Особенности перевода детской литературы.

Ключевые слова: переводах переводчиках специальных литература

специфику обусловленную возрастными особен¬ностями юных слушателей
читателей переводчика перевод
У нас до сих пор нет специальных научных исследова- ний о переводах
и переводчиках литературы для молодого поколения.
Лишь в нескольких статьях («Перевод — дитя любви»[1], «Планы и
книги»[2] М. Квливидзе, «О переводах и переводчиках»[3] В. Жака, «Труд
переводчика»[4] В. Приходько, «Друг другу навстречу»* Б. Бегака и
некоторые другие) рассматриваются отдельные вопросы художественного
перевода детской литературы, но этого явно недостаточно. А подобные
работы необходимы. И в первую очередь они нужны самим переводчикам,
чтобы знать слабые и сильные стороны своего творчества.
Общеизвестно, что литература для детей имеет свою специфику,
обусловленную прежде всего возрастными особенностями юных слушателей
и читателей. Само собой разумеется, что художественный перевод детской
литературы также имеет свои особенности. Лауреат Государственной
премии БССР 1972 года за произведения для детей поэт Василь Витка в
связи с этим пишет: «Твердо убежден: поскольку существует специфика
литературы для детей, то та же специфика и особенности определяют и
работу над переводами детской литературы. В том, что такая специфика
существует, я лично убедился, работая над собственными произведениями и
переводя произведения своих коллег с других языков... В чем она, эта
специфика? Прежде всего в том, что настоящая литература для детей не
может существовать без педагогики, своей родной сестры. Только в
единстве, в органическом соединении они достигают своей цели»[5].
Об особенностях перевода детской литературы хорошо сказала и
старейшая белорусская поэтесса Эди Огнецвет: «Всем известно
высказывание насчет того, как нужно писать для детей. В данном случае
можно его переиначить: для детей нужно переводить так же хорошо, как для
взрослых, только еще лучше. А что понимать под словом «лучше»? Еще
более вдумчиво, находчиво, красочно и, вместе с тем, просто»[6].

Переводя детское произведение, нужно обязательно учитывать, какому

возрасту оно адресуется, чтобы не ввести в текст чрезмерно ассоциативных и
усложненных образов, эпитетов, сравнений, выражений и т. д.

И в белорусском и в русском тексте все литературно правильно.

Однако оригинал более доступен маленькому читателю, чем перевод. Дело в
том, что И. Мазнин ввел в перевод слово, которое вряд ли еще доступно
детям младшего возраста. Думается, что первоклассник не поймет смысла
выражения «за идеи Ленина». Его восприятию, мышлению скорее ближе
фраза «за кра!ну Ленша», то есть за страну Ленина.
 А разве может ребенок понять и воспринять следующий образ:
«Высоко в зените апрельские трубы (?!) трубят с утра не смолкая!..»[7],
который встречаем в переводе Д. Осина поэмы Кастуся Киреенки
«Пролеска»? В авторском тексте сказано намного лучше: «Высока у блакще,
птушы- ныя (птичьи.— P. JI.) трубы, трубще над полем, над гаем!»[8]
Специфика детской литературы дает о себе знать и при отборе
материала для художественного перевода. Как известно, «детские книги
пишутся для воспитания» (В. Белинский)[9]. Не случайно С. Маршак
подчеркивал, что «детский писатель — педагог в самом высоком смысле
этого слова»[10]. И необходимо, чтобы каждое переводное стихотворение,
каждый переводной рассказ или повесть всегда несли детям что-то новое,
раньше неизвестное им из других произведений.
Русская литература, в частности поэзия, дала детям немало
прекрасных, разнообразных и по тематике и по жанрам произведений. На
русский язык переводится все лучшее, имеющееся в национальных детских
литературах. Однако нередко случается, что наряду с книгами глубоко
идейными и высокопоэтичными, обогащающими всесоюзную литературу
для детей, переводятся произведения без свежих мыслей, новых образов и
сюжетов. Это касается и некоторых изданных на русском языке книг
белорусских поэтов. В них помещено немало стихотворений, в которых
очень трудно найти что-либо новое как в поэтике, так и в решении
определенной темы. Ознакомясь с этими книгами, убеждаешься, что
переводилось все подряд, лишь бы больше. Вот, например, «Осень»
Аверьяна Леружинского.
А что нового могут дать всесоюзному читателю такие с заезженными
образами и сюжетами стихи, как «Мамин праздник», «Болельщик»,
«Находка» М. Хведоровича, «Красная звездочка», «Тридцать телеграмм» А.
Вольского, «Смех», «Петин мяч», «Объявление» Е. Кобец-Филимоновой
(Список можно продолжить)? Увы, нередко переводятся стихотворения и
риторические, с «суконным языком проповеди» (М. Горький)[11], в которых
плоско и упрощенно даются детям «жизненные» нотации и советы: делать
так и так.
Закономерно, что при знакомстве с подобного рода стихами у русского
читателя может сложиться неправильное представление о белорусской
детской поэзии: будто она еще слабо развита, не умеет в художественной
форме изображать действительность, передавать внутренний мир ребенка. А
ведь современная белорусская поэзия для детей, развивая лучшие традиции
устного творчества своего народа, классиков отечественной, русской и
мировой детской литературы, достигла значительного расцвета, расширила
жанровую и тематическую орбиту. Поэты разных поколений знакомят
малышей с богатой и разнообразной природой родного края, тепло и
искренне рассказывают о Белоруссии, о Стране Советов, о великом Ленине и
его соратниках, воспевают основные качества человека: честность, смелость,
справедливость, поэтизируют его труд и разум. В Белоруссии определяют
поступательное движение детской поэзии[12] прежде ♦всего такие художники
высокой поэтической культуры, как Максим Танк, Владимир Дубовка,
Василь Витка, Станислав Шушкевич, Эди Огнецвет, Евдокия Лось. Их про-
изведения отличаются внешней простотой, социальной значимостью,
доступностью содержания, глубоким психологизмом[13]. И весьма важно,
чтобы лучшие стихи и сказки белорусских поэтов все чаще и чаще выходили
на всесоюзную арену, а значит, привлекали внимание переводчиков.
Вообще проблема отбора материала для поэтического перевода очень
сложна. Существуют разные взгляды на то, как поступать с произведениями,
близкими по тематике. Некоторые литераторы считают, что произведение,
написанное, скажем, белорусским автором, на тему, нашедшую ху-
дожественное отображение в творчестве какого-нибудь русского поэта,
переводить не следует. В частности, В. Жак в статье «О переводах и
переводчиках»2 приводит следующий пример. Известный осетинский поэт Г.
Кайтуков создал, подобно книге С. Маршака «Веселый счет. От одного до
десяти», свою книгу, назвав ее почти так же— «От одного до десяти». «В
этом,— отмечает В. Жак,— несомненная заслуга Г. Кайтукова перед
осетинской литературой. Но стоило ли переводить именно эту книжку
Кайтукова на русский язык?»3
Однако если книжка Георгия Кайтукова «несомненная заслуга» перед
осетинской литературой и автор сумел по- своему, через новые истории
раскрыть «особенности», «характер» каждой цифры, то, значит, это —
настоящее художественное произведение, стоящее того, чтобы его знал и
иноязычный читатель.
Словом, только подлинно художественное произведение заслуживает
перевода на другой язык. Двух одинаковых оригинальных произведений,
даже на одну и ту же тему, не бывает.
Мы искренне благодарны всем переводчикам белорусской литературы.
Тем не менее нельзя обойти молчанием некоторые явные просчеты в их
работе. Многие переводы детских произведений белорусских поэтов
выполнены небрежно и примитивно. В них преобладают общие фразы,
художественные образы неинтересны и вялы. Встречаются и просто
смысловые неточности, неправильные языковые обороты.
Вот, например, перевод О. Радыш стихотворения Станислава
Шушкевича «Метель». В нем трудно дойти до смысла: «Снег собрал в
сугробы ветер — вот работы будет детям!»[14] Попробуй разберись, кто кого
«собрал в сугробы». -А в оригинале сказано выразительно: «Гурбы снегу. Не
прабрацца... Вось дзе будзе дзецям праца»[15].
Шероховато высказана мысль и в переводе стихотворения С.
Шушкевича «Осень», выполненном В. Болдыревой: «Тучи, словно вороны,
вьются во все стороны!..»& вместо ясного авторского: «Вецер б’ецца
спуджана, што Hi крок, дык лу- жына» в.
Небрежно переведены некоторые строфы стихотворений Евдокии Лось
из цикла «Открытки с Черного моря». Например, строки «але ветразь там
бялее, значыць, яхта усе здалее»[16] на русском языке звучат довольно-таки
серо и примитивно: «но, смотрите, что за чудо: парус вновь стоит не
худо...»[17]
Лишена поэтической силы в переводе Д. Осина поэма К. Киреенки
«Пролеска». В оригинале есть такие строки: «Слухай, дзяучынка мая ты, cni,
засыпай без трывоп...»[18] В интерпретации Осина: «Слушай, девчинка моя
ты, ляг, позабудь тревогу...»[19] Сказано грубо и неуклюже.
Не просто будет первокласснику разобраться в первой строфе.
Разумеется, взрослый читатель «поправит» строки интонацией. Однако,
когда стихотворение будет читать ребенок, у него, скорее всего, получится,
что «и дуется, сердит» (ну и стиль!) солнце на ветер... Зато и у взрослого, а
тем более у маленького читателя сразу возникнет вопрос: так кто же станет
«душистым и тихим, словно бор»: дождь или двор/ А ведь в оригинале
упомянутых ляпсусов нет, все они — плод «фантазии» переводчика Игоря
Мазнина.
Безвкусно переведены и отдельные строфы в стихотворении
«Бабушкины сказки». Как-то некрасиво, непоэтично звучат строки: «Ночь в
окошке стоит, но не спится мне: вьется сказка, спешит вслед за спицами»[20].
А в белорусском тексте сказано образно, выразительно: «Вось i дзень пра-
ляцеу, i не сшцца нам. Бабка казю пляце чараунщаю»[21].
Переводчик имеет полное право на уточнение,— разумеется, если это
не во вред авторскому стилю,— художественной детали. Бывает, что
отдельные строки, а иногда и строфы переводимого текста трудно передать
средствами родного языка. Зато другие образы можно несколько усилить,
сохраняя характер первоисточника. Об этом хорошо сказал критик Г.
Маргвелашвили: «Постоянное, слепое, точное следование оригиналу может
привести лишь к разрушению его образной ткани, к его депоэтизации. Поэт-
переводчик вправе отступить в случае необходимости от оригинала, вправе
опустить отдельные детали во имя главного или наоборот,— добавить
какую-нибудь деталь, опять- таки во имя большей художественной
убедительности в передаче этого главного; вправе расширить или лаконизи-
ровать тот или иной образ, но во всех случаях с одним условием:
отступления эти не должны уводить за рамки образной системы автора.
Свобода переводчика допустима и даже необходима в пределах этой
образной системы...»1.
Несомненно, переводчики, чтобы точнее воспроизвести «дух», идею,
поэтику первоисточника, должны избегать заманчивого «формального
буквализма», который особенно угрожает в практике взаимоперевода с
родственных языков и нередко приводит к смысловой несуразности. Вместе
с тем нельзя и чрезмерно вольно поступать с текстом оригинала. Перевод,
лишенный национального колорита первоисточника, не дает иноязычному
читателю никакого представления о своеобразии стиля переводимого автора.
Я полностью поддерживаю мысль болгарского переводчика С. Флорина, что,
«выбирая из двух бед меньшую, скорее можно склониться к «разумному
буквализму», чем к «полезной отсебятине» 2.
 Нередко обезличивает переводимого автора, игнорируя форму, а
иногда и содержание оригинала, Эльмира Котляр. Она слишком вольно
обращается с первоисточником, чрезмерно увлекается отсебятиной, делая
ничем не оправданные отступления от подлинника. В результате
переводимое произведение под ее пером теряет национальное звучание, до
иноязычного читателя не доходит индивидуальность его автора. Обратимся к
примеру.

Отступления от оригинала есть и в переводе Г. Ладонщикова (синичка

названа певичкой вместо «сестрички», птичку просят звенеть не «возле
окон», а у хаты, реки поясок именуется «синий-пресиний», а не «длинный»),
однако эти отступления ничуть не «приглушают» художественнообразной
системы Е. Лось. Наоборот, они органически вливаются в эту авторскую
поэтическую систему.
Конечно, переводчик имеет право вводить свои образы, эпитеты,
сравнения, чтобы как можно лучше передать содержание, настроение,
художественные особенности первоисточника. Однако надо знать меру. Как
справедливо отмечает Л. Мкртчян, «ошибается тот, кто ведет борьбу только
с буквализмом, забыв об опасности чрезмерно вольных переводов» (курсив
Л. Мкртчяна.— Р. Л.)[22].
К счастью, большинство русских переводчиков белорусской поэзии
для детей владеет способностью доносить до своих читателей богатство и
свежесть мыслей, чувств, яркость образов произведений наших поэтов. И
хотя
отступлении от первоисточника очевидные (мы их специально
выделили), однако они нисколько не нарушают его художественной ткани,
нисколько не ослабляют его неповторимую образность. Переводчик удачно
сохранил теплые, нежные интонации произведения, его тональность.
Радуют и талантливые переводы Ивана Бурсова. Почти каждая из
переводческих работ Бурсова полно, глубоко воспроизводит не только
мысль, идею, содержание произведения переводимого автора, но и
своеобразие его поэтического почерка. Переводчик-художник, И. Бурсов
всегда стремится к возможно более точному воспроизведению оригинала. И
хотя бывает, что отдельные строки, а то и целые строфы он не всегда
равноценно подлиннику передает средствами русского языка, зато другие
фразы и строфы порой несколько усиливает, сохраняя при этом дух, характер
первоисточника, его основную мысль, основные поэтические особенности.
И хотя в переводе налицо не только перестановка некоторых слов и
фраз, но и существенная замена их, введение новых деталей («разноцветная
дуга упирается в стога, небо охватила, тучу осветила» вместо несколько
прозаического «I не страшны вецер ёй: каляроваю дугой ахшула неба, ai-
хацщь, як трэба» — т. е. буквально: «и не страшен ветер ёй: разноцветною
дугой охватила небо, сверкает, как следует»),— И. Василевский сохранил
главное: идейно-поэтическое своеобразие переводимого автора. Он не
перевел буквально, но и не переборщил в своих отступлениях.
Хорошо знает, вернее, чувствует, где и как, насколько можно и нужно
дополнить, изменить отдельные места переводимого текста, чтобы не
нарушить ни содержание, ни художественную ткань произведения, и Елена
Благинина, познакомившая всесоюзного читателя со многими стихот-
ворениями белорусских поэтов. Особого внимания заслуживают ее переводы
поэзии Эди Огнецвет. Все они отмечены тонким мастерством, вдумчивой,
ювелирной работой над воссозданием мыслей, чувств, поэтики произведений
белорусской детской поэтессы средствами русского языка. Сошлюсь, в
частности, на интересный, живой перевод Е. Благининой стихотворения Э.
Огнецвет «Музыка леса». Нельзя не заметить, что русский текст не
буквально, не слово в слово, повторяет первоисточник. В нем мы находим и
новые слова, и новые фразы, и даже новые поэтические детали, которых не
было в оригинале: леса не просто надели зеленую форму, а нарядились в зе-
леный наряд, мурава не просто «азвалася» (откликнулась), а мягко
откликнулась, что выразительнее передает ее «голос»... Однако особенно
важно то, что Е. Благинина счастливо,— а сколько на это «счастливо»
потребовалось творческих усилий! — уловила основное: интонацию стиха,
его напевность; она талантливо донесла до русского читателя удивительно
богатый, красочный пейзаж белорусского леса, его своеобразную,
неповторимую музыку и ее «исполнителей».

Мастерски выполнены многие переводы стихотворных произведений

современных белорусских детских писателей и такими художниками
высокой поэтической культуры, как М. Комиссарова, Д. Ковалев, Э.
Мошковская, Е. Аксельрод, Г. Ладонщиков.
Время поставить заслон переводческому браку. А критикам и
литературоведам настала пора уделять этой проблеме серьезное внимание.

Р. Литвинов

[1]
«Детская литература», 1968, № 9.
[2]
Там же, 1971, № 1.
[3]
Там же, 1970, № 10.
[4]
Владимир Приходько. Елена Благинина. Очерк твор* чества. М.,
«Детская литература», 1971, с. 85—100.
[5]
Из письма В. Витки от 5 февраля 1973 г. автору этой статьи.
[6]
Из письма Э. Огнецвет от 7 февраля 1973 г. автору этой статьи.
[7] «Детская литература», 1973, JSTa 6.
[8]
Кастусь К i р э е н к а. Выбраныя творы jr двух тамах, т. 2. Мшск,
«Беларусь», 1969, с. 165.
 [9]
«В. Г. Белинский, Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов о детской
литературе». М., Детиздат, 1954, с. 42.
[10]
С. М а р ш а к. Детская книга — путевка в жизнь. «Литературная
газета», 21 июня 1947 г.
вела с белорусского В. Болдырева. М., «Детская литература», 1970, с. 5.
http://socialtranslation.ru/article.php?article_id=724