Юго-Западный государственный университет

Кафедра теоретической и прикладной лингвистики

Курс лекций по дисциплине

«Языки мира и языковые ареалы. Типология языков»
 ВВЕДЕНИЕ

В истории типологии можно выделить два этапа: классическая

типология и структурная типология.
Основное содержание классической типологии составляла ти-
пологическая классификация языков. К типологии структурной,
помимо типологической классификации языков, принято относить
специальные исследования в следующих областях: 1) лингвистиче-
ские универсалии, 2) исследования в области языка-эталона, 3) ис-
следования в области специальной типологической теории, 4) ис-
следования, относящиеся к выделению метода типологии. Типоло-
гический метод применяется и в таких областях, которые прежде не
относились к типологии, например, типологические по методу ис-
следования в области диалектологии и исторической фонологии и
т.п. Появление новых областей типологического исследования по-
зволяет говорить о новом этапе в развитии типологической науки.
В отличие от классической типологии все новые области
структурной типологии принято делить на две части: а) типологию
текста, б) типологию систем. Это разделение появилось в связи с
работами Гринберга по так называемой квантитативной типоло-
гии.1 Квантитативная типология Гринберга была отнесена к типо-
логии текстов. Классическая типология представляла собой те или
иные классификации языков в целях объединения и совокупного
представления всех языков мира. Эта задача ставилась перед клас-
сической типологией в связи с тем, что генеалогическая классифи-
кация не создает полного представления об общих закономерно-
стях построения мирового языка как целого. Классическая типоло-
гии тем самым выполняла недостатки сравнительно-исторического
описания мирового языка, была его естественным дополнением.
Объединяя языки по типологическому сродству, она тем самым
указывала сравнительно-историческому методу на их возможную
генеалогическую близость и как бы предлагала рассмотреть воз-
можность сведения этих языков к общему источнику. Поэтому
классическая типология немыслима отдельно от сравнительно-
исторического языкознания.
______________________________________
1
Гринберг Дж. Квантитавный подход к морфологической типологии. Сб. «Новое в лин-
гвистике». Вып. 3. М., 1963.
 Структурная типология, напротив, представляет собой вполне
самостоятельный отдел лингвистики. Она связана не только со
сравнительно-историческим описанием языков, но и с теорией ме-
тодов лингвистики, с синхроническим описанием языков и всеми
отделами прикладного языкознания. Роль типологии в отношении
сравнительно-исторического языкознания изменилась: во-первых,
потому, что в современной типологии вырабатываются свои пред-
ставления о генезисе и развитии языков, отдельные от подобных
представлений, принятых в компаративистике, во-вторых, потому,
что типология применяется в сравнительно-историческом языко-
знании для контроля за правильностью выведения тех или иных
трансформаций системы при построении генеалогического древа
языков.1
Появление новых областей исследования, новая структура ти-
пологической науки и иное отношение типологии к другим облас-
тям лингвистики не могут возникнуть без радикальных изменений
в содержании самой науки.
Изменение в содержании связано с появлением лингвистиче-
ского структурализма. Если первый этап типологии в конечном
счете возник благодаря В. Гумбольдту, то второй обязан своим
появлением швейцарскому лингвисту Ф. де Соссюру, хотя послед-
нее утверждение может показаться сомнительным, по крайней мере
на первый взгляд.
В.Гумбольдт говорил о типологии и предложил основатель-
ную типологическую классификацию. Кроме того, В.Гумбольдт,
связывая типологические различия с их внутренней формой, создал
основы специальной типологической теории.
Теоретически обоснованное и начатое В.Гумбольдтом сравни-
тельно-историческое языкознание при всем многообразии направ-
лений и идей отличалось своим комплексом представлений о языке.
Этот комплекс представлений содержит и классическая типология.
Вяч. Вс. Иванов высказывал мысль о том, что построение генеало-
гического древа языковых систем может быть описано посредством
трансформации одной системы в серию других, где любая языковая
система выглядит как трансформа, произведенная от
________________________
1
Иванов Вяч .Вс. Типология и сравнительно-историческое языкознание. «Вопросы языко-
знания», 1958. № 5.
ядерной трансформы – системы языков1. Тем самым было обнару-
жено принципиальное методическое тождество рассуждений клас-
сического и структурного языкознания.
При этом надо помнить, что структурное языкознание ясно
излагает свои методические и логические основания, тогда как
классическое языкознание опиралось на различные философии
языка и нигде не излагало эти основания эксплицитно.
Различия между классическим и структурным языкознание –
не в их методической стороне, а в их представлениях о природе
языка.
Для классического языкознания отношения между языками
коренились в субстанциональных свойствах языка. Языки счита-
лись родственными именно потому, что лингвисты усматривали
принципиальное сходство их субстанций: звучания и значения.
Классическая типология также строила свои классификации на
субстанциональном основании. Так, классическое разделение язы-
ков на флективные, агглютинативные и аморфные обосновывалось
исключительно сходством и различием субстанционального строе-
ния слова.
Ф. де Соссюр своим тезисом «язык есть форма, а не субстан-
ция» не изменил ничего в способах рассуждения, принятых в клас-
сическом языкознании. Он только устранил идею о субстанцио-
нальном сходстве как основании для системных сравнений в рас-
суждениях о языке. Если утверждается, что язык есть чистая форма,
а не субстанция, то нет необходимости искать язык как что-то ви-
димое и осязаемое. Достаточно сказать, что он, подобно любой ка-
тегории социуума, существует, по словам К.Маркса, «везде и ни-
где».
Тезис «язык есть форма» был фактически конкретным реше-
нием тезиса В.Гумбольдта о том, что язык это деятельность, а не
результат ее.
Деятельность – это организация действия по некоторым правилам,
которые составляют систему, каждый элемент которой зависит от
других элементов. Правила – элементы системы – организуют фи-
____________________________________
1
Иванов Вяч .Вс. Теория отношений между языковыми системами и основания сравни-
тельно-исторического языкознания. «Тезисы и основания по математической лингвистике
15-21 апреля 1959г.», Л., 1959.
зические, конкретные действия, дают им форму. Конкретные дей-
ствия зависят от системы, а система не зависит от этих действий.
Эти положения Ф. де Соссюр применил к анализу речевой деятель-
ности.
Ясное осознание собственно социальной природы предмета
языкознания повлияло на все строение лингвистики, придало ей яс-
ный и осмысленный характер.
По мнению Ю.В. Рождественского, «под типологией стали
понимать прежде всего не физические особенности комбинирова-
ния значащих элементов звучания, а особый вид отношений между
системами (ненаблюдаемыми физически, а реконструированными
наукой из речевых проявлений)»1
Группировка и исследование языковых систем всегда произ-
водится по определенному признаку, в зависимости от цели иссле-
дования. Задачи типологии сводится к обоснованию систематоло-
гии лингвистических систем или к созданию некой метасистемы,
объясняющей все другие лингвистические системы.
Возможны два принципа такого объяснения лингвистической
системы:
1.Лингвистические системы являются социальными система-
ми, организующими речевую деятельность. Каждая из конкретных
лингвистических систем должна быть вариантом общей системы,
организующей всю речевую деятельность и любую её разновид-
ность. Типологическое описание должно обнаружить пределы
варьирования лингвистических систем, в которых возможно осу-
ществление речевой деятельности.
Это принцип является социологическим, или культурным. Он
учитывает только систематические особенности построения рече-
вой деятельности и является ведущим принципом.
2.Лингвистические системы, как правило, являются реализуе-
мыми системами. Для своей реализации система избирает инерт-
ный природный материал: материал речи, органы или орудия речи,
из которых создаются акты речи-мысли. Инертный материал со-
ставляет вторую, физическую стихию языка. Это физический, или
субстанциональный, принцип.
___________________________________________
1
Рождественский Ю.В. Типология слова / Под ред. В.В. Виноградова. Изд. 2-е, доп. М.:
КлмКнига, 2007. С. 10.
 Началом нового этапа в лингвистической типологии следует
считать появление идеи об универсалиях языка в современном по-
нимании этого термина. Эта идея, как известно, была предложена
Р.О. Якобсоном.1 Суть ее заключается в том, чтобы кодифициро-
вать все случаи корреляции разных черт языка в пределах одной
языковой системы на фоне систематологических свойств языка как
целого. Тем самым был указан путь к правилам соединения двух
стихий языка, и структурной типологии был придан ее современ-
ный облик.
В соответствии с принципом двухстихийности языка, приме-
няемым в структурной типологии, в этой лингвистической дисцип-
лине образовалось четыре связанных между собой раздела:
1.Лингвистические универсалии: раздел типологии, специаль-
но занимающийся обработкой эмпирии языковых систем на пред-
мет установления эмпирических фактов корреляции между систе-
матологическими свойствами языка и системой его разных реали-
заций.
2.Язык-эталон – общее исчисление систематологических
свойств мирового языка вне зависимости от системы реализации.
3.Специальная типологическая теория: исследование возмож-
ностей реализации системы языка, связанное с изучением свойств
материала речи.
4.Типологические классификации: раздел типологической
теории, указывающий на отношение языка-эталона к разным кон-
кретным или мыслимым языковым системам через возможности
реализации этих систем в материале речи.
Эти четыре раздела представляют собой самостоятельные от-
ветвления типологической теории. Каждый из них имеет особые
внутренние правила построения.
Кроме исследований, проводимых в каждом из специальных разде-
лов типологии, возможны исследования, объединяющие вместе все
разделы. Их целесообразно назвать исследованиями по общей ти-
пологии. Такие исследования должны опираться одновременно на
универсалии, язык-эталон, специальную типологическую теорию и
типологические классификации и ставить их в соответствие друг с
______________________________________
1
Якобсон Р.О. Типологические исследования и их вклад в сравнительно-историческое
языкознание. Сб. «Новое в лингвистике». Вып. 3. М., 1963.
другом для установления некоторых общих принципов построения
языка, выводимых из типологии.
Общая типология не только систематизирует языковые систе-
мы и типологические исследования в специальных отделах типоло-
гии, но имеет и прикладное значение. Оно состоит в том, что общая
типология может высказать суждение о наиболее удобных формах
нормализации языка и обнаружить возможности для построения
новых языковых систем, специализированных по различным отде-
лам содержания.
 Лекция № 1.
Понятие типологии в системе научного знания
1. Типология как общенаучный метод. Лингвистическая типоло-
гия как раздел общего языкознания и один из видов система-
тизации языков
2. Взаимодействие типологии с другими отраслями лингвисти-
ческой науки (общая характеристика)
1. Типология как общенаучный метод. Лингвистическая ти-
пология как раздел общего языкознания и один из видов
систематизации языков
В общенаучном масштабе типология – это метод исследова-
ния разнообразных и внутренне сложных объектов путем выявле-
ния их общих или сходных черт и группировки, объединения объ-
ектов с учетом меры этой близости в некоторые классы (группы,
типы). Типологические исследования в различных науках могут
существенно отличаться по принципам и логическим формам. Так,
биологическая типология опирается на эволюционный принцип; в
географии, геологии, этнографии типологические исследования
строятся с учетом иерархических отношений между объектами (со-
ответстувующие группы объектов одного ранга называются так-
сонами, а их классификации – таксономическими классифика-
циями, или таксономиями). Для понимания некоторых других об-
ластей реальности важно выявить как иерархию объектов (т.е. их
«вертикальные» взаимоотношения), так и горизонтальные связи,
обусловленные разной силой проявления некоторого общего при-
знака. В результате соответствующая предметная область предстает
как континуум объектов или их классов (такой континуум, напри-
мер, представлен в каждой строке таблицы Периодической системы
элементов Менделеева).
В лингвистике используются 3 основных вида систематизации
языков:
1) генеалогические объединения, в которых учитываются родст-
венные взаимоотношения языков;
2) типологические классификации языков, понимаемые как объ-
единения, логические независимые от родословных деревьев
языков;
3) территориальные (ареальные) классификации языков.
 В систематизации языков используются общенаучные прин-
ципы типологических исследований, методы генетических и таксо-
номических исследований, континуумных и ареальных исследова-
ний. Но только в типологических исследованиях языков использу-
ется идея типа в качестве некоторого объединения объектов с уче-
том их общих черт. Поэтому в лингвистике принято терминологи-
чески отграничивать собственно типологию от всех иных видов
систематизации языков (т.е. от генетических и ареальных их объе-
динений).
Следует отличать понятия «тип языка» в качестве эмпириче-
ской реальности (это группа конкретных языков, обладающая ря-
дом типологически существенных общих черт) и «тип языка» в ка-
честве абстрактного мысленного конструкта: это логическое по-
строение, в котором отображается набор значимых признаков, от-
вечающих данному типу языков.
2. Взаимодействие типологии с другими отраслями лингвис-
тической науки (общая характеристика)
Лингвистическая типология представляет интерес не только
как автономная область лингвистики, но и (в первую очередь) как
компонент междисциплинарных лингвистических исследований.
С самого начала своего возникновения лингвистическая типоло-
гия тесно связана с такой классической лингвистической дисцип-
линой, как сравнительно-историческое языкознание, или компара-
тивистика (см. вышеизложенный материал). Еще одной областью
лингвистики, с которой тесно связана лингвистическая типология,
является лингвистическая география. На стыке этих дисциплин
возникло понятие языкового союза. Этот термин был предложен
Н.С.Трубецким (1923) и обозначает благоприобретенное струк-
турное сходство языков, распространенных на смежных террито-
риях и при этом не обязательно близкородственных. Языковой
союз подразумевает наличие не единичных, а множественных и
существенных сходств между языками. Наиболее часто цитируе-
мый пример языкового союза - балканский, в который входят
языки славянской, романской, греческой и албанской ветвей ин-
доевропейской семьи. Другие примеры - поволжский, балтийский,
кавказский языковые союзы и т.д. Один из наиболее ярких приме-
ров большого языкового союза представляют собой изолирующие
и аналитические языки Юго-восточной Азии - этот союз объеди-
няет языки по крайней мере четырех языковых семей. Процессы,
приводящие к формированию языковых союзов, являются част-
ным случаем заимствования. В отличие от обычных лексических
заимствований, оказывающих влияние на всю структуру языка.
По мнению многих ученых, «языковой союз» - это слишком
сильный термин, навязывающий идею незыблемого членства язы-
ков в таком союзе. В реальности обычно наблюдается сложная
сеть взаимовлияний языков, иногда ограничивающихся парой со-
седних языков, а иногда охватывающих большие ареалы. Поэтому
часто предпочитают говорить о конвергентных зонах
(У.Вейнрейх) или языковых ареалах (в терминологическом смыс-
ле это словосочетание было использовано М.Эмено).Широко из-
вестно исследование Южной Азии (т.е. индийского субконтинен-
та) как языкового конвергентного ареала, принадлежащее
К.Масике. В последние годы о том же явлении- взаимосближении
смежных языков иногда говорят в терминах другой, «химиче-
ской» метафоры: при языковых контактах происходит «диффу-
зия» грамматических явлений из одного языка в другой. Понятие
диффузии является более общим, чем понятие языкового союза. В
результате диффузии по происшествии больших интервалов вре-
мени может оказаться, что неродственные языки одного ареала
типологически ближе друг к другу, чем к родственным языкам,
находящимся в других ареалах.
Фундаментальный вопрос на стыке лингвистической геогра-
фии и типологии - различение параллельного развития в языках
как результата диффузии vs. Как результата внутриязыко-
вых/универсальных/когнитивных принципов. Например, многие
западноевропейские языки проделали эволюцию от синтеза к ана-
литизму, и весьма правдоподобно объяснить этот параллелизм
межъязыковыми влияниями. Однако нельзя исключить, что воз-
можность такого развития была уже заложена в архаичном индо-
европейском языковом типе - ср. аналогичное развитие в ряде
иранских языков, а также в болгарском.
Конвергенция языков на территориальной основе в принципе
не зависит от генетического родства языков. Корвергенции под-
вергаются как родственные, так и неродственные языки. Однако
конвергенция протекает по-разному в зависимости от наличия и
степени языкового родства.
В случае близкородственных языков или диалектов, сохра-
няющих некоторую степень взаимопонятности, возможно особен-
но массовое заимствование лексики и грамматических черт-
например, это произошло с восточнославянским украинским язы-
ком, подвергшимся существенному влиянию западнославянского
польского языка. В случае отдаленного родства, исключающего
взаимнопонятность, но сохраняющего определенную типологиче-
скую близость языков, также имеется возможность для диффуз-
ных влияний - например, одной из конституирующих черт бал-
канского языкового союза считается постпозитивный определен-
ный артикль (в болгарском, румынском и албанском языках), раз-
вивающийся из указательного местоимения (материально нетож-
дественного в разных языках). Языки, вообще не родственные
между собой, также способны к конвергентному сближению
(ср.уже упоминавшиеся языки Юго-восточной Азии и тюркские
языки в Европе).Иногда тип грамматической структуры препятст-
вует иноязычным влияниям. Например, глагольная морфология
атабаскских языков Северной Америки устроена настолько свое-
образно, что исключает возможность заимствования не только
грамматических моделей, но и глагольных лексем.
Крайним случаем влияния одного языка на другой является
ситуация, когда один из языков полностью замещает второй в не-
которой популяции. При этом исчезнувший язык может оставить
некоторые следы (так называемый субстрат) в «победившем»
языке. Например, некоторые черты французского языка (в частно-
сти, наличие губной переднеязычной фонемы) часто объясняют
субстратом галльского языка (кельтская группа).
Современные широкомасштабные типологические исследо-
вания непременно включают географический компонент. Это свя-
зано с тем, что типологические обобщения относительно языков
Земли в целом могут базироваться только на корректно сформи-
рованной выборке языков. Современные выборки, включающие
по несколько сотен языков, создаются таким образом, чтобы ис-
ключить перекос в пользу тех или иных языков - более хорошо
описанных, принадлежащих к той или иной языковой семье, а
также принадлежащих тому или иному ареалу. Например, в кор-
ректной выборке не должно быть завышенного представительства
языков Европы; напротив, в идеальном случае папуасские языки
Новой Гвинеи должны быть представлены в той же степени, что и
европейские языки.
В книге Дж. Николс Языковое разнообразие во времени и в
пространстве (1992) лингвогеография, компаративистика и типо-
логия синтезированы в единую область лингвистических исследо-
ваний. Николс различает три типа стабильности: типологическую
(одна характеристика языка предопределяет другую), историче-
скую (одна и та же характеристика является общей для языков од-
ной генетической группы) и ареальную (одна и та же характери-
стика проявляется в неродственных языках определенного ареа-
ла). Особой ареальной стабильностью характеризуются такие
морфосинтаксичесике черты, как морфологическая сложность,
вершинное/зависимостное маркирование и порядок слов, а тип
ролевой кодировки, наоборот, является ареально изменчивой ха-
рактеристикой. Ареалы различаются по своей типологической го-
могенности. Высокое структурное разнообразие обычно сочетает-
ся с высокой генетической плотностью(особенно в Тихоокеанском
регионе и в Новом Свете). Николс приводит данные о преобла-
дающих грамматических типах и категориях для каждого из ареа-
лов, например, базовый порядок слов с конечной позицией глаго-
ла доминирует в Новой Гвинее и на востоке Северной Америки, а
в Мезоамерике самым частым оказывается порядок с начальным
глаголом. Николс описывает три типа диахронических изменений,
влияющих на разнообразие языковой популяции: повышение раз-
нообразия (Новый Свет), стабилизация (Европа, центральная и
южная Австралия) и вымирание языков (под влиянием новых
волн колонизации). Результирующее языковое разнообразие в
значительной степени является функцией географических факто-
ров, в частности размера территории. Исследование географиче-
ского распределения языкового разнообразия, согласно Николс,
необходимая предпосылка для содержательной типологии языков
и реконструкции древнейшей языковой истории Земли.
Последняя проблема весьма актуальна в современной науке.
Лингвисты, археологи, генетики пытаются восстановить пути, по
которым Homo sapiens распространялся по земному шару. Пони-
мание современного языкового разнообразия возможно только в
контексте диахронических процессов, которые привели к этому
разнообразию. Считается, что родиной всех видов гоминидов яв-
ляется Африка, и при этом современный Homo sapiens был пер-
вым видом, распространившимся за пределы Старого Света. При-
мерно 50-90 тыс. лет назад современный человек заселил Азию,
Новую Гвинею и Австралию,40 тыс. лет назад - Европу, по край-
ней мере 20 тыс. лет назад Америку. Особенно активно обсужда-
ется вопрос о заселении Америки. Считается признанным, что за-
селение Северной Америки происходило из Азии, причем скорее
всего в результате иммиграции населения по тихоокеанскому по-
бережью. Большинство современных исследователей считает наи-
более реалистической гипотезу, согласно которой заселение Юж-
ной Америки происходило исключительно из Северной Америки,
т.е. в конечном счете из Азии.
Лингвистическая типология имеет много точек пересечения
еще с одной лингвистической дисциплиной - социолингвистикой.
Во-первых, влияние одного языка на другой не обязательно имеет
географическую основу (т.е. смежность территорий, на которых
эти языки распространены). Например, русский язык подвергался
влиянию старославянского, немецкого, французского, но ни с од-
ним из перечисленных ареалов распространения этих языков рус-
ская территория не граничила. Во всех случаях влияние было вы-
звано высоким социальным престижем соответствующего языка и
/или его носителей, приезжавших на территорию России. В на-
стоящее время английский язык влияет на большинство языков
мира, и это происходит не благодаря, а вопреки географическим
обстоятельствам. В любом случае языковые влияния происходят
не непосредственно между языками, а через сознание говорящих
на них людей. Одним из основных механизмов межъязыковых яв-
лений является двуязычие.
Во-вторых, вопреки географическим обстоятельствам может
наблюдаться и единство языка или диалекта (отсутствие дальней-
шего диалектного дробления). Несмотря на географическую раз-
бросанность групп говорящих, значительная однородность опи-
сывается для того диалекта языка идиш, который был распростра-
нен в немецкоговорящих странах, а также для современного диа-
лекта чернокожих американцев (Black English),характерного для
большей части территории США. В этих случаях социально-
этническая близость групп говорящих оказывалась более сильным
фактором, чем географическое расстояние.
Таким образом, географическая смежность/разделенность -
лишь один из факторов, влияющих на языковые контакты и язы-
ковые изменения.

Лекция № 2.
Факторы языкового сходства
1. Генеалогическое сходство и языковая семья
2. Ареальное сходство и языковой союз
3. Типологическое сходство и языковой тип
1. Генеалогическое сходство и языковая семья
Любые возможные сходства между языками могут быть
вызваны одной из четырех причин: 1) родство языков, их общее
происхождении (генеалогический фактор); 2) (взаимо)влияние
языков, т.е. сродство языков – возникновение сходства вследст-
вие контактов языков (ареальный фактор); 3) принципиальная
общность человеческой природы, проявляющаяся в общих зако-
номерностях языковой коммуникации и общих чертах в строе-
нии языков (типологический фактор); 4) случайное совпадение.
Генеалогическую близость языков легко видеть во внешнем
сходстве слов и корней (в родственных языках) с относительно
схожей семантикой, особенно если знать фонетические процес-
сы, приведшие в свое время к регулярным различиям в звуковой
оболочке современных рефлексов некогда общих форм, - ср. на-
пример, русск. золото, болг. злато, польск. zloto. Для широких
генеалогических объединений языков, чье языковое единство
принадлежит далекой древности, подобную близость можно
увидеть на довольно ограниченном и специфическом языковом
материале – таком, как термины родства, числительные первого
десятка, первичные местоимения, обозначения некоторых до-
машних животных и т.п. Генеалогическая близость языков про-
является в некоторых общих чертах их грамматического строя.
Так, все языки индоевропейской семьи относятся к языкам но-
минативного строя, они различают имена и глаголы, а в глаголе
– словоизменительные категории лица, времени и наклонения.
Чем у′же генеалогическая общность языков (если идти от
языковой семьи к группе, подгруппе, подподгруппе и т.д.), тем
больше имеется унаследованных одинаковых черт в языках,
входящих в соответствующую общность. Так, в любом из со-
временных славянских языков совокупный объем праславянско-
го наследства, существенно больше, чем доля сохранившихся
элементов индоевропейского праязыка в современных индоев-
ропейских языках. В близкородственных языках (например, в
белорусском и украинском) удельный вес общего языкового на-
следства выше, чем в языках с более отдаленными родственны-
ми отношениями.
Языки, связанные отношениями родства, образуют языко-
вые семьи, а внутри семьи – группы и подгруппы более близких
в генеалогическом отношении языков. Итогом систематизации
языков по родству являются генеалогические классификации
языков. О познавательной ценности генеалогических классифи-
каций говорит то, что на их основе строится языковая картина
мира, а также карты народов мира.
Родственные связи некоторых языков остаются невыявлен-
ными или недосказанными – Например, япоского, корейского,
баскского, бурушаски; такие языки считают генеалогически
изолированными.
Современная компаративистика выделяет примерно 20
языковых семей. Языки некоторых соседствующих семей обна-
руживают определенное сходство, которое можно объяснить
родством. Это позволяет видеть в подобных широких языковых
общностях макросемьи языков. Так, в начале XX в. Хольгер
Педерсен (Дания) высказал предположение о родстве урало-
алтайской, индоевропейской и афразийской языковых семей и
назвал эту общность ностратическими языками (от лат. noster
– наш). В науке по-разному определяют состав языковых семей,
образующих ностратическую макросемью. Согласно одной кон-
цепции, это афразийские, индоевропейские, картвельские,
уральские, дравидийские и алтайские языки. Другие исследова-
тели считают афразийские языки отдельной макросемьей, гене-
тически не связанной с ностратическими языками. Реконструк-
ция ностратического языка была предложена В.М. Илличем-
Свитичем.1
2. Ареальное сходство и языковой союз
Проявление ареальной общности языков разнообразны и
разномасштабны. Самый распространенный и элементарный
случай – это лексическое заимствование из одного языка в со-
седний. Иногда, в силу социокультурных обстоятельств, такие
заимствования характеризуются значительной географической
широтой и проникают в отдельно родственные и неродственные
языки. Например, белорус., русск. и укр. школа, словенск. Šola,
нем. Schule,англ. school, лат. Scholа – это общее заимствование,
через разное языковое посредство восходящее к греч. scholе′
(первоначально означавшее ‘иметь свободное время, быть
праздным; мешкать, медлить’; затем ‘заниматься чем-либо во
время досуга’, ‘проводить время в ученых беседах’).
Широкое и продолжительное ареальное взаимодействие
языков приводит к развитию сходных черт глубокого структур-
ного характера. Так, в ряде «среднеевропейских» языков (чеш-
ском, польском, французском, английском) ударение стало фик-
сированным на определенном слоге (Б.Гавранек); в ряде языков
Евразии вследствие ареальных факторов развилась оппозиция
твердых и мягких согласных (Р.О.Якобсон, Е.Д.Поливанов).
Ареальное сходство соседствующих, а иногда и отдаленных, но
культурно тяготеющих друг к другу языков проявляется на всех
уровнях. Кроме прямых лексических заимствований происходит
калькирование (в том числе семантическое калькирование, т.е. раз-
витие нового значения в слове под влиянием семантики соответст-
вующего слова в чужом языке), усваиваются морфологические,
словообразовательные и синтаксические модели, стилистические
оппозиции, вплоть до отдельных графических приемов и принципов
речевого этикета. Все это бесчисленные факты конвергенции языков.
Многовековые конвергентные процессы ведут к образованию
ареальных общностей языков - языковых союзов. Наиболее вы-
разительные примеры таких общностей - это балканский языковой
1
Иллич-Свитич В.М. Опыт сравнения ностратических языков. Сравнительный сло-
варь (т. 1-3). М.: Наука, 1971 – 1984.
союз, волжско-камский, кавказский.
Генеалогическая близость языков, с одной стороны, а с дру-
гой, - ареальные изменения (которые состоят в сближении с од-
ними языками, что оборачивается отдалением от других языков) -
это факторы, которые в судьбах конкретных языков противостоят
друг другу. Именно контакты, ареальное взаимодействие не род-
ственных или отдаленно родственных языков ведут к ослаблению
исконной генетической близости родственных языков и, сле-
довательно, к отдалению, к растущей непохожести и поэтому не-
понятности родственных языков. Например, в словенском, чеш-
ском и отчасти словацком языках праславянские числительные,
обозначающие «некруглые» числа после 20 (21, 74, 95), стали об-
разовываться не по праславянской модели («название десятков +
название единиц», ср. русск. двадцать пять), а по образцу немец-
ких числительных: «название единиц+название десятков»: petind-
vajset (буквально: '5 и 20'), thinsedemdeset ('3 и 70') и т.д. Если ге-
нетическая близость - это постепенно утрачиваемое, «ис-
тончающееся» общее наследство далекого прошлого родственных
языков, то ареальные сближения могли происходить в самое не-
давнее время. В случае конвергентного развития определенных язы-
ков, черты ареальной близости могут усиливаться.
3. Типологическое сходство и языковой тип
Если одинаковые или похожие явления в разных языках нельзя
объяснить ни их родством, ни ареальными причинами, то остается
самое общее, но и самое глубокое объяснение: наблюдаемое сход-
ство языков обусловлено принципиальным единством ч е л о в е -
ч е с к о й природы. Такое сходство называется типологическим.
Типологическая общность языков обусловлена единством био-
логической и психической организации человека как вида Homo
sapiens. У человечества общие биологические корни (род Homo) и
общая эволюция, которая 100 - 75 тыс. лет назад дала толчок к вы-
делению из рода Homo современного вида Homo sapiens и обус-
ловила глубинное сходство его разных племен в последующем со-
циально-историческом развитии человечества. Эта общая био-
логическая и психофизиологическая основа сходств языков про-
является в ряде зависимостей между коммуникативно-интел-
лектуальными потребностями и возможностями человека и строе-
нием его языка. Таково наиболее общее и, так сказать, умеренное
понимание природы типологического сходства языков.
Существует, однако, и более радикальное объяснение универ-
сальных черт в языках мира: «универсальное ядро» языков - это не
столько проявления общей природы человека, сколько врожденные
речемыслительные механизмы, «запрограммированные» в нейрофи-
зиологии (в структурах мозга) человека на генетическом уровне.
Идеи о врожденном характере глубинных категорий (или образов)
сознания, восходящие к Платону (IV в. до н.э.), позже развивали
Роджер Бэкон (1214-1292), Рене Декарт (1596-1650), Готфрид Виль-
гельм Лейбниц (1646-1716), Карл Густав Юнг (1875-1961), в наше
время - Ноэм Хомский (США).
Типологический фактор сходства языков - самый широкий и
общий. Его проявления носят множественный и вероятностный ха-
рактер: это все те возможности устройства языка, которые «разре-
шены» природой человека. Среди них есть общие для всех языков и
поэтому обязательные черты (это универсалии), но есть и явления,
проявляющиеся статистически (т.е. не во всех, а только в ряде язы-
ков), и поэтому факультативные. Самый простой и легче всего вы-
являемый вид типологических сходств - это типологическая законо-
мерность. Этим термином называют какое-либо сходство, наблю-
даемое в нескольких (хотя бы в двух) неродственных языках и при
этом не обусловленное контактами этих языков. Ниже приводятся
примеры типологических закономерностей:
- в некоторых языках (литовский, шведский, китайский, япон-
ский и др.) ударение является тоническим (музыкальным);
- в некоторых языках есть дифтонги;
- в некоторых языках есть аффрикаты;
- в некоторых языках имена разделяются на классы (например,
по роду, по одушевленности-неодушевленности, или активности-
неактивности, исчисляемости-неисчисляемости и т.п.);
- в некоторых языках есть определенные и неопределенные ар-
тикли;
- в некоторых языках синтаксическая функция имени выража-
ется флексией (т.е. имеется падеж);
- в некоторых языках расположение слов в предложении явля-
ется несвободным;
 - в некоторых языках значение 'язык' и значение 'народ' выра-
жаются одним словом. В славянских языках этот семантический
синкретизм слова язык, свидетельствующий о тесной связи понятий
«язык» и «народ» в сознании людей, восходит еще к старо
славянским текстам. Он известен языкам различных семей: индоев-
ропейским (например, лат. lingua; см. Фасмер IV, 550-551, со ссыл-
кой на А.Мейе и А.Вайяна), финно-угорским (причем не только
финскому или венгерскому, но и коми, марийскому), турецкому, не-
которым языкам Африки.
- в некоторых языках есть названия инструментов, приспособ-
лений, механизмов, которые образовались на основе переносного
(метафорического) употребления названий животных или пред-
ставляют собой морфемные производные от названий животных.
Последняя из названных закономерностей настолько психологически интересна,
что проиллюстрируем ее некоторыми лексическими параллелями: русск. лебедка от лебедь,
клещи от клещ, змеевик от змея, журавль (вид колодца), собачка (спусковой механизм в ог-
нестрельном оружии; приспособление, препятствующее обратному движению зубчатого
колеса), еж (противотанковое заграждение), волчок (игрушка), ерш (щетка), жучок (само-
дельный предохранитель электропробки; скрытое подслушивающее устройство), червячная
передача, гусеница (танка), быки (опоры моста) и т.п., включая компьютерные термины:
мышь, вирусы; немецк. Kranich - журавль, Кгаn - подъемный кран; немецк. Hahn - петух,
кран, курок; венгерск. daru - журавль, подъемный кран; венгерск. gemeskut - колодец с жу-
равлем; словенск. petelnik - петух, флюгер, кран, курок; венгерск. kakas - петух, курок, со-
бачка; турецк. horoz - петух, курок, дверная защелка; венгерск. kutya- собака, вагонетка; ту-
рецк. Hortum- хобот (слона), шланг; венгерск. kfgyo- змея, kigyoko-змеевик.
Если в ряде языков наблюдаемое типологическое сходство ох-
ватывает большую серию системно связанных между собой явле-
ний, то такие языки можно рассматривать как определенный языко-
вой тип. Серии системных межъязыковых сходств существуют на
разных языковых уровнях — фонологическом, морфологическом,
синтаксическом, лексическом и др. При этом языки, входящие, на-
пример, в один фонологический тип, могут быть далеки друг от
друга по типу своего синтаксиса или стилистики. Поэтому в типо-
логии не только возможен, но и необходим ряд различных типоло-
гических объединений (классификаций) языков. В этом существен-
ное различие между типологическими и генеалогической классифи-
кациями языков. В компаративистике родословная у каждой языко-
вой семьи одна (хотя она, конечно, может быть не вполне изучена,
и поэтому могут сосуществовать, но как бы временно, альтернатив-
ные варианты генеалогической классификации языков). Иначе в ти-
пологии: один язык, с учетом устройства его отдельных уровней,
может входить в несколько языковых типов. Поэтому типологиче-
ские классификации языков строятся на принципиально разных ос-
нованиях.
Рассмотренные различия между генеалогическими, ареаль-
ными и типологическими факторами и их следствиями в истории
языков и языкознания суммированы в таблице 1.
Таблица 1.
Три фактора, условия и следствия межъязыковых сходств
Фактор сход
ства Геналогический Ареальнын Типологический
фактор фактор фактор
Условия (родство (сродство (типологическое
языков) языков) сходство)
и следствия
сходства
сходства
1. Внеязыковые Этническая (родо- Длительное со- Принципиальная
условия сходства племенная) общ- седство и контак- общность природы
ность народов, ты народов, гово- человека и его
говорящих на этих рящих на этих языка
языках языках
2. Языковые усло- Медленность язы- Конвергенция «Стремление»
вия сходства ковой эволюции, языков на основе языков к достиже-
сохраняющая эле- массового двуязы- нию (или сохране-
менты праязыка в чия представите- нию) системно-
языках- лей разных языко- структурной ус-
«потомках» вых коллективов тойчивости в со-
ответствии с при-
родой человече-
ского языка
3. Динамика во Уменьшается в Зависит от мигра- Типологическая
времени некоторо- направлении от ции и этнических отнесенность кон-
го корпуса (масси- прошлого к на- контактов; при кретного языка со
ва) сходных черт стоящему длительных кон- временем может
ряда языков тактах сходство измениться; уни-
возрастает версалии - пан-
хроничны
4. Вид классифи- Генеалогическая Лингвогеографи- Ряд построенных
кации (системати- классификация ческая карта язы- на разных онова-
зации) языков (родословное де- кового (диалект- ниях типологиче-
рево); генеалоги- ного) континуума ских классифика-
ческая карта языков ций языков
5. Название класса Языковая семья Языковой союз Языковой тип
(объединения)

6 Раздел лингвис- Сравнительно- Ареальная лин- Типология языков,

тики, изучающий историческое язы- гвистика, лингвис- шнгвистика уни-
'оответствущие кошание (компа- тическая геогра- версалий
сходства ративистика) фия
 Лекция № 3.
Типологические сходства языков
1.Природа типологических сходств
2.Направления типологических исследований
1. Природа типологических сходств
Универсальное в фонации и аудировании
Психофизиологические условия фонации (производства звуков
речи) и аудирования (восприятия и распознавания звуков) в главном
одинаковы для всех людей всех рас и этносов. Эти условия ог-
раничивают репертуар звукотипов по ряду признаков: 1) разнообра-
зие звуков и их сочетаемость определяются возможностями речево-
го аппарата; 2) звуки человеческой речи располагаются в опреде-
ленном интервале частот (между инфра- и ультразвуками), доступ-
ных человеческому уху. Названные факторы, в частности, обус-
ловливают следующие универсалии: число звукотипов (фонем) по
языкам мира не меньше 10 и не больше 81; в каждом языке есть два
основных класса звукотипов - гласные и согласные (поскольку че-
ловек не в состоянии ни произносить, ни воспринимать речь, кото-
рая состояла бы из одних гласных или одних согласных); при этом в
синтагматике гласные и согласные имеют тенденцию чередоваться
(поэтому, в частности, самая распространенная в языках мира
структура слога соответствует модели «согласный+гласный»).
Язык, речь и два вида памяти
Здравый смысл, а позже компьютерные аналогии подсказали
психологам, что есть два основных вида памяти. Одна память - дол-
говременная (постоянная), в ней откладывается язык и другая ин-
формация, нужная человеку в течение всей его жизни. Вторая па-
мять (кратковременная, или оперативная) непосредственно связана
с внешним миром (через мгновенную сенсорную память), но также
и с постоянной памятью. Оперативная память отвечает за удержи-
вание и переработку информации в данном (текущем) коммуника-
тивном акте - при порождении высказывания говорящим и воспри-
ятии сообщения слушающим. Долговременная память имеет огром-
ный, видимо, практически неограниченный объем и работает неоп-
ределенно долго, между тем как в оперативной памяти поступившая
информация удерживается (без повторения) всего около 12 секунд,
а ее объем ограничен «магическим числом» 7±2 (элементов инфор-
мации) 24.
Информация, хранимая в долговременной памяти, должна быть
четко структурирована - иначе механизмы мозга не смогли бы в
считанные миллисекунды отыскивать в долговременном хранилище
и посылать в оперативную память смыслы, нужные для текущего
речевого акта. Главные закономерности устройства языков универ-
сальны: языки имеют уровневое (иерархическое) строение и все
языковые уровни организованы системно.
С «магическим числом» 7±2 соотносимы многие важные ко-
личественные параметры в организации языка - такие, как среднее
(по языкам мира) количество частей речи; среднее количество чле-
нов предложения; средняя длина высказывания (в устной речи);
среднее количество слов в естественных лексико-семантических
группах и словообразовательных гнездах; средняя длина синоними-
ческого ряда; среднее количество морфем в словах.
Пределы оперативной памяти и пороги человеческой психики
распознавании знаков определяют универсальную меру избыточ-
ности языков в передаче сообщений.1 Благодаря избыточности
слушающий, воспринимая сообщение, всегда в той или иной мере
«предугадывает» появление следующих элементов сообщения, что
создает «запас прочности» в передаче информации и делает языко-
вое общение достаточно надежным.
Закономерности в организации памяти вынуждают говорящих
использовать один знак для передачи ряда значений – такова одна
из психо-физиологических предпосылок полисемии. Как заметил
Отто Есперсен, язык, лишенный полисемии, превратился бы в лин-
гвистический ад.
______________________________________________________________________________
1
Проявления языковой избыточности разнообразны. В частности, в условиях возможной
частичной «зашумленности» плана выражения сообщения, многие слова тем не менее мо-
гут быть распознаны. Ср. слова инфля, девальва, шутливые и не требующие перевода, в ре-
чи королевского министра финансов (в пьесе Евг. Шварца); слово хохороны, с вкравшейся
в телеграмму опиской и тем не менее правильно понятое (в рассказе А.Чехова), или напи-
сание слова без гласных: нрзбр в значении 'неразборчиво'. Избыточность проявляется так-
же в дублировании наиболее важных языковых значений, что обусловливает предсказуе-
мость отдельных компонентов сообщения. Это позволяет уже по началу (или обрывку) вы-
сказывания ... вижу большого... понять, что речь идет об одушевленном объекте (иначе бы-
ло бы вижу большой...), мужского пола (иначе было бы вижу большую.) и именно об од-
ном объекте (иначе было бы вижу больших...).
 Универсальные закономерности речевого общения
Универсальная структура языкового акта, выявленная Клодом
Шенноном и Романом Якобсоном, позволили увидеть, что в лю-
бом высказывании должен присутствовать некоторый «обязатель-
ный минимум» информационно-коммуникативной ясности. В част-
ности, в высказывании должны быть так или иначе обозначены та-
кие базовые параметры коммуникативной ситуации, как указание на
общую функцию (прагматику) высказывания (является ли оно при-
казом, вопросом, ответом или сообщение); как различение говоря-
щего, слушающего и не-участника данного коммуникативного акта;
как различение субъекта речи и субъекта действия; различение
субъекта и объекта данного действия. Замечено, что в самых разных
языках высказывания, содержащие общий вопрос (требующий от-
вета Да или Нет), произносятся с повышением тона в конце (что
связано с физмологическим напряжением голосовых связок гово-
рящего, поскольку внутренне он еще не закончил коммуникацию –
от ждет ответа). Таком образом, коммуникативно обусловленная
физиологическая особенность вопросительных высказываний вы-
ступает как универсальный показатель вопросительной прагматики.
Антропоморфность языковой картины мира и «психологиче-
ское единство человечества»
В семантике естественных языков запечатлена в основном та
картина мира, которая была доступна человеческому сознанию во
время формирования грамматического строя языка и его древней-
ших лексических пластов. Вот как об этой картине мира писал Эд-
вард Сепир: «Дело как будто бы обстоит так, что какую-то давно-
прошедшую эпоху несознательный ум племени наспех проинвента-
ризировал свой опыт, доверился этой скороспелой классификации,
не допускающей пересмотра, и наделил наследников своего языка
наукой, в которую они перестали всецело верить, но которую не в
силах опрокинуть. Категории языка образуют систему пережившей
догмы, бессознательного» 1
Картина мира, запечатленная в естественных языках, увидена глаза-
ми человека, услышана его слухом, осмыслена его еще дописьмен-
ным и поэтому наивным сознанием. Человеческое зрение,
______________________________________________________
1
Сепир Э. Язык: Введение в изучение речи // Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и
культурологии. М.: Прогресс, 1993. С. 100.
слух, обоняние уже не были так остры, как у зверей и птиц, однако
еще не были усилены приборами. Сознание еще не осложнялось
требованиями логики, математическими представлениями о точно-
сти и мере; еще не была так развита способность человеческого ума
к саморефлексии. В эпоху формирования языка сознание человека в
значительной степени носило мифологический характер: оно легко
отождествляло часть и целое, предмет и имя предмета; смешивало
предшестволвание во времени и причину, причину и следствие,
цель и средство, похожее и тождественное, живое и неживое.
Мифопоэтические представления древнего человека основыва-
лись на архетипических смысловых структурах, составлявших
«коллективное бессознательное» социума (К.Г.Юнг). Вполне веро-
ятно, что архетипы имеют врожденный и общечеловеческий харак-
тер. Вот почему в семантических структурах самых разных языков
так много схожего.
Метафоричность - явление не только широко распространен-
ное, но и живое, продуктивное. Например, относительно недавно
в разных языках слова со значением 'легкое (орган дыхания )' разви-
ли значение 'массивы зеленых насаждений; парки скверы', ср; русск.
легкие города, англ. the lungs of London и т.п.
Наблюдая подобные антропоморфные метафоры, один италь-
янский автор XVIII в. заметил: «Невежественный человек делает се-
бя мерилом Вселенной» (Цит. по работе Ульманн 1970, 277). Для
современного слуха эти сближения, скорее, трогательны и человеч-
ны - как сказки детства или бабушкины поговорки.
Первоисточник рассмотренной антропоморфной топографии лежит в космогониче-
ской мифологии. Согласно древнейшим индоевропейским мифам, творение мира происхо-
дило по воле (слову) Бога-демиурга Брахмы, разделялись земля и небо, первоначально сли-
тые в мировом яйце; мир создавался из огромного тела первочеловека и первожертвы Пу-
руши1, с множеством глаз, голов, рук, ног. Части тела Пуруши становятся основными эле-
ментами мироздания: его дух стал луной, глаз - солнцем, дыхание - ветром, пуп - воздуш-
ным пространством, голова - небом, ноги - землей, уста - священной рекой Индрой и ог-
нем... Таким образом, мифологическая картина творения представляла собой цепь уподоб-
лений: элементы макрокосмоса (небо, земля, вода, ветер, солнце, горы, реки...) осознавались
как элементы микрокосмоса - тела мифологического существа («первожертвы»), из частей
которого и был создан мир (Елизаренкова, Топоров 1984). По-видимому, образно-
метафорическое уподобление мира телу человека формировалось одновременно и в мифо-
поэтических представлениях древности и в семантике языка.
____________________________
1
На ведийском языке это слово означало 'человек' и было образовано от глагола со значением 'наполнять'.
Пуруша выступает как материальный «заполнитель» вселенной (В.Н.Топоров).
 Метафорический строй мифологии надолго закреплял и де-
лал более частым, продуктивным древний способ осознания дейст-
вительности человеком: на основе образного видения предметов и
естественной свободы переносно-образного употребления слов. В
итоге складывались, во-первых, универсальные модели семантиче-
ского развития слов (метафора, метонимия, синекдоха и т.п) и, во-
вторых, одинаковое или сходное смысловое наполнение образных
структур мышления. Так, в разных языках наблюдается метафори-
ческое или метонимическое уподобление молодости и любви весне
и цветению, смерти - сну или покою, битвы - пиру или жатве, неба -
шатру или крыше, речи - течению реки, ума - голове, речи - гортани
или горлу, начала - семени или корню, знания или разума - свету,
книги - засеянному полю, наставника - сеятелю, поэта - пророку и
т.д. Ср. также распространенные в разных языках зооморфные сим-
волы мифопоэтического происхождения: змея как символ мудрости
или коварства, волк - свирепости, ягненок - кротости, лиса - хитро-
сти или мудрости, пчелы и муравьи - трудолюбия и т.д.
2. Направления типологических исследований
Классы типологических сходств: типологическая закономер-
ность, языковой тип, лингвистическая универсалия, лингвистиче-
ская фреквенталия
Типологические сходства языков не только многочисленны, но
и разнообразны. В основу их систематизации могут быть положены
два дифференцирующих признака: 1) степень распространенности
данного явления в языках мира и 2) атомарный или системный ха-
рактер наблюдаемого сходства.
В зависимости от степени распространенности различаются
несколько видов типологических сходств. Типологическая законо-
мерность - это сходство (негенеалогического и неареального про-
исхождения), которое наблюдается хотя бы в двух языках. Но обыч-
но к типологическим закономерностям относят сходства более ши-
рокого распространения, т.е. наблюдаемые в целом ряде язы ков.
Интересным примером широкой типологической закономерности могут служить
обозначения зрачка. По данным Ч.Тальявини (C.Tagliavini), во многих языках, в том числе в
20 очень далеких неиндоевропейских языках (например, в суахили, саами, китайском, япон-
ском, коми, самоанском, древнеегипетском, древнееврейском), а также во многих индоев-
ропейских (включая древние языки — санскрит, древнегреческий, латынь) обозначение
зрачка восходит к слову со значением 'человечек' или 'женщина, девочка' (Ульманн [1961]
1970, 275). Ср. словенск. puncica - 'девочка, зрачок'; англ. pupil - 'ученик, воспитанник, ма-
лолетний; зрачок' и т.д. Если в английском, немецком, словенском данный перенос, воз-
можно, связан с влиянием других языков (ср. лат. рupilla - 'девочка, куколка: зрачок,
зеница'), то отмеченное в Словаре Даля значение 'зрачок' в словах человечек и мальчик, по-
видимому, возникло «само собой» - в силу типологической возможности вот так обозна-
чить зрачок '.
В отличие от типологических закономерностей, для лингвисти-
ческих универсалий характерна максимальная степень представ-
ленности соответствующего явления в языках мира - в принципе, во
всех языках. Впрочем, рядом с универсалиями иногда выделяют еще
два близких класса типологических сходств: почти-универсалии
(или статистические универсалии) - это универсалии, для которых
известно один или два языка-исключения; под фреквенталиями (от
лат. frequens - частый) понимают типологические явления, широко
распространенные по языкам мира: фреквенталии встречаются в
меньшем числе языков, чем это характерно для универсалий, но все
же чаще, чем просто типологические закономерности. Таким обра-
зом, различия между четырьмя классами типологических сходств
носят градуальный характер.
К типологическим сходствам рассмотренных трех видов (ти-
пологические закономерности, универсалии и фреквенталии) от-
носятся языковые факты или черты, которые носят преимуществен-
но атомарный, изолированный характер. В отличие от них, для по-
нятия языковой тип существенны именно системно связанные типо-
логические закономерности, позволяющие строить типологические
классификации языков. Понятно, что сама идея классификации язы-
ков предполагает не универсальный, но групповой характер тех за-
кономерностей, которые являются основанием для выделения язы-
ковых типов и групп языков.
Основные направления типологических исследований
Классы типологических сходств определяют структуру пред-
мета той области языкознания, которую называют «типология язы-
ков и лингвистика универсалий» или, несколько обще и поэтому ме-
нее точно, «типологические исследования». Основным видам типо-
логической общности языков соответствуют определенные направ-
ления типологических исследований. Противопоставление типоло-
гии языков и лингвистики универсалий (главное в данной исследо-
вательской области) соответствует двум основным оппозициям при
систематизации возможных сходств языковых явлений: 1) различе-
нию системных и несистемных (атомарных, изолированных)
сходств; 2) различению универсальных и неуниверсальных сходств.
Типология языков исследует системные и групповые (неунивер-
сальные) сходства; лингвистика универсалий занята универсальны-
ми сходствами языков, не связывая непосредственный поиск уни-
версалий с вопросом об их системных связях.
В собственно типологической сфере есть два основных разде-
ла: структурная типология языков и социальная типология. В струк-
турной типологии основные направления исследований различа-
ются, во-первых, в зависимости оттого, какие уровни языковой
структуры являются непосредственным предметом изучения, и, во-
вторых, в зависимости от количества анализируемых языков и не-
которых специальных аспектов их типологического изучения. В за-
висимости от изучаемого языкового уровня (или его подсистемы)
различают следующие направления типологических исследований:
типология звуковой организации языков, морфологическая типоло-
гия, синтаксическая, лексическая. Внутри названных областей суще-
ствуют свои подразделения: например, в сфере типологии звуковой
организации разделы о сегментных (линейных) средствах: типоло-
гия фонологических систем и подсистем; типология слоговых
структур; в разделах о супрасегментных средствах - типология уда-
рения и интонации; в сфере синтаксиса - типология выражения
субъектно-объектных отношений (это основной предмет контенсив-
ной типологии), типология порядка слов и т.д.
Основные направления в социальной типологии определены
главными объектами социолингвистических исследований: ком-
муникативные типы языков; типология языковых ситуаций и языко-
вой политики; типология литературных языков.
В зависимости от количества анализируемых языков в рамках
типологии существует различие между общей типологией (ее пред-
метом являются все и любые языки) и типологией отдельных групп
языков или даже 2-3 языков. Примером типологического иссле-
дования групп языков могут быть классическая статья А.В.Исаченко
о типологии лексических систем в славянских языках (Исаченко
1958); книга Г.А.Цыхуна о морфолого-синтаксических инновациях в
языках балканского языкового союза (Цыхун 1981); исследование
Н.В.Солнцевой и В.М. Солнцева о языках, объединенных прежде
всего типологически, но также и географически, — об изолирующих
языках Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии (Солнцева 1985,
Солнцев 1995) и др. Легко видеть, что предметом типологического
изучения могут быть группы языков, объединенные на разных осно-
ваниях: генетического родства, типологической общности, геогра-
фической близости.
В типологической литературе иногда считают отдельным ис-
следовательским направлением лингвистическую характерологию.
Такие исследования стремятся не столько к классификациям языков,
сколько к тому, чтобы понять «характер» изучаемых языков — пу-
тем создания их планомерных характеристик, которые строятся с
учетом ряда предварительно отобранных типологически весомых
черт или признаков.
Типологическое изучение 2-3 языков составляет предмет и ме-
тодологию сопоставительного языкознания. Эта область типологии
наиболее непосредственно связана с практикой преподавания не-
родных языков. При типологическом изучении близкородственных
языков иногда целесообразно сосредоточиться только на различиях
между языками - тогда своеобразие языков выступает особенно
рельефно. Такие исследования называют контрастивными. Впро-
чем, нередко термины контрастивный и сопоставительный, а также
конфронтативный употребляют как равнозначные (см. Ярцева 1981).
Наконец, для типологии языков, как и для всей лингвистики,
значимо противопоставление синхронии и диахронии. По мере уг-
лубления в предмет исследователи приходят именно к диахро-
ническим проблемам типологии (см., например, Гухман 1981, Кли-
мов 1983; о связи типологии и истории языков см. Якобсон 1963).
Типологические классификации и характерология языков
Понятие «языковой тип» (как эмпирический класс языков и как
мысленный конструкт, т.е. как знание о наборе признаков, релевант-
ных для языков данного класса) является центральной категорией
лингвистической типологии.
В XIX в. понятие «языковой тип» (в качестве класса, объеди-
нения языков, обладающих комплексом внутренне взаимо-
зависимых сходных черт) мыслилось как основная классифика-
ционная категория лингвистической типологии, а общая совокуп-
ность языковых типов - как классификационная сеть или схема, ко-
торая в принципе должна охватывать все многообразие языков мира.
Однако, по мере расширения круга наблюдаемых языков и обраще-
ния не только к морфологии, но и к другим уровням языковой
структуры, идея единой типологической классификации языков (т.е.
собственно разнесения языков по классам) становилась все более
нереальной. Последняя по времени (1921 г.) и самая совершенная
общая типологическая классификация языков была разработана вы-
дающимся языковедом XX в. Эдвардом Сепиром в его книге «Язык.
Введение в изучение речи». В основе это морфологическая класси-
фикация, но улучшенная: многопризнаковая, гибкая и поэтому как
бы объемная, однако далеко не «всеобъемлющая» систематизация -
в сводную таблицу включен 21 язык (см. Сепир [1921] 1993, 134).
Современная типология, сохраняя в качестве важнейших ти-
пологических категорий представления, выработанные еще осно-
вателями типологии, - «аналитический тип языка», «синтетический
тип», «агглютинация», «фузия» и т.д., - отказалась от идеи одной и
общей типологической классификации языков. Стало очевидно, что
только одной типологической классификации (например, морфоло-
гической) мало, поскольку на разных языковых уровнях имеются
свои типологически значимые черты, не зависимые от строения дру-
гих уровней языка. Поэтому, помимо морфологической классифика-
ции, потребовались разные другие классификации языков: в зависи-
мости от типа фонологической системы, характера ударения, типа
синтаксиса, типа лексикона, характера словообразования, функцио-
нального (коммуникативного) профиля языка, типа нормативно-
стилистического уклада языка (в типологии литературных языков) и
т.д.
Изменилось и понимание языкового типа. Стало очевидно, что
не существует языков, которые можно было бы рассматривать в ка-
честве «чистых», «стопроцентных» представителей того или иного
типа. Любой язык - это более или менее «типичный представитель»
«своего» типа. Поэтому сама категория «языковой тип» (ана-
литический тип, синтетический, агглютинация и т.д.) стала трак-
товаться иначе: не как ячейка в классификации, а как одна из воз-
можных идеальных (мысленных) схем устройства языка (или неко-
торого уровня языка); эта схема создается на основе изучения ряда
языков в качестве их обобщенного и, разумеется, отвлеченного об-
раза и далее применяется (как бы «примеривается») к отдельным
конкретным языкам (Теоретические основы 1990, 4). В результате
типологи не только перешли от поисков одной типологической
классификации к ряду классификаций, но и стали иначе видеть от-
дельные классификации: не столько как схемы с четкими границами
между клетками-разрядами, сколько как языковой континуум, т.е.
ряд языков, в котором наблюдается плавное нарастание одних при-
знаков и уменьшение других (например, в направлении от «полюса»
синтетизма к «полюсу» аналитизма).
Трудности типологической классификации все чаще приводят
к тому, что вместо классификаций языков составляют перечни их
типологически значимых черт. В результате возникают как бы типо-
логические «характеристики» сопоставляемых языков. Это направ-
ление (или жанр) типологических исследований называют характе-
рологией языков1. В виде типологических характеристик или пе-
речней типологически значимых черт чаще всего предстают ре-
зультаты исследований по типологии лексических систем, лите-
ратурных языков, языковых ситуаций, т.е. наиболее сложных, мно-
гопризнаковых лингвистических феноменов.

_____________________________
1
Термин характерология предложил в 1928 г. выдающийся чешский языковед, один из ос-
нователей Пражского лингвистического кружка, Вилем Матезиус в работе «О лингвистиче-
ской характерологии (на материале современного английского языка)»; недавно опублико-
ван ее русский перевод (см. Новое в зарубежной лингвистике, Вып. XXV. Контрастивная
лингвистика. М.: Прогресс, 1989. С. 18-26.).
 Лекция № 4.
Фонетико-фонологическая и просодическая типология
1. Вокалические и консонантные языки
2. Распространенные и редкие классы языков
3. Типы звуковых цепей и строение слога. Слоговые и неслого-
вые (фонемные) языки
4. Супрасегментный (просодический) уровень языка. Тониче-
ские и атональные языки
5. Интонационно-ритмическое своеобразие языка
6. Типологические различия в звуковой организации языков и их
возможные следствия в грамматике, лексике, стихосложении
1. Вокалические и консонантные языки.
Звуки английского, французского, немецкого языков несколь-
ко отличаются от звуков русского языка по способу произношения.
Но есть такие языки, звуки которых не имеют даже самой отдален-
ной параллели в русском языке. У некоторых народов Южной Аф-
рики (например, у бушменов) существуют так называемые щел-
кающие звуки. Они отличаются от других звуков тем, что произно-
сятся не при выдыхании воздуха, а при вдыхании (правда, ча-
стичном); в результате получается либо звук, похожий на чмоканье,
либо щелчок. В арабском языке существуют гортанные звуки, ко-
торых совсем нет в русском языке.
В русском языке 34 согласных звука и 6 гласных. Если взять
язык острова Рапануи (Полинезия), то в нем согласных оказывается
всего 9 (гласных 5). Примерно так же обстоит дело в других поли-
незийских языках.
Поэтому на географической карте Тихого океана часты певу-
чие, звучные названия, иногда почти из одних гласных: Тубуаи,
Мангаиа, Папеэте, Эиао. А вот в языке абазин (Северный Кавказ)
согласных 65, гласных же всего 2 — а и ы. Еще больше согласных
в языке народа саами, живущего на Кольском полуострове; в неко-
торых диалектах этого языка их число приближается к 100!
Но главное, что отличает в звуковом отношении один язык от
другого, — это не состав звуков, а характер их использования,
иначе говоря, то, какие различия между звуками могут использо-
ваться для различения слов. Например, в русском языке мы можем
произнести звук э по-разному: как в тень (закрыто) и как в цеп (от-
крыто); если мы произнесем слово цеп с закрытым э, оно будет
звучать странно, но останется понятным. Но во французском языке
такую операцию безболезненно проделать не удается: если мы за-
меним открытое э в слове fait («фэ»)— «сделано» на закрытое, по-
лучится совсем другое слово — «фе» («фея»), которое пишется как
fee.
История типологии сложилась так, что ее первым объектом
стала грамматика, способы выражения грамматических значений и в
особенности морфология слова. Поэтому первые типологические
классификации назывались морфологическими.
Типология звуковой организации языков возникла в XX в. Ее
пионерами стали ученые Пражского лингвистического кружка (Ал-
патов 1998, 183—184). Еще в 1922 г. Богумил Гавранек представил
Международному конгрессу «по фонетическим наукам» доклад «О
фонологической географии». В 1935 г. Владимир Скаличка опубли-
ковал результаты сопоставления чешской и венгерской фонологиче-
ских систем (есть русский перевод работы; см. Скаличка 1967). Бла-
годаря достижениям структурной фонологии (прежде всего работам
Н.С.Трубецкого), типологические исследования звуковой организа-
ции языков развивались быстро и успешно. В силу относительной
простоты организации звукового уровня (в сравнении с морфологи-
ей, синтаксисом или тем более лексикой), в типологической фоноло-
гии распространены и вполне информативны классификации фоно-
логических систем (а не только их типологические характеристики).
Наиболее общим противопоставлением фонологических сис-
тем является различение систем, в которых число гласных превы-
шает их среднее (по языкам мира) количество, и систем, в которых
число согласных превышает средние показатели. В силу арти-
куляционно-физиологических причин, в языках мира гласных зву-
котипов в целом меньше, чем согласных. Поэтому даже в мак-
симально вокалических языках количество гласных все-таки редко
превышает 50% от общего числа фонем, в то время как количество
согласных фонем, в то время как количество согласных в консо-
нантных языках может достигать 98% всего фонемного инвентаря.
Ярким примером предельно вокалического языка может слу-
жить датский язык, в котором гласных (включая дифтонги) даже
больше, чем согласных (23 гласных при 20 согласных, т.е. 53,5% от
общего количества фонем). К вокалическим языкам относятся также
английский, немецкий, французский, причем французский язык, в
сравнении с другими романскими языками, имеет самый ослаблен-
ный консонантизм. В класс консонантных языков входят большин-
ство славянских языков, арабский язык, иврит, персидский, почти
все иберийско-кавказские языки, «атлантическая» группа индейских
языков (языки коренного населения Северной Америки) и др.
Самые консонантные из славянских языков — польский и рус-
ский. По подсчетам А.В.Исаченко, в польском языке согласные со-
ставляют 87% фонем, в русском — 82% (Исаченко [1939— 1940]
1963, 115). Радикально вокалические славянские языки — это сло-
венский, сербский, хорватский и кашубский (гласные составляют
около 50% от общего числа фонем)'. Из двух восточнославянских
языков — белорусского и русского — белорусский в большей мере
вокалический язык, что связано с наличием полугласного [у], вы-
ступающего как аллофон фонем <в> и <л>: [траука], [воук] в соот-
ветствии с русск. [трафка], [волк].
Для оценки степени вокаличности языка существенно учиты-
вать соотношение гласных и согласных не только в «списке» (в па-
радигматике), но и в речевой цепи (в синтагматике). Так, по данным
В.Г.Гака, в парадигматическом плане французская фонология носит
значительно более вокалический характер, чем русская, однако в
синтагматике эти различия существенно меньше (Гак 1977а, 35).
Если сопоставить белорусскую и русскую речь по насыщенно-
сти гласными (а также сонорными), то заметно, что в белорусском
доля согласных меньше, чем в русском. Этому способствуют не
только полугласный [у] и ряд фонетических упрощений в оконча-
ниях (ср. белорусск. цягне, новы в соответствии с русск. тянет, но-
вый), но и некоторые синтагматические тенденции в белорусской
фонетике. Например, перед «трудными» сочетаниями согласных в
начале слова или внутри таких сочетаний развиваются гласные
«прокладки» или приставные звуки: рубель, журавель, бабёр, iмгла
('мгла '), аржаны ('ржаной '), iмшa ('месса'); ср. также белорусское
диалектное произношение [Полацак]. В ряде случаев в белорусском
языке сохраняются беглые гласные, в то время как в русском в тех
же позициях гласные не произносятся (ср. современные формы кос-
венных падежей от др.-русск. ротъ и ровъ: белорусск. у роце, у рове
— русск. во рту, во рву). Белорусский предлог-приставка, восходя-
щий к праславянск. *vъ, в отличие от русск. в, отнюдь никогда не
оглушается, но, напротив, превращается в гласный [у] или полу-
гласный [ỹ]; если же согласный [в] и сохраняется, то он обрастает
вокалическим «окружением» (ува мне, уваход, ва унiверсiтэце и
т.п.).
Насыщенность речи гласными (а также сонорными) создает
впечатление «звучности», «мелодичности», «певучести» языка. От-
части с впечатлениями такого рода бывают связаны мнения о разной
эстетической ценности тех или иных языков, их неодинаковой «при-
годности» для пения, декламации или стихосложения.
Вспомним знаменитые слова Ломоносова о главных европей-
ских языках: великолепие ишпанского, живость французского, кре-
пость немецкого, нежность италианского... (из предисловия к
«Российской грамматике» 1755 г.). В значительной мере эти харак-
теристики основаны на «суммарных» акустических впечатлениях,
обусловленных соотношением в речи гласных и согласных, соглас-
ных и шумных, звонких и глухих или даже «гладкого» [л], «рычаще-
го» [р] и «шероховатых» [ш] и [х].
2. Распространенные и редкие классы языков
Сведения о том, что в языках мира встречается часто и, сле-
довательно, может считаться «типичным», а что — редко и, сле-
довательно, «нетипично», было бы логично дополнить сведения-
ми о том, что в языках мира имеется всегда, т.е. является обяза-
тельным для любого языка, а что представляет собой редчайший
случай, экзотизм. Лингвистическая информация такого рода и
является целью типологических исследований языков. Однако эта
информация оказывается распределенной между двумя направле-
ниями типологических исследований: в поле зрения собственно
типологии оказываются закономерности, которые встречаются
«довольно часто» и «довольно редко», в то время как лингвисти-
ка универсалий занята поиском того, что встречается «всегда» или
«почти всегда» (за редчайшим исключением) или не встречается
«никогда» или «почти никогда» (что предполагает обязательность
некоторого противоположного или обратного явления). Таким
образом, данный параграф ограничен констатациями, которые
сопровождаются словами-кванторами1 «часто», «иногда» или
«редко», т.е. информацией о типичном и нетипичном, однако для
полноты типологической картины этот параграф должен быть
дополнен (а лучше бы — предварен) информацией о тех явлениях
в фонетике-фонологии, которые характеризуются с помощью
кванторов «всегда» и «никогда». Об этом говорится в § «Фонети-
ко-фонологические универсалии».
Итак, чтобы увидеть типологически типичное в фонетико-
фонологической организации конкретного языка, необходимы
представления о сравнительной распространенности того или
иного явления.
Существенно, в частности, что сонорные и взрывные зву-
ки существуют в любом языке, а шумные фрикативные (у Гво-
сточных славян это звуки <з>,<ж>,<х> и др.) и аффрикаты
(вроде русск. <ц>,<ч> или белорусск. <дз'>, <ц'>) могут отсут-
ствовать, при этом аффрикаты — класс более редкий, чем фри-
кативные звуки. Не случайно, например, в праславянском языке
аффрикаты, как и шипящие фрикативные <ш> и <ж> — это до-
статочно поздние звуки, возникшие в результате палатализации
заднеязычных <r>, <к>, <х>. Носовые с о г л а с н ы е (хотя бы
один из них) есть в любом языке, в то время как носовые г л а с -
ные встречаются значительно реже — примерно в 22 % языков,
при этом количество носовых гласных никогда не превышает ко-
личество чистых (неносовых) гласных. Все гласные способны об-
разовать слог, но только немногие согласные в отдельных языках
являются слоговыми (обычно это самые звучные из согласных —
плавные сонорные <r> и <l>, реже — носовые сонорные <m> и
<n>).
Редкие звуки — это звуки или сложной, «громоздкой» арти-
куляции, или звуки, в образовании которых участвуют наиболее
глубокие, «внутренние» зоны речевого аппарата. Выше были на-
званы те классы редких звуков, которые могут служить приме-
ром «тяжелой» артикуляции: аффрикаты сочетают в себе фрика-
1
Кванторы (лат. quantum — 'сколько') — логические операторы (эквиваленты слов
все, каждый, некоторый, никакой, существует и т.п.), введение которых дает количествен-
ную характеристику той области предметов, к которой относится данное выражение.
Кванторная символика используется при стандартной записи лингвистических универсалий
(см. Успенский 1965; Языковые универсалии 1969).
тивную и взрывную артикуляции; носовые гласные образуются
сочетанием вокальной (ротовой) и консонантной (носовой) ар-
тикуляций; произнесение слоговых согласных требует особой
мускульной напряженности речевого аппарата и сильного воз-
душного толчка, что нетипично для сонорных.
Примером звуков, которые артикулируются на периферии
речевого аппарата, могут быть надгортанниковые (эпиглотталь-
ные) фрикативные согласные, образуемые трением воздуха о на-
пряженный надгортанник. Эти звуки известны в семитских и кав-
казских языках — например, глухой арабский звук [х], напоми-
нающий, по характеристике А.А.Реформатского, «сдавленный
шепот» (Реформатский 1967, 174).
Редкость некоторых звуковых классов связана с тем, что не-
типичным является сам принцип артикулирования звука. Напри-
мер, говорение в подавляющем большинстве случаев происходит
на выдохе, однако в готтентотских и бушменских языках1 рас-
пространены согласные, которые произносятся без выдоха, -
напротив, в их артикуляции есть движения, напоминающие вдох
или сосание. Это так называемые щелкающие согласные (их еще
называют недыхательными, всасывающими, или кликсами, от
англ. click — щелкать)2 .
3. Типы звуковых цепей и строение слога. Слоговые и не-
слоговые (фонемные) языки
Звуковая неповторимость отдельного языка создается не
столько составом фонем и аллофонов, сколько их частотностью и
характерными цепочками звуков в границах слога. Эти осо-
бенности издавна подмечались людьми. По-видимому, в каждом
языке или диалекте есть шутливые речения, анекдоты или при-
баутки, пародирующие речь ближних или дальних иноязычных
1
Составляют койсанскую макросемью языков Африки.
2
Именно эти звуки так поразили когда-то И.А.Гончарова. В путевых записках «Фрегат
"Паллада"» (18S5—1857) он передает свое впечатление от речи бушмена: «Как отец
по-вашему? — спросил смотритель. Бушмен медленно раскрыл рот, показал бледно-
красные челюсти, щелкнул языком и издал две гортанные ноты. А мать! — спросил
смотритель. Бушмен щелкнул и издал две уже другие ноты. Вопросы продолжались.
Ответы изменялись или в нотах, или в способе прищелкивания. «Совершенно звериный
способ объясняться! И это мой брат, ближний!» — думал я, болезненно наблюдая это
какое-то недосозданное, жалкое существо».
соседей. Самые меткие из таких наблюдений в сгущенном (и по-
тому смешном) виде представляют особенности именно синтаг-
матического характера: типичные звуковые цепочки чужой речи.
Для большинства языков можно указать не только характер-
ные звуковые цепочки, но и недопустимые сочетания звуков,
«запрещенные» фонетическим строем языка. Существуют также
ограничения в составе «разрешенных» моделей слоговых структур.
Это означает, что слоги образуют не любые комбинации звуков
(гласного и одного или нескольких согласных), а некоторые оп-
ределенные последовательности звуков. В большинстве языков зву-
ки, образующие слог, по тем или иным признакам соответству-
ют друг другу. Чем больше это взаимное соответствие звуков в
слоге, тем отчетливее слогоделение, тем в большей мере слог вы-
ступает как единая (слитная) произносительная единица речи.
Наиболее тесно взаимосвязаны звуки, образующие слог, в так называемых сло-
говых языках, или языках слогового строя. (К ним относятся большинство языков
Китая и Юго-Восточной Азии). В таких языках существует множество ограничений,
накладываемых всем фонетическим строем языка на сочетаемость звуков. Допустимые
слоги представляют собой фактически комбинации «заданных» звуков. Поскольку по-
явление звуков, образующих слог, в значительной мере обусловлено другими звуками
этого слога, то звуки в таких языках не обладают самостоятельными смыслоразличи-
тельными возможностями. Поэтому в слоговых языках минимальной смыслоразличи-
тельной единицей является не фонем а , а слог (такой слог называют силлабофоне-
мой), при этом каждая силлабофонема— это звуковая оболочка морфемы или одно-
морфемного слова.
В слоговых языках жестко ограничен не только круг допустимых моделей сло-
гов, но и само количество разных слогов. Например, в китайском языке все слоги по-
строены по модели «согласный+гласный (монофтонг, дифтонг или трифтонг)», причем
сочетания согласных невозможны. Поэтому общее количество допустимых комбинаций
согласного начала слога и его гласного конца ограничено: в пунтухуа1 насчитывается
около 400 слогов, различающихся по звуковому составу (Задоенко, Хуан Шуин 1983, 6—
7). Поскольку такого количества слогов-морфем явно мало для обозначения элементов
опыта, в китайском языке развилось смыслоразличительное (фонологическое) исполь-
зование слоговой интонации. Четыре разных тона (в качестве обязательных характери-
стик китайского слога) увеличивают количество слогов-морфем до 1324 единиц. Из
этого исходного семантического материала строятся сложные слова (двух- или трехмор-
фемные).
В неслоговых языках (т.е. в языках, где основной смысло-
различительной единицей является фонема, а не с л о г )
1
Пунтухуа (буквально — 'общепонятный язык') — общенародный китайский язык,
сложившийся на основе северных диалектов.
звуковые цепи, а также количество допустимых моделей слогов,
более разнообразны. Однако и здесь наблюдаются самые разные
ограничения. Например, в арабском языке в плане сочетания сог-
ласных и гласных возможны только две модели слога: 1) Откры-
тый слог: согласный+гласный и 2) закрытый: соглас-
ный+гласный+согласный. В шведском языке в закрытых слогах
между гласным и следующим за ним согласным обязательны свое-
образные «компенсаторные» отношения: за кратким гласным сле-
дует долгий согласный, а за долгим гласным — краткий соглас-
ный. В немецком языке звонкие шумные не встречаются в конце
слога. (См. статью С.В.Кодзасова «Слог» в ЛЭС 1990).
В праславянском языке существовало всего 8 моделей слоговых структур, при
этом все слоги были открытыми и строились по восходящей звучности (т.е. в пределах
слога каждый звук был более звучным, чем его «левый сосед» — предыдущий звук).
Структура праславянского слога кроме того определялась тенденцией к гармонии сло-
га по мягкости-твердости звуков (образующих слог), так что в пределах слога были
возможны только два вида сочетаний согласного и гласного: или твердого согласного с
непередним гласным или, напротив, палатализованного согласного с передним глас-
ным.
Указанные две закономерности в строении праславянского слога (восходящая
звучность и сингармонизм1) можно интерпретировать как проявления одной более широ-
кой линии развития — тенденции к консолидации слога. Такое развитие делало слого-
деление вполне четким, а слог психологически весомой, почти смыслоразличительной
единицей. По-видимому, праславянский язык эпохи восходящей звучности и слогового
сингармонизма какое-то время был на том «пути», который вел к слоговым языкам. Од-
нако неизбежное ограничение количества допустимых слогов, которое сопутствует тен-
денции к консолидации слога, по-видимому, оказалось в противоречии с другой линией
развития праславянского языка, особенно актуальной в конце праславянской эпохи, — в
противоречии с потребностями в быстром росте словаря. Поэтому тенденция к консо-
лидации слога в праславянском языке как бы отступила и фонетическая эволюция по-
шла по другому пути (произносительная консолидация не слога, а слова).
В современных славянских языках, в отличие от праславянской поры, слоговые
структуры достаточно разнообразны (возможны даже слоги с нисходяще-восходящей
звучностью, ср. мхом, ржавь). Современный русский язык иногда называют в ряду тех
немногих языков, в которых вообще отсутствуют фонологические признаки слога (С. В.
Код засов). С этим, в частности, связаны столь обычные затруднения школьников при
разделении слова на слоги (мок-рый или мо-крый): говорящие во многих случаях не
чувствуют границы между слогами.
Легко видеть, что ограничения в моделях слогов и звуковых
цепей непосредственно влияют на номинативные ресурсы языка, а
______________________________________
1
О гармонии слога и гармонии слова, в языках разных семей подробно см.: Реформатский
1967, 271,487—488.
также на их динамику. В частности, от степени «свободы» звуков
в синтагматике существенно зависит то, из какого источника язык
«предпочитает» черпать новые обозначения: то ли он с легкостью
«наладит» словопроизводство новых единиц, то ли будет заимст-
вовать слова из чужих языков, то ли будет развивать новые зна-
чения у имеющихся слов.
4. Супрасегментный (просодический) уровень языка. Тони-
ческие и атональные языки
Фонемы, будучи л и н е й н ы м и смыслоразличительными
единицами, образуют сегментный уровень языковой структуры, а
Дарение и интонация, как бы н а с л а и в а я с ь на звуки и характе-
ризуя слово или фразу в целом, воспринимаются (или во всяком
случае записываются в транскрипциях) как супрасегментные
(надсегментные) средства языка. Супрасегментный уровень назы-
вают также просодическим (или просодией, просодикой), по-
скольку в античных и зависимых от них европейских граммати-
ках ударение первоначально рассматривалось не в фонетико-
орфографическом разделе, но в разделе о стихотворных размерах
(этот раздел назывался просодия).
Просодия слова определяется ударением, а просодия пред-
ложения (высказывания, фразы) — интонацией.
Словесное ударение организует слоги в единое произноси-
тельное целое, выступая при этом как своего рода произноситель-
ная кульминация слова. В зависимости от фонетической природы
различают три вида словесного ударения.
При тоническом ударении (варианты термина: музыкальное,
мелодическое ударение; в некоторых лингвистических традициях
его называют также хроматическим, т.е. 'цветным') ударный звук
выделяется (по сравнению с неударным) повышением или по-
нижением тона, т.е. основной высоты в звучании данного глас-
ного. Тонические языки (т.е. языки с тоническим ударением) до-
вольно многочисленны: это, во-первых, все слоговые языки
(т.е. языки, где в качестве минимальной смыслоразличительной
единицы выступает слог, а не фонема); во-вторых, многие не-
слоговые языки: древнегреческий, старославянский, балтийские
(литовский, латышский), сербский, хорватский, скандинавские
(шведский, норвежский и отчасти датский) и др.
При динамическом ударении (варианты термина: выдыха-
тельное, экспираторное, силовое ударение) ударный звук выделя-
ется (по сравнению с неударным) большим напором выдыхаемой
воздушной струи и большей мускульной напряженностью в ар-
тикуляции ударного слога. К атоническим языкам (т.е. языкам с
динамическим ударением) относятся романские языки, англий-
ский, немецкий, большинство славянских (исключая сербский,
хорватский и отчасти словенский, в котором музыкальное уда-
рение сохраняется в некоторых диалектах и принимается совре-
менной кодификацией — как благородное архаическое произно-
шение).
Р.О.Якобсон считал, что для истории языков Европы и Ев-
разии характерен переход от музыкального ударения к динами-
ческому. Приведенные выше перечни языков с указанными раз-
ными типами ударения подтверждают такой вывод: в древности
политония была распространена шире; сейчас она сохраняется
лишь на периферии европейского ареала (Балканы, Скандина-
вия).
Количественное ударение (при котором ударный гласный
выделяется длительностью звучания) типологически возможно,
однако реально оно не встречается самостоятельно (вне соедине-
ния с динамическим или музыкальным ударением). Разумеется, та-
кое ударение типологически несовместимо с оппозицией долгих
и кратких гласных фонем (как в чешском, словенском, англий-
ском, немецком и многих других языках).
В отдельном языке представлен, как правило, один тип уда-
рения — динамическое или музыкальное. Однако все же есть язы-
ки, в которых встречаются сразу два вида ударения (например,
датский). Шведский язык использует все три вида ударения, не-
рекдко в одном и том же слове: начальный слог, как правило,
выделен динамически и количественно, а один из следующих сло-
гов отмечен изменением тона.
В некоторых языках словесное ударение отсутствует, на-
пример, в палеоазиатских языках (чукотско-камчатских, эскимос-
ско-алеутских, енисейских и др.), в ряде тунгусо-маньчжурских
языкок (эвенский, эвенкийский и др.) (см. Зиндер 1979, 262).
5. Интонационно-ритмическое своеобразие языков
Просодические средства предложения (высказывания, фразы)
иногда обобщенно называют интонацией, но фактически здесь
присутствует целый комплекс явлений: 1) мелодика (или собст-
венно интонация, тон, т.е. изменение высоты звучания); 2) интен-
сивность (сила, или, в аспекте восприятия, громкость) звучания;
3) длительность; 4) темп произнесения речевых отрезков и паузы;
5) ритм, понимаемый как регулярное воспроизведение (повторе-
ние) соизмеримых интонационно-ритмических единиц; 6) тембр
(впрочем, в отличие от других компонентов интонации, тембр не
обладает общеязыковой значимостью, поскольку целиком при-
надлежит индивидуальной речи). Мелодика (движение тона), по
мнению большинства исследователей, является главным средст-
вом фразовой интонации. Однако некоторые авторы видят такой
организационный просодический центр в т е м п о р а л ь ных (вре-
менных) параметрах фразы.
В частности, Т.М.Николаева называет в качестве главного просодического явле-
ния слитность речи. Степень слитности произнесения фразы (как типологическая
черта языка) проявляется в большей или меньшей временной компрессии (сжатости)
произнесения, что в свою очередь определяет более или менее тесное объединение
меньших просодико-сегментных единиц в большие. Высокая слитность фонации неко-
торого языка означает, что в этом языке сильна взаимная асссимляция пограничных
звуков между словами и между морфемами (внутри слов), так что границы между сег-
ментами речи имеют тенденцию стираться, вплоть до исчезновения. В языках с высо-
кой просодической слитностью речи фразовая интонация существенно доминирует над
интонацией слова. По мысли Т.М.Николаевой, в истории разных языков Прослежива-
ется тенденция к возрастанию слитности фразы: так в звуковой организации речи реа-
лизуется прогрессирующее в человеческой культуре «стремление передавать все больше
информации в единицу времени» (Николаева 1996, 15).
В мелодической организации каждого языка имеется свой набор
интонационных единиц (называемых интонема, иногда мелоде-
ма, или интонационная конструкция, интонационная модель, ин-
тонационный контур). Впрочем, пока точно неизвестно, сколько
таких единиц в отдельном языке: исследователи называют разные
цифры — в интервале от 6 до 20 интонем. Различия связаны с не-
ясностью, что считать о с н о в н о й единицей (интонемой), а что
— ее вариантом.
 Интонемы — это двусторонние единицы: они обладают
формой (ее создают дифференцированные по языкам совокупности
фонетических параметров) и содержанием. Содержание интонем от-
носится к разным уровням синтактики и прагматики высказывания:
1) они членят речь на смысловые части (на высказывания; на синтагмы
внутри высказываний и т.д.); 2) различают коммуникативные типы
высказываний (вопрос, побуждение, восклицание, повествование и
др.); 3) выражают актуальное членение высказывания (различение
темы и ремы); 4) участвуют в выражении эмоций и подразумеваемых
значений (подтекста). Каждая из указанных общих функций реализу-
ется в конкретных интонемах и в других интонационных явлениях.
Как показали инструментальные исследования С.В.Кодзасова, в экспрессивной
речи имеются специальные интонационные т и п ы г о л о с а , соответствующие эмоцио-
нально-экспрессивной функции высказывания: напряженный голос (указывает на
повтор или переспрос: Что-что ты говоришь?), расслабленный (ласкающий голос:
Ах, ты мой маленький!), придыхательный (выражает высокую степень чувства:
Боже, как она прекрасна!), скрипучий (передает отрицательное отношение: Зря ты
ему помогал). См. статью С.В.Кодзасова «Интонация» (Русский язык, 1997).
Если то общее содержание, которое передается с помощью ин-
тонации, представляется в достаточной степени универсальным (в
силу его предельно общего характера), то интонационные рисунки
«одноименных» интонем в каждом языке свои, индивидуальные.
Л.Р.Зиндер считал, что интонация — это наиболее характерный фо-
нетический признак того или иного языка (Зиндер 1979, 270). С дру-
гой стороны, основные модальные значения (вопрос, утверждение, от-
рицание, приказ, мольба, уверенность, сомнение), а также сильные
эмоциональные значения (радость, ласка, скорбь, гнев, агрессия,
страх) в разных языках имеют до некоторой степени сходное инто-
национное выражение.
По данным Милана Ромпортла, в чешском и русском языке есть по две интоне-
мы для общих вопросов (т.е. вопросов, начинающихся не с вопросительного слова): 1)
модель, состоящая в повышении тона во второй половине фразы и последующем по-
нижении тона в конце (восходяще-нисходящая интонема); при этом, однако, для рус-
ской интонемы характерно более сильное повышение тона (на высоком уровне), чем для
чешской; 2) модель, состоящая в повышении тона в конце фразы, (восходящая интоне-
ма). Однако самое серьезное различие между языками, причем в рамках литературных
языков, состоит в территориальном распределении двух интонем. Это различие показано
в таблице 2. Подробно см. Ромпортл 1983.
 Таблица 2.
Распределение моделей интонации общего вопроса в
литературном чешском и русском языках

Методические ха- Характеристики интонем по частности и прагматике

рактеристики ин-
тонем общего во- Чешский язык Русский язык
проса
в Чехии в Моравии
Восходяще- более частотная, более редкая и более более частотная,
нисходящая нейтральная и слабо экспрессивная нейтральная и слабо
экспрессивная экспрессивная
Восходящая более редкая и более более частотная, более редкая и более
экспрессивная нейтральная и слабо экспрессивная
экспрессивная

Роль интонации в конкретных языках существенно зависит

от характера словесного ударения: в тонических языках, где вы-
сота ударного слога выполняет фонологические функции (т.е.
различает слова), интонация не может быть самостоятельным сред-
ством модификации семантики всего высказывания.

6. Типологические различия в звуковой организации язы-

ков и их возможные следствия в грамматике, лексике,
стихосложении
Межъязыковые различия в организации фонетико-
фонологического уровня, на первый взгляд, могут показаться чис-
то «техническими» особенностями, не связанными с более общи-
ми и содержательными характеристиками языков. Однако, в силу
межуровневой корреляции, типологически значимые черты фоне-
тико-фонологического уровня как бы «отзываются», находят свое
соответствие в типологических особенностях других уровней.
Например, существует обратная зависимость между количе-
ством фонем и средней длиной морфемы (Ч.Хоккет), а также сред-
ней длиной корневой морфемы. Властности, корень может состо-
ять из одной фонемы только в тех языках, где фонем не менее 40.
Ограничения в допустимых моделях слога и в типах звуковых цепей
сказываются на способности языка заимствовать слова из чужих
языков. Например, в венгерском, финском, иврите, японском,
китайском языках заимствования непродуктивны прежде всего
по фонетическим причинам.
Причинно-следственные векторы межуровневых корреля-
ций бывают разнонаправленными. Иногда «инициатива» исхо-
дит от фонологии: фонологическое своеобразие выступает в каче-
стве фактора или предпосылки некоторой типологической черты
грамматического или лексического строя языка. Но может быть и
обратная зависимость: фонологическая особенность развилась
вследствие каких-то грамматических тенденций. Так, гармония
гласных в тюркских языках — это не просто «спутник» агглютина-
ции, но ее «союзник»: звуковая «техника» сингармонизма под-
держивает агглютинативные устои тюркского слова — доминацию
корня и организующую роль именительного падежа в парадигме
склонения.
Т.М.Николаева, видя в истории языков тенденцию к возрас-
танию просодической слитности и доминированию фразовой ин-
тонации над интонацией слова, считает, что тип интонации вли-
яет на коммуникативные возможности языка: возрастание «слит-
ности речи» коррелирует с информационной насыщенностью
общения. Языки с пословной (а не фразовой) реализацией инто-
нации «не оказываются в настоящее время способными занять
первые места среди международных языков современной комму-
никации. Именно поэтому, в частности, древнегреческий язык
(язык с музыкальным ударением) уступил свои позиции междуна-
родного языка латыни» (Николаева, 1996, 14).
С типологическим своеобразием звукового строя языка, как
правило, бывают связаны особенности стихосложения на этом
языке. Р.О.Якобсон в «Ретроспективном обзоре работ по теории
стиха» (1979) писал: «Конституенты любого метра — чисто линг-
вистические» (Якобсон 1985, 244).
В частности, метрическое, или квантитативное (количественное) стихосложе-
ние, основанное на соизмеримости строк (стихов) по времени их произнесения, воз-
можно только в тех языках, где имеется оппозиция долгих и кратких фонем (древнегре-
ческий, латынь, классический арабский, персидский). Важнейшим компонентом зву-
кового строя китайского языка является тонированность слогов (т.е. определенное
движение тона при произнесении гласного), и именно с этим связана самая заметная
особенность китайского стихосложения: классический китайский стих основан на
контрасте восходящих и нисходящих тонов. Якобсон говорил, что «чем меньше функ-
циональная нагрузка ударения в системе какого-либо языка, тем вероятнее для этого
языка чисто силлабо-тоническая или преимущественно силлабическая система стихо-
сложения» (Якобсон 1985, 249). Показательна в этой связи гораздо большая органич-
ность и значительность польской силлабической традиции, нежели белорусской или
русской. Силлабо-тонические стихи органичны для языков с разноместным динамиче-
ским ударением (английский, немецкий, русский).
Возникновение рифмы и ассонанса в средневековой европейской поэзии некото-
рые исследователи связывают с особенностями французской фонетики: тенденция к
открытому слогу в вокалическом французском языке в сочетании с ударением на по-
следнем слоге создавали значительное сходство конечных слогов и тем самым как бы
«подсказывали» рифмы (Гак 1977а, 72).
Эдвард Сепир, говоря о связи звукового строя языка и его
поэтической традиции, писал: «Изучите внимательно фонетичес-
кую систему языка и прежде всего его динамические особеннос-
ти, и вы сможете сказать, какого рода стихосложение в нем раз-
вито, или, в случае, если история подшутила над его психологией,
какого рода стихосложение должно было в нем развиться и рано
или поздно разовьется» (Сепир [1921] 1993, 202).

Лекция № 5.
Морфологические типы языков
1. Аналитические и синтетические языки
2. Фузия и агглютинация как два типа морфологической органи-
зации слова
В морфологической типологии (а это хронологически первая
и наиболее разработанная область типологических исследований)
принимаются во внимание, во-первых, с п о с о б ы выражения
грамматических значений и, во-вторых, характер с о е д и н е н и я
морфем в слове. В зависимости от способов выражения грамма-
тических значений различают синтетические и аналитические язы-
ки. В зависимости от характера соединения морфем различают агг-
лютинативные и фузионные языки.
1. Аналитические и синтетические языки
В языках мира - существуют две основных группы способов
выражения грамматических значений: 1) синтетические способы и
2) аналитические. Для синтетических способов характерно со-
единение грамматического показателя с самим словом (в этом мо-
тивированность термина синтетический). Таким показателем, вно-
сящим грамматическое значение «внутрь слова», могут быть окон-
чание, суффикс, приставка, внутренняя флексия (т.е. чередование
звуков в корне, например, теку - течет - поток), изменение ударе-
ния (ноги - ноги), супплетивное видоизменение основы слова (я -
меня, хожу - иду, хороший - лучше), трансфикс (в семитских языках;
состоящий из нескольких гласных комплекс, который «вплетается»
в трехконсонантный корень, добавляя к нему
лексико-грамматические и синтаксические значения и таким об-
разом достраивая корень до требуемой словоформы), повтор мор-
фемы. Подробно о грамматических способах в разных языках см.:
Реформатский 1967, 263-313.
Общей чертой аналитических способов является выражение
грамматического значения за п р е д е л а м и слова, отдельно от него
- например, с помощью предлогов, союзов, артиклей, вспо-
могательных глаголов и других служебных слов, а также с помо-
щью порядка слов и общей интонации высказывания.
В большинстве языков есть и аналитические и синтетические
средства выражения грамматических значений, однако их удель-
ный вес бывает разным. В зависимости от того, какие способы пре-
обладают, различают языки синтетического и аналитического типа.
К синтетическим языкам принадлежат все славянские языки (кроме
болгарского), санскрит, древнегреческий, латынь, литовский, якут-
ский, немецкий, арабский, суахили и мн. др.
К языкам аналитического строя относятся все романские язы-
ки, болгарский, английский, датский, новогреческий, новопер-
сидский и мн. др. Аналитические способы в этих языках преобла-
дают, однако в той или иной мере используются и синтетические
грамматические средства.
Языки, в которых почти отсутствуют возможности синтети-
ческого выражения ряда грамматических значений (как в китай-
ском, вьетнамском, кхмерском, лаосском, тайском и др.), в начале
XIX в. называли аморфными ('бесформенными'), т.е. как бы ли-
шенными формы, но уже Гумбольдт назвал их изолирующими. Было
доказано, что эти языки отнюдь не лишены грамматической фор-
мы, просто ряд грамматических значений (именно синтаксические,
реляционные значения) выражаются здесь отдельно, как бы «изо-
лированно», от лексического значения слова (Подробно см. Солн-
цева 1985, Солнцев 1995).
 Есть языки, в которых слово, напротив, оказывается настолько
«переобремененным» разными служебными и зависимыми корне-
выми морфемами, что такое слово превращается по смыслу в пред-
ложение, но при этом остается оформленным как слово. Такое уст-
ройство «слова-предложения» называют инкорпорацией (лат. incor-
porate - 'включение в свой состав', от лат. in - 'в' и corpus - 'тело, еди-
ное целое'), а соответствующие языки - инкорпорирующие, или по-
лисинтетические (некоторые индейские языки, чукотский, коряк-
ский и др.).
Количественные методы в определении степени аналитизма-
синтетизма языков
Обращение типологов к количественным методам было связа-
но с непреодолимыми трудностями в классифицировании языков.
В частности, оказалось, что изолирующие языки - это отнюдь не
«сверханалитические» языки: здесь может быть достаточно высок
удельный вес синтетических явлений. Оказалось также, что инкор-
порация (полисинтетизм) может сочетаться с сильными аналитиче-
скими чертами в строении языка.
Еще Гумбольдт писал, что языковые типы - это своего рода мысленная абстракция;
не существует «чисто» аналитических или «чисто» синтетических языков. В реальности
отнесение некоторого языка к тому или иному типу языков означает лишь п р е о б л а -
д а н и е в нем способов выражения грамматических значений, соответствующих данному
типу.
К идее измерения типологических свойств языков был очень близок Сепир. В сво-
ей классической книге «Язык» (1921) он постоянно стремится обозначить разную степень
представленности тех или иных явлений: одни языки он характеризует как слезка синте-
тический тип, другие - как слабо агглютинативные языки, третьи - чуть символический,
сильно символический тип (термин символический у него означает 'использующий внут-
реннюю флексию'); некоторые языки он помещал в скобки для указания на «слабое разви-
тие» данного явления (см., например, Сепир 1993, 134).
Один из ведущих современных типологов Джозеф Гринберг
предложил методику количественной оценки ряда типологически
значимых черт морфемно-грамматического уклада языков.
В частности, считая вслед за Сепиром, что синтетичность языка, по сути дела, зави-
сит от степени морфемной сложности слова, Гринберг вычислял для разных языков коэф-
фициент синтетичности путем отнесения общего количества м о р ф о в (в одинаковом тек-
сте на этих языках) к общему количеству с л о в в этом тексте. Например, если некоторый
язык не использует аффиксов и не прибегает к словосложению, то в тексте длиной в 100
слов окажется 100 морфов и, следовательно, индекс синтетичности такого языка будет
равен.
 Понятно, что 1 - минимальный индекс синтетичности и од-
новременно - показатель максимальной аналитичности языка. Если
в языке каждое слово имеет в среднем хотя бы 1 аффикс, то на 100
слов в таком языке приходится 200 морфов (100 корневых и 100
аффиксальных) и, значит, его индекс синтетичности равен 2. Ин-
дексы синтетичности от 1 до 2 были получены для языков, которые
традиционно считали аналитическими языками; от 2 до 3 - для син-
тетических языков; выше 3 - для инкорпорирующих языков (их
стали называть полисинтетическими).
В таблице 7 приведены индексы синтетичности для санскрита
(из засвидетельствованных языков самый близкий к индо-
европейскому праязыку), трех языков индоевропейской семьи
(причем для английского - с учетом его двух исторических пе-
риодов), для якутского языка (тюркская семья), одного из аф-
риканских языков (семья банту), для вьетнамского языка (изо-
лирующий язык с предельно низким индексом синтетичности) и
для полисинтетического эскимосского языка. (Источники: Грин-
берг 1963, 91; Квантитативная типология 1982).
Таблица 3.

Индексы синтетичности для 9 языков

Санск- Англо- Англий- Немец- Рус- Якут- Суахи- Вьетна- Эски-

рит саксон- ский кии ский ский ли мский мос-
ский ский

2,59 2,12 1,68 1,97 2,39 2,17 2,55 1,06 3,72

Индексы синтетичности-аналитичности позволяют видеть не

только синхронные различия языков в степени синтетичности, но и
разную скорость, с какой происходит общая типологическая эво-
люция родственных языков.
2. Фузия и агглютинация как два типа морфологической ор-
ганизации слова
Существует два основных типа морфемного устройства с л о в
а: фузия (от лат. fusio - сплавление) и агглютинация (лат. aggluti-
natio - приклеивание, склеивание). В фузионном слове границы ме-
жду морфемами неотчетливы, они как бы сплавились: иногда они
проходят внутри звука, (например, в слове стричь в звуке [ч] сли-
лись последний звук корня стригу и первый согласный инфини-
тивного показателя -ти), иногда некоторые части морфем вообще
не просматриваются {принять, взять). Для фузионного слова ха-
рактерно то, что служебные морфемы одновременно выражают не-
сколько грамматических значений (например, в слове стена флек-
сия -а имеет три значения: женский род, именительный падеж,
единственное число). Фузия распространена в индоевропейских и
семитских языках. Среди фузионных языков есть как синтетиче-
ские (древнегреческий, латынь, славянские, немецкий), так и ана-
литические (английский, французский и др.).
В агглютинативном слове границы между морфемами вполне
отчетливы, при этом каждый аффикс имеет только одно значение и
каждое значение выражается всегда одним аффиксом. Характерная
для агглютинации полная определенность значения и формы лю-
бых морфем обусловливает то, что в агглютинативных языках все
морфемы обладают большей психологической реальностью для го-
ворящих: они лучше вычленяются, точнее семантизируются и жи-
вут в сознании говорящих в большей мере как бы сами по себе (в то
вред^я как в фузионных языках даже корневые морфемы не всегда
осознаются говорящими, а некоторые из них неотделимы от аф-
фиксов)8 . Поскольку в условиях агглютинации все морфемы обла-
дают большей самостоятельностью (чем при фузии), то в агглюти-
нативных языках противопоставление корневых и аффиксальных
морфем менее значимо, чем в фузионных, а оппозиция дериваци-
онных и реляционных морфем (т.е суффиксов-префиксов, с одной
стороны, и окончаний, с другой) и вовсе нерелевантна.
Структура агглютинативного слова представляется прозрачной
и достаточно рациональной. Неслучайно в эсперанто слова устрое-
ны именно агглютинатирно.
Агглютинативные языки по своему грамматическому строю
более устойчивы, чем фузионные языки. Это связано с тем, что для
агглютинативного слова, с его однозначными и стандартными по
форме аффиксами, с четкими морфемными границами, не харак-
терны процессы опрощения, переразложения, ведущие к утрате мо-
тивированности знаков и поиску новых обозначений. Агглютина-
тивных языков на Земле значительно больше, чем фузионных: это
все языки алтайской макросемьи, все языки тюркской, дравидий-
ской семей, все языки банту, все австралийские языки, большинст-
во индейских языков, некоторые финно-угорские, грузинский,
японский, корейский и др. Агглютинативная техника используется
как в синтетических и полисинтетических языках, так и в языках
аналитических и изолирующих.
Характеристика некоторого языка в терминах морфологичес-
кой типологии является важнейшей, возможно, с а м о й и н ф о р -
м а т и в н о й характеристикой у с т р о й с т в а данного языка в це-
лом. Тип морфологии слова коррелирует (т.е. закономерно соот-
носится) с некоторыми существенными чертами звуковой и син-
таксической организации языка. Как показал Тадеуш Милевский,
четыре основные типа языков (изолирующие, агглютинативные,
фузионные и альтернирующие9) различаются не только способом
морфологического устройства слова, но и существенным фонетико-
синтаксическим своеобразием синтагм (под термином «синтагма»
он понимал соединения слов или соединения морфем в слове, вы-
ражающие синтаксические значения).
В частности, для изолирующих (предельно аналитических)
языков характерны: 1) музыкальное ударение; 2) семантически зна
чимое слогоделение (т.е. деление речи на слоги совпадает с мор
фемным членением речи); 3) максимальная (в сравнении с язы
ками других типов) свобода построения синтагм; 4) недостаточная
самостоятельность, отдельность слова (простое слово иногда не
отличимо от морфемы, сложное слово — от синтагмы). Поэтому,
как замечает Милевский, «при описании этих языков термин «сло
во» излишен [...], изолирующие языки являются по природе не
словесными» (Милевский 1963, 26).
Для слова в агглютинативных языках характерны: 1) макси-
мальная степень семантической самостоятельности и формальной
определенности аффиксов (в том числе их «самостоятельности» и
отдельности в языковом сознании говорящих); 2) наибольшая сво-
бода структуры слова при большой нагруженное™ словоформ от-
дельными грамматическими, в том числе синтаксическими зна-
чениями; 3) синграмонизм (единообразное вокалическое оформ-
ление) слова, необходимый в качестве того «цементирующего
средства» (И.А. Бодуэн де Куртенэ), которое обеспечивает целос-
тность и отдельность агглютинативной словоформы.
Для слова во флективных (фузионных) языках характерны: 1)
высокая степень семантической и формальной слитности струк-
турных компонентов слова (грамматическая многозначность аффик-
сов; ассимилятивное взаимодействие аффиксов); 2) бинарность и
резкая асимметрия семантической структуры слова: основа слова
выступает как носитель «вещественных», более конкретных, а также
постоянных для данного слова лексико-грамматических значений,
в то время как окончания выражают преимущественно синтакси-
ческие и другие меняющиеся значения.
Для альтернирующих языков характерны: 1) максимально
спаянная структура слова: по сути слово здесь предстает в виде
морфологически неразложимого целого, состоящего чаще всего из
одного корня; 2) ограниченное число гласных; 3) резкое фун-
кциональное различие между согласными и гласными в структуре
слова: выразителем вещественного значения являются согласные, а
гласные, чередующиеся между согласными, выполняют синтакси-
ческие функции (Милевский 1963, 26).
Таким образом, имеются значимые корреляции (соответствия)
между, с одной стороны, типом морфологического устройства сло-
ва, а с другой, — некоторыми типологически существенными чер-
тами, затрагивающими синтаксический и фонологический уровни
языков.

Количественные методы в определении степени агтлютина-

тивности-фузионности языков
Даже в самых фузионных языках есть элементы агглютина-
ции: например, в русском — стандартная частичка -ка, смягчаю-
щая повелительную или начинательную модальность. Как истин-
но агглютинативный аффикс, -ка присоединяется к глагольным
формам в любом лице и числе: дай-ка, дайте-ка, пойдем-ка, пой-
демте-ка, пойду-ка я, пусть-ка он попляшет и т.п. Однако этот
агглютинативный казус не меняет фузионной основы языка. Тем
не менее вопрос об агглютинативности или фузионности относи-
тельно многих языков не решается так просто. Между тем для оп-
ределения характера языка весьма существенна с т е п е н ь его агг-
лютинативности. Достаточно сказать, что значительная агглю-
тинативность морфологии — это та типологическая черта, кото-
рая объединяет скандинавские языки и отличает их от других язы-
ков германской группы.
Дж. Гринберг предложил оценивать меру агглютинативности
языков на основе «индекса агглютинации», который определяется
«отношением числа агглютинативных конструкций к числу
морфных швов» (Гринберг 1963, 75). Под агглютинативной кон-
струкцией понимается морф, обладающий одним значением (а не
комплексом значений, как при фузии); число «морфемных швов»
в принципе соответствует количеству морфов в слове (только на
единицу меньше).
В таблице 8 приведены рассчитанные Гринбергом индексы
агглютинации для некоторых языков. Легко видеть, как с течением
времени усиливается агглютинативность индоевропейских языков
(санскрит, англосаксонский, английский, персидский). В силу пре-
дельного аналитизма вьетнамского языка (где на 100 слов прихо-
дится всего 6 аффиксов), коэффициент агглютиации для него не
был получен, хотя вообще агглютинативные конструкции в нем
имеются.

Таблица 4.

Индексы агглютинативности для 8 языков

Сан- Англо- Анг- Пер- Якут- Суа Вьет- Эски-

скрит саксон лий- сид- ский хи- нам- мос-
сон- ский ский ли ский ский
ский

0,09 0,11 0,30 0,34 0,51 0,69 0,036

Логическая четкость и последовательный эмпиризм в мето-

дах типологии приводят к тому, что на смену морфологическим
классификациям приходит более реалистическое представление
разнообразия языков - в виде лингвистического континуума, в ко-
тором отдельные языки различаются не разными признаками, а
разной м е р о й проявления определенных типологически значи-
мых общих признаков или свойств.

Лекция № 6.
Грамматические категории
и маркированность в типологии

Существенные различия между языками есть и в их грамма-

тике. Одно и то же значение в разных языках может быть выражено
разными грамматическими способами.
Один из них - уже известный нам способ аффиксации, когда
используется специальная часть слова (по-люб-ит). Другой способ,
особенно распространенный в семитских языках (например, араб-
ском),- это внутренняя флексия. По-арабски лексическое значение
«убивать» выражается сочетанием трех согласных q—t—1 (первый
из них — q звучит как гортанное к). Между этими согласными, пе-
ред ними и после них могут вставляться гласные; и в зависимости
от того, какие это гласные и где они вставлены, меняется грамма-
тическое значение слова: qatala — «убил», qutila — «был убит»,
uqtul — «убивай» и т. д.
Примерно то же мы можем найти в английском и немец-
ком языках: анг: I sing — «я пою», но I sang — «я пел»,
нем. Bruder — «брат», Iiriider — «братья» и др.
Еще один способ — это способ повтора: по-индонезийски
«человек» — orang (отсюда «орангутан», т.е. orang-utan — «лесной
человек»); «люди» — orang-orang (чтобы сэкономить место, сейчас
в Индонезии пишут сокращенно orang2). Способ служебных слов
нам с вами хорошо знаком по русскому языку, где он широко ис-
пользуется наряду со способом аффиксации: служебные слова в
русском языке — это все предлоги (в, на...), союзы (и, о...), частицы
(же, ли...).
Очень распространен способ порядка слов. Он играет важную
роль и в русском языке: в предложении «Мать любит дочь» только
из порядка слов видно, кто кого любит.
Впрочем, не только то, как выражается, но и то, что выража-
ется в языках, неодинаково: одно и то лее значение может быть вы-
ражено в корне в одном языке (или даже вообще не быть в нем вы-
ражено) и в аффиксе в другом. Вот несколько примеров.
По-русски на вопрос Кто пришел? и на вопрос Пришел Иван?
мы ответим одинаково: Иван пришел. Разница будет только в инто-
нации или в ударении: мы выделим голосом в первом случае слово
Иван, во втором — слово пришел. В японском же плыке при ответе
на эти вопросы придется употребить совершенно разные падежи:
«Токунага сан-га кимасита» — (это именно) Господин Току нага
пришел или «Токунага сан-ва кимасита» — (да), Господин Токуна-
га (действительно) пришел.
В очень многих языках есть так называемое притяжательное
склонение. Например, в ненецком языке существует падежная
форма «вэнекохоюни'ня'», обозначающая «двум собакам, принад-
лежащим нам двоим».
Меланезийские языки в Океании идут еще дальше: в них с
помощью грамматических средств выражается, можно или нельзя
отделить вещь, о которой говорится, от человека, которому она
принадлежит. Например, твоя одежда по-меланезийски nugu mal.
так как ее можно отделить от хозяина, но твоя голова — ulu-m —
требует другого суффикса, так как отделить голову от человека не-
возможно без серьезных последствий.
Прилагательные во многих языках имеют черты глагола. На-
пример, в лакском языке (Северный Кавказ) они могут иметь еще
суффикс времени: «гъанс-са» — близкий, «гъан-ма-сса» — долгое
время близкий.
Особенно различные, зачастую очень странные для русского
языка значения могут выражаться в глаголе. Очень многообразны,
например, формы вида.
В языке коми один и тот же глагол «мун-ны» (идти) может,
получая разные суффиксы, приобретать значения: «ходить много
раз», «ходить по разным местам», «потихоньку идти» или даже
«уйти, чтобы потом вернуться».
В грузинском языке есть специальная застави-тельная форма,
причем она может быть даже двойной: «вацер-инэб-инэб-цэрилс»
— я заставляю его заставить еще кого-то писать письмо. В языке
кечуа (Южная Америка) от одного-единственного глагола можно
образовать несколько сотен видовых форм!
 В одном из папуасских языков Новой Гвинеи форма глагола
вроде он ел имеет различные наклонения в зависимости от того, ви-
дел ли говорящий, как «он» ел; или не видел, но слышал, как «он»
жевал; или не видел, но объедки налицо; или объедки были, но их
убрали; или и объедков не было, но какие-то следы того, как «он»
ел, остались (скажем, грязная посуда); или, наконец, говорящий
просто убежден, что «он» не мог не есть...
О некоторых грамматических категориях стоит рассказать
подробнее. Начнем с категории лица глагола.
Не следует думать, что эта категория была присуща глаголу с
самого начала. Если сравнить самые различные, совсем не родст-
венные друг другу языки, мы увидим, что в них личное окончание
глагола возникло из слияния личного или притяжательного место-
имения с причастием или существительным.
Например, по-мордовски лицо глагола и принадлежность су-
ществительного до сих пор выражаются совершенно одинаковым
окончанием: «кундай-т» — ловил ты и «вал-т» — село твое. На
древнеегипетском языке ты ловишь тоже выражается как «ловля
твоя». Чтобы сказать я ловлю по-арабски, нужно употребить форму
типа «я ловец» или «я ловящий» и т. д.
Близость глагола к имени сказывается не только в этом ис-
конном единстве окончаний. В некоторых современных языках,
например в чукотском, одни и те же слова могут и склоняться, как
прилагательные, получая показатели падежей, и спрягаться, как
глаголы, принимая показатели лица. Например, можно сказать
«эвиръ-ылъигым», что значит «я одежный» («я имею одежду»),
«эвиръ-ылъигыт» — «ты одежный» и т. д., но, будучи употреблено
не в качестве сказуемого, а в роли определения, это же слово может
склоняться: «аверъ-ылъепы» — «от одежного», «аверъ-ылъеты» —
«к одежному».
Из сказанного выше видно, что категория лица глагола тесно
связана с употреблением слова в предложении.
Кстати, очень характерно, что глагольные окончания лица
обычно связаны с личными или притяжательными местоимениями
только в 1-м и 2-м лице, т. е. в тех случаях, когда достаточно упот-
ребить это окончание, чтобы было понятно, что (или кто) действу-
ет. Но в 3-м лице этого уже недостаточно — действующее лицо
может быть обозначено любым существительным.
И вот оказывается, что в очень многих языках глагол в 3-м
лице или совсем не имеет окончания, например в алеутском языке,
во многих африканских и т. д., или это окончание возникло сравни-
тельно недавно, например в индоевропейских, тюркских, финно-
угорских языках.
Мы в русском языке объединяем категорию лица с категорией
числа глагола и говорим, например, о 2-м лице множественного
числа. На самом деле это не совсем точно. Ведь мы. — это не со-
всем я во множественном числе, а вы не совсем ты во мно-
жественном числе.
Это особенно ясно видно в индонезийском и некоторых дру-
гих языках Тихого океана, а также в языках Африки и Кавказа, где
встречаются два первых лица множественного числа: мы без тебя
и мы вместе с тобой. Первая из этих форм называется исклю-
чающей (эксклюзивной), а вторая — включающей (инклюзивной).
А если учесть, что есть языки, в которых кроме обычных двух
чисел существует еще двойственное и тройственное, то число воз-
можных лиц из 6 вырастает до 15!
Именно 15 форм и встречается в языке жителей острова Аб-
рим (Океания), где глагол спрягается следующим образом (конеч-
но, в русском переводе):
В некоторых языках в глаголе бывает выражено не только ли-
цо и число субъекта, того, кто совершает действие, но и лицо и
число объекта, человека или предмета, над которым совершается
действие. Например, в одном из папуасских языков существует це-
лая коллекция глагольных суффиксов, которые позволяют обозна-
чить, сколько человек действовало, сколько человек подвергалось
этому действию и когда оно происходило: так суффикс «амарумо»
прибавляется, когда много людей действовало на двоих в прошед-
шем времени, а суффикс «анабиду-румо» — когда на тех же двоих
действует трое людей в настоящем времени.
Лицо — это такая категория, в которой особенно сильно от-
ражаются общественные отношения, социальный строй общества.
Например, в языке индейцев племени блэкфут (Северная Америка),
у которых сохранились остатки родового строя, существует специ-
альное 4-е лицо для обозначения члена чужого рода. А в Австра-
лии, в языке аранта, еще сложнее. Чтобы описать систему лиц в
этом, казалось бы, «первобытном» языке, нужно затратить не-
сколько страниц. Поэтому мы ее описывать не будем, а приведем
пример из русского языка, отдаленно напоминающий положение в
языке аранта. Представьте себе, что 1-е лицо выражалось бы по-
разному в следующих трех случаях: мы, сидящие за одной партой,
идем; мы, одноклассники, идем; мы, учащиеся одной и той же
школы, идем...
До сих пор мы сталкивались с языками, где лиц вполне доста-
точно и даже слишком много. А в корейском языке, например, раз-
граничивается только 1-е лицо и лицо не 1-е, для обозначения ко-
торого существует специальный суффикс «си».
Падеж - эта категория очень тесно связана с переходностью
или непереходностью глагола. Во многих языках, совершенно не
связанных взаимным родством, все глаголы делятся на две группы:
глаголы активного действия (переходные) и глаголы пассивного
действия (непереходные). В зависимости от того, какой глагол
употребляется, предложение строится по-разному. В случае непе-
реходности оно такое же, как в русском языке, т. е. подлежащее
стоит в именительном падеже. Например, по-чукотски: «клявол
чейвыркын» — человек ходит, «кора чей-выркын» — олень ходит.
Но если глагол переходный, то все меняется. Подлежащее ставится
не в именительном, а в особом, так называемом эргативном падеже,
обозначающем только действующее лицо. Что касается объекта
действия, то для него употребляется не винительный, как в рус-
ском, а именительный падеж (впрочем, он часто совпадает с вини-
тельным по форме). Например, в том же чукотском языке: «клявол-
я кора имыркынен» — человек (в эргативном падеже) оленя (олень в
именительном падеже) убивает. Такая конструкция, называемая
эргативной, встречается в кавказских языках, баскском и др.
Некоторые следы такого эргативного или близкого к нему
строя можно найти в индоевропейских языках. По мнению некото-
рых лингвистов, в индоевропейском праязыке все существитель-
ные делились на две группы — активные и пассивные. Первые мог:
ли быть подлежащим при переходном глаголе, вторые — нет. По-
казателем активности (эргативности) был s в конце слова, а показа-
телем пассивности — m в конце слова. В дальнейшем показатель
активности закрепился за именительным падежом подлежащего
(ср. такие латинские и греческие слова, заимствованные русским
языком, как казус, модус, космос), а показатель пассивности стал
употребляться как показатель винительного падежа (ср., например,
латинское terram — «землю») и как показатель среднего рода (ср.,
например, латинское templum — «храм»).
В русском языке шесть падежей. На наш взгляд, это немного.
Но с точки зрения англичанина или француза падежей в русском
языке уже многовато. Существуют, однако, языки, где число паде-
жей перевалило далеко за дюжину. Это, например, языки Кавказа,
такие, как лакский, аварский, даргинский. Сколько в каждом из них
падежей, определить нелегко, так как трудно разграничить падеж
от простого сочетания существительного со специальным служеб-
ным словом — так называемым послелогом (предлогом, который
ставится не перед словом, а после него). В некоторых языках паде-
жей насчитывается 52! Заметно меньше их в финно-угорских язы-
ках, например в эстонском «всего-навсего» 14.
Откуда же берется такое количество падежей? Мы рассмот-
рим язык, где падежей не так много, но все же порядочно, — чу-
котский (здесь их 9). Вот какие падежи в чукотском:
1. Именительный: нилг-ын («ремень»), кэйн-ын («медведь»).
2. Творительный: нилг-э («ремнем»), кэйн-эй («медведем»).
3. Местный: нилг-ык («на ремне»), кэйн-ык («у медведя, на
медведе»).
4. Отправительный: нэлг-эпы («от ремня»), кайн-эпы («от
медведя»).
5. Направительный: нэлг-эты («к ремню»), кэйн-эта («к
медведю, медведю»).
6. Определительный: нилг-ыгйит, кэйн-ыгйит.
Этот падеж необычный. Он служит для того, чтобы обозна-
чить предмет, на который ориентируется в своем действии человек
или животное, обозначенное именительным падежом. Например, в
предложениях, соответствующих русским: Охотники с моря воз-
вращаются, ориентируясь по горе; Собаки остановились против
камня; Наш народ живет по советским законам; Сделай нож по об-
разцу отцовского — выделенные слова переводятся определитель-
ным падежом,
7. Совместный: гэ-нилг-э («с ремнем»), гэ-кэйн-э («с медведем»).
8. Сопроводительный: га-нэлг-ыма («с ремнем»), га-кайн-ыма
(«с медведем»).
Разница между последними двумя падежами следующая: если
сказать я иду с медведем в совместном падеже, то получится, что
идем мы оба вместе — и я, и медведь; а если сказать то же, употре-
бив сопроводительный падеж, то это будет означать, что я иду и
несу с собой медведя. Можно сказать (как в русском языке), что мы
идем — я и медведь.
9. Незначительный: нилгу («в качестве ремня»),
кэйн-у («в качестве медведя»). Например, в предложении типа Со-
бака завыла волком должен быть употреблен именно назначитель-
ный падеж.
Выше мы говорили об эргативном падеже в чукотском языке,
но его формы есть не у всех слов, и в наш перечень он не включен.
По этому языку хорошо видно, за счет чего образуется мно-
жество падежей; все дело в том, что при помощи падежей выража-
ются различные оттенки места, времени, обстоятельств, цели и
действия. А так как этих оттенков много, то и падежей может быть
очень много. Скажем, в лакском языке специальные падежи суще-
ствуют для того, чтобы сказать: в доме — «къатлуву», сзади дома
— «къатлух», на доме — «къатлуй», под домом — «къатлулу». В
русском языке все эти значения выражаются куда более скромны-
ми грамматическими средствами.
Кстати, в русском языке, с известной точки зрения, можно
найти два подобных этим необычных падежа. Вы много раз упот-
ребляли их, наверное никогда не задумываясь, что это, в сущности,
совершенно особые падежные формы, со своим особым значением.
В предложении Дайте мне чаю мы находим именно такую форму
со значением «некоторое ограниченное количество чего-то». А то,
что называется обычно предложным падежом, в сущности, пред-
ставляет собой два падежа, которые можно условно назвать расска-
зывательным (предложный падеж в старых русских грамматиках
как раз и назывался сказательным) — говорить о снеге, о лесе и
местным — вываляться в снегу, заблудиться в лесу. В школе для
простоты говорят в таких случаях не о разных падежах, а о разных
окончаниях.
Чтобы покончить со «странностями» в грамматике разных
языков, остановимся на грамматических категориях, в частности
на числительных.
Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, почему наша сис-
тема исчисления десятеричная? Ответ на этот вопрос очень прост:
потому что у человека на руках десять пальцев. Недаром по-чукот-
ски, например, глагол считать («рылгык») происходит от слова
«рылг» — палец и значит, собственно, «пальчить», Десять по-
чукотски обозначается как две руки, а слово двадцать происходит
от слова человек — весь человек, т. е. все пальцы на руках и ногах.
Вообще, по-видимому, сначала у большинства народов господство-
вала не десятеричная, а двадца-теричная система. Это отразилось и
в строении числительных: например, по-французски 80 обознача-
ется quatre vingt, т. е. «четырежды 20», — совсем как по-чукотски.
То же явление мы находим и во многих иранских языках, например
у курдов Азербайджана, где 50 обозначается как дважды 20 + 10, и
в языках германских, кельтских, в албанском, баскском и т. д. У
некоторых народов, например в Западной Африке, считают «соро-
ковками»: для них 80 будет дважды 40. Кстати, обращали ли вы
внимание на то, что слово сорок в русском языке резко отличается
от других числительных, обозначающих десятки (три + дцать, т. е.
три + десять; пять + десят), а чтобы обозначить очень большое чис-
ло, употребляют старинное выражение сорок сороков? По всей ве-
роятности, это след такой же, как в Африке, системы счета «по со-
рока».
Очень показательны названия числительных в языках банту
— у жителей Южной Африки. Там большой палец правой руки оз-
начает шесть (счет идет от мизинца левой), указательный — семь;
чтобы сказать восемь и девять, соответственно употребляются вы-
ражения согни два пальца и согни один палец, а десять — все паль-
цы. Кстати, почему согни два пальца! Потому, что если считать с
помощью одной правой руки, то при счете от 6 до 9 пальцы пооче-
редно разгибаются: при счете 6 согнуты 4 пальца, при счете 7 — 3
пальца и т. д.
 Не все народы и не всегда считают только с помощью паль-
цев. Иногда для этого пользуются другими частями тела. Напри-
мер, одно из папуасских племен Новой Гвинеи считает так: мизи-
нец левой руки, следующий палец, средний палец, указательный
палец, большой палец, запястье, локоть, плечо, левая сторона гру-
ди, правая сторона груди. Но характерно, что и здесь используется
в качестве опоры именно человеческое тело. Лишь в дальнейшем
числительные как бы отрываются от этой опоры и начинают упот-
ребляться самостоятельно; впрочем, у многих народов до сих пор
невозможно употребить числительное вообще, не обозначая им че-
го-либо определенного. Вообще девяти в таких языках нет: есть
девять оленей, девять нарт... С этой трудностью столкнулись,
между прочим, учителя арифметики в чукотских и корякских шко-
лах.
Служебные слова происходят из слов полнозначных. Даже в
русском языке можно уловить связь предлога под с существитель-
ным под (ср.: подовые пироги). А в некоторых других языках по-
добная связь совершенно очевидна. Например, в тамильском языке
(дравидский язык Южной Индии) предлоги у, к, при обозначаются
словом itam («место»), на, над, после — словом mel («небо»). А в
языке острова Лифу (Океания) по, за обозначаются словом «спи-
на», в — словом «сердце», перед — словом «лицо».
На свете есть много языков, иногда совсем непохожих друг на
друга. Но как бы они ни отличались один от другого, любой язык
способен выразить все, что захочет высказать говорящий на нем
человек.
Лекция № 7.
Типологические закономерности в синтаксисе.
Контенсивная типология
1. Типологическая характеристика в синтаксисе
2. Контенсивная типология
1. Типологическая характеристика в синтаксисе
Типологическая классификация ставит перед собой две цели:
в наиболее обобщенном виде свести всё многообразие языков к ог-
раниченному количеству языковых типов и дать целостное пред-
ставление о структуре любого отдельно взятого языка. Последнее
возможно лишь тогда, когда классификация носит характер цель-
носистемной, то есть охватывает максимальное количество языко-
вых уровней. Разработка классификации, приближающейся к поня-
тию цельносистемной, была задачей моей работы.
Две основные принятые типологические классификации –
морфологическая и контенсивная – не могут быть признаны полно-
стью удовлетворительными в этом отношении. Первая из них рас-
сматривает лишь “техническую” сторону языковой структуры: от-
носительное количество аффиксов в языке, степень спаянности
морфем в слове и семантическую загруженность аффиксов. Разра-
ботка этой классификации началась в первом десятилетии XIX века
(Ф. Шлегель), затем последовало разделение языков на изолирую-
щие, агглютинативные и флективные (в современной терминоло-
гии; А. В. Шлегель), выделение инкорпорирующих языков (В. фон
Гумбольдт), работы А. Шлейхера и Х. Штейнталя (50–60-е годы),
Ф.Ф. Фортунатова (рубеж XIX–XX веков), Фр.Н. Финка (первая
треть ХХ века). Мало изменившаяся с тех пор (стандартные типы –
изолирующий, агглютинативный, инкорпорирующий и флектив-
ный, иногда выделяют также основоизолирующие и агглютинатив-
но-флективные языки), эта классификация игнорирует контенсив-
ный аспект исследования.
Содержательно ориентированные (контенсивные) типологиче-
ские исследования в основном появляются в 30–40-х гг. ХХ века в
СССР [Климов, 1981], хотя предпосылки к этому появляются уже с
XIX столетия (выделение эргативных языков, обособление номина-
тивных). Среди исследований ХХ века нужно отметить работы И.И.
Мещанинова и Г.А. Климова. Классификация Г.А. Климова (в со-
временном состоянии – нейтральный, классный, активный, эрга-
тивный и номинативный типы) также не может отвечать критерию
цельносистемности, так как в пределах одного, например, номина-
тивного типа объединяются такие разноструктурные языки, как ки-
тайский с почти отсутствующей аффиксальной морфологией, агг-
лютинативные тюркские и санскрит с его богатейшей и сложной
морфологией; т.е. при внимании к семантике игнорируется фор-
мальная сторона языка. В связи с этим возникают противоречия
при попытке рассматривать типы в их последовательном развитии:
по схеме Г.А. Климова языки банту классного типа с развитой
морфологией (в именной и глагольной системах) предшествуют в
развитии языкам активной типологии с бедной морфологией (в
большинстве из них облигаторным является только выражение ли-
ца в предикативной единице, да и то часто в 3-м лице с нулевым
морфом, так что все слова во фразе могут быть представлены толь-
ко корнями или основами, чего никогда не бывает в банту); номи-
нативный тип является завершающим в развитии, но тем не менее в
него включаются изолирующие языки. Создается впечатление, что
Г.А. Климов не обращает внимания на такие противоречия, кото-
рые искажают картину языкового развития.
Задачей является не только объединение принципов этих двух
классификаций, но и устранение существующих в этих классифи-
кациях противоречий. Противоречия эти таковы: несоответствие
типа инкорпорирующих языков критерию выделения остальных
типов морфологической классификации, неадекватное соотноше-
ние понятий “полисинтетизм”, “инкорпорация” и “агглютинация”,
ограничение флективного типа только индоевропейскими языками;
неправомерное сужение круга языков нейтральной типологии, не-
различение собственно языковых состояний (эргативного, номина-
тивного и промежуточных) и стремлений к этим состояниям, несо-
ответствие типов классных и активных языков критерию выделения
остальных типов контенсивной классификации, отсутствие отраже-
ния в классификации вариантов совмещения языковых состояний и
существенное искажение картины развития языковой структуры.
Стадиальная типологическая классификация языков призвана
объяснить и устранить эти противоречия. Это классификация, рас-
сматривающая языковые типы в их развитии; при этом за исходную
точку принимается нейтральный изолирующий языковой тип, из
которого параллельно развиваются эргативное и номинативное со-
стояния в их морфологических вариантах (агглютинативном, агг-
лютинативно-флективном и флективном), причем допускается со-
вмещение типологий и последовательное развитие номинативного
состояния из эргативного (и наоборот, с некоторыми оговорками)
при некотором промежуточном типе; практически каждый тип
представлен набором подтипов. В заключении предлагается итого-
вый список языков и языковых группировок в соответствии с
принципами стадиальной типологической классификации языков.
 Связь контенсивного и морфологического принципов типоло-
гических подходов
Контенсивный и морфологический типологические подходы
не изолированы друг от друга. Они должны использоваться вместе,
чтобы показать типологические характеристики языка в наиболее
полном виде. В качестве примера можно привести краткую типоло-
гическую характеристику финского языка Ю.С. Елисеева: “Агглю-
тинативный язык номинативного строя со значительными элемен-
тами флективности” [Лингвистический словарь, 1990].
Для того чтобы показать связь этих подходов, можно выбрать
3 точки зрения: со стороны контенсивной типологии, со стороны
морфологического подхода и с точки зрения принципа стадиально-
сти.
Контенсивная типология
Еще Г.А. Климов указывал на то, что характеристики ней-
трального строя соотносятся с характеристиками языков изоли-
рующего строя, а “классный тип представлен в агглютинативных в
формальном отношении языках банту” [Климов, 1983]. Тогда как
язык, отнесенный в контенсивном аспекте к классу номинативных,
эргативных и т.д., в формальном плане может оказаться как флек-
тивным, так и агглютинативным или изолирующим.
Исходя из этого, Климов там же пишет, что “иногда встре-
чающиеся опыты выделения типологических классов языков на ос-
нове совмещения критериев содержательно ориентированного и
формального подходов едва ли принесут пользу”. Однако Климов
сам устанавливает связь обоих подходов на основе принципа ста-
диальности и показывает сложное распределение типов языка в за-
висимости от пересечения характеристик обоих подходов.
При таком пересмотре состава контенсивных типов, когда до-
минирующей признается роль глагола-сказуемого и непосредст-
венная связь морфологии и синтаксиса, картина соотношения кон-
тенсивного и морфологического подходов принимает намного бо-
лее строгий вид.
Морфологическая типология
Ниже будет разработан тезис о том, что изолирующие и осно-
воизолирующие языки представлены исключительно классом ней-
тральных языков (см. главу “Нейтральная типология”). Даже при
беглом рассмотрении явственно видны такие типичные черты этих
языков, как нефлективная морфология, широкие возможности кон-
версии, отсутствие класса прилагательных и замещение прилага-
тельных классом качественных глаголов (которые могут выступать
в предикативной и в атрибутивной функциях) и т.п.
Нужно сказать о том, что активные и эргативные языки встре-
чаются преимущественно (!) в среде агглютинативных. Но если
морфология активных языков (особенно именная) еще близка изо-
лирующему и основоизолирующему (= нейтральному) классу, то
часть эргативных языков характеризуется элементами флективно-
сти (например, нахско-дагестанские). Особо в этом отношении сто-
ят эргативно-номинативные языки (о них ниже). Номинативные
языки могут быть как агглютинативными и переходными агглюти-
нативно-флективными, так и флективными (кроме того, их морфо-
логический строй в некоторых языках частично отражает основои-
золяцию), из чего следует, что происхождение номинативных язы-
ков может быть различным.
Принцип стадиальности, заключающийся в представлении
развития языков как смены типологических стадий, позволяет рас-
положить типы в порядке их последовательного развития и в то же
время рассматривать контенсивный и морфологический подходы в
их связи.
Начальная стадия развития – нейтральная, представленная
изолирующей и основоизолирующей последовательными разно-
видностями. При развитии агглютинации (еще в основоизолирую-
щих языках) в структуре языка устанавливаются характеристики
одного из следующих типов: активного, эргативного, эргативно-
номинативного или номинативного. Относительно последующего
развития высказывались следующие предположения. Активное со-
стояние может развиваться в эргативное или номинативное состоя-
ние, эргативное – в эргативно-номинативное и, далее, в собственно
номинативное. Номинативная стадия является завершающей в кон-
тенсивном ряду типов. Но в то же время номинативные языки мо-
гут быть последовательно агглютинативными, агглютинативно-
флективными и флективными, как и эргативные.
 2. Контенсивный аспект типологии
1. Содержательная сторона. Доминанты и импликации
Контенсивный аспект типологии исследуется сравнительно
недавно, и ее постулаты приняты не всеми лингвистами, работаю-
щими в этом направлении.
Если обобщить критические замечания, предъявляемые разра-
боткам по контенсивной типологии, то обнаружится два основных
недостатка таких разработок: 1) отсутствие единого критерия для
выделения языковых типов и 2) по меньшей мере спорные гипоте-
зы об их последовательном развитии. Действительно, почти все
языковые типы в этой классификации выделяются на разных осно-
ваниях. Если предложить доминанту не семантического уровня, а
синтаксического, а именно – тип актантно-предикативных отноше-
ний, то противопоставленными окажутся только три основных
(глобальных) типа: нейтральный, эргативный и номинативный. О
четвертом типе – эргативно-номинативном – речь пойдет особо.
Доминанты второго порядка определяют функционирование систем
подтипов (например, классная и активная системы). Доминанты как
первого, так и второго порядков обусловливают наличие имплика-
ций на разных языковых уровнях. Критический анализ контенсив-
ной классификации предлагается ниже.
Нейтральный строй
На существование языков, содержательные характеристики
которого “не укладываются в рамки какого-либо из остальных...
языковых типов”, впервые указывал Г.А. Климов (см., например,
[Принципы..., 1976]). Не указывая фактически никаких содержа-
тельных черт, он лишь отмечал, что “...нейтральная система посту-
лирована в значительной мере условно на основании негативного
критерия несовпадения ее характеристик со структурными чертами
остальных языковых типов” [Климов, 1983]. В той же работе
("Принципы контенсивной типологии") Климов пишет, что "в силу
по существу полной контенсивно-типологической неизученности
возможных представителей нейтрального строя сама правомер-
ность постулации последнего вызывает серьезные сомнения". В ка-
честве примеров языков этого строя автор предлагает языки манде
(малинке, бамбара, коранке, диула, сонинке) и гвинейские (в со-
временной терминологии – языки ква: йоруба, акан, эве и др.).
 Обращает на себя внимание то обстоятельство (отмечавшееся
и Климовым), что нейтральные языки соотносимы с языками изо-
лирующего и основоизолирующего строя. Показательно, что в кон-
тенсивной типологической классификации И.И. Мещанинова кроме
посессивного, эргативного и номинативного типов выделялся
предшествующий им аморфный тип (в современной терминологии
– изолирующий) [Мещанинов, 1940].
Таким образом, критерий выделения нейтрального типа дол-
жен быть сформулирован так: отсутствие в глагольной морфологии
и факультативное присутствие в именной морфологии формальных
средств выражения актантно-предикативных отношений, слабая
морфологическая оформленность всех грамматических классов
слов и соотносимость языков этого типа с изолирующим и осно-
воизолирующим строем.
Этому критерию соответствуют не только языки манде и ква,
но и большое количество других африканских языков (часть запад-
но-атлантических, напр., волоф, языки гур, бенуэ-конголезские
кроме банту, адамауа и кордофанские), многие языки сино-
тибетской семьи, тайские, многие аустроазиатские и австронезий-
ские и др. Некоторые из названных языков Климов оценивает как
эргативные или номинативные. Такой оценке противоречит несоот-
ветствие характеристик на многих уровнях, например, отсутствие
морфологического отображения актантно-предикативных связей
(склонение, спряжение), во многих случаях совмещение эргатив-
ных и номинативных моделей в одном языке и невозможность чет-
кого отнесения к тому или иному типу. Более корректным было бы
отнести указанные языки к нейтральному типу с эргативной или
номинативной интенцией.
При учете и формального, и контенсивного подходов для ней-
тральных языков можно найти ряд характеризующих черт на всех
языковых уровнях.
В фонологии типичная черта - наличие релевантных тонов (в
кит. слог ma с ровным тоном значит "мать", с восходящим "коноп-
ля", с нисходящим "ругать" и т.п.). В отдельных языках мяо-яо на-
считывается до 11 тонов. Сандхи почти везде отсутствуют; явное
исключение – язык йоруба (вероятно, и другие языки ква).
 Лексика характеризуется полисемантизмом большого количе-
ства слов, ср. в йоруба da “наливать, плавить, растворять, стано-
виться, превращаться, преследовать, гнать, предавать, подрывать
доверие”. Распространена омонимия, напр., малинке saa “овца”,
“чтобы”, кит. хi “запад”, “вечер”, “вдыхать”, “новость”, “надеяться”
и др. Редупликация выступает то как словообразовательное средст-
во (малинке bori-bori отгл. “бег”), то как формообразовательное
(индонез. orang-orang мн. число “люди”). В системе словообразо-
вания распространены сложения: кит. ge “изменять” и ming
“жизнь” дают geming “революция”. Отсутствие или незначительное
количество аффиксов обусловливает широкие возможности кон-
версии: сунданск. djero “глубина” и “глубокий” (ср. Eta sumur djero
“Этот колодец глубокий” и di djero “в глубине, внутри”), маори
mate “смерть” и “мертвый”.
Ряд полнозначных слов способен выступать в функции грам-
матических или словообразовательных формантов; обращает на се-
бя внимание частотное использование слова “ребенок” как димину-
тивного форманта (например, вьетн. con, кит. zi и др.).
Прилагательные как часть речи б.ч. отсутствуют; их функции
выполняют глаголы с качественной семантикой (ср. тж. в активных,
во многих номинативных). Пример из языка кави sowe-sowe “слиш-
ком медленный, слишком медленно; слишком медлить”. Для гла-
гольной системы в целом характерна категория вида; темпоральные
значения формируются из видовых или наряду с ними. Наиболее
типичное противопоставление – перфектив, дюратив и вневидовая
форма. Частотная характеристика: отрицательный формант выби-
рается в зависимости от формы глагола (что при развитии морфо-
логии формирует так наз. отрицательное спряжение глагола, ср. в
западноатлантических, дравидийских). Примеры: кит. mei, совме-
щающее значения отрицания и перфектива, и универсальное bu;
более разветвленные системы в ква, манде, бенуэ-конголезских, гур
и др. Часто противопоставлены прохибитивный и общенегативный
форманты.
Употребление слов без грамматических формантов (т.е. в виде
корня или основы) очень распространено; факультативность грам-
матического оформления заключается в употреблении формантов
только при необходимости подчеркнуть какое-либо грамматиче-
ское значение. Облигаторность употребления грамматических
формантов – признак формирования агглютинативного состояния.
Выше говорилось о вневидовой форме; в конструкции с пассивным
значением в некоторых языках также возможно употребление пе-
реходного глагола без показателя пассивного залога: кит. Wenzhang
xiehao le “Статья написана”, Yifu xihao le “Одежда выстирана”; мао-
ри I patua ngaa taangata “Люди были убиты”. Это говорит о нали-
чии глаголов диффузной семантики не только в эргативных языках,
но и в номинативнонаправленных; точнее было бы говорить об ис-
конной синкретичности значений. Характерно употребление не-
оформленного имени (особенно неодушевленного) в значении как
единственного, так и множественного числа (кит. ren “человек, лю-
ди”). Однако сама категория числа имеется; раньше всего она фор-
мируется у личных местоимений и у одушевленных существитель-
ных. Неоформленному единственному числу в этом случае проти-
вопоставляется оформленное множественное. Для разных языков
характерны 3 основных способа маркировки множественного чис-
ла: редупликация (индонезийское orang-orang и сунданское djalma-
djalma “люди”), особый формант – служебное слово (кит. -men,
сундан. para-, манипур. -ching) и формант, совпадающий с личным
местоимением 3 лица мн. числа (малинке, йоруба, некоторые кре-
ольские). Нередко при имени употребляются притяжательные фор-
манты, причем чаще всего различаются формы органической и не-
органической принадлежности.
Связь слов в синтагме и нередко тема-рематическое членение
фразы осуществляется при помощи порядка слов, служебных слов
и интонации: кит. Wo kan bao “Я читаю газету”, Wo ba bao kan “Я
газету читаю” и Bao, wo kan “газету я читаю”, вьетн. Бан куа Нам
“друг Нама” и Бан Нам “дружище Нам”. Сочинительная связь пре-
обладает над подчинительной. При подчинении в пределах одного
предложения характерны глагольные комплексы или цепочки типа
A ka sa’ za wuza “Он пришел (чтобы) поесть” (язык фефе бенуэ-
конголезской группы, ср. в нем же A ka sa’ nza wuza “Он пришел и
поел”). В атрибутивной синтагме (с отыменным определением)
употребление связующего форманта факультативно, что имеет сво-
им следствием употребление личных местоимений в функции при-
тяжательных (в основном в изолирующих языках).
 В целом структура таких языков ориентирована на номина-
тивный или эргативный строй. В некоторых языках совмещаются
две направленности; например, в манипурском маркеры одушев-
ленного объекта -bu/-pu при эргативном -ne и отсутствии пассивной
диатезы. То же в тибетском языке, в некоторых индейских и папу-
асских языках. Вероятно, такая совмещающая система является ис-
ходным пунктом для формирования языков, где взаимодействуют
черты номинативности и эргативности (ряд австронезийских, кет-
ский, все прономинативные языки). Языки групп ква и манде, в ко-
торых морфологическая неоформленность актантно-предикативных
отношений позволила Климову отнести их к нейтральному строю,
обнаруживают номинативные интенции: инкорпорация прямого
дополнения в комплекс сказуемого (малинке Alu ye senekelalu ye la
“Они видят земледельцев”), порядок слов SVO, в йоруба и некото-
рых других – различение субъектных и объектных личных место-
имений (O ra a “Он покупает его”).
Итак, морфологические характеристики нейтральных языков
идентичны структурным чертам изолирующих и основоизолирую-
щих языков, что и дает основание отождествлять их. С точки зре-
ния контенсивной типологии, нейтральный тип противопоставлен
эргативному и номинативному, но в то же время обнаруживает со-
ответствующие интенции.
Языки, подходящие под описание этого типа – китайские диа-
лекты и дунганский, лоло-бирманский, тибетский, манипурский,
каренские, тайский, кадайские, мяо-яо, ряд аустроазиатских (на-
пример, вьетмыонгские), индонезийские, мальгашский, полинезий-
ские и некоторые другие океанийские; в Африке – часть западноат-
ланических, группы манде, гур, ква (гвинейские), бане и остальные
бенуэ-конголезские (кроме банту), адамауа, кордофанские; некото-
рые группы папуасских языков (например, сев.-хальмахерские); из
индейских – часть языков майя-киче, вакашские и предположи-
тельно салишские. Из языков регрессивного развития нейтральны-
ми являются креольские.
О возможности выделения классного типа
Выделить классный языковой тип в ряду контенсивных стадий
развития не представляется возможным по той причине, что в ос-
нову его выделения положен иной критерий по сравнению с други-
ми типами: не актантно-предикативные отношения, а специфиче-
ская черта семантико-структурной организации лексики – классный
строй. Тем самым игнорируется не только формальная сторона
языков этого типа, но и основа синтаксической структуры – ак-
тантно-предикативные связи.
Климов относит к классному типу бантоидные и банту языки,
оговариваясь, что последние отражают позднеклассное состояние.
Здесь возникает два противоречия. Первое – что структура банто-
идных языков в общем идентична структуре языков нейтрального
строя. Так, их характерными чертами являются слабо развитая
морфология, типичность словосложения и семантически нагружен-
ной редупликации, конверсия, преобладание изоляции, предика-
тивный характер прилагательных (точнее, их субститутов), катего-
рии вида и способа действия в глаголе и общая аналитичность. Это,
помимо всего прочего, говорит о том, что нейтральные и классные
(бантоидные) языки стоят на одной ступени формального развития,
что вряд ли возможно при смене контенсивных стадий.
Второе противоречие касается языков банту. Дело в том, что
синтаксис (преимущественно порядок слов) и глагольная структура
отражают номинативный строй без каких бы то ни было отклоне-
ний: ср. суахили a-na-enda “он идет”, a-na-m-ona daktari “он видит
врача”, a-na-kw-enda kwa daktari “он идет к врачу”, ni-na-soma “я
читаю”, ni-na-li-soma gazeti “я читаю газету”, ni-na-ku-penda “я тебя
люблю”. Кроме того, формальная структура этих языков слишком
развита для преобразования в активную систему (по модели Кли-
мова классные языки развиваются в активные). Такого же рода и
некоторые западноатлантические языки (фула и др.), но они еще
более флективны.
Несколько выводов, которые касаются более адекватного опи-
сания языков с классными системами, таковы.
Классную систему можно определить как доминанту второго
порядка. От нее зависят некоторые структурные черты таких язы-
ков, но она позволяет оставлять эти языки лишь на уровне подти-
пов (банту – классный подтип номинативных языков, бантоидные –
нейтральных).
Если в нейтральных языках классная система является лишь
дополнительным признаком, то в номинативных банту и западно-
атлантических она определяет ряд других особенностей. Так, раз-
вернутая эксплицитная система классов в имени, с одной стороны,
порождает согласовательные системы в других частях речи, с дру-
гой – накладывает ограничения на развитие склонения. Попросту
говоря, большой набор классных показателей мешает возникнове-
нию набора падежных показателей (так как в большинстве языков
аффиксы с реляционным значением располагаются с одной сторо-
ны от корня). Это, в свою очередь, определяет значимость порядка
слов, важность присловных служебных частиц и компенсаторно
развитую морфологию глагола. Имеются в виду залоговые (что го-
ворит в пользу номинативности), каузативные и валентностные
формы, ср. суахили ni-na-pata “я получаю (что-то)”, ni-na-vi-patia
vitabu “я получаю книги”, ni-na-m-patilia “я получаю от него”, vi-na-
patiwa “они получаются”, ni-na-m-jua “я знаю его”, tu-na-juana “мы
знаем друг друга”. То же в фула (плюс ряд специфических форм
вроде симулятива).
В заключение нужно отметить, что для языков классного под-
типа характерна некоторая периферийность структуры. Так, чистых
представителей этого типа почти нет. Например, язык фула, поми-
мо разрушающейся классной системы, имеет черты активного и
японско-корейского подтипов (см. “Номинативный строй”). Мно-
жество же языков в сфере номинативного и эргативного типов во-
обще имеют полуразрушенные или рудиментарные классные сис-
темы (эламский, шумерский, абхазский); во многих языках класс-
ные парадигмы пересекаются с лично-числовыми или замещаются
ими (например, в некоторых дагестанских).
О возможности выделения активного типа
В классификации Г.А. Климова, как и в случае с классной сис-
темой, при выделении активного типа был использован не критерий
актантно-предикативных отношений, а доминанта второго порядка:
противопоставление сфер действия и состояния (активного и инак-
тивного начал) и их отражение в синтаксисе и в лексике. Как след-
ствие, наблюдаются и некоторые противоречия: не учитываются
основные синтаксические схемы, то есть при пристальном внима-
нии к семантике упускаются из вида существенные характеристики
синтаксиса.
 Синтаксическая и морфологическая структура языков с актив-
ной системой отражает номинативное (эламский, древнеиндоевро-
пейский, на-дене, периферийно – японский и семитские, фула) и
эргативное (сиу, тупи-гуарани, древние хурритский и урартский)
состояния, но с некоторыми особенностями, и главная из них та,
что в зависимости от семантики глагола (действие или состояние)
используются разные типы словоизменения: камаюра акт. констр.
Kunu’uma o-’anuw “Мальчик слушает”, инакт. Kunu’uma i-katu
“Мальчик хороший” (причем в разных языках один и тот же глагол
может быть либо активным, либо инактивным, что зависит и от
контекста).
Для сравнения можно привести примеры из дакота (сиу), ко-
торые ярко характеризуют этот язык как эргативный: акт. ряд wa-ti
“я живу”, ya-ti “ты живешь”, инакт. ряд ma-ta “я умираю”, ni-ta “ты
умираешь”, совмещение по эрг. типу в полиперс. ni-wa-kaśka “тебя
я связываю”, ma-ya-kaśka “меня ты связываешь”. Это, в частности,
позволяет объяснить некоторые особенности употребления актив-
ных моделей в эргативном бацбийском и прономинативном буру-
шаски (ср. [Климов, 1973]).
Такая постановка вопроса позволяет включить в число языков
с активной системой большее количество представителей, напри-
мер, староэламский язык (номинативная модель с активной подсис-
темой, ср. kushi-k “построен”, kushi-h “я построил”, pari-k “дошел”,
pari-h “я довел”, pari-sh “он довел”).
Таким образом, активные языки – подтип в составе более
крупных языковых типов (эргативного и номинативного). Кроме
названной специфической черты, определяющей некоторые струк-
турные особенности этих языков, для них характерна довольно
бедная морфология, особенно в имени. Это, возможно, обусловлено
тем, что морфологически активные языки являются переходными
от основоизолирующего состояния к агглютинативному. Например,
можно встретить фразы, где морфологически оформлен только
предикатив: камаюра a’ewena ywyraw-apy “они дерево сожгли”.
Встречается и инкорпорация. Падежные системы почти везде от-
сутствуют; исключение – дакота, ср. акт. mi-ś “я”, инакт. mi “я, ме-
ня”, а также в языках галф (мускоги). Остальные приметы (притя-
жательные аффиксы в имени с разграничением органической и не-
органической принадлежности типа дакота mi-siha “моя нога”, mi-
ta-koda “мой друг”, факультативное выражение числа, категории
вида и способа глагольного действия) характерны для всех агглю-
тинативных языков с бедной морфологией.
Эргативный строй
В различных регионах земного шара существует значительное
число эргативных языков (ЭЯ). Особенности их структуры позво-
ляют распределить их в несколько групп.
Такие языки, как баскский, нахские и большая часть дагестан-
ских, шумерский, абхазо-адыгские, хуррито-урартские, хаттский,
ряд папаусских и австралийских, индейские пано-такана, салиш-
ские и пенутианские, видимо, в синхронном срезе являются эрга-
тивными без оговорок (ср., однако, гипотезу об активном прошлом
хуррито-урартских).
Во многих сино-тибетских, в северохальмахерских, индейских
вакашских, майя-киче и некоторых других только построение фра-
зы (т.е. оформление актантов) является эргативным, тогда как про-
чие импликации (например, согласование в сказуемом) отсутству-
ют, ср. тибет. классич. Khong 'gro "Он идет", но Khong-gis rtag bsad
"Он убил тигра" (SOV). Такие языки могут развиваться как в сто-
рону эргативной, так и в сторону прономинативной структуры (см.
главу "Эргативно-номинативный строй"), примеры чему можно ви-
деть в некоторых сино-тибетских (невари, манипурский).
Языки же бурушаски, чукотско-камчатские, эскимосско-
алеутские, удинский и некоторые другие вообще нельзя считать эр-
гативными, поскольку, если актантное оформление в них эргатив-
но, то глагольная система отражает номинативный способ кодиро-
вания ролей (согласование с подлежащим, каким бы падежом оно
ни было выражено). К тому же эргативное оформление фразы не-
последовательно: в бурушаски только при трех прошедших време-
нах (Ja uung guyecam "Я тебя увидел" при Je uung guyecham "Я тебя
увижу"), в названных северных с эргативной сосуществует номина-
тивная (или абсолютная) конструкция (подробнее см. в главе о
прономинативных языках). Такую же тенденцию развития обнару-
живают полинезийские языки типа тонга и самоа, но они относятся
к языкам нейтрального строя.
 В другой плоскости лежит совмещение эргативного и номина-
тивного начал в южносулавесийских и каили-памона языках (авс-
тронезийская семья): при эргативном спряжении (бугийск. Na-ita-i
"Он видит его" при Mm-ita-i "Он виден", -i где – 3 л. абс. ряда, а na-
– 3 л. эрг. ряда) в них есть пассив (R-ita-i "Его увидели") и функ-
ционально номинативный порядок слов VSO (падежи отсутству-
ют). Об этих языках см. также в главе "Номинативный строй".
Наконец, иное соотношение черт эргативности и номинатив-
ности в некоторых индоиранских (хинди, маратхи, пашто, курд-
ском, кашмири и др.). Исторически в основе эргативной конструк-
ции (б. ч. при прошедших временах глагола) лежит конструкция с
пассивной формой глагола (в осн. с причастием), в которой реаль-
ный субъект выражался именем в косвенном падеже, например, ин-
струменталисе (санскр. tenoktam из tena uktam "он сказал", букв.
"им было сказано"), откуда в современных языках "автоматиче-
ское" употребление сходных конструкций типа Ма:н нэ да:ктар
була:я: "Мать позвала доктора" в хинди (возможно тж. с оформле-
нием прямого дополнения Ма:н нэ да:ктар ко була:я: без изменения
значения).
Структура собственно эргативных языков, перечисленных
выше, характеризуется следующими типичными признаками.
На уровне лексики и семантики для эргативных языков харак-
терно противопоставление агентивных (1) и фактитивных (2) гла-
гольных лексем, иначе глаголов преобразующего действия типа
"есть", "ломать" (1) и глаголов непреобразующего действия (по-
верхностного воздействия) типа "целовать", состояния ("спать") и
движения ("идти") (2). Такое противопоставление приблизительно
соответствует противопоставлению переходных и непереходных
глагольных лексем в номинативной системе; смещение областей –
в группе глаголов поверхностного воздействия, считающихся "не-
переходными" (что, впрочем, нередко нарушается: баск. Hark jakin
duenez… "Как он узнал, …", где jakin "узнать" – глагол непреобра-
зующего действия, но требует эргативного падежа, ср. абс. п. hura
"он; его"). Кроме того, во многих языках существуют глаголы, без-
различные к подобным противопоставлениям, т.е. употребляющие-
ся как в абсолютной, так и в эргативной конструкциях, например,
авар. бекана "разбить(ся)" (Истакан бекана "Стакан разбил-
ся/разбит" и Вацас истакан бекана "Брат разбил стакан") или баск.
hil "убить; умереть" (Hura hil da "Он умер" и Hark hura hil du "Он
его убил"). Вероятно, с этим связано деление эргативных языков на
языки с лабильной и стабильной структурой. В первом случае ре-
альный субъект получает эргативное оформление только при нали-
чии прямого объекта, глагол же получает оформление как "пере-
ходный" (если такое оформление возможно в языке): кабардин.
Фыз-ым джанэ-р е-ды "Женщина рубашку шьет" при Фыз-ыр ма-
дэ "Женщина шьет (занимается шитьем)"; такая же ситуация, на-
пример, в аварском. В языках со стабильной структурой (типа баск-
ского и табасаранского) агенс получает эргативное оформление при
семантически агентивном глаголе, даже если во фразе нет прямого
дополнения, ср. приводившийся выше пример из баскского Hark
jakin duenez. Высказывалось предположение, что при развитии ла-
бильная структура сменяется стабильной. Действительно, стабиль-
ная структура отражает грамматикализацию противопоставления
агентивных и фактитивных глаголов.
Актантно-предикативные отношения на уровне синтаксиса
отмечены противопоставлением эргативной и абсолютной конст-
рукций (типично тж. наличие дативной и некоторых других конст-
рукций, но они встречаются и в номинативных языках), где марки-
рованной является роль субъекта агентивного глагола (субъект дей-
ствия в отличие от субъекта состояния, наступившего в результате
действия, по терминологии И.М. Дьяконова). На уровне морфоло-
гии это отражается как оппозиция эргативного и абсолютного па-
дежей в именной системе и эргативного и абсолютного рядов лич-
ного спряжения в глагольной системе. В некоторых языках (напри-
мер, абхазском, абазинском) отсутствует склонение, однако ряды
глагольных согласовательных аффиксов однозначно сигнализиру-
ют об эргативной системе: абх. Д-цеит "Он ушел" и Ды-р-беит
"Его они увидели". Не последнюю роль в этом случае играет фик-
сированный порядок слов. Но если в языке отсутствует личногла-
гольное согласование, как в некоторых австралийских и папуас-
ских, например, северохальмахерских, точная интерпретация
структуры бывает затруднена: см. выше о тибетском, тайских и да-
лее, а тж. о прономинативных. Такие языки теоретически и практи-
чески удобнее квалифицировать как нейтральные эргативнонаправ-
ленные: папус. галела O tahu ta (из to a) aka "Я строю дом" (здесь
OSV) и с валентностной формой, ориентированной на роль пациен-
та O tahu to mi g-aka "Я строю ей дом".
В ЭЯ, как правило, отсутствует пассив (семантическое обосно-
вание см. [Климов, 1973 и др. работы]), что, впрочем, не является
сильным аргументом в пользу оценки языка как эргативного: во
многих номинативных языках нет пассива (дравидийские). Анало-
гами пассивной конструкции могут считаться стативные конструк-
ции типа баск. Etxeak saltzen dira "Дома продаются" (ср. Jabeek
etxeak saltzen dituzte "Владельцы продают дома"); в баскском при
большой необходимости возможно выражение реального субъекта
с помощью инструменталиса или аблатива, но это нетипично для
ЭЯ. Стандартный порядок слов в ЭЯ – "(агентив) – фактитив – пре-
дикатив" (SOV) – можно объяснить единством группы "фактитив –
предикатив", которая обозначает, что "с кем-то или чем-то что-то
происходит". Агентивное имя здесь, строго говоря, является второ-
степенным членом предложения (ср. пример из аварского (Вацас)
истакан бекана выше). В языках со стабильной эргативной структу-
рой ожидается более свободный порядок слов, потому что главным
именным членом в них становится подлежащее (в эргативном или
абсолютном падеже); это подтверждается данными, например, ба-
скского и некоторых дагестанских.
Если принять во внимание формальную сторону этих языков,
то окажется, что большинство из них – агглютинативные. Некото-
рые индейские, папуасские и австралийские еще сохраняют от-
дельные черты основоизолирующего состояния. Наиболее разви-
тыми в этом отношении являются профлективные (агглютинатив-
но-флективные) дагестанские (аблаут, многочисленные правила
образования форм) и флективные нахские (см. главу "Флективные
языки").
Подводя итог, можно сказать, что ЭЯ представляют самостоя-
тельную ветвь развития. Ее начало – нейтральные изолирующие и
основоизолирующие языки с эргативной интенцией (например, ти-
бетский, самоа). При установлении агглютинации ветвь распадает-
ся на две ветви: собственно эргативную и прономинативную. Эрга-
тивными могут считаться только языки, характеризующиеся пере-
численными выше признаками. В основном это агглютинативные
языки, но существуют также агглютинативно-флективные и флек-
тивные эргативные языки.
Эргативно-номинативный строй
Необходимо проанализировать внутреннюю структуру ряда
языков, ранее считавшихся эргативными, и выделить на их основе
новый тип в стадиальной типологической классификации языков.
Согласно принципам контенсивной типологии, структура
предложения должна находить отражение и в словах, составляю-
щих фразу. Иными словами, эргативность, например, должна про-
являться и на синтаксическом, и на морфологическом уровнях, ср. в
аварском языке: истакан бекана “Стакан разбился” и Вацас иста-
кан бекана “Брат стакан разбил”, где глагол б-екана согласуется с
фактитивным именем (истакан), а имя, обозначающее производи-
теля действия (вац “брат”), оформлено эргативным падежом. Одна-
ко генетически обособленный язык бурушаски, к примеру, оцени-
вается в работах Климова как эргативный, несмотря на то, что гла-
гольная и частично именная морфология в нем явно номинативна:
подлежащее при переходном глаголе лишь при трех прошедших
временах переходного глагола оформляется эргативным падежом; в
спряжении противопоставлены не эргативный и абсолютный ряды
согласовательных аффиксов, а субъектный и объектный, например
Ja ūng guyecam “Я тебя увидел”, где префикс gu- согласуется с ūng
“ты; тебя”, а окончание -am – с ja “я (эрг.)”. Для сравнения можно
привести примеры с непереходными глаголами: je walam “Я упал”,
je γulam “Я сгорел”, где это же окончание -am согласуется с место-
имением уже в абсолютном падеже (je). Таким образом, если на
синтаксическом уровне бурушаски частично отражает эргативный
строй, то на уровне глагольной морфологии это номинативный
язык.
Подобная структура обнаруживается и в языке невари (китай-
ско-тибетская семья). По свидетельству Н.И. Королева, он “отно-
сится к языкам эргативной типологии: подлежащее-субъект при пе-
реходном глаголе в любом времени и наклонении принимает пока-
затель агенса (эргатива), но глагол сохраняет субъектное спряже-
ние, как и непереходный” [Лингвистический словарь, 1990]. Анало-
гичная структура в удинском языке (лезгинская группа дагестан-
ской семьи), принципиальное отличие этих языков в том, что в не-
вари более бедная морфология. Спряжение удинских непереходных
глаголов: бу-з “я есть”, бу-н “ты есть”, переходных беса-з “я де-
лаю”, беса-н “ты делаешь”.
Чукотско-камчатские и эскимосско-алеутские языки, оцени-
ваемые в работах лингвистов как эргативные, тоже обнаруживают
общность структуры с названными языками. В частности, эргатив-
ный строй в них вообще представлен непоследовательно (ср. кон-
струкции с прямым дополнением в творительном падеже), а в сис-
теме спряжения субъектные аффиксы при непереходных глаголах
противопоставлены субъектно-объектным при переходных. Приме-
ры из чукотского: Тумг-ыт егтел-гъэт “Товарищи спаслись”, Тумг-
ыт эна-нтыват-гъат купрэ-тэ “Товарищи поставили сеть”. Вто-
рое предложение можно представить и в виде инкорпорационного
комплекса (Тумг-ыт копра-нтыват-гъат), и в виде эргативной
конструкции (Тумг-э на-нтыват-ын купрэ-н). Показателем 1-го ли-
ца ед. числа и в переходных, и в непереходных глаголах служит
префикс ты-, напр. ты-льу-ркын-ыгыт “я вижу тебя” и ты-льу-
ркын “я вижу его” при ты-чейв-ы-ркын “я иду”. В ительменском
языке т. наз. абсолютная конструкция (где подлежащее и прямое
дополнение оформляются абсолютным, или именительным паде-
жом) преобладает над эргативной и номинативной. Эргативный и
абсолютный падежи этих языков не совсем совпадают по функциям
с соответствующими падежами эргативных языков; они отражают
актуальное членение предложения.
Подобные структурные черты содержат еще несколько язы-
ков, в частности, баскский, табасаранский, полинезийские и кет-
ский. В баскском языке в прошедшем времени наряду с эргативной
системой спряжения (абсолютный и эргативный ряды аффиксов)
существует и номинативная (только при объекте в 3 лице). В ней
показатели реального субъекта обслуживаются аффиксами абсо-
лютной серии, напр. Nik hura jakin nuen “Я его узнал” наряду с пол-
ностью эргативным построением Hark ni jakin nindun “Он меня уз-
нал”. В табасаранском классное спряжение организовано по эрга-
тивной схеме (классные префиксы согласуются с фактитивным
именем), а лично-числовые суффиксы согласуются только с подле-
жащим, напр. Узу жа-р-гъура-за “Я бегу”, КIари жа-б-гъура-о “Те-
ленок бежит”, КIарар жа-р-гъура-о “Телята бегут” (непереходный
глагол), Узу уьл у-б-жура-за “Я пеку хлеб” и Бабу уьлер у-р-жура-о
“Бабушка печет хлебы” (переходный глагол). Кроме того, есть пас-
сивный ряд аффиксов (ср. Узу йикIура-за “Я убиваю” и Узу йикIура-
зу “Меня убивают”). аналог пассивного спряжения есть и в баск-
ском (ср. saltzen dituzte “они их продают” и saltzen dira “они прода-
ются”). Именная морфология ориентирована на эргативную систе-
му, так как подлежащее при переходном сказуемом всегда оформ-
лено эргативным падежом. По всей видимости, эти два языка явля-
ются переходными от эргативной стадии к эргативно-
номинативной. Полинезийские языки по структуре сходны с нева-
ри, но, поскольку в них более бедная морфология, их более кор-
ректным было бы отнести к основоизолирующему типу с прономи-
нативной направленностью. Номинативный кетский язык содержит
в себе ряд черт (например, один эргативный ряд спряжения и семь
номинативных), которые позволяют предполагать для него проно-
минативное и, далее, эргативное прошлое.
Из картвельских языков только чанский (лазский) относится к
собственно прономинативному типу (его характерные черты – но-
минативное спряжение при эргативном оформлении фразы и нали-
чие пассивного залога), остальные (грузинский, мегрельский и
сванский) – номинативные с рудиментами прономинативного со-
стояния (в них фраза оформляется по эргативному принципу только
при настоящем времени глагола).
Таким образом, детальное исследование реальных языковых
данных позволяет выделить тип, не выделявшийся ранее (хотя у
Г.А. Климова есть отдельные указания на специфику таких язы-
ков). Тип можно назвать эргативно-номинативным, или прономи-
нативным, так как в этом типе отчетливо видна номинативизация
структуры. Он включает языки бурушаски, невари, чукотско-
камчатские и эскимосско-алеутские, удинский и лазский. Возмож-
но, в дальнейшем удастся найти и другие прономинативные языки.
Предварительные заключения о структурных характеристиках
этого типа таковы. Общая морфологическая система таких языков
обнаруживает тенденцию к усилению флективности (фузия, куму-
ляция, омосемия и др.). Именная морфология полностью или час-
тично ориентирована на передачу не субъектно-объектных отно-
шений, а отношений агентива (производителя действия) и фактити-
ва (носителя действия), что характерно для эргативных языков, то-
гда как глагольная система отражает номинативную модель (пере-
дача субъектно-объектных отношений, при которых субъектный
ряд аффиксов противопоставлен объектному или сложному субъ-
ектно-объектному). Фреквенталией прономинативных языков явля-
ется наличие притяжательных аффиксов в системе имени (буруша-
ски a-ring “моя рука”, mu-ring “ее рука”). В одних языках есть
только согласование с подлежащим, в других также и с прямым до-
полнением (факультативно или облигаторно). В ряде прономина-
тивных языков притяжательные аффиксы имен формально совпа-
дают со многими аффиксами глагольного спряжения, что в свое
время давало основание И.И. Мещанинову выделять особую посес-
сивную стадию, предшествующую эргативной. Общая структура
предложения ориентирована на эргативный строй, хотя нередки
существенные отклонения в сторону номинативности (напр., в але-
утском или в бурушаски). В пользу движения к номинативному со-
стоянию также свидетельствует развитость систем падежей – пока-
зателей синтаксических функций в названных языках (датив, инст-
рументалис, генитив и т.п.). В словообразовании нужно отметить
бедность именной деривации и богатство глагольной. По всей ви-
димости, прономинативные языки развиваются из эргативных (ср.
баскский и табасаранский языки), но не всегда (ср. данные невар-
ского и полинезийских). Следующей стадией развития для проно-
минативных языков является номинативная, ср. ительменский, лаз-
ский, кетский и бурушаски. Тип нельзя считать полностью пере-
ходным, так как отдельные языки, по всей видимости, развиваются
не из собственно эргативного (агглютинативного) состояния. Так,
для невари, если судить по данным его морфологического развития,
предшествующей стадией являлась основоизолирующая с эргатив-
ной направленностью.
Таким образом, стадиальная типологическая классификация
языков принимает следующий вид. Первоначальными стадиями
развития языка являются нейтральные изолирующая и основоизо-
лирующая, обязательные для любого пути развития. В основоизо-
лирующей появляется направленность к одной из “конкретных”
типологических структур – активной, эргативной или номинатив-
ной. Далее следует ряд агглютинативных стадий. Активность мо-
жет развиваться в эргативную (напр. в абхазо-адыгских языках) или
в номинативную (в картвельских) типологию.
Прономинативные языки, отражающие эргативный строй в
системе имени и номинативный в системе глагола, развиваются из
собственно эргативных или основоизолирующих языков с эргатив-
ной направленностью. Продолжением прономинативного состоя-
ния, по всей видимости, является номинативное – в агглютинатив-
ном варианте, затем в профлективных (агглютинативно-
флективных) и собственно флективных языках.
Номинативный строй
Класс номинативных (аккузативных) языков (НЯ) по объему
сравним только с эргативным и включает наибольшее число пред-
ставителей.
В среде агглютинативных языков НЯ являются алтайские
(включая японский, корейский, нивхский), ряд уральских (перм-
ские, волжские, обско-угорские и юкагирский), филиппинские, хо-
кальтекские (помо, диегеньо), ритванские, языки кечуа и аймара,
отомангские и некоторые другие индейские, в Австралии – гр. тан-
га и нгаярда (семья пама-нюнга), в Африке – языки банту, часть за-
падно-атлантических (например, фула), сахарские и нилотские, с
оговорками – койсанские.
Профлективные НЯ представлены картвельскими, частью дра-
видийских, афразийских и уральских (венгерский, прибалтийско-
финские и самодийские). О флективных НЯ – см. отдельную главу.
На периферии НЯ располагаются кетский, тораджские и южно-
сулавесийские с элементами эргативности в глаголе. Номинатив-
ную направленность обнаруживают, во-первых, такие языки ней-
трального строя, как китайский с дунганским, тайские, мяо-яо, не-
которые аустроазиатские и австронезийские, во-вторых, прономи-
нативные языки (бурушаски, невари, чукотско-камчатские, эски-
мосско-алеутские, лазский и удинский), в-третьих, эргативные на-
хско-дагестанские и баскский.
Особо нужно сказать о НЯ регрессивного развития: к ним от-
носится большинство современных индоевропейских, в том числе
профлективные болгарский с македонским, романские, агглютина-
тивные германские (например, английский, шведский), индоиран-
ские, армянский. Ряд языков – с элементами эргативности, напри-
мер, литературный хинди, пашто и другие. Креольские языки на и.-
е. основе можно отнести к нейтральному типу.
Семантической детерминантой (доминантной характеристи-
кой) разных уровней номинативной системы является "ориентиро-
ванность… на передачу отношений между семантическими ролями
субъекта и объекта" [Климов, 1983], что отличает НЯ от активных и
эргативных. На лексическом уровне это проявляется как противо-
поставление переходных и непереходных глаголов; классное рас-
пределение имен лабильно и не всегда выражено.
Синтаксическая импликация – единая номинативная конст-
рукция предложения, выступающая в нескольких разновидностях в
зависимости от той синтаксической функции, из которой имя воз-
водится в ранг подлежащего (т. е. с каким актантом согласуется
глагол), ср. англ. I gave him this magazine "Я дал ему этот журнал" –
This magazine was given him by me "Этот журнал был дан ему мной"
– He was given this magazine by me "Он тот, кому был дан журнал
мной". Но если в английском языке это связано с интеграцией ро-
лей прямого и непрямого дополнений, то в филиппинских для каж-
дой роли есть особая форма и конструкция: тагальск. Magbibigay
ang babae ng bigas sa bata "Женщина (ang babae, подлежащее) даст
(magbibigay) рис детям" – Ibibigay ng babae ang bigas sa bata "Рис
будет дан женщиной детям" – Bibigyan ng babae ng bigas ang bata
"Дети – те, кому женщина даст рис". В "стандартной" пассивной
конструкции спецификой НЯ является возможность выражения ре-
ального субъекта: япон. Карэ ва оджисан ни содатэ-рарэ-та "Он
воспитывался дядей", санскр. инструменталис, латинский аблатив и
др. Источником формирования пассивного залога являются статив-
ные, аффективные, возвратные и иные формы. Другая синтаксиче-
ская импликация – дифференциация ролей прямого и непрямого
дополнений. В отношении порядка слов НЯ демонстрируют боль-
шое разнообразие (в отличие от эргативных и активных). Наиболее
типичные последовательности – SVO, SOV и VOS.
В морфологии глагола структурная характеристика НЯ – фор-
мы для согласования сказуемого с подлежащим. В языках с поли-
персонным спряжением согласование может также проводиться с
прямым дополнением (ср. мокша кундазе "он его поймал", суахили
ni-na-m-ona "я его вижу"), реже с непрямым дополнением (грузин.
Ис у-цмендс да-с пэхсацмлэбс "Он (ей-) чистит сестре обувь"). По-
мимо типа спряжения и категории залога, для глагола НЯ типичны
категории времени, валентности, возвратности, взаимности, кауза-
тивности. Если для нейтральных и активных языков более характе-
рен вид, чем время, то для НЯ – наоборот. Валентность в узком
смысле – это морфологическая возможность возводить в ранг пря-
мого дополнения иные актанты, ср. рус. писать о чем-либо – опи-
сывать что-либо, платить за что-либо – оплачивать что-либо. Воз-
вратность (рус. мыть – мыться, фула loota – lootoo то же) и взаим-
ность (япон. ханас-у "говорить" – ханаш-иау "разговаривать друг с
другом") формируются в НЯ, поскольку являются двумя дополни-
тельными способами выражения субъектно-объектных отношений;
каузативность встречается и в прочих языковых типах.
Для морфологии имени характерно противопоставление име-
нительного и винительного падежей (при наличии склонения); пре-
имущественно с номинативной системой соотносятся родительный,
дательный и творительный, а также трансформатив ("преврати-
тельный" падеж, ср. япон. Карэ ва гакусэй ни натта "Он стал сту-
дентом"). В зависимости от происхождения НЯ источником фор-
мирования номинатива может быть эргативный, абсолютный, ак-
тивный падеж или основная форма имени; источником формирова-
ния аккузатива – абсолютив, инактив, датив, генитив либо парти-
тив. Часто функции падежей совмещаются в одной формальной па-
радигматической единице: японский датив-трансформатив-локатив,
грузинский датив-аккузатив.
Несмотря на такое количество общих характеризующих черт,
НЯ достаточно неоднородны, и в их составе можно выделить ряд
подтипов. В зависимости от "типологического происхождения" НЯ
(из эргативного и прономинативного состояния, активного и ней-
трального) прослеживается несколько ветвей развития, конечной
реализацией которых и являются конкретные подтипы.
По структурным особенностям четко противопоставлены ос-
новной (стандартный) и классный подтип. Языки с полиперсонным
спряжением (грузинский, мокша и др.) нецелесообразно выделять в
особый подтип, потому что такое спряжение не определяет практи-
чески никаких других структурных черт. В особую группу (подтип)
можно выделить НЯ с эргативными элементами в системе спряже-
ния – кетский, тораджские (баре'э, ледо, кулави и другие) и южно-
сулавесийские (бугийский, макасарский). Примеры из бугийского:
lolo-i "он молод", makk-ita-i "он видит", mu-ita-i "ты видишь его".
Обе субклассификации пересекаются, так как различное про-
исхождение определяет различные структурные особенности. Кро-
ме того, некоторые языки (например, фула) входят сразу в несколь-
ко подтипов.
Следует особо остановиться на рассмотрении двух таксоно-
мических единиц – классном подтипе и подтипе с "наследственны-
ми" чертами нейтрального основоизолирующего строя, поскольку
они обнаруживают яркие структурные особенности, выделяющие
их среди других НЯ. Оба подтипа встречаются в основном среди
агглютинативных языков, хотя языки фула, корейский и другие со-
держат и флективные черты.
Классный подтип включает языки банту, ряд западноатланти-
ческих (например, фула) и койсанские. Языки с классными систе-
мами встречаются, кроме номинативных, в нейтральных языках (гр.
бане), активных (эяк семьи на-дене), эргативных (ряд дагестанских
и папуасских) и прономинативных (бурушаски). Особенность
классного подтипа НЯ – эксплицитное выражение классов в систе-
ме имени, что определяет специфику этих языков. Можно сказать,
что эксплицитная система именных классов в НЯ является струк-
турной доминантой второго порядка (т.е. доминантой на уровне
подтипа).
Морфологические особенности этого подтипа: наличие раз-
вернутых классных систем в имени и (зависимых) в глаголе, место-
имениях, числительных, прилагательных; категория класса пересе-
кается с категорией числа (в банту "класс людей" в ед. ч. m-, во мн.
ч. ba-/wa-). Классная система в имени обусловливает отсутствие
склонения, что объясняется двумя закономерностями (фреквента-
лиями) агглютинативных языков. Согласно первой, все именные
аффиксы этих языков располагаются с одной стороны от корня (ли-
бо еще как конфиксы); исключение – аффиксы определительной
семантики (притяжательные, указательные). Таким образом, па-
дежные аффиксы в банту должны были бы быть префиксами, в фу-
ла – суффиксами (как классно-числовые аффиксы). Этому препят-
ствует вторая закономерность, согласно которой, при развернутых
парадигмах формообразовательных аффиксов типа классов и на-
клонений собственно реляционные аффиксы (падежа, лица-числа)
не развиваются; этим также объясняется, например, отсутствие
личного спряжения в корейском и нивхском. Исключение из этой
закономерности – реляционные аффиксы обстоятельственной се-
мантики (например, локативные, деепричастные). Обе закономер-
ности подтверждаются на материале всех агглютинативных языков;
указанные исключения объясняются с помощью универсалий, свя-
занных с порядком слов. Развитая глагольная морфология позволя-
ет выражать аналоги падежных и предложных отношений валент-
ностными формами: фула 'Be wowliri juu'be "Они разговаривали
жестами" (инструментальность), Men immanii saare "Мы поехали в
город" (директивность).
Отсутствие склонения определяет значимость порядка слов
(ср. в фула закрепленный S – V – IO – DO при NA) и частиц – пока-
зателей синтаксической функции имени, например Ngamono Nzua
"Я видел Нзуа (Джона)" и Nzua amumono kwa mene "Нзуа был уви-
ден мной" (язык кимбунду, гр. банту). Другая черта синтаксиса это-
го подтипа – классно-числовое (иногда пересекающееся с лично-
числовым) согласование не только в предикативной синтагме, но и
в атрибутивной (одна из флективных черт этих языков): суахили
mtu mdogo "маленький человек" (порядок слов NA), watu wadogo
"маленькие люди", ndege ndogo "маленькая птица".
В остальном языки классного подтипа повторяют характери-
стики основной части НЯ (например, пассивная диатеза). В языке
фула видна постепенная утрата характеристик классного подтипа
(что касается согласования). Койсанские языки (Южная Африка), в
которых сформировалась не классная, а родовая система, в семан-
тическом и в большой степени в структурном отношении находятся
на периферии классного подтипа.
Подтип, в структурном плане являющийся непосредственным
продолжением нейтральной основоизолирующей стадии, можно
назвать японско-корейским подтипом, потому что эти два языка
отражают наиболее типичные особенности языков этого подтипа.
Японско-корейский подтип включает языки филиппинской
группы (тагальский, илокано, бикольский, бисайские и др.), япон-
ский, корейский, нивхский, ряд западноатлантических (например,
фула), микронезийские (науру, кирибати, трук, маршалльский, во-
леаи, каролинские и др.) и койсанские (бушменские и готтентот-
ские). Последние две группы точнее было бы определить не как
агглютинативные, а как переходные от основоизоляции к агглюти-
нации, причем в формальной структуре преобладают черты осно-
воизоляции, тогда как содержательная сторона показывает отчет-
ливое номинативное развитие.
Фонология этих языков характеризуется довольно простым
консонантизмом (исключения – нивхский и африканские). Во всех
языках подтипа тон отсутствует или утрачивает фонологическую
значимость; доминирует ударение.
Уровень развития морфонологии и морфемики соотносим с
уровнем активных языков, которые являются структурным про-
должением нейтрального строя. Однако уровни развития морфоло-
гии имени и глагола в этих языках различны. Морфология имени
отражает основоизолирующий строй с движением к агглютинации.
Типичные для номинативного строя синтаксические роли имен
маркируются приименными частицами, в некоторых языках при-
ближающихся к статусу агглютинативных аффиксов:

Тагальский ang babae ng babae

Японский онна (ва, га) онна о
Корейский несонъ (ын, и) несонъ-ыл
Нивхский умгу умгу-х
Перевод женщина женщину

...-ng babae sa babae (ng babae)

онна но онна ни онна дэ
несонъ-ый несонъ-е несонъ-ыро
умгу-... умгу-х умгу-гир
женщины женщине женщиной
В готтентотском языке нама те же значения: kxoes i (им. п.),
kxoes a (вин. п.); генитивная конструкция образуется частицей di и
порядком слов NA (аналогично – в тагальском). В языке фула от-
сутствие склонения морфологически обусловлено наличием раз-
вернутой классной парадигмы (от 20 единиц по диалектам). Роли
подлежащего, дополнений и "генитивного" определения маркиру-
ются порядком слов и валентностными формами глагола; личные
же местоимения 1 и 2 лиц, не обремененные классными показате-
лями, имеют формы именительного, винительного и дательно-
родительного падежей. В микронезийских языках большую роль
играет порядок слов (SVO); прямой объект либо маркируется особо
(язык понапе I pahn doakoa mwahmw-o "Я буду лучить рыбу"), либо
инкорпорируется в комплекс сказуемого (схожее явление в нивх-
ском языке): понапе I pahn doko-mwomw-ier "Я закончу лучить ры-
бу". Атрибутивные отношения имен передаются конструкцией,
близкой к изафетной (в тюркских и иранских языках), когда пока-
зателем связи оформляется не определение, а определяемое (язык
трук maas "глаз" – mesen yiik "глаз рыбы", мокил maj – mijen
mwumwwo то же, науру emee – meen iio то же); похожее явление в
филиппинских языках. Категории числа в имени в языках подтипа
выражается факультативно.
Прилагательные в индоевропейском понимании отсутствуют
или есть в незначительном количестве (фула). Их роль выполняет
подкласс непереходных глаголов (морфологически обособленный
только в японском: ака-и "быть красным; красный", нэму-и "быть
сонным; сонный; хотеть(ся) спать", ср. нэмуру "спать"), которые
могут употребляться как в предикативной, так и в атрибутивной
функциях. В филиппинских и японском эти функции обслуживает
единая форма: япон. Хана ва акаи "Цветок красный" – акаи хана
"красный цветок". Так же образуются "синтаксические причастия"
от любых глаголов. В прочих языках японско-корейского подтипа в
атрибутивной функции выступают только особые (причастные)
формы: корейск. Тэк и нылкта "Хозяин стар" и нылгын тэк "старый
хозяин". В микронезийских языках атрибутивные формы образуют-
ся при помощи редупликации. В фула и японском формируется
класс собственно прилагательных.
В нумеративной синтагме в большинстве языков употребля-
ются классификаторы или их аналоги (изоглосса с нейтральным
строем): япон. Сан-нин но гакусэй "3 студента" и т.п.
Если имя в языках японско-корейского подтипа способно
употребляться в форме чистой основы (и даже корня), то мини-
мальную структуру предикативной единицы основа составляет
лишь в тех языках, которые сохраняют большинство основоизоли-
рующих черт (койсанские, микронезийские); в большинстве же
языков ее минимальную структуру составляют основа плюс фор-
мообразовательный аффикс – носитель предикативного значения: в
японском – временной или деепричастный, в корейском – статив, в
филиппинских – залого-временной, в фула – залого-видовой. Нивх-
ский язык занимает промежуточное положение, т.к. стативный
формант -д' индикатива употребляется в большинстве случаев, но
не обязательно (ср. аффективное употребление). В этом отношении
койсанские и микронезийские языки еще соотносимы с основоизо-
лирующими языками (например, полинезийскими). В большинстве
языков формообразовательная система очень развита. Пассивная
диатеза присутствует не во всех языках. В фула в пассивной конст-
рукции не выражается реальный субъект, что связано с происхож-
дением пассивного спряжения.
Наконец, характернейшей особенностью языков этого подтипа
является отсутствие (или начало формирования) личноглагольного
спряжения. В филиппинских языках морфологически выражается
число, но непоследовательно (в имени число выражается аналити-
чески и также факультативно), а приглагольные личные энклитики
употребляются только по необходимости. Видимое (кажущееся)
исключение составляет язык фула; но в нем субститутом спряже-
ния является употребление приглагольных субъектных местоиме-
ний: в перфекте mi lootii "я вымыл", a lootii "ты вымыл", в аористе
же наряду с mi looti и a looti есть формы lootumi "я помыл",
lootu'daa "ты помыл" (здесь дублирующие личные местоимения не
употребляются), но o looti "он помыл". Таким образом, фула не со-
ставляет особого исключения в этом отношении.
Особенности синтаксиса. Связь слов в словосочетаниях ис-
пользует средства, типичные как для изолирующих и основоизоли-
рующих (т.е. нейтральных) языков (порядок слов, служебные сло-
ва), так и для агглютинативных (аффиксация). Связь частей слож-
ного предложения осуществляется при помощи союзов и глаголь-
ных форм (как в большинстве агглютинативных языков); кроме то-
го, распространено бессоюзие, как в изолирующих и основоизоли-
рующих языках.
В целом наиболее архаичной (т.е. близкой к основоизолирую-
щей) структурой обладают койсанские и микронезийские языки, а
наиболее развитой (максимально агглютинативной с чертами флек-
тивизма) – корейский, нивхский и фула. Архетипом для такого раз-
вития можно считать структуру таких языков, как ровиана (океа-
нийская гр.) или полинезийские маори и язык острова Пасхи, а
продолжением этой ветви развития – агглютинативные номинатив-
ные языки основного подтипа, например, алтайские (со сформиро-
вавшимся глагольным спряжением, обособлением прилагательных
как части речи, оформлением агглютинативной падежной парадиг-
мы). Внешне на языки японско-корейского подтипа похожи мон-
гольский (халха) и тюркский саларский. Но саларский является ре-
зультатом регрессивного развития (утрата спряжения, унификация
склонения), а монгольский язык уже утерял многие характеристики
японско-корейского подтипа; единственная черта, сближающая его
с ними – отсутствие личноглагольного спряжения. Можно выска-
зать предположение, что типологической схемой японско-
корейского подтипа агглютинативных номинативных языков ха-
рактеризовался ностратический праязык.
Таким образом, номинативные языки при большом количестве
общих типологических характеристик все-таки неоднородны. Во-
первых, НЯ могут быть агглютинативными, профлективными и
флективными. Номинативная структура в разных условиях может
являться результатом развития нейтрального и, предположительно,
активного, эргативного и прономинативного строя. Наряду со стан-
дартным состоянием НЯ выделяются (в основном в пределах агг-
лютинативных языков) классный и японско-корейский подтипы,
обладающие яркими структурными особенностями, и ряд других
подтипов. Японско-корейский подтип показывает развитие НЯ от
нейтральной основоизолирующей стадии с номинативной интенци-
ей в сторону стандартного состояния агглютинативных НЯ. Класс-
ный подтип показывает другую ветвь развития, параллельную ос-
новной.

Лекция № 8.
Лексическая типология языков
1. Признаки, значимые для типологии лексических систем
2. Объем словарного фонда
3. Семантико-тематическая структура лексики
 4. Наличие и глубина стилистической дифференциации словаря
5. Источник новых обозначений и сравнительная продуктив-
ность разных средств пополнения словарного запаса
6. Социальные и внутриязыковые предпосылки заимствований
1. Признаки, значимые для типологии лексических систем
Лексическая типология - сравнительно новая область исследо-
ваний, возникшая в 50-х гг. XX в. Для становления ее метода в сла-
вистике особенно важны работы Исаченко 1958, Толстой 1969,
Супрун 1983. Предмет лексической типологии составляют типоло-
гические сходства и различия лексических систем в разных языках.
Имеется ряд особенностей, отличающих лексическую типологию
от типологии фонетико-фонологического и грамматического уров-
ней языка. Во-первых, типологически значимые различия в лексике
разных языков в значительной степени обусловлены типологией их
грамматики и, отчасти, фонетики. Поэтому некоторые глубокие ти-
пологические различия в лексике носят как бы вторичный, произ-
водный характер (например, различия между языками в степени
морфемной сложности слова; различия в характере распределения
лексики по частям речи; различия в составе подсистемы служебных
слов и др.).
Во-вторых, в сравнении с фонологией и грамматикой, лексика
представляет собой более слабую и нечеткую, в большей мере ве-
роятностную систему, значительно меньше структурированную.
Поэтому, в отличие от фонетико-фонологической и граммати-
ческой типологии, в лексической типологии отсутствуют и, по-
видимому, невозможны классификации языков.
В-третьих, степень изученности лексического уровня языков
значительно меньше, чем изученность фонологии и грамматики. В
силу более сложной, громоздкой и менее четкой организации лек-
сического уровня языка (в сравнении с фонологией и грамматикой),
большой трудоемкости словарного описания лексики, а тем более
создания сопоставимых описаний лексики разных языков, в лекси-
ческой типологии особенно ощутим недостаток эмпирических дан-
ных. Поэтому применительно к лексическому уровню практически
отсутствуют и скорее всего невозможны полные универсалии. Ос-
новной формой представления типологического знания о лексиче-
ских системах является характерология языков. Широкое развитие
получила также сопоставительная лексикология.
Для типологии лексических систем значимы следующие при-
знаки: 1)объем словарного фонда; 2) семантико-тематическая
структура лексики; 3) наличие и глубина стилистической диффе-
ренциации словаря; 4) источники новых обозначений и сравни-
тельная продуктивность разных средств пополнения словарного
запаса (таких, как морфемная деривация, семантическая деривация,
заимствования, образование несвободных сочетаний), что в свою
очередь обусловливает такие типологически значимые признаки,
как соотношение в языке мотивированных и немотивированных на-
званий; степень морфемной сложности слов.
2. Объем словарного фонда
В бесписьменном языке или диалекте примерно 10 тысяч слов
- таков «лексический минимум» языкового коллектива, по данным
современной диалектологии и антропологии. О «лексическом мак-
симуме» можно, хотя и с оговорками, судить по словарям-тезау
русам1 языков, обладающих продолжительной и богатой пись-
менной традицией. Тезаурус суммирует разновременную лексику,
в том числе слова, которые реально не сосуществовали в одно вре-
мя. По таким данным трудно судить об объеме лексики, которая
находится в обращении одновременно (синхронически), например,
в текущем столетии.
Объем «актуального» лексического запаса языка можно пред-
ставить по так называемым «средним» (по объему) толковым сло-
варям языков, рассчитанным на широкий круг пользователей (учи-
теля, издательства, студенты). В частности, Webster's Collegiate Dic
tionary насчитывает 130 тыс. слов. Ср. также данные, приводимые
А.Е.Супруном для словарей современных славянских языков (таб-
лица 5). Существенно меньший объем лексикона в серболужицких
условиях немецко-славянского двуязычия. Сравнительно не-
большой объем македонского словаря объясняется молодостью
языка - словарь создавался в период второго десятилетия
___________________________________
1
Тезаурс (от греч. Thesaurus – сокровище, клад, запас; обилие) – словарь, стремящийся к
максимально полному охвату и подробному описанию лексики данного языка.
существования литературного македонского языка (Супрун 1983, 8-
9).
Таблица 5.
Объемы словарей в современных славянских литературных
языках (в тысячах слов)
Бело- Бол- Верх Маке Ни Поль Рус- Серб Сло- Сло- Ук- Чеш-
ло- гар- нее- ке- жне - ский и вац- вен- раин- ский
рус- ский лу- дон- е- ский хор- кий ский ский
ский жиц ский лу- ват-
кий жиц ский
кий
100 170 46 62 40 125 120 143 125 110 137 250
Оценивая лексические запасы языков по словникам лексико-
нов, полезно иметь в виду, что все «средние» по объему словари в
предисловиях подчеркивают, что не претендуют на исчерпыва-
ющую лексическую полноту даже современного литературного
языка (не говоря о ближайшем живом прошлом - XIX в., а также о
живом настоящем - диалектно-просторечной лексике, часто обще-
известной в силу бытования в широких ареалах). В реальности в
современных языках слов значительно больше, чем 120 - 140 тыс.
По-видимому, количественная отметка здесь все же близка к
цифре, которую дают тезаурусы, - полмиллиона слов.
О соотношении словарного запаса языка, индивидуального сло-
варя отдельного человека и необходимом для общения лексическом
минимуме можно судить по данным, приведенным в таблице 6.

Таблица 6.
Количественные характеристики лексиконов
500 тыс. слов — тезаурус языка с тысячелетней письменной традицией
130 тыс. слов — общеупотребительный сводный лексикон современного языка
20 тыс. слов — в тексте сочинений Шекспира (совокупный объем текстов около 0,88
млн. словоупотреблений)
21 тыс. слов — в Словаре языка Пушкина (общий объем текстов около 0,5 млн. слово-
употреблений)
19 тыс. слов — в «Войне и мире» Толстого (объем текста 0,4 млн. словоупотреблений)
около 5 тыс.слов — употребляют минские школьники 12 лет, при том что знают (понимают)
около 30 тыс.слов (по данным Я.И.Вильтовской, см. Вильтовская 1980)
850 слов — в Basic English (в минимизированной системе Чарльза Огдена)
1500 слов— в Учебном словаре-минимуме немецкого языка (составители
В.И.Мартиневский, Е.И.Дубовик, Г.С.Шкробова /Мн.: Выш.шк., 1993)
1000 слов — в «Лексическом минимуме по английскому языку для студентов-
физиков» И.М.Сальковой (Мн.: Выш.шк., 1989)
 3. Семантико-тематическая структура лексики
Для типологической характеристики лексических систем су-
ществен не только количественный объем, но и качественный со-
став лексики в разных языках. Лексическое своеобразие языков
создается рядом слагаемых - таких, как наличие индивидуально-
этнической лексики; объем и характер структурированности от-
дельных лексико-семантических зон тех или иных лексико-
семантических полей и групп.
В этой связи обычно указывают на такие факты, как многочис-
ленность обозначений снега в эскимосском языке; целая система
названий песка и понятий коневодства - в арабском; десятки наи-
менований деревьев и плодов банана в языках тропической Афри-
ки; множество названий для ветров в языках и диалектах народов,
живущих на морском побережье; разветвленность непереводимой
терминологии тибетской медицины; высокую идиоматичность ре-
лигиозно-философской терминологии буддизма, даосизма, ламаиз-
ма - при распространении соответствующих учений их терминоло-
гия не столько переводится, сколько заимствуется в другие языки.
В XIX—XX вв. исследователей архаических социумов поражало,
как много в племенных языках названий для всего конкретного и
единичного, позволяющих в зримых, слышимых, осязаемых под-
робностях представлять в речи внешний мир, — и это при замет-
ных лакунах в сфере общих и родовых обозначений.
Глобальность современной цивилизации и информационных
процессов приводят к значительной унификации и нивелированию
лексического своеобразия языков. Современные языки различаются
не столько наличием-отсутствием того или иного пласта лексики,
сколько его происхождением и этноязыковой оболочкой. Напри-
мер, компьютерная терминология есть всюду, где есть компьюте-
ры, но в английском языке США эти термины «свои», они тесно
связаны с неспециальной обиходной лексикой и поэтому ближе
обиходному сознанию, в русском языке они заимствованы из анг-
лийского, а в словенском - в значительной мере переведены (каль-
кированы) и, таким образом, «одомашнены». Ср.: русск. компью-
тер - словенск. racunalnik, принтер - tiskalnik, курсор - kazalec,
графический процессор - risalnik, файл - predal и т.д.
 4. Наличие и глубина стилистической дифференциации сло-
варя
Стилистическая дифференциация лексики, конечно, ни в од-
ном языке не изначальна. Стилистически однородна лексика бес-
письменных языков и диалектов - до тех пор, пока говорящие не
начинают осознавать различия отдельных видов общения, в том
числе - путем осознания некоторых языковых средств в качестве
примет (маркеров) особых видов речи.
Исторически первые функционально-стилистические оппози-
ции форм общения складывались на основе различения, с одной
стороны, обиходного общения, а с другой, - речи, обращенной к
высшим силам, — в таких жанрах фидеистического слова, как заго-
вор, заклинание, клятва, молитва. Углубление функциональной
специализации языковых средств происходит по мере углубления
дифференциации социальных сфер общения. В принципе, чем
старше литературный язык, чем богаче его письменно-лите-
ратурная традиция, тем богаче, тоньше и определеннее спектр сти-
листических противопоставлений синонимических и параллельных
языковых средств.
Таблица 7.
Стилистическая градация синонимов в русском языке
Строго Нейтрально- Нейтрально- Разговорно- Просторечная
книжная лек- книжная разговорная фамильярная лексика
сика лексика лексика лексика
достояние имущество вещи барахло
бытие существование жизнь житье житуха
обилие множество много масса пропасть, уйма,
тьма
5. Источники новых обозначений и сравнительная продук-
тивность разных средств пополнения словарного запаса
При всем типологическом разнообразии языков и неповтори-
мости их индивидуальных судеб, существует всего четыре источ-
ника новых обозначений, т.е. четыре пути или способа пополнения
словаря (подобно тому, как во всех языках мира есть только 9 спо-
собов выражения грамматических значений). Источники пополне-
ния словаря бывают такие: 1) морфемная деривация; 2) семанти-
ческая деривация; 3) образование несвободных сочетаний; 4) за-
имствования. Все языки используют все четыре пути, однако в су-
щественно в разной мере.
 Морфемная деривация и лексикализация. В изолирующих язы-
ках Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии (китайском, вьетнам-
ском, кхмерском, лаосском и др.) морфемная деривация использу-
ется в минимальной мере. Индекс синтетичности вьетнамского
языка - 1,06 (по Гринбергу) - указывает, что в тексте длиной в 100
слов только 6 слов являются производными, т.е. продуктом аффик-
сальной деривации. Вместе с тем в изолирующих языках достаточ-
но развито словосложение, поэтому, например, во вьетнамском
тексте совокупный удельный вес аффиксальных производных и
сложных слов составляет 31 %, а доля непроизводных слов - 69 %
(Солнцева 1985, 138). Сложность проблемы, однако, в том, что в
изолирующих языках часто трудно отличить двукорневое сложное
слово от словосочетания, а полнознаменательное слово - от слу-
жебного.
В неизолирующих языках морфемная деривация используется
значительно шире и является основным источником новых слов.
Так, среди 3500 новых обозначений, вошедших в русский язык в
60-х гг. XX в., доля морфемных дериватов составляла примерно
83%; в составе новой английской лексики начала 60-х гг. - около
63%; в английской лексике 80-х гг. - 67,5% (Заботкина 1989).
По данным В.Г.Гака, основанным на сопоставлении лекси-
ческих оболочек для 800 понятий, во французском и русском язы-
ках слова с непроизводной основой составляют примерно треть
лексики, т.е. морфемных дериватов — около двух третей (Гак 1977,
59). В соотношении более мелких деривационных групп лексики
имеются более заметные межъязыковые различия (см. таблицу).
Таблица 8.
Удельный вес трех деривационных групп лексики во француз-
ском и русском языке
Языки Деривационная характеристика слова
Непроизводная Производная основа
основа
Однокорневое Двукорневое сло-
слово во
Французский 32% 60% 8%
Русский 34% 54 % 12 %
Кроме того, во французском чаще, чем в русском, новые слова
возникают в результате лексикализации (сращения) словосочета-
ний и в результате усечения основ (metro из metropolitan, labo из
laboratoire). В русском языке шире, чем во французском, ис-
пользуется суффиксально-префиксальная деривация и больше
сложно-суффиксальных слов, поэтому в среднем в русском слове
больше морфов, чем во французском (Гак 1977а, 241-252). В целом
большая деривационная сложность русского слова в сравнении с
французским объясняется различиями в морфологической типоло-
гии: русский язык относится к синтетическим языкам, в то время
как французский - к аналитическим.
В новой английской лексике 80-х гг. самым продуктивным спо-
собом образования неологизмов, по оценке автора-составителя со-
ответствующего словаря Дж.Эйто, оказался особый вид сокращен-
ных словосложений - контаминация начала первого слова и конца
второго: magalog 'большой (журнального формата), каталог с рек-
ламой товаров, заказываемых по почте' (из magazine 'журнал'
+catalogue), fertigation 'в агротехнике метод непрерывной капель-
ной подкормки и одновременного полива растений' (из fertilize
'удобрять' + irrigation 'орошение, ирригация') и т.п.
Семантическая деривация и конверсия как ее особый случай.
Семантические дериваты слова - это его новые значения. Яв-
ление семантической деривации (т.е. развитие у слов новых значе-
ний) универсально, однако процессы полисемии в разных языках
протекают с разной степенью интенсивности. Известно, что в ана-
литических языках слова в среднем более многозначны, чем в язы-
ках синтетических, - в этом убеждают сопоставимые по объему пе-
реводные и толковые словари соответствующих языков. Однако
надежное количественное межъязыковое сопоставление продук-
тивности семантической деривации затруднено. Дело в том, что, в
отличие от морфемной деривации, результаты которой представле-
ны «материально» - в виде новых словарных (и текстовых) единиц,
семантическая деривация естественно менее заметна и меньше ото-
бражается словарями. Имеющиеся данные о доле семантических
дериватов в кругу инноваций в разных языках обычно с трудом со-
поставимы - в силу разных принципов формирования соответст-
вующих баз данных. Велик разброс данных применительно и к од-
ному языку. В массе неологизмов русского языка доля семантиче-
ских дериватов, по оценкам Н.З.Котеловой, составляет 8-10%. В
таблице 6, составленной по данным Н.З.Котеловой, полученным на
основе словаря «Новые слова и значения» (для 60-х гг.), показана
относительная продуктивность семантической деривации и других
способов пополнения русской лексики.
Таблица 9.
Продуктивность разных источников (способов образования)
новых обозначений в русском языке
№ Источники (способы образования) новых обозначений Процент в общем объ-
еме новых обозначе-
ний
1 Морфемная деривация 83,5
2 Семантическая деривация (без конверсии) 8,0
3 Конверсия 0,5
4 Заимствования 6,8
5 Образование несвободных сочетаний слов 1,2
Всего 100
Как можно видеть, Н.З.Котелова не включает конверсию в се-
мантическую деривацию (напротив, конверсия рассматривается в
качестве разновидности морфемной деривации, см. Котелова 1978,
19). Между тем другие авторы видят в конверсии морфолого-
синтаксический способ словообразования или особый вид семан-
тической деривации.
Своеобразие конверсии в том, что формирование нового лек-
сического значения сопровождается кардинальным преобразова-
нием также и его грамматической семантики. В итоге слово пере-
ходит в иной грамматический класс (часть речи), ср. буровая, крас-
но-коричневые, гробовые 'выплаты за вредность проживания на
экологически опасных территориях' и т.п.); бел. братавая 'невес-
тка, жена брата', вартавы 'часовой, сторож'. Конверсия существен-
но более продуктивна в аналитических языках. Ср. модели кон-
версии, неизвестные славянским языкам: нем. Ыаи 'голубой, синий'
и das Blau 'синева, лазурь', франц. dejeuner 'завтракать' и ип dejeuner
'завтрак'; англ. an air 'воздух, атмосфера', air 'воздушный', to air
'проветривать, вентилировать'; a box 'ящик', (разг.) 'телевизор' и to
box 'показывать по телевидению'.
По данным Дж.Эйто, роль конверсии в создании новых обо-
значений в английском языке возрастает. Ср. частный вид конвер-
сии, состоящей в развитии или утрате глаголами переходности: to
air 1) 'проветривать' и 2) (новое) 'быть переданным по радио или те-
левидению'; to lag 1) 'отставать, запаздывать' (непереходн.) и 2) но-
вая модель управления, как у переходных глаголов: The US lags Ja-
pan in implementing robot technology 'США отстают от Японии в
развитии робототехники' (прежде было: The US lags behind
Japan...).
Образование несвободных словосочетаний.
Словари новой лексики (разных языков) включают, помимо
слов (лексем), также несвободные, т.е. в той или иной мере устой-
чивые и воспроизводимые, сочетания слов. В кругу несвободных
словосочетаний есть два основных класса единиц: 1) во-первых,
идиомы, т.е. семантически неразложимые (или не вполне разло-
жимые) словосочетания, в составе которых хотя бы одно слово
имеет неузуальное (несловарное) значение, как, например, русск.
голубые каски, в составе которого слово каски имеет метонимиче-
ское значение 'военнослужащие', а сочетание в целом обозначает
подразделение (-я) ООН; 2) во-вторых, неидиоматические несво-
бодные соединения слов, «несвобода» которых создается частой
повторяемостью, клишированностью данного сочетания (генная
инженерия, дом быта, нейтронная бомба и т.п.).
Продуктивность, с которой создаются новые несвободные
словосочетания, по-видимому, различна в разных языках. Однако
типологически доказательные суждения на этот счет высказать
трудно - из-за недостаточной сопоставимости лексикографических
данных. Тем не менее А.В.Исаченко указал на одно типологически
значительное различие между славянскими языками, состоящее в
том, что для обозначения новых реалий одни языки активизируют
свои словообразовательные возможности (т.е. морфемную дерива-
цию), в то время как в других языках (точнее, в другом - в русском)
в большей мере используются несвободные соединения слов (Иса-
ченко 1958).
По составу языковых средств, образующих языковую материю
(«ткань») стилей, между книжно-официальными стилями русского
языка и его разговорной речью имеется большее языковое расстоя-
ние и, следовательно, сильнее различия, чем расстояние и различия
между этими же стилями в других славянских языках. Как извест-
но, одна из ярких примет книжно-официальной речи в русском
языке - это наличие перифрастических оборотов вроде осуществ-
лять руководство, оказывать влияние, произвести измерение и т.п.
(вместо однословных обозначений руководить, влиять, измерить).
Составные наименования вроде железная дорога или зал ожидания
- как раз в духе таких оборотов: они призваны сохранять и увели-
чивать дистанцию между названными стилистическими регистрами
литературного русского языка. В других же славянских языках, бо-
лее молодых и поэтому более «демократичных», официально-
деловые стили ближе к разговорной речи и поэтому обходятся
меньшим числом стилистических маркеров, т.е. в этих языках
больше пласт средств, одинаково приемлемых и в обиходно-
разговорной, и в официально-деловой речи.
Заимствование и его особый случай - калькирование.
Лексические заимствования из соседних и далеких языков
есть в любом языке, хотя и в разной мере. Вместе с тем заимство-
вание слов — это только небольшая и видимая часть взаимодейст-
вия языков (видимая, поскольку новые лексические заимствования
«на слух» и «на глаз» ощущаются говорящими как «чужие» и не-
которое время сохраняют этот «привкус чужеязычности»). Однако
от внимания говорящих практически ускользают гораздо более об-
ширные изменения, происходящие под влиянием того или иного
чужого языка, - изменения в семантике языковых единиц, не затра-
гивающие привычную «наружную» лексическую оболочку обозна-
чений.
В результате влияния чужеязычных семантических моделей
появляются разнообразные кальки - словообразовательные, се-
мантические, фразеологические, синтаксические. Источник калек -
речевая практика билингвов (переводчиков, журналистов, «челно-
ков», мигрантов, туристов и др.). Кальки появляются как результат
буквального перевода (поморфемного, пословного, часто с сохра-
нением особенностей чужого управления и т.д.) иноязычной речи.
Кальки проникают в языки незаметно, в качестве едва ощутимой
речевой небрежности или смелости, и распространяются быстро.
Ср. некоторые из относительно недавних инноваций, возникших под английским
влиянием:
• челночный в значении 'связанный с передвижением туда и обратно' (вначале поез-
дов, автобусов и т.п., а затем и людей, ср. неологизм челночная дипломатия) под влияни-
ем англ. a shuttle - 'челнок', to shuttle - 'двигать(ся) взад и вперед'
• артикулировать в значении 'сформулировать, выразить мысли, настроения', наря-
ду с прежним 'произносить звуки речи';
 • ящик в значении 'телевизор' (под влиянием англ. a box 'телевизор'; ср. давно из-
вестный англ. каламбур: Less box, more books 'Меньше телевизора, больше книг');
• харизматический в значении 'притягательный, умеющий воздействовать на людей'
наряду с прежним значением 'обладающий религиозным даром воздействия на людей';
• пиратский 'незаконный' (в сфере авторского и смежного права), ср. пиратские ко-
пии, пиратская студия и т.п.
• меню, а также память, окно, мышь, вирус, жучок, всемирная паутина и др. (в ком-
пьютерном деле);
• пакет 'система мер, комплекс решений, законов и т.п.';
• ср. также распространяющееся употребление слов агрессивный, амбициозный, про-
вокативный без отрицательной коннотации соответствующих черт поведения (в контек-
стах вроде Мы ищем знающих, инициативных и (в хорошем смысле) агрессивных молодых
людей...; Что привлекло нас в этом амбициозном проекте...);
• фразеологические обороты агент влияния, бархатная революция, белые (и синие)
воротнички, взять таймаут, голубые каски, грязные деньги (и отмывать деньги), гума-
нитарная помощь, делать любовь, диалоговый режим, качество жизни, народная меди-
цина, страховая медицина, зеленые (два омонима: 1. Движение в защиту экологии; 2.
Доллары США) и мн. др.;
• ср. также некоторые изменения в грамматическом поведении слов: мн.ч. нацио-
нальные элиты, мелкие бизнесы, страхование рисков, выработаны свои формализмы;
мн.ч. от слова альтернатива, в то время как еще недавно альтернатива - это 'одна из
двух возможностей' и, следовательно, форма мн.ч. была ненужна.
В современных языках процессы заимствования и в том числе
семантическое калькирование происходят при взаимодействии не
только отдельных пар языков, но и сразу многих языков (исполь-
зуемых в масс медиа), нередко в самых разных регионах планеты.
Есть все основания говорить о интернационализации современных
литературных языков как об одной из существенных тенденций в
их новейшей истории (Подробно см. Тенденция 1997; Гутшмидт
1998). Впрочем, процессы языковой (и шире, - семиотической) ин-
тернационализации начинались не сегодня и не вчера: некоторые
виды особо важной информации (цифры, единицы измерения, эле-
менты научно-технической и медицинской терминологии, знаки
дорожного движения, знаки опасности, пиктограммы в аэропортах,
на вокзалах, в сфере сервиса и т.п.) давно имеют интернациональ-
ное выражение.
6. Социальные и внутриязыковые предпосылки заимствова-
ний
Продуктивность заимствования в качестве способа пополне-
ния словаря определяется тремя группами факторов: 1) характером
контактирования языков; 2) своеобразием языковой ситуации и
лингвистической идеологии общества; 2) внутриструктурными
особенностями языка-реципиента.
 Препятствуют заимствованиям обособленное (например, ост-
ровное) географическое положение народа, сильные изоляцио-
нистские и националистические настроения в общественном со-
знании, приводящие, в частности, к языковому пуризму (отри-
цательному отношению к заимствованиям, вплоть до стремления
избегать заимствований или даже очистить язык от имеющихся за-
имствований). Внутриязыковые ограничения заимствования свя-
заны с фонетико-морфологическими трудностями принятия чужого
слова.
Фонетико-морфологические препятствия на пути заимствова-
ний связаны с внутриструктурными особенностями языков. В неко-
торых языках возможны слоги строго определенной структуры (до-
пустим, только открытые), ограничено разнообразие звуковых це-
почек (например, невозможно соседство двух разных согласных)
или имеются ограничения в фонетической типологии слова (не бы-
вает трехсложных слов) и т.п. В частности, те или иные подобные
фонетические барьеры существуют в иврите, в венгерском, фин-
ском, китайском, японском языках. Трудность заимствования в та-
ких условиях связана с тем, что, как писал У.Вайнрайх, «заимство-
ванное слово будет поневоле резко выделяться на фоне слов родно-
го языка, если его звуковая оболочка не подвергнется радикально-
му изменению; но в этом случае оно рискует утратить значитель-
ную долю тех этимологических связей с международными корня-
ми, ради которых, возможно, и было оказано предпочтение меха-
низму перенесения перед заимствованием» (Вайнрайх 1972, 46).
Вот, например, как фонетически адаптировал некоторые европейс-
кие заимствования китайский язык: bolangning (англ. 'браунинг'),
hailuoyin (нем. 'героин'), ashipilin (нем. 'аспирин'). Ср. также некото-
рые заимствования из русского языка: suwei'ai ('совет'), buershi-
weike ('большевик'), lubu ('рубль'). Они стали неузнаваемы! (приме-
ры В.И.Горелова). Поэтому в китайском языке так мало заимство-
ваний: по данным китайских исследователей, из санскрита китай-
ский язык заимствовал около 200 слов; из тибетского, маньчжур-
ского, монгольского, а также из западных языков - около 900 слов,
преимущественно научно-технических терминов (Горелов 1979,
135-136). Внутриязыковые препятствия на пути заимствований не-
редко создаются морфологическим обликом слова. Так, морфоло-
гия глагола обычно сложнее, чем морфология имени. Отчасти по-
этому среди заимствований в любом языке глаголов в 2-3 раза
меньше, чем существительных (отчасти же это обусловлено рече-
мыс-лительными причинами).
И все же основные барьеры на пути заимствований связаны не
с фонетико-морфологическими трудностями, а с идеологическим
неприятием чужого слова. И наоборот: спад пуристических на-
строений приводит к заимствованиям. Например, даже в японском
языке - и островном, и генеалогически обособленном, с серьезными
ограничениями в моделях слогов и звуковых цепей, с давними изо-
ляционистскими традициями в культуре (сильными, во всяком слу-
чае, до середины XX в.) - число заимствований значительно боль-
ше, чем в китайском, - их около 17 тыс. (по данным для середины
60-х гг. XX в.; см. Новые слова 1978, 32).
Многочисленность заимствований — отнюдь не признак «сла-
бости» языка, а скорее, открытости, восприимчивости культуры на-
рода к чужому новому. Например, в английском языке французских
и латинских заимствований (по разным данным) примерно 40-50 %,
причем в основном это обозначения понятий культуры и науки. По-
видимому, язык, в котором много заимствований, восходящих к
корнеслову классического языка своего культурного ареала, ощу-
щается соседями как «не вполне чужой» - его проще учить, на нем
легче читать. Вполне вероятно, что обилие слов и корней роман-
ского происхождения делает английский язык лексически близким
не только романским народам, но и другим языкам - в той мере, в
какой они используют интернациональный (в частности, латин-
ский) корнеслов в своей общекультурной и терминологической
лексике.
Идеологическое неприятие заимствований характерно преиму-
щественно для «закрытых» социумов или для относительно не-
больших народов, озабоченных сохранением своей этноязыковой
самостоятельности. Впрочем, пуристические настроения известны
и в ситуациях, когда национальной независимости ничего не уг-
рожает - ср. нетерпимость в правых кругах современной Франции к
англо-американским заимствованиям. А.В.Исаченко писал о пу-
ризме немецких романтиков, особенно после победы над На-
полеоном, стремившихся «освободиться от галломании отживаю-
щей свой век аристократии и от сковывающего влияния латыни
ученых кабинетов, суда и администрации» (Исаченко 1958, 352).
В истории разных языков в какой-то век больше заимствова-
ний из одного языка, в другой век - из другого. В XX в. в русском,
английском, немецком, испанском, польском языках больше всего
общекультурных (неспециальных) заимствований было из фран-
цузского языка. К концу века, во всяком случае, в научно-
технической терминологии части языков, резко возрос удельный
вес английских заимствований.
Существует прямая зависимость между количеством книг, пе-
реведенных с тех или иных языков в определенное десятилетие или
столетие, и количеством лексических заимствований из этих язы-
ков в это время. Например, в истории русской культуры до XVII в.
преобладали переводы с греческого, в XVII - с латинского, в XVIII
и XIX - с французского, в XX - с английского (хотя, разумеется, во
все века были переводы и с других языков). Соответствующей была
и динамика заимствований, с той, однако, существенной оговоркой,
что огромный и в смысловом отношении важнейший пласт заимст-
вований в русском языке составила лексика, «чужеязычность» ко-
торой не ощущается говорящими. Это заимствования из церковно-
славянского языка - классического языка славянской образованно-
сти.
Лекция № 9.
Языковые универсалии
1. О лингвистических универсалиях и универсалиях языка
2. Универсалии языка не относятся к универсальной грамматике
3. Универсалии языка и семиотические универсалии
4. Индуктивные и дедуктивные универсалии
5. Принципы систематизации универсалий
1. О лингвистических универсалиях и универсалиях языка
Термин «универсалии языка» в современном значении появляется в
литературе по лингвистике начиная с Нью-Йоркской конференции по
универсалиям (13—15 апреля 1961 г.).
Примеры универсалий: (1) во всех языках существуют союзы; (2)
если субъект и объект располагаются перед глаголами, то есть катего-
рия падежа.
 В каком-то смысле термин «универсалия» неудачен, так как называ-
ет принципиально новую область лингвистических исследований ста-
рым именем, несущим на себе груз многих ассоциаций.
Термин «универсалия» широко применялся, да и до сих пор при-
меняется в философии. Там он связан с идеей категориализации мира.
Ясно, что в этом значении он весьма далек от лингвистики и его можно
не рассматривать. Однако и собственно лингвистические ассоциации,
вызываемые термином «универсалия» достаточно многообразны.
Для того, чтобы дать понятие об этом термине, о разделе лингвис-
тики, обозначаемом им, обратимся к отношениям между универсалиями
и другими отделами лингвистической теории.

2. Универсалии языка не относятся к универсальной грам-

матике

Термин «универсалия» в лингвистике может быть связан с це-

лым лингвистическим направлением, имевшим место в прошлом.
Речь идет о так называемых универсальных грамматиках, сыгравших в
истории языкознания заметную роль. Считается, что универсальные
грамматики берут начало от классической рациональной грамматики,
созданной в Port-Royal. Следует указать, что принципы универсализма
были господствующими в теоретическом языкознании до В. Гумбольдта
и удерживались при описании незнакомых языков практически вплоть
до нашего времени, до появления методики дескриптивных грамматик,
основные черты которых были суммированы 3. Харрисом. Таким обра-
зом, львиная доля грамматик восточных языков и значительная часть
грамматик западных языков написаны с позиций универсальной
грамматики.
Теоретические позиции универсальной грамматики достаточно
просты. Наиболее наглядно они видны при формулировании граммати-
ческих правил. Сравниваются не менее двух языков; грамматика од-
ного из них дана, а другого неизвестна и должна быть описана. Сопос-
тавляя грамматическую интерпретацию текстов обоих языков, по смыс-
лу отыскивают соответствующие эквивалентные формы в текстах опи-
сываемого языка. Затем эти формы объединяются по образцу катего-
рий грамматики, служащей эталоном. Так составляются новые грам-
матики неизвестного языка. Например, О. Иакинф, составляя первую
на русском языке грамматику китайского языка, считал выражением
категории множественного числа в китайском такие разнородные в
системе китайского языка явления, как суффикс множественности лиц
мынь, редупликацию основы имени, обращение чжу «вы все» и т.п., т.е.
фактически сводил в один ряд серию лексических и грамматических
синонимов со значением множественности.
Универсальные грамматики благодаря такому построению (через
семантические межъязыковые инварианты) обладают рядом удобств в
изучении неродного языка. Этим и объясняется их польза и долго-
вечность.
Семантические межъязыковые инварианты появляются в универ-
сальных грамматиках как номенклатура значений, выделенных антич-
ной латинской (и греческой) грамматикой. Эта номенклатура значе-
ний считалась универсальной, т.е. необходимо присущей всем язы-
кам. Универсальность данной номенклатуры значений определялась
исходя из допущения о единстве формы мысли независимо от форм
языка. Поскольку логика, как считали тогда, должна быть единой,
то и система грамматических значений также должна быть единой.
Универсалии языка совершенно не то, что универсальная
грамматика. Здесь невозможно говорить о возрождении принципов
универсальной грамматики хотя бы потому, что универсалии языка
имплицитно включают в себя принципы формальной грамматики,
развитые в противовес универсальной грамматике внутри сравни-
тельно-исторического языкознания. Формальная грамматика как бы
«отменила» тезис о единстве форм мысли, указав на то, что мен-
тальным субстратом лингвистики является не логика, а психология.
Она предположила, что мысль индивида или этнического коллекти-
ва, объединенного языком, течет по особым законам, которые не
едины в своих проявлениях. Универсалии языка, полностью насле-
дуют этот принцип. В «Меморандуме о языковых универсалиях»
Гринберг, Осгуд и Дженкинс пишут: «... поскольку язык является
одновременно одним из аспектов индивидуального поведения и
одним из аспектов культуры человечества, его универсалии пред-
полагают и большое число мест соприкосновения с подчеркнутыми
психологическими принципами (психолингвистика) и значительные
источники суждений о человеческой культуре в целом (этнолин-
гвистика)».
 Как видно из цитаты, универсалии языка наследуют и второй
принцип формальной грамматики: значение выводится по лингвис-
тическим формам, а не наоборот (т.е. в исследовании форма им-
плицирует значение, а не значение имплицирует форму). Отсюда
грамматические значения в принципе различны в разных языках.
Признание принципов формализма делает универсалии языка
антиподом универсальной грамматики.
3. Универсалии языка и семиотические универсалии
Чарльз Хоккет в своей статье «Проблемы универсалий в языке»
исчерпывающим образом определяет эмпирическую область, в ко-
торой выводятся универсалии. Эта эмпирическая область выводится
Хоккетом через перечисление ее признаков. Всего разных призна-
ков предложено 16:
1. Для любой языковой коммуникации существует го-
лосослуховой канал.
2. Все языковые сигналы могут быть переданы по радио
и всегда воспринимаются непосредственно (во времени).
3. Все языковые сигналы существуют в пределах слу-
ховой досягаемости и во время произношения.
4. Все участники речевой коммуникации могут быть и
передающими речевые сигналы и получающими их.
5. Производитель речевого сигнала сам в то же время
является получателем этого же сигнала.
6. Прямой энергетический эффект языковых сигналов
несуществен, важен только триггерный (т.е. относящийся
к кибернетике) их эффект.
7. Функция языковых сигналов состоит в организации
жизни общества, поскольку они (языковые сигналы) пред-
ставляют собой ассоциативные связи между сигнальными
элементами и явлениями мира. Лингвистические формы
есть называния (denotations).
8. Связь между значимыми элементами языка и тем,
что они называют, не зависит от психического или внешнего
(геометрического) сходства между ними, т.е. семантические
отношения арбитрарные, а не иконические.
9. Все возможные высказывания в любом языке состоят
из дискретных единиц.
 10. Языковые сообщения могут относиться к предме-
там, которые не представлены в том пространстве и времени,
в котором происходит коммуникация.
11. Язык, как набор предложений, есть открытая си-
стема. Новые языковые предложения создаются свободно
и легко. В языке новые высказывания могут быть образо-
ваны путем создания аналогичных форм или путем преобра-
зования старых. В языке как новые, так и старые элементы
могут получить новое семантическое наполнение благодаря
бытовому и речевому контекстам.
12. Язык, его правила передаются путем научения, а
не через генетическую субстанцию.
13. Каждый язык имеет две подсистемы: семантическую
и плерематическую.
14. Языковые сообщения могут быть неверными или
бессмысленными в логическом отношении.
15. На языке можно высказываться о самом языке.
16. Человек, владеющий одним языком, может изучить
другой.
Данная система определений эмпирической области языка далее
переопределяется Хоккетом как специфицирующий признак челове-
ческого коллектива.
Судя по статье, сам Чарльз Хоккет, видимо, не склонен высоко
оценивать тот шаг, который он совершил, суммировав признаки эмпири-
ческой области лингвистических универсалий. В самом деле, как будто
бы каждый из 16 признаков так или иначе, вместе или порознь уже на-
зывался разными исследователями.
Представляется, однако, что заслуга Ч. Хоккета тем не менее
очень велика. Она состоит в том что а) он сформулировал перечень при-
знаков и б) отнес этот перечень к универсалиям. Это казалось бы незна-
чительное движение имеет большие и плодотворные последствия.
Обратившись к списку Хоккета, можно увидеть, что признаки эм-
пирической области сгруппированы определенным образом, хотя эта
группировка и скрыта перечислением.
(а) Признаки с 1 по 5 называют область устной комму-
никации, т.е. исчерпывающе описывают характеристики
устной речи по ее материалу.
 (б) Признаки с 6 по 8 называют социально-знаковую
природу языка. Сюда же следует отнести: признак 10,
говорящий о возможности конструировать новую ситуацию
в знаках (за пределами ситуации общения); признак 13,
говорящий о членимости языка на план выражения и план
содержания; признак 14 и признак 15, которые также
указывают на специфику знаковости языка, обнаруживая
ее независимость от логики и возможность говорить о
языке на том же языке.
(в) Признаки 9 и 11 указывают на способ интерпретации звукового
языка с помощью графических средств: линейность, членимость, комби-
наторика, открытость текстов. Признаки 12 и 16 говорят о способах пе-
редачи знаковой системы (не текста) и о возможностях такой переда-
чи. Для уяснения природы эмпирической области лингвистических
универсалий рассмотрим характер каждой из групп признаков, назван-
ных Хокеттом. Группу (а) назовем признаком материала, группу (б) —
признаками знаковости, группу (в) — признаками средства анализа или
признаками деятельности.
В соответствии с признаками материала в качестве эмпирической
области универсалий из всей области семиотических материалов вы-
деляется только область устной речи.
В соответствии с признаками знаковости: незначимость энергети-
ческого эффекта, социальная организация коллектива людей через на-
зывание предметов, условность связи между обеими сторонами знака,
деление знаков на планы выражения и содержания, факультативность
логического понимания истинности, — эмпирическое поле для выведе-
ния универсалий становится столь широким, что охватывает не только
область так называемого естественного языка, но и весь мир знаковых
систем.
Для этого поля эмпирии имеет смысл, например, утверждение: при
интерпретации одной знаковой системы средствами другой необходима
посредующая система диакритик (знаки письменности, нотная запись
и т.п.).
Признаки средства анализа еще более широки; они являются
присущими по природе не только языку или любой другой знаковой
системе, но и любой форме деятельности. Так, необходимости традиции
 и возможности обучения справедливы для языка только потому, что
язык есть деятельность.
Примером универсалии, построенной только на признаках средств
анализа, может служить такое высказывание: если линейная последова-
тельность содержит дистрибутивно различенные элементы (элементы,
характеризующиеся контрастной и дополнительной дистрибуцией), то
есть и парадигмы.
Более подробное выделение эмпирической области деятельности
как целого в настоящее время сложно. Во-первых, потому, что данная
область может быть очерчена сколько-нибудь четко в своих границах по
крайней мере только развитыми семиотическими исследованиями. Пока
этого нет. Во-вторых, потому, что, по-видимому, изменчивость границ
этой области весьма велика, особенно в последнее время. Это также за-
трудняет генерализующие суждения. Из рассмотрения областей эмпи-
рии, выделенных по разным группам признаков, видно, что эти области
различаются по своему объему. Область, выделяемая признаками мате-
риала, целиком включается в область, выделяемую признаками знаково-
сти. Область, выделяемая признаками средств анализа, (или признака-
ми деятельности), при расширительном толковании включает в себя
целиком область, выделяемую признаками материала (т.е. пись-
менные и бесписьменные устные языки) и признаками знаковости.
Как же следует понимать эмпирическую область универсалий?
Ясно, что возможны по крайней мере два толкования: а) эмпи-
рической областью универсалий следует считать такую область, в
которой одновременно представлены все признаки, входящие во все
группы, б) эмпирической областью универсалий следует считать
такую область, где может быть хотя бы один признак из всех на-
званных.
В первом случае эмпирическая область универсалий соотно-
сима с термином «естественные языки», во втором случае эмпири-
ческая область универсалий весьма широка и фактически покрыва-
ет все семиотические системы, (а может быть и не только семиоти-
ческие системы).
Теперь есть возможность уточнить термины, которыми мы
уже пользуемся:
Авторы меморандума пользуются термином у н и в е р с а л и и
я з ы к а ; мы здесь (вслед за Б. А. Успенским) будем пользоваться
термином л и н г в и с т и ч е с кие у н и в е р с а л и и . Термин «уни-
версалии языка» (Universale ot language) кажется нам менее удач-
ным. Если термин «лингвистические универсалии» покрывает толь-
ко традиционное поле лингвистики: «естественные языки», ха-
рактеризующиеся особого рода материалом знаков — устной речью,
то термин «универсалии языка» покрывает также и более широкое
эмпирическое поле — семиотику.
Так, высказывание: если есть произведение в жанре науки, то
есть и авторская атрибуция текста, — может быть отнесено к уни-
версалиям языка, но не может быть отнесено к лингвистическим
универсалиям. С точки зрения группировки признаков, названных
Хокеттом, следует поэтому различать:
а) лингвистические универсалии — универсалии, выво
димые на эмпирической области, где одновременно пред
ставлены все признаки;
б) семиотические универсалии — универсалии, выводи
мые на эмпирической области, где может быть представлен
хотя бы один из их признаков списка Хоккета.
Термин «универсалии языка», таким образом, должен был бы
охватить обе эти группы, в то время как участники Нью-Йоркской
конференции имели в виду именно лингвистические универсалии,
что видно из примерных универсалий, выведенных ими. Так, Хок-
кет предлагает такие универсалии:
«Каждый человеческий язык имеет некоторое количество эле-
ментов, значение которых зависит от элементарных явлений рече-
вой ситуации». (Иначе, в каждом языке есть местоимения, место-
именные частицы, суффиксы и местоименные слова).
«Между диектическими элементами каждого человеческого
языка существуют такие, которые обозначают говорящего, и такие,
которые обозначают адресат речи».
«Каждый человеческий язык имеет собственные имена».
«В каждом языке существует противопоставление по окраске
гласных».
«Если в некотором языке есть система гласных, то существует
различие по подъему языка (в этой системе)» ... и т.п.
Таким образом, Хоккет не называет ни одной универсалии,
которая не была бы лингвистической универсалией.
 4. Индуктивные и дедуктивные универсалии
Говоря об универсалиях, иногда имеют в виду непосредственно
изучаемую р е а л ь н о с т ь — языки мира (т.е. язык-объект), иногда
— в ы с к а з ы в а н и я о языке (т.е. метаязык). Соответственно уни-
версалии понимаются по-разному: 1) как я в л е н и я (свойства, ха-
рактеристики, процессы), присущие всем или почти всем языкам
мира; 2) как любое в ы с к а з ы в а н и е , верное для всех или почти
всех языков мира.
Во многих случаях это различие не важно - в конце концов за «высказываниями» о
реальности мыслится сама реальность. Однако полезно иметь в виду, что открытие новых
универсалий иногда сводится к переформулированию уже имеющегося лингвистического
знания в высказывания, отвечающие логико-стилистическому с т а н д а р т у «лингвисти-
ческой универсалии». Например, представления о системном характере языка, его уровне-
вом строении и знаковой природе могут быть сформулированы как серии универсалий,
вроде Все языки представляют собой многоуровневые семиотические системы; Любой
уровень языка представляет собой систему и т.п. В универсалии могут быть «разверну-
ты» термины ассимиляция, диссимиляция, палатализация и другие обозначения повсеме-
стно наблюдаемых звуковых процессов, ср.: В истории любого языка бывали / бывают
ассимиляции (диссимиляции, палатализации) и т.п. Некоторые банальные истины форму-
лируются в виде универсалий «для порядка» — чтобы представить весь список универ-
сальных явлений, относящихся к тому или иному уровню, например: В каждом языке
есть гласные и согласные. И если в этом случае здравый смысл готов спросить: «А как же
иначе?», то уже относительно «соседних» фонологических оппозиций вовсе не так все
предсказуемо: Всюду ли есть оппозиция звонких и глухих согласных? А твердых и мягких?
Универсальна ли оппозиция передних и задних гласных?
Однако иногда такого рода высказывания тривиальны только на первый взгляд—
если не выходить за пределы, допустим, индоевропейских языков. Пестрота языкового
ландшафта мира убеждает, что универсальность многих явлений не так уж «сама собой
разумеется», а то и вовсе обманчива. Банально ли, например, такое утверждение: В каж-
дом языке есть фонема? Если принять во внимание, что для языков с жесткими ограни-
чениями в структуре слога и звуковых цепей (например, для японского) основной едини-
цей фонетико-фонологического уровня оказывается не фонема, а слог (см. § 22), то преж-
де, чем формулировать универсалию, необходимо уточнить понятие фонемы или ограни-
читься более общей (следовательно, менее содержательной) формулировкой: В каждом
языке есть смыслоразличительные фонетико-фонологические единицы. Познавательной
ценностью в таком случае будет обладать не универсалия, а сведения о том, чту именно—
фонема или слог — является в тех или иных языках основной смыслоразличительной
единицей.
В зависимости от способа выдвижения (формулирования) уни-
версалий различают универсалии дедуктивные (аксиоматические)
и индуктивные (эмпирические). Дедуктивная универсалия — это
теоретическое допущение (предположение) о том, что некоторое
свойство X должно быть присуще всем языкам. В такого рода до-
пущениях имеет место дедукция — логический вывод о свойстве
отдельных объектов на основании суждения об классе таких объек-
тов. Примеры:
 - Все естественные языки имеют уровневое строение.
- В системе любого естественного языка, а также в рече-
вой деятельности на любом естественном языке имеется проти-
вопоставление центра и периферии. Речевая деятельность, отно-
симая к периферийной, связана с необычной речевой ситуаци-
ей (пение, шепот, крик; речь ребенка, речь иностранца или но-
сителя диалекта, старающегося говорить на литературном язы-
ке, речь заики; поэтическая, ритуальная, актерская речь и т.д.;
подроби, см. Успенский, Живов 1973).
- Всюду есть гласные и согласные (это следует из психофи-
зиологических условий фонации и аудирования).
- Во всех языках имеются воспроизводимые семантиче-
ские единицы, хранящиеся в сознании в готовом виде (возможно,
уровневая принадлежность таких единиц различна в разных
языках: это может быть слово; основа или корень слова; слово
и сопровождающие его предлоги и послелоги).
Индуктивная универсалия — это некоторое свойство Y, кото-
рое обнаружено во всех доступных для наблюдения языках и по-
этому считается присущим всем языкам мира. Иначе говоря, свой-
ство отдельных объектов распространяется (индуцируется) на весь
класс объектов - все языки мира. Примеры:
- В каждом языке есть оппозиция шумных и сонорных.
- В каждом языке есть местоимения.
Реально в процессах поиска и выдвижения универсалий при-
сутствуют и дедуктивные и индуктивные операции. Дедуктивные
универсалии строятся из наблюдений и размышлений над неко-
торой ограниченной совокупностью конкретных языков и затем
индуктивно «проверяются» на более широком языковом материале.
Поиск индуктивных универсалий начинается все-таки «маленькой
дедукцией» — гипотезой о том, какие свойства языков могут быть
универсальными и, следовательно, где стоит искать универсалии.
Нередко индуктивные универсалии не только подтверждают, но и
конкретизируют, тем самым содержательно обогащают дедуктив-
ные предположения. Так, общенаучные представления из теории
информации и связи привели к выдвижению следующей дедуктив-
ной универсалии: Все естественные языки обладают свойством
избыточности в передаче информации. Позже статистические об-
следования текстов на разных языках позволили существенно кон-
кретизировать данную универсалию. Оказалось, что мера избы-
точности языков также универсальна: в аспекте плана выраже-
ния (предсказуемости букв или фонем) она составляет 60— 70 %
(что и создает помехоустойчивость и тем самым - надежность язы-
ков в передаче информации).
Не раз указывалось, что познавательной ценностью обладают
только индуктивные универсалии, в то время как дедуктивные—
это выводы или следствия из уже, имеющихся общетеоретических
представлений о языке, т.е. не новое знание, а лишь по-новому
представленное знание. По сути дедуктивные универсалии — это
заключенные в форму универсалий некоторые ключевые высказы-
вания, как бы извлеченные из общей «связной» теории языка. Ина-
че говоря, выдвижение дедуктивных универсалий — это проблема
не поиска знания о языке, а презентации знания. В дальнейшем из-
ложении, если специально не оговаривается, речь идет об индук-
тивных универсалиях.
5. Принципы систематизации универсалий
Количество индуктивных универсалий превышает несколько
сотен высказываний. Наиболее полный список универсалий (в таб-
личной записи, на русском языке) см. в работе: Успенский 1965,
182 — 222; дополнение в издании: Языковые универсалии 1969,
332 — 340. В этих сводах универсалии систематизированы в зави-
симости от уровня языковой структуры, к которому они относятся.
Уровневая систематизация универсалий представлена и в этом по-
собии.
Уровневая классификация универсалий — это наиболее орга-
ническая и поэтому содержательно полезная (информативная) для
языкознания систематизация. Однако имеются универсалии, кото-
рые относятся сразу к нескольким уровням (например, к морфоло-
гии и синтаксису, т.е. к грамматике в целом; или к плану содержа-
ния грамматики и лексики, т.е. к языковой семантике в целом).
Примером таких «сверхуровневых» или «надуровневых» универса-
лий может быть фундаментальная закономерность в грамматиче-
ской (частеречной) организации словаря: в каждом языке имеются
части речи, т.е. естественные классы слов с одинаковыми или
сходными морфологическими и синтаксическим признаками и воз-
можностями; при этом, однако, в разных языках степень четко-
сти в распределении слов по частям речи может быть разной.
Исключительно информативны универсалии «межуровнево-
го» характера, т.е. такие, в которых увидены зависимости между за-
кономерностями в организации разных языковых уровней. Такого
рода универсалии, указывающие на связь разноуровневых явлений,
называют корреляционными. Ср., например, корреляционную уни-
версалию о зависимости между лексической семантикой глаголов и
их залоговыми свойствами: В любом языке подавляющее большин-
ство глаголов с общим значением 'создавать' или 'уничтожать' по
своим формально-грамматическим свойствам являются переход-
ными глаголами (И.Ш.Козинский).
В идеале уровневая систематизация универсалий могла бы
предстать в виде своего рода «универсальной грамматики» —
«очерка» языка-эталона, т.е. экспликации инвариантной струк-
турно-семантической схемы (чертежа, плана) всех языков мира.
Для понимания природы общности языков важны классифи-
кации универсалий, в которых универсалии группируются в за-
висимости от источника (причины) тех или иных межъязыковых
сходств. Ср. номенклатуру таких источников (предложенную в ра-
боте Гэсс, Ард 1989): физическая основа, перцептуальная основа,
когнитивная основа, метод освоения языка, нейронная основа
употребления языка, интеракциональная основа, диахроническая
основа.
Помимо уровневого и этиологического (причинного) прин-
ципов систематизации универсалий, существуют классификации,
построенные по некоторым другим признакам - методологическим,
формально-логическим, количественным: 1) дедуктивные и индук-
тивные универсалии 2) "полные (или абсолютные) и статистиче-
ские универсалии (или «почти-универсалии»); 3) простые и импли-
кативные универсалии; 4) универсалии, относящиеся к структуре
языка (в соссюровском смысле), и универсалии, относящиеся к ре-
чи (речевые универсалии); 5) универсалии, относящиеся к статике
языка, и универсальные закономерности в исторических изменени-
ях языков (диахронические универсалии).
 Лекция № 10.
Лингвистические универсалии
1. Виды универсалий
2. Типы универсалий
3. Язык-эталон: оптимальная систематизация универсалий и
гипотетический инвариант языков мира
1. Виды универсалий
Виды универсалий в зависимости от степени универсальности:
абсолютные и статистические универсалии
Среди индуктивных универсалий нет ни одного утверждения,
адекватность которого была бы эмпирически проверена на мате-
риале всех 4—5 тысяч языков Земли. Индукция в лингвистике уни-
версалий, конечно, никогда не бывала полной.
Знаменитая работа Джозефа Гринберга 1962 г. о 45 грамматических универсалиях
(Гринберг 1970) написана по данным для 30 языков (однако практически всех языковых
семей). В базе фонологических данных Калифорнийского университета есть сведения о
317 языках1. Н.К.Соколовская обнаружила 50 семантических универсалий в системе лич-
ных местоимений на материале более 400 языков (Соколовская 1980). Работа М.Рулена
(Ruhlen) об универсалиях в сфере носовых согласных и гласных основана на материале
700 языков2.
Тем не менее говорить о полных и неполных универсалиях
имеет смысл. Во-первых, даже на этом ограниченном материале
обнаружены универсалии, которые не имеют исключений (их и на-
зывают полными, или абсолютными), и статистические (веро-
ятностные) универсалии, или «почти-универсалии», формули-
ровки которых сопровождаются указанием на одно-два или три-че-
тыре языка-исключения3. Именно в кругу «абсолютных» универ-
салий окажутся со временем те универсалии, которые релевантны
действительно для тысяч языков, причем таких универсалий не так
уж мало.
Во-вторых, статистические, или вероятностные универсалии,
«более осторожные» (по выражению Вяч.Вс.Иванова), в познава-
1
An Encyclopedia of Language. Ed. by N.'E.Collinge. London — New York, 1990. P. 299.
2
An Encyclopedia of Language. Ed. by N.'E.Collinge. London — New York, 1990. P. 299.
3
Впрочем, наиболее осторожные типологи предпочитают, применительно даже к абсолютным
универсалиям, говорить не обо в с е х языках, но об их п о д а в л я ю щ е м б о л ь ш и н с т в е , оп-
ределяя это большинство в 90 % от генеральной совокупности в 5 тысяч языков (Козинский
1985). Если исключений достаточно много, то такие типологические закономерности иногда на-
зывают фреквенталиями (лат. frequens — частый).
тельном отношении не менее интересны, чем абсолютные. Они
очень информативны, потому что показывают ту грань, где языки
балансируют между «обязательным» и «типичным». Среди ста-
тистических универсалий нет тривиальных утверждений. Примеры
абсолютных универсалий:
— Во всех языках есть местоимения.
— Во всех языках имеются модальные значения (У.Вайнрайх).
— В системе личных местоимений обязательно различение 1-го,
2-го и 3-го лица (т.е. участников и не-участников коммуника-
тивного акта, а также говорящего и слушающего).
— Если есть противопоставление по числу у существи-
тельных, то это же противопоставление есть и у местоимений
(Языковые универсалии 1969, 335).
— Количество противопоставлений по категории лица у
притяжательных местоимений или притяжательных аффиксов
не выше, чем то, которое имеетсяу личных местоимений (Соко-
ловская 1980, 98).
Примеры статистических универсалий:
—Почти во всех языках имеется не менее 2 гласных фонем.
Исключения: язык аранта в Австралии, тонкава (индейский
язык), абазинский (кавказская семья). Согласно ларингальной
гипотезе Ф.Соссюра, один гласный был в раннем индоевропей-
ском языке1 .
—В большинстве языков имеется носовой согласный. Исклю-
чение: три языка салишской группы (Успенский 1965, 191).
—Если есть противопоставление по роду у существитель-
ных, то это же противопоставление есть и у местоимений. Ис-
ключение: некоторые дагестанские языки (Языковые универса-
лии 1969, 335).
—Если есть различие по роду в 3-м лице ед.ч., то это разли-
чие имеется и во 2-м лице ед.ч. Исключение: ряд языков Нигерии
(Успенский 1965,213).
Тройственная оппозиция полных универсалий, «почти-
универсалий» и фреквенталий позволяет увидеть вероятностную
(статистическую) иерархию закономерностей универсальной
структуры человеческого языка (т.е. «Языка Человека»): 1) увидеть,
что в языке абсолютно необходимо; 2) без чего язык «почти» не-
возможен (но, значит, все-таки возможен!); 3) что достаточно тии-
пично, но все же необязательно, «можно и обойтись»; 4) что в язы-
ках встречается крайне редко (это как раз то «обратное» явление,
которое представлено в языках-«исключениях» из «почти-
универсалий», — например, вокализм, в котором одна гласная фо-
нема).
Виды универсалий в зависимости от их логической формы:
простые и импликативные универсалии
Простые, или элементарные универсалии — это высказывания
вида: В каждом языке имеется явление А. Импликативные универ-
салии (или импликации4) — это высказывания с условной прида-
точной частью, в которых констатируется взаимосвязанное наличие
двух языковых явлений. Импликативные универсалии форму-
лируются в следующем виде: В каждом языке, если имеется явле-
ние А, то имеется и явление Б. Импликативные универсалии, как и
простые, могут быть полными или статистическими. Ср. примеры:
—Если имеется музыкальное ударение, то отсутствует оп-
позиция согласных по мягкости-твердости (поскольку музыкаль-
ное ударение — это черта вокалических языков, а различение
твердых и мягких согласных предполагает развитый консонан-
тизм. Первым эту закономерность отметил Р.О.Якобсон, еще в
30-х годах).
—Если имеется противопоставление по роду у существи-
тельных, то такая же оппозиция есть и у местоимений.
—Если в порядке слов преобладает постановка глагола перед
субъектом и объектом, то обязательно наличие предлогов.
—Если у прилагательного имеется категория рода, и/или ка-
тегория числа, и/или категория падежа, то соответствующие
категории имеются и у имени (Ю.В.Рождественский, см. Языко-
вые универсалии 1969, 337).
В познавательном отношении особенно ценны те импли-
кативные универсалии, которые отражают межуровневые кор-
реляции (взаимозависимости между закономерностями строе-

1
В логике импликация (от лат. implico — тесно связываю) — это операция, образующая сложное
суждение из двух исходных суждений посредством логической связки, соответствующей союзу
если.., то...
ния разных уровней языковой структуры). Вот некоторые из
них:
—Если слогоделение значимо (т.e. деление текста на слоги
совпадает с его морфемным членением), то в таком языке от-
сутствует падеж (Е.Д.Поливанов).
—Если возможна постановка субъекта после глагола и субъ-
екта после объекта, то в таком языке есть падеж.
—Если есть категория определенности /неопределенности,
то в речи возможно использование порядка слов как способа разли-
чения «данного» (ближе к началу предложения) и «нового» (ближе
к концу).
Импликативные универсалии нередко используются в каче-
стве удобной синтаксической конструкции, служащей для указания
на различия в относительной частотности двух явлений. Ср.:
— Если есть подчинительная связь, то есть и сочинитель-
ная (иначе говоря, сочинение встречается по языкам мира ча-
ще, чем подчинение).
—Если есть словоизменительная Морфема, то есть и слово-
образовательная (т.е. словообразование встречается шире, чем
словоизменение).
—Если есть категория рода, то есть и категория числа (эту
закономерность можно сформулировать в виде сопоставления:
категория числа встречается чаще, чем категория рода; приме-
нительно к существительным эта же закономерность может
быть выражена так: если у существительного есть хотя бы одна
грамматическая оппозиция, то это оппозиция числа). Ср. анало-
гичную универсалию, касающуюся глагола: Если в сфере глагола
имеется хотя бы одна словоизменительная оппозиция, то это оп-
позиция времени.
Языковые и речевые (психолингвистические) универсалии
В силу очевидной глобальности предмета типологии и лингви-
стики универсалий, представляется естественным, что в плане сос-
сюровской оппозиции «язык - речь», большинство формулируемых
универсальных закономерностей относится именно к «языку» —
т.е. к инвариантной знаковой структуре. Вместе с тем для понима-
ния глобальных черт языка (как объекта лингвистики) существенны
также и универсальные закономерности реализации языка в р е ч и ,
т.е. закономерности речевой деятельности, включая наблюдаемые
черты устной и письменной речи.
Наиболее глубокие психолингвистические закономерности
(такие, как закономерности восприятия и порождения речи; зако-
номерности усвоения языка и развития детской речи; законо-
мерности овладения вторым языком; закономерности в протекании
речевых расстройств и др.) носят заведомо общечеловеческий ха-
рактер и могут быть представлены в виде серий высказываний с
универсальной отнесенностью. В теории речевой деятельности есть
работы, в которых в е с ь объем представлений о предмете мыслит-
ся в качестве корпуса психолингвистических универсалий.
За пределами психолингвистики к речевым универсалиям от-
носят н а б л ю д а е м ы е (а не глубинные) особенности устной и
письменной речи, универсальность которых подтверждена эмпи-
рически. Некоторые из таких универсалий сформулировал Б.А.Ус-
пенский (см. Языковые универсалии 1969, 339— 340):
— В каждом языке существует инверсия (непрямой поря-
док слов) как способ логического или эмоционального выделения
части содержания.
— В речи всегда можно построить общий вопрос без ин-
версии.
—Если есть категория определенности /неопределенности,
то возможно использование порядка слов как способа различения
«данного» (ближе к началу предложения) и «нового» (ближе к кон-
цу).
—В речи всегда возможно паратактическое (бессоюзное и /
или сочинительное) соединение предложений.
Для разговорной речи (в отличие от кодифицированной пись-
менной речи и официальной устной речи) характерны такие черты:
—Более быстрый темп.
—Большая употребительность синтаксических структур,
произносимых с повышением интонации.
—Значительная деформация синтаксических структур (из-
вестных по описаниям кодифицированного языка) из-за сближе-
ния с «естественным» развертыванием высказывания.
 —Высокая частотность лексических актуализаторов (А он
что? обещал зайти?; У вас электрички как? всегда с опозданием
приходят?).
—Устное вербальное общение осуществляется с большим или
меньшим использованием паралингвистических средств (жесты,
мимика).
—Распространенность контаминации, самоперебивов, «не
достроенных» (в семантико-синтаксическом отношении) выска-
зываний.
Психолингвистика, обращенная к индивидуальному языково-
му сознанию людей и к процессам речевой деятельности индиви-
дов, обнаруживает закономерности не только надындивидуального,
но и надэтнического характера, т.е. универсалии. В этом нет пара-
докса, поскольку речемыслительные механизмы сознания и латент-
ные (скрытые) процессы порождения и восприятия текста опре-
деляются общечеловеческими нейропсихологическими закономер-
ностями. По-видимому, многие понятия психолингвистики и тео-
рии коммуникации не только допустимо, но и предпочтительно
формулировать в виде универсалий. Ср., например, понятия о пре-
суппозиции и постсуппозиции1, представленные как универсалии:
Адекватное восприятие сообщения на любом языке, во-первых,
предполагает наличие у коммуникантов набора общих сведений
(знаний), не выраженных в сообщении в явной форме; во-вторых,
порождает или актуализирует корпус таких сведений.
Универсальный характер носят также некоторые закономер-
ности ассоциирования: в условиях информационных перегрузок
(например, при ускоренном поступлении информации) результаты
ассоциативных тестов по своей произвольности и непредсказуемо-
сти больше напоминали реакции шизофреников, чем обычных лю-
дей.
Общечеловеческие различия между речью мужчин и жен-
щин. В первобытной древности в рамках племенных языков суще-
ствовали групповые варианты (подъязыки) — мужские, женские, а
также юношеские и девичьи в период инициации (иногда в зна
____________________________
1
Традиционно определяются в качестве имплицитной информации, извлекаемой в актах коммуникации на
уровнях, не ниже высказывания; при этом пресуппозиция ретроспективна, а постсуппозиция перспективна
(Никитин 1997, 668—671).
чительной мере тайные). Дело в том, что биологические различия
людей по полу определяли общественное разделение труда в зна-
чительно большей мере, чем в последующей истории человечества.
Мужские и женские языки различались прежде всего словарем.
Охотничью или строительную лексику лучше знали мужчины, а
лексику домоводства — женщины.
С течением времени социальные функции мужчины и жен-
щины медленно, но верно сближались, однако и позже различия
между мужской и женской речью во многом сохраняются. Женская
речь более консервативна (неслучайно диалектологи стремятся на-
блюдать именно речь женщин, особенно изучая синтаксис). В сло-
варе женщин больше эмоционально-оценочных слов, прежде всего
уменьшительно-ласкательных, больше эвфемизмов. Вместе с тем
женщины чаще, чем мужчины, выражают эмоции не словом, а ин-
тонацией.
Стилистически мужская речь более разнообразна и Контраст-
на, чем женская: некоторые мужчины говорят и пишут предельно
книжно — речь женщин не бывает настолько книжной. Однако
женская речь не бывает и в такой мере стилистически снижена, так
насыщена бранной экспрессией и вульгаризмами, как мужская речь
в некоторых социальных слоях общества. Женская речь в целом
стилистически более однородна, нейтральна и более нормативна.
Женщины более чутки к речевой моде и чаще перенимают пре-
стижные варианты; в их речи чаще встречаются гиперкорректные
варианты.
Мужская речь (естественно, при сопоставимости темы и усло-
вий общения) сложнее по синтаксису и более насыщена интеллек-
туально. Обычная (нейтральная) женская речь содержит больше
эмоционально маркированных элементов и интонационно более
разнообразна, чем нейтральная речь мужчин. Однако эмоциональ-
ная речь мужчин отличается от нейтральной речи сильнее, чем
женская эмоциональная речь.
В фонетике различия между мужской и женской речью иногда
касаются состава фонем. Например, до сих пор в некоторых рус-
ских говорах только в женской речи наблюдается так называемое
«сладкогласие» — произнесение вместо звука [р] звука [и]: бйат,
бейбза (брат, береза). Для фонации мужчин в целом характерен
меньший раствор рта; их гласные менее отчетливы и прагматически
менее выразительны, чем гласные в женской речи. Зато в речи
мужчин более отчетливы и выразительны согласные. Для фонетики
женской речи характерно более активное участие губ (в сравнении
с мужской артикуляцией тех же губных звуков)1.
Особенно информативны те закономерности в различиях между
мужской и женской речью, которые включают не только уни-
версальные черты, но и их уточнения или вариации по отдельным
языкам. Например, общеизвестно, что для женской речи на любом
языке характерны более высокие частоты, чем для мужской речи.
Информативна, однако, следующая конкретизация: максимально
высотный диапазон присущ женским голосам Дальнего Востока, в
то время как для голосов европейских женщин характерен средний
или низкий высотный диапазон. Средняя высота мужских голосов
снижается по языкам в таком направлении: романские языки, рус-
ский, немецкий (Потапов 1997[а], 60).
Универсалии детской речи. Основные закономерности ста-
новления речи человека н е з а в и с я т от его этнического языка и
носят универсальный характер. С учетом соответствий между он-
тогенезом речи и историей языка наиболее интересны универсалии,
связанные с о т н о с и т е л ь н о й х р о н о л о г и е й формирования
тех или иных сопоставимых единиц, подсистем, структур и функ-
ций, составляющих речевую способность человека. Приведем при-
меры универсалий, относящихся к онтогенезу речи.
—У детей до трех лет первичная артикуляционная группа
превышает фонему.
—В детской речи различение гласных по подъему появляется
раньше, чем различение гласных по ряду.
—Передние согласные (губные и переднеязычные) появляются
раньше, чем непередние (средне- и заднеязычные).
—В детском лепете2 псевдослова (подобия слов на первом
году' жизни — mama, нана, дада, мама, баба и т.п.) представляют
собой повторы (редупликации) слогов модели
_____________________________
1
Недаром в русском языке возникли выражения губки бантиком держать, складывать губки сердечком — о ма-
нерной, кокетливой или утрированно женственной речи.
2
Лепет — терминологическое обозначение второго этапа (после гуления) в доречевом периоде становления
речи (в первый год жизни).
CV(консонант+гласный, причем, обычно открытый) и, как прави-
ло, хореичны (имеют ударение на первом слоге).
—Личные местоимения появляются в детской речи значи-
тельно позже частотных полнознаменательных слов.
—Понимание общих вопросов формируется в более раннем
возрасте, чем понимание утвердительных (повествовательных)
высказываний.
—Явления фатической коммуникации наблюдаются раньше,
чем восприятие и порождение логически дискретных сообщений.
—Проявления эмоционально-эстетического отношения к
языку наблюдаются раньше, чем метаязыковая рефлексия.
Статические и динамические (диахронические) универсалии
Поскольку универсалии понимаются как свойства, присущие лю-
бым языкам «всех времен и народов», то невозможно говорить о
«синхронических универсалиях» — в той же мере, в какой из-
бегаются оксюмороны вроде универсалии английского языка или
жареный лед. Универсалии по определению п а н х р о н и ч н ы .
В лингвистике универсалий учет «фактора времени» возмо-
жен только на основе оппозиции, лежащей в иной плоскости — не
синхрония-диахрония, а статика-динамика. Большинство универ-
салий, констатируя наличие определенных свойств и явлений в лю-
бом языке мира, представляют собой характеристики языков в
статике.
Однако универсальные свойства языков не ограничиваются
статикой. Существенная часть в списке общих черт всех языков от-
носится к языковой динамике, т.е. к закономерностям протекания
различных п р о ц е с с о в в языках — то ли на «макроуровне» исто-
рии языков, то ли на «микроуровне» становления речевой спо-
собности человека, то ли в ежедневной динамике речевой дея-
тельности — в процессах производства и восприятия речи.
Закономерности филогенеза и онтогенеза, как известно, в
главном совпадают и коррелируют с закономерностями речевой
деятельности и статической организации языка. Вот пример такой
корреляции в аспекте универсалий: 1)в истории языков пассивные
(страдательные) формы и конструкции формируются позже актив-
ных (действительных) форм и конструкций; 2) такая же последова-
тельность формирования активных и пассивных форм наблюдается
в развитии речи ребенка (т.е. в онтогенезе речевой деятельности);
3) при афатических нарушениях речи активные конструкции доль-
ше сохраняются, чем пассивные, и соответственно раньше восста-
навливаются при выздоровлении; 4) в любом языке имеются актив-
ные синтаксические конструкции (т.е. конструкции, в которых под-
лежащее и субъект действия совпадают), в то время как пассивные
конструкции (подлежащее является не субъектом, а объектом дей-
ствия) имеются далеко не во всех языках.
Универсальные закономерности динамики языка затрагивают-
ся, с одной стороны, в диахроническом языкознании, а с другой, —
в психолингвистике и в исследованиях по детской речи (но именно
затрагиваются, а не являются их темой). Однако в той мере, в какой
теория речевой деятельности и диахроническое языкознание пред-
ставляют собой т е о р е т и ч е с к и е дисциплины, — в той мере в
них ставятся вопросы об общечеловеческих (универсальных) чер-
тах изучаемых процессов. Что касается лингвистики универсалий,
то пока общие закономерности языковой динамики или диахронии
не включаются в списки универсалий: останавливает принципиаль-
но вероятностный характер таких закономерностей. Они слишком
зависимы от стихии социально-культурной истории, нередко носят
слишком широкий, сложный, неформальный характер, их трудно
предсказать.
Е.Д. Поливанов писал, что случаев переходного смягчения согласных (разного вида
палатализации) или спирантизации «можно набрать сколько угодно» — по числу языков.
Однако интенсивность, регулярность, с какой происходят эти спонтанные звуковые про-
цессы, изменчива: в одни эпохи — это «законы», почти не знающие исключений (как сме-
на времен года), в другие — «тенденции» (как дожди в октябре), в третьих — «случай-
ность» (как оттепель в январе). В сравнении с четкими статическими универсалиями, все
это слишком хаотично.
Морис Сводеш указал универсальные константы в скорости изменения словаря:
200 самых важных и частых слов основного словарного фонда за 1000 лет в любом языке
обновляются на 20 % (Новое в лингвистике, вып.1, 1960, 53 — 87). Однако никто не пред-
скажет судьбу конкретного слова из этих двухсот — сохранится оно в языке или нет.
Метафора и метонимия — универсальные семантические процессы. Но сегодня ни-
кто не определит, у каких именно слов через 100 лет появятся новые переносные значе-
ния.
В диахронии скорее всего не удастся сформулировать универ-
салии так же четко, как в списках статических универсалий. Тем не
менее поиск универсальных закономерностей в истории языков
продолжается. По-видимому, можно говорить о трех основных ро-
дах диахронических универсалий: во-первых, это универсальные
закономерности в « т е х н и к е » диахронии, т.е.- в самих принципах
и механизмах языковых изменений; во-вторых, « т о ч е ч н ы е » из-
менения, известные любым языкам (вроде ассимиляций или анало-
гических выравниваний в историях морфологии); в-третьих, извес-
тная общность в н а п р а в л е н и и языковых изменений.
1. Универсалии в «технике» языковых изменений связаны с
ответом на вопрос, почему и как изменяется язык. «Механизмы»
истории языков едины. Универсальна сама способность и готов-
ность каждого языка изменяться «в ответ» на изменения в по-
требностях общения и познания. Универсальна вероятностная при-
рода языковых изменений, а также соотношение стохастичности
(беспорядочности, случайности) и детерминированности в язы-
ковых процессах. Эти наиболее общие универсалии реализуются в
более частных закономерностях, носящих, однако, также универ-
сальный характер (например, закономерности перерастания рече-
вых изменений в языковые; неравномерность изменений разных
языков; медленность изменений грамматики в сравнении с изме-
нениями в словаре; подверженность изменениям в первую очередь
более слабых участков системы и т.п.).
Примеры универсалий такого рода:
—Степень предрасположенности значений к замене морфем
есть универсалия; наиболее устойчивы в языках мира морфемы со
значением 1-го и 2-го лица; на втором месте по устойчивости —
вопросительные местоимения со значениями 'кто?' и 'что?'; на
третьем — наименования некоторых частей тела (ухо, глаз, зуб,
сердце, рог и т.д.); затем — морфемы отрицания и запрещения ('не',
и 'нельзя'); далее — корни, связанные с обозначением воды и солн-
ца (Долгопольский 1965).
—Ассимилятивные изменения происходят чаще, чем диссими-
лятивные (Г.Хёнигсвальд).
—Регрессивная ассимиляция имеет место чаще, чем прогрес-
сивная (Г.Хёнигсвальд).
2. Класс универсальных «точечных» изменений объединяет
процессы, которые могут носить относительно изолированный и
частный характер (ср. метатезу в рус. ладонь из праслав. *йо1пь),
но могут быть и одним из проявлений более широких и общих диа-
хронических закономерностей («диахронических констант»). В фо-
нетике-фонологии это всевозможные факты ассимиляции, дис-
симиляции, палатализации, аккомодации; эпентезы, метатезы, эли-
зии; дифтонгизации гласного, диерезы дифтонга и его моно-
фтонгизации; явления ротацизма, ринезма, йотации, спиранта-
зации, дезаспирации; смещения ударений и т.п. В сфере грамма-
тики и словаря — грамматикализация (например превращения со-
четаний модального, фазового или экзистенциального глагола с
инфинитивом или причастием в глагольную форму), лексикализа-
ция, морфемная или семантическая деривация, лексические заимст-
вования; опрощение, переразложение, деэтимологизация; фразео-
логизация и некоторые другие.
3. Универсалии, относящиеся к с о д е р ж а н и ю изменений,
отвечают на вопрос о том, к у д а, в каком направлении развиваются
языки. Общее в направлении языковых изменений носит социолин-
гвистический характер.
2. Типы универсалий
Фонетико-фонологические универсалии
Прежде чем привести примеры универсальных закономернос-
тей в звуковой организации языков, укажем на два факта, со-
кращающих список фонетико-фонологических универсалий: 1) В
большинстве языков Китая и Юго-Восточной Азии основной смыс-
лоразличительной единицей является слог, а не фонема, при этом
полного аналога фонеме в этих языках (их называют слоговыми),
по-видимому, нет. Е.Д.Поливанов обозначал основную единицу ки-
тайской фонологии термином силлабема (Поливанов 1991, 417). 2)
Не является универсалией словесное ударение. Нет ударения в па-
леоазиатских и некоторых тунгусо-маньчжурских языках: здесь
общая супрасегментная «окраска» характеризует не отдельный
слог, а несколько полнозначных грамматически связанных слов,
образующих цельное словосочетание (Зиндер 1979, 262; Широков
1985, 86). Во французском языке фиксированное ударение на по-
следнем слоге характеризует не слово, а ритмическую группу
(т.е. это не словесное ударение в терминологическом смысле),
на что указывал еще Щерба (Зиндер 1979, 262).
Что касается собственно фонетико-фонологических универса-
лий, то они достаточно информативны и в сочетании с разделом
«Фонетико-фонологическая типология языков» могут составить со-
держательную характеристику звукового устройства языков мира.
Вот некоторые универсалии:
—Количество фонем в языках мира располагается в интерва-
ле от 10 до 81. «Фонологический минимум» — 10 фонем — отме-
чен в одном из индейских языков бассейна Амазонки (Иванов 1988,
118). 81 фонема в одном из говоров абхазского языка (Успенский
1965, 198). Таким образом, среднее количество фонем — 40 — 50
единиц.
—Если имеется одна оппозиция гласных, то это оппозиция по
высоте подъема языка (т.е. открытых и закрытых гласных), а не
оппозиция по ряду (передних и задних или непередних гласных).
—В большинстве языков имеется оппозиция открытых и за-
крытых гласных, однако ни один язык не различает более 6 призна-
ков (ступеней) по открытости-закрытости гласных. (Например, в
современном немецком таких ступеней 6, в английском и француз-
ском по — 4, в русском — 3).
—Количество гласных нижнего подъема не превышает коли-
чества гласных среднего и верхнего подъема.
—Консонантный минимум (имеющийся в каждом языке) со-
ставляют согласные 3 классов: 1)взрывные <р>, <t>, <k>; 2) фри-
кативный <s> или <h>; 3) сонорные: обязательно <j>, хотя бы
один плавный <г> или <1>, хотя бы один носовой <п> или <т>,
причем если имеется только один носовой, то это <п>.
—В каждом языке есть слоги модели СГ, т.е. соглас-
ный+гласный (это оптимальная структура слога, с максимальными
возможностями опознания и для согласного и для гласного).
—Если в языке есть слоги модели СССГ, то есть и слоги мо-
дели ССГ (иначе говоря, слоги с 2 согласными подряд более обыч-
ны и часты, чем слоги с 3 согласными).
Грамматические универсалии
Морфологические универсалии
В кругу морфологических универсалий некоторые относятся к
закономерностям с т р о е н и я форм и слов; другие — к области
грамматической с е м а н т и к и (последние можно было бы отнести
к грамматико-семантическим универсалиям; включив в эту груп-
пу семантические универсалии из области синтаксиса и объединив
с лексико-семантическими, можно было бы получить класс семан-
тических универсалий). Некоторые примеры:
— Средняя протяженность некорневых морфем не больше,
чем корневых.
— Корневая морфема не может иметь нулевую форму выра-
жения.
— Во всех языках существует распределение лексики по грам-
матическим разрядам (частям речи). Однако при этом степень
определенности, четкости классификации слов по частям речи
существенно различна: больше в синтетических языках, меньше
в аналитических и особенно изолирующих языках.
— Основной оппозицией в грамматической классификации
словаря является противопоставление имени и глагола.
— В языках мира самой частой из именных категорий явля-
ется категория числа.
— В языках мира самой частой из глагольных категорий яв-
ляется категория времени.
— Во всех языках есть местоимения.
— Во всех языках с помощью местоимений и/или глаголь-
ных форм различаются три грамматических лица (или, как в
более общем плане формулировал Ч.Хокетт, в грамматике любого
языка есть элемент, обозначающий говорящего, и элемент, обо-
значающий слушающего).
—У неединственных чисел форм словоизменения меньше, чем
у единственного числа; одна из конкретизирующих универсалий:
если имеется оппозиция по роду во множественном числе, то эта
же оппозиция проводится и в формах единственного числа.
Синтаксические универсалии
Большинство синтаксических универсалий касается средств
связи между компонентами сообщения и порядка взаиморасполо-
жения компонентов.
Тадеуш Милевский еще в 1963 г. указал на то, что в каждом
языке, помимо личных местоимений, есть местоимения (или ме-
стоименные слова), служащие для о т с ы л к и к некоторым ком-
понентам (частям) высказывания. При этом анафорические ме-
стоимения, отсылающие н а з а д , к предшествующим компонен-
там (ср.: Лучше пришей пуговицу, это же быстро; Уже поздно, по-
этому не ходи), имеются во всех языках. Таким образом, наличие
анафорических местоименных (указательных) средств — это уни-
версалия. Между тем, отсылки катафорические, «указывающие
в п е р е д по линии текста» (Милевский), являются типологически
более поздними, они имеются не во всех языках и исторически
обычно производны (вторичны) по отношению к анафорическим.
Еще позже формируются и далеко не во всех языках встречаются
такие отсылочные слова, которые одновременно и отсылают к
предшествующему компоненту сообщения, и указывают на пос-
ледующий компонент, как бы предвосхищая его появление. Так,
в высказывании Matka szukala ojca, ktory wtasnie rabai siekiera, т.е.
Мать искала отца, который как раз рубил дрова (пример Милев-
ского) относительное местоимение (союзное слово) который, во-
первых, отсылает и к предшествующему слову (отец) и, во-вто-
рых, предсказывает появление некоторой новой информации 'об
отце' в последующей части высказывания (именно в придаточном
предложении). Относительные местоимения, таким образом, соче-
тают в себе функции и указательных (анафорических) и вопроси-
тельных (катафорических) местоимений. Относительные местоиме-
ния, будучи сравнительно поздней строевой категорией синтакси-
са, известны не всем языкам; например, их нет в алтайских языках,
в языках американских индейцев (Милевский 1963, 23, 29).
Помимо анафорической связи (имеющей место во всех язы-
ках), отметим следующие синтаксические универсалии:
—Во всех языках так или иначе различаются тема и рема со-
общения.
—В каждом языке существует сочинительная связь.
—В любом языке имеются союзы.
—В повествовательных предложениях с именным субъектом
и именным объектом почти всегда имеет место такой порядок
слов, при котором субъект предшествует объекту.
—В каждом языке существует инверсия (непрямой порядок
слов) как способ логического или эмоционального выделения части
содержания (из сформулированных Б.А.Успенским универсалий,
относящихся к речи).
—Во всех языках имеются синтаксические конструкции
сравнения.
Семантические универсалии
Лексические и лексико-семантические универсалии
Лексические универсалии касаются свойств слова как едини-
цы языка и словарного состава языков; лексико-семантические – не-
которых черт лексической семантики в языках мира.
Говоря об обозначениях и группах обозначений, которые есть
во всех языках, естественно допустить, что в любом языке должны
быть слова, которые называют человека (мужчина, женщина, дети,
сестра, брат, родители...), названия для частей тела, для дня и ночи,
земли и неба, солнца и луны, воды и огня, для важнейших жи-
вотных и растений, для важнейших действий (есть, пить, делать,
говорить, спать...), признаков (большой, много, холодный...) и ха-
рактеристик (хороший, злой...). Однако список универсальных обо-
значений не так легко продолжить, как может казаться на первый
взгляд. Например, верно, что во всех языках есть лексические сред-
ства для указания на множественность (неединственность), однако
не универсально наличие счетных слов даже в пределах первого
десятка. По данным из австралийских языков, не универсальна та-
кая, казалось бы, «естественная» для психологии восприятия лек-
сическая группа, как цветообозначения. Универсально лексическое
различение 'темного' и 'светлого', однако отдельное слово даже для
'черного' имеется не во всех языках: «ведь если слово используется
для описания не только черных, но и коричневых, серых и темно-
синих предметов, оно не значит 'черное'» (Вежбицкая 1996, 231).
В списке лексических универсалий существуют закономернос-
ти, отражающие зависимости между частотой слова в некотором
тексте и его номером (рангом) в частотном словаре, составленном
на основе данного текста; между рангом в общем частотном слова-
ре и способностью слов «заполнять», покрывать собою любой
текст (т.е. текстообразующей способностью слов); между по-
лисемией слова и его употребительностью и ряд других.
Наиболее известная из закономерностей квантитативной лексикологии — это закон
Ципфа, согласно которому частота слова в тексте известной длины определяется в зависимо-
сти от ранга слова в частотном словнике данного текста (т.е. статистическая структура текста
полагается величиной постоянной, а частота и ранг слова выступают в качестве переменных
величин). В целом универсальный характер имеет текстообразующая способность различных
по частоте групп лексики. Так,
10 самых частых слов образуют 20 % любого текста
 50 «------» «-------» 30—40 % «--------»
1000 «-------» «--------» 70 % «----------»
2000 «--------» «---------» 80—85 % «-----------»
Вместе с тем текстообразующие возможности слов, относящихся к тем или иным ранго-
вым интервалам, в некоторых деталях оказываются разными по разным языкам (см. Супрун
1983, 13 — 16; Супрун 1988). Причины этих различий совершенно неясны— скорее всего, де-
ло в неоднородности текстов, поскольку даже на одном языке «конгломерат текстов и целост-
ный текст тех же размеров устроены по-разному» (Арапов 1988, 31). По-видимому, универсаль-
ны некоторые общие, широкие закономерности, так сказать, «целые числа десятичных дро-
бей», однако «после запятой» показатели в той или иной мере варьируются.
Среди лексико-семантических универсалий есть закономерно-
сти как диахронического, так и панхронического характера, ср.:
— В любом языке обозначения абстрактных понятий восхо-
дят к обозначениям конкретных предметов (ограничимся двумя
примерами, релевантными для всех славянских языков: русск.
степень, ступень и термин ритмики стопа восходят к индоевро-
пейскому *step-/*stob- 'след ноги, шаг'; мука связано с мука).
—Во многих языках основные обозначения рельефа восходят к
обозначениям частей человеческого тела.
—Во всех языках имеет место переносное (метафорическое
или метонимическое) употребление значений слов.
—Во всех языках имеются фразеологические обороты, т.е.
относительно воспроизводимые сочетания слов (иногда обла-
дающие чертами диоматичности), используемые в функции от-
дельного слова.
— Всюду есть имена собственные.
— Универсально табуирование.
Социолингвистические универсалии
Наиболее общие (широкие) диахронические универсалии но-
сят социолингвистический характер. Их содержание относится к
универсальным чертам в социальной эволюции языков. Это такие
закономерности.
1. Языковые изменения представляют собой процесс непре-
рывного совершенствования языка как средства общения и по-
знания. Прогресс языка обусловлен поступательным движением
общества, развитием его материальной и духовной культуры.
Иными словами, эволюционные процессы в языке представляют
собой «самонастройку» языка в ответ на изменения во внешнем
мире, т.е. форму связи языка и внеязыковой реальности. Совер-
шенствование сложнодинамических систем, к которым относится
язык, заключается в углублении адаптации системы к среде, что
достигается усложнением ее строения (структуры). Усложнение
структуры выражается в увеличении числа элементов, в коли-
чественном росте и специализации функций элементов, в форми-
ровании новых уровней и подсистем. При этом адаптации подверга-
ются в первую очередь более высокие («внешние», «поверхностные»)
уровни организации системы, что обеспечивает устойчивость внут-
ренних уровней и определенную независимость системы от колеба-
ний внешней среды.
2. В языке возникает и углубляется функциональная (стилис-
тическая) дифференциация языковых средств и складываются
функциональные варианты речи. В феномене стилистики значимы
два следствия: культурно-историческое и структурно-информаци-
онное. Культурно-исторический смысл стилистической дифферен-
циации состоит в коллективном осмыслении языка говорящими. С
точки зрения теории информации, стилистическая дифферен-
циация соответствует наиболее принципиальным направлениям в
эволюции сложнодинамических и самонастраивающихся (адаптив-
ных) систем: она означает дифференциацию в е р о я т н о с т е й эле-
ментов кода и видов текстов. Дифференциация вероятностей явля-
ется средством колоссального накопления информации в системе и,
следовательно, уменьшения энтропии (неупорядоченности, дезор-
ганизованности), достигаемого, однако, без изменения субстан-
циональных и структурных характеристик системы. Увеличение
количества информации в системе усиливает ее отражательные
свойства, что способствует углублению адаптации системы к среде.
Одновременно накопление информации увеличивает устойчивость
системы к воздействиям среды, поскольку дифференциация веро-
ятностей элементов создает возможность точных, локальных реак-
ций и тем самым делает механизм связи гибким, экономным и опе-
ративным.
3. Закономерностью развития языка является формирование
вторичной системы плана выражения — письма, что приводит к
резкому увеличению коммуникативных возможностей языка и
существенно меняет характер использования языка в обществе.
Формируется письменная речь, с присущими ей особенностями
порождения и восприятия текста, высокой информативной ем-
костью и большей эксплицированностью (выраженностью) ин-
формации. История письменности в различных социумах состоит в
расширении функций и сфер использования письма, в преодолении
исключительности письменной речи, типичной для ранних этапов
ее существования.
4. История взаимоотношений языка и общества характеризу-
ется возрастанием роли языка в жизни общества. Это обусловлено
некоторыми общими тенденциями развития человеческого обще-
ства — такими, как интеллектуализация производства, усложнение
социальной организации общества, удлинение сроков обучения,
развитие каналов коммуникации, углубление личностного своеоб-
разия каждого человека. В результате расширяются сферы исполь-
зования и объем функций языка. Удлиняется «языковое существо-
вание» каждого человека: растут те ежедневные часы, в которые че-
ловек говорит, слушает, читает, пишет, размышляет. Возрастание
роли языка в жизни общества представляет собой частный случай
некоторых более общих закономерностей в эволюции систем.
Современная наука признает решающую роль кодовых связей при переходе от
неживых систем к живым и в процессе последующей биологической эволюции. Место не-
которой системы в эволюционном ряду предбиологических и биологических систем опре-
деляется ее способностью различать в любом воздействии внешней среды две группы
свойств: параметрические, относящиеся только к количеству и материальной природе
воздействия (количество массы определенного вещества; количество энергии опреде-
ленного вида и т.п.), и кодовые свойства, которые относятся к о р г а н и з а ц и и данного
воздействия как сообщения (например, временные, пространственные характеристики воз-
действия). «Любые организованные системы в какой-то мере разделяют кодовую часть воз-
действия и параметрическую [...] Появление жизни есть выражение этой тенденции, доведен-
ной до крайней известной степени... Мост между живым и неживым состоит из динами-
ческих организаций, в которых коды управляют параметрическими процессами [...] Эволю-
ция от простейших к сложным формам жизни есть постепенное развертывание кодовых ме-
ханизмов».
В человеческом обществе мы находим дальнейшее развитие
эволюционных тенденций к усилению кодового взаимодействия
системы и внешней среды. Роль коммуникативных систем в об-
ществе аналогична функциям нервной системы в организме: все это
средства связи с внешней средой и саморегуляции. Поэтому уро-
вень развития коммуникативных систем и каналов связи, ин-
тенсивность информационных процессов можно рассматривать как
меру социальной организации общества.
4. Язык-эталон: оптимальная систематизация универса-
лий и гипотетический инвариант языков мира
 Свод лингвистических универсалий, представляющий
собой номенклатуру типологических фактов, может непосред-
ственно привести к построению теорий только двух видов.
1) Возможно рассмотреть содержание лингвистических уни-
версалий с точки зрения удобства, приемлемости и истинно-
сти лингвистических дефиниций.
2) Возможно на основании совокупности лингвистических
универсалий поставить вопрос о природе типологических фактов
языка, о сущности лингвистических явлений, описанных лингвис-
тическими универсалиями. В этом случае типологическая теория
проходит два этапам: а) классификация фактов (и классификация
языков), б) объяснение типологических явлений языка. Ясно, что
классификация фактов языка (и классификация языков) есть только
предварительное звено самого важного для типологии последнего
этапа.
Обе теории не могут быть построены одна без другой. Ис-
следование универсальных дефиниций получило название по-
строения языка-эталона (термин предложен Б.А. Успенским).
Б.А. Успенский построил язык-эталон для морфологического
уровня и продемонстрировал его интерпретацию на классиче-
ской морфологической классификации языков. «Необходим неко-
торый я з ы к - э т а л о н , от которого отталкиваются при описании
и характеристике различных языков. Если имеется язык-эталон и
известны правила перехода (соответствия) от него к характеризуе-
мым языкам, то мы можем однозначно и последовательно описы-
вать эти языки через данный язык-эталон».
Из этого высказывания следует, что для характеристики язы-
ка требуются два условия: а) наличие языка-эталона; б) наличие
правил перехода от языка-эталона к характеризуемым языкам.
Рассмотрим признаки языка-эталона, фактически пред-
ложенные Б.А. Успенским.
«В самом деле, — пишет Б.А. Успенский, — простое лингвис-
тическое утверждение, что в таком-то языке есть такое-то явление
(например, некоторая категория), подразумевает неявную ссылку на
какой-то язык или множество языков, в которых есть то же явле-
ние: утверждается, по существу, что в рассматриваемом языке
есть то же, что и в этих языках (и нечто отличное от других каких-
то языков). Иначе говоря, большинство лингвистических утвер-
ждений о свойствах конкретного языка (по крайней мере утвержде-
ния вида: в таком-то языке есть то-то) имеют типологическую
основу и подразумевают ссылку на какой-то эталон (эталон мо-
жет меняться в зависимости от содержания утверждения)».
Из этого должно следовать, что язык-эталон фактически соз-
дается для систематизации и объяснения универсальных дефини-
ций. При этом универсальные дефиниции должны содержать, как
это следует из текста, утверждения следующего вида: в некото-
рых языках существует явление А (например падеж); далее сле-
дует определение этого явления; в соответствии с этим определе-
нием языки могут быть разбиты на классы (например, падежные и
непадежные языки).
Однако для того, чтобы определить такое явление (например,
тот же падеж) следует иметь еще одно более широкое определение
В, на основании которого строится само понятие падежа как явле-
ния, различающего язык. В данном случае это определение синтак-
тико-морфологических отношений между именами и именами, име-
нами и глаголами. Синтактико-морфологические отношения присут-
ствуют во всех языках, а конкретная форма — падежи — не во
всех.
Итак, если перевести сказанное на язык лингвистических
универсалий: язык-эталон строится для обоснования универ-
сальных дефиниций. Он содержит два класса утверждений: а)
утверждения, объясняющие строение всех языков независимо
от их типологических различий и б) выводные утверждения,
касающиеся универсальных дефиниций, различающих языки.
(Первые содержат квантор всеобщности, вторые — квантор су-
ществования.)
Предшественники языка-эталона в истории языкознания

«Вообще в качестве языка-эталона (метаязыка) может быть

использован любой язык, — пишет Б. А. Успенский. — Это и де-
лается обычно в учебниках иностранных языков, когда при описа-
нии иностранного языка эталоном является родной язык учащего-
ся; или при описании диалектов, когда диалекты описываются
как отклонения от литературного языка; часто при описании неиз-
вестных языков, когда эталоном служит язык исследователя...

Первые латинские грамматики описывались по греческому

эталону (например, грамматика Присциана). А в дальнейшем лати-
но-греческий язык-эталон применялся для составления грамматик
других европейских языков (церковнославянского, английского). По
санскритскому эталону строились тибетские грамматики. Подоб-
ным образом нередко составляются описания национальных и
других языков»
Сополагая тексты на венгерском и русском языках, нельзя
получить никакого эталона. Имея в руках грамматику венгерско-
го языка (т.е. текст, описывающий систему) и поняв эту грамма-
тику как целое, можно описать русский язык через категории
венгерского.
Когда говорят о рефлективности языков, т.е. о возможности
говорить на этом языке о нем самом, то это совсем не "значит,
что текст, содержащий, описание языка, есть то же самое, что и
прочие тексты.
Текст, содержащий обычное описание языка (например, грам-
матика), построен всегда двухчастно (по меньшей мере). Эти части
суть: а) правила, б) примеры. Правила есть по меньшей мере пере-
чень языковых форм (их названий и объяснений); примеры есть об-
разцовые, эталонные высказывания.
При типологическом описании понятие эталонных вы-
сказываний изменяется. Эталоном служит не пример, а правило.
Нельзя перенести примеры из грамматики одного языка в грамма-
тику другого. Но можно (и это постоянно делается) перенести
правила.
В случае такого переноса правило является эталоном, мерой
сравнения обоих языков. Таким образом, язык-эталон есть система
правил, по которым может быть построено любое описание. Прави-
ла-эталоны в своей совокупности составляют язык-эталон, некото-
рый образчик для любого языка. Правила-эталоны есть особый
язык-объект для типологической теории, в то время как эталоны-
примеры есть язык-объект для правил грамматики.
 Отсюда, язык-эталон есть прежде всего язык-объект. Этот
язык-объект не есть естественный язык. Однако это язык реаль-
ный. Это — всеобщий язык. Единицы этого язычка конвертируются
в любой реальный пример. Все примеры конкретных языков есть
варианты, по отношению к которым фразы языка-эталона и его
единицы являются инвариантами. Отсюда понятны и конкретные
субстанциональные формы этого языка.
а) Этот язык должен быть символическим, коль скоро каждое
его предложение есть по содержанию правило конкретного языка.
Символы могут быть любыми, однако каждый символ должен
быть определен. В таком языке естественно пользоваться абст-
рактными и условными графическими средствами.
б) Этот язык, подобно естественным языкам, должен
«жить», т.е. развиваться. Однако это развитие определено
назначением языка-эталона. Язык-эталон должен «производить»
только предложения-правила. Каждое высказывание на этом языке
есть по содержанию правило, каждое следующее высказывание есть
следующее правило, вытекающее из предшествующего.
Синтаксис этого языка есть только генеративная грамматика.
Пример языка-эталона
Примером языка-эталона внутри типологии является «Ос-
новная часть» книги Б.А.Успенского. «Так, дифференциальные
признаки Якобсона — Фанта — Халле образуют метаязык для
фонологии, т.е. для описания языков на фонологическом уров-
не.
Семантические поля и семантические множители (и вообще по
определению любая система структурной семантики) могут соста-
вить метаязык лексики.
Язык-посредник можно рассматривать как метаязык перевода,
т.е. промежуточную систему, через сравнение с которой анализи-
руются и описываются переводимые языки»1.
Важно отметить, что Б.А. Успенский употребляет термин
«метаязык», интерпретирующий высказывания, имевшие место в про-
шлом. Это значит, что задача" языка-эталона состоит в том, чтобы соз-
_____________________________________________________
1
Успенский Б.А. Структурная типология языков. М., 1965. С. 62.
дать такую интерпретацию содержания лингвистических высказываний
о языках, которая единообразным и непротиворечивым образом объяс-
няла бы с типологической точки зрения все эти высказывания (кроме, ра-
зумеется, абсурдных).
Признаки языка-эталона
1. Язык-эталон строится для проверки и установления
универсальных дефиниций и влияет на создание собственно-
типологической (содержательной) теории.
2. Язык-эталон содержит утверждения, описывающие
два рода свойств языка: утверждения, объясняющие строение всех
языков без их типологических различий, и утверждения, касающиеся
универсальных дефиниций, различающих языки.
3. Язык-эталон представляет собой язык-объект для
типологической теории: он представляет все языки мира
в одном языке.
4. Язык-эталон строится на генеративных основаниях
и обычно пользуется символами.
5.Язык-эталон представляет собой метаязык типологии,
т.к. он интерпретирует предшествующие типологические высказыва-
ния.
В соответствии с первым свойством язык-эталон есть часть ти-
пологии; он появляется благодаря лингвистическим универсалиям,
обосновывает их теоретически и сам представляет собой основание
типологической теории.
Второе свойство языка-эталона показывает на то, как язык-эталон
связан с типологической теорией. Предложения, объясняющие уст-
ройство всех языков мира, появляются в языке-эталоне самостоятельно
и зависят только от содержания лингвистических универсалий. Предло-
жения, объясняющие языковые различия, появляются в языке-эталоне
не только из универсалий, но и из типологической теории.
Третье свойство указывает на то, что язык-эталон соотносится
со всеми другими описаниями языков: синхроническими и диахрониче-
скими. В его предложениях фиксированы межъязыковые инварианты,
независимые от формы описания и генетического родства. Тем самым
язык-эталон является типологическим инвариантом для других описа-
ний; он может корректировать типологическую правильность этих
описаний. Сам язык-эталон может рассматриваться с точки зрения
этих описаний только лишь как пригодный или непригодный, но не как
правильный или неправильный.
Четвертое свойство языка-эталона указывает на отношение его
к генеративной грамматике. Язык-эталон строится по принципам ге-
неративной грамматики, но не исследует этих принципов. Нужно раз-
личать построение генеративной грамматики и ее использование. Ме-
жду «синтаксическими структурами» Н. Хомского и «грамматикой
английских номинализаций» Р. Лиза есть та разница, что Хомский
строит принципы генеративной грамматики, а Лиз пользуется ими.
Использование принципов генеративной грамматики может быть раз-
личным. Так, можно использовать эти принципы для построения син-
хронического описания языковой системы. Можно, по-видимому, ис-
пользовать их для описания межъязыковых отношений внутри языко-
вой семьи. Но можно использовать принципы генеративной грамма-
тики и в типологических целях. Использование этих принципов в ти-
пологических целях и есть построение языка-эталона.
Последнее: «метаязыковость» языка-эталона означает, что он
строится не на пустом месте, не есть дедукция «в пустоте». Чем
больше интерпретирующая сила языка-эталона, тем более корректно
он построен. Отношение к истории типологии есть косвенный крите-
рий правильности построения языка-эталона (прямым критерием пра-
вильности являются принципы генеративной грамматики).
Язык-эталон – это г и по тез а , мысленное построение (кон-
структ), допущение об общей части (общем «ядре») в структурах
сопоставляемых языков. Фактически вообще всякое сопоставление
(как универсальный познавательный метод) «молча» или эк-
сплицитно исходит из уверенности, что в сопоставляемых объектах
есть некоторая фундаментальная общность, заключенный в самих
объектах эталон (мерило), и есть отклонения от этого эталона — те
или иные, большие или меньшие вариации. Если в объектах нет
общих черт, т.е. нет основания для сравнения, то сопоставление
бессмысленно и бесконечно. При сопоставлении языков таким об-
щим основанием служит представление о некоторой общей (инва-
риантной) структуре в строении сопоставляемых языков.
Понятие о языке-эталоне в качестве абстрактного «гипотети-
ческого инварианта языков мира» (Шаумян 1965, 30) конкрети-
зируется в типологии в менее абстрактных представлениях о «эта-
лоне» аналитических языков, «эталоне» агглютинативных языков и
т.д., т.е. в представлениях о типах строения некоторых классов
языков. Разумеется, эти «эталоны» аналитизма или агглютинации –
тоже абстракция, их не обнаружить среди конкретных этнических
языков – таких «типологически выдержанных» (на 100 %) языков
не существует в природе. Однако у языковедов есть пред-
с т а в л е н и е о том, что такое 100 % аналитизма или 100 % агглю-
тинации. Вот эти представления и есть соответствующие языки-
эталоны.
В компаративистике понятие «языка-эталона» сближают с ка-
тегорией праязыка (общего источника родственных языков), при
этом историческая, документальная засвидетельствованность ряда
таких языков (например, латыни или древнерусского), делает лин-
гвистическую реальность языков-эталонов особенно ощутимой.
Конечно, как заметил С.К.Шаумян, язык-эталон – это «не бо-
лее чем гипотеза об инвариантной основе языков мира» (Шаумян
1965, 30). Но и не менее. Лингвистические представления о том, ка-
кой минимум черт имеется во всех языках мира, — это существен-
ный компонент наших знаний о языке.
Идея языка-эталона ценна еще в одном отношении: в качестве
принципа естественной и потому оптимальной систематизации уни-
версалий – путем моделирования абстрактной структуры всех язы-
ков.
Лекция № 11.
Социальные общности и социальные типы языков
«Человек, — писал К. Маркс, — есть в самом буквальном
смысле не только животное, которому свойственно общение, но
животное, которое только в обществе и может обособляться. Про-
изводство обособленного одиночки вне общества — (...) такая же
бессмыслица, как развитие языка без совместно живущих и разго-
варивающих между собой индивидуумов». Функционирование и
развитие языка связано с историей общества, с социальными общ-
ностями людей. Этим общностям свойственны социальные типы
языков, так как для любой социальной общности характерен язы-
ковой признак, а существование и функционирование языка обу-
словливаются социальной общностью людей.
 Основные известные формы общности людей — этническая
группа, народность, нация и межнациональная общность людей.
Будучи историческими образованиями, их языки и в современных
условиях сохраняют специфику своей общественной природы,
функционирования и структуры.
Основные этнические группы прошлого — п л е м е н а , воз-
никшие в родо-племенном обществе. Родовой строй предполагает
наличие семь) и племени, объединяющихся на основе кровного
родства. По мнению Ф. Энгельса, племя отличает «особый, лишь
этому племени свойственный диалект. В действительности племя
и диалект по существу совпадают»1. Более современными соци-
альными типами языков являются язык народности и нацио-
нальный язык.
Народность и ее язык
Н а р о д н о с т и возникают на основе племен и их союзов.
Экономическая база возникновения народности — докапитали-
стические производственные отношения. Общий язык и общая
территория, единство духовного склада и культуры — основные
признаки народности.
Язык народности, являющийся ее важнейшим признаком,
характеризуется асимметрической функционально-стилевой
структурой: общему языку, который проявляется в виде койне
ведущего экономического и политического центра или в виде ли-
тературно-письменного языка, противостоят местные (террито-
риальные) диалекты.
Диалекты возникают в период феодальной раздробленности
и продолжают в известном смысле развитие племенных языков.
Так, по данным русской летописи, уже в IX—XI вв., когда укре-
пилось Киевское государство и сформировалась древнерусская
народность, словене сменяются новгородцами, вятича — рязан-
цами и т. д. Образование народностей в более поздний период
также сопровождается концентрацией диалектов и в то же время
их оппозицией общему языку.
Язык и диалект различаются тем, что язык обслуживает
всю этническую общность (тогда как диалект— только ее часть),
___________________________
1
М а р к с К. и Э н г е л ь с Ф. Соч. Изд. 2. Т. 12. С. 710.
а потому является полифункциональиым и структурно-
независимым образованием (тогда как диалект ограничен в
своих функциях, а его структура зависима от языка, вариан-
том которого он является).
Язык народности может иметь литературно-письменную
форму. Однако объединяющее значение литературно-
письменного языка остается незначительным, что проявляется в
его малой функциональности, распространенности и авторитетно-
сти. Именно этим объясняется использование в функции литера-
турно-письменного языка неродного языка. Тем не менее ранне-
письменные языки сыграли большую роль в развитии совре-
менных литературных языков.
Нация и национальный язык
Нации возникают, существуют и развиваются только при на-
личии экономических связей большого количества людей, связан-
ных общностью территории, языка, национального самосознания,
проявляющегося в единстве культуры и духовного склада лю-
дей 1 .
В. И. Ленин писал: «Нации неизбежный продукт и неизбеж-
ная форма буржуазной эпохи общественного развития»; «во всем
мире эпоха окончательной победы капитализма над феодализ-
мом была связана с национальными достижениями. Экономичес-
кая основа этих движений состоит в том, что для полной победы
товарного производства необходимо завоевание внутреннего
рынка буржуазией, необходимо государственное сплочение тер-
риторий с населением, говорящим на одном языке, при устране-
нии всяких препятствий развитию этого языка и закреплению его
в литературе». Подлинный расцвет наций наступает в социалисти-
ческом обществе, когда крепнут дружба наций и народностей, ин-
тернациональные связи трудящихся.
Единство языка и беспрепятственное его р а з в и -
т и е — один из основных признаков нации. Национальный язык, в
отличие от языка народности, обязательно имеет литературно-
письменную форму; распространение и укрепление общей нормы
составляет особую заботу нации. Чувство родного (материнского)
____________________________
1
Маркс К. и Э н г е л ь с Ф. Соч. Изд. 2. Т. 2. С. 93.
 языка как этнический признак сохраняется благодаря тому,
что на этом языке имеется литература, выражающая националь-
ное чувство и национальное самосознание. Национальный язык
есть форма национальной культуры.
Однако язык является лишь одним из признаков нации. По-
этому марксистско-ленинская теория показывает односторонность
гипотез, растворяющих национальность в языке, как это делает
этнолингвистика, и возражает против отказа от понятия нацио-
нального языка как якобы понятия философского, а не лингвисти-
ческого, поскольку структура языка, типы языков не находятся в
прямой зависимости от их национальной принадлежности.
Связь языка и нации — конкретно-историческая, и пути об-
разования национальных языков, их функционально-стилевой и
ярусной структуры разнообразны. Каждая нация имеет свой язык,
однако это не значит, что язык нации всегда исконно-
собственный и все нации соотносятся со своим языком одинако-
во.
Можно выделить три типа соотношений языка и нации:
1. Национальный язык возникает на базе языка народно-
сти и потому является не только своим, но и единичным, непо-
вторимым.
2. В процессе складывания наций и национальных языков
иногда один и тот же язык используется для создания своего
языка несколькими нациями. Например, в Латинской Амери-
ке более 20 наций используют в качестве национального испан-
ский язык; английский язык стал языком английской, северо-
американской, англоязычной канадской, австралийской и ново-
зеландской наций; арабский язык используется у ряда разви-
вающихся арабских наций; немецкий язык является националь-
ным языком не только немцев, но и австрийцев, а португальский
язык обслуживает португальскую и бразильскую нации. Путь
создания национальных языков на общей основе также естест-
вен, как образование родственных языков или использование
предшествующего опыта при создании слов путем заимствова-
ния и создание письменности на общей графической основе.
 Язык, общий для двух или нескольких наций, в пределах
каждой нации приобретает свои особенности, создается норма
языка со своей функционально-стилевой структурой. Например,
североамериканский вариант английского языка некоторые аме-
риканцы склонны даже считать особым («американским») язы-
ком. Следует заметить, что поздние образования новых родствен-
ных языков находятся в противоречии с тенденцией к образова-
нию языков межнационального общения.
Использование одного и того же языка как языка разных
наций и языка межнационального общения можно рассматривать
как его общественную функцию. Однако такой подход непосле-
дователен, потому что носители языка — разные народы и обще-
ственные функцин язык выполняет в различных конкретно-
исторических условиях. Национальный язык — это не функция
языка как структуры, а социальный тип языка.
3. Складывание наций и их языков может проходить в та-
ких условиях, когда распределение социальных функций не-
скольких языков происходит в пределах как литературно-
письменных и государственных языков, так и языков устного
общения. Так было и прошлом, например в Монголии и Анг-
лии; так случилось сейчас у некоторых народов (швейцарцы го-
ворят на французском, немецком, итальянском и ретороманском,
бельгийцы — на французском и фламандском языках). Подобная
языковая ситуация не отрицает связи языка и нации. Она требу-
ет только более четкого разграничения понятий национального и
государственного языков, разноязычия и двуязычия.
Язык межнационального общения
Развитие современной экономики, которая связывает разные
народы и государства, создание многонациональных государств
приводят к тому, что образуются новые исторические общности,
более широкие и глубокие, чем нации. Такой новой исторической
общностью является советский народ. Имея общую социалистиче-
скую родину и общее социалистическое хозяйство, советские со-
циалистические нации и народности образовали межнациональ-
ную общность советских людей.
Я з ы к о м м е ж н а ц и о н а л ь н о г о о б щ е н и я называется
такой язык (обычно в литературной форме), который исполь-
зуется как средство общения между лицами разных наций, на-
родностей и этнических групп. Основным языком межнациональ-
ного общения в нашей стране является русский.
Выдвижение русского языка как основного средства межна-
ционального общения обусловлено нашей историей, историей
развития языков народов, населяющих страну:
1) это язык большинства населения страны (половина
населения — русские); русский язык стал вторым родным языком,
особенно для интеллигенции, всех народов России (по переписи
1970 г. его назвали родным 13 млн. лиц других национально-
стей);
2) выдвижение русского языка на положение языка меж-
национального общения было обусловлено огромной ролью, ко-
торую играла и играет русская культура и наука в развитии на-
родов как Советского Союза, таки России.
Язык межнационального общения не является обязатель-
ным, государственным языком. Так, русский язык, выполняя
функцию языка межнационального общения, в политическом и
правовом отношениях занимает равное положение среди других
языков народов нашей страны. В каждом автономном округе,
крае развиваются свои языки, многие из которых являются так-
же государственными, как русский язык в РФ. Вместе с тем, вы-
полняя интернациональную роль сближения всех наций и народ-
ностей, русский язык получает все более широкое распростране-
ние как язык мира и дружбы народов.

Лекция № 12.
Языковая политика.
Современная языковая ситуация
Языковая политика относится к категориям, связанным с
сознательным воздействием общества на язык. Она основывается
на тех или иных социальных и идеологических принципах. С этой
точки зрения, языковая политика — это концентрированное вы-
ражение идеологических и социальных (в широком смысле) прин-
ципов, определяющих политическое, теоретическое и практиче-
ское отношение той или иной государственной системы и госу-
дарства к функционированию, развитию и взаимодействию язы-
ков, к их роли в жизни народа (народов). Языковая политика —
составная часть национальной политики, осуществление ее в
многонациональном и однонациональном государстве имеет
свои особенности.
Известно, что от общих принципов национальной политики
зависит языковая политика. Так, основные принципы нацио-
нальной политики царизма преследовали цели подавления сво-
боды, независимости, культуры народов дореволюционной Рос-
сии. Соответственно проводилась и политика притеснение нацио-
нальных языков. Идеологи царизма противодействовали созданию
письменности, организации обучения на родных языках, опаса-
ясь развития соответствующих национальностей, их культур и
языков. Вследствие такой политики на многих национальных ок-
раинах дореволюционной России царила сплошная неграмот-
ность.
Таким образом, языковая политика может быть разнонаправ-
ленной. В понятие «языковая политика» можно вкладывать диа-
метрально противоположное содержание: политика подавления
языками— политика развития национальных языков. Так, в пер-
вые годы существования советского государства особое внимание
уделялось роли родного языка в просвещении народных масс.
Провозглашалось не только гарантированное право каждого на-
рода воспитывать и обучать детей на родном языке, но и создава-
лись необходимые условия для успешного развития националь-
ных языков. Здесь следует отметить ту огромную роль, которую
сыграло использование родных языков в ликвидации неграмот-
ности, в развитии начального, среднего и высшего образования.
Роль родных языков в этом деле особенно значительна на фоне
того культурного наследства, которое получило молодое совет-
ское государство от царской России.
По данным первой русской всеобщей переписи населения
1897 г., грамотность населения в целом по России составила
21,1%, а в Туркестанском крае (в Средней Азии) — 1-2%. Ха-
рактерно, что к 1906 г. увеличение грамотности населения за 10
лет в Европейской России составило в среднем 4,2%, на Кавказе -
1,1%, в Сибири — 1,3%, а в Средней Азии — всего 0,4%. По
официальным подсчетам, при таком темпе роста грамотности
достижение всеобщей грамотности в Европейской России пред-
полагалось через 120 лет, на Кавказе и Сибири — через 430 лет, а
в Туркестанском крае — через 4600 лет.
Однако уже к 1967 г. Средняя Азия и Казахстан достигли впе-
чатляющих результатов в развитии народного образования, на-
уки, культуры, искусства. Согласно официальной статистике, в
1970 г. в Средней Азии и Казахстане, где население составляло
32 млн 801 тыс. человек, в том числе 16 млн 225 тыс. узбеков,
казахов, киргизов, таджиков и туркмен, функционировало 25 984
общеобразовательные школы, в которых обучалось 8621 тыс. де-
тей, главным образом на своих родных языках.
Успехи оказались возможными именно благодаря осуществ-
лению демократической национально-языковой политики, хотя
это было далеко не простым делом. Сложность ее обусловливает-
ся главным образом качественной разнородностью языков на-
родов СССР и их количественным составом. Подавляющее
большинство населения — около 85% — говорило на индоев-
ропейских языках (славянских, иранских, балтийских, роман-
ских, германских, индийских; особую группу составляет армян-
ский язык). Остальные говорили на языках, принадлежащих
другим языковым семьям: тюркской (гагаузский, крымско-
татарский, караимский — 1; азербайджанский, кумыкский, кара-
чаево-балкарский, ногайский — 2; татарский, башкирский, чу-
вашский — 3; узбекский, казахский, туркменский, киргизский,
каракалпакский, уйгурский — 4; якутский, тувинский, алтай-
ский, хакасский и др. — 5); монгольской (бурятский и калмыц-
кий языки), тунгусо-маньчжурской (эвенкийский, эвенский, на-
найский, негидальский, ульчский, орокский, орочский, удэгей-
ский), уральской (финно-угорские языки; прибалтийско-
финская группа — эстонский, карельский, вепский, ижорский,
водский, ливский, финский; волжская группа — моюпанский
(мокша-мордовский), эрзянский (эрзя-мордовский), горно-
марийский и лугово-восточный (марийский); пермская группа
(удмуртский, коми-зырянский и коми-пермяцкий языки); обско-
угорская группа (языки малых народностей — ханты и манси —
коренного населения Ханты-Мансийского национального окру-
га). К уральской семье относятся также самодийские языки —
ненецкий, энецкий, нганасанский и селькупский. Иберийско-
кавказская (яфетическая) семья: картвельская группа — гру-
зинский, занский, (мегрело-чанский) и сванский (иногда их на-
зывают иберийскими языками, или южнокавказскими), северо-
западная (абхазо-адыгейская) группа — абхазский, абазинский,
адыгейский, кабардино черкесский и убыхский; нах екая группа
— чеченский, ингушский, бацбийский. Палеоазиатские языки
объединяют в своей семье чукотский, корякский, ительменский,
керекский, алюторский — 1, эскимосский и алеутский — 2, кет-
ский и юкагирский — 3. Ни в одну группу не входят ново-
ассирийский и дунганский языки.
Вполне понятно, что такое многообразие языков, их генети-
ческие и типологические различия делают языковую ситуацию в
любой стране особенно сложной. Осложняется она и количествен-
ными характеристиками.
Лингвисты зафиксировали 127 языков, функционирующих на
территории советского государства, а вместе с языками экстер-
риториальных групп зарубежных наций — 162 языка. В этих усло-
виях была остро необходима целеустремленная деятельность в
сфере языковой жизни наших народов. Основными направления-
ми языковой политики в нашей стране того времени были:
—создание письменности для ранее бесписьменных народов;
—усовершенствование старых алфавитов и письменности;
—прогнозирование и планирование языкового развития;
—дальнейшее совершенствование языков, их внутриструк-
турного и функционального развития;
—научное управление процессами добровольного, массового
распространения языка межнационального общения и развиваю-
щимся на этой основе двуязычия среди народов СССР.
Рассмотрим каждое из этих направлений.
Поскольку многие народы дореволюционной России не
имели своей письменности, была развернута деятельность по
созданию новых письменных языков — младописьменных язы-
ков. Из 127 языков народов нашей страны лишь 20 имели более
или менее разработанную письменность. Своей оригинальной
графикой письма пользовались только русские, украинцы, гру-
зины и армяне, создавшие развитые литературные языки,
До Октябрьской революции в той или иной степени русским
алфавитом пользовались представители нескольких народов
(мордва, осетины, чуваши, коми, удмурты, якуты), исповедовав-
шие христианскую религию. Эстонцы, латыши и литовцы поль-
зовались латинской графикой. Буряты и калмыки, исповедовав-
шие ламаизм, строили свое письмо на основе разновидности
древне-уйгурско-монгольской письменности. Караимы, крым-
ские, горские, среднеазиатские и восточноевропейские евреи, ис-
поведовавшие иудаизм разного толка, пользовались древнеев-
рейской письменностью. Среди многочисленных мусульманских
народностей Средней Азии и Кавказа использовалась письмен-
ность на основе арабского алфавита. Арабскую графику в разной
степени приспосабливали к своим языкам 16 различных народно-
стей. Однако следует отметить, что эта письменность, как и дру-
гие, была недоступна широким массам трудящихся. Ее примене-
ние ограничивалось в основном сферой религии, а письмом поль-
зовалось главным образом духовенство.
Вся книжная продукция на некоторых языках состояла
лишь из букваря да двух-трех церковных книжек. Поэтому неуди-
вительно, что как у бесписьменных, так и у «письменных» наро-
дов процент грамотности был весьма низок. В Азербайджане, на-
пример, до революции 95,5% населения оставалось неграмотным;
сплошная неграмотность царила среди народов Крайнего Севера.
Именно поэтому усовершенствование существующей письменно-
сти и создание новых стало первоочередной задачей в деятельно-
сти ученых, деятелей просвещения и руководства страны. Боль-
шие трудности возникли в тот период в области демократизации
письма. Задачи просвещения требовали отказа от несовершенных
и сложных графических систем. В особенности это относилось к
уйгурско-монгольской, древнееврейской и арабской письменно-
сти. Но если двумя первыми пользовались лишь несколько малых
народностей, то арабской графикой — 16 народов, среди которых
были такие многочисленные, как узбеки, татары, казахи, азер-
байджанцы, таджики. Арабская графика вполне устраивала му-
сульманское духовенство, требовавшее лишь слепого повинове-
ния религиозным догмам Корана. Арабская графика не была при-
способлена также к нуждам книгопечатания и просвещения. В
20-х годах у многих народов нашей страны произошел переход на
латинизированный алфавит. Этот переход сопровождался острой
идеологической борьбой. Реакционное духовенство объявило про-
тивников арабского алфавита каджарами (неверными), так как
Коран и «имя самого аллаха» были якобы начертаны арабскими
буквами божественной силой.
Следует подчеркнуть, что латинизация сыграла определенную
роль в развитии письменностей народов СССР, в их культурном
и социальном развитии. Замена письменности, по мнению офи-
циального руководства, означала превращение ее из орудия ре-
лигиозной пропаганды в орудие социального прогресса. Позже,
как известно, эти народы, заменив латинский алфавит, перешли
на русскую графическую систему.
Встает вопрос: почему не был совершен переход сразу на рус-
скую графическую основу? Для ответа на этот вопрос необходи-
мо представить всю сложность проблемы и конкретные истори-
ческие условия. Потребовалось определенное время для того,
чтобы осознать и почувствовать совершенно новое для многих
народов страны содержание и значение русской графики. Кроме
того, в первые годы Советской власти переход на русскую гра-
фику мог быть истолкован как рецидив старой, русификатор-
ской политики царизма. И только позже (например, письмен-
ность народов Севера в 1937 г.) многие народы «отказались» от
латинского алфавита и перешли на русскую графику. Языковая
ситуация сложилась так, что часть малочисленных народностей
не стала использовать созданную для них письменность. Они
«добровольно» осуществили переход от родного языка к языкам
более многочисленных наций и народностей, как, например, не-
большие народности Дагестана (бежитинцы, арчинцы и др.).
Современная языковая ситуация
Мир, в котором мы живем, сложен, противоречив и много-
образен. К тому же он, развиваясь, весьма динамично видоиз-
меняется: меняются расстановка и соотношение противоборст-
вующих сил, меняются социальные приоритеты, происходит
переоценка этнокультурных ценностей. Вместе с политической
картой мира меняется его лингвистическая палитра.
Языковая ситуация в развитых капиталистических госу-
дарствах
Своеобразие языковой ситуации в странах Западной Евро-
пы и США в их одноязычии, что создает иллюзию беспро-
блемности, но в реальности эта ситуация достаточно сложна.
В каждом европейском государстве и США проживают на-
циональные меньшинства: в Великобритании — уэльсцы,
шотландцы и ирландцы; во Франции — бретонцы, баски, гали-
сийцы; в Германии — серболужичане, датчане и голландцы. И
все же основная часть населения этих стран говорит на одном
языке - государственном; языки национальных меньшинств
находятся в условиях разной степени дискриминации.
В других странах Запада языковая ситуация иная. Ее специ-
фику определяют «официальные» билингвизм и полилингвизм.
Так, Финляндия и Ирландия — двуязычны, Бельгия — трехъя-
зычна, Швейцария — четырехъязычна. Не могут не усложнять
языковую ситуацию в этих странах иммигранты.
Языковая политика в странах Запада не отличается единооб-
разием. В Ирландии это ретроспективная языковая политика, на-
правленная на сохранение ирландского языка, который наряду с
английским является государственным, хотя на нем говорит
лишь 2% населения. Государство предпринимает меры для вос-
крешения языка коренного населения — ирландцев. На под-
держку языка меньшинства направлена также языковая полити-
ка Финляндии. Однако таким языком является язык не коренно-
го населения (финнов), а шведский, на котором говорит 7% на-
селения страны. Как и в Ирландии, здесь также два государст-
венных языка — финский и шведский. В обоих государствах вы-
бор языков официального общения обусловлен политическими
интересами — укреплением государственного единства, исто-
рическими и национальными традициями. Такая языковая по-
литика в основном отвечает демократическим принципам.
На иных принципах строится языковая политика в Англии,
Испании, Франции и др. государствах, где в самом факте языко-
вых (и этнокультурных, разумеется) различий усматривается
мнимая угроза целостности государства. Поэтому здесь офици-
альным языком государства служит язык доминирующей нации
— английский, испанский, французский. Это результат многове-
ковой имперской политики, направленной на ассимиляцию на-
родов языков, этнокультур. Так, например, в Великобритании
юридически никогда не выделяют этноязыковые общности
Уэльса, Ирландии, Корнуолла, Шотландии, объединяя различ-
ные языковые группы термином «британцы» (Britich). Термины
«англичанин» (Englishman), «шотландец» (Scotchman), «валлиец»
(Welshman) используются, как правило, для обозначения места
жительства или рождения. Вместе с тем в присоединенных Анг-
лией землях сохраняется двуязычие, хотя валлийский, ирланд-
ский и Шотландско-гаэльский языки на социально-
функциональной шкале стоят ниже английского. В результате
постоянного контактирования коренных языков с английским на
территории Ирландии и Ольстера сложился ирландский вариант
английского языка (Hiberno-English), а в Шотландии — шотланд-
ский вариант английского языка (Scots, или Lallan). Однако, хотя
оба варианта английского языка и служат средством общения на
соответствующих территориях, они все же остаются символом
низкого социального происхождения и низкой культуры. В ре-
зультате англизации из языковой палитры Великобритании ис-
чезли корнский и мэнкский языки (первый — язык острова Мэн,
заселенного кельтами еще в I в. до н.э.). Главными проводниками
языковой политики англизации служили и служат церковь и
школа, которые полностью перешли на английский язык, еще в
те времена чуждый этноязыковым меньшинствам. Церковь и
школа служили не столько духовному воспитанию, развитию и
обучению детей, сколько искоренению их родного языка. Идео-
логический критерий, дополняя политический, окончательно
формирует имперскую национально-языковую политику.
В несколько видоизмененной форме такого рода языковая
политика осуществляется во Франции и Испании. Благодаря дея-
тельности этнокультурной общественности этих стран некоторые
языки национальных меньшинств повышают свой социально-
функциональный статус: баскский — официальный язык Страны
Басков (автономной провинции Испании); каталанский — офи-
циальный язык автономных областей Испании (Каталонии, Ва-
ленсии и Балеарских островов) и в государстве Андорра (наряду
с испанским и французским языками), галисийский — официаль-
ный язык Галисии (автономной области Испании). Во Франции
языки национальных меньшинств не имеют статуса официальных.
Французский язык занимает в стране господствующее положение
(95% одноязычных жителей говорят по-французски); это единст-
венный язык официального общения, обучения, государственных
учреждений и внешних сношений. Потому, как полагает В.Г. Гак,
языковая ситуация во Франции сводится преимущественно к
проблеме двуязычия, к проблеме распределения функций между
французским языком и другими языковыми образованиями, к
которым относятся окситанский — новопровансальский (~8
млн), корсиканский вариант итальянского языка (-200 тыс.),
фламандский (-80 тыс.), эльзасский диалект = совокупность не-
мецких говоров
Франции (- 1,3 млн). По степени генетической и структурной
близости региональных языков к французскому в языковой си-
туации Франции различимы четыре тина двуязычия:
а) экзоглоссия — языковая ситуация, когда наряду с
французским используются региональные языки — окситанский,
каталанский, корсиканский диалект итальянского (романская
группа); эльзасские и фламандские говоры (германская группа);
бретонский (кельтская группа) и баскский (изолированный не-
индоевропейский язык);
б)эндоглоссия — языковая ситуация, когда литературная
форма французского языка делит функции с другими его форма-
ми — диалектами, просторечием, арго и т.п.;
в)гиперглоссия — двуязычие, при котором правящая, науч-
ная, политическая элита страны наряду с родным французским
языком пользуется иностранным (в настоящее время — анг-
лийским). Защита французского языка от иноязычного влияния
— одна из значимых задач современной языковой политики
Франции;
г)гипоглоссия — двуязычие иммигрантов (несколько мил-
лионов иностранных рабочих).
 При всем многообразии распределения функций внутри ка-
ждого типа двуязычия налицо общее: французский язык — един-
ственное средство публичного общения и преподавания на всей
территории страны (кроме Эльзаса, где документация ведется
одновременно на французском и немецком языках, но не на эль-
засском диалекте). Местные языки никаких общественных функ-
ций не выполняют; их используют только во внутрисемейном и
бытовом общении.
Разнообразие языковой ситуации во Франции отличает ее от
других западноевропейских стран: для Германии и Италии харак-
терна эндоглоссия, для Испании — экзоглоссия, для Англии —
экзоглоссня и гипоглоссия.
Особым типом языковой ситуации характеризуются Бельгия,
Швейцария и Люксембург, где в качестве государственных слу-
жат несколько языков, на которых говорят основные этносы, на-
селяющие каждое государство. Языковая политика, проводимая
в этих странах, строится на демократических основах и отражает
объективное соотношение политических и экономических факто-
ров. Так, в XIX веке Бельгия (обрела независимость в 1830 г.) была
в основном двуязычной в ситуации гиперглоссии: большинство
населения страны составляли фламандцы, однако элита страны
пользовалась не фламандским (обособившийся диалект датского
языка), а французским языком (в то время весьма престижным в
мире, в том числе в России). После получения независимости
фламандцы ведут решительную борьбу за равноправие своего
языка, и в результате к 1919 г. французский и фламандский оказа-
лись в одинаковом социально-функциональном положении. Од-
нако вскоре языковая ситуация вновь обострилась диспропорцией
в экономическом развитии Фландрии и Валлонии. К тому же
франкоязычный Брюссель — столица государства — расположен
во Фландрии. Разрешить проблему удалось с помощью языковой
политики: государственными языками стали фламандский, фран-
цузский и немецкий. Территориально они распределились по че-
тырем районам страны: фламандский, французский, немецкий и
двуязычный (французский и фламандский).
Подобное равноправие достигнуто и в Швейцарии, офици-
ально считающейся четырехъязычной: каждый кантон пользует-
ся в официальном общении одним из четырех языков — немец-
ким, французским, итальянским или ретороманским. Языковую
ситуацию Люксембурга определяет функциональное распреде-
ление между тремя языками: два языка — французский и немец-
кий — являются государственными, хотя родным, консолиди-
рующим нацию, считается люксембургский (летцебургский)
язык. В настоящее время благодаря государственной языковой
политике его престиж растет: он используется в парламенте, в
театре, на радио, в проповедях, в речах, приветствиях. Однако
люксембургский язык используется главным образом в устном
общении; в письменной речи используются французский и не-
мецкий.
Итак, языковая ситуация в западноевропейских странах отра-
жает коммуникативные возможности языков, социально-
экономическую структуру государства, а также историко-
культурные традиции народа.
В отличие от Западной Европы языковая ситуация в странах
Северной Америки сложилась под влиянием социально-
функционального «распределения», между колониальными язы-
ками (английским, французским, испанским, голландским, не-
мецким, шведским), с одной стороны, и между языком колони-
стов и языками аборигенов, с другой. Современное многоязычие
на этом континенте складывалось столетиями.
Языковая ситуация в США сложна и многообразна. Название
«американцы» скрывает конгломерат из почти 80 различных эт-
ноязыковых сообществ. Однако с 1776 г., когда североамериканс-
кие колонии завоевали независимость, здесь преобладают носи-
тели английского языка. За ними следуют испаноязычные, италь-
янцы, немцы, французы, поляки, евреи и греки (по данным
Ф. Гросджина, 1976 г.). Между англоязычными и другими этно-
языковыми коллективами установилось двуязычие. Причем у
69% двуязычных американцев доминирует английский язык, а у
остальных — этнический.
Особый колорит языковой ситуации в США придает судьба
аборигенных языков. Проводившаяся политика искоренения ме-
стного населения привела к его сокращению, а отдельные этни-
ческие коллективы поставила на грань исчезновения. Свыше 40%
коренных американцев по своему жизненному уровню оказались
ниже порога бедности, у них самая малая продолжительность
жизни, самый высокий процент отсева детей из школы (школу
заканчивают только 17,6%), неграмотность достигает 40%.
Национальные меньшинства оказались в крайне сложной си-
туации: повышение их социального статуса невозможно без зна-
ния английского языка (получения образования, профессии), но
жесткий англоязычный режим в школе создает невыносимые ус-
ловия для детей национальных меньшинств, вынужденных рано
бросать школу (отсев испаноязычных школьников, например, в
Лос-Анджелесе составил 50%, а в Нью-Йорке — 80%). Спасти
ситуацию могло лишь двуязычие. В 1968 г. был принят соответ-
ствующий закон, разрешающий двуязычное обучение по особым
запросам школьных округов. Однако реализация этого закона
столкнулась с трудностями финансового, педагогического и со-
циального характера (ограниченные бюджетные субсидии, не-
достаток квалифицированных учителей и учебников, враждеб-
ность прессы и общественности). Двуязычие в США, как ни
странно, — признак невысокого социального статуса, о чем сви-
детельствуют и американские социолингвисты. В США, по сло-
вам Ф. Гросджин, двуязычными остаются те, кто, как правило,
живет беднее среднего уровня. Ввиду того, что они все еще поль-
зуются своим родным языком, на них смотрят как на людей, еще
не полностью вошедших в американское общество. И все же дву-
язычие в США сохраняет пока достаточно прочные позиции.
Больше всего двуязычных американцев среди испаноговорящих
(6,2 млн), итальянцев (1 млн), немцев (800 тыс.), французов (777
тыс.), поляков (493 тыс.). К индейским языкам с наибольшим
числом носителей относятся языки навахо, чероки, сиу, чиппева,
пуэбло, маскогеан, ирокезский и алгонкинские. До настоящего
времени сохранилось около 300 индейских языков.
Социальный статус языков национальных меньшинств США
ограничивается сферой семейного, бытового и внутригруппового
общения для неаборигенных американцев и сферой племенного
общения для аборигенов. Находясь в жестко англизированном
окружении, значительная часть носителей этнического языка
предпочитает не указывать свой родной язык. Часть коренного
населения либо поверхностно владеет этническим языком, либо
совсем забыла его, перейдя полностью на английский. Все это ре-
зультат политики «плавильного котла» (melting pot policy), или
политики американизации, т.е. искоренения всех этнических,
культурных и языковых различий в многонациональном амери-
канском обществе.
Основным средством межгруппового, межэтнического и об-
щенационального общения выступает английский язык. Причем
его безраздельное господство сложилось не само по себе (в усло-
виях равноправия всех этноязыковых групп), как пытаются пред-
ставить некоторые ревнители американской языковой политики
(Дж. Фишман, Ш. Хит). Английский язык жестко и последова-
тельно насаждался правящей элитой США на протяжении всей
истории страны, хотя статьи о закреплении за английским язы-
ком статуса государственного или официального в федеральной
конституции США нет. Политика «плавильного котла» использо-
вала другие средства — этнокультурную ассимиляцию, нацио-
нальную и расовую дискриминацию, социально-экономическое
давление и даже прямые запреты на обучение не на английском
языке (законы 1919 и 1921 гг.). Сформировалась политика «пла-
вильного котла» на почве британского имперско-колониального
шовинизма и расизма. Главными каналами ее реализации стали
школа, средства массовой информации, масс-культура, админи-
стративный аппарат, производственное общение. Отличительны-
ми чертами языковой политики США являются американоцен-
тризм, антидемократичность, авторитаризм и шовинизм.
Языковая ситуация в «развивающихся» странах
Современная языковая ситуация на азиатском и африкан-
ском континентах обусловливается прежде всего крушением
системы колониализма. Важнейшей составной частью государст-
венного и культурного строительства в бывших колониях стало
новое функционально-социальное соотношение между языками
бывших метрополий (западноевропейскими) и автохтонными в
пользу последних. Основным фактором, осложняющим нацио-
нально-языковое строительство на демократических принци-
пах, стала этническая неоднородность освободившихся стран.
Языковая ситуация в этих регионах мира обострилась языковой
политикой правящих кругов, направленной на установление
иерархии автохтонных языков. Верхнюю ступень этой иерархии
отводили наиболее распространенному языку, совпадающему
обычно численно с языком доминирующего народа. Его объявля-
ли государственным. Остальные языки располагались на низших
ступенях иерархии. Им отводилась роль региональных языков,
обслуживающих тот или иной этнос в регионе его расселения.
Таким образом, в первый постколониальный период отвергался
принцип языкового плюрализма, а иерархия языков стала от-
ражением неравноправия этнических и языковых общностей.
Понятия этнической и языковой общности не совпадают, по-
скольку разные этносы могут говорить на одном и том же языке
и, наоборот, единый этнос может использовать в общении раз-
ные языки (или диалекты).
Различают языковые общности межгосударственного типа и
языковые общности, существующие внутри отдельных госу-
дарств. К языковым общностям первого типа относятся только те
страны, в которых определенный язык используется для внутри-
государственного общения. Им может быть один из западноевро-
пейских языков. В таком случае можно выделить англоязычную
общность (Индия, Малайзия, Филиппины и др.), франкоязычную
(Алжир, Тунис, Марокко, Мали, Сенегал и др.), испаноязыч-
ную (Мексика, Колумбия, Чили, Аргентина и др.), португало-
язычную (Бразилия, Ангола, Мозамбик, Республика Гвинеи-Би-
сау и др.). Основой языковой общности такого типа выступает
также арабский литературный язык (все арабские страны, Сома-
ли, Джибути).
В языковых общностях второго типа средством официально-
го общения служит один из автохтонных языков или европей-
ский язык бывшей метрополии.
Языковые общности с автохтонным языком общения объеди-
няют этнически однородные государства с незначительной долей
иноэтнического населения (Япония, Корея, Бангладеш, Саудов-
ская Аравия, Северный и Южный Йемен, Иордания, Египет и
др.). Причем в одних странах используются разновидности
(письменная и разговорная) одного национального литературно-
го языка (Корея, Япония), а в других — два разных языковых об-
разования (литературный и обиходно-разговорный языки) как
самостоятельные формы существования определенного языка.
Последний подтип присущ арабскому языковому сообществу:
арабский литературный язык используется в письменном обще-
нии и характеризуется чертами аналитизма, а обиходно-
разговорный — междиалектное средство разговорного общения и
характеризуется синтетическим строем.
Языковые общности с автохтонным языком сложились и в
тех странах, где официальным средством общения служит язык
доминирующего этноса (= 75% от всего населения страны). Это
Бирма, Вьетнам, Ирак, Кампучия, Китай, Кувейт, Ливан, Мон-
голия, Непал, Сирия, Таиланд, Турция, Ливия, Мавритания и др.
Языковые общности с официальным европейским языком об-
щения сложились в странах с неоднородным этническим со-
ставом населения (Индия, Малайзия, Сингапур, Алжир, Марок-
ко). Европейский язык в таких странах является фактическим
средством межэтнического общения, так как государственным
языком в них провозглашен один из автохтонных языков. Таким
европейским языкам (ими пользуется абсолютное меньшинство
населения) присущи черты книжности и архаичности. Большин-
ство населения общается на автохтонных языках, которые все
активнее внедряются в новые сферы общения, в систему народ-
ного образования и средства массовой информации. Иначе гово-
ря, применение западноевропейского языка (чаще всего в сфере
политики) В переходный период становления национального
единства не является угрозой культурной самобытности авто-
хтонных народов. Рост социального статуса автохтонных языков
и ограничение западноевропейского языка сферой внешней по-
литики не дают повода для опасений, что в этих странах будут
складываться нации по латиноамериканскому образцу, на основе
западноевропейского языка и иноэтнической культуры.
Языковая политика на африканском континенте главным об-
разом связана с проблемой общенационального языка как одной
из составных частей политики объединения страны и формирова-
ния нации. Сложность этой проблемы обусловливается этничес-
кими факторами государственного строительства. Если в Европе
независимые государства после распада империй возникали по
национальному признаку, то африканские страны создавались в
границах прежних колоний, т.е. без учета этноязыкового фактора.
В результате большинство нынешних африканских государств яв-
ляются многонациональными. Этим и определяются особенности
языковой ситуации в странах Африки:
а) многоязычие;
б) незначительное количество автохтонных языков, исполь-
зуемых для ежэтнического и межнационального общения;
в) предпочтение западноевропейских языков в качестве госу-
дарственных;
г) возникновение локальных лингва франка (lingua franca —
устное вспомогательное средство межэтнического общения, в
том числе пиджины).
Для африканского многоязычия в пределах новых независи-
мых государств характерно то, что образуют его чаще всего бес-
письменные языки. Специфика многоязычия объясняется усло-
виями доколониального исторического развития и колонизации
африканских земель. Распространение и достаточно широкий
функциональный спектр таких языков, как суахили, хауса, линга-
ла, бамбара, фула, килуба, канури, киконго, обусловлены их вы-
соким социальным статусом в жизни государств доколониального
периода: канури — в средневековом государстве Канем, бамбара
— в Мали, фула — в Адамауа, зулу — в зулусском государстве.
Вторым важным фактором, формирующим социально-
функциональное «лицо» языков доколониальной Африки, была
межплеменная торговля. В качестве торговых языков широко ис-
пользовались языки диула, хауса, лингала, суахили.
Колонизация Африки существенно изменила языковую си-
туацию на континенте. При этом следует помнить, что народы
Африки активному внешнему воздействию подвергались дваж-
ды: сначала арабскому, а затем западноевропейскому. При этом
ранее исламизированные народы западноевропейскому языково-
му влиянию подвергались значительно слабее. На языковой си-
туации современной Африки отразилась, прежде всего, колони-
альная политика двух западноевропейских государств — Анг-
лии и Франции. На Востоке и Юге ведущей колониальной
державой была Англия, а на Западе — Франция, разделявшая
свое культурно-языковое влияние с Англией, Испанией и Пор-
тугалией. Колониальная политика Англии основывалась на
принципе «косвенного управления» (привлечение местных кад-
ров, относительное сохранение культурно-политических тради-
ций, терпимость к местным традициям, ненавязчивое распро-
странение английского языка, поощрение в использовании не-
которых автохтонных языков). Франция же придерживалась
принципа «прямого управления» (ассимиляция коренного насе-
ления, галлицизация культуры и общественной жизни, исполь-
зование во всех сферах государственных отношений лишь фран-
цузского языка). Последствия этих двух колониальных политик
отражают сами колониальные языки: африканский вариант
французского отличается от нормативного языка метрополии
гораздо меньше, чем африканские варианты английского. Вто-
рое следствие — большее количество пиджинов на базе англий-
ского языка, чем на базе французского.
Весьма показательной является судьба хауса. Вследствие
колониального раздела Африки территория древнего хаусанско-
го государства Гобир оказалась во французской зоне и в на-
стоящее время входит в состав Республики Нигер (севернее Ни-
герии). Однако в качестве второго языка, или как lingua franca
хауса, распространен по многим странам Африки (Судан, Даго-
мея, Того, Гана, Камерун и др.). Политика «косвенного управ-
ления» способствовала в Нигерии укреплению социального ста-
туса хауса в административной и образовательной сферах. Он
пользуется равными правами с официальным языком страны —
английским (на севере страны наряду с английским важную
роль играет арабский, особенно значительную — в области куль-
туры). В других регионах Британской Африки самый высокий
социальный статус имеет суахили — наиболее распространен-
ный язык Африки южнее Сахары. На нем говорит около 40 млн
(Кения, Танзания, от Сомали до Мадагаскара и от Луанды и
Браззавиля до Занзибара). Престиж суахили — первого пись-
менного языка Африки южнее Сахары — очень высок. Это язык
администрации, образования и «современности». Суахили, на-
ряду с английским, является официальным языком таких круп-
ных государств, как Танзания, Кения, Уганда, частично в Заире
и Мозамбике. Социальный статус суахили в этих странах по-
вышается, подрывая тем самым позиции языка бывшей метро-
полии. Провозглашение суахили, хауса и других крупных языков
независимых стран государственными во многих постколони-
альных государствах Африки преследует одни и те же полити-
ческие цели — служит средством консолидации той или иной
африканской нации.
Основную тенденцию изменений языковой ситуации на
постколониальном пространстве можно определить термином
«национализация» (Л.Б. Никольский). Этим термином обозна-
чаются: а) планомерное вытеснение бывшего колониального
языка и замена его автохтонным; б) нормализация и модерниза-
ция автохтонных языков (обогащение лексического состава, раз-
витие терминологии, упорядочение грамматической системы,
стилистическая дифференциация; в) пуристическое движение,
направленное на очищение языка от заимствований и пополне-
ние соответствующей лексики и терминологии ресурсами авто-
хтонного языка; г) демократизация языка путем уменьшения
различий между его письменной и разговорной формами, а
также путем реформирования письменности.
Национализация языковой жизни может быть полной и час-
тичной. К полной национализации относятся арабизация языко-
вой ситуации в арабском мире, замена японского языка корей-
ским в Корее, «языковая революция» в Турции (очищение турец-
кого языка от арабско-персидских элементов), санскритизация
хинди в Индии. Частичная национализация — явление более ред-
кое. Это, прежде всего, пуризм и демократизация языка (на-
пример, очищение персидского языка от тюркских и арабских
слов в Иране).
Таким образом, вопрос о перспективах развития и расшире-
ния общественных функций автохтонных языков относится к пер-
востепенным аспектам языковой политики большинства «разви-
вающихся» стран.

Лекция № 13.
Ареальная лингвистика
 Любые возможные сходства между языками могут быть
вызваны одной из четырех причин: 1) родство языков, их общее
происхождении (генеалогический фактор); 2) (взаимо)влияние
языков, т.е. сродство языков – возникновение сходства вследст-
вие контактов языков (ареальный фактор); 3) принципиальная
общность человеческой природы, проявляющаяся в общих зако-
номерностях языковой коммуникации и общих чертах в строе-
нии языков (типологический фактор); 4) случайное совпадение.
Проявление ареальной общности языков разнообразны и
разномасштабны. Самый распространенный и элементарный
случай – это лексическое заимствование из одного языка в со-
седний. Иногда, в силу социокультурных обстоятельств, такие
заимствования характеризуются значительной географической
широтой и проникают в отдельно родственные и неродственные
языки. Например, белорус., русск. и укр. школа, словенск. Šola,
нем. Schule,англ. school, лат. Scholа – это общее заимствование,
через разное языковое посредство восходящее к греч. scholе′
(первоначально означавшее ‘иметь свободное время, быть
праздным; мешкать, медлить’; затем ‘заниматься чем-либо во
время досуга’, ‘проводить время в ученых беседах’).
Широкое и продолжительное ареальное взаимодействие
языков приводит к развитию сходных черт глубокого структур-
ного характера. Так, в ряде «среднеевропейских» языков (чеш-
ском, польском, французском, английском) ударение стало фик-
сированным на определенном слоге (Б.Гавранек); в ряде языков
Евразии вследствие ареальных факторов развилась оппозиция
твердых и мягких согласных (Р.О.Якобсон, Е.Д.Поливанов).
Важным понятием лингвистической типологии является язы-
ковой ареал. Можно говорить о больших и малых ареалах. На-
пример, иногда весь мир делят на три макроареала - Старый свет,
Новый свет и Океанию. Возможно множество вариантов более
дробного деления, вплоть до ареала распространения диалекта то-
го или иного языка. В работах американского лингвиста
Дж.Николс были указаны важные типы ареалов - так называемые
протяженные (spread) и замкнутые (residual) зоны. Протяженные
зоны, обычно представленные на равнинах, характеризуются
сравнительно малым генетическим разнообразием. Замкнутые зо-
ны обычно возникают в географически ограниченных ареалах (ог-
раниченных горами, океанами и т.п.) и отличаются высоким уров-
нем разнообразия. Классические примеры: для протяженной зоны-
евразийская степь, для замкнутой зоны - Кавказ.
Ареальное сходство соседствующих, а иногда и отдаленных, но
культурно тяготеющих друг к другу языков проявляется на всех
уровнях. Кроме прямых лексических заимствований происходит
калькирование (в том числе семантическое калькирование, т.е. раз-
витие нового значения в слове под влиянием семантики соответст-
вующего слова в чужом языке), усваиваются морфологические,
словообразовательные и синтаксические модели, стилистические
оппозиции, вплоть до отдельных графических приемов и принципов
речевого этикета. Все это бесчисленные факты конвергенции языков.
Многовековые конвергентные процессы ведут к образованию
ареальных общностей языков - языковых союзов. Термин был
предложен Н.С.Трубецким (1923) и обозначает благоприобретен-
ное структурное сходство языков, распространенных на смежных
территориях и при этом не обязательно близкородственных. Язы-
ковой союз подразумевает наличие не единичных, а множествен-
ных и существенных сходств между языками. Наиболее часто ци-
тируемый пример языкового союза - балканский, в который вхо-
дят языки славянской, романской, греческой и албанской ветвей
индоевропейской семьи. Другие примеры - поволжский, балтий-
ский, кавказский языковые союзы и т.д. Один из наиболее ярких
примеров большого языкового союза представляют собой изоли-
рующие и аналитические языки Юго-восточной Азии - этот союз
объединяет языки по крайней мере четырех языковых семей.
Процессы, приводящие к формированию языковых союзов, явля-
ются частным случаем заимствования. В отличие от обычных
лексических заимствований, оказывающих влияние на всю струк-
туру языка.
По мнению многих ученых, «языковой союз» - это слишком
сильный термин, навязывающий идею незыблемого членства язы-
ков в таком союзе. В реальности обычно наблюдается сложная
сеть взаимовлияний языков, иногда ограничивающихся парой со-
седних языков, а иногда охватывающих большие ареалы. Поэтому
часто предпочитают говорить о конвергентных зонах
(У.Вейнрейх) или языковых ареалах (в терминологическом смыс-
ле это словосочетание было использовано М.Эмено). Широко из-
вестно исследование Южной Азии (т.е. индийского субконтинен-
та) как языкового конвергентного ареала, принадлежащее
К.Масике. В последние годы о том же явлении - взаимосближении
смежных языков иногда говорят в терминах другой, «химиче-
ской» метафоры: при языковых контактах происходит «диффу-
зия» грамматических явлений из одного языка в другой. Понятие
диффузии является более общим, чем понятие языкового союза. В
результате диффузии по прошествии больших интервалов време-
ни может оказаться, что неродственные языки одного ареала ти-
пологически ближе друг к другу, чем к родственным языкам, на-
ходящимся в других ареалах.
Конвергенция языков на территориальной основе в принципе
не зависит от генетического родства языков. Корвергенции под-
вергаются как родственные, так и неродственные языки. Однако
конвергенция протекает по-разному в зависимости от наличия и
степени языкового родства.
В случае близкородственных языков или диалектов, сохра-
няющих некоторую степень взаимопонятности, возможно особен-
но массовое заимствование лексики и грамматических черт, на-
пример, это произошло с восточнославянским украинским язы-
ком, подвергшимся существенному влиянию западнославянского
польского языка. В случае отдаленного родства, исключающего
взаимнопонятность, но сохраняющего определенную типологиче-
скую близость языков, также имеется возможность для диффуз-
ных влияний - например, одной из конституирующих черт бал-
канского языкового союза считается постпозитивный определен-
ный артикль (в болгарском, румынском и албанском языках), раз-
вивающийся из указательного местоимения (материально нетож-
дественного в разных языках). Языки, вообще не родственные
между собой, также способны к конвергентному сближению (ср.
уже упоминавшиеся языки Юго-восточной Азии и тюркские язы-
ки в Европе). Иногда тип грамматической структуры препятствует
иноязычным влияниям. Например, глагольная морфология атаба-
скских языков Северной Америки устроена настолько своеобраз-
но, что исключает возможность заимствования не только грамма-
тических моделей, но и глагольных лексем.
Крайним случаем влияния одного языка на другой является
ситуация, когда один из языков полностью замещает второй в не-
которой популяции. При этом исчезнувший язык может оставить
некоторые следы (так называемый субстрат) в «победившем»
языке. Например, некоторые черты французского языка (в частно-
сти, наличие губной переднеязычной фонемы) часто объясняют
субстратом галльского языка (кельтская группа).
Современные широкомасштабные типологические исследо-
вания непременно включают географический компонент. Это свя-
зано с тем, что типологические обобщения относительно языков
Земли в целом могут базироваться только на корректно сформи-
рованной выборке языков. Современные выборки, включающие
по несколько сотен языков, создаются таким образом, чтобы ис-
ключить перекос в пользу тех или иных языков - более хорошо
описанных, принадлежащих к той или иной языковой семье, а
также принадлежащих тому или иному ареалу. Например, в кор-
ректной выборке не должно быть завышенного представительства
языков Европы; напротив, в идеальном случае папуасские языки
Новой Гвинеи должны быть представлены в той же степени, что и
европейские языки.
В книге Дж. Николс Языковое разнообразие во времени и в
пространстве (1992) лингвогеография, компаративистика и типо-
логия синтезированы в единую область лингвистических исследо-
ваний. Николс различает три типа стабильности: типологическую
(одна характеристика языка предопределяет другую), историче-
скую (одна и та же характеристика является общей для языков од-
ной генетической группы) и ареальную (одна и та же характери-
стика проявляется в неродственных языках определенного ареа-
ла). Особой ареальной стабильностью характеризуются такие
морфосинтаксичесике черты, как морфологическая сложность,
вершинное/зависимостное маркирование и порядок слов, а тип
ролевой кодировки, наоборот, является ареально изменчивой ха-
рактеристикой. Ареалы различаются по своей типологической го-
могенности. Высокое структурное разнообразие обычно сочетает-
ся с высокой генетической плотностью(особенно в Тихоокеанском
регионе и в Новом Свете). Николс приводит данные о пребла-
дающих грамматических типах и категориях для каждого из ареа-
лов, например, базовый порядок слов с конечной позицией глаго-
ла доминирует в Новой Гвинее и на востоке Северной Америки, а
в Мезоамерике самым частым оказывается порядок с начальным
глаголом. Николс описывает три типа диахронических изменений,
влияющих на разнообразие языковой популяции: повышение раз-
нообразия (Новый Свет), стабилизация (Европа, центральная и
южная Австралия) и вымирание языков (под влиянием новых
волн колонизации). Результирующее языковое разнообразие в
значительной степени является функцией географических факто-
ров, в частности размера территории. Исследование географиче-
ского распределения языкового разнообразия, согласно Николс,
необходимая предпосылка для содержательной типологии языков
и реконструкции древнейшей языковой истории Земли.
Последняя проблема весьма актуальна в современной науке.
Лингвисты, археологи, генетики пытаются восстановить пути, по
которым Homo sapiens распространялся по земному шару. Пони-
мание современного языкового разнообразия возможно только в
контексте диахронических процессов, которые привели к этому
разнообразию. Считается, что родиной всех видов гоминидов яв-
ляется Африка, и при этом современный Homo sapiens был пер-
вым видом, распространившимся за пределы Старого Света. При-
мерно 50-90 тыс. лет назад современный человек заселил Азию,
Новую Гвинею и Австралию, 40 тыс. лет назад - Европу, по край-
ней мере 20 тыс. лет назад Америку. Особенно активно обсужда-
ется вопрос о заселении Америки. Считается признанным, что за-
селение Северной Америки происходило из Азии, причем скорее
всего в результате иммиграции населения по тихоокеанскому по-
бережью. Большинство современных исследователей считает наи-
более реалистической гипотезу, согласно которой заселение Юж-
ной Америки происходило исключительно из Северной Америки,
т.е. в конечном счете из Азии.
Генеалогическая близость языков, с одной стороны, а с дру-
гой, - ареальные изменения (которые состоят в сближении с од-
ними языками, что оборачивается отдалением от других языков) -
это факторы, которые в судьбах конкретных языков противостоят
друг другу. Именно контакты, ареальное взаимодействие не род-
ственных или отдаленно родственных языков ведут к ослаблению
исконной генетической близости родственных языков и, сле-
довательно, к отдалению, к растущей непохожести и поэтому не-
понятности родственных языков. Например, в словенском, чеш-
ском и отчасти словацком языках праславянские числительные,
обозначающие «некруглые» числа после 20 (21, 74, 95), стали об-
разовываться не по праславянской модели («название десятков +
название единиц», ср. русск. двадцать пять), а по образцу немец-
ких числительных: «название единиц+название десятков»: petind-
vajset (буквально: '5 и 20'), thinsedemdeset ('3 и 70') и т.д. Если ге-
нетическая близость - это постепенно утрачиваемое, «ис-
тончающееся» общее наследство далекого прошлого родственных
языков, то ареальные сближения могли происходить в самое не-
давнее время. В случае конвергентного развития определенных язы-
ков, черты ареальной близости могут усиливаться.
 ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Кристиан Леман, исследователь экзотических языков и горя-

чий защитник языков, находящихся под угрозой вымирания, писал:
«Природа человеческого языка состоит в вариации: Язык проявляет
себя в виде конкретных языков. Лингвистическое многообразие,
таким образом, является источником нашего проникновения в при-
роду человеческого языка».1 Типология стремится понять пределы
возможного языкового разнообразия на Земле и найти типичные
черты в этом разнообразии, а лингвистика универсалий, перечисляя
то общее, что объединяет языки, стремится увидеть язык-эталон –
своего рода мысленную модель тысяч языков мира.
Типология и лингвистика универсалий, этот авангард эмпири-
ческого знания в науке о языке, позволяют постепенно преодоле-
вать ту узость кругозора, о которой писал Б.А. Успенский: «В язы-
кознании отсутствует то, что характерно для большинства эмпири-
ческих наук, - фиксированное представление о своем предмете. В
самом деле, если в минералогии существуют исчерпывающие кол-
лекции минералов, в ботанике – подробнейшие гербарии, в химии –
описание и классификация всех известных химических элементов,
то в языкознании до сих пор не имеется каталожного собрания аде-
кватно описанных языков мира.
Творческое изумление перед необычностью того или иного
языка или того или иного явления в языке, вероятно, свойственно
лингвисту не в меньшей мере, чем свойственно биологу удивление
перед тем или иным явлением природы: язык с одной гласной фо-
немой не менее замечателен, чем млекопитающее, откладывающее
яйца. Но разница между биологом и лингвистом состоит в том, что
лингвист часто не знает, чему удивляться – он, если угодно, может
быть безграмотен в своем удивлении, он исходит лишь из своего
неизбежно ограниченного лингвистического кругозора, не зная, во-
обще говоря, настолько ли удивительно удивившее его явление.
Лингвисты не единодушны в своем удивлении, и именно поэтому
_____________________________
1
Леман К. Документация языков, находящихся под угрозой вымирания (Первоочередная
задача переводчика) // Вопросы языкознания. 1996. № 2. С.184.
многие утверждения в лингвистических описаниях носят тривиаль-
ный, избыточный характер».1 Лингвистика, и прежде всего ее «пе-
редовой отряд» - типология языков и лингвистика универсалий, -
это образец систематичности и полноты охвата материала для ос-
тального гуманитарного знания.
Типология языков и лингвистика универсалий являют собой
попытку эмпирического исследования языка. Уже сейчас лингвис-
тика в состоянии понимать языки во всей антиномической сложно-
сти их единства и разнообразия: видеть в языках универсальный
Язык человечества и вместе с тем понимать, в чем уникальность
каждого из нескольких тысяч языков мира.
Встают вопросы об универсальных чертах не только языков,
но и человеческих социумов, культур, цивилизаций.
Лингвистика, в силу простоты своего объекта (сравнительно с
культурой, человеческим сознанием, искусством, литературой),
первая решает вечные вопросы гуманитарного знания. Философ-
ский смысл этих поисков в том, чтобы на сравнительно простом
материале языкового ландшафта Земли найти и испытать эмпири-
ческие подходы, которые в будущем помогут видеть и различать в
континууме социально-культурной истории человечества все сту-
пени, вехи, переходы, которые соединяют универсальное и обще-
человеческое с неповторимым и индивидуальным.

_____________________________

1
Успенский Б.А. Языковые универсалии и актуальные проблемы типологического описа-
ния языка // Языковые универсалии и лингвистическая типология. М.: Наука, 1969. С. 13.
 БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Актуальные проблемы современной лингвистики [Текст]:

учебное пособие / сост. Л. Н. Чурилина. - 2-е изд., испр. М.: Флин-
та: Наука, 2007. 416 с.
2. Алефиренко, Н. Ф. Современные проблемы науки о языке
[Текст]: учебное пособие / Н. Ф. Алефиренко. М.: Флинта: Наука,
2005. 416 с.
3. Алефиренко, Н. Ф. Теория языка. Вводный курс [Текст]:
учебное пособие для студентов вузов / Н. Ф. Алефиренко. М.: Ака-
демия, 2004. 368 с.
4. Аракин, В.Д. Типология языков и проблема методического
прогнозирования [Текст] / В.Д. Аракин. М.: Высшая школа. 1989.
160 с.
5. Баранов, А. Н. Введение в прикладную лингвистику
[Текст]: учебное пособие / А. Н. Баранов. - 2-е изд., испр. М.:
УРСС, 2003. 360 с.
6. Бодуэн де Куртенэ, И.А. Национальный и территориаль-
ный признак в автономии [Текст] / И.А. Бодуэн де Куртенэ. СПб.
1913. 84 с.
7. Боженкова, Н. А. Логико-синтаксические механизмы ко-
дирования возможных культурных смыслов в тексте [Текст]: моно-
графия / Н. А. Боженкова. М.: Высшая школа, 2005. 156 с.
8. Гак, В.Г. К типологии форм языковой политики // Вопросы
языкознания. 1989. № 5. С. 104 – 133.
9. Гринберг, Дж. Некоторые грамматические универсалии,
преимущественно касающиеся порядка значимых элементов // Но-
вое в лингвистике. Вып. 5. Языковые универсалии. М.: Прогресс,
1970. С. 114 – 162.
10. Гумбольдт, В. О различии строения человеческих язы-
ков и его влияние на духовное развитие человечества (1830-1835) //
Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984. С. 37 – 298.
11. Зубов, А. В. Информационные технологии в лингвистике
[Текст]: учебное пособие / А.В. Зубов, И. И. Зубова. М.: Академия,
2004. 208 с.
12. Исаев, М.И. Язык эсперанто [Текст] / М.И. Исаев. М.:
Наука, 1981. 88 с.
 13. Кибрик, А. Е. Очерки по общим и прикладным вопросам
языкознания (универсальное, типовое и специфичное в языке)
[Текст] / А. Е. Кибрик. - 4-е изд., стер. М.: КомКнига, 2005. 336 с.
14. Климов, Г.А. Принципы контенсивной типологии [Текст]
/ Г.А.Климов. М., 1983. 224 с.
15. Климов, Г.А. Типологические исследования в СССР (20-
40-е годы) [Текст] / Г.А. Климов. М.: Наука, 1981. 112 с.
16. Кочергина, В. А. Введение в языкознание [Текст]: учеб-
ное пособие / В.А. Кочергина. - М.: Гаудеамус: Академический
Проект, 2004. 272 с.
17. Левицкий, Ю. А. Лингвистика текста [Текст]: учебное
пособие / Ю. А. Левицкий. М.: Высшая школа, 2006. 207 с.
18. Мечковская, Н. Б. Общее языкознание. Структурная и
социальная типология языков [Текст]: учебное пособие /
Н.Б.Мечковская. - 4-е изд., испр. М.: Флинта: Наука, 2006. 312 с.
19. Мещанинов, И.И. Номинативное и эргативное предло-
жения: Типологическое сопоставление структур [Текст] / И.И. Ме-
щанинов. М.: Наука, 1984. 295 с.
20. Николаева, Т.М. Просодия Балкан: Слово – высказыва-
ние – текст [Текст] / Т.М. Николаева. М.: Индрик, 1996. 351 с.
21. Норман, Б.Ю. Теория языка. Вводный курс [Текст]:
учебное пособие / Б.Ю. Норман. М.: Флинта: Наука, 2004. 296 с.
22. Плунгян, В.А. Почему языки такие разные [Текст] / В.А.
Плунгян. М.: Русские словари, 1996. 304 с.
23. Реформатский, А. А. Введение в языкознание [Текст]:
учебник / А. А. Реформатский. - 5-е изд., испр. М.: Аспект Пресс,
2006. 536 с.
24. Рождественский, Ю. В. Введение в языкознание
[Текст]: учебное пособие / Ю. В. Рождественский, А. В. Блинов;
под ред. А. А. Волкова. М.: Академия, 2005. 336 с.
25. Рождественский, Ю. В. Типология слова [Текст] / Под.
ред. В.В.Виноградова; Предисл. А.А.Волкова. Изд. 2-е, доп. М.:
КомКнига, 2007. 288 с.
26. Ромпортл, М.О. О сопоставлении системы мелодем в
чешском и русском языках // Сопоставительное изучение грамма-
тики и лексики русского языка с чешским языком и другими сла-
вянскими языками. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1983. С. 52 - 63.
 27. Русский язык. Введение в науку о языке [Текст]: учебник
/ Л. Г. Барлас, [и др.]. М.: Флинта: Наука, 2003. 256 с.
28. Сепир, Э. Избранные статьи по языкознанию и культуро-
логи [Текст] / Э.Сепир. М., 1993. 336 с.
29. Скаличка, В. О современном состоянии типологии // Но-
вое в лингвистике. Вып. 3. М.: Изд-во иностр. л-ры, 1963. С. 19-35.
30. Солнцева, Н.В. Проблемы типологии изолирующих язы-
ков [Текст] / Н.В. Солнцева. М.: Наук, 1985. 254 с.
31. Структурная типология языков / Отв. ред. Вяч. Вс. Ива-
нов. М., 1966.
32. Теоретические основы классификации языков мира. М.,
1980. 208 с.
33. Теоретические основы классификации языков мира: про-
блемы родства. М., 1982. 312 с.
34. Толстой, Н.И. Избранные труды. Т. II. Славянская лите-
ратурно-языковая ситуация [Текст] / Н.И. Толстой. М.: Школа Язы-
ки русской культуры», 1998. 544 с.
35. Топоров, В.Н. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в
области мифопоэтического: Избранное. [Текст] / В.Н. Топоров. М.:
Издательская группа «Прогресс» - «Культура», 1995. 624 с.
36. Ульманн, С. Семантические универсалии // Новое в лин-
гвистике. Вып. 5. Языковые универсалии. М.: Прогресс, 1970. С.
250-299.Успенский, Б.А. Структурная типология языков [Текст]:
учебное пособие / Б.А.Успенский. М., 1965. 287 с.
37. Успенский, Б.А. Языковые универсалии и актуальные
проблемы типологического описания языка // Языковые универса-
лии и лингвистическая типология. М.: Наука, 1969. С. 5-18.
38. Хоккет, Ч. Проблема языковых универсалий // Новое в
лингвистике. Вып. 5. Языковые универсалии. М.: Прогресс, 1975.
С. 441-472.
39. Шайкевич, А.Я. Введение в лингвистику [Текст]: учеб-
ное пособие / А. Я. Шайкевич. М.: Академия, 2005. 400 с.
40. Шаумян, С.К. Структурная типология [Текст] / С.К.
Шаумян. М.: Наука. 1969. 343 с.
41. Языковые универсалии и лингвистическая типология
[Текст]. М.: Наука. 1969. 343 с.
 42. Якобсон, Р.О. Типологические исследования и их вклад в
сравнительно-историческое языкознание // Новое в лингвистике.
Вып. 3. М.: Изд-во иностр. л-ры, 1963. С. 95-105.
43. Ярцева, В.Н. «Языковой тип» среди сопредельных поня-
тий // Теоретические основы классификации языков мира. М.,
1980. 336 с.
44. Ярцева, В.Н. Контрастивная грамматика. [Текст] / В.Н.
Ярцева. М.: Наука, 1981. 109 с.
45. Ярцева, В.Н. О судьбах языков в современном мире //
Известия РАН. СЛЯ, 1993. № 2. С. 3-15.