Anpd201 2

Қазақстан Республикасының Білім және ғылым министрлігі
Министерство образования и науки Республики Казахстан

«Тұран» университетінің колледжі
Колледж университета «Туран»
Мамандығы 0512000 Аударма ісі

Специальность 0512000 Переводческое дело
Отчёт
по учебно-технологической практике
Орындаған топ оқушысы:

Выполнил(-а) обучающийся(-ся) группы:
PD 201
Нуркенова Альбина
Тексерген / Проверил(а):
Мельникова К.С.
Алматы 2022
Приложение 2
СОДЕРЖАНИЕ
ГЛАВА I. РАБОТА С ТЕКСТОМ
Текст № 1, глоссарий, перевод …………………………………………………………………3
Текст № 2, глоссарий, перевод………………………………………………………………….6
Текст № 3, глоссарий, перевод………………………………………………………………….9
Текст № 4, глоссарий, перевод…………………………………………………………………10
Текст № 10, глоссарий, перевод………………………………………………………………..25
ГЛАВА II. ПЕРЕВОД ГРАММАТИЧЕСКИХ УПРАЖНЕНИЙ………………,.....................66
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ……………………………………………77
ГЛАВА I. РАБОТА С ТЕКСТОМ
Text 1
Margaret Dauncey lived in an art studio near the Boulevard Montparnasse with Susie Boyd. That
afternoon Arthur was coming to see them. The young women were expecting him. Susie was looking
forward to the meeting with interest. She had heard a great deal about the young man, and knew
about his romance with Margaret. For years Susie had led the monotonous life of a teacher in a
school for young ladies, and when Margaret, who had been her pupil, told her of her intention to spend
a couple of years in Paris to study art, Susie willingly agreed to accompany her. She had a great affection
for Margaret and with almost maternal pride watched how each year added new charm to her
extraordinary beauty. She was proud to think that she would hand over to Arthur Burdon a woman
whose character she had helped to form.
Susie knew, partly from fragments of letters which Margaret read to her, partly from her
conversations, how passionately he adored his bride, and she saw that Margaret loved him too. The
story of their love was very romantic. Margaret was the daughter of a lawyer with whom Arthur
had been friendly, and when he died, many years after his wife, Arthur became the girl's guard ian. He
tried to give her everything she could possibly want, and when at 17 she told him of her wish to go to
Paris and learn drawing, he agreed at once. The preparations for the journey were made when
Margaret discovered by chance that her father had died penniless and she had lived ever since at
Arthur's expense. When she went to see him with tears in her eyes and told him what she knew, Arthur
was very embarrassed.
"But why did you do it?" she asked him. "Why didn't you tell me?"
"I didn't want you to feel any obligation to me, and I wanted you to feel quite free."
She cried. She couldn't stop her tears.
"Don't be silly," he laughed. "You owe me nothing. I've done very little for you, and what I have
done gave me a great deal of pleasure,"
"I don't know how I can ever repay you."
"Oh, don't say that," he cried out. "It makes it much more difficult for me to say what I want to."
She looked at him quickly and reddened.
"I would do anything in the world for you," she said.
"I don't want you to be grateful to me, because I hoped...I'd be able to ask you to marry me some
day..."
Margaret laughed as she held out her hands.
"You must know that I've been wanting you to say that since I was ten."
3
She was quite willing to give up her idea of Paris and be married immediately, but Arthur
had made up his mind they could not marry till she was nineteen. He asked her not to change her
plans and to go to Paris, but suggested that she should not live along; because of that she went to
live with Susie.
Susie Boyd was thirty, but she looked older. She was not pretty, but her face was so kind,
her sense of humour so attractive, that no one after ten minutes thought of her ugliness. Her taste
was good, her talent for dressing so remarkable, that she was able to make the most of herself. It
was due to her influence that Margaret was dressed always in the latest fashion.
There was a knock at the door, and Arthur came in.
"This is the fairy place," said Margaret, leading him to her friend.
"I'm glad to see you to thank you for all you've done for Margaret," he smiled, taking Susie's
hand.
While Margaret was preparing tea, his eyes followed her movements with a touching
doglike devotion. Margaret felt that he was looking at her and turned round. Their eyes met and
they stood some time gazing at each other silently.
"Don't be a pair of perfect idiots," exclaimed Susie gaily. "I'm dying for my tea."
Глоссарий
Monotonous- монотонный
Willingly- охотно
Accompany- сопровождать, проводить
Affection- привязанность, любовь, расположение
Pride- чувство гордости, собственное самоуважение
Gaily- весело
Перевод
Маргарет Донси жила в художественной студии недалеко от бульвара Монпарнас со
Сьюзи Бойд. В тот же день Артур приходил навестить их. Молодые женщины ждали его.
Сюзи с интересом ждала встречи. Она много слышала о молодом человеке и знала о его
романе с Маргарет. В течение многих лет Сюзи вела монотонную жизнь учительницы в
школе для юных леди, и когда Маргарет, бывшая ее ученицей, сообщила ей о своем
намерении провести пару лет в Париже, чтобы изучать искусство, Сьюзи охотно
согласилась сопровождать ее. ее. Она очень любила Маргарет и с почти материнской
гордостью наблюдала, как с каждым годом ее необычайная красота прибавляла новое
очарование. Она с гордостью думала, что передаст Артуру Бердону женщину, чей характер
она помогла сформировать.
Сюзи знала, отчасти из обрывков писем, которые ей читала Маргарет, отчасти из ее
4
разговоров, как страстно он обожал свою невесту, и она видела, что Маргарет тоже любит
его. История их любви была очень романтичной. Маргарет была дочерью адвоката, с
которым Артур был дружен, и когда он умер, много лет спустя после жены, Артур стал
опекуном девушки. Он пытался дать ей все, что она могла пожелать, и когда в 17 лет она
сказала ему о своем желании поехать в Париж и научиться рисовать, он сразу же согласился.
Подготовка к путешествию началась, когда Маргарет случайно обнаружила, что ее отец
умер без гроша в кармане, и с тех пор она жила за счет Артура. Когда она подошла к нему со
слезами на глазах и рассказала ему все, что знала, Артур очень смутился.
— Но зачем ты это сделал? — спросила она. — Почему ты мне не сказал?
«Я не хотел, чтобы ты чувствовал себя обязанным мне, и я хотел, чтобы ты чувствовал себя
совершенно свободным».
Воскликнула она. Она не могла остановить слезы.
— Не глупи, — рассмеялся он. «Ты мне ничего не должен. Я сделал для тебя очень мало, и
то, что я сделал, доставило мне большое удовольствие».
"Я не знаю, как я могу когда-либо отплатить вам."
— О, не говори так, — закричал он. «Мне гораздо труднее говорить то, что я хочу».
Она быстро взглянула на него и покраснела.
«Я бы сделала все на свете для тебя», — сказала она.
«Я не хочу, чтобы ты была мне благодарна, потому что я надеялся… когда-нибудь смогу
попросить тебя выйти за меня замуж…»
Маргарет рассмеялась, протягивая руки.
«Вы должны знать, что я хотел, чтобы вы сказали это с тех пор, как мне было десять».
Она была вполне готова отказаться от своей идеи о Париже и немедленно выйти
замуж, но Артур решил, что они не могут пожениться, пока ей не исполнится девятнадцать.
Он просил ее не менять своих планов и ехать в Париж, но предлагал ей не жить вместе; из-за
этого она стала жить со Сьюзи.
Сьюзи Бойд было тридцать, но выглядела она старше. Она не была хорошенькой, но
лицо у нее было такое доброе, чувство юмора такое привлекательное, что никто и через
десять минут не подумал о ее некрасивости. У нее был хороший вкус, ее талант одеваться
был настолько замечательным, что она могла максимально использовать себя. Именно
благодаря ее влиянию Маргарет всегда одевалась по последней моде.
В дверь постучали, и вошел Артур.
"Это волшебное место," сказала Маргарет, подводя его к своей подруге.
"Я рад видеть вас, чтобы поблагодарить вас за все, что вы сделали для Маргарет," он
улыбнулся, взяв руку Сьюзи.
5
Пока Маргарет готовила чай, его глаза следили за ее движениями с трогательной
собачьей преданностью. Маргарет почувствовала, что он смотрит на нее, и обернулась. Их
взгляды встретились, и некоторое время они молча смотрели друг на друга.
"Не будьте парой полных идиотов," весело воскликнула Сюзи. «Смерть как хочется чая».
Text 2
It was almost daylight. Hearne looked at the watch, and took the kit. Everything was ready.
Under his flying suit in the inside pocket of the jacket were the letters and photograph and the
identification papers.
The twenty-two-minute journey was almost over: only one more minute to go. The engine was
suddenly silent and the pilot waved his hand.
"That is when you get ready," he had told Hearne in the morning over their last cup of hot chocolate.
"Second time I wave is good-bye and good luck."
Hearne stood as he had learned during the past three weeks. His eyes hadn't left the pilot.
How long did it take to glide from twenty thousand feet to six? He was answered by the movement of the
pilot's arm. Good-bye and good luck. Well, here it was at last.
"Good luck, yourselves!" Hearne said. And then he was diving through air. He started to count. "Not too
soon, not too late," he said to himself. "Don't think about what happens if the parachute does not
work." He restrained himself from pulling the rip cord. Он сдерживал себя, чтобы не потянуть
шнур. Not yet: the longer he fell, the quicker, the safer. He pulled the cord. It was not going to work. It
was not going to - Then the feeling of being pulled backward in the sky again, then slow floating... He
looked down at the fields. He could see a wood to the south. He pulled on the ropes. And then the
ground seemed to rise up to meet him. As he landed, his right arm grasped the control rope, and the
clip on his belt automatically released the parachute as it pulled him forward. That was all.
Hearne rose to his feet. He must reach the trees before the light. He could not leave the
parachute here. He pulled and pulled. Then holding the bundle in front of him he half-ran towards the
wood.
He finished the last twenty yards in a spurt... The trees closed in around and he fell on his
parachute. At last he could breathe normally again. Then he began to work with his clasp knife, cutting
the turf into squares. It took time, but in the end he had packed the parachute into the hole, then the
flying suit and the helmet, and over them he put the turf and some stones.
He looked at the watch. Three hours ago he had spoken with the pilot over a last cup of hot
chocolate. Three hour ago he had stood on English earth. Three hours ago he had been Martin Hearne
with twenty seven years of his own life behind him. Now he was Bertrand Corlay, with twenty-six years
6
of another man's life. He looked down at the uniform which had been Corlay's, felt once more for the
papers in the inside pocket. From now on he wouldn't only have to speak, but think, in French.
He had some time now after he had got rid of the parachute and flying suit.
It was cold and damp. He thought of Bertrand Corlay in his white hospital bed in England. If
Matthew had not been examining French and Belgian wounded, if he had not seen Corlay, believed he
was Hearne, and then notified Military Intelligence that one of their men had just got back among
the prisoners of war, then the scheme would never have been born in Matthew's head. Two days
after he had seen Corlay, he had not only the idea, but also the go-ahead signal from his
department. A week before the French-German armistice he sent for Hearne.
"How would you like to spend a summer in France?" he asked.
"But I have just come back from there."
"Brittany, this time. That should interest you, Hearne."
It did, in spite of the fact that for the last month he had not slept in a clean bed, or seen a bathroom.
"When do I go?" he asked. Brittany... well that was something.
"In about two or three weeks. If there is an armistice, then we shall use you. Every Frenchman who
can get back to his home will go there. You are to be one of the Frenchmen who get back to France,
and stay there."
Глоссарий
Daylight- дневной свет
Cord- шнур
Rope- веревка
Spurt- рывок
Hole- отверстие
Clasp- застежка
Prisoner- заключенный
Sheme- схема
Spite- несмотря
Перевод
Было почти светло. Херн посмотрел на часы и взял комплект. Все было готово. Под
летным костюмом во внутреннем кармане куртки лежали письма, фотография и документы,
удостоверяющие личность.
Двадцатидвухминутное путешествие почти закончилось: осталась всего одна минута.
Двигатель внезапно замолчал, и пилот махнул рукой.
«Тогда ты будешь готов», — сказал он Херну утром за последней чашкой горячего
шоколада. «Второй раз машу — до свидания и удачи».
7
Хирн стоял, как научился за последние три недели. Его глаза не отрывались от
пилота. Сколько времени потребовалось, чтобы спланировать с двадцати тысяч футов до
шести? Ему ответило движение руки пилота. Пока и удачи. Ну вот, наконец.
"Удачи вам!" — сказал Хирн. А потом он нырял по воздуху. Он начал считать. «Не
слишком рано, не слишком поздно, — сказал он себе. «Не думай о том, что будет, если
парашют не сработает». Он сдержался, чтобы не потянуть за трос. Он сдерживает себя,
чтобы не потянуть шнур. Пока нет: чем дольше он падал, тем быстрее и безопаснее. Он
потянул шнур. Это не сработает. Он не собирался... Затем ощущение того, что его снова
тянет назад в небе, затем медленное плавание... Он посмотрел вниз на поля. Он мог видеть
лес на юге. Он потянул за веревки. А затем земля, казалось, поднялась, чтобы встретить его.
Когда он приземлился, его правая рука схватила трос управления, и клипса на его ремне
автоматически выпустила парашют, который потянул его вперед. Это все.
Хирн поднялся на ноги. Он должен добраться до деревьев до света. Он не мог
оставить здесь парашют. Он тянул и тянул. Затем, держа узел перед собой, он наполовину
побежал к лесу.
Последние двадцать ярдов он пробежал рывком... Деревья сомкнулись вокруг, и он
упал на парашюте. Наконец-то он снова мог нормально дышать. Затем он начал работать
складным ножом, разрезая дерн на квадраты. На это ушло время, но в конце концов он
засунул в дыру парашют, затем летный костюм и шлем, а поверх них положил дерн и
несколько камней.
Он посмотрел на часы. Три часа назад он разговаривал с пилотом за последней
чашкой горячего шоколада. Три часа назад он стоял на английской земле. Три часа назад он
был Мартином Херном, у которого за спиной двадцать семь лет собственной жизни. Теперь
он был Бертраном Корлеем с двадцатью шестью годами жизни другого человека. Он
посмотрел на униформу, принадлежавшую Корлею, еще раз нащупал бумаги во внутреннем
кармане. Отныне ему придется не только говорить, но и думать по-французски.
Теперь у него было немного времени после того, как он избавился от парашюта и
летного костюма.
Было холодно и сыро. Он подумал о Бертране Корлее на белой больничной койке в
Англии. Если бы Мэтью не осматривал раненых французов и бельгийцев, если бы он не
видел Корлея, не поверил, что он Херн, а затем сообщил военной разведке, что один из их
людей только что вернулся среди военнопленных, то план никогда бы не был реализован.
родился в голове Мэтью. Через два дня после того, как он увидел Корлея, у него появилась
не только идея, но и сигнал от его отдела. За неделю до франко-германского перемирия он
послал за Херном.
8
«Как бы вы хотели провести лето во Франции?» он спросил.
— Но я только что вернулся оттуда.
«Бриттани, на этот раз. Это должно тебя заинтересовать, Хирн».
Так оно и было, несмотря на то, что последний месяц он не спал в чистой постели и не видел
ванной.
"Когда я иду?" он спросил. Бриттани... ну, это было что-то.
"Примерно через две-три недели. Если будет перемирие, тогда мы будем использовать вас.
Каждый француз, который сможет вернуться домой, отправится туда. Вы должны быть
одним из французов, которые вернутся во Францию и останутся там. ."
Text 3
He was an extremely clever young man, though he had no real appreciation of the visible
arts, and whatever little sense of the beauty of poetry he possessed he had gained entirely from
Dorian. His dominant intellectual passion was for science. At Cambridge he had spent a great deal
of his time working in the Laboratory, and had taken a good class in the Natural Science Tripos of
his year.
Indeed, he was steel devoted to the study of chemistry, and had a laboratory of his own, in
which he used to shut himself up all day long, greatly to the annoyance of his mother, who had set
her heart on his standing for Parliament, and had a vague idea that a chemist was a person who
made up prescriptions. He was an excellent musician, however as well, and played both the violin
and the piano better than most amateurs. In fact, it was music that had brought him and Dorian Gray
together - music and that indefinable attraction that Dorian seemed to be able to exercise whenever
he wished, and indeed exercised often without being conscious of it. They had met at Lady
Berkshire's the night that Rubinstein played there, and after that used to be always seen together at
the Opera, and wherever good music was going on. For eighteen months their intimacy lasted.
Campbell was always either at Selby Royal or in Grosvenor Square. To him, as to many others,
Dorian Gray was the type of everything that is wonderful and fascinating in life. Whether or not a
quarrel had taken place between them no one ever knew.
But suddenly people remarked that they scarcely spoke when they met, and that Campbell
seemed always to go away early from any party at which Dorian Gray was present. He had
changed, too - was strangely melancholy at times, appeared almost to dislike hearing music, and
would never himself play, giving as his excuse, when he was called upon, that he was so absorbed
in science that he had no time left in which to practise. And this was certainly true. Every day he
seemed to become more interested in biology, and his name appeared once or twice in some of the
9
scientific reviews, in connection with certain curious experiments.
This was the man Dorian Gray was waiting for. Every second he kept glancing at the clock.
As the minutes went by he became horribly agitated. At last he got up, and began to pace up and
down the room, looking like a beautiful caged thing. He took long stealthy strides. His hands were
curiously cold.
The suspense became unbearable. Time seemed to him to be crawling with feet of lead, while he by
monstrous winds was being swept towards the jagged edge of some black cleft of precipice. He
knew what was waiting for him there; saw it indeed, and, shuddering, crushed with dank hands his
burning lids as though he would have robbed the very brain of sight, and driven the eyeballs back
into their cave. It was useless. The brain had its own food on which it battened, and the
imagination, made grotesque by terror, twisted and distorted as a living thing by pain, danced like
some foul puppet on a stand, and grinned through moving masks. Than, suddenly, Time stopped
for him. Yes: that blind, slow-breathing thing crawled no more, and horrible thoughts, Time being
dead, raced nimbly on in front, and dragged a hideous future from its grave, and showed it to him.
He stared at it. Its very horror made him stone.
Text 4
The King's son was going to be married, so were general rejoicing. He had waited a whole
year for his bride, and at last she had arrived. She was a Russian Princess, and had driven all the
way from Finland in a sledge drawn by six reindeers. The sledge was shaped like a great golden
swan, and between the swan's wings lay the little Princess herself. Her long ermine cloak reached
right down to her feet, on her head was a tiny cap of silver tissue, and she was pale as the Snow
Palace in which she had always lived. So pale was she that as she drove through the streets all the
people wondered. "She is like a white rose!" they cried, and they threw down flowers on her from
the balconies.
At the gate of the Castle the Prince was waiting to receive her. He had dreamy violet eyes,
and his hair was like fine gold. When he saw her he sank upon one knee, and kissed her hand.
"Your picture was beautiful," he murmured, "but you are more beautiful than your picture,"
and the little Princess blushed.
"She was like a white rose before," said a young page to his neighbour, "but she is like a
red rose now;" and the whole Court was delighted.
For the next three days everybody went about saying, "White rose, Red rose, Red rose,
White rose," and the King gave orders that the Page's salary was to be doubled. As he received no
10
salary at all this was not of much use to him, but it was considered a great honour, and was duly
published in the Court Gazette.
When the three days were over the marriage was celebrated. It was a magnificent
ceremony, and the bride and bridegroom walked hand in hand under a canopy of purple velvet
embroidered with little pearls. Then there was a State Banquet, which lasted for five hours. The
Prince and Princess sat at the top of the Great Hall and drank out of a cup of clear crystal. Only true
lovers could drink out of this cup, for if false lips touched it, it grew grey and dull and cloudy.
"It is quite clear that they love each other," said the little Page, "as clear as crystal!" and the
King doubled his salary a second time.
"What an honour!" cried all the courtiers.
After the banquet there was to be a Ball. The bride and bridegroom were to dance the Rose-
dance together, and the King had promised to play the flute. He played very badly, but no one had
ever dared to tell him so, because he was the King. Indeed, he knew only two airs, and was never
quite certain which one he was playing; but it made no matter, for, whatever he did, everybody
cried out, "Charming! charming!"
The last item on the programme was a grand display of fireworks, to be let off exactly at
midnight. The little Princess had never seen a firework in her life, so the King had given orders
that the Royal Pyrotechnist should be in attendance on the day of her marriage.
"What are Fireworks like?" she had asked the Prince, one morning, as she was walking on the
terrace.
"They are like the Aurora Borealis," said the King, who always answered questions that
were addressed to other people, "only much more natural. I prefer them to stars myself, as you
always know when they are going to appear, and they are as delightful as my own flute-playing.
You must certainly see them."
So at the end of the King's garden a great stand had been set up, and as soon as the Royal
Pyrotechnist had put everything in its proper place, the fireworks began to talk to each other.
"The world is certainly very beautiful," cried a little Squib. "Just look at those yellow tulips.
Why! If they were real crackers they could not be lovelier. I am very glad I have travelled. Travel
improves the mind wonderfully, and does away with all one's prejudices."
"The King's garden is not the world, you foolish Squib," - said a big Roman Candle: "the
world is an enormous place, and it would take you three days to see it thoroughly."
Глоссарий
Rejoice- радоваться
Sledge- сани
Ermine- горностай
11
Pale- бледный
Tissue- ткань
Murmur- ропот
Duly- должным образом
Marriage- брак
Canopy- навес
Attendance- посещаемость
Certainly- безусловно
Cracker- крекер
Перевод
Сын короля собирался жениться, так что все ликовали. Целый год он ждал свою
невесту, и наконец она приехала. Она была русской принцессой и проделала весь путь из
Финляндии в санях, запряженных шестью оленями. Сани имели форму большого золотого
лебедя, а между крыльями лебедя лежала сама маленькая принцесса. Ее длинный
горностаевый плащ доходил ей до самых ног, на голове у нее была крошечная шапочка из
серебряной ткани, и она была бледна, как Снежный дворец, в котором всегда жила. Она
была так бледна, что, когда она ехала по улицам, все удивлялись. "Она как белая роза!" —
кричали они и бросали на нее цветы с балконов.
У ворот Замка ее ждал принц. У него были мечтательные фиолетовые глаза, а волосы
были как чистое золото. Увидев ее, он опустился на одно колено и поцеловал ее руку. «Твоя
картина была прекрасна, — пробормотал он, — но ты красивее, чем твоя картина», и
маленькая принцесса покраснела.
«Раньше она была похожа на белую розу, — сказал молодой паж своему соседу, — а
теперь она похожа на красную розу». и весь двор был в восторге.
Следующие три дня все ходили и говорили: «Белая роза, красная роза, красная роза,
белая роза», и король приказал удвоить жалованье пажа. Так как он вообще не получал
жалованья, это не имело для него большой пользы, но считалось большой честью и
должным образом печаталось в «Придворных ведомостях».
По прошествии трех дней состоялась свадьба. Это была пышная церемония, и жених
и невеста шли рука об руку под балдахином из лилового бархата, расшитого мелкими
жемчужинами. Затем был Государственный Банкет, который длился пять часов. Принц и
Принцесса сидели на вершине Большого Зала и пили из чашки из прозрачного хрусталя.
Только истинные влюбленные могли пить из этой чаши, ибо, если фальшивые губы
касались ее, она становилась серой, тусклой и мутной.
-- Совершенно ясно, что они любят друг друга, -- сказал маленький Паж, -- ясно, как
12
хрусталь! и король удвоил свое жалованье во второй раз.
"Какая честь!" — закричали все придворные.
После банкета должен был быть бал. Жених и невеста должны были вместе танцевать
танец роз, а король обещал играть на флейте. Он играл очень плохо, но никто никогда не
смел сказать ему об этом, потому что он был королем. В самом деле, он знал только две
арии и никогда не был уверен, какую из них он играет; но это не имело значения, потому
что, что бы он ни делал, все кричали: «Очаровательно! Очаровательно!»
Последним пунктом программы был грандиозный фейерверк, который должен был
запуститься ровно в полночь. Маленькая принцесса никогда в жизни не видела фейерверков,
поэтому король приказал, чтобы в день ее свадьбы присутствовал королевский
пиротехник.лет, что бы изучить искусство, в то время как Сюзи с охотой согласилась
сопроводить её. У девушки была особенная привязанность к Маргарет и с материнской
гордостью та наблюдала, как с каждым годом ее красота становится все очаровательнее.
Сюзи гордилась мыслю, что она отдаст Артуру Бурдону девушку, чей характер она помогла
сформировать.
«Каковы фейерверки?» — спросила она принца однажды утром, прогуливаясь по
террасе.
«Они похожи на Северное сияние, — сказал Король, который всегда отвечал на
вопросы, адресованные другим людям, — только гораздо более естественные. Я сам
предпочитаю их звездам, так как вы всегда знаете, когда они появятся, и они так же
восхитительны, как моя собственная игра на флейте. Вы непременно должны их увидеть.
Итак, в конце королевского сада была установлена большая трибуна, и как только
королевский пиротехник расставил все по своим местам, фейерверки начали разговаривать
друг с другом.
«Мир, безусловно, очень прекрасен», — воскликнул маленький Сквиб. "Вы только
посмотрите на эти желтые тюльпаны. Почему! Если бы это были настоящие крекеры, они не
могли бы быть прекраснее. Я очень рад, что путешествовал. Путешествие чудесно улучшает
ум и избавляет от всех предрассудков".
«Царский сад — это не мир, глупый ты сквиб, — сказала большая римская свеча, —
мир — это огромное место, и тебе понадобится три дня, чтобы его хорошенько осмотреть».
Text 5
I had known her for some considerable time before I came to know him. Most of their
acquaintance were in the same case; for to know him was among the less noticeable and the less
13
immediate results of knowing her. You might go to the house three or four times and not happen
upon him. He was there always, but he did not attract attention. You joined Mrs Clinton's circle,
or, if she were in a confidential mood, you sat with her on the sofa. Her daughter, Muriel, would
talk to you about "Mamma's books", while Mrs. Clinton declared that, do what she would, she
could not prevent the darling from reading them. Perhaps, when you had paid balf-a-dozen visits,
Mr. Clinton would cross your path. He was very polite, active for your comfort, ready to carry out
his wife's directions, determined to be useful. Mrs Clinton recognised his virtues. She called him an
"old dear", with a fond pitying smile on her lips, and would tell you, with an arch glance and the
slightest of shrugs, that "he wrote too".
If you asked what he wrote, she said that it was "something musty", but it kept him happy,
and that he never minded being interrupted, or even having nowhere to write, because Muriel's
dancing lesson occupied the dining-room, "and I really couldn't have him in my study. One must
be alone to work, mustn't one?" She couldn't be blamed for holding her work above his, there was
nothing at all to show for his; whereas hers not only brought her a measure of fame, as fame is
counted, but also doubled the moderate private income on which they had started housekeeping -
and writing-thirteen or fourteen years before. Mr. Clinton accepted his inferiority with an
acquiescence that almost eagerness. He threw himself into the task of helping his wife, not of
course in the writing, but by relieving her of family and social cares. He walked with Muriel, and was
sent to parties when his wife was too busy to come.
I liked Clinton and I do not mean by that that I disliked Mrs. Clinton. Indeed I admired
her very much, and her husband's position in the household seemed just as natural to me as it did
to himself and to everybody else. Young Gregory Dulcet, who is a poet and a handsome impudent
young dog, was felt by us all to have put the matter in a shape that was at once true to regard to our
host, and pretty in regard to our hostess, when he referred, apparently in a casual way, to Mr.
Clinton as "the Prince Consort". Mrs. Clinton laughed and blushed; Muriel clapped her hands and
ran off to tell her father. She came back saying that he was very pleased with the name, and I
believe that very possibly he really was. Anyhow, young Dulcet was immensely pleased with
it; he repeated it, and it "caught on". I heard Mrs. Clinton herself, with a half-daring, half-modest
air, use it more than once. Thus Mrs. Clinton was led to believe herself great.
Thus Mr. Clinton passed the days of an obscure useful life, helping his wife, using the
dining-room when dancing lessons did not interfere, and enjoying the luxury of the study in the
small hours of the morning. And Mrs. Clinton grew more and more pitiful to him; and Muriel
more and more patronising; and the world more and more and more forgetful. And then, one fine
morning, as I was going to my office, the Prince Consort overtook me. He was walking fast, and he
carried a large, untidy, brown-paper parcel. I quickened my pace to keep up with his.
14
Глоссарий
Path- дорожка
Fame- слава
Inferiority- неполноценность
Household- домашнее хозяйство
Obscure- затемнять
Pitiful- жалкий
Forgetful- забывчивый
Parcel- пакет
Перевод
Я знал ее довольно давно, прежде чем познакомился с ним. Большинство их знакомых
были в том же самом случае; ибо знакомство с ним было одним из менее заметных и менее
непосредственных результатов знакомства с ней. Вы можете пойти в дом три или четыре
раза и не наткнуться на него. Он был там всегда, но не привлекал внимания. Вы
присоединялись к кругу миссис Клинтон, или, если она была в конфиденциальном
настроении, вы сидели с ней на диване. Ее дочь Мюриэль говорила с вами о «маминых
книгах», а миссис Клинтон заявляла, что, что бы она ни делала, она не может помешать
любимому читать их. Возможно, когда вы нанесете не меньше дюжины визитов, мистер
Клинтон перейдет вам дорогу. Он был очень вежлив, заботился о вашем комфорте, готов был
выполнять указания жены, полон решимости быть полезным. Миссис Клинтон признала его
достоинства. Она называла его «старичок», с нежной, жалостливой улыбкой на губах, и
говорила вам, лукавя взглядом и чуть пожимая плечами, что «он тоже писал».
Если вы спрашивали, что он пишет, она отвечала, что это было «что-то затхлое», но
это делало его счастливым, и что он никогда не возражал против того, чтобы его прерывали
или даже негде было писать, потому что уроки танцев Мюриель занимали столовую, «и Я
действительно не мог иметь его в своем кабинете. Работать надо одному, не так ли? Ее
нельзя было винить в том, что она ставила свою работу выше его, ему вообще нечего было
показать; в то время как ее не только принесли ей известность, как принято считать, но и
удвоили умеренный частный доход, на который они начали вести домашнее хозяйство и
писать тринадцать или четырнадцать лет назад. Мистер Клинтон принял свою
неполноценность с молчаливым согласием, почти с рвением. Он бросился на помощь своей
жене, конечно, не в писательстве, а в том, чтобы освободить ее от семейных и социальных
забот. Он гулял с Мюриэль, и его отправляли на вечеринки, когда его жена была слишком
занята, чтобы прийти.
Мне нравился Клинтон, и я не имею в виду, что не любил миссис Клинтон. В самом
15
деле, я очень восхищался ею, и положение ее мужа в доме казалось мне столь же
естественным, как и ему самому и всем остальным. Мы все чувствовали, что молодой
Грегори Дульсет, поэт и красивый дерзкий молодой пёс, изложил дело в такой форме,
которая одновременно была верной по отношению к нашему хозяину и милой по отношению
к нашей хозяйке, когда он упомянул , по-видимому, небрежно, мистеру Клинтону как
«принцу-консорту». Миссис Клинтон рассмеялась и покраснела; Мюриэль захлопала в
ладоши и побежала, чтобы рассказать об этом отцу. Она вернулась, сказав, что ему очень
понравилось это имя, и я думаю, что, возможно, так оно и было. Как бы то ни было, юная
Дульсет была им очень довольна; он повторил это, и это «прижилось». Я слышал, как сама
миссис Клинтон с полудерзким, полускромным видом использовала его не раз. Таким
образом, миссис Клинтон была убеждена, что она великая.
Так мистер Клинтон проводил дни безвестной полезной жизни, помогая жене,
пользуясь столовой, когда не мешали уроки танцев, и наслаждаясь роскошью учебы в
предрассветные часы. И миссис Клинтон становилась все более и более жалкой к нему; и
Мюриэль все более покровительственно; и мир все более и более забывчивый. И вот, в одно
прекрасное утро, когда я шел в свой кабинет, меня настиг принц-консорт. Он шел быстро и
нес большой неопрятный сверток из коричневой бумаги. Я ускорил шаг, чтобы не отставать
от него.
Text 6
Cruelty! Had he been cruel? It was the girl's fault, not his. He had dreamed of her as a great
artist, had given his love lo her because he had thought her great. Then she had disappointed him.
She had been shallow and unworthy. And, yet, a feeling of infinite regret came over him, as he
thought of her lying at his feet sobbing like a little child. He remembered with what callousness he
had watched her. Why had he been made like that? Why had such a soul been given to him? But he
had suffered also. During the three terrible hours that the play had lasted, he had lived centuries of
pain, aeon upon aeon of torture. His life was well worth hers. She had marred him for a moment, if
he had wounded her for an age. Besides, women were better suited to bear sorrow than men. They
lived on their emotions. They only thought of their emotions. When they took lovers, it was merely
to have someone with whom they could have scenes. Lord Henry had told him that, and Lord Henry
knew what women were. Why should he trouble about Sibyl Vane? She was nothing to him now.
16
But the picture? What was he to say of that? It held the secret of his life, and told his story. It
had taught him to love his own beauty. Would it teach him to loathe his own soul? Would he ever
look at it again?
No: it was merely an illusion wrought on the troubled senses. The horrible night that he had
passed had left phantoms behind it. Suddenly there had been fallen upon his brain that tiny scarlet
speck that makes men mad. The picture had not changed. It was folly to think so.
Yet it was watching him, with its beautiful marred face and its cruel smile. Its bright hair
gleamed in the early sunlight. Its blue eyes met his own. A sense of infinite pity, not for himself, but
for the painted image of himself, came over him. It had altered already, and would alter more. Its
gold would wither into grey. Its red and white roses would die. For every sin that he committed a
stain would fleck and wreck its fairness. But he would not sin. The picture, changed or unchanged,
would be to him the visible emblem of conscience. He would resist temptation. He would not see
Lord Henry any more - would not, at any rate, listen to those subtle poisonous theories that in Basil
Hallward's garden had first stirred within him the passion for impossible things.
He would go back to Sibyl Vane, make her amends, marry her, try to love her again. Yes, it
was his duty to do so. She must have suffered more than he had. Poor child! He had been selfish
and cruel to her. The fascination that she had exercised over him would return. They would be
happy together. His life with her would be beautiful and pure.
He got up from his chair, and drew a large screen right in front of the portrait, shuddering as
he glanced at it. "How horrible!” he murmured to himself, and he walked across to the window and
opened it. When he stepped out on to the grass, he drew a deep breath. The fresh morning air
seemed to drive away all his somber passions. He thought only of Sibyl! A faint echo of his love
came back to him. He repeated her name over and over again. The birds that were singing in the
dew-drenched garden seemed to be telling the flowers about her.
Глоссарий
Fault- вина
Unworthy- недостойный
Torture- пытка
Sorrow- печаль
Merely- просто
Folly- глупость
Pity- жалость
Fairness- справедливость
Sin- грех
17
Passion- страсть
Amend- исправлять
Перевод
Безжалостность! Был ли он жесток? Это была вина девушки, а не его. Он мечтал о ней
как о великой художнице, отдавал ей свою любовь, потому что считал ее великой. Тогда она
разочаровала его. Она была мелкой и недостойной. И все же чувство бесконечного
сожаления охватило его, когда он подумал о ней, лежащей у его ног и рыдающей, как
маленький ребенок. Он вспомнил, с какой бессердечностью наблюдал за ней. Почему он был
сделан таким? Зачем ему была дана такая душа? Но и он страдал. В течение трех ужасных
часов, что длилась пьеса, он прожил века боли, вечность за вечностью пыток. Его жизнь
стоила ее. Она испортила его на мгновение, если он ранил ее на целую вечность. Кроме того,
женщины лучше мужчин переносили горе. Они жили своими эмоциями. Они думали только
о своих эмоциях. Когда они брали любовников, это было просто для того, чтобы иметь кого-
то, с кем они могли бы устраивать сцены. Лорд Генри сказал ему это, а лорд Генри знал, что
такое женщины. Зачем ему беспокоиться о Сибил Вейн? Теперь она была для него никем.
Но картинка? Что он мог сказать об этом? Она хранила тайну его жизни и
рассказывала его историю. Это научило его любить свою красоту. Научит ли это его
ненавидеть собственную душу? Взглянет ли он когда-нибудь на это снова?
Нет: это была просто иллюзия, созданная для беспокойных чувств. Ужасная ночь,
которую он провел, оставила после себя видения. Внезапно на его мозг упало то крошечное
алое пятнышко, которое сводит людей с ума. Картина не изменилась. Глупо было так думать.
И все же оно наблюдало за ним со своим прекрасным изуродованным лицом и

жестокой улыбкой. Его светлые волосы блестели в лучах раннего солнца. Его голубые глаза
встретились с его собственными. Чувство бесконечной жалости не к самому себе, а к
нарисованному изображению самого себя охватило его. Он уже изменился и еще больше
изменится. Его золото станет серым. Его красные и белые розы умрут. Для каждого греха,
который он совершил, пятно будет пятном и разрушит его справедливость. Но он не стал бы
грешить. Изображение, измененное или неизменное, было бы для него видимой эмблемой
совести. Он устоял бы перед искушением. Он больше не увидит лорда Генри и, во всяком
случае, не станет слушать те изощренные ядовитые теории, которые в саду Бэзила
Холлуорда впервые пробудили в нем страсть к невозможным вещам.
Он вернется к Сибилле Вейн, загладит ее вину, женится на ней, попытается снова

полюбить ее. Да, это было его долгом. Должно быть, она страдала больше, чем он. Бедный
18
ребенок! Он был эгоистичен и жесток к ней. Очарование, которое она испытала на нем,
вернется. Они были бы счастливы вместе. Его жизнь с ней будет прекрасной и чистой.
Он встал со стула и нарисовал большой экран прямо перед портретом, вздрагивая при
взгляде на него. "Как ужасно!" - пробормотал он про себя, подошел к окну и открыл его.
Выйдя на траву, он глубоко вздохнул. Свежий утренний воздух, казалось, прогнал все его
мрачные мысли. Он думал только о Сивилле! Слабое эхо его любви возвратилось к нему, он
снова и снова повторял ее имя, и птицы, которые пели в залитом росой саду, казалось,
рассказывали о ней цветам.
Text 7
When I came to the house on Madison Avenue it looked so big and brown and forbidding that
I didn't dare go in, so I walked around the block to get up my courage, but I needn't have a bit afraid;
your butler is such a nice, fatherly old man that he made me feel at home at once. He told me to wait in
the drawing room. I sat down on the edge of a big upholstered chair and kept saying to myself, "I'm
going to see Daddy-Long-Legs! I'm going to see Daddy-Long-Legs!”
Than presently the man came back and asked me please to step up to the library. I was so
excited that really and truly my feet would hardly take me up. Outside the door he turned and
whispered, "He's been very ill, Miss. This is the first day he's allowed to sit up. You'll not stay
long enough to excite him?” I knew from the way he said it that he loved you - and I think he's an
old dear!
Then he knocked and said, "Miss Abbott", and I went in and the door closed behind me.
It was so dim coming in from the brightly lighted hall that for a moment. I could scarcely make out
anything; then I saw a big easy chair before the fire and a shining tea table with a smaller chair
beside it. And realised that a man was sitting in the big chair propped up by pillows with a rug
over his knees. Before I could stop him he rose — sort of shakily — and steadied himself by the back
of the chair and just looked at me without a word. And then — and then – I saw it was you!
Then you laughed and held out your hand and said, "Dear Little Judy, could you guess
that I was Daddy-Long-Legs?"
In an instant it flashed over me. Oh, but I have been stupid! A hundred little things might
have told me, if I had had any wits. I wouldn't make a very good detective, would I, Daddy? -
Jervie? What must I call you? Just plain Jervie sounds disrespectful and I can't be disrespectful to
you!
It was a very sweet half an hour before your doctor came and sent me away. I was so
dazed when I got to the station that I almost took a train for St. Louis. And you were pretty dazed,
too. You forgot to give me any tea. But we're both very, very happy, aren't we? I drove back to
19
Lock Willow in the dark - but oh, how the stars were shining! And this morning I've been out with
Colin visiting all the places that you and I went to together and remembering what you said and how
you looked. I am missing you dreadfully, Jervie dear, but it's a happy kind of missing: we'll be
together soon. We belong to each other now really and truly, no make-believe! Doesn't it seem queer
for me to belong to someone at last? It seems very, very sweet.
And I shall never let you be sorry for a single instant.
Yours, forever and ever,
Judy.
PS. This is the first love letter I ever wrote. Isn't it funny that I know how?
Глоссарий
Butler- дворецкий
Sort- сортировать, классифицировать
Dazed- изумленный
Dreadfully- ужасно
Truly- действительно
Перевод
Когда я подошел к дому на Мэдисон-авеню, он выглядел таким большим,
коричневым и неприступным, что я не осмелился войти внутрь, поэтому я прошел вокруг
квартала, чтобы набраться храбрости, но мне нечего было бояться; ваш дворецкий такой
славный, отцовский старик, что я сразу почувствовал себя как дома. Он сказал мне
подождать в гостиной. Я сел на край большого кресла с мягкой обивкой и продолжал
говорить себе: «Я увижу Длинноногого Папу! Я увижу Длинноногого Папу!»
Затем мужчина вернулся и попросил меня пройти в библиотеку. Я был так
взволнован, что на самом деле мои ноги едва держали меня на ногах. У двери он повернулся
и прошептал: «Он был очень болен, мисс. Это первый день, когда ему разрешено сидеть. Вы
не останетесь достаточно долго, чтобы возбудить его?» По тому, как он это сказал, я понял,
что он любит вас, и я думаю, что он старый милый!
Затем он постучал и сказал: «Мисс Эбботт», и я вошел, и дверь за мной закрылась. Из
ярко освещенного зала было так темно, что на мгновение. Я едва мог что-либо разобрать;
затем я увидел большое мягкое кресло перед камином и сияющий чайный столик, а рядом с
ним стул поменьше. И понял, что в большом кресле, подпертом подушками, с пледом на
коленях сидит мужчина. Прежде чем я успел его остановить, он поднялся — немного
шатаясь — и, опершись на спинку стула, молча посмотрел на меня. И тогда — и тогда — я
увидел, что это ты!
Потом ты засмеялся, протянул руку и сказал: «Дорогая Маленькая Джуди, ты могла
20
догадаться, что я Длинноногий Папочка?»
В одно мгновение оно пронеслось надо мной. О, но я был глуп! Сотни мелочей могли
бы рассказать мне, если бы у меня хватило ума. Из меня не вышел бы очень хороший
детектив, не так ли, папочка? - Джерви? Как я должен называть вас? Просто Джерви звучит
неуважительно, а я не могу быть неуважительным к тебе!
Это были очень приятные полчаса, прежде чем ваш доктор пришел и отослал меня. Я
был так ошеломлен, когда добрался до вокзала, что чуть не сел на поезд до Сент-Луиса. И ты
тоже был довольно ошеломлен. Ты забыл дать мне чай. Но мы оба очень, очень счастливы,
не так ли? Я ехал обратно в Лок Уиллоу уже в темноте — но как сияли звезды! А сегодня
утром мы с Колином посетили все места, где мы с тобой были вместе, и вспомнили, что ты
говорил и как ты выглядел. Я ужасно скучаю по тебе, Джерви, дорогой, но это счастливая
потеря: скоро мы будем вместе. Теперь мы принадлежим друг другу по-настоящему, без
притворства! Не кажется ли мне странным, что я наконец-то принадлежу кому-то? Кажется
очень, очень милым.
И я никогда не позволю тебе сожалеть ни на одно мгновение.
Ваш, во веки веков,
Джуди.
PS. Это первое любовное письмо, которое я написал. Разве не забавно, что я умею это?
Text 8
That night we went on again with the moon, carrying as many melons as we could with us.
As we ascended we found the air grow cooler and cooler, which was a great relief to us, and at
dawn, so far as we could judge, we were not more than about a dozen miles from the snow line.
Here we found more melons, and so had no longer any anxiety about water, for we knew
that we should soon get plenty of snow. But the ascent had now become very precipitous, and we
made but slow progress, not more than a mile an hour. Also that night we ate our last morsel of
biltong. As yet, with the exception of the path, we had seen no laying thing on the mountain, nor
had we come across a single spring or stream of water, which struck us as very odd, considering
the snow above us, which must, we thought, melt sometimes. But as we afterwards discovered,
owing to a cause which it is quite beyond my power to explain, all the streams flowed down upon
the north side of the mountains.
Now we began to grow very anxious about food. We had escaped death by thirst, but it
seemed probable that it was only to die of hunger. The events of the next three miserable days are
best described by copying the entries made at the time in my note-book.
21
21st May. - Started 11 a.m., finding the atmosphere quite cold enough to travel by day, and
carrying some water-melons with us. Struggled on all day, but found no more melons, having
evidently passed out of their district. Saw no gram of any sort. Halted for the night at sundown,
having had no food for many hours. Suffered much during the night from cold.
22nd. — Started at sunrise again, feeling very faint and weak. Only made about five miles a
day; found some patches of snow, of which we ate, but nothing else. Camped at night under the
edge of a great plateau. Cold bitter. Drank a little brandy each, and huddled ourselves together, each
wrapped up in his blanket to keep ourselves alive. Are now suffering frightfully from starvation and
weariness. Thought that Ventvogel would have died during the night.
23rd. - Struggled forward once more as soon as the sun as well up, and had thawed our limbs a
little. We are now in a dreadful plight, and 1 fear that unless we get food this will be our last day's
journey. But little brandy left. Good, Sir Henry, and Umbopa bear up wonderfully, but Ventvogel is
in a very bad way.
Like most Hottentots, he cannot stand cold. Pangs of hunger are not so bad but have a sort of
numb feeling about the stomach. Others say the same.
Глоссарий
Ascend- подниматься
Judge- судить
Precipitous- крутой
Ascent- восхождение
Miserable- убогий
Limb- конечность
Перевод
В ту ночь мы снова отправились с луной, неся с собой столько дынь, сколько могли.
По мере того, как мы поднимались, воздух становился все прохладнее и прохладнее, что
было для нас большим облегчением, а на рассвете, насколько мы могли судить, мы были не
более чем в дюжине миль от снежной линии.
Здесь мы нашли больше дынь и, таким образом, больше не беспокоились о воде, так
как знали, что скоро выпадет много снега. Но подъем стал теперь очень крутым, и мы
продвигались очень медленно, не более мили в час. Также той ночью мы съели наш
последний кусочек провяленного мяса. До сих пор, за исключением тропы, мы не видели
ничего лежащего на горе и не встретили ни одного родника или ручья, что показалось нам
очень странным, учитывая снег над нами, который, должно быть, мысли, тают иногда. Но,
как мы впоследствии обнаружили, по причине, объяснить которую мне совершенно не под
силу, все реки текли по северной стороне гор.
22
Теперь мы стали очень беспокоиться о еде. Мы избежали смерти от жажды, но
казалось вероятным, что это было только для того, чтобы умереть от голода. События
следующих трех несчастных дней лучше всего описать, скопировав записи, сделанные в то
время в моей записной книжке.
21 мая. - Вышли в 11 утра, обнаружив, что атмосфера достаточно холодная для
дневного путешествия, и взяли с собой несколько арбузов. Бился целый день, но больше
дынь не нашел, очевидно, выйдя за пределы своего района. Ни грамма не увидел.
Остановились на ночь на закате, так как много часов не ели. Сильно страдал ночью от
простуды.
22-й. — Снова вздрогнул на рассвете, чувствуя сильную слабость и слабость. Делал
всего около пяти миль в день; нашли какие-то участки снега, из которых мы ели, но больше
ничего. Ночью расположились лагерем под краем большого плато. Холодная горечь.
Каждый выпил немного бренди и сжался в кучу, каждый завернувшись в свое одеяло, чтобы
сохранить себе жизнь. Теперь ужасно страдают от голода и усталости. Думал, что
Вентвогель умрет ночью.
23-й. - Пробились вперед еще раз, как только взошло солнце, и немного оттаяли наши
конечности. Мы сейчас в ужасном положении, и я боюсь, что если мы не найдем еды, это
будет наш последний день пути. Но коньяка осталось мало. Хорошо, сэр Генри, и Умбопа
замечательно переносят, но Вентвогель очень плох.
Как и большинство готтентотов, он не выносит холода. Приступы голода не так
сильны, но вызывают чувство онемения в желудке. Другие говорят то же самое.
Text 9
At the edge of this vast hole, which was none other than the pit marked on the old Dom's
map, the Great Road branched into two and circumvented it. In many places this surrounding road
was built entirely of vast blocks of stone, apparently with the object of supporting the edges of the
pit and preventing falls of reef. Along this path we pressed, driven by curiosity to see what the
three towering objects were which we could discern from the hither side of the great gulf. As we
drew nearer we perceived that they were Colossi of some sort or another, and rightly conjectured
that before us sat the three "Silent Ones", that are held in such awe by the Kukuana people. But it
was not until we were quite close to them that we recognised the full majesty of these "Silent Ones".
There upon huge pedestals of dark rock, separated from each other by a distance of twenty
paces, and looking down the road which crossed some sixty miles of plain to Loo, were three
colossal seated forms — two male and one female — each measuring about eighteen feet from the
23
crown of its head to the pedestal.
The female form, which was nude, was of great though severe beauty, but unfortunately the
features were injured by centuries of exposure to the weather. Rising from either side of her head
were the points of a crescent. The two male Colossi, on the contrary, were draped, and presented a
terrifying cast of features, especially, the one to our right, which had the face of a devil.
That to out left was serene in countenance, but the calm upon it was dreadful. It was the
calm of inhuman cruelty, the cruelty, Sir Henry remarked, that the ancients attributed to beings
potent for good, who could yet watch the sufferings of humanity, if not with rejoicing, at least
without sorrow. The three form a most awe-inspiring trinity, as they sit there in their solitude and
gaze out across the plain forever.
Contemplating these "Silent Ones", as the Kukuanas call them, an intense curiosity again
seized us to know whose were the hands which had shaped them, who it was that had dug the pit
and made the road. Whilst I was gazing and wondering, suddenly it occurred to me being familiar
with the Old Testament - that Solomon went astray after strange gods, the names of three of whom I
remember - "Ashtoreth the goddess of the Zidonians, Chemosh the god of the Moabites, and
Milcom the god of the children of Ammon" - and I suggested to my companions that the three
figures before us might represent these false and exploded divinities.
Глоссарий
Circumvent- обойти
Pit- яма
Majesty- величие
Awe- трепет
Pedestal- пьедестал
Severe- серьезный
Countenance- лицо
Trinity- троица
Перевод
На краю этой огромной дыры, которая была не чем иным, как ямой, отмеченной на
карте старого Дома, Великая Дорога раздваивалась и огибала ее. Во многих местах эта
окружающая дорога была полностью построена из огромных каменных блоков, по-
видимому, с целью укрепить края ямы и предотвратить падение рифа. Мы шли по этой
тропе, движимые любопытством, чтобы увидеть, что это были за три возвышающихся
объекта, которые мы могли различить с этой стороны большой пропасти. Подойдя поближе,
мы поняли, что это были какие-то Колоссы, и справедливо предположили, что перед нами
восседают трое «Безмолвных», которых люди кукуана испытывают с таким благоговением.
24
Но только подойдя к ним достаточно близко, мы осознали все величие этих «Молчаливых».
Там, на огромных пьедесталах из темной скалы, отстоящих друг от друга на
расстоянии двадцати шагов и смотрящих на дорогу, которая пересекала равнину примерно в
шестидесяти милях к Лу, стояли три колоссальные сидячие фигуры — двое мужчин и одна
женщина — каждая размером около восемнадцати сантиметров. футов от макушки до
пьедестала.
Обнажённое женское тело обладало огромной, хотя и суровой красотой, но, к
сожалению, черты лица были изуродованы веками воздействия непогоды. По обеим
сторонам ее головы поднимались точки полумесяца. Два колосса-мужчины, напротив, были
задрапированы и представляли собой ужасающие черты лица, особенно тот, что справа от
нас, с лицом дьявола.
Лицо того, что слева, было безмятежным, но спокойствие на нем было ужасающим.
Это было спокойствие нечеловеческой жестокости, той жестокости, которую, как заметил
сэр Генри, древние приписывали существам, способным к добру, которые все же могли
наблюдать за страданиями человечества если не с радостью, то, по крайней мере, без печали.
Эти трое образуют внушающую благоговейный трепет троицу, поскольку они сидят в своем
одиночестве и вечно смотрят на равнину.
Созерцая этих «Безмолвных», как называют их кукуаны, нас снова охватывало
сильное любопытство, чтобы узнать, чьи руки создали их, кто вырыл яму и проложил
дорогу. Пока я смотрел и недоумевал, вдруг мне, знакомому с Ветхим Заветом, пришло в
голову, что Соломон сбился с пути вслед чужих богов, имена трех из которых я помню:
«Астарта, богиня сидонян, Хамос, бог моавитян». , и Милхом, бог детей Аммона», — и я
предположил своим спутникам, что три фигуры перед нами могут представлять этих ложных
и взорванных божеств.
Text 10
To Miss Richards that occurred. Good, I want to tell you a little story, Mrs. St. John. It
concerns a young lady. A fair-haired young lady, I think. She is not married. Her name is not St.
John. Her Christian name is not Daphne. On the contrary, her name is Ernestine Richards, and until
recently she was secretary to Lady Dortheimer.
Well, one day the setting of Lady Dortheimer's diamond ring became loose and Miss
Richards brought it up to town to have it fixed. Quite like your story here, is it not? The same idea
occurred to you. She had the ring copied. But she was a far-sighted young lady. She saw a day
coming when Lady Dortheimer would discover the substitution. When that happened, she would
25
remember who had taken the ring to town and Miss Richards would be instantly suspected.
So what happened? She called on me. She showed me the ring, allowed me to satisfy myself
that it was genuine, thereby disarming suspicion on my part. That was done and a plan of
substitution arranged, the young lady took the ring to the jeweler, who in due course returned it to
Lady Dortheimer.
Yesterday evening the other ring, the false ring, was handed over at the last minute at
Waterloo Station. Quite rightly, Miss Richards did not consider that Mr. Luttrell was likely to be an
authority on diamonds. But just to satisfy myself, that everything was above-board, I arranged for a
friend of mine, a diamond merchant, to be on the train. He looked at the ring and pronounced at
once, "This is not a real diamond; it is an excellent paste replica."
You see the point, of course, Mrs. St. John? When Lady Dortheimer discovered the loss,
what would she remember? The charming young dancer who slipped the ring off her finger when
the lights went out! She would make inquiries and find that the dancers originally engaged were
bribed not to come. If matters were traced back to my office, my story of a Mrs. St. John would
seem feeble in the extreme. Lady Dortheimer never knew a Mrs. St. John. The story would sound a
flimsy fabrication.
Now you see, don't you, that I could not allow that? And so my friend Claude replaced on
Lady Dortheimer's finger the same ring that he took off.
You see why I could not take a fee? I guarantee to give happiness. Clearly I have not made
you happy. I will say just one thing more. You are young; possibly this is your first attempt at
anything of the kind. Now I, on the contrary, am comparatively advanced in years, and I have had a
long experience in the compilation of statistics. From that experience I can assure you that in eighty
- seven percent of cases dishonesty does not pay. Eighty seven percent. Think of it!
With a brusque movement the pseudo Mrs. St John rose. "You oily old brute!" she said.
"Leading me on! Making me pay expenses! And all the time" - She choked, and rushed toward the
door.
"Your ring," said Mr. Parker Pyne, holding it out to her.
She snatched it from him, looked at it, and flung it out of the open window.
A door banged and she was gone.
Глоссарий
Genuine- подлинный
Engage- привлекать
Flimsy- хлипкий
Attempt- пытаться
Assure- гарантировать
26
Перевод
Мисс Ричардс, это произошло. Хорошо, я хочу рассказать вам небольшую историю,
миссис Сент-Джон. Это касается молодой леди. По-моему, светловолосая барышня. Она не
замужем. Ее зовут не Сент-Джон. Ее христианское имя не Дафна. Напротив, ее зовут
Эрнестина Ричардс, и до недавнего времени она была секретарем леди Дортхаймер.
Что ж, однажды оправа бриллиантового кольца леди Дортхаймер разболталась, и мисс
Ричардс привезла его в город, чтобы починить. Совсем как ваша история здесь, не так ли?
Вам пришла в голову та же мысль. Она скопировала кольцо. Но она была дальновидной
молодой леди. Она предвидела, что придет день, когда леди Дортхаймер обнаружит
подмену. Когда это произойдет, она вспомнит, кто увез кольцо в город, и мисс Ричардс тут
же заподозрят.
Итак, что случилось? Она позвала меня. Она показала мне кольцо, позволила мне
убедиться в его подлинности, тем самым обезоружив подозрения с моей стороны. Это было
сделано и составлен план замены. Молодая леди отнесла кольцо ювелиру, который в
должное время вернул его леди Дортхаймер.
Вчера вечером другое кольцо, фальшивое, было передано в последнюю минуту на
вокзале Ватерлоо. Совершенно справедливо мисс Ричардс не считала мистера Латтрелла
авторитетом в области бриллиантов. Но просто для того, чтобы удостовериться, что все в
порядке, я устроил так, чтобы мой друг, торговец бриллиантами, был в поезде. Он посмотрел
на кольцо и сразу же произнес: «Это не настоящий бриллиант, это отличная копия из пасты».
Вы, конечно, понимаете, миссис Сент-Джон? Когда леди Дортхаймер обнаружит
пропажу, что она вспомнит? Очаровательная юная танцовщица, которая сняла кольцо с
пальца, когда погас свет! Она наводила справки и обнаруживала, что танцоров, которых
изначально пригласили, подкупили, чтобы они не пришли. Если бы дело дошло до моего
кабинета, моя история о миссис Сент-Джон показалась бы крайне слабой. Леди Дортхаймер
никогда не знала миссис Сент-Джон. История показалась бы надуманной выдумкой.
Теперь вы видите, не так ли, что я не мог этого допустить? И вот мой друг Клод надел
на палец леди Дортхаймер то самое кольцо, которое снял.
Понимаете, почему я не мог взять плату? Гарантирую подарить счастье. Очевидно, я
не сделал вас счастливым. Я скажу еще только одно. Ты молод; возможно, это ваша первая
попытка сделать что-то подобное. Теперь я, напротив, сравнительно преклонного возраста и
имею большой опыт в составлении статистики. Исходя из этого опыта, я могу заверить вас,
что в восьмидесяти семи процентах случаев нечестность не окупается. Восемьдесят семь
процентов. Подумай об этом!
Резким движением псевдомиссис Сент-Джон поднялась. "Ты маслянистая старая
27
скотина!" она сказала. "Заводите меня! Заставляете оплачивать расходы! И все время" - Она
задохнулась и бросилась к двери.
— Ваше кольцо, — сказал мистер Паркер Пайн, протягивая ей кольцо.
Она выхватила его у него, посмотрела на него и выбросила в открытое окно.
Хлопнула дверь, и она исчезла.
Text 11
Joan Edison came to their half of the fifth grade from Maryland in March. She had a thin
face with something of a grown-up's tired expression and long black eyelashes like a doll's.
Everybody hated her. That month Miss Fritz was reading to them during homeroom about a girl,
Emmy, who was badly spoiled and always telling her parents lies about her twin sister Annie;
nobody could believe, it was too amazing, how exactly when they were despising Emmy most Joan
come into the school with her show-off clothes and her hair left hanging down the back of her
sweater instead of being cut and her having the crust to actually argue with teachers. "Well I'm
sorry," she told Miss Fritz, not even rising from her seat, "but I don't see what the point is of
homework. In Baltimore we never had any and the little kids there knew what's in these books."
Charlie, who in a way enjoyed homework, was ready to join in the angry moan of the
others. Little hurt lines had leaped up between Miss Fritz's eyebrows and he felt sorry for her,
remembering how when that September John Eberly half on purpose spilled purple paint on the
newly sand-papered floor, she had hidden her face in her arms on the desk and cried.
She was afraid of the school board.
"You're not in Baltimore now, Joan," Miss Fritz said. "You are in Olinger, Pennsylvania."
The children, Charlie among them, laughed, and Joan, blushing a soft brown colour and
raising her voice excitedly against the current of hatred, got in deeper by trying to explain, "Like
there, instead of just reading about plants in a book we'd one day all bring in a flower we'd picked
and cut in open and look at it in a microscope." Because of her saying this, shadows of broad leaves
and wild slashed foreign flowers darkened and complicated the idea they had of her.
Miss Fritz puckered her orange lips into fine wrinkles, then smiled. "In the upper levels you
will be allowed to do that in this school. All things come in time, Joan, to patient little girls." When
Joan started to argue this, Miss Fritz lifted one finger and said with the extra weight adults always
28
have, held back in reserve, "No. No more, young lady, or you'll be in serious trouble with me." It
gave the class courage to see that Miss Fritz didn't like her either.
After that, Joan couldn't open her mouth in class without there being a great groan. Outdoors
on the playground, at recess hardly anybody talked to her except to say "Stuck-up". Boys were
always yanking open the bow at the back of her fancy dresses. Once John Eberly even cut a section
of her hair off with a yellow plastic scissors stolen from art class. This was the one time Charlie saw
Joan cry actual tears. He was as bad as the others: worse, because what the others did because they
felt like it, he did out of a plan, to make himself more popular. In the first and second grade he had
been liked pretty well, but somewhere since then he had been dropped. There was a gang, boys and
girls both, that met Saturdays — you heard them talk about it on Mondays — in Stuart Morrison 's
garage, and took hikes and played touch football together, and in winter sledded on Hill Street, and
in spring bicycled all over Olinger and did together what else, he couldn't imagine. Charlie had
known the chief members since before kindergarten.
to have the crust — to dare
to yank - to give a sudden and sharp pull to something
Глоссарий
Crust- кора
Argue- спорить
Moan- стон
Groan- тяжелый вздох
Перевод
Джоан Эдисон приехала в их половину пятого класса из Мэриленда в марте. У нее
было худое лицо с каким-то взрослым усталым выражением и длинными черными
ресницами, как у куклы. Все ненавидели ее. В том месяце мисс Фриц читала им на уроке о
девочке Эмми, которая была сильно избалована и всегда лгала родителям о своей сестре-
близнеце Энни; никто не мог поверить, это было слишком удивительно, как именно, когда
они презирали Эмми, самая Джоан пришла в школу в своей показной одежде, с волосами,
свисшими сзади на свитере, вместо того, чтобы быть подстриженными, и у нее была корка,
чтобы на самом деле спорить с учителями. «Ну, извините, — сказала она мисс Фриц, даже не
вставая со своего места, — но я не вижу смысла в домашних заданиях. В Балтиморе у нас их
никогда не было, и маленькие дети знали, что в этих учебниках». ."
Чарли, которому до некоторой степени нравилась домашняя работа, был готов
присоединиться к гневному стону остальных. Между бровями мисс Фриц пробежали
морщинки обиды, и ему стало жаль ее, вспомнив, как в сентябре того года Джон Эберли
29
наполовину нарочно пролил пурпурную краску на только что зачищенный наждачной
бумагой пол, она спрятала лицо в руках на столе и плакала.
Она боялась школьной доски.
— Ты сейчас не в Балтиморе, Джоан, — сказала мисс Фриц. «Вы находитесь в
Олинджере, штат Пенсильвания».
Дети, в том числе и Чарли, рассмеялись, а Джоан, покраснев до нежно-коричневого
цвета и возбужденно повысив голос против потока ненависти, углубилась, пытаясь
объяснить: Однажды все принесли цветок, который мы сорвали и разрезали, и посмотрели на
него в микроскоп». Из-за того, что она сказала это, тени широких листьев и диких
надрезанных чужеземных цветов потемнели и усложнили их представление о ней.
Мисс Фриц сморщила оранжевые губы тонкими морщинками и улыбнулась. «На
верхних уровнях в этой школе вам разрешат делать это. Всему свое время, Джоан, для
терпеливых маленьких девочек». Когда Джоан начала спорить об этом, мисс Фриц подняла
палец и сказала с лишним весом, который всегда бывает у взрослых, сдержанно сдерживая
себя: «Нет. Хватит, юная леди, иначе у вас будут серьезные проблемы со мной». Это придало
классу мужества увидеть, что мисс Фриц тоже ее не любит.
После этого Джоан не могла открыть рот в классе без того, чтобы не раздался громкий
стон. На улице, на детской площадке, на переменах с ней почти никто не разговаривал, разве
что "заносчивая". Мальчишки всегда расстегивали бантик на спине ее модных платьев.
Однажды Джон Эберли даже отрезал ей прядь волос желтыми пластиковыми ножницами,
украденными из художественного класса. Это был единственный раз, когда Чарли видел, как
Джоан плакала. Он был таким же плохим, как и другие: хуже, потому что то, что другие
делали, потому что им так хотелось, он делал по плану, чтобы сделать себя более
популярным. В первом и втором классе его довольно хорошо любили, но где-то с тех пор
отчислили. Была банда, мальчики и девочки, которые собирались по субботам — вы
слышали, как они говорили об этом по понедельникам — в гараже Стюарта Моррисона, и
вместе ходили в походы и играли в футбол, а зимой катались на санях на Хилл-стрит, а
весной катались на велосипедах по всему Олинджеру и делали вместе то, что он не мог себе
представить. Чарли знал главных участников еще до детского сада.
иметь корочку — осмелиться
дёргать — внезапно и резко дернуть за что-либо.
Text 12
It was better not to think of the past. Nothing could alter that. It was of himself, and of his
30
own future, that he had to think. James Vane was hidden in a nameless grave in Selby Churchyard.
Alan Campbell had shot himself one night in his laboratory, but had not revealed the secret that he
had been forced to know. The excitement such as it was over Basil Hallward's disappearance would
soon pass away. It was already waning. He was perfectly safe there. Nor, indeed, was it the death of
Basil Hallward that weighed most upon his mind. It was the living death of his own soul that
troubled him. Basil had painted the portrait that had marred his life. He could not forgive him that.
It was the portrait that had done everything. Basil had said things to him that were unbearable, and
that he had yet borne with patience. The murder had been simply the madness of a moment. As for
Alan Campbell, his suicide had been his own act. He had chosen to do it. It was nothing to him.
A new life! That was what he wanted. That was what he was waiting for surely he had
begun it already. He had spared one innocent thing, at any rate. He would never again tempt
innocence. He would be good.
As he thought of Hetty Merton, he began to wonder if the portrait in the locked room had
changed. Surely it was not still as terrible as it had been? Perhaps if his life became pure, he would
be able to expel every sign of evil passion from the face. Perhaps the signs of evil had already gone
away. IU would go and look.
He took the lamp from the table and crept upstairs. As he unbarred the door a smile of joy
flitted across his strangely young-looking face lingered for a moment about his lips. Yes, he would
be good, and the hideous thing that had hidden away would no longer be a terror to him. He felt as
if the load had been lifted from him already.
He went in quietly, locking the door behind him, as was his custom, and dragged the purple
hanging from the portrait. A cry of pain and indignation broke from him. He could see no change
that in the eyes there was a look of cunning, and in the mouth the curved wrinkle of the hypocrite.
The thing was still loathsome - more loathsome, if possible, than before - and the scarlet dev that
spotted the hand seemed brighter, and more like blood newly spit. Then he trembled. Had it been
merely vanity that had made him do his one good deed? Or the desire for a new sensation, as Lord
Henry had hinted, with his mocking laugh? Or that passion to act a part that sometimes makes us do
things fine than we are ourselves? Or, perhaps, all these? And why was the red strain larger than it
had been? It seemed to have crept like a horrible disease over the wrinkled fingers. There was blood
on the painted feet, as though the thing had dripped - blood even on the hand that had not held the
knife. Confess? Did it mean that he was to confess? To give himself up, and be put to death? He
laughed. He felt that the idea was monstrous. Besides, even if he did con less, who would believe
him? There was no trace of the murdered man anywhere. Everything belonging to him had been
destroyed. He himself had burned what had been below-stairs. The world would simply say that he
was mad. They would shut him up if he persisted in his story... Yet it was his duty to confess, to
31
suffer public shame, and to make public atonement. There was a God who called upon men to tell
their sins to earth as well as to heaven.
Глоссарий
Nameless- безымянный
Portrait- изображение, портрет
Innocent- невиновный
Hypocrite- лицемер
Duty- долг
Перевод
О прошлом лучше не думать. Ничто не могло изменить этого. Он должен был думать
о себе и о своем будущем. Джеймс Вейн был спрятан в безымянной могиле на кладбище
Селби. Алан Кэмпбелл однажды ночью застрелился в своей лаборатории, но не раскрыл
тайну, которую ему пришлось узнать. Волнение по поводу исчезновения Бэзила Холлуорда
скоро пройдет. Оно уже пошло на убыль. Там он был в полной безопасности. Да и не смерть
Бэзила Холлуорда тяготила его больше всего. Его беспокоила живая смерть его собственной
души. Василий написал портрет, омрачивший его жизнь. Он не мог ему этого простить. Это
был портрет, который сделал все. Бэзил говорил ему вещи, которые были невыносимы, и
что он все же сносил с терпением. Убийство было просто безумием момента. Что касается
Алана Кэмпбелла, то его самоубийство было его собственной инициативой. Он решил
сделать это. Для него это было пустяком.
Новая жизнь! Это было то, чего он хотел. Это было то, чего он ждал, конечно же, он
уже начал это. Во всяком случае, он пощадил одну невинную вещь. Он никогда больше не
будет искушать невинность. Он был бы хорош.
Подумав о Хетти Мертон, он начал задаваться вопросом, изменился ли портрет в
запертой комнате. Неужели все еще не так ужасно, как прежде? Быть может, если бы его
жизнь стала чистой, он смог бы изгнать с лица всякий признак злой страсти. Возможно,
признаки зла уже исчезли. IU пойдет и посмотрит.
Он взял лампу со стола и прокрался наверх. Когда он отпирал дверь, улыбка радости
промелькнула на его странно молодом лице и на мгновение задержалась на его губах. Да, он
был бы хорош, и та безобразная тварь, что спряталась, перестала бы его пугать. Ему
казалось, что с него уже сняли груз.
Он тихо вошел, заперев за собою дверь, по своему обыкновению, и стащил пурпур,
свисавший с портрета. Из него вырвался крик боли и негодования. Он не видел никакой
перемены в том, что в глазах был лукавый взгляд, а во рту кривая морщинка лицемерия. Это
все еще было отвратительно — даже более отвратительно, чем раньше, — и алый дев,
32
заметивший руку, казался ярче и больше походил на только что выплюнутую кровь. Потом
он задрожал. Неужели только тщеславие заставило его совершить единственное доброе
дело? Или стремление к новым ощущениям, как намекнул лорд Генри своим насмешливым
смехом? Или эта страсть играть роль, которая иногда заставляет нас делать что-то лучше,
чем мы сами? Или, может быть, все это? И почему красный штамм был больше, чем был?
Казалось, что ужасная болезнь проползла по морщинистым пальцам. На раскрашенных
ногах была кровь, как будто с нее капало, кровь даже на руке, которая не держала ножа.
Признаваться? Означало ли это, что он должен был признаться? Сдаться и быть преданным
смерти? Он смеялся. Он считал эту идею чудовищной. Кроме того, даже если бы он и солгал
меньше, кто бы ему поверил? Следов убитого нигде не было. Все, что принадлежало ему,
было уничтожено. Он сам сжег то, что было внизу. Мир просто сказал бы, что он
сумасшедший. Его бы заткнули, если бы он упорствовал в своей истории... Но его долг был
сознаться, вынести публичный позор и принести публичное искупление. Был Бог, который
призвал людей рассказать о своих грехах как земле, так и небу.
Text 13
I'd got just that much written, when - what do you think happened? The maid arrived with
Master Jervie's card. He is going abroad too this summer; not with Julia and her family but entirely
by himself. I told him that you had invited me to go with a lady who is chaperoning a party of girls.
He knows about you, Daddy. That is, he knows that my father and mother are dead, and that a kind
gentleman is sending me to college; I simply didn't have the courage to tell him about the John
Grier Home and all the rest. He thinks that you are my guardian and a perfectly legitimate old
family friend. I have never told him that I didn't know you - that would seem too queer!
Anyway, he insisted on my going to Europe. He said that it was a necessary part of my
education and that I mustn't think of refusing. Also, that he would be in Paris at the same time, and
that we would run away from the chaperon occasionally and have dinner together at nice, foreign
restaurants.
Well, Daddy, it did appeal to me! I almost weakened; if he hadn't been so dictatorial, maybe
I should have entirely weakened. I can be tempted step by step, but I won't be forced. He said I was
a silly, foolish, irrational, quixotic, idiotic, stubborn child (those are a few of his abusive adjectives;
the rest escaped me) and that 1 didn't know what was good for me; I ought to let older people judge.
We almost quarrelled -1 am not sure but that we entirely did!
In any case, I packed my trunk fast and came up here. I thought I’d better see my bridges in
flames behind me before I finished writing to you. Here I am at Cliff Top (the name of Mrs.
33
Paterson's cottage) with my trunk unpacked and Florence (the little one) already struggling with
first declension nouns. And it bids fair to be a struggle!
She is a most uncommonly spoiled child; I shall have to teach her first how to study - she
has never in her life concentrated on anything more difficult than ice-cream and soda water.
So you see, Daddy, I am already plunged into work with my eyes persistently set against
temptation. Don't be cross with me, please, and don't think that I do not appreciate your kindness,
for I do — always-always. The only way I can ever repay you is by turning out a Very Useful
Person. And when you look at me you can say, "I gave that Very Useful Person to the world."
That sounds well, doesn't it, Daddy! But I don't wish to mislead you. The feeling often
comes over me that I not at all remarkable; it is fun to plan a career, but in all probability, I shan't
turn out a bit different from any other ordinary person. I may end by marrying an undertaker and
being an inspiration to him in his work.
Глоссарий
Guardian- опекун
Legitimate- законный
Occasionally- время от времени
Quixotic- донкихотский
Declension- склонение
Persistenly- настойчиво
Перевод
Я так много написала, когда - как вы думаете, что произошло? Горничная прибыла с
визитной карточкой мастера Джерви. Этим летом он тоже уезжает за границу; не с Джулией
и ее семьей, а полностью сам с собой. Я сказал ему, что вы пригласили меня пойти с дамой,
которая сопровождает группу девушек. Он знает о тебе, папа. То есть он знает, что мои отец
и мать умерли и что добрый джентльмен посылает меня в колледж; У меня просто не
хватило смелости рассказать ему о приюте Джона Грайера и обо всем остальном. Он думает,
что ты мой опекун и совершенно законный старый друг семьи. Я никогда не говорил ему,
что не знаю вас, это было бы слишком странно!
Так или иначе, он настоял на том, чтобы я поехал в Европу. Он сказал, что это
необходимая часть моего образования и что я не должен отказываться. Кроме того, что он
будет в это же время в Париже, и что мы время от времени убегаем от компаньонки и вместе
ужинаем в хороших иностранных ресторанах.
Что ж, папа, мне понравилось! я почти ослабел; если бы он не был таким
диктаторским, может быть, я бы совсем ослабел. Меня можно искушать шаг за шагом, но
меня не заставят. Он сказал, что я глупый, неразумный, иррациональный, донкихотский,
34
идиотский, упрямый ребенок (это лишь некоторые из его бранных эпитетов; остальные
ускользнули от меня) и что я не знаю, что для меня хорошо; Я должен позволить старшим
судить. Мы чуть не поссорились - я не уверен, но это точно!
В любом случае, я быстро собрал свой чемодан и приехал сюда. Я подумал, что мне
лучше увидеть свои мосты в огне позади меня, прежде чем я закончу писать тебе. Вот я на
Клифф-Топ (название коттеджа миссис Патерсон) с распакованным чемоданом, а Флоренс
(маленькая) уже борется с существительными первого склонения. И это справедливо, чтобы
быть борьбой!
Она чрезвычайно избалованный ребенок; Сначала мне придется научить ее учиться
— она никогда в жизни не концентрировалась на чем-то более сложном, чем мороженое и
содовая.
Вот видишь, папа, я уже погрузился в работу, упорно сопротивляясь искушению. Не
сердись на меня, пожалуйста, и не думай, что я не ценю твоей доброты, ибо ценю — всегда-
всегда. Единственный способ, которым я когда-либо смогу отплатить вам, - это выставить
Очень Полезного Человека. И когда вы смотрите на меня, вы можете сказать: «Я подарил
миру этого Очень Полезного Человека».
Звучит хорошо, не правда ли, папа! Но я не хочу вводить вас в заблуждение. Меня
часто охватывает чувство, что я вовсе не примечательный; весело планировать карьеру, но,
по всей вероятности, я ничуть не буду отличаться от любого другого обычного человека. Я
могу закончить тем, что выйду замуж за гробовщика и стану источником вдохновения для
него в его работе.
Text 14
The same look of pity came into Dorian Gray's eyes. Then he stretched out his hand, took a
piece of paper and wrote something on it. He read it over twice, folded it carefully, and pushed it
across the table. Having done this, he got up, and went over to the window.
Campbell looked at him in surprise, and then took up the paper, and opened it. As he read it,
his face became ghastly pale, and he fell back in his chair. A horrible sense of sickness came over
him. He felt as if his heart was beating itself to death in some empty hollow.
After two or three minutes of terrible silence, Dorian turned round and came and stood
behind him, putting his hand upon his shoulder.
"I am so sorry for you, Alan," he murmured, "but you leave me no alternative. I have a letter
written already. Here it is. You see the address. If you don't help me, I must send it. If you don't
help me I will send it. You know what the result will be. But you are going to help me. It is
35
impossible for you to refuse now. I tried to spare you. You will do me the justice to admit that. You
were stern, harsh, offensive. You treated me as no man has ever dared to treat me -no living man, at
any rate. I bore it all. Now it is for me to dictate terms."
Campbell buried his face in his hands, and a shudder passed through him.
"Yes, it is my turn to dictate terms, Alan. You know what they are. The thing is quite
simple. Come, don't work yourself into this fever. The thing has to be done. Face it, and do it."
A groan broke from Campbell's lips, and he shivered all over. The ticking of the clock on the
mantelpiece seemed to him to be dividing Time into separate atoms of agony, each of which was
too terrible to be borne. He felt as if an iron ring was being slowly tightened round his forehead, as
if the disgrace with which he was threatened had already come upon him. The hand upon his
shoulder weighed like a hand of lead. It was intolerable. It seemed to crush him.
"Come, Alan, you must decide at once."
"I cannot do it," he said mechanically, as though words could alter things.
"You must. You have no choice. Don't delay."
He hesitated for a moment. "Is there a fire in the room upstairs?"
"Yes, there is a gas-fire with asbestos."
"I shall have to go home and get some things from laboratory."
"No, Alan, you must not leave the house. Write out on a sheet of note-paper what you want,
and my servant will take a cab and bring the things back to you."
Campbell scrawled a few lines, blotted them, and addressed an envelope to his assistant.
Dorian took the note up and read it carefully. Then he rang up the bell and gave it to his valet, with
orders to return as soon as possible, and to bring the things with him.
As the hall door shut, Campbell started nervously, and, having got up from the chair, went
over to the chimney-piece. He was shivering with a kind of argue. For nearly twenty minutes
neither of the men spoke. A fly buzzed noisily about the room, and the ticking of the clock was like
the beat of a hammer.
As the chime struck one, Campbell turned round, and, looking at Dorian Gray, saw that his
eyes were filled with tears. There was something in the purity and refinement of that sad face that
seemed to enrage him. "You are infamous, absolutely infamous!" he muttered.
Глоссарий
Ghastly- ужасный
Stern- строгий
Intolerable- невыносимый
Перевод
36
Тот же самый взгляд жалости появился в глазах Дориана Грея. Потом он протянул
руку, взял лист бумаги и что-то написал на нем. Он прочел его дважды, тщательно сложил и
толкнул через стол. Сделав это, он встал и подошел к окну.
Кэмпбелл удивленно взглянул на него, затем взял бумагу и развернул ее. Пока он это
читал, его лицо стало ужасно бледным, и он откинулся на спинку стула. Ужасное чувство
болезни охватило его. Ему казалось, что его сердце забилось до смерти в какой-то пустой
лощине.
После двух-трех минут ужасного молчания Дориан обернулся, подошел и встал

позади него, положив руку ему на плечо.
«Мне так жаль тебя, Алан, — пробормотал он, — но ты не оставляешь мне другого
выхода. Я уже написал письмо. Вот оно. Ты видишь адрес. Пошлите это. Если вы не
поможете мне, я пришлю его. Вы знаете, какой будет результат. Но вы собираетесь помочь
мне. Вы не можете отказаться сейчас. Я пытался пощадить вас. Вы сделаете меня правосудие
признать это. Вы были суровы, суровы, оскорбительны. Вы обращались со мной так, как ни
один человек никогда не осмеливался обращаться со мной, ни один живой человек, во
всяком случае. Я все это терпел. Теперь мне диктовать условия.»
Кэмпбелл закрыл лицо руками, и его пробрала дрожь.
"Да, теперь моя очередь диктовать условия, Алан. Ты знаешь, какие они. Дело очень
простое. Ну же, не доводите себя до этой лихорадки. Дело должно быть сделано. Признайте
это и сделайте это. "
С губ Кэмпбелла сорвался стон, и он весь вздрогнул. Тиканье часов на каминной

полке казалось ему делящим Время на отдельные атомы агонии, каждый из которых был
невыносим. Ему казалось, что вокруг его лба медленно затягивается железное кольцо, как
будто позор, которым он грозил, уже настиг его. Рука на его плече тяжелела, как свинцовая
рука. Это было невыносимо. Казалось, это раздавило его.
"Пойдем, Алан, ты должен решить сразу."
— Я не могу этого сделать, — сказал он машинально, как будто слова могли все
изменить.
«Вы должны. У вас нет выбора. Не откладывайте».
Он на мгновение заколебался. — В комнате наверху пожар?
«Да, есть газовая плита с асбестом».
37
«Мне придется пойти домой и взять кое-что из лаборатории».
«Нет, Алан, ты не должен выходить из дома. Напиши на листе бумаги, что ты хочешь,
и мой слуга возьмет кэб и вернет тебе вещи».
Кэмпбелл нацарапал несколько строк, промокнул их и адресовал конверт своему

помощнику. Дориан взял записку и внимательно прочитал ее. Затем он позвонил в
колокольчик и отдал его своему лакею, приказав вернуться как можно скорее и взять с собой
вещи.
Когда дверь холла закрылась, Кэмпбелл нервно вздрогнул и, встав со стула, подошел
к камину. Он дрожал от какого-то спора. В течение почти двадцати минут ни один из
мужчин не говорил. По комнате шумно жужжала муха, и тиканье часов было похоже на
удары молота.
Когда пробил час, Кэмпбелл обернулся и, взглянув на Дориана Грея, увидел, что глаза
его полны слез. Было что-то в чистоте и утонченности этого грустного лица, что, казалось,
приводило его в ярость. "Ты позорный, абсолютно позорный!" — пробормотал он.
Text 15
If he were to be killed, thought Hearne, then he could not have chosen a more beautiful
place to end his life than the Abbey. Hearne smiled to himself, as he waited for Etienne to move on
again.
But he would not die tonight, not here. That, Hearne suddenly knew. If you were willing to
die, then you did not. Death liked to take you when you wanted to live.
Hearne looked at the boy. Etienne felt that look, but he still said nothing. Only when
German footsteps sounded on the stone of the street he would halt Hearne, guide him into the
labyrinth of passages and alleyways.
Above them, to their left the walls were rising. Down to the right would be the ramparts
along the sea edge. They were walking northwards on the east side of the island, moving farther and
farther away from the gateway by which Hearne had entered the Mont that afternoon. And it was
the only entrance and exit. But Etienne must know another way. Again they halted.
Two figures stood on the terrace of the street. They were looking down towards the sea on
the east side of the island. The one nearer Hearne was the dark German who had visited Plehec's
restaurant this evening.
And then the figures moved, walked down the stairs. They had passed. Hearne whispered
"Gestapo!" and then they were moving towards the town ramparts.
38
The boy knew his way about these walls and ruins. He had played lien child, and now he
was using his play against those who had invaded his home
Hearne could feel Etienne leaning against a part of the wall. Л panel "i stones opened
suddenly only to let them slide through. Again Hearne felt, that Etienne was leaning against the
stone wall, and then they were shut into the darkness inside the hollow of the ramparts. It seemed as
if there had been a small gateway through the ramparts at this point. And now they were outside the
rampart. The ground was difficult, but if any sentry was looking down from the walls of the Abbey
the trees would camouflage their progress. At last they saw the stone staircase to the shore. But
Etienne did not walk down the steps carved out of the rock. He used them only for direction. The
ground was easier...
It was then that they heard footsteps again. Etienne halted, and pulled him under a tree. Two
men talking. Germans, of course. No one lived within the Abbey: it was only a museum, closing its
gates each evening. These were Germans with special privileges, walking through the Abbey at this
hour.
The men slowly climbed the stairs back to the Abbey. Two officers, Hearne could see. A
voice was saying, "It is beautiful, fantastic here... It is interesting what you have been telling me,
but this place is dead. Have you seen the Frenchmen? They are old men, part of the Museum! How
long are you staying?"
"Till tomorrow. I must be back then."
The men were very near. Hearne recognised the voice. It was Deichgraber. The second man
asked, "Are the others leaving with you?"
"No. They will probably stay longer," Deichgraber answered. The two men halted and
turned to look at the sands once more. Then the two voices faded with the footsteps.
Etienne touched his arm. Together they began the last part of their journey to the sea.
Hearne looked back. The two figures were going up the staircase. But suddenly Deichgraber halted
and turned around. Hearne pulled Etienne into the shadow, but the German saw him. Was it better
to stand here, or to go on? Could they wait? The tide would not wait.
Глоссарий
Footstep- шаг
Rampart- вал
Lien- залог
Staircase- лестница
Tide- прилив
Перевод
39
Если бы его убили, подумал Херн, то он не мог бы выбрать более прекрасного места,
чтобы закончить свою жизнь, чем аббатство. Херн улыбнулся про себя, ожидая, что Этьен
снова пойдет дальше.
Но он не умрет сегодня ночью, не здесь. Это Хирн внезапно понял. Если ты был готов
умереть, то ты этого не сделал. Смерти нравилось забирать тебя, когда ты хотел жить.
Хирн посмотрел на мальчика. Этьен почувствовал этот взгляд, но по-прежнему

ничего не сказал. Только когда немецкие шаги раздавались на камне улицы, он останавливал
Хирна, уводил его в лабиринт переходов и переулков.
Над ними, слева от них возвышались стены. Внизу справа будут валы вдоль кромки
моря. Они шли на север по восточной стороне острова, удаляясь все дальше и дальше от
ворот, через которые Хирн в тот день вошел в гору. И это был единственный вход и выход.
Но Этьен должен знать и другой путь. Опять остановились.
Две фигуры стояли на террасе улицы. Они смотрели вниз на море на восточной
стороне острова. Ближе к Хёрну оказался темноволосый немец, посетивший сегодня вечером
ресторан Плехека.
А потом фигуры двинулись, спустились по лестнице. Они прошли. Хирн прошептал:

«Гестапо!» а затем они двинулись к городским валам.
Мальчик хорошо знал эти стены и руины. Он играл в залоговое дитя, а теперь
использовал свою игру против тех, кто вторгся в его дом.
Херн чувствовал, как Этьен прислонился к стене. Левая панель внезапно открылась
только для того, чтобы пропустить их. Хирн снова почувствовал, что Этьен прислонился к
каменной стене, и тогда они оказались заперты во тьме внутри ложбины крепостных валов.
В этом месте были небольшие ворота через крепостной вал. И теперь они были за валом.
Земля была труднопроходимой, но если бы кто-нибудь из часовых смотрел вниз со стен
аббатства, деревья могли бы замаскировать их продвижение. Наконец они увидели
каменную лестницу, ведущую к берег. Но Этьен не спускался по ступеням, вырубленным в
скале. Он пользовался ими только для направления. Земля была полегче...
Тут они снова услышали шаги. Этьен остановился и потащил его под дерево. Двое
мужчин разговаривают. Немцы, конечно. Внутри аббатства никто не жил: это был всего
лишь музей, каждый вечер закрывавший свои ворота. Это были немцы с особыми
привилегиями, проходившие в этот час по аббатству.
40
Мужчины медленно поднимались по лестнице обратно в аббатство. Два офицера,
Хирн мог видеть. Голос говорил: «Здесь красиво, фантастично... Интересно, что вы мне
рассказывали, но это место мертво. Вы видели французов? Это старики, часть Музея! ты
остаешься?"
"До завтра. Я должен вернуться тогда."
Мужчины были очень близко. Хирн узнал голос. Это был Дайхграбер. Второй человек
спросил: «Остальные уходят с тобой?»
«Нет. Они, вероятно, останутся дольше», — ответил Дейхграбер. Двое мужчин

остановились и повернулись, чтобы еще раз взглянуть на песок. Затем два голоса исчезли
вместе с шагами.
Text 16
It was already dark on the third day after the scene described in the previous chapter
when we camped in some huts at the floor of the "Three Witches," as the triangle of mountains
were called to which Solomon's Great Road ran. Our party consisted of our three selves and
Foulata, who waited on us - especially on Good - Infadoos, Gagool, who was borne along in a litter,
inside which she could be heard muttering and cursing all day long, and a partly of guards and
attendants. The mountains, or rather the tree peaks of the mountains, for the mass was evidently the
result of a solitary upheaval, were, as I have said, in the form of a triangle, of which the base was
towards us, one peak being on our right, one on our left, and one straight in front of us. Never shall
I forget the sight afforded by those three towering peaks in the early sunlight of the following
morning.
High, high above us, up into the blue air, soared their twisted snow wreaths. Beneath the
snow the peaks were purple with heaths, and so were the wild moors that ran up the slopes towards
them. Straight before us the white ribbon of Solomon's Great Road stretched away uphill to the foot
of the centre peak, about five miles from us, and there stopped. It was its terminus,
I had better leave the feelings of intense excitement with which we set out on our march that
morning to the imagination of those who read this history. At last we were drawing near to the
wonderful mines that had been the cause of the miserable death of the old Portuguese Dom three
centuries ago, of my poor friend, his ill-starred descendant, and also, as we feared, of George Curtis,
Sir Henry's brother. Were we destined, after all that we had gone through, to fare any better? Evil
41
befell them, as that old friend Gagool said; would it also befell us? Somehow, as we were marching
up that last stretch of beautiful road, I could not help feeling a little superstitious about the matter,
and so I think did Good and Sir Henry.
For an hour and a half or more we tramped on up the heather fringed, way, going so fast in
our excitement that the bearers of Gagool's hammock could scarcely keep pace with us, and its
occupant piped out to us to stop.
"Walk more slowly, white men," she said, projecting her hideous shrivelled countenance
between the grass curtains, and fixing her gleaming eyes upon us; "why will ye run to meet the evil
that shall befall you, ye seekers after treasure?" and she laughed that horrible laugh which always
sent a cold shiver down my back, and which for a while quite took the enthusiasm out of us.
Глоссарий
Attendant- дежурный
Upheaval- переворот
Peak- вершина горы
Descendant- потомок
Pace- шаг
Перевод
Было уже темно на третий день после сцены, описанной в предыдущей главе, когда
мы расположились лагерем в нескольких хижинах на уровне «Трех ведьм», как назывался
треугольник гор, к которому вела Великая дорога Соломона. Наш отряд состоял из трех
наших «я» и Фулаты, прислуживавшей нам — особенно Доброму, — Инфаду, Гагулы,
которую несли на носилках, внутри которых можно было слышать весь день ее бормотание и
проклятия, и части охранников и обслуживающий персонал Горы, или, вернее, верхушки
гор, ибо вся масса была, по-видимому, результатом одиночного поднятия, имели, как я уже
сказал, форму треугольника, основание которого было обращено к нам, а одна вершина
находилась на вершине. справа от нас, один слева и один прямо перед нами. Я никогда не
забуду зрелище, которое открывали эти три высоких пика в лучах раннего солнечного света
следующего утра.
Высоко-высоко над нами, в голубой воздух, взвились их скрученные снежные венки.

Под снегом вершины были багровыми от вереска, как и дикие вересковые пустоши, которые
бежали к ним по склонам. Прямо перед нами белая лента Великой Дороги Соломона
тянулась в гору к подножию центральной вершины, примерно в пяти милях от нас, и там
обрывалась. Это был его конец,
42
Я лучше предоставлю чувство сильного волнения, с которым мы тем утром
отправились в поход, воображению тех, кто читал эту историю. Наконец мы приблизились к
чудесным рудникам, ставшим причиной жалкой смерти старого португальского дома три
столетия назад, моего бедного друга, его злополучного потомка, а также, как мы опасались,
Джорджа Кертиса. Брат сэра Генри. Неужели нам суждено после всего, через что мы
прошли, жить лучше? Зло постигло их, как сказала та старая подруга Гагула; постигнет ли
это и нас? Каким-то образом, пока мы шли по этому последнему отрезку прекрасной дороги,
я не мог избавиться от легкого суеверия по этому поводу, как, думаю, и Гуд с сэром Генри.
В течение полутора часов или больше мы брели по вересковой бахроме, двигаясь так
быстро в нашем волнении, что носильщики гамака Гагулы едва успевали за нами, и его
обитатель кричал нам, чтобы мы остановились.
«Идите медленнее, белые люди», — сказала она, просунув свое уродливое

сморщенное лицо между травяными пологами и устремив на нас свои блестящие глаза;
«Почему вы будете бежать навстречу злу, которое постигнет вас, вы, искатели сокровищ?» и
она рассмеялась тем ужасным смехом, от которого у меня всегда пробегал холодок по спине
и который на какое-то время полностью лишал нас энтузиазма.
Text 17
At nine o'clock the next morning his servant came in with a cup of chocolate on
a tray, and opened the shutters. Dorian was sleeping quite peacefully, lying on his right side, with
one hand underneath his cheek. He looked like a boy who had been tired with play, or study.
The man had touched him twice on the shoulder before he woke, and as he opened his eyes a
faint smile passed across his lips, as though he had been lost in some delightful dream. Yet he had
not dreamed at all. His night had been untroubled by any images of pleasure or of pain. But youth
smiles without any reason. It is one of its chiefest charms.
He turned round, and, leaning upon his elbow, began to sip his chocolate. The mellow
November sun came streaming into the room. The sky was bright, and there was genial warmth in the
air. It was almost like a morning in May.
Gradually the events of the preceding night crept with silent bloodstained feet into his brain,
and reconstructed themselves there with terrible distinctness He winced at the memory of all that he
had suffered, and for a moment the same curious feeling of loathing for Basil Hallward made him
kill him as he sat in the chair, came back to him, and he grew cold with passion.
The dead man was still sitting there, too, and in the sunlight now. How horrible that was!
43
Such hideous things were for the darkness, not for the day.
He felt that if he brooded on what he had gone through he would sicken or grow mad. There
were sins whose fascination was more in the memory than in the doing of them; strange triumphs
that gratified the pride more than the passions, and gave to the intellect a quickened sense of joy,
greater than any joy they brought, or could ever bring, to the senses. But this was not one of them.
It was a thing to be driven out of the mind, to be drugged with poppies, to be strangled lest it might
strange one itself.
When the half-hour struck, he passed his hand across his forehead, and then got up hastily,
and dressed himself with even more than his usual care, giving a good deal of attention to the
choice of his necktie and scarf-pin, and changing his rings more than once. He spent a long time
also over breakfast, tasting the various dishes, talking to his valet about some new liveries that he
was thinking of getting made for the servants at Selby, and going through his correspondence. At
some of the letters he smiled. Three of them bored him. One he read several times over, and
then tore up with a slight look of annoyance in his face. "That awful thing, a woman's memory!"
as Lord Henry had once said.
After he had drunk his cup of black coffee, he wiped his lips slowly with a napkin,
motioned to his servant to wait, and going over to the table sat down and wrote two letters. One
he put in his pocket, the other he handed to the valet.
"Take this round to 152, Hertford Street, Francis, and if Mr. Campbell is out of the town,
get his address."
As soon as he was alone, he lit a cigarette, and began sketching upon a piece of paper,
drawing first flowers, and bits of architecture, and then human faces. Suddenly he remarked that
every face that he drew seemed to have a fantastic likeness to Basil Hallward. He frowned, and,
getting up, went over to the bookcase and took out a volume at hazard. He was determined that he
would not think about what had happened until it became absolutely necessary that he should do so.
Глоссарий
Servant- слуга
Faint- слабый
Chiefest- главный
Bloodstained- окровавленный
Triumph- победа
Valet- камердинер
Перевод
44
На следующее утро в девять часов вошел его слуга с чашкой шоколада на подносе и
открыл ставни. Дориан мирно спал, лежа на правом боку, подложив одну руку под щеку. Он
выглядел как мальчик, утомленный игрой или учебой.
Прежде чем проснуться, мужчина дважды коснулся его плеча, и когда он открыл
глаза, на его губах скользнула слабая улыбка, как будто он погрузился в какой-то
восхитительный сон. Однако он вовсе не мечтал. Его ночь не тревожили никакие образы
удовольствия или боли. Но молодость улыбается без всякого повода. Это одна из его
главных прелестей.
Он повернулся и, опершись на локоть, стал отхлебывать шоколад. Мягкое ноябрьское

солнце заливало комнату. Небо было ярким, и в воздухе витало приятное тепло. Это было
почти майское утро.
Постепенно события предыдущей ночи бесшумными окровавленными ногами

проникли в его мозг и воссоздались там с ужасающей отчетливостью. убить его, как он сидел
в кресле, вернулся к нему, и он похолодел от страсти.
Мертвец тоже все еще сидел там, и теперь уже на солнце. Как это было ужасно! Такие
отвратительные вещи были для темноты, а не для дня.
Он чувствовал, что если будет размышлять о том, через что он прошел, то заболеет
или сойдет с ума. Были грехи, очарование которых было больше в воспоминании, чем в
совершении их; странные триумфы, которые удовлетворяли гордость больше, чем страсти, и
давали интеллекту ускоренное чувство радости, большей, чем любая радость, которую они
приносили или могли когда-либо принести чувствам. Но это был не один из них. Это было
что-то, что нужно было изгнать из головы, напоить маком, задушить, чтобы оно само не
стало странным.
Когда пробило полчаса, он провел рукой по лбу, а затем поспешно встал и оделся с
еще большей тщательностью, чем обычно, уделив большое внимание выбору галстука и
булавки для шарфа, а также несколько раз менял кольца. Он также провел немало времени за
завтраком, пробуя разные блюда, разговаривая со своим лакеем о новых ливреях, которые он
собирался сшить для слуг в Селби, и просматривая свою переписку. На некоторых письмах
он улыбался. Три из них надоели ему. Одну он прочел несколько раз, а затем разорвал с
легкой досадой на лице. "Эта ужасная вещь, женская память!" как однажды сказал лорд
Генри.
45
Выпив чашку черного кофе, он медленно вытер губы салфеткой, сделал знак слуге
подождать и, подойдя к столу, сел и написал два письма. Один он положил в карман, другой
отдал камердинеру.
«Отнесите этот раунд на Хертфорд-стрит, 152, Фрэнсис, и если мистера Кэмпбелла

нет в городе, узнайте его адрес».
Как только он остался один, он закурил сигарету и начал рисовать на листе бумаги,
рисуя сначала цветы, фрагменты архитектуры, а затем человеческие лица. Внезапно он
заметил, что каждое лицо, которое он нарисовал, имело фантастическое сходство с Бэзилом
Холлуордом. Он нахмурился и, встав, подошел к книжному шкафу и наугад достал том. Он
решил, что не будет думать о том, что произошло, пока это не станет абсолютно
необходимым.
Text 18
_Your note written in your own hand — and a pretty uneven hand! – came this morning. I am
so sorry that you have been ill; I would not have bothered you with my affairs if I had known.
Yes, I will tell you the trouble, but it's a sort of complicated to write, and very private. Please
don't keep this letter, but burn it.
Before I begin- here's a check for one thousand dollars. It seems funny, doesn't it, for me
to be sending a check to you? Where do you think I got it?
I've sold my story, Daddy. It's going to be published serially in seven parts, and then in a
book! You might think I'd be wild with joy, but I'm not. I'm entirely apathetic. Of course I'm glad to
begin paying you — I owe you over two thousand more. It's coming in instalments. Now don't be
horrid, please, about taking it, because it makes me happy to return it. I owe you a great deal more
than the mere money, and the rest I will continue to pay all my life in gratitude and affection.
And now, Daddy, about the other thing; please give me your most practical advice, whether
you think I'll like it or not.
You know that I've always had a very special feeling towards you; you sort of represented
my whole family, but you won't mind, will you, if I tell you that I have a very much more special
feeling for another man? You can probably guess without much trouble who he is. I suspect that my
letters have been very full of Master Jervie for a very long time.
I wish I could make you understand what he is like and how entirely companionable we are.
We think the same about everything- I am afraid I have a tendency to make over my ideas to
match his! But he is almost always right; he ought to be, you know, for he has fourteen years' start
of me. In other ways, though, he's just an overgrown boy, and he does need looking after - he hasn't
46
any sense about wearing rubbers when it rains.
And he is -Oh, well! He is just himself, and I miss him, and miss him. The whole world seems
empty and aching. I hate the moonlight because it's beautiful and he isn't here to see it with me. But
maybe you've loved somebody, too, and you know? If you have, I don't need to explain; if you
haven't, 1 can't explain
Anyway, that's the way I feel — and I've refused to marry him.
I didn't tell him why; I was just dumb and miserable. I couldn't think of anything to say. And
now he has gone away imagining that I want marry Jimmie Mc Bride — I don’t in the least, I
wouldn't think of marrying Jimmie; he isn't grown up enough. But Master Jervie and I got into a
dreadful state of misunderstanding, and we both hurt each other's feelings. The reason I sent him
away was not because I didn't care for him, but because I cared for him so much. I was afraid he
would regret it in the future and couldn't stand that! It didn't seem right for a person of my lack of
antecedents to marry into any such family as his. I never told him about the orphan asylum, and I
hated to explain that I didn't know who I was. I may be dreadful, you know. And his family are proud
— and I'm proud, too!
Глоссарий
Bother- беспокоить
Affair- дело
Apathetic- апатичный
Suspect- подозревать
Overgrown- заросший
Перевод
Ваша записка написана вашей собственной рукой — и довольно неровной рукой! –
пришел сегодня утром. Мне так жаль, что вы были больны; Я бы не беспокоил вас своими
делами, если бы знал. Да, я расскажу вам о проблеме, но это как-то сложно писать и очень
личное. Пожалуйста, не храните это письмо, а сожгите его.
Прежде чем я начну, вот чек на тысячу долларов. Кажется забавным, не правда ли, что
я посылаю тебе чек? Как вы думаете, откуда я это взял?
Я продал свою историю, папа. Он будет издан серийно в семи частях, а затем и в виде
книги! Вы можете подумать, что я буду вне себя от радости, но это не так. Я совершенно
апатичен. Конечно, я рад начать платить вам — я должен вам больше двух тысяч. Он
приходит в рассрочку. Не сердитесь, пожалуйста, что взяли его, потому что я счастлив
вернуть его. Я должен вам гораздо больше, чем просто деньги, а остальное я буду платить
всю свою жизнь в знак благодарности и любви.
47
А теперь, папа, о другом; Пожалуйста, дайте мне ваш самый дельный совет,
независимо от того, как вы думаете, понравится он мне или нет.
Ты знаешь, что у меня всегда было к тебе особое чувство; вы как бы представляли
всю мою семью, но вы же не будете возражать, если я скажу вам, что у меня гораздо более
особое чувство к другому мужчине? Вероятно, вы без особого труда догадаетесь, кто он
такой. Я подозреваю, что мои письма уже очень давно переполнены мастером Джерви.
Хотел бы я, чтобы вы поняли, что он из себя представляет и насколько мы

дружелюбны. Мы думаем одинаково обо всем — боюсь, у меня есть склонность
переделывать свои идеи, чтобы они соответствовали его! Но он почти всегда прав; он
должен быть, вы знаете, потому что он старше меня на четырнадцать лет. С другой стороны,
однако, он просто мальчик-переросток, и за ним действительно нужно ухаживать — у него
нет никакого смысла носить резиновые сапоги, когда идет дождь.
А он - О, ну! Он просто он сам, и я скучаю по нему, и скучаю по нему. Весь мир

кажется пустым и ноющим. Я ненавижу лунный свет, потому что он прекрасен, а его здесь
нет, чтобы увидеть его вместе со мной. Но, может быть, вы тоже любили кого-то, и вы
знаете? Если да, то мне не нужно объяснять; если нет, я не могу объяснить
Во всяком случае, я так чувствую — и я отказалась выйти за него замуж.
Я не сказал ему, почему; Я был просто глуп и несчастен. Я не мог придумать, что
сказать. А теперь он ушел, воображая, что я хочу выйти замуж за Джимми Мак-Брайда — я
ни в коей мере не хочу, я и не подумала бы выйти за Джимми замуж; он недостаточно
взрослый. Но мы с мастером Джерви попали в состояние ужасного непонимания, и мы оба
обидели друг друга. Причина, по которой я отослал его, была не в том, что он мне был
безразличен, а в том, что я очень о нем заботился. Я боялась, что он пожалеет об этом в
будущем, и не могла этого вынести! Мне казалось неправильным, чтобы человек с
отсутствием моего прошлого женился на такой же семье, как его. Я никогда не рассказывал
ему о приюте для сирот, и я не хотел объяснять, что я не знаю, кто я такой. Я могу быть
ужасным, вы знаете. И его семья гордится — и я тоже горжусь!
Text 19
For two days we thought that he must die, and crept about with heavy hearts. Only Foulata
would not believe it. "He will live," she said.
For three hundred yards or more around Twala's chief hut, where the sufferer lay, there was
48
silence; for by the king's order all who lived in the habitations behind it, except Sir Henry and
myself, had been removed, lest any noise should come to the sick man's ears. One night, it was the
fifth of Good's illness, as was my habit; I went across to see how he was getting on before turning in
for a few hours.
I entered the hut carefully. The lamp placed upon the floor showed the figure of Good,
tossing no more, but lying quite still.
So it had come at last! And in the bitterness of my heart I gave something like a sob.
"Hush-h-h!" came from the patch of dark shadow behind Good's head.
Then, creeping close, I saw that he was not dead, but sleeping soundly, with Foulata's taper
fingers clasped tightly in his poor white hand. The crisis had passed, and he would live. He slept
like that for eighteen hours; and I scarcely like to say it, for fear 1 should not be believed, but
during the entire period did this developed girl sit by him, fearing that if she moved and drew away
her hand it would wake him. What she must have suffered from cramp and weariness, to say
nothing of want of food, nobody will ever know; but it is a fact that, when at last he woke, she had
to be carried away - her limbs were so stiff that she could not move them.
After once the turn had been taken, Good's recovery was rapid and complete. It was not till
he was nearly well that Sir Henry told him of all he owed to Foulata; and when he came to the story
of how she sat by his side for eighteen hours, fearing lest by moving she should wake him, the
honest sailor's eyes filled with tears. He turned and went straight to the hut where Foulata was
preparing the midday meal, for we were back in our old quarters now, talking me with him to
interpret in case he could not make his meaning clear to her, though I am bound to say she
understood him marvelously as a rule, considering how extremely limited was his foreign
vocabulary.
"Tell her," said Good, "that I owe her my life, and that I will never forget her kindness."
I interpreted, and under her dark skin she actually seemed to blush.
Turning to him with one of those swift and graceful motions that in her always reminded me of the
flight of a wild bird, she answered softly, glancing at him with her large brown eyes - "Nay, my
lord; my lord forgets! Did he not save my life, and am I not my lord's handmaiden?
Глоссарий
Suffer- страдать
Illness- болезнь
Cramp- судорога
Marvelously- чудесно
Перевод
Два дня мы думали, что он должен умереть, и ползали с тяжелым сердцем. Только
49
Фулата не поверил бы этому. "Он будет жить", — сказала она.
На триста или более ярдов вокруг главной хижины Твалы, где лежал страдалец,
царила тишина; ибо по приказу короля все, кто жил в жилищах за ним, кроме сэра Генри и
меня, были удалены, чтобы больной не услышал никакого шума. Однажды ночью, по моему
обыкновению, это был пятый день болезни Гуда; Я пошел посмотреть, как он себя
чувствует, прежде чем лечь на несколько часов.
Я осторожно вошел в хижину. Лампа, поставленная на пол, освещала фигуру Гуда,
уже не двигавшуюся, но лежавшую совершенно неподвижно.
Итак, оно наконец пришло! И в горечи сердца я дал что-то вроде рыдания.
"Тише-ч-ч!" донесся из пятна темной тени за головой Гуда.
Потом, подкравшись поближе, я увидел, что он не мертв, а крепко спит, а тонкие
пальцы Фулаты крепко сжаты в его бедной белой руке. Кризис миновал, и он будет жить.
Он проспал так восемнадцать часов; и я едва ли люблю это говорить, потому что мне не
следует верить, но в течение всего этого времени эта развитая девушка сидела рядом с ним,
опасаясь, что, если она шевельнется и отдернет руку, она разбудит его. Что она должна была
страдать от судорог и усталости, не говоря уже о недостатке пищи, никто никогда не узнает;
но это факт, что, когда он наконец проснулся, ее пришлось унести - ее конечности так
одеревенели, что она не могла ими пошевелить.
После того, как очередь была сделана, Гуд выздоровел быстро и полностью. Только
когда он почти выздоровел, сэр Генри рассказал ему обо всем, что он должен Фулате; и
когда он дошел до рассказа о том, как она просидела рядом с ним восемнадцать часов,
боясь, как бы движением не разбудить его, глаза честного матроса наполнились слезами. Он
повернулся и пошел прямо к хижине, где Фулата готовила обед, потому что теперь мы
вернулись в наши старые покои, беседуя со мной, чтобы я мог перевести ее на тот случай,
если он не сможет объяснить ей, что он имеет в виду, хотя я должен сказать: она понимала
его, как правило, на удивление, учитывая, как крайне ограничен был его иностранный
словарный запас.
"Скажи ей, "сказал Гуд, "что я обязан ей жизнью и никогда не забуду ее доброты."
Я истолковал, и под ее темной кожей она действительно покраснела.
Повернувшись к нему одним из тех быстрых и грациозных движений, которые всегда
напоминали мне в ней полет дикой птицы, она тихо ответила, взглянув на него своими
большими карими глазами: "Нет, милорд, мой повелитель забывает! не спасти мне жизнь, и
не служанка ли я господину моему?
Text 20
50
We had been planning the move for more than a decade. It was realized that Earth was no
more place for an astronomical observatory. Our observatory could still be used for training
purposes, but the research had to move out into space.
I had to move with it, I had already been offered the post of Deputy Director. In a few
months I had to leave.
It was quite impossible of course to take Laika with me. The only animals on the Moon
were those needed for experimental purposes; it must be another generation before pets were
allowed, and even then it would cost a lot of money to carry them there - and keep them alive.
The choice was simple. I could stay on Earth and abandon my career. Or I could go to the
Moon — and abandon Laika.
After all, she was only a dog. In ten years she would be dead, while I should be reaching the
peak of my profession. No sensible man would had hesitated over the matter; yet I did hesitate, and
if by now you do not understand why, no further words of mine can help.
Up to the very week I was to leave I had made no plans for Laika. When Dr. Anderson said
he would look after her, I agreed with almost no word of thanks. The old physicist and his wife had
always been fond of her. And I am afraid that they considered me cruel and heartless. We went for
one more walk together over the hills; then I gave her silently to the Andersons, and did not see her
again.
The spaceship was already over the Moon but I took little interest in my work. I was not
really sorry to leave Earth; I wanted no recollections, I intended to think only of the future. Yet I
could not shake off the feeling of guilt; I had abandoned someone who loved and trusted me, and
was no better than (hose who had abandoned Laika when she was a puppy beside the dusty road to
Palomar.
The news that she was dead reached me a month later. Nobody knew why she died. The
Andersons had done their best and were very upset. II seemed that she had just lost interest in
living. For a while I did the same, but work is a wonderful remedy, and my programme was just
under way. Though I never forgot Laika, by the course of time the memory of her stopped hurting
me.
Then why had it come back to me five years later, on the far side of the Moon? I was
thinking about it when the metal building around me quivered as if under a heavy blow. I reacted
immediately and was already closing the helmet of my emergency suit when the floor slipped and
the wall tore open in front of me. Because I automatically pressed the General Alarm button we
lost only two men despite the fact that the earthquake - the worst ever recorded on the Moon -
destroyed all three of our Observatories.
51
The human mind has strange and labyrinthine ways of doing its business; if knew the signal
that could most swiftly wake me and make me aware of danger. There is nothing supernatural in it;
though one can say that it was Laika who woke me on both occasions, during the earthquake in San
Francisco and the quake on the Far side of the Moon.
Sometimes I wake now in the silence of the Moon, and wish that the dream could have
lasted a few seconds longer— so that I could look just once more into those luminous brown eyes,
full of unselfish understanding love that I have found now where else in this or on any other world.
Глоссарий
Astronomical- астрономический, очень большой
Hesitate- стесняться
Spaceship- космический корабль
Recollection- воспоминание
Beside- рядом
Upset- расстройство
Remedy- средство
Immediately- немедленно
Перевод
Мы планировали переезд более десяти лет. Стало понятно, что Земля больше не
место для астрономической обсерватории. Нашу обсерваторию еще можно было
использовать в учебных целях, но исследования пришлось перенести в космос.
Пришлось переехать вместе с ним, мне уже предложили должность заместителя
директора. Через несколько месяцев мне пришлось уйти.
Брать с собой Лайку, конечно, было совершенно невозможно. Единственные
животные на Луне нужны были для экспериментальных целей; должно пройти еще одно
поколение, прежде чем домашние животные будут разрешены, и даже тогда будет стоить
много денег, чтобы возить их туда - и содержать их в живых.
Выбор был прост. Я мог бы остаться на Земле и отказаться от своей карьеры. Или я
мог бы отправиться на Луну — и бросить Лайку.
В конце концов, она была всего лишь собакой. Через десять лет она умрет, а я
достигну пика своей профессии. Ни один разумный человек не стал бы колебаться по этому
поводу; тем не менее я колебался, и если вы уже не сможете понять, почему, никакие мои
дальнейшие слова не могут помочь.
Вплоть до той недели, когда я должен был уехать, я не планировал Лайку. Когда
доктор Андерсон сказал, что позаботится о ней, я согласился почти без слов благодарности.
Старый физик и его жена всегда любили ее. И я боюсь, что они посчитали меня жестоким и
52
бессердечным. Мы пошли еще на одну прогулку вместе по холмам; затем я молча отдал ее
Андерсонам и больше ее не видел.
Космический корабль уже был над Луной, но я мало интересовался своей работой.
Мне было не очень жаль покидать Землю; Я не хотел никаких воспоминаний, я намеревался
думать только о будущем. И все же я не мог избавиться от чувства вины; Я бросил того, кто
любил меня и доверял мне, и был не лучше, чем тот, кто бросил Лайку, когда она была
щенком на пыльной дороге в Паломар.
Известие о том, что она умерла, дошло до меня через месяц. Никто не знал, почему
она умерла. Андерсоны сделали все возможное и были очень расстроены. Мне казалось, что
она просто потеряла интерес к жизни. Некоторое время я делал то же самое, но работа —
прекрасное лекарство, и моя программа только начиналась. Хотя я никогда не забывал
Лайку, со временем воспоминание о ней перестало меня мучить.
Тогда почему оно вернулось ко мне пятью годами позже, на обратной стороне Луны?
Я думал об этом, когда металлическое здание вокруг меня вздрогнуло, как от сильного
удара. Я немедленно среагировал и уже застегивал шлем аварийного костюма, когда пол
поскользнулся и передо мной разверзлась стена. Поскольку я автоматически нажал кнопку
общей тревоги, мы потеряли только двух человек, несмотря на то, что землетрясение —
самое сильное из когда-либо зарегистрированных на Луне — разрушило все три наши
обсерватории.
У человеческого разума есть странные и запутанные способы заниматься своими
делами; если бы знал сигнал, который мог бы быстрее всего разбудить меня и предупредить
об опасности. В нем нет ничего сверхъестественного; хотя можно сказать, что Лайка будила
меня оба раза, во время землетрясения в Сан-Франциско и землетрясения на обратной
стороне Луны.
Иногда я просыпаюсь теперь в тишине Луны, и мне хочется, чтобы сон продлился
еще несколько секунд — чтобы я мог еще раз взглянуть в эти светящиеся карие глаза,
полные бескорыстной понимающей любви, которые я нашел теперь, где еще в этом или в
любом другом мире.
Text 21
Susie felt it impossible to stay in the deserted studio any longer, and accepted a friend's
invitation to spend the winter in Italy. Margaret had not written to her, and she could not make
herself write to her. In Rome Susie had news of Haddo and his wife. They had spent some time
53
there, and the little English circle was still talking of their eccentricities. Haddo had excited
attention by the extravagance of his costume and manner, and Margaret by her beauty. She was seen
in her box at the opera every night, and her diamonds were the envy of all women. But suddenly the
pair had disappeared without saying a word to anybody. It was reported that they were now in
Monte Carlo.
Susie had intended to pass the spring on the Rivera, but when she heard that the Haddos
were there she hesitated. She did not want to run the risk of seeing them, and yet, she had a keen
desire to find out exactly how things were going. At last curiosity won and she went to Monte
Carlo.
After two or three days she saw them at the tables, but they were so absorbed in their game
that they did not notice her. Margaret was playing, but Haddo stood behind her and directed her
movements. Susie was unable to recognise in her the girl who had been her friend. What struck her
most was that there was in Margaret's expression an extraordinary likeness to Haddo's. In spite of
her beauty, she had Oliver's evil look which suggested that she saw with his eyes.
They had won great sums that evening. Taking up money, Haddo touched her on the
shoulder, and she followed him.
Susie learned that Haddo had rooms at the most expensive of the hotels. They knew few
English except those who had bad reputations, but seemed to prefer the society of those foreigners
whose wealth and eccentricities made them the centre of that little world. Margaret moved among
all that odd people with a cold mysteriousness that excited everybody's curiosity. Oliver's eccentric
imagination invented whimsical festivities and orgies that were held in the dark sitting-room of the
hotel. He wanted to revive the mystical ceremonies of old religions imitating those he had seen in
Eastern places. Haddo was thought to be involved in occult studies, and some said that he was
occupied with the Magnum Opus, the greatest and most fantastic of alchemical experiments. It was
also said that he was attempting to create living beings. He had explained to somebody that magical
receipts existed for the manufacture of homunculi.
No one understood his true relations with his wife, and it was said that he was sometimes
very cruel to her. Susie's heart sank when she heard this; but several times when she saw Margaret,
she seemed in the highest spirits. Then the same thing that had happened in Rome happened here
again; they suddenly disappeared.
Susie had not been to London for some time, and as the spring advanced she remembered
that her friends had invited her. Though she would not confess it to herself, her desire to see Arthur
was the strongest of her motives. She knew that he would never care for her, but she was glad to be
54
his friend.
Глоссарий
Envy- завидовать
Desire- желание
Extraordinary- экстраординарный
Likeness- подобие
Ceremony- обряд
Homuncul- гомункул, лилипут
Перевод
Сюзи сочла невозможным больше оставаться в заброшенной мастерской и приняла
приглашение подруги провести зиму в Италии. Маргарет не писала ей, и она не могла
заставить себя написать ей. В Риме Сьюзи узнала о Хаддо и его жене. Они провели там
некоторое время, и маленький английский кружок все еще говорил об их эксцентричности.
Хаддо возбудил внимание экстравагантностью своего костюма и манер, а Маргарет — своей
красотой. Каждый вечер ее видели в ложе в опере, а ее бриллиантам завидовали все
женщины. Но вдруг пара исчезла, никому не сказав ни слова. Сообщалось, что они сейчас в
Монте-Карло.
Сьюзи намеревалась пройти через родник на Ривьере, но когда услышала, что Хаддо
там, она заколебалась. Она не хотела рисковать, увидев их, и все же у нее было сильное
желание узнать, как именно идут дела. Наконец любопытство победило, и она отправилась в
Монте-Карло.
Через два-три дня она увидела их за столами, но они были настолько поглощены
своей игрой, что не заметили ее. Маргарет играла, но Хаддо стоял позади нее и руководил ее
движениями. Сьюзи не могла узнать в ней девушку, которая была ее подругой. Больше всего
ее поразило то, что в выражении лица Маргарет было необычайное сходство с выражением
лица Хаддо. Несмотря на свою красоту, у нее был злобный взгляд Оливера, который
предполагал, что она видела его глазами.
В тот вечер они выиграли большие суммы. Взяв деньги, Хаддо тронул ее за плечо, и
она последовала за ним.
Сьюзи узнала, что у Хаддо есть номера в самом дорогом из отелей. Они мало знали
английский язык, за исключением тех, у кого была дурная репутация, но, казалось,
предпочитали общество тех иностранцев, чье богатство и эксцентричность делали их
центром этого маленького мира. Маргарет двигалась среди всех этих странных людей с
холодной таинственностью, возбуждавшей всеобщее любопытство. Эксцентричное
55
воображение Оливера придумало причудливые празднества и оргии, которые устраивались в
темной гостиной отеля. Он хотел возродить мистические церемонии старых религий,
имитирующие те, что он видел в восточных местах. Считалось, что Хаддо занимался
оккультными исследованиями, и некоторые говорили, что он был занят Magnum Opus,
величайшим и самым фантастическим из алхимических экспериментов. Также было сказано,
что он пытался создать живых существ. Он объяснил кому-то, что существуют магические
рецепты изготовления гомункулов.
Никто не понимал его истинных отношений с женой, и говорили, что он был иногда
очень жесток к ней. У Сьюзи упало сердце, когда она услышала это; но несколько раз, когда
она видела Маргарет, она казалась в приподнятом настроении. Затем то же самое, что
случилось в Риме, случилось и здесь; они внезапно исчезли.
Сьюзи уже некоторое время не была в Лондоне, и с наступлением весны вспомнила,

что ее пригласили друзья. Хотя она и не признавалась в этом себе, ее желание увидеть
Артура было самым сильным из ее мотивов. Она знала, что он никогда не позаботится о ней,
но была рада быть его другом.
Text 22
He hesitated, and did not switch the cutter on. The threat in her voice worried him. What
was she planning to do? He went to the front of the house and looked in at the window.
She was standing at the table, still dressed in her space-suit. On the table was a plastic food-
bag, half- full of air and tied at its neck to keep the air in. She had attached a metal plate to the top
of the bag, and another metal plate was hanging over the first one. There was only a small space
between the two plates. One of them was connected by wires to an electric battery, and the other to a
box standing by a bundle of several sticks of explosive.
Duncan realised immediately what her plan was, and he knew it would work. If he cut a
hole in the side of the house, all the air would rush out. With no air in the house, the air in the
plastic bag would increase in volume, making the bag swell up. As the bag swelled, the metal plate
on it would rise up and meet the other plate. When they connected, electricity would flow along
the wire to the box that would set off the explosives. Then the dome would be blown up, and he
and Lellie with it.
56
Lellie turned to look at him. It was hard to believe that behind that stupid look of surprise
fixed on her face she knew what she was doing. Duncan tried to speak to her, but she had switched her
radio off, and refused to switch on again. She simply gave him a long steady look as he shouted and
swore angrily at her.
"All right, then," Duncan shouted inside his face-plate. "But you'll be blown up with it,
curse you." But naturally, he had no real intention of blowing up the house or himself.
He went back to the small building. He thought very hard, but could not think of any way
of getting into the dome without letting out the air.
There was only one thing left for him to do. He would have to go to Jupiter IV by
container rocket. He looked up at Jupiter IV, which was hanging huge in the sky above him. The
journey there did not worry him. If the men on the station there did not see him approaching, he
would wait until he was close enough to use the radio in his suit to send them a message. Then they
would switch on their equipment to guide him in. It was the landing at the other end that would be
very difficult. He would have to pack himself very carefully in soft material to protect himself
against the shock. Later on, the men on IV could bring him back, and they would find some way
of entering the dome. And then Lellie would be very sorry — very sorry indeed.
There were three containers standing ready for take-off, with their rockets prepared for
firing. He went over to them, and opened one. There was not much inside the container, so he
opened the others and took out all the soft materials in them to pack around himself. Then he
paused for a moment to work out how he was going to fire the rocket once he was inside the
container.
Глоссарий
Plate- пластина
Swell- опухать
Explosive- взрывной
Steady- устойчивый
Shock- шок, потрясение
Rocket- ракета
Перевод
Он помедлил и не стал включать резак. Угроза в ее голосе обеспокоила его. Что она
собиралась делать? Он подошел к дому и заглянул в окно.
Она стояла у стола, все еще одетая в скафандр. На столе стоял пластиковый пакет с
едой, наполовину наполненный воздухом и завязанный на горлышке, чтобы воздух
57
оставался внутри. Она прикрепила металлическую пластину к верхней части пакета, и еще
одна металлическая пластина висела над первой. Между двумя пластинами было только
небольшое пространство. Один из них был соединен проводами с электрической батареей, а
другой — с ящиком, стоящим на связке из нескольких шашек взрывчатки.
Дункан сразу понял, в чем заключался ее план, и знал, что он сработает. Если бы он
прорезал дыру в стене дома, весь воздух вырвался бы наружу. Без воздуха в доме воздух в
пластиковом пакете увеличился бы в объеме, заставив пакет раздуться. Когда мешок
набухал, металлическая пластина на нем поднималась и встречалась с другой пластиной.
Когда они соединялись, электричество шло по проводу к ящику, который приводил в
действие взрывчатку. Тогда купол взорвется, а вместе с ним и он, и Лелли.
Лелли повернулась, чтобы посмотреть на него. Трудно было поверить, что за этим
глупым выражением удивления, застывшим на ее лице, она знала, что делает. Дункан
попытался заговорить с ней, но она выключила радио и отказывалась включать снова. Она
просто посмотрела на него долгим пристальным взглядом, пока он кричал и сердито ругался
на нее.
"Тогда ладно," — крикнул Дункан из-под своей лицевой пластины. "Но ты будешь
взорван с ним, будь ты проклят." Но, естественно, у него не было реального намерения
взрывать дом или себя.
Он вернулся в маленькое здание. Он очень много думал, но не мог придумать, как
попасть в купол, не выпуская воздух.
Ему оставалось сделать только одно. К Юпитеру-4 ему придется лететь на ракете-
контейнере. Он посмотрел на Юпитер IV, который огромным висел в небе над ним.
Путешествие туда не беспокоило его. Если люди на станции не видели его приближения, он
подождал, пока не окажется достаточно близко, чтобы использовать радио в своем костюме,
чтобы отправить им сообщение. Затем они включат свое оборудование, чтобы направить его
внутрь. Приземление на другом конце будет очень трудным. Ему придется очень тщательно
упаковать себя в мягкий материал, чтобы защитить себя от удара. Позже люди на IV смогут
вернуть его и найти способ проникнуть в купол. И тогда Лелли будет очень жаль,
действительно очень жаль.
Там стояли три готовых к взлету контейнера с подготовленными к стрельбе ракетами.
Он подошел к ним и открыл один. Внутри контейнера было немного, поэтому он открыл
другие и вынул из них все мягкие материалы, чтобы упаковать их вокруг себя. Затем он на
мгновение остановился, чтобы понять, как он собирается запустить ракету, оказавшись
внутри контейнера.
58
Text 23
He had been practising now for 15 years and had a wonderful reputation. Dr. Audlin looked
at the clock on his desk. It was twenty minutes to six. He was surprised that his patient was late, for
Lord Mountdrago was always proud of his punctuality.
There was in Dr. Audlin's appearance nothing to attract attention. He was not more than 50,
but he looked older. His eyes, pale blue and rather large, were tired and inexpressive. When you
had been with him for a while you notice that they moved very little; they remained fixed on your
face. His clothes were dark. His tie was black. He gave you the impression of a very sick man.
Dr. Audlin was a psycho therapist. He could relieve certain pains by the touch of his cool,
soft hand, and by talking to his patients often induce sleep in those who were suffering from
sleeplessness. He spoke slowly... His voice had no particular colour, but it was musical, soft and
lulling. Dr. Audlin found that by speaking to people in that law monotonous voice of his, by looking
at them with his pale, quiet eyes, by stroking their foreheads with his long firm hands, he could
sometimes do things that seemed miraculous. He restored speech to a men who had become dumb
after a shock and he gave back the use of his limbs to another who had been paralysed after a plane
crush. He could not understand his power that came from he knew not where, that enabled him to do
things for which he could find no explanation... in his speciality. Though his fees were high, he had
as many patients as he had lime to see.
And what had he not seen of human nature during the 15 years that patients had been coming to
his dark room in Wimpole Street? The confessions that he heard during these years ceased to surprise
him. Nothing could shock him any longer. He knew by now that men were liars, he knew how
unlimited was their vanity; he knew far worse things about them, but he knew that it was not for
him to judge or to condemn.
It was a quarter to six. Of all the strange patients he had, Dr. Audlin could remember none
stranger than Lord Mountdrago. II was an able and distinguished man who was appointed Secretary
of Foreign Affairs when he was still under forty. He was considered the ablest politician in I he
Conservative Party and for a long time directed the foreign policy of his country.
Lord Mountdrago had many good qualities. He had intelligence and industry. He
travelled in the world and spoke several languages. He had courage, insight and determination. He
was a good speaker, clear, precise and often witty. He was a tall, handsome man, a little too stout,
but this gave him solidity that was of service to him.
59
At 24 he had married a girl of 18 whose father was a duke and her mother a great American
heiress, so that she had both position and wealth, and by her he had two sons. For several years they
had lived privately apart, but in public united, and their behaviour did not give ground for gossip.
Shortly speaking, he had a great deal to make him a popular and successful figure.
He had unfortunately great defects. He was a horrible snob. He had beautiful manners
when he wanted to display them, but this he did only with people he regarded as his equals.
Глоссарий
Pale- бледный
Induce- вызывать
Condemn- осуждать
Ablest- самый способный
Heiress- наследница
Gossip- сплетни
Перевод
Он практиковал уже 15 лет и имел прекрасную репутацию. Доктор Одлин посмотрел
на часы на своем столе. Было без двадцати шесть. Он был удивлен, что его пациент опоздал,
потому что лорд Маунтдраго всегда гордился своей пунктуальностью.
Во внешности доктора Одлина не было ничего, что могло бы привлечь внимание. Ему
было не больше 50, но выглядел он старше. Его глаза, бледно-голубые и довольно большие,
были усталыми и невыразительными. Когда вы побудете с ним какое-то время, вы заметите,
что они очень мало двигаются; они оставались неподвижными на вашем лице. Его одежда
была темной. Его галстук был черным. Он произвел на вас впечатление очень больного
человека.
Доктор Одлин был психотерапевтом. Он мог облегчить некоторые боли

прикосновением своей прохладной, мягкой руки, а разговорами со своими пациентами часто
вызывал сон у тех, кто страдал от бессонницы. Говорил он медленно... Его голос не имел
особой окраски, но был музыкален, мягок и убаюкивал. Доктор Одлин обнаружил, что,
разговаривая с людьми своим монотонным голосом, глядя на них своими бледными
спокойными глазами, поглаживая их лоб своими длинными твердыми руками, он иногда мог
делать вещи, которые казались чудесными. Он вернул речь мужчине, который потерял
сознание после удара, и вернул конечности другому, парализованному после
авиакатастрофы. Он не мог понять свою силу, которая исходила неизвестно откуда, которая
позволяла ему делать вещи, которым он не мог найти объяснения... по своей специальности.
Хотя его гонорары были высоки, у него было столько пациентов, сколько он мог обслужить.
60
И чего он только не видел в человеческой природе за те 15 лет, что пациенты
приходили в его темную комнату на Уимпол-стрит? Признания, которые он слышал в эти
годы, перестали его удивлять. Ничто больше не могло его шокировать. Он уже знал, что
люди лжецы, он знал, насколько безгранично их тщеславие; он знал о них гораздо худшее,
но знал, что не ему судить и осуждать.
Было без четверти шесть. Из всех странных пациентов, которые у него были, доктор
Одлин не мог припомнить никого постороннего, кроме лорда Маунтдраго. II был способным
и выдающимся человеком, которого назначили министром иностранных дел, когда ему еще
не было сорока. Он считался самым способным политиком в Консервативной партии и
долгое время руководил внешней политикой своей страны.
У лорда Маунтдраго было много хороших качеств. У него были ум и

промышленность. Он путешествовал по миру и говорил на нескольких языках. Он обладал
мужеством, проницательностью и решимостью. Он был хорошим оратором, ясным, точным
и часто остроумным. Это был высокий красивый мужчина, несколько полноватый, но это
придавало ему солидность, которая ему служила.
В 24 года он женился на 18-летней девушке, отец которой был герцогом, а мать —

великой американской наследницей, так что она имела и положение, и богатство, и от нее у
него было двое сыновей. Несколько лет они жили в частном порядке порознь, но на публике
вместе, и их поведение не давало повода для сплетен. Короче говоря, у него было очень
много того, что сделало его популярной и успешной фигурой.
К сожалению, у него были большие недостатки. Он был ужасным снобом. У него

были прекрасные манеры, когда он хотел показать их, но это он делал только с людьми,
которых считал себе равными.
Text 24
For three days nothing at all happened here. I spent the mornings on the cliff reading, and
watching the sea. The afternoons I spent out in the garden. The usual routine goes on at the farm all
the time - cow-milking, bread-baking, John Ford riding in and out, Patience in the garden picking
up flowers and talking to the farm workers, the smell of cows and hay, the sound of hens and
voices, and day by day the apples getting redder.
61
Then, last Monday, Patience was away from sunrise till sunset nobody knew where she had
gone. It was a wonderful, strange day, a sky of silver-grey and blue, all the trees sighing a little, the
birds silent. There was something wild in the air. The absence of that girl for only a few hours made
us all uneasy. Mrs. Hopgood's rosy cheeks seemed to wither before our eyes. Even the farm workers
talked in low voices. At last Hopgood harnessed his horse and went to look for Patience.
It was late in the afternoon when John Ford gave signs of noticing that something was
wrong in the house. I found him sitting with his hands on his knees, staring straight before him. He
rose heavily when he saw me and went away. In the evening as I was starting for the coast-guard
station to ask for help to search the cliff, Patience appeared. She walked slowly and was very tired.
Her cheeks were red and she was biting her lips. She passed me in the doorway without a word. The
old man did not say anything to her. He just came forward, took her face in his hands, kissed her
and walked away. Patience dropped on the floor and put her face on her arms.
"Leave me alone!" was all that she said. A little later she went upstairs to her room. Soon
Mrs Hopgood came to me.
"Not a word out of her, - and she does not want to eat. The good Lord knows the truth! She
asked for brandy; have you any brandy, sir? Hopgood does not drink it and Mister Ford does not
allow brandy in the house."
I had whisky. The good woman went off with it. She returned the bottle to me half empty.
"She drank it like a kitten drinks milk, poor girl," she said. "Then she laughed like mad and
then she cried. "I have done it," she said to me and kissed me and pushed me through the door.
"Good Lord! What is it that she has done."
It rained all the next day and the day after. Then late in the afternoon the rain stopped and I
started off to Kingswear to see Dan Treffry. I thought of Patience all the time. Her absence that day
was still a mystery. I never stopped asking myself what she had done.
Dan was out. I had supper at the hotel, and rode slowly home. On my way to the farm I
thought of nothing but Patience and her grandfather. It was already dark when I reached the farm. I
put the horse into the stable and went to the garden. It was quite dark under the apple-trees. I stood
there a little; everything smelled so delicious after the rain. Suddenly I had the uncomfortable
feeling that I was being watched. I called out:
"Is anyone there?" Not a sound. I walked to' the gate-nothing! I went into the house, locked
the door and went to my room. But I couldn't sleep. I lay awake for a long time. Then I heard a
murmur of voices somewhere, and then it stopped.
62
Глоссарий
Harness- упряжь
Doorway- дверной проем
Upstairs- вверх по лестнице
Stable- стабильный
Перевод
Три дня здесь вообще ничего не происходило. Я проводил утро на скале, читая и
наблюдая за морем. Дни, которые я проводил в саду. На ферме все время идет обычная
рутина - дойка коров, выпечка хлеба, Джон Форд ездит туда-сюда, Терпение в саду собирает
цветы и разговаривает с работниками фермы, запах коров и сена, звук кур и голосов, и день
ото дня яблоки становятся все краснее.
Затем, в прошлый понедельник, Пейшенс не было с рассвета до заката, и никто не
знал, куда она ушла. Это был чудесный, странный день, небо серебристо-серое и голубое,
все деревья вздыхали, птицы молчали. В воздухе витало что-то дикое. Отсутствие этой
девушки всего на несколько часов обеспокоило всех нас. Румяные щеки миссис Хопгуд,
казалось, увядали на глазах. Даже сельскохозяйственные рабочие переговаривались
вполголоса. Наконец Хопгуд запряг свою лошадь и отправился искать Пейшенс.
Было уже далеко за полдень, когда Джон Форд сделал вид, что заметил, что в доме
что-то не так. Я нашел его сидящим, положив руки на колени и смотрящим прямо перед
собой. Он тяжело поднялся, когда увидел меня, и ушел. Вечером, когда я направлялся к
станции береговой охраны просить помощи в обыске утеса, появилась Пейшенс. Она шла
медленно и очень устала. Ее щеки были красными, и она кусала губы. Она прошла мимо
меня в дверях, не говоря ни слова. Старик ничего ей не сказал. Он просто подошел, взял ее
лицо в свои руки, поцеловал ее и ушел. Пейшенс упала на пол и закрыла лицо руками.
"Оставь меня в покое!" было все, что она сказала. Чуть позже она поднялась наверх в
свою комнату. Вскоре ко мне подошла миссис Хопгуд.
"Ни слова от нее," и есть не хочет. Ей-богу известно, правда! Она попросила бренди,
у вас есть бренди, сэр? дом."
У меня был виски. Хорошая женщина ушла с ним. Она вернула мне бутылку
полупустой.
"Она пила его, как котенок пьет молоко, бедняжка", — сказала она. Потом она
захохотала, как сумасшедшая, а потом заплакала. "Я сделала это", — сказала она мне,
поцеловала меня и толкнула в дверь. "Боже мой! Что она сделала".
Дождь лил весь следующий день и день после. Затем ближе к вечеру дождь
прекратился, и я отправился в Кингсвир, чтобы увидеть Дэна Треффри. Я все время думал о
63
Пейшенс. Ее отсутствие в тот день все еще оставалось загадкой. Я никогда не переставал
спрашивать себя, что она сделала.
Дэна не было. Я поужинал в гостинице и медленно поехал домой. По пути на ферму я
не думал ни о чем, кроме Пейшенс и ее дедушки. Было уже темно, когда я добрался до
фермы. Я поставил лошадь в конюшню и пошел в сад. Под яблонями было совсем темно. Я
постоял там немного; все пахло так вкусно после дождя. Внезапно у меня появилось
неприятное ощущение, что за мной наблюдают. Я крикнул:
"Кто-то там?" Ни звука. Я подошел к воротам — ничего! Я вошел в дом, запер дверь
и пошел в свою комнату. Но я не мог спать. Я долго лежал без сна. Потом я услышал где-то
ропот голосов, а потом он прекратился.
Text 25
How clever and cruel she had been! She had let him think she had forgotten all about
Winter's death. She had let him enjoy his thoughts of going home. And now, when it was nearly
time to leave, she had begun to operate her plan.
Thirty hours! Plenty of time. And even if he did not succeed in entering the house in the
next twenty hours, he would have time to send himself off to the nearest moon in one of the
container rockets.
Even if Lellie later told the company about the Winter business, she couldn't prove anything.
However, they might have their suspicions about him. It would be best to kill her here and now.
He went over to the small building where the electrical equipment was. He switched off the
electricity that was heating the dome. The house would take a long time to lose all its heat, but it
would not be long before the temperature inside would begin to fall noticeably. The small electric
batteries she had in the house would not help her, even if she thought of using them.
He waited for an hour, while the distant sun set, and then he went back to the window to
observe results. As he looked in, he saw Lellie putting on her space-suit by the light of two
emergency lamps. He swore. He would not be able to freeze her out, since her suit would protect
her from the cold. And her air would last much longer than his - as well as the air in the dome itself
she had plenty of full containers.
64
He waited until she had put on her face-plate and then switched on the radio in his own. As
soon as she heard his voice, she switched off her receiver. He did not; he kept his own on, to be
ready for the moment when she began to behave sensibly again.
Duncan returned to the small building beside the dome. He realised that he must use his final
plan. There was no other way. He would have to cut a hole through the double skin of the dome. He
took the electric cutter from its shelf, and connected it to a power point. He carried the cutter, with
its wires floating behind him, across to the house. He chose the place in the side of the house where
he would do least damage, held the cutter against the outer skin, and switched on. Nothing
happened.
He realised that there was no power coming through the wires as he switched off the
electricity to freeze Lellie out. He went back to the small building and switched the electricity on
again. The lights in the house went on, and he knew that Lellie would guess why the electricity had
been switched on.
In a few minutes he had cut a hole about a metre across in the outer skin of the dome. He
was going to start cutting the inner skin when Lellie's voice spoke into ear through his receiver:
"Don't try to come in through the wall. I'm ready for that."
Глоссарий
Forgotten- забытый
Operate- действовать
Suspicion- подозрение
Noticeable- заметный
Space-suit- скафандр
Перевод
Какой умной и жестокой она была! Она позволила ему думать, что совершенно
забыла о смерти Винтера. Она позволила ему насладиться мыслями о возвращении домой. И
теперь, когда уже почти пора было уходить, она приступила к осуществлению своего плана.
Тридцать часов! Много времени. И даже если ему не удастся войти в дом в
ближайшие двадцать часов, он успеет отправиться на ближайшую луну на одной из ракет-
контейнеровозов.
Даже если позже Лелли рассказала компании о деле Уинтера, она ничего не смогла
доказать. Однако у них могут быть подозрения на его счет. Лучше всего было бы убить ее
здесь и сейчас.
Он подошел к маленькому зданию, где стояло электрооборудование. Он выключил
электричество, обогревавшее купол. Дому потребуется много времени, чтобы потерять все
65
свое тепло, но вскоре температура внутри начнет заметно падать. Маленькие электрические
батарейки, которые были у нее дома, не помогли бы ей, даже если бы она подумала об их
использовании.
Он подождал час, пока зашло далекое солнце, а затем снова подошел к окну, чтобы
наблюдать за результатами. Заглянув внутрь, он увидел, как Лелли надевает скафандр при
свете двух аварийных фонарей. Он поклялся. Он не сможет выморозить ее, так как ее
костюм защитит ее от холода. И воздуха у нее хватило бы гораздо дольше, чем у него — как
и воздуха в самом куполе у нее было предостаточно полных емкостей.
Он подождал, пока она наденет лицевой щиток, а затем включил радио в своем
собственном. Как только она услышала его голос, она выключила трубку. Он не делал; он
продолжал свое, чтобы быть готовым к тому моменту, когда она снова начнет вести себя
разумно.
Дункан вернулся в маленькое здание рядом с куполом. Он понял, что должен
использовать свой последний план. Другого пути не было. Ему придется прорезать дыру в
двойной обшивке купола. Он взял с полки электрический резак и подключил его к розетке.
Он перенес резак с проводами, плывущими за его спиной, к дому. Он выбрал место в стене
дома, где он нанесет наименьший ущерб, приложил резак к наружной обшивке и включил.
Ничего не произошло.
Он понял, что по проводам не идет электричество, когда выключил электричество,
чтобы заморозить Лелли. Он вернулся в маленькое здание и снова включил электричество.
В доме зажегся свет, и он знал, что Лелли догадается, почему было включено электричество.
За несколько минут он проделал во внешней обшивке купола отверстие диаметром
около метра. Он собирался начать резать внутреннюю кожу, когда голос Лелли прозвучал в
ухо через его трубку: «Не пытайся проникнуть сквозь стену. Я готов к этому».
ГЛАВА II. ПЕРЕВОД ГРАММАТИЧЕСКИХ УПРАЖНЕНИЙ
66
Упражнение 1.
1. Она сказала мне, что придет домой 1. She told me that she would come home earlier
раньше обычного. than usual.
2. Я еду в библиотеку после занятий, Я 2. I'm going to the library after class, I can take
могу взять твои письма, если хочешь. your letters if you want.
3. Я завтра уезжаю в Москву. - Тебя 3. I am leaving for Moscow tomorrow. - To see
проводить? you off?
4. Он выглянул в окно и увидел, что 4. He looked out the window and saw that the
машина ждет его. car was waiting for him.
5. Она смотрела на картину, когда мы 5. She was looking at the picture when we
подошли к ней. approached her.
6. Мой старший брат на три года старше 6. My older brother is three years older than me.
меня. 7. I will call you before I go to the store.
7. Я позвоню тебе до того, как уйду в
магазин.
1. По правде говоря, это самый 1. In truth, this is the most difficult example I
трудный пример, который я когда-либо have ever done.
делал. 2. While I was thinking about whether to buy
2. Пока я раздумывала, купить ли мне это this dress for me, someone bought it.
платье, кто-то купил его. 3. You don't recognize your friend when you see
3. Ты не узнаешь своего друга, когда him. He has changed a lot.
увидишь его. Он очень изменился. 4. I came last, when everyone had already
4. Я пришел самым последним, когда все answered the lesson.
уже ответили урок. 5. I go to the store after class. I can buy you
5. Я иду в магазин после занятий. Я something if you want.
могу купить тебе что-нибудь, если хочешь. 6. He told his father that if she misses the train,
6. Он сказал отцу, что если она опоздает на they will have to take a taxi.
поезд, им придется взять такси. 7. I was talking to a friend when you saw me.
7. Я разговаривала с подругой, когда ты
меня увидела.
1. К своему удивлению мы узнали, что она 1. To our surprise, we learned that she speaks
бегло говорит по-английски. fluent English.
2. Если ты пойдешь за покупками, не забудь 2. If you go shopping, don't forget to take some
67
взять хлеба и для меня. bread for me too.
3. Этот журнал не менее интересен, чем тот. 3. This magazine is no less interesting than that
Возьми тот на дальней полке. one. Take the one on the far shelf.
4. Пока ты ждал, я слышал, как в саду 4. While you were waiting, I heard the children
играли дети. playing in the garden.
5. Что вы здесь делаете? - Мы ждем 5. What are you doing here? - We are waiting
друзей. Они сказали, что придут сюда в for friends. They said they would come here at
шесть. six.
6. У нас мало молока. Тебе нужно пойти в 6. We don't have enough milk. You need to go
магазин. to the store.
7. Я буду участвовать в конференции на 7. I will attend the conference next week if I am
следующей неделе, если буду в городе. in town.
1. В холодильнике не было ни сыра ни 1. There was no cheese or milk in the
молока. refrigerator.
2. Если у него не уйдет на дорогу два часа, 2. If he does not take two hours to travel, he will
он не опоздает на поезд. not miss the train.
3. Эти деньги не принадлежат мне, они 3. This money does not belong to me, it belongs
принадлежат моей маме. Я не могу их to my mother. I can't take them.
взять. 4. Which of the last performances made the
4. Какой из последних спектаклей biggest impression on you?
произвел на тебя самое большое 5. Where is yesterday's newspaper? - I just saw
впечатление? it on the table.
5. Где вчерашняя газета? - Я только что 6. He asked if I had ever been to the Urals.
видела ее на столе. 7. His joke was not as witty as hers.
6. Он спросил, был ли я когда-либо на
Урале.
7. Его шутка не была такой остроумной как
ее.
1. Он сказал, что не сможет сделать эту 1. He said that he would not be able to do this
работу в ближайшее время, потому что у work any time soon because he did not have
него нет времени. time.
2. Когда она вошла в класс, новый ученик 2. When she entered the classroom, a new
делал доклад. student was making a report.
68
3. Было темно. Ветер усилился. Стало 3. It was dark. The wind got stronger. It became
морозно. frosty.
4. Мы обсуждали предстоящий отпуск. Он 4. We discussed the upcoming vacation. He said
сказал, что едет на Черное море. he was going to the Black Sea.
5. Я хочу, чтобы ты выслушала меня 5. I want you to listen to me carefully and give
внимательно и дала пару советов. me some advice.
6. В комнате кто-нибудь есть? Никого. Все 6. Is there anyone in the room? Nobody.
ушли в самый дальний уголок сада. Everyone went to the farthest corner of the
7. Мама услышала, как к дому подъехала garden.
машина. 7. Mom heard a car drive up to the house.
1. Они уже установили новое 1. They have already installed new equipment.
оборудование. Можете начинать опыты. You can start experimenting.
2. Ты почувствовал, что трое мужчин 2. You felt that three men were watching you.
наблюдают за тобой. 3. What's wrong with you? Have you lost
3. Что с вами? Вы что-то потеряли? - Да. Я something? - Yes. I lost my apartment keys.
потеряла ключи от квартиры. 4. Ask him quickly if he has finished reading
4. Спроси его скорее, кончил ли он читать this book.
эту книгу. 5. She has read all the material and now she can
5. Она прочла весь материал и теперь answer any question from the students.
может ответить на любой вопрос 6. I consider him a reliable and good friend.
студентов. 7. I will come to you when my mother calls me.
6. Я считаю его надежным и хорошим
другом.
7. Я приду к вам, когда мама позвонит мне.
1. Мой племянник сказал, что возьмет 1. My nephew said he would take me to an
меня на выставку на следующей неделе. exhibition next week.
2. Они, возможно, приедут завтра или 2. They may arrive tomorrow or the day after
послезавтра. tomorrow.
3. Чем меньше она тренируется, тем хуже 3. The less she trains, the worse she skates.
она катается. 4. I heard that he had already arrived.
4. Я слышал, что он уже приехал. 5. He felt that someone touched his shoulder.
5. Он почувствовал, что кто-то коснулся 6. He was forced to agree with the opinion of his
его плеча. comrades.
69
6. Он вынужден был согласиться с мнением 7. He made me find yesterday's newspaper and
товарищей. read the latest news about events in the UK.
7. Он заставил меня найти вчерашнюю
газету и прочитать последние новости о
событиях в Великобритании.
1. Мне не нужно было идти в библиотеку, 1. I didn't have to go to the library because I had
так как эта книга оказалась у меня дома. this book at home.
2. Чем больше я ее знаю, тем меньше 2. The more I know her, the less I understand.
понимаю. 3. They didn't want to give any advice.
3. Они не хотели давать никаких советов. 4. Have you already read this book? No, we
4. Вы уже прочитали эту книгу? Нет, мы started reading it last week.
начали читать ее на прошлой неделе. 5. I will be still working when you return.
5. Я буду еще работать, когда вы вернетесь. 6. I am very hungry, as soon as the meeting is
6. Я очень голоден, как только собрание over, I will go to the canteen.
закончится, я пойду в столовую. 7. Her dress was as wet as yours.
7. Ее платье было такое же мокрое как и
твое.
1. Она услышала, как кто-то громко 1. She heard someone laugh out loud.
рассмеялся. 2. If the results of the latest experiments are
2. Если результаты последних positive, they will be able to start developing the
экспериментов будут положительными, project immediately.
они смогут начать разработку проекта 4. Mom said that next year we will go south
немедленно. together.
3. Ты хочешь, чтобы я остановилась в этой 5. The house was quiet. The children fell asleep.
гостинице? 6. I finished the translation. What should I do
4. Мама сказала, что в следующем году мы next?
поедем на юг вместе. 7. She will be glad if we visit her in the coming
5. В доме было тихо. Дети уснули. days.
6. Я закончил перевод. Что мне делать
дальше?
7. Она будет рада, если мы навестим ее в
70
ближайшие дни.
1. В кабинете английского языка стоит 1. There is a wardrobe, a table and several chairs
шкаф, стол и несколько стульев. in the English room.
2. Они прожили в Москве с 1990 по 1995 гг. 2. They lived in Moscow from 1990 to 1995.
3. Иностранец спросил, кто из нас умеет 3. The foreigner asked which of us could speak
говорить по-английски. English.
4. Спроси его, написал ли он сочинение. 4. Ask him if he wrote an essay.
5. Никто не заставит нас прекратить эту 5. No one will force us to stop this work.
работу. 6. Parents are coming tomorrow by 6 o'clock
6. Родители приезжают завтра 6-ти train from the south. They sent me a telegram.
часовым поездом с юга. Они прислали мне 7. Has Anna arrived? - When did she come
телеграмму. back?
7. Анна приехала? - А когда она вернулась?
1. Осенью в лесу очень красиво. Листья 1. It is very beautiful in the forest in autumn.
желтеют. The leaves turn yellow.
2. Все вынуждены были согласиться с его 2. Everyone was forced to agree with his
предложением. proposal.
3. Мы с сестрой собираем марки с тех пор, 3. My sister and I have been collecting stamps
как папа подарил нам альбом. since dad gave us an album.
4. Я слышал, что все окончилось хорошо. 4. I heard that everything ended well.
5. Он зашел в дом, семья обедала. 5. He went into the house, the family was having
6. Я заставлю его взять себя в руки. dinner.
7. Положение моей сестры было гораздо 6. I will make him pull himself together.
хуже, чем мы предполагали. 7. My sister's situation was much worse than we
expected.
1. Вчера с утра до позднего вечера я ждала 1. Yesterday from morning until late evening I
твоего телефонного звонка. was waiting for your phone call.
2. Вам следует обратить внимание на свое 2. You should pay attention to your
произношение. pronunciation.
71
3. Мы ничего о нем не слышали с тех пор, 3. We have not heard anything about him since
как он уехал в Лондон. he left for London.
4. Холодильник нужно починить как можно 4. The refrigerator needs to be repaired as soon
быстрее. as possible.
5. Ни у меня, ни у моего друга не было 5. Neither I nor my friend had money.
денег. 6. He never played chess when he was a child.
6. Он никогда не играл в шахматы, когда 7. I'm afraid we don't have coffee left; won't you
был ребенком. buy some?
7. Боюсь, у нас не осталось кофе; не
купишь ли ты немного?
1. Он не чувствовал ни ветра, ни холода. 1. He felt neither wind nor cold.

2. Он сказал, что будет очень занят сегодня 2. He said that he would be very busy today and
и придет домой позже обычного. would come home later than usual.
3. Видно, что ты этого не знаешь, 3. It is clear that you do not know this,
4. Последний раз, когда ты был за 4. The last time you were abroad was in the
границей - это весна 1990 г. spring of 1990.
5. Вчера мне пришлось обедать в столовой, 5. Yesterday I had to have lunch in the canteen,
хотя я обычно обедаю дома. although I usually have lunch at home.
6. Чем больше я об этом думаю, тем 6. The more I think about it, the more I am
больше удивляюсь. surprised.
7. Он почувствовал, что кто-то следит за 7. He felt that someone was following him.
ним.
1. Волосы моей мамы длиннее, чем 1. My mom's hair is longer than her friend's hair.
волосы ее подруги. 2. When autumn comes, it gets colder.
2. Когда приходит осень, становится 3. Who makes him study regularly?
холоднее. 4. Which one of you broke the window?
3. Кто заставляет его регулярно готовиться 5. This time next month I will be swimming in
к занятиям? the Baltic Sea.
4. Кто из вас разбил окно? 6. Before he came to Minsk, he lived in the
5. В это время в следующем месяце я буду countryside.
72
купаться в Балтийском море. 7. Nobody wanted him to leave so early.
6. До того как он приехал в Минск, он жил
в деревне.
7. Никто не хотел, чтобы он уходил так
рано.
1. Уже семь часов вечера, он никогда не 1. It's already seven o'clock in the evening, he
уходит из своего офиса раньше этого never leaves his office before this time.
времени. 2. I couldn't call you at this time because I was
2. Я не мог позвонить тебе в это время, talking to the director.
потому что разговаривал с директором. 3. Health and happiness are more valuable than
3. Здоровье и счастье дороже денег. money.
4. Не имею понятия, сколько лет твоей 4. I have no idea how old your girlfriend is.
подруге. 5. Why is your friend so angry? She lost her
5. Почему твоя подруга такая сердитая? - keys and doesn't know where to look for them.
Она потеряла ключи и не знает где их 6. Here are your glasses. Take them and don't
искать. lose any more.
6. Вот ваши очки. Возьмите их и не 7. The rain started in May and has not stopped
теряйте больше. since then.
7. Дождь начался в мае и с тех пор не
прекращался.
1. Посмотрите! Анна стоит у магазина Она, 1. Look! Anna is standing outside the store. She
наверное, ждет кого-то. is probably waiting for someone.
2. Это самый плохой фильм, который я 2. This is the worst movie I have ever seen.
когда-либо видел. 3. It is difficult to say whether Nikolai will
3. Трудно сказать, придет ли Николай. come.
4. Ты уложила чемодан, Такси ждет у 4. You packed your suitcase, Taxi is waiting at
дверей. the door.
5. Он сказал мне, что мои новые друзья 5. He told me that my new friends were waiting
ждут меня у входа. for me at the entrance.
6. Они играли на фортепьяно, а дети 6. They played the piano and the children sang
73
громко пели. loudly.
7. Когда мы купим машину, мы сможем 7. When we buy a car, we will be able to go to
чаще ездить на дачу. the country more often.
1. Какие картины он показал Вам сегодня? 1. What pictures did he show you today? I think
Я думаю, не лучшие. not the best.
2. Я не могу нести эту сумку. Она оказалась 2. I can't carry this bag. She was much heavier
гораздо тяжелее, чем я думал. than I thought.
3. Я знала, что все будут смеяться надо 3. I knew that everyone would laugh at me if I
мной, если я одену эту шляпу. wore this hat.
4. Он сказал, что уже прочитал его доклад и 4. He said that he had already read his report and
готов к обсуждению. was ready for discussion.
5. Вам следует поехать туда в ближайший 5. You should go there on the next weekend.
выходной. 6. We didn't have much time since we were
6. У нас было мало времени, так как мы leaving the next day.
уезжали на следующий день. 7. I like this kind of weather. It is snowing and
7. Мне нравится такая погода. Идет снег и not very cold.
не очень холодно.
1. Некоторые из нас уже приняли 1. Some of us have already accepted the

приглашение. invitation.
2. Когда начинаются ваши занятия? 2. When do your classes start?
3. В прошлом году было много снега. 3. There was a lot of snow last year.
4. Мальчики посмотрите на себя: вы 4. Boys look at yourselves: you are dirty. Go and
грязные. Идите и умойтесь. wash up.
5. Отец хочет, чтобы его маленький сын 5. A father wants his little son to dress himself.
одевался сам. 6. Nina's clothes are on the table. Take it and
6. На столе одежда Нины. Возьми ее и wash it.
постирай. 7. I didn't expect you to leave so soon.
7. Я не ожидал, что Вы уедете так скоро.
74
1. Кто помог вам перевести эту статью? - Я 1. Who helped you translate this article? - I
перевел ее сам. translated it myself.
2. Они были удивлены, когда узнали, что я 2. They were surprised when they found out that
студент университета. I was a university student.
3. Эти новости не Очень интересные. 3. This news is not very interesting.
4. Я никогда не был там, когда мне было 5 4. I have never been there when I was 5 years
лет. old.
5. Вы нашли что-нибудь более интересное 5. Did you find anything more interesting in this
в этом тексте? text?
6. Он дал ей цветы, которые купил для нее. 6. He gave her the flowers he bought for her.
7. Ваши руки такие же холодные, как и ее. 7. Your hands are as cold as hers.
1. Все студенты поняли правило и 1. All students understood the rule and the
преподавателю не пришлось повторять его teacher did not have to repeat it again.
еще раз. 2. She is too weak after her illness. She can't
2. Она слишком слаба после болезни. Ей walk much.
нельзя много гулять. 3. Yesterday I was fixing my tape recorder all
3. Вчера целый день я чинил свой day long.
магнитофон. 4. Anyone can tell you how to get to the market.
4. Любой может сказать вам как добраться 5. This subject does not require as much time as
до рынка. that one.
5. Этот предмет требует не так много 6. What happened? - Nothing happened. She just
времени как тот. worked hard and was very tired.
6. Что случилось? - Ничего не случилось. 7. The road led through the forest.
Просто она много работала и очень устала.
7. Дорога вела через лес.
1. У нее отличные знания по английскому 1. She has excellent knowledge of English.
75
языку. 2. Further discussion of this issue will continue
2. Дальнейшее обсуждение этого вопроса on Thursday.
продолжится в четверг. 3. Where is Anna? - She just left.
3. Где Анна? - Она только что ушла. 4. The room was too dark.
4. В комнате было слишком темно. 5. The more I know this person, the less I like
5. Чем больше я знаю этого человека, тем him.
меньше он мне нравится. 6. Could you guide me, it has become too dark.
6. Не могли бы вы проводить меня, стало 7. Let the children go swimming. It's hot outside.
слишком темно.
7. Пусть дети идут купаться. На улице
жарко.
1. Ты очень расстроена. Ты не должна 1. You are very upset. You shouldn't take
принимать все так близко к сердцу. everything so personally.
2. Оставайся здесь, пока я тебе не позвоню. 2. Stay here until I call you.
3. Говори громче. Я плохо слышу тебя. 3. Speak louder. I can't hear you well.
4. Я еще буду учить это стихотворение, 4. I will still study this poem when you return
когда ты вернешься домой. home.
5. У нас мало молока. Тебе нужно пойти в 5. We don't have enough milk. You need to go to
магазин. the store.
6. Ты случайно не знаешь, где мой ключ? 6. Do you happen to know where my key is?
7. Петр заболел и пропустил много занятий 7. Peter got sick and missed a lot of classes
Упражнение 23
1. Было рождество, в доме была вечеринка 1. It was Christmas, there was a party in the
и было много гостей. house and there were many guests.
2. Спроси их, написали ли они 2. Ask them if they have written a test and what
контрольную и каковы результаты. the results are.
3. Я думаю, наши друзья вернутся в Минск 3. I think our friends will return to Minsk either
либо завтра, либо послезавтра. tomorrow or the day after tomorrow.
4. Кто у вас самый смелый? 4. Who is your bravest?
5. Все слышали как она играет на пианино 5. Everyone heard how she plays the piano and
и поет. sings.
6. Вы все еще переводите этот текст? Вам 6. Are you still translating this text? Can I help
76
помочь? you?
7. Женщины всегда заняты больше, чем 7. Women are always busier than men.
мужчины
1. Интересно, почему они не сдержали 1. I wonder why they did not keep their promise
обещание и не пришли вовремя? and did not come on time?
2. Мы не виделись с прошлого года. 2. We haven't seen each other since last year.
3. У нас ничего нет на обед. Надо что-то 3. We have nothing for lunch. I need to buy some
купить из продуктов. groceries.
4. Я слышал как ты кричала на детей. 4. I heard you screaming at the children.
5. В электричке не было свободных мест, 5. There were no empty seats on the train, so I
поэтому мне пришлось стоять. had to stand.
6. В чашке мало чая. 6. There is not enough tea in the cup.
7. В "Октябре" идет новый фильм, не так 7. There's a new movie in October, isn't there?
ли?
1. Наше путешествие подходит к концу. 1. Our journey is coming to an end.

2. У него довольно слабое знание этого 2. He has rather poor knowledge of this subject.
предмета. Мне кажется, он с трудом It seems to me that he hardly understands your
понимает Ваш вопрос. Вы правы, ему question. You are right, he should work harder.
следует работать больше. 3. I haven't introduced you to my girlfriend yet.
3. Я еще не познакомил тебя с моей 4. Neither I nor my sister were at the exhibition.
подругой. 5. There are apples, pears, bananas, oranges and
4. Ни я, ни моя сестра не были на other fruits on the table.
выставке. 6. What interesting news I learned!
5. На столе - яблоки, груши, бананы, 7. Our family lived here before, 5 years ago.
апельсины и другие фрукты.
6. Какую интересную новость я узнал!
7. Наша семья жила здесь раньше, 5 лет
назад.
77
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
1. Алексеева И.С. Профессиональный тренинг переводчика. - СПб.: Издательство «Союз»,

2005. – 288 с.
2. Аликина Е. В. Переводческая семантография. Запись при устном переводе. М.: АСТ:
Восток-Запад, 2006. – 156 с.
3. Бреус Е.В. Основы теории и практики перевода с русского языка на английский. - М.,
1998.
4. Бурак А. Л. Введение в практику письменного перевода с русского языка на английский.
Этап 1: уровень слова. – М.: МГУ им. М.В. Ломоносова – Intrada, 2002. – 176 с.
5. Казакова Т. А. Практические основы перевода. English/Russian. – СПб.:Союз, 2005. -320 с.
6. Мир перевода, или вечный поиск взаимопонимания. Изд. 2-е исправленное и дополненное
/ Чужакин А. М.: Р.Валент, 1999.– 192с.
7. Практикум по развитию навыков перевода с английского языка на русский / Авт.- сост.
Гаврилова Т.Ю.; НовГУ им. Ярослава Мудрого. – Великий Новгород, 2000. – 41 с.
8. Романова С. П., Коралова А. Л. Пособие по переводу с английского на русский. М.: КДУ,
2006. – 172 с.
9. Слепович В.С. Курс перевода (английский язык /русский язык): учеб.пособие для
студентов вузов. – Мн.: ТетраСистемс, 2005. -320 с.
10. Слепович В.С. Настольная книга переводчика с русского языка на английский. – Мн.:
ТетраСистемс, 2006. -304 с.
78

Anpd201 2

Загружено:

Сведения о документе

Оригинальное название

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Anpd201 2

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

Қазақстан Республикасының Білім және ғылым министрлігі

Министерство образования и науки Республики Казахстан

Мамандығы 0512000 Аударма ісі

Орындаған топ оқушысы:

И все же оно наблюдало за ним со своим прекрасным изуродованным лицом и

Он вернется к Сибилле Вейн, загладит ее вину, женится на ней, попытается снова

She was afraid of the school board.

to have the crust — to dare

to yank - to give a sudden and sharp pull to something

После двух-трех минут ужасного молчания Дориан обернулся, подошел и встал

Кэмпбелл закрыл лицо руками, и его пробрала дрожь.

С губ Кэмпбелла сорвался стон, и он весь вздрогнул. Тиканье часов на каминной

"Пойдем, Алан, ты должен решить сразу."

«Вы должны. У вас нет выбора. Не откладывайте».

Он на мгновение заколебался. — В комнате наверху пожар?

«Да, есть газовая плита с асбестом».

Кэмпбелл нацарапал несколько строк, промокнул их и адресовал конверт своему

Хирн посмотрел на мальчика. Этьен почувствовал этот взгляд, но по-прежнему

А потом фигуры двинулись, спустились по лестнице. Они прошли. Хирн прошептал:

"До завтра. Я должен вернуться тогда."

«Нет. Они, вероятно, останутся дольше», — ответил Дейхграбер. Двое мужчин

Высоко-высоко над нами, в голубой воздух, взвились их скрученные снежные венки.

«Идите медленнее, белые люди», — сказала она, просунув свое уродливое

Он повернулся и, опершись на локоть, стал отхлебывать шоколад. Мягкое ноябрьское

Постепенно события предыдущей ночи бесшумными окровавленными ногами

«Отнесите этот раунд на Хертфорд-стрит, 152, Фрэнсис, и если мистера Кэмпбелла

Хотел бы я, чтобы вы поняли, что он из себя представляет и насколько мы

А он - О, ну! Он просто он сам, и я скучаю по нему, и скучаю по нему. Весь мир

Во всяком случае, я так чувствую — и я отказалась выйти за него замуж.

Сьюзи уже некоторое время не была в Лондоне, и с наступлением весны вспомнила,

Доктор Одлин был психотерапевтом. Он мог облегчить некоторые боли

У лорда Маунтдраго было много хороших качеств. У него были ум и

В 24 года он женился на 18-летней девушке, отец которой был герцогом, а мать —

К сожалению, у него были большие недостатки. Он был ужасным снобом. У него

ГЛАВА II. ПЕРЕВОД ГРАММАТИЧЕСКИХ УПРАЖНЕНИЙ

1. Он не чувствовал ни ветра, ни холода. 1. He felt neither wind nor cold.

1. Некоторые из нас уже приняли 1. Some of us have already accepted the

1. У нее отличные знания по английскому 1. She has excellent knowledge of English.

1. Наше путешествие подходит к концу. 1. Our journey is coming to an end.

1. Алексеева И.С. Профессиональный тренинг переводчика. - СПб.: Издательство «Союз»,

Вам также может понравиться