Кейд Б., ОХэнлон В.Х. - Краткосрочная Психотерапия. Интервенции, Манипуляции, Техники На Основе Эриксоновского Гипноза и НЛП (Нейро-лингвистическое Программирование) - 2001

Серия Нейро-лингвистическое программирование Выпуск 4
Б. Кейд, В. О'Хэнлон
КРАТКОСРОЧНАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ
интервенции, манипуляции, техники на основе
Эриксоновского гипноза и НЛП
Институт общегуманитарных исследований Москва 2001
УДК 615.8 ББК 53.57 К 58
Б. Кейд, В. О'Хэнлон Краткосрочная психотерапия — М.: Институт общегуманитарных
исследований, 2001 — 240 с.
Подробное рассмотрение процедур краткосрочной терапии с точки зрения НЛП и эриксоновского
гипноза. Пошаговые объяснения и обилие наглядных и доходчивых примеров делают эту книгу
превосходным учебным пособием и для начинающих терапевтов, и для врачей, обладающих уже
солидным опытом.
ISBN 5-88230-093-6
© С. Коледа, перевод, 2000
© Институт общегуманитарных исследований, оформление серии, 2000
Посвящаем эту книгу нашим семьям. Ни один из нас не понимает, по какой причине они
смирились с нами.
Вступление
Впервые авторы этой книги повстречались в городе Кардифф, в Валлии, в начале восьмидесятых
годов. Билл возглавлял мастерские, спонсированные Институтом семьи, в котором работал
Брайан. Мы нашли, что у нас много общего. Оба играли на гитаре и сочиняли песни. У нас были
длинные волосы (собственно, Брайан постриг их недавно), мы носили цветастые рубашки и бусы.
Оказывается, мы оба думали о краткосрочной терапии и практиковали ее, хотя и каждый по-
своему. Мы оба считали, что на стиль нашей работы и взгляды на краткосрочную терапию
наиболее сильное влияние оказал Милтон Эриксон, хотя только Билл с ним встречался.
Уже в самом начале нашей дружбы мы решили работать над книгой, которая должна была бы
содержать главные элементы, понятия, принципы краткосрочной терапии. Мы оба практиковали
эту терапию и учили этому подходу с половины семидесятых годов, и чувствовали, что нам есть
что сказать. Эта книга должна была отражать как параллели, так и разницу между нами.
Однако работа над ней затянулась. Произошло это отчасти потому, что в области, интересующей
нас, изменения происходили быстрее, чем мы могли на них реагировать, отчасти потому, что мы
оба были очень заняты, и, наконец, также потому, что Брайан неожиданно эмигрировал в
Австралию, и еще потому, что... и так далее. Проект наконец сдвинулся с мертвой точки, когда,
благодаря случаю, мы узнали, что оба приобрели совместимые компьютеры и редакторы текста и
у обоих есть факсы.
Краткосрочная психотерапия
7
Однако появилась проблема, которую мы раньше не предвидели. Чем, собственно, мы занимались
в терапии, что мы думаем об этом теперь? В те вдохновенные дни конца семидесятых — начала
восьмидесятых мы вместе с нашими коллегами, работающими в области краткосрочной терапии,
опирались на относительно беспроигрышные конструкции. Мы были хорошими тактиками,
работая в соответствии со своими принципами, возникшими из самого процесса, не забывая о том,
откуда берутся проблемы, и почему они развиваются. Нас наполняла безграничная энергия и
энтузиазм, и у нас был настоящий рог изобилия новых идей.
Теперь мы уже менее уверены, менее упрямы в нашей тактике, не так сильно верны упрощенным
моделям и уже не находимся под таким влиянием своей собственной мудрости. Зато мы
сосредоточились на идеях наших клиентов и избегаем действий, которые ослабляют как явно, так
и скрыто. Таким образом, мы сконцентрировались на попытках сотрудничества, однако, оставаясь
скептически настроенными к своим коллегам, которые не верят в профессиональную экспертизу,
считая, что поддаваться влияниям не нужно и не желательно. В то время как мы считаем, что
невозможно не поддаться влиянию, оставаясь открытым влиянию клиента на терапевта. Можно
прислушаться к нему вместо своих теорий. Можно признать его опыт и узнать от него, что на него
оказывает влияние, а что нет.
Короче говоря, нам было бы легче, если бы мы написали эту книгу во времена расцвета этой идеи,
когда то, что мы делали и о чем думали, было полностью свободно от сомнений. Будем надеяться,
что эта задержка принесла пользу нашей книге.
Введение
В течение трех минувших декад, благодаря опубликованной в 1963 году работе Джея Хейли
«Стратегии психотерапии» и благодаря работе Центра Краткосрочной Терапии в Пало-Альто
(Вацлавик и другие, 1974; Викленд и другие, 1974), резко возрос интерес к развитию
краткосрочного, стратегического подхода к терапии. В отличие от большинства моделей,
получивших распространение позже, более активный, ...непосредственный подход считает, что
терапия должна быть подчинена скорее изменениям, нежели развитию. Когда роль терапевта
понимается подобным образом, он становится более инструментальным в процессе ожидаемого
изменения.
Это начальное стремление, кроме развития самой идеи, принесло, без сомнения, пользу в виде
многих инноваций и открытия лучших, более успешных техник. В течение последующих лет
стало ясно, что успешная терапия может быть намного короче, чем этого ожидали психотерапевты
с более традиционными подходами. Растущее число психотерапевтов и терапевтических групп во
всем мире стали восхищаться этими методиками и экспериментировать с ними. Их привлекал
оптимизм, прагматизм, творчество и участие в успешной терапии. Росло число
профессиональных публикаций на эту тему, а книги и статьи описывали огромное богатство идей
и техник. Не так давно возможность краткосрочных, но эффективных форм терапии стала
популярна благодаря поддержке фондов, поступающих из разных источников, страхо-
9
вых обществ, агентств помощи, борющихся за то, чтобы выступить против растущего числа
клиентов в ситуации, когда средства на эти цели резко снижаются.
Однако в течение последних лет стал выкристаллизовываться более трезвый и критический взгляд
на краткосрочный подход, который лег в основу создания многих техник. Эти техники быстро
развивались и привели к распространению краткосрочной терапии и ее практическому
применению. С другой стороны, эти новые техники обвинялись в том, что они возникли в силу
невежества, или же с ними просто не считались. Этот подход всегда имел своих критиков извне,
но теперь внутри самой профессиональной сферы выработан более осторожный взгляд на
направление, в котором она движется.
Среди главных областей этой внутренней критики можно назвать:
— использование неявных и манипулятивных техник (например, парадоксальное
вмешательство), особенно там, где их применение разрушает порядок рабочего дня терапевта или
группы и иногда требует необходимости воспользоваться обдуманной хитростью;
— злоупотребление со стороны психотерапевта своим преимуществом, происходящим из его
более сильной позиции в определении направления терапии и ее результатов, особенно, если
клиент не осознает методы работы;
— узкая, слишком прагматичная, бихевиоральная концентрация внимания на поведении и
заметное отсутствие интереса к переменам в психике пациента и в его жизни;
ю
Б.Кейд, В.О'Х.энлон
— определенная бесцеремонность в подходе к тому, что воспринимается как существование или
экзистенция;
— отсутствие серьезной направленности на соци-ополитические перемены, воздействующие на
жизнь клиента, особенно на аспекты, связанные с полом.
В этой книге мы коснемся этих тем, хотя необязательно разрешим все проблемы. Мы не хотели бы
спорить с той точкой зрения, что краткосрочных терапевтов иногда считают людьми с довольно
узким кругом интересов, которые вредят клиентам и используют дешевые фокусы в своей работе,
иногда делающими это просто бессовестно. Однако мы верим, что хорошие краткосрочные
терапевты всегда с большим вниманием (не забывая уважать человеческие чувства) решают
проблемы клиента, не навязывая своего мнения. Мы также верим, что эта область значительно
развилась, начиная с семидесятых годов.
Мы согласны со Стивом де Шазе, который, когда его спросили о плохой репутации
манипуляторов, которую заработали краткосрочные терапевты, ни во что не ставящие мораль и
этику, ответил:
«Ни к чему было изобретать большинство этих штучек, которыми некоторые из нас привыкли
пользоваться в прошлом. Все наши фантастические техники теперь известны и мы всегда
используем материал, который передает нам семья. Собственно, глядя в прошлое, я убеждаюсь,
что все эти техники произошли от опыта семей, с которыми мы работали. Я думаю, это
удивительно, что некоторым людям удается расти при помощи способа, который мы,
11
авторы, описали, пытаясь объяснить, чем мы занимались, и написали это таким образом, что это
не могло быть не раскодировано. Если бы мы написали об этом по-другому, мы могли бы сказать:
«Смотрите, разве наши клиенты не умнее нас!!!» (Кейд, 1985, стр. 95).
Мы больше не пользуемся системной парадигмой, как нашей главной моделью. Теперь мы
пользуемся ею только по отношению к кому-нибудь, кто может действовать и реагировать в
определенных условиях. Мы предпочитаем термин «интерактивный» термину «системный»,
поскольку последний ведет к учету повторяющихся и заметных процессов, в которых люди
реагируют действием, которое можно предвидеть в каждом последующем событии. Второй
термин может быть статичным и также вести к обобщению.
Мы учитываем как прагматичные, так и эстетические взгляды, такие, как, например, знаменитую
«окамовскую бритву». Брат Окам, английский философ XIV века, считал, что, объясняя некое
явление, мы должны ограничиться наименьшим количеством принципов. Исходя из принципа «не
следует увеличивать число реальностей до бесконечности», он отсекал каждый лишний принцип,
как бритвой. Как объяснял Бертран Расселл: «...если в науке можно что-либо интерпретировать, не
строя новых предположений, нет смысла их создавать».
Соглашаясь с этим историческим взглядом, мы хотим предложить читателям короткое
путешествие, во время которого вы познакомитесь с различными аспектами этого типа
психотерапии, в том свете, в каком мы видим ее сегодня. Это наверняка не будет путешествие,
полностью исчерпываю-
и
Б.Кейд, В.О'Хэнлон
щее .тему и не слишком утомляющее. Нам, к счастью, удалось избежать создания некоего подобия
«поваренной книги», хотя читатель найдет несколько глав, напоминающих такую литературу. Нам
также удалось избежать написания чисто теоретического учебника, хотя, конечно, мы разместили
в тексте некоторое количество теории.
Мы надеемся, что наша книга будет отражать текущие направления психотерапии, стремящейся к
большей общественной направленности, основанной на сотрудничестве и полностью уважающей
человека. Мы также надеемся, что ваш энтузиазм в отношении этого течения психотерапии и его
потенциальных возможностей, которые скрыты в этом подходе, встретится с полным пониманием,
и, одновременно, просим Вас снисходительно подойти к нашей гордости фундаменталистов и
крестоносцев, которая могла проникнуть на страницы книги в период ее планирования.
Хотелось бы вначале объяснить, что «краткосрочная терапия», о которой мы говорим, происходит
из традиции семейной терапии и работы Мил-тона Эриксона. Существует также другая ветвь
краткосрочной терапии, которая основана на работах Фрейда и традициях психоанализа, но
обычно ее считают несколько более длительной по отношению к той, которую мы здесь
описываем. Мы упоминаем об этом для того, чтобы заверить: вы выбрали верную книгу, и, как
стюардесса, перед тем как закрыть дверь самолета, объявляет конечную цель пути, делаем это и
мы. Если вы считаете, что выбор этого типа терапии не является оптимальным для вас, еще есть
время выйти из самолета.
Глава 1
Краткосрочный подход к терапии: обзор точек зрения
Если бы мне пришлось выразить краткосрочную терапию одним выражением, я бы сказал:
«Пациент пытается решить свою проблему при помощи стратегии, которая ему не помогает,
поэтому терапевт ее изменяет. Все остальное — комментарий. »
Рабкин, 1977
Первым стратегическим терапевтом был Милтон Эриксон, доктор медицины. Его можно
назвать первым терапевтом, поскольку он являлся первым клиницистом, который
сконцентрировался на том, как изменять людей.
Хейли, 1985
Начало: некоторые из важнейших семимильных камней
Невозможно переоценить влияние Милтона Эриксона на развитие краткосрочной терапии. В
ранний период развития коммуникационных концепций, вначале сконцентрированных в
исследовательских работах Грегори Бейтсона, огромное значение имел подход Эриксона и его
гениальная изобретательность. Бейтсон начал свою работу в 1952, поставив себе целью анализ
14
парадоксов коммуникации, используя теорию логических типов (Уайтхед и Рассел, 1910—1913).
В работу Бейтсона включились Джон Викленд, Джей Хейли и Вильям Фрай. Некоторое влияние
оказали также работы Норберта Винера о кибернетике, развивающейся науке о коммуникации и
контроле в системах, а также работы Шенона и Вивера, создавших математическую теорию
обмена и движения информации (1949).
В это время психиатр Дон Джексон работал над своей концепцией семейного гомеостаза (1975).
Он начал тесно сотрудничать с исследовательской группой Бейтсона, в результате чего он стал ее
членом. В этих исследованиях изучались различные типы явлений: гипноз, игры, шизофрения,
невротическая коммуникация, психотерапия, семейные системы и семейная терапия (Хейли,
1963).
Эти эксперименты продолжались десять лет, во время которых члены группы часто посещали
Мил-тона Эриксона для консультации по результатам обсуждения определенных аспектов гипноза
и терапии. Записи многих из этих консультаций в трех томах издал Джей Хейли (1985).
В 1956 году была издана классическая теперь работа «К теории шизофрении», касающаяся теории
двойной связи в этиологии шизофрении (Бейтсон и другие, 1956).
В 1958 году Дон Джексон основал Институт Исследования Мозга в Пало-Альто, в Калифорнии, а
его сотрудниками стали Джон Викленд, Джей Хейли, Джюлис Риския, Вирджиния Сатир и Поль
Вацлавик, Об огромном влиянии Дона Джексона и его концепции написал Джордж Гринберг
(Гринберг, 1977).
15
В 1963 Хейли издал отличную книгу «Стратегии психотерапии», показывая парадоксальную
природу любой терапии и демонстрируя влияние Милтона Эриксона.
В 1966 в рамках деятельности Института Исследования Мозга (ИИМ) Ричард Фиш начал
программу краткосрочной терапии, которая оказала огромное влияние на развитие различных
концепций этого типа терапий.
В 1967 году появились две важные работы: Хейли «К теории патологических систем» и книга
«Прагматика коммуникации человека: изучение образцов интеракции, патологии и парадоксов»
(Вацлавик, Бивин и Джексон, 1967).
В 1967 году Хейли перевелся в Филадельфийскую Детскую Клинику, где начал сотрудничество с
Сальвадором Минухиным и Браулио Монталь-во, и стал заниматься проблемами структуры и
иерархии. В 1973 году Хейли издает «Необыкновенную терапию: терапевтические техники
Милтона Эриксона», где вводит термин «стратегическая терапия» и раскрывает подход Эриксона
к проблемам различных фаз жизненного цикла семьи. Линн Хоффман прокомментировала это
следующим образом: «Говоря о стратегической терапии, Хейли, в основном, пользуется языком
процесса. После принятия решения о сотрудничестве с Минухиным в Филадельфии... он не
акцентировался уже так сильно на гипнотических техниках и парадоксальных директивах (хотя не
уменьшал их значения), а сконцентрировался на организационных моментах терапии» (Хоффман,
1981). Сдвиг интересов Хейли от процесса к форме становится наиболее заметен в его поздних
работах «Терапия решения проблем», (1976) и «По-
и
Б.Кейд, В.О'Хэнлок
кидая дом: терапия расстройства у молодых людей», 1980.
В 1971 году Мария Сельвини Палаззоли, Луиджи Босколо, Джанфрако Цеччини и Джулиана
Прага начали совместную краткосрочную и ориентированную на «изменение подхода пациента к
своим проблемам и симптомам» терапию (1977).
Викленд, описывая свое определение терапии, чаще пользуется термином «краткосрочная
терапия», чем «стратегическая» (Викленд и другие, 1974), как это сделала Пегги Пепп (1983).
Рабкин считает этот термин «недостаточно специфическим».
Для краткосрочных стратегических терапевтов характерно избегать сложных теорий личности или
дисфункций, будь то на уровне личности, семьи или более широкой системы. Диагностические
формулировки являются простейшим способом размышления о развитии проблемы и возможной
интервенции. Краткосрочные терапевты заинтересованы в способах интервенций, которые, по
возможности, должны быть кратчайшими и простейшими, а также в изучении поведения тех
терапевтов, которые в максимальной степени облегчают неожиданное решение проблемы.
Термин «стратегическая терапия», связанный с новыми работами Джея Хейли и Клу Маданес,
ассоциируется теперь с их интересом к структуре (иерархии) власти в терапии. Поэтому в
следующих главах мы будем использовать, скорее,- термин «краткосрочная», нежели
«стратегическая» терапия.
Краткосрочная терапия, в принципе, касается наблюдаемых явлений, она прагматична и опирается
на убеждение, что проблемы возникают и существуют в связи:
Краткосрочная психотерапия__________________17
1. с конструктами, посредством которых возникают трудности (Келли, 1955), а также
2. с повторяющимися последовательностями поведения (как индивидуального, так и
интерперсонального), которые их сопровождают. Естественно, что они могут охватывать также
конструкты и идеи, идущие от терапевта.
Два главных подхода
В случае, если все краткосрочные (стратегические) терапевты согласились бы с важностью
интенсификации повторяющихся бихевиоральных последовательностей, то их можно было бы
поделить по тому принципу, как они пользуются этой информацией:
А. на тех, кто заинтересован в том, как повторяющиеся последовательности отражают форму
(определим их как стратегических терапевтов). Обычно принимается, что симптомы исполняют в
семье некую функцию и являются носителем метафорической информации об иерархической
дисфункции (Хейли, 1976; Маданес, 1981, Пепп 1983). Эти последовательности подвергаются
наблюдению с целью определения семейной организации.
Б. на тех (определим их как краткосрочных терапевтов), для которых анализ и выражение
повторяющихся последовательностей поведения, сопутствующих симптомам, являются
достаточным для объяснения, а то, что имеет отношении к цели, функции или структуре семьи,
признается излишним. (Кейд 1985, де Шазе, 1985, 1988; Фиш и другие, 1974). За
последовательностями наблюдают для того, чтобы определить
18
самоподкрепляющиеся схемы мышления и поведения.
Подходы, концентрирующиеся на форме и функции
Подход Хейли, как он представил его в «Терапии решения проблем» (1976), опирается на
убеждение, что симптомы являются признаком системы, где иерархическая организация или
совершенно амбивалентна, или охватывает повторяющиеся коалиции между поколениями, или
нарушает организационные семейные нормы. Этого типа амбивалентность, или дезорганизация,
выявляется посредством наблюдения повторяющихся стереотипов того, как члены семьи
относятся друг к другу, и особенно шаблонов поведения, создающих проблемы. Например, один
из родителей может быть обеспокоен поведением ребенка, но, несмотря на это, он защищает его
от действий второго родителя, пытающегося восстановить дисциплину, хотя одновременно
проявляет беспомощность, злость и требует помощи. Иногда дедушка или бабушка встает на
сторону внуков, защищая их от родителей, что сводит на нет их воспитательные усилия.
Нарушения в поведении ребенка являются в этом случае следствием некомпетентности родителей
или их недостаточного старания. Проблемы обостряются, когда нарушения в иерархии скрыты
или не воспринимаются. Терапия в таком случае включает изменение этих последовательностей и
коррегирование иерархии, исключая амбивалентности и неясности. Маданес пишет:
{краткосрочная психотерапия__________________/9
«Мы ожидаем от родителей, что они возьмут на себя ответственность за детей, блокируя коалиции
между поколениями, такие, например, как защита ребенка одним родителем от другого. Много
внимания также уделяется вопросу места терапевта в иерархии, так, чтобы он не вступал в
коалицию с членом семьи, находящимся ниже по иерархии, против того, чья позиция выше».
(Маданес, 1981).
Симптомы понимаются как метафорические послания, касающиеся проблем, а так же, как
дисфункциональные решения проблем, как контракты между людьми или элемент тактики в
борьбе за власть. Маданес дает следующий комментарий:
«В случае с мужчиной, который находится в депрессии и не исполняет свою работу, можно
принять это за способ коммуникации со своей женой (матерью, отцом, детьми и т.д.) на
определенную тему. Например, ценит ли жена своего мужа и его работу, должен ли он выполнять
желания жены или матери и т.п. Может случиться, что проблема такого рода дестабилизирует
систему, и в этом случае у ребенка будут наблюдаться симптомы, которые вынуждают отца
проявить активность, опеку над ребенком вплоть до отказа от депрессии и некомпетентности».
(Маданес, 1981).
Таким образом, в этом подходе принимается, что симптомы выполняют защитную и
стабилизирующую функцию. Пепп подчеркивает важность вопросов, которые ставит перед собой
терапевт:
«Какую функцию исполняет данный симптом в стабилизации семьи?», и «Какова тема, на основе
которой структурируется проблема?»
20
Она говорит об изменениях цикла жизни семьи, активизирующего «конфликты, дремавшие в ней
долгое время, которые не разрешаются симптомами» (Пепп, 1983).
Цель симптома обычно представляется как защита семьи от изменений или же поддержка
изменений путем реорганизации семьи.
Подходы, концентрирующиеся на процессе и замкнутом круге
Модель краткосрочной терапии группы ИИМ основывается на убеждении, что проблемы
возникают и существуют тем же способом, которым возникают обычные жизненные трудности и
решаются человеком или другими связанными с ним людьми. Попытка разрешения, исходящая из
определенной системы убеждений в данной трудной ситуации, может не принести желаемого
результата или даже углубить проблему. Проблема развивается параллельно тому, как те же самые
решения или типы решений применяются снова и снова с большим давлением, что приводит к
углублению проблемы, которую опять пытаются решить тем же способом, и т.д. (Вацлавик и
другие, 1974). Таким образом, проблемы возникают здесь из-за того, что люди упорно
придерживаются плохих и неэффективных попыток решения проблем. Конечно, нечто похожее
может случиться в терапевтической ситуации, когда тот же самый подход или тип техник,
происходящих из определенной системы убеждений или модели, ведет к росту проблемы.
Отсутствие реакции или существование трудностей может также создавать «попытку решения»,
которая закрепляет трудности, превращая их в пробле-
21
му. Упрямое использование «плохого» или неэффективного решения замыкает трудности в
самоукрепляющуюся схему, удерживающую статус кво. Сотрудники Центра Краткосрочной
Терапии приводят пример часто встречающегося шаблона поведения, который возникает у
человека в депрессии и у его близких:
«Чем больше они стараются его утешать, показывая позитивные стороны, тем более угнетенным
становится пациент: «Они даже не могут меня понять». Действия, имеющие целью смягчение,
вызывают обострение реакции, «курация» становится хуже, чем изначальная «болезнь». К
сожалению, обычно люди не замечают этого и не верят, если кто-нибудь пытается им это
объяснить». (Викленд и другие, 1974).
Усилия родителей, направленные на контролирование молодого человека, толкают его к
очередным бунтарским вспышкам, на которые родители реагируют усилением контроля, и так без
конца. Личность, страдающая бессонницей, делает все, чтобы уснуть, что может произойти лишь
спонтанно, поэтому само сознательное усилие становится причиной бессонницы. Хронический
характер действия принимается здесь обычно неверно как решение проблем определенного типа.
Люди обычно не замечают, что в основе дисфункций находится сама личность или ее семья.
Симптомам не приписываются цели или функции. Понятия типа «гомеостаз», психическое
заболевание или интерперсональная польза, исходящие из симптомов, представляются
ненужными.
Фиш дает следующий комментарий:
22
«...Люди часто придерживаются действий, укрепляющих проблему, желая сделать как лучше...
Очень старательно используя не очень хорошие карты, что понятно в случае людей, окруженных
трудностями. Вера в карты этого типа осложняет понимание факта, что они неэффективны...
(1982). Терапия концентрируется на этих неэффективных попытках решения, на остановке или
даже направлении вспять предпринимаемого действия, ухудшающего ситуацию, хотя оно могло
казаться логичным. Принимается, что, если прервать этот порочный круг, удерживающий
проблему, может стать возможным более широкий спектр проведения».
Наперекор известной мудрости: «Если не удалось с первого раза, пробуй так долго, пока не
добьешься успеха», — Фиш и его сотрудники рекомендуют: «Если не удается с первого раза,
можно попробовать второй раз, но на третий раз воспользуйся чем-нибудь другим». Они
обобщают свой подход следующим образом:
«Если возникновение и существование проблемы мы признаем частью порочного круга, где
предпринимаемые попытки сделать лучше укрепляют проблему, то в этом случае изменение этих
опытов должно прервать замкнутый круг и инициировать решение проблемы, — то есть должны
исчезать реакции, вызывающие проблему, поскольку они более не провоцируются другими
реакциями в системе интеракций» (1982).
Таким образом, снижение количества этих шаблонов поведения может привести к уменьшению
проблемы.
23
Терапевтические интервенции
Несмотря на то, что разные подходы краткосрочной стратегической терапии имеют несколько
иной подход, определенные типы интервенций едины для всех краткосрочных терапевтов. Как мы
уже упоминали, краткосрочных терапевтов чаще идентифицируют по их действиям, нежели по их
теоретическим конструкциям. Милтон Эриксон работал, не обращаясь ни к одной из ясно
очерченных теорий личности или дисфункций. Ланктон и Лан-ктон составили список принципов
подхода Эрик-сона. Их можно обнаружить в работе многих краткосрочных терапевтов.
1. Люди действуют на основе своих внутренних карт, а не на основе сенсорного опыта.
2. В каждый момент люди делают наилучший для себя выбор.
3. Объяснения, теории, метафоры, с помощью которых объединяются факты, касающиеся данной
личности, не идентифицируются с данной личностью.
4. Прислушивайтесь к любой информации, идущей от клиента.
5. Учите выбирать, никогда не лишайте клиента выбора.
6. Решения, необходимые клиенту, находятся в рамках истории его жизни.
7. Встречайтесь с клиентом в его собственной модели мира.
8. Элементом, контролирующим систему, является личность с наибольшим количеством
возможных вариантов выбора.
24
9. Нет людей, которым недоступна коммуникация.
10. Если нечто выше твоих сил — уменьши это...
11. Эффекты определяются на психологическом уровне. (Ланктон и Ланктон, 1983).
Гений Эриксона, который проявился в конструировании неповторимых, часто великолепных
вмешательств, стал легендой. Также важным, по нашему мнению, было необыкновенное уважение
Эриксона к своим пациентам, их взглядам, их способностям, к изменениям даже острых и
длительных состояний, а также его стремление защитить их внутренние ценности.
Цель терапии:
а — модификация системы убеждений клиента (семьи), связанных со способом восприятия,
решения и удерживания трудностей;
б — модификация повторяющихся последовательностей, связанных с проблемой;
в — модификация позиции и подхода терапевта, которые стали частью самоукрепляющейся схемы
отношений между терапевтом и клиентом (семьей);
г — модификация отношений между клиентом (семьей), а также, возможно, терапевтом и
широкими семейными (соседскими) кругами или профессиональными системами.
Схемы в роли навыков
Краткосрочный подход требует, чтобы люди отдавали себя целиком с тем, чтобы найти решения в
определенных ситуациях, опираясь на имеющие-
25
ся конструкции (Келли, 1995), с помощью которых они создают эти трудности. Этот подход не
опирается на модель дефицита. Как считают авторы этой книги, большинство проблем имеют свой
источник в навыках реагирования, которые не должны иметь более сложного характера, чем,
например, привычка курить или грызть ногти. Как и в случае с курением, когда человек мог
начать много курить в особенно напряженный период его жизни, а далее, несмотря на то, что это
время давно прошло, ему трудно расстаться с этой привычкой, привычные эмоциональные и
поведенческие реакции, входящие в контекст проблемы, можно воспринимать как навыки,
которые продолжают существовать, несмотря на то, что давно исчез вызывающий их фактор.
Всегда трудно разрушить навыки, поскольку они входят в состав самоукрепляющегося цикла.
Поэтому мы считаем, что нет надобности поднимать более глубокий слой нерешенных проблем,
таких как неосознанная мотивация, сопротивление и т.п. циклы жизни.
Для терапевтов, концентрирующихся на симптомах, показателем трудности являются семьи,
переходящие от одного семейного цикла к другому. Это особенно трудно, когда в системе
появляется новая личность, или же кто-то из нее уходит, например, рождение ребенка, развод,
смерть, взросление детей и покидание ими дома. (Хейли, 1973)
Терапевты, концентрирующиеся на процессе, также принимают такие события за опорные
пункты. Фиш и его сотрудники пишут:
«Проблема берет свое начало в неких обыденных человеческих трудностях, которых всегда много.
Эта трудность может иметь источник в необыкновенной или случайной ситуации.
26
Однако началом чаще всего является типичная трудность, связанная с одним из периодов
жизненного цикла. Процесс, в котором определенную ситуацию начинают замечать,
интерпретировать ее, а затем пытаются решить путем повторения неудачных стратегий, может
привести к такой эскалации трудностей, что они становятся проблемой, «природа и размеры
которой уже имеют мало общего с первоначальной трудностью».
Изменение чего?
Как мы уже упоминали, все краткосрочные подходы, несмотря на то, акцентируют ли они
внимание на процессе или на форме, считают изменение результатом разрыва мыслительных и
поведенческих схем, разрывом их повторяющихся последовательностей.
Они также интересуются непосредственно представленной проблемой, даже если у них довольно
разные мнения о том, что данная проблема представляет или отражает. Хейли пишет:
«Посредством концентрации на симптомах терапевт получает максимальное влияние и, тем
самым, возможность вызывать изменения. Именно очевидная проблема более всего интересует
клиента: если терапевт как раз над ней и работает, то он может рассчитывать на сотрудничество...
Целью является не научить семью тому, как правильно функционирует ее система, а так изменить
ее, чтобы привести к решению существующей проблемы». (1976)
Терапевты, ориентирующиеся на процесс, концентрируются на применяемых решениях, стараясь
27
прийти к их блокированию или направить вспять. Например:
«Один мужчина искал помощи, поскольку у него появилась проблема с поддержанием эрекции.
Это сильно его беспокоило и создавало напряжение между ним и его девушкой. Они пришли
вместе, и мужчина сказал, что он хотел бы научиться лучше контролировать свой пенис. Первым
шагом к этому стала просьба к девушке в следующую ночь сделать все возможное, чтобы его
возбудить. Мужчина получил инструкции, как воздержаться от эрекции. У него ничего не
получилось». (Кейд,1979)
Викленд и другие замечают:
«Главным образом, мы утверждаем, что легче всего произвести перемену, если ее цель
относительно невелика и четко обрисована. Когда пациент уже почувствовал небольшое, но
решительное изменение в кажущейся монолитной природе проблемы, это ведет к переменам
зачастую и в других сферах жизни. Это говорит о том, что инициирован полезный тип поведения,
не являющийся порочным кругом». (1974)
Терапевты, ориентирующиеся на форму, планируют терапию этапами, концентрируясь
непосредственно на неверной организации семьи. Часто первым шагом может быть смещение
семьи в другую неверную сторону. Например, схема, где один из родителей сильнее вовлечен,
может быть изменена на другую, где другой родитель будет принимать все важные решения
относительно детей, пока оба родителя не будут вовлечены в общие и более эффективные
действия. Задания, которые получа-
28
ет семья, связанные с этими целями, обычно с удовольствием выполняются на сессиях.
Терапевты, акцентирующиеся на процессе, несмотря на то, что они много времени посвящают
планированию вмешательства, не занимают нормативной позиции относительно того, какова
должна быть организация семьи, поэтому они открыты тому, что принесет следующая сессия.
Если задание не будет выполнено, это воспринимается как ошибка терапевта, а не сопротивление
со стороны семьи (клиента).
Директивы
Краткосрочная стратегическая терапия может иметь директивный характер. В том смысле, что
клиент или семья может получить инструкцию поведения для определенных ситуаций. Иногда
директивы также требуют специфических перемен в поведении, иногда требуется избегать
перемен или отложить их. Терапевты, заинтересованные процессом, концентрируются, скорее, на
заданиях, которые необходимо выполнять между сессиями, а сами сессии служат главным
образом сбору информации и получению такого контакта с пациентом, который бы дал
возможность построить с ним отношения на основе уважения и сотрудничества. Терапевты,
заинтересованные формой, также дают директивы на период между сессиями, однако часто во
время встреч с семьей дают ей выполнить некоторые задания. Например, один из родителей может
получить задание контролировать деструктивное поведение ребенка, в это время терапевт
блокирует все попытки вмешательства дедушки и бабушки или взявшего на себя ответствен-
29
ность другого ребенка. Сессии используются для того, чтобы испытать перемены, которые семья
намеревается провести в жизнь. Иногда эти встречи могут иметь довольно драматичный характер.
Ма-данес пишет:
«Этот подход основан на мнении, что любая терапия директивна, и что терапевт не может
избежать директивности, даже выбор того, что он комментирует, как и тон его голоса имеют
директивный характер». (1981)
Терапевт, таким образом, должен приобрести навыки воздействия на людей и максимизировать
вероятность принятия директив и их выполнения. Кейд утверждает:
«Обычно стратегический терапевт не считает мотивацию чем-то, что просто существует в срезе
семьи или не существует. Мотивация принимается за функцию отношений между семьей и
терапевтом. Отсутствие мотивации лучше анализировать в виде реакции на реакцию терапевта на
эту семью». (1980)
Также важно рассмотреть, каким образом реагировать на способ, при помощи которого люди
работают с директивами. Выполняют ли они их, модифицируют, сопротивляются им, игнорируют,
запоминают. Терапевт должен пользоваться этим типом обратной информации, чтобы установить
следующие шаги. Например, если рекомендации полностью реализованы, дальнейшие директивы
могут привести к отрицательным результатам; если же клиент сопротивляется, им не
рекомендуется применение парадоксальных директив. Если же рекомендации забываются или
игнорируются, те-
30
рапевту необходимо серьезно изучить свою позицию. Зачастую у терапевта может быть более
сильная мотивация к переменам, чем у клиента или семьи, и он должен быть готов к принятию
более осторожной и внимательной позиции.
Для большинства краткосрочных терапевтов типично мнение, что в смысле значений,
приписываемых событиям, не существует абсолютная реальность, лишь конструкции (Келли,
1955) или «карты сознания», посредством которых люди придают смысл своему опыту, и которые
управляют их реакциями и мышлением относительно этого опыта. Считается, что если способ,
которым воспринимается мир, может быть поставлен под вопрос или подвергнут модификации, то
изменению может подвергнуться значение, а затем и способ переживания и поведения. Это
убеждение объясняет существенную роль, приписываемую переформулировке (рефрейминг) и
смене названий (релей-блинг).
Краткосрочные терапевты часто пользуются искусством коммуникации посредством аналогий. В
целях облегчения процесса терапии часто пользуются историями, анекдотами и т.п. Эти аспекты
мы подробно рассмотрим в следующей главе совместно с новейшими течениями в подходах,
связанных с концентрацией на будущем, и решениях, связанных с тем, чем люди актуально
занимаются. (Берг и Миллер, 1992, де Шазе, 1985 и 1988, де Шазе и другие, 1986, Долан, 1991,
Фурман и Ахо-ла, 1992, О'Хэнлон и Мартин, 1992, О'Хэнлон и Вайнер-Девис, 1989, Вальтер и
Пеллер, 1992, Вайт и Эпстон 1990).
31
Обучение
Основные теоретические принципы краткосрочной (стратегической) терапии легко усвоить, так
же как и приобрести базовые навыки интервенций. Однако эффективно и творчески, не нарушая
чести клиента, использовать этот подход необычайно трудно (овладение этим искусством
занимает значительную часть жизни терапевта). Хейли дает критерии выбора терапевта и типа
тренинга.
1. Он считает, что, поскольку этот подход «подчеркивает проблемы реального мира, лучше всего
обучать людей с жизненным опытом». Он предпочитает зрелых людей с детьми, а не молодых».
2. Адепты при наличии интеллигентности, должны иметь широкую гамму разнообразных типов
поведения — быть иногда авторитарными, иногда флиртующими, развлекающимися, временами
важными и серьезными, иногда снова беспомощными и т.д.
3. Необходимо избегать ситуации, когда одновременно происходит обучение нескольким
подходам.
4. Идеальным решением является учеба посредством ведения терапии с самого начала под
наблюдением опытного терапевта, пользующегося техникой «живой супервизии». Разыгрывание
конкретных техник может сильно навредить применению их в работе с клиентом/ семьей.
5. Учеба в группе увеличивает эффективность обучения за счет увеличения количества
наблюдаемых случаев, идей и поддержки участников.
32
6. Главный упор необходимо делать на практику, а не на теорию; важнее наблюдение и
демонстрация терапии, чем дискуссия о ней.
7. Тренинг должен концентрироваться на вопросах, появляющихся в актуальной работе студента.
Это позволяет удерживать его высокую мотивацию.
8. Терапевт, проводящий супервизию, должен научить студента, как быть директивным и как
мотивировать людей. (Мы также считаем, как это ни парадоксально, но, для того чтобы научиться
быть недирективным в определенных ситуациях, необходимо научиться быть директивным).
9. Терапия должна быть ориентирована больше на проблемы и решения, чем на методы, а случай
подбираться так, чтобы дать возможность учиться на том материале, который создает
определенные трудности для студентов.
10. Необходимо требовать от студентов проверки эффективности своей работы и умения учиться
на процедурах проверки себя.
11. Тренинг должен проходить в контексте, благоприятном определенному подходу и стилю
тренинга, а также при использовании соответствующего оборудования, такого как прозрачные
односторонние экраны, видеокамера, магнитофон. (Хейли, 1976).
Вывод
Краткосрочная стратегическая терапия развивается так быстро, возникает так много техник, что
невозможно обсудить все ее богатство и разнооб-
33
разие. Данный обзор ставит целью лишь показать главные течения.
Как мы видим, подходы такой терапии имеют чрезвычайно широкие возможности в применении.
Ма-данес замечает, что, «поскольку в стратегической терапии для каждой проблемы
конструируется конкретный терапевтический план, есть противопоказания в смысле подходящего
подбора пациентов» (1981). Стентон приводит длинный список проблем, которые можно лечить
при помощи этой терапии, таких как: чисто поведенческие проблемы, преступность, проблемы
брака, а также более серьезные неврозы и психозы (1981). Он приводит следующие аргументы:
«Стратегические терапевты могут избегать ситуаций, которые оставляют мало места для действия,
однако гораздо реже отказываются от конкретных случаев проблемных семей».
Стентон считает, что «исследователи стратегической терапии показали значительно большую
активность, чем исследователи другого типа семейной терапии, если речь идет о контроле и
сравнительных исследованиях эффективности терапии». Он приводит работу Парсонса и
Александера, где стратегический подход сравнивался с тремя другими подходами в лечении
преступности и оказалось, что он был значительно эффективнее (Парсонс и Александер, 1973).
Закончим эту главу предостережением для молодых людей, закончивших терапевтический
тренинг. Краткосрочный стратегический подход необычайно привлекателен и многообещающ из-
за «магических» эффектов, описанных в литературе. А также, как указывает Гринберг, из
«принципа, что если терапия коротка, ее легче провести». Далее он пишет:
2 Психотерапия
34
«Терапевты-новички, часто ознакомившись с литературой, поспешно начинают практиковать
принципы краткосрочной терапии и ее техники без точной информации, необходимой для
диагноза и лечения. Часто они производят вмешательство на основе «рецептов», найденных в
литературе...» (Гринберг, 1980).
Начинающие слишком часто концентрируются на техниках, обдумывании «хитрых»
вмешательств, не обращая должного внимания на вопросы понимания, ценностей и уважения.
Возможно, это отчасти вина авторов, пишущих о краткосрочной стратегической терапии, включая
нас самих, которые слишком увлекаются техниками и вмешательствами и не слишком сильно
акцентируют внимание на основных ценностях, мудрости, честности, сдержанности, считая, что
для читателя это и так очевидно. Краткосрочные стратегические терапевты редко рассказывают о
тяжелой, требующей терпения и часто изнурительной работе, предваряющей «великолепные
вмешательства», так же редко описывая случай, где к переменам ведет систематическая,
компетентная работа, а не драматичные фейерверки. Мудрость не приходит внезапно, нельзя
обзавестись ею и во время обучения, пусть даже исключительно хорошего. Требуются годы
учебы, в том числе и на собственных ошибках...
Глава 2
Что происходит в голове?
«Звёздная система возникает, когда некое пространство разрывается или отделяется. Кожа
живого организма отделяет внутреннее от внешнего. То же происходит в случае обода колеса и
плоскости. Наблюдая за тем, как именно мы представляем разрыв этого типа, можно начать
реконструкцию с такой точностью описания, которая может показаться просто невероятной,
основных форм, лежащих в основе лингвистических, математических наук, физики и биологии,
мы можем заметить, каким образом законы, известные нам по собственному опыту,
происходят из первичного акта разделения»-.
Спенсер-Браун (1979)
«... ни одно из наших объяснений не может быть верным... В определенном смысле конечная
правда нам абсолютно недоступна, исходя из того простого вывода, что нам необходимо
проделать разрез во Вселенной, для того чтобы вообще стало возможно провести эксперимент.
Нам необходимо решить, что имеет для нас значение, а что нет».
Броновски(1978).
«Без своих изобретений как теоретических, так и инструментальных, человек был бы
дезориентирован и слеп. Он не знал бы, куда смотреть, и как видеть».
Келли(1969)
«Глубочайшим из всех чувств является то, что должно быть больше».
Харрисон(1986)
36_______________________________Б.Кейд, В.О'Хзнлоц
В последние годы выражается все больше беспокойства по поводу того, что краткосрочные
терапевты мало интереса уделяют тому, что происходит в голове у человека. Идея аналога
«черного ящика» критиковалась, как игнорирование того, как клиент переживает свой опыт, что
является важным мотивациоиным фактором в способе его реакции на свой мир и
принципиальным элементом чувства самоидентификации (Дункан, 1992). Это правда, что
краткосрочные терапевты обычно более заинтересованы наблюдаемыми явлениями. Мы
полностью согласны с важностью того, что доступно наблюдению и уменьшению количества
предположений. Однако у каждого из вас есть мозг, и в нем что-то происходит. Принимая
минимальное количество предположений, мы хотим вкратце представить определенные,
связанные с этим вопросом, теоретические рамки (связанные, по крайней мере, по вашему
мнению). Мы считаем, что они могут помочь понять, каким образом люди придают значение
своему миру и разделяют неповторимые «реальности», в которых каждый живет и реагирует как
поведенчески, так и аффективно.
Основные операции
Основной единицей любой жизни, кроме жизни на наиболее примитивных уровнях (амеба и т.п.),
является нервная клетка, действующая по принципу «все или ничего»: включено, выключено.
Решение каждой клетки о том, проводить сигнал или нет, будет зависеть от ее конкретного
неизменного порогового уровня возможности, и она не в состоянии передать дополнительные
уровни информации другим способом (например, изменени-
уСппткосрочная психотерапия___________________J7
ем интенсивности реакции), нежели при помощи частоты реакции. Процесс эволюции от низших
форм к высшим формам опирается главным образом на постепенное развитие все более сложных
и разнородных синоптических связей между возрастающим числом нервных клеток, каждая из
которых может просигнализировать только о двух возможных состояниях.
Спенсер-Браун предложил признать самым простым видом деятельности способность различения,
которое, произведенное один раз, создает два пространства или состояния, разделенные границей,
а каждое пространство или состояние могут быть обозначены (названы) (Спенсер-Браун, 1979).
Проведение этой операции подразумевает необходимость существования различия между
наблюдателем и полем наблюдения. То, что в некоторой точке создает импульс, проводящий
разделение, одновременно определяет, какая часть становится важнее.
Очевидно, что, чем примитивнее форма жизни, тем меньше ей требуется разделений для
функционирования в рамках параметров, заданных ее формой: например, различие между
«горячо» и «негорячо», «мокро» и «немокро», «холодно» и «нехолодно», «сухо» и «несухо»,
«съедобно» и «несъедобно», «опасно» и «неопасно» и т.п. Чем сложнее форма жизни, тем
вероятнее становится большее количество и однородность различий. Чем сложнее сенсорный
аппарат и нервная система, тем точнее и разнороднее будут различия, которые эта форма в
состоянии провести.
Конечно, можно провести различия в рамках различий. Например: реакция организма при
определении «съедобно» или «несъедобно», будет зави-
38
Б.Кейл, В.О'Х.энлон
сеть от определения того, что близко и что неблизко, усталостью и неусталостыо, голодом и
неголодом. Различия, определяющие степень срочности и интенсивности, с которой
воспринимаются другие различия, могут вести к организации их в разнородные иерархические
системы. Например: интенсивное чувство голода может склонить усталое животное искать нечто,
что находится неблизко, но съедобно. И наоборот, сильная усталость может привести к тому, что
голодное животное проигнорирует съедобное, но неблизкое. Нечто близкое и съедобное может не
вызвать никакой реакции у животного, которое не устало, но и не голодно. Это, конечно,
упрощенные примеры, но они иллюстрируют тот факт, что даже при минимальном количестве
различий становится возможным довольно сложный уровень восприятия и реагирования
организма на окружающую среду.
Размер и способности человеческого мозга, сложность нашего сенсорного аппарата и нервной
системы, а также вашей способности к абстрактному мышлению означают, что область и
сложность иерархии различий, какие мы можем произвести, становятся бесконечным.
Несмотря на усилия социологов выяснить, какая часть нашего поведения определена генетически,
имеет смысл, как нам кажется, говорить об относительно небольшом числе черт. Генетически
закодированной является необходимость питаться, обороняться, убегать, если это необходимо,
объединяться в общественные группы, необходимость воспроизведения, заботы о потомстве.
Кажется, что наша способность смеяться врожденная, часто связанная с нашим ненасытным
любопытством к окружающему миру, полному загадок. Этим мы не отличаемся от
краткосрочная психотерапия___________________39
шимпанзе, которых можно описать аналогичным образом. Разница состоит в том, что из-за
наличия большого мозга, по мнению Хомского, у нас есть связи, дающие возможность развития
символического языка, и именно с помощью языка мы можем определить и выразить множество
миров, начиная с основных и наиболее практичных и заканчивая абстрактными и
метафизическими (Хом-ский, 1972,1975).
Благодаря богатству символического языка, мы можем выражать различия и значения,
каталогизировать, интерпретировать и не интерпретировать в постоянно продолжающемся
эволюционном процессе конструирования наших реальностей. Мы делаем это с помощью
внутреннего и интерперсонального диалога.
Персональные конструкты
ПСИХОЛОГ Джордж Келли предложил схему, объясняющую человеческое поведение, основанное
главным образом на способности пользоваться разными чертами. «Люди становятся очень
точными в определении различных черт, которые для них важнее» (Аргил, 1983). Франселла и
Баннистер определяют конструкт, как различие, а не вербальную этикетку.
Келли предлагает ряд определений конструкта. Например: «Конструкт является способом,
которым две или более вещи подобны друг другу и, тем самым, отличаются от третьей (или
большего количества)».
Во всех своих определениях Келли сохраняет принципиальное понятие биполярности
конструктов, оправдывая это тем, что мы никогда не утвер-
40
______________________Б.Кейд, В.О'Хэнлон
ждаем что-либо, одновременно не отрицая что-нибудь другое. Не всегда ИЛИ не часто мы
определяем противоположные полюса, однако Келли считает, что смысл нашему миру мы
придаем, одновременно замечая подобия и различия. Контраст и придает конструктам их
практичность (1977).
Несмотря на то, что ученые не уверены в том, каким образом мы собираем и передаем то, что
помним, кажется ясным, что процесс этот охватывает набор стереотипов ассоциаций между
сенсорными импульсами. Это, скорее, набор стереотипов, нежели последовательных единичных
импульсов, что дает нам возможность действовать на основе ограниченной информации. Доступ к
части стереотипа позволяет почти мгновенно понять способ окончания шаблона, основанного на
заранее выученных ассоциациях, на группировании приходящих данных в стереотипы,
хранящиеся в памяти. (Легко заметить пользу, вытекающую из способности реагировать таким
образом).
Петер Расселл (1979) пишет, что каждая «информация записана в обширных, взаимосвязанных
сетях. Каждая идея или образ имеют сотни, а может, и тысячи ассоциаций, и связаны с другими
многочисленными пунктами нашей сети сознания» (1979).
Пути между ассоциациями, которые постоянно подвергаются повторению, укрепляются. Те,
которые используются реже, хотя и не стираются, но становятся, по-видимому, менее важными
или «забытыми», так же как забывают тропинку в лесу, пока она заново не будет протоптана.
Когда стереотипы значений стабилизируются, они начинают влиять на селекцию дальнейшей
информации. Как считает де Боно: «Схемы выбираются
Кррггпсосоочная психотерапия___________________£/
из окружения исключительно на основе их известности, и вследствие этого выбора становятся еще
более известны» (1971). Так мы строим иерархию схем различий в срезе различий, которые в
дальнейшем будут решать вопрос о том, как мы видим самих себя, мир, какой смысл придаем
своему опыту. Структуры, которые мы создаем из этих абстракций, мы будем называть
реальностями. Конечно, важнее всего те различия, которые необходимы для сохранения жизни и
безопасности. Эта концепция, по нашему мнению, постулирует процесс, похожий на «самую
основную» операцию Спенсера Брауна, а также на принцип бритвы Окама об ограничении
количества гипотез. Шульц, комментируя влияние Келли на различные теории личности, пишет:
«Теория Келли имеет немного общего с остальными взглядами. Он предостерегает, что мы не
найдем в его системе много известных терминов и понятий, повсеместно встречающихся в теории
личности. После этого предостережения он шокирует нас, демонстрируя, как много из этих
терминов отсутствует в его теории: нет неосознанных желаний, раздражителей, влечения,
реакции, усиления и, что важнее, мотивации и эмоций» (1990).
Основой теории Келли является принцип, который гласит, что мы придаем смысл ситуациям,
используя разнообразные «конструкты»; они создают специфический способ, которым мы делаем
различия и категоризируем наш опыт, а также предвидим будущие события. С течением времени
все люди вырабатывают наборы различных стереотипов или категорий, которые имеют особенное
значение при анализе мира и в процессе реагирования на него. Они отражают весь ваш
разнородный
42
жизненный опыт (каким мы его помним и интерпретируем) и наши важнейшие проблемы. Они не
только влияют на нашу перцепцию и реакцию на ситуацию, но также на наше видение будущего,
нашу подготовку к тому, что, вероятно, наступит. Конструкты существуют в виде теоретических
форм, не стоит считать их реальными. Они, скорее, являются интерпретациями объективной
реальности, чем размышлением над ней. Они постоянно изменяются. В третьей главе мы
рассмотрим проблемы, появляющиеся, когда мы начинаем воспринимать абстракцию в виде
реальности. Перцепция определенной личности высоко избирательна и индивидуальна (хотя люди
из одной семьи, одного этнического происхождения, одного пола, одной веры, одних
политических взглядов и т.п. могут разделять многие конструкты, закрепляя их существующими
сигналами и диалогами).
Конструкты можно воспроизвести, попросив, например, изучаемую личность составить список из
десяти или пятнадцати человек, значительно, хотя и разным образом, связанных с ней (напр. отец,
мать, родственники, учителя, священник, друг, любовник, чужие люди), или список представляет
сам экспериментатор. Далее, беря по три человека сразу, ставится вопрос, чем двое из трех
похожи между собой, чем они отличаются от третьего. Через некоторое время, по мере создания
различных комбинаций, можно составить список предпочитаемых черт. Можно создать систему
координат, представляющую измерения, в которых личность проводит различия, оценивая людей.
Аргил указывает, что «различие разных людей может быть основано на конструктах, которые
относительно легко упорядочиваются и доступны интроспекции
43
через те различия, которые отражают глубочайшие слои памяти опыта, переходя постепенно к
уровню наиболее основных и легко упорядочиваемых инстинктов. То, как они будут
иерархизированы в данный момент, зависит от контекста. Видя опасность, угрожающую ребенку,
определенный человек может, не думая, сделать что-нибудь такое, что в другом контексте было
бы невозможно, поскольку может вызвать иррациональную фобию или удивление.
Другими важными величинами, на основе которых мы производим различия, являются величины,
посредством которых мы определяем различные категории «их» и «нас», например: семья, племя,
раса, пол, цвет кожи, религиозные убеждения, общественный класс и тысячи других, которые
могут оказывать глубокое и длительное влияние на нашу жизнь.
«Когда события уже приписаны определенной категории, дальнейшее их наблюдение становится
пристрастным... их приписывают поведению даже на основе небольшого количества
информации... когда наклеены главные этикетки, трудно будет их изменить или отбросить. Кроме
того, если эти общие категории в данной культуре общеупотребимы, они начинают
восприниматься, как интуитивно адекватные описанию поведения, хотя в реальности их
адекватность не обязательна. Часто оказывается, что, когда человек провел категоризацию или
группирует раздражители, пытаясь удержать эту категорию, даже когда факты противоречат этим
принципам, он уделяет значительно меньше внимания новой информации,
44
концентрируясь на информации, подтверждающей созданную категорию» (Мишель, 1968).
Иногда доминируют несколько основных величин. Многие другие потенциальные величины
могут, в этом случае, подпасть под те несколько, которые воспринимаются более объемными, а
после короткого или длительного периода времени может развиться определенная закоренелость
позиций и реакций. Например, такие области, как «быть добрым» или «быть злым»,
общественный статус, интеллигентность, привлекательность, могут значительно измениться,
когда их интерпретация происходит сквозь призму такой неизбежной (для нас) сферы как семья,
племя, цвет кожи, религия, «быть таким же, как дядя Джек», и т.п. Если взять более тривиальный
уровень, повсеместно производимое различие между рыжими и остальными может повлиять на
наше отношение к ним. Когда мы находимся под давлением (а то, что мы называем давлением, в
значительной мере зависит от нас самих), у нас появляется тенденция сужать свой кругозор до
узости правил, признаваемых нами в качестве важнейших для выживания в данной ситуации.
Определенные экстремальные политические или религиозные позиции могут действовать, как
«черные дыры», в которых целые системы величин могут исчезать без следа под влиянием
нескольких доминирующих императивов. Как замечает де Боно:
«Особой опасностью, происходящей из тенденции трактовать все в категориях противоположных
полюсов, является опасность расставлять эти полюса так далеко, как это только возможно... Таким
образом, каждое различие
45
раздувается до абсолютных размеров. Похожее происходит и в том случае, когда частичное
описание принимает на себя функцию целого. Политик может быть признан коррумпированным,
женщина развратной, несмотря на то, что такое мнение описывает лишь узкий срез их способов
поведения. Если, однако, такое поведение является единственно ярким, выделяющим их, оно
будет воспринято, как характеристика целого» (1979).
Шульц обращает внимание на то, что конструкты могут отличаться в смысле податливости к
переменам: от конструктов, «которые можно пересмотреть и расширить под влиянием нового
опыта», до «совершенно недопустимых», которые не изменяются и не могут быть изменены,
несмотря ни на какой новый опыт.
Определенная личность в состоянии уживаться с определенным числом небольших несовпадений,
не отказываясь от целого конструкта и не модифицируя его (Шульц, 1990).
Таким образом, познавательная способность, которую можно определить в категориях большего
числа независимых величин, доступных процессу различия в каждый определенный момент,
может быть сравнена с такими чертами, как гибкость, чувствительность, способность понимать и
т.п. Можно также предположить существование целой группы личностных и интерперсональных
факторов, связанных с принадлежностью к общественным группам (включая сюда расу и пол),
исторических и социополитических, которые будут влиять на длительность определенных,
связанных друг с другом групп конструктов.
46
Фигура/фон: эффекты пристрастности наблюдателя
Таким образом, на что бы мы ни посмотрели, определенные аспекты ситуации будут создавать
фигуру на фоне остальных аспектов. Один из наших друзей много лет тому назад купил
викторианский рисунок, на котором можно видеть два мотива в зависимости от того, какой
элемент признать фигурой на фоне, похожий на работы, часто применяемые в психологии
перцепции. Он представлял обнаженную женщину или мрачные человеческие черепа. Мой друг
видел только первый образ и совершенно не мог заметить второй мотив. Много дней он
всматривался в рисунок, пока неожиданно не увидел череп в первый раз.
Естественно, в таких рисунках появление каждого персонажа зависит от различной интерпретации
того, какие линии и области теней создают фигуру, а какие фон. Эти фигуры не может видеть
одновременно один и тот же наблюдатель (хотя они могут резко сменяться, когда мы уже в
состоянии их хорошо различать). Описывая явление фигура/фон, Адкок комментирует:
«...детали замечаются, когда создают фигуру, однако, будучи фоном, воспринимаются
монолитом» (1964).
Исследования Роберта Розенталя и его сотрудников, касающиеся последствий предвзятости
экспериментатора, показали, что смысл, который мы замечаем, то есть что признается фигурой, а
что фоном, влияет не только на наше собственное поведение, но может также существенно влиять
на поведение других (Розенталь, 1966; Розенталь и Якобсон, 1968). В одном из экспериментов
группа
47
учителей была проинформирована о том, что дети их класса выполнили тест, определяющий
уровень их интеллекта. Им показали фамилии детей, добившихся более высоких результатов. Эти
фамилии, на самом деле, были выбраны наугад. Таким образом, различие между «особенными
учениками» и остальными существовало лишь в голове учителя. Через год оказалось, что
получена значительная польза от надежд учителей, это особенно отмечалось среди учеников
первого и второго классов. Эти эффекты проявились в результатах общего «Я», вербального «Я» и
«Я» логических заключений. Контрольная группа детей из этих классов достигла хороших
результатов в «Я», 19% среди них достигли 20 и более пунктов, в общем «Я». Однако среди
«особенных» детей целых 47% получило 20 и более пунктов (Розенталь и Якобсон, 1968). Другие
исследователи показали влияние наших ожиданий не только в способности замечать, но также на
примере серьезных результатов принимаемых решений, являющихся следствием такого способа
проведения различий. Розенхан описал исследования, которые ясно демонстрировали
невозможность принципиального различия между здоровыми и психически больными людьми,
находящимися в психиатрических клиниках, где реальность сконструирована таким образом, что
любое поведение, даже абсолютно нормальное, может приниматься за проявление той или иной
болезни. Один из исследователей, притворявшийся пациентом, совершенно открыто делавший
записи о своих переживаниях, в журнале был охарактеризован персоналом следующим образом:
«Пациент погружен в записи». Никто никогда не спросил его, что он пишет (Розенхан, 1973).
Один
48
из нас писал: «Когда наши схемы ассоциаций стабилизируются определенным образом, они
начинают влиять на сохранность определенного опыта... таким образом, мы создаем системы
убеждений или мысленные «собрания», которые определяют то, как мы видим себя и
окружающий мир и каким образом приписываем значения и вследствие этого реагируем на этот
опыт. Далее, в контакте с другим опытом возникают схемы общих убеждений, которые отражают
как наши убеждения, так и убеждения людей, вступающих с нами в интеракции, и посредством
повтора укрепляются. Эти паттерны, правда, редко развиваются сознательно (Кейд, 1991). Этот
процесс исчерпывающе описал Зукав: «Реальность — это то, что мы считаем правильным.
Правильным мы признаем то, во что верим. То, во что мы верим, опирается на наши наблюдения.
То, что мы наблюдаем, зависит от того, что мы ищем. То, что мы ищем, зависит от того, о чем мы
думаем. То, о чем мы думаем, зависит от того, что мы замечаем. То, что замечаем, определяет то,
во что мы верим. То, во что мы верим, обуславливает то, что мы признаем правильным. То, что мы
признаем правильным, составляет нашу реальность» (1979). Мы не настаиваем на том, что
вышеизложенное описывает реальность того, что происходит в голове. Это лишь весьма скромные
теоретические рамки, дающие возможность понять мыслительные процессы, опирающиеся на
базовые операции с простейшими элементами, это концепции, содержащие минимальное
количество допущений.
Глава 3
Реальность «Реальности» (или реальность того, что реально): «Что же в действительности
происходит?»
...факт, что причины одного рода дают этого же рода последствия, является утверждением
трудно доказуемым. ...Как я могу открыть естественную связь, которая упорядочивает вещи,
если не могу двинуть и пальцем, не создавая бесконечного числа новых реальностей, ибо в этом
движении изменяются все связи между моим пальцем и всеми другими вещами? Изложение —
это способ, которым мое сознание замечает связь между отдельными реальностями, но где
уверенность, что этот способ повсеместен и стабилен?
«Имя Розы», Умберто Эко (1983)
Недавно в психологии был начат спор на тему природы реальности. Вацлавик (1984) издал книгу
«Выдуманная реальность», где ряд личностей высказывает свое мнение на тему концепции
реальности, понимаемой в виде конструкта, как плода определенного взгляда индивидуального
наблюдателя на мир. Спид, в свою очередь, занимает конструктивную позицию. Реальность
существует, а наши конструкты — более или менее адекватные отражения ее, ее интерпретация
(1984,1991).
Попробуем выяснить определенные проблемы этого спора, которые, по нашему мнению, могут
возникать от недостатка ясного понимания между двумя уровнями: (1) уровнем предметов и
собы-
50
тий и (2) придаваемыми им значениями. Мы также вступаемся за анархизм в познании, поскольку,
с одной стороны, даже если объективная реальность существует, то лучше в нее не верить, с
другой же стороны, каждая картина реальности, даже наиболее абсурдная, может в некой
ситуации стоить того, чтобы в нее поверить. Другими словами, необходимо верить во все и ни во
что не верить, и к тому же одновременно.
Любая другая позиция может привести к абсурду, который мы часто можем наблюдать, в нашем
как кажется, самоубийственном мире.
ВЕЩИ и СОБЫТИЯ ограничиваются основанным на данных чувственным восприятием и
описанием того, что мы замечаем посредством разных чувств или запоминанием восприятия того,
что происходит и что произошло.
ЗНАЧЕНИЯ — это интерпретации, мнения, суждения и атрибуты, связанные с воспринятыми
вещами и событиями.
Начнем с уровня реальности, который касается вещей и событий. Нам кажется, что мы в
большинстве случаев воспринимаем такой уровень реальности. В общем (хотя возможно ситуация
выглядит по-другому для других, не открытых еще форм жизни), мы все согласны с
существованием измерений определенных вещей, а также с тем, что в рамках вещей и между ними
происходят перемены, которые можно наблюдать и измерять по определенной часовой шкале. Эти
различия часто бывают большими и драматичными, они появляются только в отношении к
интерпретации и в придании этим вещам и событиям значений.
Эти вопросы хорошо раскрывает работа Шефлен «Сьюзен улыбается: о выяснении в семейной
терапии» (1978). Без сомнения, все наблюдатели ука-
51
занного в заглавии события пришли бы к соглашению в том (имея достаточно времени на анализ),
что губы Сьюзен двигались в определенный момент, в хронологической связи с поведением
других людей, находящихся в комнате. Однако мнения наблюдателей разделились бы в том, что
касается выбора вещей и событий, имеющих значение. Различие в интерпретациях дискуссионной
группы, описанной в книге, вели лишь к интересной и продолжительной дискуссии над
возможными значениями улыбки Сьюзен. В другом контексте то же явление, состоящее в том, что
вещи и явления могут восприниматься по-разному, может привести к образованию целой гаммы
человеческих проблем, начиная с относительно незначительных споров и заканчивая
религиозными преследованиями, войнами и, кто знает, может быть, глобальным уничтожением.
Однако здесь нужно признать, что, как только мы сдвинем дискуссию на субатомарный уровень,
мы сейчас же сталкиваемся с проблемой определения реальности. То, что нашему сознанию
кажется непосредственно твердой скалой, при исследовании на субатомарном уровне становится
чем-то неуловимым. Как пишет Капра:
«Понятие материи в молекулярной физике... полностью отличается от традиционной идеи
материальной субстанции в классической физике. То же касается понятия пространства-времени,
причин и следствий» (1976).
Или, как предлагает физик Генри Пирс Стапп в своей неопубликованной работе, процитированной
в восхитительной книге Зукава «Танцующие мастера Ву-Ли»:
52
«Если верен подход квантовой механики, в том смысле, что полнейшее описание структуры,
лежащей в основе опыта, невозможно, то реальный физический мир в традиционном смысле слова
не существует. Это предположение не означает, что, возможно, не существует физического мира,
а означает только, что реальный физический мир наверняка не существует» (1979).
Для наших целей, однако, задержимся на уровне более высоком, чем молекулярный, где вещи и
события могут быть признаны «внутренними» относительно нас.
Кажется, что Вацлавик иногда занимает весьма крайнюю позицию, утверждая, что не существует
«внешней» реальности, а только такая, которая «в наиболее непосредственном и конкретном
смысле» (1984) конструируется наблюдателем. Он не пытается жестко разделить уровни вещей и
событий и приписываемых им значений, принимая вследствие этого почти солипсистическую
позицию. Весьма хотелось бы попросить его развить ее в присутствии разозленного полярного
медведя. Находится ли это животное здесь «реально»? Однако даже спор между эскимосским
продавцом шкур, охотником за шкурами, охотником за трофеями и экологом показал бы
наверняка, что, хотя ни один из них не ставит под вопрос реальность существования этих зверей,
то их видение и трактовка зверей отличаются радикальным образом.
Конечно, как это продемонстрировал Розенталь, убеждения и ожидания наблюдателя могут иметь
непосредственное и самоисполняющееся влияние на поведение наблюдаемых людей и зверей (то
же происходит с молекулярными частицами) (Розен-
Краткосрочная психотерапия___________________55
таль, 1966). Выбор ощущения ведет к определенным реакциям наблюдателя, которые переносят
информацию, влияющую на наблюдаемых и укрепляющую те образцы их поведения, которые
соответствуют ожиданиям наблюдателя, и этот процесс обычно проходит вне сознания обеих
сторон. Поэтому позиция наблюдателя относительно полярного медведя может иметь влияние на
то, как это животное поведет себя с ним, и оно будет конструировать определенный аспект
реальности. Но все-таки полярный медведь существует независимо от процесса наблюдения (а
если даже не существует в абсолютном смысле, то на уровне физической реальности, в которой
мы все живем, он существует, и правильно было бы поверить в его существование).
Спид, со своей стороны, склоняется к противоположному решению, не разделяя ясно различных
уровней, она одинаково точно определяет физическую структуру горы с одинаково абсолютной
«реальностью» или правдой о том, что происходит в семье, к чему наблюдатель может прийти с
помощью более совершенных моделей. Спид предлагает гипотезу о семье считать полезной,
поскольку она является «правдивой» (или, скорее, как она сама себя поправляет, поскольку
«является реля-тивно более адекватным отражением или моделью реальности).
«Реальность» семьи — вещь довольно сложная. Если вообще все наблюдатели сойдутся во
мнениях о числе членов семьи, относительно их пола, других черт, а также об определенных
событиях (например: мать поворачивается на 180 градусов, повышает голос на несколько децибел,
говорит определенное количество слов, отец на четвертом
54
слове быстро разворачивается на 170 градусов, выходит через двери; когда отец приблизился к
дверям на 2 метра, в глазах дочки появились слезы; мать подходит к ней и кладет левую руку на
плечо дочки и т.п. Такого типа анализ можно проводить на микроскопическом уровне, учитывая
секунды, или на менее точном уровне, учитывая более длительные промежутки времени). Однако,
когда мы переходим к приданию значений, все становится значительно сложнее.
В каждой определенной ситуации существует потенциально бесконечное число аспектов, внешних
и внутренних образов, которые служат воспроизведению первичных условий, способных оживить
целую гамму чувств и ассоциаций. То, какие из этих ассоциаций выйдут на первый план на фоне
остальных потенциальных, зависит от состояния сознания конкретного человека или его менее
сознательных планов, доминирующих в данную минуту.
...Другими словами, то, что занимает наше внимание, конкретные наставления, выходящие из
нашей системы придания значений, будет при помощи интенсификации выделять определенные
черты или аспекты опыта среди потенциального богатства возможных ассоциаций. По мере того,
как образцы ассоциаций стабилизируются, они начинают влиять на сохранение следующего опыта
(Кейд, 1991). Каждое событие или продолжение его затрагивает обычно многих людей, создавая
ситуацию бесконечно сложную; тончайшую паутину различий, вызванных воспоминаний,
ассоциаций и связей между процессами выбора и элементами, придающими им форму, зависимую
от личностных, семейных, культурных, религиозных,
55
расовых и народных мифов о том, что происходит, что было и что будет, что могло быть.
Вот даже слишком упрощенный пример: определенный мужчина может из-за сложной системы
принципов, опыта, запретов и т.п. выработать в себе убеждение, что определенные женщины (или
все) не достойны доверия, и что они всегда с помощью хитрости пытаются контролировать
мужчин. У него возникнет тенденция замечать эти черты (и реагировать на них) поведения
женщин, с которыми он связан, посредством именно такого набора конструктов. Предположим, в
предыдущем союзе этот мужчина из-за конструктов, имеющих источник в личной истории, а
также из-за общественных взглядов, начал видеть партнершу, как «охотящуюся на него», и,
наконец, соответственно отреагировал (со своей точки зрения).
В свою очередь женщина, которая убеждена, что определенные (или все) мужчины не способны к
проявлению эмоций и всегда стараются доминировать, считая, что имеют на это право, также
будет иметь тенденцию реагировать на поведение партнера именно в таких категориях. Если бы
эта пара вступила в отношения друг с другом, то они стали бы опираться на свои реакции и
контрреакции (развитие которых в большой степени связано как с конструктами предыдущего
поколения, так и с необходимыми общественными нормами). Именно благодаря этим конструктам
(или внутренним диалогам), каждый из нас замечает или придает смысл тому, что происходит в
каждом союзе или сумме союзов, независимо от того, правы мы или нет, признавая также, что
этого нельзя определить, и принимает решение о том, как необходимо поступать.
56
Через определенное время этот мужчина сможет воспринимать эту женщину иначе, нежели
предыдущую партнершу и реагировать, вследствие этого, по-другому. Однако может оказаться,
что если этот союз продлится дольше, общие конструкты о женщинах могут повлиять на его
интерпретацию ее поведения, и он начнет находить в ней желание «поймать его в силки» и в
результате замкнется эмоционально, тем самым освобождая в ней именно то поведение, которого
он больше всего боится.
Наши действия зависят от того, какие мотивы и планы действий мы приписываем другим, тем
самым объясняя их поведение (правильно или нет) нашими собственными мотивами и планами
(которые мы можем осознавать в разной степени). Люди вовлекаются в различные «игры»,
последствия которых зачастую трагичны.
Это также относится к тому, как мы воспринимаем действия партнеров, наших детей (или наших
родственников), а также поведение наших детей по отношению к нам самим и нашим супругам
(супругов и всех родственников).
Огромное число факторов влияет на то, каким образом мы будем интерпретировать эти образцы
поведения. Среди них находятся взгляды на свою семью и собственный брак, на природу брака, а
также надежды, связанные с ним, воззрения на место детей в семье, и на роли, приписываемые
каждому полу в супружеской жизни, идеи об общественных правилах и стереотипах, которые
связаны с семьей. Далее мы реагируем согласно тому, какие мотивы мы приписывали этим
действиям. Например, мы можем приписать супругам, детям или другим личностям «нечистые»
намерения (Па-лаззоли и другие, 1989) или свои собственные мо-
57
тивы и желания. В этом случае начинает действовать «эффект Пигмалиона» или
самоисполняющегося предсказания.
Дети перенимают конструкты, которые имеют к ним отношение (взятые в семейной, а также
общественной среде), а также и те, которые возникают в случае семей с хроническими
проблемами, они носят критический характер. Среди этих конструктов (которые «существуют» в
сложных, взаимосвязанных смысловых системах) находятся взгляды, касающиеся ролей, которые
приходится принимать по отношению к своим родителям, семье, обществу, таких как:
«спаситель», «ангел», «союзник», «любимец», «негодяй», «жертва», «неудачник» и т.п. Чем более
мы воспринимаем человека так, как если бы он исполнял определенную роль, тем более
правдоподобно, что именно таким он и станет. Если мы приписываем себе определенные черты,
вероятно, такими мы и станем.
Тем самым, стереотип постоянно повторяется и укрепляется путем неустанного использования тех
самых способов интерпретации событий, которые приводят к приписыванию действиям других
членов игры тех же самых мотивов, и так без конца.
Кажется, что в концепции Спид скрыт имплицитный принцип, утверждающий существование
конкретных образцов или функциональных структур в семье и ее внутренних и внешних связях, а
также принцип существования скрытых, хотя и заметных личностных структур и над-личностных,
общих бессознательных процессов, из-за которых происходит селекция и интерпретация опыта,
что является основой формирования реакции. Велвуд пишет:
58
«...традиционная модель бессознательного в психологии углубляет мнение, что бессознательное
имеет определенные структуры, что влечения, желания, подавления или архетипы существуют в
явной форме, как если бы бессознательное было чем-то вроде автономного альтерэго... Тем
временем, неосознанными являются холистические образцы, которые могут выражаться
множеством различных способов, и на многих уровнях отношений организм/ среда» (1982).
В сфере приписывания значений тот факт, что карта, модель или система убеждений адекватны,
не означает, что они верны в каком-либо смысле или стоят ближе к некой абсолютной правде, чем
другие адекватные модели. Можно лишь сказать, что образцы выбранных ассоциаций и
приписываемые им определенной системой убеждений значения более или менее практичны или
функциональны по отношению к цели (например, полезны для объяснения и предвидения). Спид
говорит о «реальности семейных паттернов»; нам кажется, что она делает ошибку, путая
(смешивая) уровни реальностей. Паттерны являются связями элементов, вещей или событий,
которые инициированы наблюдателем. Конечно, вещи и события можно трактовать, в
большинстве случаев, как объективно существующие, однако паттерны принадлежат к другому
уровню и навязаны наблюдателем, они происходят из конкретных схем проведения различий,
позволяя развивать понимание в зависимости от конкретных целей.
Рисунок № / — хорошая иллюстрация этого вопроса. Сверху находятся 24 точки, которые
читатель, в целях проведения нашего опыта, может
59
Рис. /
признать объективно существующими. Остальная часть рисунка заполнена всевозможными
образцами, которые можно «навязать» точкам с помощью инструктажа, начиная с восприятия
точек в виде четырех горизонтальных рядов по шесть точек, далее в виде шести вертикальных
рядов и т.д.
Позиция Спид принимала бы все эти образцы, включая другие бесчисленные возможности (а ведь
мы еще не дошли до кривых линий), как реально существующие в наших точках независимо от
наблюдателя. Автор впадает в ошибку, которую А. Н. Уайтхед назвал «ошибкой неверной
конкретизации». Ваддингтон объясняет:
60
«Наиболее сконцентрированное мышление... различает определенные, оторванные от своего
существа абстрактные понятия, которые созданы человеком, чтобы придать смысл ситуациям, с
которыми он встречается. Примером являются атомы в физике или такие чувства, как, например,
злость или общественное понимание справедливости. Человек склонен воспринимать эти понятия,
как конкретные предметы, которые можно перенести в иной контекст. Уайтхед доказывает, что
понятия такого типа являются всегда производными словами от определенного человеческого
опыта. Этот опыт — нечто реальное, понятия же имеют вторичный характер. Забывать это и
признавать вторичное за нечто более конкретное и реальное очень опасно» (1977).
Конечно, в каждой системе объяснения должен существовать определенный значительный
уровень, соответствующий этим двум уровням («значительный», то есть дающий наблюдателю
возможность объяснять и предвидеть). Так же как образцы в диаграмме должны соответствовать
количеству и расположению точек, так и в случае семьи идеи терапевта о том, что происходит,
должны «подходить», беря во внимание личности, составляющие эту семью и, соответственно,
«значительные» события, имеющие место (а также взгляды людей на те или иные вопросы). Даже
при таком ограничении, как в случае с точками, существует огромная разнородность образцов и
объяснений, которые наблюдатель может навязать, хотя, конечно, влияние семьи, пола, культуры,
образования, профессии, теории и многих других факторов приво-
61
дит к тому, что наблюдатели будут многое видеть весьма сходно.
Мы считаем, что реальности, которые мы контролируем, позволяющие нам создавать более
полезные интеракции, или вмешательства, именно потому исполняют свою роль, что они
достаточно хорошо «подстроены» к значительным (для семьи) чертам реальностей, созданных ее
членами при помощи их самовосприятия. «Реальность» будет всего лишь одной версией среди
всевозможных способов придания смысла опыту и событиям и реакции на них как поведенчески,
так и эмоционально. Терапевту необходимо найти такую перспективу взгляда на реальность
семьи, которая достаточно близка ее членам, чтобы они составляли некую «общность» на ее
основе, и одновременно настолько отличаться, чтобы она позволяла изменить значения и, таким
образом, опыт и реакции. Знакомство с реальностью семьи не означает, что терапевт открыл
абсолютную правду, не означает, что этот образец — единственное решение. Все другие могут
одинаково хорошо подойти.
Будда говорил людям, которые искали правду, что принимать материальный мир, эмоции, связи и
т.д. — ошибка такая же большая, как принимать все это за иллюзию.
Я убежден, что все человеческие проблемы на всех уровнях, от личностного до международного,
возникают из-за различий систем убеждений или взглядов на реальность, а также от
повторяющихся шаблонов реакций, источником которых являются эти убеждения. Это
утверждение, конечно, касается и нас самих, поэтому не стоит воспринимать его слишком
серьезно. Поэтому, чтобы стать терапевтически эффективными, важно, как мне
62
кажется, быть анархистами относительно своего подхода, не веря ни во что и во все
одновременно. Как только терапия начинает опираться на диагностическую, терапевтическую
ортодоксию, на собственные сильные и длительные убеждения, мы начинаем навязывать,
ограничивать, пропагандировать, а в некоторых случаях провоцировать ортодоксию мышления и
действия (часто во имя совершенно противоположных ценностей). (Кейд, 1985). Однако, чтобы
иметь возможность обсудить что-либо, нам приходится пользоваться определенными
мыслительными схемами. Ошибка не в том, что у нас есть такие схемы, а в том, что мы забываем,
что это всего лишь схемы, и путаем их с реальностью. Когда мы устанавливаем свою точку зрения
на некую тему, мы начинаем отворачиваться от других возможностей, а далее подбираем и
интерпретируем факты таким образом, чтобы они поддерживали наши взгляды, и не замечаем,
игнорируем или отбрасываем то, что им не соответствует. Этот процесс один из нас назвал
«затвердеванием категорий» (О'Хэнлон, 1990). Это не создает проблем там, где их нет, однако,
когда они появляются, это становится главной проблемой. В этом случае явление, описанное
Розенталем, и самоисполняющееся предсказание, красочно описанное Вацлавиком, укрепляет и
углубляет трудности.
Подводя итог, мы видим, что очень важно во всех спорах о реальности четко и определенно
разделять два уровня: уровень вещей и событий, которые можно принимать за внешнюю
реальность, а также уровень разнообразных систем, посредством которых первый уровень
интерпретируется. Мы также считаем, что не нужно никогда верить в то,
(3
во что мы верим; только тогда мы можем ставить вопросы. Как пишет Файерабенд:
«...для каждого правила, даже для самого основного или необходимого в науке, существуют также
обстоятельства, при которых лучше не только проигнорировать его, но даже сделать наоборот...
мой тезис звучит следующим образом: анархизм помогает достичь прогресса в любом смысле.
Даже наилучшая и самая упорядоченная наука будет достигать успехов только, когда время от
времени позволит себе немного анархии» (1978).
Глава 4
Как мы понимаем эмоции
Поскольку познавательные факторы составляют мощные детерминанты эмоциональных
состояний, необходимо ожидать, что именно этим состояниям физиологического возбуждения
можно присвоить ярлыки «радость», «ярость» или «зависимость», или какие-либо другие из
огромного разнообразия названий эмоций в зависимости от познавательных аспектов ситуации.
Шахтер и Сингер, 1962
Эмоция — это, по большому счету, значение, которое мы придаем ощущаемым нами состояниям
возбуждения.
Харре и Секорд, 1972
Из самого определения чувства ясно, что появляется оно без нашей воли, а часто ей наперекор.
Как только мы хотим чувствовать... чувство перестает быть чувством, становясь лишь
имитацией чувства, демонстрацией.
Кундера. 1990
«Мыслю, значит, существую» — это утверждение интеллектуала, недооценивающего зубной
боли. «Чувствую, значит, существую» — вот правда, значительно более универсальная,
подходящая ко всему, что живо.
Кундера, 1990
Другой областью человеческого опыта, которую считают игнорируемой краткосрочными
терапевта-
65
ми, являются эмоции. Мы согласны с Клекнер и ее коллегами, что «отказ от чувств
стратегическими терапевтами» является своеобразным мифом. Мы также согласны с ней, что
краткосрочные/стратегические терапевты сами несут ответственность за сокрытие того факта, что
они все же считают важными чувства клиента. Клекнер также пишет: «Дело не в том, что
стратегические терапевты не занимаются чувствами, а в том, что не говорят друг с другом об этом,
не пишут о них, не упоминают о них в разговоре со своими учениками» (1992).
Работая тренерами, в последние годы мы сильно акцентируем внимание не только на том, чтобы
прислушиваться к клиенту, включая его эмоции, но также на том, чтобы искать способы показать
ему, что его слушают. Если обратной информации недостаточно, клиент не знает, услышано ли то,
что он сказал.
Сотрудница местного оздоровительного центра попросила консультации у терапевта. Сессию
можно было наблюдать через зеркальное стекло, а сотрудница с определенным беспокойством
ожидала этого нового опыта.
«Меня всегда пугала эта пациентка. Я не представляю, куда мы идем».
Она описала ее как женщину, измученную проблемами с двумя детьми-подростками и мужем, не
слишком ее поддерживающим, много работающим, склонным к резким эмоциональным взрывам.
Проблема состояла в том, что она не могла остановить то, что сама называла «волной горьких
сожалений», обрушиваемых на нее пациенткой:
«Она никогда не слушает, что я говорю; не принимает ни одного совета. Многие центры
66
Б.Кейд, В. О'Хэнлон
от нее уже отказались. Теперь лишь я готова заниматься ею. Однако мне не удалось еще ничего
добиться. Я знаю, что ей необходима помощь, но чувствую себя бессильной и ощущаю чувство
вины, поскольку она мне начинает нравиться». ,'•'..'"
Несмотря на то, что клиентка считала, что понимает представляемую ею проблему, оказалось, что
она, опираясь на предыдущий опыт, из-за отсутствия ясной обратной информации решила, что
никто ее по-настоящему не слушает и не понимает ее проблему. Поэтому она чувствовала
необходимость постоянно повторять свою историю, без всякой надежды на понимание.
Сотруднице центра посоветовали в течение следующей сессии отложить блокнот, сидеть, немного
наклоняясь вперед, к клиентке (по мнению коллег, во время сессии с этой женщиной она
отклонялась назад, как если бы сопротивлялась напору ветра), и ничего не говорить, ничего не
советовать, лишь повторять что-нибудь вроде:
«Это ужасно!»
«Как вы можете это выносить?»
«У вас, наверное, такое чувство, что вас никто не понимает».
«Вы, вероятно, чувствуете себя очень одинокой».
«Как вы со всем этим справляетесь?»
«Многие на вашем месте давно бы уже опустили руки».
Женщина постепенно стала говорить медленнее, выглядеть спокойнее, слушать то, что ей
говорили. И наконец, когда ее в очередной раз спросили,
67
как она все это переносит в течение стольких лет, она улыбнулась и сказала: «Не знаю. Может
быть, я сильнее, чем думала».
Под конец сессии она была явно спокойнее и более оптимистично настроена. После этого
социальная работница сказала, что испытывает симпатию и уважение к этой женщине. Мы
понимаем, что данная ей инструкция может быть расценена как тактический маневр со стороны
консультанта для разрушения барьера, а не как пример работы с чувствами. Так происходит
потому, что в описании консультации консультант мог не отметить охватывающее его чувство
грусти, когда он слушал клиентку.
По нашему мнению, клиенты обычно слушают только тогда, когда чувствуют, что их тоже
слушают, когда они чувствуют, что их опыт и эмоции признали важными. Мы считаем, что
терапевт, независимо от представляемой школы, должен, если он желает быть эффективным,
уделять этому достаточно много внимания. Различные терапевтические подходы отличаются друг
от друга теми способами, с помощью которых они это делают, или определением того, что
означает «достаточная доза внимания». Выражение чувств — естественная человеческая реакция,
и часто очень важная, особенно в некоторые моменты грусти, радости, страха и т.п. Терапевты
разделяются по своим взглядам не только в том смысле, в каких рамках, как они считают, нужно
демонстрировать эмоции, но также и по той роли, которую играет выражение эмоций в процессе
терапии и изменений. По нашему мнению, хотя выражение и изучение эмоций может быть
полезным и очищающим, главным механизмом является конечная модификация конструктов,
68
посредством которых воспринимается и обрабатывается действительность.
Краткосрочные терапевты много времени посвящают тому, что непосредственно доступно
наблюдению. Джордж Гринберг дает следующее объяснение такой позиция:
«Несмотря на то, что Джексон и его сотрудники, создавая поведенческую модель, отошли от
ментальных конструктов, не перечеркивая существования внутренних или внутрипсихи-ческих
механизмов, влияющих на человеческое поведение, они изменяют и укрепляют его. Собственно,
создавая такие техники, как «переформулировка», они частично обращаются к познавательным
процессам и «перцепции». Принципиальное отличие состоит в том, что они признали, что мы не в
состоянии понять перцепцию других и, таким образом, с научной точки зрения, можем получить
лишь описание действий и поведения, воздействуя на наблюдаемые явления» (1977).
Артур Бодин, в свою очередь, объясняет:
«Чувства и мысли признаются важным фактором, однако поведение является основной линией в
семейной терапии НИМ. Только с помощью поведения опыт может быть выражен аффективно и
когнитивно» (1981).
В меньшей или большей степени в каждой области нашей жизни чувства присутствуют всегда,
являясь сильной детерминантои наших реакций (или их отсутствия) на ситуацию. Мы уже
говорили, что наши эмоции — это интерпретации состояний физиологического возбуждения тем
способом, посредством которого наше тело готовится к
Краткосрочная психотерапия_____________________69
действиям, что они в значительной мере зависят от различных уровней конструктов, с помощью
которых им придается смысл происходящей ситуации, а «также от памяти о прошлом опыте и от
того, какие чувства мы ожидаем». Влияние на них оказывают также правила и запреты общества, а
также требования, связанные с полом (Кроуфорд и другие, 1992). Вне зависимости от того, какое
мы испытываем чувство, физиологические датчики состояния возбуждения (выделение
адреналина, кровяное давление, ритм сердца, напряжение мышц) в общем одинаковы. Шахтер и
Сингер пишут об этом так:
«Познавательные процессы, которые непосредственно вызваны ситуацией, интерпретированной
сквозь призму прежнего опыта, дают возможность системе, ответственной за понимание, назвать
чувство. Это познавательные процессы решают, будет ли состоянию возбуждения присвоена
этикетка «злость», «радость», «страх» или что-нибудь другое (1962). Обычно существует более
чем одна система интерпретации опыта и несколько способов (иногда конфликтных друг с
другом) придания значений опыту физиологического возбуждения — или ряд возможностей их
почувствовать. Например: многие из нас испытывали перед выходом на сцену, перед
произнесением речи или другого типа выступления резкое изменение в самочувствии — от
экзальтации в ожидании успеха до сильного страха и желания провалиться под землю. Мы можем
одновременно предвидеть полный успех и бояться поражения. Каждое из этих чувств может быть
верной интерпретацией состояния сильного возбуж-
70
дения. Последние исследования показали, что интерпретация эмоций связана со способом, при
помощи которого мы придаем смысл наблюдениям над собственным поведением» (Бем, 1965,
1968; Нисбетт и Шахтер, 1966; Стормс и Нисбетт,1970).
Помню, мне пришлось наблюдать через односторонний экран семью, которая должна была «войти
в контакт» с чувством злости, которое испытывают члены семьи друг к другу. Без сомнения, они
хорошо вошли в роль. Но были ли это действительно чувства членов этой семьи, или они
реагировали «согласно единственно доступным объяснениям высокого уровня физиологического
возбуждения, которое испытывали, объяснение которого могло быть, прямо или косвенно,
навязано терапевтом, глубоко убежденным, что семейные проблемы этого типа происходят от
подавления злости? Будучи обеспокоен возрастающим напряжением, которое представлялось
столь опасным, сколь и непродуктивным, я вмешался и предложил другую интерпретацию
высокого уровня физиологического возбуждения: «Грусть в виду настоящего положения дел».
Почти мгновенно это привело к экспрессии грусти и росту дружеской активности. Какое из этих
чувств было верным? Наверняка оба. Но одно из них оказалось более конструктивным, более
оптимистичным для установления сотрудничества во время сессии (Кейд, 1992). Возможно,
другие объяснения, такие как чувство вины, измена, страх и т.п. могли бы быть также приняты
членами этой семьи.
Это не означает, что клиентам можно навязать любое чувство. В ситуации, особенно когда в игру
вступают сложные интеракции, конструкты, кото-
71
рыми пользуются вовлеченные в эту ситуацию для ее прояснения, обычно бывают явлены лишь
как верхушка айсберга, построенного из многочисленных воспоминаний и ассоциаций. Гендлин
пишет:
«Каждый момент характеризуется невыразимым богатством... Простейшее поведение охватывает
неисчислимое множество сходств, взглядов на жизнь, людей и специфических черт актуальной
ситуации...»( 1973).
Мы считаем, что, хотя признание существования разнородных, сильных эмоций может быть
высоко терапевтично в процессе изучения себя, рекомендация постоянно выражать те эмоции,
которые продлевают чувство беспомощности и отнимают веру в перемены, не имеет
терапевтического смысла. Выражение злости, к примеру, может быть потенциально полезно тогда,
когда эта злость касается чего-то, над чем мы имеем какой-нибудь контроль. В противном случае
это приведет лишь к усилению чувства беспомощности.
Нужно быть осторожным в выражении эмоций, которые могут закрыть людей в ловушке
негативных схем мышления и действия. Пример, демонстрирующий возбуждение перед
публичным выступлением, показывает, что интерпретации посредством как «страха», так и
«экзальтации» прекрасно объясняют это состояние. Обращение к страху возможно позволит нам
понять свои эмоции, однако вторая интерпретация облегчит выполнение задания. Клехнер и
другие пишут:
«Необходимо подчеркнуть... что стратегические терапевты не теряют много времени на сам
разговор о чувствах, или склонение своих клиентов к их распознаванию; зато они концент-
12
рируются на том, чтобы заставить клиентов выражать свои чувства так, чтобы это вело к лучшей
жизни каждый день» (1992).
Глава 5
Определение проблемы
Значение имел первый шаг. Когда ты уже начал, нечто безжалостно берет власть над тобой.
Юлий Ромейн (1973)
Начинания всегда скромны.
Марк Тулий Цицерон
Процесс определения проблемы имеет решающее значение для направления, в котором пойдет
терапия и часто обуславливает ее эффект. Ричард Раб-кин сравнивал терапию с игрой в шахматы
(1977). Так же как в шахматах, в терапии успех или поражение зачастую решают первые
движения, постановка вопроса, полученный ответ.
Все теории объясняются метафорами, хотя эти метафоры могут иметь весьма реальные
последствия. Мы считаем, что существует множество теорий, которые могут помочь терапевту в
работе. Однако, как мы уже говорили, когда мы принимаем теорию за реальность, мы реализуем
ее. Вскоре пациент начинает воспринимать свои проблемы, самого себя и прогнозы в категориях
убеждений терапевта, даже если эти убеждения не были высказаны напрямую.
Одна клиентка, которой приклеили этикетку «пограничное расстройство», пришла к новому
терапевту, что было связано со сменой персонала в той клинике, где она проходила лечение.
Позже
74
она говорила, что после каждого визита чувствовала себя весьма угнетенной и бессильной. Когда
ее спросили о разнице в стиле терапевта, она ответила: «Эта вторая терапевт такая пессимистка.
Когда я вхожу, я иногда чувствую себя хорошо. Она, однако, приветствуя меня, говорит, что я
выгляжу грустной. И я начинаю думать, так ли это. В конце сессии я уже действительно угнетена,
независимо от того, что было вначале».
В традиционном понимании процесс оценки проблемы или диагноза состоит в том, чтобы
объективно исследовать проблему клиента или семьи, идентифицировать и описать путь, согласно
которому будет проходить терапия.
Поведенческие терапевты находят поведенческие проблемы, аналитически раскрывают
интрапсихи-ческие проблемы, развитие которых идет из раннего детства; психиатры,
ориентированные биологически, представляют доводы существования нейрологических проблем,
структуралистские/ стратегические открывают неясности иерархии; контекстуальные терапевты
выявляют последствия несправедливости, которая существует в отношениях между поколениями;
краткосрочные терапевты находят самоподкрепляющиеся схемы поведения. Каждый из них может
действовать с убеждением, что именно он открывает принципиальную причину проблемы (а что
более печально, может отбросить другие модели и объяснения).
Все, что мы думаем и делаем, можно признать происходящим и зависимым от определенной
иерархии влияний. Это всеобщие общественно-политические, а также личностные и генетические,
или связанные со средой влияния. Например, анализируя сложное явление, называемое шизофре-
75
нией, мы должны, по мнению Шефлен, учитывать различные влияния, по крайней
мере, на восьми уровнях (1981). Эти уровни точно соответствуют восьми уровням
объяснений, которые предлагает биолог Стивен Рос, как необходимый минимум для
понимания поведения мозга (1976).
Шефлен Рос
общественная перспектива социологический уровень
институциональный уровень социопсихологический
уровень семьи психологический

(ментальный)
взаимодействие между физиологический
родителями и детьми (системный)
состояние тела и физиологический
эмоциональность (личностный)
физиологические анатомо-биохимический
подсистемы
организация нервной химический
системы
неврологическая физический
подструктура
Сложность и богатство этого типа экзистенциальной ткани сюжетов означает, что каждый аспект
нашего существования, включая возникновение и укрепление проблем, может рассматриваться
как отражение явлений, происходящих на каждом уровне или на всех сразу. Это также означает,
что мож-
76
Б.Кейд, В.О'Лэнлон
но найти факты, подтверждающие широкую гамму диагностических предложений. По нашему
мнению, это даже доказывает, что однозначная идентификация настоящих причин любой
проблемы вообще невозможна.
Краткосрочные терапевты в основном концентрируются на том, что можно наблюдать
непосредственно, что можно ясно и конкретно описать в категории предметов и событий.
О'Хэнлон и Вилк говорят об «описательных мнениях, основанных на наблюдении, которые в
принципе не содержат информации, а их можно получить, изучая видеозаписи (1987).
Это не значит, что мы недооцениваем сложность человеческого опыта. Мы считаем, что, чем
дальше отходят от непосредственного наблюдения за человеческими интеракциями, тем
существует больший риск попасть в ловушку собственных метафор и, тем самым, навязать их
клиенту.
Иногда оказывается, что первично обозначенная проблема всего лишь подтекст, а клиент, в
действительности, обеспокоен другой проблемой, но чтобы ее выявить, он должен иметь
достаточно времени и чувствовать доверие к терапевту.
Однако мы считаем, что, каким бы важным ни было создание подходящего климата, клиент
должен сам выбрать предмет терапевтической работы. Люди не хотят работать над переменами,
не оговоренными в контракте, хотя они были бы, по нашему мнению или по мнению их
окружения, необходимы, желательны и полезны.
Традиционное понимание сопротивления кажется нам в свете этого ненужным. Хотя мы и
пытаемся защищаться от существенных перемен, мы считаем, что люди, имеющие серьезные
проблемы,
77
хотят измениться несмотря на то, что они могут не знать как, а, даже зная как, быть не в состоянии
по многим причинам начать этот процесс без помощи извне.
Этот существенный вопрос покупки терапевтических услуг затронула группа из «Центра
краткосрочной терапии» в Пало-Альто (Фиш и другие, 1982; Вацлавик и другие, 1974; Викленд и
другие, 1974). Кто желает помощи? В чем именно или для кого? Иногда человек, приходящий на
терапию, хочет получить помощь, которая даст ему инструмент для изменения других людей —
супруга, ребенка — и он не в состоянии понять, что сам может и должен изменить свой подход к
этим людям. Часто человека на терапию присылают, например, педагог, суд, семья, жена и т. п. И
в этом случае у него может абсолютно отсутствовать мотивация, или подход к терапии может
быть негативным.
Это необязательно означает, что в этом случае ничего нельзя сделать, но терапевт должен
начинать весьма осторожно, с определенным уважением к его позиции. То, что часто
воспринимается как сопротивление, может быть во многих случаях непосредственным
результатом того, что терапевт ясно не определяет, является человек клиентом или нет, пытаясь
продать то, чем клиент в данный момент не интересуется. Случается также, что некто хочет
купить, но не то, что предлагает терапевт, или, по крайней мере, он хочет иметь возможность
выбора.
К терапевту пришел мужчина, которому посоветовал сделать это его страховой агент. Он сказал
ему, что, возможно, его загипнотизируют, это освободит его от пристрастия к курению. Клиента
73
проинформировали, что это неправда; терапевт не может избавить его от этого. Он может помочь
ему бросить курить, но терапевт должен знать, хочет ли этого клиент. Клиент ответил, что не
хочет. Его спросили, нет ли у него трудностей с дыханием, связанных с курением, и он отвечал,
что не чувствует ничего такого. Когда сорок лет назад он уходил со службы в военно-морском
флоте, врачи не давали ему более трех лет жизни из-за привычки к алкоголю и курению. Сейчас
он был на пенсии, послушался врачей и перестал пить, ограничил потребление жиров в питании
много лет назад. Курение осталось одной из немногих приятных вещей в его жизни. Через две
недели он должен был увидеться со своим врачом.
Терапевт сказал ему, что если врач порекомендует ему бросить курить, то он сделает это без
особых проблем, так же как бросил пить. Если же врач не порекомендует этого, то ни к чему
отказываться от приятной привычки. «Спасибо вам, молодой человек. Думаю, что на самом деле я
не хотел бросить курить, и разговор с вами помог мне это осознать. Это страховой агент хотел,
чтобы я не курил», — сказал он. Этот пример показывает важный аспект проблемы «быть
клиентом», представленный группой из Пало-Альто, а позднее принятой Стивом де Шазе и его
коллегами (де Шазе, 1988):
«Гость» (определенный также Фишем как клиент «рекламных витрин») не имеет мотивации, часто
он приходит на терапию под воздействием давления, непосредственного или скрытого. Даже если
те, кто его заставляют, и мы сами ясно видим, что этот человек имеет серьезные проблемы, то он
сам не готов говорить о них и принять по-
79
мощь. Каждая попытка помощи обречена на поражение и то, что мы называем сопротивлением.
Стив де Шазе рекомендует в таких случаях внимательное выслушивание, похвалу, если это
возможно, но воздержанность от каких бы то ни было предложений или советов. «Жалобщик»
имеет проблему (или целый их список), конкретную или несколько туманную, касающуюся его
или других, о ком он готов говорить иногда весьма исчерпывающе. Однако, хотя сам себе он
представляется относительно беспомощным или потенциально способным справиться с
проблемой, не совсем ясно, направлена ли к терапевту просьба получить совет или помощь (часто
жалобщик считает, что изменяться должны другие люди, а не он). В этом случае его необходимо
воспринимать как «гостя», с сочувствием, но обойтись без советов и заданий. «Клиент-
покупатель» — это тот, кто приходит с касающимися его или другого человека (людей)
проблемами, он может ее относительно ясно обрисовать, он хочет что-нибудь сделать с ней, и
потому ищет помощи у терапевта.
Не нужно воспринимать эти определения жестко, но всего лишь как указатели направления. Они
описывают позиции, принимаемые клиентами в связи с позициями терапевтов, других членов
семьи или профессионалов. Это довольно отличается от традиционного сопротивления,
принимаемого за «внутреннюю» черту клиента.
Члены семьи принимают различные позиции по отношению друг к другу, а также разнообразные
типы поведения, они представляют во время сессии отношение к другим членам семьи и
терапевту, изменяются они и от сессии к сессии. Например, случается, женщина приводит мужа на
терапию.
80
Он, однако, не заинтересован ни в каких переменах, соглашаясь лишь для того, чтобы не спорить с
ней и иметь возможность сказать: «Я пытался, но это ничего не дало, как, впрочем, я и ожидал».
Когда окажется, что терапевт не указывает ему на его ошибки, а выражает понимание, муж под
конец сессии может стать «клиентом-покупателем» терапевтических услуг. Поскольку жена
может быть недовольна таким поворотом, она встает на позицию жалобщицы или даже гостя.
Иногда люди остаются гостями так долго, пока их семьи, друзья, врачи не освободят их от своего
давления по поводу необходимости подвергнуться терапии. В этом случае они могут прийти сами,
имея в виду свои цели. А терапевт избегнет трудной роли чужого агента. Возможна также
ситуация появления множества клиентов одновременно, причем каждый будет представлять
различные проблемы. В семейной терапии часто случается, что на сессии появляется более чем
один человек, что каждый из них имеет свои собственные, иногда взаимопе-ресекающиеся
проблемы и цели.
Семья может, например, искать помощи терапевта по инициативе родителей, жалующихся на
поведение пятнадцатилетней дочери. Она постоянно нарушает принятые правила семейной жизни,
пропускает школу, не ночует дома, часто ссорится с родителями. Дочь вначале неохотно посещает
терапевта, пока он не спросит ее (в присутствии родителей или без них), хочет ли она, чтобы
родители оставили ее в покое. Вероятно, это предложение ее заинтересует, и, возможно, обе цели
соединятся. Родители хотят, чтобы она подчинилась определенным правилам, а дочь желает
большей свободы без скандалов. Здесь мы имеем две цели и двух различных клиентов.
Краткосрочная психотерапия___________________8/
Когда мы уже уверены в наличии клиента, появляется вопрос: какова его проблема? Какое
поведение или переживание мешает жизни этого человека? Что он хотел бы изменить или убрать?
Или, наоборот, какое поведение или переживание не возникает, которое он хотел бы ввести в свою
жизнь. В некоторых случаях терапии решение относительно проблемы клиента опирается скорее
на теории патологии, нежели на просьбы клиента. Нас интересует ясное определение в терминах
поведения. Не принимая высказываний вроде «он просто ужасен» или «я расстроена», мы задаем
вопросы: «Что он делает, что ты считаешь ужасным?» или «Как чувство грусти влияет на твое
поведение?», что дает возможность более детального анализа. Иногда также важно установить,
когда появилась проблема, как часто и при каких обстоятельствах она дает о себе знать и т.п.
Далее необходимо точно определить решение, к которому будет идти работа.
Поскольку в краткосрочной терапии оценка проблемы ориентирована на настоящее и будущее
(что клиент не принимает в настоящем и что хотел бы изменить в будущем), обычно не
выискиваются причины проблем в прошлом, хотя мы отдаем себе отчет, что некоторым людям
размещение актуальных проблем в контексте прошлых переживаний помогает при смене
конструктов. При создании описания проблемы мы стараемся концентрироваться больше вокруг
настоящего или на близком будущем, разыскивая внутренние, индивидуальные схемы,
ассоциирующиеся с проблемой. Мы хотим также досконально понять, что описывает клиент,
чтобы не пришлось гадать, рискуя быть неточным.
Краткосрочные терапевты заинтересованы в том, что не функционирует, поскольку хотят найти
спо-
82
Б.Кейд, В.О'Кзнлон
соб заинтересовать клиентов испытать новые образцы поведения, или в том, что функционирует,
поскольку хотят склонить их к увеличению числа такого рода поведений. Они также
концентрируются на будущих решениях и, менее, на этиологии и прошлом (де Шазе, 1988, 1991;
Фурман и Ахо-ла, 1992; О'Хенлон и Веснер-Девис, 1989).
Вот список вопросов, которые мы задали бы в поисках ясного определения проблемы и важных
моментов, с ней связанных. Подходы, связанные с будущим, мы рассмотрим позднее.
Когда появилась проблема?
Постараемся охарактеризовать повторяющиеся факты, связанные со временем возникновения
проблемы. Есть ли такие периоды, когда проблема всегда или обычно возникает? Или наоборот,
когда вообще не возникает? Есть ли определенная пора дня, недели, месяца, года, когда проблема
появляется особенно часто или редко?
Где возникает проблема?
Существует ли такое место, где проблема возникает всегда или особенно часто? Есть ли такие
места, в которых она вообще не возникает? Часто мы спрашиваем об общей локализации (школа,
работа, дом) и точном месторасположении (конкретная комната), где чаще возникает проблема.
Как внешне выглядит эта проблема?
Что мы смогли бы увидеть, если бы имели видеозапись? Какие бы мы увидели жесты, позиции
тела, поведение, интеракции, что бы мы смогли услышать?
83
В чьем присуствие появляется проблема?
Кто чаще всего находится рядом при возникновении проблемы? Что эти другие люди делают и
говорят перед этим, во время и после этого? Что они говорят о человеке, имеющем эту проблему и
о ней самой?
Какие бывают исключения из проблемы?
Редко случается, чтобы проблема длилась все время, поэтому мы ищем такие ситуации, которые
тормозят это явление. Эту методику описал де Шазе (1988, 1992). Она состоит в том, чтобы
склонить клиента замечать такие исключения, и далее стремиться чаще их создавать, пока
исключение не станет правилом. Уайт подобным образом ищет то, что называет неповторимыми
результатами (1988).
Что клиенту приходится делать иначе из-за проблемы?
Каким образом проблема нарушает обычную активность клиента или мешает в том, что он хотел
бы сделать? Иногда, чтобы получить эту информацию, мы спрашиваем, как выглядела бы его
деятельность без проблемы.
Де Шазе назвал эти вопросы «чудодейственными», поскольку они не только дают ответ, но и дают
людям возможность говорить о проблеме в категориях решения, так, как если бы оно было
неизбежно (де Шазе, 1988, 1991).
84
Какие из типов проблемного поведения появляются во время сессии?
Иногда клиенты проявляют проблемное поведение прямо в кабинете терапевта. Так почти всегда
происходит во время семейной или супружеской терапии, но иногда и индивидуальные сессии
позволяют терапевту увидеть и услышать это поведение.
Один клиент жаловался, что его не воспринимают коллеги по профессии. Во время первой сессии
он говорил так громко, что его слова были слышны в других помещениях. Клиент постоянно
озирался вокруг, избегая, однако, взгляда терапевта. В начале следующей сессии терапевт
проинформировал его, что другие терапевты жалуются на то, что он так громко говорит, они
начинают также думать о том, не связано ли это с его проблемой избегания смотреть в глаза.
Клиент сказал, что его шеф как-то вспоминал, что он говорит слишком громко, но поскольку
никто больше не обращал на это внимания, он тоже пропустил это мимо ушей, поскольку шеф
критикует всех. Они решили, что на следующей неделе он попытается говорить тише, наблюдая,
как это отразится на коллегах. Он нашел, что это привело к великолепным результатам.
Следующую неделю он работал над удержанием зрительного контакта, что также дало
положительные результаты.
Как клиент объясняет проблему и в каких категориях?
У людей обычно имеются определенные концепции на тему трудностей и значений в их жизни.
85
Как мы уже говорили раньше, эти объяснения и рамки могут являться частью проблемы и могут
помочь в дальнейшей работе.
Поэтому полезно их определить.
Что, по мнению клиента, является причиной проблемы? Есть ли, по его мнению, более глубокие
трудности, отражением которых является проблема? Какое влияние имеет проблема на его
самоощущение или его будущее? Какие аналогии и метафоры использует клиент, говоря о
проблеме? Какие объяснения проблемы давали значимые для него люди, члены семьи,
профессиональные терапевты. Эти объяснения могли иметь влияние на позицию и лечение
клиента, а также на его способ мышления о проблеме. Также полезно определить, какую
литературу на эту тему клиент читал.
Какие способы решения проблемы видит клиент или важные для него люди?
Как мы видели, проблему можно принимать в виде отражения способа, каким клиент пытался с
ней бороться. Таким образом, важно знать, что делает клиент и другие, важные в его жизни люди
(включая сюда терапевтов), пытаясь решить проблему.
Как мы узнаем, что достигли цели?
Для краткосрочных терапевтов важнее всего помочь клиенту в точном установлении цели. Говоря
словами из названия одной книги, «если не знаешь куда идешь, то наверняка не придешь, куда
хочешь».
86
Мы хотим, чтобы клиенты познакомили нас со своими представлениями и идеями о решении
проблемы. Что будет происходить в других сферах их жизни, когда проблема перестанет им
досаждать? Иногда вопрос о будущем — это также определение лучшего будущего, что может
помочь клиенту ясно разобраться в способе решения проблемы. Иногда это помогает нам четко
разобраться, чего хочет клиент. Де Шазе и его группа (1986) считают, что в некоторых случаях
терапия может концентрироваться главным образом на том, какую форму должны принять пути
решения проблемы, при этом до детального описания проблемы дело может даже не дойти. В
любом случае это является для нас важной частью процесса оценки. Поскольку мы не
отталкиваемся от неких общих моделей, объясняющих или нормативных, цели и воззрения
клиентов исполняют роль компаса, указывая путь к конечной инстанции. Мы стараемся как можно
быстрее сконцентрироваться на ясно определенной цели, которая интересует клиента. Если мы
получаем информацию, выраженную вер-бально или невербально, о том, что клиент раздражен
нашей концентрацией на целях, мы объясняем, зачем это делается, или изменяем поведение,
занимаясь тем, что кажется клиенту более важным.
Пример: «Может, это слегка забавное начало, но я люблю знать, куда мы двигаемся, поскольку
тогда мне легче понять то, что может нам помочь. Поэтому, если вы можете, то скажите. Что в
вашей жизни изменится, произойдет, если терапия приведет к позитивным результатам? Чем вы
будете заниматься по завершении терапии? Как узнают другие, что вы изменились? Как вы это
узнаете?
Рекомендуется склонить клиента к тому, чтобы он формулировал свои цели в ясных категориях.
Часто цели подаются в категориях времени: как часто (частота), когда (дата, период, конечный
срок), где и как долго (период).
Мы считаем, что, для того чтобы над целью можно было работать, она должна быть принята
пациентом и терапевтом. Оба должны признать, что она важна и достижима.
Чтобы убедиться, знают ли все стороны, когда считать цель достигнутой, мы помогаем клиентам
перевести туманные слова, не основанные на чувственных указаниях, на язык действия. Клиент
должен уметь представить себе цель, как если бы ее можно было видеть и слышать на
видеозаписи. Конечно, вначале клиент часто говорит о цели весьма туманно, либо
концентрируется, скорее, на чувствах или эмоциональных состояниях. Однако мы осторожно
пытаемся перевести клиента к внешним описаниям наблюдаемых элементов, вызванных этими
состояниями.
Того, кто жалуется на стеснительность, необходимо попросить описать типичную интеракцию
(или ее отсутствие). Смотрит ли он в присутствии других в землю? Сидит ли одиноко на приемах?
Отказывается ли от приглашений? Эти описания мы используем для того, чтобы мотивировать
этого человека изменить поведение и интеракции.
Одна аноректичная молодая женщина с трудом могла описать свою цель, ее определения не
выходили за рамки туманного «буду лучше себя чувствовать». Наконец, посредством «магических
вопросов» она смогла установить, что первая цель будет достигнута, когда она сможет, посмотрев
на свое отражение в большом зеркале в ванной, выб-
88
рать одежду, которая ей нравится, а не ту, которая ее больше маскирует. Ей посоветовали, чтобы
она сделала это лишь после того, как почувствует себя к этому готовой. На следующую сессию
она пришла одетой в платье без рукавов и сказала, что оптимистически настроена на будущее.
Для того чтобы помочь клиентам при определении целей, мы ставим вопросы, предоставляющие
возможность выбрать один из готовых ответов. Например:
Считаете ли вы, что первыми признаками улучшения может быть то, что вы будете в состоянии
смотреть на себя в зеркало, не отворачиваясь от своего отражения, или наденете что-нибудь
красивое, то, что нравится, а не одежду, которая вас скрывает?
Иногда необходимо проинформировать клиента, что мы ищем достижимые цели.
Я все время возвращаюсь к тому, как мы узнаем, что достигли успеха и можем перестать
встречаться, поскольку я хочу быть уверенным относительно того, к чему мы стремимся.
Боюсь, что то, что мы здесь делаем, может стать частью проблемы, а не его решением. Думаю, что
уточнение цели поможет этого избежать.
Спрашивая о цели, мы стараемся одновременно создать ожидание перемены и ее позитивных
результатов. Наши слова являются отражением этих ожиданий. Говоря о терапевтических целях,
мы пользуемся словами: будете, когда, еще.
Так, значит, вы еще не договорились о встрече ни с одной женщиной, а хотели бы это сделать?
Значит, тогда вы будете чувствовать себя лучше, победите угнетенное состояние, будете раньше
вставать и проводить больше времени с друзьями?
89
Конструирование проблем, которые можно решить
Важной целью переговоров о проблеме является такое формулирование трудностей, которое
максимально увеличивает возможность действия. Как мы уже сказали, этого легче достичь, если
мы пользуемся описанием конкретных действий, а не предикатами или абстракциями. Легче
прийти к согласию с ребенком, который не хочет убирать свою комнату, чем с «несносным
мальчишкой»; легче работать с человеком, который по возвращении с работы наливает себе
выпить, чем с «алкоголиком»; легче действовать, когда имеешь дело с человеком без опыта
сотрудничества с ровесником, чем с «человеком с низкой самооценкой». Развивая один из этих
примеров: человеку, который, приходя с работы, сейчас же делает себе выпивку, можно
предложить выйти на прогулку с собакой.
Мы советуем читателям разложить каждую диагностическую категорию в последовательность
одиночных личностных поведений, повторяющихся при определенных условиях, на элементы, с
которыми можно без труда работать. Мы считаем, что определения типа «зависимый», «личность,
склонная к алкоголизму», «психическое расстройство» — очень размыты и, как мы думаем,
довольно пугаю-щи (хотя потенциально на них легче заработать).
Глава 6
Нейтральность и власть. Мнения, задания и уговоры
Люди легче принимают аргументы, которые открыли сами, чем те, которые пришли в голову
другим.
Паскаль
У нас есть простое убеждение, что если кто-то не желает оказывать влияние, если слова,
которые должны повлиять на других, застревают у него в горле, или если он считает, что
человеческие существа могут взаимно не влиять друг на друга (эмоционально или по-иному), ему
необходимо убраться из человеческого общества.
БродесиХас(1989)
Краткосрочные терапевты часто обращаются к непосредственному выражению мнения, поэтому
им необходимо овладеть трудным искусством убеждения.
Мы считаем, что можно принять такой тезис: искусство терапии независимо от того, какой подход
он представляет, имеет много общего с искусством убеждения. Для многих это неприятный факт.
Однако, нравится нам это или нет, наша профессия состоит в том, чтобы убеждать людей, прямо
или скрыто в необходимости перемен.
91
Влияние и экспертиза
Среди многих представителей нашей профессии существует убеждение, что можно избежать
ситуации, где терапевт оказывает влияние, что одно лишь выслушивание клиента или семьи
достаточно для того, чтобы вызвать дискуссию, где терапевт ничего не делает для «управления
изменением, манипулирования диалогом семьи в определенном направлении» (Марковитц, 1992,
цитируя Харлейн Андерсон). Мы считаем, что это опасное заблуждение. Невозможно скрыть
собственное мнение и избежать влияния, хотя бы неосознанно, посредством целого ряда
коммуникационных каналов, вербальных и невербальных. Несмотря на то, какую модель терапии
мы выбрали, на определенные утверждения мы не реагируем, на другие задаем те, а не иные
вопросы, делаем определенные жесты, киваем головой, произносим «гм». В любом случае мы
оказываем влияние на процесс интеракции. Много информации передается на тонком уровне
выражения: выражения лица, движения глаз, дыхание, расширение/сужение зрачков, положение
тела и т.п., то есть реакциями, которые мы не осознаем и не контролируем. Мы опасаемся, что
такого рода тонкие уровни влияния являются наиболее предательскими, поскольку они
функционируют вне области сознания участников интеракции. Мы полностью согласны с любыми
стремлениями увеличить автономность клиента, помогая его самостановлению, которое опирается
на его собственные возможности. Мы, однако, не можем согласиться с тем, что предлагать что-
либо клиенту или убеждать его попробовать ввести определенные изменения является
манипуляцией, или насилием.
92
На данный момент в психотерапии существует течение, полностью отрицающее роль эксперта или
даже существование самой экспертизы. Часто вспоминается здесь утверждение Матураны о
невозможности «инструктивной интеракции»; «разговор» вырастает до ранга таинства, говорить о
котором можно лишь полным набожности шепотом. Роль эксперта признается
эпистемиологически вредной (что бы это ни значило), формирующей зависимость, которая
злоупотребляет властью, профессиональной манипуляцией и т.д. Хотя мы уверены, что
существуют терапевты, отвечающие этому описанию, считаем, что роль эксперта может
исполняться так, что она не ослабляет клиента, не разоружает его (собственно вооружение
невозможно, надо лишь избегать разоружения).
Важно, чтобы от нашего внимания не ускользнул тот факт, что большинство людей, которые
отбрасывают экспертизу и техники, являются необычайно опытными терапевтами, это отличные
эксперты, идеально владеющие этими техниками. Мы согласны с тенденцией избегать
высокомерной позиции, скрытой манипуляции и считать терапию процессом, где мы,
располагающие знанием, несем добро людям не из нашего круга. Однако притворяться, что мы не
обладаем знанием и навыками, — просто абсурд; это противоречит тому обстоятельству, что мы
имеем опыт и мудрость, которые вносим в терапию, они получены нами в процессе тщательной,
иногда весьма нелегкой работы.
Примером может служить позиция Брайана, который часто говорит клиентам, что за последние 25
лет он стал неплохим экспертом в том, что в интерперсональных связях, связях между людьми,
не дает эффекта, особенно когда это касается определенных схем, связей. Обычно он добавляет
еще, что у него значительно меньше жестких советов по поводу того, что дает хорошие
результаты. Он, однако, признается, что иногда у него появляются неплохие идеи о том, что могло
бы подействовать, часть этих идей он взял у бывших клиентов, часть придумал сам и с
удовольствием ими поделится (Кейд, 1992).
Нейтральность
Проблема нейтральности часто поднималась в последние годы, вызывая много противоречивых
мнений. Нейтральность терапевта, по нашему мнению, есть необходимость, которая имеет свои
основы в прагматическом требовании быть терапевтичным в работе с семьями. Потеря
нейтральности обычно ставит терапевта в очень неудобную позицию, делающую помощь
невозможной.
Понятие нейтральной позиции терапевта означает, что он отбросил личное мнение об
определенных людях, поведениях, системах ценностей и событий. Наше знание о нейтральной
позиции выросло из поражений, поскольку мы позволили себе пристрастность, веря, например, в
то, что одна из сторон требует п©ддержки, или считая, что мы производим терапевтическую
провокацию с целью вернуть старый способ равновесия системы.
Некоторые принимают нейтральность в терапии как позицию, равнозначную отказу от эмоций.
Мы видели терапевтов, имеющих выражение лица как у Бастера Китона, которые разговаривали с
родителями. Мы считаем, что можно сохранять нейтральность, занимая позицию между полным
рав-
94
Б.Кейд. В.О'Кэнлон
нодушием, нейтральностью и аффирмацией и даже дружеским теплом, охватывающим проблемы
обеих сторон. Важно, чтобы в терапии ни одна из сторон не воспринималась иначе, для того чтобы
не создавать союзы явные или скрытые, одних против других. Терапевтическая нейтральность
может означать «необъединение ни с одной стороной или со всеми сразу».
Нейтральность по отношению к эффектам, по нашему мнению, есть прагматическая позиция,
которую в некоторых ситуациях необходимо принять, хотя необязательно она должна выражать
отсутствие интереса к решению проблемы или отсутствие чувствительности к широким
социополити-ческим вопросам. Часто, когда терапевт слишком сильно идентифицируется с
аргументацией перемен, несмотря на то, выражает он это прямо или скрыто, он сам становится в
этом случае в некотором смысле «клиентом-покупателем» определенного изменения семьи или
одного из ее членов. Терапевт в этом случае охватывает все аргументы «за», оставляя членам
семьи лишь аргументы «против» , вместе с сопутствующими им эмоциональными окрасками. Эти
«за» и «против», представления терапевта о том, как должно быть, абсолютно теряют смысл, если
стремление к цели разоружает клиентов, укрепляя их сопротивление или старые позиции. Кирни,
Бирни и Мак Карти, анализируя семейную терапию, где имело место злоупотребление, говорят о
«колонизации потенциала» систем мой профессиональной общественной помощи, занимающейся
проблемами семей из бедной среды или самых низов общества. Они показывают, что подобные
семьи становятся странными жертвами бесконечных крестовых походов, нападений и от-
95
ступлений, а под лозунгами о милосердии кроются попытки контроля или предложение лечения.
Колонизированные, опутанные санкциями колонизаторов, они находятся в амбивалентном
партнерстве, колеблясь между бунтом и покорностью» (Кирни и другие, 1989). Процесс
колонизации мы рассмотрим подробнее при описании парадоксальных техник.
Мы предпочитаем придерживаться категории «гость-жалобщик-клиент», описанной в
предыдущей главе, нежели широко понимаемого понятия нейтральности. Мы считаем, что,
постоянно держа в поле внимания вопрос: «Кто является клиентом, и что ему нужно?», можно
избежать некоторых союзов, излишнего энтузиазма или догматизма о том, какими должны быть
другие люди и, что важнее, форсирования собственных убеждений. В ситуации, когда человек
имеет мотивации к переменам некоторых аспектов своей жизни, мы с радостью принимаемся
рукоплескать в ответ на любую попытку иного, отличного от обычного поведения.
В частной практике нам редко приходится выступать в роли общественного контролера. Однако,
наверняка, если бы нам пришлось взять на себя эту роль, мы бы уже не действовали как терапевты
(даже если бы это были люди, требующие терапии, и это были бы проблемы жизненно важные,
например, касающиеся ребенка или матери, или человека, которого можно уберечь от
определенного поступка, о котором ему пришлось бы позже жалеть). Мы должны весьма
тщательно разделять эти два вопроса. Если мы действуем во имя общественного контроля, в этом
случае терапевт или власть, которую он представляет, являются клиентами. Наш опыт показывает,
что люди меняются только
96
с помощью такого пути, который они сами выберут, когда выступают в роли клиента. Если нам
приходится взять на себя роль клиента, особенно когда в нашем распоряжении имеются
определенные санкции, в этом случае мы стремимся выработать послушность (в определенных
случаях это может быть единственно верное поведение, однако мы не должны путать его с
терапией). Это не означает, что нельзя исполнять роль общественного контролера
терапевтическим образом (Викленд и Джордан, 1990).
Мнения, задания, уговоры
Во время краткосрочной терапии мы часто просим людей поэкспериментировать с новыми
вариантами поведения или играть новыми способами, воспринимая свою ситуацию, что часто
означает для них радикальный отход от своих привычек в поведении и законов, давно признанных
очевидными, представляющими здравый смысл. Сила основ, убеждений, ценностей будет
составлять важный фактор готовности попробовать нечто иное. Рокич разработал трехуровневую
качель убеждений, начиная с самых простых, глубоко укоренившихся (уровень 1), через
убеждения, связанные с авторитетами, к которым мы прислушиваемся и которых уважаем
(уровень 2), и до периферийных (уровень 3). Чем сильнее данное поведение укоренено в уровне 1,
тем с большей силой и интенсивностью оно удерживается, и тем труднее на него повлиять (1968).
Эту главу мы намереваемся посвятить представлению взглядов, происходящих из изучения
искусства убеждения, которое мы считаем важным в работе терапевта.
97
Абсолютно верно то, что люди с большим желанием сотрудничают и пытаются проводить в жизнь
новые типы поведения, если их оценили, в том случае, когда их убеждения, чувства понимаются и
уважаются. А люди, которые чувствуют себя непонятыми, особенно, когда переживают сильные
стрессы, в значительно меньшей степени способны воспринимать уговоры, вне зависимости от
того, каким важным кажется содержание беседы (Нун-нали и Бобрен, 1959).
Расстроенной женщине, которую только что бросил муж, группа озабоченных социальных
работников советовала немедленно связаться с начальником отдела общественного страхования.
Женщина сидела в комнате, всхлипывая, и была неспособна предпринять какие-либо действия. И
только когда один из работников проявил полное понимание ее состояния, чувства страха, злости,
отчаяния и сказал, чтобы она не спешила, женщина почти сразу попросила номер телефона отдела
общественного страхования и телефонную книжку, чтобы найти номер адвоката. Поэтому,
повторим еще раз, важно, что мы должны не только слушать клиента, но давать ему также
почувствовать, что мы слышим его слова и стараемся понять его историю и его чувства.
Люди легче подчиняются просьбе или мнению, которые соответствуют их чувствам, опыту,
желаниям. Одна молодая женщина пришла за помощью, поскольку вгоняла себя в болезнь
чрезмерным беспокойством о результатах экзаменов и подготовкой к ним. Перед этим ее
пришлось выносить с пробного экзамена, где ее рвало от страха и слабости. Она знала, что
вложила достаточно сил, чтобы сдать экзамен «шутя», но не могла рассла-
98
биться. Ей посоветовали каждый день кидать монету. Если выпадет «решка», то в этот день
учиться нельзя. Она должна была пойти на пляж или в другое подобное место, но нельзя было
брать с собой учебников. Когда выпадал «орел», можно было учиться, сколько ей хотелось. Ей
удалось уменьшить темп. Она сдала экзамены с лучшими оценками. Этот совет принес плоды
потому, что, как мы считаем, полностью соответствовал желаниям этой молодой женщины —
уменьшить интенсивность обучения. Если бы она ждала помощи по вопросу, как справиться со
страхом, чтобы работать еще больше, этот совет ничем бы ей не помог, несмотря на то, что был
лучшим для нее вариантом.
Люди с ригидными, догматическими убеждениями, проявляют тенденцию отбрасывать идеи,
несоответствующие взглядам авторитетов, которые составляют источник их убеждений.
Если мы хотим убедить очень догматичную личность в чем-либо, необходимо помнить, что этот
человек необязательно хочет услышать логическое убеждение, подкрепленное фактами, или новые
идеи. На такого человека можно повлиять, приводя в пример личности, которые являются для него
авторитетами и традиционными ценностями. Необходимо постоянно помнить, что у него жесткая
система убеждений (Беттинхаус и Коди, 1987). Один бывший военный признался, что является
человеком с крайне традиционными убеждениями, например, он считал, что женщины еще не
заслужили право голосовать. По его мнению, жизнь семьи должна опираться на дисциплину, что
поведение его жены разрушает его авторитет, в связи с тем, что дети дичают. Было ясно, что он
пришел к
99
терапевту только для того, чтобы доказать жене, что от врачей нет никакого толка. Его спросили,
представляется ли он себе генералом первой мировой войны или, скорее, второй мировой войны.
Он попросил объяснить. Ему объяснили, что эта первая личность не многому научилась на опыте
четырех лет войны, ее не интересовала мораль и дух армии, спасение человеческих жизней. Под
конец войны он вел себя также неэффективно, как в ее начале. Однако второй персонаж учился
быстро, уделяя много времени настроениям среди солдат и возможностям ограничить потери
людей, адаптируясь к новым меняющимся условиям. Подумав, клиент кивнул головой: «Думаю,
что я стал похож на первого генерала».
Конечно, если бы этому человеку просто указали на ошибки в его образе мыслей, он не пожелал
бы измениться. Когда же ему описали два различных стиля управления армией, это дало ему
возможность изучить в рамках конструктов, ему понятных, способ приблизиться к руководящему
стилю генерала второй мировой войны.
Миллер замечает: «С точки зрения прагматизма речь, имеющая целью формирование и
объяснение реакций, может быть более успешна, чем коммуникация, ориентированная на
проходящие образцы поведения» (1980).
К терапевту пришла супружеская пара, прося помощи врача в том, чтобы не допустить брак их 26-
летнего сына с разведенной женщиной. Муж был сторонником традиционных христианских
ценностей и был вне себя от поведения сына. Терапевт признал, что Бог дал им тяжелую задачу,
напомнив при этом историю блудного сына. Он подчеркнул, что в этой истории отец был, по-
wo
видимому, весьма сильной веры, поскольку, позволив сыну спустить все, что он унаследовал,
учась на собственных ошибках, а в конце принял его назад, прощая. Не было сделано никаких
попыток связать смысл сказанного с попыткой изменения поведения. Однако на следующей
сессии оказалось, что глубоко взволнованный этой библейской историей, отец заново перечитал
ее, после чего вместе с женой пошел на встречу с этой разведенной женщиной, которая оказалась
очень хорошей (Кейд, 1980).
В описанном выше случае благодаря истории из Библии мужчина спонтанно открыл для себя
новую позицию, которая, будучи согласной с его убеждениями, была глубоко укоренена в системе
его ценностей. Если просто пытаться убедить его изменить позицию, прямолинейно указывая на
мораль, которую необходимо извлечь из этой истории, то, вероятнее всего, он еще крепче
ухватился бы за старую позицию.
Аргументы, к которым люди пришли самостоятельно, имеют намного более сильное значение,
чем те, которые предложены другими. Кажется, что чем больше самостоятельно разработанных
аргументов на тему некой позиции существует, тем больше правдоподобность ее длительного
существования. Люди также лучше помнят свои мысли и аргументы независимо от того,
соответствуют ли они их первоначальным взглядам. Перлофф и Брок пишут:
«...личности являются активными участниками процесса убеждения, пытаясь связать элементы
разговора с имеющейся информацией. Делая так, они могут включать сюда идеи, которые не
находятся в самом содержании
101
убеждения. Эти самостоятельные акты познания могут служить подтверждением позиции, за
которую ратует убеждение, или которую оно разрушает. Если коммуникация вызывает
подтверждающие реакции, позиции изменяются в направлении предпочтительного источника
коммуникации. Если коммуникация вызывает негативные реакции, изменения позиций в
желаемом направлении будут тормозиться» (1980).
Вывод из этого, как утверждают Перлофф и Брок, состоит в том, что, «когда человек уже начал
процесс изменения убеждений на данную тему, изменение будет более длительное, если
слушатели сами обдумают данную информацию, чем, если бы говорящий привел им свои
аргументы» (1980).
Автоконфронтации дают лучший эффект в случае с людьми, ценности которых изначально
соответствовали ценностям, содержащимся имплицитно или эксплицитно в убеждающей их речи
(Грубе, 1977). Если ценности клиента не соответствуют этому убеждению, конфронтация
значительно менее эффективна. Собственно, в ситуации, когда убеждение вызывает неприятные,
нежелаемые реакции, процесс изменения позиции и поведения блокируется, и наступает
формирование аргументов против этих убеждений (которые могут быть выражены открыто или
исподволь).
Мужчина, моряк на пенсии, определяемый профессионалами из разных сфер как суровая личность
с викторианскими взглядами на дисциплину, абсолютно ригидный без каких-либо мотиваций,
считал свою 14-летнюю дочь непослушной, бестолковой, отбивающейся от рук. Специалисты,
однако, определили его дочь как вполне нормальную, хотя
102
и выступающую против его жесткости в поведении. Усилия матери удержать мир в доме и ее
попытки защищать дочь приводили лишь к ухудшению ситуации. Существовало опасение, что
может дойти до актов насилия. Было признано, что отец не в состоянии понять, что ядро
проблемы составляет именно его поведение. Он сам определил психиатров и общественную
помощь как более чем бесполезные.
Появившись у краткосрочного терапевта, он сразу дал понять, что все его сотрудничество
ограничится присутствием на сессиях. Терапевт начал говорить о том, как тяжело воспитывать
детей в наше время. Многие традиционные ценности утеряны. Родители имеют право определить,
как должны вести себя дети дома, а молодежи необходим опыт родителей, даже если им кажется,
что он старомоден. Терапевт жаловался на утрату многих старых принципов и ценностей, утрату
самодисциплины, уважения к себе, обязательных в старое время. «Однако,— добавил он, —
хорошие родители наверняка станут более гибкими и смогут многого добиться путем переговоров,
по мере того как будут расти их дети». Такая неожиданная акцептация взглядов привела к тому,
что отец .девочки начал одобрительно кивать головой в знак согласия, включая реакцию и на
последнее предложение о гибкости. Он задумался и через некоторое время, нагнувшись, сказал:
«Я думаю, может быть, я тоже старомоден. Может, я слишком суров к ней, может, проблема в
этом».
Терапевт, осторожно комментируя это, сказал, что в настоящее время много родителей, которые,
кажется, не замечают, как ведут себя их дети. А детям приходится учиться хорошему поведению
по-
[краткосрочная психотерапия__________________/03
средством изучения дурного опыта. Отец снова кивнул головой и пару минут спустя с большим
ударением, подтвердил, что, вероятно, он был не прав.
«Ей же, в конце концов, всего 14 лет, она неплохая девочка. Времена изменились, и, боюсь, мне
придется к ним приспособиться».
Чем сильнее терапевт рекомендовал проявлять осторожность, тем более мужчина желал изменить
самого себя. Он согласился на следующую встречу, а ее результатом стало неожиданное
улучшение отношений с дочкой.
Наверняка вначале он ожидал, что терапевт займет позицию понимания по отношению к дочке, а
по отношению к нему лишь очередное выявление ошибок в воспитании. У него наверняка были
хорошо отработанные аргументы. Он часто сталкивался с попытками, иногда мягкими, а иногда
более решительными, убедить его принять позицию, несопоставимую с его жизненными
принципами.
Когда его убеждения признали, не потребовав их защищать, он быстро согласился на экспансию
позиции, принимающей взгляд, что хорошие родители должны быть более гибкими, когда их дети
подрастают.
Осторожность терапевта, отказ от обвинений в адрес отца подтолкнули клиента к тому, что он
смог сформулировать собственные аргументы в защиту большей гибкости и терпимости,
аргументы, которых он никогда бы не принял от других. Когда же он начал изменять свою
позицию, ему стало легче принимать советы не только от терапевта, но также от жены и дочки. Он
очень хотел чувствовать себя хорошим отцом и хотел, чтобы это смогли оценить другие.
104
Б.Ке ид, В.О'Хэ нлон
Как пишет Миллер, «успех в формировании реакции личности, которой адресовано убеждение,
зависит от связи этих реакций с существующими ценностями» (1980):
«Повторение убеждения могло на короткое время привести к принятию и сотрудничеству. Они,
однако, могут обратиться вспять в случае дальнейших повторов убеждения» (Качи-оппо и Петти,
1979). Исследования показывают также, что слишком частое позитивное подкрепление позиций и
поведения может иметь негативные последствия и тормозить влияние убеждающей коммуникации
(Мак Гвайер, 1964).
Вот пример: школьная учительница, участвовавшая в семинаре о поведенческой терапии, поняла,
что слишком сильно реагировала на непослушное поведение мальчика в своем классе и, таким
образом, могла укрепить его плохое поведение и образ себя, как «несносного» ребенка. Она
решила чаще его поддерживать и, насколько это возможно, не реагировать на его провокационное
поведение. Неожиданное улучшение поведения мальчика приятно ее удивило. Эта перемена,
однако, оказалась недолгой. Учительница обратилась с просьбой о консультации по поводу этого
случая. Ей посоветовали и далее стараться не провоцировать мальчика, но ограничить свои
действия в его поощрении. Поведение ученика опять изменилось, но в этот раз на длительное
время.
Человек, принимающий убеждение, содержащее рекомендацию небольшого изменения, готовится
к принятию больших изменений. Это известное явление.
Краткосрочная психотерапия_________________/05
Исследования также показали, что в большинстве случаев люди, которых просили произвести
некое грандиозное, даже абсурдное действие, настолько, чтобы оно сразу вызывало отказ, часто
после этого принимали меньшие просьбы, которые кажутся им более осмысленными. Без первой
просьбы, вторая была бы отброшена. Возможно, люди уступают тому, кто вроде тоже уступает.
Например, женщина с сильным страхом открытого пространства, напуганная предложением
терапевта пройтись вместе через город к торговому центру, с облегчением принимает
альтернативное предложение выйти выпить кофе в кафе поблизости. Это был ее первый выход из
дома за многие месяцы.
Иногда полезно пользоваться четко обоснованным мнением и воздержаться от выполнения некого
задания.
Обычно на этом этапе я предлагаю (здесь следует четко обоснованное мнение), однако в данной
ситуации я хочу, чтобы вы не пережили очередное фиаско.
Можно также создать иллюзию выбора одного из двух предложений, из которых каждое в
отдельности, вероятно, было бы встречено отказом. Мы создаем ситуацию, где отказ от одного из
них требует принятия другого. В случае женщины с агарофобией, о которой мы говорили, можно
было бы сформулировать следующий вопрос:
«Не хотели бы вы пройтись со мной к торговому центру и поделиться своими ощущениями, или
начать с короткой прогулки в кафе за углом?»
106
Превосходный анализ такого типа случаев дает работа Милтона Эриксона (Росси, 1980).
Важным элементом является также способ, каким люди реагируют на задания или пожелания.
Реализуют ли они их, модифицируют, восстают против них, игнорируют или забывают?
Терапевт должен принимать во внимание обратную информацию этого типа, чтобы запланировать
следующий шаг. Если, например, клиент реализует совет, дальнейшие рекомендации
противопоказаны. Если игнорирует или забывает — терапевт должен точно проанализировать
свою позицию. Возможно, он ошибочно оценил область изменений? Возможно, терапевт более
мотивирован к определенной перемене, чем клиент. Может быть, у клиента или семьи есть лучшая
идея, более им подходящая? Мы считаем, что, если не удается произвести или выполнить
определенное задание или привести к принятию мнения, это результат непонимания или
неверного расчета со стороны терапевта, а не сопротивления и нежелания клиента.
Глава 7
еныие того, что обычно
...Если мы изменим некий аспект системы, первым эффектом будет ряд других изменений,
которых мы не ожидали...
Вадингтон, 1.977
В реальной жизни, хотя некоторые проблемы могут существовать на стабильном уровне долгое
время, большинство трудностей обостряется и усугубляется, если их не решать или применить
неверное решение, особенно, если эти неверные решения используются с большим натиском.
Вацлавик и другие, 1974
Во-первых, существует только одно, разрешенное, имеющее смысл и логичное решение, а если
оно не принесло еще результатов, примени его с большей силой. Во-вторых, ни под каким видом
не сомневайся в принципе, который гласит, что существует только одно решение,
совершенствовать можно лишь способ его осуществления,
Вацлавик, 1983
Центр Краткосрочной Терапии в Пало-Альто разработал одну из важнейших в краткосрочной
терапии концепций, согласно которой в определенных условиях проблемы появляются и
удерживаются способом, которым определенные жизненные трудности, часто вполне
естественные, воспринимаются и трактуются (Вацлавик и другие, 1974; Вик-ленд и другие, 1974).
Мы приходим к различным
108
решениям, пользуясь логикой, традицией или «здравым смыслом», которые неэффективны или
даже обостряют ситуацию. И мы стараемся с помощью тех же самых решений справиться с
трудностями, которые только прогрессируют, и в связи с этим мы с новой силой беремся за те же
решения. Возникает замкнутый круг, а неверные решения лишь поддерживают существующие
проблемы, замыкая их в самоподдерживающуюся последовательность, которая начинает
восприниматься в виде проблемы. Викленд и другие комментируют:
«Считается, что, когда трудности начинают восприниматься как «проблема», длительность
существования этой проблемы и ее эскалация являются результатом замкнутого круга, чаще всего
сконцентрированного вокруг тех же самых способов поведения, которые по замыслу должны
были решать проблему» (1974).
Подобная ситуация может произойти в терапии, когда один и тот же, постоянно используемый
подход ведет к усилению проблемы и т.д. Терапевт иногда способен чересчур привязаться к
определенному диагнозу или подходу, особенно, если он эмоционально привязался к образу того,
как выглядит ситуация или как она должна выглядеть. Диагноз в этом случае может подвергнуться
такой ратификации, что, даже когда терапия не приносит никаких перемен, сам подход все еще
форсируется. Большинство терапевтов, когда терапия оказывается на мертвой точке, ведут себя в
соответствии с тем, чему их учили, то есть еще более тщательно присматриваются к клиенту и его
семье. Наш подход утверждает, что совершенно противоположная позиция столь же важна, если
даже не важнее. Когда наступает цейтнот, терапевту необходимо
Краткосрочная психотерапия _______________109
присмотреться к своим объяснительным категориям и своему подходу, который может быть
верным, но он может не работать в данном случае и таким образом стать частью проблемы.
Естественно, нелегко убедить людей отбросить старые способы и воспользоваться чем-то
совершенно новым. Не только потому, что старые решения предлагает им разум, логика, традиция
или здравый смысл, но также и потому, что они связаны с сильными эмоциями, вызванными
проблемой. Есть и такие решения, которые соответствовали другому времени и другим
обстоятельствам («так поступали мои родители со мной, и ничего плохого не случилось»). Чем
сильнее мы вовлекаемся интеллектуально и эмоционально в определенную позицию, тем труднее
ее отбросить. Наш опыт, однако, утверждает, что, если люди чувствуют, что их слушают
внимательно, проявляя уважение к их взглядам, это склоняет их, правда, зачастую с
осторожностью, к попытке отказаться от действий, не приносящих им пользы. Часто они сами
признаются, что в худшем случае лишь сэкономят время и силы, и сам этот факт может стать
началом чего-то нового (что действительно часто имеет место, становясь хорошим решением).
Кто, в конце концов, может знать, чем будет заполнена возникшая пустота?
Одна женщина просила терапевта помочь ей уговорить своего мужа бросить пить. Он был
юристом, и его практика начинала потихоньку разваливаться, поскольку после обеда он постоянно
бывал пьян. Жена обращала его внимание на количество алкоголя, которое он употребляет, на
опасность вождения автомобиля в подобном состоянии, на то, что страдает его практика и т.п.
Каждый день
110_________________________Б.Кейд, В.О'Хэнлон
она многократно звонила ему, проверяя его состояние. После обеда и вечерами принимала вместо
него звонки, чтобы скрыть от коллег и клиентов его состояние. Домой он обычно возвращался
поздно и впадал в ярость от любого напоминания о времени или о том, сколько он выпил. Жена
перестала принимать приглашения от друзей, стыдясь его поведения. Ей надоело извиняться за
поведение мужа.
Эту женщину спросили, имел ли влияние на ее мужа какой-либо из этих типов поведения.
Оказалось, что нет, а ситуация лишь ухудшилась.
Затем ей дали брошюру, которую Брайан часто предлагает клиентам для того, чтобы они сами
могли решить, какие из их действий не принесли плодов, несмотря на то, что были верными.
Подходы, которые обычно бесплодны
Ниже перечисленные действия, хотя и могут быть иногда успешными, в том случае, если
становятся повторяющейся схемой, не только не приносят успехов, но часто лишь ухудшают
обстановку.
Эти действия или позиции завершаются поражением не потому, что возможности неверно
используются или происходят от плохих намерений. Они не приносят пользы даже в том случае,
если вы старались из последних сил поступать в соответствии со своей логикой. Благодаря тому
самому принципу, по которому уроненный мяч всегда надает вниз, а не вверх, природа человека
не хочет и не может вступать в сотрудничество в результате следующих действий:
Краткосрочная психотерапия ________________Ш
А. Спонтанная речь
— высказывания (особенно, когда говорится «для твоей же собственной пользы»)
— советы
— ворчание
— колкости
— пожелания типа «почему бы тебе просто не попробовать»
— уговоры, просьбы, призывы, попытки обосновать свою позицию
— призывы к логике и здравому смыслу
— брошюры, вырезки из газет, стратегически разложенные или читаемые вслух
— молчаливые, полные страдания взгляды: «смотри какой (какая) я терпеливый (терпеливая)»,
или версия, более насыщенная злостью (и это часто самые «красноречивые» высказывания)
— постоянно повторяющиеся и болезненные наказания также не приносят результатов или даже
вызывают ухудшение.
Б. Выступление с позиции высших моральных ценностей, действия с чувством
превосходства, «железной» логики (обычно это мужская позиция) или морального
оскорбления, например:
«Если бы ты действительно меня любил...» «Ты наверняка знал, что, если...» «Почему ты не
можешь понять, что...» «Каждый, у кого есть хоть немного ума...» «После того, что я для тебя еде
л ал (а)...»
m
«Посмотри, какая я больная (угнетенная и т.п.), из-за этого...»
«Я тебя люблю и перестану злиться (молчать и т.п.), если ты сделаешь то, что я прошу...»
«Люблю тебя за то, что ты делаешь то, что я хочу, и буду тебя любить так долго, пока ты будешь
так поступать».
Собственно, каждое из вышеприведенных высказываний имеет ввиду, что говорящий обладает
правдой о том, как все должно быть и какими должны быть окружающие люди, или лучше знает
моральные ценности, которых недостает слушателю.
В. Самопожертвование
— постоянные действия во имя мира
— постоянно «говорить шепотом», чтобы не оскорбить других
— постоянно ставить чужую пользу выше своей
— постоянно оправдываться
— беречь других от последствий их поступков
— делать свою жизнь зависимой от чужих перемен
— постоянно пытаться удовлетворить кого-либо (всех)
Г. Сделай это сам
Когда один человек (посредством ниже описанных действий и позиций) пытается склонить
другого к изменению поведения, но требует, чтобы он сделал это сам.
из
«Ты должен хотеть, чтобы я была довольна...»
«Я хотел бы, чтобы ты была добрее ко мне, но приму это, только если это будет добровольно».
«Мне недостаточно, что ты помогаешь мне мыть посуду, я хочу, чтобы ты делал это с
удовольствием».
Если мы пытаемся влиять на определенного человека так, чтобы он стал более ответственным,
более отзывчивым, более разумным и рассудительным, сексуальным и т.д., то, несмотря на наши
намерения, мы требуем, чтобы он подчинился нашему представлению о том, каким он должен
быть. Это удается редко, если вообще удается. В лучшем случае мы получим послушную
личность, однако чаще это будет растущая неспособность проявить ожидаемые качества, злость,
бунт, разрыв контакта, поражение. Похоже на то, что большинство людей не хотят слушаться.
Выводы, которые были сделаны клиенткой по прочтении предложенной ей брошюры, были
детально с ней оговорены. Она признала, что продолжать старые действия бесполезно, и она
готова попробовать нечто новое. Она решила прекратить звонить мужу на работу и не принимать
звонки вместо него. Она решила также не обращаться к теме спиртного и опасности вождения в
пьяном виде и игнорировать атаки злости мужа, не успокаивая его. Она приняла решение посетить
знакомых, и предоставить мужу возможность самому бороться с последствиями чрезмерного
употребления алкоголя. Она должна была изменить поведение, не предупреждая об этом (с нашей
точки зрения, лучше не придавать гласности то, что вот мы
114
Б.Кейд, В.О'Хэнлпы
вводим новые правила в наш союз, а просто начать себя вести, как если бы они уже
существовали). Клиентка также осознала, что будет так поступать не для того, чтобы дать
большую свободу мужу или чтобы эффективнее им манипулировать, а для того, чтобы иметь,
наконец, возможность заняться собой и оставить мужу ответственность за состояние своего
здоровья. Она знала, что ей будет нелегко разрушить старые навыки сверхответственности.
На следующей сессии она рассказала, что муж начал добровольно возвращаться домой раньше. Он
стал к ней добрее и сам звонил домой, предупреждая, что задержится. После очередного приступа
ярости, муж впервые извинился перед ней. Тенденция впадать в бешенство решительно стала
уменьшаться. Через несколько недель он признался ей, что, вероятно, много пьет, и это плохо
влияет на его практику. Клиентке с успехом удалось избежать искушения перевести разговор на
моральные ценности (к примеру, «Именно это я и стараюсь тебе сказать»). Она сказала:
«Я вижу, тебя это беспокоит, ты наверняка найдешь способ справиться с этим. Если хочешь,
чтобы я тебе в чем-либо помогла, скажи».
Она поняла, что если бы она предложила чрезмерную помощь, например, посетить терапевта,
муж, вероятно, стал бы сопротивляться ей, а не своей проблеме с алкоголем. Однако некоторое
время спустя он сам нашел себе подходящего терапевта.
Конечно, названные в брошюре действия все мы используем в терапии и личной жизни. Мы
посто-
янно ловим себя на том, что создаем для наших клиентов и их семей непробиваемые логические
доводы о бесполезности логических доводов и нравоучений. Трудно избежать этого, а в
некоторых случаях (например, там, где мы принимаем на себя ответственность, особенно
сталкиваясь с насилием в семье или сексуальным злоупотреблением, связанным с детьми) это
просто невозможно.
Однако мы считаем, что наши действия обычно безуспешны.
Если мы воспримем проблему как результат использования неадекватных решений, важным
вопросом станет вина и ответственность. В описанном выше случае, терапевт занял возможно
более далекую позицию от того, чтобы пытаться объяснить клиентке, что ее безуспешные
требования стали поводом к алкоголизму мужа. Нужно всегда быть очень осторожным, чтобы
избежать подобного рода намеков (необходимо помнить, что информация, которую мы хотим
передать, не всегда совпадает с той, которую клиент принимает).
Существует взгляд, что интеракционное выяснение проблемы основывается на том, что,
например, жена, поскольку она является частью отношений, должна разделять ответственность за
акт насилия мужа относительно нее. Мак Грегор дает следующий комментарий:
«Если мы закладываем в работу понятие ком-плементарности и концентрируемся на
психологическом опыте мужчины и женщины, то насилие становится имплицитным вопросом
отношений. Обе стороны просят описать, что происходит «между ними и вокруг них», когда дело
доходит до насилия; жертва становится частью акта насилия. Концентрируясь на
116
«ворчании» женщины, мы рискуем, что имплицитно понизим насилие до уровня нервирующего
поведения и уравняем женскую провокацию (или ворчание) с насилием мужчины» (1990).
Тот факт, что, если бы в определенной ситуации женщина не ворчала, то муж не ударил бы ее, не
означает, по нашему мнению, что она ответственна за это. Мы, однако, считаем, что женщине
необходимо помочь понять, что ее ворчание — это бесполезный метод, и он не помогает ей в
получении того, что она хочет (независимо от того, как важны причины ее гнева), и следует
попытаться склонить ее отказаться от подобных действий и испытать новые.
Тот факт, что благодаря этому ее будут реже бить, будет для нас позитивным результатом, хотя,
без сомнения, не решит общую проблему, которой является ее жизнь с мужчиной, склонным к
насилию.
Если кто-то из нас рассказал анекдот, рассмешив другого человека, наверняка мы приняли участие
в возникновении этого смеха, но мы ни в коем случае не несем ответственности за то, имеет ли
этот человек чувство юмора или нет.
Ниже мы приводим конкретный пример мотивации к ограничению старых типов поведения, как
способу решения потенциально серьезных недоразумений между подрастающей девочкой и ее
родителями. Этот подход не основывается на принципе, что родители несут ответственность за
поведение дочери.
117
Свобода для кого?
Родители привели Мелиссу по совету школьного учителя. В то время, как эта симпатичная 14-
летняя девушка сидела с понурым выражением лица, родители описывали ее поведение в школе и
дома в течение прошлого года. Последняя история произошла, когда она не вернулась на ночь
домой. Оказалось, это было не в первый раз. Она часто возвращалась очень поздно, бывала в
ночных клубах, пила и, как подозревали родители, курила марихуану. В течение последних
месяцев ее оценки в школе сильно ухудшились.
В то время когда мать, Лиэнн, описывала провокации Мелиссы, отец, Рон, выглядел растерянно и
подавленно. Время от времени он пытался заговаривать с Мелиссой, спрашивая ее, что ей надо.
Она отвечала: «Хочу свободы». Рон утверждал, что у нее достаточно свободы, а то, что она хочет,
означает право делать абсолютно все, что взбредет ей в голову.
Мелисса: Совсем нет.
Рон: Нет, именно так.
Мелисса: Нет.
Рон: А эти твои подружки полночи шатаются по улицам и делают, что им в голову придет.
Мелисса: Неправда.
Рон: Правда. Я знаю.
Мелисса: Неправда.
Рон: А ты хочешь, чтобы тебе разрешили делать то же самое.
7/8
Б.Кейд, В.О'Хэнлг^.
Мелисса: Нет.
Рон: Ну так чего ты хочешь?
Мелисса: Хочу больше свободы.
В этот момент Рон признал свое поражение. Повернувшись к терапевту, он произнес: «Вот видите:
она просто не хочет быть членом нашей семьи».
Мелисса ответила: «Хочу».
Лиэнн рассказывала о том, как тяжело заставить Мелиссу делать уроки, о том, что она перестала
помогать дома, что плохо стала относиться к младшим сестрам и, что хуже всего для родителей,
не возвращается домой сразу после школы. («Наверное, эту просьбу можно было бы исполнить,
правда?»)
С группой друзей она часами шатались по автобусному вокзалу или по пляжу.
Хуже всего было воспринято последнее ее нарушение, состоящее в том, что она позвонила в 8
часов вечера домой, куда не вернулась из школы, а мать, злясь на нее, сказала: «Или ты
возвращаешься в 8 часов 30 минут, или не возвращайся вообще». Мелисса вернулась на
следующий день в 12 часов.
Когда мы имеем дело с такого типа симметричной эскалацией, полезно вначале провести короткое
семейное интервью, во время которого можно выработать определенный взгляд на то, как
сотрудничают друг с другом члены семьи. А далее разделить стороны и поговорить сначала с
подростком, потом с родителями. Обе стороны информируются, что такие сессии носят
доверительный характер и что терапевт не будет передавать никому никакой информации. Это
дает терапевту возможность войти в полную коалицию с двумя сторонами с целью
Краткосрочная психотерапия_________________Щ
помочь им как можно более эффективно побороть трудности совместных разговоров. С этого
момента общие сессии проводятся редко. Родственники, если они не являются
непосредственными участниками проблемы, обычно уже не принимают участия в сессиях.
Исключение составляет ребенок, создающий проблему.
Таким образом, значительно легче подойти к способам, которыми каждая из сторон безуспешно
пытается решить конфликт. Чем сильнее, родители пытаются контролировать, помогать, охранять,
направлять подростка, тем резче проявления его бунта. Чем больше подросток старается получить
свободы, избегая претензий родителей, тем более углубляется сомнение и страх родителей.
Мелисса в отсутствии родителей стала несколько коммуникативнее. Она жаловалась, что
родители относятся к ней, как если бы ей было 11 лет. Мать все время напоминает ей, когда
переодеться, когда принять душ, напоминает, что необходимо возвращаться домой из школы,
вмешивается в обустройство ее комнаты. «Говорят, что хотят мне доверять, но не дают мне
возможности доказать, что мне можно доверять».
Когда терапевт спросил ее: «Если бы ты была на моем месте, чтобы ты посоветовала своим
родителям?» — (большинство подростков имеют на эту тему отличные и верные идеи), она
ответила, что посоветовала бы им больше доверять ей, что она сама сможет сделать верный выбор.
Она призналась, что если бы они перестали безостановочно вмешиваться в ее жизнь, она была бы
склонна к большему сотрудничеству с ними.
Терапевт сказал, что сделает все возможное, однако, обещать ничего не может. Он также доба-
120
Б.Кейд. В.О'Хэнп
вил, что из-за растущей в округе наркомании и проституции ему будет тяжело убедить родителей
перестать ей докучать. Она согласилась, что опасность действительно реальна, и что когда ей
приходится вечером бывать вне дома, она боится, что будет избита или изнасилована. Однако
уверенность, что родители злятся, ожидая ее возвращения, придавала ей сил и приглушала страх.
Родителей попросили как можно точнее описать способы, которыми они пытались побороть
трудности, создаваемые Мелиссой. Они пользовались большинством способов, доступных
родителям и наказывали ее (иногда в присутствии друзей), не выпускали из дома, спорили,
призывали, угрожали и т.д. Недавно Лиэнн сидела 2 часа у кровати Мелиссы, умоляя ее сказать,
чего она хочет, и почему поступает таким образом. Ни один из этих способов ничего не изменил.
Терапевт сказал, что Мелисса наверняка знает на память аргументы родителей и, вероятно,
прекрасно знает, что они могут сказать ей. Он объяснил, что у подростка есть способность
закрывать глаза и уши на всяческие аргументы. Он, однако, признался, что ее поздние
возвращения домой вызывают беспокойство, принимая во внимание места, где она бывает, и что,
конечно, ей придется научиться большей ответственности. А пока старые способы себя не
оправдывают. «Да, мы это понимаем, — сказал Рон. — Но мы не в состоянии так просто
разрешить делать ей все, что попало».
Терапевт выразил понимание их трудностей, но добавил, что несмотря на все их старания
изменить дочь, она и так делала то, что хотела. Он спросил, есть ли у них надежда добиться
изменений с помощью этих своих методов. Оба родителя признали, что это малоправдоподобно.
121
«Так значит, у вас в принципе нет гарантии, и что бы вы ни делали, разве что прикуете ее цепью,
она все равно на следующей неделе может не ночевать дома».
Они опять признались, что такой гарантии у них нет. На этом этапе встречи казалось, что
родители понимают, что их беспокойство разделяется терапевтом, и что прошлые действия не
принесут успеха, несмотря на их логику.
Им посоветовали на следующей неделе полностью изменить тактику по отношению к дочери.
Поскольку до этого все вращалось вокруг нее, терапевт решил, что это нужно прервать. С ней
ничего не случится, если неожиданно все изменить, так чтобы она не могла предвидеть их
следующий шаг. Таким образом, родители смогут посмотреть, как она поведет себя в ситуации,
когда ответственность будет полностью лежать на ней. Они должны были не комментировать
время ее возвращения домой, того, где она была, не говорить ей также о том, что ей надо
переодеться, убрать в комнате, выучить уроки и т.д.
Они должны были делать это спокойно, при полном отсутствии реакции, не посылая полное боли
сообщение: «Смотри, как мы тебя игнорируем», — что говорило бы о том, что ее поведение все
еще остается в центре внимания. Родители должны были обходиться с ней, насколько это
возможно, тепло и мило. Необходимо помнить, что они должны были игнорировать ее поведение,
а не ее. Если бы она пришла домой на рассвете, родители должны были бы спросить, хорошо ли
она провела время, предложив чашечку кофе. Терапевт признался, что не может точно знать, как
девочка отреагирует, и что с ней может в это время случиться. Он,
122
однако, выразил уверенность, что продолжение старой линии поведения только заострит
проблему. Родители полностью с ним согласились.
На следующей неделе терапевт вначале встретился с Мелиссой. Родители девочки доверяли ей
гораздо больше, наконец, «с нее слезли». Она сказала, что не было никаких инцидентов за неделю,
и она счастлива оттого, что родители стали более гибкими в отношении времени ее прихода
домой. Она ни разу не опоздала больше, чем на полчаса от установленного времени. (Раньше
скандал возникал из-за 10-ти минут). Мелисса сказала, что не старалась изменить свое поведение,
просто дома стало намного спокойнее.
Лиэнн назвала изменение поведения Мелиссы «драматичным», Рон определил его как
«значительное».
«Иногда нам приходилось закусить губу и молчать, особенно, когда она опоздала в первый раз».
Терапевт поздравил их, ведь, если произошли такие перемены, это означает, что им пришлось
сильно поработать. («Я знал, что задание не будет легким»).
Рон выразил обеспокоенность, будут ли эти перемены длительными. Их предупредили, что
подростки всегда найдут способ впутать родителей в неразрешимые проблемы, а себя чувствовать
жертвой недоразумения. Был сделан акцент на сотрудничество, чтобы избежать такого рода
ловушек. («Пришло время для разнообразия немного заняться собой»).
Другие также заметили изменения в Мелиссе, то, например, что она стала выглядеть более
довольной и менее агрессивной.
Следующая встреча должна была произойти через 3 недели, но была отменена из-за плохого
самочувствия Лиэнн.
Поскольку в остальном все шло хорошо, они должны были связаться с терапевтом только в случае
необходимости.
Через два года проверочный звонок подтвердил, что хотя много чего произошло, того, что Лиэнн
назвала «типичными выбрыками подростков», ситуация оставалась хорошей, а старые трудности
не вернулись.
«Сейчас мы научились, когда нужно стоять на своем, а когда избегать бесплодной борьбы за то,
над чем мы и так не имеем контроля, и за что Мелисса сама должна нести ответственность. Когда
мы перестали так сильно о ней заботиться и ссориться из-за нее, отношения между нами
существенно улучшились».
Глава 8
Исключения, решения и ориентация на будущее
«Память не охватывает сознания, а лишь сказочку о себе, в которую мы верим. Ее можно
изменить. Мы постоянно делаем это. Замечая то, что делаем, мы создаем подходящую сказочку
и верим в нее, думая, что понимаем самих себя»-.
Орсон Скотт Кард, 1987
«Переоценка прошлых поступков и удивление, сопутствующее актуальным поступкам, дают
человеку неопределенное будущее».
Штраусе, 1977
«В последние годы на почве психотерапии появилась новая философия оценки человеческих
проблем. Она основана на открытости и сотрудничестве относительно того, что позитивно^
— силе, прогрессу, конструктивным решениям. Использование этой философии не
ограничивается психотерапией, она используется во всех областях, связанных с оказанием
помощи».
Терапевты краткосрочной ориентации исходят из принципа, что люди всегда имеют такие области
собственной компетенции, к которым можно обратиться, чтобы преодолеть проблемы.
Считается, что даже в области, актуально определяемой как «проблемная», существуют периоды
меньшего напряжения. Однако часто не принимаются во внимание различия в способностях
справ-
Краткосрочная психотерапия__________________£25
ляться с проблемами, забывать о них, в обличий поражения, беспомощности, неспособности
поверить, что проблему вообще можно решить, модифицировать или хотя бы немного уменьшить.
В данной главе мы рассмотрим некоторые из направлений и техник, объединенных общим
названием «сфокусированных на решении» (де Шазе, 1985, 1988, 1991; де Шазе и другие, 1986;
Фурман и Ахола, 1992; Вальтер и Пеллер, 1992) или «ориентированных на решение» (О'Хэнлон и
Вайнер-Девис, 1989).
Мы считаем, что одним из наиболее интересных течений краткосрочной терапии последней
декады являются работы Стива де Шазе и его группы Центра Краткосрочной Семейной Терапии в
Милуоки. В то время как большинство теоретиков работало над созданием фундаментальных
теоретических основ, часто базирующихся на работах антропологов, физиков и биологов, де Шазе
и его группа работали над ясным и точным описанием и определением существа эффективной
терапии.
В 1984 году де Шазе и Молнар описали четыре типа вмешательств, которые систематически
используются ими в терапии. Они также ввели, теперь повсеместно используемое, так называемое
задание первой сессии, которое дается клиенту, семье, парам вне зависимости от проблемы, с
которой они пришли.
«Я хочу, чтобы вы до следующей нашей встречи определили, что в вашей жизни (браке, семье),
является настолько хорошим, что вы хотели бы это оставить» (1984).
Они пришли к выводу, что в большинстве случаев само выполнение этого задания вызывает много
важных конкретных изменений.
126
«Поразительно часто (в пятидесяти из пятидесяти шести исследований) клиенты замечали
позитивные детали, которые хотели оставить, а многие (сорок пять из пятидесяти) приняли их за
нечто новое. Таким образом, задания направляют клиента на поиски решения; в связи с чем
происходят конкретные заметные изменения» (Де Шазе и другие, 1986).
Успешность интервенции этой формулы изучала группа Адамса; они пришли к выводу, что
задание первой сессии «создает в начальной стадии терапии эффективное вмешательство,
облегчающее сотрудничество семьи, придавая выразительность целям терапии и инициируя
конструктивные изменения» (1991).
Несмотря на то что эти исследователи декларируют, что их исследования не имели целью оценку
общей эффективности модели, «концентрации на решении», они выражают, однако, определенные
сомнения в задании первой сессии в роли сильно укрепляющего ожидания семьи относительно
эффекта терапии.
В работе «Ключи к решению в краткосрочной терапии» де Шазе (1985) представляет концепцию,
по которой решения не обязательно должны непосредственно объединяться с источником
проблемы. Выработан целый ряд формул вмешательства, с помощью которых можно начать
процесс поиска решений. Автор уверяет, что это можно сделать, даже не слишком много зная о
самой природе проблемы, которая решается. Он использует аналогию с отмычкой. С ее помощью
можно открыть бесконечное множество дверей, без необходимости искать единственный ключ к
данному замку ■
127
Вайнер-Девис (и другие) показывают, до какой степени значительные изменения достаточно часто
появляются еще перед первой встречей с терапевтом. Были поставлены следующие вопросы:
«Часто, в период между решением пойти ли на терапию первой сессии, люди начинают по-иному
смотреть на свои проблемы. Не заметили ли вы нечто подобное в своей ситуации?» (1987).
Молнар и де Щазе обработали целый список формул начальных вмешательств, применяемых как
дополнение к «заданию первой сессии»:
1. Он просит клиента, чтобы тот постарался увеличить количество удовлетворяющих его типов
поведения, отличающихся от проблемного.
2. Клиент получает задание: «Обратите внимание на то, что вы делаете, когда вам удается
справиться с искушением или импульсом к демонстрации симптома или поведения, связанного с
симптомом».
3. Клиент пытается предвидеть, сколько раз в период между сессиями поведет себя иначе чем
раньше по отношению к своим проблемам.
4. Клиент получает задание: «Я бы хотел, чтобы до следующей встречи вы сделали что-нибудь
другое, нежели обычно, и позже мне рассказали, что в связи с этим изменилось».
5. Клиент получает определенное задание (например, записывать определенные события,
связанные с периодами, в которых проблемное поведение уменьшается или исчезает).
128
6. Терапевт говорит: «Ситуация слишком сложна, неуловима и т.п. К следующей сессии
постарайтесь найти причины того, почему ситуация не стала хуже, чем раньше» (Молнар и де
Шазе, 1987).
Общим элементом всех вмешательств является концентрация на том, что эффективно или
начинает становиться таким, а не на изучении, выяснении и упорядочивании области патологии.
В следующей своей книге «Ключи нахождения решений в краткосрочной терапии» де Шазе
рассматривает основные принципы подхода, сфокусированного на решении, показывая значение
исключений, а также представляет технику «чудесного вопроса», где заинтересованных в
разрешении проблемы людей просят описать конкретные различия, которые смог бы увидеть
клиент и другие люди, если бы проблема вдруг чудесным образом исчезла (1988).
Исключения
Принципиальное значение в терапии, сфокусированной на решении, имеет принцип, что всегда
существуют поведение, мысль, чувства, интеракции, связанные с проблемой, отличающиеся от
того, что пациент обычно представляет.
Случаются ситуации, в которых трудный подросток бывает послушным, депрессивный человек
чувствует себя не таким угнетенным, как обычно, а скромный человек в состоянии войти в
контакт и т.п. Такого типа исключения связаны обычно с изменением в поведении, мышлении,
чувствах и интеракциях, происходящих в то же самое время. Де Шазе комментирует:
Краткосрочная психотерапия__________________/29
«Эти проблемы являются самоподкрепляющимися единицами и принимаются как нечто, что
происходит всегда, поэтому ситуации, в которых они не проявляются, воспринимаются клиентом,
как не важные, или он их просто не замечает и не анализирует. Собственно, ничто так сильно не
скрыто, но даже, если клиент замечает эти исключения, то он не воспринимает их как нечто
принципиально отличное». (1991). Вот случай человека, который, как он сам признал, был
чрезмерно заботлив по отношению к своему 21-летнему сыну. Многократно в течение дня он
звонил ему, чтобы убедиться все ли в порядке. Он решил выехать с женой в 2-недельный отпуск,
не оставляя ни адреса, ни номера телефона никому из трех своих уже взрослых детей.
Убежденный терапевтом, он принял решение весь этот период воздерживаться от звонков домой,
хотя и понимал, что это будет трудно осуществить. Через три недели, во время очередной сессии,
он признался, что эта попытка провалилась. На седьмой день отпуска он позвонил домой
«проверить, все ли в порядке». Он разговаривал со своим сыном, который, к его удивлению,
объснил, что вполне справляется (что впоследствии оказалось правдой) и что отец зря проверяет
его. Мужчина был весьма расстроен своим «поражением».
Терапевт спросил его: «Как вы оцениваете те 13 дней, когда вы не звонили ему? Наверняка это
было очень трудно, однако получилось». Когда он подумал об этом, что-то в его поведении начало
изменяться. Наконец он признался: «Мне сложно замечать и признавать собственные успехи. Я
ред-
S Психотерапия
130
ко это делаю. А этот отпуск был, конечно, достижением».
Этот подход помогает клиентам заметить и оценить то, что они делают, и что можно назвать
успехом на пути поиска решения проблемы. Конечно, для того чтобы склонить клиента
признаться в успехе, необходимо убедить его в том, что психотерапевт полностью понимает и
уважает опыт поражения, злости, подавленности и т.п.
До какой степени распознавание исключений будет служить источником дальнейших перемен,
непосредственно зависит от перемен, которые получают вследствие этих исключений клиент и его
семья. Часто легко представить исключения так, чтобы у клиента сложилось чувство, что их
защищают или что возникли сомнения в важности их проблем и страданий. В связи с этим важно,
чтобы терапевт не уделял много внимания признанию клиентом/семьей некого конкретного
случая, и не вдавался в дискуссию о его значении. Как это выразил Джон Викленд (личная беседа),
«никогда не спорь с клиентом». Часто лучше сохранить позицию удивленного скептика, чем
воинственного гордеца.
«Мы все еще продолжаем удивляться, как вам удалось избежать злости, этой ловушки, в которую
вы обычно попадаете? Вероятно, это было необычайно трудно? Большинство людей потеряло бы
контроль над собой в течение нескольких секунд».
«Да, я знаю, это может показаться мелочью, но ваша дочь — это огромное испытание даже для
святого. У вас нет нимба, поэтому вы вероятно, не святая. Но как вам вчера удалось удержаться,
чтобы ее не шлепнуть?»
131
«Из того, что вы мне говорили, думаю, что я на вашем месте был бы угнетен. Как вам удалось
избежать этого?» Часто очень помогает вопрос типа: «Как вам это удалось?» Такие вопросы не
только подчеркивают успех, но также помогают найти смысл, который можно связать с более
эффективным функционированием.
«У меня получилось, поскольку я знала, что муж в это время меня поддерживает».
Как мы уже отметили в 4 главе, клиенты чувствуют огромную поддержку со стороны терапевта,
если их трудности признаются утверждениями вроде: «Из того, что вы говорите о своей ситуации,
видно, что вам нелегко. Я удивлен, что несмотря на это вам все так хорошо удается».
Миллер комментирует:
«Спрашивая клиента, как ему удалось не допустить ухудшения ситуации, терапевт и клиент
получают возможность заново рассмотреть ситуацию, воспринимаемую как поражение в
категориях конструктивных решений, которые были обойдены вниманием» (Миллер, 1992).
В то время как клиент рассказывает о том, как он видит свои проблемы, терапевт может весьма
позитивно повлиять на процесс реконструкции негативных взглядов, не спеша, полностью понять
речь клиента.
Клиент: Я знаю, у меня есть проблемы. Я чересчур впечатлителен. Обычно я очень холоден. С
трудом нахожу новых друзей.
Терапевт: Из чего вы заключаете, что вы холодны?
Клиент: Ну, так мне кажется, я знаю об этом.
132
Терапевт: Вы говорили, что беспокоитесь о жене? Это не прозвучало холодно. Это не сходится.
Клиент: Ну да — как я могу быть холоден и впечатлителен одновременно...
Терапевт: Вот именно.
Де Шазе пишет:
«...терапевт может продемонстрировать творческое непонимание так, чтобы клиенту пришлось
выбрать лучшее, более подходящее значение слов. Таким образом, творческое непонимание
позволяет терапевту и его клиенту создать общую реальность, более полезную для клиента»
(1991).
В своей последней книге «Делая различие в работе» де Шазе приводит отличную иллюстрацию,
используя случай Инзу Кима Берга (1991). К нему обратилась женщина, определившая себя как
нимфоманку. Она не могла уснуть, если в течение дня ни разу не практиковала секс с мужем. Она
совершенно не могла понять важность исключений и не могла принять возможности научиться
воздерживаться от своих желаний в виде позитивного решения. Для нее это означало, что брак
был неудачным. Муж, который постепенно начинал чувствовать себя просто жеребцом, а не
любовником, дал следующую интерпретацию:
Муж: Для меня, во-первых, это проблема бессонницы.
Терапевт: Интересно. Может быть, мы рассматриваем эту проблему не с той стороны?
133
Жена: Можно ли лечить бессонницу?
Терапевт: Не знаю. До сих пор мы считали это сексуальным расстройством. Но похоже на то, что
это расстройство сна (1991).
Когда проблема была описана как бессонница, связанные с ней трудности были быстро решены.
Вопрос нимфомании больше не поднимался. Пациентка признала, что проблемы, как с сексом, так
и со сном, пропали, и все «пришло в норму».
Успех терапии, в данном случае, конечно, зависел от того, насколько новое альтернативное
определение имело смысл для пациентки. При описываемом подходе вопрос — какова была
«настоящая» природа проблемы — не имеет смысла.
В процессе переговоров о том, чего должна касаться терапия, любопытство и сомнение терапевта
привели бы к потенциально хлопотной проблеме нимфомании (женщина считала, что проблема
имела свои корни в детстве и что ей понадобится глубокая терапия), а далее к
переформулированию ее в более легкую проблему бессонницы. Каждая из этих накладывающихся
друг на друга проблем имела достаточно эмоциональный и поведенческий компонент для того,
чтобы стать областью отдельного вмешательства (а его правомочность решает пациент, а не
терапевт).
Волшебный вопрос
Волшебный вопрос является неоценимым методом, помогающим клиентам перенести центр
внимания с проблемы на потенциальную возможность ее решения.
134
«Предположим, что однажды ночью случилось чудо, и проблема, мучившая вас, исчезла. По
каким признакам вы бы узнали это? Что бы изменилось? Что бы заметила ваша супруга?» (де
Шазе, 1991).
Как продолжает далее де Шазе, «клиенты часто могут ответить на этот волшебный вопрос очень
точно и конкретно». Таким образом, можно быстро установить, как будет решен вопрос, тем
самым избежав сомнений клиента, связанных с этим. Эту идею он приписывает Милтону
Эриксону, который использовал гипнотическую технику псевдоориентации во времени.
«Эти концепции и используются для того, чтобы создать терапевтическую ситуацию, в которой
пациент будет реагировать психологически эффективно на цели терапии, так, как если бы он их
достиг. Это проводится с помощью техники гипноза, противоположной регрессии в период
детства, — техники, ориентированной в будущее. Пациент, таким образом, может выработать
отвлеченный, неинтегрирован-ный, объективный взгляд на то, что он сделал в данный момент, не
осознавая, что эти достижения являются выражением его надежд и стремлений» (Эриксон, 1954).
Клиентам (супружеские пары, семьи) предлагают представить себе настолько точно, насколько
это возможно, возникающие различия. Часто мы просим их представить, что конкретно можно
было бы увидеть, услышать, если бы кто-нибудь снял видеофильм об этом.
Очень важно, чтобы терапевт настоял на ясных и подробных описаниях.
Краткосрочная психотерапия_________________/35
Нам ни к чему туманные видения будущего, утопические мечты, как пишут О'Хэнлон и Вайнер-
Девис: «Кажется, что сам акт конструирования образа решения действует, как катализатор,
инициирующий решение» (1989).
Процесс сбора информации может занять много времени, и не нужно его ускорять.
Обычно намного легче описать других людей и то, как они должны себя вести. Таким образом,
будут сохранены высокие моральные устои: «Почему ты не обратишь внимание на то, что ты
делаешь не так?» Такая позиция не будет сильно отличаться от навыков интеракций, связанных с
их проблемой. Намного полезнее предложить им описать различия в их собственном поведении и
позициях, которые они видят в самих себе. Люди могут изменять только самих себя. Особенно
много дает исследование различий, которые замечают в них другие: супруг, дети, друзья, коллеги
по работе или абсолютно посторонние люди.
«Как ты будешь себя вести, чтобы люди могли увидеть тебя не таким угнетенным?» «Если бы вы
были в ресторане, и люди видели вас обоих, как бы они определили, что ваши отношения
нормализовались?»
Когда клиенты описывают различия в категориях, а также отсутствие определенных типов
поведения или эмоциональных состояний, необходимо их спросить, что они будут делать или
чувствовать взамен этого. Легче быть вовлеченным в ясно определенное, альтернативное
поведение, чем воздерживаться от неких действий, не зная, чем их заменить, особенно в случаях
устоявшихся навыков. Описание перемен в чувствах лучше всего перене-
136
сти на описание конкретного поведения, ясно указывающего на смену настроения.
Клиент: Я не собираюсь все время себя жалеть.
Терапевт: А чем вы будете заниматься?
Клиент: Я стану более счастливым.
Терапевт: Чем таким вы будете заниматься, из чего окружающие поймут, что вы счастливы?
Клиент: Я буду чаще улыбаться.
Терапевт: А что еще?
Клиент: Я возобновлю контакты со своими друзьями. С большинством из них я потерял контакт.
Терапевт: Какие изменения в вас бросятся им в глаза?
Клиент: Во-первых, они заметят, что я вошел с ними в контакт (смеется).
Терапевт: Что еще они заметят?
Клиент: Что мне снова хочется выходить из дома. Раньше я часто это делал. Со всеми друзьями.
Они, наверное, продолжают выходить. Мы часто бывали вместе на концертах.
Терапевт: Так вы бы хотите к этому вернуться?
Клиент: Да.
Терапевт: Что дадут вам эти перемены?
Клиент: Я снова обрету чувство, что моя жизнь имеет какой-то смысл.
Другим способом сконцентрировать внимание клиента на будущем является вопрос: «Если бы на
следующей неделе вы пришли сказать мне, что наступили значительные изменения к лучшему, то
чтобы это означало?» Или в работе с супружеской парой:
«Какие изменения произойдут у вас, о которых меня проинформирует ваша жена?» Еще одним
способом является вопрос: «Если бы я теперь вынул волшебную палочку и с ее помощью
ликвидировал ваши проблемы, чтобы произошло, чтобы изменилось?» (О'Хэнлон и Вайнер-Девис,
1989).
Важным фактором в изучении того, что изменится в будущем, является очень старательный
подбор слов терапевтом, слов утверждающих неотвратимость изменений. Лучше сказать: «Когда
наступят изменения», чем: «Если бы изменения наступили». Обращение: «Что еще изменится»,
лучше чем: «Что еще могло бы измениться». Мы спрашиваем: «Когда ситуация улучшится...», а
не: «Если ситуация улучшится...», «Когда вы будете менее напряжены», или: «Когда вы
перестанете слышать голоса...», вместо: «Если бы случилось — вы перестали слышать голоса...»
Когда удается получить ясную картину изменений, становится возможным найти способы
привлечь людей к новым образцам поведения и экспериментировать с ними.
Де Шазе описывает метод, состоящий в том, что супруги не информируют друг друга, выбирая
два дня в течение ближайшей недели, во время которых делают вид, будто чудо, о котором мы
говорили, случилось. Их задание — наблюдать ре-
138
акции супруга/супруги. Они также должны угадать, какие дни были выбраны, но ответить на это
они должны лишь на следующей сессии (де Шазе, 1991).
В этой ситуации поведение не рассматривается детально. Когда супруги или семья имеют
различные цели или терапевт не уверен в них — лучше не работать с конкретными деталями, а
говорить в общем «о проблемах, которые вас ко мне привели».
Если же у клиентов совпадающие цели, можно порекомендовать во время своего «дня, чудес»
потренировать конкретные шаблоны поведения.
Одна молодая женщина составила длинный список таких шаблонов, которые имели бы место
после «чуда». Ее попросили ежедневно бросать монету:
«Если выпадет решка, вы должны сделать, по крайней мере, две вещи из своего списка. Их может
быть и больше, но меня интересуют две. Когда орел — вам этого делать не нужно. В этот день вы
свободно решаете, как вам себя вести».
Необходимо помнить, что люди склонны реали-зовывать такие советы только тогда, когда виды
поведения, которые они желают испытать, соответствуют их собственному представлению,
какими они хотят стать, а не представлению терапевта или кого-нибудь другого. Также нужно
помнить, что если люди активно принимаются за что-то, то связь между этим действием и
стоящими за ними убеждениями и позициями возникает намного быстрее и является более
глубокой, чем в случае, когда об этом поведении лишь говорят. Этот вопрос обсуждал Кеслер
(1971).
139
Измерительные шкалы
Еще одним эффективным методом привлечения клиента к достижению и поиску цели является
шкала, которую можно использовать различными способами.
«Используя шкалу с делениями от нуля до десяти, где ноль означает самое плохое из возможных
положений вещей, а десять — состояние, когда актуальные проблемы полностью решены,
необходимо отметить, где вы находитесь сейчас». Как демонстрирует Ковальский и Краль:
«Шкала опирается на то, что изменение уже идет в определенном направлении. Поскольку шкала
прогрессивно растет, цифра 7 предполагает появление цифры 10, также как 5, 3 или 1. Шкала
предполагает движение (изменение) по одному из направлений, а не стагнацию. Таким образом,
ожидание изменений встроено в сам процесс задавания такого типа вопросов, поскольку
использование шкалы делает более заметными изменения в необходимом или в нежелательном
направлении. Возникает также определенный контроль со стороны клиента, являющегося
навигатором перемен, — задание, которым является постановка себе целей, выполняется. Полюса
и пространство между проблемами и целью уточняются и измеряются» (1989).
; Шкалы такого типа можно использовать в работе со многими аспектами жизни клиентов.
Собственно, нет такого опыта, который нельзя было бы рассмотреть через призму этого типа
вопросов.
140
«Шкалу можно использовать для того, чтобы установить самооценку клиента, его уверенность в
себе, вовлеченность в процесс изменений, готовность к работе над желаемыми изменениями,
иерархию важности проблем, надежды и множество других факторов, слишком абстрактных,
чтобы их конкретизировать» (Берг, 1991).
Если бы мы хотели отразить все способы использования этой техники, нам пришлось бы
посвятить этому целую главу. Ограничимся несколькими примерами, на основе которых читателю
предстоит сделать выводы или создать другие способы применения. В своих примерах мы будем
использовать шкалу от 0 до 10. Однако можно применять любую другую шкалу. Если нам
кажется, что есть необходимость в более точном определении (когда, например, оговариваются
небольшие, постоянно прогрессирующие изменения), можно воспользоваться шкалой от 0 до 100.
В работе с супружескими парами, особенно когда в игру вступает вопрос мотивации одного из них
или обоих, мы пользовались следующим вопросом, который являлся вступлением для дальнейшей
беседы и часто был полезен для ^юлее конструктивного взгляда на собственный брак.
«Если ноль означает: «Меня это нисколько не волнует», а десять: «Я полон энтузиазма», то где
каждый из вас отметил бы свое место?» Если оба оценивают свою мотивацию достаточно низко,
можно спросить, что бы произошло, если бы на следующей встрече оба единогласно сказали, что
произошел сдвиг вверх на один или два пункта. Также можно поступать, когда между
мотивациями супругов существует большой разрыв — в этом слу-
141
чае аналогичный вопрос нужно задать тому, у кого самая низкая оценка».
Существует также возможность определить, до какой степени люди допускают возможность
изменений.
«Если ноль означает, что до конца жизни будет продолжаться данное состояние, а десять — что
есть шансы в некоторый момент будущего победить свои трудности, где на этой шкале вы
поставите себя сегодня? Что вам пришлось бы сделать, чтобы продвинуться вверх на полпункта
или даже на целый пункт?»
Важно, чтобы терапевт, анализируя движения вверх по шкале, был реалистом и, скорее, был более
консервативен, чем слишком оптимистичен. Если клиент более оптимистичен, нежели терапевт,
его желательно склонить к тому, чтобы тот убедил терапевта в своей правоте. Если терапевт
излишне настаивает на переменах, так, что клиент чувствует на себе давление, он часто начинает
принимать позицию «да, но». Как мы уже отмечали, в некоторых ситуациях шкала 0 — 100 менее
угрожающа и дает возможность оценить более мелкие перемены. Зачастую использование шкалы
для оценки своего продвижения дает клиенту совершенно новую перспективу. Одна молодая
женщина во время четвертой терапевтической сессии высказала ряд негативных замечаний
относительно прогрессивных изменений в своей жизни, несмотря на многие «исключения», на
которые указывал терапевт (и которые, как было видно, были более значимы для него, а не для
нее). В середине сессии ее спросили:
«Если ноль символизировал бы ваше положение во время нашей первой встречи, а десять означает
завершение терапии, то где вы находитесь сейчас?»
142
Б. Кейд, Д.О'Хэнлок
Немного подумав, она сказала: «Между четырьмя и пятью». Терапевт: «Значит, вы дошли до
середины?» Клиентка: «Да».
Остальное время встречи было посвящено обсуждению конкретных событий и типов поведения,
связанных с прогрессом (терапевту пришлось притормозить свой ранний оптимизм и быть, более
сдержанным с клиенткой). Женщина стала по-иному, более позитивно, оценивать свою ситуацию.
«Если бы вы перед следующей сессией внезапно оказались на пятой позиции, то о каких бы
изменениях вы могли бы мне рассказать?»
Молодой мужчина, извиняющимся тоном сообщивший, что еле дошел до третьей позиции, был
удивлен и очень доволен, когда терапевт показал ему, что почти одну треть пути он уже прошел.
Шкала может успешно использоваться для работы с детьми. Конечно, кроме слов, мы можем
использовать и предметы. Можно рисовать схемы или попросить об этом детей. Существует
множество способов творчески представить их чувства, как, например:
«Если этот кубик означает ситуацию, в которой ты ужасно шумишь и ведешь себя в классе, как
пятилетний ребенок, а эта высокая башня из кубиков означает, что ты ведешь себя как положено
десятилетнему мальчику, то сколько кубиков ты используешь для того, чтобы показать мне, как
ты вел себя последнее время?»
«Этот маленький кружочек показывает, какой застенчивый ты был раньше, а этот большой
показывает, каким ты будешь храбрым. Теперь нарисуй мне кружок, который покажет, каким ты
был на этой неделе».
Ориентация на будущее
«Поскольку мир есть всего лишь выдумка, тебе было бы лучше поверить в длительную выдумку,
нежели в преходящую>>.
Святой Колумб, ирландский миссионер в Шотландии
Мы все живем в своем прошлом, настоящем и будущем. Как мы уже говорили, наше восприятие
чрезвычайно избирательно. Будущее существует в антиципации того, каким оно будет.
Традиционные терапевты знакомились с прошлым и настоящим, пытаясь произвести
определенные перемены (в этих областях с помощью процесса их повторной эксплуатации).
Новый захватывающий элемент данного подхода состоит в том, что будущее тоже открыто для
реэксплуатации. Фурман и Ахола так определили эту устремленность в будущее:
«Поскольку будущее связано с прошлым, люди с тяжелым прошлым часто без надежды смотрят в
будущее. Негативное видение будущего, в свою очередь, ухудшает современные проблемы,
бросая тень пессимизма как на прошлое, так и на настоящее. К счастью, это срабатывает, и,
наоборот, позитивный взгляд в будущее привлекает надежду, а надежда, в свою очередь, помогает
бороться против современных трудностей, заметить признаки возможных изменений и является
источником вдохновения для поиска решений» (1992).
Глава 9
Конструирование интервенций или изменение восприятия проблемы
Ничто не может само по себе быть плохим или хорошим, лишь наше мышление все делает
таким.
«Гамлет», Вильям Шекспир
Это Бейтсону мы приписываем введение термина «рамки ценностей» для демонстрации такой
организации интеракции, которая показывает, что в каждый данный момент определенные
события имеют большую вероятность произойти, так же как и определенные интерпретации
того, что происходит.
Койн, 1985
То, какими являются нам вещи, зависит от того, как мы на них смотрим.
Тибетская книга мертвых
Переформулирование означает, таким образом, изменение концептуального и/или
эмоционального контекста или точки зрения на данную конкретную ситуацию и размещение ее в
иных «рамках», подходящих к существующим «фактам» также хорошо или даже лучше, и
посредством этого полностью изменяя их значение.
Вацлавик и другие, 1974
В третьей главе, говоря о природе реальности, мы ввели важное различие между фактами и
значениями. ФАКТЫ, или СОБЫТИЯ, ограничены для
наблюдения и описания чувствами. ЗНАЧЕНИЯ — это интерпретации, касающиеся
материальных фактов.
Поведение и эмоции, которые являются поводом искать помощи у терапевта, — отражение не
«вещей и фактов», а значений, приписываемых им.
Люди без устали проводят различия, придавая смысл своему миру, строя иерархические
структуры, которые являются «рамками ценностей», конструктами, решающими, какой смысл
будет придан опыту, а в последующем также и то, какой будет реакция на этот опыт.
Эти ценностные рамки, по нашему мнению, являются главным предметом терапии, поскольку
изменения могут произойти только тогда, когда доступными станут различные значения, так,
чтобы очередные переживания вызывали различные реакции.
Как утверждает де Боно:
«Ценностные рамки — это контекст, созданный актуальной организацией информации. Эта
организация обозначает направление развития. Будучи субъектом ценностных рамок, личность не
в состоянии их покинуть. Однако иногда необходим «прыжок» наружу, и, если это удается,
ценностные рамки изменяются» (1971).
В принципе существуют два способа помощи для такого «прыжка» из рамок, которые
ограничивают перспективы личности, тем самым блокируя разрешение проблемной ситуации.
Если терапевт предлагает новую альтернативную систему ценностей или значения ситуации
(прямо или косвенно) — мы имеем дело с рефреймингом.
146
Пример: 17-летняя Лоррейн пришла к терапевту по совету своей матери. Это была симпатичная
молодая девушка с небольшим избыточным весом. Во время встречи она постоянно наклоняла
голову, вглядываясь в терапевта сквозь густые волосы. В течение нескольких последних месяцев
она впала в депрессию и замкнулась в себе, все больше боялась нового школьного семестра,
который должен был начаться на следующей неделе. Лоррейн сама хотела поговорить с кем-либо
о своих проблемах.
Терапевт: Что повлияло на то, что именно теперь вы пришли сюда?
Мать: Ну, она говорит... Ты скажешь, Лоррейн?
Лоррейн: Нет, ты объясни.
Мать: Она утверждает, что чувствует себя не так как другие девочки. Не ощущает с ними никакой
связи. Она потеряла контакт со всеми подругами.
Терапевт: Не такая, как все, в каком смысле?
Мать: Могу ли я рассказать терапевту, что произошло, Лоррейн?
Лоррейн: Да, хорошо.
Мать: Лоррейн сексуально использовалась своим отцом. Это происходило неоднократно вплоть до
прошлого года. Мы консультировались со специалистами, которые даже немного помогли. Я,
однако, считаю, что этот опыт все еще давит на нее. У нее очень низкая самооценка.
Лоррейн: Когда я смотрю на других девочек в классе, я понимаю, что я не такая. Я ненормальная.
Собрав дополнительную информацию о том, что Лоррейн думает о своем опыте сексуального
использования, терапевт подытожил: «Лоррейн, я считаю, что ты совершенно нормальна. То, что с
тобой случилось, действительно не нормально, но не ты сама. Ты нормальный человек,
пытающийся бороться с ненормальным переживанием».
С этого момента поведение Лоррейн изменилось принципиально. Обратная информация,
полученная как от Лоррейн, так и ее матери доказывала, что проведение этого различия стало для
нее точкой возврата. Создав новую точку отсчета, благодаря которой она почти сразу же смогла
позитивно взглянуть на себя, Лоррейн смогла вернуться в школу и без особых проблем
восстановить отношения с подружками.
Если терапевт неким образом (непосредственно или иначе) усомнится в значении, которое клиент
придает ситуации, не предлагая новой системы ценностей — такая ситуация называется дефрей-
мингом. Клиент сам может создать или открыть альтернативные значения ситуации, или оставить
ее без особого внимания.
Вот одна цитата из записей проведения терапевтической сессии:
Клиент: Я знаю, какие ошибки я делаю, это ясно, но я делаю их уже 46 лет.
Терапевт: И вы считаете, что уже не освободитесь от них?
Клиент: Именно. Нет такого средства.
148
Терапевт: Многие так считают.
Клиент: Ну ладно, может, на этот раз и получится.
Рефрейминг и дефрейминг не являются техниками, исключающими друг друга. Как показывает
вышеприведенный пример, рефрейминг требует проведения дефрейминга перед ним, а
дефрейминг означает, по крайней мере, потенциальный рефрейминг.
Рефрейминг, касающийся нормальности, дефор-мулировал отношение молодой женщины к
ненормальности; дефрейминг опыта о неспособности к изменению многолетних привычек
подвергает реф-реймингу взгляд клиента на возможности терапии. Различия между ними — это
вопрос расстановки акцентов.
Мы считаем рефрейминг необходимой и наиболее важной составляющей процесса изменений. Все
остальные элементы или облегчают, или осложняют этот процесс; их также можно принимать в
виде своеобразного украшения, отражающего конкретные убеждения терапевта, его взгляды на
терапию и природу изменений как таковую (они могут помочь в терапии, но часто лишь затеняют
развитие теоретического понимания).
В одной из недавно опубликованных работ анализируется область применения техник рефреймин-
га, игнорируя при этом «субъективную правду» клиента или его семьи. Она также ставит вопрос
об уровне, на котором новые ассоциации навязываются людям, а не развиваются в процессе
сотрудничества (Фласкас, 1992).
То, что краткосрочные терапевты обвиняются в якобы поверхностном, манипулятивном подходе,
149
который выражается в отыскании правды во время рефрейминга, по нашему мнению, неверно, как
и утверждение об отсутствии интеракции во время формулирования ассоциаций. Каждый
хороший краткосрочный терапевт знает, что никакая ассоциация не подействует, если она не
будет иметь для пациента или его семьи никакого интеллектуального смысла, и что такие
ассоциации не берутся с потолка (во всяком случае, у хороших терапевтов), а создаются на основе
информации, полученной, часто с огромным трудом, во время сессии, которая максимально
задействует сферу «субъективной правды» клиента и его семьи. Неправда, что краткосрочным
терапевтам не хватает уважения к «правде» клиента, мы считаем, что интеракции человека
охватывают множество потенциальных «правд», из которых первая часть тормозит изменения, в
то время как другая их продвигает.
Коэн описывает последние исследования, касающиеся факторов:
«...определяющий уровень, на котором действиям придается смысл, а также способы его
изменения... Результаты предварительных экспериментов показывают, что, если действию
придается смысл на двух уровнях, «высшем (например: «жизнь скучна») и низшем (например:
«сидеть весь день перед телевизором»), появляется тенденция удерживать этот высший уровень и
игнорировать низший» (1985).
Однако, продолжает он, цитируя социального психолога Вегнера:
«Когда люди начинают детально рассматривать свои действия, они становятся очень чувстви-
150
тельными к общему значению того, чем они занимаются. В этом случае может возникнуть новый
способ понимания некоторых действий, часто ведущий к совершенно новым действиям» (Вегнер и
другие, цитируется по Коэну, 1985).
Огромная оздоравливающая сила рефрейминга, по-видимому, происходит из того факта, что мы
часто не в состоянии ясно осознать, что лежит в основе наших тенденций постоянно заниматься
конкретными действиями или играть одну и ту же роль в интеракциях с другими. Мы считаем, что
в процессе интеракции терапевт чувствителен не только к поведенческим явлениям (даже если
именно они находятся в центре внимания), но также к выяснению проблемы и способа, которым
клиенты переживают эту проблему и процесс терапии. Однако советы терапевта, касающиеся
разнообразных возможностей построения ценностных рамок определенных ситуаций, имеют
принципиальное значение, поскольку идут снаружи. Клиенты, как впрочем и мы все, видят свою
ситуацию сквозь призму ценностей, к которым привыкли, в рамках, затеняющих образ
альтернативных возможностей. Чем сильнее мы всматриваемся в реальность сквозь синее стекло
очков, тем более синей она нам кажется. Иногда, забывая, что у нас на носу очки, мы, тем самым,
перестаем сомневаться в получаемой информации, которая до нас доходит, нам необходим кто-
нибудь, кто может одолжить нам очкн со стеклами другого цвета. Нам всем известны ситуации,
когда, рассматривая собственные проблемы, мы погружаемся в глубокое состояние
подавленности, и по мере рассуждения об этом мы только углубляем это состояние. Тот факт, что
те-
151
рапевт предлагает новый способ взглянуть на проблему (или предлагает снять очки с другим
цветом стекол), не означает, что он делает из клиента и его семьи безоружный объект
манипуляции.
Мы согласны с точкой зрения Фласкаса (1992), что клиенты (как и мы с вами) демонстрируют
значительную привязанность к своему индивидуальному переживанию и пониманию правды. Мы
считаем, что игнорирование этого факта может иметь место в терапии любого типа, как в
краткосрочной терапии, так и в любой другой. Однако принцип, что не существует некой одной
абсолютной «истины», не означает игнорирование «субъективной правды» других. Полезность
«правды», предложенной клиенту или семье, дающая иную систему отсчета, зависит главным
образом от того, как ее видит из своей субъективной перспективы сам клиент (будучи под
сильным воздействием своих собственных убеждений и эмоциональных реакций). Для того чтобы
добиться этого, необходимо с полным пониманием и уважением слушать то, о чем говорят члены
семьи.
Молодая мать, одинокая и покинутая мужчиной, которого она любила еще в период
беременности, привела своего девятилетнего сына к терапевту. Она жаловалась, что как только
она приглашает домой какого-нибудь знакомого мужчину, ее сын начинает вести себя грубо: он
ругается, становится агрессивным по отношению к гостю и не хочет оставить их одних. Женщина
стала опасаться любых посещений. Сын, по мнению матери, был сильно привязан к деду, который
продолжал заботливо относиться к дочери, выражая недовольство всеми ее друзьями из числа
мужчин. Под конец первой сессии терапевт охарактеризовал ребенка как весь-
152
ма чувствительного, осознающего страх матери перед эмоциональной связью с мужчиной и ее
боязнь потенциальной травмы. Ребенок также понимал беспокойство деда, таким образом,
частично от его имени, но, в основном, от своего, он решил защищать мать от ее собственной
эмоциональной проблемы. Таким образом, его «плохое» поведение являлось попыткой помочь
матери двумя способами: охранять ее от чрезмерного увлечения, а также, давая ей возможность
разгрузить напряжение и страх посредством агрессии, направленной на сына. Только
действительно влюбленные мужчины могли терпеть поведение мальчика. Терапевт сердечно
поблагодарил мальчика за заботу о матери и порекомендовал опекать ее дальше.
Уже на следующей сессии мать сообщила о заметном улучшении в поведении сына. Много
месяцев спустя, во время «проверочной» встречи, мать подтвердила улучшение. Теперь она
чувствовала себя значительно свободнее, не опасаясь приглашать своих знакомых к себе. Ее сын
даже подружился с последним знакомым.
Как мы уже говорили, важно, чтобы новая система ценностей в достаточной степени
соответствовала опыту семьи, пары или личности, несмотря на то, что этот опыт преподносится
по-иному. Необходимо также помнить о том, от чего предостерегает Койн:
«Рефрейминг иногда действует лишь в искусственной ситуации терапевтической сессии и
подводит при первом же контакте с реальностью. Полезно придерживаться принципа: рефрейминг
не привел к результату, пока пациент не начал действовать согласно ему вне терапевтической
ситуации» (1985).
Точный рефрейминг часто приводит в действие чувства и мысли, которые до этого оставались в
тени, и возможно, что именно они придают силу «новым» системам ценностей.
В вышеприведенном примере принципиальным элементом могли стать слова терапевта,
признающие трудную ситуацию матери, когда-то травмированной. Рефрейминг вносит
позитивную оценку поведения, которое обычно клиентом, семьей (а часто и терапевтом) ,
воспринималось значительно более негативно. В этом примере, кроме позитивной оценки, мы
имеем дело также со скрытым вызовом, адресованным как сыну, так и матери, который исходил от
терапевта, принявшего позицию озабоченного милосердия.
Вдова, воспитавшая двух дочерей, уже вышедших замуж на данный момент, была не в состоянии
справиться с 15-летним сыном, который попал в плохую компанию, где начал нюхать клей.
Похоже, что мать была чересчур заботлива и не давала парню возможности стать
самостоятельным. В конце первой сессии терапевт выразил следующее мнение, адресованное им
обоим, но главным образом матери:
Вы были отличной матерью для своих дочерей, но теперь без помощи мужа вам тяжело
полностью понять своего сына. Наверняка это вас сильно беспокоит. Джеймсу уже 15 лет. В
жизни каждого подростка наступает такой момент, когда он начинает взрослеть и вести себя как
молодой мужчина. Иногда этот момент приходит раньше, а иногда позже. Но обычно он
проявляется примерно в этом возрасте. Я уверен, что Джеймс вас очень любит и беспокоится, что
станет с вами, когда он покинет дом, но он не знает, что делать, чтобы вы не чув-
154
ствовали себя покинутой. Ему легче будет справиться с этим, когда он перестанет быть ребенком
и начнет вести себя как взрослый человек. Большая часть «нюхающих» — это дети, которые
боятся стать мужчинами, они боятся взрослых типов поведения, связанных с учебой и
женщинами. Я также уверен, что вы не принадлежите к типу матерей, которые хотят иметь
маменькиного сынка, цепляющегося за юбку.
Я предлагаю в ближайшие две недели наблюдать за Джеймсом очень внимательно, проверяя,
какие детские типы поведения все еще присутствуют, однако прошу также быть готовой к
распознаванию определенных признаков, говорящих о зрелости.
Я, однако, хочу, чтобы Джеймс не обманывал, стараясь показаться более взрослым, чем он есть,
хотя, как я уже говорил, большинство мальчиков начинает взрослеть именно в этом возрасте.
Важно, чтобы, когда он уже станет мужчиной, он уже был бы им в действительности, а не
оставался мальчиком, который только притворяется грозным или имеет проблемы с законом,
чтобы скрыть свой страх.
Во время этого разговора лицо ребенка выражало концентрацию, что само по себе было
переменой по отношению к обычной гримасе презрения. С этого момента поведение мальчика
улучшилось. Мать также стала обходиться с ним по-другому, стала менее требовательной и менее
навязчивой. На четвертую сессию она пришла без сына, ничего не объясняя. Время она посвятила
решению своих собственных проблем: проблеме одиночества и неуверенности.
155
Одна семья вела бесконечные споры о поведении своих детей, в особенности относительно того,
как надлежит поддерживать дисциплину. Терапевт сказал, что их споры отчетливо показывают,
как сильно оба хотят найти верное решение. И что они действительно не перестанут спорить, пока
не найдут решения, которое удовлетворило бы обоих. Далее терапевт предложил, несмотря на то
что это не будет легко, и дальше продолжать дискутировать об этой проблеме и даже удвоить свои
усилия. Родители посмотрели друг на друга с определенной долей тепла и согласились с советом.
Следующие недели они спорили и ссорились значительно меньше, проявляя больше согласия в
вопросах, касающихся детей (которые, как легко догадаться, стали вести себя значительно лучше).
Существует множество способов «правильно» определить поведение родителей, способных к
сотрудничеству. Это можно было бы считать проявлением супружеских проблем или
доказательством существования патологии у одного или обоих родителей. Принятие их спора в
виде доказательства существования добрых намерений, спровоцировало переход на высший
уровень обобщения («нас объединяет стремление быть хорошими родителями»), которое,
возможно, повлияло на изменение интерпретации поведения («в принципе, мы спорим потому, что
согласны»), а посредством этого — изменения самого поведения.
Одна женщина, занимающая ответственный пост, искала помощи терапевта, поскольку у нее
пропал голос (он стал хриплым). Сначала она сказала, что связывает это с «низкой самооценкой».
Однако, когда ее спросили, почему она так считает, она слегка смутилась и призналась, что искала
помощи у
156
гипнотерапевта, который сказал, что ей необходимо работать с самооценкой. Терапевт, после того
как он собрал больше подробной информации, объявил, что, по его мнению, ее низкая самооценка
не имеет ничего общего с голосом. Более того, на основе того, что он слышал, и того, как она
выглядела и как себя вела (она хорошо одевалась и говорила ясно и уверенно), не было видно
признаков заниженной самооценки. Наоборот, ему показалось, что она демонстрирует высокую
степень самооценки. Он спросил, чувствует ли она, что низко себя оценивает. Она ответила, что
нет, но что она поверила гипнотерапевту (который ей не помог) и популярным книгам. Терапевт
предложил заняться актуальными проблемами, такими как беспокойство по поводу
эффективности ее выступлений на собраниях. Она с удовольствием согласилась. Это хороший
пример рефрейминга. Совершенно необоснованная связь проблемы клиентки с гипотетическим
состоянием «низкой самооценки» была осторожно разорвана. Таким образом, она была
освобождена от патологии, что значительно увеличило шансы скорейшего исчезновения ее
недомогания.
Мы пришли к выводу, что рефрейминг может быть иногда намного более эффективным, если его
автором является не терапевт. Так произошло в приведенном ниже случае (взятом из того периода,
когда Брайан экспериментировал с рефреймин-гом в духе миланской группы).
Одного терапевта попросили проконсультировать семью. У родителей возникла проблема с
тринадцатилетней дочерью, старшей из трех дочерей от первого брака матери. Девочка создавала
проблемы как в школе, так и дома, связалась с бандой подро-
157
стков, которая постоянно ввязывалась в неприятности, никогда не говорила правды. Консультант,
наблюдая за семьей из-за экрана, пришел к выводу, что мать и бабушка, несмотря на тесную связь
между ними, сильно соперничали в том, кто из них является «лучшей мамой» для девочки.
Семью проинформировали, что приглашен консультант, который должен сдвинуть терапию с
мертвой точки. В конце сессии им сказали, что терапевт получил отчет о ней, и позже будет
назначена следующая встреча.
Через несколько дней муж получил копию отчета консультанта с просьбой зачитать его всей
семье. Женщина-терапевт в письме к семье отметила, что отчет консультанта предназначался для
нее, но поскольку, по ее мнению, у семьи очень серьезное отношение к своей проблеме — она
посылает им копию. Вот содержание этого письма:
«Для меня ясно, что эта семья — весьма связанная друг с другом и желающая, чтобы эти связи
продолжались. У меня возникло впечатление, что Джейн необычайно впечатлительная девочка и
что очень любит как свою мать, так и бабушку (которые ее тоже очень любят, даже если они
иногда действуют друг другу на нервы). Однако по причинам, для меня еще не слишком ясным,
Джейн переживает нечто вроде конфликта лояльности, и, возможно, именно поэтому ведет себя не
наилучшим образом. Представляется, что больше всего ее беспокоят мать и бабушка, хотя
возможно, им нелегко будет в это поверить, поскольку поведение беспокойного ребенка Часто
выглядит как непослушание.
158
Возможно, Джейн (хотя она не осознает этого, может быть, даже отрицает) слишком сильно
обеспокоена" определенными разногласиями между бабушкой и мамой и беспокоится, что одна
может почувствовать себя очень обиженной и угнетенной, если вторая «выиграет» в
эмоциональной борьбе, которую, как считает Джейн, они ведут (Джейн чувствует, что обе
борются за звание «лучшей матери»). Я хотела бы еще раз повторить то, что кажется мне важным:
это семья с очень сильными связями, хотя, возможно, посторонним людям тяжело сблизиться с
ними, однако чувствуется^ что все члены семьи желают сохранить эти сильные связи, даже если
они ведут себя так, как если бы это было наоборот. Поэтому этой семье не всегда легко будет
распознавать под поверхностью разнообразных способов поведения глубокую любовь и
обеспокоенность Джейн».
Три недели спустя, на следующей сессии, оказалось, что поведение Джейн существенно
исправилось.
Эта методика, как и любые другие, не является панацеей. Мы привели несколько примеров реф-
рейминга и дефрейминга, которые оказались наиболее эффективными и достаточными для того,
чтобы вызвать принципиальные изменения.
Однако, несмотря на эффективные вмешательства, особенно если их анализируешь постфактум,
они кажутся очевидными и относительно простыми, но нахождение «подходящей» системы
ценностей часто бывает очень сложным делом, требующим значительной чувствительности,
эмпатии, творчества, а иногда и храбрости. У нас на счету много неудач-
159
ных попыток рефрейминга, поэтому они здесь не описаны. Однако, как показывает наш опыт
неудачных вмешательств, самое плохое, что может произойти, это то, что клиент или семья могут
не принять предлагаемые им ценностные рамки, из-за чего терапевту приходится конструировать
интервенции заново.
Глава 10
Образец интервенции: изменение работы над проблемой
«Если у вас есть пациент с бессмысленной фобией, выкажите полное понимание, что
впоследствии склонит его каким-то образом стать к ней в оппозицию».
Милтон Эриксон, 1980
«Терапия часто является толчком первой костяшки домино».
Милтон Эриксон, 1980
«...всяческие недомогания, независимо от того, психической они природы или органической,
укладываются в одну определенную схему, особенно в случае психогенных нарушений. Разрушение
этой схемы может стать лучшей терапией. Если это будет сделано достаточно рано, то даже
небольшое изменение в этой схеме принесет успех».
Росси, 1980
Краткосрочные терапевты часто стараются решать проблемы, являющиеся предметом терапии
посредством изменения схемы действий или интеракций, связанных с этой проблемой. Они
пытаются объединить индивидуальный подход с интеракционным с помощью общего понятия
изменения контекста, в котором появляется проблема. Эти проблемы иногда можно очень
эффективно решать путем изменения самой схемы их появления, не обращаясь к причинным,
функциональным или иным гипо-
161
тезам, объясняющим эти схемы. Индивидуальные и интерперсональные подходы часто
трактуются как взаимно исключающие. Можно быть «системным» терапевтом или
«индивидуальным, линейным». Нам, однако, кажется, что этого противоречия не существует. Оба
подхода объединяет общая концепция схемы. Обе школы признают существование схем и
изменение повторяющихся шаблонов мышления и поведения, сопутствующих проблеме. Если мы
откажемся от гипотез (причинных, функциональных или других), пропадает существо конфликта.
Вопрос о том, каким образом возникают эти схемы, какую функцию они исполняют и какое имеют
значение, а также другие подобные спекуляции не существенны с точки зрения нашей главной
цели: распознать схемы мышления, поведения и интеракций, связанные с проблемой, а также
поддерживающие ее; помочь клиенту это изменить.
Данная глава будет посвящена вопросам интервенций в схемы этого типа.
Определенные автоматические схемы поведения или интеракций составляют необходимый и
желательный элемент нормальной жизни. Они помогают упорядочить опыт и поведение, а также
позволяют увеличить эффективность действий. Во многих ситуациях стереотипы или
повторяющиеся последовательности действий дают возможность функционировать без
необходимости уточнять каждый раз связи и значения.
Для целей терапии необходимо лишь изменение автоматических схем, сопутствующих
нежелательному опыту и поведению (симптомам). Интервенция в шаблон означает замену
данного элемента другим элементом, внешним по отношению к на-
162
выку, или исключение его, а иногда добавление определенных элементов.
«Например, при стереотипе патологического переедания, некий человек может особенно любить
торт, печенье или хлеб, возможно, мороженое или шоколад (но не редис, сельдерей, творог, яйца
вкрутую) и объедаться ими (так называемыми «запрещенными» высококалорийными
продуктами). Следующий этап — заставить себя все это вырвать в туалете в раковину (но не на
ковер или в помойное ведро). В категориях общественного поведения этой части
последовательности, первый импульс аппетита может появиться, например, когда этот человек
стоит или идет (но не сидит или лежит), само принятие пищи может происходить в кухне,
столовой (но не в спальне или в саду), посреди ночи или в ранний полдень (но не ранним утром и
не перед отходом ко сну), всегда в одиночестве (никогда в присутствии людей), обычно, когда
нечем заняться, часто во время просмотра телепрограмм (но никогда во время телефонных
разговоров или во время кормления кота или собаки). Эта схема будет иметь разное содержание
— различные элементы для разных людей, так что невозможно создать общий каталог поведения
или вмешательств. Например, большинство обжор объедается в одиночестве, некоторые, однако,
иногда делают это в компании. Поэтому необходимо найти границы элементов, удерживающие
схему, характерную для данной личности» (О'Хэнлон, 1987).
163
Некоторые после такого обжорства избегают выходить из дома и встречаться с друзьями. Иногда в
этот день они даже не одеваются. Изменение этих сопутствующих, повторяющихся стереотипов,
несмотря на то, что они не связаны непосредственно с перееданием, может настолько изменить
контекст проблемы, что создаст Путь к победе над ней. Может существовать широкий спектр
поведения, поддерживающего схему патологического переедания, так же как в музыке может
существовать нескончаемое число вариаций на одну мелодию, которая остается неизменной. В
связи с новой незнакомой схемой может произойти множество разных неожиданностей.
Задавая вопросы о схеме проблемы, мы никогда не останавливаемся на вопросах: «При каких
условиях она всегда появляется, а когда не возникает совершенно?» или «Всегда ли это бывает А,
или иногда может быть Б?», но идем дальше, формулируя гипотетические вопросы типа: «В каких
условиях недомогания появлялись всегда, а при каких никогда не появлялись?» Более того, мы
часто помогаем клиентам, предлагая возможные альтернативы.
Поскольку клиенты зачастую не осознают своих стереотипов, они говорят: «Нет никакой
конкретной схемы» или «Это могло произойти при любых условиях», но дотошное интервью
всегда откроет определенный шаблон с четкими границами.
«Необходимо помнить, что схема — это не «предмет». Однако это нечто приближенное к
«предметам», а именно она является описательной абстракцией. Посредством наблюдения
определенных действий наблюдатель способен абстрагировать схему действий. Это не охватывает
теоретического
164
объяснения ее существования, спекуляций о ее функциях или других форм «психологизирования».
Это больше похоже на деление живых организмов на виды» (О'Хэнлон, 1987). Поскольку схемы
абстрагированы наблюдателем, мы считаем, что они опираются на наблюдаемые факты, и поэтому
отличаются от «реальностей», изобретенных психологией, как, например, «достаточно сильное
эго», «низкая самооценка», или «необходимость себя наказывать».
Интервенции в стереотип
Когда терапевт соберет конкретную информацию о стереотипе и области его действия, он
начинает (совместно с клиентом) искать средства, которые помогут его изменить. Милтон
Эриксон много внимания уделял использованию элементов поведения и убеждений клиента.
Например:
— языка
— интересов и мотиваций
— убеждений и систем ценностей
— поведения
— симптомов
— сопротивления (О'Хэнлон, 1987)
Зачастую самым легким и непосредственным способом вмешательств «в систему является
предложение клиенту небольшого изменения» образа проявления недомоганий. Работа Милтона
Эриксона изобилует прекрасными примерами этого типа вмешательств. Эриксон, например,
советует человеку, вынужденному часто мыть руки, поменять сорт
765
мыла. Он просит заядлого курильщика хранить сигареты на чердаке, а спички в подвале. Девочку
с привычкой сосать палец он проинструктировал делать это каждый день обязательно в
определенное время. Одной супружеской паре, ведущей спор о том, кто должен вести машину с
приемов (на которых оба немного выпивали), он посоветовал, чтобы один из них доезжал до
середины, а дальше вел машину другой.
Изменение схемы проблемы изменяет окружающий ее контекст, и зачастую сама проблема в этом
случае исчезает (неожиданно или постепенно). Терапевт может содействовать процессу этого
изменения непосредственно или по-иному; с позиции авторитета или в сотрудничестве с
клиентом. Разные стратегии соответствуют стилям различных терапевтов.
О'Хэнлон приводит следующий список основных способов интервенции в схему:
1. Изменение частоты возникновения симптома/ симптома-стереотипа.
2. Изменение длительности времени симптома/ симптома-стереотипа.
3. Изменение времени (дня, недели, месяца, года) симптома/симптома-стереотипа.
4. Изменение местоположения (в теле, в мире) симптома/симптома-стереотипа.
5. Изменение интенсивности симптома/симптома-стереотипа.
6. Изменение отдельных качеств или обстоятельств симптома.
7. Создание укороченного пути в последовательности (например, переход от первой фазы
последовательности к последней).
8. Изменение последовательности (порядка) событий, сопутствующих симптому.
9. Разрыв или остановка всей последовательности или ее части.
10. Добавление или изъятие (по крайней мере) одного элемента последовательности.
11. Деление какого-либо элемента на более мелкие части.
12. Приведение к появлению симптома без стереотипа-симптома.
13. Приведение к появлению стереотипа-симптома без симптома.
14. Изменение привычной схемы на обратную.
15. Увязка появления симптома-стереотипа с другим стереотипом — обычно нежелаемого опыта,
избегаемого поведения, желаемой, но трудно достижимой целью («задание, зависимое от
симптома») (О'Хэнлон, 1987).
Пример интервенции, разрушающей шаблон
Милтон Эриксон рассказывал такой случай:
«Один полицейский на пенсии пришел ко мне со следующей проблемой: «У меня высокое
давление, и как вы видите, излишний вес. Я много пью, много ем. Я хотел бы работать, но вес и
давление не дают мне такой возможности. Я хотел бы меньше курить, даже бросить курить. Я
хотел бы перестать пить и не объедаться». Я спросил: «Вы женаты?» Он ответил: «Нет, я
холостяк. Я обычно сам себе готовлю, но за углом есть ресторанчик, в
167
котором я часто бываю». «Значит, у вас за углом симпатичный кабачок, где вы можете поужинать.
А где вы покупаете сигареты?» Он покупал сразу по две упаковки. Я сказал: «Другими словами,
вы покупаете сигареты не на сегодня, а на будущее. Ну ладно, поскольку вы сами готовите, — где
вы делаете покупки?» «К счастью рядом есть маленький магазинчик, где я покупаю продукты и
сигареты». «А где вы покупаете алкоголь?» «Слава Богу, рядом с продовольственным магазином
есть магазин с алкоголем». «Значит, у вас под боком ресторанчик, магазин с продуктами и магазин
с алкоголем. А вы также хотели бы бегать, но знаете, что вам нельзя. Ну что ж, ваша проблема
очень проста. Вы хотите бегать, но вам нельзя. Вы, однако, можете ходить. Поэтому я прошу вас
покупать по одной пачке сигарет, и к тому же на другом конце города. Попрошу ходить туда
пешком. Это поможет вам укрепить здоровье. Что касается продовольствия, не покупайте его в
ближайшем магазине. Пожалуйста, делайте это в магазине, удаленном километра на два, и
покупайте столько, сколько хватает для приготовления лишь одного обеда. Это уже означает три
мили прогулок ежедневно. Что касается алкоголя — вы можете пить сколько хотите. Первую
рюмку прошу выпить в баре, находящемся, по крайней мере, на расстоянии 1,5 км. Если вам
захочется выпить еще одну рюмку, необходимо будет направиться в другой бар, находящийся как
минимум еще за три километра». Он страшно разозлился, обругал меня и вышел абсолютно
взбешенным. Примерно через
168
месяц ко мне пришел новый пациент. Он сказал: «Один полицейский на пенсии посоветовал вас
мне. Он сказал, что вы единственный психиатр, который знает, что делает». Наш полицейский уже
не мог купить за раз упаковку сигарет, после всего услышанного. И он знал, что прогулка в
магазин — сознательное действие. Поэтому он мог себя контролировать. Я не отобрал у него ни
сигарет, ни алкоголя, ни еды. Я всего лишь дал ему возможность прогуляться» (Розен, 1982).
Одну тринадцатилетнюю девушку постоянно контролировали уже немолодые родители. Они
считали, что ей нельзя доверять, что она агрессивная и ленивая. Девочка не проявляла никакого
интереса к терапии, но когда терапевт спросил, хочет ли она «надуть» своих родителей, она явно
оживилась и выразила согласие. Ей нужно было в течение ближайших нескольких недель сделать
определенные дела, которые она знала, обрадуют ее родителей. Но сделать это она должна была
так, чтобы они не поняли, что конкретно она сделала. Девочка не должна была об этом говорить,
даже если бы ее спросили. Она должна была все отрицать, даже если бы родители правильно
угадали. Родители, в свою очередь, должны были стараться изо всех сил понять, что она сделала, и
записать это на листке бумаги. Они могли разговаривать об этом между собой, но спрашивать
дочь им не разрешалось.
На следующей сессии девочка встретилась с терапевтом наедине. Она призналась, что, хотя не
особенно старалась, отношения с родителями существенно поправились. Родители во время ветре-
169
чи показали длинный список поступков, который она сделала для них.
Оказалось, что, несмотря на то, старалась девочка или нет, ее обычное поведение включало
достаточное количество действий и поступков, говорящих в пользу сотрудничества и не
замечаемых до этого. С точки зрения дочки постоянный контроль родителей, против которого она
обычно восставала, приобрел новое значение, став усилием, направленным на нахождение того,
что в ней было хорошего, а не отрицательного.
Другой пример: 17-летний мальчик имел привычку выбрасывать вперед правое предплечье, с
частотой 135 раз в минуту. Милтон убедил мальчика увеличить частоту до 145 раз в минуту. По
прошествии определенного времени частота упала до 135 раз, потом опять возросла до 145 раз,
далее уменьшалась и увеличивалась на пять раз вверх и десять раз вниз, пока этот симптом не
прошел полностью (Росси, 1980).
Женщина с булимией говорила, что самый длительный период объедания у нее составлял один
час; ей порекомендовали продлить это до двух часов. Она могла сделать это любым способом.
Другой женщине, борющейся с привычкой выпивать, посоветовали, чтобы она пила, сколько ей
хочется. Она определенно еще не вышла из трудного периода в своей жизни. Она должна была,
перед тем как налить себе рюмку, снять перед большим зеркалом свою одежду и надеть ее задом
наперед (за исключением обуви, конечно). Потом опять снять, надеть правильно. И после этого
рюмку можно было выпить спокойно. Если ей захочется повторить, необходимо будет повторить
и всю эту процедуру. То же и для третьей рюмки. Она забав-
170
Б.Кейд, В.О'Х.ЭНЛОН
лялась этой игрой и за неделю научилась контролировать свое пристрастие к алкоголю.
Супружеская пара, которая постоянно ссорилась, получила совет (от одного из наших учеников),
что, как только им захочется ругаться, они должны пойти в ванную комнату, где муж должен был
раздеться и лечь в ванну, а жена (одетая) должна была сесть на унитаз. После этого они могли
продолжить свой спор. .Шестнадцатилетнего мальчика, сосавшего свой большой палец (но только
на левой руке), привели к Милтону Эриксону. Эриксон сказал, что мальчик несправедливо
относится к остальным пальцам. Он посоветовал ему сосать также большой палец правой руки, а
потом все остальные. Оказалось, что, как только ребенок стал сосать оба больших пальца,
произошло угасание привычки на 50% (Росси и другие, 1983).
Другая супружеская чета искала помощи у Мил-тона Эриксона в решении семейных трудностей.
У них был небольшой ресторанчик, и они постоянно спорили о том, как лучше им управлять.
Жена считала, что.муж должен взять на себя эту обязанность, в то время как она предпочитала
заботиться о доме. Она, однако, боялась, что без ее неустанного контроля муж приведет ресторан
к банкротству. Эриксон дал им следующее решение: каждое утро жена должна была проследить,
чтобы муж вышел за полчаса перед ней в ресторан. Поскольку они жили недалеко и имели только
одну машину, жене необходимо было прийти пешком. Ко времени ее прихода мужу удавалось уже
сделать несколько дел, в которых жена считала себя незаменимой. Постепенно жена стала
приходить все позже и позже и уходить домой раньше, и, нако-
171
ней., стала редко показываться в ресторане, только если приходилось заменять кого-нибудь.
Споры между супругами прекратились (Хейли, 1973).
Один человек хотел бросить курить, он принял (по совету терапевта) решение после каждой
сигареты 15 минут работать с бумагами, которые он всегда откладывал на потом.
Супружеская пара главной своей проблемой назвала «трудоголизм» мужа (оба были с этим
согласны). Муж постоянно приходил с работы позднее, чем обещал, что приводило к ссорам. Муж
жаловался, что жена заставляла его посвящать свой единственный выходной визитам к ее
родителям. Решили, что вместо ссоры жена станет тщательно записывать опоздания мужа, а он
такое же время посвятит визитам к своим или ее родителям.
Женщина, многократно попадавшая в больницу из-за депрессии, описывала, каким образом она
проводит большую часть времени, — она делала это совершенно непродуктивно, понапрасну обо
всем беспокоясь. Поэтому сделать ей удавалось немного. Муж делал все, чтобы сделать ее более
активной. В течение недели перед следующей сессией она должна была обдумать, выразить ли
согласие на предложение терапевта, не зная еще, что это за предложение. Терапевт лишь уверил ее
в том, что это не будет чем-то болезненным, и не будет превышать ее возможности.
На следующей сессии она выразила согласие, хотя и не без опасения. Терапевт дал ей следующую
инструкцию: если она сочтет, что потеряла много времени на неэффективное беспокойство
(только она имела право на эту оценку, но не муж), она должна была спать в нормальное время, но
ей не-
172
обходимо будет установить будильник на два часа ночи.
Ей нужно будет встать и старательно вымыть каменный пол на кухне (они жили в старинном доме
в Валлии), после чего полчаса упражняться в печатании на машинке (она безуспешно пыталась
научиться этому). Далее она могла вернуться в кровать. Когда же она посчитает, что провела день
достаточно продуктивно, не тратя времени на бесплодную озабоченность, она могла спокойно
выспаться. Следующая сессия должна была состояться через две недели. На эту сессию она
пришла с рассказом о том, что мыть пол ей пришлось лишь один раз (она сделала это так хорошо,
что гордилась собой). Остальные дни она сочла наилучшими за последнее время.
Один служащий тюрьмы привел на терапию всю семью из-за своей 15-летней дочери, безустанно
воюющей с собственными родителями. Ее охарактеризовали как упрямую и лживую. Кроме того,
родителей пугало, что она становится «слишком свободной в поведении». У них были еще три
дочери, 14-летняя (описанная, как «сокровище») и двенадцатилетние близнецы.
Отец придерживался весьма суровых принципов о том, каким образом должна выглядеть семейная
жизнь. Если появлялись проблемы, созывался семейный совет, проходящий весьма напряженно,
изобилующий обвинениями, оправданиями, составлением списков «нарушений» и их
доказательств. Во время этих собраний постоянно обвинялась 15-летняя дочь. Младшая сестра
старалась не вставать ни за одну из сторон. В то время как семья весьма эмоционально описывала
свои заседания, терапевт чувствовал себя, как судья в суде.
173
Терапевт предложил, чтобы в будущем близнецы могли прервать споры между родителями и
старшей сестрой, когда они становились слишком горячими. В их задачу также входило
незамедлительно созывать семью на «слушание» дела. 14-летняя дочь должна была играть роль
адвоката рассерженного родителя, а другой родитель будет адвокатом девочки. Сами
подзащитные не могли представлять свои доводы, хотя могли рассказать о них адвокатам в
частной беседе. Адвокаты несли ответственность за прослушивание свидетелей и представление
доказательств. Судьями должны были быть близнецы, они будут рассматривать доводы и
выносить вердикты, которые, однако, должны были оставаться в секрете до ближайшей сессии.
Семью весьма развеселило это предложение, и все с удовольствием его приняли. В течение двух
недель они провели лишь одно заседание, прошедшее под взрывы смеха. Однако серьезные
проблемы не возникали. Они провели две полные гармонии недели. Совет, который они созвали,
касался какой-то мелочи, им хотелось посмотреть, «как это будет».
Успех такого типа интервенций в значительной степени зависит от отношений между терапевтом
и семьей или клиентом. Важна также цель, с которой приходит клиент. Попадает ли интервенция в
некий аспект жизни клиента или семьи, с которым они эмоционально связаны, хотят ли они
действительно найти решение именно в этой сфере? Если нет, —клиенты неохотно выполняют
инструкции терапевта, и стереотипы остаются нетронутыми.
Глава 11
Использование аналогий
«Мы мечтаем при помощи метафор, используя их в самых глубоких диалогах, и с их помощью
приходим к пониманию».
Уоллес, 1985
Молодая супружеская пара, проходящая терапию, была не в состоянии открыто дискутировать о
своих сексуальных проблемах, быстро переходя на другой спорный вопрос, которым являлось
обустройство дома.
Описывая трудности, жена с легкой гримасой неудовольствия сказала: «Я все подготовлю, он
приходит и делает все по-своему, а я после за ним убираю».
Можно было бы интерпретировать эту смену темы, как сопротивление, и попытаться вернуть в
область секса. Можно также оценить высказывание жены как метафору о том, каким образом она
воспринимает секс в своем браке, и помочь супругам прочесть эту метафору, тем самым
возвращаясь к теме секса. Другой подход состоял бы в том, чтобы принять метафору и далее
работать над решением проблем благоустройства дома. Если повезет, можно вернуться к
попыткам решения сексуальных проблем без непосредственного дискутирования на эту тему (хотя
более вероятно, что они будут сознавать, что обсуждают проблему секса, однако, предпочитая
делать это на примере устройства своего
175
дома). Именно такой подход будет темой этой главы.
Об аналогии
Эриксон и Росси считают, что «аналогия и метафора, как и юмор, могут оказать сильное влияние,
активизируя неосознанные ассоциации и реакции, которые неожиданно дают сознанию «новые»
факты или поведенческие реакции» (Эриксон и другие, 1976).
Костлер считает, что «эстетическое удовлетворение, получаемое от метафоры, воображения и
связанных с ними техник зависит от эмоционального потенциала матриц, которые бывают
задействованы» (1975). Другими словами, чем больше ассоциаций будет вызвано, тем больше
творческий потенциал.
Когда одну вещь связывают с другой или говорят о ней так, как если бы это было нечто другое, —
мы имеем дело с аналогией. «Кажется, мы зашли в тупик дискуссии». «Твоя улыбка такая
солнечная». Такого типа обороты употребляются так часто, что мы не воспринимаем их как
аналогии. Они дают возможность взглянуть на предмет с другой точки зрения.
Милтон Эриксон, работая с мальчиком, у которого был энурез, пользовался аналогией, чтобы
подойти к возможностям, выработанным мальчиком в других ситуациях.
Поскольку он знал, что мальчик играет в бейсбол, он провел с ним долгую дискуссию о
мышечном контроле, необходимом в хорошей игре. Игрок на внешнем поле должен раскрыть
рукавицу в нужный момент. Для того, чтобы бросить мяч во
176
внутреннее поле, ему необходимо было выпустить его в определенный момент, если он сделает
это слишком рано или слишком поздно — мяч не полетит в соответствии с его желанием. Далее
он рассказал мальчику о пищеводе, о том, как пища проходит в камеру, где мышцы на обоих
концах сжимаются на определенное время, потом расслабляются, чтобы дать пище возможность
перейти в другую камеру. Он рассказал ему о стрельбе из лука, о координации мышц глаз,
необходимой для того, чтобы стрела попала в цель. Все эти аналогии имели общий мотив:
автоматический контроль мышц, именно то, что было необходимо мальчику.
Простейшие аналогии связывают одни чувства с другими. Эта техника часто применяется в
поэзии: «теплая улыбка», «каменное сердце», «черный юмор». Костлер замечает, что «потенциал
модальностей чувств — зрительных, слуховых, обонятельных и кинестетических — сильно
отличается у разных людей» (1975).
Гриндер и Бэндлер (1981) говорят о терапевтической пользе, идущей от принятия излюбленной
модальности клиента. Если посвятить немного внимания тому, каким типом воображения
пользуются люди, можно будет установить, какая система представлений является у них
излюбленной. Например, мужчина может сказать:
«Я столько лет строил свою жизнь, а теперь все развалилось на куски, я потерял надежду». Если
наша реакция будет: «Вы чувствуете пустоту, f«ce кажется невероятно тяжелым», или «Как я
слышу, для вас уже ничто не имеет позитивного звучания», — то мы вводим другие системы
репрезентации; примененные образы не созвучны с тем способом, которым этот человек выражает
свой мир, как это можно увидеть из подбора слов.
177
Таким образом, более подходящей реакцией будут слова: «Вы хотите заново построить свой мир,
вы видите его фрагменты вокруг себя, как если бы вы потеряли инструкцию и части не подходят
друг к другу».
Гриндер и Бэндлер утверждают, что люди, приходящие на терапию, часто увязают в той или иной
системе репрезентации. Они считают, что иногда простое введение другой модальности
посредством постепенного отхода от излюбленной модальности клиента может положить начало
принципиальным внутренним переменам.
Возвращаясь к нашему примеру, работу с этим человеком можно было бы продолжать так:
«Похоже на то, что вас окружают осколки вашей развалившейся жизни. Сложить их вновь будет
тяжело; вы, вероятно, чувствуете, что такое задание вам не под силу».
Здесь терапевт переходит от визуальной к кинестетической репрезентации, а пациент может
теперь попытаться взглянуть на свою проблему с помощью других конструктов, расширяя тем
самым количество доступных ему ассоциаций и связей.
Анекдоты, истории, случаи
С давних времен рассказы и истории служили обогащению и стимулированию творческого
мышления, иногда удивлению. События и детали отношений героев или элементы истории
должны с помощью аналогий соответствовать важным событиям и чувствам в жизни слушателя.
Аналогия может быть непосредственно использована для демонстрации того, что, по мнению
терапевта, существенно. Например: женщина при-
178
ходит на терапию (супружескую) без мужа, жалуясь на его постоянные смены настроения, сильно
осложняющие ее жизнь. Она не верит в возможность изменить его личность, иногда даже не верит
в то, что в ее браке могут быть улучшения. Из дальнейшей беседы выясняется, что она занимается
тренировкой лошадей и что она известна своей способностью работать с самыми трудными
экземплярами. Ей посоветовали отнестись к мужу, как к «трудному коню» (она сказала, что это,
скорее, мул), и спросили, как в этом случае она будет действовать. Она быстро составила длинный
список основных правил, которыми она пользовалась в своей работе с лошадьми, например,
последовательность, спокойствие, постепенное изменение. С небольшой помощью она смогла
перенести эти правила на свою ситуацию с «трудным» мужем.
Можно использовать также менее непосредственную аналогию; благодаря аналогиям и историям
удается обойти некоторые барьеры сознания.
И снова воспользуемся примером: женщина, много лет назад покинутая мужем, смогла с
помощью огромного труда воспитать двух недоразвитых детей, мальчика и девочку, сейчас уже
заканчивающих школу. Ей весьма сложно было переносить «любые признаки их независимости,
хотя она без конца жаловалась всем терапевтам, что дети не смогут стать ответственными» за
себя. Было похоже, что она боится, что после стольких лет труда, посвященного воспитанию
детей, она снова останется одна. Эта семья очень любила животных. Терапевт попросил у семьи
совета; он сказал, что у него есть кошка, родившая двух слабеньких котят. Она их выкормила, и,
когда пришла пора их отдать, кошка не могла найти себе места. Целы-
179
ми днями она мяукала и искала их по всему дому. Что делать? Дочь сразу же сказала: «Нельзя от
нее избавляться». Мать добавила: «Ей необходима любовь и утешение». Когда им намекнули, что,
возможно, их проблема чем-то напоминает проблему этой кошки, которой пришлось сделать
больше, чем другим, поскольку котята были слабыми, мать так прокомментировала это: «Мы,
матери, иногда не хотим отпускать своих детей».
После окончания следующей сессии терапевт сказал, что, к его удивлению, ему больше нечего
делать. Молодые коты, отданные соседям, приходили по очереди к матери в гости. Кошка,
успокоенная тем, что они ее любят, полностью успокоилась и даже прогоняла их, если они
слишком долго задерживались. Сын заметил:
«Так значит, все-таки нашлось решение». Терапевт показал фотографию своей кошки, чтобы
сильнее вовлечь семью в эту историю.
Благодаря этой и другим метафорам терапевт смог распознать опасения матери, боязнь быть
покинутой. То, что она никогда не стала бы обсуждать открыто. Примененная аналогия
предлагала позитивное решение, что было бы трудно посоветовать напрямую. В этом случае
терапевт нигде не связывал ситуацию женщины со своей историей.
25-летняя одинокая женщина с тремя детьми от трех различных браков, просила по телефону
срочно встретиться с терапевтом. Однако в течение сессии, несмотря на то, что она вспоминала об
очень сложном и травматичном детстве, женщина не давала никакого объяснения, зачем она
хотела так срочно встретиться с терапевтом. Чем больше он хотел получить ответ, тем сильнее она
замыкалась в себе. Трое ее детей спокойно играли на полу.
180
Внезапно терапевт задал детям вопрос, знают ли они сказку о гадком утенке. Они слышали ее в
школе. Терапевт заговорил о страданиях утенка, как он считал, что для него места больше нет, и
как он хотел умереть. Постепенно женщина становилась все более напряженной и, наконец,
расплакалась со словами: «Я так старалась, чтобы сохранить последний брак!» Далее сессия
пошла так, как если бы все время касалась ее собственных чувств, переживаний, страхов, а не
чувств гадкого утенка. Сказка оказалась достаточно похожей на ее травматический опыт для того,
чтобы вызвать реакцию.
Использование естественных способностей тела
На терапию пришла женщина в связи с дерматологическими проблемами — бородавками, в
основном, на руках. Она 18 месяцев лечилась у дерматолога, который боролся с ними методом
замораживания. Однако, не говоря уже о боли, связанной с употреблением этого метода, проблема
так и не была решена и возвращалась. Она слышала, что бородавки можно лечить гипнозом,
связывая с этим свою надежду на выздоровление. После того, как терапевт ввел ее в транс, он стал
ей рассказывать об ирригационных каналах в Аризоне, с помощью которых орошают растения, и о
трубах, по которым вода подводится к каждому ряду растений. Когда трубы убрали, горячее
пустынное солнце выжгло сорняки, более слабые, чем культурные растения. Так же и ее тело
знало, как регулировать кровообращение и питать кожу, не давая доступа жизненных субстанций
к бородавкам. Он дал ей задание:
181
«Ей было нужно смачивать стопы 15 минут в воде, такой горячей, какую только она могла
выдержать, а после — 15 минут в холодной». Был приведен целый ряд других аналогий. Все это
должно было помочь ей обрести способность контролировать циркуляцию крови. Трех сессий
оказалось достаточно, чтобы бородавки пропали, а регулярный контроль в течение нескольких лет
показал, что эта проблема не возвратилась.
К Милтону Эриксону пришел человек, страдающий от сильных фантомных болей
ампутированной ноги. Его жена жаловалась на звон в ушах. Эриксон начал сессию с рассказа о
своем коллеге, который провел ночь в очень шумном помещении фабрики, заснув на полу. За эту
ночь во время сна он научился приглушать звуки машин, и утром смог слышать голоса рабочих,
говорящих друг с другом, что было невозможно прошлым вечером. Сами рабочие были удивлены
этим фактом, у них самих освоение этой способности заняло гораздо больший период. Эриксон
подтвердил, что тело учится очень быстро. Далее он рассказал о племени кочевников в Иране,
члены которого одевались в многочисленные одежды, живя в горячей пустыне, и неплохо себя
чувствовали. Он привел еще множество примеров, иллюстрирующих способность людей не
реагировать на всяческие постоянные раздражители, к которым они привыкли. «Люди часто не
знают, что могут избавиться от боли или звона в ушах. Мы все живем с глубоким убеждением, что
если появляется боль, то необходимо обращать на нее внимание. И что
182
если что-то звенит в ушах, то это надо слушать» (Эриксон и Росси, 1979).
Женщина пришла на терапию по поводу фобии, связанной с беременностью. Оказалось, что, когда
она была беременна последний раз, то чуть было не умерла из-за приступов астмы и бронхита.
Поскольку наступила задержка менструации, она была полна страха и у нее опять появились
проблемы с дыханием. Терапевт сказал ей, что он не думает, что ее страдания происходят от
фобии, но что ее страхи вполне обоснованы и предложил ей гипноз, чтобы «облегчить дыхание».
После погружения в транс, терапевт напомнил ей состояние расслабления во время принятия
горячей ванны. Он внушил ей полную диссоциацию тела и левитацию руки (что в обоих случаях
предполагает автоматический контроль мышц). Он напомнил ей о хорошо известной телерекламе
лекарства, облегчающего дыхание, где речь шла о том, как заблокированные бронхи постепенно
расширяются, и как расслабляются окружающие их мышцы. Он сказал ей, что ее тело уже знает,
как освободиться от приступов бронхита и астмы, и благодаря этому опыту, знает, как нужно
расслабить мышцы бронхов. Пациентка прошла ряд сессий, которые ей очень помогли. Оказалось
также, что она не беременна. Улучшение ее здоровья склонило ее и мужа принять решение завести
второго ребенка. Во время беременности она приходила довольно нерегулярно, а проблемы с
дыханием не появлялись.
183
Действие как метаморфоза
Минухин и Фишман описывают, как во время терапии семьи 44-летней девочки с анорексией
доктор Минухин пришел к выводу, что члены семьи голосом девочки выражают то, чего боятся
или не хотят сказать друг другу. Минухин сказал девочке:
«Джина, ты попала в ловушку, поскольку говоришь отцу то, что ты думаешь, ему хочет сказать
мама, то есть, делаешь это за нее. Сама же, в свою очередь, говоришь то, о чем ты знаешь, говорят
бабушка и отец. Ты голос семьи. А своего голоса у тебя нет. Ты кукла чревовещателя. Ты видела
чревовещателя? Сядь на колени бабушке или маме. (Джина послушно садится). Теперь скажи
маме, думая за бабушку, что она должна в себе изменить» (1981).
Попросив девочку сесть на колени бабушки, Минухин создал идеальную метафору. Выбирая
колени бабушки, он показал структуру семьи и роль, какую играла в ней бабушка. Несмотря на то,
что книга не показывает результатов этого вмешательства, трудно себе представить, чтобы такой
драматический опыт не вызвал перемен в семье.
Бодин и Фарбер описывают визит домой к супругам и их терапию. Оба были «на удивление
лишены выразительности и сексуально заторможены». Терапевт заметил в углу комнаты орган.
Оказалось, что на нем играет, правда, уныло и несмело, хозяйка дома.
Терапевт выразил удивление, что женщина, так сильно озабоченная правильным выполнением
всяческих дел, не изучила еще всех возможностей клавиш и всех комбинаций. Он попросил ее
сыг-
184___________________________Б.Кейд, В.О'Хэнлон
рать, используя все дополнительные элементы по очереди, но каждый раз только тогда, когда она
почувствует радость от прикосновения пальцами к клавиатуре во время «упоения» звуками (1972).
Авторы описывают, как «слабая улыбка на лицах супругов указывала на то, что они способны
были понять, невысказанный напрямую смысл этого предложения».
Метафорические задания
Де Шазе описывает семью, в которой мать и дочь постоянно ругались друг с другом, отец же
пытался быть справедливым к обеим сторонам. Семья получила задание отправиться в одинокое
место в абсолютном молчании. Мать и дочь должны были провести бой с помощью водяных
пистолетов. Отец должен был распоряжаться запасом воды, он решал, кто выиграет очередной
раунд. Дорогу домой также было необходимо провести в молчании. Это задание вызвало взрывы
смеха, что привело к тому, что споры стали стихать, пока окончательно не перестали быть
семейной проблемой.
Де Шазе, однако, предостерегает:
«Семья примет такое абсурдное задание только тогда, когда оно является метафорой
существующего шаблона и старательно обдумано так, чтобы оно подходило к уникальному стилю,
которым живет семья. Любые признаки, говорящие о том, что задание не принимается семьей,
указывает на то, что терапевт не угадал этот уникальный стиль, и что необходимо отказаться от
такого вмешательства» (1980).
185
«Когда-то я нал семью, которая...»
Привлечение опыта другой семьи, особенно такой, которая справилась с подобной проблемой,
может продемонстрировать, что это не единственная семья, имеющая трудности, и пробудить
надежду в ситуации, где другие формы поддержки не срабатывают. Иногда, раскрывая
определенные аспекты собственной семейной жизни, терапевт может дать возможность взглянуть
по-новому на возможность действия, хотя необходимо быть осторожным, не представляя себя в
слишком хорошем свете. Это будет лишь увеличивать у клиента чувство собственного поражения.
Иногда разговор о структуре другой семьи или ее неудачах может высвободить желание
действовать, чтобы доказать терапевту, что, несмотря на его мнение, у этой семьи все получится.
Терапевт, сознательно или нет, во всех случаях является источником многих метафорических
влияний. Основными примерами этих влияний могут быть способ одеваться, устройство кабинета,
фотографии, украшающие стены, сертификаты, картины, то, как он обращается к клиенту.
Все это несет потенциальную информацию, которая может влиять на то, как будет
восприниматься контакт с терапевтом.
«Метафора позволяет терапевту обращаться к различным измерениям системы, таким образом
увеличивая шансы связать ассоциации и трудности, которые остаются вне сознания клиента.
Благодаря метафоре процесс учебы становится интереснее. Она оставляет возможность выбора
наиболее подходящей реакции для личности, включая модификацию или от-
186
Б.Кейд, В.О'УСэнлон
каз от предлагаемого шаблона. Терапевт, использующий метафору в работе с шаблонами, может
использовать весь свой опыт так, чтобы точно ответить на нужды клиента» (Комбс и Фридман,
1990).
Глава 12
Парадоксальные интервенции
— Думаю, я должна отправиться к ней на встречу, — сказала Алиса, хотя цветы и были
достаточно интересными, она, однако, чувствовала, что разговор с настоящей Королевой
является чем-то более вдохновляющим.
— У тебя это совершенно не получится, — сказала Роза. — Советую тебе пойти в
противоположном направлении.
Это показалось Алисе таким бессмысленным, что она, не сказав ни слова, отправилась сейчас
же в направлении Красной Королевы. К своему удивлению, она тотчас потеряла ее из виду и
очутилась перед дверями дома. Слегка раздосадованная, она повернулась и начала искать глазами
Королеву (которую заметила, наконец, вдали); только тогда ей пришло в голову, что необходимо
попытаться идти в другом направлении. Это отлично подействовало. За неполную минуту
прогулки она оказалась лицом к лицу с Красной Королевой и рядом с холмом, на который так
давно хотела подняться.
Льюис Кэррол «Алиса в Зазеркалье».
Парадоксальные вмешательства являются объектами восхищения многих терапевтов, но для
некоторых это источник моральных дискуссий или оскорблений. В этой главе мы коротко
рассмотрим историю их использования, некоторые способы их концептуализации, а также
представим наш собственный взгляд на эти интригующие методы вмешательства.
188
Многие различные направления терапии (например, экзистенциальная, поведенческая,
стратегическая терапия, психоанализ) пользуются техникой, которую мы определили как
парадоксальные вмешательства, часто имея собственную теорию о ее функциях и о том, где ее
необходимо применять.
Вацлавик (1967) определил парадокс как несоответствие, возникающее из верных предпосылок.
Мы не ставим себе целью формальный анализ природы парадокса. Однако на прагматическом
уровне, относящемся к терапии, он охватывает ясное сообщение, направленное клиенту
эксплицитно или имплицитно, представленное в рамках другого, выраженного прямо или
косвенно противоположного сообщения таким образом, что в результате получается дилемма.
Принятие одного из этих сообщений означает необходимость отбросить второе. Вацлавик (и
другие) дают пример наиболее часто встречающегося парадокса коммуникации среди людей,
который является требованием от других (или от себя) конкретных эмоций, реакций, выраженных
поведением, — они будут приняты лишь при их спонтанном появлении. Например: «Я хотел бы,
чтобы ты желал большей независимости».
Сообщение «будь спонтанным» содержится в рамочном сообщении, требующем послушания. Эти
сообщения, если они переданы одновременно, лишь углубляют недоумение адресата, или
полностью парализуют реакцию, разве что ему удастся найти способ для выражения внутреннего
противоречия этой ситуации (обычно, чем труднее действие, тем более зависимым, неуверенным
или незащищенным чувствует себя данный человек в таком союзе), или же он найдет способ
покинуть поле (что
189
зачастую весьма сложно или совершенно невозможно). Иногда парадоксальные техники путают
или признают их эквивалентными конфронтации или вызову.
Конфронтация или вызов состоят в том, что клиента мотивируют к прямому проявлению реакции,
которая имеет целью доказать ему, терапевту или другим людям, что определенные трудности
можно преодолеть, что ошибается другой человек или что он сам будет все за себя решать. Каждая
из этих техник основана на непосредственном, хотя и провокационном сообщении со стороны
терапевта, не являющемся, однако, парадоксальным сообщением.
Парадоксальные техники в терапии можно определить как вмешательства, где терапевт, оказывая
помощь, как бы укрепляет существующие проблемы, вместо того чтобы с ними бороться. Явная
рекомендация поддержать или углубить проблему, притормозить улучшения также находится в
выразительном рамочном сообщении, определяющем контекст и служащем решению проблемы.
Этот подход оказался успешным при таких симптомах, как фобии, навязчивые идеи (Франкл,
1970), тики (Иетс, 1958), супружеская ревность (Бройнлин и другие, 1980), анорексия и энкопрез
(Палаззоли и другие, 1975, 1978).
Можно было бы искать истоки парадоксальных техник в начале XX века (хотя, вероятнее всего, их
история намного старше). Моздеж, Маццител-ли Лисецки показали, как много техник Альфреда
Адлера содержали парадоксальную интенцию (Моздеж и другие, 1976).
В 1920 году Данлеп развил технику так называемой «негативной практики», состоящей в интен-
790
сивной практике симптомов, таких как кусание ногтей, заикание, мочеиспускание в определенных
ситуациях. Данлеп считает, что эти симптомы в таком случае исчезают (1928,1930).
В тридцатые годы Франкл создал технику «парадоксального намерения», состоящую в том, что
пациенту с фобиями или навязчивыми идеями предлагалось вызывать симптомы, а не избегать их.
В начале пятидесятых Розен, работая с острыми психозами, предлагал пациентам исполнять свои
наиболее яркие психотические состояния, а поз-же, когда наступало улучшение, рекомендовал
возвращаться в эти состояния (1953).
Вике и Л'Абате в библиографии парадоксальных методов замечают огромный рост числа работ и
отдельных глав, посвященных парадоксу, это число не уменьшилось и на данный момент (1978).
В последние десятилетия особенно большое влияние на эту область имели: Хейли (1963, 1973),
группа из Центра Краткосрочной Психотерапии Института Исследования Мозга в Пало-Альто,
Калифорния; Фиш и другие (1982), Вацлавик (1978), Вацлавик и другие (1967, 1974), Викленд и
другие (1974), Палаззоли и его группа из Милана (Палаззоли и другие, 1978), а также Милтон
Эриксон (Эриксон и Росси, 1979), Хейли (1967, 1973), Росси (1980).
Одна из часто применяемых и наиболее известных парадоксальных техник — рекомендация
вызвать симптом. Пациенту или семье рекомендуется удерживать симптом и связанное с ним
поведение или даже усилить их. Обычно при этом разъясняется, что в результате мы получим
решение проблемы. Вацлавик и другие описывают этот метод, как попытку заставить пациента
сознательно де-
191
лать то, что ранее он считал независимым от своей воли. «Поведение, являющееся симптомом,
перестает быть спонтанным. Поведение, которое является чем-то, «с чем ничего нельзя сделать^, и
поведение, «рекомендованное моим терапевтом», имеют совершенно разные значения (Вацлавик и
другие, 1967). Рекомендация вызвать симптом может также быть объяснена необходимостью
избавиться от опасности возникновения у пациента или его близких вместо существующих
проблем еще более худших симптомов.
Майкл Рорбау и его сотрудники провели различие между рекомендациями, основанными на
пассивности, в которых требуется удержать или усилить симптом, ожидая, что пациент будет
сотрудничать с терапевтом, и рекомендациями, опирающимися на сопротивление клиента, когда
ожидается, что он явно или скрытно будет бойкотировать рекомендации терапевта (Рорбау и
другие, 1977, 1981). Считается, что эффективность первого заключается в том, что пациент,
пытаясь выполнить совет, приходит к выводу, что не может этого сделать или это пробуждает его
аверсию. Во втором случае эффективность происходит от сопротивления пациента или даже его
бунта относительно рекомендаций, что ведет к снижению или исчезновению симптомов.
Определению, какой из этих двух типов рекомендаций необходимо использовать, должна была
служить теория Брема. Он рассматривал два параметра: во-первых, уровень оппозиции, которым
характеризовался клиент по отношению к терапии, и, во-вторых, воспринимал ли он свои
симптомы находящимися в области своего контроля или же вне его.
192
Рорбау и другие считают, что рекомендации, основанные на пассивности, необходимо
использовать там, где уровень оппозиции относительно низкий. Высокий уровень и восприятие
симптомов, как поддающихся контролю, предполагает рекомендации, основанные на
сопротивлении. Если уровень оппозиции низкий, а симптомы воспринимаются как
контролируемые, нет нужды использовать парадоксальные техники. Высокий уровень оппозиции
и симптомов, воспринимающихся как неподдающиеся контролю, является, по их мнению, самой
сложной комбинацией, разве что удастся в определенной степени склонить клиента к
сотрудничеству (Рорбау и другие, 1977,1981).
Теннен разделил парадоксы на три группы: рекомендация, ограничение, обоснование (1977).
Ограничение состоит в том, что терапевт разубеждает клиента в необходимости перемен или даже
в возможности этого. Теннен объясняет: «Например, можно рекомендовать пациенту не спешить с
проведением изменений или подчеркнуть опасность этого».
В определенных случаях можно даже сказать, что ситуация безнадежна. Это, однако, касается
лишь пациентов с высоким уровнем сопротивления. Обоснования описываются как попытка
«ликвидации проблемной позиции — обычно это означает убедить клиента в своих силах или
принять проблемы, или довести до абсурда данную позицию». Вот пример:
«Молодой студент недавно выписан из психиатрической больницы. Он питал утопическую
надежду оказать своей музыкой широкое влияние на весь западный мир. Он также хотел изучать
сельское хозяйство, чтобы с по-
193
мощью китайского метода накормить голодных. Когда терапевт согласился с его целью, посчитав
ее, однако, не слишком амбициозной, пациент отреагировал на его замечание описанием более
скромного проекта» (Вацлавик и другие, 1974).
Кейд и Соусгейт описали случай успешной терапии «неадекватной» одинокой матери с
избыточным весом, в состоянии депрессии. Терапевт, в духе заботы о пациентке, постоянно
подчеркивал ее негативные и критические высказывания в адрес самой себя. Он делал это,
подчеркивая, что у нее есть поводы для отчаяния, замечая, что, видимо, ситуация еще хуже, чем
кажется, предостерегая от слишком радикальных перемен (Кейд и Соусгейт, 1979). (Интересно,
что в последствии эта женщина утверждала, что «честность» терапевта была важнейшим и
наиболее полезным фактором терапии).
Фишер, Андерсен и Джонс различают три класса парадоксальных стратегий:
1. Переопределение: это попытка изменить значение или интерпретацию симптомов. Лучше всего
оно работает с родителями, обладающими определенными способностями самовыражения и
контроля. Например: молодая одинокая мать жалуется на то, что ее сын становится грубым, как
только она приводит домой мужчину. В конце сессии терапевт определил мальчика как очень
чувствительного, сознающего, что мать боится снова получить такую же травму, какую она
получила от его отца. «Плохое» поведение мальчика было квалифицировано как попытка
защитить мать от мужчин. Только
194
мужчина, который «действительно ее любит», мог бы выдержать такую провокацию. На
следующей сессии мать объявила о заметном улучшении в поведении сына.
2. Эскалация — состоит в попытке привести к кризису или увеличить частоту появления
симптомов. Примером может послужить случай семьи, в которой ипохондрия отца
воспринималась как удерживающая достаточно сложную систему отношений в семье. Мужчине
порекомендовали записывать все свои проблемы как физические, так и психические. Он должен
был измерять себе давление каждые пятнадцать минут и два раза в день связываться со своим
врачом. Остальные члены семьи получили детальные инструкции, как ему помогать. Очень скоро
он стал «сыт по горло» этой процедурой и вернулся к нормальной семейной жизни. Эскалация
лучше всего подходит семьям с жесткими принципами и высоким уровнем сопротивления.
3. Изменение направления — это изменение одного аспекта симптома, например, рекомендация
проявить симптомы в конкретных обстоятельствах. Женщину с «магазинной фобией» пригласили
на детально обдуманную прогулку по магазинам. Она получила точные инструкции, где ей
должно стать плохо, а где она должна упасть в обморок. За полчаса прогулки чувства паники не
появилось; пациентка самостоятельно купила подарок дочери. В течение года возвращения
симптомов также не произошло. Эта стратегия лучше всего подходит пациентам и семьям с
низким уровнем сопротивления (Фишер и другие, 1981).
Ранние работы Палаззоли и его группы о семьях аноректиков и шизофреников оказали влияние на
развитие семейной терапии (Палаззоли, 1974; Палаззоли и другие, 1975, 1978, 1980). Эта группа
создала когерентную концепцию о способе, которым симптомы отражают «правила» семейной
системы (или «семейной игры»). Они описали важность позитивной коннотации, приписываемой
определенным «ролям в семье», а также поведению всех членов семьи, включая того, чьи
симптомы являются предметом терапии, какими бы они странными ни казались, а если это
возможно, также по отношению к тем членам семьи, которые с помощью манипуляций вводят
других в роль жертвы. Всем позициям и видам поведения приписываются мотивы в сущности
позитивные — поддержание единства и стабильности семьи («Палаззоли и другие, 1978). Только
позитивно определив роль каждого члена семьи в «семейной игре», терапевт может приступить к
логичным и последовательным рекомендациям этой «игры», с тем чтобы парадоксальным образом
получить изменения. Вмешательства, таким образом, опирались на полную поддержку
«гомеостатических» тенденций семьи. Было рекомендовано явно или «имплицитно» не вводить
«пока» никаких изменений. Легко заметить, что рефрейминг играет здесь существенную роль:
новые значения придаются роли каждого члена семьи. Много внимания уделяется также роли
других специалистов, теперь или ранее привлеченных к этой проблеме (Палаззоли и другие, 1980).
Пэпп также описывает парадоксальные техники, использующие потенциал работы в группах
(Пепп, 1980). Бройнлин и Кейд описали способы исполь-
196
зования информации, передаваемой наблюдателями, для вмешательства в систему семьи (1981).
Корнвелл и Пирсон сосредоточились на кооперации и координации, необходимой при
формулировке такого типа информации (1981). Кейд представил работу об использовании
вызванных конфликтов группы, отражающих невербальные стычки внутри семьи, которая
получила рекомендации воздержаться от всяческих перемен, пока группа не справится со своим
конфликтом, раскрывая лежащую в его основе дилемму, воспринимаемую в терапии как тупик
(Кейд, 1980). Создание таких групп и связанная с ними польза и трудности, были рассмотрены
членами Института Семейной Терапии в Кардифф, в Валлии (Кейд и другие, 1986; Спид и другие,
1982).
Не существует однозначного теоретического взгляда на парадоксальную психотерапию. Вацлавик
и его группа использовали теорию логических типов Уайтхеда и Расселла (1910 — 1913),
предлагая два уровня изменений: первого порядка и второго порядка. Первый описывает
изменения, не приводящие к реорганизации целой системы, второй относится к изменениям в
самой системе и ее принципах (Вацлавик и другие, 1974). Парадоксальные техники трактуются
как выходящие за пределы первого порядка «намеченных изменений» и приводящие к
возможности изменений в области второго порядка.
Вике и Л'Абате предлагают диалектический подход к пониманию существа парадоксальной
терапии с помощью модели патологии, основанной на драматургическом треугольнике Карпмана
(Вике, 1977; Вике и Л'Абате, 1982). Члены семьи колеблются между тремя ролями: палача, жертвы
и спа-
сителя. Парадоксальные техники показывают иллюзорность бессилия жертвы и силы палача и
спасителя посредством рекомендации играть эти роли. Другие авторы подчеркивали важность
«неожиданной» точки зрения терапевта в процессе разрушения жестких правил и типов поведения
(Кейд, 1991; Палаззоли, 1981). Как заметил Делл, «парадоксальная терапия, как драмы
Пиранделло, остается «набором техник поиска теорий» (1981). Некоторые авторы пытались
установить противопоказания к использованию этих техник: Фишер, Андерсон и Джонс говорят о
четырех из них:
а) хаотические семьи со свободной изменчивой структурой;
б) «детские» семьи, где все члены, включая взрослых, очень инфантильны и ищут в терапевте
родителя;
в) импульсивные семьи, демонстрирующие явную враждебность;
г) семьи, не уходящие от ответственности с минимальной степенью сопротивления (Фишер и
другие, 1981).
Вике и Л'Абате включают сюда клиентов, которые не заинтересованы в терапии, социопатов,
параноиков, которые могут «почувствовать» подвох, а также все те случаи, где существует
потенциальная угроза деструктивных действий (убийства, самоубийства) (1982). Рорбау и другие
считают, что противопоказаниями являются ситуации траура и бесполезной утраты статуса (1977).
Использование парадоксальных техник вызвало множество проблем в области профессиональной
этики. Некоторые увидели в них явный манипулятивный под-
.198
Б.Кейд, В.О'Хэнлом
ход, нечестный и опасный. Вацлавик и другие (1974), а также Хейли считают, что любая терапия,
как и коммуникация вообще, в большей или меньшей степени содержит элемент манипуляции.
Поэтому, если манипуляции нельзя избежать, моральный долг терапевта состоит в том, чтобы
использовать ее для пользы пациента. Хейли отмечает, что «делать вид, что амимичный терапевт,
реагирующий лишь редкими репликами, не влияет на жизненные решения клиента, — всего лишь
притворство» (1976). С этой точки зрения, вопросом является не проблема «манипулировать или
нет», а то, каким образом в данном случае использовать эту манипуляцию для пользы клиента.
Аргументом против этой позиции является отделение неосознанных влияний, присутствующих
при любых отношениях, от сознательного манипулирования, с помощью которого терапевт хочет
получить желаемые результаты или взывает к содержанию, находящемуся вне сознания пациента.
Мы, однако, должны признать, что иногда терапевты выходили за пределы рамок своих
полномочий в отношении парадоксальных техник. Вике и Л'Абате признали, что «в рамках
требования профессиональной этики нельзя использовать парадоксальные техники без глубокого
обоснования, просто как демонстрацию терапевтического искусства или выражение
соответственного раздражения, в том случае, когда нет прогресса и терапевт или пациент не
высказывает желания сотрудничать» (1982). Они подчеркивают значение того, что терапевт
должен принимать ответственные решения, основываясь не только на интуиции, но также на
дотошном интеллектуальном анализе. Они также утверждают, что «им неизвестны случаи, когда
па-
199
радоксальные техники ухудшили положение какого-либо пациента; самые худшие результаты
состояли в отсутствии изменений». Вике и Л'Абате советуют, однако, быть осторожными,
«несмотря на то, что им известны сотни случаев, указывающих на необыкновенную
эффективность этого типа техник, эмпирических исследований на эту тему проведено немного»
(1982).
Парадокс: эашатия, а не обман
Мы не считаем, что парадоксальные вмешательства воздействуют силой тактики, обмана или
путем создания двойных терапевтических связей, открывающих двери к недоступным ранее
областям. Перед лицом необходимости изменить старые схемы мышления или поведения все мы
ощущаем амбивалентные чувства. Особенно ярко это выражается в случаях, когда эти схемы
относятся к важным для нас измерениям, посредством которых мы придаем смысл своему опыту.
Амбивалентность можно рассматривать как сосуществование противоположных, противоречивых
чувств и конструктов, которые появляются, когда мы рассматриваем существенные перемены, и
которые вызывают разнородные эмоциональные реакции. Некоторые из них легко опознать,
другие, однако, остаются не полностью осознанными на уровне инстинктов. Если терапевт
слишком сильно идентифицируется с аргументами в пользу процесса перемен, несмотря на то,
выражается ли это прямо или косвенно, он определенным образом присваивает, «колонизирует»
эти аргументы, оставляя клиенту или семье лишь аргументы, направленные против изменения
(или же их версии «да, но»), а также эмоции, связанные с ними.
200
Б.Кейд, В.О'Х.ЭНЛОН
И наоборот, когда терапевт, в силу осторожности, идентифицируется с аргументами пациента или
семьи против перемен, они, аналогичным образом, сталкиваются с аргументами против («да, но»),
на этот раз, однако, против нынешнего состояния в пользу перемен. Как мы уже упоминали ранее,
исследования убеждений показали, что значительно более сильно убеждают аргументы, которые
мы сами находим, нежели те, которые нам предлагают.
Поэтому мы считаем, что парадоксальные стратегии посредством полного признания их
сомнений, страхов дают клиентам аргументы, говорящие за процесс изменений. Если более или
менее сознательные аргументы будут «присвоены» терапевтом, пациент имеет тенденцию
реагировать «да, но...». Однако, когда аргументы против перемен признаются правомочными и
«присваиваются», возникает тенденция реагировать «да, но», теперь уже в пользу изменений. Мы
сознательно пользуемся термином «колонизация», поскольку, какими бы хорошими ни были
намерения колонизатора, сам процесс колонизации всегда снижает способность к
самостоятельному выбору.
Люди, обращающиеся к терапевту, часто жалуются, что определенный опыт или события
случаются в их жизни слишком часто, выходя из-под их контроля; или же определенные
переживания или состояния кажутся недостижимыми, несмотря на то что они желали бы, чтобы
они случались почаще.
Если терапевт видит, что, чем сильнее пациент старается чего-либо избежать, тем упорнее это
возвращается, или чем сильнее он стремится достичь желаемого результата, тем больше этот
результат
201
ускользает, в этом случае может помочь парадоксальная техника. Нам хотелось бы подчеркнуть,
что нет смысла цепляться за парадокс (или, как я где-то слышал, «пригвоздить» клиента
парадоксом), поскольку эти техники хороши, если их используют в меру.
Теперь редко, если вообще до этого доходит, мы обращаемся к скрытому вмешательству. Однако
мы не хотим притворяться ангелочками, в свое время мы тоже использовали парадоксы. С
течением времени наши взгляды изменились. Как и большинство наших коллег, мы больше не
рассматриваем терапию в категориях антагонизма. Однако, в те времена когда мы видели терапию
именно так, краткосрочные терапевты помогли существенно расширить наши знания о
способностях людей к изменениям, а также о процессе терапии, — знания, на основе которых
новое поколение терапевтов может многое создать.
Глава 13
Безответственность и чрезмерная ответственность: две стороны одной медали*
«Благодарность — это переодетая ненависть».
Фридрих Ницше
«Любовь, которая никого не желает ранить, все еще является чем-то между эготизмом и
эгоизмом».
ЖулианФэй(1988)
«В любом возрасте ребенок может быть поставлен перед необходимостью взять на себя
ответственность в случае смерти одного из родителей или распада семьи. Такой ребенок раньше
времени взрослеет и теряет спонтанность, беззаботность и творческий импульс».
Д. Винникотт
Пару лет назад, во время какой-то конференции, я показал видеозапись о семье, в которой была
17-летняя девушка, страдающая булимией, и ее 14-летняя сестра, у которой появились более
серьезные нарушения. Интервью охватывало три поколения: дважды разведенную мать девочек,
тяжело работающую и ожесточившуюся бабушку, которая чересчур старалась помогать в
семейной жизни.
*Данная глава является отдельной работой Брайана Кейда, которую мы приводим целиком с
небольшими изменениями.
203
В комментарии, который я представил, содержалось утверждение, что родители, безгранично
посвящая себя детям, отдавая им все свои силы, но неохотно беря что-либо взамен, могли вызвать
у ребенка чувство неоплаченного долга, вины, ощущение отсутствия собственной ценности и
убеждение, что он не заслуживает всего этого и не в состоянии отплатить долг благодарности. Тот
факт, что родитель не требует этой «платы», только ухудшает проблему. Я представил гипотезу,
что такого типа дети могут иметь серьезные проблемы, когда им приходится покидать дом, и что
можно назвать четыре типа патологии, вызывающие эффект «отягощения» названными
чувствами. Три из них ярко проявлялись на моей кассете.
Я представил их в следующей последовательности, соответствующей возрастанию тяжести
нарушений.
1. Такие люди могут искать оправдания своей жизни и «платить долг», принимая аналогичную
роль в отношениях с другими — посвящая себя другим и не требуя ничего взамен, особенно от
собственных детей. Таким образом, чувство неполноценности и долга передается следующему
поколению. Эти люди часто терпят поражения в отношениях с внешним миром, оставаясь тесно
связанными с родительским домом, а иногда вообще не покидают его.
2. Они пытаются сбросить с себя это ярмо, отрицая существование такого «долга». Иногда
доходит до экстремальных типов поведения или позиций, не принимаемых семьей или обществом.
Эти люди, однако, часто остаются в изоляции, полные чувства вины, отчаянно ищут
204
понимания, часто попадая в отношения «палач — спаситель», или, потерпев поражение,
возвращаются домой.
3. Они отступают с поля боя с развитием симптомов психиатрического характера.
4. Они могут стать очень ответственными представителями различных профессий,
ориентированных на оказание помощи другим. М'еня удивило, что, несмотря на то что четвертый
пункт я ввел как шутку, реакция слушателей была очень сильной. Определенная часть их
почувствовала себя угнетенной, многие позднее подходили ко мне, говоря, что я очень хорошо
охарактеризовал определенные аспекты их семейной жизни, их прошлые и современные
проблемы. Данная работа является ответом для многих людей, связанных с такими профессиями,
представителей которых мы просим пристальнее присмотреться к этому явлению.
Три уровня ответственности
Как говорил один из героев книги Дороты Сей-ер, лорд Питер Уимзи: «Жизнь — это лишь одна
чертовщина за другой». Думаю, что члены семьи лучше могут справиться с таким положением,
если в одинаковой степени задействуют три уровня ответственности (конечно, сюда не должны
входить периоды кризисов или исключительных обстоятельств):
1. Ответственность родителя за развитие и благосостояние ребенка, развитие его
самостоятельности, и, в свою очередь, ребенка, когда он вырастет, — за благосостояние больных
или престарелых родителей.
205
2. Супружеская ответственность за продолжительность и развитие супружеских отношений,
включая сюда заботу о нуждах и интересах супруга/супруги.
3. Ответственность за собственные нужды и саморазвитие как отдельной личности.
Чрезмерная ответственность в любой из этих областей и, вследствие этого, пренебрежение
другими приводит к снижению гибкости и увеличивает возможность возникновения проблем.
Один клиент среднего возраста сказал мне, описав многолетние усилия по воспитанию детей (в
особенности младшего сына) и уходу за весьма требовательной стареющей матерью: «Мы поняли,
что стали ограниченным набором формальных ролей, что мы не женщина и мужчина со своими
потребностями, которые являются также родителями, супругами, детьми и т. д. Теперь нам
кажется, что мы все делали неверно, ничего не достигли. Мы оба полностью исчерпали себя. Мы
боимся, что потеряли сына, я боюсь, что потерял родителей, и обоим нам кажется, что мы
потеряли себя».
Иван Бошорменый-Наги (1986) является создателем терапии, основанной на анализе трансакци-
онных схем между поколениями, существующих в категориях подсчета ответственности,
справедливости, честности, лояльности и доверия, а также опирающихся на анализ последствий,
которые являются результатом союза, основанного на использовании партнера, в особенности,
когда его последствия ложатся на детей. Эти работы, возможно из-за сложного стиля,
определенной тенденции к догматичному морализированию и из-за нападок на стратегическую,
структурную, системную и по-
206
веденческую терапию, оказали значительно меньшее влияние на семейную терапию, чем они того
заслуживают. Я считаю, что это большая потеря, поскольку они предлагают глубокий взгляд на
отношения между поколениями и шаблоны мышления несмотря на то, что эти работы не
поднимают проблему, каким образом конкретные, мыслительные и поведенческие шаблоны
возникают, закрепляются и передаются далее. *
Рассуждая о последствиях чрезмерной ответственности, Бошорменый-Наги и Спарк утверждают:
«Во всех значительных тесных межчеловеческих отношениях присутствуют элементы: давать и
принимать, относиться к кому-либо честно или нечестно, брать и не отдавать или получать, не
имея возможности отблагодарить. Мученичество или излишняя жертвенность, превращение кого-
либо в козла отпущения являются иллюстрацией отсутствия равновесия и взаимности в связях.
Эти связи стимулируют чувство вины и эмоционального долга, могут вызвать отчаяние из-за
чувства неспособности заплатить по семейным счетам ни посредством эмоциональных
инвестиций, ни конкретными поступками. Поскольку мы исходим из принципа, что ребенок
получает от родителей и имплицитно он в долгу по отношению к ним, нежелание родителей
принимать что-либо от детей мы воспринимаем крайне негативно, как и неспособность давать»
(1984).
207
Формативный опыт
Тенденция принимать роль «сверхответственности» (или наоборот — избегать ответственности)
может происходить из ряда разнообразных формативных ситуаций, из которых в моей практике я
чаще всего встречался со следующими:
1. Хаотичяое и конфликтное окружение, несчастное и отталкивающее, где ответственность (часто
угнетающую) над этим хаосом и опеку над другими родители или другие взрослые перекладывают
на ребенка. Хотя это требование ставится более или менее прямо, ребенок редко награждается за
свои усилия, которые считаются очевидными, зато часто получает критику и насмешки. В
результате ребенок всегда страдает от чувства низкой самооценки и воспринимает семейные
проблемы как подтверждение своего поражения.
2. Хаотичная, конфликтная и отталкивающая среда, где ребенок сам берет на себя чрезмерную
ответственность, пытаясь таким образом контролировать хаос и заботиться о других членах семьи
(детях или взрослых). Так же как в случае предыдущей группы, он редко получает их
благодарность. То, что он делает, считается естественным, а это часто травмирует его чувства.
Ребенок страдает от низкой самооценки и обвинений.
3. Хаотичная или излишне контролируемая, жесткая, безрадостная среда, где ребенку
навязывается роль родителя, впутывающая его в отношения со взрослыми, за которые он в
результате становится ответственным.
208
4. Хаотичная или нехаотичная среда, где ребенок ощущает себя недостойным получателем, что
является поводом к постоянным актам самопожертвования. Особенно это касается ситуации, где
этот взрослый не в состоянии или не жбла-ет принять ничего взамен от ребенка.
5. Опыт существования нежеланным, отброшенным, использованным, козлом отпущения ведет к
позиции «я плохой» (в противном случае со мной бы этого не случилось) и, впоследствии, к
постоянно возобновляемым попыткам быть принятым (пытаясь быть «хорошим») или
согласившись быть «плохим».
Существенную роль здесь играют определенные культурные мифы, касающиеся значения
отношений и ответственности. В большинстве культур от женщин ждут ответственности за
воспитание детей и эмоциональный климат в семье. Все еще существует множество мифов о
«естественных» различиях в поведении между мужчинами и женщинами: мужчины должны быть
храбрыми и более сильными, более рациональными, агрессивными и сексуальными, у них лучше
развито абстрактное мышление. Эти черты все еще чтутся традицией и воспринимаются как
положительные качества.
Женщины считаются более эмоциональными, терпеливыми, любящими и т.п. Я также считаю, что
религиозность, подчеркнутая послушность, ощущение вины, покорность, утверждение, что
большим благословением является умение давать, нежели брать, часто оказывается чертой
формативного общества, где один или более взрослых посвящают себя другим. Данная работа в
основном занимается ситуациями, где сверхответственность или
209
ее отсутствие стали значительными чертами, однако эта проблема касается, в большей или
меньшей степени, всех семей, так же как и других групп.
Континуум «ответственность-безответственность»
Без сомнения, негативные конструкты «я», а также конструкты, касающиеся
связей с другими (Кел-ли, 1955), являющиеся результатом опыта жизни в среде
того типа, которая описывалась выше, могут вести к тому, что из всего
разнообразия «желаемых решений» проблем выбираться будут те, которые
приближаются к одному из двух полюсов следующего континуума:
сверхответственный безответственный
Различные попытки Различные попытки

избежать связей избежать контроля
посредством принятия посредством бунта или
полной ответственности и «неадекватного»
внедрения своего поведения
понимания о том, «как
должно быть»
Это противоположности диалектического единства в области личных конструктов. Каждая из этих
крайностей может быть достигнута, и они могут использоваться попеременно, если какой-либо
шаблон укоренится в каких-либо отношениях, сила самоисполняющихся пророчеств и ожиданий
других обычно закрепляют человека на одном из полюсов.
210
Б.Кейд, Д.О'Хэнлон
Работа Стефенс касалась опыта пятидесяти девочек-подростков, предпринявших попытку
самоубийства. Оказалось, что у них было много общего: все они происходили из семей, которые
отягощали их чувством вины, злости, низкой самооценкой, депрессией (1987). Однако она с
удивлением обнаружила существование двух противоположных схем адаптации, которые были
названы «Хамбл Пай» и «Чип Трилс».
«Чип Трилс»
(дешевые эксцессы) характеризуются:
— бунтом и протестами, озлобленностью на окружающих, семью;
— плохими оценками, пропуском уроков;
— применением наркотиков, алкоголя, беспорядочной сексуальной жизнью;
— сильными, иногда экстремальными реакциями против контроля другими;
— взросление с чувством, что тебя ненавидят, собственной ненавистью; частыми внезапными
физическими конфронтациями с членами семьи и с парнями: множеством нестабильных связей за
пределами семьи.
«Хамбл Пай»
(покорный ребенок) характеризуется:
— чрезмерным конформизмом, усиленными попытками достижения удовлетворения;
— стремлением к совершенству, поддерживая себя рекордными достижениями;
— ответственностью; чувством поражения, основанном на чувстве вины;
Краткосрочная психотерапия_________________2Ц
— отождествлением себя с проблемами семьи, которые становятся собственными проблемами;
— попытками контролировать элементы своей жизни посредством компульсивной, даже
параноидальной привязанности к жестким правилам и стандартам (иногда заимствованным у
других, но часто и своих);
— уменьшением своих прав и нужд;
— самопосвящением, ставя себя позади других;
— мученичеством.
В группе «Хамбл Пай» большинство происходило из среднего класса, где злость и истерики не
принимаются в расчет, а считаются доказательством собственной «никчемности».
В группе «Чип Трилс» девушки в основном были из рабочих семей, где агрессия более приемлема
и, вследствие чего, легче возникают реакции ее экстремального выражения. В первой группе было
больше шансов существования многократных попыток самоубийства. Стефенс утверждает, что:
«Клинические применения схемы «Хамбл Пай» весьма существенны», поскольку показывают
существование группы риска, не распознанной ранее ни исследователями, ни работниками служб
профилактики самоубийств. Группа «Чип Трилс» обращает внимание на себя и свои проблемы, в
то время как «Хамбл Пай» остаются невидимыми. Как замечают Бошорменый-Наги и Спарк:
«Ребенок, с которым плохо обращаются, часто превращается в сим-биотично доминирующего
родителя» (1984). «Акты бунта и бегство посредством сепарации не решают проблем ребенка. Они
лишь глубже вовлекают его в чувство вины, вызванное провинностью. Мно-
2\2
гие дети становятся злыми, амбивалентными пленниками долгов, которые невозможно
отплатить». Или же, как пишет Стефенс: «Обе схемы поведения — «Чип Трилс» и «Хамбл Пай»
— оказались в основном дисфункциональны для этих женщин. Ни одна из них не отражала
углубляющегося чувства беспомощности, которое перевешивало все другие чувства» (1987).
Представительницы каждого полюса континуума имеют тенденцию выбирать партнера с такими
же проблемами. Схемы, которые в таком случае развиваются, вероятнее всего, будут
принадлежать к одной из следующих трех групп:
1. Оба могут создавать сверхответственный союз, чтобы таким образом заняться воспитанием
детей (которые с большой степенью вероятности будут иметь проблемы, связанные с
ответственностью и доверием) или иметь дело с дру-
- гими членами семьи, внешним миром, включая сюда людей из группы 2, или выполнять работу,
связанную с помощью другим. Они создают скрытые группы, так, как в случае «Хамбл Пай», и
часто выглядят как образцовые граждане.
2. Оба могут вступить в хаотичную и безответственную коалицию, зависимую, хотя и враждебно
настроенную по отношению друг к другу из-за усилий ребенка, нагруженного ролью родителя,
усилий других членов семьи или внешнего мира — общественной помощи, соседей, полиции и
т.д. (а также людей из группы 1).
3. Они могут создавать комплементарный тип отношений, где один из них, становится
ответственным и адекватным обратно пропорционально
второму партнеру — неответственному и неадекватному. Как утверждают Бошорменый-Наги и
Спарк: «Ожидающие слишком большой адекватности члены семьи могут быть полностью
зависимыми от неудач неадекватных членов семьи» (1984). Я хотел бы также добавить, что
недостаточно адекватные члены семьи могут быть полностью зависимы от неудач слишком
адекватных членов семьи.
Шарон была младшей из четырех детей в семье. В возрасте 20-ти лет она уже второй раз вышла
замуж, на этот раз за резкого молодого человека с криминальным прошлым, который бил ее и
двух ее детей (сейчас они находятся под защитой общественной опеки). Шарон в этот период
принимала наркотики, ее признали недостаточно ответственной, чтобы обеспечить воспитание
детей. Ее родители утверждали, что с тех пор как ей исполнилось 14 лет, она является для них
постоянным источником проблем.
Мать Шарон описала себя как воспитанную в условиях очень тяжелого, трудного детства. Ее отец
бросил «неадекватную» мать, а ей пришлось раньше времени принять на себя бремя
ответственности, что научило ее суровой самооценке. Она росла с твердым убеждением, что ее
дети будут воспитываться по-другому, и никогда не испытают одиночества и грубости, которые
выпали на ее долю. Поэтому свои «нужды она всегда отодвигала на дальний план, ничего не
требуя для себя. Она была очень осторожна с мужчинами. Оценивала себя по очень высоким
стандартам ответственности за других и способности отдавать. Она жила в постоянной готовности
удовлетворять нужды семьи. Ког-
214
да ей казалось, что она не справляется, она чувствовала себя виноватой. И вот теперь она
потерпела поражение: старшая дочь с ребенком покинула мужа и вернулась домой (в большей
степени ответственностью за внука обременили бабушку), единственный сын был инвалидом из-за
врожденного дефекта глаз, третий ребенок — дочь, боролась, без особых результатов, за
сохранение своего брака. В довершение, младшая дочь, Шарон, вступила в серьезное
противоречие с законом. Она, однако, считала своей обязанностью защищать Шарон перед
законом и от злости своего мужа, происходящей от разочарования (Шарон была его любимой
дочерью).
Отец Шарон был ребенком, «случайно зачатым в разбитой семье», большую часть своего детства
он провел в детских домах. Он говорил: «Мать делала, что только могла, но не могла справиться с
таким количеством детей. Я не могу на нее обижаться. Она была просто святой». Это был тяжело
работающий мужчина, очень осторожный и сдержанный в отношениях с другими. Он был
обеспокоен тем, что его любовь к детям была отодвинута на второй план постоянной активностью
его жены. Он признал, что его роль в семье сведена к решению второстепенных вопросов, он не
мог легко выражать свои чувства, говорил тяжело и взволнованно о том, как трудно ему было
уговорить жену, чтобы она занялась собой. Все деньги, которые он ей давал, шли на детей. Когда
он покупал ей платье, она говорила, что это ни к чему, и часто относила его обратно в магазин,
обменивая на что-нибудь для детей или внуков. Свою роль в семье он видел как человека, который
зарабатывает на жизнь, с чем он хорошо справлялся. Однако со-
215
здавалось впечатление, что он воспринимался женой определенным образом, как еще один
ребенок. Из-за присущего ему скромного выражения эмоций как в роли отца, так и мужа, из-за
постоянной работы вне дома, у жены создалось чувство, что она предоставлена самой себе, что у
нее нет поддержки, ее не ценят, что подтверждала ее низкая самооценка и убеждение, что вся
ответственность за семью лежит на ней. Отец признал, что был разочарован тем, что случилось с
Шарон, но «она должна доказать, что достойна доверия, перед тем как вернется домой».
Во время встречи со мной Шарон признала, что не любит себя. Сказала, что на данный момент ее
не интересуют ни секс, ни мужчины. Вероятно, она попала в ловушку, которую, шутя, выразил
Граучо Маркс: «Я никогда бы не стал членом клуба, который меня пригласил». Поскольку она так
низко себя оценивала, она не могла доверять никому, кто мог бы признать в ней потенциальную
партнершу. Однако она начала стабилизировать свою жизнь и имела надежду вернуть своих детей.
Она очень переживала то, что муж ее оставил, однако обвиняла лишь себя и хотела доказать ему,
что изменилась. Она идеализировала родителей и хотела быть такой же, как ее мать. Как и ее мать,
она начинала видеть себя в категориях того, что дала другим, что для них сделала, причем акцент
ставился скорее на материальный аспект воспринимаемого таким образом материнства. Она
ставила перед собой недостижимые цели, для того чтобы «догнать то, чего не смогла отвратить»,
причем была практически уверена, что это не удастся.
Мать Шарон была очень обременена чрезмерной ответственностью, за которую она не получила
ни
2/6
благодарности, ни признания. Отец был «покинутым» ребенком, не способным к агрессии,
поскольку мать была «святой» и делала, что могла. Он рос в детских домах, где практиковали
уступчивость, а не утверждение индивидуальности. Эти двое поженились и создали, таким
образом, комплементарный союз, где она была «сверхответственной», а он «не слишком
адекватным», скорее пассивным членом семьи. Их дети были адресатами альтруистической
самоотдачи. Теперь все они начинали проигрывать во внешнем мире. Старшая дочь вернулась
домой, став в значительной степени, зависимой от матери, оставив, во многом, заботу о
собственном ребенке. Шарон пыталась отбросить «обязанности», создавая поспешные хаотичные
связи. Однако сейчас она хотела вернуться домой, начать соперничать с матерью и получить
заново любовь отца, отказавшись от права на собственную жизнь, чтобы тем самым продолжить
традицию семьи посвящать себя детям.
Случай этой семьи был передан мне с ясной целью (она была сформулирована на собрании,
посвященном анализу случая, где царил весьма скептический взгляд на то, что вообще возможно
что-то изменить), согласно которой я должен был попытаться помочь Шарон решить проблему
низкой самооценки и склонить ее постепенно взять на себя ответственность. Этих целей удалось
достичь, так что вскоре ей вернули детей, с которыми она стала жить отдельно от родителей.
Добиться этой цели удалось, однако, не благодаря работе с Шарон, с которой я ограничился
короткой дискуссией о возможных проблемах, и также не благодаря работе со всей семьей, но
главным образом с помощью встреч с матерью, во время которых я убеждал ее
217
стать более эгоистичной, меньше помогать детям. Этого удалось достичь путем описания ее
нового поведения как трудной, но необходимой с ее стороны жертвы для того, чтобы помочь
дочери получить обратно своих детей. Интересно, что очень скоро путь «эгоизма» понравился ей,
не от чувства ответственности, а потому, что приносил ей много удовольствия, ей понравился
опыт «иметь», а также потому, что это сильно улучшило ее отношения с мужем. Первый раз она
купила себе новое, достаточно дорогое и красивое платье, вместо многофункционального, на все
случаи. Она стала говорить «нет» на требования детей, что вначале было для нее очень сложно.
Шарон и ее дети, освобожденные от своих «обязательств», получившие заново открытую свободу
матери и улучшившиеся отношения между родителями, начали брать больше ответственности на
себя.
Центральное значение для достижения позитивных результатов терапии имело, во-первых,
старательное изучение связей между поколениями, касающихся матери и отца, так что оба смогли
увидеть в самих себе последствия чувства «долга» и «никчемности», которыми были озабочены в
детстве. Во-вторых, была важна концентрация на определенных типах поведения,
поддерживающих шаблоны, или обход поведения, блокирующего это. Например, матери
рекомендовали, чтобы она оставалась с ребенком лишь раз в неделю, вместо того чтобы
заботиться о нем круглосуточно, или, например, чтобы она готовила обед из одного блюда строго
в определенное время. Вместо того чтобы жаловаться и разогревать пищу для опоздавших, ей
нужно было сказать, что, к сожалению, обед уже закончился, но можно взять что-нибудь из хо-
218
лодильника, а она, заодно, с удовольствием выпила бы стакан чая.
»
Системы персональных конструктов
Вне зависимости от того, какой опыт передается от поколения к поколению, повторяемость
специфических интеракций, являющихся результатом ограничений актуальных систем
конструктов, поддерживает стереотип. Вот несколько наиболее распространенных примеров,
ограничивающих персональные конструкты:
«Если я буду терпеливым, любящим и лояльным несмотря на то, как он /она со мной обращается,
тогда в итоге...»
«Мои достижения — это мой долг, это минимум того, что я должен сделать. Я не имею права
гордиться этим».
«Я сделаю все, чтобы мои дети не прошли через все то, что прошел я/мы». «Я неудачник, может
мне удастся достичь...»
«Я ценен настолько, сколько мне удастся сделать для других, и так это будет ничто в сравнении с
тем, что я должен сделать».
«Чтобы я ни делал, я делаю это плохо или недостаточно хорошо».
«Я никогда не отплачу мой долг благодарности за то, что мне сделали, я совершенно не заслужил
этого».
«Я не слишком ценю своих родителей за то, как они со мной обходились. От тебя я, однако,
ожидаю полной и добровольной лояльное-
219
ти (хотя подозреваю, что, в конце концов, ты окажешься недостойным доверия)».
«Мое счастье — это счастье других». Или: «Счастье других я ставлю выше своего, чего бы это
мне ни стоило».
Такие конструкты записываются в своды жизненных правил. Как сказал Сартр: «Человек всегда
выдумывает истории, живя в окружении историй о себе и о других. Все, что с ним случилось, он
видит сквозь их призму, пытаясь прожить свою жизнь так, как если бы я их рассказывал» (1965).
Когда я спрашиваю пациентов о влияниях поколений на основу их конструктов, я не стараюсь
показать им то, что существует, но предлагаю взглянуть на это «как если бы...».
В этом состоит разница между мной и ориентированным на психоанализ подходом Бошормено-го-
Наги. Джордж Уолд, американский ученый, считал, что «мы, скорее, являемся продуктами
издательского, нежели авторского процесса». Процесс психотерапии видится мне в определенной
степени похожим на переиздание: обзор истории данной личности и помощь в написании заново
некоторых ее параграфов. Так же как и Сартру, мне не нравится слово «психологический». Не
существует ничего психологического. Скажем, скорее, некто может слегка улучшить биографию
определенной личности» (1965).
220___________________________Б.Кейд, В.О'Хэнлон
«Не держат собаку для того, чтобы самому лаять»
Кейт и Витакер (1985) считают, что родители могут не справиться с воспитанием, если они
становятся слишком:
— насаждающими дисциплину
— амбивалентными
— решительными
— оберегающими
— любящими
— неприступными
— жесткими
— всепрощающими
— ненормальными
— многообещающими
— нетерпеливыми
— снисходительными.
Похоже на то, что если один из супругов начинает, независимо от мотивов, делать чего-либо
слишком много, то остальные люди или партнер, если не вступают в открытое соперничество,
будут выражать обратную тенденцию, демонстрируя противоположное поведение. Например,
часто встречается сочетание: родитель, которого дети считают слишком строгим, и другой
родитель, который это компенсирует, становясь более терпимым. В ответ на это первый начинает
еще больше внимания уделять дисциплине, что вызывает усиление поведения второго и так далее,
пока родители не станут абсолютно противоположными. Несмотря на то что не существует
абсолютной доброты и абсолютной
Краткосрочная психотерапия____________ 221
суровости в семье (фон Нойман и Моргенштерн, 1944), часто именно так это и выглядит. Другой
распространенный шаблон встречается там, где один партнер пытается убедить или заставить
второго сильнее выражать свои чувства. Это очень скоро поляризует их.
Однажды к нам обратилась супружеская пара на грани краха, а терапия должна была стать
«последней попыткой объединения». Она была очень чувствительной, эмоционально открытой,
полной экспрессии. Он был эмоционально холодным рационалистом. Она все время пыталась
заставить его раскрыться. Он воспринимал ее как абсолютно иррациональную личность, всегда им
недовольную. Они решили разойтись, а я старался, чтобы это произошло без потери взаимного
уважения. Через несколько месяцев пришла другая женщина. Она считала себя открытой,
чувствительной и полной экспрессии. Мужа охарактеризовала как холодного, бесчувственного,
безэмоционального. Я спросил, с какой целью она пришла. Оказалось, что она недавно встретила
мужчину, который является противоположностью мужа: он теплый, понимающий, очень хорошо
выражающий свои эмоции и чувствительный к окружающим. После нескольких вопросов
оказалось, что это мужчина из предыдущей пары.
То же происходит и с ответственностью. Если „один человек становится сверхответственным, он
как бы забирает часть ответственности, которую они должны были разделять. В итоге второй
человек отвечает противоположным, — некомпетенцией, безответственностью. Если кто-то
покупает собаку, а потом сам лает, когда стучатся в дверь, зачем собаке просыпаться и слезать с
дивана? За-
222
мечая отсутствие компетенции и ответственности у партнера, у нас появляется повод, чтобы стать
еще более ответственным и так далее.
Если такого типа поведенческий шаблон нало-жится на персональные конструкты, поляризация и
ее закрепление происходят молниеносно.
Поскольку сверхответственный человек работает постепенно все больше, существует
возможность, что его партнер, испытывая все увеличивающуюся злость, дисквалификацию и
чувство вины, будет все более некомпетентным и безответственным, взваливая, таким образом,
очередную дозу ответственности на первого человека, и т.д. Если первый человек имеет
конструкт, который делает невозможным отказ от своей позиции, невозможной также становится
позитивная реакция на требование быть более ответственными, направленное другим. Он всегда
будет первым, ожидая и осуждая, всегда навязывая свое собственное определение того, что
является истинной ответственностью. Даже если он согласится на минутное отступление, ясно
дает понять, что отступает только до тех пор, пока второй человек не подстроится к его
пониманию того, как должно быть.
Все усилия противостоять жестким, завышенным и иногда параноидальным требованиям другого
человека только усугубляют проблему. Чем дольше выплата долгов кажется невозможной, тем
сильнее становится чувство «обязанности», и благодарность превращается в «скрытую
ненависть». Никто, однако, не делает этого из плохих побуждений. Каждый делает то, что он
считает наилучшим в данной ситуации согласно своим конструктам. Попытки решить такие
проблемы видятся с каждой стороны совершенно по-иному и становят-
223
ся элементами порочного круга. Поэтому важно принимать во внимание не только длительные
стереотипы, передающиеся от поколения к поколению, но рассматривать также интеракционные
детерминанты здесь и сейчас. Как уверяет Фиш и его сотрудники, «если возрастание и удержание
проблемы мы признаем за замкнутый круг, где в основе поведения, удерживающего проблему,
лежат добрые намерения, изменение этого поведения должно разорвать такой круг, давая начало
решению проблемы» (1982). Другими словами, «уменьшение поведения определенного типа»
может привести к уменьшению количества поведения другого типа. Основываясь на собственной
практике, я считаю, что заниматься исключительно интеракционными компонентами проблемы
без детальной проработки «биографии» поколений и работой над ее «переизданием» мало
эффективно по отношению к ситуации, где данная проблема вросла в шаблон
«сверхответственности/безответственности» многих поколений.
Ко мне пришла женщина, страдающая от острых приступов страха. Она недавно ушла от мужа и
взрослых детей, пытаясь начать новую, самостоятельную жиань. Она переехала из маленького
городка в Сидней. Ее мужем был «соседский парень», ее первый мужчина. Она вышла замуж в
возрасте 18 лет, поскольку, как она сейчас понимала, обе семьи и весь городок ожидали этого от
них. Она прожила 22 года в скуке. Муж был приятным, тяжело работающим мужчиной, а она
очень страдала, что так его травмировала. Однако она была уверена в правильности своего
решения.
Непосредственной проблемой была мать, которая каждое воскресенье утром звонила и в течение
224
часа остро ее критиковала, требуя возвращения к «бедному, несчастному мужу, который тебя так
любит, и ничем не заслужил такую боль. О лучшем муже нельзя даже мечтать». Через час
бесполезных стараний убедить мать, пациентка превращалась в «океан чувства вины и бессильной
злости». Каждое воскресенье она выпивала почти целую бутылку шерри, а в следующие два или
три дня с облегчением бралась за работу. В конце недели она начинала думать о предстоящем
разговоре, и появлялся страх. Она описала свою мать как очень консервативного человека,
доминирующего в семье в роли «мученика». Она всегда командовала в семье с помощью
приступов мигрени и бесконечной, тяжелой работы. После изучения связей между поколениями, я
предложил способ, с помощью которого она могла бы попытаться справиться с матерью по
телефону. Она должна была в самом начале разговора спокойно, не повышая голоса, оказать: «Я
знаю, что ты обеспокоена, и мне очень жаль. Я не хотела причинить тебе хлопоты, но я должна
сама со всем этим справиться и не хочу об этом сейчас говорить». И ничего больше, даже если бы
пришлось многократно это повторить. Ей абсолютно запрещалось оправдываться, просить мать о
чем-либо или любым другим способом объяснять свое поведение.
Когда мать позвонила, пациентка отреагировала согласно плану. На другом конце провода
наступила тишина, после которой мать решила проигнорировать услышанное, продолжив
требовать от дочери «покончить с этими глупостями». Женщина повторила свой текст. В целом ей
пришлось повторять его 15 раз, однако это было намного меньше, чем она предполагала. Мать
неожиданно
225
стала более сговорчивой и впервые проявила интерес к тому, как дочь справляется, как дела на ее
новой работе и т. п. В конце беседы, вместо того чтобы как всегда потребовать, чтобы дочь взяла
себя в руки и вернулась своим обязанностям, мать пожелала ей удачи, попросила заботиться о
себе и сказала: «Благослови тебя Бог, дорогая». Во время следующих переговоров, несмотря на то
что дочери приходилось повторять свое заклинание, оно постепенно становилось ненужным,
поскольку мать стала проявлять все больше понимания и, наконец, призналась, что были такие
моменты, когда и она «хотела бросить все». Клиентка в этот момент вспомнила, что я говорил о
том, как тяжело может быть матери, столько вложившей в традиционную модель семьи,
признаться себе, что могли существовать и другие пути. То, что сделала дочь, могло прояснить ее
собственные, уже потерянные возможности.
Важно было не войти в открытую или тайную коалицию против матери, поскольку, даже если бы
это дало определенные результаты на определенное время, в результате это наверняка углубило
бы ее чувство вины. Как пишут Бошорменый-Наги и Спарк:
«Развод может вызвать чувство вины, а оно является самым большим препятствием на пути к
настоящему автономному освобождению» (1984).
Переработка семейной истории так, чтобы дефектный стереотип, а не родитель, являлись
проблемой, которую необходимо решать, означает, что терапевтическая техника становится
способом, ограничивающим влияние стереотипа, а не путем борьбы с матерью.
226
Супруги, о которых я упоминал раньше, беспокоились, что потерпели поражение в воспитании
своего сына, не слишком хорошо заботились о родителях мужа, и потеряли взаимный контакт.
Младший сын, который в детстве вел себя как сверхвозбудимый и всегда был трудным ребенком,
теперь, в 20 лет, становился еще сложнее и недавно пытался отравиться. Было ясно, что в
последние 20 лет они не обращали внимания на свой брак и на свое развитие в пользу детей, а
позднее, и матери мужа, которая, как он признал, «имела над ним нездоровую власть» в период
его брака. Они с тоской говорили об отпуске, многолетней мечте — путешествии вокруг
Тасмании. Они собирались реализовать эту мечту, когда дети станут самостоятельными. Я
поговорил с ними о том, как их невнимание к себе явилось частью стереотипа, поглотившего, по
меньшей мере, три поколения. Я предложил им серьезно обдумать выезд в отпуск в течение
ближайших трех недель (муж работал в университете, и ему предстоял долгий отпуск), и о своем
решении проинформировать семью, но не рассматривать его с ними, не прося разрешения ни у
детей, ни у матери. Это был важный элемент — не оправдываться и не убеждать, если кто-нибудь
из членов семьи был бы против принятого ими решения. Они смеялись, когда я предложил им
ехать, если они действительно этого хотят, а не для того чтобы показать, что они слушаются
терапевта. Через пару дней они позвонили, с просьбой отложить следующий визит из-за выезда. К
их удивлению, семья ничего не имела против, а младший сын решил даже на это время переехать
к приятелю.
227
Вывод
Поляризованный и хронический стереотип сверхответственности и безответственности
укореняется в семье как вертикально, традицией многих поколений, так и горизонтально,
повторяющимися последовательностями поведения, отражающими ограничивающие
персональные конструкты. Терапия семейных проблем такого типа должна брать во внимание как
мотивы, передающиеся от поколения к поколению, приводящие к низкой самооценке, чувству
вины и т.п., так и интеракционные шаблоны здесь и сшчас, которые укрепляют и усиливают
проблемы, а также конструкты, через призму которых наблюдается ситуация. В процессе анализа
и «переиздания» предметом «обвинения» становятся трансакционные шаблоны поколений и
персональные конструкты. В этом случае легче склонить клиента работать над шаблонами
поведения по отношению к конкретным проблемам, возникающим в актуальных отношениях.
Приведенные здесь случаи были подобраны так, чтобы лучше раскрыть вопрос, и не имеют целью
показать, что проблемы этого типа могут быть решены посредством простых поведенческих
рекомендаций (хотя и такое иногда случается), и не потому, что легко убедить клиентов принять
взгляд, полностью противоположный тому, во что они верили столько лет.
Финальная история
Это случай 35-летней женщины, пришедшей по поводу затянувшейся депрессии. Это была тяжело
работающая женщина и мать, хозяйка чистого, до болезненности, дома, единственный ребенок
«суровых ирландских католиков». Она всегда была
228
хорошей девочкой и не помнила, чтобы хоть раз в жизни бунтовала. Она постоянно боролась с
чувством низкой самооценки и несовершенства. «Я такая самолюбивая. У меня двое
великолепных детей, хотя мне иногда бывает с ними трудно, и муж, который тяжело работает,
чтобы обеспечить нам комфортную жизнь». Я сказал ей, что большинство людей, сидевших в
кресле в моем кабинете и признавшихся, что они самолюбивые, не имели ни-малейшего понятия,
что это значит. Она согласилась, что, сколько себя помнит, не находит ничего, что сделала для
себя, и признала, по крайней мере, интеллектуально, что самолюбие иногда необходимо и что оно
является чем-то плохим, лишь когда оно чрезмерно. Она приняла, хотя ей трудно было уловить
эту идею, что определенный рост уровня самолюбия в ее случае хорошо скажется на ее детях. В
конце сессии она согласилась подумать над моим мнением о том, чтобы следующие пару недель
позволить себе некий спонтанный, самолюбивый, даже слегка коварный поступок.
На следующую встречу она пришла с хитрой улыбкой. Пару дней назад, отправив детей в школу,
она вернулась на кухню, чтобы помыть посуду (старательная уборка всего дома было ее
ежедневным занятием). Посмотрев на гору посуды, она к своему удивлению сказала: «Черт с ним,
это подождет». Не долго думая, она решила пойти на пляж. Она еще ни разу не была там без
семьи. Ее купальник был уже немодный, она поехала на пляж и пошла в магазин. Сначала она
хотела купить закрытый купальник, но увидела, что большинство женщин, многие из которых
были в ее возрасте, покупали бикини. Она набралась смело-
сти и тоже купила бикини. Она была страшно напряжена, но поняла, что в магазине никто не
обращает на нее внимания.
Через некоторое время, проведенное на пляже, она заметила, что многие женщины носят лишь
нижнюю часть бикини.
«...И тогда мне пришла в голову такая безумная мысль!» И теперь еще ее семья не знает, что она
загорала без лифчика. («Мои родители были бы в ужасе от этого»). Она уже не страдает от
депрессии и чувствует себя более уверенно. Она считает, что ей стало легче справляться с детьми,
и что муж стал более чутким. «Я больше не делала этого и, вероятно, не сделаю. Бикини я
затолкала в самый угол шкафа. Важно, что я знаю, что оно там, и что, если мне захочется, я смогу
сделать это еще раз».
Эпилог
Мы хотели бы закончить эту книгу предостережением терапевтов краткосрочного и других
направлений от увлечения идеями несколько опасного терапевта Моше Тальмона. Он автор книги
«Терапия одной сессии». Одно название вызывает дрожь у нас и у всех, кто занимается частной
практикой (Тальмон, 1990). Заинтригованный количеством клиентов/пациентов, которые
появляются лишь на одной сессии и которых во многих системах терапии называют
«выпавшими», Тальмон решил изучить этот вопрос, начиная со своих клиентов такого типа.
«Я несколько боялся того, что может открыться, однако результат моих опросов был даже
слишком хорошим: 78% из двухсот пациентов, с которыми я связался, сообщили, что получили то,
чего хотели в течение одной сессии, и лучше или значительно лучше противостояли своим
проблемам, приведшим их на терапию» (1990).
Он также установил, анализируя практику тридцати психиатров, психологов и социальных
работников, что терапия в течение одной сессии не была чем-то необычным.
Эта работа была впоследствии расширена. Вместе с двумя коллегами Майклом Хойтем и
Робертом Розенбаумом, Тальмон начал более формальную программу исследований. Среди
людей, с которыми он встретился, которые посетили лишь одну сессию, 88% считало, что
наступило улучше-
231
ние или «значительное улучшение»; 79% считало, что одной сессии вполне достаточно, а 65%
испытало также изменения в других сферах жизни, отличных от начальной проблемы.
По просьбе Тальмона, Мордекач и Каффман, директор «Кибуц Чайлд энд Фэмили Клиник» в
Израиле, провели исследования. Результаты были схожими.
В своей книге Тальмон дает ясные и исчерпывающие данные об эффективном ведении терапии
одной сессии. Приведенные примеры доказывают, что можно значительно помочь как людям с
довольно определенными трудностями, так и людям, страдающим от депрессии, страха,
избыточного веса, насилия в семье посредством одной сессии.
Очевидны также причины, по которым эти исследования необходимо признать исключительно
вредными. Большинство из нас неплохо себя чувствуют благодаря частной практике, когда
пациент приходит на 5 или 6 сессий. Эта цифра является средней, согласно исследованиям. Если
разойдется информация, что одна сессия может быть настолько полезной, мы можем пойти по
миру или искать дополнительные занятия для того, чтобы заработать на жизнь.
Предостережение напоследок
Как краткосрочные терапевты, мы часто встречаемся с вопросами типа: «Да, но если бы...»,
которые задают коллеги. Например:
«Хорошо, а что было бы, если бы ее депрессия имела клинический характер, а тенденция
покончить жизнь самоубийством была реальной?»
232
Б.Кейд, В.О'Хэнлон.
«Да, но если бы родители отказали в поддержке, поскольку проблемы их ребенка маскировали их
супружеские проблемы...?»
«Ладно, но что бы произошло, если бы у него были склонности к насилию?»
Такие вопросы являются попыткой понять принципы и ценности краткосрочной терапии. Однако
случается, что спрашивающий скорее принимает определенную позицию по отношению к тому,
как, по его мнению, нужно было бы поставить диагноз в этом случае и вести терапию, чем ждать
ответа. Один из коллег разрешил нам воспользоваться рассказом, который он придумал для того,
чтобы отвечать на вопросы этого второго типа:
Один клиент, которого бросили родители в возрасте двух лет, был воспитан группой горилл,
живущих в складах у доков в Сан-Франциско. После того как ему удалось научиться английскому
языку по обрывкам газет, выкопанных из мусорных куч, он начал бороться с дилеммой
лояльности в войне, которая шла между испаноязычными уличными бандами и стадами горилл,
одновременно ощущая денационализацию испаноязычных банд и культурную опасность для
горилл. Когда он уже смог стать личностью, а не просто представителем приматов, он проник в
церковь, где его систематически сексуально использовали множество людей, пока, в конце
концов, он не стал членом сообщества и не занялся помощью молодым бездомным гориллам. В
течение терапии нам приходилось бороться с навязчивыми мыслями о выскакивании из-под
шлагбаума на автостраду. Мы также решили не информировать власти о его все еще актуальной и
совершенно серьезной классификации
233
приматов по отношению к авторитетам. Мы решили поделиться с ним нашим собственным
опытом из того периода, когда нам еще нравились бананы. Мы, конечно, не можем дать ответ на
вопрос: «Что бы произошло, если бы он воспитывался в стаде жирафов?» (Майкл Дюррант, 1992).
Содержание
Вступление..........................................................6
Введение.............................................................8
Глава 1
Краткосрочный подход к терапии: обзор точек зрения........13
Глава 2
Что происходит в голове?..................................... 35
Глава 3
Реальность «Реальности» (или реальность того, что
реально): «Что же в действительности происходит?»...... 49
Глава 4
Как мы понимаем эмоции...................................... 64
Глава 5
Определение проблемы........................................ 73
Глава 6
Нейтральность и власть. Мнения, задания и уговоры.......90
Глава 7
Меньше того, что обычно ....................................107
Глава 8
Исключения, решения и ориентация на будущее .....124
Глава 9
Конструирование интервенций или изменение
восприятия проблемы..........................................144
Глава 10
Образец интервенции: изменение работы над проблемой. ..160
Глава И
Использование аналогий .....................................174
Глава 12
Парадоксальные интервенции...............................187
Глава 13
Безответственность и чрезмерная ответственность: две
стороны одной медали.........................................202
Эпилог.............................................................230
Научное издание
Ответственный редактор Коледа С.
Редактор Корнева А.В.
Художник Овсянников С.Н.
Корректор Игнатова Т.В.
Сдано в набор 06.10.2000. Подписано в печать 05.12.2000.
Формат 84x108'/зг- Гарнитура Петербург. Печать высокая.
Объем 7,5 печ. л. Тираж 10 000 экз.
Заказ № 2428.
Институт Общегуманитарных Исследований.
121471, Москва, Можайское ш., д. 28.
Издательская лицензия ИД № 02443 от 24.07.2000.
Отпечатано с оригинал-макета в ГПП
«Печатный двор» Министерства РФ
по делам печати, телерадиовещания
и средств массовых коммуникаций.
197110, Санкт-Петербург, Чкаловский пр., 15.

Загружено:

Сведения о документе

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

Серия Нейро-лингвистическое программирование Выпуск 4

уровень семьи психологический

Различные попытки Различные попытки

Похожие интересы

Вам также может понравиться