Яковлев В Ф Комментарий практики рассмотрения

"Комментарий практики рассмотрения
экономических споров (судебно-арбитражной

практики)"
(выпуск 25)
(отв. ред. В.Ф. Яковлев)
("ИЗиСП", "КОНТРАКТ", 2019)
Документ предоставлен КонсультантПлюс
www.consultant.ru
Дата сохранения: 08.04.2020

"Комментарий практики рассмотрения экономических споров (судебно-
арбитражной практики)" Документ предоставлен КонсультантПлюс
(выпуск 25) Дата сохранения: 08.04.2020
(отв. ред. В.Ф. Яков...
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ
НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ
"ИНСТИТУТ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА И СРАВНИТЕЛЬНОГО
ПРАВОВЕДЕНИЯ ПРИ ПРАВИТЕЛЬСТВЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ"
КОММЕНТАРИЙ ПРАКТИКИ РАССМОТРЕНИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ СПОРОВ

(СУДЕБНО-АРБИТРАЖНОЙ ПРАКТИКИ)
ВЫПУСК 25
Ответственный редактор
член-корреспондент РАН,
доктор юридических наук, профессор,
заслуженный юрист РФ
В.Ф. ЯКОВЛЕВ
Коллектив авторов:
Астахов Г.Г.;
Беляева О.А., д-р юрид. наук;
Борзило Е.Ю., канд. юрид. наук;
Бурлаков С.А., канд. юрид. наук;
Быканов Д.Д.;
Глазкова М.Е., канд. юрид. наук;
Гутников О.В., канд. юрид. наук;
Даутия Т.В.;
Долова М.О., канд. юрид. наук;
Каминская Е.И., канд. юрид. наук;
Красноухова Е.А.;
Мазаева А.В.;
Оболонкова Е.В., канд. юрид. наук;
Панков С.В.;
Полич С.Б., канд. юрид. наук;
Полухина Е.Е., канд. юрид. наук;
Синицын С.А., д-р юрид. наук (руководитель авторского коллектива);
Султанов А.Р.
Редакционная коллегия:
Гутников О.В., канд. юрид. наук, заместитель заведующего отделом гражданского законодательства и
процесса ИЗиСП;
КонсультантПлюс www.consultant.ru Страница 2 из 128

надежная правовая поддержка
Шелютто М.Л., канд. юрид. наук, ведущий научный сотрудник отдела гражданского законодательства и
процесса ИЗиСП;
Синицын С.А., д-р юрид. наук, ведущий научный сотрудник отдела гражданского законодательства и
процесса ИЗиСП.
ВВЕДЕНИЕ
Юбилейный 25-й выпуск Комментария практики разрешения экономических споров (судебно-

арбитражной практики) знаменует собой важный этап долголетней и плодотворной работы авторского
коллектива по исследованию соответствующей категории дел в неразрывной связи с развитием
законодательства.
За годы исследований на базе достижений научных школ Института разработана научно-

методологическая основа мониторинга правоприменительной практики, продолжается работа по
исследованию критериев эффективности и справедливости правосудия в условиях меняющегося мира,
места судебных правовых позиций в правовой системе современности. Предыдущие выпуски комментариев
практики разрешения экономических споров готовились при активном творческом включении и самоотдаче
выдающихся ученых, внесших значительный вклад в развитие законодательства и судебной системы, -
бессменного руководителя авторского коллектива проф. Н.И. Клейн и ответственного редактора проф. В.Ф.
Яковлева. Уходящий 2018 г. совпал с датой ухода из жизни В.Ф. Яковлева и пятилетней годовщиной с даты
смерти Н.И. Клейн, на долгие годы вперед наметивших направления развития и перспективы становления
форм и принципов правосудия, российского законодательства о предпринимательской деятельности.
Значение и потенциал судебной практики на современном этапе развития правовой системы требуют
законодательного закрепления механизма имплементации судебно-правовых позиций в законодательство.
Современное развитие экономических отношений обусловлено стремительным научно-

технологическим прогрессом, в ходе которого возникают новые объекты гражданских прав (виртуальные
вещи, криптовалюта и т.д.) и даже новые субъекты (роботы). Кроме технологических инноваций, появляется
масса организационных нововведений и логистических механизмов ведения бизнеса, новых способов
извлечения дохода, изобретаются и все более изощренные преступные мошеннические схемы по хищению
чужого имущества, легализации и отмыванию незаконно полученных доходов и др.
В этих условиях позитивное право с его традиционно консервативным механизмом принятия законов
объективно не в состоянии поспевать за развитием экономических отношений. Это означает, что в
настоящее время как никогда остро стоит проблема перехода деятельности судов от формального
нормативистского подхода к учету основополагающих начал справедливости и экономических факторов,
влияющих на оценку обстоятельств дела и принятие итогового судебного решения. По существу, речь идет о
более активном внедрении в правосудие применения принципов права, оценочных понятий (таких как
добросовестность, разумность, злоупотребление правом и т.д.), а также методологии экономического
анализа правоотношений сторон и последствий принимаемых судом решений, об обязанности суда
выносить не только законные, но и справедливые и экономически обоснованные решения. Иными словами,
при осуществлении правосудия возникает потребность не только в применении и толковании норм права, но
и в использовании всего комплекса человеческого знания, достижений разных отраслей науки (с учетом
межотраслевого подхода), принципов и оценочных понятий, экономического анализа в целях достижения
справедливости при принятии решений.
Отдельной, но связанной с этим проблемой следует считать поиск критериев эффективности

правосудия. Нужны современные методики. То, что есть в настоящее время, - это методики оценки
эффективности деятельности судов.
Специализация судов по разрешению экономических споров в российской правовой системе

сложилась исторически - суды общей юрисдикции никогда не рассматривали экономических споров (в
дореволюционной России коммерческие споры рассматривались исключительно коммерческими судами, а
в советский период системой судов госарбитража и никогда не относились к компетенции судов общей
юрисдикции). На текущий момент имеется необходимость расширения контекста (изменения ракурса)
понимания экономического правосудия как концептуального направления его развития в условиях

развивающихся социально-экономических отношений. Сложность разрешаемых дел связывается не только

с обширным массивом законодательства - применимым правом, но и межотраслевым регулированием
законодательства о предпринимательской деятельности (нормы гражданского законодательства,
государственное регулирование предпринимательства, налоговое и природоохранительное
законодательство). Цели, задачи и функции экономического правосудия невозможно связать только с
ценностями частного права (свобода договора, диспозитивность, неприкосновенность собственности).
Совершенно справедливо отмечено В.Ф. Яковлевым, что "сложность и масштабность

предпринимательской деятельности порождают также особую сложность и масштабность экономических
споров между участниками экономической деятельности... а для разрешения возникающих в этой сфере
споров требуются специальные познания в области экономики", в связи с чем экономическое правосудие
имеет "тесную связь с реальной экономической жизнью, практикой предпринимательской деятельности, ее
проблемами" <1>. По этим причинам очевидно, что функции экономического правосудия не сводятся к
разрешению споров двух частных лиц, а затрагивают интересы неопределенного круга лиц и самого
правопорядка, что само по себе предполагает соблюдение баланса частных и публичных интересов при
разрешении каждого спора. Соответственно, при отправлении правосудия судьи всех инстанций, сохраняя
беспристрастность и независимость, должны не только руководствоваться оценкой представленных
спорящими сторонами доказательств, но и ясно осознавать экономические последствия принимаемых
судебных актов. Сохраняет актуальность задача правового обеспечения единства правоприменительной
практики в аспекте гармонизации не только судебно-правовых позиций ВАС РФ, но уже и позиций,
сформированных непосредственно ВС РФ. При этом необходимо двигаться в сторону того, чтобы
достижение единообразия практики стало возможным не только на уровне ВС РФ, но и на уровне судов
более низкой инстанции.
--------------------------------
<1> Яковлев В.Ф., Семигин Г.Ю. Экономическое правосудие в России. Т. 4 "Арбитражное правосудие в
Российской Федерации". М., 2006. С. 10, 11.
В условиях сохранения фундаментальных принципов состязательности и равноправия спорящих

сторон на повестке дня оказывается необходимость усиления судебного контроля во избежание
злоупотреблений участников хозяйственной деятельности, использующих авторитет судебной власти в
заведомо противоправных и недобросовестных целях при осуществлении фиктивной хозяйственной
деятельности, в чем видится значение правоохранительной функции правосудия.
Несмотря на то что суд в континентальной системе права непосредственно не наделен

нормотворческими функциями, практическое значение судебных решений для установления обязательных
правил поведения для субъектов экономической деятельности огромно. По существу, сформировавшаяся
единообразная судебная практика по тем или иным категориям дел, доступная для всех хозяйствующих
субъектов посредством картотеки арбитражных дел в сети Интернет, играет не меньшую регулятивно-
ориентирополагающую роль в поведении участников экономической деятельности, чем законы и иные
нормативные правовые акты.
Широко обсуждаемые перспективы становления единого цивилистического процесса и введения

стандартов доказывания по отдельным категориям дел в российском арбитражном процессе нисколько не
снижают важности решения задач по совершенствованию альтернативных процедур разрешения споров и
третейского разбирательства как необходимого условия разгрузки судебной системы и повышения
исполнимости судебных решений.
Изложенное показывает актуальность и высокое научно-практическое значение исследований

правоприменительной практики, функций правосудия на современном этапе развития социально-
экономических отношений и российской правовой системы.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
НОРМАТИВНЫЕ ПРАВОВЫЕ АКТЫ
АПК РФ - Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации

ГК РФ - Гражданский кодекс Российской Федерации
ГПК РФ - Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации
Закон о банкротстве - Федеральный закон от 26.10.2002 N 127-ФЗ "О несостоятельности

(банкротстве)"
Закон о государственном оборонном заказе - Федеральный закон от 29.12.2012 N 275-ФЗ "О

государственном оборонном заказе"
Закон о защите конкуренции - Федеральный закон от 26.07.2006 N 135-ФЗ "О защите конкуренции"
Закон об акционерных обществах - Федеральный закон от 26.12.1995 N 208-ФЗ "Об акционерных

обществах"
ЗК РФ - Земельный кодекс Российской Федерации
КАС РФ - Кодекс административного судопроизводства Российской Федерации
КоАП РФ - Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях
ЛК РФ - Лесной кодекс Российской Федерации
СК РФ - Семейный кодекс Российской Федерации
ТК РФ - Трудовой кодекс Российской Федерации
УК РФ - Уголовный кодекс Российской Федерации
УПК РФ - Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации
ПРОЧИЕ СОКРАЩЕНИЯ
ВС РФ - Верховный Суд Российской Федерации
ВАС РФ - Высший Арбитражный Суд Российской Федерации
КС РФ - Конституционный Суд Российской Федерации
Правительство РФ - Правительство Российской Федерации
Президент РФ - Президент Российской Федерации
I. ДЕЛА, ВОЗНИКАЮЩИЕ ИЗ ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВЫХ ОТНОШЕНИЙ
РАССМОТРЕНИЕ СПОРОВ, СВЯЗАННЫХ С ПРИМЕНЕНИЕМ

ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА ОБ ОБЯЗАТЕЛЬСТВЕННОМ ПРАВЕ
Г.Г. АСТАХОВ
ВОЗМОЖНОСТЬ РЕСТИТУЦИИ ПО МНИМОЙ СДЕЛКЕ
(комментарий к Постановлению Арбитражного суда

Московского округа от 11.09.2017 N Ф05-15062/2016
по делу N А41-86889/2015 и Постановлению Арбитражного суда
Северо-Западного округа от 25.12.2017 N Ф04-4984/2017
по делу N А45-23066/2016)
Астахов Г.Г., адвокат, соискатель отдела гражданского законодательства и процесса ИЗиСП.

В сентябре - декабре 2017 г. Арбитражный суд Московского округа в Постановлении от 11.09.2017 N

Ф05-15062/2016 по делу N А41-86889/2015 <1> (далее - Постановление АС МО) и Арбитражный суд
Западно-Сибирского округа в Постановлении от 25.12.2017 N Ф04-4984/2017 по делу N А45-23066/2016 <2>
(далее - Постановление АС ЗСО) продемонстрировали редко встречающийся, хотя, представляется,
разумный и правильный подход, основанный на классическом понимании мнимости юридической сделки.
--------------------------------
<1> Определением ВС РФ от 26.12.2017 N 305-ЭС17-17342(3) отказано в передаче дела N А41-

86889/2015 в Судебную коллегию по экономическим спорам Верховного Суда РФ для пересмотра в порядке
кассационного производства рассматриваемого Постановления АС МО.
<2> Определением ВС РФ от 11.04.2018 N 304-ЭС18-3240 по делу N А45-23066/2016 в передаче дела

в Судебную коллегию по экономическим спорам ВС РФ отказано.
Дело в том, что длительное время позиция арбитражных судов сводилась к безапелляционному
доводу о принципиальной невозможности реституции при недействительности юридической сделки на
основании п. 1 ст. 170 ГК РФ.
Такое понимание было достаточно механичным, сводящимся к следующим посылам: 1) исполнение

сделки исключает возможность признания ее мнимой <1>; 2) следовательно, мнимая сделка несовместима
с исполнением; 3) п. 2 ст. 167 ГК РФ связывает применение реституции с фактом исполнения сделки; 4)
значит, реституция при мнимости невозможна <2>.
--------------------------------
<1> См., например, Определение ВАС РФ от 29.12.2011 N ВАС-17450/11 по делу N А41-35589/2009

("сделка фактически сторонами исполнена, что свидетельствует о намерении сторон совершить именно
сделку купли-продажи и исключает возможность квалифицировать оспариваемую сделку как мнимую"),
Постановление ФАС Восточно-Сибирского округа от 22.02.2012 по делу N А78-3433/2011 ("исполнение
договора исключает возможность признания его мнимой сделкой"), Постановление Арбитражного суда
Московского округа от 23.04.2015 N Ф05-4193/2015 по делу N А40-113731/14 ("исполнение сторонами сделки
и достижение соответствующего ей результата исключает возможность признания ее мнимой"),
Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 12.11.2014 N Ф06-17036/2013 по делу N А49-
7876/2013 ("регистрация перехода права аренды уполномоченным органом свидетельствует о фактическом
исполнении договора сторонами и исключает возможность признания его мнимой сделкой") и многие-многие
другие судебные акты.
<2> См., например, Постановление Президиума ВАС РФ от 18.10.2012 N 7204/12 по делу N А70-
5326/2011, Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 28.10.2015 N Ф09-6943/06 по делу N
А50-43610/2005 и др.
Это искусственное, лишь только кажущееся логичным построение не учитывало, что мнимость может
сопровождаться не только созданием видимости исполнения, но и исполнением.
Задолго до позиции арбитражных судов в юридической литературе как пример мнимой сделки
приводились фиктивный раздел, фиктивное дарение или продажа имущества, чтобы незаконно
распоряжаться имуществом на случай смерти <1> или чтобы скрыть его от описи, взыскания, конфискации
и т.п. <2>, в том числе и с целью причинения вреда кредиторам <3>.
--------------------------------
<1> Рабинович Н.В. Недействительность сделок и ее последствия. Л., 1960. С. 25.
<2> Рясенцев В.А. Представительство и сделки в современном гражданском праве. М., 2006. С. 500.
<3> Новицкий И.Б. Избранные труды по гражданскому праву: В 2 т. Т. I. М., 2006. С. 322.

Практически все указанные случаи мнимости сопровождались исполнением или как минимум
совершением действий, обычно сопровождающих исполнение (подписание актов приема-передачи,
нотариальное заверение или регистрация). И тем не менее сделки считались мнимыми.
Не останавливаясь на том, что идея отсутствия мнимости при признаках исполнения фактически
нивелировала саму возможность применения ст. 170 ГК РФ, обратим внимание на то, что п. 86
Постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 N 25 "О применении судами некоторых положений раздела I
части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" наконец-то признано, что стороны мнимой
сделки "могут также осуществить для вида ее формальное исполнение. Например, во избежание
обращения взыскания на движимое имущество должника заключить договоры купли-продажи или
доверительного управления и составить акты о передаче данного имущества, при этом сохранив контроль
соответственно продавца или учредителя управления за ним".
Логическим продолжением данного подхода, допускающего признание сделки мнимой, несмотря на ее

исполнение, стало появление комментируемых Постановлений АС МО и АС ЗСО.
Начнем с Постановления АС МО.
В данном деле финансовый управляющий должника - физического лица (В.Е. Дмитриева) обратился в
суд с заявлением о признании недействительным заключенного между В.Е. Дмитриевым и Р.В. Дмитриевым
договора дарения земельного участка площадью... и 1/2 доли в праве общей собственности на
расположенную на земельном участке дачу.
Арбитражный суд Московской области Определением от 17.06.2016, оставленным без изменения

Постановлением Десятого арбитражного апелляционного суда от 03.08.2016, отказал в удовлетворении
заявленных требований.
Постановлением Арбитражного суда Московского округа от 14.11.2016 вышеуказанные судебные акты

были отменены, а дело направлено на новое рассмотрение в Арбитражный суд Московской области.
Арбитражный суд Московской области при новом рассмотрении дела Определением от 16.03.2017
удовлетворил требования финансового управляющего должника.
Постановлением Десятого арбитражного апелляционного суда от 08.06.2017 указанное Определение

оставлено без изменения.
Оставляя судебные акты без изменения (в том числе и в части произведенной судами реституции),
Арбитражный суд Московского округа указал в комментируемом Постановлении, что согласно п. 1 ст. 170 ГК
РФ мнимая сделка, т.е. сделка, совершенная лишь для вида, без намерения создать соответствующие ей
правовые последствия, ничтожна. Данная норма применяется в том случае, если стороны, участвующие в
сделке, не имеют намерений ее исполнять или требовать исполнения, при заключении сделки подлинная
воля сторон не была направлена на создание тех правовых последствий, которые наступают при ее
совершении (постановление). В целях признания сделки недействительной на основании указанной нормы
необходимо установить, что на момент совершения сделки стороны не намеревались создать правовые
последствия, характерные для сделок данного вида. Мнимая сделка не порождает никаких правовых
последствий, и, совершая мнимую сделку, стороны не имеют намерений ее исполнять либо требовать ее
исполнения.
Далее суд кассационной инстанции, ссылаясь на п. 86 Постановления Пленума ВС РФ "О применении

судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации", а также
на ст. 61.6 Закона о банкротстве, указал, что, совершая оспариваемую сделку, В.Е. Дмитриев и Р.В.
Дмитриев хотели создать видимость возникновения, изменения или прекращения гражданских прав и
обязанностей, которые вытекают из этой сделки, в связи с чем суд первой инстанции правомерно признал
договор дарения ничтожным.
Суды обеих инстанций, исследовав и оценив все представленные сторонами доказательства, а также
доводы и возражения участвующих в деле лиц, руководствуясь положениями законодательства, правильно
определили спорные правоотношения, с достаточной полнотой выяснили имеющие существенное значение
для дела обстоятельства, пришли к выводу о том, что должник не мог не знать о наступивших у него как у

поручителя указанных юридических лиц обязательствах по погашению кредитов.
Кроме того, судами было установлено, что, располагая сведениями о наступивших обязательствах по
договорам поручительства, В.Е. Дмитриев заключил оспариваемую сделку, что свидетельствует о
намеренном выводе имущества должника из конкурсной массы, однако документов, свидетельствующих о
том, что на момент совершения сделки В.Е. Дмитриев не обладал признаками неплатежеспособности и
имел возможность погасить обязательства по договорам поручительства, не представлено.
Учитывая изложенное, суды пришли к выводу о том, что в момент совершения сделок воля сторон не
была направлена на возникновение соответствующих дарению гражданских прав и обязанностей, что
свидетельствует о мнимом характере сделок.
При таких обстоятельствах суд первой инстанции правомерно применил последствия

недействительности сделки в виде возврата имущества в конкурсную массу.
Аналогичную позицию можно увидеть и в Постановлении АС ЗСО.
В данном деле Сергей Борисович Болотников (далее - С.Б. Болотников, истец), являясь участником
общества с ограниченной ответственностью "Строймонтаж-Сибирь" (далее - ООО "Строймонтаж-Сибирь"),
действуя от имени ООО "Строймонтаж-Сибирь", обратился в Арбитражный суд Новосибирской области с
иском о применении последствий недействительности ничтожной мнимой сделки - договора об оказании
услуг от 06.03.2014, заключенного между ООО "Строймонтаж-Сибирь" и индивидуальным
предпринимателем Валентином Геннадьевичем Гринченко (далее - ИП Гринченко В.Г., ответчик), в виде
взыскания с ИП Гринченко В.Г. в пользу ООО "Строймонтаж-Сибирь" 8 692 874 руб. 47 коп.
Решением Арбитражного суда Новосибирской области от 05.05.2017, оставленным без изменения

Постановлением Седьмого арбитражного апелляционного суда от 17.08.2017, исковые требования
удовлетворены.
Оставляя указанные судебные акты без изменения, АС ЗСО обратил внимание на следующее:
Формально выражая волеизъявление на заключение мнимой сделки, фактически ее стороны не

желают установления, изменения или прекращения гражданских прав и обязанностей по отношению друг к
другу. Таким образом, обращаясь с иском о признании сделки ничтожной по основаниям, предусмотренным
п. 1 ст. 170 ГК РФ, истец должен доказать, что при ее совершении стороны не только не намеревались ее
исполнять, но и то, что оспариваемая сделка действительно была не исполнена. При этом обязательным
условием признания сделки мнимой является порочность воли каждой из ее сторон.
Оценив представленные в материалах дела доказательства в порядке ст. 71 АПК РФ, в том числе
договор об оказании услуг, календарный план выполнения работ, смету на выполнение работ, платежные
поручения, характер сложившихся между ООО "Строймонтаж-Сибирь" и ИП Гринченко В.Г.
правоотношений, с учетом данных в судебном заседании суда первой инстанции показаний свидетелей,
согласно которым ИП Гринченко В.Г. не оказывал услуги, предусмотренные договором, все действия были
совершены самим обществом, денежные средства были перечислены ответчику по устной договоренности
для третьего лица, обещавшего оказать содействие в оказании услуг, договор и акты были оформлены и
подписаны задним числом после перечисления денежных средств, при отсутствии представленных
ответчиком достоверных доказательств исполнения спорного договора (ст. 16, 65 АПК РФ), в том числе
доверенности, отчетов о ходе исполнения поручений, документально подтвержденного составленного
ответчиком перечня оказанных услуг и выполненных работ, установив отсутствие изначально у общества и
ИП Гринченко В.Г. намерения на оказание услуг, предусмотренных договором, оказанных непосредственно
самим обществом, принимая во внимание то, что безосновательное перечисление по неисполненному
договору, заключенному после перечисления денежных средств по нему, приводит к причинению ущерба
обществу, нарушению прав и законных интересов его участников, суды пришли к обоснованному выводу о
том, что спорный договор является мнимой сделкой, заключенной при злоупотреблении правом ее
сторонами, и констатировали его недействительность по основаниям ст. 166, 170 ГК РФ.
Отклоняя доводы кассационной жалобы о том, что договор не может быть квалифицирован как
мнимая сделка, о невозможности применения реституции, Арбитражный суд Западно-Сибирского округа
указал, что норма, изложенная в п. 1 ст. 170 ГК РФ, применяется также в том случае, если стороны,

участвующие в сделке, не имеют намерения ее исполнять фактически, а совершают формальные действия,

свидетельствующие о порочности воли обеих сторон сделки.
Поскольку судами установлено отсутствие в материалах дела доказательств возврата ответчиком

денежных средств в размере 8 692 874 руб. 47 коп., безосновательно перечисленных по неисполненному
договору, применены последствия недействительности сделки в виде взыскания денежных средств в пользу
истца.
Позиция, отраженная в комментируемых Постановлениях АС МО и АС ЗСО, представляется верной,

поскольку указанные суды сумели избежать излишнего и, в общем-то, не основанного на законе (в том
числе на ст. 167 ГК РФ) подхода при решении вопроса о реституции в случае признания сделки мнимой.
Ведь так или иначе, но переданное по такой сделке находится у другой стороны при отсутствии,
получается, какого-либо законного основания. Отрицание мнимости, сопровождаемой исполнением, не
могло не отразиться на интересах основной страдающей от мнимых сделок категории лиц - кредиторов.
И игнорировать это обстоятельство не представляется возможным.

ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА О ВЕЩНЫХ ПРАВАХ
Е.В. ОБОЛОНКОВА
ВОПРОСЫ ВЫПЛАТЫ ВОЗМЕЩЕНИЯ ПРИ ИЗЪЯТИИ ЗЕМЕЛЬНЫХ УЧАСТКОВ

ДЛЯ ГОСУДАРСТВЕННЫХ (МУНИЦИПАЛЬНЫХ) НУЖД
(Постановление Арбитражного суда Поволжского округа

от 15.01.2018 N Ф06-28011/2017 по делу N А12-70661/2016;
Постановление Арбитражного суда Северо-Кавказского округа
от 22.03.2018 по делу N А77-28/2017)
Оболонкова Е.В., кандидат юридических наук, ведущий научный сотрудник отдела гражданского
законодательства и процесса ИЗиСП.
Достаточно болезненно для собственников изъятие земельных участков для государственных

(муниципальных) нужд, которое тем не менее неизбежно при решении вопросов общехозяйственного,
социального значения или обеспечения нужд обороны страны и безопасности государства (ст. 49 ЗК РФ).
Следовательно, по-прежнему актуально для судебной практики применение норм, связанных с выплатой
собственнику равноценного и справедливого возмещения, предусмотренного законом (ч. 3 ст. 35
Конституции РФ; п. 4 ст. 281 ГК РФ).
Одним из частных подвопросов этого вопроса является применение правила, предусмотренного п. 3

ст. 281 ГК РФ, согласно которому при наличии согласия лица, у которого изымается земельный участок, в
соглашении об изъятии может быть предусмотрено предоставление этому лицу иного земельного участка и
(или) иного недвижимого имущества на условиях и в порядке, которые определены законодательством, с
зачетом стоимости такого земельного участка и (или) иного недвижимого имущества или прав на них в
размер возмещения за изымаемый земельный участок. Порядок реализации данного правила установлен
ст. 56.9 ЗК РФ, согласно которой при наличии согласия лиц, у которых изымаются земельные участки и (или)
расположенные на них объекты недвижимого имущества, в соглашении об изъятии недвижимости может
быть предусмотрено предоставление им земельных участков и (или) иных объектов недвижимого
имущества взамен изымаемых земельных участков и (или) расположенных на них объектов недвижимого
имущества в соответствии с п. 4 и 5 этой статьи.
В п. 4 данной статьи закреплены положения, которые должны содержаться в соглашении об изъятии

недвижимости при предоставлении взамен изымаемых других земельных участков (или иного недвижимого
имущества).
В п. 5 ст. 56.9 установлено, что соглашением об изъятии недвижимости может быть предусмотрена

обязанность организации, подавшей ходатайство об изъятии, на основании которого принято решение об

изъятии, передать в собственность лицу, чьи земельные участки и (или) расположенные на них объекты
недвижимого имущества изымаются для государственных или муниципальных нужд, иные объекты
недвижимого имущества взамен изымаемых земельных участков и (или) расположенных на них объектов
недвижимого имущества.
В судебной практике оспаривался не столько установленный законом порядок применения данной

нормы, сколько условия ее применения, т.е. ее диспозитивность и возможность применения не только с
согласия, но и по инициативе лица, у которого земельный участок изымается.
Так, было принято Определение КС РФ от 19.12.2017 N 2963-О "Об отказе в принятии к рассмотрению
жалобы гражданина Бехтольда Ивана Юрьевича на нарушение его конституционных прав положениями
Гражданского кодекса Российской Федерации и Земельного кодекса Российской Федерации".
В своей жалобе в КС РФ И.Ю. Бехтольд оспаривал конституционность п. 2 ст. 279, п. 3 ст. 281 ГК РФ, а
также п. 2 ст. 56.8, п. 3 ст. 56.9 и п. 4 ст. 56.10 ЗК РФ.
По мнению заявителя, оспариваемые законоположения не соответствуют Конституции РФ, в том

числе ее ст. 8 (ч. 2), 9, 17 (ч. 2), 18 и 36 (ч. 1), поскольку допускают изъятие у граждан земельного участка
для государственных и муниципальных нужд без предоставления им взамен другого земельного участка и
не содержат необходимых, с точки зрения заявителя, положений, обязывающих предоставлять при этом
другой земельный участок.
Конституционный Суд РФ, изучив представленные материалы, не нашел оснований для принятия
жалобы к рассмотрению. По мнению суда, оспариваемые заявителем законоположения, обеспечивающие
необходимый баланс публичных интересов и интересов собственников изымаемых для государственных
(муниципальных) нужд земельных участков, в том числе устанавливающие размер возмещения за
земельный участок, а также возможность предоставления взамен изымаемого земельного участка другого
земельного участка, реализуемую при условии наличия как соответствующего предложения со
стороны уполномоченного органа, так и согласия со стороны собственника изымаемого участка,
конкретизируют положения ст. 35 (ч. 3) Конституции РФ о недопустимости произвольного лишения
имущества и принудительного его отчуждения для государственных (муниципальных) нужд без
предварительного и равноценного возмещения и не могут рассматриваться как нарушающие
конституционные права граждан в аспекте, указанном в жалобе. Внесение же изменений и дополнений в
действующее законодательство не входит в компетенцию КС РФ, определенную в ст. 125 Конституции РФ и
ст. 3 Федерального конституционного закона от 21.07.1994 N 1-ФКЗ "О Конституционном Суде Российской
Федерации".
Не менее актуальными стали вопросы применения рассматриваемых норм и в судебно-арбитражной

практике.
1. Постановление Арбитражного суда Поволжского округа от 15.01.2018 N Ф06-28011/2017 по

делу N А12-70661/2016.
Департамент муниципального имущества администрации Волгограда (далее - департамент)

обратился в Арбитражный суд Волгоградской области к обществу с ограниченной ответственностью "Фирма
"Ник" (далее - общество) с заявлением об изъятии земельного участка, кадастровый номер 34:34:040021:7,
площадью 298,3 кв. м, здания автомойки с одно- и двухэтажными пристройками площадью 234,7 кв. м,
расположенных по адресу: г. Волгоград, ул. им. Михаила Балонина, д. 11в (далее также - спорные объекты),
с установлением компенсации в размере 5 045 920 руб.
Определением Арбитражного суда Волгоградской области от 31.05.2017 принят встречный иск

общества к департаменту о понуждении взамен изымаемого имущества предоставить на праве
собственности равноценный земельный участок с объектом недвижимости на нем в Центральном районе г.
Волгограда.
Определением Арбитражного суда Волгоградской области от 31.05.2017 с согласия общества

соответчиком по встречному иску привлечена администрация Волгограда (далее - администрация).

Решением Арбитражного суда Волгоградской области от 20.06.2017, оставленным без изменения

Постановлением Двенадцатого арбитражного апелляционного суда от 11.09.2017, требования департамента
удовлетворены. У общества изъяты для муниципальных нужд г. Волгограда спорные объекты с
предоставлением возмещения в размере 6 104 826 руб. В удовлетворении встречного иска общества
отказано.
Общество, обжалуя принятые судебные акты, в кассационной жалобе просило их отменить, дело
направить на новое рассмотрение в суд первой инстанции в ином составе судей, ссылаясь на неправильное
применение судом норм материального права.
Как следовало из материалов дела, на основании Постановлений администрации от 29.05.2015 N 773

"О резервировании земельных участков (учетные N 4-0-259, 4-38-42) для муниципальных нужд в
Центральном районе", от 06.04.2015 N 451 "Об утверждении проекта планировки территории" принято
Постановление от 24.05.2016 N 728 "Об изъятии земельных участков и объектов недвижимого имущества
для муниципальных нужд - строительства объекта местного значения - транспортно-пересадочного узла в
Центральном районе г. Волгограда", опубликовано в установленном законом порядке в газете "Городские
вести. Царицын - Сталинград - Волгоград" от 28.05.2016 N 53.
На основании п. 1 приложения к Постановлению администрации от 24.05.2016 N 728 в числе прочих

объектов у собственника недвижимого имущества общества подлежали изъятию спорные объекты. Право
собственности на указанные объекты недвижимости зарегистрировано в Едином государственном реестре
прав на недвижимое имущество и сделок с ним.
На основании Постановления администрации от 23.08.2016 N 1317 органом, уполномоченным на

заключение соглашений об изъятии объектов недвижимости для муниципальных нужд, является
департамент. В рамках исполнения указанных полномочий, а также на основании отчета об оценке
рыночной стоимости изымаемого имущества МУП "ЦМБТИ" от 08.07.2016 N 189/2016 департаментом был
подготовлен проект соглашения об изъятии недвижимого имущества из собственности общества и
направлен обществу с сопроводительным письмом от 25.08.2016 N 7555оп. Общество, получив проект
соглашения об изъятии недвижимого имущества для муниципальных нужд, от его подписания уклонилось. В
связи с чем департамент обратился в арбитражный суд с иском об изъятии для муниципальных нужд у
общества земельного участка и находящегося на нем здания.
Суды двух инстанций, удовлетворяя первоначальный иск и отказывая в удовлетворении встречного

иска, в частности, исходили из следующего. Процедура, установленная гражданским и земельным
законодательством для изъятия для муниципальных нужд земельных участков и расположенных на них
объектов недвижимости, департаментом соблюдена надлежащим образом: имеется решение об изъятии,
установлена цена выкупа, ответчику направлено соглашение об изъятии, полученное ответчиком. Факт
получения ответчиком соглашения об изъятии подтверждается отчетом органа почтовой связи о доставке
корреспонденции, а также заявлением руководителя общества от 20.09.2016 N 11911.
В рамках дела была проведена судебная экспертиза, согласно заключению которой на момент
рассмотрения спора рыночная стоимость здания автомойки составляла 4 261 000 руб., рыночная стоимость
земельного участка составляла 1 320 000 руб.; убытки общества, включая упущенную выгоду, причиненные
изъятием указанных объектов недвижимости, составляют 523 826 руб., всего - 6 104 826 руб. В связи с чем
суды двух инстанций признали заключение судебной экспертизы допустимым и достоверным
доказательством.
Отказ в удовлетворении встречного иска судами двух инстанций был также мотивирован следующим.
По смыслу п. 3 ст. 281, а также положений ст. 282 ГК РФ, касающихся порядка принудительного
изъятия земельного участка для государственных или муниципальных нужд по решению суда, законодатель
установил право, а не обязанность сторон соглашения об изъятии предусмотреть предоставление
равноценного иного недвижимого имущества. Аналогичные нормы содержатся и в ст. 56.9 ЗК РФ. При этом
указанное право может быть реализовано только добровольно и на стадии заключения соглашения об
изъятии. Поскольку между сторонами в добровольном порядке не было заключено соответствующее
соглашение, суд счел возможным рассмотреть данный спор по существу.

После передачи в суд иска о принудительном изъятии объектов недвижимости в судебном порядке
подлежал установлению размер равноценной денежной компенсации. При рассмотрении встречного иска
судом учтено, что на досудебной стадии заключения соглашения о принудительном изъятии объектов
недвижимости обществом указанное предложение органу местного самоуправления апеллянтом не
вносилось.
Неуказание в судебном акте срока, в течение которого подлежит изъятие вышеназванных объектов, и
срока возмещения денежных средств не может, по мнению суда, в данном случае служить основанием для
отмены принятых судебных актов, поскольку решение данных вопросов возможно на стадии исполнения
судебного акта, притом что в силу ст. 16 АПК РФ вступившие в законную силу судебные акты арбитражного
суда являются обязательными для органов государственной власти, органов местного самоуправления,
иных органов, организаций, должностных лиц и граждан и подлежат исполнению на всей территории
Российской Федерации, а неисполнение судебных актов, а также невыполнение требований арбитражных
судов влечет за собой ответственность, установленную АПК РФ и другими федеральными законами.
На основании изложенного Арбитражный суд Поволжского округа постановил решение Арбитражного

суда Волгоградской области от 20.06.2017 и Постановление Двенадцатого арбитражного апелляционного
суда от 11.09.2017 по делу N А12-70661/2016 оставить без изменения, кассационную жалобу - без
удовлетворения.
2. Постановление Арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 22.03.2018 по делу N А77-

28/2017.
ООО "Шанс-Агро" (далее - общество) обратилось в Арбитражный суд Чеченской Республики с

заявлением к администрации Наурского муниципального района Чеченской Республики (далее - ответчик) с
требованием о восстановлении положения, существовавшего до нарушения прав, возложении на
администрацию обязанности по предоставлению равноценного земельного участка взамен фактически
изъятого из земель поселения в собственность площадью 2,03 га.
Решением от 15.06.2017 исковые требования удовлетворены. На администрацию возложена

обязанность по принятию в соответствии с нормами гл. VII.1 ЗК РФ мер по соответствующему возмещению
обществу в связи с фактическим изъятием для муниципальных нужд земельного участка площадью 20 349
кв. м, кадастровый номер 20:08:1802002:338, расположенного по адресу: Чеченская Республика, Наурский
муниципальный район, ст. Наурская, ул. Калинина, 1 "в", с предоставлением истцу равноценного земельного
участка из земель населенных пунктов на соответствующем виде права с учетом имеющегося у него права
владения изъятым земельным участком.
Суд первой инстанции исходил из того, что администрация не представила доказательств

обоснованности и законности своих действий (бездействия) по изъятию и уклонению от оформления
фактического изъятия у общества земельного участка, а также принятию мер по возмещению убытков.
Доказательства непричастности к фактическому изъятию земельного участка истца, обоснованию изъятия
по причине резервирования для государственных или муниципальных нужд на основе нормативных
правовых актов органов государственной власти о резервировании, использования его для других целей
(государственных или публичных нужд) не представлены.
Постановлением апелляционного суда от 03.10.2017 решение от 15.06.2017 отменено, в

удовлетворении заявленных требований отказано по мотиву избрания истцом ненадлежащего способа
защиты права. Соглашение об изъятии земельного участка для государственных или муниципальных нужд,
в том числе предусматривающее предоставление равноценного земельного участка взамен изъятого
(неисполнение которого могло бы служить основанием для понуждения к его исполнению), сторонами не
заключено; равноценный земельный участок, о предоставлении которого заявлен иск, не
индивидуализирован. Удовлетворение иска общества не будет отвечать критерию исполнимости судебного
акта. В то же время несоблюдение процедуры изъятия земельного участка для государственных или
муниципальных нужд само по себе не лишает его правообладателя права требовать возмещения убытков,
причиненных фактическим изъятием земли, на основании ст. 15, 16, 1069 ГК РФ.
В кассационной жалобе общество просило апелляционное Постановление от 03.10.2017 отменить,

оставить в силе решение от 15.06.2017. Податель жалобы указал, что обратился в суд с заявлением о

восстановлении положения, существовавшего до нарушения права, т.е. до изъятия земельного участка,

имея в виду предоставление взамен другого равноценного участка (не обязательно единым массивом),
принимая во внимание завершенность строительства спортивного объекта и невозможность возврата
изъятого без оформления по закону участка, учитывая полученное ранее устное согласие администрации
на компенсацию путем предоставления участка взамен изъятого. Апелляционный суд нарушил принцип
единообразия подходов при разрешении аналогичных споров. При очевидности материально-правового
интереса истца не может быть отказано в иске по мотиву неверного формулирования требований. Судам
надлежит самостоятельно определить правоотношения и механизм их регулирования, после чего
разрешить спор по существу. Обществом выражено согласие на предоставление равноценного земельного
участка (в том числе для удобства исполнения не единым массивом), о чем администрация
проинформирована до обращения истца в суд. Данный орган вел переговоры, имел намерение заключить
мировое соглашение, выбрав вариант натурального возмещения равноценным участком (не денежной
компенсацией). Истец обозначил параметры незаконно изъятого земельного участка, которые
подтверждены материалами дела. При отсутствии оформленного решения уполномоченного органа об
изъятии земельного участка иск о возмещении убытков, как полагает истец, удовлетворен не будет, поэтому
настаивает на понуждении администрации предоставить ему в собственность равноценный земельный
участок взамен изъятого.
В отзыве на кассационную жалобу администрация просила оставить обжалуемый судебный акт без
изменения, кассационную жалобу - без удовлетворения, указывая, что предоставление земельного участка
с характеристиками, приведенными в исковом заявлении, не представляется возможным, учитывая также,
что участок испрашивается в собственность, тогда как изъятый земельный участок принадлежал обществу
на праве постоянного (бессрочного) пользования. Действующим законодательством закреплено право (не
обязанность) сторон соглашения об изъятии земельного участка для государственных или муниципальных
нужд предусмотреть предоставление равноценного земельного участка, причем на стадии заключения, т.е. в
добровольном порядке.
Арбитражный суд Северо-Кавказского округа счел, что жалоба не подлежит удовлетворению, с учетом
следующего.
21.03.2007 обществу выдано свидетельство о государственной регистрации права серии 20 N

000545699, подтверждающее право постоянного (бессрочного) пользования земельным участком площадью
34 тыс. кв. м, кадастровый номер 20:08:1802002:0020, предоставленным обществу распоряжением
администрации от 03.08.2001 N 123.
В связи со строительством на предоставленном обществу земельном участке объекта районного

значения - стадиона имени Х. Исаева площадью 2,03 га (без решения в установленном порядке вопроса об
изъятии) общество предприняло меры по разделу земельного участка с кадастровым номером
20:08:1802002:0020 на три самостоятельных, поскольку администрация в разделе отказала.
Решением Арбитражного суда Чеченской Республики от 19.12.2014 по делу N А77-1270/2014 признано

незаконным бездействие администрации по вопросу выдачи разрешения на раздел земельного участка
(20:08:1802002:0020) с возложением на данный орган обязанности по выдаче обществу разрешения на
раздел.
Во исполнение судебного акта в результате раздела земельного участка с кадастровым номером

20:08:1802002:0020 образовано три новых участка, за обществом зарегистрировано право постоянного
(бессрочного) пользования на земельный участок площадью 11 434 кв. м, с кадастровым номером
20:08:1802002:337, расположенный по адресу: Чеченская Республика, Наурский муниципальный район, ст.
Наурская, ул. Калинина, 1 "г", и площадью 2 217 кв. м, с кадастровым номером 20:08:1802002:336,
расположенный по адресу: Чеченская Республика, Наурский муниципальный район, ст. Наурская, ул.
Калинина, 1 "б".
Общество неоднократно обращалось в администрацию в целях заключения соглашения об условиях

изъятия земельного участка. Неурегулирование спора в досудебном порядке послужило основанием
обращения истца в арбитражный суд. Удовлетворяя требования, суд первой инстанции исходил из
незаконности изъятия принадлежащего обществу земельного участка без предоставления равноценного.
Отменяя судебное решение, апелляционный суд отказал в удовлетворении заявленных требований,

мотивируя избранием истцом ненадлежащего способа защиты права.
Оценив по правилам ст. 71 АПК РФ представленные доказательства, приняв во внимание

установленные по делу обстоятельства, суд апелляционной инстанции пришел к выводу об избрании
обществом ненадлежащего способа защиты нарушенного права, указав, что право на равноценное
недвижимое имущество при изъятии может быть реализовано только добровольно и на стадии заключения
соглашения. Кроме того, приведенный в исковом заявлении "равноценный" земельный участок не
индивидуализирован, поэтому не может выступать в качестве объекта гражданских прав. Вместе с тем
отсутствие решения уполномоченного органа об изъятии земельного участка (его части) или несоблюдение
процедуры изъятия земельного участка для государственных или муниципальных нужд само по себе не
лишает правообладателя такого участка права на возмещение убытков, причиненных фактическим
лишением имущества (ст. 12, 15, 16, 1069 ГК РФ, ст. 62 ЗК РФ).
Арбитражный суд Северо-Кавказского округа постановил Постановление Шестнадцатого

арбитражного апелляционного суда от 03.10.2017 по делу N А77-28/2017 оставить без изменения,
кассационную жалобу - без удовлетворения.
Материалы приведенных дел позволят поставить и рассмотреть следующие вопросы.
1. О существе и реализации права на равноценное справедливое возмещение.
Статья 281 (п. 1, 2) ГК РФ в редакции Федерального закона от 31.12.2014 N 499-ФЗ "О внесении
изменений в Земельный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской
Федерации", вступившего в действие с 01.04.2015, предусматривает, что за земельный участок, изымаемый
для государственных или муниципальных нужд, его правообладателю предоставляется возмещение. При
определении размера возмещения при изъятии земельного участка для государственных или
муниципальных нужд в него включаются рыночная стоимость земельного участка, право собственности на
который подлежит прекращению, или рыночная стоимость иных прав на земельный участок, подлежащих
прекращению, и убытки, причиненные изъятием такого земельного участка, в том числе упущенная выгода,
и определяемые в соответствии с федеральным законодательством.
В прежней редакции в данной норме указывалось, что плата за земельный участок, изымаемый для
государственных или муниципальных нужд (выкупная цена), сроки и другие условия выкупа определяются
соглашением с собственником участка.
Анализ этих законоположений приводит к выводу, что если раньше в рассматриваемой норме имелась
в виду уплата цены по договору купли-продажи, то теперь отношения максимально приближены к
отношениям, регулируемым ст. 15 ГК РФ, т.е. принимаются во внимание принципы, основания и размер
возмещения убытков как универсального способа защиты гражданских прав, предусмотренного этой общим
правилом (ст. 12 ГК РФ) <1>. В этой связи нельзя признать полностью корректным вывод судебной
инстанции по второму делу со ссылкой на разъяснения, содержащиеся в п. 28 Постановления Пленума ВАС
РФ от 24.03.2005 N 11, о том, что изъятие земельного участка является способом принудительного
отчуждения имущества и по существу представляет собой сделку купли-продажи имущества по цене,
определенной в порядке, установленном ст. 281, 282 ГК РФ. Смена законодателем терминологии в данном
случае подчеркивает большую долю публично-правовой составляющей и минимум свободы
волеизъявления для лица, у которого изымается недвижимость, хотя отношения по изъятию между частным
собственником и публичным субъектом и регулируются соглашением, закрепляющим порядок такого
изъятия.
--------------------------------
<1> См. также п. 11 - 14 Постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 N 25.
Что касается точной квалификации рассматриваемых правоотношений, то следует отметить, что

Федеральным законом от 30.12.2012 N 302-ФЗ ГК РФ был дополнен ст. 16.1, согласно которой в случаях и в
порядке, которые предусмотрены законом, ущерб, причиненный личности или имуществу гражданина либо
имуществу юридического лица правомерными действиями государственных органов, органов местного
самоуправления или должностных лиц этих органов, а также иных лиц, которым государством делегированы

властные полномочия, подлежит компенсации. В ранее упомянутом Постановлении Пленума ВС РФ от

23.06.2015 N 25 (п. 16) отмечается, что возможность такой компенсации предусмотрена ст. 279, 281, п. 5 ст.
790 ГК РФ, п. 2 ст. 18 Федерального закона от 06.03.2006 N 35-ФЗ "О противодействии терроризму".
При использовании терминов "компенсация" и "возмещение" существенные отличия между

используемыми понятиями выявить достаточно сложно, настолько они близки. Так, Н.К. Басманова в своей
работе <1> фактически отождествляет эти понятия, указывая, что "правоотношения возмещения и
компенсации представляют собой относительные гражданские правоотношения, возникающие в случае
причинения вреда (абсолютного (объективного) умаления имущественного или неимущественного блага)
правомерными или неправомерными действиями (правовым поведением) либо событиями (не
подконтрольными сознанию и воле лица), содержание которых составляет обязанность одного лица
возместить либо компенсировать вред, понесенный другим лицом, и право последнего требовать
предоставления такого возмещения (компенсации)". Она выделяет их следующие общие черты:
- юридической сущностью правоотношений возмещения и компенсации является их направленность

на защиту прав и интересов лица, понесшего вред, путем восстановления его имущественного положения;
- систематизацию правоотношений возмещения и компенсации следует осуществлять по основаниям

их возникновения, т.е. подразделять на правоотношения возмещения или компенсации вреда, причиненного
правомерными действиями, правоотношения возмещения и компенсации вреда, причиненного
неправомерными действиями, и правоотношения возмещения и компенсации вреда, причиненные
событиями;
- отличительной чертой правомерных действий как основания возникновения правоотношений

возмещения и компенсации является то, что указанные действия порождают правоотношения возмещения
только в тех случаях, когда интерес потерпевшего в устранении причиненного вреда подлежит
приоритетной защите. В таких ситуациях осуществляется справедливое ущемление интересов лица,
реализация права которым повлекла возникновение вреда, в целях восстановления имущественного
положения потерпевшего.
--------------------------------
<1> См.: Басманова Н.К. Сущность и особенности возникновения правоотношений возмещения и

компенсации: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Иркутск, 2008.
Решая вопрос о соотношении понятий компенсации и возмещения убытков, А.В. Лисаченко приходит к
выводу, что "...можно говорить о принятии на себя принципиальной обязанности по компенсации за ущерб,
причиненный правомерными действиями, как о проявлении доброй воли, направленной на защиту
интересов пострадавших лиц, в тех ситуациях, когда оснований для применения гражданско-правовой
ответственности не имеется. Этим объясняется и весьма осторожный, сдержанный подход к определению
конкретных оснований и порядка выплаты. Предлагаемая же замена <1> компенсации ущерба
возмещением вреда - изменение отнюдь не терминологическое. Подобная подмена полностью
трансформировала бы сущность компенсации, превратив добровольно принятые на себя обязательства
особого рода в разновидность деликтных со всеми вытекающими отсюда последствиями" <2>.
--------------------------------
<1> Речь идет о проекте N 606959-6, снятом с рассмотрения Государственной Думой в 2017 г.
<2> Лисаченко А.В. Компенсация ущерба, причиненного правомерными действиями государственных

органов и органов местного самоуправления: практика применения и научное осмысление // Российский
юридический журнал. 2017. N 4.
Данный автор также отмечает, что с практической точки зрения такое разграничение позволяет
исключить применение норм о возмещении убытков в тех случаях, когда специального закона,
регламентирующего основание и порядок выплаты компенсации, нет, поскольку выплата компенсации как
меры восстановительного характера (несмотря на то что за ней и признается тождественная с
возмещением убытков направленность) существенно отличается от возмещения убытков как меры

ответственности хотя бы тем, что имеет под собой другое основание <1>.
--------------------------------
<1> Там же.
Представляется, что с последним выводом автора нельзя согласиться. Прежде всего при выплатах
любого наименования (компенсации, убытков, возмещения) во главу угла надо ставить право лица, чья
имущественная сфера понесла потери, на предусмотренное законом равноценное и справедливое
возмещение. Именно на таком принципе основано возмещение убытков лицом при совершении
правомерных действий - например, при одностороннем отказе от исполнения обязательства <1>.
--------------------------------
<1> Подробнее об этом см.: Садиков О.Н. Убытки в гражданском праве Российской Федерации. М.:
Статут, 2009 (§ 2 гл. I, гл. IV).
Применительно к рассматриваемой сфере отношений это отражено в положениях ст. 56.8 (п. 1 - 2),
определяющей возможно полное возмещение собственнику его возможных потерь, включая и упущенную
выгоду.
Рассматривая позиции судов относительно применения положений п. 3 ст. 281, устанавливающих

порядок его применения, следует отметить, что возмещение (компенсация), близкое или аналогичное
возмещению убытков, - основной способ возмещения потерь собственнику. Предоставление равноценного
земельного участка является способом дополнительным, факультативным и, как справедливо отмечено
судебными инстанциями, в качестве замены может быть осуществлено исключительно по соглашению лиц
правоотношения по изъятию земельного участка. Это положения очень близки не только правилам ст. 15 ГК
РФ, но и правилам, закрепленным в ст. 393 ГК РФ (предусматривающим возмещение убытков при
нарушении или неисполнении обязательств), что теоретически делает возможным применение последних
по аналогии <1>.
--------------------------------
<1> Практически в новой редакции ГК РФ и ЗК РФ содержится достаточно полное регулирование, в

большинстве случаев не нуждающееся в дополнениях.
2. В рассматриваемых делах вставал вопрос о возможности применения правил п. 3 ст. 281 ГК РФ к

изъятию имущества, находящегося на праве бессрочного (постоянного) пользования. В ст. 283 ГК РФ
(утратившей силу с 01.04.2015 в связи с принятием Федерального закона от 31.12.2014 N 499-ФЗ)
говорилось, что, когда земельный участок, изымаемый для государственных или муниципальных нужд,
находится во владении и пользовании на праве пожизненного наследуемого владения или постоянного
(бессрочного) пользования, прекращение этих прав осуществляется применительно к правилам,
предусмотренным ст. 279 - 282 Кодекса. Исходя из этих положений, а также смысла и содержания ст. 269 ГК
РФ, представляется, что такое применение возможно.
3. О допустимом способе защиты нарушенного права в результате изъятия земельных участков в

нарушение порядка, установленного законом.
Представляется, что такой способ, как восстановление положения, существовавшего до нарушения

права, объективно допустим, когда это положение объективно может быть восстановлено. Из позиции,
изложенной самим истцом, следует, что такое восстановление в сложившейся ситуации невозможно.
Следовательно, единственно допустимым способом является такой универсальный способ защиты, как
возмещение убытков. Кроме того, исходя из того, что действия государственного органа являлись в данной
ситуации противоправными, правильным будет говорить о применении в данной ситуации положений ст.
1064, 1069 ГК РФ.

ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА О КОРПОРАТИВНОМ ПРАВЕ

О.В. ГУТНИКОВ
ПРАВОВЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ НЕНАПРАВЛЕНИЯ ОБЯЗАТЕЛЬНОГО

ПРЕДЛОЖЕНИЯ О ПРИОБРЕТЕНИИ АКЦИЙ ПУБЛИЧНОГО
АКЦИОНЕРНОГО ОБЩЕСТВА В СООТВЕТСТВИИ С ПОЛОЖЕНИЯМИ
ГЛАВЫ XI.1 ФЕДЕРАЛЬНОГО ЗАКОНА "ОБ АКЦИОНЕРНЫХ ОБЩЕСТВАХ"
(решение Арбитражного суда Иркутской области от 27.02.2017

по делу N А19-17165/2016; Постановление Четвертого
арбитражного апелляционного суда от 22.05.2017
по делу N А19-17165/2016; Постановление Арбитражного суда
Восточно-Сибирского округа от 27.07.2017 по делу
N А19-17165/2016; Определение ВС РФ от 24.05.2018
N 302-ЭС17-17038)
Гутников О.В., кандидат юридических наук, заместитель заведующего отделом гражданского

К.А. Александров обратился в Арбитражный суд Иркутской области с исковым заявлением к ООО
"Тельмамская ГЭС" о взыскании убытков в размере 607 500 руб. Истец до 26.09.2016 являлся владельцем
30 000 обыкновенных акций ПАО "Иркутскэнерго". В июне 2016 г. ответчик приобрел долю в уставном
капитале ПАО "Иркутскэнерго" в размере 40,285% уставного капитала, в результате чего размер доли ООО
"Тельмамская ГЭС" превысил 30%, а в совокупности с АО "ЕвроСибЭнерго", являющимся его
аффилированным лицом, превысил 75%. Согласно п. 1 ст. 84.2 Закона об акционерных обществах ответчик
был обязан в 35-дневный срок направить обязательное предложение остальным акционерам ПАО
"Иркутскэнерго" о приобретении у них ценных бумаг, крайний срок выставления оферты был 11.07.2016.
Акции были приобретены ответчиком по средней цене 36 руб. 45 коп. за одну акцию. В то же время на
организованных торгах (площадка Московской фондовой биржи) цена одной обыкновенной акции ПАО
"Иркутскэнерго" была существенно ниже: в день заключения сделки 13.05.2016 она составляла от 19,38 до
19,70 руб., в день перехода прав собственности 06.06.2016 - от 18 до 19,27 руб.
Так как ни до 11.07.2016, ни после ответчик не направил обязательное предложение, истец 11.08.2016
отправил в адрес ООО "Тельмамская ГЭС" письменное требование о выкупе принадлежащих ему на тот
момент акций по цене, использовавшейся в сделке по приобретению ответчиком акций ПАО
"Иркутскэнерго", т.е. по 36 руб. 45 коп. за одну акцию. Такое требование основывалось на том, что согласно
п. 4 ст. 84.2 Закона об акционерных обществах, если в течение шести месяцев, предшествующих дате
направления в публичное общество обязательного предложения, лицо, направившее обязательное
предложение, или его аффилированные лица приобрели либо приняли на себя обязанность приобрести
соответствующие ценные бумаги, цена приобретаемых ценных бумаг на основании обязательного
предложения не может быть ниже наибольшей цены, по которой указанные лица приобрели или приняли на
себя обязанность приобрести эти ценные бумаги.
07.09.2016 ответчик в ответ на требование истца сообщил, что признает свою обязанность направить
обязательное предложение и предпринимает действия, чтобы эту обязанность выполнить, однако указал на
невозможность ее выполнить в настоящее время.
Истец в целях понуждения ответчика направить публичную оферту миноритарным акционерам

обращался в Центральный банк Российской Федерации, Министерство экономического развития РФ и в
Следственный комитет Российской Федерации, но никаких конкретных действий от указанных органов не
добился.
По мнению истца, подобная стратегия поведения ответчика была осознанным затягиванием сроков
направления обязательного предложения с целью выкупа долей у остальных акционеров по заниженной
цене.
В связи с этим, а также учитывая отсутствие возможности понудить ответчика выставить оферту,

истец 26.09.2016 ввиду низкой ликвидности данного актива на организованных торгах продал свои 30 000
акций стороннему заинтересованному инвестору по договору купли-продажи по средневзвешенной цене
(16,20 руб. за акцию) на Московской фондовой бирже в день подписания договора.
Полагая, что вследствие ненаправления ответчиком обязательного предложения истцу нанесен ущерб
в виде упущенной выгоды в виде разницы между ценой продажи акций стороннему инвестору по договору
от 26.09.2016 (16,20 руб. за акцию) и ценой продажи, по которой приобретал акции ответчик и по которой он
должен был направить обязательное предложение (36,45 руб. за акцию), К.А. Александров обратился в суд
с иском о взыскании с ответчика убытков в размере 607 500 руб.
В исковом заявлении истец ссылался на то, что в результате неисполнения ответчиком возложенной
на него законом обязанности по направлению миноритарным акционерам обязательного предложения
ценные бумаги проданы им по цене существенно ниже средней цены за одну акцию (36 руб. 45 коп.) и,
следовательно, им по вине ответчика не получена выгода, на которую он имел бы право рассчитывать при
надлежащем исполнении обязанности, установленной законом.
Решением Арбитражного суда Иркутской области от 27.02.2017 иск удовлетворен, с ответчика

взыскано 607 500 руб. убытков.
При этом суд первой инстанции руководствовался следующим.
Согласно ст. 84.2 Закона об акционерных обществах лицо, которое приобрело более 30% общего
количества акций открытого общества (с учетом акций, принадлежащих этому лицу и его аффилированным
лицам) в течение 35 дней с момента внесения соответствующей приходной записи по лицевому счету или с
момента, когда это лицо узнало или должно было узнать о том, что оно самостоятельно или совместно с его
аффилированными лицами владеет указанным количеством акций, обязано направить остальным
акционерам публичную оферту о приобретении у них таких ценных бумаг. Из положений ст. 84.2 Закона об
акционерных обществах следует, что на лицо, направляющее публичную оферту, возлагается обязанность
указать в данном документе справедливую выкупную цену и по такой цене выкупить ценные бумаги у
принявших оферту миноритариев. Цена выкупа, согласно п. 4 ст. 84.2 Закона об акционерных обществах, не
может быть ниже средневзвешенной цены соответствующих акций, определенной по результатам
организованных торгов за шесть месяцев, предшествующих дате направления обязательного предложения,
а если бумаги не обращаются на организованных торгах, цена не может быть ниже их рыночной стоимости,
определенной оценщиком.
В случае если в течение шести месяцев, предшествующих дате направления в публичное общество
обязательного предложения, лицо, направившее обязательное предложение, или его аффилированные
лица приобрели либо приняли на себя обязанность приобрести соответствующие ценные бумаги, цена
приобретаемых ценных бумаг на основании обязательного предложения не может быть ниже наибольшей
цены, по которой указанные лица приобрели или приняли на себя обязанность приобрести эти ценные
бумаги.
Согласно п. 6 ст. 84.3 Закона об акционерных обществах в случае несоответствия обязательного

предложения либо договора о приобретении ценных бумаг, заключенного на основании обязательного
предложения, требованиям данного Закона прежний владелец ценных бумаг вправе требовать от лица,
направившего соответствующее предложение, возмещения причиненных этим убытков.
Учитывая данное правовое регулирование, а также установленную законодателем обязанность

мажоритарного акционера выкупить ценные бумаги по справедливой цене, миноритарию предоставляется
следующий механизм удовлетворения его имущественных интересов в получении справедливой цены:
возложение на оферента обязанности указать в обязательном предложении справедливую выкупную цену и
обязание оферента возместить миноритарному акционеру убытки, вызванные неполучением справедливой
цены за проданные акции.
Предъявление иска об убытках при несогласии с выкупной ценой акций не может рассматриваться в
качестве злоупотребления правом в силу того, что в такой ситуации данный иск является единственным
способом защиты прав миноритарного акционера. Именно такое регулирование представляет собой
оптимальный баланс интересов мажоритарных и миноритарных акционеров и гарантирует миноритарным

акционерам возможность возвратить сделанные ими инвестиции посредством продажи принадлежащих им

акций по справедливой цене в условиях нарастания возможностей корпоративного контроля со стороны
одного из акционеров (Постановление Президиума ВАС РФ от 20.06.2013 N 2051/13).
Ответчиком не оспаривается, что ООО "Тельмамская ГЭС" в нарушение п. 1, 2 ст. 84.3 Закона об
акционерных обществах обязательное предложение в адрес истца не направило.
В соответствии со ст. 393 ГК РФ должник обязан возместить убытки, причиненные неисполнением или
ненадлежащим исполнением обязательств.
На основании п. 1 ст. 15 ГК РФ лицо, право которого нарушено, может требовать полного возмещения
причиненных ему убытков, если законом или договором не предусмотрено возмещение убытков в меньшем
размере.
Таким образом, суд посчитал, что истцом доказана вина ответчика в причинении истцу убытков в виде
упущенной выгоды.
При этом суд исходил из того, что в результате возмещения убытков осуществится защита прав истца,
принявшего меры к понуждению ответчика направить обязательное предложение и имевшего намерение
акцептовать публичную оферту ответчика (при ее направлении) и продать ответчику акции, и К.А.
Александров будет поставлен в положение, в котором он находился, если бы общество исполнило
надлежащим образом обязательство по приобретению по справедливой цене его ценных бумаг.
Кроме того, суд сослался на то, что ответчик не доказал, что упущенная выгода не была бы получена
истцом, а также не опроверг представленный истцом размер убытков.
Размер убытков определен судом на основании представленных истцом данных - договора купли-
продажи ценных бумаг от 26.09.2016, подтверждающего продажу акций К.А. Александровым А.С. Кузовлеву
в количестве 30 000 шт. по цене 16 руб. 20 коп. на общую сумму 486 000 руб. Убытки определены в виде
разницы между этой суммой и суммой, по которой акции могли бы быть проданы на основании
обязательного предложения по цене не ниже 36 руб. 45 коп. за акцию в соответствии с п. 4 ст. 84.2 Закона
об акционерных обществах.
На решение Арбитражного суда Иркутской области от 27.03.2017 ответчиком подана апелляционная

жалоба, в которой он ссылался на отсутствие оснований для взыскания убытков - нарушения прав истца и
причинения ему убытков и причинной связи между действиями ответчика и взыскиваемыми истцом
суммами.
Ответчик указывал на то, что ненаправление обязательного предложения не нарушает никаких прав
миноритарных акционеров, поскольку ограничение количества акций, которыми вправе голосовать
приобретатель, установленное п. 6 и 7 ст. 84.2 Закона об акционерных обществах, само по себе является
достаточным и полноценным способом защиты прав миноритарных акционеров. Оно блокирует нарастание
корпоративного контроля и полностью лишает приобретателя самой возможности изменения стратегии и
основных направлений в деятельности общества. Само по себе ненаправление обязательного предложения
не влечет и не может повлечь у истца упущенную выгоду. Истец сам установил условия сделки, которую в
настоящем деле рассматривает как убыточную. Следовательно, заявленные истцом убытки были
причинены ему не действиями ответчика, а собственными действиями самого истца. Последствия
экономически нецелесообразных и невыгодных действий истца должен нести он сам, а не ответчик.
Статья 84.3 Закона об акционерных обществах не подлежит применению при рассмотрении

настоящего дела, и ее применение судом способствовало вынесению незаконного и необоснованного
решения, поскольку ответчик не направлял обязательное предложение.
Истец добровольно отказался от участия в процедуре по выкупу у него акций по обязательному

предложению путем продажи их третьему лицу и прекращения в результате этого статуса акционера ПАО
"Иркутскэнерго".
Постановлением Четвертого арбитражного апелляционного суда от 22.05.2017 апелляционная жалоба

оставлена без удовлетворения. Суд апелляционный инстанции при вынесении постановления повторил все

доводы суда первой инстанции, а аргументы апелляционной жалобы признал несостоятельными без какой-
либо дополнительной мотивировки.
В кассационной жалобе ответчик ссылался на несоответствие выводов судов фактическим

обстоятельствам дела, неправильное применение норм материального права: ст. 15, 393 ГК РФ,
применение Закона об акционерных обществах, не подлежащего применению. Ответчик указывал на то,
что, удовлетворив иск, суды возложили на него экономические последствия свободно принятого истцом
решения продать принадлежавшие ему акции.
Постановлением Арбитражного суда Восточно-Сибирского округа от 27.07.2017 кассационная жалоба

ответчика оставлена без удовлетворения, а акты нижестоящих судов - без изменения.
На вынесенные судебные акты ответчиком подана кассационная жалоба в Судебную коллегию по

экономическим спорам ВС РФ.
Определением ВС РФ от 24.05.2018 N 302-ЭС17-17038 ответчику отказано в передаче кассационной

жалобы для рассмотрения в судебном заседании Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ.
1. Приведенное дело наглядно демонстрирует существующие правовые проблемы при применении

судами мер корпоративной ответственности, установленных корпоративным законодательством. К
сожалению, специфика корпоративной ответственности, в том числе в виде возмещения убытков, на
практике пока не находит понимания у правоприменителя. При рассмотрении подобных дел возникает два
принципиальных вопроса:
1) возможна ли в корпоративных отношениях ответственность одних участников коммерческой

корпорации перед другими участниками в виде возмещения убытков;
2) всегда ли возможно взыскание убытков за нарушения корпоративного законодательства с одного

участника коммерческой корпорации в пользу другого на основании общих норм ГК РФ об убытках при
отсутствии на этот счет специальных положений в корпоративном законе?
В отечественном праве положения об ответственности участников коммерческих корпораций перед

другими участниками практически отсутствуют. Случаи, когда закон предусматривает возможность одних
участников требовать возмещения в свою пользу убытков, причиненных другими участниками, крайне
редки. Например, при наличии определенных обстоятельств возможно предъявление прямого иска об
убытках одного участника к другому на основании п. 4 ст. 60.1, п. 2 ст. 64.1, п. 3 ст. 65.2, п. 4 ст. 67.2 ГК РФ.
В этом ряду стоит и возможность привлечения одних участников к ответственности перед другими
участниками в случае несоответствия добровольного или обязательного предложения либо договора о
приобретении ценных бумаг, заключенного на основании такого предложения, требованиям гл. XI.1 Закона
об акционерных обществах (п. 6 ст. 84.3 Закона об акционерных обществах): прежний владелец ценных
бумаг вправе требовать от лица, направившего соответствующее предложение <1>, возмещения
причиненных этим убытков. В этой же главе Закона об акционерных обществах содержится еще один
случай, допускающий взыскание убытков одним акционером с другого: при принудительном выкупе ценных
бумаг у акционера по требованию лица, которое приобрело более 95% акций публичного общества,
акционер, не согласившийся с ценой выкупаемых ценных бумаг, вправе обратиться в арбитражный суд с
иском о возмещении убытков, причиненных в связи с ненадлежащим определением цены выкупаемых
ценных бумаг (п. 4 ст. 84.8 Закона об акционерных обществах).
--------------------------------
<1> Каковым может быть в том числе акционер общества, имеющий намерение приобрести крупный
пакет акций у других участников.
Однако при этом возникает вопрос, может ли один акционер требовать возмещения убытков от
другого акционера, который вообще не исполнил обязанность по направлению обязательного предложения?
Для определения юридической возможности в соответствии с нормами корпоративного права

взыскания убытков, причиненных акционерам публичного общества лицом, не исполнившим обязанность по

направлению в публичное общество обязательного предложения, необходимо прежде всего исходить из

правовой природы возникающих между соответствующими субъектами отношений, характера
правонарушения и установленных законом последствий неправомерного поведения лица, несущего
обязанность по направлению обязательного предложения.
Обязанность по направлению обязательного предложения возложена на акционера, который

приобрел более 30% голосующих акций публичного акционерного общества (п. 1 ст. 84.2 Закона об
акционерных обществах).
Существо соответствующих процедур состоит в том, что сначала лицу, имеющему намерение
приобрести более 30% голосующих акций акционерного общества, предоставляется право сделать так
называемое добровольное предложение остальным акционерам общества о приобретении акций
публичного общества (п. 1 ст. 84.1 Закона об акционерных обществах). В случае если контролирующее лицо
уже приобрело более 30% акций, то оно должно направить обязательное предложение о покупке акций в
течение 35 дней с момента приобретения такого контролирующего пакета или с момента, когда оно узнало
или должно было узнать о приобретении контроля (п. 1 ст. 84.2 Закона об акционерных обществах). Эта
обязанность также возникает при преодолении контролирующим акционером 50- и 75%-ного барьера
владения приобретаемыми акциями (п. 7 ст. 84.2 Закона об акционерных обществах).
Закон устанавливает обязанность направления всех предложений о приобретении акций

исключительно через публичное акционерное общество, а на совет директоров общества возлагает
обязанность по доведению информации о поступивших предложениях до акционеров. При этом в
процедурах добровольного или обязательного предложения акционеры, получившие такие предложения, не
обязаны продавать соответствующие акции, а имеют право акцептовать или не акцептовать
соответствующую оферту. Наконец, при превышении порогового значения в 95% голосующих акций
вступает в действие механизм "вытеснения", когда контролирующий акционер вправе в принудительном
порядке выкупить оставшиеся акции у акционеров, а акционеры, в свою очередь, получают право в таком
же принудительном порядке требовать выкупа у них оставшихся акций контролирующим акционером (ст.
84.8, 84.7 Закона об акционерных обществах соответственно).
Если договор на приобретение ценных бумаг, заключаемый на основании обязательного предложения,

не соответствует условиям предложения, то прежний владелец ценных бумаг вправе требовать от лица,
направившего предложение, возмещения причиненных этим (т.е. несоответствием договора условиям
обязательного предложения) убытков, т.е. уплатить разницу между ценой обязательного предложения и
ценой, по которой акции были фактически приобретены (п. 6 ст. 84.3 Закона об акционерных обществах).
Необходимо учитывать, что конституционный смысл императивной нормы о направлении

обязательного предложения заключается в обеспечении защиты прав миноритарных акционеров путем
предоставления им возможности возвратить сделанные им инвестиции посредством продажи акций по
справедливой цене в условиях, когда в акционерном обществе происходит нарастание возможностей
корпоративного контроля <1>.
--------------------------------
<1> См.: Определение КС РФ от 06.07.2010 N 929-О-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы
общества с ограниченной ответственностью "Атлант-Эстейт" на нарушение конституционных прав и свобод
статьей 84.2 Федерального закона "Об акционерных обществах".
В связи с этим меры ответственности, установленные Законом за нарушение процедур добровольного

или обязательного предложений, установлены лишь для случаев, когда такие предложения направлены в
публичное акционерное общество. Если же контролирующий акционер не направил предложение
(добровольное или обязательное) в акционерное общество и не осуществляет последующее приобретение
акций у акционеров в течение срока действия предложения с нарушением условий предложения, то
гражданско-правовые меры ответственности в виде возмещения убытков на этот случай Законом об
акционерных обществах не предусмотрены.
Поэтому, если мажоритарный акционер не направил обязательного предложения, а миноритарный

акционер продал свои акции третьему лицу по цене ниже, чем цена предполагаемого обязательного

предложения, в данном случае такой миноритарий самостоятельно, своей волей, на свой риск и в своих
интересах осуществляет право собственности на принадлежащие ему акции и не может считаться
понесшим какие-либо убытки из-за ненаправления обязательного предложения. Продажа миноритарным
акционером своих акций третьим лицам не может подтверждать нарушение контролирующим акционером
порядка приобретения акций, поскольку он такого приобретения у данных акционеров вообще не
осуществлял.
Иной подход привел бы к возможности злоупотреблений и неосновательного обогащения акционеров,

которые, воспользовавшись фактом ненаправления обязательного предложения, могли бы реализовать
свои акции третьим лицам в любой момент времени по любым ценам, в том числе соответствующим
рыночным, впоследствии требуя от контролирующего акционера возместить разницу даже несмотря на то,
что в момент реализации ими акций цена приобретения не была занижена по сравнению с рынком.
Следует также отметить, что нормами корпоративного права не предусмотрена возможность

взыскания убытков с акционеров, не направивших обязательное предложение, в связи с продажей
миноритарными акционерами своих акций по заниженной цене или утратой стоимости акций по сравнению с
ценой предполагаемого обязательного предложения. Сам факт такой продажи является обычным
последствием риска утраты стоимости акций, который лежит на любом акционере (п. 1 ст. 96 ГК РФ).
Общие нормы договорного или деликтного права также не могут являться основанием для взыскания
соответствующих убытков.
Так как между контролирующим акционером и другими акционерами не существует договорных

отношений, то невозможно и применение договорной ответственности. Обязанность направить
обязательное предложение является не обязательством, нарушение которого влечет право требовать
возмещения убытков (ст. 393 ГК РФ), а публично-правовой корпоративной обязанностью мажоритарного
акционера.
Применение деликтной ответственности (ст. 1064 ГК РФ) также не может иметь места, так как сам
факт нарушения закона (ненаправление обязательного предложения) не является основанием деликтной
ответственности. Ненаправление обязательного предложения не причиняет никакого вреда имуществу
миноритарного акционера.
Таким образом, положения гл. XI.1 Закона об акционерных обществах не устанавливают

ответственность в виде возмещения убытков за нарушение самой обязанности направить обязательное
предложение. Меры ответственности установлены лишь для случаев, когда такие предложения направлены
в публичное акционерное общество. Если же контролирующий акционер не направил предложение
(добровольное или обязательное) в акционерное общество и не осуществляет последующее приобретение
акций у акционеров в течение срока действия предложения с нарушением условий предложения, то
гражданско-правовые меры ответственности в виде возмещения убытков на этот случай Законом об
акционерных обществах не предусмотрены. Норм, позволяющих другим акционерам взыскать убытки с
лица, не направившего обязательное предложение, Закон не предусматривает.
Сказанное выше, впрочем, не исключает возможности применения к лицу, нарушившему обязанность

сделать обязательное предложение, иных санкций, установленных нормами корпоративного или
административного права: ограничение права голоса приобретателя при голосовании на общем собрании
(п. 6 ст. 84.2 Закона об акционерных обществах) и привлечение приобретателя к административной
ответственности за нарушение правил о направлении обязательного предложения (ст. 15.28 КоАП РФ).
Так, в п. 6 ст. 84.2 Закона об акционерных обществах установлено, что с момента приобретения более
30% общего количества акций публичного общества и до даты направления в публичное общество
обязательного предложения приобретатель и его аффилированные лица имеют право голоса только по
акциям, составляющим 30% таких акций. При этом остальные акции, принадлежащие этому лицу и его
аффилированным лицам, голосующими акциями не считаются и при определении кворума не учитываются.
Тем самым в условиях отсутствия обязательного предложения наращивания корпоративного контроля

в силу закона не происходит, следовательно, не может быть и речи о нарушении каких-либо прав
миноритарных акционеров и взыскания убытков на основании ст. 15 ГК РФ.

Согласно ст. 15.28 КоАП РФ любое нарушение лицом, которое приобрело более 30% акций
публичного акционерного общества, правил их приобретения влечет наложение административного штрафа
на граждан в размере от одной тысячи до двух тысяч пятисот рублей; на должностных лиц - от пяти тысяч
до двадцати тысяч рублей; на юридических лиц - от пятидесяти тысяч до пятисот тысяч рублей.
Ненаправление обязательного предложения подпадает под действие данной административно-правовой
санкции.
Поэтому, несмотря на то что гражданско-правовая ответственность в виде возмещения убытков за

ненаправление обязательного предложения корпоративным законодательством не предусмотрена, за
соответствующее правонарушение лицо несет корпоративную гражданско-правовую ответственность в виде
ограничения права голоса, а также может быть привлечено к административной ответственности в виде
значительных штрафов <1>. Ограничение права голоса блокирует те негативные для миноритарных
акционеров правовые последствия, которые связаны с наращиванием корпоративного контроля: такого
наращивания просто не происходит и тем самым никаких субъективных прав миноритарных акционеров не
нарушается.
--------------------------------
<1> См.: Глушецкий А.А., Степанов Д.И. "Вытеснение" и "поглощение": практический комментарий к
новой главе акционерного закона. М.: ЗАО "Центр деловой информации", 2006. С. 49.
Иных мер ответственности, в том числе в виде возмещения убытков, законодательство не

предусматривает, что признается и в соответствующих специальных исследованиях, в которых все меры
гражданско-правовой ответственности за соответствующие нарушения исчерпываются исключительно
ограничениями права голоса <1>.
--------------------------------
<1> См., например: Глушецкий А.А. Ответственность за неисполнение обязанности направить

публичную оферту о приобретении ценных бумаг акционерного общества // Хозяйство и право. 2009. N 6. С.
73 - 80.
В актах российской судебно-арбитражной практики уже было четко и правильно обращено внимание
на то, что само по себе ненаправление ответчиком обязательного предложения каких-либо корпоративных
прав истца не нарушает, поскольку установленное законом ограничение на осуществление права голоса
акционером - приобретателем 30%-ного пакета акций непосредственно стабилизирует сложившееся в
условиях такого приобретения состояние корпоративного контроля в публичном акционерном обществе,
точно так же как и требования остальных акционеров о выкупе акций по соответствующей цене не могут
быть отнесены к мерам восстановления какого-либо нарушенного права истца <1>. Тем самым п. 2, 6 ст.
84.2 Закона об акционерных обществах устанавливают ясные и не нуждающиеся в расширительном
толковании правила правового регулирования на случай ненаправления обязательного предложения
приобретателем 30% и более акций публичного общества акционерам - владельцам остальных акций о
выкупе принадлежащих им акций. Каких-либо иных последствий ненаправления обязательного
предложения, в том числе наделения миноритариев правом требования направить обязательное
предложение или выкупить у них акции на определенных условиях, закон не устанавливает, что
подтверждается и имеющейся арбитражной практикой.
--------------------------------
<1> См.: Постановление Арбитражного суда Московского округа от 08.07.2015 N Ф05-5482/2015 по

делу N А40-60292/14.
Так, в одном из дел суд указал: "Иных последствий неисполнения обязанности, закрепленной в п. 1 ст.
84.2 названного Закона, в том числе возможности предъявления акционером требования об обязании
ответчика направить обязательное предложение либо выкупить принадлежащие истцу акции на
определенных условиях, действующее законодательство не предусматривает.
Императивно установленное законом ограничение количества акций, которыми уклоняющееся от

направления обязательного предложения лицо и его аффилированные лица вправе голосовать до даты
направления такого обязательного предложения, непосредственно направлено на защиту прав
миноритарных акционеров.
В связи с этим само по себе ненаправление ответчиком обязательного предложения каких-либо

корпоративных прав истца не нарушает, так как установленное законом ограничение непосредственно
сохраняет имеющийся статус-кво, в связи с чем требование истца об обязании ответчика направить
обязательное предложение, равно как и требование о выкупе акций по соответствующей цене не могут быть
отнесены к способам, восстанавливающим какое-либо нарушенное право истца.
Кроме того, миноритарный акционер вправе самостоятельно в любое время распорядиться

принадлежащими ему акциями" <1>.
--------------------------------
<1> Постановление Арбитражного суда Московского округа от 06.08.2014 по делу N А40-97919/13.
Аналогичные выводы сделаны и в другом деле, в том числе подтверждены ВС РФ <1>.
--------------------------------
<1> См.: Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 28.04.2015 N 09АП-

13882/2015 по делу N А40-147287/14. См. также: решение Арбитражного суда города Москвы от 11.02.2015
по делу N А40-147287/14; Постановление Арбитражного суда Московского округа от 29.10.2015 по делу N
А40-147287/14; Определение ВС РФ от 04.02.2016 N 305-ЭС15-18649 по делу N А40-147287/2014.
Таким образом, цели института обязательного предложения в полной мере реализуются за счет
ограничения корпоративного контроля до направления обязательного предложения, в связи с чем до
направления обязательного предложения наращивания корпоративного контроля не происходит, и
субъективные права других акционеров не нарушаются. При таких обстоятельствах у акционеров -
адресатов обязательного предложения не возникает права на возмещение убытков как в материальном, так
и в процессуальном смысле.
Это подтверждается и буквальным толкованием закона. Так, согласно п. 6 ст. 84.3 Закона об
акционерных обществах "в случае несоответствия добровольного или обязательного предложения либо
договора о приобретении ценных бумаг, заключенного на основании добровольного или обязательного
предложения, требованиям настоящего Федерального закона прежний владелец ценных бумаг вправе
требовать от лица, направившего соответствующее предложение, возмещения причиненных этим убытков".
Гипотеза приведенной правовой нормы совершенно ясно устанавливает условия применения

предусмотренной в ней санкции в виде взыскания убытков: "...в случае несоответствия добровольного или
обязательного предложения либо договора о приобретении ценных бумаг, заключенного на основании
добровольного или обязательного предложения, требованиям настоящего Федерального закона".
Кроме того, в этой норме определены субъекты, между которыми возникает соответствующее
охранительное правоотношение:
- прежний владелец ценных бумаг - в качестве лица, имеющего право требовать возмещения убытков;
- лицо, направившее соответствующее предложение, - в качестве лица, несущего гражданско-

правовую ответственность.
Соответственно, для применения п. 6 ст. 84.3 Закона об акционерных обществах необходимо

одновременное соблюдение следующих условий:
1) субъект, привлекаемый к ответственности, должен относиться к лицам, имеющим намерение

приобрести или уже являющимся владельцем более чем 30% голосующих акций публичного акционерного
общества (п. 1 ст. 84.1, п. 1 ст. 84.2 Закона) (далее - контролирующий субъект);

2) состоявшийся факт направления контролирующим субъектом добровольного или обязательного

предложения в публичное общество;
3) несоответствие добровольного или обязательного предложения либо договора, заключенного на

основании добровольного или обязательного предложения, требованиям закона;
4) факт приобретения контролирующим акционером акций у бывшего владельца <1>;
5) наличие убытков;
6) причинно-следственная связь между убытками и несоответствием добровольного или

обязательного предложения либо заключенного на основании таких предложений договора требованиям
закона.
--------------------------------
<1> Хотя данное условие прямо в законе не предусмотрено, оно с очевидностью следует из
систематического толкования его норм, в частности из прямого упоминания в п. 6 ст. 84.3 Закона "бывшего
владельца акций", а также договора о приобретении ценных бумаг, заключенного на основании
добровольного или обязательного предложения, что говорит о необходимости факта приобретения
контролирующим акционером акций у их бывшего владельца, имеющего право требовать возмещения
убытков.
Еще одним условием привлечения к ответственности на основании п. 6 ст. 84.3 Закона об

акционерных обществах, прямо не названным в данной норме, является вина контролирующего лица,
которая предполагается, пока не доказано обратное.
2. К сожалению, в комментируемом деле суды, удовлетворяя иск о возмещении убытков, не придали

должного значения тому, что для ненаправления обязательного предложения закон устанавливает
специальные правовые последствия (лишение права голоса по акциям), в условиях наступления которых
вообще исключается возможность нарушения каких-либо субъективных прав истца. Кроме того, возложив
на ответчика обязанность возместить истцу упущенную выгоду в виде разницы в ценах на акции, суды по
существу возложили негативные последствия негативных экономических решений истца на ответчика,
который не определял и не мог определять условия убыточной сделки, по которой истец по своей воле
производил отчуждение акций третьему лицу. У истца вообще отсутствовала обязанность продавать свои
акции третьему лицу, а состоявшаяся продажа по заниженной цене находится вне всякой причинной связи с
поведением ответчика.
При этом в обоснование своей позиции суды по существу исходили из абстрактных рассуждений о
необходимости соблюдения баланса интересов всех участников акционерных правоотношений и
универсальности такого способа защиты гражданских прав, как возмещение убытков, который применяется
во всех случаях неисполнения обязательств и нарушения субъективных гражданских прав. В то же время,
какое именно субъективное гражданское право нарушается при неисполнении установленной
корпоративным законом публично-правовой обязанности направить обязательное предложение, остается за
рамками мотивировочной части соответствующих судебных постановлений.
Между тем правопритязание акционеров публичного акционерного общества на возмещение убытков

по правилам п. 6 ст. 84.3 Закона об акционерных обществах может возникнуть только в случае направления
обязательного предложения и заключения сделки миноритарием именно с мажоритарным акционером,
направившим обязательное предложение, а не с любым третьим лицом - приобретателем этих акций, и
только в той части, в которой права акционеров публичного общества оказываются нарушенными в связи с
получением неадекватной и несправедливой цены в сравнении с требованиями закона или с условиями
обязательного предложения. Данные обстоятельства сами по себе свидетельствуют об особом предмете
доказывания и методике расчетов соответствующих убытков.
Допущение произвольной и ничем не ограниченной возможности взыскания убытков в случае

отчуждения акций по сделке с третьим лицом в условиях свободного рыночного формирования цены
отчуждения акций по иску миноритарного акционера к мажоритарному нарушает принцип равенства в
осуществлении корпоративных прав и создает заведомо неосновательные экономические выгоды и

преимущества у миноритарных акционеров за счет мажоритарных, что само по себе нарушает баланс прав
и законных интересов в структуре управления и капитала акционерного общества.
Кроме того, при такой ситуации именно на мажоритарного акционера, не направившего обязательное
предложение и не участвовавшего в сделке по отчуждению акций, будет возложен риск от действий не
связанных с ним самостоятельных лиц, реализовавших свой собственный интерес в сделке по купле-
продажи акций, что не может считаться соответствующим принципам и началам гражданского
законодательства, закрепленным в ст. 1 ГК РФ.
Т.В. ДАУТИЯ
ИСКЛЮЧЕНИЕ СВЕДЕНИЙ О САМОРЕГУЛИРУЕМОЙ ОРГАНИЗАЦИИ

ИЗ ГОСУДАРСТВЕННОГО РЕЕСТРА САМОРЕГУЛИРУЕМЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ
В СИТУАЦИИ НЕИСПОЛНЕНИЯ ОБЯЗАННОСТИ ПО ПЕРЕЧИСЛЕНИЮ СРЕДСТВ
КОМПЕНСАЦИОННОГО ФОНДА В ПОЛНОМ ОБЪЕМЕ НА СЧЕТ
НАЦИОНАЛЬНОГО ОБЪЕДИНЕНИЯ НЕ ОСВОБОЖДАЕТ САМОРЕГУЛИРУЕМУЮ
ОРГАНИЗАЦИЮ ОТ ПЕРЕЧИСЛЕНИЯ ВЗНОСА В КОМПЕНСАЦИОННЫЙ ФОНД
ПО ЗАЯВЛЕНИЮ БЫВШЕГО ЧЛЕНА, ОСУЩЕСТВИВШЕГО ПЕРЕХОД
В РЕГИОНАЛЬНУЮ САМОРЕГУЛИРУЕМУЮ ОРГАНИЗАЦИЮ
Даутия Т.В., соискатель ученой степени кандидата юридических наук, ИЗиСП.
В ходе реформирования института саморегулирования строительной отрасли Федеральным законом

от 03.07.2016 N 372-ФЗ "О внесении изменений в Градостроительный кодекс Российской Федерации и
отдельные законодательные акты Российской Федерации" <1> введен региональный принцип членства в
саморегулируемой организации. Вследствие этого начались массовые переходы членов в региональные
саморегулируемые организации, влекущие обязанность саморегулируемой организации перечислить
средства, оплаченные в качестве взносов в компенсационный фонд возмещения вреда лицами,
прекратившими членство, в региональные саморегулируемые организации.
--------------------------------
<1> СЗ РФ. 2016. N 27 (ч. II). Ст. 4305.
(Дело Арбитражного суда города Москвы N А40-191836/17-158-1544).
Общество с ограниченной ответственностью "Предприятие "Газсервис" обратилось в Арбитражный

суд города Москвы с иском к Союзу саморегулируемой организации "Объединение инженеров-строителей",
Ассоциации "Общероссийская негосударственная некоммерческая организация - общероссийское
отраслевое объединение работодателей "Национальное объединение саморегулируемых организаций,
основанных на членстве лиц, осуществляющих строительство" (далее - НОСТРОЙ) об обязании солидарно
перечислить денежные средства в размере 500 000 руб. в компенсационный фонд на специальный счет в
Союз строителей "Саморегулируемая организация "Промжилстрой". К участию в деле в качестве третьего
лица, не заявляющего самостоятельных требований относительно предмета спора, привлечен Союз
строителей "Саморегулируемая организация "Промжилстрой".
Как видно из материалов дела, иск заявлен в связи с неисполнением ответчиками обязанности по
перечислению денежных средств из компенсационного фонда Союза саморегулируемой организации
"Объединение инженеров-строителей" в компенсационный фонд Союза строителей "Саморегулируемая
организация "Промжилстрой" по причине перехода истца в саморегулируемую организацию по месту его
регистрации.
Факт перечисления истцом денежных средств в компенсационный фонд ответчика до введения

регионального принципа членства в сумме 500 000 руб. подтверждается представленными в материалы
дела платежными поручениями и не оспаривается ответчиками.
В соответствии с ч. 3 ст. 55.6 Градостроительного кодекса РФ от 29.12.2004 (в ред. Федерального

закона N 372-ФЗ) с 01.07.2017 членами саморегулируемой организации, основанной на членстве лиц,

осуществляющих строительство, могут быть только индивидуальные предприниматели и (или) юридические

лица, зарегистрированные в том же субъекте Российской Федерации, в котором зарегистрирована такая
саморегулируемая организация.
Согласно п. 1 ч. 5 ст. 3.3 Федерального закона от 29.12.2004 N 191-ФЗ "О введении в действие
Градостроительного кодекса Российской Федерации" <1> в редакции Федерального закона от 03.07.2016 N
372-ФЗ индивидуальные предприниматели и юридические лица в срок не позднее 01.12.2016 обязаны
прекратить членство в саморегулируемой организации, если ее место нахождения не соответствует
местонахождению ее члена, в том числе с последующим переходом в другую (региональную)
саморегулируемую организацию.
--------------------------------
<1> СЗ РФ. 2005. N 1 (ч. I). Ст. 17.
В силу п. 13 ст. 3.3 названного Закона юридическое лицо, индивидуальный предприниматель,

добровольно прекратившие членство в саморегулируемой организации в целях перехода в другую
саморегулируемую организацию по месту своей регистрации, вправе со дня принятия решения о приеме их
в члены новой саморегулируемой организации, но не позднее 01.09.2017 подать заявление в
саморегулируемую организацию, членство в которой было прекращено, о перечислении внесенного ими
взноса в компенсационный фонд указанной некоммерческой организации, имеющей статус
саморегулируемой организации, в саморегулируемую организацию, в которую переходят такие юридическое
лицо или индивидуальный предприниматель. Взнос в компенсационный фонд должен быть перечислен в
течение семи рабочих дней со дня поступления в саморегулируемую организацию соответствующего
заявления и документов, подтверждающих факт принятия решения о приеме юридического лица,
индивидуального предпринимателя в члены иной саморегулируемой организации.
Принимая названные выше законодательные положения, а также фактические обстоятельства дела,

свидетельствующие об уведомлении истцом ответчика - Союза саморегулируемой организации
"Объединение инженеров-строителей" о предстоящем переходе в региональную саморегулируемую
организацию, а также направлении соответствующего заявления о переводе внесенных им денежных
средств в компенсационный фонд, суд пришел к выводу об обоснованности исковых требований истца
именно к Союзу саморегулируемой организации "Объединение инженеров-строителей".
Вместе с тем, отказывая в удовлетворении исковых требований к ответчику НОСТРОЙ, суд исходил из
Приказом Федеральной службы по экологическому, технологическому и атомному надзору ответчик

Союз саморегулируемой организации "Объединение инженеров строителей" с 03.11.2017 исключен из
государственного реестра саморегулируемых организаций в области инженерных изысканий, архитектурно-
строительного проектирования, строительства, в связи с чем указанная некоммерческая организация
лишена статуса саморегулируемой организации.
В силу ч. 14 ст. 55.16 Градостроительного кодекса РФ в случае исключения сведений о

саморегулируемой организации из государственного реестра саморегулируемых организаций средства
компенсационного фонда возмещения вреда и компенсационного фонда обеспечения договорных
обязательств такой саморегулируемой организации в недельный срок с даты исключения таких сведений
подлежат зачислению на специальный счет Национального объединения саморегулируемых организаций,
членом которого являлась такая саморегулируемая организация (НОСТРОЙ), и могут быть использованы
только для осуществления выплат в связи с наступлением солидарной или субсидиарной ответственности
саморегулируемой организации по обязательствам членов такой организации, возникшим в случаях,
предусмотренных ст. 60 и 60.1 Градостроительного кодекса РФ.
В силу п. 5 Приказа Минстроя России от 08.09.2015 N 643/пр "Об утверждении порядка

взаимодействия Национального объединения саморегулируемых организаций и саморегулируемой
организации в случае исключения сведений о саморегулируемой организации из государственного реестра
саморегулируемых организаций" <1> (далее - Порядок) саморегулируемая организация, сведения о которой
исключены из государственного реестра, в течение трех рабочих дней с даты регистрации обращения

Национального объединения саморегулируемых организаций представляет заверенную копию реестра

своих членов на дату исключения сведений о саморегулируемой организации из государственного реестра и
перечисляет средства компенсационного фонда на указанный в обращении Национального объединения
банковский счет.
--------------------------------
<1> Бюллетень нормативных актов федеральных органов исполнительной власти. 2016. N 7.
По состоянию на 27.12.2017 общая сумма переведенных средств компенсационного фонда ответчика

на счет НОСТРОЙ составила 126 100 914 руб. 51 коп., притом что размер внесенных всеми членами Союза
саморегулируемой организации "Объединение инженеров-строителей" средств должен был составить 5 179
760 087 руб. Таким образом, ответчик Союз саморегулируемой организации "Объединение инженеров-
строителей" исполнил обязательство по перечислению средств компенсационного фонда на счет НОСТРОЙ
не в полном объеме.
Также судом было установлено, что на момент рассмотрения дела НОСТРОЙ приступил к
перечислению средств компенсационного фонда ответчика по заявлениям его членов, поданным до
11.12.2017; заявления, поданные после 11.12.2017, удовлетворению не подлежат по причине
недостаточности средств.
Анализ приведенных выше положений нормативных актов позволил суду прийти к выводу о том, что
сам факт исключения той или иной саморегулируемой организации из государственного реестра
саморегулируемых организаций в ситуации неисполнения обязанности по перечислению средств
компенсационного фонда на банковский счет Национального объединения саморегулируемых организаций
(а в рассматриваемом деле ответчик перечислил средства компенсационного фонда на счет НОСТРОЙ не в
полном объеме) не освобождает подобного рода саморегулируемую организацию от обязанности
перечисления денежных средств своему бывшему члену, который реализовал право на переход в другую
саморегулируемую организацию по месту его регистрации.
С учетом изложенного, принимая во внимание фактические обстоятельства, установленные судом при

рассмотрении настоящего дела, свидетельствующие о том, что истец в установленном законом порядке
перешел в саморегулируемую организацию по месту своей регистрации, а ответчик Союз
саморегулируемой организации "Объединение инженеров-строителей" не исполнил обязанность по
перечислению денежных средств компенсационного фонда, которая возникла до исключения его из
государственного реестра саморегулируемых организаций, а равно не исполнил обязанность по полному
перечислению средств компенсационного фонда в НОСТРОЙ, суд пришел к выводу, что именно ответчик
Союз саморегулируемой организации "Объединение инженеров-строителей" является обязанным лицом
перед истцом, т.е. надлежащим ответчиком. При рассмотрении настоящего дела судом было установлено,
что заявление истца осталось без удовлетворения во внесудебном порядке со стороны НОСТРОЙ по
причине недостаточности переведенных ответчиком Союз саморегулируемой организации "Объединение
инженеров-строителей" средств компенсационного фонда.
Решением Арбитражного суда г. Москвы исковые требования истца об обязании Союза

саморегулируемой организации "Объединение инженеров строителей" перечислить в компенсационный
фонд на специализированный счет Союза строителей "Саморегулируемая организация "Промжилстрой"
денежные средства в размере 500 000 руб., ранее уплаченные в качестве взноса в компенсационный фонд
ответчика, удовлетворены. В остальной части иска отказано. НОСТРОЙ по делу признан ненадлежащим
ответчиком.
Приведенный судебный акт ставит ряд вопросов, требующих комментирования:
1) о критерии определения надлежащего ответчика по данной категории дел;
2) о правовых основаниях возникновения права требования перечисления уплаченных денежных

средств в счет взноса в компенсационный фонд у лица, прекратившего членство в саморегулируемой
организации в связи с переходом в региональную саморегулируемую организацию;
3) об основаниях освобождения Национального объединения саморегулируемых организаций от

перечисления денежных средств в счет взноса в компенсационный фонд саморегулируемой организации по

требованию члена саморегулируемой организации, сведения о которой исключены из государственного
реестра саморегулируемых организаций, в связи с его переходом в региональную саморегулируемую
организацию.
1. Критерий определения надлежащего ответчика по делам, связанным с требованием

юридического лица или индивидуального предпринимателя, прекратившего членство в
саморегулируемой организации в сфере строительства, в которую ранее им был внесен взнос в
компенсационный фонд, об обязании перечислить указанные денежные средства в счет взноса в
компенсационный фонд иной (региональной) саморегулируемой организации. Большая часть споров
по указанной категории дел возникает в условиях исключения сведений о саморегулируемой организации в
сфере строительства из государственного реестра саморегулируемых организаций, т.е. прекращения у
некоммерческой организации статуса саморегулируемой организации. Это предопределяет предъявление
членами требования о перечислении денежных средств в компенсационный фонд новой саморегулируемой
организации к Национальному объединению саморегулируемых организаций. По данному вопросу
сложилась противоречивая судебная практика.
Согласно ч. 14 ст. 55.16 Градостроительного кодекса РФ в случае исключения сведений о

саморегулируемой организации из государственного реестра средства ее компенсационного фонда в
недельный срок с даты исключения сведений подлежат зачислению на специальный банковский счет
Национального объединения саморегулируемых организаций, членом которого она являлась, и могут быть
использованы только для осуществления выплат в связи с наступлением солидарной или субсидиарной
ответственности саморегулируемой организации по обязательствам ее членов, возникшим в случаях,
предусмотренных соответственно ст. 60 и 60.1 Градостроительного кодекса РФ.
В силу требований ч. 16 ст. 55.16 Градостроительного кодекса РФ индивидуальный предприниматель

или юридическое лицо в случае исключения сведений о саморегулируемой организации, членами которой
они являлись, из государственного реестра саморегулируемых организаций и принятия их в члены другой
саморегулируемой организации вправе обратиться в соответствующее Национальное объединение
саморегулируемых организаций с заявлением о перечислении зачисленных на счет такого Национального
объединения средств компенсационного фонда на счет саморегулируемой организации, которой принято
решение о приеме индивидуального предпринимателя или юридического лица в свои члены.
Таким образом, предпосылками возникновения права у члена саморегулируемой организации,

сведения о которой исключены из государственного реестра, на обращение в Национальное объединение
саморегулируемых организаций с заявлением о перечислении средств компенсационного фонда на счет
новой саморегулируемой организации являются:
- исключение сведений о саморегулируемой организации из государственного реестра

саморегулируемых организаций по любым основаниям;
- зачисление средств компенсационного фонда исключенной из государственного реестра

саморегулируемой организации на счет Национального объединения;
- принятие новой саморегулируемой организацией решения о приеме в члены лица, ранее

состоявшего членом исключенной из государственного реестра саморегулируемой организации;
- подача таким лицом заявления в Национальное объединение о перечислении средств

компенсационного фонда на счет новой саморегулируемой организации.
Определение порядка взаимодействия Национального объединения саморегулируемых организаций и

саморегулируемых организаций в случаях, предусмотренных ч. 14 и 16 ст. 55.16 Градостроительного
кодекса РФ, возложено на федеральный орган исполнительной власти, осуществляющий функции по
выработке и реализации государственной политики и нормативно-правовому регулированию в сфере
строительства, архитектуры, градостроительства (ч. 17 ст. 55.16 Градостроительного кодекса РФ). Во
исполнение указанных полномочий Приказом Министерства строительства и жилищно-коммунального
хозяйства РФ от 08.09.2015 N 643/пр утвержден соответствующий Порядок, в соответствии с которым при
исключении сведений о саморегулируемой организации из государственного реестра она обязана передать

в Национальное объединение все дела членов, в том числе дела лиц, прекративших членство в данной
саморегулируемой организации, заверенную копию реестра своих членов на дату исключения сведений о
саморегулируемой организации из государственного реестра, а также перечислить средства
компенсационного фонда, существующего на дату исключения сведений о саморегулируемой организации
из государственного реестра, в полном объеме.
Вышеописанная процедура касается случаев обеспечения перевода денежных средств из

компенсационного фонда одной саморегулируемой организации, сведения о которой исключены из
государственного реестра саморегулируемых организаций, на счет иной саморегулируемой организации, в
которую член вынужден перейти. В подобных случаях обеспечение соответствующего перевода денежных
средств осуществляется с участием посредника, на которого возложены функции по администрированию
средств компенсационного фонда исключенной из реестра саморегулируемой организации (НОСТРОЙ). В
данной ситуации логичным представляется п. 7 Порядка, согласно которому в случае непредставления
саморегулируемой организацией заверенной копии реестра членов на дату исключения сведений о ней из
государственного реестра Национальное объединение рассчитывает минимальный размер средств ее
компенсационного фонда самостоятельно, на основании сведений, содержащихся в Едином реестре членов
саморегулируемой организации, о количестве ее членов на дату ее исключения из государственного
реестра. Произведение количества членов саморегулируемой организации на дату исключения из
государственного реестра и размера минимального взноса в компенсационный фонд определит сумму
исковых требований Национального объединения к саморегулируемой организации по заявлению об
обязании последней перечислить на специальный банковский счет денежные средства компенсационного
фонда.
Отдельным основанием перехода членов из одной саморегулируемой организации в другую является

введенный региональный принцип членства, который не связан с утратой некоммерческой организацией
статуса саморегулируемой.
Так, в соответствии со ст. 3.3 Федерального закона от 29.12.2004 N 191-ФЗ "О введении в действие
Градостроительного кодекса Российской Федерации" в редакции Федерального закона от 03.07.2016 N 372-
ФЗ индивидуальные предприниматели и юридические лица, являющиеся членами некоммерческой
организации, имеющей статус саморегулируемой организации, в срок не позднее 01.12.2016 обязаны
прекратить членство в такой саморегулируемой организации, в том числе с последующим переходом в
другую саморегулируемую организацию по месту своей регистрации. Юридическое лицо, индивидуальный
предприниматель, добровольно прекратившие членство в саморегулируемой организации в целях перехода
в другую саморегулируемую организацию по месту своей регистрации, вправе со дня принятия решения о
приеме их в члены новой саморегулируемой организации, но не позднее 01.09.2017 подать заявление в
саморегулируемую организацию, членство в которой было прекращено, о перечислении внесенного такими
лицами взноса в компенсационный фонд указанной некоммерческой организации, имеющей статус
саморегулируемой организации, в саморегулируемую организацию, в которую переходят такие юридическое
лицо или индивидуальный предприниматель.
Взнос в компенсационный фонд должен быть перечислен в течение семи рабочих дней со дня
поступления в саморегулируемую организацию соответствующего заявления и документов,
подтверждающих факт принятия решения о приеме юридического лица, индивидуального предпринимателя
в члены иной саморегулируемой организации.
С учетом изложенного действующим законодательством о градостроительной деятельности в

качестве оснований перечисления саморегулируемой организацией, членство в которой прекращено
юридическим лицом или индивидуальным предпринимателем в целях перехода в другую саморегулируемую
организацию по месту регистрации, взноса в компенсационный фонд в саморегулируемую организацию, в
которую переходят такие лица, установлена совокупность следующих событий:
- уведомление о намерении добровольно прекратить членство в некоммерческой организации,

имеющей статус саморегулируемой, в том числе с последующим переходом в другую саморегулируемую
организацию;
- заявление о перечислении внесенного взноса в компенсационный фонд некоммерческой

организации, имеющей статус саморегулируемой организации, в саморегулируемую организацию, в которую

переходят юридическое лицо или индивидуальный предприниматель;
- документы, подтверждающие факт принятия решения о приеме юридического лица в члены иной
саморегулируемой организации.
Следовательно, в описанной ситуации перечисление средств компенсационного фонда происходит

без участия посредника (НОСТРОЙ) посредством перевода саморегулируемой организацией, членство в
которой было прекращено, на счет новой саморегулируемой организации по месту регистрации бывшего
члена. При этом момент прекращения членства в саморегулируемой организации и предъявление
требования о переводе взноса в компенсационный фонд могут быть совершены членом в различные
временные интервалы в пределах переходного периода, установленного ст. 3.3 Федерального закона от
29.12.2004 N 191-ФЗ (с разницей более чем 8 месяцев). Таким образом, на дату внесения сведений о
прекращении членства юридического лица или индивидуального предпринимателя у саморегулируемой
организации, в которой членство прекращено, остается неисполненным обязательство по перечислению
взноса такого лица в компенсационный фонд новой саморегулируемой организации, что влечет наличие на
ее специальном банковском счете средств компенсационного фонда в размере большем, чем количество
действующих членов.
Если в указанный период времени до исполнения саморегулируемой организацией обязанности по

перечислению взноса в компенсационный фонд бывшего члена на счет новой саморегулируемой
организации сведения о ней будут исключены из государственного реестра саморегулируемых организаций
и Национальное объединение произведет самостоятельно расчет подлежащего перечислению размера
компенсационного фонда такой саморегулируемой организации по количеству действующих членов,
разница между размером существующего компенсационного фонда с учетом взносов лиц, прекративших
членство, и размером компенсационного фонда, рассчитанного по количеству действующих членов на
момент исключения сведений о саморегулируемой организации из государственного реестра, остается на
счету некоммерческой организации, лишенной статуса саморегулируемой.
Если же такая саморегулируемая организация перечислит на счет Национального объединения все

имеющиеся средства компенсационного фонда, в том числе в части, подлежащей перечислению на счета
иных саморегулируемых организаций по заявлениям бывших членов, права требования лиц, прекративших
членство, в отношении саморегулируемой организации прекращаются и возникает право соответствующего
требования к Национальному объединению.
Следовательно, для правильного разрешения вопроса о надлежащем ответчике по иску лица об

обязании перечислить взнос в компенсационный фонд региональной саморегулируемой организации при
одновременном установлении факта исключения сведений о саморегулируемой организации из
государственного реестра судам надлежит:
- соотнести дату прекращения членства лица в саморегулируемой организации в связи с переходом в

региональную саморегулируемую организацию, время поступления требования от бывшего члена о
перечислении взноса в компенсационный фонд региональной саморегулируемой организации и дату
исключения сведений о саморегулируемой организации из государственного реестра;
- установить факт исполнения некоммерческой организацией, лишенной статуса саморегулируемой,

обязанности по перечислению средств компенсационного фонда (компенсационных фондов) на счет
Национального объединения саморегулируемых организаций;
- установить объем перечисленных средств компенсационного фонда на счет Национального

объединения саморегулируемых организаций, если перечисление производилось (в полном объеме или
частично).
Также анализ судебной практики по аналогичным делам показал, что, кроме исследования факта
перечисления средств компенсационного фонда на счет Национального объединения и объема
перечисленных средств, суды, принимая решения об удовлетворении или об отказе от удовлетворения
заявленных требований к НОСТРОЙ об обязании перечисления средств в компенсационный фонд
региональной саморегулируемой организации при установлении факта частного исполнения обязанности
некоммерческой организацией, лишенной статуса саморегулируемой организации, по перечислению

средств компенсационного фонда на специальный счет НОСТРОЙ, дополнительно устанавливали факт

наличия или отсутствия судебного спора между НОСТРОЙ и такой некоммерческой организацией, в рамках
которого Национальное объединение в принудительном порядке по решению суда обязывало
некоммерческую организацию исполнить обязанность перечисления средств компенсационного фонда в
недостающей части (при наличии подобного решения, вступившего в законную силу, суды не исключали
последующее поступление от некоммерческой организации средств компенсационного фонда на счет
Национального объединения во исполнение соответствующего решения суда, в связи с чем довод
НОСТРОЙ о недостаточности поступивших средств компенсационного фонда исключенной
саморегулируемой организации не принимался во внимание).
В рамках дела N А40-73676/17, рассмотренного Арбитражным судом города Москвы, суд

удовлетворил требования ООО "КИП ЦЕНТР" к НОСТРОЙ об обязании перечислить на расчетный счет
региональной саморегулируемой организации "Союз строителей Верхней Волги" средства
компенсационного фонда в размере 300 000 руб., ранее внесенные истцом в компенсационный фонд
Ассоциации строителей "Региональный строительный Альянс" (сведения о некоммерческой организации
исключены из государственного реестра на основании Приказа Ростехнадзора с 06.06.2017), в котором
членство истца было прекращено, руководствуясь исключительно положениями ч. 6 ст. 55.16-1
Градостроительного кодекса РФ, согласно которой права на средства компенсационных фондов
саморегулируемой организации, размещенные на специальных банковских счетах, принадлежат владельцу
счетов. При исключении саморегулируемой организации из государственного реестра права на средства
компенсационного фонда переходят к Национальному объединению саморегулируемых организаций,
членом которого являлась такая саморегулируемая организация. В этом случае кредитная организация по
требованию такого Национального объединения, направленному в порядке и по форме, которые
установлены Правительством РФ, переводит средства компенсационного фонда такой некоммерческой
организации на специальный банковский счет Национального объединения.
Рассматривая спор по существу, суд не учел следующего: спор был основан не просто на требованиях
истца о перечислении средств компенсационного фонда на счет новой саморегулируемой организации в
связи с исключением сведений о саморегулируемой организации из государственного реестра, членом
которой он состоял ранее, а в связи с введением регионального принципа членства, особенности которого
регламентированы положениями ст. 3.3 Федерального закона от 29.12.2004 N 191-ФЗ (в ред. Федерального
закона N 372-ФЗ). В соответствии с п. 2 указанной статьи обязанность саморегулируемой организации в
сфере строительства по размещению средств компенсационных фондов на специальных банковских счетах
установлена в срок не позднее 01.09.2017. Ранее средства компенсационных фондов размещались на
расчетном счете саморегулируемой организации, правомочий по распоряжению которым Национальное
объединение саморегулируемых организаций не имело. Как указано в решении суда, сведения об
Ассоциации строителей "Региональный строительный Альянс" из государственного реестра
саморегулируемых организаций исключены с 06.06.2017, т.е. до истечения законодательно установленного
срока для открытия саморегулируемыми организациями специальных банковских счетов с целью
обособленного размещения на них средств компенсационных фондов.
Не принимая возражения НОСТРОЙ относительно удовлетворения исковых требований ООО "КИП",

суд пришел к ошибочному выводу о том, что исключение Ассоциации строителей "Региональный
строительный Альянс" из государственного реестра саморегулируемых организаций повлекло переход
права на распоряжение денежными средствами ее компенсационного фонда к НОСТРОЙ.
При этом в судебном заседании не исследовался вопрос размещения указанной некоммерческой

организацией до момента лишения ее соответствующего статуса средств компенсационного фонда на
специальном банковском счете в соответствии с требованиями ч. 6 ст. 55.16-1 Градостроительного кодекса
РФ, что привело к вынесению необоснованного решения в отношении НОСТРОЙ.
Таким образом, принимая решение об обязании перечислить взнос в компенсационный фонд

региональной саморегулируемой организации истца, суд нарушил нормы материального права, применил
положения ч. 6 ст. 55.16-1 Градостроительного кодекса РФ без учета положений п. 2 ст. 3.3 Федерального
закона от 29.12.2004 N 191-ФЗ, а также не дал оценку правовым основаниям возникновения права
требования истца на перечисление взноса в компенсационный фонд саморегулируемой организации "Союз
строителей Верхней Волги" как требования, вытекающего из перехода в региональную саморегулируемую
организацию, а не как права члена саморегулируемой организации, сведения о которой исключены из

государственного реестра саморегулируемых организаций. Также судом не применены положения п. 15

Порядка взаимодействия, утвержденного Приказом Минстроя России от 08.09.2015 N 643/пр, в котором в
качестве основания для отказа со стороны НОСТРОЙ в перечислении средств компенсационного фонда
исключенной саморегулируемой организации названо в том числе непоступление на счет Национального
объединения саморегулируемых организаций средств компенсационного фона исключенной
Девятый арбитражный апелляционный суд в Постановлении от 04.12.2017 N 09АП-52131/2017

поддержал выводы суда первой инстанции. Арбитражный суд Московского округа правовых оснований для
отмены указанных решений не нашел.
Полагаем, что для правильного рассмотрения дела и возможности вынесения решения об

удовлетворении исковых требований в отношении НОСТРОЙ суду надлежало установить отсутствие
оснований для отказа в перечислении средств компенсационного фонда по требованию истца,
предусмотренных п. 15 Порядка взаимодействия, утвержденного Приказом Минстроя России от 08.09.2015
N 643/пр.
В рассматриваемом деле надлежащим ответчиком должна являться Ассоциация строителей

"Региональный строительный альянс", которая в связи с утратой статуса саморегулируемой организации не
прекратила свое существование как некоммерческая организация.
Несовершенство правовых норм прослеживается в положениях п. 3 и 7 Порядка взаимодействия

Национального объединения и саморегулируемой организации, в котором в качестве альтернативных
применяются требования о перечислении в Национальное объединение саморегулируемых организаций в
полном объеме средств компенсационного фонда на дату исключения сведений о саморегулируемой
организации из государственного реестра и о перечислении средств компенсационного фонда,
рассчитанных Национальным объединением исходя из количества членов такой саморегулируемой
организации на дату исключения сведений о ней из государственного реестра, что подразумевает разный
объем требований.
Полагаем, что в первом случае (перечисление средств компенсационного фонда исходя из размера
компенсационного фонда, существующего на момент исключения сведений о саморегулируемой
организации из государственного реестра, или наличие вступившего в силу решения суда об обязании
некоммерческой организации перечислить в указанном объеме средства компенсационного фонда на счет
Национального объединения) надлежащим ответчиком по рассматриваемой категории дел является
Национальное объединение, во втором случае (перечисление средств компенсационного фонда из расчета
количества действующих членов на дату исключения сведений о саморегулируемой организации из
государственного реестра или наличие вступившего в силу решения суда об обязании некоммерческой
организации перечислить средства компенсационного фонда, рассчитанного данным образом) надлежащим
ответчиком по делу является некоммерческая организация, за исключением случаев размещения
последней средств компенсационного фонда на специальном банковском счете, права распоряжения
которым в силу ч. 6 ст. 55.16-1 Градостроительного кодекса РФ переходят к Национальному объединению с
момента исключения сведений о некоммерческой организации из государственного реестра
саморегулируемых организаций.
2. Правовые основания возникновения права требования перечисления оплаченных денежных

средств в счет взноса в компенсационный фонд у лица, прекратившего членство в
саморегулируемой организации в связи с переходом в региональную саморегулируемую
организацию. Действующим законодательством о градостроительной деятельности в качестве оснований
перечисления саморегулируемой организацией, членство в которой прекращено юридическим лицом или
индивидуальным предпринимателем в целях перехода в другую саморегулируемую организацию по месту
регистрации, взноса в компенсационный фонд в саморегулируемую организацию, в которую переходят
такие лица, установлена совокупность следующих событий:
- уведомление о намерении добровольно прекратить членство в некоммерческой организации,

имеющей статус саморегулируемой, в том числе с последующим переходом в другую саморегулируемую
организацию;

- заявление о перечислении внесенного взноса в компенсационный фонд некоммерческой

организации, имеющей статус саморегулируемой организации, в саморегулируемую организацию, в которую
переходят юридическое лицо или индивидуальный предприниматель;
- документы, подтверждающие факт принятия решения о приеме юридического лица в члены иной
3. Основания освобождения Национального объединения саморегулируемых организаций от

перечисления денежных средств в счет взноса в компенсационный фонд саморегулируемой
организации по требованию члена саморегулируемой организации, в которой членство прекращено
в связи с его переходом в региональную саморегулируемую организацию. Согласно п. 15 Порядка
взаимодействия основанием для освобождения Национального объединения от перечисления средств
компенсационного фонда на счет новой саморегулируемой организации по требованию заявителя является
неперечисление средств компенсационного фонда исключенной саморегулируемой организации на счет
Национального объединения.
Особой правовой оценки заслуживает практика применения судами положений п. 15 Порядка

взаимодействия, утвержденного Приказом Минстроя России от 08.09.2015 N 643/пр, в качестве основания
для отказа в удовлетворении требований юридических лиц и индивидуальных предпринимателей к
Национальному объединению об обязании перечислить средства в компенсационный фонд региональной
саморегулируемой организацией в связи с неисполнением данной обязанности саморегулируемой
организацией, сведения о которой исключены из государственного реестра. Так, в качестве одного из
оснований для освобождения Национального объединения от соответствующей обязанности является
непоступление на счет Национального объединения саморегулируемых организаций средств
компенсационного фонда исключенной саморегулируемой организации.
Представляется, что бывший член должен обратиться с требованием перечисления средств в

компенсационный фонд новой саморегулируемой организации непосредственно к некоммерческой
организации, сведения о которой исключены из государственного реестра.
В судебной практике встречались случаи установления факта частичного перечисления

некоммерческой организацией средств компенсационного фонда на счет Национального объединения. При
этом данное обстоятельство суды оценивали по-разному. Так, Арбитражный суд Архангельской области по
делу N А05-6501/2017 установил, что Ассоциация саморегулируемой организации "Спецстройнадзор",
сведения о которой на момент рассмотрения дела были исключены из государственного реестра
саморегулируемых организаций, перечислила на счет Национального объединения средства
компенсационного фонда в неполном размере, а именно 4 200 000 руб. вместо 520 700 000 руб., в связи с
чем НОСТРОЙ обратился в Арбитражный суд города Москвы с требованием о взыскании недостающей
части средств компенсационного фонда с Ассоциации саморегулируемой организации "Спецстройнадзор"
(требования удовлетворены решением по делу N А40-111916/2017).
Удовлетворяя требования ООО "СВД" об обязании НОСТРОЙ перечислить на счет новой

саморегулируемой организации взнос в компенсационный фонд, ранее уплаченный истцом в
компенсационный фонд исключенной из государственного реестра саморегулируемых организаций
Ассоциации саморегулируемой организации "Спецстройнадзор", суд указал следующее: поскольку
обязательства по переводу денежных средств на счет СРО возникли до момента исключения Ассоциации
"Спецстройнадзор" из реестра саморегулируемых организаций, то в данном случае применяются положения
ч. 13 ст. 3.3 Федерального закона от 29.12.2004 N 191-ФЗ и не могут применяться положения Порядка,
утвержденного Приказом Минстроя России от 08.09.2015 N 643/пр. При этом права на денежные средства
компенсационного фонда Ассоциации "Спецстройнадзор" после ее исключения из реестра
саморегулируемых организаций перешли к Ассоциации "НОСТРОЙ". Факт перечисления только части
средств компенсационного фонда на счет Национального объединения саморегулируемых организаций не
исключает последующего перечисления дополнительных сумм от Ассоциации "Спецстройнадзор" во
исполнение решения Арбитражного суда г. Москвы по делу N А40-111916/17, в соответствии с которым в
пользу НОСТРОЙ взысканы средства компенсационного фонда в недостающем размере. При поступлении
денежных средств данного фонда НОСТРОЙ обязан перечислить денежные средства истцу.
Таким образом, суд справедливо признал частичное поступление средств компенсационного фонда от

саморегулируемой организации, сведения о которой исключены из государственного реестра

саморегулируемых организаций, в совокупности с принятыми Национальным объединением мерами по
принудительному перечислению средств компенсационного фонда в полном объеме как основания для
привлечения НОСТРОЙ в качестве надлежащего ответчика по делу.
В то же время по аналогичному делу, рассмотренному Арбитражным судом г. Москвы N А40-

191836/17, установив факт исполнения обязанности перечисления средств компенсационного фонда на
счет НОСТРОЙ не в полном объеме, суд отказал истцу в обязании НОСТРОЙ перечислить средства
компенсационного фонда в размере уплаченного истцом взноса на счет региональной саморегулируемой
организации, применив п. 15 Порядка (непоступление на счет Национального объединения средств
компенсационного фонда исключенной из государственного реестра саморегулируемой организации).
Общая сумма переведенных Союзом саморегулируемой организации "Объединение инженеров-строителей"
средств компенсационного фонда на счет НОСТРОЙ составила 126 100 914 руб. 51 коп., в то время как, по
данным единого реестра членов саморегулируемой организации, размер компенсационного фонда должен
был составить 5 179 760 087 руб. При этом из общедоступной информации также следует, что НОСТРОЙ
перечисляет средства компенсационного фонда по заявлениям членов исключенной саморегулируемой
организации, поданным до 11.12.2017, а заявления, поданные после 11.12.2017, удовлетворению не
подлежат по причине недостаточности средств.
Судом отмечено, что "сам факт исключения той или иной саморегулируемой организации из
государственного реестра саморегулируемых организаций, в ситуации неисполнения обязанности по
перечислению средств компенсационного фонда в полном объеме на счет Национального объединения, не
освобождает подобного рода саморегулируемую организацию от обязанности по перечислению денежных
средств своему бывшему члену, который реализовал право на переход в другую саморегулируемую
организацию по месту его регистрации". Решением по делу А40-191836/17 суд обязал Союз
саморегулируемой организации "Объединение инженеров-строителей" перечислить на счет третьей
саморегулируемой организации Союз строителей "Саморегулируемая организация" "Промжилстрой"
денежные средства в размере 500 000 руб., признав его надлежащим ответчиком в связи с тем, что
обязанность перечисления денежных средств компенсационного фонда возникла до исключения из
государственного реестра саморегулируемых организаций.
Подобная позиция суда также представляется нелогичной, поскольку решение об обязании

саморегулируемой организации, исключенной из государственного реестра саморегулируемых организаций,
перечислить взнос бывшего члена в компенсационный фонд на счет новой саморегулируемой организации
не лишает НОСТРОЙ права на обращение в суд с требованием об обязании некоммерческой организации в
связи с исключением сведений о ней из государственного реестра саморегулируемых организаций,
перечислить средства компенсационного фонда в недостающем размере (исходя из общей суммы ее
компенсационного фонда на дату исключения из государственного реестра) на счет НОСТРОЙ.
Следовательно, Союз строителей "Саморегулируемая организация" "Промжилстрой" может оказаться в
ситуации двойной уплаты одного и того же взноса в компенсационный фонд как по требованию бывшего
члена, так и по требованию НОСТРОЙ.
В целях единообразия правоприменительной практики, а также исходя из буквального толкования

положений п. 15 Порядка частичное исполнение обязанности саморегулируемой организацией, сведения о
которой исключены из государственного реестра саморегулируемых организаций, по перечислению средств
компенсационного фонда на счет Национального объединения (в неполном объеме) не должно
признаваться судами как непоступление средств компенсационного фонда на счет Национального
объединения саморегулируемых организаций по смыслу, предусмотренному п. 15 Порядка, утвержденного
Приказом Минстроя России от 08.09.2015 643/пр, и применяться в качестве освобождения Национального
объединения от перечисления средств компенсационного фонда по требованию лица, прекратившего
членство в саморегулируемой организации, сведения о которой исключены из государственного реестра, на
счет новой саморегулируемой организации, поскольку в данном случае право требования Национального
объединения к исключенной из государственного реестра саморегулируемой организации о надлежащем и
полном исполнении обязанности по перечислению недостающей части средств компенсационного фонда
обеспечивается положениями ст. 309 ГК РФ, положениями ч. II Порядка взаимодействия.
Также необходимо на законодательном уровне закрепить положения о порядке распределения

Национальным объединением средств компенсационного фонд, поступившего в неполном объеме, между

членами саморегулируемой организации, сведения о которой исключены из государственного реестра,

подавшими заявления о перечислении взносов в компенсационный фонд новой саморегулируемой
организации. Данный вопрос в настоящее время не имеет правовой регламентации.

ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА ОБ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ СОБСТВЕННОСТИ
Е.И. КАМИНСКАЯ
УСЛОВИЯ ПРЕДОСТАВЛЕНИЯ ОХРАНЫ ПО АВТОРСКОМУ ПРАВУ

ТЕХНИЧЕСКИМ ИНСТРУКЦИЯМ (МЕТОДИКАМ)
Каминская Е.И., кандидат юридических наук, доцент кафедры международного частного и

гражданского права МГИМО МИД России.
В Арбитражный суд Нижегородской области обратилось общество с ограниченной ответственностью

"ИКАПЛАСТ" (далее - истец) с иском к обществу с ограниченной ответственностью "Кстовский трубный
завод" (далее - ответчик) о взыскании компенсации за нарушение исключительного права на результат
интеллектуальной деятельности - инструкцию по проектированию и монтажу трубопроводов из
полиэтилена.
В заявлении истец ссылался на следующие обстоятельства. На интернет-сайте ответчика

www.kstovtz.ru для ознакомления клиентов была помещена инструкция по проектированию и монтажу
трубопроводов из полиэтилена, полностью копирующая инструкцию того же названия, исключительные
авторские права на которую, по утверждению истца, принадлежали ему. Поскольку разрешение на
использование данной инструкции истцом не предоставлялось, он посчитал подобные действия
нарушением своих исключительных прав и направил ответчику требование о прекращении воспроизведения
и распространения инструкции и об урегулировании выплаты компенсации. Последнее из предложений
ответчик оставил без ответа, что и послужило причиной для обращения в суд с соответствующим
требованием. Однако со своего официального сайта материалы, содержащие текст указанной инструкции,
ответчик все же удалил, прекратив тем самым ее распространение (что повлекло уточнение исковых
требований в связи с добровольным удовлетворением данного требования ответчиком).
Решением Арбитражного суда Нижегородской области от 06.03.2018 по делу N А43-34415/2017

требования истца о выплате компенсации были удовлетворены.
Признав охраноспособность по авторскому праву спорной инструкции, принадлежность истцу

исключительных прав на нее и установив факт нарушения этих прав ответчиком, суд исходил из следующих
обстоятельств дела и норм действующего права.
Сама инструкция по проектированию и монтажу трубопроводов из полиэтилена была издана истцом в

2011 г. и представляла собой информацию о полном ассортименте продукции, производимой на трубном
заводе истца - ООО "ИКАПЛАСТ", а также о нормативных документах на эту продукцию. Исковое
требование было предъявлено, как в нем указывалось, в порядке защиты исключительных прав истца на
инструкцию как на составное произведение, являющееся результатом интеллектуальной деятельности ее
разработчиков (сотрудников ООО "ИКАПЛАСТ").
В представленном ответчиком отзыве на иск содержалось возражение против предъявленных

требований. Ответчик полагал, что истцом не доказаны ни подпадание спорной инструкции под сферу
охраны авторским правом, ни тот факт, что данная инструкция является составным произведением; тем
самым не доказана и принадлежность истцу исключительных прав.
При этом формулировка возражения отличалась юридической неточностью.
Так, охраноспособность инструкции оспаривалась по отсутствию, как было сказано, "...объективной

формы объекта авторского права, которое включает в себя: новизну (оригинальность произведения),
способность к воспроизведению (копированию)". Тем самым были произвольно соединены два критерия
охраноспособности по авторскому праву. Частью четвертой ГК РФ они не случайно рассматриваются

изолированно друг от друга. Один из них - критерий наличия у охраняемого произведения объективной
формы выражения (п. 3 ст. 1259) - относится к внешней форме произведения; с помощью другого - критерия
оригинальности (ст. 1257 и более общая норма ст. 1228) - оценивается характер, сущность произведения
(которое должно представлять собой результат творческой деятельности). Судя по аргументации ответчика
(ссылавшегося на то, что инструкция, по его мнению, "представляет собой компиляцию общеизвестных
норм и правил по эксплуатации труб из полиэтилена"), им имелось в виду несоответствие инструкции
требованиям лишь ст. 1257.
Далее, наличие составного произведения оспаривалось на том основании, что в материалах дела, а
также в самой инструкции отсутствовали сведения "об оригинальных произведениях".
При этом ответчиком упускалось из виду, что специфика составного произведения заключается в том,
что оно по природе своей является хотя и вторичным (основанным на других произведениях или даже
неохраняемых объектах), но все же результатом творческой деятельности. По этой причине авторское
право на составное произведение (так же как и на производные произведения - как, например, на перевод)
возникает независимо от прав авторов произведений, на которых оно основано (о чем прямо говорит п. 4 ст.
1260). А практическое осуществление такого права будет возможно лишь при условии соблюдения
авторских прав указанных лиц (п. 3 той же статьи).
Тот факт, что истец первоначально не представил подтверждения согласия авторов на использование
своих произведений и отсутствовали договоры по передаче исключительных прав на них (на что также
ссылался ответчик в своих возражениях), теоретически мог послужить основанием для отказа в признании
за истцом права на реализацию исключительного права как составителя. Но поскольку в данном деле
ответчик возражал не против реализации истцом исключительного права на составление, а против
признания за истцом такого права, наличие (т.е. сам факт создания) составного произведения на указанном
ответчиком основании оспорено быть не могло.
Возражение ответчика против признания спорного объекта охраноспособным смешивалось, таким

образом, с возражением против признания исключительных прав на этот объект за истцом (тогда как в
данном споре, в силу особого характера составного произведения как объекта авторского права, эти
вопросы должны разрешаться раздельно, по самостоятельным основаниям).
При вынесении решения по делу суд по сути верно сослался на п. 4 ст. 1260 ГК РФ, устанавливающий
независимость возникновения авторского права на составное произведение от авторских прав на
произведения, положенные в его основу. Такая ссылка носила, впрочем, отвлеченный от существа данного
спора характер. Действительно, сотрудники предприятия истца выступали не в качестве создателей
произведений, положенных в основу составного произведения, а в качестве собственно составителей (в
соавторстве), что и было особо установлено судом. В этом смысле проведение судом квалификации
спорного произведения (в части отнесения вклада сотрудников завода истца к самому составительству)
следует признать верным.
Корректно был также разрешен судом вопрос об основаниях правообладания истца. Не формулируя
этого прямо, суд с очевидностью исходил из того, что истец как юридическое лицо (ООО) мог претендовать
не на авторство (первичное правообладание), поскольку в силу ст. 1257 автором может признаваться только
физическое лицо, а на приобретение от автора (авторов) исключительного права. Основания
правообладания устанавливались судом путем исследования обстоятельств, свидетельствующих о
приобретении истцом исключительных прав в качестве работодателя на служебное произведение по
умолчанию об ином в трудовом или гражданско-правовом договоре между работодателем и автором (как
это предусмотрено п. 2 ст. 1295 ГК РФ). В качестве доказательств наличия у себя прав на инструкцию как на
служебное произведение истец приобщил к материалам дела трудовые договоры пяти сотрудников,
внесших свой вклад в разработку данной инструкции, а также приказ руководителя компании "ИКАПЛАСТ"
на ее разработку. Поскольку трудовыми договорами не было предусмотрено сохранение исключительных
прав за авторами, из указанных обстоятельств судом был сделан вывод о принадлежности исключительного
права на служебное произведение работодателю (истцу).
Признание судом инструкции в качестве объекта, подпадающего под сферу охраны авторским правом,
проходило в соответствии с той последовательностью в оценке обстоятельств, которая предписывается
частью четвертой ГК РФ. Учитывая, что в данном деле ответчик, как говорилось выше, оспаривал факт

охраноспособности инструкции (хотя бы и в виде простого утверждения об отсутствии у инструкции свойств

объективно выраженного и оригинального объекта), суд был лишен формального основания применить
презумпцию ст. 1259, которая могла бы свести признание инструкции охраняемым объектом до
автоматизма.
Суть упомянутой презумпции состоит в следующем. В тексте п. 1 ст. 1259 приводится достаточно
обширный (и при этом неисчерпывающий) перечень внешних объективных форм, в которые могут
облекаться произведения (литературные, драматические, музыкальные, аудиовизуальные произведения,
произведения живописи, скульптуры, архитектуры, фотографии и т.д.). Особо оговорены (в п. 2)
производные и составные произведения, поскольку они выделяются из ряда однородных с ними (по
объективной форме выражения) произведений за счет какого-то иного признака (соответственно,
переработки или подбора и расположения материала).
Если объект подпадает под этот перечень по форме своего внешнего выражения, то предполагается,
что он является произведением, т.е. что он был создан творческим трудом и потому относится к числу
охраняемых авторским правом. Однако при оспаривании другой стороной спора охраноспособности
объекта (как это и произошло в комментируемом деле) бремя доказывания того, что объект был создан
творческим трудом, возлагается на заинтересованную сторону.
Дальнейшие действия суда были связаны с оценкой представленных истцом доказательств в

отношении инструкции.
Сразу же обращает на себя внимание то, что суд не воспользовался возможностью и в этом случае
упростить доказывание того факта, что объект соответствовал критерию охраны по авторскому праву. Тем
не менее такая возможность Гражданским кодексом предоставлялась. Статьей 1257 закрепляется
презумпция авторства лица, указанного на оригинале или экземпляре произведения.
Отказ от применения судом указанного положения применительно к данному спору представляется

правильным: истец (ООО "ИКАПЛАСТ"), будучи юридическим лицом, не мог рассматриваться в качестве
автора; его исключительные права были не первоначальными, а приобретенными.
Истцу предстояло, таким образом, представить доказательства по существу разрешаемого судом

вопроса об охраноспособности спорного объекта.
Как пояснил истец, монтажная инструкция компании "ИКАПЛАСТ" "Проектирование и монтаж

трубопроводов из полиэтилена" была разработана коллективом сотрудников Петербургского трубного
завода "ИКАПЛАСТ" в целях технической и консультативной поддержки заказчиков. В ней показывалось, как
правильно применять в работе информацию из текстов, ГОСТов, СНиПов, сводов правил и другого
множества разрозненных технических документов при работе с продукцией завода "ИКАПЛАСТ". Такие
пояснения требовались, поскольку производимый истцом продукт (трубы из полиэтилена) являлся на тот
момент новым и не имел широкой распространенности в применении. Ежегодно в инструкцию вносились
корректировки, отражающие расширение ассортимента продукции, изменения в нормативной
документации, а также учитывающие высказанные клиентами и проектировщиками особые пожелания.
Истец утверждал, что заключающаяся в тексте инструкции методика носила авторский характер. В
подтверждение этого истец сослался на то, что методика (инструкция) сопровождалась "уникальным", по
его выражению, комплектом иллюстраций. По мнению истца, такая уникальность состояла, в частности, в
том, что большая часть иллюстраций была изготовлена на основе фотографий способом отрисовки. Как тут
же пояснялось, отрисовка заключалась в следующем: разработчики фотографировали определенное
техническое действие (например, укладку трубы), а затем на основе этих фотографий художник делал
рисунок.
Истец считал, что свойственная инструкции "последовательность текстовой и графической

информации, наличие фотографий продукции, изготовленной заводом в качестве наглядного материала,
полностью отвечают критерию оригинальности и уникальности".
Изучив представленные в дело доказательства, суд счел, что охраноспособность инструкции как
объекта авторского права была истцом доказана, и на основании ст. 1229, 1252, 1259 ГК РФ удовлетворил
исковое требование о защите нарушенного исключительного права на инструкцию как составное

произведение.
Заявленное ответчиком ходатайство о проведении судебной экспертизы по вопросу о том, является ли

монтажная инструкция ООО "ИКАПЛАСТ" составным произведением, созданным трудом творческого
характера, было судом отклонено в связи с тем, что суд счел, что экспертиза заявлена по вопросам,
установление которых в силу процессуального законодательства отнесено к компетенции суда.
Вывод суда об охраноспособности инструкции был мотивирован тем, что "последовательность

текстовой и графической информации (к материалам дела истец приложил копии рабочих материалов по
разработке инструкции), наличие фотографий продукции, изготовленной компанией "ИКАПЛАСТ" в качестве
наглядного примера, отвечают критерию оригинальности инструкции ООО "ИКАПЛАСТ", следовательно,
инструкция является объектом авторских прав как составное произведение, т.е. произведение,
представляющее собой по подбору или расположению материалов результат творческого труда".
Подобную мотивировку трудно считать обоснованной. Она представляется абстрактной, не находящей

подтверждения в материалах дела.
Судя по приведенным выше пояснениям истца относительно характера фотографий и их отрисовки в

иллюстрациях, вряд ли можно усмотреть в тех и других результат творческого процесса. Фотографии
фиксировали технический процесс эксплуатации труб, а не личный взгляд на этот процесс лица,
производившего съемку. Отрисовка же имела целью точно воспроизвести такие фотографии, т.е.
изображенный на них технологический процесс. Таким образом, присутствие фотографий и иных
иллюстраций в методике (инструкции) имело исключительно функциональное назначение и не носило
творческого характера. Присутствие в подборе материалов оригинальности (что могло бы служить одним из
проявлений охраняемого составительства) вызывает сомнение.
Что касается последовательности расположения текста и иллюстраций (которая также оценивалась

судом при установлении охраноспособности), то вывод суда о ее оригинальности также не основывается на
материалах дела. В мотивировочной части решения суд ссылается на представленные истцом "копии
рабочих материалов по разработке инструкции". Содержание этих документов судом специально не
исследовалось; он ограничился простой ссылкой на них. Как можно судить по приведенной общей
характеристике, в такого рода материалах должен отражаться скорее временной процесс составления
инструкции, а не оригинальность расположения в ней материалов (что действительно представляло бы
собой наглядный признак творческого составительства, если бы в инструкции присутствовало).
Весьма показательно употребление судом в ходе квалификации выражения "расположение текстовой

и графической информации" (выделено мной. - Е.К.). На информацию в силу ее объективности авторско-
правовая охрана, как известно, не распространяется. Иное не согласовывалось бы с предъявляемым ст.
1257 ГК РФ требованием к автору (первичному правообладателю): таковым может быть признано лишь
лицо, создавшее произведение творческим трудом. Невзирая на прямо выраженное в упомянутой статье
указание законодателя (закрепляющее тем самым требование и в отношении охраняемого объекта -
выступать результатом творческой деятельности <1>), процитированное выражение используется в тексте
судебного решения с целью, прямо противоположной намерению законодателя, а именно для обоснования
охраняемости объекта авторским правом.
--------------------------------
<1> Такое толкование нашло формальное подтверждение со стороны высших судебных инстанций (в
п. 28 Постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ N 5/29 от 26.03.2009 "О некоторых вопросах, возникших в
связи с введением в действие части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации").
В мотивировочной части решения судом было дано в этой связи специальное пояснение о том, что
"использование при разработке инструкции некоторой информации из различных источников, в том числе из
ГОСТов, не противоречит смыслу гражданского законодательства в сфере защиты прав на результаты
интеллектуальной деятельности, не влияет на отношение инструкции к объектам авторских прав, а
следовательно, и ее охраноспособности как составного произведения". Такое пояснение не представляется,
однако, достаточным для обоснования охраноспособности инструкции. Присутствие в объекте
неохраняемых элементов не порочило бы его охраноспособность только в случае, если бы этот объект по

каким-либо иным своим свойствам отвечал критериям авторско-правовой охраны. Однако, как мы видели,
подобные свойства судом были признаны лишь декларативно, без достаточных на то оснований.
Суммируя сказанное, отметим некоторые обстоятельства, которые представляются нам

заслуживающими внимания.
Как мы видели, в данном деле на истца было возложено бремя доказывания охраноспособности
объекта. Внешне тем самым проявился правомерный отказ суда от применения презумпции об охране
авторским правом объекта, подпадающего под перечень ст. 1259 ГК. Однако оценка представленных
доводов и доказательств проводилась судом излишне формально. Вывод об охраноспособности ряда
текстов, рисунков и снимков практически следовал из факта облечения такой подборки материалов в
объективную внешнюю форму, доходя до автоматизма. Ситуация была близка к возврату суда к
применению все же указанной презумпции.
Проводимая судом квалификация объекта на предмет относимости к объектам, охраняемым

авторским правом, могла бы стать системной и точной, если бы судом был принят во внимание четкий
ориентир, данный на этот счет законодателем.
Пункт 5 ст. 1259 ГК прямо исключает из сферы авторско-правовой охраны "идеи, концепции,
принципы, методы, процессы, системы, способы, решения технических, организационных или иных задач,
открытия, факты, языки программирования, геологическую информацию о недрах", а п. 6 той же статьи -
"сообщения о событиях и фактах, имеющие исключительно информационный характер". Представляется,
что в системе отечественной авторско-правовой охраны на данное двойное исключение падает важная
смысловая нагрузка. Выполняя роль ограничителя, за который не должно заходить усмотрение суда в ходе
установления факта охраноспособности, приведенное исключение выступает в качестве юридико-
технического приема, призванного обеспечить соблюдение основополагающих отборочных критериев
авторско-правовой охраны, ее концептуальную чистоту.
Опираясь на такое указание, спорную методическую инструкцию в комментируемом деле следовало

оценить комплексно. Принимая во внимание преследуемые данной инструкцией практические цели, нужно
было исследовать всю ее и каждый из ее элементов и частей на предмет выяснения подчиненности этим
целям. Если бы удалось выявить какие-либо проявления неподчиненности целям, какие-либо проявления
личности автора (авторов), то тем самым была бы доказана охраноспособность всей инструкции или каких-
то ее элементов либо частей. Суд, однако, проигнорировал закрепленные в ст. 1259 ГК РФ прямые
исключения из сферы авторско-правовой охраны, что свидетельствовало о неправильном применении
судом указанной нормы материального права.
Решение суда первой инстанции было обжаловано ответчиком в апелляционный суд, который не
нашел оснований для отмены или изменения решения. Ни неполного выяснения обстоятельств, имеющих
значение для дела, ни недоказанности установленных обстоятельств, ни неправильного применения норм
материального права в действиях суда первой инстанции апелляционный суд не усмотрел.
В своем Постановлении <1> он практически без изменений воспроизвел аргументацию суда первой
инстанции, основывая вывод об охраноспособности инструкции на безоговорочном принятии утверждения
истца о том, что текст, в котором "показано, как правильно применять в работе информацию из текстов,
ГОСТов, СНиПов, сводов правил и другого множества разрозненных технических документов при работе с
продукцией завода "ИКАПЛАСТ", представляет собой "авторскую методику", результат интеллектуальной
деятельности ее разработчиков.
--------------------------------
<1> См.: Постановление Первого арбитражного апелляционного суда от 11.05.2018 по делу N А43-
34415/2017.
Примечательно то внимание, которое в Постановлении (так же, как и в решении суда первой
инстанции) обращается судом на полное совпадение названия инструкции, разработанной истцом, и
инструкции, помещенной на сайт ответчика (инструкция по проектированию и монтажу трубопроводов из
полиэтилена), равно как на совпадения названий соответствующих глав и разделов, а также на

присутствующую в инструкции, помещенной на сайт ответчика, прямую ссылку на продукцию завода истца.
Указанные примеры совпадений приводятся в ходе установления судом факта нарушения

исключительного авторского права. В данном контексте очевидно, что речь идет не столько о признаках,
позволяющих идентифицировать произведение (ведь различительная способность, дающая возможность
индивидуализировать товары, выступает критерием охраны товарных знаков, но не авторских
произведений), сколько об установлении факта заимствования существенного элемента произведения. Тем
самым выясняется такой существенный признак произведения, который давал бы возможность
претендовать на авторско-правовую охрану.
Акцентирование голой информации еще раз подчеркивает отсутствие у судов как первой, так и
апелляционной инстанции намерения исследовать существенные для авторского произведения свойства,
придавая значение главным образом внешним формальным признакам объекта. Такой подход не
согласуется с вытекающим из совокупного смысла ст. 1257 и 1259 требованием законодателя о наличии у
охраняемого авторским правом произведения качеств результата именно творческой деятельности. Как
представляется, имело место неправильное истолкование судами норм материального права.
Произведения, имеющие заметное (в частности, по своему объему) информационное содержание,

составляют особую группу объектов авторского права. Само по себе информационное содержание не
является охраноспособным (что следует из общего положения ст. 1257 ГК РФ об основном критерии
авторско-правовой охраны, а также из уточняющих указаний п. 5 и 6 ст. 1259 ГК РФ). Тем не менее
охраняемая авторским правом оригинальная внешняя форма, способ выражения могут находиться в
подобных произведениях в значительной зависимости от информационного содержания. С особой
очевидностью это видно на примере методических инструкций: преследуемые ими функциональные цели
предопределяют способ, манеру изложения и группировки материала.
Российское авторское право не отказывает априори объектам в охране единственно по причине их

функционального назначения (как это произошло бы в праве США). Право требует лишь четко проводить
грань между информационной составляющей и охраняемыми элементами произведения. Однако процесс
предоставления авторско-правовой охраны такого рода объектам будет на практике проходить более
сложным путем, чем это, как правило, происходит. Доказать творческий характер деятельности при
создании подобного рода произведений (высокоинформативных, подчиненных прагматичным целям,
стилистически мало индивидуализированных, с глубоко запрятанными проявлениями личности автора)
будет непросто.
Разумеется, необходимость в доказывании снимается с истца действием презумпции об отнесении

любого произведения из перечня ст. 1259 к числу созданных творческим трудом. Опровержимость данной
презумпции может, однако, возвратить лицо, ищущее в суде защиты авторского права, в неудобную для него
позицию стороны, несущей бремя доказывания своего права.
В отечественной судебно-арбитражной практике не разработано на этот счет никаких специальных

способов доказывания и разработок. Аргументация, используемая судами в ходе признания
охраноспособности таких объектов, как методики (инструкции), представляется в целом хаотичной. Как
можно заметить, в случаях, когда спор идет о любом высокоинформационном объекте (не обязательно
методике), правоприменительная практика склоняется скорее к предоставлению, чем к отказу в
предоставлении авторско-правовой охраны.
Комментируемое дело является примером того, как суды в своем стремлении избежать неясностей
при квалификации предпочитают даже не пытаться предпринимать изощренных изысканий (понимая, что не
имеют для этого ориентиров). Вместо этого ими избирается упрощенный путь: они обращаются к
презумпции охраноспособности перечисленных в п. 1 ст. 1259 ГК видов произведений. Такой путь
представляется им тем более привлекательным, что высшими судами особо подчеркивалось наличие
указанной презумпции в п. 28 Постановления от 26.03.2009 N 5/29 "О некоторых вопросах, возникших в
связи с введением в действие части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации".
Причем, как видно на примере комментируемого дела, это может происходить даже в тех случаях,
когда упомянутая презумпция формально неприменима, будучи оспоренной ответчиком.

В тех же случаях, когда ответчик не выдвигает возражений в отношении охраноспособности спорного

объекта, применение судами указанной презумпции практически всегда носит чисто механический характер,
без учета важнейшего изначального условия ее применения <1>. Последнее заключается в том, что
охраняемыми предполагаются облеченные в одну из перечисленных в ст. 1259 объективных форм, как
сказано в п. 1 указанной статьи, "произведения" (т.е. результаты творческой деятельности). И далее в п. 5 и
6 приводятся прямые исключения из сферы авторско-правовой охраны, касающиеся информации. По
смыслу ст. 1257 и 1259 такое указание закона должно рассматриваться как подавляющее рассматриваемую
презумпцию.
--------------------------------
<1> Еще один пример такого подхода очевидно прослеживается в Постановлении Девятого
арбитражного апелляционного суда от 05.05.2016 N 09АП-7201/2016 и последующем Постановлении Суда
по интеллектуальным правам от 15.09.2016 по делу N А40-56099/2014, рассмотренному Арбитражным
судом г. Москвы 15.12.2015. Отвергнув аргумент суда первой инстанции о нормативном характере методики
определения токсичности воды и водных вытяжек из почв, осадков сточных вод, отходов по смертности и
изменению плодовитости цериодафний (послуживший основанием для отказа в охране указанной методики
авторским правом со ссылкой на положения п. 6 ст. 1259 ГК РФ), суды апелляционной и кассационной
инстанций автоматически применили к данной Методике презумпцию об охране объекта из перечня п. 1 ст.
1259 ГК РФ. Вопрос об информативности Методики ни одним из судов (включая суд первой инстанции) не
затрагивался.
Сказанное свидетельствует о складывающейся практике неправильного применения российскими

судами презумпции, закрепленной частью четвертой ГК РФ (ст. 1259) в целях признания объектов
охраноспособными по авторскому праву. В результате в систему авторско-правовой охраны проникают не
свойственные ей элементы - объекты, лишенные творческого начала. Такую практику (так же, как и
процитированное выше указание) следует признать не отвечающей смыслу гл. 70 ГК РФ.
Как можно предположить, благоприятная среда для такого неправильного применения норм закона
создана Постановлением Пленумов ВС РФ и ВАС РФ N 5/29, в п. 28 которого указывается, что при
выяснении вопроса об охраноспособности произведений не следует придавать решающего значения их
"новизне, уникальности и (или) оригинальности". В контексте изложенных проблем правоприменения такая
формулировка (в части упоминания об уникальности и оригинальности) представляется дезориентирующей
суды и нуждается в устранении или, по крайней мере, в существенной корректировке.
С.А. СИНИЦЫН
ЗАЩИТА ПРАВ ПАТЕНТООБЛАДАТЕЛЕЙ ПРИ СТОЛКНОВЕНИИ ПАТЕНТОВ
(комментарий к решению Арбитражного суда Московской области

от 04.07.2018 и Постановлению Десятого арбитражного
апелляционного суда от 17.09.2018 по делу N А41-87845/17)
Синицын С.А., доктор юридических наук, ведущий научный сотрудник отдела гражданского
В Арбитражный суд г. Москвы обратился Бристол-Майерс Сквибб Холдингс Аэрленд к ООО "Натива" с
иском о пресечении действий, создающих угрозу нарушения исключительного права на патент на
изобретение. Из искового заявления, отзыва на иск и обстоятельств, установленных судом по разрешению
спора, усматриваются следующие обстоятельства.
Бристол-Майерс Сквибб Холдингс Аэрленд (Bristol-Myers Squibb Holdings Ireland, Hinterbergstrasse 16,
6312 Steinhausen, Switzerland) обратился в Арбитражный суд Московской области с иском к ООО "НАТИВА"
с учетом уточнений от 14.06.2018 о пресечении действий, создающих угрозу нарушения исключительного
права на патент на изобретение, а именно:
- признать использование изобретения по независимому п. 1 патента РФ N 2260592 в лекарственном

препарате "Дазатиниб-натив" (МНН - дазатиниб), регистрационное удостоверение N ЛП-004202 от

20.03.2017:
- пресечь действия общества с ограниченной ответственностью "Натива", создающие угрозу

нарушения исключительного права на патент РФ N 2260592, а именно обязать общество с ограниченной
ответственностью "Натива" подать заявление об исключении сведений о государственной регистрации
предельной отпускной цены на лекарственный препарат "Дазатиниб-натив" (МНН - дазатиниб),
регистрационное удостоверение N ЛП-004202 от 20.03.2017, из государственного реестра предельных
отпускных цен на лекарственные препараты, включенные в перечень ЖНВЛП, и не подавать заявление о
регистрации предельной отпускной цены на лекарственный препарат "Дазатиниб-натив" (МНН - дазатиниб),
регистрационное удостоверение N ЛП-004202 от 20.03.2017, до срока истечения действия патента РФ N
2260592, т.е. до 30.01.2023 или более ранней даты в случае досрочного прекращения срока действия
патента РФ N 2260592;
- обязать общество с ограниченной ответственностью "Натива" не вводить в гражданский оборот на

территории Российской Федерации лекарственный препарат "Дазатиниб-натив", регистрационное
удостоверение N ЛП-004202 от 20.03.2017, до даты истечения срока действия патента РФ N 2260592, т.е. до
30.01.2023 или более ранней даты в случае досрочного прекращения срока действия патента РФ N
2260592.
В судебном заседании истец поддержал свои требования по доводам, изложенным в иске и

дополнениях к нему.
Ответчик иск не признал, представил пояснения к отзыву.
Судом установлены следующие обстоятельства спора и проверена законность и обоснованность

правопритязаний спорящих сторон.
Согласно представленным доказательствам по делу истец является юридическим лицом, входящим в

группу компаний "Бристол-Майерс Сквибб", фармацевтической компании, специализирующейся на
разработке, производстве и продаже лекарственных средств. Лекарственный препарат "Спрайсел" (МНН -
дазатиниб) зарегистрирован в Государственном реестре лекарственных средств 29.01.2008 за N ЛСР-
000256/08 (таблетки, покрытые пленочной оболочкой, 20 мг, 50 мг, 70 мг) и за N ЛСР-008175/10 от
17.08.2010 (таблетки, покрытые пленочной оболочкой, 100 мг) (далее - спрайсел).
Дазатиниб включен в перечень жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов

(ЖНВЛП) на 2017 г. в соответствии с распоряжением Правительства РФ от 28.12.2016 N 2885-р. Спрайсел
вводится в гражданский оборот на территории Российской Федерации с согласия и под контролем
патентообладателя (истца) и охраняется патентом. Срок действия патента истекает 30.01.2023.
20.03.2017 ответчиком зарегистрирован воспроизведенный лекарственный препарат "Дазатиниб-

натив", который, по мнению истца, биоэквивалентен лекарственному препарату "Спрайсел".
В соответствии с п. 1 ст. 13 Федерального закона "Об обращении лекарственных средств" введение

лекарственных препаратов в оборот на территории Российской Федерации допускается только при условии
их регистрации Министерством здравоохранения РФ.
20.03.2017 лекарственный препарат "Дазатиниб-натив" был зарегистрирован уполномоченным

органом.
В соответствии с п. 4 ст. 61 Федерального закона "Об обращении лекарственных средств" не

допускаются реализация и отпуск лекарственных препаратов, включенных в перечень ЖНВЛП, на которые
не зарегистрирована предельная отпускная цена.
22.05.2017 предельная отпускная цена на лекарственный препарат "Дазатиниб-натив" была

зарегистрирована.
Учитывая данное обстоятельство, полагая, что вышеуказанными действиями ответчика нарушаются

его права, поскольку в лекарственном препарате ответчика используется патент истца, последний
обратился в суд с настоящим иском.

Возражая против иска, ответчик указал, что при производстве лекарственного препарата "Дазатиниб-
натив" ООО "Натива" использует собственное изобретение, охраняемое патентом РФ N 2567537 с датой
приоритета от 23.04.2014, который никем не оспорен и является действующим.
В препарате "Дазатиниб-натив", изготавливаемом ООО "Натива", используется вещество,

предусмотренное п. 1 формулы изобретения, предусмотренного патентом N 2567537. Заключением
судебной экспертизы от 30.05.2018 установлено, что при производстве препарата "Дазатиниб-натив" также
используется независимый п. 1 формулы изобретения "Циклические ингибиторы протеинтирозинкиназ" по
патенту РФ N 2260592. Следовательно, п. 1 формулы изобретения по патенту N 2260592 и п. 1 формулы
изобретения по патенту N 2567537 содержат одинаковые либо эквивалентные признаки по каждому из
патентов.
В соответствии с п. 3 ст. 1358 ГК РФ изобретение признается использованным в продукте, если

продукт содержит каждый признак изобретения, приведенный в независимом пункте содержащейся в
патенте формулы изобретения.
По мнению истца, воспроизведенный лекарственный препарат "Дазатиниб-натив" содержит дазатиниб

в качестве активного действующего вещества. Дазатиниб охраняется независимым п. 1 формулы патента.
Следовательно, лекарственный препарат "Дазатиниб-натив" содержит каждый признак, приведенный в
независимом п. 1 содержащейся в патенте формулы изобретения, а следовательно, в соответствии с п. 3 ст.
1358 ГК РФ изобретение следует признать использованным.
В обоснование принятого решения по делу суд указал на следующие обстоятельства: патент,

принадлежащий ответчику, является действующим и не оспорен в установленном порядке. Согласно п. 9
Обзора практики рассмотрения арбитражными судами дел, связанных с применением законодательства об
интеллектуальной собственности, утвержденного информационным письмом от 13.12.2007 N 122, при
наличии двух патентов на полезную модель с одинаковыми либо эквивалентными признаками,
приведенными в независимом пункте формулы, до признания в установленном порядке недействительным
патента с более поздней датой приоритета действия обладателя данного патента по его использованию не
могут быть расценены в качестве нарушения патента с более ранней датой приоритета. С учетом
разъяснения, данного в Постановлении Президиума ВАС РФ от 01.12.2009 N 8091/09, о применимости
указанной правовой позиции по отношению к изобретениям наличие у ответчика самостоятельного
действующего патента на лекарственный препарат исключает возможность квалификации его действий в
качестве нарушения патентов истца. Суд указал, что для применения указанного разъяснения необходимо
установить, что в более позднем патенте присутствуют все признаки (одинаковые либо эквивалентные),
содержащиеся как минимум в одном из пунктов более раннего патента.
Обстоятельства рассмотренного дела ставят следующие научно-практические вопросы, актуальные

для науки патентного права и текущей правоприменительной практики:
Обоснованно ли утверждение, что действующий патент на изобретение, не оспоренный в

установленном порядке, не может нарушать патент с более ранней датой регистрации?
Является ли единственным способом защиты права правообладателя в случае нарушения его патента
другим действующим патентом оспаривание патента в установленном порядке?
В каких случаях при установлении зависимости одного патента от другого суд может выдать
принудительную лицензию правообладателю второго (зависимого) патента?
Являются ли условия, предусмотренные ст. 1362 ГК РФ, исчерпывающими для принятия судом
решения о выдаче принудительной лицензии?
Каким образом применяется разъяснение, содержащееся в п. 9 Обзора практики рассмотрения

арбитражными судами дел, связанных с применением законодательства об интеллектуальной
собственности, утвержденного информационным письмом Президиума ВАС РФ от 13.12.2007 N 122, к
патентам на изобретения?
Должен ли суд руководствоваться разъяснением, содержащимся в указанном п. 9 Обзора практики

рассмотрения арбитражными судами дел, связанных с применением законодательства об

интеллектуальной собственности, утвержденного информационным письмом Президиумом ВАС РФ от

13.12.2007 N 122, в случаях, когда в более позднем патенте присутствуют все признаки (одинаковые либо
эквивалентные), содержащиеся как минимум в одном из пунктов более раннего патента?
Лишают ли разъяснения, данные в п. 9 Обзора практики рассмотрения арбитражными судами дел,

связанных с применением законодательства об интеллектуальной собственности, утвержденного
информационным письмом Президиума ВАС РФ от 13.12.2007 N 122, правообладателя патента с более
ранней датой регистрации права на защиту своего патента путем оспаривания патента с более поздней
датой регистрации (при наличии нарушения)?
Анализ положений законодательства Российской Федерации и правоприменительной практики по

вопросам, сформулированным заказчиком, позволяет прийти к следующим выводам.
1. Обоснованно ли утверждение, что действующий патент на изобретение, не оспоренный в

установленном порядке, не может нарушать патент с более ранней датой регистрации? В силу закона
интеллектуальные права на изобретения, полезные модели и промышленные образцы отнесены к
патентным правам (п. 1 ст. 1345 ГК РФ).
Как следует из п. 1 ст. 1354 ГК РФ, патент на изобретение удостоверяет приоритет изобретения,
авторство и исключительное право на изобретение, притом что охрана интеллектуальных прав на
изобретение предоставляется на основании патента в объеме, определяемом содержащейся в патенте
формулой изобретения (п. 2 ст. 1354 ГК РФ), а исключительные права на изобретение признаются и
охраняются при условии государственной регистрации изобретения, на основании которой федеральный
орган исполнительной власти по интеллектуальной собственности выдает патент на изобретение (ст. 1353
ГК РФ). На территории Российской Федерации признаются исключительные права на изобретения,
удостоверенные патентами, выданными федеральным органом исполнительной власти по
интеллектуальной собственности, или патентами, имеющими силу на территории Российской Федерации в
соответствии с международными договорами Российской Федерации (ст. 1346 ГК РФ).
Из нормы ст. 1358 ГК РФ следует, что патентообладателю принадлежит исключительное право

использования изобретения в соответствии со ст. 1229 ГК РФ не противоречащим закону способом
(исключительное право на изобретение), в том числе способами, предусмотренными п. 2 ст. 1358 ГК РФ.
Раскрывая содержание исключительного права, законодатель в ст. 1229 ГК РФ определил, что

правообладатель может использовать результат интеллектуальной деятельности по своему усмотрению и
любым не противоречащим закону способом, в том числе распоряжаться исключительным правом на
изобретение, если иное не будет предусмотрено ГК РФ, а также разрешать или запрещать другим лицам
использование результата интеллектуальной деятельности, в том числе путем введения в гражданский
оборот продукта, в котором использовано изобретение (п. 2 ст. 1358 ГК РФ). Приведенные нормы
определяют правовой статус субъекта исключительного права на результат интеллектуальной деятельности
как правообладателя, устанавливая пределы осуществления исключительного права и возлагая пассивную
обязанность по его ненарушению на всех третьих лиц, не являющихся правообладателями.
Факт регистрации изобретения и выдачи патента носит правопорождающий и правоподтверждающий

характер, легитимирующий публичным порядком действия патентообладателя по осуществлению
исключительных прав на изобретение (п. 48 Постановления Пленума ВС РФ и Пленума ВАС РФ от
26.03.2009 N 5/29 "О некоторых вопросах, возникших с введением в действие части четвертой Гражданского
кодекса Российской Федерации"), в связи с чем действия патентообладателя по осуществлению
исключительных прав на зарегистрированное изобретение не отвечают признакам правонарушения и
противоправности, являясь полностью правомерными.
Нормы ст. 1359, 1229 ГК РФ не устанавливают возможности запрещения осуществления

исключительных прав на изобретение одним патентообладателем другому, поскольку возможность
установления таких запретов изначально ориентирована на третьих лиц, не являющихся
правообладателями. Возможные взаимные притязания патентообладателей предполагают режим
согласования форм осуществления исключительных прав на изобретения либо разрешение возникшего
патентного спора судом.

Нормальное развитие правоотношений на рынке результатов интеллектуальной деятельности при

отсутствии споров и разногласий субъектов права предполагает возможность и инициативу
патентообладателей по выработке и закреплению в договоре приемлемых и отвечающих их обоюдным
интересам условий осуществления исключительных прав на запатентованное изобретение. При наличии
конфликта интересов и (или) коллизий в осуществлении исключительных прав на запатентованное
изобретение несколькими патентообладателями российским законодателем предусмотрен специальный
судебный порядок прекращения действия патента (ст. 1398 - 1399 ГК РФ), специальный порядок выдачи
принудительной лицензии (ст. 1362 ГК РФ).
В правоотношениях патентообладателей на изобретения, пока не будет установлено иного их

соглашением или решением суда, предполагается, что каждым патентом подтверждается и охраняется
право на использование самостоятельного объекта интеллектуальной собственности - изобретения,
отвечающего необходимым требованиям новизны, изобретательскому уровню и промышленной
применимости (ст. 1350 ГК РФ).
Принимая во внимания действие Договора о патентной кооперации или Евразийской патентной

конвенции, российский законодатель устанавливает специальное регулирование евразийского патента и
патента РФ на идентичные изобретения, которым допускается, что евразийский патент и патент РФ на
идентичные изобретения, имеющие одну дату приоритета, могут принадлежать разным
патентообладателям, в связи с чем определен принцип соблюдения прав таких патентообладателей при
использовании запатентованного изобретения (ст. 1397 ГК РФ). Правила ст. 1397 ГК РФ не устанавливают
запрет на осуществление прав из евразийского патента и патента РФ для их правообладателей, не
разрешая вопросы о преимуществах в осуществлении прав на изобретение для одного из таких
патентообладателей, а закрепляют принцип использования запатентованного изобретения его
патентообладателями, что формирует определенный законом правовой режим осуществления прав
патентообладателями при использовании запатентованного изобретения.
В российской патентной практике имеются случаи выдачи нескольких патентов на одно изобретение,
что ведет к оспариванию патентов по требованию заинтересованных лиц в порядке, предусмотренном ст.
1398 ГК РФ. Однако до принятия решения о признании патента недействительным любые действия по
использованию изобретения вторым патентообладателем будут считаться правомерными. Возникающие
при этом возможные коллизии при осуществлении одинаковых по содержанию исключительных прав,
основанных на разных патентах на одно изобретение, подлежат урегулированию правообладателями в
добровольном или судебном порядке. Однако никаких препятствий в осуществлении исключительных прав
вторым правообладателем в связи с совпадением этих прав с правами первого правообладателя
законодательством не предусмотрено.
Патентообладатель, осуществляющий исключительные права на изобретение, реализует свое право

на результат интеллектуальной деятельности в собственном интересе и в любых формах, не нарушающих
установленные нормами права запреты и права иных правообладателей.
По существу, нарушением прав патентообладателя признаются любые действия третьего лица

(патентообладателя), а не другого патентообладателя по несанкционированному изготовлению,
применению, ввозу, предложению к продаже, продаже и иному введению в хозяйственный оборот продукта,
содержащего запатентованное изобретение, а также применение способа, охраняемого патентом, притом
что никто не может использовать изобретение, на которое выдан патент, без согласия патентообладателя.
Изложенное позволяет утверждать, что действия патентообладателя по осуществлению исключительных
прав на запатентованное изобретение могут рассматриваться только как правомерные.
Представляется значимой правовая позиция, сформированная практикой применения

законодательства об интеллектуальных правах и разрешения патентных споров (п. 9 информационного
письма Президиума ВАС РФ от 13.12.2007 N 122 "Обзор практики рассмотрения арбитражными судами дел,
связанных с применением законодательства об интеллектуальной собственности"; Постановления
Президиума ВАС РФ от 01.12.2009 N 8091/09, от 06.12.2011 N 9916/11), согласно которой при столкновении
двух патентов на изобретения, характеризуемые в патентной формуле тождественными или
"эквивалентными" признаками, каждый из патентообладателей вправе использовать запатентованный
объект без разрешения другого патентообладателя до тех пор, пока каждый из патентов действует. Иными
словами, при наличии двух патентов на изобретение с одинаковыми либо эквивалентными признаками,


могут быть расценены в качестве нарушения патента с более ранней датой приоритета.
Изложенное позволяет заключить, что действующий патент на изобретение и действия его

патентообладателя по использованию запатентованного изобретения, не оспоренные в установленном
законом порядке, не могут нарушать патент с более ранней датой регистрации. Возможные споры
патентообладателей по использованию запатентованного изобретения могут быть урегулированы как по их
соглашению добровольно, так и в судебном порядке при рассмотрении судом спора о признании патента с
более поздней датой регистрации недействительным (ст. 1398 ГК РФ). Осуществление исключительных
прав патентообладателя по второму патенту не может считаться нарушением исключительных прав
патентообладателя по первому патенту до тех пор, пока второй патент не будет оспорен и признан
недействительным в установленном законом порядке.
2. Является ли единственным способом защиты права правообладателя в случае нарушения

его патента другим действующим патентом оспаривание патента в установленном порядке? Способы
защиты гражданских прав определяются законом (ст. 12 ГК РФ), их применение обусловлено
обстоятельствами правонарушения (способом и формой противоправных действий), правовым статусом
субъекта права и правонарушителя, правовым режимом объекта права.
В ст. 1252 ГК РФ определены способы судебной защиты исключительных прав: иски о признании
исключительного права; иски о пресечении действий, нарушающих исключительное право или создающих
условия его нарушения; иски о возмещении убытков, иски об изъятии материального носителя у его
изготовителя, перевозчика, продавца, любого распространителя и недобросовестного приобретателя.
Приведенная норма является общей, и сфера ее действия изначально предполагает участие в деле
субъекта исключительного права (истца) и неправообладателя - нарушителя чужого исключительного права
(ответчика), а не двух равноуправомоченных лиц на использование результата интеллектуальной
деятельности субъектов права - патентообладателей, что ясно видно из определенных непосредственно
законом условий ее применения. В частности, непосредственно ГК РФ четко определены условия
удовлетворения названных исков: о признании исключительного права - ответчик отрицает или иным
образом не признает право, нарушая тем самым интересы правообладателя; о пресечении действий,
нарушающих исключительное право или создающих угрозу его нарушения, - ответчик должен совершить
противоправные действия, нарушающие исключительные права, или осуществлять необходимые
приготовления к ним; о возмещении убытков - к лицу, неправомерно использовавшему результат
интеллектуальной деятельности или средство индивидуализации без заключения соглашения с
правообладателем (бездоговорное использование) либо иным образом нарушившему его исключительное
право и причинившему ему ущерб, в том числе нарушившему его право на вознаграждение,
предусмотренное ст. 1245, п. 3 ст. 1263 и ст. 1326 ГК РФ.
В разделе ГК РФ о патентном праве законодателем конкретизированы споры о защите нарушенных

или оспоренных патентных прав (ст. 1460), отдельно предусмотрены основания признания действующего
патента недействительным (ст. 1398).
Статьей 1398 ГК РФ установлены основания признания недействительным патента на изобретение,

реализуемые по требованиям заинтересованного лица:
1) несоответствие изобретения условиям патентоспособности, установленным ГК РФ, или

требованиям, предусмотренным п. 4 ст. 1349 ГК РФ;
2) несоответствие документов заявки на изобретение, представленных на дату ее подачи, требованию

раскрытия сущности изобретения с полнотой, достаточной для осуществления изобретения специалистом в
данной области техники;
3) наличие в формуле изобретения, которая содержится в решении о выдаче патента, признаков, не

раскрытых на дату подачи заявки в документах, представленных на эту дату (п. 2 ст. 1378 ГК РФ);
4) выдача патента при наличии нескольких заявок на идентичные изобретения, имеющих одну и ту же
дату приоритета, с нарушением условий, предусмотренных ст. 1383 ГК РФ;

5) выдача патента с указанием в нем в качестве автора или патентообладателя лица, не являющегося
таковым в соответствии с ГК РФ, либо без указания в патенте в качестве автора или патентообладателя
лица, являющегося таковым в соответствии с ГК РФ.
Приведенный перечень оснований недействительности выданных патентов является исчерпывающим

и дает право заинтересованным в оспаривании действующего патента лицам, в том числе и другим
патентообладателям, обратиться с требованиями об оспаривании выданного патента в административном
или судебном порядке. Конституционный смысл положений ст. 1398 ГК РФ усматривается в
дифференцированной законодателем системе правовой защиты интеллектуальных прав, учитывающей
особенности объектов прав на результат интеллектуальной деятельности и правовую природу
соответствующих споров (Определение КС РФ от 10.03.2016 N 448-О).
По правовым последствиям признание патента на изобретение недействительным означает отмену

соответствующего решения федерального органа исполнительной власти по интеллектуальной
собственности о выдаче патента (ст. 1387 ГК РФ) и сопровождается аннулированием записи в
Государственном реестре изобретений РФ (ст. 1393 ГК РФ) с сохранением силы лицензионных договоров,
заключенных в период действия патента, в той мере, в какой они были исполнены к моменту принятия
решения о недействительности патента.
Изложенное позволяет заключить, что единственным способом защиты права правообладателя в

случае нарушения его патента другим действующим патентом является оспаривание патента в
установленном законом порядке.
3. В каких случаях при установлении зависимости одного патента от другого суд может выдать
принудительную лицензию правообладателю второго (зависимого) патента? Учитывая возможные
столкновения патентов и интересов их правообладателей, российский законодатель устанавливает особый
правовой режим зависимого изобретения (ст. 1358.1 ГК РФ), определяя зависимое изобретение признаком
невозможности его использования в продукте или способе без использования обладающих старшим правом
других запатентованных изобретений. Такое регулирование обусловлено невозможностью автономного
осуществления прав на зависимое изобретение только волей его патентообладателя без нарушения
подтвержденных патентом прав на изобретение, права на которое оформлены старшим патентом.
Установленный законом правовой режим зависимого изобретения закрепляет специальные требования к
осуществлению исключительных прав на зависимое изобретение, причем возможное столкновение
интересов старшего и младшего патентообладателей потенциально разрешимо либо их соглашением, либо
действием принудительной лицензии (ст. 1362 ГК РФ).
В ст. 1239 гл. 69 разд. VII "Права на результаты интеллектуальной деятельности и средства
индивидуализации" ГК РФ закреплено, что в случаях, предусмотренных ГК РФ, суд может по требованию
заинтересованного лица принять решение о предоставлении ему на указанных в решении суда условиях
права использования результата интеллектуальной деятельности, исключительное право на который
принадлежит другому лицу (принудительная лицензия). Статьей 1239 ГК РФ установлен правовой режим
принудительной лицензии как установленного законом ограничения свободного использования результата
интеллектуальной деятельности субъектом исключительного права, правомочного по общему правилу по
своему усмотрению использовать этот результат, запрещать и разрешать другим лицам такое
использование. Действие принудительной лицензии означает, что при наличии установленных законом
условий правообладатель не может отказаться от предоставления права использования результата
интеллектуальной деятельности лицам, которые в силу закона и против воли правообладателя
управомочены требовать предоставления им этого права в принудительном порядке.
Регламентируя общий принцип действия режима принудительной лицензии как принудительного

ограничения прав правообладателя в ст. 1239 ГК РФ, законодатель поддерживает баланс интересов
правообладателя и лиц, претендующих на получение принудительной лицензии, посредством введения
судебной процедуры установления режима принудительной лицензии, что необходимо как естественное
условие дальнейшего развития средств производства и уровня техники. Принудительная лицензия по
существу является лицензионным договором, заключаемым в силу закона в обязательном порядке (ст. 445,
446 ГК РФ), в связи с чем объем и условия использования запатентованного изобретения определяются в
судебном решении, принятом по иску о предоставлении принудительной лицензии. В соответствии с п. 18
Постановления Пленума ВС РФ и Пленума ВАС РФ от 26.03.2009 N 5/29 "О некоторых вопросах, возникших

в связи с введением в действие части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации" суд должен
в резолютивной части решения указать условия лицензионного договора о предоставлении простой
(неисключительной) лицензии. Соответствующий лицензионный договор будет считаться заключенным на
условиях, указанных в решении суда, с момента вступления в законную силу соответствующего решения
суда (п. 4 ст. 445 ГК РФ). В ст. 1239 ГК РФ не установлены конкретные условия предоставления
принудительных лицензий, которые в специальных нормах законодательства и в зависимости от объекта
права определены законодателем различно (в отношении изобретений, полезных моделей и
промышленных образцов - ст. 1360, 1362 ГК РФ, в отношении селекционного достижения - ст. 1423 ГК РФ).
Важно обратить внимание на высокую социальную значимость института принудительной лицензии,

действие которого способствует дальнейшему развитию технологий производства и росту научно-
технического прогресса общества за счет использования уже запатентованных решений, обеспечивая
здоровую конкурентную среду на рынке технологий в условиях недискриминационного доступа к уже
апробированным техническим решениям участников производства для достижения новых результатов,
развития и совершенствования уже имеющихся технических решений. Законодательная регламентация
принудительной лицензии показывает ограниченность понимания патентного права как абсолютного,
содержание которого может быть сведено только к запрещению полученных и охраняемых патентом
результатов при нереализации самим патентообладателем предоставленных и гарантированных ему
патентом правовых возможностей, что может свидетельствовать о том, что законодательная регламентация
института принудительной лицензии создает значимые юридические гарантии роста производства,
совершенствования технологий и свободы конкуренции на рынке. Цели и последствия регулирования
принудительной лицензии показывают, что профилирующим правомочием, составляющим содержание
исключительного права, является правомочие правообладателя самому использовать объект
исключительного права, в связи с чем запретительная функция исключительного права, обращенная к
любым третьим лицам, не может превалировать над правом правообладателя самому использовать
принадлежащий ему объект права - результат интеллектуальной деятельности.
Такое понимание принудительной лицензии полностью согласуется с международными

обязательствами Российской Федерации - в п. А - (2) ст. 5 Парижской конвенции цели предоставления
принудительной лицензии связываются с "предотвращением злоупотреблений, которые могут возникнуть в
результате осуществления исключительного права, предоставляемого патентом, например в случае
неиспользования патента".
В развитие общих положений о принудительной лицензии, закрепленных в ст. 1239 ГК РФ, и

применительно к специфике патентных правоотношений ст. 1362 ГК РФ устанавливает специальное
регулирование принудительной лицензии на изобретение, включая определение условий ее
предоставления, бремени доказывания для участников спора и полномочий суда по разрешению
поступившего заявления о предоставлении простой (неисключительной) лицензии, содержание и пределы
действия принудительной лицензии.
Часть 2 ст. 1362 ГК РФ устанавливает специальное регулирование правоотношений нескольких

патентообладателей по поводу использования изобретений, одно из которых по определенным законом
признакам (ст. 1358.1 ГК РФ) будет считаться зависимым. В частности, закон допускает, что в случае, если
патентообладатель не может использовать изобретение, на которое он имеет исключительное право, не
нарушая при этом прав обладателя другого патента на изобретение (первого патента), отказавшегося от
заключения лицензионного договора на условиях, соответствующих установившейся практике, обладатель
патента (второго патента) имеет право обратиться в суд с иском к обладателю первого патента о
предоставлении принудительной простой (неисключительной) лицензии на использование на территории
Российской Федерации запатентованного первым патентом изобретения. При этом в заявлении о
предоставлении принудительной лицензии заявитель указывает предлагаемые обладателем второго
патента условия предоставления принудительной лицензии, в том числе объем использования изобретения.
Также законодателем определены предмет доказывания и условия удовлетворения иска о предоставлении
принудительной лицензии: если патентообладатель, имеющий исключительное право на зависимое
произведение, докажет, что зависимое произведение представляет собой важное техническое достижение и
имеет существенные экономические преимущества перед изобретением обладателя первого патента, суд
принимает решение о предоставлении принудительной лицензии.
Изложенное позволяет заключить, что в соответствии с требованиями закона (ст. 1362 ГК РФ) при

установлении зависимости одного патента от другого суд принимает решение о предоставлении

принудительной лицензии правообладателю второго (зависимого) патента при условии доказанности
следующих обстоятельств:
- патентообладатель второго (зависимого) патента не может использовать изобретение, на которое он

имеет подтвержденное патентом исключительное право, не нарушая при этом права обладателя первого
патента. Бремя доказывания этих обстоятельств возлагается на истца, требующего предоставления
принудительной лицензии;
- обладатель первого патента на изобретение отказал обладателю второго патента на изобретение в

заключении лицензионного договора на условиях, соответствующих установившейся практике. Обладатель
второго патента должен представить в суд данные о том, что им были предприняты попытки заключить
лицензионный договор с обладателем первого патента на условиях, соответствующих установившейся
коммерческой практике, в течение разумного периода времени и эти попытки были им отклонены;
- обладатель второго патента указал условия предоставления ему принудительной лицензии, в том
числе объем использования изобретения, размер, порядок и сроки платежей;
- обладатель второго патента доказал, что запатентованное им изобретение представляет собой

важное техническое достижение и имеет существенные экономические преимущества перед изобретением
обладателя первого патента. Обладатель второго патента должен доказать преимущества своего
изобретения в суде.
4. Являются ли условия, предусмотренные ст. 1362 ГК РФ, исчерпывающими для принятия

судом решения о выдаче принудительной лицензии? Действующая редакция ст. 1362 "Принудительная
лицензия на изобретение, полезную модель или промышленный образец" ГК РФ закрепляет нормативные
условия, требуемые для выдачи принудительной лицензии. Законодатель дифференцирует два случая
применения принудительной лицензии, устанавливая специальное регулирование для каждого из них.
Первый случай определяется ситуациями, при которых патентообладатель не использует

(недостаточно использует) изобретение в течение четырех лет со дня выдачи патента, что приводит к
недостаточному предложению соответствующих товаров, работ или услуг на рынке. При таких
обстоятельствах лицо, готовое и желающее использовать такие изобретения при отказе патентообладателя
заключить с ним лицензионный договор на условиях, соответствующих установившейся практике, считается
наделенным правом обратиться в суд к патентообладателю о предоставлении принудительной (простой)
неисключительной лицензии на использование на территории Российской Федерации изобретения. В силу
прямого указания приведенной нормы истец по иску о предоставлении принудительной простой
(неисключительной) лицензии к патентообладателю на использование изобретения на территории
Российской Федерации обязан доказать совокупность следующих условий, являющихся достаточными для
предоставления принудительной лицензии:
- изобретение не используется или недостаточно используется патентообладателем в течение четырех

лет со дня выдачи патента;
- неиспользование изобретения приводит к недостаточному предложению соответствующих товаров,

работ и услуг на рынке;
- лицо, заявившее требование о предоставлении принудительной лицензии, имеет техническую

возможность использования изобретения;
- отказ патентообладателя от заключения лицензионного договора на условиях, соответствующих

установившейся практике;
- в исковом заявлении о предоставлении принудительной лицензии на использование на территории

изобретения заявитель указал предлагаемые им условия ее предоставления, в том числе объем
использования изобретения, размер, порядок и сроки платежей.
При определении оснований предоставления принудительной лицензии на использование на

территории РФ изобретения по требованию патентообладателя, лишенного возможности использования

изобретения, не нарушая при этом прав обладателя другого патента (первого патента) на изобретение,
законодатель устанавливает следующие условия:
- патентообладатель второго (зависимого) патента не может использовать изобретение, на которое он

имеет подтвержденное патентом исключительное право, не нарушая при этом права обладателя первого
патента;
- обладатель первого патента на изобретение отказал обладателю второго патента на изобретение в

заключении лицензионного договора на условиях, соответствующих установившейся практике;
- обладатель второго патента указал условия предоставления ему принудительной лицензии, в том
числе объем использования изобретения, размер, порядок и сроки платежей;
- обладатель второго патента доказал, что запатентованное им изобретение представляет собой

важное техническое достижение и имеет существенные экономические преимущества перед изобретением
обладателя первого патента.
При разрешении вопроса об исчерпывающем или открытом перечне оснований предоставления

принудительной лицензии необходимо учитывать предопределенность содержания ст. 1362 ГК РФ
принятыми Российской Федерацией международными обязательствами, а именно нормами Соглашения по
торговым аспектам прав интеллектуальной собственности (ТРИПС) (ВТО, Уругвайский раунд
многосторонних торговых переговоров, 15.04.1994):
- ст. 13 "Ограничения и изъятия": "Члены вводят ограничения или изъятия в отношении

исключительных прав для некоторых особых случаев, которые не вступают в противоречие с обычным
использованием произведения и необоснованно не ущемляют законные интересы правообладателя";
- ст. 31 "Другие виды использования без разрешения патентообладателя": "Если законодательство

члена разрешает иное использование (относится к любому использованию, отличному от разрешенного)
объекта патента без разрешения правообладателя, включая использование государством или третьими
лицами, уполномоченными государством, должны соблюдаться следующие положения:
(a) разрешение на такое использование должно основываться на индивидуальных характеристиках

предмета;
(b) такое использование может быть разрешено только в том случае, если до начала такого
использования предполагаемый пользователь делал попытки получения разрешения от правообладателя
на разумных коммерческих условиях, и в течение разумного периода времени эти попытки не завершились
успехом. Это требование может быть снято членом в случае чрезвычайной ситуации в стране или других
обстоятельств крайней необходимости или в случае некоммерческого использования государством. При
чрезвычайных ситуациях в стране или других обстоятельствах крайней необходимости правообладатель,
тем не менее, должен быть уведомлен об этом как можно скорее. В случае некоммерческого использования
государством, если правительство или подрядчик, без проведения патентного поиска, знает или имеет
доказуемые основания знать, что действующий патент используется или будет использоваться
государством или в его интересах, правообладатель должен быть немедленно проинформирован об этом;
(c) объем и продолжительность такого использования ограничиваются целями, для которых оно было
разрешено, и в случае технологии полупроводников оно должно быть исключительно некоммерческим
использованием государством или предназначено для исправления практики, которая в результате
судебных или административных процедур определена как антиконкурентная;
(d) такое использование не является исключительным;
(e) такое использование не подлежит цессии, кроме как с той частью предприятия или его
нематериальных активов, которые осуществляют такое использование;
(f) любое такое использование разрешается в первую очередь для обеспечения потребностей
внутреннего рынка члена, дающего разрешение на такое использование;

(g) разрешение на такое использование подлежит отмене при надлежащем соблюдении защиты
законных интересов лиц, получивших такое разрешение, если и когда обстоятельства, которые привели к
этому, прекращают существовать, и маловероятно, что они возобновятся. Компетентные власти должны
иметь полномочия повторно, по мотивированному заявлению, рассмотреть, продолжают ли существовать
эти обстоятельства;
(h) правообладателю выплачивается соответствующее вознаграждение с учетом обстоятельств в

каждом случае и экономической стоимости разрешения;
(i) юридическая сила любого решения, относящегося к разрешению такого использования, может быть
предметом судебного пересмотра или иного независимого пересмотра отдельным вышестоящим органом
власти упомянутого члена;
(j) любое решение, касающееся вознаграждения, предусмотренного в отношении такого

использования, может быть предметом судебного пересмотра или иного независимого пересмотра
отдельным вышестоящим органом власти упомянутого члена;
(k) члены не обязаны применять условия, изложенные в подп. (b) и (f), в случаях, если такое
использование разрешено для исправления практики, определенной в результате судебных или
административных процедур как антиконкурентная. Необходимость исправления антиконкурентной
практики может быть принята во внимание при определении в таких случаях размера вознаграждения.
Компетентные органы должны иметь полномочия отказать в отмене разрешения, если и когда есть
вероятность того, что условия, которые привели к такому разрешению, возникнут вновь;
(l) если такое использование разрешено с тем, чтобы допустить использование патента ("второго
патента"), который не может быть использован, не нарушая другого патента ("первого патента"),
применяются следующие дополнительные условия:
(i) изобретение, заявленное во втором патенте, по сравнению с изобретением, заявленным в первом

патенте, должно включать в себя важное техническое достижение, имеющее большое экономическое
значение;
(ii) владелец первого патента должен иметь право на перекрестную лицензию на разумных условиях
для того, чтобы использовать изобретение, заявленное во втором патенте;
(iii) использование, разрешенное в отношении первого патента, не подлежит цессии, кроме как с
передачей прав на второй патент".
Кроме того, дополнительные основания, по которым возможно установление принудительного

лицензирования, предусмотрены ст. 31 bis <1> Соглашения ТРИПС.
--------------------------------
<1> См.: приложение к Протоколу об изменении Соглашения ТРИПС (подписан в г. Женеве

06.12.2005).
Приведенные положения с достаточной степенью полноты и ясности учтены редакцией ст. 1362 ГК
РФ, их расширительное толкование и потенциальное дополнение установленных законом условий
предоставления принудительной лицензии правоприменительной практикой создают существенный риск
необоснованного ущемления законных интересов владельца второго патента на изобретение в получении
принудительной лицензии и использования собственного изобретения, как и вообще невозможность
предоставления принудительной лицензии на установленных непосредственно нормой закона условиях.
Помимо ущемления прав и законных интересов обладателя второго патента неединообразный и
произвольный подход правоприменителя к определению условий предоставления принудительной лицензии
неминуемо повлечет за собой разночтения в подходах правоприменительной практики к применению нормы
ст. 1362 ГК РФ, что существенно осложнит становление единообразия правоприменительной практики и ее
гармонизацию в части применения законодательства об интеллектуальной собственности.
Изложенное позволяет заключить, что условия предоставления принудительной лицензии,

предусмотренные ст. 1362 ГК РФ, являются ясными и исчерпывающим образом определенными

непосредственно законодателем, обязательными для принятия судами при разрешении споров о выдаче
принудительной лицензии на использование запатентованного изобретения, оснований их расширительного
толкования на стадии правоприменения не усматривается.
5. Каким образом применяется разъяснение, содержащееся в п. 9 Обзора практики

интеллектуальной собственности, утвержденного информационным письмом Президиума ВАС РФ
от 13.12.2007 N 122, к патентам на изобретения? Пунктом 9 информационного письма Президиума ВАС
РФ от 13.12.2007 N 122 "Обзор практики рассмотрения арбитражными судами дел, связанных с
применением законодательства об интеллектуальной собственности" высшей судебной инстанцией
сформулировано следующее правоположение (судебно-правовая позиция): "При наличии двух патентов на
полезную модель с одинаковыми либо эквивалентными признаками, приведенными в независимом пункте
формулы, до признания в установленном порядке недействительным патента с более поздней датой
приоритета действия обладателя данного патента по его использованию не могут быть расценены в
качестве нарушения патента с более ранней датой приоритета".
Как следует из буквального смысла использованных правоприменителем слов и выражений, а также и

непосредственно из приведенного в Обзоре ВАС РФ примера судебного дела, указанный подход изначально
был ориентирован на спор патентообладателей полезных моделей и лишь впоследствии самой
правоприменительной практикой сфера его применения была распространена и на изобретения
(Постановление Президиума ВАС РФ от 01.12.2009 N 8091/09; Постановления Суда по интеллектуальным
правам от 02.06.2014 по делу N А45-4175/2013, от 25.12.2014 по делу N А40-11111/2014).
В п. 9 рассматриваемого Обзора ВАС РФ сформулирована четкая и универсальная позиция для

разрешения любых патентных споров, согласно которой фактически до момента признания
недействительным одного из патентов действия патентообладателей по осуществлению исключительных
прав и использованию запатентованного изобретения считаются правомерными, не образуя состав
правонарушения.
Это подтверждается и новейшей судебной практикой. Например, наличие у производителя

воспроизведенного лекарственного препарата самостоятельного действующего патента на изобретение,
используемое в регистрируемом лекарственном препарате, делает невозможным квалификацию его
действий по вводу препарата в гражданский оборот в качестве нарушения прав обладателя
первоначального патента, идентичного второму патенту <1>.
--------------------------------
<1> См.: решение Арбитражного суда Московской области от 01.06.2018 по делу N А41-3828/18 по
иску компании "Байер ХелсКерЭлЭлСи" к ООО Натива".
Важно учитывать, что ограничительное толкование и применение п. 9 Обзора практики рассмотрения

собственности, при разрешении патентных споров обусловлено конкретными обстоятельствами
разрешаемого дела и позицией судов, выработанной при разрешении конкретного дела применительно к
его индивидуальным фактическим обстоятельствам. Сформулированные судебными инстанциями подходы
к применению п. 9 Обзора практики рассмотрения арбитражными судами дел, связанных с применением
законодательства об интеллектуальной собственности, относимы только к условиям рассмотрения и
разрешения конкретного судебного спора и никак не влияют на объем и общеобязательное значение
выработанных ВАС РФ подходов для правоприменения.
На универсальность и обязательность применения подходов, выработанных Президиумом ВАС РФ,

неоднократно обращалось внимание в текущей правоприменительной практике высших судов судебной
системы России. В частности, в Постановлении КС РФ от 21.01.2010 N 1-П указано, что правовая позиция
ВАС РФ является основание пересмотра уже вынесенных судебных актов и принятия вновь принимаемых
судебных актов, а толкование закона высшими судебными органами является обязательным для
нижестоящих судов на будущее время, в связи с чем особое внимание было обращено на следующее:
"Вытекающее из статьи 127 Конституции Российской Федерации правомочие Высшего Арбитражного Суда

Российской Федерации давать разъяснения по вопросам судебной практики направлено на поддержание

единообразия в толковании и применении норм права арбитражными судами и является одним из
элементов конституционного механизма охраны единства и непротиворечивости российской правовой
системы, который основан на предписаниях статей 15 (часть 1), 17, 18, 19 и 120 Конституции Российской
Федерации и реализация которого в процессуальном регулировании обеспечивается установленной
законом возможностью отмены судебных актов, в том числе в случае их расхождения с актами высшего
суда в системе арбитражных судов Российской Федерации, дающими разъяснения по вопросам судебной
практики. Осуществление Высшим Арбитражным Судом Российской Федерации этого правомочия
объективно не может не основываться на вырабатываемых им правовых позициях, содержащих толкование
разъясняемых положений законодательства. Отрицание права Высшего Арбитражного Суда Российской
Федерации давать на основе обобщения судебной практики абстрактное толкование применяемых
арбитражными судами норм права и формировать соответствующие правовые позиции означало бы
умаление его конституционных функций и предназначения как высшего суда в системе арбитражных
судов..."
Упразднение ВАС РФ как высшей инстанции системы арбитражных судов в судебной системе
Российской Федерации не повлияло на юридическое значение и обязательность применения судами
выработанных им подходов до их изменения ВС РФ.
В соответствии со ст. 3 Федерального конституционного закона от 04.06.2014 N 8-ФКЗ "О внесении

изменений в Федеральный конституционный закон "Об арбитражных судах в Российской Федерации" и
статью 2 Федерального конституционного закона "О Верховном Суде Российской Федерации" разъяснения
по вопросам судебной практики применения законов и нормативных правовых актов, данные Пленумом
ВАС РФ, сохраняют силу до принятия Пленумом ВС РФ соответствующих решений. Пленум ВАС РФ
неоднократно указывал, что содержащиеся в постановлениях Президиума ВАС РФ подходы к толкованию
правовых норм являются общеобязательными и подлежат применению при рассмотрении арбитражными
судами аналогичных дел (п. 11 Постановления Пленума ВАС РФ от 30.06.2011 N 52 "О применении
положений Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при пересмотре судебных актов
по новым или вновь открывшимся обстоятельствам").
Изложенное позволяет заключить, что в патентных спорах на изобретения применение разъяснений,

содержащихся в п. 9 Обзора практики рассмотрения арбитражными судами дел, связанных с применением
законодательства об интеллектуальной собственности, является обязательным при разрешении споров
патентообладателей с различными датами приоритета патентов, а выработанные в этой части Президиумом
ВАС подходы носят универсальный характер и не исчерпываются спецификой и индивидуальными
фактическими обстоятельствами разрешаемых патентных споров.
6. Должен ли суд руководствоваться разъяснением, содержащимся в п. 9 Обзора практики

интеллектуальной собственности, в случаях, когда в более позднем патенте присутствуют все
признаки (одинаковые либо эквивалентные), содержащиеся как минимум в одном из пунктов более
раннего патента? Общеобязательность применения правовой позиции, сформулированной Президиумом
ВАС РФ в п. 9 Обзора практики рассмотрения арбитражными судами дел, связанных с применением
законодательства об интеллектуальной собственности при разрешении арбитражными судами любых
патентных споров, обусловлена универсальностью использованной высшей судебной инстанцией
формулировки: "При наличии двух патентов с одинаковыми либо эквивалентными признаками,
могут быть расценены в качестве нарушения патента с более ранней датой приоритета".
Обязательность и сфера надлежащего применения арбитражными судами подхода, закрепленного п.

9 Обзора практики рассмотрения арбитражными судами дел, связанных с применением законодательства
об интеллектуальной собственности, при разрешении любых патентных споров не ограничиваются
отдельными обстоятельствами и индивидуальной спецификой патентных споров, в связи с чем отсутствуют
достаточные правовые основания для установления судами первой, апелляционной и кассационной
инстанций в текущей правоприменительной практике дифференцированного применения
сформулированной ВАС РФ судебно-правовой позиции, в том числе и посредством исключения из-под ее
действия случаев, когда в более позднем патенте присутствуют все признаки (одинаковые либо

эквивалентные), содержащиеся как минимум в одном из пунктов более раннего патента.
Необходимость четкого, единообразного и безукоснительного применения позиции ВАС РФ,

сформулированной в п. 9 рассматриваемого Обзора, в текущей правоприменительной практике разрешения
любых патентных споров независимо от их конкретных обстоятельств обусловлена не только
обязательностью ее применения и универсальностью выработанного ВАС РФ подхода, но и тем
обстоятельством, что любое ее уточнение по сфере применения (конкретные условия столкновения
патентов, правоотношения патентообладателей, сфера действия изобретения и др.) инициативой судов
первой, апелляционной и кассационной инстанций неминуемо влечет ее переформулировку, а по сути,
изменение содержания выработанного высшей судебной инстанцией подхода, что в условиях упразднения
ВАС РФ невозможно иначе кроме как по инициативе высшей судебной инстанции, формирующей
единообразие правоприменительной практики, - ВС РФ.
В комментируемом Постановлении суда апелляционной инстанции по делу N А41-87845/17 Десятый

апелляционный суд верно отметил, что в п. 9 информационного письма N 122 установлены основания для
признания за патентообладателем права на использование изобретения, невзирая на наличие патента с
более ранней датой приоритета. В качестве таких оснований выступает наличие одинаковых или
эквивалентных признаков. Если одинаковые или эквивалентные признаки в патентах не обнаружены, то
положения п. 9 информационного письма N 122 не подлежат применению, так как отсутствует коллизия
патентов. В этом случае признается, что патенты выданы на разные охраняемые объекты. С учетом
изложенного при наличии двух патентов на изобретение с одинаковыми либо эквивалентными признаками,
приведенными в независимом пункте формулы, действия ответчика по использованию своего патента не
могут быть расценены в качестве нарушения патента с более ранней датой приоритета.
Изложенное позволяет заключить, что единообразное и точное применение правовой позиции,

сформулированной Президиумом ВАС РФ в п. 9 Обзора практики рассмотрения арбитражными судами дел,
связанных с применением законодательства об интеллектуальной собственности, является
общеобязательным для арбитражных судов при разрешении любых патентных споров, включая и частные
случаи, когда в более позднем патенте присутствуют все признаки (одинаковые либо эквивалентные),
содержащиеся как минимум в одном из пунктов более раннего патента.
7. Лишают ли разъяснения, данные в п. 9 Обзора практики рассмотрения арбитражными

судами дел, связанных с применением законодательства об интеллектуальной собственности,
правообладателя патента с более ранней датой регистрации права на защиту своего патента путем
оспаривания патента с более поздней датой регистрации (при наличии нарушения)? Разъяснения,
данные ВАС РФ в п. 9 Обзора практики рассмотрения арбитражными судами дел, связанных с применением
законодательства об интеллектуальной собственности, не дают правовой оценки содержания
конкурирующих прав патентообладателей и не позволяют установить преимущества и приоритет в
осуществлении прав на использование изобретения в отношении одного из патентообладателей, нисколько
не ограничивая при этом возможности осуществления и защиты прав на использование запатентованного
изобретения для каждого из них, допуская тем самым перспективу разрешения патентного спора судом по
существу. Так, при наличии достаточных оснований полагать, что патентом с более поздней датой
регистрации нарушаются права патентообладателя с более ранней датой регистрации, заинтересованный в
защите патентных прав патентообладатель правомочен обратиться с требованием о признании патента с
более поздней датой регистрации недействительным на основании и в порядке, которые определены в ст.
1398 ГК РФ. Вместе с тем обладатель патента, имеющего более поздний приоритет, не лишен возможности
оспаривать выдачу патента с более ранним приоритетом по любым основаниям, предусмотренным в ст.
1398 ГК РФ, при их наличии. При этом обязанность по доказыванию оснований недействительности того или
иного патента возлагается на истца.
Изложенное позволяет заключить, что разъяснения, данные в п. 9 Обзора практики рассмотрения

собственности, не лишают и не ограничивают правообладателя патента с более ранней датой регистрации
права на защиту своего патента путем оспаривания патента с более поздней датой регистрации с
возложением на него бремени доказывания оснований недействительности патента.
ПРИМЕНЕНИЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА О ГОСУДАРСТВЕННОМ

ОБОРОННОМ ЗАКАЗЕ И ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЗАКУПКАХ

О.А. БЕЛЯЕВА
ЗАКЛЮЧЕНИЕ ДОГОВОРА БАНКОВСКОГО СОПРОВОЖДЕНИЯ КОНТРАКТА

В СФЕРЕ ГОСУДАРСТВЕННОГО ОБОРОННОГО ЗАКАЗА
(Определение ВС РФ от 20.12.2017 N 310-ЭС17-19202

по делу N А09-15617/2016)
Беляева О.А., доктор юридических наук, профессор РАН, ведущий научный сотрудник, заведующий
кафедрой частноправовых дисциплин ИЗиСП.
Акционерное общество "Брянский химический завод имени 50-летия СССР" (далее - АО "БХЗ", истец)
обратилось в Арбитражный суд Брянской области с исковым заявлением к публичному акционерному
обществу "Сбербанк России" в лице Брянского отделения N 8605 (далее - ПАО "Сбербанк России", ответчик)
об обязании ответчика заключить договор банковского сопровождения путем подписания заявления о
присоединении к Правилам банковского сопровождения контракта, заключенного в целях исполнения
государственного оборонного заказа, обязании ПАО "Сбербанк России" открыть отдельный счет в
соответствии с оформленным АО "БХЗ" заявлением о присоединении к указанным Правилам банковского
сопровождения контракта.
В обоснование исковых требований истец ссылался на положения ст. 421, 426, 445, 846 ГК РФ, ст. 76
НК РФ, ст. 1, 8 Федерального закона от 31.05.1996 N 61-ФЗ "Об обороне", ст. 8 Закона о государственном
оборонном заказе.
Решением Арбитражного суда Брянской области исковые требования удовлетворены. Решение суда
первой инстанции оставлено в силе Постановлением Двадцатого арбитражного апелляционного суда, а
также Постановлением Арбитражного суда Центрального округа от 28.08.2017 по делу N А09-15617/2016.
Определением ВС РФ от 20.12.2017 N 310-ЭС17-19202 было отказано в передаче дела N А09-15617/2016 в
Судебную коллегию по экономическим спорам ВС РФ для пересмотра в порядке кассационного
производства.
Обстоятельства спора состояли в следующем.
В обеспечение исполнения государственного контракта от 15.09.2014 N

1417187326372020104009048/З/4/5/28-14-ДОГОЗ между ОАО "Завод им. В.А. Дегтярева" (далее - ОАО
"ЗИД") и АО "БХЗ" 07.06.2016 был заключен контракт N ОСП 07/06/16-13.
ОАО "ЗИД" письменно сообщило АО "БХЗ" о необходимости открытия отдельного счета в ПАО
"Сбербанк России" в соответствии с требованиями Закона о государственном оборонном заказе, уведомив
об открытии банковского счета ОАО "ЗИД".
В связи с этим АО "БХЗ" 07.09.2016 обратилось в дополнительный офис N 0803 Брянского отделения
N 8605 ПАО "Сбербанк России" с заявлением о присоединении (для исполнителя государственного
оборонного заказа) к договору о банковском сопровождении и открытии отдельного счета в соответствии с
требованиями Закона о государственном оборонном заказе.
Причиной отказа банка в заключении договора банковского сопровождения и открытии отдельного

банковского счета послужило наличие информации о действующих решениях налоговых/таможенных
органов о приостановлении операций по счетам клиента.
АО "БХЗ" обратилось в Брянское отделение N 8605 - филиал ПАО "Сбербанк России" с претензией от
12.09.2016 N ЮЖ-2581 о необходимости заключить договор о банковском сопровождении и открытии
отдельного счета, но вновь получило отказ. По мнению банка, приостановление налоговым органом
операций по счетам клиента является препятствием для открытия отдельного расчетного счета.
Ссылаясь на наличие оснований для заключения договора банковского сопровождения в соответствии

с требованиями Закона о государственном оборонном заказе и отказ ПАО "Сбербанк России" в заключении

договора банковского счета и открытии отдельного банковского счета, АО "БХЗ" обратилось с иском в
арбитражный суд.
Все судебные инстанции пришли к выводу об удовлетворении исковых требований ввиду следующего.
В соответствии со ст. 421 ГК РФ граждане и юридические лица свободны в заключении договора,

условия договора определяются по усмотрению сторон. Понуждение к заключению договора не
допускается, за исключением случаев, когда обязанность заключить договор предусмотрена настоящим ГК
РФ, законом или добровольно принятым обязательством.
В силу п. 2 ст. 846 ГК РФ банк обязан заключить договор банковского счета с клиентом, обратившимся
с предложением открыть счет на объявленных банком для открытия счетов данного вида условиях,
соответствующих требованиям, предусмотренным законом или установленными в соответствии с ним
банковскими правилами.
Банк не вправе отказать в открытии счета, совершение операций по которому предусмотрено законом,
учредительными документами банка и выданным ему разрешением (лицензией), за исключением случаев,
когда такой отказ вызван отсутствием у банка возможности принять на банковское обслуживание либо
допускается законом или иными правовыми актами.
При необоснованном уклонении банка от заключения договора банковского счета клиент вправе
предъявить ему требования, предусмотренные п. 4 ст. 445 ГК РФ. Так, если сторона, для которой в
соответствии с ГК РФ или иными законами заключение договора обязательно, уклоняется от его
заключения, другая сторона вправе обратиться в суд с требованием о понуждении заключить договор.
В соответствии с п. 1 ч. 2 ст. 8.2 Закона о государственном оборонном заказе уполномоченный банк

обязан заключить с головным исполнителем, исполнителем договоры о банковском сопровождении и
открыть им отдельные счета. Отдельный счет - это счет, открытый головному исполнителю, исполнителю в
уполномоченном банке для осуществления расчетов по государственному оборонному заказу в
соответствии с условиями государственного контракта, контракта (п. 10 ст. 3 Закона о государственном
оборонном заказе).
Судебные инстанции пришли к выводу о том, что договор банковского счета является публичным
договором, который истец обязан заключить в силу Закона о государственном оборонном заказе, в связи с
чем ответчик не вправе отказывать истцу в его заключении. Доводы ПАО "Сбербанк России" о том, что
приостановление налоговым органом операций по счетам истца является препятствием для открытия
отдельного расчетного счета, всеми судебными инстанциями были отклонены.
Законом о государственном оборонном заказе предусмотрено создание банковской системы расчетов

по государственному оборонному заказу с использованием отдельных счетов, открываемых и
обслуживаемых уполномоченными банками. Для расчетов участников государственного оборонного заказа
выбираются уполномоченные банки, открывающие отдельные счета. Отдельные счета обязательны для
открытия всеми участниками общественных отношений в сфере государственного оборонного заказа
(головными исполнителями и исполнителями).
При этом конкретный уполномоченный банк выбирается головным исполнителем из числа

уполномоченных банков в соответствии с п. 1 ч. 1 ст. 8 Закона о государственном оборонном заказе. В
соответствии с п. 2 ч. 2 ст. 8 Закона о государственном оборонном заказе исполнитель заключает договор о
банковском сопровождении с уполномоченным банком, выбранным головным исполнителем.
Открытие отдельного счета является обязанностью исполнителя по государственному оборонному

заказу, а цель заключения такого договора - получение вознаграждения за исполнение контракта в сфере
государственного оборонного заказа.
Ссылки ПАО "Сбербанк России" на письма Министерства финансов РФ и ФНС России не были
приняты во внимание судами, поскольку согласно Постановлению Президиума ВАС РФ от 16.01.2007 N
12547/06 данные письма не отвечают критериям нормативного правового акта.
Более того, как отметили суды, истец лишен возможности иным способом получить средства за

изготовленный и поставленный товар в рамках контракта.
***
Комментируемое дело ставит ряд интересных вопросов о сущности банковского сопровождения в

государственном оборонном заказе, правах и обязанностях уполномоченного банка и исполнителя,
соотношении правового режима отдельного счета с общими правилами ГК РФ о договоре банковского счета.
1. Система банковского сопровождения была введена в сферу государственного оборонного заказа

относительно недавно Федеральным законом от 29.06.2015 N 159-ФЗ <1>. Суть ее заключается в том, что
все денежные потоки оборонно-промышленного комплекса нашей страны замыкаются на несколько банков,
именуемых "уполномоченными". Поначалу перечень уполномоченных банков, обслуживающих
государственный оборонный заказ, формировался двумя путями. Часть банков получала данный статус,
если соответствовала следующим критериям:
1) банк имеет собственные средства (капитал) по состоянию на первое число отчетного месяца в
размере не менее 100 млрд руб.;
2) банк находится под контролем Российской Федерации или Банка России. Под контролем в этом
контексте понимается возможность Российской Федерации или Банка России прямо или косвенно (через
юридическое лицо или через несколько юридических лиц) определять решения, принимаемые банком
посредством распоряжения более чем 50% общего количества голосов, приходящихся на голосующие
акции (доли), составляющие уставный капитал банка, назначать (избирать) единоличный исполнительный
орган и (или) более 50% состава наблюдательного совета (совета директоров) банка;
3) банк имеет лицензию на проведение работ, связанных с использованием сведений, составляющих

государственную тайну.
--------------------------------
<1> См. подробнее: Беляева О.А. Гособоронзаказ: законодательный нонсенс // Аукционный вестник.
2016. N 302. С. 3 - 5.
Банковское сопровождение установлено также и для других государственных (муниципальных)

контрактов. Но эта система по своей организации кардинальным образом отличается от сферы
государственного оборонного заказа. См. ст. 35 Федерального закона от 05.04.2013 N 44-ФЗ "О контрактной
системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд",
Правила осуществления банковского сопровождения контрактов, утв. Постановлением Правительства РФ
от 20.09.2014 N 963.
Другая часть банков определялась Правительством РФ по согласованию с Президентом РФ.
Перечень уполномоченных банков размещался на официальном сайте Банка России. Нужно

подчеркнуть, что этих банков всегда было крайне мало, так, никогда их не было более 10 на всю систему
государственного оборонного заказа. Иными словами, система настолько не "насыщена", что о праве
(возможностях) исполнителя выбрать уполномоченный банк говорить никогда не приходилось.
Сейчас подход к определению уполномоченных банков несколько изменился: критерии едины <1>, а
сам перечень больше в сети Интернет не публикуется. Список уполномоченных банков просто сообщается
государственным заказчиком головному исполнителю без разглашения этой информации публично (ч. 3 ст.
8.1 Закона о государственном оборонном заказе в редакции Федерального закона от 31.12.2017 N 481-ФЗ).
Такое кардинальное изменение регулирования имеет очень простое объяснение - это вынужденная мера в
связи с ведением в отношении уполномоченных банков санкционной политики со стороны иностранных
государств. Поэтому Российская Федерация в настоящее время принимает меры по сокрытию многих
сведений, имеющих как прямое, так и косвенное отношение к государственному оборонному заказу.
--------------------------------
<1> Банковское сопровождение осуществляется банком, который создан в соответствии с

законодательством Российской Федерации, обладает лицензией на проведение работ, связанных с

использованием сведений, составляющих государственную тайну, и в отношении которого Правительством
РФ по согласованию с Президентом РФ принято решение об отнесении к категории уполномоченных банков
(ч. 1 ст. 8.1 Закона о государственном оборонном заказе в редакции Федерального закона от 31.12.2017 N
481-ФЗ).
Возможности выбора банка у истца (исполнителя государственного оборонного заказа) не было и по

другой причине, которая в основном и обусловила возникновение комментируемого судебного спора.
Центральным понятием в государственном оборонном заказе является "кооперация головного

исполнителя" - совокупность взаимодействующих между собой лиц, участвующих в поставках продукции по
государственному оборонному заказу в рамках сопровождаемых сделок. В кооперацию входят головной
исполнитель, заключающий государственный контракт с государственным заказчиком, исполнители,
заключающие контракты с головным исполнителем, и исполнители, заключающие контракты с
исполнителями (п. 4.1 ст. 3 Закона о государственном оборонном заказе). Головной исполнитель - это всегда
контрагент государственного заказчика по государственному контракту (например, Минобороны России,
ФСБ России и т.д.). Исполнители, в свою очередь, составляют договорную цепочку, некий своего рода
субподряд, их сделки (контракты) носят вспомогательный по отношению к государственному контракту
характер. Связующей нитью кооперации выступает идентификатор государственного контракта -
уникальный номер, который используется и в государственном контракте, и далее по всей глубине
кооперации в каждом контракте (сопровождаемой сделке).
Несмотря на недавние законодательные изменения, связанные с алгоритмом определения

уполномоченного банка, суть его выбора осталась неизмененной. Право выбора уполномоченного банка
принадлежало и принадлежит исключительно головному исполнителю (п. 2 ч. 1 ст. 8 Закона о
государственном оборонном заказе). Все остальные звенья кооперации уже никого не выбирают: они
получают сведения об уполномоченном банке как данность и обязаны открывать отдельный счет для
обслуживания своей сделки с головным исполнителем или другим исполнителем только в данном
конкретном банке.
Так и случилось в комментируемом деле, судя по всему, истец был третьим звеном кооперации,
поскольку исполнителем государственного контракта был не он, а его контрагент (ОАО "ЗИД"), от которого
истцу и поступила информация о необходимости открытия отдельного счета именно в ПАО "Сбербанк
России" <1>.
--------------------------------
<1> Как считать уровни ("глубину") кооперации - вопрос в правоприменительной практике открытый.
Мы полагаем целесообразным и правильным считать ее начиная с уровня государственного заказчика.
Конечно, возникает много вопросов относительно адекватности подобной системы правового

воздействия на хозяйствующих субъектов, которые являются обычными участниками гражданского оборота,
но оказываются серьезным образом ограничены в реализации своих гражданских прав. Ведь выходит так,
что поступление информации об идентификаторе государственного контракта и наименовании
уполномоченного банка сразу же блокирует волеизъявление исполнителя. Объяснение, как нам
представляется, заключено в положениях абз. 2 п. 2 ст. 1 ГК РФ, допускающих ограничение гражданских
прав в целях обеспечения обороны страны и безопасности государства. Обычные свободные отношения в
данной специфической сфере общественных отношений попросту невозможны.
Открытие отдельного счета в уполномоченном банке производится по принципу "один контракт - один
счет", в связи с чем у одного исполнителя число отдельных счетов может доходить до нескольких тысяч.
Суть такого подхода очень спорна с точки зрения практической целесообразности и трудозатрат, связанных
с учетной политикой предприятий, но в целом понятна. Задача - структурировать все денежные потоки,
распределив их строго по отдельным счетам, чтобы абсолютно все расходные операции были прозрачны
для банковского контроля и могли быть без особых усилий соотнесены с тем или иным контрактом.
Специалисты в области государственного оборонного заказа небезосновательно отмечают главную

негативную черту этой системы банковского сопровождения - она ограничивает конкуренцию, ограничивает

возможности использования денежных средств, полученных организацией, заключившей контракт (договор)

на выполнение заданий в рамках государственного оборонного заказа, на иные цели. Участвовать будет не
тот, кто дает лучшую продукцию, а тот, кто в состоянии обойтись без бюджетных средств. В таких условиях
предприятие не сможет использовать полученные ресурсы в обороте, его развитие ограничивается.
Поэтому применение анализируемого режима приводит к тому, что потенциальные поставщики (подрядчики)
отказываются заключать контракты с головными исполнителями и исполнителями оборонного заказа <1>.
--------------------------------
<1> См.: Амангельды А.А., Беляева О.А., Варламова А.Н. и др. Конкуренция в рыночной экономике:
пределы свободы и ограничений: Монография / Отв. ред. А.В. Габов. М., 2016. С. 265 (автор параграфа -
В.И. Кузнецов).
Итак, для истца выбора не было: если он включается в кооперацию головного исполнителя
государственного оборонного заказа, то, получая информацию об идентификаторе государственного
контракта и о наименовании уполномоченного банка, он обязан заключить договор банковского
сопровождения именно с данным банком (п. 2 ч. 2 ст. 8 Закона о государственном оборонном заказе).
Причем отсутствие такого договора означает невозможность заключения самой сопровождаемой

сделки (контракта между вторым и третьим звеном кооперации), а это, в свою очередь, риск признания
исполнителя (при условии, что он занимает доминирующее положение в соответствии со ст. 14 Закона о
государственном оборонном заказе) отказавшимся или уклонившимся от заключения договора,
необходимого для выполнения государственного оборонного заказа. Соответственно, к такому исполнителю
могут быть применены и меры административной ответственности на основании ч. 2 ст. 7.29.2 КоАП РФ.
2. Правовое положение исполнителя с учетом вышесказанного понятно, а каково при этом правовое
положение самого уполномоченного банка и в чем состоит суть банковского сопровождения?
Банковское сопровождение и ведение банковского счета - понятия разные. Сопровождение - это в

чистом виде контроль (запрос документов и сведений, мониторинг расчетов, приостановление операций по
счету, блокирование операций, совершение которых по отдельному счету запрещено, и проч.) <1>. При этом
на основании ч. 3 ст. 8.2 Закона о государственном оборонном заказе банковское сопровождение
осуществляется уполномоченным банком безвозмездно. Однако так ли это на самом деле?
--------------------------------
<1> На основании ст. 8.3 и 8.4 Закона о государственном оборонном заказе установлены обширные
перечни разрешенных и запрещенных операций по отдельному счету. Нет смысла приводить в настоящем
комментарии весь этот массив информации. Стоит подчеркнуть, что задача банка как раз и состоит в
отслеживании данных операций с целью недопущения отступления клиентов (исполнителей
государственного оборонного заказа) от режима использования отдельного счета.
Суть запретов и ограничений заключается в том, чтобы средства, нацеленные на финансирование

реализации государственного оборонного заказа, не отвлекались на иные цели (например, запрещено
размещение этих средств в депозиты, вложение их в покупку каких-либо финансовых инструментов и проч.).
Уместно обратиться к одному специфическому изъятию, установленному в п. 11 ч. 4 ст. 1

Федерального закона от 18.07.2011 N 223-ФЗ "О закупках товаров, работ, услуг отдельными видами
юридических лиц". Данная норма предусматривает, что указанный Закон не распространяет свое действие
на отношения, связанные с открытием головным исполнителем поставок продукции по государственному
оборонному заказу, исполнителем, участвующим в поставках продукции по государственному оборонному
заказу, в уполномоченном банке отдельного счета и заключением ими с уполномоченным банком договоров
о банковском сопровождении сопровождаемой сделки <1>.
--------------------------------
<1> Этот пример видится весьма уместным, поскольку на практике все головные исполнители
государственного оборонного заказа - это заказчики, работающие по правилам Закона N 223-ФЗ, т.е.
прогосударственные компании. "Случайных" субъектов из сферы частного бизнеса на уровне головных

исполнителей не бывает.
Логика появления данной нормы понятна, уполномоченных банков, как уже отмечалось, немного, так
что, казалось бы, у головного исполнителя и выбор невелик. Однако если банковское сопровождение
осуществляется уполномоченным банком безвозмездно, то, следовательно, и закупки в собственном
смысле этого слова у головного исполнителя (исполнителя) оборонного заказа не происходит <1>. Вместе с
тем отдельный счет - это тоже счет, банковский счет, банковское сопровождение и обслуживание
банковского счета - понятия разные, а потому возникает правовая неопределенность в вопросе о том,
относить ли расходы на обслуживание (а не само по себе открытие) отдельного счета к понятию "закупка"
<2>.
--------------------------------
<1> См. также: Беляева О.А. Гособоронзаказ-2016 // Аукционный вестник. 2016. N 274. С. 4 - 6.
<2> См. также: Беляева О.А. Корпоративные закупки: проблемы правового регулирования: Научно-
практическое пособие. М., 2018 С. 34.
По нашему мнению, следуя тексту анализируемой нормы, нет, но целесообразно, чтобы обслуживание
отдельных счетов тоже не являлось "закупкой", поскольку невозможно разграничить само по себе
банковское сопровождение счета и прочие услуги банка, связанные с его ведением.
Высказанные нами сомнения о невозможности разграничения сопровождения и обслуживания счета

подтверждаются позицией Банка России, изложенной в письме от 08.07.2016 N 12-1-4/1524 <1>. В нем
сказано, что отдельный счет, открываемый в случаях и для целей, предусмотренных Законом о
государственном оборонном заказе, является одним из видов банковских счетов - открытие и обслуживание
уполномоченными банками данного вида банковского счета осуществляются в общеустановленном для
банковских счетов порядке, который определяется законодательными актами Российской Федерации,
нормативными актами Банка России <2>, предусматривающими возможность взимания комиссии за
обслуживание счета. Вопрос комиссионного вознаграждения за обслуживание счета, в том числе его
размер, оговаривается уполномоченным банком с клиентом непосредственно в договоре банковского счета.
--------------------------------
<1> См.: 112 Бух - Информационный портал российских бухгалтеров [Электронный ресурс]. URL:
http://112buh.com/resursy/zakonodatel-stvo/pis-ma/tsbr/o-vzimanii-komissii-za-obsluzhivanie-otdel-nogo-scheta-
otkrytogo-v-upolnomochennom-banke-dlia-raschetov-po-gosoboronzakazu/.
<2> В частности, ГК РФ, Федеральным законом "О банках и банковской деятельности", Инструкцией
Банка России от 30.05.2014 N 153-И "Об открытии и закрытии банковских счетов, счетов по вкладам
(депозитам), депозитных счетов", Положением Банка России от 19.06.2012 N 383-П "О правилах
осуществления перевода денежных средств" и проч.
Тем самым открытие и обслуживание счета осуществляются уполномоченными банками за плату.
В итоге следует прийти к выводу о практической невозможности отграничения сопровождения и

обслуживания отдельного счета, который остается разновидностью банковского счета, хотя содержание
данных видов деятельности уполномоченного банка совершенно различно.
Согласно п. 1 ч. 2 ст. 8.2 Закона о государственном оборонном заказе уполномоченный банк обязан
открыть отдельный счет головному исполнителю, исполнителю государственного оборонного заказа.
Казалось бы, в чем тогда заключается суть спора в комментируемом деле между АО "БХЗ" и ПАО "Сбербанк
России"? Исполнитель обязан открыть счет, уполномоченный банк тоже обязан это сделать. Но проблема
заключается не в этом, а в том, что отраслевая специфика отношений по государственному оборонному
заказу "выбивается" из других особых требований нашего законодательства, которые уполномоченные
банки в равной степени также должны соблюдать.
3. Судебные инстанции в комментируемом деле правомерно отвергли доводы ответчика относительно

правового значения писем федеральных органов исполнительной власти. Но дело ведь не в письмах, а в

том, что по спорному вопросу имеются законодательные нормы прямого действия. Так, в силу прямого
запрета, закрепленного в п. 12 ст. 76 НК РФ, банки не вправе открывать банковский счет организации при
наличии решения налогового органа о приостановлении операций по счетам налогоплательщика-
организации и переводов его электронных денежных средств в банке. Никаких исключений из указанной
правовой нормы в части отдельного счета по государственному оборонному заказу НК РФ не устанавливает.
Таким образом, уполномоченный банк оказывается в патовой ситуации: соблюдая требования одного
федерального закона (специального характера), он неизбежно нарушает требования другого федерального
закона (общего характера). В комментируемом деле судебные инстанции даже не стали аргументировать
выбор применимого закона для разрешения спора, а просто отвергли доводы ПАО "Сбербанк России"
относительно требований налогового законодательства. На наш взгляд, достаточной аргументации такая
позиция не имеет.
Попутно следует привести и другой пример. Согласно п. 5.2 ст. 7 Федерального закона от 07.08.2001 N
115-ФЗ "О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и
финансированию терроризма" банк вправе отказаться от заключения договора банковского счета (вклада) с
физическим или юридическим лицом в соответствии с правилами внутреннего контроля кредитной
организации в случае наличия подозрений о том, что целью заключения такого договора является
совершение операций в целях легализации (отмывания) доходов, полученных преступным путем, или
финансирования терроризма.
При этом отказ от заключения договора банковского счета (вклада) и расторжение договора
банковского счета (вклада) по указанному основанию не являются основанием для возникновения
гражданско-правовой ответственности кредитной организации за совершение соответствующих действий.
Вопрос о применимом законе опять же остается на усмотрение суда, без судебной интервенции
самостоятельно сторонами спора он разрешен быть не может.
4. В актах судебных инстанций в комментируемом деле перманентно упоминался публичный характер

договора банковского счета. Однако в цивилистической науке сложилось совершенно другое мнение на этот
счет.
Договор банковского счета не должен считаться публичным, поскольку банк не может обеспечить
одинаковые условия обслуживания всем клиентам, различается и объем операций, выполняемых банком в
интересах владельца счета; банк также имеет право дифференцированного подхода к вопросам
кредитования счета, установления процентов за пользование средствами, находящимися на счете, и проч.
Кроме того, в законе отсутствует указание на публичность данного договора. Поэтому обязанность банка
заключить соответствующий договор (причем с оговорками и ссылками на иные препятствующие такому
заключению нормы закона) о его публичности не свидетельствует <1>.
--------------------------------
<1> См.: Кредитные организации в России: правовой аспект / Отв. ред. Е.А. Павлодский. М., 2006
(автор параграфа - А.Е. Шерстобитов). Подробную аргументацию безосновательного отнесения договора
банковского счета см. также: Ефимова Л.Г. Банковские сделки: Монография. М., 2006. С. 147; Ушкин Г.Н.
Проблемы договора банковского счета: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2002. С. 15.
***
Итак, общий вывод в комментируемом деле таков. Судебные инстанции приняли единообразные
постановления, руководствуясь "духом закона", но не его "буквой". И поставить под сомнение их выводы
весьма сложно, поскольку "буква" какой-либо ясности в разрешении спорной ситуации не привносит. В
неопределенном правовом положении оказываются как клиент (исполнитель государственного оборонного
заказа), так и уполномоченный банк. Оба субъекта обязаны заключить договор банковского сопровождения,
который по форме, но не по своей сути, является договором банковского счета.
Вместе с тем исполнитель государственного оборонного заказа без договора банковского

сопровождения лишен возможности исполнения сопровождаемой сделки (контракта); уполномоченный банк,
в свою очередь, заключая договор банковского сопровождения, находится "под ударом" ответственности за

нарушение общих требований налогового законодательства и законодательства о противодействии

легализации доходов, полученных преступным путем.
Комментируемое дело демонстрирует точечное решение проблемы (и даже не решение, так как
судебные инстанции свое мнение не аргументировали нормами закона), в то время как очевидна
необходимость принципиального разрешения этой коллизии. Однако возникает вопрос о векторе такого
изменения, ведь отказ от ограничительных норм, скажем, налогового законодательства тоже является не
вполне правильным. Нельзя, как нам представляется, полностью отказаться от соблюдения общих
запретов, потому что в конечном итоге это губительно скажется на системе банковского сопровождения
государственного оборонного заказа в целом. Вероятно, пока мы останемся в текущей ситуации точечного
разрешения законодательных коллизий на уровне судебных решений по конкретным спорам, не более того.
ВОПРОСЫ ПРИМЕНЕНИЯ АРБИТРАЖНЫМИ СУДАМИ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА

О НЕСОСТОЯТЕЛЬНОСТИ (БАНКРОТСТВЕ)
Д.Д. БЫКАНОВ
ПРИВЛЕЧЕНИЕ К СУБСИДИАРНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ В БАНКРОТСТВЕ
(Определение Арбитражного суда Новосибирской области

от 18.12.2017 по делу N А45-16606/2015, Постановление
Седьмого арбитражного апелляционного суда от 25.04.2018
N 07АП-5732/2017(2), 07АП-5732/2017(3), 07АП-5732/2017(4),
Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа
от 04.07.2018 N Ф04-2592/2018)
Быканов Д.Д., партнер MGP Lawyers, магистр юриспруденции, аспирант ИЗиСП.
Конкурсный управляющий ООО "РЕГИОН-РЕЗЕРВ" (далее - Должник), в отношении которого

решением Арбитражного суда Новосибирской области от 04.04.2016 открыто конкурсное производство,
обратился 04.10.2017 в арбитражный суд с заявлением о привлечении к субсидиарной ответственности
контролирующих Должника лиц (Левина Евгения Юрьевича, 1971 г. р., Драгуна Евгения Николаевича, 1980 г.
р., и Ильина Дмитрия Ивановича, 1947 г. р.) по обязательствам Должника и взыскании с них солидарно
денежных средств в размере 270 544 121 руб. 64 коп. Определением Арбитражного суда Новосибирской
области от 18.12.2017 заявление конкурсного управляющего Должника удовлетворено. Постановлением
Седьмого арбитражного апелляционного суда от 25.04.2018 определение суда первой инстанции оставлено
в силе.
В суде первой инстанции установлено, что директорами Должника последовательно являлись: с

01.07.2010 по 31.07.2013 Левин Евгений Юрьевич; с 12.09.2013 по 13.01.2015 Драгун Евгений Николаевич; с
13.01.2015 по июнь 2015 г. Ильин Дмитрий Иванович. Применительно к ст. 61.10 Закона о банкротстве
указанные граждане являются контролирующими Должника лицами.
Заявление конкурсного управляющего о привлечении к субсидиарной ответственности

контролирующих лиц основывалось на том, что контролирующими Должника лицами не приняты меры к
взысканию дебиторской задолженности, в силу чего наступило банкротство Должника, а также на факте
неполной передачи конкурсному управляющему документации Должника.
Оценивая факт смены руководителей Должника, суды двух инстанций пришли к выводу, что при смене
директора должна была производиться передача документации и имущества Должника вновь назначенному
директору. Данная процедура должна была фиксироваться путем составления актов. Однако таких актов и
материалов инвентаризации в материалы дела не было представлено.
Последним директором Должника Д.И. Ильиным конкурсному управляющему переданы 15 коробок

документов Должника без описи их содержимого и с существенным нарушением сроков (переданы лишь
22.07.2016). При изучении поступившей документации конкурсным управляющим было установлено, что
ему были вручены документы по кадровым вопросам, по банковским операциям и частично договоры за
2011 - 2013 гг. Не переданы документы бухгалтерского учета в отношении дебиторской задолженности на

сумму примерно 200 млн руб. (как следует из бухгалтерского баланса Должника), а также данные об
имуществе Должника и его финансовых вложениях. По установленным из банковских выписок сведениям,
Должник осуществлял кредитование различных юридических и физических лиц, однако документы об этом
(договоры, акты сверок, которые могли бы воспрепятствовать истечению исковой давности, приходные и
расходные ордера) отсутствовали, в силу чего по одним только банковским выпискам невозможно было
установить, кто и сколько должен Должнику.
Конкурсным управляющим приняты меры к истребованию дебиторской задолженности. Согласно

отчету о ведении конкурсного производства им была направлена 31 претензия дебиторам, но
добровольного исполнения произведено не было, а отсутствие первичной документации препятствовало ее
взысканию в судебном порядке. Так, например, конкурсный управляющий подал иск к гр. Овсянникову, но не
смог доказать в суде, что ответчик получал деньги по договору займа в кассе организации или банковским
переводом, из-за отсутствия первичных документов. Без указанных документов, материальных и иных
ценностей конкурсный управляющий не смог реализовать свои полномочия, в частности принять
имущество, провести его инвентаризацию, принять меры, натравленные на возврат имущества Должника,
находящегося у третьих лиц, оспорить сделки, заключенные Должником.
По запросу конкурсного управляющего следственными органами были предоставлены некоторые

документы по займам, из которых была установлена выдача займов аффилированным и зависимым
структурам, т.е. вывод имущества. Исходя из этого судами сделан вывод о том, что деятельность
контролирующих лиц была направлена на создание таких условий, при которых задолженность перед
Должником лишь накапливалась и невозможно было взыскать ее в ходе процедуры банкротства, поскольку
аффилированные лица не были заинтересованы в сотрудничестве. Никто из субсидиарных ответчиков не
указал, какие именно действия по взысканию дебиторской задолженности он предпринял, какими были
результаты такой деятельности.
Д.И. Ильин не передал конкурсному управляющему бухгалтерскую документацию, достаточную для

взыскания дебиторской задолженности и пополнения конкурсной массы, в том числе не принял мер по ее
получению, достаточных для того, чтобы управляющий смог взыскать дебиторскую задолженность (из
электронной бухгалтерской базы данных Должника, от следственных органов, которые изъяли часть
документов), уменьшив тем самым размер субсидиарной ответственности.
Размер субсидиарной ответственности определен судом первой инстанции применительно к п. 11 ст.

61.11 Закона о банкротстве. При этом учтен размер непогашенных правопритязаний, включенных в реестр
требований кредиторов, в размере 149 615 508 руб. 39 коп., требований, учтенных за реестром, - 120 425
474 руб. 34 коп., сумма текущих обязательств - 693 899 руб. 91 коп. Из указанных сумм исключены
денежные средства, полученные от реализации имущества Должника и дебиторской задолженности, 35 761
руб. и 155 000 руб. соответственно.
Суды двух инстанций не нашли предусмотренных п. 9 ст. 61.11 Закона о банкротстве оснований для
уменьшения размера субсидиарной ответственности или освобождения кого-либо из контролирующих
Должника лиц от ответственности.
Арбитражный суд Западно-Сибирского округа своим Постановлением от 04.06.2018 отменил судебные

акты нижестоящих инстанций и отправил дело на новое рассмотрение в Арбитражный суд Новосибирской
области <1>.
--------------------------------
<1> На момент подготовки настоящего комментария Арбитражный суд Западно-Сибирского округа в

порядке кассационного обжалования отменил оба судебных акта первых двух инстанций и отправил дело
на новое рассмотрение в Арбитражный суд Новосибирской области.
Суд кассационной инстанции указал, что конкурсный управляющий не привел доказательств принятия
им исчерпывающих мер к получению бухгалтерской и иной документации Должника. Суды не дали оценку
действиям/бездействию, наличию вины каждого из бывших руководителей в непередаче документации,
поскольку Законом о банкротстве не предусмотрена субсидиарная ответственность всех руководителей в
связи с непередачей документации должника конкурсному управляющему последним из них. Для

удовлетворения заявления о привлечении к субсидиарной ответственности солидарно нескольких лиц по

данному основанию должна быть установлена вина каждого из них, повлекшая неисполнение последним
руководителем возложенной на него законом обязанности.
Арбитражный суд Западно-Сибирского округа отметил, что суды первой и апелляционной инстанций,
ссылаясь на заключение договоров займа между аффилированными лицами, не установили размер
выданных Должником займов, факт их возврата, повлияла ли данная деятельность на
неплатежеспособность Должника. Для привлечения к ответственности троих руководителей Должника в
солидарном порядке судами не выяснены временной интервал заключения таких договоров, роль каждого
из руководителей в заключении названных сделок и аффилированность с лицами, которым займы
выдавались, т.е. вина каждого из привлеченных к ответственности лиц.
Комментируемый судебно-арбитражный спор интересен в двух отношениях. Во-первых, он дает

материал для правильной постановки вопроса о различиях двух разновидностей пассивной
множественности лиц в охранительном обязательстве - солидарной и долевой. Во-вторых, он способствует
пониманию правовой природы субсидиарной ответственности за невозможность полного погашения
требований кредиторов.
Солидарный характер обязательства субсидиарных должников. Согласно п. 8 ст. 61.11 Закона о

банкротстве, если полное погашение требований кредиторов невозможно вследствие действий и (или)
бездействия нескольких контролирующих должника лиц, такие лица несут субсидиарную ответственность
солидарно.
Как установлено в ст. 1 Закона о банкротстве, этот Федеральный закон, в соответствии с ГК РФ,
регулирует отношения, возникающие при неспособности должника удовлетворить в полном объеме
требования кредиторов. В соответствии с п. 2 Постановления Пленума ВС РФ от 21.12.2017 N 53 "О
некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при
банкротстве" (далее - Постановление Пленума ВС РФ N 53) при привлечении контролирующих должника
лиц к субсидиарной ответственности в части, не противоречащей специальным положениям Закона о
банкротстве, подлежат применению общие положения гл. 25 (ответственность за нарушение обязательств)
и 59 (обязательства вследствие причинения вреда) ГК РФ.
Согласно абз. 1 ст. 1080, который содержится в гл. 59 ГК РФ, лица, совместно причинившие вред,
отвечают перед потерпевшим солидарно.
Очевидно, что нормы Закона о банкротстве и ГК РФ противоречат друг другу в части определения
условий солидаритета, так как в отличие от Закона о банкротстве необходимым условием привлечения
делинквентов к солидарной ответственности по ст. 1080 ГК РФ является совместность причинения вреда.
Представляется, что последнее правило de lege ferenda более обоснованно, поскольку каждый должен
отвечать за собственное неправомерное поведение, и если действия двух лиц не были согласованы и
скоординированы, то нет оснований для возникновения солидарного дамнификационного обязательства.
Согласно п. 22 Постановления Пленума ВС РФ N 53 в силу п. 8 ст. 61.11 Закона о банкротстве и абз. 1

ст. 1080 ГК РФ, если несколько контролирующих должника лиц действовали совместно, они несут
субсидиарную ответственность за доведение до банкротства солидарно. В целях квалификации действий
контролирующих должника лиц как совместных могут быть учтены согласованность, скоординированность и
направленность этих действий на реализацию общего для всех намерения, т.е. может быть принято во
внимание соучастие в любой форме, в том числе соисполнительство, пособничество и т.д. Пока не
доказано иное, предполагается, что являются совместными действия нескольких контролирующих лиц,
аффилированных между собой.
Аналогичный подход к определению солидаритета при причинении вреда закреплен и в других

разъяснениях ВС РФ. Так, в п. 9 Постановления Пленума ВС РФ от 30.11.2017 N 49 "О некоторых вопросах
применения законодательства о возмещении вреда, причиненного окружающей среде" (далее -
Постановление Пленума ВС РФ N 49) указано, что лица, совместно причинившие вред окружающей среде,
отвечают солидарно (абз. 1 ст. 1080 ГК РФ). О совместном характере таких действий могут
свидетельствовать их согласованность, скоординированность и направленность на реализацию общего для
всех действующих лиц намерения. Так, к солидарной ответственности могут быть привлечены заказчик,

поручивший выполнение работ, которые причиняют вред окружающей среде, и подрядчик, фактически их
выполнивший. Заказчик может быть освобожден от ответственности, если докажет, что подрядчик при
выполнении работ вышел за пределы данного ему заказчиком задания. Далее в п. 11 Постановления
Пленума ВС РФ N 49 отмечается, что по смыслу ст. 1064 ГК РФ, если несколько лиц действовали
независимо друг от друга и действия каждого из них привели к причинению вреда окружающей среде, по
общему правилу такие лица несут долевую ответственность. На размер доли каждого из причинителей
вреда может влиять, в частности, опасность деятельности каждого из них, ее интенсивность и др.
Итак, в п. 22 Постановления Пленума ВС РФ N 53 указанная коллизия совершенно справедливо

разрешена в пользу норм ГК РФ, хотя формально это и не соответствует букве Закона о банкротстве,
который является lex specialis, а также разъяснениям самого ВС РФ, изложенным двадцатью пунктами
ранее, - в п. 2 указанного Постановления Пленума ВС РФ N 53 (см. выше).
Вместе с тем в тексте комментируемых судебных актов отсутствуют анализ и ссылки на

согласованность и скоординированность действий солидарных должников, хотя, как видно из разъяснений
ВС РФ, это необходимое условие солидаритета. В качестве обоснования солидарности суд первой
инстанции приводит лишь следующую аргументацию: "К субсидиарной ответственности подлежат
привлечению все трое бывших руководителей должника, поскольку все они, согласно представленным
материалам, реально участвовали в финансовой деятельности должника, не приняли меры по взысканию
всей суммы дебиторской задолженности, чем способствовали выводу имущества должника и причинили
вред как должнику, так и его кредиторам на значительную сумму".
Таким образом, обоснование солидаритета должников в комментируемых судебных актах оставляет

открытыми ряд важных вопросов фактического порядка. В обоих судебных актах двух первых инстанций
недостаточно четко определены нарушения, допущенные каждым из ответчиков, ущерб от действий
каждого из них, а также связанность и скоординированность их действий. Из изложенного можно сделать
вывод, что при решении вопроса об установлении долевой или солидарной ответственности, несмотря на п.
8 ст. 61.11 Закона о банкротстве, следует самым тщательным образом относится к вопросу об установлении
факта совместности причинения вреда, как того требует п. 22 Постановления Пленума ВС РФ N 53.
Штрафной характер субсидиарной ответственности при банкротстве. Согласно п. 1 - 2 ст. 61.11

Закона о банкротстве (в ред. от 29.07.2017 N 266-ФЗ) субсидиарная ответственность за невозможность
полного погашения требований кредиторов предусмотрена, если полное погашение невозможно из-за
действий/бездействия контролирующего должника лица, такое лицо субсидиарно отвечает по
обязательствам должника. Пока не доказано иное, предполагается, что данная невозможность возникла
вследствие действий и/или бездействия контролирующего должника лица при наличии хотя бы одного из
следующих обстоятельств:
причинен существенный вред имущественным правам кредиторов в результате совершения этим

лицом или в его пользу либо по его указанию, а равно и с его одобрения сделок должника, включая
указанные в ст. 61.2 и ст. 61.3 Закона о банкротстве <1>;
документы бухгалтерского учета/отчетности, обязательные для ведения и хранения, к моменту

вынесения судебного акта о введении первой процедуры банкротства отсутствуют или не содержат либо
содержат искаженную информацию об объектах, предусмотренных законодательством, в результате чего
существенно затруднено проведение процедур, применяемых в деле о банкротстве, в том числе
формирование и реализация конкурсной массы;
документы, хранение которых являлось обязательным в соответствии с законодательством к моменту

вынесения определения о введении наблюдения или принятия решения о признании должника банкротом,
отсутствуют либо искажены.
--------------------------------
<1> Здесь важно отметить, что понятие сделки, используемое в гл. III.1 Закона о банкротстве
относительно подозрительных сделок и сделок с предпочтением, отличается от категории сделки по ст. 153
ГК РФ: в первом случае объем понятия шире, поскольку в силу п. 3 ст. 61.1 Закона о банкротстве включает в
себя и действия, направленные на исполнение обязанностей, возникающих в соответствии с любой

"отраслью законодательства".
Пункт 11 ст. 61.11 Закона о банкротстве говорит о том, что размер субсидиарной ответственности
равен совокупному размеру заявленных требований кредиторов.
Таким образом, ответственность привлекаемого к ответственности лица эквивалентна не

причиненному им ущербу, а значительно больше, поскольку она равна размеру всех непогашенных
требований кредиторов.
Согласно п. 1 ст. 1064 ГК РФ вред, причиненный личности или имуществу гражданина, а также вред,
причиненный имуществу юридического лица, подлежит возмещению в полном объеме лицом, причинившим
вред. Законом или договором может быть установлена обязанность причинителя вреда выплатить
потерпевшим компенсацию сверх возмещения вреда. Согласно п. 1 ст. 53.1 ГК РФ лицо, которое в силу
правового акта или учредительного документа уполномочено выступать от его имени, обязано возместить
убытки, причиненные по его вине юридическому лицу (т.е. за недобросовестное или неразумное
поведение) <1>. В соответствии с п. 1 ст. 15 ГК РФ лицо, право которого нарушено, может требовать полного
возмещения причиненных ему убытков, если законом или договором не предусмотрено возмещение
убытков в меньшем размере.
--------------------------------
<1> Объем понятий недобросовестных и неразумных действия/бездействия довольно подробно

раскрыт в Постановлении Пленума ВАС РФ от 30.07.2013 N 62 "О некоторых вопросах возмещения убытков
лицами, входящими в состав органов юридического лица" (далее - Постановление Пленума ВАС РФ N 62).
Согласно данному документу недобросовестными являются действия в нарушение правила о конфликте
интересов, сокрытие информации о сделках, уклонение от передачи документов, совершение сделок без
необходимого корпоративного одобрения, а также заведомая осведомленность о противоречии
совершаемой сделки интересам компании (п. 2 Постановления Пленума ВАС РФ N 62). Неразумность
действий руководителя может заключаться в принятии решения без учета известной информации,
непринятие действий по получению такой информации либо совершение сделки без соблюдения
внутренних процедур согласования (п. 3 Постановления Пленума ВАС РФ N 62).
Выходит, что убытки, причиненные делинквентом, могут быть взысканы либо в полном объеме, либо в
меньшем размере. В любом случае сумма взыскиваемых убытков не может превышать их действительный
размер. Сверх возмещения имущественного вреда может быть присуждена только специально
установленная законом или договором компенсация (п. 1 ст. 1064 ГК РФ) либо неустойка (п. 1 ст. 330 ГК РФ).
Другими словами, исходя из систематического толкования норм ГК РФ и Закона о банкротстве субсидиарная
ответственность за невозможность полного погашения требований носит штрафной характер в части
превышения размера убытков, причиненных действиями субсидиарного должника. В отличие от простых
убытков, которые также могут быть взысканы с контролирующих должника лиц по общим правовым
основаниям (ст. 61.20 Закона о банкротстве, п. 20 Постановления Пленума ВС РФ N 53), субсидиарная
ответственность наступает за существенное причинение вреда должнику <1>.
--------------------------------
<1> По мнению автора, ВС РФ использовал крайне неудачный подход, который привел к circulus
vitiosus в логическом обосновании. В абз. 1 - 2 п. 20 Постановления Пленума ВС РФ N 53 понятие
существенности фактически объясняется через категорию необходимой причины банкротства (т.е.
доведения до банкротства), в то время как в п. 2 ст. 61.11 Закона о банкротстве доведение до банкротства
(т.е. необходимая причина банкротства) объясняется через понятие существенности (причинение вреда или
затруднения реализации процедур банкротства). В итоге, благодаря такому "контрреволюционному подходу"
ВС РФ (если считать новеллы изменений к Закону о банкротстве, принятые Федеральным законом от
29.07.2017 N 266-ФЗ своего рода "революцией", открывшей путь к привлечению к ответственности реальных
контролирующих должника лиц), благие начинания опровержимых презумпций п. 2 ст. 61.11 Закона о
банкротстве, призванные облегчить бремя доказывания кредиторам в банкротстве, в значительной мере
подвергнуты угрозе нейтрализации.
На штрафной характер ответственности указывает и то обстоятельство, что в п. 9 ст. 61.11 Закона о

банкротстве имеется указание на стимулирующий характер субсидиарной ответственности при банкротстве,

побуждающий ответчика к раскрытию необходимых доказательств. Согласно этой норме суд вправе
уменьшить размер или освободить от ответственности привлекаемое лицо, если это лицо докажет, что при
исполнении функций органов управления оно фактически не оказывало определяющего влияния на
деятельность юридического лица (осуществляло функции органа управления номинально <1>), и если
благодаря предоставленным этим лицом сведениям установлено фактически контролировавшее должника
лицо и/или обнаружено скрывавшееся последним имущество должника и/или контролирующего должника
лица.
--------------------------------
<1> Строго говоря, при поступлении такой информации суд должен направить в органы дознания или
предварительного следствия соответствующие материалы для возбуждения уголовного дела в связи с
совершением преступления, предусмотренного диспозицией ст. 170.1 "Фальсификация единого
государственного реестра юридических лиц, реестра владельцев ценных бумаг или системы депозитарного
учета" УК РФ. Хотя формально такая обязанность предусмотрена только для судов общей юрисдикции (ч. 4
ст. 159 ГПК РФ), но, по мнению автора, арбитражный суд также не должен способствовать сокрытию
информации о совершении общественно опасного деяния и самоустраняться при обнаружении признаков
состава преступления.
На основании изложенного можно сделать вывод, что раз субсидиарная ответственность за

невозможность полного погашения требований имеет штрафную природу, то при привлечении к
субсидиарной ответственности можно использовать правовые механизмы уменьшения неустойки,
предусмотренные ст. 333 ГК РФ, при ее явном несоответствии последствиям нарушения обязательства.
Штрафная правовая природа ответственности влечет и другие юридические последствия: отсутствие права
голоса на собрании кредиторов при включении в реестр кредиторов субсидиарного должника (п. 3 ст. 12
Закона о банкротстве), затруднительность принудительного исполнения в странах англо-американского
правопорядка, в которых нередко скрываются состоятельные отечественные должники и в которых
неустойка имеет ограниченное применение в качестве инструмента частного права и т.п.
Указанная особенность субсидиарной ответственности при банкротстве не исследовалась не только в

рассматриваемом деле, но и в абсолютном большинстве других аналогичных дел о привлечении к
ответственности за невозможность полного погашения требований кредиторов в процедурах
несостоятельности. Между тем санкция за непередачу документов бухгалтерского учета лицу,
исполняющему обязанности руководителя должника, которая имела место в комментируемом деле,
очевидно носит штрафной, а не компенсаторный характер. Кроме того, привлекая к ответственности, суд
должен был установить, какой именно ущерб (размер убытков) причинен каждым из солидарных
ответчиков, что автоматически было бы решением задачи определения и размера штрафа в остальной
части присужденной суммы субсидиарной ответственности для каждого из них. Таким образом, обе
затронутые в данном комментарии проблемы связаны и взаимодействуют друг с другом.
С.А. БУРЛАКОВ
ПРИЗНАНИЕ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОЙ СДЕЛКИ, СОВЕРШЕННОЙ ДОЛЖНИКОМ

В ЦЕЛЯХ ПРИЧИНЕНИЯ ВРЕДА ИМУЩЕСТВЕННЫМ ПРАВАМ КРЕДИТОРОВ
(Определение Арбитражного суда Чувашской

Республики - Чувашии от 26.06.2017 по делу N А79-8396/2015;
Постановление Первого арбитражного апелляционного суда
от 15.09.2017 по делу N А79-8396/2015;
Постановление Арбитражного суда Волго-Вятского округа
от 23.01.2018 по делу N А79-8396/2015; Определение ВС РФ
от 23.08.2018 по делу N А79-8396/2015) <1>
--------------------------------
<1> Тексты судебных актов приводятся по Картотеке арбитражных дел (http://kad.arbitr.ru/).

Бурлаков С.А., кандидат юридических наук.
Между Коммерческим банком "Бизнес для бизнеса" (обществом с ограниченной ответственностью)

(далее - Банк) и ООО "Металл Прокат Монтаж" (далее - Заемщик) 05.02.2013 был заключен договор
возобновляемой кредитной линии N 800-КЛ-ЮЛ со сроком возврата кредита 04.02.2018 (далее - Кредитный
договор).
Исполнение обязательств Заемщика по Кредитному договору было обеспечено залогом недвижимого

имущества в соответствии с заключенным между Банком (залогодержателем) и ООО "ТрансТехРесурс"
(далее - Залогодатель) договором от 05.02.2013 N 799-00-НД (далее - Договор залога). Действие Договора
залога прекращалось надлежащим исполнением Заемщиком своих обязательств в полном объеме и в
случае продажи заложенного имущества при обращении на него взыскания Банком. Дополнительным
соглашением от 24.08.2015 N 2 к Договору залога (далее - Соглашение) срок действия этого договора был
установлен до 24.08.2015 <1>.
--------------------------------
<1> Дополнительным соглашением от 03.08.2015 N 1 к Договору залога стороны изменили оценочную

стоимость заложенного имущества, а также согласовали, что залогом дополнительно обеспечивается
исполнение обязательств Заемщика перед Банком по заключенному между ними договору возобновляемой
кредитной линии от 07.04.2011 N 589-КЛ-ЮЛ со сроком возврата кредита 06.04.2016.
Тремя днями позднее, 27.08.2015, у Банка была отозвана лицензия на осуществление банковских
операций и назначена временная администрация по управлению Банком, у которого к этому времени
имелись признаки несостоятельности (банкротства). 02.11.2015 решением Арбитражного суда Чувашской
Республики - Чувашии (резолютивная часть от 26.10.2015) Банк признан несостоятельным (банкротом), в
отношении его открыто конкурсное производство.
08.08.2016 конкурсный управляющий Банка обратился в суд с заявлением к Залогодателю о

признании Соглашения недействительным, применении последствия недействительности сделки в виде
признания восстановленными прав и обязанностей Банка и Залогодателя по Договору залога и признании
восстановленным с 24.08.2015 права залога Банка на заложенное недвижимое имущество. Требования
управляющего, основанные на п. 2 ст. 61.2, ст. 189.40 Закона о банкротстве и ст. 10, п. 2 ст. 168, п. 2 ст. 174
ГК РФ, были мотивированы тем, что Соглашение совершено на заведомо невыгодных условиях с целью
причинить вред имущественным правам кредиторов Банка и может полностью или частично лишить их
возможности удовлетворить свои требования к Банку за счет его имущества <1>.
--------------------------------
<1> Отметим, что на момент рассмотрения дела размер непогашенной задолженности Заемщика
перед Банком составлял 19 млн руб. В то же время суды первой инстанции и округа указали, что на момент
подписания Соглашения срок исполнения обязательств по Кредитном договору не наступил, а у Заемщика
отсутствовала задолженность перед Банком.
Определением от 26.06.2017, оставленным без изменения Постановлением Первого арбитражного

апелляционного суда от 15.09.2017, Арбитражный суд Чувашской Республики - Чувашии удовлетворил
заявленные требования, придя к следующим выводам.
Во-первых, суд отверг ссылку управляющего на п. 2 ст. 174 ГК РФ. Как было отмечено, злонамеренное
соглашение сторон оспариваемой сделки возможно в случае "их умышленного сговора и при возникновении
вследствие этого неблагоприятных последствий для представляемого". Управляющий, по мнению суда, не
доказал наличия такого злонамеренного соглашения сторон.
Во-вторых, отметив, что п. 1 и 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве устанавливают два основания признания
сделки недействительной, а при оспаривании подозрительной сделки наличие обоих оснований подлежит
проверке, суд проанализировал возможность признания Соглашения недействительным по каждому из них.
Проанализировав п. 1 ст. 61.2 Закона о банкротстве, п. 8 Постановления Пленума ВАС РФ от

23.12.2010 N 63 "О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 Федерального закона "О
несостоятельности (банкротстве)" (далее - Постановление N 63) и положения о встречном предоставлении,
суд посчитал, что п. 1 ст. 62.1 Закона о банкротстве не распространяется на договоры залога, но применим к
сделкам, предусматривающим отказ залогодержателя от права залога, так как наличие этого права обычно
значительно ограничивает права залогодателя в отношении заложенного имущества, что "имеет для
отношений залогодателя и залогодержателя, а также их отношений с третьими лицами экономическое
значение и, соответственно, их денежный эквивалент".
Далее суд обратил внимание на то, что Заемщик имел непогашенную задолженность по Кредитному
договору и перестал исполнять обязательства по нему, т.е. обеспеченное залогом обязательство не было
исполнено, притом что прекращенный залог не был заменен каким-либо иным обеспечением.
Непредоставление Залогодателем Банку "встречного исполнения в целях того же или сравнимого с прежним
обеспечения экономических интересов Банка", по мнению суда, свидетельствует о том, что условия
заключения Соглашения существенно в худшую для Банка сторону отличаются от условий совершения
аналогичных сделок при сопоставимых обстоятельствах. В итоге Соглашение было признано
недействительным со ссылкой на п. 1 ст. 61.2 Закона о банкротстве.
Кроме того, суд оценил возможность признания Соглашения недействительным на основании п. 2 ст.
61.2 Закона о банкротстве, указав, что для этого требуется одновременное наличие трех обстоятельств:
целью сделки было причинение вреда имущественным правам кредиторов, эта цель была достигнута и
другая сторона сделки знала и должна была знать об этой цели должника к моменту совершения сделки.
При недоказанности хотя бы одного из этих обстоятельства сделка не может быть признана
недействительной по указанному основанию.
Изучив материалы дела, суд пришел к заключению, что конкурсный управляющий не смог доказать
осведомленность Залогодателя о наличии у Банка других кредиторов и признаков неплатежеспособности
или недостаточности имущества, что отсутствуют документы, позволяющие считать Залогодателя
заинтересованным лицом, т.е. презумпция его информированности неприменима. Как следствие, исходя из
недоказанности необходимой совокупности обстоятельств суд отказал в признании Соглашения
недействительным согласно п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве.
В-третьих, сославшись на п. 1 ст. 168 <1> и п. 1 ст. 10 ГК РФ, суд отметил, что положения последнего
"предполагают недобросовестное поведение (злоупотребление) правом с обеих сторон сделки, а также
осуществление права исключительно с намерением причинить вред другому лицу или с намерением
реализовать иной противоправный интерес, не совпадающий с обычным хозяйственным (финансовым)
интересом сделок такого рода".
--------------------------------
<1> Примечательно, что суд процитировал прежнюю редакцию статьи, предусматривавшую, что
сделка, не соответствующая требованиям закона или иных правовых актов, ничтожна, если закон не
устанавливает, что такая сделка оспорима, или не предусматривает иных последствий нарушения.
Помимо этого, суд исходил из следующего.
Во-первых, он указал, что в контексте рассматриваемого дела конкурсному управляющему

необходимо доказать недобросовестность сторон сделки, т.е. что они "действовали не в соответствии с
обычно применяемыми правилами, а исключительно с целью причинения вреда кредиторам должника".
Во-вторых, было указано, что сделка может быть признана совершенной со злоупотреблением
правом, если доказано, что при ее совершении "стороны или одна из них намеревались реализовать какой-
либо противоправный интерес".
В-третьих, неразумное и недобросовестное поведение было приравнено к злоупотреблению правом.
В-четвертых, злоупотребление правом было истолковано как "умышленное поведение

управомоченного лица по осуществлению принадлежащего ему гражданского права, сопряженное с
нарушением установленных в ст. 10 ГК РФ пределов осуществления гражданских прав, причиняющее вред
третьим лицам или создающее условия для наступления вреда".

В-пятых, суд обратил внимание на то, что для признания сделки ничтожной в силу ст. 10, 168 ГК РФ
нужно установить наличие сговора между сторонами сделки или осведомленность стороны сделки о
недобросовестном поведении руководства другой стороны <1>.
--------------------------------
<1> Это утверждение Арбитражный суд Чувашской Республики - Чувашии обосновал ссылкой на
Постановление Президиума ВАС РФ от 13.09.2011 N 1795/11.
Исходя из вышеизложенного суд, обратив внимание на общий размер задолженности Банка,

включенной в реестр требований кредиторов, отметив ликвидность заложенного имущества и неисполнение
Заемщиком обеспеченного залогом обязательства, указал, что при отсутствии исполнения Заемщиком
принятого им на себя обязательства "залог является фактически единственно возможным способом
обеспечения исполнения обязательств по кредитному договору". Соглашение, в свою очередь, причинило
вред кредиторам Банка "в виде полной или частичной утраты" ими "возможности получить удовлетворение
своих требований по обязательствам банка за счет его имущества" в размере задолженности Заемщика по
Кредитному договору. Кроме того, суд подчеркнул отсутствие какого-либо экономически разумного
обоснования отказа Банка от права залога и признал поведение Банка противоречащим обыкновениям
гражданского оборота, принципу добросовестности и разумности, а также интересам его кредиторов, что, по
мнению суда, "должно было быть очевидным и для" Залогодателя. При этом было признано, что целью
оспариваемого соглашения было освобождение имущества от "обеспечительного бремени во вред
интересам должника и его кредиторов". Как следствие, суд признал, что заключение Соглашения, имевшего
своей целью нарушение прав и законных интересов кредиторов, "является злоупотреблением гражданскими
правами...".
Арбитражный суд Волго-Вятского округа Постановлением от 23.01.2018 состоявшиеся судебные акты

отменил и отказал конкурсному управляющему в удовлетворении заявленных требований исходя из
Прежде всего суд отверг возможность оспаривания Соглашения на основании п. 1 ст. 61.2 Закона о
банкротстве, поскольку и договор залога, и соглашение о его расторжении являются безвозмездными, так
как их предмет не предполагает встречного исполнения со стороны залогодержателя. Иными словами,
прекращение у Банка права залога не может признаваться совершенным без встречного предоставления со
стороны Залогодателя, так как обязательство последнего по предоставлению имущества в залог "не
предусматривает встречного исполнения".
Кроме того, были признаны ошибочными выводы нижестоящих судов о том, что при заключении
Соглашения Залогодатель действовал только с целью причинить вред кредиторам Банка. Суд округа
подчеркнул противоречивость сделанных ранее выводов, с одной стороны, об обязанности Залогодателя
усомниться в добросовестности поведения Банка <1>, очевидности его недобросовестности и, как
следствие, о злоупотреблении сторонами Соглашения правом и, с другой стороны, об отсутствии
недобросовестности Залогодателя и его неосведомленности о наличии у Банка признаков
неплатежеспособности или недостаточности имущества, задолженности перед другими кредиторами и
ущемлении их прав и интересов заключением оспариваемого соглашения.
--------------------------------
<1> Арбитражный суд Волго-Вятского округа признал, что Залогодатель не являлся должником по
обеспеченном обязательству, поэтому не знал и не мог знать, было ли предоставлено обеспечение взамен
прекращенного залога.
Помимо этого, Арбитражный суд Волго-Вятского округа признал ст. 10 ГК РФ неприменимой в данном
деле, так как конкурсный управляющий не ссылался на пороки сделок, выходящие за пределы
подозрительных сделок. При этом доводы о необходимости применения к подозрительной сделке при
отсутствии у нее других недостатков общих положений о ничтожности были расценены судом как
недопустимая попытка обойти правила о сроке исковой давности по оспоримым сделкам.
Определением от 11.07.2018 кассационная жалоба Банка была передана для рассмотрения в

заседании Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ, которая Определением от 23.08.2018

отменила Постановление Арбитражного суда Волго-Вятского округа и оставила в силе судебные акты судов
первой и апелляционной инстанций, признав, однако, неверными мотивы, по которым эти суды пришли к
своим выводам.
В первую очередь Коллегия отметила, что установление Соглашением, заключенным 24.08.2015,

срока действия Договора залога до 24.08.2015 означает расторжение этого договора на будущее.
Следовательно, действительность Соглашения необходимо проверять "так, как если бы оспаривалось
соглашение о расторжении договора залога".
Далее Коллегия поддержала позицию суда округа о том, что Соглашение не может оцениваться на
предмет действительности с точки зрения п. 1 ст. 61.2 Закона о банкротстве, поскольку соглашение о
расторжении договора залога, как правило, не предусматривает встречного предоставления. Это
обстоятельство, однако, не препятствует оспариванию такого соглашения на основании п. 2 ст. 61.2 Закона
о банкротстве. Для этого истцу необходимо доказать одновременное наличие трех условий: во-первых,
целью сделки было причинение вреда имущественным правам кредиторов, во-вторых, такой вред был
причинен и, в-третьих, недобросовестность контрагента должника, т.е. что другая сторона сделки к моменту
ее совершения знала или должна была знать об указанной цели должника.
Первое условие, как отметила Коллегия, выполняется при наличии двух факторов: если на момент
совершения сделки должник отвечал признаку неплатежеспособности или недостаточности имущества, а
также если есть как минимум одно из обстоятельств, указанных в абз. 2 - 5 п. 2 ст. 61.2 Закона о
банкротстве, включая безвозмездный характер сделки. В отношении первого фактора Коллегия сочла, что
ответчик не опроверг неплатежеспособность Банка за три дня до отзыва у него лицензии 27.08.2015, а
также отметила, что к этой дате размер обязательств Банка превышал размер его активов и что нет
оснований полагать, что это превышение возникло в пределах трех дней до отзыва лицензии. Кроме того,
для целей оспаривания сделки по специальным основаниям Соглашение было квалифицировано как
безвозмездная сделка, поскольку его условия и сопутствующие обстоятельства не подтверждали наличие
встречного предоставления со стороны Залогодателя в пользу Банка.
Второе условие, по утверждению Коллегии, "не вызывает сомнений", так как результатом Соглашения
должно было стать прекращение ипотеки, т.е. обязательство Заемщика по Кредитному договору "осталось
без обеспечения задолго до наступления срока возврата кредита".
Относительно третьего условия Коллегия подчеркнула, что "трудно предположить, что любой обычный
банк может без видимых к тому причин отказаться от залога по обязательству, которое не исполнено". В
связи с этим действия кредитора, который отказывается от обеспечения (что снижает гарантии исполнения
обязательства), должны "породить у любого добросовестного и разумного участника гражданского оборота
сомнения относительно правомерности подобных действий". Такой участник должен понимать, что
прекращение обеспечения "с высокой степенью вероятности может нарушать права и законные интересы
кредиторов его контрагента", которые рассчитывают на удовлетворение своих требований за счет
возвращенных должнику кредитных средств. Более того, на такого участника оборота "подлежит
возложению риск последующего скорого банкротства контрагента, заключающийся в оспаривании
соответствующей сделки", поскольку "в результате подобной сделки лицо, освобожденное от
обеспечительного бремени, получает существенную нетипичную выгоду (которую бы оно никогда не
получило при нормальном развитии отношений)".
Помимо этого, Коллегия отметила, что при отсутствии исполнения обеспеченного обязательства в
полном объеме Залогодатель должен был понимать сомнительность прекращения обеспечения, о которой
свидетельствует "отклонение поведения банка от стандартов разумного и добросовестного осуществления
гражданских прав".
Наконец, истолковав положения об оспаривании сделок по специальным основаниям (например,

сравнив п. 1 и 2 ст. 61.2 или п. 2 и 3 ст. 61.3 Закона о банкротстве), Коллегия заключила, что "по мере
приближения даты совершения сделки к моменту, от которого отсчитывается период подозрительности
(предпочтительности), законодателем снижается стандарт доказывания недобросовестности контрагента
как условия для признания сделки недействительной". Как следствие, оценка добросовестности
Залогодателя (его информированности о цели причинения вреда) при заключении Соглашения за три дня

до назначения временной администрации должна была производиться на основании "такого пониженного

стандарта доказывания в отличие от аналогичных сделок, заключенных, например, за два года до
названной даты".
Наличие сомнений в добросовестности Залогодателя, по мнению Коллегии, должно было быть

истолковано в пользу истца с перекладыванием бремени процессуальной активности на ответчика, который
был обязан "раскрыть добросовестный характер мотивов своего поведения и наличие у сделки по отмене
обеспечительного обязательства разумных экономических оснований". В связи с тем что Залогодатель этого
не сделал, он был признан осведомленным о наличии цели причинения вреда от заключения Соглашения.
В итоге Коллегия пришла к выводу о наличии совокупности трех условий, требуемых для признания
сделки недействительной на основании п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве <1>.
--------------------------------
<1> Кроме того, Коллегия отметила, что при недействительности сделки по специальным основаниям
нет условий для оценки действительности сделки по иным (общегражданским) основаниям.
При рассмотрении указанного дела суды сделали несколько выводов, которые могут иметь важное
теоретическое и практическое значение.
Соглашение о расторжении договора как сделка, совершенная при неравноценном встречном

исполнении. Как было указано, суды первой и апелляционной инстанций признали Соглашение
недействительным на основании п. 1 ст. 61.2 Закона о банкротстве, посчитав, что существование права
залога обычно ограничивает права залогодателя в отношении предмета залога и это "имеет для отношений
залогодателя и залогодержателя, а также их отношений в третьими лицами экономическое значение и,
соответственно, их денежный эквивалент". Более того, было отмечено непредоставление иного
обеспечения взамен прекращенного залога при наличии у Заемщика непогашенной задолженности перед
Банком и прекращение исполнения Заемщиком обязательств по Кредитному договору. Такое
непредоставление было истолковано как доказательство того, что условия Соглашения существенно в
худшую сторону для Банка отличаются от условий схожих сделок, совершаемых при сопоставимых
обстоятельствах. Суд округа и Коллегия, напротив, посчитали ссылку на п. 1 ст. 61.2 Закона о банкротстве
ошибочной. Такой вывод представляется обоснованным, при этом хотелось бы отметить следующее.
Согласно п. 1 ст. 61.2 Закона о банкротстве суд может признать недействительной сделку,
совершенную должником в течение года до принятия заявления о признании банкротом или после принятия
этого заявления, в случае неравноценного встречного исполнения обязательств другой стороной сделки, в
частности, если цена такой сделки и (или) другие условия значительно в худшую для должника сторону
отличаются от цены и (или) иных условий совершаемых при схожих обстоятельствах аналогичных сделок.
При этом неравноценным встречным исполнением будет считаться в том числе любая передача имущества
или иное исполнение обязательств, если рыночная стоимость переданного должником имущества или
осуществленного исполнения значительно превышает стоимость полученного им встречного исполнения.
Как указал ВАС РФ, эти правила применимы только в случае оспаривания сделок, которые "в принципе или
обычно" предусматривают встречное исполнение; что касается сделок, предмет которых в принципе не
включает или обычно не предусматривает встречное исполнение, то они не могут быть оспорены на
основании п. 1 ст. 61.2 Закона о банкротстве (п. 8 Постановления N 63).
Приведенные нормы позволяют сделать вывод, что со ссылкой на п. 1 ст. 61.2 Закона о банкротстве
можно оспаривать сделку, предусматривающую взаимное предоставление, осуществляемое каждой из
сторон сделки в пользу другой ее стороны <1>. Оспоренное в рассматриваемом деле Соглашение таковым,
по всей видимости, не является.
--------------------------------
<1> По сути, речь идет о возмездном договоре, которым согласно п. 1 ст. 423 ГК РФ является договор,
в силу которого "сторона должна получить плату или иное встречное предоставление за исполнение своих
обязанностей".

С одной стороны, его заключение не создало для Банка (как должника в деле о банкротстве)
обязанности по передаче какого-либо имущества или иного исполнения обязательств. При этом отмеченное
судом первой инстанции "наличие права залога" вряд ли может быть самостоятельным объектом
гражданских прав и, очевидно, не может составлять предмет предоставления <1>, даже если оно
ограничивает права залогодателя в отношении предмета залога и в силу этого имеет, по утверждению суда,
"экономическое значение". Прекращение залога является целью и в случае ее достижения - результатом
соглашения о расторжении договора залога, но вряд ли его предметом.
--------------------------------
<1> Стоит отметить, что передача прав и обязанностей по договору залога в деле не обсуждалась.
С другой стороны, и для Залогодателя Соглашение, судя по анализируемым судебным актам, не

создало (и вряд ли в принципе могло создать) обязанности по предоставлению Банку какого-либо
исполнения, которое могло бы быть расценено как неравноценное.
Кроме того, сложно согласиться с утверждением о том, что прекращение Договора залога при
отсутствии "встречного исполнения в целях того же или сравнимого с прежним обеспечения экономических
интересов Банка" подтверждает ущемление интересов Банка по сравнению с условиями заключения при
схожих обстоятельствах аналогичных сделок. Это мнение, как представляется, не было подтверждено
анализом указанных условий, обстоятельств и сделок, по крайней мере судебные акты такого анализа не
содержат <1>. В свою очередь, тезис о том, что Залогодатель не предоставил Банку новое обеспечение
взамен прекращенного залога, также не получил удовлетворительного обоснования и противоречит
сделанным выше выводам о невозможности (встречного) предоставления по соглашению о расторжении
договора залога.
--------------------------------
<1> Как указано в п. 8 Постановления N 63, "при сравнении условий сделки с аналогичными сделками
следует учитывать как условия аналогичных сделок, совершавшихся должником, так и условия, на которых
аналогичные сделки совершались иными участниками оборота".
См. также: Черникова Е.В., Быков В.П. Особенности оспаривания сделок банка как кредитной
организации по специальным основаниям, установленным законодательством о банкротстве // СПС
"КонсультантПлюс".
Причинение вреда кредиторам как цель оспариваемой сделки. Одним из условий для признания
сделки недействительной на основании п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве является ее направленность на
причинение вреда имущественным правам кредиторов <1>. Коллегия сочла это обстоятельство
доказанным.
--------------------------------
<1> Направленность сделки на причинение вреда, как утверждается, является отличительной

особенностью этого типа сделок и сконструированного "actio Pauliana". Подробнее см.: Суворов Е.Д.
Конкуренция оснований недействительности. Комментарий к Определению Судебной коллегии по
экономическим спорам ВС РФ от 24.10.2017 N 305-ЭС17-4886(1) // СПС "КонсультантПлюс"; Его же. О
правовой природе оснований для оспаривания преимущественного удовлетворения и возражений против
такого оспаривания // СПС "КонсультантПлюс"; Сысоева О.В. Паулианов иск как способ защиты в
процедурах банкротства // СПС "КонсультантПлюс"; Ее же. Подозрительные сделки: понятие, виды // СПС
Пункт 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве дает судам возможность признать недействительной сделку,
совершенную должником в целях причинения вреда имущественным правам кредиторов, если эта цель
была достигнута и другая сторона сделки на момент ее совершения знала об этой цели. Пока не доказано
иное <1>, указанная цель сделки презюмируется, в частности если на момент ее совершения должник
отвечал признаку неплатежеспособности или недостаточности имущества и сделка была совершена
безвозмездно <2>. При этом признаки неплатежеспособности или недостаточности имущества подлежат

установлению исходя из того, как эти понятия определены в ст. 2 Закона о банкротстве <3>.
--------------------------------
<1> См.: п. 6 Постановления N 63.
<2> Как было отмечено в литературе, презумпции введены законом, потому что нацеленность на
причинение вреда кредиторам является субъективным критерием и, как следствие, доказать ее крайне
сложно. См.: Кондратьева К.С. Порядок признания недействительными подозрительных сделок должника в
процедурах банкротства // СПС "КонсультантПлюс".
Исходя из этого можно предположить, что для признания сделки совершенной во вред кредиторам
суды должны прийти к однозначному выводу о неплатежеспособности должника или недостаточности у него
имущества <1>. Коллегия, однако, установив превышение размера обязательств должника над размером
его активов на момент отзыва у Банка лицензии, указала, что, во-первых, "не имеется оснований полагать,
что недостаточность имущества в столь крупном размере могла наступить в пределах трех дней до отзыва
лицензии, а не ранее", и, во-вторых, Залогодатель не доказал обратное.
--------------------------------
<1> Практике известны примеры, когда суды опирались именно на установленную недостаточность
имущества должника. Подробнее см.: Марков П.А. Признание недействительной подозрительной сделки в
деле о банкротстве // СПС "КонсультантПлюс"; Ковалев С.Н., Дранцова К.В. Применение статьи 10
Гражданского кодекса Российской Федерации при рассмотрении обособленных споров в делах о
банкротстве // СПС "КонсультантПлюс".
Первое из приведенных утверждений вполне разумно, но тем не менее является предположением, а

не установленным фактом <1>. Иными словами, Коллегия допустила использование презумпции
неплатежеспособности должника или недостаточности его имущества <2>, по сути переложив на ответчика
бремя доказывания обратного. Безусловно, ответчик и раньше мог опровергать предположение, что целью
сделки было причинение вреда имущественным правам кредиторов должника <3>, однако в
рассматриваемом деле Коллегия постфактум вменила Залогодателю в обязанность еще и предоставление
доказательств платежеспособности Банка или достаточности у него имущества. Поэтому нельзя исключать,
что ответчикам в подобных делах следует проявлять большую активность, не дожидаясь того, что истец
докажет неплатежеспособность должника или недостаточность его имущества <4>.
--------------------------------
<1> Это вполне объяснимо с учетом того, что суды нижестоящих инстанций и прежде всего суд первой
инстанции соответствующие обстоятельства не исследовали, поскольку отвергли возможность признания
Соглашения недействительным на основании п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве.
<2> Фактически это значит, что одна презумпция (направленности сделки на причинение вреда
имущественным правам кредиторов) была основана на другой презумпции (невозможности возникновения
превышения размера обязательств над размером активов в трехдневный срок).
<3> См., например: Кощин В. Кто что доказывает // СПС "КонсультантПлюс".
<4> Если сформулированный Коллегией подход получит широкое распространение, то очевидно

останется открытым вопрос о том, в какие сроки должна быть совершена сделка, чтобы применялась
презумпция неплатежеспособности должника или недостаточности его имущества.
Кроме того, для целей оспаривания Соглашения по специальным основаниям Коллегия признала его
безвозмездной сделкой. Как было отмечено выше, исходя из сути оспариваемой сделки такой вывод
представляется обоснованным. В то же время это значит, что положения п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве
распространяются на сделки, которые в принципе не предполагают встречного предоставления, что
согласуется с ранее сформулированной позицией ВАС РФ <1>.

--------------------------------
Причинение вреда кредиторам в результате совершения оспариваемой сделки. Причинение

вреда имущественным правам кредиторов оспариваемой сделкой является еще одним обстоятельством,
необходимым для признания этой сделки недействительной согласно п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве <1>.
При решении вопроса о том, был ли причинен такой вред, следует исходить из того, как это понятие
раскрыто в ст. 2 Закона о банкротстве <2>: причиненный имущественным правам кредиторов вред - это
"уменьшение стоимости или размера имущества должника и (или) увеличение размера имущественных
требований к должнику, а также иные последствия совершенных должником сделок или юридически
значимых действий либо бездействия, приводящие к полной или частичной утрате возможности кредиторов
получить удовлетворение своих требований по обязательствам должника за счет его имущества" <3>.
--------------------------------
<2> Там же.
<3> См.: ст. 2 Закона о банкротстве.
Примечательно, что, по мнению А.А. Аюровой, именно причинение вреда как "нарушение
имущественных прав должника и его кредиторов, не являющихся стороной оспариваемой сделки", является
"материальным основанием, лежащим в самом существе складывающихся в ходе конкурсного оспаривания
сделки правоотношений" (Аюрова А.А. Теоретические основания оспаривания сделок в процессе
банкротства // СПС "КонсультантПлюс").
В анализируемом деле вред, причиненный Соглашением, по мнению Коллегии, выразился в том, что
должна была прекратиться ипотека и исполнение обязательств Заемщика перед Банком оставалось
необеспеченным "задолго до наступления срока возврата кредита". Можно предположить, что это
обстоятельство было признано указанной в ст. 2 Закона о банкротстве утратой кредиторами возможности
удовлетворить требования к должнику за счет его имущества.
Судебные акты по настоящему делу, к сожалению, не позволяют установить, когда именно Банк
предоставил Заемщику не возвращенные им и упомянутые выше 19 млн руб. <1> В то же время исходя из
сказанного судами первой инстанции и округа о том, что в момент подписания Соглашения у Заемщика не
было задолженности перед Банком, можно предположить, что эти деньги были предоставлены после
совершения оспариваемой сделки. Если это так, то в рассматриваемом деле суды, очевидно, выяснили не
все существенные обстоятельства, а вывод о причинении Соглашением вреда правам кредиторов выглядит
сомнительным. Вряд ли расторжение Договора залога могло привести к утрате кредиторами возможности
получить удовлетворение своих требований, если невозвращенные 19 млн руб. были предоставлены
Банком Заемщику после подписания Соглашения. Поэтому если вред имущественным правам кредиторов и
был причинен, то, скорее всего, не прекращением Договора залога, а выдачей кредита, возврат которого не
был обеспечен <2>.
--------------------------------
<1> Не позволяет это сделать и решение Арбитражного суда г. Москвы от 21.11.2017 по делу N А40-
107076/2016, которым была удовлетворено исковое заявление Банка о взыскании с Заемщика более 22 млн
руб. (которые, судя по всему, включали указанные выше 19 млн руб.) и в связи с банкротством Залогодателя
оставлены без рассмотрения требования к нему об обращении взыскания на заложенное по Договору
залога имущество (http://kad.arbitr.ru/).
<2> Достаточно сложно представить себе кредитный договор, обязывающий банк в любом случае и
несмотря ни на какие обстоятельства, включая отсутствие обеспечения, предоставить заемщику денежные
средства.
Осведомленность контрагента должника о цели последнего причинить вред кредиторам.

Третьим обстоятельством, подлежащим установлению при оспаривании сделки согласно п. 2 ст. 61.2 Закона
о банкротстве, является информированность контрагента должника о том, что, совершая сделку, последний
стремится причинить вред имущественным правам кредиторов <1>. Пока контрагентом должника не
доказано иное, осведомленность предполагается, если контрагент является заинтересованным лицом либо
если он знал или должен был знать о нарушении интересов кредиторов должника или признаках его
неплатежеспособности или недостаточности имущества <2>.
--------------------------------
Это условие призвано, по мнению исследователей, защитить интересы добросовестного контрагента

должника и сохранить сделку. См.: Кондратьева К.С. Указ. соч.
Необходимость введения таких презумпций объясняется трудностями доказывания такого

субъективного фактора, как осведомленность контрагента о преследуемой должником цели причинить вред
кредиторам. См.: Телюкина М.В. Система подозрительных сделок при банкротстве должника в России и
Казахстане // СПС "КонсультантПлюс". В то же время, по мнению О.В. Сысоевой, содержащаяся в Законе о
банкротстве презумпция осведомленности контрагента не облегчает доказывание, а скорее осложняет его,
поскольку "одно неизвестное (знание контрагента о цели должника) заменяется другим неизвестным
(знание об ущемлении интересов кредиторов)" (Сысоева О.В. Паулианов иск как способ защиты в
процедурах банкротства // СПС "КонсультантПлюс"). См. также: Сысоева О.В. Подозрительные сделки:
понятие, виды // СПС "КонсультантПлюс".
Признавая Залогодателя осведомленным о направленности Соглашения на причинение вреда

кредиторам Банка, Коллегия сделала несколько, как представляется, неоднозначных утверждений.
Во-первых, спорным представляется возложение судом на участника оборота обязанности

сомневаться в правомерности прекращения кредитором обеспечения в отношении неисполненного
обязательства и понимать, что такое прекращение "с высокой степенью вероятности может нарушать права
и законные интересы кредиторов его контрагента". Такой подход, по-видимому, ставит под сомнение
закрепленную в п. 5 ст. 10 ГК РФ презумпцию добросовестности субъектов гражданских правоотношений и
разумности их действий, а также возлагает на руководителей юридических лиц обязанность не только
самим действовать добросовестно и разумно (п. 3 ст. 53 ГК РФ), но и оценивать по этим же критериям
действия руководства контрагентов <1>.
--------------------------------
<1> С практической точки зрения именно банк в большинстве случаев является сильной стороной
сделки и принимает те или иные решения, поэтому сложно представить, что заемщик или лица,
предоставившие обеспечение, смогут поставить действия банка под сомнение. Не менее сложно
представить себе и то, что лицо, предоставившее обеспечение, откажется от возможности прекратить это
обеспечение на основании соглашения с кредитором (на этот вопрос интересно было бы взглянуть с точки
зрения корпоративного права и ответственности руководителей организации, отказавшихся от прекращения
обеспечения и упустивших такую возможность). Коллегия, судя по всему, полагает, что все перечисленное
не только возможно, но и является обязанностью участника оборота. В то же время нужно отметить, что
подобный подход и ранее встречался в судебной практике. Подробнее см.: Бабкин А.И. Отдельные
разногласия по вопросам применения норм права. Из картотеки судебных дел ВС РФ // СПС
В контексте анализируемого дела неясно, почему Залогодатель должен был знать:
а) о существовании непогашенной задолженности по Кредитному договору;
б) наличии у Банка кредиторов;
в) возможности причинения им вреда.

Теоретически можно допустить, что при определенных обстоятельствах Залогодатель знал или
должен был знать о первом и втором обстоятельствах. Тем не менее об ущемлении интересов кредиторов
Банка Соглашением можно говорить, если Банк был не способен исполнить свои обязательства перед ними.
По сути, Залогодатель должен был знать о тяжелом финансовом положении Банка на момент заключения
Соглашения. Такая осведомленность со стороны Залогодателя представляется маловероятной <1>.
--------------------------------
<1> Не менее сложно представить себе, что даже заемщик, с которым у банка заключен кредитный
договор, будет знать истинное положение дел своего контрагента.
Во-вторых, сомнительным представляется тезис о том, что чем ближе дата совершения сделки к
моменту начала отсчета периода подозрительности, тем ниже стандарт доказывания недобросовестности
контрагента <1>. Недобросовестность контрагента является следствием его осведомленности, однако
введенная Коллегией презумпция очевидно предполагает обратную последовательность и контрагент,
совершивший сделку с должником за день до начала отсчета периода подозрительности, считается более
недобросовестным (и, видимо, "более осведомленным"), чем контрагент, совершивший сделку за два года
до начала исчисления указанного периода. Тем не менее близость даты совершения сделки к началу
отсчета периода подозрительности, как представляется, не является гарантией автоматической
осведомленности контрагента о нарушении оспариваемой сделкой интересов кредиторов должника,
неплатежеспособности должника или недостаточности его имущества.
--------------------------------
<1> Как указано в п. 7 Постановления N 63, при решении вопроса о том, должен ли был контрагент
должника знать о нарушении оспариваемой сделкой интересов кредиторов должника или
неплатежеспособности или недостаточности его имущества, следует учитывать, насколько этот контрагент,
действуя разумно и осмотрительно, мог установить наличие указанных обстоятельств. См. также: Сорокин
А. Признание "подозрительных" сделок должника недействительными // СПС "КонсультантПлюс".
Кроме того, у ответчиков могут возникнуть трудности в связи с перекладыванием на них Коллегией
бремени процессуальной активности в части раскрытия добросовестности мотивов их поведения и
обоснования наличия у оспариваемой сделки разумных экономических обоснований, особенно если речь
будет идти о необходимости обосновать разумность поведения должника <1>.
--------------------------------
<1> Примечательно, что в данном случае речь, вполне вероятно, идет о мотивах сделки и их
возможном влиянии на ее действительность. Этот вопрос, однако, заслуживает отдельного рассмотрения.
С.В. ПАНКОВ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ МИРОВОГО СОГЛАШЕНИЯ В ХОДЕ БАНКРОТСТВА
Панков С.В., адвокат, соискатель отдела гражданского законодательства и процесса ИЗиСП.
При рассмотрении Арбитражным судом Московской области дела N А41-69762/14 о

несостоятельности (банкротстве) индивидуального предпринимателя Сергея Дмитриевича Галкина (далее -
должник) Определением Арбитражного суда Московской области от 20.04.2016 между кредиторами
(обществом с ограниченной ответственностью "Мистраль", далее - общество "М.", Якутиловым Давидом
Иосифовичем, далее - кредитор "Я.") и должником утверждено мировое соглашение, производство по делу
о банкротстве должника прекращено.
Согласно условиям мирового соглашения, утвержденного Определением Арбитражного суда

Московской области от 20.04.2016, общая сумма задолженности должника перед обществом "М."
составляет 253 923 122, 22 руб., что составляет 46,89% от размера общей задолженности перед
кредиторами, а размер задолженности перед кредитором "Я." составляет 270 940 840 руб., что составляет
53,11% от размера общей кредиторской задолженности, при этом в соответствии с условиями соглашения

должник, согласно пропорциональности требований кредиторов, производит погашение задолженности

каждому из двух кредиторов в течение двухлетнего срока, а также требования кредиторов должника в
соответствии с условиями мирового соглашения погашаются за счет эксплуатации и реализации
принадлежащего должнику недвижимого имущества и находящихся на депозитном счете нотариуса
денежных средств с рассрочкой выплаты в два года суммы в размере 191 750 000 руб. и скидка с долга в
размере 50% общей суммы задолженности.
Основанием для обращения кредитора "Я." в Арбитражный суд Московской области с ходатайством
об утверждении мирового соглашения послужило проведение собрания кредиторов, оформленное в виде
протокола собрания от 07.04.2016. В ходе проведения собрания кредиторов кредитор - общество "М."
голосовал "против" утверждения мирового соглашения, кредитор "Я." - "за" утверждение мирового
соглашения. Простым большинством голосов кредитора "Я." было принято решение о заключении мирового
соглашения.
Постановлением АС МО от 28.06.2016 Определение Арбитражного суда Московской области от

20.04.2016 об утверждении мирового соглашения и прекращении производства по делу по жалобе
кредитора - общества "М." было оставлено без изменения, жалоба общества "М." без удовлетворения.
Утверждая мировое соглашение, суд первой инстанции пришел к выводу о том, что мировое
соглашение формально соответствует предъявляемым Законом о банкротстве требованиям, при этом не
нарушает прав и законных интересов конкурсных кредиторов.
Суд округа поддержал выводы суда первой инстанции и, сославшись на выработанные ранее
положения судебной практики в виде разъяснения ВАС РФ, сделанные в п. 18 информационного письма
Президиума ВАС РФ от 20.12.2005 N 97 "Обзор практики рассмотрения арбитражными судами споров,
связанных с заключением, утверждением и расторжением мировых соглашений в делах о
несостоятельности (банкротстве)", поддержал выводы суда первой инстанции, указав, что несогласие
общества "М." с условиями мирового соглашения не является основанием для отказа в его утверждении.
Окружной суд также указал, что в случае неисполнения мирового соглашения общество вправе расторгнуть
его в судебном порядке (ст. 164 Закона о банкротстве) либо предъявить свои требования в
предусмотренном мировым соглашением размере в общем порядке (ст. 167 Закона о банкротстве). Указал,
что несогласие общества "М." с условиями мирового соглашения не является основанием для отказа в его
утверждении, поскольку правила, регулирующие принятие собранием кредиторов решения о заключении
мирового соглашения в делах о несостоятельности (банкротстве) большинством голосов, предусматривают
принуждение меньшинства кредиторов большинством.
Таким образом, суд округа, оставляя в силе Определение Арбитражного суда об утверждении
мирового соглашения, занял формальную позицию соблюдения процедуры принятия решения об
утверждении мирового соглашения, определенную Законом о банкротстве, не вдаваясь в подробности
защиты прав отдельных кредиторов.
Не соглашаясь с судебными актами судов первой инстанции и округа, общество "М." обратилось в ВС
РФ с кассационной жалобой, полагая, что утвержденное мировое соглашение существенно нарушает его
права, поскольку содержит определенно невыгодные для него условия (рассрочка в два года выплаты
суммы долга и скидка около половины долга).
Общество "М." в своей жалобе ссылалось на недобросовестность должника и кредитора "Я.",

отсутствие целесообразности в длительной отсрочке и списании долга, необоснованность возможности
восстановления платежеспособности должника посредством заключения мирового соглашения,
фактической целью которого, по мнению заявителя, являлось воспрепятствование ему в получении какого-
либо удовлетворения своих требований.
Согласно доводам заявителя жалобы делается вывод, что, утверждая мировое соглашение, суды не
проверили названные доводы и не установили наличия экономической обоснованности и выполнимости его
условий.
В связи с этим общество "М." полагало, что оснований для утверждения мирового соглашения не
имелось.

Изучив доводы кассационной жалобы, 14.11.2016 судьей ВС РФ было вынесено Определение о

принятии кассационной жалобы к производству и назначении разбирательства по ней, поскольку, по мнению
судьи ВС РФ, "приведенные в кассационной жалобе доводы заслуживают внимания и являются
достаточным основанием для пересмотра обжалуемых судебных актов в судебном заседании Судебной
коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации" (Определение ВС РФ от
14.11.2016 N 305-ЭС15-18052(2)).
19.12.2016 ВС РФ была рассмотрена кассационная жалоба общества "М.", по результатам которой

вынесено Определение по делу N 305-ЭС15-18052(2) выводы которого, на мой взгляд, не являются
достаточно определенными в целях установления единой судебной практики при утверждении мирового
соглашения, заключаемого в ходе проведения процедуры банкротства.
В частности, ВС РФ в Определении от 19.12.2016 сделал следующие выводы: "Заключение мирового

соглашения направлено на справедливое и соразмерное удовлетворение требований всех кредиторов
путем предоставления им равных правовых возможностей для достижения законных частных
экономических интересов при сохранении деятельности должника путем восстановления его
платежеспособности (ст. 150 и 156 Закона о банкротстве). Несмотря на то что отношения, возникающие при
заключении мирового соглашения, основываются на предусмотренном законом принуждении меньшинства
кредиторов большинством ввиду невозможности выработки единого мнения иным образом, правила Закона
о банкротстве, регулирующие принятие решения о заключении мирового соглашения, не означают, что
такое решение может приниматься произвольно.
Наличие у каждого из конкурсных кредиторов требований к несостоятельному должнику определяет

их правовой статус и правомерный интерес, которым является получение в результате мирового
соглашения большего по сравнению с тем, на что можно было бы рассчитывать в результате
незамедлительного распределения конкурсной массы. Само по себе заключение мирового соглашения не
гарантирует безусловного достижения указанного результата, поскольку итог будущей хозяйственной
деятельности должника зависит от многих, в том числе сложнопрогнозируемых, факторов.
Основными выводами ВС РФ, рекомендуемыми для правоприменителей, являются при принятии

решения о заключении мирового соглашения учет мнения большинства кредиторов при подавлении воли
меньшинства, достижение возможного соблюдения принципов равенства, справедливости и соразмерности
удовлетворения требований кредиторов в ходе реализации условий мирового соглашения при сохранении
экономической деятельности должника, получение кредиторами в ходе исполнения мирового соглашения
большего размера удовлетворения своих требований, чем в случае получения удовлетворения в ходе
конкурсного производства, рекомендован учет судами при утверждении мировых соглашений иных
сложнопрогнозируемых факторов.
На наш взгляд, указанная позиция ВС РФ не является определенной и достаточно правомерной с

точки зрения компетенции суда в установлении сложнопрогнозируемых факторов экономической
деятельности должника как одно из условий возможности утверждения мирового соглашения. Предметом
судебного разбирательства является установление всех обстоятельств по делу, подтвержденных
доказательствами, представленными сторонами по делу, при этом прогноз возможной экономической
деятельности должника не входит в предмет доказывания с точки зрения процессуального права и его
установление судами крайне сомнительно.
Еще один вопрос, следующий из неоднозначной позиции ВС РФ: каким образом, в ходе утверждения
мирового соглашения, суд может спрогнозировать достижение результата исполнения мирового соглашения
исходя из будущей экономической деятельности должника? Основным документом, касающимся
имущественного положения и экономической деятельности должника, предоставляемым суду в ходе
процедуры банкротства, является отчет арбитражного управляющего, подаваемый в суд на
соответствующей стадии процедуры банкротства (согласно ст. 67, 70, 99, 117, 130 Закона о банкротстве,
который зачастую содержит лишь данные об имущественном положении должника, сделках, но не содержит
данных о результатах экономической деятельности должника, тем более на будущий период). В связи с
этим суд при принятии решения об утверждении мирового соглашения связан выводами предоставленного
арбитражным управляющим отчета. В этих условиях прогнозирование судом на основании отчета
управляющего возможности достижения результата исполнения мирового соглашения далеко не всегда
возможно, более того, не имеет правового закрепления в законодательстве в качестве обстоятельств,

подлежащих установлению по делу в качестве компетенции суда.
Полагаем, что ВС РФ следовало более ясно и определенно указать четкие критерии, которыми
необходимо руководствоваться судам при оценке перспектив исполнения мирового соглашения, как
необходимые условия для утверждения мирового соглашения. При этом указанные критерии должны
основываться на результатах предшествующей экономической деятельности должника, заключенных им
ранее сделках, полученной выгоде по ним, добросовестности должника и иных значимых основаниях.
Проблемным вопросом при утверждении и исполнении мирового соглашения является возможность

удовлетворения требований и реализация иных прав меньшинства кредиторов при условии утверждения
мирового соглашения волеизъявлением большинства кредиторов и, соответственно, учета интересов
именно большинства кредиторов. В рассматриваемом судебном деле при наличии двух кредиторов,
требования которых были практически одинаковыми, привели к оспариванию и отмене заключенного
мирового соглашения одним из кредиторов. В случае наличия множественности кредиторов и
невозможности равного соблюдения прав миноритарных кредиторов недостаточно определенная позиция
ВС РФ, касающаяся оснований оспаривания такими кредиторами определений об утверждении мировых
соглашений, может привести к злоупотреблению ими правами применительно к ст. 10 ГК РФ посредством
оспаривания любым кредитором, даже с ничтожным объемом требований, любого мирового соглашения,
что недопустимо. При этом, устанавливая общую практику возможности утверждения мирового соглашения
большинством голосов кредиторов при принуждении меньшинства кредиторов, ВС РФ не определяет четкие
основания для возможного оспаривания судебных актов об утверждении мировых соглашений, допуская
тем самым правовую неопределенность в правоприменении, что является крайне нежелательным
фактором.
Как отметил КС РФ в Постановлении от 22.07.2002 N 14-П "По делу о проверке конституционности

ряда положений Федерального закона "О реструктуризации кредитных организаций", пунктов 5 и 6 статьи
120 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" в связи с жалобами граждан, жалобой
региональной общественной организации "Ассоциации защиты прав акционеров и вкладчиков" и жалобой
ОАО "Воронежское конструкторское бюро антенно-фидерных устройств" (далее - Постановление КС РФ от
22.07.2002 N 14-П") (п. 4), "в отношениях, возникающих при заключении мирового соглашения в процессе
реструктуризации или в ходе конкурсного производства, превалирует публично-правовое начало: эти
отношения основываются на предусмотренном законом принуждении меньшинства кредиторов
большинством, а следовательно, в силу невозможности выработки единого мнения иным образом воля
сторон в данном случае формируется по другим, отличным от искового производства, принципам".
В этом Постановлении (п. 4) Суд отметил, что "мировое соглашение, в свою очередь, заключается как
с целью справедливого и соразмерного удовлетворения требований всех кредиторов путем предоставления
им равных правовых возможностей для достижения частных экономических интересов, так и с целью
сохранения деятельности организации-должника путем восстановления ее платежеспособности. Имея в
виду данную публично-правовую цель, кредитная организация и ее кредиторы в установленном законом
порядке достигают согласия, при этом кредиторы идут на определенные уступки для более полного
удовлетворения своих требований, без применения к кредитной организации мер по ликвидации...".
В вышеуказанном Постановлении КС РФ обозначил основные линии соблюдения как баланса

интересов кредиторов и должника, так и соблюдения баланса интересов между самими кредиторами.
Заключая мировое соглашение при доминирующей воле большинства кредиторов (как единственного
условия возможности заключения мирового соглашения), необходимо, во-первых, достичь публично-
правовую цель - сохранить платежеспособность должника для дальнейшего ведения им экономической
деятельности, во-вторых, путем уступок кредиторов (уменьшения размера требований или увеличения
сроков погашения) обеспечить частные интересы кредиторов путем получения реального удовлетворения
своих пусть и уменьшенных требований в противовес потенциально возможному удовлетворению
требований кредиторов в полном объеме, что фактически в условиях банкротства крайне сомнительно.
Одним из выводов в Определении ВС РФ от 19.12.2016 изложен следующий: "Процедура утверждения

мирового соглашения в любом случае должна обеспечивать защиту меньшинства кредиторов от действий
большинства в ситуации, когда уже на стадии его утверждения очевидно, что предполагаемый результат не
может быть достигнут".

Позиция ВС РФ не является достаточно определенной и обоснованной и ведет к возникновению

практического вопроса: если при принятии решения о заключении мирового соглашения происходит учет
мнения большинства кредиторов и подавлении воли меньшинства кредиторов, какими способами суд при
утверждении мирового соглашения может обеспечить защиту прав меньшинства кредиторов от действий
большинства и, более того, установить реальную возможность удовлетворения требований меньшинства
кредиторов в таких условиях?
На наш взгляд, здесь имеется необходимость определить более четкие основания, при которых права
миноритарных кредиторов могут считаться нарушенными утверждением такого мирового соглашения, когда
они в значительной мере будут лишены посредством заключения такого соглашения того, на что могли бы
рассчитывать как в ходе конкурсного производства (не будь мировое соглашение заключено), так и в
условиях, когда решение о заключении мирового соглашения могло быть утверждено с учетом
волеизъявления меньшинства кредиторов и наличия реальных способов защиты их имущественных прав.
Как отметил ВС РФ в Определении от 19.12.2016 N 305-ЭС15-18052(2), основанием для отказа

арбитражным судом в утверждении мирового соглашения является противоречие условий мирового
соглашения названному Закону, другим федеральным законам и иным нормативным правовым актам (п. 2
ст. 160 Закона о банкротстве). В связи с этим при утверждении мирового соглашения суду необходимо
выяснить, в каких целях заключается мировое соглашение, направлено ли оно, как это определил
законодатель, на возобновление платежеспособности должника, включая удовлетворение требований
кредиторов, либо применяется не в соответствии с предназначением института мирового соглашения
(Постановление КС РФ от 22.07.2002 N 14-П).
Отметим, что, хотя мировое соглашение и является реабилитационной процедурой для должника, т.е.
предусматривает возможность восстановления платежеспособности должника, как одной из целей
публично-правового характера для заключения мирового соглашения, указанной КС РФ в Постановлении от
22.07.2002 N 14-П, однако удовлетворение требований кредиторов как цель заключения мирового
соглашения в ходе банкротства не всегда связано с другой целью заключения мирового соглашения -
возможностью восстановления платежеспособности должника. Зачастую заключение мирового соглашения
приводит к возможности более быстрого удовлетворения требований кредиторов (даже в ущерб размера
удовлетворенных требований), чем в ходе конкурсного производства, притом что возможность
восстановления платежеспособности должника имеет второстепенное значение для кредиторов, если имеет
вообще.
Иногда возникает ситуация, когда в заключении мирового соглашения заинтересован в большей

степени сам должник, поскольку он получает возможность отсрочить реализацию с торгов принадлежащих
ему активов, включенных в конкурсную массу, или вывести активы из конкурсной массы, нередко получив
поддержку некоторых из кредиторов, прикрываясь возможностью отсрочки реализации, предоставляемой
мировым соглашением. Немаловажным признаком удобства мирового соглашения для должника является
уменьшение совокупного объема требований кредиторов, которым, как правило, сопровождается
заключение мирового соглашения. Исходя из указанных факторов думаем, что ВС РФ необходимо было бы
дать оценку действий должника (и кредиторов) в ходе заключения мирового соглашения применительно к
ст. 10 ГК РФ с точки зрения недопущения ими злоупотребления своими правами как последующего отказа в
защите прав должника (кредиторов) по такому соглашению, а равно возможности признания
недействительным мирового соглашения, заключенного при явном нарушении должником (кредиторами) ст.
10 ГК РФ.
Как отметил ВС РФ в Определении от 19.12.2016, в рассматриваемом случае у должника два

конкурсных кредитора, включенных в реестр требований кредиторов должника, с небольшой разницей в
размере требований, что не позволяет обществу при наличии сомнений в исполнимости мирового
соглашения и восстановлении платежеспособности должника блокировать принятие собранием кредиторов
должника решения об утверждении мирового соглашения. Кроме того, отмечает ВС РФ, "условиями
утвержденного судом мирового соглашения предусмотрена рассрочка исполнения должником обязательств
перед кредиторами (с декабря 2016 г. по январь 2019 г.) и скидка около половины долга. В качестве
источников исполнения мирового соглашения предусмотрены эксплуатация и последующая реализация
имеющихся у должника объектов недвижимости, а также принадлежащие последнему денежные средства,
размещенные на депозитном счете нотариуса в размере 191 750 000 руб.

Возражая против утверждения мирового соглашения, общество "М." обращало внимание на его
неисполнимость, поскольку в отношении кредитной организации, в которой находится депозитный счет
нотариуса, осуществляется процедура ликвидации, в связи с чем удовлетворение требований кредиторов за
счет указанных денежных средств маловероятно. Общество также ссылалось на недоказанность
возможности погашения требований кредиторов за счет эксплуатации объектов недвижимости должника и
последующей их реализации, учитывая, что какая-либо хозяйственная деятельность должником не ведется.
При этом отчеты арбитражного управляющего о результатах деятельности должника, бухгалтерская и иная
финансовая документация, свидетельствующие об обратном, суду не представлены. В указанном случае
примечательны выводы ВС РФ, основанные на признании неисполнимости мирового соглашения ввиду
размещения денежных средств должника на счету ликвидируемой организации, отсутствие экономической
деятельности должника, непредставление в суд документов, подтверждающих стоимость имущества
должника и возможность его использования в целях удовлетворения требований кредиторов.
ВС РФ в Определении от 19.12.2016 отметил, что "суд первой инстанции не выяснил, являются ли в

данном случае предложенные сроки погашения задолженности и существенная скидка долга оправданными
или в совокупности со сложившимся распределением голосов на собрании кредиторов по вопросу об
утверждении мирового соглашения такие условия противоречили смыслу и целям мирового соглашения как
реабилитационной процедуры банкротства и поэтому не могли считаться нормальным способом расчетов с
кредиторами". Таким образом, ВС РФ указал, что условия мирового соглашения не являются
обоснованными и не могут считаться оправданными в случае существенной скидки суммы долга, а также
предоставления значительной рассрочки в погашении требований кредиторов при отсутствии доказательств
одновременного достижения публично-правовой цели мирового соглашения в виде восстановления
платежеспособности кредитора.
Как отметил КС РФ в Постановлении от 22.07.2002 N 14-П (п. 7), "утверждая мировое соглашение,
суды должны принимать во внимание, в каких целях заключается мировое соглашение, - направлено ли
оно, как это определил законодатель, на возобновление платежеспособности кредитной организации,
включая удовлетворение требований вкладчиков, либо используется, например, для того чтобы обеспечить
неоправданные преимущества определенной группе кредиторов или владельцев кредитной организации,
для пересмотра или продления сроков погашения задолженности перед кредиторами, т.е. применяется не в
соответствии с назначением института реструктуризации. При этом суд в силу ст. 10 ГК Российской
Федерации может отказать лицу в защите принадлежащих ему прав, если лицо осуществляет эти права
исключительно с намерением причинить вред другому лицу". Конституционный Суд РФ фактически
поддержал необходимость анализа действий и должника, и кредиторов в ходе заключения мирового
соглашения исходя из требований нормы ст. 10 ГК РФ, о чем мною было отмечено выше.
Полагаем, что ВС РФ в рассмотренном деле надлежало проанализировать действия второго

кредитора - гражданина "Я." с точки зрения возможного злоупотребления им правами с намерением
причинить вред другому кредитору - обществу "М." в силу ст. 10 ГК РФ либо возможного сговора с
должником, поскольку при равнозначности требований к должнику именно по решению этого кредитора
было инициировано обращение в суд об утверждении мирового соглашения со скидкой половины долга и
предоставлением рассрочки в погашении требований сроком на 2 года.
На основании вышеизложенного ВС РФ в п. 17 Обзора судебной практики Верховного Суда

Российской Федерации N 1 (2017) (утвержденного Президиумом ВС РФ от 16.02.2017) сделал следующий
вывод: "При утверждении мирового соглашения суд должен выяснить, соответствуют ли его условия
целям этой реабилитационной процедуры банкротства и не нарушают ли они обоснованных
ожиданий всех кредиторов" (выделено мной. - П.С.), который является крайне общим и не содержит
правовой определенности для судов в целях выработки единообразной судебной практики проверки
условий заключаемых в ходе банкротства мировых соглашений как с точки зрения достижения целей
утверждения мировых соглашений, указанных в Постановлении КС РФ от 22.07.2002 N 14-П, так и с точки
зрения достоверного установления судами фактов исполнимости таких соглашений в целях наиболее
полного, быстрого и соразмерного удовлетворения имущественных требований всех кредиторов.
Е.Е. ПОЛУХИНА, С.А. СИНИЦЫН
НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ПРИМЕНЕНИЯ ПРАВИЛ О НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

СДЕЛОК И ЗАЧЕТЕ ВСТРЕЧНЫХ ТРЕБОВАНИЙ ПРИ РАЗРЕШЕНИИ СПОРОВ

ИЗ ГРАЖДАНСКИХ И ТРУДОВЫХ ПРАВООТНОШЕНИЙ
(Определение Арбитражного суда Новосибирской области

от 25.09.2017, Постановление Седьмого арбитражного
апелляционного суда от 10.11.2017 N 07АП-3219/2017(6)
по делу N А45-12589/2016, Постановление Арбитражного суда
Западно-Сибирского округа от 13.02.2018 N Ф04-2821/2017
по делу N А45-12589/2016)
Полухина Е.Е., кандидат юридических наук, ведущий эксперт-аналитик ООО "Консультант: ИС".
Синицын С.А., доктор юридических наук, ведущий научный сотрудник отдела гражданского
Решением Арбитражного суда Новосибирской области от 21.01.2017 ООО "Белавтосиб" признано

несостоятельным (банкротом), в отношении его открыто конкурсное производство.
Конкурсный управляющий должника обратился в арбитражный суд с заявлением о признании

недействительными сделок должника, а именно:
- п. 3 соглашения о расторжении трудового договора от 24.02.2016 N 0132, которым предусмотрена

выплата Распоповой М.В. 530 000 руб.;
- зачета встречных требований между ООО "Белавтосиб" и М.В. Распоповой, произведенного на

основании заявления от 24.02.2016 М.В. Распоповой. Заявление конкурсного управляющего содержало
также требование о применении последствий недействительности указанных сделок.
Определением Арбитражного суда Новосибирской области от 25.09.2017, оставленным без изменения

Постановлением Седьмого арбитражного апелляционного суда от 10.11.2017, указанные сделки должника
признаны недействительными, применены последствия недействительности в виде взыскания с М.В.
Распоповой в пользу ООО "Белавтосиб" 530 000 руб.
На указанные судебные акты М.В. Распоповой была подана кассационная жалоба, где она просила
отменить состоявшиеся судебные акты, принять новый акт об отказе в удовлетворении заявления.
По делу судом установлены следующие фактические обстоятельства.
Между ООО "Белавтосиб" (работодатель) и М.В. Распоповой (работник) был заключен бессрочный
трудовой договор от 20.12.2005 N 0132, в силу п. 2.1 которого М.В. Распопова принята на должность
юрисконсульта.
20.06.2011 между ООО "Белавтосиб" (заимодавцем) и М.В. Распоповой (заемщиком) был заключен
договор займа, по условиям которого заимодавец предоставил заемщику беспроцентный заем в российских
рублях на приобретение недвижимого имущества (жилья), а заемщик обязался приобрести недвижимое
имущество (жилье) и вернуть сумму займа в согласованные сроки. Денежные средства в сумме 1 200 000
руб. перечислены на зарплатную карту М.В. Распоповой.
24.02.2016 между ООО "Белавтосиб" и М.В. Распоповой заключено соглашение о расторжении

трудового договора, в соответствии с п. 3 которого работодатель обязался произвести в пользу работника
выплату денежных средств в размере 530 000 руб. На основании данного соглашения Распопова М.В. была
уволена 24.02.2016 по собственному желанию. Денежные средства в размере 530 000 руб. были начислены,
но не были перечислены работнику.
При сверке задолженности к моменту увольнения М.В. Распоповой задолженность по договору займа
составила 530 000 руб., которую М.В. Распопова просила зачесть в счет выплаты, предусмотренной
соглашением о расторжении трудового договора. Между ООО "Белавтосиб" и М.В. Распоповой было
подписано соглашение о зачете, в результате чего прекращено право требования ООО "Белавтосиб" и М.В.
Распоповой по договору займа в размере 530 000 руб.

Полагая, что в результате выплаты работнику указанной суммы при расторжении трудового договора,
а также зачета встречных требований М.В. Распопова получила преимущественное удовлетворение своих
требований перед другими кредиторами, в то время как ООО "Белавтосиб" получило неравноценное
встречное исполнение, конкурсный управляющий обратился в арбитражный суд с заявлением о признании
недействительными указанных сделок.
Признавая недействительными соглашение о расторжении трудового договора и зачет требований,

суд первой инстанции исходил из того, что спорные сделки были совершены в период подозрительности,
предусмотренный п. 1 и 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве, а также с предпочтительным удовлетворением
требований работника, предусмотренным п. 2 ст. 61.3 Закона о банкротстве, при наличии у должника
признаков неплатежеспособности на момент заключения названных соглашений, что в результате
злоупотребления сторонами своим правом при отсутствии соответствующего нормативно-правового и
экономического обоснования повлекло увеличение обязательств должника.
Суд апелляционной инстанции согласился с выводами суда первой инстанции о наличии условий,
предусмотренных п. 1 ст. 61.2 Закона о банкротстве, для признания спорных сделок недействительными,
указав на отсутствие доказательств того, что сделки были совершены в процессе обычной хозяйственной
деятельности должника.
Признавая недействительным условие соглашения о выплате денежной компенсации, суд сослался

на ст. 135 ТК РФ, которой определено, что заработная плата работнику устанавливается трудовым
договором в соответствии с действующими у данного работодателя системами оплаты труда. При этом
системы оплаты труда, включая размеры тарифных ставок, окладов (должностных окладов), доплат и
надбавок компенсационного характера, в том числе за работу в условиях, отклоняющихся от нормальных,
системы доплат и надбавок стимулирующего характера и системы премирования устанавливаются
коллективными договорами, соглашениями, локальными нормативными актами в соответствии с трудовым
законодательством и иными нормативными правовыми актами, содержащими нормы трудового права.
Принимая во внимание, что сумма денежной компенсации М.В. Распоповой, оговоренной при
расторжении трудового договора (530 000 руб.), в значительной степени превышала размер должностного
оклада, предусмотренного трудовым договором (6 000 руб.), до заключения соглашения о расторжении
трудового договора М.В. Распопова находилась в отпуске по уходу за ребенком, при этом повышенные
компенсационные выплаты при расторжении трудового договора, совершенные должником в преддверии
банкротства, не были обусловлены выполнением М.В. Распоповой работ за пределами ее должностных
обязанностей, предусмотренных трудовым договором, т.е. не отвечали экономическим критериям,
установленным для расходов на оплату труда, суды пришли к обоснованным выводам о неравноценности
встречного предоставления по сделке.
Окружной суд согласился с позициями нижестоящих судов о подозрительном характере спорных

сделок и о наличии оснований для признания их недействительными, однако не согласился с выводами о
применении последствий недействительности таких сделок, при этом указав следующее.
Согласно ст. 167 ГК РФ по недействительной сделке каждая из сторон обязана возвратить другой все
полученное по сделке или возместить его стоимость. Согласно п. 1 ст. 61.6 Закона о банкротстве все, что
было передано должником или иным лицом за счет должника или в счет исполнения обязательств перед
должником, а также изъято у должника по сделке, признанной недействительной, подлежит возврату в
конкурсную массу.
Применив последствия недействительности сделок в виде взыскания с М.В. Распоповой в конкурсную

массу должника денежных средств в размере 530 000 руб., суд первой инстанции пришел к выводу о том,
что спорная сумма фактически была выплачена М.В. Распоповой.
Между тем судом не учтено, что денежные средства по соглашению о расторжении трудового
договора в адрес М.В. Распоповой не перечислялись, так как между сторонами спорных сделок фактически
был произведен зачет выплаты по соглашению о расторжении трудового договора в счет задолженности по
договору займа.
На основании ст. 410 ГК РФ зачет представляет собой способ прекращения встречных однородных

требований.
Существо зачета как способа прекращения встречных однородных обязательств не предполагает

реальной передачи денег, в связи с чем последствие недействительности сделки зачета влечет лишь
восстановление прекращенных зачетом обязательств сторон друг перед другом.
При признании недействительной сделкой зачета встречных однородных требований прекращения

обязательств между сторонами не происходит, следовательно, при применении последствий
недействительности подлежит восстановлению положение, существовавшее до момента совершения
соглашений о зачете, т.е. восстановление требований сторон оспоренных сделок.
Поскольку при проведении зачетов по спорным сделкам денежные средства сторонами фактически не
перечислялись, то в данном случае в порядке двусторонней реституции может быть восстановлено право
требования сторон друг к другу при наличии таких прав.
Руководствуясь изложенными обстоятельствами, а также соответствующими нормами АПК РФ, был

принят по делу новый судебный акт в части применения последствий недействительности сделки должника
в виде восстановления задолженности М.В. Распоповой в размере 530 000 руб. перед ООО "Белавтосиб".
Как видно из изложенного, по настоящему делу судом решалось два основных вопроса, один из
которых связан преимущественно с трудовыми отношениями, второй - с гражданско-правовыми.
Первый вопрос касался выплаты М.В. Распоповой выходного пособия, предусмотренного

соглашением о расторжении трудового договора.
Следует отметить, что данная категория споров встречается достаточно часто как в производстве
арбитражных судов, так и в производстве судов общей юрисдикции. Речь идет о случаях, когда либо самим
трудовым договором, либо соглашением о его прекращении в пользу работника предусмотрена выплата
выходного пособия, при этом такая выплата не предусмотрена ни трудовым законодательством, ни
коллективным договором, ни системой оплаты труда, действующей у данного работодателя.
До настоящего времени в судебной практике нет единства по вопросу правомерности таких выплат.
Суды принимают решения как в пользу работников, взыскивая выходные пособия с работодателей, так и в
пользу работодателей, отказывая работникам во взыскании. При этом и та, и другая позиция судов
являются достаточно мотивированными.
Так, признавая за работником право на получение выходного пособия, предусмотренного трудовым

договором и (или) соглашением о расторжении трудового договора, суды указывают, что в соответствии со
ст. 57 ТК РФ в трудовой договор могут быть включены условия, не ухудшающие положение работников по
сравнению с действующим законодательством. В соответствии с ч. 4 ст. 178 ТК РФ трудовым или
коллективным договором могут устанавливаться дополнительные случаи выплаты выходных пособий, а
также повышенные размеры выходных пособий. Денежные компенсации, предусмотренные трудовым
договором и (или) соглашением о его расторжении, по своей сути являются выходным пособием и не
ухудшают положение работника по сравнению с действующим законодательством. Следовательно,
включение условия о выплате выходного пособия в трудовой договор и (или) соглашение о его расторжении
соответствует интересам работника и не противоречит действующему законодательству.
Данная позиция подтверждается также практикой ВС РФ (см. Определения от 06.12.2013 N 5-КГ13-

125, от 24.05.2013 N 5-КГ13-48), который, в частности, указал, что трудовое законодательство не содержит
запрета на установление непосредственно в индивидуальном трудовом договоре условий о выплате
выходных пособий в повышенном размере, в связи с чем закрепление данного условия в локальных
нормативных актах не требуется.
В то же время существует и противоположная позиция судов. Отказывая работникам во взыскании с

работодателя выходного пособия, предусмотренного трудовым договором и (или) соглашением о
расторжении, суды указывают, что выплата работнику компенсаций, в том числе связанных с расторжением
трудового договора, должна быть предусмотрена законом или действующей в организации системой оплаты
труда, устанавливаемой коллективным договором, локальными нормативными актами.

Таким образом, закрепления условия о выплате компенсации только в трудовом договоре или
дополнительном соглашении к нему недостаточно. Кроме того, по мнению судов, денежная компенсация,
предусмотренная трудовым договором при увольнении по соглашению сторон, не относится к гарантиям и
компенсациям, подлежащим реализации при увольнении, не направлена на возмещение связанных с
исполнением трудовых или иных обязанностей затрат и не является выходным пособием.
Вторая позиция судов представляется сомнительной, поскольку, отказывая во взыскании выходных

пособий в повышенном размере, суд фактически устанавливает запрет на включение условия данного рода
в трудовой договор, что само по себе противоречит правилу, согласно которому регулирование трудовых
отношений осуществляется в договорном порядке путем заключения, изменения, дополнения работниками
и работодателями коллективных договоров, соглашений, трудовых договоров (ст. 9 ТК РФ).
На фоне этого первая позиция судов представляется более взвешенной и отвечающей целям и
задачам правового регулирования труда. Тем не менее в комментируемом решении суд придерживается
именно второй позиции, что, на наш взгляд, является недостаточно взвешенным подходом.
Возможность предъявления к зачету по заемному обязательству денежных требований, возникших из

трудовых правоотношений, требует специального рассмотрения не только с позиций положений российского
законодательства о недействительности сделок, но и существа возникших гражданского и трудового
правоотношений.
Выплата компенсации, причитающейся работнику в связи с увольнением по соглашению с

работодателем, является строго целевым платежом в рамках трудовых правоотношений. Размер
начисления компенсации работнику, увольняемому по соглашению с работодателем, является предметом
согласования сторон, за исключением случаев, когда выплата компенсации явилась основанием
неплатежеспособности работодателя или способствовала нарушению прав третьих лиц, в том числе и
остальных работников, на получение гарантированных законом выплат. В любом случае определение и
начисление выплат, причитающихся работнику в связи с увольнением, никак не связаны с
наличием/отсутствием гражданско-правовых обязательств между работником и работодателем, в связи с
чем право требования работника по выплате компенсации в связи с увольнением и существующее право
требования работодателя к работнику о погашении заемных обязательств не являются однородными, что
осложняет применение положений о зачете как способе прекращения обязательства (ст. 410 ГК РФ).
Согласно буквальному смыслу ст. 410 ГК РФ для прекращения обязательств зачетом требуется встречное
однородное требование сторон обязательства, срок исполнения которого наступил или определен
моментом востребования. При этом положения ст. 410 ГК РФ находятся в неразрывной связи с понятием
обязательства в гражданском праве, определенным ст. 310 ГК РФ, а не с любой обязанностью платежа,
установленной нормами иных отраслей российского законодательства.
II. ВОПРОСЫ ПРИМЕНЕНИЯ КОНКУРЕНТНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА
Е.Ю. БОРЗИЛО
ВЫНЕСЕНИЕ АНТИМОНОПОЛЬНЫМ ОРГАНОМ РЕШЕНИЯ ИЛИ ПРЕДПИСАНИЯ

НЕ МОЖЕТ РАССМАТРИВАТЬСЯ КАК РАЗРЕШЕНИЕ
ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВОГО СПОРА В ОТНОШЕНИИ ОДНОЙ ИЗ СТОРОН
(Суд по интеллектуальным правам, дело N А45-21069/2016)
Борзило Е.Ю., кандидат юридических наук, профессор кафедры вещного права ФГБНУ
"Исследовательский центр частного права имени С.С. Алексеева при Президенте Российской Федерации".
Общество с ограниченной ответственностью "ТЕРМОФОР" (ОГРН 1035401509010) (далее - Общество)

обратилось в Арбитражный суд Новосибирской области с заявлением о признании незаконным решения
Управления Федеральной антимонопольной службы по Новосибирской области (далее - УФАС) об отказе в
возбуждении в отношении общества с ограниченной ответственностью "Термофор" (ОГРН 105405008444)
(далее - ООО ТФ) дела о нарушении антимонопольного законодательства, изложенного в письме от
14.09.2016 N 06-9250 и обязании антимонопольного органа возбудить и рассмотреть дело о нарушении
антимонопольного законодательства в отношении ООО ТФ.

В порядке ст. 51 АПК РФ к участию в деле в качестве третьего лица, не заявляющего самостоятельных
требований относительно предмета спора, привлечено ООО ТФ. Решением от 06.02.2017 Арбитражного
суда Новосибирской области в удовлетворении заявленных требований отказано.
Постановлением Седьмого арбитражного апелляционного суда от 24.04.2017 по делу N А45-

21069/2016 решение Арбитражного суда Новосибирской области от 06.02.2017 отменено. Решение
Управления Федеральной антимонопольной службы по Новосибирской области об отказе в возбуждении в
отношении ООО ТФ дела о нарушении антимонопольного законодательства, изложенного в письме от
14.09.2016 N 06-9250, признано незаконным.
Суд обязал УФАС рассмотреть заявление Общества о возбуждении в отношении ООО ТФ дела о
нарушении антимонопольного законодательства с соблюдением установленных законом процедуры и
сроков.
При рассмотрении данного спора возник ряд интересных вопросов о применении антимонопольного
законодательства.
Соответствует ли принципу эффективности реализации публичных функций отказ антимонопольного

органа от возбуждения дела по основанию истечения сроков давности?
Как видно из материалов дела, при рассмотрении спора судами установлено, что 18.11.2015 в УФАС
от Общества поступило заявление (вх. N 10601) по факту недобросовестной конкуренции со стороны ООО
ТФ путем незаконного использования фирменного наименования юридического лица. Антимонопольный
орган в ходе проверки заявления установил, что Арбитражным судом Новосибирской области рассмотрено
дело N А45-27193/2015, в том числе по иску Общества к ООО ТФ по обстоятельствам, являющимся
основанием обращения заявителя в антимонопольный орган.
Решением Арбитражного суда Новосибирской области от 05.04.2016 по делу N А45-27193/2015

установлено, что 21.07.2003 в Единый государственный реестр юридических лиц (далее - ЕГРЮЛ) внесена
запись о государственной регистрации Общества. Запись о регистрации ООО ТФ была внесена в ЕГРЮЛ
только 06.04.2010. Таким образом, фирменное наименование Общества было включено в государственный
реестр юридических лиц ранее, чем такое же наименование ООО ТФ. В связи с установленными
обстоятельствами решением Арбитражного суда Новосибирской области исковые требования Общества
были удовлетворены. Суд обязал ООО ТФ прекратить использование полного фирменного наименования
(общество с ограниченной ответственностью "Термофор") и сокращенного фирменного наименования (ООО
"Термофор") в отношении следующих видов деятельности: производства и реализации печей, каминов,
бань, котлов, сопутствующего оборудования; производства и реализации туристического и экспедиционного
оборудования; производства и реализации климатического оборудования; производства НИОКР в области
теплотехники. Постановлением Седьмого арбитражного апелляционного суда от 19.07.2016 по делу N А45-
27193/2015 решение Арбитражного суда Новосибирской области от 05.04.2016 оставлено без изменения.
Письмом от 14.09.2016 N 06-9250 Новосибирское УФАС России отказало Обществу в возбуждении в

отношении ООО ТФ дела о нарушении антимонопольного законодательства по признакам нарушения ч. 1
ст. 14.4 Закона о защите конкуренции в связи с истечением сроков давности, предусмотренных ст. 41.1 этого
Закона. Не согласившись с отказом антимонопольного органа, Общество обратилось в арбитражный суд.
Как следует из ст. 22, 23 Закона о защите конкуренции, в рамках функции по обеспечению
государственного контроля за соблюдением антимонопольного законодательства антимонопольные органы
возбуждают и рассматривают дела о нарушении антимонопольного законодательства, а также выдают
предписания о восстановлении положения, существовавшего до нарушения.
Статья 14.4 названного Закона прямо запрещает недобросовестную конкуренцию, связанную с

приобретением и использованием исключительного права на средства индивидуализации юридического
лица, средства индивидуализации товаров, работ или услуг.
В силу ст. 41 Закона о защите конкуренции дело о нарушении антимонопольного законодательства не

может быть возбуждено и возбужденное дело подлежит прекращению по истечении трех лет со дня
совершения нарушения антимонопольного законодательства, а при длящемся нарушении
антимонопольного законодательства - со дня окончания нарушения или его обнаружения.

На первый взгляд норма построена достаточно просто - определено содержание действий

антимонопольного органа при выяснении обстоятельств, относящихся к сроку давности. Характерно, что в
своем постановлении суд крайне мало уделил внимания оценке соблюдения антимонопольным органом
требований вышеназванной статьи. Норма введена в антимонопольное законодательство после того, как КС
РФ указал на наличие правового пробела в своем Постановлении от 24.06.2009 N 11-П "По делу о проверке
конституционности положений пунктов 2 и 4 статьи 12, статей 22.1 и 23.1 Закона РСФСР "О конкуренции и
ограничении монополистической деятельности на товарных рынках" и статей 23, 37 и 51 Федерального
закона "О защите конкуренции" в связи с жалобами ОАО "Газэнергосеть" и ОАО "Нижнекамскнефтехим".
Суд указал, что целью установления соответствующих сроков давности является как обеспечение
эффективности реализации публичных функций, стабильности правопорядка и рациональной организации
деятельности правоприменителя, так и сохранение необходимой стабильности правовых отношений и
гарантирование конституционных прав лица, совершившего деяние, влекущее для него соответствующие
правовые последствия, поскольку никто не может быть поставлен под угрозу возможного обременения на
неопределенный или слишком длительный срок. Наличие сроков, в течение которых для лица во
взаимоотношениях с государством могут наступить неблагоприятные последствия, представляет собой
необходимое условие применения этих последствий.
Однако норма о сроках давности, как представляется, должна именно обеспечивать соблюдение прав
хозяйствующих субъектов, а не ограничивать их. Эффективность реализации публичных функций
заключается не только в защите хозяйствующих субъектов от излишнего преследования государством, но и
в обязанности государства обеспечить соблюдение прав тех хозяйствующих субъектов, которые пострадали
от антиконкурентных действий и избрали административный способ защиты прав.
Поэтому представляется, что необходимо обратить внимание на некоторую дефектность

предлагаемой конструкции. Закон о защите конкуренции определяет только один способ установления
факта нарушения антимонопольного законодательства: по результатам рассмотрения комиссией дела о
нарушении антимонопольного законодательства. На этапе же поступления заявления предметом
рассмотрения является наличие или отсутствие признаков нарушения, а не самого нарушения.
Получается, что с точки зрения законной процедуры возможно прекратить рассмотрение дела в
случае установления факта истечения сроков давности: комиссия рассматривает дело, устанавливает факт
нарушения, а также устанавливает, что сроки давности не позволяют продолжить рассмотрение дела. В то
же время отказ от возбуждения дела по признаку истечения сроков давности технически невозможен -
нарушение не выявлено, оно и не может быть выявлено до рассмотрения дела в установленном порядке.
Рассмотрение дела комиссией антимонопольного органа в законном порядке является гарантией
соблюдения прав участников: каждый имеет право представить свою правовую позицию и доказательства
по спору. Принимая же решение об отказе в возбуждении дела по факту нарушения антимонопольного
законодательства до рассмотрения дела в связи с истечением сроков, антимонопольный орган тем самым
лишает заявителя права на законное разбирательство - права, гарантированного ему Законом о защите
конкуренции.
Можно сделать предположение, что антимонопольный орган может воспользоваться результатами

аналогичной законной процедуры для установления факта нарушения до возбуждения дела, т.е. судебной.
В данном случае одним из аргументов антимонопольного органа было именно наличие судебного решения.
Еще один важный, но уже практический аспект данного дела, мало описанный в судебном решении, -
правильность исчисления сроков давности. Статья 14.4 запрещает не только приобретение чужих средств
индивидуализации, но и их использование. В случае с приобретением можно говорить о разовом
нарушении, но в случае с использованием - это нарушение длящееся, что косвенно подтверждено
решением по делу N А45-27193/2015, запретившим использование фирменного наименования "Термофор"
в отношении определенных видов продукции. Представляется, что в данном деле антимонопольный орган
не только нарушил права Общества на законную процедуру, но еще и сделал это на основании ошибочных
выводов о характере нарушения и применимых к нему сроках давности.
Может ли то обстоятельство, что хозяйствующий субъект реализовал право на защиту в судебном

порядке, рассматриваться как основание для отказа защиты его прав посредством обращения в
антимонопольные органы?

Вопрос о соотношении актов антимонопольного органа с судебными актами, принятыми по тем же

фактическим обстоятельствам, поднимался в юридической науке и правоприменительной практике
неоднократно, так же как и тесно связанный с ним вопрос о праве антимонопольного органа рассматривать
гражданско-правовые споры.
Так, еще Постановлением Пленума ВАС РФ от 30.06.2008 N 30 "О некоторых вопросах, возникающих в
связи с применением арбитражными судами антимонопольного законодательства" было определено, что
Закон о защите конкуренции формулирует требования для хозяйствующих субъектов при их вступлении в
гражданско-правовые отношения с другими участниками гражданского оборота. Так, для лиц, занимающих
доминирующее положение на рынке, введены ограничения, предусмотренные ст. 10 Закона; для лиц вне
зависимости от того, занимают они доминирующее положение или нет, установлены запреты на
ограничивающие конкуренцию соглашения или согласованные действия (ст. 11 Закона) и на
недобросовестную конкуренцию (ст. 14 Закона). Поэтому требования антимонопольного законодательства
применяются к гражданско-правовым отношениям.
Таким образом, налицо давно установившееся правило: в случае, если гражданско-правовым

отношениям присущ антимонопольный элемент, антимонопольные органы вправе оценивать данные
отношения на предмет соответствия правоотношений антимонопольному законодательству.
В рассматриваемом деле по сути УФАС заявило, что не видит оснований в возбуждении дела,
поскольку права Общества уже защищены в судебном порядке, ООО ТФ запрещено использовать
фирменное наименование "Термофор". Эта логика основана на нескольких ошибочных выводах.
Во-первых, ст. 11 ГК РФ не запрещает хозяйствующему субъекту использовать несколько средств

правовой защиты, т.е. возможно сочетать и судебный, и административный способы. И законодательство,
по нашему мнению, и судебная практика идут по пути дистанцирования антимонопольного и судебного
процессов. Так, наличие вступившего в законную силу судебного акта по тем же обстоятельствам, что
рассматриваются антимонопольным органом, с 2010 г. более не является основанием для прекращения
производства по антимонопольному делу в соответствии со ст. 48 Закона о защите конкуренции.
Соответственно, вывод УФАС о достаточности защиты в судебном порядке находится далеко за пределами
его компетенции - антимонопольные органы не вправе решать за заявителей, какой способ защиты им
выбирать и какая защита является достаточной.
Во-вторых, рассмотрение заявлений о нарушении Закона о защите конкуренции, применение мер

воздействия при наличии такой необходимости - это в силу ст. 22 и 23 Закона о защите конкуренции не
право антимонопольного органа, а прямая его обязанность. Антимонопольный орган не волен выбирать,
выполнять ли ему возложенные на него законом функции или нет, он обязан их выполнять.
В-третьих, помимо собственно защитной функции у государства в антимонопольной сфере есть

функция карательная: использование чужого средства индивидуализации является административным
правонарушением, которые антимонопольный орган обязан пресекать. В рассматриваемом деле очень
четко проведено разделение: предметом обращения Общества в арбитражный суд было нарушение ст. 1474
ГК РФ, в то время как предметом обращения Общества в УФАС было нарушение ст. 14.4 Закона о защите
конкуренции.
Таким образом, арбитражный суд пришел к правильному выводу о том, что вынесение
антимонопольным органом решения или предписания не может рассматриваться как разрешение
гражданско-правового спора в пользу одной из сторон, а рассмотрение в арбитражном суде гражданско-
правового спора не является обстоятельством, влекущим прекращение дела о нарушении
антимонопольного законодательства.
III. ВОПРОСЫ ПРИМЕНЕНИЯ АРБИТРАЖНЫМИ СУДАМИ

ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА ОБ ИНВЕСТИЦИЯХ И ИНВЕСТИЦИОННОЙ
ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Е.А. КРАСНОУХОВА
РАЗРЕШЕНИЕ СПОРОВ ИЗ ИНВЕСТИЦИОННЫХ ДОГОВОРОВ

В ПРАКТИКЕ АРБИТРАЖНЫХ СУДОВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Красноухова Е.А., аспирант ИЗиСП.
Нередко участники инвестиционной деятельности формализуют свои отношения посредством

заключения договоров, именуемых сторонами как инвестиционные. Данный вид договора не предусмотрен
ГК РФ, что порождает разнообразную правоприменительную практику.
В ст. 8 Федерального закона от 25.02.1999 N 39-ФЗ "Об инвестиционной деятельности в Российской

Федерации, осуществляемой в форме капитальных вложений" указано, что отношения между субъектами
инвестиционной деятельности осуществляются на основе договора и (или) государственного контракта,
заключаемых между ними в соответствии с ГК РФ.
Положениями ст. 7 Закона РСФСР от 26.06.1991 N 1488-1 "Об инвестиционной деятельности в

РСФСР", действующего в части, не противоречащей положениям Федерального закона от 25.02.1999 N 39-
ФЗ "Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме капитальных
вложений", предусмотрено, что основным правовым документом, регулирующим производственно-
хозяйственные и другие взаимоотношения субъектов инвестиционной деятельности, является договор
(контракт) между ними.
Поскольку инвестиционная деятельность является особым видом деятельности, то и договор,

заключаемый между ее субъектами, будет обеспечивать специфический режим правового регулирования
отношений, возникающих из такого договора.
Старая редакция ст. 421 ГК РФ предусматривала, что стороны могут заключить договор, как
предусмотренный, так и не предусмотренный законом или иными правовыми актами.
Новая редакция статьи (в ред. Федерального закона от 08.03.2015 N 42-ФЗ) получила дополнение.
Так, законодатель указал, что к договору, не предусмотренному законом или иными правовыми актами, при
отсутствии признаков, указанных в п. 3 этой статьи (т.е. признаков смешанных договоров), правила об
отдельных видах договоров, предусмотренных законом или иными правовыми актами, не применяются, что
не исключает возможности применения правил об аналогии закона (п. 1 ст. 6) к отдельным отношениям
сторон по договору.
Хотелось бы отметить, что многими годами ранее, в 2002 г., М.И. Брагинский и В.В. Витрянский в
своей знаменитой работе "Договорное право" отмечали, что "...если речь идет о "поименованных"
договорах, т.е. предусмотренных ГК и другими законами, то за рамками норм, регулирующих
соответствующий вид договорных обязательств (при надлежащем их толковании), вряд ли целесообразно
искать некие иные условия, которые являются необходимыми для данного вида договора. Более того,
допущение возможности их поиска привело бы к опасности судебного произвола и в целом к
нестабильности договорных отношений. Что же касается "непоименованных" договоров, т.е. не
предусмотренных законом, то круг необходимых для них существенных условий может определяться на
основе норм, регулирующих сходные договорные обязательства и применяемых в этом случае по аналогии
закона..." <1>.
--------------------------------
<1> Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Договоры о передаче имущества. Кн. 2. 4-е
изд., стереотип. М.: Статут, 2002.
Таким образом, действующее гражданское законодательство и цивилистическая доктрина исходят из

того, что к непоименованным договорам правоприменитель имеет возможность использовать аналогию
закона - применить к спорным правоотношениям гражданское законодательство, регулирующее сходные
отношения. Условиями этого являются: сходство договорных отношений и отсутствие их прямого
урегулирования соглашением сторон, т.е. самим договором.
Как отмечает Н.В. Степанюк, при рассмотрении гражданско-правового спора "суд устанавливает,
имеется ли между сторонами договорное отношение, определяет тип и вид договора, дает правовую

квалификацию, осуществляет анализ формы договора и содержания обязательных реквизитов, а также

выясняет общие намерения и цели сторон" <1>. Правовая квалификация договора служит важным этапом
оценки судом сложившихся между сторонами правоотношений, поскольку влечет применение судом тех или
иных норм. Существо принятого решения зависит в том числе и от уяснения судом содержания договора.
При этом суду необходимо разъяснить свое толкование договора в тексте судебного решения.
--------------------------------
<1> Степанюк Н.В. Толкование гражданско-правового договора: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2008.
Инвестиционный договор в научной литературе рассматривается, во-первых, в материальном смысле,

как поименованный инвестиционным, во-вторых, в содержательном смысле, как регулирующий
инвестиционные отношения (при этом он может быть поименован другим образом, например договор о
совместной деятельности или договор простого товарищества).
Л.Г. Кропотов утверждает, что действующее законодательство исходит из двух критериев отнесения
договора к инвестиционным: 1) он заключается в соответствии с ГК РФ и 2) его предметом являются
инвестиционные отношения <1>.
--------------------------------
<1> См.: Кропотов Л.Г. Коммерческие инвестиции в объекты капитального строительства: правовое
регулирование. М.: Инфотропик Медиа, 2012.
Проблема состоит в квалификации отношений в качестве инвестиционных. Инвестиции - размещение

активов с целью получения доходов. Поэтому важно учитывать отношения сторон к отчуждаемой
собственности.
Между тем, если стороны отнесли заключаемый договор к тому или иному виду договора, который
предусмотрен ГК РФ, это означает для суда, что намерение сторон было применить к правоотношениям
конкретные нормы - либо нормы, описывающие взаимоотношения по договору строительного подряда, либо
нормы относительно договора купли-продажи.
Несомненно, что содержание договора может не коррелировать с его наименованием, например,

озаглавив сделку договором аренды, стороны могут определить предмет сделки как выполнение
определенных работ, т.е. по существу заключить договор подряда, однако подобные случаи не так часто
становятся предметом рассмотрения для судов.
Трудности толкования и правовой квалификации возникают в тех случаях, когда стороны заключают
договор как инвестиционный (т.е. не поименованный ГК РФ, а значит, не имеющий специального
регулирования), а в содержании указывают положения, относимые к различным гражданско-правовым
договорам.
В настоящей статье мы хотели бы показать, как складывалась судебная практика по вопросу

квалификации инвестиционных договоров до принятия Пленумом ВАС РФ Постановления 2011 г. N 54, как
суды начали оценивать инвестиционные договоры после принятия этого Постановления и какие проблемы
остаются неразрешенными по настоящее время.
1. В деле N А40-17208/2008 судами была рассмотрена ситуация, связанная с тем, что в 2000 г. между
инвестором и инвестором-застройщиком заключен договор о реализации инвестиционного проекта.
Предметом договора являлась реализация инвестиционного проекта по строительству жилого комплекса.
По условиям договора инвестор-застройщик был вправе привлекать соинвесторов (юридических и

физических лиц) при реализации настоящего проекта в объеме своей доли. Дополнительным соглашением
N 1 к договору установлены условия раздела объекта инвестиций: администрации и департаменту
муниципального жилья - 22% от общей площади, инвестору-застройщику - 68% от общей жилой площади,
включая расчеты с другими организациями плюс служебная площадь, Инвестору - 10% от общей жилой
площади.

Инвестор-застройщик заключил в 2004 г. договор инвестиционного вклада с вкладчиком, который в

целях получения в собственность нежилого помещения обязался перечислить денежные средства
инвестору-застройщику. Не получив своевременно объект недвижимости и ссылаясь на исполнение своих
обязательств по указанному договору, Вкладчик обратился с иском об обязании предоставить в
собственность нежилое помещение после окончания строительства к инвестору.
Признавая законным отказ суда первой инстанции в удовлетворении заявленных требований, суд
кассационной инстанции указал, что условия заключенного сторонами договора о реализации
инвестиционного проекта от 2000 г., а также положения Закона РСФСР "Об инвестиционной деятельности в
РСФСР" и Федерального закона "Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации,
осуществляемой в форме капитальных вложений" не предусматривают солидарной ответственности
инвесторов перед третьими лицами, в том числе соинвесторами, осуществившими финансирование
инвесторов, участвующих в реализации инвестиционного проекта.
При этом судом кассационной инстанции исследован довод кассационной жалобы истца о том, что
вышеуказанный инвестиционный контракт содержит признаки договора простого товарищества. Суд пришел
к выводу о том, что этот довод основан на ошибочном толковании положений закона.
В соответствии с Законом РСФСР "Об инвестиционной деятельности в РСФСР" и Федеральным

законом "Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме
капитальных вложений" инвестиционная деятельность предполагает вложение инвестором в объект
предпринимательской или иной деятельности на условиях, предусмотренных инвестиционным контрактом,
денежных средств, ценных бумаг, иного имущества или практических действий и возникновение у инвестора
прав на результаты таких вложений.
При этом суд кассационной инстанции согласился с выводами судов нижестоящих инстанций о том,
что заключенный между сторонами договор о реализации инвестиционного проекта от 2000 г. содержит
существенные условия, позволяющие отнести его к инвестиционному договору, в том числе условия о
вложениях сторон в объект инвестиций и порядок раздела результатов инвестиционной деятельности.
Таким образом, до 2011 г., т.е. до принятия Постановления от 11.07.2011 N 54, суды могли
квалифицировать инвестиционный договор именно как инвестиционный, а значит, подпадающий под
регулирование Федерального закона "Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации,
осуществляемой в форме капитальных вложений". Подобный договор в обязательном порядке не
"подгонялся" под рамки того или иного договора, предусмотренного Гражданским кодексом Российской
Федерации.
2. В деле N А40-39650/2007 Инвестор обратился за взысканием задолженности с Застройщика и

Заказчика по инвестиционно-строительному контракту от 2002 г. Суд кассационной инстанции отменил
первоначальное решение об отказе в удовлетворении исковых требований, а также постановление суда
апелляционной инстанции. Направил дело на новое рассмотрение в Арбитражный суд города Москвы. При
этом суд указал на то, что при новом рассмотрении суду первой инстанции надлежит выяснить, прекращен
ли инвестиционный контракт, выбыл ли истец из участия в реализации инвестиционного проекта,
установить с учетом требований законодательства об инвестиционной деятельности и положений ГК РФ,
какие права возникли у истца в связи с инвестированием строительства и как данные права могут быть
реализованы, в зависимости от установленного вынести законное и обоснованное решение.
Необходимо отметить, что при новом рассмотрении в удовлетворении исковых требований также
было отказано, однако при этом суд кассационной инстанции отметил необходимость установить круг прав
и обязанностей сторон по инвестиционному контракту исходя из положений как ГК РФ, так и
инвестиционного законодательства - Закона РСФСР "Об инвестиционной деятельности в РСФСР" и
Федерального закона "Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в
форме капитальных вложений".
3. При рассмотрении дела N А41-К1-18099/2007, в рамках которого были заявлены требования истца о
признании недействительным заключенного между ответчиками дополнительного соглашения от 2006 г. к
инвестиционному контракту от 2002 г.; признании истца исполнившим обязанности соинвестора по договору
от 2005 г.; о привлечении финансовых средств в строительство жилого дома по договору от 2005 г. N... на

участие в инвестировании строительства жилого дома; о признании за истцом права соинвестора на

получение в собственность в оконченном строительством жилом доме, суды пришли к следующей оценке
заключенного между сторонами договора.
Требования истца основаны на договоре 2005 г. на участие в соинвестировании жилого дома. Между
тем в соответствии с положениями основного инвестиционного контракта от 2002 г. инвестор вправе
уступить свои права по контракту третьему лицу полностью или частично лишь с согласия администрации -
участника инвестиционного контракта. Поскольку согласия администрации на передачу прав инвестора по
указанному договору инвестирования получено не было, вследствие чего договор истца на участие в
соинвестировании жилого дома является недействительным, Истец как Генподрядчик вправе требовать
оплаты выполненных работ от Генерального заказчика по договору подряда от 2003 г., но не передачи ему
квартир как соинвестору.
При этом суды указали, что по смыслу ч. 1 ст. 740 ГК РФ подрядчик не приобретает прав на объект
строительства, а вправе лишь требовать уплаты от подрядчика обусловленной цены за выполненные
работы.
Таким образом, ранее, до 2011 г. договор инвестирования для судов имел отличную правовую природу
от договора подряда. При этом суды указывали, что правовым последствием заключения инвестором
договора инвестирования является приобретение права требовать результат инвестиционной деятельности.
4. В Постановлении Федерального арбитражного суда Поволжского округа по делу N А65-11688/2009

по иску инвестора-застройщика к заказчику о расторжении договора инвестирования на реализацию
инвестиционного проекта от 2006 г. и взыскании убытков в виде стоимости недополученной площади по
договору отменены судебные акты нижестоящих инстанций, при этом указано, что при новом рассмотрении
следует дать надлежащую правовую квалификацию существенных условий спорного договора, поскольку
установление правовой природы договора необходимо для определения заключенности договора, что в
свою очередь необходимо для рассмотрения требований о расторжении договора.
При новом рассмотрении суд установил, что в 2006 г. между истцом и ответчиком был заключен
договор инвестирования на реализацию инвестиционного проекта, согласно которому ответчик (заказчик) и
истец (инвестор-застройщик) осуществляли совместное строительство семисекционного жилого дома, по
окончании которого было предусмотрено распределение его площадей между сторонами.
Исходя из предмета и условий договора арбитражный суд пришел к выводу о его правовой
квалификации как договора простого товарищества, попадающего в сферу правового регулирования гл. 55
ГК РФ.
Согласно п. 1 ст. 1041 ГК РФ по договору простого товарищества (договору о совместной

деятельности) двое или несколько лиц (товарищей) обязуются соединить свои вклады и совместно
действовать без образования юридического лица для извлечения прибыли или достижения иной не
противоречащей закону цели.
Инвестицией ответчика выступило предоставление права строительства объекта на земельном

участке, а также предоставление имеющихся согласований, разрешений, ордеров и прочих документов,
необходимых для строительства жилого дома, осуществления действий по подготовке и принятию
распорядительных документов, необходимых для реализации инвестиционного проекта.
В свою очередь, вложение истца было определено как финансирование и реализация им за счет
собственных и (или) привлеченных средств инвестиционного проекта в полном объеме, осуществление
функций застройщика и, при необходимости, генерального подрядчика и генпроектировщика. Срок
завершения строительства и размер подлежащей передаче сторонам полезной площади возводимого
объекты были определены условиями договора.
Отметим, что суд в указанном деле пришел к выводу о том, что наличие в рассматриваемом договоре
отдельных элементов договора строительного подряда не имеет значения для определения сложившихся
между сторонами правоотношений по договору, поскольку они носят дополнительный характер по
отношению к основной цели сторон - объединению усилий (вкладов) для строительства жилого дома с
последующим разделением его полезной площади между собой. Такая квалификация привела суды к

выводу о том, что заключенный сторонами договор является договором простого товарищества.
5. В деле N А57-2108/2009 судом рассмотрен спор о взыскании неосновательного обогащения в связи

с тем, что истцом в адрес ответчика перечислены денежные средства по договору, который, по мнению
истца, не может быть признан заключенным ввиду несогласованности существенных условий договора.
Исковые требования после повторного рассмотрения дела Арбитражным судом Саратовской области были
удовлетворены.
Интересно, что при оценке сложившихся между сторонами правоотношений суды исходили из
Исходя из условий договора от 2006 г. N 96, заключенного между сторонами, истец (застройщик)
принимает на себя финансирование работ на развитие систем водоснабжения и водоотведения за
подключение торгово-развлекательного комплекса, а ответчик (водопроводно-канализационное хозяйство)
разрешает подключение торгово-развлекательного комплекса к сетям водопровода и канализации после
выполнения истцом всех обязательств по договору.
Давая правовую оценку указанному договору, при первоначальном рассмотрении суд посчитал его
договором долевого участия в финансировании развития систем водоснабжения и канализации города
Саратова, целью которого является финансирование и реконструкция систем водоснабжения и канализации
города.
Между тем, как указал суд кассационной инстанции, вышеуказанные нормы права применены только к
одной части предмета договора, а именно к обязательству истца о внесении платежей.
В случае квалификации сделки в качестве договора долевого участия должны применяться

положения Федерального закона "Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации,
осуществляемой в форме капитальных вложений". При этом в силу ст. 1 указанного Закона инвестиционная
деятельность представляет собой вложение инвестиций и осуществление практических действий в целях
получения прибыли и достижения иного полезного эффекта. Однако указанным договором не согласован
тот полезный эффект, который истец должен был бы получить в результате инвестиционных вложений.
Кроме того, договором не определено, на каких условиях должно осуществляться подключение,

отсутствуют ссылки на техническую документацию и условия, сроки выполнения ответчиком своих
обязательств, т.е. отсутствуют условия договора, предъявляемые при заключении сторонами сделки к
указанной категории публичных договоров в соответствии с разд. II Правил заключения и исполнения
публичных договоров о подключении к системе коммунальной инфраструктуры.
Таким образом, отсутствие существенных условий в договоре от 2006 г., в том числе
несогласованность предмета, иных условий, которые являются существенными для тех видов договоров,
элементы которых в нем содержатся, не позволяет признать договор заключенным и порождающим
правовые последствия.
В данном случае судом указан тот предмет договора, который позволяет характеризовать договор как
инвестиционный, - полезный эффект, который истец должен был бы получить в результате инвестиционных
вложений.
Исследование судебных актов, которые формировали судебную практику в отношении существенных

условий договора инвестирования, особенностей его правовой квалификации до 2011 г., с одной стороны,
позволяет увидеть разнонаправленность и разнородность подходов суда, с другой стороны, стремление
судов вычленить характеристики договора именно инвестиционного, связывая это с возможностью
применить к спорным правоотношениям положения Федерального закона "Об инвестиционной
деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в форме капитальных вложений".
Можно предположить, что до 2011 г., т.е. до принятия разъясняющих положений ВАС РФ, суды
рассматривали инвестиционные договоры как сделки с особой правовой природой, отличной от любых
других гражданско-правовых договоров.
Начиная с 2012 г. практика пошла по иному пути.

Пленум ВАС РФ принял специальное Постановление от 11.07.2011 N 54 "О некоторых вопросах

разрешения споров, возникающих из договоров по поводу недвижимости, которая будет создана или
приобретена в будущем".
Согласно разъяснениям п. 4 указанного Постановления судам было дано указание при разрешении
споров, связанных с инвестиционной деятельностью, следовать правилам одной из глав - 30, 37, 55, т.е. к
инвестиционному договору, не предусмотренному ГК РФ, применялись правила об одном из договоров,
предусмотренных ГК РФ. Суды обязаны определять правовую природу спорных отношений, вытекающих из
договоров, связанных с инвестиционной деятельностью в сфере финансирования строительства или
реконструкции объектов недвижимости, и квалифицировать их с применением норм ГК РФ о договорах
купли-продажи, подряда, простого товарищества и т.д.
Как указывает Р.С. Бевзенко, указанное Постановление базируется на следующих постулатах:
- стороны могут заключать обязательственные договоры, предметом которых является совершение

одним лицом действий, направленных на создание или приобретение в собственность недвижимых вещей,
которых (разумеется) на момент заключения договора в собственности у отчуждателя нет;
- право на недвижимость, приобретаемую по такому договору, возникает у застройщика с момента

внесения записи об этом праве в реестр, а у инвестора - с момента государственной регистрации перехода
права собственности в ЕГРП;
- никакой "инвестиционной собственности" (возникающей вследствие простого волеизъявления

инвестора и факта внесения им денежных средств на строительство объекта) не существует; иски
инвесторов о признании права собственности (по общему правилу) подлежат отклонению;
- договоры о будущей недвижимости, зачастую называемые инвестиционными, на самом деле

являются либо куплей-продажей будущей вещи, либо подрядом, либо товариществом (возможны и иные
квалификации, однако это очень большая редкость);
- договоры участия в долевом строительстве являются по своей сути куплей-продажей будущей

недвижимости, однако вследствие специального состава участников законодатель устанавливает особое
регулирование для условий и порядка их заключения и исполнения <1>.
--------------------------------
<1> См.: Бевзенко Р.С. Квалификация и последствия сделок с будущей недвижимой вещью // Вестник
ВАС РФ. 2012. N 3. С. 84 - 105.
Между тем вопросы квалификации отношений по подобным договорам остаются предметом многих
судебных споров.
1. В рамках дела N А40-15359/09 отказано в удовлетворении требований заказчика к застройщику о

взыскании понесенных затрат, кредиторской задолженности, штрафа за неоформление прав на земельный
участок и вознаграждения на основании договору от 2004 г. на осуществление функций заказчика по
проектированию и строительству жилого дома и по договору на реализацию инвестиционного проекта по
проектированию и строительству жилого дома от 2005 г.
В соответствии с п. 7 Постановления N 54 в случаях, когда из условий договора усматривается, что

каждая из сторон вносит вклады (передает земельный участок, вносит денежные средства, выполняет
работы, поставляет строительные материалы и т.д.) с целью достижения общей цели, а именно создания
объекта недвижимости, соответствующий договор должен быть квалифицирован как договор простого
товарищества.
Как установил суд, условия договоров от 2004 г. и от 2005 г. полностью соответствуют указанным
требованиям, поскольку предполагают, что каждая из сторон вносит вклады: застройщик передает
земельный участок, а заказчик вносит денежные средства, оказывает услуги в целях создания объекта
недвижимости.

Таким образом, спорные договоры являются единой сделкой - договором простого товарищества и,
как правильно указал суд, исходя из природы правоотношений участников договора простого товарищества
заказчик лишен права на возмещение своих затрат другим товарищем, а также взыскания с него штрафных
санкций за ненадлежащее исполнение обязательств. Кроме того, как правильно указал суд, спорными
договорами не предусматривалась выплата вознаграждения в денежной форме, а предусматривалась
только путем предоставления в собственность помещений. В связи с этим независимо от правовой
квалификации договоров истец не вправе требовать выплаты ему вознаграждения в денежной форме.
Между тем, заключая договор как договор инвестирования, стороны могут не предполагать, что к их
правоотношениям будут применены нормы ГК РФ, регулирующие отношения участников договора простого
товарищества.
2. В Постановлении кассационной инстанции по делу N А40-152235/2014, которым отменены

судебные акты первой и апелляционной инстанций, описаны следующие обстоятельства.
Инвестор обратился с иском о взыскании с Правительства города Москвы за счет средств казны
города Москвы денежных средств - затрат истца при расторжении инвестиционного контракта.
Между сторонами был заключен инвестиционный контракт, по условиям которого инвестор обязался
за счет собственных либо привлеченных инвестиций произвести проектирование и строительство объекта
торговли с молочно-раздаточным пунктом. Правительство Москвы предоставило инвестору земельный
участок в аренду. В связи с негативным отношением жителей близлежащих домов к предстоящему
строительству инвестиционный контракт был расторгнут, договор аренды также прекращен. Инвестор
полагает, что в результате прекращения действия инвестиционного контракта ему были причинены убытки.
Суд первой инстанции, указав, что, осуществляя инвестиционную деятельность, инвестор понес
затраты, которые должны быть возмещены Правительством Москвы, удовлетворил исковые требования.
Суд исходил из того, что прекращение Правительством Москвы арендных правоотношений до истечения
предельного срока реализации проекта лишил истца возможности дальнейшей реализации всего
инвестиционного проекта, в связи с чем суд классифицировал действия ответчика как незаконный отказ от
исполнения инвестиционного контракта.
Суд апелляционной инстанции, отказывая в удовлетворении заявленных требований, привел в

обоснование своей позиции следующие аргументы. Выявленные причины прекращения инвестиционной
деятельности (обоснованное недовольство жителей), послужившие основанием для невозможности
реализации рассматриваемого контракта, правовые основания для возложения на администрацию
обязанности по компенсации затрат истца, с учетом того, что спорный контракт по своей природе является
договором простого товарищества, отсутствуют, поскольку отсутствуют доказательства вины Администрации
в невозможности реализации контракта, затраты сторон контракта являются их рисками, оснований для
возмещения которых не усматривается, притом что контракт прекратил свое действие вследствие
истечения предельного срока его реализации.
Отменяя судебные акты первой и апелляционной инстанций, суд кассационной инстанции указал, что
суды не исследовали обстоятельства, связанные с наличием вины общества в невозможности исполнения
обязательства по инвестиционному контракту. При этом суд отдельно отметил, что для разрешения данной
категории спора существенное значение имеет правовая квалификация отношений, сложившихся между
сторонами договора инвестирования, заключенного между публичным образованием и частным лицом.
При новом рассмотрении дела суду первой инстанции даны указания установить, является ли
инвестиционный контракт прекращенным или расторгнутым, имеет ли место вина общества в
невозможности исполнения обязательств; установить основания перечисления истцом в качестве
компенсации городу за социальную, инженерную и транспортную инфраструктуру денежных средств и
удержания их ответчиком; предложить истцу составить расчет требований с учетом правовой квалификации
правоотношения сторон и условий договора.
3. По делу N А41-11981/2015 отказано в удовлетворении требований Администрации муниципального

района, которая обратилась к инвестору о признании прекратившим свое действие инвестиционного
контракта от 2003 г. на строительство жилого дома.

В обоснование исковых требований истцом указано, что вклад Администрации по контракту -

земельный участок под строительство объекта, вклад инвестора - финансирование за счет собственных и
привлеченных средств, строительство и ввод объекта в эксплуатацию, в связи с чем инвестиционный
контракт от 2003 г. отвечает признакам договора простого товарищества, а поскольку решением суда
инвестор признан несостоятельным (банкротом), в отношении его открыто конкурсное производство и в
соответствии с п. 1 ст. 1050 ГК РФ контракт прекратил свое действие с даты принятия указанного решения
суда.
Суды первой и апелляционной инстанций, руководствуясь положениями ст. 1041, 1051 ГК РФ, ст. 8
Федерального закона "Об инвестиционной деятельности в Российской Федерации, осуществляемой в
форме капитальных вложений", разъяснениями, изложенными в п. 4, 6, 7 Постановления Пленума ВАС РФ
от 11.07.2011 N 54 "О некоторых вопросах разрешения споров, возникающих из договоров по поводу
недвижимости, которая будет создана или приобретена в будущем", оценив условия контракта, пришли к
выводу, что он выступает договором смешанного типа: в части проведения работ по строительству жилого
дома в силу § 3 гл. 37 ГК РФ его необходимо квалифицировать как договор подряда, а в части условия о
передаче части недвижимого имущества в собственность истца по итогам реализации инвестиционного
проекта в качестве оплаты за выполненные им подрядные работы - как договор купли-продажи, в связи с
чем пришли к выводу, что факт признания ОАО "ИКМО" несостоятельным (банкротом) не влечет за собой
прекращения по правилам п. 1 ст. 1050 ГК РФ действия контракта от 2003 г.
При этом, отклоняя доводы Администрации о том, что контракт следует квалифицировать как договор
простого товарищества, суды первой и апелляционной инстанций, руководствуясь положениями ст. 1041,
1050 ГК РФ, исходили из того, что существенным условием договора простого товарищества является
указание на соединение вкладов, о совместных действиях товарищей и об общей цели, для достижения
которой эти действия совершаются, тогда как условия контракта не позволяют сделать вывод о наличии в
нем элементов договора простого товарищества, поскольку существенных условий договора простого
товарищества в нем не содержится.
4. Решением по делу N А41-82698/2014, поддержанным судами апелляционной и кассационной

инстанций, удовлетворены требования Администрации городского округа к инвестору о взыскании
задолженности по инвестиционному контракту.
Суды, руководствуясь п. 1 и 2 ст. 421, ст. 420, 425 ГК РФ, пришли к выводу о том, что отсутствие в
гражданском законодательстве положений, регулирующих внесение платы за предоставление права
застройки земельных участков и участие хозяйствующих субъектов в финансировании развития
инженерной инфраструктуры муниципального образования, не исключает возможности их участия в этой
деятельности на добровольной основе на основании договоров.
В спорном контракте помимо условий, связанных с исполнением муниципальным образованием

публично-правовых обязанностей, содержатся также и гражданско-правовые обязательства инвестора, а
именно обязанность последнего по перечислению в бюджет муниципального образования денежных
средств в размере и в сроки, которые установлены этим контрактом.
Следует отметить, что судами не дана правовая квалификация заключенного сторонами договора -
как договора купли-продажи вещи, которая будет создана в будущем, договора подряда или простого
товарищества, однако описаны конкретные права и обязанности, согласованные сторонами по контракту.
Тем самым можно предположить, что суд постарался уйти от определения правовой характеристики
договора, как это предлагает Постановление Пленума от 11.07.2011 N 54, а остановился на самой сути
вопроса: предусмотрена ли такая обязанность, о выполнении которой настаивает истец, условиями
договора или нет?
Стоит особо подчеркнуть, что в настоящее время нередко суды кассационных инстанций, придя к
выводу о том, что суды нижестоящих инстанций неверно квалифицировали заключенный между сторонами
инвестиционный контракт, оставляли в силе состоявшиеся судебные акты, указав при этом, что несогласие
суда кассационной инстанции с правовой квалификацией сложившихся между сторонами правоотношений в
рамках инвестиционного договора, основанной на оценке условий заключенного контракта и исходя из
фактических обстоятельств дела, не должно являться основанием для повторного судебного пересмотра
дела судами, обозначившими правовую позицию по рассматриваемому делу и давшими соответствующую

оценку фактическим обстоятельствам дела (например, дела N А41-2526/2015, N А65-19162/2011).
Постановлением по делу N А47-2691/2015 суд кассационной инстанции отменил решение суда первой
инстанции и Постановление апелляционной инстанции и направил дело на новое рассмотрение в суд
первой инстанции. Заказчик обратился в арбитражный суд с иском к инвестору о взыскании денежных
средств, полученных от реализации квартир, приходящихся на долю истца по инвестиционному контракту
от 2011 г., предметом которого является совместная реализация сторонами инвестиционного проекта по
проектированию и строительству жилого квартала.
Суд первой инстанции отказал в удовлетворении исковых требований, ссылаясь на положения п. 4 и 6

Постановления Пленума ВАС РФ от 11.07.2011 N 54. При этом суд исходил из того, что к инвестиционному
контракту следует применять правила гл. 37 "Подряд" ГК РФ, поскольку стороны при заключении
инвестиционного контракта не достигли соглашения о предмете, не согласовали сроки выполнения работ,
не оформили техническую документацию, определяющую объем и содержание работ, смету, определяющую
цену на работы, задание на проектирование, признал инвестиционный контракт незаключенным и не
порождающим какие-либо правовые последствия для сторон.
Суд кассационной инстанции сослался на п. 7 информационного письма ВАС РФ от 25.02.2014 N 165

"Обзор судебной практики по спорам, связанным с признанием договоров незаключенными", в котором
отражено, что при наличии спора о заключенности договора суд должен оценивать обстоятельства дела в
их взаимосвязи в пользу сохранения, а не аннулирования обязательств, а также исходя из презумпции
разумности и добросовестности участников гражданских правоотношений, закрепленной ст. 10 ГК РФ. Если
стороны не согласовали какое-либо условие договора, относящееся к существенным, но затем
совместными действиями по исполнению договора и его принятию устранили необходимость согласования
такого условия, то договор считается заключенным.
Исходя из логики исследованного судебного акта если заключенный между сторонами договор
квалифицирован как договор подряда, однако совокупность его условий не позволяет сделать вывод о его
заключенности, то необходимо исследовать все обстоятельства взаимоотношений сторон: дополнительные
соглашения, взаимосвязанные договоры и фактическое исполнение договора.
Несмотря на правовую позицию, изложенную в Постановлении от 11.07.2011 N 54, которая

ориентирует суды на установление правовой квалификации заключенного договора вне зависимости от его
наименования как договора, предусмотренного ГК РФ, в деле N А43-18644/2013 суды дали правовую
квалификацию договора, заключенного между сторонами как инвестиционный договор, пришли к выводу о
том, что стороны согласовали все существенные условия договора инвестирования.
Между Министерством, Администрацией и обществом заключен договор аренды земли на время

совместной деятельности по строительству (реконструкции) объекта от 2009 г., по условиям которого
стороны договорились совместно действовать для достижения общей хозяйственной цели - завершения
строительства жилого дома. Договором предусмотрено, что Министерство предоставляет обществу
земельный участок для завершения строительства и реконструкции домов, Администрация оказывает
содействие обществу в выдаче условий присоединения к инженерным сетям, а также в обеспечении
необходимых мощностей энергоносителей в городских сетях, к которым произведено подключение объекта,
а общество осуществляет строительство, освобождает за свой счет от строений и сооружений земельный
участок, предоставляет гражданам, выселяемым из жилых помещений в связи со сносом либо
реконструкцией домов, другое благоустроенное жилье в соответствии с законодательством РФ.
Условиями договора предусмотрено, что построенный объект является общей долевой

собственностью истца и ответчика. В соответствии со своим вкладом в совместную деятельность
Администрация имеет долю объекта, которая выделяется в натуре.
Затраты общества на освобождение и инженерно-техническое обустройство земельного участка

компенсируются согласно приказу Главы Администрации. По соглашению сторон доля Администрации в
натуральном виде может заменяться денежной компенсацией. Установленные договором от 2009 г.
обязанности Администрации оказывать содействие обществу в выдаче условий присоединения к
инженерным сетям, а также в обеспечении необходимых мощностей энергоносителей в городских сетях, к
которым произведено подключение объекта, являются по своей природе публично-правовыми и связаны с

выполнением органами муниципального образования властно-распорядительных функций, поэтому

соглашение, в котором муниципальное образование констатирует наличие у него обязанностей исполнять
предписания публичного законодательства, не может квалифицироваться как гражданско-правовая сделка.
Таким образом, суд пришел к выводу, что Администрация субъектом совместной деятельности,
предусмотренной гл. 55 ГК РФ, в данной ситуации быть не может.
В договоре от 2009 г. помимо условий, связанных с исполнением муниципальным образованием

публично-правовых обязанностей, содержатся также и гражданско-правовые обязательства общества по
передаче Администрации помещений в построенных (реконструированных) домах.
Из указанного выше Постановления следует, что заключение инвестиционных контрактов с

включением в них перечисленных условий не противоречит действующему гражданскому законодательству
и не является основанием для признания таких контрактов недействительными или незаключенными по
правилам, установленным в ГК РФ.
К разъяснениям ВАС РФ можно отнестись критически.
Для целостной правовой оценки инвестиционного договора расчленение этого договора на отдельные
элементы, приведение его к тому или иному договору, предусмотренному ГК РФ, не представляется
эффективным способом, который бы помогал суду при рассмотрении инвестиционных споров.
Элементы договора купли-продажи в договоре аренды, например условие о передаче предмета

договора в пользование другой стороне, не изменяют правовую природу договора аренды, не лишают его
самостоятельности в цивилистическом плане. Инвестиционный договор является новым правовым
явлением, требует особого правового регулирования, отличного от иных договоров, предусмотренных ГК
РФ. Между участниками коммерческой деятельности складываются новые формы взаимодействия, которые
качественно отличаются от ранее известных юридической науке.
Между тем определение сущности и правовой природы инвестиционного договора имеет важное
теоретическое и практическое значение <1>.
--------------------------------
<1> См.: Лисица В.Н. Правовое регулирование инвестиционных отношений: теория, законодательство
и практика применения: Монография. Новосибирск, 2011.
Определение понятия инвестиционного договора позволит приблизиться к правовому определению

понятия инвестиции, кристаллизации данной категории, а также отграничит данный вид договора от других
видов гражданско-правовых договоров, что поспособствует более ясному пониманию участников сделки
того, какими правами и обязанностями они будут обладать, заключая именно инвестиционный договор.
Следует особо отметить, что, заключая инвестиционный договор, инвестор преследует цель получить
определенный результат - приумноженное вложение. Инвестиционный договор подразумевает отчуждение
имущества с целью получения систематического дохода. Полагаем, что инвестиционный договор
представляет собой новую форму экономического взаимодействия, отличную от классических форм
договорных отношений - договора купли-продажи, аренды или займа. Без понимания экономического
содержания инвестиций невозможно дать адекватную гражданско-правовую оценку заключенным сделкам.
Однако, как было показано на примерах из судебной практики, обязательные разъяснения вышестоящих
инстанций не в состоянии восполнить пробелы законодательства, поэтому именно законодателю предстоит
разрешить проблему правовой квалификации инвестиционных договоров и установить круг прав и
обязанностей лиц, вступающих в инвестиционные отношения.
IV. ВОПРОСЫ ПРИМЕНЕНИЯ ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА

В АРБИТРАЖНЫХ СУДАХ
С.Б. ПОЛИЧ
НЕКОТОРЫЕ ПРОЦЕССУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ПРИМЕНЕНИЯ

ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА О БАНКРОТСТВЕ ГРАЖДАН (ФИЗИЧЕСКИХ ЛИЦ)
Полич С.Б., кандидат юридических наук, судья в отставке.
Уже более двух лет в Российской Федерации действуют законодательные изменения, касающиеся
возможности прохождения процедур банкротства гражданами (физическими лицами).
Судебная статистика очевидным образом свидетельствует о наметившейся популярности этих

процедур непосредственно у граждан, нежели у юридических лиц. По итогам 2017 г. на банкротство
физических лиц приходилось 21 000 дел (45% от их общего количества), в то время как дел о банкротстве
индивидуальных предпринимателей - 2 300 (5% их общего количества), о банкротстве организаций - 23 300
(или 50% их общего количества) <1>.
--------------------------------
<1> См.: www.pravo.ru. Верховный Суд подвел итоги работы судов за 2017 год. 20.02.2018.
Несмотря на очень незначительный временной период действия внесенных изменений в Закон о

банкротстве (в ред. Федерального закона от 29.12.2017 N 470-ФЗ), проблем, связанных с банкротством
граждан, возникает достаточно, о чем свидетельствуют как многочисленные теоретические публикации, так
и перманентная арбитражная судебная практика.
В рамках предлагаемого исследования арбитражной судебной практики применения законодательства

о банкротстве граждан обозначим две так называемые процессуальные проблемы.
Анализ действующего процессуального законодательства, законодательства о несостоятельности

(банкротстве) свидетельствует об определенных коллизиях, связанных с установлением компетентного
суда, по некоторым категориям споров.
Споры о разделе общего имущества супругов относятся к компетенции судов общей юрисдикции,
тогда как обособленные споры об имуществе супругов, входящем в конкурсную массу, - к специальной
компетенции арбитражных судов. Подобное разграничение компетенции следует из подп. 1 ч. 1 ст. 22 ГПК
РФ, подп. 1 п. 6 ст. 27 АПК РФ, ст. 60 Закона о банкротстве.
Из формирующейся арбитражной судебной практики следует, что обозначенные de jure некоторые

споры (о выделении доли в общем имуществе, об исключении доли из конкурсной массы, о признании
недействительным брачного договора, о признании недействительными соглашений об уплате алиментов, о
признании недействительными сделок должника и т.п.) и являющиеся de facto спорами о разделе общего
имущества супругов рассматриваются арбитражными судами.
Так, арбитражным судом 22.09.2016 в отношении гражданки Ш. принято решение о ее банкротстве, и в

отношении этого должника введена процедура реализации имущества.
Впоследствии в арбитражный суд поступило заявление финансового управляющего должника о

выделении доли в квартире, принадлежащей гражданке Ш.
Суды первой и апелляционной инстанций отказали в принятии данного заявления по правилам п. 1 ч.

1 ст. 127.1 АПК РФ, поскольку квалифицировали данный спор как спор о разделе имущества супругов.
Однако вышестоящей инстанцией этот обособленный спор был отнесен к компетенции арбитражных
судов в силу совокупности нижеследующих обстоятельств.
В соответствии с ч. 1 ст. 213.25 Закона о банкротстве все имущество гражданина, имеющееся на дату
принятия решения суда о признании гражданина банкротом и введении реализации имущества гражданина
и выявленное и приобретенное после даты принятия указанного решения, составляет конкурсную массу, за
исключением имущества, определенного п. 3 этой статьи.
По правилам ч. 3 ст. 213.25 Закона о банкротстве в конкурсную массу может включаться имущество
гражданина, составляющее его долю в общем имуществе, на которое может быть обращено взыскание в

соответствии с гражданским и семейным законодательством. Кредитор вправе предъявить требование о

выделе доли гражданина в общем имуществе для обращения на нее взыскания.
Обращаясь с заявлением в суд, финансовый управляющий должника ссылался на то, что квартира
была включена в конкурсную массу должника в соответствии с описью имущества гражданина от
10.03.2017, однако, учитывая, что в квартире имеются три изолированные комнаты, имеется возможность
выделения жилых комнат в счет погашения долга для обращения на них взыскания.
При этом финансовый управляющий представлял доказательства того, что должница является
собственницей квартиры.
Доводов о том, что заявление финансового управляющего направлено на раздел общего имущества,
принадлежащего должнице и ее супругу, финансовый управляющий не приводил. Соответствующих
доказательств, как и доказательств, свидетельствующих о том, что у должницы имеется супруг, не
представлял <1>.
--------------------------------
<1> Постановление Арбитражного суда Московского округа от 12.03.2018 по делу N А40-244300/15.
По другому делу решением арбитражного суда Г. признан несостоятельным (банкротом), в рамках

данного дела с исковым заявлением к должнику Г. и его супруге о применении последствий
недействительности (ничтожности) вторичного раздела совместно нажитого ими имущества обратился
конкурсный кредитор.
Арбитражный суд рассмотрел данный обособленный спор по существу, мотивировав свою

процессуальную позицию следующим: "...по правилам статьи 60 Закона о банкротстве все заявления,
ходатайства и жалобы, поданные лицами, участвующими в деле о банкротстве, рассматриваются в этом
деле. По результатам их рассмотрения выносится соответствующее определение об удовлетворении
заявления (ходатайства) либо об отказе в его удовлетворении.
Согласно пункту 3 статьи 61.1 Закона о банкротстве по правилам главы III.1 настоящего Закона могут
оспариваться действия, направленные на исполнение обязательств и обязанностей, возникающих, в
частности, в соответствии с семейным законодательством. К действиям, совершенным во исполнение
судебных актов или правовых актов иных органов государственной власти, применяются правила,
предусмотренные настоящей главой.
Как разъяснено в подпункте 4 пункта 1 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда

Российской Федерации от 23.10.2010 N 63 "О некоторых вопросах, связанных с применением главы III.1 "О
несостоятельности (банкротстве)"... брачный договор, соглашение о разделе общего имущества супругов
могут быть оспорены по правилам главы III.1 Закона о банкротстве.
В соответствии с подпунктом 6 пункта 1 Постановления N 63 по правилам главы III.1 Закона о

банкротстве могут оспариваться в том числе действия по исполнению судебного акта.
При этом сам судебный акт не подвергается судебной ревизии, в предмет судебного исследования
входят только действия по его исполнению сторонами относительно наличия в указанных действиях
признаков недействительности, предусмотренных нормами главы III.1 Закона о банкротстве.
В силу положений статьи 61.8 Закона о банкротстве заявление об оспаривании сделки должника
подается в арбитражный суд, рассматривающий дело о банкротстве должника, и подлежит рассмотрению в
деле о банкротстве должника.
Таким образом, только в рамках дела о банкротстве может быть оспорена сделка должника, в том
числе действия должника по исполнению судебного акта" <1>.
--------------------------------
<1> Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 11.05.2017 по делу N А03-

20002/2015.
Рассматривая в деле о несостоятельности (банкротстве) В. требование его бывшей супруги об

исключении из конкурсной массы квартиры, арбитражный суд указал на свою компетенцию в рассмотрении
данного спора.
"Как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, правосудие признается

эффективным лишь при условии, что оно отвечает требованиям справедливости и обеспечивает
эффективное восстановление в правах. Обеспечение эффективного правосудия достигается за счет
рассмотрения судебных споров, связанных между собой по основаниям возникновения заявленных
требований и (или) представленными доказательствами, в рамках одного судебного процесса в
максимально короткие сроки с целью минимизации судебных расходов и скорейшего восстановления
нарушенного права, и призвано обеспечить баланс интересов всех заинтересованных лиц, поскольку
позволяет восстановить права ущемленного лица, не причиняя несоразмерного вреда правам и законным
интересам других лиц.
Такой подход способствует стабильности гражданского оборота и исключает возможность принятия

противоречащих друг другу судебных актов, а также способствует достижению целей процедуры
банкротства, минимизации расходов, связанных с ее проведением" <1>.
--------------------------------
<1> Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 13.02.2018 N Ф09-72/18.
Подобная практика не является показательной, и судебных актов арбитражных судов, которые бы

"вторгались" в компетенцию судов общей юрисдикции, не очень много <1>.
--------------------------------
<1> См.: Определения ВС РФ от 05.02.2018 N 305-ЭС17-21871, от 23.11.2016 N 302-ЭС16-11580, от

02.07.2015 N 309-ЭС15-4047; Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 21.12.2017 N Ф09-
6354/16; Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 08.12.2016 по делу N А05-
11442/2015.
Следует констатировать, что превалирующее большинство арбитражных судов "не вторгаются" в

специальную компетенцию судов общей юрисдикции в вопросе раздела совместно нажитого имущества,
равно как и в вопросы рассмотрения других дел, вытекающих из семейных правоотношений.
Так, в одном из дел ВС РФ указал следующее. Из материалов дела видно, что П., состоящая в браке с
П., обратилась с иском к своему супругу о разделе совместно нажитого имущества и признании права на
долю в совместно нажитом имуществе.
В соответствии с п. 1 ст. 256 ГК РФ имущество, нажитое супругами во время брака, является их

совместной собственностью, если договором между ними не установлен иной режим этого имущества.
Согласно п. 3 ст. 256 ГК РФ по обязательствам одного из супругов взыскание может быть обращено лишь на
имущество, находящееся в его собственности, а также на его долю в общем имуществе супругов, которая
причиталась бы ему при разделе этого имущества.
Правила определения долей в общем имуществе супругов при его разделе и порядок такого раздела
устанавливаются семейным законодательством (п. 4 ст. 256 ГК РФ).
Имущество, нажитое супругами во время брака, является их совместной собственностью (п. 1 ст. 34
СК РФ). Имущество супругов является общим независимо от того, на имя кого конкретно из супругов оно
приобретено, зарегистрировано и учтено (п. 2 ст. 34 СК РФ).
В соответствии с п. 1 ст. 45 СК РФ по обязательствам одного из супругов взыскание может быть

обращено лишь на имущество этого супруга. При недостаточности имущества кредитор вправе требовать
выдела доли супруга-должника, которая бы причиталась супругу-должнику при разделе общего имущества
супругов, для обращения на нее взыскания.

В случае спора раздел общего имущества супругов, а также определение долей супругов в этом
имуществе производятся в судебном порядке (п. 3 ст. 38 СК РФ).
В соответствии с п. 4 ст. 213.25 Закона о банкротстве в конкурсную массу может включаться

имущество гражданина, составляющее его долю в общем имуществе, на которое может быть обращено
взыскание в соответствии с гражданским и семейным законодательством. Кредитор вправе предъявить
требование о выделе доли гражданина в общем имуществе для обращения на нее взыскания.
В целях формирования конкурсной массы конкурсный управляющий в интересах всех кредиторов

может обратиться в суд с требованием о разделе общего имущества супругов. При разрешении вопроса о
том, в каком суде должно рассматриваться гражданское дело, следует руководствоваться общими нормами
гражданского процессуального права, в частности п. 1 ч. 1 ст. 22 ГПК РФ, в соответствии с которым к
компетенции судов общей юрисдикции относятся в том числе исковые дела по спорам, возникающим из
семейных отношений.
Разрешение споров о разделе имущества супругов отнесено к компетенции суда общей юрисдикции.
Возбуждение процедуры не означает, что все споры, связанные с формированием конкурсной массы,
подлежат рассмотрению арбитражными судами.
Участие супруга-должника в деле о банкротстве возможно в случае, установленном п. 7 ст. 213.26

Закона о банкротстве, в частности при решении вопросов, связанных с реализацией общего имущества.
При этом в конкурсную массу включается часть средств от реализации общего имущества супругов (бывших
супругов), соответствующая доле гражданина в таком имуществе, остальная часть этих средств
выплачивается супругу (бывшему супругу).
Исковые требования П. заявлены не в рамках требований в качестве кредитора по вопросам,

связанным с реализацией имущества, составляющего общую собственность супругов, а основаны на
положениях гражданского и семейного законодательства, направлены на защиту ее прав и законных
интересов <1>.
--------------------------------
<1> См.: Определение ВС РФ от 06.03.2018 N 6-КГ18-1.
Подобная практика набирает обороты в современный период применения законодательства о

банкротстве граждан арбитражными судами <1>.
--------------------------------
<1> См.: Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 22.06.2017 по делу N А67-
487/2016, Постановление 12-го арбитражного апелляционного суда от 15.02.2018 по делу N А57-7410/2016,
Постановление Арбитражного суда Уральского округа от 01.11.2017 N Ф09-6280/17, Постановление
Арбитражного суда Уральского округа от 20.02.2018 N Ф09-8737/17, Постановление Арбитражного суда
Северо-Кавказского округа от 15.02.2018 по делу N А53-27350/2014, Постановление Третьего арбитражного
апелляционного суда от 10.11.2017 по делу N А33-10715/2016к11, Постановление Третьего арбитражного
апелляционного суда от 30.12.2016 по делу N А33-21804/2015к8.
Современная арбитражная судебная практика зачастую свидетельствует о разных подходах

арбитражных судов в вопросе определения компетентного суда, полномочного рассматривать
споры о разделе общего имущества супругов.
Вторая процессуальная проблема.
На первичном этапе формирования практики применения законодательства о банкротстве граждан к

вопросу совместной подачи заявлений о признании несостоятельными (банкротами) супругов отдельные
арбитражные суды субъектов РФ подходили "лояльно".
Так, при рассмотрении одного из дел о банкротстве Л. и его супруги Л. арбитражный суд принял
совместное заявление супругов, ссылаясь на наличие общих денежных обязательств не менее чем 500 000

руб. и недостаточность стоимости принадлежащего им имущества для удовлетворения требований всех

кредиторов.
Арбитражный суд de facto мотивировал процессуальную возможность рассмотрения совместного

заявления о банкротстве супругов следующим.
Присоединение к заявлению Л. его супруги Л. не влечет неблагоприятных последствий для банка в

виде банкротства супруга, поскольку он обладает правом на самостоятельное обращение с заявлением
ввиду наличия у него денежных обязательств перед кредиторами в размере не менее чем 500 000 руб.
Кроме того, банкротство Л. в отдельном от супруги производстве никоим образом не улучшает, а даже
усугубляет положение банка при дальнейшем распределении конкурсной массы, нежели при банкротстве
супругов в одном производстве, в силу приведенной банком нормы п. 1 ст. 45 СК РФ.
При таких обстоятельствах довод банка о невозможности совместного рассмотрения заявлений

супругов об их банкротстве отклоняется судом кассационной инстанции как не направленный на
восстановление прав и законных интересов кассатора.
Более того, п. 2 ст. 213.4 Закона о банкротстве позволяет подать в арбитражный суд заявление о
признании его банкротом в случае предвидения банкротства при наличии обстоятельств, очевидно
свидетельствующих о том, что он не в состоянии исполнить денежные обязательства и (или) обязанность по
уплате обязательных платежей в установленный срок, при этом гражданин отвечает признакам
неплатежеспособности и (или) признакам недостаточности имущества.
Согласно разъяснениям, данным в п. 11 Постановления Пленума ВС РФ от 13.10.2015 N 45 "О

некоторых вопросах, связанных с введением в действие процедур, применяемых в делах о
несостоятельности (банкротстве) граждан", при реализации должником права на обращение в арбитражный
суд с заявлением о признании его банкротом на основании п. 2 ст. 213.4 Закона о банкротстве учитывается
наличие обстоятельств, очевидно свидетельствующих о том, что должник не в состоянии исполнить
обязательства и (или) обязанность по уплате обязательных платежей в установленный срок, и признаков
неплатежеспособности и (или) недостаточности имущества у должника (п. 3 ст. 213.6 Закона о банкротстве).
Размер неисполненных обязательств в этом случае значения не имеет <1>.
--------------------------------
<1> См.: Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 06.03.2017 по делу А27-
6391/2016.
По другому делу, приняв к производству заявление банка о банкротстве супругов, арбитражный суд
констатировал такую процессуальную возможность следующей мотивацией.
Должники А. и А. являются супругами, что подтверждается представленным в материалы дела

свидетельством о заключении брака.
Статьей 34 СК РФ предусмотрено, что имущество, нажитое супругами во время брака, является их

совместной собственностью. Общим имуществом являются также приобретенные за счет общих доходов
супругов движимые и недвижимые вещи, ценные бумаги, паи, вклады, доли в капитале, внесенные в
кредитные учреждения или иные коммерческие организации, и любое другое нажитое в период брака
имущество независимо от того, на имя кого из супругов оно приобретено либо на имя кого и кем внесены
денежные средства.
Кредитный договор устанавливает солидарную ответственность заемщиков по договору. Таким

образом, долг по данному кредитному договору является общим долгом супругов.
Согласно п. 7 ст. 213.26 Закона о банкротстве имущество гражданина, принадлежащее ему на праве
общей собственности с супругом (бывшим супругом), подлежит реализации в деле о банкротстве
гражданина по общим правилам. Одновременно предусмотрена возможность расчета с кредиторами
супруги (супруга) по общим обязательствам с супругом гражданина-банкрота в деле о его банкротстве.

Согласно п. 2 ст. 45 СК РФ общие обязательства (долги) супругов - это те обязательства, которые

возникли по инициативе супругов в интересах всей семьи, или обязательства одного из супругов, по
которым все полученное им было использовано на нужды семьи. Общими долгами (обязательствами)
супругов, пока не доказано обратное, являются в числе прочего и кредиты в банках либо в финансовых
организациях, полученные на нужды семьи.
При таких обстоятельствах суд первой инстанции обоснованно пришел к выводу о том, что должники
имеют общие обязательства, т.е. общих кредиторов, которые для удовлетворения своих притязаний могут
претендовать на имущество супругов, имеющее режим совместной собственности, в связи с чем допустимо
в данном случае формирование единого реестра требований кредиторов и формирование конкурсной
массы в едином деле о банкротстве должников.
Возбуждение и рассмотрение дел о банкротстве каждого из супругов приведет лишь к увеличению

судебных расходов на проведение процедур банкротства и споров по вопросу, в каком именно деле о
банкротстве следует реализовывать совместное имущество супругов <1>.
--------------------------------
<1> См.: Постановление Третьего арбитражного апелляционного суда от 27.12.2017 по делу N А33-
11455/2017.
Однако с 2017 г. четко обозначился подход, согласно которому практически все арбитражные суды
субъектов РФ отказывают в принятии совместного заявления супругов о признании должников
несостоятельными (банкротами). Суть такого подхода без какой-либо вариабельности <1> в правовой
оценке во многих судебных актах арбитражных судов всегда сведена к следующему.
--------------------------------
<1> См.: Постановление Восемнадцатого арбитражного апелляционного суда от 09.02.2018 N 18АП-

16823/2017, Постановление Семнадцатого арбитражного апелляционного суда от 10.04.2017 N 17АП-
4440/2017-ГК, Постановление Четырнадцатого арбитражного апелляционного суда от 23.03.2018 N А13-
8725/2016, Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 24.03.2017 N 13АП-
1709/2017, Постановление Одиннадцатого арбитражного апелляционного суда от 19.09.2017 N А65-
20684/2016, Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 19.06.2017 N 09АП-26034/2017,
Постановление Седьмого арбитражного апелляционного суда от 08.08.2017 N 07АП-6486/2017(1),
Постановление Седьмого арбитражного апелляционного суда от 15.02.2018 N 07АП-1031/2018(1),
Постановление Четвертого арбитражного апелляционного суда от 28.12.2016 N А19-9333/2016,
Постановление Семнадцатого арбитражного апелляционного суда от 15.12.2017 N 17АП-18834/2017-ГК,
Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 22.02.2017 N 13АП-2589/2017,
Постановление Двенадцатого арбитражного апелляционного суда от 24.08.2017 N А06-3464/2017,
Постановление Второго арбитражного апелляционного суда от 07.04.2016 N А82-1882/2016, Постановление
Первого арбитражного апелляционного суда от 16.03.2017 N А43-26919/2016.
Из материалов дела следует, что, обращаясь в суд с заявлением, заявители указали на то, что
являются супругами, имеют общее имущество и обязательства, общих кредиторов.
Между тем, как верно указано судом первой инстанции, семья не является субъектом в рамках дела о
банкротстве, в том числе банкротства физических лиц, и не наделена правоспособностью в рамках дела о
несостоятельности (банкротстве).
Закон о банкротстве наделяет правами и обязанностями каждого из супругов при банкротстве

должника - физического лица, а не семью в целом.
Ответственность супругов по обязательствам регулируется гл. 9 СК РФ, при этом действующий Закон
о банкротстве не содержит норм о банкротстве двух или нескольких должников в рамках одного дела.
Также наличие общей задолженности должников, например солидарной, не препятствует обращению

кредитора с требованием исполнения обязательств к одному из должников, соответственно, не
препятствует ведению дела о банкротстве только в отношении одного из должников.

В силу закона каждый из заявителей имеет право на самостоятельное обращение в арбитражный суд
о признании его несостоятельным (банкротом).
Исходя из изложенного у суда первой инстанции имелись правовые основания для непринятия к
производству совместного заявления П. о признании их несостоятельными (банкротами) <1>.
--------------------------------
<1> См.: Постановление Седьмого арбитражного апелляционного суда от 15.02.2018 N 07АП-

1031/2018(1).
Между тем в ст. 45 СК РФ прямо предусмотрен абсолютно разный режим обращения взыскания на
имущество супругов:
- по общим обязательствам супругов либо индивидуальным обязательствам каждого из супругов (если

судом установлено, что все полученное по такому индивидуальному обязательству использовано на нужды
семьи) - на общее имущество супругов;
- по индивидуальным обязательствам - на имущество каждого из них, а при его недостаточности - на

долю супруга-должника, которая бы ему причиталась при разделе общего имущества супругов.
Если арбитражным судом будет очевидным образом установлено, что неплатежеспособность супругов
обусловлена неисполнением их общих обязательств, то почему нельзя инициировать их совместное
банкротство?
В обоснование этого довода приведем три аргумента.
Во-первых, вспомним замечательную цитату признанного классика гражданского процесса:

"Гражданский процесс, направленный на разрешение правовых конфликтов, не покоится ни на каких
самостоятельных, извне взятых постулатах, он покоится на ряде правил целесообразности, имеющих один
критерий их правильности - приспособленность к возможному достижению цели процесса: установление
материальной правды, под коей мы понимаем соответствие решения закону и действительным
обстоятельствам дела, послужившим поводом к спору между сторонами <1>.
--------------------------------
<1> См.: Яблочков Т.М. К учению об основных принципах гражданского процесса // Сборник статей по
гражданскому и торговому праву. М.: Статут, 2005. С. 374.
Во-вторых, при использовании судами второго подхода de facto нарушается принцип справедливости,
поскольку в одних судебных актах арбитражные суды и суды общей юрисдикции неукоснительно его
соблюдают, а в иных - нет.
Здесь следует упомянуть совершенно аналогично рассмотренные дела ВС РФ (дело о разделе

совместно нажитого имущества супругов П.) <1> и Верховным судом Соединенного Королевства
Великобритании (Jones v. Kernott) <2>.
--------------------------------
<2> См.: Будылин С.Л. Титулы и ценности. Раздел семейного имущества и трасты // Закон. 2017. N 2.
С. 49, 50.
Обозначим, что вопросы соотношения семейного законодательства и законодательства о банкротстве

de facto являются категорией судебного (судейского) усмотрения, которые применяются с соблюдением
общеправового принципа справедливости.
Наконец, последний, самый главный теоретический аргумент. Режим совместной собственности

является априори определяющим: у супругов общие доходы и общие обязательства, что предполагает
прежде всего "материальную возможность", а уже потом - ее "процессуальную реализацию" общего
освобождения от возникших обязательств в результате неплатежеспособности супругов.
В рассматриваемой ситуации ключевым (определяющим) фактором выступает не

правосубъектность супругов (семьи), а используемый ими режим совместной собственности, при
котором могут быть применены так называемые совместные и отдельные банкротства
(применительно к конкретным обстоятельствам спора между кредитором (кредиторами) и
должником (должниками).
М.О. ДОЛОВА
МИРОВОЕ СОГЛАШЕНИЕ В ДЕЛЕ О БАНКРОТСТВЕ:

ПРОЦЕССУАЛЬНО-ПРАВОВОЙ АСПЕКТ
Долова М.О., кандидат юридических наук, старший научный сотрудник отдела гражданского
законодательства и процесса.
Не раз изложенные в отечественной и зарубежной литературе преимущества примирения участников

конфликтов, пожалуй, ни у кого не вызывают сомнений. Однако на сегодняшний день окончание дела миром
- исключение, нежели правило. Это в полной мере относится и к делам о банкротстве. Так, за 2017 г.
арбитражными судами субъектов было рассмотрено 46 648 дел о банкротстве, из которых лишь 1 079 было
прекращено в связи с утверждением мирового соглашения.
Как известно, мировое соглашение утверждается арбитражным судом в том случае, если оно не
нарушает прав и законных интересов других лиц и не противоречит закону (ст. 139 АПК РФ). Несмотря на то
что содержательно требования к мировому соглашению, предъявляемые Законом о банкротстве, в целом
такие же, на практике они приобретают совершенно особенное значение <1>. Когда речь идет о делах о
банкротстве, перед судом стоит задача проверки целого комплекса дополнительных фактов. Примером
тому может служить следующее дело о несостоятельности (банкротстве) закрытого акционерного общества
"Судоверфьрыба", которое рассматривалось судами более 6 лет и направлено ВС РФ на новое
рассмотрение <2>.
--------------------------------
<1> Так, п. 2 ст. 160 Закона о банкротстве предусмотрены следующие основания для отказа
арбитражным судом в утверждении мирового соглашения:
- нарушение установленного Законом о банкротстве порядка заключения мирового соглашения;
- несоблюдение формы мирового соглашения;
- нарушение прав третьих лиц;
- противоречие условий мирового соглашения Закону о банкротстве, другим федеральным законам и

иным нормативным правовым актам;
- наличие иных предусмотренных гражданским законодательством оснований ничтожности сделок.
<2> Дело о несостоятельности (банкротстве) организаций и граждан N А24-5756/2011 [Электронный

ресурс]. URL: http://kad.arbitr.ru/.
В рамках данного дела Определением арбитражного суда первой инстанции от 08.01.2018 между
кредиторами (открытым акционерным обществом "Российский Сельскохозяйственный банк" и обществом с
ограниченной ответственностью "Тимару") и должником утверждено мировое соглашение, производство по
делу о банкротстве должника прекращено. Данным соглашением предусматривалось погашение
требований кредиторов за счет средств, вырученных от реализации продукции из выловленных на
основании выделенных квот водных биологических ресурсов, а также имеющейся дебиторской
задолженности с отсрочкой начала выплат до 31.01.2019, рассрочкой в течение 14 лет и с частичным

прощением долга в размере 50% от суммы задолженности должника перед каждым кредитором.
Определение об утверждении мирового соглашения обжаловалось банком в арбитражный суд округа,

который оставил его без изменений. Рассматривая доводы банка, суд округа со ссылкой на п. 18
информационного письма Президиума ВАС РФ от 20.12.2005 N 97 "Обзор практики рассмотрения
арбитражными судами споров, связанных с заключением, утверждением и расторжением мировых
соглашений в делах о несостоятельности (банкротстве)" (далее - информационное письмо N 97) указал, что
банком не приведено допустимых и достаточных доказательств того, что при применении к должнику
процедуры конкурсного производства кредиторы могли бы получить наибольшее удовлетворение своих
требований, чем в рамках спорного мирового соглашения, а также не доказал, что предоставленный
должнику срок рассрочки является неразумным <1>.
--------------------------------

делу N А41-69762/2014. Определением ВС РФ от 19.12.2016 N 305-ЭС15-18052(2) данное Постановление
отменено, дело передано на новое рассмотрение в Арбитражный суд Московской области // СПС
В кассационной жалобе, поданной в Судебную коллегию по экономическим спорам ВС РФ, кредитор,

не согласный с условиями мирового соглашения, вновь просил отменить судебные акты и направить дело
на новое рассмотрение в суд первой инстанции. В обоснование своей позиции он указал следующее:
1) мировое соглашение существенно нарушает его права, поскольку содержит определенно

невыгодные, экономически неоправданные для него условия (срок погашение задолженности в течение 15
лет и прощение половины долга);
2) даже в случае принятия таких условий предполагаемого дохода должника от хозяйственной

деятельности за 15 лет будет недостаточно для исполнения мирового соглашения;
3) имеются обоснованные сомнения в возможности осуществления должником хозяйственной

деятельности после прекращения дела о банкротстве, поскольку действие квот добычи (вылова) водных
биологических ресурсов истекает в конце 2018 г., а гарантии закрепления новых квот отсутствуют;
4) в действиях другого кредитора имеются признаки злоупотребления правом, поскольку ввиду

фактического прекращения должником хозяйственной деятельности и отсутствия у него необходимого
имущества для выработки квот на вылов биологических ресурсов (рыболовецкие суда реализованы в
рамках процедуры банкротства) вылов данных квот и реализацию рыбы-сырца будет осуществлять
общество "Сфера Марин", участниками которого являются общество "Тимару" и А.А. Обедин - супруг
представителя собрания кредиторов должника А.И. Обединой.
По итогам кассационной проверки судебных актов нижестоящих судов Судебная коллегия по

экономическим спорам ВС РФ пришла к выводу, что обжалуемые судебные акты подлежат отмене,
поскольку судами допущены существенные нарушения норм права, без устранения которых невозможна
защита прав и охраняемых законом интересов банка, проголосовавшего против утверждения мирового
соглашения <1>.
--------------------------------
<1> См.: Определение ВС РФ от 16.08.2018 N 303-ЭС15-10589(2) // СПС "КонсультантПлюс".
При принятии данного Определения ВС РФ обратил внимание на ряд важных вопросов, которые
нередко возникают при утверждении судом мирового соглашения в деле о банкротстве. Выводы, к которым
приходят суды (как по данному делу, так и по ряду других аналогичных дел), позволяют сформулировать
дополнительные и более точные критерии законности мирового соглашения в делах о банкротстве.
1. Цели мирового соглашения.
При утверждении мирового соглашения суд должен выяснить, соответствуют ли его условия

целям этой реабилитационной процедуры банкротства и не нарушают ли они обоснованных

ожиданий всех кредиторов <1>. Социально-экономическая цель мирового соглашения по делу о
несостоятельности состоит в удовлетворении требований кредиторов и восстановлении экономического
равновесия и деятельности должника <2>.
--------------------------------
<1> См.: Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации N 1 (2017) (утв.
Президиумом ВС РФ 16.02.2017) (п. 17) // СПС "КонсультантПлюс".
<2> См.: Рожкова М.А. Мировая сделка: использование в коммерческом обороте. М., 2005. С. 209.
По смыслу ст. 150 и 156 Закона о банкротстве мировое соглашение заключается с целью
справедливого и соразмерного удовлетворения требований всех кредиторов путем предоставления им
равных правовых возможностей для достижения законных частных экономических интересов при
сохранении деятельности организации-должника путем восстановления ее платежеспособности.
В п. 18 информационного письма N 97 разъяснено, что не подлежит утверждению мировое

соглашение, условия которого экономически необоснованны. При этом четких указаний на то, по каким
признакам следует определять необоснованные условия, Президиум не дал.
Судебная практика исходит из того, что при экономической обоснованности мирового соглашения
кредиторы в результате мирового соглашения не должны получить существенно меньше того, что они
получили бы в результате распределения конкурсной массы в ходе процедуры конкурсного производства
<1>. При этом учитываются продолжительность предоставляемой отсрочки или рассрочки, размер
списываемого долга, инфляция и прочие обстоятельства.
--------------------------------
<1> См.: информационное письмо Президиума ВАС РФ от 20.12.2005 N 97 "Обзор практики

рассмотрения арбитражными судами споров, связанных с заключением, утверждением и расторжением
мировых соглашений в делах о несостоятельности (банкротстве)".
Очевидно, что как отсрочка исполнения обязательства, так и рассрочка позволяют получить больше
по сравнению с тем, на что можно было бы рассчитывать в результате распределения конкурсной массы.
Вместе с тем также очевидно, что получить исполнение от должника через 15 лет - это совсем не то же
самое, что получить хотя бы половину от этой задолженности сразу. Во-первых, такая рассрочка влечет
колоссальные инфляционные потери, а во-вторых - упущенную выгоду, которую лицо получило бы в
результате пользования денежными средствами в данный период.
Как правило, суды оценивают любое условие мирового соглашения об отсрочке или рассрочке
исполнения обязательств перед кредиторами на срок более двух лет как неразумное, а рассрочку
исполнения обязательств, предусматривающую менее чем двухлетний период, - как не противоречащую
принципу разумности и не нарушающую баланса интересов <1>.
--------------------------------
<1> См.: Постановление Арбитражного суда Дальневосточного округа от 18.08.2017 N Ф03-3282/2017

по делу N А04-9181/2014 // СПС "КонсультантПлюс".
Другой фактор, который требует судебной оценки, - это размер списываемого долга. Следует исходить
из того, что разумный кредитор имеет правомерный интерес в получении в результате мирового соглашения
большего по сравнению с тем, что он получил бы при незамедлительном распределении конкурсной массы.
Прощение половины долга, как правило, расценивается судами как условие, не соответствующее целям
мирового соглашения <1>.
--------------------------------
<1> См., например: Определение ВС РФ от 19.12.2016 N 305-ЭС15-18052(2) по делу N А41-69762/14 //

СПС "КонсультантПлюс".
Экономическая обоснованность мирового соглашения предполагает возможность его реального

исполнения <1>. Судебные акты, в которых не дана соответствующая оценка исполнимости мировых
соглашений, подлежат отмене.
--------------------------------
<1> См., например: Постановление Арбитражного суда Восточно-Сибирского округа от 25.05.2018 по

делу N А33-22695/2015 // СПС "КонсультантПлюс".
Так, в рамках другого дела о несостоятельности (банкротстве) большинством голосов кредиторов

было принято решение о заключении мирового соглашения, которым предусматривалась рассрочка
исполнения должником обязательств перед кредиторами (с декабря 2016 г. по январь 2019 г.) и прощение
около половины долга; мировое соглашение было утверждено судом первой инстанции. Отменяя
предшествующие судебные акты и отправляя дело на новое рассмотрение, ВС РФ согласился с доводами
подателя жалобы о неисполнимости мирового соглашения. Оценивая вероятность исполнения условий
заключенного мирового соглашения, суд обратил внимание на то, возможно ли погашение требований
кредиторов за счет эксплуатации объектов недвижимости должника и последующей их реализации, и на то,
ведется ли должником какая-либо хозяйственная деятельность <1>. Следует признать, что эти
обстоятельства подлежат оценке в любом деле о банкротстве при намерении его участников заключить
мировое соглашение.
--------------------------------
<1> См.: Определение ВС РФ от 19.12.2016 N 305-ЭС15-18052(2) по делу N А41-69762/14 // СПС

Мировое соглашение (в том числе заключаемое уже на стадии конкурсного производства) является
реабилитационной процедурой, поэтому его заключение не может быть направлено лишь на
удовлетворение требований кредиторов. Сделка должна представлять выгоду и для должника, хотя в этом
случае вопрос стоит не столь остро, поскольку он не может быть принужден к заключению соглашения в
отличие от кредиторов. В любом случае суд должен проверить, достигается ли такая цель мирового
соглашения, как сохранение деятельности организации-должника путем восстановления ее
платежеспособности.
Иными словами, должник должен сохранить свой статус субъекта гражданских правоотношений.
Суды, как правило, отказывают в утверждении мирового соглашения, если есть основания полагать, что
восстановление платежеспособности должника невозможно: он не осуществляет какой-либо деятельности и
не получает значительной выручки. Например, мировое соглашение, предусматривающее исполнение
обязательств должником только за счет реализации его имущества, включенного в конкурсную массу, не
соответствует целям этой процедуры и не может быть утверждено судом <1>. Осуществление должником
уставной деятельности выполняет сразу две задачи: постепенное погашение своей задолженности перед
кредиторами, а также восстановление платежеспособности должника и сохранение его в качестве
участника коммерческого оборота. Невозможность осуществления должником его уставной деятельности,
т.е. фактическая ликвидация предприятия, противоречит целям и задачам мирового соглашения как
процедуры, направленной на сохранение деятельности организации <2>.
--------------------------------
<1> См.: Постановление Арбитражного суда Восточно-Сибирского округа от 27.07.2016 N Ф02-

2545/2016 по делу N А19-4094/2014 // СПС "КонсультантПлюс".
<2> См.: Постановление ФАС Уральского округа от 18.06.2007 N Ф09-6554/06-С4 по делу N А50-
26133/2005-Б // СПС "КонсультантПлюс".
Заключая мировое соглашение, должник должен подтвердить обоснованность его условий

комплектом документов, включающим реальные перспективы развития производства, инвестиционные

проекты, производственные планы и др., направленные на восстановление его платежеспособности,

которые позволили бы исполнить обязательства перед кредиторами <1>. Например, Арбитражный суд
Амурской области при решении вопроса об утверждении мирового соглашения исследовал представленный
план деятельности должника и учел, что предпосылки для заключения мирового соглашения со стороны
должника обусловлены желанием и решением возобновить и продолжить производственную деятельность.
Данные обстоятельства были подтверждены представленным бизнес-планом, содержащим программу
деятельности общества, источники и сроки погашения кредиторской задолженности <2>. Таким образом,
сохранение деятельности должника и восстановление его платежеспособности также являются
непосредственной целью заключения мирового соглашения.
--------------------------------
<1> См.: Эпштейн С.М. К вопросу об условиях заключения мирового соглашения в деле о
несостоятельности (банкротстве) // Бизнес в законе. 2011. N 5. С. 57.
<2> См.: Постановления Арбитражного суда Дальневосточного округа от 18.08.2017 N Ф03-3282/2017

Вместе с тем достижение целей мирового соглашения является предполагаемым, ведь итог будущей
хозяйственной деятельности должника зависит от многих факторов, в том числе сложнопрогнозируемых.
Несмотря на предполагаемость положительных результатов заключения сделки, суд должен обеспечить
защиту меньшинства кредиторов от действий большинства, удостовериться, что мировое соглашение
экономически обоснованно, может быть исполнено с высокой степенью вероятности. Формального указания
на то, что форма и содержание соглашения соответствуют предъявляемым Законом о банкротстве
требованиям, оно не противоречит другим законам и не нарушает прав других лиц, и на то, что условия
мирового соглашения действует в отношении всех кредиторов одинаково, является недостаточным для
утверждения судом мирового соглашения <1>.
--------------------------------
<1> См.: Постановление Арбитражного суда Восточно-Сибирского округа от 27.07.2016 N Ф02-

2. Принуждение меньшинства со стороны большинства. Если в исковом производстве мировое

соглашение заключается на основе взаимного согласия, то в деле о банкротстве мировое соглашение
может заключаться и при условии принуждения меньшинства кредиторов со стороны большинства
кредиторов. Кредиторы, не согласные на заключение мирового соглашения и не обладающие
большинством голосов, по существу не принимают непосредственного участия в выработке его условий. В
целях защиты прав таких кредиторов законодательством предусмотрено, что условия мирового
соглашения для них не могут быть хуже, чем для кредиторов и уполномоченных органов,
голосовавших за его заключение. Удовлетворение требований кредиторов должно происходить на основе
справедливого распределения имущества и прибыли должника.
В комментируемом деле банк указал, что в связи с отсутствием у должника собственных судов вылов
закрепленных за должником квот на 2018 г. решено производить силами общества с ограниченной
ответственностью "Сфера Марин", одним из участников которого является общество "Тимару" - второй
кредитор должника.
В соответствии с позицией КС РФ конструкция мирового соглашения не должна обеспечивать

неоправданные преимущества определенной группе лиц, т.е. применяться не в соответствии с
предназначением института мирового соглашения <1>. Мировое соглашение должно создавать равные
правовые возможности для достижения законных частных экономических интересов всех кредиторов: как
согласных с заключением соглашения, так и голосовавших против. При этом важно, что равенство должно
быть фактическим. В данном же случае установленные судом обстоятельства дела свидетельствуют о том,
что общество "Тимару", являясь участником общества "Сфера Марин", сможет извлекать дополнительную
прибыль от деятельности должника; подобных возможностей для банка мировое соглашение не
предусматривает. Оценивая справедливость удовлетворения требований кредиторов, суд также учитывает
распределение голосов "за" и "против" на общем собрании по вопросу об утверждении мирового

соглашения. Тот факт, что отношения, возникающие при заключении мирового соглашения, основываются
на предусмотренном законом принуждении меньшинства кредиторов большинством, не означает, однако,
что такое решение может приниматься произвольно <2>.
--------------------------------
<1> См.: Постановление КС РФ от 22.07.2002 N 14-П // СПС "КонсультантПлюс".
<2> См.: Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации N 1 (2017) (утв.
Президиумом ВС РФ 16.02.2017) (п. 17) // СПС "КонсультантПлюс".
3. Перераспределение бремени доказывания. При рассмотрении комментируемого дела

арбитражный суд округа, оставляя в силе определение об утверждении мирового соглашения, ссылался на
то, что банк не доказал следующее:
- при применении к должнику процедуры конкурсного производства кредиторы могли бы получить

наибольшее удовлетворение своих требований, чем в рамках спорного мирового соглашения;
- предоставленный должнику срок рассрочки является неразумным.
Эти обстоятельства входят в предмет доказывания практически по каждому делу о банкротстве, в

котором заключается мировое соглашение <1>. Вопрос состоит в том, на ком лежит обязанность
доказывания фактов, свидетельствующих о законности/незаконности утверждения мирового соглашения.
--------------------------------
<1> См., например: Постановление Арбитражного суда Дальневосточного округа от 18.08.2017 N Ф03-
Общее правило доказывания гласит: каждое лицо, участвующее в деле, должно доказать
обстоятельства, на которые оно ссылается как на основание своих требований и возражений (ч. 1 ст. 65 АПК
РФ).
Вместе с тем невыполнение бремени доказывания не влечет юридической ответственности, а лишь

может привести к невыгодным последствиям. Они состоят в том, что суд имеет право признать факт, на
который ссылалось заинтересованное лицо, несуществовавшим, а в качестве основы судебного решения
использовать факты, доказанные противоположной стороной <1>.
--------------------------------
<1> См.: Треушников М.К. Судебные доказательства. М., 2016. С. 69.
Таким образом, по общему правилу именно на лице, не согласном с решением общего собрания
кредиторов о заключении мирового соглашения и с судебными актами, его утверждающими, лежит бремя
доказывания их незаконности. Невыполнение этого бремени приведет к отказу в удовлетворении
заявленных требований, в то время как невыполнение бремени доказывания противоположной стороной не
приведет к отмене предыдущих актов.
Однако картина существенно меняется, если мировое соглашение предусматривает условия о

длительной отсрочке (рассрочке) платежа и/или прощении значительной части долга.
Такое соглашение подлежит утверждению судом, только если будет доказано, что эти условия
являются экономически обоснованными и в результате их принятия все кредиторы получат больше,
чем получили бы при немедленном обращении взыскания на все имущество должника. Разумеется,
данные обстоятельства будут доказывать те кредиторы, которые голосовали за сделку.
Исходя из этого в комментируемом деле ВС РФ указал на ошибочность выводов окружного суда и

перераспределил бремя доказывания: приведенные банком возражения относительно экономической
обоснованности условий мирового соглашения убедительным образом ставят под сомнение

целесообразность его заключения, в связи с чем бремя опровержения названных возражений должно
было перейти на конкурсного управляющего и общество, настаивавших на заключении мирового
соглашения.
Возражая против удовлетворения кассационной жалобы, общество должно было представить

убедительные доказательства того, что мировое соглашение не нарушает прав кредиторов, содержит
экономически обоснованные условия, поскольку позволяет получить больше, чем в результате
распределения конкурсной массы, а также может быть фактически исполнено. О данных обстоятельствах
могли свидетельствовать отчеты арбитражного управляющего о результатах деятельности должника,
бухгалтерская и иная финансовая документация, которая позволяет выяснить, являются ли в данном
случае предложенные сроки погашения задолженности и существенная скидка долга оправданными.
Представляется, что необходимость перераспределения бремени доказывания связана не только с

отсутствием экономической целесообразности заключения мирового соглашения, но также с
аффилированностью другого кредитора.
Перераспределение бремени доказывания обоснованности/необоснованности условий

мирового соглашения - способ снижения влияния аффилированных кредиторов, поведение которых
явно отличается от нормального поведения в коммерческом обороте. Наличие в реестре требований
таких кредиторов может привести к негативным последствиям в виде уменьшения процента голосов на
собрании и заключения необоснованных мировых соглашений, исполнение которых снижает доли
удовлетворения независимых добросовестных кредиторов.
Сама по себе аффилированность кредиторов, утвердивших мировое соглашение, в силу ст. 160
Закона о банкротстве не является основанием для отказа в утверждении мирового соглашения. На практике
же суды дают ей различную оценку, порой рассматривая как обстоятельство, свидетельствующее в пользу
неразумности и необоснованности сделки. В любом случае тот факт, что за утверждение мирового
соглашения голосовали кредиторы, аффилированные с должником, обязывает суд более критически
оценить содержание соглашения, имея при этом в виду недопустимость нарушения прав и законных
интересов остальных кредиторов <1>.
--------------------------------
<1> См., например: Постановление Арбитражного суда Восточно-Сибирского округа от 25.05.2018 по

Таким образом, длительная рассрочка/отсрочка погашения задолженности, прощение значительной

части долга, аффилированность кредиторов, голосовавших за заключение мирового соглашения, - это
обстоятельства, которые свидетельствуют о необходимости перераспределить бремя доказывания.
Негативными последствием невыполнения судом этой обязанности может стать утверждение мирового
соглашения, которое не соответствует всем целям этой реабилитационной процедуры.
Примером тому может служить дело о несостоятельности индивидуального предпринимателя, в

рамках которого кредитор обратился с заявлением о включении в реестр требований кредиторов должника
требований, основанных на вексельном обязательстве <1>. По данному требованию мировым судьей был
выдан судебный приказ, который обжаловался другим кредитором.
--------------------------------
<1> См.: дело о несостоятельности (банкротстве) организаций и граждан N А41-69762/2014

[Электронный ресурс]. URL: http://kad.arbitr.ru/.
Кстати, предоставление права кредитору обжаловать судебные акты по другому разбирательству, в

котором он не участвовал, является дополнительной гарантией судебной защиты его прав, которые могут
быть нарушены таким судебным актом <1>. Логика законодателя в данном случае, как и в случае
предоставления права кредиторам оспаривать широкий круг действий должника, объясняется стремлением
максимальным образом сохранить имущество юридического лица, за счет которого в будущем будут
удовлетворены требования кредиторов <2>.

--------------------------------
<1> См.: Приходько И.А. Оспаривание требований кредитора, подтвержденных судебным приказом,
иными кредиторами должника, впавшего в банкротство, в контексте последних изменений АПК РФ и
разъяснений, данных в Постановлении Пленума ВС РФ от 27.12.2016 N 62 // Хозяйство и право. 2017. N 3.
С. 42 - 67.
<2> См.: Аюрова А.А. Оспаривание сделок должника согласно нормам законодательства о
несостоятельности (банкротстве) // Адвокат. 2014. N 11. С. 52 - 57.
Вместе с тем проверка судебного приказа в апелляционном порядке законом не предусмотрена, а в

суде кассационной инстанции производство проходит в два этапа - изучение кассационной жалобы
единолично судьей и рассмотрение обжалуемого судебного акта в судебном заседании арбитражного суда.
Судья передает дело для рассмотрения в судебном заседании только при наличии "существенных
нарушений норм материального права и (или) норм процессуального права, которые повлияли на исход
приказного производства и без устранения которых невозможны восстановление и защита нарушенных
прав, свобод, законных интересов взыскателя или должника в делах приказного производства" (ч. 4 ст. 288.1
АПК РФ). Такие нарушения судьей не были установлены, поэтому фактически судебный приказ не был
проверен судом вышестоящей инстанции.
Поскольку судебный приказ в установленном порядке не был отменен, суд первой инстанции,
рассматривающий дело о банкротстве, включил требования кредитора в реестр. Апелляционный суд,
рассмотрев жалобу кредитора, не согласного с включением данных требований в реестр, по сути проверил
законность выданного судебного приказа и пришел к выводу о том, что обращение с заявлением о
включении требований в реестр фактически направлено на искусственное создание кредиторской
задолженности перед взыскателем в преддверии банкротства должника, и отменил определение суда
первой инстанции <1>.
--------------------------------
<1> См.: Постановление Десятого арбитражного апелляционного суда от 26.08.2015 N 10АП-7542/2015

Суд округа, не оспаривая выводы суда апелляционной инстанции по существу, отменил его
Постановление, указав, что конкурсный кредитор использовал предоставленное ему право на обжалование
в общем установленном процессуальным законодательством порядке судебного приказа и данный
судебный приказ не был отменен <1>.
--------------------------------

С одной стороны, исходя из преюдициальности судебных актов обстоятельства, установленные

судебным приказом, при рассмотрении дела о несостоятельности не доказываются вновь. С другой
стороны, в деле о банкротстве задача суда состоит в недопущении включения в реестр необоснованных
требований с целью защиты интересов кредиторов в случаях, когда они полагают, что подтвержденная
судебным актом задолженность является фиктивной.
Неправильность подхода, при котором процессуальная форма ставится выше задачи защиты прав
хозяйствующих субъектов, отчасти подтверждается последующими событиями. В результате включения в
реестр указанных требований данный кредитор получил 53,11% голосов на собрании кредиторов (у
должника было всего два кредитора), что дало ему возможность заключить мировое соглашение,
предусматривающее рассрочку исполнения должником (с декабря 2016 г. по январь 2019 г.) и прощение
около половины долга.
Кредитор был вынужден вновь обращаться в судебные инстанции, чтобы оспорить определение об
утверждении такого мирового соглашения. Наконец, дело дошло до ВС РФ, который отменил определение

об утверждении данного соглашения, указав при этом на его неисполнимость, экономическую

необоснованность, необходимость дополнительной оценки предложенных сроков погашения задолженности
и существенной скидки долга и др. <1>
--------------------------------
<1> См.: Определение ВС РФ от 19.12.2016 N 305-ЭС15-18052(2) по делу N А41-69762/14 // СПС

Истории рассмотрения приведенных дел наглядным образом показывают, насколько важна роль суда
в случае заключения мирового соглашения в деле о банкротстве, поскольку вся процедура
несостоятельности направлена на предоставление кредиторам справедливых и равных возможностей
получения удовлетворения их требований к должнику, а также, по возможности, реабилитации самого
должника. Ввиду возможности принуждения меньшинства кредиторов со стороны большинства суд не
ограничивается проверкой соответствия условий мирового соглашения формальным требованиям закона.
Учет этой особенности примирения при рассмотрении судами данной категории дел является крайне
значимым в свете вопроса повышения единообразия судебно-арбитражной практики.
М.Е. ГЛАЗКОВА
ПРИМЕНЕНИЕ ПРОЦЕССУАЛЬНЫХ ПРАВОВЫХ ПОЗИЦИЙ

ВЫСШИХ СУДЕБНЫХ ИНСТАНЦИЙ ПО АНАЛОГИИ
(Определение Арбитражного суда г. Москвы от 22.03.2016,

Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда
от 26.07.2016, Постановление Арбитражного суда Московского
округа от 31.10.2016, Определение Судебной коллегии
по экономическим спорам ВС РФ от 30.05.2017 по делу
N А40-27392/14)
Глазкова М.Е., кандидат юридических наук, старший научный сотрудник отдела гражданского
Арбитражным судом города Москвы было рассмотрено дело N А40-27392/14 по иску ООО
"Коммерческая фирма "МАРТА" к ОАО "Московская объединенная электросетевая компания" о взыскании
сумм неосновательного обогащения и процентов, а также о внесении изменений в договор об
осуществлении технологического присоединения к электрическим сетям. Решением от 03.12.2014 иск был
оставлен без удовлетворения. По результатам рассмотрения апелляционной жалобы упомянутое решение
было отменено Постановлением Девятого арбитражного апелляционного суда от 01.04.2015 N 09АП-
5136/2015, принято новое решение о частичном удовлетворении требований о взыскании сумм
неосновательного обогащения и процентов. Постановлением Арбитражного суда Московского округа от
06.07.2015 судебный акт апелляционного суда оставлен без изменений. Истец обжаловал принятые по делу
судебные акты в порядке второй кассации, однако Определением от 14.09.2015 N 305-ЭС15-11039 в
передаче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании Судебной коллегии по
экономическим спорам ВС РФ ему было отказано.
При принятии нового решения (01.04.2015) судом апелляционной инстанции был разрешен вопрос о
распределении между сторонами расходов по уплате государственной пошлины. 02.03.2016 в суд первой
инстанции поступило заявление истца о взыскании с ответчика понесенных в связи с рассмотрением дела
судебных издержек в сумме 661 023 руб. 93 коп. Определением от 22.03.2016 данное заявление было
принято к производству, однако при его рассмотрении в судебном заседании в удовлетворении заявления
было отказано в связи с пропуском срока, установленного ст. 112 АПК РФ (Определение Арбитражного суда
г. Москвы от 19.04.2016).
Постановлениями Девятого арбитражного апелляционного суда от 26.07.2016 и Арбитражного суда

Московского округа от 31.10.2016 обжалованное Определение было оставлено без изменений.
Определением Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 30.05.2017 вышеуказанные

судебные акты были отменены, дело направлено на новое рассмотрение в суд первой инстанции с выводом
о том, что установленный ст. 112 АПК РФ шестимесячный срок истцом не пропущен.
При новом рассмотрении заявления о взыскании судебных расходов Определением Арбитражного

суда г. Москвы от 17.10.2017 требования заявителя были удовлетворены частично в сумме 100 000 руб., в
остальной части в удовлетворении требований было отказано. Обжалованный судебный акт оставлен в
силе Постановлением Девятого арбитражного апелляционного суда от 30.01.2018 N 09АП-63507/2017.
Само по себе приведенное дело не отличается особой сложностью, однако хорошо иллюстрирует
сложившуюся практику применения арбитражными судами судебных правовых позиций (как вышестоящих,
так и равных по уровню судов) для мотивировки собственного судебного акта.
Учитывая распространенность в судебно-арбитражной практике некоторых подходов, получивших

отражение в комментируемом деле, анализ правового обоснования отдельных принятых по нему судебных
актов обращает внимание на следующие общие вопросы толкования и применения процессуальных норм.
1. Обоснованность применения арбитражными судами правовых позиций ВАС РФ к

отношениям, возникшим после внесения изменений в процессуальное законодательство. На
основании положений абз. 7 ч. 4 ст. 170 АПК РФ арбитражные суды вправе в мотивировочной части
принимаемого по делу судебного акта приводить ссылки на постановления Пленума ВС РФ и сохранившие
силу постановления Пленума ВАС РФ по вопросам судебной практики, а также на постановления
Президиума ВС РФ и сохранившие силу постановления Президиума ВАС РФ.
Последнее разъяснение процессуальных особенностей разрешения арбитражными судами вопросов

взыскания судебных расходов было дано ВАС РФ более шести <1> лет назад в Постановлении Пленума от
17.02.2011 N 12 "О некоторых вопросах применения Арбитражного процессуального кодекса Российской
Федерации в редакции Федерального закона от 27 июля 2010 года N 228-ФЗ "О внесении изменений в
Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации" (далее - Постановление Пленума ВАС РФ N
12), в настоящее время сохраняющем силу с учетом корректив, внесенных ВС РФ в 2016 - 2017 гг.
--------------------------------
<1> Раздел "Разрешение вопросов о судебных расходах" был внесен Постановлением Пленума ВАС
РФ от 12.07.2012 N 43.
После существенных изменений, произошедших в структуре судебной системы и процессуальном

праве, для обеспечения единства практики применения судами законодательства, регулирующего порядок
возмещения судебных расходов по гражданским, административным делам и экономическим спорам,
Пленум ВС РФ принял Постановление от 21.01.2016 N 1 "О некоторых вопросах применения
законодательства о возмещении издержек, связанных с рассмотрением дела" (далее - Постановление
Пленума ВС РФ N 1). Несмотря на издание ныне единой высшей судебной инстанцией нового акта,
разъясняющего порядок возмещения судебных расходов, в том числе в арбитражном процессе, из ранее
высказанных по данному вопросу позиций ВАС РФ утратили силу лишь содержащиеся:
- в п. 33 вышеупомянутого Постановления Пленума ВАС РФ N 12;
- абз. 3 п. 6 Постановления Пленума ВАС РФ от 18.07.2014 N 51 "О некоторых вопросах, возникающих

при рассмотрении споров с участием организаций, осуществляющих коллективное управление авторскими
и смежными правами".
Исходя из этого в настоящее время при разрешении вопросов, связанных с возмещением судебных
расходов, применение арбитражными судами правовых позиций, как вновь сформулированных ВС РФ, так и
ранее высказанных ВАС РФ и не утративших силу, представляется обоснованным.
В своих разъяснениях <1> ВС РФ, в целом повторяя содержание норм ст. 112 АПК РФ, указал на право
лица, участвующего в деле, после принятия итогового судебного акта по делу обратиться в суд с
заявлением о взыскании понесенных судебных издержек, о возмещении которых не было заявлено при
рассмотрении дела, а также на необходимость разрешения данного вопроса в судебном заседании по
правилам ст. 159 АПК РФ.

--------------------------------
<1> См.: п. 28 Постановления Пленума ВС РФ N 1.
К слову, ВС РФ изменил подход к порядку взыскания "дополнительных" судебных издержек, связанных

с рассмотрением заявления о возмещении "основных" - понесенных в ходе разбирательства дела. В
отличие от ранее действовавшей правовой позиции <1>, возможность разрешения такого вопроса теперь
зависит от времени обращения с ним: заявление, поданное после вынесения определения по "основным"
судебным издержкам, не подлежит принятию к производству и рассмотрению судом.
--------------------------------
<1> См.: п. 33 Постановления Пленума ВАС РФ N 12.
При этом Постановление Пленума ВС РФ N 1 не содержит каких-либо новых разъяснений по вопросу

о порядке исчисления шестимесячного срока на подачу заявления о взыскании судебных расходов, а
значит, правовые позиции ВАС РФ, изложенные в п. 29 - 32, 34 Постановления Пленума ВАС РФ N 12,
сохраняют свою силу. Кроме того, действующее Постановление Пленума ВАС РФ от 25.12.2013 N 99 "О
процессуальных сроках" также не содержит дополнительных разъяснений по данному вопросу.
В связи с изложенным при рассмотрении комментируемого дела (разрешении вопроса о возможности

взыскания судебных расходов) судами трех инстанций в основание принимаемых судебных актов вполне
правомерно были положены правовые позиции ВАС РФ, сформулированные им в Постановлении Пленума
N 12. Однако восприятие судами смысла данных правоположений оказалось настолько различным, что
привело к принципиально разным исходам дела, о чем более подробно далее.
2. Практика толкования "итогового" характера судебного акта для целей исчисления

процессуального срока. Суд первой инстанции, рассматривавший заявление о возмещении понесенных
истцом судебных издержек, мотивировал отказ в его удовлетворении пропуском шестимесячного срока,
установленного ч. 2 ст. 112 АПК РФ для подачи заявления в суд, и отсутствием соответствующего
ходатайства о восстановлении. Как пояснил суд, "...течение указанного срока начинается со дня вступления
в законную силу последнего судебного акта, принятием которого закончено рассмотрение дела по существу.
В данном случае течение шестимесячного срока началось с 07.07.2015 и закончилось 07.01.2016. Таким
образом, истцом пропущен на 1 месяц и 24 дня срок для подачи заявления о взыскании судебных расходов
в суд".
Не принимая во внимание факт неверного указания судом даты окончания исчисленного

процессуального срока, следует пояснить, что днем вступления в законную силу "последнего" судебного
акта он посчитал день изготовления в полном объеме постановления суда кассационной инстанции,
вынесенного в порядке первой кассации и оставившего в силе постановление апелляционного суда о
частичном удовлетворении исковых требований.
С таким порядком исчисления согласился и Девятый арбитражный апелляционный суд,

дополнительно сославшись в обоснование данного подхода на судебную правовую позицию, изложенную в
п. 30 Постановления Пленума ВАС РФ N 12. А именно на следующие содержащиеся в нем разъяснения:
"Последним судебным актом, принятием которого закончилось рассмотрение дела по существу, для целей
исчисления шестимесячного срока следует считать по общему правилу (ст. 15, 167, 271, 289 АПК РФ)
решение суда первой инстанции или постановление суда апелляционной инстанции, если соответствующий
судебный акт не был предметом рассмотрения суда вышестоящей инстанции, либо постановление суда
кассационной инстанции, принятое по результатам рассмотрения жалобы на такие судебные акты". В
комментируемом деле постановление апелляционного суда, по-новому разрешившее дело, выступило
предметом рассмотрения только "первой кассации" (поскольку в передаче жалобы во вторую истцу было
отказано).
На основе буквального толкования вышеприведенного разъяснения суд апелляционной инстанции

пришел к выводу, что определение об отказе в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в
судебном заседании Судебной коллегии ВС РФ по экономическим спорам не является последним судебным
актом в контексте ч. 2 ст. 112 АПК РФ, т.е. "судебным актом, принятием которого закончилось рассмотрение

дела по существу". В связи с чем отказал в удовлетворении апелляционной жалобы.
Обращает на себя внимание игнорирование апелляционным судом последующих правовых позиций,

изложенных в процитированном им п. 30. В частности, речь идет об отдельных случаях признания судебных
актов "последними", "итоговыми" по делу для целей применения положений ч. 2 ст. 112 АПК РФ, таких как:
- определения об оставлении искового заявления (заявления) без рассмотрения и о прекращении

производства по делу - завершающие судебное производство, но не разрешающие дело по существу
требований;
- определение об утверждении мирового соглашения - завершающее производство по делу и

разрешающее спор по существу без вынесения судебного решения;
- определения арбитражного суда по делам об оспаривании решения третейского суда или о выдаче
исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда, по делам о признании
решения иностранного суда или иностранного арбитражного решения и приведении его в исполнение - не
затрагивающие разрешение материально-правового спора по существу заявленных требований;
- постановления, принятые по результатам рассмотрения апелляционных и кассационных жалоб на

вышеперечисленные судебные акты, - завершающее судопроизводство по делу;
- определения судов апелляционной или кассационной инстанций о прекращении производства по

жалобе лица, не участвовавшего в деле, о правах и об обязанностях которого арбитражный суд принял
судебный акт, - применительно к случаям взыскания с такого лица судебных расходов;
- определение ВАС РФ об отказе в передаче дела в Президиум ВАС РФ или постановление

Президиума ВАС РФ - не подлежащие обжалованию и ставящие точку в судебном процессе по делу.
Последнее правоположение и было использовано истцом по аналогии в комментируемом деле при

исчислении шестимесячного срока на подачу заявления о взыскании судебных издержек с момента
вынесения определения об отказе в передаче дела в Судебную коллегию ВС РФ для рассмотрения в
порядке второй кассации. Заявитель также сослался на тот факт, что Постановление Пленума ВАС РФ N 12
пересматривалось ВС РФ, однако разъяснение, изложенное в абз. 4 п. 30, не изменено и не отменено, что
позволяет сделать вывод о его актуальности и соответствии действующему законодательству.
В свою очередь суд кассационной инстанции посчитал правомерным установленный нижестоящими

судами факт пропуска шестимесячного срока, исчисленного со дня принятия Постановления Арбитражного
суда Московского округа от 06.07.2015 (судебного акта, вынесенного по результатам первой кассации).
Ввиду отсутствия в материалах дела ходатайства о восстановлении пропущенного процессуального срока
суд, сославшись на действующие разъяснения ВС РФ и применимые положения Постановления Пленума
ВАС РФ N 12, отказал в удовлетворении кассационной жалобы. При этом суд отклонил вышеупомянутый
довод истца со следующей мотивировкой: разъяснения ВАС РФ к рассмотренной ситуации неприменимы,
так как с момента издания Постановления Пленума N 12 в АПК РФ внесены существенные изменения по
процедурам обжалования постановлений судов кассационной инстанции в Судебной коллегии по
экономическим спорам ВС РФ и в порядке надзора. Кроме того, суд исходил из общих положений о
диспозитивной реализации процессуальных прав участниками арбитражного процесса, указав на
необходимость определяться с собственным волеизъявлением в пределах сроков, установленных АПК РФ.
Последний довод, несмотря на его в целом правомерность применительно к оценке уважительности

причин пропуска процессуального срока, тем не менее не учитывает сам предмет дискуссии в
комментируемом деле. А именно момент начала и окончания срока, установленного законом, в пределах
которого участвующие в деле лица вправе реализовать предоставленные им процессуальные правомочия.
Действие, совершенное до его окончания (даже в последний день срока), должно иметь надлежащие
процессуальные последствия.
Первый же вывод (о неприменимости позиций ВАС РФ ввиду изменения законодательства) сложно

признать логичным. Безусловно, буквальный текст действующего Постановления Пленума ВАС РФ N 12 не
содержит указания на судебные акты, принимаемые по правилам ст. 291.1 - 291.15 АПК РФ. Однако было
бы весьма странным (как и не отвечающим принципу равенства перед законом и судом) полагать, что для

целей возмещения судебных расходов принимаются во внимание все стадии пересмотра дела, кроме одной
- второй кассации. Выявленный правоприменительной практикой пробел представляется случайным
упущением, вызванным, с одной стороны, изменениями в процессуальной сфере, произошедшими уже
после принятия упомянутого Постановления, а с другой - недоработкой со стороны новой высшей судебной
инстанции, дважды вносившей в него свои изменения и не актуализировавшей его системно с учетом норм
действующего процессуального законодательства.
Тем не менее в комментируемом деле именно ВС РФ поставил точку в дискуссии о последнем

судебном акте, принятием которого заканчивается рассмотрение дела по существу (для целей применения
ч. 2 ст. 112 АПК РФ). Рассмотрев кассационную жалобу на судебные акты, ранее принятые по вопросу о
взыскании судебных издержек, Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ опровергла
вышеупомянутые доводы суда кассационной инстанции. Совершенно справедливым представляется вывод
судей ВС РФ об отсутствии оснований полагать, что предоставленные процессуальным законом гарантии
возмещения судебных расходов по результатам последовательного рассмотрения дела в судебных
инстанциях снизились с изменением процессуального законодательства и включением в АПК РФ норм,
предусматривающих возможность пересмотра ВС РФ судебных актов арбитражных судов в порядке
кассационного производства <1>. Кроме того, суд отметил отсутствие указаний на лишение силы положений
п. 30 Постановления Пленума ВАС РФ N 12.
--------------------------------
<1> См.: Определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 30.05.2017 N 305-

ЭС15-11039.
В качестве дополнительного довода Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ обратила

внимание на тот факт, что Постановлением Пленума ВС РФ N 1 судебный акт кассационной инстанции
назван в числе завершающих производство по делу (п. 1). Справедливости ради стоит отметить, что
упомянутый пункт разъяснений перечисляет итоговые судебные акты по делу довольно обобщенной
формулировкой: "Судебный акт суда апелляционной, кассационной, надзорной инстанций, которым
завершено производство по делу на соответствующей стадии процесса". Такое определение не исключает
возможности усмотрения при оценке характера судебного акта, что красноречиво проиллюстрировало
комментируемое дело.
Представляется, что понимание "итогового" характера судебного акта для дела теснейшим образом
связано с широко известной правовой позицией Европейского суда по правам человека, согласно которой
главной целью требования разумности срока судебного разбирательства выступает максимально
возможное сокращение продолжительности состояния "правовой неопределенности". Оно возникает у лица
в момент нарушения его прав или законных интересов и существует вплоть до окончательного разрешения
спора (дела) и восстановления прав заявителя (в случае вынесения судебного акта в его пользу) либо
мотивированного отказа в удовлетворении его требований (если таковые являются необоснованными) <1>.
С учетом этого для целей разрешения комментируемой ситуации "окончательным (итоговым)" логично было
бы считать судебный акт, которым поставлена точка в последовательном прохождении дела по всем
судебным инстанциям, независимо от благоприятности (или неблагоприятности) его исхода для заявителя
(в том числе при отказе в передаче жалобы в следующую проверочную инстанцию) <2>.
--------------------------------
<1> См., например: п. 32 Постановления ЕСПЧ от 21.02.1975 по делу "Голдер (Golder) против
Соединенного Королевства" // Европейский суд по правам человека. Избранные решения. Т. 1. М., 2000. С.
42 - 43; п. 40, 41 Постановления ЕСПЧ от 19.03.1997 по делу "Хорнсби (Hornsby) против Греции" //
Европейский суд по правам человека. Избранные решения. Т. 2. М., 2000. С. 431.
<2> Стоит сделать оговорку, что данный вывод не затрагивает оценку окончательности судебного акта
с позиции исчерпания внутригосударственных процессуальных средств защиты в контексте последующего
обращения в ЕСПЧ с жалобой на их неэффективность. Речь идет исключительно об итоговом характере
судебного акта для последовательного (с инстанционной точки зрения) разбирательства дела в
национальной судебной системе.

При повторном разбирательстве (в результате отмены вынесенных по делу судебных актов и

направления его на новое рассмотрение) суд первой инстанции учел позиции ВС РФ относительно
толкования "итогового" характера судебного акта и порядка исчисления процессуального срока.
3. Применение судебных правовых позиций по аналогии. В комментируемом деле первопричиной

разночтений в толковании порядка применения нормы ч. 2 ст. 112 АПК РФ явилось отсутствие, с одной
стороны, четкой дефиниции понятия "итоговый судебный акт" как в процессуальном законе, так и в
разъяснениях высших судебных инстанций, а с другой - единообразной практики применения судебных
правовых позиций по аналогии к схожим процессуальным отношениям.
Суды первых трех инстанций отказались от возможности использования правовой позиции ВАС РФ,
ранее высказанной в отношении результатов надзорного производства, именно по мотиву ее
распространения на иной процессуальный институт. Вместе с тем хорошо известно, что, если спорные
отношения прямо не урегулированы нормативными правовыми актами или соглашением сторон и
отсутствует применимый к ним обычай делового оборота, если это не противоречит их существу,
арбитражные суды применяют к ним нормы права, регулирующие сходные отношения (аналогия закона), а
при отсутствии таких норм рассматривают дела исходя из общих начал и смысла нормативных правовых
актов (аналогия права) (в силу положений ч. 6 ст. 13 АПК РФ). Представляется логичным и
корреспондирующим с принципом равенства перед законом и судом, что возможность применения норм
права по аналогии предполагает при этом необходимость единообразного их толкования, что и призваны
обеспечивать правовые позиции высших судебных инстанций.
При этом по другим вопросам Девятый арбитражный апелляционный суд (действовавший в ином
составе) без особых проблем применял в комментируемом деле судебные правовые позиции:
- при рассмотрении первой апелляционной жалобы истца <1> в мотивировочной части Постановления
он сослался на правовые позиции не только ВАС РФ <2>, но и других арбитражных судов различных
инстанций <3>;
- при рассмотрении последней апелляционной жалобы истца по делу <4> он применил не только
правовые позиции, высказанные высшими судебными инстанциями в постановлениях своих Пленумов, но и
положения информационных писем Президиума ВАС РФ <5> (более чем десятилетней давности).
--------------------------------
<1> См.: Постановление от 01.04.2015 N 09АП-5136/2015.
<2> См.: Определение от 11.05.2012 по делу N А33-5530/2011, Постановление от 18.05.2011 N

16008/10 по делу N А53-4325/2010.
<3> См.: решение Арбитражного суда Красноярского края от 05.07.2011, Постановление Третьего
арбитражного апелляционного суда от 11.10.2011, Постановление Федерального арбитражного суда
Восточно-Сибирского округа от 25.01.2012.
<4> См.: Постановление от 30.01.2018 N 09АП-63507/2017.
<5> См.: информационное письмо Президиума ВАС РФ от 05.12.2007 N 121, а также еще более
раннее информационное письмо Президиума ВАС РФ от 13.08.2004 N 82.
В отличие от нижестоящих инстанций ВС РФ, как видится, правомерно применил ранее

сформулированные ВАС РФ правовые позиции по аналогии. Несмотря на очевидные различия в
назначении, сущности и основаниях пересмотра вступивших в законную силу судебных актов в порядке
кассационного и надзорного производств, в комментируемом деле пробельность регулирования касалась
лишь процедурного, по сути, вопроса - можно ли считать "итоговым" судебный акт, вынесенный единолично
судьей без проведения судебного разбирательства по существу жалобы (безотносительно стадии
арбитражного процесса). Независимо от специфики надзорного пересмотра и проверки судебных актов в
порядке второй кассации алгоритм передачи жалобы на рассмотрение компетентного суда в данных
инстанциях в максимальной степени схож.

В процессуальной науке неоднократно обращалось внимание на тот факт, что неоправданные

различия в регулировании одинаковых по сути правоотношений нарушают конституционный принцип
равенства всех перед законом и судом и право заинтересованных лиц на доступ к правосудию (ст. 19 и 46
Конституции РФ, ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод) <1>.
--------------------------------
<1> См., например: Жуйков В.М. О некоторых проблемах развития процессуального законодательства
и законодательства о судоустройстве // Журнал российского права. 2017. N 8.
В судебной практике случаи применения по аналогии судебных правовых позиций,

сформулированных КС РФ, ВС РФ или ВАС РФ применительно к регулированию процессуальных
отношений, широко распространены.
К примеру, КС РФ распространяет собственные правовые позиции по вопросу о пересмотре по вновь

открывшимся обстоятельствам вступившего в законную силу судебного акта, основанного на положениях
законодательства, практика применения которых после принятия оспариваемого судебного акта определена
(изменена) в постановлении Пленума ВАС РФ или Президиума ВАС РФ, принятом по результатам
рассмотрения в порядке надзора другого дела, на аналогичные процессуальные отношения в гражданском
процессе <1>. Как пояснил Суд, приведенные правовые позиции, в полной мере распространяющиеся на
нормы ГПК РФ, которыми регулируются сходные отношения по пересмотру по новым обстоятельствам
вступившего в законную силу судебного постановления, не были учтены в достаточной степени при
принятии Федерального закона от 09.12.2010 N 353-ФЗ, которым ст. 392 ГПК РФ была изложена в новой
редакции, что нисколько не мешает их применению по аналогии до внесения соответствующих корректив в
законодательство.
--------------------------------
<1> См.: Постановление КС РФ от 17.10.2017 N 24-П "По делу о проверке конституционности пункта 5
части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с
жалобами граждан Д.А. Абрамова, В.А. Ветлугаева и других".
Верховный Суд РФ также распространил правовые позиции КС РФ, сформулированные в отношении

уголовного судопроизводства, на производство в судах общей юрисдикции по гражданским делам со
ссылкой на универсальный характер таких конституционных принципов судопроизводства, как
состязательность и равноправие сторон <1>.
--------------------------------
С целью эффективной правовой защиты национальным судам рекомендовано учитывать и правовые

позиции Европейского суда по правам человека, изложенные в ставших окончательными постановлениях,
принятых в отношении иных государств - участников Конвенции. При этом правовая позиция применяется
по аналогии, если обстоятельства рассматриваемого дела аналогичны обстоятельствам, которые
выступили предметом анализа и толкования в актах ЕСПЧ <1>.
--------------------------------
<1> См.: п. 2 Постановления Пленума ВС РФ от 27.06.2013 N 21 "О применении судами общей

юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к
ней".
Таким образом, изучение правоприменительной деятельности судов приводит к выводу о широком

распространении практики применения судебных правовых позиций при разрешении подведомственных им
дел для целей обоснования судебных актов, толкования и применения процессуальных норм.
При этом возможность применения судебных правовых позиций не ограничена их буквальным

содержанием и с учетом обстоятельств конкретного дела распространяется на схожие правоотношения,

нормативное регулирование которых не получило отдельного истолкования высшей судебной инстанцией

или судом особой компетенции (КС РФ, ЕСПЧ).
В свою очередь, правовые позиции, формулируемые судами первой и ординарных проверочных

инстанций при рассмотрении конкретных дел, как правило, используются для иллюстрации
складывающейся судебной практики по определенному вопросу и не имеют обязательного характера. Не
представляется правильным говорить о применении таких судебных правовых позиций по аналогии, по
сути, речь идет об учете самими судами необходимости обеспечения единства судебной системы и
единообразия судебной практики.
А.Р. СУЛТАНОВ
ОБЕСПЕЧЕНИЕ ЕДИНСТВА СУДЕБНОЙ ПРАКТИКИ В ВОПРОСЕ

ПРЕДЕЛОВ ВМЕШАТЕЛЬСТВА АНТИМОНОПОЛЬНЫХ ОРГАНОВ
В ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ
(комментарий к Определению Судебной коллегии

по экономическим спорам ВС РФ
от 01.03.2018 N 306-КГ17-17056)
Султанов А.Р., начальник юридического управления ПАО "Нижнекамскнефтехим".
Полагаем, что значение данного комментируемого Определения выходит далеко за рамки

рассмотренного спора, поскольку содержит в себе важные правовые позиции в сфере конкурентных
правоотношений и пределов компетенции антимонопольных органов.
Суть дела, на наш взгляд, достаточно проста - ПАО "Ростелеком" (далее - "Ростелеком") хотело
получить право безвозмездного доступа к общему имуществу многоквартирного дома.
Ростелеком, не добившись этого от управляющей компании, которая такое право предоставило

другим операторам на основании возмездного договора, перевела этот гражданско-правовой спор в
публично-правовой, обратившись в Управление Федеральной антимонопольной службы по Самарской
области (далее - антимонопольный орган, Управление) с жалобой на действия общества с ограниченной
ответственностью "Управляющая компания N 2 жилищно-коммунального хозяйства" (далее - управляющая
компания).
В связи с поступлением жалобы антимонопольным органом возбуждено дело о нарушении

антимонопольного законодательства, к участию в деле привлечено акционерное общество "АС-Инвест"
(далее - "АС-Инвест"), являющееся учредителем и единственным участником управляющей компании.
Решением антимонопольного органа от 27.04.2016 в действиях управляющей компании установлено

нарушение требований ч. 1 ст. 10 Закона о защите конкуренции, выразившееся в препятствовании доступу
оператора ПАО "Ростелеком" к оборудованию, размещенному на общем имуществе собственников
помещений в многоквартирных домах, находящихся под управлением данной компании.
Управление также выдало предписание в срок до 10.06.2016 прекратить указанное нарушение.
Кроме того, на основании решения от 27.04.2016 в отношении управляющей компании возбуждено

дело N 399-11778-16/6 об административном правонарушении и по результатам административного
расследования вынесено постановление от 12.10.2016 о привлечении управляющей компании к
административной ответственности по ч. 1 ст. 14.31 КоАП РФ.
Не согласившись с решением, предписанием и постановлением антимонопольного органа,

управляющая компания обратилась в арбитражный суд с заявлением, в котором просила признать данные
ненормативные акты недействительными, а также обязать антимонопольный орган устранить допущенные
нарушения прав и законных интересов заявителя путем размещения в информационно-
телекоммуникационной сети Интернет по адресу http://samara.fas.gov.ru информации о признании
арбитражным судом решения и предписания антимонопольного органа от 27.04.2016 по делу N 25-11778-

15/6 недействительными; о прекращении производства по делу N 39911778-16/6 об административном

правонарушении, возбужденного в отношении управляющей компании по ч. 1 ст. 14.31 КоАП РФ.
Решением Арбитражного суда Самарской области от 17.01.2017 заявленные обществом требования

удовлетворены в полном объеме. Суд признал недействительными решение Управления Федеральной
антимонопольной службы по Самарской области о нарушении антимонопольного законодательства от
27.04.2016 N 3514/6 и предписание о прекращении нарушения антимонопольного законодательства от
27.04.2016 N 3515/6, признал незаконным и отменил постановление от 12.10.2016 о назначении
административного наказания по делу N 399-11778-16/6 об административном правонарушении, о
привлечении управляющей компании к административной ответственности на основании ч. 1 ст. 14.31 КоАП
РФ. Обязал Управление Федеральной антимонопольной службы по Самарской области по вступлении
настоящего решения в законную силу устранить допущенные нарушения прав и законных интересов ООО
"Управляющая компания N 2 жилищно-коммунального хозяйства".
Суд первой инстанции на основании правовой позиции, изложенной в Определении ВС РФ от

22.11.2016 N 305-КГ16-3100, сделал вывод, что "антимонопольный орган ошибочно признал ООО
"Управляющая компания N 2 жилищно-коммунального хозяйства" в рассматриваемых правоотношениях в
качестве самостоятельного хозяйствующего субъекта в смысле, придаваемом этому понятию положениями
п. 5 ст. 4, ст. 5 и ч. 1 ст. 10 Закона о защите конкуренции. Соответственно, отказ в допуске к общему
имуществу многоквартирного дома при отсутствии договора или соответствующего решения общего
собрания собственников о предоставлении имущества без заключения договора соответствовал
действующему законодательству и не ущемлял права ПАО "Ростелеком".
Постановлением Одиннадцатого арбитражного апелляционного суда от 20.04.2017 решение суда

первой инстанции отменено, в удовлетворении заявленных требований обществу отказано.
В частности, апелляция указала на ошибочность ссылки суда первой инстанции на Определения ВС

РФ от 04.07.2016 N 304-КГ16-1613 и от 22.11.2016 N 305-КГ16-3100.
Апелляция это аргументировала следующим образом. Исходя из содержания Определения ВС РФ от

04.07.2016 N 304-КГ16-1613 поводом для обращения заявителя ТСЖ "Кропоткина 108" в арбитражный суд
явилось решение антимонопольного органа о нарушении товариществом положений ч. 1 ст. 10 Закона о
защите конкуренции. Согласно материалам дела нарушение выразилось в отказе оператору связи ПАО
"МТС" в доступе на технические этажи здания. Судом в Определении от 04.07.2016 сделан вывод о том, что
товарищество собственников жилья в рассматриваемых правоотношениях не может являться
самостоятельным хозяйствующим субъектом в смысле, придаваемом этому понятию положениями п. 5 ст. 4,
ст. 5 и ч. 1 ст. 10 Закона о защите конкуренции.
Таким образом, в рамках рассмотрения дела N А45-646/2015 разрешен спор, возникший между ТСЖ
как организацией, осуществляющей управление многоквартирными домами в соответствии с п. 2 ч. 2 ст. 161
ЖК РФ, и антимонопольным органом.
Вместе с тем Определение ВС РФ не содержит выводов о возможности совершения таких действий

управляющей организацией, являющейся субъектом, наделенным действующим законодательством иным
объемом прав и обязанностей по отношению к собственникам помещений многоквартирных домов,
выбравших такой способ управления.
Управляющая организация как коммерческая организация, согласно ч. 1 ст. 50 ГК РФ имеющая

основной целью деятельности извлечение прибыли, является самостоятельным хозяйствующим субъектом.
Следовательно, применение судом первой инстанции в рамках рассматриваемого дела к действиям

управляющей компании выводов ВС РФ, касающихся правового статуса ТСЖ и квалификации в его
действиях нарушения ч. 1 ст. 10 Закона о защите конкуренции, является необоснованным.
Суд первой инстанции указывает, что управляющая компания действовала не как самостоятельный
хозяйствующий субъект, а как лицо, представляющее интересы и выражающее волеизъявление
собственников имущества многоквартирных домов относительно размещения оборудования третьего лица.
Суд апелляционной инстанции считает, что судом первой инстанции не учтено, что данные положения

ЖК РФ касаются исключительно правового статуса ТСЖ (обязанности товарищества собственников жилья

(ст. 138 ЖК РФ), органы управления товарищества собственников жилья (ст. 144 ЖК РФ).
Как следует из содержания Определения ВС РФ от 22.11.2016 по делу N А40-18305/2015,

управляющая организация в своей деятельности по управлению многоквартирными домами, выступая в
качестве самостоятельного хозяйствующего субъекта в отношениях с третьими лицами, тем не менее
ограничена законом в пределах реализации прав по пользованию и распоряжению имуществом
многоквартирного дома и не вправе самостоятельно принимать решение о возможности доступа, в том
числе и организаций связи, к общему имуществу многоквартирного дома.
При этом в Определении указано, что в рассматриваемой ситуации собственниками общего

имущества не принималось решение о размещении оборудования оператора связи в местах общего
пользования здания. Суд указал, что управляющая организация, отказывая сотрудникам оператора связи в
допуске в технические помещения, действовала не как самостоятельный хозяйствующий субъект, а как
лицо, представляющее интересы и выражающее волеизъявление собственников имущества
многоквартирного дома относительно размещения оборудования третьего лица.
Согласно рассматриваемому спору суд указывает, что отказ управляющей организации в допуске к
общему имуществу многоквартирного дома при отсутствии договора или соответствующего решения общего
собрания собственников о предоставлении имущества без заключения договора соответствует
действующему законодательству и не ущемляет прав оператора связи.
Указанные выводы ВС РФ не имеют преюдициального значения для рассмотрения настоящего

дела, поскольку касаются фактических обстоятельств, отличных от обстоятельств, рассматриваемых в
рамках настоящего дела.
Апелляция сочла, что другими фактическими обстоятельствами, позволяющими разрешить вопрос

иначе в отличие от подхода ВС РФ, являются реальные негативные последствия для оператора связи в
виде расторжения действующих договоров на оказание услуг связи и сокращения числа уже имеющихся
абонентов, а также отказа потенциальных абонентов от заключения с данным оператором связи
соответствующих договоров вследствие отсутствия возможности получения допуска к оборудованию связи.
Арбитражный суд Поволжского округа Постановлением от 15.08.2017 оставил Постановление суда

апелляционной инстанции без изменения, указав, в частности, что ссылка управляющей компании на то, что
для безвозмездного занятия и использования общего имущества многоквартирного дома должно быть
получено согласие всех собственником, а общее собрание собственников не выносило решение о
заключении договора с ПАО "Ростелеком", в данном случае не влияет на неправомерность действий
заявителя, поскольку из условий договоров, заключенных управляющей компанией с операторами связи, в
том числе и с ПАО "Ростелеком", следует, что цена за оказание услуг устанавливается в рамках
осуществления обществом предпринимательской деятельности исключительно в собственных интересах,
направленных на получение прибыли, а не в целях исполнения решения собственников помещений
многоквартирных домов, которым принадлежит общее имущество, на котором размещено оборудование
связи.
На этом основании первая кассация сделала вывод, что управляющая компания при отказе в доступе
ПАО "Ростелеком" к общему имуществу, на котором размещено оборудование связи, действовала как
самостоятельный хозяйствующий субъект в целях получения прибыли и экономической выгоды, и отказала
в удовлетворении кассационной жалобы.
Дело дошло до ВС РФ, и Определением ВС РФ от 23.01.2018 N 306-КГ17-17056 жалоба была

передана в Судебную коллегию ВС РФ.
Судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ не согласилась с судами апелляционной и

кассационной инстанций и отменила их судебные акты, оставив в силе решение Арбитражного суда
Самарской области от 17.01.2017 по данному делу.
Среди мотивов второй кассации было, в частности, указано, что при рассмотрении данного спора не
было учтено, что полномочия антимонопольного органа при применении ст. 10 Закона о защите конкуренции
состоят в пресечении монополистической деятельности - выявлении нарушений, обусловленных

использованием экономического положения лицом, доминирующим на рынке, а не в осуществлении

контроля за соблюдением хозяйствующими субъектами норм гражданского, жилищного и иного
законодательства, и не в разрешении гражданских споров в административном порядке.
Соответственно, ссылки на нарушение и (или) несоответствие действий управляющей компании

положениям ЖК РФ, Федерального закона от 07.07.2003 N 126-ФЗ "О связи", Правил и норм технической
эксплуатации жилищного фонда не могли быть положены в основание для установления нарушения
антимонопольного законодательства.
Для квалификации действий управляющей компании по ч. 1 ст. 10 Закона о защите конкуренции

должны быть установлены иные обстоятельства: наличие статуса хозяйствующего субъекта у данного лица,
обладание этим лицом доминирующим положением на рынке, факт злоупотребления доминирующим
положением.
Такая совокупность обстоятельств по настоящему делу антимонопольным органом не доказана и

судами не установлена. Управляющая организация ограничена в пределах реализации своих прав по
пользованию и распоряжению общим имуществом многоквартирного дома. Она не вправе самостоятельно
принимать решение о возможности доступа, в том числе организаций связи, к общему имуществу, и,
следовательно, в отношениях по предоставлению в пользование технических, а также иных общих
помещений многоквартирного дома управляющая организация не может быть признана самостоятельным
хозяйствующим субъектом.
Судебная коллегия ВС РФ особо подчеркнула, что вышеуказанная правовая позиция неоднократно

высказывалась Судебной коллегией по экономическим спорам ВС РФ в Определениях от 11.09.2017 N 305-
АД17-6347, от 22.11.2016 N 305-КГ16-3100, от 04.07.2016 N 304-КГ16-1613. В целях обеспечения
единообразия судебной практики она закреплена в Обзоре судебной практики Верховного Суда Российской
Федерации N 1 (2017), утвержденном Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 16.02.2017, но
в нарушение ч. 4 ст. 170 АПК РФ не учтена арбитражными судами апелляционной и кассационной
инстанций, что свидетельствует о существенном нарушении норм процессуального права.
По всей видимости, причиной такой ремарки явилась позиция апелляционной инстанции, пытавшейся
обосновать неприменение позиции ВС РФ.
Не можем не отметить, что толкование, данное ВС РФ ч. 4 ст. 170 АПК РФ в данном деле,
предполагает обязанность нижестоящих судов учитывать правовые позиции ВС РФ и их игнорирование
рассматривается как процессуальное нарушение.
Это, на наш взгляд, свидетельствует о возрождении идеи ВАС РФ о квазипрецедентном значении

правовых позиций суда высшей инстанции.
В настоящее время в ч. 4 ст. 170 АПК РФ нет обязанности судов делать ссылки на определения
Судебной коллегии ВС РФ, даже на те, которые закреплены в Обзоре судебной практики, утвержденном
Президиумом ВС РФ. В ней лишь закреплено право судов использовать ссылки для мотивировки судебных
актов: "В мотивировочной части решения могут содержаться ссылки на постановления Пленума Верховного
Суда Российской Федерации и сохранившие силу постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда
Российской Федерации по вопросам судебной практики, а также на постановления Президиума Верховного
Суда Российской Федерации и сохранившие силу постановления Президиума Высшего Арбитражного Суда
Российской Федерации".
Нужно отметить, что Постановлением КС РФ от 17.10.2017 N 24-П "По делу о проверке

конституционности пункта 5 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской
Федерации в связи с жалобами граждан Д.А. Абрамова, В.А. Ветлугаева и других" была остановлена
попытка судов использовать определения Судебных коллегий ВС РФ в качестве новых обстоятельств для
пересмотра судебных актов.
Конституционный Суд РФ счел, что акты, вынесенные Судебными коллегиями ВС РФ, не обладают
обратной силой и не способны быть основанием для пересмотра вступивших в законную силу судебных
решений независимо от их включения в обзоры судебной практики, утверждаемые Президиумом ВС РФ.

Однако же это не означает, что обеспечение единства судебной практики не является функцией
кассационной инстанции ВС РФ, наоборот, по мнению КС РФ, "...конституционно значимые функции
Верховного Суда Российской Федерации осуществляются им в том числе в целях поддержания
единообразия в толковании и применении норм права судами; это является одним из элементов
основанного на предписаниях статей 15 (часть 1), 17, 18, 19 и 120 Конституции Российской Федерации
механизма обеспечения единства и непротиворечивости российской правовой системы; их реализация
гарантируется, среди прочего, закрепленной законом возможностью проверки судебных постановлений
Верховным Судом Российской Федерации в кассационном порядке и в порядке надзора, а также наличием
специальной, присущей только Верховному Суду Российской Федерации компетенции по даче разъяснений
по вопросам судебной практики. Формирование единства правоприменительной практики судов Российской
Федерации, подразумевающее устранение противоречий в применении судами норм права при
рассмотрении дел со схожими фактическими обстоятельствами, относится к компетенции Верховного Суда
Российской Федерации" <1>.
--------------------------------
<1> Определение КС РФ от 12.04.2018 N 865-О "По запросу Судебной коллегии по экономическим

спорам Верховного Суда Российской Федерации о проверке конституционности положений Арбитражного
процессуального кодекса Российской Федерации, а также Федеральных законов "О закупках товаров, работ,
услуг отдельными видами юридических лиц", "О третейских судах в Российской Федерации" и "Об
арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации".
Таким образом, поскольку устранение противоречий в судебной практике и обеспечение единства

судебной практики относится к компетенции в том числе Судебной коллегии ВС РФ, то расширительное
толкование ч. 4 ст. 170 АПК РФ можно рассматривать как попытку ВС РФ найти инструмент для реализации
своей функции.
Соответственно, реализуя данную функцию, суд, формирующий судебную практику, должен быть
прежде всего убедителен, поскольку надлежащим образом мотивированное постановление с большей
вероятностью окажет влияние на единство судебной практики.
Нужно отметить, что ВС РФ в данном Определении не просто не согласился с неприменением его

правовых позиций, но и тщательно мотивировал, в чем заключалась ошибка нижестоящих судов.
Так, ВС РФ обратил внимание на то, что судами было установлено, что после прекращения действия
ранее заключенных с обществом "Ростелеком" договоров собственники помещений многоквартирных
домов, находящихся под управлением заявителя, не принимали решений о предоставлении технических и
иных помещений для установки оборудования связи. В связи с этим вывод суда первой инстанции о
невозможности применения ст. 10 Закона о защите конкуренции к управляющей компании является
правомерным.
В то же время ВС РФ разъяснил, что управляющая компания могла быть признана хозяйствующим

субъектом в связи с отношениями, которые имели место в рамках ранее заключенных с обществом
"Ростелеком" возмездных договоров.
Исходя из разъяснений, данных в п. 4 Постановления Пленума ВАС РФ от 30.06.2008 N 30 "О

некоторых вопросах, возникающих в связи с применением арбитражными судами антимонопольного
законодательства", в этом случае действия управляющей компании как хозяйствующего субъекта могли
быть признаны злоупотреблением доминирующим положением при условии, что они совершены с
превышением допустимых пределов осуществления гражданских прав либо привели к наложению на
контрагентов неразумных ограничений, установлению необоснованных условий реализации контрагентами
своих прав.
Но в данном случае оператор связи самостоятельно отказался от дальнейшего исполнения

(возобновления) договора с управляющей компанией, настаивая на безвозмездном пользовании
техническими и иными общими помещениями многоквартирных домов, что исключает возможность
применения ст. 10 Закона о защите конкуренции.

Верховный Суд РФ отметил, что наличие у ряда жителей дома интереса в доступе в сеть Интернет и
заключение частью жителей договоров на предоставление таких услуг с обществом "Ростелеком" не
означает, что оператор связи вправе по своему усмотрению размещать оборудование в технических и иных
помещениях дома при отсутствии согласия большинства собственников помещений в многоквартирном
доме, данного в с соответствии с ч. 4 ст. 36 ЖК РФ по результатам голосования на общем собрании, и без
внесения соразмерной платы, взимаемой в интересах всех собственников, как это предусмотрено п. 3 ст. 6
Федерального закона "О связи". Соответственно, вывод судов о том, что договор об оказании услуг связи,
заключаемый с абонентом, является достаточным основанием для размещения оператором связи своего
оборудования, является неправильным.
Судебная коллегия ВС РФ также отметила, что из материалов дела не видно, что общество
"Ростелеком" было поставлено в худшее положение по сравнению с конкурирующими хозяйствующими
субъектами, наоборот, иные операторы связи использовали технические помещения для установки своего
оборудования на возмездной основе.
Иными словами, ВС РФ обратил внимание на то, на что, по нашему мнению, должны были обратить
внимание нижестоящие суды, что Ростелеком под видом борьбы за справедливую конкуренцию пытался
получить конкурентные преимущества через использование государственного органа, т.е. злоупотреблял
правом, и антимонопольный орган поддержал это злоупотребление. Пожалуй, это суть данного спора.
Надо отметить, что в тексте Определения о передаче для рассмотрения дела в кассационную
инстанцию было обозначено больше интересных доводов, но мы не можем не согласиться с тем, что, хотя
было много доводов для кассирования судебных актов, главное в данном деле - это вывод о том, что
"антимонопольный орган вмешался в гражданско-правовой спор между оператором связи и
управляющей компанией, выйдя за пределы установленных законом полномочий".
Если вышестоящий суд хочет, чтобы его правовые позиции принимались и понимались нижестоящими
судами, то ключ к этому - прежде всего повышение мотивированности выносимых судебных актов, которые
должны быть понятными и убедительными без дополнительного исследования материалов дел <1>.
--------------------------------
<1> См.: Султанов А.Р. Подсудность рассмотрения заявлений о пересмотре по вновь открывшимся и
новым обстоятельствам и практика ВАС РФ // Вестник гражданского процесса. 2013. N 2. С. 145 - 163.
Полагаем, что то, каким образом было мотивировано данное Определение, гарантирует выполнение
задачи формирования единообразия в данном вопросе.


Яковлев В Ф Комментарий практики рассмотрения

Загружено:

Сведения о документе

Оригинальное название

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Яковлев В Ф Комментарий практики рассмотрения

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

"Комментарий практики рассмотрения

экономических споров (судебно-арбитражной

Документ предоставлен КонсультантПлюс

Дата сохранения: 08.04.2020

КОММЕНТАРИЙ ПРАКТИКИ РАССМОТРЕНИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ СПОРОВ

Беляева О.А., д-р юрид. наук;

Борзило Е.Ю., канд. юрид. наук;

Бурлаков С.А., канд. юрид. наук;

Глазкова М.Е., канд. юрид. наук;

Гутников О.В., канд. юрид. наук;

Долова М.О., канд. юрид. наук;

Каминская Е.И., канд. юрид. наук;

Оболонкова Е.В., канд. юрид. наук;

Полич С.Б., канд. юрид. наук;

Полухина Е.Е., канд. юрид. наук;

Синицын С.А., д-р юрид. наук (руководитель авторского коллектива);

КонсультантПлюс www.consultant.ru Страница 2 из 128

Юбилейный 25-й выпуск Комментария практики разрешения экономических споров (судебно-

За годы исследований на базе достижений научных школ Института разработана научно-

Современное развитие экономических отношений обусловлено стремительным научно-

Отдельной, но связанной с этим проблемой следует считать поиск критериев эффективности

Специализация судов по разрешению экономических споров в российской правовой системе

КонсультантПлюс www.consultant.ru Страница 3 из 128

развивающихся социально-экономических отношений. Сложность разрешаемых дел связывается не только

Совершенно справедливо отмечено В.Ф. Яковлевым, что "сложность и масштабность

В условиях сохранения фундаментальных принципов состязательности и равноправия спорящих

Несмотря на то что суд в континентальной системе права непосредственно не наделен

Широко обсуждаемые перспективы становления единого цивилистического процесса и введения

Изложенное показывает актуальность и высокое научно-практическое значение исследований

НОРМАТИВНЫЕ ПРАВОВЫЕ АКТЫ

АПК РФ - Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации

КонсультантПлюс www.consultant.ru Страница 4 из 128

ГК РФ - Гражданский кодекс Российской Федерации

ГПК РФ - Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации

Закон о банкротстве - Федеральный закон от 26.10.2002 N 127-ФЗ "О несостоятельности

Закон о государственном оборонном заказе - Федеральный закон от 29.12.2012 N 275-ФЗ "О

Закон об акционерных обществах - Федеральный закон от 26.12.1995 N 208-ФЗ "Об акционерных

ЗК РФ - Земельный кодекс Российской Федерации

КАС РФ - Кодекс административного судопроизводства Российской Федерации

КоАП РФ - Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях

ЛК РФ - Лесной кодекс Российской Федерации

СК РФ - Семейный кодекс Российской Федерации

ТК РФ - Трудовой кодекс Российской Федерации

УК РФ - Уголовный кодекс Российской Федерации

УПК РФ - Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации

ВС РФ - Верховный Суд Российской Федерации

ВАС РФ - Высший Арбитражный Суд Российской Федерации

КС РФ - Конституционный Суд Российской Федерации

Правительство РФ - Правительство Российской Федерации

Президент РФ - Президент Российской Федерации

I. ДЕЛА, ВОЗНИКАЮЩИЕ ИЗ ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВЫХ ОТНОШЕНИЙ

РАССМОТРЕНИЕ СПОРОВ, СВЯЗАННЫХ С ПРИМЕНЕНИЕМ

ВОЗМОЖНОСТЬ РЕСТИТУЦИИ ПО МНИМОЙ СДЕЛКЕ

(комментарий к Постановлению Арбитражного суда

Астахов Г.Г., адвокат, соискатель отдела гражданского законодательства и процесса ИЗиСП.

КонсультантПлюс www.consultant.ru Страница 5 из 128

В сентябре - декабре 2017 г. Арбитражный суд Московского округа в Постановлении от 11.09.2017 N

<1> Определением ВС РФ от 26.12.2017 N 305-ЭС17-17342(3) отказано в передаче дела N А41-

<2> Определением ВС РФ от 11.04.2018 N 304-ЭС18-3240 по делу N А45-23066/2016 в передаче дела

Такое понимание было достаточно механичным, сводящимся к следующим посылам: 1) исполнение

<1> См., например, Определение ВАС РФ от 29.12.2011 N ВАС-17450/11 по делу N А41-35589/2009

<1> Рабинович Н.В. Недействительность сделок и ее последствия. Л., 1960. С. 25.

КонсультантПлюс www.consultant.ru Страница 6 из 128