УДК 81`373.612.

2
Л.А.Козлова

1. МЕТАФОРА И МЕТОНИМИЯ: СХОДСТВО И РАЗЛИЧИЯ//Вопросы когнитивной

лингвистики. 2011. №4. – С. 137 – 144.

В статье рассматриваются отдельные вопросы, связанные с когнитивной

сущностью метафоры и метонимии. Дается краткий экскурс в историю исследования
метафоры и метонимии, отмечается преемственность разных парадигм в их
изучении. Показывается динамический характер процессов метафоризации и
метонимизации. Выделяются и описываются общие и различительные признаки,
позволяющие разграничивать эти когнитивные феномены.
Ключевые слова: метафора, метонимия, ментальное пространство,
концептуальная интеграция, перефокусировка.

Несмотря на поистине огромное количество работ, посвященное метонимии и метафоре,

интерес исследователей к изучению этих феноменов не ослабевает, а, напротив, усиливается:
рассматривается их специфика в различных типах дискурса, их культурологическая обусловленность,
их прагматический потенциал, их способность влиять на наше восприятие и оценку событий и т.д.
При этом многие вопросы, связанные с изучением метафоры и метонимии, продолжают оставаться
дискуссионными. Одним из таких дискуссионных вопросов является, на наш взгляд, вопрос о более
четкой дифференциации этих процессов. Вопросы, связанные с общностью и различием метафоры и
метонимии, рассматривались многими исследователями [Лакофф, Джонсон 2004; Падучева 2004;
Kövecses 1998; Panther 2003; Ruis de Mendoza Ibáňez 2003; Ungerer, Schmid 1996 и др.], в работах
которых рассматривается как общность, так и различия между этими процессами, однако некоторые
признаки дифференциации этих явлений все еще остаются вне поля зрения исследователей.
Процессы метафоризации и метонимизации относятся к числу базовых когнитивных
механизмов, обеспечивающих концептуализацию и категоризацию предметов и явлений внешнего и
внутреннего мира человека. Рассматривая когнитивные основания языковой категоризации, Дж.
Лакофф вводит понятие идеализированных когнитивных моделей (ИКМ), понимая под ними особые
когнитивные сущности, которые лежат в основе языковых категорий, и выделяет четыре типа таких
ИКМ: пропозициональные, определяющие характер элементов категории, их свойства и отношения
между ними; образ-схематические модели, отражающие основные образные представления,
формирующие категориальные классы; метафорические модели, позволяющие представить
некоторую абстрактную область посредством отождествления ее с другой областью, обычно более
конкретной и доступной эмпирическому наблюдению; метонимические модели, действующие
совместно с первыми тремя и обеспечивающими перенос характеристик одного элемента множества
на все множество [Lakoff 1987: 68-76].
Очевидно, что именно значимость процессов метафоризации и метонимизации для
концептуализации и вербализации явлений внешнего и внутреннего мира объясняет то место, которое
занимало изучение метафоры и метонимии на всех этапах развития лингвистики, несмотря на тот
факт, что на разных этапах этого развития в фокусе исследования, в соответствии с доминирующей
парадигмой эпохи, находились разные аспекты этих сложных и многогранных явлений.
Истоки теории метафоры и метонимии, как, впрочем, и многих лингвистических теорий, лежат в
античных учениях. Теория метафоры родилась в недрах риторики, которая рассматривала метафору
прежде всего как средство воздействия на аудиторию. Именно Аристотель поставил вопрос об
эвристических возможностях метафоры. Рассматривая метафору в контексте риторики как прием
ораторского и поэтического искусства, он в то же время обращал внимание на логический механизм
метафоры, т.е. тот механизм, который лежит в основе способности метафоры выражать знание о
мире, т.е., говоря современным метаязыком, участвовать в процессах концептуализации. Он же
высказал и важную мысль о необходимости метафорической номинации, подчеркивая, что до
метафорического названия в языке не существовало точной номинации описываемого понятия. К
Аристотелю восходит и установление взаимосвязи между метафорой и сравнением, метафора
определяется им как сокращенное, или скрытое сравнение [Аристотель 1978].
Значительный вклад в развитие теории метафоры (а именно ее концептуальной сущности)
внесли и работы А.А.Потебни. Дискутируя с Аристотелем и Гербером по поводу возможности
перестановки членов пропозиции в метафоре, А.А.Потебня пишет, что такая перестановка была бы
возможной, если бы в языке науки и поэзии не находило отражение направление процессов познания
– от прежде познанного к новому, неизвестному (ср. с описанием сущности концептуальной метафоры
в работах Дж.Лакоффа и М. Джонсона!) [Потебня 1990: 203].
В рамках системоцентрической парадигмы, или «внутренней» лингвистики, когда язык
изучался «в самом себе и для себя», метафора и метонимия рассматривались прежде всего как
стилистические приемы, средства повышения экспрессивности речи. Но даже в рамках этой
парадигмы, как это всегда бывает, многие лингвисты и философы подчеркивали роль метафоры и
метонимии в процессах познания, концептуализации мира. Так, в концепции метафоры,
предложенной М. Блэком, который строит свою теорию метафоры, основываясь на понятии
интеракции, четко прослеживается попытка автора рассмотреть сущность метафоры как процесса
мыслительной деятельности. Именно он ввел в лингвистический обиход понятие «когнитивная
метафора». Он рассматривает механизм метафоры как результат взаимодействия двух ассоциативных
систем: обозначаемого метафоры и ее образного средства, в результате которого обозначаемое
предстает в новом свете, под новым углом зрения, получая новое, метафорическое название [Блэк
1990]. В этой трактовке метафоры легко прослеживается связь с теорией концептуальной метафоры,
предложенной Дж.Лакоффом и М. Джонсоном. Л. Шлайн определял метафору как уникальный
вклад правого полушария в языковую способность левого, также рассматривая ее в контексте
мыслительной деятельности человека [Shlain 2000]. Таким образом, есть все основания для того,
чтобы утверждать, что еще в рамках системно-структурной парадигмы исследователи вплотную
подошли к необходимости рассмотрения метафоры не только как стилистического приема или
способа расширения значения, но и как ментальной сущности. Как справедливо подчеркивает А.П.
Чудинов, люди «жили метафорами» в течение многих столетий, и это не могло пройти мимо
внимания лингвистов [Чудинов 2008:144]. Сказанное позволяет констатировать преемственность в
развитии лингвистической науки, находящую свое проявление в том, что новые подходы и
становление всякой новой парадигмы происходит не на пустом месте, а зарождается в рамках
предшествующей парадигмы, что обеспечивает плодотворность интеграции различных подходов к
объекту исследования и подтверждает эволюционный характер развития лингвистики.
Примером такой эволюции взглядов на сущность метафоры могут служить работы
М.В.Никитина, в трудах которого можно проследить переход от трактовки метафоры как переноса
значения к рассмотрению ее когнитивной сущности. Так, говоря о роли метафоры в формировании
нового концепта, М.В. Никитин особо подчеркивает, что метафора не порождает новый концепт, а
лишь способствует его четкому формированию и словесному выражению, в чем и состоит ее
когнитивная функция. По образному выражению М.В.Никитина, метафора служит «повивальной
бабкой», помогая концепту выйти из сумерек сознания и вербализоваться в речи [Никитин 2001: 34 ].
Начиная с 70-х годов прошлого века, в связи со становлением и выдвижением на центральную
позицию в лингвистике когнитивной парадигмы, внимание лингвистов почти целиком сосредоточено
на изучении когнитивной функции метафоры и метонимии: они изучаются с позиций тех
ментальных операций, которые происходят при их порождении, исследуется роль процессов
метафоризации и метонимизации как особых когнитивных операций, участвующих в процессах
концептуализации и категоризации. Наибольшее внимание при этом было первоначально метафоре,
в первую очередь, благодаря работе Дж.Лакоффа и М.Джонсона [Лакофф, Джонсон 2004] , которая,
по выражению А.Н. Баранова, по праву может считаться «библией когнитивного подхода к
метафоре» [Баранов 2004: 7]. Популярность данной работы настолько высока, что она нередко служит
прецедентным именем для других работ в области метафорологии (см., например, такие названия, как
“Metaphors we can learn by” [Ponterotto 1994], «Метафоры, которые мы выбираем» [Алексеева 2002:
288 – 298] и др.).
Основной заслугой Дж.Лакоффа и М.Джонсона является то, что они определили место и роль
метафоры в познании мира, показав, что метафоры пронизывают нашу повседневную жизнь (что
нашло отражение в самом названии работы), организуют наш повседневный опыт. В метафоре
находит свое выражение основная когнитивная способность человека мыслить об одной сфере
жизненного опыта или области знаний в образах другой, осваивать новое, опираясь на уже хорошо
известное, на аналогию, формировать новые концепты на базе старых, сформированных на основе
предшествующего опыта.
Процесс метафоризации в концепции Дж.Лакоффа и М.Джонсона основан на взаимодействии
двух концептуальных сфер: области-источника, представляющей собой сферу освоенного опыта и
области цели, которая мыслится структурируется на основе области-источника. Основанием для
такого переноса является, по мысли исследователей, т.н. соответствия в опыте. При этом
соответствия в опыте понимаются достаточно широко как некоторый общий признак, присущий
обеим концептуальным областям. Характер этого общего признака может быть различным: сходство
по внешнему облику, размер, манера поведения, потребность, выполняемая функция и т.д.
Например, в метафоре “…the key to my fiction… lies in my relationship with nature” (J. Fowles) в
качестве такого основания служит общий признак «функция»: с помощью ключа можно открыть
дверь во внутренний мир писателя и понять его творчество.
Основываясь на анализе повседневных, обыденных метафор (тех, которыми мы живем)
Дж.Лакофф и М.Джонсон выделили три группы концептуальных метафор, отражающих устойчивые,
стабильные, закрепившиеся в коллективном сознании соответствия между областью-источником и
областью-целью: структурные метафоры, ориентационные и онтологические. Структурные метафоры
позволяют воспринимать и описывать одно явление в терминах другого, например, представление
жизни учебного заведения в терминах судна, потерпевшего бедствие: «Как Вы думаете,
Литинститут выживет?» «Он выжил, и это уже хорошо. Он плывет тяжело, трудно, трещат
борта. Но он плывет» (ЛГ 24-30 декабря 2004). С помощью ориентационных метафор концепты
структурируются в терминах пространственных отношений: позитивное – верх, негативное – низ, ср.:
«Жизнь – это чудо. А чуда не запретишь. Да здравствует амплитуда, то падаешь, то летишь» (В.
Боков). Онтологические метафоры позволяют представлять абстрактные явления в виде материальной
субстанции, ср.: «Горе ты, горе – соленое море» (М. Цветаева).
Следует подчеркнуть, что говоря о соответствиях в опыте, лежащих в основе концептуальных
метафор, Дж.Лакофф и М. Джонсон имели в виду не индивидуальный, а коллективный опыт,
понятный всем представителям данного социума, и объектом их анализа являлись т.н. стертые, или
мертвые метафоры, т.е. словесные метафоры, ставшие фактами языка (по меткой характеристике Дж.
Серля, мертвые метафоры – это те, которые выжили, т.е. стали фактами языка, а не отдельного
индивида [Серль 1990:313]). Индивидуальный культурный, профессиональный и интеллектуальный
опыт может отличаться от конвенционального, что приводит к созданию живых, творческих метафор,
не вписывающихся в традиционные модели. В качестве примера можно привести метафоры Джона
Фаулза, в которых областью-источником нередко служат стилистические фигуры речи, поскольку эта
область является для Фаулза как художника слова наиболее известной, и он часто опирается на нее
при описании конкретных людей или явлений, ср.: She was a kind of human oxymoron. The landscape
was a simile of my life (J. Fowles). Еще одним примером индивидуального опыта, послужившего
областью-источником для создания метафоры, может служить следующая характеристика: «Веселый,
умный, симпатичный человек, такой Адлер души» (Так говорит о своей дочери Ю. Башмет в одном из
интервью (КП 05.04.05).
Следует признать, что концептуальные области источника и цели, служащие основой для
описания когнитивной сущности метафоры в теории Лакоффа-Джонсона, предстают как
сформировавшиеся, статичные образования, что несколько ограничивает аппликативный потенциал
данной теории для описания процессов генерирования новых смыслов и создания авторских метафор
в процессе метафоризации. Это ограничение преодолено в работах по концептуальной интеграции,
представляющих собой дальнейшее развитие когнитивной теории метафоры. Отличительной
характеристикой теории концептуальной интеграции, основные положения которой представлены в
работах Ж.Фоконье, М. Тернера, Е. Свитсер [Turner & Fauconnier 1995; Fauconnier &Turner 1998;
Sweetser & Fauconnier 1996], является то, что она сфокусирована на креативном, динамическом
характере процесса смыслопорождения вообще и метафоризации в частности.
В основе теории концептуальной интеграции лежит понятие ментального пространства, которое
представляет собой не статическую, а динамическую сущность. Ментальные пространства не даны
заранее, а представляют собой пакеты информации, возникающие on-line в процессе осмысления,
концептуальной обработки прошлой или текущей ситуации на основе уже имеющихся знаний.
Процесс концептуальной интеграции включает в себя взаимодействие четырех ментальных
пространств: двух исходных пространств, общего пространства (создающегося в результате их
пересечения на основе общих признаков) и совмещенного, интегрального пространства, т.н. бленда,
которое, собственно, и является результатом концептуальной интеграции. Достоинство данной
теории состоит в том, что она представляет процесс формирования метафоры, как и процесс
смыслообразования вообще как динамические сущности. Как подчеркивает Н.К.Рябцева, понятие
концептуальной интеграции является принципиально важным для языка в целом, поскольку язык сам
по себе интегрален, синкретичен, многозначен [Рябцева 2005:85]. О.К. Ирисханова, отмечая
большой экспланаторный потенциал данной теории, указывает, что она может применяться при
изучении семантики синтаксических конструкций, фразеологизмов, построения художественных
текстов, различных стилистических приемов [Ирисханова 2000:64].
Обращение к конкретному языковому материалу позволяет увидеть динамическую сущность
процессов метафоризации как результата концептуальной интеграции. Обратимся к анализу отрывка
из книги американской писательницы китайского происхождения Эми Тэн “The Joy Luck Club”,
который, как нам представляется, позволяет увидеть процесс порождения метафоры как результат
концептуальной интеграции.
The old woman remembered a swan she had bought many years ago in Shanghai for a foolish
sum. This bird, boasted the vendor, was once a duck that stretched its neck in hopes of becoming a
goose, and now look! - it is too beautiful to eat.
Then the woman and the swan sailed across an ocean many thousands of li wide, stretching
their necks toward America. On her journey she cooed to the swan: “In America I will have a
daughter just like me. But over there nobody will say her worth is measured by the loudness of her
husband's belch. Over there nobody will look down on her, because I will make her speak only
perfect American English. And over there she will always be too full to swallow any sorrow! She
will know my meaning, because I will give her this swan – a creature that became more than what
was hoped for. ”
But when she arrived in the new country, the immigration officials pulled her swan away from
her, leaving the woman fluttering her arms and with only one swan feather for a memory. And then
she had to fill out so many forms she forgot why she had come and what she had left behind.
Now the woman was old. And she had a daughter who grew up speaking only English and
swallowing more Coca-Cola than sorrow. For a long time now the woman had wanted to give her
daughter the single swan feather and tell her: “This feather may look worthless, but it comes from
afar and carries with it all my good intentions.” And she waited, years after years, for the day she
could tell her daughter this in perfect American English (Amy Tan 1989:3-4).
Анализ данного отрывка позволяет проследить операцию концептуальной интеграции на
примере интегрирования двух исходных ментальных пространств (input spaces), образуемых на
основе концептов ЖЕНЩИНА и ЛЕБЕДЬ, первое из которых является областью мишени, а второе –
источником концептуальной метафоры. Взаимодействие этих ментальных пространств приводит к
образованию общего ментального пространства (generic space), возникающего в результате
пересечения общих признаков исходных пространств. Языковыми маркерами этого общего
ментального пространства являются такие слова и фразы, как sail across an ocean, stretch their necks,
которые используются для описания и женщины, и лебедя. На основе этого общего ментального
пространства и создается т.н. бленд, т.е. интегрированное ментальное пространство (blended,
integrated space), лежащее в основе порождения метафоры. Языковыми репрезентантами этого
бленда, который мы можем условно обозначить как «ЖЕНЩИНА-ЛЕБЕДЬ», служат такие единицы,
как coo (she cooed to the swam), swallow (she will always be too full to swallow any sorrow, swallowing
more Coca-Cola than sorrow), flutter (the woman fluttering her arms). При этом их принципиальное
отличие от единиц, репрезентирующих общее ментальное пространство, заключается именно в
передаваемом ими метафорическом значении.
Следует особо подчеркнуть, что, несмотря на наличие конвенциональной метафоры, в основе
которой лежит стабильная ассоциация грациозной женщины с лебедем, данная метафора является
авторской, порожденной в данном тексте. Ее индивидуальность заключается прежде всего в том, что,
в отличие от существующей конвенциональной метафоры, базирующейся на сравнении женщины с
лебедем и имеющей положительные коннотации, данная метафора включает и отрицательные
коннотации, отчетливо присутствующие в сочетании to swallow Coca-Cola. Кроме того, данная
метафора, как нам представляется, несет в себе и определенный культурно-специфический колорит,
на который косвенно указывают такие детали, как the loudness of her husband’s belch,
подчеркивающие место и назначение женщины в Китае того времени, а также swan feather –
лебединое перо, косвенно ассоциируемое с легкостью, невесомостью восточной женщины.
Следствием своеобразного метафорологического бума стало то, что, во-первых, исследование
метонимии в когнитивном ракурсе было несколько отодвинуто во времени, а, во-вторых, то, что
некоторые случаи переноса значения явно метонимического характера стали описываться как
метафорические. Так, например, при рассмотрении случаев типа Ten dollars later…
некоторые исследователи относят их к разновидностям концептуальной метафоры [Гилева 2002],
основанной на базовой метафорической модели TIME IS MONEY. Конечно, определенный соблазн
трактовать эти случаи как метафорические существует, но тогда как рассматривать такие случаи,
когда единицами измерения времени выступают не имена денежных единиц, а имена иных
сущностей, как, например: He put on an apron and began to peel. One potato later, Sheila mentioned:
“ Evelyn called” (E. Segal) или A thousand doors ago, when I was a lonely kid… (A.Sexton), которые явно
не сводимы к метафорической модели TIME IS MONEY?
Нам представляется, что существует гораздо больше оснований рассматривать данные случаи
как метонимические в своей основе, т.е. основанные на переносе по смежности «действие,
происходящее во времени, объект действия, происходящего во времени» → «единица измерения
времени», т.е. событие, объект или иные сущности, связанные с действием, происходящим во
времени, могут стать единицами измерения времени, как это однажды продемонстрировал К.
Воннегут в ставшей классической фразе “When I was a young man – two wives ago, 250 000 cigarettes
ago, 3 000quarts of booze ago” (K. Vonnegut).
Переход от традиционного рассмотрения метонимии как процесса семантического переноса и
стилистического средства к ее описанию как феномена концептуального уровня произошел позднее,
чем изучение метафоры в когнитивном аспекте [Kövecses 1998; Panther 2003; Ruis de Mendoza
Ibáňez 2003; Падучева 2003, 2004]). Признавая тот факт, что во многих работах и метафора, и
метонимия описываются в терминах концептуальной интеграции как базовой когнитивной операции,
лежащей в основе многих ментальных и языковых процессов, мы хотели бы отметить, что для
метонимии особую значимость имеет ментальная операция перефокусировки, или сдвига фокуса
внимания (термин Л. Талми [Talmy 2003: 257 – 311]), происходящего в сознании говорящего при
концептуализации и вербализации того или иного предмета или события. Так, описывая сущность
метонимии как когнитивного процесса, Е.В. Падучева отмечает: «Метонимию обычно определяют как
перенос по смежности. Понятие концептуальной структуры позволяет определить метонимический
сдвиг иначе – как сдвиг фокуса внимания при концептуализации реальной ситуации; иначе говоря,
как изменение соотношения между фигурой и фоном» [Падучева 2004:190]. Такой сдвиг основан на
существовании в сознании прочных ассоциативных связей между событием, явлением и его
участниками или иными характеристиками, т.е. связей по смежности. В результате такого сдвига
фокус внимания может перемещаться от самого события к его времени (После 11 сентября мир стал
другим), месту (Мы еще долго будем помнить Беслан), от действия к его характеристикам (Поезд
прогрохотал мимо), от автора к его работам (Нет ли у Вас Окуджавы?), от пациента к его диагнозу
(У меня сегодня было целых три аппендицита), от человека к части его тела, предмету одежды или
украшению (Глянь, какая обалденная шея восседает за крайним столиком (Д.Рубина); (Перстень
заговорил) и т.д. (более полный список таких метонимических переносов см. в: [Ungerer, Shmid 1996:
116].
Исходя из сказанного, мы полагаем, что существенное различие между метафорой и
метонимией заключается в том, что для метонимии существенное значение имеет сдвиг фокуса
внимания, а для метафоры – наличие общих признаков, на основе которых и образуется совмещенное,
интегральное пространство – бленд. В процессе метафоризации оказываются задействованными два
ментальных пространства, имеющие общий признак, на основе которого и создается интегрированное
пространство, лежащее в основе метафоры. В этом плане метафора оказывается гораздо ближе к
сравнению, в основе которого также лежит концептуальная интеграция двух разных ментальных
пространств, что позволяет рассматривать метафору и сравнение членами одной когнитивной
категории [Fludernick, Freeman & Freeman 1999: 2]. Ментальные процессы, задействованные в
процессе метонимизации, происходят «на территории» одной ментальной области, в рамках которой
и происходит перефокусировка внимания. Результатом такой перефокусировки, происходящей на
ментальном уровне, на языковом уровне является экономия языковых средств, своеобразный
семантический эллипсис, когда время, место, объект и другие характеристики становятся знаками
самого события. Таким образом, метонимия как ментальная операция выступает как способ
когнитивной экономии, фокусирования главного, в чем также состоит ее отличие от метафоры,
которая с экономией не связана.
Еще одно, не менее важное отличие состоит в том, что метафора на уровне языковой
репрезентации связана в первую очередь с существительным, поскольку только существительное
способно создать в сознании определенный образ, наделенный различными признаками, которые и
образуют импликационал слова, служащий основой для метафоризации его значений. Даже в случаях
метафорического употребления глагола основой для такой метафоризации, на наш взгляд, чаще всего
все равно служит существительное, связанное с действием, называемым глаголом, т.е. глагол
метафоризуется на основе ассоциативной связи с денотатом имени. Так, в случае «Море смеялось»
глагол «смеяться» употребляется метафорически на той основе, что море уподобляется живому
существу. На эту ассоциативную связь с существительным в случае метафоризации глагола
указывают многие исследователи. Так, описывая случаи метафоризации глаголов типа «выть» в
сочетании «ветер воет», Н.Д. Арутюнова говорит о том, что метафора этого типа может быть
выведена из сравнения, основанного на параллелизме разнопорядковых явлений: «ветер воет подобно
тому, как воет зверь» [Арутюнова1998: 361], т.е. через ассоциативную связь с существительным.
З.А.Харитончик, описывая метафоризацию глагола в примере «Дорога змеилась в горы», также
отмечает, что метафорическое значение глагола связано ассоциативно с исходным словом «змея» , т.е.
происходит на основе ассоциативной связи с предметным именем [Харитончик 2009: 419].
Метонимия, в отличие от метафоры, может происходить в сфере глагола не через ассоциативную
связь с существительным, а напрямую, на основе перефокусировки внимания от самого действия к
его признаку, например, качественной характеристике, которая используется для названия самого
действия. Например: Mrs Tanter rustled forward, effusive and kind (J. Fowles). В данном примере одна
их характеристик действия, а именно его звуковое сопровождение, становится средством номинации
самого действия, при этом синкретно называя как само действие, так и его характеристику, т.е.
выступая способом семантической компрессии. Как показывает сопоставительный анализ,
метонимический перенос в сфере глагола является более частотным, чем метафорический. Е.С.
Кубрякова отмечает, что именно метонимические переносы «лежат в основе номинации глаголом
целой ситуации, особой разновидности человеческой деятельности, когда один из компонентов
ситуации, или один с еще каким-то, будучи обозначенным, проявляет затем способность вызывать в
нашем воображении ситуацию в целом, или, в других терминах, активизировать соответствующий
фрейм [Кубрякова 1992: 89 – 90]. Как показывает фактический материал, в сфере глагола могут иметь
место случаи метонимо-метафорического переноса, при котором первоначально происходит
метонимический сдвиг, а затем, на его основе происходит метафоризация. Например: Her voice
bulldozed through all opposition (G. Greene).
Подведем краткий итог сказанному. Метафора и метонимия, как когнитивные операции и как
семантические процессы, имеющие место в сфере языковой семантики, характеризуются как
элементами сходства, так и различия. Их сходство заключается в том, что они:
а) являются когнитивными в своей основе;
б) увеличивают ресурсы нашего сознания и языка;
в) могут носить как конвенциональный, так и индивидуальный, творческий характер и
обладают значительным прагматическим потенциалом;
г) объясняются в теории семантики в терминах переноса, или сдвига значения.
Различие между метафорой и метонимией состоит в том, что:
а) для метонимии существенное значение имеет сдвиг фокуса внимания, а для метафоры –
наличие общих признаков, на основе которых и образуется совмещенное, интегральное пространство
– бленд;
б) метафора основана на взаимодействии двух ментальных пространств, метонимия как
когнитивная операция происходит в границах одного ментального пространства;
в) на ментальном уровне метонимия связана с принципом когнитивной экономии, а на языковом
уровне – со своеобразным семантическим эллипсисом; метафора с экономией не связана;
г) на языковом уровне метафора связана в первую очередь с существительным, метафоризация
глагола происходит через ассоциативную связь с субъектом действия, называемого глаголом;
метонимия может иметь место как в сфере существительных, так и глаголов, при этом глагол
метонимизируется самостоятельно, за счет операции сдвига фокуса внимания;
Заключая, следует признать, что, несмотря на перечисленные различия, метафора и метонимия
могут в отдельных случаях пересекаться, накладываться друг на друга, что делает их
дифференциацию достаточно сложной. Такие случаи нередко имеют место в сфере языковой
репрезентации темпоральных и пространственных отношений, что связано прежде всего со
сложностью характера отношений между базовыми концептами ПРОСТРАНСТВО и ВРЕМЯ, а также
в сфере языковой репрезентации эмоций. Факты пересечения границ между метафорой и метонимией
свидетельствуют о континуальности нашего мышления и диффузности границ между различными
ментальными процессами.

Список литературы
 Алексеева Л.М. Метафоры, которые мы выбираем // С любовью к языку. Москва – Воронеж:
Воронежский государственный университет, 2002. С. 288 – 298.
Аристотель. Сочинения. В 4т. Т.2. М.: Мысль, 1978.
Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1998.
Баранов А.Н. Когнитивная теория метафоры: почти двадцать пять лет спустя. Предисловие
редактора к книге: Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. Пер. с англ. / Под
редакцией и с предисловием А.Н. Баранова. М.: Едиториал, УРСС, 2004. С.7 – 21.
Блэк М. Метафора // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С.153 –172.
Гилева Е.П. Когнитивные основы неграмматической представленности концепта времени.
Автореф. дис…канд. филол. наук, Барнаул, 2002.
Ирисханова О.К. О теории концептуальной интеграции // Традиционные проблемы языкознания
в свете новых парадигм знания (Материалы Круглого стола, апрель 2000г.). М.:Институт языкознания
РАН, 2000. С. 62 – 67.
Кубрякова Е.С. Глаголы действия через их когнитивные характеристики// Логический анализ
языка. Модели действия. М.: Индрик, 1992. С.84 – 90.
Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. Пер. с англ. / Под редакцией и с
предисловием А.Н. Баранова. М.: Едиториал, УРСС, 2004.
Никитин М.В. Концепт и метафора // Studia Linguistica. Проблемы теории европейских языков.
Вып. 10. СПб.: 2001. С. 16- 35.
Опарина Е.О. Исследование метафоры в последней трети ХХ века // Лингвистические
исследования в конце ХХ века. Сборник обзоров. М.: 2000. С. 186 – 205.
Падучева Е.В. К когнитивной теории метонимии//http://www.dialog-
21.ru/Archive/2003/Padocheva.htm
Падучева Е.В. Метафора и ее родственники // Сокровенные смыслы. Слово, текст, культура.
Сборник статей в честь Н.Д. Арутюновой. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 187–203.
Потебня А.А. Теоретическая поэтика. М.: Высшая школа, 1990.
Рябцева Н.К. Язык и естественный интеллект. М.: Academia, 2005.
Серль Дж. Метафора // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С. 307 – 341.
Харитончик З.А. О номинативных ресурсах языка, или к дискуссии о концептуальной
интеграции// Горизонты современной лингвистики. Традиции и новаторство. Сборник в честь Е.С.
Кубряковой. М.: Языки славянских культур, 2009. С. 412 – 422.
Fauconnier G., Turner M. Conceptual Integration Networks// Cognitive Science 1998, #22. P.133 –
187.
Fludernik, M., Freeman, D.C., Freeman, M.H. Metaphor and Beyond // Poetics Today 1999, 20.3.
P.383 – 396.
Kövecses Z. Metonymy: Developing a Cognitive Linguistic View// Cognitive Linguistics 1998, #9-10.
P. 37 –77.
Lakoff, G. Women, Fire, and Dangerous Things. What Categories Reveal about the Mind. Chicago and
London: The University of Chicago Press, 1987.
Panther K.U. Introduction: on the Nature of Conceptual Metonymy// Metonymy and Pragmatic
Inferencing. Amsterdam and Philadelphia: Benjamins 2003. P. 1 – 20.
Ponterotto, D. Metaphors We Can Learn by: How Insights from Cognitive Linguistic Research Can
Improve the Teaching/Learning of Figurative Language // English Teaching Forum, volume 32, Number 3,
July 1994. P. 2 – 8.
Ruis de Mendoza Ibáňez F.J. The Role of Mappings and Domains in Understanding Metonymy//
Metaphor and Metonymy at the Crossroads: a Cognitive Perspective / Ed. by A. Barcelona. Berlin and New
York: Mouton de Gruyter, 2003. P. 109 – 132.
Shlain L. The Alphabet versus the Goddess. Lnd.: Penguin Arkana, 2000.
Turner M., Fauconnier G. Conceptual Integration and Formal Expression // Metaphor and Symbolic
Activity. P.183 – 204.
Sweetser E. & Fauconnier G. Cognitive Links and Domains: Basic Aspects of Mental Space Theory//
Space Worlds and Grammar. The University of Chicago Press: 1996. P.1 – 28.
Talmy L. Toward a Cognitive Semantics. Vol.1. Concept Structuring Systems. Cambridge,
Massachusetts; London, England: MIT Press, 2003.
Ungerer F., Schmid H.J. An Introduction to Cognitive Linguistics. Lnd., N.Y.: Longman, 1996.
 Алтайская государственная педагогическая академия. Поступила в редакцию:
Л.А.Козлова

МЕТАФОРА И МЕТОНИМИЯ: СХОДСТВО И РАЗЛИЧИЯ

В статье рассматриваются отдельные вопросы, связанные с когнитивной

сущностью метафоры и метонимии. Дается краткий экскурс в историю исследования
метафоры и метонимии, отмечается преемственность разных парадигм в их
изучении. Показывается динамический характер процессов метафоризации и
метонимизации. Выделяются и описываются общие и различительные признаки,
позволяющие разграничивать эти когнитивные феномены.
Ключевые слова: метафора, метонимия, ментальное пространство,
концептуальная интеграция, перефокусировка.

Список литературы
Алексеева Л.М. Метафоры, которые мы выбираем // С любовью к языку. Москва – Воронеж: Воронежский
государственный университет, 2002. С. 288 – 298.
Аристотель. Сочинения. В 4т. Т.2. М.: Мысль, 1978.
Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1998.
Баранов А.Н. Когнитивная теория метафоры: почти двадцать пять лет спустя. Предисловие редактора к
книге: Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. Пер. с англ. / Под редакцией и с
предисловием А.Н. Баранова. М.: Едиториал, УРСС, 2004. С.7 – 21.
Блэк М. Метафора // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С.153 –172.
Гилева Е.П. Когнитивные основы неграмматической представленности концепта времени. Автореф. дис…
канд. филол. наук, Барнаул, 2002.
Ирисханова О.К. О теории концептуальной интеграции // Традиционные проблемы языкознания в свете
новых парадигм знания (Материалы Круглого Стола, апрель 2000г.). М.: Институт языкознания РАН, 2000. С. 62
– 67.
Кубрякова Е.С. Глаголы действия через их когнитивные характеристики// Логический анализ языка.
Модели действия. М.: Индрик, 1992. С.84 – 90.
Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. Пер. с англ. / Под редакцией и с
предисловием А.Н. Баранова. М.: Едиториал, УРСС, 2004.
Никитин М.В. Концепт и метафора // Studia Linguistica. Проблемы теории европейских языков. Вып. 10.
СПб.: 2001. С. 16- 35.
Опарина Е.О. Исследование метафоры в последней трети ХХ века // Лингвистические исследования в
конце ХХ века. Сборник обзоров. М.: 2000. С. 186 – 205.
Падучева Е.В. К когнитивной теории метонимии//http://www.dialog-21.ru/Archive/2003/Padocheva.htm
Падучева Е.В. Метафора и ее родственники // Сокровенные смыслы. Слово, текст, культура. Сборник
статей в честь Н.Д. Арутюновой. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 187–203.
Потебня А.А. Теоретическая поэтика. М.: Высшая школа, 1990.
Рябцева Н.К. Язык и естественный интеллект. М.: Academia, 2005.
Серль Дж. Метафора // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С. 307 – 341.
Харитончик З.А. О номинативных ресурсах языка, или к дискуссии о концептуальной интеграции//
Горизонты современной лингвистики. Традиции и новаторство. Сборник в честь Е.С. Кубряковой. М.: Языки
славянских культур, 2009. С. 412 – 422.
Fauconnier G., Turner M. Conceptual Integration Networks// Cognitive Science 1998, #22. P.133 – 187.
Fludernik, M., Freeman, D.C., Freeman, M.H. Metaphor and Beyond // Poetics Today 1999, 20.3. P.383 – 396.
Kövecses Z. Metonymy: Developing a Cognitive Linguistic View// Cognitive Linguistics 1998, #9-10. P. 37 –
77.
Lakoff, G. Women, Fire, and Dangerous Things. What Categories Reveal about the Mind. Chicago and London:
The University of Chicago Press, 1987.
Panther K.U. Introduction: on the Nature of Conceptual Metonymy// Metonymy and Pragmatic Inferencing.
Amsterdam and Philadelphia: Benjamins 2003. P. 1 – 20.
Ponterotto, D. Metaphors We Can Learn by: How Insights from Cognitive Linguistic Research Can Improve the
Teaching/Learning of Figurative Language // English Teaching Forum, volume 32, Number 3, July 1994. P. 2 – 8.
Ruis de Mendoza Ibáňez F.J. The Role of Mappings and Domains in Understanding Metonymy// Metaphor and
Metonymy at the Crossroads: a Cognitive Perspective / Ed. by A. Barcelona. Berlin and New York: Mouton de Gruyter,
2003. P. 109 – 132.
Shlain L. The Alphabet versus the Goddess. Lnd.: Penguin Arkana, 2000.
 Turner M., Fauconnier G. Conceptual Integration and Formal Expression // Metaphor and Symbolic Activity.
P.183 – 204.
Sweetser E. & Fauconnier G. Cognitive Links and Domains: Basic Aspects of Mental Space Theory// Space
Worlds and Grammar. The University of Chicago Press: 1996. P.1 – 28.
Talmy L. Toward a Cognitive Semantics. Vol.1. Concept Structuring Systems. Cambridge, Massachusetts;
London, England: MIT Press, 2003.
Ungerer F., Schmid H.J. An Introduction to Cognitive Linguistics. Lnd., N.Y.: Longman, 1996.

INFORMATION ABOUT THE AUTHOR

Lyubov A. Kozlova, Doctor of Philology, Professor, Head of the English Philology Department, Altai State
Pedagogical Academy, kla@uni-altai.ru

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:
Ф.И.О. Козлова Любовь Александровна
Место работы: Алтайская государственная педагогическая академия
Должность: Зав. кафедрой английской филологии
Ученая степень и звание: д.ф.н., профессор
Телефон: 385-2-388-444 (раб.); 385-2-247-603 (дом.)
Адрес: 656038 г.Барнаул, ул. Димитрова д.41. кв.139 E-mail: kla@uni-altai.ru