Дэвид 

 Шефф
Красивый мальчик.
Правдивая история отца,
который боролся за сына
Серия «МИФ Культура»
 
 
Текст предоставлен правообладателем
http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=64838731
Дэвид Шефф. Красивый мальчик. Правдивая история отца, который
боролся за сына: Манн, Иванов и Фербер; Москва; 2021
ISBN 9785001695967
 

Аннотация
Ник был талантливым и очаровательным молодым человеком.
Наркотики превратили его в дрожащего призрака, который лгал,
воровал и жил на улице. Его отец, журналист Дэвид Шефф,
подробно и откровенно рассказывает о долгом пути, который
пришлось пройти Нику и всей семье в борьбе за возвращение
к нормальной жизни. Он прослеживает всю историю: от первых
тревожных сигналов до многочисленных попыток реабилитации.
Эта книга – хроника падения и возвращения надежды. На русском
языке публикуется впервые.
 Содержание
Вступление 6
Часть I. Ночные бдения 35
Часть II. Его любимый наркотик 186
Часть III. Мне все равно 216
Часть IV. Если бы только 304
Часть V. Лучше ничего не знать 416
Эпилог 536
Послесловие 559
Благодарности 567
Источники 570
Благодарности правообладателям 576

 
 
 
 Дэвид Шефф
Красивый мальчик.
Правдивая история отца,
который боролся за сына
Издано с разрешения David Sheff, ICM Partners acting in
association with Curtis Brown Group Limited

Рекомендовано к изданию Еленой Рубиновой

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизве-
дена в какой бы то ни было форме без письменного разреше-
ния владельцев авторских прав.

Copyright © 2008 by David Sheff

© 2018 Amazon Content Services LLC
© Перевод на русский язык, издание на русском языке,
оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2021
 
⁂
 
Эта книга посвящается всем, кто
 
 
 
отдает свою жизнь борьбе с зависимостями
 в реабилитационных центрах, больницах,
исследовательских центрах, учреждениях
социальной адаптации и общежитиях для
бывших наркоманов, в организациях, занимающихся
просвещением по вопросам наркозависимостей, и
т.  п. Она посвящается также мужественным
и упорным людям, продолжающим посещать
собрания бесчисленных групп в рамках программы
«12 шагов», которые ежедневно проводятся во всех
крупных и маленьких городах Соединенных Штатов
и за их пределами. Эта книга – для них и их семей:
для тех, кому близка история моей семьи, потому
что они сами пережили или переживают нечто
подобное, для родных и близких наркозависимых  –
детей, братьев, сестер, друзей, партнеров, мужей и
жен, родителей вроде меня. «Беда в том, что ты
просто не можешь помочь им, и это удручает», –
писал Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Но на самом
деле вы можете помочь им и друг другу. Так, вы
помогли мне. И конечно, эта книга посвящается
моей жене Карен Барбур и моим детям Нику,
Джасперу и Дэйзи Шефф.

 
 
 
  
Вступление
 
Так больно, что я не могу спасти его, защитить,
не дать свернуть на плохую дорожку, уберечь от
боли. Зачем тогда нужны отцы, если не для этого?
Томас Линч. Мы такие, какие есть

«Привет, па! Господи, как я скучаю по вам. Жду не до-

ждусь, когда вас увижу. Остался всего один день!!! Ура!»
Это электронное письмо от Ника я получил вечером, на-
кануне его возвращения домой из колледжа на летние кани-
кулы. Восьмилетний Джаспер и пятилетняя Дэйзи уже сиде-
ли за кухонным столом и вырезали, клеили и раскрашивали
приветственные плакаты в честь его приезда. Целых шесть
месяцев дети не виделись со старшим братом.
Утром я вышел во двор, чтобы поторопить их – пора было
собираться в аэропорт. Дэйзи, мокрая и грязная, сидела вы-
соко на ветке клена. Джаспер стоял внизу. «Отдай обратно,
или будет плохо!» – грозил он ей.
«Нет, – ответила она. – Это мое». В ее глазах светилась
отвага и упрямство, но когда Джаспер начал карабкаться на
дерево, она бросила вниз фигурку Гэндальфа, за которой он
охотился.
«Пора ехать за Ником», – сказал я, и они понеслись мимо
меня в дом, скандируя: «Ни-ки, Ни-ки, Ни-ки!»
 
 
 
Дорога до аэропорта заняла полтора часа. Когда мы до-
брались до терминала, Джаспер закричал: «Вон он, Ник! – и
показал рукой: – Там!»
Ник с перекинутой через плечо спортивной сумкой цве-
та хаки стоял, прислонившись к знаку «Парковка запреще-
на», на бордюре недалеко от зоны выдачи багажа компании
United Airlines. Тощий, в выгоревшей красной футболке и
кардигане своей подружки, мешковатые джинсы болтаются
на костлявых бедрах, на ногах красные кеды-конверсы. За-
метив нас, он расплылся в улыбке и помахал нам рукой. Дети
хотели сидеть рядом с ним, поэтому, забросив сумки в ба-
гажник, он перелез через Джаспера и втиснулся между ними.
По очереди расцеловывал их в щеки. «Здорово снова быть
вместе, – сказал он. – Я так соскучился по вам, маленькие
разбойники. Просто ужас». И, обращаясь к нам, добавил: «И
по вам тоже, пап, мам».
Пока я выруливал с территории аэропорта, Ник рассказы-
вал, как прошел полет. «Хуже не бывает. Я оказался рядом
с теткой, которая болтала без умолку. У нее были платино-
вые волосы с вихрами, как на лимонном пироге с меренга-
ми. Прямо Круэлла Девиль – очки в роговой оправе, губы
сливового цвета и толстый слой розовой пудры». – «Круэлла
Девиль?» – переспросил Джаспер, вытаращив глаза.
Ник кивнул. «Точно как она. Ресницы у нее были длин-
ные, фиолетовые и явно ненастоящие, от нее несло парфю-
мом “вонючка”». Он зажал нос: «Жуть!» Дети пришли в пол-
ный восторг.
 
 
 
 Мы ехали по мосту Золотые Ворота. Река густого тумана
текла под нами, огибая полуостров Марин-Хедлендс. Джас-
пер спросил: «Ник, ты придешь на наш выпускной?» Джас-
пер в этом году перешел из второго класса в третий, а Дэй-
зи – из детского сада в первый класс.
– Не пропущу ни за что на свете, – ответил Ник.
Дэйзи спросила:
– Ник, помнишь ту девочку, Даниэлу? Она упала со швед-
ской стенки и сломала палец на ноге.
– Да ты что!
– У нее теперь гипс, – добавил Джаспер.
– Гипс на пальце? – спросил Ник. – Должно быть, он со-
всем малюсенький.
Джаспер сообщил серьезным тоном: «Его разрежут но-
жовкой».
– Палец?
Все трое захихикали.
Через некоторое время Ник произнес:
– У меня для вас есть кое-что. В сумке.
– Подарки!
– Получите дома.
В ответ на все мольбы рассказать, что там такое, он только
качал головой.
– И не проси, Джас. Это сюрприз.
Я видел всю троицу в зеркале заднего вида. У Джаспера
и Дэйзи кожа ровного оливкового тона. У Ника она когда-то
 
 
 
была такой же, но теперь его лицо кажется изможденным и
напоминает по цвету рисовую бумагу. Глаза у детей карие,
ясные, у него – как темные стеклянные шарики. Волосы ма-
лышей темно-каштановые, у Ника в детстве были светлые,
длинные, а сейчас выгоревшие, как поле в конце лета, с охря-
ными и желтыми прядями – последствия неудачной попыт-
ки мелирования при помощи хозяйственного отбеливателя.
– Ник, расскажешь нам историю о Пи Джи? – попросил
Джаспер. Вот уже несколько лет Ник развлекал детей при-
ключениями Пи Джи Фамблбамбла, английского детектива,
которого сам же и выдумал.
– Чуть позже, мистер, обещаю.
По автостраде мы проехали на север, затем свернули с нее
на запад, минуя маленькие городки, лесистый национальный
парк, холмистые пастбища. Остановились в городке Пойнт-
Рейес-Стейшн, чтобы забрать почту. Невозможно, будучи в
городе, не пересечься с десятком знакомых. Все они радо-
вались Нику и набрасывались на него с вопросами об уче-
бе и планах на лето. Наконец мы покинули город и по до-
роге, вьющейся вдоль речки Лагунитас-Крик (раньше Пей-
пермил-Крик), добрались до поворота налево, поднялись на
холм и вырулили на подъездную аллею к дому.
– Мы тоже приготовили для тебя сюрприз, Ники, – сказала
Дэйзи.
Джаспер бросил на нее строгий взгляд:
– Не вздумай ему рассказывать!
 
 
 
 – Это плакаты. Мы сами их сделали.
– Ну Дэ-эй-зи-и…
Подхватив свои сумки, Ник пошел за детьми в дом. Соба-
ки радостно атаковали его с лаем и поскуливанием. На верх-
ней площадке лестницы Ника приветствовали детские бан-
неры и рисунки, в том числе нарисованный Джаспером ежик
с надписью: «Я скучаю по Нику, хнык-хнык». Ник похвалил
детские художества и поплелся в свою комнату, чтобы рас-
паковать вещи. С тех пор как он уехал в колледж, его ком-
ната в дальнем конце дома, выкрашенная в ярко-красный
цвет, служила еще одной игровой, в которой были выставле-
ны творения Джаспера из конструктора «Лего», в том числе
дворец махараджи и робот-дроид R2-D2. Готовясь к приезду
Ника, Карен убрала «зверинец» Дэйзи – коллекцию мягких
игрушек, застелила кровать теплым стеганым одеялом и по-
ложила новые подушки.
Ник вышел из комнаты, нагруженный подарками.
Для Дэйзи – Жозефина и Кирстен, коллекционные куколки
American Dolls от девушки Ника. Одна была наряжена в вы-
шитую крестьянскую блузу и сарапе, другая – в зеленый бар-
хатный джемпер. Джаспер получил пару здоровенных водя-
ных пистолетов.
–  После ужина,  – предупредил Джаспера Ник,  – ты так
вымокнешь, что тебе придется возвращаться в дом вплавь.
– А ты так вымокнешь, что тебе понадобится лодка.
– А ты будешь мокрее самой размокшей лапши.
 
 
 
 – А ты вымокнешь так, что сможешь обходиться без душа
целый год.
Ник рассмеялся.
– Меня это устраивает, – сказал он. – Это сэкономит кучу
времени.
Мы поужинали, после чего мальчишки зарядили водяные
пистолеты, поспешили во двор, в сумерки ветреного вечера,
и разбежались в разные стороны. Мы с Карен наблюдали за
ними из гостиной. Выслеживая друг друга, Ник и Джаспер
прятались среди итальянских кипарисов и дубов, подныри-
вали под садовую мебель и ползали под прикрытием живой
изгороди. Когда удавалось сделать точный выстрел, они по-
ливали друг друга тонкими струйками воды. Дэйзи следила
за ними, укрывшись за гортензиями в горшках, расставлен-
ных у дома. Когда ребята пробежали мимо, она одной рукой
открыла водопроводный кран, а другой направила на них са-
довый шланг и окатила их водой.
Я остановил мальчишек в тот момент, когда они собира-
лись схватить ее. «Ты, конечно, не заслуживаешь спасения, –
сказал я ей, – но уже пора идти спать».
Джаспер и Дэйзи приняли ванну, надели пижамы и попро-
сили Ника почитать им. Тот сел на маленький диванчик меж-
ду их кроватями, вытянув длинные ноги, и стал читать кни-
гу «Ведьмы» Роальда Даля. Из соседней комнаты мы слы-
шали его голос, точнее голоса: голос мальчика-рассказчика,
удивленный и серьезный; недовольный и скрипучий голос
 
 
 
Бабушки и неприятный визгливый голос Величайшей Самой
Главной Ведьмы.
«Дети гадкие и испорченные!.. Дети грязные и вонючие!..
От них несет собачьими какашками!.. Они хуже, чем собачьи
какашки! По сравнению с детьми собачьи какашки пахнут
фиалками и примулами!»
От представлений, которые разыгрывал Ник, всегда
невозможно было оторваться, и дети слушали его как зача-
рованные.
В полночь наконец разразилась давно собиравшаяся гро-
за. Лил сильный дождь, и град пулеметными очередями мо-
лотил по медной черепице крыши. У нас редко случаются
грозы с молниями, но в эту ночь небо как будто озарялось
фотовспышками.
Между раскатами грома было слышно, как поскрипывают
ветви деревьев. Еще я слышал шаги Ника в коридоре, слы-
шал, как он готовит себе чай в кухне, тихо пощипывает стру-
ны гитары, наигрывая что-то из репертуара Бьорк, из болли-
вудских фильмов и из песен Тома Уэйтса с его весьма разум-
ным советом: «Если ты умер, не садись за руль». Меня беспо-
коила бессонница Ника, но я гнал прочь подозрения, напо-
миная себе, какой большой путь он проделал по сравнению
с прошлым учебным годом, когда его отчислили из Беркли.
На этот раз он уехал в колледж на востоке страны и все-таки
окончил первый курс. Учитывая то, что нам пришлось пере-
жить, это просто какое-то чудо. По моим подсчетам, пошел
 
 
 
уже 150-й день, как он держится без метамфетамина.

Утром гроза стихла, солнце засверкало на мокрых ли-

стьях клена. Я оделся и присоединился к Карен и малышам,
которые завтракали на кухне. Шаркая ногами, вошел Ник,
в фланелевых пижамных штанах, потрепанном шерстяном
свитере и в очках-рентгенах. Он подошел к кухонной стойке
и стал возиться с кофеваркой – налил воду, насыпал кофе,
поставил на огонь, а затем уселся за стол рядом с Джаспером
и Дэйзи и принялся за свои хлопья.
–  Дэйзи,  – сказал он.  – Атака со шлангом  – блестящая
идея, но я собираюсь отплатить тебе за это. Не забывай огля-
дываться.
Она вывернула шею, пытаясь заглянуть за спину.
– Я ничего не вижу.
– Люблю тебя, чудачка.
Вскоре после того, как  Дэйзи и  Джаспер отправились в
школу, к нам пришли несколько женщин, чтобы помочь Ка-
рен с подготовкой прощального подарка для одной всеми
любимой учительницы. Они стали украшать массивную ку-
пальню для птиц ракушками, отполированными камешками
и керамическими плитками, сделанными вручную самими
учениками. За работой они болтали и пили чай.
Я укрылся в кабинете.
Позже женщины устроили перерыв на ланч на открытой
кухне. Одна из них принесла китайский салат с курицей.
 
 
 
Ник, который после завтрака ушел досыпать, появился из
своей комнаты, стряхивая остатки сна, и поздоровался со
всеми. Он вежливо ответил на вопросы – снова про колледж
и планы на лето, – а затем извинился и сказал, что должен
ехать на собеседование.
Я слышал, как после ухода Ника матери обсуждали его.
«Какой милый мальчик».
«Замечательный».
Одна из них отметила его хорошие манеры. «Вам очень
повезло, – сказала она Карен. – Наш сын-подросток только
и знает, что бухтеть и огрызаться. По-другому он с нами не
общается».
Часа через два Ник вернулся – в доме уже было тихо: ма-
маши, закончив свою мозаику, разошлись по домам. Он по-
лучил работу официанта в итальянском ресторане. Завтра
пойдет на инструктаж. Правда, Ник был в ужасе от требова-
ния носить униформу – тесные черные ботинки и бордовый
жилет, но ему сказали, что зато он сможет заработать кучу
денег в виде чаевых.
На следующий день после стажировки Ник практиковал-
ся на нас, изображая официанта – персонажа одного из его
любимых мультфильмов, «Леди и бродяга». Когда мы сели
ужинать, он вошел в комнату, держа над головой вообража-
емый поднос и напевая с мелодичным итальянским акцен-
том: «О, эта ночь, прекрасная ночь, эту ночь мы называем
bella notte».
 
 
 
 После ужина Ник попросил одолжить ему машину, что-
бы поехать на собрание анонимных алкоголиков. Поскольку
он неоднократно попадал в неприятные переделки – вклю-
чая инцидент, когда он разбил обе наши машины за один раз
(управляя одной, врезался в другую), его лишили привиле-
гии сидеть за рулем. Но сейчас его просьба звучала вполне
разумно. Посещение собраний анонимных алкоголиков вхо-
дило в обязательную часть курса реабилитации, и мы согла-
сились. Он взял наш универсал, на котором все еще видне-
лись следы прошлых аварий. После собрания он дисципли-
нированно вернулся домой и рассказал, что попросил кое-
кого стать его наставником на время пребывания в городе.
Назавтра он снова попросил машину. На этот раз – чтобы
съездить пообедать с этим наставником. Конечно, я разре-
шил. На меня произвело впечатление то, с каким старанием
он соблюдал установленные нами правила. Он рассказывал
нам, куда идет и когда будет дома, и всегда возвращался во-
время. Вот и в этот раз приехал домой спустя каких-то пару
часов.
На следующий день ближе к вечеру мы сидели в гостиной
у горящего камина. Карен, Ник и я читали, устроившись на
диванах, а Джаспер и Дэйзи играли с человечками из кон-
структора «Лего» на выцветшем ковре. Оторвав взгляд от
своего персонажа, Дэйзи рассказала Нику о «противном ту-
пом» мальчишке, который толкнул ее подружку Алану. Ник
пообещал прийти в школу и размазать по стенке этого «под-
 
 
 
лого придурка».
Чуть позже я с удивлением услышал, как Ник тихо похра-
пывает. Но без четверти семь он проснулся, словно от толч-
ка. Взглянув на часы, он вскочил со словами: «Чуть не про-
пустил собрание!» – и снова попросил одолжить ему маши-
ну.
Меня радовало, что, несмотря на усталость и на то, что он
с удовольствием проспал бы до утра, Ник ответственно отно-
сился к реабилитации: он нашел в себе силы встать, ополос-
нул лицо водой, откинул руками волосы, падающие на гла-
за, натянул свежую футболку и выбежал из дома, боясь опоз-
дать.
Когда пробило одиннадцать, Ника все еще не было. Я
очень устал за день, но лежал в постели без сна, и мое бес-
покойство росло. Мне приходил на ум миллион совершенно
безобидных объяснений. Часто после собрания люди идут
куда-нибудь выпить кофе. А может быть, он болтает со сво-
им новым наставником. В голове у меня спорили два голоса:
один убеждал меня, что я дурак и параноик, другой был уве-
рен, что случилось нечто ужасное. По опыту я знал, что бес-
покоиться нет смысла, но тревога вспыхивала помимо моей
воли и не отпускала. Мне не хотелось предполагать худшее,
но в прошлом, когда Ник нарушал «комендантский час», это
часто предвещало беду.
Я лежал, вглядываясь в темноту, и моя тревога росла. Пе-
чально, но это состояние стало привычным. Вот так я ждал
 
 
 
Ника годами. Вечерами, когда он не возвращался к огово-
ренному часу, я ждал, когда раздастся скрежет машины, вы-
руливающей на подъездную дорожку. Потом наступала ти-
шина. Ну наконец. Хлопала дверца машины, слышались ша-
ги, щелчок открываемой входной двери. Несмотря на попыт-
ки Ника пробраться незаметно, шоколадный лабрадор Брут
обычно встречал его тихим тявканьем. Или же я ждал, когда
зазвонит телефон, но никогда не был уверен, что это Ник
(«Привет, па, как дела?»), а не полиция («Мистер Шефф,
ваш сын у нас»). Всякий раз, когда он задерживался или не
звонил, мне казалось, что произошла трагедия. Он мертв.
Всегда – мертв.
Но потом Ник появлялся, крадучись поднимался по лест-
нице на второй этаж, скользя рукой по перилам. Или разда-
вался звонок. «Прости, пап, я у Ричарда. Я заснул. Думаю,
лучше здесь остаться, не хочется ехать домой в такую позд-
ноту. Увидимся утром. Люблю тебя». Я чувствовал и ярость,
и облегчение, потому что мысленно успевал похоронить его.
В этот раз я задремал, так и не дождавшись Ника. Где-
то в час ночи меня разбудила Карен. Она услышала, как он
прокрадывается в дом. На заднем дворе вспыхнул садовый
светильник с детектором движения. Прямо в пижаме я влез в
ботинки и вышел через заднюю дверь, чтобы встретить сына.
На улице было свежо. В кустах затрещали ветки. Я завер-
нул за угол и нос к носу столкнулся с огромным испуган-
ным оленем, который тут же умчался прочь, легко перемах-
 
 
 
нув через изгородь.
Я вернулся в постель, и мы с Карен снова стали маяться,
не в силах заснуть.
Полвторого ночи. Два. Я опять проверил его комнату.
Полтретьего.
Наконец мы услышали шум машины.
Я встретил Ника на кухне, он бормотал какие-то извине-
ния. Я сказал, что больше не дам ему машину.
– Ну и ладно.
– Ты под кайфом? Скажи честно.
– Господи! Нет.
– Ник, у нас был уговор. Где ты был?
– Какого черта? – произнес он, глядя в пол. – После собра-
ния мы зашли к одной девчонке, трепались, смотрели видео.
– А телефона там не было?
– Да понятно, понятно, – сказал он, начиная злиться. – Я
же извинился.
Он скрылся в своей комнате, хлопнув дверью и заперев ее
изнутри, а я бросил ему вслед: «Поговорим утром».
За завтраком я пристально наблюдал за  Ником. Его те-
ло, вибрирующее, как машина на холостом ходу, выдавало
его с головой. Челюсть ходила ходуном, замутненный взгляд
метался из стороны в сторону. Ник обсуждал с Джаспером
и Дэйзи, чем заняться после школы, нежно обнимал их, но в
голосе его слышались нотки раздражения.
Когда Карен с детьми уехали, я начал:
 
 
 
 – Ник, нам надо поговорить.
Он бросил на меня настороженный взгляд:
– О чем?
– Я знаю, что ты снова подсел на наркоту. Это видно.
Он раздраженно посмотрел на меня:
– О чем ты говоришь? Ничего подобного.
И опустил глаза.
– Тогда ты не будешь против теста на наркотики?
– Да пожалуйста. Мне пофиг.
– Отлично. Я хочу, чтобы ты сделал это прямо сейчас.
– Ладно!
– Одевайся.
– Я понимаю, что нужно было позвонить. Не употребляю
я!
Он почти сорвался на крик.
– Пошли.
Он поспешно ушел в свою комнату. Закрыл дверь. По-
явился, одетый в футболку с надписью Sonic Youth и черные
джинсы: одна рука в кармане, голова опущена, на плече бол-
тается рюкзак. Другой рукой он держал за гриф свою элек-
трогитару. «Ты прав, – сказал он, протискиваясь мимо ме-
ня. – Я употребляю все время, как приехал домой. И нарко-
манил весь семестр». Он ушел из дома, хлопнув дверью.
Я выбежал из дома, крича его имя, но он уже скрылся из
виду. После минутного замешательства я вернулся в дом, во-
шел в его комнату и опустился на неубранную постель. Под-
 
 
 
нял валяющийся под столом скомканный листок бумаги. На
нем Ник написал:

Я доходяга, и я это знаю.

Мне помогла бы дорожка-другая.

Днем вернулись из школы Джаспер и Дэйзи. Они ворва-

лись в дом, начали носиться из комнаты в комнату и наконец
уставились на меня снизу вверх: «А где Ник?»

Я перепробовал все что можно, чтобы не дать сыну впасть

в метамфетаминовую зависимость. Вряд ли мне было бы лег-
че, если бы он подсел на героин или кокаин, но каждый роди-
тель метамфетаминового наркомана вскоре узнаёт, что этот
наркотик обладает особенно чудовищными свойствами. Сте-
фан Дженкинс, певец из группы Third Eye Blind, признался в
одном интервью, что метамфетамин дает ощущение «ярко-
сти и блеска». Наряду с этим он делает человека опасным,
деструктивным параноиком, лишает всех иллюзий и ведет к
саморазрушению. Потом ты начинаешь совершать какие-то
немыслимые поступки, чтобы снова почувствовать себя яр-
кой и блестящей личностью. Ник всегда был чутким, тон-
ким, проницательным, невероятно сообразительным и жиз-
нерадостным ребенком, но метамфетамин изменил его до
неузнаваемости.
В своих увлечениях Ник всегда был на острие популяр-
 
 
 
ных трендов: в  разное время это были «Заботливые миш-
ки», «Щенки из приюта», «Мой маленький пони», «Мик-
ромашинки», «Трансформеры», «Хи-Мен и принцесса Ши-
Ра», «Черепашки-ниндзя», «Звездные войны», «Нинтендо»,
группа Guns N’Roses, стиль гранж, Бек и многое другое. С
метамфетамином он тоже оказался в первых рядах. Его за-
висимость развилась за несколько лет до того, как политики
объявили этот наркотик худшим злом, которое только мог-
ло обрушиться на нацию. В Соединенных Штатах метамфе-
тамин пробовали не менее двенадцати миллионов граждан
и, по некоторым оценкам, более полутора миллионов явля-
ются метамфетаминовыми наркоманами. В мире насчитыва-
ется более тридцати пяти миллионов человек, прочно сидя-
щих на этом наркотике. Считается, что он вызывает более
сильную зависимость, чем героин и кокаин вместе взятые.
Ник утверждал, что искал мет всю свою жизнь. «Когда я по-
пробовал его в первый раз, – говорил он, – сразу понял: это
то, что надо».
История нашей семьи одновременно уникальна и универ-
сальна  – в том смысле, что все истории о наркозависимо-
сти перекликаются друг с другом. Я понял, насколько мы все
похожи, когда впервые попал на собрание группы аноним-
ных алкоголиков. Долгое время я отказывался идти туда, но,
несмотря на то, что, слушая истории людей, я часто не мог
удержаться от слез, эти встречи укрепили мой дух и смягчи-
ли чувство изолированности. Ситуация стала казаться мне
 
 
 
не такой отчаянной. Кроме того, истории, рассказанные дру-
гими членами группы, подготовили меня к испытаниям, ко-
торые иначе застали бы меня врасплох. Эти собрания не ста-
ли панацеей, тем не менее я был благодарен за то, что почув-
ствовал себя немного лучше и получил какие-никакие прак-
тические советы.
Я изо всех сил старался помочь Нику, спасти его, удер-
жать от падения в пропасть. Это стремление, вместе с чув-
ством вины и тревогой, полностью поглотило меня. Посколь-
ку я писатель, ничего удивительного, что я стал писать, пы-
таясь разобраться в том, что с нами происходит, и найти ре-
шение проблемы, некое средство исцеления, которое я упу-
стил. Я как одержимый с головой ушел в поиски информа-
ции об этом наркотике, зависимости и методах лечения. Я не
первый писатель, для которого творчество стало своего ро-
да дубиной, помогающей сражаться со страшным врагом, и
вместе с тем попыткой ухватиться за что-нибудь (что угодно)
понятное в этой катастрофической ситуации, мучительным
процессом осмысления переживаний и эмоций, переполняв-
ших мой мозг. В конечном счете все мои усилия не смогли
спасти Ника. Да и меня мои писания тоже не исцелили, хотя
и были полезны.
Труды других авторов в чем-то помогли. Всякий раз, ко-
гда я доставал с полки книгу Томаса Линча «Тела в движе-
нии и в покое: Метафора и смерть» (Bodies in Motion and
at Rest: On Metaphor and Mortality), она сама собой открыва-
 
 
 
лась на странице 95, на эссе «Мы такие, какие есть». Я про-
чел его десятки раз, и каждый раз не мог сдержать слез. Ко-
гда его ребенок лежал без сознания, после всех арестов, но-
чей, проведенных в вытрезвителе, и госпитализаций, Линч,
гробовщик, поэт и эссеист, смотрел на своего любимого сы-
на-наркомана с печалью и покорностью судьбе. Позже он на-
писал: «Я хочу запомнить его таким, каким он был: умным
и улыбчивым мальчиком с голубыми глазами и веснушками,
как на фотографиях, где он держит судака, стоя на причале
вместе с дедом, или где он одет в свой первый костюм пе-
ред школьным выпускным своей сестры, или где, посасывая
большой палец, рисует, сидя за кухонном столом, или играет
на своей первой гитаре, или позирует вместе с соседскими
ребятами в день, когда пошел в первый класс».
Почему так помогает чтение чужих историй? Дело не в
том, что несчастье любит компанию. По собственному опы-
ту я понял, что несчастные люди слишком погружены в свои
страдания, чтобы нуждаться в обществе посторонних. Опыт
и переживания других людей помогли мне справиться с эмо-
циональным хаосом: читая их истории, я уже не чувствовал
себя полным психом. И, как и в случае с откровениями, ко-
торые я слышал на собраниях анонимных алкоголиков, эти
исповеди послужили своего рода компасом в неизведанных
водах. Томас Линч показал мне, что можно любить ребенка,
которого ты потерял, может быть, навсегда.
Мои попытки осмыслить происходящее вылились в напи-
 
 
 
сание статьи о том, что пережила наша семья, для New York
Times Magazine. Мне было страшно, что о наших кошмар-
ных буднях узнают чужие люди, но я был просто обязан это
сделать. Мне казалось, что если я обнародую нашу историю,
то таким образом мне удастся хоть кому-нибудь помочь, как
мне помогли Линч и другие авторы. Я обсудил это с Ником и
другими членами семьи. Несмотря на их поддержку и одоб-
рение, я чувствовал себя неуютно, выставляя нашу жизнь на
суд широкой публики. Однако реакция читателей на статью
ободрила и воодушевила меня, а Нику, по его словам, прида-
ла смелости. С ним связался редактор издательства и поин-
тересовался, не хочет ли он написать воспоминания о своем
опыте, которые помогли бы вселить надежду в молодых лю-
дей, пытающихся побороть наркозависимость. Ник с энтузи-
азмом отнесся к этому предложению. На собрании аноним-
ных алкоголиков, которые он в то время посещал, его друзья
и даже незнакомые люди, узнав, что он и есть герой статьи,
обнимали его и говорили, как сильно им гордятся. Он ска-
зал, что это было яркое выражение признания и одобрения
той тяжелой работы, которую он проделал.
Я также получил много отзывов от самих наркозависи-
мых и их родных  – братьев и сестер, детей и других род-
ственников, прежде всего родителей. Они приходили сотня-
ми. Кое-кто был настроен критически. Один корреспондент
обвинил меня в эксплуатации Ника в собственных целях.
Другой, возмущенный коротким эпизодом из нашей жизни,
 
 
 
заявил: «Вы позволяли ему надевать одежду задом наперед?
Неудивительно, что он стал наркоманом». Однако большин-
ство писем содержали слова сочувствия, утешения, понима-
ния, и в основном их авторы делились своим горем. Мно-
гим казалось, что наконец-то нашелся кто-то, кто понима-
ет, что им приходится переживать. Оказалось, несчастье все-
таки любит компанию: людям становится легче, когда они
понимают, что не одиноки в своих страданиях, что все мы
оказались ввергнуты в пучину настоящего социального бед-
ствия – эпидемии, охватившей детей и затронувшей целые
семьи. По какой-то причине история незнакомого человека
как бы давала им разрешение рассказать и собственную ис-
торию. Им казалось, что я должен понять их, и я действи-
тельно их понимал.
«Я сижу и плачу, мои руки дрожат, – написал один из кор-
респондентов. – Вашу статью мне передали вчера на ежене-
дельной встрече отцов, потерявших своих детей. У человека,
передавшего мне статью, три года назад от наркотиков умер
шестнадцатилетний сын».
«Ваша история – это и наша история, – написал другой
отец. – Разные наркотики, разные города, разные реабилита-
ционные центры, но история одна и та же».
И еще письмо: «Поначалу я испугался, что кто-то, не
спросив разрешения, описал историю моего ребенка. Одна-
ко, прочитав до середины текст с очень эмоциональным опи-
санием событий и их неизбежных последствий, я понял, что
 
 
 
даты не совпадают, и, таким образом, должен был признать,
что и другие родители переживают такие же уму непостижи-
мые трагедии и потери, как и я… Личный опыт, приобре-
тенный за четверть века, заставляет меня изменить послед-
ний абзац в вашей статье: “Сбежав из последнего реабили-
тационного центра, мой сын чуть не умер от передоза. Его
отправили в другой город на лечение по специальной про-
грамме, и он не притрагивался к наркотикам почти два го-
да. Затем снова начал исчезать из дома, отсутствуя иногда по
несколько месяцев, иногда по несколько лет. Несмотря на то
что он был одним из лучших учеников школы с самым вы-
соким рейтингом в стране, ему понадобилось двадцать лет,
чтобы закончить весьма средний колледж. И столько же вре-
мени понадобилось мне, чтобы отказаться от несбыточных
надежд и признать, что мой сын не может или не хочет завя-
зать с наркотиками. Сейчас ему сорок, он сидит на пособии
и живет в общежитии для взрослых наркоманов”».
Было много и других писем с невыразимо трагическими
финалами. «У нашей истории другой конец. Мой сын скон-
чался от передозировки в прошлом году. Ему было семна-
дцать». Другое письмо: «Моей красавицы-дочки больше нет.
Ей было пятнадцать, когда она умерла от передозировки». И
еще: «Моя дочь умерла», «Мой сын умер». Письма и элек-
тронные сообщения всё еще приходят, врываясь в повсе-
дневную рутину жизни как напоминание о бесконечной че-
реде жертв наркозависимости. И с каждым из них мое серд-
 
 
 
це вновь обливается слезами.

Я продолжал писать, и в результате этого мучительного

процесса в моем восприятии нашего опыта забрезжил ка-
кой-то смысл, насколько вообще можно говорить о смысле
применительно к наркозависимости. Это привело к созда-
нию книги, которую вы держите в руках. Складывая отдель-
ные случайные слова в предложения, предложения в абзацы,
а абзацы в главы, я видел, как вместо хаоса и безумия появ-
ляется какая-то видимость порядка и здравого смысла. Как и
в случае со статьей в New York Times Magazine, мне страшно
публиковать нашу историю. Но при неустанной поддержке
со стороны моих издателей я продолжаю двигаться дальше.
У нас сейчас нет недостатка в захватывающих воспоми-
наниях людей, страдающих зависимостью, и лучшие из них
станут откровением для тех, кто переживает за своих люби-
мых. Надеюсь, что книга Ника войдет в их число. Однако же,
за редким исключением вроде эссе Линча, у нас нет книг,
рассказывающих о судьбах родных и близких наркоманов.
Любой, кто прошел или проходит этот путь, знает, что забота
о наркозависимом – процесс не менее сложный, напряжен-
ный и изнуряющий, чем сама зависимость. В худшие момен-
ты я даже негодовал и обижался на Ника, потому что нарко-
ман, приняв дозу, испытывает хотя бы кратковременную пе-
редышку от своих страданий. Но родителям, или детям, или
мужьям, или женам, или другим близким людям недоступно
 
 
 
даже это.
Ник периодически то бросал, то вновь подсаживался на
наркотики на протяжении десяти лет, и в то время мне каза-
лось, что я перечувствовал, передумал и перепробовал прак-
тически все, что только может перечувствовать, передумать
и предпринять родитель наркомана. Но даже сейчас я по-
нимаю, что для членов семей наркозависимых не существу-
ет единого верного решения, нет даже четкой и понятной
дорожной карты. Однако я надеюсь, что в нашей истории
вы найдете некоторое утешение, какие-то полезные рекомен-
дации или, в крайнем случае, хотя бы почувствуете себя в
компании товарищей по несчастью. Я также надеюсь, что
читатели смогут заметить какие-то странности, тревожные
признаки, сигнализирующие о первых стадиях зависимости
у близкого человека. Часто цитируют высказывание Ницше
«Все, что нас не убивает, делает нас сильнее». Это абсолют-
но справедливо по отношению к родным наркозависимого.
Вот я, например, не только выстоял, но теперь знаю и пони-
маю больше, чем когда-то мне казалось возможным.
Рассказывая нашу историю, я не поддался искушению да-
вать прогнозы, поскольку было бы нечестно внушать ко-
му-либо мысль, что можно заранее определить, как будут
развиваться события (тем самым я оказал бы читателям мед-
вежью услугу). Я, например, никогда не знал, что принесет
завтрашний день.
Я добросовестно старался включить в книгу все самые
 
 
 
важные события, которые сформировали Ника и нашу се-
мью: и  хорошие, и неприглядные. О многом невозможно
вспоминать без содрогания. Меня одинаково приводит в
ужас и многое из того, что я делал, и то, чего я не сделал.
Вопреки экспертам, которые сочувственно утешают родите-
лей наркоманов словами: «Это не ваша вина»,  – я не мог
отпустить себя, снять с себя ответственность. Часто мне ка-
залось, что я упустил своего сына. Делая это признание, я
не ищу сочувствия или отпущения грехов, а просто конста-
тирую факт, с которым согласится большинство родителей,
прошедших через подобные испытания.
Кто-то, узнав мою историю, с недоумением заметит: «Но
ваша семья не производит впечатления неблагополучной».
Мы неблагополучны – как и все знакомые мне семьи. В чем-
то больше, в чем-то меньше. Не уверен, что знаю какую-ни-
будь «благополучную» семью, если таковой считать семью,
которая никогда не переживала трудные времена, а ее чле-
нам не приходилось справляться с целым ворохом проблем.
Как и сами наркозависимые, их семьи могут быть какими
угодно: и такими, которые соответствуют вашим представ-
лениям, и такими, о которых ничего плохого и не подума-
ешь. Наркоманы могут появиться как в распавшейся, так и в
полной семье. Они могут быть и хроническими неудачника-
ми, и в высшей степени успешными людьми. На лекциях или
собраниях групп Ал-Анон1 или анонимных алкоголиков мы
1
 
 
 
 Семейные группы Ал-Анон – содружество родственников и друзей алкоголи-
часто узнаем об интеллигентных, образованных и обаятель-
ных мужчинах и женщинах, которые совершенно неожидан-
но для окружающих заканчивают свои дни в нищете. «Вы
слишком хороши, чтобы сотворить с собой такое», – говорит
врач алкоголику в одном из рассказов Фицджеральда. Мно-
гие из тех, кто хорошо знал Ника, высказывались в том же
духе. Один из них сказал: «Меньше всего можно было ожи-
дать, что это случится именно с ним. Только не с Ником. Он
слишком уверен в себе и слишком умен».
Я также знаю, что у родителей избирательная память, ко-
торая блокирует все, что идет вразрез с нашими тщательно
отредактированными приятными воспоминаниями. Вполне
понятная попытка заглушить вину. Дети же, наоборот, ча-
сто зацикливаются на мучительных неизгладимых воспоми-
наниях. Надеюсь, что я не впадаю в родительский ревизи-
онизм, заявляя, что, несмотря на развод с матерью Ника,
несмотря на драконовские условия опеки на расстоянии и
несмотря на все мои недостатки и ошибки, детство Ника бы-
ло чудесным. И Ник подтверждает это, хотя, быть может, он
просто старается быть добрым к нам.
Это перекраивание прошлого в попытках найти хоть ка-
кой-нибудь смысл в том, что лишено смысла, – типичное за-
нятие для семей наркоманов, но мы делаем не только это.
Мы отрицаем серьезность проблемы, с которой столкнулся

ков, которые делятся друг с другом своим опытом, чтобы решить общие пробле-
мы. Прим. ред.
 
 
 
близкий человек, и не потому, что мы так наивны, а потому,
что у нас не хватает знаний. Даже те, кто, в отличие от ме-
ня, никогда не употреблял наркотики, должны осознать тот
неоспоримый факт, что многие дети – точнее, более поло-
вины из них – рано или поздно обязательно их попробуют.
(Ежедневно шесть тысяч детей в Соединенных Штатах де-
лают это в первый раз.) В некоторых случаях наркотики не
оказывают серьезного негативного влияния на их жизнь. Для
других же последствия будут катастрофическими. У нас, ро-
дителей, плавятся мозги от попыток найти выход, мы дела-
ем все, что в наших силах, консультируемся со всевозмож-
ными специалистами, но иногда этого все равно недостаточ-
но. Только после свершившегося факта мы понимаем, что
сделали не все, что могли, или сделали, но не то. Наркоза-
висимые – и вместе с ними их близкие – не желают призна-
вать очевидное, поскольку часто правда оказывается слиш-
ком невероятной, слишком мучительной и страшной. Одна-
ко такое отрицание, будучи весьма типичным, несет в себе
опасность. Как бы мне хотелось, чтобы в свое время меня
кто-то как следует встряхнул и сказал: «Вмешайся, пока еще
не поздно». Возможно, это ничего бы не исправило, но кто
знает? Ведь никто не встряхнул меня и не сказал эти слова.
И даже если бы кто-то это сделал, то, вполне возможно, я
бы просто его не услышал. Может быть, мне было уготовано
судьбой учиться на собственном горьком опыте.
Подобно многим из тех, кто оказался в аналогичном поло-
 
 
 
жении, у меня развилась зависимость от зависимости моего
ребенка. Я полностью погрузился в проблемы Ника и считал
свое поведение совершенно оправданным, хотя это шло во
вред моим обязательствам перед женой и другими детьми.
Разве может родитель остаться в стороне, когда его ребенок
ведет борьбу не на жизнь, а на смерть? Но постепенно я по-
нял, что мое чрезмерное участие и беспокойство никак не
помогали и даже, может быть, вредили ему. Или ему это про-
сто было безразлично. Как бы то ни было, это наверняка на-
вредило всей семье – да и мне самому. Наряду с этим от-
крытием я получил и еще один, неожиданный и поразитель-
ный урок: наши дети будут жить и умирать – хоть с нами,
хоть без нас. Что бы мы ни делали, какие бы отчаянные уси-
лия ни предпринимали, мы не можем решать за наших де-
тей – жить им или умереть. Осознание этой истины шокиру-
ет, опустошает, но и приносит освобождение. В конце кон-
цов я принял решение, как жить дальше. Я выбрал риско-
ванный, но единственно верный путь, который позволил мне
принять тот факт, что Ник сам будет решать, как распоря-
диться своей жизнью – или смертью.
Как я уже говорил, я «отпустил» себя, но до сих пор му-
чительно пытаюсь решить, в какой степени я могу «отпу-
стить» Ника. Когда он не употребляет, это умнейший, заме-
чательный, харизматичный, любящий парень, но, как и все
наркоманы, насколько мне известно, он превращается в со-
вершенного незнакомца, когда вновь подсаживается на нар-
 
 
 
котики, – отчужденного, вздорного, глупого, склонного к са-
моразрушению, сломленного духом и опасного. Я изо всех
сил старался примирить эти два образа. Какой бы ни была
причина: генетическая предрасположенность, моя неспособ-
ность защитить его, моя снисходительность или жесткость,
моя незрелость или все это вместе, – зависимость Ника, каза-
лось, жила своей жизнью. В этой книге я попытался показать,
как коварно, исподволь зависимость проникает в семью, по-
степенно завладевает ею и начинает править бал. Сколько
раз в последние десять лет я совершал ошибки по незнанию,
из-за пустых надежд или страха. Я постарался припомнить
все эти случаи в надежде на то, что читатели смогут распо-
знать неверный путь, прежде чем ступят на него. А если нет,
я все же надеюсь, что они не станут себя винить за свой вы-
бор.

Когда мой сын появился на свет, невозможно было даже

представить, что ему придется перенести столько страданий,
сколько выпало на долю Ника. Родители всегда желают толь-
ко лучшего для своих детей. Я был самым обычным родите-
лем, которому казалось, что с нами такого просто не может
случиться, только не с моим сыном. Но  Ник, несмотря на
свою уникальность, такой же ребенок, как и любой другой.
Он мог бы быть и вашим сыном.
И наконец, должен предупредить, что я изменил кое-ка-
кие имена и детали, чтобы не разглашать личности некото-
 
 
 
рых упомянутых здесь людей. Я начну с того дня, как Ник
родился. Рождение ребенка для многих (если не для всех)
семей – переломный момент в жизни, полный радости и оп-
тимизма. Таким этот день был и для нас.

 
 
 
  
Часть I. Ночные бдения
 
У меня есть дочь, которая слишком напоминает
мне меня самого, каким я когда-то был: она
полна любви и радости, готова целовать каждого
человека, которого встречает, только потому что
он хороший и не причинит ей зла. И это пугает
меня до глубины души, так что я едва могу жить
и дышать.
Курт Кобейн. Из предсмертной записки

 
1
 
Мы с Вики, моей женой, жили в Беркли, в обшитом вагон-
кой и побеленном бунгало, построенном в 1920-х годах. От
улицы наше жилище укрывала стена черного бамбука. Стоял
1982 год, лето, наполненное ожиданием. Все остальное: ра-
бота, социальные обязательства – было отложено на потом.
Наш малыш должен был родиться в июле.
Ультразвук показал, что это мальчик. Мы старательно
готовились к его появлению на свет. Красили и украшали
детскую, поставили белую кроватку, светло-голубой комод,
книжные полки, на которых теснились книги Мориса Сенда-
ка и  Доктора Сьюза. По обеим сторонам двери, как двое
часовых, заняли свое место две огромные плюшевые пан-
 
 
 
ды – первые подарки малышу от одного из друзей. Другой
приятель одолжил нам семейную реликвию – светло-желтую
колыбель в форме полумесяца. Она висела на цепях в го-
стиной, будто паря над Сан-Франциско, мерцающим огнями
вдалеке.
Схватки у Вики начались после полуночи, 20 июля. Сле-
дуя инструкциям, полученным на занятиях по подготовке к
родам, мы засекли интервалы между схватками. Пора. Мы
поехали в больницу.
Ник родился на рассвете – наш прекрасный, милый маль-
чик.
Мы были очарованы нашим малышом. И с готовностью
отказались от сна. Мы успокаивали его, когда он плакал.
Мы пели ему колыбельные. Мы впали в расслабленное из-
мененное состояние мечтательной удовлетворенности, кото-
рое шокировало бы нас, если бы нечто подобное приключи-
лось с кем-либо из наших друзей. (По правде говоря, многие
из наших друзей действительно пребывали в шоке.) Жизнь
наша шла под аккомпанемент мелодий Пита Сигера, груп-
пы Limelighters и Раффи – мы слушали их в таком количе-
стве, которого хватило бы, чтобы выбить признания из зако-
ренелого преступника. Порой мы просто стояли, не отводя
глаз от крохотных цепких ручек малыша и сияющих, полных
жизни глаз.
Мы принадлежали к первому поколению осознанных ро-
дителей. До нас люди попросту заводили и растили детей.
 
 
 
Мы же «родительствовали»: выполняли свои обязанности
гиперответственно, окружая ребенка бесконечным внима-
нием и заботой. Мы выискивали для него все лучшее: луч-
шую прогулочную коляску и лучшее автомобильное крес-
ло, рекомендованные журналом Consumer Reports, – и мучи-
лись каждый раз, когда нужно было выбрать игрушки, под-
гузники, одежду, еду, лекарства, кольца для режущихся зу-
бов, прививки, да и вообще всегда, когда требовалось при-
нять какое-то решение, касающееся ребенка.
Довольно скоро детская кроватка уступила место одно-
спальной кровати с полосатым постельным бельем. Мы от-
правлялись гулять, устроив малыша в прогулочной коляске
или в рюкзаке-кенгуру, играли в парках Беркли или ходили
в детские спортивные залы и посещали зоопарк Сан-Фран-
циско. Библиотека малыша не помещалась на полках: «Спо-
койной ночи, Луна», «Погладь кролика Банни», «Где живут
дикие звери?», «Яма – чтобы копать». Я читал их так часто,
что выучил наизусть.
«Молочко, молочко для утреннего пирога».
«Отсюда дотуда и оттуда досюда, забавные вещи случают-
ся всюду».
«Собаки для того, чтобы целовать людей. Снег, чтобы в
нем валяться. Пуговицы для того, чтобы было тепло».
В три года Ник начал ходить в детский сад. Здание в па-
стельных тонах располагалось совсем рядом с нашим домом.
Мы отводили туда малыша несколько раз в неделю и остав-
 
 
 
ляли на все утро. Пребывание в детском саду включало за-
нятия по системе «круг», игры вроде «утка, утка, гусь», ри-
сование, лепку и разучивание песенок. «Копаем землю, са-
жаем цветы, – напевал Ник. – Внутри нас кости и мечты».
Расписание предусматривало и занятия на свежем воздухе:
на улице были качели, горка, шведская стенка. Ник освоил
«свидания в песочнице», которые в нашем детстве называ-
лись «пойти в гости к приятелю». Иногда мы встречались с
другими семьями в парке, где на склоне холма под раскиди-
стыми дубами была устроена бетонная горка. Ник катался на
карусели.
Ник оказался прирожденным архитектором и строителем,
его увлекало сооружение разных конструкций из кубиков,
из деталек детского конструктора «Дупло», он любил играть
с мини-фигурками из «Лего». Он обожал Тедди Ракспина,
«Щенков из приюта» и панд-близнецов. Он рассекал по до-
му на трехколесном велосипеде с большими колесами, а по
патио, выложенному красным кирпичом, – в пластмассовом
ярко-синем кабриолете, подаренном моими родителями, ко-
торый он приводил в движение как машину Флинстоунов –
ногами, обутыми в высокие кроссовки.
Мы бывали в  «Железнодорожном городке» в  соседней
Сономе, где Ник водил паровой поезд, бегавший по рельсам
мимо миниатюрных амбаров и ветряных мельниц.
Мы совершали путешествия в Йосемитский националь-
ный парк: весной, когда кругом все цветет, ходили пешком к
 
 
 
водопадам; зимой играли в снегу в долине под присмотром
скалы Хаф-Доум; посещали океанариум в  Moнтерей-Бей,
где Ник завороженно наблюдал за фосфоресцирующими ме-
дузами и описывающими круги акулами.
Мы устраивали кукольные представления, играли в на-
стольные игры и пели под грохот тамбурина. Облачившись в
кимоно и фланелевые пижамные штаны, под аккомпанемент
пластиковой гитары Ник пел во всю силу легких:

Тингалайо, беги, мой ослик, беги!

Тингалайо, беги, мой ослик, беги!
Мой ослик гуляет, мой ослик болтает,
Мой ослик ест с ножом и вилкой,
Мой ослик гуляет, мой ослик болтает,
Мой ослик ест с ножом и вилкой.

Затем он срывал кимоно, под которым оказывалась кло-

унская пижамная майка в зеленый, синий и красный горох.
На ногах красовались сверкающие резиновые сапоги с голу-
быми, зелеными и розовыми разводами.
Вот мы идем по тротуару, он шаркает ногами в слишком
больших сапогах, я держу его маленькую руку в своей, пла-
стиковая гитара болтается на плече. Он не пропускает ни од-
ной лужи.
Его глаза смотрят задумчиво, их бронзовый оттенок вре-
менами отливает зеленью, они переменчивые и живые, как
море.
 
 
 
 Он исполняет на ходу какой-то забавный танец, держа над
головой зонтик.
«Кажется, дождь собирается».
Эта обманчивая идиллия отвлекала нас от надвигающей-
ся катастрофы. Мы с Вики провели первые три года жизни
Ника, пребывая в благословенном полусне новых родитель-
ских забот, а затем пробудились от безжалостного света и
гнетущего холода с осознанием того, что наш брак трещит по
швам. По зрелом размышлении я объяснил наши размолвки
тем, что влюбился в женщину, близкую нашей семье. Ник и
ее сын часто играли вместе.
Мы с Вики любили Ника, но я был не готов к тому, чтобы
распутывать растущий клубок проблем. Во время посеще-
ния семейного психолога я заявил, что уже слишком поздно
что-либо предпринимать. Моему браку пришел конец. Мои
слова застали Вики врасплох. Я не в первый раз рвал близ-
кие отношения, но теперь все стало сложнее, потому что у
нас был ребенок.
Ник.
Дома, когда мы с его матерью ссорились, Ник находил убе-
жище в объятиях своих панд.
Ни одному ребенку не пожелаешь пережить такой развод,
как у нас, полный горечи и злости. Это как взрыв грязной
бомбы, когда совокупный ущерб носит массовый и длитель-
ный характер. Нику был нанесен жестокий удар.
Мы делили посуду, предметы искусства и нашего малень-
 
 
 
кого сына. Казалось очевидным, что наилучшее решение –
совместная опека. Мы с Вики оба хотели, чтобы сын жил с
нами, и, разумеется, разделяли общепринятое мнение о том,
что для ребенка лучше, если его воспитывают оба родителя.
Вскоре Ник начал жить на два дома. В те дни, когда я приво-
дил его к матери, мы обнимались, я прощался с ним у белых
ворот из штакетника и смотрел, как он входит в дом.
Вики уехала в Лос-Анджелес и снова вышла замуж. Тем
не менее мы все равно хотели, чтобы Ник жил с нами обо-
ими, но теперь между нами пролегло расстояние в пятьсот
миль, и уже невозможно было соблюдать неформальное со-
глашение о совместной опеке, когда ребенок постоянно кур-
сировал между родителями. Каждый из нас искренне и с до-
лей мстительности полагал, что Нику лучше быть с ним, а не
с другим родителем, поэтому мы наняли адвокатов по делам
о разводе.
В некоторых случаях юристы успешно приводят пары к
заключению соглашения, но многие баталии по поводу опе-
ки заканчиваются только в суде. Обычно это болезненный и
затратный процесс. Наши адвокаты брали более двухсот дол-
ларов в час и требовали гонорар в размере от пяти до десяти
тысяч долларов. Когда мы узнали, что судьи часто поддер-
живают соглашение, которое рекомендует назначенный су-
дом детский психолог после тщательного обследования, наш
здравый смысл и опустошенный банковский счет перевеси-
ли. Ник начал посещать психолога вскоре после того, как мы
 
 
 
стали жить раздельно, и мы обратились к этой женщине, что-
бы она провела экспертизу для суда. Мы договорились, что
подчинимся ее решению.
Психолог начала обследование, которое длилось три ме-
сяца и больше напоминало следствие. Она опрашивала нас,
наших друзей и наших родственников, наносила визиты в на-
ши дома соответственно в Сан-Франциско и Лос-Анджелесе
и проводила долгие терапевтические сеансы в своем кабине-
те: играла с Ником в шахматы, в карты и в кубики. Он назы-
вал ее своим тревожным доктором. Однажды во время игры
с кукольным домиком в ее кабинете он показал ей мамину
комнату в одном конце дома и папину комнату в другом кон-
це. Когда она спросила о комнате для маленького мальчика,
он ответил: «Он не знает, где будет спать».
Мы встретились в ее кабинете среди игрушек и современ-
ной мебели, где на стенах висели картины Готлиба и Ротко,
и она вынесла свой вердикт. Мы с Вики сидели в кожаных
креслах напротив этой импозантной женщины в цветастом
платье, с черными локонами и проницательными глазами за
толстыми стеклами очков. Она сложила руки на коленях и
начала говорить.
«Вы оба любящие родители, которые хотят лучшего для
своего сына. В процессе изучения вашей ситуации я кое-что
узнала о Нике. Мне не нужно рассказывать вам, что он ис-
ключительный ребенок. Он одаренный, чуткий, эмоциональ-
ный и обладает высоким интеллектом. Думаю, вы также зна-
 
 
 
ете, что он переживает по поводу вашего развода и страда-
ет от неуверенности в своем будущем. Прежде чем принять
очень трудное для меня решение, я старалась взвесить все
факторы и разработать план, который стал бы оптимальным
для Ника – точнее, оптимальным в данной ситуации, где иде-
ального решения просто не существует. Наша цель – мини-
мизировать стресс в жизни Ника и сохранить стабильность
и последовательность в ваших отношениях с ним, насколько
это возможно».
Она пристально посмотрела на нас по очереди и пере-
листала документы. Тяжело вздохнула и сказала, что Нику
предстоит проводить учебный год со мной в Сан-Францис-
ко, а праздники и летние каникулы с Вики в Южной Кали-
форнии.
Я попытался вникнуть в то, что она сказала. Я победил.
Нет, я проиграл. И Вики тоже. Он будет рядом со мной весь
учебный год, но что это будет за Рождество без него? А День
благодарения? А лето? Доктор вручила нам копии докумен-
та, в котором было изложено ее решение. Мы подписали его
у нее на столе. Уму непостижимо, как в одно мгновение, ца-
рапая ручкой по грубой бумаге, я отказался от прав на поло-
вину детства собственного сына.

Как бы все это ни было плохо для нас с Вики, для Ника все
обстояло гораздо хуже. Готовясь к переезду, он сложил свои
игрушки и одежду в чемодан Hello Kitty с длинной ручкой, с
 
 
 
игрушечным замочком и ключом. Я повез его в аэропорт. Он
сказал, что у него сосет под ложечкой, не потому что он не
хочет увидеться с мамой и отчимом – наоборот, он хочет, –
а потому, что ему не хочется уезжать.
Поначалу один из нас обязательно его сопровождал, но
когда ему исполнилось пять лет, он начал путешествовать
самостоятельно. От маленького чемоданчика он дорос до
холщового рюкзака, набитого постоянно возобновляемым
арсеналом всяких необходимых вещей (книги и журналы,
«Звездный путь», «Микромашинки», пластмассовые зубы
вампира, плеер с наушниками и компакт-диски, плюшевый
краб). Бортпроводник отводил его на посадку. Мы говорили
друг другу «всё». Это был наш способ сказать «я люблю те-
бя, я буду очень скучать, мне жаль», передать всю мешанину
чувств и эмоций, которая захлестывала нас, когда он приез-
жал и уезжал.
Перелеты между Сан-Франциско и Лос-Анджелесом бы-
ли единственным временем, когда никто из родителей его не
контролировал, поэтому он заказывал кока-колу, на которую
дома наложен запрет. Бортпроводникам плевать, если у вас
появятся дупла в зубах. Однако эти плюсы меркли в сравне-
нии с его страхом перед возможным крушением самолета.

В пять лет Ник начал посещать нулевой класс при про-

грессивной школе в  Сан-Франциско. Школа располагалась
в столетнем здании с деревянной кровлей. Родители могли
 
 
 
свободно зайти сюда во время перерыва и пожарить, напри-
мер, с детьми кесадильи. В школу вела каменная лестница,
а старые двери, похожие на амбарные, выходили на игровую
площадку с упругим резиновым покрытием. В распоряже-
нии детей были тетербол, конструкция для лазанья и бас-
кетбольная площадка. Штат школы был укомплектован учи-
телями – преданными сторонниками концепции целостного
развития ребенка, поэтому базовую тройку учебных предме-
тов дополняла впечатляющая программа музыкального об-
разования, постановка спектаклей, которые сочиняли сами
дети (во время первого для него представления Ник в роли
комара заснул прямо на сцене); занятия по изобразительно-
му искусству, несоревновательные виды спорта вроде сало-
чек и хоккея с метлами; изобретательное письмо (спеллинг)
и празднование светских и религиозных праздников, вклю-
чая Рождество, Хануку, китайский Новый год и Кванзу. Эта
школа казалась идеальным вариантом для Ника, который в
нулевом классе проявлял свои креативные способности в
лепке, рисовании пальцами и в неподражаемом подборе гар-
дероба. Вот его типичный наряд: огромная бесформенная
ковбойская шляпа, натянутая так низко, что из-под нее вид-
ны только его совиные глаза, футболка от Кита Харинга под
кожаным жилетом с бахромой, голубые колготки под труса-
ми и кроссовки на липучках в форме слоновьих ушей. Когда
другие дети его дразнили: «Колготки носят только девчон-
ки», – Ник отвечал: «Вот и нет! Супермен тоже в колготках».
 
 
 
 Я гордился его уверенностью в себе и ярко выраженной
индивидуальностью.
Ник обзавелся разношерстной компанией друзей. В пар-
ке «Золотые ворота» он регулярно играл с мальчиком, кото-
рый мечтал стать секретным агентом. Они с Ником бесшум-
но ползали на животе, подкрадываясь к ничего не подозрева-
ющим родителям, которые сплетничали, сидя на скамейках.
Они играли в салочки в лабиринте – конструкции из ряда
связанных друг с другом проходов внутри геодезических ку-
полов. С еще одним другом, мальчиком с копной темных во-
лос и проницательными изумрудными глазами, Ник строил
города из «Лего» и дороги из деревянных блоков, на которых
они устраивали гонки игрушечных машинок Hot Wheels.
Ник любил смотреть кино. Моего приятеля, издававшего
местный журнал, настолько впечатлили и позабавили при-
страстия Ника в этой области, что он попросил его написать
статью под названием «Ник выбирает кино». Ник надикто-
вал свои комментарии. Начал он так: «Понимаете, иногда
детям приходится выбирать видео, и они никак не могут ре-
шить, что лучше, но думать надо быстро, потому что взрос-
лые, например, должны через десять минут идти в парик-
махерскую». Он оставил краткий отзыв о фильмах «Леди и
бродяга» и  «Винни-Пух». «“Дамбо”  – это круто,  – заявил
он. – Отличные песни. Отличные вороны». О «Бесконечной
истории» он сказал: «На самом деле история имеет конец».
Когда мне исполнилось шесть лет, моя мама испекла торт
 
 
 
в виде жирафа с кокосовой стружкой и белой глазурью, и мы
с друзьями играли в «пришей хвост ослу». Ника приглаша-
ли на дни рождения друзей, которые отмечали в манеже, в
парке развлечений Great America, аквапарке Raging Waters и
Эксплораториуме, интерактивном научном музее. Им пода-
вали сэндвичи к чаю или суши, нефильтрованный яблочный
сок и маленькие кексы без пшеничной муки.
Однажды Ник объявил, что хочет сделать пожертвова-
ние для школьной рождественской программы «Игрушки
для малышей». Он провел ревизию в своей комнате, ото-
брал большую часть мягких игрушек, игры – «Страна кон-
фет», «Спуски и лестницы», троллей и старые фигурки ге-
роев мультиков и комиксов. С книжных полок были сметены
многие из книжек с картинками, освобождая место для се-
рий книг «Хроники Нарнии» и «Красная стена» и произве-
дений Э.-Б. Уайта. Ник изо всех сил старался поскорее вы-
расти, хотя и делал это весьма избирательно. Он оставил себе
своих панд и Себастьяна, плюшевого краба из мультфильма
«Русалочка».
Ник как будто обладал встроенной антенной, которая
раньше, чем у других детей, улавливала грядущие тенденции
в поп-культуре – от «Моего маленького пони» до «Властели-
нов Вселенной». Место диснеевской продукции – «101 дал-
матинец» и «Мэри Поппинс» – заняли «Звездные войны».
Ник с друзьями открыли для себя «Нинтендо» и начали го-
ворить на непонятном (для взрослых) языке о мини-боссах,
 
 
 
варп-зонах, секретных уровнях и бонусных тыквах. Как-то
на Хеллоуин Ник примерил на себя роль одного из персона-
жей мультика о черепашках-ниндзя (он был Микеланджело,
а его друг – Донателло). В другой раз он нарядился Индиа-
ной Джонсом.
Время от времени Ник попадал в небольшие передряги.
Когда он остался на ночь у одного из друзей, их поймали на
том, что они занимаются розыгрышами по телефону, о ко-
торых узнали из мультика «Симпсоны». Сначала они обзво-
нили бары, указанные в «Желтых страницах».
– Здравствуйте, могу я поговорить с мистером Коголиком
по имени Ал?
– Конечно, малыш, – отвечал бармен и кричал, обращаясь
к посетителям: – Есть здесь некий Ал Коголик?
Они хохотали и бросали трубку.
Потом они просто набирали случайные номера из теле-
фонной книги.
Однако в основном Ник вел себя как воспитанный маль-
чик. Однажды в разделе примечаний его табеля успева-
емости учительница написала, что иногда Ник выглядит
несколько подавленным (о чем я сразу рассказал его ново-
му психологу). «Но, – продолжала учительница, – ему уда-
ется выйти из этого состояния, и тогда он энергичен, акти-
вен, увлечен, позитивен – настоящий лидер в классе». Дру-
гие учителя наперебой превозносили его креативность, чув-
ство юмора, отзывчивость, активное участие в совместной
 
 
 
работе класса и блестящие успехи в учебе.
У меня есть коробка, в которой я храню его поделки и
сочинения, в том числе то, которое он написал, получив за-
дание ответить на вопрос: «Всегда ли ты стараешься выло-
житься по максимуму?». «Я не думаю, что нужно всегда вы-
кладываться по полной, – написал он, – потому что, скажем,
когда наркоман просит тебя достать наркотик, ты не должен
стараться изо всех сил, чтобы найти для него немного нар-
коты».
Еще одно задание, которое тоже храню в коробке, – адре-
сованное мне убедительное письмо. Он написал его, когда
их попросили найти аргументы за или против по любой теме
на выбор. Письмо заканчивалось словами: «Таким образом,
я думаю, что мне должны разрешить есть больше снеков».
Время от времени у  Ника случались ночные кошмары.
В одном из них он приходит в школу, где учеников долж-
ны проверить на принадлежность к вампирам. Это похоже
на периодический осмотр на предмет педикулеза во время
его вспышек – когда учителя надевают хирургические пер-
чатки и пальцами перебирают волосы каждого ребенка, рас-
сматривая каждый волос, подобно тому, как мамы-обезьяны
ищут блох у детенышей. При обнаружении одной-единствен-
ной гниды зараженного ребенка отправляют домой, и там
ему проводят курс избавления от вшей с помощью средства
Kwell и тщательного вычесывания частой гребенкой. Эта бо-
лезненная процедура сопровождается воплями, которые мо-
 
 
 
гут заставить сострадательных соседей вызвать сотрудников
агентства по защите прав детей.
В кошмарном сне Ника он и его товарищи выстраиваются
в ряд для вампирской проверки. Учителя в перчатках при-
поднимают уголки их губ и смотрят, не выросли ли у них
клыки. Детей, которые оказываются вампирами, немедленно
убивают, всаживая кол в сердце. Как-то утром, сидя в маши-
не, Ник пересказал мне этот сон и добавил, что это неспра-
ведливо по отношению к вампирам, потому что они ничего
не могут с собой поделать.
Не знаю, было ли дело в нашей постоянной насторожен-
ности, или в лицах пропавших детей, напечатанных на мо-
лочных пакетах, или в подслушанных где-то страшных исто-
риях, но создавалось впечатление, что Ник и его друзья ис-
пытывают какой-то чрезмерный страх. За нашим домом был
небольшой двор, но они боялись там играть, если только я
не шел вместе с ними. Многих родителей беспокоило, что их
дети боятся темноты, плачут по ночам, не хотят спать одни
или боятся оставаться с ночевкой в доме друзей. После чте-
ния Нику на ночь приходилось заглядывать к нему в комнату
каждые пятнадцать минут, пока он не заснет.
Я пел ему что-то вроде колыбельной:

Закрой глазки,
Ничего не бойся,
Чудовища больше нет.
 
 
 
Оно убежало, и твой папа рядом.
  
2
 
«Проснись!
Проснись! Проснись! Проснись!
Вставай! Вставай! Вставай!
Это мистер сеньор Лав Дэдди.
Ваш голос вне конкуренции. Единственный в мире, кто
говорит с вами в течение двенадцати часов.
Здесь, на радио WeLove в диапазоне 108 FM. На послед-
ней частоте вашего приемника, но на первом месте в ваших
сердцах. И это правда, детка».
Свежее осеннее утро начинается с декламации Ником
вступительного монолога из фильма «Делай как надо», одно-
го из его любимых. Мы одеваемся и идем гулять в парк «Зо-
лотые ворота». «Посмотри на эти апельсины, – говорит Ник,
когда мы проходим мимо цветочной оранжереи. – Смотри:
есть и зеленые, и красные, и золотые! Как будто ночью ка-
кие-то великаны раскрасили мир своими огромными паль-
цами».
Когда мы возвращаемся домой, Ник помогает мне гото-
вить тесто для блинов. Он делает все, что нужно, только не
разбивает яйца: не хочет пачкать руки липкой жижей. Он
говорит, что блины должны быть такого размера, как у дя-
дюшки Бака. Этот персонаж из одноименного фильма ору-
 
 
 
дует лопатой для уборки снега вместо кухонной лопаточки –
такие огромные у него блины.
Наш дом – в безраздельном владении ребенка, как бы я
ни старался ограничить творимый Ником хаос его комнатой.
Только накануне я навел порядок, а сейчас снова везде рас-
кидана детская одежда. Посреди гостиной – настольные игры
(вчера вечером он обставил меня в «Стратего»), видеоигры
(мы дошли до предпоследнего уровня в The Legend of Zelda)
и разноцветное море деталей из конструктора «Лего». Соб-
ственно говоря, где их только нет: на них можно наткнуться
и в ящике со столовыми приборами, и под диванными по-
душками, и в цветочных горшках. Однажды у меня перестал
работать принтер. Я вызвал мастера, и тот определил, что
все дело было в детальке «Лего», застрявшей за печатающей
головкой.
В ожидании блинчиков Ник сидит за кухонным столом
под галереей собственных рисунков, прикрепленных к сте-
не, и пишет что-то на линованной бумаге толстым красным
карандашом. «Вчера в школе мы должны были приготовить
пиццу, – говорит он. – Мы могли выбрать сыр – чеддер или
джек. Слушай, ты знаешь, как писать слово “o-o-o”? Гово-
рят, Джейк поцеловал Элену и все дети сказали: “О-о-о”. А
ты знал, что совы могут поворачивать голову кругом?»
Я кладу на его тарелку блинчик, к его великому разочаро-
ванию – самого обычного размера. Он поливает его клено-
вым сиропом, сопровождая это действо звуковыми эффек-
 
 
 
тами: «Ух ты! Как горячая лава!» Я тем временем собираю
ему ланчбокс – сэндвич с арахисовой пастой и джемом, мор-
ковные палочки, яблоко, печенье и пакетик с соком.
Он одевается. Завязывает шнурки на ботинках, напевая:
«Крошка, крошка-паучок». Мы опаздываем, поэтому я по-
торапливаю его, и вскоре он уже сидит на заднем сиденье
машины и плюет на игрушечного папу-медведя.
– Что это ты делаешь?
– Он упал в грязь. Пощекочи мне коленку, пожалуйста.
Я протягиваю руку назад и запускаю пальцы в ямку под
коленом. Это вызывает припадок истерического смеха.
– Ладно, ладно, хватит. Просто мне хотелось вспомнить,
что чувствуешь, когда тебя щекочут.
Сменив тему, Ник спрашивает, можно ли ему учить клин-
гонский язык вместо испанского в школе.
– Почему именно клингонский?
– Чтобы мне не приходилось читать субтитры в сериале
«Звездный путь».
Когда я паркую машину перед школой, у нас еще остается
несколько минут до звонка. Важнейший пункт в моем распо-
рядке дня – привезти его в школу вовремя, но сегодня что-то
пошло не так. Где другие машины, толпа детей перед шко-
лой и встречающая их учительница? И тут до меня доходит.
Сегодня же суббота!

 
 
 
  
⁂
 
Я не поддерживаю концепцию кармы, но я уверовал в
мгновенную карму, как ее описал Джон Леннон в своей од-
ноименной песне. Суть ее в том, что мы пожинаем то, что
посеяли в этой жизни. И это объясняет, почему меня настиг-
ло именно такое возмездие: моя подруга нанесла мне тот же
удар, какой я нанес своей жене. (На самом деле ее поступок
вряд ли заслуживает такого же осуждения, как мой; в конце
концов, она сбежала в Южную Америку с малознакомым че-
ловеком.) Разумеется, я был безумно расстроен, и Нику при-
ходилось противостоять не только моему унынию, но и по-
следовавшей за долгой полной безнадегой череде моих по-
друг, наделенных многими талантами, но неспособными за-
менить мать ребенку. Ситуация очень напоминала фильм
«Ухаживание отца Эдди», с той лишь разницей, что  Эдди
не приходилось, спустившись к завтраку, натыкаться на жен-
щину в кимоно, поедающую его завтрак из хрустящих фигу-
рок Lucky Charms.
«Вы кто?» – спрашивает Ник. Он плетется к столу на кух-
не. Это комната с раздражающе ярким освещением и полом,
покрытым линолеумом в черно-белую клетку. Он облачен в
пижаму и шлепанцы в форме Оскара-ворчуна. Его вопрос
обращен к женщине с целым вулканом дредов на голове.
Она художница, на ее последней выставке были представле-
 
 
 
ны раскрашенные от руки фотокопии интимных частей ее
собственного тела.
Женщина представляется и говорит:
– Я знаю, кто ты. Ты Ник. Наслышана о тебе.
– А я о вас ничего не слышал, – парирует Ник.
Как-то вечером мы с Ником ужинали в итальянском ре-
сторанчике на Честнат-стрит в компании другой женщины,
на этот раз c белокурыми локонами и темно-зелеными гла-
зами. За время наших свиданий мы уже играли с Ником в
фрисби в парке Марина-Грин и даже посетили игру «Сан-
Франциско Джайентс»2, и там Ник поймал мяч3. Дома после
ужина мы втроем смотрели «5000 пальцев доктора Т.». По-
друга листала журналы в гостиной, а я читал Нику в его ком-
нате, пока он не заснул.
Обычно я слежу за тем, чтобы дверь в мою спальню была
заперта, но в этот раз я забыл. Утром Ник забрался ко мне в
кровать. Девушка тут же открыла глаза и встретилась с ним
взглядом. Ник удивленно спросил:
– Вы что тут делаете?
Она нашла гениальный ответ:
– Я тут ночую.
– Вот как, – произнес Ник.
2
 «Сан-Франциско Джайентс» (англ. San Francisco Giants) – профессиональный
бейсбольный клуб, основанный в 1879 году и выступающий в Главной лиге бейс-
бола. Прим. ред.
3
 По бейсбольной традиции мяч, улетевший на трибуны, достается поймавше-
му его зрителю. Такие трофеи очень ценятся среди болельщиков. Прим. ред.
 
 
 
 – Что-то вроде ночевки в гостях.
– Вот как, – повторил Ник.
Я отослал Ника в его комнату одеваться.
Позднее я пытался как-то объясниться с ним, но сознавал,
что совершил жуткую ошибку.
Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что
образ жизни папы-холостяка не слишком полезен для ребен-
ка, поэтому я временно прекратил встречаться с женщина-
ми. Полный решимости больше не повторять тех досадных и
крайне мучительных ошибок, которые привели меня к раз-
воду и неудачам в отношениях с другими женщинами, я сту-
пил на путь безбрачия, самокопания и залечивания душев-
ных ран.
В нашей жизни воцарилось относительное спокойствие.
По выходным мы гуляли по набережной Эмбаркадеро,
взбирались на холм Телеграф-Хилл к башне Койт, по канат-
ной дороге добирались до Чайнатауна, чтобы поесть димса-
мов4 и посмотреть фейерверк; вместе с нашими соседями,
неофициальными крестными Ника, ходили во дворец кино
«Кастро», где перед началом сеанса органист играл «Свисти
на ходу» и «Сан-Франциско» на позолоченном инструменте
фирмы «Вурлицер». На метро мы ехали в Беркли и гуляли
по Телеграф-авеню, высматривая местных завсегдатаев вро-
4
 Димсам – общее название блюд китайской кухни, которые принято подавать
до обеда вместе с чашкой чая пуэр. Представляют собой начинку из фруктов,
овощей, морепродуктов, завернутую в тонкий слой полупрозрачного рисового
теста. Внешне немного напоминают пельмени, вареники или хинкали. Прим. ред.
 
 
 
де женщины, к одежде которой пришпилены десятки тостов,
и персонажа телешоу – Нежного голого парня 5, как ни в чем
не бывало фланировавшего мимо нас.
В будние дни по вечерам, после того как Ник доделывал
уроки, мы играли в разные игры. Часто мы вместе хлопота-
ли на кухне. И читали. Ник любил книги: «Излом времени»,
Роальд Даль, «Изгои», «Хоббит». Однажды по случаю како-
го-то из дней нерожденья Ника, которые вошли в наш оби-
ход после прочтения «Алисы в Стране чудес» и «Алисы в За-
зеркалье», мы накрыли праздничный стол, рассадили плю-
шевых зверушек на отведенное каждому место и поужинали
в их компании, восседая, подобно султанам, на подушках.
Как-то летним вечером 1989  года я ужинал у друзей и
оказался за столом напротив женщины с Манхэттена, кото-
рая приехала к нам, в округ Марин, навестить родителей. Ка-
рен – темно-каштановые волосы и простое черное платье –
была художницей. Кроме того, она сочиняла и иллюстриро-
вала детские книги. Карен сказала, что завтра возвращается
в Нью-Йорк, и я как бы между прочим заметил, что лечу ту-
да на следующей неделе брать интервью. Возникла неловкая
пауза. Мой друг, сидевший рядом, протянул мне листочек
5
 Sensitive Naked Man – персонаж музыкально-юмористического шоу Saturday
Night Live («Субботним вечером в прямом эфире») на канале NBC, одного из
самых популярных в истории телевидения США, послужившего прототипом ве-
черних телешоу во многих странах, в том числе российских «В субботу вече-
ром», Yesterday Live, «Суббота. Вечер. Шоу» и «Сегодня. Вечер. Шоу». Прим.
пер.
 
 
 
бумаги и ручку и прошептал на ухо: «Попроси номер теле-
фона».
Я так и сделал.
Назавтра я позвонил в дом ее родителей. Я слышал, как
она просит мать сказать, что ее нет дома, но та проигнори-
ровала просьбу и передала ей трубку.
Да, услышал я ее голос, она встретится со мной, когда я
приеду в Нью-Йорк.
Наше первое осторожное свидание прошло на вечерин-
ке у друзей в районе Верхнего Ист-Сайда. Из музыкаль-
ной системы звучали композиции группы The Fine Young
Cannibals, официанты сновали с подносами, разнося шам-
панское и канапе, а затем, несмотря на духоту вечера, я про-
водил ее через весь Манхэттен до ее лофта в центре. Наш
путь занял пару часов, и все это время мы говорили не умол-
кая. Наткнувшись на круглосуточный магазин, мы купили
фруктовое мороженое. Уже на рассвете мы пожелали друг
другу спокойной ночи у ее подъезда.
Мы с Карен перезванивались и переписывались. Мы ви-
делись, когда она приезжала к родителям и когда я бывал
в Нью-Йорке по делам. Спустя примерно шесть месяцев, во
время одного из ее визитов в  Сан-Франциско, я предста-
вил ее Нику. Она показала ему свои художественные альбо-
мы, и они часами вместе рисовали комиксы. Целыми днями
они трудились, тщательно прорисовывая на длинных поло-
сах оберточной бумаги замысловатые детали эпизода в пар-
 
 
 
ке, где фигурировали такие персонажи, как мистер Грауч,
круглый человечек, который сидит на скамейке и жует сэнд-
вич с тунцом, тощий мистер Макаронина со своим малы-
шом-макаронинкой, мистер Парик и мистер и миссис Никто.
Прожив шесть лет на пятом этаже дома без лифта под гро-
мадой Всемирного торгового центра, Карен переехала к нам
в Сан-Франциско. Возможно, Ник просто старался ей понра-
виться, ведь уже было ясно, что она обосновалась здесь на-
долго. Но в своем школьном докладе о ней он написал: «Она
жила в большом лофте над рестораном “Хэм  Хевен”. Это
крутое место, и на крыше можно запускать фейерверки. Она
решила вернуться в Сан-Франциско, чтобы жить вместе со
своей новой семьей, и это мой папа, я и она».
Вскоре после переезда Карен мы сняли дом за мостом Зо-
лотые Ворота в городке Сосалито, потому что хотели, что-
бы у нас был двор. Наш дом считался одним из самых ста-
рых в городе. Ветхий, протекающий, выстроенный в викто-
рианском стиле, он был внутри только чуть теплее, чем сна-
ружи. В качестве компенсации этих недостатков в камине
ревел огонь, но ночью нам приходилось укрываться теплы-
ми стегаными одеялами. Закутавшись в пуховики, мы втро-
ем отправлялись гулять по пляжу, исследуя образовавшие-
ся после отлива лужицы в песке, плавали на пароме через
залив, мимо острова Алькатрас в Сан-Франциско. Мы объ-
единились с другой семьей, чтобы возить по очереди детей в
школу в городе. Ник, который уже ходил в четвертый класс,
 
 
 
играл в местной бейсбольной команде «малой лиги». Мы
с Карен подбадривали его. В зеленой майке команды Braves
и бейсболке он играл за бейсмена6 второй базы и выпол-
нял свою работу сосредоточенно и целеустремленно. Другие
мальчишки дурачились, а Ник был серьезен. Его тренер ска-
зал нам, что Ник – лидер среди товарищей по команде и дру-
гие дети берут с него пример.
Родители склонны восторгаться своими детьми, но если
бы спросили любого, кто знал тогда Ника, вы бы услышали о
его чувстве юмора, креативности и заразительной жизнера-
достности. Ник часто, сам того не желая, оказывался в цен-
тре внимания, будь то в школьных спектаклях или на вече-
ринках. Как-то раз в школу пришла директор по кастингу.
Понаблюдав за детьми, игравшими на школьной площадке,
она побеседовала с некоторыми из них. Вечером она позво-
нила нам домой и попросила разрешить Нику сниматься в
телевизионной рекламе. Я обсудил ее предложение с сыном,
и он сказал, что это звучит заманчиво, поэтому я дал согла-
сие. Он получил в качестве гонорара сто долларов, из кото-
рых десять мы отдали ему – чтобы он потратил их по своему
усмотрению, а оставшиеся деньги положили на открытый на
его имя счет для оплаты будущего обучения в колледже.
Рекламный ролик для автомобильной компании начина-
ется с эпизода в подготовительном классе. Дети сидят полу-
6
 Бейсмен – игрок обороняющейся команды, располагающийся на одной из баз.
Прим. ред.
 
 
 
кругом на полу в комнате для занятий. Учительница, устро-
ившись на детском стульчике, читает им книгу. Затем закры-
вает ее и опускает на колени.
– Итак, дети, – говорит она, – что значит для вас рассказ
«Дик и Джейн»?
Маленькая девочка с косичками и большими голубыми
глазами говорит:
– Дом – это мама.
После нескольких похожих мнений серьезный темноволо-
сый мальчик спрашивает:
– А как насчет Спота?
Ник поднимает руку, и учительница обращается к нему:
– Николас?
– Спот – это Ид7, животная сила, которая пытается осво-
бодиться.
Девочка с большими карими глазами и волосами, забран-
ными в конский хвост, закатывает глаза и пожимает плеча-
ми.
– Пусть Николас вызовет дух Фрейда, – говорит она угрю-
мо, подпирая подбородок кулачком.
В финальной сцене дети расходятся после окончания за-
нятий. Они выбегают из здания школы и бегут к машинам
своих родителей, выстроившимся в ряд перед школой. Ник
запрыгивает на заднее сиденье «хонды», и его мама спраши-
7
 Ид, или Оно (лат. id, англ. it) в психоанализе – бессознательная часть пси-
хики. Термин введен Зигмундом Фрейдом. Прим. ред.
 
 
 
вает:
– Что вы делали сегодня в школе, Николас?
Он отвечает:
– Ой, да все то же, ничего нового.
Где-то через месяц или два после появления рекламы в
эфире мы ходили в кино. Мужчина в кожаной куртке и шта-
нах с заклепками и черных мотоциклетных сапогах (мото-
ботах) узнал Ника. «О Господи! – завопил он, показывая на
моего сына. – Это же Николас!»

В мае мы с Карен поженились. Свадьба прошла под цве-

тущими розами и бугенвиллиями во дворе дома ее родите-
лей. Нику было уже девять – худенькие руки, шея торчит из
воротника оксфордской рубашки с короткими рукавами. Он
нервничал, хотя мы и старались подбодрить его. Правда, на
следующее утро он, казалось, испытывал огромное облегче-
ние. «Все то же самое, – сказал он, посмотрев на меня, на Ка-
рен, обведя глазами привычную обстановку и снова взглянув
на меня. – И это очень странно».

«Мисс Эми, она была подлой старой сукой. Мачехи все-

гда были такими». Вот так емко Трумен Капоте выразил бы-
тующее в обществе мнение о мачехах. Такое отношение не
новость. Еще Еврипид писал: «Лучше быть служанкой, чем
мачехой». И тем не менее Карен и Ник всё больше сближа-
лись. Может быть, я видел только то, что хотел видеть? Нет,
 
 
 
это вряд ли. Они всё так же вместе рисовали и раскрашива-
ли. Они создавали рисунки сообща, добавляя детали по оче-
реди. Они рассматривали книги по искусству и обсуждали
художников. Карен водила Ника в музеи, где он сидел на по-
лу галереи, положив блокнот на колени, и делал торопливые
заметки и наброски под впечатлением от произведений Пи-
кассо, Элмера Бишоффа и Зигмара Польке.
Она учила его французскому языку, проверяя, как он за-
помнил слова, пока они ехали куда-нибудь в машине. Забав-
но было наблюдать, как они ведут между собой беседы о лю-
бимых обоими книгах, его одноклассниках и фильмах, осо-
бенно тех, в которых играют Питер Селлерс и Лесли Ниль-
сен, а также о фильмах «Инспектор Клузо», «Аэроплан»,
«Голый пистолет» и его сиквелах. По каким-то неведомым
причинам в течение четырех вечеров кряду они смотрели
фильм «Поллианна», пытаясь в нем разобраться, но каждый
раз на них нападал сон, и они выключали фильм. Однако на
пятый раз они всё-таки его досмотрели. А затем они нача-
ли разговаривать между собой цитатами из фильма. «Карен,
твой носик заложен», – говорил Ник, подражая персонажу
Агнес Мурхед.
Ник пытался увлечь меня видеоигрой «Стритфайтер-2»,
но я быстро уставал от бесконечных потасовок, разбивания
голов и укусов. Карен, напротив, игра эта не только нрави-
лась – она сама отлично в нее резалась, легко обставляя Ни-
ка. Кроме того, ей нравилась музыка, которую слушает Ник,
 
 
 
и, в отличие от меня, она никогда не просила «сделать поти-
ше».
Карен и Ник постоянно поддразнивали друг друга. Иногда
она слишком увлекалась, и он безумно злился. Когда мы вы-
ходили куда-нибудь поесть, они всегда заказывали молочные
коктейли. Он медленно смаковал напиток, а Карен быстро
выпивала его и пыталась стянуть стакан у Ника.
Они играли в слова и хохотали до упаду.
Карен говорила: «Дэйв».
Ник говорил: «Держит».
Карен: «Маленькую».
Ник: «Обезьянку».
Карен: «В заднице».
Я поднимаю глаза от журнала: «Очень смешно», – говорю
я.
Ник: «Извини. Жил-был».
Карен: «Человек».
Ник: «Который».
Карен: «Сказал».
Ник: «Что».
Карен: «Дэйв».
Ник: «Держит».
Карен: «Маленькую».
Ник: «Обезьянку».
Карен: «В заднице».
Они играли в эту игру с разными вариациями бесконечно.
 
 
 
Я только качал головой.
Карен много работала и неохотно выполняла материнские
обязанности, но начинала время от времени возить детей
в школу по очереди с соседями, а однажды вечером даже
приготовила мясной хлеб на ужин. Он получился ужасным,
и Ник отказался его есть. Карен начала поучать Ника, что
нужно положить салфетку на колени, и это привело его в
ярость. Она привлекла его к помощи по дому: наняла для
уничтожения слизней в саду. За каждого вредителя он полу-
чал десять центов. Ник складывал слизней в совковую лопа-
ту и перебрасывал через забор в лес.
Карен, которую Ник звал мамой, или мамаситой, или КБ
(она называла его «Спутник»), признавалась, что такие от-
ношения совсем не в ее характере. Как-то, сидя в машине
с Карен и Нэнси, матерью Карен, Ник, уставший и расстро-
енный неизвестно чем, начал плакать. Карен с удивлением
обратилась к Нэнси: «Что это с ним?» Та ответила: «Это же
маленький мальчик. А маленькие мальчики плачут». В дру-
гой раз они вместе проводили вечер в гостях у родителей
Карен. Когда они расселись перед телевизором, Карен заме-
тила, что Нэнси привлекла его к себе поближе и гладила по
спинке. Ник казался абсолютно довольным жизнью. Карен
рассказала мне об этом как о каком-то откровении. Она го-
ворила, что поначалу Ник казался ей каким-то чужим, непо-
нятным, чуть ли не инопланетянином. Ведь она не имела де-
ла с детьми, с тех пор как ей исполнился год. «Я этого никак
 
 
 
не ожидала, – сказала она. – Мне и в голову такое не прихо-
дило. Я не понимала, чего была лишена».
Правда, такое настроение у нее бывало не всегда. Време-
нами Ник вел себя грубо – и по отношению ко мне тоже, ес-
ли уж на то пошло, – но более серьезная проблема крылась в
самом положении неродного родителя – отчима или мачехи.
Иногда Карен говорила, что ей бы хотелось быть настоящей
матерью Ника, но она принимает как должное то, что она ею
не является. У него есть мать, которую он обожает и которой
он предан всей душой. Карен часто напоминали, что маче-
ха – это не мать. Ей досталась значительная доля родитель-
ской ответственности, но не родительский авторитет. Порой
я помалкивал, когда она начинала выговаривать Нику по по-
воду того, что нельзя держать локти на столе, но, хотя я все-
гда и советовал ей высказывать свое мнение, часто я прихо-
дил на помощь. «У него прекрасные манеры», – настаивал
я, прежде чем понимал, что в очередной раз подрываю ее
авторитет. Может быть, Ника сильнее всего напрягало, что
он чувствовал себя виноватым из-за сближения с кем-то, кто
не является его биологической матерью. Это дело типичное,
если верить многочисленным книгам о том, как вести себя с
неродным ребенком, которые лежали на прикроватном сто-
лике Карен.
Иногда мы очень остро ощущали отсутствие Вики. Когда
Ник начинал особенно сильно тосковать по ней, на помощь
приходил телефон, хотя, поговорив с ней, услышав ее голос,
 
 
 
он мог загрустить еще больше. Мы всячески способствовали
тому, чтобы он навещал ее при любой возможности и звонил
ей, когда захочется. Мы старались внушить ему, что он все-
гда может поговорить с нами о своих чувствах. Это все, что
нам оставалось.

Я чувствовал, что  Ник переживает период трансформа-

ции, которая происходит рывками, как будто внутри у него
с переменным успехом идет какая-то борьба. Он по-преж-
нему был привязан к своему плюшевому крабу и пандам,
но в то же время повесил в своей комнате постер группы
Nirvana. Он все еще часто бунтовал против общепринятых
привычек и вкусов, но все больше и больше поддавался вли-
янию сверстников. Он примерял на себя образ нескладно-
го подростка-бездельника, часто ходил в неряшливой фла-
нелевой рубашке, шаркая громоздкими ботинками «Доктор
Мартенс». Челка свисала на глаза, как у Кобейна, волосы бы-
ли окрашены хной. Я позволял это делать, мучаясь сомне-
ниями, стоит ли, и в то же время заставлял его стричься, хо-
тя он и злился на меня. Выбирая, с чем нужно бороться, а
на что не обращать внимания, я взвешивал все существен-
ные факторы, имеющие отношение к предмету разногласий.
Временами Ник бывал не в духе, но не больше, чем все зна-
комые мне дети. Он получал разные мелкие замечания, на-
пример за то, что написал на тетради: «София – полный от-
стой». (София была довольно наглой, своенравной девочкой
 
 
 
из его класса.) Один раз ему пришлось писать извинения за
то, что мешал проводить урок испанского языка. Однако в
основном учеба Ника шла вполне успешно. В его табеле учи-
тельница отметила, что в нем «формируются и крепнут доб-
рота и великодушие», и в заключение написала: «Я с инте-
ресом и восхищением думаю о том, какими талантами он,
без сомнения, одарит этот мир».
 
3
 
То, что в наши дни называется городком Инвернесс, что
на полуострове Пойнт-Рейес, в часе езды на север от моста
Золотые Ворота, несколько миллионов лет назад было тер-
риторией нынешней Южной Калифорнии. Масса суши тре-
угольной формы все еще неторопливо ползет на север со ско-
ростью около дюйма в год. Пройдет еще миллион лет, и Ин-
вернесс вместе с окружающими его горными хребтами, хол-
мами и долинами, простирающимися на мили пастбищами и
береговой линией, превратится в остров, дрейфующий вда-
ли от побережья штата Вашингтон.
Инвернесс отделен от остальной части континента зали-
вом Томалес-Бей, который тянется к океану изрезанной ли-
нией протяженностью в двенадцать миль, проходящей пря-
мо над разломом Сан-Андреас. Возможно, благодаря этой
подводной границе и возникает смутное ощущение быстро-
течности и хрупкости – и неземной благодати.
 
 
 
 Городок Пойнт-Рейес-Стейшн расположен со стороны ма-
терика. В нем есть продовольственный магазин, авторемонт-
ная мастерская, два книжных магазина и рестораны, спе-
циализирующиеся на блюдах из местных продуктов – орга-
нических, от животных, выращенных на свободном выгуле
и «зеленых» кормах. В молочной «Кау-герл» продаются сы-
ры, произведенные из молока с близлежащей молочной фер-
мы семьи Штраус. На  Фуражном складе Тоби можно най-
ти весь ассортимент товаров, дающий исчерпывающее пред-
ставление о деятельности местного сообщества: сено, соли
для ванн с лавандой, свежевыжатое оливковое масло, суше-
ные свиные уши, крем-фреш производства семьи Штраус и
противоглистное средство для собак. Дальше по улице рас-
положены парикмахерская, кулинария, риелторские конто-
ры, хозяйственный магазин и почта.
Население городка довольно разнородно. Здесь живет
множество семей иммигрантов первого и второго поколе-
ния, приехавших из Латинской Америки и Мексики, бежен-
цы из Голливуда, искусные ремесленники, строители, крас-
нодеревщики и каменщики, рыбаки и торговцы устрицами, а
также постаревшие хиппи (город спонсирует мастерскую по
ручному окрашиванию тканей). Есть здесь и бывшие руково-
дители высокотехнологичных компаний, преподаватели, ху-
дожники, владельцы ранчо и сельскохозяйственные рабочие,
отдыхающие, проводящие здесь летний отпуск или воскрес-
ные дни, любители лошадей, массажисты, психологи и пси-
 
 
 
хоаналитики всевозможного толка, защитники окружающей
среды. Имеется и медицинская клиника, которая никому не
отказывает. Представлено также некоторое количество ста-
рых ворчунов и их молодых последователей. Конечно, неко-
торые из местных не возражают против различий в обра-
зе жизни, но будут сторониться вас, если вы явитесь на ве-
черинку-барбекю, принеся в качестве своего вклада обыч-
ные сосиски, а не сделанные из тофу. С одной стороны, на-
селению свойственно ярко выраженное чувство социальной
ответственности – женщины запросто могут раздеться ради
идеи всеобщего мира. С другой стороны, некоторые местные
буквально набросятся на вас с оскорблениями, если вы сту-
пите на пятачок с ежевикой, который они считают своим.
Тем не менее Пойнт-Рейес вполне можно охарактеризовать
как место, которое в избытке изливает на вас свою щедрость
и великодушие.
У  Карен был маленький домик с садом в Инвернессе,
недалеко от города. Теперь мы предпочитали проводить там
как можно больше времени, и чем дольше мы там жили, тем
больше ценили ставшее анахронизмом чувство принадлеж-
ности к сообществу и потрясающую красоту окружающей
природы.
Мы регулярно притаскивали свое каноэ к реке Лагуни-
тас-Крик, которая вьется по пастбищным землям подобно
серебристой ленте. Мы плыли среди речных выдр, а во вре-
мя прилива направляли лодку в укромную бухточку в зали-
 
 
 
ве, где приставали к берегу, устраивали пикник и отыски-
вали наконечники стрел индейцев племени мивок на каме-
нистом пляже. Мы ходили пешком по маршрутам, пересе-
кающим национальное заповедное побережье и лесопарко-
вую зону штата, где весной распускаются миллионы полевых
цветов. В середине лета поля были опалены солнцем и отли-
вали золотом, поспевала ежевика, и от красоты пышно цве-
тущих голубых ирисов захватывало дух. Зимой мы паковали
вещи и совершали пеший поход через парк штата или вдоль
Северного и  Южного побережья, где волны Тихого океана
достигают высоты более двадцати футов, и наблюдали за ми-
грирующими серыми китами.
Полуостров с трех сторон окаймлен побережьем, равное
которому по дикому великолепию еще нужно поискать. До
сих пор Ник редко решался выходить на пляж: ему не нра-
вилось, что песок облепляет тело,  – но сейчас он пользо-
вался каждой возможностью, чтобы побыть около воды и
поплескаться в море. Как-то раз мы отправились на маши-
не на пляж Макклюра, мимо желтых округлых арок цвету-
щей горчицы, в надежде захватить период отлива. Мы бре-
ли по пляжу к обнажившейся части берега и балансирова-
ли на скользких камнях, наблюдая за бьющимися о скалы
волнами и проверяя оставшиеся после отлива лужи в поис-
ках моллюсков, морских звезд, анемонов и осьминогов. Ник
смотрел, как Карен, хотя уже стояла середина декабря, ны-
ряет в холодное море в районе пляжа Лимантур. Он тоже
 
 
 
прыгнул в воду. Они хлестали друг друга длинными плетя-
ми водорослей. Выбравшись на берег, он весь дрожал. В за-
ливе Томалес вода теплее. Плавая там, Карен и Ник затева-
ли игру: она старалась сбросить его со своей спины. На пес-
чаных пляжах Дрейкс, Стинсон и Болинас Ник катался по
волнам на скимборде 8. Он пробовал бугибординг 9, а затем и
серфинг. Он смотрелся на доске совершенно естественно и
красиво. Чем больших успехов в серфинге он достигал, тем
больше склонялся к тому, что это всё, чем ему хочется зани-
маться. Мы потрясающе проводили время, вместе покоряя
океан. Мы тщательно изучали информацию, полученную с
помощью буев и прогноза погоды, и отправлялись на пляж во
время наката ветровых волн, когда дует береговой. На пля-
же Ник покрывал воском свою доску – худощавый, сильный
мальчик с бронзовым загаром и оранжевыми бусами на шее.
У него были длинные гибкие руки и ноги, загорелые кисти
с грязными ногтями и узкие загорелые ступни. Светлые гла-
за с густыми черными ресницами. Надевая черный гидроко-
стюм толщиной четыре миллиметра, он как будто влезал в
шкуру тюленя.

8
  Скимбординг  – разновидность серфинга, в которой не нужно заплывать
вглубь, чтобы поймать волну. Скимбордер разбегается по суше и, запрыгнув на
доску-скимборд, скользит по мелкой воде или песку, выполняет простые и слож-
ные трюки. Прим. ред.
9
 Бугибординг, или бодибординг, – разновидность серфинга: катание на при-
брежных волнах на специальной привязанной к запястью легкой короткой дос-
ке – бугиборде – в положении лежа. Прим. ред.
 
 
 
 Покоренные красотой западных районов округа Марин,
мы построили дом и художественную мастерскую в Инвер-
нессе, в саду на склоне холма. Переехали в конце лета, когда
Ник, не без трепета, пошел в шестой класс в новую школу.
После первого дня занятий мы все сидели на стульях с вы-
сокими спинками за квадратным столом фиолетового цве-
та. Ник заявил, что, наверное, ему все-таки понравится эта
школа. «Моя учительница спросила: “Кто из вас ненавидит
математику?” – рассказывал он. – Почти все подняли руки. И
я тоже. Она сказала: “Я тоже ненавидела математику”. Потом
она как-то по-особенному улыбнулась и добавила: “Вы пере-
станете ее ненавидеть, когда мы с вами закончим урок”».
Он сказал, что дети в школе тоже вроде бы ничего. После
того как мы довезли его до школы, он, проходя по коридору,
вдруг услышал, как какой-то мальчик зовет его: «Ник!»
«Я прямо обрадовался. Но потом подумал, что, может
быть, он окликнул кого-то другого, а я повел себя как пол-
ный дурак и помахал ему. Но нет, он обращался ко мне. Он
запомнил меня с того времени, как я приезжал знакомиться
со школой».
На второй день Ник поделился с нами, что еще один маль-
чик назвал его своим другом. «Этот рыжий мальчик передал
мне хоккейную клюшку на физре, а когда другой мальчик
сказал: “Нет, это моя клюшка, я первый ее взял”, – рыжий
ответил: “Это для моего друга Ника”».
В те дни Ник выглядел классно в штанах с низкой посад-
 
 
 
кой на бедрах, в футболке с логотипом Primus или Nirvana.
Он сутулился, как все подростки, волосы приобрели крас-
но-оранжевый оттенок. Однако у него теперь, по сути, было
только одно желание: вернувшись из школы, иметь возмож-
ность сказать: «Пап, сегодня у меня появилось еще двое дру-
зей».
Как-то в пятницу к нам на детскую вечеринку пришли
несколько одноклассников Ника. Все вместе мы отправились
на пляж Стинсон, где дети играли в салочки и в кикбол10
и Ник учил их кататься на скимборде. Их подростковая ско-
ванность и неуклюжесть куда-то исчезали, когда они увле-
ченно играли, как маленькие дети, хохоча без всякого сму-
щения, кувыркались и боролись на песке. Еще до темноты
мы уехали домой. Здесь они играли в твистер и в игру «Прав-
да или желание», с самыми рискованными вопросами вроде
«Как по-твоему, Скай симпатичная?» (Ник считал, что да.
Это была девочка с большими глазами и каштановыми воло-
сами, при упоминании которой Ник вспыхивал. По вечерам
он болтал с ней по телефону, иногда по часу или больше.)
«Если будут сражаться насмерть Бэтмен и Халк, кто побе-
дит?» Тому, кто отказывался отвечать, приходилось съесть
очень жгучий перец халапеньо или поцеловать куклу Барби.
Дети угощались пиццей и попкорном, а в десять вечера ро-

10
 Кикбол – игра, похожая на бейсбол. Вместо забивания маленького жесткого
мяча битой игроки пинают большой надутый резиновый мяч, это делает игру
более доступной для маленьких детей. Прим. ред.
 
 
 
дители забрали их домой.
Мы с Карен ходили на школьные художественные выстав-
ки и театральные постановки. Ник исполнял роль Виолы в
пьесе «Двенадцатая ночь» и Джорджа Гиббса в «Нашем го-
родке». Родителей также приглашали послушать устные до-
клады детей о зарубежных странах. Ник, которому поручили
сделать доклад о Боливии, показывал страну на самодельной
карте, рассказывал о ее истории, топографии, сельском хо-
зяйстве и национальном валовом продукте, а в конце спел
песню, которую сам сочинил, аккомпанируя себе на гитаре.
«Оливия, о Оливия, ты живешь в Ла-Пасе, в Боливии. Моя
Оливия».
Он нарисовал серию комиксов, главный персонаж кото-
рых, Суперкорова-мститель, давал уроки правильного пита-
ния. Выполняя задание по естественным наукам, он осна-
стил нашу ванну и душевую кабину ведрами и линейками,
чтобы измерять количество воды, которая там расходуется.
(Выяснилось, что душ экологичнее ванны.) Для другого на-
учного проекта Ник тестировал бытовые чистящие средства
и растворители на пропитанных маслом перьях, чтобы вы-
яснить, что лучше использовать для отмывания птиц после
разлива нефти. Победителем вышла жидкость для мытья по-
суды Dove. Он испек яблоко в духовке и через окно в двер-
це наблюдал за процессом распада, а затем описал процесс
от лица яблока: «Я страдаю от обезвоживания. Я вздыхаю:
“Эй!  Есть кто-нибудь снаружи? Кто-нибудь меня слышит?
 
 
 
Мне становится очень жарко”…».
Каждый день утром и после полудня чья-то машина кур-
сировала между школой и Пойнт-Рейес-Стейшн. Когда под-
ходила моя очередь везти детей, я во время поездки просве-
щал Ника и его друзей, рассказывая о творчестве Вана Мор-
рисона и группы The Kinks и гитарных соло рок-музыкантов
Йормы Кауконена, Джимми Пейджа, Джеффа Бека, Робина
Трауэра, Дуэйна Оллмэна и Ронни ван Занта (не обходилось
без игры на воображаемой гитаре). Ник с друзьями часто иг-
рали в жалобщиков – изобретение Карен. Ник, имитируя Бо-
ба Юбанкса, ведущего телешоу «Молодожены», разъяснял
правила игры. Соревнующиеся получали баллы по шкале от
одного до десяти за истории, в которых они могли выгово-
риться. Как правило, дети жаловались на то, как их раздра-
жают братья и сестры, придурки в школе, противные учи-
теля и ужасные родители. Прозаические жалобы получали
средние баллы. Признание в том, что тебя мучают кошмары
после просмотра фильма ужасов, где были зарезаны девоч-
ки-подростки и заживо похоронили мужчину, награждалось
восемью баллами. Когда одна девочка рассказала о том, как
ее похитил собственный отец, ей все аплодировали, и она
получила десять баллов. Столько же баллов дали мальчику
за яростное обвинение своей матери в том, что, по его сло-
вам, она постоянно таскала его за собой, постоянно переез-
жая с места на место и сменив при этом восемь городов и
четырех мужей.
 
 
 
 Спустя несколько месяцев обмена подобными историями
одна из девочек, когда очередь дошла до нее, выдает следу-
ющую жалобу: «Я слишком нормальная. Мои родители ни-
когда не разводились, и я всегда жила в одном и том же до-
ме». Сердобольные слушатели посочувствовали ей и награ-
дили ее десятью баллами.
Карен обратилась в Общество спасения животных, чтобы
подыскать щенка, и буквально влюбилась в вонючего исто-
щенного пса с печальными глазами, который сидел, скрестив
лапы, на цементном полу конуры. Она дала ему кличку Мун-
дог и принесла домой вместе с меховым шариком – щенком
лабрадора шоколадного окраса, которого мы окрестили Бру-
том. Мундог, никогда прежде не живший в доме, поднимал
заднюю лапу прямо на полу и грыз деревянную мебель. Он
носился по дому, рыча и лая всякий раз, когда мимо проез-
жала машина или кто-нибудь подходил к входной двери. И
еще он выл на работающий пылесос. А Брут прыгал в траве,
как кролик.
Каждую среду мы брали с собой собак и отправлялись на
ужин к родителям Карен. Нэнси и Дон жили в похожем на
амбар доме с дощатой обшивкой, притулившемся у лесистой
стены каньона в получасе езды от Инвернесса. Главная ком-
ната была просторной и наполненной воздухом, с раздвиж-
ной стеклянной дверью высотой двадцать четыре фута. Две
стены с пола до потолка занимали полки, уставленные книга-
ми о ракушках и камнях, деревьях и птицах. Еще здесь были
 
 
 
фотографии их троих детей (Карен снимок запечатлел при-
мерно в пять лет: большие карие глаза и сколотые сзади тем-
ные волосы), и плоские морские ежи, и оловянные тарелки,
и картина с изображением сурка.
Отец Карен, Дон, – врач на пенсии. Карен буквально вы-
росла в машине, ожидая его возвращения с вызовов на дом.
Дон выращивал помидоры и тыквы в террасированном са-
ду, но большую часть времени проводил в кабинете на вто-
ром этаже, выполняя свою нынешнюю работу: анализируя и
оценивая качество исследований, определяющих эффектив-
ность новых медицинских препаратов.
Нэнси, с которой они прожили в браке больше пятидесяти
лет, каждый день работала в своем саду. У нее серые глаза
и седые волосы, подстриженные «под пажа». Это жизнера-
достная, привлекательная, мягкая в обращении и импозант-
ная женщина.
Все дети Нэнси и Дона живут поблизости от Сан-Фран-
циско. Так что нет ничего удивительного в том, что в любой
день в их доме можно было застать одного, двух или всех де-
тей сразу, которые сидели за столом на кухне, попивая кофе
с печеньем и болтая с матерью.
Каждую среду мы устраивали ужины – шумные и запоми-
нающиеся надолго вечера с Нэнси, Доном и их тремя детьми
вместе с семьями, а иногда и с их гостями, и всегда с нашими
буйными и невоспитанными собаками, которые захватывали
лучшие диваны и воровали оставшуюся без присмотра еду с
 
 
 
обеденного стола.
Во время этих посиделок Нэнси пересказывала все про-
читанные в газетах или услышанные в теленовостях истории
о токсичных матрасах, приставаниях к детям, подростко-
вых самоубийствах, отравлениях, ручках магазинных теле-
жек, зараженных бактериями, нападениях акул, автомобиль-
ных авариях, ударах электрическим током. В основном это
были рассказы об ужасных смертях. Она сообщила о плов-
чихе, которая утонула, потому что задержала дыхание слиш-
ком надолго. О человеке, убитом в Милл-Вэлли, когда на его
автомобиль упало дерево и раздавило его. Она рассказала о
стремительном росте случаев депрессии, заболеваний, свя-
занных с неправильным питанием, и наркомании среди де-
тей. «Девушка утонула в джакузи, когда ее волосы затянуло
в сливную трубу, – поведала она нам однажды. – Я просто
хочу, чтобы вы знали о таких случаях и были осторожны».
Все эти предупреждения были призваны повысить нашу
бдительность, но ведь невозможно подготовиться ко всем бе-
дам. Одно дело – осторожность, другое – паника, которая не
приносит пользы, и избыточная тревожность, которая угне-
тает и не дает спокойно жить. Но все это было неважно. По-
ток плохих новостей лился дальше вместе с розмариновым
соусом.
В один из таких вечеров в октябре 1993 года мы с Карен,
которая уже была на седьмом месяце беременности, сидели
за столом с ее родителями, братом и сестрой. Ник играл во
 
 
 
дворе с Брутом. И тут Нэнси выдала последние жуткие но-
вости. Место действия – Петалума, городок в получасе езды
к востоку от Инвернесса. Двенадцатилетнюю девочку похи-
тили прямо из ее комнаты. У нее был «ночной девичник».
Мать была дома.
Через день фотографии Полли Клаас с длинными кашта-
новыми волосами и добрыми глазами уже были расклеены на
окнах всех магазинов и телефонных столбах городка. Вскоре
психопата арестовали. Он привел полицейских к телу Пол-
ли. Все знакомые родители скорбели, и мы старались не от-
пускать детей далеко от себя.
Дети, с которыми Ник ездил в школу, помешались на этом
убийстве. Одна девочка говорила, что она бы заорала и убе-
жала. Другая возражала, что ей не удалось бы этого сделать:
«Парень был здоровенный, выше семи футов». Ник некото-
рое время молчал, потом сказал: «В любом случае нужно
кричать и стараться убежать. Нужно пытаться вырваться».
Один из мальчиков считал, что у преступника наверняка был
сообщник: «Парень, который ее похитил, сделал это для бан-
ды, связанной с детской проституцией». Все замолчали, по-
ка Ник не спросил, правда ли, что убийца был ростом семь
футов. Девочка подтвердила: «Семь футов восемь дюймов».
Мы с родителями обсуждали беспокойный сон и ночные
кошмары наших детей, а дети реагировали шуточками, услы-
шанными в школе. Мы узнавали о них, когда везли детей до-
мой. Не всегда они касались Полли Клаас, но тоже были ос-
 
 
 
нованы на жутких историях, почерпнутых из новостных пе-
редач.
«Что сказал Джеффри Дамер Лорене Боббит?»
Пауза, ухмылка, затем: «Ты что, будешь это есть?»
«Мать Джеффри Дамера говорит: “Джеффри, мне совсем
не нравятся твои друзья”, – а он ей отвечает: “Ну что ж. Тогда
ешь одни овощи”».
Ник никогда не читал газеты и не смотрел новости по те-
левизору, но невозможно было совсем не обращать внима-
ния на эти будоражащие события, потому что дети – в ма-
шине по дороге в школу и из школы, на игровой площадке –
проявляли к ним повышенный интерес и постоянно всё это
обсуждали.
Джаспер родился в начале декабря.
Нэнси с  Доном привезли Ника в больницу посмотреть
на малыша, когда ему было всего несколько часов от роду.
У Джаспера распухли глаза из-за каких-то капель, которые
ему закапали. Ник сидел в розовом мягком кресле рядом с
кроватью Карен и держал ребенка, завернутого в одеяло и
напоминающего буррито. Он долго вглядывался в него.
Все мы быстро забываем, насколько новорожденные дети
крошечные и хрупкие. Мы вернулись в Инвернесс и, когда
Джаспер спал, все время проверяли, дышит ли он. Его при-
сутствие среди нас казалось эфемерным, и мы тревожились,
как будто он мог куда-то ускользнуть.
Мы изо всех сил старались сделать так, чтобы Нику было
 
 
 
легче принять произошедшие в семье перемены. Казалось,
что ему нравилось играть с Джаспером, что он очарован ма-
лышом. Не выдавал ли я желаемое за действительность? Мо-
жет быть. Я же знал, что ему трудно. Даже при самых бла-
гоприятных обстоятельствах вторая семья, как правило, вы-
зывает некоторый страх у детей от первого брака. Мы стара-
лись ободрить и поддержать Ника, а он, должно быть, пытал-
ся понять, какое место этот новый ребенок займет в нашей
жизни.
Мы с Карен больше уставали. Джаспер отказывался спать
дома, но тут же отключался, стоило ему оказаться в маши-
не. По этой причине мы совершали с ним долгие поездки,
чтобы заставить его хоть немного поспать. В остальном у нас
мало что изменилось. Как только выдавалось свободное вре-
мя, мы с Ником, часто в компании его друзей, занимались
серфингом. Вместе играли на гитаре и слушали музыку.
В канун нового, 1994 года мне достались билеты на кон-
церт группы Nirvana в Колизее в Окленде. Мы с Ником при-
летели туда из Лос-Анджелеса. Это был незабываемый ве-
чер. Курт Кобейн устроил потрясающее, блестящее и бере-
дящее душу шоу. Он пел:

Я не такой, как они,

Но я умею притворяться.
Солнце зашло,
Но мне светло.
День окончен,
 
 
 
 А я веселюсь.
Мое сердце разбито,
Но клей под рукой.
Дай мне вдохнуть,
И я все исправлю,
Мы будем парить
И тусоваться на облаках,
Потом мы спустимся,
И наступит похмелье.

Прошло три месяца. Мы с Ником и Карен сидели в гости-

ной, обшитой небесно-голубыми панелями в обрамлении из
красного мамонтова дерева. Мебели в комнате было немно-
го: два одинаковых дивана, обитых красным китайским шел-
ком, который Карен отыскала в комиссионном магазине, с
разномастными декоративными подушками  – тоже из ко-
миссионки. Мы наблюдали за Джаспером, который лежал на
детском одеяльце. Он научился переворачиваться на спину
и пытался ползать, но пока безуспешно. В какой-то момент
Джас встал в правильную позицию, на четвереньки, запых-
тел, наклонился вперед и расплакался. Наконец он все-таки
освоил этот сложный процесс, но ползал боком, как краб.
Утром Ник пошел в школу, как обычно. Но когда он при-
шел домой, я по его лицу догадался, что он расстроен. Он
бросил рюкзак на пол, поднял глаза и рассказал, что  Курт
Кобейн выстрелил себе в голову. Позже мы слышали из ком-
наты Ника голос Кобейна:
 
 
 
 Мне было непросто, это трудно достать.
Ну и ладно, плевать, не обращай внимания.

Закончилось лето, и Ник пошел в седьмой класс. Энн Ла-

мотт11 писала: «Седьмой и восьмой классы были для меня и
для всех хороших и интересных людей, которых я когда-ли-
бо знала, тем, что создатели Библии подразумевали, упоми-
ная “ад” и “бездну”… Не осталось ни тени надежды на ощу-
щение, что с тобой все хорошо. Не было хорошо. Ты внезап-
но оказался одним из персонажей Дианы Арбус 12. Это была
весна для Гитлера, Германия» 13. В наши дни у родителей бо-
лее серьезные поводы для тревоги, чем подростковая неук-
люжесть и жестокость. Знакомая директриса младшей сред-
ней школы говорила мне, что не понимает, в чем дело, но с
ее учениками что-то явно не так. «У меня в голове не укла-
дывается все то, что они делают с собой и друг с другом», –

11
 Энн Ламотт – популярная в США писательница, автор художественных и
публицистических книг, многие из которых стали бестселлерами. Прим. ред.
12
 Диана (Дайан) Арбус – известный американский фотограф, прославившая-
ся, в частности, снимками необычных людей, в том числе с физическими и ин-
теллектуальными нарушениями, фриков, маргиналов. Прим. ред.
13
 Вероятно, аллюзия на фильм Мэла Брукса «Продюсеры» 1968 года, извест-
ный также под названием «Весна для Гитлера» и включенный в американский
Национальный реестр фильмов, имеющих «культурное, историческое и эстети-
ческое значение». По сюжету мюзикл, запланированный создателями как заве-
домо безвкусный, кощунственный и потому провальный, получает неожиданный
успех у зрителей. Гитлер там показан сумасшедшим фигляром. Прим. ред.
 
 
 
жаловалась она. Когда-то учителя государственных школ от-
носили к наиболее серьезным проблемам с дисциплиной
неуместные высказывания, жевание жвачки, беготню по ко-
ридору, нарушения дресс-кода и привычку мусорить. Про-
шло больше пятидесяти лет, и вместо этих смешных про-
блем появились наркотики и алкоголь, беременность, само-
убийства, изнасилования, кражи и жестокие драки.
Несмотря на то что  Ник учился уже в седьмом классе,
ему все еще доставляло удовольствие возиться с Джаспером.
Первым словом малыша было «утка», затем он последова-
тельно произнес «банан», «собачка» и «Ники». Тем време-
нем Ник открывал неожиданные преимущества, связанные
с младенцем в семье. Его одноклассницы слетались к нам,
чтобы повозиться с Джаспером. Они играли с ним и наряжа-
ли. Ник был в восторге от расширения своего гарема.
В то же время Ник постепенно терял интерес к общению
с детьми, с которыми вместе ездил в школу и из школы. Зато
все больше времени проводил с группкой ребят с коротки-
ми стрижками, практически бритых: они катались на скейт-
бордах, болтали о девчонках, не предпринимая при этом ни-
каких шагов к общению с ними, и слушали музыку. Они
предпочитали Guns N’ Roses, Metallica, Primus и  Джимми
Хендрикса. Как всегда, Ника отличал эклектичный, продви-
нутый – и зачастую переменчивый – вкус. Он вроде бы и не
собирался отказываться от некоторых из своих открытий –
например, от Бьорк, Тома Уэйтса, Дэвида Боуи, – но, с дру-
 
 
 
гой стороны, вдруг начинал увлекаться самой авангардной
музыкой, которая, правда, довольно быстро ему надоедала.
К тому времени, как та или иная рок-группа  – от  Weezer,
Blind Melon и  Offspring до  Cake и  GreenDay  – добиралась
до вершин популярности, он уже отказывался от них в поль-
зу ретро, чего-то малоизвестного и малопонятного, ультра-
современного или чистой эксцентрики. Это могли быть ком-
позиции Колтрейна, коллекция полек, саундтрек из фильма
«Шербурские зонтики», музыка Джона Зорна, MC  Solaar,
песни Жака Бреля, а теперь еще и самба, под которую он,
пританцовывая, передвигался по гостиной. Он открыл для
себя рок-группу Pearl Jam и, в частности, песню Jeremy о
тинейджере из Техаса, который застрелился прямо в классе
на уроке английского языка: учительница попросила его схо-
дить в администрацию и взять карточку с предупреждением
за опоздание, а вернувшись в класс, он сказал ей: «Мисс, вот
за чем я ходил на самом деле», после чего направил на себя
пистолет. Но чаще всего Ник слушал композиции Nirvana.
Раскаты музыки, как минометный обстрел, гремели из его
комнаты.

Я чувствую себя тупым и заразным.

Вот и мы, развлекайте нас.

Как-то в начале мая я забирал Ника из школы, чтобы по-

ехать на ужин к  Нэнси с  Доном. Когда он влез в машину,
 
 
 
я почувствовал запах сигарет. Поначалу Ник все отрицал –
говорил, что тусовался с ребятами, которые курят. Но под
моим нажимом он сознался, что пару раз затянулся вместе с
мальчишками, курившими за спортзалом. Я сделал ему вы-
говор, и он пообещал, что больше этого не повторится.
На следующей неделе в пятницу после уроков он играл
в футбол в саду с приятелем, к которому вечером должен
был пойти в гости и остаться на ночь. Я собирал ему сумку и
искал свитер в рюкзаке. Свитер я не нашел, зато обнаружил
маленький пакетик марихуаны.
 
4
 
Когда я был маленьким, моя семья жила близ Уол-
ден-Понда в Ленсингтоне, штат Массачусетс. Наш дом при-
мыкал к ферме с яблоневыми деревьями, кукурузой, поми-
дорами и поставленными друг на друга ульями. Мой отец
был инженером-химиком. Как-то он увидел по телевизо-
ру рекламу, где людям с синуситом советовали переезжать
в Аризону. Поскольку он страдал поллинозом, он решил по-
следовать этому совету. Он получил работу на заводе по-
лупроводников в Финиксе. Мы погрузились в наш ярко-зе-
леный «студебеккер» и отправились на запад, останавлива-
ясь на ночь в мотелях и перекусывая в сетевых ресторанах
Denny’s и Sambo’s.
Мы остановились в Скоттсдейле и поселились в мотеле
 
 
 
на время, пока строился наш типовой дом. Отец устроил-
ся в компанию «Моторола». Там он выращивал, разрезал
и протравливал кремниевые пластины для транзисторов и
микропроцессоров. Мама писала для газеты Scottsdale Daily
Progress колонку о нашей школе и соседях – о победителях
школьной ярмарки научных проектов и спортивных резуль-
татах «малой лиги».
Мы с друзьями часто вспоминаем о нашем детстве, когда
все было по-другому. Наш мир был гораздо более невинным
и безопасным. Мы с сестрой и братом, как и соседские де-
ти, играли на улице до сумерек, пока матери не звали нас
ужинать,  – в  «позвони в звонок и беги», в салочки, маль-
чишки гонялись за девчонками. Ужин перед телевизором,
у каждого на складном подносе по порции жареной кури-
цы, картофельного пюре с куском сливочного масла, яблоч-
ный кобблер. Мы смотрели сериал «Бонанца», «Удивитель-
ный мир Уолта Диснея» и  «Агенты А.  Н.  К.  Л.». Мы бы-
ли скаутами-волчатами, а девочки  – скаутами-брауни. Мы
устраивали барбекю, строили карты для картинга, готовили
кексы в игрушечной печке сестры и катались на автомобиль-
ных камерах по рекам Солт и Верде.
Правда, я не уверен, вполне ли достоверны эти носталь-
гические воспоминания. Мы узнавали новости из разгово-
ров наших матерей, которые они вели приглушенными го-
лосами. Чарльз Мэнсон и распродажи с 50 %-ной скидкой,
причудливые диеты  – это были излюбленные темы обсуж-
 
 
 
дения на тротуаре перед домом, на вечеринках компании
Tupperware, на встречах для игры в маджонг и в салоне кра-
соты, где моя мама мелировала волосы. Они шептались, ко-
гда повесился десятилетний ребенок из нашего квартала.
Потом в автомобильной аварии погибла девочка, жившая че-
рез два дома от нас. Оказалось, что мальчик постарше, си-
девший за рулем, был под кайфом.
Из-за близости Мексики наркотики водились в изобилии
и стоили дешево. Однако география, по всей видимости,
не играла особой роли. Ранее неизвестные или недоступные
наркотики в богатом ассортименте наводнили нашу школу и
окрестности так же, как и всю Америку, с середины 1960-х.
Наиболее популярной была марихуана. После уроков дети
тусовались на стоянке для велосипедов, где предлагали один
косячок за 50 центов и пакетики в одну унцию за 10 долла-
ров. Дозу можно было купить в туалете и по пути в школу и
из школы. Один из моих друзей попробовал покурить и по-
том рассказывал нам, как это было. Он сказал, что попросил
марихуану у мальчика, о котором все знали, что он торчок, и
выкурил косячок на заднем дворе дома, сильно кашлял, но
ничего особенного не почувствовал, а потом зашел в дом и
съел целую коробку печенья. Он начал курить практически
каждый день.
Спустя год или чуть больше один парень из нашего квар-
тала спросил меня, не хочу ли я выкурить косячок. Шел
1968 год, и я начал учиться в старшей школе. Ничего осо-
 
 
 
бенного я не ощутил, у меня не было никаких галлюцина-
ций, и я не попытался взлететь с крыши нашего дома, как
дочка Арта Линклеттера, о которой говорили, что она перед
этим наглоталась ЛСД. То есть я хочу сказать, что этот опыт
показался неопасным, поэтому я не слишком долго сомне-
вался, прежде чем его повторить, когда попал в дом к друго-
му парню и его старший брат передал мне тлеющий косяк,
скрепленный зажимом.
Конечно, прямо об этом не говорилось, но марихуана, с
ее печатью запретности, служила пропуском в определен-
ный круг общения. Попасть в него было для меня огромным
облегчением после статуса одинокого «ботана» в  младшей
средней школе. Я чаще смеялся, мне было веселее среди об-
куренной и, соответственно, менее взыскательной публики.
Это было своего рода лекарство от мучительной неуверен-
ности, незащищенности. Я воспринимал все вокруг – музы-
ку, природу  – более восторженно и остро, не так робел в
присутствии девчонок, а это огромный плюс для мальчишки
четырнадцати-пятнадцати лет. Мир одновременно казался и
затуманенным, и более ярким и живым. Но, возможно, даже
не это было главным. Помимо постоянного давления сверст-
ников и кайфа, помимо духа бунтарства, выражавшегося в
том, чтобы забить косячок, помимо чувства товарищества
и того, что марихуана помогала сглаживать присущие мне
неловкость и неуверенность в себе… – помимо всего этого,
марихуана помогала мне что-то почувствовать, когда внутри
 
 
 
было пусто, и выключала эмоции, когда они захлестывали
меня. Точно так же, как марихуана делала окружающее од-
новременно и размытым, и более ярким и отчетливым, она
давала возможность испытывать более сильные чувства и од-
новременно приглушала эмоции.

Сейчас люди моего возраста часто говорят, что тогда нар-

котики были другими – не такая сильнодействующая мари-
хуана и более чистые психоделики. Это верно. Тестирова-
ние марихуаны показало, что сейчас в средней дозе содер-
жится в два раза больше ТГК, активного ингредиента, чем в
той же траве десять лет назад, которая, в свою очередь, была
более концентрированной, чем в 1960-е и 1970-е годы. Ча-
сто пишут о том, что психоделики и экстази смешивают или
даже подменяют метамфетамином и другими наркотиками
или примесями, хотя и в наше время мы слышали о ребятах,
которые нюхали чистящее средство для канализации Drano
вместо кокаина.
Однако кое-что действительно изменилось, и с этим не
поспоришь. Многочисленные исследования однозначно до-
казывают, что употребление наркотиков, включая марихуа-
ну, влечет за собой кучу опасных физических и психологи-
ческих последствий. Мы-то думали, что они безвредны. Ока-
зывается, нет. Я знаю, что многие вспоминают старые добрые
времена, ассоциируя их с употреблением «безвредных» нар-
котиков. Они выжили, обойдясь без существенных послед-
 
 
 
ствий, но многим избежать их не удалось. Были и несчаст-
ные случаи, и самоубийства, и передозировки. Меня пора-
жает огромное количество жертв наркотиков родом из 1960-
х и 1970-х, которые и сейчас бродят по улицам, многие из
них стали бездомными. Некоторые разглагольствуют о вся-
кого рода заговорах. Очевидно, это черта, типичная для нар-
команов и алкоголиков. «Когда его, бывало, развезет после
выпивки, он всегда принимался ругать правительство», – го-
ворил Гек Финн о своем пьянице-отце.
Именно поэтому все детство Ника, начиная с семи-вось-
ми лет, я постоянно говорил с ним о наркотиках. Мы раз-
говаривали о них «с раннего возраста и часто», как предпи-
сывает организация «Партнерство во имя Америки, свобод-
ной от наркотиков». Я рассказывал ему о людях, которые так
или иначе пострадали от этого пагубного пристрастия или
даже погибли. Я рассказывал ему о своих ошибках. Я следил,
не появились ли первые тревожные признаки подростково-
го алкоголизма и наркомании. (Пункт пятнадцатый в анке-
те одной организации: «Может быть, ваш ребенок внезапно
изъявляет желание навести порядок после коктейльной ве-
черинки, но забывает о других домашних обязанностях?»)
Когда я был ребенком, родители умоляли меня держаться
подальше от наркотиков. Я отмахивался, потому что они не
понимали, о чем говорят. Они как были, так и сейчас остают-
ся приверженцами трезвого образа жизни. Я же знал о нар-
котиках из первых рук. Так что когда я предостерегал Ника,
 
 
 
то думал, что заслуживаю какого-то доверия.
Многие специалисты советуют родителям моего поколе-
ния не раскрывать правду о нашем собственном опыте упо-
требления наркотиков. Причина в том, что это может иметь
обратный эффект – как в случаях, когда известные спортс-
мены выступают в школах или на телевидении и рассказыва-
ют детям: «Парни, не употребляйте это дерьмо, лично я чуть
не умер». И тем не менее вот они стоят здесь, в бриллиантах,
золоте, с миллионными доходами и всенародной известно-
стью. На словах – «я едва выжил». А реальный посыл такой:
я выжил, добился успеха, и ты тоже сможешь. Дети видят,
что их родители прекрасно устроили свою жизнь, несмотря
на наркотики. Именно поэтому, может быть, мне стоило со-
лгать Нику, но я этого не сделал. Он знал правду. В то же
время наша близость придавала мне уверенность в том, что я
наверняка сразу узнаю, если в его жизни появятся наркоти-
ки. Я наивно полагал, что, если Ник поддастся соблазну что-
то попробовать, он обязательно расскажет об этом. Я ошиб-
ся.

Хотя на дворе был май, холодный и туманный день боль-

ше напоминал зиму, чем весну. В воздухе витал запах горя-
щего дерева, оставшийся от костра, который жгли сегодня. В
это время года солнце рано скрывается за горами и высоки-
ми тополями, поэтому в четыре часа во дворе уже было су-
мрачно. Туман вился вокруг ног мальчиков, гонявших мяч
 
 
 
туда-сюда. Игра не клеилась. Похоже, они были больше увле-
чены разговором – может быть, о девочках, или музыкаль-
ных группах, или о ранчеро, застрелившем вчера бешеную
собаку в Пойнт-Рейес-Стейшн.
Товарищем Ника по игре был мускулистый качок, демон-
стрировавший натренированную грудную клетку и бицепсы,
обтянутые футболкой. Ник был одет в слишком просторный
серый кардиган – мой, между прочим. Его волосы, свисав-
шие прядями, и весь облик уставшего от жизни апатичного
человека любого могли навести на мысль о том, что в даль-
нейшем он непременно начнет курить, в лучшем случае ма-
рихуану. И все же, несмотря на его прикид, на перемены в
настроении – усиливающуюся хандру и угрюмость – и на его
новую тусовку, которую составляли грубые, флегматичные
ребята из школы, когда я смотрел на своего сына, я видел
юность и жизнерадостность, озорство и невинность. Еще со-
всем ребенок. Именно поэтому я был совершенно ошарашен
при виде туго свернутых зеленых шишек марихуаны, кото-
рые оказались у меня в руках.
Карен сидела на диване в гостиной, склонившись над аль-
бомом, и рисовала тушью. Джаспер спал рядом с ней на ди-
ване. Он лежал на спине, ручки сжаты в крошечные кулачки.
Я подошел к ней, и она подняла глаза.
Я показал ей марихуану.
– Что это? Где ты взял?.. – А затем: – Что? Ты нашел это
у Ника?
 
 
 
 Вопрос звучал скорее как утверждение. Она все поняла.
Как обычно, я подавил панику, стараясь не дать ей раз-
волноваться.
– Все будет хорошо. Когда-нибудь это должно было слу-
читься. Мы справимся.
Я позвал мальчиков. Они подошли. Ник держал в руках
мяч и тяжело дышал.
– Мне нужно поговорить с вами.
Они посмотрели на марихуану на моей ладони.
– Ой, – произнес Ник. Он слегка напрягся и замер в ожи-
дании, демонстрируя покорность. Мундог подошел к Нику,
тычась носом в его ногу. Ник не из тех, кто стал бы отри-
цать очевидное. Он робко взглянул на меня широко распах-
нутыми испуганными глазами, пытаясь оценить, насколько
серьезно он влип.
– Идите в дом.
Мы с Карен стояли перед мальчиками. Я смотрел на нее в
поисках поддержки, но она была в таком же замешательстве,
что и я. Меня потрясло не столько открытие, что Ник курит
марихуану, сколько то, что я не имел об этом ни малейшего
понятия.
– Как давно вы курите эту дрянь?
Загнанные в угол мальчишки обменялись взглядами.
– Мы в первый раз купили это, – сказал Ник. – А раньше
пробовали один раз.
В голове вертелась мысль: верю ли я ему? Эта мысль о
 
 
 
недоверии меня смущала. Никогда раньше я об этом не заду-
мывался. Ну конечно, я ему верил. Он не стал бы врать мне.
Или стал бы? Я знал родителей, чьи дети постоянно попада-
ли в неприятности в школе и дома. И больше всего удручало
то, что эти ситуации были связаны с обманом.
– Расскажи, как это случилось.
Я смотрел на товарища Ника, который не проронил ни
слова. Тот не поднимал глаз. Ник ответил за обоих:
– Все это делают.
– Все?
– Почти все.
Ник не отрывал глаз от собственных пальцев, растопырен-
ных на столе. Наконец он сжал их и засунул кулаки в карман.
– Где вы это достали?
– Просто у какого-то парня.
– У кого?
– Неважно.
– Нет, как раз это важно.
Они назвали имя мальчика.
– Мы просто хотели посмотреть, как это выглядит, – ска-
зал Ник.
– Ну и как?
– Ничего особенного.
Приятель Ника спросил, буду ли я звонить его родителям.
Когда я ответил утвердительно, он умолял не делать этого.
«Извини, но они должны об этом знать. Я позвоню им и от-
 
 
 
везу тебя домой».
Ник спросил:
– А как же ночевка?
Я сердито взглянул на него:
– Отвезем его домой, а потом мы с тобой поговорим.
Он все так же смотрел в пол.
Я позвонил родителям мальчика, и его отец поблагодарил
меня за предупреждение. Он сказал, что встревожен, но не
особенно удивлен. «Мы уже пережили это с нашими старши-
ми детьми. Подозреваю, что все они проходят через это. Мы
с ним поговорим». В его голосе слышалась обреченность, ко-
гда он добавил: «Мы столько работаем. Мы просто не в со-
стоянии уследить за ним».
Когда я позвонил матери мальчика, продававшего мари-
хуану, она впала в ярость и категорически отказалась при-
знавать, что ее сын замешан в чем-то подобном. Она обви-
нила Ника и его приятеля в том, что они пытаются втянуть
ее сына в неприятности.
Когда мы с Ником остались одни, всем своим видом он
выражал раскаяние. Он кивнул, когда я сказал ему, что мы
с Карен приняли решение ограничить его свободу передви-
жения: «Ладно, я понимаю».
Мы рассуждали так. Мы не хотим перегибать палку, но
еще больше мы не хотим пускать все на самотек. Мы назна-
чаем наказание, тем самым демонстрируя, насколько серьез-
но мы воспринимаем нарушение правил, принятых в нашей
 
 
 
семье и в наших взаимоотношениях. Любые действия вле-
кут за собой последствия, и мы надеемся, что наше реше-
ние вполне соответствует тяжести совершенного проступка.
Вдобавок ко всему я с подозрением отношусь к его новому
кругу друзей. Я понимаю, что не могу выбирать, с кем ему
дружить, запреты могут только сделать эту дружбу более же-
ланной, но по крайней мере я могу свести к минимуму вре-
мя общения с ними. И еще. Я просто хочу понаблюдать за
ним. Попытаться понять, что все-таки с ним происходит.
– И сколько будет продолжаться мое заточение?
– Посмотрим, как будут обстоять дела в ближайшую пару
недель.
Мы сели на диваны друг напротив друга. Казалось, нака-
зание действительно отрезвило Ника. Я спросил:
– Почему у тебя возникло желание попробовать травку?
Не так давно сама идея что-то курить – даже сигареты, не
говоря уж о марихуане, – вызывала у тебя отторжение. Вам
с Томасом (я упомянул одного из его городских друзей) даже
попадало за то, что вы выбрасывали сигареты его мамы.
– Не знаю.
Он взял красную ручку с кофейного столика и начал за-
штриховывать что-то на сегодняшней газете.
– Наверное, из любопытства.
Минуту спустя он произнес:
– В любом случае мне не понравилось. Это вызвало у меня
какое-то ощущение… Не знаю. Странное, необычное.
 
 
 
 Затем он добавил:
– Тебе не стоит беспокоиться. Я больше не стану пробо-
вать.
– Как насчет других наркотиков? Пробовал еще что-ни-
будь?
Его недоуменный взгляд убедил меня в том, что он гово-
рит правду.
– Я знаю, это было глупо, – сказал он, – но не совсем уж
я дурак.
– А алкоголь? Ты случайно не начал выпивать?
Он некоторое время обдумывал ответ.
– Мы надрались. Один раз. Мы с Филиппом. Это было,
когда мы ездили кататься на лыжах.
– На озеро Тахо?
Он кивнул.
Я припомнил те длинные выходные в середине зимы, пе-
ред рождением Джаспера. Мы разрешили Нику пригласить
с собой Филиппа, его друга, который нам нравился, милого,
легкого в общении мальчика маленького росточка, с волоса-
ми, падающими на лоб. Мы дружили с его родителями.
Мы приехали в горы вечером, прямо перед тем, как снеж-
ная буря отрезала все дороги. Утром сосны были обсыпаны
снегом. Ник и раньше катался на лыжах, но на этот раз они
с Филиппом решили попробовать себя в сноубординге. Бу-
дучи довольно опытным серфингистом, Ник думал, что пе-
реключиться будет нетрудно. «Вместо воды ты рассекаешь
 
 
 
снег, – объяснял он. – И тут и там все дело в сохранении ба-
ланса и в силе тяжести». Может, оно и так, но большую часть
времени он просто кувыркался по склону, пока наконец не
разобрался, что к чему.
И теперь я спросил:
– Когда же вам удалось напиться? И где вы взяли спирт-
ное?
Он сидел на диване, раскачиваясь взад-вперед.
– Однажды вечером вы с Карен пошли спать рано, – ска-
зал он. – Мы сидели перед камином и смотрели телевизор.
Потом нам стало скучно, мы решили поиграть в карты. Я по-
шел их искать и наткнулся на винный шкафчик. Мы взяли
бокалы и налили всего понемногу, чтобы никто не заметил.
Там были ром, бурбон, джин, саке, текила, вермут, виски,
какая-то зеленая дрянь, крем из чего-то.
Он замолк, потом продолжил:
– Мы всё это выпили. Это было отвратительно, но нам хо-
телось посмотреть, что это такое – напиться в стельку.
Я помнил ту ночь. Мы с  Карен проснулись, потому что
услышали, как мальчишек рвет. Одновременно в двух ван-
ных комнатах внизу. Мы пошли посмотреть, что случилось.
Их тошнило всю ночь. Мы подумали, что они подхватили
грипп.
Утром мы позвонили матери Филиппа. «Да, везде сейчас
ходит грипп», – согласилась с нами она. Ребята плохо себя
чувствовали и на следующий день, во время долгой поездки
 
 
 
домой из Сьерры. Один раз мы не успели съехать на обочину,
и Филиппа стошнило прямо через окно машины.
– Это был первый и последний раз. С тех пор я не прика-
сался к спиртному. Меня тошнит от одной мысли об этом.
Правдоподобность истории обезоруживала, но все равно
она была как нож в спину. Меня в одинаковой степени воз-
мущали и обман, и пьянка. И тем не менее я высоко ценил
искренность Ника. Я подумал: «По крайней мере он говорит
правду и признается в содеянном».
После короткого молчания он сказал:
– Если тебе будет легче, я ненавижу все это. Я не оправ-
дываюсь, но…
И еще через минуту:
– Это трудно.
– Что трудно?
– Трудно. Не знаю. Все пьют. Все курят.
Я вспомнил его любимого Сэлинджера, слова Фрэнни:
«Надоело, что у меня не хватает мужества стать просто ни-
кем».

В понедельник я позвонил учителю Ника и обо всем рас-

сказал. Он пригласил меня и Карен встретиться после уро-
ков. Оказавшись в пустой классной комнате, мы уселись за
партами.
Учитель дал мне одну из папок с работами Ника  – по
математике, географии, литературе. Ник нарисовал на од-
 
 
 
ной странице граффити шариковой ручкой: грудастая боль-
шеглазая девица, мужчины с ввалившимися глазами и угло-
ватые инициалы. По стилю и содержанию эти рисунки рез-
ко контрастировали с выполненным мелом муралом, изоб-
ражающим сцену из истории Средних веков, который зани-
мал всю классную доску. На другой стене класса были при-
креплены выразительные автопортреты учащихся. Я легко
узнаю портрет Ника: рисунок сделан резкими штрихами и
больше напоминал карикатуру, на нем – мальчик с безумной
улыбкой и большими, широко распахнутыми глазами.
Учитель, с его редеющими разлетающимися рыжими во-
лосами и крючковатым носом, напоминал Икабода Крейна.
Согнувшись на маленьком стуле, он листал папку Ника. «Он
прекрасно справляется с учебой. Уверен, вы это знаете. Он
лидер в классе. Он втягивает в работу других детей – тех, кто
бы не стал проявлять активность, – ему удается увлечь их и
пробудить желание внести свою лепту в общую дискуссию».
– А что насчет марихуаны? – спросила Карен.
Учитель, слишком громоздкий для ученического стула,
на котором он с трудом уместился, оперся на локти, и было
видно, что ему неудобно.
– Я заметил, что Ника притягивают ребята, которых все
считают крутыми, – сказал он. – Они из тех, кто втихаря ку-
рит сигареты и – я могу только предполагать, – возможно,
балуется травкой. С них станется. Но мне кажется, не стоит
слишком беспокоиться. Это нормально. Большинство детей
 
 
 
когда-то пробуют все это.
– Но, – говорю я, – Нику только двенадцать.
– Да, – вздохнул учитель. – Именно в этом возрасте они
и начинают приобщаться. Мы мало что можем сделать. Эта
сила, которая влечет их к наркотикам, нам неподвластна. Ра-
но или поздно дети сталкиваются с ней. К сожалению, это
происходит скорее рано, чем поздно.
Когда мы спросили совета, он ответил:
– Поговорите с ним. Я тоже с ним побеседую. Если вы не
возражаете, мы обсудим это в классе. Не называя имен.
Может быть из чувства вины или покорности судьбе, он
повторил:
– Мы мало что можем с этим сделать. Если будем действо-
вать сообща – школа, семья, – тогда, возможно, что-то у нас
получится.
– Не могли бы вы оградить его от общения с…? – я назвал
имена мальчиков. – Похоже, они оказывают на него не самое
хорошее влияние.
Листья на дереве за окном поблескивали под солнцем.
Учитель обдумывал ответ на мой вопрос.
– Конечно, я постараюсь помочь в выборе более здорового
круга друзей, – сказал он, – но я не уверен, что вы много до-
бьетесь запретами. По своему прошлому опыту могу сказать,
что, когда вы что-то запрещаете детям, обычно они все рав-
но делают то, что им хочется, но делают это тайком. Лучше
не заставлять, а направлять. Можете попробовать.
 
 
 
 Он порекомендовал нам книгу о подростках и обещал
держать нас в курсе.
На улице было прохладно и ветрено. На школьном дворе
не осталось никого, кроме Ника. Он ждал нас, сидя на ма-
леньких качелях на игровой площадке для дошкольников,
подогнув под себя длинные ноги.

Оставшись одни в спальне, мы с  Карен обсуждали сло-

жившуюся ситуацию, пытаясь разобраться, что, собственно,
нас так поразило и встревожило. Я знал, что употребление
марихуаны может войти в привычку и  Ника могут на вре-
мя отстранить от посещения школы. Меня тревожило, что
его может потянуть на другие наркотики. Я предупредил Ни-
ка об опасности марихуаны. «Это может привести и часто
действительно приводит к употреблению тяжелых наркоти-
ков». Он, вероятно, не поверил мне, так же как и я в юно-
сти не верил взрослым. Но, несмотря на миф, сотворенный
нашим поколением, оказавшимся первым, которое начало
массово употреблять опасные вещества, марихуана действи-
тельно открывает дорогу к другим наркотикам. Почти все
мои знакомые, которые курили травку в старшей школе, про-
бовали и другое. И наоборот, я не встречал ни одного чело-
века, пристрастившегося к тяжелым наркотикам, который не
начинал бы с травки.
Я начал перебирать все свои решения, принятые в про-
шлом, включая наш переезд в сельскую местность. Я никогда
 
 
 
не питал иллюзий по поводу того, что любое американское
предместье, пригородный поселок или провинциальный го-
родок, в какой бы глуши они ни находились, могут бы защи-
щены своей удаленностью от опасностей, которые чаще все-
го ассоциируются со старыми центральными районами круп-
ных городов. Но мне казалось, что такой городок, как Ин-
вернесс, должен быть более безопасен, чем, например, район
Тендерлойн в центре Сан-Франциско. Теперь я не уверен в
этом. Я задумался, стоило ли уезжать из Сан-Франциско. А
может быть, нынешняя ситуация никак не связана с переез-
дом. Это могло бы случиться везде, где бы мы ни жили.
Я винил себя за лицемерие. Мне стало противно. Как я
мог ругать его за наркотики, если он знает, что я сам их упо-
треблял? «Делай то, что я говорю, а не то, что я делаю». Я
говорил ему, что я бы хотел никогда их не употреблять. Я
рассказывал ему о своих друзьях, чью жизнь наркотики про-
сто разрушили. И в то же время я не мог отделаться от мыс-
ли, что во всем виноват развод. Я убеждал себя, что у мно-
гих детей, переживших развод родителей, в жизни все сло-
жилось хорошо, тогда как у многих детей из полных семей,
с двумя биологическими родителями,  – нет. Как бы то ни
было, я ничего не мог поделать с разводом, который произо-
шел давным-давно, хотя и считал его самым травматичным
событием в жизни Ника.
Еще несколько дней я продолжал вести с Ником беседы о
наркотиках, о влиянии сверстников, о том, что значит дей-
 
 
 
ствительно быть крутым. «Может показаться, что это не так,
но гораздо круче быть увлеченным делом, учиться и посто-
янно узнавать что-то новое, – объяснял я ему. – Оглядыва-
ясь назад, я прихожу к выводу, что самыми крутыми были те
ребята, кто вообще не прикасался к наркотикам».
Я понимал, насколько неубедительно звучат мои речи,
ведь в возрасте Ника я бы тоже ответил что-нибудь вроде:
«Ладно-ладно, я все понял». И все-таки я пытался уверить
его, что знаю, о чем говорю: вижу, что наркотики распро-
странены повсеместно, а окружение постоянно давит и скло-
няет к их употреблению, что я понимаю, какой соблазн они
представляют, особенно для подростков.
Мне казалось, что  Ник слушает мои речи внимательно,
хотя я и сомневался, откладывается ли что-то в его голове и
каким образом. Более того, я чувствовал, что в наших близ-
ких и доверительных отношениях что-то нарушилось. Вре-
мя от времени он вымещал на мне раздражение. Иногда мы
ссорились по поводу небрежно выполненной домашней ра-
боты или недоделанных обязанностей по дому. Но все это не
выходило за рамки вполне приемлемого и даже ожидаемого
подросткового бунтарства, и именно это нас и обескуражи-
вало.
Три недели спустя я вез Ника к врачу на обычный мед-
осмотр. Я снова и снова включал и выключал магнитолу в
машине. Было ясно, что нет смысла поучать его, – он просто
закроется, уйдет в себя, но я хотел, чтобы между нами не
 
 
 
оставалось недомолвок. В разговорах, которые мы вели вот
уже несколько недель, я использовал все известные мне при-
емы – от угроз до мольбы. Сегодня напряженность несколько
спала. Я сообщил ему, что мы с Карен решили снять нало-
женное на него наказание. Он кивнул и сказал: «Спасибо».
Я продолжал наблюдать за ним еще несколько недель. На-
строение Ника вроде бы стало не таким мрачным. Инцидент
с марихуаной я отправил в архив как некое отклонение, по-
мрачение ума – может быть, даже полезное, потому что он
получил хороший урок.
Мне казалось, он его усвоил. Ник перешел в восьмой
класс, и ситуация вроде бы улучшилась.
Он редко общался с мальчиком, который (я абсолютно
уверен в этом) оказывал на него самое пагубное влияние –
и который, по словам Ника, продал ему марихуану. (В дан-
ном случае я верил Нику, а не матери малолетнего нарко-
торговца.) Зато он проводил много времени, занимаясь сер-
фингом с друзьями из Уэст-Марин. Выискивая лучшие ме-
ста для этого, мы вместе колесили по побережью, «ловили
волну» на пляжах от Санта-Круса до Пойнт-Арены. Во вре-
мя этих вылазок у нас было много времени, чтобы погово-
рить, и Ник казался открытым и настроенным оптимистиче-
ски. Он был мотивирован на учебу. Он старался получать
высокие оценки – отчасти для того, чтобы увеличить шансы
на поступление в одну из местных частных старших школ.
Сын продолжал читать запоем. Он перечитывал «Фрэн-
 
 
 
ни и  Зуи» и  «Над пропастью во ржи». Он сделал доклад
об «Убить пересмешника» в форме изложения записанных
на автоответчик Аттикуса Финча сообщений для  Скаута
и Джема от Дилла и анонимных звонков с угрозами в адрес
Аттикуса за то, что тот защищал Тома Робинсона. Он про-
читал «Трамвай “Желание”», а затем записал на пленку ра-
диоинтервью с Бланш Дюбуа. Для задания по пьесе «Смерть
коммивояжера» он нарисовал комикс, оплакивающий цен-
ности семьи Ломан. Потом  – биографический проект, для
которого Ник надел белый парик, приклеил белые усы, одел-
ся в белый костюм, вышел на сцену и рассказал с мело-
дичным южным акцентом историю жизни Сэмюэла Клемен-
са. «Мой писательский псевдоним – Марк Твен. Усаживай-
тесь поудобнее и слушайте мою историю». Не было замет-
но никаких признаков того, что он что-то курит – марихуа-
ну или сигареты. Он казался вполне счастливым и испыты-
вал сдержанную радость по поводу приближающегося окон-
чания восьмого класса.

Теплый, безветренный уик-энд. Нику тринадцать. Мы

провели день дома, а теперь в предвкушении обещанного
прогнозом погоды усиления южного ветра мы с ним закреп-
ляем доски для серфинга на крыше нашего универсала и на-
правляемся по извилистой дороге к пляжу к югу от Пойнт-
Рейес. Мы выходим к линии прибоя только через час ходьбы
по заросшей травой тропе через песчаные дюны.
 
 
 
 С досками под мышкой мы медленно шагаем к устью эс-
туария 14, известному тем, что это место размножения боль-
ших белых акул. Мимо нас скачут кролики, а над нашими
головами пролетает стая пеликанов, выстроившихся в виде
буквы V. Солнце стоит низко. Кажется, что его лучи окраше-
ны акварелью абрикосового оттенка. По мере того как сгу-
щаются сумерки, туман, как жидкое тесто для блинов, за-
ливает холмистые пастбищные земли, а оттуда наползает на
бухту. Более благоприятных условий для серфинга и не при-
думаешь. Волны высотой шесть-восемь футов накатывают
на берег, разбиваются, образуя длинные шелковистые нити.
Мы быстро переодеваемся в гидрокостюмы, галопом несем-
ся в воду и запрыгиваем на доски. Заходящее солнце про-
ецирует потрясающую картину из рубиново-красных полос,
вытянувшихся вдоль западной линии горизонта. С противо-
положной стороны низко висит полная желтая луна. В во-
де мелькают еще двое серфингистов, но они вскоре уходят,
и место остается в полном нашем распоряжении. Серфинг
удался как нельзя лучше.
Когда мы гребем, не слышно никаких других звуков, кро-
ме плавного «ш-ш-ш» доски, рассекающей воду, а затем че-
рез равные интервалы – грохот разбивающейся о берег вол-
ны. Мы седлаем одну волну, выплываем, седлаем вторую. Я
поднимаю глаза и вижу, как Ник низко пригнулся на своей
14
 Эстуарий – воронкообразное устье реки, расширяющееся в сторону моря.
Прим. ред.
 
 
 
доске, а обрушивающаяся водопадом волна охватывает его
со всех сторон.
Темнеет. Туман скрывает луну и обволакивает нас. До ме-
ня доходит, что мы с Ником попали в два разных течения,
которые относят нас к противоположным сторонам пролива.
Нас разделяет сотня ярдов. Я начинаю паниковать, так как
сгущающийся туман и темнота не дают нам хорошо видеть
друг друга.
Я слепо гребу в направлении Ника, отчаянно стараясь
отыскать его глазами, пока мои руки не ослабевают от борь-
бы с течением. Наконец после, как мне показалось, получа-
са безостановочной работы руками я вижу его сквозь раз-
рыв в завесе тумана. Высокий и прекрасный, Ник стоит на
доске цвета слоновой кости и разрезает, поднимаясь и опус-
каясь, сверкающую прозрачную водяную стену, белые брыз-
ги вспыхивают по краям его доски, на лице ослепительная
улыбка. Заметив меня, он машет мне рукой.
Обессиленные, голодные, обожженные ветром и промок-
шие насквозь после длительного плавания, мы сдираем с се-
бя гидрокостюмы, надеваем рюкзаки и идем обратно к ма-
шине.
По дороге домой мы заезжаем в такерию. Мы едим бурри-
тос размером с откормленного поросенка и потягиваем гази-
ровку с лаймом. Ник пребывает в задумчивом настроении,
он говорит о будущем – о поступлении в старшую школу.
– Я до сих пор не могу поверить, что поступил, – говорит
 
 
 
он.
Не знаю, видел ли я его когда-нибудь таким взволнован-
ным и радостным, как после ознакомительного визита в эту
школу.
– Все кажутся такими… – он помолчал, подбирая нужное
слово, – увлеченными. Всем. Искусством, музыкой, истори-
ей, писательским мастерством, журналистикой, политикой.
А учителя…
Он снова замолчал, чтобы перевести дыхание.
– …учителя потрясающие. Я сидел на уроке поэзии. Мне
не хотелось уходить, – и затем, уже спокойнее, сказал: – Я
никогда не попаду туда.
Действительно, конкурс в школу был внушительный.
И все-таки он поступил и теперь в минуты эйфории заяв-
ляет: «Кажется, все идет просто отлично».
 
⁂
 
Торжественная церемония по случаю окончания средней
школы была запланирована на начало июня.
Арендовано помещение церкви, родителей мобилизова-
ли, чтобы расставить стулья, установить подиум, украсить
зал и организовать столы с закусками и прохладительными
напитками. В день мероприятия я пришел рано, чтобы по-
мочь в приготовлениях.
Часа через два прибыли учителя и родные и расселись на
 
 
 
поставленные рядами складные стулья. Потом пришли вы-
пускники. Они выглядели несколько неловко в своих парад-
ных одеждах. На многих девочках были новые или позаим-
ствованные у кого-то наряды. Большинство едва передвига-
ли ноги в туфлях на высоких каблуках, покачиваясь, как буд-
то они уже навеселе. Мальчики смотрелись мрачно в тугих
воротничках, теребили галстуки и сердито одергивали ниж-
ний край рубашек, которые каким-то образом так и норови-
ли вылезти из брюк.
Пусть костюмы детей являли собой жалкое зрелище, за-
то их приподнятое настроение вполне соответствовало со-
бытию. Так же как и их благопристойное поведение. Дирек-
тор школы поочередно называл имена выпускников. Одни из
них уверенно, другие не очень преодолевали несколько сту-
пенек лестницы, поднимались на низкий подиум и получали
диплом. Одноклассники шумно их приветствовали. В этот и
только в этот день они болели друг за друга с безудержным
и великодушным энтузиазмом. За каждую девочку и каждо-
го мальчика. В другое время они так же энергично орали бы
и улюлюкали. А сейчас аплодировали и ботаникам, и хитре-
цам, и слабакам, и королевам красоты, и бандюкам, и скром-
никам, и качкам, и хиппарям, и изгоям.
Я никогда не ожидал, что меня так тронет выпускной
восьмиклассников, но факт остается фактом. Мы хорошо
узнали этих детей за три года, когда поочередно возили их
в школу, из школы и на разные экскурсии, когда принимали
 
 
 
их у нас дома во время всевозможных вечеринок, когда при-
ходили слушать их выступления, смотреть театральные по-
становки, музыкальные декламации и спортивные соревно-
вания, когда общались с их родителями, выражая сочувствие
друг другу, и когда узнавали друг от друга, но чаще всего
от Ника, об их успехах, критических ситуациях, провалах и
обидах. Мимо нас проходили мальчики и девочки, все еще
дети, но уже осторожно пытающиеся войти в бурный оке-
ан взрослой жизни. Мальчик, чья мать отрицала, что ее сын
продал Нику марихуану. Мальчик, с которым они напились.
Товарищ по занятиям серфингом. Безбашенные скейтбор-
дисты. Девочка, с которой Ник, бывало, разговаривал весь
вечер по телефону, пока я не заставлял его повесить трубку.
Дети, которых мы возили в школу по очереди. Все эти дети,
нескладные и нерешительные, с дипломами в дрожащих ру-
ках нетвердой походкой спускались с подиума. Теперь они,
выпускники средней школы, отправляются прямо в змеиное
гнездо старшей.
 
⁂
 
Выходные после выпускного. Знойный июньский пол-
день. Несколько семей собрались на пляже Хартс-Дезайр. В
бухте тихо. Мы едим то, что захватили с собой: чипсы и саль-
су, зажаренного целиком лосося, гамбургеры, приготовлен-
ные на гриле, и запиваем минералкой. Вода в бухте теплая и
 
 
 
мерцает на солнце. Дети плавают, гребут на каяках и каноэ,
которые непременно время от времени переворачиваются.
Выйдя на берег, друзья Ника, в спортивных рубашках, с еще
мокрыми волосами, возбужденно обсуждают планы на лето –
отдых и развлечения на пляже, в лагерях, но Ник в этом не
участвует. Ему всегда трудно дается отъезд и расставание с
нами, и со временем легче не становится.
Наползает туман, и общество начинает разъезжаться. До-
ма мы усаживаемся у камина, и Ник зачитывает записи сво-
их друзей в выпускном альбоме. «У тебя будет миллион де-
вушек в старшей школе». «Веселого тебе серфинга». «В сле-
дующем году я не буду здесь жить, поэтому, возможно, уви-
жу тебя, скажем, лет через десять. Будь на связи». «Я люблю
тебя, смешной зайчонок. Я люблю тебя с первого дня зна-
комства». «Я жду не дождусь, когда увижу новорожденного
ребеночка, как бы ни назвали малышку. Надеюсь, Джасперу
она понравится». «Удачи в старшей школе и с маленькой но-
ворожденной засранкой». «Я не очень хорошо знал тебя, но
хочу, чтобы ты весело провел лето». «Повеселись в это ле-
то, ты, придурок. Шучу». «Когда-нибудь посвяти мне кни-
гу. Я скажу тебе спасибо, когда получу “Оскара”. Пока…».
Его учитель написал: «Где бы ты ни был, везде и всегда до-
искивайся до истины, стремись к прекрасному, делай хоро-
шие дела».
Начинается еще одно лето нашей жизни – и горькое, и ра-
достное, потому что Ник уезжает в Лос-Анджелес, хотя и до-
 
 
 
говорился с Вики подождать до рождения нашего ребенка.
Утром 7 июня Карен, Ник, Джаспер и я сели в машину.
С ребенком что-то неладно, поэтому будут делать кесарево
сечение. Карен выбрала для родов день рождения своей ма-
тери. Прием у врача назначен на шесть. Сестра Карен дала
нам кассету с успокаивающей музыкой Энии, но Карен по-
просила поставить Nirvana. Она включила песню Nevermind
на полную громкость.

Я должен найти свой путь,

Лучший путь.
Я лучше подожду,
Я лучше подожду.

Проехав через лес, я остановил машину у дома Нэнси

и Дона, чтобы оставит у них Ника и Джаспера. Вместе с ба-
бушкой и дедушкой они будут ждать звонка из больницы.
Наша дочь появилась на свет в семь утра. У нее черные
курчавые волосы и ясные глаза. Мы дали ей имя Маргарита,
но зовем Дэйзи (маргаритка).
Нэнси приехала в больницу с  Ником и Джаспером. Их
проводили в комнату с приглушенным освещением, где на-
ходились Карен с Дэйзи. Медсестра спросила Нэнси и Ника,
не хотят ли они искупать малышку в первый раз в ее жизни.
Джаспер сидел рядом с Карен, а Нэнси с Ником под руковод-
ством медсестры повезли Дэйзи в коляске в детское отделе-
ние, где они помогли взвесить, искупать и одеть ее в мягкую
 
 
 
белую ночную рубашку с розовыми слониками и ботиночки
кукольного размера. Оказалось, что она весит восемь фун-
тов, рост двадцать один дюйм. Пристально глядя на малыш-
ку, Ник сказал Нэнси: «Я никогда не думал, что у меня будет
такая вот семья».
На следующий день мы вернулись домой. На заднем си-
денье рядом с Ником были установлены два новых детских
кресла.
Утром я встал рано и обнаружил мальчиков в пижамах на
диване, у обоих в руках были чашки горячего шоколада. Ник
читал книжку «Лягушки и жабы – друзья». Джаспер жался
к нему. В камине горел слабый огонь. Ник закрыл книжку и
встал, чтобы приготовить завтрак для всех. Стоя у плиты, он
пел, подражая рыку Тома Уэйтса: «Ну вот, яйца гоняются за
беконом по всей сковороде».
Мы позавтракали, а потом пошли с мальчишками гулять
на ближний пляж. На обратном пути мы сделали останов-
ку, чтобы собрать ежевики для пирога. Дело затянулось, так
как Ник с Джаспером, с синими пальцами и синим ртом, кла-
ли одну ягоду в корзину, а дюжину отправляли в рот.
Дома, после раннего обеда и пирога, Ник с Джаспером иг-
рали на лужайке. Как львенок, Джаспер взбирался на голову
Нику, и они скакали на большом красном мяче. Карен дер-
жала на руках Дэйзи, которая осматривалась вокруг широ-
ко открытыми глазами. Брут неуклюже, как сонный медведь,
повалился на траву и растянулся рядом с детьми. С Джаспе-
 
 
 
ром, вцепившимся в его шею, Ник перевернулся и, обхватив
морду пса и глядя ему в глаза, запел: «Подари мне поцелуй,
и я выстрою на нем мечту». Он смачно поцеловал Брута в
нос. Тот зевнул, Ник весело подбросил Джаспера в воздух,
а Дэйзи тем временем тихо заснула.
Я смотрел на эту троицу и вспоминал то невероятное чув-
ство, которое я испытал в первый раз, когда родился Ник.
Вместе с радостью отцовства с рождением каждого ребенка
приходит пронзительное чувство уязвимости. Оно одновре-
менно и возвышает тебя, и пугает.
Несколько дней назад я прочел в газете о взрыве школь-
ного автобуса в  Израиле, узнал новые подробности о се-
мьях, чьи дети погибли больше года назад при взрыве бом-
бы в Оклахома-Сити; прочитал о детях, убитых случайными
пулями в лагере беженцев в Боснии, и о том, как в Китае че-
ловек, осужденный за вооруженное ограбление, по пути на
виселицу прокричал своему брату: «Позаботься о моем сы-
не». Я ощутил боль и страдание совсем иного свойства. Мо-
жет быть, родители переживают за любого ребенка, не толь-
ко своего. Может быть, мы начинаем переживать за них еще
сильнее, чем это казалось возможным. Когда я смотрел на
своих троих детей, освещенных рассеянным золотистым све-
том, пробивающимся сквозь листья тополя, меня перепол-
няла уверенность в том, что в эти мгновения они в безопас-
ности и счастливы, и это в итоге все, чего хотим мы, родите-
ли. Если бы только так было всегда: дети рядом, им хорошо
 
 
 
вместе, они счастливы и спокойны.
 
5
 
– Твой муж-псих мучает моего маленького братишку.
Ник стоял рядом со мной подбоченившись и обращался с
этими словами к Карен, только что вошедшей в комнату. Это
было дождливое утро в день его отъезда в Лос-Анджелес. Я
пытался расчесать спутавшийся клок волос на голове Джас-
пера, и он визжал, как будто я вырывал у него ногти плоско-
губцами. Ник, завернутый после душа в голубое полотенце,
накинул оранжевую парку, влез в большие зеленые садовые
сапоги, стоявшие у входной двери, и нацепил на нос детские
маскарадные водительские очки. После чего начал размахи-
вать деревянной ложкой.
– Отпусти этого плутишку, – сказал он мне. Повернулся
к Джасперу со словами: – О, в какое бедственное положение
ты попал, мой любимый брат. О, какая несправедливость.
Какая жестокость!
Держа ложку как микрофон, он запел: «Моя доблестная
команда, доброе утро» из комической оперы «Корабль Ее
Величества “Пинафор”», отвлекая Джаспера, что дало мне
возможность наконец его причесать.
Ник уже уложил свои вещи и теперь прощался с нами. Об-
менялся с Джаспером их тайным рукопожатием. Это доволь-
но сложный ритуал: обычное рукопожатие, потом кулак Ни-
 
 
 
ка опускается на кулак Джаспера, затем наоборот, еще одно
крепкое рукопожатие, потом две руки медленно расцепля-
ются, и в конце, нацелив указательные пальцы друг на друга,
мальчишки восклицают в унисон: «Ты!»
Джаспер плакал: «Нет, Ники, я не хочу, чтобы ты уезжал».
Они обнялись, потом Ник поцеловал Дэйзи в лобик. Еще раз
обнялся с Карен.
– Спутник, дружок, желаю тебе отлично провести лето, –
сказала она.
– Я буду скучать по тебе, КБ.
– Пиши мне.
– И ты тоже.
По пути в аэропорт я не поехал через город, а выбрал
живописный маршрут вдоль океанского побережья. Ник не
отрывал глаз от неспокойного моря. В терминале компании
United я припарковал машину в гараже и пошел вместе с Ни-
ком к стойке регистрации, где он сдал свой багаж. Мы по-
прощались у входа на посадку.
Ник сказал: «Всё».
Я в ответ: «Всё».
Прощание в аэропорту каждый раз было для меня как нож
в сердце, но я держался, сохранял бодрый вид, так как не
хотел, чтобы он расстраивался еще больше.
После посадки я смотрел через стеклянную стену, как
громадная металлическая скорлупа, в которой заключен
Ник, выруливает от выхода на поле и взлетает.
 
 
 
 Я ненавидел совместную опеку, хотя это, вероятно, бы-
ло лучшим выходом в нашей ситуации. Она предполагает,
что дети будут жить вполне счастливо, если их будут де-
лить на два дома, у каждого из которых свой уклад, опре-
деляемый одним из родителей и разными неродными роди-
телями, иногда еще и детьми неродных родителей, и целым
клубком ожиданий, правил поведения и ценностей, зачастую
противоречащих друг другу. «Дом – это святое», – сказала
Эмили Дикинсон15. Но  «дома» во множественном числе  –
это нечто, противоречащее логике. Много ли найдется та-
ких взрослых, которые могут представить себе, что у них два
одинаково главных дома, две семьи? Для детей дом имеет
еще более важное значение, это и физиологическая, и пси-
хологическая колыбель развития, материальное воплощение
всего, что олицетворяют собой их родители: стабильность,
безопасность и правила жизни.
Через неделю после отъезда Ника я брал интервью для
статьи в журнале у известного детского психолога Джудит
Уоллерстейн, которая основала Центр помощи семьям в пе-
реходном периоде «Джудит Уоллерстейн» в округе Марин,
недалеко от Инвернесса. Она получила международную из-
вестность, когда обнародовала отрезвляющие факты о поко-

15
 Эмили Дикинсон – американская поэтесса XIX века, ставшая популярной
уже после смерти и признанная одним из величайших литераторов в истории
США. Прим. ред.
 
 
 
лении американцев, родившихся после 1960-х, которые ста-
ли спокойно относиться к разводам. До этого разводы были
трудным делом, подлежали осуждению и случались реже, од-
нако меняющиеся нравы и практика расторжения брака без
взаимных претензий значительно упростили процесс и пре-
вратили его в рутинное событие. Для многих людей эти пе-
ремены стали настоящим освобождением: принятые в обще-
стве условности и традиции больше не заставляли людей тер-
петь оковы неудачного брака. Возникло и укрепилось убеж-
дение – основанное в большей степени на принятии желае-
мого за действительное, – что дети будут более счастливы,
если будут счастливы их родители. Но доктор Уоллерстейн
обнаружила, что во многих случаях развод родителей нано-
сил детям глубокую психологическую травму.
Она начала опрашивать детей от двух до семнадцати лет,
чьи родители развелись в начале 1970-х. Выяснилось, что
для детей разрыв между родителями оказался очень непро-
стым испытанием, они тяжело переживали эту ситуацию.
Психолог предположила, что стресс не затянется надолго.
Прошло чуть больше года, и она встретилась с этими детьми
во второй раз. Они не только не восстановились после раз-
вода – их состояние только усугубилось.
В течение последующих двадцати пяти лет Уоллерстейн
проводила обследование детей каждые несколько лет. Ре-
зультаты своей работы она изложила в книгах. Оказалось,
что более трети страдали от депрессии – от средней до тя-
 
 
 
желой степени, а значительная часть постоянно испытывали
тревогу и не смогли добиться больших успехов в жизни и
профессиональной деятельности. Многим плохо удавалось
завязывать и поддерживать отношения с другими людьми.
Мало того что никто не захотел вникнуть в суть ее пози-
ции, которую она пыталась донести до общества, так ее еще и
раскритиковали со всех сторон. По мнению феминисток, Уо-
ллерстейн поддержала тех, кто мечтал нанести удар по пра-
вам женщин, по сути призывая их вернуться к домашнему
очагу, всеми силами сохранять брак и растить детей. Ее ис-
следования позаимствовали для своих нужд группы с самы-
ми разными интересами, включая консервативных «новых
правых», которые использовали ее работу в качестве «под-
тверждения» своих доводов в пользу традиционных семей-
ных ценностей и для атаки на родителей-одиночек и нетра-
диционные семьи. С другой стороны, группы по защите прав
мужчин превозносили ее за то, что она подчеркнула важ-
ность отцов в жизни детей, и подвергли ее резкой критике,
когда она сказала, что некоторые формы совместной опеки,
по всей видимости, наносят вред ребенку. Тем не менее ее
книга прогремела на всю страну, оказала влияние на суды,
законодательные органы, психологов, семейных консультан-
тов и родителей. Ее книги стали бестселлерами, и до сих
пор многие судьи и психологи используют их как своего рода
библию. Некоторые судьи рекомендуют книги Уоллерстейн
родителям, которые затевают развод.
 
 
 
 Я встретился с доктором Уоллерстейн в ее доме в Бель-
ведере, крытом деревянным гонтом, с видом на бухту и ре-
сторан «Гриль Сэма» на набережной Тибурон. Это была ми-
ниатюрная женщина с седыми волосами, кротким взглядом
прозрачно-голубых глаз и соответствующим образом одетая.
Когда я задал ей вопрос о совместной опеке, в частности об
опеке на расстоянии, как в нашем случае, она рассказала,
что среди ее подопечных были девочки и мальчики, кото-
рые, возвращаясь из одного дома в другой, бродили от од-
ного предмета к другому – от стола к кровати, от кровати к
дивану, – трогая их, чтобы убедиться, что они всё еще стоят
на своем месте. Отсутствующий родитель, бывает, кажется
им еще более ускользающим из памяти объектом, чем ме-
бель. Становясь старше, дети уже не так сильно нуждаются в
тактильном контакте, однако у них может укорениться вос-
приятие обоих домов как чего-то иллюзорного и непостоян-
ного. Кроме того, маленькие дети иногда страдают от того,
что вследствие совместной опеки они надолго разлучены с
одним из родителей, а дети постарше – переживают из-за ча-
стых переездов, особенно если родители живут далеко друг
от друга. Доктор Уоллерстейн пояснила: «Постоянные путе-
шествия туда и обратно лишают детей радости общения с
другими детьми… Подростки горько жалуются на то, что им
приходится проводить лето с родителями, а не с друзьями».
В заключение она говорит: «Вам бы хотелось думать, что эти
дети могут запросто подстроиться к жизни на два дома, за-
 
 
 
вести два круга общения из сверстников и легко приспосо-
биться к жизни с каждым из родителей, но большинство де-
тей не обладают необходимой для этого гибкостью. Им начи-
нает казаться, что все дело в каком-то дефекте их собствен-
ного характера, тогда как на самом деле многие люди просто
неспособны вести две параллельные жизни».
Для многих семей летние каникулы – это передышка по-
сле стрессов учебного года, время, которое можно посвятить
друг другу. Я же хотел, чтобы эти месяцы как можно быстрее
миновали. Мы с Ником регулярно говорили по телефону. Он
рассказывал мне о фильмах, которые он смотрел, об играх,
в которые играл, о хулигане на спортивной площадке, о но-
вом товарище, о книгах, которые читал. Дома становилось
спокойнее и тише, когда он жил в Лос-Анджелесе, но даже
радость общения с новорожденной малышкой был омрачена
легкой грустью. Мы так и не смогли свыкнуться с его отсут-
ствием.
Когда он с нами, мы старались использовать это время как
можно интереснее. Он приезжал на две недели, и мы до отка-
за заполняли их совместными занятиями: серфингом, плава-
нием, греблей на каяках и другими развлечениями. Мы еха-
ли в Сан-Франциско пообщаться с друзьями. Вечерами Ник
играл с малышами или мы беседовали. Он разыгрывал в ли-
цах просмотренные фильмы – это уже давно стало регуляр-
ным вечерним развлечением. Создаваемые им образы были
очень точны. Де Ниро: «И ты мне будешь говорить?» Он вы-
 
 
 
давал не просто одну реплику, а целую сцену из «Таксиста».
А Том Круз: «Покажи мне деньги», и мистер Т.: «Жаль дура-
ка…» Он показывал Джека Николсона в «Сиянии»: «А во-о-
т и Джонни» – и – совершенно безупречно – Дастина Хофф-
мана в «Человеке дождя». И еще Шварценеггера: «Hasta la
vista, детка», «Расслабься, козел», «Я еще вернусь», «Иди со
мной, если хочешь жить». Может быть, лучше всего у него
получался Клинт Иствуд: «Ты должен задать себе один во-
прос: “Счастлив ли я?” Ну что, ты счастлив, сопляк?».
Мы навещали Ника в Лос-Анджелесе в заранее оговорен-
ные выходные, забирали его и ехали на север, в Санта-Барба-
ру, или на юг, в Сан-Диего. Однажды мы взяли напрокат ве-
лосипеды на острове Коронадо и ночью под оранжевой пол-
ной луной бродили по широкому пляжу. Здесь нас ждало по-
трясающее зрелище: десятки тысяч мерцающих грунионов,
выброшенных волнами на песок, где у них происходит уди-
вительный ритуал спаривания. Самки зарываются в песок
и откладывают икру. Самцы обвиваются вокруг них свои-
ми угреобразными телами и оплодотворяют икринки. Через
полчаса поднимающиеся волны смывают рыб обратно в мо-
ре. Как будто их и не было, как будто они нам привиделись.
После таких выходных мы отвезли Ника к матери и отчи-
му в Пасифик-Палисейдс, обняли его, и он исчез.

Лето кончилось. Наконец-то. Мы с  Карен, Джаспером

и Дэйзи отправляемся в аэропорт. Стоим у выхода и ждем
 
 
 
регулярного рейса, который везет детей, находящихся под
совместной опекой. Длинная череда пассажиров и семей тя-
нется мимо нас, а следом за ними выходят дети, летевшие без
сопровождающих, у каждого розовый бумажный бейджик с
именем, написанным несмываемым маркером. К лацканам
жакетов прикреплены также пилотские «крылышки». А вот
и Ник. У него короткая стрижка и новый светло-голубой кар-
диган, пуговицы не застегнуты, под ним футболка. Мы по
очереди обнимаемся с ним. «Всё». Затем мы получаем его
чемодан с летними вещами.
По пути домой в Инвернесс Ник рассказывает о женщине,
которая сидела рядом в самолете.
– И вот она вытаскивает эти красные наушники типа за-
щитных теплых, – говорит он о женщине, которая взяла его в
оборот, когда увидела, что он летит один. – Потом она вклю-
чает плеер и начинает раскачиваться и кивать головой, за-
крыв глаза и напевая слова птичьим голосом: «О-о-о, крош-
ка. Я люблю тебя… О-о-о, крошка, это ты, Господь, ты по-
сылаешь мне, это ты, кто посылает меня».
Ник обводит глазами публику, то есть нас.
– Когда она доходит до нужного места на записи, то вы-
нимает наушники и надевает их на меня, – продолжает он. –
«Слушай, – говорит она мне. – Ты должен услышать это».
Она просто надевает на меня наушники и включает звук на
полную мощность. Даже не спрашивает, хочу ли я это слу-
шать и вообще. В песне такие слова: «Я тянусь к Иисусу…
 
 
 
Иисус тянется ко мне. Иисус, ты взрываешь мой мозг». Звук
такой громкий, что практически срывает мне крышу, но я
вежливо улыбаюсь, снимаю наушники, отдаю ей и говорю,
какая хорошая песня, а она говорит, на сей раз довольно су-
рово: «Нет, следующая лучше», – и снова нахлобучивает на
меня наушники, и теперь я слушаю… Это рэп: «О, дьявол
хочет соблазнить меня, и я не стану слушать, нет…» А я все
улыбаюсь и киваю и в конце концов снимаю наушники и воз-
вращаю ей. Она говорит: «Эта кассета тебе, сынок», – и вы-
нимает ее из плеера. «Ну что вы, спасибо, вы так добры», –
говорю я. Но ее взгляд меня пугает, и тогда я говорю: «Ну,
если вы точно можете обойтись без нее, я с удовольствием
возьму, спасибо».
Ник достает кассету из кармана брюк.
– Хотите послушать?
Мы слушаем, пока едем домой. Ник держит Джаспера за
руки, раскачивая их в такт музыке и подпевая вместе с хо-
ром.

Уровень шума в нашем доме заметно повысился. Трое де-

тей, куча друзей Ника, многочисленные усилители и ударные
инструменты, две собаки – наш дом превратился в какофо-
нию из пения, завываний, лая, смеха, визга, песен Раффи,
грохота, царапанья, голоса Эксла Роуза, топота, треска и воя.
Однажды мой агент в разговоре с одним из моих приятелей с
удивлением заметил: «Не могу понять, где он живет – в дет-
 
 
 
ском саду или в собачьей конуре».
Нам была нужна новая машина. Учитывая кучу зверей и
детей, очевидным вариантом казался минивэн. Мы посеща-
ли автодилеров и тестировали некоторые из предлагаемых
моделей. Я сравнивал разные минивэны, изучал их харак-
теристики безопасности. Мы не повелись на рекламу «Хон-
да Одиссей», которая уверяла, что это минивэн для тех, кто
ненавидит минивэны, тем не менее его-то мы и купили. От-
дав дань чувству противоречия, мы установили на крышу ба-
гажник для серфинговых досок.
На побережье есть гораздо более красивые и неистоптан-
ные пляжи, чем Болинас, на котором летом слишком много
собак и подростков. Однако в удивительно погожий день на-
кануне ознакомительного мероприятия для учащихся пер-
вого года обучения в старшей школе мы отправились имен-
но сюда. Карен, Джаспер и Дэйзи расположились на песке,
Джаспер связал Дэйзи водорослями. Малыши складывали
башенки из ракушек, пробовали на вкус песок и барахтались
в волнах у кромки прибоя. Брут и Мундог носились как су-
масшедшие вместе с разношерстной стаей местных собак.
Брут, воспользовавшись моментом, украл багет у одного из
отдыхающих.
Мы с Ником подплыли к серфингистам и уселись на на-
ших досках, поджидая волну. Ник рассказывал о том, как
он проводил время летом, о бейсболе и кино, добавляя по-
дробности о хулигане, который дразнил его в парке, а затем
 
 
 
преследовал на велосипеде до самого дома. Когда мы начали
обсуждать ознакомительную встречу, которая должна была
состояться на следующий день, он признался, что нервнича-
ет, но, несмотря на это, полон радостного ожидания.
Навстречу нам катилась лучшая в этот день гряда волн, и
мы поймали еще по одной на каждого, а затем вернулись к
пляжу. Ник присоединился к Джасперу и помог ему строить
убежище хоббитов из песка и выброшенных морем облом-
ков дерева, украшенное водорослями и ракушками.
Джаспер спросил Ника:
– Какой он, Лос-Анджелес?
– Это большой город, но я живу в симпатичном городке в
предместье, – ответил тот. – В нем много парков и пляжей.
Похоже на то, как мы живем здесь, но без тебя. Там я скучаю
по тебе.
– Я тоже скучаю, – сказал Джаспер. Помолчав, снова спро-
сил:
–  Почему твоя мама не переедет сюда, мы бы тогда все
жили в одном доме и тебе бы не пришлось никуда уезжать?
– Замечательная идея, – отозвался Ник, – но как-то я не
могу это себе представить.
По пути домой мы говорили о бесконечных челночных
переездах между нашим городком и Лос-Анджелесом. Ник
был недоволен этой ситуацией. Конечно, ему бы не хотелось
выбирать между родителями, но и совместная опека тоже
не лучший вариант. В чем я абсолютно убежден, так это в
 
 
 
том, что наш выбор оказал большое влияние на формиро-
вание его характера. Он замечательный ребенок, более от-
ветственный, чуткий, общительный, склонный к самоанали-
зу и проницательный, чем мог бы стать в иных обстоятель-
ствах. Но цена была слишком высока. И даже с учетом того,
что в результате развода между нами пролегла географиче-
ская и эмоциональная пропасть – что, вероятно, происходит
при любом разводе, – по крайней мере, не нужно было вы-
нуждать Ника мотаться туда-сюда. Ездить должны были мы.
Конечно, посещения проходили бы менее комфортно, но я
убежден, что детство Ника далось бы ему куда легче. Вместо
этого у него остался только утешительный приз за регуляр-
ные поездки между родителями: он набрал больше бонусных
миль, чем большинство взрослых.
 
6
 
– Марк, восьмой класс лучше седьмого? – спрашивает До-
ун старшего брата в фильме Тодда Солондза «Добро пожа-
ловать в кукольный дом».
– Вообще-то нет.
– А как насчет девятого?
–  Все младшие классы полный отстой. Старшая школа
лучше. Она больше похожа на колледж. Тебя будут обзывать,
но редко когда в лицо.
Я ненавидел старшую школу, настоящую дарвинистскую
 
 
 
лабораторию по выживанию, с группировками и ничем не
обоснованными актами жестокости и насилия. Мои классы
оказались по какой-то непонятной причине вполне прилич-
ными, и я не угодил ни в какую переделку, но за исклю-
чением курса творческого письма пребывание в школе бы-
ло пустой тратой времени. Я ничему не научился, не при-
обрел никаких новых знаний, и, что интересно, никто этого
не заметил. Однако старшая школа Ника больше походила
на маленький либеральный арт-колледж. Здесь предлагались
увлекательные программы по искусству, естественным нау-
кам, математике, английскому языку, иностранному языку,
журналистике и т. д., а также курсы по американской систе-
ме правосудия, по изучению произведений Лэнгстона Хью-
за, по религии и политологии. Все предметы вели преданные
своему делу преподаватели. Обучение стоило дорого. Нам
с Вики приходилось поднапрячься, чтобы его оплачивать. Но
мы считали, что нет ничего более важного, чем образование
нашего ребенка. Тем не менее я иногда задумывался: а стоит
ли оно того? В моем родном городе дети ходили в частные
школы. Судя по рассказам, они преуспели ничуть не больше,
чем те из нас, кто учился в государственной. Может быть, мы
просто обманываем себя, будто можем купить для наших де-
тей жизнь, которая будет лучше или, по крайней мере, легче,
чем у других?
Школа Ника располагалась в корпусах бывшей военной
академии, возведенных 115 лет назад. Просторные классные
 
 
 
комнаты. Открытый бассейн и зеленые спортивные площад-
ки, впечатляющие лаборатории для занятий естественными
науками, художественные студии и театр. Через месяц Ник
начал играть в баскетбольной команде первокурсников и по-
лучил роль в пьесе. Мы познакомились с новыми товари-
щами Ника по кампусу и пятничными вечерами собирались
у нас дома. Они казались хорошими ребятами, участвова-
ли в работе студенческого совета, интересовались полити-
кой, спортом, живописью, театром, сочинением пьес и ис-
полнением джазовых композиций и классической музыки.
Ник обожал своих преподавателей. В общем, начало выгля-
дело многообещающим.

Ник продолжал смотреть кинофильмы в огромном коли-

честве, это всепоглощающее увлечение появилось у него, как
только он научился нажимать кнопку «пуск» на видеомаг-
нитофоне. Когда он был маленьким, он воспринимал стро-
гие антипиратские предупреждения, помещаемые в нача-
ле домашних видеофильмов, как обещание приключений,
драм, комедий и мелодрам, и однажды предположил, что эти
предупреждения ФБР адресует «Диснею». Помимо «Розо-
вой пантеры», «Тонкого человека» и фильмов комик-группы
«Монти Пайтон», Ник под влиянием Карен увлекся творче-
ством Годара, Бергмана и Куросавы.
После школы и перед просмотром фильмов, между заня-
тиями спортом, театром и тусовками с друзьями Ник выкра-
 
 
 
ивал время для общения с Дэйзи и Джаспером. Дэйзи только
начала осваивать английский язык и вдруг по непонятным
причинам переключилась на язык животных: она хрюкала,
кричала, как осел, и мяукала. Джаспера, с его копной каш-
тановых волос, падающих на спокойные мудрые глаза, мы
звали Боппи в честь кометы Хейла-Боппа, снующей вокруг
земли. Дети были влюблены в своего старшего брата, и Ник,
очевидно, тоже обожал их.
Учебный год протекал спокойно. Ник делал домашние за-
дания быстро и добросовестно. Карен проверяла француз-
ские слова, которые он выучил за неделю. Я помогал ему вы-
читывать задания по творческому письму. Отзывы препода-
вателей в его табеле успеваемости блестящие.
Как-то майским днем Ник, Джаспер и  Дэйзи играли во
дворе вместе с Карен. Зазвонил телефон. Это был декан пер-
вого года обучения, который попросит меня и Карен прий-
ти в школу, чтобы обсудить временное отстранение Ника от
занятий из-за того, что он покупал марихуану на территории
школы.
– Что он делал?
– То есть вы ничего не знаете?
Ник ничего такого нам не рассказывал.
Хотя два года назад я уже обнаруживал у него марихуану,
сейчас я просто потерял дар речи.
– Извините, но тут, должно быть, какая-то ошибка.
Нет, это была не ошибка.
 
 
 
 Я сразу же начал искать какие-то разумные оправдания.
Он опять экспериментирует, подумал я, многие дети экс-
периментируют. Я уговаривал себя, что  Ник не типичный
наркоман, не такой, как парни, которые тусуются на глав-
ной улице города без присмотра, курят сигареты и бесцельно
слоняются, или как сын-подросток одного моего знакомого,
который, будучи под героином, попал в аварию. Недавно я
услышал о девочке возраста Ника, оказавшейся в психиат-
рической клинике после того, как перерезала себе вены. Она
тоже сидела на героине. Ник не такой, как все эти дети. Он
открытый мальчик, любящий и заботливый.
Мои родители так и не узнали, что я употреблял наркоти-
ки. Даже сейчас они будут говорить вам, что я все это приду-
мываю или, по крайней мере, преувеличиваю. Но это не так.
В старшей школе я тратил на марихуану карманные деньги и
зарабатывал на доставке газет. Я был таким же, как многие
дети, которые росли в конце 1960-х и 1970-х. Мы столкну-
лись не только с обилием марихуаны, но и с целым рядом
наркотиков, неизвестных предыдущим поколениям. До нас
дети тайком пили пиво, а наркоманами были экзотические
курители опиума в китайских притонах или джазовые музы-
канты, сидевшие на героине. В нашем среднеамериканском
городе, где было всего три канала телевидения, а телефо-
ны были дисковыми, один из соседей выращивал марихуану
на чердаке под лампами дневного света, а другой продавал
ЛСД. Самые разные люди из среды школьников, не только
 
 
 
торчки, но и качки, и девочки-зубрилы, в том числе та, по
которой я сох большую часть старшей школы, всегда, каза-
лось, имели при себе травку и разные таблетки.
По вечерам мы с моими новыми друзьями, сплоченные
марихуаной и рок-н-роллом, приняв дозу, слонялись по ули-
це или шли к кому-нибудь домой. Обычно мы старались про-
скользнуть незамеченными, но иногда попадались на глаза
домашним, и нас заставляли сесть за стол и поужинать с ро-
дителями. Однажды моя мама сказала: «Кажется, у вас сего-
дня необычайно приподнятое настроение».
После ужина мы шли в мою комнату с ультрафиолетовым
освещением, с постером группы Jefferson Airplane на стене,
и слушали музыку на стереосистеме. Beatles, сольное испол-
нение Леннона, Kinks и песни Дилана: «Пусть владыки при-
думывают правила для глупцов и мудрецов, у меня нет ни-
чего, ма, чтобы жить по их принципам».
Брайан Джонс, Дженис Джоплин, Джимми Хендрикс,
Джим Моррисон, Кит Мун – рок-звезды, которых мы бого-
творили,  – все умерли. Однако эти трагедии нисколько не
охладили нашего пристрастия к наркотикам. Нам казалось,
что их смерти не имеют никакого отношения к нам, может
быть, потому что, как и их жизни, выходили за пределы до-
пустимого. В каких-то отношениях они проживали то, чем
была наполнена их музыка. «Я выдохся, – пели Who. – На-
деюсь, что умру прежде, чем постарею». И: «Почему вы все
просто не исчезнете».
 
 
 
 Мы отметали предупреждения типа «скорость убивает»
и  множество других социальных рекламных роликов, на-
правленных против распространения наркотиков, считая их
истеричными. «Они» – правительство, родители – пытались
запугать нас. Зачем? Под кайфом мы видели их насквозь и
больше не боялись. А они не могли нас контролировать.
Мои родители были относительно продвинутыми людьми.
Они слушали Герба Алперта с оркестром Tijuana Brass. Вре-
мя от времени они устраивали у нас в гостиной субботние ве-
черинки с друзьями, этакое хиппующее общество музыкан-
тов-любителей. Джем-сейшены проходили под сырное фон-
дю. Мой отец играл подобно Алу Хёрту на видавшей ви-
ды трубе, а мама, носившая мини-юбки и в конце 1960-х
некоторое время щеголявшая в оранжевых и фиолетовых бу-
мажных платьях с психоделическими «огурцами», растяги-
вала хриплый аккордеон, исполняя «Девушку из Ипанемы»
и музыкальную тему из фильма «Мужчина и женщина». Но
вся продвинутость моих родителей заканчивалась, когда де-
ло касалось употребления наркотиков. Более того, на их ве-
черинках даже алкоголя не было. Ассортимент напитков ва-
рьировался от газировки Fresca до кофе без кофеина Sanka.
Лето в Аризоне было таким жарким, что один репортер
прославился, поджарив яичницу на капоте своей машины.
Стоило нам открыть входную дверь, как отец кричал: «Ну-
ка, давайте или туда, или сюда. Вы что, собираетесь охла-
ждать кондиционером пустыню?»
 
 
 
 По вечерам мы с другом, смуглым мальчиком с обычной
стрижкой, садились на мой велосипед и, минуя дома, такие
же, как наш, ехали в индейскую резервацию и бескрайнюю
пустыню, спасаясь от клаустрофобии нашего мирка.
В один из душных летних вечеров мы, как всегда, поеха-
ли в резервацию и, не обращая внимания на знаки «Прохо-
да нет» и «Опасно», поднялись на берег одного из цемент-
ных каналов, прорезавших поверхность пустыни. Мы лежа-
ли, опираясь на локти, и смотрели на звезды. И тут мой друг
вытащил маленький кусочек алюминиевой фольги. Он раз-
вернул его и протянул мне бумажный квадратик с изображе-
нием львиной морды. «Это ЛСД», – сказал он.
Немного нервничая, я положил льва на язык и почувство-
вал, как вещество растворяется.
Сначала я ощутил тошноту и неспособность двигаться, но
вскоре через мое тело начали пульсировать приятные волны.
Я почувствовал внезапный прилив энергии и встал. Каза-
лось, ночь стала ярче. По пустыне как будто пронесся ливень
и вымыл все вокруг. Меня поразило то, как хорошо я мог
видеть ночью. Луна в три четверти казалась загадочной, но я
приписал это действию наркотика. Пробегавший мимо заяц
остановился и уставился на меня. Постоянно мучившие ме-
ня тревога и отчуждение исчезли. Меня затопило ощущение
полного благополучия, ощущение, что все будет – и есть –
так, как надо.
Мне нужно было вернуться домой к десяти. А потому мы
 
 
 
поехали обратно. Я крутил педали без всякого усилия. По-
ставил велосипед в гараж и вошел в дом, стараясь не шуметь.
Я направился в свою комнату, но меня перехватили. При-
шлось присоединиться к родителям, сидевшим на кухне.
«Как успехи в игре?» Они и не догадывались, что, когда я
вместе с ними смотрел фильм недели «Живешь только два-
жды», я ловил кайф.

Солнечный майский день. Мы с Карен в молчании доеха-

ли до школы Ника. Студенты, тусующиеся у флагштока при
входе на территорию школы, показали нам, как найти нуж-
ный офис. Это на нижнем этаже здания, где проходят заня-
тия по естественным наукам. Нас встретил декан первокурс-
ников. На нем была футболка, шорты цвета хаки и кроссов-
ки. Он предложил сесть, указав на пластиковые стулья перед
столом, заваленном научными журналами. К нам присоеди-
нился еще один мужчина мальчишеского вида, с темными
развевающимися волосами, в рубашке с открытым воротом.
Нам представили его как школьного психолога.
За окном мальчишки, среди них несколько друзей Ника,
колотили друг друга клюшками для лакросса на зеленом по-
ле.
Декан и психолог спросили, как мы держимся.
– Бывало и лучше, – ответил я.
Они понимающе кивнули. Никак не преуменьшая серьез-
ность проступка Ника, они всячески старались успокоить
 
 
 
нас, объясняли, что многие школы проводят политику нуле-
вой толерантности, но в этой школе практикуют, как они на-
деются, более прогрессивный и продуктивный подход, учи-
тывающий реальную обстановку, в которой живут современ-
ные дети.
– У Ника будет еще один шанс, – сказал декан, наклоняясь
вперед. – Мы дадим ему испытательный срок, а если случит-
ся второе нарушение правил, его исключат. Мы также тре-
буем, чтобы он посещал психолога для обсуждения проблем
употребления наркотиков и алкоголя.
– А что же все-таки произошло? – спросил я.
– После ланча около кафетерия один из преподавателей
застукал Ника, когда он покупал марихуану. По правилам
нашей школы, любого, кто продает наркотики, выгоняют.
Мальчик, продавший Нику марихуану, уже исключен.
Психолог, сидевший, сложив руки на коленях, сказал: «По
нашему мнению, Ник сделал плохой выбор. Мы хотим по-
мочь ему принимать более разумные решения в будущем.
Мы рассматриваем этот случай как ошибку и в то же время
как возможность».
Звучало вполне разумно и обнадеживающе. Мы с  Ка-
рен испытывали благодарность. Не только потому, что Нику
предоставили шанс, но и потому, что мы были не одиноки в
наших попытках решить эту проблему. Декану, психологу и
другим преподавателям постоянно приходилось сталкивать-
ся с подобными вещами.
 
 
 
 Во время разговора, который длился уже час, я упомянул
о том, что Ник обожает серфинг и меня беспокоит, что ему
могут предлагать наркотики на пляже. Удивительный пара-
докс: для многих детей кайфа от катания на огромных опас-
ных волнах Тихого океана недостаточно. Я видел серфинги-
стов на берегу, уже одетых в гидрокостюмы, которые пере-
давали друг другу косячки, перед тем как идти в воду.
Они обменялись взглядами. «У нас как раз есть подходя-
щий наставник», – объявил декан.
Они рассказали нам об одном из преподавателей по есте-
ственным наукам, увлекающемся серфингом.
– Мы позвоним Дону.
– Он замечательный человек. Возможно, он сможет стать
хорошим наставником для Ника.
Потом они подробно рассказали о центре, который спе-
циализировался на консультировании по вопросам злоупо-
требления наркотиками и алкоголем.

Вернувшись домой, мы немедленно позвонили в этот

центр и назначили встречу на следующий день. Отправились
туда втроем, познакомились с психологом, затем оставили
Ника с ним наедине. Двухчасовое занятие включало интер-
вью и беседу о вреде наркотиков. Когда мы забрали Ника, он
сказал, что это пустая трата времени.
Дон был крепко сбитым мужчиной с песочными волоса-
ми с бронзовым отливом и ярко-синими глазами. Его лицо
 
 
 
выглядело одновременно мягким и суровым. Судя по тому,
что мы о нем слышали, он редко выходил из себя, но направ-
лял детей твердой и терпеливой рукой и заражал энтузиаз-
мом, который проявлялся по отношению и к учебным дис-
циплинам, и к студентам, которых он учит. Он был одним из
тех учителей, которые без лишних слов способны изменить
жизнь человека. Помимо преподавания естественных наук,
он был школьным тренером по плаванию и водному поло.
Кроме того, он курировал группу подшефных. Ник стал его
новым подопечным, о чем мы узнали несколько дней спустя,
когда он вернулся в школу после отстранения от занятий.
«Вот это мужик!»  – воскликнул Ник, вбегая в дом. Он
бросил рюкзак на пол и направился к холодильнику. «Этот
учитель…» Ник насыпал хлопья в миску и нарезал сверху
банан. «Он сидел вместе со мной во время ланча. Он потряс-
ный». Ник залил хлопья молоком. «Он реально отличный
серфингист. Он занимается серфингом всю свою жизнь».
Ник схватил ломоть хлеба. «Я был у него в кабинете. Он
весь увешан фотографиями его путешествий по всему ми-
ру». Он намазал хлеб арахисовой пастой, а затем добавил
сверху немного джема из холодильника. «Он спросил, не хо-
чу ли я как-нибудь присоединиться к нему».
Короче говоря, они отправились на серфинг вместе. Когда
Ник вернулся, было видно, что он в восторге. После этого
Дон регулярно общался с ним в школе и звонил к нам домой.
Учебный год уже приближался к концу, и он начал уговари-
 
 
 
вать Ника записаться в команду по плаванию, которая снова
приступит к тренировкам осенью. Ник не поддавался. Ни в
какую. Но Дон не обращал внимания на его отказы. В тече-
ние лета он часто звонил Нику в Лос-Анджелес и интересо-
вался, как у него дела. Он продолжал напоминать Нику о ко-
манде по плаванию. Как-то в конце лета во время совмест-
ного серфинга, когда Ник приехал сюда, в северную часть
Калифорнии, он предложил заключить сделку. Осенью, ес-
ли Ник придет на одно занятие команды, он перестанет на-
доедать ему.
Ник согласился.

Нику исполнилось пятнадцать, он перешел в следующий

класс. Сдержав обещание, он явился на первую тренировку
команды по плаванию, потом на следующую, а потом еще на
одну. У него было худое тело пловца с длинными ногами и
мускулистыми руками, натренированными во время рассе-
кания плотной стены волн на доске. Он уже стал прекрасным
пловцом и быстро улучшал форму под руководством Дона.
Ему нравился командный дух. Главное  – его вдохновляла
личность Дона. «Я просто хочу, чтобы он был доволен», –
сказал Ник Карен как-то после соревнований.
Плавательный сезон закончился незадолго до рожде-
ственских каникул. К этому моменту Дон успешно рекрути-
ровал Ника и в команду по водному поло. Ника избрали по-
мощником капитана команды. Мы все стали завсегдатаями
 
 
 
соревнований с его участием: я и Карен сидели вместе с дру-
гими родителями, а Джаспер и Дэйзи лазали вверх-вниз по
металлическим трибунам и скандировали время от времени:
«Давай, Ники!»
Кроме успехов в спорте Ник показал себя многообещаю-
щим актером. Мы с Карен и компанией наших родственни-
ков и друзей были совершенно потрясены студенческой по-
становкой пьесы Франка Ведекинда «Пробуждение весны»,
написанной в  1891  году, которую часто запрещали или по
меньшей мере подвергали цензуре (но не в данном случае).
Эта история честно и откровенно рассказывает о сексуаль-
ном пробуждении, переживаемом группой подростков, ко-
торые не могут обратиться к взрослым за помощью в реше-
нии жизненных проблем. Девушка, принявшая таблетки для
провоцирования выкидыша, умирает, другой персонаж со-
вершает самоубийство.
Дон поощрял интерес Ника к морской биологии. Ближе
к завершению второго курса он рассказал ему о летней про-
грамме по этому предмету, которую предлагал Калифорний-
ский университет в Сан-Диего. В один из дней Ник пришел
домой, размахивая рекламным буклетом и формой заявле-
ния, распечатанной с сайта программы, и спросил, можно ли
ему поехать. Мы обсудили все с Вики и дали согласие, и Ник
отправил заявку.
Утром в конце июня мы сидели в самолете. За окном
открывался великолепный вид. Розовое небо и Тихий оке-
 
 
 
ан, сказочно-синий, искрящийся на солнце там, где внезап-
но встречается с берегом, излучающий такой оптимизм, ка-
кой только может подарить Южная Калифорния. Призем-
лившись в Сан-Диего, мы получили багаж, арендовали ма-
шину и направились на север по шоссе № 5 через Сан-Диего
до поворота к маленькому курортному городку Ла-Холья.
Свернув с шоссе, мы отвезли Ника в кампус Калифорний-
ского университета и помогли ему заселиться. Ник немного
нервничал, но ребята здесь казались приветливыми. Некото-
рые, как и он, захватили с собой доски для серфинга, и это
действовало на него успокаивающе.
Мы попрощались. Дэйзи обхватила Ника за шею своими
маленькими ручками.
– Все хорошо, малышка, – сказал ей Ник. – Скоро уви-
димся.
Ник часто звонил нам. Он пребывал в эйфории. «Возмож-
но, я захочу стать морским биологом»,  – сказал он как-то
раз. Он рассказывал о ребятах, которые участвовали в про-
грамме, о том, как вместе с другими любителями серфинга
они встают рано утром перед занятиями и поднимаются по
крутой тропе к пляжу Блэка. Он сообщил, что решил пройти
курс обучения дайвингу с аквалангом и получить сертифи-
кат. Однажды во время ночного погружения у острова Ката-
лина он плавал со стаей дельфинов.
После завершения программы Вики забрала его, и он про-
вел остаток летних каникул в Лос-Анджелесе. Время проле-
 
 
 
тело быстрее обычного, и вскоре он снова был дома и гото-
вился к последнему году учебы в школе.
Это был самый серьезный для Ника год. У него сложил-
ся тесный круг друзей с общими интересами, разделяющих
с ним горячую обеспокоенность политикой, экологией и со-
циальными проблемами. Они вместе участвовали в акциях
протеста против приведения в исполнение смертной казни
в Сан-Квентине. Один из наших друзей тоже был там и ви-
дел Ника, сидящего на тротуаре. По его лицу текли слезы.
Нику нравились уроки. Он по-прежнему показывал самые
высокие результаты по творческому письму. Он писал корот-
кие рассказы и стихи, на что его вдохновил преподаватель
английского языка. Кроме того, он стал редактором и колум-
нистом школьной газеты. Он выступал автором проникно-
венных колонок личного и политического плана о правовой
защите интересов исторически ущемленных групп, о стрель-
бе в школе «Колумбайн» и о войне в Косове. Он посещал
редакционные летучки и задерживался в школе до позднего
вечера, чтобы помочь вычитать газету. Его заметки станови-
лись всё более смелыми.
В одной из статей он анализировал период своей жизни,
когда он предал свои самые высокие идеалы. Речь шла о на-
ших близких друзьях, его неофициальных крестных. Один
из них был ВИЧ-положительным. Он дал Нику браслет, ко-
торый носят люди, больные СПИДом. Как писал Ник, это
«браслет с красной ленточкой, которую вы видите у этих
 
 
 
идиотов-знаменитостей и которую раздают на входе перед
церемонией вручения “Оскара”. Для многих из них эта лен-
точка, может быть, не более чем модный аксессуар, но на
браслете моего друга она была символом надежды. Мне ска-
зали, что вырученные за них деньги идут на поиск лекарства
от этой болезни».
Ник писал, что носил браслет каждый день. «Но потом я
стал старше. Хотя мои чувства к крестным не изменились,
меня беспокоило, что подумают окружающие. Я услышал,
как в моей школе говорят ужасные вещи о геях… [и] мне
стало неудобно носить браслет… В конце концов я перестал
его носить». А потом он его потерял. «Мне жаль, что я по-
терял браслет, – написал он в заключение, – но, может быть,
его отсутствие символизирует больше, чем его присутствие.
Оно означает, что у меня недостало силы духа, чтобы под-
держать моего друга».
При поддержке преподавателя по журналистике Ник
представил эту и другую колонки на ежегодный конкурс пи-
сательского мастерства имени Эрнеста Хемингуэя для жур-
налистов – учащихся старшей школы. Он занял первое ме-
сто. Затем он предложил одну из статей журналу Newsweek
для регулярной колонки «Мой черед», и она была опублико-
вана там в феврале 1999 года. В этой статье он резко осудил
практику совместной опеки над детьми со стороны родите-
лей, живущих на большом расстоянии друг от друга. «Воз-
можно, в брачные клятвы следует внести дополнение, – пи-
 
 
 
сал Ник. – “Обещаешь ли ты любить в богатстве и бедности,
в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас? И если у
вас когда-нибудь будут дети и вы разведетесь, обещаете ли
вы, что останетесь жить в том же регионе, что и ваши дети?”
На самом деле, поскольку люди часто нарушают эти клятвы,
может быть, следует принять закон: если у вас есть дети, вы
должны оставаться рядом с ними. Или как насчет того, что-
бы включить здравый смысл: если вы переедете далеко от
детей, вы сами должны приезжать, чтобы повидаться с ни-
ми?» Он с горечью описывал последствия своей жизни в со-
ответствии с соглашением о совместной опеке: «Я всегда по
кому-то скучаю».

Эволюция литературных и музыкальных вкусов Ника

продолжалась. Когда-то любимые авторы – Дж. Сэлинджер,
Харпер Ли, Джон Стейнбек и Марк Твен – уступили место
компании мизантропов, наркоманов, пьяниц, людей, склон-
ных к депрессиям и суициду, таких как Рембо, Берроуз, Ке-
руак, Кафка, Капоте, Миллер, Ницше, Хемингуэй и Фицд-
жеральд. Один из его любимых писателей, Чарльз Буковски,
известен тем, что его книги чаще всего крадут из книжных
магазинов в колледжах. Однажды этот писатель охарактери-
зовал свой круг читателей как людей «побежденных, слабо-
умных и проклятых». Может быть, подростки и в самом де-
ле такие или такими себя ощущают, но меня тревожило, что
творчество этих писателей, особенно в части прославления
 
 
 
наркотиков и распущенности, так притягивало Ника.
В весенние каникулы мы с Ником отправились в ознако-
мительную поездку по высшим учебным заведениям Сред-
него Запада и Восточного побережья. Туманным утром мы
приземлились в Чикаго. В полдень у нас было свободное вре-
мя, и мы пошли в Чикагский институт искусств и музеев,
а вечером  – на спектакль. Ник посетил занятия и остался
ночевать в общежитии Чикагского университета. Утром мы
прилетели в Бостон, где взяли напрокат машину. В течение
двух дней мы ездили по вузам в городе, затем поехали в Ам-
херст. Туда мы добрались затемно. Остановились в центре
города и поужинали в индейском ресторанчике. После ужи-
на расспросили, как доехать до нашего отеля. Собеседник
буквально вдолбил маршрут в наши головы.
«Поедете прямо! – орал он. – Доедете до двух светофо-
ров». Он сверлил нас глазами. «Поворачивайте направо! Вы
должны повернуть только направо, ни в коем случае не сво-
рачивайте налево!»
Мы с  Ником точно последовали инструкциям, причем
Ник указывал направление так же громко и тем же тоном,
что и тот мужчина.
«Стоп! – вопил он. – Направо! Направо! Ты должен свер-
нуть направо, ни в коем случае не сворачивай налево!»
Наша последняя остановка – Манхэттен. Здесь Ник соби-
рался посетить Нью-Йоркский и Колумбийский университе-
ты.
 
 
 
 По возвращении домой он заполнил заявления для при-
ема в колледж, и мы обсудили планы на лето. Ник продол-
жал упражняться во французском языке с Карен. Он прояв-
лял явные способности к языкам, легко запоминал слова и
обладал безошибочным слухом. Нехватку словарного запа-
са он компенсировал беглой речью с парижским акцентом и,
благодаря Карен, целым арсеналом французского сленга. К
концу учебного года преподаватель французского даже на-
стойчиво советовал ему подать заявку на участие в летней
программе языковой практики в Американском университе-
те в Париже. Мы с Вики, посовещавшись, решили отпустить
его.
Большую часть июня Ник провел в Лос-Анджелесе, а за-
тем отбыл в Париж на занятия, рассчитанные на три недели.
Отчитываясь о своей жизни по телефону, он говорил, что у
него все отлично. Его французский постепенно улучшается,
и он завел хороших друзей. Он даже сыграл роль в студен-
ческом фильме. «Мне тут нравится, но я скучаю по вам, –
сказал он как-то, перед тем как закончить разговор. – Пере-
дайте горячий привет малышне».
И вот программа была завершена, Ник вернулся домой. Я
встречал его в аэропорту. Стоя у выхода, я смотрел, как он
выходит из «рукава». Вид у него был ужасный. Он стал вы-
ше ростом, но в первую очередь обращали на себя внимание
лохматые и неухоженные волосы, темные круги под глазами.
Почему-то он выглядел бледным и угрюмым. Его поведение
 
 
 
вызывало у меня тревогу. Я чувствовал, что он еле сдержи-
вает раздражение. Наконец я спросил, что случилось.
– Ничего. Я в порядке, – отозвался Ник.
– Что-то случилось в Париже?
– Да нет же! – ответил он с внезапной злостью.
Я поглядел на него с подозрением.
– Ты болен?
– Все нормально.
Однако спустя несколько дней он пожаловался на боль в
животе, и я договорился с нашим семейным доктором о кон-
сультации. Осмотр длился час. Потом Ник вышел из каби-
нета и сказал, что меня просят зайти. Скрестив руки на гру-
ди, врач с беспокойством смотрел на  Ника. Мне казалось,
что ему хотелось бы сказать больше, но он просто констати-
ровал, что у Ника язва.
Какая может быть язва в семнадцать лет?
 
7
 
После окончания старшей школы я поступил в универси-
тет штата Аризона в  Тусоне, расположенном еще ближе к
границе между США и Мексикой. Мой товарищ по комна-
те приехал из Манхэттена. У Чарльза был трастовый фонд.
Родители его умерли. Мне так и не удалось узнать, как они
умерли, я понял только, что там были замешаны наркотики
и алкоголь. Возможно, это было самоубийство. «Потерю од-
 
 
 
ного из родителей, мистер Уортинг, еще можно рассматри-
вать как несчастье, – говорил, бывало, Чарльз, цитируя пьесу
“Как важно быть серьезным”. – Но потерять обоих похоже
на небрежность»16.
Чарльз обладал грубоватой красотой: солидный нос, каш-
тановые вьющиеся волосы, глаза цвета кофе. В нем бурли-
ла притягательная и неукротимая энергия. Он производил
впечатление на меня и всех, кто с ним встречался, своей
светскостью, историями о встрече Рождества с какими-то
родственниками Кеннеди в Хайаннис-Порт и «на Винъярде»
и летних каникулах, проведенных в Монако и на Лазурном
берегу. Когда он пригласил меня и других на ужин во фран-
цузский ресторан, он заказал – на французском языке – эс-
карго, фуа-гра и «Дом Периньон». Он потчевал аудиторию
рассказами о веселых проделках в интернате, которые могли
бы быть почерпнуты из Фицджеральда (возможно, так оно и
было); о сексуальных эскападах, которые могли бы принад-
лежать перу Генри Миллера (и, вероятно, принадлежали).
Стоило обмолвиться, что тебе нужна новая рубашка, как он
тут же рекомендовал портного в  Гонконге, который много
лет шил костюмы для его отца. Он уверял, что знает луч-
шего часовщика на Мэдисон-авеню, лучшего бармена в оте-
ле «Карлайл» и лучшего массажиста в отеле «Пьер». Упо-
мянешь, что пробовал хорошее калифорнийское вино, и он
расскажет тебе о «Шато Марго», которое он пил с одним из
16
 
 
 
 Пер. И. А. Кашкина.
потомков Ротшильда. Все, что касалось его персоны, призва-
но было внушать благоговейный трепет. В том числе и то,
как он пил спиртное и употреблял наркотики. И то и другое
он делал, как мне тогда казалось, с весьма впечатляющей ре-
шимостью.
Я обнаружил, что в  Тусоне существуют два параллель-
ных университета. Один посещали студенты, которые отно-
сились к учебе хотя бы с какой-то долей серьезности. Дру-
гой  – который посещал я  – был выбран «Плейбоем» как
один из университетов, славящихся лучшими вечеринками
в стране.
Я был просто жалким дилетантом в сравнении с Чарль-
зом, который никогда не позволял учебе или еще чему-ни-
будь мешать его беспутному образу жизни, хотя периодиче-
ски у него случались приступы похмелья, сопровождавшие-
ся покаянным решением вести себя более прилично, после
чего следовали возлияния с шампанским или «маргаритой»,
чтобы отметить его новый статус прилежного студента.
У Чарльза были друзья, тоже из Нью-Йорка, жившие вме-
сте в розовом кирпичном доме на бульваре Спидуэй в про-
тивоположном от университета конце Тусона. У них не бы-
ло трастового фонда, тем не менее водились деньги на вече-
ринки и стейки на ужин, которые они зарабатывали, прода-
вая замороженные галлюциногенные грибы, ввезенные кон-
трабандой из Юкатана.
В то время в университетских городках большой популяр-
 
 
 
ностью пользовалось «Учение дона Хуана» Карлоса Кастане-
ды и его продолжения. Кастанеда, антрополог по образова-
нию, подробно рассказывает о своих поисках знания у шама-
на из индейского племени яки, учение которого представля-
ло собой квазирелигиозную философию в духе разнообраз-
ных восточных и западных мистических традиций. Неотъ-
емлемой составляющей духовных исканий дона Хуана бы-
ло употребление психотропных средств, в том числе меска-
лина, дурмана и псилоцибина. Мы с ребятами были заин-
тригованы. Эти книги подтолкнули нас к мысли о том, что
наши опыты с грибами или другими психоделиками можно
воспринимать не как распущенность, а как интеллектуаль-
ное исследование. Так или иначе, мы нашли доводы и в поль-
зу марихуаны, таблеток метаквалона, виски «Джек Дэниэлс»,
текилы «Хосе Куэрво», кокаина и ряда других средств, воз-
буждающих, стимуляторов, успокаивающих, депрессантов.
Отчетливо помню свое наркотическое путешествие в
красную каменистую пустыню в окрестностях Тусона и то,
как на моих глазах мексиканская маргаритка трансформи-
ровалась в мужское лицо. Вскоре вместе с другими марга-
ритками она превратилась в лики тысяч ангелов, а потом вся
эта компания начала нашептывать ответ на самый главный
вопрос: в  чем смысл жизни? Я придвинулся ближе, чтобы
расслышать, что они говорят, но бормотание сменилось при-
глушенным смехом, и множество хмурых лиц превратилось
в поле смеющихся английских кексов.
 
 
 
 Вечером, когда полная белая луна низко зависла над го-
ризонтом, я решил, что если в книге Итало Кальвино, кото-
рую мы читали на занятиях по литературе, люди могли взо-
браться на луну по лестнице, почему бы и мне не сделать
это? Правда, я отказался от этой идеи, когда Чарльз объявил,
что пора идти на тусовку в клуб.
Чарльз покупал наркотики, чтобы лучше справляться с
учебой, и они помогали на полчаса или около того. Потом
мы уже были настолько на взводе, что не могли сконцентри-
роваться ни на чем, кроме как на обсуждении, в какой бар
лучше пойти. Обильное потребление наркотиков и выпивки
никогда не удерживало Чарльза от вождения автомобиля, и
он успел разбить два своих «пежо». К счастью, каким-то чу-
дом он никого не покалечил – по крайней мере, насколько
мне известно. Я сидел на пассажирском месте, что, как я те-
перь понимаю, было вариантом игры в русскую рулетку.
Он балдел от Rolling Stones и без конца ставил свою лю-
бимую песню Shine a Light, громко подпевая Мику Джаггеру:

Ты бредешь пьяная по аллее

В порванной одежде.
Твои ночные друзья
Бросили тебя в холоде и сумраке рассвета.
Мне кажется, на тебе так много мух,
Что я просто не могу их смахнуть.

Однажды ночью, подчиняясь внезапному порыву, возник-

 
 
 
шему под действием принятых веществ, мы с Чарльзом ре-
шили поехать в Калифорнию встречать рассвет, и, упаковав
запас наркотиков, покатили в Сан-Диего. Было еще темно,
когда мы добрались до пляжа. Сидя на песке, набросив оде-
яла на плечи, мы вглядывались в горизонт и ждали восхода
солнца. Мы курили косяки и болтали. Через какое-то время
один из нас заметил, что уже светло. Мы оглянулись вокруг.
Должно быть, уже было десять или около того. Солнце взо-
шло несколько часов назад. «Ух ты! – произнес Чарльз с по-
разительной наблюдательностью. – Солнце встает на восто-
ке».
В другой раз по пути в  Тусон после возвращения из
Скоттсдейла от моих родителей мы подвезли голосовавшую
на дороге девушку. Когда доехали до нужного ей места  –
школы парашютного спорта в заштатном городишке Ка-
са-Гранде, – наша попутчица уговорила нас на прыжок. Ин-
структаж проходил напротив стены, на которой кто-то напи-
сал: «Все, что вы делаете на земле, несущественно». Наш ин-
структор сказал: «Главное – получать удовольствие от поле-
та». Когда он добрался до конца своей речи, он хмыкнул и
сказал: «Все это фигня. Давайте летать!»
Мой парашют не раскрылся. В самый последний момент
меня спасло то, что сработал запасной парашют, который и
замедлил мое падение. Я здорово приложился о землю, но
в общем был в порядке. Чарльз подбежал ко мне. «Ну, это
полный улет!»
 
 
 
 Истории, связанные с наркотиками, жуткие и опасные.
Подобно некоторым историям о войне, они фокусируют вни-
мание на приключениях своих «героев» и их чудесном спа-
сении. По традиции, сложившейся в среде знаменитых и
скандальных кутил и их летописцев, даже похмелье и опыт
пребывания на границе жизни и смерти, неотложная мед-
помощь подаются в этаком гламурном стиле. Однако рас-
сказчики, как правило, предпочитают не распространяться
о медленной деградации, психических травмах и, наконец,
несчастных случаях.
Однажды вечером Чарльз вернулся после двухдневного
кутежа и пошел в ванную. Его не было довольно долго, и я
начал волноваться. Я несколько раз позвал его, но он не от-
вечал. Тогда я сломал замок и распахнул дверь. Он лежал без
сознания, видимо разбил голову о плитки пола, который был
забрызган кровью. Я вызвал скорую помощь. Врач в больни-
це предупредил Чарльза об опасных последствиях пьянства,
и он пообещал прекратить пить, но, конечно, и не думал вы-
полнять обещание.
В тот же год под впечатлением от творчества Хантера
Томпсона мы совершили поездку в  Сан-Франциско. Мы
приехали ранним вечером. Прежде я здесь не бывал. Мы за-
глушили мотор на вершине самого высокого холма. Дул бод-
рящий ветер. После детства, проведенного в Аризоне, я чув-
ствовал себя так, как будто первый раз в жизни могу вдох-
нуть полной грудью.
 
 
 
 Я подал заявление о переводе в Калифорнийский универ-
ситет в Беркли. Поскольку я еще не успел испортить свою
академическую справку, меня приняли, и с осени я мог при-
ступить к занятиям. В то время считалось вполне обыч-
ным, если студент университета выбирал в качестве главного
предмета изучения придуманную им самим область социо-
логии. Мое внимание привлекла проблема смерти и челове-
ческого самосознания.
Я с увлечением погрузился в учебу, но и здесь, в Беркли,
не было недостатка в наркотиках. Кокаин и марихуана были
непременным атрибутом наших выходных. Отец одного из
моих друзей, врач, постоянно выписывал метаквалон, пыта-
ясь оградить своего сына от перехода на уличные наркотики.
Я употреблял приличное количество наркоты, но не больше,
чем остальные. Так или иначе, мы пришли к тому, что мно-
гие студенты стали воспринимать злоупотребление алкого-
лем и наркотиками как некую неотъемлемую составляющую
высшего образования.
Я продолжал поддерживать связь с  Чарльзом. Я наблю-
дал, как постепенно усиливалось и укреплялось его пристра-
стие к спиртному и наркотикам, и сейчас, много лет спу-
стя, его опыт заставлял меня тревожиться о Нике. Я, конеч-
но, злоупотреблял наркотиками, но никогда не был таким,
как Чарльз. В час или два ночи я давал отбой, так как нуж-
но было рано вставать и идти на занятия. Чарльз смотрел на
меня как на сумасшедшего. У него-то гульба только начина-
 
 
 
лась.

После лета, проведенного в Париже, Ник вернулся в шко-

лу. Его язву залечили, но он стал другим. Он так же хоро-
шо успевал по большинству предметов, удерживая высокий
средний балл, как будто это делало его падение более траги-
ческим, чем если бы он стал неудачником. Однако он бросил
плавание и водное поло, а затем и газету. Он начал прогули-
вать уроки, уверяя, что отлично знает, что ему может, а что
не может сойти с рук. Он поздно приходил домой, нарушая
установленный в нашей семье «час икс». Наше беспокойство
росло, и мы с Карен решили встретиться со школьным пси-
хологом. Тот сказал: «Откровенность Ника, черта, обычно
не свойственная мальчикам, – хороший знак. Продолжайте
обсуждать с ним сложившуюся ситуацию, и постепенно он
справится».
Ну что ж, попробуем.
У меня было впечатление, будто на Ника действуют две
противоборствующие силы. Его учителя, психологи и, ко-
нечно, мы, родители, изо всех сил старались удержать его и
не дать подчиниться другой силе, которая крылась в нем са-
мом.
Отработав двадцать пять лет в нашей школе, Дон получил
должность в другом месте. Кроме него никто не имел тако-
го влияния на Ника, хотя вряд ли ему – или кому-то еще –
удалось бы изменить тот курс, который выбрал для себя наш
 
 
 
сын. Некоторые преподаватели всё еще восхищались остро-
той его ума и успехами в творческом письме, художествен-
ными способностями, включая работу для студенческой ху-
дожественной выставки. Это был рисунок гуашью на внут-
ренней стороне коробки от игры Clue Jr., изображающий
кричащего мальчика, чье лицо перечеркнуто какой-то над-
писью. Многие старшеклассники часто пропускают занятия,
но однажды его декан мне сообщил, что Ник побил школь-
ный рекорд по количеству прогулов. И это при том что мы
получили благоприятные ответы из колледжей, куда Ник от-
правлял заявления о приеме. Его приняли в большинство из
них.
Ник старался бывать дома как можно меньше. Он тусовал-
ся с кучкой ребят, явных торчков. Я требовал объяснений, но
он отрицал, что употребляет какие-то наркотики. Ему хва-
тало сообразительности, чтобы придумать оправдания для
особо вопиющих выходок, он становился гораздо искуснее в
заметании следов. Обнаружив это, я был удивлен и растерян.
Ведь я все еще думал, что мы с ним очень близки – ближе,
чем большинство отцов и сыновей. В конце концов он при-
знался, что употребляет наркотики, «как все», «только ма-
рихуану» и только «время от времени». Он обещал, что ни-
когда не сядет в машину с водителем, который находится под
кайфом. Мои советы, мольбы и гневные тирады – все было
впустую. Он продолжал меня успокаивать: «Это ерунда. Ни-
чего опасного. Не волнуйся».
 
 
 
 –  Не всегда это безвредно,  – говорил я, повторяя изби-
тые истины. – Это может вырасти в большую проблему. Для
некоторых. Я знаю людей, которые начинали с малого, а по-
том становились кончеными наркоманами и…
Ник закатывал глаза.
– Но это правда, – продолжал я. – Все их замыслы и мечты
были похоронены десятилетиями курения марихуаны.
Я рассказал ему еще об одном бывшем товарище, который
не мог удержаться ни на какой работе дольше одного-двух
месяцев:
– Как-то он сказал мне: «Я живу в клубах дыма перед те-
левизором с тринадцати лет, и, наверное, нет ничего удиви-
тельного в том, что моя жизнь не очень-то удалась».
– Ты сам выкурил тонны марихуаны, – парировал Ник. –
Уж кто бы говорил.
– Хотел бы я, чтобы этого не было.
– Ты слишком беспокоишься, – отвечал он пренебрежи-
тельно.
Как-то раз мы приехали к моим родителям в Аризону. Я
и Ник отправились прогуляться по нашему кварталу. С тех
пор как я отсюда уехал, пальмы выросли, их стволы стали
тонкими и чересчур высокими, напоминая жирафов с неле-
по вытянутыми шеями. Несколько домов реконструировали,
в них надстроили вторые этажи. В остальном улица выгля-
дела как прежде. Я помнил, как мы с Ником гуляли по то-
му же маршруту, когда ему было два или три года. Я тащил
 
 
 
за веревку детскую машину, на водительском сиденье кото-
рой восседал Ник. Доехав таким образом до нашей цели –
Чапаррал-парка, он нажал на воображаемый ручной тормоз,
открыл дверцу и тщательно закрыл ее, а потом побежал на
берег искусственного озера. Там он кормил хлебом уток и
гусей. Сердитый старый гусь цапнул его за палец, и Ник за-
плакал.
Я понимал, что теряю Ника, но все еще пытался как-то
оправдать его поведение: подросткам свойственно отдалять-
ся от родителей, становиться угрюмыми, раздражительны-
ми и отчужденными. «Задумайтесь, каким был Иисус в сем-
надцать лет, – писала Энн Ламотт. – В Библии об этом нет
ни слова, видно, он вел себя ужасно». И все-таки я старал-
ся пробить броню сына, втянуть его в разговор, но почти не
получал отклика.
И вот Ник повернулся ко мне и как бы между прочим
спросил, не хочу ли я покурить травку. Я пристально посмот-
рел на него. Проверяет ли он меня, утверждая свою незави-
симость, или пытается наладить контакт? Может быть, и то
и другое.
Он вынул косяк, зажег и передал мне. Минуту я смотрел
на него. Я все еще покуривал, хотя и редко. Например, на ве-
черинке или в гостях у друзей, где курение марихуаны столь
же обыденное дело, как подача вина к ужину. В таких случа-
ях я делал затяжку. Или две.
Но сейчас совсем другое дело. И тем не менее я при-
 
 
 
нял у него косяк, мысленно рассуждая (и опять же подыски-
вая рациональное оправдание своим поступкам) о том, что у
предыдущего поколения считалось вполне нормальным, ко-
гда отец пил пиво вместе с семнадцатилетним сыном. Это
воспринималось как вполне безобидное действо, укрепляю-
щее их близость. Я затянулся, и мы покурили вместе, гуляя
по моему старому району. Мы болтали и смеялись, и напря-
жение между нами постепенно таяло.
Но потом все вернулось на круги своя. Уже вечером Ник
снова превратился во враждебно настроенного, агрессивно-
го подростка, злящегося на то, что его притащили в Аризону.
А я – в измученного работой, беспокойного и во многих от-
ношениях бездарного отца. Нужно ли мне было курить вме-
сте с ним? Конечно нет. Я отчаянно – даже слишком отча-
янно – хотел достучаться до него. Хотя вряд ли это можно
считать оправданием.

Ник согласился увидеться с новым психологом, которого

нам отрекомендовали как гения в вопросах общения с маль-
чиками-подростками. Перед приемом было видно, что Ник
чувствует себя не в своей тарелке и испытывает отвращение
к предстоящей встрече с еще одним мозгоправом. Психолог
оказался высоким, чуть сутулым, плотного сложения муж-
чиной с ярко-синими глазами. Они с Ником обменялись ру-
копожатиями и исчезли в кабинете.
Через час Ник вышел пружинистой походкой, с улыбкой
 
 
 
и румянцем на щеках в первый раз за долгое время. «Это
было потрясающе,  – сказал он.  – Он совсем не такой, как
остальные».
Ник начал ходить к психологу раз в неделю после уроков,
правда иногда пропускал визиты. Мы с Карен тоже встреча-
лись с ним. Во время одного из посещений он высказал уве-
ренность в том, что колледж выправит Ника. Это утвержде-
ние показалось мне смехотворным: когда такое было, чтобы
первый курс колледжа кого-то наставил на путь истинный?
И все же мне оставалось только надеяться, что он окажется
прав.
В солнечный полдень в конце весны приехала Вики, и мы
все вместе: она, Карен, Дэйзи, Джаспер и я – отправились на
праздник вручения школьных дипломов. Церемония прово-
дилась на спортивной площадке. Ник выразил недовольство,
когда его класс решил облачиться в шапочки и мантии. Мы
с Карен расстроились бы, но не удивились, если бы он вооб-
ще не появился. Однако все обошлось. Со свежей стрижкой,
в шапочке и мантии, Ник прошествовал к сцене и получил
диплом из рук директора школы, поцеловав ее в щеку. Он
выглядел триумфатором. Я пытался ухватиться за малейший
признак того, что с ним все будет в порядке. Может быть, в
конце концов все наладится.
После церемонии мы пригласили его друзей к нам на бар-
бекю. Под кизилом, усыпанным розовыми цветками, поста-
вили длинный стол. Во время ужина Ник и его друзья снова-
 
 
 
ли туда-сюда, в дом и из дома, передавая блюда с едой. По-
том они попрощались и отправились на «трезвую вечерин-
ку» выпускников в местный развлекательный центр. Друзья
привезли его домой поздно ночью. Мой выпускник на во-
прос о том, как прошла вечеринка, только пробормотал: «У
меня нет сил. Спокойной ночи!» – и ушел к себе в комнату.

Летом Ник уже даже не притворялся, будто завязал с нар-

котиками. По его странному поведению и перепадам настро-
ения было понятно, что он часто бывает под кайфом, в том
числе под чем-то покрепче марихуаны. Мои увещевания, на-
казания и угрозы ужесточить их – все было бесполезно. Ино-
гда в реакции Ника проглядывали беспокойство и раская-
ние, но чаще – недовольство и раздражение. Я становился
непоследовательным в словах и действиях. Я не понимал,
что еще можно предпринять, кроме как предостерегать, до-
говариваться и устанавливать строгие рамки возвращения
домой, отказываться давать машину и упорно таскать его к
психологу, хотя Ник и становился все более изворотливым,
конфликтным и дерзким.
Мы всё еще ездили к Нэнси и Дону на традиционные ужи-
ны по средам. Взрослые собирались на кухне, а внуки обыч-
но спускались на цокольный этаж, заставленный старой ме-
белью и с висящими на стенах каяками, и играли в пинг-
понг. Или качались на качелях в гостиной. Дом Нэнси и До-
на – это единственный дом с качелями внутри, который я ко-
 
 
 
гда-либо видел. Качели с парусиновым сиденьем держались
на толстых веревках, прикрепленных к стропильной балке.
Иногда дети использовали их в качестве чего-то вроде ка-
тапульты для боулинга. Сначала они составляли из разно-
цветных картонных кирпичиков замысловатые башни. За-
тем Дэйзи устраивалась на сиденье, крепко ухватившись за
веревки, и они толкали качели, целясь в эти конструкции.
Главная достопримечательность кухни Нэнси – большой
деревянный остров с плитой на шесть конфорок. Обычно
на них все время что-то готовилось, и комнату пропиты-
вали приятные экзотические ароматы, а иногда и запах че-
го-то подгоревшего, в зависимости от блюда, рецепт кото-
рого Нэнси вычитала в газете, в последней кулинарной кни-
ге Пегги Никербокер или в журнале Gourmet. В один из ве-
черов на ужин подавали желтое карри с курицей и белым
рисом «жасмин», с соусом райта из йогурта и огурцов, чат-
ни из манго и плоским индийским хлебом, сдобренным кар-
дамоном. В другой раз меню включало булькающую мекси-
канскую запеканку с зеленым чили и сыром. Или свинину,
тушенную с лимонами и сливами, хрустящий картофель и
брюссельскую капусту, обжаренную с панчеттой. Когда при-
ходило время садиться за стол, дети выбирали свои люби-
мые керамические тарелки с изображением разных живот-
ных. Джаспер всегда брал тарелку с китом. Дэйзи боролась
с другими детьми за тарелку с собакой, но в конце обычно
сдавалась и брала ту, что с осликом.
 
 
 
 Ник до сих пор с удовольствием посещал эти веселые ве-
чера. Однако сегодня он вел себя странно. Он сидел в кухне,
изрекая какие-то бессмысленные сентенции. «Почему лю-
дям нельзя заниматься сексом с кем хочется и когда хочется?
Моногамия – это архаичный обычай, – втолковывал он Нэн-
си, которая слушала, помешивая кипящее содержимое ка-
стрюли на плите. – Доктор Сьюз – гений». Некоторое время
он продолжал излагать свои последние безумные философ-
ские теории вроде тех, которые, как я подозреваю, он до но-
чи обсуждал со своими друзьями.
Однако позднее до меня дошло, что Ник, должно быть, на-
ходился под действием какой-то дряни. Утром я спросил его
об этом, но он все отрицал. Я в очередной раз начал сыпать
угрозами, но без толку. Я запретил ему употреблять нарко-
тики, но это тоже было бесполезно. Когда мы консультирова-
лись с психологом, он посоветовал не запрещать наркотики
в доме: «Если запрещать, он просто будет доставать их тайно
и употреблять подпольно, и всё – вы его потеряли. Безопас-
нее, чтобы он это делал дома, на глазах».
Наши друзья и друзья друзей давали взаимоисключающие
рекомендации: одни предлагали выгнать Ника из дома, дру-
гие, наоборот, советовали ни в коем случае не упускать его
из виду. Я был в тупике. Выгнать? Какие шансы у него будут
после этого? Не упускать его из виду? Попробуйте-ка сами
запереть в четырех стенах семнадцатилетнего парня, сидя-
щего на наркотиках.
 
 
 
 Тихий вечер в разгар лета, перед его восемнадцатым днем
рождения. Я пришел домой и почувствовал, что чего-то не
хватает. Постепенно я понял, что Ник исчез, прихватив из
дома наличные, еду и ящик вина. Причем он действовал
весьма избирательно: забрал только очень хорошее вино.
В панике я позвонил его психологу, который, несмотря на
случившееся, уверил меня, что с Ником все будет в поряд-
ке, что он просто таким образом «проявляет свою независи-
мость». Если его протест принимает крайние формы, значит,
это я лишил его возможности реализовать бунтарские идеи.
Наконец нашелся тот, кто это произнес: итак, это я был ви-
новат в том, что Ник постепенно становился все более угрю-
мым и скрытным, что пристрастился к наркотикам и теперь
лжет и ворует. Я был слишком снисходительным и мягким.
Я был готов смириться с этим приговором, признать, что все
испортил, упустил его. Но вот что мне интересно: есть дети,
попавшие в беду, чьи родители были чересчур строги и на-
казывали их, и есть родители, гораздо более терпимые, чем
я, чьи дети в полном порядке.
Ник позвонил домой только через два дня. По всей види-
мости, он с друзьями отправился в Долину смерти, повторяя
одиссею Керуака и подогревая себя наркотиками и спирт-
ным. Я потребовал, чтобы он возвращался домой. Он вер-
нулся, и я посадил его под домашний арест. Мы договори-
лись, что он будет работать, чтобы возместить стоимость то-
го, что украл. (Я, правда, не особо надеялся на это.)
 
 
 
 –  Ты всегда пытаешься контролировать меня!  – кричал
Ник как-то вечером, когда я заявил ему, что он не может
выходить из дома, потому что наказан. На нем были мешко-
ватые зеленые штаны, поддерживаемые брезентовым армей-
ским ремнем, и белая рубашка с закатанными рукавами.
– Я давал тебе полную свободу. Ты злоупотребил ею.
– Да пошел ты!.. – И снова со злобой бросил: – Да пошел
ты…
Он кинулся в свою комнату и хлопнул дверью.

Мы с Карен и Ником вместе пришли на сеанс к психологу.

Его кабинет представлял собой маленькую уютную комнату
с парой мягких кресел. Ник с мрачным видом плюхнулся на
диван напротив нас. Психолог старался изо всех сил напра-
вить разговор в мирное русло, но Ник был раздражен и ушел
в глухую оборону, заявляя, что все мои тревоги – глупость
и гиперопека. Он снова критиковал нас за то, что мы пыта-
емся его контролировать.
Позже, только после сеанса, я догадался, что Ник, долж-
но быть, снова был под кайфом. Когда я позвонил психоло-
гу и, поделившись с ним своими подозрениями, спросил его
мнения, он ответил: «Может быть, но подростковая враж-
дебность – это нормально. Хорошо, что ему позволено об-
суждать это с вами. Это полезно».
Мы договорились о следующем сеансе. Он прошел уже
более пристойно. Ник извинился и сказал, что был зол. Он
 
 
 
даже уверил нас, что его участие в вечеринках – «умерен-
ное» участие – просто прелюдия к тяжелой работе, которая
предстоит в колледже.
–  Мне кажется, я заслужил это,  – сказал он.  – Я много
работал в школе.
– Ты никогда не перетруждался.
– Что ж, я буду много работать, когда уеду в колледж. Я
понимаю, какая это отличная возможность. Я ее не упущу.
Конечно, я все еще хотел верить ему. Не думаю, что я
слишком доверчивый, но я никак не мог постичь логику его
поведения. Когда изменения происходят постепенно, трудно
сразу осмыслить всё их значение.

Прошло две недели. В воскресенье Карен собиралась

взять всех троих детей на пляж. Я должен был остаться дома,
чтобы разгрести завал с работой.
Рассеялся утренний туман, я стоял вместе с ними перед
домом, помогая уложить вещи в багажник. Наши друзья, ко-
торые решили составить им компанию, подъехали к дому на
своей машине. Затем появились два патрульных автомоби-
ля окружного шерифа. Когда к нам приблизились двое офи-
церов в форме, я подумал, что они хотят спросить дорогу,
но они прошли мимо меня, направляясь к Нику. Они заве-
ли ему руки за спину, защелкнули наручники на запястьях,
втолкнули на заднее сиденье и уехали.
Шестилетний Джаспер единственный из нас отреагиро-
 
 
 
вал на происходящее адекватно. Он расплакался и безутеш-
но прорыдал целый час.
 
8
 
Причина ареста, как потом выяснилось, была такая: Ник
не явился в суд, куда его вызвали по обвинению в хранении
марихуаны, о чем он забыл меня предупредить. Тем не менее
я выручил его. «Это первый и единственный раз», – сказал
я. Я был уверен, что этот инцидент преподаст ему хороший
урок.
Настроение у Ника было мрачное, но он держался за свою
работу бариста в кофейне в Милл-Вэлли, где готовил эспрес-
со и латте. Время от времени мы с Карен, Джаспером и Дэйзи
туда заглядывали. Ник стоял за стойкой и встречал нас ши-
рокой улыбкой. Он познакомил детей с остальными членами
своей команды, взбивал для них горячий шоколад и подавал
его в высоких чашках, с пушистыми шапками взбитых сли-
вок.
Ник развлекал нас историями, которые случались у него
на работе. Он уже познакомился со многими постоянны-
ми посетителями. Некоторые из них заказывали маленькую
порцию кофе в большой чашке. Они знали, что бариста на-
ливает полную чашку, поэтому они получали дополнитель-
ный кофе бесплатно и экономили двадцать пять центов. Дру-
гие хотели получить капучино из эспрессо без кофеина и
 
 
 
обезжиренного молока. Еще были маньяки, которые заказы-
вали четверной эспрессо. Кстати, неприветливым клиентам,
как выяснилось, дорого обходится их грубость. В качестве
мести сотрудники могут специально перепутать заказы, и все
особо неприятные посетители, заказавшие кофе без кофеи-
на, получат двойную дозу крепчайшего эспрессо, тогда как
тем, кто заказал обычный кофе, принесут кофе без кофеина.
Ник по-прежнему обожал Джаспера и  Дэйзи. Однажды,
будучи в озорном настроении, Ник решил исполнить свою
коронную роль Агнес Мурхед – персонажа из «Поллианны»,
на этот раз перед Дэйзи.
– Мисси, у вас заложен ваш маленький носик!
Часто мы злились на Ника, но он нас совершенно обезору-
живал своей добротой и юмором. Как могут одновременно в
одном теле существовать два Ника – один любящий, забот-
ливый и щедрый, другой эгоцентричный и склонный к само-
разрушению?
Дэйзи, вылезая из африканской корзины, сердилась:
– Ник, как ты меня нашел? Это несправедливо.
Как обычно, место, где она пряталась во время игры
в «сардины», обнаружили в первую очередь. Ник нашел ее в
корзине у книжного стеллажа в гостиной, где она свернулась
клубочком.
– Прекрати свой кошачий концерт, – произнес Ник дру-
гим голосом, с каким-то пиратским акцентом. – Много ли
корзин умеют горланить песни? В следующий раз пой про
 
 
 
себя.
Они выбежали из комнаты в поисках Джаспера и двою-
родных братьев и сестер, которые еще где-то прятались. Сто-
ял конец лета. Листья клена уже приобрели темно-бордовую
окраску, а розы и гортензии поражали ослепительно-белым
и желтым цветом. На дворе было свежо, и дети, разгорячен-
ные игрой, выдыхали облачка пара.
Ник, на этот раз изображавший Карла Малдена, пропо-
ведника, грозящего всем адскими муками (снова из «Полли-
анны»), кричал Джасперу:
– Мы найдем тебя и повесим за ноги!
– Да, – вторила ему Дэйзи. – И выльем шоколадный сироп
на твою глупую голову.
Ник играл с малышами, и казалось, что в нашем доме все
хорошо. После его ареста этот парадокс ставил меня в тупик.
Ник наконец выбрал, где будет учиться дальше. Это кол-
ледж Калифорнийского университета в Беркли. Теплым ав-
густовским днем мы все вместе сели в машину и отправи-
лись устраивать Ника в общежитие. По пути остановились,
перекусили пиццей и потом некоторое время колесили по
обширной территории университетского городка, пока нако-
нец не нашли Баулес-Холл, старинное здание эпохи Тюдо-
ров.
– Это же замок! – с завистью воскликнул Джаспер. Здание
произвело на него впечатление. – Ты будешь жить в настоя-
щем замке!
 
 
 
 Мы остановились перед входом и помогли Нику донести
багаж, прошли через каменную арку и поднялись на два про-
лета каменной лестницы. Нашли комнату Ника и познако-
мились с парнями, с которыми ему предстояло жить. Они
приехали раньше и сейчас распаковывали вещи. Они пока-
зались нам серьезными, настроенными на учебу, а один из
них  – порядочным занудой. И все нам понравились. Один
мальчик с взъерошенными рыжими волосами и в светло-го-
лубой водолазке собирал сложную самодельную компьютер-
ную систему. Другой мальчик, в овальных очках в черепахо-
вой оправе и полосатой футболке, складывал стопкой ком-
пакт-диски на маленький CD-плеер. Я заметил имена Джор-
джа Майкла, Селин Дион, Барбры Стрейзанд и Элтона Джо-
на. Подобная подборка вряд ли создаст атмосферу гармонии
в этой маленькой комнате, учитывая бескомпромиссные му-
зыкальные вкусы Ника.
Ник проводил нас до машины.
– Все будет хорошо, – произнес он немного нервно. – Кру-
то жить в таком старинном здании.
Мы обнялись.
Я вспомнил о Джордже Майкле, и Ник засмеялся:
–  Я займусь их образованием. Очень скоро они начнут
слушать Марка Рибо.
Марк Рибо поет одну из песен, которые Ник особенно ча-
сто слушал в то время: «Эй, ты! Я убил твоего Бога!».
Ник позвонил через несколько дней. Похоже, он увлекся
 
 
 
учебой. Особенно интересно ему было заниматься на курсе
живописи. Однако в следующих разговорах по телефону он
признался, что у него не выходят подрамники для холстов.
– Как бы я ни старался, – говорит он, – они все равно полу-
чаются кособокими. И мне приходится тащить их через весь
кампус. Я чувствую себя как Иисус, несущий свой крест.
Дальше больше. Теперь его жалобы перекинулись и на
другие учебные предметы.
– Нас учат помощники профессоров, а не настоящие про-
фессора, – говорил он. – Они полные кретины.
Во время следующих разговоров Ник показался мне ка-
ким-то рассеянным. А потом он перестал отвечать на мои ре-
гулярные звонки. Я не мог понять, в чем дело, но его молча-
ние наводило на мысль, что у него не все в порядке. Наконец
он позвонил и отчитался: «Я был у друзей», «В университе-
те, конечно, круто, но я реально увлекся музыкальным ан-
дерграундом». Я посоветовал ему воспользоваться возмож-
ностями, которые дает университет первокурсникам, чтобы
облегчить адаптацию к студенческой жизни. «Это стоит то-
го, – говорил я. – Вначале всегда бывает трудно, но ты спра-
вишься».
Я порекомендовал обратиться к психологам в универси-
тетском центре здоровья или, если он захочет, связаться со
своим доктором, который любезно предложил звонить ему
как угодно часто. «Многие первокурсники поначалу испы-
тывают трудности, – сказал я. – Это обычное дело. Может
 
 
 
быть, если будешь обсуждать проблемы с психологом, то
привыкнешь».
Он согласился, что это хорошая идея. С одной стороны,
я надеялся, что он последует моему совету и обратится за
помощью, но, с другой стороны, сильно сомневался в этом.
Неделю спустя позвонил его товарищ по комнате и сообщил,
что они беспокоятся: Ник уже несколько дней не показыва-
ется в университете. Это известие привело меня в смятение.
Через два дня Ник позвонил и в конце концов признался,
что учеба в колледже не для него. Предполагая, в чем при-
чина, я предложил обсудить, не пора ли обратиться в нарко-
клинику, но он ответил, что не злоупотребляет наркотиками.
«Я был не готов к учебе в колледже, – сказал он. – Просто
нужно время. Мне надо как следует поработать над собой.
Мне было очень тяжело, такая депрессия навалилась».
Судя по голосу, Ник был спокоен, и его слова кое-что про-
яснили для меня. Известно, что многие дети принимают нар-
котические средства как самолечение при депрессии, не го-
воря уже о других нарушениях психического здоровья. Эти
наркотики могут стать камнем преткновения и для детей, и
для их родителей, но ведь они могут скрывать и более глу-
бинные или сопутствующие проблемы. Как родителям разо-
браться в этих тонкостях? Мы обращаемся к разным специа-
листам, но и они не всегда могут точно определить, что про-
исходит. Диагностика не точная наука, к тому же дело услож-
няется, когда речь идет о подростках и молодых людях, у ко-
 
 
 
торых перепады настроения, в том числе депрессия, – весь-
ма распространенное явление. Многие симптомы этих со-
стояний похожи на признаки злоупотребления наркотиками.
Есть еще одна проблема: к тому времени, как специалисты в
конце концов определят, в чем проблема, наркозависимость
может усугубить первоначальную болезнь и наложиться на
нее. И тогда уже совсем невозможно понять, где кончается
одно и начинается другое.
«Принимая во внимание психологическую незрелость
подростков, доступность наркотиков и возраст, когда про-
исходит первое знакомство с ними, ничего удивительного в
том, что у значительного числа детей возникают серьезные
проблемы, связанные с этими веществами, – пишет Роберт
Швебель в книге «Сказать “нет” недостаточно» (Saying No Is
Not Enough). – И тогда последствия оказываются катастро-
фическими. Наркотики защищают детей от необходимости
взаимодействовать с реальной жизнью и справляться с зада-
чами развития, критически важными для их будущего. На-
выки, которые они не получили – что и сделало их уязвимы-
ми для развития наркозависимости, – это именно те навыки,
которые наркотики подавляют. Впоследствии у них возник-
нут трудности с формированием четкой самоидентифика-
ции, с овладением интеллектуальными навыками и с разви-
тием умения контролировать себя. Подростковый период –
это период перехода человека от детства к взрослой жизни.
Тинейджеры, страдающие наркозависимостью, не готовы иг-
 
 
 
рать взрослые роли… По возрасту они становятся зрелыми
людьми, но в эмоциональном плане так и останутся подрост-
ками».
Специалист по вопросам детского развития рассказала
мне, что есть два периода, когда мозг ребенка наиболее пла-
стичен – то есть подвержен важнейшим изменениям: до двух
лет и в подростковом возрасте. «Худшее время для риско-
ванных экспериментов со своим мозгом – это подростковый
период, – сказала она. – Наркотики кардинальным образом
изменяют процесс развития их мозга». Она объяснила, что
жизненный опыт и сложившаяся модель поведения помога-
ют запустить циклический процесс, который может усугу-
бить эмоциональные проблемы. Биологическая основа зави-
симости может проявить себя в более острой и неподатливой
форме. Это постепенно и неумолимо усиливает психологи-
ческие проблемы, которые укореняются всё глубже. Лечить
людей, пристрастившихся к наркотикам подростками, еще
сложнее, поскольку процесс разрушения или переориента-
ции уже сформировавшихся путей клеточного метаболизма
имеет как биологическую, так и эмоциональную и поведен-
ческую составляющие.

Выслушав Ника, я поверил, что у него были другие про-

блемы; возможно, и в самом деле депрессия. Неужели пси-
хиатры с внушительным послужным списком, к которым он
обращался, проглядели столь очевидный диагноз? Если они
 
 
 
его не заметили, значит, он очень искусно скрывал свое со-
стояние – так же, как он скрывал от нас употребление нарко-
тиков. Депрессия – вполне правдоподобное объяснение его
поступков, к тому же ее легче принять, чем наркоманию.
Речь не о том, что депрессия не такое уж серьезное состоя-
ние, но, по крайней мере, в нее не впадают по своей воле.
Мне грела душу мысль, что наркотики – симптом, а не при-
чина трудностей, которые сейчас испытывает Ник.
Ник также объяснил мне, что поступление в Беркли было
ошибкой и что ему было бы лучше в колледже поменьше.
По его мнению, он просто потерялся в обезличенной бюро-
кратической системе университета. «Я попытался сходить к
психологу, – говорит он, – как ты посоветовал. Но мне при-
шлось ждать в очереди целый час, чтобы записаться. А когда
моя очередь подошла, оказалось, что ближайшее время при-
ема только через неделю». «Я хочу снова подать заявление
о приеме в колледж, – продолжает он. – А пока думаю взять
академический отпуск, найти работу и вернуть себе преж-
нюю физическую и психическую форму».
Итак, Ник вернулся домой. Он пообещал выполнять уста-
новленные нами правила: посещать психолога, соблюдать
«комендантский час», помогать по дому, работать и присту-
пить к новому поступлению в колледж. Он сходил к своему
доктору, и тот сообщил мне, что одобряет наш план. И дей-
ствительно, мне показалось, что Ник чувствует себя немно-
го лучше, и это позволяло надеяться, что дела идут на лад.
 
 
 
Он разослал заявления о приеме в несколько небольших ли-
беральных художественных колледжей на Восточном побе-
режье. Сначала он выбрал Хэмпширский колледж на запа-
де Массачусетса. Когда мы знакомились с ним, Нику очень
понравились тамошняя живая атмосфера и буколические
окрестности. Он посидел на занятиях по английскому язы-
ку и политологии и осмотрел драматическую и музыкальную
студии. Мне тоже показалось, что этот колледж как будто
специально создан для Ника. По-видимому, его академиче-
ская справка об успеваемости все еще была достаточно впе-
чатляющей, потому что через пару месяцев оттуда пришло
письмо, подтверждающее зачисление. Я вздохнул с облегче-
нием. Ник снова вырулил на верный путь, который (в моем
понимании) неотвратимо приведет его в колледж. Мы пере-
жили плохое время, но сейчас в жизни Ника начинается но-
вый этап. Однако Ник по-прежнему большую часть времени,
если он не был на работе, проводил в своей комнате, хотя
иногда появлялся, чтобы поиграть с Джаспером и Дэйзи или
поесть.
Как-то вечером, когда он был на работе, я рано лег спать,
но после полуночи проснулся, как от толчка. Я почувство-
вал, что что-то не так. Возможно, это какое-то родительское
шестое чувство. Может быть, я разглядел самые первые тре-
вожные признаки неминуемой беды. Как ни старался я тихо
выбраться из постели, Карен тоже проснулась.
– Все в порядке?
 
 
 
 – Все хорошо, – прошептал я. – Спи.
Пол был ледяной, и в комнате было холодно, но я не стал
возиться с тапочками, халатом или свитером, чтобы не на-
делать еще больше шума. Коридор был не освещен, но лун-
ный свет, пробивающийся через люк, заливал все бордовым
сиянием. Я включил свет в кухне и пошел к спальне Ни-
ка. Постучался. Никакого ответа. Я открыл дверь и заглянул
внутрь. Сердце сжалось. Неубранная постель была пуста.
Я уже начал привыкать к всепоглощающей и гнетущей
смеси из гнева и тревоги, в которой каждая из эмоций омра-
чала и искажала другую. Это мрачное и безнадежное ощу-
щение. Оно хорошо мне знакомо, но от этого не легче.
Ник нарушил «комендантский час». Дальше констатации
этого факта я решил тревожные мысли не развивать. Я ждал,
что он вот-вот явится, и повторял про себя все, что ему ска-
жу. Я потребую объяснений, хотя новая стычка – это мучи-
тельное напоминание о том, что я не в силах изменить его
поведение.
Я на цыпочках вернулся в спальню и попытался заснуть,
но напрасно. Я лежал без сна, и тревога все больше охваты-
вала меня.
Мы живем у гребня невысокого холма, дальше дорога
продолжает идти вверх, поэтому машины, проезжая по ули-
це перед нашим домом, замедляют ход, как будто собира-
ются остановиться. Вот проехала одна машина, за ней дру-
гая – вроде остановилась… Каждый раз мое сердце замира-
 
 
 
ло: «Это Ник!». Но потом я слышал, как мотор снова начи-
нал работать, а машина – подниматься по склону.
В три часа я бросил притворяться, что смогу снова за-
снуть, и решил встать. Карен тоже встала:
– Что случилось?
Я объяснил ей, что Ник не вернулся домой. Мы пошли на
кухню. Она пыталась успокоить меня.
– Возможно, он у друзей, было слишком поздно идти до-
мой, и он заночевал у них.
– Он бы позвонил.
– Может, он просто не хотел нас будить.
Я взглянул на нее: в ее глазах застыло выражение отчая-
ния и тревоги. Она тоже не верила в то, что говорила. Тек-
ли минута за минутой. Мы пили чай и мучились неизвест-
ностью.
Рано утром я начал обзванивать его друзей, некоторых
поднял из постели, но никто Ника не видел. Я позвонил его
доктору, который даже сейчас начал успокаивать меня – мо-
жет быть, в этом он и видит смысл своей работы: «Ник пыта-
ется в себе разобраться, с ним все будет хорошо». Моя тре-
вога росла. Всякий раз, когда звонил телефон, у меня внут-
ри все сжималось. Где он может быть? Я не мог себе пред-
ставить, вернее, не хотел представлять. Гнал от себя самые
мрачные мысли. В конце концов я начал звонить в полицию
и в больницы, спрашивая, не попал ли он в тюрьму и не про-
изошел ли с ним какой-нибудь несчастный случай. Перед
 
 
 
каждым звонком я готовился, что услышу то, о чем страшно
подумать. Я без конца прокручивал в голове этот телефон-
ный разговор: бесстрастный, лишенный плотской оболочки
голос и слова «Он мертв». Я повторял и повторял его, чтобы
себя подготовить. Пытался свыкнуться с этой мыслью. Он
мертв.
Ужасно томиться ожиданием, но мне больше ничего не
оставалось.
Позже в кухню тихо вошел Джаспер, босой, в пижаме.
Взглянул на нас ясными глазами. Взобрался к Карен на ко-
лени и начал жевать кусочек тоста. Следом пришла Дэйзи,
зевающая, с всклокоченными волосами.
Мы ни словом не упомянули о Нике. Не стоит их волно-
вать. Однако вскоре придется им сказать, как-то объяснить.
Они чувствуют, что что-то неладно. Они чувствуют, что Ни-
ка нет дома.
Наконец Джаспер спросил:
– А где Ник?
Я ответил, стараясь скрыть эмоции, хотя это не слишком
удавалось:
– Мы не знаем.
Джаспер заплакал:
– С ним все хорошо?
– Мы не знаем, – сказал я неуверенно. – Надеемся, что да.
Этот ужас длился четыре дня.
Наконец как-то ночью он позвонил.
 
 
 
 Его голос дрожал, но слышать его – уже огромное облег-
чение.
– Пап…
– Ник.
Его голос доносился как будто из темного туннеля.
– Я, – сказал он чуть слышно, – я все испортил.
Потом я услышал какой-то надрывный вздох.
– Я попал в беду.
– Где ты?
Он ответил, и я повесил трубку.
Я поехал за ним. Ник сказал, что он в переулке за книж-
ным магазином в Сан-Рафаэле. Я остановил машину у куч
мусора и контейнеров, заваленных пустыми бутылками, би-
тым стеклом, разорванными картонками и грязными одея-
лами.
– Пап…
Приглушенный скрипучий голос донесся из-за другого
ряда мусорных баков. Я пошел в том направлении, пиная ка-
кие-то коробки, завернул за угол и увидел Ника, приближа-
ющегося нетвердой походкой.
Мой сын, гибкий и мускулистый пловец, игрок в водное
поло и серфингист с заразительной улыбкой, – весь в синя-
ках, бледный, кожа да кости, глаза – пустые черные дыры.
Когда я потянулся к нему, он безвольно повис у меня на ру-
ках. Мне пришлось почти нести его, каждый шаг давался ему
с трудом.
 
 
 
 В машине, прежде чем он отключился, я сказал ему, что
нужно отправляться в наркоклинику.
– Все, – говорю я. – У нас не осталось выбора.
– Знаю, па.

Я молча вел машину. Ник на короткое время просыпался,

монотонно бормотал о том, что должен кому-то деньги, что
должен вернуть деньги, иначе его убьют, потом снова терял
сознание. Потом снова просыпался и мямлил что-то нераз-
борчивое.
Больной, слабый, что-то бессвязно бормочущий, он про-
вел три дня, дрожа как в лихорадке, свернувшись калачиком
на кровати, поскуливая и плача.
Я, конечно, был в ужасе, но меня подбодрило то, что он
согласился пойти в клинику. Я позвонил в агентство, куда
мы ходили в первый год обучения в старшей школе, и дого-
ворился о приеме. Однако утром назначенного дня, когда я
напомнил ему, что пора идти, он взбунтовался:
– Блин, только не это!
– Ник, ты должен пойти. Ты же сказал, что пойдешь.
– Не нужна мне никакая клиника.
– Ты обещал. Ты же чуть не умер.
– Я напортачил. Вот и все. Не волнуйся. Я усвоил урок.
– Ник, нет.
– Слушай, со мной все будет в порядке. Я больше ни за
что не свяжусь с этой дрянью. Усвоил урок. Я понял, как
 
 
 
опасен мет. Это полный облом. Я не такой дурак. Больше я
не притронусь к нему.
Я замер. Не ослышался ли я? Нет!
– Кристаллический метамфетамин?
Он кивнул.
Наконец до меня дошло. Боже, только не это! То, что Ник
попробовал мет, привело меня в ужас. У меня был опыт упо-
требления этого наркотика, и я запомнил его на всю жизнь.

 
 
 
  
Часть II. Его любимый наркотик
 
Боже мой! И нужно же людям впускать в себя
через рот врага, который крадет у них разум!
Подумать только, что мы превращаемся в скотов,
да еще любуемся собою, еще ликуем и рукоплещем
собственному скотству!
Уильям Шекспир. Отелло, венецианский мавр17

 
1
 
Мое первое лето в  Беркли. Чарльз приехал из  Тусона в
летнюю школу, и мы вместе сняли квартиру. Однажды ве-
чером он пришел домой, сорвал со стены зеркало, куплен-
ное в комиссионке, и положил его на кофейный столик. Он
достал подарочный пакет-оригами, развернул его и высыпал
содержимое на поверхность зеркала – получилась горка кри-
сталлического порошка. Из бумажника он извлек односто-
роннюю бритву, которой измельчил кристаллы. Я слышал,
как стальное лезвие ритмично постукивает о стекло. Разде-

17
  Это цитата не из «Бури», как указывает автор, а из «Отелло». Приводим
цитату в переводе Б. Н. Лейтина. В переводе М. Лозинского она выглядит так: «О
Боже, и как это люди берут себе в рот врага, чтобы он похищал у них разум! Как
это мы, с радостью, с удовольствием, с шумным весельем и кликами, превращаем
себя в скотов!». Прим. ред.
 
 
 
лив порошок на четыре параллельные дорожки, он объяс-
нил, что у Майкла – Майкла-механика, наркодилера, – кон-
чился кокаин. Вместо него Чарльз купил кристаллический
метамфетамин.
Я втянул носом дорожки через свернутую трубочкой дол-
ларовую банкноту. Едкое вещество обожгло носовые прохо-
ды, и на глазах выступили слезы. Каким бы способом вы ни
употребляли метамфетамин – нюхали бы, курили или коло-
лись, – организм очень быстро его усваивает. Как только он
попадает в кровоток, происходит практически мгновенный
вброс наркотика в центральную нервную систему. Когда это
случилось со мной, я услышал звуки какофонической музы-
ки, будто кто-то заиграл на каллиопе, а в голове словно за-
жгли римские свечи. Мет в десять-двадцать раз увеличивает
количество нейротрансмиттеров в мозге, прежде всего до-
фамина, а также серотонина и норэпинефрина, которые раз-
летаются, как пули из пистолета гангстера. Ощущения я ис-
пытывал фантастические. Это была и изумительная уверен-
ность в себе, и эйфория.
Активируя высвобождение нейротрансмиттеров, метам-
фетамин блокирует процесс их обратного захвата в синапти-
ческие пузырьки – места, где они хранятся, что очень напо-
минает действие кокаина и других стимуляторов. Однако в
отличие от кокаина, который практически полностью мета-
болизируется в организме (период полураспада сорок пять
минут), метамфетамин остается в относительно нетронутом
 
 
 
виде и сохраняет активность от десяти до двенадцати ча-
сов…
Рассвет начал просачиваться через щели оконных жалю-
зи. Настроение у меня было мрачным, я чувствовал себя
опустошенным и одновременно каким-то взбудораженным.
Я лег в постель и проспал целый день, пропустив занятия в
университете.
Больше я никогда не прикасался к мету, а Чарльз продол-
жал раз за разом приходить за ним к Майклу-механику. Его
увлечение длилось две недели.
Чарльз был чутким, внимательным, обладал удивитель-
ной харизмой, мог притягивать, заинтересовывать и развле-
кать окружающих. Но когда сидел на метамфетамине, мог в
два-три часа ночи внезапно превратиться в мерзкое и злоб-
ное существо. Позднее он долго и очень убедительно изви-
нялся, и на кого бы он ни набросился в обдолбанном состоя-
нии – на друга или врага, большинство обиженных прощали
его. Слишком долго и я был среди них. Но потом он вернул-
ся в Тусон, и наши пути разошлись. В итоге я потерял с ним
связь. Позднее узнал, что после окончания колледжа нарко-
тики – метамфетамин, кокаин и другие – полностью порабо-
тили его жизнь. Из-за них он часто попадал в аварии и раз-
ные происшествия. В его доме случился пожар из-за того,
что он заснул с зажженной сигаретой. Ему без конца вызы-
вали скорую помощь после передозов и несчастных случаев
и лишали свободы, помещая в больницы и тюрьмы. Он неод-
 
 
 
нократно лечился по доброй воле или по постановлению су-
да в наркологических клиниках.
А потом Чарльз умер. Прямо накануне своего сорокале-
тия.
Метаболизм алкоголя и героина происходит в печени, а
метамфетамина – в почках. К сорока годам организм Чарль-
за не выдержал.
Пусть Господь прольет на тебя свет свой. Теплый, как ве-
чернее солнце.
Я думаю о Чарльзе, когда слышу Rolling Stones.
И когда слышу о метамфетамине.
Именно поэтому мне стало так тошно, когда Ник сказал,
что он его попробовал.

Новость вынудила меня предпринять собственное рассле-

дование. Когда мне стало известно, что Ник подсел на ме-
тамфетамин, я постарался узнать все, что можно, об этом
наркотике. Я не просто пытался понять, что это за вещество.
Знание противника дает силу. Однако чем больше я узнавал,
тем больше расстраивался. По всему выходило, что метам-
фетамин – наиболее вредоносный из всех одурманивающих
средств.
Немецкий химик, который впервые синтезировал амфета-
мин, предшествовавший метамфетамину, писал в 1887 году:
«Я открыл чудесное лекарство. Оно обостряет воображение
и вызывает прилив сил».
 
 
 
 Амфетамин стимулирует ту часть нервной системы, ко-
торая отвечает за непроизвольные действия – работу серд-
ца и желез, дыхание, пищеварительные процессы и рефлек-
торные действия. Один из его эффектов – расширение брон-
хов, что привело в 1932 году к его применению в медицин-
ских целях – в качестве назального спрея для лечения астмы.
Позднее исследования показали, что это лекарство помогает
в лечении нарколепсии, действует как успокоительное при
гиперактивности у детей и подавляет аппетит. Кроме того,
оно позволяло бодрствовать в течение длительного времени.
Произведя одно простое изменение в молекуляр-
ной структуре амфетамина, один японский фармаколог
в 1919 году впервые синтезировал метамфетамин. Он обла-
дал более мощным действием, чем амфетамин, и был про-
ще в производстве. К тому же кристаллический порошок
растворялся в воде, что давало возможность использовать
его для инъекций. В 1930-х годах был произведен метедрин,
первая выпускаемая серийно и доступная для приобретения
версия метамфетамина. В форме ингалятора его выпустили
на рынок в качестве бронхорасширяющего средства, в фор-
ме таблеток – как средство для подавления аппетита и в ка-
честве стимулятора. Реклама обещала: «Больше вам не гро-
зят тоска и хандра».
Метамфетамин широко использовали военные в Японии,
Германии и США во время Второй мировой войны для по-
вышения выносливости и эффективности войск. Начиная
 
 
 
с 1941 года в продажу поступили безрецептурные препара-
ты филопон и седрин, представляющие собой относительно
мягкую по составу формулу метамфетамина. Вот типичный
рекламный слоган: «Борись с сонливостью и повышай вы-
носливость». К 1948 году в Японии эти препараты принима-
ли пять процентов молодых людей от шестнадцати до два-
дцати пяти лет. А потом врачи забили тревогу. Около пяти-
десяти пяти тысяч людей демонстрировали симптомы состо-
яния, которое медики поначалу обозначили термином «пси-
хоз, вызванный метамфетамином». Они несли вздор, устра-
ивали сцены. У них были галлюцинации. Некоторые прояв-
ляли агрессию. Матери не обращали внимания на младенцев
или даже в ряде случаев жестоко с ними обращались.
В 1951 году Управление по контролю качества пищевых
продуктов и лекарственных средств США отнесло метам-
фетамин к категории контролируемых препаратов. Для его
приобретения требовался рецепт от врача. Согласно докла-
ду, опубликованному в том же году в журнале Pharmacology
and Therapeutics, метамфетамин признавали эффективным
средством для лечения «нарколепсии, постэнцефалитиче-
ского паркинсонизма, алкоголизма, некоторых депрессив-
ных состояний и ожирения».
В начале 1960-х годов появились нелегальные «быстрые
наркотики»  – «спиды». В них входили и первый крэнк  –
производное метамфетамина, представляющее собой поро-
шок светло-желтого цвета, который вдыхают через нос, и
 
 
 
кристаллический метамфетамин – более чистая его форма
и первая, предназначенная для инъекций (хотя она пригод-
на и для вдыхания). Первые нелегальные лаборатории по
производству метамфетамина возникли в  Сан-Франциско
в 1962 году. Следом этот «быстрый наркотик» наводнил рай-
он Хайт-Эшбери, став предвестником первой национальной
эпидемии, разразившейся в конце 1960-х годов. Мое рас-
следование привело меня в кабинет доктора Дэвида Смита
в Сан-Франциско. Доктор Смит, основавший в Хайт-Эшбе-
ри бесплатную клинику, так описывал появление наркотика
в районе Хайт: «До мета мы наблюдали тяжелые случаи пси-
ходелических путешествий, вызванных ЛСД. Но даже они
были достаточно мягкими, в то время как мет разрушал все
вокруг, из-за него дети попадали в отделения неотложной
помощи, а некоторые – в морг. Мет стал концом “лета люб-
ви”».
Прежде чем основать клинику, Смит окончил Медицин-
скую школу Калифорнийского университета недалеко от
этого района. С того времени, как в отделение неотложной
помощи больницы стали доставлять пациентов с передози-
ровкой этого наркотика, он приступил к первому клиниче-
скому исследованию последствий его употребления. Он вво-
дил маленькие дозы наркотика крысам, и все они погибали
от выраженного судорожного припадка. Но выявилась еще
одна важная деталь: крысы, помещенные в одну клетку, по-
гибали даже от меньших доз метамфетамина, эффект дости-
 
 
 
гался быстрее. Но причина смерти была другой. Крысы вос-
принимали нормальное поведение – груминг (чистку шер-
сти, умывание морды, почесывание) – как нападение и, как
вспоминал Смит, буквально «рвали друг друга на части».
В 1967 году Смит спустился с холма Парнассус-Хайтс и
начал работать в местном сообществе. Впоследствии он стал
президентом Американского общества медицины зависимо-
сти, а в настоящее время занимает должность исполнитель-
ного директора по медицинским вопросам в реабилитацион-
ном центре в Санта-Монике.
По его словам, когда он появился в районе Хайт, он об-
наружил «большую клетку с крысами»: люди всю ночь коло-
лись и нюхали спид, это были параноики, совершенно невме-
няемые, агрессивные и опасные. Смит придумал слоган-пре-
дупреждение «Скорость убивает» в 1968 году, в то время,
когда в баре «Хрустальный дворец» происходили метамфе-
таминовые вечеринки, на которых группа наркоманов пере-
давала шприц друг другу по кругу. «Бывало, меня вызыва-
ли в семь утра, когда у парня, на которого наркотик действо-
вал быстрее всего, уже был настоящий психоз», – вспоминал
Смит. Совместное использование одного шприца привело к
эпидемии гепатита С. «Когда я предупреждал наркоманов об
опасности заражения гепатитом, они говорили: “Не волнуй-
тесь. Именно поэтому последним колется желтый чувак”».
После пика популярности употребление метамфетамина
в Америке то снижалось, то росло, то снова снижалось. Сей-
 
 
 
час многие эксперты говорят, что он стал более сильно-
действующим и вездесущим, чем когда-либо прежде. Если
несколько лет назад его ареал ограничивался в основном
крупными городами на  Западе, то теперь он расползается
по всей стране, наводняя районы Среднего Запада, Юга и
Восточного побережья. Употребление метамфетамина пере-
росло в эпидемию во многих штатах, но только недавно в Ва-
шингтоне признали весь масштаб проблемы. Отчасти при-
чина кроется в том, что должно было пройти время, пока
нынешняя волна наркозависимых не накрыла больницы, ре-
абилитационные учреждения и тюрьмы страны. Бывший ру-
ководитель Управления по борьбе с наркотиками Аса Хат-
чинсон назвал метамфетамин «наркопроблемой номер один
в Америке». Эта проблема стала тяжелым бременем для пра-
воохранительных органов, политических кругов и системы
здравоохранения.
В начале 2006  года администрация президента Джор-
джа Буша навлекла на себя гнев общественности: чиновни-
ки Управления по национальной политике контроля за рас-
пространением наркотиков 18 решили преуменьшить серьез-
ность результатов опроса, проведенного Национальной ас-
социацией графств, в ходе которого пятьсот представителей
местных правоохранительных органов назвали метамфета-

18
 Office of National Drug Control Policy – Управление национальной полити-
ки контроля над наркотиками. Входит в состав исполнительного аппарата прези-
дента США. Прим. ред.
 
 
 
мин проблемой номер один. Кокаин занял второе место с
большим отставанием, марихуана – третье. Позднее, в том
же 2006  году, Национальный центр разведывательной ин-
формации о торговле наркотиками опубликовал результаты
опроса с использованием более крупной случайной выборки
3400 агентств по контролю за соблюдением законов о нар-
котиках, проведенного во всей стране. В первый раз за все
время проведения этого опроса большинство (40 %) респон-
дентов посчитали метамфетамин наиболее серьезной про-
блемой.
Среди употребляющих метамфетамин можно встретить
мужчин и женщин из разных классов общества, разных рас,
происхождения и образования. Хотя нынешняя эпидемия
зародилась среди представителей байкерских банд и бед-
ных жителей сельских районов и городских предместий, этот
наркотик, как писал Newsweek в своей тематической статье
в  2005  году, «зашагал по всей стране и вверх по социаль-
но-экономической лестнице». И теперь, по словам Франка
Воччи, директора Подразделения фармакотерапии и меди-
цинских последствий злоупотребления наркотиками Наци-
онального института по проблемам злоупотребления нарко-
тиками, «употребляют метамфетамин и люди, от которых
этого можно было ожидать, и люди, от которых этого никак
нельзя было ожидать».
По оценкам Всемирной организации здравоохранения, во
всем мире насчитывается тридцать пять миллионов потре-
 
 
 
бителей метамфетамина по сравнению с пятнадцатью мил-
лионами употребляющих кокаин и семью миллионами упо-
требляющих героин. Существует множество названий для
обозначения разных концентраций и форм этого наркотика,
например крэнк, твик, кристалл, айс, лит, Тина, гэк, L. A.,
P. и  спид. Особенно разрушительное действие производит
форма айс, которая используется для курения, как и очи-
щенный кокаин. Айс редко можно было встретить в горо-
дах США, за исключением Гонолулу, но в наши дни он на-
чал распространяться и на материке. Еще одна разновид-
ность под названием «я ба» – в переводе с тайского «безум-
ное лекарство» – производится сотнями миллионов табле-
ток в Мьянме, контрабандой перевозится в Таиланд, а отту-
да на Западное побережье США, где этот наркотик продают
в клубах и на уличных углах, иногда в виде сладких пилюль
яркого цвета.
Самая распространенная форма на материке кристалли-
ческая, часто с добавлением таких ингредиентов, как про-
тивоотечные средства и даже очистители тормозов, а про-
изводят ее в лабораториях, размещающихся в жилых домах
и гаражах. Управление по борьбе с наркотиками окрестило
их «лабораториями Бивиса и Батхеда». Во всех штатах бы-
ли обнаружены мобильные лаборатории в кемперах и авто-
фургонах, лаборатории, работающие в мотелях. В 2006 го-
ду Билл Мар саркастически заметил: «Если американцы бу-
дут еще больше тупить в науках, они не смогут сделать даже
 
 
 
собственный кристаллический мет». Однако сейчас доста-
точно зайти в интернет, чтобы получить рецепт. За тридцать
долларов плюс доставка я приобрел толстую книгу из серии
«Сделай сам» под названием «Секреты производства метам-
фетамина». В исправленном и дополненном шестом издании
на титульной странице помещено предупреждение: «Пред-
назначено только для ознакомительных целей». Эта «ознако-
мительная информация» включает пошаговые инструкции
для производства метамфетамина в разных формах и коли-
чествах плюс советы о том, как избежать проблем с законом.
Домашние умельцы получают ключевой ингредиент нар-
котика из безрецептурных таблеток от простуды. Это заста-
вило многие штаты выступить за введение ограничений на
количество упаковок таких лекарств, которые можно приоб-
рести за один раз. Производители этих препаратов, по неко-
торым сведениям, работают над тем, чтобы изменить рецеп-
туру и исключить из нее прекурсоры метамфетамина. А по-
ка «Уолмарт», «Таргет» и другие крупные торговые сети пе-
ревели их в разряд рецептурных препаратов.
Надо сказать, мероприятия по контролю за поставками
таблеток от простуды и других источников опасных ингре-
диентов оказали влияние на внутренние поставки метамфе-
тамина, и многие мелкие лаборатории по производству ток-
сичных веществ вынуждены были закрыться. Но в результа-
те успехов, достигнутых в борьбе с кустарями, новый биз-
нес перешел в руки мексиканских и других международных
 
 
 
наркокартелей. Они сейчас переправляют в страну метам-
фетамин такими же путями, какие использовались для до-
ставки кокаина, героина, марихуаны и других наркотиков.
Несмотря на то что наркотик до сих пор нередко изготав-
ливают в лабораториях, оборудованных в гаражах, подвалах
и на кухнях, основная масса теперь приходит из суперла-
бораторий, которыми управляют эти наркокартели. Газета
Oregonian в 2003 году напечатала разоблачительную статью
репортера Стива Суо, в которой он раскрыл эти поставки и
заявил, что правительство могло бы сдержать (и все еще мо-
жет это сделать) эпидемию метамфетамина. Только девять
фабрик осуществляют основную часть поставок прекурсо-
ров метамфетамина на мировой рынок, но фармацевтиче-
ские компании – и находящиеся под их влиянием законода-
тели – блокировали любые меры, которые могли бы эффек-
тивно контролировать распространение препаратов, чтобы
их нельзя было перенаправить в суперлаборатории, произво-
дящие метамфетамин. Суо высказывал предположение, что,
пока правительство не возьмет под контроль фармацевтиче-
ские компании, борьба с этим наркотиком так и будет вы-
глядеть насмешкой. Нужны доказательства? Наркоманы, ко-
торым нужен метамфетамин, могут достать его практически
где угодно и когда угодно.
Правительство утверждает, что общее потребление нар-
котиков в США находится на низком уровне. Но это как по-
смотреть. Во многих сообществах наркозависимых и алкого-
 
 
 
ликов стало больше, чем когда-либо прежде. Согласно дан-
ным газеты Los Angeles Times, в Калифорнии смертность
от передозировки и других причин, связанных с наркоти-
ками, может обогнать смертность в результате автомобиль-
ных аварий, которые считаются ведущей причиной неесте-
ственных смертей в штате. Многочисленные индикаторы го-
ворят о резком росте уровня злоупотребления метамфетами-
ном. Именно метамфетамин стоит за увеличением во мно-
гих городах США числа наркозависимых, поступающих на
лечение, в отделения неотложной помощи и замешанных в
преступлениях на почве наркотиков. По оценкам Джеймса
Колливера из Национального института по проблемам зло-
употребления наркотиками, в период с 1993 по 2005 год ко-
личество обращений в наркологические клиники по поводу
лечения от метамфетаминовой зависимости возросло более
чем в пять раз. В своем докладе в 2006 году Управление по
профилактике и лечению зависимостей и психических рас-
стройств отметило целый вал обращений по поводу лечения
от метамфетаминовой зависимости. Наблюдается также рез-
кий рост количества преступлений в сообществах, наводнен-
ных метамфетамином. От 80 до 100 % преступлений в неко-
торых городах связаны с употреблением этого наркотика. В
ряде штатов полицейские считают увеличение количества
убийств следствием распространения метамфетамина. В го-
родах, где метамфетамин является главной наркопроблемой,
отмечается высокий уровень домашнего насилия и насилия
 
 
 
в отношении детей. Более того, трагические случаи «метам-
фетаминового» насилия, совершаемого в отношении детей,
стали обычным явлением.
У половины всех метамфетаминовых наркоманов и у зна-
чительного числа употребляющих айс случаются ломки. Это
значит, что в какой-то момент они переживают нечто вроде
метамфетаминового психоза, впервые идентифицированно-
го в Японии в конце 1940-х годов. Для этого состояния ха-
рактерны такие симптомы, как слуховые и зрительные гал-
люцинации, острая паранойя, бред и ряд других, порой неот-
личимых от симптомов шизофрении. Гипертревожное со-
стояние при ломке, как отмечают медики, может вести к
агрессивному поведению и проявлению насилия. Именно
поэтому были разработаны специальные рекомендации для
полиции, которых следует придерживаться при приближе-
нии к метамфетаминовым наркоманам. Там, например, го-
ворится: «Наиболее опасным состоянием для самого нарко-
мана, медицинского персонала и сотрудников правоохрани-
тельных органов является так называемая ломка. Ее испы-
тывают наркоманы, которые провели без сна от 3 до 15 дней,
они раздражительны и страдают паранойей. Часто они ведут
себя агрессивно, бурно реагируют на слова и действия окру-
жающих… Не рекомендуется осуществлять их задержание
в одиночку. Сотрудники правоохранительных органов долж-
ны вызвать подкрепление».
Рекомендации включают «Шесть советов по безопасно-
 
 
 
му общению с наркоманом в состоянии ломки». В их чис-
ле: «Держитесь на расстоянии 7–10 футов. Приближение на
меньшее расстояние может быть воспринято как угроза. Не
светите на него ярким светом. Наркоман уже находится в па-
раноидальном состоянии, и, если ослепить его ярким лучом
света, велика вероятность, что он бросится бежать или нач-
нет проявлять агрессию. Говорите медленно, постарайтесь
понизить тон голоса. Звуки в голове у наркомана в состоя-
нии ломки раздаются с большой скоростью и на повышен-
ных тонах. Двигайтесь медленнее. Это снизит вероятность
того, что наркоман неправильно интерпретирует ваши фи-
зические действия. Держите руки на виду. Если вы будете
держать руки там, где наркоман не может их видеть, он мо-
жет усмотреть в этом угрозу и начнет проявлять агрессию.
Заставьте наркомана все время говорить. Наркоман, кото-
рый внезапно замолкает, может быть чрезвычайно опасным.
Молчание часто означает, что его параноидальные мысли
стали доминировать над реальностью, и любой, кто оказался
рядом, может стать объектом его параноидального бреда».
Безотносительно к состоянию ломки люди, страдающие
метамфетаминовой зависимостью, с большей долей вероят-
ности, чем употребляющие другие наркотики (за исключе-
нием, возможно, крэк-зависимых), склонны к антисоциаль-
ному поведению. Успешный бизнесмен принимал наркотик,
чтобы повысить выносливость и работать дольше обычно-
го. В результате у него развилась наркозависимость и он
 
 
 
убил человека, который задолжал ему наркотики и деньги.
Один наркоман застрелил свою жену, другой до смерти за-
бил дубиной свою жертву, третий убил супружескую пару,
чтобы отобрать у них машину и семьдесят долларов. Супру-
ги, оба метамфетаминовые наркоманы, били, морили голо-
дом и затем обварили кипятком свою четырехлетнюю пле-
мянницу, которая умерла в ванне. В Понтун-Бич (штат Ил-
линойс) мужчина под действием метамфетамина убил свою
жену, а затем покончил с собой. В Портленде женщину, под-
севшую на метамфетамин, арестовали за убийство собствен-
ной полуторагодовалой дочери, которую она задушила шар-
фом. В Техасе мужчина, будучи в наркотическом угаре после
употребления мета, поссорился с другом, позднее выследил
его и убил: шесть раз выстрелил в голову. В округе Венту-
ра, штат Калифорния, мужчина под действием метамфета-
мина изнасиловал и задушил женщину. В той же Калифор-
нии мет-зависимая мать была осуждена за то, что держала
двоих своих маленьких детей взаперти в холодном, полном
тараканов гараже. В Омахе мужчину недавно приговорили к
сорока годам заключения за убийство ребенка своей подру-
ги, которое он совершил, приняв дозу метамфетамина. Ре-
бенка он задушил, но сначала избил (эксперты обнаружили
множественные переломы). В Финиксе, Денвере, Чикаго и
округе Риверсайд (штат Калифорния), прошли суды над ма-
терями, которых обвиняли в убийстве собственных младен-
цев, так как они кормили их грудью, находясь под действи-
 
 
 
ем метамфетамина. Во время суда в Риверсайде обвиняемая
сказала: «Я проснулась рядом с трупом».
Метамфетамин способствует росту преступности. Но еще
он наносит серьезный ущерб окружающей среде в местах его
производства. При изготовлении одного фунта метамфета-
мина производится шесть фунтов агрессивных жидкостей,
кислотных паров, тяжелых металлов, растворителей и дру-
гих вредных веществ. При контакте с кожей или при вды-
хании эти химические вещества могут вызывать расстрой-
ства здоровья, физические уродства и смерть. Но этот смер-
тельный вред распространяется далеко за пределы подполь-
ных лабораторий: их владельцы практически всегда просто
выбрасывают отходы производства на свалку. Это приводит
к серьезным последствиям для центральной долины Кали-
форнии, где выращивается большая часть фруктов и ово-
щей в Америке. В начале 2000-х в больницах центральной
долины проходили лечение много детей иммигрантов без
всяких документов. Им были диагностированы заболевания,
связанные с воздействием побочных химических продуктов
производства метамфетамина. Как сказал мне один из со-
трудников: «Миллионы фунтов токсических химикатов по-
падают во фруктовую корзину США. Химикаты в угрожаю-
щих количествах обнаруживаются в пробах грунтовых вод».
Употребление метамфетамина катастрофически влияет
на здоровье человека. Этот наркотик приводит в отделения
неотложной терапии больше людей, чем любой другой клуб-
 
 
 
ный наркотик, включая экстази, кетамин и оксибутират на-
трия (GHB, также бутират) вместе взятые. Результаты лабо-
раторного тестирования, проведенного в Калифорнийском
университете в Лос-Анджелесе, показали, что восемь из де-
сяти таблеток экстази, продаваемых в клубах этого города,
содержали метамфетамин.
Даже те, кто не превышает дозу, могут умереть от это-
го наркотика. Употребление метамфетамина приводит к
несчастным случаям с летальным исходом и самоубийствам
или создает для них благоприятную почву. После изучения
суицидальных тенденций среди наркоманов психиатр Том
Ньютон, исследователь из Калифорнийского университета
в Лос-Анджелесе, пришел к заключению, что «метамфета-
мин является крайне сильнодействующим наркотиком, ко-
торый вызывает настолько тяжелую депрессию, что у людей
появляется непреодолимое желание совершить самоубий-
ство».
С хроническим употреблением метамфетамина связаны
многочисленные и самые разные риски для здоровья. Док-
тор, работающий в отделении неотложной терапии в  Сан-
Франциско, рассказывал мне о потоке метамфетаминовых
наркоманов, которые поступают с «взорванной», разорван-
ной в буквальном смысле слова аортой. Наркоманы могут
выкашливать кусочки ткани собственных легких. Многие те-
ряют зубы. Хроническое употребление метамфетамина мо-
жет вызывать сходные с болезнью Паркинсона когнитивные
 
 
 
расстройства, включая ухудшение памяти и ясности ума. А
еще физические нарушения, в том числе паралич – как ре-
зультат инсульта, спровоцированного метамфетамином.
Но фатальным может стать и разовое употребление нар-
котика. Он способен вызывать резкое повышение темпера-
туры тела, что приводит к смертельным судорогам, смерти
от гипертермии, «внезапной аритмической смерти» – вслед-
ствие сбоя сердечного ритма  – или разрыву аневризмы с
фатальным исходом. Возможно, более высокая вероятность
развития серьезных или фатальных состояний объясняется
чрезмерно длительными периодами активности, которую он
вызывает. Мет-зависимые способны много дней обходиться
без сна и еды. Известно, что действие наркотика в сочета-
нии с крайней усталостью способствует развитию паранойи
и агрессии. Этот циклический процесс обычно усугубляет
физические, психологические и социальные проблемы нар-
комана. И все это вместе может еще больше осложняться на-
рушениями психического здоровья, которыми страдает зна-
чительная часть зависимых.

Ник начал употреблять метамфетамин. Несмотря на все

его протесты и обещания, я стал с удвоенной силой умолять
его обратиться в наркологическую клинику, но он не подда-
вался на уговоры. Я узнал, что теперь, когда ему исполни-
лось восемнадцать лет, я не могу принудить его делать то,
что он не хочет. Если бы он представлял угрозу для себя
 
 
 
или кого-то другого, то в соответствии с установленной зако-
ном сложной процедурой я мог бы принудить его к кратко-
временному освидетельствованию в психиатрической боль-
нице. Но родитель, обеспокоенный тем, что его ребенок упо-
требляет наркотики, не обладает достаточными знаниями.
Если бы я мог предвидеть такое развитие событий, я бы си-
лой заставил Ника обратиться в наркологическую клинику,
когда еще имел право принимать решения за него. Теперь
уже не проверишь, принесло ли бы это какую-нибудь поль-
зу, – возможно, Ник не был бы готов воспринять рекомен-
дации и установки, которые дают в таких клиниках. Но во
всяком случае развитие зависимости могло бы замедлиться.
Следующие несколько дней он спал по двадцать часов
в сутки. После этого он впал в подавленное состояние, за-
мкнулся в себе. Потом без всякого предупреждения холод-
ным весенним днем он снова исчез.
 
2
 
Когда Ник пропал и вместе ним наша старая машина, я в
очередной раз начал обзванивать отделения неотложной по-
мощи и в очередной раз позвонил в полицию, чтобы узнать,
не арестован ли он. Диспетчер полиции, которому я объяс-
нил, что у меня пропал сын, прежде чем переключить меня
на номер тюрьмы, предупредил, что, если Ник появится, мне
следует отправить его в исправительный лагерь, куда прину-
 
 
 
дительно свозят поднятых среди ночи и закованных в наруч-
ники детей. Я читал об одном из таких лагерей – в Аризо-
не, недалеко от того места, где жили мои родители. Летом
там умер один мальчик. Детей там били, морили голодом,
привязывали цепями и лишали воды… И это в пустыне, при
температуре 45℃.
Мне удалось поговорить с другими родителями, которые
пережили нечто подобное. На меня обрушился шквал сове-
тов, многие из которых мне были хорошо известны и, как
обычно, противоречивы. Снова один из них посоветовал вы-
ставить Ника из дома, как только он появится. Для меня это
было неприемлемо, так как я знал, куда он в этом случае пой-
дет: к своим безнадзорным друзьям или, может быть, в убо-
гое и опасное логово наркодилеров. И это будет конец. Все
надежды на лучшее будут похоронены. Одна мать пореко-
мендовала закрытую школу, куда она на два года отправила
свою дочь.
Ник отсутствовал шесть дней, и мое отчаяние переросло
в полное помешательство. Никогда прежде я не испытывал
такого горя. Я как безумный часами сидел в интернете, читая
душераздирающие истории о детях, подсевших на наркоти-
ки. Я обзвонил родителей, знакомых с другими родителями,
которые, в свою очередь, знают тех родителей, которые про-
шли через подобные испытания. Раз за разом я пытался по-
нять, что же все-таки значат наркотики для Ника. Я посто-
янно вспоминал, как однажды он сказал мне: «Все писате-
 
 
 
ли и артисты, которых я люблю, были пьяницами или нар-
команами». Я знал, что Ник употребляет наркотики, потому
что они позволяют ему чувствовать себя более умным, ме-
нее замкнутым в себе, более открытым и склонным к интро-
спекции. Кроме того, он вынашивал опасную – и порочную –
идею, будто распущенность ведет к вершинам искусства, со-
зданию величайших произведений вроде творений Хемин-
гуэя, Хендрикса или Баския.
В своей предсмертной записке Курт Кобейн написал:
«Лучше сгореть, чем угаснуть». Он цитировал песню Нила
Янга о Джонни Роттене из группы Sex Pistols. Когда мне бы-
ло двадцать четыре года, я брал интервью у Джона Ленно-
на. Я спросил, что он думает об этом настроении, которым
пропитана вся культура рок-н-ролла. Он выразил свое реши-
тельное несогласие и возмущение. «Лучше угаснуть как ста-
рый солдат, чем сгореть, – сказал он. – Я преклоняюсь перед
теми, кто выжил. Я выбираю жизнь и здоровье».
Жизнь и здоровье.
Не знаю, будет ли мой сын одним из тех, кто выжил…

Как бы то ни было, я не позволял себе распускаться в при-

сутствии Джаспера и  Дэйзи. Я не хотел тревожить их еще
больше, они и так были встревожены. Мы признались детям,
что волнуемся за Ника. Мы не хотели их пугать, но в то же
время не хотели делать вид, что все прекрасно. Они же по-
нимали – как они могли не понять? – что это не так. Я был
 
 
 
убежден, что непризнание кризиса только усложнило бы си-
туацию в доме и нанесло бы больше вреда, чем правда.
Однако когда я оставался один, я рыдал так, как не рыдал
с самого детства. Ник, бывало, поддразнивал меня за то, что
я неспособен плакать. В редких случаях, когда у меня высту-
пали слезы, он в шутку называл их «слезы с запором». Сей-
час же слезы подступали к глазам в самые неожиданные мо-
менты без видимых причин и текли неудержимым потоком.
Меня это пугало до чертиков. Меня жутко пугало мое состо-
яние – потерянность и бессилие, утрата контроля и страх.
Я позвонил Вики. Злость и раздражение, которыми были
наполнены наши отношения после развода, уступили место
общей тревоге за судьбу Ника. С большим облегчением я на-
чал смотреть на нее не с точки зрения того, что заставило
нас разбежаться, а с точки зрения того, что нас объединяет.
Мы оба любили Ника так, как только родители могут любить
своих детей. Дело не в том, что Карен и отчим Ника не вол-
новались за него. Но долгие разговоры, которые мы с Вики
вели по телефону, были понятны только нам двоим и не нуж-
дались в других участниках, их наполняла особая тревога –
пронзительная, поднимающаяся из самого нутра.
Тем временем мы с Карен поочередно менялись ролями.
Когда я падал духом, она успокаивала и подбадривала меня.
– С Ником все будет хорошо.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю, и все. Он умница. У него доброе сердце.
 
 
 
 Когда она теряла самообладание, я принимался утешать
ее.
– Ничего, – говорил я. – Он просто запутался. Мы разбе-
ремся с этим. Он вернется.
И он вернулся.
Через неделю тихим холодным и пасмурным днем он про-
сто явился домой. Как и тогда, когда я нашел его в переул-
ке в Сан-Франциско, он выглядел слабым, больным и что-то
бессвязно бормотал – не человек, а призрак, в котором едва
можно было узнать нашего сына.
Он стоял в дверях, а я просто смотрел на него.
– Ох, Ник, – только и произнес я.
Некоторое время я разглядывал его, потом взял за руку
и отвел в его комнату. Он, не раздеваясь, лег на кровать и
завернулся в теплое одеяло. Я был рад, что в доме никого
нет, это избавило меня от лишних объяснений.
Я смотрел на него в оцепенении.
Если не помогло лечение, которое мы прошли, тогда что
остается? Только наркологическая клиника. Ничего другого
не придумаешь.
– Ник, тебе придется отправиться в клинику. Ты должен
это сделать.
Он что-то пробормотал и тут же заснул.

Со всей ясностью встала передо мной необходимость сде-

лать все, что в моих силах, чтобы заставить его пройти курс
 
 
 
реабилитации. Я позвонил в некоторые клиники и центры,
в частности в тот, в котором мы когда-то были. Я позвонил
психологам и другим специалистам и спросил совета. Док-
тор Ника теперь тоже согласился, что нужно обратиться в
наркологический центр, и сам позвонил кое-кому из своих
коллег, специализирующихся на лечении наркозависимости
и алкоголизма. Мои друзья позвонили своим друзьям, про-
шедшим весь этот путь.
А Ник все спал.
Я обзвонил все окрестные учреждения, которые мне ре-
комендовали, и поинтересовался, насколько эффективным
бывает лечение от метамфетаминовой зависимости. Но бе-
седы позволили получить лишь поверхностное представле-
ние об этой области здравоохранения – должно быть, самой
хаотичной и беспомощной. Мне называли показатели в диа-
пазоне от 25 до 85 %, но психолог-специалист по вопросам
наркомании и алкоголизма, знакомый со многими програм-
мами реабилитации, сказал, что на эту статистику полагать-
ся нельзя. «Даже самые сдержанные оценки звучат слишком
оптимистично,  – заметил он.  – Только около 17  % людей,
прошедших лечение по этим программам, сохраняют трез-
вый, воздержанный образ жизни по прошествии года». На-
верное, самые точные сведения я получил от медсестры при-
емного отделения больницы в Северной Калифорнии. «Ис-
тинный показатель выражается однозначным числом, – ска-
зала она. – Всякий, кто обещает больше, лжет».
 
 
 
 Чем больше я узнавал об индустрии реабилитации нар-
команов, тем больше мне казалось, что в ней очень мало
порядка. Некоторые широко разрекламированные и доро-
гие программы реабилитации оказываются неэффективны-
ми. Многие наркологические центры применяют програм-
мы, одинаковые для всех. Некоторые из них – что частные,
что государственные – почти бесполезны, когда дело доходит
до лечения метамфетаминовых наркоманов. Таково мнение
Ричарда Росона, заместителя директора Комплексной про-
граммы борьбы со злоупотреблениями психоактивными ве-
ществами Калифорнийского университета в  Лос-Анджеле-
се, который сравнил их с компанией «Эрл Шейб» 19: «Покрас-
ка долго не протянет».
Доктор Росон говорит не о том, что многие программы
лишены полезных компонентов. Обычно они берут за ос-
нову принципы работы организации «Анонимные алкого-
лики». Соблюдение этих принципов необходимо для боль-
шинства, если не всех, алкоголиков и наркоманов, незави-
симо от вида наркотика, чтобы оставаться трезвыми дли-
тельное время. В остальном программы предлагают нечто
вроде небрежно сшитого лоскутного одеяла из разных ви-
дов терапии – поведенческой, психологической и когнитив-
ной. Многие программы включают лекции, индивидуальные
19
 «Эрл Шейб» (Earl Scheib) – компания, выполняющая недорогую (и не слиш-
ком качественную) перекраску автомобилей и их ремонт после аварий. У всех
американцев на слуху была фраза из ее навязчивой рекламы: «Я Эрл Шейб, и я
покрашу любую машину в любой цвет за 29 долларов 95 центов».
 
 
 
сеансы психотерапии, выполнение хозяйственных обязанно-
стей (с суровыми последствиями за уклонение от них), испо-
ведальную и конфронтационную групповую терапию, вклю-
чая травлю пациентов, которые отвергают принятую систе-
му лечения. Согласно мнению консультантов по проблемам
наркомании и алкоголизма, работающих в этих программах,
сопротивление означает отрицание проблемы, а отрицание
ведет к рецидиву. Некоторые программы предлагают тре-
нинги по развитию жизненно важных умений и навыков (та-
ких как составление резюме), занятия физическими упраж-
нениями, групповые и индивидуальные занятия с членами
семьи и консультации с терапевтами и психиатрами, которые
могут назначить пациенту медикаментозное лечение. Неко-
торые учреждения предлагают сеансы массажа и консульта-
ции по питанию. Некоторые программы амбулаторного ле-
чения включают относительно новую технику ситуационно-
го воздействия  – систему позитивного подкрепления воз-
держания. Однако попросту не существует стандартов, кото-
рые были бы основаны на доказавших свою эффективность
протоколах лечения. И поэтому пациентов наркологических
центров часто лечат в соответствии с воззрениями руково-
дителя программы, порой не имеющего никакой квалифика-
ции и опыта, кроме опыта собственной зависимости.
«Наличие шести детей не делает вас хорошим акуше-
ром-гинекологом», – говорит Уолтер Линг, врач-невролог и
директор (совместно с  Росоном) программы Калифорний-
 
 
 
ского университета в Лос-Анджелесе. Даже те наркологиче-
ские центры, которыми управляют квалифицированные вра-
чи и клиницисты, применяют широкий диапазон методов ле-
чения, и многие из них не обладают доказанной эффектив-
ностью.
Важнее же всего вот что: многие программы не учиты-
вают специфические особенности метамфетамина, зависи-
мость от которого, по мнению некоторых экспертов, тяжелее
всего поддается лечению. Но что еще мне оставалось?
Я выбрал «Тандер Роад» в Окленде – место с хорошей ре-
путацией, которое мне настоятельно рекомендовали, – и до-
говорился о приеме. Теперь нужно было заставить Ника по-
ехать со мной в этот центр. Я собрался с силами и пригото-
вился к самому трудному: пустить в ход последнее средство
из моего поредевшего арсенала влияния на сына – угрозу вы-
гнать его из дома и лишить всяческой поддержки. Я был по-
лон решимости поступить именно так, поскольку был убеж-
ден, что это лечение – наша единственная надежда. Но эта
решимость никак не облегчала мою задачу.
На следующее утро, когда Джаспер и Дэйзи были в шко-
ле, я поднялся в комнату Ника, где он все еще крепко спал.
Выражение его лица было расслабленное и спокойное. Спя-
щий ребенок. Я наблюдал за ним с болью в душе. Вдруг он
начал подергиваться, морщиться и скрипеть зубами. Я раз-
будил его и рассказал, куда мы поедем.
Он разозлился.
 
 
 
 – Только не это!
– Давай, Ник, покончим с этим, – упрашивал я.
Он встал, дрожащей рукой отбросил волосы со лба. Опер-
ся о дверной косяк.
– Я сказал, ни за что.
Он говорил невнятно, запинаясь.
– Все, Ник, – решительно сказал я, и мой голос дрогнул. –
Мы едем. Это не вопрос выбора.
– Ты не можешь меня заставить. Какого черта?
– Если ты хочешь здесь жить, если ты хочешь, чтобы я те-
бе помогал, если ты хочешь, чтобы я платил за учебу в кол-
ледже, если ты хочешь нас видеть… – Я взглянул на него и
сказал: – Ник, ты что, хочешь умереть? В этом все дело?
В этот момент мой сын пнул ногой стену, с размаху ударил
кулаком по столу и заплакал.
Я грустно повторил:
– Пойдем.
Он еще немного побушевал, но все-таки пошел за мной
к машине.

 
 
 
  
Часть III. Мне все равно
 
Ты в безопасности, помню, шептала я Кинтане,
когда впервые увидела ее в ICU Калифорнийского
университета в Лос-Анджелесе. Я здесь. С тобой
все будет хорошо. Половина головы была обрита
перед операцией. Я видела длинный разрез и
скрепляющие его металлические скобы. Она снова
дышала только с помощью эндотрахеальной
трубки. Я здесь. Все хорошо… Я позабочусь о ней.
Все наладится. Мне пришло в голову, что это
обещание я не смогу сдержать. Я не смогу все время
о ней заботиться. Я никогда не смогу ее оставить.
Она уже не была ребенком. Она была взрослой. В
жизни случаются такие вещи, которые матери не
могут предотвратить или исправить.
Джоан Дидион. Год магического мышления

 
1
 
Я вел наш старый «вольво», бледно-голубой, покрытый
ржавчиной из-за соленого воздуха побережья и помятый по-
сле неудачных приключений Ника. В машине пахло его си-
гаретами. Именно на этой машине он исчез из дома. Ника
мотало из стороны в сторону, как тряпичную куклу. Он при-
жался к дверце, чтобы отодвинуться как можно дальше от
 
 
 
меня.
Мы молчали.
Электрогитара Ника, ярко-желтая, с черной накладкой
для защиты верхней деки, лежала на заднем сиденье. Рядом
еще одно напоминание о его эскападах – причудливый ка-
льян для курения марихуаны, сделанный из стеклянного хи-
мического стакана и мундштука пенковой трубки. Еще там
были фонарик, томик Рембо с потрепанной обложкой, гряз-
ные джинсы, полупустая бутылка энергетика «Гаторейд», га-
зета Bay Guardian, кожаная куртка-бомбер, пустые бутылки
из-под пива, кассеты, засохший сэндвич.
Несколько раз он пытался отговорить меня от поездки.
– Это глупо, – вяло умолял он. – Знаю, я облажался. Я все
понял.
Я молчал.
– Я не могу это сделать. Не буду.
Он начал злиться. Испепеляя меня взглядом, сказал:
– Я просто сбегу.
В его голосе слышались нотки высокомерия и снисходи-
тельности, чувствовалось, что он взбешен.
– Ты, твою мать, думаешь, что знаешь меня. Но ты же ни-
чего обо мне не знаешь! Ты всегда только и знал, что меня
надо контролировать.
Он орал, пока не охрип.
В середине своей обличительной речи он начал говорить
бессвязно, и я понял, что он под кайфом. Снова. Или все
 
 
 
еще.
– Чем ты накачался сегодня, Ник?
Я изобразил непонимание.
И услышал злобный шепот:
– Да пошел ты!
Я взглянул на него. Пристально вгляделся в его безучаст-
ное лицо. Ник унаследовал от своей матери многие привле-
кательные черты. Как и она, он высокий и худощавый, у него
ее красиво очерченные нос и губы. В детстве у него были бе-
локурые волосы, с возрастом они потемнели. Тем не менее
иногда я смотрел на него, и мне казалось, будто я смотрю в
зеркало. И дело не только в физическом сходстве. Я видел
отражение себя самого в его глазах, в выражении лица. Это
всегда меня пугало. Возможно, каждый ребенок по мере ро-
ста приобретает черты и манеры своих родителей и стано-
вится все больше похожим на них. Сейчас я обнаруживаю
в себе такие черты своего отца, какие никогда не замечал в
юности. Однако тогда в машине я видел перед собой чужо-
го человека. И при этом я чувствовал, что знаю каждую кле-
точку этого незнакомца. Я вспомнил ласковое, кроткое вы-
ражение его глаз, когда он радовался и когда был расстроен,
его лицо, бледное во время болезни и красное, обожженное
солнцем, его рот и даже каждый зуб, когда мы ходили к дан-
тисту и ортодонту, его коленки, когда он обдирал их и я за-
леплял царапины пластырем, его плечи, когда я намазывал
их солнцезащитным кремом, ступни, когда я вытаскивал из
 
 
 
них занозы, – каждую частичку его тела. Я знал каждую его
клеточку просто потому, что наблюдал, как он рос, потому
что мы жили вместе и были близки. И все же, когда мы ехали
в Окленд, я смотрел на этого мрачного, злого и безучастного
человека, ощущал его отчуждение и внутренний хаос и ду-
мал: кто ты?
Я остановился перед наркологическим центром Окленда,
и мы вошли через стеклянные двери в строго обставленную
приемную. Пока я разговаривал с дежурной, Ник стоял сзади
с воинственным видом, скрестив руки на груди.
Дежурная попросила нас подождать.
Наконец к нам вышла консультант, женщина с черными
глазами и волосами, стянутыми в длинный «конский хвост»,
и представилась сначала Нику, затем мне. Он что-то буркнул
в ответ и последовал за ней в другую комнату. Шел он сгор-
бившись, едва переставляя ноги.
Почти час я сидел, перелистывая старый номер журнала
People и не понимая, что там написано. Затем появилась кон-
сультант и сказала, что хочет поговорить со мной наедине.
Ник, явно раздраженный и злой, занял мое место в прием-
ной. Вслед за женщиной я вошел в маленький кабинет с ме-
таллическим столом, двумя стульями и темным аквариумом.
– У вашего сына серьезные проблемы, – сказала она. – Ему
необходимо лечение. Он легко может умереть от всех этих
наркотиков, которые он употребляет.
– Что я могу…
 
 
 
 – Ему восемнадцать, и он употребляет и смешивает боль-
ше наркотиков, чем многие люди гораздо старше его. У него
опасный настрой: он не понимает, что в беде. Он гордится
тем, что он такой крутой, воспринимает свою зависимость
как некий знак отличия. Наша программа ему не подходит.
По возрасту он уже слишком взрослый и поэтому невоспри-
имчив к лечению. Мы постоянно наблюдаем подобную кар-
тину. Он в состоянии отрицания. Это типично для наркома-
нов. Они уверяют всех и сами верят, что у них все в поряд-
ке, что они могут бросить, когда захотят, проблемы – у всех,
только не у них, у них все отлично, даже если они в конце
концов теряют все, что имеют, даже если они оказываются
на улице, даже если они попадают в тюрьму или в больницу.
– И что тогда?
– Его необходимо немедленно лечить, чего бы это ни сто-
ило. Не здесь, где-нибудь в другом месте.
Она порекомендовала другие программы. По ее безра-
достному тону и выражению лица я догадался, что она не
питает особых надежд.
На обратном пути напряжение в машине постепенно на-
растало и наконец произошел взрыв. Ник заорал:
– Вот дерьмо!
Мне показалось, что он может выпрыгнуть из машины,
несущейся на большой скорости по автостраде.
–  Действительно, дерьмо,  – согласился я.  – Если ты хо-
чешь убить себя, мне следовало бы просто не мешать тебе.
 
 
 
 – Это моя жизнь! – хрипло выкрикнул он.
Он заплакал навзрыд, до истерики, и не мог остановиться.
Молотил кулаками по приборной доске и пинал ее ногами.
Мы остановились перед домом. Джаспер и Дэйзи уже при-
шли из школы, и я не стал заводить Ника в дом. Я сидел с
ним в машине еще с полчаса, пока он не обессилел. Видно
было, что он постепенно уходит в себя, им овладела сонли-
вость, вызванная наркотиками и припадком гнева, его дыха-
ние замедлилось, и наконец он крепко заснул. Я оставил его
в машине, но то и дело проверял, как он.
– Ты что, будешь проверять меня каждые пятнадцать ми-
нут?
Через некоторое время он поплелся в дом и направился
прямиком в свою комнату. Джаспер и Дэйзи молча смотре-
ли, как обмякшее тело их брата медленно перемещается че-
рез гостиную.
Я должен был найти программу, в которую его взяли бы
прямо сейчас. Прежде чем я потеряю его.
 
⁂
 
Пока Ник спал, я, как мог, объяснил младшим детям,
что Ник опять подсел на наркотики и ему плохо. Я сказал,
что пытаюсь найти больницу или реабилитационную про-
грамму для наркоманов, которая ему поможет. Я сказал, что
дети, чьи брат, сестра или один из родителей стали наркома-
 
 
 
нами, думают, что именно они в этом виноваты.
– Это не ваша вина. Поверьте.
Они смотрели на меня не отрываясь. В глазах застыли
грусть и непонимание.
–  У  Ника серьезные проблемы, но мы найдем того, кто
сможет ему помочь. Если ему помочь, он справится и все
будет хорошо.
Ник кипел от ярости и ругался, то просыпаясь, то сно-
ва впадая в мучительную полудрему. А я тем временем об-
званивал другие наркологические клиники и центры в поис-
ках подходящих программ реабилитации. В одном из них,
наркологическом центре «Олхофф» в Сан-Франциско, ока-
залось свободное место. Здесь предлагали программу, кото-
рую рекомендовали многие эксперты. Подруга одного моего
друга рассказала мне, что эта программа перевернула жизнь
ее сына, сидевшего на героине. «Сейчас он живет во Флори-
де, – сказала она. – У него своя семья. У него работа, кото-
рую он любит, а в свободное время он занимается волонтер-
ством: помогает детям, у которых проблемы с наркотиками».
Родители наркоманов живут ради таких вот обнадежива-
ющих историй.
Когда Ник проснулся, я сказал ему, что нашел подходя-
щую программу. Он угрюмо согласился пройти еще одно об-
следование. С мрачным видом он последовал за мной к ма-
шине.
Наркологический центр «Олхофф» располагается в вели-
 
 
 
чественном старом викторианском трехэтажном особняке с
куполом в центральной части и красивым, обшитым дере-
вянными панелями вестибюлем. Здесь я должен был ждать,
пока Ник ходил на собеседование. На этот раз собеседо-
вание проводила руководительница начальной программы,
рассчитанной на двадцать восемь дней. Начальная програм-
ма – это как начальная школа, первый этап на пути к реаби-
литации и выздоровлению.
Потом пригласили меня. Я вошел в комнату и сел на сво-
бодный стул. Мы с Ником сидели перед руководительницей
программы, а она – за деревянным письменным столом. По
ее манере поведения и усталому выражению глаз я понял,
что Ник вел себя с ней так же враждебно и воинственно, как
и с консультантом в «Тандер Роад». Правда, я не заметил в
ней особой озабоченности.
Первым, что она сказала, было вот что:
– Ник не признает, что он наркозависимый.
– Потому что я не наркоман.
Ничуть не смутившись, она продолжила:
– И говорит, что он согласился лечиться, потому что вы
заставили его это сделать.
– Я знаю, – сказал я.
– Это нормально. Многие приходят сюда не по собствен-
ной воле. У них столько же шансов на то, чтобы прийти к
отказу от наркотиков и держаться длительное время, как и у
тех, кто буквально приползает к нам, умоляя их вылечить.
 
 
 
 – Хорошо, – сказал я.
Ник только сверкал глазами.
– Мы оформим его завтра утром и будем лечить по про-
грамме, рассчитанной на четыре недели.
Дома в течение всего ужина Ник скрывался в своей ком-
нате. Мы объяснили Джасперу и Дэйзи, что утром Ник по-
едет на лечение и что он боится.
Я посидел с ними, после того как Карен почитала им перед
сном.
–  Мне очень жаль, что вам приходится переживать все,
что случилось с Ником, – в сотый раз повторял я.
Как еще я могу им помочь?
–  Печально, что в нашей семье возникла такая пробле-
ма. Надеюсь, вы поговорите об этом со своими учителями и
школьными друзьями – конечно, если захотите. Если у вас
возникнут какие-то вопросы или что-то будет вас беспоко-
ить, вы всегда можете обратиться ко мне или маме.
Джаспер серьезно кивнул. Дэйзи промолчала. Она взялась
за комикс про кота Гарфилда, а Джаспер тут же вырвал его
из ее рук. Она его оцарапала, а он ее толкнул. Оба заплакали.
Во время поездки в город Ник сидел нахохлившись, но
бунтовать у него не было сил. За всю дорогу он не сказал
ни слова. Теперь он осужденный, арестант, покорившийся
судьбе. Он с трудом сдерживал слезы.
Я припарковал машину перед особняком и пошел про-
водить Ника. У него в руках спортивная сумка с одеждой.
 
 
 
Его тело под рваной рубашкой и большими, не по размеру,
джинсами дрожало от страха. Мы поднялись по ступеням,
прошли мимо группы курильщиков, толпящихся на парад-
ной лестнице. Меня тоже била дрожь. Заметив cумку Ника и
его боязливые взгляды, которые он украдкой бросал на них,
несколько мужчин обратились к нему:
– Здорово.
– Привет.
– Добро пожаловать в психушку.

Потом состоялась короткая встреча с руководителем про-

граммы – в той же самой приемной, обшитой деревянными
панелями. Нику дали лист бумаги: «Я, нижеподписавшийся,
прошу принять меня в программу лечения от алкогольной и
химической зависимости» и т. д.
Он поставил подпись.
В холле, стоя рядом с Ником, директор сказала, обраща-
ясь ко мне:
–  А сейчас вы можете попрощаться. В течение первой
недели телефонные звонки запрещены.
Я повернулся к Нику.
Мы неловко обнялись, и я ушел.
Выйдя на улицу, я испытал почти забытое ощущение: ми-
молетное возбуждение от бодрящего холодка, разлитого в
воздухе. Но по дороге домой мне показалось, что я не вы-
держу эмоционального надрыва. В голове крутилась неле-
 
 
 
пая мысль, что я предал Ника, бросил его, сдал, хотя меня
несколько утешало то, что я, по крайней мере, знаю, где он
находится. В первый раз за много недель я крепко проспал
всю ночь.
На следующее утро я пошел в его комнату, поднял жалюзи
и широко открыл окна, выходящие в сад. Я огляделся. Мрач-
ная красная комната завалена книгами, неоконченными хол-
стами, грязной одеждой, стоят колонки фирмы «Монстер»,
на постели  – желтая гитара. На стене рисунки, сделанные
маркером: вытянутые фигуры мужчин и женщин, тела при-
чудливо изогнуты. Комната пропитана запахом Ника. Это не
сладкий детский запах, как когда-то, а приторный аромат ма-
рихуаны, сигарет и лосьона после бритья – возможно, с при-
месью аммиака или формальдегида, следов горения метам-
фетамина. Повеяло молодостью.
Карен стояла, наблюдая, как я обыскивал его комод и
ящики письменного стола и встроенного шкафа и выгребал
спрятанный арсенал: стеклянный кальян для курения мари-
хуаны, стеклянную трубку ручной выдувки для курения ме-
тамфетамина, папиросную бумагу, осколки зеркала, опасные
бритвы, пустые одноразовые зажигалки, пустые бутылки. Я
сложил все это добро в черный пластиковый мешок для му-
сора и отнес в мусорный контейнер.
В течение последующих дней на нас обрушился шквал со-
ветов от наших друзей и друзей наших друзей. Друг Карен,
узнав, что Ник помещен в наркологический центр, поинте-
 
 
 
ресовался:
– На какой срок?
Карен объяснила, что программа рассчитана на четыре
недели.
Он покачал головой.
– Этого недостаточно.
– Что ты имеешь в виду?
Он поведал ей историю о своем сыне, который прошел
две четырехнедельные программы, после чего они отправи-
ли его туда, где лечение длится год. Он все еще находится в
учреждении, которое сочетает в себе старшую школу и про-
грамму реабилитации. Ему семнадцать, поэтому они смогли
отправить его лечиться силой. Еще друг Карен добавил:
– Мы не знаем, будет ли достаточно и этого длительного
срока.
Другой знакомый сказал нам, что лечение в наркологиче-
ском центре – неправильный метод. Что действительно нуж-
но Нику  – это «Школа выживания». Одни верят в пользу
психотерапии, другим она ненавистна. У меня же сложилось
впечатление, что психологи и психотерапевты, которые на-
блюдали Ника на протяжении нескольких лет, давали мне
полезные советы и поддерживали меня и, может быть, в чем-
то помогли и ему тоже. Однако, несмотря на все их регалии,
несомненный профессионализм и преданность своему делу,
практически все специалисты, с которыми мы консультиро-
вались, не имели опыта работы с наркозависимостью и не
 
 
 
смогли ее диагностировать. В общем, у каждого было свое
мнение об этой проблеме, и доброжелательные советы ли-
лись на нас нескончаемым потоком. Мы с Карен всё это вни-
мательно выслушивали. И хотя большинство советов мы не
принимали всерьез, все равно мы были благодарны людям
за заботу.
Мама ребенка, который учился в школе, куда ходили
Джаспер и Дэйзи, порекомендовала нам местного специали-
ста по наркозависимости, утверждая, что он помог одному ее
другу больше, чем все другие эксперты. По каким-то неве-
домым причинам мы прислушались к этой рекомендации и
записались на прием.
Кабинет психотерапевта располагался над магазином ху-
дожественных принадлежностей в  Сан-Ансельмо. Доктор
делил его с консультантом по вопросам брака. Кабинет
скромный, не такой официальный, как те кабинеты психоло-
гов, которые мы привыкли видеть. У нас было такое впечат-
ление, будто мы уже познакомились со всеми консультанта-
ми по проблемам злоупотребления алкоголем и наркотика-
ми, со всеми психологами и психиатрами, практикующими в
районе залива Сан-Франциско, где, похоже, таким специали-
стом является каждый третий житель. Как это нас характе-
ризовало? Скотт Пек20 сказал, что лечение у психотерапевта
проходят самые больные и самые здоровые люди. Интерес-
20
 Морган Скотт Пек – выдающийся американский психиатр, публицист, пи-
сатель.
 
 
 
но, к какой категории относились мы?
У доктора была спокойная улыбка на изрезанном морщи-
нами лице, редеющие волосы. Одет он был в рубашку с от-
крытым воротом и шерстяную куртку. Он производил впе-
чатление солидного, мягкого и сочувствующего человека.
По его внешности, манере поведения, мягкому голосу и доб-
рым глазам мы догадывались, что он понимает наше отчая-
ние, потому что сам пережил такие же испытания.
Мы рассказали ему о Нике во всех подробностях. Мы объ-
яснили, что сейчас он в наркологическом центре «Олхофф».
Мы признались, что не уверены, что поступили правильно.
Мы сказали, что беспокоимся о Джаспере и Дэйзи. Мы ска-
зали, что не знаем, что будем делать, когда программа лече-
ния закончится.
К нашему удивлению, он дал нам не так много советов,
во всяком случае в отношении Ника, хотя и поддержал наше
решение отправить его в наркологический центр. Большая
часть его консультации была адресована нам с Карен.
– Позаботьтесь о себе. Берегите свой брак. Браки доволь-
но часто разрушаются, когда ребенок становится наркома-
ном.
Он сказал, что мы не можем и не должны придумывать,
что делать, когда программа закончится, ведь за это время
много чего может случиться.
– Живите сегодняшним днем. Поверьте, несмотря на ба-
нальность, этот совет работает.
 
 
 
 В конце приема он наклонился к нам и сказал с подкупа-
ющей проницательностью:
– Устройте себе свидание.
– Уже, – сухо ответила Карен. – Вот оно, наше свидание,
перед вами.
Мы посмотрели друг на друга, осознав этот парадокс. Дей-
ствительно, мы целую вечность никуда не выходили вдво-
ем. Переживая тяжелый психологический стресс, мы стре-
мились держаться ближе к дому, к тому же боялись оставить
младших детей одних. В этот вечер мы отвезли их к Нэнси
и Дону.
Доктор спросил, не пробовали ли мы ходить на собрания
анонимных алкоголиков.
Я сказал, что нет.
– Я думал, это для… – я замолчал.
Он ответил:
– Попробуйте. Возможно, это окажется полезным для вас.

Несмотря на то что телефонные звонки в наркологиче-

ском центре запрещены, на третий день пребывания в «Ол-
хоффе» Ник ухитрился-таки позвонить, умоляя забрать его
домой. Когда я отказался, он с грохотом повесил трубку. Раз-
волновавшись, я позвонил закрепленному за ним консуль-
танту. Она сообщила, что Ник мрачен, подавлен, агрессивно
настроен и грозится убежать. «Но они практически всегда
начинают с этого».
 
 
 
 – Что, если он убежит?
– Мы не сможем остановить его. Он уже взрослый.
Что нам оставалось делать? Мы могли только надеяться.
За это время мы с  Карен несколько раз сходили на прием
к консультанту по проблемам зависимости от наркотиков и
алкоголя. Он прекрасно умел слушать. Это, может быть, то,
в чем мы нуждались тогда больше всего. Он помогал нам
разобраться в том, что мы можем, а что не можем сделать
для  Ника. По его словам, самое трудное в отношениях с
ребенком-наркоманом – это неспособность контролировать
его зависимость. Мы не могли сами спасти Ника.
– Вы можете поддержать его на пути к выздоровлению, –
сказал он. – Но вы не можете пройти этот путь за него. Мы
пытаемся спасти их. Родители пытаются. Это все, что могут
сделать родители.
Он рассказал нам о трех принципах программы аноним-
ных алкоголиков: «Это не ваша вина. Вы не можете это кон-
тролировать. Вы не можете вылечить это».
Каждый раз, когда мы уходили, он напоминал:
– Будьте союзниками. Помните, вы должны позаботиться
о себе. В противном случае от вас никому не будет никакого
толку – ни друг другу, ни вашим детям.
 
⁂
 
Теперь, когда Ник был в безопасности, хотя бы на вре-
 
 
 
мя, – я стал больше времени уделять работе. Один из героев
моих интервью  – выздоравливающий наркоман и одновре-
менно пациент такого же «завязавшего» наркозависимого. Я
рассказал ему, что поместил своего сына в наркологический
центр. Он сказал:
– Благослови вас Бог! Я там был. Это настоящий ад. Но
он в руках Божьих.
Это поразило и испугало меня. Я заметил, что наша семья
никогда не верила в Бога.
– Хотел бы я верить, – сказал я. – Мне хотелось бы пере-
дать все это в чьи-то руки. В руки кого-то могущественного
и великодушного. Но я в это не верю.
– Вы уверуете в Бога, прежде чем закончатся ваши испы-
тания, – ответил он.
Я позвонил консультанту Ника в «Олхоффе». Я догадал-
ся, что она пытается сделать вид, что все хорошо, но на са-
мом деле явно в растерянности. Она сказала:
– Метамфетамин особо коварная вещь. Это наркотик са-
мого дьявола. То, что он с ними делает, просто ужасно.
Она помолчала и постаралась успокоить меня:
– Впрочем, еще рано говорить что-то определенное.
Не в первый раз я услышал, что метамфетамин хуже, чем
большинство других наркотиков. Чтобы узнать почему, я
продолжил свои изыскания и побеседовал с другими иссле-
дователями, изучающими свойства и действие метамфета-
мина. Они объяснили, что наркоманы часто чрезмерно увле-
 
 
 
каются и увеличивают дозу, пытаясь снова испытать перво-
начальный кайф, но для метамфетаминовых зависимых, у
которых уровень дофамина в мозге падает на 90 %, это недо-
стижимая задача. Как и при употреблении многих других
наркотиков, дефицит дофамина у них ведет к развитию де-
прессии и повышенной тревожности. Но в случае метамфе-
тамина все гораздо серьезнее. Это вынуждает человека уве-
личивать потребление вещества, тем самым усугубляя по-
вреждение нервов, что, в свою очередь, усиливает непреодо-
лимую тягу к наркотику. Таким образом формируется по-
рочный круг, что приводит и к развитию зависимости, и к ре-
цидиву после лечения. Многие исследователи утверждают,
что вследствие невероятной нейротоксичности этого нарко-
тика мет-наркоманы, в отличие от тех, кто употребляет дру-
гие наркотики, возможно, никогда не смогут восстановить-
ся полностью. Для меня это был страшный вывод, который
придал моему исследованию новый импульс.
Администрация Клинтона выделила миллионы долларов
на поиски методов лечения зависимости от злоупотребле-
ния метамфетамином, когда эпидемия начала стремитель-
но распространяться. Среди мет-наркоманов отмечались вы-
сокий показатель рецидивов и низкий показатель удержа-
ния пациентов в программах реабилитации. Одной из це-
лей исследования было определить, вызывает ли этот нарко-
тик необратимое повреждение мозга. Если это так, например
как при болезни Паркинсона, лучшее, что можно было бы
 
 
 
сделать, – это лечить симптомы или замедлить процесс де-
градации. Полного выздоровления, вероятно, добиться бу-
дет невозможно.
В 1987 году организация «Партнерство во имя Америки
без наркотиков» организовала кампанию «Это твой мозг на
наркотиках». Но мозг человека, употребляющего метамфе-
тамин, не похож на яичницу (как в рекламном ролике кам-
пании). Он больше напоминает ночное небо над Багдадом в
первые недели войны. Во всяком случае, именно так это вы-
глядит на экране компьютера, стоящего на столе Эдит Лон-
дон, фармаколога по образованию и профессора психиат-
рии и биоповеденческих наук в Медицинской школе Дэвида
Геффена Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.
Будучи студенткой последнего курса университета, док-
тор Лондон прошла тест, который показал, что у нее есть
способности к созданию медицинских иллюстраций. В неко-
тором смысле она этим и занимается, используя технологии
функциональной визуализации мозга. В 2000 году Лондон
создала изображения мозга шестнадцати мет-наркоманов.
Как это происходит с большинством мет-зависимых, когда
они перестают употреблять наркотик, ее испытуемые после
поступления в больницу два дня проспали. Через несколь-
ко дней после того, как они проснулись, Лондон использова-
ла метод позитронно-эмиссионной томографии для карти-
рования их мозга. Метод ПЭТ-сканирования позволяет ре-
гистрировать активность головного мозга путем измерения
 
 
 
скорости кровотока и биохимических реакций по движению
и концентрации меченых атомов. В результате получается
изображение, которое показывает, как функционирует мозг,
а показатель активности можно привязать к той или иной
эмоции. В зависимости от типа химического соединения,
или маркера, используемого во время исследования, с по-
мощью сканирования можно картировать общую активность
в мозге или активность того или иного конкретного нейро-
трансмиттера. При сканировании мозга мет-зависимых Лон-
дон ставила перед собой задачу получить больше информа-
ции о состоянии мозга наркоманов, когда они проходят на-
чальные стадии абстиненции. Иными словами, в какой фор-
ме они находятся, когда поступают в наркологическую кли-
нику.
Доктор Лондон – приятная женщина с черными волосами
до плеч и челкой. Во время беседы в ее маленьком кабинете
в медицинском центре она повернула плоский монитор так,
чтобы я, сидя напротив, мог видеть изображение функци-
онирующего (или, точнее, плохо функционирующего) моз-
га наркомана. Она пояснила, что это усредненное изобра-
жение всех шестнадцати испытуемых. Оно получено путем
объединения сканов, сделанных с помощью ПЭТ (которые
регистрируют активность мозга), и сканов, полученных пу-
тем МРТ (которые дают очень точное изображение фоновой
структуры). Эти изображения накладываются на усреднен-
ное изображение мозга людей из контрольной группы. Для
 
 
 
наглядности разные области мозга отмечены разными цве-
тами. Результат – передо мной: это карта мозга, показываю-
щая разительные отличия между мозгом наркомана и моз-
гом нормального человека. Это боковой срез, где серое ве-
щество – структура МРТ – обозначена серым цветом. Синие
пятна показывают области, где активность в мозге мет-зави-
симого существенно слабее, чем в мозге людей из контроль-
ной группы. Области, представленные в гамме от желтого до
красного, – это «горячие» области, где у наркоманов актив-
ность существенно выше, чем у других.
Лондон пристально вглядывается в изображения. Потом
вздыхает и произносит:
– Это красиво, но печально.
Мои мысли возвращались к Нику. У среднего мет-нарко-
мана самая крупная область, окрашенная в самые горячие
цвета, размером и формой с маленькую бесхвостую мышь,
располагается в коре задней части поясной извилины. Ука-
зывая на участок, где желтый цвет расползается из центра во
все стороны, переходит в ярко-оранжевый и образует круг,
Лондон объяснила:
– То, что происходит здесь, в точности соответствует то-
му, что происходит, пока люди ощущают боль.
Ключевое слово здесь «пока».
Доктор продолжила свои объяснения:
– Человек прекращает употреблять метамфетамин, и вот
что его ожидает дальше.
 
 
 
 Клиницистам, работающим с мет-зависимыми, хорошо
известно, что этим наркоманам свойственно подавленное со-
стояние, они склонны к конфликтному поведению, испыты-
вают повышенную тревожность и нежелание проходить ле-
чение. (Точно как Ник.) Но сканы доктора Лондон показыва-
ют, что эти состояния имеют биологическую основу. Кроме
того, они указывают на неизвестную ранее степень тяжести
состояния. Это дало ей возможность сделать вывод, что мет-
зависимые, возможно, не то что не хотят, а просто не в со-
стоянии вытерпеть многие методы общепринятого лечения,
во всяком случае на первых этапах отвыкания от наркотика.
Выбывание из программы лечения и последующий рецидив
могут быть скорее следствием церебральных нарушений, а
не нравственного разложения или отсутствия силы воли.
Доктор Лондон считает, что тяжелые когнитивные рас-
стройства могут сделать пациентов неспособными к уча-
стию в лечении, которое требует концентрации, логического
мышления и памяти. Кроме того, пациенты, испытывающие
особо тяжелую депрессию и повышенную тревожность, и те,
кто страдает от мучительных болей, своего рода «хрониче-
ской агонии», как назвала Лондон это состояние, находятся в
самом невыгодном положении в процессе когнитивно-пове-
денческой терапии. Неудивительно, что Ник хотел сбежать в
первые недели восстановительного лечения.
Исследования Лондон встревожили меня, потому что в
совокупности с другими работами показали, какое длитель-
 
 
 
ное время потребуется мозгу, чтобы вернуться к норме. Ес-
ли это вообще когда-нибудь произойдет.
После месяца воздержания у многих мет-зависимых
симптомы депрессии и боль, вызванные отменой метамфе-
тамина, становятся менее тяжелыми. Однако у значитель-
ной части наркоманов они не ослабевают. Неудивительно,
что шансы на восстановление столь невелики. Неудивитель-
но, что программы лечения, доступные в большинстве нар-
кологических учреждений, чаще всего не достигают цели.
Некоторые, куда я звонил, предлагают только программы де-
токсикации продолжительностью от нескольких дней до од-
ной недели. Многие программы, как в  «Олхоффе», длят-
ся двадцать восемь дней. Но мало какие города финанси-
руют долгосрочные программы. И мало какие планы част-
ного страхования включают страховое покрытие интенсив-
ного непрерывного систематического лечения. Более долго-
срочные программы, особенно в условиях стационара, тре-
буют значительных средств и большинству не по карману.
Несмотря на то что за четыре недели состояние мет-зависи-
мого может улучшиться настолько, что он начинает осозна-
вать необходимость непрерывного лечения, тем не менее он
может быть еще недостаточно здоров для того, чтобы выдер-
жать его. Изображения, полученные доктором Лондон, по-
казывают, что высокую степень эффективности могут обес-
печить только долгосрочные программы, в которых лечение
и реабилитация продолжаются многие месяцы. По всей ви-
 
 
 
димости, пациенту требуется по меньшей мере два месяца,
чтобы он мог принимать осмысленное, конструктивное уча-
стие в процессе дальнейшего лечения.
Что нужно сделать для пациентов в первую очередь, ко-
гда они только поступили в клинику? Нелепо пытаться ле-
чить героиновых наркоманов с помощью когнитивно-пове-
денческой терапии в первые дни после последнего приема
наркотика. Но эта терапия составляет основу программ ре-
абилитации в наркологических клиниках. Пациенты испы-
тывают физический синдром отмены: лихорадку, озноб, су-
дороги и т. п. Однако что касается метамфетамина, то по-
следствия его отмены проявляются в симптомах, которые мы
обычно ассоциируем с психологическими и эмоциональны-
ми состояниями. Но на самом деле здесь они имеют физио-
логическую основу. Доказательство тому – синие и оранже-
вые участки на изображениях, которые мне демонстрирует
доктор Лондон на экране своего компьютера.
На картинках много участков «горячей» активности моз-
га, которые коррелируют с личностной (постоянной) и реак-
тивной (или ситуативной) тревожностью. Их гораздо боль-
ше, чем у людей из контрольной группы. Как объясняет Лон-
дон, картина уникальная, характерная именно для этого нар-
котика. «Сканы мозга тех, кто употребляют героин, кокаин
или алкоголь, не показывают подобных изменений».
Изображения также позволяют предположить когнитив-
ные расстройства. Синий участок в медиальной орби-
 
 
 
то-фронтальной коре особенно беспокоит Лондон, так как
активность в этой области связана со способностью прини-
мать решения. Этот участок отчетливо синего цвета с блед-
ным центром. В то же время задняя часть поясной извилины,
связанная с болью и эмоциями, не активирована у людей из
контрольной группы, но ярко высвечена у мет-наркоманов.
Логично предположить, что активность областей мозга, свя-
занных с негативными эмоциями, затрудняет процесс мыш-
ления. «У мет-зависимых, во всяком случае в первые неде-
ли, мозг использует анормальные когнитивные стратегии», –
говорит доктор Лондон. Это означает, что, помимо биологи-
чески обусловленного высокого уровня депрессии и тревож-
ности, у людей, пытающихся воздерживаться от употребле-
ния мета, серьезно нарушена когнитивная функция мозга.
Продолжая изучение вопроса, я наткнулся на исследова-
ние, проведенное за три года до работы доктора Лондон док-
тором Стивеном Кишем из Медицинского центра Торонто,
который производил аутопсию мозга мет-зависимых. Образ-
цы принадлежали людям, умершим от передозировки ме-
тамфетамином, или тем, у кого было обнаружено высокое
содержание наркотика в организме, когда их застрелили или
они погибли в результате несчастного случая. Во время де-
монстрации слайдов на уроках здоровья в старшей школе,
которые помнит не одно поколение американцев, усохшее,
обезвоженное, разъеденное серое вещество мозга алкоголи-
ков сравнивали со здоровым мозгом, кремово-белым и упру-
 
 
 
гим. В отличие от алкоголиков, в мозге мет-зависимых нет
повреждений, видимых невооруженным взглядом. Однако
при микроскопическом исследовании на память приходит
метафора из старого рекламного ролика «Это твой мозг на
наркотиках». Исследователи заметили, что некоторые ней-
ронные окончания заметно обожжены.
Биопсия клеток мозга дает еще больше информации. Для
анализа Киш использовал биохимический зонд, с помощью
которого извлек кусочек мозга массой 20 миллиграммов. Он
определил количество специфических нейротрансмиттеров
и сравнил с их количеством в мозге здорового человека.
Его исследование показало умеренно пониженный уро-
вень серотонина и других нейротрансмиттеров, но  «чрез-
вычайно сильно пониженный» уровень дофамина – на 90–
95  %. Киш также изучил наличие транспортеров дофами-
на, откуда высвобождается это химическое вещество. Их ко-
личество тоже было снижено. Аналогичные снижения пока-
зателей были выявлены и другими учеными, когда они ис-
следовали образцы мозга мет-зависимых обезьян, бабуинов,
мышей и крыс. Это привело их к выводу о том, что метам-
фетамин – нейротоксичное вещество, изменяющее мозг на
физическом уровне гораздо больше, чем кокаин и большин-
ство других наркотиков.
Для меня после всего увиденного и услышанного вставал
важнейший вопрос, причем важнейший лично для меня. Я
хочу знать: сможет ли восстановиться мозг Ника в будущем,
 
 
 
если он бросит употреблять наркотики?
Итак, было установлено, что уровень дофамина у мет-за-
висимых резко снижен, но значит ли это физическую потерю
дофаминовых окончаний? Согласно выводам доктора Ки-
ша, если наркотик постоянно разрушает окончания, шансов
на восстановление немного. Исследуя образцы тканей моз-
га, Киш уделил особое внимание маркеру, который называ-
ется везикулярный транспортер моноаминов или V-MAT 2.
У пациентов с болезнью Паркинсона, при которой происхо-
дит постоянная потеря нейронов дофамина, уровень V-MAT
2 чрезвычайно низок. Если в мозге мет-зависимых его коли-
чество снижено, то весьма вероятно, что это сопровождает-
ся потерей нервных окончаний, и в результате повреждение
мозга оказывается необратимым. Однако когда Киш прове-
рил уровень V-MAT 2, он обнаружил, что он в норме. Это
было неожиданное и обнадеживающее открытие. Это и дру-
гие исследования показывают, что «поджаренные» нервные
окончания, по всей видимости, все-таки восстанавливаются,
хотя этот процесс может занять до двух лет. Целых два года.
Это означает, что мет-зависимые, вероятно, могут выздо-
роветь.
Хорошая новость для родителей наркоманов. Конечно, я
желал, чтобы Ник выжил, но, конечно, мне хотелось для него
чего-то большего. Я хотел, чтобы он снова был здоров, что-
бы у него все было хорошо. Несмотря на то что результаты
исследований не окончательные и всё еще вызывают дискус-
 
 
 
сии, они позволяют надеяться, что он сможет выздороветь,
если откажется от употребления наркотиков. Если он отка-
жется…

Мы с  Карен пообедали на  Найт-стрит, затем поплелись

вверх по склону холма к  «дому графа Олхоффа», как мы
назвали этот особняк. Граф Олаф  – злодей из серии книг
Лемони Сникета «33 несчастья», которые мы читали Джас-
перу и Дэйзи. Мы прошли мимо курильщиков, стоящих пе-
ред зданием, и вошли в чугунные ворота. Сад во внутрен-
нем дворике, через который мы двигались, десятилетиями
впитывавший сигаретный дым и запах наркотиков, казалось,
был непригоден для поддержания какой-либо жизни.
Мы приехали, чтобы вместе с Ником пройти сеанс семей-
ной групповой терапии. Эти встречи проводились в сырой и
холодной комнате. Мы и другие родители, супруги или парт-
неры сидели вместе с нашими наркоманами на потертых ди-
ванах и складных стульях. Консультант, заботливая, как ба-
бушка, с хриплым, «пропитым» голосом (хотя не пьет вот
уже двадцать лет) втягивала нас в разговор.
–  Ник, скажи своим родителям, что значит для тебя их
приезд, – предложила она на первой нашей встрече.
– Да без разницы. Нормально.

Эти встречи производили мучительное, душераздираю-

щее впечатление. Мы познакомились с другими наркозави-
 
 
 
симыми и их семьями. Одной из наших новых знакомых
стала девятнадцатилетняя девушка: наивное детское личи-
ко, взъерошенные волосы стянуты в два хвостика кофейно-
го цвета, глаза грустные. Она была лишена права опеки над
своим ребенком: малыш родился с метамфетаминовой зави-
симостью. Она сама выглядела бы как ребенок, если бы не
следы уколов. Среди других пациентов были героин-зависи-
мые, курильщики марихуаны и старый алкоголик, напоми-
навший персонажа фильма «Дни вина и роз» 21.
Мы выслушивали их истории. Алкоголик постоянно ухо-
дил от детей и их матери, даже не попрощавшись. Потом он
являлся домой и извинялся. «После четырех-пяти раз мои
извинения потеряли для них всякий смысл», – рассказывал
он. А потом они сами ушли от него. И тогда он обратился в
наркологический центр.
Один юноша, чуть старше Ника, с бесцветными волосами
и глазами, приехал в Сан-Франциско из Нью-Йорка изучать
архитектуру, но, как он объяснил, «метамфетамин изменил
планы».
Нет ничего удивительного в том, что почти половина па-
циентов программы в Сан-Франциско были геями, сидящи-
ми на «Тине», как они называют метамфетамин. Спид, ме-
тамфетамин – беда многих городских гей-сообществ, что за-
21
 «Дни вина и роз» (Days of Wine and Roses) – черно-белый фильм режиссера
Блэйка Эдвардса 1962 года по пьесе Дж. Миллера. Главные герои, супруги Джо
и Кирстен, деградируют из-за алкоголизма, теряют работу и несколько раз едва
не погибают.
 
 
 
ставляет вспомнить 1970-е годы, времена еще до появле-
ния СПИДа, считает Стивен Шоптау, психолог факультета
семейной медицины Калифорнийского университета в Лос-
Анджелесе. По оценкам специалистов в области здравоохра-
нения, до 45 % геев, живущих в Сан-Франциско, Нью-Йор-
ке и Лос-Анджелесе, пробовали кристаллический метамфе-
тамин. Среди впервые выявленных ВИЧ-инфицированных
30 % регулярно употребляют этот наркотик. В Калифорнии
у геев, употребляющих метамфетамин, в два раза выше ве-
роятность стать ВИЧ-позитивными, чем у тех, кто воздер-
живается от этого наркотика. И гетеросексуальные, и гомо-
сексуальные мужчины и женщины употребляют метамфета-
мин для секс-марафонов. Под воздействием метамфетами-
на секс может продолжаться намного дольше и вызывать бо-
лее яркие ощущения. Действительно, на ранних стадиях нар-
котик может заставить человека чувствовать себя «энергич-
ным, общительным, уверенным в себе и сексуальным», как
говорит Гантт Гэллоуэй, ученый, работающий в Лаборато-
рии по исследованию фармакологии наркозависимости Ис-
следовательского института при Калифорнийском медицин-
ском центре. «Но вскоре они теряют способность к сексу-
альному возбуждению. К этому времени наркоман, скорее
всего, уже пристрастился к таким сексуальным отношениям,
которые не привлекли бы его, не употребляй он наркотики, –
то  есть как раз к тем отношениям, которые способствуют
распространению вируса».
 
 
 
 ВИЧ-позитивный гей, участвующий в той же программе,
что и Ник, наркоман, который сидит на метамфетамине вот
уже семь лет, говорит дрожащим шепотом. «Я потерял боль-
шую часть зубов, – он показывает одинокую пару коренных
зубов внизу. – Легкие у меня дырявые». Трясущимися рука-
ми он задирает свою футболку и выпячивает впалый живот,
усеянный язвами: «Они никак не заживают. Я кашляю кро-
вью вместе с кусочками желудка. У меня постоянно все бо-
лит».

Во время нашего третьего семейного сеанса Ник, подбад-

риваемый своим консультантом, признался нам с Карен, что
он не собирается возвращаться в колледж.
– Я сделал это для вас, – объясняет он. – Я хочу работать.
Я хочу некоторое время пожить один. Мне нужна независи-
мость.
Мы вышли из «замка графа Олхоффа» навстречу резко-
му, пронизывающему ветру. Плотнее запахнули куртки и до-
вольно долго шли по Филмор-стрит до городского админи-
стративного центра. Карен, как и я, в шоке от решения Ника
отказаться от учебы. Честно говоря, я до сих пор только на
словах признавал, что Ник – наркоман. Лечение в нарколо-
гическом центре необходимо, думал я, но у него все будет
хорошо. Я воспринимал Ника не так, как других зависимых,
которые сидели рядом с нами на групповой встрече. Ник –
умный парень, он просто немного оступился, вышел из-под
 
 
 
контроля. Я пропустил мимо ушей предостережение нашего
друга и был уверен, что за четыре недели в наркологическом
центре его приучат к воздержанию от наркотиков и доста-
точно испугают, чтобы он осознал, что был на грани краха
собственной жизни. И на этом кошмар закончится. Он вер-
нется в колледж, окончит его и заживет нормальной жизнью.
Лелея свои фантазии, я возмущался позицией консуль-
тантов центра, которые высказывались достаточно ясно. По
их мнению, самым важным делом была реабилитация. Все
остальное следовало отложить до лучших времен.
К концу нашей прогулки в моей голове созрела другая ин-
терпретация его слов. Ник просто откладывает учебу в кол-
ледже. Вот и все. Это другое дело. Я постарался освоиться
с этим новым сценарием. Нику уже восемнадцать лет. Мно-
гие откладывают учебу на какой-то период, и в дальнейшем
у них все прекрасно складывается.
Во время встречи на четвертой неделе пребывания в цен-
тре Ник снова нас удивил. На этот раз он сказал, что решил
остаться здесь еще на некоторое время, и спросил, нельзя
ли ему переселиться в общежитие для  «завязавших» нар-
команов. По мнению доктора Линг, «длительность периода
воздержания – лучший показатель того, что человек сможет
продержаться еще дольше». Меня это несколько испугало –
я хотел, чтобы все это побыстрее закончилось, хотел, чтобы
сын выздоровел. Но тем не менее план показался вполне ра-
зумным. К тому же, признаться, я со страхом думал, что мо-
 
 
 
жет случиться, если он вернется домой.
Итак, мы согласились, чтобы его перевели в общежитие
при центре «Олхофф». Он переехал. Через три дня я позво-
нил узнать, как он. И мне сказали, что он исчез.
 
2
 
В какой-то момент родители привыкают к тому, что ребе-
нок разрушает себя и свою жизнь. Но я не смог к этому при-
выкнуть. Тем не менее порядок действий мне был уже хоро-
шо известен. Я позвонил в полицию и отделения неотлож-
ной помощи в больницах. Никаких следов Ника. Никаких
вестей один день, второй, третий… Снова пришлось как-то
объяснять ситуацию Джасперу и Дэйзи. Все, что они поняли,
это то, что у Ника неприятности и что их родители мучают-
ся от беспокойства. Вспомнив инцидент в Инвернессе, когда
за Ником приехала полиция, Джаспер спросил:
– Ник что, в тюрьме?
– Я обзвонил тюрьмы. Его там нет.
– А где он спит?
– Не знаю.
– Может быть, он ночует у друга.
– Надеюсь, что так.
Я пытался понять, что происходит – и не только с Ником,
но и с жизнью всей нашей семьи, погрязшей в его пробле-
мах. Я старался сдерживать себя, когда рядом были малыши,
 
 
 
но срывался на Карен. По большей части она терпела мои
вспышки гнева и отчаяния, но иногда показывала, что уста-
ла от моей зацикленности на судьбе Ника. Дело не в том, что
она меня не понимала, но ведь всему есть предел, не может
же эта ситуация длиться вечно. Я мало спал. Она просыпа-
лась ночью и находила меня в гостиной, где я сидел, уста-
вившись на огонь, горящий в камине. Я признавался ей, что
не могу спать, потому что не могу выбросить из головы об-
раз Ника, шатающегося по улицам Сан-Франциско. Мне все
время казалось, что он страдает, что он в беде, что он уми-
рает.
– Я понимаю, – говорит она. – Я тоже думаю об этом.
В первый раз за все время мы плакали вместе.
Не в силах справиться с растущим отчаянием, холодным
пасмурным утром я поехал в Сан-Франциско. Я хотел убе-
диться в том, что с ним ничего не случилось. Сознавая всю
бессмысленность своей затеи, я тем не менее намеревался
прочесать районы Хейт и Мишн, подозревая, что Ник мог
податься туда. Проехав через весь район Мишн, я пересек
центр города, оставил машину на улице Эшбери и отправил-
ся пешком вниз по Хейт-стрит. Я зашел в его любимый му-
зыкальный магазин «Амеба», заглянул во все кафе и книж-
ные магазины, попадавшиеся на пути.
Несмотря на постепенное облагораживание района, Хейт
сохранил традиционную атмосферу 1960-х  – воздух был
пропитан запахом горящей марихуаны. В подъездах тусова-
 
 
 
лись всевозможные беглецы от жизни: крашеные волосы, та-
туировки, яркая одежда из варенки, следы от уколов. И под
кайфом. «Уличные парни всё еще живут старыми представ-
лениями о Хейт-Эшбери, но сейчас это уже не район мира
и любви, – заметил однажды Ник. – Теперь это район панк-
музыки, всеобщего безделья и наркотиков». Кроме того, это
район «ужасных хиппующих тинейджеров из округа Марин,
которые клянчат мелочь», как добавляет Дэйв Эггерс в сво-
ей книге «Душераздирающее творение ошеломляющего ге-
ния» (A Heartbreaking Work of Staggering Genius). Как-то
раз я слышал, как выздоравливающая наркоманка описыва-
ла своего бывшего бойфренда, и ее слова напомнили мне об
этих детях: «У него были черные ногти, и он сидел за рулем
катафалка. Все в нем так и кричало: “Посмотрите на меня,
посмотрите на меня!” А когда вы смотрели на него, он огры-
зался: “На кого, твою мать, ты смотришь?”».
Если вы согласны с тем, что зависимость – это болезнь,
вы будете поражены, как много из этих детей – параноиков с
повышенной тревожностью, в синяках, с дрожью во всем те-
ле, изнуренных, часто с психическими расстройствами – се-
рьезно больны и медленно умирают. Если бы эти дети стра-
дали каким-нибудь другим заболеванием, мы никогда не до-
пустили бы такой ситуации. Они лечились бы в больнице, а
не слонялись по улицам. Звучит нелепо, но я спрашивал у
некоторых из них, не знают ли они моего сына. Они либо
вообще не обращали на меня внимания, либо просто тара-
 
 
 
щились на меня пустыми глазами. Я переступал через них
или проходил мимо, заглядывая каждому в лицо и размыш-
ляя о них и об их родителях. Я дошел до Станьян-стрит и
вошел в парк «Золотые ворота», уворачиваясь от роллеров и
велосипедистов. Около карусели я остановил полицейского
и объяснил ему, что разыскиваю сына, мет-зависимого.
– Наркоманов трудно не заметить, – сказал он мне и, до-
бавив, что знает, где они могут тусоваться, повел меня по
дорожке.
– Попробуйте поискать вон там, – указал он на заросший
травой пригорок под магнолией, где собралось около дюжи-
ны человек.
Я подошел к девушке, сидевшей на скамейке поодаль от
остальной группы. Тоненькая, грациозная, бледная. Одета в
грязный полосатый свитер французского моряка. Вблизи я
рассмотрел характерные признаки употребления метамфе-
тамина: сведенная челюсть и дрожь в теле. Я назвал себя, и
она отшатнулась.
– Вы коп?
Я ответил отрицательно, но рассказал, что меня направил
сюда полицейский. Я показал на удаляющегося полицейско-
го, и она, казалось, успокоилась.
– Он ничего, – сказала она. – Пристает только, если мы
мешаем окружающим или употребляем рядом с детской пло-
щадкой.
Она показала – где. Конечно, я знал эту площадку. Ник
 
 
 
когда-то играл там в секретного агента.
После этого светского разговора я рассказал ей о Нике и
спросил, знает ли она его. Она попросила описать. Я расска-
зал, как он выглядит, но она покачала головой.
– Так выглядит половина моих знакомых парней, – сказа-
ла она. – Но его я не знаю. Вы не найдете его, если он не хо-
чет, чтобы его нашли.
– Ты хочешь есть? Мне сейчас все равно нечего делать. Я
бы мог купить что-нибудь поесть.
Она кивнула:
– Ладно.
И мы пошли в «Макдоналдс», где она буквально прогло-
тила чизбургер.
– Я сидела на кристалл-диете, – сказала она.
Я поинтересовался, как она сюда попала. Она отвечала на
мои вопросы тихим, запинающимся голосом.
–  Со мной не было никаких хлопот,  – сказала она.  – Я
была милым ребенком.
Она рассказала, как играла в куклы, как была королевой
игры в твистер, участвовала в оркестре в старшей школе,
любила историю, делала успехи во французском языке. Она
много читала. Загибая тонкие пальцы, назвала своих люби-
мых авторов. Этот список мог с таким же успехом принад-
лежать Нику, во всяком случае когда он был моложе. Харпер
Ли, Толкиен, Диккенс, Э. Б. Уайт, Хемингуэй, Кафка, Льюис
Кэрролл, Достоевский.
 
 
 
 – Федор был моим кумиром, «Братья Карамазовы» – моей
библией, но сейчас я не читаю все это дерьмо.
Она взглянула на меня и сказала:
– Знаете, я была чирлидером. Без дураков. Но я так и не
дошла до выпускного.
Она застенчиво засмеялась, прикрывая рот трясущейся
рукой, затем дернула себя за тонкие, свисающие прядями во-
лосы.
– Сказочная крестная не появилась и не пришла на по-
мощь.
Один мальчик дал ей попробовать метамфетамин пять лет
назад, когда ей было четырнадцать. Она отхлебнула мине-
ралки и добавила, раскачиваясь взад-вперед на стуле:
– Мет… Хотя я и знаю, что сама все себе испортила, но,
если бы у меня была возможность начать все сначала, я бы
снова подсела на него. Я не могу жить без наркоты и не хо-
чу. Вы не можете себе представить, как хорошо становится,
когда наркотик хороший. Мне это необходимо.
Она вытащила несколько кусочков льда из стакана с ко-
ка-колой и стряхнула их с пальцев на стол, наблюдая, как
они рассыпаются по пластику. Она рассказала, что ее отец
банкир, мать риелтор. Они живут в  Огайо в доме, где она
выросла.
– Белый дом, розы, изгородь из штакетника – американ-
ский стандарт.
Родители наняли частного детектива, чтобы найти ее, ко-
 
 
 
гда она убежала из дома в первый раз. Тогда она доехала
до Сан-Франциско с одним из друзей. Детектив обнаружил
ее в приюте для бездомных и уговорил вернуться домой. До-
ма родители отвезли ее в больницу, чтобы она прошла курс
детоксикации от метамфетамина.
– Это был ад. Мне хотелось умереть.
Она стащила баночку валиума и в тот день, когда ее вы-
писали, приняла слишком большую дозу. Когда она попра-
вилась, родители отправили ее в  «Хейзелден», известную
на Среднем Западе наркологическую клинику, но она убежа-
ла и оттуда. Родители снова ее нашли и поместили в другой
наркологический центр.
–  Это какой-то дерьмовый культ, секта,  – сказала она о
программах реабилитации. – Бредни про обращение к Богу.
Она снова сбежала, добыла наркоту у старого приятеля
и на попутках вернулась в Сан-Франциско. Большую часть
пути она проехала с водителем грузовика, курившим метам-
фетамин. Она осела в  Хейте и начала торговать и колоть-
ся кристаллическим метамфетамином. Живет в гараже, где
есть обогреватель, но нет водопровода, спит на старом мат-
расе.
Она рассказала, что употребляет метамфетамин почти
ежедневно, курит его и колет. Бодрствует по семьдесят два
часа кряду и более. Если спит, то несколько дней подряд.
Ее мучают бредовые «наркоманские» кошмары. В отделении
неотложной помощи она побывала три раза, один раз с пнев-
 
 
 
монией, «с каким-то расстройством желудка, я кашляла кро-
вью» и с бредовым состоянием, когда «крыша поехала». За-
нимаясь попрошайничеством, она зарабатывает достаточно
денег на кофе и сигареты. Как-то раз она ударила парня но-
жом «всего лишь в ногу». Платит за метамфетамин, торгуя
наркотиками.
–  Когда я не могу заплатить, я делаю минет или что-то
еще, что угодно.
Она сказала это и сама, казалось, сконфузилась – види-
мо, воспоминания пробудили зачерствевшие эмоции. Она
отвернулась и опустила глаза. В профиль, с распущенными
немытыми волосами она выглядела вдвое моложе.
–  Если я не могу достать мет, я становлюсь настоящей
стервой, – говорит она. – А с метом я в порядке.
– А как твои родители?
– А что с ними может случиться?
– Скучаешь по ним?
– Не особенно. Да, наверное.
– Ты должна связаться с ними.
– Зачем?
– Уверен, они скучают и беспокоятся. Они могли бы по-
мочь.
– Они скажут, что нужно вернуться в клинику.
– Возможно, это не такая уж плохая идея.
– Я уже это проходила, знаю.
– По крайней мере позвони им. Дай им знать, что жива.
 
 
 
 Она не ответила.
– Позвони им. Я знаю, они хотели бы услышать, что ты
жива.

Я поехал домой. Без Ника. По пути размышлял о родите-

лях девушки. Если они такие, как я себе представляю, то есть
вроде меня, значит, что бы они сейчас ни делали, они делают
это машинально. Потому что мысли заняты другим. Они ни
на минуту не могут освободиться от тревоги за свою дочь.
Они мучительно стараются понять, что пошло не так. Они
думают, жива ли она. Размышляют о том, что, может быть,
это они во всем виноваты.
Я изводил себя теми же вопросами, на которые нет ответа.
Неужели это я его испортил?
Был ли я слишком снисходительным?
Неужели я уделял ему мало внимания?
Или слишком много?
Если бы только мы не переехали в сельскую местность…
Если бы только я никогда не употреблял наркотики…
Если бы только мы с его матерью остались вместе…
Если бы только, если бы только…
Чувство вины и самобичевание – типичная реакция ро-
дителей наркоманов. В одной исключительно полезной кни-
ге – «Наркозависимый в семье» (Addict in the Family) – ее ав-
тор Беверли Коньерс пишет: «Большинство родителей, вспо-
миная, как они воспитывали своих детей, испытывают неко-
 
 
 
торые сожаления. Может быть, им хотелось бы быть более
строгими или, наоборот, менее строгими; возлагать на сво-
их детей больше ожиданий или меньше; проводить с ними
больше времени или, наоборот, не подавлять их своей гипе-
ропекой. Может быть, они размышляют о тяжелых событи-
ях, случившихся в семье, таких как, например, развод или
смерть, и рассматривают их как переломный момент, повли-
явший на психическое здоровье их ребенка. Некоторые из
них, возможно, несут тяжкое бремя стыда за свои поступки
в прошлом, такие как измена, которые разрушили их брак и
привели к недоверию в отношениях в семье. Какими бы ни
были прегрешения родителей, наркоманы непременно рас-
познают эти слабые места и извлекут из этого выгоду, ма-
нипулируя родителями… У наркоманов может быть масса
претензий, в том числе большие и мелкие обиды и поводы
для недовольства, уходящие корнями в прошлое. Некоторые
из обвинений, возможно, вполне справедливы. Близкие мог-
ли причинить боль наркоману, не оправдать каких-то его се-
рьезных ожиданий. В конце концов, разве бывают идеальные
отношения между людьми? Но наркозависимые вытаскива-
ют на свет эти проблемы не для того, чтобы выяснить отно-
шения, уладить все недоразумения или в надежде залечить
старые раны. Они начинают обсуждать их для того, чтобы
внушить близким чувство вины. Оно становится инструмен-
том, с помощью которого они манипулируют окружающими
с целью и дальше предаваться своему пристрастию».
 
 
 
 И тем не менее, если бы только…
Беспокойство, чувство вины и сожаления могут сыграть
определенную роль – помогают нам держать в тонусе свою
совесть. Но в чрезмерных количествах эти эмоции не прино-
сят пользы – наоборот, лишают сил жить и бороться. И все
же я не могу заставить их замолчать.

Дни шли, а от  Ника не было никаких вестей. Наконец

он позвонил. Из дома своей бывшей подружки. Он говорил
очень быстро и явно врал. Сказал, что ушел по своей воле
и не употребляет наркотики уже пять дней. Я ответил, что у
него два варианта на выбор: либо он делает еще одну попыт-
ку и возвращается в клинику, либо живет на улице. Мои су-
ровые слова скрывали безумное желание броситься к нему,
обнять и прижать к себе.
Он продолжал настаивать, что лечение ему ни к чему, он
и сам может остановиться, но я сказал, что обсуждать здесь
нечего. Он вяло согласился на новую попытку своим обыч-
ным: «Мне все равно».
Я приехал к дому девушки и подождал снаружи, не заглу-
шая мотор. Ник вышел и залез в машину. Я заметил черный
синяк у него на щеке и порез на лбу.
– Ник, что случилось?..
Он поднял глаза к небу, а потом закрыл их.
– Ничего особенного, – вяло произнес он. – Какой-то при-
дурок избил меня и ограбил.
 
 
 
 Я заорал:
– И это ты называешь «ничего особенного»?
Вид у него был изнуренный и опустошенный. При нем не
было ни сумки, ни рюкзака, ничего.
– Что случилось с твоими вещами?
– Всё украли.
Кто это? Парень рядом со мной – это не Ник, и он ничего
не знает о ребенке, который остался в моей памяти. Будто в
подтверждение моих наблюдений он наконец заговорил:
– Какого хрена я тут сижу? Все это дерьмо. Не нужна мне
никакая клиника. Я уезжаю.
– Уезжаешь?
– Уезжаю.
– Куда?
– В хренов Париж.
– Ах, в Париж!
– Выбраться из этой дерьмовой страны – вот что мне нуж-
но.
– И что ты собираешься делать в Париже?
– Мы с Томом и Дэвидом будем играть музыку в метро,
заведем обезьянку и будем выступать, как старые шарман-
щики.
В течение следующих суток настроение у него менялось
от неестественного возбуждения до почти коматозного со-
стояния. Вдобавок к обезьянке он озвучил планы пешего по-
хода в  Мексику, вступления в ряды Корпуса мира и заня-
 
 
 
тия фермерством в Южной Америке. Причем каждый раз он
неизменно приходил к тому, что с унылой покорностью со-
глашался вернуться в наркологический центр. Потом опять
заявлял, что не нуждается в лечении, что не притрагивается
к наркотикам, черт возьми. А через некоторое время начи-
нал уверять, что ему необходимы наркотики, что он не мо-
жет жить без них.
– Жизнь – полный отстой, вот почему я торчу.
Я не был уверен, что еще четыре недели в клинике спа-
сут ситуацию, но понимал, что попытаться стоит. На этот раз
мне удалось устроить его в больницу Св. Елены, которая, как
ни странно это звучит, располагается в винодельческом ре-
гионе – долине Напа.
Многие семьи тратят все до последнего пенни, закладыва-
ют дома, используют сбережения, отложенные на образова-
ние, опустошают пенсионные счета, чтобы оплатить эффек-
тивные программы лечения от наркозависимости, пребыва-
ние в исправительных лагерях, лагерях выживания в дикой
природе, чтобы платить всевозможным психологам, психо-
терапевтам и психиатрам. Наши с Вики страховки покрыва-
ли большую часть стоимости этих программ. Не знаю, что бы
мы делали иначе. Программа продолжительностью двадцать
восемь дней стоила около двадцати тысяч долларов.
На следующее утро мы с Ником и Карен отправились в
больницу, дорога шла мимо бескрайних желтых и зеленых
полей – цветущей горчицы и виноградников.
 
 
 
 На Сильверадо-Трейл я свернул на дорогу Санатори-
ум-Роуд, которая ведет к больнице. Ник взглянул на знак,
покачал головой и с иронией заметил:
– Отлично. Лечебный лагерь. Снова здорово.
Паркуя машину, я видел, как Ник оглядывается назад. Ви-
димо, он обдумывал, как отсюда сбежать.
– Только посмей…
– Да ладно, испугался я. Господи! – сказал он. – Это будет
сущий кошмар.
– По сравнению с побоями и чуть ли не убийством?
– Ага.
Мы вошли в главное здание и, следуя указателям, напра-
вились искать отделение лечения от наркозависимости. На
лифте мы поднялись на второй этаж и пошли по коридору. В
отличие от наркологического центра «Олхофф», здесь цари-
ла стерильность: серое ковровое покрытие, флуоресцентные
лампы, бесконечные переходы, медсестры в белой, санитары
в голубой униформе. Мы уселись в мягкие кресла у сестрин-
ского поста и принялись заполнять бланки, не разговаривая
друг с другом.
Вскоре за Ником пришла медсестра с прической, как у ко-
мика Харпо Маркса, и в больших розовых очках. Она объ-
яснила, что сначала он пройдет собеседование и медосмотр,
а после этого его оформят в больницу. Обращаясь ко мне,
она сказала:
– Все это займет около часа. Подождите его здесь.
 
 
 
 Мы с Карен спустились вниз в магазинчик при больнице и
из его скудного ассортимента выбрали Нику туалетные при-
надлежности. Когда мы вернулись, он сказал, что ему пора
идти в его комнату. Мы проводили его. Он опирался на мою
руку. Он казался почти невесомым, дунь – и улетит.
Мы все неловко обнялись.
– Удачи, – сказал я. – Береги себя.
– Спасибо, пап. Спасибо, КБ.
– Я люблю тебя, – сказала Карен.
– Я тебя тоже люблю.
Он взглянул на меня и сказал:
– Всё.
В его глазах были слезы.

Программа реабилитации, предлагаемая в больнице Св.

Елены, была аналогична той, которая действовала в центре
«графа Олхоффа», но включала больше физических нагру-
зок, в том числе йогу и плавание в овальном больничном бас-
сейне, а также консультации со штатными врачами и психи-
атром. Особое внимание уделялось просвещению: лекциям
и фильмам о химических процессах развития зависимости,
которые происходят в мозге; ежедневным собраниям в рам-
ках программы анонимных алкоголиков и анонимных нар-
команов; расширенной семейной программе, предусматри-
вающей встречи с родственниками два раза в неделю. В тот
момент я не был уверен в успехе лечения в этой больнице,
 
 
 
но все же позволил себе поверить, что перед нами забрезжил
лучик надежды. Как в песне Спрингстина: «В конце каждого
тяжелого дня люди находят причины, чтобы верить». Мои
причины состояли из робкой надежды и, как и прежде, сла-
бого утешения в том, что я точно знал, где он находится.
Дома я заснул и спал всю ночь, хотя и беспокойно. В моих
кошмарах Ник опять сидел на наркотиках. Я злился на него.
Я его умолял. Я оплакивал его. Он под кайфом, ему все рав-
но. Он под кайфом, оглядывается и смотрит безучастно и
холодно…
Люди приезжают в винодельческие места ради произво-
димого здесь каберне и пино нуар, грязевых ванн и хорошей
еды. Мы же с Карен совершали паломничество сюда ради се-
мейных выходных в больнице. Перед нашей первой встречей
в больнице Св. Елены консультант объяснила нам, что веро-
ятность благоприятного прогноза для наркозависимого зна-
чительно повышается, если в лечении участвует его семья.
«Мы больше беспокоимся за тех, у кого нет семьи, – сказа-
ла она. – Ник один из счастливчиков. Вы увидите, что Нико-
лас сильно изменился, – говорила она, пока мы шли по бело-
му коридору. – Но состояние у него очень подавленное. Так
всегда происходит во время детоксикации, особенно после
употребления метамфетамина. Это худший из наркотиков».
Семейные встречи здесь проходили не так, как в  «Ол-
хоффе». Сначала мы собирались в большой комнате с ря-
дами стульев перед кафедрой и телевизионными монитора-
 
 
 
ми. Больница предлагала четыре образовательных форума,
которые проводились каждое второе воскресенье. Тема пер-
вой встречи – наркотическая зависимость как болезнь. Это
была новая для меня концепция. Какую еще болезнь жертва
вызывает у себя добровольно? Каждый раз, когда Ник упо-
требляет метамфетамин, он делает свой выбор. Разве нет?
Курильщики сами навлекают на себя рак легких, но в дру-
гих отношениях больные раком не несут ответственности за
свое состояние. А наркозависимые несут. Разве нет? Лек-
тор объясняет, что зависимость обусловлена генетически, во
всяком случае предрасположенность к ее развитию. То есть
отчасти виноваты гены Ника, та гремучая смесь, которую
представляет собой его родословная: мои смуглые предки,
евреи из России, смешались с предками его матери – бело-
курыми методистами из южных штатов. Ее отец умер от ал-
коголизма, так что нам не приходилось далеко углубляться
в родословную, хотя никто доподлинно не знает, как имен-
но передается по наследству предрасположенность к алкого-
лизму или другой зависимости. По приблизительным оцен-
кам, она отмечается у 10 % людей, рассказывает лектор. Ес-
ли она есть, наркотики или алкоголь «активируют» болезнь.
«Рубильник повернут», – говорит она. Как только механизм
активации болезни запущен, назад пути нет. Ящик Пандоры
закрыть невозможно.
Какой-то мужчина перебил лектора:
–  Вы снимаете ответственность с этих людей,  – сказал
 
 
 
он.  – Никто не заставлял моего сына ходить к наркодиле-
ру, добывать наркотики, готовить метамфетамин, колоть се-
бе героин, обкрадывать нас, грабить винный магазин и соб-
ственных бабушку и дедушку.
– Нет конечно, – ответила она. – Никто его не заставлял.
Он сам все это сделал. И тем не менее он болен. И болезнь
эта весьма коварна. Действительно, у людей есть выбор, как
поступить в этой ситуации. Это как с заболеваниями вроде
диабета. Диабетик может принять решение мониторить свой
уровень инсулина и регулярно принимать назначенные ле-
карства. Наркозависимый может сделать выбор в пользу ле-
чебно-восстановительной программы. В обоих случаях, если
не лечить болезнь, состояние этих людей ухудшится, и они
могут умереть.
Снова голос того же мужчины:
–  Но диабетик не станет воровать, обманывать, врать.
Диабетик не захочет колоться героином.
– Есть данные, доказывающие, что при развитии зависи-
мости у людей возникает непреодолимая тяга, своего рода
принуждение к употреблению наркотиков, которое не так-то
легко остановить или контролировать, – объяснила лектор. –
Это почти как способность дышать. Здесь дело не в отсут-
ствии силы воли. Эти люди просто не могут остановиться
самостоятельно, иначе они бы это сделали. Никто не хочет
быть зависимым. Но наркотики берут верх над человеком.
Жизнь человека оказывается под контролем наркотиков, а
 
 
 
не его разума. Мы учим наркозависимых справляться с их
болезнью с помощью непрерывной работы по восстановле-
нию физического здоровья, психического состояния и соци-
альных связей. Это единственный верный путь. Люди, кото-
рые говорят, что не могут контролировать себя, не понимают
природу болезни, потому что именно болезнь контролирует
их поведение.
Нет, думал я.
У Ника все под контролем.
Нет, Ник потерял контроль над своей жизнью.
После презентации начались вопросы и ответы. Потом мы
собрались в другой комнате. Сели на стулья, расставленные
по кругу. Еще один круг. Мы уже начали привыкать к этим
сюрреалистическим круговым собраниям родителей, детей и
других значимых для наркозависимых людей. Мы по очере-
ди представлялись окружающим и делились своими истори-
ями в сокращенном варианте. Все истории были разные: раз-
ные наркотики, вранье в разных видах, разные случаи пре-
дательства, – но все они были об одном и том же, все страш-
ные и душераздирающие, связанные между собой бесконеч-
ной тревогой, печалью и почти осязаемой безысходностью.
Нас отпустили на ланч, и мы могли поесть с членом семьи,
который участвовал в программе. Ник нетвердой походкой
шел к нам по коридору. Он был бледен и двигался медленно,
словно каждый шаг причинял ему жгучую боль. Но, кажется,
он искренне был рад видеть нас. Он крепко обнял нас и долго
 
 
 
не отпускал. Прижался щекой к моей щеке.
Мы взяли сэндвичи, завернутые в пластик, налили кофе в
пластиковые кружки, поставили на подносы и направились
с ними к незанятой скамейке на балконе. Откусив кусочек
от сэндвича, Ник отодвинул его и объяснил, почему у него
такая апатия. Ему давали седативные препараты, чтобы об-
легчить процесс отказа от воздействия наркотика. Он рас-
сказал, что лекарства разносит два раза в день «сестра Рэт-
чед». Он изобразил Луизу Флетчер из фильма «Пролетая над
гнездом кукушки»:
– Если мистер Макмёрфи не желает принимать лекарство
орально, – произносит он, растягивая слова и сопровождая
их грозным взглядом, – я уверена, мы найдем иной способ,
но не думаю, что он вам понравится.
Он сдавленно засмеялся. Пародийное выступление по-
лучилось так себе. Он был слишком накачан седативными
средствами, чтобы сделать его живым и ярким.
После ланча он показал нам свою комнату: две односпаль-
ные кровати, прикроватные столики и маленький круглый
стол с двумя стульями. Выглядит вполне комфортабельно,
как номер скромного отеля. Указывая на кровать у стены,
Ник рассказал о своем соседе по комнате.
–  Он клевый мужик. Шеф-повар. Пьяница. Женат, есть
ребенок. Смотрите…
Он взял с прикроватного столика фотографию в бамбуко-
вой рамке. На ней были изображены маленькая девочка с ан-
 
 
 
гельским личиком лет двух и ее мать – красавица со взбитой
копной кудрей соломенного цвета и ослепительной улыбкой.
– Она предупредила его, что это его последний шанс, –
сказал Ник. – Если он не перестанет пить, она его бросит.
На столике Ника– книга «Анонимные алкоголики»
и стопка литературы по реабилитации от наркотической за-
висимости. В комнате был маленький встроенный шкаф и
комод, куда он убрал одежду, которую мы ему привезли.
Потом он провел нас на балкон, выходящий на виноград-
ники.
– Мне очень жаль, что все так случилось, – выпалил он.
Я взглянул на Карен. Мы не знали, что ему сказать.
 
3
 
Очередной уик-энд в стране виноделия. Утренняя лекция
была посвящена проблемам «семьи зависимого», то есть на-
шим.
–  Мне, вероятно, не нужно говорить вам, что это такая
болезнь, которая поражает и семью, – начала свою лекцию
консультант программы. – Близкие наркозависимых не спят,
не едят, теряют здоровье. Винят себя. Они испытывают гнев,
чрезмерное беспокойство, стыд. Многие держат свои стра-
дания при себе. Если у вашего ребенка обнаружили рак,
вы тут же будете окружены заботой и поддержкой друзей и
родственников. А наркозависимость стигматизирована, счи-
 
 
 
тается позором, и люди часто молчат о своей беде. Друзья
и родные, конечно, пытаются как-то поддержать родствен-
ников наркомана, но в то же время они могут высказывать
скрытое или явное осуждение.
Взаимоотношения в семье развиваются вполне предска-
зуемо. Лектор иллюстрировала свои слова с помощью моби-
ля, свисающего с потолка в стороне от кафедры. Указывая
на мобиль, она разъясняла, кто из нас какую роль играет в
семье. Точность расклада производила на нас гнетущее впе-
чатление.
В центре мобиля висела бумажная фигурка, представляю-
щая наркозависимого. Вокруг нее медленно вращались фи-
гурки поменьше. Фигурки, болтающиеся в стороне, симво-
лизировали Карен и младших детей: они где-то на перифе-
рии, беспомощные, но неразрывно связанные с настроени-
ем, капризами и наркозависимостью центральной фигурки.
Между ними была непрочно закреплена еще одна фигурка –
это я. Я своего рода посредник или пособник, опора для Ни-
ка. Я всегда нахожу для него оправдания, лезу из кожи вон,
чтобы помочь ему, стараюсь защитить от него Карен, Джас-
пера и  Дэйзи и при этом пытаюсь сохранить между ними
крепкие родственные связи.
«Это не ваша вина. Это первое, что вы должны уяснить
для себя. Есть наркоманы, с которыми жестоко обращались
в семье, и есть наркоманы, детство которых по всем меркам
было идеальным. И тем не менее члены многих семей про-
 
 
 
должают во всем обвинять себя.
Второе, чем они занимаются, – пытаются решить пробле-
му. Они прячут бутылки со спиртным и лекарственные пре-
параты, обыскивают одежду и комнату зависимого и отправ-
ляют его на собрания анонимных алкоголиков или аноним-
ных наркоманов. Они стараются контролировать все пере-
движения зависимого, все его действия и круг общения. Это
можно понять, но, к сожалению, все эти усилия бесполезны.
Вы не в силах удержать зависимого под контролем.
Зависимый может подмять семью под себя: захватить все
внимание родителя, даже в ущерб другим детям, мужу или
жене. Атмосфера в семье будет подчинена тому, что проис-
ходит с наркозависимым. Люди зацикливаются на его про-
блемах, и это тоже вполне объяснимо. Но такое положе-
ние вещей пагубно влияет на всех. Контролирование всего
и вся становится навязчивой идеей, потому что они боятся
за близкого человека. Постепенно они разрушают свою лич-
ность, теряют свое “я”, потому что все их помыслы сосредо-
точены на проблемах близкого человека, страдающего зави-
симостью: супруга, ребенка, родителя или кого-то еще, – а
все остальное теряет смысл. В их жизни не остается места
радости».
Ник пришел к нам пообедать вместе. Мы, боясь поверить,
заметили, что его лицо посвежело, болезненная бледность
исчезла, а в глазах появился некоторый интерес к жизни.
Скованность движений почти прошла, как и мучившая его
 
 
 
боль. Тем не менее он все еще горбился и выглядел подав-
ленным.
Мы сидели на балконе его комнаты и разговаривали.
– Не думаю, что это лечение будет более эффективным,
чем в прошлый раз, – сказал он. – Все эти разговоры о Бо-
ге… – Он помолчал. – Все эти слова о Боге. Я не могу это
принять.
– Они говорят о «высшей силе», не о Боге, – возразил я. –
Это разные вещи.
– «Высшая сила» – просто другое обозначение Бога. Нуж-
но иметь веру, а у меня ее нет. Ты не можешь это преодолеть,
если не веришь. – Ник попытался объяснить, что он имеет
в виду: – У меня нет особых трудностей с первым шагом из
двенадцати. Иногда, правда, бывают сомнения, но, конечно,
я сознаю, что бессилен перед наркотиками и алкоголем и что
моя жизнь стала неуправляемой. Но дальше вся эта програм-
ма – полное дерьмо. – Он взял рекламу-закладку и начал чи-
тать вслух о втором и третьем шагах: – Шаг два. Мы при-
шли к убеждению, что сила более могущественная, чем на-
ша собственная, может вернуть нам здравомыслие. Шаг три.
Мы приняли решение препоручить нашу волю и нашу жизнь
заботе Бога, как мы Его понимаем.
Я обратил его внимание на последние слова:
– Слова «как мы его понимаем» дают большой простор
для толкования.
– Я его никак не понимаю. Для меня он никто.
 
 
 
 В глазах некоторых именно его атеизм, полученный в по-
дарок от родителей (во всяком случае от меня), – причина,
которой можно объяснить все его проблемы. Я не верю, что-
бы хоть какой-нибудь фактор мог изменить его судьбу, но
кто знает? Однако если согласиться с тем, что вера в Бога
или религиозное воспитание препятствуют развитию нарко-
зависимости, то как объяснить, что столько людей, искрен-
не верующих и выросших в религиозных семьях, становятся
наркоманами? Значит, и набожных это зло не обходит сто-
роной и не щадит.
Я попытался придумать, как дать ему представление
о «высшей силе», чтобы это дошло до него, и при этом избе-
жать ненужной назидательности и лицемерия. Хотя я растил
Ника не прибегая к религии, все же его воспитание предпо-
лагало усвоение определенного набора нравственных ценно-
стей. Я старался внушить ему мысль, что мораль, нравствен-
ные ценности хороши и правильны сами по себе. Далай-ла-
ма в своей недавней статье в New York Times дал этому объ-
яснение, которое отражает мои взгляды: «Это главные нрав-
ственные принципы, которые разделяем все мы как чело-
веческие существа: сострадание, терпимость, заботливость,
внимание и уважение к другим и ответственное использова-
ние знаний и силы, – принципы, которые стирают барьеры
между верующими и неверующими и между последователя-
ми разных религий». Для меня эти принципы и есть высшая
сила, которая доступна пониманию каждого из нас. Мой отец
 
 
 
как-то объяснил мне свое понимание Бога: «тихий тонкий
голосок» внутри нас – наша совесть. Я не называю это Богом,
но я верю в существование совести. Когда мы прислушива-
емся к этому голосу, мы поступаем правильно. Если нет, мы
поступаем плохо. На протяжении своей жизни я не уделял
этому достаточного внимания, я просто не знал, как это де-
лать,  – но сейчас стараюсь наверстать упущенное. Когда я
прислушиваюсь к этому голосу внутри себя и поступаю «по
совести», я проявляю больше сострадания к людям, меньше
зацикливаюсь на своей персоне и отношусь к окружающим
с большей любовью и заботой. Вот это и есть моя «высшая
сила», сказал я Нику.
Однако на него это не произвело особого впечатления.
–  Это всё уловки, поиски рациональных объяснений,  –
сказал он. – Еще больше дерьма. Одна большая ложь.
Консультанты в центре «Олхофф», люди, которых он
встречал на собраниях, а теперь и персонал больницы Св.
Елены пытались убедить его в том, что «высшая сила» может
быть чем угодно, в зависимости от воображения человека,
неким руководящим началом, которое управляет его поведе-
нием извне, когда опасно полагаться на искаженные под вли-
янием наркотиков приказы собственного мозга, мозга нарко-
зависимого. «Некоторые совершают так называемый “пры-
жок веры”, – говорила консультант Нику. – Ты должен ве-
рить в то, что во внешнем мире существует нечто, что боль-
ше нас, нечто, что может указать на путь к спасению. Первый
 
 
 
шаг – честность: нужно признать, что твоя жизнь вышла из-
под контроля. Какие у тебя возможности для выбора в этой
ситуации? Продолжать жить так, как ты живешь сейчас, или
подчиниться высшей силе. Тебе придется пойти на риск  –
набраться мужества, чтобы совершить “прыжок веры” и по-
верить в то, что на свете есть нечто, что больше и могуще-
ственнее нас, и что эта сила способна тебе помочь».
Мы снова обедали на открытой площадке кафетерия. Ник
познакомил нас с двумя товарищами, с которыми он здесь
подружился. У нас было такое чувство, будто мы их хорошо
знали, так как встречались с их женами на сеансах групповой
терапии. Джеймс – приветливый бизнесмен, красивый, ры-
жеволосый, с лицом, усыпанным веснушками, со спокойны-
ми уверенными манерами, напоминающими о цельных на-
дежных персонажах Джимми Стюарта. Он сидел на викоди-
не. Этот препарат ему назначили после операции на позво-
ночнике. До поступления в больницу Св. Елены он прогла-
тывал до сорока таблеток в день. Другим приятелем Ника
был сосед по комнате, шеф-повар Стивен, который стажи-
ровался у лучших профессионалов в области Залива 22. По
словам Ника, этот человек с волосами песочного цвета, ко-
сящими голубыми глазами и атлетическим телосложением
22
 Область залива Сан-Франциско, или просто Залив, – крупный консолиди-
рованный урбанистический ареал в Северной Калифорнии, сформировавшийся
вокруг залива Сан-Франциско. В городах и других поселениях Залива живет бо-
лее 8 миллионов человек. В южной части находится Кремниевая долина. Прим.
ред.
 
 
 
перепробовал кучу наркотиков, но главным его пристрасти-
ем был алкоголь, который чуть не разрушил его брак и по
крайней мере дважды ставил его на грань смерти. Когда ему
было немного за тридцать, он уже пережил операцию на пе-
чени и поджелудочной железе из-за алкогольной интоксика-
ции. Узнав, сколько ему лет, мы были в шоке. Он выглядел
на все пятьдесят.
Мы сидели за длинными столами вместе с ними и их же-
нами. Обе женщины показались нам добрыми, любящими и
бесконечно усталыми. Ника, Джеймса и Стивена объединя-
ли общее чувство юмора и отношения тесной близости и вза-
имной симпатии. В обычной жизни эти связи развиваются в
течение месяцев или даже лет, но здесь, где душа человека
выставлена на всеобщее обозрение, это происходит намно-
го быстрее. И действительно, позже Ник рассказал нам, на-
сколько важны для него отношения с Джеймсом и Стивеном.
– Прошлой ночью, когда все уже спали, мы пробрались в
кухню больницы.
– Разве это разрешено? – спросила Карен.
– Да никому нет дела, – спокойно заявил Ник. – Позавчера
Стивен приготовил суфле из артишоков и суп из лука-порея.
А вчера у нас была курица «кордон блю». Я был помощни-
ком шеф-повара.
Мы обсудили с Ником утреннюю лекцию и ту, что была на
прошлой неделе. Я спросил его, согласен ли он с тем, что за-
висимость – это болезнь и что он болен. Он пожал плечами.
 
 
 
 – Я еще не решил.
– Если вернуться назад, когда это началось? – спросил я. –
В Беркли?
– Господи, нет, конечно, – ответил он. – Раньше, гораздо
раньше.
– Насколько раньше? Когда ты напился на озере Тахо? Ко-
гда в первый раз попробовал марихуану?
Помолчав минуту, он сказал:
– Может быть, в Париже.
Я кивнул и, вспомнив историю о язве, спросил:
– Что случилось в Париже?
Он признался, что языковые занятия в университете
не могли соперничать с другими соблазнами этого горо-
да, включая обилие легко доступной выпивки. Французские
официанты ничего не имели против того, чтобы шестнадца-
тилетней парень заказывал вино. В результате Ник проводил
большую часть времени, подражая своим героям-пьяницам,
но забыл о том, что им удавалось сочетать пьянство с лите-
ратурным творчеством и живописью.
– Однажды ночью я так напился, что с трудом заполз в
лодку, привязанную на берегу Сены, и отрубился. Я проспал
в ней всю ночь, проснулся только на следующий день.
– Тебя ведь могли и убить.
Он внимательно посмотрел на меня.
– Знаю, – сказал он мрачно. – Когда я летел домой, я су-
нул несколько бутылок вина в чемодан. Но их хватило толь-
 
 
 
ко на два-три дня. Я оказался в заднице. В Париже я каждый
вечер ходил по барам и клубам, пил немерено. Но когда вер-
нулся домой, я опять стал шестнадцатилетним подростком,
учащимся старшей школы, живущим с вами, предками.
Он опустил глаза.
– Это было так странно. Я не мог достать выпивку, поэто-
му начал каждый день курить марихуану. Это было не совсем
то же самое, но зато достать ее было легче.
– Как насчет тяжелых наркотиков? – спросил я, не уве-
ренный в том, что хочу услышать ответ. – Когда ты взялся
за них?
– Помнишь, как мы (он назвал имена приятелей и своей
девушки) ушли после барбекю в день окончания школы? На
вечеринке, куда мы пошли, был экстази. Я немного попро-
бовал. Это был улет. Я почувствовал, как близок со всеми,
вспомнил все эти долгие, бессмысленные прощания. После
этого я принимал все, что мог достать, – экстази, ЛСД, гри-
бы, а потом…
Он поднял на меня глаза.
– Потом кристалл. Когда я попробовал его, то почувство-
вал себя лучше, чем когда-либо в своей жизни.

В очередной раз мы собрались в большом конференц-за-

ле, пациенты и члены их семей, для группового сеанса. Из
кладовки принесли дополнительные стулья, чтобы разме-
стить более пятидесяти человек. Привычный уже круг рас-
 
 
 
тянулся, превратившись в длинный изогнутый овал. Кон-
сультант открыла встречу, которая началась, как обычно, с
представления присутствующих в зале. В зале, пропитанном
негативными эмоциями: негодования, обиды, тревоги, печа-
ли и гнева.
– Я ни о чем не могу думать, кроме своей дочери. Я не
могу избавиться от этих мыслей. Даже во сне я думаю о ней.
Что я могу сделать? Эта тревога буквально поработила меня.
Мне говорят, что я должна отпустить ситуацию, оставить все
как есть, но как можно перестать беспокоиться за собствен-
ную дочь?
Женщина плакала и не могла остановиться. Дочь сидела
рядом с каменным лицом.
Когда очередь дошла до Ника, он начал рассказывать.
– Меня зовут Ник, я наркоман и алкоголик.
Я уже слышал, как он говорил эти слова на других собра-
ниях здесь и в Сан-Франциско и на паре встреч анонимных
алкоголиков, куда мы ходили вместе с ним. И все равно они
до сих пор меня коробили. Мой сын наркоман и алкоголик!
Но я почувствовал некоторую гордость от того, что он при-
знался в этом. Наверняка такое признание далось ему с боль-
шим трудом. Но верил ли он в это на самом деле? Я не верил.
Или верил, но не до конца.
По сравнению с теми, кто присутствовал на аналогичных
сеансах в викторианском особняке в Сан-Франциско, публи-
ка в больнице Св. Елены была лучше одета. Хотя одна по-
 
 
 
жилая женщина выглядела так, будто всего несколько часов
назад бродяжничала на улице. Сеанс групповой терапии на-
чинается с того, что пациенты и их семьи рассказывают свои
истории, иногда комментируя успехи друг друга. Та самая
пожилая женщина заговорила и буквально сразила меня. Со-
вершенно серьезно она сказала:
– У меня степень магистра. Я учительница. Мне кажется,
хорошая. – Она замолчала, безучастно глядя перед собой. –
Я была хорошей учительницей. До того, как появились спи-
ды.
Так же, как и я, все родственники зависимых испытывали
одновременно и безысходность, и надежду на лучшее.
Временами боль, пронизывающая атмосферу в зале, каза-
лась почти невыносимой. Мы без передышки слушали, ви-
дели и, главное, ощущали тот мрак и уныние, в котором жи-
вут люди, чьи близкие стали мет-зависимыми, хотя вид нар-
котика вряд ли имеет какое-то значение. Как будто в сердце
проворачивается нож. Метамфетамин, героин, морфин, кло-
нопин, кокаин, крэк, валиум, викодин, алкоголь и – в боль-
шинстве случаев – разнообразные комбинации всего пере-
численного. Все люди в нашем круге были разные, и в то же
время все одинаковые. У нас у всех в душе незаживающие
раны.
Подошла очередь товарища Ника, Стивена. Он рассказал,
что вся его жизнь – это бесконечная игра с алкоголем: ему
было всего десять, когда он напился в первый раз. Его жена
 
 
 
все время плачет.
– Мы так тебя любим! – обратилась она к Стивену, когда
пришла ее очередь говорить. – Но я уже столько раз слышала
от тебя слова раскаяния. Я слышала твои обещания не пить.
Я не могу больше так жить.
Жена Джеймса рассказала, какое стремительное превра-
щение произошло с ее мужем: из «человека, которого я ува-
жала больше всех в мире, который был моей второй поло-
винкой», он превратился в одержимого, таблетки поработи-
ли его, а все остальное потеряло смысл.
– Он был самым добрым, самым нежным…
Консультант спокойным ровным голосом прервала ее:
– Старайтесь обращаться непосредственно к нему, гово-
рите со своим мужем.
Глядя Джеймсу в глаза, вся дрожа, она продолжила:
– Ты был самым добрым, самым нежным человеком, кото-
рого я когда-либо встречала в жизни. А превратился в чужа-
ка, который орет на меня, в равнодушного, унылого, недоб-
рого, неспособного к искренним, близким отношениям. Я
все спрашиваю себя…
Она заплакала.
А потом еще одна история, и еще одна, и еще. Люди рас-
сказывали о своей беде, обращаясь к близким, просили про-
щения, ругали их, плакали. Наше сходство было поразитель-
ным. Все мы в той или иной степени потратили годы, ми-
рясь с поведением наших родных и пытаясь найти ему раци-
 
 
 
ональное объяснение, чего никогда не стали бы делать, если
бы речь шла о других людях. Мы защищали их и скрывали
их зависимость. Мы обижались на них и испытывали вину за
это. Мы кипели от ярости и снова винили себя. Мы клялись,
что не будем больше терпеть их жестокость, или лживость,
или эгоизм, или безответственность, и в очередной раз про-
щали их. Мы злились на них и часто на себя. Мы винили се-
бя. Мы боялись – постоянно боялись, – что они убьют себя.
В рассказе каждого зависимого характерный лейтмотив:
раскаяние, неконтролируемая ярость, чаще всего направлен-
ная на самих себя, – и чувство бессилия и безнадежности.
– Думаешь, я хочу быть таким? – кричит мужчина своей
жене, которую бьет дрожь. – Нежели ты так думаешь? Да я
ненавижу себя.
Оба рыдают, не в силах остановиться.
– Я очень горжусь им за то, что он согласился сюда прий-
ти, – сказала женщина о своем героин-зависимом муже. – Но
что будет дальше? Мне так страшно.
Пожилая женщина, чья сестра, юрист, пристрастилась к
метамфетамину, сказала:
– Я больше не даю ей деньги, а покупаю ей еду, вожу ее к
врачу и плачу за лекарства. – И грустно добавила: – Она не
в состоянии дойти до холодильника.
Психолог попыталась мягко подтолкнуть ее к другой точ-
ке зрения:
– Она в состоянии добывать наркотики, но не может дойти
 
 
 
до холодильника?
Тут в разговор вступила еще одна родительница:
– У меня было так же с моим сыном, пока я не поняла,
что он не может дойти до школы, или до работы, или до
кабинета врача, но вполне в состоянии пойти в ломбард, к
наркодилерам, достать любой наркотик, спиртное, вломить-
ся в чужой дом, добыть шприцы – все, что ему понадобится.
Ведь процесс приготовления дозы метамфетамина довольно
сложный, но я все жалела его, думала: «Он в депрессии. Он
такой ранимый. Он ни на что не способен». Конечно, я долж-
на была платить за больницу, если он туда попадал. Конеч-
но, я должна была платить за квартиру, иначе он оказался бы
на улице. Таким образом, около года я оплачивала комфор-
табельное жилье, где он мог употреблять наркотики в свое
удовольствие.
Симпатичная женщина с коротко подстриженными каш-
тановыми волосами, в шелковой блузке, кардигане и шерстя-
ных брюках сказала, что она врач. Грустным дрожащим го-
лосом она призналась, что больше года проводила хирурги-
ческие операции, находясь под действием метамфетамина.
Впервые она попробовала его на вечеринке.
– Я себя чувствовала замечательно, как никогда в жизни, –
сказала она. – Мне казалось, я могу горы свернуть. Я ни за
что не хотела потерять это ощущение. – Она покачала голо-
вой. – А остальное вы знаете. Я вдыхала наркотик, чтобы ра-
ботать всю ночь. Я вдыхала и тогда, когда мне не нужно бы-
 
 
 
ло работать. Я знала, что это переросло в серьезную пробле-
му. Но сюда я пришла только потому, что коллега пригрози-
ла пожаловаться на меня, если я добровольно не покончу со
своей зависимостью.
Один из пациентов принялся ее ругать:
– Вы делали операции под кайфом! Да против вас необхо-
димо выдвинуть обвинение. Вы же могли убить кого-нибудь.
Тут вмешалась консультант и, не повышая голоса, сказала:
– А вы разве не говорили, что вели автомобиль после упо-
требления наркотиков и заснули за рулем? Вы тоже могли
убить кого-нибудь.
Некоторые истории были вообще за гранью моего пони-
мания. Маленькая нервная женщина в спортивных брюках,
совсем потерявшаяся в своем объемном свитере, вспомнила
о последнем дне рождения сына.
– Я сидела на крэке. Я ушла из дома, бросила сына, оста-
вила его с мужем. Ради крэка. Сыну исполнилось в тот день
три года.
Женщина с бледным лицом, мягкими светлыми волосами
и золотистыми глазами, затуманенными слезами, рассказа-
ла, что ее мужа отправил в эту программу судья в качестве
альтернативы тюрьме. Ее муж, военнослужащий с взъеро-
шенными волосами, в наглухо застегнутой рубашке с корот-
кими рукавами, неподвижно сидел рядом и безучастно смот-
рел прямо перед собой.
Она сказала, что, когда муж был под кайфом, он напал на
 
 
 
нее, ударил головой об пол. Ей удалось набрать 911, прежде
чем она потеряла сознание. Когда пришла очередь говорить
ему, он возблагодарил Бога за то, что суд позволил ему по-
пробовать пройти курс терапии в наркологической клинике
вместо того, чтобы сидеть в тюрьме.
– Я до сих пор не могу поверить, что напал на жену, ведь
я ее люблю больше жизни. Но теперь я вижу, в чем моя про-
блема. Я выхожу отсюда на следующей неделе и мечтаю ока-
заться дома и начать новую жизнь.
Его жена старалась не встречаться с ним взглядом. Мне
показалось, что она до смерти напугана.
Объявили перерыв на кофе.
Когда мы сидели в кафетерии, Ник, указывая глазами на
мужа этой женщины, сказал нам, что она будет в большей
безопасности, если его упекут в тюрьму, и добавил:
– Это жуткий ублюдок.
Наша встреча продолжилась. Еще больше душераздираю-
щих историй, еще больше слез.
В конце каждого сеанса консультант всегда спрашивала,
хочет ли кто-нибудь что-то сказать перед тем, как группа
разойдется. Родные зависимых обычно говорят, как они гор-
дятся своими близкими и насколько лучше те стали выгля-
деть. Пациенты иногда говорят ободряющие слова своим то-
варищам по группе. В этот раз в конце собрания перед ауди-
торией в пятьдесят человек решил выступить Ник. Он обра-
тился к военному, который напал на свою жену.
 
 
 
 – Извини, но я должен сказать тебе кое-что, Кевин, пото-
му что, как ты говорил, на следующей неделе ты собираешь-
ся нас покинуть. – Ник пристально смотрел на него с друго-
го конца комнаты. – Я участвую в групповой терапии вместе
с тобой с тех пор, как я здесь. Люди кажутся искренними и
открытыми, действительно стремятся узнать больше о своей
зависимости. Но не похоже, чтобы ты понимал, для чего все
это делается. Программа требует от участников смирения, а
ты ведешь себя заносчиво. Кажется, ты на самом деле не по-
нимаешь и не признаешь, что ты не властен над своей зави-
симостью. Ты все время перебиваешь людей. Ты много бол-
таешь, но не слушаешь других.
Потом Ник взглянул на жену Кевина. Из ее широко от-
крытых глаз текли слезы. Она дрожала, как испуганный зве-
рек. Ник обратился к ней:
–  Я говорю все это для вас, потому что мне кажет-
ся, что  Кевину нужно больше времени на восстановление,
прежде чем он сможет вернуться домой. Я не хочу, чтобы с
вами что-нибудь случилось.
Никто, даже консультант, не проронил ни слова. Военный,
казалось, вот-вот бросится на Ника. Потом он и все мы уста-
вились на его жену, которая задыхалась от рыданий. Нако-
нец, она немного успокоилась, выпрямилась на стуле и ска-
зала сквозь слезы, обращаясь к Нику:
– Спасибо. Я знаю. Я не доверяю ему.
Она снова зарыдала. Женщина рядом с ней обняла ее за
 
 
 
плечи, а она все плакала и плакала.
Потом она повернулась к мужу и бросила ему в лицо рез-
кие, яростные слова:
– Если ты хоть когда-нибудь тронешь меня или детей…
Она не смогла закончить фразу, ее заглушили рыдания.
Мужчина взглянул на жену. В его лице не отражалось ни
раскаяния, ни любви, ни сожаления. Он был явно оскорблен,
растерян и разгневан. Он сидел выпрямившись, стреляя гла-
зами по сторонам.
Наконец консультант объявила занятия оконченными.
Она поблагодарила всех участников встречи и отпустила нас.
Жена Кевина с поразительной скоростью метнулась к Нику
и, все еще рыдая, обняла его, бормоча слова благодарности.
Ее муж, застыв на стуле, злобно испепелял их взглядом.
Когда мы уходили, Карен шепнула Нику:
– Будь начеку.
 
4
 
Пациенты, участвующие в программе реабилитации, ве-
дут дневники. Ник прочитал нам некоторые свои записи.
«Как, черт возьми, я попал сюда? Кажется, прошло не так уж
много времени с тех пор, как я играл в этой гребаной коман-
де по водному поло. Я был редактором школьной газеты, иг-
рал в спектакле, мучился вопросом, какие девушки мне нра-
вятся, обсуждал с одноклассниками Маркса и Достоевского.
 
 
 
Ребята из моего класса учатся в колледже. Это не столько
грустно, сколько непонятно. В то время все казалось таким
позитивным и безобидным».
Ник провел в больнице уже три недели. В этот уик-энд я
снова приехал на семейную встречу. После утреннего сеанса
групповой терапии Ник сможет по однодневному пропуску
прийти в гостиницу, где мы остановились.
Ник вел себя свободно, открыто выражал свои эмоции, да-
же благодарил за возможность пройти этот курс реабилита-
ции и казался вполне искренним. Поделившись своими мыс-
лями из дневника, он затронул еще одну тему. Поинтересо-
вался, может ли он вернуться в колледж. Конечно, он наде-
лал много ошибок, но готов на все, чтобы снова оказаться
в Хэмпшире. Этот колледж пришелся ему по душе. Посколь-
ку он понимает, что проблема наркотиков никуда не исчез-
ла, он обещает регулярно посещать собрания анонимных ал-
коголиков и работать с наставником. Ему рассказывали, что
во многих колледжах есть специальные «трезвые» спальные
корпуса, и он попросит, чтобы его поселили в таком месте.
Он понимает, что в случае рецидива я выполню свою угрозу
и лишу его всяческой поддержки, он вылетит из колледжа и
ему придется выживать самостоятельно.
По пути в гостиницу, где нас ждали Карен, Джаспер и Дэй-
зи, Ник поведал мне, что заставило его изменить свои на-
мерения. Когда его товарищи по групповой терапии узнали,
что родители хотели отправить его в колледж, они буквально
 
 
 
набросились на него. Общее мнение по этому поводу выска-
зал мужчина, чье пьянство и злоупотребление наркотиками
привели к разрыву с родителями, братьями и сестрами. «Ты
что, совсем обалдел? – орал он на Ника. – У тебя же есть ро-
дители! Они любят тебя! Они всё еще готовы отправить те-
бя учиться! Возвращайся в колледж. Не будь гребаным иди-
отом. Я бы все сделал, чтобы учиться в колледже».
–  Мы с  Карен обсудим это,  – сказал я.  – Я поговорю с
твоей мамой. Нам придется четко прописать все условия на-
шего договора. Думаю, это могло бы сработать, если ты дей-
ствительно хочешь учиться и думаешь, что сможешь осуще-
ствить свой план.
Я все еще тешил себя иллюзиями, что все может нала-
диться. Ник перестанет употреблять наркотики. Он понима-
ет свою проблему. Слава богу, он еще не нанес себе непопра-
вимого вреда – своему организму и мозгу – и своим перспек-
тивам на будущее. Он все еще может вернуться в колледж,
получить диплом, устроиться на хорошую работу, найти лю-
бовь…. И все будет хорошо.
Мы подъехали к гостинице. Это захудалый пансионат
с виноградником, потрескавшимся бассейном, потрескав-
шимся теннисным кортом и престарелыми лошадьми, кото-
рые свободно бродят по территории. Когда я проехал че-
рез ворота, Ник занервничал. Это будет первая встреча с
Джаспером и Дэйзи с тех пор, как он переступил порог «Ол-
хоффа» три месяца назад.
 
 
 
 Ник был счастлив вновь увидеться с Джаспером и Дэйзи.
И хотя сначала дети не слишком стремились сюда (в послед-
ний раз, когда они виделись с Ником, он отходил от нарко-
тиков, был в депрессии и злился, что его везут в «Олхофф»),
они тоже были счастливы. Они вместе играли в ледяной во-
де, увлеченно отбивали мячи на корте. Я уселся на скамью
для пикника под увитой виноградом перголой и смотрел на
них. К ним присоединилась Карен, и они все вместе при-
нялись играть в крокет. Во время игры Ник расспрашивал
детей о школе и друзьях, рассказывал истории о кошке, ко-
торая жила на территории больницы. Наступило время вез-
ти Ника обратно. Джаспер и Дэйзи явно были сбиты с тол-
ку. Мы постоянно старались как можно доступнее объяснить
им, что происходит с Ником, но сейчас им казалось, что с
ним все отлично. Они не понимали, почему он не может вер-
нуться домой вместе с нами.
На обратном пути в больницу Ник рассказал мне еще о
двух событиях этой недели. Первая огорчила и обескуражи-
ла. Стивен покинул программу. Просто и без всяких цере-
моний он вышел как-то среди дня из больницы и отправил-
ся по дороге, ведущей к Калистоге. Позже пациенты узнали,
что он зашел в ближайший бар и сорвался, снова запил.
Ник расстроился, но не был удивлен.
– На первый взгляд казалось, что он твердо решил вести
трезвый образ жизни, – сказал он. – Он понимал, что риску-
ет потерять жену и свою прелестную малышку. Но он нико-
 
 
 
гда не воспринимал это слишком серьезно. Винил жену в их
проблемах. Винил своих родителей. Винил всех, кроме себя.
Он так ничего и не понял.
Во вторую новость было еще труднее поверить. Когда кто-
нибудь завершает четырехнедельный курс, пациенты устра-
ивают прощальную церемонию. «Выпускник» программы
просит кого-либо из пациентов «выступить» в его поддерж-
ку, сказать слова ободрения и напутствия, провожая в но-
вую жизнь. Смысл церемонии в том, чтобы придать муже-
ства «выпускникам» и воодушевить новичков.
В то утро, когда должен был выписываться Кевин, воен-
ный, он подошел к Нику. «Ты смелый сукин сын, – сказал
он. – Нужно отдать тебе должное». Затем, к великому удив-
лению Ника, он попросил его выступить в его поддержку на
прощальной церемонии. «Я зауважал тебя, – сказал он. – Я
следил за тобой и знаю, что из всех нас только ты сможешь
справиться. Ты еще молодой и пока не успел слишком на-
портачить со своей жизнью. У тебя любящая семья. И ты,
черт возьми, достаточно умен. Я хочу справиться со своей
проблемой, хочу сильнее, чем чего-либо другого. Я собира-
юсь доказать, что ты был неправ. И я добьюсь своей цели».
Ник согласился.
– Ну и я выступил, поддержал его, – сказал он. – Я сказал,
что надеюсь и молюсь за то, чтобы он справился и выполнил
свой план. Я сказал: «Я надеюсь на тебя, на твою жену и де-
тей». Позднее я смотрел, как они уходили, он и его жена.
 
 
 
На прощание они оба меня обняли. Уходя, они держались
за руки.

Через неделю я забирал Ника из больницы. Окна в маши-

не были опущены, теплый воздух врывался внутрь. Я нерв-
ничал и волновался. Ник с воодушевлением говорил о буду-
щем. Его оптимизм выражался не только в ясности и разум-
ности его речи, но и в его позе, в том, как он держался – уве-
ренно и серьезно, в его глазах, которые наконец-то снова на-
полнились светом. Он сказал, что твердо настроен держать-
ся подальше от наркотиков.
Я разделял его оптимизм. Но я понимал, что соблюдать
трезвость легче в безопасной, упорядоченной обстановке
наркологической клиники, в строгих рамках программы ре-
абилитации, поэтому мои надежды были не особенно радуж-
ными. Мне хотелось верить, что все постепенно наладится,
и в то же время я не мог заставить себя поверить в это.
Атмосфера в доме стала спокойнее, хотя время от време-
ни возникали напряженные моменты. Я беспокоился, когда
Ник уходил на собрания анонимных алкоголиков. Я беспо-
коился, когда он казался рассеянным или не в настроении. Я
беспокоился, когда в августе пришло время отправлять его в
колледж, который на этот раз находился за три тысячи миль
от дома.
Хэмпширский колледж расположен на территории быв-
шего яблоневого сада, где сохранилась атмосфера фермер-
 
 
 
ской усадьбы. Это восемьсот акров прекрасных газонов и
буколических пейзажей. Колледж предлагает впечатляющую
творческую программу по гуманитарным наукам и сотни ос-
новных предметов специализации и дополнительных учеб-
ных курсов. Кроме того, Хэмпшир входит в консорциум из
пяти колледжей, включающий Массачусетский университет,
Амхерстский колледж, Смит-колледж и Маунт-Холиок-кол-
ледж. Ник мог выбрать любой курс из тех, которые предла-
гают эти учебные заведения. Между ними организовано ре-
гулярное автобусное сообщение.
Мы с Карен полетели вместе с Ником, чтобы помочь ему
устроиться на новом месте и подготовиться к ознакомитель-
ной церемонии для первокурсников. Мы зашли поесть в ин-
дийский ресторан, который мы с Ником нашли, когда объез-
жали колледжи больше года назад.
– Поверните направо на светофоре, – завопил Ник. – На-
право, направо, направо!
Утром мы отправились в колледж. Погода стояла теплая и
солнечная. Семьи развозили студентов по спальным корпу-
сам. Они подъезжали в автофургонах, универсалах, мы уви-
дели даже лимузин, нагруженный чемоданами, кофрами со
стереосистемой, ударной установкой и несколькими компью-
терами.
Комната Ника находилась в спальном корпусе для «трез-
венников», или «завязавших», маленькая, но комфортабель-
ная. Оставив здесь вещи, мы, следуя указателям, отправи-
 
 
 
лись в центр кампуса на приветственное барбекю. Мы с Ка-
рен внимательно рассматривали приезжающих первокурс-
ников, пытаясь выявить среди них потенциальных наркоди-
леров.
В конце трапезы к собравшимся обратились с речами де-
каны колледжа. После приветственного мероприятия я на-
шел начальницу отдела студентов и спросил ее, как обсто-
ят дела с наркотиками в колледже, объяснив, что мой сын
недавно прошел два курса реабилитации. Она признала, что
марихуану употребляют повсеместно, но верно подметила,
что «наркотики заполонили все колледжи Америки и все го-
рода, поэтому молодые люди должны научиться жить среди
них».
Декан направила меня к руководителю медицинской
службы колледжа, которая записала для меня свое имя и но-
мер телефона и сказала, что поможет Нику, насколько это
в ее силах. Она проводит его на собрание участников про-
граммы «12 шагов» и познакомит с другими студентами, ко-
торые находятся в процессе реабилитации. «Он не один та-
кой, – сказала она. – У нас есть достаточно развитая система
поддержки для тех, кому она нужна».
 
⁂
 
–  Привет, пап,  – Ник позвонил по телефону, когда мы
с Карен вернулись в Калифорнию, – это я, Ник.
 
 
 
 Он звонил из спального корпуса. Слушая его голос, я
представлял его в поношенной футболке, в мешковатых
грязных штанах, которые поддерживает на бедрах черный
ремень с металлическими заклепками, в конверсах, вьющи-
еся волосы отброшены назад, чтобы не падали на глаза. Су-
дя по голосу, он с энтузиазмом отнесся к занятиям в колле-
дже. Снова исполненный надежд, я продолжал предаваться
отвлеченным оптимистическим фантазиям, даже когда мы
закончили разговор. Я представил, как он идет по кампусу
на занятия со своим рюкзаком. Я слышал его голос и пред-
ставлял, как он участвует в дискуссиях о диалектике импе-
риализма, о Ницше, Канте и Прусте.
Месяц спустя, когда он позвонил, вроде бы у него все было
хорошо. Но я расслышал его нервное дыхание. Прежде чем
он повесил трубку, я услышал, как он вздохнул. Я понимал,
что ему нелегко. Он снова старался делать все возможное и
невозможное, чтобы адаптироваться к новым условиям.
Помимо занятий, он регулярно встречался с консультан-
том по вопросам употребления наркотиков и алкоголя, кото-
рого ему рекомендовали в колледже. Как мы и договарива-
лись, он начал посещать собрания анонимных алкоголиков,
нашел себе наставника, старшекурсника из Массачусетского
университета. Он вел группу студентов, которых приглашал
каждое воскресное утро к себе в дом на кофе и маффины и
проводил с ними собрание по программе реабилитации.
Ник регулярно отчитывался о том, что делает, и у меня
 
 
 
на душе стало немного легче. Когда его жизнь почти вошла
в нормальную колею, он начал рассказывать о своих препо-
давателях. О своих новых друзьях. О собраниях анонимных
алкоголиков и анонимных наркоманов, которые он посещал
в течение недели.
Еще через месяц Ник перестал отвечать на мои телефон-
ные звонки. Я сразу предположил, что у него произошел ре-
цидив. Несмотря на все его заверения и, возможно (хотя
я и не уверен), благие намерения, несмотря на общежитие
для «трезвенников» (которое на самом деле таковым не яв-
лялось, как с досадой утверждал Ник, потому что по ночам в
пятницу и в субботу слышны были характерные звуки пьян-
ки, кто-то падал, кто-то ходил спотыкаясь, кого-то рвало), у
него не было особых шансов на успех.
Конечно, это была чистая авантюра  – отправлять его в
колледж так скоро после клиники. Хотя все, включая кон-
сультантов-психологов в больнице Св. Елены, поддержали
наш план, ведь он так горячо убеждал нас, что мечтает об
учебе и будет держаться изо всех сил.
Я попросил своего друга, который собирался в Амхерст,
навестить его и проверить, как у него дела. Он обнаружил
Ника, укрывшегося в своей комнате, явно под кайфом.
Я собрался осуществить свою угрозу и лишить Ника ма-
териальной поддержки, но сначала позвонил консультанту
медицинской службы колледжа, чтобы обсудить с ней сло-
жившуюся ситуацию. Я представил, как она сидит за своим
 
 
 
столом, рядом тикает обогреватель, снежинки медленно кру-
жатся за окном.
Я сообщил ей о рецидиве у Ника, но ее ответ крайне уди-
вил меня. Она посоветовала проявить терпение, объясняя,
что часто «рецидив бывает частью процесса реабилитации».
Весьма неожиданная концепция. Все равно что сказать,
что авиакатастрофа – хорошая тренировка для летчиков. И в
наркологическом центре «Олхофф», и в больнице Св. Елены
я слышал, что рецидивы затрудняют восстановление нарко-
зависимых из-за прогрессирующего характера болезни.
Однако часто проходит много времени, в течение которо-
го человек может наделать множество ошибок, прежде чем
осознает пагубную силу зависимости и, что важнее, поймет,
как легко болезнь может вернуться. Несмотря на то что я
слышал об этом, я не до конца вник в страшные особенности
этой болезни, включая ее устойчивый характер. Но я слабо
представлял себе, как неудача, даже череда неудач, может
привести к успеху.
«С одной стороны, некоторые из закоренелых наркома-
нов могут оставаться “чистыми” неопределенное время по-
сле единственного курса лечения, с другой стороны, боль-
шинство этих людей многократно проходят этот порочный
круг. Как и курильщики, которым обычно недостаточно од-
ной попытки, чтобы окончательно расстаться с сигаретами,
или люди, которые без конца садятся на диету, снова и снова
пытаясь похудеть», – говорит доктор Роусон.
 
 
 
 «Лечение догоняет вас,  – сказал Дуглас Энглин, заме-
ститель директора Научно-исследовательского центра по
проблемам злоупотребления наркотиками Калифорнийско-
го университета в  Лос-Анджелесе, в интервью Пегги Орн-
стейн, которое она брала для своей статьи о реабилитации
наркозависимых, опубликованной позже в New York Times
Magazine. – Если люди употребляли героин в течение пяти
лет, может понадобиться от десяти до пятнадцати лет, чтобы
помочь им выйти из наркозависимости. Но если вы начина-
ете их лечить, когда им двадцать пять лет, то к сорока годам
можно считать, что они в значительной степени реабилити-
рованы. Если их не лечить, то к сорока годам большинство
из них просто сгорают».
Это не очень утешает. Однако если воспринимать лечение
как непрерывный процесс, а не как одноразовый курс, воз-
никает более оптимистическое – и гораздо более реалистич-
ное – понятие об успехе в реабилитации наркозависимых. По
данным национального исследования, несмотря на возмож-
ные рецидивы, через год после лечения употребление нарко-
тиков сокращается на 50 %, а количество противоправных
действий, совершенных под их влиянием, – на 80 %. Кроме
того, снижается вероятность высокорискового сексуального
поведения и необходимость в неотложной медицинской по-
мощи. Другие исследования показывают, что после лечения
наркозависимые реже существуют только за счет социально-
го пособия и что их психическое здоровье в целом улучша-
 
 
 
ется.
Тем не менее следует понимать, что каждый рецидив чре-
ват летальным исходом. Конечно, и после рецидива нарко-
ман может снова отказаться от наркотиков и оставаться «чи-
стым» длительное время. Но только если не умрет. Печаль-
но, но факт.

После настоятельных просьб моего друга Ник позвонил.

Он признал, что  «облажался», и пообещал, что завяжет с
наркотиками.
– Ник…
Я услышал в собственном голосе этот характерный от-
цовский тон – серьезный, осуждающий, полный разочарова-
ния – и почувствовал, что сын сразу занял оборонительную
позицию.
– Можешь не продолжать, я и так знаю, – говорит он. – Я
должен был пройти через это – чтобы узнать, как это бывает.
Ожидание давалось трудно, особенно если учесть, какое
расстояние нас разделяло. Но я понимал, что для Ника очень
важно взять себя в руки после рецидива, не дожидаясь того,
чтобы я снова отправил его в наркологическую клинику.
Во многих случаях рецидив – часть выздоровления, по-
вторял я снова и снова, без конца прокручивая эту мысль в
своей голове. И ждал.
Ник часто звонил, а на зимние каникулы приехал домой.
Визит прошел легко, без трений. Казалось, что ему стало на-
 
 
 
много лучше. Он просто оступился, вот и все. Часто реци-
див – часть выздоровления. Он осветлил свои волосы «Кло-
роксом» и обжег кожу головы, но в остальном вроде бы все
было в порядке.
Ник вернулся в Хэмпшир на весенний семестр. Позвонив
как-то домой, он с восторгом рассказал о том, что занятия по
творческому письму ведет известный писатель и обожаемый
всеми преподаватель.
– Для студентов младших курсов практически невозмож-
но попасть на эти занятия, но я хочу попробовать, – сказал
он. – Я написал рассказ – работал всю неделю – и представил
ему. В пятницу профессор вывесит список принятых студен-
тов на двери кабинета.
В пятницу ближе к вечеру Ник позвонил и с радостью со-
общил, что нашел свое имя в списке. Правда, оно было по-
мечено звездочкой, отсылающей к сноске внизу страницы:
«Зайдите ко мне».
Ник сразу же отправился к преподавателю. Конечно, он
был «весь на нервах». Не тратя лишних слов, тот прямо
спросил, употребляет ли Ник наркотики. Такие подозрения
возникли у него в связи с темой работы Ника. Оказывает-
ся, он описал в беллетризированной форме запомнившихся
ему персонажей, с которыми он познакомился в наркологи-
ческой клинике «Олхофф» и в больнице Св. Елены.
Ник признал, что он наркоман в процессе реабилитации.
– Дело вот в чем, – сказал преподаватель. – Если вы пере-
 
 
 
станете употреблять наркотики, я буду с вами работать и по-
могу развиться вашим способностям к литературному твор-
честву. Если нет, вы останетесь за бортом. Решать вам.
В понедельник Ник пришел на занятия и пожал препода-
вателю руку.

Из телефонных отчетов создавалось впечатление, что Ник

поглощен учебой. Казалось, его состояние стабилизирова-
лось, он регулярно посещал собрания по программе «12 ша-
гов» и работал с наставником. По-видимому, он по-прежне-
му преуспевал в учебе. И кроме того, он снова был влюб-
лен, и теперь на собрания его возила девушка, которую зва-
ли Джулия.
В конце зимы я поехал в Бостон. Ник с Джулией приехали
из Амхерста, чтобы поужинать со мной. Вечером, когда они
появились в моем отеле в Кембридже, шел снег, и они были
укутаны в теплые куртки и шарфы.
Мы перешли Гарвард-сквер и зашли в суши-бар. Ник
и Джулия шли в ногу, крепко обняв друг друга. Мы поужи-
нали, а потом еще погуляли. Они увлеченно говорили о кни-
гах Гегеля, Маркса, Томаса Манна, о политике и кино. Ник
обставил нас в игре «Шесть шагов до Кевина Бейкона», хотя
Джулия почти загнала его в тупик, назвав (кто бы мог поду-
мать) Халка Хогана. Так что ему нужно было назвать пять
шагов из шести.
– Хорошо, – сказал Ник, раззадоренный вызовом. – Он
 
 
 
снимался в  «Рокки-4» с  Сильвестром Сталлоне, который
снимался в  «Полицейских» с  Рэем Лиоттой, который сни-
мался в  «Наркобароне» с  Джейсоном Патриком, который
снимался в «Пропащих ребятах» с Кифером Сазерлендом. –
Ник довольно улыбался. – А Кифер Сазерленд играл в «Ко-
матозниках» вместе с Кевином Бейконом.
Я прибыл в Бостон вместе с близким другом нашей семьи,
персонажем книги, которую я тогда писал. Он жил и рабо-
тал в Шанхае. Мы встретились с ним за кофе. Ник и Джу-
лия произвели на моего друга благоприятное впечатление, и
прежде чем они отправились обратно в Амхерст, он спросил,
не хотят ли они приехать на лето в Китай. Он мог бы помочь
им устроиться на работу преподавателями английского язы-
ка, кроме того, они могли бы выполнять волонтерскую рабо-
ту – возможно, в дошкольном учреждении. Он также знает,
где они могли бы остановиться. Они отнеслись к этой идее
с энтузиазмом и благодарностью. Обратно я летел в припод-
нятом настроении. Жизнь у Ника налаживается. Проблемы
с наркотиками он оставил в прошлом.
Учебный год заканчивался, и мы начали планировать пу-
тешествие в Китай. Сначала ребята поработают шесть недель
в Шанхае, затем поедут в Юньнань и Тибет. Перед поездкой,
в конце мая, Ник приедет домой. Здесь он начнет работать,
чтобы собрать часть денег на путешествие. Потом приедет
Джулия, и они отправятся в Китай. Ник, казалось, был очень
доволен этими планами, а также предвкушал приезд домой:
 
 
 
ему хотелось увидеться с Джаспером и Дэйзи. Дети были вне
себя от радости. Его возвращения все ожидали с волнени-
ем и некоторой тревогой, но и с надеждой. Вот почему та-
ким страшным ударом для нас было, когда Ник выложил всю
правду – что он употреблял наркотики все время с тех пор,
как вернулся домой, – весь прошедший семестр.
Он ушел, хлопнув дверью. Я в шоке. Не может быть, ду-
мал я. Нет, нет и нет! Когда, вернувшись после школы, Джас-
пер и Дэйзи не нашли дома Ника, они пристали ко мне:
– А где Ник?
– Не знаю, – сказал я.
На глаза навернулись слезы.

Когда Ник ушел, я погрузился в неприятное и до тошноты

привычное состояние тревоги, чередующееся с приступами
паники, которые лишали последних сил, – так остро я пере-
живал каждую минуту его отсутствия.
Утром я уселся на подоконник в гостиной и стал читать и
перечитывать вступительный абзац статьи. Перекрестья све-
тового люка отбрасывали полосы на поверхность мебели. В
гостиную вошел Джаспер, лохматый после сна, в руках ат-
ласная коробочка, в которой он хранит свои сбережения –
восемь долларов. Вид у него растерянный.
– Кажется, Ник взял мои деньги, – сказал он.
Я взглянул на Джаспера – растущее сильное тело и непо-
нимающие глаза. Я протянул к нему руки, чтобы он мог вска-
 
 
 
рабкаться ко мне на колени. Как объяснить восьмилетнему
ребенку, почему любимый старший брат украл у него день-
ги?..

 
 
 
  
Часть IV. Если бы только
 
Пьянство  – это безудержное влечение к
медленной и верной отраве, этой страсти, которая
не считается ни с чем на свете, заставляет
забывать о жене, детях, счастье, положении в
обществе и бешено увлекает свои жертвы вниз, в
бездну, в смерть.
Чарльз Диккенс. Очерки Боза23

…К тому же так лучше, смерть становится

ближе, мне не нужно ее искать, больше не придется
бросать ей вызов, издеваться над ней, заигрывать
с ней. Она тут со мной, как домашняя кошка или
календарь на стене.
Чарльз Буковски. Размышления на 71-м году24

 
1
 
Конец мая. В среду вечером мы с Карен были вынуждены
нанять няню, чтобы она присмотрела за детьми. Нам нуж-
но было снова ехать на встречу, связанную с наркозависимо-
стью Ника.
Скрепя сердце мы отправились в Новато, сельский горо-
23
 Пер. Т. Литвиновой.
24
 
 
 
 Пер. Ю. Иванова.
док на северной окраине округа Марин, на собрание род-
ственников наркозависимых Ал-Анон. Вот уж где я меньше
всего ожидал оказаться. Подобно встречам «анонимных ал-
коголиков» они проводятся в цокольных помещениях церк-
вей, в библиотеках и общинных центрах по всей стране. Я
не состоял в этой организации. По возможности я избегал
подобных собраний, на которых присутствующих настойчи-
во просят делиться с другими своими чувствами. И тем не
менее я очутился здесь.
Я долгое время хранил в тайне проблему нашей семьи.
Дело не в том, что мне было стыдно. Я хотел защитить Ни-
ка, сохранить хорошее впечатление о нем у наших друзей и
знающих его людей. Но я понял, насколько верна поговорка,
которая в ходу у «анонимных алкоголиков»: ты болен, пока
хранишь свои секреты. Я понял, что мне становится легче,
когда я рассказываю о наркозависимости своего сына, раз-
мышляю об этом вслух, слышу и читаю истории других лю-
дей, оказавшихся в подобной ситуации. Большинство кон-
сультантов, к которым мы с Карен обращались, рекомендо-
вали посещение встреч Ал-Анон. Тем не менее нам понадо-
билось время, чтобы решиться на это.
Собрание проходило в довольно убогом помещении. Око-
ло дюжины людей сидели на стульях, расставленных по кру-
гу. Еще один круг. Подавали кофе «Фолджерс» и пончики,
обсыпанные сахарной пудрой. Над головой мигали и шипе-
ли неоновые трубки, в углу тарахтел вентилятор на шаткой
 
 
 
подставке. Собрание объявили открытым. Посыпались изби-
тые фразы, уже основательно поднадоевшие и вызывающие
раздражение. По всей видимости, они составляли основу ра-
боты как «анонимных алкоголиков», так и организации Ал-
Анон. Среди них призыв «Оставь все на волю Божью». И еще
три принципа, которые на самом деле помогали, хотя я не
всегда им верил: «Не вы стали причиной этого, вы не може-
те это контролировать, вы не можете вылечить это». Что бы
там ни говорили, но где-то внутри я был убежден, что это
моя вина. Я в свое время легко бросил наркотики, Ник же не
смог остановиться. Может быть, это я запустил этот процесс,
с одной стороны лицемерно предупреждая его об опасности
наркотиков, а с другой – давая молчаливое разрешение на
их употребление. Оглядываясь назад, я с ужасом вспоминаю,
как курил марихуану вместе с ним. Наркозависимым обяза-
тельно нужно кого-то обвинять в своем пристрастии, и в сво-
ем окружении они находят достаточно людей, готовых взять
вину на себя. Что бы я ни делал в прошлом, я все делал по
своей наивности и глупости, из-за своей незрелости, но те-
перь это не имеет значения. Я не переставал винить себя.
Окружающие могли всячески поносить меня. Могли крити-
ковать меня. Могли обвинять меня. Ник мог винить меня.
Но все их слова и поступки не шли ни в какое сравнение с
тем, как я сам ругаю и виню себя. Когда я слышал: «Не вы
стали причиной этого», – я не верил.
Первое, что я почувствовал, оказавшись здесь, – это пре-
 
 
 
небрежение. Я оглядел собравшихся с некоторым даже от-
вращением и подумал: «Что я делаю среди этих женщин с
крашеными волосами и в брючных костюмах, среди муж-
чин с толстыми животами в наглухо застегнутых рубашках
с короткими рукавами и хлопковых брюках?» Однако, когда
пришло время уезжать домой, я ощутил, что всех нас – ро-
дителей, детей, мужей, жен, любовников, братьев и сестер
наркозависимых – связывает много общего. Мое сердце раз-
рывалось, когда я думал о них.
Я был одним из них.
Я не собирался выступать, но потом все-таки решил вы-
сказаться.
– Мой сын ушел из дома, – сказал я. – И я не знаю, где он.
К глазам подступили слезы. Я не мог больше произнести
ни слова. Я сгорал от стыда, выставив на публику наши про-
блемы, но в то же время испытывал огромное облегчение.
В конце встречи собравшиеся прочитали «Молитву о спо-
койствии духа»: «Господи, дай мне спокойствие духа, чтобы
принять то, что я не могу изменить, дай мне мужество изме-
нить то, что я могу изменить, и дай мне мудрость отличить
одно от другого»25.
«Пожалуйста, пожалуйста, дай мне спокойствие духа, что-
бы принять то, что я не могу изменить, дай мне мужество
25
 Молитва немецкого богослова Кристофа Фридриха Этингера. По свидетель-
ству многих мемуаристов, она висела над рабочим столом президента США Джо-
на Кеннеди. Иногда ее приписывают американскому теологу Рейнхольду Нибу-
ру. Прим. ред.
 
 
 
изменить то, что я могу изменить, и дай мне мудрость отли-
чить одно от другого», – мысленно повторял я.
Потом они запели «Снова возвращаюсь к тебе».

Я снова приехал на собрание. На этот раз его устроили в

более шикарном районе. Кофе здесь был лучше. От компа-
нии «Кофе Пита». В этот раз наконец мы услышали хоть од-
ну смешную историю. Мужчина в ветровке персикового цве-
та рассказал, что он хранит все свои лекарства – золофт, бе-
та-блокаторы, таблетки от гипертонии, снотворное, виагру –
в одной бутылочке, чтобы до них не добрался его сын. Люди
вокруг понимающе кивают: мы знаем, что нужно прятать ле-
карства (и спиртное) от наших родственников. Однажды он
очень торопился на презентацию и вытряс из бутылки таб-
летку бета-блокатора. Во всяком случае он собирался при-
нять именно бета-блокатор. Однако вместо этого лекарства
он проглотил таблетку виагры. Она подействовала в тот са-
мый момент, когда он должен был выступать перед аудито-
рией. Причем там не было трибуны, за которой можно было
бы укрыться.
Веселое настроение после его рассказа быстро улетучи-
лось, когда заговорила застенчивая женщина, упомянувшая
свою «практику», из чего можно было заключить, что она
по профессии врач или юрист. Прерывающимся голосом она
сообщила, что несколько дней назад пыталась совершить са-
моубийство. Лицо у нее бледное, даже зеленоватое, никакой
 
 
 
косметики, волосы жесткие, глаза измучены бессонницей и
тревогой. Она сказала, что поехала к мосту Золотые Воро-
та и припарковала там машину. Потом вылезла и пошла на
мост.
–  Ветер пронизывал меня насквозь, слезы струились по
лицу. Я смотрела вниз, на воду, – говорила она. – Мне нужно
было перелезть через ограду, а с другой стороны была натя-
нута сетка. Мне пришлось бы как-то перелезать и через нее.
Я решила, что легче достать пистолет. У моего отца есть пи-
столет. Он хранится в запертом ящике комода в спальне в
доме родителей. У меня есть ключ. От дома и от ящика. С
пистолетом это можно будет сделать быстрее. И не будет так
холодно.
Она пошла по мосту обратно, к месту, где оставила маши-
ну, но не нашла ее. Она подумала, что перепутала место, где
припарковалась. Обошла все вокруг, но машина исчезла. И
тут она увидела дорожный знак. Оказывается, она останови-
лась там, где парковка запрещена. Машину отбуксировали
на штрафстоянку.
– Это было так прикольно, что я начала смеяться, – про-
должала она. – Я смеялась и плакала одновременно. Тогда-то
меня и осенило: пока я еще в состоянии смеяться, я не могу
лишать себя жизни.
Слезы катились у нее по щекам, и все мы плакали вместе
с ней.

 
 
 
 Я снова приехал в Новато на собрание в помещении церк-
ви. Я уже многих узнавал. С некоторыми мы обнялись. В
других местах все спрашивали, как у меня дела. Здесь обо
мне все знали.
Одна из матерей начала говорить, слегка раскачиваясь на
стуле. Я уставился на белые плитки пола, сгорбившись на се-
ром металлическом стуле и сложив руки на коленях. Жен-
щина, одетая в простой деловой костюм, отпивала маленьки-
ми глотками кофе из бумажного стаканчика. Ее длинные во-
лосы были заплетены в косу, лицо чуть тронуто персиковы-
ми румянами, глаза подведены. Дрожащим голосом она рас-
сказала нам, что ее дочь отбывает двухлетний срок в тюрь-
ме, куда она попала после рейда по борьбе с наркотиками.
Женщина вся сжалась на стуле. И разрыдалась.
Теперь везде, куда бы я ни поехал, я видел слезы.
Везде слезы.
– Я счастлива, – сказала она. – Я знаю, где она. Я знаю,
что она жива. В прошлом году мы так радовались, когда ее
приняли в Гарвард. А сейчас я испытываю облегчение от то-
го, что она в тюрьме.
Седая женщина поспешила сказать, что она понимает, что
чувствует эта несчастная мать.
–  Каждый день я благодарю Бога за то, что моя дочь в
тюрьме, – делилась с нами она. – Шесть месяцев назад ее осу-
дили за употребление и торговлю наркотиками и за прости-
туцию. – Она перевела дух и сказала не столько нам, сколько
 
 
 
себе: – Там она будет в большей безопасности.
Я думал: вот до чего мы дошли. Не все, конечно. Но неко-
торые из нас уже благодарят Бога за то, что наши дети в за-
ключении.

Я не мог контролировать то, что происходит, я не мог вы-

лечить зависимость – и все равно я продолжал ломать голо-
ву, пытаясь найти что-то, что я проглядел, о чем не подумал.
«То капля надежды блеснет, то взбушуется море отчаяния,
и все боль, все боль, все тоска и все одно и то же», – писал
Толстой.
От Ника никаких вестей, и каждый час, и каждый день,
и каждая неделя – сплошная пытка и страдания, как от фи-
зической боли. Я почти все время чувствовал себя будто в
лихорадке. Может быть, и верно, что страдания закаляют ха-
рактер, но человека они разрушают. Здоровье людей, кото-
рых я встречал на собраниях Ал-Анон, было подорвано. Все
перенесли психическую травму, некоторые пострадали фи-
зически, и это отразилось на их внешности. В то же время
это самые открытые, живые и эмоционально щедрые люди,
которых я когда-либо встречал.
Как нам советуют на собраниях Ал-Анон, я пытаюсь «от-
страниться» – отдаться на волю Бога. Но как родители мо-
гут отстраниться, «отпустить»? Я не мог. Я не знал, как это
сделать.
Как я не заметил, что Ник употреблял наркотики эти по-
 
 
 
следние месяцы, даже когда находился в нашем доме? Я
был настолько травмирован его зависимостью, что в моем
восприятии перемешались сюрреализм и действительность.
Я утратил способность отличать нормальное поведение от
вызывающего. Я так поднаторел в выискивании разумных
оправданий и отрицании очевидного, что уже не мог понять,
где кончается одно и начинается другое. Или, может быть, у
наркоманов с опытом развиваются исключительные способ-
ности к вранью, а у родителей параллельно развивается вос-
приимчивость к их лживым речам? Я верил Нику, потому
что хотел верить, готов был поверить всему, что он говорил.
Что случилось с моим сыном? Где я недоглядел и что сде-
лал неправильно? Если верить Ал-Анон, моей вины в этом
нет. Но все равно я чувствую, что только я один несу ответ-
ственность за все случившееся. Я без конца повторяю одно и
то же: если бы только я установил более строгие правила по-
ведения; если бы только я был более последователен в своих
требованиях; если бы только я лучше оберегал его от секре-
тов своей взрослой жизни; если бы только я сам не употреб-
лял наркотики; если бы только мы с его матерью продолжали
жить вместе; если бы только мы с ней жили в одном городе
после развода.
Я знаю, что развод и соглашение о совместной опеке стали
самым трудным периодом его детства. Известно, что дети,
чьи родители развелись, чаще начинают употреблять нарко-
тики и алкоголь в возрасте до четырнадцати лет, чем дети
 
 
 
из полных семей. По данным одного исследования, 85 % де-
тей из семей, переживших развод, уже в старшей школе бы-
ли наркоманами со стажем по сравнению с 24 % учащихся
из полных семей. Девочки из распавшихся семей раньше на-
чинают сексуальную жизнь. Среди детей обоего пола наблю-
дается более высокий уровень заболевания депрессией. Бо-
лее половины первых браков и 65 % вторых браков заканчи-
ваются разводом. Но между тем мало кто из нас готов при-
знать тот факт, что развод во многих случаях становится ка-
тастрофой для детей и это может подтолкнуть их к увлече-
нию наркотиками и привести к другим серьезным пробле-
мам. С другой стороны, все эти рассуждения звучат нелепо,
поскольку многие дети, пережившие развод родителей – ча-
сто более тяжелый, чем мой,  – находят силы справиться с
этой травмой, не прибегая к наркотикам. Кроме того, многие
наркозависимые, которые мне встречались в жизни, воспи-
тывались в полных семьях. На этот вопрос нет однозначного
ответа. Неужели наша семья была более ненормальной, чем
другие? Отнюдь нет. Хотя, возможно, и была.
Какие еще причины могли привести к нынешней ситуа-
ции? Иногда мне казалось, что привилегированные дети ста-
новятся первыми кандидатами в наркозависимые по цело-
му ряду очевидных причин, но как быть с массой наркома-
нов, которые выросли в страшной нищете? Было бы легко ис-
кать причину наркомании в бедности, если бы в наркологи-
ческих клиниках и на собраниях анонимных алкоголиков мы
 
 
 
не встречали детей из всех социально-экономических слоев
населения. Я бы возложил вину на частные школы, если бы у
детей, обучающихся в государственных школах, было мень-
ше проблем с наркотиками. Но исследования опровергают и
это.
Наркозависимость – это беда, которая с одинаковой степе-
нью вероятности может затронуть всех, безотносительно их
экономического положения, образования, расовой принад-
лежности, географического места проживания, уровня ин-
теллекта и других факторов. Скорее всего, следует говорить
о сочетании разных факторов – о мощной, но пока неизвест-
ной нам комбинации врожденных качеств и воспитания, ко-
торая может привести, а может и не привести к развитию
наркозависимости.
Временами мне казалось, что в этой ситуации нечего и
некого винить. Но потом я сбивался с этой мысли и снова
чувствовал все бремя ответственности. Иногда я уверял се-
бя, что единственный точно известный факт состоит в том,
что Ник тяжело болен.
Мне все еще было трудно смириться с этим. Я прокручи-
вал в голове аргументы за и против. Больные раком, или эм-
физемой легких, или с болезнью сердца не лгут и не вору-
ют. Тот, кто умирает от этих болезней, готов сделать все воз-
можное, чтобы продлить себе жизнь. Но в том-то и загвозд-
ка с наркозависимостью. В силу природы самой зависимо-
сти люди не могут сделать то, что со стороны кажется самым
 
 
 
простым решением: бросить пить, не употреблять наркоти-
ки. Взамен этой маленькой жертвы вы получите дар, ради
которого смертельно больные люди готовы на всё: вы полу-
чите жизнь.
Но, как говорил доктор Роусон, «симптом этой болезни –
употребление наркотического вещества. Еще один симп-
том – неспособность себя контролировать. И третий симп-
том – необходимость постоянно подпитывать свое пристра-
стие». Это настолько могущественная сила, что один из нар-
козависимых на каком-то собрании сравнил ее с «необходи-
мостью сосать грудь своей матери, которую испытывает го-
лодный младенец: употребление наркотика – точно такой же
безальтернативный выбор».
В признании наркозависимости болезнью есть и практи-
ческий аспект: страховые компании покрывают стоимость
лечения. И это благо, потому что если выжидать, пока бо-
лезнь начнет прогрессировать (а это неизбежно случится),
то придется платить за пересадку печени, сердца и почек. Не
говоря уже о психических заболеваниях наркозависимых, у
которых развиваются психозы и деменция. А также об из-
держках разрушенных семей, члены которых не могут рабо-
тать. И о таких издержках, как преступления, связанные с
наркотиками.
Есть люди, которых все это не убеждает. По их мнению,
наркозависимость – это следствие морального разложения.
Тот, кто употребляет наркотики, просто-напросто хочет сло-
 
 
 
вить кайф, вот и все. Никто их к этому не принуждает. «Я
не собираюсь оспаривать тот факт, что некоторые области
мозга оживляются, когда наркоман думает о кокаине или
употребляет его, – говорит Салли Сатель, штатный психи-
атр наркологической клиники «Оазис» в Вашингтоне и со-
трудник Американского института предпринимательства. –
Но этот факт говорит о том, что наркозависимость являет-
ся таким же биологически обусловленным состоянием, как и
рассеянный склероз. При истинных заболеваниях мозга во-
левой компонент отсутствует».
Но я постоянно напоминал себе: Ник становится сам не
свой, когда сидит на наркотиках. Таким образом я старал-
ся понять эту силу, которая завладела мозгом моего сына.
Порой я задавался вопросом, не являются ли его рецидивы
следствием морального разложения или недостатков харак-
тера. Иногда я начинал обвинять недостаточно эффектив-
ные программы лечения и реабилитации. А потом снова ду-
мал о своей вине. И так по кругу. Но я всегда возвращался
к следующим умозаключениям:
Если бы Ник не был болен, он бы не врал.
Если бы Ник не был болен, он бы не воровал.
Если бы Ник не был болен, он бы не держал в страхе свою
семью.
Он бы не бросил своих друзей, мать, Карен, Джаспера
и Дэйзи, и он бы, конечно, не бросил меня. Он бы никогда
не сделал этого. Да, он болен, но зависимость – самая зага-
 
 
 
дочная из всех болезней, непохожая на другие, потому что
ее сопровождают чувство вины, стыд и унижение.
Ник не виноват в своей болезни, но виноват в своих сры-
вах, так как только он сам может проделать ту работу, кото-
рая необходима для предотвращения рецидива. Виноват он
или нет, он все равно должен нести ответственность за свои
поступки. Пока этот бесконечный хоровод мыслей крутился
в моей голове, до меня стало доходить, что имел в виду Ник,
когда в больнице Св. Елены признался, что иногда ему хо-
телось бы болеть какой-нибудь другой болезнью, потому что
тогда никто бы не сказал, что он сам виноват в ней. Однако
больные раком, например, были бы совершенно справедливо
возмущены его словами. Все что должен сделать алкоголик
или наркоман, это прекратить пить, прекратить употреблять
наркотики! Больные раком лишены такого выбора.
У родителей наркозависимых такие же проблемы, как и
у их детей: мы должны примириться с иррациональностью
этой болезни. Тот, кто сам не столкнулся с ней, никогда не
поймет свойственную ей парадоксальность. Поскольку боль-
шинство людей не в состоянии постичь ее суть, нет и насто-
ящего понимания со стороны окружающих, только жалость,
иногда с примесью едва прикрытой снисходительности. Вне
собраний Ал-Анон и поддержки родителей, которые знают,
через какие испытания мы прошли, и звонят, чтобы выра-
зить свое сочувствие, я часто ощущаю себя как в изоляции,
один на один с почти непосильной задачей заставить свой
 
 
 
мозг отказаться от попыток понять эту болезнь. В песне Вана
Моррисона есть такие слова: «Не почему, почему, почему, а
просто это есть, и всё».
Вот так: есть, и всё.
Тем не менее вера в то, что наркозависимость – это бо-
лезнь, мне помогает. Доктор Нора Волкова, директор Наци-
онального института по проблемам злоупотребления нарко-
тиками, как-то сказала: «Я изучала зависимость от алкого-
ля, кокаина, метамфетамина, героина, марихуаны, а совсем
недавно – проблему ожирения. В непреодолимом влечении
есть некая закономерность. Я никогда не встречала наркоза-
висимого человека, который хотел бы быть наркозависимым.
Что-то должно было произойти в его мозге, что и привело к
развитию этого состояния».

Однажды к нам в гости приехал дедушка Ника. Это бы-

ло много лет назад, когда мы с Вики жили в Лос-Анджеле-
се. По пути из аэропорта он попросил остановиться у мага-
зина, чтобы купить сигареты. Как он ни старался скрыть это
от нас, мы увидели, что он держит бутылку бурбона в бу-
мажном пакете. К концу ужина бутылка была пуста. Через
два года он скончался. Он был добрым, любящим и работя-
щим семьянином, фермером, который испортил свою жизнь
самым трагическим образом. Но поскольку причиной этого
был алкоголь, а не метамфетамин или героин, процесс де-
градации растянулся на десятилетия. Ему было за шестьде-
 
 
 
сят, когда он умер. «Алкоголь наносит такой же вред, но за
более длительный период времени, – сказал кто-то на собра-
нии. – Наркотики достигают цели гораздо быстрее. Вот и вся
разница».
За исключением различий в степени действенности и ток-
сичности предпочитаемых наркотических веществ, в конеч-
ном счете вопрос различия между употребляющими нарко-
тики и алкоголиками утратил практическое значение и стал
представлять чисто теоретический интерес. И наркоманы, и
алкоголики заканчивают жизнь в одном и том же месте, они
так же истощены физически и психически, они так же оди-
ноки – и так же умирают.
Я начал читать роман «Возвращение в Брайдсхед» 26, и ме-
ня поразило то, что более шестидесяти лет назад Во писал:
«С Себастьяном все по-другому. Джулия говорит о своем
брате: “Он сопьется, если не найдется кто-нибудь, кто его
остановит… Это в его крови… Я вижу это по тому, как он
пьет”. Брайдсхед отвечает: “Невозможно остановить челове-
ка, если он хочет напиться. Моя мать не могла остановить
моего отца”».
Стоит изменить несколько слов, и прозвучит так, будто
они обсуждают моего сына: «С Ником все по-другому. Он
станет наркоманом, если не найдется кто-нибудь, кто его
остановит… Это в его крови… Я вижу это по тому, как он
26
 «Возвращение в Брайдсхед» – роман Ивлина Во (1945), в котором отрази-
лось его увлечение католицизмом. Прим. ред.
 
 
 
употребляет наркотики». – «Невозможно остановить чело-
века, если он хочет поймать кайф».
После того как ты некоторое время участвовал в програм-
мах реабилитации, ты никогда не будешь воспринимать по-
прежнему пьяницу или наркомана  – будь то на вечеринке
или в качестве персонажа книги или фильма. Разглаголь-
ствования Хантера Томпсона о его богатом опыте по части
употребления наркотиков и пьянства уже не кажутся мне
забавными и увлекательными. «Боже, эта сцена прочистила
мне мозги! Мне нужен какой-нибудь наркотик. Что ты сде-
лал с мескалином?» Они звучат слишком пафосно. Нет ни-
чего забавного в Нике Чарльзе из фильма «Тонкий человек»,
который без конца пьет мартини: опрокидывает бокал за бо-
калом за завтраком, во время обеда, за ужином, в промежут-
ках между приемами пищи, до и после каждой трапезы. «По-
слушай, дорогая, давай что-нибудь поедим, – говорит Ник. –
Я умираю от жажды». В одном из фильмов этой серии Но-
ра в шутку говорит, что ее муж алкоголик. Он и есть алко-
голик. Многие были очарованы фильмом «На обочине», вы-
шедшим в  2004  году, о страстном любителе и знатоке ви-
на, но у меня он вызвал отвращение. В моем понимании это
просто история о жалком, несчастном алкоголике.
Существуют так называемые функциональные алкоголи-
ки, и точно так же есть функциональные наркозависимые,
которые функционируют, по крайней мере до тех пор, пока
в состоянии это делать. Возможно, единственное, чем они
 
 
 
отличаются от пропойц и обдолбанных бомжей, живущих на
улицах, – это наличием денег, достаточных для оплаты жи-
лья, коммунальных услуг, еды и очередной выпивки.
Есть мнение, что отнесение наркозависимости к катего-
рии заболеваний мозга, а не поведенческих расстройств,
дает зависимым, употребляющим алкоголь, крэк, героин,
метамфетамин или рецептурные наркотические препараты,
возможность оправдать свои рецидивы. Алан Лешнер, быв-
ший директор Национального института по проблемам зло-
употребления наркотиками, сейчас занимающий пост ис-
полнительного директора Американской ассоциации содей-
ствия развитию науки, придерживается мнения, что нарко-
зависимых нельзя освобождать от ответственности за свое
поведение. «Опасность определения наркозависимости как
болезни мозга в том, что в глазах окружающих это делает вас
несчастной жертвой, – писал доктор Лешнер в журнале «Во-
просы науки и техники» (Issues of Science and Technology)
в 2001 году. – Но это не так. Прежде всего она начинается с
добровольного, сознательного поступка; значит, по сути, вы
сами себе ее дарите».
Доктор Волкова с этим не согласна. «Если мы говорим,
что у человека болезнь сердца, разве мы исключаем его от-
ветственность за развитие болезни? Нет. Мы заставляем его
двигаться. Мы хотим, чтобы он не переедал, бросил курить.
Тот факт, что человек болен, говорит об изменениях в ор-
ганизме, в данном случае в мозге. Как и при любом заболе-
 
 
 
вании, вы должны участвовать в процессе лечения и восста-
новления. А как насчет тех, у кого высокий уровень холесте-
рина, но они продолжают есть жареную картошку? Разве мы
говорим, что болезнь не имеет биологической основы, так
как на нее оказывает влияние наше поведение? Никто не на-
чинает употреблять наркотики в надежде стать наркоманом.
Им просто нравятся наркотики. Никто не надеется схватить
инфаркт, они просто любят жареную курицу. Сколько еще
времени мы будем тратить энергию и возмущаться, рассуж-
дая о том, что люди сами вызвали у себя болезнь? Это может
быть болезнь мозга, и вы сами могли навлечь ее на себя, и вы
сами – лично – должны что-то делать, чтобы вылечить ее».
Я стараюсь не винить Ника.
Я не виню его.
Но иногда все-таки думаю, что это его вина.
 
2
 
В это солнечное июньское утро, несмотря на обещание,
данное Джасперу и Дэйзи, Ник не пришел на их выпускную
церемонию.
Директор школы, в коричневом спортивном пиджаке и
ярком галстуке, с теплой улыбкой и глазами, выражающими
безграничную любовь к своим подопечным, с ласковым го-
лосом, светился от радости. Так же как дети и их родители.
Стоя у микрофона, он руководил церемонией, поочередно
 
 
 
выкликая один класс за другим. Следуя его указаниям, дети
вставали и все вместе поднимались с места на следующий
ряд, расположенный выше. Джаспер – в белой рубашке с во-
ротничком, каштановые волосы начесаны на лоб, весь сияет.
Теперь он стал третьеклассником.
Директор сказал:
– Встаньте, пожалуйста, первоклассники этого года.
Дети встали. Он продолжал:
– Встаньте, пожалуйста, те, кто пойдет во второй класс в
следующем году.
Дети встали.
Подошла очередь класса, в котором училась Дэйзи.
– Встаньте, пожалуйста, те, кто пришел в этом году в под-
готовительный класс.
Дэйзи была одета в платье из мягкой голубой ткани с фи-
гурными буфами. Это платье носила Нэнси, когда была ма-
ленькой. Моя принцесса поднялась вместе со своими одно-
классниками.
– Первоклассники следующего года, поднимитесь, пожа-
луйста, на ступеньку выше.
Раздается гром аплодисментов и топанье. Это школьная
традиция. Дэйзи и другие «подготовишки» переходили в
первый класс, их приветствовали оглушительным шумом.
Наступил очень трогательный момент, когда нижний ярус
опустел, остались только учителя подготовительного клас-
са, ожидающие новую группу пятилетних малышей, которые
 
 
 
придут в школу осенью.
Я чувствовал жгучую пустоту в душе. Контраст между
этими невинными детьми и моим отсутствующим сыном был
слишком мучителен, чтобы его осмыслить.
После церемонии перехода в следующий класс начались
речи и вручение дипломов выпускникам восьмого класса,
которым осенью предстояло пойти в старшую школу. Не
только у меня слезы подступали к глазам. Но я понимал, что
в моем случае все совсем по-другому. Я смотрел на Джас-
пера в белой оксфордской рубашке с жестким воротничком,
от которого чешется шея, и на Дэйзи – в старомодном пла-
тье, белых носочках и туфельках с ремешками в стиле Мэри
Джейн. Они стояли среди одноклассников, безукоризненно
одетые, немного нервничающие, волнующиеся, а я вспоми-
нал, как так же гордо стоял Ник, с сияющим лицом и целой
жизнью впереди. Где он сейчас?

За окном виднелись просветы голубого неба. Гроза про-

шла. Приближалось лето. Но лучи солнца не улучшили мо-
его настроения. Я стоял в кухне, ожидая, когда закипит во-
да для чая. Звонок телефона. Я предсказуемо встревожился.
Кто еще может звонить в такую рань? Должно быть, это Ник.
И все же, протягивая руку к трубке, я говорил себе: «Нет,
это не Ник». Чтобы не было горького разочарования, если
окажется, что это действительно не он.
Это был не он.
 
 
 
 – Это Сильвия Робертсон, – услышал я жизнерадостный
женский голос. – Я мама Джонатана. Я организую все меро-
приятия для команды «Злой тунец».
Это была команда по плаванию, в которой занимался
Джаспер. Щебеча, Сильвия попросила помочь с устройством
снекбара на встрече в следующие выходные.
– Конечно. С радостью.
Я уже собрался повесить трубку.
– Вперед, «Злой тунец»! – весело сказала она на проща-
ние.
– Вперед, «Злой тунец», – попытался весело ответить я.
Снова тишина.
На открытых полках над мойкой центральное место среди
фарфора, чайных кружек и бокалов занимала фотография:
наше семейство в лодке где-то на озере. Мой отец, в сол-
нечных очках и рыбацкой шляпе, машет рукой и улыбается.
Дэйзи, совсем малышка, сидит на коленях у Карен. Ее ли-
чико скрывает шляпа от солнца с широкими полями. Маль-
чишки – на переднем плане, улыбаются в камеру. Джаспер,
которого только что постригли так, что каштановые волосы
обрамляют его радостную рожицу, и Ник, с короткой стриж-
кой и сверкающими брекетами. Мои мальчики. Сзади на фо-
тографии штамп с датой – 10.12.96, значит, здесь Нику че-
тырнадцать.
Где же он?
А тем временем в доме Карен, расположенном за холмом
 
 
 
под стеной каньона, Дон только что вылез из своей берлоги
и устроился в привычном солнечном уголке гостиной. В ста-
рых топ-сайдерах, в потертых футболке и шортах, он сидел в
плетеном кресле и читал об адмирале Нельсоне. Нэнси вози-
лась в саду. Внезапно она вспомнила про стиральную маши-
ну и подумала, что стирка, должно быть, уже закончилась.
Она засунула секатор в кожаный футляр на поясе и побрела
по дорожке к дому.
Сняв садовые перчатки, Нэнси прошла в загроможденный
разными вещами цокольный этаж, пропитанный характер-
ным запахом сырости и стирального порошка. За помещени-
ем, где стоят стиральная машина и сушилка, была комната
для шитья и маленькая спальня, где спал ее сын, когда был
подростком. На стене висели луки  – подарки друзей, чле-
нов индейского племени «черноногих», ее родителям. Сей-
час комната пустовала, здесь спали внуки, когда приезжали
в гости и оставались на ночь.
Прежде чем засунуть выстиранное постельное белье в су-
шилку, нужно из нее вытащить чистую высушенную одежду.
Она собралась выложить вещи на кровать, чтобы потом ак-
куратно сложить и убрать.
И охнула от неожиданности. Под кучей шерстяных одеял
угадывались очертания тела. Нэнси сумела взять себя в руки.
Она присмотрелась и поняла, что это Ник. Худющий, кожа
да кости, сотрясаемый дрожью, он спал, и даже ее крик не
разбудил его.
 
 
 
 – Ник! – воскликнула она. – Что ты…
Ник, полностью одетый, в черных джинсах и рубашке с
длинными рукавами, затравленно взглянул на нее совершен-
но черными глазами. Встал.
– Что? Нэн…
Оба были потрясены встречей.
– Что ты здесь делаешь?
– Нэнси, – начал он. – Я…
– С тобой все в порядке?
Он поднялся с кровати, схватил свою сумку, запинаясь на-
чал извиняться.
– Ничего, Ник, – постаралась успокоить его Нэнси. – Все
хорошо. Просто ты до смерти напугал меня.
– Мне… Мне жаль.
– Ник… Ты сидишь на наркотиках?
Он промолчал.
– Ты можешь оставаться здесь сколько захочешь… Все в
порядке. Просто скажи мне правду. Не надо таиться… Меня
ведь чуть инфаркт не хватил.
Он вышел из комнаты и начал подниматься по лестнице.
Она последовала за ним.
– Ты что-нибудь ел? Может, мне что-нибудь приготовить?
– Не надо, спасибо. Может быть, только банан. Если мож-
но.
– Ник… Чем я могу тебе помочь?
В глазах у нее стояли слезы. Она моргала, пытаясь их
 
 
 
смахнуть.
– Просто скажи, что я могу для тебя сделать.
Ник пробормотал что-то неразборчивое, вроде извине-
ния, взял банан из корзинки на кухне. Сказал спасибо, про-
мямлил, что ему жаль, быстро вышел и пошагал прочь по
подъездной дорожке.
– Ник!
Она поспешила за ним, окликая его, но он так и не оста-
новился.
Когда Нэнси дошла до улицы, он уже скрылся из виду.
Нэнси позвонила мне и рассказала, что случилось. Около
нее топтался Дон, слушая эти новости. Нэнси имела все ос-
нования сердиться, но она извинялась передо мной.
– Ты прости меня, но я просто не знала, что делать.
Я заверил ее, что в этой ситуации ничего нельзя было сде-
лать.
– Мне жаль, что он испугал тебя, – сказал я. – Мне жаль,
что тебе пришлось увидеть его в таком состоянии.
Нэнси не слушала.
– Я пыталась уговорить его, чтобы он остался. Он так вы-
глядел…
Она оборвала себя, ее голос дрогнул.
– Я так злюсь на себя!
Через несколько дней после детского выпускного мы от-
правились в парк, где для класса Дэйзи устроили праздник
в честь окончания учебного года. Один из наших друзей –
 
 
 
учитель и отец подруги Дэйзи – организовал игру собствен-
ного изобретения по книгам Джоан Роулинг. В его версии
игры квиддич использовались четыре мяча разного размера,
которые заменяли бладжеры и квоффлы, и фрисби вместо
золотого снитча.
Физически я присутствовал на празднике, но мыслями
был далеко. Есть такое выражение: родители могут быть
счастливы только тогда, когда счастлив их самый несчастный
ребенок. Боюсь, это чистая правда.
Ко мне подбежала запыхавшаяся Дэйзи.
– Ты нужен нашей команде, – сказала она. – Пойдем.
Она схватила меня за руку и заставила участвовать в игре.

В течение следующей недели снова не было никаких ве-

стей, а потом Ник позвонил своему крестному. Тот пригла-
сил его к себе в дом, расположенный в окрестностях Твин-
Пикс. Придя в ужас от внешнего вида Ника («Подует ветер
посильнее и просто унесет его»), он приготовил ему туше-
ное мясо, которое тот жадно проглотил. Он умолял Ника об-
ратиться за помощью. Ник уверял, что с ним все будет хо-
рошо, что он уже не употребляет, что ему просто нужно по-
жить немного одному. Когда Ник ушел, мой товарищ позво-
нил нам.
– По крайней мере я заставил его поесть, – закончил он
свой рассказ.
Прошло еще две недели, и опять никаких вестей, только
 
 
 
постоянное состояние тревоги.
Снова я обзванивал тюрьмы, чтобы узнать, не арестовали
ли его. Снова я обзванивал отделения неотложной помощи.
Потом мы узнали, что брат Карен видел его – или ему пока-
залось, что видел, – на Хейт-стрит. Он сидел, съежившись
на углу улицы, вид у него был бомжеватый, дерганый и по-
дозрительный.
Я был в совершенно невменяемом состоянии: ничего не
понимал, сходил с ума от страха. Вся моя прошлая жизнь
не подготовила меня к этой парализующей тревоге, когда не
знаешь, где находится твой сын. Я представлял себе Ника
на улицах Сан-Франциско, загнанного, как дикий зверь, ра-
неного и доведенного до отчаяния. Подобно некоему свих-
нувшемуся анестезиологу, который руководит операцией на
собственном мозге, Ник пытается управлять потоком нар-
котиков в своем организме, чтобы словить кайф. Но очень
быстро речь начинает идти уже не столько о состоянии эй-
фории, сколько о том, чтобы избежать адских мучений аб-
стинентного синдрома, или «ломки».
В ящике его старого письменного стола я нашел запись в
дневнике, где перечислено дневное «меню»:
11/2 г спида (метамфетамина?);
1
/8 унции грибов;
2 клонопина;
3 кодеина;
 
 
 
 2 валиума;
2 дозы экстази.
Я закрыл дневник и ушел из его комнаты. Сел в кабинете
и попытался заставить себя писать. Но на меня напал пол-
ный ступор. Карен пришла в кабинет, увидела, что я сижу,
уставившись в пространство, и вздохнула. В руках у нее был
листочек бумаги.
– Взгляни, – сказала она, протягивая мне оплаченный чек.
Он выписан на имя Ника. Корявая подпись – явная под-
делка.
– Он не стал бы этого делать…
Говоря это, я понимаю, что ошибаюсь.
Карен искренне любит Ника, но она в шоке, она оскорб-
лена и рассержена.
– Бедный Ник, – говорю я. – Он бы этого не сделал, если
бы был в здравом уме.
– Бедный Ник?
Она разгневанно повернулась и собралась уйти. Я крик-
нул ей вслед:
– Но это не Ник.
Она посмотрела на меня и покачала головой. Ей не хоте-
лось снова слушать это. Я больше не мог искать и находить
оправдания его поступкам.

Прошло еще несколько ночей, полных терзаний и страха.

И вот вечером, когда дети заснули после того, как Карен
 
 
 
прочитала им очередную историю из «Тысячи и одной но-
чи», сама она легла в постель с газетой, а я писал в кабинете,
мне послышался какой-то звук.
Неужели открывается входная дверь?
С колотящимся сердцем я пошел посмотреть, в чем дело,
и в коридоре столкнулся с Ником.
Он едва пробормотал «привет» и поспешно прошел ми-
мо, направляясь в свою комнату. Но остановился, когда я
окликнул его:
– Ник? Где ты пропадал?
Мой вопрос вывел его из себя, и он огрызнулся:
– В чем проблема?
– Я задал тебе вопрос: где ты был?
Он продемонстрировал невероятное возмущение, потом
оглянулся через плечо, пробормотал: «Нигде»,  – и пошел
дальше.
– Ник!
Я последовал за ним, вошел в прокуренную красную пе-
щеру, где Ник стал выдвигать и задвигать ящики комода. По-
том он обшарил глазами книжные полки и шкаф. На нем бы-
ла полинявшая красная футболка и рваные джинсы. Шнур-
ки на красных кедах «перселл» были развязаны, носки от-
сутствовали. Ник действовал лихорадочно. Он явно что-то
искал: вероятно, деньги или наркотики.
– Что ты делаешь?
Он злобно взглянул на меня.
 
 
 
 – Не волнуйся, – процедил он. – Я ничего не употребляю
уже пять дней.
Я схватил его сумку, которую он поставил на кровать, рас-
стегнул молнию и начал обшаривать карманы одежды, вы-
тряхивать носки, одеяла, раскрутил фонарик. В нем были
только батарейки. Пока я все это лихорадочно проделывал,
Ник стоял, опершись о дверной косяк, равнодушно наблю-
дая за мной, скрестив руки на груди. Наконец с едва замет-
ной горькой усмешкой он сказал:
– Можешь остановиться. Достаточно.
Он собрал в кучу одежду, запихал обратно в сумку.
– Я ухожу.
Я попросил его сесть и все обсудить.
– Если ты собираешься снова говорить о клинике, то тут
говорить не о чем.
– Ник…
– Мне нечего сказать.
– Ты должен попробовать еще раз. Ник. Посмотри на ме-
ня.
Он отвел глаза.
– Ты впустую растрачиваешь свою жизнь.
– Это моя жизнь, как хочу, так и растрачиваю.
– Не выбрасывай ее на помойку.
– А нечего выбрасывать.
– Ник!
Он протиснулся мимо меня и, не поднимая глаз, небреж-
 
 
 
но бросил:
– Мне жаль.
И поспешно прошел через холл.
Проходя мимо Карен, он сказал:
– Привет, мам.
Она непонимающе уставилась на него.
Карен стояла рядом со мной, все еще держа в руках газе-
ту. Мы смотрели из окна, как он уходил все дальше по без-
людной улице.
Что я мог сделать, кроме как остановить и попытаться пе-
реубедить его?
Мне хотелось удержать его. Я боялся мучительной пусто-
ты и тревоги, которая вновь будет преследовать меня и от-
нимать последние силы. И тем не менее я ничего не сделал.

На часах было четыре утра. Сон испарился. Я знаю, что

так просыпаются и многие другие родители наркозависимых
детей, пропадающих неизвестно где.
Еще одна бесконечная ночь. Внезапно я вспомнил, что се-
годня день рождения Ника. Моему сыну исполняется два-
дцать лет.
Я старался подавить острое желание пересмотреть свои
действия и раскритиковать себя задним числом. Наверняка я
мог попробовать что-то сделать. Нельзя было отпускать его.
Надо постараться его найти.

 
 
 
 Нам уже сто раз говорили, что наркозависимость  – бо-
лезнь прогрессирующая. Но у меня это все еще не уклады-
валось в голове. На следующее утро зазвонил телефон. Это
была Джулия, подружка Ника, с которой он меня познако-
мил прошлой зимой в Бостоне. Теперь, когда Ник исчез, их
планы поездки в Китай сорвались. В то утро она звонила из
дома родителей в Вирджинии, ее голос то и дело срывался.
Она плакала.
– Ник стащил шприцы для инъекций из маминого дома,
когда мы приезжали сюда в прошлом месяце,  – сообщила
она мне.
– Шприцы?
–  Чтобы колоть ей лекарство от рака. И еще он стащил
морфий.
Она разрыдалась.
– Я даже не знаю, что сказать.
– Я тоже.
Помолчав, она сказала:
–  Я скажу вам одно. Не помогайте ему. Не давайте ему
деньги. Он пойдет на все, чтобы заставить вас помогать ему.
А потом заставит и свою мать. Если будете помогать, это
только скорее его убьет. Это один из уроков, которые мы хо-
рошо усвоили, пережив наркозависимость моей сестры.
– Я ничего об этом не знал. Я просто идиот. Мне каза-
лось, что у него постепенно все налаживается. Я думал, что
он прожил учебный год, воздерживаясь от наркотиков.
 
 
 
 – Вы просто хотели верить ему, как и я.
Она уже готова была положить трубку.
– Исходя из опыта нашей семьи, лучший совет, который
я могу вам дать, – это поберечь себя.
– Ты тоже береги себя.
Даже после всего, что нам пришлось пережить, ее рассказ
потряс меня. Оказывается, Ник перешел на инъекции нар-
котиков: колет их в руки. В его руки, которые не так давно
бросали бейсбольный мяч и строили замки из «Лего», ру-
ки, которые обнимали меня за шею, когда я вечером нес его,
спящего, в дом.
На следующий день мы должны были выполнить свое обе-
щание и свозить детей в океанариум залива Монтерей. Кон-
траст между двумя нашими мирами не переставал поражать
меня и давить непосильным бременем. Временами мне каза-
лось, что такие разные миры не могут сосуществовать в од-
ном пространстве.
Не было никакого смысла сидеть дома в бесплодном ожи-
дании звонка.
Мы старались жить своей жизнью.
Мы поехали в  Монтерей, по пути остановились в  Сан-
та-Крусе. Там спустились по скале по выщербленным опо-
рам к пещере, расположенной прямо над пенящимися водо-
воротами воды. Камни внизу были мокрые и скользкие. Дети
поплавали на ближайшем пляже Каулес-Бич. Мои дети, все
трое, чувствовали себя в океане так же комфортно, как и на
 
 
 
суше. Они как дельфины.
В океанариуме мы посмотрели фильм о заливе и охотя-
щихся бакланах. Казалось, птицы играют и плещутся в вол-
нах прибоя. Потом вдруг поверхность воды взрезает злая се-
рая морда большой белой акулы с зубастой пастью – и ба-
клан целиком исчезает в ней. Акула бьет по воде хвостом,
как хлыстом, и удаляется.

После океанариума мы направились на юг по шоссе № 1

к Кармелю, где дети играли на пляже, а потом в парке ка-
рабкались на древнее земляничное дерево, с которого кора
облезает, как кожа после солнечного ожога. Наблюдая за ни-
ми, я немного расслабился, но тревога навечно поселилась
в моей душе.
Потом мы поехали домой. Мы не заговаривали о Нике. Не
потому, что мы о нем не думали. Его зависимость и нераз-
рывно связанный с ней призрак смерти пронизывали воздух,
которым мы дышали. Мы с Карен старались подготовить се-
бя на тот случай, если следующий телефонный звонок при-
несет с собой худшую из вестей.

Ник так и не дал о себе знать. И жизнь не остановилась.

Карен работала допоздна в своей студии. Я повез Джас-
пера и Дэйзи в город, в ресторан «Пайн Коун Дайнер». По-
том мы прошлись пешком в продуктовый магазин. «Пэлэс
Маркет» был почти пуст. Я не спеша ходил с тележкой меж-
 
 
 
ду стеллажами. Джаспер и Дэйзи то и дело забрасывали в те-
лежку пакеты шоколадных зерновых подушечек и пачки пе-
ченья «Орео», а я их машинально вынимал, пока наконец не
прикрикнул на детей, чтобы не баловались. Я послал их в
разные стороны за продуктами, которые нам действительно
были нужны, – за молоком, маслом, хлебом. Я остановился
у стеллажа с пакетами пасты. В эту минуту из музыкального
центра «Мьюзак» зазвучала песня Эрика Клэптона о смерти
его сына.
«Смог бы ты вспомнить мое имя, если бы мы свиделись
на небесах?»
Это было уже выше моих сил. Я разрыдался прямо в цен-
тре супермаркета. Джаспер и Дэйзи, нагруженные продукта-
ми по списку, одновременно выбежали из-за угла и увидели
мои слезы. Они были потрясены и испуганы.
Вот памятка для родителей наркозависимых детей: тща-
тельно выбирайте музыку. Воздержитесь от песни Луи Арм-
стронга What A Wonderful World, которую используют в ре-
кламных роликах, от песен Turn Around, Sunrise, Sunset и
еще многих и многих других. Не нужно включать песню
Time After Time в исполнении Синди Лопер и песню Эри-
ка Клэптона о смерти его сына. Однажды меня невероятно
тронула песня Леонарда Коэна Hallelujah. Музыка не долж-
на быть сентиментальной. Спрингстин может быть опасен.
А также Джон и Йокко. И Бьорк. И Дилан. Меня перепол-
няют эмоции, когда я слушаю группу Nirvana. Мне хочется
 
 
 
вопить, как Курт Кобейн. Мне хочется завопить на него. Но
музыка не единственное, что может разбередить душу. Ко-
варных моментов миллионы. Проезжая по шоссе № 1, я ви-
жу расслаивающуюся волну – удачу серферов. Я доезжаю до
развилки, где сходятся две дороги, недалеко от Ранчо Ника-
сио, и вспоминаю, как мы сворачивали здесь налево, когда
по очереди возили детей в школу. Падающая звезда тихой
ночью на гребне Олема-Хилл. В компании друзей я слышу
хорошую шутку и думаю, что Ник мог бы оценить ее. Дети
ведут себя забавно или умилительно. Какая-нибудь история.
Поношенный свитер. Фильм. Езда на велосипеде с ощуще-
нием ветра в лицо и глазами, обращенными к небу. Милли-
он моментов…

Еще две недели прошли в томительной неизвестности, и

вдруг мне на электронную почту пришло сообщение от него.
Первой моей реакцией было облегчение: он жив! По край-
ней мере в частично адекватном и мобильном состоянии, до-
статочном, чтоб хотя бы дойти до публичной библиотеки и
воспользоваться компьютером. Он попросил о помощи, ему
нужно немного денег, чтобы не жить на улице. Я ответил, что
помогу ему возобновить лечение, но денег не дам. Я не сле-
довал навязанному Ал-Аноном плану действий, предписы-
вающему проявлять жестокость ради милосердия. И я не со-
всем очерствел. Просто меня победил метамфетамин, и я от-
казался от борьбы. Все, что я делал: вытаскивал его из тюрь-
 
 
 
мы, оплачивал его долги, водил его к психиатрам, психоло-
гам, забирал его с улицы – все было напрасно. Метамфета-
мин оказался неуязвимым. Я всегда исходил из предположе-
ния, что бдительность и любовь гарантируют моим детям до-
стойную жизнь, но теперь я понимаю, что этого недостаточ-
но.
Он отверг мое предложение.
Преподаватель по творческому письму из Хэмпшира, ко-
торый принял его в свой класс, написал мне, узнав о рециди-
ве: «Когда Ник не употребляет наркотики, он блистателен.
Я похоронил слишком много людей, поэтому меня это изве-
стие очень огорчило».
Прошла еще одна мучительная неделя, и Ник позвонил.
Казалось, он вполне владел собой.
– Привет, па, это я.
– Здравствуй, Ник.
– Как поживаешь?
– Это неважно. Как ты?
– У меня все в порядке.
– Где ты находишься?
– В городе.
– У тебя есть где жить? Где ты живешь?
– Все хорошо.
– Послушай, Ник, ты хочешь встретиться?
– Не думаю, что это хорошая идея.
– Просто встретиться. Я не буду ругать и обвинять тебя.
 
 
 
Давай просто пообедаем.
– Могу себе представить.
– Пожалуйста.
– Хорошо, давай.
Зачем я хотел с ним встретиться? Где-то в глубине моей
души теплилась искорка надежды, что я смогу достучаться
до него, хотя это было, конечно, маловероятно. Я знал, что
не смогу. Но по крайней мере я смогу хотя бы погладить его
по щеке.
Для нашей встречи Ник выбрал кафе «Ступени Рима» на
авеню Колумба, в районе Норт-Бич, где я его вырастил. Ник
играл на Вашингтон-сквер напротив собора Св. Петра и Пав-
ла. Потом мы заходили в книжный магазин «Сити Лайтс»
и шли по почти вертикальным улицам к набережной, где си-
дели на бордюре и смотрели выступления духового оркест-
ра Human Jukebox с его трубачами, а потом ели банановый
десерт на шоколадной фабрике «Жирарделли». На Бродвее
в Чайнатауне мы покупали бок-чой 27 и арбузы, а на пути до-
мой заходили в кафе «Триест» выпить по чашке кофе и го-
рячего шоколада. Иногда мы ужинали в суши-баре, где Ник
заказывал темпуру28 по своему вкусу только с оранжевыми

27
 Бок-чой – сорт китайской капусты без кочана, с темными листьями на тол-
стых стеблях. Прим. ред.
28
 Темпура – японское блюдо: кусочки рыбы, морепродуктов или овощей, об-
жаренные в кляре. Прим. ред.
 
 
 
овощами (морковь и ямс 29). Или мы шли в итальянский ре-
сторан «Ванесси», где официанты в бордовых курточках и
отглаженных черных брюках поднимали Ника, светловоло-
сого, со щелью между передними зубами, и усаживали на
высокий стул у стойки, подложив стопку телефонных спра-
вочников. Ник с вытаращенными глазами наблюдал пиро-
технические упражнения поваров на линии раздачи, кото-
рые плескали бренди в соусники. Жидкость воспламенялась,
Ник был в восторге. Повара наизусть помнили его вкусы: ма-
ленькая порция салата цезарь, равиоли и сабайон 30, взбитый
в помятой медной миске. По пути домой мы проходили ми-
мо девушек, тусующихся перед бродвейскими стрип-клуба-
ми, которых он узнавал по их костюмам: «Чудо-женщина»,
«Ши-Ра», «Женщина-кошка» и т. д. Он пребывал в уверен-
ности, что они супергерои, патрулирующие Норт-Бич. Когда
он начинал засыпать на ходу, я брал его на руки и нес домой,
его маленькие ручки обвивали меня за шею.
В кафе я сел за угловой столик и стал его ждать. Посколь-
ку здравомыслие и любовь, силы, на которые я привык по-
лагаться в своей жизни, подвели меня, я оказался на незна-
комой территории. В кафе пусто, только пара официантов
складывают салфетки у бара. Я заказал кофе, обдумывая од-

29
 Ямс, или диоскорея, – растение со съедобными клубнями, похожими на кар-
тофельные, но яркого цвета. Прим. ред.
30
 Сабайон – итальянский десерт, крем из прогретой смеси взбитых яичных
желтков с вином, сахаром и корицей. Прим. ред.
 
 
 
ну вещь, которая раньше не приходила мне в голову и с по-
мощью которой я бы мог воздействовать на него.
Прошло полчаса после назначенного времени встречи, и
я почувствовал, как во мне поднимается привычное беспо-
койство, а еще – обида и злость.
Еще через сорок пять минут я решил, что он не придет (а
что я, собственно, ожидал?), и ушел. Однако мне не хотелось
сдаваться. Я обошел квартал, вернулся, заглянул в кафе, а
затем снова поплелся в обход вокруг квартала. Еще через
полчаса я уже собрался отправиться домой, как вдруг уви-
дел его. Он шел ко мне, но смотрел под ноги, руки безвольно
болтались по бокам, и весь он, как никогда, напоминал по-
хожий на привидение автопортрет Эгона Шиле, погрязшего
в пороке и опустошенного.
Он увидел меня и с опаской приблизился. Мы нереши-
тельно обнялись, я обхватил руками его исхудавшую спину
и поцеловал в щеку. Лицо его было белое как мел. Мы се-
ли за столик у окна. Он старался не смотреть мне в глаза.
Никаких извинений за опоздание. Он сгибал и разгибал со-
ломинку для питья, беспокойно ерзал на стуле, его пальцы
дрожали, челюсть ходила ходуном, он скрипел зубами. Мы
сделали заказ. Упреждая дальнейшие расспросы, он сказал:
– У меня все отлично. Я делаю то, что должен делать, я
сам отвечаю за себя впервые в своей жизни.
– Я так беспокоюсь за тебя.
Через некоторое время он спросил:
 
 
 
 – Как Карен и малышня?
– У них все хорошо. Все в порядке, но мы все тревожимся
за тебя.
– Ну что ж, понятно.
– Ник, может, ты готов остановиться? Вернуться к нор-
мальной жизни?
– Только не начинай.
– Джаспер и Дэйзи скучают по тебе. Они…
Он оборвал меня:
– Я не могу ничего поделать. Не надо давить на мое чув-
ство вины.
Ник подчистил все остатки еды с тарелки вилкой, допил
свой кофе. Когда он отбросил со лба челку, я заметил рубец.
Он потрогал его пальцами, но я даже не стал спрашивать.
Мы попрощались. Я смотрел, как он поднимается и ухо-
дит.
Его шатало, и он держался руками за живот. За время нар-
козависимости Ника я понял, что родители способны выне-
сти практически всё. Каждый раз, когда нам кажется, что нет
больше сил терпеть, эти силы откуда-то берутся. Мне и в го-
лову не могло прийти, что беда обрушится на нас так вне-
запно, и удивлялся сам себе, что еще способен рассуждать,
находить оправдания и терпеть вещи, дотоле немыслимые.
Он просто экспериментирует. Это такой этап в его жизни.
Это всего лишь марихуана. Он употребляет наркотики толь-
ко по выходным. По крайней мере он не употребляет тяже-
 
 
 
лые наркотики. Во всяком случае, не героин. Он никогда не
опустится до инъекций. По крайней мере он жив.
Я узнал также (на своем горьком опыте, так как другого
пути усвоить эти уроки нет), что родители способны с боль-
шей гибкостью относиться к надеждам и мечтам в отноше-
нии своих детей, чем мы могли себе представить. Когда Ник
рос, мне казалось, что я буду доволен любым решением, ко-
торое он примет в своей жизни. Но на самом-то деле я был
абсолютно уверен, что он поступит в колледж. Разумеется,
он будет учиться. Это никогда не ставилось под сомнение. Я
представлял, как он устроится на достойную работу, найдет
свою любовь, и, может быть, даже скорее всего, у него будут
дети. Однако поскольку его наркозависимость только усугуб-
лялась, мне пришлось пересмотреть свои надежды и ожида-
ния. Когда выяснилось, что с колледжем не заладилось, я на-
учился жить с мыслью, что он обойдется без высшего обра-
зования и пойдет сразу работать. Это тоже было бы неплохо.
Многие дети приходят к пониманию своего места в жизни
окольными путями. Но и это стало казаться маловероятным,
и я пришел к выводу, что буду доволен, если он просто об-
ретет душевное равновесие. Но теперь, когда наркозависи-
мость прогрессирует, я вынужден смириться с тем, что мой
сын может вообще не дотянуть до двадцати одного года, не
говоря уж о какой-никакой нормальной и здоровой жизни.

Лето почти прошло.

 
 
 
 Всякий раз, когда звонил телефон, во мне все сжималось.
После того как эйфория, вызванная метамфетамином, боль-
ше не наступает (Теннесси Уильямс так описал это примени-
тельно к алкоголю в пьесе «Кошка на раскаленной крыше»:
«А его все нет… щелчка, который я слышу, когда нагружа-
юсь до нормы»), наркоманы приходят в состояние крайнего
возбуждения и растерянности, большинство из них переста-
ют есть и спать. И родители наркоманов тоже не спят.
 
3
 
В некоторых городах наступление полудня отмечается
звоном церковных колоколов или боем башенных часов.
В Пойнт-Рейес об этом возвещает петушиный крик с после-
дующим стройным мычанием коров. Эти звуки раздаются из
системы местного оповещения, установленной на ресторане
«Вестерн Салун».
Мы с Джаспером и Дэйзи приехали на фермерский рынок
«Фуражный амбар Тоби». Обстановка здесь очень напоми-
нала сцену из фильма «Оклахома». Наши соседи и друзья
покупали томаты, огурцы, салатную зелень и сыры сыродель-
ни «Каугёрл». Дэйзи и Джаспер угощались свежей сальсой 31.
У корзин с рассадой базилика и других пряных трав мы
столкнулись с моим братом, его женой и детьми. Корзины
31
 Сальса – густой острый мексиканский или итальянский соус на основе тома-
тов или физалиса и перца. Прим. ред.
 
 
 
стояли в ряд вдоль стены, на которой были изображены мест-
ные жители, включая Тоби в его вязаной шапочке и мою пле-
мянницу в младенческом возрасте.
Теперь уже почти все знакомые в городе слышали о Нике,
поэтому люди спрашивали о нем без малейшей робости или
напряженности. Лорел, мать, которая пережила то же самое
(ее дочь, подсевшая на героин, едва не разбилась насмерть в
автоаварии), обняла меня и заплакала. Я был рад, что Джас-
пер и Дэйзи общались в этот момент со своими кузенами и
слушали дуэт скрипки и контрабаса, играющий в стиле блу-
грас.
Зазвонил мой мобильник, я интуитивно почувствовал,
что это Ник. Я поискал тихое место подальше от толпы. Та-
кое место нашлось около клетки с угрюмыми курами внутри
амбара Тоби.
Я ответил на звонок, но в трубке молчали.
Я проверил голосовые сообщения. Пришло одно – от Ни-
ка. Речь звучала не совсем внятно.
–  Ладно, ладно… извини. Господи, мне реально плохо.
Прости. Я завязываю. Но из-за ломки или не знаю чего еще и
попыток сконцентрироваться на работе… я должен был мно-
го спать, потому что с моим телом творится что-то неладное.
Я проспал всю пятницу… проснулся в субботу и даже не по-
нял, что потерял целый день. Ну а что до всего остального,
не знаю. У меня все перепуталось.
Потом тишина.
 
 
 
 Подбежал Джаспер, в футболке и шортах:
– Можно купить немножко имбирного печенья? – Он за-
метил что-то неладное и замер на месте. – Что? – Он взгля-
нул на телефон в моей руке встревоженными глазами и спро-
сил: – Это Ник?
Где-то через неделю Ник связался со своей матерью и по-
просил помощи. «Если честно, ты будешь в шоке от моего
образа жизни, и я уже нахлебался достаточно дерьма, – со-
общал он в электронном письме. – У меня большие неприят-
ности. Последние два месяца были совсем безумными, в ре-
зультате меня выкинули из дома. У меня не было денег, ни-
чего не было… Меня лишили всего, пока я не вернусь в нар-
кологическую клинику. Это не вариант. Меня уже там вос-
питывали… анонимные алкоголики и высшая сила в моем
случае не срабатывают. После них я ощущал то же ужасное
опустошение…»
На этом письмо обрывалось.
Потом на электронную почту Вики пришло еще одно
письмо. «Я облажался, со мной все плохо и физически, и
психически, поэтому извини, если я несколько растерял свое
красноречие, – написал он. – Я позвоню тебе только в край-
нем случае, а сейчас я просто хочу выложить все как есть».
Он объяснил, что украл несколько чеков у матери своего
приятеля. «Мне могут предъявить ордер на арест, и я дол-
жен отдать им деньги, иначе мне придется продолжать скры-
ваться».
 
 
 
 У нас с Вики были разные мнения по поводу того, как дей-
ствовать дальше. Я понимал ее страх, но то, что она заплати-
ла его долг, расстроило меня. Ее инстинктивный порыв был
вполне естествен и достоин похвалы, но я боялся, что, пока
он продолжает сидеть на наркотиках, ее поддержка просто
отсрочит неизбежное, позволив ему продолжать свой опас-
ный и пагубный путь. По крайней мере она сказала, что, хо-
тя и заплатила его долг, давать ему наличные она не собира-
ется. Давать наличные наркоману – все равно что дать заря-
женный пистолет тому, кто на грани самоубийства.
Когда я рассказал Карен об электронных письмах Ника и
о том, что у меня просто в голове не укладывается, как он
мог совершить такой отвратительный поступок, она раздра-
женно ответила:
– Как же я устала от этого!
– Что ты предлагаешь?
– Мне просто надоело все это.
И она вышла из комнаты.

Ник то исчезал, то снова появлялся, поддерживая нерегу-

лярную связь со своей матерью, но не со мной.
Когда в Сан-Франциско приехали старые друзья нашей се-
мьи из Нью-Йорка, Вики устроила Нику встречу с ними. Она
упросила Ника зайти к ним в отель.
Он послушался. Неряшливо одетого, лохматого и явно
под кайфом, его не пустили в фойе, пока он не убедил охран-
 
 
 
ника позвонить нашим друзьям.
Когда мертвенно-бледный, исхудавший, одни кожа да ко-
сти, дерганый, похожий на бродягу Ник вошел, нетвердо сту-
пая, в их номер, они были в ужасе как от его истощенного
вида, так и от следов уколов на его руках. Они уговаривали
его поехать в Нью-Йорк, остановиться у них и пройти курс
детоксикации и лечения от наркомании.
Не знаю, может быть, прошел его роман с улицами Сан-
Франциско, может быть, он устал и испугался, или, может
быть, его просто привлекла мысль о переезде в Нью-Йорк, но
он согласился ехать. Но прежде снова исчез, чтобы добыть
наркоту. Его дилер сделал ему прощальный подарок – дал
неприлично большую пачку метамфетамина, и Ник вдохнул
приличную дозу перед посадкой на рейс.
В  Нью-Йорке наши друзья убедили Ника встретиться с
психиатром, специализирующимся на проблемах наркозави-
симости. Доктор выписал снотворное, и Ник проспал боль-
шую часть недели. Он выдержал физический синдром отме-
ны, сопровождавшийся душевными мучениями: его одоле-
вали «раскаяние, стыд, неверие, желание принять дозу, же-
лание умереть» – так он описал мне свое состояние по теле-
фону.
Я сказал, что я люблю его и что мне жаль, что ему при-
шлось так трудно. Я не знал, что еще ему сказать.

Прошла неделя. Как-то раздался телефонный звонок, я

 
 
 
ответил. Звонил представитель банка, в котором у меня был
счет. Кто-то выписал чек на пятьсот долларов с моего закры-
того счета.
Каждое новое предательство вызывает новый взрыв эмо-
ций, подчас противоречивых. В любом случае, когда те-
бя грабят, это травма, которую переживаешь на каком-то
утробном, примитивном уровне. Кто бы мог подумать, что
такое сделает мой сын!.. Сначала добрался до Карен, теперь
до меня.

Где-то через месяц Ник снова позвонил. По голосу пока-

залось, что его настроение было уже не таким безрадостным.
Вики помогла ему снять квартиру в Бруклине, и он устро-
ился на работу. Когда-то Ник пришел к выводу, что учить-
ся в колледже глупо. Теперь он решил, что работать за ми-
нимальную зарплату еще глупее, и сообщил, что собирается
вернуться в университет.
– На этот раз я сделаю все сам, – сказал он. – Я уже упустил
несколько возможностей учиться, больше я этого не сделаю.
Ник рассказал мне, что он никогда больше не будет упо-
треблять метамфетамин, он уверен в этом. Но его доктор
считает, что нет ничего плохого в том, чтобы курить мари-
хуану или выпить бокал вина: это поможет ему «держать-
ся» в стабильном состоянии. И вот уже в который раз я при-
готовился к худшему. У меня были все причины для бес-
покойства. Исследование, проведенное в Калифорнийском
 
 
 
университете в  Лос-Анджелесе, показало, что вероятность
возвращения к метамфетамину у наркозависимых в двена-
дцать раз выше, если они курят марихуану или употребляют
спиртное.
И все же я оказался не готов к телефонному звонку, кото-
рый через несколько дней раздался в пять часов утра в вос-
кресенье. Я вскочил. Мое сердце бешено заколотилось. Ка-
рен подняла голову с подушки и взглянула на меня.
– В чем дело?
Я схватил телефон и слабым голосом произнес:
– Алло.
Звонил отчим Ника.
С какой стати?.. За двадцать лет я говорил с ним всего
несколько раз… И в такой час?..
Он сказал, что только что звонил доктор из Бруклина. Ник
попал в отделение неотложной помощи после передоза.
– Он в критическом состоянии, подключен к системе жиз-
необеспечения.
Я постоянно ожидал такого звонка. Я так часто представ-
лял эту ситуацию. Но от этого было ничуть не легче.
Я положил трубку и рассказал обо всем Карен.
– С ним будет все в порядке?
– Я не знаю.
Я принялся молиться. Я обращался с мольбой к Богу, в
которого никогда не верил.
– Господи! Не дай ему умереть! Пожалуйста, не дай ему
 
 
 
умереть!
Я позвонил доктору. Он рассказал, что один из ребят, с
которыми проводил время Ник прошлой ночью, позвонил
911, потому что  Ник потерял сознание. Приехала машина
скорой помощи. Когда домовладелец увидел ее, он позвонил
Вики, арендовавшей эту квартиру для Ника.
Доктор сказал, что, если бы бригада скорой помощи во-
время не приехала, Ник был бы уже мертв. Теперь же у него
есть шанс выкарабкаться.
К тому времени я научился мириться с мучительными,
противоречащими друг другу установками: с  одной сторо-
ны, наркозависимый не может отвечать за свое состояние,
а с другой – он единственный, кто несет за это ответствен-
ность. Я также принял как должное то, что мне придется как-
то сосуществовать с проблемой, которая, возможно, вооб-
ще не имеет решения. Я знал, что должен четко обозначить
свою позицию, провести черту, за которую нельзя пересту-
пать: с чем придется мириться, что я никак не смогу при-
нять, что нужно делать, что я больше никогда не буду де-
лать. И при этом я должен вести себя достаточно гибко, что-
бы иметь возможность стереть эту черту и провести новую.
Но теперь, когда Ник лежал в больнице, я понял, что люблю
его еще больше и с большим состраданием, чем когда-либо
прежде.
Я договорился о билетах на рейс в Нью-Йорк, сделал дру-
гие распоряжения и кое-как собрал чемодан.
 
 
 
 Снова зазвонил телефон. Я услышал голос того же док-
тора – серьезный, но полный сочувствия. Он сообщил мне,
что Ник должен выкарабкаться. Основные жизненные пока-
затели возвращаются к норме.
– Он очень, очень везучий молодой человек, – сказал док-
тор. – У него будет еще один шанс.
У моего сына еще есть шанс! В первый раз после того
звонка, раздавшегося рано утром, я вздохнул полной грудью.
Проснулись Джаспер и Дэйзи, вошли ко мне и увидели,
в каком я состоянии. Мы с  Карен рассказали им, что слу-
чилось. Сказали, что нам всем остается надеяться, что Ник
справится.
Мне нестерпимо хотелось услышать голос сына. Я набрал
номер доктора. Но тот ответил, что нет, поговорить с Ником
пока нельзя, он спит, можно будет позвонить где-то часа че-
рез два. Я мерил шагами комнату, затем вышел в сад и ходил
там как заведенный. Несколько раз мы созванивались с Ви-
ки, обменивались сочувственными словами. Но что значат
все слова, когда наш ребенок едва не умер! Джаспер и Дэйзи
без конца спрашивали, выздоровеет ли Ник.
Через час я позвонил в больницу, и меня соединили с те-
лефоном у кровати Ника. Он ответил. Еще не совсем связно,
в его голосе слышалось отчаяние. Он попросил нас устроить
его в другую программу, потому что это его единственный
шанс. Я сказал ему, что вылетаю в Нью-Йорк.
Еще через час я выехал из дома и направился в аэропорт.
 
 
 
По пути позвонил в больницу узнать, как дела у Ника.
Дежурная медсестра сообщила мне, что он выписался.
– Что вы имеете в виду? Как выписался?
– Он выписался вопреки распоряжениям доктора.
Он выдернул иглу капельницы и катетер и покинул боль-
ницу.
Я выключил телефон и съехал на обочину. Я понял, что
если уж передоз не остановил его, то ничего не остановит.
Я сидел в машине потрясенный и опустошенный и не знал,
хватит ли мне сил доехать домой.
Ночью я лежал в постели, вдыхая аромат звездчатого жас-
мина, льющийся из сада через открытое окно, и вглядываясь
в темноту.
– Карен, ты не спишь?
– А ты?
Нам обоим не до сна.
Я не понимал, почему он решил покинуть больницу. Наи-
более вероятным могло быть либо то, что ломка оказалась
слишком тяжелым испытанием, либо его пугала перспекти-
ва реабилитации, либо боль была такой невыносимой, что он
ушел добывать дозу. В моем мозгу снова возникла привыч-
ная ужасная картина: Ник, подавленный всем произошед-
шим, сломленный и физически, и психически, решил покон-
чить жизнь самоубийством.
Его телефон не отвечал.
Он позвонил утром. Голос был слабый и глубоко несчаст-
 
 
 
ный.
– Ник…
– Да знаю я.
– Где ты находишься?
Он сказал, что в своей квартире.
– Но что случилось? Почему ты сбежал из больницы?
– Я перепугался, психанул. В общем, не знаю. Я должен
был выбраться оттуда.
Я представил его в квартире в цокольном этаже кирпич-
ного дома в Бруклине, где я его навещал последний раз: ни-
какого декора, никакой мебели, кроме матраса, брошенного
на пол, и комода, который Ник нашел на улице, жалюзи опу-
щены, чтобы не проникал дневной свет. Он даже не потру-
дился раздеться, только сбросил обувь, которую прихватил
из шкафа в палате. На руках еще видны остатки пластыря,
которым была закреплена игла капельницы. Он добрался до
квартиры, вошел и упал плашмя на матрас, как будто ныр-
нул головой вниз прямо в могилу.
Он спросил, приеду ли я. Действительно, нужно ли мне
ехать?
– Что ты собираешься делать?
На этот раз без всякого принуждения Ник сделал выбор в
пользу наркологической клиники. Он даже умолял об этом.
Не тот ли это момент, который называется «достичь дна»?
Все эксперты сходятся в том, что в какой-то момент нарко-
ман осознает, что дошел до последней черты, после чего на-
 
 
 
чинает по-новому воспринимать процесс лечения и реаби-
литации и активно в нем участвовать.
Я полетел в Нью-Йорк, чтобы помочь ему поступить на
лечение в Манхэттенский центр фонда «Хазельден». Шел
дождь, небо было темного лавандового цвета. Я взял такси
и поехал в город. По пути пытался угадать, что почувствую,
когда его увижу. Но точно знал, что это будет и безмерная
радость от того, что вижу его живым, и гнев из-за того, на-
сколько близко он подошел к границе между жизнью и смер-
тью.
Я ждал его в фойе своего отеля, где мы договорились
встретиться.
И внезапно увидел его прямо перед собой.
– Привет, па!
Момент, когда появляется Ник, всегда полон драматизма.
Несмотря на попытки принять мужественный вид, он был
похож на человека, пережившего голод. Лицо – как гофриро-
ванная бумага, мертвенно-белое. Одет в рваную спортивную
куртку поверх футболки, рваные джинсы и разбитые крос-
совки. Мы неуклюже обнялись. Мою любовь к нему сдержи-
вал страх, который он мне внушал.
Он остался на ночь в моем отеле. Чтобы убить время, мы
сходили в кино, посмотрели фильм «Любовь, сбивающая с
ног» и съели пасту в кафе. Он объяснял, что с ним произо-
шло, но все эти разговоры были просто попыткой потянуть
время, так как все наши мысли были о завтрашнем утре, ко-
 
 
 
гда он отправится в наркологическую клинику. В очередной
раз.
После ужина мы уселись перед телевизором. Сидели и
смотрели самое глупое шоу, какое только можно себе пред-
ставить. Молодые люди снимали друг друга на камеру, делая
при этом нелепые, унизительные вещи. Профессиональных
бейсбольных питчеров привлекли в это шоу, чтобы швырять
мяч в пах каким-то парням с сальными волосами. Когда мяч,
летящий со скоростью 10 миль в час, попадал в цель, парни
от боли сгибались пополам. Я не понимал: зачем это делают?
Кому пришло в голову показывать это по телевизору? Зачем
мы это смотрим?
В номере было две двуспальные кровати с толстыми бе-
лыми стегаными одеялами, наши головы покоились на пыш-
ных подушках. По телевизору шло шоу Леттермана. В сере-
дине шоу Ник сказал, что ему нужно доделать кое-какие де-
ла, прежде чем он отправится в «Хазельден». Я посмотрел
на него так, как будто он не в своем уме; собственно, он и
вправду был не в своем уме.
– Дела? Какие у тебя могут быть дела?
– Все нормально. Я схожу и быстро вернусь.
– Нет, – сказал я. – Любые дела, которые ты хочешь доде-
лать, сулят одни неприятности.
– Я должен. Я должен кое с чем разобраться.
Он начал натягивать кроссовки.
Я понял, что не смогу его разубедить, поэтому сказал:
 
 
 
 – Я пойду с тобой.
Я сунул ноги в туфли, и мы вышли в холодную ночь. Сели
в метро и поехали в Ист-Виллидж. Обошли убогие много-
квартирные дома, звонили в звонки, но нам (к счастью) ни-
кто не открыл. Вслед за индианкой, несущей пакет с покуп-
ками, мы вошли в одно из зданий и поднялись на пять лест-
ничных маршей. Я стоял рядом с Ником, который колотил в
дверь. Он сказал, что ему нужно вернуть свои деньги.
Наконец он сдался. Я облегченно вздохнул, когда около
двух часов ночи мы вышли из такси около нашего отеля. Мы
поднимались на свой этаж на лифте, уставившись в малень-
кий телевизионный экран вверху кабины: показывали мульт-
фильм «Сильвестр и Твити».
Утром мы немного погуляли в ожидании назначенного ча-
са приема в «Хазельден». Центр находится в величествен-
ном старом кирпичном здании напротив парка Стёйвесант.
Пока Ник был на собеседовании, я ждал его в парке, сидя
на скамейке, и наблюдал за группой молодых ребят, собрав-
шихся в уголке у металлических ворот. Похоже, торговля
наркотиками шла полным ходом.
«Хазельден», вероятно, наиболее известная в стране сеть
реабилитационных центров по лечению алкоголизма и нар-
козависимости. Штаб-квартира фонда находится в Миннеа-
полисе, но по его программам работают отделения в  Нью-
Йорке, Орегоне и  Чикаго. Это не первичная программа.
Две первичные программы Ник уже прошел. На этот раз
 
 
 
его ожидала непрерывная программа продолжительностью
шесть месяцев, а может быть, и больше, в зависимости от
того, как пойдет дело. В отличие от интенсивного курса реа-
билитационной программы, рассчитанной на четыре недели,
эта программа предполагает, что пациенты должны парал-
лельно работать или учиться. Суть в том, чтобы участники
программы научились интегрировать процесс восстановле-
ния в свою повседневную жизнь. Используются такие мето-
ды, как регулярные встречи с штатными психотерапевтами,
групповая терапия и обязательные собрания в рамках про-
граммы «Анонимные алкоголики». Также пациенты должны
выполнять определенные хозяйственные обязанности. Име-
ется длинный список правил поведения. В отличие от дру-
гих программ, пациенты могут приходить и уходить по соб-
ственному желанию, но обязаны присутствовать на ужине,
посещать обязательные собрания и встречи со специалиста-
ми и находиться в центре к установленному времени, то есть
соблюдать «комендантский час».
Ник помахал мне из открытых дверей центра. Пора. Я
поднялся наверх, и мы сели в большом фойе, по стенам ко-
торого стояли книжные стеллажи вишневого дерева. Гово-
рить было особо не о чем. Когда дежурный позвал Ника и
сказал, что пора регистрироваться и прощаться, мы встали
и посмотрели друг на друга.
Обнялись. Его тело казалось таким хрупким, что вот-вот
рассыплется на кусочки.
 
 
 
  
4
 
Издалека я следил, как проходят недели, а потом и ме-
сяцы реабилитации. Набравшись терпения, я тем временем
продолжал изучать метамфетамин. На этот раз я решил об-
судить это все с выдающимися учеными-исследователями
страны и задать им главный для меня вопрос: что бы вы сде-
лали, если бы кто-нибудь из вашей семьи подсел на этот нар-
котик?
Они сходились во мнениях, что первым шагом должна
быть оценка состояния наркозависимого. Если он в состоя-
нии метамфетаминового психоза, необходимо назначить се-
дативные и другие медикаментозные препараты. «Времена-
ми они ведут себя как натуральные психи, и это состояние
нужно корректировать», – сказал доктор Линг из Калифор-
нийского университета в  Лос-Анджелесе. Несмотря на то
что у мет-зависимых в три-четыре раза чаще встречаются
сопутствующие психические расстройства, чем у употреб-
ляющих другие наркотики, эти симптомы трудно отличить
от синдрома отмены метамфетамина. Некоторые врачи при-
вычно начинают лечить наркозависимых от депрессии. Это
дорогое удовольствие, и ряд исследователей советуют про-
держать пациентов без возможности употреблять метамфе-
тамин по крайней мере в течение месяца и только после это-
го определять диагноз и назначать лечение сопутствующего
 
 
 
заболевания.
Эксперты расходятся во мнениях по поводу того, какие
реабилитационные программы более эффективны – в стаци-
онарных или амбулаторных условиях. Первые требуют боль-
ших затрат, но обеспечивают более безопасные и контроли-
руемые условия лечения, когда пациент постоянно находит-
ся под пристальным наблюдением персонала. Однако в ре-
альном мире воспроизвести условия наркологической кли-
ники практически невозможно, поэтому у выписавшихся
пациентов часто происходят рецидивы. Амбулаторные про-
граммы предполагают интеграцию – работу по возвращению
наркозависимого в повседневную жизнь. Но в этом случае у
него больше шансов сорваться. Большинство экспертов счи-
тают, что в идеале лучше как можно дольше продержать па-
циента в программе реабилитации в стационарных услови-
ях, а затем постепенно подвести его к комплексной амбула-
торной программе продолжительностью в год и более. Этот
переход должен начинаться с четырех-пяти дневных или ве-
черних сеансов терапии в неделю в течение начального пе-
риода, затем количество сеансов можно постепенно сокра-
тить до одного раза в неделю.
Эксперты согласны с тем, что независимо от выбора про-
граммы  – в стационарных или амбулаторных условиях  – в
течение начального периода отмены наркотика вряд ли име-
ет смысл применять методы когнитивно-поведенческой те-
рапии. Паллиативные методы, такие как массаж, иглоукалы-
 
 
 
вание и физические нагрузки, наряду с тщательно контроли-
руемым приемом седативных препаратов могут достаточно
эффективно помочь пациентам справиться с самыми тяже-
лыми стадиями ломки. Наркозависимым, находящимся на
амбулаторном лечении, полезна помощь в составлении рас-
писания, которому они могут следовать в промежутке меж-
ду сеансами терапии. Эксперты также утверждают, что необ-
ходимо постоянно проводить тестирование на наркотики и
сурово наказывать за срыв. Методы когнитивно-поведенче-
ской терапии следует вводить постепенно и внимательно сле-
дить за тем, как пациенты реагируют на нее, способны ли
они принимать активное участие в процессе лечения.
Некоторые доктора выступают за использование психоте-
рапии, хотя многие настроены против нее. «По-видимому,
она малоэффективна, – говорит доктор Роусон из Калифор-
нийского университета в Лос-Анджелесе. – Одними разгово-
рами невозможно развязать целый клубок проблем». Доктор
Линг добавляет: «Понимание проблемы не изменит жизнь
наркозависимого. А активные действия, предпринимаемые
для решения проблемы,  – изменят». Однако в случае, ко-
гда двойной диагноз очевиден, будь то депрессия, биполяр-
ное расстройство, острое тревожное расстройство и другие
психические состояния, врачи должны использовать методы
психотерапии и психофармакологии.
Первоначальная задача программы  – удержать наркоза-
висимого в программе лечения достаточно долго, чтобы у
 
 
 
него развилась способность участвовать в когнитивно-пове-
денческой терапии. Она помогает пациенту сформировать и
отработать новые модели мышления и поведения и вытес-
нить старые. Ряд подобных методик был применен в реаби-
литационных центрах «Матрикс», основанных Роусоном и
его коллегами по Калифорнийскому университету в Лос-Ан-
джелесе. Программа «Матрикс» была изначально разработа-
на для кокаин-зависимых, а затем адаптирована для тех, кто
употребляет метамфетамин. Методы, используемые в про-
грамме, направлены на то, чтобы научить наркозависимых
по возможности избегать или, если такой возможности нет,
«переформатировать» ситуации, которые ранее приводили
их к срыву и возвращению к наркотикам. Теоретически но-
вые модели поведения должны в итоге войти в привычку.
В программах, основанных на методиках «Матрикс», нарко-
зависимых обучают пресекать обычные для них реакции на
гнев, разочарование, недовольство и другие. Им рассказыва-
ют о таких составляющих формирования зависимости, как
эффект прайминга и стимулирующей подсказки, которые
часто приводят к возвращению к употреблению наркотиков.
Прайминг – это механизм, который с помощью триггера –
единичного или случайного употребления наркотика  – за-
пускает процесс полномасштабного рецидива. Поскольку на
определенных этапах выздоровления у наркозависимых мо-
гут происходить срывы, их обучают навыку рефрейминга,
или переосмысливания, такого инцидента. Вместо того что-
 
 
 
бы реагировать на прайминг, наркозависимый может оста-
новить этот процесс «в точке выбора», то есть в момент при-
нятия решения. Этот момент можно рассматривать как бла-
гоприятную возможность для того, чтобы попробовать пере-
ключиться на какую-то другую деятельность. Эффект стиму-
лирующей подсказки заключается в том, что наркоман стал-
кивается с каким-то фактором, который запускает процесс
формирования непреодолимого влечения, что часто закан-
чивается употреблением наркотика.
До меня стало доходить, как это работает, когда я припом-
нил нашу с Ником реакцию на фильм «Реквием по мечте».
Нику понравилась беспощадная и мрачная история о юно-
ше и его матери, героиновом наркомане и странной жен-
щине, подсевшей на амфетамины. Мне эта история показа-
лась невыносимой. Даже мои знакомые, которым понравил-
ся фильм, были подавлены показанной в нем картиной бес-
просветности и морального разложения. Ник же был в вос-
торге. Позднее он рассказал мне, что сцены с наркотиками,
сопровождаемые пульсирующей, бьющей по нервам музы-
кой в исполнении «Кронос-квартета», которые большинство
людей восприняли как предостерегающие, назидательные и
отвратительные, в нем зародили желание погрузиться в со-
стояние кайфа.
Исследования показали, что стимулирующие подсказки
резко изменяют основные показатели жизненно важных
функций организма. Подсказки – это совсем не обязатель-
 
 
 
но шприц. Это может быть что угодно: от запаха какого-ни-
будь химического средства, напоминающего запах горяще-
го в трубке метамфетамина, до «людей, мест и вещей», ко-
торые ассоциируются с употреблением наркотиков. Напри-
мер, для некоторых наркозависимых это может быть день
зарплаты, угол улицы, песня или звук – завуалированные и
скрытые для всех, кроме самого наркомана, знаки. Многие
мет-зависимые ассоциируют наркотик с занятиями сексом.
Школьный Казанова из пилотного эпизода сериала «Кли-
ент всегда мертв» описывает это так: метамфетамин «про-
сто заставляет все гореть чуть-чуть ярче и превращает секс
в нечто абсолютно первобытное». Несмотря на то что боль-
шинство тяжелых наркоманов в конце концов теряют спо-
собность заниматься сексом, все, что вызывает сексуальное
возбуждение, – от просмотра порнографических материалов
до ситуации сексуального характера – остается для них мощ-
ным триггером. «Пытаться прервать употребление наркоти-
ков на этой стадии – все равно что пытаться встать на пу-
ти поезда», – говорит доктор Роусон. Однако доктор Шоп-
тау из Калифорнийского университета разработал специаль-
ную методику, чтобы помочь геям-наркоманам, у которых
употребление метамфетамина ассоциируется с сексом, пере-
форматировать, изменить привычную реакцию на сексуаль-
ное возбуждение. Суть ее в том, что многие поведенческие
реакции, включая те, которые кажутся автоматическими или
компульсивными, можно сделать сознательными, после че-
 
 
 
го их можно прервать усилием воли. Наркомана можно на-
учить, фигурально выражаясь, останавливать несущийся на-
встречу поезд и обратиться к наставнику из общества ано-
нимных алкоголиков или консультанту по проблемам упо-
требления наркотиков, прийти на собрание для выздоравли-
вающих, потренироваться в спортзале или совершить еще
какое-нибудь конструктивное действие. Хочу еще раз по-
вторить: для того чтобы в результате лечения добиться ка-
ких-либо радикальных изменений, требуется время  – вре-
мя, измеряемое в долгих месяцах, если не годах. В процессе
реабилитации, по всей видимости, происходит восстановле-
ние мозга наркозависимого, в результате чего нормализуется
уровень дофамина. Таким образом порочный круг наркоти-
ческой зависимости разрывается и замещается циклом воз-
держания.
Недавние клинические исследования показали, что мет-
зависимые хорошо реагируют на разработанную Б. Скинне-
ром методику оперантного научения, обусловливания и под-
крепления, когда за чистый (то есть не содержащий следов
наркотиков) анализ мочи они получают подкрепляющее воз-
награждение в виде небольшой суммы наличными или ва-
учеров на все что угодно – от прививок для ребенка и про-
пуска на каток до сертификата на ремонт сломавшейся газо-
нокосилки. Согласно результатам исследования, проведен-
ного в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, ме-
тоды управления непредвиденными обстоятельствами на ос-
 
 
 
нове таких стимулов, применяемые в комплексе с когнитив-
но-поведенческой терапией, в два-три раза увеличивают ста-
бильность воздержания по сравнению с результатами, полу-
ченными при использовании одной только когнитивно-пове-
денческой терапии.
В лечении наркозависимых могут помочь также ме-
дикаментозные препараты. В настоящее время для лече-
ния мет-зависимости нет своего метадона 32. Не существу-
ет также препаратов, способных нейтрализовать метамфета-
мин в случае передозировки, снять симптомы, защитить ор-
ганизм от нейротоксичности наркотика или прервать состо-
яние кайфа. А такие лекарства оказались бы весьма полез-
ными на разных стадиях лечения наркозависимости. Отча-
сти это можно объяснить тем, что метамфетамину посвяще-
но не так много исследований, как героину и кокаину, кото-
рые долгое время были широко распространены на Восточ-
ном побережье, особенно в Нью-Йорке и в пределах кольце-
вой дороги. До недавних пор проблема метамфетамина не
стояла в повестке дня политиков, которые выделяют сред-
ства на исследования, хотя сейчас их отношение стало ме-
няться в связи с расползанием этого наркотика на восток.
Другим фактором может быть молекулярная структура геро-
32
 Метадоновая заместительная терапия используется в некоторых странах как
паллиативный метод при героиновой и других зависимостях. Взамен употребля-
емого наркотика пациенту назначаются регулярные дозы метадона, что позволя-
ет снизить зависимость. Метадон относится к наркотическим веществам, в Рос-
сии его применение запрещено. Прим. ред.
 
 
 
ина в сравнении с метамфетамином. «Метамфетамин более
грязный наркотик», – объясняет один из исследователей. Ка-
кой бы ни была причина, учитывая беспрецедентный вред,
который наносит человеку это вещество даже по сравнению
с героином и кокаином, а также безрадостные результаты
нынешних методов лечения, клиницисты отчаянно нужда-
ются в лекарственных препаратах, которые помогут повы-
сить шансы наркозависимых на выздоровление. Это могли
бы быть препараты, замещающие дофамин, помогающие ре-
генерировать поврежденные нервы или снимать либо кон-
тролировать симптомы зависимости.
Однако ведущие исследователи в этой области призна-
ют, что, несмотря на все их усилия, результаты не внуша-
ют большого оптимизма. В начале испытания препарата, ко-
торый мог бы помочь при абстинентном синдроме, ответ-
ственный за него врач признавался: «Что я буду расцени-
вать как успех? Скромный эффект у меньшинства пациен-
тов. Мои ожидания в рамках от нуля до минимального эф-
фекта, поэтому я был бы реально доволен минимальным ре-
зультатом». И это притом что он работал над одним из наи-
более перспективных лекарственных препаратов.
Поскольку для ранних стадий отмены наркотика харак-
терна депрессия, некоторые исследователи считают, что по-
могают антидепрессанты. Однако предварительные исследо-
вания с использованием прозака, золофта и других СИОЗС
(селективные ингибиторы обратного захвата серотонина) да-
 
 
 
ют основания предполагать их невысокую эффективность.
В настоящее время ученые изучают другие антидепрессан-
ты, в том числе бупропион (веллбутрин), который взаимо-
действует со специфическими подсистемами трансмиттеров
и рецепторов серотонина и дофамина, а также препарат он-
дансетрон. В планах ученых испытания множества других
лекарственных средств. Исследователи в разных местах Се-
верной Америки рассказывали мне о десятках лекарств, ко-
торые могут оказаться полезными. Одно из них леводопа (L-
допа), которая применяется для подавления дегенеративных
процессов при болезни Паркинсона. По сути, она восполня-
ет нехватку дофамина, хотя со временем эффект, по всей
видимости, ослабевает. При испытаниях среди кокаин-за-
висимых препарат не вызывал никаких положительных из-
менений. Однако исследователи, проводившие эти испыта-
ния, полагают, что он может показать более выраженный эф-
фект при применении у мет-зависимых, так как у них уро-
вень дофамина близок к полному истощению по сравнению
с небольшим снижением его содержания у тех, кто употреб-
ляет кокаин.
Исследователь Гантт Гэллоуэй убежден, что эти лекарства
будут играть всего лишь второстепенную роль, даже если
окажется, что они помогают при отмене метамфетамина или
на других стадиях восстановления. «Никогда не появится
лекарство, которое заставит вас посмотреть в дверной гла-
зок и не открыть вашему наркодилеру, – говорит он. – И да-
 
 
 
же если провести идеальную детоксикацию и эффективную
лекарственную терапию и полностью восстановить мозг па-
циента, добившись того его состояния, какое было до нача-
ла употребления метамфетамина, потом часы начинают ти-
кать по новой. Это как временная петля в  “Дне сурка”. В
этот момент вы должны вмешаться и использовать методы
когнитивно-поведенческой терапии, чтобы показать людям,
что есть альтернативные способы прожить свою жизнь».

Время от времени Ник звонил и отчитывался о том, как

живет. Он посещал собрания анонимных алкоголиков каж-
дый вечер с группой других пациентов «Хазельдена». Он
описывал их выходы в город с присущим ему сдержанным
юмором: «Когда мы идем по городу – это еще то зрелище.
Шайка благодарных неудачников».
Я возобновил свое участие в собраниях группы Ал-Анон.
Эти встречи, конечно, не были панацеей, но служили ка-
ким-никаким утешением, хотя чужие истории меня огорча-
ли. После одного собрания, где я выступил и сказал, что
мой сын снова в наркологической клинике, ко мне подошла
женщина и робко протянула мне брошюру «3 принципа Ал-
Анон». «Мне это помогло», – сказала она.
Вернувшись домой, я прочел брошюру. Вот выдержки
из  «Письма наркомана»: «Не верьте никаким обещаниям.
Я пообещаю все что угодно, чтобы выпутаться. Но природа
моей болезни такова, что она не позволяет мне выполнить
 
 
 
свои обещания, хотя, когда я их давал, я искренне собирался
сдержать их… Не верьте всему, что я вам рассказываю, это
может быть ложью. Отрицание реального положения дел –
один из симптомов моей болезни. Более того, вполне воз-
можно, что я перестану уважать тех, кого могу так легко оду-
рачить. Не позволяйте собой манипулировать или каким-ли-
бо образом эксплуатировать себя. Невозможно надолго со-
хранить любовь, если отсутствует такой ее аспект, как спра-
ведливость».
Пока Ник был в реабилитационном центре, мы с Карен
взяли в библиотеке книги о наркозависимости, чтобы про-
читать их Дэйзи и Джасперу. Мы изо всех сил старались убе-
дить детей делиться с нами всем, что их волнует, проговари-
вать вслух свои чувства. Мы встречались с их учителями и
обсуждали, как у них дела в школе. Пока, как нам сказали,
у них все было хорошо.
В декабре стационарная программа в нью-йоркском отде-
лении «Хазельдена» закрылась. Организация, которая про-
должала вести амбулаторную программу на Манхэттене, во
всем обвинила экономическую ситуацию: она была не в со-
стоянии заполнить три дюжины коек в своем здании плат-
ными пациентами. У Ника сохранялось настороженное от-
ношение к району Залива, так как он ассоциировал его с ме-
тамфетамином, поэтому он решил переехать в Лос-Андже-
лес, чтобы жить поближе к Вики. Это решение поддержал и
его консультант-психолог.
 
 
 
 «Херберт-Хаус», общежитие для выздоравливающих нар-
козависимых, в Калвер-Сити представляет собой ряд побе-
ленных веселых бунгало, скрытых зарослями бугенвиллий и
роз, с маленькими верандами, на которых стоят диванчики
и кресла-качалки. Все они выходят во внутренний двор, вы-
мощенный кирпичом, с пальмами, столами для пикника и
садовой мебелью – в общем, это нечто вроде Мелроуз-Плейс
для наркозависимых.
Ник переехал, и ему там понравилось. Он подружился с
другими пациентами. Особенно близкие отношения сложи-
лись у него с руководителем программы, сердобольным че-
ловеком по имени Джейс, посвятившим свою жизнь помо-
щи наркоманам и алкоголикам. В  «Херберт-Хаусе» требо-
валось соблюдать строгие правила проживания и выполнять
обязанности по хозяйству. Кроме того, резиденты должны
были посещать ежевечерние собрания. Ник также участво-
вал в амбулаторной программе, встречался с новым психи-
атром и работал с другим наставником из общества аноним-
ных алкоголиков – Рэнди. Вместе с ним Ник совершал дол-
гие велосипедные поездки по Тихоокеанскому шоссе. У Рэн-
ди были ярко-голубые глаза, он не притрагивался к наркоти-
кам более пятнадцати лет. Ник сказал, что Рэнди вдохнов-
ляет его своим примером, «показывает, какой может быть
здоровая жизнь».
По телефонным разговорам складывалось впечатление,
что это прежний Ник, нормальный Ник, Ник в здравом уме.
 
 
 
Трудно было поверить, что этот Ник и тот обдолбанный нар-
коман, которого я видел недавно, один и тот же человек.
Мне казалось, что путем проб и ошибок, а также благодаря
долгим месяцам, проведенным в  «Хазельдене», поддержке
персонала в «Херберт-Хаусе», амбулаторному лечению, со-
браниям анонимных алкоголиков, помощи Рэнди и товари-
щей по общежитию Ник нашел удачный вариант комплекс-
ной программы реабилитации. Насколько я могу судить по
информации, полученной от исследователей этой проблемы,
подобную программу следовало бы сделать доступной для
всех мет-зависимых.
Друзья Ника из общества анонимных алкоголиков помог-
ли ему найти работу лаборанта в  «Промисис», еще одном
известном центре реабилитации наркозависимых и алкого-
ликов, расположенном в  Малибу. Он возил пациентов на
собрания и приемы у врачей, раздавал лекарства и оказы-
вал другую помощь консультантам центра. Работа приноси-
ла ему моральное удовлетворение. Он помогал другим, и это
помогало ему самому.
В июле Нику исполнился двадцать один год. Чтобы от-
праздновать это событие, я полетел к нему в  Лос-Андже-
лес. Был теплый летний день, когда я заехал за ним в «Хер-
берт-Хаус». Ник запрыгнул в машину. Мы обнялись. Каза-
лось, он полностью пришел в себя. Двадцать один год – это
важная веха в жизни каждого человека. Для родителей это
тоже важная веха. А для меня это было просто еще одно чу-
 
 
 
до.
Карен не сразу смогла сказать, что готова увидеться с ним.
Кроме того, мы не позволяли ему видеться с Джаспером
и Дэйзи, не хотели снова их травмировать. Мы до сих пор
разрывались между страхом и любовью. Мы хотели защи-
тить Дэйзи и Джаспера, но ведь они любили его, и он лю-
бил их. И снова мы мучились вопросом: как узнать, когда мы
сможем полностью доверять ему?
В конце лета я повез Карен и детей на долгожданную
встречу с Ником в Лос-Анджелес. Семья воссоединилась на
пляже, где Ник, Джаспер и Дэйзи строили замки из песка и
играли в полосе прибоя. После этого мы начали приезжать к
нему в выходные. Мы были у него на работе, и он познако-
мил нас со своими коллегами, которые явно обожали его, а
он – их. Он показал нам еще один пляж, уединенное место
около Малибу, к которому нужно было спускаться пешком
по крутой тропе. В другой раз мы прошли по каньону в ком-
пании с его матерью и собаками отчима – Пейсоном и Эндрю
(Ник их выгуливал) – и поднялись по тропе к смотровой пло-
щадке, откуда открывался потрясающий вид на окрестности
от Голливуда до океана. Мы встречались с ним на набереж-
ной Венис, где он ждал нас со своим гоночным велосипедом,
и вместе ехали по набережной, останавливаясь, чтобы пона-
блюдать за работой граффити-художников и упражнениями
тяжелоатлетов. Как всегда, мы посещали музеи и галереи –
выставку группы «Роял Артс Лодж» в Музее современного
 
 
 
искусства и выставку работ Ника Таггарта в «Энглз-Гэлле-
ри» в Санта-Монике, где были выставлены тысячи фотогра-
фий его жены и сподвижницы Лауры Купер, которую он фо-
тографировал перед ее пробуждением каждое утро на протя-
жении тринадцати лет. Обычно мы ели в одних и тех же ре-
сторанах, в корейском или в крохотном суши-баре, где гром-
ко звучала музыка регги. Большую часть времени мы прово-
дили на пляже и, как всегда, часто ходили в кино. Ник уже
посмотрел «Трио из Бельвилля», но пошел еще раз, потому
что хотел, чтобы Джаспер и Дэйзи тоже его посмотрели. По-
сле кино Джаспер с Ником запели с индийским акцентом,
подражая персонажам рекламного ролика, который крутили
перед фильмом.
Начал Ник:
– Все билеты на фильм проданы, мой супруг?
Джаспер отвечает:
–  Читра, моя королева, я воспользовался услугами
«Фанданго».
Ник продолжает:
– Мое счастье как прекрасная поэма.
Джаспер:
– Я принесу попкорн.

Ник звонил часто. Мы тепло общались по телефону. Ино-

гда просто болтали ни о чем, иногда о том, как идет его вы-
здоровление. Постоянно разговаривали о книгах и фильмах.
 
 
 
Особенно о фильмах. Мы с нетерпением ждали возможно-
сти поговорить, после того как один из нас посмотрел новую
работу кого-нибудь из наших любимых режиссеров: Спайка
Джонза, Дэвида Расселла, Тодда Солондза, братьев Коэнов,
Пола Томаса Андерсона, Уэса Андерсона, Педро Альмодо-
вара или Роберта Альтмана, а также все, что было снято по
сценариям Чарли Кауфмана. Я рекомендовал ему фильмы,
которые стоит взять напрокат, например «Реки и приливы»,
или он давал нам советы: посмотреть фильм Франсуа Озона
«Восемь женщин» и его любимый на тот момент – «Горькие
слезы Петры фон Кант» Фассбиндера. «Ты читал статью Эн-
тони Лейна о новом эпизоде “Звездных войн”?» – однажды
спросил Ник. И дальше он зачитал вслух: «И еще, пока мы
находимся здесь, что за странные синтаксические конструк-
ции? Самый светлый ум галактики, это очевидно, и тем не
менее выражается как экскурсант, приехавший на один день
и пользующийся потрепанным разговорником. “Я надеюсь,
прав ты. Чертов отдых дай мне”».
Иногда он сообщал о достигнутых успехах, которые для
других людей не представляли ничего особенного, а для него
требовали поистине титанических усилий. Например, такая
мелочь: он открыл счет в банке и оформил кредитную кар-
точку с обеспечением. Ему удавалось откладывать неболь-
шие деньги. Он купил сильно подержанную «Мазду» за че-
тыреста долларов, а немного позднее новый велосипед. Пе-
реехал в многоквартирный дом, снял комнату у наставника
 
 
 
Рэнди, очень доброго седого мужчины с бородой, который
ходил, опираясь на трость. Тед не употреблял наркотики в
течение тридцати лет и помог многим молодым наркозави-
симым.
И все же у Ника бывали невыносимо мучительные дни. Я
это угадывал по его голосу. Он чувствовал себя одиноким.
Конечно, у него был Рэнди и хорошие друзья, но ему хоте-
лось чего-то особенного в жизни. Он начал беспокоиться по
поводу своего будущего. У него случались перепады настро-
ения и появлялась непреодолимая тяга к наркотикам. Ино-
гда он описывал мне эти резкие колебания настроения со
стоической решимостью, а иногда в его голосе слышались
слезы.
– Временами мне очень трудно. У меня такое чувство, что
я просто не справлюсь. Но тогда я звоню Рэнди. Если дела-
ешь то, что тебе говорят, это реально помогает.
В сентябре Ник отметил год воздержания от наркотиков.
Насколько важен день рождения ребенка для родителей, на-
сколько был важен для меня его двадцать первый день рож-
дения, настолько же – и даже больше – важен год, проведен-
ный им в воздержании.

Постепенно Ник рассказал нам о своих новых романтиче-

ских отношениях с девушкой по имени З., но потом позво-
нил как-то, чуть не плача. Она порвала с ним. Раньше Ник
позвонил бы своему наркодилеру или одному из своих об-
 
 
 
долбанных дружков либо добыл бы косячок или пиво. Те-
перь же он позвонил Рэнди.
–  Приходи сюда, Ник,  – сказал Рэнди.  – Покатаемся на
велосипедах.
Они катались три часа по каньону Темескаль. После Ник
позвонил и радостным голосом сообщил:
– У меня все будет в порядке.

Прошел месяц. Ник перестал отвечать на звонки. Значит,

опять что-то случилось.
Во время нашего последнего разговора он признался, что
все еще сильно переживает из-за мучительного разрыва со
своей девушкой.
– Я не могу заставить себя не думать о ней, – сказал он.
Прошло три дня. Утро. Дэйзи и  Джаспер позавтракали
французскими тостами и ушли играть в свою комнату. По-
том выбежали во двор, несмотря на мелкий дождик. Когда
я загнал их домой, оказалось, что мы уже опаздываем. Они
приняли душ, оделись, я напомнил им, что нужно почистить
зубы. Дэйзи спросила, можно ли ей пользоваться акустиче-
ской зубной щеткой.
– Акустической щеткой?
– Ну, обычной щеткой. Не электрической.
У Дэйзи сняли брекеты, и она стала относиться к чистке
зубов очень серьезно. Однако осталась зубная пластинка, ре-
тейнер, с которой приходилось мириться.
 
 
 
 – Я не могу перестать трогать ее языком, – жалуется она.
– Старайся не трогать, – говорю я.
– Очень трудно удержаться.
Дети бегали по дому, собирая тетради и шиповки и засо-
вывая их в рюкзаки. Карен занялась спутанными косичками
Дэйзи. Наконец они уехали в школу. Когда они ушли, я со-
вершенно расклеился. В который раз.
Почему я был так уверен, что что-то случилось? Дело да-
же не в том, что он не ответил на звонок. Может быть, это
родительская интуиция? Или какие-то сигналы, которые по-
степенно дошли до моего сознания? Или какие-нибудь наме-
ки в его словах, которые я уловил на подсознательном уров-
не? Короткие паузы между его словами?
Где он? Я не хотел признавать наиболее вероятный ответ:
он снова сорвался.
Ведь у него же все шло нормально. Не идеально, конечно.
Но у него был тесный круг друзей, которые его поддержи-
вали, и хорошая работа. Он много катался на велосипеде и
писал. Он посещал собрания анонимных алкоголиков, в том
числе встречи в «Херберт-Хаусе», где он общался с Джей-
сом и своими друзьями. Под руководством Рэнди – может
быть, самого близкого друга – он целеустремленно работал
по программе «12 шагов» над своей самооценкой, искупле-
нием своей вины и тем, что он описывал как «формирование
нового характера». В общем, он был вполне доволен своей
жизнью. Да, иногда он чувствовал себя одиноко, но с кем из
 
 
 
нас такого не случается? Иногда он был в плохом настрое-
нии, но кто из нас всегда весел? Иногда он чувствовал себя
совсем без сил, но опять же это бывает со всеми.
И все же он, должно быть, сорвался. Чем еще можно объ-
яснить его исчезновение? Неужели у меня паранойя? У меня
были причины проявлять чрезмерную бдительность, насто-
роженно высматривать признаки беды. Но я должен был поз-
волить ему двигаться вперед и жить своей жизнью. Что, если
у него появилась новая подружка? Что, если он в депрессии
и ему нужно какое-то время побыть одному, чтобы его никто
не трогал? У меня тоже были такие моменты в молодости,
когда мне нужно было отстраниться от родителей.
Я позвонил Вики, и она заверила меня, что видела Ника
на днях и с ним все было хорошо.
И все-таки я попросил ее сходить на квартиру к Нику и
проверить.
Через час она позвонила и встревоженно сообщила, что
товарищ по квартире не видел его и его кровать была нетро-
нута. Мы позвонили в «Промисис», и его коллега сообщил,
что Ник не появлялся на работе уже два дня. Мы позвонили
его друзьям, они тоже ничего о нем не знали. Вчера один из
них должен был встретиться с ним и поехать кататься на ве-
лосипедах, но тот не пришел. Я позвонил в полицию, чтобы
узнать, не произошел ли какой-нибудь несчастный случай.
В очередной раз. Опять. Я обзвонил отделения неотложной
помощи в больницах. Снова. Как год назад. Мать Ника по-
 
 
 
ехала в отделение полиции Санта-Моники и подала заявле-
ние о пропаже человека.
Мужчина.
Белый.
Двадцать один год.
Детские белокурые волосы потемнели и стали каштановы-
ми с медным оттенком. Каплевидные карие глаза с зелено-
ватым оттенком и загорелая оливковая кожа. Непринужден-
ная улыбка. Рост чуть выше шести футов, худощавый, с му-
скулистыми руками и грудной клеткой пловца, сильные бед-
ра и голени велосипедиста. На нем могут быть велосипед-
ные шорты и рубашка, но его обычная повседневная одеж-
да – футболка, джинсы и конверсы. На правом плече роди-
мое пятно в форме ягоды земляники.
Я постарался взять себя в руки и держаться перед Джаспе-
ром и Дэйзи. Мы с Карен не хотели рассказывать им о Нике,
пока что-то не прояснится. Не хотели снова тревожить их.
Все-таки они еще так малы: одной семь, другому девять лет.
Что мы им скажем? «Ваш брат пропал. Снова. Возможно, у
него рецидив. Снова. Мы ничего не знаем».
Но вскоре пришлось бы им что-то сказать. Мы не могли
долго скрывать, почему в нашем доме снова воцарилась ат-
мосфера страданий и надрывного отчаяния. Мне стоило ко-
лоссальных усилий жить рутинной жизнью, когда мой желу-
док сводило от тревоги, мое сердце колотилось, а в голове
без конца прокручивались эпизоды из телесериала «CSI: Ме-
 
 
 
сто преступления»: самые зловещие и отвратительные сце-
ны самого худшего, что может случиться с детьми на ночных
улицах.
Я постоянно звонил на мобильник Ника, но всякий раз
натыкался на бесстрастный голос автоответчика: «Привет,
это Ник. Оставьте сообщение». Я то и дело названивал его
матери, но и у нее не было никаких новостей. Подчиняясь
внезапному порыву, я позвонил в службу поддержки нашей
общей компании мобильной связи и попросил выяснить все
о недавних входящих и исходящих звонках на телефон Ни-
ка, но оператор сказала, что у нее нет доступа к этой инфор-
мации. Однако она объяснила, что может сказать, подклю-
чен ли сейчас его телефон к сети.
– Это против правил, – сказала она. – Но у меня тоже есть
ребенок-подросток.
Постучав по клавиатуре, она сообщила:
– Его телефон включен. Он привязан к вышке мобильной
связи в Сакраменто.
Сакраменто?
Я позвонил его матери и друзьям. Никто не знал, почему
он оказался в Сакраменто. Ни у кого нет там никаких зна-
комых.
Через два часа позвонила оператор.
– Я снова проверила, – сказала она. – Телефон все еще
включен. Теперь он находится в Рено.
Рено?
 
 
 
 Детектив из полиции сказал мне, что Рено – столица ме-
тамфетамина. Возможно, Ник отправился туда именно по-
этому. Такая версия все объясняла, но выглядела не слиш-
ком правдоподобной: чтобы добыть наркотик, совсем не обя-
зательно ехать в Рено.
Нет, он не мог сорваться. Он просто отмечал свой сем-
надцатый месяц без метамфетамина. К тому же он работает
в реабилитационном центре, помогает наркозависимым. Он
не мог…
Я пытался заниматься делами, но все было тщетно. В те-
чение дня мы так и не узнали ничего нового. После школы
мы с Карен повезли Джаспера и Дэйзи на тренировку по ла-
кроссу на двух разных полях. Дэйзи начала заниматься ла-
кроссом после того, как посмотрела игры с участием Джас-
пера. Она считала форменную юбку сексистской, но носила
ее, хотя и неохотно. После тренировки мы быстро поужина-
ли, дети сделали уроки, приняли ванну, мы почитали им на
ночь, и они уснули.
Я снова позвонил оператору из компании мобильной свя-
зи. Она дала мне свой личный номер и сказала, что позвонит
утром с работы. Пришлось промучиться еще одну нескон-
чаемую ночь. Утром оператор сообщила, что телефон Ника
до сих пор включен, но теперь он находится в Биллингсе, в
штате Монтана.
Я продолжал ломать себе голову, стараясь найти правдо-
подобное объяснение. Может быть, его похитили? Может
 
 
 
быть, он лежит мертвый в багажнике машины какого-нибудь
психа, который везет его куда-то через всю страну? Я позво-
нил в полицию Биллингса и ФБР.
 
5
 
На улице дождь. Дети еще в школе. Мы с Карен сидим на
бетонном полу в кухне с Мундогом. Рядом сидит ветеринар.
Голова пса лежит на коленях Карен. Она гладит его бархат-
ные уши.
Рак одолел Мундога, он едва в состоянии стоять. Он дро-
жит и плачет от боли. Пора избавить его от страданий, но
мы совсем раздавлены горем. Карен рыдает. Доктор пришла,
чтобы усыпить собаку дома. Когда она сделала собаке укол,
который погрузил ее в глубокий сон, у меня тоже подступили
слезы к глазам. Мундог дышит с трудом. Второй укол, и он
перестал дышать. Ветеринар посидела немного с нами, затем
ушла. Мы с трудом вынесли тяжелое тело Мундога, заверну-
тое в одеяло, в сад и похоронили в выкопанной заранее яме
под секвойей.
Когда Дэйзи и  Джаспер пришли из школы, они пошли
с  Карен в сад и, несмотря на дождь, начали делать что-то
вроде памятника на могиле собаки. Мы плакали по Мундо-
гу и по тому, в какое печальное место превратился наш дом.
Перед сном мы почитали им немного из книги с картинками
«Собачье небо»: «Время от времени ангел выводит собаку
 
 
 
на прогулку и возвращает ее на землю, где она тихо, невиди-
мо обнюхивает все уголки своего старого двора, проведыва-
ет соседскую кошку, провожает ребенка в школу…».

Где же он все-таки? Уже пошел четвертый день с тех пор,

как он пропал. Я продолжал набирать номер его мобильника.
Наконец кто-то ответил. Голос мужской, но это не Ник.
– Алё.
– Ник? Это Ник?
– Нету здесь Ника.
– Кто это?
– А вы кто?
– Это отец Ника. Где Ник?
– Он дал мне свой телефон.
– Дал вам телефон? А где сам Ник?
– Откуда, твою мать, мне знать?
– Где он был, когда дал вам телефон?
–  Я его даже не знаю. Он стоял на автобусной останов-
ке в Лос-Анджелесе. В центре. Он дал мне телефон, и я его
больше не видел.
– Он дал вам свой телефон? С какой стати он дал вам свой
телефон?
Тишина. Он отключился.
Я позвонил мобильному оператору и попросил ее отклю-
чить телефон, потому что он, очевидно, был украден. И по-
благодарил ее за помощь и сочувствие.
 
 
 
 Мы с Вики были вне себя от страха и боли. Снова то же
самое. Мы обзвонили всех, кого могли, надеясь узнать хоть
что-то. Наконец Вики попробовала позвонить девушке Ни-
ка, З., и оказалось, что он только что связывался с ней! Ник
позвонил ей из Сан-Франциско. Приехали! Опять все снача-
ла. Она сказала, что, когда он звонил, он был под кайфом.
Ну конечно, как же иначе!
Мне хотелось прекратить все это. У меня не было больше
сил терпеть. Если бы я мог просто вычеркнуть Ника из сво-
ей жизни! Я мечтал о такой процедуре, которую описал Чар-
ли Кауфман в сценарии фильма «Вечное сияние чистого ра-
зума». Некий доктор оказывает услугу людям, страдающим
от боли, вызванной травмирующими отношениями. Он бук-
вально стирает все следы человека – источника мучительных
эмоций. Я подумал, что мог бы пройти эту процедуру, вы-
бросить Ника из своей памяти. Временами мне казалось, что
ничего не может помочь, кроме лоботомии. Где может быть
Ник? Я больше не мог выносить этот кошмар. Но всякий раз,
когда мне казалось, что моему терпению пришел конец, я
находил в себе силы и терпел дальше.
После полного уныния и упадка духа возникло безумное
желание что-то делать, хоть что-нибудь. Я прекрасно пони-
мал, что все мои потуги бессмысленны, но отчаянно хотел
его найти. Когда я рассказал свой план Карен, она только по-
качала головой.
– Нет смысла искать его, если он не хочет, чтобы его на-
 
 
 
шли, – сказала она.
Она посмотрела на меня с тревогой и – чем еще? Что это
было? Раздражение? Печаль?
– Тебя просто в очередной раз постигнет горькое разоча-
рование.
Я сказал: «Знаю». Больше не стал ничего говорить, но в
моей голове вертелась мысль: конечно, бесполезно его ис-
кать, если он не хочет, чтобы его нашли, но, с другой сторо-
ны, он может умереть, и тогда будет уже слишком поздно.
Страшнее всего – ожидание. Карен, чувствуя мои терзания,
в конце концов сдалась.
– Давай, – сказала она. – Ищи его. Хуже не будет.
Я понимал, что она изо всех сил старается не судить меня
или Ника, но в душе у нее растут гнев и разочарование, вы-
званные неумолимостью и беспощадностью этой ситуации, и
ей очень не нравится, что все это может негативно повлиять
на Джаспера и Дэйзи. И на всех нас. И на меня. Ей не нра-
вится, что поглотившая меня тревога отняла меня у нее.
– Давай, действуй. Может быть, тебе станет легче от того,
что ты что-то попытаешься сделать.
Итак, я снова поехал в город и начал прочесывать рай-
он Мишн, заглядывая в открытые двери магазинов, кафе и
баров. Я вглядывался в лица людей, и везде мне мерещил-
ся Ник. Чуть ли не каждый второй казался мне похожим
на него. Потом я поставил машину на Эшбери и медленно
побрел по  Хейт-стрит, то и дело переходя с одной сторо-
 
 
 
ны улицы на другую, проверяя магазины для наркоманов,
книжные, пиццерии, кафе, заглянул в музыкальный магазин
«Амеба». Потом вернулся в парк «Золотые ворота» и напра-
вился на лужайку, где когда-то встретил мет-зависимую де-
вушку из Огайо. Но на лужайке никого не было, кроме двух
женщин с малышами, игравшими на расстеленном на траве
одеяле. Вернувшись домой, я позвонил Рэнди. Он терпеливо
выслушал меня и сказал уверенно:
– Ник не станет долго болтаться по улицам. Это уже не
доставляет ему удовольствия.
Я надеялся, что он окажется прав, но это никак не осла-
било мою тревогу. Я беспокоился, что он может пострадать
от передоза или еще каким-нибудь образом причинить себе
непоправимый вред.
Прошла неделя с тех пор, как Ник пропал. Потом другая.
Нескончаемые дни и ночи. Я старался не сидеть без дела, все
время находил себе занятия. Пытался работать. Мы обсуж-
дали планы на будущее с нашими друзьями – теми, с кото-
рыми мы с Карен и детьми собирались ехать на пляж, когда
арестовали Ника. Ранним субботним утром мы встретились
с ними на парковке Бэр-Валли. На две семьи у нас восемь
велосипедов  – от шоссейных с четырнадцатью скоростями
до самого маленького дребезжащего велосипеда для девочек
«Швинн».
Бэр-Валли была одета в золото и зелень. Сквозь кроны де-
ревьев просвечивал купол голубого неба с белыми облака-
 
 
 
ми. Мы покатили на велосипедах по грязной тропе к лугу, а
оттуда вниз по каменистому спуску к скале Арч-Рок. Чтобы
добраться до нее, пришлось оставить велосипеды и послед-
нюю милю идти пешком.
Лесную тропу, вьющуюся вдоль ручья, окаймляли ели,
мелкоигольчатые сосны, каштаны и корявые дубы. Достиг-
нув цели, мы вскарабкались на голую скалу. Отсюда откры-
вался потрясающий вид на океан, можно было разглядеть го-
ловы тюленей, высовывающихся из воды у выветренной ска-
лы.
Потом мы прошли по другой тропе, на сей раз окружен-
ной зарослями липкого губастика, миртами и ирисами. Ржа-
вый мох покрывал гранитные валуны. Джаспер сказал, что
пейзаж напоминает о путешествиях Фродо из «Властелина
колец». Внизу, у подножия скалы Арч-Рок, мы выждали вре-
мя, чтобы волна откатилась назад в океан, пересекли каме-
нистый участок и выбрались на маленький пляж. Под ногами
у нас был отполированный морем кварцевый песок и рыхлые
кучки водорослей.
Тропа ведет назад к началу маршрута. Мы с Джаспером
пришли первыми. Сели на велосипеды и покатили вперед.
По плану мы все должны были снова встретиться на лугу.
Доехав до луга, мы прислонили велосипеды к дереву и
уселись отдыхать на упавший ствол под дубом. Джаспер про-
тянул руку в направлении луга:
– Смотри!
 
 
 
 Перед нами расстилалось поле потрясающих розовых цве-
тов, экзотов, оставшихся от давно покинутого сада, розовых,
как розовая сахарная вата.
Мы тихо сидели, слушая птичьи трели и шорох ветра в
кронах деревьев. Внезапно у меня возникло ощущение де-
жавю. Я бывал здесь раньше. И сидел на этом же стволе.
Но только с Ником. Это было больше десяти лет назад. Мое
сердце заколотилось, и на глазах выступили слезы. Ник взби-
рался на это дерево. Карабкаясь все выше, он кричал мне:
– Пап, смотри! Смотри, как я высоко!
Он рассеянно напевал:
– И хрюкотали зелюки, как мюмзики в мове 33.
Он взобрался еще выше и быстро пополз по толстой ветке,
которая нависала над лугом.
– Смотри на меня, па! Смотри на меня!
– Я тебя вижу.
– Я уже на небе.
– Здорово.
– Я выше облаков.
Он заскользил дальше по корявой ветке, напевая детскую
песенку. Внезапно подул ветер. Дерево задрожало, листья
громко зашелестели, ветви начали раскачиваться.
– Хочу спуститься вниз, – вдруг сказал Ник.
– Все хорошо, Ник. Не волнуйся, не торопись, спускайся
медленно.
33
 
 
 
 Пер. Д. Орловской.
 – Не могу. Я застрял.
– Можешь. Ты справишься.
– Я не могу спуститься, – заплакал он.
– Не торопись. Найди опору для ног, потом еще одну. Дви-
гайся медленно.
– Не могу.
– Можешь.
Он еще крепче обхватил ветку своими тонкими ногами и
руками.
– Я упаду.
– Не упадешь.
– Упаду.
Я встал прямо под ним и закричал:
– Все хорошо. Не торопись.
Я говорил эти слова, а сам думал, что я его поймаю, если
он сорвется.
Так я и сидел рядом с Джаспером, предаваясь воспомина-
ниям. Несколько слезинок скатилось по щеке. Джаспер тут
же это заметил и сказал:
– Ты думаешь о Нике.
Я кивнул.
– Прости. Я просто вспомнил, как мы были здесь с ним,
когда он был такой же, как ты.
Джаспер понимающе кивнул.
– Я тоже много о нем думаю.
Мы сидели рядом под старым деревом и молчали, пока
 
 
 
нас не окликнули Карен, Дэйзи и наши друзья.

Как-то утром на следующей неделе Карен заметила, что

в доме что-то неладно. Некоторые вещи лежали не на своем
месте. Щетка для волос валялась на полу. Несколько книг и
журналов были разбросаны на диване. Пропал один свитер.
Я работал в кабинете, но пришел в гостиную.
– О чем ты говоришь? – спросил я.
У меня сразу включился защитный механизм. Первая
спонтанная мысль: Карен реагирует слишком эмоционально,
у нее уже паранойя, она всегда готова во всем искать вину
Ника.
– Нет. Кто-то… – она замолчала. – Иди, посмотри.
Я последовал за ней, и моя защитная реакция отрицания
сменилась признанием очевидного. Ник явно побывал здесь.
Он просто вломился в дом. Мы вместе всё проверили и об-
наружили сломанный засов на французском окне в нашей
спальне. Притворная планка из красного дерева была непо-
правимо испорчена. Только сейчас я заметил, что в ящиках
моего рабочего стола кто-то рылся.
Каждый раз, когда Карен или я обнаруживали подобное
нарушение всяческих правил, мы испытывали смесь горечи
и гнева. Как он мог это сделать? Мы закрыли наши банков-
ские счета, когда он начал подделывать наши подписи на че-
ках, закрыли счета кредитных карт, когда он стащил кредит-
ки. Нам снова придется это сделать. Я позвонил слесарю и в
 
 
 
компанию по установке охранной сигнализации.
Я также позвонил шерифу и сообщил о взломе. Если бы
до того, как я столкнулся с проблемой наркозависимости,
кто-нибудь сказал мне, что я буду звонить шерифу по по-
воду собственного сына, я бы подумал, что как раз этот че-
ловек и есть безумный наркоман. Я не хотел, чтобы Ника
арестовали. Мне было больно и страшно представить Ника
в тюрьме. Разве может из этого выйти что-нибудь путное?
Внезапно я понял, что разделяю чувства родителей, с кото-
рыми встречался на некоторых собраниях Ал-Анон, чьи де-
ти были в тюрьме. Они говорили: «По крайней мере я знаю,
где он или она находится. Там безопаснее». Горькая ирония
заключалась в том, что, несмотря на жестокие нравы тюрь-
мы, на мрачность и безысходность, это место было, возмож-
но, более безопасным для Ника, чем улица.
Слесарь, пришедший по вызову, был рослым, плотным
мужчиной в джинсах и рабочей рубашке. Я показал ему зам-
ки на дверях и окнах, которые следовало поменять. Меро-
приятие оказалось дорогостоящим. Но еще оно было и уни-
зительным, потому что я не стал скрывать причину, когда он
спросил:
– Это нужно из простой предосторожности или у вас ка-
кие-то серьезные проблемы?
Я ответил срывающимся голосом:
– Мой сын.
На следующий день мы услышали новость от друзей, ко-
 
 
 
торые жили в Инвернессе, немного дальше известного ресто-
рана «Манка», бывшего охотничьего домика. Один из рабо-
чих утром увидел двух парней, которые выскочили из окна
их дома. Они скрылись в дребезжащей, старой, выцветшей
на солнце красной «мазде». Парни удрали очень быстро, но
наш знакомый узнал Ника. Я отправился к ним домой. Сле-
ды ночевки Ника остались нетронутыми: он и его приятель
спали на полу в гостиной. Беспорядка особого не было, они
ничего не попортили, только на полу валялись ватные дис-
ки, пакетики из фольги и другие атрибуты, указывающие на
курение и инъекции метамфетамина.
Куда еще мог вломиться Ник? Очень трудно понять, каки-
ми соображениями руководствуются наркозависимые в сво-
их поступках, но меня шокировал тот факт, что Ника тянет
в места, где его любят: наш дом, дом наших друзей, дом ба-
бушки и дедушки. Возможно, так просто удобнее, когда не
знаешь, куда податься, но, может быть, это говорит о жела-
нии вернуться домой, где безопасно? В любом случае теперь,
когда он все глубже затягивал нас в свое безумие, станови-
лось еще труднее испытывать к нему сочувствие. Мы начали
его бояться.
На следующее утро, когда Карен была во дворе, произо-
шла совершенно сюрреалистичная вещь: она увидела Ника,
проезжавшего мимо в своей старой «мазде», из выхлопной
трубы которой вырывались клубы дыма. Их глаза встрети-
лись. Он дал полный газ, и машина поползла на холм, минуя
 
 
 
наш дом.
Пребывая в замешательстве, Карен получше вгляделась в
удалявшуюся машину и решила, что она все-таки не ошиб-
лась. Это был Ник. Она позвала меня.
Я прыгнул в машину и отправился в погоню. Что я буду
делать, когда догоню его? Наверное, просто скажу ему, что
он разбил нам сердце. И предупрежу, что звонил в полицию.
И что лучше бы ему остановиться, обратиться за помощью,
позвонить Рэнди.
Я ехал по извилистым улицам, проложенным по склону
холма. Десять лет назад здесь бушевал стихийный пожар.
Сгорело сорок пять домов, пожар охватил более двенадца-
ти тысяч акров. Выросшие после пожара дубки, сосенки и
дугласовы пихты достигли размеров маленьких рождествен-
ских елочек. Я объездил все улицы, вьющиеся через каньо-
ны и по склону хребта, но так и не нашел его.
Выруливая на подъездную дорожку у нашего дома, я за-
метил, что нет второй нашей машины. Я вбежал в дом. Джас-
пер и Дэйзи рассказали, что Карен увидела, как «мазда» Ни-
ка спускается с холма (каким-то образом мы с ним размину-
лись), и быстро села в машину. Она преследовала его древ-
нюю машину в нашей древней машине, побитом, ржавом
универсале «вольво», который едва мог разогнаться до со-
рока миль в час.
Я попробовал позвонить на мобильник Карен, но он за-
звонил в спальне, в нескольких футах от меня. Дети были
 
 
 
встревожены, но я постарался их успокоить. Они уже знали,
что Ник сорвался. Но что они могли подумать, видя, как их
мать прыгает в машину, оставляет их дома одних и срывает-
ся в погоню за старшим братом?
Ее не было почти целый час. Я с ума сходил от беспокой-
ства, но ради детей притворялся, что все нормально, и успо-
каивал их. Мы ждали в гостиной. Услышав шум подъезжаю-
щей машины, выбежали из дома. Карен вышла из машины и
уставшим голосом сказала, что следовала за Ником по шоссе
№ 1 и дальше по горной дороге Стинсон-Бич-роуд. В конце
концов до нее дошла вся нелепость ее затеи: что бы она сде-
лала, если бы догнала его? И она прекратила погоню.
– А все-таки что бы ты сделала, если бы догнала его? –
спросил Джаспер.
– Не знаю, – ответила она.
Она выглядела измученной. Было видно, что она плакала.
Позднее, когда мы остались одни, она призналась мне:
– Я хотела сказать ему, что ему нужна помощь. Но главная
причина, почему я погналась за ним, в том, что я хотела ото-
гнать его подальше от дома, подальше от Джаспера и Дэйзи.
Мы, конечно, не нуждались в лишнем напоминании, но
этот утренний абсурд в очередной раз показал нам, насколь-
ко мы перестали контролировать собственную жизнь. Глу-
по было преследовать его, но мы поддались тому духу ир-
рациональности, который сопровождает наркозависимость и
отравляет все, что окружает наркомана.
 
 
 
 Три дня спустя, в воскресенье утром, зазвонил телефон,
но в трубке молчали. Потом это повторилось. Номер, высве-
тившийся на автоопределителе, был мне незнаком. Восполь-
зовавшись функцией обратного поиска на сайте anywho.com,
я узнал имя, на которое зарегистрирован телефон. Оказа-
лось, что это родители девочки, с которой Ник учился в стар-
ших классах школы. Я позвонил, но наткнулся на автоответ-
чик и оставил свое сообщение: «Я пытаюсь связаться со сво-
им сыном. Его зовут Ник Шефф. Он звонил с этого номера».
На мой звонок ответила мачеха девушки. Я был в шоке от
того, что услышал:
– Вы отец Ника? Приятно поговорить с вами. Какой заме-
чательный у вас сын! Как хорошо, что он рядом. Мы так бес-
покоились за Эйприл! А он так положительно на нее влияет!
– Положительно влияет?..
Я вздохнул и рассказал ей о рецидиве и исчезновении Ни-
ка. Она страшно удивилась и объяснила, что ее падчерицу
неоднократно помещали в наркологическую клинику из-за
наркозависимости, а Ник помогал и поддерживал ее в про-
цессе восстановления.
А днем позвонил Ник. Он рассказал мне все: он сорвался,
снова употребляет метамфетамин и героин. Я давно отрепе-
тировал свой ответ. С дрожью в голосе я сказал ему, что я
ничего не могу сделать. Пусть решает сам. Сказал, что его
разыскивает полиция, что его мать заявила о его исчезнове-
 
 
 
нии в полицию Санта-Моники и что окружные шерифы пат-
рулируют наш дом и дом наших друзей, куда он незаконно
проник. Я спросил:
– Ты хочешь попасть в тюрьму? Похоже, именно там ты
и кончишь.
– Господи, – сказал Ник. – Пожалуйста, помоги. Что мне
делать?
–  Все, что я могу сказать тебе, ты отлично знаешь. Что
тебе говорили, когда ты был в программе? Позвони своему
наставнику. Позвони Рэнди. Не знаю, что еще тебе сказать.
Он заплакал. Я молчал. Не так я хотел ему ответить. Мне
хотелось поехать в город и забрать его. Но я повторил:
– Позвони Рэнди.
Я сказал, что люблю его и надеюсь, что он все-таки нала-
дит свою жизнь. Может, в моем голосе и звучали решимость
и покорность судьбе, но на самом деле я не чувствовал ни
того ни другого.
Я дал отбой. В желудке стоял ком, в висках стучало. Мне
хотелось позвонить ему, сказать, что я еду. Но я сдержался.
Где-то через полчаса позвонил Рэнди. Он сказал, что Ник
ему звонил и что он уговаривал его вернуться в Лос-Андже-
лес.
–  Я сказал ему, что скучаю без него,  – сказал Рэнди.  –
И это действительно так. Я сказал ему взять ноги в руки и
бегом сюда – я жду его. Кажется, он готов вернуться.
Я выдохнул с облегчением. Когда я начал благодарить
 
 
 
Рэнди, тот сказал:
– Не нужно меня благодарить. Только так я и остался в
живых.
И добавил:
– И я на самом деле скучаю по этому олуху.
Я поговорил с Вики. Мы оба испытали облегчение, услы-
шав, что Ник согласился вернуться в Лос-Анджелес, к Рэн-
ди и к лечению. Однако мы оба настолько были травмирова-
ны его выходками, что уже не верили, будто все может нала-
диться. Все казалось таким шатким, неопределенным.
Вики позвонила вечером. У Ника оставалось достаточно
денег на такси в аэропорт и билет на самолет, он вернулся
в Лос-Анджелес. Она встретила его в аэропорту и довезла до
его дома. Там его встретил сосед по квартире и приветствен-
но похлопал по спине.
Ник сразу же пошел в свою комнату и заснул. Когда я по-
звонил, Тед ответил мне, что Ник спит как убитый.
– Детоксикация – это не шутки, но он должен через это
пройти, – сказал он. – Вы ничего не можете сделать. Только
молиться.
Ник позвонил утром. Говорил хриплым голосом. На мой
вопрос, как он себя чувствует, угрюмо ответил:
– А ты как думаешь?
Он рассказал о своем отъезде из Сан-Франциско.
– Я сделал так, как сказал мне Рэнди. Я молился. Я про-
сто все время повторял: «Помоги мне». Когда я собирался,
 
 
 
меня увидела Эйприл и просто обезумела. Обхватила меня
за ноги, плакала и кричала, что я не могу уехать. Но если бы
я остался, мы бы оба умерли. Я так и сказал ей, но это не
помогло.
Он заплакал.
– Я так облажался.
В течение следующего дня я старался поддерживать оп-
тимистическое настроение, но на самом деле чувствовал се-
бя растерянным и взвинченным. В присутствии Джаспера
и Дэйзи я старался вести себя так, как будто все в порядке,
но при Карен не выдерживал и терял самообладание.
Я поехал на собрание Ал-Анон, которое должно было со-
стояться в помещении церкви в городке Корте-Мадера. Ме-
ня била дрожь, я не мог сдержать свои эмоции и, когда оче-
редь говорить дошла до меня, без утайки рассказал все, что
с нами происходило в эти недели. Мне казалось, это говорю
не я, что это кто-то другой со слезами и тревогой в голосе
рассказывает о своей жизни. Это не моя жизнь. Вконец обес-
силев, я сказал:
– Не представляю, как вы все остались живы после таких
испытаний.
И заплакал. А со мной и многие из присутствующих…
После собрания, когда я помогал складывать и убирать
металлические стулья, ко мне подошла женщина, которую я
раньше не встречал, обняла меня, и я с ужасом осознал, что
плачу в ее объятиях.
 
 
 
 – Продолжайте сюда ходить, – сказала она.
Порой меня пугало то, что жизнь идет своим чередом, тем
не менее она неумолимо продолжалась. Вот в кабинет вошел
Джаспер. На нем фланелевая пижама и меховые шлепанцы.
Дэйзи, с лохматой после сна головой, в футболке и штанах
в разноцветную полоску, держит в руках мягкую игрушку –
носорога Юни. Потом мы все вместе готовим вафли. Поев,
дети затеяли игру в прятки. Джаспер водит, а Дэйзи бежит
прятаться. Он находит ее, свернувшуюся, как кошка, в той
же самой корзине, где она пряталась всегда. Джаспер пере-
ворачивает корзину и вываливает ее на пол, потом пересту-
пает через нее и падает. Они хохочут. Дэйзи вскакивает и
обращается в бегство. Джаспер гонится за ней. Они проно-
сятся мимо нас и ныряют в пустую комнату Ника. Это их
база, несмотря на плохие воспоминания, которые, кажется,
насквозь пропитали стены комнаты.
Потом они оделись, вышли во двор и начали бросать мяч
для лакросса. Однако через несколько минут они, как всегда,
потеряли его. Сад обладал какой-то мистической привлека-
тельностью для мячей: мячи для лакросса, пластиковые мя-
чи с отверстиями, футбольные мячи, бейсбольные мячи  –
все пропадало. И не только мячи, но и воланы, бумажные са-
молетики, модели ракет, фрисби. Некоторое время дети ла-
зили под кустами и заглядывали под изгородь, но мяч прова-
лился в «черную дыру» сада. Наконец они сдались, уселись
на гравий и начали играть в игру, сопровождавшуюся хло-
 
 
 
паньем в ладоши. Потом мы услышали, как Джаспер сказал:
– Тебе не кажется, что Ник похож на Боба Дилана?
На днях мы смотрели видео с выступлением Дилана
в Гринвич-Виллидж, когда ему было двадцать лет или около
того.
Дэйзи не ответила прямо, а задала вопрос:
– Как ты думаешь, почему он употребляет наркотики?
– Ему кажется, что он тогда лучше себя чувствует.
– Неправда. Из-за наркотиков он становится грустным и
противным.
Джаспер сказал на это:
– Я не думаю, что он хочет их употреблять, но он не может
удержаться. Это вроде как в мультиках, когда у какого-ни-
будь персонажа на одном плече сидит дьявол, а на другом –
ангел. Дьявол все время нашептывает что-то в ухо Нику и
иногда делает это так громко, что ему приходится прислу-
шиваться к нему. Ангел тоже что-то говорит, но очень тихо,
и Ник его не слышит.

Вечером Ник сообщил, что Рэнди буквально вытащил его

из постели и заставил сесть на велосипед.
– Я чувствовал себя так, что мне хотелось умереть, – ска-
зал он, – но Рэнди не принял отказ. Он сказал, что заедет за
мной, и мне пришлось подготовиться к поездке. Рэнди при-
ехал, я сел на велосипед. Ощущения были дерьмовые. Мне
казалось, что я не смогу проехать и одного квартала, не го-
 
 
 
воря уж о поездке по побережью. Но потом я почувствовал
ветер, и память тела взяла верх, и мы немного покатались.
В голосе Ника мне послышались какие-то проблески жиз-
ни, и, когда мы попрощались, в моем воображении остался
оптимистический образ: Ник на велосипеде едет по пляжу
под солнцем Южной Калифорнии.
В выходные Ник позвонил опять, ему очень хотелось вы-
говориться. Он был поражен тем, что у него случился реци-
див.
– Я не употреблял восемнадцать месяцев. Я расслабился.
Это такая особенность наркозависимости. Ты думаешь: моя
жизнь вовсе не неуправляема, у меня все хорошо. Ты забы-
ваешь о необходимости смирения. Ты думаешь, что доста-
точно умен, чтобы справиться с ситуацией.
Он признал, что ему стыдно, что он просто в ужасе от про-
изошедшего, и твердо заявил, что удвоит свои усилия.
– Я посещал по два собрания в день, – сказал он. – Мне
приходится проходить все шаги программы с самого начала.
Конечно, мне стало легче (в очередной раз), и у меня по-
явилась надежда (в очередной раз). Я, как всегда, прики-
дывал: что изменилось в этот раз? И изменилось ли? Дей-
ствительно, он делал успехи, которые я учился замечать день
за днем. Рэнди помог ему найти новую работу. Они нача-
ли вновь работать по программе «12 шагов». Каждый день
до или после работы они совершали длинные велосипедные
прогулки.
 
 
 
 Мы в Инвернессе тоже проходили аналогичную процеду-
ру восстановления. С помощью собраний Ал-Анон и бесед
с психотерапевтом, которого мы с  Карен время от време-
ни посещали, мы стали разбираться в том, насколько наша
жизнь тоже стала неуправляемой. Моя-то уж точно. Мое бла-
гополучие стало зависеть от  Ника. Когда он сидел на нар-
котиках, моя жизнь превращалась в хаос; когда он не упо-
треблял, у меня все налаживалось, хотя спокойствие это бы-
ло весьма непрочным. По словам психотерапевта, у родите-
лей детей, употребляющих наркотики, часто развивается од-
на из форм посттравматического стрессового синдрома, ко-
торый усугубляется рецидивирующим характером болезни.
Для солдат, вернувшихся с поля боя, снайперский огонь и
разрывы бомб навсегда остаются в памяти. Родителей нарко-
зависимого очередной огневой вал может накрыть в любой
момент. Мы пытались защитить себя от него. Мы делали вид,
что всё в порядке. Но мы жили рядом с бомбой замедленно-
го действия. Зависимость от настроений, решений и поступ-
ков другого человека подрывает силы и здоровье и вообще
вызывает негативные последствия. Меня злило слово «соза-
висимый», потому что это такое заезженное клише из книг
по самопомощи, но с Ником я реально стал созависимым –
от его благополучия стало зависеть мое. Как могут родители
не быть зависимыми от здоровья собственного ребенка или
от его болезни? Но должна быть какая-то альтернатива, по-
тому что так жить нельзя. Я понял, что моя тревога за Ника
 
 
 
ему не помогает и вредит Джасперу, Дэйзи, Карен – и в ко-
нечном счете мне самому.
Прошел месяц. И еще один. В июне я собрался в Лос-Ан-
джелес, чтобы провести интервью. Я спросил Ника, не хочет
ли он со мной поужинать.
Я подъехал к его дому. Мы обнялись. Отступив на шаг, я
окинул его взглядом. К этому времени я уже знал, что нарко-
маны, особенно мет-наркоманы, дошедшие в развитии своей
зависимости до определенной точки, уже не в состоянии вы-
здороветь. Ну или на это может потребоваться очень и очень
много времени. А некоторые вообще не выздоравливают.
Физическое истощение организма, не говоря уже о психиче-
ской деградации, может принять необратимый характер. Но
карие глаза Ника светились, а тело выглядело сильным, как
прежде. Он так же непринужденно и искренне смеялся. Но
я уже не раз был свидетелем подобной трансформации.
Мы решили прогуляться и поболтать – о грядущих выбо-
рах, еще о всяких пустяках. Всегда интересно обсудить кино.
– Я хочу извиниться, – сказал он.
Но его голос сорвался, и он замолчал. Казалось, ему было
слишком тяжело продолжать. Возможно, слишком за многое
пришлось бы извиняться.
Мы встретились снова на следующий день, вечером. Я со-
провождал его на собрание анонимных алкоголиков. Потя-
гивая чуть теплый кофе из бумажных стаканчиков, мы пред-
ставились.
 
 
 
 – Я Ник, наркоман и алкоголик, – сказал он.
Когда настала моя очередь, я сказал:
– Я Дэвид, отец наркомана и алкоголика, я здесь, чтобы
помочь своему сыну.
Спикер собрания сказал, что он не употребляет наркоти-
ки уже год. Раздались аплодисменты. Он рассказал, какое
влияние это оказало на его жизнь. На прошлой неделе он
оказался наедине с девушкой своего друга, к которой его
влекло очень давно. Она начала проявлять к нему недву-
смысленный интерес. В прошлой жизни наркомана он был
бы в восторге и не задумываясь переспал бы с ней, но в этот
раз начал целоваться и вдруг остановился. Он сказал: «Я не
могу это сделать». И ушел. Выйдя из ее дома, по пути к себе
он заплакал навзрыд. Он сказал: «И вдруг меня осенило. Ко
мне просто вернулись мои моральные принципы». Мы с Ни-
ком посмотрели друг на друга… Как? С некоторой насторо-
женностью. И в первый раз за долгое время – с нежностью.
Я все время помнил, что  Нику ничего не дается легко.
Я всем сердцем сочувствовал ему. Мне хотелось чем-то по-
мочь ему, но я ничего не мог сделать. Я хотел, чтобы он осо-
знал свое трудное и мучительное прошлое и пообещал, что
это больше никогда не повторится. Но он не мог дать такое
обещание. Когда мы разговаривали, я понял, что Нику от-
крылась горькая ирония первого этапа воздержания от нар-
котиков. Награда за твои тяжелые усилия на пути восстанов-
ления состоит в том, что ты погружаешься в боль и страда-
 
 
 
ния, от которых ты пытался избавиться с помощью наркоти-
ков. Он говорил, что временами он прекрасно себя чувству-
ет и смотрит на жизнь с оптимизмом. Но бывают и другие
моменты, когда на него наваливаются депрессия и одиноче-
ство.
– Иногда мне кажется, что я не справлюсь, – говорил он.
Он очень переживал из-за своего рецидива. – Как я мог так
облажаться? Мне не верится, что я это сделал. Я почти все
потерял. Мне кажется, я не смогу начать все сначала.
Ник признался, что порой представлял себе, как он сры-
вается и снова подсаживается на наркотики. Он мечтал об
этом. Снова и снова. Всегда. Его сны были яркими и жутки-
ми. В одно и то же время он испытывал и отвращение к нар-
котикам, и непреодолимую тягу к ним. Он ощущал их вкус.
Он ощущал вкус кристаллического метамфетамина, его за-
пах, чувствовал, как вонзается игла в его кожу, как наркотик
проникает внутрь и начинает действовать, и тогда сон пре-
вращался в кошмар, потому что он не мог остановиться.
Он просыпался, задыхаясь, весь в поту.
Я видел, что воздержание оказалось для Ника более труд-
ным делом, чем я мог себе представить. Я испытывал состра-
дание к нему и гордился им за то, что он старательно ра-
ботает над собой. Когда я злился на него за то, что было в
прошлом  – ложь, проникновение в чужое жилище, воров-
ство, предательство, – я старался сдерживать себя и ничего
не говорил, даже не показывал своего отношения к этому.
 
 
 
Это бесполезно. Как-то, кажется, в Нью-Йорке мы с Ником
вместе смотрели фильм «Семейка Тененбаум». Одна из ге-
роинь, Нико, поет песню Джексона Брауна «В эти дни», и
ее голос полон страдания. Я так и слышу эти слова, которые
запали мне в душу: «Не напоминай мне мои неудачи. Я не
забыл их». Мне приходилось напоминать себе, что если его
срывы пугают меня, то для него все обстоит гораздо хуже.
Страдают все: я, Вики, Карен, Джаспер и Дэйзи, мои роди-
тели, родители Карен, другие люди, которые любят Ника. Но
он страдает еще больше. «Не напоминай мне о моих неуда-
чах. Я их не забыл».
Сегодня пришлось особенно туго, сказал Ник в очеред-
ном разговоре по телефону. И правда, его голос звучал так,
будто он был совершенно измотан. Его машина сломалась,
когда он ехал на собеседование по поводу работы, которая
его очень заинтересовала. В результате он на него не попал.
Меня постоянно грызло беспокойство, что все эти повсе-
дневные неприятности и огорчения могут оказаться непо-
сильной ношей для него, тем не менее они с Рэнди соверша-
ли долгие прогулки на велосипедах и говорили о програм-
ме реабилитации, анонимных алкоголиках, двенадцати ша-
гах, о том, как трудно открыться миру, но как много можно
получить взамен, если ты сделаешь это. Воздержание, трез-
вость – это только начало, причем единственно возможное
начало пути.
После рецидива Карен, Джаспер и Дэйзи разговаривали
 
 
 
с Ником по телефону, но не виделись с ним. Мы, как мог-
ли, старались объяснить детям, что происходит с Ником. Но
наше дежурное объяснение «Он болеет» перестало их устра-
ивать. Оно мало что объясняло, только сбивало с толку. С
их точки зрения, симптомы болезни – это что-то вроде каш-
ля, жара или боли в горле. Ближе всего к пониманию болез-
ни Ника был образ, придуманный Джаспером, – о дьяволе
и ангеле, которые борются за душу Ника. Несмотря ни на
что, они скучали по нему. Мы с Карен были против приезда
Ника в Инвернесс. Нам нужно было время, чтобы решить-
ся. Ник, по-видимому, с пониманием относился к этому. Мы
честно признавались себе, что не готовы к тому, чтобы он
приехал домой, особенно после того последнего раза. После
украденных чеков, погони за его машиной, проникновения
со взломом в наш дом и дом наших друзей, после совершен-
ных им краж, после мучительных мыслей о том, что его уби-
ли и везут труп через всю страну в Сакраменто, Рено, Бил-
лингс, Монтану. Но в конце лета мы отправились в отпуск
на Гавайи, на остров Молокаи, и Карен предложила исполь-
зовать бонусные мили и пригласить Ника присоединиться.
Наконец-то она решилась на встречу с ним. Нам обоим ка-
залось, что безопаснее встретиться на нейтральной террито-
рии, к тому же во время отпуска легче возобновить общение.

В день прибытия Ника мы в полном составе поехали

встречать его в аэропорт Молокаи, где была только одна
 
 
 
взлетно-посадочная полоса. Как обычно, воссоединение  –
это буря эмоций от радостного возбуждения до крайней нер-
возности.
–  Дэйзи, у тебя заложен твой маленький носик,  – весе-
ло говорит Ник, поднимает ее, крепко обнимает и кружит. –
Как я рад тебя видеть, малышка!
– И тебя, молодой человек, – обращается он к Джасперу,
присев на корточки, чтобы их глаза были на одном уровне. –
Я скучал по тебе больше, чем солнце скучает по луне ночью.
Он сжимает его в объятиях.
Во время долгого пути в палаточный лагерь в машине по-
висла атмосфера некоторой неуверенности и неловкости, но
потом Джаспер вспомнил про истории о Пи Джи, и мы снова
вернулись на безопасную территорию.
Ник начал свой рассказ:
–  Пи Джи Фамблбамбл, величайший детектив Лондона,
проснулся.
Он старался говорить с британским акцентом, имитируя
высоту голоса и тональность рассказчика из мультфильма
«Приключения Рокки и Буллвинкля».
– Как всем известно, Пи Джи Фамблбамбл – величайший
детектив во всем Лондоне. Однако тем из вас, кто провел всю
свою жизнь в пещере или в хижине, погребенной под снегом,
я просто скажу, что, если у вас что-то случится – пропадет
попугай, в комнату залезет грабитель, не будет сиропа для
блинчиков, – есть только один человек, к которому стоит об-
 
 
 
ратиться. Этот человек, как вы, вероятно, догадались, един-
ственный и несравненный инспектор Пи Джи Фамблбамбл.
Дети хотят быть похожими на него, мужчины страшно зави-
дуют ему, а женщины тают только от упоминания его имени.
Ник уже много лет рассказывал детям истории из жизни
Пи Джи и Леди Пенелопы. Дети их обожали. Ник продолжал:
– Это высокий и худой человек, тонкий, как леденец на
палочке, с ухоженными длинными усами, подкрученными
вверх. У него большой нос крючком. Он может преследовать
преступника по запаху не хуже обычной ищейки. Уши чут-
кие и великоватые. Волосы начинают седеть и выпадать на
макушке, а глазам необходима помощь в виде очков в круг-
лой проволочной оправе. Энергичный и отважный, он ста-
реет с большим достоинством. Руки у него большие, пальцы
узловатые. Кадык круглый и выпирающий совершенно изу-
мительным образом.
История о Пи Джи заняла большую часть времени поезд-
ки до лагеря. После заключительных слов о том, что Пи Джи
арестовал подлого профессора Джулиана Пипскуэйка, дети
начали просвещать Ника насчет последних школьных ново-
стей и отношений с друзьями.
–  Таша стала еще противнее, все время передразнивает
меня, – пожаловалась Дэйзи. – Она не обращает внимания
на Ричарда, который следует за ней повсюду. Он даже пла-
чет.
– Чванливая, самодовольная девчонка, – сказал Ник, не
 
 
 
выходя из образа британца Пи Джи.
Мы всё ехали, глядя в окна на пейзажи с землей красного
цвета.
Вдруг Джаспер тихо спросил:
– Ник, ты не будешь больше употреблять наркотики?
– Ни в коем случае, – ответил Ник. – Я знаю, что вы все
беспокоитесь, но со мной все будет нормально.
Они затихли. Мы смотрели на красную глинистую мест-
ность, замечая первые проблески полосы прибоя.
Вернувшись в наш лагерь на пляже, мы катались на взя-
тых напрокат велосипедах, играли на песке и плавали в мо-
ре. Карен читала вслух «Остров сокровищ» в тени пальмы.
Мы пошли в город поесть мороженого в магазинчике, где
стояли стулья с плетеными из скрученного провода спинка-
ми и ножками. Ассортимент был чисто гавайский – сладкий
картофель, зеленый чай и батончики с орехами макадамия.
Меня поразило то, как слились наши две реальности. Ве-
роятно, так работает рудиментарный механизм выживания.
Сейчас я не вспоминал о наших бедах, я был захвачен кра-
сотой природы и любовью к своим детям, которые мирно об-
щались друг с другом. Я чувствовал себя так, будто нас всех
начисто отмыли волны океана и теплый тропический бриз.
Я смотрел с надеждой на будущее Ника, задвигая мрак его
зависимости на задний план (но не забывая об этом ужасе), и
наслаждался величием окружающей природы. Закат, чистая
зеленоватая вода, поэзия в музыке, звучащей с компакт-дис-
 
 
 
ков в машине: Леннон, исполняющий «Джулию», Ван Мор-
рисон со своими песнями «Недели в астрале». Зло на время
отступило.
Ночь была наполнена пением сверчков и шорохом мышей,
шныряющих по деревянному полу. Из палатки с тремя одно-
спальными кроватями доносился голос Ника, который читал
Джасперу и Дэйзи перед сном. Он выбрал книгу «Ведьмы»
и начал читать с того места, где остановился более двух лет
назад.
Попрощавшись в аэропорту, мы сели в разные самолеты:
Ник полетел в Лос-Анджелес, мы – в Сан-Франциско.
Через неделю мы с Джаспером и Дэйзи поехали в Пойнт-
Рейес-Стейшн, чтобы забрать почту. Это оказалась стопка
счетов, письма из школы с расписанием на новый учебный
год и письмо для Джаспера – от Ника. Джаспер осторожно
открыл конверт, развернул листок, вырванный из блокнота,
и начал читать вслух. Своим аккуратным почерком Ник пи-
сал: «Я все ищу способ выразить, как мне жаль, потому что
этих слов недостаточно. Я понимаю, что эти деньги никогда
не восполнят все то, что я украл у вас, учитывая тот страх,
и беспокойство, и безумие, которые я принес в твою юную
жизнь. По правде говоря, я не знаю, какие слова подобрать,
чтобы извиниться перед тобой. Я люблю тебя, но я и не пере-
ставал тебя любить. Я беспокоюсь о тебе, но я и всегда бес-
покоился. Я горжусь тобой, но от всего этого не легче. Мне
кажется, я могу предложить тебе вот что: ты растешь, стано-
 
 
 
вишься старше, и, когда бы я тебе ни понадобился – погово-
рить или еще что-нибудь, – я всегда буду рядом. Раньше я
бы не смог пообещать тебе это. Я буду рядом. Я буду жить и
строить свою жизнь, стану кем-то, на кого ты сможешь опе-
реться. Надеюсь, что это важнее, чем эта дурацкая записка
и эти восемь однодолларовых банкнот».

 
 
 
  
Часть V. Лучше ничего не знать
 
Джоэл: Как именно это будет происходить?
(По мере того как Мерзвияк говорит, все
цвета в комнате начинают терять свою яркость,
голос Мерзвияка тоже меняется, становится
бесстрастным и монотонным.)
Мерзвияк: Начнем с самых последних
воспоминаний и пойдем назад, в прошлое. Каждое
наше воспоминание имеет эмоциональное ядро.
Как только мы уничтожим это ядро, начнется
процесс распада. Утром вы проснетесь в своей
постели, и все ненужные воспоминания потускнеют
и исчезнут. Как сон при пробуждении.
Джоэл: А есть риск повреждения мозга?
Мерзвияк: Ну, на самом деле эта процедура
и есть повреждение мозга. Но по последствиям
сравнима с бурной пьянкой, не более. Ничего, о чем
бы вы потом пожалели.
Чарли Кауфман. Вечное сияние чистого разума

 
1
 
Статья «Мой сын  – наркоман» была опубликована
в New York Times в феврале. И я, и Ник получили отклики
от друзей и совсем незнакомых людей. Мы поделились ими
друг с другом. Нас обоих это приободрило, так как нам по-
 
 
 
казалось, что история нашей семьи тронула многих. А неко-
торым и помогла, особенно тем, кто пережил нечто подобное
или кто сейчас проходил через эти испытания.
Когда Ника попросили написать воспоминания о своем
опыте, он с энтузиазмом принялся за работу. Положитель-
ная реакция читателей вдохновила меня на то, чтобы напи-
сать об этой проблеме более подробно. Вскоре был опреде-
лен срок сдачи книги, хотя я бы продолжал писать и без это-
го. Литературное творчество – процесс мучительный, а опи-
сание этой истории временами доставляло просто нестерпи-
мую боль. Я описывал моменты нашей истории и каждый раз
переживал заново чувства и эмоции, которые испытывал то-
гда. Снова переживал тот ад. Но были и моменты, полные
надежды, любви и ощущения чуда.
Тогда же в феврале мы решили провести выходные на озе-
ре Тахо, покататься на лыжах. Нику дали несколько дней от-
пуска на работе, и он смог присоединиться к нам. Дети вме-
сте катались на лыжах. Вечером они сидели у камина, и Ник
рассказывал им истории о Пи Джи.
Мы с ним много разговаривали. Он, казалось, очень от-
ветственно, с энтузиазмом относился к своему трезвому су-
ществованию. Я уже научился сдерживать свой оптимизм,
тем не менее было здорово слушать, как Ник рассказывает
о своей жизни, которую он пересматривает и выстраивает
заново в Лос-Анджелесе. Помимо работы над собственной
книгой, он писал короткие рассказы и кинообзоры для ин-
 
 
 
тернет-журналов. На мой взгляд, это была большая удача,
учитывая то место, какое кино всегда занимало в его жизни.
Каждый день он катался на велосипеде, занимался плавани-
ем, бегом. Вместе с Рэнди они изъездили все побережье с
одной и с другой стороны от Санта-Моники. Они пересекали
каньоны, взбирались на холмы, катались по городу и вдоль
пляжей.
Когда я отвозил его в аэропорт после отдыха в горах, он
сказал мне, что полюбил свою жизнь. Именно так и сказал:
«Я люблю свою жизнь».
Он сказал, что его велосипедные поездки с Рэнди разно-
образили его существование и помогают поддерживать трез-
вое состояние.
– Кайф, который я получаю сейчас, гораздо, гораздо луч-
ше и сильнее, чем от наркотиков, – говорил он. – Это кайф от
полноценной жизни. Когда я кручу педали, я чувствую всю
ее полноту.
Его слова вселяют в меня оптимизм. Но перестал ли я вол-
новаться за него? Нет.

Второе июня. Осталось несколько дней до выпускной це-

ремонии в школе Джаспера и Дэйзи: Дэйзи переходит в чет-
вертый класс, Джаспер – в шестой. Мы с Карен дома, в Ин-
вернессе. Внезапно я чувствую, как будто моя голова раска-
лывается.
Люди часто используют эти слова как образное выраже-
 
 
 
ние. Но это не мой случай. Я действительно чувствую, что
моя голова раскалывается на куски.
– Карен, звони девять-один-один.
Она с минуту смотрит на меня, не понимая, что я говорю.
Наконец набирает номер.
Через десять-пятнадцать минут прибыли трое мужчин с
чемоданчиками, аппаратами и носилками. Расположились
около меня в гостиной. Начали задавать вопросы, произво-
дить первичный осмотр, измерять давление и снимать кар-
диограмму. Потом спросили, в какую больницу меня жела-
тельно отвезти.
Меня положили в машину скорой помощи.
Надо мной склонились двое мужчин. Они что-то мне го-
ворят. Я ничего не понимаю. Меня рвет в пластиковую ем-
кость, я извиняюсь.

Когда мы приехали в больницу, в отделении неотложной

помощи меня уже ждали Карен и ее отец. Дежурный врач
или медсестра обсуждали с ними варианты, и я услышал,
как Дон что-то тихо говорит:
– Вы не допускаете, что это субарахноидальное кровоиз-
лияние? Может быть, следует сделать компьютерную томо-
графию?
Доктор или медсестра с некоторой нерешительностью по-
смотрела на него, но сказала:
– Да. Мы сделаем КТ прямо сейчас.
 
 
 
 Меня повезли по коридору, затем мы все оказались в лиф-
те. Я не паниковал и не боялся, что умру. Я был настолько
растерян, что такая простая мысль не приходила мне в голо-
ву. Я чувствовал какое-то странное умиротворение.
Меня переместили с каталки на длинную пластиковую
доску, а с нее – на другую каталку, которая начала двигаться,
как лента конвейера, пока моя голова не оказалась в малень-
ком туннеле. Мне сказали не двигаться. Белый свет, глухой
металлический шум, голубой свет.
Меня снова повезли в отделение неотложной помощи.
Мое состояние начало ухудшаться. До меня донеслись
слова «кровоизлияние в мозг». Я понял только, что когда-то
слышал об этом.
Я узнал потом от Карен, что было дальше. Поздно ночью
она отправилась к родителям, где уже спали Джаспер и Дэй-
зи. Рано утром зазвонил телефон. Карен, почти не спавшая
ночью, ответила на звонок. Звонила медсестра  – моя мед-
сестра. «Должна вас предупредить. Он не может говорить».
Когда Карен приехала в больницу, нейрохирург отвел ее
в сторону и сказал, что хочет просверлить отверстие в моей
голове и поставить шунт: «Это снизит давление». Она дала
согласие на операцию.
Сестра Карен работает медсестрой в Медицинском центре
Калифорнийского университета, а ее близкий друг – там же
нейроонкологом. Он приехал ко мне и после консультации
с моим хирургом договорился, чтобы меня перевезли в нев-
 
 
 
рологическое отделение интенсивной терапии Калифорний-
ского университета в Сан-Франциско. Меня снова погрузи-
ли в машину скорой помощи и на сей раз повезли через мост
Золотые Ворота в город.
В неврологию, в отделение интенсивной терапии.
Я готов был лезть на стенку. Мне было слишком жарко, я
не мог лежать неподвижно, меня пичкали лекарствами, что-
бы снять побочные эффекты других лекарств: противорвот-
ные, противовоспалительные, антикоагулянты, болеутоляю-
щие. Давление поднималось из-за тревоги, что требовало
еще больше лекарств, которые усугубляли тревогу. Я был об-
клеен пластырями и привязан ремнями, из моего тела торча-
ли иглы и трубки – из рук, из пениса и из макушки. Как у Нео
из «Матрицы». В какой-то момент мне сбрили лобковые во-
лосы для того, чтобы сделать ангиограмму. Меня мучил зуд
от морфия. Я обалдевал от резкого света ламп и непрерыв-
ного постукивания шумных мониторов.
Ник.
Где Ник? Где Ник? Я должен позвонить Нику.
Я не мог вспомнить номер его телефона.
Три один ноль.
Что дальше? Я напрасно ломал голову.
На часах на прикроватном столике мерцающие цифры ра-
диоактивного сине-зеленого цвета перестроились так, что
двойка превратилась в тройку, а пять и девять – в пару пря-
моугольных нулей. Три часа утра.
 
 
 
 Три один ноль. Его код зоны.
Если бы я только мог сделать тише это непрерывное жуж-
жание, напоминающее звук эхолокатора! Если бы только я
мог выключить гудящие лампы, заливающие все вокруг хо-
лодным белым светом! Если бы только я мог вспомнить те-
лефон Ника!
Медсестра отругала меня за то, что я трогал шунт, торча-
щий из моей макушки.
Я забыл про него. Простите.
Когда она ушла, я поднял вверх свободную руку и нащу-
пал пластиковую трубку, торчавшую, как хвостик груши, из
выбритого участка на моей голове.
Тонкий шланг поднимался вверх, как извилистый водо-
вод, к  S-образному крюку, свисающему с металлической
стойки. Оттуда он падал вниз, ныряя в герметичный пласти-
ковый мешок.
Я слегка повернул голову направо. И увидел трубку, в ко-
торой, как в заблудившейся артерии, текла прозрачная жид-
кость, подкрашенная красным. Жидкость, медленно капав-
шая в пластиковую емкость, была жидкостью из спинного и
головного мозга. Примесь красного – кровью, скопившейся в
результате кровоизлияния. Медсестра снова начала мне объ-
яснять, что у меня кровотечение, которое произошло глу-
боко в мозге, в субарахноидальной полости. В большинстве
случаев это происходит из-за аневризмы, когда из истончен-
ного участка стенки артерии открывается кровотечение. Я
 
 
 
предполагал, что кровотечение часто приводит к летальному
исходу. Оно также может вызвать временное или постоянное
повреждение мозга.
Пришла другая медсестра и стала нажимать на кнопки мо-
ниторов.
– Пожалуйста, помогите мне позвонить сыну. Я не могу
вспомнить номер его телефона. Мне нужно ему позвонить.
– Ваша жена будет здесь утром, – сказал она. – Она навер-
няка знает его номер.
Но мне номер нужен был прямо сейчас.
–  Постарайтесь немного поспать. В любом случае уже
слишком поздно, чтобы ему звонить.
С сестринского поста доносились бубнящие голоса.
Три один ноль…
Номер телефона начинался с этих трех цифр, это код зо-
ны, ближайшей к пляжу в Лос-Анджелесе.
Пляж.
Белый песок.
Ник бежит. Потом сворачивает на тропу, которая ведет
через кустарник над каньоном к уединенной бухточке, отку-
да видно Малибу.
Я вижу его худощавое длинное тело и сильные ноги.
На голове бандана.
Большие кроссовки, спортивные шорты, футболка, обтя-
гивающая мускулистую грудь.
Прозрачные глаза чайного цвета.
 
 
 
 Я всегда надеялся, что его голос по телефону успокоит ме-
ня, приглушит мучительное возбуждение, хотя и знал, что
этот его голос может мастерски обманывать. Я больше не по-
нимал, где правда, где ложь. И тем не менее я предпочитал,
чтобы меня успокоили и обнадежили, только бы услышать
его голос.
«Привет, пап! Это я. Что происходит? С тобой все в по-
рядке?»
Я уверен, что у него все хорошо. И всегда не уверен, что
у него все хорошо.
Три один ноль…
Порой, когда у Ника бывали неприятности, мне станови-
лось так плохо, что хотелось стереть, уничтожить, вычерк-
нуть все, что с ним связано, из своей памяти, чтобы не при-
ходилось больше волноваться за него, чтобы он больше не
огорчал и не разочаровывал меня, чтобы мне не приходилось
винить ни себя, ни его, чтобы в моей голове больше не мель-
кали жуткие и навязчивые образы моего любимого сына, об-
колотого наркотиками, в самой убогой и ужасной обстанов-
ке, которую только можно себе вообразить. Втайне я мечтал
о чем-то вроде лоботомии.
Я ужасно страдал и жаждал покоя.
Я мечтал о том, чтобы кто-нибудь вычистил, как выскаб-
ливают семечки и сочную рыхлую часть из перезрелой дыни,
не оставляя ни кусочка подгнившей мякоти, все остатки па-
мяти о Нике из моей головы и уничтожил все знания о том,
 
 
 
что было, уничтожил бы мою тревогу и мою боль, и его боль,
и жжение, которое я чувствую внутри.
Я чувствовал, что ничего, кроме лоботомии, не сможет
умерить мучившую меня неослабевающую боль.
Наконец до меня дошло: я  лежу в неврологическом от-
делении интенсивной терапии после кровоизлияния в мозг.
Это, конечно, не лоботомия, но что-то очень близкое к ней.
Я находился в белой палате в Медицинском центре Ка-
лифорнийского университета под навязчивым наблюдением
мониторов и добрых медсестер, которые спрашивали, пом-
ню ли я, как меня зовут (я не помнил) и какой сейчас год
(две тысячи пятнадцатый?).
Я перенес нечто вроде выскабливания мозга, потенциаль-
но опасного для жизни, и я не могу вспомнить свое имя и
год, но меня не избавили от тревоги, которую могут понять
только родители ребенка, употребляющего наркотики, да и
вообще все родители, когда их ребенку грозит смертельная
опасность.
Действительно ли ему грозила смертельная опасность?
Его прекрасный мозг был отравлен, одержим, зависим от
метамфетамина. Я хотел стереть, выкинуть его из головы,
но он все равно там, даже после этого кровоизлияния. Что
бы ни случилось, мы все равно связаны с нашими детьми.
Они неразрывно вплетены в ткань каждой нашей клеточ-
ки и неотделимы ни от одного нейрона. Они проникают в
наше сознание, поселяются в каждом отверстии, полости и
 
 
 
укромном уголке, где прячутся наши самые примитивные
инстинкты, глубже, чем наши индивидуальные особенности,
глубже, чем наше собственное «я».
Мой сын. Ничего, кроме моей смерти, не сможет стереть
его из моей памяти. Может быть, и смерти это будет не под
силу.
Какой же у него номер телефона?
Ник.
Монитор, как молот, колотит по моему черепу.
– Вам нужно немного поспать.
Медсестра. Приподнимает меня.
– Ник?
– Успокойтесь, голубчик. Все хорошо. У вас давление по-
высилось.
Еще таблетки и бумажный стаканчик с водой, чтобы их
запить.
– Ник…
– Поспите. Это помогает лучше всего.
– А мой сын?
– Поспите.
– Помогите мне, пожалуйста, набрать его номер…
– Вам нужно поспать.

Я пришел в возбужденное состояние и, видимо, начал вы-

рывать шунт. Усталая и растерянная медсестра поспешила
в палату. Сказала, что сделает мне еще один укол обезболи-
 
 
 
вающего.
Лекарства не развеяли мой страх. Я хотел позвонить ему,
чтобы убедиться, что с ним все хорошо. Мне нужно было
позвонить ему. Я не мог вспомнить. Какой у него номер? Он
начинается с цифр три один ноль.
– Пожалуйста, дорогой, поспите.
Утром приехала Карен. Вошел доктор.
– Можете назвать свое имя?
В очередной раз я грустно покачал головой.
– Вы знаете, где вы находитесь?
Я долго размышлял, а потом спросил:
– Это метафизический вопрос?
Доктор ответил не сразу. В конце концов он решил, что
простого ответа «нет» будет достаточно.
Карен заплакала.
– Кто сейчас президент Соединенных Штатов?
Я беспомощно смотрел на него.
– Передайте, пожалуйста, моему редактору, что мой че-
модан сломан. Скажите, что замки не работают.
– Чемодан?
– Да, замки не работают. Чемодан сломан.
– Хорошо. Я скажу ему.
Сломанный чемодан, мой мозг. Со всем его содержи-
мым – тем, что составляет мое «я». Я не помнил своего име-
ни. Я не знал, где нахожусь. Я не помнил его номер телефона,
цифры высыпались из чемодана с шумом и в полном беспо-
 
 
 
рядке, как опрокинутый контейнер с детальками «Лего» или
коллекцией мелких ракушек, которые Ник собирал на пля-
же Чайна-Бич, когда ему было… четыре? Они высыпались,
потому что сломался замок.
Мой сын в опасности. Я не мог забыть этого даже сейчас,
когда мой мозг залит токсичной кровью.
Ник.
– Как вас зовут?
Опять эта медсестра.
– Вы можете позвонить моему сыну?
– Какой у него номер?
– Три один.
– А дальше?
– Не знаю.
Медсестра сделала мне укол седативного и болеутоляю-
щего. Теплая волна охватила пальцы ног, поднялась по но-
гам и начала заполнять живот, грудь, плечи, руки, потом по
задней стороне шеи тепло проникло в мою поврежденную
голову, успокаивая меня.
Сон, похожий на смерть, тянул меня куда-то вниз, как те-
ло мертвого человека с привязанным к ногам грузом, кото-
рого бросили в бездонное озеро, и я падал, падал, падал. И
даже сейчас напрягал свой больной мозг: «Какие цифры идут
после тройки-единицы-ноля?»
У меня была отдельная палата, но никакого личного про-
странства. Дверь нараспашку. Свет круглые сутки. Пару раз
 
 
 
я просил Карен или медсестру открыть окно, чтобы поды-
шать свежим воздухом, но потом мне стало очень холодно.
Сестра Карен заходила, когда у нее выдавалась свободная
минутка между обходами в других палатах. Мне становилось
лучше, когда она была рядом.
И конечно, мое состояние улучшалось, когда приходила
Карен. Она сидела на моей кровати под неоновыми трубками
дневного света в пластиковых плафонах под квадратными
белыми потолочными панелями с целым созвездием крохот-
ных отверстий. Она сидела со мной и читала мне, и я засы-
пал. Она успевала заниматься детьми и другими делами, но
я хотел, чтобы она была здесь, со мной. Когда она была ря-
дом, все остальное отступало – беспокойство, страх. Лежа со
мной на кровати, Карен держала меня за руку, и мы смотрели
единственный телевизионный канал, который я мог терпеть,
единственный сюжет, который я был в состоянии восприни-
мать, – трансляция неменяющегося изображения горы.
Я пропустил детский выпускной. Я пропустил день рож-
дения Дэйзи.
Друг за другом врачи задавали мне одни и те же вопро-
сы. Как ваше имя? Какое сегодня число? Где вы находи-
тесь? Кто президент? Они просили вытянуть руки ладонями
вверх. Сколько у меня пальцев? Просили пошевелить паль-
цами ног. Надавите на мою руку. Теперь надавите ногами.
Без конца делали анализы и исследования. Они обнару-
жили, что у меня не было аневризмы. Оказывается, десять
 
 
 
процентов пациентов, поступающих в больницу с субарах-
ноидальным кровоизлиянием, не имеют аневризмы.
Еще анализы и исследования.
Сегодня я смог ответить на вопросы лечащего доктора.
Дэвид Шефф.
Одиннадцатое июня 2005 года.
В медицинском центре в Сан-Франциско.
Меня бросало в крайности: то я чувствовал себя крайней
невезучим – как я умудрился сюда попасть? – то самым удач-
ливым человеком на свете. Как бы в подтверждение послед-
него мне сказали, что я достаточно окреп, чтобы начать по-
тихоньку двигаться. Я пытался ходить. Меня шатало. С по-
мощью медсестры я, еле передвигая ноги, вышел из палаты и
поплелся по однообразному желтому коридору, освещенно-
му неоновыми лампами, мимо таблички с надписью «Ваша
безопасность – наша задача». Я заглядывал в открытые две-
ри других палат. Один мужчина лежал без сознания на боль-
ничной кровати. На его обритой голове были видны шрамы,
как швы на футбольном мяче. Еще один мужчина сидел на
кровати и что-то бессвязно бормотал. Женщина без созна-
ния, потом мужчины с почерневшими глазницами, как будто
им выкололи глаза.
Во время своих прогулок я видел больных и искалечен-
ных, испуганных и беспомощных, борющихся за свою жизнь.
Около отделения интенсивной терапии есть окно, выходя-
щее на  Сан-Франциско. Из него видно новое, скрученное,
 
 
 
одетое в медь здание Музея де Янга в парке «Золотые во-
рота», ряды викторианских и блочных многоквартирных до-
мов. Я смотрел на них, а потом снова вглядывался в лица
людей, проходящих мимо меня в коридоре: дрожащий сог-
бенный призрак с соломенного цвета волосами, вцепивший-
ся белыми скрюченными пальцами в металлические ходун-
ки, иссохшая женщина с застывшим взглядом – на каталке,
которую вез санитар.
Джаспер и Дэйзи навещали меня. С их приходом палата
будто наполнялась живым светом. Я успокаивал их. Со мной
все будет хорошо. Они карабкались на мою кровать. Мои ре-
акции еще были ограниченными, и я боялся, что это их пу-
гает, но мне ничего другого не оставалось, как сказать им,
что я их люблю. Мне казалось, что им будет лучше, если они
будут навещать меня, видеть, что со мной все в порядке, но,
возможно это была не самая разумная идея.
Ник звонил.
У него все хорошо.
Ник разговаривал с Карен каждый день с тех пор, как я
попал в больницу. Он шутил по поводу дырки в моей голове.
Говорил, что собирается приехать и навестить меня.
У Ника все нормально.
 
⁂
 
Через две недели Карен забрала меня домой. С моей по-
 
 
 
стели через стеклянные двери комнаты я видел сад. Ме-
ня поражала насыщенность цвета, зелень каждого листика,
стебля, иголочки кипариса. И мягкий белый цвет. Гортен-
зии. Солнечный желтый. Розы. Лаванда. Фиалки, растущие
из трещин на каменных ступеньках. Я видел, как маленькая
птичка с фиолетовым оперением чистит клювом перышки и
топорщит крылышки в купальне для птиц.
Я ел спелые персики. Это единственное, что мне хотелось
есть.
Большую часть времени я спал, но иногда играл с Джаспе-
ром в «сумасшедшие восьмерки» и в монетки. А Дэйзи мне
читала. Каждый день. Я общался с Ником по телефону. Мы
с Карен лежали рядом на кровати, она читала The Times, а
я пытался прочитать одно предложение в журнале. Наконец
мне удалось прочитать краткий обзор в «Нью-Йоркере». Ко-
гда я одолел рубрику «Городские сплетни», я почувствовал
себя так, будто получил степень доктора философии.
Мы с Карен держались за руки. Меня переполняло ощу-
щение чего-то неуловимого, чистого и прекрасного, что воз-
никало сейчас между нами.
Мы вместе гуляли по саду.
–  Ник звонил. Через пару часов он будет здесь. Как ты
относишься к встрече с ним?
– Жду не дождусь.
Ник вошел в дом, его встретил лай Брута и крики набро-
сившихся на него Дэйзи и Джаспера. Я слышал их из своей
 
 
 
комнаты.
– Привет, Ники!
– Ник!
Приветственные возгласы.
Лай.
К ним присоединилась Карен.
– Привет, мамасита!
– Здравствуй, Спутник!
– Здорово снова видеть тебя.
– И тебя.
– Как доехал?
– Быстро, все отлично.
– Ну и хорошо.
Потом я слышал их прежний обмен репликами.
– Ты расскажешь нам о Пи Джи?
– Конечно. А где отец?
В сопровождении детей и Карен Ник вошел ко мне в ком-
нату. Мне хотелось поздороваться с ним как полагается. Я с
трудом встал, и мы обнялись.
– Ну.
– Ну.
– Привет, пап.
– Привет, Ник.
– Рад тебя видеть.
– И я тебя тоже.
Днем я время от времени засыпал, Ник сидел рядом и дер-
 
 
 
жал меня за руку. Он привез свой велосипед, забросив его
в багажник машины, которую недавно купил у своего това-
рища по обществу анонимных алкоголиков. Надев велоси-
педные шорты с мягкой задней частью, рубашку с логоти-
пом «Моторолы», длинные носки и велосипедные туфли, ко-
торые крепятся к педалям, он отправился на велопрогулку.
От дома он поехал вниз по дороге, затем повернул на запад
и дальше двигался вдоль залива Томалес. Я представлял се-
бе, как он едет мимо залива, где он когда-то играл, плавал
на каяках, употреблял наркотики вместе с друзьями на пля-
жах, едет по берегу длинного залива, проезжает мимо ранчо
и пляжа Эстеро, где мы занимались серфингом.
Вернувшись с прогулки, он заглянул ко мне.
– Я думал, мы тебя потеряем, – сказал он.
Я внимательно посмотрел на него.
– Вот это да. Мы с тобой поменялись ролями.
Я уже засыпал, когда Ник пошел в детскую, чтобы поиг-
рать с Джаспером и Дэйзи. На следующий день – нам пока-
залось, что время прошло слишком быстро, – ему нужно бы-
ло возвращаться на работу. Вечером он уехал – снова на юг,
в Лос-Анджелес.

Каждый день я чувствовал себя немного лучше, и это со-

стояние длилось чуть дольше. На одном из медицинских сай-
тов в интернете я прочитал: «Многие пациенты с субарахно-
идальным кровотечением умирают по пути в больницу. Из
 
 
 
тех, кто дотягивает до больницы, около 50 % умирают в те-
чение месяца с начала лечения».
По утрам и перед наступлением темноты Карен уговари-
вала меня погулять с ней по саду. Я, хоть и со стонами и жа-
лобами на слабость, шел с ней и доходил до ее студии, после
чего возвращался в постель совсем без сил.
Я старался разобраться в том, что случилось и что про-
изойдет в будущем. Я даже не знал, чего жду от будущего.
Так или иначе, я хотел вернуться в свое нормальное состоя-
ние, к своей нормальной жизни. Но я не хотел возвращаться
в то состояние, когда нормой была тревога за Ника.
Временами я впадал в панику при мысли о будущем.
Иногда меня охватывали мучительные воспоминания о про-
шлом. Но сейчас с Джаспером и Дэйзи все было в порядке.
Он отправился в лагерь на неделю. Она плавала по утрам, за-
тем приходила домой. Читала мне книгу «С любовью, Руби
Лавендер». Ник снова переехал, на сей раз в квартиру в Гол-
ливуде. Он был рад, что живет с друзьями. Сегодня утром
он звонил по пути к Рэнди, чтобы проехаться вместе на ве-
лосипедах по побережью.
Мой мозг восстанавливался, и я все время прокручивал в
голове моменты своего пребывания в больнице. Я никак не
мог забыть то, что не сумел вспомнить телефон Ника. При
этом меня снова поражал тот факт, что даже кровоизлия-
ние в мозг не смогло вытеснить тревогу за него. Я вспоминал
случаи, когда он исчезал, болтался на улицах бог знает где,
 
 
 
когда я представлял себе, что мог бы стереть его из своей
памяти, если бы мне сделали лоботомию, вечное сияние чи-
стого разума, и я бы никогда больше не мучился из-за него.
Теперь же я был благодарен за то, что у меня есть все это, да-
же тревога и страдания. Мне больше не требовалась лобото-
мия, я больше не хотел стирать воспоминания о нем. Я при-
нял чувство тревоги как наиболее важную эмоцию, которую
я испытал после кровоизлияния.
Некоторые люди могут просто выйти из игры, отказать-
ся от своего ребенка. С их ребенком может произойти та-
кое, с чем они не в состоянии смириться. Для одних это не
та религия, для других – не та сексуальная ориентация, для
третьих – наркозависимость. Они захлопывают перед ними
дверь. Как в фильмах о мафии: «У меня больше нет сына.
Он для меня умер». Но у меня есть сын, и для меня он ни-
когда не умрет.
Я привык к постоянному чувству страха и тревоги и к пе-
риодически возникающей депрессии. Но я не наслаждаюсь
ими, я просто не помню, каким я был до всех этих испыта-
ний. Я приучил себя к тому, что радость мимолетна и что
порой я могу проваливаться в темную бездну. Однако по-
сле того, как я долго прожил в этом состоянии, мне позволи-
ли – или я сам себе позволил? – выбраться из бездны, при-
открыть завесу над ней и благодаря остроте зрительных, слу-
ховых и тактильных ощущений разглядеть слегка изменив-
шийся мир, ставший немного более ярким, более красивым
 
 
 
и живым. Я думаю обо всем этом со слезами на глазах. С од-
ной стороны, неопределенность будущего. Возможность по-
вторного кровоизлияния. Риск того, что мои дети погибнут в
автомобильной аварии. Вероятность рецидива у Ника. Мил-
лион других несчастий. С другой стороны, сострадание и лю-
бовь. По отношению к моим родителям и семье. К моим дру-
зьям. К Карен. К моим детям. Хотя сейчас я чувствую себя
более слабым и уязвимым, но зато лучше понимаю себя и то,
что происходит вокруг.
Люди, которые пережили угрозу жизни, как я, говорят,
что для них все стало намного яснее. Они переосмыслива-
ют прошлое, и к ним приходит новое понимание того, что
важно, а что нет. Как правило, они говорят, что начинают
больше, чем раньше, ценить близких и друзей. Те, кому по-
счастливилось выжить, говорят, что научились отбрасывать
все лишнее и ненужное и жить настоящим. Правда, я не чув-
ствовал, что мне все стало ясно. В некоторых отношениях
все запуталось еще больше. Из-за обострившегося чувства
собственной смертности я понял, что мне нужно еще о мно-
гом подумать. Да, я все так же был уверен, что мои близкие
и друзья значат для меня больше, чем все остальное. В этом
я и прежде никогда не сомневался. Я все так же был уверен,
что нужно наслаждаться каждым моментом жизни – ценить
то, что имеешь. Я все так же был убежден, что мне во многом
повезло, главное – повезло, что я остался жив. Я прикоснул-
ся к чуду как раз тогда, когда ощутил неумолимое течение
 
 
 
времени. Мои дети росли, и это наполняло меня и грустью, и
радостью, но больше всего ощущением неизбежности этого
процесса.
Я стал чаще выбираться из дома и совершать долгие про-
гулки под таинственной сенью леса, в тишине и спокойствии.
Я острее воспринимал цвета – все оттенки зеленого, беско-
нечное количество оттенков, побеги и почки на ветках дере-
вьев, пока они еще не распустились. Я видел мелькнувшего
в траве кролика, над головой кружили краснохвостые ястре-
бы, большие голубые цапли и скопы. Неважно, есть Бог или
нет, но эта неосязаемая и непостижимая сложность и красо-
та окружающего мира была настолько совершенна, что вос-
принималась как чудо. Созвездие порывов и желаний, кото-
рое мы называем любовью, тоже казалось чудом. Чудо не от-
меняет существования зла, но я принимал его, чтобы участ-
вовать в творящихся чудесах. Ник, теперь ты понимаешь, в
чем твоя высшая сила?
Он не употреблял наркотики больше года. Точнее, полто-
ра года. Снова, как тогда.
Он позвонил этим утром по пути к Рэнди, с которым дого-
ворился о велопрогулке по побережью. Джаспер и Дэйзи со
своими кузинами и кузенами играли во дворе на самодель-
ной «водной трассе». Их смех проникал сквозь листву, про-
низанную солнечным светом. Отверстие на моей макушке
так и осталось, хотя доктор сказал мне, что оно постепенно
зарастет. Думы о Нике тоже никуда не делись, но они были
 
 
 
полны надежд. Я вспоминал доктора Лондон и ее компью-
терные сканы. Теперь, когда исполнилось полтора года с по-
следнего употребления наркотиков Ником, я представлял се-
бе скан мозга, сделанный с помощью позитронно-эмиссион-
ной томографии, который продемонстрировала доктор Лон-
дон на экране компьютера. Это было изображение мозга лю-
дей из контрольной группы со сбалансированным химиче-
ским составом и нормальными колебаниями в уровне нейро-
трансмиттеров в зависимости от жизненных обстоятельств.
Хотел бы я знать, насколько мозг моего сына соответствует
этой картине.
 
2
 
Дэйзи сидит рядом со мной на валуне на берегу реки Биг-
Сюр-Ривер. Конец лета, прохладный вечер. Мы как будто
внутри собора с колоннами из высоченных секвой. Их мор-
щинистая кора напоминает топографическую карту, а благо-
ухающие кроны возносятся к небу подобно шпилям средне-
вековых церквей. Пасмурно, в воздухе висит туман. Мы си-
дим у палатки, которую нам с Джаспером с трудом удалось
поставить. Для нас это большое достижение.
Я потерял большую часть июня и июля в больнице и во
время восстановления в домашних условиях, поэтому ста-
рался по максимуму использовать последние дни лета, от-
чаянно надеясь замедлить прощание с ним. Я был готов к
 
 
 
возвращению к полноценной жизни. Пора. Через неделю де-
ти должны был пойти в школу. Голову мою, как мне было
сказано, привели в порядок. Замок на чемодане починили.
Именно поэтому я решился выйти за пределы собственного
сада и за пределы Инвернесса. Вместе с Карен, Джаспером
и Дэйзи мы устроили пеший поход на несколько дней с от-
дыхом на побережье Биг-Сюр. Сидя на месте ночевки у ре-
ки, под этими великолепными деревьями, Дэйзи с восторгом
сказала: «Это был прекрасный день!»
Поскольку предстояла пешая прогулка, мы должны были
заехать в магазин за сэндвичами.
– Это ночной магазин. Но, похоже, не совсем ночной, –
заметил Джаспер. – Он закрыт.
Мы поехали дальше, по пути играя в модифицированную
версию игры в двадцать вопросов. В той игре, в которую лю-
бят играть мои дети, разрешается задавать семьдесят вопро-
сов и больше.
Джаспер представился некой «вещью», название которой
начинается на букву «д». Мы потратили целую вечность, пы-
таясь догадаться, что это.
Мы нашли еще один магазин. Он работал. Припаркова-
лись и пошли за едой. Загадка Джаспера пока еще была не
разгадана.
Закупив сэндвичей, снова сели в машину, и Джаспер на-
помнил нам:
– Я начал с буквы «д».
 
 
 
 – Это что-то съедобное?
– Это больше, чем Брут?
– Это сделано человеком?
– Это дырка? – спрашивает Дэйзи.
– Что?
– Дырка.
– Как ты догадалась?
– Я туда заглянула.
– Ты заглянула в мой мозг?
С пакетом еды для пикника мы пошли по тропе, проло-
женной через лес из крупноплодных кипарисов. Свернув в
сторону, увидели сидящего на валуне около тропы калифор-
нийского кондора. В 1982 году в дикой природе оставалось
меньше двадцати этих великолепных созданий. Но теперь,
благодаря усилиям защитников природы, их, наверное, уже
больше двухсот. Перед нами один из выживших, надежда на
сохранение вида. Он поднял голову, взглянул на нас, потом
эффектно расправил широкие крылья и взмыл в небо, под-
хваченный воздушным течением над Тихим океаном.
Только мы подошли к машине, как зазвонил мой мобиль-
ник.
– Эй! Что у вас происходит?
Это Ник.
Мы немного поговорили. Потом он сказал, что хотел бы
поздороваться и поболтать с остальными. Я передал телефон
детям. Ник начал им рассказывать о тех, с кем работает. Дети
 
 
 
и Карен описали наши приключения на побережье Биг-Сюр.
Он пожелал им удачного нового учебного года.
День уже клонился к вечеру, солнце садилось. Пора бы-
ло возвращаться домой. Наш отпуск закончился. Мы сели в
машину и отправились в обратный путь.
– Стойте, – сказала Дэйзи.
Несмотря на наши замечания, она продолжала гонять во
рту свой ретейнер, издавая щелкающие звуки.
– Я вот тут подумала, – сказала она ни с того ни с сего. –
В последний день своей жизни я съем кучу конфет, потому
что будет уже все равно, начнется у меня кариес или нет и
что это плохо для здоровья, правда ведь?
И продолжила:
–  Вообще-то будет грустно стать старой, потому что вы
умрете.
Дэйзи ткнула пальцем в нас с Карен.
– И даже Джаспер, ведь я сама младшая из вас. Но зна-
ете, я не думаю, что мне будет очень уж страшно умирать.
Я думаю, будет как сегодня: отпуск закончился, и ты готов
вернуться домой.
 
⁂
 
Во вторник утром, в первый учебный день после каникул,
дети нервничали и волновались. Но вернувшись из школы,
они уже восторженно рассказывали о своих учителях и дру-
 
 
 
зьях. Джаспер перешел в шестой класс. У него впервые будут
разные учителя по математике, английскому, истории, есте-
ственным наукам и другим предметам. Дэйзи с обожанием
говорила о новой учительнице, которая попросила учеников
написать ей письмо о том, как они живут, чтобы она могла
узнать их поближе.
«Дорогая Лора,  – гласило письмо Дэйзи.  – Я очень хо-
чу учиться в четвертом классе. Я хочу лучше успевать по
математике. Испанский язык не мой конек, но сеньор Леон
мне нравится. Я люблю естественные науки. Я на самом деле
люблю читать.
Мне только что поставили ретейнер, и мне трудно выгова-
ривать «g». Но я стараюсь, и сейчас у меня получается луч-
ше. Но все еще трудно не трогать его и не гонять туда-сюда
во рту».
Она много чего написала в своем письме, рассказала о
любимой еде и о собаках. «Джаспер называл Мундога Мун-
гогги. Мундог умер от рака». Конец письма был такой: «Мой
брат был курильщиком, но он больше не курит. Не волнуй-
тесь, это не Джаспер. Это Ник. Он живет в Лос-Анджелесе.
У моего папы Дэвида было кровоизлияние в мозг, но теперь
ему лучше. Джаспер перевернулся на велосипеде. Не хочу
рассказывать вам плохие новости, но я поранила глаз мол-
нией на куртке. Но сейчас все хорошо. Теперь все в полном
порядке. С любовью, Дэйзи».
После летней расслабленности утренние сборы  – всегда
 
 
 
целая проблема, но сегодня нам удалось вовремя доставить
детей в школу.
Я снова начал писать. А ведь недавно не мог выдать ни
одного слова.
В этот день у Джаспера была тренировка по футболу (в
ожидании сезона занятий лакроссом он записался в школь-
ную футбольную команду), а мы с Дэйзи пошли гулять. По-
сле тренировки всей семьей зашли в гости к Нэнси и Дону
на еженедельный ужин.
Дети качались на качелях в гостиной.
– Наденьте обувь, – сердилась Нэнси. – Занозите ноги.
После обильной еды – из жаркого с йоркширским пудин-
гом, гороха и запеченного картофеля – мы решили остаться
на ночь, чтобы не ехать обратно в Инвернесс. Дети занялись
домашними заданиями. Дэйзи зубрила таблицу умножения
и училась правильно писать такие слова, как «буревестник».
Джаспер писал доклад о книге «Дающий». Потом они чита-
ли. Позже мы собрались вчетвером в спальне внизу, и Карен
читала вслух. Мы узнали нечто новое о Гарри Поттере.
Дамблдор говорит Гарри: «Если снять боль на некоторое
время, потом, когда ты ее почувствуешь вновь, тебе будет
еще хуже».
А потом мы дошли до следующего абзаца.
«В общем, искушение выпить еще глоток зелья “Феликс
Фелицис” день ото дня становилось все сильнее, ведь это был
такой подходящий случай, чтобы, как выразилась Гермиона,
 
 
 
подправить сложившиеся обстоятельства».
В конце концов Гарри выпивает зелье удачи.
«– Что ты чувствуешь? – прошептала Гермиона.
Гарри какое-то время молчал. Потом медленно, но верно
его заполнило радостное чувство всемогущества; ему каза-
лось, что он мог бы сделать все, все что угодно…
Он встал, улыбаясь, излучая необыкновенную уверен-
ность в своих силах.
– Превосходно, – сказал он. – Просто превосходно…»
Дети крепко спали.
Мы с Карен поднялись по узкой лестнице на третий этаж
в угловую спальню, где гуляли сквозняки, а из окон были
видны деревья, поскрипывающие на ветру, как кресло-ка-
чалка. Я проверил свой автоответчик в Инвернессе. И услы-
шал ломкий, прерывающийся голос Ника.
Он плакал.
Нет. Почему?
– Пожалуйста, перезвони мне, – просил он.
Я посмотрел на время звонка. Он звонил три часа назад.
Ник ответил на второй звонок.
Его голос звучал неразборчиво, язык заплетался.
– Я хочу рассказать тебе, что происходит. Я хочу сказать
правду. Три дня назад мы были на вечеринке. З. нюхала ко-
каин. И попросила составить ей компанию. И я согласился.
Я не мог позволить ей вырубиться в одиночку.
З. – та девушка, которая когда-то разбила его сердце после
 
 
 
короткого периода общения. Перед тем, как он сорвался в
прошлый раз. Они опять были вместе, он переехал из своей
квартиры к ней.
– Ник! Нет!
– С тех пор мы все время под кайфом. Спидбол и метам-
фетамин.
Спидбол – это таблетки из смеси героина и кокаина.
– Сейчас я принял снотворное, чтобы успокоиться. Знаю,
я опять облажался. Я хочу остановиться.
Я сказал Нику единственное, что мог сказать, то, что он
наверняка не готов был услышать.
– Ты знаешь, кому нужно звонить. Обратись за помощью.
Пока не стало слишком поздно. Вы с  З. оба нуждаетесь в
помощи. Вы не можете быть вместе, пока не будете здоровы
и не завяжете.
Он отключился.

Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.

Что случилось на этот раз? Ведь он держался уже почти
два года. Специалисты считают, что на полное восстановле-
ние мозга наркомана может уйти как раз два года. Ник ни
разу не дотягивал до этого срока.
Меня вновь охватила все та же привычная тревога: я пред-
ставил все, что может с ним случиться. Но потом меня смо-
рила жуткая усталость, и я заснул, а моя тревога забилась в
недавно выгороженный укромный уголок в моем отремонти-
 
 
 
рованном мозге. Возможно, в результате еще каких-то изме-
нений, которые произошли со мной, пока я лежал в больни-
це, изменилась если не сила тревоги, то ее характер. Лежа в
неврологическом отделении интенсивной терапии, я пришел
к осознанию еще одной пугающей вещи: Ник, и не только он,
но и Джаспер и Дэйзи, – все они переживут мою смерть. Ко-
нечно, они не останутся к ней безучастными, но выдержат и
будут жить дальше. Возможно, из-за того, что дети так долго
полностью зависят от родителей, мы забываем, что они мо-
гут и смогут выжить и без нас. Я, например, забыл. Но теперь
через призму наркозависимости Ника я увидел, что от всех
моих усилий и терзаний не зависит, выживет ли он. Однако
мне пришлось оказаться на грани смерти, прежде чем я по-
нял, что и его судьба, и судьба Джаспера и Дэйзи отделены
от моей. Я могу попытаться защитить своих детей, помочь и
направить на верный путь, я могу любить их, но я не могу
спасти их. Ник, Джаспер и Дэйзи будут жить и когда-нибудь
умрут – со мной или без меня.
Утром я задумался, рассказать детям о Нике или нет. В
письме к учительнице Дэйзи написала: «Мой брат был ку-
рильщиком». Думаю, она так понимала употребление нарко-
тиков. И она сказала: «Теперь все в полном порядке». Я хо-
чу, чтобы хотя бы некоторое время для нее все оставалось в
полном порядке.
Мне так хотелось закончить книгу письмом Ника, адре-
сованным Джасперу. Оно бы послужило красивой вишенкой
 
 
 
на торте, счастливым окончанием истории о борьбе нашей
семьи с метамфетамином. Я мечтал, чтобы оно стало точ-
кой отсчета новой жизни, жизни после выздоровления Ни-
ка от наркозависимости. Но нет. Очень легко забыть, что
наркозависимость  – болезнь неизлечимая. Это болезнь на
всю жизнь, она может переходить в стадию ремиссии, кото-
рую можно контролировать, если человек сам предпринима-
ет для этого поистине титанические усилия. Но все-таки она
неизлечима.
Последний рецидив Ника  – это бесспорное доказатель-
ство, как безжалостна эта болезнь. Это, конечно, не какое-то
откровение, а просто еще одна итерация цикла. Все шло пре-
красно. У него была девушка, поэтому нельзя винить в срыве
его одиночество. Мы не можем винить работу, которая ему
надоела, потому что он явно работал с удовольствием и лю-
бил своих коллег, считал их друзьями. У него был договор
на книгу, он пробовал свои силы в качестве помощника ре-
дактора в журнале. Его кинообзоры послужили основой для
серии интервью и подготовки обзора для журнала Wired. Но,
возможно, самое главное – около него образовался тесный
круг людей, которые очень дорожили друг другом.
И вот теперь в одночасье все это потеряло смысл.
Я знал, что наркозависимость не поддается обычной ло-
гике, но я продолжал цепляться за остатки веры в то, что та-
кие привлекательные атрибуты жизни – любимая девушка,
работа, деньги, крепкая дружба, желание поступать правиль-
 
 
 
но по отношению к тем, кого любишь, – могут заставить за-
висимых выбрать трезвый путь и удержаться от срывов. Но
нет, оказалось, что это тоже пустые ожидания.
Господи, пожалуйста, исцели Ника!
Когда я лежал в больнице, многие говорили мне, что мо-
лятся за меня, и я безмерно благодарен им. Сам я никогда не
молился. Может быть, я не могу молиться, потому не при-
вык. Я не знаю, как это делать, и я не могу представить себе
того бога, которому нужно молиться. Но, как сказал Джон
Леннон, «Бог – это понятие, которым мы мерим нашу боль,
мерило наших мук и страданий». И снова я был поставлен
перед фактом:
Ник опять на наркотиках,
и я понимаю, что сделать ничего нельзя,
и я не могу поверить, что мы вернулись к тому, с чего
начали,
и следующий телефонный звонок может принести изве-
стие, которого я боялся на протяжении прошедших шести
лет.
И я молился: «Господи, пожалуйста, исцели Ника. Прошу
Тебя, исцели Ника».
Моя мольба была обращена к высшей силе, что бы это ни
было, к той высшей силе, которая, как нам говорили в реа-
билитационных центрах и на собраниях, существует где-то
там, вне нашего мира, и которая слушает нас. Я повторял
свою молитву, даже не сознавая этого: «Господи, пожалуй-
 
 
 
ста, исцели Ника».
Я молился, несмотря на то, что в сравнении с новостями,
которыми полны газеты и интернет, моя молитва казалась
малозначимой и абсолютно эгоистичной. На нас обрушива-
ются сообщения о разрушительных ураганах и наводнениях,
о террористах-смертниках, авиакатастрофах и цунами, тер-
роризме, раке и войне – бесконечной и жестокой, болезнях
и голоде, землетрясениях и повсеместном распространении
наркозависимости. И ныне небеса, должно быть, оглушены
гулом молитв, с которыми люди обращаются к Богу.
И вот еще одна, моя молитва.
Господи, пожалуйста, исцели Ника.

Падение происходило стремительно. Ник появился на

работе под кайфом и потерял ее. Телефон отключили за
неуплату. Он бросил всех настоящих друзей. Самое печаль-
ное то, что он бросил своего лучшего друга и наставника –
Рэнди.
В одном из своих сообщений он сказал, что они с З. вы-
нуждены были продать свою одежду, чтобы купить еду. Не
знаю, как они платили за квартиру. Не знаю, как они собира-
лись платить за нее в следующем месяце, но вскоре им пред-
стояло оказаться на улице, если не найдется какой-нибудь
благодетель или если они не займутся торговлей наркотика-
ми.
Сегодня Вики не выдержала и решила посетить Ника в
 
 
 
его голливудской квартире. Она хотела посмотреть своими
глазами, что происходит. Хотела удостовериться, что он жив.
Я делал вид, что не жду у телефона вестей от нее.
Она припарковала машину и с дурными предчувствия-
ми вошла в дом. Постучала в дверь. Дверь не открыли. Жа-
люзи на окнах были опущены. Она снова постучала. И еще
раз. Дверь чуть-чуть приоткрылась. Потом пошире. В ком-
нате – грязь и нищета. На полу лужа коричневого цвета. Вез-
де мусор. В поле зрения появился Ник, закрываясь руками
от дневного света. Позади него девушка. Я уже привык к по-
добным зрелищам, но его мать впервые видела Ника таким:
изможденным, бледным, с дрожащими руками и ногами, с
черными кругами под запавшими пустыми глазами.
Ноги девушки кровоточили. Когда З. заметила, что Вики
смотрит на них, она пробормотала:
– Лампа упала на пол и разбилась. Мы собирали осколки.
Ник поведал Вики уже привычную мне ложь:
– Мы должны были пройти через это. Мы завязали. Мы
уже трезвеем.
И попросил мать уйти и больше не приходить.
Вики позвонила мне и все рассказала. В ее голосе я слы-
шал те же чувства, которые сам испытывал столько раз. Она
была в ярости и одновременно чувствовала себя несчастной
и напуганной. Ее так захлестывали эмоции, что она даже не
могла плакать.

 
 
 
 Прошла неделя.
Воскресенье. Я отвез Дэйзи на встречу с подружкой и ее
матерью в парк Вашингтон-сквер. Мы встретились и пошли
вместе через парк туда, откуда можно было наблюдать па-
рад в честь Дня Колумба34. На платформе танцевали девуш-
ки, одетые как королева Изабелла. И я увидел среди них Ни-
ка. Ему шесть лет. Платформа с королевами проплывает ми-
мо. Это район, где мы раньше жили. Ник вместе с другими
ребятишками бежит к конструкции для лазания, взбирается
наверх, смотрит парад из этого «вороньего гнезда» 35, машет
королевам…
После я повез хихикающих девочек на празднование дня
рождения в мастерскую керамики. Пристегнувшись ремня-
ми, они сидели на заднем сиденье и играли в игру, подска-
занную книгой с картинками «К счастью» Реми Чарлипа.
Вот о чем говорилось там:
«К счастью, Неда пригласили на вечеринку-сюрприз.
К несчастью, она происходила за тысячу миль от его дома.
34
 День Колумба – праздник в честь годовщины прибытия Колумба в Америку
12 октября 1492 года по юлианскому календарю (21 октября по григорианско-
му). В некоторых штатах отмечается 12 октября, но в большинстве других – во
второй понедельник октября. В этот день проходят специальные службы, парады
и торжественные церемонии. Над правительственными зданиями поднимают го-
сударственный флаг США. Обычно это выходной. Государственные учреждения
и школы закрыты, но коммерческие организации могут работать. Прим. ред.
35
 «Воронье гнездо» – наблюдательный пост в виде открытой бочки, закреп-
ленной на мачте парусного судна над марсовой площадкой, где размещался на-
блюдатель или корректировщик огня. Прим. ред.
 
 
 
 К счастью, друг одолжил Неду самолет.
К несчастью, двигатель взорвался.
К счастью, в самолете был парашют.
К несчастью, в парашюте оказалась дырка».
– К счастью, у нее был очень вкусный сэндвич, – говорит
подружка Дэйзи.
В свою очередь Дэйзи продолжает:
– К несчастью, она уронила его на грязную землю, а мимо
пробегала слюнявая собака, которая проглотила этот сэнд-
вич.
– К счастью, она выплюнула сэндвич, и он стал как новый.
Обе заливисто рассмеялись.
– К несчастью, прибежал маленький пушистый хомячок,
схватил его и вместе с ним исчез в трещине в стене, только
мы его и видели…
В моей голове начала прокручиваться собственная версия
игры.
К счастью, у меня есть сын, мой милый, красивый сын.
К несчастью, он наркозависимый.
К счастью, он в процессе выздоровления.
К несчастью, у него случился рецидив.
К счастью, он снова в процессе выздоровления.
К несчастью, он сорвался.
К счастью, он снова в процессе выздоровления.
К несчастью, он сорвался.
К счастью, он не умер.
 
 
 
  
3
 
Прошла еще неделя.
Вики, с которой я разговаривал каждый день, сказала, что
она в беспомощном состоянии, в каком-то оцепенении. Я то-
же. Не то чтобы я не беспокоился о Нике, я все время думал
о нем, но сейчас его срыв не вывел меня из строя.
Не в такие ли моменты родители прекращают попытки
жить жизнью ребенка?
Я снова шел по улице, теперь в Сан-Рафаэле. Я шел мимо
людей и переступал через них. Эти люди одиноки, покинуты
близкими. И я думал, как всегда: «Где их родители?» Но на
этот раз я задавал вопрос себе: «Неужели я стал одним из
них – родителей, смирившихся с поражением?» Мои страда-
ния и мучения нисколько не помогли Нику.
Я не делал вид, что ничего не происходит. Я делал то, что
мог.
Я ждал.
Это нисходящая спираль.
Это дегенеративная болезнь. В воображении я представ-
лял ее в виде нисходящей спирали.
Нет, мои чувства не притупились. Хотя как бы мне хоте-
лось ничего не чувствовать! Порой мне кажется, что я про-
сто раздавлен грузом переживаний.
Я старался бодриться, держать себя в руках.
 
 
 
 Рэнди продолжал звонить Нику и оставлять сообщения
на его замолчавшем мобильнике. Этот мудрый терпеливый
парень был как спасательный круг для моего сына.
Пользуясь телефоном З., который еще работал, Ник зво-
нил и оставлял сообщения.
– Я просто хочу, чтобы вы знали, что мы в безопасности.
У меня все хорошо. Мы ходим на собрания. Я стараюсь не
употреблять.
Он утверждал, что рецидив был эпизодической ошибкой,
продлился всего три дня, а сейчас все в порядке. Но чем
больше он говорил, тем очевиднее становилось, что это го-
лос Ника, который сидит на наркоте.
Я ждал.
Это как наблюдать издали за поездом в последние мину-
ты перед его крушением с помощью бинокля с дефектны-
ми линзами. Все, кто любил Ника, сочувствовали ему. Карен
и я. Вики и я. Рэнди. Мы всё понимали. Но ничего не могли
сделать. Я перезвонил Нику на оставленное сообщение:
– Ник, не забывай, как опасно для тебя не посещать собра-
ния. Не забывай, как опасно следовать логике твоего мозга,
когда на него воздействуют наркотики.
Во время реабилитации, когда Ник работал с Рэнди, он
сам объяснил мне коварство болезни: «Наркозависимый не
может доверять собственному мозгу. Его мозг лжет, гово-
рит: “Ты можешь позволить себе одну выпивку, один кося-
чок, одну дорожку, всего одну. Ты уже превзошел своего на-
 
 
 
ставника. Тебе не нужно зацикливаться на неукоснительном
выполнении требований программы реабилитации, в кото-
рой ты нуждался, когда выходил из рецидива. Сейчас ты чув-
ствуешь себя более счастливым и полноценным человеком,
чем когда-либо прежде. Ты независим, бодр и энергичен”».
И  Ник сказал тогда, что не может доверять собственному
мозгу и должен опираться на поддержку Рэнди, на встречи
анонимных алкоголиков и наркоманов, на программу реаби-
литации и на молитвы, да, на молитвы, чтобы двигаться впе-
ред.
Ник, ты делал такие успехи, ты так много достиг!
Позволь мне процитировать тебя самого: «Все, что у меня
есть, пойдет прахом, если я не удержусь в программе».

Через два дня, в среду, Ник позвонил и заплетающимся

голосом попросил деньги на оплату квартиры. Он сказал, что
знает, что я откажу. Эти слова он приберег на конец разго-
вора, после того как произнес:
– Я так тебя люблю. Я в порядке. Мы правда облажались,
но теперь у нас будет все хорошо. Я просто немножко рас-
слабился, чтобы прийти в себя после метамфетамина, и ко-
каина, и героина, и…
Вики тоже сказала ему «нет».
Пятница. Никаких вестей. Суббота. Никаких вестей. Вос-
кресенье. Никаких вестей. Никаких вестей до понедельника,
когда по электронной почте пришло письмо.
 
 
 
 «Привет, пап, мы в пустыне. З. делает рекламный ро-
лик здесь, в Джошуа-Три… мой телефон не принимает сиг-
нал, и я одолжил компьютер у одного парня… прости… это
произошло реально неожиданно… в любом случае я позво-
ню, когда найду телефон, который работает… здесь жарко и
скучно… З. занимается одеждой, а я пишу в тени… не бес-
покойся… может быть, у меня будут радостные новости…
люблю… Ник».
Парк «Джошуа-Три».
Передышка. Оазис. Может быть, Ник остановится сам?..
Может быть, все наладится?..
Никаких вестей в течение двух следующих дней. Но Ник
же в пустыне, пишет в тени деревьев. Хотя и в пустыне есть
наркотики.
Вечером мы с Карен по очереди читали детям. Мы уже
приближались к концу книги о Гарри Поттере. Профессор
Дамблдор умер. Многие дети наших знакомых часами пла-
кали, когда читали эту часть: Альбус Дамблдор, защитник
Гарри, с которым эти дети выросли, умер. Зло побеждало, и
я чувствовал, что бесконечная борьба с ним отняла у меня
массу сил.
В четверг у Джаспера после школы должен был состояться
футбольный матч. У Дэйзи – занятия по плаванию. Карен и
я разделили между собой обязанности по доставке детей на
тренировки.
Я нашел тихий уголок в клубной комнате около бассейна и
 
 
 
занялся своей работой. Через щели жалюзи на окне заметил,
как темная фигура изогнулась и вошла в воду. Над поверх-
ностью мелькнули две ноги: это Дэйзи отрабатывала технику
плавания. Тренер, спокойный, не теряющий самообладания,
загорелый и гибкий, бывший лучший пловец Америки, ко-
торый тренировал всех наших детей, присел на корточки в
конце дорожки, подбадривая Дэйзи и других детей. Я поте-
рял ее среди множества тел в голубых купальниках и увидел,
только когда она повернула и поплыла по дорожке в обрат-
ном направлении вольным стилем, работая сильными рука-
ми. Я вспомнил, как плавал в бассейне ее старший брат Ник,
как разрезал воду своим «дельфиньим» телом.
– Эй, мистер, давай удерем!
Ко мне подошла Дэйзи, завернутая в пляжное полотенце,
с нее капала вода после душа.

Снова никаких новостей.

Я частично избавился от панических настроений, которые
постоянно сопровождали меня в подобных ситуациях в про-
шлом. Конечно, я беспокоился, но не сходил с ума от трево-
ги. Я чувствовал себя лучше. Я начинал «отпускать» себя. Я
перешел в стадию смиренного отрицания.
Должно быть, так чувствует себя солдат в окопе во время
бомбардировки. Я выключил все лишние эмоции – тревогу,
страх  – и сосредоточил каждый из нейронов моего обнов-
ленного мозга на настоящем моменте, чтобы просто остать-
 
 
 
ся в живых.
Я вел молчаливую войну с опасным и вездесущим врагом,
со злом.
Зло? Я верил в него не больше, чем в Бога. Но в то же
время я знал одну вещь: только сам дьявол мог придумать
болезнь, которая сопровождается таким симптомом, как са-
мообман, когда ее жертвы отрицают, что они поражены этой
болезнью, не хотят лечиться и всячески поносят тех, кто на-
ходится по другую сторону и видит, что происходит.
После ужина Джаспер попросил меня проверить, как он
выучил математику и новые слова. Потом мы вместе читали
журнал Mad.
Лежа в постели, я взял роман из грозящей обвалиться
стопки на прикроватном столике. Мне казалось, я никогда
не осилю все эти книги. К вечеру я так уставал, что мне уда-
валось прочитать страницу, от силы две, и я засыпал. Карен
тоже легла.
Страница. Две страницы. Я заснул.
Зазвонил телефон. Я не реагировал. Пребывая в полубес-
сознательном состоянии, я решил, что это мастер, которого
мы вызывали для оценки стоимости некоторых ремонтных
работ. Я думал, что это может подождать до утра.
Телефон снова зазвонил. Я прочитаю сообщение утром.
Нет, сказала Карен, лучше проверить, кто это.
Первый звонок был от крестного отца Ника. Ник только
что звонил ему и оставил сообщение.
 
 
 
 – Он в Окленде.
Голос моего друга звучал встревоженно.
– Он говорит, что у него неприятности и ему нужна по-
мощь. Я не знаю, что делать.
Сердце у меня заколотилось.
Следующее сообщение от Вики. Ник позвонил и ей и то-
же оставил похожее сообщение: «Я наврал о “Джошуа-Три”.
Я не хотел, чтобы вы беспокоились, что я в Окленде. Я не
употребляю. У нас неприятности. Нам нужны билеты, чтобы
вернуться в Лос-Анджелес». Он рассказал путаную историю
о том, как они туда попали. В итоге они с З. оказались в доме
кокаинового наркомана в Окленде, который впал в безумие,
и им нужно было оттуда быстрее выбраться.
Ник в Окленде.
Брут неохотно последовал за мной на второй этаж, шаркая
по полу усталыми лапами. Я налил воду в чайник и поставил
его на зажженную конфорку.
Перезвонил Вики. Она была в сомнениях, не знала, что
делать: платить или не платить за авиабилет. Я понимал ее
колебания, но сказал «нет». Что касается меня, то я, может
быть, подумал бы о помощи только при условии, что он вер-
нется в наркологическую клинику.
И я дал отбой.
Потом я позвонил своему другу. Голос у него был уже
более спокойный, чем на автоответчике. Он сказал: «Слу-
шай», – и включил свой автоответчик с сообщением Ника.
 
 
 
Речь его звучала невнятно: «Мне нужна помощь. Я не мо-
гу позвонить отцу. Не знаю, что делать, пожалуйста, ответь
мне». Он оставил телефон мобильника З.
– Грустно и горько это слышать, – сказал мой друг. – Одна
часть моей души рвется в Окленд, чтобы забрать его, а дру-
гая часть готова свернуть ему шею.

Снова Ник здесь и сидит на наркотиках. Почему-то я был

непривычно спокоен. Я думал: «Если он здесь, что он может
сделать дальше? Прийти к нам в дом? Что я сделаю в этом
случае? Может быть, он отправится к родителям Карен, как
тогда, когда Нэнси обнаружила его в спальне в цокольном
этаже? Или он снова вломится к нам в дом?»
Карен вышла из спальни и спросила:
– Как ты думаешь, может он пойти к Нэнси и Дону?
Ее беспокоили те же мысли. Может, и не пойдет, но кто
знает? Может быть, стоит им позвонить и предупредить?
Конечно, это растревожит их. Но если мы не предупредим,
а Ник явится, будет еще хуже. Мы позвонили.
Куда еще он мог бы пойти?
На следующий день Ник оставил еще одно сообщение сво-
ему крестному и одно – матери. На этот раз он сообщал, что
девушка наркомана, у которого они живут, дала им деньги,
чтобы улететь домой.
Я сидел в библиотеке Корте-Мадера, обложившись нуж-
ными мне книгами. Усиленно и сосредоточенно старался ра-
 
 
 
ботать на своем ноутбуке, пытаясь удержать (в который раз)
то, что стремительно выходило из-под контроля.
Мобильник был включен в режиме вибрации. Внезапно
он начал трястись и дребезжать, как одержимый. Я взял его
со стола, чтобы шум не мешал окружающим. На дисплее вы-
светились зеленые цифры – номер подруги Ника.
У меня не было никакого желания выслушивать очеред-
ную ложь. И я выключил телефон.
Позже, когда я поехал забирать детей из школы, я прослу-
шал сообщение. Ник говорил, что они с З. возвращаются на
машине из  «Джошуа-Три» и  наконец находятся в зоне до-
ступа мобильной связи. Вот что он сказал дословно: «При-
вет, пап. Мы едем из “Джошуа-Три”, и мы снова в зоне до-
ступа…».
Меня поразила не столько его ложь, сколько ее изощрен-
ность. Он бы мог просто сказать: «Я в Лос-Анджелесе». Он
бы мог просто сказать «привет». Но он взял придуманный им
первоначальный вариант вранья и расцветил его всяческими
подробностями, чтобы я ни минуты не сомневался в истин-
ности этой истории. И я бы действительно не сомневался, ес-
ли бы заранее не знал, что это ложь. Теперь я уже достаточ-
но наслушался о том, какую паутину лжи способны сплести
наркозависимые. «Наркоманы лгут обо всем и обычно дела-
ют это с потрясающим мастерством, – как-то написал Сти-
вен Кинг. – Это болезнь лжецов». Однажды Ник процитиро-
вал одну из прописных истин программы анонимных алко-
 
 
 
голиков: «Алкоголик стащит ваш кошелек и соврет об этом.
Наркоман стащит ваш кошелек, а потом поможет вам искать
его». Где-то в душе я убежден, что он на самом деле верит,
что найдет его и отдаст вам.
Я прослушал сообщение несколько раз. Хотел его запом-
нить.
Неужели он забыл, что звонил матери и крестному и гово-
рил им, что он в Окленде и что ему грозит опасность? После
всего, что было, неужели он думал, будто мой близкий друг
не позвонит мне, ведь он беспокоился о Нике, думал, что ему
опасно оставаться в доме наркомана в Окленде? Неужели он
не понимал, что его мать, с которой мы вместе пережили эти
адские «американские горки» с его наркозависимостью, не
позвонит мне, чтобы обсудить, что нам делать? И не только
для этого. Просто поговорить с человеком, который любит
Ника так же, как она.
Сообщение на этом не оканчивалось. Он говорил вполне
связно, язык не заплетался. Судя по голосу, он был в норме.
Сказал, что скучает и любит меня.
 
4
 
«Привет, папа. Это я, Ник. Я только что узнал, что ты зна-
ешь всю правду».
Я проверил поступившие сообщения. Ник снова звонил.
И снова угадывалась невнятность речи. Он разговаривал
 
 
 
с  Вики и понял, что я знаю, что он был в  Окленде, а не
в «Джошуа-Три». И теперь старался замести следы. «Я про-
сто не хотел волновать тебя, – говорил он. – Я не хотел, что-
бы меня заставили встречаться с тобой, когда я был в райо-
не Залива. И я не мог себе даже представить, что этот чувак
окажется настоящим психом. И З. тоже не знала. Мы еле вы-
брались оттуда… Сейчас я в безопасности… Как бы то ни
было, мне жаль, что я наврал тебе».
Я устроился на диване в гостиной. Что-то в комнате за-
цепило мой взгляд. Куча газет на полу. Сверху лежала San
Francisco Weekly. Я посмотрел повнимательнее. «Бей-Гар-
диан» и флаер из музыкального магазина «Амеба», любимо-
го магазина Ника. Я будто оцепенел. Я не мог оторвать от
них взгляд. До меня стало постепенно доходить. Но нет, не
может быть.
Я спросил Карен, не она ли положила эти газеты. Нет, мо-
жет быть, ты?
Значит, Ник опять вломился в наш дом. Я был абсолютно
в этом уверен.
И Карен тоже.
Мы оба не сомневались.
Нет, только не это.
Сердце тяжело забилось. Мы принялись обыскивать дом.
Вдруг Карен остановилась и спросила: может быть, газеты
оставил наш друг из Нью-Йорка, который гостил у нас в про-
шлые выходные? Неужели это его газеты? Я позвонил ему.
 
 
 
Действительно, так и было.
Точно, мы стали параноиками и сумасшедшими. Пара-
нойя и сумасшествие развиваются не только у наркозависи-
мых.

Я не перезвонил Нику, у меня просто не было сил гово-

рить с ним. Может быть, позже, когда он протрезвеет. Ко-
гда вообще перестанет употреблять наркотики. А не так, как
сейчас, когда он говорит: «Я употребляю клонопин, чтобы
соскочить с метамфетамина» или «Это только валиум, что-
бы успокоиться».
Я любил его и знал, что всегда буду любить. Но я не мог
иметь дело с тем, кто мне лжет. Я знал, что трезвый Ник с
ясной головой, здравомыслящий и проходящий реабилита-
цию, не стал бы мне врать. В некотором смысле я даже был
благодарен за его вопиющую ложь. Она помогла мне изба-
виться от остатков сомнений. Обычно для меня всегда бы-
ло настоящим мучением разобраться в том, где правда, а где
ложь, употребляет он наркотики или нет, но теперь я все по-
нял.

На книжных полках над моим письменным столом стоят

фотографии. Здесь есть недавняя фотография Карен и еще
одна ее фотография, детская. Задумчивая смуглая девочка с
короткой стрижкой и в полосатой матросской рубашке где-
то на пляже. Она очень похожа на Дэйзи, то есть Дэйзи похо-
 
 
 
жа на нее своим сияющим взглядом, темными глазами и во-
лосами. Есть там и фотографии Дэйзи. На одной из них она
стоит в мокасинах и голубых трусиках и внимательно иссле-
дует морду терпеливого Мундога. Есть фотография Джаспе-
ра в младенческом возрасте на руках у Карен. И фотография
Джаспера, наряженного в красную суконную куртку, шелко-
вые фиолетовые штаны в индийском стиле, на голове – вя-
заная зеленая шляпа с золотыми кисточками и пушистыми
помпонами, на ногах – туфли джинна с золотой вышивкой
и загнутыми острыми носками. Есть и совместные фотогра-
фии Дэйзи и Джаспера в очках для плавания и Дэйзи с Джас-
пером, позирующим с клюшкой для лакросса. А вот фото-
графии Ника. На одной ему лет десять, он в джинсах, голу-
бой трикотажной рубашке на молнии и в голубых кроссов-
ках. Руки в карманах, смотрит в камеру и улыбается. Есть
и более поздние фотографии. Широкая улыбка, одет в меш-
коватые спортивные трусы, с голым торсом – таким он был,
когда мы встретились на Гавайях. Это мой сын и мой това-
рищ Ник в период реабилитации, и с ним все хорошо.
Мне стало невыносимо держать эту фотографию перед
глазами. И я спрятал ее в стол.
Джаспер увлекся компьютерной программой Garage Band,
с помощью которой можно создавать и записывать музыку
и делать диджейские миксы. Используя ее, он сочинил тре-
вожную и красивую мелодию.
–  Звучит печально,  – сказал я, входя в комнату, откуда
 
 
 
доносилась музыка.
– Да, – тихо ответил он.
– Тебе грустно?
– Да.
– Почему?
– Мы сегодня в школе бегали дистанцию в одну милю. Я
ни о чем кроме Ника не мог думать.
Я сказал Джасперу, что мы можем вместе пойти в такое
место, где встречаются другие дети, их братья, сестры или
родители, у которых есть проблемы с алкоголем или нарко-
тиками.
– Что там делают?
–  Необязательно что-то делать. Ты просто можешь слу-
шать, что говорят другие дети. Иногда это помогает. Если ты
захочешь, можешь что-нибудь сказать.
– Вот как.
– Хочешь попробовать?
– Пожалуй, да.
Он крепко обнял меня и долго не размыкал рук.
Утреннее небо над городом было темным и серым, солнце
проглядывало словно через дырку в плотной завесе. Наш сад
будто освещал «солнечный» прожектор, как на киносъемках.
Образовался желтый круг, в кольце размытой разноцветной
мозаики: золото, рыжая ржавчина, умирающие белые гор-
тензии – тускнеющие краски осени. Тополя стояли почти го-
лые, на них осталось всего несколько листочков, и они возде-
 
 
 
вали голые белые ветки к небу, к мерцающему свету. Только
магнолия еще цвела – на ней сохранились три белых цветка,
как три факела.
Нам привезли дрова на зиму. И в это утро я наметил себе
цель – уложить их в поленницу вместе с детьми. За работой я
думал, конечно, о Нике. Я смотрел в будущее без оптимизма,
но и не совсем мрачно. Просто не знал, что будет дальше. Я
был глубоко уверен в том, что у Ника добрая душа и хорошая
голова, но в то же время у меня не осталось никаких иллюзий
по поводу тяжести его болезни. Нет, честно говоря, я был
настроен совсем не оптимистически.
Все зависело от того, где находится Ник. Когда он лечил-
ся в реабилитационном центре, у меня появлялась надежда,
оптимизм, а если нет, то я впадал в отчаяние и смотрел в
будущее с пессимизмом.
Как ни странно, если раньше мысль о том, что связь между
мной и Ником нарушилась, что мы отдалились друг от друга,
повергала меня в панику, теперь, по крайней мере в данный
момент, я воспринимал эту ситуацию достаточно спокойно.
Но потом я снова начинал думать о том, что Ник может уме-
реть. Укладывая поленья, я без конца думал об этом ужасе.
На минуту я прекратил работу.
Мне его будет не хватать. Я буду скучать по его смешным
сообщениям по телефону, по его юмору, его историям, на-
шим беседам, совместным прогулкам, просмотрам фильмов,
ужинам и тому необыкновенному, неуловимому чувству, ко-
 
 
 
торое связывает нас и которое и есть любовь.
Всего этого мне будет очень недоставать.
Да и сейчас недостает.
И вдруг меня осенило: у меня и сейчас всего этого нет. Я
лишался этого каждый раз, когда Ник снова подсаживался
на наркотики.
Ника не существует, осталась только оболочка. Я боялся,
до ужаса боялся потерять Ника, но все-таки потерял.
В прошлом я пытался вообразить невообразимое и пытал-
ся представить, как можно вынести невыносимое. Я пред-
ставлял себе, что теряю Ника из-за передоза или в результа-
те несчастного случая, но теперь я понял, что уже потерял
его. Во всяком случае на сегодняшний день он был для меня
потерян.
Меня всегда мучил страх, что он умрет. Если бы это слу-
чилось, в моей душе осталась бы незаживающая рана. Я бы
никогда не оправился. Но я понимал, что, если ему суждено
умереть или, как в данном случае, если он продолжит сидеть
на наркотиках, я все равно буду жить дальше, хотя и с раной
в душе. Я буду скорбеть и тосковать всю оставшуюся жизнь.
Но я ведь и так постоянно горевал по нему, с тех пор как
наркотики поработили его. Горевал по тому Нику, которого
не стало. Должно быть, это и была скорбь. Во всяком случае,
я чувствовал себя точно так, как описывает подобное состо-
яние Джоан Дидион в книге «Год магического мышления»:
«Скорбь приходит волнами, пароксизмами, с внезапным по-
 
 
 
ниманием, от которого подкашиваются колени, слепнут гла-
за и стирается привычная повседневность жизни». Какое об-
легчение узнать это!
Я скорбел о нем, но при этом воздавал должное той сто-
роне его личности, которую не затронули метамфетамин и
другие наркотики. Я знал, что не позволю наркотикам отнять
у меня эти воспоминания.
«Безумие – это настойчивое желание найти смысл», – на-
писал Фрэнк Бидарт в своем стихотворении. Да, но мой че-
ловеческий мозг нуждался в смысле, хотя бы в чем-то близ-
ком к нему. Я увидел смысл в том, что Ник на наркотиках –
это не Ник, а одна видимость. Ник на наркотиках – это при-
зрак, фантом, а мой замечательный сын в это время дрем-
лет, отодвинут на задний план, спрятан и предан забвению в
каком-то недоступном уголке сознания этого призрака. Моя
вера, какой бы она ни была, подсказывала мне, что Ник су-
ществует где-то там. И этот Ник, его суть, его настоящее «я»,
цел и невредим, ему ничего не угрожает, он в безопасности.
Сильный, здоровый, полный любви – такого Ника после всех
испытаний мы, возможно, уже никогда не увидим. Наркоти-
ки могут выиграть борьбу за его физическое тело. Но я смогу
жить дальше, зная, что настоящий Ник все-таки существует
где-то в его душе и что наркотики его там не достанут.
Что бы ни случилось, я буду любить Ника. Где-то в том
месте, где он остался прежним. Он это знал. И я знал.
Я окинул взглядом кучу еще не убранных дров. Мы сло-
 
 
 
жили лишь малую часть, дети ныли и не хотели работать.
Вид у них был понурый и мрачный. Джаспер откинул голову,
закрыл глаза и громко выдохнул. Сердито закинул полено на
осевшую кучу. В голове звенело. Я слышал, как грузовик со
скрежетом взбирается на холм.

В объединении Ал-Анон не были предусмотрены группы,

в которых могли бы участвовать дети в возрасте Джаспера
и Дэйзи. Группы «Алатин» предназначались для тинейдже-
ров. По этой причине я начал наводить справки по поводу
других организаций, куда можно было обратиться за помо-
щью. Я хотел, чтобы дети узнали, что они не одни, что они
ни в чем не виноваты и что они могут любить своего обожа-
емого брата – несмотря на то, что наркотики отняли его у
них. Я хочу, чтобы Джаспер попытался понять, что Ник дей-
ствительно имел в виду все то, о чем написал в своем письме
к нему. Но болезнь Ника была сильнее, чем его самые доб-
рые намерения, чем его желание правильно поступать по от-
ношению к себе и окружающим. Того Ника, который писал
это письмо, уже не было, во всяком случае пока. Мы должны
придумать способ, чтобы помочь маленьким детям научить-
ся горевать о своем брате.
Школьные библиотекари-энтузиасты разослали мою
просьбу своим коллегам в других школах округа. Письмо на-
шло оглушительный отклик. Мне прислали список книг о
детях, оказавшихся в такой же ситуации, как у нас, о чув-
 
 
 
стве вины и ответственности и о других проблемах, кото-
рые крайне трудно понять взрослым, не говоря уже о детях.
Школьный консультант-психолог нашла психотерапевта, ра-
ботающего с семьями и специализирующегося на пробле-
мах наркозависимости. Мы с Карен собирались встретиться
с ним и потом, возможно, привезти к нему Джаспера и Дэй-
зи.

Мы ехали с детьми из школы домой. В тот момент, когда

мы добрались до гребня холма над Олемой, покрытого осен-
ним золотом, после которого вы оказываетесь уже на терри-
тории Вест-Марин, Дэйзи вдруг оторвалась от вязания шар-
фа и сказала:
– Получается, что Ник – как бы мой брат, которого я знаю,
и тот другой парень, которого я не знаю.
Она отложила вязание в сторону и сказала, что вчера они
обсуждали наркотики в группе Girls on the Run, сообществе,
объединяющем девочек с четвертого по шестой классы, ко-
торые занимаются бегом и обсуждают личные темы и соци-
альные проблемы  – всё, от внешнего вида до правильного
питания. Мнения девочек о том, почему дети начинают пить,
курить и употреблять наркотики, разделились.
– И какие причины вы нашли?
– Они до ужаса недовольны собой, – сказала она. – Мо-
ника говорит, что это давление сверстников, друзей, одно-
классников. Джанет сказала, что у кого-то стресс, а я думаю,
 
 
 
что ты просто хочешь выйти из своей скорлупы, стать не та-
ким замкнутым. Мы обсуждали, как справляться со стрес-
сом, или грустным настроением, или чем-нибудь таким, и
решили, что лучше и разумнее придумать способы, как быть
в ладу с самим собой и делать то, что доставляет тебе ра-
дость, например бегать, а не употреблять наркотики.
Джаспер сидел тихо и о чем-то думал. Наконец он сказал:
– Я тоже обсуждал наркотики, когда мы ездили на экскур-
сию.
Его класс только вернулся после ночевки на холодном,
окутанном туманом острове Ангела. Он сказал, что они с
другом болтали до ночи, дрожа от холода:
–  Он спросил, как дела у  Ника. Я сказал, что он снова
употребляет наркотики.
Его друг, прочитавший статью в The Times, засомневался:
«Но твой брат вроде бы такой умный, такой симпатичный
чувак…»
–  Я ответил ему, что я знаю. Он такой и есть,  – сказал
Джаспер.
Он повторил историю об ангеле и дьяволе, сидящих на
плече у Ника, и добавил, что хочет поговорить об этом с ка-
ким-нибудь человеком, который помогает людям с наркоза-
висимыми в семьях и учит справляться с этой бедой.
В прошлом Джаспер и Ник посылали друг другу сообще-
ния, используя мой мобильник и мобильник Ника: короткие
приветствия и пожелания. И сейчас, размышляя о своем бра-
 
 
 
те, Джаспер попросил отправить такое сообщение. Он напи-
сал:
– Ник. Будь разумным. Люблю, Джаспер.
Он отправил свое послание, хотя телефон Ника был от-
ключен.
– Может, он его снова включит, – объяснил он.
С этой болезнью связано много всего, что причиняет го-
ре. Горе сменяется надеждой, надежда – снова огорчениями.
А потом в наше горе вторгается очередной кризис. Взяв то-
мик Шекспира из стопки книг на прикроватном столике, я
прочитал:

Оно сейчас мне сына заменило,

Лежит в его постели и со мною
Повсюду ходит, говорит, как он,
И, нежные черты его приняв,
Одежд его заполнив пустоту,
Напоминает милый сердцу облик.
Я полюбила горе – и права36.

Я злился на то, во что его зависимость превратила его и

нашу жизнь – в бесконечную борьбу и страдания, и одновре-
менно меня наполняла безграничная любовь к нему, к то-
му чуду, которым был Ник, к тому, что он привнес в нашу
жизнь. Я злился на Бога, в которого не верил, и все-таки мо-
лился ему и благодарил за Ника и за надежду, которая тепли-
36
 
 
 
 Пер. Н. Рыковой. Прим. ред.
лась во мне, даже сейчас. Может быть, мой мозг увеличил-
ся в объеме и вмещал теперь больше, чем раньше. Он стал
более терпимым к разного рода противоречиям, например к
идее, что рецидивы могут быть частью процесса реабилита-
ции. Ведь говорил же доктор Роусон, что иногда только по-
сле многократных срывов зависимый начинает вести трез-
вый образ жизни. Если наркоманы не умирают и не наносят
себе непоправимый вред, у них остается шанс выкарабкать-
ся. Всегда остается еще один шанс.
Я вспоминал удручающие статистические данные об эф-
фективности лечения в наркологических клиниках, которые
год назад мне сообщила медсестра: успешные случаи исчис-
лялись однозначными числами. Я понимал, что нелепо ожи-
дать от наркозависимых, что они будут до конца дней своих
вести трезвый образ жизни после одной, двух, трех и более
попыток «завязать». Но, может быть, более важное значение
имели те данные, которые назвал один из лекторов в нарко-
логическом центре: «Более половины тех, кто переступает
порог наркологической клиники, сохраняют трезвый образ
жизни в течение десяти лет после выхода из клиники. Хотя
это не исключает того, что они многократно предпринима-
ли попытки встать на путь трезвости и столь же часто сры-
вались».
Несмотря на эти печальные мысли, я был благодарен за
то чудо, что Ник жив и что у него есть шанс изменить свою
жизнь.
 
 
 
 Возможно, требовалась еще более чудодейственная сила,
чтобы спасти его. Когда мы выбирали ему имя, мы посовето-
вались с моим отцом. Его полное имя Николас Элиот Шефф.
Инициалы образуют слово, в переводе с иврита означающее
«чудо». Я молился о большем чуде, но пока был благодарен
и за то, что есть. Ник жив. Томас Линч, говоря о своем сыне,
описывает неожиданный вывод, к которому приходят роди-
тели, когда сталкиваются с чем-то огромным и непреодоли-
мым, таким как зависимость их ребенка: «Я благодарен даже
за эту страшную болезнь – коварную, непонятную и могуще-
ственную, которая научила меня плакать и смеяться по-на-
стоящему. Благодарен за то, что из всех смертельных болез-
ней, которыми мог заболеть мой сын, он столкнулся с болез-
нью, при которой остается маленький лучик надежды: если
он откажется от наркотиков, он выживет».

Утром Джаспер, одетый в свитер ягодного цвета, уселся за

мой письменный стол и принялся осваивать новую компью-
терную игру. На фоне музыки, раздававшейся из компьюте-
ра, – грохот тарелок, голос валторны и гулкое звучание кон-
трабаса – было слышно, как Джаспер разговаривает с ком-
пьютером: «Что? Вот тебе. Попался».
Дэйзи закрыла книгу, которую читала, и подошла к столу,
где Карен работала над коллажем. Вскоре она тоже вырезала,
раскрашивала и приклеивала детали из бумаги.
Прошлым вечером Ник снова звонил и оставил еще одно
 
 
 
сообщение. Он сказал, что он и его девушка «зашли слиш-
ком далеко» и теперь собираются вести более трезвую жизнь.
Он объяснил, что уже говорил об этом с доктором. Тот дал
ему лекарства, которые должны помочь.
Разумеется, я ему не поверил. Ничего не значащие слова –
еще один печальный признак зависимости. Они идут вразрез
со свойственной ему искренностью, когда он не употребляет
наркотики.
Я ждал. Ждал, что Ник когда-нибудь все-таки достигнет
дна. Я усвоил подобное отношение после всего, что мы пе-
режили. После всего, что я прочитал и слышал от других.
В конце концов, когда наркозависимые в своем падении до-
стигают дна, они задумываются о выздоровлении. Они впа-
дают в такое отчаяние и безысходность, что им наконец ста-
новится по-настоящему страшно. Так страшно, что они го-
товы сделать все что угодно ради спасения собственной жиз-
ни. Но разве не был «дном» тот случай с передозом в Нью-
Йорке, когда Ника срочно отвезли в отделение неотложной
помощи – в бессознательном состоянии, чуть не при смер-
ти? Разве не был «дном» его кошмарный рецидив после это-
го? У меня это просто в голове не укладывалось. Все, что
я знал, это то, что Ник снова вернулся в состояние наркоти-
ческих фантазий, цепляясь за иллюзии, которые позволяют
ему отрицать серьезность создавшейся ситуации. Это свой-
ственно всем наркозависимым. Я боялся, что Ник будет за-
ниматься самообманом до следующего драматического со-
 
 
 
бытия. Что это будет? Нам оставалось ждать, зная, что оно,
может быть, никогда и не произойдет. Многие наркоманы
погибают, так и не достигнув дна. Некоторые оказываются в
пограничном состоянии между жизнью и смертью, парали-
зованными или с церебральными нарушениями после пере-
несенного инсульта или еще чего-нибудь в этом роде. Таковы
последствия употребления большинства наркотиков, не го-
воря уже о метамфетамине, который может превратить мозг
в плохо функционирующую вязкую массу.
Родители желают для своих детей только самого лучше-
го. Однако в смертельной схватке с наркозависимостью у ро-
дителей возникает желание, чтобы с их сыном произошло
какое-нибудь несчастье. Я хотел, чтобы случилась какая-ни-
будь беда, но в пределах разумного. Что-то достаточно суро-
вое, чтобы поставить его на колени, смирить его, но в то же
время достаточно умеренное, чтобы после, приложив геро-
ические усилия и все то хорошее, что осталось в его душе,
он смог восстановиться. Мелких неприятностей было недо-
статочно, чтобы он захотел спасти свою жизнь.
Один из моих друзей, чья мать была алкоголичкой, рас-
сказал мне, что десять лет надеялся на какой-нибудь ин-
цидент «на грани фола», что-нибудь достаточно драматиче-
ское, что заставит ее согласиться на лечение от алкоголизма,
но не настолько опасное, чтобы навсегда разрушить ее здо-
ровье. Он так его и не дождался. Мать умерла два месяца
назад. Когда вместе со своими сестрами он наводил порядок
 
 
 
в родительском доме, они обнаружили множество бутылок
из-под водки, спрятанных в кухонных шкафчиках за ряда-
ми посуды и в стенных шкафах под аккуратно сложенными
свитерами. В момент смерти в ее организме было зафикси-
ровано такое количество алкоголя, которое в тридцать раз
превышало предельно допустимый уровень в крови для во-
ждения.
Я бы хотел, чтобы Ник попал в достаточно опасную пере-
делку.
Я молился об этом.
 
5
 
Мы оказались в ситуации, когда ничего нельзя было сде-
лать, и в то же время мы должны были сделать всё, что в на-
ших силах. Мы сделали всё что могли, но следовало сделать
еще больше. Мы с Вики мучительно пытались найти реше-
ние.
Когда Ник снова позвонил и попросил денег, Вики сказа-
ла мне:
– Мы должны попробовать.
Я начал обдумывать вариант с интервенцией 37, но поду-
мал, что после всего, что мы уже сделали, надеяться на это
37
 Интервенция – жесткая профессиональная беседа, мотивирующая алкоголи-
ков или наркоманов, не признающих наличие заболевания, к прохождению де-
токсикации и реабилитации. Прим. ред.
 
 
 
нелепо и безнадежно.
– Ты не можешь это контролировать.
Но я не мог отпустить Ника. Пока нет. Может быть, вско-
ре? Но пока нет.
Я не мог отпустить Ника.
Я понимал, что не отпущу Ника, пока не буду вынужден
это сделать. А это может случиться.
Вы не виноваты в этом, вы не можете контролировать это,
вы не можете вылечить это.
Я все это понимал.
Конечно, я многого не знал, но некоторые уроки все же
усвоил. Хорошо известны некоторые неправильные модели
поведения по отношению к наркозависимым со стороны их
родственников, но нет ни одного правильного подхода, кото-
рый можно просчитать заранее. Никому это неизвестно. Раз
рецидив часто является неотъемлемой частью процесса реа-
билитации, значит, Ник все еще мог справиться с болезнью.
У него все еще могло наладиться.
Я перебирал в уме бесконечные истории людей, с которы-
ми познакомился в реабилитационных группах и на собра-
ниях анонимных алкоголиков и Ал-Анон, и истории друзей
моих друзей, которые предпринимали многократные попыт-
ки встать на путь трезвости. Некоторые из них действитель-
но достигли дна, причем немыслимо жуткого дна. И им при-
шлось буквально вытаскивать себя из домов кокаинистов, с
улиц, из притонов наркодилеров, из луж собственной крови
 
 
 
и обращаться в наркологические клиники, на детоксикацию,
приходить на собрания анонимных алкоголиков или возвра-
щаться в родительский дом. Другие попадали в наркологи-
ческие клиники, потому что их жены предъявляли им уль-
тиматум, или по предписанию суда, или их вынуждали ро-
дители, или их друзья и члены семьи принимали радикаль-
ные меры – организовывали насильственное вмешательство,
чтобы заставить их лечиться. Одна женщина, узнав о нашей
бедственной ситуации, позвонила мне и сказала:
– Я только хочу сказать, чтобы вы не сдавались. Мой сын
был бы сейчас мертв, если бы я опустила руки. Я решила
помочь ему в последний раз. После семи курсов лечения в
реабилитационных центрах и больницах, после нескольких
арестов и двух попыток самоубийства. Теперь моему сыну
двадцать пять лет, он не употребляет наркотики уже три го-
да и чувствует себя лучше, чем когда-либо в жизни. Мне го-
ворили, чтобы я отказалась от него, но я этого не сделала.
Разве может мать отказаться от собственного сына? Если бы
я сдалась, его бы здесь не было. Совершенно точно. Он бы
погиб. Я позвонила, просто чтобы рассказать эту историю.
Не теряйте надежду и не отказывайтесь от него.
Если бы это не шло вразрез с законом, я бы нанял кого-ни-
будь похитить Ника и силой поместил бы его в больницу на
детоксикацию в надежде, что, протрезвев и выйдя хотя бы на
некоторое время из наркотического безумия и самообмана,
он сделает еще одну попытку выздороветь. Я слышал исто-
 
 
 
рии о родителях, которые нанимали людей, чтобы похитить
собственных взрослых детей. Я бы решился нарушить закон
и впоследствии понести наказание, если бы был уверен, что
это пойдет ему на пользу. Но я так не думал. Ник все равно
сбежал бы. Человек, который не готов к лечению, сбежит. Но
все же я боялся ждать, пока он дойдет до критической точки.
Мы с Карен решили, что поможем Нику оплатить пребы-
вание в реабилитационном центре, если нам удастся убедить
его пройти курс лечения. В очередной раз. Вики сказала, что
тоже поможет. Мы решили заплатить еще один раз. Конеч-
но, это могло оказаться пустой тратой денег. Мы пришли
к единому мнению, что это будет в последний раз, так как
для некоторых наркоманов периодическое пребывание в ре-
абилитационных центрах становится образом жизни. Если
после лечения Ник снова сорвется, ему придется выкараб-
киваться самому, рассчитывая только на крайне ограничен-
ные средства, предоставляемые государством. Может быть,
ему пойдет на пользу, если придется приползти на коленях
в наркологическую клинику, умоляя помочь с лечением в
программе, оплачиваемой государством. Сделает ли он это?
Во многих городах действуют такие программы, но они пе-
реполнены. Желающих записывают в лист ожидания. Весь-
ма вероятно, что Нику придется ждать от двух до четырех
месяцев, чтобы попасть в программу.
Мы могли просто не дождаться этого момента.
Иногда я чувствовал себя прекрасно. Может быть, это и
 
 
 
называют «отпустить»? Если со мной все было в порядке,
значит, я «отпустил» себя. Я заставил себя выбросить из го-
ловы пережитые кошмары ради наслаждения каждым днем.
Я с удовольствием проводил время с  Карен, Джаспером,
Дэйзи и нашими друзьями. Мы с Дэйзи побывали на встрече
нашей литературной группы. С Джаспером проехали на ве-
лосипедах по экологической тропе в заповеднике Корте-Ма-
дера-Марш, видели цапель и кроншнепов. Это было потря-
сающе. Порой мне бывало хорошо, порой очень плохо.
Я снова консультировался с экспертами. После того, что
мы пережили, я уже был не настолько наивен, чтобы верить,
что любой специалист знает решение нашей проблемы. Но
я и не был настолько самонадеян, чтобы думать, что я сам
знаю ее решение. Я не собирался слепо следовать чьим-либо
советам, но буду собирать информацию, критически осмыс-
ливать ее и решать, что делать. Сейчас я знал больше, чем в
начале нашей борьбы с наркозависимостью. Я понимал: ни-
кто не знает, что хорошо для Ника или другого наркозави-
симого. Никто не знает, какой способ сработает. Никто не
знает, сколько раз придется начинать все сначала. Это не за-
ставляет близкого человека действовать, но и не дает осно-
ваний бездействовать. За последние несколько лет я позна-
комился со многими экспертами и пришел к выводу, что к
некоторым из них я испытываю больше уважения и доверия.
Доктор Роусон из Калифорнийского университета в Лос-Ан-
джелесе знает о метамфетамине столько же, сколько и дру-
 
 
 
гие. Будучи исследователем, он занимается поиском истины
и опирается в этом только на факты. Он предан своей рабо-
те, и одна из главных причин его увлеченности  – желание
помочь наркозависимым.
Я написал ему электронное письмо, в котором спраши-
вал, не будет ли попытка организовать интервенцию глупой
и бесполезной. Я имел все основания ожидать, что он отве-
тит мне так, как подсказывает житейская мудрость: сначала
Ник должен дойти до последней черты. Я думал, что он по-
советует мне постараться «отпустить» Ника.
Но я ошибся. Вопреки моим ожиданиям он предупредил
меня, что насильственное вмешательство не панацея. Ска-
зал, что это рискованное мероприятие. Кроме того, он сооб-
щил, что не располагает достоверными данными, подтвер-
ждающими или опровергающими эффективность интервен-
ции. Он написал: «Но у меня сложилось впечатление, что
некоторые из них [интервенционистов] умеют достаточно
эффективно мобилизовать семью и организовать процесс
принуждения, в ходе которого удается убедить упертого нар-
комана в необходимости лечения быстрее, чем если бы род-
ственники просто сидели и ждали, пока он “достигнет дна”.
Это довольно серьезный метод оказания помощи пациентам
и их близким, поскольку понятие “достигнуть дна” неодно-
значное. Когда человек перестает употреблять наркотики и
держится в таком состоянии долгое время, все плохое, что
случилось с ним непосредственно перед этим, обозначается
 
 
 
фразой “достичь дна”. Аналогичные, не менее кошмарные
периоды, которые тем не менее не приводят к трезвому обра-
зу жизни, по определению не являются “достижением дна”.
Некоторые умирают, так и не достигнув этого самого дна. Я
не думаю, что ожидание “достижения дна” – это удачная кон-
цепция. Именно поэтому я действительно считаю, что интер-
венция может сыграть полезную роль и заставить сопротив-
ляющихся наркоманов согласиться на лечение. Однако она
не гарантирует, что период воздержания продлится от полу-
тора до десяти лет после интервенции. К тому же она может
потребовать значительных финансовых затрат».
Затем он сказал то, что и определило мое решение. За-
будьте о теории, забудьте о статистике, забудьте об исследо-
ваниях эффективности. Что бы сделал он сам, если бы Ник
был его сыном?
«Если бы у меня был ребенок, употребляющий метамфе-
тамин, и я предпринял бы все, что только можно, чтобы по-
мочь ему, а он все равно продолжал предаваться опасному,
угрожающему жизни пристрастию к метамфетамину (или ге-
роину, кокаину или алкоголю), я бы всерьез задумался об
использовании интервенциониста. В этом случае я бы думал
так же, как если бы мой ребенок был болен любой рецидиви-
рующей хронической болезнью, я бы старался уговаривать
его лечиться до тех пор, пока у меня не иссякнут силы и сред-
ства это делать. Вся моя поддержка была бы направлена на
организацию его лечения».
 
 
 
 Казалось безумием снова пытаться помогать. Как помочь
человеку, который не хочет, чтобы ему помогали? Но это
неважно. Мы все-таки попробуем еще раз. Его мать, отчим,
Карен и я – все мы попробуем сделать еще одну попытку.
Согласно мнению анонимных алкоголиков, попытка сде-
лать то же самое в надежде получить другой результат – верх
глупости. Однако, как постоянно говорят в реабилитацион-
ных центрах, чтобы стать и оставаться трезвым и чистым
от наркотиков, некоторым приходится неоднократно начи-
нать все сначала. Я вспоминал о детях людей, которые писа-
ли мне, как, например, один отец: «Моя любимая красави-
ца дочь, двадцати одного года, добрейшая душа, в прошлом
году умерла от передозировки наркотиков», – и думал, как
и когда нам лучше снова предпринять какие-то шаги, чтобы
заставить Ника согласиться на лечение. «Если бы у меня был
ребенок, пристрастившийся к метамфетамину…», – написал
мне доктор Роусон. У меня был именно такой ребенок.
Ник позвонил однажды утром и сообщил, что у него со-
зрел новый план. У наркоманов это бывает. Снова и снова
они перекраивают мир так, чтобы подогнать его под свою
ложную уверенность в том, что они всё держат под контро-
лем. Ник сказал, что у них с его подругой закончился запас
метамфетамина и теперь всё, они завязывают. Он не собира-
ется поддаваться моим манипуляциям с целью вернуть его
в наркологическую клинику. Он пообещал, что в этот раз
все будет по-другому: «Она не будет разрешать мне употреб-
 
 
 
лять, я не буду разрешать ей, мы поклялись и решили вызы-
вать полицию, если кто-то из нас сорвется, она уйдет от ме-
ня, если я сорвусь». Уж сколько раз он обещал, что теперь
все будет по-другому.
Он повесил трубку.
Я позвонил нескольким интервенционистам, которых
рекомендовал доктор Роусон, и консультанту-психологу
из  «Хазельдена». Потом мне позвонил один из моих дру-
зей, который высказал свои контраргументы по поводу это-
го подхода. Он не употреблял наркотики и алкоголь почти
двадцать пять лет. Он сказал, что считает ошибкой как ин-
тервенцию, так и повторное помещение в реабилитационный
центр. «Индустрия реабилитации подобна индустрии ремон-
та автомобилей, – сказал он. – Они хотят, чтобы вы возвра-
щались снова и снова. И люди всегда возвращаются. Инду-
стрия процветает, потому что никто не выздоравливает. Они
говорят тебе: “Нужно продолжать”, – он горько засмеялся: –
Вот чего они хотят. Мне нужно было дойти до предела, когда
вокруг меня никого не было, ничего не было, я потерял все
и всех… Вот чего это стоит. Ты должен остаться в одиноче-
стве, сломленным, всеми покинутым, доведенным до отчая-
ния».
Да, возможно, действительно, такова цена. Да, велика ве-
роятность, что не поможет ни интервенция, ни очередная по-
пытка лечения в реабилитационном центре. Но был шанс,
что это сработает.
 
 
 
 Мы не собирались постоянно возвращаться. У нас не оста-
лось ни эмоциональных, ни финансовых ресурсов, чтобы
возвращаться сюда раз за разом. Мой мозг уже один раз взо-
рвался в результате всех этих переживаний, и порой мне ка-
залось, что это может повториться снова.
Но вот я сидел, обзванивая интервенционистов. В то вре-
мя как Ник оставлял маловразумительные сообщения на на-
ших телефонах. И после всех испытаний, через которые мы
прошли, я все еще пребывал в растерянности, во мне при-
вычно боролись мысли, внушенные извне, и мои собствен-
ные желания. Оставь его в покое, пусть он сам расплачивает-
ся за последствия своих поступков! Сделай хоть что-нибудь,
чтобы спасти его жизнь!
Первый интервенционист, которому я дозвонился, за-
явил, что добивается успеха в  90  % случаев, после чего я
поблагодарил его за уделенное мне время и повесил трубку.
Может быть, он говорил правду, но я на этот счет сильно со-
мневался. Второй оказался несколько скромнее. «Никаких
гарантий дать не могу, но можно попробовать», – сказал он.
Он предложил следующий план действий: мы все – мать Ни-
ка и я, Карен, друзья Ника и его девушка, если она готова
участвовать в этом, – должны выступить единым фронтом,
постараться убедить его воспользоваться шансом и добиться
его согласия на лечение в реабилитационном центре. Место
в нем уже будет для него готово. Нужно склонить его к тому,
чтобы немедленно сесть в машину и ехать в центр.
 
 
 
 – Я не могу себе представить, что он согласится ехать, –
сказал я.
– Часто такой натиск срабатывает, – объяснил он. – Психо-
логическая подоплека интервенции состоит в том, что нар-
козависимый чувствует себя сломленным и уязвимым в при-
сутствии семьи и друзей. Он может согласиться на лечение
из-за чувства вины или стыда. Или потому, что близким
удастся пробить построенную в его голове защиту и он смо-
жет как бы со стороны взглянуть на свое истинное положе-
ние, ведь люди, которые его любят, не будут лгать. У них
очень сильная мотивация – спасти его.
После паузы он задал обычные вопросы:
– Какой у него наркотик?
– Он употребляет практически любые наркотики, которые
можно купить на улице, но всегда возвращается к метамфе-
тамину.
В трубке послышался тяжелый вздох.
– Я работаю со всеми наркотиками, но мне крайне непри-
ятно слышать о метамфетамине. Он действует слишком раз-
рушительно и слишком непредсказуем.
Я сказал, что посоветуюсь с матерью Ника и перезвоню
ему.

Хочу привести цитату из книги «Наркозависимый в се-

мье» (Addict in the Family): «Все здесь непросто. Семьи
наркозависимых идут по нерадостному пути, на котором
 
 
 
их ждет множество ошибок и неудачных попыток. Ошибки
неизбежны. Неизбежны боль и страдания. Но будут и разви-
тие, и накопление мудрости, и спокойствие, если близкие по-
дойдут к наркозависимости объективно, будут готовы учить-
ся на собственном и чужом опыте и смирятся с тем, что реа-
билитация, так же как и сама наркозависимость, это длитель-
ный и сложный процесс. Семья никогда не должна терять
надежду на выздоровление, поскольку оно вполне реально,
это происходит с людьми каждый день. С другой стороны,
они не должны жертвовать собственной жизнью, ожидая чу-
да выздоровления близкого человека».
Я задавался вопросом: когда это произойдет? И произой-
дет ли вообще?
Тем временем солнце каким-то чудом продолжало всхо-
дить каждое утро и садиться каждый вечер. Земной шар про-
должал вращаться, и нужно было готовиться к тестам по ор-
фографии, возить детей на тренировки по плаванию и ла-
кроссу, делать домашние задания по математике, готовить
обеды и ужины, а после мыть посуду. Нужно было делать
свою работу – писать статьи, выдерживая жесткие сроки сда-
чи.
Через неделю Ник оставил очередное сообщение.
– Прошло уже одиннадцать дней. Я не употребляю. Один-
надцать дней.
Правда ли это? Дотянет ли он до двенадцати дней?
Сколько раз я обещал себе никогда больше этого не де-
 
 
 
лать, никогда больше не жить в постоянном состоянии па-
ники, ожидая, появится Ник или не появится, позвонит или
не позвонит. Делать много раз одно и то же и надеяться на
другой результат – безумие. Я не собирался продолжать.
И все-таки продолжал.
Взлеты и падения. Ломка и депрессия. Безумие, а потом
снова все нормально.
Я держал телефон интервенциониста под рукой.
Однажды в субботу после тренировки по лакроссу Джас-
пер отправился к другу на день рождения с ночевкой. Карен
уехала в город, чтобы развесить свои картины к завтрашне-
му открытию выставки. В доме остались только мы с Дэйзи.
Брут лежал на диване перед камином и тяжело дышал по-
сле своей ежедневной игры – охоты за стаей перепелок, кото-
рые облюбовали наш сад. Хоть он уже изрядно одряхлел, это
не мешало ему предаваться столь утомительному занятию. В
данный момент он слишком устал, чтобы сбежать от Дэйзи,
поэтому отдался на милость своей хозяйки. Она красила его
когти нетоксичным фиолетовым и розовым лаком компании
«Клутц Пресс».
Дэйзи увлеклась игрой в предсказание будущего с помо-
щью пирамидок-оригами. И сейчас сложила фигурку о бу-
дущем Брута. Обычно для гадания людям используются раз-
ные цвета, числа и предсказания, но Брут делал выбор с по-
мощью «зевания», «подергивания» или  «пыхтения». «Иди
сюда, большой бурый мохнатый шар», – сказала моя дочь.
 
 
 
Вот что ждало Брута в будущем: «Тебя ждет прекрасный
день – сон и еда». «Ты встретишь красивую датскую догиню,
и вы подружитесь». «Ты стащишь бифштекс и нарвешься на
неприятности».
На улице туман. Он, как плотная вата, скрыл солнце, но в
камине еще горел слабый огонь.
Вечером мы с Дэйзи вместе читали. Это была книга од-
ного из ее любимых детских авторов – Евы Ибботсон. Дочь
сидела, прижавшись ко мне. Ей не давал покоя ретейнер на
зубах: она то выдвигала его вперед между губами, то втяги-
вала назад и с щелчком ставила на место.
– Перестань баловаться со своим ретейнером.
– Это прикольно.
– Ортодонт сказал, что это вредно. Перестань.
– Ладно.
Мы закрыли книгу «Звезда Казани», и я поцеловал Дэйзи
в лоб. Она отправилась спать.
Я уже лежал в постели и читал, когда зазвонил телефон.
Ник.
Он сказал, что у него все идет хорошо, но я догадался, что
он под кайфом.
И прямо сказал ему об этом.
Он начал убеждать меня, что это лекарство, которое он
принимает, чтобы соскочить с метамфетамина, кокаина и ге-
роина.
–  Я употребляю только клонопин, себоксин, страттеру,
 
 
 
ксанакс.
– Только?
Он настойчиво твердил, что их ему прописал врач. Если
это правда, тогда я не понимал, чем врач отличался от других
наркодилеров Ника. Он продолжал:
– Я знаю, что с этими лекарствами я не такой чистый, как
требуется у анонимных алкоголиков, но в любом случае это
все дерьмо. Я трезвый.
–  Позвони, когда будешь трезвым, как положено у ано-
нимных алкоголиков. Тогда и поговорим.
Утром я проверил электронную почту, прежде чем ехать
забирать Джаспера после ночевки у друга. Девушка Ника
прислала срочное сообщение.
«Он оставил меня утром на рынке, сказал, что ему нужно
к матери, что он вернется через 15 минут. Взял мою машину,
в ней был мой кошелек и ингалятор. Он так и не приехал на
рынок. Я прождала его четыре часа, пока мой приятель не
прислал за мной такси. Пожалуйста, позвоните мне по номе-
ру… Срочно».
 
6
 
Стоял ноябрь, но утро выдалось теплое. Уже было светло,
но тонкий серпик луны еще висел на небе. Рассматривая ее,
Дэйзи сказала, что она похожа на кривую улыбку. Карен взя-
ла Дэйзи с собой в город, а я поехал за Джаспером, который
 
 
 
оставался на ночь у друзей, чтобы забрать его на футбольном
поле около ветряной мельницы в районе парка «Золотые во-
рота».
Поднимаясь на холм Олема, я позвонил из машины по но-
меру З. Она задыхалась, была вне себя, злилась и беспокои-
лась. В этом состоянии она рассказала больше, чем было в ее
сообщении. Оказалось, что Ник привез ее на рынок в районе
Палисейдс в 5:45 утра. А сам поехал на ее машине к мате-
ри. Он собирался влезть в дом и украсть компьютер Вики.
Она сказала это так, будто он хотел одолжить немного саха-
ра. Ник пообещал, что вернется через пятнадцать минут, но
его не было четыре часа. Полагая, что его арестовали, она
позвонила в полицию, но там о Нике ничего не знали.
Она рыдала в трубку.
– Что могло с ним случиться, ведь от рынка до дома его
матери всего пять кварталов?
Я поделился с ней своим опытом. Каждый раз, когда
он исчезал, я рисовал в своем воображении самые разные
несчастья: происшествие с летальным исходом, похищение,
как это нелепо ни звучит. Но оказывалось, что он просто со-
рвался. Я спросил:
– Не мог он отправиться в Сан-Франциско?
– У него нет денег.
– Тогда, возможно, он поехал к дилеру в Лос-Анджелес.
– И просто бросил меня на улице?
– Ради наркотиков. Какая еще может быть причина?
 
 
 
 Я сказал ей, что спрошу у матери Ника и перезвоню.
Звонок разбудил Вики. Когда я объяснил, что произошло,
она сказала, что Ник не появлялся.
– Никаких признаков, что он был, – подтвердила она.
Через полчаса она позвонила.
– Он здесь. В гараже. Он проник в дом и уже складывал
украденные вещи в пакеты для продуктов… Он растерялся
и каким-то образом ухитрился закрыться изнутри. Он запа-
никовал и ведет себя как безумный… Он что-то орет и ру-
гается.
– У него ломка, – выдохнул я.
Чуть позже я наконец позвонил З. Ник уже с ней связался
по телефону, который был в гараже. Вне себя от гнева, она
начала паковать его вещи.
– С меня хватит, – сказала она. – Если будете с ним раз-
говаривать, скажите ему, что я выставлю его вещи у входа
в дом.
Посоветовавшись с мужем, Вики сказала Нику, что у него
есть выбор. Либо она позвонит в полицию и его арестуют,
либо он вернется в реабилитационный центр.
Пока я ехал в город за Джаспером, в моей голове кружил-
ся все тот же хоровод мыслей.
Он тайком, как вор, залез в дом собственной матери. Он
сумасшедший. Снова метамфетамин. Снова ломка. С тех
пор как произошел рецидив, я чувствовал, что должно слу-
читься нечто вроде этого, но теперь плотина рухнула, и меня
 
 
 
захлестнули эмоции.
Господи, пожалуйста, исцели Ника!
Неужели слишком поздно?..
Рецидив – неотъемлемая часть процесса выздоровления.
Пожалуйста, исцели Ника!
На футбольном поле я увидел Джаспера с друзьями. За-
метив меня, он помахал рукой, потом подбежал к машине.
Забросил сумку с одеждой и спортивным снаряжением на
заднее сиденье и залез в машину.
– Мы не спали до полуночи, устроили битву подушками.
– Ты устал?
– Нисколечко.
Через несколько минут он уже спал.
Тем временем я сделал еще несколько звонков, чтобы ре-
шить, куда определить Ника, если он согласится на лечение.
Я позвонил Джейсу, директору «Херберт-Хауса», который
знал Ника и которому была небезразлична его судьба. Джейс
помог многим наркоманам. Он знал, как работают реабили-
тационные центры. По его мнению, нам в любом случае сле-
довало вытащить Ника из Лос-Анджелеса и записать в ам-
булаторную программу продолжительностью не менее трех-
четырех месяцев, желательно больше. Он сказал: «“Хазель-
ден” – дорогое место, но достаточно эффективное».
«Хазельден» предлагал четырехмесячную программу, по-
этому я позвонил по бесплатному номеру, чтобы выяснить,
куда можно устроить Ника. Мне сказали, что в Миннесоте
 
 
 
свободных мест нет, но есть одно место в Орегоне, и меня
соединили с нужным консультантом.
Он сказал, что должен поговорить с Ником, но вполне ве-
роятно, что Ника смогут принять, если он захочет лечиться.

Мы на открытии выставки Карен в городе. В галерее

«Джек Хэнли» в районе Мишн полно народу. Дэйзи в шер-
стяной вязаной шапочке и Джаспер в шортах, несмотря на
холодный ветер, играют во дворе вместе с другими детьми,
а затем уезжают с моим братом и его семьей.
Я вышел подышать воздухом. Обошел квартал. Когда к
нам переехала Карен, мы с Ником жили в нескольких квар-
талах отсюда. Мы гуляли здесь по улицам и ходили на мек-
сиканский рынок за тортильями и манго. В выходные ездили
в Инвернесс.
Мне вспомнились школьные каникулы в октябре 1989 го-
да, когда мы остановились у углового магазина, закупили
еду и отправились с ночевкой за город. Днем мы встрети-
лись с одним из моих друзей и пошли гулять по пляжу Ли-
мантур-Бич, протянувшемуся на многие мили. Мы шли под
небом сапфирового цвета. Вдруг Ник жестом привлек наше
внимание к мордочке тюленя, высунувшейся на поверхность
в неспокойных волнах прибоя. Потом мы увидели еще одно-
го и еще. Вскоре около дюжины тюленей рассматривали нас
своими черными глазами, вытягивая длинные шеи из воды.
А потом будто кто-то схватил полоску пляжа и начал трясти
 
 
 
ее, как старый коврик. Песок пришел в движение, то подни-
маясь, то опускаясь, наподобие волн в океане, снова подни-
маясь, чтобы обрушиться вниз.
Мы пришли в себя и попытались сообразить, что произо-
шло. Землетрясение.
Мы бегом вернулись в свой домик и с помощью мобиль-
ника (стационарная телефонная связь не работала) связа-
лись со своими друзьями и родными, выяснили, что с ними
все в порядке, и сообщили, что мы тоже живы и здоровы.
В домике был электрогенератор «Хонда», мощности которо-
го хватало для работы нескольких лампочек и старого чер-
но-белого телевизора, по которому мы увидели кадры разру-
шений в Сан-Франциско, в том числе обрушившиеся жилые
здания в районе Марина и автомобили, раздавленные упав-
шей эстакадой, ведущей к мосту Бэй Бридж.
Занятия в школе отменили, и мы остались в Инвернессе
на несколько дней. Наконец школы возобновили работу, и
мы поехали домой. Учителя рассказывали детям о землетря-
сении и других вещах, которые вызывают страх у людей. Де-
ти писали о том, что видели и что пережили во время земле-
трясения. «Я был на пляже, – написал Ник. – Я заглядывал
вглубь ямы, образовавшейся в песке. Я слышал, что одно-
го человека выбросило из плавательного бассейна. Во время
землетрясения у меня кружилась голова». На перемене, ко-
гда дети были на игровой площадке, один мальчик стоял и
раскачивался во все стороны. Директор спросил его, хорошо
 
 
 
ли он себя чувствует. Тот кивнул и ответил: «Я качаюсь, как
земля, чтобы, если случится еще одно землетрясение, я его
не почувствовал».
Теперь я бродил по улицам с толпами народа (был суб-
ботний вечер), вспоминал этого маленького мальчика и чув-
ствовал то же, что и он. Я проживал каждый день, как он,
всегда начеку, опасаясь следующих потрясений. Я защищал
себя, как только мог. Я двигался в ритме колебаний земли,
чтобы быть готовым к очередному землетрясению. Вот как
сейчас, когда я собрался с духом и позвонил З., готовый к
чему угодно.
Она передала телефон Нику.
– Похоже, есть место в отделении «Хазельдена» в Орего-
не. Тебе придется утром позвонить и поговорить с консуль-
тантом.
– Я обдумал это. Мне это не нужно. Я сам справлюсь.
– Ты уже пытался, и ничего у тебя не вышло.
– А теперь я знаю – как.
Я вздохнул:
– Ник…
Я слышал в отдалении голос З., которая говорила:
– Ник, ты должен ехать лечиться.
– Я знаю, знаю. Ладно. Да, нужно ехать. Я знаю.
После первого приступа бравады Ник, казалось, сдался. К
тому же он, похоже, был озадачен.
–  Я думал, что смогу оставаться трезвым, потому что я
 
 
 
так хочу. Я думал, что любовь заставит меня оставаться трез-
вым, но не получилось. Я запсиховал.
Помолчав, он сказал:
– Наверное, именно это и значит быть наркоманом.
Двигаться в ритме земли, чтобы не почувствовать это но-
вое землетрясение – этот последний рецидив. Я иду в свете
уличных фонарей, над головой суровое осеннее небо. Мимо
проносятся машины. Я возвращаюсь в галерею.
В понедельник Ник поговорил с консультантом в «Хазель-
дене», после чего позвонил мне и сказал, что едет в Орегон.
Я заказал себе билет на самолет, зная, что он может туда
и не доехать.
Он снова позвонил и сообщил, что собрал вещи и готов
ехать.
З. привезла его в аэропорт. Я позвонил в  «Хазельден»,
чтобы удостовериться, что его там встретят, но мне ответи-
ли, что им неизвестно о его прибытии. Когда я начал возму-
щаться, меня переключили на консультанта-куратора, кото-
рая объяснила мне, что Ника не приняли в программу.
– Что значит не приняли? Он уже на пути к вам.
– Почему он едет сюда? Его же не приняли.
– Нам никто ничего не сообщил.
– Не знаю почему, но мы так решили.
– Но вы не можете!.. Он уже по пути в аэропорт. Мы долж-
ны определить его в программу, пока он готов это сделать.
– Мне очень жаль, но…
 
 
 
 – Можно он приедет к вам вечером и пройдет процедуру
детоксикации, пока мы разберемся, куда его устроить?
– Мне жаль, но…
– Что же мне делать?
– Если он прилетит сюда, его никто не встретит.
– Что мне-то делать?
– Мы можем рекомендовать другие программы.
Она перечислила.
Я повесил трубку и позвонил Джейсу. Он сказал, что по-
звонит кое-кому. Вскоре раздался его звонок, он дал мне
название больницы в долине Сан-Фернандо, где Ник может
пройти детоксикацию.
Я позвонил врачу этой больницы и договорился, что его
примут. Потом позвонил З. и объяснил, что случилось. Вме-
сто аэропорта Ник должен ехать в больницу. Я дал адрес. По
крайней мере в больнице он будет в безопасности. Если туда
доедет.
Джон Леннон пел: «Никто не сказал мне, что будут такие
дни, как эти». Никто не говорил мне, что у меня будут такие
дни, как сейчас. Как людям удается их пережить?
После полуночи З. привезла Ника в больницу. Ему да-
ли лекарство, чтобы начать процедуру детоксикации. Мед-
сестра объяснила, что он будет спать первые несколько дней.
Альтернативой лекарствам может быть только документаль-
но подтвержденный ад ломки, который многие наркозависи-
мые не выдерживают. Они лезут вон из кожи, они подавле-
 
 
 
ны, сломлены, чувствуют себя беспомощными, испытывают
острую боль, готовы на все, чтобы почувствовать себя луч-
ше, – они всеми способами стараются достать наркотики.
Я регулярно справлялся о его самочувствии у медсестер,
которые уверяли меня, что с ним все в порядке. Одна из них
сказала:
– Учитывая количество и разнообразие наркотиков, обна-
руженных в его организме, чудо, что он жив. Думаю, что его
организм вряд ли выдержал бы хотя бы еще один месяц.
Тем временем мы с  Вики изучали варианты, куда его
устроить после детоксикации. Я снова обратился за сове-
том к доктору Роусону, и он проконсультировался со сво-
ими друзьями и коллегами. Я поинтересовался программа-
ми, рекомендованными консультантом в «Хазельдене». Мы
спросили совета у доктора, который проводил детоксикацию
Ника. За эти дни мы с  Вики сделали множество звонков.
Поговорили с представителями программ реабилитации, от-
ветственными за прием, и просмотрели массу веб-сайтов.
Мы продолжали получать противоречивые советы. Некото-
рые программы стоили сорок тысяч долларов в месяц, но
все специалисты сходились во мнении, что на этот раз Нику
потребуется длительная реабилитация, которая займет мно-
го месяцев. Мы не могли себе позволить платить по сорок
тысяч долларов ежемесячно. Некоторые люди, с которыми
мы разговаривали, напоминали своей напористостью торгов-
цев подержанными автомобилями. Одно из мест, рекомен-
 
 
 
дованных в «Хазельдене», показалось нам вполне приемле-
мым и более подходящим по стоимости, чем остальные. А
потом кто-то сказал нам, что это очень жесткая программа,
предусматривающая суровые наказания за нарушение пра-
вил, вплоть до подрезания травы ножницами. Может быть,
такая трудотерапия была бы полезной для некоторых нарко-
зависимых, но Ник точно сойдет с ума.
Возможно, я ошибаюсь. Я уже столько раз ошибался.
По крайней мере в эти выходные он в безопасности.
Я поговорил с другой медсестрой, которая следила за со-
стоянием Ника. У него было очень низкое давление, хотя се-
годня показатели несколько улучшились. Но он до сих пор
мало ел.
Она спросила Ника, может ли он подойти к телефону. Он
дошел до сестринского поста и взял трубку.
– Привет, отец.
Я едва слышал его голос. Было впечатление, что он в глу-
бочайшей депрессии.
– Как дела?
– Это настоящий ад.
– Я знаю.
– Но я рад, что я здесь. Спасибо. Думаю, именно это име-
ют в виду, когда говорят о безусловной любви.
– Просто пройди через это. Сейчас у тебя самое тяжелое
время, но потом будет лучше.
Ник помолчал и спросил:
 
 
 
 – Что мне делать дальше?
– Мы поговорим об этом, когда тебе станет немного легче.
Мы с твоей мамой стараемся решить эту проблему.
На самом деле мы с Вики уже отчаялись найти для Ника
подходящее место, где у него были бы наибольшие шансы
выкарабкаться из наркозависимости. Доктор Роусон продол-
жал ради нас звонить и рассылать электронные письма своим
коллегам по всей стране. Он сказал мне: «Опыт, который я
получил, консультируя вашу семью, еще больше убедил ме-
ня в том, что процесс подбора программ в системе психиат-
рической и наркологической помощи сродни гаданию на ко-
фейной гуще».
Ник позвонил на третье утро с начала процедуры деток-
сикации и попросил перезвонить ему на платный телефон,
установленный в холле.
– Стало еще хуже, – сказал он слабым и несчастным го-
лосом.
Я представил, как он стоит в ярко освещенном больнич-
ном холле, привалившись к стене, прикованный к телефону
металлическим проводом.
– Я так устал. Вернулись все мои страхи. Я растерян. Что
происходит? Почему? Почему это все время случается со
мной?
Он заплакал.
– Что со мной не так? У меня такое чувство, будто мою
жизнь украли.
 
 
 
 Он плачет.
– Я не справлюсь.
– Ты справишься, – сказал я. – Ты сможешь.
Мы с  Вики продолжали звонить в разные места, пыта-
ясь найти подходящую программу. Мы провели телефонную
конференцию с людьми, занимающимися приемом в про-
граммы реабилитационных центров по всей стране: во Фло-
риде, Миссисипи, Аризоне, Нью-Мексико, Орегоне и Мас-
сачусетсе.
Наконец мы остановились на одном центре в Санта-Фе.
Но у меня оставались некоторые сомнения. Перелопатив, по
словам Роусона, массу «бессистемной информации, включа-
ющей слухи, рекламный бред, догадки и финансовую бес-
принципность», мы сделали оптимальный, насколько это
возможно, выбор, хотя я все-таки не был до конца уверен.
Правильное ли это решение? Кто это может знать?
Ник снова позвонил. Сказал, что лучше бы он остался
в Лос-Анджелесе и участвовал в амбулаторной программе.
Я начал ему возражать:
– Я знаю, и, думаю, ты в глубине души знаешь, что тебе
необходимо находиться в таком месте, где бы ты мог полно-
стью сосредоточиться и разобраться, что с тобой не так и что
ты можешь сделать для изменения ситуации.
– Почему тебя это все еще волнует?
– Да, меня это все еще волнует.
– Почему я не могу это сделать самостоятельно? Почему
 
 
 
я должен участвовать еще в одной программе?
– Чтобы у тебя было будущее. На прошлой неделе, когда
я узнал, что ты мог умереть в любой момент, я не мог боль-
ше терпеть. Я живу, зная, что ты можешь потерять сознание,
принять чрезмерную дозу наркотика, сойти с ума, нанести
себе непоправимый вред или умереть. И это может случить-
ся в любой момент.
– Я тоже с этим живу, – ответил он.
Мы плакали вместе. Меня это пугало. Последние месяцы
я был как на передовой и сдерживал слезы, но сейчас они
безудержно катились по щекам. Ник где-то там, в больнич-
ном холле, стоял, опершись о стену, а я рыдал здесь, в кухне,
сидя на полу.
Перед тем как повесить трубку, он сказал:
– Я не могу поверить, что это моя жизнь.
Потом он вздохнул и добавил:
– Я справлюсь, чего бы это ни стоило.

Рано утром во вторник Вики забрала его из больницы

и отвезла прямо в аэропорт. Там она уговорила охранника
пропустить ее через пропускной пункт, чтобы она могла про-
водить его до выхода на посадку на рейс в Нью-Мексико.
Она позвонила мне из зала аэропорта. Ник сел в самолет.
Самолет стал выруливать от «рукава» на поле. Мысленно я
видел, как она стоит с мобильником у уха и смотрит в окно.
Я видел Ника в самолете. Видел его таким, каким он стал, –
 
 
 
слабым, почти прозрачным, больным – мой любимый сын,
мой красивый мальчик.
– Всё, – сказал я ему.
– Всё.

К счастью, у меня есть замечательный мальчик.

К несчастью, у него ужасная болезнь.
К счастью, есть любовь и радость.
К несчастью, есть боль и горе.
К счастью, история еще не окончена.
Самолет выруливал на поле.
Я отключил телефон.
 
⁂
 
Я вижу маленькую лиловую коробочку, сверху и по бо-
кам расписанную тюльпанами. Музыкальная шкатулка Дэй-
зи. Я открываю ее, выскакивает балерина. Танцует. Я обсле-
дую шкатулку внутри. В ней есть маленькие отделения. Все
они пусты.
Как в больших коробках конфет фирмы See’s Candy, в
шкатулке есть тайные слои. Я осторожно вынимаю верхний
фетровый слой. Под ним на черном фетре, как артефакт в
музее, лежит пластиковый шприц. Я беру его в руки, рас-
сматриваю и откладываю в сторону. Вынимаю следующий
слой фетра и в одном из маленьких отделений вижу крохот-
 
 
 
ные пакетики, завернутые в бумажные платочки. Я беру один
пакетик, рассматриваю и медленно разворачиваю. Это зуб
Ника. На корне кровь. Беру следующий пакетик и развора-
чиваю. Еще зуб.
Тут я проснулся.
Пошел в кухню, где на полу распластался Брут, вытянув
задние лапы. Он уже почти не двигался. Карен подсунула ему
под живот полотенце и медленно приподняла его, помогая
встать. Его ослабевшие задние лапы дрожали, но он еще мог
ходить.
Ветеринар прописал ему новое лекарство. Мы даже не ду-
мали о том, чтобы усыпить его. Только не  Брута. Вряд ли
на это согласилась бы Дэйзи, которая каждый вечер перед
сном обнимала его. Вряд ли на это согласилась бы Карен.
Или Джаспер, который мог часами сидеть в саду и бросать
ему теннисный мячик, и пес кидался за ним, приносил Джа-
су и клал ему на колени. Никто из нас не мог с этим сми-
риться. Только если у нас не осталось бы другого выхода.
После уроков мы с Карен, Джаспером и Дэйзи приехали
в офис семейного психолога. Мы все волнуемся до дрожи.
Дети, ссутулившись, сидели на кожаном диване. Они ерзали,
старались буквально уползти в свои свитеры, как черепаха
укрывается в панцире.
Доктор, молодой человек с аккуратной бородкой и темны-
ми глазами, говорил мягким, успокаивающим голосом.
– Мы с вашими мамой и папой встречались. Они немного
 
 
 
рассказали о том, что происходит в вашей семье. Поделились
историей о вашем брате Нике и о его зависимости. Похоже,
вы пережили нелегкое время.
Джаспер и Дэйзи смотрели на него не отрываясь и внима-
тельно слушали.
– Очень страшно, когда твой брат употребляет наркоти-
ки, – продолжал психолог. – По многим причинам. Одна из
них то, что вы не знаете, что может случиться в будущем. Я
знаю, что вы о нем очень беспокоитесь. Вы понимаете, где
он сейчас?
– Он в реабилитационном центре, – сказал Джаспер.
– Вы знаете, что это такое?
Психолог объяснил. А потом рассказал о других детях, та-
ких же, как они, которые оказались в подобной ситуации, о
том, как это тяжело.
– Это нормально, что вы растерялись: ведь вы любите ва-
шего брата и при этом, возможно, боитесь.
Дети внимательно смотрели на него.
Доктор наклонился и оперся локтями о колени. Он при-
стально посмотрел в глаза Джасперу и Дэйзи.
– Я сейчас скажу вам слово, которое вы, может быть, ни-
когда не слышали. Это слово – амбивалентность, или двой-
ственность. Оно означает, что можно испытывать одновре-
менно два чувства. Это значит, что вы можете любить ко-
го-нибудь и в то же самое время его ненавидеть или, может
быть, ненавидеть то, как этот человек поступает по отноше-
 
 
 
нию к вашей семье или к самому себе. Это значит, что вы
очень хотите с ним увидеться и в то же время очень боитесь
его.
Дети чувствовали себя несколько неловко, но меньше, чем
можно было ожидать. Джаспер подал голос:
– Все беспокоятся за Ника.
Он взглянул на меня.
– Ты смотришь на папу, – сказал психолог. – Он беспоко-
ится за Ника?
Джаспер кивнул.
– Ты беспокоишься за своего папу? Особенно после того,
как он попал в больницу? Ваши родители рассказали о его
болезни.
Джаспер опустил глаза и едва заметно кивнул.
В этот зимний вечер, пока мы сидели в кабинете психоло-
га, первоначальные сомнения и нерешительность детей усту-
пили место осторожному чувству облегчения, во всяком слу-
чае так показалось нам с Карен. Чем больше мы разговари-
вали, тем увереннее становились их позы. Они уже не суту-
лились, сидя на диване. Мы обсуждали очевидные вещи, ко-
торые тем не менее раньше не были надлежащим образом
осмыслены.
Психолог сказал: хотя Нику, пока он находится в реабили-
тационном центре, ничего не грозит, вам, вероятно, страшно
думать о будущем. Кроме того, если он в безопасности, это
еще не означает, что у него все наладилось.
 
 
 
 – После краж, совершенных Ником, теперь, как только я
замечаю, что чего-то не хватает, я впадаю в панику, так как
думаю, что он снова побывал в нашем доме,  – поделилась
Карен.
– Паника – самое точное слово, – ответил психолог. – Вы
каждый раз возвращаетесь в то состояние, которое испытали
после вторжения в ваш дом.
Мы рассказали ему о стопке газет у камина, которую оста-
вил наш друг. И  Карен, и я были уверены, что эти газеты
принес в дом Ник. И мы сразу встревожились. Я не хотел
волновать ее. Она не хотела расстраивать меня. Но мы оба
подумали, что в доме побывал Ник. Только потом мы начали
обсуждать это и выяснили, что он тут ни при чем. Вломится
ли он еще раз? Все обошлось, но осадок остался.
Доктор объяснил нам, что такие триггеры, как газеты, мо-
гут заставить нас паниковать. Он поинтересовался, нет ли
чего-нибудь еще, что провоцирует у нас панику. Тут меня
осенило. Ну конечно!
– Мне кажется, это происходит, когда звонит телефон, –
сказал я.
– Телефон?
Дети непонимающе посмотрели на нас.
– Когда звонит телефон, это вызывает приступ паники. Я
каждый раз боюсь, что мне сообщат об очередных неприят-
ностях или кризисной ситуации с ним. Или что это звонит
он, и я не знаю, в каком он состоянии – нормальном или под
 
 
 
кайфом. Или что это не Ник, и тогда я расстраиваюсь. Я весь
как натянутая струна. Часто во время еды или когда мы гуля-
ем вечером, я не отвечаю, пока не включится автоответчик,
потому что я не хочу разбираться с тем, что могу услышать.
Мне кажется, все мы испытываем напряженность. Джаспер
каждый раз спрашивает, почему я не отвечаю на звонки. Я
думаю, это беспокоит его и заставляет нервничать.
Джаспер кивнул.
Доктор заговорил:
– Итак, причиной напряженной атмосферы в доме явля-
ются не только такие редкие и случайные факторы, как стоп-
ка чужих газет. Телефон наверняка звонит весь день. Вы,
должно быть, находитесь практически в постоянном состоя-
нии тревоги и напряжения. Вряд ли это вызывает приятные
ощущения.
Он повернулся к детям:
– Я точно описал ваши чувства?
Оба энергично кивнули.
Похоже, они полностью признали правоту психолога, ко-
торый сумел понять их проблемы. Обращаясь ко мне, док-
тор сказал:
– Возможно, вам стоит выключать звонок на какое-то вре-
мя. Вы всегда можете перезвонить позже. Кроме того, по-
скольку Ник находится в клинике, может быть, вам стоит
определить время для телефонных разговоров: раз в неде-
лю или чаще. Установление границ общения может помочь
 
 
 
вам обоим. Вы оба освободитесь от постоянного состояния
тревоги по поводу того, должен ли он звонить, позвонил ли
или не позвонил. Это облегчит жизнь всем вам. Ваша семья
будет точно знать время, когда должен состояться разговор
с Ником. Потом вы сможете успокоить их, сказать, что все в
порядке. Таким образом, предстоящий звонок не будет вос-
приниматься вами как постоянная угроза.
Я ответил:
– Идея хорошая. Но у меня неспокойно на сердце. Меня
пугает мысль об отключении связи.
– Вы не отключаете связь, вы делаете ее безопаснее для
всех.
Мы закончили встречу, спустились по лестнице и вышли
из этого ничем не примечательного здания. Дети, похоже,
освободились от напряжения. Щеки их раскраснелись, глаза
сияли.
– Ну как вам? – спросила Карен.
– Это было… – начала Дэйзи.
– …потрясающе, – закончил Джаспер.
– Точно, – подтвердила Дэйзи.
Я начал следить за тем, как пользуюсь телефоном. Отклю-
чал звонок по вечерам и в выходные. Я решил разговаривать
с Ником раз в неделю. Вроде бы мелочи. Но как трудно они
давались и как много значили.

Прошло три недели с тех пор, как Ник поступил в реаби-

 
 
 
литационный центр. По голосу чувствовалось, что он нездо-
ров. Как он объяснил, первые недели лечения были посвя-
щены его стабилизации. Недельного курса детоксикации в
предыдущей клинике оказалось недостаточно, чтобы очи-
стить его организм от всех наркотиков. Даже сейчас, после
трех недель лечения, он продолжал испытывать острые ду-
шевные и физические мучения. Его беспокоили периодиче-
ские судороги. Один раз его срочно отвезли в местную боль-
ницу. Он постоянно ощущал боль, от которой его тело скру-
чивало, он чувствовал себя несчастным, всеми покинутым,
не мог спать. Боль не утихала, и это было лишним доказа-
тельством того, насколько сильно наркотики отравили его
организм.
Ник позвонил в воскресенье. Он говорил холодно и раз-
драженно, обвинял меня в том, что находится в этом месте.
Попросил купить билет на самолет, чтобы вернуться домой.
– Это была ошибка. Это просто катастрофа. Никакого тол-
ку.
– Тебе нужно набраться терпения.
– Так ты вышлешь мне билет или нет?
– Нет.
Он бросил трубку.
Назавтра он снова позвонил и сказал, что чувствует себя
немного лучше. Он крепко спал ночью – первый раз с тех
пор, как уехал из  Лос-Анджелеса. Попросил прощения за
свое вчерашнее поведение.
 
 
 
 – Я все еще не могу поверить, что я сорвался. Я не могу
поверить, что я мог сделать то, что сделал.
Сказал, что не может подобрать слов, чтобы выразить, ка-
ким виноватым он себя чувствует.
– Я боюсь что-либо говорить, потому что не знаю, что мо-
жет случиться дальше. Я не хочу обнадеживать тебя, Карен
и малышей, а потом снова вас разочаровать.
Он немного рассказал о нынешней программе лечения, в
которой используются не такие методы, как в других реаби-
литационных центрах.
– В моей первой группе консультант спросил меня, поче-
му я здесь: «В чем ваша проблема?» Я ответил: «Я наркоза-
висимый и алкоголик». Он покачал головой. «Нет, – сказал
он, – так вы воспринимаете вашу проблему. Но в чем имен-
но состоит ваша проблема? Зачем вы здесь?»
«Отлично», – подумал я, слушая Ника, но я уже не питал
особых надежд. Я не знал, насколько далеко он зашел, на-
сколько большой вред причинили ему наркотики. В любом
случае я не мог позволить себе надеяться на лучшее.

Прошла еще неделя. И еще. Наступило Рождество. Потом

Новый год.
И еще неделя прошла. Еще месяц. Ник находился в без-
опасности, в реабилитационном центре, но я не мог изба-
виться от сомнений, от своего скептического настроя.
Четверг. Я должен был забрать Джаспера с внешкольных
 
 
 
занятий в оркестре World Beat Band, они там исполняли му-
зыку разных народов в рок-обработке. Я сидел на верхнем
ряду в театре и слушал их. Джаспер играл на барабанах кон-
га. Звучала песня «Привет, как дела?» (Oye Como Va). Гита-
ра в руках мальчика из восьмого класса голосила, как у Кар-
лоса Сантаны.
Я отвез Джаспера домой и попрощался с ним, Дэйзи и Ка-
рен. Они втроем отправились на день рождения кузена, ему
исполнилось одиннадцать лет. Я же бросил в багажник че-
модан и поехал в аэропорт Окленда. Зарегистрировался на
рейс и быстро поужинал.
Самолет, направляющийся на  Юго-Запад, был забит.
Приземлившись в Альбукерке, я прошел в зал аэропорта. Я
живо представил себе, как около восьми недель назад сюда
прилетел Ник. Вот я вижу терминал его глазами: образцы
искусства американского Юго-Запада, индийские коврики,
указатель «Добро пожаловать в Страну О’Кифф» 38. Мыслен-
но я вижу, как он смотрит на вывески магазина подарков,
сувениров и предметов декоративно-прикладного искусства
«Тандербёрд» и ресторана мексиканской кухни «Асьенда».
Я думаю, он рассматривал бы этот тематический терминал
в этническом стиле с некоторой брезгливостью, если бы его
состояние позволяло испытывать брезгливость к чему бы то
38
 Джорджия О’Кифф – выдающаяся художница XX века, «мать американско-
го модернизма». Прославилась изображениями огромных цветов и пустынных
пейзажей. В городе Альбукерке ей посвящен музей, где выставлена крупнейшая
в мире коллекция ее картин. Прим. ред.
 
 
 
ни было.
Выйдя из здания аэропорта, я представил себе, как Ни-
ка встречал водитель из «Центра спасения жизни» с таблич-
кой «Ник Шефф». Но вряд ли кто-то мог не узнать Ника,
молодого человека с рейса из Лос-Анджелеса. Его внешний
вид говорил тогда сам за себя: бледное лицо, тусклый взгляд
и вялость во всем теле свидетельствовали о многомесячном
загуле и неделе мучительной детоксикации от дюжины раз-
ных наркотиков.
Я арендовал машину. Предполагалось, что это будет ав-
томобиль для некурящих, но внутри стоял запах сигарет. Я
включил радио, и первое, что услышал, была вступительная
мелодическая фраза песни «Дай мне убежище».
До своего мотеля я ехал час. Заселился и постарался за-
снуть. Если б мне предстояло стать подопытным для студен-
тов-стоматологов, оттачивающих на мне навык лечения кор-
невых каналов, уверен, я бы чувствовал себя более спокойно.
Мне показалось, что плавание поможет мне успокоиться.
Я вышел из мотеля и поехал искать торговый центр, чтобы
купить плавки. Потом вернулся в мотель и обнаружил, что
бассейн закрыт, вокруг была натянута желтая лента, как на
месте преступления.
В комнате я нашел номер журнала New  Yorker, прочи-
тал раздел беллетристики, статьи Герцберга и Энтони Лей-
на. Интересно, есть ли номера этой газеты в реабилитацион-
ном центре Ника? Наконец мне удалось заснуть. Проспал я
 
 
 
недолго, встал в восемь часов и собрался.
Я не виделся с Ником с июня, когда он попал в отделе-
ние интенсивной терапии. Посещение его я едва помнил, в
памяти остался только последовавший затем вал событий.
Невнятная речь, телефонные звонки, нагромождение лжи,
страх, приезд Вики к нему на квартиру, электронное письмо
якобы из  «Джошуа-Три», а на самом деле, как я выяснил,
из Окленда.
Зачем я здесь? Короткий уик-энд не сможет отменить го-
ды, проведенные как в аду, и не сможет полностью изменить
жизнь Ника. Никакие мои усилия не помогли изменить ее к
лучшему. Зачем я здесь?
Психологи, работающие в программе лечения, посовето-
вали Нику пригласить родителей приехать к нему. Раз уж мы
пытаемся в последний раз пройти курс реабилитации, дать
ему последний шанс, так и быть, я сделаю, что мне советуют.
Я понимаю, что ничего не поможет – скорее всего, ничего не
поможет, – но я сделаю все, что от меня зависит. Откровен-
но говоря – не говорите никому, не говорите ему, – кроме
всего прочего, я здесь для того, чтобы просто увидеть его. Я
боялся встречаться с ним, но какая-то осторожная и хорошо
защищенная от всех частичка моей души безумно скучает
по нему, по моему сыну.
Утреннюю голубизну неба нарушал только след от само-
лета.
Я ехал через город, следуя инструкциям, которые пришли
 
 
 
мне на почту из медицинского центра. Свернул на грязную
дорогу, по сторонам которой росли кусты полыни и хилые
сосны. Все это напоминало сцену из старого вестерна. Впе-
чатление, что когда-то здесь было ранчо. Появились спаль-
ные бараки, столовая, обветшавший главный дом и служеб-
ные постройки, обшитые расколотыми бревнами. На гребне
холма выстроился ряд бревенчатых домиков с видом на пу-
стыню. Место простое и скромное, в отличие от викториан-
ского особняка «графа Олхоффа», или строгой современной
больницы в стране виноделия, или величественного кирпич-
ного здания в районе парка Стёйвесант в Манхэттене, или
комплекса «Мелроуз Плейс» Джейса в Лос-Анджелесе.
Я заполнил бланки в маленьком офисе и вышел, ожидая
Ника на улице. Холодно, но на мне теплая куртка.
Вот и Ник.
Делаю глубокий вдох.
Ник стоит на низком крыльце ветхого домика под провис-
шим навесом.
Ник в армейской куртке с фиолетовым шарфом с рисун-
ком пейсли.
Ник в выцветшей футболке, вельветовых штанах с ма-
ленькими кожаными заплатками и в черных кожаных крос-
совках.
Его каштановые волосы с золотистым оттенком длинные,
вьющиеся. Он отбрасывает их со лба.
Ник спускается ко мне по шатким ступенькам. Лицо ху-
 
 
 
дое, угловатое. Он смотрит на меня, в глазах мелькает – не
пойму что.
– Привет, отец.
Если я признаю, что рад видеть его, меня могут обвинить
в том, что я забыл гнев и страх, которые пришлось испытать.
Но все равно я рад его видеть. Я до смерти боюсь.
Он подходит. Протягивает руки. Я чувствую запах сигарет
и обнимаю его.
В ожидании Вики мы болтали о том о сем. Потом Ник
робко посмотрел на меня и сказал:
– Спасибо, что приехал. Я не знал, согласишься ли ты.
Мы пошли к месту для курения под деревянной крышей,
где стояло несколько ветхих стульев и была устроена чаша
для костра.
Мне было страшно, я не хотел желать видеть его, не хотел
радоваться тому, что вижу его.
Мы встретились с некоторыми из его друзей: девушкой
с проколотыми ушами и выбеленными волосами длиной в
дюйм, парнем, обритым наголо, и парнем с черными кудря-
выми волосами. Подошел мужчина, который выглядел так,
будто всю жизнь провел под солнцем – такой грубой, заго-
релой и морщинистой была его кожа. Он пожал мне руку и
сказал, что у меня замечательный сын.
Ник курил. Мы сели около кострища, и он сказал, что все
меняется.
– Знаю, ты уже это слышал, но в этот раз все по-другому.
 
 
 
 – Проблема в том, что и это я уже слышал.
– Знаю.
Мы зашли внутрь, чтобы встретиться с главным психоте-
рапевтом и подождать Вики. Вот и она – в бежевом жакете,
длинные волосы распущены. Я взглянул на нее. Хотя прошло
уже столько лет, мне все еще было трудно смотреть ей в гла-
за. Я чувствовал себя виноватым. Когда мы встретились, я
был сущим ребенком: двадцать два, на год меньше, чем Ни-
ку сейчас. Я пытался простить себя независимо от того, про-
стит она меня или нет, потому что я был ребенком. Но есть
вещи, с которыми вы просто живете, потому что не можете
отмотать жизнь назад. Я очень волновался не только перед
встречей с Ником, но и перед встречей с Вики. За последние
несколько лет мы сблизились, это правда. Мы говорили по
телефону, утешали и поддерживали друг друга, обсуждали
возможность интервенции и беспокоились из-за отсутствия
хорошей страховки (сейчас она пыталась снова вписать его в
свой страховой полис). И тем не менее за двадцать лет, про-
шедших со дня развода, мы пробыли вместе всего несколько
минут. Подумать только, на прошлой неделе у нас был юби-
лей свадьбы. Или мог бы быть. В последний раз мы были
вместе больше пяти минут на выпускной церемонии, когда
Ник окончил старшую школу. Тогда мы с Вики сидели ря-
дом, а с другой стороны рядом со мной сидел Джаспер. По-
сле Джас прошептал мне: «Я думаю, Вики хорошая».
Психотерапевт сказала, что, с ее точки зрения, дела у Ни-
 
 
 
ка идут на лад, что он должен обдумать все, что с ним слу-
чилось. Она попросила нас проанализировать, насколько ре-
зультаты его пребывания здесь отличаются о того, что мы
наблюдали в других реабилитационных центрах, где он ле-
чился. Кроме того, она попросила всех нас подумать о том,
каких результатов мы ожидаем от этого уик-энда. Она поже-
лала нам удачи.
Мы с Ником и Вики вместе пообедали. В столовой можно
было выбрать блюда из имеющегося ассортимента. Тамале 39,
салат, фрукты. Ник ел хлопья.
Потом Ник повел нас в другое здание. Две стены внутри
были обшиты деревянными панелями, а две другие покра-
шены в белый цвет, и на них висели художественные рабо-
ты пациентов. Пол был выложен плитками серовато-белого
цвета, некоторые из них покоробились. Пахло кофе, который
простоял все утро на конфорке.
Нас ждали стулья, расставленные по кругу.
Я оглянулся на Вики. Больше двадцати лет она прорабо-
тала журналистом, но когда мы встретились, она трудилась
в стоматологическом кабинете в Сан-Франциско. Офис рас-
полагался под калифорнийской штаб-квартирой недавно ос-
нованного журнала New West, где я был помощником редак-
тора – мое первое место работы после колледжа. Стоматоло-

39
 Тамале – праздничное мексиканское блюдо: тесто из кукурузной муки с на-
чинкой, завернутое в кукурузные или банановые листья и приготовленное на па-
ру. Прим. ред.
 
 
 
гический кабинет был обустроен в духе «нью-эйдж», люди
здесь должны были испытывать удовольствие, а не боль. По-
мещение было просторным, сводчатый потолок поддержива-
ли открытые грубо обтесанные деревянные балки. Итальян-
ские светильники свисали с пересекающихся проводов. И
еще были целые джунгли подвешенных горшков с папорот-
никами. Через наушники пациенты могли наслаждаться му-
зыкой Вивальди, произведениями студии «Виндхем Хилл»,
а через маски – закисью азота. Вики была одета в белый халат
поверх платья с набивным рисунком от Лоры Эшли. У нее
были синие глаза и волосы, как у девушек в рекламе продук-
ции компании «Брек». Она недавно приехала из Мемфиса,
где у ее дяди была стоматологическая практика. Он и обучил
ее работе помощника дантиста. Только с четвертого раза ей
удалось сделать для меня хороший рентгеновский снимок,
но, вдыхая веселящий газ и следя за тем, как она порхает пе-
ред моими глазами, я не выказывал никакого недовольства.
На следующий год мы поженились. Мне было двадцать три,
столько же, сколько Нику сейчас. Чек, выписанный пастору
прелестной белой церкви, был возвращен ввиду отсутствия
средств на нашем счете. На церемонии в Хаф-Мун-Бей при-
сутствовали только двое наших друзей. С тех пор мы их не
видели. Тогда мне было двадцать три, а три недели назад ис-
полнилось пятьдесят. Мои волосы уже не с проседью, а со-
всем седые. Постепенно они становятся похожими на белые,
как хлопок, волосы моего отца.
 
 
 
 Все стулья были заняты. Я обвел взглядом собравшихся.
Пациенты, их родители, чей-то брат. Мы снова начинаем все
сначала.
Собрание вели два психотерапевта. Одна темноволосая,
другая блондинка, у обеих шарфы, у обеих добрые и прони-
цательные глаза. Они говорили по очереди. Излагали основ-
ные правила и ожидаемые результаты.
Я подумал, что это полная чушь. Я уже это проходил, и
никакой пользы это не принесло.
Сначала каждому из нас раздали анкету, которую нужно
было заполнить. Я принялся за работу. Примерно через пол-
часа мы по очереди зачитали наши ответы. Одна из матерей
так ответила на вопрос «Какие проблемы у вашей семьи?»:
«Я не думала, что у нас есть какие-то проблемы, но, похоже,
если бы их не было, мы бы здесь не сидели». Она заплакала.
Ее дочь положила свою руку ей на колено. «У нас на самом
деле хорошая семья».
Я снова очутился в обществе людей, таких же, как я, лю-
дей, пострадавших от наркозависимости и непонимания соб-
ственных проблем, людей, сбитых с толку, расстроенных, ис-
пытывающих чувство вины, злость, страх, потрясенных мас-
штабами свалившейся на них беды.
Потом нам предложили заняться арт-терапией.
Арт-терапия!
Я слишком много пережил, чтобы сидеть здесь на полу и
рисовать пальцем вместе с Ником и бывшей женой. Внутри
 
 
 
у меня все кипело. Зачем я приехал? Зачем я здесь?
Нам дали лист бумаги, разделенный на три сектора – по
числу членов нашей семьи. Мы уселись на пол вокруг этого
листа в виде треугольника. Треугольника.
Следуя инструкциям, я начал рисовать. Я выбрал мелок
и просто водил им по бумаге, описывая круги. Обогреватель
грел очень сильно. В комнате было душно.
Вики рисовала милую сценку акварельными красками,
что-то вроде пляжа. Я все еще кипел от злости. Она рисовала
закат. Яркие и бледно-голубые краски закручивались, обра-
зуя цветные завитки. Она создавала красивую картину, как
будто мы на дне семейного творчества в дошкольной группе
Ника, когда над зеленой травой поля было чистое голубое
небо. Потом я перевел взгляд на треть листа, которая доста-
лась Нику. Он выбрал тушь и нарисовал сердце. Не такое
сердце, как на «валентинке», и не сердце, пронзенное стре-
лой Купидона, а сердце с мышцами и тканями и желудоч-
ками, соединенное с аортой, сердце, бьющееся внутри тела
человека. Его тела. К аорте было пририсовано лицо, а во-
круг другие лица под разными углами, выражающие ярость,
отчаяние, ужас, боль. Я продолжал рисовать своим мелком.
Я провел толстую линию, идущую снизу вверх, вроде теку-
щей вверх реки, которая разделялась на два рукава, направ-
ленных в два верхних угла моей части листа. Я нажимал так
сильно, что мелок крошился.
Какой в этом смысл? Пустая трата времени. Вики набра-
 
 
 
ла кисточкой черную краску, и голубое небо на ее картине
исчезло под размашистыми водянистыми мазками черной
краски. Ник начал что-то писать: получилась фраза из трех
слов «мне очень жаль». Он писал их снова и снова, беско-
нечное число раз. Он просто не мог остановиться. Это все
ерунда, дешевая попытка… Нет, это не ерунда. С мучитель-
ным отчаянием – я чувствовал его всеми фибрами своей ду-
ши – он пытался что-то сказать, в чем-то признаться, о чем
он не мог рассказать словами.
Легко забыть, что как бы трудно ни было нам, ему прихо-
дилось еще тяжелее.
Мой рисунок: теперь здесь были капли, слезы, текущие из
двух ответвлений притока реки и шесть кружков над ним.
Потом до меня дошло, что я нарисовал вскрытие моего мозга
и то, что находилось внутри: слезы, боль, кровь, гнев, ужас.
Сломанный чемодан с кружочками, из которого высыпается
содержимое – мое «я», бывшее «я».
Вики нарисовала маленькое красное пятнышко в центре,
из которого стекала капля: и здесь тоже кровь.
Ник продолжал писать «мне жаль», и мне хотелось пла-
кать. Нет, говорил я себе, не впускай его в свое сердце снова.
Не впускай. Не впускай.
Все семьи начали по очереди рассказывать о том, что
изображено на их рисунках, и описывать свои эмоции во вре-
мя работы бок о бок. Оказалось, что красное пятно на ри-
сунке Вики  – не кровь, а воздушный шар, за который она
 
 
 
хочет ухватиться, чтобы улететь от черного шторма. Ник по-
смотрел на нее и сказал, как удивительно видеть ее здесь. Я
поднял глаза на Вики. Ник со своими родителями. Мне было
грустно, невероятно грустно, что ей пришлось пройти через
такие испытания, и грустно, что Ник через столько прошел,
и я, мы все. И мне было так стыдно за эту грусть. Ох, Ник,
мне тоже так жаль, так жаль, что все так случилось!
Ник сказал, что смысл того, чем он занимается в этом цен-
тре, состоит не в том, чтобы искать оправдания его распу-
щенности или его безумным поступкам либо обвинять ко-
го-то в своих бедах. Смысл в исцелении от зависимости. Его
психотерапевты сказали ему, что он должен разобраться в
том, что заставило его вредить самому себе, подвергать себя
опасности, отвернуться от друзей, которые его любят, бун-
товать против родителей и других близких людей, срывать-
ся на себе – в первую очередь на себе, стараться разрушить
себя как личность. Он наркозависимый, но почему это про-
изошло, что стоит за этим, помимо неудачной совокупности
генетических факторов, обусловивших эту непреодолимую
тягу к наркотикам? Психологи центра хотели, чтобы он на-
шел эти глубинные причины, так как это поможет ему начать
процесс выздоровления, позволит двигаться дальше.
Другие семейные группы тоже рассказали о своих рисун-
ках, о том, какие чувства и воспоминания они пробудили,
что им дала совместная работа. Затем мы комментировали
работы друг друга. Одна девушка, подруга Ника, отметила,
 
 
 
насколько отличаются друг от друга изображения на нашей
семейной картинке и насколько выразительно каждое из них.
Она добавила, что сердце на рисунке Ника позволяет загля-
нуть внутрь желудочков, а моя меловая линия напоминает
разорвавшуюся артерию.
Почему-то я заплакал. Рука Ника легла на мое плечо.
Когда мы вышли, над горами висела царственная луна. Я
посмотрел на нее и понял, что не питаю надежд в отношении
этой новой программы. Не потому, что не верил в ее эффек-
тивность, и не потому, что она не может быть эффективна,
а потому, что я до смерти боялся снова надеяться.
Я пошел в книжный магазин и купил роман Зэди Смит
«Белые зубы». Сегодня я хотел убежать от действительности
и укрыться в перипетиях чужой жизни. Первое, что я уви-
дел, когда, вернувшись в мотель, открыл книгу, был эпиграф
из книги Э. М. Форстера «Куда боятся ступить ангелы». Я
читал и перечитывал его. «Каждый пустяк почему-то кажет-
ся сегодня чрезвычайно важным, и, если о чем-то говорят,
что “отсюда ничего не следует”, это звучит как богохульство.
Никогда не знаешь (как это выразить?), какое наше действие
или какое бездействие не повлекут за собой никаких послед-
ствий»40. Меня пробрала дрожь. Я думал о том, насколько
неповинны мы в своих ошибках и насколько большую ответ-
ственность мы несем за них.
Смысл в исцелении, а не в поисках виновных. Но возмож-
40
 
 
 
 Пер. Н. Рахмановой. Прим. ред.
но ли отказаться от обвинений? В какой-то момент Вики ска-
зала, что раньше злилась на меня так сильно, что ей казалось,
будто она носит рюкзак, набитый кирпичами.
«Какое облегчение не таскать их повсюду с собой!» – до-
бавила она. После некоторых ее комментариев на следую-
щем групповом занятии я сказал: «Может быть, там все-та-
ки осталось несколько кирпичей». Она согласилась: «Да, по-
жалуй». Но сейчас нас объединял главный из стереотипов
человеческого поведения – отчаянное желание спасти свое-
го ребенка. Психотерапевт говорила, что смысл наших вос-
кресных встреч не в том, чтобы заниматься поисками вино-
ватых, а в том, чтобы преодолеть застарелое чувство обиды.
Один из отцов сказал на собрании: «Чувство обиды можно
уподобить вашим эмоциям, когда вы приняли яд и ждете,
когда умрет человек, на которого вы затаили обиду».

Утром я снова поехал в медицинский центр. Вот он, Ник,

в футболке с логотипом Художественной академии Нью-
Йорка, в расклешенных джинсах с обтрепанными манжета-
ми и разноцветной куртке. Вязаная шапочка надвинута низ-
ко на глаза. Мы пьем кофе.
Семьи пациентов собрались на сеанс групповой терапии.
На таких сеансах в присутствии аудитории чувствуешь се-
бя в ужасно уязвимом положении. Но должен признать, что,
когда высказываешь все, что накопилось в душе, наступает
облегчение. Когда говорил Ник, я испытывал целую гамму
 
 
 
чувств: тревогу, страх, раздражение, гнев, сожаление, угры-
зения совести  – и еще прилив гордости, а перед глазами
мелькали обрывки воспоминаний обо всем, что когда-то бы-
ло, и о любви. Я хотел быть откровенным, слушать, что го-
ворит Ник, и верить ему, но я не был готов разрушить хруп-
кую плотину, которую возвел, чтобы защитить себя. Я боял-
ся, что тогда я захлебнусь и утону.
Я был наивен. Все родители простофили. Глупо даже ду-
мать о том, что выздоровление возможно. И тем не менее…
Внезапно я вспомнил, как молился за  Ника. Я никогда не
собирался молиться. Я просто заглянул в прошлое и понял,
что молюсь. О чем я молился? Я никогда не говорил «пе-
рестань принимать наркотики». Я никогда не говорил «дер-
жись подальше от метамфетамина». Я просил: «Господи, ис-
цели, пожалуйста, Ника. Господи, пожалуйста, исцели каж-
дого измученного человека в этой комнате, всех измученных
людей на планете, этих дорогих мне израненных людей». Я
обвожу их взглядом. Неважно, по какой причине они сюда
попали, важно, что они здесь. А раз они здесь, значит, у них
есть шанс.

На последнем сеансе групповой терапии нам предложи-

ли подумать о будущем. Будущее. Оно преисполнено опас-
ностей. Нам нужно составить дорожную карту для будуще-
го. В буквальном смысле слова. Наши руководители раздали
каждой семье по большому листу бумаги. В нижнем левом
 
 
 
углу нарисована фигура, представляющая кусок суши – ме-
сто, где мы находимся сейчас. В верхнем правом углу отме-
чен пункт назначения. Между ними нарисованы маленькие
кружки – дорога, выложенная из отдельных опорных камней.
Мы внимательно выслушиваем инструкции. Покажите,
где вы находитесь сегодня. И куда вы хотите попасть. Укажи-
те шаги, конкретные шаги, которые вы можете предпринять,
чтобы добраться в пункт назначения. Думайте о ближайших
месяцах, а не обо всей оставшейся жизни. Куда вы хотите
отправиться и какие шаги собираетесь предпринять, чтобы
попасть туда. «Да, и учтите, – добавляет психотерапевт, – что
остальная часть листа бумаги – это болото. Чтобы добрать-
ся из места, где вы находитесь сейчас, до места назначения,
вам нужно пройти через болото, используя дорогу из опор-
ных камней и избегая опасностей, которые таит в себе боло-
то. Укажите все ловушки, подстерегающие вас на пути».
Ник не испытывает никаких затруднений в обнаружении
опасностей и указывает их толстым красным фломастером.
Их очень много: все прошлые ошибки, привычки, искуше-
ние наркотиками. Он рисует шприц. На листе столько крас-
ной краски, что почти невозможно найти свободное место,
чтобы что-то написать в маленьких кружках, обозначаю-
щих опорные камни. По сравнению со всем остальным опор-
ные камни кажутся очень маленькими, очень ненадежными.
Но Ник пишет на них план действий нашей семьи и его соб-
ственный план. Описывает, как мы будем действовать – мед-
 
 
 
ленно, постепенно. Продвигаясь вперед маленькими шажка-
ми. Как мы будем поддерживать друг друга, но не мешать
друг другу. Опорные камни предполагают участие в сообще-
стве анонимных алкоголиков и другую сознательную работу,
которая, как он надеется, поможет наладить взаимоотноше-
ния с окружающими. Он упоминает Карен и смотрит на ме-
ня. «Я искренне люблю Карен, – говорит он. – Мы друзья, и
мне ее не хватает». Что касается Джаспера и Дэйзи, он гово-
рит: «Я знаю, должно пройти время». Много чего еще нужно
написать.
Когда карта была полностью закончена, стало понятно,
что мы с Карен поставили перед собой довольно серьезные
задачи: отступить на задний план, оказывать Нику поддерж-
ку, но дать ему возможность самому пройти весь путь к вы-
здоровлению. А мы тем временем будем работать над тем,
чтобы распутать все узлы в наших взаимоотношениях и сде-
лать их здоровыми, наполненными любовью и поддержкой,
но исключающими зависимость друг от друга. Однако боль-
шая часть самой тяжелой работы ложилась на плечи Ника,
так как перед ним постоянно маячили всяческие опасности и
соблазны, побуждая его сорваться. Обозначенные беспощад-
ными красными мазками, эти опасности были чреваты па-
губными последствиями, они вездесущи и коварны. Настоя-
щая трясина, и если Ник выберется из нее, это будет просто
чудо. Думая об этом, я взглянул на мать Ника. Потом пере-
вел взгляд на него. Здорово, что мы здесь вместе. Это тоже
 
 
 
чудо. Не будет ли слишком дерзко с моей стороны надеять-
ся, что чудеса на этом не закончатся?

Я летел домой. Я чувствовал себя так, будто кто-то распи-

лил мою грудную клетку и сделал ряд разрезов от ключицы
к обеим лопаткам. Потом разрезал посередине грудь и жи-
вот до паха и сделал еще несколько горизонтальных разрезов
от кончика одной тазовой кости к другой. Затем этот кто-
то руками в пластиковых перчатках взялся за куски плоти и
отогнул их в разные стороны, разрывая сухожилия, мышцы
и кожу, выставляя напоказ мои внутренности.
Это ощущение не оставляло меня. Я снова был дома. Ка-
рен и Дэйзи отправились на прием к ортодонту. В доме оста-
лись только мы с Джаспером. Он играл на гитаре, сочинял
песню, которую собирался записать с помощью программы
Garage Band. Он добавил барабаны, другие виды ударных и
синтезатор. Потом записал свой голос, придумав смешной
текст. В конце он несколько раз повторил слово «пончики»,
как если бы это был финал в оперном либретто. Закончив
сочинять эту шумную композицию, он записал ее на ком-
пакт-диск.
Подошло время везти его на тренировку по лакроссу. По
пути мы прослушали его музыкальные сочинения, а потом
рок-группу White Stripes. На парковке у поля он выпрыгнул
из машины, натянул спортивную форму и побежал к дру-
зьям.
 
 
 
 Я стоял у спортивного поля. Было холодно, ребята в своей
гладиаторской экипировке выдыхали облачка пара, как дра-
коны. Они носились по полю за маленьким белым шариком,
ловили его в сетки, закрепленные на концах клюшек, и бро-
сали друг другу.
В кармане у меня лежал выключенный мобильник. Рань-
ше об этом нельзя было и помыслить. Доктор считал, что
телефон привязывает меня к  Нику и каждый резкий зво-
нок дает встряску моему сердцу наподобие дефибриллятора.
Очевидно, он давал встряску сердцу каждого из нас. Каж-
дый звонок подпитывал мою навязчивую озабоченность тем,
чтобы получить либо заверения в том, что у него все хоро-
шо, либо подтверждение того, что у него все плохо. Моя со-
зависимость не принесла ничего хорошего ни Нику, ни ко-
му-либо из нас. Зависимость Ника захватила меня настоль-
ко, что практически не оставила места для остальной жиз-
ни. Но разве может оставить равнодушным борьба собствен-
ного ребенка не на жизнь, а на смерть? Теперь я сам прохо-
дил курс реабилитации, чтобы избавиться от созависимости.
Большая работа велась с помощью психотерапии, но я пред-
принимал и практические шаги. Например, выключал свой
мобильник.
После тренировки мы с Джаспером пошли в спортмага-
зин. Ему стали малы шиповки, нужно было купить новые.
Он помог мне заплатить за них, использовав свою подароч-
ную карту, оставшуюся с Рождества. Когда он доставал кар-
 
 
 
ту из бумажника на кассе, из него выпал листок бумаги.
– Что это? – спросил я Джаспера, когда он нагнулся его
поднять.
– Письмо, которое мне написал Ник.
Он быстро сложил его и спрятал в бумажник.
Мы поехали домой.

Дети спят. Мы с Карен лежим в постели и читаем. Брут

куда-то бежит во сне. Я откладываю книгу и лежу, пытаясь
разобраться в своих ощущениях. Родители наркозависимых
со временем учатся сдерживать свои ожидания, хотя мы ни-
когда полностью не теряем надежду. Мы боимся смотреть в
будущее с оптимизмом, нам страшно, что мы будем за него
наказаны. Безопаснее закрыться, уйти в себя. Но сейчас я
снова открыт и поэтому чувствую всю боль и радость, кото-
рые принесло мне прошлое, и тревожусь о будущем, и наде-
юсь на лучшее. Я знаю, что я чувствую. Все сразу.

 
 
 
  
Эпилог
 

О, что ты будешь делать теперь, мой

голубоглазый сынок?
О, что ты будешь делать теперь, мой любимый
малыш?

Боб Дилан. Песня A Hard Rain’s A-Gonna Fall

Ха Цзинь пишет: «Есть великие мужчины и женщины, ко-

торые через страдания становятся сильнее и искупают свои
грехи, более того, они стремятся обрести печаль, а не ра-
дость. Например, Ван Гог утверждал: “Печаль – чувство ку-
да сильнее, чем радость”. А Бальзак провозглашал: “Несча-
стье  – лучший учитель”. Но эти сентенции годятся толь-
ко для неординарных личностей, для немногих избранных.
Простых людей, вроде нас с вами, чрезмерные страдания
только сделают более слабыми и жалкими, безумными, ме-
лочными и несчастными.
Я не великий человек, но я не чувствую себя более сла-
бым, жалким, безумным, мелочным или несчастным. Были
периоды, когда я испытывал нечто подобное, но теперь я чув-
ствую себя отлично, во всяком случае большую часть време-
ни.
Ник закончил трехмесячную программу лечения в Сан-
та-Фе, и его психологи рекомендовали ему пройти следую-
 
 
 
щий этап – программу в Северной Аризоне. Здесь он мог бы
продолжить курс реабилитации и, кроме того, получить ра-
боту и участвовать в волонтерском движении. Он отказался.
Он сказал мне:
– Знаю, что ты будешь беспокоиться, но я должен как-то
разобраться со своей жизнью.
Он пытался успокоить меня:
– Со мной все будет в порядке.
Сначала я сказал:
– Нет, ты не сделаешь этого.
Но тут я вспомнил: это твоя жизнь.
Ник сел на автобус, идущий на восток. Поехал повидать-
ся с другом, с которым познакомился во время лечения.
Некоторое время мы не разговаривали, но потом наше обще-
ние возобновилось. Теперь мы созваниваемся друг с другом
довольно регулярно. Он встретил какую-то девушку. Она
студентка гуманитарного колледжа. Они стали жить вместе.
Ник работает в кафе, подавая кофе без кофеина (так он го-
ворит), если клиент его заказывает. И он снова начал писать.
Он вернулся к своей книге. Теперь у него накопилось боль-
ше знаний о том, как тяжело отказаться от наркотиков и со-
хранять трезвый образ жизни.
Мы обсуждаем наше литературное творчество. Мы разго-
вариваем о нашей жизни, о новостях в мире, о книгах, ко-
торые мы читаем, о музыке и кино («Маленькая мисс Сча-
стье»!).
 
 
 
 Я посчитал, что прошел год, да, целый год, с тех пор как
он уехал из Лос-Анджелеса. Насколько я знаю, он уже год
живет трезвой жизнью. После всего, что было, верю ли я,
что он остается трезвым? Разве я отказываюсь от того, что
мы пережили? Разве я не вижу, как все это трудно и что эти
трудности никогда не закончатся? Ничего подобного. Но я
надеюсь. Я продолжаю верить в него.

Сразу после кровоизлияния в мозг я сетовал, что упу-

стил нечто, что мне казалось преимуществом пережитого
опыта на грани смерти, помимо максимальной привилегии –
остаться в живых. Как я уже говорил, я часто слышал и чи-
тал, как выжившие описывают озарения, которые снизошли
на них вследствие тех или иных трагических событий. Их
жизнь радикально изменилась, стала проще, появились бо-
лее четко обозначенные приоритеты. Они переосмыслили
свою жизнь и стали по-новому ее ценить. Но я также гово-
рил, что всегда ценил жизнь. В моем случае, наоборот, кро-
воизлияние в мозг заставило меня с большей опаской смот-
реть на жизнь. Я понял, что трагедия может случиться с лю-
бым из нас или с нашими детьми в любой момент и без вся-
кого предупреждения.
Однако я поторопился с выводами. С тех пор многое из-
менилось. Наряду со стадиями переживания горя или уми-
рания должны существовать и какие-то стадии восстановле-
ния после травмы. Я убедился в этом на собственном опыте,
 
 
 
поскольку только по прошествии времени осмыслил все то,
что пережил, находясь в неврологическом отделении интен-
сивной терапии.
В декабре мне исполнилось пятьдесят лет. Я тогда расска-
зывал своему психотерапевту о событиях последних лет. Ко-
гда я сообщил ему, что все неврологи решительно отверг-
ли идею о том, что кровоизлияние в мозг было связано со
стрессом, которым была насыщена моя жизнь, он снисходи-
тельно посмотрел на меня и сказал: «Ну, во всяком случае,
он вам не помог». Он подчеркнул, что еще до того, как мой
мозг буквально взорвался, он находился в таком напряжен-
ном состоянии, будто вот-вот взорвется. Годами я жил, ис-
пытывая сильнейшую и неотступную тревогу за Ника. Это
вполне объяснимо: ни один добросовестный родитель нарко-
зависимого не может надеяться на долгие периоды спокой-
ной жизни. Я был благодарен за моменты, когда наступало
облегчение  – когда Нику, казалось, было лучше, когда он
был в порядке. Тем временем я изо всех сил старался насла-
ждаться жизнью – с Карен, Джаспером, Дэйзи и остальными
близкими людьми и друзьями, это были хоть и редкие и ко-
роткие, но все-таки передышки.
Доктор отметил, что я мог сделать и другой выбор. Не ссы-
лаясь на постулаты анонимных алкоголиков и Ал-Анон, он,
по сути, перефразировал «молитву о спокойствии духа». Я
мог раз и навсегда решить для себя, что я должен принять
то, что не могу изменить, иметь мужество изменить то, что
 
 
 
могу изменить, и мудрость отличить одно от другого. Вторая
фраза молитвы имеет ключевое значение. Хватило ли мне
мужества изменить то, что я мог изменить?
– Я старался, – сказал я. – Я старался многие годы.
– По-видимому, недостаточно старались.
Доктор спросил, почему я посещаю психотерапевта толь-
ко раз в неделю. Я сказал, что у меня нет ни времени, ни де-
нег, чтобы делать это чаще.
По поводу финансовых трудностей в качестве отговорки
он заметил:
– Если бы в эти последние годы кто-нибудь сказал вам,
что Нику нужно более длительное лечение, чтобы вернуть
здоровье, вы бы нашли средства для оплаты этих услуг?
Я честно ответил:
– Да.
– Значит, его психическое здоровье важнее, чем ваше?
Я понял, что он имел в виду.
Что касается недостатка времени, он спросил:
– Сколько времени не жалко потратить на то, чтобы пре-
кратить страдания человека? Сколько времени отнимают у
вас бесплодные переживания?
А затем он подвел итог:
– Вы чуть не умерли. Вам пятьдесят лет. Как бы вам хоте-
лось провести оставшиеся годы вашей жизни? Выбор за ва-
ми.
Мое кровоизлияние в мозг в итоге заставило меня понять
 
 
 
и в полной мере оценить глубокий смысл избитой фразы,
которая раньше внушала мне страх: наше время здесь, на
земле, конечно. Осознание этого факта склонило меня к то-
му, чтобы прислушаться к словам доктора и сделать все воз-
можное, чтобы избавиться от навязчивой тревоги за Ника.
Я не мог изменить Ника, но мог изменить себя. Таким обра-
зом, вместо того чтобы концентрироваться на выздоровле-
нии Ника, я занялся своим лечением от созависимости.
Я посещал собрания Ал-Анон. Два раза в неделю ходил на
сеансы психотерапии. В первый раз в жизни я лежал на ку-
шетке психотерапевта. Это был совсем иной опыт – кропот-
ливый, зачастую пугающий процесс, напоминающий демон-
таж многоуровневого здания из деталей конструктора «Ле-
го» с тайными комнатами и чердаками, когда оно разбирает-
ся кирпичик за кирпичиком и осматривается каждая деталь.
Я понял, что в какой-то момент зацикленность на беско-
нечных кризисах в жизни Ника стала восприниматься мною
как более безопасная территория, чем осмысление моих соб-
ственных проблем. Более того, безопаснее было даже полу-
чить кровоизлияние в мозг, чуть не закончившееся леталь-
ным исходом.
Каждый, кто лежал в отделении интенсивной терапии,
знает, что, несмотря на все трудности, пребывание там ока-
зывает глубокий преобразующий эффект. Я вскрывал в себе
слой за слоем, обнаруживая вину и стыд, что помогло объ-
яснить, почему мне так хотелось взять на себя ответствен-
 
 
 
ность за зависимость Ника – по сути, за его жизнь. В резуль-
тате другие клише, принятые в обществах Ал-Анон и про-
граммах реабилитации, уже не казались такими банальны-
ми. Я все еще не могу полностью принять первый постулат
об отсутствии вины. Но я понимаю, что никогда не смогу
узнать, насколько велика моя вина и мой вклад в развитие за-
висимости у моего сына. Недавно в статье, опубликованной
в New York Times Magazine, были приведены слова Уилья-
ма Мойерса, бывшего алкоголика, сына журналиста Билла
Мойерса: «Выздоровление… это попытка разобраться с той
дырой, которая образовалась в твоей душе». Что стало при-
чиной этого? Никто не знает. Сколь неповинны мы в своих
ошибках, но какую ответственность мы за них несем! Я при-
знаю, что совершил ужасные ошибки при воспитании Ника.
Я не снимаю с себя ответственности даже сейчас. Ты знаешь,
Ник, как мне жаль, что все так получилось.
Я смирился с двумя другими постулатами Ал-Анон. Я
не могу контролировать ситуацию с наркозависимостью и
не могу добиться излечения. «Несмотря на все слезы, и ду-
шевную боль, и исключительно благие намерения, большин-
ство семей наркозависимых в итоге терпят поражение, – пи-
шет Беверли Коньерс. – Наркозависимые упорствуют в сво-
ем стремлении к саморазрушению и злоупотреблению нар-
котиками до тех пор, пока внутри них самих не произойдут
настолько радикальные изменения, совершенно не связан-
ные с чьими-либо усилиями, что желание жить лучшей жиз-
 
 
 
нью заставит поблекнуть и окончательно заглушит желание
испытывать кайф от наркотиков». Однако одно дело – читать
эти объяснения. И совсем другое – прийти к их принятию в
результате внутренней работы. Я уверен, что сделал все от
меня зависящее, чтобы помочь Нику. Теперь решение дол-
жен принимать он сам. Я согласен с тем, что должен отпу-
стить его и он сам будет или не будет разруливать свои про-
блемы и налаживать свою жизнь. Мне кажется, Ник, скорее
всего, тоже почувствует облегчение от того, что я оставил
свои попытки взять на себя ответственность за его реаби-
литацию. Это подготовит почву для формирования совсем
иных взаимоотношений между нами – вроде тех, о которых
он мечтал в Санта-Фе. Отношения созависимости, при ко-
торых я пытался решать его проблемы и контролировать его
жизнь – хотя бы и ради его спасения, – могут трансформи-
роваться в отношения, когда каждый из нас не зависит от
другого, когда мы принимаем друг друга такими, какие мы
есть, когда мы относимся с состраданием друг к другу, в от-
ношения с разумными границами. И конечно, это отноше-
ния, которые наполнены любовью.
Кровоизлияние в мозг помогло мне понять разницу меж-
ду прежними и новыми отношениями. Разумом я это пони-
мал и раньше, но только теперь осознал это на эмоциональ-
ном уровне. Мои дети будут жить дальше – со мной или без
меня. Эта мысль шокирует родителей, но она в конечном
счете освобождает нас и дает нашим детям вырасти, стать
 
 
 
взрослыми.
Хорошо было бы прийти к этому пониманию раньше, но я
не смог. Если бы родительство было более легким делом! Но
такого никогда не будет. Если бы жизнь была легче! Но нет.
И я больше не стремлюсь сделать ее легче. Когда-то мне от-
чаянно хотелось, чтобы жизнь была проще, но мое мировос-
приятие изменилось в результате наркозависимости Ника и
моего пребывания в отделении интенсивной терапии. Пере-
житые испытания преподали мне еще один урок: оказалось,
что я могу принять – и даже принять с облегчением – мир,
полный противоречий, где все окрашено в разные оттенки
серого и практически нет ничего только белого и только чер-
ного. Мир, в котором много хорошего, но для того, чтобы
наслаждаться красотой и любовью, человек должен пройти
через трудности и муки.

Все эти события имели и практические последствия. По-

скольку история об испытаниях, выпавших на долю нашей
семьи, стала достоянием широкой публики, к нам стали об-
ращаться друзья, и друзья друзей, и совершенно посторон-
ние люди. По всей видимости, мою статью все еще читают,
так как я продолжаю получать всё новые письма. Такое впе-
чатление, что каждый второй из моих корреспондентов ока-
зался в эпицентре той или иной версии жуткой ситуации,
связанной с наркозависимостью – собственной, или ребенка,
или супруга, или сестер и братьев, или родителей, или дру-
 
 
 
зей. Часто они спрашивают совета. Но даже сейчас я даю со-
веты очень осторожно, ничего определенного.
Я безоговорочно поддерживаю главную рекомендацию
любой толковой кампании, направленной против наркоти-
ков: начинайте рано говорить с детьми о проблеме нарко-
тиков и обсуждайте ее постоянно. Иначе найдется кто-ни-
будь другой, кто займется их просвещением. Должны ли вы
откровенно и честно рассказывать о своем опыте употреб-
ления наркотиков? Это решение каждый должен принимать
самостоятельно, поскольку каждый родитель и каждый ре-
бенок  – уникальные личности. Я был бы очень осторожен
и никогда не позволил бы себе воспевать злоупотребление
наркотиками или алкоголем, я бы учитывал возраст детей и
не давал бы больше информации, чем та, которую они могут
понять и усвоить в данный момент. Но в конечном счете я
не уверен, насколько важно, что и как вы расскажете им о
своем опыте и расскажете ли об этом вообще. Гораздо боль-
шее значение имеют другие вещи. В какой момент я бы сам
признался в этом своей семье? Я уверен, что детям не нуж-
но знать все детали личной жизни родителей, но я никогда
не стану лгать своим детям и честно отвечу на все их вопро-
сы. Рано или поздно Джаспер и Дэйзи прочитают это. Эта
информация их не удивит: они прошли через эти пережива-
ния. Мы постоянно разговариваем не только о Нике, но и о
наркотиках вообще, о влиянии и давлении сверстников и о
других сторонах их жизни. Они узнают об истории отца, ко-
 
 
 
торый когда-то употреблял наркотики, и о цене, которую он
за это заплатил. А историю своего брата они уже знают.
Более всего родители хотят знать, в какой момент ребенок
уже не пытается экспериментально доказать, что он уже не
обычный подросток, что не просто проходит определенный
этап в своем развитии или совершает ритуал инициации. На
эти вопросы нет ответа, поэтому я пришел к выводу, что луч-
ше перестраховаться и вмешаться пораньше, не ждать, пока
ребенок начнет представлять опасность для себя или других.
Оглядываясь назад, я признаю, что хотел бы вовремя заста-
вить Ника – пока он был достаточно молод и я имел законное
право его принудить – пройти долгосрочную программу ре-
абилитации. Если отправить ребенка или взрослого, неваж-
но, в реабилитационный центр прежде, чем он будет готов и
способен понять принципы выздоровления, это, может быть,
и не убережет его от рецидива, но, судя по тому, что я наблю-
дал, это ни в коем случае не повредит, наоборот, может даже
помочь. К тому же провести время в вынужденном воздер-
жании в подростковый период, когда формируется личность
человека, лучше, чем если бы это время было отдано нарко-
тикам. Принудительное лечение в рамках эффективной про-
граммы позволяет достигнуть по крайней мере одной бли-
жайшей цели. Оно удерживает ребенка от употребления нар-
котиков на то время, пока он проходит курс лечения. Чем
меньше он употребляет, тем легче бросить, следовательно,
чем дольше продолжается лечение, тем лучше для ребенка.
 
 
 
 Куда отправить ребенка? Какую программу выбрать? Я
бы с большой осторожностью подходил к программам, где
практикуют жесткую дисциплину, хотя некоторым детям су-
ровые условия помогают. Дело не в том, что я не могу по-
нять импульсивного желания родителей отправить ребенка
в исправительный лагерь типа армейского тренировочного.
Родители просто сдаются и говорят: «Попробуйте вы испра-
вить моего ребенка». Однако нет никаких убедительных до-
казательств того, что такие лагеря или аналогичные жесткие
программы на самом деле помогают детям, зато часто быва-
ет, что они травмируют их. Национальный институт юсти-
ции финансировал одно исследование, которое должно бы-
ло дать оценку деятельности исправительных лагерей, рабо-
тавших в восьми штатах. Вывод исследования был следую-
щим: «Типичные составляющие программы исправительных
лагерей – дисциплина армейского образца, физические тре-
нировки и тяжелый труд – не снижают частоту рецидивов».
В докладе по изучению преступности в Канзасе, подготов-
ленном Институтом Коха, отмечалось, что «страх заключе-
ния в исправительный лагерь не помогает сдержать преступ-
ность» и  что в течение года после лагеря трое из четырех
детей снова попадают в места лишения свободы. На своем
сайте Национальная ассоциация психического здоровья со-
общает, что «применение тактики запугивания и унижения
для большинства молодых людей контрпродуктивно», что «у
прошедших исправительные лагеря выше вероятность по-
 
 
 
вторного ареста или повторный арест происходит быстрее,
чем у других правонарушителей». Кроме того, если конкре-
тизировать более серьезную проблему исправительных лаге-
рей, то это «тревожные инциденты» жестокого обращения.
Авторы исследования, проведенного в  1998  году в  Джор-
джии Министерством юстиции США, делают вывод: «Мо-
дель полувоенного исправительного лагеря не только неэф-
фективна, но и вредна». Помимо случаев смерти и жестокого
обращения, в лагерях «создается опасная обстановка, кото-
рая часто чревата психологическими травмами». Это слова
Майка Рьеры, автора и психолога, известного своей работой
с подростками. Мы с Карен встречались с ним по поводу Ни-
ка. «Если гнев и растерянность, лежащие в основе проблем
ребенка, загоняют внутрь, велика вероятность, что они при-
обретут патологическую форму, выражаясь в неспособности
выстраивать отношения с другими людьми или в агрессив-
ном, депрессивном или суицидальном поведении. Кроме то-
го, жестокость порождает еще большую жестокость».
Что же тогда? Я слышал истории успеха от людей, кото-
рые отправляли своих детей в программы разного типа. Они
могут осуществляться в стационарных и амбулаторных усло-
виях. Это могут быть четырехнедельные программы, как в
реабилитационном центре «Олхофф», в больнице Св. Еле-
ны, в Сьерра-Тусон, «Хазельдене» и других многочисленных
учреждениях. Есть трехмесячные программы типа школы
выживания для трудных подростков, шестимесячные про-
 
 
 
граммы вроде тех, которые предлагают «Олхофф», «Хазель-
ден» и другие лечебные центры по всей стране, и годичные
курсы реабилитации с одновременным обучением по про-
грамме старшей школы и послешкольным обучением. Дол-
госрочное пребывание в сообществах для бывших алкого-
ликов и наркоманов типа «Херберт-Хауса» изменило и, по
сути, спасло жизнь многим наркозависимым. Не существует
какого-либо единственно верного или простого ответа, так
как никто не может сказать, что поможет тому или иному
конкретному человеку. Очень трудно получить надежный
профессиональный совет, но я бы приложил все силы, что-
бы это сделать. Я бы настаивал на получении второго и тре-
тьего мнения специалистов. Я бы посовещался с докторами,
психотерапевтами, консультантами-психологами – в школе и
вне школы, предварительно убедившись в том, что они име-
ют опыт работы с детьми, употребляющими алкоголь и нар-
котики. Я бы критически оценивал их советы, памятуя о том,
что это не точная наука и что каждый ребенок и каждая се-
мья уникальны.
Практически во всех случаях решение отправить ребен-
ка в реабилитационный центр помимо его или ее воли было
самым трудным решением, которое когда-либо приходилось
принимать родителям. Мать одного из одноклассников Ни-
ка рассказывала мне, что наняла человека, чтобы похитить
своего семнадцатилетнего сына, который употреблял нарко-
тики и торговал ими. Профессионалы схватили его и отвез-
 
 
 
ли в наручниках в школу выживания для прохождения трех-
месячного курса реабилитации. Она рыдала три дня. После
прохождения программы у него был один рецидив, но теперь
он говорит, что ее вмешательство спасло ему жизнь.
Я слышал подобные истории на собраниях анонимных ал-
коголиков, которые посещал вместе с Ником. Наркоманы в
процессе выздоровления вспоминали то время, когда их ро-
дители организовывали интервенции или силой отправля-
ли их на лечение. «Тогда я их ненавидел. Они спасли мне
жизнь». Я слышал и о неудачных попытках. «Я старался, но
мой сын умер». При лечении наркомании никто не может
гарантировать результат. Статистические данные практиче-
ски ни о чем не говорят. Никогда нельзя с уверенностью ска-
зать, что ваш ребенок попадет в те 9, 17, 40, 50 % или в еще
какой-то процент счастливчиков, которым удалось выкараб-
каться из зависимости. В то же время статистика оказывает
отрезвляющий эффект. Благодаря ей мы видим, насколько
страшен наш враг, она предостерегает нас от излишнего оп-
тимизма.
Порой, когда Ник срывался, я начинал винить его
консультантов-психологов, психотерапевтов, реабилитаци-
онные центры и, конечно, себя. Вспоминая прошлое, я при-
шел к пониманию того, что реабилитация  – непрерывный
процесс. Пусть он сорвался, но пребывание в клинике пре-
рвало порочный цикл употребления наркотиков. Не будь
этих перерывов, он бы, возможно, умер. А теперь у него есть
 
 
 
шанс.
В связи с этим возникает еще один вопрос. Да, я буду по-
могать своему ребенку возвращаться в реабилитационный
центр после рецидива. Не знаю, сколько раз. Один? Два? Де-
сять раз? Не знаю. Некоторые специалисты со мной не со-
гласятся. Они наверняка посоветуют никак не помогать де-
тям. По их мнению, наркозависимый должен самостоятельно
прийти к пониманию необходимости выздороветь. В неко-
торых случаях они оказываются правы. К сожалению, никто
ничего не может знать наверняка.
Я понял еще несколько вещей. Реабилитационные цен-
тры не идеальны, но это лучшее, что у нас есть. Лекарствен-
ные препараты помогают некоторым наркозависимым, но
нельзя ожидать, что они заменят реабилитационный центр и
непрерывную работу по выздоровлению. Я бы не стал помо-
гать человеку, принимающему наркотики, предпринимать
какие-то другие шаги, помимо возвращения в реабилитаци-
онный центр. Я бы не оплачивал им жилье, не вытаскивал из
тюрьмы, если только они не согласятся отправиться прями-
ком в реабилитационный центр. И даже тогда я не стал бы
их повторно вытаскивать из тюрьмы, оплачивать их долги и
никогда не стал бы давать им деньги.
В 1986 году Нэнси Рейган, которая начала антинаркоти-
ческую кампанию «Просто скажи нет», произнесла знамени-
тые слова: «У морали нет середины. Безразличие не выход…
Ради наших детей я умоляю каждого из вас проявить твер-
 
 
 
дость и непреклонность в вашей борьбе с наркотиками».
Я не знаю ни одного взрослого человека, который высту-
пал бы за употребление таких наркотиков, как метамфета-
мин. Но мы должны понимать, что наши дети растут в слож-
ном мире, и мы должны помогать им, насколько это в наших
силах.
Нику говорили: «Просто остановись, брось наркотики».
Но я теперь знаю, что это не так-то просто.
Мне говорили, чтобы я отпустил свою тревогу, потому что
ничего не могу сделать: «Выбрось это из головы». Но мне
никогда это не удавалось. В конце концов я научился проде-
лывать трудную работу, которая необходима для того, чтобы
реально оценить ситуацию. Потому что если это становится
главным делом в вашей жизни, это не помогает никому – ни
наркозависимому, ни остальным членам семьи, ни вам. От-
сюда мой совет: пробуйте все что угодно  – психотерапию,
частое посещение собраний Ал-Анон,  – чтобы сдерживать
свою тревогу. И будьте терпеливы к себе. Позвольте себе со-
вершать ошибки. Будьте снисходительны к себе и проявляй-
те больше любви к своей супруге (супругу) или партнерше
(партнеру). Ничего не утаивайте. Как постоянно повторяют
на встречах Ал-Анон, вы больны, пока храните это в секрете.
Откровенные отношения не решают всех проблем, но при-
носят большое облегчение. Истории, которыми мы обмени-
ваемся на собраниях, помогают нам не забывать, с чем мы
имеем дело. Наркозависимые нуждаются в постоянных на-
 
 
 
поминаниях и поддержке, так же как и их семьи. Как я уже
говорил, я лихорадочно работал. Я писал и по ночам, ино-
гда не мог остановиться до утра. Если бы я был художником,
как Карен, я бы отобразил свои переживания на холсте. Она
часто так и делала. А я писал.

Я больше не зацикливаюсь на проблемах Ника. Возмож-

но, когда-нибудь это изменится, но пока я принимаю ситуа-
цию, когда он проживает жизнь по-своему, и даже благода-
рен за это. Конечно, я всегда буду надеяться, что он не со-
рвется. Я надеюсь, что наши отношения наладятся, но пони-
маю, что это возможно только при условии, что он сохранит
трезвый образ жизни.
Куда же делась моя тревога? Я создал ее мысленный об-
раз. Художник Чак Клоуз как-то сказал: «Меня подавляет
целое». Он разработал технику разбивки образов на сетку из
маленьких квадратиков удобного для работы размера. Рисуя
поочередно в каждом квадрате, он создает завораживающие
портреты, занимающие целую стену. Меня тоже часто подав-
ляло целое, но я научился удерживать свою тревогу за Ника
в одной или двух ячейках сетки, с помощью которой Клоуз
мог бы изобразить мою жизнь. Время от времени я в них
заглядываю. В эти моменты я испытываю целую гамму эмо-
ций, но теперь этот груз эмоций меня не подавляет.
Иногда я растравляю себя мыслями о будущем, но уже не
паникую так, как раньше. Теперь у меня лучше получается
 
 
 
жить сегодняшним днем. Кажется, что это упрощенный под-
ход к жизни, но в нем скрыт глубокий смысл, как и в любой
известной мне концепции. Я могу беспокоиться о том, что
случится с Ником через пять лет, а через десять – с Джаспе-
ром и Дэйзи, если уж на то пошло, – но потом я неизменно
возвращаюсь в день сегодняшний.
 
⁂
 
Июнь. День рождения Дэйзи. Сегодня ей исполнилось де-
сять лет. Десять! К тому же сегодня церемония перехода в
следующий класс: Дэйзи переходит в пятый класс, Джаспер
в седьмой.
В этом году они выбрали в качестве гимна выпускников
песню I Believe in Love, текст к которой написали сами дети
с помощью учителей. Играет школьная музыкальная груп-
па. «Четвертый класс был дверью, а знания ключом, – по-
ют Дэйзи и ее друзья. – Был карнавал чудесным. Мы пели в
унисон. Про основанье штата узнали, что могли. Четвертый
класс окончен, и пятый впереди. Я верю в эту музыку, и ве-
рю я в любовь…»
Встает класс Джаспера, и дети поют песню со своими сти-
хами: «В шестом было ужасно, Китай, Египет, Рим. Еще Ме-
сопотамия – попробуй зарифмуй. Я верю в эту музыку, и ве-
рю я в любовь. Я верю в эту музыку, и верю я в любовь…»
Вечером мы отправились на очередной еженедельный
 
 
 
ужин к  Нэнси и  Дону праздновать переход в следующий
класс, дни рождения Нэнси и Дэйзи и мою годовщину. Ис-
полнился ровно год с того дня, когда у меня случилось кро-
воизлияние в мозг. Дети сидели за кухонным столом и игра-
ли в китайские шашки с Нэнси, которая проигрывала, и ей
это совсем не нравилось.
– Это нечестно, – обиженно ворчала она, когда Джаспер
выиграл.
Джаспер, Дэйзи и их кузен вытащили старую тележку для
перевозки пианино, к которой была привязана длинная ве-
ревка. Они принялись по очереди возить на ней друг друга
по всей гостиной, как будто катались на водных лыжах. Нэн-
си колдовала в кухне. Она бросила горсть нарезанного ша-
лота на сковороду с растопленным сливочным маслом. Ко-
гда лук подрумянился и стал хрустящим, добавила красного
винного уксуса. Помешав, оставила соус кипеть на плите и
пошла во двор. Подняв голову, она начала издавать смешные
звуки, приманивая птиц. Вороны и сойки слетелись к ней с
деревьев, чтобы угоститься крекерами.
Дон поднялся по дорожке из сада, где занимался поливом.
У него с собой портативный приемник с наушниками. Дети
ворвались в кухню, за ними свора лающих собак, включая
Брута, который плетется позади всех. Нэнси приготовила ба-
ранью ногу с луковым соусом и белую фасоль с листовой ка-
пустой, свежим тимьяном и чесноком. Брат Карен взялся на-
резать мясо. На десерт ее сестра приготовила лимонный торт
 
 
 
с розовой и голубой глазурью, украсив его крошечными фи-
гурками обезьянок, слонов и медведей со свечками. Мы спе-
ли поздравление Нэнси и Дэйзи, и они задули свечи. Джас-
пер, который сидел за столом рядом со мной, сказал:
– Не могу поверить, что уже лето.

Лето. Серфинг в Санта-Крусе. В этот тихий день мы при-

ехали с нашими близкими друзьями на узкий мыс в районе
Плеже-Пойнт. Волны невысокие, поэтому большинство за-
ядлых местных серфингистов предпочли остаться дома. Но
шелковистые волны, мягко набегающие на берег, идеальны
для детей. Вода прозрачная, теплая. Сидя на своей доске в
ожидании следующей гряды волн, я пользуюсь моментом,
чтобы заглянуть в сетку в моей голове и отыскать ячейки,
отведенные Нику. Мы с ним провели здесь столько времени
вместе.
Пора возвращаться домой. Джаспер выбрал ком-
пакт-диск, чтобы послушать в дороге. Как и у старшего бра-
та, когда тот был помоложе, его любимый музыкант в насто-
ящий момент  – Бек. Поэтому он протянул мне диск с его
альбомом Midnight Vultures. В машине полно песка, мы то-
же все в песке и соли, морской воздух врывается в открытые
окна, Бек поет – и мы с Джаспером поем вместе с ним. Дэй-
зи недовольна, просит сделать потише. Я смотрю на океан и
остро ощущаю присутствие Ника.
Дома Джаспер и Дэйзи устроились на веранде. Он ее успо-
 
 
 
каивает. Дэйзи расстроилась из-за видеофильма о глобаль-
ном потеплении.
– Я чувствую себя так, будто стою у стены и ко мне мед-
ленно приближается гигантский монстр, и я хочу остановить
его, но не могу, – сказала она.
У нее на глазах слезы.
– Я хочу полететь туда и залатать дыру в озоновом слое.
Мало того, она еще прослышала о том, что Плутон больше
не считают планетой.
– Бедный маленький карлик, – сказала она, вытирая сле-
зы.
Но вскоре она забыла о своей грусти по поводу Земли
и Плутона, и они с Джаспером принялись играть в игру, ко-
торую сочинили сами.
Я сидел в своем кабинете и писал, когда по электронной
почте пришло письмо от девушки Ника. Она прикрепила к
письму несколько фотографий из их недавней поездки. Ник
с отросшими волосами, в больших солнечных очках, в спор-
тивной кепке-восьмиклинке, черной футболке и расклешен-
ных джинсах. Он стоит у реки. Перед ним гейзер в Йелло-
устонском национальном парке. Он улыбается – счастливой
улыбкой.
Утром сад окутал туман, похожий на кружево. Карен вста-
ла рано, чтобы отвезти Дэйзи на занятия по плаванию. Джас-
пер сидит наверху, бренчит на гитаре. Я звоню Нику, чтобы
сказать «привет». Мы немного поболтали. Мне кажется, что
 
 
 
я слышу прежнего Ника, моего сына. Что же будет дальше?
Посмотрим. Перед тем как повесить трубку, он сказал: «Пе-
редай Карен, Джасу и Дэйзи, что я люблю их». Потом сказал,
что ему пора идти.

 
 
 
  
Послесловие
 
В своем последнем докладе Международный комитет по
контролю над наркотиками указывает, что метамфетамин
все еще остается наркопроблемой номер один в мире. И
подводит итог: «Спрос на метамфетамин… продолжает ста-
бильно расти как в индустриально развитых, так и в развива-
ющихся странах». Эпидемия употребления метамфетамина
все больше захватывает многие страны Азии. По некоторым
оценкам, в Таиланде, где в результате борьбы правительства
с наркотиками погибли тысячи людей 41, среди взрослого на-
селения зависимые от метамфетамина составляют астроно-
мическую и совершенно немыслимую долю – от 9 до 11 %.
Наркотики оказывают разрушающее воздействие на населе-
ние как городов, так и сельских районов Японии, Таиланда,
Северной Кореи, Южной Кореи, Китая, Мьянмы и Филип-
пин. Метамафетамин начинает проникать и на территорию
многих африканских государств. В докладе Международно-

41
 War on drugs – кампания по борьбе с распространением наркотиков в Таи-
ланде, которая проводилась в 2003 году. Под лозунгом «избавить каждый квад-
ратный дюйм страны от наркотиков за три месяца» без суда и следствия были
убиты несколько тысяч человек. В отношении 1400 убитых во время «зачисток»
не имелось никаких данных об участии в наркотрафике или об оказании содей-
ствия наркодилерам и наркокурьерам. Многие из журналистов и правозащитни-
ков, поднимавших эту тему, также подверглись репрессиям, некоторые из них
бесследно исчезли. Прим. ред.
 
 
 
го комитета по контролю над наркотиками отмечается, что в
западном полушарии «за последний год увеличилось произ-
водство метамфетамина и выросло число случаев насилия и
убийств, связанных с употреблением наркотиков».
Действительно, распространение метамфетамина вызыва-
ет растущее беспокойство во всех странах Европы. Дока-
зательством его господствующего положения среди других
наркотиков совершенно неожиданно стала европейская ва-
люта – евро. Оказывается, банкноты в свернутом в трубочку
виде используются для вдыхания этого наркотика. А пото-
му на них могут сохраняться следы сульфатов, которые при-
меняются в производстве метамфетамина. Эти химические
вещества могут разъедать банкноты. Представители банков-
ского сектора Германии сообщили журналу Der Speigel об
увеличении количества банкнот, которые начинают «кро-
шиться» после их получения из банкоматов. Значительная
часть поступающего в  Германию кристаллического метам-
фетамина ввозится контрабандным путем из Чешской Рес-
публики, Литвы, Молдовы и Словакии и содержит сульфаты
в высокой концентрации. Впоследствии загрязненные ими
банкноты перемешиваются с чистыми в наших бумажниках
и кошельках. Как заявил официальный представитель бан-
ковской индустрии: «В докладе Института биомедицинских
и фармацевтических исследований в Нюрнберге в 2003 го-
ду отмечалось, что 90 % оборота евро в Германии было за-
грязнено кокаином. Теперь мы начали обнаруживать метам-
 
 
 
фетамин».
Стабильно высокие темпы роста употребления метам-
фетамина наблюдаются в Австралии и  Новой Зеландии. В
недавнем докладе полиции Новой Зеландии отмечалось, что
этот наркотик легкодоступен, его употребляют значитель-
но более широкие слои общества, чем раньше, и, кроме то-
го, прослеживается явная связь употребления наркотика с
ростом домашнего насилия и чудовищных преступлений. В
Австралии ситуация аналогичная. По сравнению с предыду-
щими годами здесь также выросло число молодых людей,
которые употребляют метамфетамин. Согласно данным од-
ного доклада, около 100 000 австралийцев употребляли ме-
тамфетамин в течение той недели, когда проводился опрос,
и 500 000 человек употребляли его в течение предыдущего
месяца, то  есть на  28  % больше, чем за шесть месяцев до
этого.
До недавних пор казалось, что  Британию не затрону-
ло разрушительное воздействие метамфетамина, но сейчас
ситуация начала меняться. Наркотик регулярно всплывает
в лондонских ночных клубах, документально подтвержде-
но повальное увлечение метамфетамином в гей-сообществе.
Кроме того, в  Англии неоднократно накрывали лаборато-
рии по производству метамфетамина. Аналогичные собы-
тия предшествовали нынешней эпидемии метамфетамина
в США. И действительно, поступают сообщения о распро-
странении наркотика во многих городах Англии, включая
 
 
 
Торки, Лутон, Сандерленд и Хаддерсфилд. В связи с уве-
личением количества госпитализаций и уровня преступно-
сти, связанных с употреблением метамфетамина, британ-
ское правительство в начале 2007 года присвоило этому нар-
котику класс опасности А, включив его наряду с героином
в список наиболее опасных нелегальных наркотических ве-
ществ. Кроме того, в Британии началось движение за запрет
или контроль производства и продажи некоторых широко
распространенных лекарств от простуды, которые можно ис-
пользовать для кустарного изготовления метамфетамина. По
имеющимся данным, его становится все легче достать в ба-
рах и клубах и у тех же дилеров, которые поставляют на ры-
нок крэк, кокаин и героин. Цена – 35–75 фунтов за грамм.
Этого более чем достаточно для того, чтобы начала разви-
ваться зависимость.
Тем временем в США число употребляющих метамфета-
мин медленно снижается в одних сообществах, но резко на-
растает в других. Недавно появились тревожные сообщения
о новой разновидности метамфетамина, наводнившей мно-
гие крупные города. Эта форма метамфетамина имеет вкусо-
вую добавку в виде сладкого порошка, которая придает ему
вкус конфеты, и называется «земляничный квик». Его про-
дают младшим школьникам.
Несмотря на особо сильную нейротоксичность метамфе-
тамина, вряд ли мне стало бы легче, если бы мой сын подсел
на героин, кокаин или любой другой наркотик. Все эти нар-
 
 
 
котики становятся причиной распада семей и разрушения
жизней, а также разгула преступности и роста количества
смертей. По некоторым оценкам, в США в настоящее время
насчитывается 23 миллиона наркозависимых и алкоголиков.
В Великобритании, как полагают, их число достигает при-
мерно 5,5 миллиона. Согласно данным «Партнерства во имя
Америки, свободной от наркотиков», практика злоупотреб-
ления рецептурными и безрецептурными лекарственными
препаратами «укоренилась в подростковой культуре». Один
из последних опросов показал, что каждый пятый подросток
(или 4,5 миллиона) признавался в злоупотреблении рецеп-
турными лекарствами ради получения кайфа и один из деся-
ти подростков (или 2,4 миллиона) сообщил о злоупотребле-
нии лекарством от кашля. Кроме того, имеются данные о ро-
сте употребления героина, экстази и фенциклидина (РСР).
Эти тревожные тенденции не прибавляют оптимизма, но,
как показывает опыт нашей семьи, люди каждый день бро-
сают наркотики и начинают вести трезвую жизнь. Каждый
день чьи-то жизни оказываются спасенными.
Время от времени я все еще посещаю собрания Ал-Анон,
анонимных алкоголиков и анонимных наркоманов. Истории,
которые там рассказывают, всё так же трагичны и вызывают
глубокую печаль, но многие из них позволяют надеяться на
лучшее.
«Это было десять лет назад, – рассказывает на собрании
девушка лет двадцати пяти. Она описывает момент, когда
 
 
 
очнулась в каком-то переулке. Когда она была «под герои-
ном», ее несколько раз изнасиловали. У нее были множе-
ственные переломы, а также сотрясение мозга. – С тех пор я
воздерживаюсь от употребления наркотиков. Моя тепереш-
няя жизнь  – настоящее счастье». Она рассказывает о том,
как она благодарна своей семье и друзьям. Она описывает
счастливую жизнь, о которой не могла и мечтать.
Парень, который был капитаном футбольной команды в
старшей школе и чья жизнь покатилась под откос, когда он
пристрастился к метамфетамину, говорит: «Во время по-
следнего рецидива я попал в тюрьму. Слава Богу, что меня
направили в реабилитационный центр. Теперь я вернулся в
школу. У меня есть друзья, наладились отношения с родите-
лями. Мне нравится моя жизнь». Его товарищи, наркозави-
симые, зааплодировали. Они понимали, что значит сказать
«Мне нравится моя жизнь» после тех периодов, когда она
вызывает у тебя только ненависть.
Жанна, учительница тридцати двух лет, робко призналась
подруге, что попала в беду. Употребление наркотиков, как
она сказала, «вышло из-под контроля». Все вышло случай-
но. Время от времени она нюхала кокаин – «по выходным,
просто чтобы расслабиться и потусоваться». Теперь другое
дело. «Я употребляла его каждый день, – призналась она. – С
самого утра. Он был мне необходим, чтобы продержаться до
вечера». Она запнулась, а потом продолжила: «Я никогда не
понимала, что значит быть зависимой от чего бы то ни было.
 
 
 
Мне казалось, что наркозависимые – это только бездомные,
изгои и преступники…»
Она взглянула на свою подругу и смутилась. Жанна ре-
шила довериться именно ей, потому что бывший бойфренд
этой девушки был наркозависимым. И даже уголовником. В
конце концов он оказался в тюрьме, хотя до этого она пыта-
лась помочь ему бросить наркотики. Три или четыре раза.
Подруга сказала Жанне: «Реабилитационный центр – пу-
стая трата времени и денег». Она рассказала, что прочита-
ла об одной клинике, которая предлагает новый метод лече-
ния кокаин-зависимых с помощью, как она сказала, «лекар-
ственных препаратов от наркозависимости». «Лечение про-
должается месяц и творит чудеса», – сказала она. Но когда
Жанна посоветовалась с еще одним другом, завязавшим ал-
коголиком, он рекомендовал ей обратиться в реабилитаци-
онный центр. «Быстрого пути к выздоровлению не существу-
ет», – сказал он. Сестра Жанны предположила, что ей просто
нужно побыть некоторое время в уединении, и посоветова-
ла уехать туда, где практикуют медитацию. Тогда Жанна об-
ратилась к их семейному врачу, которая назначила ей седа-
тивное средство. Она приобрела прописанное лекарство, но
проигнорировала другие советы. Однажды вечером под воз-
действием таблеток и кокаина она проехала на красный свет.
Ее остановил полицейский и заставил пройти тест на нали-
чие алкоголя и наркотиков в организме. Она его не прошла.
Полицейский обыскал ее и ее машину и обнаружил два грам-
 
 
 
ма кокаина. Жанну арестовали, и она провела ночь в тюрь-
ме. Позже в суде она не стала оспаривать обвинение в хра-
нении наркотиков и управлении автомобилем в состоянии
наркотического опьянения. Теперь у нее не было выбора: су-
дья назначил ей принудительное лечение в реабилитацион-
ном центре. Это было семь лет назад. «Я никогда не ожида-
ла, что смогу это сказать, – недавно призналась она. – Но то,
что тогда казалось худшим из того, что могло со мной слу-
читься, на самом деле оказалось настоящим благом. Я хоте-
ла бы сказать всем, кто борется с алкоголизмом и наркоза-
висимостью: да, сначала будет реально тяжело, но со време-
нем становится легче. Поверьте мне, это так. Кроме того, в
начале процесса восстановления невозможно даже предста-
вить себе все преимущества жизни без наркотиков. Однако
как только вы признаете свою проблему и начнете ее решать,
вы увидите, что все в вашей жизни может наладиться. Вы
сможете жить такой жизнью, о которой всегда мечтали. На-
пример, я живу именно так».

 
 
 
  
Благодарности
 
Я хотел бы выразить свое глубокое уважение и благодар-
ность Стиву Шоптау, Эдит Лондон, Уолтеру Лингу и особен-
но Ричарду Роусону, всем сотрудникам Комплексных про-
грамм борьбы со злоупотреблением психоактивными веще-
ствами Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе за
помощь в понимании природы наркозависимости. Мне хоте-
лось бы поблагодарить тех, кто правил отдельные части ру-
кописи и вносил исправления и предложения. Наряду с док-
торами Роусоном, Шоптау и Лондон это Доктор Джудит Вал-
лерстайн и Гаятри Дж. Доулинг, доктор философии, заме-
ститель руководителя офиса по политике в области науки
подразделения по науке и коммуникациям Национального
института по проблемам злоупотребления наркотиками.
В основе этой книги лежит статья, которая была опубли-
кована в New York Times Magazine. Я просто не нахожу слов
для того, чтобы выразить мою благодарность и глубочайшее
уважение редакторам этого журнала. Они руководили моей
работой, проявляя безупречный профессионализм и добро-
совестность. Благодарю Кэтрин Бутон, Джерри Марзорати и
особенно Веру Титуник.
Еще труднее в полной мере выразить мою благодарность
моему другу Имону Долану, редактору этой книги. Невоз-
можно переоценить его вклад в ее издание. На каждом эта-
 
 
 
пе работы над книгой меня вдохновляли его житейская муд-
рость, интеллект и отточенный стиль редактирования. Я
многому научился у него. Я также благодарен Сьюзан Ва-
боню и Джанет Силвер за их самоотверженную работу над
книгой «Красивый мальчик». Рим Абу-Либдех вложила все
свое мастерство в техническое редактирование книги. Дже-
реми Бутчер разработал оформление суперобложки. Я хо-
тел бы выразить свое признание Йэну Чапмену, Рори Скар-
фе и Эмме Хэрроу в Великобритании и Бриджет Мармион,
Лори Глейзер, Меган Уилсон, Карле Грей, Дэвиду Фальку,
Луи Васофф, Сашим Силкисс-Хироу, Честеру Хомка, Санж
Карбанда, Микаеле Салливан, Мелиссе Лофти и  Элизабет
Ли в США. Бинки Урбан, мой литературный агент, пережил
вместе с нами большую часть этой истории, оказывал нам
всяческую поддержку и помогал обойти все минные поля.
Благодарю также сотрудников агентства ICM, а именно Ро-
на Бернстейна, Жаклин Шок, Каролину Саттон, Молли Ат-
лас и Элисон Шварц. Спасибо тебе, Джаспер Шефф, за твои
идеи и исправления и тебе, Дэйзи, за твою помощь в выборе
фотографии для суперобложки.
Я в большом долгу перед сотрудниками медицинского
центра при Калифорнийском университете в Сан-Францис-
ко  – Майклом Лоутоном, Сьюзан Чейндж и  Лайзой Хэн-
ниган, а также перед многими другими врачами и медсест-
рами этого центра и больницы округа Марин. Последние
несколько лет внушили мне благоговейное уважение к му-
 
 
 
жественным и преданным своему делу людям, которые по-
могают наркозависимым и их семьям. Нас консультировали
и поддерживали Дэвид Фрэнкель, Пол Эрлих, Рик Роусон,
Джейс Хорвиц из Дома социальной адаптации «Херберт-Ха-
ус» и скромные праведники, которые предпочли, чтобы их
упоминали только по имени – Рэнди и Тед. Особую безгра-
ничную благодарность я хочу принести Мэри Маргарет Ма-
клюр и Дону Александеру.
Наконец, я хотел бы поблагодарить замечательных учите-
лей и семьи одноклассников наших детей; удивительных жи-
телей Пойнт-Рейес-Стейшн и Инвернесса и, конечно, мою
любимую семью и друзей. Если им и надоели наши беско-
нечные кризисы  – а как же иначе, даже я от них устал,  –
они ни разу ничем не показали это. От всего сердца спаси-
бо вам – Пегги, Армистед, Кристофер, Стив Р., Сара, Майк,
Джинни, Энни, Сью, Нэн, Ли, Хайди, Бо, Дженни, Джим,
Майк  М., Маршалл, Дженифер, Сунинг, МК, Лора, Джи-
ни, Фред, Джессика, Питер, Илие, Джеремиа, Вики, Сью-
зан, Бадди, Марк, Дженни, Бекка, Биар, Сьюзан, Люси, Стив,
Марк, Нэнси, Дон, Дебра, Самнер, Джоан и Джейми, Кайл,
Дилан и Лина. В один из самых безрадостных дней я прове-
рил свою голосовую почту: звонил Джейми из Нью-Йорка.
«Я хочу прилететь домой и воздвигнуть вокруг тебя подпор-
ную стенку», – сказал он. Вы с Кайлом сделали это. И еще
хочу выразить свою безграничную любовь и благодарность
вам – Дэйзи, Джаспер, Ник и Карен.
 
 
 
  
Источники
 
Этот список материалов для дальнейшего изучения ни
в коей мере нельзя считать исчерпывающим, но указанные
здесь книги, статьи и сайты могут оказаться полезными.

Зависимость. Сериал компании HBO. Продукция Джо-

на Хоффмана и  Сьюзан Фромке. Доступно на  DVD.
www.hbo.com. Home Box Office, 2007.
Бёрджесс М. Дурь. Москва: Ультра. Культура, 2005.
Ламотт Э. Птица за птицей. Москва: Манн, Иванов и Фер-
бер, 2019.
Al-Anon and Al-Anon Family Group Headquarters. The Al-
Anon Family
Groups  – Classic Edition. Virginia Beach, VA: Al-Anon
Family
Group Headquarters, Inc., 2000.
Al-Anon and Al-Anon Family Group Headquarters.
Alateen – Hope for
Children of Alcoholics. Virginia Beach, VA: Al-Anon Family
Group
Headquarters, Inc., 1973.
Al-Anon and Al-Anon Family Group Headquarters. Courage
to Change:
One Day at a Time in Al-Anon II. Virginia Beach, VA: Al-
 
 
 
Anon
Family Group Headquarters, Inc., 1968, 1972, 1973.
Al-Anon and Al-Anon Family Group Headquarters. One Day
at a Time
in Al-Anon. Virginia Beach, VA: Al-Anon Family Group
Headquarters,
Inc., 1968, 1972, 1973.
Al-Anon and Al-Anon Family Group Headquarters. Paths to
Recovery – Al-Anon’s Steps, Traditions, and Concepts. Virginia
Beach, VA:
Al-Anon Family Group Headquarters, Inc., 1997.
Black, Claudia, Ph. D. Straight Talk from Claudia Black:
What Recovering
Parents Should Tell Their Kids About Drugs and Alcohol.
City
Center, MN: Hazelden Publishing, 2003.
Brown, Stephanie, Ph. D., Virginia M. Lewis, Ph. D, with
Andrew Liotta.
The Family Recovery Guide: A Map for Healthy Growth.
Oakland,
CA: New Harbinger Publications, 2000.
Burgess, Melvin. Junk. Puffin Teenage Fiction, 1997.
Burton-Phillips, Elizabeth. Mum Can You Lend Me Twenty
Quid: What
Drugs Did to My Family. Piatkus Books, 2007.
Cheever, Susan. My Name Is Bill: Bill Wilson – His Life and
 
 
 
the Creation
of Alcoholics Anonymous. New  York: Washington Square
Press, 2005.
Cheever, Susan. Note Found in a Bottle. New  York:
Washington Square Press, 2006.
Conyers, Beverly. Addict in the Family: Stories of Loss,
Hope, and Recovery. Center City, MN: Hazelden Publishing and
Educational Services, 2003.
Didion, Joan. The Year of Magical Thinking. New  York:
Knopf, 2005.
DrugScope. Drug Abuse Briefi ng: A Guide to the Non-
medical Use of Drugs in Britain. DrugScope, 2002.
DrugScope. Drugs: Your Questions Answered: A Student
Reader. Drug Scope, 2002.
Emmett, David, and Graham Nice. Understanding Street
Drugs: A  Handbook of Substance Misuse. Jessica Kingsley
Publishers, 2005.
Fitzgerald, Hiram E., Barry M. Lester and Barry Zuckerman
ed. Children
of Addiction. Garland Science, 2000.
Ganeri, Anita. Drugs. Scholastic Point, 1996.
Gilvarry, Eilish. Young People and Substance Misuse. RCGP,
2005.
Hoffman, John, and Susan Froemke, eds. HBO’s Addiction:
Why Can’t
They Just Stop? New York: Rodale Press, 2007.
 
 
 
 Johnson, Vernon. Intervention: How to Help Someone Who
Doesn’t Want
to Be Helped. Center City, MN: Hazelden Publishing, 1986.
Kellermann, Joseph L. A Guide for the Family of the
Alcoholic. Center
City, MN: Hazelden Publishing and Educational Services,
1996.
Ketcham, Katherine, and William F. Asbury, with Mel
Schulstad and Arthur P. Ciaramicoli. Beyond the Influence:
Understanding and Defeating
Alcoholism. New York: Bantam Books, 2000.
Lamott, Anne. Plan B: Further Thoughts on Faith. New York:
Riverhead Trade, 2006.
Lamott, Anne. Traveling Mercies: Some Thoughts on Faith.
New York: Anchor, 2000.
Lawson, Sarah. Everything Parents Should Know About
Drugs (Overcoming Common Problems). Sheldon Press, 1995
Lynch, Thomas. “The Way We Are,” from Bodies in Motion
and at Rest:
On Metaphor and Mortality. New York: W. W. Norton and
Co., 2001.
326 epilogue
Beautiful Boy for B CS2. indd 326 20/8/08 14:47:02
Mackie, Judy. Drugs: A Parent’s Guide to the Facts
(Need2Know).
Need2Know, 1997.
 
 
 
 “The Meth Epidemic.” Frontline. DVD. PBS, 2005.
Milan, James Robert, and Katherine Ketcham. Under the
Influence: A Guide to the Myths and Realities of Alcoholism.
New York: Bantam Books, 1983.
Mnookin, Seth. “Harvard and Heroin.” Salon.com, Aug. 27,
1999.
Mnookin, Seth. “The End of My World As I Knew It.”
Slate.com, Dec. 31, 2004.
Mnookin, Wendy. “My Son the Heroin Addict.” Salon.com,
Aug. 27, 1999.
Moyers on Addiction: Close to Home. Directed by Bill
Moyers. VHS. Curriculum Media Group, 1998.
Moyers, William C., and Katherine Ketcham. Broken: My
Story of Addiction and Redemption. New York: Viking, 2006.
Naik, Anita. Drugs (Wise Guides). Hodder Children’s Books,
1997.
Oliver, Dr Ian. Drug Affliction: What You Need to Know.
The Robert Gordon University, 2006.
Orenstein, Peggy. “Staying Clean.” New  York Times
Magazine, February 10, 2002.
Recovery of Chemical Dependent Families (booklet). Center
City, MN: Hazelden / Johnson Institute, 1987.
Schwebel, Robert. Saying No Is Not Enough: Helping Your
Kids Make Wise Decisions About Alcohol, Tobacco, and Other
Drugs. New York: Newmarket Press, 1989.
Shannonhouse, Rebecca. Under the Influence: The Literature
 
 
 
of Addiction.
New York: Modern Library, 2003.
Sheff, Nic. Tweak. New York: Ginee Seo Books/Atheneum,
2007.
Singer, Mark. “The Misfit: How David Milch Got from
NYPD Blue to Deadwood by Way of an Epistle of St. Paul.” The
New Yorker, February 14 and 25, 2005.
Stark, Margaret M., and Jason Payne-James. Symptoms and
Signs of  Substance Misuse. Greenwich Medical Media Ltd,
2002.
Sweet, Corinne. Overcoming Addiction: Positive Steps for
Breaking Free of Addiction and Building Self-esteem. Piatkus
Books, 1999.
Tyler, Andrew. Street Drugs. Coronet Books, 1995.
Wallerstein, Judith S., and Sandra Blakeslee. What About the
Kids: Raising Your Children Before, During, and After Divorce.
New York: Hyperion, 2003.
Wallerstein, Judith S., Julia M. Lewis, and Sandra Blakeslee.
The  Unexpected Legacy of Divorce: The 25-Year Landmark
Study. New York: Hyperion, 2000.

 
 
 
  
Благодарности правообладателям
 
Автор выражает благодарность авторам и держателям
прав на следующие тексты песен, киносценарии, книги и
стихи за разрешение использовать все это в книге. Все пра-
ва принадлежат их законными владельцам, перечисленным
ниже.

Excerpts from “God,” “Beautiful Boy (Darling Boy),” and

“Nobody Told Me,” written by John Lennon, copyright © 1970,
1980, and 1980, Lenono Music.
Used by permission. All rights reserved.
Special thanks to Yoko Ono.
Excerpt from “It’s All Right Ma (I’m Only Bleeding)”,
written by Bob Dylan, copyright ©  1965 by Warner Bros.,
Inc. Copyright renewed 1993 by Special Rider Music. All
rights reserved. International copyright secured. Reprinted by
permission.
Excerpt from “A Hard Rain’s A-Gonna Fall,” written by
Bob Dylan, copyright © 1963 by Warner Bros., Inc. Copyright
renewed 1991 by Special Rider Music. All rights reserved.
International copyright secured. Reprinted by permission.
Excerpt from “Reason To Believe” by Bruce Springsteen,
copyright ©  1982 Bruce Springsteen (ASCAP). Reprinted by
permission. International copyright secured. All rights reserved.
 
 
 
For help with these rights, thank you to Marilyn Laverty
at Shoreline and Glen Brunman at Sony BGM.
Excerpt from “Shine a Light,” written by Mick Jagger & Keith
Richards, published by ABKCO Music, Inc., © 1972 ABKCO
Music, Inc., www.abkco.com.
Excerpt from “Tears in Heaven,” words and music by Eric
Clapton and Will Jennings. Copyright © 1992 by E. C. Music
Ltd. and Blue Sky Rider Songs. All rights for E. C. Music Ltd.
administered by Unichappel Music Inc. All rights for Blue Sky
Rider Songs administered by Irving Music, Inc. International
copyright secured. All rights reserved.
Excerpt from “These Days,” words and music by Jackson
Browne. Copyright ©  1967 (renewed) Open Window Music.
All rights administered by Wixen Music Publishing, Inc. All
rights reserved. Used by permission of the publisher and Alfred
Publishing Co., Inc.
Excerpt from “In the Neighborhood,” written by Tom
Waits and Kathleen Brennan, copyright ©  1983 Jalma Music
(ASCAP). All rights reserved. Used by permission.
Excerpt from “Smells Like Teen Spirit,” words and music
by Kurt Cobain, Krist Novoselic, and Dave Grohl. Copyright
©  1991 EMI Virgin Songs, Inc., The End of Music, MJ
Twelve Music, and Murky Slough Music. All rights for
The End of Music and Murky Slough Music controlled and
administered by EMI Virgin Songs, Inc. All rights for MJ Twelve
Music controlled and administered by Songs of Universal, Inc.
 
 
 
All rights reserved. International copyright secured. Used by
permission.
Excerpt from “Territorial Pissings,” words and music by
Kurt Cobain and Chet Powers. Copyright © 1991 EMI Virgin
Songs, Inc. and The End of Music. All rights controlled and
administered by EMI Virgin Songs, Inc. All rights reserved.
International copyright secured. Used by permission.
Excerpt from “Dumb,” words and music by Kurt Cobain.
Copyright ©  1993 EMI Virgin Songs, Inc. and The End of
Music. All rights controlled and administered by  EMI Virgin
Songs, Inc. All rights reserved. International copyright secured.
Used by permission. Special thanks to Peter Asher for the
permission to use Nirvana’s lyrics. Thanks also to Shari Wied at
Hal Leonard Publishing.
Excerpt from “Countryside in England” by Van Morrison used
by kind permission of Exile Productions © Van Morrison. All
rights reserved.
Excerpts from Addict in the Family, by Beverly Conyers,
copyright ©  2003 by  Hazelden Foundation. Reprinted by
permission of Hazelden Foundation, Center City, MN.
Excerpts from the script for Eternal Sunshine of the Spotless
Mind by Charlie Kaufman are courtesy of Universal Studios
Licensing LLLP. All rights not specifically granted by Universal
herein are reserved.
Excerpts from the script of One Flew Over the Cuckoo’s Nest,
© 1975 the Saul Zaentz Company. All rights reserved. Used with
 
 
 
permission.
Excerpt from Welcome to the Dollhouse, copyright © 1996
Suburban Pictures, Inc.
Excerpt from Fandango Bag Puppet commercial reprinted
with the permission of Fandango Inc., ©  2004. All rights
reserved.
Excerpt from the script of Do the Right Thing, by Spike Lee,
used by permission of Spike Lee and Seven Acres and a Mule
Productions. All rights reserved.
Excerpt from “thoughts on being 71” from Open All Night:
New Poems by  Charles Bukowski, copyright ©  2000 by
Linda Lee Bukowski, reprinted by permission of HarperCollins
Publishers.
Excerpt from “Bella Notte (This Is the Night)” from Walt
Disney’s Lady and the  Tramp. Words and music by Peggy
Lee and Sonny Burke, © 1952 Walt Disney Music Company.
Copyright renewed. All rights reserved. Used by permission.