились в пляс вокруг него,
но тот, кто читал, грязно выругался и сказал, что пора за дело. К Николаю подскочили
несколько бесюг, моментально скрутили его и запрокинули голову. Какими-то крюками
широко растянули рот, язык захватили клещами и начали тянуть. Петрович дико заорал и из
глаз посыпались искры... Вспыхнул свет. Разбуженная жена, прижавшись к стене, лепетала:
«Что с тобою?» До Коли начало доходить, что он в своей спальне, что сейчас ночь, и он орал
во сне, но опухший язык вылез изо рта и нестерпимо болел.

***

В храм Николай Петрович пришёл рано утром. Его только что открыли и народа никого
не было. Батюшки тоже не было и его пришлось подождать. Священник был молодой и
тоненький, слушая сбивчивый рассказ Николая, ничего не понимал.
- Давай поисповедуемся сначала, - предложил он, - а потом решим, что нам делать с вами.
Так он впервые за тридцать шесть лет вошёл в храм и в первый раз поисповедовался. До
причастия тогда священник его не допустил.
Прошло с того дня много лет. Петрович в своём храме стал старожилом; знал всех, и его
все знали, но думали, что плохо он говорит с детства - врождённый дефект. Петрович их не
разубеждал.

18
 БОЖИЙ ООН

Я снам не верю, и святые отцы советуют не обращать на них внимание. Но иногда среди
мешанины ночных видений и кошмаров встречаются сны от Бога, призывающие к покаянию.
Приведу вам пример.
Один мой знакомый в беседе о снах привёл этот случай, как пример Божьего вразумления.
«В моей жизни, - сказал он, - был период, когда страсти разгорелись во мне, и я уже не
знал, что и делать. Будучи женатым человеком, я впал в прелюбодеяние, завёл любовницу и,
хотя страдал от угрызений совести, предавался грязным утехам. Однажды, придя к ней, я
увидел её очень задумчивой и поинтересовался, что с нею случилось. Она же ответила, что
видела сон: я тонул в какой-то реке, кричал, звал на помощь, но никто меня не спасал.
Проснувшись, она не могла от ужаса больше спать. При её рассказе мурашки пошли у меня
по всему телу, и я отчетливо понял весь ужас моего поведения - я тонул в реке своей жизни.
Выслушав рассказ, я извинился и ушел, ничего не объясняя.

КРАТКИЕ ПРОПОВЕДИ ПЕРЕД ТАИНСТВОМ ИСПОВЕДИ

***
ВО ИЛЛЯ ОТЦА И СЫНА И СВЯТАГО ДУХА!

Вы решили исповедоваться? Подготовили себя к этому, поговели и вот подходите к

аналою, на котором находятся Евангелие и Крест - величайшие наши святыни. Не забывайте,
дорогие мои, что вы раскрываете сердце перед Господом нашим Иисусом Христом, я же, как
священник, являюсь свидетелем искренности и правдивости вашей и только тогда разрешу
вас от прегрешений данною мне от Господа властью, если исповедь ваша именно такова, т.е.
от всего сердца. Поэтому не допускайте при исповедовании грехов оправдания их, а
наоборот, обнажите их и со слезами предоставьте Господу. Нельзя перекладывать
ответственность с себя на других, называть чужие прегрешения, ведь мы исповедуем себя, а
не близких наших, друзей и знакомых.
Знайте, дорогие мои, что Господь зрит наше сердце, знает наши душевные недуги и
наклонности. Ангелы также были свидетелями всего, что мы натворили, каждого нашего
слова. Будем внимательны, перенесём временный стыд перед духовником, чтобы не
постыдиться в вечности. Поспешим раскрыть свое сердце, ничего не утаивая, предстанем
пред Владыкой Христом. Милость Его безмерна, Он ждёт нашего покаяния и исправления.
Да, возлюбленные, покаянию надо дать плод: добрые дела и исправление жизни.
Мало у нас сил, мы часто опять впадаем в то же самое, но не смущайтесь! Трудитесь над
собой, т.к. есть страсти, которые убираются многими трудами, потом и слезами. Не
ослабевайте в битве с грехом, не давайте врагу передышки, не позволяйте ему укрепить свои
позиции в вашем сердце. Битва наша серьёзна и продлится до последнего вздоха. «В чем
застану, в том и сужу», - говорит Господь, и застать Он нас должен в борьбе, а не в
расслаблении и унынии. Аминь!

***
ВО ИМЯ ОТЦА И СЫНА И СВЯТАГО ДУХА!

19
 Блаженная старица Мария Старорусская говорила о тех, кто приходил к ней за советом:
«Придут - совета просят, уйдут за дверь и бросят!» Ой, как часто я с этим сталкиваюсь!
Ищут приходящие ко мне своей воли, а не Божией. Отвечаешь на их вопрос, а уже видишь:
не нравится, не принимают ответа. Не то! Хотели что-то другое. Приходят за
чудодейственным средством, которое помогло бы без труда, как в сказке? проговорил что-то
и уже готово - извольте получить! В духовной жизни совсем не так, надобно много потов
пролить, трудясь над собою, только тогда результат будет тверд и надёжен. Иначе не
дорожат люди помощью свыше, считают её естественной, что так и должно быть: не ценят
Дара, т.к. он не заработан тяжёлым трудом.
Эгоисты мы! Ищем легких путей в жизни, а они приводят нас совсем в другую сторону - к
бесам, к врагам Божиим: колдунам, экстрасенсам, магам, гадателям и ворожеям. Пользуются
эти враги Христа нашим эгоизмом и ленью. Они продали душу дьяволу, и он заставляет их
отрабатывать оброк, должны служить ему и вредить людям, всему, что им принадлежит. Нам
бы защищать себя молитвою и постом, а лень! Отвыкли от духовного труда, потеряли вкус к
духовной пище и не хотим принимать её. Духовно одичали, ослепли и стали плотью.
Потеряли страх Божий, возвышающий нас, получили страх животный, унижающий нас,
низводящий к скотам. Жалкая участь раба греха!
Давайте же исправляться и начнём с покаяния: не ходили ли, не обращались ли к
колдунам и прочим слугам сатаны?
Не принимали ли заговорённое, не носили ли амулетов, оберегов и прочей гадости на
себе?
Не вредили ли кажущимся нам врагам наговорами и прочим? Может быть, мы сами этого
не делали, но нас водили в детстве? Припомните детские считалки, заговоры, которые мы
употребляли маленькими, пусть и бессознательно.
Тщательно рассмотрите свою жизнь с этой неприглядной стороны. Возможно, советовали
и подсказывали, как пройти к колдунье? Уговаривали, говорили, что помогает?
Впредь будем внимательны, удержим близких от подобных действий, объясним им вред,
который наносится душе.
Но обращение к сатанизму бывает и другое, замаскированное. Иногда мы и не понимаем,
что входим в зону влияния зла на нашу душу. Через что это происходит?
Через слушание светской музыки, особенно рок-н-ролла, хеви-металла, и т.д.
- Посещение танцевальных площадок, баров, кафе, ресторанов, где звучит эта музыка,
часто откровенно сатанинского содержания.
- Ношение всяких символов и атрибутики са- танистов.
- Употребление жаргонных слов и выражений, матерной брани.
- Через ношение неприличной, вызывающей одежды с надписями и изображениями.
- Если мы не целомудренно ведем себя, одеваемся, носим причёски, недопустимые
нашему полу, и красим волосы, ногти, употребляем вызывающий макияж и татуировки,
бреем половые органы и делаем там какие-то «причёски».
- Вставляем посторонние предметы в пупок, язык, половые органы, уши, нос, соски...
- Носим знаки зодиака на шее, читаем гороскопы, астрологические прогнозы, слушаем
астральную музыку и религиозную музыку различных культов.
- И, конечно, развратные действия, излишества, развращения.

20
 Бог есть Любовь, чистота и целомудрие должны быть для нас, православных христиан,
естественной нормой. Помните, всяческие извращения - удел сатанизма! Оргии и
излишества, театральные и цирковые зрелища, вакханалии и шабаши, карнавалы и языческие
шествия - всё это неотъем лемая часть сатанизма и его культов.
Очень часто мы и не хотим этой грязи, а мир нас пачкает через радио, телевидение,
рекламу. Так что если мы как-то соприкасаемся с этим злом, то нужно каяться и охранять
наши чувства, не давать всей этой грязи ложиться на нашу душу. Аминь!

***

ВО ИМЯ ОТЦА И СЫНА

И СВЯТАГО ДУХА!

Часто я обращаю ваше внимание, дорогие мои, на грехи детства и юности. В эти годы мы
посадили ростки многих наших пороков, там, в раннем детстве, приходится искать истоки
наших духовных бед. Оставленные без присмотра родителей и старших, отданные на
воспитание улице, впитали мы всякую гадость наших дворов и подворотен, научились
многому злу. Вот вам и милое беззаботное детство!
Но вы обычно отвечаете, что забыли всё, были маленькие и не отложилось это в памяти. А
надо вспоминать! Как? Давайте обратим внимание наше на поведение детишек во дворе,
парке, улице. Не делали и мы такое, что они вытворяют?
Дерутся между собою - не было ли у нас так же...?
Кидаются камнями, ругаются - не вели мы себя так же?
Показывают друг другу неприличные жесты, говорят грубые и грязные слова...
Однажды, идя по улице, я услышал позади себя жуткую черную брань и, обернувшись,
увидел стайку девчонок лет 12-13, которые просто переговаривались между собою. Нет, они
не ручались, а переговаривались, и тем страшнее была ^их брань! Я остолбенел и потерял
дар речи! Но это #моё теперешнее восприятие взрослого и верующего человека, а тогда, в
детстве, как я себя вёл? Не ^эыл ли похож на них? Зададим этот вопрос себе.
Вот так повнимательнее взглянем на окружающий мир, не осуждая и проклиная, как у нас
^бычно принято, а извлекая для себя пользу. И в спомним, и осознаем, что в детстве нашем
было Жного такого, что сослужило плохую службу дляяас.
Блаженный Августин говорил, что если и один ч^с жизни у нас от рождения - и то в грехе.
Правда, датские грехи иные, не взрослые, но от этого нам легче, главное - выявить их и
покаяться. Так даруйте заглянем в прошлое, выудим оттуда грязь, лакаемся перед Господом,
осознаем - это поможет нЯм в воспитании детей и внуков. Аминь!

ЧРЕВОУГОДИЕ, ПЬЯНСТВО, ВЛУД

Было пасмурно, моросил мелкий дождик, с веуок деревьев на кладбище погоста Камно
капа- л0 Эта погода гармонировала с внутренним моим настроением. Я брел к храму вмч.
Георгия, к отцу I Валентину на исповедь. Обычно приезжал раз в неделю, если ничего
экстренного не происходило гак было у нас заведено с батюшкой: иначе тяжело. Грехи
накапливаются и давят, мешают служить, исполнять свои обязанности.
Около храма я встретил прихожанина, хорошо мне знакомого. Благословил,
расцеловались. Было заметно, что он грустный, чем-то расстроенный.

21
 - Что не веселый? - спросил я.
- Сон странный видел.
- Снам верить нельзя, святые отцы не советуют.
- Знаю, - ответил он, - но сон поразил меня, не могу забыть.
И он рассказал, что во сне видел как держит левой рукой страшного толстого змея, а тот
пытается его укусить, дергаясь и лязгая зубами.
- Что за чудище? - подумал я и услышал в ответ: «Трехглав».
- Почему трехглав? Голова-то одна, - и проснулся.
Меня этот сон тоже заинтересовал. На том и расстались: я спешил, отец Валентин меня
уже ждал.
Вечером того же дня ко мне пришел иеродьякон N из Москвы, он был проездом. За чаем в
разговоре затронули этот сон. Он был убежден, что прихожанину нужно бороться с тремя
какими-то страстями, а иначе они его «укусят». Я был согласен с ним.
На следующей неделе я опять встретился с тем же прихожанином почти на том же месте.
Тот же храм, та же тишина... Сели мы на скамеечку и разговорились. Тема была та же - его
сон. Я рассказал о мнении диакона и он согласился с ним. Сказал, что не первую неделю
думает о том сне, считает его Божиим предупреждением, сознает, что нерадиво живет и надо
исправляться. Спросил батюшку Валентина, и он подсказал ему страсти, которые могут его
больно укусить: чревоугодие, пьянство и блуд.
Я улыбнулся: «Мы все чревоугодники в этом мире. Сейчас трудно, наверное, найти
человека, не подверженного этому греху».
- Но мне-то от этого не легче. Я о себе думаю, - сказал он, - мне свое сердце очищать
надо. С детства борет меня чревоугодие, а я об этом и не думал!
Мы помолчали немного и он продолжил: «Не только не думал, но и не считал это за грех,
даже не замечал, т.к. вокруг меня было то же самое - все угождали чреву и не видели в том
ничего плохого. А как же? Кормить себя ведь надо, калории требуются организму, тем более
спортсмену!
- Ты занимался спортом?
- Да, - он продолжал, - когда-то занимался многим, и требовалось много калорий. Они
легко сгорают от нагрузок, но потом... Да, мне это тоже знакомо, - все раньше казалось
естественным. А как же? Надо расти, и ели много, растягивая желудок.
Он продолжил свой разговор, сокрушаясь, что иными глазами смотрел на мир до прихода
к Богу. Да и когда стал христианином, ведь не сразу стал различать тонкости поста и аскезы.
И сейчас еще в этом каюсь, а открывается все больше.
- Это до конца жизни, пока мы в теле, враг будет трудиться, он не отдыхает, не спит, не
ест, а работает, «не покладая рук», то есть лап.
- Вот что, нам здесь с тобой не дадут поговорить как следует, приходи ко мне домой, и
мы с тобой все обсудим. Знаешь мой адрес? Тогда приходи во вторник вечером, поговорим.

***

Пора мне назвать своего собеседника. Он просил изменить его имя, т.к. не хотел, чтобы
кто-то знал, что это вот он. Назову его Николаем.

22
 Пришел он ко мне, как мы и договорились во вторник вечером. У меня было уже все
готово «к чаю». Мы помолились и приступили к чаепитию, которое очень хорошо помогает
разговору, как будто специально создано для этого.
Я поинтересовался, что нового он нашел в книгах, о чем думает, какие решает проблемы?
Коля улыбнулся и ответил, что много чего нашел, но разобраться в этом не просто, т.к.
страсти переплетаются одна с другой и помогают друг другу. Не сразу это можно заметить,
нужно молиться, чтобы все встало на свое место и появилась решимость к тяжелому труду
исправления.
Я согласился с ним, т.к. и сам знал на своем опыте, что враг старается всячески мешать
нашему изменению себя. Одни бесы привлекают к себе других, которые трудятся над
смежными проблемами и тем поддерживают друг друга, борют нас, не дают исправиться и
под разными поводами отвлекают от делания. И борьба эта - самое тяжелое в духовной
жизни и должна идти вместе с молитвой, помощью Божией и святых отцов.
Он мне сказал, что прекрасно это понимает. Читает Добротолюбие, делает выписки по те-
матике «своих» страстей, часто перечитывает их, стараясь поддержать ревность в себе и
решимость трудиться, но... Часто’Ощущается холодность и нежелание что-либо делать.
- Это и есть действие, влияние бесов-помощ- ников, точнее, беса уныния, - подсказал я.
- Не ожидал. Как-то и не думал про эту тварь. А ведь верно! Когда расстроен, то лезешь
в холодильник - нужно как-то утешить себя. Или выпить.. . Даже называется это - утешение!
Утешение к празднику, как будто это потребно, не хватает радости?
- Даже у древних подвижников и пустынников были споры по этому поводу, -
поддержал я.
- Хочу обратить твое внимание, что чревоугодие - это как бы общее название, а есть
частности.
Гортанобесие - это когда мы ублажаем себя изысканными блюдами, вкусными фруктами,
мороженым, пирожными и тортами, и т.д.
Чревобесие - когда желаем набить брюхо до краев. Всякие пристрастия: пиво вливаем в
себя литрами, тазами едим клубнику, до темноты в глазах едим и едим, что нам нравится,
жадничая и жалея кому-нибудь отдать. Видишь? Одна страсть цепляет за собой другую.
Создается цепочка, которая оковывает нас, но мы не замечаем этого, не собираемся
расставаться с привычкой, зарабатывая тяжелые пристрастия, сродни наркоманам к слад-
кому, острому, чаю, кофе и т.д. Алкоголь сюда добавь, курево, дурные привычки к
употреблению напитков газированных: фанты, кока-колы...
- И это тоже относится сюда?
- Увы, и ах.
Наступила напряженная тишина. Николай усваивал новое для себя, смотря на чашечку с
индийским чаем. Я пришел к нему на помощь: некрепкий чай помогает нам бороться со
сном, дремотой, и даже пустынники прибегают к нему, чтобы придать себе бодрость. Без
него обходиться - это очень высоко, когда мало спишь, а много бодрствуешь, то очень
тяжело. Я испытал это на себе, когда сутками трудился в реанимации без сна. Или
дальнобойщики...Издержки производства. Так что не надо «отцеживать комара», нужно
бороться с количеством и качеством, уходя к простоте бытия, меньше обращать внимания на
это второстепенное, а устремляясь к главному - духовному. Бери пример с подвижников
благочестия Х1Х-ХХ веков, но иди средним путем, избегая крайностей. Крайности

23
чрезвычайно опасны, и святые отцы постоянно напоминают нам об этом. Гордость и
самомнение еще опаснее. Держись «старина», держись.
Видя, что мой собеседник немного перегружен информацией, я решил, что нам пора
расстаться, и предложил ему встретиться через день, также вечером.

***
Скажу честно, Николай мне больше начал нравиться и именно тем, что переживает за
состояние своей собственной души, а не о внешнем, а это редкость сегодня, когда все заняты
квартирами, дачами и т.д. За такое можно многое простить, чувствовался духовный стержень
в человеке. Господи, помоги ему не впасть в прелесть, не зазнаться своими мнимыми
успехами.
Здесь очень важно духовное руководство, а у него духовником был выдающийся
протоиерей Валентин Мордасов, служащий в храме Георгия Победоносца погоста Камно.
Конечно, наличие духовника не гарантирует нас от падений, они неизбежны, враг
внимательно следит за нашими поступками и действиями и реагирует сразу же, стараясь
направить нас в нужную для дьявола сторону. Но подсказки опытного духовника очень
нужны. И, конечно, грамотная и внимательная исповедь. Это важное условие нашей
духовной жизни, а тут равного отцу Валентину просто не было. Это отмечали даже те, кто
его недолюбливал и не понимал, но говорили, что духовник он уникальный.
Поэтому, когда Николай пришел ко мне, как мы и договаривались, то разговор зашел об
отце Валентине, что было ему особенно приятно. Чувствовалось, что он многим обязан
батюшке и имеет к нему искреннюю любовь и уважение.

Я заметил, что отец Валентин изумительный подвижник благочестия, но тщательно

скрывает свои подвиги и дела, чему нужно учиться у него. Враг крадет наше доброе
незаметно для нас. Мы думаем, что имеем, а на самом деле - там уже пусто. Надо быть
внимательным в этом аспекте духовной жизни, не болтать, не хвастать, а то все просто
исчезнет, превратится в пыль воспоминаний.
- Если бы Вы знали, из какого болота он меня вынул, - на глазах Николая заблестели
благодарные слезы, - даже вспомнить страшно!
- Пусть это будет твоей тайной, - утешил я его, - чужие грехи не полезно знать. Что
твое, то пусть останется в твоей памяти, но знай, что и царапины на сердце, оставленные
этими грехами, будут давать о себе знать еще долго.
- Я это постоянна чувствую. То там, то здесь прорывается прошлое и напоминает о
себе.
- Что было, то было. Господь простил тебе эти грехи, но корешки, которые пустили
они, нужно выпалывать постоянно. А теперь, мне хотелось бы поговорить о пьянстве...
Это не просто грех, это страсть и очень пагубная, и попускается она чаще всего за
гордость и самомнение талантливым творческим натурам. Наверно замечал, что артисты,
певцы, художники очень подвержены пьянству, наркомании, блуду и, попадая под действие
бесов, очень плохо кончают, погибают рано или заболевают и умирают совсем молодыми?
Враг затягивает их в это болото, что бы барахтались там и не думали о будущей жизни, о
спасении. Помнишь рассказы о «серебряном веке»? Так называемый расцвет искусства и
поэзии? А на самом деле, это был век черный, грязный, наполненный отвратительными
эпизодами жизни талантливых людей, до сих пор отравляющих души детей и юношей. Ведь

24
их произведения изучают в школе, ими восхищаются и о них пишут научные работы. Дичь!
Они свой талант, данный Господом, положили к ногам сатаны... Все так или иначе плохо
кончили свою жизнь, без раскаяния, без слез о сделанных грехах.
- Да, я тоже замечал, что, изучая выборочно их произведения, преподаватели не говорят
детям и юношам о том, что представляли собой эти нравственные уроды. И они становятся
кумирами, им подражают...
- Так работает враг нашего спасения. Живи, как хочется - ты гений! Пей, гуляй и
веселись: ты же - творческая личность! И уходят души порабощенных бесами этих
«творцов» в ад, но об этом не говорят нигде, даже в духовной литературе. Поразительно!
- Бога нет, загробной жизни нет, есть только жизнь здесь, на земле, но только животная.
Ты правильно это заметил, - сказал я, - ни слова о Боге, ни слова о святых и их книгах,
научающих духовной жизни! У нас в аудитории, где мы слушали лекции, висел плакат:
«Атеизм - основа советской медицины». То есть человек состоит только из тела. Души - нет.
Святого Духа в нас также нет. Разумные животные!
- А как же лечат от духовных и душевных болезней?
- А никак! Глушат несчастных лекарствами, если те вовремя не придут к Богу, в
Церковь.
- Прости, вернемся к пьянству. Ты ведь тоже творческая личность, представитель
богемы?
- Да, - ответил Николай, - занимался журналистикой и общался с творческой
интеллигенцией.
- Значит, тебе много объяснять не надо, что представляет собой это общество. Народец
весьма специфический, он всегда был такой, и грязь, разврат, пьянство - обычное явление
было и есть.
- Но никто не тяготится этим среди них - все довольны.
- Это только кажется. Внутри себя они задыхаются от грязи, но не находят правильного
выхода. Чаще всего ударяются в восточную мистику, но это не помогает, а только больше
вредит, так как уводит их в противоположную сторону от спасения. Православие они
считают религией темного народа - бабушек и, не зная и не понимая его, грешат хулой на
церковь.
- Но ведь открытых храмов у нас порядочно, больше, чем в других областях.
Не в этом дело. Христианство принимается сердцем, а не умом, особенно православие.
Нужно очень жаждать Правды, чтобы найти её, подготовить сердце к восприятию Правды,
выстрадать это!
Перед глазами встала картина моего прихода к Богу, и благодарные слезы навернулись на
глаза.
- Это очень непросто, - продолжил я, - только со стороны кажется, что раз - и пришел в
церковь. Промысел Божий ведёт нас осторожно к исправлению, зажигает в сердце искру
веры, но важно не загасить её своими нехорошими поступками. Но если это происходит не
так, то приход в церковь имеет временное, неглубокое явление. В Евангелие это объясняется
в притче о сеятеле, ведь куда упадет зерно очень важно. Ты пристрастился к вину в общении
с ними?
- Нет, выпивать я начал еще в детстве, точнее, в школьном возрасте. Справляли
праздники: новый год, первое мая и так далее. В новый год, лет в шестнадцать, мы со своей

25
девушкой познали близость и потеряли девство, и она, и я. Конечно, были пьяные. Помню
горький осадок этого события, не было никакой радости, как будто я что-то украл... Скоро
мы с ней расстались.
- В больницах самые напряженные дежурства как раз в праздники, особенно в Новый
год. Он нарушает рождественский пост, и враг старается во всю: ранения, самоубийства,
отравления... Особенно тяжело приходится дежурным в реанимации. Больные «идут» один
за другим, и все, конечно, тяжелые, многие умирают и отправляются в морг. Смотреть на это
мне было очень больно, я был уже верующим человеком и тяжело переносил такую
безвременную смерть. Им бы жить и жить...
- Мы о таком не писали, всё больше об успехах на производстве, достижениях
спортсменов. Правду, то, что творится в больницах в праздники, никто не напечатает, да и
писать никто не будет, кому это интересно?
Мы немного помолчали, разливая чай по чашкам.
- И всё алкоголь! Какое бы не было у него название: коньяк, вино, шампанское, а
эффект один и тот же: опьянение, потеря контроля, помутнение разума. И всё ведёт к
разврату, грязи, разводам и ссорам в семье... Все это видят, обсуждают, но не принимают мер
к предотвращению таких последствий праздничных оргий, так как безверие подчиняет
человека власти темных сил, и он следует приказам их, как зомби, как неразумная тварь.
Грустно.
Хочу напомнить тебе, Николай, притчу об одном невнимательном монахе, которая
встречается в духовной литературе. Один монах трудился на своем огороде, изнывая от
жары, и вдруг увидел, что огромный ворон невдалеке выдергивает посаженные им овощи на
грядках и бросает их в сторону. Монах не думал о молитве и от увиденного пришел в ярость,
поднял камень и бросил в птицу. Ворон на глазах у него превратился в беса, схватил
неразумного инока и взмыл с ним вверх. Пролетев сколько-то, приземлился на вершине
очень высокой горы. Площадка под ногами у них была маленькая, а склоны отвесные,
крутые и уходили глубоко вниз. Бес, смеясь, сказал: «Вот здесь я тебя оставлю, и посмотрим,
через какое время ты умрешь. Впрочем, у тебя есть выход, соверши одно из трех зол: убей,
соблуди или напейся». Монах понял, что первые два действия не подходят ему, а третье... И
согласился напиться. Как только лукавый услышал это, схватил его за шкирку и спустил
вниз, прямо к дверям кабака, превратился в человека, и они, войдя внутрь, уселись за столик.
К ним подошёл хозяин и, заказав водки и кислой капусты с солеными огурцами, они
приступили к трапезе. Бесюга постоянно подливал монаху водочки в стакан и рассказывал
пустые и смешные истории, и тот быстро запьянел. Тут появилась жена хозяина, начала
заигрывать с гостями и пригласила инока в покои. Там они разделись, забрались на кровать и
занялись любовью, но в самый разгар страсти в спальню ворвался хозяин и с криком
набросился на них. Инок увернулся от нападения и, прикрываясь женщиной, схватил
нападавшего за горло и задушил его. Так он совершил для беса все три греха: напился,
соблудил с женой хозяина и убил его.
- Очень поучительная история, - задумчиво проговорил Николай, - в жизни почти все
так и происходит. Где пьянка - там и блуд, и драки.
- Алкоголь как катализатор страстей. Трезвый человек никогда не натворит того, что
сделает пьяный: ревность, злоба, брань - все изливается из него, как из рога изобилия. Потом
он сам с удивлением будет вспоминать содеянное и недоумевать, как мог все это натворить.
Ужас!

26
 Уже совсем стемнело, а мы всё сидели и говорили. Коле было что вспомнить, и эти
грустные мысли захватили его. Он собирался рассказать что- то поучительное, но было
поздно, и пора расстаться наступила.
- Заходи, когда сможешь, - пригласил я его, провожая к двери.
Я долго не мог заснуть. Молился, отгоняя помыслы, они набросились на меня, как бы в
отмщение за разговор, неудобный бесам, но полезный для нас. Задремал уже под утро, и
нужно было скоро вставать...
Я не ожидал, но встреча наша произошла через день и поздно вечером. На звонок я
открыл дверь и оторопел. Коля стоял прилично поддатый и крайне растерянный.
- Заходи, - я пропустил его в прихожую, не желая пропускать дальше, - что случилось?
- Батюшка, простите, - у него заблестели слезы на глазах, - я не знаю, но зачем-то я
зашёл к знакомым на огонёк. А там праздновали день рождения подруги хозяина, художника
по профессии. Мне так обрадовались, что я не смог отказаться и сел за стол. Выпил, потом
еще. Слава Богу! до блуда дело не дошло, хотя там была одна моя знакомая. Не знаю, как
нашлись у меня силы встать и уйти...
- Это отмщение бесов за твое желание исправить свою жизнь, и ты дал им повод. Надо
рвать с прошлым и окончательно. Бог и мир враждуют между собой, и тебе пора бы помнить
об этом.
Должен сказать, что момент для нравоучения был неподходящий, Коля и так был очень
расстроен. Я сказал, чтобы он шел домой, ложился спать, а завтра - к отцу Валентину!
Пьяные разговоры мне никогда не нравились.
- Через некоторое время я узнал, что он порвал со всем в миру, уволился с работы и
уехал в Карелию, в только что открытый монастырь. Видно, так посоветовал ему отец
Валентин. Потом, через несколько лет, я узнал, что он был пострижен в монахи и
рукоположен во диаконы. Помоги ему, Го- споди, в служении на благо Церкви.

БОТАНИК

- Петр Васильевич Тимирязев был простым русским парнем из простой семьи, ничем
на первый взгляд не отличавшимся от других, если не считать его знаменитой фамилии,
которая досталась его деду в детском доме в двадцатых лихих годах. Почему такая? Ее дала
ему женщина в кожаной куртке, с папиросой в зубах, при приеме в детский дом, как
беспризорника. Могло случиться и хуже, легко отделался.
- Петр привык с детства к тому, что его дразнили «ботаником», был замкнут и
сторонился школьных друзей, спортом не занимался и не был на виду, что давало
возможность много читать и размышлять о прочитанном наедине.
Так он рос да и вырос, окончил школу и поступил в педагогический институт на
факультет русского языка и литературы.
Вот тут и начались всевозможные приключения нашего героя.
Если быть объективным, то молодой человек получился из Пети симпатичный, рост выше
среднего, фигура, хотя не спортивная, но неплохая, да и физиономия была привлекательная.
Уже на первом курсе девочки обратили на него внимание и немудрено: их, мальчиков, было
только трое, остальные - девочки. Тут вот и возник спор у прекрасного пола: кто завоюет его
сердце, т.к. они заметили, что мальчик он стеснительный и на контакты с ними не идет.

27
Конечно, учеба стояла сначала у всех на первом месте, но к концу первого семестра все
изменилось.
Петр учился хорошо. Литературу он любил и знал, у него появилдя творческий подход к
этому предмету, начал писать небольшие рассказы и мечтать о писательской стезе.
Преподаватели заметили, что юноша он одаренный и всячески ему помогали в развитии
себя. Все было прекрасно, но тут пришли искушения, а он их не заметил.
Перед Новым Годом к нему подошли ребята и сказали, что собирают «на праздник», и он
отдал, сколько просили, не обратив особого на это внимания: праздники принято
праздновать, что ж тут поделаешь. Но потом выяснилось, что справлять его они будут на
квартире у одной из девочек, интимно, без взрослых и в узком кругу. Это он узнал, когда
пришел по адресу, но уйти было как-то неудобно, и он остался в компании.
Петр к алкоголю был равнодушен, употреблял его крайне редко и то в очень небольших
дозах, так что быстро захмелел и потерял контроль над собой.
Проснулся он рано утром в постели с одной из девочек. Ему было плохо, как никогда,
такого с ним не бывало. Рассматривая себя в зеркало в ванной, Петя увидел, что был покрыт
синяками, помадой.
Оказывается, ребята сняли фото их буйной вечеринки и, смеясь, обещали ему показать
запечатленную оргию, где он невольно стал действующим лицом.
Стыд и отвращение захлестнули Петра, он оделся и вышел на улицу. Снежок кружился и
падал на землю, закрывая грязь под ногами, морозный воздух обволакивал его, но ничто не
приносило радости и утешения. Случившееся оглушило его, он чувствовал себя как
изнасилованный, перепачканный грязью, ему не хотелось смотреть людям в глаза, с кем-то
разговаривать.
Знакомая улица, по которой он тысячи раз проходил, и та казалась ему иной, незнакомой.
Слева открылся храм, мимо которого он всегда проходил, не обращая внимания. Памятник
архитектуры пятнадцатого века, реставрированный в двадцатом, был почему-то уже открыт,
и он зашел в него, даже не понимая зачем.
В храме пусто, не было прихожан, горели одинокие свечки у икон, поставленные кем-то, и
он подошел к кассе, взял несколько штук и пошел к подсвечникам в центре храма. Зажег и
поставил свечи первый раз в жизни, хотя крещен был с детства. Да и в храмах бывал
считанные разы.
Отошел с центра церкви и сел на скамейку, не сводя глаз с иконостаса. Темные и суровые
иконы смотрели на него, и ему вдруг стало страшно за себя, впервые ужас охватил его
сердце и слезы брызнули из глаз.
- Господи, - подумал он, - какая я скотина! Прожил двадцать лет и не был в храме на
службе!
Пете стало понятно, что есть другая жизнь, параллельная той, в которой он живет, светлая
и чистая, но трудная и полная борьбы.
- С вами что-то случилось? - спросила старушка, которая сидела за кассой.
- Нет, нет, просто плохо на душе, - ответил он, вытирая слезы платком, - сейчас все
пройдет.
- Так само собой не пройдет, нужен священник и хороший... Поезжай в Камно, к отцу
Валентину, он поможет.
- Хорошо. - Петр встал со скамейки и вышел из храма. Стало почти светло, но снег все
падал, очищая воздух и покрывая землю.

28
 Увидев такси, махнул рукой и побежал к машине. Объяснив водителю адрес, сел в неё.
Ну и денек, - стучало в мозгу, - какой-то перегруз.
Погост Камно находился в семи километрах от города, и было это старинное и известное
псковичам место. Здесь захоронены многие известные люди, а священник, служивший в
храме вмч. Георгия Победоносца был самым любимым и почитаемым на северо-западе
России, считался лучшим духовником и имел огромное количество чадушек и чад. Скрывая
свои дары легким юродством, с терпением нес крест зависти собратий по епархии. Все это
узнал Петр потом, когда познакомился поближе с этим батюшкой, а пока... внутреннее на-
пряжение направляло его туда, в неизвестное.

***

Священника он нашел в храме, на что указывала табличка на калитке его домика:

«батюшка в храме». Кладбище было не очень большое, как бы деревенское, без вычурных
памятников и захоронений, но тихое и уютное. Все здесь располагало к молитве, это
почувствовал даже такой посетитель, как Петр.
Отец Валентин был высоким, худощавым, небрежно одетым в старенький подрясник и
скуфью также «в возрасте» и помятую, но лицо...
Как только батюшка открыл дверь храма, Петя попал под пристальный, внимательный,
насквозь пронизывающий взгляд отца Валентина.
Было ощущение, что отче рассматривает, что внутри посетителя.
- Проходи, - батюшка посторонился, пропуская юношу, и закрыл дверь за ним на засов.
Петр от слез почти ничего не видел. Слезы бежали из глаз сами собой, он не плакал, они
сами текли по лицу, но он не обращал внимания, не вытирал, не стеснялся. Они прошли в
притвор и сели на скамеечку.
Отец Валентин молчал, ничего не спрашивал, посетитель сам стал говорить и его никто не
перебивал, не задавал вопросов. Начал он с конца, что с ним случилось на вечеринке, а
потом перешел к детству, к проблемам, которые были тогда. Внимательно выслушав,
батюшка предложил поиспове- доваться. Принес аналой, Евангелие, Крест, и Петя впервые в
жизни открыл свою душу Богу в таинстве исповеди.
Легкость, которая наступила на душе, была ни с чем несравнима. Радость высушила слезы
и мир стал совсем другим. Спросил у батюшки, что делать с институтом, и он посоветовал
окончить курс, а там будет видно.
С тех пор у него появился храм, батюшка отец Валентин, а главное Бог стал такой
реальностью, что он ощущал Его рядом с собой. Душа ожила, все изменилось, и жизнь стала
глубже и прекраснее.

ТЕРПЕНИЕ

Муж пил. Пил всегда, когда был молод, в зрелом возрасте, в старости. Она всё терпела,
боясь остаться одна, так как и детей у них не было. Дома постоянно в воздухе «висели»
матюги, иногда он распускал свои руки и бил ее. Она плакала и терпела, терпела и плакала.
Терпение кончилось внезапно, когда ей было уже шестьдесят пять. Она взяла топор и,
подойдя сзади, ударила обухом его по голове, когда он пьяный спал за столом. Милицию
вызвала сама, и следователь, записав протокол чистосердечного признания, не повез её в
тюрьму, но наложил домашний арест.

29
 Потом был суд. Была духовная пустота и безразличие. Суд отнесся к ней гуманно и дал
только пять лет лагеря общего режима. Мучительно стыдно было ехать в «воронке» в
наручниках на руках вместе с другими заключенными в лагерь. Барак на сто человек, параша
и вонь, тот же знакомый уже мат...
Но в лагере была церковь и приходил священник для совершения служб, и она однажды
зашла туда. Слёзы текли сами, она поняла, что все делала не так: без Бога! Оказалось, что
жить без Него нельзя, что жизнь без Него опасна и пуста, безрадостна и мрачна, безвыходна.
Она стала посещать все службы, впитывая в себя слова молитв, поститься, хотя это было
очень сложно в лагере.
Через четыре года её освободили досрочно, учитывая хорошее поведение. Дома она была
недолго. Рассчиталась с долгами и ушла в монастырь. Было чудо, что ее приняли, ведь
старых обычно не берут.

30