Сущность и основные черты классицистического перевода

Под классицизмом понимают течение в европейской художественной

культуре, возникшее в XVII столетии во Франции и получившее затем
распространение в других странах. Характерной чертой этого течения был
рационалистический подход к проблемам искусства, провозглашение
вневременного, построенного по законам разума эстетического идеала, в
соответствии с которым должны были оцениваться художественные
произведения. Особой популярностью у представителей классицизма
пользовалось античное наследие, в котором видели абсолютную норму и
образец для подражания.

Это сказалось и в области теории и практики перевода. Характерной чертой

перевода в период господства классицизма принято считать вольную
трактовку оригинала, доходившую иногда до прямого вмешательства в
передаваемый текст. Однако подобная «свобода» по отношению к
переводимому автору была не просто переводческим произволом, а
логически вытекала из норм и правил классицистической эстетики.

Вместе с тем необходимо учитывать, что о единстве теории и практики

классицистического перевода как в разных странах, так и в пределах одной
страны можно говорить лишь условно. В эту эпоху шли весьма острые
дискуссии, предметом которых являлись как общие принципы передачи
иноязычного текста, так и переводы отдельных художественных
произведений.

Французская переводческая традиция

В наиболее резкой форме отмеченные выше особенности проявились на

родине классицизма — во Франции, а понятие «французская манера
перевода» стало синонимом неуважительного отношения к подлиннику.
Принцип «угождать читателю и совершенствовать автора» применялся к
писателям самых различных эпох — от античных классиков до Шекспира и
Сервантеса, не говоря уже о более близких по времени писателях. Типично в
этом плане признание одного из видных французских переводчиков XVIII
столетия — П. Летурнера, который, говоря о принципах своего перевода
поэзии Э. Юнга, прямо заявил, что его целью было извлечь из английского
Юнга— Юнга французского, который мог бы понравиться французам и
которого они бы читали, даже не задумываясь над тем, оригинал это или
копия.
Его коллега Флориан, воссоздавший «Дон Кихота», также отмечал, что
рабская верность оригиналу есть порок, и поэтому он считал себя вправе
удалить из текста романа «излишки» и эпизоды, в которых видны «черты
дурного вкуса». Нашелся даже литератор, стремившийся дать новую версию
Священного Писания, очищенную «от всего грубого и неясного», хотя и
сомневавшийся, не будет ли подобный перевод «грехом против промысла
Господня».

Внимание к теоретическим проблемам перевода в рассматриваемую эпоху

оказалось тесно связанным с тем, что получило название «спор древних с
новыми»» т.е. дискуссией о сравнительном достоинстве античных и
современных писателей. Его зачинщиком выступил знаменитый французский
писатель Шарль Перро (1628—1703). В 1687 г. вышла в свет его поэма «Век
Людовика Великого», в которой доказывалось, что французы, которым
выпало счастье быть подданными «короля-солнца» (т.е. Людовика XIV), не
только ни в чем не уступают древним грекам и римлянам, а, напротив, во
многих отношениях даже превосходят их. Таким образом был поставлен под
сомнение один из существенных постулатов классицизма — признание
античности абсолютным идеалом. Однако сам подход к явлениям искусства,
в том числе и к методу перевода, по существу, оставался классицистическим:
по-прежнему провозглашалось наличие подобного идеала (только не в
древности, а в современности), равняясь на который надлежало
«исправлять» в соответствии с ним переводимых авторов. В качестве
примера Перро ссылался на «Сатиры» видного поэта и теоретика
классицизма Н. Буало, связанные с произведениями Горация. По мнению
Перро, на французском языке они выглядят гораздо изящнее, нежели в
оригинале, где стихотворение страдает грубостью и шероховатостью. Отсюда
делался вполне логичный (и вполне классицистический по своему характеру)
вывод: стремление к адекватности при переводе (в данном случае — при
переводе античных авторов) способно лишь дискредитировать последних,
как это произошло с одним переводчиком, труд которого оказался слишком
точен и тем самым больше всего повредил переводимым произведениям,
показав их такими, какие они есть, и позволив разглядеть все их недостатки.

Взгляды Перро по отношению к античной литературе натолкнулись на

резкую критику таких крупнейших представителей французского
классицизма, как Н. Буало и Ж. П. Расин. Возражения вызвали также
недооценка эстетической значимости произведений древних авторов, и
утверждение о том, что «улучшенные» переводы по своему уровню
превосходят свои оригиналы. В свою очередь, Перро, который ранее ставил
версию Буало «Сатир» выше латинского подлинника, теперь упрекал его за
слишком близкое следование первоисточнику:
«Он не задумывается над тем, что у каждого языка есть свое неповторимое
своеобразие, особый дух и часто то, что выглядит изящно на латыни, на
французском выглядит варварски»

Начавшийся в XVII в. спор продолжился и в следующем столетии. В 1714—

1716 гг. вся читающая Франция с напряженным вниманием следила за
дискуссией о принципах перевода поэм Гомера. Ее наиболее активными
участниками стали два создателя французских версий «Илиады» — член
Французской Академии Антуан Удар де ла Мотт и Анна Дасье.
Антуан высказался о своих, так сказать, «переводческих» принципах в
специальном «Слове о Гомере». Уведомив читателя, что древнегреческий
поэт кажется ему далеким от совершенства, Антуан указывает, что он
следовал тексту подлинника ровно настолько, насколько он соответствовал
его вкусам, сохраняя то, что, по его мнению, нужно было сохранить, и
изменяя все «неприятное».
Как теоретические установки Антуана, так и их практическая реализация
вызвали резкую критику Анны Дасье. Саркастически заметив, что даже один
из персонажей поэмы — Дефиоб не был так ужасно изуродован Менелаем и
Одиссеем, как Гомер — своим нынешним переводчиком, Анна Дасье
подвергла уничтожающей критике версию Антуана.

Однако сама проблема продолжала привлекать к себе внимание, о чем

свидетельствовало вышедшее в 1719 г. сочинение историка и критика Жана
Батиста Дюбо (1674—1742) «Критические размышления о поэзии и
живописи». Автор решительно отвергает отстаивавшуюся Перро и де ла
Моттом мысль, будто современные французские переводы античной
классики стоят по своим достоинствам выше оригиналов. Обосновывая эту
точку зрения, он заостряет внимание на ограниченных возможностях любого
перевода, вызванных несходством исходного и переводящего языков, их
стилистических систем, моментами национальной культурной специфики и
т.д.
Но еще до того, как упомянутая выше поэма Ш. Перро положила начало
многолетнему спору, в 1661 г. во Франции вышел в свет латинский трактат «О
наилучшем способе перевода», автором которого был Пьер Даниэль Юэ.
Именно его обычно считают высшим достижением французской
переводческой мысли рассматриваемой эпохи, ставя автора в один ряд с
наиболее выдающимися теоретиками перевода от Лютера до наших дней.

Согласно Юэ, наилучшим следует признать метод, при котором переводчик,

во-первых, передает мысли автора, а во- вторых — насколько это возможно
при разнице исходного и переводящего языков — самым тщательнейшим
образом придерживается его слов.
Таким образом, переводчик должен стремиться воспроизвести природное
своеобразие оригинала и заботиться исключительно о том, чтобы выразить
его со всевозможной верностью и полнотой, не позволяя себе ни опущений,
ни добавок. Более того, требуя, чтобы перевод следовал за подлинником
«слово в слово» и сохранял саму структуру до такой степени, которая
возможна без насилия над переводящим языком, автор считает, что в тех
случаях, когда смысл исходного текста затемнен, следует двусмысленные
слова передавать такими же двусмысленными, сохраняя, таким образом,
неясность выражения. Юэ не обходит трудностей, которые обусловлены
несходством языков, но считает их лишь доказательством того, что перевод
представляет собой настоящее искусство. Преодолевая встающие на его пути
трудности, переводчик тем самым открывает путь для еще больших
достижений своих преемников, так как те смогут ориентироваться на
созданную им «норму». Именно в качестве подобного ориентира
рассматривает автор собственный труд, сознавая его неизбежную неполноту.