«Величайш ий т о р го вец в
Комиссия
по делу
Новый и необычный подход к сути
христианства. Сможет ли известнейший
,
автор детективов доказать что
Воскресения Иисуса Христа не было?
THE CHRIST
COMMISSION
Og Mandino
BANTAM BOOKS
NEW YORK • TORONTO • LONDON • SYDNEY • AUCKLAND
O r Мандино
комиссия
ПО ДЕЛУ ХРИСТА
И ЗД А ТЕ Л Ь С КО ■
Москва ТОРГОВЫЙ ДОМ /
1998 гря Нй і
ББК 87.7
М 23
М андино Ог
М 23 Комиссия по делу Христа/Пер. с англ. М. Зво
нарева.— М.: Агентство «ФАИР», 1998.— 352 с.: ил.
ISBN 5-88641-129-1
Существует много книг по истории христианства,
но книга Ога Мандино с его необычным подходом к
данной теме занимает особое место, поскольку рас
сказывает о путешествии души из глубины неверия к
вершинам ослепительной веры. Что для этого надо?
Всего лишь вернуться в Иерусалим в 36 год от Рож
дества Христова и встретиться с очевидцами и участ
никами события, потрясшего наш мир навеки. Острое,
драматическое расследование событий, предшествую
щих распятию Иисуса Христа, и событий, последовав
ших за этим, дает неоспоримые свидетельства Воск
ресения Сына Божьего, но приводит героя на грань ги
бели прежде, чем он успевает передать подробности
Воскресения в XX век.
Новая книга Ога Мандино, как всегда, не обманы
вает ожиданий читателей, вселяя в них уверенность в
завтрашнем дне, жажду жизни и творчества.
Для широкого круга читателей.
ББК 87.7
Все права защищены. Н икакая часть данной книги не может быть воспроизве
дена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев
авторских прав.
Начав с уверенности,
Придеш ь к сомнениям.
Но, реш ивш ись начать с сомнений,
Окончишь уверенностью.
Фрэнсис Бэкон
ГЛАВА ПЕРВАЯ
7
пожать руку Дайни*. Что ж теперь-то волноваться?
Я закрыл глаза и попытался расслабиться, надеясь,
что водитель из автопарка Таннера”* окажется не
слишком разговорчивым. И совершенно напрасно.
— Я прочел много ваших книг, мистер Лоуренс.
Потр-р-рясающе! Мы с женой просто обожаем их.
— Вы очень любезны,— сам собой выскочил от
вет, хотя я и пытался себя остановить. Обычная фраза,
которой большинство авторов отвечают на компли
менты и безудержную до неприличия лесть своих
поклонников. Я прежде не задумывался о баналь
ности этого выражения, пока при раздаче автогра
фов не оказался в одной компании с Ирмой Бом
бею Оказывается, выводя уставшей рукой подписи, я
бормотал те же слова, что и Ирма. Она считала
эту фразу забавной, но мы тем не менее решили,
что собственная скромность заслуживает более твор
ческого подхода.
Водитель мастерски вывел наш сверкающий
экипаж из роя «мерседесов», облепивших подъезды
к отелю, и влился в свой ряд на авеню Звезд.
— Вы, должно быть, очень талантливый человек,
мистер Лоуренс, не так ли, сэр-р-р! Да просто ге
ний! Понять не могу, как вы придумываете все эти
немыслимые преступления, а ведь потом все сходится.
Никогда не мог догадаться, кто убийца. До самых
последних страниц! Никогда! Да-а, вы даже лучше,
чем старина Шерлок Холмс, ведь так, сэр-р-р?
— Благодарю вас.
Откинув голову, я закрыл глаза и устроился по
удобнее, не забывая о неприкосновенности складок
на твидовых брюках от Калвина Клейна***, кото
рые пришлось надеть для «Тунайт-шоу» по настоя
нию моей жены Китти. Шерлок Холмс, так, ка
* Донахью, Мере, Снайдер, Дайни — ведущие различных теле
программ в США, в основном в жанре ток-шоу. Фил Донахью
(р. 1935) известен у нас в стране тем, что в середине 80-х он
вместе с политическим обозревателем Центрального телевидения
В. В. Познером провел серию телемостов «СССР—США». Гэри Снай
дер (р. 1930) — поэт, представитель «разбитого поколения». Воспе
вает в стихах жизнь в общине, гармоничные отношения человека
и природы. Издал сборники «Черепаший остров», «Брошенные под
дождем: новые стихи 1947— 1986».
** Таннер — владелец сети Эн-Би-Си.— Прим. пер.
*** Клейн Калвин — известный американский модельер.
8
жется, он сказал? Машина скользила, слегка пока
чиваясь, по направлению к Барбэнку, а я пытался
отвлечься от предстоящего, перебирая в уме имена
мастеров детективного жанра, с которыми меня
сравнивали в турне. Часто называли Рекса Стаута
и Агату Кристи*, а также моего любимого писате
ля Ван Дайна. Несколько раз всплывало имя Джона
Диксона Карра, а репортер чикагской «Сан-Таймс»
упомянул об Эллери Квине, не зная, что это псев
доним двух кузенов — Манфреда Ли и Фредерика
Дэннея, один из которых, мистер Ли, уже пребы
вает в святых кущах на небесах. Эмоциональная
молодая журналистка из «Райтере Дайджест»*** умуд
рилась сравнить «яркий реализм» моего стиля, как
она выразилась, с мастерством лучшего француз
ского стилиста — Жоржа Сименона. «Очень любез
но»— искушение этой фразой было весьма силь
ным, но я устоял. Лесть в умеренных дозах каждо
му приятна, даже если известно, что правды в
ней нет.
Все двадцать шесть моих романов в бумажных
обложках все еще расходились, как горячие пи
рожки, и поэтому как Китти, так и мои издатели
возражали против рекламного турне. Китти объясня
ла, что ни к чему напрасно тратить время и энер
гию, и издатели с ней соглашались, поскольку
каждая книга Мэта Лоуренса и так оказывалась в
списке бестселлеров. Но я настоял. Мне никогда
раньше не приходилось участвовать в рекламных
турне, и такого рода опыт казался мне приятной
сменой занятий. При удаче можно было набрать и
новый материал для следующих романов.
Оглядываясь назад, я понимаю, что все это время
наслаждался каждым праздным днем и вечером, как
и предсказывал Элиа Казан"*. Представления не
имею, помогло ли турне и многочисленные выступ
- Рекс Стаут, Агата Кристи и др.— имена известных мас
теров детективного жанра.
** «Райтере Дайджест» — американский журнал-обозрение «Кон
спект для писателей».
*** Казан (Казанж оглу) Элиа (р. 1909) — один из виднейших
режиссеров Бродвея и Голливуда, писатель и продюсер, уроженец
Турции. Его перу принадлежат романы «Америка, Америка», «Ком
промисс».
9
ления перед читателями увеличить тиражи моего
последнего романа «Там, где плачут серебряные
ивы» или нет, но после «Шоу Карсона» турне за
канчивалось, и я уже почти сожалел, что необхо
димо возвращаться к спокойной безмятежности нашего
дома на склоне горы Кэмелбэк с видом на Феникс.
Ровно сорок восемь минут спустя лимузин свер
нул с шоссе Вест-Аламеда в лабиринт высоких при-
волочных заборов, притормозил у внутренних во
рот, чтобы охрана смогла рассмотреть водителя, и
медленно подкатил к двери, не имеющей вывески.
Я поблагодарил своего почитателя, сидевшего за
рулем, и вышел. Тут же появилась озабоченная ма
ленькая блондинка, сотрудница фирмы по связям с
общественностью, обслуживающей моего издателя.
Вчера утром, когда мы опаздывали на запланиро
ванное интервью в кафетерии отеля «Беверли-
Хиллс», она едва не довела меня до инфаркта,
продемонстрировав скорость, на какой может брать
повороты ее «Порше-924».
—Привет, Мари! Или мне следует теперь на
зывать вас Марио?*
Она игнорировала мою слабую попытку пошутить.
— О, мистер Лоуренс, мы уж е начали беспоко
иться. А вы грандиозно смотритесь. Прямо как тот
красавчик из парфюмерного клипа «Инд Сонг»!
— Увы, моя молодая леди, я не смотрю рекламу
и не знаю, как следует расценивать ваши слова:
это комплимент или вы оттачиваете на мне свой
язычок?
Она кокетливо вздернула голову и засмеялась.
— Я шучу, мистер Лоуренс. Следуйте за мной.
Нас ждут в знаменитой зеленой комнате. Осталь
ные гости уж е там. Запись начнется примерно че
рез тридцать минут.
В зеленой комнате — на самом деле вовсе не зе
леной— Мари представила меня молодому человеку
по имени Альфред — одному из членов команды
Карсона. Затем, клюнув меня в щеку, пожелала уда
чи и исчезла. Альфред поинтересовался, не хочу
* Марио Габриэль Андретти (р. 1940) — американский автогон
щик, неоднократный победитель американских (Дайтона-500) и
международных (Формула-1) чемпионатов.
10
ли я познакомиться с другими гостями шоу. Я был
не против. Первым, кому я пожал руку, оказался
Чарльз Нельсон Рейлли — комик и режиссер. Рейл-
ли немедленно признался, что он мой поклонник, и
доказал это, протараторив по меньшей мере дю
жину названий моих книг. Я немедленно отклик
нулся, выразив восхищение мастерской режиссурой
сцен с Джули Харрис, которая сумела достоверно
отразить бурную жизнь Эмили Дикинсон*.
Следующим на меня надвинулся и самостоятельно
представился Джимми Стюарт**, громадина, каких
свет не видывал. Мы быстро нашли общий язык,
поскольку оба служили в восьмой авиадивизии во
время Второй мировой войны. Наконец я пожал
руку яркой брюнетке, певице Донне Теодоре, кото
рая напомнила мне нашу любимую эскадронную
девицу Джейн Рассел. Тем временем всех друзей,
сопровождавших гостей «Шоу Карсона», вежливо
попросили удалиться, и мы остались вчетвером,
пытаясь поддержать друг друга, поскольку муже
ство наше таяло на глазах. Жалкая это была под
держка. Даже у признанных шоуменов существует
какой-то завораживающий страх перед пятнадца
тью миллионами зрителей, которые наблюдают за
тем, что ты говоришь и делаешь. Только лунати
ки или полные дураки не ощущают его. Кроме
нескольких замечаний о вездесущем смоге и ка
лифорнийском Джерри Брауне никто из нас ниче
го из себя не выдавил, и наконец мы услышали,
как Эд МакМахон воскликнул:
— А во-о-от и Джонни!
И каждый с облегчением уставился в огромный
телевизионный экран.
В своем монологе Джонни упрекнул лос-андже
лесских «Доджеров» за последнюю серию проиг
* Дикинсон Эмили (Элизабет) (1830— 1886) — американская
поэтесса, которую называли «мистиком Новой Англии». Ее поэзия,
опубликованная после смерти, исходила из идей трансцендентализ
ма. Но сомнению, горечи и иронии в ее стихах противостоят кра
сота природы, свобода человеческого духа и бессмертие души.
** Стюарт Джеймс (р. 1908) — американский киноактер, звезда
Голливуда 30—50-х гг. Создал образ мужественного и добродетель
ного «стопроцентного американца», снявшись в десятках комедий и
вестернов, детективов и драм. (Фильмы «Филадельфийская история»,
«История Гленна Миллера» и др.)
1
рышей, уколол Конгресс за неспособность принять
какой-либо закон, кроме положения об увеличении
числа членов Конгресса, и обрушился на торговцев
подержанными автомобилями, которые, увеличив объ
емы продаж, возомнили о себе невесть что. Те
перь они готовы загнать в свои несносные рек
ламные ролики кого угодно: от Долли Партон до
боа-констриктора*. Затем появился Чарльз Нельсон
Рейлли, и благодаря ему я почти забыл о своей
нервозности: он живо повествовал о столкновении
своей лодки с катером береговой охраны, о борьбе
со взбесившимся двигателем и попытках справиться
с управлением маленькой лодкой. После этого Джим
ми Стюарт показал отрывки из своего нового те
левизионного фильма о неопознанных летающих объ
ектах, премьера которого должна была вскоре со
стояться на другом телевизионном канале, а Донна
Теодора исполнила два хита в стиле рок, которые
показались мне совершенно несовместимыми с та
кой царственно красивой женщиной.
— Вы удачливы, мистер Лоуренс! — неожиданно
заметил Альфред.
— Вот как? В чем?
— Вы окажетесь в прямом эфире сразу после
двухминутного перерыва и, похоже, проведете с
мистером Карсоном целых четырнадцать или пят
надцать минут.
— Замечательно! Это поставит меня на один
уровень с Карлом Саганом и Паулем Эрлихом!**
— Что? Ах, да... смешно, смешно.— Он даже не
улыбнулся.— Вы сможете удерживать интерес
аудитории все это время?
12
Всего три дня назад я провел в прямом эфире
сети Ларри Кинга около двух часов, выступая в
радио-шоу. Я потрепал Альфреда по слегка небри
той щеке и ответил:
— Попытаюсь, сынок, попытаюсь.
— Следуйте за мной, сэр... и, пожалуйста, будь
те внимательны. Здесь за сценой довольно темно.
За занавесом играл оркестр, развлекая собрав
шуюся в студии аудиторию, пока телезрители всей
страны усваивали преимущество собачьей еды
«Альпо» и исподнего от Джеймара. Альфред на
клонился и прокричал прямо в ухо:
— Стойте здесь, сэр, пожалуйста, пока я не отод
вину занавес. Затем — шаг вперед, стоп, еще три
шага вперед и поворот направо к мистеру Карсо
ну. Будьте осторожны, не споткнитесь, когда по
дойдете к платформе, на которой стоит его стол!
Я кивнул, страстно желая, как всегда перед пря
мым эфиром любой программы, перенестись на
склон горы Кэмелбэк, к бассейну, где лежал бы
себе с таксой, хорошей книгой и бокалом в ру
ках. Внезапно Альфред, который стоял прильнув
ухом к занавесу, дернул тяжелую материю и под
толкнул меня в спину. Я был мгновенно ослеплен
светом, но сделал шаг вперед, улыбнулся, помахал
рукой аудитории, которую все еще не видел, раз
вернулся вправо, как мне было велено, ступил на
платформу и схватил руку Джонни. Затем повер
нулся, поцеловал Донну в щечку и пожал руки
Чарльзу и Эду.
— Мистер Лоуренс,— приветливо сказал Джон
ни,— вот уж е многие годы я ваш поклонник. Добро
пожаловать!
— Благодарю вас. Я рад, что присутствую здесь.
— Почему вы не появились у нас раньше? —
нахмурился Джонни, слегка наклонив голову, так
что вопрос оказался обращенным не только ко мне,
но и к директору программы Фредди де Кордова,
сидящему вне поля зрения камер в наушниках и с
микрофоном у подбородка.
— Джонни, мне раньше не приходилось обра
щаться к помощи радио и телевидения. К счастью,
мои книги всегда так хорошо расходились, что
13
издатели, кажется, боялись моего появления на экра
не, которое могло все испортить. Большинство ав
торов, насколько я могу судить, следует держать
под домашним арестом, как только их книги вы
ходят в свет, поскольку каждый раз, когда они
открывают рот, тиражи их книг резко падают.
Джонни усмехнулся и кивнул:
— Что ж, принимаем это как рабочую гипотезу.
Сколько ж е ваших книг было продано к сегодняшне
му дню— вы имеете представление об этой цифре?
— Примерно, поскольку многие из них выходи
ли также и в переводах. По моей оценке все ти
ражи вместе составляют что-то около восьмидесяти
миллионов экземпляров.
Аудитория восхищенно застонала.
— Восемьдесят миллионов? Подсчитаем.— Джонни
взял карандаш и смочил языком его свинцовый
кончик.— Если ваша доля составляет четвертак за
штуку, то двадцать пять центов надо умножить на
восемьдесят миллионов... Боже мой!
В аудитории послышались смешки.
Мы обсудили экранизации нескольких моих
книг. Самым лучшим признали фильм по роману
«Растение века». Джимми заявил, что ему больше
всего нравится роман «Пугало», получивший акаде
мическую награду. Затем Джонни заглянул в свои
записи и кратко коснулся нескольких реальных
преступлений, к расследованию которых полиция
привлекала меня в качестве консультанта. Наибо
лее знаменитым было, разумеется, успешное рас
следование ужасных убийств молотком в Хьюсто
не, которое длилось пять лет. После следующего
рекламного перерыва Джонни сменил тему разго
вора и начал обращаться ко мне по имени.
— Мэт, не приходилось ли вам начинать такую
книгу, которую вы не смогли закончить, такую
книгу, в которой фабула настолько закручена, что
вам самому не под силу ее распутать.
Я колебался. Внутренние колокольчики самосохра
нения зазвенели, предупреждая, что я заплыл в
опасные воды. Инстинкт требовал, чтобы я замолк
и дал простой отрицательный ответ, но вопреки
здравому смыслу я произнес:
14
— Да, фактически вот уже более двадцати лет,
с тех пор как я написал свой первый детективный
роман, я бьюсь над такой книгой.
— Двадцать лет! Вот это да! Можете расска
зать нам о ней?
Отступать было поздно.
— Хорошо, Джонни. Меня всегда завораживали ро
маны на библейскую тему. Вы знаете — «Бен Гур»,
«Плащаница», «Серебряная чаша»? Многие годы я изу
чал книги, в которых описывается жизнь Иисуса.
У меня, возможно, самая богатая в мире коллекция
изданий на эту тему. Я хочу сказать, самая богатая
из частных коллекций. Сюжет моей незаконченной
книги состоит в неком расследовании, связанном с
последней неделей жизни Иисуса Христа, неделей
подозрений, драм, тайн, неделей встреч с людьми,
которые ненавидели его, с людьми, которые люби
ли его. Разумеется, в те времена не было детек
тивов в сегодняшнем понимании этого слова, но
история свидетельствует, что комиссии по расследо
ванию создавались тогда достаточно часто, как рим
лянами, так и иудеями. По характеру своей деятель
ности и целям они были полностью идентичны сов
ременным формам расследования.
— Вы хотите сказать... как наша Уотергейтская
комиссия* или Комиссия Уоррена?**
— Совершенно точно. А из новых — комиссии
Конгресса по умышленным убийствам, которые пе
ресматривали дела Кеннеди и Кинга***. Моя не
оконченная рукопись, детектив на библейскую тему,
* Уотергейтская комиссия — комиссия, расследовавшая Уотер
гейтское дело — политический скандал, в который была вовлечена
администрация Республиканской партии США в 1973— 1974 гг. во
время предвыборной кампании за переизбрание на второй срок
президента-республиканца Р. Никсона. Уотергейт — гостиничный, жи
лой и конторский комплекс в Вашингтоне, где в 1972 г. разме
щался, наряду с другими учреждениями, Национальный комитет Де
мократической партии. Отсюда и название дела.
** Комиссия Уоррена — действовавшая в 1963— 1964 гг. прези
дентская комиссия по расследованию убийства Дж. Ф. Кеннеди, воз
главляемая Эрлом Уорреном, юристом, государственным и полити
ческим деятелем. Сомнительные выводы Комиссии Уоррена впо
следствии пересматривались комиссиями Конгресса.
*** Кинг Мартин Лютер (1929—1968) — американский черноко
жий борец за права человека, баптистский священник, один из ли
деров движения за гражданские права "негров. Был убит в Мемфи
се (Теннесси).
15
если угодно, по фабуле представляет собой рассле
дование смерти Иисуса через шесть лет' после
его распятия, проводимое комиссией из трех рим
ских трибунов” , тщаельно изучивших все окруже
ние Христа.
— Шесть лет спустя?..
— Да. К тому времени римский легат в Сирии
Луций Вителлий” **якобы стал проявлять серьезную
обеспокоенность ростом числа последователей Иису
са, которые в наше время известны как христиане,
из-за волнений, с ними связанных, во вверенной
ему провинции — громадной территории, включающей
Израиль, или Иудею, как в те времена римляне
называли небольшую часть территории, где прожи
вали покоренные ими евреи. В моей книге Вител
лий создает комиссию и направляет ее в Иудею с
единственной целью: пресечь раз и навсегда слу
хи, распространяемые потенциально опасными воз
мутителями спокойствия новой волны, о том, что их
лидер восстал из мертвых после казни и он как
раз тот самый долгожданный Мессия” ” , который
скоро вернется, чтобы освободить народ от цепей
Рима.
Джонни нахмурился, аудитория замерла. Каза
лось, мы остались одни в пустой студии.
— И как же они должны были решить эту за
дачу?
— План работы комиссии был весьма прост. Они
намеревались доказать, что Иисус не воскресал и
не покидал своей могилы, его тело перенесли в дру
гую могилу, что дало возможность ученикам Иисуса
спекулировать на чуде, которого не было. Я вы
брал временем действия шестой год после распятия
потому, что, по историческим данным, как и по
* Через шесть лет — то есть в 36 г. н. э.; Иисус был распят
в 30 г. н. э. (по другим источникам — в 29 г. н. э.).
** Трибун — здесь: командная должность в римской армии.
*** Легат — в Древнем Риме — посол, отправлявшийся в чужие
земли с политическими поручениями, а также — помощник полко
водца; наместник в провинции. Вителлий Луций — отец императора
Вителлия, крупный политик и дипломат, консул. По достижении
консульства был назначен наместником в Сирию.
**** Мессия — по-древнееврейски «помазанник». Мессия мыслился
как помазанник Божества, как Его воплощение, как Сын Божий,
который спасет свой народ от римского рабства.
16
Новому Завету, главные действующие лица и сви
детели последней недели жизни Иисуса все еще
находились в Иерусалиме. Комиссия намеревалась
заслушать показания каждого знавшего Иисуса че
ловека и расследовать каждое свидетельство, каж
дый намек, позволяющие установить личности не
известных, которые похитили тело и спрятали его,
а также место, где спрятали тело. Затем комиссия
намеревалась получить письменные признания с
подписями, что в данном случае было совершенно
необходимо, потому что те, кто обманывает народ,
должны признаться в этом и понести наказание.
Виновных собирались распять, а подписанные при
знания прикрепить над телами, чтобы все узнали
правду. Останки Иисуса следовало также извлечь
и показать народу, положив конец опасным вол
нениям прежде, чем они перерастут в неповинове
ние, принося Риму неприятности. В своей книге я
называю эту группу из трех трибунов комиссией
по делу Христа. Кстати, так называется и книга.
Джонни выглядел озадаченным. Несколько мгно
вений он нервно постукивал кончиком карандаша
по столу, затем коснулся моей руки и спросил:
— Мэт, я не уверен, что правильно вас понял.
Вы хотите сказать, что двадцать лет пишете кни
гу, в которой доказываете на основании показаний
людей, знавших Иисуса, что он никогда не воск
ресал из мертвых?
Краешком глаза я заметил, как Эд МакМахон
наклонился вперед, напряженно не сводя с меня глаз.
Я покачал головой:
— Нет, Джонни. Фабула этой книги построена та
ким образом, что после допроса Понтия Пилата, Пет
ра, Матфея, Иакова, первосвященника Каиафы* и еще
* Понтий Пилат — римский прокуратор (наместник) Иудеи
(26—36 н. э.). Петр — апостол, родом из Вифсаиды, галилейского
города. Его первое имя Симон. Иисус Христос изменил его имя, на
звав Петром, что в переводе с греческого значит «камень», «скала»,
показывая этим твердость его веры и твердость Церкви, основан
ной на этой вере. Матфей — апостол и евангелист, родом из Ка
пернаума, бывший мытарь по имени Левий, призванный Иисусом
Христом следовать за Ним. Иаков — о каком именно Иакове идет
речь в данном контексте, не ясно. Каиафа (Иосиф II) — шестьде
сят девятый первосвященник иудейский. Он принадлежал к секте
фарисеев.
17
нескольких свидетелей, комиссия постепенно осозна
ет: доказательства уводят дело в противоположном
направлении, они никогда не смогут отыскать
тела Иисуса и установить личности похитителей,
поскольку похищения тела не было. В конце книги
комиссия по делу Христа и мои читатели вместе с
ней должны, как я надеялся, прийти к одному и
тому же заключению: Христос, конечно же, вос
крес на заре в то воскресенье много лет назад.
— Восхитительно, восхитительно,— забормотал Джон
ни, прерывая разрозненные хлопки.— Почему же вы
никак не закончите эту книгу, Мэт? Это была бы
превосходная книга, принимая во внимание ваш та
лант исключительно просто и понятно объяснить
сложнейшие факты и запутанные следы. Ваш де
тектив положил бы конец всем загадкам.
Аудитория аплодировала этой фразе с гораздо
большим энтузиазмом, и я понял, что крепко влип.
Бежать было некуда, спрятаться негде, и только себя
я должен был винить за то, что загнан в угол. Я
глубоко вздохнул и ринулся напролом:
— Я не мог закончить эту книгу по одной про
стой причине. Чем больше я изучал события по
следней недели жизни Иисуса, чем больше я пы
тался разрешить разительные несоответствия, кото
рые каждый может найти в четырех Евангелиях,
чем больше я закапывался в труды гораздо более
мудрых, чем я, людей, свыше девятнадцати столе
тий бьющихся над этой загадкой, тем больше
убеждался: Иисус никогда не воскресал!
Аудитория разом ахнула, и с задних рядов к
сцене покатился, нарастая, угрожающий ропот. Джон
ни с окаменевшим лицом, приоткрыв рот, уста
вился на меня. Справа Донна Теодора ойкнула, а
Эд МакМахон прорычал что-то нечленораздельное.
Пытаясь не потерять самообладания, я двинулся еще
дальше:
— Павел, обращаясь к новообращенным, часто
говорил: «А если Христос не воскрес, то и пропо
ведь наша тщетна, тщетна и вера ваша»*. Джон
ни, чем дольше я изучал и исследовал этот воп
* 1-е поел, к Коринф. 15:14.
18
рос, тем больше убеждался, что двадцать веков
вера миллиардов людей была тщетной. Мы попа
ли в сети самого грандиозного заблуждения, когда-
либо поражавшего человечество. Нет никаких твер
дых доказательств, которые подтверждали бы, что
Иисус воскрес из мертвых и что он, как многие
хотели бы верить, Сын Божий.
Джонни запустил руку в портсигар, вынул си
гарету и поднес к ней огонек зажигалки. Ее щел
чок прозвучал как выстрел в гробовой тишине,
воцарившейся в студии. Я продолжал:
— Возможно, это звучит самонадеянно, но я хо
тел бы провести неделю в тех далеких време
нах, когда прошло всего шесть лет после распя
тия, в том месте, в котором я разместил свою ко
миссию по делу Христа. Я сумел бы, конечно,
выяснить, что ж е в действительности произошло с
Иисусом в последние дни его жизни; какие за
говоры были сплетены и кем; какие факты были
скрыты от людей; кто в действительности украл его
тело и почему; и в особенности, каким образом
правда, какой бы она ни была, скрылась за тем
ной завесой так быстро, что для нас не осталось
от нее ничего, кроме слухов, которыми мы ж и
вем вот уж е две тысячи лет. Вот и все об этом,
Джонни.
— Да,— отрывисто отозвался он и кивнул оркест
ру.— Разумеется, это все.
Как только зазвучала музыка, большая конфета,
брошенная из зала, приземлилась у моих ног. За
тем разлетелось яблоко, ударившись о переднюю
доску стола Джонни, а по всей сцене, просвистев
над нашими головами, заскакали монеты. Донна
вскрикнула и прислонилась к Джимми Стюарту,
спрятав лицо у него на груди. Толпа угрожающе
рокотала, и я увидел, как Фредди де Кордова от
чаянно махал рукой техникам в закрытой стеклян
ной кабинке. Толстая седая дама вскочила со своего
кресла в первом ряду, подбежала к краю сцены и
выкрикивала что-то, потрясая пухленьким кулач
ком, но в общем гаме я не мог расслышать ее
слов. Джонни, явно потрясенный случившимся, на
клонился ко мне почти вплотную:
19
— Ради вашей же безопасности, и нашей тоже,
почему бы вам не исчезнуть за занавесом, причем
немедленно!
Я встал, протянул ему руку, но он предпочел
ее не заметить.
26
— Но вас не похищали, Матиас.
— Нет? Но где же я в таком случае? Уже
умер? Неужто тот клоун ударил меня так сильно?
А если умер, то где я? На небесах или...
— Вы не умерли, сын мой.
— Пожалуйста, не говорите мне, что я напился
до беспамятства. Китти предупредила меня, что не
стоит напиваться, и я принял весьма умеренную
дозу. Так что это, Иосиф? Сон?
Горловой смех Иосифа, умноженный эхом, рас
катился по комнате.
— За вас с удовольствием ответил бы на этот
вопрос человек вашей профессии.
— Человек моей профессии... Кто?
— Самуэль Л. Клеменс. Марк Твен, как он пред
почитал называть себя. Однажды он написал, что
жизнь — только мираж, сон.
«Таинственный незнакомец»!** Слава Богу, моя
энциклопедическая память не подвела, хотя читал я
эту книгу очень давно.
— Твен писал, что все в нашей жизни сон —
Бог, человек, мир, солнце — и ничего не существу
ет, кроме пустого пространства; что все мы не
более чем мысли.
— Совершенно точно.
— Пожалуйста, давайте забудем Марка Твена и
поговорим обо мне. Вы сказали, что я не был по
хищен и это не сон. В таком случае, где я и что
здесь делаю? Может быть, кто-то — скорее всего,
один из моих друзей — сыграл со мной весьма до
рогостоящую шутку? Так вот в чем дело! За этим
наверняка Леммон стоит, и на этот раз он превзо
шел самого себя. Я во дворце Цезаря?"
Иосиф нахмурился.
— На Капри?*" Нет, нет, нет.
— Не Капри,— саркастически отозвался я,— Вегас.
* «Таинственный незнакомец» — роман Марка Твена, написан
ный им в 1916 г., изданный посмертно по неполной рукописи,
заново и более точно отредактированный и изданный в 1969 г.
** Матиас говорит о «Дворце Цезаря» в Лас-Вегасе — столице
игорного бизнеса в США, которая славится роскошными казино и
отелями, в том числе и в псевдовосточном стиле.— Прим. пер.
*** Остров Капри с 27 г. н. э. стал резиденцией римского импе
ратора Тиберия ѵ42 г. до н. э.—37 г. н. э.).
27
Иосиф рассмеялся до слез, но увидев, что я не
шучу, стал серьезным.
— Нет, Матиас,— мягко ответил он,— это не Лас-
Вегас.
— Так расскажите мне, где я?
Иосиф тяжело вздохнул и присел на каменную
скамью рядом с кушеткой, на которой я лежал. Не
которое время он пристально разглядывал свои ла
дони, как будто собирался по ним гадать, а когда
наконец заговорил, голос его был настолько ти
хим, что я был вынужден наклониться к нему, что
бы расслышать слова.
— Сын мой, все очень сложно и в то же время
достаточно просто. Вы только что сделали очень
серьезное заявление в телевизионной программе,
которую видят и слышат миллионы людей.
У меня мороз прошел по коже. Словно мне за
живорот бросили кусочек льда. Упавшим голосом я
спросил:
— Вы говорите о моем заявлении по поводу
Иисуса и всеобщего заблуждения относительно его
воскресения?
Его приветливый взгляд мгновенно стал непри
крыто враждебным.
— Двадцать веков в мире то и дело возникали
подобные идеи. Глумливые насмешники со времен
Нерона* делали все для низвержения веры в Хрис
та. Но вы, Матиас, важнее сотни Неронов именно
потому, что живете в двадцатом веке. Благодаря про
грессу в средствах общения высказанное кем-либо
мнение мгновенно становится известным всему миру.
А если это мнение высказывает человек широко
известный, к мнению которого прислушиваются люди,
то оно оказывает на них мгновенное воздействие.
— Но может ли истина быть вредна человече
ству, Иосиф? Шекспир однажды написал: «Пока
ты жив, говори правду и посрами тем дьявола».
— Отличный совет блистательного ума. Разуме
ется, правда не может никому навредить, мой
друг, поскольку она есть фундамент знаний и це
* Нерон (37—68 гг. н. э.) — римский император с 54 г. После
большого пожара в Риме (64 г.) стал преследовать христиан,
приписав им причину пожара.
28
мент, скрепляющий все сообщества. Именно поэто
му вы здесь.
Я почувствовал себя совершенно беспомощным.
— Я не понимаю. Где здесь?
— Помните, в конце шоу вы высказали некое
пожелание?
— Да, я повторял его часто в тиши кабинета,
когда был расстроен и утомлен борьбой с матери
алами о тайне Иисуса, которые никак не хотели
складываться в единую картину.
— Какое пожелание высказали вы во время шоу?
— Я заявил, что хотел бы провести неделю в
том месте и в то время, которые описаны мной в
неоконченной рукописи моей книги «Комиссия по
делу Христа» — Иерусалим, шесть лет после распя
тия Христа, когда основные свидетели еще живы
и находятся в городе. Я также хотел бы иметь воз
можность допросить их и расследовать дело. Я
сказал, что, имея в своем распоряжении всего лишь
неделю, смогу выяснить правду об Иисусе, особен
но в части фактов, касающихся обмана, связанного
с пустой могилой. Ну и что с того?
Старик вновь наклонился ко мне и взял мою го
лову в свои большие мягкие ладони.
— Матиас,— сказал он торжественно,— ваше по
желание исполнено.
— Что?!
— Вы находитесь в Иерусалиме, где сейчас по
вашему летосчислению идет тридцать шестой год
новой эры, тридцать шестой год с Рождества
Христова, шесть лет спустя после того, как Ии<і9ус
Христос был распят.
В торжественном молчании, наступившем после
заявления Иосифа, я слышал стук своего сердца да
стаккато капель, падающих из раскрытой пасти
неподвижного льва. С недоверием и изумлением
отчаянно искал я в спокойном лице хозяина дома
намек — приподнятую бровь, спрятанную в губах ус
мешку или подмигивающий глаз — что-нибудь, что
позволило бы считать все это шуткой или хотя бы
ночным кошмаром. Да, о да, я с радостью предпо
чел бы ночной кошмар.
— Мне все это не снится, как вы утверждаете? —
слабым голосом спросил я.
29
Иосиф покачал головой, словно укоряя меня за
такой вопрос.
— Матиас, вы можете вспомнить хоть один сон,
во время которого вы знали, что все это вам
только снится?
— Не припоминаю.
— И не сможете. Подсознание не способно на та
кой рационализм.
— Но это абсолютная чушь! Это невозможно! —
закричал я, чувствуя, что мой рассудок не может
примириться с таким положением вещей.
— Пожалуйста, Матиас. Вы слишком умны, что
бы делать скоропалительные выводы на основе
столь ничтожной информации. Мне кажется, что
даже ваши вымышленные герои не сделали бы
столь спорного заявления, иначе им не удалось бы
раскрыть ни одного преступления. Разве не сказал
Наполеон, что слово «невозможно» можно найти
только в словаре дурака?
Но мысли мои работали уж е более связно, и
мне показалось, что на последней реплике я пой
мал его.
— Откуда же вы знаете про Наполеона, не го
воря уж о Марке Твене или «Шоу Карсона», если
сейчас, по вашим словам, начало первого века?
Не слишком ли вы забежали вперед самого себя?
Старик одобрительно похлопал меня по плечу.
Затем, как добрый профессор любимому ученику,
терпеливо прочитал мне лекцию.
— Нас всего несколько, возможно, слишком
мало. Мы те, кому дана способность проходить
через границы пространства и времени, когда
считается, что это необходимо сделать в интересах
истины. Для нас реально не существует ни прош
лого, ни настоящего, ни будущего. Вместо этого
есть присутствие вещей прошлых, присутствие ве
щей настоящих, присутствие вещей будущих.
— Похоже на цитату из «Исповеди» блаженного
Августина*.
* Августин Аврелий (прозванный католическими богословами
«блаженным») (354—430) — виднейший теолог, писатель и философ
западнохристианской церкви. Христианство принял в 378 г. Был
епископом в г. Гиппон (Сев. Африка). Основные произведения:
«О граде Божьем» (в 22 книгах), «Исповедь».
30
Он снова похлопал меня по плечу.
— Очень хорошо, Матиас! Ваши знания глубже,
чем я осмелился предполагать. Аврелий Августин —
один из нас. За последние шестнадцать веков он
по-своему помог многим лучшим умам человече
ства в их борьбе с тьмой неопределенности. Я и
он — старейшие из посланцев, но мы все еще
умудряемся зажигать свою долю свечей разума.
Посланцы? Свечи? Шестнадцать веков? Не гал
люцинация ли это? Не сошел ли я с ума после
«Тунайт-шоу»? Может быть, в баре мне подсыпа
ли в виски наркотик? Или я просто соскользнул с
грани реальности в мир библейских привидений —
призраков, с которыми сражался так долго, чтобы
поймать и вывести их на страницы своей неокон
ченной рукописи, призраков, которые теперь пой
мали меня? Я по привычке потянулся за сигаретой,
но моя рука застыла, не окончив движения.
Иосиф усмехнулся.
— Вспомните, сын мой, что сейчас тридцать ше
стой год от Рождества Христова. Даже индейцы еще
лет семьдесят не будут грешить курением табака.
А ваши сигареты произойдут из сигар по мень
шей мере только через пятнадцать веков. К сожа
лению, мои способности имеют свои границы. Я
могу перенести через пространство и время только
живую плоть. Ваши сигареты — «Голден лайт», ка
жется, а также вещи, одежда, ценности остались в
номере отеля «Сэнчури Плаза».
— Боже мой! Что же будет, когда найдут в
номере все мое барахло, а от меня не осталось и
следа? А моя жена? — Я почти забыл о Китти.—
Она с ума сойдет!
— Не думайте об этом, Матиас. Время может
отступать, может продвигаться вперед и даже ос
танавливаться. Если повезет, вы сможете выпол
нить свое желание, найти ту правду, которую хо
тели здесь отыскать, и тем не менее успеете
вернуться в отель к завтраку. Если только...
— Если только... что?
— Если только по какой-то случайности, кото
рую я не в силах предотвратить, вы не заболеете
и не умрете здесь или...
31
— Или что? — Мне не понравились его оговорки.
— ...кто-то убьет вас, чтобы не дать возможнос
ти установить факты, которые вы ищете. В таком
случае мертвое тело, к сожалению, останется здесь.
Я могу переносить, как я уж е сказал, только жи
вую плоть.
Замечательно! Родился в 1923 году, умер в 36-м.
Мне требовалось время, чтобы обдумать услышан
ное. Странно, что старик упомянул о Марке Твене,
изобразившем в своем романе упрямого янки, кото
рый после удара бревном перенесся из Коннекти
кута девятнадцатого века в Англию времен короля
Артура, то есть в шестой век*.
— Иосиф,— как бы между делом спросил я,— а,
кстати, кто вы?
— Вне сомнения, вы знаете обо мне по моему
полному описанию, на которое вы не могли не
натолкнуться в процессе двадцатилетнего изучения
истории Иисуса Христа. В связи с ней я упомянут
как Иосиф из Аримафеи.
Не подумав, я выпалил:
— Таинственный человек из Евангелия!
Иосиф сжал руками складки своей туники и
нахмурился.
— Почему вы так называете меня?
— Потому что вы тайна. Вам должно быть из
вестно, что некоторые величайшие умы высказыва
ли серьезные сомнения относительно вашего суще
ствования. В Евангелиях от Матфея, от Луки, от
Марка и от Иоанна ваше имя не появляется ни разу
до момента распятия Христа. Затем авторы всех че
тырех книг упоминают о вас, как о человеке, явив
шемся к Понтию Пилату с прошением о выдаче тела
Иисуса Христа, чтобы его можно было похоронить
по еврейскому обычаю в пятницу, до заката солн
ца, с которого начиналась суббота**. Совершенно не
объяснимо, почему Понтий Пилат, несмотря на всю
свою ненависть к евреям, выдает вам тело, убедив
шись, что Иисус умер на кресте. С помощью дру-
* Речь идет о романе Марка Твена «Янки при дворе короля
Артура».
** Еврейская суббота «шаббат», день отдыха, начинается после
заката солнца в пятницу.
32
того таинственного незнакомца, Никодима*, вы сня
ли тело, приготовили к погребению и поместили в
гробницу в близлежащем саду, в ту самую гроб
ницу, которая впоследствии должна была стать ва
шей. Затем вы исчезаете со страниц Библии и ни
когда в ней больше не упоминаетесь. Обычно, мой
друг, это и называется таинственный человек!
Иосиф пожал плечами и усмехнулся.
— Да, это я, и ваша краткая справка о моем ма
леньком вкладе в это дело совершенно точна.
— Иосиф, вы знаете, что толкователи Библии
так и не смогли установить подлинное месторас
положение Аримафеи?
— Библейские толкователи перестарались. Место
моего рождения и мой первый дом находились в
холмистой местности под названием гора Ефремо
ва, Рамафаим-Цофим, в местности, которая дала
миру пророка Самуила.
— Тогда большинство из них правы, считая, что
вы родом из Рамаха, Рамы, Рамлы или Рамалаха,
как называют город в мое время разные авторы.
— Место рождения не играет роли. Почти всю
жизнь я провел здесь, в Иерусалиме, снаряжая в
путь и принимая свои торговые караваны, которые
сейчас можно встретить везде от Каппадокии до
Египта.
— Иосиф из Аримафеи, Иосиф из Аримафеи...
это действительно вы? И я действительно нахо
жусь в этой комнате и беседую с человеком, ко
торый похоронил Христа?
— Поверьте в это, Матиас. Вы находитесь
здесь именно со мной потому, что только я могу
помочь вам выполнить ваше желание. Изучая Биб
лию и исследуя этот вопрос, вы должны были ус
тановить, что мне доверяют не только последовате
ли Иисуса, но и римские и иудейские власти, к
которым я имею доступ. Все у меня в долгу за ту
или иную услугу, и со мной, выступающим в ка
честве вашего друга и провожатого, они примут
* Никодим — фарисей и член синедриона. Однажды ночью он
тайно пришел поговорить с Иисусом о Царствии Божием, но не
понял Его слов. После казни Христа Никодим принес благовония и
специи для бальзамирования Его тела.
33
2 638
вас и будут разговаривать. Разумеется, я не могу
гарантировать успеха вашего расследования. Это
будет всецело зависеть от вас и ваших высоко
оцениваемых способностей.
Я наклонился и впервые дотронулся до его руки.
— У меня будет много вопросов и к вам.
— Я понимаю. Однако давайте будем действо
вать в том порядке, который вы запланировали в
книге для комиссии по делу Христа. Основываясь
на вашей репутации, я полагаю, что существует
внутренняя логика в той последовательности, в ко
торой вы собирались представить свидетелей чи
тателям, не так ли?
— Да. По сюжету каждому свидетелю будет по
священа отдельная глава, причем последовательность
определяется ролью, которую данное лицо играло в
жизни Иисуса. Таким образом, когда римский на
местник в Сирии Вителлий начнет изучать прото
колы слушаний комиссии, чтобы вынести решение
о дальнейших действиях, то прочитает все о ж и з
ни Иисуса с начала до конца — конечно, вместе с
моими читателями. Это чисто литературный прием,
но он дает возможность рассказать о Христе под
новым, отличным от обычного углом зрения.
Старик вытянул вперед руки ладонями вверх.
— Вот видите. Это означает, что вы не хотели
расспрашивать меня раньше остальных свидетелей.
Я должен появиться на сцене одним из последних.
— Да,— согласился я.— По моим наметкам вы
должны давать показания комиссии по делу Хрис
та в самом конце слушаний.
— Вы умный человек, Матиас. При вашем та
ланте и известности эта книга оказала бы глубо
чайшее воздействие на миллионы людей.
■
— Уже нет. После выступления на «Шоу Карсо
на». Книга, которую я хотел написать, оказалась
для меня неподъемной. У меня были трудное детство
и молодость, а вера в Христа позволила мне пе
режить довольно тяжелые времена. Я хотел отдать
долг ему и всему тому, что он значил для меня, но
не слащавыми банальными фразами о слепой вере
и обожании, которыми полны все книги, а прав
дой— фактами, бескомпромиссными свидетельства-
34
ми, доказательствами более сильными, чем вы най
дете в других моих детективных историях. Я хо
тел подтвердить, что он действительно Сын Бога.
В моей рукописи трибуны, умные, знающие, наде
ленные властью, втроем атакуют каждого свидете
ля безжалостными вопросами, ведут перекрестные
допросы до тех пор, пока один из свидетелей не
сломается и не признается, что участвовал в похи
щении тела Иисуса из гробницы с целью провоз
глашения его воскресшим. Но по моему плану все
усилия комиссии окончатся провалом! Никто из уче
ников не поддался давлению, каждое свидетельство
только подтверждало предыдущие. Таким образом,
когда все факты сопоставили, комиссия по делу
Христа вынуждена на основании всех собранных
доказательств сделать вывод, что Христос воскрес.
Конец книги.
Иосиф некоторое время пристально изучал мое
лицо.
— Что же помешало вам осуществить свой план?
— Поначалу ничего. Я издавал маленький ж ур
нальчик в Чикаго... я еще даж е не написал своего
первого детективного романа, когда мне пришла в
голову идея написать «Комиссию по делу Христа».
Я начал читать книги, каждую книгу, которую я
только мог достать о жизни Иисуса Христа, и
составлять список вопросов, которые должны были
задавать члены комиссии таким свидетелям, как
Петр, Матфей, Иаков, Пилат, Каиафа и вы.
Старик смотрел на меня, не отводя глаз, только
кивал время от времени, поощряя к дальнейшему
рассказу и показывая, что он понимает, о чем
идет речь.
— Изучение книг и первоначальные наметки
продолжались три или четыре года, когда я при
шел к двум довольно неприятным выводам. К тому
времени вопросами трибунов были исписаны уж е
несколько блокнотов, и я внезапно понял, что в по
давляющем большинстве случаев не могу найти от
ветов на эти вопросы — логичных, основанных на
фактах объяснений, которые должен был вложить
в уста моих свидетелей, чтобы завершить сюжет
таким образом, как мне хотелось. Временами по-
35
2*
падались драгоценные находки: мне казалось, что
я нашел в книге логичный ответ на какой-то про
вокационный вопрос, но тут же в другой книге
другой специалист говорил нечто совершенно про
тивоположное. Изучение четырех Евангелий завело
меня в тупик. Несоответствия повсеместные. Даже
время смерти Христа они указывали разное! Я
прочитал Вольтера и понял, что он бился над той
же задачей. Я продолжал читать и анализиро
вать, а для смены занятий, в качестве отдыха, я на
писал свой первый детективный роман. Он попал
в число бестселлеров, причем таких, что я смог
бросить работу и целиком отдаться писательскому
труду. Получив возможность уделять «Комиссии по
делу Христа» больше времени, я продолжал рабо
тать с рукописью. Я говорил себе: где-то должны
быть ответы; я категорически исключал подход,
требующий просто веры. Почему я должен тратить
недели, а то и месяцы, чтобы купить надежный
автомобиль, или видеокамеру, или дом, а самое
для меня важное в жизни принять на веру? Это ка
залось и кажется мне неприемлемым. Возможно, в
этом моя слабость — этакий современный Фома* не
верующий, который хочет верить, но нуждается в
доказательствах. Иоанн цитирует Иисуса: «Не
увидев знамений и чуда, вы не поверите»**. Иисус
сказал это обо мне... и я по-прежнему придержива
юсь этой точки зрения.
— Матиас,— спросил Иосиф,— вы сказали, что
пришли к двум неприятным выводам. В чем же
они заключаются?
— Первый просто разрывает мне сердце. Я по
нял, что никогда не найду источников, которые да
дут мне логичный и приемлемый ответ на многие
из вопросов, намеченных для комиссии по делу о
Христе. Второй вывод: единственный вариант за
вершения работы — опубликовать книгу, как она
получалась. А получалась у меня одна из многих
* Фома — один из учеников Иисуса, впоследствии один из
двенадцати апостолов. Он объявил, что не поверит в воскресение
Иисуса, пока не увидит Его собственными глазами..
** Иисус сказал ему: «...вы не уверуете, если не увидите зна
мений и чудес» (Ии. 4:88).
36
атеистических публикаций о Христе. Я не смог
заставить себя сделать это.
— Почему?
— Моя мать, да упокой, Господи, ее душу, была
глубоко верующим человеком. Хотя она и умерла, я
люблю ее еще слишком сильно, чтобы запятнать
то, во что она верила. Никогда раньше, даже на
меком, я не высказывал публично своих сомнений,
пока не попал на это проклятое шоу.
Иосиф отвернулся и покачал головой.
— Скажите мне, Матиас, какие же вопросы по
ставили вас в тупик при работе над рукописью?
— Ох, Иосиф, их сотни,— простонал я.
— Например?
— Хорошо. Если Иисус действительно сказал
своим ученикам, что он умрет и восстанет из
мертвых, почему они все разбежались, когда его
арестовали в саду, почему они все были так
изумлены, когда Мария Магдалина принесла им
новость о пустой гробнице? Если Иисус знал, что
его миссия на земле — страдать и умереть за лю
дей, как ж е так случилось, что он спрашивал у
Господа на кресте: «...для чего Ты Меня оставил?»**
Когда Иисус вошел в Иерусалим в то воскресенье
перед смертью, действительно ли его встречали и
приветствовали толпы, а если так, то почему
римские власти не пресекли потенциально опас
ную демонстрацию? Тот ж е вопрос относительно
Храма, из которого были изгнаны менялы. Мог ли
он после такого поступка свободно уйти, а затем
вернуться на следующий день, и почему его не
арестовали? Продолжать?
Иосиф кивнул.
— Если Иоанн Креститель” признал Иисуса Агн
цем Божьим, почему его последователи продолжа
ли идти своим путем еще долгое время после того,
* Мф. 27:46; Мк. 15:34.
** Иоанн Креститель (Предтеча) (12 г. до н. э.—27 г. н. э.) —
пророк, объявивший о скором пришествии Мессии — спасителя
мира — Иисуса Христа. Крестил Иисуса в р. Иордан. Был обез
главлен Иродом Антипой по просьбе Саломеи, действовавшей по
наущению своей матери Иродиады, незаконную связь которой с
Иродом обличал Иоанн Креститель. Саломея потребовала принести
ей голову Предтечи на блюде.
37
как Иисус воскрес? Что на самом деле произошло
в то воскресное утро в гробнице? Действительно ли
ангел говорил с Марией Магдалиной, а если нет,
то откуда взялась эта история? В Кесарии Филип
повой* действительно ли Петр нарек его Христом,
потому что считал Мессией, и почему ж е тогда ко
личество последователей Иисуса сократилось со вре-'
менем? Почему чудеса свои он творил не в многона
циональном Иерусалиме, где эффект был бы наи
большим? Что Иисус подразумевал под «Царством
Божьим»? Если большинство действительно уверо
вало, что Иисус их Мессия, то как они позволили
распять его, ведь многие из них с радостью шли
на смерть за менее достойные идеи? Достаточно?
Иосиф покачал головой.
— Что заставило человека, который был долгое
время столь близок с Иисусом, в конце концов от
вернуться от него и предать? Может быть, учени
ки пошли на грубый обман с воскресением, чтобы
поднять свой социальный статус и добиться под
держки народа? Был ли он мертв, когда его сняли
с креста, или просто в коме?
Старик вскинул голову при последнем вопросе,
но промолчал.
— Каковы были на самом деле обвинения, на
основании которых Иисуса приговорили к смерти?
Было ли столкновение между первосвященником
Каиафой и Понтием Пилатом или они сотруднича
ли в сокрытии фактов впоследствии? Когда Иисус
послал двенадцать апостолов возвестить приближе
ние Царства Божьего, сказал ли он им, что Сын
Человеческий придет прежде, чем они завершат
свое путешествие? Если сказал, то каковы были их
чувства, когда, вернувшись после выполнения своей
миссии, они увидели, что ничего не изменилось?
Почему Матфей, Марк и Лука в своих свидетель
ствах игнорировали столь важное и драматическое
* Кесария Филиппова — город у подножия горы Ермон, вблизи
главного истока Иордана. Ирод I Великий построил здесь мрамор
ный храм, посвященный Цезарю Августу. Один из сыновей Ирода,
Филипп, переменил старое название города — Танея — на Кесарию.
Чтобы отличить город от Кесарии на Средиземном море, его ста
ли называть Кесарией Филипповой, поскольку он был столицей
областей, управляемых тетрархом Филиппом.
38
событие, как воскрешение Лазаря? Ожидали евреи
от своего Мессии сотворения чуда или нет? Поче
му семья Иисуса игнорировала его проповеди? По
чему арестовали и судили только Иисуса? Как
вело себя большинство людей утром во время суда
Понтия Пилата, что заставило его торопиться с ис
полнением приговора и освободить Варавву?..
Старик поднял руки вверх, сдаваясь. Его глаза
увлажнились, и он несколько раз откашлялся,
прежде чем заговорить:
— Матиас, теперь я понимаю, почему ваши кни
ги столь популярны. Я не уверен, что вы найдете
ответы на все заданные вами вопросы, даже если
проведете здесь целую вечность.
— Иосиф, для меня уж е более не представляется
существенным получение ответов на все вопросы.
Убийство президента Кеннеди заставило меня осоз
нать наконец, что, если лучшие умы современнос
ти с помощью совершенной техники не могут ус
тановить истину в отношении событий, случив
шихся всего несколько лет назад перед лицом ты
сяч свидетелей, то как, спрошу я вас перед лицом
Бога, смогу я найти доказательное объяснение того,
что случилось две тысячи лет назад? За эти годы
ключом к завершению рукописи «Комиссия по
делу Христа» стал для меня ответ только на один
вопрос. Если я сумею получить в свои руки этот
ключ, все остальные вопросы не будут иметь осо
бого значения.
— Только один вопрос? — нахмурился Иосиф.
— Да. Один. Если я получу ответ, то смогу за
кончить книгу.
— Пожалуйста, Матиас, что это за вопрос?
— Я согласен с Павлом, который ухватил са
мую суть дела, когда сказал: «А если Христос не
воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и
вера ваша». Пожелание, высказанное мной во вре
мя «Шоу Карсона» основано на этих словах Павла,
и вы должны признать — миллионы людей разделя
ют мои чувства, только никогда не осмеливаются
высказать свои сомнения. Иосиф, если я сумею ус
тановить для себя достоверно, что никто не украл
тело Иисуса из гробницы, вашей гробницы, и,
39
следовательно, он все-таки воскрес, то ответы на
все другие вопросы не столь уж и важны.
Иосиф, кажется, почувствовал облегчение. Он
подошел к боковому столику и позвонил в ма
ленький стеклянный колокольчик. В дверях тут же
появился слуга с серебряным подносом, на котором
стоял кувшин с белым вином и два кубка. Старик
осторожно налил вино, вложил наполненный кубок
в мою руку, прикоснулся к нему своим кубком и
поднял его высоко над головой.
— Так пусть правда освободит вас, сын мой. Я
хочу показать вам кое-что особенное, но сначала
давайте выпьем за ваш успех. Следующие нес
колько дней я буду рядом с вами как ваш прово
жатый и поверенный. Однако вести расследование
будете вы. Результаты, которых вы добьетесь в
раскрытии, без сомнения, величайшей тайны в ис
тории мира, будут зависеть исключительно от ва
ших собственных способностей, знаний и мастер
ства в сборе и анализе доказательств. Я буду ря
дом только для того, чтобы защитить вас и дать
вам совет, если он потребуется, насколько это бу
дет в моих силах.
Несколько минут мы молча пили вино. Затем
Иосиф сказал сочувственно:
— Не завидую вам, Матиас. Вы взвалили на
плечи груз больший, чем можете себе представить.
Я опустил кубок и вопросительно взглянул на
старика. Он пожал плечами и улыбнулся, явно по
лучая удовольствие от моего недоумения.
— Вы еще не осознали, Матиас, что вы — один —
стали сейчас той силой, которую выдумали двад
цать лет назад?
— Я не понимаю. Что вы этим хотите сказать?
— Вы, сын мой, теперь и есть та самая... комис
сия по делу Христа!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
41
— Вы удивляете меня, Матиас.
— Чем?
— Тем, что вы предвкушаете, даже сейчас, празд
нование Рождества Христова, несмотря на ваши
личные сомнения и публично высказанные обвине
ния.
— Ну, Рождество — один из самых любимых у
нас праздников. К нам присоединяются люди любой
веры. Во всяком случае, вошло в обычай делать в
это время подарки. Имени Иисуса почти не слыш
но в общем гомоне толпы и стрекоте кассовых
аппаратов в громадных магазинах, разве что
прорвется изредка старинный святочный куплет.
— Да, я знаю,— печально сказал Иосиф.
Вскоре я ощутил на своем лице дуновение теп
лого воздуха и понял, что мы стоим на солнце, по
скольку свет, пробивающийся сквозь веки, стал ярко-
оранжевым. Я подавил в себе желание подглядеть
и прошел за Иосифом еще несколько шагов, пока
он наконец не сказал:
— Теперь можете взглянуть, Матиас!
Сначала жестокое солнце пустыни ослепило
меня. Затем я взглянул вниз с холма, на склоне
которого располагалась вилла Иосифа, на город
Иерусалим, каким его знал Иисус Христос, и у
меня перехватило дыхание. Город упрямо лепился к
ломаной линии известнякового плато, его неровный
профиль парил в вышине над окружающей бесп
лодной пустыней. Я пытался впитать Иерусалим в
себя весь сразу: располагающиеся уступами дворцы
неподалеку, пурпурные долины, отдаленные группы
каменных халуп, чьи крыши соприкасались друг с
другом, узкие дороги и запруженные толпой ал
леи и отдаленное строение с золотой крышей, в
котором я немедленно признал великий Храм.
Не знаю, как долго я вглядывался в город, преж
де чем услышал голос Иосифа:
— Что же вы думаете о городе Давидовом?*
* Город Давидов — Иерусалим, бывший около 1000 г. до н. э.
крепостью Древнеханаанского племени ибуситов (иевуссеев), называв
шейся Салим, стоявшей на горе Сион. Был захвачен царем Дави
дом и стал столицей Израильско-Иудейского, а с 935 г. до н. э. —
Иудейского царства.
42
Сначала я не мог заставить себя говорить или
оторваться от панорамы, расстилающейся у моих
ног, переводя взгляд от возвышения к возвышению,
отмечая голубые пруды, каменные шпили, зеленые
сады, красные черепичные крыши, мраморные сте
ны и желтые башни и бесконечные ряды пальм и
кипарисов. Наконец я завороженно спросил:
— Иосиф, почему я? Зная обо всех истинно, свято
верующих людях в мире, которые отдали бы
жизнь за одну минуту, за один взгляд на то, что
я сейчас вижу,— почему именно я?
Иосиф повернулся и сделал несколько шагов по
направлению к вилле, затем оглянулся на меня че
рез плечо и ответил:
— Возможно, когда-нибудь вы поймете. А те
перь я оставляю вас наедине с Иерусалимом и ва
шими мыслями.
Наедине с Иерусалимом? Если все это сон, то
я раздумал просыпаться. Во мне заговорил писатель.
По каменным ступенькам цвета шафрана я спус
тился мимо торчащих, как сабли, лилий и анемо
нов и сел на мраморную скамью, с которой отк
рывался вид на весь город. Погрузив подбородок в
ладони, я пытался осмыслить чудо, лежащее перед
моими глазами.
Город был невелик, меньше, чем я ожидал, хотя
помнил из книг, что он занимал в первом веке
всего что-то около ста двадцати гектаров. Для
постороннего человека, рассматривающего, подобно
мне, Иерусалим в первый раз, он казался непри
ступной крепостью, окруженной массивными тер
ракотового цвета стенами с громадными башнями,
бросающими тень глубоко вниз, в долины, слу
жившие естественной защитой Иерусалиму, одна — с
востока, другая — с запада и юга. Вместе с тем,
как я знал по своим изысканиям, никакие препят
ствия — ни естественные, ни возведенные челове
ком— не были в состоянии противостоять ни врагам,
ни паломникам, бесконечной чередой идущим к
Иерусалиму, одни — чтобы Уничтожить, другие —
чтобы отдать дань святая святых — Яхве, Богу Изра
иля, а также, по мнению еврейских пророков, Богу
всей Вселенной.
43
Скудная земля Иерусалима, попираемая моими
сандалиями, включала всю гамму розового, охрис
то-ржавого и красного цветов, с прослойками ры
жего кремня. Не будь она такой из-за большого
количества окислов железа, она стала бы такой
из-за крови, которая постоянно лилась на этой ис
терзанной земле с тех пор, как Давид с помощью
Иоава* отбил город у иевуссеев и за несколько
веков до основания Карфагена или Рима провозгла
сил городом израилевым и иудейским.
Многие города мира, как я заметил, отличаются
присущей только им гаммой звуков. Так было и в
Иерусалиме — гортанный, но приглушенный гомон,
часто прерываемый криком человека, или стуком
деревянных колес по мощеной дороге, или звякань
ем колокола, поднимался вверх с облачками пыли,
тающими по пути. Мне, онемевшему и изумленно
му, легко вспоминалась увлекательная история этой
неспокойной земли, которую я изучал так долго.
44
родины, и их потомкам вернуться на свою разо
ренную землю.
К этому времени руины, заросшие кустарником,
который населяли только дикие звери, уж е усту
пили место новым зданиям, включая маленький не
взрачный храм. Старики, которые помнили красо
ту и славу храма Соломона, плакали от стыда,
когда была закончена постройка нового молитвен
ного дома. При Неемии* были перестроены стены,
и постепенно дух народа возродился вместе с ве
рой, что избранный Богом народ живет по-прежнему
под неусыпным Божьим наблюдением. Следующий
раз, как говорит история, город был разгромлен
победоносными армиями Александра Великого, ко
торый нанес поражение Персии и разграбил эту
беззащитную землю на пути в Египет. Позднее
один из полководцев Александра, Птоломей I, кото
рому Александр отдал в ведение Египет, вернулся
в Иерусалим после смерти Александра, чтобы под
чинить его уж е своей империи.
Сирийский царь Антиох III Великий был сле
дующим завоевателем, а при его наследнике Ан
тиохе Епифане, который поставил перед собой
цель навсегда стереть с лица земли еврейскую ре
лигию, в Иерусалиме наступило царство террора.
Он почти преуспел в этом, заставляя священников
сжигать неприкасаемых, нечистых животных —
свиней на святом алтаре. Он приказал уничтожить
все священные книги и приговаривал к смерти
каждого, кто соблюдал обычай обрезания и чтил
субботу.
Но евреи все это терпели, страдая от власти
жестокого сирийского деспота, пока он не зашел
слишком далеко, разрушив святой алтарь. Последо
вало восстание немногочисленной группы храбрецов
под руководством Иуды Маккавея и его братьев,
которые захватили власть, когда тиран пал. Обиль
* Неемия — восстановитель иудейства после вавилонского плене
ния. Был виночерпием персидского царя Артаксеркса Лонгимана. В
445 г. до н. э. получил от царя разрешение вернуться с колонией
в Иерусалим, был назначен правителем Иудеи, восстановил стены
Иерусалима, организовал богослужение и вернулся в Персию в
430 г. до н. э.
45
но политая кровью независимость избранного наро
да просуществовала недолго, и вскоре страна бы
ла придавлена каблуком новой власти — на этот раз
римской.
Когда Цезарь Август* назначил Ирода, презрен
ного идумейца- южанина**, царем Иудеи, народ
Иерусалима снова восстал, отказавшись признать
его и оказывать почести нееврею, который утвер
ждал, что он один из них. Снова осада города,
и армии Ирода убили тысячи людей всех возрас
тов, включая первосвященника и царя Антигона***.
Через три месяца осады голодающий город капиту
лировал.
Ирод Великий правил огнем и мечом тридцать
три года, обложив население налогами, которые
едва позволяли выжить. Для услаждения своих дру-
зей-римлян строил в своих владениях громадные те
атры, ипподромы, виадуки, мраморные дворцы, от
деланные золотом, как реальное свидетельство свое
го великого правления. Он взял себе десять жен и
умертвил семь членов своей семьи, включая трех
сыновей. Поскольку Ирод в соответствии с закона
ми евреев воздерживался от употребления свинины,
по крайней мере публично, то в народе ходила
шутка, что лучше быть свиньей при дворе Ирода,
чем его сыном.
Когда больной умом и телом тиран наконец
умер в возрасте шестидесяти девяти лет, евреи так
охарактеризовали его правление: «Пробрался на
трон, как лис, правил, как тигр, и умер, как
пес». Одним из его последних указов было пе
чально знаменитое распоряжение, что каждый мла
денец мужского пола моложе двух лет, живущий
* Цезарь Август (Октавиан) (63 г. до н. э.— 14 г. н. э.) —
римский император с 27 г. до н. э.
** Ирод I Великий (ок. 73—4 гг. до н. э.), царь Иудеи с 37 г.
до н. э. Овладел троном с помощью римских войск. Мнительный
и властолюбивый, он уничтожал всех, в ком видел соперников.
Ирод 1 был родом из Идумеи — области на юге Палестины. Иду-
мейцев иерусалимские евреи считали чужака-ми, неполноценными
евреями.
*** Антигон — последний царь Иудеи из династии Маккавеев.
При воцарении Ирода I был казнен в Антиохии по приказанию
Антония, но по настоятельной просьбе Ирода, опасавшегося смуты.
46
в городке Вифлееме* и его окрестностях, должен
быть зарезан. Он отдал этот приказ, узнав о
предсказании, что рожденный в Вифлееме будет
царем иудейским.
Теперь Ирод стал пылью, также как и его хо
зяин Цезарь Август, а новый римский император
Тиберий разделил царство Ирода между двумя его
оставшимися в живых сыновьями и римским проку
ратором, должность которого некоторое время ис
полнял Понтий Пилат**. Каждому из них была
дана значительная свобода действий в управлении
своей частью провинции, но все трое отлично по
нимали, что за их действиями неусыпно следит
наместник Сирии и Палестины Луций Вителлий.
Вителлий восхищал меня с самых первых дней
работы над рукописью «Комиссии по делу Хрис
та». Талантливый и жесткий правитель, он был
именно тем человеком, который способен без ко
лебаний послать трибунов для проведения секретно
го расследования по любому делу, угрожающему
безопасности Римской империи, даже если это
распятый проповедник из Назарета*** и его после
дователи, число которых, вопреки всякой логике,
стало возрастать после смерти их учителя. Луций
* Вифлеем — город в Палестине, расположенный в 8 км к юго-
западу от Иерусалима. Согласно Библии, здесь в семье крестьянина
родился Давид и именно здесь пророк Самуил нарек его царем,
приемником Саула. Спустя несколько столетий в этом же городе
родился Иисус, которого иногда называли «Сыном Давидовым»
(см. Лк. 3:5). Сюда пришли пастухи и волхвы (мудрецы) покло
ниться младенцу Иисусу.
** В те времена, о которых идет речь, Палестина была разделена
на несколько областей, каждой из которых управлял свои власти-
тель-четвертовластник (тетрарх), назначенный Римом. После смерти
Ирода Иудея, Самария и Идумея достались одному из его трех сы
новей — Архелаю, но его правление было столь жестоким, что в
6 г. н. э. римляне сместили Архелая и обязали управлять этими об
ластями первосвященника (т. е. ввели теократическое самоуправле
ние), но под надзором прокуратора (в те времена, о которых идет
речь,— Понтия Пилата). Столицей этой области была Кесария. Га
лилея и Перея (столица Тивериада) управлялись другим сыном Иро
да I, Иродом Антипой. Его брат, Ирод Филипп, управлял Итуреей
и Трахонитидой (столица Кесария Филиппова). Ливсаний был тет
рархом в Авилинее. Все перечисленные правители отчитывались
перед легатом Сирии, т. е. Луцием Вителлием.
*** Назарет — местечко в Галилее, в древней области колена
Завулона, на холме между долинами Иезреель и Баттауф. Извест
но как место, где жили родители Иисуса и Он Сам.
47
Вителлий был не только наместником Сирии, но
одним из наиболее высокопоставленных чиновни
ков во всем восточном секторе обширной Римской
империи. Из своей ставки в Антиохии* он коман
довал четырьмя из двадцати пяти римских легио
нов** и отчитывался только перед Тиберием, отвечая
за поддержание мира и стабильности в Сирии,
вдоль ее границ и среди трех миллионов евреев
на юге. Понтий Пилат, пятый римский прокуратор
Иудеи, Идумеи и Самарии, был не слишком оза
бочен растущей угрозой своей власти со стороны
быстро увеличивающихся толп потенциальных бун
товщиков в Иерусалиме и его окрестностях, кото
рые теперь уж е называли себя христианами. В от
личие от него, непосредственный начальник Пила
та, Вителлий, сознавал, что вся полнота ответ
ственности за поддержание закона и порядка
лежит только на нем, и не колеблясь мог бы лич
но заняться с помощью назначенной им комиссии
расследованием дела о мертвом Иисусе и предпо
лагаемом обмане со стороны его последователей,
утверждавших, что Иисус воскрес.
Сделавший блестящую карьеру и успешно пра
вивший восточными провинциями, Луций Вителлий
умер от паралича в 52 году новой эры, к счас
тью, задолго до того дня — 2 января 69 года,— когда
его сын Авл***, который был далеко не таким
дельным и честным политиком, как отец, стал рим
ским императором. Но всего лишь через несколько
месяцев правления его протащили по улицам Рима
легионеры Веспасиана**** и бросили в Тибр.
48
Я вздрогнул, услышав голос Иосифа.
— Что же так развеселило вас?
Старик подошел ко мне так тихо, что я даже
не почувствовал его приближения. Я встряхнул го
ловой, отгоняя наваждение.
— Да вот, вспомнил о римском императоре, ко
торого воины протащили по улицам.
Иосиф неодобрительно взглянул на меня.
— И это показалось вам смешным, Матиас?
— Нет, нет, только нелепость сложившейся ситу
ации, поскольку это событие должно произойти
только через тридцать три года, если сейчас
действительно 36 год, как вы утверждаете. Я мог
бы предсказать этому молодому человеку судьбу,
если бы встретил его. Понимаете, посоветовать
ему отказаться от императорского титула, а когда он
станет старше — вообще держаться подальше от
Рима.
Иосиф не обратил внимания на мой нервный
смешок.
— Вы должны быть очень внимательны и осто
рожны с такого рода вещами, сын мой,— предуп
редил он.— Вы вооружены знаниями истории двад
цати веков и вследствие этого способны точно
предсказать будущее почти каждого из тех, кого
вы встретите, а также предсказать будущее этого
города. Я надеюсь, вы будете исключительно так
тичны и осторожны, разговаривая с вашими свиде
телями. Одна оговорка, и ваша миссия окончится ка
тастрофой. Вы понимаете?
— Теперь понимаю. Раньше у меня не было
времени подумать об этом.
Иосиф погладил меня по голове.
— Я понимаю. Ну, а город,— он протянул руки
вперед,— оправдал ваши ожидания?
— Да, и более того. Теперь я понимаю, почему
ученики воскликнули: «Смотри, какие камни и зда
ния здесь!»* И вместе с тем, Иосиф, город кажется
мне знакомым. Добиваясь максимально возможной
достоверности в своей книге, я изучил так много
карт и рисунков Иерусалима времен Иисуса, что,
* «Учитель, посмотри, какие камни и какие здания!» (Мк. 13:1).
49
кажется, смогу найти дорогу в городе почти так
же легко, как и вы.
Старик немножко наклонил голову и поднял
брови.
— Истинно, сколь храбрым делает человека об
разование. Давайте посмотрим, насколько соответ
ствует действительности ваше утверждение. Я
уверен, вы уж е определили по положению закат
ного солнца, что эта вилла находится в Верхнем
городе, на юго-западе. Так вот, к югу от нас с
другой стороны стены находится глубокий овраг,
который вам виден. Скажите мне, как он называ
ется?
Я ответил без колебаний:
— Долина Гинном, иногда называемая «Геенна»
или «Ад», поскольку здесь когда-то сжигали де
тей, которых приносили в жертву во время рели
гиозной церемонии*. Позднее это место стало свал
кой, которая постоянно горела.
— Замечательно! И разумеется, вы опознали
этот великолепный дворец из алебастра с золотой
крышей на вершине холма на другой стороне го
рода?
— Конечно. Великий Храм евреев. Он воздвиг
нут на горе Мориа и представляет собой лучший
подарок царя Ирода народу, любви и уважения ко
торого он так и не добился. Более десяти тысяч че
ловек день и ночь трудились на горе в первые
дни строительства и около тысячи священников были
специально обучены искусству каменной кладки,
чтобы только их святые руки могли коснуться мра
мора и раствора, которые в конечном итоге стали
алтарем и священными внутренними двориками.
Сейчас, когда мы стоим здесь, если это 36 год
новой эры, Храм строится вот уже пятьдесят лет**.
Через тридцать четыре года, в сентябре 70-го,
* Во времена царя Соломона в долине Гинном приносили чело
веческие жертвы Молоху.
** В основном строительство Храма было закончено еще при
Ироде I. Остальное время достраивались служебные здания и поме
щения, окружавшие Храм. Самой впечатляющей деталью нового
Храма была платформа площадью 14 гектаров, где собирались па
ломники и приносились жертвы.
50
вскоре после его завершения, он будет полностью
разрушен римскими легионами Тита после подав
ления восстания*.
Иосиф рассвирепел.
— Матиас, вы не должны этого говорить! Вы
должны взвешивать каждое слово, чтобы не всплы
вало ваше знание будущего, которое может быть
истолковано как пророчество. Иначе у вас будут
такие неприятности, что вам не удастся спастись.
Язык мой — враг мой, и я не удержался:
— Иисус тоже предсказывал разрушение Хра
ма, что привело к большим неприятностям.
Лицо старика окаменело. Он повернулся ко мне
спиной и указал рукой:
— За Храмом, к востоку от города, расположе
на гора, покрытая деревьями. Каково ее название?
— Елеонская или Масличная, и ее отделяет от го
рода долина Кедрон. Там находится Гефсиманский
сад, где схватили Иисуса в четверг ночью...
— Слева, к северу от Храма, почти соприкаса
ется с ним: что это за здание?
Наконец мне послышался в его голосе оттенок
восхищения. Я прикрыл глаза ладонью, защищаясь
от солнца, и взглянул в указанном направлении.
— Этот монстр первоначально назывался Барес*** и
был воздвигнут Маккаби для защиты города. Ирод
перестроил здание в роскошный дворец и пере
именовал его в крепость Антония в честь своего
могущественного друга Марка Антония”*. Теперь
это римская крепость под командой Понтия Пилата,
* Понтий Пилат и его преемники раздражали евреев своим не
желанием считаться с национальными и религиозными особенностя
ми страны, и в 66 г. н. э. в Иудее вспыхнуло восстание против
римского владычества. Восстание было подавлено с большой жес
токостью. В ходе войны римский император Тит (41—81 гг. н. э.)
разрушил Иерусалим и Храм (70 г. н. э.).
** В северо-западном углу площади Иерусалимского Храма был
расположен хорошо укрепленный замок Бира, или Барес. Он и
расположенный на высшей точке западного холма дворец, защищен
ный тремя башнями, и получили название крепости Антония. Одна
из стен крепости примыкала к стене Иерусалимского Храма,
справа от Северных ворот.
*** Антоний М арк (82—30 гг. до н. э.) — полководец Юлия Це
заря, консул с 44 г. до н. э., член второго триумвирата. Антоний
объявил Ирода I царем иудейским.
51
в которой размещается приблизительно тысяча леги
онеров, поддерживающих здесь закон и порядок.
Резиденция Понтия Пилата находится в Кесарии, но
во время наиболее важных еврейских праздников
он обычно прибывает в Антонию вместе с допол
нительными войсками, чтобы справиться с возрос
шим потоком паломников, фанатизм которых во вре
мя святых дней угрожает беспорядками. Именно в
Антонии, в большой внешней галерее, Иисус
предстал перед Пилатом утром того дня, когда его
распяли.
Иосиф кивнул и указал к югу от Храма, где
над убогими крышами и улицами, запруженными
людьми, постоянно поднимался к небу черный дым:
— Как называют этот сектор?
— Нижний город. Трущобы, где две трети насе
ления Иерусалима борется за выживание, как испо-
кон веков боролись за выживание бедняки. Рассад
ник болезней, преступлений, греха и насилия. Бо
лее половины детей здесь умирают при рожде
нии, а если выживают, то очень немногим удается
вырваться из цепей нищеты, чтобы пересечь эти
мосты и стать уважаемыми гражданами Верхнего
города.
— Видите эту долину, разделяющую Верхний и
Нижний город, которая тянется с севера на юг? Не
знаете ли вы случайно ее названия? — спросил ста
рик, с любопытством рассматривая меня.
— Знаю. Долина торговцев сыром, но люди
чаще называют ее Долиной дерьма. В нее свали
вают все — от мусора до мертвых тел, а дым, ко
торый мы видим, идет от постоянно пополняемых
куч горящего хлама и распространяет свое зловоние
по всему Нижнему городу день и ночь.
Иосиф кивнул.
— Несмотря на ваше точное описание, Матиас,
нет ли в этом месте чего-то, что привлекает па
ломников, когда они прибывают в Иерусалим?
Аккуратная формулировка Иосифа вызвала у ме
ня улыбку, которую я попытался скрыть:
— Ах да, я совсем забыл. По причинам, которые'
остались мне неведомы и непонятны, самый бога
тый и разнообразный рынок всего цивилизованно
52
го мира расположен в сердце этой свалки. Там
сбились в кучу сотни лавок и базарчиков, множе
ство отличных едален, обслуживающих преимуще
ственно тех, кто прибыл издалека помолиться в
Храме.
Затем я быстро опознал ипподром, театр, дво
рец Гасмония, где останавливался Ирод Антипатр*,
когда посещал город и купальню Силоамскую. На
конец взволнованный Иосиф взял меня за плечи и
развернул лицом к северу.
— Это что за дворец, Матиас?
— Эта величественная усадьба с дворцом была
резиденцией Ирода Великого. Высота стены, окру
жавшей здание, более тринадцати метров. В од
ном крыле дворца сооружены по меньшей мере
сто спален, в которых Ирод размещал своих гос
тей; каждая спальня оборудована ванной с принад
лежностями из золота и серебра. Три башни были
построены для защиты дворца. Каждая из них воз
вышается над стеной на восемнадцать метров и
может вместить целую центурию** воинов.
Хитрая усмешка появилась на лице у старика.
— Ирод дал каждой башне имя, Матиас. В ва
ших исследованиях вы случайно не натолкнулись
на их названия?
Я сделал паузу, чтобы сосредоточиться. Странная
получалась викторина, самая странная из всех слу
чавшихся во все времена. Я хотел выйти из нее
победителем и медленно проговорил:
— Одну из них называют... Гиппикус, в честь
друга Ирода, другую... Фазиль, в честь его брата,
а третья... третья...
— Ага! — вырвалось у Иосифа.
— Третью называют Мариам! В честь жены,
которую, по словам Ирода, он любил больше всех
и тем не менее умертвил.
Старик не сдавался. Он провел меня через ниж
ний сад, пока мы не оказались лицом к югу. Ни
же и немного правее возвышалась архитектурная
* Ирод Антипатр — отец Ирода I, управитель Иудеи во време
на императора Августа.
** Центурия — в римском войске отряд в сто человек. Началь
ник центурии — центурион.
53
уродина. В отличие от изящных соседей главное
здание виллы было двухэтажным.
— Это что? — спросил Иосиф спокойным голосом
игрока в покер.
Я решил выстрелить наугад, поскольку не был
уверен, но оставалось не так уж много примеча
тельных строений, которые имели смысл для нас
обоих. Уверенным голосом я заявил:
— Это дом Каиафы, первосвященника евреев, то
место, куда в конечном итоге привели Иисуса
после ареста. То место, где он предстал перед
судом синедриона*. А это внешний двор, где опоз
нали Петра, когда он подошел погреться к костру,
в то время как его учителя судили внутри. Именно
здесь он трижды отрекся от Иисуса — как тот и
предсказывал — прежде чем пропел петух.
— Еще только одно,— воскликнул старик, как
будто приготовился выложить четыре туза. Он
показал на гораздо меньшее по размерам здание
около южной стены, тоже двухэтажное, располо
женное за виллой Каиафы ниже по холму. У зад
него входа в дом молодой человек прилежно
пилил дрова. Я решил сыграть ва-банк. При та
ком количестве попаданий один раз можно и оши
биться. '
— В этом доме Иисус и апостолы собрались на
Тайную Вечерю перед его арестом. Там, в комна
те на втором этаже, в четверг вечером он принял
свою последнюю еду на этой земле.
Иосиф закрыл глаза. Его губы шевелились, как
будто он молился про себя. Затем все еще с закры
тыми глазами он прошептал:
— А этот мальчик? Кто это может быть?
Теперь по его лицу текли слезы, причину кото
рых я не мог понять. Но я знал, кто этот мальчик.
— Он живет в доме с матерью, зажиточной
вдовой Марией. Его дядя — Петр, и позднее, пере
* Синедрион — совет старейшин, высшее иерократическое учреж
дение в Иерусалиме с судебными и политическими функциями в
I в. до н. э.—I в. н. э. Наряду со жречеством в нем заседали
представители светской аристократии. Во главе синедриона стоял
первосвященник. Во времена римского владычества смертные приго
воры, вынесенные синедрионом, подлежали утверждению светских
властей.
54
жив много горя и испытаний, он напишет первую
историю жизни Христа. Я читал его слова и пе
реживал их сотни раз за последние двадцать лет.
Его имя Марк — Иоанн Марк!
Мы обнялись в первый раз и медленно пошли
назад в дом, не сказав друг другу ни слова.
56
Но Сеян умер, задушен по приказу Сената, как
участник заговора с целью убийства Тиберия. Бу
дущ ее Пилата, мягко говоря, стало неопределен
ным. Он уж е спотыкался несколько раз и прекрас
но понимает, что евреи не постесняются обратиться
через его голову к Вителлию или прямо в Рим,
если сочтут его неудобным для себя. Пилат, как
и Каиафа, сделает все, чтобы вы остались до
вольны.
Все складывалось слишком удачно, слишком
легко.
— Но, предположим, вдруг он заподозрит, что
мое появление здесь и то, что я могу выяснить по
делу о Христе, вовлечет его каким-то образом,
хотя бы косвенно, в сокрытие фактов о казни, что,
в свою очередь, приведет к росту, а не к исчез
новению потенциально опасного народного движе
ния. Ведь вряд ли он удосужился сообщить в Рим о
подробностях казни?
Иосиф вздохнул.
— Такая опасность, несомненно, существует. Ко
нечно, он установит за вами слежку, если опрос
свидетелей станет слишком очевидным. Если он
решит, что вы можете выявить факты, угрожаю
щие или просто осложняющие его положение и де
ятельность, то, скорее всего, будет организовано
убийство, а ваше тело запрячут так, что его не
найдет никто. Пилат пойдет на все, чтобы обезо
пасить свою карьеру. Надо быть начеку и с Каи-
афой, и с любым из первых учеников Христа.
Всем есть что терять, если они окажутся замешаны
в событии, которое вызовет недовольство Вителлия
или Рима.
Все больше и больше мной овладевало чувст
во, что расследование убийства, совершенного в на
глухо запертой комнате без всяких следов, пред
ставляет собой всего лишь легкую разминку по
сравнению с тем, что меня ожидало. Я вздохнул:
— Что ж, сам напросился. Не помню, кто напи
сал, что самая мрачная шутка судьбы есть исполне
ние наших пожеланий.
Старик засмеялся.
— С кем мы побеседуем прежде всего?
57
— Если возможно, с братом Иисуса — Иаковом*.
Иосиф кивнул.
— Это возможно. Иаков каждый день проводит
в Храме, молится и проповедует. Но почему
Иаков? Разве в вашей книге именно он первым
дает показания в комиссии по делу Христа?
— Да. Он владеет самой надежной информацией,
так сказать, из первых рук, именно ему многое
известно о первой половине жизни Иисуса**. Как я
упомянул во время «Шоу Карсона», если комиссия
вызывала бы свидетелей последовательно в том по
рядке, в котором они соприкасались с жизнью
Иисуса, то Вителлий — и мои читатели — получили
бы возможность прочесть страницы протоколов так,
словно они читают историю с начала до конца.
— Гениально!
— Вы очень любезны,— ответил я и вспомнил,
где совсем недавно произносил эту фразу.
— Отлично, Матиас, позвольте мне показать
вашу комнату. У вас будет слуга, который приго
товит ванну, чтобы вы могли устроиться почти так
же комфортабельно, как в собственной постели.
Ванна была роскошной, комната теплой, а кро
вать оказалась очень удобной. Но я не мог заснуть,
встал с мягкого матраса и мерил комнату шагами
до зари.
Скоро — всего через несколько часов — я начну
расследование, которое, возможно, изменит мир.
Даже сам Шерлок Холмс не сомкнул бы глаз пе
ред лицом столь грозной опасности.
59
Старик посмотрел на мои щеки и шею.
— Вы успели пораниться сегодня утром, Матиас.
— К счастью, я не перерезал себе горло. Брон
зовое лезвие, Иосиф, видимо, очень опасное ору
жие. Со временем, думаю, я научусь с ним обра
щаться.
— Надеюсь. Вернемся к нашим делам. Моя повоз
ка готова, и Шем провезет нас через город к
Храму, где мы и найдем Иакова.
Спуск с холма в жестком, но прочном и не
слишком затейливом экипаже Иосифа был удоб
ным и спокойным. Мы ехали по холодку, и ста
рик непрерывно давал пояснения. Вскоре, однако,
гордые виллы-дворцы и затененные кедрами мос
товые остались позади и началась зубодробитель
ная тряска. Клубы красной пыли наполнили повоз
ку, и время от времени наш экипаж резко оста
навливался. Дважды я соскальзывал на пол и один
раз крепко стукнулся головой, нырнув вперед при
резком повороте, когда Шему потребовалось раз
минуться с отарой овец. Шем искусно управлял
четверкой скачущих галопом лошадей, зловеще
размахивая и пощелкивая ременным бичом, манев
рируя на дороге, запруженной слоняющимся скотом,
вопящими детьми, беспризорными собаками и тол
пами паломников, медленно продвигающимися к
Храму на горе Мориа.
Наконец мы миновали Нижний город и начали
подниматься вверх. Стояла удушающая жара, и не
было даже дуновения ветерка, который разогнал
бы дым и вонь гниющего мусора и человеческих
экскрементов. Дышать было нечем, глаза слези
лись, и я лишь вполуха слушал, как Иосиф пыта
ется привлечь мое внимание к великолепной конст
рукции открытого театра, построенного Иродом.
Повозка свернула на площадь и направилась к
северу. Несколько мгновений спустя, когда я только
мельком глянул на Гасмонийский дворец — приста
нище Ирода Антипатра во время его визитов в го
род — старик взял меня руками за запястья и посмот
рел в глаза.
— Вы не больны, сын мой?
— Нет, я отлично себя чувствую.
60
— Напуганы? Передумали и не хотите испол
нить свое желание?
— Нет и еще раз нет. Пока мы ехали, я пы
тался вспомнить наиболее важные вопросы из тех,
которые сформулировал за долгие годы работы
над рукописью «Комиссии по делу Христа», в ча
стности, относящиеся к Иакову.
— И?
Я твердо сжал зубы и заставил себя сказать:
— Я готов.
Но я не был готов, точнее, был полностью не
подготовлен к восприятию ошеломляюще величе
ственного сооружения, которое явилось передо мной,
ступившим на землю из повозки, когда Шем ос
тановил своих зверей у ворот в стене Храма. Ни
какие рисунки, поэтажные планы или даже моде
ли великолепного творения Ирода не давали насто
ящего представления о нем. Онемевший, я позволил
Иосифу провести меня через арку ворот, пока мы
не попали в заполненный людьми двор, вымощен
ный массивными блоками полированного камня. Шем
следовал за нами вплотную. Я ухватил старика
за руку, безмолвно умоляя остановиться. Мне было
нужно некоторое время, чтобы сосредоточиться, пока
я, задрав, как турист, голову, обозревал устрем
ленные в небо пики из мрамора и золота, кото
рые тянулись ввысь более чем на девяносто метров.
Где-то там, наверху, как мне было известно,
были мраморные ступени, ведущие к массивным
дверям, обитым серебром и золотом, дверям, кото
рых я — нееврей — никогда не увижу. Эти двери ве
ли во дворик, названный Двором священников, где
под открытым небом стоял алтарь всесожжений, на
который возлагали дары и жертвоприношения. От
алтаря через две бронзовые двери высотой более
восемнадцати метров можно было попасть в святи
лище, куда имели доступ только высшие иерархи
из храмовых служащих. Как мне было известно
из книг, над гигантскими дверями висела массивная
чаша кованого золота, стоимость которой была не
исчислима. В полумраке святилища на золотых
крючках и серебряных кольцах висели две тяжелые
занавеси из льняного полотна, затканные драгоцен
61
ными шелками голубого, пурпурного и багрового
цветов, разделявшие зал. В первой половине, назы
ваемой Святое место, стояли золотой семисвечник,
золотой жертвенник для воскурения фимиама и
стол для хлебов предложения. Все это были важные
элементы священных церемоний.
За занавесью находилось Святое-святых. Во вре
мена Соломонова храма там стоял ковчег завета —
золотой сундук, где покоились две скрижали камен
ные, на которых Бог, по верованиям евреев, напи
сал перстом- своим Закон и передал Моисею. Те
перь же маленькая комната была пустой и темной,
и никто не помнил, когда и как был потерян или
похищен завоевателями ковчег. Тем не менее Свя
тое-святых, куда вход разрешался только высшему
священнику Храма и только в один день — Йом
Кипур, День Искупления* — оставалось для каждого
истинно верующего еврея местом, где пребывает Бог.
Мы стояли слишком близко к зданию, поэтому
крыша Храма была не видна, но я читал, что ее
внешняя покатая часть была покрыта громадными
коваными листами золота, чередующимися с плита
ми из алебастра и мрамора, и все это усеяно зо
лотыми заостренными шипами, чтобы ни одна не
вежественная птица не оставила следов на святой
поверхности.
Иосиф все еще проверял мои знания. Приникнув
к моему уху, чтобы посторонний не мог расслы
шать слов в общем говоре, криках и смехе лю
дей, толкающихся со всех сторон, он спросил:
— Вы знаете название этого двора?
— Это внешний двор, Двор язычников. Он столь
просторен, что может вместить триста тысяч чело
век, а также бесчисленные стада жертвенных ж и
вотных. Сюда разрешен вход и евреям, и неевреям,
разрешено общение, деловые встречи и просто
отдых в тени этих огромных кедровых балок,
* Йом Кипур — День Искупления. В этот день весь израиль
ский народ каялся в грехах и просил у Бога прощения и очищения.
Это был единственный день в году, когда первосвященник входил
в «Святое-святых» — внутреннюю, самую священную часть Храма — и
кропил там кровью жертвы. Затем он брал козла, называвшегося
«козлом отпущения», и, возложив прежде руки на его голову, из
гонял его в пустыню в знак того, что грехи народа удалены.
62
опирающихся на длинные ряды колонн коринфского
мрамора.
Я, словно отвечая урок, назвал размеры ко
лонн— свыше четырех с половиной метров в об
хвате,— окружающих двор вдоль каждой из четы
рех стен, назвал и длину каждой стены — более
трехсот метров.
За пределами Двора язычников вход в любой
из внутренних дворов, которые располагались не
сколько выше, для неевреев был запрещен. Таб
лички, развешанные по периметру узорной балюс
трады, предупреждали на еврейском, греческом и
латинском языках: «Кто бы ни был пойман, пусть
винит в своей смерти самого себя».
Мы с трудом смогли протиснуться всего на не
сколько шагов и увидели менял. Длинные шумные
очереди нетерпеливых паломников тянулись к вы
ставленным неровными рядами грубым деревянным
столам с грудами монет. За каждым столом, слов
но сошедшие с картины Рембрандта, сидели пред
ставители Храма, деловито взвешивая и обменивая
поганые иностранные монеты на святые шекели и
мины*, единственные монеты, которые священники
принимали при уплате храмового налога и других
святых платежей. За каждым менялой стоял скучаю
щий телохранитель с непроницаемо-безучастным вы
ражением на физиономии, изрядно развитой муску
латурой и большой деревянной дубинкой, свободно
свисающей с запястья. За столами менял располага
лись грязные загоны, в которых теснились тысячи
овец, козлов, баранов и ягнят, чьи крики и запах
создавали неповторимый колорит. Рядом с животны
ми высились штабеля клеток с голубями. Здесь тол
пились паломники победнее, которые не могли себе
позволить покупку больших святых подношений.
С того места, где я стоял, можно было насчитать
двадцать одного стража в форме, выстроившихся
вдоль внутренней части стены двора. Слева над
северной стеной Храма громоздилась римская кре
пость Антония, окруженная собственными стенами, с
* Шекель (сикль) — еврейская серебряная монета, содержавшая
примерно 11 г серебра. Мина — греческая серебряная монета, со
державшая приблизительно 500 г серебра; равнялась 50 шекелям.
63
которых просматривался внутренний двор. На стене
крепости стояли четыре римских легионера, каждый
из которых был одет в знакомые шлемы, знако
мые панцири, вооружен щитом, копьем и мечом. Они
внимательно наблюдали за происходящим в Храме.
— Почему вы хмуритесь, Матиас? — спросил
Иосиф.
— Шесть лет назад, когда сюда приходил
Иисус, все выглядело так же?
Старик пожал плечами.
— Здесь всегда так.
— Значит, были телохранители у менял, храмовая
стража у стен и римские солдаты, наблюдающие
сверху?
— Да.
— Значит, Иисус сам, один, перевернул столы
с монетами, открыл загоны и освободил живот
ных, разбил клетки и выпустил голубей — и никто
его пальцем не тронул?
— Именно так описывают это те, кто был
здесь в то утро. Я при этом не присутствовал.
— Но как он смог? Если я сейчас попытаюсь
только начать, то уж е через минуту меня или но
каутируют, или убьют!
Иосиф таинственно улыбнулся.
— В тот день с ним были все апостолы, хотя
они и не принимали участия в том, на что ре
шился Иисус, протестуя против жалкого состояния, в
котором находился и находится сейчас дом Бога. Но
приберегите свои вопросы для них. А теперь да
вайте найдем Иакова, и вы сможете наконец при
ступить к выполнению своей задачи.
Иосиф повернулся, чтобы вести меня, но я вне
запно почувствовал желание поступить иначе.
— Иосиф, позвольте показать вам дорогу!
Он побледнел.
— Вы знаете, где находится Иаков?
— Мне кажется, знаю. Мы вошли во двор с за
пада, судя по положению солнца. Иаков, вероятно,
должен находиться где-то у восточной стены, мо
литься или проповедовать в месте, расположенном
над долиной Кедрон, которое называют Соломонов
притвор.
64
Старик запустил руку под тунику и вытянул
кожаный ремешок с золотым амулетом.
— Вы доставляете мне радость, Матиас. Вот!
Возьмите это. Носите его под туникой, пока вы
здесь с нами. Может быть, он облегчит вашу за
дачу.— Иосиф улыбнулся.— А может быть, даже
защитит вас от злых духов.
На грубо обработанном куске золота был выре
зан силуэт рыбы, на теле рыбы лежал якорь, и
под ним были выбиты пять греческих букв. Я у з
нал амулет — один из самых ранних символов
тайных, еще преследуемых последователей Иису
са, предшественник креста, который у христиан
появился позднее.
— Матиас, вы знаете, что обозначают пять гре
ческих букв?
— Да. Это слово «рыба» по-гречески*. Эти буквы
являются также начальными буквами пяти грече
ских слов, означающих «Иисус Христос, Сын Бога,
Спаситель».
— А якорь?
Наконец он меня поймал. Я был уверен, что
знал раньше, но никак не мог вспомнить. Я пока
чал головой.
Иосиф крепко сцепил свои руки, как при мо
литве, и поднял их к Храму в преувеличенном
жесте благодарности.
— И все-таки я умудрился поставить в тупик за
мечательного мастера — писателя и историка. Мо
жет быть, в конечном итоге и я смогу сделать
свой маленький вклад в предстоящий ему труд.
Он положил руки мне на плечи, наклонился
вперед и прошептал:
— Якорь — символ нашей надежды, надежды, что
когда-нибудь осознают правду, что была распята,
но не уничтожена здесь, в Иерусалиме, шесть лет
назад.
Я взвесил амулет в руке.
— Должно быть, это очень ценная вещь, Иосиф,
и я благодарен за вашу щедрость, но не могу
* Христиане расшифровывали начальные буквы слова іхѲгх;
(«ихтис» — рыба) как «Иисус Христос Сын Божий, Спаситель»
(по-гречески — «Иисус Христос теу ийос сотер»).
65
.1 638
принять его. Я же не принадлежу к вашим едино
мышленникам.
Он настаивал:
— Возьмите его в любом случае. Носите как та
лисман, как ювелирную вещицу, приносящую уда
чу, или, если вы против таких вещей, просто для
того, чтобы угодить старому человеку.
Я легко провел ладонью по грубой поверхности.
Возникло ощущение теплоты и податливости, как
у живого тела. Может быть, и пригодится в непред
виденных обстоятельствах. Ведь на самом-то деле
раннее христиане были довольно грубыми людьми.
А вещица послужит пропуском, если они заподоз
рят, что истинный мотив моих действий — разобла
чить их учителя.
Я с благодарностью кивнул, перекинул реме
шок через голову и тщательно спрятал амулет под
туникой.
Последователи Христа, число которых неуклон
но возрастало, каждый день собирались в тени
под колоннадой у Соломонова притвора, что протя
нулся вдоль восточной стены храмового двора. Они
молились и ждали. Скоро он грядет во славе. Мо
жет быть, сегодня!
Конечно же, прежде всего Иисус появится в
Храме. Разве не предсказал пророк Малахия пять
веков назад, что «...и внезапно придет в Храм
Свой Господь, Которого вы ищете»?* А куда при
дет Иисус, как не в притвор Соломонов, где он
так часто ходил среди людей и проповедовал?
Горя нетерпением поскорее отыскать Иакова, я
оторвался от Иосифа, который под защитой Шема
пробивался сквозь плотную толпу, становившуюся
все гуще и гуще. Я остановился подождать. Для
этого мне пришлось широко расставить ноги на
плитах, скользких от мочи животных, выставить
локти и изо всех сил противостоять увлекающим
меня вперед людям и животным. Паломники, пою
щие псалмы, молящиеся священники, дюжие римские
воины, калеки в поисках подаяния, грубо раскра
шенные проститутки и толпы крестьян — все вместе
* Мал. 3:1.
66
производили такую какофонию, сливались в такой
калейдоскоп красок, что притупляли все чувства.
Наконец Иосиф догнал меня, тяжело дыша и
опираясь на блестевшую' от пота руку Шема.
— Смотрите, Матиас,— задыхаясь промолвил он,—
смотрите, как они ждут!
— Ждут кого?
— Господа, Иисуса!
Я вынужден был сказать:
— Почему же вы не положите этому конец?
Вы больше чем кто-либо другой знаете, что ожи
дания их напрасны.
Он сделал вид, что не расслышал.
— Мы найдем Иакова около южной башни,—
прокричал он, указывая на высокий пирамидальный
шпиль, возвышающийся над мраморными колонна
ми на стыке южной и восточной стен.— Идемте!
Через несколько шагов мы уткнулись в непро
ницаемую человеческую стену, которая уж е не
могла и не хотела расступиться. Я понял, что со
бравшаяся здесь толпа слушает проповедь Иакова.
Заслонив ладонью лицо от солнца, я приподнялся
как можно выше на цыпочках и смог разглядеть
фигуру в балахоне, примерно в шестидесяти мет
рах от нас, стоявшую на возвышении, и отчаянно
жестикулировавшую. Хотя здесь и было немножко
тише, я смог уловить только обрывки из того, что
он говорил:
— ...вы прокляли и убили справедливость, и он
не сопротивлялся вам... будьте терпеливы, братья,
поскольку пришествие Господа... готовьтесь... го
товьтесь...
Старик потянул меня за тунику.
— Следуйте за мной. Есть способ получше.
Он привел меня к шатру, раскинутому у южной
стены, близ Царского притвора, в стороне от тол
пы. Лицо его раскраснелось, он тяжело дышал.
— Давайте посидим здесь и отдохнем. Шем до
ставит Иакова сюда, когда придет время.
Высокий человек в синем балахоне прошест
вовал неподалеку. Каждый шаг прохожего сопро
вождался тоненьким позвякиванием — подол его ба
лахона был обшит колокольчиками. Он уважитель
іі/
3 *
но поклонился в нашем направлении и продол
жил свой путь.
— Храмовый священник? — громко поинтересо
вался я.
— Да, низшего ранга, один из многих. Господу
и его народу в этом Храме служат семь тысяч
священников, Матиас.
— И здесь бюрократия?
Он усмехнулся.
— О, да.
— Скажите мне, Иосиф, почему власти позволя
ют Иакову проповедовать перед народом, хотя
другим этого нельзя? Разве они не опасаются неп
риятностей?
Иосиф пожал плечами.
— Внешний двор доступен для каждого, как ев
рея, так и язычника. Любой может проповедовать
здесь, если в его речах нет призыва к восстанию
или клеветы. Иаков — человек, строго соблюдающий
еврейский Закон, и имеет столько же прав прий
ти сюда и быть услышанным, как любой другой.
Вы не должны забывать во время своего расследо
вания, что ученики и другие последователи Иисуса —
все правоверные евреи. Этот Храм для них по-
прежнему самое святое место на земле, каким он
был и для Иисуса. Если Иаков даже и не прием
лет Тору*, включая ее наиболее одиозные ограни
чения, ему все равно позволено говорить.
— Но из того, что я расслышал сейчас, он про
сил толпу потерпеть немного, ибо вот-вот явится
Мессия!
— Каждый человек может провозгласить, что
он или кто-то другой есть Мессия,— терпеливо
объяснил Иосиф.— Я думаю, вы уж е знаете из
книг, что ожидаемый Мессия — это обычный чело
век, в которого вселился дух Бога и кто явится од
нажды, чтобы освободить народ от угнетения. Мес
сия не Бог, Мессия — только инструмент, следова
тельно, в проповеди Иакова нет клеветы. В на
* Тора — первые пять книг иудейской Библии (Ветхого Завета),
которые приписываются Моисею. К Торе относят также правила ре
лигиозного поведения иудеев и социального поведения, включая Де
сять заповедей.
68
шей истории были сотни людей, провозглашавших
себя или другого человека Мессией. Даже сейчас
приблизительно раз в месяц появляются новые кан
дидаты, которых быстро забывают, поскольку их
дела расходятсд со словами. Только в том случае,
если один из этих выскочек-шарлатанов попыта
ется призвать народ к восстанию против власти,
высшие священники начнут действовать, применяя
всю имеющуюся силу и помня о гневе Рима, кото
рый может обрушиться на весь народ, и в резуль
тате невинные пострадают наравне с виновными.
— А Иаков? Разве его проповедь, призыв сле
довать учению его брата, не может вызвать вол
нения в народе? Взгляните на толпу! Если этих
людей организовать и вооружить, то с ними не
легко будет справиться.
Иосиф вздохнул.
— Как только Иаков появился в Иерусалиме,
вскоре после распятия Иисуса, он постоянно ходит
по краю пропасти. Благодаря своему мужеству и
крепкой вере, он многих обратил в Христову
веру. К счастью для Иакова, среди его последова
телей есть несколько священников и фарисеев’, по
этому иерархи предпочитают не слышать наибо
лее зажигательных из его призывов. Тем не ме
нее я знаю совершенно определенно, что его слова
не однажды вызвали неудовольствие первосвящен
ника, а это может плохо кончиться.
— Иосиф,— прервал нас хриплый голос,—
Иосиф, друг дорогой!
Услышав свое имя, старик обрадовался и вскочил
со скамьи. Я поднялся следом за ним, чувствуя сла
бость в коленях, через мгновенье я оказался лицом
к лицу с человеком, брата которого перед всем
миром я назвал «заблуждением».*
70
Наконец Иосиф повернулся и повел рукой в
мою сторону:
— Вот мой друг из Рима. Его зовут Матиас.
Он пишет для своих соотечественников историю
нашего народа, наших великих вождей и проро
ков.
Иаков подошел ко мне вплотную и обнял. Я от
крыл рот, но голос пропал. Может ли такое
быть? Действительно ли я в Храме, построенном
Иродом, и брат Иисуса только что возложил на
меня руки?
Видя его перед собой так близко, я понял, что
этот человек на грани истощения из-за своего дол
гого усердного служения людям. Его глаза были
красны, и он постоянно моргал, как будто ему
было тяжело держать их открытыми. Но несмотря
на крайнюю усталость он сердечно улыбнулся и
сказал:
— Мир вам, Матиас, и успеха в работе. Еще
одна история на съедение могущественному орлу?
Великого труда Ливия*, написанного для Августа,
оказалось недостаточно? Тиберий хочет большего?
Я, как первоклассник, в первый раз выступаю
щий на сцене, полностью утратил дар речи. Во
прос Иакова лишил меня остатков уверенности.
Откуда сельский и, как мне думалось, совер
шенно необразованный галилеянин знает о знаме
нитом римском историке? Я стал лепетать, что
великолепная работа Ливия посвящена главным об
разом Риму со времен его основания, но деяния дру
гих великих людей, которые к настоящему времени
тоже стали частью истории Рима, освещены недо
статочно, поэтому я и выбрал восточные провин
ции.
— Но чем я могу помочь? Если вам нужна
правдивая история нашего народа и пророков, то
поговорите с ними,— ответил он, показав в сторо
ну Храма.
* Ливий Тит (59 г. до н. э.— 17 г. н. э.) — знаменитый римский
историк-моралист. Жил в эпоху императора Августа. Из его глав
ного сочинения «Ab urbe condita libri» («Книги от основания Рима»),
составленного из 142 книг и основанного по большей части на
легендах, до наших дней дошло 35.
71
Я взглянул на Иосифа, который поощрительно
кивнул.
— Вы — брат Иисуса, не так ли?
Прежде чем ответить, Иаков склонил голову
набок и довольно долго вглядывался в меня, пока я
не почувствовал себя неудобно.
— Да,— наконец ответил он.
— Я хочу узнать у вас об Иисусе.
— Зачем? — спросил он. Его усталые глаза пере
бегали вверх-вниз по красной полосе моей туни
ки.— Иисус не был ни царем, ни полководцем. Он
не одерживал побед в битвах, не руководил стра
ной, не писал научных трактатов. Почему вы —
или Рим, в данном случае,— проявляете к нему
внимание?
— Простите меня, но я слышал много рассказов
об Иисусе, в которые трудно поверить, в частно
сти, это касается истории с воскрешением из мерт
вых на третий день после распятия. Поскольку рим
ские власти принимали участие в исполнении при
говора, то я как гражданин и писатель полагаю,
что выяснение истины представляет интерес с точки
зрения истории, ведь жизнь вашего брата для мно
гих остается загадкой.
Я сделал паузу, чтобы откашляться. Иосиф и
Иаков молчали, и поэтому я продолжил:
— Я пишу не по заданию кесаря*. Я приехал
сюда не для того, чтобы обелить события прошлого,
как рабочий, который штукатурит и красит стену,
замазывая старые щели. Я не ищу ничего, кроме
правды об Иисусе, а вы как его брат имеете
уникальную возможность помочь мне собрать ин
формацию, которой нигде больше не получишь.
Вы мне поможете, Иаков?
Мой голос дрожал, но я ничего не мог с этим
поделать. Чувствуя себя абсолютно беспомощным, я
ожидал его ответа в уверенности, что смог бы
изложить то ж е самое более дипломатично, если
бы имел еще одну попытку.
72
Иаков взглянул на меня, и мое сердце упало.
Затем он застонал, повернулся ко мне спиной,
медленно, прихрамывая, подошел к затененной ска
мье, сел и похлопал по ней, приглашая.
— Садитесь, Матиас. Я догадываюсь, что заду
манное вами потребует времени, а мои кости уже
ломит.
Мне захотелось скакать от радости, что, навер
но, отразилось на моем лице, но жесткий взгляд
Иосифа быстро меня укротил. Он подошел со мной
к скамье и сел по другую сторону от Иакова, в
то время как Шем продолжал вышагивать побли
зости взад и вперед — неприступный барьер для
посторонних, которые могли случайно оказаться
поблизости.
Я не ожидал услышать от Иакова что-либо о
последних днях жизни Иисуса или о том, где
было спрятано тело. Насколько я знал по книгам,
всю последнюю, определившую его судьбу неделю
Иисус провел в Назарете, и все слова Иакова об
этом времени будут лишь повторением слухов. А
мне были необходимы только прямые источники.
Однако, согласно планам выдуманной мной комис
сии по делу Христа, мне было нужно выяснить
как можно больше об окружении Иисуса в моло
дые годы, не только для полноты картины, но и
для проверки событий его молодости, в надежде,
что где-нибудь я натолкнусь на след или два, ко
торые помогут лучше понять его мотивы и даль
нейшие поступки, неотвратимо ведущие на крест,
хотя такой судьбы он легко мог избежать.
— Задавайте ваши вопросы, историк,— подтолк
нул меня Иаков.— Поскольку мой свидетель — Бог,
будьте уверены, я не солгу вам.
Я выдохнул и начал так банально, как и лю
бой детектив или репортер:
— Сколько вам лет?
— Тридцать девять.
— Мне известно, что ваши родители умерли.
Иаков кивнул, сцепив руки на коленях.
— Мой отец умер уже много лет назад, а моя
мать упокоилась здесь, в Иерусалиме, всего год
назад.
73
— У вас есть братья и сестры?
— Три брата, здравствующих, и две сестры".
— Они все еще в Назарете?
— Или где-то неподалеку отсюда.
— Иисус был старшим сыном, это так?
Глаза Иакова удивленно раскрылись: откуда я
знаю такие мелкие и несущественные детали, но
он кивнул и ответил:
— Да, он был старше меня на три года.
Я почувствовал, что Иосиф стал более спокой
ным и доверчивым. Теперь передо мной стояла за
дача разговорить его так, чтобы он стал расска
зывать сам, а я лишь слегка направлял бы его по
вествование. Такая беседа располагала к довери
тельности и правдивости. Я спросил, что он
может вспомнить о молодости Иисуса.
— Об этом рассказывать почти нечего. Отец
наш по профессии был «наггара», то есть рабочая
лошадка, мастер на все руки, работал и по дере
ву, и по камню, а Иисус и я работали у него
подмастерьями. Когда мы не были в школе, то по
могали отцу в мастерской, или где-нибудь в дерев
не, или в поле, ремонтируя крышу или плуг, строя
дом. Нам приходилось нелегко, особенно в летнюю
жару. Жили мы просто, без излишеств, можно ска
зать— бедно, но у нас всегда было достаточно еды,
мягкая постель ночью и вера в Господа, поддер
живающая нас. В действительности, как часто го
ворила наша мать, мы были богаче и счастливее
Ирода.
— Ваша семья не жила в Назарете до рождения
Иисуса. Почему вы туда перебрались?
— Я не знаю, почему мы перебрались в Наза
рет, только мой отец не любил ни землю, ни лю-*
* В соответствии с трудами Евсевия Кесарийского (давшего
еще одну версию по поводу родственных связей Иисуса, его бра
тьев и сестер), у Иосифа, мужа Девы Марии, был брат Клеопа,
который был женат на двоюродной сестре Девы Марии, по имени
также Мария. От этого брака родились Симеон (Симон), Иаков,
Иуда и Иосиф (Иосий), впоследствии ставшие апостолами, а так
же две дочери — Мария и Саломия. Имя же братьев Господних,
данное Симеону, Иакову, Иуде и Иосифу в Евангелии, объясняет
ся обычаем иудеев называть братьями членов одной фамилии, осо
бенно двоюродных братьев. (Библейско-биографический словарь, т. 2,
с. 126. Спб., 1849.) См. также Мф. 13:55, 56.
74
дей, живущих здесь, на юге. Он часто говаривал,
что легче вырастить целый лес оливковых дере
вьев в Галилее, чем одного ребенка в Иудее.
Я решил немного пошутить с ним, чтобы еще
больше расположить его к себе:
— Но, Иаков, разве не говорят в Иерусалиме,
что все из Галилеи — дураки?
Иаков в первый раз засмеялся.
— И даж е хуже, Матиас. Они спрашивают: а
вообще может что-нибудь хорошее появиться из за
холустного Назарета?
О формальном образовании Иисуса Иаков рас
сказал, что оно прошло в школе при синагоге*,
которая была обязательна для всех детей начиная с
шести лет. Здесь детям, пока им не исполнялось
десяти лет, преподавали азы закона Божьего и ис
торию их народа, а затем они в течение пяти лет
изучали Мишну*** или традиционный Закон.
— А когда Иисусу исполнилось пятнадцать лет,
он продолжал обучение где-нибудь еще?
— Нет, но он сам изучал святые заповеди, когда
не работал с топором, пилой, рубанком или стамес
кой. Он работал за двоих, поскольку у отца по
шатнулось здоровье, и если бы Иисус начал хо
дить в школу раввинов, то это сильно сказалось
бы на благополучии семьи. Потом отец умер, и
Иисус как первородный сын*** стал главой семьи,
кормил нас, одевал и заботился, работая от зари до
заката.
Я запустил небольшой пробный шар:
* Историки полагают, что во II или I в. до н. э. религиозная
группа фарисеев организовала в Израиле настоящую систему школь
ного обучения. Сначала дети ходили в «дом книги» — школу при
местной синагоге. Дальнейшее образование они получали в «доме
учения». Многими из школ руководили знаменитые раввины.
** Мишна («Изложение учения» ) — древнейшая часть Талмуда
(евр. «Учение»), составленная из огромных сборников законов и
правил, регулирующих жизнь верующего иудея во всех ее аспек
тах, а также из мифов, исторических и псевдоисторических пре
даний, сказок, притч. Вначале эти поучения передавались устно, а
ученики должны были запоминать услышанное. В 21 г. н. э. эти
поучения были записаны.
*** «Первородный сын» — эта фраза основана на тексте Еван
гелия «И не знал Ее, как наконец Она родила Сына Своего пер
венца, и он нарек Ему имя: Иисус» (Мф. 1:25),
75
— А как вел себя ваш брат в те годы в дерев
не, если он встречал немощного или больного?
Старался ли он изо всех сил помочь или утешить
тех, кто страдал от болезней ума или тела?
— Не более чем любой из нас. Назарет неболь
шой городок. Мы все заботимся о братьях наших.
Никто не голодал, не страдал от болезней и не
мощи без ухода и не умирал в одиночестве.
— Может быть, вы помните, как он возлагал на
кого-либо руки или произносил молитвы или за
клинания над кем-нибудь, кто был болен, или ис
калечен, или слеп, силясь вернуть этого человека
в полное здравие?
— Никогда! Односельчане стали бы над ним
насмехаться, если бы заметили подобное. Я помню,
как два дня и две ночи, когда наш отец горел в
лихорадке, Иисус сидел с ним, держал его руки,
всячески обихаживал и молился. Но... отец умер.
— А что делал Иисус, когда отец умер?
— Как все мы. Плакал.
Я попытался скрыть разочарование.
— А пока был жив ваш отец, не вспоминается
ли вам что-нибудь необычное?
Иаков закрыл глаза.
— Последние шесть лет я целыми днями сосредо
точенно вспоминаю о нашей юности. Только один
случай подходит для ответа на ваш вопрос. Когда
Иисусу исполнилось двенадцать лет, ему позволи
ли сопровождать родителей в Иерусалим и уча
ствовать впервые в святых церемониях здесь в
Храме. Его странное поведение в те праздничные
дни на несколько месяцев стало темой тихих, но
жарких споров между родителями.
Внезапно я вспомнил свою мать. Рассказ еванге
листа Луки о молодом Иисусе в Храме был ее
любимым, и она часто читала его мне, уложив
меня в постель. Теперь я точно выясню, что случи
лось во время этого знаменательного события в
жизни Иисуса.
Иаков продолжал:
— Путешествие в Иерусалим прошло без при
ключений, как и первое посещение Храма, когда
наша семья принесла священникам пасхального яг-
76
ненка для жертвоприношения. На второй день они
принесли в Храм ячменную лепешку и отправи
лись домой по дорогам, заполненным паломниками
и животными, думая, что Иисус идет за ними в ком
пании наших соседей. Только на следующее утро
родители поняли, что мой брат с друзьями нашей
семьи не вернулся. Они в ужасной спешке кинулись
в Иерусалим и три дня искали его, пока не наш
ли сидящим, как мы сейчас, в одном из шатров
среди некоторых наиболее уважаемых раввинов и
учителей, причем он не только задавал вопросы,
как другие присутствующие дети, но на многие и
отвечал, к изумлению толпы. Как и полагается ма
тери, наша бросилась сквозь толпу, схватила
Иисуса и гневно потребовала объяснений, почему
он так с ними поступает, почему он причинил ей
и своему отцу такую боль.
— Что же он ответил? — спросил я, пожалуй,
излишне эмоционально.
— Точно, как оно было, мы так никогда и не
узнали. Этот случай ни разу открыто в нашем
доме не обсуждался, но перед самой смертью мать
поделилась со мной некоторыми деталями, как она
их запомнила. Видимо, после того как она смути
ла Иисуса тем, что начала ругать его в присут
ствии раввинов, он положил руки на ее голову и
спросил: «Зачем было вам искать Меня? или вы
не знали, что Мне должно быть в том, что при
надлежит Отцу Моему?»* Однако шум, царивший
в шатре, и волнение помешали ей точно расслы
шать его слова. Отец, стоявший рядом, позднее рас
сказывал ей, что, по его мнению, Иисус сказал:
«Зачем вам было искать Меня? или вы не знали,
что Мне должно заниматься тем же, что и Отцу
Моему?»
— Значит, ваша мать считала, что он должен
быть в месте, принадлежащем его Отцу. А ваш
отец понял эти слова, что его обязанность зани
маться делом своего Отца. Правильно?
— Да.
* Л к. 2:49.
77
— Они не просили Иисуса повторить, что же
он сказал на самом деле?
— Если бы просили, я думаю, мать поделилась
бы со мной. Очевидно, они похоронили этот слу
чай в своих сердцах и никогда не обсуждали его
впоследствии ни с кем, даже с ним.
Перекрестный допрос. Я взмахнул рукой, как
бы приглашая обозреть архитектурное чудо, кото
рое было перед нашими глазами, и спросил:
— Иаков, каждый еврей считает это место ме
стом единственного Бога, которого он также назы
вает «Отец», это так?
— Да.
— Значит, нет ничего необычного в том, что
Иисус говорит о Храме как о месте своего Отца?
— Вы правы. Я верю, что моего отца испугали
другие слова, те самые, которые послышались
ему.
— Вы подразумеваете его слова, если он их
сказал, о д е л е своего Отца?
Он кивнул.
— Но почему эти слова должны встревожить их?
Вот маленький сельский мальчик первый раз под
воздействием звуков, красок и возбуждения перепол
ненного Иерусалима, усиленных помпезностью, страст
ностью и общим бедламом в Храме во время празд
ников. Разве не мог он в этой атмосфере получить
столь сильные впечатления от всего увиденного, что
решил посвятить свою жизнь делу своего Отца, под
разумевая религиозные искания, как, например, та
кой ж е римский мальчик мечтает стать гладиато
ром после первого посещения игр в Колизее?
Иаков пожал плечами.
— Оглянитесь, Матиас. Можете ли вы предста
вить себе молодого человека из маленького город
ка, имеющего хорошие, близкие отношения с роди
телями, который бросил бы вдруг их любовь и за
щиту, чтобы жить здесь, среди совершенно чужих
людей?
Он выиграл.
— Хорошо,— согласился я,— но есть еще один
странный аспект таинственного поведения вашего
брата. Как говорила ваша мать, Иисус сказал:
78
«Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу
Моему»; а отец утверждает, что он сказал: «Мне
должно заниматься тем же, что и Отцу моему».
Вы уверены, что, какова бы ни была эта фраза
на самом деле, оба родителя утверждали, что он
использовал слово «должен»?
— В этом я совершенно уверен.
— Не кажется ли вам, что, употребляя это слово,
Иисус верил: ему поручено или приказано быть в
Храме? Может быть, именно это больше всего
беспокоило ваших родителей?
Его карие глаза блеснули, и он мягко положил
свою руку мне на колено.
— Матиас, такие люди, как вы, редко встреча
ются.
— Конечно,— поддержал Иосиф, который до
этого момента не произнес ни слова.
— Почему? — спросил я.
— У вас есть глаза, чтобы видеть,— и вы ви
дите. У вас есть уши, чтобы слышать,— и вы
слышите. Благословенна будь мать, которая выно
сила вас.
— Спасибо,— пробормотал я, но закончить этот
важный разговор несколькими благодарственными
словами было бы непозволительной роскошью, и я
продолжил: — Иаков, из братьев вы ближе всех
по возрасту к Иисусу. Братья всегда делятся секре
тами между собой. Вы с ним когда-нибудь гово
рили об этом случае?
— Я достаточно часто и довольно назойливо
выспрашивал его, как то делают все дети, но он
отделывался от меня только рассказом о жертвопри
ношении ягненка в Храме.
— Да? И как он рассказывал об этом?
— С большой печалью и отвращением ко всей
церемонии. Он не мог забыть залитые кровью ба
лахоны священников, когда они разрезали горло
нашему ягненку во имя благословения Бога, сливали
его кровь в чашу и выливали на алтарь. А когда
маленькое тело животного было возвращено нашей
семье, Иисус не мог заставить себя помогать отцу,
когда на закате ягненка готовили особым образом
для жарки. Позднее он с отвращением говорил о
79
способе приготовления, который предписан нашим
Законом, когда требуется подвесить ягненка над
тлеющими углями.
— Я не понял.
— Он говорил, что видел, как отец продел два
прута из гранатового дерева — один вдоль ягненка,
другой — через передние ноги, чтобы удерживать
тело над углями. Эти две палки, образовавшие
крест, напомнили ему о римском способе казни тех,
кто восстает против правления кесаря. Он не мог
забыть распятого бунтовщика, которого мы видели
несколько лет назад, когда ходили в гости в Ка
пернаум*. Вид и запах гниющего тела, его плоть,
истерзанная хищными птицами, висящая на двух
скрещенных бревнах, настолько испугали нас, что
еще долго после этого мы просыпались по ночам
с плачем.
Я вытер вспотевшие ладони о тунику. Внут
ренние колокольчики снова зазвенели тревогу. Все
мои инстинкты говорили, что я близок к выяснению
чего-то важного: знак на дороге, след, ведущий к
неожиданным осложнениям, редкая страничка, кото
рая раньше так и не всплыла на поверхность, хотя
я перекопал тонны литературы об Иисусе. Я не
мог не задать следующий вопрос:
— Иаков, у этой истории есть продолжение?
Казалось, он почти благодарен мне за мою на
стойчивость. Опустив голову вниз и вглядываясь в
мраморную плиту под ногами, он сказал:
— Исайя был одним из наших величайших про
роков, и брат любил его больше всех. После по
сещения Храма брат часто сравнивал то, что он
здесь увидел, со словами пророка — словами, кото
рые я по молодости не мог понять в то время.
— Вы помните эти слова?
Иаков встал и сложил руки на груди. Его го
лос дрогнул, когда он заговорил:
— Они вечно будут гореть в моем сердце. Исайя
сказал, когда говорил о Мессии, который придет,
* Капернаум — город на северо-западном берегу Галилейского
озера. Когда Иисус проповедовал в Галилее, этот город был Его
пристанищем. В Капернауме Иисус совершил многие из Своих
чудес.
80
чтобы спасти евреев: «Он истязаем был, но стра
дал добровольно, и не открывал уст Своих; как
овца, веден был Он на заклание, и, как агнец
пред стригущим его безгласен, так Он не отвер
зал уст Своих»*.
Я почувствовал, что волосы на затылке у меня
поднимаются.
— Иаков, сравнивал ли он жертвенного ягненка
вашей семьи с... с распятием по римскому образцу
и описанием Мессии, которое дал Исайя?
Ответа не было, и причина была веская. Жест
кий, храбрый, яростный Иаков, которого и уважали
и боялись почти все, плакал, спрятав лицо в ладо
ни! Иосиф вскочил и обнял своего согнувшегося
друга, а Шем встал рядом, свирепо глядя на меня.
Прошло несколько минут, прежде чем Иосиф и
Иаков снова сели на скамью. Я был готов изви
ниться, но сделавшееся гордым и неприступным
лицо Иакова предупредило меня, что лучше всего
не заметить случившегося и продолжать. Я сменил
направление разговора:
— Иисус никогда не брал себе жены?
Голос Иакова стал еще более хриплым.
—-Нет, и когда жители городка, те, что постар
ше, шутили с ним по поводу его холостого поло
жения, напоминая ему слова пророка, что Господь Бог
сказал: нехорошо мужчине оставаться одному, Иисус
смеялся и отвечал, что, поскольку он обвенчан с це
лым семейством, его наверняка побьют камнями до
смерти за прелюбодеяние, если он предложит себя
другой**.
— И все-таки пришел день, когда он развелся
со всей семьей, ведь правда?
Иаков кивнул.
— Чем же были вызваны столь серьезные из
менения в жизни вашего брата?
— Это случилось, когда ему шел тридцать чет
вертый год. К тому времени все наши братья и я
были женаты и жили своими семьями, а Иисус
* Ис. 53:7.
** «Обвенчан с целым семейством...» — такой фразы в Новом
Завете нет.
HI
оставался с матерью и сестрами. Однажды вече
ром он пришел ко мне и пригласил погулять. Стран
ная была просьба, поскольку он обычно много вре
мени проводил, гуляя в одиночестве по окрестным
холмам или сидя на своей скамейке, что уж е ста
ло предметом дежурных шуток у жителей город
ка. Когда мы вышли, он положил мне руку на
плечо и спросил, не буду ли я против, если он
оставит на мое попечение мать и сестер, посколь
ку хочет пойти и послушать Иоанна Крестителя,
который молится в Вифаваре, что в дне пути от
Назарета.
— Того самого, кто потом погиб от меча Ирода
Антипы?
— Того самого. Более девятисот лет назад один
из наших величайших пророков — Илия' совершил
много чудес, противостоя злым чарам царицы
Иезавели и царя Ахава, прежде чем был взят на
небо смерчем. В нашем народе сохранялась вера,
что однажды Илия вернется", чтобы возродить и
приготовить нашу землю к пришествию Господа.
Некоторые считали, что Иоанн и есть Илия, в то
время как другие верили, что он только предтеча
Илии, который еще придет. Иисус хотел послу
шать, что Иоанн проповедует перед толпами на
рода на берегу реки.
Настало время выяснить смысл термина, который
всегда озадачивал меня многообразием его примене
ния.
— Иаков,— задал я вопрос,— помогите мне понять.
Что означает «пророк»?
— Пророк есть посланец Бога. Прямое значение
слова «пророк» по-еврейски — «тот, кто говорит за
другого». Он может оказаться богатым и бедным,
образованным и невежественным, благородным или
крестьянином. Илия был бедным пастухом, Исайя —*
* Илия (середина IX в. до н. э.) — израильский пророк, жив
ший во времена царя Ахава и его чужеземки-жены, царицы Иеза
вели, грешивших против Бога, поклоняясь Ваалу. Когда служение
пророка завершилось, Бог вознес его на небеса в огненной колес
нице.
** Много веков спустя Илия вместе с Моисеем явился ученикам
Иисуса Христа, когда те стали свидетелями Преображения Иисуса.
82
учителем, а Иеримия* родился в семье священника.
Пророки всегда проповедуют, не заботясь о своем бла
гополучии или безопасности, предупреждают отдель
ных людей и народы, царей и нищих о том, что
только рок и безысходность ожидают тех, кто пре
небрегает законами Бога и творит зло и грех. В то
время почти две сотни лет в Израиле не было нового
пророка, поэтому появление Иоанна Крестителя при
несло большую радость народу, но вызвало раздра
жение Ирода, священников и других власть имущих.
— Иисус пошел послушать этого пророка?
— Да, но не вернулся, когда пришло назначенное
время, и мать с ума сходила от волнения. Наконец
я пошел к Иоанну, который сказал мне, что пом
нит Иисуса, помнит, что он пришел и попросил
крестить его, хотя впоследствии больше не появлялся.
— Опишите, пожалуйста, церемонию, которую
Иоанн совершил по просьбе Иисуса.
— Крещение? Иоанн проповедовал, что каждый
должен покаяться, изменить образ жизни и очис
тить ум, душу и тело, для того чтобы приготовить
себя к Царству Небесному, которое грядет. Пригото
вить к дню скорому, когда помазанник придет су
дить все человечество. Каждый из верующих, кто
пришел к Иоанну на берег Иордана, погружался в
воду в знак своего желания принять...
— Еврейского Мессию? Того, кто принесет все
общий мир, кому все народы будут служить в
царстве, простирающемся от моря до моря?
Иаков был потрясен моими словами.
— Откуда вы, римлянин, знаете слова старинно
го псалма евреев?**
Иосиф, сидевший с Иаковым, встревожился.
— Писать историю вашего народа,— вывернулся
я,— не изучив псалмов и их значения, было бы ос
корблением для всех евреев.*
* Иеремия — великий июдейский пророк. Его служение отно
сится примерно к 625—585 гг. до и. э. Иеремия был послан Богом
предупредить иудеев: если они не исправят свои пути, их земля
будет захвачена другим народом, а их самих отведут в Вавилон.
** «...и будет обилие мира доколе не престанет луна. Он будет
обладать от моря до моря и от реки [Евфрат] до концов земли»
(Псалтирь, псалом 71:7, 8).
8.4
Иаков был удовлетворен ответом.
— Тогда вы должны знать, Матиас, что проци
тированные вами слова пели в знак уважения к
нашему великому царю Соломону, который правил
здесь почти тысячу лет назад.
— И эти слова древнего псалма не имели осо
бого значения для толп, которые хлынули послу
шать Иоанна, провозглашавшего день за днем, что
Царство Небесное близко — Царство, которому, ра
зумеется, нужен царь.
Он знал, как себя вести. Вместо того чтобы оби
деться на мой очевидный сарказм, он просто по
жал широкими плечами и улыбнулся:
— Кто знает, что таится в сердцах и умах уг
нетенного народа?
— Наконец Иисус возвратился домой из своих
странствий?
— Да, по прошествии более сорока дней. Его
вид был настолько ужасен, что никто из нас не
осмелился упрекнуть его за столь долгое отсут
ствие без единой весточки. Одежда была изодрана
и в колючках, волосы грязны и спутаны, лицо и
руки почернели от солнца. Глаза светились, как два
горящих угля, а тело исхудало так, что мы едва
признали его.
— Он объяснил причину своего вида и столь
долгого отсутствия?
— Он сказал нам, что два дня слушал молитвы
Иоанна на берегу Иордана, прежде чем подойти к
нему и креститься. Крестившись, он будто лишился
на время чувств и вдруг обнаружил себя странству
ющим по пустыне и диким зарослям на другой
стороне реки Иордан. Там он оставался несколько
недель без пищи и почти без воды, пьяный не от
вина, а от слов Иоанна, которые снова и снова,
подобно грому, отдавались у него в голове: «По
кайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное...* Я
крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною
сильнее меня; я не достоин понести обувь Его; Он
будет крестить вас Духом Святым и огнем»**.
* Мф. 3:2.
** Мф. 3:11.
84
— После странствований в пустыне Иисус вер
нулся в Назарет?
— Нет. Однажды после долгого одиночества он
обнаружил, что снова идет вдоль реки Иордан, пока
не пришел к Иоанну. Устыдившись своего внеш
него вида, он оставался с краю толпы и слушал,
но даже с этого большого расстояния Иоанн увидел
его, указал на него и прокричал: «...вот Агнец Бо
жий, Который берет н а С е б я грех мира»’. Иисус
сказал, что, услышав эти слова, он повернулся и
бежал, пока не упал от истощения, а на следую
щее утро, уже опомнившись, пришел к двери
дома своей матери в Назарете.
Я встал. Глядя сверху вниз на Иакова, я тща
тельно подбирал слова.
— Иаков, придавал ли ваш брат какое-нибудь
особое значение тому, что Иоанн провозгласил
его Агнцем Божьим, памятуя о пророчестве Илии
и учитывая чувства Иисуса, возникшие при жерт
венном заклании ягненка и поджаривании его,
по обычаю, на кресте во время той первой для
Иисуса Пасхи?
Он ответил без промедления, как будто та же
мысль часто приходила ему в голову:
— Я не знаю. Сейчас, когда прошло столько
времени, легче осознать события, которые в момент
свершения обычно не дают намека на скрытое в
них значение.
— Когда Иисус выздоровел, он продолжал тру
диться как обычно?
— Очень недолго — пока не стало известно, что
Ирод Антипа арестовал Иоанна и заключил в кре
пость Махеронт. Вскоре после этого мать пришла
в мой дом в слезах и просила, чтобы я пошел с
ней уговаривать Иисуса, который не ел, не брал
в руки молотка или пилы с тех пор, как услы
шал, что схватили Иоанна. Когда я пришел, он си
дел на скамье, опустив голову. Я несколько раз
позвал его по имени, но он не откликнулся. Тогда
я схватил брата за плечи и встряхнул. Он поднял
голову, и я увидел, что он плачет. Иисус наклонил
* Ин. 1:29.
85
ся и обнял меня за талию, его тело сотрясалось от
рыданий. Затем он встал, поцеловал меня в обе щеки
и сказал: «Иаков, тебе поручаю мать и сестер. Я
должен идти. Я продолжу начатое Иоанном».
— Он снова использовал слово «должен»?
— Да. Он поцеловал мать, сестер и покинул нас,
прежде чем мы начали уговаривать его остаться. С
собой он не взял ничего — ушел в чем был.
— Вы знаете, куда он пошел?
— Вскоре прошел слух, что он странствует от
деревни к деревне, проповедуя слово Иоанна и
призывая всех к покаянию в связи с грядущим Цар
ством Божьим. Большинство селян, как и мои бра
тья, шептались, что пребывание на солнце в пус
тыне, после того как Иоанн крестил его, должно
быть, повредило рассудок Иисуса. Более двух ме
сяцев от него не было вестей, и наше беспокойство
росло день ото дня, поскольку шпионы Ирода
были повсюду. Но однажды он вернулся в Назарет
и на следующий день, в субботу, пошел с нами в
синагогу. Я никогда не забуду этого утра. Тот
знаменитый день, когда Иисус удивил всю общи
ну и свою семью.
— Пожалуйста, расскажите мне,— попросил я.
— Поначалу служба шла как обычно. Служи
тель вел нашу молитву, мы читали Шма**, произ
носились благословения. После воздевания рук и пе
ния нескольких псалмов служитель подошел к ков
чегу*’ и извлек свиток Закона. Обычно в этот мо
мент выбранные из нашей среды люди
зачитывают слова наших пророков. Служитель ог
лядел нас, прошел несколько шагов и вручил сви
ток Иисусу. В среде прихожан возник ропот:
присутствующие возмущались, что такая честь ока
* Богослужение в синагогах начиналось с чтения молитвы «Шма,
Исраэль»: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш. Господь един
есть. И люби Господа, Бога первого, всем сердцем твоим, и всею
душею твоею, и всеми силами твоими».
** В каждой синагоге имелся ларь (ковчег), в котором храни
лись свитки Закона. Перед ковчегом лицом к народу восседали
руководители собрания. Мужчины и женщины сидели отдельно.
Служба велась не специальными служителями или раввинами, а
членами общины, знатоками Писаний и Закона. Синагоги служили
также школами и центрами местного самоуправления.
86
зана человеку, надолго покинувшему свою мать и
семью. Я сидел рядом с ним и помню, что у меня
немедленно возникло ощущение опасности. Видимо,
и мать почувствовала это. Она сидела среди жен
щин и, когда наши взгляды встретились, покачала
головой, наверно, подавала мне знак. Я не знал,
что делать.— Иаков глубоко вздохнул и продол
ж ал:— Иисус прижал свиток к груди и закрыл
глаза. Затем он поднялся и прошел перед ковчегом.
Бережно развернул свиток и прочитал слова сво
его любимого пророка Исайи: «Дух Господа Бога
на Мне, ибо Господь помазал Меня благовествовать
нищим, послал Меня исцелять сокрушенных серд
цем, проповедовать пленным освобождение и узни
кам — открытие темницы. Проповедовать лето** Гос
подне благоприятное и день мщения Бога нашего,
утешить всех сетующих»**.
Знаменитые слова! Толкователи Библии веками
дискутировали и высказывали сомнения, что эти
слова были в действительности произнесены в то
субботнее утро. Я должен был узнать точно.
-—-Извините, Иаков, я прерву вас на минуту.
Было ли у вас в ковчеге множество свитков, из
которых служитель мог выбрать предназначенный
для чтения?
— Свитков очень много, однако у служителей нет
выбора. Наши святые тексты разделены более чем
на сто семьдесят отрывков, каждый из которых дол
жен быть прочитан в субботу в строгой последо
вательности до тех пор, пока не будут прочитаны
все, затем начинается чтение с самого начала. Для
завершения полного цикла требуется три с лишним
года.
— Таким образом, прочитанный текст не был
выбран ни служителем, ни Иисусом, но был тем
текстом, который надлежало читать именно в эту
субботу?
— Совершенно верно. Когда Иисус закончил
чтение, он передал развернутый свиток служите
лю и вернулся на место рядом со мной. Все глаза
* Год (юбилейный).
** Ис. 61:1.
87
были устремлены на него, и в синагоге стало
тихо, как в гробнице. Иисус поднял голову и гром
ким голосом, который могли расслышать все при
сутствующие, объявил: «...ныне исполнилось писание
сие, слышанное вами»*.
Голос Иакова снизился почти до шепота, и я с
трудом разбирал слова в окружающем гаме хра
мового двора.
— Я помню, как закричала женщина, ее крик
пробудил толпу, которую сначала заворожили сло
ва, прозвучавшие из уст моего брата. Люди вско
чили со своих мест, и сзади послышалось: «Кто этот
человек, который претендует на роль нашего Спа
сителя?» Другой голос спросил: «Разве это не плот
ник, сын Марии, брат Иакова и Иосии, и Иуды,
и Симона? Разве не его сестры здесь с нами?»**
Я не мог не заметить напряженного внимания, с
которым Иосиф из Аримафеи вслушивался в каж
дое слово — как будто он никогда раньше не слы
шал об этом случае из жизни Иисуса.
— Что же Иисус сделал? — с горячим интересом
спросил он. Затем посмотрел на меня и добавил: —
Извините.
Иаков взглянул на старика, улыбнулся и продол
жал:
— Иисус все еще стоял, и хотя я не осмеливался
взглянуть на него, я слышал его сильный и муже
ственный голос: «...никакой пророк не принимается
в своем отечестве»***. Его слова удивили и рассер
дили меня. Его слова оскорбили всех нас. Внезапно
люди ринулись к нему. Я упал, и они схватили
его. Он продолжал выкрикивать что-то о пророках
Илии и Елисее****. Эти слова привели толпу в
еще большую ярость. Стоя на коленях, я увидел, что
он вырвался из рук, вцепившихся в него, пробежал
за ларь со свитками и исчез за боковой дверью,
преследуемый толпой. Я поспешил к матери, ко
* Лк. 4:21.
** Мф. 13:55, 56. Не в полном соответствии с оригиналом.
*** Лк. 4:24.
**** Елисей — ученик и приемник Илии в пророческом служе
нии. После вознесения Илии на небеса Елисей был наделен его
силой и совершил много чудес.
88
торая лежала без чувств, поднял ее на руки и от
нес домой. Позднее мы узнали, что люди пыта
лись столкнуть Иисуса с края скалы на окраине
деревни, но он исчез*.
Я притворился, что ничего не понимаю.
— Что такого сказал Иисус, что их так обиде
ло, почему они пытались отнять у него жизнь?
Иаков вздохнул и снова сцепил руки на коленях.
— Он был один из нас, обычный человек на
обычной земле, кто ежедневно зарабатывал на
хлеб в поте лица своего собственными руками. Он
вырос в Назарете, играл на его улицах и един
ственным образованием Иисуса была школа при
нашей маленькой синагоге, в которой нет раввина.
Как ж е иначе они могли воспринять его неслыхан
ное заявление, что Бог помазал его, его из всех
великих и мудрых сынов израилевых, сделал его
посланцем свободы и отмщения — сделал Мессией?
— А вы? — спросил я.— Вы поверили, что в нем
есть нечто особенное? Если не Мессия, то, может
быть, пророк, такой, как Иоанн, или Илия, или дру
гие, кто появлялся раньше?
— Нет. Иисус был моим братом, которого я всегда
любил и уважал, по меньшей мере, до того утра,
когда он оскорбил всех. Тогда я был рад, что он
ушел от нас, несмотря на горе нашей матери.
— А позднее вы или кто-нибудь из членов се
мьи слышали, как он проповедовал, пока стран
ствовал по Галилее?
— Только однажды, после того как нас посети
ли четыре человека из Храма, следящие за испол
нением Закона, которых называют фарисеями. Они
задавали много вопросов об Иисусе, точно так же,
как и вы сегодня, и мы испугались, что опасность
для него исходит не только от Ирода. Мы боялись,
что его призовут для объяснения своих слов и дей
ствий перед синедрионом, нашим главным судом.
Хотя синедрион не имеет власти в Галилее и пра
вит только здесь, в провинции Иудея, моя мать от
чаянно стремилась предупредить Иисуса, что ему
грозят серьезные неприятности. Когда мы услыхали,
* Лк. 4:25-30.
89
что он рядом, в Капернауме, она потребовала от
меня и моего брата, чтобы мы сопровождали ее ту
да. Она собиралась умолить сына вернуться домой,
пока не стало слишком поздно.
Еще одна знаменитая сцена, которая за многие
годы обсуждалась и воспроизводилась, и искажа
лась в соответствии с различными точками зрения
так часто, что потеряла всякую связь с реальностью.
— Откликнулся ли Иисус на ваше предупрежде
ние? — спросил я.
— Он даже не видел нас! Он проповедовал в до
ме, который был битком набит рыбаками и бедняка
ми, живущими на улицах и по берегу бухты*. Лю
ди толпились даже во дворе, и мы не смогли вой
ти в дом. Я просил сообщить ему, что его мать и
братья ждут снаружи, и он ответил голосом столь
громким, что его могли слышать все: «...кто матерь
Моя, и кто братья Мои?»*** Смотрите! «Вот матерь
Моя и братья Мои; Ибо кто будет исполнять волю
Отца Моего Небесного, тот Мне брат и сестра и
матерь»**’. На этот раз мать не плакала. Она
сжала мне руку и сказала: «Давай пойдем домой».
— Иисус возвращался после этого в Назарет?
— Только один раз. Несколько месяцев спустя он
зашел в городок, чтобы отдать дань уважения на
шей матери. К тому времени он успел обзавес
тись несколькими учениками, которые были с ним.
— Как его приняла семья?
— Как всегда, моя мать и сестры отнеслись к
нему с особой заботой, любовью и вниманием, а я
и мои братья обращались с ним с подчеркнутым
неуважением, когда рядом не было женщин. Мы
насмехались над ним, говоря, что слышали много
рассказов о чудесах, которые он творил: об исце
лениях хромых и слепых и даже изгнании бесов.
Мы говорили, что не верим этим рассказам. Мы
* Берег Галилейского озера, в прибрежных районах которого
прошла большая часть служения Иисуса. Четверо учеников Иисуса
были галилейскими рыбаками.
** Мф. 12:48.
*** В Евангелии этот текст выглядит так: «И указав рукою
Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои;
Ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне
брат и сестра и матерь» (Мф. 12:49, 50).
90
подначивали его: если он действительно может
творить чудеса, то не должен держать это в сек
рете, творя их в маленьких деревнях, но должен
пойти в Иерусалим и там, при громадном стече
нии народа, в присутствии храмовых священников,
показать свое могущество, чтобы все знали о том,
что с ними говорит действительно пророк Бога.
— И что отвечал вам Иисус?
— Он твердил одно и то же: еще не время. Мы
посмеялись, пошутили по этому поводу и отстали.
Теперь мы подошли почти вплотную к самому
важному вопросу, который я подготовил для Иакова.
Повинуясь безотчетному побуждению, я встал перед
ним на одно колено и решительно положил обе
ладони на его колени.
— Иаков, вы сказали, что к этому времени
были уж е женаты. Если бы не ответственность
перед семьей, присоединились бы вы к группе
людей, сопровождавших вашего брата?
— Нет! — вскричал он, как будто выступал перед
толпой с амвона.— В то время как я стремился, на
сколько мог, прожить жизнь по закону Торы, как
завещано было нашими пророками, Иисус, по сло
вам тех, кто видел и слышал его, открыто попи
рал наши наиболее святые законы. Он пил и ел с
мытарями* и падшими женщинами, он нарушал с
презрением нашу субботу**, он высмеивал наши
великие предписания и мудрость фарисеев, он не
мыл рук, прежде чем разломить хлеб, и — что
хуже всего — он осмеливался прощать согрешив
* В Ветхом Завете содержатся строгие законы, приписываю
щие, где и что можно вкушать. Мытари — сборщики налогов —
славились своей алчностью, народ считал их грабителями и прези
рал. Сборщики налогов были лишены права занимать обществен
ные и религиозные должности. Им не позволяли выступать в
иудейском суде даже в качестве свидетелей. Ни один правовер
ный еврей не сел бы за стол с мытарем.
** Суббота была сугубо иудейским праздником. Четвертая запо
ведь повелевала израильскому народу в этот день прекращать вся
кую работу. В день отдыха (евр. «шаббат» — «отдых») полагалось
вспоминать о делах Божиих, ибо и Бог «почил в день седьмой
от всех дел Своих, которые делал» (Быт. 2:2), и прежде всего
вспоминать об избавлении Израиля из египетского рабства. Фари
сеи, ратовавшие за буквальное следование Законам, считали, что
в этот день нельзя не только готовить пищу, но и разжигать огонь.
91
ших! Даже Моисей или Илия не имели такой вла
сти. Только наш Отец на небесах может снять
проклятье греха. Я был уверен, что Иисус стоит
на дороге, которая ведет к позору и гибели, и не
хотел в этом участвовать.
Капли пота упали со лба Иакова мне на запя
стья. Его нижняя губа дрожала, и глубокие морщины
печали и огорчения избороздили лоб. Я почти не
навидел себя за то, что подверг его пытке воспо
минаниями, на которую он добровольно согласился,
наверно, ради своего рода искупления.
— Вы сами когда-нибудь видели, как ваш брат
воскресил мертвого, вернул зрение слепому или спо
собность нормально ходить калеке или исцелил про
каженного, что, по утверждениям многих, он делал?
— Никогда.
— Вы когда-либо видели, чтобы он сделал что-
то, о чем вы можете сказать как о чуде, что-то,
противоречащее нормальным законам природы?
— Нет.
— Вы слыхали, чтобы он когда-либо называл се
бя Мессией или спасителем евреев или царем, при
шествия которого все вы ждете?
— Нет.
— Вы слыхали, чтобы он называл себя Сыном
Бога?
— Нет.
— Вы были с ним во время последней недели
его пребывания в Иерусалиме до казни?
— Нет. Я был в Назарете с семьей.
— Значит, вас не было в саду тем вечером,
когда его схватили?
— Нет.
— Вы не присутствовали при суде над ним и
при объявлении приговора собранием ваших уважа
емых граждан — синедрионом?
— Нет.
— Вас не было среди толпы здесь, во дворе кре
пости Антония, в то утро, когда Пилат судил его,
приговорил к бичеванию и к смерти на кресте?
— Нет.
— Вы видели, как его распяли?
— Нет.— Он заплакал.
92
— Вы помогали этому человеку, Иосифу, похо
ронить его?
— Нет.
Я взял его руки в свои и посмотрел ему прямо
в глаза.
— Вместе с тем, даже теперь, здесь, в этом
дворе последователи вашего брата собираются и
приобретают новых сторонников, и они размножа
ются быстрее, чем мухи. И кого же называют и
чествуют как вождя этой толпы через шесть лет
после смерти Иисуса? Вас, Иаков! Вас!
Он опустил глаза.
— В то время когда ваш брат смущал народ и
нарушал Закон, вы настолько стыдились его, что
не хотели иметь с ним ничего общего. Но с того
момента, как его распяли, вы, под угрозой такого же
наказания, которое претерпел он за проповедь сво
ей философии, продолжаете его дело на улицах и
даже здесь, в Храме, под самым носом тех, кто
судил и приговорил его! Вы отказались присоеди
ниться к нему, когда он жил и проповедовал, по
вашим словам, потому, что были убеждены— его до
рога ведет к позору и гибели. Почему вы сейчас
ступили на ту же дорогу, Иаков?
Ответа не было.
— Почему, Иаков?
Ответа так и не было. Расстроившись, я закрыл
глаза. Иаков и так слишком многое претерпел в
Иерусалиме, чтобы его мог запугать простой пи
сатель. Даже постоянная угроза римского меча и
вмешательства священников не останавливала брата
Иисуса.
Внезапно я ощутил его руки на моей голове,
его сильные ладони и пальцы гладили мою шею,
словно я был ребенком. Когда я открыл глаза, то
прямо перед собой увидел его лицо, в усталых чер
тах которого не было ни следа гнева или ненави
сти за то испытание, которому я его подверг, —
только любовь.
— Матиас, скажите честно, вы задали все эти
вопросы не только для написания книги по истории,
не так ли? Может быть, моего ответа ждет ваша
душа, жаждущая внутреннего мира и спокойствия?
93
Я чувствовал, что у меня в висках застучала
кровь. Пытался ответить, но не смог.
— Матиас, вы собираетесь расспрашивать дру
гих людей об Иисусе?
Я кивнул.
— Очень хорошо. Давайте встретимся снова, вы
и я, когда закончатся ваши разговоры с остальны
ми. Я уверен, к тому времени вы поймете гораз
до больше, чем сейчас, и будете лучше подготов
лены к моему ответу на ваш последний вопрос.
Он поцеловал меня в лоб, отпустил и повернул
ся, чтобы обняться с Иосифом. Затем ушел, но перед
этим обернулся и прокричал, заглушая гвалт, царя
щий вокруг, одно слово:
— Мицпа!
Что значит: Господь присмотрит за мной и то
бой, пока мы будем друг без друга*.
Совершенно опустошенный, я повернулся к ста
рику из Аримафеи и устало попросил:
— Иосиф, пожалуйста, заберите меня домой.
10 2
Матфей вздохнул.
— Их ничем не удовлетворишь. Они о чем-то
пошептались между собой, и самый храбрый спро
сил Иисуса без околичностей: «Почему ученики Иоан
на Крестителя часто постятся и молятся, как мы и
наши ученики, а вы и ваши ученики не постятся?»*
Я помню, что Иисус терпеливо ответил: «...могут ли
печалиться сыны чертога брачного, пока с ними
жених? Но придут дни, когда отнимется у них
жених, и тогда будут поститься»**. Услышав это,
фарисеи быстро покинули мой дом.
— Вы уверены в его словах, что «жених со вре
менем отнимется у них»? Вы слышали эти слова?
— Совершенно уверен.
— Когда он сказал вам о своих планах относи
тельно вас?
— Позднее, когда остались только Иисус и его
ученики, он попросил меня выйти с ним во двор.
Мы сели на большой камень под единственным
деревом, которое росло на моем участке. Положив
руку мне на плечо, он напомнил о нашем вели
ком пророке Исайе, который более семисот лет
назад говорил слово Божье, несмотря на преследо
вание врага его, царя Манассии***. Исайя предсказал,
что царь Манассия умертвит его. Пророчество сбы
лось: Исайю связали и разрезали пилой надвое. Мо
гущественные слова Исайи сохранились до наших
дней, поскольку ученики, которые продолжали его
дело, перенесли слова учителя на папирус и кожу,
чтобы они жили вечно. Исайя сказал: «Я сохраню
слово мое и проповедь мою в сердцах своих уче
ников». Таково же, объяснил Иисус, и его намере
ние, и он собирался осуществить его через меня.
— Вы должны были записывать его слова для
будущих поколений?
— Да. И его деяния.
* Эти слова принадлежат не фарисеям, а ученикам Иоанна
Крестителя: «Тогда подходят к Нему ученики Иоанновы и говорят:
почему мы и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постят
ся?» (Мф. 9:14).
** Мф. 9:15.
*** Манассия — царь Иудеи, правивший в 696—642 гг. до и. э.,
сын царя Еэекии. Сбил с пути истинного свой народ, насаждая
идолопоклонство.
103
— В том числе — чудеса?
— Он ничего не говорил о чудесах. Мы сидели
в темноте, и он сказал мне, что вскоре выберет
двенадцать человек среди своих последователей, ко
торые станут апостолами, возвещающими, что Цар
ство Божие близко. Я буду одним из двенадцати;
однако мой долг всегда быть рядом с ним и запи
сывать все, что произойдет. Он сказал, что я уже
видел вечером в моем доме, как они шпионят за
ним и ищут предлог, чтобы устранить его, как
устранили Иоанна Крестителя. Что уже сейчас дни
его сочтены. Ирод, Пилат и священники из Храма
уже расставили свои ловушки, и спрятаться негде.
У лис есть норы, у птиц летающих — гнезда, но
Сын Человеческий не имеет места, где можно было
бы преклонить голову.
— Он сказал, что дни его сочтены?
Матфей кивнул.
— Когда вы начали записывать его слова и дея
ния?
— На следующее утро.
— Вы записывали когда-нибудь, что Иисус сам
использовал слово «Мессия» по отношению к себе,
говоря перед толпой или в частной беседе?
— Нет.
— Вы только что сказали, что Иисус говорил о
себе как о Сыне Человеческом. Среди евреев это
довольно часто встречающееся определение, означа
ющее просто человека, или любого человека, рож
денного от человека, не так ли?
Матфей улыбнулся.
— Это правда, но вместе с тем те, кто знает
слова нашего пророка Даниила, могут, если захо
тят, вложить другой смысл в эту фразу, смысл,
серьезно отличающийся от обыденного.
Я сделал вид, что огорчен, и с преувеличенной
досадой хлопнул ладонью по траве.
— Вы, евреи, называете римлян язычниками, по
тому что у нас множество богов, в то время как
количество ваших пророков неисчислимо. Всегда
можно подыскать пророка, чьи слова подойдут к
случаю. Что сказал Даниил, подскажите мне, по
жалуйста?
104
— Даниил имел много видений о нашем народе.
После одного из них он сказал: «Видел я в ноч
ных видениях, вот, с облаками небесными шел как
бы Сын человеческий, дошел до Ветхого днями и
подведен был к Нему. И Ему дана власть, слава
и царство, чтобы все народы, племена и языки слу
жили Ему; владычество Его — владычество вечное,
которое не прейдет, и царство Его не разрушится»*.
— Подходит ли это под описание того, что
ждут евреи от Мессии?
— От Мессии разного ждут и многого.
Матфей был гораздо жестче, чем казался, и,
без сомнения, уже имел опыт участия в такого
рода допросах.
— Вы предполагаете, что Иисус вообразил себя
Сыном человеческим из пророчества Даниила и
целенаправленно использовал эту фразу в каче
стве своего рода секретного кода, который, как он
знал, будет распознан теми, кого он хотел приоб
щить к своему делу, но не навлечет на них при
теснений со стороны Пилата или Ирода?
Матфей и Иосиф украдкой обменялись взглядами.
— Но в этом не видно здравого смысла,— про
должал я.— Разве необразованные массы смогут
распознать тайный смысл слов, равно как и шпи
оны Пилата или Ирода, если таковые вообще
были?
— Возможно,— неохотно согласился Матфей.
— А ведь каждый день своей жизни Иисус
учил и проповедовал прежде всего перед теми,
кто не знал слов большинства пророков. Как вы
это объясните?
— Он любил бедных и...
— Да, да,— прервал я,— но если он любил их
столь сильно, что хотел повести к лучшей жизни,
почему не вышел и прямо не сказал, что он их
столь долго ожидаемый Мессия — или даже, как
многие утверждают, Сын Божий? Почему он мас
кировался таинственными высказываниями древних
пророков или говорил сложными притчами, смысл
которых зашифрован столь тщательно, что даже
* Дан. 7:13, 14.
105
вы, человек близкий ему, признаетесь в непони-
маии многие из них?
Оставаясь, по крайней мере внешне, невозмути
мым, Матфей ответил:
— Иисус сказал нам однажды, когда мы спроси
ли его, почему он говорит притчами: «...для того, что
вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не
дано..." потому говорю им притчами, что они видя
не видят, и слыша не слышат, и не разумеют»9**.
— Вряд ли это лучший способ подготовить мас
сы к новому царству,— злорадно заметил я.
Встав, чтобы размять ноги, я почувствовал на
себе сердитый взгляд Иосифа из Аримафеи. «Так
ему и надо,— подумал я.— Если у старикана доста
точно сил, чтобы перенести меня сюда, пусть не
заблуждается и не оценивает слишком низко муд
рость и ум своего пленника из двадцатого века».
Я переключил скорость.
— Матфей, у вас сохранились заметки, которые
вы делали, пока были с Иисусом?
— Да. Они заперты в сундучке и хранятся в бе
зопасности у моего верного друга.
— Они на папирусе или на коже?
— И на том, и на другом.
— Почему вы их храните?
— Почему же мне не хранить слова своего учи
теля?— недоуменно ответил он вопросом на вопрос.
— Разве не вы вместе с Иаковом и другими
проповедуете постоянно в храмовом дворе, обещая
людям скорое пришествие Царствия Небесного, обе
щая, что оно придет даже раньше, чем многие из
тех, кто слушает вас, окажутся в могиле? Если
это великое событие состоится так скоро, зачем же
тогда хранить его слова, ведь они вскоре снова
будут услышаны прямо из уст Иисуса?
— Я просто делаю то, что просил меня сделать
Сын Божий...
Я взорвался:
— Разумеется, Сын Божий! Вы уж е сказали
мне, что никогда не были свидетелем того, что
* Мф. 13:11.
** Мф. 13:13.
106
Иисус называл себя Сыном Божьим! Почему вы
вкладываете эту ложь в уста мертвого человека?
В саду стало очень тихо. Даже ссорившиеся
птицы прекратили щебетать, только листья верху
шек эвкалиптов* мягко шелестели под легким ве
терком.
Я ждал, пока не понял, что ответа не будет.
Затем гораздо более спокойным тоном спросил:
— Матфей, если Иисус не возвратится в следую
щие пять, десять или двадцать лет, и вы выживе
те, несмотря на опасности, которые окружают всех
вас, следующих по его пути, что вы сделаете с
вашими записями?
— Я не знаю,— пожал плечами апостол.— Я
живу только одним днем. Иисус велел- нам не ду
мать о завтрашнем дне, а думать о сути вещей.
Достаточно борьбы со злом этого дня.
Я настаивал:
— Но прошло уж е шесть лет, и ваш распятый
вождь не появился. Предположим, пройдет еще
шесть лет и еще шесть лет, а он все еще не
вернется. Вы владеете единственными записями его
учения. Наверное, для тех, кто будет все еще чтить
память о нем, ваши записи будут иметь громадную
ценность, если вы разрешите их скопировать?
Он ответил почти покровительственным тоном:
— Я говорю вам снова, что неподалеку есть
пустая гробница. Он, тот, кто восстал из нее пове
лением Божьим, вернется. С уверенностью в этом я
и намерен прожить оставшуюся жизнь.
Чисто механически я взглянул на запястье, чтобы
узнать, сколько времени. Глупое движение. Иосиф
улыбнулся и отвернулся. Мне надо было еще так
много узнать у Матфея: о чудесах, о странствова
нии по Галилее, знаменитом появлении Иисуса в
Иерусалиме в начале последней недели его ж из
ни, об изгнании нечестивых из Храма. Я понял:
если бы я писал то, что было сейчас со мной, то
отвел бы комиссии по делу Христа столько вре
мени и столько страниц, сколько необходимо для
* Так у автора, но в Библейские и Новозаветные времена эвка
липты в Палестине не произрастали.— Прим. пер.
107
опроса Матфея о всех событиях в их истинной по
следовательности. Но это было нереально.
— Как долго мы еще можем беседовать с вами,
Матфей?
Апостол повернулся и посмотрел сквозь ветви
на солнце.
— Может быть, еще час или около этого, но за
тем я должен оставить вас. Если мне случается
опаздывать, чеканщик очень беспокоится. Он уверен,
что моя жизнь в опасности из-за моей прошлой
дружбы с Иисусом. Однако меня всегда можно най
ти здесь утром, милостью Божьей, если вам по
требуются дополнительные свидетельства в ваших
поисках правды.
Его манеры восхитили меня. Несмотря на все
мои колкости и иронию, он был готов к продол
жению беседы. Неужели все остальные, подобно
Матфею и брату Иисуса, так привыкли к напад
кам и насмешкам, что это стало их образом ж из
ни, жизни, которую они могут выдержать, только
постоянно с улыбкой подставляя другую щеку? Была
ли их невозмутимость подлинной или только щи
том, которым они закрывались от камней и стрел
своих наиболее могущественных врагов? Или они,
может быть, просто осуществляли на практике то,
чему молились,— разрушали своих врагов, любя их
так, что они становились друзьями?
Чтобы собраться с мыслями, мне нужно было
время. Извинившись, я вышел из тени дерева на
солнце и глубоко вздохнул. Пахло дикими трава
ми и цветами. Запах напомнил мне о Китти. По
верит ли она, если у меня будет возможность все
ей рассказать? А кто бы поверил?
Я не питал иллюзий относительно своих шан
сов на успех. То был прицел на самую дальнюю
из самых отдаленных целей. Для того чтобы выяс
нить правду об обмане с воскресением, я должен
был проследить передвижения почти пятнадцати че
ловек с того момента, как тело было снято с кре
ста, до воскресного утра, когда выяснилось, что
гробница пуста. Кто-то в этой группе, и возможно
не один, имел алиби, которое не выдержит тща
тельной проверки, но решение стоявшей передо
108
мной задачи через шесть лет после преступления
представлялось мне почти непосильным делом.
Когда я повернулся, оказалось, что и Матфей и
Иосиф с любопытством наблюдают за мной. Я бодро
улыбнулся и вернулся к ним, надеясь, что выгляжу
более уверенным, чем чувствовал себя на самом деле.
— Матфей, в начале того вечера, когда Иисус
был арестован, он и вы — двенадцать апостолов —
провели вместе пасхальный ужин в каком-то доме
здесь в Иерусалиме, не так ли?
— Да.
— Где это было?
Матфей заколебался, но Иосиф сказал:
— Вреда от того, что ты скажешь ему, не будет.
— В верхней комнате дома, принадлежащего вдо
ве Марии, сестре Петра и матери Иоанна Марка.
— По имеющейся у меня информации в вашей
группе есть еще несколько женщин, среди них
мать Иисуса, а также Мария Магдалина. Где они
провели этот пасхальный вечер?
— Со вдовой Марией, ее сыном и несколькими
соседями на нижнем этаже этого же дома.
— Матфей, я понимаю, вы думаете и вспомина
ете вместе с другими участниками о событиях той
ночи вот уже шесть лет. Сейчас вы, вероятно, имеете
гораздо более ясную картину всего, что было ска
зано и сделано. Я не знаю, возможно ли это, но,
прошу вас, попытайтесь отвечать на мои вопросы
только то, что вы лично видели, слышали и пе
режили во время и после того ужина, насколько вы
это помните. Например, мне сказали, что Иисус от
дал приказ Иуде, который немедленно покинул ком
нату. Вы, с вашего места за общим столом, слы
шали, что было им сказано?
— Нет, но...
— То, что Иуда должен уйти в разгар ужина,
не показалось вам необычным?
— Нет. Иуда всегда или выполнял мелкие пору
чения, или покупал еду, или организовывал ночлег
для нас. Помню, что подумал тогда: «Наверно,
Иисус послал его вниз к вдове Марии по поводу
еды»; отсутствие Иуды было, по правде говоря,
вполне естественным.
109
— Но ужин в тот день был долгим, разве не так?
— Да, гораздо дольше, чем когда-либо. Помимо
обычных ритуалов пасхального ужина Иисусу на
до было многое сказать нам о будущем. Отчасти
то, что он сказал, наполнило радостью наши сер
дца, но многие слова испугали.
С большим трудом я подавил искушение рас
спросить о послании Последней Вечери и спросил
вместо этого:
— Куда вы все направились после того, как по
ужинали и покинули дом?
— Мы думали, что возвращаемся в дом Мар
фы и Марии в Вифании*, в то время как женщи
ны должны были остаться с вдовой, пока мы не
вернемся утром в город. С Иисусом во главе на
шей маленькой процессии мы прошли через Ниж
ний город, вышли из него через Ворота фонтанов,
повернули на север и шли, пока не достигли это
го сада.
— Не сказал ли Иисус слов, позволяющих пред
положить, что вы собираетесь провести здесь ночь?
— Нет. Воздух был слишком прохладен, чтобы
спать под открытым небом, а до дома в Вифании,
где мы ночевали последние пять ночей, надо было
только перейти через Масличную гору. Мы пред
полагали, что всего лишь подождем Иуду, пока
он не выполнит поручение, данное ему Иисусом,
и затем все вместе вернемся в Вифанию.
— Матфей, я знаю, что отсчет времени здесь идет
между восходом и заходом солнца. Приблизитель
но в котором часу вы пришли сюда, в Гефсиман-
ский сад?
Он поглядел на солнце и, нахмурившись, думал.
— Приблизительно четвертый час после заката.
— А ужин начался сразу после заката?
— Да, согласно нашему пасхальному обычаю, как
только стали видны первые три звезды и мы ус
лышали три сигнала труб с Храма.
* Вифания — деревня, находившаяся примерно в трех километ
рах от Иерусалима, на противоположной стороне горы Елеонской
(Масличной), на дороге в Иерихон. Здесь жили Марфа, Мария и
Лазарь, у которых, посещая Иерусалим, останавливался Иисус.
ПО
— Значит, к тому моменту, когда вы сюда при
шли, Иуда отсутствовал почти четыре часа?
— Приблизительно так.
— Это никого не взволновало — столь долгая за
держка?
Матфей покачал головой.
— Вечер был долгим, и нашей единственной за
ботой было возвращение к теплым постелям в Ви
фании. Кто-то ворчал по поводу медлительности
Иуды, хотя все понимали, что его время ему, как
хранителю казны, никогда не принадлежало.
— Что случилось, когда вы пришли сюда, в сад?
Матфей двинулся назад к камню, у которого
мы с Иосифом нашли его.
— Иисус велел нам подождать, пока он молится.
Он стал вот здесь, рядом с камнем, на колени,
а там,— Матфей показал . на место в нескольких
шагах от себя,— оставались Петр, Иаков и Иоанн,
рядом с ним, как он просил. Остальные пошли даль
ше, вверх вот по этой тропинке к знакомой пе
щере, которая, как мы надеялись, защитит нас от
сырости, пока мы ждем Иуду. Вот там! Видите?
Я едва смог ее различить. За небольшой кущей
оливковых деревьев был выход гладкой известняко
вой скалы с глубокой круглой впадиной, к которой
вела довольно круто карабкающаяся вверх тропинка.
Матфей продолжал:
— И вот мы, все восемь, сидели там, прижав
шись друг к другу, и ждали.
Через некоторое время из-за позднего часа, сы
тых желудков, не говоря уж об изрядном количе
стве вина, выпитого за ужином, мы все крепко
уснули на сыром полу пещеры.
— И как долго вы спали?
— Я не знаю. Следующее, что я помню, была
сильная рука Иакова, брата Иоанна*, которая трясла
меня. Он шептал мне в ухо, что нашего учителя
* Двум братьям, сыновьям Зеведея Иакову и Иоанну (Богослову,
будущему евангелисту), Иисус дал прозвище «сыны грома». Они,
как и их отец, были рыбаками. Вместе с Петром Иоанн и Иаков,
самые близкие к Иисусу апостолы. К Иоанну Иисус обратился с
креста с просьбой позаботиться о Его матери, а Иаков был сви
детелем Преображения Иисуса на горе Фавор.
111
захватили солдаты первосвященника. Сначала мне
показалось, что я вижу дурной сон, и потребова
лось некоторое время, чтобы его слова дошли до
моего сознания. К этому времени все остальные,
включая Иакова, уже выскочили из пещеры и ис
чезли в темноте в направлении вершины горы.
Нормальная реакция в подобных обстоятельствах.
Убежать от опасности, вверх по холму, через него,
и к дому в Вифании.
— А вы? — спросил я.
— С тех пор как Иисус позвал меня, я следовал
за ним как тень. Это уже стало моей привычкой.
Вместо того чтобы бежать со всеми, я упал на ко
лени и полз по высокой траве, пока не увидел
множество факелов и не услышал злобные крики,
толпы столь большой, что я не смог опознать в
ней ни Иисуса, ни Петра, ни Иоанна, несмотря на
яркий свет. Затем один из факелов отделился от
других и поплыл в мою сторону.
— И что вы сделали?
— Я струсил, как и все остальные, и побежал в
темноту вверх по склону. Я помню, что когда оста
новился у вершины, чтобы перевести дыхание, и
взглянул на освещенный луной сад, то упал на ко
лени, стыдясь и страдая от того, как мало у меня му
жества. Никто не преследовал меня. Я был один и
хорошо видел освещенную группу, направлявшуюся
на юг, к воротам города. Тут я услышал свое имя,
произнесенное шепотом, обернулся и увидел Вар
фоломея *. Мы вместе поднялись по тропинке на
холм и спустились по склону к дому Марфы и
Марии в Вифании.
— А остальные?
— До зари все девять — Иаков и те восемь, кто
проспали в пещере арест нашего учителя — верну
лись поодиночке или парами в дом, где провели
с Иисусом так много счастливых часов.
— Воссоединившись, что вы решили делать?
Апостол беспомощно пожал плечами.
112
— Мы не знали, что делать. Горе и ужас по
разили нас. Марфа, Мария и некоторые из муж
чин плакали. Остальные сидели, погруженные в
скорбное молчание. Помните, мы в основном все
жили раньше не в городе, и даже при самых
благоприятных условиях Иерусалим пугал нас. А
арест нашего рабби" — и Петра, и Иоанна, как мы
в тот момент думали,— означал для нас конец все
го. Фома все время уверял нас, что видел римских
солдат среди тех, кто арестовывал учителя, и воз
можность этого еще больше усугубляла наш ужас.
Кто-то, не помню кто, хотел немедленно идти в
Галилею, прежде чем нас всех арестуют, но как
мы могли пойти туда? Как мы могли бросить
Иисуса, и Петра, и Иоанна, и женщин, которые
оставались в городе? Но вместе с тем, сколько
времени могли мы скрываться в доме Марфы и
Марии, когда всем было известно, что они прию
тили нас?
— То есть в эти часы вы все думали, что
скрываетесь от закона. Что же вы, наконец, реши
ли делать?
— Было принято мое предложение. Мы взяли
одеяла и ушли в лес за домом, в то время как
Марфа и Мария наблюдали за дорогой из окон
дома. Если бы они увидели приближение множе
ства факелов со стороны города, то поставили бы
масляный светильник на окне, выходящем в лес,
что для нас послужило бы сигналом к побегу. Но
ночь прошла спокойно.
— А когда наступило утро?
— К утру мы были совершенно измучены от
бессонницы. Кто-то заговорил о попытке вернуться
в город, чтобы предупредить женщин в доме вдо
вы, но ни у кого не оставалось ни сил, ни муже
ства отважиться на такую вылазку с риском по
пасть в руки стражи— даже у тех троих, чьи
матери были там. Марфа, я помню, принесла нам
на заре хлеб и немного сыра, и мы условились о
дневном сигнале — белой тряпке, которую надо бы-*
* Рабби (др.-евр. rabbi букв, наставник мой) — раввин, служи
тель культа (священник) в еврейской религиозной общине.
113
ло вывесить на окне, если она или Мария увидят
приближающихся солдат.
Вот то, что надо! Теперь я узнаю!
— И как долго вы прятались в лесу?
— Больше двух дней — приблизительно до шес
того часа следующего дня после нашей субботы.
— Все д е в я т ь человек? И никто не уходил из
леса по какой-либо причине даже на короткое
время?
Если он лгал, то лгал блестяще. Он посмотрел
мне прямо в глаза и беспомощно замахал руками.
— Куда нам было идти? Что мы могли сделать?
Освободить Иисуса и других из рук первосвящен
ника и его стражи? Или вырвать его из рук Пи
лата и тысячи вооруженных легионеров? Мы? Де
вять трусов с одним-единственным ножом на всех?
Девять овец, отбившихся от своей веры и бежавших
в ночь, как и предсказал Иисус, когда исчез наш
пастырь?*
— Пока вы были в лесу, никто из вас не знал,
что Иисуса судили, признали виновным, распяли и
похоронили в гробнице Иосифа и что Петр и
Иоанн все еще на свободе? Вифания рядом с Иеру
салимом. Почему эти страшные новости не дошли
до вас?
— Иисус умер на кресте, когда большинство
жителей города готовились к субботе, которая на
чинается на закате. В субботу по дорогам почти
никто не ходит. Слух о том, что случилось, начал
распространяться по стране только в первый день
после святого дня молитв.
Пасхальное воскресенье!
— Каким ж е образом вы и остальные узнали о
казни?
— От Иоанна — он рассчитывал найти нас у Мар
фы и Марии и пришел прямо от гробницы, при
надлежащей Иосифу из Аримафеи. Он уже осмот
рел пустую гробницу с камнем, который откатился
от входа, как и рассказала им Мария Магдалина.
Иоанн передал нам все, что видел и узнал: от*
* В Евангелии: «...поражу пастыря и рассеются овцы стада»
(Мф. 26:30-
114
суда над Иисусом у первосвященника и у Пилата
до трагического распятия и похорон с помощью
Иосифа из Аримафеи. Но когда Иоанн говорил, кое-
что в его поведении озадачило нас. Не было слез
и причитаний, он словно бы радовался, и мы, не
смотря на то, что были погружены в свои пережи
вания и жалели себя, все же переглянулись друг с
другом в недоумении. Тогда Иоанн сказал нам, что
Иисус восстал из гробницы, но мы не поверили.
Мы издевались над его запретом никому не рас
сказывать об этом, поскольку и так поверить в
такое мог только сумасшедший. Иоанн пытался на
помнить нам слова Иисуса о смерти, на которую
его обрекут власти Иерусалима, и о том, как он
восстанет на третий день, но мы высмеяли Иоанна,
и он ушел.
— И что делал каждый из вас?
— Мы оставались там дотемна, а затем верну
лись в город и пошли в дом, где ужинали в пас
хальный вечер. Надо было выразить соболезнова
ние стойкой матери Иисуса, которая, по словам
Иоанна, присутствовала при распятии сына и была
рядом с ним до конца. Но его мать не приняла на
ших соболезнований. Она сказала, что живой
Иисус не нуждается в наших слезах. В доме был
Петр, и он тоже был полон радости — уговаривал
нас пойти к пустой гробнице, чтобы лично убе
диться, что наш Господь воскрес из мертвых, как
он предсказывал нам.
— Матфей! Иосиф! — грубый низкий голос пре
рвал нас.
Я повернулся и увидел мускулистого мужчину,
на котором была только кожаная набедренная повяз
ка и сандалии. Он бежал к нам по тропинке.
Незнакомец хлопнул улыбающегося Шема по гру
ди, пробегая мимо, и, отбросив палку, которая была
у него в руке, обнял Иосифа, приподняв над зем
лей. Затем повернулся к Матфею и извинился, что
не пришел с восходом солнца.
— Матиас,— отдышавшись после объятий, сказал
старик,— это Иаков.
Иаков был четвертым из тех, кого призвал Иисус.
Рослый сын Соломин и Зеведея, он с детства ры
бачил в водах Галилеи с братом и отцом. Импуль
сивный и вспыльчивый Иаков в большей степени,
чем Иоанн, заслужил прозвище «сын грома». Од
нажды, когда жители одной из деревень в Сама
рии не выказали, по его мнению, должного уваже
ния Иисусу, он просил своего учителя наслать не
бесный огонь, чтобы он поглотил их, но Иисус
напомнил ему, что Сын Человеческий пришел не
уничтожать людей, но спасать их. Иисус, должно
быть, видел много замечательного в этом, имевшем
грозный вид, экстраверте*, поскольку Иаков был
почти таким же любимцем учителя, как и его брат,
Иоанн, которого Иисус называл «мой любимый уче
ник».
Иосиф из Аримафеи, слава Богу, подстраховал
меня при этой встрече, потому что я от неожидан
ности лишился голоса. Познакомив нас, он расска
зал Иакову о моей задаче и объяснил, что Мат
фей уже оказал мне большую помощь в поисках
правды об Иисусе. Затем он прямо перешел к
вопросу, который, по его мнению, я, вероятно, задал
бы первым.
— Иаков,— попросил старик,— вспомни ту ужас
ную ночь, когда они арестовали Иисуса. Куда ты
побежал, после того как оповестили остальных,
что Иисус схвачен?
Иаков грозно посмотрел на Иосифа, сжимая и
разжимая кулаки.
Старик поднял руку и, успокаивая его, сказал:
— В том, что ты расскажешь Матиасу, никакой
опасности нет. Он мой друг. Не обращай внимания
на его пурпурную полосу, а лучше считай его воз
можным будущим приверженцем нашего дела. Раз
ве ты забыл слова брата Господа нашего, которые
он повторяет изо дня в день во дворе Храма: тот,
кто отвратит грешника от ошибки на его пути, спа
сет свою душ у от смерти?
Слова Иосифа не произвели на меня особого впе
чатления, но должное воздействие на Иакова ока
* Экстраверт — психологическая характеристика личности, от
личающейся преобладающим интересом к внешнему миру.
116
зали. Он нервно расчесал свою длинную черную
гриву толстой пятерней и сказал:
— Вы хотите знать, куда я, трус, сбежал в ту
ночь, когда мы бросили Господа?
— Да,— мягко подтвердил старик.
— Я... я промчался сквозь лес, перевалил гору и
скатился к дому Марфы и Марии. Всю дорогу я
бежал так, как будто за мной гнался сам сатана.
Наконец ко мне вернулся голос и я спросил:
— Вы пришли туда первым?
— Нет,— ответил он, все еще с подозрением гля
дя на меня,— Андрей и Симон* появились раньше.
Но задолго до зари каждый успел прикоснуться
робкими кулачками к дверям дома моей сестры.
— Собрались все д е в я т ь ? Вы уверены?
Иаков опустил глаза.
— Как я могу забыть?
— Что вы делали, когда собрались вместе?
— Мы ушли в лес за домом и лежали в кус
тах, как червяки.
— И сколько времени вы провели там?
— Больше двух дней. Пока Иоанн не принес
нам новость, что Иисуса распяли и похоронили, и
гробница, в которую положили его тело, теперь
пуста. Он пытался убедить нас, что Господь наш
воскрес из мертвых.
Я придвинулся к Иакову поближе, так, что он
уже не мог спрятать от меня глаз.
— И никто из вас не уходил, даже на короткое
время, в течение этих двух дней и двух ночей?
— Ни один!
«Сын грома» не моргнул глазом.
124
— Это дом Симона, довольно богатого человека,
который женился на Марфе. Симон заболел самым
тяжелым видом проказы и умер, прежде чем Бог
благословил их ребенком. Лазарь и Мария — брат и
сестра Марфы. Они поселились здесь вскоре пос
ле того, как Симон умер.
Не успев ответить, я услышал характерный
звук отодвигаемого засова. Дверь, висящая на трех
кожаных петлях, осторожно приотворилась на не
сколько сантиметров, затем изнутри послышалось
приглушенное радостное восклицание:
— О, Иосиф, Иосиф, как давно тебя не было!
— Марфа, Марфа!
Лица обеих сестер соответствовали наброскам,
которые я однажды сделал, пользуясь скудным опи
санием их внешности у Луки и Иоанна. Марфа
была жесткой, волевой и уверенной, в то время
как ее сестра Мария скромно держалась позади,
нервно перебирая свои длинные тонкие пальцы и
постоянно кивая в невысказанном подтверждении
того, что говорила сестра. Они были одеты одина
ково: в длинные, доходившие до щиколоток платья
из синей грубой ткани, с рукавами до запястий.
Марфе, судя по всему, было около сорока лет, а
Марии — тридцать пять.
Дом был темный и сырой. Мы прошли за сест
рами через узкий коридор в большую комнату,
явно главную в доме. Она была скудно обставлена,
но очень просторна, и я без труда вообразил, как
в ней размещались все апостолы, когда их учитель
посещал Вифанию. Три занавешенных проема вели,
скорее всего, в спальни. Марфа извинилась за сы
рость и неуют, подсыпав углей в краснеющее уг
лубление на середине выложенного плитками пола.
После обычного набора вопросов о здоровье и
родственниках, которые воссоединившиеся друзья не
преминули задать друг другу, Иосиф перевел раз
говор на меня и цель моего визита. К моему ра
достному удивлению, Марфа с ее согласно киваю
щей сестрой охотно согласились помочь, поскольку
считали своим долгом рассказать каждому все, что
знали об Иисусе. Я готов был поспорить, что она
провела много часов во дворе Храма, рассказывая
об Иисусе, в надежде на пополнение рядов ново
125
обращенных. Помня о необходимости вовремя встре
титься с Шемом, я отбросил все второстепенные
вопросы, которые собирался задать, и начал прямо
с воскрешения Лазаря, адресуя все вопросы Марфе.
— Когда ваш брат заболел, откуда вы узнали,
как послать весточку Иисусу?
Она сидела рядом со мной на длинной отполи
рованной скамье перед огнем, слева от нее — Ма
рия, а Иосиф сидел справа от меня. Такого вопроса
она не ожидала. Поджав губы, Марфа поглядела
на меня, как учитель на безнадежно глупого уче
ника. Потом наклонилась и взглянула на старика,
словно спрашивая, как поступить. Не поворачивая
головы, я понял, что он знаком дал ей «добро».
Тогда Марфа начала рассказ:
— Во время нашего зимнего праздника, называе
мого Ханука*, в Храме было столкновение между
Иисусом и фарисеями. Они подошли к нему, когда он
прохаживался в одиночестве в притворе Соломона,
и потребовали, чтобы Иисус перестал говорить загад
ками, а прямо заявил, Мессия ли он. Он отказался,
сказав, что дело, которому он служит во имя Отца,
есть достаточное для них свидетельство, но он пони
мает, что фарисеи никогда не поверят ему, посколь
ку они овцы не его стада. Когда он сказал: «Я и
Отец — одно»**, они начали подбирать камни, чтобы
забить его за клевету, но он остановил их, спросив:
«...много добрых дел показал Я вам от Отца Моего;
за которое из них хотите побить Меня камнями?»’*’
Разъярившись, они хотели схватить его, но он сбе
жал и пришел сюда. Все это Иисус рассказал мне
перед уходом и пояснил, что ведет своих овец за
Иордан в безопасное место, в землю Переи****, но
* Ханука — праздник Обновления (праздник Огней). Это память
об очищении и переосвящении Иудой Маккавеем в 165 г. до н. э.
второго храма,, до этот оскверненного сирийским правителем Антио
хом IV Эпифаном. В праздник Огней каждый вечер в домах и си
нагогах зажигали светильники в память о чуде, бывшем с малень
ким кувшинчиком масла, горевшем восемь дней в храме. В Ново
заветные времена, о которых идет речь, этот праздник Ханукой
не называли (Ин. 10:22).
** Ин. 10:30.
*** Ин. 10:32.
**** Перея — область, лежащая за рекой Иордан, подвластная тет
рарху Ироду Антипе.
126
вернется в наш дом к Пасхе. Я испугалась за
него. Я умоляла, чтобы он не возвращался так ско
ро, но он сказал, что должен.
— Он использовал слово «должен»?
— Да.
— Земля Переи велика. Как ваш посланец на
шел Иисуса, когда ваш брат заболел?
— Дорога отсюда ведет в Иерихон, пересекает
Иордан и дальше в Перею. Иисус по секрету
сказал Лазарю, что он и его апостолы не будут
удаляться от этой дороги на случай, если в городе
произойдет что-то, о чем он должен знать. Мой по
сланец, сын соседки, Иоиль, отправился туда на
лошади, и я приказала ему спрашивать о местоп
ребывании учителя, проезжая по иерихонской доро
ге. Когда он нашел Иисуса, ему только оставалось
сказать: «Господи! Тот, кого ты любишь, болен»*.
— Когда Лазарь умер?
— Через несколько часов после того, как посла
нец уехал.
— В таком случае весьма вероятно, что в то вре
мя, когда Иисус получил ваше послание, Лазарь
уже умер?
— Да.
— И сколько дней прошло, когда наконец появил
ся Иисус?
Марфа опустила голову:
— Мы убивались по нему уже четвертый день.
Мы с Марией сидели в этой комнате с нашими
друзьями, соседями и служителями из Храма. Они
пришли отдать почести Лазарю потому, что он
делал большие пожертвования в предыдущие годы.
Фома, один из апостолов, вошел в комнату и шеп
нул мне на ухо, что Иисус здесь, за деревней,
ждет. Я сразу пошла за ним.
— Почему Иисус не пришел немедленно, как
только узнал, что Лазарь болен?
— Когда Иоиль доставил мое послание Иисусу,
тот сказал, что Господь дал знать ему: болезнь Ла
заря ведет не к смерти, но к вящей славе Господа.
Поскольку Лазарь был уже мертв к тому време
* Ин. 11:3.
127
ни, когда вернулся Иоиль и повторил эти слова, я
не поняла их. Я даже, прости меня Господи, чуть
не усомнилась в своем учителе в первый раз.
— Но Иисус все-таки пришел?
— Он пришел. Когда мы с Фомой шли по до
роге за деревню, я спросила его, что заставило
Иисуса изменить свое мнение. Он ответил, что не
знает, но, когда они пробыли в Перее еще два дня
после прибытия посланца, Иисус удивил его, ска
зав: «Давай вернемся в Иудею снова»". А апостолы
боялись идти и твердили Иисусу об опасности, ко
торой они подвергаются со стороны тех, кто недав
но пытался побить его камнями в Храме. Иисус от
ветил им, что их друг Лазарь спит, и он хочет
пойти, пробудить его ото сна***. Они напомнили
ему, что сон благоприятен при любой болезни. Тог
да он объявил им о смерти Лазаря и посеял страх
в сердцах учеников, добавив, что рад за них:
ведь его там не было, и поэтому они станут сви
детелями события, которое укрепит их веру в него.
По словам Фомы, он вознамерился идти вместе с
Иисусом и других уговаривал пойти для того, что
бы при возникновении опасности они могли бы
все умереть вместе со своим учителем.
— Почему Иисус ждал за деревней, а не про
шел прямо в дом?
— Должно быть, он понимал, что в доме много
оплакивающих из Храма, и не хотел причинять
никому неприятностей. Когда я увидела его, стоящего
отдельно от остальных, то подбежала к нему и
зарыдала: «Господи! если бы Ты был здесь, не
умер бы брат мой; Но и теперь знаю, что, чего
Ты попросишь у Бога, даст Тебе Бог»***.
— Вы ждали, что он совершит чудо?
— Нет, нет. Я только молилась, чтобы Господь
наш попросил Бога за нашего любимого брата.
Иисус взял мои руки в свои и сказал: «...воскрес
нет брат твой»****. Я ответила ему, что знаю,
* «После этого сказал ученикам: пойдем опять в Иудею»
(Ин. 11:7).
** «Лазарь друг наш уснул, но Я иду разбудить его» (Ин. 11:11).
*** Ин. 11:21, 22.
**** Ин. 11:23.
128
он воскреснет в последний день, а Господь наш
отвечал мне словами., которые я никогда не за
буду.
— Пожалуйста, повторите их для меня.
— Иисус сказал: «Я есмь воскресение и жизнь;
верующий в Меня, если и умрет, оживет; И вся
кий живущий и верующий в Меня не умрет во
век. Веришь ли сему?»* Я ответила: «...так, Госпо
ди! я верую, что Ты Христос Сын Божий, гряду
щий в мир»*’. Затем он попросил меня позвать
Марию, и я пошла назад в дом и тайно позва
ла ее.
Я наклонился к Марии:
— И что вы сделали?
Голос Марии дрожал, видимо, она заново, еще
раз переживала случившееся в тот день.
— Когда я поднялась, чтобы идти к нему,— ска
зала она,— те, кто утешал меня, наверно, думая,
что я собралась идти к гробнице помолиться еще
раз, пошли за мной, и я не могла этому воспрепят
ствовать. Я побежала к Иисусу, упала ему в ноги
и заплакала, как и Марфа: «Господи! если бы Ты
был здесь, не умер бы брат мой»*”.
— Что же сделал Иисус?
— Он наклонился, поднял меня, и неожиданный
стон слетел с его губ. Затем он спросил, где
лежит Лазарь, и я взяла его за руку и повела
к гробнице. К этому времени все скорбящие из
дома присоединились к нам. Когда я показала на .
камень, которым была закрыта гробница, Иисус
закрыл лицо ладонями, а когда он отнял их, я
увидела, что он плачет. Господь мой — плачет! Я
отвернулась от него, не в силах смотреть на его
потемневшее от сопереживания и горя лицо. Кто-
то из толпы, не знаю кто, громко сказал: «...не
мог ли Сей, отверзший очи слепому, сделать, что
бы и этот не умер?»”*** Я уверена, что Иисус
слыхал этот вопрос, потому что он снова засто-
* Ин. 11:25, 26.
** Ин. 11:27.
*** Ин. 11:32.
**** Ин. 11:37.
129
' 6 3 8
нал, как в агонии. Затем он сказал: «...отнимите'
камень!»*
Марфа тут ж е вмешалась:
— Я, как дура, пыталась остановить его. Я ска
зала Иисусу, что тело, наверно, смердит, посколь
ку брат наш мертв уж е четыре дня. Он положил
руку на мое плечо и напомнил, что если л верю,
то увижу славу Божью. После этого я полностью
покорилась его воле и попросила мужчин, стояв
ших рядом, откатить камень от гробницы.
— А после того как камень убрали?
— Иисус встал перед отверстием, ведущим в
гробницу, а толпа подалась назад. Некоторые да
же убежали. Затем он поднял очи к небесам и
сказал: «Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал
Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но
сказал с и е для народа, здесь стоящего, чтобы пове
рили, что Ты послал Меня»***. Затем он воззвал
громким голосом: «Лазарь! иди вон»***, и слова его
отскочили эхом от камня, и вот наш брат появился
в маленьком отверстии, завернутый: и ноги, и
руки, лицо и голова под покровом, в точности,
как его уложили туда. Иисус сказал: «...развяжите
его, пусть идет»****, и наш брат был возвращен
нам.
— Что делали остальные?
Многие восславили его имя и уверовали. Но не
которые быстро покинули это место, особенно те,
что были из Храма, и я уверена, они побежали
сообщать властям обо всем увиденном.
Я не мог не задать совершенно очевидный
вопрос, хотя бы для того, чтобы увидеть реакцию
женщин на него. Внимательно вглядываясь в лицо
Марфы, я спросил:
— Время от времени кого-нибудь случайно хоро
нят не мертвым. С вашим братом могло случиться
такое?
— Если бы Лазарь был жив, когда его помес
тили в гробницу, то испустил бы дух из-за похо
* Ин. 11:39.
** Ин. 11:41, 42.
*** Ин. 11:43.
**** Ин. 11:44.
130
ронных ритуалов и заключения в пещере. Мы с
сестрой запеленали тканью его тело от шеи до пят.
Когда его поместили в гробницу, на лицо положи
ли покров из ткани, а на покров — мирт, алоэ,
иссоп и полили розовым маслом и розовой водой.
Затем закрыли в сыром склепе, где почти нет воз
духа. Ни один человек не выдержит в таких усло
виях четырех дней, к тому ж е без воды и пищи.
— Как велика гробница изнутри?
— Там только три полки, вырубленные в камне.
Одна для Лазаря, одна для Марии и одна для меня.
— Что делал Иисус после этого?
— Он отдохнул в нашем доме один день и, преж
де чем ушел, сказал, что вернется к Пасхе. Затем
он снова направился в Перею, но успел получить
весть, что опять собирался синедрион и первосвя
щенник Каиафа заявил о необходимости умертвить
Иисуса, пока все не уверовали в его чудеса, ко
торые, как сказал Каиафа, не что иное, как про
иски сатаны. Синедрион согласился, что если поз
волить Иисусу проповедовать и дальше, то все лю
ди скоро присоединятся к нему, и тогда римляне
будут вынуждены уничтожить весь народ. Каиафа
сказал: «И не подумаете, что лучше нам, чтобы
один человек умер за людей, нежели чтобы весь
народ погиб»*.
— Марфа, скажите мне, кто осмелился сообщить
новость о собрании синедриона Иисусу? Очевидно,
кто-то из членов синедриона?
Мафра часто-часто заморгала. В первый раз я
увидел страх в ее серых глазах. Губы задрожали.
— Продолжай, Марфа, скажи ему,— вмешался
Иосиф.
— Он,— прошептала Марфа, указывая на старика.
Я не осмелился взглянуть на Иосифа.
— Когда вы снова увидели Иисуса? — обратился я
к Марфе.
— Он вернулся к нам вместе с апостолами за
неделю перед Пасхой — его последней Пасхой.
Мы устроили торжественный ужин в его честь,
и многие пришли поклониться ему, а также по-
* Ин. 11:50.
131
дивиться на нашего брата, который был мертв, а
сейчас жив.
— Во время этого ужина не случилось ничего
необычного?
Марфа повернулась к Марии и сурово сказала:
— Расскажи ему.
Мария побледнела и стала столь сильно тереть
ладони друг о друга, что я испугался, не сдерет ли
она себе кожу. Наконец она сложила ладони вме
сте, как на молитве, и сказала:
— У меня был алебастровый кувшинчик с дра
гоценным миром*, который я берегла для свадьбы.
Но с тех пор как Иисус вошел в мою жизнь, у
меня отпала охота служить какому-либо мужчине,
кроме Господа. Я предупреждала все его желания
во время ужина, а затем пошла в свою комнату и
вернулась с кувшинчиком. Я раздавила кувшин
чик в руке и вылила мир сначала ему на голову,
затем на ноги, потом стала на колени и вытерла
ему ноги своими волосами, чтобы показать, как
сильно я люблю его. Мир был мой, и я могла де
лать с ним все, что захочу, но один из апосто
лов, Иуда, стал стыдить меня перед всеми, сказав,
почему бы не продать масло и не раздать день
ги бедным. Я начала плакать и не могла остано
виться, пока не почувствовала руку учителя на сво
ей голове, пока не услышала слова его: «...оставь
те ее; она сберегла это на день погребения Моего;
Ибо нищих всегда имеете с собой, а Меня — не
всегда»**.
Мария прислонилась к сестре, спрятав лицо в
изгибе ее шеи, как прячут его ищущие утешения
дети. Чувствуя недовольство самим собой, я снова
повернулся к Марфе:
— Спросил ли кто-нибудь Иисуса, что он под
разумевал, сказав о своем погребении?
— Никто не спросил. Мы все были очень напуга
ны, даже Петр и Иаков. Только позднее мы поняли.
Я повел рукой, показывая на комнату:
* Мир — благовонная мазь, изготавливаемая в Индии из растения
нард, стоившего очень дорого. В Израиль мир привозили в алебаст
ровых кувшинах, сохраняющих аромат.
** Ин. 12:7, 8.
132
— Каждую ночь во время пасхальной недели
Иисус и остальные двенадцать спали здесь?
— Да. Вплоть до ночи, когда его арестовали.
— Во время других посещений города вместе с
Иисусом они обычно все останавливались у вас?
— О нет. Обычно они разбивались на пары и
останавливались в разных домах нашей деревни. Но
во время пасхальных праздников каждый дом, как
правило, переполнен родственниками, съезжающими
ся со всех концов страны, поэтому все двенадцать
спали здесь, в этой комнате, некоторые на лав
ках, некоторые на полу, завернувшись от холода
в одеяла. Лазарь занимал одну спальню, мы с Ма
рией спали в другой, а Господь спал в третьей —
вот в этой,— показала Марфа.
— Той ночью, когда Иисус был арестован в са
ду, вы ждали, что он и остальные вернутся сюда
после пасхального ужина в городе?
— Да, хотя Иисус предупредил нас, что они бу
дут поздно и не надо беспокоиться, возможно, до
шестого часа после заката. То есть до полуночи.
— А где был ваш брат Лазарь?
— В городе. Его позвали на ужин двоюродные
братья.
— А где Лазарь сейчас?
Марфа вздохнула.
— Я не знаю. Где-то в Израиле, свидетельству
ет в пользу Господа. Но куда бы ни заводили его
странствования, он всегда возвращается, чтобы от
праздновать с нами Пасху.
— Когда Иисуса арестовали, как вы об этом
узнали?
Марфа закрыла глаза и зябко поежилась. При
теплом красноватом свете углей, отражающемся на
ее сильном лице, она напомнила мне картину Тин
торетто*, на которой Марфа упрекает Марию за
то, что та сидит у ног Иисуса, а не помогает ей
готовить обед. Она ответила:
* Тинторетто Якопо (1518— 1594) (наст. фам. Робусти) —
итальянский живописец, представитель венецианской школы Позднего
Возрождения. Его полотна отличаются повышенной одухотворенностью
образов.
133
— Мария и я отдыхали здесь, наши глаза слипа
лись, и вдруг тяжелый стук в дверь, сразу встре
воживший нас. Мы услышали, что кто-то выкри
кивает наши имена. Когда я отодвинула засов, вбе
жал Андрей, лицо красное и никак не может от
дышаться. Сначала он говорил так быстро и
невнятно, что я слов не могла разобрать. Наконец
он достаточно успокоился и рассказал нам ужас
ную новость о захвате храмовой стражей Господа
нашего во время молитвы в Гефсиманском саду.
Почти сразу появился Фома, а затем Матфей и
Варфоломей. К восходу солнца они были здесь,
все девять человек. Отсутствовали только Петр,
Иоанн и Иуда. Никто не знал, где Иуда, но все
были уверены, что Петра и Иоанна взяли вместе с
Иисусом.
Я оглядел комнату. Нетрудно было представить
себе девять испуганных селян из Галилеи, сидящих
в темной комнате, без пастыря, в страхе и расте
рянности.
— Что они делали и говорили, пока были здесь?
В голосе Марфы появились нотки презрения:
— Ничего. Ничего, только пускали пузыри и за
ламывали руки в отчаянии. Они были напуганы, как
мальчишки. Я помню, Матфей беспрерывно повто
рял: «Он говорил, что это случится. Он говорил, что
это случится». Филипп* уговаривал всех немедленно
бежать на север, в безопасную Галилею, пока
Матфей гневно не спросил его, не собирается ли он
оставить мать Иисуса в городе без защиты. Фома
с уверенностью говорил о том, что среди храмо
вой стражи, которая явилась в сад, были римские
воины. Иаков соглашался с ними и добавлял, что
если они останутся в доме, всех арестуют, по
скольку вся округа знает, что мы их приютили и
они уже целую неделю живут в нашем доме. На
конец Матфей предложил взять одеяла и спрятаться
в лесу за домом, а нам с Марией наказал следить
за дорогой из города. Если мы увидим приближа
ющиеся факелы, то должны поставить светильник
* Филипп — ученик Иисуса родом из Вифсаиды, впоследствии
один из двенадцати апостолов. Он привел к Иисусу и своего друга
Варфоломея (Нафанаила).
134
в заднем окне, обращенном к лесу, чтобы преду
предить их: мол, надо бежать.
— Можно мне посмотреть на лес?
Марфа кивнула. Вчетвером мы вышли из две
ри и обогнули дом. Приблизительно в сотне мет
ров в середине усеянного камнями луга была рощи
ца, занимавшая не больше двадцати соток, но до
статочно большая, чтобы там могли спрятаться де
вять человек. Я повернулся и проверил: с этой
стороны дома было окошко, огонь в котором мож
но увидеть из рощицы — еще один непреложный
факт в моем расследовании.
— Сколько времени они пробыли в лесу?
— Два дня!— вскричала Марфа голосом, полным
гнева и неодобрения поведением девяти.— До пятого
или шестого часа дня сразу после нашей субботы,
когда Иоанн пришел с новостью, что Пилат распял
Господа нашего и тело уже исчезло из гробницы,
в которую Иосиф и Никодим положили его, пото
му что он воскрес из мертвых, как и предсказывал.
Я чувствовал на себе взгляд Иосифа из Арима-
феи, который наблюдал за моей реакцией на сло
ва Марфы.
— Кто-нибудь уходил из леса и возвращался за
эти два дня?
Обе сестры одновременно замотали головам. От
рицательный ответ. Мария добавила:
— Мы с Марфой по очереди носили им еду и
воду и днем и ночью. Они всегда держались куч
кой, все вместе, вдевятером — иногда плакали, иног
да спали.
— И никто из вас не знал о событиях в городе,
пока не появился Иоанн?
— К тому времени как мы узнали,— всхлипну
ла Мария,— Господь наш больше не нуждался в на
шей помощи.
Окончив расспросы и получив разрешение сес
тер осмотреть гробницу, мы с Иосифом торопливо
пересекли луг по направлению к известняковой
скале. Старик почти ничего не говорил, но выгля
дел довольным.
— Не хотите ли вы что-нибудь добавить к тому,
что сейчас услышали? — саркастически поинтересо
вался я.
135
Он отрицательно покачал головой:
— Нет-нет, расследование проводите вы, и имен
но вы сами должны прийти к какому-то заключе
нию. Помните, я всего лишь сопровождаю вас.
Я полуобнял его и дружески похлопал по плечу:
— Давайте, старина, давайте, я знаю, вы умира
ете от желания что-то сказать.
Он засмеялся:
— Уверен, если бы ваша комиссия по делу Хри
ста побеседовала с теми же свидетелями, что вы
успели опросить, то пришла бы к заключению:
имеются мощнейшие свидетельства — свидетельства,
подтверждающие несомненно, что никто из девяте
рых, бежавших из сада, не имел возможности
изъять тело из гробницы. Матфей сказал вам, что
они все бежали из сада и следующие два дня
скрывались в лесу. Затем Иаков, «сын грома», под
твердил свидетельство Матфея, а сестры подтвер
дили свидетельства и того, и другого. Теперь у
вас на руках два доказательства того, что девять
человек не были связаны с деянием, в котором вы
их подозревали. Первое: они не знали, что Иисус
мертв и похоронен до того момента, когда была
обнаружена пустая гробница; второе: они были
слишком напуганы и пали духом, чтобы сделать
что-либо в том случае, если бы знали.
— Я думал, что вы сказали мне: я — комиссия по
делу Христа.
— Вы, сын мой, вы.
— В таком случае, мне не хотелось бы выска
зывать своего мнения до тех пор, пока я не осмот
рю гробницу. Осмотр может выявить некие следы,
которые помогут разрушить чье-то алиби и всю
вашу занимательную логику.
— Следы? В гробнице?
Я не поддался искушению и не ответил.
К гладкой поверхности скалы был вертикально
прислонен тяжелый обработанный камень, закруг
ленный таким образом, что напомнил мне старый
индейский жернов, который использовали для по
мола зерна. Толщиной он был приблизительно
двадцать три сантиметра и возвышался на метр
двадцать. Под бока были подложены небольшие
камни, чтобы он не покатился.
136
Пораженный, я спросил:
— Это она и есть?
— А что вы ожидали увидеть? Это просто моги
ла, не больше и не меньше. Посмотрите, здесь, на
камне, еще остались следы белой краски, которая
была нанесена на него, когда Лазарь упокоился,
чтобы предупредить посторонних: трогать нельзя.
— Никаких других отметок? Надписей?
— Зачем? Разве мертвые могут читать? Разве
владельцы гробницы не знают, кто там похоронен?
Богу-то ведь не требуются опознавательные знаки.
— Почему же тогда в скале нет других гроб
ниц? Мне показалось, что это место идеально для
умерших в Вифании.
— Вся эта земля принадлежала Симону, а теперь
Марфе. Семейная гробница расположена на частной
земле.
— А где же отверстие гробницы?
— Оно закрыто круглым камнем.
Как я и догадывался! Я почувствовал, что напря
жение во мне нарастает.
— Из того, что мы знаем, Иосиф, этот камень
откатили по просьбе Иисуса перед тем, как он
скомандовал Лазарю выйти вон.
— Да, это так.
— Но теперь гробница пуста, не так ли?
— Разумеется, пуста. Вы же слышали, что ска
зала Марфа, разве нет? Гробница предназначена для
троих, и все они пока живы. Следовательно, гроб
ница пуста.
— Тогда почему же она закрыта? Почему за
крыли камнем отверстие, если внутри нет тел,
которые надо защитить? Почему кто-то побеспоко
ился закрыть гробницу, после того как Лазарь вы
шел из нее?
Старик стоял абсолютно неподвижно. Он глядел
на меня, но чувствовалось, что он меня не видит.
— Я... я не-е-е знаю, Матиас, не знаю...
На лугу было так тихо, что я ощущал тишину
физически, как чувствует человек липнущий к
нему вязкий туман. Моя левая сандалия случайно
тронула камешек. Он покатился, пересекая мелкие
трещины, и его перестукивание громко отозвалось
137
эхом, отлетевшим от скалы. Сделав несколько ша
гов, я оказался прямо перед круглым камнем, кото
рый был покрыт остатками белой краски. Не бы
ло ли это тем самым местом, где Иисус поставил
на карту все? Если бы он не воскресил Лазаря,
после того как обещал, даже апостолы покинули
бы его. Если же воскресил, то те, кто ненавидел
его и боялся растущей популярности Иисуса среди
масс, несомненно, должны были принять решение
умертвить его. Всего несколько недель назад он сбе
жал от тех, кто хотел побить его камнями в Хра
ме. Почему же он вернулся и поставил себя в та
кое положение, из которого не было пути назад?
Как же звучал голос Иисуса, когда он дал
знаменитый приказ мертвому? Не был ли голос
усилен природной акустикой этого места, да так,
что звук сумел обогнуть отдаленный край скалы
и достигнуть деревни Вифания?
Я поднес сложенные рупором ладони ко рту,
вдохнул побольше воздуха и закричал так громко,
как мог:
— Лазарь! Выйди вон!
Слова, подобно раскатам грома, прокатились вдоль
каменной стены. Я заорал еще раз:
— Лазарь! Выйди вон!
Еще один раскат грома, тщетно пытающийся
догнать первый.
— Лазарь! Выйди вон! — кричал я снова и снова,
пока Иосиф не начал сзади трясти меня.
— Остановитесь, Матиас! Достаточно! Давайте
уйдем отсюда!
— Нет,— решительно возразил я, высвобождаясь
из его рук, и побежал к голому стволу засохшего
деревца, которое стояло вплотную к поверхности
скалы. Схватив этот рычаг, я засунул его плоский
конец под основание могильного камня и навалился
на него в полную силу.
— Остановитесь, Матиас! Пожалуйста! Вы не
должны осквернять могилу!
— Как можно осквернить могилу, в которой нет
мертвого тела? — прорычал я, возобновив усилия.
Я не обращал внимания на его мольбы, снова и
снова налегая на дерево, пока огромный камень не
138
стронулся с ложа из мелких булыжников, подпирав
ших его. Я отбросил несколько камней и снова на
жал. Камень качнулся совсем немного. Я потянул ры
чаг и напрягся изо всех сил. Он уступил несколько
сантиметров, а затем и еще несколько. Я бросил
кол и налег на камень плечом. Соленый пот зали
вал мне глаза и катился по щекам, попадая в рот.
Я тяжело дышал. Грудь разрывалась. Я толкал его со
стоном. Поскользнувшись, я упал на колени и про
должал всем весом давить на упрямый камень, пока
он неохотно не уступил — двадцать сантиметров, за
тем полметра, метр — и наконец полностью не отка
тился, открыв отверстие могилы. Я соскользнул по
поверхности скалы и сел, совершенно обессиленный.
Иосиф стоял надо мной, плотно зажав лицо ру
ками.
— Матиас, что вы наделали? Да простит вас Бог.
Да простит Бог меня за то, что я привел вас сюда.
Я похлопал по плоскому камню рядом с собой:
— Иосиф, пожалуйста, сядьте сюда.
Но Иосиф встал на одно колено таким обра
зом, чтобы не видеть отверстия могилы. Я протянул
руку и нежно дотронулся до его щеки:
—-Послушайте меня, пожалуйста. Только что вы
сказали, что я следователь, а вы мой провожатый,
так?
Он печально кивнул.
— Вы доставили меня сюда после того, как я-
высказал это дурацкое пожелание на «Шоу Кар
сона», чтобы я мог узнать правду сам, какова бы
она ни была, так?
Он снова кивнул.
— В этой сделке все справедливо, не так ли?
Я могу ходить везде, смотреть все и говорить со
всеми, правильно?
Не поворачиваясь, он показал за спину на от
крытую могилу:
— Вы рассчитываете найти правду там?
— Не знаю.
— Вы найдете там три пустых полки и несколь
ко червей, вот и все, Матиас.
— Возможно, да, но, может быть, и нет.
— Но что еще может быть там? Что вы ище
те, сын мой?
139
— Я ищу человеческие останки.
— Тело? Чье тело?
— Тело Иисуса.
На мгновение мне показалось, что он потеряет
сознание.
— Иисуса? — вскричал он.— Почему вы рассчи
тываете найти его тело здесь? Почему?
— Потому что, если кто-либо из апостолов был
заговорщиком, удалившим его из вашей гробницы,
это место логически является наиболее подходящим,
чтобы спрятать украденное тело. Мое исследование
почти с самого начала заставляло меня подозре
вать, что те или иные апостолы, тесно связанные
с Иисусом, сделали то, что считали нужным, а
именно — предприняли все, чтобы пророчество сбы
лось. Одна из возможностей, которую я анализиро
вал, заключалась в том, что в какое-то время пос
ле заката, но до восхода третьего дня его тело
изъяли из гробницы и перенесли сюда или на но
силках, или в какой-то маленькой повозке и по
местили в могилу, где раньше было тело Лазаря.
В таком случае могилу следовало снова закрыть,
справедливо полагая, что тело будет здесь в отно
сительной безопасности, поскольку гробница нахо
дится на земле, являющейся частным владением Мар
фы. Распространять и питать слухи о том, что
Иисус восстал из мертвых, было бы очень легко,
в то время как ваша собственная пустая гробница
служит неоспоримым свидетельством — и, самое
главное, молчаливым.
— А стражники, охранявшие ее?
— Когда я узнаю, кто забрал тело, то разберемся
и со стражниками.
— А девять человек, которые прятались в лесу за
домом сестер? Как они могли сделать это, когда,
согласно вами же полученным доказательствам,
никто из них даже не знал, что Иисус мертв, не
говоря уж е о месторасположении гробницы?
— Согласен, не будем спорить, давайте вычерк
нем девять имен из моего списка подозреваемых.
Но остаются еще Петр и Иоанн, которые были в
Иерусалиме и знали о распятии и погребении. За
тем, есть еще первосвященник Каиафа и даже Пи
лат, которые легко могли организовать похищение
140
тела и его перезахоронение в укромном месте, что
бы ваша гробница не стала опасным местом па
ломничества людей, верующих в Иисуса. Разумеет
ся, если эти двое замешаны, то они сделали колос
сальную ошибку. Они фактически помогли создать
миф о воскресении, украв тело, и теперь им слиш
ком поздно признаваться в содеянном. Последними
по списку, но не по важности стоят те двое, кто
хоронил Иисуса.
— Вы подразумеваете Никодима и меня? Вы по
дозреваете даже меня?
— Если бы вы были в комиссии, то уж, навер
ное, заподозрили бы.
Он вздохнул:
— Что ж, хорошо хоть мы сумели сильно со
кратить ваш список подозреваемых.
— Да, и четверо из оставшихся в списке с боль
шой вероятностью могли перепрятать тело именно
здесь, в этой гробнице.
Я отвернулся от Иосифа и на четвереньках
прополз пару метров до отверстия могилы. Отра
жающийся от светлых стен свет позволял разглядеть
ее внутри. Прямо перед собой я увидел очертания
полки, вырубленной в скале, достаточно широкой
и длинной, чтобы вместить тело. Она была пуста.
Слева была другая полка. Тоже пусто. Справа на
ходилась третья полка. Ничего! Все еще стоя на
четвереньках и опираясь о землю руками, я накло
нил голову и выругался. В могиле отчетливо пахло
розовой водой. Других следов не было, никаких
следов, что в этой маленькой камере когда-либо
занимало место хоть одно мертвое тело.
Я медленно отполз от пещеры. Разочарование
быстро обернулось усталостью. Меня била легкая
дрожь, когда я поднимался на ноги. Иосиф озабо
ченно следил за мной, стоя по-прежнему на одном
колене, как я оставил его.
— Что вы увидели, Матиас, скажите мне?
— Только несколько червей, Иосиф,— ответил
я,— как вы только что предсказали. Всего несколь
ко червяков.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
142
билом Гермогена, казалась живой. Я как-то спро
сил у хозяина, каким образом терпят священники
наличие у него этих драгоценных каменных изва
яний, принимая во внимание Второзаконие: «Дабы вы
не развратились и не сделали себе изваяний, изобра
жений какого-либо кумира, представляющих муж
чину или женщину. Изображения какого-либо скота,
который на земле, изображения какой-либо птицы
крылатой, которая летает под небесами. Изображе
ния какого-либо га д а , ползающего по земле, изоб
ражения какой-либо рыбы, которая в водах ниже
земли»’. Иосиф только улыбнулся и напомнил мне,
что он ничего не ваяет, а закона против того, что
бы покровительствовать искусствам, нет.
Три другие комнаты в этом крыле были за
полнены: одна — свитками, большими и маленькими,
из пергамента, кожи и папируса; две другие —
картинами. В нижнем крыле была и восьмая ком
ната, но старик молча миновал ее запертую
дверь, когда показывал мне дом, и я не стал его
выспрашивать.
Комнаты выходили в обширный перистиль, за
щищенный от солнца решетчатой крышей, создавав
шей скользящую тень, что позволяло солнечным лу
чам изливаться на цветы пустыни, которых здесь
было более двухсот видов, собранных Иосифом за
многие годы. Николай провел меня через библиоте
ку, одну из трех, открыл дверь, ведущую в напол
ненный растениями дворик, и направил к старику
и его гостю, сидящим за стеклянным круглым столом.
Склонив головы друг к другу, они оживленно бе
седовали. Увидев меня, Иосиф встал, протянул ко
мне руки и стоял так, пока я не подошел к столу.
Затем он нежно обнял меня и воскликнул:
— Ни одного пореза! С каждым днем вы вла
деете этим опасным орудием все лучше.
Все еще полусонный, я ответил:
— Благодарю вас. Прогресс в любом деле вещь
неплохая.
Он улыбнулся и буднично сказал:
— Матиас, это Петр.*
* Втор. 4:16-18.
143
Сон мгновенно пропал. Петр! Симон! Глава!
Скала! Самый близкий друг Иисуса. Был с учите
лем с первых дней — пока не потерял мужества в
самом конце. И потерял ли?! Импульсивный. Пре
данный. Всегда выступал от имени апостолов. Храб
рый. Сильный. Основная сила, обеспечивающая при
ток новообращенных. Даже такая яркая личность,
как Павел, признал его наиболее влиятельным и
уважаемым христианином. Лидер.
Когда мы обнялись, я ощутил его бицепсы, мощ
ные, как стальные канаты. Улыбка у него была
открытой и теплой, но глубокие темные глаза го
ворили мне то, что я уж е знал по книгам: он мо
жет быть очень жестким оппонентом любому, даже
высшим священнослужителям, в чем они, к своему
огорчению, неоднократно убеждались. Темное, заго
релое, квадратное лицо Петра было гладким и не
имело иных отметин, кроме глубоких морщин на
лбу. Густые каштановые волосы почти закрывали
плечи. В пышной бороде уже виднелись седые
пряди. Свободный хитон из неотбеленной ткани до
ходил до переплетенных ремнями сандалий икр.
На массивном правом запястье был широкий кожа
ный браслет с металлическими заклепками.
Я попытался вслушаться в речь Иосифа:
— ...говорю Петру, что мы намеревались искать
его сегодня,— и вот! — он появляется у моей двери,
чтобы попрощаться. Петр собрался в Капернаум, в
свой старый дом, чтобы навестить семью жены.
Матиас, я уж е взял на себя смелость объяснить
ему цель вашей миссии, и Петр охотно ответит на
вопросы, но надо учесть, что он должен выйти из
города, пока солнце еще достаточно высоко.
Апостол внимательно смотрел на меня, пока я
слушал Иосифа, а я пытался выглядеть спокойным.
У меня было в запасе несколько очень неприятных
вопросов к этому человеку, которого Иисус назы
вал «скалой», и мне было интересно, хватит ли у
меня мужества задать их. Если он однажды осме
лился возражать Иисусу, которому посвятил свою
жизнь, то как он отнесется к моим расспросам,
когда я начну ворошить те воспоминания, которые
до сих пор вызывают боль, сожаление и раскаяние?
144
Петр мог рассказать мне очень многое. Сколько
тысяч книг было написано о нем, сколько вопросов
задано, сколько выводов сделано, сколько тайн о
том времени, что он провел с Иисусом, все еще
остаются тайнами. Вчера ночью, засыпая, я точно
знал, как проведу разговор с ним. В конечном
итоге, моя цель — не описать жизнь Иисуса, а вы
яснить то, что случилось с его телом после захо
ронения. Я снова перебрал в уме вопросы, которые
трибуны задавали Петру в моей неоконченной ру
кописи, и решил избрать ту ж е тактику, что и
они. Но это было прошлой ночью. Теперь, сидя прямо
напротив него, я понял, насколько игровой план
должен быть гибким — и это еще мягко говоря.
Петр терпеливо ждал, опершись локтями на
сверкающую поверхность стола. Его громадные ру
ки покоились под бородой. Он казался совершенно
естественным, ничуть не озабоченным тем, о чем я
могу спросить его. Прежде всего я решил взорвать
эту невозмутимость. Если я смогу вывести его из
равновесия, то он, возможно, скажет что-то, о чем
я никогда бы не услышал при нормальном течении
разговора.
— Как поживает ваша теща?
— Что? — вскинулся он. Затем более мягким тоном,
но недоверчиво он спросил: — Что вы сказали?
— Я спросил, как поживает ваша теща. Как ее
здоровье? Она хорошо себя чувствует?
Мой вопрос произвел должное воздействие. Яв
но обезоруженный, Петр ответил:
— Она в добром здравии.— Теперь он уж е
улыбался. Осторожно.— Но какое отношение имеет
жизнь моей тещи в Капернауме к вашим поискам
правды об Иисусе?
— Разве он однажды не спас ей жизнь?’
На смену невозмутимости пришло изумление.
— Ваши поиски правды весьма глубоки, мой
друг,— заметил он.— Да, наш Господь спас ей
жизнь, когда она умирала.
— Как?
* Мф. 8:14, 15.
145
— Это случилось почти сразу после того, как я
и мой брат Андрей бросили сети и лодки, чтобы
следовать за ним. Мы все еще были в нашей де
ревне, и Иисус проповедовал в синагоге. Мать моей
жены несколько дней назад заболела горячкой,
смертельной болезнью, часто убивающей людей, жи
вущих у воды. Мы уж е испробовали магические
средства, рекомендованные Талмудом, и день за
днем читали предписанные четыре стиха из Исхо
да, но ей становилось все хуж е, и надежды на
выздоровление оставалось мало. Мы поделились
нашим горем с Иисусом. Он же, вместо того что
бы утешать нас, попросил отвести его в дом. Ког
да мы вошли в комнату, где спала умирающая жен
щина, он встал подле кровати на колени и кос
нулся ее руки. Затем он приподнял ее за плечи и
посадил, и она открыла глаза. Вскоре матушка
спустила ноги на пол, горячка прошла, и она, по
целовав Иисуса, направилась на кухню и пригото
вила ужин для всех нас.
— Вы назвали бы это чудом?
Петр с вызовом вскинул голову:
— А как назвали бы случившееся вы?
Он явно и раньше имел дело с такими людьми,
как я.
— Я не знаю,— с ехидцей ответил я.— У меня
нет такого опыта общения с чудесами, как, я на
слышан, у вас. Теперь давайте перенесемся в дру
гое время и место. Почти с самого начала слова и
действия Иисуса вызвали недовольство властей —
Ирода, первосвященника, фарисеев и саддукеев*,—
вследствие чего он во многих случаях, чтобы избе
жать их наскоков и прямых столкновений, уводил
наиболее близких ему из Иудеи и Галилеи в ме
ста, где им никто не причинял вреда. Я правильно
говорю?
— Да, это так. Эти властительные лицемеры, каж
додневно ощущая притягательную силу слов Госпо
да, пытались завлечь Иисуса в свои ловушки и
* Саддукеи — религиозная группа, отличавшаяся от фарисеев тем,
что поддерживала римлян и не верила в воскресение из мертвых.
Саддукеи, как правило, принадлежали к священническим семьям.
Численностью эта группа уступала фарисеям.
146
уничтожить. Он называл их родом вероломным, ко
торые по злобе и греховности своей никогда не
говорят и не делают добра.
— Но их постоянное преследование со временем
принесло свои плоды. Разве многие из тех, кто
возлюбил Иисуса, не начали постепенно отходить
от него, поскольку боялись властей?
Петр потер тыльной, волосатой стороной ладо
ни глаза.
— Было время,— сказал он с сожалением,— когда
Иисус спросил меня и одиннадцать остальных, не
собираемся ли и мы покинуть его.
— Кесария Филиппова!
Тело апостола напряглось.
— Что?
— Кесария Филиппова! — повторил я.
— И что такое?
— Что там случилось?
— Откуда вы знаете про Кесарию Филиппову? —
спросил он, сердито взглянув на Иосифа.
— Мне дали понять, что в окрестностях Кесарии
Филипповой случилось нечто очень важное — на
столько важное, что ни один из апостолов не за
был об этом до настоящего дня.
— Особенно присутствующий апостол,— вздохнул
Петр.
— Расскажите мне, Петр, было ли преследова
ние властей настолько невыносимым для Иисуса,
что он должен был увести вас далеко на север, в
странный, враждебный город, где люди недолюб
ливали евреев и никто не знал, кто вы такие?
Я затаил дыхание, когда он наклонил голову.
Ведь, если разобраться, у него не было передо мною
никаких обязательств. Он мог бы просто встать,
сказать до свидания и уйти. Но в книгах говори
лось, что этот сильный, грубый апостол после рас
пятия учителя не избегал споров, и я сделал ставку
на то, что он и сейчас не сбежит.
Он не сбежал. Указав рукой на пурпурную по
лосу моей туники, Петр сказал:
— Я скажу вам, Матиас, но я уверен, вы не
сможете оценить последствий, с которыми связана
эта история.
147
— Испытайте меня.
— Иисус выступал перед толпой на берегу Га
лилейского озера, когда фарисеи и саддукеи
прервали его — они часто так делали — и потребо
вали, чтобы он дал им знамение, прямо с небес,
для подтверждения своих слов и дел. Они обвинили
его во многом: в проповеди пришествия царства,
которое отличается от предсказанного нашими про
роками; в насмешках над нашими обычаями и тра
дициями; в бесстыдном нарушении Закона; в том,
что он говорит, ссылаясь на силу, которая за ним
не стоит. «Знамение небес,— требовали они,— яви
нам знамение, и мы узнаем, что ты не лжепро
рок».
— Что сделал Иисус?
— Он остался спокойным и ждал, пока они не
устанут кричать. Затем он ответил своим мучите
лям, сказав: «...вечером вы говорите: “будет вёдро,
потому что небо красно”; и поутру: “сегодня нена
стье, потому что небо багрово”. Лицемеры! разли
чать лице неба вы умеете, а знамений времен не
можете? Род лукавый и прелюбодейный знамения
ищет, и знамение не дастся ему, кроме знамения
Ионы пророка»*.
— Знамения Ионы?
— Более шестисот лет назад Иона предупре
дил народ Ниневии о том, что раскаются они в
греховном поведении своем, и быстро, поскольку
скоро предстанут перед судом. На слова его не
обратили внимания, и город вскоре был разру
шен**.
— Что случилось после того, как Иисус выгово
рил фарисеям и саддукеям?
— Он отошел, оставив их в толпе, и привел
нас на берег, где мы сели в маленькую лодку и
отплыли на север, к Вифсаиде***. Во время этого
* Мф. 16:2—4. Иона — израильский пророк, живший, вероятно,
в VIII в. до н. э.
** Ошибка автора. Иона предупредил жителей Ниневии о гряду
щем суде Божием. Все ниневитяне, начиная с царя, постились и мо
лились Богу, и город был спасен. (См. Ион. 3:1 —10).
*-* Вифсаида — рыбацкий городок на северном берегу Галилей
ского озера, недалеко от р. Иордан; родина Филиппа, Андрея и
Петра — учеников Иисуса Христа. »
148
путешествия он предупредил нас, чтобы мы были
осторожны и никогда не позволяли доктринам фа
рисеев и саддукеев замутить нашу веру. Выса
дившись в Вифсаиде, мы пошли дальше на север
и шли день, пока не достигли холмов около Ке
сарии Филипповой. Там, вдали от толп и мучите
лей, Иисус смог учить нас в течение многих дней
в спокойствии и безмятежности.
— И затем что-то случилось?
Петр горестно кивнул:
— Я слишком широко раскрыл свой большой рот.
— Расскажите мне.
— Однажды утром мы сидели на склоне, наблю
дая, как облака медленно проплывают к северу ми
мо вершины горы Ермон*. Иисус прервал наши
размышления, спросив нас, как думает народ, кто
он есть. Андрей ответил, что некоторые считают
его Иоанном Крестителем, а Фома сказал, что дру
гие полагают, будто он — Илия или Иеремия или
один из других пророков. Затем Иисус сказал:
«...а вы за кого почитаете Меня?»**. Я помню, что
все странно стали переглядываться, но ни один не
осмелился ответить учителю, поэтому я встал и ска
зал: «Ты — Христос!»
— Христос — что значит Мессия, который должен
прийти, чтобы спасти евреев от их врагов и воз
родить народ? Помазанник?
— Да.
— Вы слыхали когда-либо, чтобы Иисус, пуб
лично или в своем кругу, говорил, что он Мессия?
— Нет.
— Другими словами, вы сказали ему что-то, в
чем он никогда не признавался сам ни перед кем
из вас?
— Да.
— Как он воспринял ваше заявление?
— Казалось, мои слова и удивили, и обрадо
вали его, поскольку он сказал, что не плоть и
кровь открыли это мне, но Отец наш, который на
* Ермон (Сирион) — гора на сирийско-ливанской границе вы
сотой 2750 м. Полагают, что именно на этой горе ученики виде
ли Иисуса во всей славе Преображения.
** Мф. 16:15.
149
небесах. Затем он велел апостолам не говорить
никому о том, что они видели и слышали, а так
же сказал нам, что вскоре он должен идти в
Иерусалим и многое претерпеть от старейшин и
высших священников и книжников, и они убьют
его, и он воскреснет на третий день. Именно тог
да мой язык навлек на меня его гнев. Я слушал'
с тяжелым сердцем его пророчества о мучениях,
позорище и смерти. Как может такая ужасная
судьба постигнуть Мессию? «Будь милостив к
Себе, Господи! — сказал я,— да не будет этого с
Тобою!»*
— Иисус сказал, что он д о л ж е н идти в Иеру
салим? Именно д о л ж е н ?
— Да.
— И рассердился на вас за то, что вы не при
няли его слова?
— Больше чем рассердился. Он положил руки
мне на плечи, встряхнул и вскричал: «...отойди от
Меня, сатана! ты Мне соблазн, потому что думаешь
не о том, что Божие, но что человеческое!»***
— Как будто он знал, что его ожидает, и ваше
неприятие его пророчества только затруднит ему
то, что он должен вынести?
— Да, но в то время я не понял этого. Затем,
видя, что все остальные напуганы редким прояв
лением его гнева, учитель обнял меня, как бы из
виняясь, и сказал: «...если кто хочет идти за Мною,
отвергни себя и возьми крест свой и следуй за
Мною; Ибо кто хочет душу*” свою сберечь, тот
потеряет ее; а кто потеряет душ у свою ради
Меня, тот обретет ее; Какая польза человеку, если
он приобретет весь мир, а душе своей повре
дит?»*"**
Я случайно взглянул на Иосифа. Старик наблю
дал и ждал — ждал с очевидным нетерпением,
когда я кончу играть роль репортера и стану рим
ским трибуном, который непреклонно ведет допрос
* Мф. 16:22.
** Мф. 16:23.
*** Жизнь.
**** Мф. 16:24-26.
150
и хочет выяснить правду для комиссии по делу
Христа. Ожидание Иосифа оправдалось.
— Петр, вне сомнения, вы были самым близким
человеком к Иисусу из всех апостолов, не так ли?
Он кивнул.
— Но Иисус даже вам никогда не говорил, хотя
очень о многом высказывался, что он Мессия, преж
де чем вы сказали свое слово в Кесарии Филип
повой, это правда?
— Это правда,— признал он, откинувшись назад
в кресле, как будто почувствовал необходимость
увеличить расстояние между нами. Он отступил, а
я надвинулся на него, положив локти на стол и
наклонившись вперед.
— Петр, я думаю, вы понимаете, почему Иисус
не хотел, чтобы народу сказали, будто он Мессия.
Его жизнь уж е пошла кувырком, и такое заявле
ние только приблизило бы его кончину. Но поче
му он не сказал вам, самому ,близкому и дове
ренному другу, кто он есть? Почему именно на
вашу долю выпало сказать ему об этом?
Он не ответил. Я сделал новую попытку:
— Столь же важно понять, откуда вы узнали,
что он Христос, то есть Спаситель, поскольку он
никогда не говорил вам об этом. Очевидно, никто
из апостолов не думал, что он Христос, иначе
они сказали бы, когда он спросил. Как вы узна
ли, Петр,— или вы просто произнесли льстивые
слова, зная, что это порадует его и поднимет
дух?
— Я знал!
— Откуда?
— Если бы вы слышали его, когда он говорил,
или видели, как он творил чудо, Матиас, вы бы
тоже поверили. Окажись вы свидетелем исцеления
параличного слуги центуриона, и прокаженного, и
женщины, которая двенадцать лет страдала от кро
вотечений, и воскрешения дочери Иаира, и исцеления
человека с сухой рукой, и стольких многих других,
что их имена переполнили бы вашу книгу,— тогда
вы убедились бы: он Мессия!
— А остальные, те, кто сопровождал его и
наблюдал за его делами и поступками, что они
151
делали: почему они не знали, что было дано
знать вам?
— Со временем глаза у всех открылись прав
де,— стоял он на своем.
— Включая Иуду?
Плечи его поникли. Ответа не было. Но он стой
ко держался, и я не мог не восхищаться его терпе
нием. «Внимание,— подумал я.— Помни, почему ты
здесь». Я продолжал:
— История еврейского народа полна магических
фокусов, которые люди называли чудом. Скажите,
пожалуйста, как вы описали бы чудо?
Петр ответил на мой вопрос только после дли
тельного раздумья:
— Действительное чудо не фокус, которому мо
жет научиться каждый. Чудо есть демонстрация выс
шей неограниченной силы Бога и обычно связано с
нарушением законов природы, какими мы их зна
ем. Чудо есть выражение воли и цели Бога, и ког
да мы становимся свидетелями чуда, оно укрепляет
нашу веру в то, что Бог всегда с нами.
— Согласно этому определению Иисус творил
чудеса?
— Иисус осуществлял чудеса,— поправил меня
Петр.— Сила творить чудеса исходит от Бога.
— От вашего Бога — или от моего?
— Римский или еврейский, Матиас, Бог един!
— Скажите мне, Петр, Моисей сотворил чудо,
когда преобразил палку в змею по велению фа
раона и позднее, когда он разделил тростинкой
море, чтобы ваш народ смог уйти от египетских
армий?
— Да.
— Илия сотворил чудо, когда воскресил сына вдо
вы, и позднее, когда огонь поглотил войска царя
Охозии?*
— Да.
Иосиф напряженно смотрел на меня: я был уве
рен, старый лис догадывался, куда ведут мои воп
росы.
* Охозия — сын царя Ахава, правивший Иудеей после его ги
бели и также прославившийся своей нечестивостью.
152
— Петр,— продолжал я,— когда Елисей ниспослал
воду- войску Иосафата* в пустыне Идумейской, и
вылечил прокаженного, и заставил поплыть топор —
все это были чудеса или магические фокусы?
— Чудеса.
— Когда Даниила заперли в клетке со львами
по приказу царя Дария, и он на следующее утро
вышел из нее без единой царапины** — он чудо
сотворил?
— Да.
Я медленно провел пальцем по стеклянной по
верхности стола.
— Кто-нибудь когда-нибудь из этих великих чу
дотворцев еврейского народа провозглашал себя Бо
гом, Сыном Бога или Мессией?
Наконец Петр догадался, куда я его завел.
— Нет,— вздохнул он.
— Чудо, следовательно, само по себе никогда
не рассматривалось в вашем народе в качестве
знамения, свидетельствующего, что творящий его
есть что-то большее, чем пророк, я прав?
— Да.
— Еврейский Мессия — тот, кто однажды придет
освободить народ, уничтожить его врагов и уста
новить Царствие Божье на земле,— обязан ли дока
зывать, кто он есть, устраивая чудеса для народа?
— Нет.
— Тогда почему ж е вы назвали Иисуса Хрис
том— Мессией — из-за чудес, что он творил, хотя
появление давно ожидаемого Христа вовсе не дол
жно было ими сопровождаться?
153
Громадный детина, сидевший передо мной, нер
вно сжимал и разжимал кулаки.
— Матиас,— почти шепотом ответил он,— я уве
ровал бы, что Иисус есть Христос даже без еди
ного чуда. Уже только его слова сами по себе
поставили Иисуса выше любого когда-либо жив
шего пророка.
Мы сделали полный круг.
— И вместе с тем мудрейшие из мудрецов,
фарисеи и саддукеи всегда нападали на Иисуса,
требуя явить чудо как знамение в подтверждение
его слов. Почему так?
— Они пытались, злобствуя, развенчать каждое
его слово и движение. Когда веры мало, должно
жить изо дня в день на знамениях. Как сказал
Иисус: «Благословен будь тот, кому не надо ви
деть вечером небо красно, чтобы предсказать на
завтра вёдро».
— Кстати о вере. Насколько я понял, однажды
Иисус, войдя в Капернаум, встретил центуриона,
попросившего его вылечить слугу, разбитого пара
личом. Вы помните, что тогда случилось?
Петр кивнул:
— Как будто это было вчера. Иисус сказал: «Я
приду и исцелю его»*, но центурион возразил:
«Господи! я не достоин, чтобы Ты вошел под кров
мой; но скажи только слово, и выздоровеет слу
га мой»**. Когда Иисус услыхал это, он сказал:
«...истинно говорю вам: и в Израиле не нашел Я
такой веры»***.
— Иисус использовал слово «вера»?
— Именно это.
— И слуга выздоровел?
— Иисус сказал центуриону: «...иди, и, как ты
веровал, да будет тебе»****. И слуга выздоровел в
тот самый час. Он живет в Капернауме до сегод
няшнего дня, если вы захотите проверить мой рас
сказ.
* Мф. 8:7.
** Мф. 8:8.
*** Мф. 8:10.
**** Мф. 8:13.
154
— Однажды на озере вы и другие апостолы
пришли в ужас от бури, которая захлестывала
волнами вашу лодку. Некоторые из вас обрати
лись к Иисусу, который спал в это время, и про
сили: «Господи! спаси нас: погибаем»’. Что он от
ветил?
Петр густо покраснел.
— Откуда вы знаете такие подробности?
— Что сказал Иисус, когда вы разбудили его? —
настаивал я.
— Он рассердился на нас и спросил: «...что вы
т а к боязливы, маловерные?»’*
— Он снова использовал слово «вера»?
— Да. Затем он встал в раскачивающейся лодке
и порицал ветер и море, и воцарилось великое
спокойствие, которое испугало нас больше, чем
шторм, потому что мы дивились, какой ж е он
должен быть человек, если ветры и море повину
ются ему.
— Это море, Петр, окружено горами и известно
своими внезапными шквалами, которые приносит
ветер из пустыни, переваливающий через горы и
сваливающийся посередине вод. От него волны раз
бегаются во всех направлениях. Разве не известно,
что эти шторма в Галилее стихают так ж е вне
запно, как и начинаются?
Петр терпеливо улыбнулся:
— Я был рыбаком всю жизнь. Ни один летний
шквал, который вы описали, не испугал бы меня,
потому что я пережил их сотни. Но в тот шторм
и был убежден, что мы все будем спать на дне
моря, пока Иисус не спас нас.
— Был и другой • случай, который вы у ж е упо
минали, когда женщина, двенадцать лет страдав
шая кровотечениями, подошла к Иисусу и дотрону
лась до его хитона. Насколько я знаю, , он обернулся
к ней и сказал: «...дщерь! вера твоя спасла тебя»"’.
Он снова использовал слово «вера»?
* М ф . 8;25.
** М ф . 8;26.
*** М к. 5:34; Л к. 8:48.
155
— У вас хорошие источники, Матиас. Я стоял
рядом с ним, когда подошла женщина, и вы пере
дали ее слова совершенно точно.
— Вы помните двух слепых?
— Да. Они пришли к Иисусу в Капернауме,
рыдая: «...помилуй нас, Господи, Сын Давидов!»’
Когда они попросили исцелить их, он сказал:
«...веруете ли, что Я могу это сделать?»” Они от
вечали, что верят, и он прикоснулся к их глазам,
сказав: «...по вере вашей да будет вам»*”, и их
глаза открылись.
— Те, кто уверовал — те, кто имел веру, что он
может творить чудеса,— излечивались от своих
болезней, а те, кто не верил,— не излечивались.
Это обоснованное заключение?
Петр возразил:
— Нет, не обоснованное. В его чудесах содер
жалось гораздо больше, чем вы думаете. Вы не
понимаете...
— Петр, Петр, давайте рассудим. Конечно, пос
ле всех прошедших лет вы можете отличить
правду от вспышки истерии. Мне было сказано, что
Иисус не сотворил чуда в своем родном Назаре
те. Почему? Потому что люди там знали его как
плотника — а плотники, сколь они ни были бы ис
кусны, не могут творить чудеса. Его земляки не
верили в его силу, следовательно, он не мог явить
им свое могущество! Помните о другом случае —
со смоковницей в Вифании?
Его глаза расширились:
— Откуда вы узнали об этом? Кто вы, Матиас?
— Расскажите мне о смоковнице.
— Иисус был голоден и подошел к смоковнице,
стоявшей посередине луга. На ней не было пло
дов, поскольку их время еще не наступило. Он
проклял ее, и она засохла тотчас. Потом повернулся
к нам, тем, кто был с ним, и сказал: «...имейте
веру Божию, ибо истинно говорю вам, если кто
скажет горе сей: “поднимись и ввергнись в море”,
* М ф . 20:30.
*- М ф . 9:28.
*** М ф . 9:29.
156
и не усомнится в сердце своем, но поверит, что
сбудется по словам его,— будет ему, что ни ска
жет. Потому говорю вам: все, чего ни будете про
сить в молитве, верьте, что получите,— и будет
вам»*.
Я медленно повторил его последние слова:
— Верьте, что получите?
— Он так сказал.
— Однажды вы и еще кто-то из апостолов
попытались вылечить бесноватого подростка, и не
удачно.
— Да,— пробормотал Петр.— И когда мы не
смогли ничего сделать, отец мальчика пошел к
Иисусу.
— И что сделал Иисус?
— Он сказал: «...о род неверный и развращен
ный! доколе буду с вами и буду терпеть вас?
приведи сюда сына твоего»**.
— Иисус назвал всех вас «неверными»?
— К нашему стыду.
— Затем что он сделал?
— Он исцелил мальчика. Позднее мы пришли к
нему и спросили, почему никто из нас не смог
вылечить больного, и он ответил: «...по неверию
вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете
иметь веру с горчичное зерно и скажете горе
сей: “перейди отсюда туда”, и она перейдет; и
ничего не будет невозможного для вас»***.
— Снова вера?
— Крошечная, как горчичное зерно.
— Петр, сейчас уже прошло несколько лет, и вы,
конечно, много размышляли о событиях, которые про
изошли во время последней недели жизни Иисуса.
Скажите, когда Иисус вошел в Иерусалим за неде
лю перед Пасхой, была ли вера его столь сильной,
что он действительно чувствовал себя способным
па любые свершения?
— Я не понял вашего вопроса.
* М к. 11:23, 24.
** Л к. 9:41.
*** М ф . 17:20.
157
— Верил ли Иисус, что всего лишь с двенадца
тью апостолами он может освободить народ от
римского правления,. несмотря на воинов Пилата и
даже легионы Вителлия, которые расположены в
двух днях пути отсюда в Антиохии? Предполагал
ли он, что будет творить чудо за чудом против
всех сил, которые противостояли ему?
Петр, так ж е как и остальные, не высказал ни
малейших признаков раздражения и не вспылил в
течение всего моего допроса.
— Матиас, я боюсь, что вы все еще не понима
ете природу чуда. Сотворение чуда не зависит от
веры, но — от Бога. Однако вера должна присут
ствовать в сердце и душе, чтобы они были от
крыты для Бога. Только тогда, когда Царство Бо
жие внутри вас, можно сдвинуть горы.
— И свергнуть правительство!— ядовито заметил я.
В этот момент вошел слуга, молча поставил
перед каждым из нас по чеканному серебряному
кубку, наполнил их красным вином, поставил кув
шин перед Иосифом и вышел. Лучшего времени
для перерыва трудно было придумать. Петр отве
чал с большой охотой, и хотя я знал, что время ис
текает, мне была необходима пауза, чтобы наме
тить дальнейшие вопросы, чтобы заставить Петра
отчитаться о своих передвижениях после ареста
Иисуса. Мне было непонятно, почему ни в одном
из четырех Евангелий его имя не упоминается ни
разу в драматический промежуток времени между
судами над Иисусом и торопливым посещением
Петром и Иоанном пустой гробницы, то есть за
период приблизительно в пятьдесят шесть часов.
Где он был и что делал в то время, когда его
учителя судили и распинали?
Я осушил кубок и сказал:
— Петр, я понимаю, что дни, когда распяли и
похоронили Иисуса, вам, наверно, больно вспоми
нать, но...
Он потянулся через стол и похлопал меня по
руке:
— Те дни не наполнены больше горем, Матиас.
Теперь я знаю то, что по невежеству и слепоте
своей не мог понять тогда.
158
— Хорошо. Незадолго до ареста Иисус произнес
пророчество, где говорилось о вас, ваших действи
ях и крике петуха?
Его лицо мгновенно погасло.
— Да. Пасхальный ужин в доме моей сестры и
племянника, Марии и Марка, закончился, и мы все
двенадцать вышли из дома, распевая гимны. Марк
сопровождал нас до городских ворот, где я отослал
его домой.
— Вы полагали, что возвращаетесь к своим по
стелям в Вифании?
— Да, но когда мы шли, Иисус сказал нам цре-
что, и сказанное поубавило нашу радость. Он ска
зал, что отпадем мы от него в эту самую ночь,
поскольку записано, что поражен будет пастырь и
рассеются овцы стада. Мы столпились вокруг него
в темноте, умоляя дать объяснение, но Иисус сказал
только, что когда восстанет, то предварит нас в
Галилее. Некоторые подумали, что он хочет встать
раньше нас и пойти один на север, пока мы не
присоединимся к нему позже, но я не мог с ним
согласиться и возразил, снова к моему на веки ве
ков сожалению.
Глаза Петра увлажнились и голос дрогнул. Доп
рос подействовал и на него.
— И что вы сказали? — мягко спросил я.
— Сначала я обнял его, как будто защищая. Затем
похвалился, что, хоть все отпадут от него, я никог
да его не покину. Он приблизил ко мне свое
лицо настолько, что я прикоснулся к его щекам,
мокрым от слез, и прошептал: «...истинно говорю
тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет пе
тух, трижды отречешься от Меня»*. Я отвечал:
«...хотя бы надлежало мне и умереть с Тобою, не
отрекусь от Тебя»**. Он поцеловал меня в щеку и
печально улыбнулся.
— Он повел вас и остальных в Гефсиманский
сад?
— Да. Сад пересекала узкая тропинка, которая
пела на Масличную гору, через нее и вниз до
* Мф. 26:34.
** Мф. 26:35.
159
Вифании. Так было ближе, чем огибать гору, и
мы часто здесь ходили.
— Я видел ее, Петр. Вы удивились, когда
Иисус сказал, что хочет остановиться в саду, что
бы помолиться?
— Да, особенно учитывая его пророчество о
трагедии, которая должна случиться этой ночью. Ес
ли над ним нависла угроза, то Вифания была бо
лее безопасным местом, чем ночной сад. Кроме
того, было очень поздно и холодно, и все мы
были уже полусонные от сытной еды и вина. Тем
не менее мы всегда выполняли его просьбы, и,
когда он попросил Иакова, Иоанна и меня остать
ся с ним, остальные двинулись вверх по тропин
ке к большой пещере, в которой мы укрывались
и раньше. Затем Иисус сказал: «...душа моя скор
бит смертельно, побудьте здесь и бодрствуйте со
Мною»*.
— Почему он велел бодрствовать?
Петр пожал своими широченными плечами:
— Иисус не объяснил нам. Он отошел и встал
на колени, положив руки на большой плоский
камень. Облака не затемняли больше луну, и я
мог ясно видеть его. Затем мы услышали, как он
говорит: «Отче Мой! если возможно, да минует
Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как
Ты»**. Следующее, что я помню: он осторожно тря
сет меня и говорит: «...так ли не могли вы один
час бодрствовать со Мною? дух бодр, но плоть
ж е немощна»***. Не успел я проснуться, как он
уж е ушел, и вскоре я снова услыхал его слова:
«Отче Мой! если не может чаша сия миновать
Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля
Твоя»****. Через некоторое время я снова заснул ря
дом с Иаковом и Иоанном, которые вовсю храпе
ли после выпитого вина. Когда в очередной раз
Иисус разбудил меня, он сказал: «...вот! прибли
зился час, и Сын Человеческий предается в руки
* Мф. 26:38.
** Мф. 26:39.
*** Мф. 26:40, 41.
**** Мф. 26:42.
160
грешников; Встаньте, пойдем: вот, приблизился
предающий Меня»*.
— Петр,— прервал я,— за те шесть лет, что про
шли с тех пор, вы, должно быть, много раз пе
ребирали в памяти те события?
— И во сне и наяву.
— Не приходило ли вам в голову, что Иисус на
самом деле просто ждал в саду, пока его аресту
ют, и, если нужно, прождал бы там целую ночь —
или до того часа, пока его не возьмут?
Иосиф из Аримафеи вздрогнул, а лицо Петра,
напротив, просветлело, как будто он с радостью
встретил единомышленника.
— Я давно пришел к такому выводу, Матиас!
Все, что делал Иисус в последнюю неделю, на
сколько я припоминаю, кажется мне, имело только
одну цель: бросить вызов властям и заставить их
арестовать его. Он перевернул столы менял в Хра
ме, а храмовая стража побоялась схватить его, по
скольку уж е пошли слухи, что он воскресил мерт
вого человека в Вифании. Затем он отозвался с
презрением о высших священниках и старейшинах,
оскорбил уважаемых фарисеев перед лицом тол
пы, посмеялся над мудрецами и приверженцами
Ирода, но они тем не менее побоялись дотронуться
до него, пока он был среди народа, опасаясь вос
стания, которое всех подвело бы под римский меч.
Не знаю, как для других, а для меня было совер
шенно очевидно, что Иисус сам обозначил себя как
жертву для казни — и оставалось только решить:
когда и где она состоится.
— То есть фактически он совершил самоубий
ство, не так ли?
— Нет! Он не совершал самоубийства! Он пред
ложил свою жизнь как искупление за все чело
вечество, как выкуп, чтобы приблизить Царствие
Божие!
Я предпочел не услышать последних слов. Ес
ли я дам завлечь себя в эти теологические дебри,
то не выберусь оттуда никогда.
— Конвой за ним прибыл большой?
* Мф. 26:45, 46.
161
6-638
Петр горько усмехнулся:
— От их факелов и светильников в саду стало
светлее, чем днем. Храмовая стража, священники, фа
рисеи, саддукеи и даже римские солдаты из гар
низона крепости Антония — толпа человек в двести,
а то и больше, включая Иуду.
— Вам известно, почему Иуда предал своего
учителя?
— Нет. До сих пор это остается для меня загад
кой, Матиас.
— Мне кое-что непонятно в истории с Иудой,
Петр. Как говорят остальные, Иисус отпустил его
в начале ужина. Многие предполагают, что он ото
слал его с каким-то поручением. Если Иуда из
дома вашей сестры направился прямо к властям и
сказал им, где можно найти Иисуса, почему они
не снарядили конвой немедленно? Вместо этого
потребовалось шесть часов, чтобы арестовать его.
Вам известно, почему они так задержались?
— Нет, мне ничего не известно. Я знаю только,
что конвой сначала направился в дом, где у нас
проходил пасхальный ужин, но к тому времени мы
уже ушли.
— Почему арестовали только Иисуса?
— Схватили и меня с Иоанном, но, когда всех
троих вели из сада, священник поднес свой факел
к нашим лицам, плюнул на нас и только после
этого сказал страже, что Каиафа хочет видеть
лишь Иисуса. Нам развязали руки, бросили на
землю и стали пинать ногами, особенно старались
римские солдаты. Потом Господа нашего увели.
Когда мы наконец смогли встать, то вернулись в
сад и начали звать Иакова, но там никого не
было.
— Я знаю, что вы не вернулись в Вифанию.
Скажите мне, что вы предприняли?
— Мы пошли вверх по тропинке, и тут я
вспомнил, как хвалился Иисусу, что никогда не
оставлю его, если даж е все от него отвернутся.
Я остановился и сказал Иоанну, что иду с Иису
сом. Он повернулся и последовал за мной. Хотя
конвойные потушили часть светильников и факе
лов, чтобы не встревожить город, который еще мог
162
не спать, идти за ними было не трудно. Сначала
они пошли к дому Анны", тестя Каиафы, который
много лет был первосвященником. Когда они при
шли к Анне, римская когорта отправилась обратно
в крепость Антония, видимо, они свое дело сдела
ли. В доме Анны Иисус пробыл недолго, и хра
мовая стража привела его сюда, в Верхний город
в дом Каиафы.
— Что предприняли вы с Иоанном?
— Предприняли? Что мы могли предпринять?
Наши лица и тела кровоточили после сандалий
римских солдат, мы были измучены бессонной но
чью, наши сердца онемели от горя. Нашего учителя,
которого мы любили больше жизни, только что
протащили по улицам, как презреннейшего из пре
ступников, а мы были бессильны помочь ему. Стоя
у небольшого костра, который горел во дворе
первосвященника, мы ждали, не скажет ли кто-ни
будь, что происходит внутри. Вскоре стали при
бывать члены великого синедриона по одному, по
два. Что они собирались сделать с нашим учите
лем? Позднее во двор вышел один из слуг пер
восвященника и указал на меня, что я был с Иису
сом из Галилеи. Встал ли я и заявил ли гордо, что
я его друг и последователь? Нет! Вместо этого я
сказал, что не знаю Иисуса, и подошел ближе к
портику, надеясь хоть краем глаза увидеть учителя.
Вскоре прошла служанка и крикнула мне, что я
друг Иисуса. Снова я отрицал, что знаю его, но ее
крик привлек внимание стражи, которая привела
Господа к Каиафе, и они подошли ко мне, говоря,
Что я наверняка сообщник заключенного, поскольку
речь у меня галилейская. Я обругал их и сказал,
что даже не видел его.
Хотя я и знал дальнейшее развитие событий, но
хотел услышать это4 от Петра. Однако пришлось
подождать. Этот большой, сильный человек спрятал*
* Анна (Анан I) — шестьдесят пятый первосвященник иудей
ский, отправлял свое служение в течение многих лет. Во времена
Каиафы он был уже низложен, но оставался почетным первосвя
щенником. Иисус был приведен к нему в дом не для суда, а для
того, чтобы почтить сан Анны, которым он был облечен, и ти
тул, который он все еще носил.
163
лицо в ладонях, и я едва смог вынести сдавленные
стоны, которые рвались у него из груди. Иосиф из
Аримафеи отвернулся.
Наконец Петр, растопырив свои толстые пальцы,
посмотрел на меня сквозь них и жалобно спросил:
— Вы хотите знать, что было дальше, Матиас?
Я расскажу вам! После того как я третий раз от
рекся от моего Господа, что было им предсказано,
я услышал крик петуха и почувствовал, что падаю
— падаю на землю и погружаюсь в благословен
ное убежище темного сна.
Шок? Последний резерв мозга, спасающегося от
физической боли или сокрушительного удара не
ожиданного, ошеломляющего события, которого пси
хика не в силах вынести? Обычно характеризуется
падением давления, слабым и быстрым пульсом и
очень часто бессознательным состоянием.
— Какое ваше следующее воспоминание?
— Я помню, что услышал душераздирающие при
читания, вой и плач женщин, обычно сопровожда
ющие траур после похорон. Я открыл глаза, уви
дел, что надо мной наклонился Иоанн, и почувство
вал огромное облегчение от его присутствия, но,
попытавшись спросить его, почему плачут женщи
ны, понял, что не могу двинуть челюстью. Я у з
нал комнату, в которой лежал: комната моего пле
мянника Марка в доме моих сестер. Затем я, ка
жется, уснул снова.
— Как вы смогли попасть туда со двора пер
восвященника, где упали?
Петр застенчиво улыбнулся:
— Иоанн позднее рассказал, что не мог поднять
меня с земли и поэтому побежал в дом Иосифа
за помощью. Вместе с Шемом они смогли взва
лить меня на повозку Иосифа и отвезли в дом
Марии— туда, где несколько часов назад мы ужи
нали вместе с Господом.
— Что еще вы помните?
— Сон. Я спал и видел сон, что ловлю рыбу
со своей старой лодки, а Иисус идет ко мне по
воде. Увидев, что ко мне приближается Господь, я
прыгнул в море, чтобы идти к нему, но почув
ствовал, что погружаюсь в волны, а он взял меня
164
за руку и поддержал, и я проснулся, весь мокрый
от пота, выкрикивая его имя, и Иоанн отирал мой
лоб и говорил со мной, пока я не уснул снова.
— В это время вы еще не знали, что Иисуса
судили, распяли и похоронили?
— Я ничего не знал о том, что произошло, до
первого утра после субботы, когда я проснулся и
сказал Иоанну, что голоден, и тут же сестра при
несла мне миску горячего супа. Только после того,
как я опустошил ее, Иоанн сказал, что наш Гос
подь мертв — распят по приказу Пилата и перво
священника. Мы пролили много слез вместе, преж
де чем я, откинувшись на лавке, не начал молить
Бога, чтобы он дал нам сил, которые понадобятся,
чтобы выжить без нашего любимого учителя. В тот
момент я с радостью встретил бы смерть, посколь
ку мне не хотелось жить без Иисуса.
Вот я и вернулся еще раз к утру после еврей
ской Пасхи, к этому судьбоносному дню открытия:
пасхальному воскресенью.
— Что случилось затем, Петр?
Он поднял свой массивный кулачище и сказал:
— Я проснулся от громких криков в моей ком
нате и почувствовал, что на меня кто-то упал. Я
открыл глаза и увидел Марию Магдалину. Ее ис
каженное ужасом лицо вплотную притиснулось к
моему. Она с силой впилась ногтями в мои плечи
и кричала: «Они забрали Господа нашего из гроб
ницы, и мы не знаем, где они теперь его поло
жили!» Она снова и снова повторяла эти слова и
отчаянно трясла меня за плечи, пока Иоанн не отор
вал ее от меня. Пришла моя сестра и забрала Ма
рию. Мои мысли все еще были затуманены сном
и лихорадкой, но я подозревал, что бедная женщи
на свихнулась снова. Она уже однажды была
одержима семью бесами, пока Господь не возло
жил руки на нее, и я думал, не вернулась ли ее
одержимость из-за последних событий*.
— Что вы сделали?
* По Евангелию от Марка Иисус изгнал бесов из Марии Магда
лины после воскресения: «Воскресши рано в первый день недели,
Иисус явился сперва Марии Магдалине, из которой изгнал семь
оссов» (Мк. 16:9).
165
— Не знаю как, но я нашел в себе силы сполз
ти с лавки и натянуть хитон и сандалии. Затем я
спросил Иоанна: не знает ли он, где был похоро
нен Иисус, и он согласно кивнул. Я сказал ему,
что мы пойдем к могиле и посмотрим сами, прав
ду ли говорит Мария. Мы побежали, но Иоанн,
как более молодой, достиг гробницы гораздо рань
ше меня. Когда я вошел в сад, расположенный не
подалеку от Голгофы, того холма, где, как сказал
Иоанн, был распят Иисус, Иоанн уж е ждал меня у
раскрытой гробницы. К гробнице был прислонен
огромный круглый камень, ранее закрывавший от
верстие. Голос Иоанна был похож на голос малого
ребенка: «Гробница пуста!» — сказал он, и я немед
ленно вошел внутрь.
— Вы заметили воинов поблизости, храмовую
стражу или вообще кого-нибудь?
— Никого. Войдя в гробницу, я был вынужден
сразу остановиться. Там, на полке, вырубленной в
скале, я увидел ткань, в которую заворачивают
тело. Она издавала тяжелый запах специальных
погребальных веществ и трав. Ткань представляла
собой обычную длинную и узкую полосу, которая
используется при погребении. Ею обертывают тело,
насыпая душистые и смолистые вещества, соли и
растения между слоями, чтобы предотвратить разло
жение. Ткань, казалось, повторяла очертания упоко
енного тела, но когда я осмелился положить на нее
руку, она опала и какая-то часть специй просыпа
лась на пол гробницы. За мной последовал Иоанн,
а затем, выбравшись из гробницы, мы воскликну
ли: «Теперь я верую!», упали на колени и вознес
ли молитву благодарности Богу за то, что он взял
нашего Господа из могилы.
— Вы оба уверовали, что он воскрес из мертвых?
— Мы знали это! Я велел Иоанну поспешить в
Вифанию, в дом Марфы и Марии, поскольку был
уверен, что остальные прячутся там и будут обра
дованы вестью, что наш драгоценный Господь ис
полнил то, о чем пророчествовал. Я также попро
сил Иоанна напомнить всем, что нельзя никому об
этом говорить, иначе власти заявят, что тело похи
тили мы, последователи Иисуса. Это грозило боль
166
шими неприятностями всем его ученикам. Я рас
стался с Иоанном и вернулся в дом моей сестры.
— Петр, когда вы в первый раз вошли в гроб
ницу, вы заметили просыпавшиеся на пол погре
бальные вещества и сухие растения?
— Нет, только их запах.
Я повернулся к Иосифу, который смотрел на
меня так сердито, словно мой последний вопрос
оскорбил его.
— Иосиф, вы и Никодим готовили тело к по
гребению. Вы использовали предписанные количе
ства мирры* и алоэ?
— Конечно, мы все сделали как надо, Мати
ас,— ответил старик.— Использовали большее коли
чество, чем предписано, и все аккуратно размес
тили между слоями длинного куска ткани, которой
обернули тело.
— Вы, вероятно, спешили поскольку приближалась
суббота, начинающаяся с закатом солнца?
— Мы торопились, но времени, чтобы подгото
вить тело, как полагается по Закону, было доста
точно. Почему вы спрашиваете?
— Мне просто интересно, почему, если кто-то
украл тело Иисуса из гробницы, этот кто-то до
бавил себе хлопот, раскрутив метры ткани с те
ла, тщательно собрав специи и растения, которыми
были переложены слои материи, причем не расте
ряв их по полу, снял платок с лица и только за
тем вытащил обнаженное тело из гробницы? Сде
лав все это, зачем этот кто-то снова скрутил ткань
и положил ее на полку, тщательно разложил ве
щества и травы в слоях ткани, положил покров
там, где должна быть голова, и ушел, не позабо
тившись скрыть свое преступление, поскольку не
вернул камень на место, оставив гробницу откры
той. Почему бы просто не откатить камень, взять
тело, саван, благовония и травы — все, снова зак
рыть отверстие камнем, чтобы скрыть похищение
тела, и уйти? Так кажется логичнее, верно? Ваше
* Мирра (смирна) — ароматическая бледно-желтая смола, полу
чаемая подсечкой коры тропического кустарника, растущего в Со
мали, Эфиопии и Аравии. Используется в медицине, при религиоз
ных обрядах и как пряность.
167
описание вида гробницы, Петр, точно соответству
ет тому, как если бы кто-то оставил все в таком
виде с целью одурачивания людей, дабы они пове
рили в воскресение Иисуса из мертвых.
Петр резко откинулся в кресле, как будто я
ударил его. Он смотрел на меня остекленевшими
глазами, и вид у него был не рассерженного, но
разочарованного человека, которого предали.
— Я сказал вам правду и только правду, а вы
ответили мне слухами, которые все еще живы,
поскольку их постоянно разносят вероломные люди
этого города! Возможно, вы талантливый и даже ве
ликий историк, Матиас, но вы остались слепы к
правде в том, что касается Иисуса!
Он начал подниматься, но я положил руку на
его плечо, и он сел. Этого человека с мощным
низким голосом, прокатывающимся эхом вдоль стен
перистиля, с темными глазами, вдохновенно свер
кавшими, когда он говорил о том, что для него
дорого, трудно было представить отрекающимся от
своего учителя трижды за одну ночь.
— Простите меня, Петр, просто я пытаюсь разоб
раться в очень сложном деле и сейчас запутался
еще больше. Я слышал от многих, включая и вас,
что Иисус отдал свою жизнь во искупление за все
человечество, как выкуп, чтобы приблизить гряду
щее Царство Божие. Должен ли я сделать из это
го вывод, что Иисус надеялся своей смертью испол
нить то, чего не мог добиться проповедью? Разве
не было лучшего пути к цели, пути, который не
оставил бы сомнений в умах по поводу того, кем
он был и что он хотел сделать для своего народа?
— Как?
— В своих поисках я не нашел ни одного сви
детельства о каком-либо чуде, сотворенном Иису
сом во время последней недели его пребывания в
этом городе. Видя скопление массы народа в Иеру
салиме и в Храме, всех людей, прибывших на
пасхальную неделю, может быть, было более муд
ро для Иисуса не нападать на менял, высших свя
щенников, фарисеев и других власть предержа
щих, но сотворить одно чудо для множества наро
да, чудо столь наглядное, что все люди, даже выс
168
шие священники, признали бы, что он действитель
но есть их Мессия — и даже Сын Божий?
Петр вскочил на ноги и наклонился так близко,
что его лицо оказалось в нескольких дюймах от
моего.
— Он сотворил!
— Он сотворил что?
— Он сотворил такое чудо, которое вы только
что описали!
— Как? Какое чудо?
— Иисус позволил себя судить, позволил себя
мучить, и бичевать, и распять, и похоронить как
человека. На третий день он вышел из гробницы
как Сын Божий, а особое состояние гробницы, в
каком он оставил ее,— это не для того, чтобы ду
рачить людей, но знамение им, что его действи
тельно воскресил из мертвых его Отец!
169
— Иосиф, в мировой истории мы часто встре
чаем людей, которые прожили жизнь во лжи
только для того, чтобы наполнить свои карманы
или захватить власть, или удержать ее, если уж
ухватили.
— А вы, Матиас? Можете вы жить жизнью,
основанной на лжи?
— Возможно,— услышал я свои слова,— при оп
ределенных обстоятельствах.
Иосиф почесал нос и внимательно посмотрел
на меня.
— Вы сказали, что можете жить во лжи, и я
признаю, что это возможно для каждого из нас.
Но можете ли вы положить свою жизнь за ложь?
— Нет, разумеется, нет,— отрезал я,— даже дурак
не станет этого делать.
Осторожно! Как только эти слова сорвались с
моих губ, я понял, что попал в ловушку, и остава
лось только ждать, пока Иосиф из Аримафеи
захлопнет ее.
— Матиас, стали бы вы считать кого-либо из тех,
с кем встретились к данному моменту, дураком?
— Нет,— признался я.
— Ваше глубокое исследование позволило вам до
конца выяснить судьбу Иакова, брата Иисуса?
Мат!
— Да,— выдавил я,— его забили насмерть камнями
по приказу первосвященника Анны* в 62 году.
— А Матфея?
— Считается, что он погиб мученической смер
тью в Эфиопии.
— А Иаков, «сын грома»?
— Его обезглавят по приказу Ирода Агриппы в
44 году.
— А Петр? Какова судьба нашего друга Петра?
— Петра распяли в Риме в 68 году вниз голо
вой. Он попросил, чтобы его распяли именно так,
поскольку считал себя недостойным умереть в том
же положении, что и его Господь.
* Анна (Анан II) — семьдесят девятый первосвященник иудей
ский; принадлежал к секте саддукеев; отправлял свои обязанности в
течение трех месяцев. За осуждение Иакова, брата Господня, и ис
полнение приговора Агриппа лишил Анана первосвященства.
170
— Да,— сказал старик, поднимаясь,— я бы сказал,
вы очень далеко продвинулись вперед, учитывая,
что это всего лишь третий ваш день. Теперь,
если я не слишком сильно нарушаю ваше расписа
ние, не хотели бы вы сопровождать меня после
обеда, когда я поеду в дом первосвященника Каиа-
фы, чтобы принести свой ежегодный вклад Хра
му? Я думаю, вы сможете добавить еще один-два
факта к своей коллекции.
— Я могу спрашивать его о чем угодно, не на
влекая на вас неприятностей?
— Поскольку он согласился встретиться с вами в
частном порядке, то да.
— Даже если я спрошу, почему его человек в
черном капюшоне следит за нами?
Старик усмехнулся:
— На этом вопросе вы можете сэкономить вре
мя. Я выяснил, что за нами шпионит Пилат, а не
Каиафа.
— Со временем мы доберемся и до Пилата, не
так ли?
— Если он не доберется до нас первым.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
исус?
П
-Д а.
173
маю, что теперь, когда уж е нет Сеяна, присматри
вавшего за столицей, ему стало гораздо труднее.
Каиафа прищелкнул языком.
— Ужасная история это дело с Сеяном. Подумать
только — предать императора, который так доверял
ему.
Внезапно у меня возникло желание спросить о
человеке по имени Иуда Искариот, но это можно
будет сделать и позднее.
— Вы знаете, что Пилат был другом Сеяна? —
спросил он.
— Да, я об этом слышал.
— Меня удивляет, что прокуратора не сменили
теперь, когда его покровитель удушен по распоря
жению сената.
«А не испытывает ли он меня?»— Я пожал пле
чами и заявил:
— Пилат прослужил здесь уже десять лет. Я ду
маю, что Вителлий доверяет ему.
Выражение лица первосвященника не изменилось.
— А как поживает наш легат? Нет сомнения, на
слаждается климатом Антиохии. Иосиф говорил мне,
что вы старые друзья, были в детстве соседями?
Так вот почему я так легко к нему попал!
Аримафеянин, наверно, разукрасил описание моей
персоны намеками, недомолвками и заставил Каи-
афу подозревать то, что требовалось: я вынюхиваю
здесь не только подоплеку исторических событий.
И разумеется любой друг легата обязательно полу
чит нежный прием в этом дворце. Я попытался
изобразить полное равнодушие:
— Легат, как всегда, в добром здравии.
Я не слышал стука в дверь, но Каиафа обер
нулся и громко сказал:
— Войдите! — Кланяясь и извиняясь, появился
молодой человек в черном хитоне с несколькими
свитками в плетеной корзинке.
— Пожалуйста, извините меня... Матиас, я пра
вильно произношу? Я должен подписать эти доку
менты, чтобы их сегодня доставили в Храм.
Я откинулся назад, довольный, что получил воз
можность изучить сидящего передо мной человека.
В его спокойных манерах и низком, почти нежном
174
голосе не было и намека на то, что в мягкие по
лотняные одежды облачено хладнокровное и чрез
вычайно хитрое человеческое существо, каким впо
следствии предстал Каиафа во многих трудах пи
сателей и историков, признанных беспристрастны
ми. Первосвященники до него приходили и уходили
так быстро, что за шестьдесят пять лет на этом
посту сменилось пятнадцать человек, причем трое
продержались менее двенадцати месяцев, а этот,
кажущийся безвредным и простоватым маленький
человечек успел прослужить семь лет при проку
раторе Валерии Грате и еще десять лет при его
преемнике Понтии Пилате.
Не считая очень тонких и бледных губ, его ма
ленькое гладкое лицо не имело каких-либо ярких,
запоминающихся черт, а острая белая бородка была
такой же, как у посетителей, встреченных мной
в вестибюле, и у молящихся, что я видел раньше
в Храме. Грудь его была облечена в плотно при
легающий жилет, расшитый золотыми и голубы
ми нитями, который был одет поверх блестящей крас
ной рубашки. На маленьких, как у ребенка, но
гах— золотые сетчатые сандалии. Аскет в царских
одеждах.
Когда служка удалился из комнаты, Каиафа не
медленно возобновил разговор, будто он и не пре
рывался. Искусство, выработанное талантливым ад
министратором.
— Давно ли вы виделись с Вителлием? — вежли
во поинтересовался он.
— Три месяца, может быть, четыре,— продолжал
я лгать с тяжелым сердцем, думая, как бы сменить
тему, пока я не попал в западню.
— Для нашего народа он — справедливый и по
нимающий легат. Должно быть, ему приятно будет
узнать, что провинции под его управлением, вклю
чая и эту, получат, наконец, в империи должное
признание, когда ваш труд будет окончен и его
прцчитают.
— Надеюсь, он не будет разочарован,— скромно
заметил я.
— Но, Матиас, зная обо всех великих царях,
полководцах и пророках, я не могу понять, чем че
175
ловек, подобный этому Иисусу, заслужил хотя бы
одну строчку, написанную вашим пером.
Я собрался отвечать, но заколебался. Далеко же
завел меня Иосиф своим рассказом — идти еще даль
ше или нет? Сработает ли? Я глубоко вздохнул и
произнес, олицетворяя собой саму честность:
— Расследование истории Иисуса я начал по
предложению Вителлия.
— Вителлия? — Его голос пресекся.— Но почему? По
какой причине? Имя Иисуса не более чем пылинка
рядом с именами наших великих пророков.
— Ваше первосвященство, я знаю, что Вителлий
высоко ценит ваше мнение, но в данном случае,
он думает по-другому. Когда я последний раз был
у него, он сказал, что в прошлом любое повстан
ческое движение, возникшее в этой стране, можно
было гарантированно прекратить, подвесив лидера
на деревянном кресте. Он пояснил, что этого не
случилось, когда распяли Иисуса; напротив, через
шесть лет после того, как Пилат приказал распять
его, движение стало столь массовым, что перехлест
нуло через границы и теперь процветает в Антио
хии под носом у легата. Он сказал далее, что лю
бой человек, который может вдохновить такое ко
личество последователей, причем через столько лет
после смерти, может оказаться величайшим проро
ком из рожденных здесь. Вот почему он предпо
ложил, что я захочу включить историю Иисуса вмес
те с другими в свой труд.
На неуловимое мгновение, как мне показалось,
в глазах хозяина дворца мелькнул отблеск страха.
Он наклонился к маленькому столу из оникса и
спросил:
— Что вы успели узнать к настоящему моменту
об этом... этом Иисусе?
Я беспомощно развел руками:
— Чем больше я узнаю, тем больше запутываюсь
в противоречиях. Некоторые заявляют, что он ваш
Мессия и в храмовом дворе его возвращения ждут
со дня на день, о чем вы, конечно, знаете. Другие
отрицают это и считают его не более чем шарла
таном и мошенником. Кое-кто говорит, что были сви
детелями исцеления больных, прозрения слепых и
176
даже воскрешения из мертвых. Есть люди, настаи
вающие на том, что он просто фокусник и под
стрекатель. Многие верят даже в то, что он вос
стал из мертвых на третий день после погребе
ния, а им противостоят те, кто думает, что тело
украли из гробницы, чтобы потом дурачить народ.
Вот почему я попросил моего старого друга Иоси
фа ходатайствовать о встрече с вами. Я знаю, что
от вас, наиболее святого и уважаемого человека во
всем Израиле, я услышу правду.
Каиафа кивнул и сделал вид, что изучает вы
шивку у себя на жилете. Он ущипнул себя за одну
мочку уха, затем за другую.
— Хорошо,— сказал он.— Я сделаю все, чтобы по
мочь вам узнать правду об этом человеке. Однако
вы должны учесть, что мы имеем дело с событи
ями, которые произошли шесть лет назад, а память,
особенно о делах неприятных, имеет свойство блек
нуть. Так что конкретно вы хотели бы узнать?
— Давайте начнем, если вы не возражаете, с
вашего рассказа о том, как вы впервые узнали о
его существований. Для упрощения нашей беседы
пусть время событий будет соотнесено с датой его
распятия.
Первосвященник погладил бороду и медленно
заговорил, тщательно подбирая слова:
— Насколько я помню, мы впервые услышали
рассказы об Иисусе, возможно, месяцев за десять
до его казни. Рассказы эти были довольно обычны
для такого рода слухов. Как вы знаете, каждый
еврей ждет прихода Мессии, который приведет наш
народ в вечное Царство Небесное здесь на земле.
Бог однажды обещал нашему предку Аврааму, что
через него и через его потомков весь мир будет
благословлен, и однажды мы насладимся плодами
мира и изобилия. Мы верим, что Бог продолжает
напоминать нам о своем обещании через слова тех,
кого мы называем пророками, через таких как
Исайя, Иеремия, Самуил, Иезекииль и Моисей. При
ходится с неизбежностью принимать, что земля, дав
шая столько действительно Божьих посланцев, ки
шит и бесчисленным количеством лжепророков, ко
торыми движут эгоистические, низменные интере
177
сы. Так что важнейшая из моих обязанностей как
первосвященника есть защита чистоты и целостно
сти Израиля всеми средствами, какие имеются в
моем распоряжении, от яда, распространяемого по
добными самозванцами.
— Вы считали Иисуса еще одним лжепророком?
— Сначала я не придавал особого значения рас
сказам об Иисусе. Поступило несколько сообщений
от наших друзей в Галилее, в которых говори
лось, что этот человек кого-то исцелил, но я не
обратил внимания на их донесения, потому что речь
шла о полуграмотном плотнике из бедного ма
ленького городка под названием Назарет.
— Сообщалось, что человек может исцелять, а
вы даже не полюбопытствовали?
— О чем любопытствовать? У нас много фокус
ников и мошенников, которые путешествуют по
стране, обманывая народ. Такие сообщения поступа
ют постоянно. Однако через несколько недель пос
ле первого сообщения я получил еще одно, вызвав
шее у меня и гнев, и любопытство.
Я кивнул, показывая, что внимательно слушаю.
— Мне рассказали, что родители* принесли сво
его разбитого параличом сына в Капернаум, в тот
дом, где проповедовал Иисус. Несли они его на пос
тели, где он всегда лежал, не вставая. Толпа, собрав
шаяся послушать проповедь, была столь велика, что
они не смогли войти в дом и подняли мальчика
вместе с лавкой на крышу, раздвинули солому, при
вязали ребенка к его ложу и опустили на веревке
в комнату, где говорил Иисус. Когда Иисус увидел
это, он был так тронут их верой, что сказал: «-про
щаются тебе грехи твои»**. Несколько книжников***
присутствовали там, в том числе тот, кто сообщил
мне об этом случае, и они все подумали: как Иисус
осмеливается на такое богохульство, поскольку правом
* Лк. 5:18, 19
** Лк. 5:20.
*** Книжники — не секта и не политическая партия. Это знато
ки Закона; их называли также «законниками» или «учителями»
(раввинами). Они толковали Закон применительно к повседневной
жизни. Иисуса Его ученики также называли Учителем (Равви). Хотя
Он и не учился в раввинской школе, но очень хорошо знал и по
нимал Закон, что удивляло многих профессиональных раввинов.
178
прощать грехи обладает только Бог. Хотя они не
высказали вслух своего протеста, опасаясь гнева тол
пы, Иисус повернулся к ним и спросил, почему они
думают такое в сердцах своих. Затем снова задал
вопрос книжникам: что легче, сказать мальчику о
прощении его грехов или сказать ему: «встань и
иди». Затем сказал, что Сын Человеческий имеет
право прощать грехи, и в доказательство этого он
готов снова обратиться к мальчику, и сделал это,
произнеся: «...тебе говорю: встань, возьми постель
твою и иди в дом твой»*. И мальчик, как утвер
ждает мой свидетель, поднялся, взял постель и про
шел через толпу, потрясенную случившимся.
— Каиафа,— обратился я намеренно по имени,—
такое исцеление можно назвать обычным среди фо
кусников, которые, по вашим словам, бродят по
всюду?
— Нет. Присутствовавшие заявили, что никогда не
видели ничего подобного, особенно в случае пара
лича.
— Что подразумевал Иисус, говоря о себе как о
Сыне Человеческом?
Первосвященник пожал плечами:
— Эта фраза часто встречается в наших книгах
и псалмах, означая человека простой и чистой
жизни.
В этот момент я не смог удержаться:
— Но разве ваш пророк Даниил не писал, что
«уподобившись Сыну человеческому спустится с не
бес... и дано будет ему царство... вечное царство»?**
Каиафа выпрямился в своем кресле, с подозрени
ем вглядываясь в меня.
— Да,— сухо, тихим голосом произнес он, но ни
объяснения, ни отповеди не последовало.
— Значит, ваша озабоченность была вызвана не
тем, что Иисус использовал фразу «Сын Челове
ческий»?
— Да,— подтвердил он уж е обычным голосом,—
в основном его богохульством. Присвоение права
прощения грехов есть тяжкое оскорбление Богу и
* Лк. 5:24.
** В Библии этот текст выглядит иначе: см. Дан. 7:13, 14.
179
по нашим законам наказывается смертью через по
битие камнями. Я немедленно разослал послания
многим людям, связанным с Храмом, и священникам,
живущим на севере страны, с просьбой держать
меня в курсе того, что в точности этот человек
говорит и делает. Наш верховный суд, синедрион,
не имеет власти за пределами Иудеи. Но я решил
приготовиться к тому времени, когда Иисус прибу
дет в Иерусалим. Я был уверен, что это произой
дет в пасхальные дни.
— Что вы узнали о его последующей деятель
ности?
— По правде говоря, то была смесь добра и зла.
Мы услышали, что Иисус исцелил прокаженного
и двух слепых, но в то же время он ел и пил с
мытарями и грешниками. Он вернул речь немому,
исцелил одержимого бесами, но затем жал пшени
цу в субботу и ел без омовения рук. Однажды он
даже исцелил сухорукого, и причем нагло, перед
толпой, в субботу!
— Но разве и в том и в другом случае не уко
ряли его фарисеи за то, что он не соблюдает суб
боту? Разве не ответил он им столь логично, что
они не нашли возражений, ушли и начали гото
вить заговор, планируя уничтожить его?
Каиафа ошеломленно посмотрел на меня:
— Что вы сказали?
— Разве вам не сообщили, что Иисус, выслу
шав порицание фарисеев за то, что он и его уче
ники работают в субботу, собирая колосья, напомнил
им о Давиде, который, будучи голоден, вошел в
священный алтарь храма и съел святой хлеб, а
также поделился им с теми, кто был с ним?*
Иисус сказал, что суббота для человека, а не че
ловек для субботы. А затем, когда он исцелил че
ловека с сухой рукой в субботу, он спросил тех,
кто нападал на него, что можно по Закону делать
в субботу: делать добро или делать зло, спасать
жизнь или убивать — и фарисеи не могли найти
ответа на вопрос.
* В Библии этот эпизод выглядит иначе: Давиду и его спутни
кам священный хлеб дает священник Ахимелех из храма в Номве.
1 Цар. 21:1-6.
180
— Откуда вы знаете все это? Сколько времени
вы собираете сведения об Иисусе?
Я чуть было не ответил: двадцать лет. После
этого спешно опускаем занавес — спектакль окончен!
— Много месяцев. То занимаюсь, то бросаю. Ска
жите мне, Каиафа, не случалось ли вам иниции
ровать проведение активного расследования деятель
ности Иисуса?
— Активного расследования?
— Я хочу сказать, не давали вы специального по
ручения священникам или другим людям, искушен
ным в вашем Законе, спровоцировать своими воп
росам такие ответы, которые дали бы возмож
ность обвинить Иисуса в нарушении Закона или,
по меньшей мере, настроить людей против него?
— Уважаемый историк! — Он ощетинился, подняв
вверх руки со сжатыми кулаками.— Я первосвящен
ник и моя честность во всем широко известна.
Спросите вашего прокуратора, если вы подозрева
ете противное. Я нахожу ваш вопрос обидным и
оскорбительным. Помимо всего прочего я еще и
саддукей. Все саддукеи живут строго по предпи
саниям нашего святого писаного Закона, и ни один
из нас не может и вообразить подобного злого
умысла.
— Простите меня. А фарисеи?
— Я не могу говорить за них. Я знаю многих
фарисеев, людей уважаемых и честных, знаю
также многих, о ком этого сказать нельзя. В отли
чие от нас они соблюдают также неписаные ко
дексы и изменяют законы Моисеевы, когда измене
ния благоприятны для их эгоистических интересов —
обычно законы от этого лучше не становятся.
— Значит, вас не было среди тех, кто спросил
Иисуса однажды в Храме, законно ли отдавать
дань кесарю?
— Не было, хотя мне сообщили, что в ответ он
попросил показать ему монету, а когда ему пока
зали, спросил, кто на ней изображен; получив от
вет: «Кесарь»,— он произнес: «...отдавайте кесарево
кесарю, а Божие Богу»*.
* Мф. 22:21.
181
— Вы, случайно, не присутствовали,— спросил я,—
когда Иисуса спросили, не противоречит ли Закону,
когда муж отсылает жену по какой-либо причине?
— Нет, хотя, насколько я знаю, ответ состоял в том,
что соединенное Богом не человеку разделять. Он еще
что-то сказал по этому поводу, но я не помню.
— Вы знаете, Каиафа, что весьма мудрые
люди пытались поймать его на слове в ряде слу
чаев и всегда терпели неудачу?
Он кивнул:
— Иисус был хитрый и опасный человек. Его
словами и деяниями, несомненно, руководил сатана.
Смерть Иисуса пришлась очень кстати для нашего
народа.
— Когда, наконец, вы решили выступить про
тив него? Он при каждой возможности открыто
проклинал тех, кто стоит у власти, а вы, кажется,
проявляли великое терпение и терпимость в течение
долгого времени.
Обмен любезности на информацию был для меня
делом новым.
— Я проявил больше терпения, чем вы можете
себе вообразить,— вздохнул Каиафа.— И фарисеи и
друзья-священники, многие члены синедриона, мои
соратники-саддукеи постоянно возмущались его по
ведением и требовали от меня решительных дей
ствий. Я ощущал настойчивое давление с их сто
роны. Все хотели, чтобы я остановил этого мошен
ника, пока он не подбил народ на насилие и вос
стание, которое навлечет гнев Пилата на всех нас
и превратит улицы в реки крови.
— А затем случилось что-то, заставившее вас
вмешаться?
— Да, однажды ночью я получил несколько со
общений, все из исключительно достоверных источ
ников, что Иисус успешно воскресил мертвого в Ви
фании, после того, как человек пролежал в гроб
нице три или четыре дня. На следующее утро на
улицах и во дворе Храма ни о чем ином не го
ворили. Я собрал синедрион и ведущих членов из
той и другой партии и спросил их, что мы дол
жны делать с человеком, который творит чудеса.
— Чудеса? Не магические трюки?
182
— Нет-нет, к тому моменту мы уже были убеж
дены, что он действительно творит чудеса, но не
сомневались также, что без помощи сатаны здесь
не обошлось.
— Но, Каиафа, мне сказали, что однажды к
Иисусу привели человека слепого, немого и одер
жимого бесами, и он исцелил его. А фарисеи ска
зали: все это сделано с помощью Вельзевула, царя
бесов. Иисус же спросил их, как он может изгнать
бесов с помощью их же царя; в ответ фарисеи без
молвствовали. В любом случае, каков результат ва
шей встречи по поводу чуда в Вифании?
Первосвященник посмотрел на высокий темный
потолок, делая вид, что сосредоточенно пытается
вспомнить.
— Я помню, что почти каждый высказал одни
и те же опасения: если этому человеку позволить
и дальше проповедовать, он совратит весь народ
и поведет его за собой. В итоге вмешаются римляне
и отнимут у нас все, даже наш народ. Когда об
суждение закончилось, я объявил свое решение: для
нас лучше, чтобы один человек умер, но не погиб
весь народ. Остальные были согласны с моим при
говором, и были отданы приказы, разосланные по
всей стране. В них говорилось: если кто-либо зна
ет, где найти Иисуса, который уж е ушел иЗ Ви
фании, пусть незамедлительно известит об этом си
недрион. Однако я был уверен, что его прихода в
город осталось ждать недолго. Быстро приближа
лись пасхальные праздники, и, полагаясь на свой
опыт, я был уверен, что Иисус не устоит перед ис
кушением порисоваться перед громадными толпами,
которые собираются в Храме в эти дни. Так обыч
но поступали все возмутители спокойствия, с кото
рыми мне приходилось иметь дело прежде.
— И вы оказались правы.
— Да,— мрачно подтвердил он,— прав, но и бес
печен. Было около полудня первого дня недели, за
шесть дней до начала пасхальных праздников, и
Храм уже был переполнен паломниками. Ко мне
мнился начальник храмовой стражи, нарушив мой
послеобеденный сон, и доложил, что Иисус только
что вошел в Храм с группой своих последовате
183
лей, перевернул столы менял, выгнал их из Храма
и освободил голубей из клеток. При этом он кри
чал: «Не написано ли: “дом Мой домом молитвы
наречется для всех народов”? а вы сделали его
вертепом разбойников»*. Когда я спросил начальни
ка стражи, где теперь Иисус и кто его охраняет,
подразумевая, что разбойник арестован за свое от
вратительное поведение и сидит в одном из ка
зематов Храма, тот скорчился и ответил, что ни
он, ни его люди не могли схватить смутьяна, по
скольку огромная толпа поощряла и приветствовала
Иисуса. Я столь разгневался на этого жалкого тру
са, что ударил его по щеке. Будь он подчиненным
Пилата, его бы тут же казнили за неисполнение
своего служебного долга.
— Что же произошло дальше, вы помните?
— Совершив свое преступление против Храма,
Иисус тут же покинул город и направился вместе
со своими сообщниками в Вифанию, в дом Мар
фы, Марии и Лазаря, того человека, которого он
воскресил из мертвых.
— Вы з н а л и , где остановился Иисус?
— Конечно. Установить место его пребывания было
не трудно, потому что за ним постоянно следовали
те, кто называл себя учениками новоявленного про
рока, а их насчитывалось не меньше дюжины.
— Я не понимаю. Если вы знали, где он нахо
дился, почему же в тот же вечер не послали
стражу в Вифанию и не арестовали его за пре
ступное поведение в Храме?
Каиафа потер свои мягкие ладони и отвел взгляд:
— Потому что, говорю об этом с сожалением, сре
ди нас многим не хватало мужества. Не прошло и
часа после ухода Иисуса из Храма, как я созвал
совещание в том же составе, который несколько
недель назад так приветствовал мое решение пре
дать Иисуса смерти. Я рассказал им о бесчинствах
в Храме, о нападении на менял, а также о том, что
знаю, где найти преступника. Конечно, я не нуж
дался в их разрешении, чтобы начать действовать,
но подумал, пока народ в таком настроении, ра
* М к. 11:17.
184
зумнее ничего не предпринимать, не заручившись
предварительно поддержкой лидеров партий.
Каиафа сейчас нес чушь, характерную для пред
ставителей власти всех времен. В переводе это
означало: он не хотел, чтобы ответственность за
смерть Иисуса была возложена на него.
— Первосвященники, которые злоупотребляют сво
ей властью,— продолжал он,— обычно быстро теря
ют все. Я снова спросил совета у собравшихся и,
к своему разочарованию, узнал, что многие пере
думали и не хотели избавляться от Иисуса. Один
из фарисеев сказал, что если Иисус осмелился пе
ревернуть столы менял в присутствии многочислен
ной храмовой стражи во дворе, то, должно быть,
он сделал это, зная,' что у них не хватит сил
схватить его. Другой опасался, что если у него
хватило могущества воскресить человека уже по
гребенного, то он может, не колеблясь, поразить
всех нас насмерть, если мы прикажем арестовать
его. Я вышел из себя. Эти люди, обладающие вла
стью, самые влиятельные и уважаемые в городе,
повели себя как испуганные старые бабы, уговари
вая меня отложить какие-либо действия против
Иисуса, пока они не взвесят все «за» и «против».
Я пристыдил своих советников за слабость и ска
зал, что если мы позволим Иисусу воздействовать
своей магией на народ всю пасхальную неделю,
то потеряем все. Они остались глухи к моим сло
вам. Никто не хотел связываться с этим делом.
— Насколько я понимаю, Иисус вернулся в Храм
на следующий день.
— Да, он вернулся — и вел себя так, будто не
сделал ничего плохого и ему нечего бояться. На этот
раз вокруг него собирались даже малые дети и при
ветствовали его, как приветствуют Мессию: «Осанна
сыну Давидову!» Я смотрел на это из окна верх
него этажа, пока не почувствовал, что не могу боль
ше выносить ни приветственных криков, ни само
го зрелища. Тогда я спустился во двор, один, и встре
тил его. Не следовало мне опускаться так низко.
— Почему?
— Когда толпа увидела, что я приближаюсь к
нему, то все сгрудились вокруг. Я подошел к
185
Иисусу вплотную, чтобы в этом гаме он смог меня
услышать, и спросил, понимает ли он, что кричат
дети. Он только улыбнулся в ответ, поднял руки
и сказал: «Устами детей и младенцев...» Я был в
ярости. Он насмехался надо мной! Я показал на ме
нял, которых он изгнал, снова вернувшихся, чтобы
продолжать свое полезное дело, и спросил, кто
облек его властью, позволяющей ему так посту
пать. Он сказал, что сначала задаст мне вопрос
и, если я отвечу на него, тогда он скажет: чьей
властью. Я согласился, и он захотел узнать, было
ли совершенное Иоанном крещение от небес или
от человека. Я не знал, что ему ответить перед
толпой. Если я сказал бы ему, что от небес, то он
спросил бы меня, почему я не верю в Иоанна. Если
я скажу — от человека, все те, кто все еще верит
в Иоанна, сразу станут моими противниками. На
конец я ответил Иисусу, что не могу ему сказать,
и он тут же отреагировал: «...и Я не скажу вам,
какой властью это делаю»*. Я повернулся, чтобы
позвать стражу и арестовать его, но, увидев на
строение толпы, придержал язык и удалился. И в
тот же самый день ко мне пришел Иуда Искари
от, как будто посланный Богом, чтобы разрешить
мою ужасную дилемму.
— Тот самый человек, который был у Иисуса
и группы сподвижников казначеем?
— Да, и поначалу один из самых яростных его
адептов**. Его признание дало мне тот трут, в ко
тором я нуждался, чтобы разжечь огонь под теми,
кто боялся Иисуса. Иуда, да благословит его Бог,
сделал кажущуюся непосильной для решения задачу
не более трудной, чем арест любого заурядного
преступника.
— Я... я не понимаю,— запинаясь, промолвил я.—
Иуда, как я узнал от последователей Иисуса, от
ветственен только за предательство, которое выра
зилось в том, что он передал Иисуса в руки ва
ших людей, приведя их в Гефсиманский сад и
указав на него.
* Мк. 11:23.
** Адепт — ярый последователь, приверженец какого-либо учения.
186
Каиафа покачал головой.
— Он сделал гораздо больше. Он оказался ключом.
— Ключом?
— Когда Бог направил его ко мне за три дня
до начала нашей Пасхи, Иуда уже был разочаро
ванным и сломленным человеком. Он сказал, что
сначала пошел за Иисусом, потому что верил в
этого человека, видел в нем вождя, который помо
жет нашему народу сбросить римское иго.
— Мессия с мечом, великий освободитель, подоб
ный Давиду?
— Да. Но, по мере того как шло время, Иуда на
чал сознавать, что совершил тяжкую ошибку. Иисус
говорил о «грядущем Царстве», но не о «земном
Царстве». Вместо того чтобы призывать людей к
объединению для свержения власти кесаря, он пропо
ведовал любовь к врагам своим, чего Давид никогда
бы не сказал. Я помню, что Иуда упал передо мной
на колени, схватил полу моей одежды, рыдая и
умоляя подсказать, что он может сделать во искуп
ление своего страшного заблуждения. Я спросил, не
слыхал ли он, чтобы Иисус называл себя Мессией.
— Никто, насколько я понимаю, не сообщал вам,
что Иисус когда-либо провозглашал себя Мессией.
— Правильно. Именно в ответ на мой вопрос
Иуда сказал, что, когда их группа была далеко на
севере, в месте, называемом Кесарией Филипповой,
Иисус обратился к апостолам, спросив, кем они его
считают, и Петр провозгласил, что Иисус — Мессия.
Иисус предупредил их, что говорить об этом ни
кому нельзя.
— И вы сочли сказанное признанием Иисуса в
том, что он Мессия?
— Да, хотя синедриону одного свидетеля для при
говора недостаточно. Но Иуда оказался бесценным
в данном деле, рассказав, что Иисус,, особенно в
последние недели, много раз пророчествовал о своей
смерти от рук власть имущих; говорил он и о
странном поведении Иисуса, из чего следовало,
что при попытке ареста тот вряд ли окажет ка
кое-либо сопротивление. Хотя сказанное казалось
маловероятным в отношении человека, с которым я
столкнулся во дворе Храма, но именно это мне и
187
надо было услышать. Я созвал третье совещание
в том же составе, собрав всех, кто не хотел
предпринимать активных действий против Иисуса,
и заставил Иуду повторить перед ними все про
рочества, которые изрек Иисус относительно своей
судьбы. Когда совет услыхал слова Иуды, то к
его членам вернулось мужество, и я смог собрать
подавляющее большинство голосов в пользу немед
ленного ареста и суда, с условием, что мы сдела
ем все быстро и не вызовем волнений в городе.
Выбор времени и места был оставлен за мной. Я
вознаградил Иуду некой суммой в серебре и ве
лел ему возвращаться к Иисусу, где он мог при
нести нам наибольшую пользу, донося о любых
непредвиденных обстоятельствах и действиях и о
всех передвижениях Иисуса.
Я внезапно подумал о Китти. Вскоре после того,
как я начал исследования для «Комиссии по делу
Христа», она подарила мне экземпляр книги Аль
берта Швейцера’ «Исследование об историческом
Иисусе». Я вспомнил мнение Швейцера, который на
стаивал, что главный вопрос об Иуде заключается
не в том, почему он предал своего учителя, но ч т о
он предал. Теперь очевидно, что Швейцер был прав.
Иуда предал не только веру учителя в то, что он
Мессия, но, еще хуже, уверил врагов Иисуса, что,
приняв решение об аресте, они не подвергнут себя
опасности, поскольку Иисус был в любом случае
готов пожертвовать своей жизнью. Я услышал, как
задаю следующий вопрос:
— Что ж е произошло потом?
— Вечером, в самом начале пасхального ужина,
ко мне заявился полубезумный Иуда и сказал, что
Иисус вместе со своими апостолами сидит за празд
ничным столом в доме вдовы Марии и снова го
ворит о своей смерти от рук власть имущих. Более
того, бормотал Иуда, Иисус заявил, что смерть про
изойдет очень скоро. Поскольку все люди собра
лись на святой ужин и улицы города были пусты, я*
* Швейцер Альберт (1875— 1965) — мыслитель, протестантский
теолог и миссионер, врач, музыковед, органист. Исходный принцип
мировоззрения —■«преклонение перед жизнью» как основа нравст
венного обновления человечества.
188
понял, что лучшей возможности у меня никогда не
будет. Я решил взять его в эту ночь.
— Понтий Пилат оказал вам помощь в аресте
и суде, не так ли?
— Оказал. Мне нужно было опереться на авто
ритет и власть Пилата, чтобы люди не обвинили
синедрион или меня в несправедливости и предвзя
тости по отношению к их любимцу. Я также по
требовал от Пилата одобрения приговора о смерт
ной казни, если таковой последует по решению суда.
Оставив Иуду ждать в моем доме, я поспешил в
крепость Антония, где на время Пасхи размещалась
ставка прокуратора. Я просил Пилата оказать не
медленное содействие в аресте опасного самозванца,
который может доставить нам обоим много неприят
ностей во время праздничных дней, если предоста
вить ему свободу и дальше подстрекать людей. Сна
чала он отказался, сказав, что лжепророки — моя
епархия, и я должен разбираться с Иисусом сам. Од
нако мы с Пилатом, несмотря на все различия меж
ду нами, умудрились проработать вместе на благо
Иудеи уж е десять лет, и поэтому он наконец со
гласился отправить нескольких солдат к моему двор
цу, и отсюда они должны были сопровождать хра
мовую стражу, нескольких священников, Иуду и меня
к дому вдовы Марии, чтобы произвести арест.
— К дому вдовы Марии?
— Да, где, как сказал Иуда, Иисус ужинал.
— Что произошло потом?
— Я вернулся сюда и ждал во дворе появления
воинов Пилата. Помню, что было холодно, и я раз
решил своим людям разжечь костры во дворе. Мы
ждали больше трех часов! Обычная маленькая шут
ка Пилата, думал я, но когда его люди наконец при
были, я пришел в ярость, поскольку шутка проку
ратора походила на издевательство: вместо того что
бы' послать несколько солдат, обозначив тем самым
санкцию Рима в этом деле, он отправил мне три
центурии— три сотни вооруженных легионеров— под
руководством центуриона, которого я знал. Когда я
спросил Фабия, зачем потребовалось такое войско,
он, не зная всех обстоятельств, ответил, что проку
ратор послал его с поручением оказать содействие
189
в аресте опасного бунтовщика, который возглавляет
вооруженную банду, численность которой неизвес
тна, и угрожает захватом власти, желая провозгла
сить себя «царем евреев». Вот так Пилат! Я почти
вышел из себя, поскольку бежал наперегонки со
временем и знал, что проигрываю.
— Почему вас так обеспокоила задержка, ведь
вам было известно, или вы думали, что вам из
вестно, где находился Иисус?
— Матиас, на закате следующего дня начиналась
наша Пасха, а также суббота, и все суды и на
казания на семь дней праздника строжайше запре
щены нашими законами. У меня оставалось всего
семнадцать часов. За это время для успешного ре
шения своей задачи я должен был успеть аресто
вать Иисуса, привести его на суд синедриона и
выполнить вердикт суда. Иначе нам пришлось бы
держать его в заключении всю пасхальную неде
лю. Я опасался, что, как только новость о его аре
сте распространится в народе, вне всякого сомнения,
начнутся волнения, особенно со стороны галилейских
головорезов, наводнивших город. Таким образом, во
главе совершенно ненужного войска, достаточного
для взятия Переи, Иуда и я отправились к дому вдо
вы Марии для ареста одного невооруженного чело
века, который к тому же, по словам Иуды, ж аж
дал, чтобы его схватили.
— И когда вы прибыли, никого там не было.
— Только несколько женщин и молодой чело
век. Я был уверен, досадная задержка из-за Пила
та дорого мне обойдется, надо мной будут поте
шаться все, включая членов синедриона, когда они
узнают, как Иисус исчез у нас из-под самого
носа. И конечно, то, что ему удалось ускользнуть
от нас, припишут его магической силе.
— Что вы сделали?
— Я был в неистовстве. Схватив Иуду, я в от
чаянье тряс его, пока он не вскричал: «Гефсиман-
ский сад! Он должен пойти в Гефсиманский сад!
Если Иисус не ждет меня там, как всегда, то он
должен вернуться в Вифанию вместе со всеми». Я
знал, что моим ногам не осилить путешествия че
рез гору, а то и дальше, поэтому приказал Фа-
190
бию и двум моим помощникам идти вместе с
Иудой и солдатами в сад. Если там не окажется
Иисуса, им было велено пройти прямо к дому в
Вифании. Я напомнил солдатам храмовой стражи,
что арестовать надо только Иисуса, которого, что
бы не было ошибки, поможет опознать Иуда.
— Почему только Иисуса?
— Я считал, что другие не опасны и разбегутся
по своим деревням на севере, как только их пред
водитель умрет и будет похоронен.
— Ошибка.
— Да, надо было всех изолировать, пока их была
всего дюжина. Теперь счет идет на тысячи! В лю
бом случае, конвой должен был доставить пленни
ка ко мне, но Фабий возражал: Пилат распорядил
ся, заявил он, оказать помощь только в захвате и
аресте; как только это будет исполнено, воины
должны немедленно вернуться в крепость. Наконец
мы достигли компромисса: Фабий с неохотой согла
сился привести Иисуса в дом Анны, моего тестя,
который живет около римской крепости. Доставить
оттуда Иисуса через весь город в мой дворец долж
на была Храмовая стража. Конвой с пылающими
факелами ушел через южные городские ворота, а
я вернулся сюда, чтобы вызвать тех, кто ранее со
гласился свидетельствовать против Иисуса, когда бы
он ни предстал перед судом. Затем я уведомил
членов синедриона о необходимости немедленно при
быть ко мне, поручив курьерам сказать им: мы
удалим занозу из тела Израиля. Менее чем через
час один из моих чиновников сообщил, что плен
ник доставлен и содержится в большом зале, всего
несколько ступенек вниз от этой комнаты, а члены
синедриона уж е заняли свои места там, ожидая,
когда я начну заседание суда.
— Ваше первосвященство,— обратился я,— не ис
полните ли вы мой маленький каприз?
— Если это в моей власти.
— Историк должен увидеть место, где произош
ли события, о которых он пишет. Я уже посетил
ваш великолепный Храм, Гефсиманский сад и
гробницу, из которой восстал Лазарь. Могу я взгля
нуть на зал, где судили Иисуса?
191
Он поколебался немного, пожал плечами и встал:
— Пойдемте со мной.
Помещение, в которое мы вошли из темного
коридора, явно не использовалось для каких-либо
официальных мероприятий, и довольно давно. Пле
теные корзины, громадные ящики, сундуки и раз
битая мебель были небрежно нагромождены вдоль
одной из мраморных стен, испещренных желтыми
пятнами; на другой стороне зала полукругом стояли
три ряда неполированных деревянных лавок. Другой
мебели в затхлом зале совещаний не было. Камен
ный пол покрывал столь толстый слой пыли, что
мои сандалии оставляли глубокие темные отпечатки.
Я кивнул на скамейки:
— В ту ночь члены синедриона сидели там?
— Да.
— А ваш пленник, где он был во время суда?
Сандалии Каиафы подняли маленькие облачка пы
ли, когда он шумно прошлепал через комнату. Я
видел, что ему начинают надоедать мои вопросы.
— Иисус стоял здесь, лицом к суду и свидете
лям. За ним стояла стража. Свидетелей приводили
из коридора и ставили около Иисуса, тоже лицом
к суду. Я сидел на этой скамейке, в центре, со
мной, по обе стороны от меня, сидели писцы по
мощники из книжников, знающие закон.
Я прошел туда, где находился Иисус, в то время
как Каиафа, возможно по старой привычке, сел на
центральную скамейку, смахнув предварительно ру
кой пыль. Теперь он сидел, прикрыв глаза, лицом
ко мне. Стоя на том месте, куда поставили Иисуса
его враги, я пытался вообразить, как все это выгля
дело тем ранним утром: отвратительно пахнущие
масляные светильники и свечи давали неровный
мерцающий свет; мрачные удлиненные тени, как
призраки скользили по стенами и полу; люди, об
ладающие влиянием и властью, поднятые из теплых
постелей после обильного праздничного ужина с
возлияниями, общий настрой которых ближе к лин
чующей толпе, чем к верховному суду, особенно в
этой обстановке, от которой кровь стынет в жи
лах, и пленник, стоящий перед ними, похожий на
кого угодно, но только не на Мессию, с руками,
192
крепко связанными за спиной, с лицом, утомлен
ным после долгого дня и ночи, со следами побоев,
нанесенных при аресте.
Я с трудом заставлял себя оставаться невозмути
мым и беспристрастным, стоя на невидимых отпе
чатках ног Иисуса. Спокойствие давалось мне не
легко— Каиафа не сводил с меня глаз. Я махнул
рукой в сторону скамеек:
— В синедрионе семьдесят членов, не так ли?
— Да, вместе со мной как председательствую
щим, хотя я не имею права голоса при вынесении
приговора.
— Они все были здесь в ту ночь?
— О нет. Поздний час, далекое расстояние не
позволили многим присутствовать. Однако для кво
рума нужно только двадцать три человека, а здесь
собралось по меньшей мере тридцать, перед тем
как начался допрос свидетелей.
— Вы уведомили всех членов синедриона?
— Не припоминаю. Но, конечно, те, кто живет
поблизости, были приглашены.
— Дом Иосифа из Аримафеи удален на рассто
яние короткой пешей прогулки отсюда, но он ска
зал мне, что не был вызван,— заметил я.— Не был
вызван и его друг Никодим. Кстати, не вы ли
умышленно забыли уведомить тех членов, кото
рые, по вашему мнению, могли проявить милосер
дие по отношению к пленнику?
Даже при свете единственного пыльного луча
солнца мне стало видно, насколько побледнело
лицо первосвященника. Его голос дрогнул:
— Как другу Вителлин я бы посоветовал вам по
думать, прежде чем высказывать подобную клеве
ту в мой адрес. Я отвергаю ваши домыслы, ува
жаемый историк. Принимая во внимание поздний
час, количество собравшихся было вполне достаточ
ным.
— Простите меня, ваше первосвященство. Я прос
то повторяю то, что слышал. Пожалуйста, расска
жите мне о суде.
— О суде мало что можно рассказать,— надмен
но продолжал он.— Суд был недолог. Иисус в конце
концов сознался в богохульстве и в соответствии
7-638
с нашим законом синедрион счел, что он заслу
живает смерти.
— Ваши свидетели убедили суд?
— А-а-а, только напрасно заняли наше время.
Первые семь или восемь человек, вызванных в зал,
рассказали истории, которые настолько противоре
чили друг другу, что у нас не осталось выбора и
мы вынуждены были исключить их свидетельства
как бесполезные. Священника, которому я поручил
подготовить свидетелей, пришлось в ту же ночь
выгнать из Храма за глупость.
— Каиафа, я слышал, что вас обвиняют в подку
пе свидетелей, представших перед судом. Говорят, что
показания, которые были необходимы для вынесения
приговора, противоречивы потому, что вы не суме
ли должным образом объяснить свидетелям их задачу.
Его тонкие губы презрительно изогнулись.
— То, что вы позволили себе хотя бы выслушать
такие инсинуации, показывает, что вы перепутали
наш высокий добродетельный суд с обычной, на
сколько я понимаю, судебной практикой в Риме.
Я слегка поклонился и улыбнулся. Первосвящен
ник умел возвращать удары.
— Что произошло, когда вы отказались от всех
своих свидетелей?
— Привели старика, продавца безделушек у Хра
ма, которого все мы знали. Он засвидетельствовал,
что Иисус однажды сказал толпе у западной сте
ны Храма: «Я разрушу Храм рукотворный и в три
дня построю другой — нерукотворный».
— Именно такое свидетельство вам было нужно,
чтобы приговорить его, не так ли?
— Именно таким оно и было. Эти слова — оче
видное богохульство против дома Божьего, а наш
закон требует: того, кто чернит Храм и богохуль
ствует, следует покарать смертью. Но свидетельст
ва одного человека недостаточно для приговора, не
обходимо иметь два показания. Мы вызвали еще
одного человека, чтобы он дал показания по тому
же эпизоду, но он повторил слова Иисуса по-дру
гому: «Я могу разрушить Храм и построить его
за три дня». Среди членов суда сразу послыша
лись разочарованные реплики, ведь эти два сви
194
детельства не согласовывались между собой. Пер
вый свидетель слышал, как Иисус сказал «разру
шу», а второй утверждал, что были произнесены
слова «м о г у разрушить», а в этом заявлении нет
богохульства, только тщеславное хвастовство*.
— Вы знаете, теперь его апостолы утверждают,
что, произнося эти слова около Храма, Иисус имел
в виду не здание, но свое тело, а три дня — это
то время, которое он проведет в гробнице.
Каиафа кивнул:
— Я слышал о таком извращенном толковании
слов. Апостолы стали довольно искусными в тол
ковании высказываний своего учителя, желая под
твердить нелепое утверждение, будто он восстал из
мертвых.
— Итак, вы были вынуждены отвергнуть свиде
тельства и тех двоих?
— Да, и сделал это с тяжелым сердцем, посколь
ку больше свидетелей у меня не было. По настрое
нию членов синедриона я чувствовал, что уж е ли
шился изрядной доли уважения в их глазах. Я под
нял уважаемых людей холодной ночью и заставил
участвовать не в осуждении Иисуса, а в его оп
равдании. Я встал и обратился к обвиняемому: «Мо
жешь ли ты сказать что-нибудь в свое оправдание?
Ты слышал, что все свидетели говорят против тебя?»
— Что он ответил?
— Он не промолвил ни слова. Он просто стоял
тут и внимательно смотрел на меня, зная, что по
законам нашего суда он ни в чем не виновен.
Когда я повернулся лицом к синедриону, то увидел,
что несколько человек встали, видимо собираясь
уходить, а некоторые перешептываются. Я знал о
чем. Они возложили на меня ответственность за
избавление народа от преступника, а я не сумел с
ним справиться. Пошатнется мое положение даже в
Храме, когда весть о случившемся, с помощью
моих недругов, дойдет до Вителлия. Внезапно я
вспомнил нашу Клятву свидетеля, по нашему Зако
ну самую страшную и твердую клятву. Любой, кто
* В Библии иначе: «разрушьте Храм сей, и Я в три дня воз
двигну его» (Ин. 2:19).
195
связан ею, обязан отвечать. Я бросился к пленнику
и прокричал: «...заклинаю Тебя Богом живым, ска
жи нам, Ты ли Христос, Сын Божий?»"
Каиафа разгорячился, войдя во вкус рассказа о
своей победе, и мне очень не хотелось прерывать
его, но я должен был знать.
— Почему вы объединили титул «Христос», что
означает Мессия, и «Сын Божий» в одном вопросе?
Мессия, насколько я понимаю верования вашего на
рода, всего лишь ожидаемый посланник Бога, но
не Сын Его.
— Матиас, было сделано так много ложных за
явлений относительно Иисуса, что я счел возмож
ным в этом случае включить два титула в мое
обращение, на которое по Закону каждый обязан
ответить. Таким способом мы могли выяснить, что
же он на самом деле о себе думал.
— Он ответил?
— Он хорошо знал наш Закон. Он был обязан
отвечать при заклинании Богом живым и знал об
этом. Я снова спросил его: «Ты Христос, сын Бо
жий?», и он ответил: «...ты сказал; даже сказываю
вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего
одесную силы и грядущего на облаках небесных»***.
Его слова разом подняли мне настроение. Наконец
победа над этой чумой нашего народа была одер
жана. Я быстро проделал ритуальную процедуру,
обязательную для каждого, кто сталкивается с бого
хульством: разорвал на себе рубашку, не по шву,
а так, чтобы ее нельзя было починить. Затем ска
зал совету, снова занявшему свои места: «Вы сей
час слышали богохульство; что вы думаете, ува
жаемые члены синедриона?», и они ответили как
один: «К смерти!» Я приказал отвести заключен
ного в комнату нижнего этажа и содержать его
там под усиленной охраной до восхода солнца, до
которого оставалось уж е немного. Затем мы отп
равили Иисуса к Пилату.
— Почему?
— Вот уж е много лет римляне не позволяют нам
применять высшую меру наказания без санкции
* Мф. 26:63.
** Мф. 26:64.
196
прокуратора. Когда я был у Пилата предыдущим
вечером, то добился у него не только легионеров для
ареста, но и согласия санкционировать рано утром
предполагаемый смертный приговор, чтобы мы мог
ли провести казнь до заката.
Первосвященник сделал паузу, как бы ожидая
аплодисментов за хорошо проделанную работу, ко
торая определенно заслуживала нескольких страниц
в книге по истории. Оживив с моей помощью все
события в памяти, Каиафа, казалось, истратил на
них всю энергию и уверенность. Он сидел на ска
мье, обмякший, плотно сцепив руки на коленях, до
стойный больше жалости, чем ненависти. Ему не
дано было знать, что его подход к делу Иисуса,
был ли он обусловлен эгоистическими интересами
или заботой о благе страны, принесет народу, о ко
тором он, видимо, так заботился, незаслуженное по
ношение, презрение и смерть многих единоверцев
в последующие двадцать веков.
— Каиафа,— сказал я,— синедрион и вы сочли
Иисуса виновным в богохульстве, а за это преступ
ление по вашему Закону виновный предается смерти
через побитие камнями.
— Совершенно верно.
— И наказание обычно исполняют люди, которые
выступали на суде свидетелями против виновного.
— В Законе записано, что они первыми долж
ны бросить камни, а затем к ним обычно присое
диняется толпа.
— Но Иисуса не стали забивать камнями; он
был распят на кресте! И казнен он был не за бо
гохульство, а за призыв к мятежу! И не вашими
свидетелями и толпой, но римскими воинами! Что
же случилось в то утро, когда Иисус предстал
перед Пилатом? Что заставило прокуратора пол
ностью взять дело в свои руки?
Ответа не было.
— До меня дошли слухи, Каиафа, что именно
вы спланировали такое развитие событий, хотя
мнения о том, был ли у вас по этому поводу кон
фликт с Пилатом или нет, расходятся.
Человек, одиноко сидевший передо мной в про
сторном зале, нервно облизнул губы и промолчал.
197
— Что ж е произошло на самом деле, Каиафа?
— Вам придется спросить об этом у прокурато
ра. Моя юрисдикция в этом деле окончилась у во
рот крепости Антония.
— Почему бы вам не рассказать об этом? Иисус
был вашим пленником, когда его отвели к Пила
ту. Разве он не должен был оставаться под вашей
охраной до самой казни?
— Я так и думал. Поскольку у нас была санк
ция Пилата, Иисуса должны были отвести на холм
за пределы городских стен, забить насмерть кам
нями, а тело бросить в могилу для бездомных.
— Но Иисуса под вашу стражу не возвратили.
Почему?
— Я не собираюсь объяснять то, что произошло в
крепости. Ищите ответ у Пилата.
Я сделал новый заход:
— Но, по вашим словам, Пилат уже дал санкцию,
еще до того, как Иисус был арестован. Пилат уже
заявил, что разрешает вам исполнить приговор по
отношению к вашему заключенному. Что заставило
его изменить мнение и взять на себя черную работу?
Каиафа покачал головой и ничего не ответил.
Я прошел через зал и остановился почти вплот
ную к Каиафе.
— Каиафа, за время моего пребывания в вашем
городе я встречался и разговаривал с несколькими
мудрыми людьми, сведущими в ваших законах.
Некоторые из них рассказали мне, строго конфи
денциально из опасения за свою безопасность, что
все дело Иисуса сфабриковано и в нем нарушены
многие Законы святых кодексов, которые вы как
первосвященник поклялись соблюдать сами и надзи
рать за их исполнением другими. Кое-кто заходит
так далеко, что обвиняет вас и синедрион в убий
стве невинного человека, говорит, что Пилат был
в этом деле только орудием убийства.
— Убийство? Я? Незаконно? Кто осмеливается
изречь столь злобную ложь о своем первосвящен
нике?— задыхаясь от негодования проговорил он.
— Неужто вы здесь, в своем дворце и в храмо
вых покоях настолько далеки от народа, что никогда
не слышали об этих обвинениях? Разве среди ва
198
ших приближенных, доносящих вам о настроении на
рода, нет человека, осмеливающегося процитировать
в вашем присутствии все допущенные вами в ту
ночь нарушения Закона, на которые, как подозре
вают, вы пошли, чтобы разделаться с Иисусом?
— Здесь ни у одного человека не найдется му
жества или наглости так разговаривать со мной,
как вы сейчас,— пробормотал он, приложив ладо
ни к побледневшим щекам.— Расскажите мне. Я
требую. Что обо мне говорят?
Я всегда гордился, что в своих детективах соб
людал абсолютную точность, следовал букве зако
на, поэтому, работая над «Комиссией по делу Хри
ста», я провел много часов, изучая древнее уголов
ное право евреев. Я был восхищен справедливос
тью и дотошностью их законов. В одном я был
уверен, несмотря на свои сомнения относительно
Иисуса. Если версии ночного суда, изложенные в
Новом Завете, точны, то в этом зале свершилось
беспрецедентное нарушение права. Поскольку рас
сказ Каиафы не имел существенных отличий от
Евангелий, я решил, что настало время поделиться с
ним результатами моих изысканий.
— Прежде всего, ваше первосвященство, арест
Иисуса был произведен в нарушение законов, при
нятых у вас. Синедриону не представили формаль
ных уголовных обвинений для получения санкции на
арест, следовательно, арест был несанкционирован
ным. Когда Иисус был арестован, ему не сообщи
ли, за какое преступление его арестовали; арест
был произведен ночью, а это нарушение еще од
ного закона. Все перечисленное запрещено вашими
кодексами.
Каиафа открыл рот, как бы собираясь возразить,
но передумал и кивнул, предлагая продолжить.
— Вы судили Иисуса ночью; в вашей Мишне за
писано, что суд за преступление, караемое смертью,
может состояться днем, но должен быть приостанов
лен ночью. Там, кстати, специально оговорено, что
ни одно дело, связанное с человеческой жизнью, не
может быть рассмотрено в суде в день, предше
ствующий субботе, но Иисуса судили в первые часы
дня, за которым начиналась суббота. Следующее,
199
ваш Закон требует: родственнику, или другу, или
врагу обвиняемого запрещается судить его, а, исходя
из ваших собственных слов, многие из присутст
вующих в ту ночь, включая вас самого, в течение
нескольких недель сговаривались уничтожить Иисуса.
Я снова вернулся на то место, где стоял Иисус,
и указал на пол перед собой.
— Свидетели? — прокричал я, и мой голос раска
тился эхом по каменной коробке.— Согласно вашим
законам, «...недостаточно одного свидетеля против
кого-либо в какой-нибудь вине и в каком-нибудь
преступлении и в каком-нибудь грехе, которым он
согрешит: при словах двух свидетелей, или при
словах трех свидетелей, состоится дело»*. По ваше
му собственному признанию, вы оказались не в со
стоянии найти двух свидетелей, которые дали бы
согласующиеся показания, и, поскольку обвинение
опирается исключительно на свидетельские показа
ния, дело вами полностью развалено!
— Но он признался...
— Его признание для вас совершенно бесполезно,
и вы знаете это! Ваш Закон гласит: ни один че
ловек не может обвинить самого себя, но если об
винит, то его слова не могут быть использованы
против него, если они не получат формально за
крепленного подтверждения у двух свидетелей. Да
лее, вы нарушили еще один закон, когда задали
Иисусу вопрос, поскольку ваш кодекс подчеркну
то запрещает задавать свидетелю вопрос, который
может опорочить его, если на него будет получен
ответ. Я прав?
Я не стал дожидаться ответа.
— Вы сказали мне, что после признания Иисуса в
ответ на ваш вопрос к синедриону о приговоре они
заричали: «К смерти!» Для вынесения оправдатель
ного приговора требуется большинство в один го
лос, для вынесения смертного — большинство в два
голоса, но ваша святая Мишна содержит еще одно
положение: единогласный вердикт виновности счи
тается оправданием и приговаривать к смерти в
этом случае запрещено!
* В тор. 1 9 :1 5 .
200
И я еще не закончил.
— Иисус был судим и приговорен за одно за
седание синедриона. Еще одно нарушение Закона.
Мишна говорит, что уголовное дело, завершившееся
оправданием, может быть закончено в тот же день,
в который началось, но при смертном приговоре
суд нельзя окончить раньше следующего дня, чтобы
была возможность исследовать все доказательства.
Затем, вы рассказали мне, что, установив виновность
Иисуса, пренебрегли формальностью — официальным
произнесением приговора. Итак, Каиафа, от нача
ла до конца все было незаконным — арест, отсут
ствие согласующихся свидетельских показаний, день
суда, предшествующий субботе, недоброжелатели в
составе суда, единогласно вынесенный вердикт, от
сутствие формального приговора — все без исклю
чения незаконно! Согласно вашим собственным за
конам вы передали Пилату невиновного человека!
Первосвященник склонил голову набок и присталь
но посмотрел на меня. Из вестибюля донесся смех,
крайне в данный момент неуместный. Каиафа изо
гнулся так, что фактически оказался ко мне спиной,
и задал вопрос, почти пригвоздивший меня к полу:
— Вителлий знает то, о чем вы сказали мне?
— Каждый знает,— ответил я, настолько уверен
но, насколько мог.— Как можно об этом не знать
при таком количестве назойливых христиан, кото
рые даже здесь, в вашем Храме, каждый день
снова и снова повторяют это.
— Согласен,— сказал он безнадежно,— но они по
невежеству своему не осознают, что я спасал их от
римских мечей.
— Каиафа, вы ни на одно мгновение не усом
нились после распятия: а вдруг по ошибке обрекли
на казнь Сына Божьего?
— Нет! Когда отец нашего народа, Авраам, был
готов принести в жертву своего любимого сына
Исаака, Бог вмешался и представил взамен для
убиения ягненка. Если Бог не позволил принести в
жертву даже Исаака, как бы Он позволил пожерт-
иовать Своим Сыном, не разрушив при этом мир?
А мир, как вы видите сами, Матиас, все еще су
ществует.
201
— Вы расскажете мне, что случилось на суде
у Пилата?
— Нет! Спрашивайте его.
— Вы присутствовали при распятии?
— Нет, не присутствовал,— ответил он.— Когда
стража увела Иисуса, я вернулся в Храм, чтобы за
няться приготовлениями к наступающей Пасхе. Вмес
то меня туда отправились несколько моих помощни
ков, которые потом сообщили, что все закончилось.
— Вы не были удивлены, когда узнали, что Иисус
умер всего через несколько часов после того, как
его распяли на кресте?
Он пожал плечами:
— Некоторые выдерживают так долго, что им
специально перебивают голени, чтобы положить ко
нец страданиям*, другие умирают сразу, наверно от
потрясения. Но почему я говорю вам все это? Рас
пятие— римское наказание, не наше. Вот кто меня
удивил, так это ваш друг Иосиф, член нашего си
недриона, который, не посоветовавшись со мной, от
правился к Пилату, востребовал тело и похоронил
в новой гробнице, вырубленной для него самого в
саду рядом с местом казни.
— Должно быть, действия Иосифа обидели его
коллег по синедриону, учитывая то, что они приго
ворили Иисуса к смерти. Не было ли предпринято
чего-либо против него и другого члена синедрио
на, Никодима, который, как говорят, помогал Иоси
фу хоронить Иисуса?
— Никодим и Иосиф очень независимые люди,
уважаемые за их многочисленные благотворитель
ные деяния. Когда было высказано суровое порица
ние такому поведению, они предложили во избе
жание дальнейших затруднений выйти из состава
суда, настаивали, что ничего предосудительного и
незаконного ими совершено не было. По их мне
нию, ни один еврей, который говорил и жил, как
Иисус, не заслуживает того, чтобы его тело было
брошено в общую могилу с преступниками.
* Не имея возможности опираться на ноги, человек обвисает и
быстро умирает от удушья.— Прим. пер.
2 0 2
— Оглядываясь назад, Каиафа, вам не приходило
в голову, что, не востребуй Иосиф тела, не было
бы проблемы пустой гробницы?
— Каждый день,— застонал он,— и множество
бессонных ночей. Без пустой гробницы, над кото
рой они квохчут, сейчас, возможно, уже не было
бы ни одного христианина вообще.
— Насколько я понимаю, вы приняли меры для
охраны гробницы?
— Как оказалось, недостаточные, Матиас,— пожа
ловался он.— Один из моих священников напомнил
мне, что Иисус пророчествовал не только о своей
смерти, но и о том, что воскреснет на третий день;
я направился к Пилату сразу после полудня нашей
субботы, на следующий день после распятия, и рас
сказал ему об этом. Я просил Пилата запечатать
гробницу и поставить охрану до конца третьего
дня, чтобы ученики Иисуса не украли тело.
— Пилат согласился?
— Он рассмеялся мне в лицо и заявил, что боль
ше не желает иметь ничего общего с этим делом.
Прокуратор сказал, что у меня в Храме достаточно
стражи и, если я хочу поставить охрану около мо
гилы, это мое дело; а ему сейчас нужен каждый
солдат, чтобы обеспечить спокойствие среди палом
ников, наводнивших город. Я вернулся в Храм и при
казал Шоби, одному из наиболее опытных офице
ров, взять трех лучших стражников и отправляться
в сад, опечатать гробницу и обеспечить ее охрану
на всю ночь и до заката следующего дня.
— Когда вы узнали, что гробница опустела?
— Незадолго до рассвета меня разбудил слуга,
сказавший, что пришли стражники, охранявшие гроб
ницу, и требуют немедленно принять их. Встрево
женный, я торопливо оделся и спустился в прием
ную, где меня дожидались четыре стражника, ко
торые вели себя так, будто свихнулись. Шоби, ве
ликан, бросился передо мной на колени, рыдая. Он
хватался за полы моей одежды, умоляя простить их:
после долгого дня службы в Храме он и остальные
заснули, устав охранять мертвеца. Пока они спали,
причитал он, кто-то, должно быть, пробрался к гроб
нице, убрал громадный камень и унес тело.
203
— Что вы сделали?
— Что я мог сделать? Я приказал Шоби возвра
щаться в казармы и ждать там моего решения о
наказании. Затем я вернулся в спальню и лежал в
полной темноте, пытаясь решить задачу, как мне
вести дела с Пилатом и синедрионом, когда но
вость дойдет до них.
— Ваш офицер храмовой стражи, Шоби, все еще
с вами? Могу я с ним поговорить?
Первосвященник отрицательно покачал головой:
— Шоби исчез в ту же ночь. По словам его
слуги, он так и не вернулся в казармы. Мы не
видели его вот уж е шесть лет.
— Остальные три стражника — они до сих пор
служат у вас?
— Их нашли в казармах сразу после восхода.
Все умертвили себя собственными руками: были не
в состоянии, насколько я понимаю, жить после та
кого позора.
«Очень удобно,— подумал я.— Из четырех прямых
свидетелей того, что произошло на самом деле,
трое умерли, а один пропал».
— А как прореагировали Пилат и синедрион,
когда они узнали о случившемся?
— Пилат, как мне сказали, проявил свое обыч
ное презрение ко всем нам. Он сказал, что ничего
большего и не ожидал от еврейской стражи, ко
торая играет в солдатики, поддерживая мир между
стариками и женщинами во дворе Храма. Синед
рион, который я немедленно собрал в то же утро,
после недолгих колебаний постановил: никаких пуб
личных объявлений какого-либо характера. Решение
обосновали тем, что, возможно, последователи Иису
са уже сбежали, чтобы спастись от ареста, забрав,
вероятно, тело с собой в Галилею для похорон. Что
касается самих последователей, то их дело было
закрыто, и чем меньше о нем будут говорить, тем
лучше.
— Как же они были не правы.
— Да. Легко судить по прошествии времени, Ма
тиас. Прошло семь недель, и город оставался спо
койным. Мы решили, что Иисуса забыли, как и ос
тальных лжепророков, появлявшихся до него. Затем
204
в утро нашего праздника Пятидесятницы*, которым
мы отмечаем окончание жатвы, пришла весть, что
более сотни учеников Иисуса собрались перед до
мом вдовы Марии и молились, и Святой Дух сни
зошел на них, и Петр, самый близкий к Иисусу
человек, объявил, что Иисус расторгнул узы смер
ти, вознесен Богом и предстал одновременно Гос
подом и Христом. Не успел закончиться день, как
мне сообщили, что две или три тысячи человек, по
верив Петру, приняли крещение в знак своей пре
данности Иисусу, Мессии, который скоро вернется
на облаке небесном.
— Если гробница оказалась пустой на третий день,
почему, как вы полагаете, они ждали семь недель,
чтобы объявить народу о воскресении Иисуса?
Каиафа снова пожал плечами:
— Я не знаю. Один из моих священников пред
положил, что через семь недель тело так разло
жится, что его не опознаешь, даж е обнаружив. Вот
почему к Пятидесятнице Петр почувствовал, что его
лживое заявление уж е не разоблачат.
— Что вы сделали, услышав о заявлении Петра?
— По всему городу и внутри Храма я разослал
уведомления, что за сведения, которые дадут возмож
ность обнаружить тело и установить личности не
годяев, укравших его из гробницы, будет выплачено
вознаграждение в десять тысяч серебряных шекелей.
Я начал быстро считать в уме: насколько я
помнил, один серебряный шекель стоил шестьдесят
пять центов; шесть тысяч пятьсот долларов в 36
году могли бы совратить и ангела.
— Кто-нибудь обратился за вознаграждением?
— Ни один,— вздохнул он.
— Вы хотели бы узнать, где спрятано тело? —
услышал я свой вопрос.
Каиафа вскочил со скамьи. Он схватил мои
руки и прижал их к своей впалой груди.
* Пятидесятница — Праздник Жатвы. Пятидесятницей он стал
называться значительно позже излагаемых событий. По завершении
жатвы зерновых священник кроме жертвенных животных приносил
Богу два каравая, испеченных из муки нового урожая. Это проис
ходило через пятьдесят дней после Пасхи и начала жатвы, поэтому
впоследствии праздник и получил название «Пятидесятницы». То
было время великой радости и благодарения Бога за Его дары.
205
— Вы знаете, Матиас? Вы знаете где? Скажите
мне, прошу вас, и я удвою вознаграждение' Двад
цать тысяч серебряных шекелей! Вдумайтесь! До
статочно, чтобы прожить остаток дней в такой рос
коши, которая вам и не снилась, на самой лучшей
вилле Рима. Скажите мне!
И я понял, что первосвященника из моего списка
подозреваемых надо вычеркнуть. Было очевидно,
что Каиафа не приказывал удалить тело из гроб
ницы Иосифа в попытке предотвратить возмути
тельные демонстрации против себя и синедриона.
— Извините, ваше первосвященство, но я еще не
знаю, где спрятано тело. Но надеюсь его найти,
прежде чем закончу здесь свои дела.
— Тридцать тысяч. Тридцать тысяч серебряных
шекелей, когда вы укажете мне место!
Я отвернулся, чтобы он не прочитал на моем лице
отвращения, которое я испытывал. «Какая ирония,—
думал я, когда он провожал меня в прихожую.—
Шесть лет назад Каиафа заплатил Иуде тридцать
серебряных шекелей за живое тело Иисуса. Теперь
он готов заплатить тысячекратно за мертвое!»
208
— Добро пожаловать, Иосиф. Давненько вас не
было. Прокуратор ждет в своих покоях. Прошу,
следуйте за мной.
Когда нас вели по сырому коридору, освещен
ному маленькими, висячими.масляными светильника
ми, я тронул Иосифа за плечо и прошептал:
— Он ожидает нас?
— Это самое меньшее, что я мог сделать для рас
следования, Матиас. Идет уже четвертый день ва
шего пребывания здесь, а вы объявили всему миру:
дайте мне неделю, и я раскрою правду об Иисусе.
Конечно, мое золото несколько испачкано коммер
цией, но оно все-таки открывает многие двери.
Я показал на центуриона, идущего впереди:
— Как вы сумели с ним познакомиться?
— Это долгая история, Матиас. Может быть, по
том расскажу.
Мы взбирались по лестницам, преодолевая длин
ные марши, пока не достигли широкой площадки,
где стояли мраморные статуи. За площадкой следо
вал длинный, устланный коврами зал, стены кото
рого были увешаны многоцветными штандартами,
ржавеющими щитами и мечами различной длины
и формы. В конце зала, перед дверью, украшен
ной тонкой резьбой, стоял воин. Увидев центурио
на, он сделал выпад копьем, то есть, насколько я
понял, отдал честь. Центурион постучал в дверь
четыре раза и, услышав неразборчивый возглас
из-за двери, нажал на ручку, пригласив нас жес
том в общество Понтия Пилата, пятого прокуратора
Иудеи, Самарии и Идумеи.
Пилат был человеком среднего роста, с коротко
остриженными седыми волосами, резкими чертами
лица и раздвоенным подбородком. Бороды, как и все
римляне высокого социального положения, не носил.
Его смуглое лицо позволяло предположить, что пи
сатели, сумевшие за века раскопать у Пилата ис
панские корни*, возможно, были правы. Я с удо
* История ничего не говорит о месте рождения Пилата. Хущест-
ішнало предание, что он родился в Испании. Прозвище Понтии Пилат,
мк же по преданию, получил от острова Понтии — одного из трех
миленьких Понтийских островов против побережья Лация, где якобы
ги.іл правителем.
209
вольствием отметил про себя неофициальный ха
рактер нашей встречи, поскольку прокуратор был
одет в легкую тунику и невысокие кожаные сан
далии. Пилат налил нам белого вина из кувшина,
стоявшего у его локтя, наполнил свой кубок и заго
ворил с Иосифом о политике и о состоянии горо
да, словно меня здесь и не было.
В процессе работы над рукописью я, составляя
досье на прокуратора Иудеи, выяснил, что Пилат
был необразован, груб, холоден и самоуверен.
Иосиф*, историк первого века, рисует его высоко
мерным, упрямым, грубым и бестактным, а еврей
ский царевич Агриппа** в письме императору ото
звался о нем как о негибком, упрямом и непоседли
вом человеке. Наблюдая за ним сейчас, мне было
трудно соотнести все упомянутые качества с прос
тым и вежливым человеком, который внимательно
и с уважением выслушивал мнение Иосифа. Когда
он говорил, то подчеркивал слова жестами, и я не
мог не заметить массивного золотого кольца на сред
нем пальце правой руки. Кольцо, вероятно, было тем
высоко ценимым в Риме сокровищем, которое оз
начало, что Пилат «друг Цезаря»***— честь, редко
оказываемая людям высокого положения и связанная
со многими прерогативами и привилегиями. Шекспир
был прав, когда писал, что небеса скрывают кни
ги судеб от всех земных созданий. Кто осмелился
бы предсказать, что из всех великих римлян, ког
да-либо живших на земле, этот человек, так и не
поднявшийся выше прокуратора крошечной провин
ции, которую Цицерон назвал «захолустной ды
рой» обширной империи, оставит о себе память
большую, чем кто-либо из его соотечественников?
* Иосиф — Иосиф Флавий (ок. 37—ок. 95) — иудейский историк
и военачальник. Им написаны на греческом языке «Иудейская вой
на», «Иудейские древности» и другие сочинения.
** Еврейский царевич Агриппа — внук Ирода Великого, назван
ный Великим. Воспитывался в Риме. Провел свою юность при дво
ре императора Августа в дружбе с Друзом, сыном Тиберия. Во
времена императора Тиберия воспитывал сына Друза и был дру
жен с Гаем Калигулой. Впоследствии получил управление над Га
лилеей, Иудеей и Самарией.
*** Дружба между лицами для древних римлян была таким же
общественно важным делом, как союз между государствами.
210
Сколько миллионов детей за многие века научены
презирать его имя, произнося слова из молитвы:
«...принял страдания от Понтия Пилата»?*
Я так глубоко задумался, что не слышал, как
Пилат обратился ко мне, пока не поднял глаза и не
увидел, что они оба, и Пилат, и Иосиф, вопроси
тельно смотрят на меня.
— Извините?
Пилат пожал плечами и улыбнулся.
— Иосиф сказал мне, что вы пишите историю
нашей восточной провинции. Иногда мне кажется,
граждане Рима не представляют себе, что границы
империи простираются на восток дальше Спарты.
Ваше решение пролить свет на эти земли для тех,
кто ничего не видит дальше Колизея, достойно
похвалы.
— Благодарю вас,— пробормотал я, вытирая нео
жиданно взмокшие ладони о тунику.
— Иосиф сказал мне также, что вы хотите
включить в вашу историю евреев рассказ об этом
бунтовщике из Галилеи?
— Да.
— На ваш труд потребуется вся жизнь и придет
ся написать целую библиотеку, если вы станете рас
трачивать время на перечисление глупейших аван
тюр каждого подстрекателя, которого обожает этот
народ.— В голосе Пилата послышался металл.— И да
же в этом случае этот... этот Иисус не заслужи
вает большего, чем одно или два предложения, ес
ли вообще чего-то заслуживает.
Я взглянул на Иосифа, пытаясь найти поддерж
ку, но старик сидел, безучастно рассматривая свои
руки. Он выполнил обещание. Я разговариваю с
Понтием Пилатом. Остальное зависит от меня.
— Когда я соберу все факты, связанные с Иису
сом, то, вероятно, соглашусь с вашей оценкой. Но
до той поры должно выяснить правду.
— Правду? Что такое правда? Никто еще не от
ветил мне на этот вопрос. И как узнать, что на
шел именно ее?
* Речь идет о молитве «Символ веры», где эта фраза выглядит
т.-ік: «Распятого же за нас при Понтии Пилате, и страдавшего и
погребенного...»
211
— Я узнаю, прокуратор.
— И куда ж е к настоящему моменту завели вас
изыскания правды о мертвом возмутителе спокой
ствия?
Осторожно! Ловушка! Помни, что он организовал
слежку и точно знает, где ты был и с кем встре
чался, может быть, за исключением вифанских сес
тер. Солги ему сейчас, и даже Иосиф не спасет
тебя.
— Я уж е опросил Иакова, брата Иисуса, и не
которых из его первых приверженцев, таких как
Матфей, Иаков и Петр...
— Агитаторы! — хмыкнул он.— Раньше или позже
они все пойдут за своим мертвым вождем на крест.
— Я встретился также с Каиафой...
— Каиафа?— снова прервал он.— Если вы ище
те правды, почему тратите на него время?
— Но он первосвященник! Он может...
— Первосвященник? Вителлий может завтра снять
Каиафу и посадить козла на его место. Возможно,
нам от этого будет только лучше. Каиафе ни в
чем нельзя верить, особенно в деле с Иисусом. Я-
то уж знаю!
Я не осмелился отреагировать на этот мститель
ный выпад. Следовало разыграть интервью, приняв
тактику хорошего рыбака, который вываживает ры
бу, отпуская, если надо, леску полностью. Надеюсь,
леска не кончится раньше его терпения, которое
предстояло испытать вопросами.
— Матиас,— сказал он, впервые обратившись ко
мне по имени и без злобы в голосе,— Иосиф ска
зал, что вы близкий друг Вителлия. Поскольку я глу
боко уважею моего легата в Антиохии, то окажу
вам всяческое содействие, насколько позволит моя
память, несмотря на отвращение, которое я испыты
ваю к делу Иисуса в целом. Задавайте вопросы.
— Благодарю вас. Когда вы впервые узнали о
существовании Иисуса? В ту ночь, когда Каиафа
пришел просить у вас воинов в помощь себе и
своей страже для ареста бунтовщика или раньше?
Пилат снова наполнил кубок, медленно опорож
нил его и откинулся на низкой кушетке, прикрыв
глаза.
212
— Мой друг, я умудрился прожить десять лет в
этом рассаднике заразы, управляя самым несговор
чивым и упрямым народом на земле. Я не мог бы
осуществлять свою политику, не имея верных и хо
рошо оплачиваемых агентов по всей провинции,
даже в тех местах, которые непосредственно мне
не подчиняются. Я узнал о новом пророке почти в
тот ж е час, когда он начал проповедовать в этой
деревне около озера... Как там ее? Да, Капернаум.
Меня постоянно информировали о всех так называе
мых чудесах и характере их подстрекательского
воздействия на народ. Я был вправе ожидать, что
Ирод Антипа положит конец его деятельности, пока
новоявленный пророк находился еще в Галилее, та
ким ж е образом, как он избавился от так называе
мого «Крестителя». Когда мне сообщили, что Иису
су приписывают воскрешение мертвого человека, по
гребенного около Вифании, я понял, что наша встре
ча не за горами.
— Вы намеревались арестовать его при первом
же провокационном действии?
— Совершенно точно. Тот, кто осмеливается под
стрекать народ, находящийся в моей юрисдикции,
призывами к новому царству, совершает акт со
противления Риму. Со времен Августа за такое пре
ступление было только одно наказание — смерть!
— Тогда я чего-то не понимаю, мой прокуратор.
За пять дней до казни, как мне сказали, он въехал
в Иерусалим на осле в сопровождении множества
последователей, вызвав в городе небывалый восторг.
Ученики бросали ему под ноги свои плащи и
пальмовые ветви, будто он царь, а толпы идущих
в город приветствовали его. Почему вы немедлен
но не арестовали Иисуса за подстрекательство?
Лицо Пилата было непроницаемо.
— Ваши сведения о триумфальном въезде в го
род, должно быть, состряпаны приспешниками бун
товщика, которые, не колеблясь, раздувают каждое
событие его жизни. Будь там какие-либо волнения,
большие, чем обычная сутолока из-за прибытия па
ломников с севера, я бы знал о них и принял соот
ветствующие меры, чтобы успокоить толпу. Помню,
мне сказали, что Иисус пришел в Храм, и я под
213
нялся на юго-восточную башню, надеясь увидеть это
го творца чудес. Должен сказать, он меня не разо
чаровал. Имея за спиной всего несколько десятков
последователей, он вошел во двор и немедленно на
чал переворачивать столы менял. Затем прогнал их
чем-то вроде бича, вернулся, разбил все клетки с
птицами, и в небе стало темно от голубей. Был
большой переполох, но, к моему удивлению, храмо
вая стража не пошевельнулась, чтобы арестовать его.
Когда я наблюдал за ходом спектакля, ко мне по
дошел офицер и предложил немедленно отправить
своих людей, чтобы схватить возмутителя спокой
ствия, прежде чем начнется бунт. Я остановил его.
— Почему?
— Иисус совершил серьезное преступление про
тив Храма. Ответственность за его арест и нака
зание должны были нести еврейские власти. За
время моего пребывания здесь я многократно восста
навливал спокойствие, проливая еврейскую кровь.
Когда бы это ни случалось, первосвященник непре
менно жаловался Вителлию или в Рим, заявляя, что я
превысил свои полномочия. Тиберий, по причинам,
мне непонятным, настаивает, чтобы мы баловали
этот ничтожный народ. Он даже освободил их от
воинской повинности. Послать воинов за Иисусом в
толпу, состоящую из галилеян, столь ж е неотесан
ных, как и он сам, означало спровоцировать бунт,
следовательно, придется проливать кровь и священ
ники немедленно опять пожалуются Тиберию. Арест
Иисуса при подобных обстоятельствах не оправды
вал себя. Он осквернил их драгоценный Храм, и
поэтому я был уверен, что евреи будут вынужде
ны наказать его своей властью. Таким образом, я
избавлялся от опасного человека, который угрожает
миру в моей провинции, не шевельнув пальцем.
— Неплохо придумано,— сказал я,— но, насколько
я понял, эти люди не имеют права без вашего раз
решения казнить преступника, которого признают
виновным в серьезном преступлении, например, в
осквернении Храма.
Прокуратор сложил ладони вместе, растопырил
пальцы и начал поочередно постукивать их кон
чиками друг о друга.
214
— Если их собственный суд установит винов
ность и приговорит обвиняемого к смерти, то и от
ветственность полностью ложится на них. Я только
санкционирую вердикт, как это обычно и бывает,
и они могут забирать его и бить камнями до
смерти или что там они еще хотят с ним делать.
— Но, по словам Каиафы, вам все-таки при
шлось вмешаться. Он сказал, что просил вашей
помощи при аресте Иисуса и вы дали ему сол
дат.
— Каиафа заявился сюда поздно ночью, потрево
жив мой сон и сон моей жены. Он сидел на том
же месте, где и вы, необычайно взволнованный.
Он умолял меня о помощи так, как никогда рань
ше, говоря, что знает, где можно взять Иисуса вда
ли от толпы, но храмовая стража боится арестовы
вать его, так же, как они побоялись во дворе при
Храме.
— Испугались Иисуса? — Я заставил себя улыб
нуться.
— Я тоже посмеялся над ними,— ответил Пилат,—
но Каиафа сказал, что его люди боялись умения
Иисуса творить чудеса, опасаясь, что он уничтожит
их. Раз в его силах оживить мертвого человека, зна
чит, верили они, он с таким ж е успехом может и
умертвить. Он уговаривал меня дать ему несколько
отрядов, уверяя, что в присутствии римских солдат
его люди будут смелее и выполнят свой долг. Сна
чала я отказывался, ссылаясь на то, что расправ
ляться с лжепророками его дело, но в конце концов
согласился, при условии, что арест, суд, вынесение
приговора останутся на его совести. Я даже обе
щал ему утвердить на следующий день рано ут
ром обвинение, караемое смертью, которое вынесет
преступнику синедрион, так, чтобы они могли по
кончить с Иисусом до своей Пасхи и субботы, ко
торая начнется с закатом солнца. Затем я вернулся
в постель.
— Получается, в ы д в о е с о ш л и с ь н а т о м , что
Иисус должен умереть.
— Да. Первосвященник к этому стремился.
— Каиафа сказал, что просил только дюжину
солдат, а вы дали ему целую армию. Почему?
215
Раскатистый, на высоких тонах смех Пилата на
полнил комнату. Он так развеселился, что даже за
хлопал в ладоши, словно аплодируя себе.
— Несколько месяцев назад мне донесли, что
Иисус где-то в дебрях Галилеи накормил тысячи
людей пятью хлебами и двумя маленькими рыбка
ми, разделив так, что все наелись досыта. Как
сообщил мой осведомитель, люди были настолько
очарованы чудом, что захотели сделать его своим
царем. Раз некоторые евреи считают, что этот че
ловек достоин быть их вождем, то и я должен
был предоставить армию, достойную его высокого
положения. Привилегии, сами понимаете.
Он ухмыльнулся при воспоминании о шутке, ко
торую сыграл с Каиафой.
— Прокуратор,— заметил я,— Каиафа утверждает,
что синедрион признал Иисуса виновным в бого
хульстве и единогласно приговорил к смерти. Они
привели его сюда рано утром, как вы и догова
ривались с первосвященником, чтобы получить
вашу санкцию на казнь — побитие камнями. Что
случилось? Что случилось после их появления?
Что заставило вас забрать дело у синедриона,
признать Иисуса виновным в подстрекательстве к
мятежу и распять его, несмотря на активное неж е
лание связываться с делом Иисуса, о чем вы толь
ко что мне сказали сами? Первосвященник отка
зался обсуждать эти вопросы со мной, обосновав от
каз тем, что его юрисдикция кончается у ворот ва
шей крепости и любая информация о том, что
случилось в этих стенах тем утром, должна исхо
дить от вас.
— Вот негодяй! — проревел Пилат.— Если Каиафа
намекает, что его рот запечатали, то он сам его
и запечатал. У него всегда не хватало мужества
признать, что он предал меня и перед народом,
и перед моим начальством и заставил действо
вать!
Вот мы до чего-то и добрались. Ворье всегда,
в конечном итоге, перессорится. Доверься мне, Пи
лат. Я же на твоей стороне. Видишь эту пурпур
ную полосу на тунике? Мы, римляне, должны дер
жаться вместе.
216
Пилат продолжал:
— Я встал, как обычно, перед восходом и со
шел вниз, в преторий*, когда прибыл синедрион
со своим заключенным. Рим, с присущей ему без
граничной мудростью, не считает Иудею достаточ
но важной, чтобы держать здесь квестора** по
уголовным делам, поэтому мне приходится решать
все дела самому. Поскольку суд состоялся накануне
ночью, то утром я должен был только выполнить
данное Каиафе обещание. При мне были трибуны,
трое, из нашей ставки в Антиохии, которые при
ехали в крепость с ежегодной инспекцией. Они спе
циально задержались с отъездом, чтобы посмотреть
довольно простую процедуру санкционирования вер
дикта синедриона о преступлении, караемом смер
тью. Каиафа, да будь он проклят во веки веков,
выставил меня дураком в их глазах в то утро.
— Как?
Пилат встал и жестом пригласил сопровождать
его. Он открыл дверь, и я вышел за ним на бал
кон, нависающий над плацдармом. «Вот здесь! Вот
здесь!» — повторял я про себя между редкими гул
кими ударами сердца. Вымощенный плитами плац,
место, где Иисус предстал перед судом Пилата
и был им приговорен, — « га в в а ф а » по-арамейски,
«л и ф о с т р о т о н »*** по-гречески, место скорби для
каждого христианина, кто вместе с Иисусом пере
живал его страдания две тысячи лет! Я моргнул
несколько раз, ослепленный сиянием камней, отпо
* Преторий — присутственное место, где заседал претор; этот
титул в Древнем Риме первоначально носили консулы и диктато
ры, а впоследствии — должностные лица, осуществлявшие высшую
судебную власть и охрану внутреннего порядка.
** Квестор — должностное лицо в Древнем Риме. В царский
период — уголовный судья, в эпоху республики — магистрат, помощ
ник консула. Должность квестора была первой ступенью в поли
тической карьере. Ему поручались финансовые и судебные дела,
однако он не мог приговаривать к смерти. Часть квесторов оста
валась в Риме, другие получали по жребию поручения в Италии
и провинциях. Но в императорскую эпоху, о которой идет речь в
книге, они ведали мощением дорог, устройством гладиаторских игр,
обнародованием императорских указов и постановлений сената, т. е.
отправляли должность низших магистратов.
*** Гаввафа или лифостротон — возвышение или помост в виде
судейской трибуны в присутственных местах; в Библии говорится,
что это каменный помост (Ин. 19:13).
217
лированных тысячами подошв и лошадиных подков,
промаршировавших взад и вперед на плацу бес
смертия.
Прокуратор указал рукой на плиты, находившие
ся прямо под нами.
— Каиафа и остальные провели своего пленни
ка через арку ворот, прошли по аллее между
двумя зданиями, расположенными слева от нас, и
встали здесь, перед преторием. Я послал воина
пригласить их внутрь, но они отказались: они,
видите ли, не могут, поскольку так осквернятся, что
не успеют очистить себя вовремя для исполнения на
закате своего пасхального долга. Подумать только!
Они готовы забить человека камнями, превратив
его в кровоточащий кусок мяса, а заставить себя
войти в жилище язычника, тем более их прокура
тора, не могут. Я был в ярости. Если бы не три
буны, приехавшие с инспекцией, то не знаю, во что
вылился бы мой гнев. Но я приказал вынести по
мост и кресло прокуратора на плац, мысленно
поклявшись, что Каиафа еще пожалеет, что вы
полз в тот день из своей кровати.
— Много ли людей сопровождало заключенного?
— Я давно уже объявил плац и преторий обще
ственными, то есть открытыми для посещения в те
дни, когда я вершу суд. Все суды, проводимые
мной, доступны для любого, кто хочет присутство
вать. Однако в тот день было еще довольно рано,
и, по моим оценкам, здесь собралось не более пя
тидесяти человек. Когда я вышел в сопровождении
свиты и трех трибунов из Антиохии, все присут
ствующие, включая нескольких никчемных храмо
вых стражников, толпились у помоста.
— Каково было ваше первое впечатление о
заключенном?
Пилат усмехнулся.
— Я подумал, что если он и на самом деле Мес
сия, который освободит свой народ от так называ
емого угнетения, то ни Тиберию, ни Вителлию нет
нужды терять сон. Насколько я помню, его руки
были связаны за спиной и на одной щеке запеклась
кровь. Губы вздулись, а глаза были полузакрыты,
как будто он почти засыпал. Вокруг шеи была за-
218
вязана веревка, а одет он был в старый красный
шерстяной хитон. Он был довольно высок для еврея;
из-за бороды и состояния, в котором пребывал этот
несчастный, я не смог точно определить его возраст.
Как бы там ни было, вид у подсудимого был не
лучший, когда Каиафа подвел его к краю помос
та. Я начал с традиционного вопроса: «В чем об
виняется этот человек?» — ожидая, что Каиафа ска
жет в ответ, как и планировалось, что синедрион
в соответствии с их законами признал его винов
ным и заслуживающим смерти. Я был готов даро
вать им разрешение продолжать свою процедуру,
подписать смертный сертификат и закончить на
этом. Вместо этого в ответ на мой вопрос Каиафа
заявил: «Если бы он не был преступником, мы не
стали бы передавать его вам». Я на мгновение оне
мел, но тут ж е сообразил, что задумал за моей
спиной этот ничтожный червь в золотых одеждах.
— Думаю, я тоже догадался,— заметил я.— Он пе
редавал... я хочу сказать, он хотел, чтобы в ы судили
Иисуса, признали его виновным и исполнили при
говор. Тогда бремя ответственности за его смерть
снимается с синедриона и ложится на вас, и в слу
чае бунта во всем виноваты окажетесь вы.
— Точно,— отозвался Пилат.— Каиафа нагло об
манул меня, и я, имея за спиной трех инспекторов,
вынужден был подавить свое естественное жела
ние немедленно спрыгнуть с помоста и задушить
его голыми руками. Справившись с собой, я сказал:
— Тогда возьмите его и судите сами по вашим
законам.
Я встал и приготовился объявить об окончании
заседания, но Каиафа и два других священника
закричали:
— По закону мы не можем приговорить кого-
либо к смерти.
— Они сказали вам, что Иисус уже был в со
ответствии с их законами судим, признан винов
ным в богохульстве и они готовы привести приго
вор в исполнение после вашей санкции?
— Нет. Но они сразу же начали обвинять Иису
са в других преступлениях, в преступлениях против
Рима, а не против их законов. Один из них кри
219
чал, что он запретил собирать налоги для кесаря, а
Каиафа, насколько я помню, все твердил: «Он го
ворит, что он Христос, царь; он говорит, что он
Христос, царь!» При таких обвинениях, высказанных
публично, у меня не было выбора. Каиафа пере
хитрил меня. Поскольку все законные свидетельства
и обвинения были против нашей империи, я был
вынужден начать суд над Иисусом. Иначе Вител-
лий получил бы от трех присутствующих здесь три
бунов рапорт, которым и завершилась бы моя дея
тельность в должности здешнего прокуратора. Я был
уверен, на основании имеющейся у меня информа
ции, что Иисус, скорее всего, заслуживает наказа
ния за подстрекательство к мятежу. Но к этому
моменту я был полон решимости освободить его,
хотя бы на время, только для того, чтобы повозить
первосвященника лицом по земле. Я приказал моим
воинам ввести Иисуса сюда, в преторий, чтобы без
помех, с глазу на глаз допросить его.
Я повернулся и оглядел элегантно меблированное
помещение с богато инкрустированными стенами,
мраморными и золотыми статуями и агатовым мо
заичным полом, пытаясь представить Иисуса в та
кой обстановке.
— Что вы сказали ему, когда остались наедине?
Пилат поднял глаза к небу.
— Я спросил, считает ли он себя царем евреев,
но он вернул мой вопрос.
— Как?
— Иисус посмотрел мне прямо в глаза и спро
сил, основаны ли слова мои на собственных на
блюдениях или я сужу по тому, что другие говорят
о нем. Я был восхищен его мужеством. Было вид
но, что он истощен и ему больно. Большинство об
виняемых, которым угрожает смертная казнь, стано
вятся рыдающими младенцами, умоляют сохранить
жизнь, целуют мои одежды и сандалии, просят и
кричат. Но не этот. «Разве я еврей? — спросил я его.
Это дело уже начало мне надоедать.— Что я могу
о тебе знать? Твой собственный народ и высшие
священники привели тебя ко мне. Скажи, что ты
сделал?»
— И что он ответил?
220
— Он начал говорить о том, что царство его не
от мира сего, если бы от мира сего было цар
ство, то служители его заступились бы за него, и
он не был бы взят властями. «Итак, ты царь? —
спросил я, и он ответил: «...ты говоришь, что Я
Царь. Я на то родился и на то пришел в мир,
чтобы свидетельствовать о истине»*. Я спросил его:
«...что есть истина?»**, но он отказался отвечать. Мне
до сих пор интересно, что он имел в виду...
— Что вы дальше сделали?
— Я уж е достаточно услышал и пришел к
убеждению, что Иисус не опасен для Рима или для
мира и спокойствия в городе. В худшем случае это
был мечтатель, возможно, одержимый бесами и
страдающий галлюцинациями, но безвредный, в от
личие от многих других проповедников зла и убийц,
которых мне приходилось отправлять на крест
раньше. Я приказал отвести заключенного вниз и
велел ему встать рядом со мной на помосте. Затем
я объявил, что вины его мной не установлено.
— Вы признали его невиновным по всем пунк
там обвинения?
— Да.
— Но не освободили его.
— Прежде чем я получил такую возможность,
поднялся великий крик в толпе. У меня в ушах за
звенело от обвинений в адрес заключенного: мно
гие священники и члены синедриона кричали, что
он возмущал народ по всей стране, начиная с Га
лилеи, и даже здесь. Слово «Галилея» прозвучало
для меня как послание Юпитера.
— Я не понимаю.
— Поскольку Иисус был из Галилеи, он нахо
дился под юрисдикцией Ирода Антипы, а я знал,
что Антипа в городе, приехал на Пасху и остано
вился, как обычно, неподалеку, в Гасмонийском
дворце. Несмотря на громкие протестующие крики
первосвященников, я сказал толпе, что Ироду пре
доставляется право судить одного из его подданных.
Воины увели Иисуса, и за ними последовал Каи-
* Ин. 18:37.
** Ин. 18:38.
221
афа и священники, народ же разместился на горячих
плитах плаца. Я вернулся в преторий, чтобы по
дождать решения Ирода.
— Толпа не расходилась?
— Наоборот, разрасталась и становилась все бо
лее шумной по мере того, как поднималось солн
це,— ведь это был Прощеный день, старый пасхаль
ный обычай, установленный одним из предшеству
ющих прокураторов, которому не мешало бы сна
чала подумать, принимая такое решение. В этот
день я должен был полностью простить и освобо
дить одного из приговоренных преступников в знак
доброй воли Рима. По виду пестрой рвани, собрав
шейся на площади, я знал, какого узника они по
просят, и момента, когда я должен буду спросить,
каков их выбор, ждал с отвращением. В начале
этой недели мы схватили и вынесли приговор дру
гому Иисусу, по прозвищу Варавва, который воз
главлял банду разбойников, напавших на один из
моих патрулей за городом. Они убили трех воинов
из вспомогательных войск, прежде чем мы сумели
схватить его. Мы распяли бы Варавву немедленно, но
надеялись узнать от него, где укрывается вся шайка.
— Пытали его?
Пилат самодовольно улыбнулся.
— Поощряли пленника к сотрудничеству всеми
средствами, имеющимися в нашем распоряжении,—
изложим лучше это в такой формулировке. В лю
бом случае, уж е к вечеру, где-то перед шестым
часом, мне сообщили, что Ирод вернул обвиняемо
го, и когда я сошел вниз на плац, то увидел
Иисуса, облаченного в яркую белую шелковую на
кидку, какие носят царственные особы. Ирод, види
мо, решил посмеяться над претензией Иисуса на
царство, но делом его заниматься не стал. Мой цен
турион, который командовал стражей, сообщил, что,
хотя Ирод долго допрашивал Иисуса, тот молчал и
даже при насмешках, проклятьях и тычках не из
дал ни звука.
— «Был он угнетаем, причинили ему боль, но
не открыл он рта».
Пилат вскинулся:
— Что вы сказали?
222
— Вспомнил старую цитату. Теперь, когда вам
вернули Иисуса, что вы сделали?
— Я подозвал Каиафу и других, кто был рядом
с помостом, и сказал им еще раз, что ко мне
привели человека, которого они обвиняют в совра
щении народа, но я допросил его и не установил
за ним вины. Я напомнил им, что даже Ирод
подтвердил мой вердикт, поскольку не нашел в
его действиях такого преступления, за которое сле
дует покарать смертью. В ином случае он не вер
нул бы его мне. Затем я сказал, что подвергну
Иисуса бичеванию и отпущу его.
— Почему вы решили подвергнуть бичеванию
человека, которого объявили, причем дважды, не
виновным в преступных деяниях?
Пилат колебался, подбирая слова:
— Как... предупреждение, чтобы он в будущем
осторожнее выбирал выражения.
— Предусматривается ли подобная стандартная
процедура в том случае, если кто-то в вашем
суде будет признан невиновным?
— Разумеется, нет,— повысил голос Пилат,— но
это был необычный суд.
— Ваше решение, конечно, вызвало неудоволь
ствие священников.
— Да,— с сожалением сказал прокуратор.— И
Каиафа, хитрый как змея Каиафа немедленно на
чал обрабатывать толпу в своих целях. Он и дру
гие священники начали скандировать: «Долой его и
освободи Варавву!» Вскоре вся толпа подхватила
этот клич, и шум поднялся оглушающий: «Варавва,
Варавва, Варавва!» Я поднял руки, дождался, когда
шум немного стихнет, и спросил: «Что я должен
сделать с Иисусом?» Каиафа повел за собой дру
гих, крича: «Распни его, распни его!»
— Из того, что вы сказали мне,— уточнил я,—
реакция толпы была именно такой, какой и следо
вало ожидать. Варавва, вне сомнения, считался яркой
личностью, храбрецом, рискнувшим своей жизнью
в борьбе с Римом. Иисус ж е проповедовал любовь
и скромность: «подставь другую щеку» и даже
«кесарю кесарево». Варавва для толпы, возможно,
был большим Мессией, чем Иисус.
223
Пилат согласился:
— Ваша оценка ситуации довольно точна. Не будь
здесь свидетелей в лице трех трибунов из Антио
хии, я напустил бы на толпу своих воинов и быст
ро покончил с этим безобразием. Я был не скло
нен освобождать Варавву. Но еще не потерпел по
ражения. Видите те два деревянных столба на пла
цу, разделенные расстоянием около тридцати шагов?
— Да.
— Их используют в особых случаях наши наибо
лее храбрые воины для соревнования, называемого
Кругом смерти. Я приказал, чтобы Иисуса отвели
к столбу, вон к тому, что ближе к нам. Там с него
сняли одежды, привязали руки и ноги к столбу и
нанесли тридцать девять ударов. К тому времени,
когда два опытных ликтора* закончили исполнение
наказания, на теле несчастного, и я знал это зара
нее, не осталось клочка кожи, не покрытого кровью,
а также было множество ран от бича и цепей.
Я ждал, пока они закончат, и когда вернулся на
плац после экзекуции, лицо заключенного было поч
ти невозможно опознать. На его голову один из
моих воинов надел корону, сплетенную из сухого
колючего пустынного растения, используемого для
растопки. Его снова облачили в накидку Ирода. В
руку кто-то вложил окровавленную трость, симво
лизирующую скипетр, которой его сначала удари
ли. Воины все еще крутили его, подталкивая ост
риями копий, и кричали: «Да здравствует царь всех
евреев!», а толпа с восторгом поддерживала их.
По моему сигналу Иисуса подняли на помост и
поставили рядом со мной. Вид подсудимого был столь
жалок, что у меня не было сомнений: священники по
щадят его. Я поднял окровавленную руку узника над
головой и прокричал: «...се, Человек!»**. Но все было
напрасно. Первосвященник и служители опять за
кричали: «Распни его!», и толпа откликнулась эхом,
снова и снова.
* Ликторы — почетная стража при высших должностных лицах.
Ликторы обращали внимание присутствующих на появление этих лиц,
поддерживали порядок, выполняли их распоряжения, в том числе при
водили в исполнение их приговоры. Набирались ликторы из мало
имущих слоев свободного населения.
** И н. 19:5.
224
— Иисус как-нибудь отреагировал на это?
— Нет. Ни плача, ни просьб о пощаде, даже
стона не издал, несмотря на боль.
— Вы знаете,— спросил я,— что к тому времени
уже больше, чем полные день и ночь он провел
без сна и, вероятно, почти без воды и пищи?
— Нет,— признался Пилат,— и как бы там ни
было, должен сказать, что никогда не видел за
ключенного, который даже в гораздо менее суровых
обстоятельствах вел бы себя с таким... достоинством.
— Но под воздействием криков толпы, все еще
требующей его казни, вы наконец уступили их
требованиям?
— О нет! Мое терпение окончательно истощилось.
Я сказал, что, если они хотят его распять, пусть
берут себе и распнут сами, но я по-прежнему счи
таю его невиновным.
— То есть вы в третий раз повторили свой
вердикт: невиновен.
— Да.
— Что ж е они сделали?
— Толпа затихла. Помните, что большинство из
них пришли только для того, чтобы потребовать
освобождения Вараввы. Каиафа быстро посовещался
с другими священниками и затем сказал: «У нас
есть закон, и по этому закону обвиняемый должен
умереть, поскольку он провозгласил себя Сыном Бо
га». Услышав эти слова, я захотел плюнуть ему в
лицо за такое предательство. Произнеси он это об
винение сразу, я бы утвердил решение синедриона
о смерти за богохульство и дело было бы закон
чено несколько часов назад. Теперь было уже позд
но, во всяком случае в той части, что касалась
меня. Я еще раз приказал привести заключенного
в преторий. Поскольку он был уже не в состоянии
подняться по лестнице, два моих воина внесли его
наверх и прислонили к стене у балкона. Потом
пришлось долго отмывать эти панели от крови.
Оба мы повернулись, как по сигналу, и верну
лись с балкона в комнату. Иосиф тревожно посмот
рел на нас, когда мы заняли свои места. Я кивнул
на стену, у которой когда-то стоял Иисус.
— О чем спросили вы его на этот раз?
225
8 - 6 3 8
— Я спросил его, откуда он родом...
— Зачем? Что бы это изменило? Разве вы не
знали? Назарет, в Галилее...
— Нет, нет, Матиас. Я подразумевал совсем не
это. Если Иисус верил, что он Бог, то я хотел ус
лышать от него самого, как он думает, откуда при
шла его душа и каково ее предназначение. Долг
Вулкана поддерживать огонь, долг Форнакса за
щищать наш хлеб, Януса — вход в дом, Юноны —
нашу душу и Кубы — наших овец*. Я ж е хотел
знать, каким представляется ему Божественный долг
здесь, на земле.
— Что он сказал?
— Ничего! Он просто смотрел на меня своими пе
чальными карими глазами, с симпатией и жалос
тью, словно сожалел о том беспокойстве, которое
мне причиняет. У меня появилось странное ощущение,
что он готов идти на крест, и не ценит моих уси
лий спасти ему жизнь, потому что это противоре
чит его желанию умереть. Я снова обратился к нему:
«...мне ли не отвечаешь? не знаешь ли, что я имею
власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя?»**
— Он ответил?
— Ответил наконец. Он сказал, что у меня не
больше власти над ним, чем дано мне свыше. За
* Вулкан — в римской мифологии бог разрушительного и очис
тительного пламени. У римлян существовал обычай сжигать в его
честь оружие побежденного врага. У него был свой жрец и свой
праздник — Вулканалии. Форнакс — в римской мифологии богиня
очага и печей для просушки зерна. В ее честь в феврале отме
чался праздник Форнакалии. Янус — в римской мифологии бог вхо
дов и выходов, дверей и всякого начала (первого месяца, начала
жизни человека). При обращении к богам его имя называлось пер
вым. Жрец Януса возглавлял иерархию жрецов. Также считался бо
гом договора и союза. Его двуликость объясняли тем, что двери ве
дут и внутрь, и наружу, а также тем, что он знает и прошлое
и будущее. Юнона — в римской мифологии богиня брака, материн
ства, женщин и женской производительной силы. Куба (Кубаба,
Кибела) — главное женское божество (Великая мать богов); богиня
фригийского происхождения, позднее заимствована греческой мифо
логией. Она — владычица гор, лесов и зверей, регулирующая их не
иссякаемое плодородие В Риме культ Кибелы был введен в 204 г.
до н. э. Культ Кибелы сопровождался самоистязанием, омовением
кровью жертв, самооскоплением. В эпоху империи Кибела почита
лась как покровительница благосостояния городов и всего государ
ства.
** Ин. 19:10.
226
тем — как будто он прощает меня, как будто я по
лучаю милость от него — добавил, что человек, пре
давший его мне, совершил более тяжкий грех. Я
не мог больше этого терпеть и велел вынести его
на помост, где сказал толпе, что намерен освобо
дить узника.
— В четвертый раз,— заметил я.
— Да, но Каиафа немедленно наклонился вперед
и, указав на золотое кольцо на моей руке, жало
ванное Тиберием, сказал: «Если вы освободите этого
человека, вы не друг кесарю!» Толпа снова нача
ла скандировать: «Распни его!», и я прокричал:
«Должен ли я распять вашего царя?» И тут Каиафа
нанес свой главный удар. Он провозгласил: «У нас
нет царя, кроме кесаря!», и я не посмел ответить,
потому что любой мог обвинить меня, преданного
друга кесаря, в том, что толпа евреев более пре
дана ему, чем я.
— Что ж е вы сделали?
— Я приказал принести чашу с водой, а когда
мой слуга поднес ее, опустил в нее руки и ска
зал: «Я не повинен в крови этого человека. Вы
этого хотели». Затем я приказал освободить Варав
ву, как просила толпа, и произнес официальную
формулу приговора Иисусу: «На крест ты пой
дешь». Воины сняли с него царскую накидку, за
менили ее старым красным хитоном и принесли
мне сосновую доску, на которой я написал: «Иисус
Назорей, Царь Иудейский»*. Доску надлежало по
весить на кресте у него над головой. Когда Каи
афа и другие увидели, что я сделал, то стали
причитать: «Царь Иудейский» неправильно, надо:
«Он сказал, что он Царь Иудейский». Я отрезал:
что написано, то написано, и два воина повели
Иисуса и двух других, кого я приговорил к смер
ти вчера, за город, на северо-запад, к месту каз
ни, известному под названием Голгофа.
Голос прокуратора был спокоен и бесстрастен,
будто он рассказывал, что ел на завтрак. В ком
нате стало тихо. Я глубоко вздохнул и сказал:
— Пилат, я не верю вам!
* Ин. 19:19.
227
Рот Иосифа из Аримафеи раскрылся. Пилат не
сказал ничего, но я увидел, что кровь отхлынула
от его лица. Он сидел на расстоянии вытянутой
руки от меня, и я подобрался, в полной мере созна
вая, что после столь оскорбительного заявления мо
жет последовать удар рукой или что-нибудь по
хуже. Ничего не последовало. Внушающий страх
властелин Иудеи остался недвижим, словно мои
слова внезапно превратили его в камень.
Столь необычная реакция придала мне мужества,
и я продолжал:
— Я полагаю, была другая и гораздо более су
щественная причина, по которой вы хотели освобо
дить Иисуса, причина, имеющая мало общего с ва
шим желанием поквитаться с первосвященником.
Более того, в еще меньшей степени ваше поведе
ние связано с римским правосудием по отношению
к человеку, который явно не вел проповеди, нап
равленной на разрушение империи.
Я ждал, как он отреагирует на эти слова, но
Пилат остался бесстрастным, только левое веко слег
ка дергалось, чего раньше я за ним не замечал.
— Скажите мне, прокуратор,— спросил я,— в дан
ный момент ваша жена здесь, в Иерусалиме?
Прокуратор повозился со складками своей туни
ки, извлек голубой шелковый платок и откашлялся
в него. Я услышал приглушенное «нет».
— Но она была с вами, не так ли, в ту Пасху
шесть лет назад, когда был казнен Иисус?
— Какое она имеет отношение к Иисусу? —
буркнул он.
— Насколько я помню, прокуратор, вы сказали,
что при появлении Каиафы поздней ночью, когда
он пришел просить воинов в помощь своей стра
же при аресте Иисуса, вы оба, то есть вы и
ваша жена, крепко спали, я правильно понял?
Пилат кивнул. Было ясно, что он не понимает,
к чему я клоню. Не догадывался об этом и Иосиф,
судя по хмурому, озадаченному выражению его
лица.
— После завершения вашего разговора с Каиа-
фой вы, без сомнения, вернулись в спальню?
— Разумеется,— раздраженно подтвердил он.
228
— И ваша жена,— я понимающе улыбнулся,— подоб
но большинству жен, вероятно, все еще не спала,
желая узнать, что за странное дело, которое не
может подождать до утра, привело первосвященни
ка в ваши покои в столь поздний час, правильно?
Прокуратор почти улыбнулся в ответ, но спохва
тился.
— Она не спала,— вздохнул он.
— И спросила, что это за дело, и вы рассказали?
— Рассказал.
— Обычно по утрам вы встаете раньше вашей
жены?
— Всегда. Особенно в тех случаях, когда по
долгу службы приезжаю в Иерусалим, где требу
ется провести множество официальных мероприятий.
— В то утро, когда состоялся суд, вы оделись и
спустились вниз, а жена еще спала?
— Да. Каиафа обещал, что представит Иисуса
сразу после восхода.
— Значит, вы не успели поговорить с женой до
того, как вышли из спальни на заре?
— Нет, не говорил.
Теперь я почти не вслушивался в его ответы. Я
наклонился вперед.
— Пилат, вы не станете отрицать, что в самом
начале суда над Иисусом вам была доставлена
записка от вашей жены Клавдии Прокулы?
Он осел в кресле, и нижняя часть тела скольз
нула вниз так, что наши колени почти соприкос
нулись.
— Откуда вы знаете об этом?
Разве мог я рассказать ему, что прочитал об
этом в Евангелии от Матфея, глава 27, стих 19?
Разве мог я объяснить ему, что более двух десяти
летий работал над эпизодом суда, о котором сооб
щил только Матфей? Я всегда хотел считать этот
факт достоверным, поскольку он давал единствен
ное логичное объяснение, почему безжалостный и
черствый правитель, не стеснявшийся применить меч
против народа, которым он правил и который пре
зирал, вдруг оказался бесхребетной личностью, скло
нившейся перед волей первосвященника и его ла
кеев, которых обычно третировал.
229
— Пилат,— решил блефовать я,— многие в толпе
видели, как слуга доставил вам послание от жены,
когда вы были на помосте. Отправитель записки —
домысел с моей стороны, но кто же, кроме жены,
осмелится прервать прокуратора, ведущего судебное
заседание? Что ж е говорилось в записке вашей
жены?
— Она написала: «Ничего не делай с этим пра
ведником, я выстрадала во сне множество мук в
этот день из-за него»*.
— Вы верите в сны, прокуратор?
— Найдется ли римлянин, который не верит? Я
верю, как верил и Август, что сны есть средство,
с помощью которого боги чаще всего общаются с
нами. Прочитав записку жены, я не мог забыть о
ней, потому что уже много раз в прошлом ее сны
сбывались. Затем я вспомнил, как супруга Юлия
Цезаря, Кальпурния, говорила ему, что видела сон,
по которому он не должен выходить из дома в
мартовские иды. Он пренебрег ее предупреждени
ем и, как вы знаете, пал в то ж е утро от кин
жалов убийц. Позднее, во время суда, услыхав,
как первосвященник обвиняет Иисуса в том, что он
назвал себя Сыном Бога, я велел снова привести
его в эту комнату — я уж е вам говорил. Я хотел
спросить его, откуда он, потому что из-за Клавдии
я уж е более не был уверен, кто он и что он.
— Ваша жена сейчас в Кесарии?
— Нет,— твердо ответил Пилат.— Она упаковала
сундуки и вернулась в Рим через четыре дня пос
ле распятия, заявив, что ни дня не останется с чело
веком, который распял Сына Бога, и теперь, когда
он восстал из гробницы, она тем более не имеет
желания оказаться рядом со мной, когда он придет с
возмездием.
— Она знала о пустой гробнице?
— Клавдия была со мной, когда я впервые услы
шал эту дурную новость.— Он печально улыбнулся,
выпрямляясь в кресле, видимо, почувствовал облегче
* В Евангелии этот текст выглядит так: «Между тем, как си
дел он на судейском месте, жена его послала ему сказать: не
делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много
пострадала за Него» (Мф. 27:19).
230
ние от того, что после всех этих лет сбросил тя
жесть тайны, пусть даже всего лишь историку.
— Кстати о гробнице: насколько я понимаю, пос
ле полудня того дня, когда был распят Иисус, к вам
пришел Иосиф и просил разрешения похоронить
распятого, чтобы его тело не бросили в общую мо
гилу. Вы дали разрешение?
— Да, но предварительно убедившись, что Иисус
мертв. Распятый часто остается живым на кресте в
течение нескольких дней, и я с удивлением узнал,
что Иисус умер так быстро. Я отправил Корнелия
на Голгофу, а мы с Иосифом ждали вместе, пока
он не вернулся с сообщением, что Иисус, без сом
нения, мертв.
— Корнелий? — воскликнул я.— Тот самый Корне
лий, который провел нас от ворот в преторий?
— Тот самый. Он не только самый преданный
офицер, но и мой ближайший друг и советник
уж е много лет. Мы вместе начинали служить у
Германика*.
— Вы не будете возражать, если позже я пого
ворю и с ним?
— Нет.
— Таким образом, убедившись, что Иисус мертв,
вы позволили Иосифу забрать тело?
— Да. Я ввел в обычай, за исключением неор
динарных случаев, что тела казненных преступни
ков возвращают их семьям или друзьям для похо
рон. Я знал, что Иосиф из Аримафеи уважаемый
человек, который всегда полностью и вовремя пла
тит налоги. Я не возражал, чтобы он забрал тело,
хотя был несколько удивлен поступком высокоува
жаемого члена синедриона, приговорившего Иисуса
к смерти, поскольку он компрометировал себя и
рисковал своим положением в высшем суде евре
ев, приняв решение открыто, на глазах у народа
востребовать тело. Теперь, зная, что произошло,—
сказал Пилат, с досадой взглянув на Иосифа,— ос
танки я бы ему не выдал.
— Почему?
* Германии, Юлий Цезарь (15 г. до н. э.— 19 г. н. э.) — прием
ный сын и предполагаемый наследник императора Тиберия, знаме
нитый полководец, консул в 12 и 18 гг.
231
— Если бы тело кинули в общую могилу вмес
те с теми двумя, что были казнены в тот день,
Иисус из Назарета был бы уже прочно забыт. Наш
друг, как вы знаете, похоронил тело в роскошной
гробнице, и, когда обнаружилось, что она пуста, бы
ло нетрудно убедить невежественных и доверчи
вых людей в том, что Иисус восстал из мертвых.
Без этого мошеннического доказательства в виде
пустой гробницы мы сейчас не имели бы сброда,
именующего себя христианами, которые с каждым
днем доставляют нам все больше неприятностей.
— Из ваших слов, Пилат, я заключаю: вы вери
те, что тело было взято из гробницы для введения
людей в заблуждение.
— Да.
— Но разве Каиафа не приходил к вам на
следующий день после похорон Иисуса с предуп
реждением о том, что может произойти? Разве не
просил он вас поставить у могилы охрану, чтобы
приверженцы Иисуса не украли тело? Каиафа бо
ялся, что в таком случае они могут провозгласить
его воскресение из мертвых, как он и предрекал.
— Мне следовало к нему прислушаться. Но я все
еще не мог простить первосвященнику предательст
ва во время суда. Я напомнил ему, что умыл руки и
не имею теперь никакого отношения к делу. Я за
явил, что у моих солдат есть более важные дела, чем
охрана гробницы с мертвым телом, и если он хочет
поставить стражу, пусть использует своих людей.
— Теперь, зная, что произошло, вы сожалеете и
об этом решении?
— Сожалею. Сначала, когда я только узнал об ис
чезновении тела, я подумал, что Каиафа не побеспо
коился выставить стражу. Тем не менее я послал к
нему Корнелия с требованием объясниться. Первосвя
щенник передал свои сожаления,— презрительно ска
зал Пилат.— Он ответил Корнелию, что установил
караул, но стражники устали после долгого дня
службы в Храме и заснули ночью. Пока они спа
ли, должно быть, пришли ученики Иисуса и выкра
ли тело. Вы можете себе представить нашего воина
заснувшим в карауле, когда известно, что по рим
ским законам наказание за такую халатность —
смерть?
232
Хозяин подливал вино в наши кубки, когда
раздался четырехкратный резкий стук в дверь.
Он крикнул:
— Войдите.
В дверях появился Корнелий и напомнил прокура
тору, что пора одеваться для еженедельной инспек
ции казарм.
Пилат жестом пригласил Корнелия в комнату.
— Почему бы вам не поговорить с центурионом
сейчас, пока я готовлюсь к этой занудной, но не
обходимой формальности армейской жизни?
Корнелий сел по моему приглашению, но лицо
его оставалось настороженным даже после объясне
ния Иосифом цели нашего разговора и уверений,
что ему нечего бояться и следует говорить правду.
— Корнелий,— начал я настолько мягко, насколько
мог,— вы помните тот день шесть лет назад, ког
да после полудня Пилат приказал вам отправиться
на холм, называемый Голгофой, чтобы проверить,
действительно ли распятый в тот день человек по
имени Иисус уж е умер?
Центурион неуверенно кивнул.
— Иосиф хотел забрать тело для похорон,— начал
он свой рассказ,— но Пилат засомневался, что
Иисус испустил дух так быстро. У нас давно дей
ствует соглашение с главными священниками, что ни
один еврей, приговоренный к смертной казни, не
должен висеть на кресте во время их субботы. Для
тех, кто распят в день, предшествующий субботе, ко
торая начинается в час заката, у нас принята про
цедура ускорения смерти, когда солнце начинает са
диться. Мы перебиваем преступнику голени. К тому
времени, когда я появился на холме, Фабий, кото
рый отвечал за исполнение приговоров, уж е пере
бил кости преступника, висевшего с одной сто
роны от Иисуса. Тот еще стонал, но все тише и
тише, и мы знали, что он сейчас умрет. Фабий
уж е занес свою дубинку над ногами Иисуса, но
я остановил его, сказав, что в этом нет необходи
мости, поскольку и так ясно, что он уже мертв.
Фабий подошел к третьему распятому, который
был без сознания, но жив, и раздробил ему кости.
Затем он вернулся и стал рядом со мной под
233
Иисусом. Я видел, что мое вмешательство ему не
приятно: он человек долга и всегда точно выпол
няет приказы. Поэтому я взял копье у воина, стояв
шего рядом, и ткнул острием в правый бок Иису
са, в результате чего вытекло много воды и крови.
Помню еще, что сказал: «Смотри, Фабий, человек
этот уж е мертв. Зачем тратить силы и время на
труп?» Затем я приказал снять двух преступников
с крестов и закопать их в общей могиле. Но Фа-
бию велел оставаться, пока за телом не придет
Иосиф из Аримафеи. Отдав распоряжения, я вер
нулся к Пилату и отрапортовал, что галилеянин
мертв. Иосифу было выдано на руки письменное
разрешение забрать тело.
Я пристально всматривался в загорелое лицо
центуриона, красивое, несмотря на уродливую ро
динку, протянувшуюся от левого уха до рта, и не
отвел взгляда, пока Корнелий не начал нервно ер
зать. Только через несколько минут я продолжил:
— Пилат сказал мне, что вы знаете друг друга
с давних времен.
— Да,— воскликнул он с явным облегчением, что
тема разговора изменилась. Его плечи автомати
чески развернулись, грудь поднялась — в полном
соответствии с пережившей века реакцией любого
сержанта в подобных обстоятельствах.— Мы вместе
сражались под началом Германика!
— Вы расквартированы не здесь, не так ли?
Вы прибыли с Пилатом из Кесарии на праздник
еврейской Пасхи?
— Так точно.
— Вы живете в ставке в Кесарии?
— Нет, моя семья находится в пригородах Кесарии.
— Вы когда-нибудь жили или бывали в дерев
не Капернаум?
— Да, там были волнения много лет назад из-за
налогов на рыбаков, кормящихся от озера, и Пилат,
для поддержания законности и порядка, разместил
там центурию под моим командованием. Но я по-
прежнему при необходимости сопровождал проку
ратора в его поездках в Иерусалим.
Я наклонился к Корнелию, так, что мы оказа
лись практически нос к носу.
234
— Скажите мне, центурион, правда ли, что вы
знали Иисуса в те дни?
— Да, я знал его,— признался он дрожащим голо
сом.
Вот так выстрел вслепую! Теперь я был прак
тически уверен, что разговариваю с неназванным
центурионом из Евангелий от Матфея и Луки, слу
гу которого исцелил Иисус.
— Вам случалось разговаривать с Иисусом?
— Да.
— Расскажите мне об этом все, что помните.
Корнелий обхватил своими лапищами голову и
встряхнул, как бы пытаясь прояснить воспоминания.
Затем стал рассказывать:
— Я слышал много историй о хороших делах и
чудесах, которые творил этот человек среди бед
ных людей, живущих на побережье, в том числе
об исцелении больных и калек. Когда заболел мой
любимый слуга Линус — его разбил паралич,— никто
даже не пытался помочь. Я пошел по берегу искать
Иисуса, нашел и попросил молить своего Бога, что
бы тот помог моему другу. К моему величайшему
удивлению, он обнял меня и сказал: «Я приду и ис
целю его»*. Я ответил, что не достоин принять его
под своим кровом, но из того, что слыхал о нем,
знаю о его великой силе, и ему достаточно сказать
слово для исцеления моего слуги. Я объяснил, что хо
рошо понимаю такие вещи, поскольку сам облечен
властью и мне повинуются воины. Если я сказал
человеку: «Иди», то он пойдет, если я скажу дру
гому: «Приди», то он придет, а если скажу моему
слуге: «Сделай», то он сделает. Я думал, что Иисус
способен сделать то же самое, и нет ему нужды
осквернять себя, еврея, преступая порог моего дома.
— И как поступил Иисус?
Корнелий протер несколько раз глаза правой
рукой и ответил:
— Сначала он рассердил тех, кто был с ним, тем,
что обнял меня, а мне нет необходимости объяснять
вам, что еврей скорее поест свинины, чем дотро
нется до римлянина. Затем он повернулся к осталь
* Мф. 8:7.
235
ным и сказал: «...истинно говорю вам: и в Израи
ле не нашел Я такой веры»*. После этого он по
вернулся ко мне, дотронулся до моей щеки и ска
зал: «...иди, и как ты веровал, да будет тебе»**. К
тому времени, когда я вернулся в дом, там уж е
ликовали, потому что паралич у Линуса прошел, и
в семье царил праздник. В знак благодарности я
принес деревенскому казначею приличный дар, что
бы они могли воздвигнуть синагогу. Если вам слу
чится заехать в Капернаум, каждый житель пока
жет ее и пояснит, что этот молитвенный дом по
строен на средства римского центуриона***.
Центурион поклонился при этих словах, и я за
метил знакомый блеск металла. Не думая о послед
ствиях, я запустил руку в вырез туники этого
грубого, закаленного воина и вытащил тяжелый зо
лотой амулет на тонком кожаном ремешке. Я по
вернул амулет к свету и увидел гравировку, ко
торая была идентична рисунку на амулете, пода
ренном мне Иосифом четыре дня назад, включая
характерный контур рыбы.
— Пилат знает? — сочувственно спросил я.
Он отрицательно затряс головой.
— И от меня никогда не узнает, Корнелий,— ус
лышал я свои слова.— Скажите, вы абсолютно уве
рены, что Иисус был мертв, когда вы покидали
Голгофу?
— Уже умер. Совершенно точно. Я много мерт
вых повидал за годы службы. Я сам много ж и з
ней отнял в бою. В Иисусе не оставалось ни од
ной искорки жизни, и, по правде говоря, его плоть
уже похолодела и затвердела.
— Если он уже был мертв, зачем надо было
пронзать копьем тело?
— Я не знаю наверное,— он почти плакал,— но,
мне кажется, в тот момент я думал: это самое мень
шее, что я могу сделать для Господа своего, посколь
ку не мог вынести даже мысли о том, как ему
будут ломать кости. Я почему-то точно знал, он
* Мф. 8:10.
** Мф. 8:13.
*** По Евангелию за центуриона (сотника) ходатайствовали старей
шины, потому что он уже воздвиг для них синагогу (см. Лк. 7:15).
236
поймет мое желание избавить его от этого позора,
даже если мне придется сделать собственными ру
ками то, что сделал я...
Меня передернуло, и я отвернулся, вспомнив биб
лейские Книгу Исхода и Книгу Чисел. В предписан
ном приготовлении ягненка для пасхального ужина
особо оговорено: после того как ягненка принесли в
жертву, ни одна кость не должна быть сломана.
— Ну что,— прервал нас голос Пилата,— удалось
раскопать еще немного правды, историк?
Прокуратор прошествовал к нам, высокомерный,
с вздернутой головой: было видно, что к нему вер
нулась привычная самоуверенность, по-видимому,
вместе со сменой одежды. Теперь перед нами стоял
римский воин в полированных наплечниках, пере
поясанный широким кожаным ремнем, в портупее,
отделанной серебром. Одежда всегда делает муж
чину, насколько я понимаю. Он проводил нас до две
ри и дальше по длинному залу.
— Скажите-ка, Матиас,— спросил он дружеским
тоном хозяина, уж е не в первый раз прощающегося
с гостем,— Вителлий по-прежнему каждое утро объ
езжает своих арабских скакунов?
— Как всегда,— уверенно подтвердил я.— Знаете,
бывают грехи и похуже.
— Да,— усмехнулся он, источая очарование,— как
и у всех нас.
— Пилат, вы подтверждаете свое заявление, ко
торое сделали сегодня в начале нашего разговора?
— Какое заявление?— устало спросил он, посколь
ку, по его мнению, разговор был давно окончен.
— Вы, кажется, сказали, что об Иисусе в исто
рии достаточно упомянуть в одном-двух предложе
ниях. Большего он не заслуживает, если заслужи
вает вообще.
Он отпустил мою руку, за которую держался, и
пробормотал:
— Не знаю, не знаю, не знаю. Знаю только,
что хотел бы никогда не слышать этого имени!
Мы подошли к площадке с множеством статуй.
Я остановился и спросил:
— Кстати, это, случаем, не вы велели забрать
тело Иисуса из гробницы, чтобы досадить Каиафе
или по какой-нибудь другой причине?
237
Его смех раскатился по пустому коридору.
— Если бы это сделал я, то давно предъявил его
тело народу. Вы понимаете, что уже через несколь
ко месяцев после распятия в городе появились ты
сячи проповедников, доставляющих только неприят
ности. И они на каждом углу кричали и кричат:
«Иисус воскрес и скоро вернется». С тех пор я вы
нужден держать здесь в обычные дни четыре до
полнительные центурии только для поддержания
порядка, а в праздничные дни мне надо еще боль
ше воинов, если только Вителлин дает их мне.
Нет, мой друг, представления не имею, кто забрал
тело, и заплатил бы дорого за сведения о его ме
стонахождении.
Я не устоял перед искушением нанести ему
последний укол. Повернувшись и показав на
длинный коридор, уже шесть лет не оглашаемый
голосом его жены Клавдии Прокулы, я заметил:
— Иисус уже вам дорого обошелся, не так ли,
прокуратор?
240
двухэтажный каменный дом у подножья холма. Дом
отстоял от городских ворот не более чем на трид
цать метров по дороге, ведущей в Вифлеем и
Хеврон*, до которых от города надо было про
ехать чуть больше двадцати километров. Было за
метно, что Иосиф не раз бывал в этом доме. Мы
почти миновали двор, когда он остановился и по
казал на два пышных гранатовых дерева, затеняв
ших угол маленького дворика. Под тенистыми ар
ками их ветвей, откинувшись в большом плетеном
кресле, спала пожилая женщина.
— Мария,— нежно позвал старик,— Мария.
Женщина несколько раз моргнула, просыпаясь, и
узнала Иосифа из Аримафеи. Она протянула руки
ему навстречу, и он пошел к ней, оставив меня
посередине двора. Постояв около нее несколько ми
нут, Иосиф коснулся губами ее лба и вернулся ко
мне, кивнув в сторону каменных ступеней, веду
щих на открытую террасу второго этажа.
— Мария говорит, что Иоанн и ее сын Марк в
Храме, а Магдалина пошла на рынок. Мы можем
подождать их в верхней комнате. Давайте подни
мемся по тем ступеням, по которым поднялся Иисус
на свой последний ужин,— сказал он как бы нев
значай, но повернулся, чтобы проследить за выра
жением моего лица.
Лестница состояла из четырнадцати ступеней.
Всю ее я прошел на цыпочках, и на цыпочках же
вошел в комнату.
В большой, загроможденной вещами комнате ца
рил огромный стол, возвышающийся над полом, по
крытым циновками, не более чем на тридцать сан
тиметров. Он был не менее трех метров в длину,
шириной около полутора метров, и на его темной
отполированной поверхности не было вездесущей
пыли, столь характерной для домов в пустыне. Во
главе стола горела высокая толстая свеча в камен
ном подсвечнике, бросающая мерцающий свет на
* Хеврон — город на Иудейском нагорье, расположенный на вы
соте 935 м над уровнем моря. В окрестностях Хеврона ставил свои
шатры Авраам — родоначальник еврейского народа, здесь, до взятия
Иерусалима, была столица царства Давидова, здесь поднял восста
ние сын Давида Авессалом, в Хевроне поселились евреи, вернув
шиеся из вавилонского плена.
241
поблескивающее дерево и толстые зеленые подуш
ки, выглядывающие из-под стола с трех сторон. И
без слов Иосифа я понял: именно за этим столом
Иисус и двенадцать учеников сидели вокруг пас
хального ягненка в ту роковую ночь, ночь ареста в
Гефсиманском саду.
— Много лет назад,— сказал Иосиф,— у наших
предков был обычай съедать пасхальный ужин в
спешке, стоя. Но теперь мы не в рабстве и не на
чужой земле и вкушаем святую еду лежа, не спеша.
Старик разместился так, что его ноги вытянулись
в сторону от стола, и оперся левым локтем на по
душку.
— Вот так принимают еду, Матиас. Правая рука
должна быть свободна, чтобы взять хлеб и обмак
нуть его в общий горшок.
Я протянул руку к свече.
— Иисус сидел здесь?
— Да, с Иоанном по правую руку и Иудой по
левую, а остальные — вдоль боковых сторон. На
четвертую сторону ставят еду, которую приносят
снизу из кухни.
— Иуда был слева?
— Так мне сказали.
— Столом сейчас пользуются?
— Постоянно, каждую неделю. Обычно это Петр
или Иаков, брат Иисуса, когда им надо посовето
ваться с другими. Однако здесь никто никогда не
сидит,— добавил он, кивнув в сторону подушки,
лежащей у стола под свечой.
— Пилат знает, что здесь по сути... подпольный
штаб?
— Прокуратор или первосвященник практически
знают обо всем, что происходит в городе. Движение
слишком разрослось, чтобы его было можно скрыть.
Я по-прежнему не мог отвести взгляда от стола,
и Иосиф прочел мои мысли, что меня уже не
удивило.
— На обстановку, изображенную да Винчи*, не
очень похоже, согласитесь, Матиас? Но как писа
* Д а Винчи Леонардо — итальянский живописец, скульптор, архи
тектор, ученый, инженер. Иосиф говорит о «Тайной вечере» —
росписи, сделанной Леонардо в трапезной монастыря Санта-Мария
делле Грацие в Милане.
242
тель вы, конечно, должны понимать: правда мо
жет превзойти художественный вымысел, но
жизнь редко бывает столь драматична, как искус
ство. Много хороших слов можно сказать о ком
позиции великого мастера и символике в располо
жении фигур, но, увы, в жизни все было иначе.
Гостиная по сравнению с картиной да Винчи
выглядела проще: вдоль одной из стен была свале
на кучей одежда и стояло несколько плетенок с
сандалиями всевозможных форм и размеров. Свет
из трех маленьких окон падал на высокие корзи
ны, «с горкой» заполненные тыквами, зерном, фи
гами, виноградом и другими фруктами, которых я
никогда не видел. В другом углу возвышалась
башня завернутых в полотно толстых круглых сы
ров, издающих острый запах, а над ними на
крюках, вбитых в массивную потолочную балку,
висели небольшие бараньи туши, вокруг которых
с гудением роились мухи.
— В этой комнате кормится много ртов,— напом
нил Иосиф, проследив за моим взглядом.— Подой
дите сюда, садитесь рядом со мной, давайте отдох
нем, пока никого нет.
Потребовалась вся моя сила воли, чтобы заста
вить себя сесть рядом со стариком. Поколебавшись,
я протянул ладони вперед, пока они не легли на
гладкое дерево. Должно быть, все мне пригрези
лось. Не может это быть реальностью. Не может.
Не может быть такого — я сижу за столом, за ко
торым Иисус провел свой последний ужин! Вне
запно пламя свечи расплылось, и я был вынужден
вытереть глаза. Старик внимательно наблюдал за
мной, но не сказал ни слова.
Громкий стук деревянных подошв по камню воз
вестил о прибытии Иоанна еще до того, как он
влетел в комнату и начал обниматься с Иосифом.
«Сын грома» был гораздо ниже и тоньше своего
брата Иакова и выглядел гораздо моложе. Кашта
новые волосы были подстрижены довольно корот
ко и не достигали плеч, а правильные черты
лица с высокими скулами были обрамлены клоч
коватой бородой. Вид у него был весьма истощен
ный. Разглядывая Иоанна, я с трудом осознавал, что
243
передо мной стоит «любимый ученик», который сов
сем недавно, всего шесть лет назад, вместе с Пет
ром и своим братом оказался одним из трех из
бранных, кого Иисус оставил подле себя в наиболее
важный момент своей жизни. Снова первые впечат
ления. Иоанн сел напротив нас, внимательно слу
шая Иосифа, рассказывающего о цели нашего ви
зита, улыбаясь и согласно кивая нам обоим.
— Мой брат и Матфей уж е сказали мне о вас,
Матиас, и о том, что мне следует ожидать вашего
посещения,— с жаром промолвил он.— Я тоже наде
юсь написать историю, но только нашего Господа.
Он понравился мне. На одно сумасшедшее мгно
вение я вообразил, как уверяю его, что он действи
тельно напишет эту историю, что в отличие от
других он будет много лет размышлять о случив
шемся, прежде чем собрать все факты вместе и
написать труд, ставший позднее известным всему
миру как «Евангелие от Иоанна».
— Значит, вы поможете мне?
— Спрашивайте. Я расскажу вам то, что знаю.
Иосиф, присутствующий здесь,— улыбнулся он,—
поклянется в моей честности.
— Благодарю вас, Иоанн. Как вы знаете, я уже
говорил со многими, кто был близок к Иисусу, а
также с несколькими его врагами. Вы были с ним
практически с самого начала его деятельности, и, как
мне было сказано, вы — единственный апостол, кто
присутствовал при распятии. Вы можете оказать
мне очень существенную помощь, восполнив про
белы в жизни Иисуса, о которых я ничего не знаю
или потому, что другие не знали о чем-то, или
из-за моего неумения задавать нужные вопросы.
— Я понимаю.
— Понимаете ли вы также, что я не верю в
воскресение Иисуса?
Выражение лица не изменилось. Обычная холод
ная отстраненность фанатика не затуманила его
глаза. Губы сложились в понимающую улыбку, и
он пояснил:
— Ваши взгляды разделяет подавляющее большин
ство нашего народа не только здесь, но и в его
родном городке. Нам еще предстоит большая ра
бота.
244
— Чем больше я узнаю о его последних днях,—
начал я,— тем сильнее растет во мне убеждение, что
Иисус прибыл в Иерусалим в свою последнюю неде
лю не только на празднование Пасхи. Он собирался
обратить людей в свою веру, будучи уверен, что су
меет убедить их в своей правоте, в том, что он мо
жет повести их за собой к лучшей жизни в новое
царство здесь, на земле. Поскольку даже его злей
шие враги согласны, что он не был ни дураком, ни
невежей, мне трудно понять, каким образом он наме
ревался навязать свою волю великому городу, имея в
помощниках всего дюжину безоружных галилеян.
— Матиас, в ту неделю произошло много зага
дочного, даже для тех, кто был близок к нему.
Никто из нас не хотел идти в Иерусалим на
празднование Пасхи в тот год, поскольку все мы
знали, что первосвященник и синедрион решили
предать Иисуса смерти после воскрешения Лазаря.
Они боялись, что если ему позволить и дальше
творить чудеса, то скоро все уверуют в него.
— Иоанн, почему Иисус в первый день последней
недели решил въехать в город именно на ослике?
— Когда наша группа, направлявшаяся в Иеруса
лим на Пасху, приблизилась к Виффагии’, Иисус
послал вперед двоих из нас, чтобы они заранее
нашли ослика, и пояснил, почему это необходимо. Он
должен был въехать в Иерусалим на осле, чтобы
сбылись слова пророка.
— Кто-нибудь из вас понял, что это означает?
— Никто. Мы не так хорошо знали предсказания
наших пророков, как Иисус. Только позже, гораз
до позже мы узнали о словах Захарии: «Ликуй от
радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иеру
салима: се, Царь твой грядет к тебе, праведный и
спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на мо
лодом осле...»*
**
— Захария пророчествовал о Мессии?
— Да, о том, кто должен был прийти и освобо
дить народ от Александра более чем триста лет
назад.
* Виффагия — деревня близ Вифании, расположенная на горе
Ілсонской (или рядом с ней), восточный пригород Иерусалима.
** Зах. 9:9.
245
— Поскольку Александр умер, владея всем миром,
я полагаю, освободитель, о котором пророчествовал
Захария, так и не явился народу. Следовательно,
Иисус, сев на осла, намеревался подать тем самым
народу знак, что он входит в Иерусалим как их
Мессия? В этом нет смысла. Если вы и другие
апостолы не поняли поданного вам знака, как мог
Иисус ожидать признания от невежественной тол
пы сельских жителей, идущих по дороге?
Иоанн пожал узкими плечами.
— Кроме слов, что пророчество должно сбыться,
Иисус не сказал ничего, а мы не спрашивали.
— Однако некоторые из вас, как мне говорили,
пытались воздействовать на толпу идущих по до
роге, провозглашая: «...осанна* Сыну Давидову! бла
гословен Грядущий во имя Господне!»** Разве такая
здравица не имеет особого смысла для всех ев
реев?
— Имеет. Это молитва о спасении и пришествии,
обращенная к помазанному царю, к Мессии, и ей
столько же лет, сколько и нашему народу.
— Но если никто из вас не понял знамения, свя
занного со въездом Иисуса на ослике, кто из вас
кричал здравицу Мессии?
— Петр, а вслед за ним и все мы, сначала
робко, а потом громче и громче.
— Но вы не только кричали, вы оказали еще
большие почести, не так ли? Мне сказали, что не
которые из вас бросали свои одежды и пальмовые
ветви на дорогу перед ним, будто он царствующая
особа. Все это заставило толпу последовать за
Иисусом, создав триумфальный въезд в город?
— Нет,— спокойно ответил Иоанн.— Некоторые,
особенно наиболее грубые, смеялись над нами, на
зывая дураками из Галилеи.
— Из толпы кто-нибудь спрашивал вас из лю
бопытства, кто этот человек на осле, которому вы
оказываете такие почести?
— Некоторые спрашивали.
— И что вы им говорили?
* Спасение.
** Мф. 21:9.
246
— Мы говорили им: это Иисус, пророк из На
зарета Галилейского.
— Почему же вы не говорили им, что он Мессия?
Иоанн опустил глаза и начал чертить пальцем
какой-то узор на полированной поверхности стола.
— Даже тогда большинство из нас были слепы
и не видели правды. Кроме Петра.
— Петра? Вы говорите о случившемся в Кеса
рии Филипповой, когда Иисус спросил вас, кто он
есть, и Петр единственный назвал его Мессией?
— Кто вам сказал об этом?
— Сам Петр. Он сказал мне также, что Иисус
приказал вам никому не говорить об этом. Может
быть, из-за этого приказа вы говорили народу,
что Иисус пророк, а не Мессия. А может, потому,
что вы все, кроме Петра, были не совсем увере
ны, кто же он есть?
Иоанн промолчал. Я надавил еще сильнее:
— Справедливо ли в таком случае заключение,
что другие, включая вас, еще не уверовали так,
чтобы двигать горы?
— Ваши слова суровы, но правдивы. Паши гла
за открылись позже, когда Иисус воскрес и...
Я протянул руку через стол и мягко сжал его
РУКУ-
— Подождите! Пожалуйста, помогите мне понять
события в том порядке, в каком они происходили.
Сегодня утром я спросил Пилата, не было ли вол
нений в городе, вызванных въездом Иисуса в
Иерусалим в тот день. Он ответил: не было, ина
че были бы приняты меры, чтобы они не перерос
ли во что-нибудь серьезное. Нет сомнений, что он
арестовал бы Иисуса за подстрекательство. Теперь
вы, Иоанн, только что подтвердили заявление Пи
лата, что великого вступления Иисуса в город в
сопровождении толп приверженцев, поклоняющихся
спасителю, не было. Возможно, Иисус въехал в го
род как Мессия, если говорить о нем самом, или о
Петре, но для вас всех и для паломников на дороге
он был в тот момент еще один рабби, самое
большее — галилейский пророк на осле, направляю
щийся в город на празднование Пасхи. Люди же,
вместо того, чтобы поддержать его, как он, может
247
быть, ожидал, продолжали заниматься обычными
приготовлениями к Пасхе. Я прав?
Иоанн торопливо взглянул, на Иосифа, который
оказался для него не лучшим помощником, чем для
меня на предыдущих встречах.
— Да,— наконец признал он.
— Можно ли объяснить его поступок в Храме
тем, что он был разочарован слабым откликом
народа на его прибытие? Верил ли он, что такие
решительные действия против властей, как перево
рачивание столов и изгнание менял из Храма, по
могут привлечь на его сторону больше народа,
чем того можно достигнуть с помощью слов или
добрых деяний в пользу сирых и убогих?
— Иисус многократно жалел этот город,— отве
тил Иоанн,— и печалился, что его жители не могут
понять, как надо жить, чтобы всегда царили мир
и счастье. Он предвидел день, когда от Иерусали
ма не останется камня на камне, потому что жите
ли города не выдержали испытания, ниспосланного
им. Когда он говорил нам об этом, мы были еще
слишком невежественны, чтобы понять значение
его слов.
— Иоанн, вы когда-нибудь задумывались над тем,
что могло бы случиться, если бы огромная толпа
паломников, собравшихся на праздник, поверила, что
он действительно Мессия? Без сомнения, Иисус смог
бы воодушевить достаточное число граждан, кото
рые с помощью только дубинок и камней могли
бы захватить крепость Антония за пару дней.
Иоанн беспомощно замотал головой.
— Я представляю, как вам, римлянину, трудно
привыкнуть к мысли о том, что Иисус пришел не
собирать армию против врагов и угнетателей на
шего народа. Пожалуйста, попытайтесь понять, что
он пришел собрать детей своих и научить их,
как обрести и возрадоваться Царству Божию люб
ви и мира.
— Об этом Царстве Божьем: вы сумели обрес
ти его? Где оно?
Теперь настала очередь Иоанна протянуть руку
через стол. Храбро уткнув палец мне в грудь, он
изрек:
248
— Царство Божье в вас самом, как сказал то
Иисус!
Внезапно я почувствовал себя больным. Меня тош
нило. При ничтожном движении воздуха через три
крошечных оконца верхнюю комнату можно было
уподобить печке, в которой мы медленно зажари
вались. Я закрыл глаза и увидел тьму, которую
пронзали серебряные молнии. Невероятное приклю
чение начинало сказываться и на физическом, и
на умственном здоровье. Я вдохнул и выдохнул
так глубоко, как только мог,— и еще раз, и еще
раз,— пока не услышал озабоченный голос Иосифа:
— Вы не заболели, Матиас?
Я затряс головой. Оставалось слишком мало
времени, если Пилат был против меня. Я помахал
руками над столом и свечой, разгоняя воздух, и
продолжал:
— Во время последнего ужина с Иисусом что
вам запомнилось более всего?
Иоанн раздумывал несколько минут, и когда он
начал отвечать, в его настроении преобладала
скорее радость, чем уныние.
— Я помню, что, до того как подали еду, Иисус
встал из-за стола, снял хитон и опоясался большим
полотенцем. Затем он налил воды в таз и начал
мыть нам поочередно ноги, вытирая их досуха. Все
были слишком потрясены, чтобы промолвить хоть
слово, кроме Петра, который спросил, почему он
моет нам ноги. Иисус ответил, что Петр поймет
это позже. Тогда Петр встал и заявил: «...не умо
ешь ног моих вовек»*; потому что знал: никто из
нас не заслуживает такого обращения от нашего
Господа**. Иисус ответил, что в этом случае Петр
не будет одной частью с ним, и тот после такой
отповеди сел и позволил нашему Господу омыть
ему ноги от пыли.
— Иисус как-нибудь объяснил свое поведение?
— Объяснил. Закончив, он вернулся на свое место
и сказал нам, что если он, кого мы называем Гос
* Ин. 13:8.
** Снимать с гостей сандалии и мыть им ноги было обязанно
стью самого бесправного слуги.
249
подом и учителем, может омыть наши ноги, то и
мы можем омыть ноги друг другу, и это будет нам
примером, который, как он надеется, мы никогда
не забудем. Затем он привел нас в ужас, сказав,
что мы не все чисты и один из нас предаст его.
— Что случилось потом?
— Все заволновались, закричали, а многие спра
шивали: «Это я, Господь?» Я сидел справа от Иису
са и увидел, как Петр показывает мне жестом со
своего места, вот с этой стороны стола: спроси
Иисуса, кто это. Я положил голову ему на грудь
и прошептал: «Господь, кто это?», и Иисус отве
тил мне на ухо: «Тот, кому я, обмакнув кусок
хлеба, подам»*. Затем он обмакнул хлеб, в кото
рый был завернут кусочек ягненка, в соус и подал
Иуде, который сидел слева.
— Кто-нибудь слышал, что Иисус сказал вам?
— Никто. Затем он громко, чтобы все могли слы
шать, обратился к Иуде: «...что делаешь, делай ско
рее»**, и вскоре Иуда исчез в темноте.
— Кто-нибудь еще связал исчезновение Иуды с
предательством, о котором упомянул Иисус?
— Я не думаю. Иуда всегда бегал по разным
поручениям Иисуса и нашим тоже, так как был
держателем общей казны. Мы продолжали уж и
нать, но безрадостно, поскольку глядели друг на
друга с мрачной подозрительностью.
— Еще что-нибудь о том ужине вы помните?
Лицо Иоанна просветлело снова.
— Вы знаете, Матиас, что у нас, евреев, есть
десять заповедей, которые пророк Моисей получил
прямо от Бога. Иисус в эту ночь дал нам еще одну,
которую соблюдать труднее, чем остальные десять
вместе взятые, но столь могущественную, что, если
мы будем ее придерживаться, остальные и не по
надобятся.
Я знал,, о чем идет речь, но все же хотел
выслушать заповедь из первых уст, от непосред
ственного свидетеля: какой писатель не мечтает
черпать сведения из самого источника?!
* Ин. 13:26.
** Ин. 13:27.
250
— Иисус предупредил нас, что пробудет с нами
недолго, и туда, куда он идет, нам нельзя. Затем
сказал: «Заповедь новую даю вам, да любите друг
друга; как Я возлюбил вас, т а к и вы да любите
друг друга; По тому узнают все, что вы Мои уче
ники, если будете иметь любовь между собою»*.
Затем Петр спросил нашего Господа, куда он идет,
и Иисус повторил, что сейчас мы туда за ним по
следовать не можем, но сможем впоследствии. Петр
опять обратился к Иисусу: почему мы не можем
следовать за ним сейчас, и настаивал: «Я душу мою
положу за тебя!» Я никогда не забуду отповеди
нашего Господа: забудет и Петр. Иисус бросил
ему вызов, сказав: «...душу твою за Меня поло
жишь? истинно, истинно говорю тебе: не пропоет
петух, как отречешься от Меня трижды»**. Петр по
делился со мной позднее, что Иисус повторил ему
эти слова после ужина, когда мы шли из города.
— И пророчество сбылось?
— Сбылось. Когда Иисуса арестовали в саду,
схватили и нас с Петром, но освободили, побив
палками и ногами так, что мы едва могли идти.
Я хотел скрыться через гору в Вифанию, но Петр
не согласился. Он сказал, что не может покинуть
нашего Господа в тяжкую для него минуту, и мы
последовали за стражей, пока Иисуса не привели
наконец в дом первосвященника, после того, как
продержали некоторое время в доме Анны. Мы
ждали во дворе дома первосвященника, надеясь у з
нать, что они собираются сделать с Иисусом, и не
могли понять, зачем члены синедриона съезжаются
сюда в середине ночи. Три раза, когда мы подхо
дили к кострам, слуги Каиафы обвиняли Петра в
том, что он знает Иисуса и был с ним, и три раза
Петр отрицал это. Едва с его губ слетело третье
отрицание, как мы оба услышали первый крик
петуха, возвещавший наступление дня. Петр засто
нал, будто в него вонзили меч, и упал к моим
ногам. Сначала я подумал, что Бог поразил его
насмерть за то, что он отрекся, но, увидев, что
* Ин. 13:34.
** Ин. 13:38.
251
грудь Петра колышется, я попытался поднять его на
ноги и утащить со двора, опасаясь, что стража
снова схватит его. Я пытался сдвинуть Петра с
места снова и снова, но не смог. Тогда я побежал
к дому Иосифа. С помощью друга и слуги Иоси
фа, очень сильного человека, мы перенесли Петра
в этот дом. Здесь, на этом же этаже, есть еще
одна комната, комната Марка, где мы и уложили
Петра в кровать. К тому времени я был совершен
но измучен, но остался ухаживать за Петром, по
скольку вдова Мария и другие женщины, включая
мать Иисуса, узнав о его аресте, пришли в такое
состояние, что не могли ничего делать.
— Что произошло потом?
— К утру женщины оправились достаточно, что
бы принести мне поесть. Петр оставался без созна
ния, кожа его при касании казалась горячей, как
огонь. Снова и снова я обмывал тело бедняги водой
и соком алоэ, изредка смачивая и свое лицо, что
бы не заснуть. К исходу дня, наверно в седьмом
часу, я услышал ужасные крики и причитания и
бросился вниз по лестнице узнать, в чем дело,
почти столкнувшись с матерью нашего Господа, ко
торая стояла на первой ступеньке. Мария пала мне
на руки, и я ощутил, как она дрожит, потом она
взяла мое лицо в ладони и сказала спокойным го
лосом: «Я шла за тобой. Нам передали, что рим
ляне повели моего сына на Голгофу, чтобы распять.
Иоанн, я должна быть с ним. Пожалуйста, отведи
меня к моему мальчику. Марк и его мать последят
за Петром, пока мы не вернемся».
Иоанн замолчал и спрятал лицо в ладонях. Я
видел, как вздымаются и опадают его плечи, каза
лось, ему было трудно дышать. Затем он вытер
глаза и продолжал:
— Я заплакал, а мать Господа нашего утешала
меня, вытирала мои слезы, пока у меня не осталось
других чувств, кроме стыда за свою слабость — это
я должен был утешать ее, пролить на нее свою
любовь и сочувствие. Вскоре Мария Магдалина и моя
мать Саломия, и Мария, мать Иакова и Иосии, присо
единились к нам во дворе, и мы впятером пошли
к городским воротам, затем по дороге, идущей
252
вдоль стены, пока не пришли к месту казни, не
высокому холму к северо-западу от города.
— Был ли Иисус уже на кресте, когда вы при
шли?
— Да, и двое других по обе стороны от него.
Тело Иисуса было окровавлено и истерзано до та
кой степени, что даже мать не признала его, по
ка одна из женщин не указала на надпись у него
над головой, которая сообщала: «Иисус Назорей, Царь
Иудейский».
— Большая ли толпа там была?
— Нет. Только воины, несколько священников из
Храма и несколько паломников, которые сошли с
дороги из любопытства. Я думал остановить жен
щин как можно дальше от креста, чтобы поща
дить их чувства, но мать Господа нашего не за
хотела. Она настояла, чтобы я подвел ее так близко
к кресту, насколько позволила стража.
— Иисус смог увидеть вас?
— Когда мы подошли, его глаза были закрыты.
С ног и запястий рук, прибитых гвоздями сквозь
плоть и кости к дереву, капала кровь. Я отвер
нулся, будучи не в силах смотреть на нашего лю
бимого учителя. Его слова — у меня в ушах звучали
его слова, сказанные совсем в другой день, но
сейчас как будто снова произнесенные с креста:
«Внимайте! нам должно идти в Иерусалим и Сыну
Человеческому суждено много пострадать от ста
рейшин, и первосвященников, и книжников, и быть
убиту. Они предадут Меня язычникам для насмешки
и бичевания и распнут Меня»*. Мое сердце было
разбито. Мне хотелось бежать, и бежать, и бежать,
и никогда не останавливаться. Только рука матери
Господа, крепко уцепившаяся за мою, удерживала
меня там. Затем я услышал его голос и открыл
глаза. Он смотрел прямо на свою мать и говорил:
«Жено! се, сын Твой»**, а затем его карие глаза
медленно перешли на меня, и он сказал: «...се, Ма
терь твоя!»*** Знаю, что я рыдал, плакала и она:
* Мф. 16:21 (не в полном соответствии с оригиналом).
** Ин. 19:26.
*** Ин. 19:27.
253
мы были так близко и не могли пальца поднять,
чтобы помочь ему или облегчить боль его. Через
некоторое время он снова открыл глаза и сказал:
«Жажду!», и они поднесли ему губку с уксусом.
Затем мы услыхали его крик: «Боже Мой! Боже
Мой! для чего Ты Меня оставил?»*, и через некото
рое время сказал: «Кончено!», наклонил голову и
испустил дух, и в этот миг его мать потеряла соз
нание у меня на руках.
— Другие апостолы присутствовали при распятии?
— Нет, только я и четыре женщины.
— Что вы сделали потом?
— С помощью моей матери я привел мать Гос
пода в этот дом и снова приступил к бдению воз
ле Петра, который все еще не пришел в себя.
— А женщины?
— Мария Магдалина и мать Иакова и Иосии ос
тались у креста, чтобы проследить, как воины
распорядятся телом Господа нашего, в надежде, что
мы сможем обрести его после всего. Перед зака
том они вернулись и сказали, что Иосиф из Ари-
мафеи востребовал тело и поместил его в гробни
це, расположенной в небольшом саду рядом с Гол
гофой. Поскольку Иосиф был другом Иисуса и мно
гих из нас, мы вздохнули с облегчением — Господь
наш был в хороших руках.
— Сколько времени вы провели с Петром?
— До утра того дня, что следует за нашей суб
ботой.
— Вы не покидали его на сколько-нибудь про
должительное время — навестить могилу, например?
— Нет, я отходил от него только для того, чтобы
облегчить себя.
— Не спали?
— В кресле, положив голову на матрас около
Петра.
— Когда вы узнали, что женщины собираются
навестить могилу?
Иоанн впервые за все время разговора нахму
рился и выпрямился.
* М ф . 27:46.
254
— Мария Магдалина подошла ко мне после обе
да в субботу и сказала, что хотя они знают место,
где похоронен Иисус, но в сад не входили, посколь
ку сад этот — частное владение, и не видели —
было ли тело омыто, помазано и завернуто в со
ответствии с нашими законами. Похороны, боялась
она, могли пройти в спешке, поскольку тогда уже
приближался закат. Она сказала, что несколько жен
щин собираются вместе с ней пойти рано утром к
могиле, прихватив благовония, масла и ткань, что
бы умастить тело Господа нашего как полагается.
Я ответил, что боюсь оставить Петра в таком со
стоянии и, кроме того, у меня нет сил, чтобы идти
за город, не говоря уже о Голгофе. Она очень рас
сердилась на меня, назвала трусом и еще по-всяко
му. Они ушли утром к гробнице без меня.
— Никто из вас не знал, что первосвященник
запечатал гробницу и поставил стражу?
— Нет. Каиафа, наверно, устроил все во время
субботы. Если бы женщины знали, то не пошли бы
туда.
— Что ж е случилось дальше?
— Вскоре после того, как они ушли, Петр сел в
кровати и попросил еды. Вдова принесла ему мис
ку горячего супа и сыр; я, видя в каком он состоянии,
подождал, пока Петр съел все, и только потом со
общил ужасную новость о смерти Господа нашего.
— Как Петр воспринял сообщение?
— Он спокойно выслушал то немногое, что я
знал, причем я не распространялся о подробностях
распятия, которому был свидетелем. Затем он обнял
меня, и мы оба заплакали. Все кончилось для нас в
Гефсиманском саду. Наконец он откинулся в крова
ти и уставился в потолочные балки, и я видел, что
губы его шевелятся, произнося молитвы. Это продол
жалось до тех пор, пока в нашу комнату не вор
валась Мария Магдалина. Казалось, что все бесы,
которых изгнал из нее Иисус, вновь вселились в
несчастную. Она бросилась на Петра и начала его
трясти, вопя и причитая: «Они забрали тело Господа
нашего из гробницы, и мы не знаем, где они по
ложили его!» Слюна брызгала у нее изо рта, гла
за вылезали из орбит, и она выкрикивала эти
255
слова снова и снова. Наконец пришла вдова, за
брала и утешила Марию. Петр выполз из посте
ли, надел сандалии, хитон и спросил, знаю ли я,
где похоронили Иисуса, а когда я утвердительно
кивнул, он сказал: «Пойдем, посмотрим сами». Мы
бежали большую часть пути, и до сих пор я не
знаю, откуда у нас взялись силы. Я добрался до
гробницы раньше Петра, в тот миг, когда первый
луч солнца появился на востоке.
— Почему вы были уверены, что пришли имен
но к той гробнице, где был похоронен Иисус?
Ведь вас не было на похоронах, а я видел много
гробниц в окрестностях города.
— Матиас, около этого страшного места под
названием Голгофа есть только один маленький
сад, и Мария сказала, что в этом саду есть толь
ко одна гробница, высеченная в скале. Позднее
Иосиф подтвердил, что мы не ошиблись.
Я взглянул на Иосифа. Тот кивнул.
— Иоанн, вы видели воинов — кого-нибудь — в
этом саду?
— Никого.
— Может быть, садовника?
— Нет.
— И гробница была открыта?
— Да, и голал — большой круглый камень — на
ходился в стороне от отверстия и был прислонен к
скале рядом с гробницей.
— Что вы сделали?
— Я испугался. Гробницы в любое время, особен
но на заре, не придают бодрости, даже если они
пустые. Здравый смысл говорил мне, чтобы я по
дождал Петра, но он отстал от меня на несколько
сотен шагов, и, собрав остатки мужества, я ступил
вниз и заглянул внутрь. В полумраке я увидел бе
лое полотнище, лежавшее на полке, вырубленной в
камне. Ткань была свернута так, словно все еще
хранила в себе тело, но было видно, что тела нет.
— Вы входили в гробницу?
— Нет, пока не пришел Петр, я не входил
внутрь. Петр вошел в гробницу первым, и, когда
он появился оттуда, я испугался, что он снова потеря
ет сознание, настолько бледным было его лицо.
256
Но он просто упал на колени и начал молиться.
Затем я вошел внутрь и увидел не только ткань,
в которую заворачивали тело Господа, но и по
кров, который всегда кладут на лицо мертвым,—
и покров лежал точно на том месте полки, где
должна была находиться голова запеленатого тела.
Тогда я уверовал.
— Вы уверовали во что?
— Что Иисус восстал из мертвых, как и пред
рек. До этого мгновения в маленьком саду, истин
ный смысл слов учителя никогда не проникал че
рез мою толстую кожу.
Я воздел вверх руки.
— Не понимаю, Иоанн. Что такого вы и Петр
увидели в гробнице, заставившее вас поверить,
что Иисус восстал из мертвых?
— При нашем общем угнетенном состоянии,—
Иоанн начал объяснение медленно, как будто рань
ше он переоценил уровень умственных способнос
тей собеседника,— и под впечатлением слов Марии
Магдалины мы вошли в гробницу, уверенные, что
тело украли. Но все в гробнице свидетельствовало
о том, что тело не было украдено. Кто заберет тело
из гробницы темной ночью, снимет очень длинные
погребальные пелены с сушеными травами и бла
говониями, затем снова завернет пелены, не просы
пав при этом специй, уложит их на полку так,
будто они содержат тело? Кто окажется столь вни
мательным, чтобы положить покров на полку имен
но там, где он должен лежать, как если бы оста
вался все еще на голове Иисуса? Вот вопросы, на
которые и я, и Петр могли дать только один ответ.
— Кто, Иоанн?
— Бог!
Мне следовало бы раньше догадаться.
— Вы хотите сказать, что Бог вынул тело Иису
са из погребальных покровов, не потревожив их?
— Для Бога ничего невозможного нет.
— Тогда поясните мне, зачем Бог обеспокоился
откатить камень с могилы? Если тело воскресло,
не потревожив пелен, разве Бог точно так ж е не
мог обеспечить его выход из гробницы, не потре
вожив камня?
257
'I Ы 8
Глаза Иоанна на долю секунды беспомощно мет
нулись к Иосифу из Аримафеи. Старик молчал.
— Так почему Бог решил откатить камень,
Иоанн? — снова спросил я.
— Для того чтобы мы, имеющие глаза, но не
видящие, прозрели и обрели снова свою пошатнув
шуюся веру через великое молчаливое свидетель
ство пустой гробницы!
Опровергнуть это было нечем, но и аргумент
был не очень убедительный. Когда я обсуждал то
же самое с Петром и предположил, что доказатель
ства при ограблении гробницы были сфабрикованы
в пользу воскресения, Петр потерял самообладание.
А теперь Иоанн говорит о вере, мне же были
нужны факты. Узнаю ли я когда-нибудь правду?
Я устало спросил Иоанна:
— Что вы сделали после этого?
— Когда я вышел из гробницы, то встал на ко
лени рядом с Петром и возблагодарил Господа за
величайшее из Его чудес. Затем Петр велел мне
идти в Вифанию: он был уверен, что все осталь
ные находятся там, в доме Марфы и Марии. Я дол
жен был сообщить им замечательную новость о
нашем Господе, но также предупредить их, чтобы
никому ничего не говорили. Петр был уверен, что
наши жизни все еще находятся в опасности, и если
первосвященник дознается, что мы посетили гробни
цу, то непременно обвинит нас в краже тела с
целью совращения народа историей о воскресении.
— Вы нашли остальных?
Иоанн печально улыбнулся.
— Это было нетрудно. Марфа привела меня к
ним, сгрудившимся, как испуганные овцы, в лесоч
ке за домом. Их дух был настолько сломлен, что
они восприняли мой рассказ о суде, распятии и по
хоронах как должное. Но они не ожидали и не
поверили моему заявлению, что Иисус воскрес из
мертвых, как и обещал. Помню, что Фома посове
товал мне приберечь эту историю для женщин —
вот они поверят тебе! — а он должен сначала уви
деть могилу и пелены собственными глазами и
даж е тогда у него останутся серьезные сомнения.
Другие, столь ж е слепые, каким был я, высмеива
258
ли мой рассказ, спрашивая, как это Иисус воскрес
из мертвых, если у него не хватило могущества
предотвратить арест, организованный Каиафой, и рас
пятие, утвержденное Пилатом. Урезонить их, напо
миная о том, что предсказал Иисус о своем буду
щем, не удалось. С разбитым сердцем покинул я
их и вернулся в город, в этот дом.
Теперь мое поражение было окончательным.
Иоанн полностью подтвердил полученное ранее сви
детельство Петра о том, что они двое провели в
этом доме все время от похорон до того часа, ког
да выяснилось, что могила пуста. Никто из них не
был в состоянии принять участие в ограблении мо
гилы.
Еще более ослабило мою версию подтверждение
и Петром, и Иоанном слов Матфея и Иакова об
алиби остальных девяти апостолов, бежавших в
Вифанию. Теперь я был уверен, что никто из них
не участвовал в краже тела!
Вычеркнем одиннадцать апостолов. И Пилата.
И Каиафу. Список подозреваемых, представленный
комиссии по делу Христа, состоящей из одного че
ловека, быстро сокращался — почти так ж е быстро,
как и моя уверенность в краже тела Иисуса.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
261
он решил мою судьбу, что сейчас меня поведут за
город и забьют насмерть. Я закрыла глаза рука
ми, чтобы не видеть лиц тех, кто насмехался над
моим позором, и ждала, когда же меня поведут.
Но смеха и издевательств я больше не слышала и
открыла глаза. Книжники и фарисеи исчезли.
— Что вы сделали?
— Я встала. Я думала, что эти люди и Иисус
затеяли какую-то жестокую игру. Он спросил меня:
«...женщина! где твои обвинители? Никто не осу
дил тебя?»* Я ответила: «Никто, Господи!», и
Иисус сказал: «И я не осуждаю тебя; иди и впредь
не греши». Затем он повернулся к толпе, которая
издали наблюдала за нами, и сказал: «Я свет
миру; кто последует за Мною, тот не будет хо
дить во тьме, но будет иметь свет жизни»**, и с
этого дня я последовала за ним и служила ему,
когда он позволял мне,— и я полюбила его.
— Расскажите мне о том утре, когда вы и
другие пошли к гробнице.
Она опустила руку в корзину, стоявшую рядом с
ней, вынула горсть сухих стручков, положила их
в миску и продолжала лущить, рассказывая:
— С Марией, матерью Иакова и Иосии, я смот
рела, как Иосиф, который сейчас с нами, со сво
ими людьми снимал Господа нашего с креста.
Когда мы увидели, что они отнесли его тело в
ближайший садик, в котором была гробница, мы
почувствовали облегчение и вернулись сюда. Но
на следующий день, который был нашей субботой,
я подумала: по Закону ли было приготовлено тело
нашего Господа для похорон? Когда суббота окон
чилась, на закате я поспешила на рынок и купила
травы, благовония, смирну, алоэ и масло, чтобы
пойти на следующее утро к гробнице и спозаран
ку умастить Господа нашего, как полагается. Мария
и мать Иоанна Саломия согласились идти со мной.
Когда я попросила Иоанна пойти с нами, чтобы
помочь сдвинуть тяжелый камень с гробницы, он
отказался, сказав, что не осмеливается оставить
* Ин. 8:10.
** Ин. 8:12.
262
Петра. И добавил, что у него не хватит сил
пройти такое расстояние.
-—И вы пошли туда втроем?
— О да. До восхода, и каждая из нас несла ме
шок с ароматными травами и всем необходимым.
Мы вышли через ближайшие ворота и направи
лись по пыльной дороге на север, пока не приш
ли к этому жуткому холму, где распяли Господа
нашего. Три столба еще стояли, но поперечины, к
которым были прибиты руки несчастных, сняли
вместе с телами.
— Вы встретили кого-нибудь по дороге?
— К нашему огорчению, никого. Мы надеялись
встретить кого-нибудь, кто помог бы нам откатить
камень с гробницы. Когда мы прошли Голгофу, нам
стало страшно, потому что солнце еще не встало,
а среди деревьев и кустов было много пугающих
шорохов и теней. Но мы все ж е вошли в сад,
вздрагивая при малейшем шуме, и вскоре увидели
погасший костер, сучья в котором еще дымили при
легком ветерке. Мы, помню, удивились: кто оста
вался здесь на ночь? Затем мы прошли к гробни
це и увидели, что большой круглый камень от
верстие не закрывает.
— Вас это испугало?
— О нет. Сначала мы подумали, может быть,
Иосиф забрал тело Господа куда-нибудь для окон
чательных похорон. Но потом поняли, что если бы
он сделал такое, то мы знали бы, он обязательно
пришел бы и сказал нам. Затем я спросила Ма
рию и Саломию, не украл ли кто-нибудь тело.
Держась друг за друга, мы встали на колени, что
бы заглянуть в гробницу. Саломия вскрикнула пер
вой, а я почти потеряла сознание. Внутри на камен
ном полу сидел юноша в длинной белой одежде,
который, увидев нас, закричал от страха! Помню,
что отпрыгнула и стукнулась головой о камень. Мы
бросили наши мешки и побежали, спотыкаясь и
падая в мокрую траву много раз, прежде чем от
бежали подальше от этого места. Мы слышали, как
незнакомец в белом кричал вослед: «...не ужасай
тесь. Иисуса ищете Назарянина, распятого...»* — и это
* Мк. 16:6.
263
все, что я слышала, потому что мы были уж е на
дороге и бежали так, будто за нами гнались ди
кие свиньи. Я прибежала сюда раньше остальных
и немедленно поднялась наверх, чтобы сказать Пет
ру о краже тела Господа нашего.
Тишину дворика нарушал только стук сухих
горошин, падавших в деревянную миску Марии
Магдалины. Теперь я боролся с собой, пытаясь не
потерять самообладания. Я вплотную подошел к
важному свидетельству, новому свидетельству. Те
перь главное — не выдать своего волнения ни голо
сом, ни выражением лица. Это могло бы все ис
портить. В течение многих веков святые и анти
христы, студенты и философы, теологи и писате
ли, мечтатели и насмешники спорили, опираясь на
противоречивые свидетельства четырех Евангелий,
о том, что же на самом деле обнаружила Мария
Магдалина и другие женщины, придя к пустой гроб
нице. Что я сейчас услышал: голую правду, кото
рую не успели причесать с самыми лучшими наме
рениями многие поколения верующих, или ж е ж ен
щина, долгое время страдающая психическими рас
стройствами вела со мной свою маленькую игру?
— Вы уверены, Мария, что видели молодого че
ловека в гробнице?
— Мы все видели. В полумраке мы не могли
разглядеть его лица, но я знаю, что это был юно
ша, и голос, что кричал нам вслед, когда мы бе
жали, был молодой.
— Может быть, то был ангел, снизошедший к вам?
Полные губы Марии сложились в снисходитель
ную улыбку.
— Я никогда не видела ангела, по меньшей
мере, никого, кого бы признала за ангела,— отве
тила она.— Разве ангел Божий испугался бы наше
го появления в гробнице, разве он позволил бы нам
убежать, не развеяв сначала наши страхи?
Спорить с такой логикой было немыслимо. Я по
пытался сосредоточиться и вспомнить свои заметки,
написанные давным-давно, еще в самом начале ра
боты над «Комиссией по делу Христа». В Евангелии
от Матфея женщины встречают в гробнице, «ангела
Господа». В Евангелии от Луки около них возник
264
ли двое неизвестных в сияющих одеждах, о кото
рых позднее в той же главе сказано как о «виде
нии ангелов». В Евангелии от Иоанна Мария загля
нула в гробницу и увидела « д в у х ангелов в белом»,
но в Евангелии от Марка женщины, войдя в гроб
ницу, «увидели молодого человеку, одетого в длин
ные белые одежды и сидящего с правой стороны».
Действительно ли у Марка нет упоминания об
ангелах в описании этой сцены у гробницы? Да, я
был в этом уверен. Если в Евангелии от Марка
говорится о человеке, посетившем гробницу раньше
женщин, то кто был этот посетитель и что он там
делал? Может быть, эта таинственная личность при
частна к удалению тела или была свидетелем его
кражи? Не мог ли это быть?..
— Иоанн, вы не знаете, Марк уже вернулся?
— Да, я слышал его голос. Он в доме вместе с
матерью, помогает ей приготовить ужин.
— У нас есть возможность поговорить с ним?
Это не займет много времени,— обратился я к Иоси
фу за поддержкой. Старик не высказал энтузиаз
ма по поводу внезапного изменения нашего распи
сания, но, неохотно кивнув, дал свое согласие.
Молодой апостол направился к дому, чтобы по
звать Марка, но я остановил его:
— Иоанн, могу я поговорить с ним в той комна
те?— показал я на верх дома.
— Как пожелаете,— ответил он.
Я поблагодарил Марию Магдалину за помощь,
и на этот раз уже Иосиф следовал за мной по
лестнице.
Тонкое темное тело Марка было прикрыто толь
ко набедренной кожаной повязкой, свисавшей от
талии до колен. Его черные волосы представляли
собой массу небрежно вьющихся локонов, окружаю
щих красивое лицо с резкими чертами скорее
греческого, чем какого-либо другого типа. Несмотря
на молодость в нем ощущалась странная напряжен
ная сила: его карие глаза были слишком печальны
и серьезны для его возраста. Он медленно и не
уверенно вошел в верхнюю комнату, ответив толь
ко беглой принужденной улыбкой на сердечное при-
нетствие Иосифа. Когда тот пригласил его сесть, он
265
оглянулся на дверь, словно предпочел бы сбежать,
но наконец застенчиво опустился на подушку за сто
лом напротив меня.
— Марк,— улыбнулся я, пытаясь создать атмосфе
ру непринужденности,— Иоанн рассказал вам о
цели моего визита?
Он кивнул.
— Сколько вам лет?
Он сглотнул и охрипшим голосом произнес:
— Мне идет двадцатый год.
— Вы многое помните об Иисусе? Шесть лет —
большой срок.
Он молчал.
— Вы ответите на несколько вопросов о нем,
если сможете вспомнить?
Молчание — но мускулы на руке напряглись и
ладони, лежавшие на столе, сжались в кулаки.
Безнадежно. Я повернулся к Иосифу, но тот уныло
покачал головой. Тогда я вспомнил об амулете — тя
желом, плоском, странной формы куске золота,
который я носил с того момента, как Иосиф пода
рил его мне во время нашего первого визита в
Храм. Он стал настолько привычным, что я уж е
не ощущал ни кожаного ремешка вокруг шеи, ни
прикосновения амулета на груди. Запустив руку
под тунику, я вытащил его и повернул так, чтобы
Марк мог видеть контур рыбы.
— Пожалуйста, помоги мне, Марк, — попросил я,
протянул руку через стол и накрыл ладонью его
кулак. Лицо юноши просветлело, и после минутного
колебания он положил другую руку поверх моей и
согласно кивнул. Иосиф вздохнул с облегчением, а
я откинулся на подушке, почувствовав, что же, дол
жно быть, испытывал в подобный миг Иуда.
— Ты помнишь последний ужин с Иисусом в
этой комнате?
— Я приносил ему еду из кухни, что внизу,—
гордо ответил он.
— Видел ли ты Иисуса, когда он уходил вмес
те с остальными, или ты уж е был в постели в
тот поздний час?
— Я был внизу, во дворе, и ждал их. Я не ви
дел дядю Петра очень давно и не мог понять, по
266
чему он не хочет играть со мной, как всегда делает,
навещая нас. И еще я был обижен, что мне приш
лось есть пасхального ягненка вместе с женщинами,
в то время как все мужчины праздновали наверху.
— Во дворе произошло что-нибудь, когда все
спустились вниз после ужина?
— Мой дядя увидел меня и, должно быть, почув
ствовал себя виноватым, что не зашел ко мне. Не
говоря ни слова, он вошел в дом, а когда вернулся,
то сказал, что мама разрешила мне проводить его
и остальных до ворот Источника в юго-восточной
части города, тех, что у прудов.
— До этих ворот довольно далеко. Ты помнишь
что-нибудь об этой прогулке? — Я заметил, что
Иосиф хмурится. Было видно, что он не может
понять, зачем я задаю такие, на первый взгляд не
нужные и невинные вопросы, когда время стало
столь драгоценным.
— Я помню многое об этой прогулке,— задумчи
во ответил Марк.— Светильники, сияющие в окнах
домов,— люди собирались идти в Храм, который
должен был открыть свои ворота на шестом часу
после заката; толпы людей, животные на дороге,
как то бывает днем; свою радость, волнение — ведь
я проведу хотя бы часть пасхального праздника с дя
дей и Иисусом; и гимны, которые мы пели по пути.
— Вы шли все вместе?
— Мы шли, как гроздь винограда, пока не
дошли до ворот, где Иисус остановился и сказал:
«...все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь, ибо на
писано: “поражу пастыря, и рассеются овцы ста
да”»*. Все очень испугались после этих слов,
даже дядя, а Иисус сказал еще: «По воскресении
же Моем предварю вас в Галилее»**.
Снова мое сердце забилось уж слишком быст
ро, чтобы мне это пошло на пользу.
— Марк, кто-нибудь еще, кроме тебя и одиннад
цати апостолов, слышал сказанные им слова?
— Нет. Он говорил почти шепотом, как бы по
секрету.
* Мф. 26:31.
** Мф. 26:32.
267
Не приблизился ли я сейчас к раскрытию тайны,
что волновала умы многих великих теологов? Ма
рия Магдалина только что рассказала мне, что три
женщины наткнулись в гробнице на молодого
мужчину и немедленно убежали, но успели все же
услышать, как он прокричал им вслед: «...не ужа
сайтесь. Иисуса ищете Назарянина, распятого...» —
вот и все, что они запомнили, покидая в ужасе
гробницу. Только в одном Евангелии — Евангелии
от Марка, самом раннем из известных трудов о
жизни Иисуса, автор указал, что в гробнице за
стали м о л о д о г о ч е л о в е к а — не ангелов, как сообща
ют остальные три. И в последней главе Евангелия
от Марка слова молодого человека приведены
полностью, а не только та часть фразы, которую
успели услышать на бегу женщины. Я быстро
вспомнил этот стих: «...не ужасайтесь. Иисуса ищете
Назарянина, распятого; Он воскрес, Его здесь нет.
Вот место, где Он был положен. Но идите, скажите
ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в
Галилее; там Его увидите, как Он сказал вам»*.
Успех! По крайней мере, одна часть загадки вос
кресения стала понятной и точно совпала с осталь
ными фактами. Из того, что Марк сейчас мне ска
зал, вытекало: только один человек, кроме апосто
лов, слышал на пути из города слова Иисуса о том,
что после воскресения он предварит их в Галилее.
И этим человеком, по его собственным словам, был
тот самый юноша, что сидел сейчас передо мной!
Очевидно, Марк, то ли постеснявшись, то ли из
страха перед наказанием или по какой-либо дру
гой причине еще не признался никому, что это
именно он напугал женщин и испугался сам, когда
они наткнулись на него в гробнице в то утро. Но
что делал четырнадцатилетний мальчик ночью в
могиле? Как он попал туда, как вернулся, не за
меченный ни матерью, ни другими? И самое важ
ное, во всяком случае для моего расследования, что
еще он видел в саду до появления женщин? Все
это предстояло из него вытянуть.
— Марк, ты слышал еще какие-либо слова
Иисуса, когда вы подошли к воротам?
* Мф. 16:6, 7.
268
— Нет. Мой дядя поцеловал меня и сказал, что я
достаточно прогулялся и должен поспешить к мате
ри, чтобы она не волновалась. Я сделал, как
было велено, и лег спать.
— А затем,— сказал я,— как мне рассказывали те,
с кем я уж е говорил, здесь произошло что-то
ужасное, правильно?
— Да. Не знаю, как долго я спал. Когда проснул
ся— в дверь барабанили, затем в доме послышались
громкие голоса мужчин, крики моей матери и дру
гих женщин. Не успел я выпрыгнуть из кровати,
как дверь распахнулась от удара, и два римских
воина поднесли светильник к моему лицу, загляну
ли под кровать и выбежали. Дрожа, я вышел на
террасу и увидел, что двор заполнен римскими вои
нами, у каждого был горящий факел. Затем из дома
появились еще солдаты, и я услыхал слова какого-
то человека: «Он, должно быть, пошел в Гефсиман-
ский сад. Пойдем и схватим его»,— и они ринулись
на улицу, к городским воротам. Я спустился вниз,
где уж е все собрались в спальне моей матери.
Она и другие женщины плакали и утешали друг
друга. Я спросил мать, зачем воины обыскивали
наш дом, и она объяснила, что они хотели аресто
вать Иисуса. Я сказал, что должен немедленно
бежать в Гефсиманский сад и предупредить его, но
она уцепилась за меня и запретила выходить из
дома, боясь, что стража может сделать мне худое.
— Но ты тем не менее пошел, не так ли?
Последовало два удивленных восклицания: одно
Марка, другое Иосифа из Аримафеи. Старик пер
вый оправился от удивления:
— Откуда вы знаете об этом, Матиас?
Как я мог объяснить ему это в присутствии
Марка? Как я мог напомнить старику о случае,
который описан только в Евангелии от Марка, о
случае, который мог быть описан только тем че
ловеком, кто принимал в нем непосредственное
участие? Как я мог начать рассказывать подробно
сти ареста Иисуса, когда все апостолы сбежали, а
в саду оказался еще один человек — юноша, завер
нутый в покрывало вместо одежды, который при
попытке схватить его бежал голым, оставив покры
269
вало в руках стражи: «Но он, оставив покрывало,
нагой убежал от них»”. Я пропустил мимо ушей
вопрос Иосифа и решил сблефовать еще раз.
— Марк, ты побежал в сад, спустившись по
внешней лестнице из своей спальни, и тебя никто
при этом не заметил. Затем ты промчался напря
мую через город, через Храм, прошел через ка
кие-то из восточных ворот, по мосту через Кед-
рон, и попал в сад. Но попал слишком поздно —
Иисуса уж е арестовали. Воины заметили тебя и
попытались схватить, но уцепились только за
одежду, которую ты накинул на себя. Ты убежал,
оставив одежду в их руках, не так ли?
Он закрыл лицо ладонями и сказал:
-Д а .
— И проделал весь путь домой голым?
— К моему вечному стыду.
— Ты рассказывал кому-нибудь об этом?
— Нет.
— Даже до сегодняшнего дня?
— Нет, но как вы...
— Твой секрет не пойдет дальше меня, если ты
расскажешь мне все, что знаешь, о другом важ
ном эпизоде.
Я ненавидел себя. В его глазах стояли слезы, а я
никогда не мог видеть плачущих, не расстраиваясь
при этом сам.
— Все... все, что вы хотите знать.— Он уже
плакал.
— Вернувшись из сада, ты лег спать и через
какое-то время тебя снова разбудили, правильно?
Его рот открылся. Я объяснил:
— Твой дядя Петр уж е рассказал мне, как поте
рял сознание во дворе Каиафы и как его принесли
сюда Иоанн и Шем, телохранитель Иосифа. Посколь
ку его уложили в твою кровать, то где ты спал?
— Снаружи, на террасе.
— Там разве не было холодно? Петр говорил,
что во дворе первосвященника жгли костры. Поче
му ты не лег спать здесь?
— Я спал на открытом воздухе много раз в
любое время года. Приятно лежать под теплыми*
* Мк. 14:52.
270
одеялами, смотреть на звезды и ощущать на лице
дуновение легкого ветерка.
— Ты покажешь мне точно, где ты спал в ту
ночь, если помнишь это?
Иосиф нетерпеливо застонал, но ничего не сказал.
Мы последовали за Марком наружу и обогнули тер
расу, оказавшись лицом к юго-западу. Прямо под на
ми вилась дорога, ведущая ко дворцу Каиафы и до
му Иосифа, расположенному чуть выше на холме.
Слева были видны люди, спешившие к городским
воротам со стороны Вифлеема, а справа, на севере
просматривался дворец Ирода. Я указал на север:
— Этот холм, далеко за старым дворцом Иро
да, и есть Голгофа, где был распят Иисус?
— Да.
— А грунтовая дорога сразу за воротами ведет
прямо до Голгофы?
— И дальше,— добавил Марк.
— Теперь скажи: Иисус был распят на следую
щий день после того, как ты пытался спасти его
от ареста в саду. В ту ночь ты здесь спал?
— Да. У Петра была лихорадка, и Иоанн оста
вался с ним.
Еще одно подтверждение алиби Петра и Иоан
на, если они только нуждаются в нем.
— Следующий день — ваша суббота. Где ты спал
в ту ночь, помнишь?
— Петр все еще оставался в моей кровати. Я
снова спал здесь.
— Скажи мне, Марк,— я улыбнулся,— не было ли
у тебя привычки часто сидеть здесь, наблюдать,
как внизу проходят люди, смотреть на огни горо
да? Мне кажется, что любому парню четырнадцати
лет должно это нравиться.
Он кивнул.
— Много раз я сидел так, когда был подрост
ком, даже если и не ложился здесь спать.
— В ту ночь, которой окончилась суббота, ты
здесь тоже был?
Он ответил мгновенно:
— В нашем доме никто не спал в ту ночь,
кроме дяди. Было слышно, что внизу моя мать и
другие женщины плачут и причитают и повторяют
271
имя Господа нашего. Раз за разом, как только я
закрывал глаза, кто-нибудь из них вскрикивал, и
сон у меня снова полностью пропадал.
— По мере того как шла ночь, не заметил ли
ты со своего наблюдательного пункта чего-нибудь
необычного в городе?
Он колебался, не уверенный в себе после моего
точного описания того, что с ним случилось в
Гефсиманском саду.
— Необычного? Не думаю. Что вы имеете в виду?
Я показал на Голгофу:
— Огонь, горящий около холма в саду. Костер,
который развели стражники, посланные из Храма
Каиафой охранять надгробие, как ты знаешь те
перь, но чего ты не знал тогда. Видел ли ты этот
огонь и, возможно, факелы стражников, заступив
ших в караул? Не полюбопытствовал ли ты, по
чему горят огни столь близко от того места, где
был распят и похоронен Иисус?
Большие карие глаза Марка умоляюще глядели
на меня. Он повернулся к Иосифу, как бы ожидая,
что тот выручит его, избавит от этой муки, но не
дождался отклика. Наконец я положил обе руки на
его плечи и несильно сжал их.
— Марк, почему бы тебе не рассказать нам свои
ми словами, что ты видел и что случилось потом.
Для тебя же будет лучше, если ты разделишь с
нами ту ношу, которую так долго несешь один.
Он повернулся ко мне спиной и сделал несколь
ко шагов к краю террасы, ничем не огражденной.
Я попытался двинуться к юноше, который присталь
но вглядывался в мощеный двор, но рука Иосифа
остановила меня. Он знал Марка лучше. Через не
сколько тревожных мгновений, во всяком случае для
меня, молодой человек повернулся и твердо произнес:
— Я расскажу вам, если получу обещание, что
секрет останется известным только нам троим. Ес
ли сейчас разгласить мою историю, ничего хоро
шего из этого не получится. Только лишние сомне
ния возникнут в умах тех, кто еще не укрепился в
вере, что Иисус воскрес из мертвых, а это, как мы
знаем, произошло на самом деле. Возможно, позд
нее, когда фундамент, который закладывают сейчас
272
Петр, Иоанн и Иаков и многие другие, станет креп
че, узнают обо всем и остальные. Вы принимаете
мои условия?
Не смея и мечтать о таком прорыве, я кивнул,
зная, что свое слово он сдержит — через двадцать
или тридцать лет, судя по моим изысканиям, Марк
написал первый синопсис* жизни Иисуса на осно
ве живых воспоминаний Петра. Его Евангелие —
одно из самых ярких, но и наиболее короткое —
включало рассказ об обнаженном молодом челове
ке в Гефсиманском саду, а также о молодом че
ловеке в белых одеждах в гробнице.
— Рассказывай,— попросил я,— и будь уверен,
что все останется между нами.
— Вы были правы,— начал он,— я заметил огни
около Голгофы и движущиеся там факелы. Я даже
спустился вниз сказать об этом матери, но женщи
ны в конце концов уснули. Не удалось мне поде
литься этим и с Иоанном — он тоже спал в кресле
рядом с Петром, который издавал странные звуки.
Я вернулся сюда один, сел и продолжал наблю
дать. Прошло около двух часов, и мои глаза стали
закрываться. Я раскатал одеяла, чтобы лечь, но вне
запно наш дом затрясся, заходил ходуном. Я вско
чил, но тряска кончилась так ж е внезапно, как и
началась, почти мгновенно. Меня это не удивило,
поскольку земля уж е много раз тряслась с тех пор,
как Господа распяли; моя мать говорила: Бог гнева
ется за то, что сделали с Его Сыном. Но я взглянул
в сторону Голгофы и, к своему изумлению, увидел,
что четыре факела удаляются от костра так быстро,
словно люди убегают. Огни факелов двигались на
юг, в нашем направлении, по дороге, которая идет
вдоль городской стены. Вскоре они скрылись за
стеной, но их отсвет был виден все время и ста
новился все ближе и ближе. Наконец четверо в
форме храмовых стражников пробежали через во
рота мимо нашего дома прямо подо мной.
— Люди на улицах были в это время?
— Немного. Напротив нашего дома шел один,
который крикнул им: «Вы бежите от кого-то или
* Синопсис (греч.) — общее обозрение; свод; сборник различных
материалов по одному и тому же вопросу.
273
догоняете?», и один из стражников, не останавли
ваясь, прокричал ему: «Он покинул свою могилу,
он покинул свою могилу!» — и повторял эту фразу
на бегу снова и снова, пока они бежали вверх по
холму. Затем я увидел, что они скрылись в доме
первосвященника.
— Что ты подумал, когда услышал эти слова?
— Великая радость переполнила меня, потому что
я понял, о ком они говорят. Помните, ведь я слышал
слова Иисуса «по воскресении ж е моем...», и вот я
услышал от стражников, свет факелов которых про
следил от самой Голгофы, весть, что он покинул
свою гробницу. В возбуждении я сбежал по лест
нице, промчался через ворота и дальше на север
к Голгофе, даже не надев сандалий.
— Во что ты был одет?
— Одет? О... в ночную рубашку. Я уж е разделся
и был готов лечь, когда затряслась земля.
— Какого цвета твоя ночная рубашка?
— Цвета? Белая.
— Ты встретил кого-нибудь на северной дороге?
— Насколько я помню, никого, а если и встретил,
то, наверно, просто не увидел. Мой ум и сердце,
мои глаза и ноги — все устремилось к тому месту,
где положили Господа нашего. Наконец я добежал
до сада. Огромный костер, который был виден с
террасы, все еще горел, и в его свете была вид
на гробница. Я выхватил из него один из горящих
сучьев и, вооружившись им, как факелом, пошел
к гробнице, не сознавая, что она открыта и камень
в стороне, пока не подошел вплотную.
— Ты заметил кого-нибудь в саду?
— В какой-то момент за кустами послышался
шорох, и я уж е собрался задать стрекача, но в
траве появилась маленькая собачонка и исчезла за
деревьями. Кроме песика я не встретил ни души.
Подойдя к отверстию гробницы, я заглянул внутрь,
посветив себе факелом, готовый убежать при ма
лейшей неожиданности. В могиле, на полке, вы
рубленной в камне, лежала похоронная одежда, все
еще завернутая как бы вокруг тела, но видно
было, что тела нет. Я осторожно пробрался в гроб
ницу, сел с правой стороны, прислонившись к
274
стене, и стал размышлять о чуде, которое здесь
произошло. Сначала я плакал. Затем молился, как
научил нас молиться Иисус. Я возблагодарил Бога
за освобождение Господа нашего от всех врагов.
Я был в состоянии такого восторга, что, казалось,
слышу сонм ангелов, поющих и смеющихся от ра
дости. Затем, наверно из-за позднего часа, я, дол
жно быть, уснул, прислонившись к стене. Не
знаю, как долго я пробыл там, но разбудили меня
голоса. Я повернулся и увидел тени, движущиеся в
отверстии гробницы. Мой факел уж е погас, сквозь
отверстие пробивался предутренний свет, и я не у з
нал пришедших. Пораженный появлением людей, я
закричал, и они закричали тоже, и тут я понял,
что это женщины. Они отпрянули от отверстия, и я
выполз за ними, но они уж е убегали, и я крикнул
им вслед, чтобы они не боялись.
— Ты узнал их, когда выбрался из гробницы?
— Нет. В саду из-за деревьев было довольно
темно, и я успел увидеть только их спины.
— Ты пытался остановить их?
— Да. Кричал им, как я уж е сказал, чтобы не
боялись.
— Ты помнишь, что кричал им?
Марк нахмурился и взялся за свой острый подбо
родок:
— Полагаю, я произнес такие слова: «...не уж а
сайтесь. Иисуса ищете Назарянина, распятого; Он
воскрес, Его здесь нет. Вот место, где Он был по
ложен. Но идите, скажите ученикам Его и Петру,
что Он предваряет вас в Галилее; там Его увиди
те, как Он сказал вам».
Вот и все ангелы в гробнице. Однако для одной
могилы в этот предутренний час событий было
достаточно. Иоанн и Петр, разумеется, но перед ними
Мария Магдалина и другие женщины. Теперь я с
уверенностью мог утверждать, что до них был еще
и Марк. Но кто был перед Марком? Найти бы от
вет на этот вопрос, и я, вероятно, узнаю, кто похи
тил тело из гробницы. Я в замешательстве пока
чал головой и краем глаза уловил улыбку на лице
Иосифа из Аримафеи, наблюдавшего, как я бьюсь
над разгадкой тайны, которая и привела меня сюда.
275
— Марк, Мария Магдалина утверждает, что
Иоанн и Петр побежали к гробнице, как только
она принесла им весть о том, что кто-то забрал
тело Иисуса. Почему же они не встретили тебя по
дороге или не застали в саду у гробницы?
Он усмехнулся.
— Я возвращался по улицам города, а не по
кружной дороге за стеной. Я взбежал по лестни
це, никем не замеченный, и, юркнув под одеяло,
притворился спящим.
Мать Марка позвала его со двора. Надо было
принести дров. Он с извинениями повернулся ко
мне, но я сказал, что вопросы уж е закончились, и
поблагодарил за помощь. Он обнял меня, чем не
сколько удивил, пока я не сообразил, что благодаря
золотому амулету причислен к «своим». Распро
щавшись, я почувствовал себя измученным. Поби
тым. Я буквально засыпал на ходу.
— Пойдемте внутрь, Матиас,— сочувственно ска
зал Иосиф,— Давайте отдохнем.
Я прошел за ним в большую верхнюю комнату
и почти упал на подушки, лежащие у огромного
стола с неугасающей свечой. Старик наклонился ко
мне, сложив руки вместе, почти в молитвенной позе.
— Матиас, для меня было большой удачей и че
стью сопровождать вас в последние четыре дня.
Наблюдая за вами и слушая ваши мастерски по
строенные разговоры со свидетелями, цель кото
ры х— поиск правды, мне нетрудно было понять,
почему ваши детективные романы завоевали все
мирное признание.
Я насторожился. Иосиф из Аримафеи продолжал:
— Когда вы сюда прибыли, я сказал, что любые
результаты, которых вы добьетесь, будут получе
ны только вашими усилиями, знаниями и мастер
ством, а я буду рядом лишь как защитник и совет
чик, если в том возникнет нужда. Сожалею, что
пока не выполнил свою небольшую часть работы
так ж е хорошо, как вы делаете свою. За корот
кий срок вами проделан огромный труд по рас
следованию действий тех, кого вы подозревали в
похищении тела Иисуса из гробницы. Ваша жизнь
сейчас в опасности, а все советы, которые я вам
дал, уместились бы на шляпке гвоздя.
276
— Иосиф, вы замечательны, именно такой, ка
кой вы есть. Возьмись вы активно указывать и
советовать мне, я стал бы подозревать вас в по
пытках повлиять на меня, поразить какими-то фак
тами так, чтобы я не заметил других. Все, чего
мы достигли, достигнуто сообща.
Он печально покачал головой:
— Но у нас так мало времени. Примете ли вы
одно или два предположения на исходе нашей
миссии, чтобы ускорить для вас разгадку тайны,
связанной с пустой гробницей?
— Конечно.
Он откликнулся теплой благодарной улыбкой.
— Матиас, что случается в вашем романе, если
персона, убитая ранее, появляется живой?
— Такого случиться не может.
— Почему?
— Я не позволю.
— Почему?
— Если убитый на самом деле жив, значит,
мет убийцы, которого должен обнаружить детектив.
— Точно.
— Что вы хотите сказать своим «точно»?
— Я хочу высказать очень простую мысль,—
терпеливо пояснил он.— Как в романе нет убийцы,
если предполагаемая жертва жива, так и в данном
случае не существует грабителя, если после ограб
ления, когда гробница уж е оказалась пустой, в го
роде видели, как ходит, говорит, ест именно то
тело, которое было украдено.
Я вздохнул. Мне следовало бы догадаться рань
ше. Мы все равно должны были к этому прийти.
— Иосиф, вы, конечно, заметили, что во всех
вопросах, которые я задавал — Матфею, Иакову,
брату Иоанна, Петру, даже молодому Иоанну се
годня и Марку,— я совершенно сознательно заканчи
вал разговор на обнаружении пустой гробницы?
— Заметил, и мне было интересно— почему?
— Как только я попал сюда, то сказал вам, что
за годы работы над «Комиссией по делу Христа»
накопились сотни вопросов и сомнений и камней
преткновения по поводу жизни Иисуса, и я даже
перечислил вам с десяток. Но я также сказал: если
останусь удовлетворен расследованием, показав
277
шим, что никто не забирал тела Иисуса из гроб
ницы и он все-таки восстал, все другие вопросы
станут несущественными.
— Да, я помню.
Мне известно каждое записанное свидетельство
якобы явления Иисуса после похорон, но просить его
ближайших соратников описать свои личные виде
ния, которые появились — или они думали, что поя
вились,— в качестве естественного следствия посе
щения пустой гробницы, противоречило бы малей
шей крупице здравого смысла и логике, на кото
рые я опирался в своей работе в течение двадцати
лет. Как вы видели и слышали, я сосредоточил
свое внимание на фактах и только фактах, кото
рые могут найти взаимное подтверждение, и
именно так работала бы комиссия по делу Христа,
если бы действительно вела расследование.
Он пристально глядел на меня, пока я не почув
ствовал себя довольно неуютно, бормоча почти про
себя:
— Факты... факты... факты.
Затем Иосиф встал, разогнул несколько раз
спину, покряхтел и спросил:
— Не исполните ли вы каприз старого человека?
Что я мог ответить?
— Разумеется.
— Оставайтесь здесь,— сказал он, вытянув по на
правлению ко мне открытую ладонь. Затем вышел
и отсутствовал не менее пяти минут, вернувшись
с Иоанном, вид у которого был несколько озада
ченный. Когда они оба уселись напротив меня,
Иосиф положил руку на плечо апостола и сказал:
— Сын мой, нашему другу Матиасу нужно еще
кое о чем расспросить тебя. Насколько я помню, ты
рассказал нам, что никто не поверил, когда ты
принес оставшимся в Вифании новость о воскресе
нии Иисуса из мертвых. Тебя высмеяли, и ты вер
нулся сюда с тяжелым сердцем.
— Это правда, но позднее, в тот ж е день, ког
да солнце клонилось к закату, все пришли сюда
выразить свое соболезнование матери Господа на
шего. Они были поражены, услышав из ее уст ту
же новость, что я принес им,— Иисус не мертв. Но
278
снова никто из них не поверил свершению проро
чества Господа, и они заявили, что отправляются по
домам в Галилею этой же ночью. Узнав об этом,
мать Господа не позволила им отправиться в даль
ний путь без ужина. Сюда, в эту комнату, при
несли еду, а все наружные двери в доме были
поставлены на засов, как и дворовые ворота.
— Почему они были заперты? — спросил я.
— Фома и Нафанаил слышали на улицах, что
нас уже обвинили в краже тела из гробницы, и
мы боялись, что власти вскоре арестуют всех.
Иосиф из Аримафеи прервал его, что делал
крайне редко:
— Матиас, попытайтесь представить себе горст
ку людей, раздавленных случившимся, лишенных
учителя, испуганных, укрывшихся здесь за заперты
ми дверями. Все без исключения были людьми не
образованными и бедными, все знали, что они и з
гои, что их ищут в городе, власти которого уж е
отправили их пастыря на крест. Многие месяцы они
следовали за Иисусом по всей стране, куда бы он
ни вел их, терпели обиды, лишения и невзгоды,
выслушивали угрозы. Теперь ж е эта жалкая кучка
людей, потеряв все в Гефсиманском саду, включая
веру в своего учителя и надежду на обещанное им
царство, готовилась навсегда бежать из этого го
рода страха и разбитой мечты.
Иоанн продолжил прерванный рассказ:
— Никто из нас не дотронулся до еды. Мы си
дели вокруг стола, как сидели в ту последнюю
ночь с Господом нашим, и многие плакали, жалея
себя, несмотря на то, что Петр и я пытались убе
дить их: не надо горевать, скорее, надо праздно
вать. Некоторые даже укоряли Иисуса за его пред
сказание, говоря, что он обманул своими обещания
ми, обманул своими чудесами, что они пожертво
вали всем, пойдя за ним, и теперь остались ни с
чем. Другие кивали: да, он был хороший человек
и сделал много добра, но не Мессия, как провоз
гласил Петр в Кесарии Филипповой: разве позво
лил бы когда-нибудь еврейский Мессия издаваться
над собой, позорить себя так, как издевались и по
зорили его римляне и первосвященник? Петр, упря
279
мый Петр, продолжал твердить им о пустой гроб
нице, пока Фома не вскочил в гневе и не рванул
ся к двери, крикнув, что одолжит масляную плошку
у Марии и сей момент пойдет к гробнице, дабы
убедиться самому. Когда он ушел, я снова запер
дверь, и слова, как мячики, продолжали скакать по
комнате туда-сюда, пока некоторые не устали от
бесполезных препирательств и собрались идти, го
воря, что направятся на север затемно, не желая по
пасть в лапы патруля.
— Подожди! — воскликнул Иосиф, поднимаясь из-
за стола.
Он сделал знак Иоанну, и они вышли за
дверь. Старик вернулся один, сел напротив меня и
уставился на меня глазами, горящими такой страс
тью, которой я в нем до сих пор не замечал.
— Матиас, вы можете представить чувства по
ражения и отчаяния, которые царили в этой комнате
в ту ночь? Можете ли вы представить как наяву
испуганных крестьян и рыбаков, их усталые лица,
мокрые от слез горя и разочарования, их опусто
шенный ум, обеспокоенный только собственной бе
зопасностью,— трепещущих беглецов, укрывшихся
здесь, как и два дня назад в лесу?
— Иосиф, вы же знаете, я — писатель. Разумеет
ся, могу.
— Матиас, слушайте,— скомандовал он.— Как вы
воочию успели убедиться за эту неделю, в воскре
сение Иисуса сейчас верят тысячи и тысячи людей.
Через десять лет, как вам известно, их число воз
растет настолько, что они составят серьезную
проблему для города и Храма. Через двадцать пять
лет в каждом городе и деревне отсюда до Рима
найдутся христиане, через сорок лет они превзой
дут по численности все мечи и копья империи, а
менее чем через триста лет римский император
упадет на -колени и примет учение Иисуса для всех
своих подданных. Вы всегда настаиваете на фак
тах, сын мой, и вам известно, что сказанное мной
сейчас содержит только факты. Вы киваете, вы
согласны. Очень хорошо. Великий писатель, объяс
ните мне, если можете, как эти одиннадцать жал
ких слюнтяев и слабаков, собравшихся бежать до
280
мой, оказались в состоянии выйти из этой комнаты
в ту ночь и понести слово Иисуса людям с такой
мощью и силой, что за три века они и их уче
ники покорили Римскую империю! Скажите мне!
Что случилось здесь, в комнате, прежде чем им
представилась возможность сбежать в тихую без
вестную жизнь? Что превратило маленьких людей,
потерпевших поражение, в величайшую силу доб
ра, которую когда-либо знал мир? Скажите мне,
что могло здесь случиться, так преобразившее этих
людей, вызвавшее изменение характеров столь
сильное и обязывающее, что со временем они все
положили свои жизни за веру? Говорите, Матиас!
То был совсем другой Иосиф, совсем не тот
старик, которого я знал вот уж е четыре дня. Я по
жал плечами и отчетливо выговорил:
— Это вы мне скажите, Иосиф. Не забывайте,
что именно я ищу ответа на эти вопросы.
— Я не скажу вам! — прогремел он, и его голос
сорвался.— Я не был удостоен чести присутствовать
здесь.
Он бросился к двери, распахнул ее и позвал
Иоанна, который, видимо, стоял где-то рядом.
— Иоанн, пожалуйста, расскажи Матиасу, что в
ту ночь произошло в этой комнате, когда некото
рые готовились покинуть ее навеки.
Иоанн захлопнул тяжелую деревянную дверь и
резко задвинул взвизгнувший засов.
— Эта дверь была заперта, как сейчас. Внезап
но предстал Иисус, на котором была только на
бедренная повязка. Он стоял вот здесь,— сказал
Иоанн, передвинувшись при этом на несколько
шагов.— Первым увидел его я и упал на колени.
Кто-то закричал и пал на колени рядом со мной,
кто-то бросился от испуга к дальней стене. Затем
мы услышали его слова: «...мир вам»*, и он поднял
руки. Каждый мог видеть отверстия, оставленные
гвоздями в запястьях его, и в ногах его, и открытую
рану в боку, где легионер пронзил его копьем. Я
хотел побежать к нему, обнять, но ноги мне не
повиновались. Я не мог сдвинуться с места. Не мог
сдвинуться с места никто из нас, пока он долго
* Лк. 24:36.
281
говорил нам, наказал нам идти в мир, начиная с
Иерусалима, рассказать его, нашего учителя, исто
рию всем, ведь мы его свидетели и великая сила
будет дана нам его именем. Затем он исчез из
комнаты так же внезапно, как появился, и мы
склонились в молитве. Потом все подошли к Пет
ру и ко мне и просили о прощении за то, что
не поверили нам и оказались некрепки в вере.
— Фома успел вернуться от гробницы, чтобы
разделить с вами... явление Иисуса?
— Нет, и когда мы сказали ему, что видели
Господа, он посмеялся и предположил, что мы вы
пили слишком много вина. Я помню, как он ска
зал: «...если не увижу на руках Его ран от гвоз
дей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей,
и не вложу руки моей в ребра Его, н е ' поверю»*.
Через восемь дней, в этой же комнате, несмотря
на запертую, как и прежде, дверь, снова появился
Иисус и встал среди нас. Он прямо показал на
Фому и велел подойти. Фома настолько обмер от
страха, что остался сидеть, пока Петр своими ла
пищами не подтолкнул его к Господу. Тогда Иисус
сказал: «...подай перст твой сюда и посмотри руки
Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и
не будь неверующим, но верующим»**.
— Что сделал Фома?
— Сделал, что было велено, потом пал перед
Иисусом и сказал: «Господь мой и Бог мой!»***, а
Иисус ответил: «...ты поверил, потому что увидел
Меня: блаженны не видевшие и уверовавшие»****, и
с этого времени каждый из нас, даже Фома, стал
свидетелем Господу, как свидетельствую я вам сей
час и буду свидетельствовать еще, и еще, и еще,
пока Царство Божие не придет ко всем людям.
282
— Не подскажете ли, Матиас, сколько еще
осталось подозреваемых в списке комиссии по де
лу Христа, если бы они приступили к заверше
нию расследования?
Добрый старик умел уколоть, когда хотел.
— Всего два,— пробормотал я,— вы и Никодим.
— Вы не слишком устали? Может быть, пр