Уилфред Бион. "Опыт в группах".

Часть 1 (1961)

17.03.2017

Источник: W.R.Bion. "Experiences in Groups", part 1, 1961, p.29-40

Перевод Вячеслава Юшина

В начале 1948 года Ученый Совет Тавистокской клиники попросил меня принять терапевтические
группы, используя мою собственную методику. Тогда я никак не мог понять, что под этим
подразумевал Ученый Совет, но было очевидно, что, по их мнению, я раньше "принимал"
терапевтические группы. Я, правда, пытался раньше убедить группы, состоящие из пациентов,
сделать задачей группы изучение их напряжения, и я полагал, что Ученый Совет хотел бы, чтобы я
сделал это снова. Я был смущен открытием, что Ученый Совет похоже, верит, будто пациентов в
таких группах можно вылечить. Это заставило меня с самого начала считать, что их ожидания того,
что произойдет в группах, где я буду участником, очень сильно отличаются от моих. На самом деле
единственное исцеление, о котором я мог говорить с уверенностью, касалось моего собственного
сравнительно легкого симптома - веры, будто группы могут доброжелательно отнестись к моим
усилиям. Однако я согласился; поэтому, со временем, я обнаружил, что сижу в комнате с восемью
или девятью другими людьми - иногда больше, иногда меньше - иногда это были пациенты, иногда
нет. Когда участники группы не были пациентами, я часто оказывался в довольно странном
затруднительном положении. Я опишу, что происходило.

В назначенное время начинают прибывать участники группы; люди беседуют друг с другом какое-то
короткое время, а затем, когда некоторое количество участников собралось, в группе наступает
молчание. Через некоторое время начинается бессвязный разговор, и затем снова наступает
молчание. Мне становится ясно, что я в некотором смысле являюсь центром внимания в группе.
Кроме того, я начинаю чувствовать беспокойство о том, что должен что-то сделать. В этот момент я
признаюсь группе в своей тревоге, замечая, что, возможно я совершаю ошибку сказав им об этом,
но я чувствую именно так.

Однако вскоре я обнаруживаю, что такая моя открытость не очень хорошо воспринимается.
Действительно, появляется возмущение, что я выразил такие чувства, не замечая, что группа вправе
ожидать от меня чего-то другого. Я не оспариваю это, но довольствуюсь тем, что указываю, что
группа не может получить от меня то, что, по их мнению, они вправе ожидать. Интересно, что это за
ожидания, и что их возбудило.

Дружелюбие группы, хотя и несколько вымученное, позволило мне получить некоторую

информацию. Многим участникам сказали, что я "возьму" группу; некоторые говорят, что у меня
репутация человека много знающего о группах; некоторые считают, что я должен объяснить, что мы
будем делать; некоторые думали, что это будет своего рода семинар или, может быть, лекция. Когда
я обращаю внимание на тот факт, что эти идеи, как мне кажется, основаны на слухах, то кажется,
возникает ощущение, что я пытаюсь отрицать свое превосходство как "берущего" группы. Я говорю
им, что очевидно, что у группы были определенные хорошие ожидания и убеждения в отношении
меня, и, к сожалению, они разочарованы, обнаружив, что они не соответствуют действительности.
Группа убеждена в том, что их ожидания верны и что мое поведение провокационно и
преднамеренно разочаровывает - я мог бы вести себя по-другому, если бы захотел, и поступаю так
только из злости. Я отмечаю, что группе трудно признать, что таков может быть мой способ принять
группу, или даже, что мне должно быть позволено взять их в таком состоянии.

На этом этапе мне кажется, что разговор ведется о том, что группа изменила свою цель.

Ожидая, что группа остановится на своем новом курсе, может быть полезно, если я попытаюсь
предложить читателю какое-то объяснение поведения, которое к этому моменту может озадачить
его так же сильно, как и группу. Я, конечно, не мечтал бы о том, чтобы сделать это в группе, но
читатель находится несколько в другом положении, нежели мужчина или женщина в группе, у
которых гораздо больше доказательств, чем можно описать. Возможно, у читателя возникло
несколько вопросов. Он может подумать, что мое отношение к группе искусственно наивно и,
безусловно, эгоистично. Почему группа должна быть обеспокоена тем, что ей приходится обсуждать
такие не относящиеся к делу вопросы, например, такие как личность, история, карьера и т.д. одного
человека? Я не могу дать какой-либо полный ответ на такие вопросы, но временно скажу, что я не
считаю, что я сам заставил группу обсуждать это, хотя я согласен, что группа была вынуждена это
сделать. Как бы это ни было актуально для цели встречи, озабоченность моей личностью, конечно
же, казалась мне навязанной, нежелательной для группы или для меня самого. Я просто озвучивал
то, что по моему мнению происходит. Конечно, можно утверждать, что я спровоцировал эту
ситуацию, и нужно признать, что это вполне возможно, хотя я так не думаю. Но даже если
предположить, что мои наблюдения верны, можно задаться вопросом, какая полезная цель
используется при их создании. Здесь я могу только сказать, что не знаю, служат ли эти вопросы
какой-нибудь полезной цели. Я также не очень уверен в характере такого рода наблюдений. Было
бы соблазнительно, по аналогии с психоанализом, назвать их интерпретациями группового
переноса, но я думаю, что любой психоаналитик согласился бы со мной в том, что, прежде чем такое
описание может быть оправдано, должно быть проведено много наблюдений над группами для
такой оценки. Но, по крайней мере, я могу сказать, что наблюдения такого рода происходят
спонтанно и естественно в повседневной жизни, и что мы не можем избежать их сделав
бессознательными, если не осознаем, и было бы очень полезно нам замечать, что, когда мы
наблюдаем такие проявления, они соответствуют действительности. На нас постоянно влияет то, что
мы переживаем, как отношение группы к себе, и сознательно или бессознательно находимся под
влиянием этой идеи. Сразу становится видно, что не следовало высказываться таким образом, как я
до сих пор делал это в группе. Признаюсь, это должно рассматриваться как своеобразное
поведение, хотя, если бы потребовался прецедент, то мы все знакомы с определенными типами
людей, которые склонны подвергаться преследованию, когда ведут себя подобным образом.
Неудачный прецедент, подумает читатель, и это будет близко к этому, когда станет понятно, что и
группа тоже так думает. Но теперь необходимо вернуться к группе, которую мы оставили в процессе
изменения курса.

Первое, что бросается в глаза, это улучшение, которое произошло в атмосфере. Г-н Х, симпатичный
человек, руководит группой и уже предпринимает шаги для исправления той печальной ситуации,
которая была создана мной. Но я создал бы ошибочное впечатление, если бы показал, что мы
можем наблюдать за этой группой беспристрастно, поскольку г-н Х, который стремится к
благополучию группы, совершенно справедливо обращает внимание на источник неприятностей,
который, с его точки зрения, это я. Вы можете видеть, что у него есть очень хорошая идея
немедленно заняться теми элементами в его группе, которые разрушают мораль и хорошее
общение. Поэтому он прямо спрашивает меня, какова моя цель, и почему я не могу дать прямого
объяснения своего поведения. Я могу только извиниться и сказать, что, заявление о том, что я хочу
изучать групповые процессы, вероятно, является очень неадекватным описанием моих мотивов, и я
не могу пролить свет на его проблему; он испытывает большую симпатию со стороны группы, когда
он отказывается от этого очень неудовлетворительного ответа на вопросы нескольких других
участников, которые, кажется, более дружелюбны и откровеннее меня. Я думаю, однако, что есть
некоторое нежелание со стороны группы полностью следовать его руководству. Несогласные,
похоже, успокоили себя тем, что Учебный Совет Тавистокской клиники, должно быть, имел благую
цель говоря, что я должен взять группу; создается впечатление, что они полны решимости верить в
то, что опыт ведения группы, существующий у меня, ценен, несмотря на их наблюдения до сих пор.

Тем не менее г-н Х добился определенного успеха. Г-н Y говорит ему, что он является офицером
испытателем, и пришел, чтобы получить научные знания о группах, которые, по его мнению, будут
ему полезны. Г-н R, хотя и не профессионально заинтересованный, всегда проявлял интерес к
научным исследованиям групп. Г-н X, г-н Y и г-н R также приводят некоторые подробности своего
происхождения и объясняют, почему они считают, что научное исследование групп поможет им.

Но тотчас же возникают трудности. Другие члены группы не столь нетерпеливы, как г-н Y и г-н R.
Кроме того, похоже, что возникло какое-то раздражение на г-на Х за проявленную инициативу.
Ответы становятся уклончивыми, и похоже, что даже информация, которая была получена, на самом
деле не совсем та, что требовалась. Я чувствую, как разговор становится более бессвязным, и что я
опять оказываюсь в центре недовольства. Не зная почему, я предлагаю им интерпретацию; группа
действительно хочет выяснить мотивы моего присутствия, и поскольку они не прояснены, они не
удовлетворятся какой-либо заменой меня.

Понятно, что моя интерпретация не приветствуется. Один или два участника группы хотят знать,
почему я проявляю любопытство, которое, казалось бы ничем с моей стороны не объясняется. Я
впечатлен тем, какое малое значение придается точке зрения, которую я выражаю в качестве
возможного объяснения происходящего. Мне кажется, что меня либо игнорируют, либо
воспринимают это как доказательство моей искаженной точки зрения. Хуже того, мне не совсем
понятно, что мое наблюдение, каким бы правильным оно ни было, на самом деле не является
полезным в настоящий момент. Но я сделал это и приготовился следить за тем, что последует.

Я должен объяснить, что это краткое описание не учитывает эмоционального состояния группы на
данном этапе. Г-н Х кажется обеспокоенным тем, что проявленная им инициатива не принимается, и
остальные члены группы, похоже, находятся на разных стадиях дискомфорта. Со своей стороны, я
должен признаться, что это та реакция, которая мне знакома в каждой группе, членом которых я
был. Поэтому я не могу отклонить это просто как некую особенность именно этой группы. Для меня
ясно, что бы там группа не думала о г-не Х, у нее гораздо более серьезные опасения в отношении
меня. В частности, я подозреваю, что моя личность, и особенно моя способность к социальным
отношениям, а, следовательно, и моя пригодность к выполнению той роли, которую я должен
исполнить, находятся под вопросом. В группе, которую мы сейчас рассматриваем, недовольство тем,
что происходит, и особенно моей ролью в ее создании, поднялось до такого уровня, что даже
продолжение существования группы становится для меня вопросом, полным сомнений. В числе этих
некоторых неудобных моментов я опасаюсь, что все это закончится тем, что я должен буду
объяснять Ученому Совету, что их проект разрушился из-за неспособности группы терпеть мое
поведение. Я подозреваю, по их поведению, что подобные мрачные мысли, по-разному
ориентированные, проходят через умы остальной группы.

В такой царящей напряженной атмосфере мои собственные мысли не выглядят обнадеживающими.

Во-первых, у меня есть недавние воспоминания о группе, в которой мое отчуждение открыто
защищалось; с другой стороны, для меня довольно часто возникает ситуация, когда группа, ничего
не говоря, просто игнорирует мое присутствие и исключает меня из обсуждения так же эффективно,
как если бы меня там и не было. В некоторых случаях такого кризиса реакция на это приняла более
мягкую форму предположений о том, что я уже исключил себя из группы, и что я делаю обстановку
трудной, не участвуя. Такая мягкая реакция, как эта, довольно обнадеживает, но, на самом деле, я не
могу забыть, что когда я впервые попытался ввести такие методы в работу, эксперимент был
прекращен моим удалением с поста. Я предпочел бы верить, что в этом случае увольнение было
вызвано случайными обстоятельствами, но я помню, что даже в этом случае пациенты, с которыми я
имел дело, постоянно предупреждали меня, по какой причине я не знаю, что были серьезные
попытки саботировать эту схему. Поэтому, в такой ситуации, которую я описываю, у меня есть
несколько причин полагать, что недовольство реально и может легко привести к разрушению
группы.

Но в этом случае мои тревоги облегчаются новым поворотом событий. Г-н Q предполагает, что
логический аргумент в этот момент вряд ли может дать требуемую информацию, и, действительно,
возможно, я не буду объяснять, почему я делаю такую интерпретацию, потому что это будет
противоречить любой идее того, чтобы группа испытала на себе природу групповых явлений. Он
утверждает, что, в конце концов, у меня должен быть весомый повод для того, чтобы вести себя так,
как я вел себя до сих пор. Напряжение в группе сразу снижается, и проявляется гораздо более
дружественное отношение друг к другу. Понятно, что группа все-таки высоко оценивает меня, и я
начинаю чувствовать, что я, возможно, относился к группе несправедливо, не будучи более
общительным. На мгновение я вынужден возместить ущерб, отреагировав на эту дружескую
перемену некоторым объяснением моего поведения. Затем я проверяю себя, поскольку я понимаю,
что группа просто вернулась к прежнему настрою настаивать на том, что слухи - это факты; поэтому
вместо этого я указываю, что группа теперь, как мне представляется, уговаривает меня изменить
свое направление движения и согласиться с их желанием, чтобы мое поведение соответствовало
более ожидаемым или знакомым им в других областях. Я также отмечаю, что группа, по существу,
проигнорировала сказанное г-ном Q. Акцент был смещен с того, что г-н Q имел в виду, говоря обо
мне, а говорил он лишь то, что по его словам, в конце концов, я знаю, что делаю. Другими словами,
отдельному участнику, который отличается от того, которого группа хотела бы поддержать, трудно
было передать смысл группе.

На этот раз группа действительно раздражается, и необходимо объяснить, что они имеют на это
полное право. Совершенно ясно, что никто никогда не объяснял им, что значит быть в группе, в
которой я присутствовал. В этом отношении мне никто не объяснял, что значит быть в группе, в
которой присутствовали все остальные участники этой группы. Но я должен понять, что
единственным человеком, присутствие которого до сих пор было признано нежелательным, являюсь
я сам, так что любые жалобы, которые у меня могут быть, не имеют такой же законной силы, как и у
других участников. Мне как никогда ясно, что в ситуации, в которой я оказался, есть довольно
удивительное противоречие. Я тоже слышал слухи о ценности моего вклада в группы; я сделал все
возможное, чтобы выяснить, в каком отношении мой вклад был настолько замечательным, но не
смог получить какую-либо информацию. Поэтому я могу легко сочувствовать группе, которая
считает, что они имеют право ожидать чего-то отличного от того, что они на самом деле получают. Я
вполне могу видеть, что мои заявления должны казаться группе столь же неточными, какими обычно
бывают взгляды на собственную позицию в данном обществе и, кроме того, очень мало значимы
или важны для кого-либо, кроме меня самого. Поэтому я считаю, что должен попытаться представить
более широкий взгляд на ситуацию, чем я это делал до сих пор.

Учитывая это, я говорю, что, по-моему, мои интерпретации мешают группе. Кроме того, группа
воспринимает мои интерпретации как откровение о природе моей личности. Несомненно, делаются
попытки считать, что они каким-то образом описывают психическую жизнь группы, но такие
попытки омрачаются подозрением, что мои интерпретации, когда они интерпретируются, проливают
больше света на меня, чем на что-либо еще, и то, что следом за этим открывается, резко
контрастирует с ожиданиями членов группы. Это, я думаю, должно быть очень тревожным, но
совершенно независимо от любой точки такого рода, мы должны признать, что, возможно, члены
группы слишком легко полагают, что ярлык на коробке является хорошим описанием содержимого.

Мы должны признать теперь, что случился кризис, поскольку участники смогли обнаружить, что
участие в группе, в которой я состою, является опытом, который они не хотят иметь. Таким образом,
мы должны честно признать, что членам нашей группы, возможно, придется уйти, точно так же, как
человек, возможно, пожелает покинуть комнату, в которую он вошел по ошибке, будучи введен в
заблуждение. Я сам не считаю, что это вполне правильное описание, потому что (я напоминаю
группе) было совершенно ясно, что вначале группа была не в восторге от той мысли, что они сами
не удостоверились в правильности слухов обо мне. Поэтому, на мой взгляд, те, кто считает, что они
были введены в заблуждение другими и теперь хотят уйти, должны серьезно подумать, почему они
так сильно сопротивлялись любым заявлениям, которые, казалось, ставили под сомнение
обоснованность их веры в ценность моих вкладов в группу.

Сейчас необходимо сказать, что я считаю эмоциональные силы, лежащие в основе этой ситуации,
очень мощными. Я ни на секунду не поверю, что тот объективный факт, а именно, что я всего лишь
один из членов группы, обладающий некоторой степенью специальных знаний, и в этом отношении
ничем не отличающийся от любого другого члена группы, скорее всего, будет принят. Силы,
выступающие против этого, слишком сильны. Одна внешняя группа, то есть клиника, отвечающая за
то, что я собираюсь взять группу, дала своей властью ход мифу невиданного масштаба; но кроме
этого я уверен, что группа совершенно неспособна противостоять эмоциональной напряженности в
ней, не будь у группы веры, что у нее есть какой-то Бог, который несет полную ответственность за
все происходящее. Поэтому приходится сталкиваться с тем, что независимо от того, какие
интерпретации могут быть даны мною или кем-либо еще, велика вероятность того, что группа будет
переосмысливать их в соответствии со своими собственными желаниями, точно так же, как мы
только что видели, случилось с вкладом г-на Q. Поэтому становится важным указать, что средства
общения внутри группы являются крайне слабыми и крайне неопределенными в своем воздействии.
Действительно, можно было бы подумать, что мы меньше заблуждались бы, если бы каждый
отдельный участник группы говорил на незнакомом остальным языке. Тогда было бы меньше риска
надеяться, что мы понимаем, о чем говорит каждый отдельный человек.

Группа теперь отчасти обижена, но с ощущением скорее тревоги, чем негодования, на другого члена
группы. У меня создается впечатление, что они смотрят на него как на лидера, но без какой-либо
реальной уверенности в том, что он может быть их лидером. Это впечатление усиливается, потому
что человек, о котором идет речь, проявляет огромное желание принизить себя. Беседа становится
все более и более бессвязной, и я чувствую, что для большей части группы опыт становится
болезненным и неинтересным. Мне приходит в голову новая мысль, которую я озвучиваю.

Я говорю группе, что мне кажется, что мы полны решимости иметь лидера, и что лидер, которого мы
хотим, похоже, должен обладать определенными характеристиками, но не такими, как у тех людей,
которых мы испытываем. Судя по тому, как мы отвергаем всех, мы, кажется, прекрасно знаем, чего
хотим. Но, в то же время, по нашему опыту, было бы очень трудно сказать, каковы эти желаемые
характеристики. И не понятно, почему мы должны требовать лидера. Время встречи группы
истекало, и, кажется, уже не было других решений, которые должна была принять группа. Можно
было бы предположить, что лидер был необходим для того, чтобы давать эффективные предписания
группе, выполнять мгновенные решения. Но, если это так, то что в нашей нынешней ситуации
заставило бы нас думать, что необходим такой лидер? Это не может быть внешняя ситуация,
поскольку наши материальные потребности и наши отношения с внешними группами стабильны и,
казалось бы, не указывают на то, что в ближайшем будущем потребуются какие-либо решения. Либо
стремление к лидеру - это некое эмоциональное выживание, бесполезно действующее в группе как
архаизм, либо есть некоторое осознание ситуации, которую мы не определили, что требует
присутствия такого человека.

Если мое описание того, каково это быть в группе, членом которой я являюсь, было вполне
адекватным, у читателя возникнут некоторые опасения, возникнут некоторые возражения и
останется много вопросов для дальнейшего обсуждения. На данном этапе я хочу выделить только
две особенности группового опыта для проверки. Одна из них - поверхностность беседы в группе.
Судя по обычным стандартам социального общения, деятельность группы почти лишена
интеллектуального содержания. Кроме того, если мы заметим, как допущения проходят бесспорно
как утверждения факта и принимаются как таковые, становится ясно, что критическое суждение
почти полностью отсутствует. Чтобы понять этот момент, читатель должен помнить, что он может
читать этот рассказ в спокойствии, с неограниченным использованием своего суждения. Но
ситуация в группе не такова. Каким бы ни казалось, что все находится на поверхности, эта ситуация
связана с эмоциями, которые оказывают мощное, а зачастую и ненаблюдаемое, влияние на
человека. В результате его захлестывают эмоции в ущерб его суждению. Соответственно, группа
будет часто бороться с интеллектуальными проблемами, которые, по мнению одного человека, могут
без труда решаться в другой ситуации - убеждение, которое впоследствии будет выглядеть
иллюзорным. Одним из основных объектов нашего исследования вполне могут оказаться именно те
явления, которые производят эти пертурбации рационального поведения в групповых явлениях,
существование которых я смог лишь указать описывая факты, имеющие такое же отношение к
объекту нашего исследования, какое имеет черно-белое изображение к цветной картине, в которой
цвет является исключительно важным качеством.

Вторая особенность, о которой я должен упомянуть, это характер моего собственного вклада. Было
бы неплохо, если бы я мог теперь логично рассказать о моей технике - технике, которую должен
запомнить Ученый Совет, и которую я хотел бы сохранить, - но я убежден, что это также будет очень
неточным и вводящим в заблуждение. В последующих разделах я дам как можно более точное
описание того, что я говорю и делаю, и я намереваюсь также показать, что группы думают о том, что
я говорю и что делаю, и это не просто для иллюстрации умственной работы группы, а для того,
чтобы предоставить как можно больше материала, который может использовать читатель для
достижения своих собственных выводов. Тем не менее, я остановлюсь на одном аспекте моих
интерпретаций группового поведения, которые покажутся группе и, вероятно, читателю, просто
случайными для моей личности, но которые, на самом деле, достаточно продуманы - на том факте,
что интерпретации, кажется, занимаются такими вопросами, не имеющими значения ни для кого
другого, кроме меня.

Уилфред Бион. "Опыт в группах". Часть 5 (1961)

04.06.2017
Источник: Bion, W.R., "Experiences in Groups", part 5, 1961, p.93-114
Перевод Вячеслава Юшина

Свойственное базовому допущению эмоциональное состояние нельзя назвать приятным.

Аналогично тому, как это происходит с аналитиком в психоанализе, так это происходит и в группе. В
моей технике работы с группой индивидуум, поддерживаемый группой, пытается сохранить ценные
качества группы, изолируя себя от ее плохости, и будет поддерживать мнение, что он чувствует себя
«плохо» из-за группы, либо просто придерживаться мнения, что он чувствует себя «хорошо». Потому
что ему будет нелегко признать, что некоторые приятные эмоциональные состояния, называемые
«чувствовать себя лучше», происходят из группы, на которую он жалуется, и еще, что некоторые
неприятные эмоциональные переживания, называемые «чувствовать себя хуже», неотделимы от
принадлежности к группе, в чью доброту он предпочел бы на данный момент поверить. В
дополнение к причинам, обычно обнаруживаемым в психоанализе такого поведения, у
индивидуума в группе есть причины, которые вытекают непосредственно из особенностей
эмоциональных состояний, связанных с базовыми допущениями, и именно эти особенности я и
собираюсь обсудить. Исследование вызвано тем фактом, что эмоции, связанные с каким-либо
базовым допущением, как представляется, испытываются индивидуумом во всей их полноте. Мое
первоначальное описание группы, действующей на основе базового допущения, не учитывало
некоторые особенности группового поведения, которые были на тот момент актуальны. Можно было
подумать, что группа делает общее допущение и что все остальное, включая связанное с ним
эмоциональное состояние, происходит из этого. Но я не убежден в этом. Напротив, я считаю
эмоциональное состояние существенным и базовое допущение можно вывести из него. Что касается
группы, то базовое допущение по существу является подразумеваемым допущением. Индивиды
ведут себя так, как если бы они были осведомлены о допущении, и именно поэтому интерпретация
базового допущения носит характер убежденности. Это утверждение, придающее в целом смысл
поведению группы, но открыто не выражающееся даже в том случае, когда оно действует. Таким
образом, у нас есть ситуация, когда индивиды ведут себя так, как если бы они осознавали, как
индивидуумы, базовое допущение, но не осознавали его как члены группы. Так и должно быть: у
группы нет сознания; и это не артикулировано; каждому в группе предоставляется право быть и
тем, и другим.
Можно говорить о чувстве безопасности как о имеющемся в каждом из эмоциональных состояний,
связанных с тремя группами базовых допущений. Вместе с тем ясно, что чувство безопасности,
испытываемое в зависимой группе, действительно является чувством, которое неразрывно связано с
остальными чувствами и идеями, которые составляют базовое допущение зависимой группы, и
поэтому оно отличается от чувства безопасности в группах борьбы-бегства и образования пары,
которые одинаково удерживаются в неразрывной комбинации с остальными эмоциями и идеями,
присущими соответствующим им группам. Таким образом, чувство безопасности, полученное в
зависимой группе, неразрывно связано с чувствами неадекватности и фрустрации, и зависит от
приписывания всемогущества и всеведения одному из участников группы. Поскольку психиатром
обычно нельзя манипулировать в том, что он дает веру в свое всемогущество и всеведение, то
индивидуумы показывают, что их чувство безопасности будет определяться требованиями группы к
самим индивидуумам быть всеведущими. Точно также в группе борьбы-бегства безопасность
удерживается требованием группы к мужеству и самопожертвованию; короче говоря, важно не
столько какое-то определенное чувство - например, безопасность, - а комбинация, в которой это
чувство сохраняется. Разные чувства, сами по себе не отталкивающие и даже очень желаемые для
отдельного человека, не могут быть испытаны, кроме как в сочетании с другими менее желаемыми и
часто сильно неприязненными чувствами, поэтому человек должен прибегнуть к расщеплению,
чтобы изолировать себя от группы и от своего собственного существующего «groupishness»
(разделение людей на группы, - прим.перев.) - его неотъемлемого качества как стадного
животного. Часто слышится жалоба, что человек не может мыслить в группе. Он будет стараться
чувствовать себя уверенно в качестве участника группы, но будет пытаться отделить неприятные
чувства, которые сочетаются с этой желательной безопасностью; он объяснит происхождение этих
причин не той самой безопасностью, которой он требует, - а какой-то причиной, например, такой
как членство в менее важной группе или какое-то эфемерное внешнее событие, или своим
неврозом. Таким образом, время должно быть посвящено выяснению базового допущения, из
которого происходит эмоциональное подкрепление, а затем доказательству того, что
эмоциональные переживания, которые пациенты часто вводят в дискуссию в качестве симптомов,
действительно происходят от их единения с другими участниками группы, и которые эмоционально
усиливают группу, а также от конфликтов как внутри себя, так и в группе. Момент, на котором я
хотел бы остановится, состоит в том, что участие в базовом допущении не только неизбежно, но и
предполагает совместное разделение эмоций, которые, насколько исследование может обнаружить
их, дискретны и отделены друг от друга. Но на самом деле это только так кажется, и как только эти
моменты проявляются, они становятся заметными как психологические феномены. В итоге
получается, что у психолога нет каких-либо наблюдений, которые могли бы объяснить, почему, когда
имеется одно базовое допущение, чувства, связанные с ним, всегда связаны друг с другом с такой
же силой и исключительностью, как это происходит с химическими соединениями.

Разумеется, из этого не следует, что это всегда будет так: вполне возможно, что групповая техника
может развиться до такой степени, когда явления, которые в настоящее время не распознаются,
станут заметными. Тем временем я хотел бы подчеркнуть, что из того, что я говорил, следует, что
страдание индивида является идиопатическим по отношению к базовому допущению и которое
подвергается воздействию, и оно возникает из-за его конфликта с эмоциональным состоянием
группы и той части себя, которая связана с участием в групповой задаче по ее поддержанию.

Эмоциональное состояние, связанное с каждым базовым допущением, исключает эмоциональные

состояния, соответствующие двум другим базовым допущениям, но не исключает эмоций, присущих
сложной группе. До сих пор я мало говорил о сложной группе, будучи довольным тем, чтобы
описываю конфликты в группе как между человеком и базовой группой, так и между индивидуумом
и самим собой как сторонником и участником базовой группы. Тем не менее существует конфликт
между группой, которая формируется путем сотрудничества между людьми на сложном уровне -
сложной группой - и базовой группой, и в этом отношении взаимосвязь между сложной и базовой
группой отличается от отношений, которые происходят между эмоциональными состояниями,
связанными с тремя базовыми допущениями. Не существует прямого конфликта между базовыми
допущениями, а только лишь между изменениями из одного состояния в другое, которые являются
либо плавными переходами, либо вызваны вмешательством сложной группы. Они не конфликтуют,
они чередуются; конфликт возникает только на стыке базовой группы и сложной группы.

Тем не менее, хотя группы с базовыми допущениями скорее чередуются, чем конфликтуют друг с
другом, вмешательство сложной группы, вмешательство в чередование базовых групп, похоже,
создает некоторые из проявлений и последствий конфликта. В частности, эмоциональные
комбинации, связанные с базовыми допущениями, которые не активно влияют на психическую
жизнь группы, находятся в пассивном состоянии, иногда, возможно, в течение значительных
периодов времени. Таким образом, когда группа проникнута эмоциями зависимой группы,
эмоциональные состояния группы борьбы-бегства и группы образования пары находятся в
состоянии покоя. Они не проявляются в том смысле, в каком проявляются эмоции зависимой группы.
В этом отношении существует конфликт между сложной группой, наполненной эмоциями из одного
базового допущения и двумя другими базовыми допущениями. В этом контексте необходимо
признать, что интерпретации, данные мной самим, если они приняты, являются интерпретациями
сложной группы. Это сразу же вызывает определенные спекуляции. В чем разница между формой
вмешательства, которую представляет интерпретация, и другими вмешательствами сложной группы?
Если вмешательство со стороны сложной группы, по-видимому, приводит к некоторым последствиям
или возникновению конфликта между одним из базовых допущений и другими, разве
интерпретация также порождает конфликт? Если интерпретация не вызывает конфликтов, то что она
делает? В настоящее время я предлагаю игнорировать эти вопросы и перейти к рассмотрению
судьбы потенциальных эмоциональных состояний, представленных базовыми допущениями,
которые в данный момент не принимаются во внимание, и их отношение к сложной группе.

Вмешательства сложной группы разнообразны, но все они имеют что-то общее: они являются
выражениями признания необходимости развиваться, а не полагаться на эффект магии; они
предназначены для того, чтобы справиться с базовыми допущениями, и они мобилизуют эмоции
одного базового допущения в попытке справиться с эмоциями и явлениями другого базового
допущения. Именно это приводит к возникновению конфликта между базовыми допущениями, о
которых я уже упоминал. Одним из результатов этой операции сложной группы является то, что чем
сложнее становится группа, и чем больше ей удается поддерживать сложный уровень поведения,
тем больше она делает это за счет подавления одной картины взаимосвязанных эмоций другой.
Таким образом, шаблон взаимосвязанных эмоций, связанных с зависимой группой, может быть
использован для того, чтобы сделать трудным или невозможным навязывание паттернов эмоций,
связанных между собой, так как они находятся в группах борьбы-бегства и образования пары.

Рабочая группа

В некоторых группах, которые я вел, то, что я называю «сложной группой», было спонтанно названо
«рабочей группой». Это краткое название и хорошо отражает важный аспект явлений, которые я
хочу описать, чтобы в будущем использовать его вместо «сложной группы». Когда группа
встречается, она встречается для выполнения конкретной задачи, и в большинстве человеческих
взаимодействий сегодня, сотрудничество должно достигаться с помощью сложных средств. Как я
уже указывал, принимаются правила процедуры; как правило, это установленный
административный механизм, управляемый должностными лицами, которые, как таковые, могут
быть узнаваемы остальной группой и т. д. Как показывает чей-либо опыт участия в группах,
способность к сотрудничеству на этом уровне велика. Но это отличается от того потенциала к
сотрудничеству, который свидетельствует о базовом допущении. По моему опыту психологическая
структура рабочей группы очень сильна, и стоит отметить, что она выживает с той жизненной силой,
которая предполагает, что опасения о том, что рабочая группа будет переполнена эмоциональными
состояниями, соответствующими базовым допущениям, совершенно несоразмерны. Я сказал ранее,
что группа с первого раза изо всех сил старалась сохранить сложную структуру и что усилия,
прилагаемые в этом, показали силу эмоций, связанных с базовыми допущениями. Я все еще думаю,
что это так, но также полагаю, что опасения по поводу структуры рабочей группы - это выражение
невежества о силах, с которыми приходится бороться рабочей группе. Терапевтическая группа
должна постоянно обращать свое внимание на страх группы базовых допущений и доказывать, что
объект страха во многом зависит от состояния психики прежде всего самой группы. Таким образом,
если в наибольшей степени заметна зависимая группа - то, на самом деле, в момент, когда группа,
как представляется, отождествляется с зависимой группой, - страх относится скорее к рабочей
группе. Точно так же, как эмоции в группе базовых допущений кажутся связанными друг с другом,
так и психические явления рабочей группы, по-видимому, связаны между собой. Некие идеи играют
важную роль в работе группы: это не только идея «развития», и даже скорее не «полное обуздание
инстинкта» являющееся ее неотъемлемой частью, но также и идея ценности рационального или
научного подхода к проблеме. Таким образом, как неизбежное сопутствие идеи «развития»,
признается обоснованность обучения на опыте. Однако, если группа отождествляется с базовым
допущением зависимости, то все эти идеи становятся опасными, конечно, не просто как идеи, а как
деятельность в группе внутри группы. И зависимая группа вскоре показывает, что неотъемлемой
частью ее структуры является убеждение во всеведении и всемогуществе какого-либо члена группы.
Любое исследование природы этой веры вызывает реакции, которые напоминают споры между
религией и наукой. Как я предполагал ранее, исследование этого вопроса является научным
исследованием религии группы. Деятельность рабочей группы, которая, по-видимому, предполагает
исследование характера группового божества - обычно психиатра - и встречается с большим
разнообразием ответов, но если представить ответ в целом, можно предположить, что описанная
Гиббоном гомоузианская[1] полемика была в действительности сообщением о сеансе
терапевтической группы с базовым допущением зависимости в действии. Возможно. В
действительности, может быть полезно любому психиатру, у которого есть вкус к моим методам в
группе, вспомнить, что немногие вещи в истории пробуждали чувства группы более сильно и
мощно, чем споры о характеристиках божества, чей культ в то время процветал. Добавлю, что
говоря процветал, я имею в виду как негативный, так и позитивный аспект, то есть когда группа
атеистична или, наоборот, религиозна. Крайне важно, чтобы психиатр был уверен в том, что он
обращает внимание на реальность требований группы к нему, какими бы фантастическими ни
казались эти претензии, а затем был внимателен к реальности враждебности, вызванной его
интерпретацией. Именно в таких случаях можно увидеть силу эмоций, связанных, как с базовым
допущением, так и силу и жизнеспособность, которые могут быть мобилизованы рабочей группой.
Это сродни тому, как если бы люди знали о болезненных и часто фатальных последствиях своей
необходимости действовать без адекватного понимания реальности и, следовательно, знали бы о
необходимости истины в качестве критерия при оценке своих результатов.

Теперь мы должны рассмотреть некоторые аспекты той роли, которую играет рабочая группа в
сочетании с одним базовым допущением в подавлении открытой деятельности двух других базовых
допущений. Какова судьба двух базовых допущений, которые не действуют? Я предлагаю связать
этот вопрос с вопросом, который я оставил без ответа ранее, о природе и происхождении
сочетания, в котором эмоции поддерживались в их связи с любым базовым допущением. Я сказал
тогда, что в настоящее время нет никаких наблюдений, доступных психиатру, чтобы объяснить,
почему эмоции, связанные с базовым допущением, представали в сочетании друг с другом с таким
упорством и исключительностью. Чтобы объяснить эту связь и в то же время объяснить судьбу не
действующих, на данный момент, базовых допущений, я предлагаю постулировать существование
«протоментальных» явлений. Я не могу адекватно представить свою точку зрения, не предложив
концепцию, которая превосходит мой опыт. Клинически я использую психологический подход и
поэтому замечаю феномены только тогда, когда они представляют себя как психологические
проявления. Тем не менее мне удобно считать, что эмоциональное состояние предшествует
базовому допущению и следует определенным протоментальным явлениям, выражением которых
оно является. Даже это утверждение вызывает возражения, поскольку оно устанавливает более
жесткий порядок причин и следствий, чем я бы хотел представить, поскольку в клинической
практике полезно рассматривать эти события как связи в серии циклов; иногда бывает удобно
думать, что базовое допущение активизировалось сознательно выраженными мыслями, в других -
сильными эмоциями, результатом протоментальной деятельности. Нет никакого вреда принять это в
начале цикла, если это прольет свет на то, что происходит в группе. Итак, начиная с уровня
протоментальных событий мы можем сказать, что группа развивается до тех пор, пока ее эмоции не
становятся выразимыми в психологических терминах. Именно в этот момент я говорю, что группа
ведет себя «как будто», исходя из базового допущения.

В протоментальной системе существуют прототипы всех трех базовых допущений, каждая из

которых существует как функция участия индивида в группе, каждая из которых существует как
целое, и в которой никакая часть не может быть отделена от остальных. Только на другом уровне, на
уровне, где события возникают как психологические явления, возможно, существует
дифференциация компонентов каждого базового допущения, и на этом уровне мы можем говорить
о чувстве страха, безопасности, о депрессии, сексе или других чувствах им подобным.

Протоментальной мне видится такая система, в которой физическое и психологическое или

психическое недифференцировано. Это матрица, из которой изначально появляются явления (на
психологическом уровне и в свете психологического исследования) и которые являются
дискретными чувствами, слабо связанными друг с другом. Именно из этой матрицы происходят
эмоции, соответствующие базовому допущению, чтобы усиливать, проникать и, в некоторых
случаях, доминировать в психической жизни группы. Поскольку это уровень, на котором физическое
и психическое недифференцировано, разумно предположить, что когда из этого источника
появляется боль, она может проявляться как в физических, так и психологических формах.
Нефункционирующие на данный момент базовые допущения заключены внутри протоментальной
системы; то есть, если сложная группа наполнена эмоциями, связанными с зависимым базовым
допущением, тогда базовые допущения борьбы-бегства и образование пары ограничиваются
пределами протоментальной фазы. Они являются жертвами тайного сговора между сложной
группой и действующим базовым допущением. Только протоментальный этап зависимой группы
может свободно развиваться в дифференцированное состояние, где психиатр может распознать
применяемые к нему манипуляции как базовое допущение.

Именно эти протоментальные уровни обеспечивают матрицу групповых заболеваний. Эти

заболевания проявляются в индивидууме, но они имеют характеристики, которые дают понять, что
поражена именно группа, а не индивид, и во многом сходным образом, только в противоположном
направлении, как, например, в группе борьбы-бегства это всегда является средством сохранения
группы, а не индивида. Вкратце, все это сводится к тому, что в любой заданной группе матрицу для
присутствующих заболеваний следует искать в двух местах - одна находится в отношениях
индивида с группой базовых допущений и с самим собой в качестве участника поддерживающего
эту группу: другая же находится в протоментальных стадиях двух других базовых допущений.

Чтобы еще более четко сформулировать мысль, я проведу аналогию с физической медициной,
которая, если помнить, что я использую ее только как аналогию, может послужить для прояснения
смысла. Предположим, что пациент страдает от симптомов тревоги. В ходе обследования
выясняется, что в дополнение к различным психологическим трудностям пациент испытывает
мелкий тремор рук; допустим, что дальнейшее обследование выявило достаточно серьезные
признаки тиреотоксикоза, чтобы сделать физический подход методом лечения. Говоря обычным
языком, болезнь имеет физическое происхождение. Я бы предпочел говорить, что матрица болезни
лежит в сфере протоментальных событий и что если бы пациента обследовали так рано, что по
современным современным стандартам никаких признаков болезни, познаваемых методами
физической медицины или психиатрии не было бы замечено, то пациент представлял бы собой
очень хороший пример, in petto, того, что я подразумеваю под стадией протоментальных событий, в
которых физическое и психологическое пока еще недифференцировано и из которых при
определенных обстоятельствах происходят групповые болезни со своими физическими и
психологическими компонентами. Проведенная мною аналогия вступает в конфликт с моей точкой
зрения, о том, что представление сферы протоментальных событий ограничено индивидом. На мой
взгляд, сфера протоментальных событий не может быть понята только по отношению к отдельному
индивидууму, а понятной областью изучения динамики протоментальных событий являются лица,
встречающиеся вместе в группе. Протоментальная стадия в индивидууме является лишь частью
протоментальной системы, поскольку протоментальные феномены являются функцией группы и
поэтому должны изучаться в группе.
Развивая концепцию протоментальной системы, я постарался объяснить ту прочность, с которой все
эмоции одного базового допущения, казалось, были сцеплены вместе, и в то же время обеспечить
концепцию, которая учитывала бы местонахождение неработающих базовых допущений, которые,
очевидно, считались потенциальной активностью группы, и поэтому должны считаться
находящимися «где-то». Но я часто нахожу полезным после такого рода утверждения, увидеть, что
произойдет, если я попытаюсь использовать новую теорию для тех целей, для которых
она не предназначалась. Для этой цели такие предположения могут быть оправданы, как хороший
испытательный тест, и он подходит, как и любой другой. Я надеюсь, что смогу таким образом
приблизиться к принятию решения о том, следует ли мне рассматривать идею протоментальной
системы, только лишь как теорию для обобщения моих наблюдений, гипотезу, чтобы стимулировать
дальнейшие исследования, или это клинически наблюдаемый факт.

Мое первое предположение должно касаться того, что составляет понятную область исследования.
Малая терапевтическая группа не может этого сделать, пока моя техника не получит дальнейшего
развития, чем она есть в настоящее время, и даже если бы она была развита дальше или я должен
был улучшить свои возможности наблюдения, то все равно оставалось бы сомнение в том, а не
разумнее ли искать решение в другой области. До Фрейда попытки в дальнейших исследованиях
невроза были в значительной степени бесплодными, потому что индивид считался понятной
областью исследования, но именно тогда Фрейд начал искать решение в отношениях между двумя
людьми, в изучении переноса, в котором он нашел то, что было понятной областью исследования, по
крайней мере для некоторых проблем, которые ставит пациент-невротик, и те проблемы, которые
до сих пор игнорировали все попытки решения, стали обретать смысл. После этого исследования
продолжали уже распространяться, углубляясь и расширяясь. Малая терапевтическая группа
представляет собой попытку увидеть, могут ли какие-либо дальнейшие результаты быть достигнуты
путем изменения области исследования. В какой-то момент необходимо будет рассмотреть вопрос о
том, какую пользу использует сама группа для манипуляций с областью исследования, но на данный
момент я хочу рассмотреть возможности изменения поля еще раз, чтобы посмотреть, можно ли это
сделать, сделав это, чтобы по-новому взглянуть на малую терапевтическую группу. Для достижения
моей цели малая терапевтическая группа не предоставляет необходимого количества данных о
физической болезни. Поэтому я предпочитаю основывать свои рассуждения на том, что можно
найти в группе, достаточно большой для того, чтобы были доступны статистические данные о
болезни (см. Toynbee, 1935, pp. 12, 17). Я хотел бы иметь данные о таких заболеваниях, как
туберкулез, венерические заболевания, диабет и другие, особенно в отношении таких аспектов как
колебание числа случаев, вирулентности и распределения, которые нелегко объяснить с точки
зрения анатомии, физиологии и других дисциплин, которые, как правило, являются предметом
исследований в области общественного здравоохранения. Кроме того, необходимо иметь
статистические данные, которые были действительны в определенный момент.
В дальнейшем я предлагаю использовать буквы ba для обозначения базового допущения и
связанного с ним эмоционального состояния. Базовое допущение зависимости будет обозначаться
буквами baD, образования пары baP и борьбы-бегства baF. Для протоментальной системы я
предлагаю использовать буквы pm; таким образом, pmDP означало бы, что я ссылался на состояние,
в котором базовые допущения зависимости и образования пары уже не были познаваемы как
психические явления, но были ограничены в какой-то скрытой фазе, в настоящее время
непроясненной, в протоментальной системе, где они физически и психически
недифференцированы. Аналогично pmPF или pmDF. Для сложной или рабочей группы я буду
использовать обозначение W.
(а) Предположим, что заболевание X происходит из протоментальной стадии зависимой группы и
группы образования пары, когда подавляется в основном в выраженной baF. В моей теории
заболевание X будет принадлежать к группам D и P, и поэтому, когда оно станет явным, будет иметь
психологическую связь с эмоциями baP и baD. Кроме того, оно будет иметь матрицу, которая в этом
случае будет pmD и pmP. У этого также будет психологическая причина, которая будет лежать
в baP. Это не означает, что я считаю, что все болезни имеют психологическую причину, которая
имеет важное значение наравне с другими причинами, но я считаю, что для полноты картины
болезнь должна быть классифицирована так, чтобы мы знали не только факты, обычно описанные в
медицине, но также (i) ее матрицу, то есть в примере, который я дал, это pmD и pmP, (ii) ее
психологическую принадлежность, в моем воображаемом случае, baD и baP, и (iii) ее
психологическую причину, в этом примере baF.

Точно так же я хотел бы добавить, что нам нужно знать связи этого физического заболевания с
другими физическими заболеваниями, за исключением уже известных аффилиаций, полученных из
исследования анатомии и физиологии, и что мы должны искать эти другие связанные с ними
физические заболевания учитывая, какие другие физические заболевания можно
классифицировать, в приведенном мною примере, как:

Матрица pmD и pmP

Принадлежность baD и baP
Причина baF

Это должно дать нам присоединение одной физической болезни к другой, которые являются
функциями, а не анатомией, физиологией и бактериологией, а также не психопатологией, а
принадлежностью человека к группе.

(b) Поскольку мой тезис зависит от аргумента о том, что существует этап, в котором физическое и
психическое недифференцированы, из этого следует, что когда болезнь проявляется физически,
скажем, как туберкулез, то существует психологический аналог или эквивалент, истинную природу
которого еще предстоит исследовать, но который мы можем в этой дискуссии считать baD. Эта
эквивалентность не может быть ни причиной, ни следствием, поскольку, если оно либо одно либо
другое, то оно должно происходить из совершенно другой серии протоментальных событий, либо из
действующего базового допущения. Ментальные события, с которыми туберкулез не обязательно
связан, в моем определении, не являются ни причиной, ни действием; они являются производными
и событиями из тех же протоментальных явлений, как и те, из которых туберкулез сам собой
напрашивается. Известно, что туберкулез очень чувствителен к событиям в психологии группы,
численно изменяется, что, похоже, вызывает симпатию к изменениям в менталитете группы. Болезнь
требует длительного ухода и заботы, а предписанный порядок питания хранит воспоминания о
самых ранних гастрономических опытах человека. Это должно быть и связано со многими
характеристиками baD, индивидами, реагирующими на собственное расстройство, и
ограничениями, которые оно налагает на них в значительной степени так, как люди с подобной
личностью реагируют на baD. Существование этих фактов часто приводило к тому, что до того, как
было продемонстрировано туберкулезное поражение воочию, предполагалось, что пациент
симулировал его (Wittkower, 1949) или используя мою терминологию, что baD является
телеологической причиной расстройства пациента, но по причинам, которые я дал, я не могу
рассматривать baD как причину в любом случае; это психическое состояние, с которым связан
туберкулез, и поэтому не является ни причиной, ни следствием. Чтобы найти основание болезни, я,
разумеется, ссылаюсь на причину, поскольку ее следует понимать как часть схемы, которую я
разрабатываю, а не совершенно известные и хорошо известные причины, с которыми знакома
медицина - необходимо было бы соотнести флуктуации заболеваемости с заболеванием с
преобладанием ba в группе в разное время, в которое были получены цифры для этого
заболевания. Предположим, что самые высокие показатели всегда соответствовали baF. Затем мы
должны классифицировать туберкулез как имеющий, помимо уже установленных характеристик,
Причина baF
Принадлежност
ь baD
pmD
Матрица P
Любая попытка сделать такую классификацию будет явно зависеть в лучшем случае от убеждений, и
в худшем случае от безумных догадок; но я думаю, что попытка должна быть сделана: попытка быть
научно приспособленной к состоянию незрелости исследования, и это особенно относится к
оценке ba в любой момент.

До сих пор я утверждал, что концепция протоментальной системы вместе с теориями базовых
допущений может быть использована для обретения нового взгляда на физические заболевания и, в
частности, на те болезни, которые были названы психосоматическими или считались частью
психосоциальной медицины и социодинамики (см. Halliday, 1948, pp. 142 et seq.). Но если мы
сможем расширить область изучения физического заболевания, включив в него изучение базовых
допущений, протоментальной системы и остального, чтобы получить более полное понимание
физического расстройства, мы можем одинаково хорошо использовать ту же расширенную область
для осуществления процесса в обратном порядке. Ибо следует помнить, что если в психологическом
расстройстве система постулируется как протоментальная, то она одинаково может быть, с точки
зрения физического заболевания, и протофизической. Тем не менее, возможно, будет легче найти
технику для исследования протоментальной системы как матрицы физического расстройства путем
исследования, предполагающего физический подход. Если, используя физический подход, мы
можем исследовать физический аспект протоментальной системы, мы можем также найти способ
отбора того, что содержит протоментальная система в группе в любой момент времени, и из этого
сделать следующий шаг, который состоит в разработке методики наблюдения протоментальных
аналогов психических событий. Любое развитие такого характера позволило бы оценить, каково
будет психологическое состояние группы, потому что мы могли бы исследовать ее задолго до того,
как она возникла в основном выражении как базовое допущение. Для меня это важно, поскольку
одна характеристика, которая отличает группу пациентов от других групп, - это тенденция группы
пациентов действовать в основном согласно базовым допущениям.

Благодаря Британской национальной службе здравоохранения пациенты могут почувствовать, что

они эффективно справляются со всеми проблемами, возникающими из финансовой составляющей
их отношений друг с другом и с врачом. Тем не менее, бывают случаи, когда упоминаются
финансовые проблемы которые, как правило, как бы отражают внутреннюю озабоченность
индивида, но тем не менее оставляют его восприимчивым к толкованию материала, косвенно
выражающему некоторый аспект психической жизни группы и индивидуума в ней, и поэтому я
предлагаю продолжить мои размышления в сфере финансов о протоментальной системе, видя, могу
ли я использовать эту концепцию, параллельно той, которую я ее уже использовал, в области
физических болезней.

Было сказано, что «среда обмена может быть почти любой, при условии, что она в целом
приемлема» (Clay, 1916, стр. 164). Это не только средство обмена, но и стандарт ценности. Недавняя
работа над деньгами примитивных народов показала, что она возникла не как развитие бартера
или даже не как часть торговли. Напротив, торговля при поиске среды, которая была в целом
приемлемой и имела установленную стоимость, была принята для использования такой ее валюты,
которая была в основном изобретением для облегчения транзакций по цене виры (wergild) и
невесты. «Было бы экстравагантно утверждать, что «цена невесты» и виры (wergild) привели к
существованию валюты, но они, безусловно, установили стандарты стоимости и упорядочили
определенные средства обмена...» (Hingston Quiggin, 1949, pp. 7 et seq.). Эйнциг, обсуждая этот
вопрос, говорит, что, возможно, такие объекты были выбраны для валюты, потому что они обычно
были желательными как статьи расходов или украшения, но добавляет, что высокая степень
приемлемости может быть вызвана некоммерческими соображениями, такими как тот факт, что
объект мог быть использован для религиозных жертвоприношений, политических выплат (штрафы,
дань, деньги крови) или для невесты (Einzig, pp. 353 et seq.).
Как виру (wergild), так и цену невесты можно рассматривать как компенсацию группе за потерю
одного из ее членов, и, рассматривая их в этом свете, видно, что они отражают превосходство
группы над индивидом, как в baF. В равной степени, виру (wergild) можно рассматривать как
выражение ценности, которую сообщество устанавливает человеку, так что его можно было бы
интерпретировать в некоторых случаях как аспект baF, а в других - как выражение baD;
аналогично, цена невесты может рассматриваться как выражение baP. Тем не менее я не
заинтересован в том, чтобы приписывать какое-либо обозначение конкретному ba - это было бы
задачей клинического наблюдения, - но предположить, что, как и при обсуждении физических
заболеваний, могут быть основания для привлечения моей теории как средство добавления знаний
и понимания к знаниям о болезнях, уже получаемым через дисциплину физической медицины,
поэтому могут быть основания использовать мои теории, чтобы добавить знание о болезни к
механизмам обмена знаниями, уже доступным через дисциплину экономики. Ибо, если источник
стоимости денег лежит не только на внутренней ценности, но и на других источниках, обсуждаемых
Эйнцигом, объектов, используемых для денег, а также и в базовых допущениях, тогда мы должны
ожидать, что психологическая ценность может быть различной в baF от ее стоимости
в baP или baD и т. д. Более того, мы можем ожидать, что стоимость любой валюты может колебаться
в результате колебаний стоимости в источнике, из которого деньги получают психологическую
ценность - базовых допущениях. Если бы мы могли клинически определить природу стоимости
денег в baF, baD и baP, мы могли бы проследить источник одной из причин колебаний стоимости
денег, используемых в торговле.
Теперь одним из преимуществ изучения денег в большой группе является то, что она может быть
подвержена статистическому подходу; то, насколько доступная статистика является менее открытой
для критики на основании отсутствия чувствительности, чем статистика болезни, является
сомнительным, но все же необходимо сделать первый шаг тем, у кого есть статистическая
подготовка и умения. Но реальная ценность установления какой-либо корреляции между
колебаниями стоимости денег и изменениями ba возникла бы, если бы было обнаружено, что
существует некоторая корреляция между закономерностями в статистике болезни и статистикой,
показывающими колебания стоимости денег в группе. Очевидно, что любая попытка изолировать
колебания стоимости обусловленную изменениями стоимости в психологическом источнике
денежной ценности, а именно ее источника в покупке невесты и виры (wergild) из других
источников, из которых деньги вышли в своей стоимости, может оказаться очень амбициозной, если
только, поскольку я подозреваю, стоимость валюты основывается в гораздо большей степени, чем
предполагалось, на психологической основе, и, в частности, на доминирующем базовом допущении
и pm. Если бы такие корреляции были доказаны, то можно было бы разумно предположить, что
были предоставлены некоторые доказательства для того, чтобы сделать базовые допущения
клиническими сущностями, а это, в свою очередь, может привести к некоторому разъяснению
представлений о природе протоментальной системы.
Обсуждая связь эмоций в ba, я предположил, что необходимо учитывать любое чувство, например,
такое как беспокойство, как отличающееся от ba, частью которого оно является: аналогичным
образом мы должны учитывать, что стоимость денег, скажем, baD отличается от стоимости денег
в baF, и я имею в виду, что это значение отличается как по качеству, так и по количеству. То, что я
имею в виду под этим, можно увидеть, если мы рассмотрим отношение к деньгам и значение,
установленное к ним в религиозной группе, где W достаточно сильна, чтобы
называть baD подлинной деятельностью и сравнивать это значение со значением, которое
устанавливается на деньги в стране в состоянии войны, когда baF находится в полной активности. В
последнем случае стоимость денег связана с ее конвертируемостью в военное снаряжение, в
первом - с ее стоимостью в смягчении чувства вины, зависимости от родителей сверх разумных
сроков, и от людей, связанных с приобретением чувства добродетели. В baP оно, казалось бы,
заключается в его способности облегчать приобретение невесты или приданого, приобретение
помощника.
Мои предположения, по-видимому, предполагают, что концепции базовых допущений и
протоментальных систем обещают облегчить исследование в других областях, кроме тех, из которых
они были получены, но, прежде чем действовать, исходя из предположения о том, что аргументы
для дальнейшего исследования установлены, оно может также нуждаться в том, чтобы проверить
наши предположения, введя их в более тесные отношения с фактами. Главная трудность
заключается в том, чтобы указать, какое базовое допущение действует в большой группе; например,
можем ли мы сказать, что базовым допущением в стране, находящейся в состоянии войны,
является baF? И если да, то верно ли это для всех частей нации - например, сельскохозяйственного
сообщества? Если мы предположим, что народ в состоянии войны является примером baF, можем
ли мы предположить, что такая нация дает понятную область исследований для явлений, связанных
с этим базовым допущением? Где мы будем искать статистические данные о колебаниях болезни?
Какой статистический материал выявит колебания стоимости валюты и где, со временем, мы
ожидаем найти эти колебания в стоимости валюты или заболеваемости, которые мы ожидаем будут
коррелировать, скажем, с базовым допущением августа 1939 года?

Хотя это может показаться далеким от изучения небольшой группы пациентов, возможно, стоит
попытаться связать эти теории с недавней историей большой группы, чтобы убедиться, что они
выдерживают проверку практического применения реальных событий, прежде чем пытаться сделать
более амбициозный проект, связанный с тем, чтобы сделать их предметом статистических
исследований.
Рекомендации

CLAY, HENRY (1916). Economics for the General Reader. London: Macmillan.

Хорошее краткое мнение о деньгах с точки зрения экономиста.

EINZIG, PAUL (1949). Primitive Money. London: Eyre & Spottiswoode.

Эйнциг более осторожен, чем Хинстон Киггин, и, хотя он достигает практически такого же вывода,
он обращает внимание на многие источники, от которых может зависеть ценность денег: это
полезная корректировка любого обобщения. Я склонен думать, что концепция базовых допущений
может пролить свет на предмет, сложность которого лучше всего проявляется Эйнцигом, чем
Хинстоном Киггином.

GIBBON, EDWARD (1781). The Decline and Fall of the Roman Empire. London: Methuen, 1909 Edition.
Vol. II. Page 373.

Историческое исследование споров о природе и атрибутах божества должно было глубоко

прояснить многие из моментов, которые я хотел бы рассказать о природе baD.

HALLIDAY, J.L. (1948). Psychosocial Medicine. New York: Norton; London: Heinemann, 1949.

HINGSTON QUIGGIN, A. (1949). A Survey of Primitive Money. London: Methuen.

HODGKIN, R.H. (1935). History of Anglo-Saxons. London: Oxford University Press. Vol. 2. Page 579.

PETIT-DUTAILLIS (1911). Studies Supplementary to Stubbs’ Constitutional History. Manchester

University Press. Pages 36-38.

Хотя этот предмет является обычным явлением в большинстве исследований конституционной

истории, в любом из них мало материала, что действительно помогает в предоставлении либо
подтверждения, либо опровержения любой попытки связать виру (Wergild) с базовым допущением.

TOYNBEE, ARNOLD (1935). A Study of History. Oxford, 1935 Edition. Vol. I.

Рассуждения Тойнби о том, что то, что представляет собой понятную область исследования в
истории, может быть воспринято одинаково хорошо для изучения психологии группы.
WITTKOWER, ERIC (1949). A Psychiatrist Looks at Tuberculosis. London: The National Association for the
Prevention of Tuberculosis.

Это исследование содержит множество материалов, на которых можно составить предварительные

суждения о достоверности моих теорий о психологической принадлежности болезни.