Hroniki Konca Sveta Kotoryj Ne Slucilsa

***********************************************************************************
************
Хроники Конца Света, который не случился.
https://ficbook.net/readfic/8399250
***********************************************************************************
************
Направленность: Слэш
Автор: Хаул отравился ртутью для Лиса (https://ficbook.net/authors/159088)
Фэндом: Пратчетт Терри, Гейман Нил «Добрые предзнаменования» (Благие

знамения),Благие знамения (Добрые предзнаменования)(кроссовер)
Пэйринг и персонажи: Кроули/Азирафель, Кроули/Азирафаэль, Гавриил/fem!Вельзевул
Рейтинг: R
Размер: 467 страниц

Кол-во частей: 88
Статус: завершён
Метки: Сборник драбблов, Романтика, Повседневность, Songfic, ER, Пропущенная сцена,
Элементы гета
Описание:
... или случился, но совсем чуть-чуть.
———————————————
пополняемый сборник небольших драбблов и виньеток. В основном - Кроули/Азирафаэль,
но могут мелькать Габриэль/Вельзевул (слеш и гет), Михаил/Война и пр.
Посвящение:
Хочу сказать спасибо всем тем, кто меня вдохновляет здесь и на твиттере, кто
слушает мои идеи и поддерживает. Надеюсь, что я выдержу этот 30 (на самом деле там
есть и 50 )❤️
дневный челлендж.
И спасибо тем, кто правит опечатки и помогает сделать тексты лучше.

Вы потрясающие.
Публикация на других ресурсах: Уточнять у автора/переводчика
Примечания:
Я пытаюсь немного раскидать свои идеи и планируемые работы. Я нашёл несколько
любопытных челленджей для написания по любимой паре. Это будут лишь небольшие
драбблы и виньетки, обычно никак не связанные, но если будет иначе, я буду
указывать это перед текстом.
<>
Таким нехитрым способом я смогу уделить больше времени тем идеям больших работ
(упомянутого стекла и ещё нескольких любопытных тем), и я буду иметь возможность
отвлекаться на что-то небольшое и побочное. Потому что есть много идей, который в
отдельные работы не оформляются из-за того, что они маленькие. А тут, они
сработают.
========== Оглавление (по вселенным, дням и темам) ==========
Комментарий к Оглавление (по вселенным, дням и темам)

Это давно надо было сделать И я бы НЕ СДЕЛАЛА ЭТО, если бы мне не помогла Мирс
🐱
Оглавление не полное, я его ещё доделаю. Но уже мне кажется будет полегче
ориентироваться ^^
Буду дополнять, по мере написания новых тем ^^

КСТАТИ, котаны! спасибо за предложенные идеи и песни! Я обязательно ими
воспользуюсь, они меня заинтриговали!
💝 Спасибо за Ваше внимание к сборнику, к историям и к прекрасным мужьям! Ваша

поддержка очень вдохновляет ^^
До встречи в новых историях!

Всегда Ваша,
Хори-Хаул 🦊
Канон:
День 1. Держаться за руки
День 2. Обниматься
День 5. Поцелуи
День 8. Дождливый день
День 13. Утешение
День 18. Любимое место
День 20. Танец
День 21. Предательство
День 22. В бою
День 23. Ссора
День 25. Смотреть друг другу в глаза
День 28. Что-то нелепое
День 29. Сделать что-то плохое
День 32. Ласковые прозвища
День 35. Любование шрамами
День 37. Смерть кого-то близкого (Ван Гог)
День 42. Ленивый выходной
День 51. Цветы в подарок (Эдельвейс)
День 53. Состариться вместе
День 54. Ладить с детьми
День 63. Горячие напитки
День 75. Чувство вины
День 76. Остаться без дома из-за бомбежки
День 88. Прикосновения
День 89. Кристалл
День 90. Вессель/Сосуд
День 91. Узел/Клубок
День 93. Рождественские песни
День 95. Изменчивый мир
День 96. Летние тени
Стань белой птицей и лети:

День 3. Первая встреча
День 4. Свидание
День 6. Обмен одеждой
День 7. Третий лишний (третье колесо)
День 12. Рождество
День 17.1. Воспоминания
День 30. Что-то сексуальное
День 33. Исправить что-то/исцелить
День 38. Бессонница/ночёвка
День 44. Фанатеть от чего-либо
День 49. Баловать
День 50. Вместе ходить по магазинам
День 55. Соблазнение
День 61. Свитер
День 70. Занесенный снегом
День 78. Лжец
День 84. Кофе
Ты мое море, и я смело шагаю с утеса:

День 41. Рисовать кого-то
День 45. Учить чему-либо
День 46. Нуждаться друг в друге
День 47. Мыть что-то
День 48. Болезнь.
День 64. Книги
День 68. Снежный ангел
Ева (Буду хранить твои небеса от туч)

День 10. Первый ребенок/животное
День 56. Жизнь с семьей
День 87. Шторм/Ураган
День 92. Письмо Санта-Клаусу
Я хочу тебя помнить:

День 17.2. Воспоминания
День 19. Формальная одежда
День 71. Одеяло
День 77. Фуникулер
Кантри жизнь в деревне:

День 14. Ревность
День 16. Утренние ритуалы
День 29. Что-то милое
День 80. Цветы
Свадьба:
День 26. Свадьба
День 31. Заблудиться где-то
День 40. Наблюдать за спящим
День 69. Камин/свечи
День 79. Безнадежное дело
Люблю небо в твоих глазах:

День 62. Играть в снежки
Серая шкура и красная шапка в прицеле винтовки:

День 52. Соревноваться
День 57. Совместный переезд
День 66. Куртка/парка
День 67. Катание на санках
День 73. Снеговик
День 74. Горячая ванна
День 83. Фонарь
День 85. Листопад
Фейри
День 65. Катание на коньках
День 72. Белая омела
Затерянный в море друг (о Юрхо)

День 82. Туман
День 86. Холодно и горячо
День 94. Затерянный в море
Кроссоверы
День 9. Проводить время с друзьями
========== Day 1. держаться за руки ==========
Комментарий к Day 1. держаться за руки

Тема первого дня: держаться за руки.
Я умудрилась поехать кататься сегодня в +25 в толстовке. И так, как в этот момент
я, о зиме не мечтал никто. Поэтому мне захотелось чего-то прохладного,
напоминающего о уютных зимних вечерах.
Искренне советую перед или во время прочтения включить песню Queen - Love of my
life. Работа написана под неё от и до.
Приятного чтения.
Что Вы представляете себе, когда говорят о зиме? Большие снежные хлопья, которые
превращаются в высокие сугробы. И мелкая-мелкая труха в виде снега падает с них,
когда ветер дует особенно сильно. Такие сугробы часто вырастают на машинах,
превращая утро обычного рабочего человека в кромешный ад. В такие секунды где-то в
мире счастливо улыбается, глядя в потолок, один демон. После этого Вам в голову
придут, естественно, Рождественские праздники. Большая пушистая елка, которая
приятно колет щеки мелкими иголками, если вжаться в ее лапы лицом. Предпраздничная
суета, когда толпы людей — от толстеньких румяных домохозяек с детьми, которых они
тащат за руку, до суровых джентельменов, кутающих свои покрасневшие носы в шарфы
(потому что очень неприлично иметь уважающему себя джентельмену красный сопливый
шнобель) — бегают по магазинам, покупая то, что нужно и не очень. И шуршание
подарочной упаковочной бумаги всех цветов. Ну и, конечно, запах клея. Бе.
Что же ещё можно вспомнить, когда думаешь о зиме? Страшные снежные баталии, в
которых бой идёт не на жизнь, а на смерть. Когда огромный снежный шар прилетает
прямо в лицо и вышибает из головы все воспоминания за несколько последних лет.
Говорят, у людей так начиналась совсем новая жизнь. Они бросали жён и любовниц,
собирали чемоданы и уезжали в горы, постигать таинства философии летящего в голову
снежка. А ещё…
Вечер зимой наступает совсем рано. Вроде ты только вышел на улицу, чтобы заняться
своими важными делами, неосторожно моргнул один раз чуть дольше, чем обычно — и уже
оказался в кромешной темноте. Только высокие постовые-фонари исправно делают свою
работу, помогая добраться домой. В их свете так искусно танцуют маленькие блестящие
снежинки, что хочется бросить все и отправиться танцевать вместе с ними. Вот такой
вот вечерний сумрак накрыл и городской парк. Но вопреки тьме, в нем зажглись сотни
разноцветных лампочек, натянутых на деревья. Чуть ниже, ограждая территорию, висели
цветные бумажные флажки, где-то уже вымокшие совсем из-за снегопада. Свежий
прозрачный лёд завораживал, притягивал взгляды и не позволял отвести их. По
периметру площадки стояли резные деревянные лавочки, дающие пристанища усталым
людям. Из динамиков, закреплённых на высоких столбах, играла прекрасная музыка,
придающая всему происходящему толику волшебства и чуда.
В небольшом ларьке продавали глинтвейн. По чрезмерно завышенной цене, но продавец —

суровый мужчина с чёрной как эти самые вечера бородой — считал, что за возможность
не околеть посреди практически леса имеет право немного заломить цену.
Люди двигались по кругу. Кто-то у самых бортов, набирая невероятную скорость,

старался удержаться на поворотах и не улететь за ограду. Те, кто не преуспел в
этом, торчали в ближайших сугробах — вернее, торчали две их подрагивающие ноги, в
лезвиях коньков отражались задорные огоньки гирлянд. Чуть ближе к центру дети
учились выдавать самые простые пируэты, на радость родителям. А замерзающие тренеры
пытались донести информацию, что лучше поступать в специальные школы, а не морозить
их и бедных детей в парке ночью. Дети себя, кстати, бедными никак не считали. Они,
пока тренеры и родители не видят, разгонялись и падали на пузо, изображая маленьких
пингвинчиков.
В самом центре, вокруг высокой наряженной елки, медленно ползали влюблённые

парочки: кто-то был на первом свидании и старательно краснел, кто-то пытался
привнести в отношения что-то новое и не сломать ноги. Кто-то в свои шестьдесят
просто был рад, что они все ещё могут вот так кататься вместе. Те, кому шесть тысяч
лет…
— Будь проклят тот, кто изобрёл эти штуки… — зло бубнил себе под нос демон, широко
растопырив в стороны руки и старательно передвигая ногами вперёд назад —
соответственно, оставался он на одном месте. — Да я бы за такое изобретение мог всю
жизнь не работать…
Демон пытался сделать так, чтобы красный дутый пуховик прилип к его коже, сохраняя
хоть какое-то тепло. Чёрные очки на его лице смотрелись дико посреди зимнего
вечера, но, честно говоря, ядовитые желтые глаза смотрелись бы ещё хуже. Вязаный
шерстяной шарф был обмотан несколько раз вокруг его шеи. Шарф был жаркий и кололся,
от него Кроули вспотел. А, вспотев, ещё сильнее замёрз. Узкие ладони уже покалывало
от холода, но он упрямо отказывался от варежек. Несолидно как-то...
Азирафаэль выехал из-за елки, наматывая уже четвёртый или пятый круг. Его щеки
раскраснелись от холода, а светлые глаза блестели в свете лампочек и от излучаемого
сердцем счастья. На нем была вязаная шапочка цвета лимона, с большим помпоном на
макушке и веревочками, спускающимися к шее. Светлый пуховик превратил ангела в
некое подобие волшебного рождественского облака, которое парило надо льдом весьма
юрко. Он подъехал ближе и затормозил, выбивая изо льда мелкую крошку.
— Дорогой мой, это же совсем просто, — мягко улыбнулся ангел, утирая рукавом
вспотевший лоб. — Посмотри, с этим справляются даже дети.
— «Даже дети!», — передразнил Кроули, кривя губы в ироничной усмешке. — Просто у

них изначально были кривые ноги, ангел. Мои прекрасные конечности не могут так
выгибаться!
— Сказал тысячелетний змей, — по-доброму поддел его ангел, на ходу касаясь ладонью
колкой ели. — Значит ли это, что у меня тоже кривые ноги?
На лице Азирафаэля отразилась такая печаль и искренняя вера в это, что Кроули,
потянувшийся к нему слишком резко, все-таки упал, поднимая тучу снега в воздух.
Можно сказать, что демон просто очень элегантно решил присесть, чтобы отдохнуть. Ну
и что, что на лёд и немного на лицо? В нашей стране свобода всего, чего можно. И
способов сидеть тоже. Ангел ярко покраснел ушами, слыша приглушенную шарфом
отборную ругань — о, Кроули был удивительно хорош во всем, что касалось искусной
брани.
Азирафаэль подъехал ближе и опустился на колено, чуть толкая завернувшегося в

куртку демона. На загорелой щеке осталась мелкая ссадина ото льда, и покраснела
кожа. Ангел осторожно провёл рукой, убирая след и назойливую ноющую боль. Заработав
сердитый взгляд, обещающий следующие несколько дней ночевку исключительно на
гостевом диване, Азирафаэль настойчиво потянул своего демона за локоть.
— Брось, тебе нужно расслабиться. Это практически так же легко, как ходить, — он
помог Кроули подняться.
— Отличное сравнение, ангел. Я учился ходить долго, с чувством и планируя каждую

попытку, — сердито отозвался демон, пытаясь удержать ноги, чтобы они не
разъехались.
— Ну зато, теперь у тебя есть я, — невесомый нежный поцелуй обжег щеку Кроули,
заставляя его забыть обо всех неприятностях. Ангел взял его за руку, мягко обнимая
ладонь своей, а потом объехал его и взял за вторую. — Доверься мне, Кроули.
Демон вздохнул обреченно, заранее проигрывая этот бой. Он не мог ни спорить, ни

сопротивляться, когда на него с такой любовью и нежностью смотрели глаза ангела. На
его ресницах осели маленькие снежинки и блестели, словно алмазы. Все портил нелепый
помпон, отвлекающий на себя все внимание, но Кроули был готов стерпеть и это.
Только чтобы Азирафаэль улыбался так и дальше.
— Хорошо, — он опустил голову, изучая собственные кривые согнутые ноги — джинсы на

заднице и на коленях уже промокли. — Поехали…
Они двигались очень медленно. Азирафаэль не замолкал ни на секунду, подбадривая

демона двигаться, переставлять ноги. Кроули огрызался то и дело, но все его
внимание было сосредоточено на ласковых, но твёрдых руках, которые ни разу не
позволили ему больше упасть. Не нужно бояться упасть, нужно найти того, кто тебя
поймает…
Когда они, наконец, доехали до скамейки, Кроули со стоном вытянул гудящие и

дрожащие от усталости ноги. Ему хотелось просто забиться в какую-нибудь нору и
проспать там до весны, пока мир не озарит тёплое яркое солнце. Азирафаэль сидел
рядом и непрерывно ерзал, то завязывая свою дурацкую шапку, то наоборот, сдирая ее
резким движением.
— В чем дело, ангел? — не выдержал Кроули.
— Я… Мы ходили с Анафемой по магазинам недавно, и я нашёл… — в руках у Азирафаэля

была большая, нет, действительно большая варежка. У неё была сшитая середина, но
сверху было два отверстия. — У тебя мерзнут руки, и я подумал…
— О, это так глупо… — брови Кроули сошлись к переносице, когда он наклонил голову к
своему плечу. — Серьезно?
— Н-наверное, ты прав… — Азирафаэль перевёл растерянный взгляд с демона на свою

покупку и тяжело вздохнул. — И правда, что за глупости… Чтобы ты захотел держаться
за руки… Стоит ли мне выкинуть ее? Или… Кроули!
Договорить он не успел, потому что покрасневший скулами демон резко вырвал из его
рук злосчастную варежку. Он закатал рукав куртки почти до локтя и глянул сверкающим
взглядом поверх очков.
— А ну-ка быстро засунул свою руку в эту дурацкую дырку… — Кроули отвернулся,
закрывая ладонью нижнюю половину своего лица, вторую руку засунул в шерстяное нутро
«чудовища».
По его телу прошла волна мелкой дрожи, когда он почувствовал чужое прикосновение к
своим пальцам. Они положили соединеные руки между ними, позволяя большим снежным
хлопьям падать прямо на них. Демон бурчал себе под нос что-то о тупых людских
традициях, но крепко держал руку ангела, может быть, даже слишком крепко.
Спасение оно в руках — они не должны размыкаться.
========== Day 2. объятия ==========

Комментарий к Day 2. объятия
тема второго дня: объятия.
Причём “cuddling” я воспринимаю именно как тискаться, а не как просто обниматься

после долгой разлуки или победы в чём-то.
Сегодняшней ночью меня морально уничтожил кошмар. Я проснулась в таком состоянии,

что не хотелось ни есть, ни ехать по делам. В целом, было ощущение, что мне
осталось только лежать и чего-то ждать. Отвратительное, в общем то, ощущение. Было
бы здорово в такие моменты иметь рядом человека, который поможет сбросить эти
остатки.
~~
Спасибо Вам большое, мои пушистые коты, что помогаете с опечатками в тексте. Вы
невероятные.
«Обними меня, и пусть вокруг поднимается ветер и бесконечно падают звезды, пусть
рождаются новые миры и сгорают древние боги, пусть... Но между нашими телами,
спрятанное молчаливыми объятьями, останется то, что одним своим существованием
оправдывает все.»
Когда мы с Вами были маленькими — остановитесь на мгновение и попробуйте вспомнить

— мы с огромным ужасом ждали момента, когда нужно будет ложиться спать. Будь то
послеобеденный сон, когда ты бесстрашно выиграл бой с супом, обвёл вокруг пальца
спаржу или пюре, заработал в качестве награды короткое свидание с мороженым, и
вдруг оказалось, что теперь нужно идти и ложиться в душную кровать, укрываться
колючим одеялом и зачем-то закрывать глаза. Или же это поздний вечер, когда
переживаемые приключения с любимым роботом-псом или романтическая история кукол
только-только стала действительно интересной, и вот тебя вдруг гонят умываться,
чистить зубы слишком мятной и горькой пастой и спать. Тебя и спать! Нечестно и
обидно…
Вспомните ещё те моменты, когда за окном искрит чудесами и волшебством

Рождественская ночь, елка пахнет на всю квартиру хвоей и свежестью. Под ее
пушистыми лапами спрятаны подарки, которых мы ждали целый год, вели себя хорошо и
послушно доедали кашу по утрам. Но это подарки от родителей, от бабушек и дедушек,
которые так больно, но с любовью щиплют за бока и щеки, когда приезжают. А был ещё
самый загадочный и самый долгожданный подарок от Санты, который появлялся волшебным
образом в самом углу. И так хотелось увидеть его, хоть краем глаза. И вот после
долгих уговоров, нескольких истерик и одного очень громкого плача тебе разрешают
уснуть на диване, укутывают в тёплый мягкий плед. Вы с родителями готовите для
гостя угощение — молоко и печенье. И вот ты лежишь, глаза такие тяжелые-тяжелые,
так хочется спать. Но ты отчаянно борешься со сном, сжимаешь кулаки, чтобы ногти
впились в ладони. Кусаешь тонкие губы. И… все-таки засыпаешь.
За все шесть тысяч лет Азирафаэль ни разу не видел, чтобы демон спал. То есть, они
обсуждали какие-то сны — особо яркие и впечатляющие. Да, им снились сны. И намного
более удивительные, чем людям, потому что видели они больше, дальше, глубже. Один
раз ангелу пришлось искать Кроули почти несколько лет по всем закуткам, по всем
борделям — вдруг Хастур решил отомстить своему главному врагу — по всем самым
страшным стычкам и злостным районам Земли. А потом нашёл, отощавшего, оголодавшего,
злого и пропитавшегося гнилым запахом залежавшейся одежды. В тот момент ангел
узнал, что Кроули может впадать в спячки. Изредка, когда силы тела и демонические
совсем истощаются. Азирафаэль только улыбнулся и попросил предупреждать об этом, ну
так, из вежливости что ли. Чтобы он не мотался по миру: напуганный и нервный.
Но вот, Конец Света оказался совсем не концом, Мир остался стоять на трёх китах,
слонах и оскорбленной таким отношением черепахе. Время продолжало идти, солнце
подниматься и опускаться. И у них вдруг появилось время друг для друга. Неожиданно
и так внезапно, что демон просто привёз своего ангела в квартиру, а ангел решил
остаться. Без долгих обсуждений, разговоров и каких-то выяснений отношений. Потому
что стоя посреди американской авиабазы в Тадфилде, глядя друг другу в глаза, они
все уже сказали. И больше слов не нужно было. Слова вообще переоценены, они все
портят. Перестаньте разговаривать и начните чувствовать, болваны. И они стали
узнавать себя с новых сторон: с тех, что открываются только влюблённым и счастливым
эфирно-зефирным существам.
И Азирафаэль узнал, что отношения Кроули со сном ещё более интимные и странные, чем
были у них за все шесть тысяч лет. В первую ночь Азирафаэль уснул рядом с ним, до
последнего изо всех сил глядя на загорелое лицо с нечеловеческими глазами напротив,
пока собственные не закрылись против воли. Когда он проснулся, то обнаружил демона
в том же самом положении: лежащего на боку и с улыбкой наблюдающего за ним. Это
было мило, ну… Первые раза три. Потом ангел догадался, что Кроули просто не спал. И
оказалось, что проблема была не с засыпанием, совсем нет — и шесть чашек с
остатками кофе в мойке не при чем, конечно. Проблема была с пробуждением... Первые
несколько раз он практически бросился на дремавшего рядом Азирафаэля, роняя его на
пол и шипя что-то на древней латыни прямо в лицо. Ангел только хлопал своими
большими глазами и растерянно звал его по имени. Потом он несколько раз пугал
Азирафаэля громкими криками, которыми захлебывался и давился. Ангел мог только
прижимать вздрагивающего демона к себе и напевать какую-то старую колыбельную,
случайно услышанную и так не вылетевшую из головы.
Кроули пытался не спать, держался изо всех сил, пока не вырубался посреди улицы,
падая на асфальт подкошенной куклой. Тогда кошмары были ещё глубже и страшнее.
Обычно, ему снилось падение: он его не помнил, но ощущение и страх, животный
порабощающий страх он никогда не сможет забыть. После всей беготни с Армагеддоном,
ему стал сниться Азирафаэль, которого вырывают прямо из его объятий. И ангел, с
чьего лица так и не сошла добрая и искренняя улыбка, падал в пылающую бездну.
Кроули практически мог детально описать, как сгорают белоснежные пушистые крылья...
Азирафаэль сидел в постели и читал книгу, тихо шелестя старыми пожелтевшими

страницами. Заглядывающее в окно солнце отражалось в его круглых очках, которые
постоянно сползали на самый нос. Он одной рукой придерживал книгу, а пальцами
второй путался в алых мягких волосах. Тихо щёлкали часы где-то в кабинете, отмеряя
секунды, которые складывались в минуты, которые складывались в часы, которые…
Кроули завозился рядом, выпутываясь из одеяла, в которое был закутан словно в

кокон. Он ещё спал, но растревоженный нежной лаской и совсем замёрзнув, он
стремился избавиться от мешающей тряпки. Тонкие брови сошлись к переносице, делая
его лицо ещё более детским и беззащитным. Азирафаэль по-доброму вздохнул, снял с
носа очки и положил их поверх книги.
— Дорогой мой, — медовым шепотом позвал он, сползая по подушке ниже, чтобы
оказаться почти на одном уровне. — Кроули…
Демон резко распахнул ядовитые желтые глаза, зрачки сузились. Он секунду смотрел
перед собой, раздвоенный язык скользнул по губам. Азирафаэль, с чьего лица не
сходила очень ласковая улыбка, протянул руку и положил ее на горячую щеку. Погладил
подушечкой пальца по кончику носа и скуле, вызывая легкую дрожь. Змей от этого
нехитрого прикосновения вдруг обмяк и подполз ближе, утыкаясь лицом в грудь ангела.
Худые, но сильные руки крепко стиснули его, обняв подмышками.
— Азирафаэль… — хрипло ото сна позвал Кроули, его голос заглушала ткань пижамы
ангела.
— Да, мой дорогой, — Азирафаэль коснулся дыханием его макушки, ероша короткие
пряди.
Кроули качал головой из стороны в сторону, потираясь носом о его ключицы.

Азирафаэль пропустил его колено между своих бёдер и сжал, удерживая. Очень медленно
он перевернулся на спину, утягивая демона за собой — Кроули нужно было чувствовать
в этот момент, что он свободен, но также ему нужно было согреться. Кроули полностью
распластался на чужом теле, прижимаясь крепче. Ангел обнял его за плечи, растирая
короткими движениями лопатки и поясницу.
— Азирафаэ~ль… — снова позвал Кроули, задевая губами открывшуюся в вырезе пижамы

светлую кожу.
— Я здесь, Кроули, — отозвался эхом ангел и провёл носом по татуировке на чужом

виске. — Пора просыпаться.
— М-м-м… — он спрятал нос в изгибе длинной шеи ангела и зажмурился крепче. — Ты и

правда здесь?
Тот тихо засмеялся, его грудь затряслась — и ничего более уютного, чем этот звук,
Кроули не смог бы назвать.
— Мне приснилось… Что ты улетел от меня… — в хриплом голосе послышалась горечь,

которую уже через четверть часа Азирафаэль сможет стереть невесомыми и нежными
поцелуями.
— Куда же я от тебя денусь, мой дорогой, — ангел взял двумя руками его голову и
приподнял, чтобы найти тёплые и немного влажные губы.
Поцелуй вышел ленивый и с легким кислым привкусом, Кроули бездумно отвечал на него,
но уже через минуту открыл глаза — в этот раз совершенно осознанные и довольные.
— С добрым утром, страшный всемогущий демон, — Азирафаэль улыбнулся радостно, чуть

щурясь, и эта улыбка вполне могла бы затмить собой солнце, если бы вдруг это
понадобилось.
И Азирафаэль никому не собирался рассказывать, что Кроули любил вот так вот
обниматься по утрам, выбираясь из той бездны страшных и красочных снов, в которую
проваливался каждую ночь. Но в любой бездне, в любом кошмаре, он слышал тихий
голос, в котором звенели райские колокольчики. Чувствовал прикосновение
внимательных и заботливых рук. И стремился туда, чтобы снова сказать:
— С добрым утром, ангел.
========== Day 3. первая встреча ==========
Комментарий к Day 3. первая встреча

тема третьего дня: первая встреча.
Я решила взять Габриэля и Вельзевул из работы «Стань белой птицей и лети»

(https://ficbook.net/readfic/8393144)
Мне было интересно представить, как бы они встретились, что бы испытали. Мне
нравится думать, что она пользуется темной помадой и носит дорогую одежду. Вообще с
каждой работой я влюбляюсь в неё все больше и больше. Но и в мужском обличие
Вельзевул меня очень вдохновляет.
Здесь снова будет использовано обращение «Баал». Прошу прощения, если кому-то это
не нравится.
~~
В итоге:
ГЕТНЫЙГабриэль|Вельзевул, PG за разговоры. легкий юст. Кроули/Азирафаэль

упоминаются.
«Женщина всегда чуть-чуть как море,
Море в чем-то женщина чуть-чуть
Ходят волны где-нибудь в каморке
спрятанные в худенькую грудь.
Женщина, как море, небо молит,

если штиль, послать хоть что-нибудь.
Женщина – особенное море,
то, что в море может утонуть.»
Небо с самого утра хмурилось, огрызалось на горожан кратковременными дождями,

дулось серыми низкими облаками. Солнце всеми силами пыталось пробиться сквозь
завесу, бросая одинокие лучи на мокрый асфальт, но все его попытки были тщетными.
Ветер был полностью на стороне приятеля, носился туда и обратно, срывая с прохожих
шляпы и кепки, раздувая куртки, вырывая из рук зонты. На асфальте разрастались
лужи, отражая злые и растерянные лица людей, покачивающиеся вывески. Мелкая морось
оседала на лице. Бр-р-р-р…
Около здания больницы было людно и суетно. Быстрым шагом двигались врачи, у которых
на перерыв было всего несколько минут, а усталость свинцом оседала в мышцах.
Взволнованные родственники больных терялись в количестве дверей и корпусов,
прижимали к груди пакеты с гостинцами и смотрели большими испуганными глазами. Для
них в такой ситуации даже уборщицы были словно маленькие божки, которые могут
провести в нужный корпус или просто подсказать дорогу.
Двери открывались сами, разъезжались в разные стороны и выпускали толпы: десятки и

десятки людей. Кто-то нёс домой радостные новости, кто-то не очень. Высокий статный
мужчина в светлом дорогом пальто смотрелся дико в этой карусели. Он протиснулся
между беременной женщиной, которая решила подарить жизнь своему ребёнку прямо на
пороге, и веселым укуренным пареньком, который то и дело касался застрявшего в
черепушке обломка собственного скейта и заходился умопомрачительным смехом. Очень
не хотелось оставить на дорогой ткани кровавые пятна. И познавать таинства
деторождения он тоже не спешил.
Свежий воздух ударил в лицо, принося облегчение. Габриэль отошёл в сторону,

останавливаясь под навесом. Кособокие скромные железные лавки были насквозь мокрые,
в мусорном ведре тоже булькала вода. Поэтому он ограничился тем, что упёрся ногой в
стену больницы. Он похлопал по своим карманам, выуживая пачку с сигаретами и
зажигалку. Курить хотелось так, что горло сводило спазмом от этого желания.
Объективно — он победил. Мерзкий змеиный выродок сидел на кровати и напоминал
жертву группового избиения, изнасилования, убийства и, до кучи, некрофилии. Из его
рук тянулись нити капельниц, тихо булькал прибор, отражая ритм чужого сердца. У
него самого была небольшая гематома на затылке и разбита губа. Но когда они стояли
около книжного магазина, торчавший из брови оппонента осколок немного напрягал.
Но если он победил, то почему было так тошно? Азирафаэль стоял в палате, около
самой постели, и мягко касался белой ладонью изгиба загорелой шеи. Отвратительный
контраст. Он поглаживал кончиками пальцев взмокшую от температуры кожу, повторял
что-то тихо, успокаивая Энтони. И не смотрел на Габриэля, ни разу не бросил на него
ни одного взгляда. Будто он там и не стоял. С улыбчивого лица не сходил нежный
румянец, и Габриэль впервые за полтора года подумал, что Азирафаэлю это шло.
Действительно шло. Намного больше болезненной бледности, которую он так часто
видел.
Он, наконец, закурил. Никотин обжег измученный организм, который впитал отраву
словно губка. Стало немного легче. По крайней мере, боль за грудиной, которая
притаилась там и скребла рёбра когтистой лапой последние несколько дней, притихла.
В ушах стало почти больно от той тишины, что настала от отсутствия любых мыслей. Ее
нарушили только медленные шаги, цоканье каблуков, которые тревожили лужи. Габриэль
повернул голову, желая испепелить взглядом любого, кто посмел оказаться рядом.
Это была невысокая девушка. Та самая, с глубокими черными глазами и короткими
волосами, которую он видел у окна в палате. На ней был строгий темный костюм и
высокие каблуки, цокающие по стерильным больничным коридорам. Темная помада на
губах приковывала взгляд, который едва-едва отрывался от бездонных глаз. Она
вытащила из нагрудного кармана тонкую сигарету и покрутила ее в руках. Габриэль
молча шагнул ближе, чиркая зажигалкой. На ветру заплясал маленький огонёк,
мгновенно теряя весь свой энтузиазм под грубыми порывами ветра. Девушка секунду
смотрела на него, поднеся сигарету к почти чёрным губам, но все же наклонилась и
позволила ей загореться.
Они какое-то время молчали, глядя на проезжающие мимо машины. Брызги летели во все
стороны, прохожие трясли вслед кулаками и страшно ругались. Габриэль только
морщился от грязных оборотов. Ему было такое не по душе. У девушки несколько раз
звонил телефон, но она сбрасывала, едва видела имя на экране.
— Трудный день? — все-таки спросил он, косясь на неё.
— Ты избил мою лучшую модель и лишил меня контрактов как минимум на две недели, —
спокойно ответила она, выпуская над собой облако дыма, пахнущего то ли вишней, то
ли розой. — Мне нужно выплачивать неустойки.
— Твоя модель, — решил не церемониться Габриэль, раз уж девушка не стала. — Виноват

сам. Он набросился на меня.
— Однако, у тебя только чуть подпорчен товарный вид, — она указала сигаретой на его
лицо. — А он не может ходить, стоять и видеть.
Они снова замолчали. Ее телефон разрывался, но ей было плевать. Она медленно

затягивалась, а потом выпускала дым вверх, немного вытягивая губы. Он не мог
перестать смотреть на них.
— Ты с ним спала? — вдруг спросил Габриэль, поражаясь собственной наглости.
Девушка повернулась на него всем телом, впервые в темных глазах мелькнул интерес.
Взгляд ее скользнул по его телу, сверху вниз и обратно. После чего она едва слышно
рассмеялась, отворачивая голову к плечу, и вдруг закашлялась дымом.
— Покажи мне кого-то, кто бы отказался с ним переспать, — в ее глазах не было ни

горечи, ни обиды. Лишь спокойствие и что-то вроде… превосходства?
— Значит, и Азирафаэль ему нужен… — с каким-то злорадством подытожил Габриэль, но

она его резко перебила.
— О, нет. В этом парне Кроули видит весь свой мир, — девушка подняла глаза к нему,
щурясь от лучей пробивающегося солнца. — Я не знаю никого, на кого бы он так
смотрел.
Вот теперь в ее голосе скользнуло что-то вроде зависти. Но вряд ли она была
заинтересована в этом красноволосом мальчишке, который только отшучивается на все,
строит морды и никогда не чувствует своей вины. Это была зависть к чему-то другому.
Глубже. Страшнее.
Она потушила сигарету, прижав носком модельной туфли. Снова зазвонил телефон,
привлекая внимание. Девушка повернулась в сторону дверей, чтобы пойти проверить
своих юристов и подопечного одноглазого идиота.
— Я могу… — вслед ей бросил Габриэль, поспешно кидая свой окурок в затонувшую

мусорку. — Оплатить неустойки. В качестве извинения.
— Засунь себе свои извинения туда, куда заглядывает только твой проктолог, —
огрызнулась она, даже не обернувшись. — Вместе с деньгами.
— Грубо! — нахмурился мужчина, засовывая руки в карманы и задевая плечом опору

навеса.
С него тут же сорвался поток воды, заливаясь точно за шиворот Габриэля. Тот хрипло
вскрикнул, отшатываясь. Он хотел сказать что-то ещё, но его отвлёк какой-то
незнакомый звук. Он поднял глаза и замер, наблюдая, как она смеётся. Прищурив
темные глаза и улыбаясь. Она развернулась на каблуках и пошла в холл больницы, но
перед тем, как двери сомкнулись за ней, она обернулась:
— Мое имя Баал. Неприятно было познакомиться.
========== Day 4.свидание ==========
Комментарий к Day 4.свидание

тема четвёртого дня: свидание.
Для этого дня я опять же взяла Азирафаэль и Кроули из работы «Стань белой птицей и
лети» (https://ficbook.net/readfic/8393144)
Мне, если честно, очень понравилась этот вариант вселенной и героев. Надеюсь, что
Вы не будете против ещё раз с ними встретиться.
Работа моделью очень изматывающая. У меня есть друзья, которые живут в этой сфере,
и я иногда едва успеваю подставить им еду или подушку после 12часовых съёмок.
Но все же, настоящая любовь найдёт пути не смотря ни на что. Я в это верю.
Приятного Вам чтения.
“Само упало яблоко с небес,
или в траву его подбросил бес?
А может, ангел сбил крылом с ветвей,
или столкнул руладой соловей?
Ударился о землю нежный бок
и брызнул из него шипящий сок.
Прося меня: «Скорее подбери…» —
чуть зазвенели зернышки внутри.
Светясь, лежало яблоко в росе
и не хотело быть оно, как все,
и отдыхало телом и душой,
как малая планета на большой.
А в трещину его, ничуть не зла,
оса так вожделеюще вползла,
и, яблоко качая на весу,
с ним вместе внес я в комнату осу.
И, вылетев из яблока, оса
на разные запела голоса,
как будто золотинка жизни той,
где жало неразлучно с красотой.
Но чем больнее времени укус,
тем вечность обольстительней на вкус.”
Современный мир представлял собой вечный двигатель. Жизнь в городах не

останавливалась ни на секунду. Ранним утром выходили на работу и свои боевые посты
продавцы продуктовых магазинов, полицейские, пожарные и врачи, которые только-
только принимали смену. Ближе к полудню выползали из дорогих обустроенных нор
дипломаты и прочие очень умные люди: юристы, бухгалтеры, менеджеры. Они лениво
работали, перекладывали с места на место бумажки, обменивались последними новостями
и ходили обедать. К вечеру, выспавшись за день, на улицу высыпала молодёжь — яркий
макияж, модная брендовая одежда, смесь дорогого парфюма и алкоголя. Они
разбредались по клубам и барам, до самого утра прожигая свою жизнь. И с восходом
солнца они, едва передвигая ногами, держали путь домой, встречая проснувшихся и
бодрых продавцов. Вечный городской круг жизни.
Люди давно перестали замечать этот бесконечный бег. Они стремились заработать как
можно больше денег, стать известнее и успешнее. Они клали на этот алтарь и своё
здоровье, и свою семью. Все ради карьеры. Беспощадный современный божок. И только
потеряв все, люди обычно открывали глаза и смотрели по сторонам. Но к этому моменту
в их жизни уже ничего не оставалось. И так и бродили по тротуарам почти прозрачные
серые люди, которые перепутали направление и попали совсем не туда, куда они
изначально планировали.
Неудивительно, что стоило врачу подписать все документы на выписку Энтони и

разрешить ему работать, того засосала эта рутина, словно самый мощный пылесос. Он
вставал ни свет ни заря, когда солнце только-только появлялось из-за горизонта. Он
тратил несколько самых сладких минут, чтобы навалиться на спящего рядом Азирафаэля.
Если сам Кроули спал аккуратно, натянув на глаза темную маску и вытянув вдоль тела
руки, то Азирафаэль спал беспорядочно: то скидывал на пол одеяло, то ронял подушку,
то подползал под самый бок, то наоборот толкал Кроули с постели. Но ему это
нравилось. Нравилось, что Азирафаэль становился смелее. Становился самим собой.
Поэтому с самого утра он перекатывался, прижимая к кровати спящее тело, и целовал.
Целовал, пока тот не открывал свои потрясающие большие глаза. Счастливые глаза.
Потом он одновременно приводил себя в порядок и готовил им завтрак. Свою порцию ел

на бегу, зашнуровывая высокие черные кожаные ботинки, а часть Азирафаэля накрывал
крышкой и оставлял на столе. Потом он пропадал на целый день, разъезжая по съемкам.
Кроули выкраивал время, чтобы позвонить по FaceTime, показать куда его занесло в
этот раз, украдкой снять беснующуюся Баал, которая в очередной раз требовала что-то
исправить или заменить. Если честно, Энтони не мог жаловаться на своего директора.
Да и не хотел. Эта потрясающая девушка делала для него все, что только могла.
Другая компания вышвырнула бы его давно, но Вельзи упрямо тащила его за собой и
дарила очень щедрые и дорогие контракты.
Но все же, Азирафаэлю было немного одиноко. Он приезжал в свой магазин, наводил там
порядок, расставлял книги. Он привык, что во время больничного Кроули приезжал с
ним, забирался с ногами в глубокое кресло, наблюдал за ним внимательным взглядом
или играл в телефон. За день набиралось посетителей достаточно, чтобы не выпадать в
минус. Иногда он выходил на улицу, чтобы помахать продавцу газет на углу улицы или
милой женщине в цветочном напротив. Последние недели круто изменили его жизнь.
Каждое утро он поднимался с радостью, спеша найти на кухонном столе очередную
записку от Энтони, с пожеланием доброго утра и смешной рожицей. Вечером его
частенько ждала у выхода чёрная блестящая машина. Кроули опирался бёдрами на капот
и курил, запрокинув свою голову. Азирафаэль — это было его тайной — несколько
секунд позволял себе стоять в темном магазине, где он уже погасил свет, любуясь
потрясающим человеком снаружи.
Но бывали и такие вечера, что Энтони звонил ему и устало говорил, что приедет
поздно, чтобы он ехал домой и ложился спать. Тогда парень приползал посреди ночи,
воняя сигаретами и алкоголем, сдирал мешающие тряпки и жался совсем близко,
подставляясь под нежные ладони. Чаще всего оказывалось, что кто-то пролил на его
модную рубашку текилу или вино, а Баал в очередной раз обкурила его с ног до
головы. Но это не отменяло того, что Азирафаэль приходил в пустую квартиру, зажигал
свет и садился на диван, сжимая ладони. Без Энтони было слишком тихо и спокойно.
Чересчур.
Вот и в этот раз, Азирафаэль погасил свет в зале и посмотрел в окно. Машины не
было. Только одинокие фигуры двигались по тротуару, исчезая в тумане в конце улицы.
Звонка тоже не было, но Кроули мог просто замотаться и быть занят. В конце концов,
он не обязан каждый раз бежать встречать своего любовника. Не маленький, доберётся
и сам. Что-то тоскливо скреблось под рёбрами, но Азирафаэль сурово цыкнул на это
«что-то» и направился в сторону автобусной остановки.
Когда он подходил к высокому дому, то машинально бросил взгляд на окна квартиры.

Они были темными и закрытыми. Значит, Энтони дома не было. Он изредка приходил и
падал спать, но всегда открывал балконную дверь в спальне. Азирафаэль грустно
улыбнулся кому-то из соседей, пропуская их при входе. Ничего страшного. Возможно, у
него получится приготовить что-нибудь на ужин. Кроули всегда улыбался, когда
возвращался и видел на столе что-то горячее и съедобное. Ну… не всегда, конечно,
съедобное. Но он практически вылизывал тарелку, не позволяя ни отнять, ни выкинуть.
Телефонный звонок застал Азирафаэля около входной двери. Он только вытащил из

кармана небольшой ключ, сверкающий на свету. Маленький ключик, с квадратными
уголками и номером квартиры с одной стороны. Мужчина покрутил его в руке, но решил
сначала ответить на звонок. Его губы против воли украсила светлая улыбка, когда он
увидел номер на экране.
— Ангел? — голос Кроули звучал приглушенно, словно он был где-то в горах. — Ты уже
дома?
— Как раз собираюсь зайти, — отозвался тот, прижимая телефон плечом к уху. — Ты
сегодня допоздна?
— А… Да, я… Вроде того, — Энтони замялся, и что-то упало на заднем плане. — Черт!
— Дорогой мой, — осадил его Азирафаэль и облокотился спиной на стену.
— В общем, мне нужно чтобы ты поднялся на крышу, — вдруг сказал Кроули.
— На крышу? — взгляд мужчины скользнул по потолку. — Зачем?
— Я там забыл… ботинки.
— Зачем ты носил ботинки на крышу? — озадаченно спросил Азирафаэль, направляясь к

лифту.
— Я их… красил! Я хотел покрасить их, но боялся, что краска будет вонять, — голос
Энтони стал немного увереннее. — Они уже должны были высохнуть, но я боюсь дождя.
Он все смоет.
— Хорошо, я схожу за ними, — улыбнулся Азирафаэль, нажимая кнопку верхнего этажа.
— Пот… — связь зашипела и оборвалась.
Азирафаэль убрал телефон в карман и посмотрел в зеркало. Врач, к которому Кроули

насильно притащил его, хвалил здоровый цвет лица и румянец на щеках. Не говорить
же, что его пациент краснел, словно девчонка, если рядом был Энтони. Но они втроём
отрегулировали питание, придумали, как безболезненно поддерживать себя в форме.
Кроули несколько раз в неделю таскал его в спортзал, ключ от которого нагло спер у
кого-то из друзей. Они тянулись вместе, он рассказывал о тренажерах. Иногда они
боксировали, но такие моменты обычно заканчивались душевой комнатой и горячими
руками на бедрах.
Лифт звонко оповестил, что привёз туда, куда было сказано. Двери раскрылись.
Небольшая темная площадка вела к железной двери. Слева от неё вниз уходила
лестница. Пахло, почему-то, яблоками и солнцем. Странный запах для старой
лестничной клетки. Азирафаэль прошёл к двери и толкнул ее двумя руками. В лицо
ударил вечерний свежий ветер, который тут же пробрал его до костей. Ушей коснулась
тихая мелодия, которая лилась из старого граммофона. Пахло чем-то очень вкусным.
— Ох! — удивленный вздох сорвался с его губ.
Над крышей были натянуты веревки, на которых покачивались круглые шары-лампы

различных цветов. Между ними перемигивались маленькие лампочки, чей веселый танец
завораживал взгляд. Под импровизированным навесом на перевёрнутой большой коробке
стояли бокалы, бутылка вина и несколько порций закрученных блинчиков с различными
соусами. Кроули стоял рядом, кутаясь в большую вязаную кофту Азирафаэля, в которую
даже сам хозяин мог завернуться несколько раз. Его волосы были распущены, очки он
где-то потерял. Он был в чёрных джинсах и нелепых тапках, которые смешно шаркали
при движении. В руках у него был небольшой букет полевых цветов.
— Сюрприз, — чуть напряженно улыбнулся он, шагнув ближе.
— Дорогой…— хрипло отозвался Азирафаэль, не в силах отвести глаз от Энтони.
На загорелом лице ещё виднелись тонкие шрамы. На съемки их замазывали тональником,

но он остервенело смывал его, стоило выйти с работы. Самый длинный шрам был над
правым глазом, пересекая тонкую бровь.
— Я… — он посмотрел на свои руки, чуть развёл их в стороны. — Я должен извиниться.

Последние дни выдались сумасшедшими, но я не имел права бросать тебя одного…
Кроули подошёл совсем близко, ядовито-желтые глаза изучали замершего любовника.
— Прости меня, ангел, — шепотом попросил он, вкладывая в его руки букет. — Я
отменил всю работу на несколько дней. Так что, если ты захочешь провести время
вместе…
Азирафаэль поднял голову, и в светлых глазах блеснула влага. И прежде, чем Энтони
начал испуганно метаться и задавать вопросы, он приподнялся на носочках, опираясь
свободной от букета рукой на его плечо, и поцеловал сухие тёплые губы. Кроули
мгновенно обнял его под руками, прижимая к своей груди. Его волосы лезли им в лица,
но было так откровенно плевать. Парень целовал своего любимого человека, не в силах
перестать касаться его спины и плеч.
— Прости меня… — шепнул он снова, прямо в губы, и упёрся своим лбом в лоб
Азирафаэля.
— Но ты ведь здесь, — тот осторожно коснулся щеки Кроули. — Это самое главное…
Они сидели на старом скрипучем диване — Энтони полдня затаскивал на крышу и страшно
матерился — не в силах выпустить друг друга из объятий, пили сладкое вино, в
поцелуях делясь вкусом. Кроули кормил его блинами, заставляя угадывать, из чего
сделан тот или иной соус. Они много смеялись — Энтони запрокидывая голову, а
Азирафаэль утирая выступившие в уголках глаз слезы. И там же они встретили рассвет.
Солнце медленно выползало из-за домов, зевая и недовольно бурча маленькими
облаками. Пластинка в граммофоне закончилась, но музыку сменили звуки города: шум
машин, крики людей.
В какой-то момент Азирафаэль почувствовал, что Кроули уснул, так и не разжав

крепких объятий. Просто уткнулся носом в его затылок и затих, мерно поднималась и
опускалась его грудь, с которой совсем недавно сошли темные пятна синяков. И
Азирафаэль подумал, что пережить эти два года с Габриэлем стоило, хотя бы ради
того, чтобы потом обрести самое настоящее и волшебное счастье.
========== Day 5. поцелуи ==========
Комментарий к Day 5. поцелуи

тема пятого дня: поцелуи.
На самом деле, это какой-то ужас. Столько статей, книг и — возьмитесь крепче за
что-нибудь — есть специальные лекции в Америке, специальный профессор и такое
направление, как виды поцелуев и их правильность. Интересным было почитать про
поцелуи разных стран, их отличия и значения. Кое-что я всё-таки выписала, чтобы
использовал в дальнейших работах. Было познавательно)
в итоге, Кроули/Азирафаэль, много поцелуев, немного философии и нежности.
Надеюсь, что Вам эта часть доставит столько же удовольствия, сколько и мне.
«Вышел вчера из дома без ее поцелуя – будто не позавтракал.»
Человек очень похож на небольшой аккуратный чайник с узором в виде цветочков,

ягодок или, может быть, птичек. Ну или на вазу, если хотите. В принципе, подойдёт
любой сосуд, способный удерживать жидкость не пять и даже не десять минут, а
несколько десятков лет, лучше конечно тридцать хотя бы, но это зависит уже не от
качества посуды. В человеке смешиваются и кипят различные страсти и интересы. С
самого детства нам вливают в наши чайнички (чашечки, вазочки, тарелочки и т.п.)
различную информацию: родители, учителя, друзья и различные источники, хорошие и не
очень. Наша задача установить самый качественный фильтр в виде собственного мнения,
чтобы отсеивать лишнее и формировать наше сознание. Нельзя сказать, чтобы у всех
эти фильтры работали и вообще стояли, но встречаются личности с защитой класса
люкс. Потрясающие люди, хоть проси делиться содержимым их чайников. В прямом и
переносном смысле.
Азирафаэль увлекался чтением сколько себя помнил. Ну, и с момента, когда изобрели
письменность и, собственно, книги. Его завораживала сама возможность окунуться в
другую реальность, в другие жизни, стать ненадолго кем-то другим: человеком или не
совсем, женщиной или ребёнком, убийцей или жертвой. Возможность испытать чужие
эмоции, которые ему в силу обстоятельств недоступны. Сначала это было просто
увлечение. Он приобретал книги, по несколько штук, прятал их надежно и читал в
свободное время. Потом книг становилось все больше и больше. Они стали падать на
голову и мешать проходить. Тогда и пришла идея обзавестись небольшим книжным
магазином, который на самом деле был больше прикрытием ангельского неудержимого
желания читать, и читать, и читать. Иногда есть. И опять читать.
Он мог точно сказать, взглянув только мимолетно на человека, насколько велика его
любовь к книгам. У читающих людей по-другому сияли глаза: иным светом, более
глубоким и загадочным. В их глазах скручивались в спирали целые галактики, которые
вмещали в себя любимых персонажей и пережитые трагедии. Он не раз видел, как люди
плакали над книгами, прижимая их к груди, пытаясь выцарапать короткими ногтями
героев из страшной ситуации. Иногда книги били под дых, попадая по больному, и
тогда можно было увидеть слезы даже у сурового делового мужчины, который потерял
любовь всей своей жизни и в книге узнал самого себя, впервые за несколько лет
ощутив, что он не один. Ангел всегда подходил к таким людям, клал осторожно руку на
плечо и дарил ободряющую улыбку. Ведь всегда можно перелистнуть на главу назад,
когда ещё ничего не случилось, когда все ещё хорошо, и выдрать последние страницы.
Вандализм, но ради полюбившегося, пусть и придуманного, человека (или не совсем)
можно было пойти и на это. В общем и целом, книги были чем-то загадочным,
позволяющим заглянуть в чужой чайник и подчерпнуть что-то для своего. Или вазы, да.
Конечно.
Азирафаэль оформлял поставки новых книг, изучая толстый каталог с новинками и со
старыми экземплярами. Что-то никогда не выходило из моды, разлетаясь в первые же
дни. Приходилось записывать в толстую тетрадь фамилии, которые превращались в
очереди на месяцы вперёд. Некоторые книги ставили его в тупик, нанося непоправимый
урон нежной ангельской душе. Такие книги Кроули лично изымал с его полок и сжигал
где-то за магазином. За это на него ругались соседи и все грозились вызвать
полицию. Демон продолжал сжигать, соседи продолжали угрожать. В мире образовалась
гармония. Азирафаэль тихо радовался, протирая образовавшуюся выемку на полке
тряпочкой.
Взгляд ангела наткнулся на несколько книг, которые рассказывали о правильных

техниках поцелуев, об их смысле. Одна книга обещала научить женщин с помощью
поцелуев порабощать богатых мужчин и обеспечивать себе безбедную жизнь. Азирафаэль
только поморщился, глядя на эти аннотации, перелистывая и стараясь как можно скорее
забыть о них. Но мысли против воли снова и снова возвращались к тем возмутительным
подобиям книг. Он никогда не учился целоваться специально, не читал подобных
учебников. Один раз только подошёл к Габриэлю после собрания и, не в силах оторвать
взгляд от пола, спросил об этом. По распахнувшимся от удивления и возмущения глазам
начальника он понял, что архангел тоже знал мало. На том и закончилось. Но Кроули…
Азирафаэль мог бы написать свою книгу, что-то вроде «50 видов поцелуев домашнего
(зачеркнуто) карманного (зачеркнуто) любимого демона».
Самое первое, что приходило в голову — это их первый поцелуй. В ночь, после
неудавшегося Апокалипсиса, когда автобус довез их до Лондона, ангел в
нерешительности мялся на пороге квартиры Кроули, не осмеливаясь войти. Он все
порывался отправиться к себе в магазин, вдруг уцелела хотя бы спальня. Или, может
быть, кухня. Но демон не отпустил его, схватил за рукав светлого пальто и втащил в
дом, захлопывая дверь. Так они и стояли в холле, в полной темноте. Фонарь,
отражающийся в окне, едва высвечивал ядовитые желтые глаза Кроули. Он смотрел не
моргая, чуть покачивал головой из стороны в сторону, будто хотел загипнотизировать.
Азирафаэль не выдержал первый, облизнул языком нижнюю губу и прикусил ее зубами.
Возможно, он и был тем, кто открыл этот ящик Пандоры. Или, как по-умному писали в
книгах — это и стало триггером.
Кроули подался вперёд, очень медленно, будто позволяя ему оттолкнуть обнаглевшего
демона или вырваться. Горячее дыхание коснулось губ Азирафаэля, когда хозяин
квартиры подошёл совсем близко, касаясь пальцами обеих рук его ладоней. Они стояли
так несколько секунд, ловя дыхание друг друга: Кроули выдыхал в тот момент, когда
ангел судорожно хватал губами воздух, и наоборот. Потом он чуть наклонил голову,
чтобы их носы соприкоснулись. Это движение током прошло по их телам, вызывая
мурашки по спине и поджимая пальцы на ногах. Кроули продолжал покачивать головой
вправо и влево, потираясь носом, иногда проводя чуть вверх до переносицы ангела.
Тот только зажмурил глаза, не в силах выдержать всей бури эмоций, что будил этот
жест.
Азирафаэль вновь не вытерпел. Он столько читал об этом, изредка видел в фильмах,

был свидетелем вживую. Поэтому, он положился на свою интуицию и рефлексы
человеческого тела. Подняв голову, он распахнул свои невероятные глаза и сократил
разделяющие их рты миллиметры. Прикосновение к чужим губам вышло смазанным и
коротким, потому что задрожавшие ноги подвели его. Если бы Кроули не придержал его
одной рукой за талию, то ангел бы позорно упал на пол. Но демон всегда был готов
помочь, оказаться рядом, вытащить из любой беды. И в этот раз он отозвался
мгновенно. Второй рукой развернув его лицо к себе, он накрыл приоткрытые губы
своими, очень медленно соединяя их в настоящий поцелуй.
Ангел пришел в себя, когда каталог с перечнем книг упал с колен на пол и
захлопнулся. Он растерянно заморгал, возвращаясь в реальность. В магазине было тихо
и безлюдно, на город безжалостно нападал вечер. Вдоль дороги разгорались ленивые
фонари, просыпаясь от дневного сна. В кафе через дорогу зажглись яркие лампы,
высвечивая посетителей и румяного бариста, который совсем извелся от жара.
Азирафаэль поднялся на ноги и подошёл к окну, чтобы закрыть его. Пора было наводить
порядок. Но когда его рука коснулась небольшой верёвочки, которая опускала
белоснежные шторы, он снова подумал о Кроули.
Демон очень часто засиживался допоздна, дожидаясь конца рабочего дня. Он лениво
листал какие-то модные журналы, изучая новые тенденции и фасоны. Кресло было
небольшим, заставляя его вытягивать длинные худые ноги или свешивать с бортика,
когда его спина совсем затекала, и демон ложился боком. Звук опускающихся штор
становился для него сигналом. Тогда Кроули поднимался одним движением, одергивал
рубашку и бесшумно подкрадывался к ангелу со спины. Он закидывал руки на плечи
Азирафаэля, обнимал его поперёк груди и прижимался своей щекой к его. Он мог
оставаться в таком положении долгие мгновения. Они смотрели в пока ещё незакрытое
окно, на людей за столиками в кафе: за первым свиданием краснеющих студентов, за
семейной парой и их маленькой дочкой егозой, которая бегала туда-обратно,
подкидывая перед собой фирменный шарик заведения. В самом углу сидел угрюмый
мужчина, который приходил каждый вечер и пропускал один единственный бокал пива,
глядя стеклянными глазами перед собой. Наконец, их замечал хозяин — милый старичок,
который всегда носил вельветовую коричневую кепку — и махал с доброй улыбкой.
Азирафаэль махал в ответ, а Кроули только вежливо улыбался одними губами. Месяцы
упорных тренировок — одна из самых значимых заслуг ангела за шесть тысяч лет. Это
мало было похоже на поцелуй, но… Азирафаэль бы все-таки назвал его так. Слишком
часто билось сердце в чужой груди, ударяясь в его лопатку.
Ангел усилием воли заставил себя перестать грезить и закрыл окно до конца. В
магазине стало уютно и чуть темно. Верхний свет он зажигал редко, обходясь
масляными лампами и небольшими бра по стенам. Подойдя к своему столу, он потушил
одну из ламп и снял с носа круглые очки в тонкой оправе. Глаза немного защипало,
когда они потеряли фокус. Он потер их пальцами. Если бы он был дома, то можно было
бы просто запрокинуть голову, сидя в кресле. Его Кроули специально сотворил: мягкое
и круглобокое. Иногда шутил ещё, что кресло всегда должно быть похоже на хозяина.
Демон бы подошёл сзади, опуская горячие руки на плечи Азирафаэля, разминая уставшие
мышцы. От него бы пахло немного дымом, сладким вином и, возможно, чем-то вкусным —
тем, что доготавливалось в духовке на кухне. Кроули бы наклонился к нему, проводя
кончиками пальцев по беззащитной шее, по кадыку, по линии подбородка. И Азирафаэль
бы ощутил невесомое прикосновение его шершавых губ к своим векам. Губы едва
касались бы его глаз, трепещущих ресниц, выразительных бровей. Почему-то именно в
подобные секунды руки демона дрожали сильнее всего. Однажды, Азирафаэль спросил его
об этом.
Демон несколько долгих минут смотрел в свой бокал, перекатывая в нем остатки вина.
Ангел решил было, что ответа уже не получит, но Кроули отозвался глухо и
неуверенно:
— Я не знаю… Мне в голову никогда не приходило никого целовать в глаза, но… Во мне
рождается такая горькая нежность, и я не знаю, как показать ее тебе. Показать, как
сильна моя любовь. Пока это единственный способ, который пришёл мне в голову…
Азирафаэль положил очки на стол и потряс головой. Кажется, он действительно очень

соскучился по Кроули. Раз тот ни на секунду не выходил у него из головы. Нужно было
поскорее закончить со всем и поехать к нему. Ангел подошёл к оставшимся лампам,
гася их по очереди, но у последней ощутимо нагрелась подставка, поэтому пришлось с
болезненным шипением отдернуть ладонь. На пальцах остался наливающийся цветом
красный след.
— Ангел, я каждый раз прошу тебя быть осторожным с огнем, — раздался хриплый голос
откуда-то из темноты. — Мотылёк ты мой.
— Кроули! — в книжке бы обязательно написали, что его улыбка осветила весь магазин
ярче, чем все лампы. Если бы, конечно, это была книжка.
Демон ступил на свет, избавляясь от своих очков. Он снова покачивался с пятки на

пятку, но теперь Азирафаэль уже мог разглядеть в глубине ядовитых глаз радость
встречи и ту самую горькую нежность, о которой они говорили. Ее же он видел в своих
глазах, когда по утрам смотрел в зеркало. Кроули остановился перед ним, осторожно
перехватывая руки за запястья и поднимая к своему лицу. Чуть влажные губы коснулись
ладоней ангела, провели по коже туда, где заполошной птицей бился пульс. Ресницы
подрагивали, бросая тени на его загорелые щеки. Он уделил внимание и небольшому
ожогу, по которому несколько раз провёл кончиком языка. Осторожными быстрыми
поцелуями он вернулся к пальцам, останавливаясь на каждой фаланге, пока не коснулся
самых кончиков, нежных подушечек и аккуратных ногтей.
Тогда Азирафаэль освободился осторожным движением и взял в руки лицо Кроули,

поглаживая по вискам большими пальцами.
— Я соскучился… — сказали они одновременно и тихо засмеялись.
В кафе напротив улыбчивый хозяин надвинул на глаза свою кепку, пытаясь скрыть
румянец и довольную улыбку. Взгляд владельца книжной лавки, который он поймал
четвертью часа ранее, был тревожным, грустным и очень одиноким. Но когда около
дверей кафе затормозила чёрная машина, загадочно сверкая гладкими боками, он
успокоился.
Он считал, что все в его кафе должны быть счастливыми. И рядом с его кафе тоже. Раз
уж умудрились попасть под горячую руку.
========== Day 6. обмен одеждой ==========
Комментарий к Day 6. обмен одеждой

тема шестого дня: обмен одеждой.
Эта тема стала для меня пока самой сложной. Я очень долго не могла ничего
придумать. Одна идея пришла в голову, но к вечеру разонравилась мне. Другую
подсказали, но я сохраню ее для отдельной работы, больно уж интересно.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль из работы «Стань белой птицей и лети»
Много нежности и любви, полное отсутствие диалогов и немного тепла.
Надеюсь, что Вам придётся по душе такой вариант. Если мне придёт в голову что-то
лучше, то я переделаю этот день.
Человек имеет одно удивительное, но вполне объяснимое свойство — окружать себя тем,
что он любит. Максимально привносить это в свою жизнь, в свое окружение, в свою
картину мира. Когда человек начинает испытывать искренние и сильные эмоции, то ему
нужно видеть их причину, чувствовать ее рядом, иметь возможность снова и снова
возродить эти чувства. Ну, такова человеческая природа, она стала такой за много-
много тысяч лет и нам с Вами не за что никого осуждать. Ни Небеса, ни Преисподнюю.
Они сами в легком шоке, честное слово.
Все начинается ещё с самого детства. Ребёнок, получив долгожданный подарок —

игрушку или воздушный шарик, может быть что-то вкусное или даже просто какой-нибудь
красивый камешек — таскает своё сокровище в руках, ни на секунду не упуская из
вида. Он спит со своей ценностью, кушает вместе с ней, моется в ванной, гуляет на
улице. И если вдруг секундная потеря бдительности из-за собаки в конце дорожки или
мальчика с самым настоящим деревянным мечом заканчивается исчезновением этого
предмета, будьте уверены, слез, истерик и скандалов хватит родителям выше головы. И
родственникам. И друзьям. Да и вообще всем, кто вдруг случайно окажется в зоне
досягаемости. Видите ребёнка с широко открытыми глазами, который набирает в грудь
воздух — бегите.
Детство заканчивается, жизнь течёт дальше, но от своих привычек люди не

отказываются. Они спят с дорогими телефонами, пряча их под подушку. Женщины
стараются не снимать самые ценные и дорогие — не в плане денег, но воспоминаний —
украшения, перед сном невесомо касаясь пальцами кулона или кольца. Все люди — это
на самом деле очень-очень высокие и страшные дети. Под этой горой амбиций, пафоса и
страхов сидит тот самый малыш, который прижимает к груди любимую игрушку или
вкусную конфету. Просто разглядеть таких детей очень сложно, слишком много мишуры и
мусора. Эти желания сидят глубоко в подсознании, и мы не в силах их контролировать.
Только потакать или страдать, что не можем этого сделать.
Кроули часто уносил после съёмок одежду домой. Ему с радостью давали то, что
понравилось, потому что — ну серьезно — когда известная и востребованная модель
носит вещи твоего бренда — сложно придумать более мощную рекламу. Да ещё и
бесплатно. Потому что Энтони мелькал в этой одежде на улице, перед показами и на
прогулке. Люди, которые хотели хоть немного урвать чужого успеха, бежали в магазин
и с радостью несли свои деньги. В квартире Кроули была отдельная комната, которую
он переделал под гардероб. Заходя в неё, он попадал в королевство тряпок, обуви и
головных уборов. Уборщица, которая приходила раз в неделю, получала отдельную
прибавку за то, что держала этот гроб с мертвой одеждой в относительном порядке.
В спальне около окна стоял небольшой шкаф. Он был немного потрепан временем, но это
добавляло шарма, какого-то необъяснимого уюта. Было очень приятно с утра провести
ладонью по облупившейся краске на могучем боку, почувствовать запах старого дерева.
В шкаф Кроули складывал только то, что носил часто — дома или на улице, когда
стремился избавиться от навязчивого внимания журналистов и фанатов. Там висела
только та одежда, что была буквально ближе к его телу. Ткань хранила запах дорогого
парфюма и его самого. Эту смесь запахов не выводил даже стиральный порошок. В этот
шкаф доступ для уборщицы был закрыт. Энтони бы ещё замок повесил для верности, но
чувствовал, что это было уже как-то… ненормально. Словно два шкафа в квартире были
у каждого встречного. Туше.
В день, когда Энтони вернулся из больницы, первое что он сделал — освободил ровно
половину. Бросил на кровать вешалки с рубашками и штанами, выгребая их не глядя.
Шкаф был большой, поэтому образовавшаяся пустота затягивала в себя, словно бездна.
Такое частое ощущение у людей, когда стоишь на платформе в ожидании поезда или
перед обрывом и едва сдерживаешься, чтобы не шагнуть туда. Через этот шкаф, вполне
вероятно, можно было попасть в Нарнию. Слишком уж глубоким было его нутро,
непроглядным и темным. Кроули подвёл Азирафаэля и с улыбкой предложил использовать
его пополам. Не сейчас, конечно не сейчас, но может чуть позже, когда он разберётся
со своей жизнью и поймёт, что делать дальше.
У Азирафаэля в голове и мысли не было переезжать к Кроули совсем, со всеми вещами,

с книгами и проблемами, но… так вышло само. Как чаще всего и бывало, когда дело
касалось странного парня с ядовитыми глазами. Просто в один прекрасный день
Азирафаэль, который после наведения порядка в новых книгах остался ночевать в
магазине, открыл свой небольшой шкаф и обнаружил… полное, абсолютное и
возмутительное отсутствие одежды. Были несколько пар брюк, футболка, которая по
чистой случайности уцелела в его доме и все. Ни одной рубашки, ни одного пиджака.
Все постепенно и незаметно переехало в квартиру Энтони. Словно так и надо. Вернее,
так и правда было надо. Правильно и логично. Кроули жаловаться не собирался и
возвращать одежду тоже.
Первое время в шкафу и правда был порядок. Чистая одежда покачивалась на вешалках,
грязная перебиралась в ванную комнату в большую плетеную корзину. Но со временем —
Азирафаэль объяснял это их усталостью и занятостью — на полках и вешалках произошло
великое переселение одежды номер два, локальная версия. Все их вещи перемешались,
путаясь друг с другом. И можно было бы потратить один выходной, чтобы попробовать
разобрать образовавшееся смешение ткани и фасонов, но Энтони все абсолютно
устраивало.
С утра он совершенно спокойно вытаскивал из шкафа рубашку Азирафаэля — ту, что

мятного цвета он любил больше всего, заносил почти до дыр — накидывал на плечи и
шёл умываться, широко зевая в кулак. Длинные рукава приходилось закатывать почти до
локтей, а полы рубашки заправлять в джинсы, но он упрямо таскал эту рубашку у
любовника. Азирафаэль особо против не был, но сама мысль, что Энтони ходит в
течение дня, ощущая его слабый запах, окрашивала щеки румянцем.
Футболки давно забыли своих настоящих хозяев, перепутавшись раз и навсегда. Кроули
накануне мог сорвать ее с Азирафаэля, одним движением отправляя куда-то за одиноко
стоящее кресло, а уже на следующий день сидеть в ней на подписании очередного
контракта и даже не думать смущаться. Азирафаэлю также было очень приятно проводить
день в магазине, надев под строгую рубашку и пиджак ядовитого цвета майку со
страшными рожами — подарок эпатажного модельера, который откровенно пускал слюни на
Энтони. Тот подарок забрал и с самым скучающим выражением лица покинул студию, не
обернувшись. Азирафаэлю это рассказал Хастур, который стал нередким гостем в их
квартире.
Ещё одной любовью Энтони была большая кофта, вязанная на крупных спицах, серо-
коричневого цвета с большими деревянными пуговицами. Азирафаэль вряд ли смог бы
вспомнить, откуда она появилась в его гардеробе. Но почему-то Кроули воспылал к ней
невероятной любовью. Когда выдавался его выходной, а любовник был занят в магазине
или на приеме книг, он кутался в неё сидя на кресле и подтянув колени. Азирафаэль
часто находил его спящим на узком неудобном диване, завернувшегося по самый нос.
Они часто выбирались на вечерние прогулки, если выдавался тёплый вечер. Доходили
пешком до набережной. Рукава кофты были такими широкими, что падали на их
соединенные руки, скрывая от любопытных глаз. Добравшись до моста, Азирафаэль
вставал к самым перилам, глядел на заходящее солнце, которое отражалось в его
больших счастливых глазах, а Энтони обнимал его со спины, накрывая полами кофты
словно большими темными и тёплыми крыльями. Он клал подбородок на плечо любимого
мужчины и смотрел туда же, почти не моргая. Темные очки помогали увидеть чуть
больше, уловить едва заметный зелёный всполох в момент, когда солнце совсем тонуло
в воде, бросая одинокий последний луч в небо.
Азирафаэль в свою очередь с трепетом смотрел на дорогие модельные пиджаки Кроули,

которые висели в самом углу. Они были элегантные, не вычурные, без диких расцветок
и глупых аксессуаров. На одном из них — чёрном, переливающимся на свету — тонкой
серебряной нитью были вышиты диковинные цветы. Рядом висел бордовый — цвета крови
— пиджак с чёрной аппликацией, каждую из которых делали вручную. Белый пиджак с
черным кантом на лацканах и на рукавах был запретной мечтой Азирафаэля. Он даже
несколько раз снился по ночам.
Энтони, узнав об этом, заставил любовника перемерить каждый из них, отмечая, что
нужно перешить или подшить, чтобы тот или иной пиджак сели по фигуре. Потом он
привёл Азирафаэля в тот самый склеп чужих амбиций и увидел, как его глаза
загорелись восторгом и счастьем. Вместе они разобрали многолетние залежи одежды,
что-то выбросили, что-то торжественно перенесли в шкаф в спальне, что-то продали.
Но порядка так и не навели: очевидцы и случайные свидетели могли видеть в один день
в дорогом изящном пиджаке Кроули, который недовольно кривил губы на фото, а на
следующее утро в этом же пиджаке Азирафаэль с доброй улыбкой приветствовал
посетителей в магазине.
Они окружали себя друг другом, не в силах пережить такой долгой разлуки. Будь то
целый день, несколько часов или мгновений.
Стоит ли говорить, что рубашку нежного мятного цвета Кроули так и не вернул
хозяину, отпорол с неё рукава и брал с собой в самые длительные и утомительные
деловые поездки, чтобы в тяжелый момент коснуться губами изношенной ткани и
почувствовать едва уловимый запах лаванды, яблок и чего-то ещё…
Кажется, любви.
========== Day 7. третий лишний ==========
Комментарий к Day 7. третий лишний

тема седьмого дня: третье колесо (третий лишний)
Я не хотела идти самым понятным путём, добавляя каких-то ухажеров, и портить их

светлые отношения изменами мне не хотелось тем более. Хотелось мне взять это
понятие немного шире, объёмнее. Взять за объект «третьего лишнего» не конкретного
человека, а в целом те факторы, которые бьют и доставляют неудобства парам,
особенно которые только только образовались.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Баал из работы «Стань белой птицей и лети»

hurt/comfort, нежность, немного юмора в сравнениях.
Я не могу пока отвернуться от этой вселенной, хотя и работаю с разными сюжетами. Но

меня очень греют образы, которые получились. Надеюсь, что Вам будет интересно.
Если бы можно было исправить в мироздании одну единственную вещь, то какую бы Вы
выбрали? Возможно, добавили бы безграничную доброту? Или щедрость? Может быть,
подарили бы людям возможность сострадать? У каждого своё представление о том, что
неправильно работает в этом огромном механизме. Возможно кто-то согласится, что
многие проблемы бы решились, если бы люди научились говорить о своих чувствах, не
скрывая их под толщей комплексов, страхов и сомнений. Недомолвки очень часто
приводят к поспешным решениям, к ошибочным суждениям и просто к испорченным нервам.
Последнее, кстати, самое непоправимое. Нервные клетки не восстанавливаются и всякое
такое. А потом люди умирают во цвете лет от инфаркта. А все они — недомолвки.
На самом деле, это очень сложно — пересилить свои сомнения и неуверенность в себе и
сказать то, о чем так волнуется сердце. В голове мелькают тысячи вариантов, когда
самый важный и близкий человек смеётся в лицо или обижается, собирает вещи и уходит
прочь. Такой вот маленький скрюченный человечек, который подсовывает подобные
сюжеты в головы сидит в каждой груди. Обустраивает себе небольшое жилище между
четвёртым и пятым ребром и, свесив ножки, потирает свои морщинистые руки. И чем
больше сомневаешься, тем толще и довольнее становится этот старичок. И тем сильнее
управляет эмоциями. Если очень долго грызть себя и прятать все страхи в себе, то он
становится таким большим, что уже не умещается в груди. И эти страшные чувства,
которые каждую ночь прогрызают новые раны в душе, заменяют все самое светлое и
хорошее, что было когда-либо в жизни.
Если человеку говорить снова и снова, что он неправильный, нескладный, хуже других
и его существование ущербно, то сначала он будет бороться и пытаться опровергнуть
это. Потом примет за чистую монету, все больше и больше срастаясь с этой мыслью. А
после, выкорчевать гнилые корни подобных убеждений становится очень сложно. Ты
тянешь их из человека, а они не рвутся, выдирают из него сердце рваными кусками. Ты
продолжаешь тянуть, чтобы избавиться раз и навсегда, а через какое-то время новые
корни — сильнее и глубже — появляются на месте прежних. А твои руки уже сожжены
ядовитым соком, кожа покрыта волдырями и совсем нет сил. И два варианта:
отказывайся от идеи и человека, оставляя любимого с тусклыми и пустыми глазами
наедине с самим собой, или борись дальше, не жалея ни своей, ни его жизни. Вы
готовы?
Энтони было сложно. Он бы никогда никому об этом не сказал, но иногда глядя в

зеркало на своё отражение, он устало закрывал глаза и прижимался лбом к холодному
стеклу. Азирафаэль открывался очень медленно, шаг за шагом. Словно дикий зверь,
обозлённый годами заключения в клетке, он смотрел вроде и с доверием, но где-то в
глубине глаз Кроули каждый день видел готовность к удару, к боли, к предательству.
И этот отблеск пугал его, злил и ставил в тупик. Собственные отметины, которые
почти сошли с его тела, казались незначительным сопутствующим уроном по сравнению с
теми ранами, что были в душе его любимого человека. И как до них дотянуться, как
помочь им исчезнуть, он не знал.
Все что он мог делать день изо дня, это окружать Азирафаэля своей любовью. Горячей,
словно лава в пробудившемся вулкане, яркой как солнце и сладкой, словно сок самых
спелых персиков. Он разрывался между работой и домом, каждую секунду стремился к
нему, чтобы обнять, поцеловать, запустить руки в мягкие кудри и упереться лбом в
лоб, душа панический трепет глубоко в себе. Старичок в его груди был меньше, тише,
но он точил свою длинную тонкую иглу, чтобы воткнуть ее один раз, но так точно, что
сердце разобьётся вдребезги, на тысячу осколков. Тысячу тысяч.
Это было воскресное утро, солнце проснулось в отличном настроении, поэтому было
ласковое и тёплое-тёплое, нежно прикасаясь к щекам и к скулам, лаская их и слегка
припекая. Маленькое уютное кафе они нашли случайно, когда гуляли по району. Дорога
стелилась прямо под ноги, вела их куда-то вперёд, а им было только этого и надо. Но
дождь напал на них исподтишка: выследил хитро и напрыгнул со спины, в мгновение
пропитывая одежду и волосы. Азирафаэль только смеялся, закрываясь руками, а Энтони
тихо ругался сквозь зубы, кутаясь в легкую рубашку. Тогда им и подвернулась
небольшая дверь ярко-зеленого цвета. А внутри оказалось небольшое кафе, всего на
пять столиков с низкими мягкими диванами. На каждом столе стояла ваза со свежими
цветами и разноцветные салфетки с пожеланиями на целый день. Пахло свежим кофе и
выпечкой, да так маняще, что они не раздумывая набрали всего самого аппетитного.
После этого дня они вдвоем выбирались в своё тайное место, когда у Кроули выдавался
выходной или съемки заканчивались с утра — после двенадцати, а то и четырнадцати
часов непрерывной работы — он спал за столом, положив тяжелую гудящую голову на
руки, а Азирафаэль читал книжку, то и дело любуясь уснувшим любовником. Другие
посетители кафе — которых было действительно мало — почти не обращали внимания на
них, только бросали изредка взгляды, угадывая в усталом парне известную модель. Но
оставляли своё открытие при себе, стоило заметить суровый и ледяной взгляд человека
рядом.
Итак, воскресное утро, отличная погода и прекрасное настроение. Кружка Кроули пахла
малиной и свежим кофе, запахи смешивались между собой, устремляясь к потолку
закрученным паром. У руки Азирафаэля стоял пузатый стеклянный чайник, в котором
плавали маленькие зеленые листочки и красные ягоды. Пахло клюквой и мятой. Энтони
сидел около окна, опираясь на подоконник локтем и прижимая бедро вплотную к ноге
Азирафаэля. Лучи солнца отражались в его очках, теряясь в черных стеклах. Алые
волосы были забраны в высокий скрученный куль, удерживаемый от падения простой
резинкой. Короткие непослушные пряди выбивались и торчали в стороны, словно
маленькие своенравные змеи. Азирафаэль отломал деревянной ложкой ярко синего цвета
кусок небольшого пирожного, которое они решили попробовать сегодня, и протянул
Энтони.
— Сегодня первый пробуешь ты, — с улыбкой произнёс он, подставив под ложку свою
ладонь.
— Боишься, что оно будет таким же кислым, как прошлое? — хитро прищурил один глаз
Энтони, поворачивая голову. — Опыты на мне ставишь?
— Наоборот, я уверен, что оно вкусное, — он чуть потряс ложкой и аккуратно боднул
плечом. — Хочу, чтобы тебе больше досталось.
— Я за тобой слежу, — тонкие губы растянулись в усмешке, и Кроули аккуратно накрыл

ими искомую сладость.
Он медленно жевал, пытаясь распробовать все ингредиенты десерта, чтобы, если

Азирафаэлю понравится, готовить его дома своими руками. В его груди что-то
шевелилось — темное и липкое — когда он видел, как любовник ест чужую еду.
Хотелось, чтобы Азирафаэль ел только из его рук, только то, что готовит он.
Исключительно. Глупости и паранойя, но, серьезно… может он тоже иметь хоть какое-
нибудь психическое отклонение? Он тоже человек, алло.
Кроули задумчиво повернул голову к окну, теряясь в своих мыслях, и крупно

вздрогнул, напоровшись на знакомый взгляд. По телу прошла волна холода и
раздражения, когда он узнал в девушке с той стороны стекла Баал. Она растерянно
смотрела на своего подопечного, докуривая сигарету. Тонкая никотиновая убийца
дымилась, а на фильтре остался след темной губной помады.
— Что-то не так, дорогой мой? — обеспокоенно позвал Азирафаэль, принюхиваясь к

сладости. — Невкусно?
Энтони с усилием проглотил кусок, практически не разжевав. Он неприятно встал

посреди глотки. Пришлось запивать горячим обжигающим губы кофе. Выходной был
катастрофически испорчен. И в этом парень убедился, когда Вельзи потушила сигарету
и подошла к двери, мягко потянув ее на себя. Кроули подавил оглушающее желание
забраться под стол и прикинуться частью интерьера. Он выпрямился и закинул вторую
руку на плечи Азирафаэля притягивая его к себе ближе, практически заваливая на свою
грудь. Коротко поцеловал ноющими от кофе губами в висок и кивнул на дверь.
— А говорят, что работа не волк, — с досадой шепнул он. — Здравствуй, Баал.
Азирафаэль растерянно поднял глаза, узнавая в изящной невысокой девушке директора

агентства. Она была в открытом чёрном платье с пышной юбкой. Белый тонкий пояс
подчеркивал ее талию, а высокие каблуки делали ноги длинными и тонкими. Баал сняла
узкие чёрные очки и убрала в сумку, которая висела на локте.
— Кроули, — кивнула она ему. — Азирафаэль. Доброе утро.
— Когда я вижу тебя, утро машинально перестаёт быть добрым, — он наклонился к

любовнику ещё ближе, всем своим видом намекая, как она им мешает. — Особенно в
выходной. Особенно там, где тебя не должно быть.
— Кроули, — осуждающе толкнул его локтем под рёбра Азирафаэль.
— Все в порядке, — девушка одним движением опустилась на диванчик напротив,

закинула ногу на ногу. — Я была по делам в студии напротив, вышла покурить. А тут
знакомые лица. Не волнуйся, я сейчас уйду.
Азирафаэль смотрел на неё, пока она говорила, и не мог не любоваться. Ее глаза не

были большими или кукольными, как у большинства моделей в журналах. Но этот
потрясающий блеск и пушистые чёрные ресницы, которые обворожительно опускались на
фарфоровые щеки, не могли оставить равнодушным никого. На узких запястьях блестели
браслеты, которые звенели при любом движении. Она была мечтой любого адекватного
мужчины, да и не только. Маленькая чёрная пантера, которая вцепится в глотку и не
отпустит, пока жертва не утонет в собственной крови. А потом ещё салфетку попросит,
потому что помада размазалась. За ней Энтони был как за каменной стеной.
— Может быть, Вам принести кофе? — вежливо поинтересовался Азирафаэль, чуть

наклонив голову.
— Я… — Баал так растерялась от этого простого жеста заботы, что на мгновение

замолчала — Энтони с уважением посмотрел на своего любимого. — Я буду благодарна.
— Ты умеешь разговаривать вежливо! — уличил ее Кроули, обвиняющее указывая пальцем.

— Я знал!
— Дорогой мой, — Азирафаэль аккуратно отвел чужую руку, положив ладонь. — Я сейчас
принесу.
Он поднялся из-за стола, но крепкая хватка не пустила его дальше. Обернувшись, он

наткнулся на изучающий и внимательный взгляд. Кроули чувствовал любое изменение в
его настроении, ловил малейшую шальную мысль, которая омрачала их будни. Но мужчина
только покачал головой и невесомо поцеловал его в лоб, в самую кромку волос.
Пока хозяин готовил обыкновенный кофе, устав предлагать различные сиропы и вкусы,
Азирафаэль пошёл умыться, чтобы избавиться от липкого неприятного ощущения. Он не
должен был и не мог злиться на Баал. Она приняла на себя весь основной удар, решая
вопросы с юристами Габриэля, с его представителями. Она позволила им две недели
наслаждаться обществом друг друга, ни разу не позвонив, как и обещала. Но почему-то
сидящая напротив, так по-хозяйски и уверенно, она вызывала желание попросить уйти.
Это желание было незнакомым и глупым, недостойным его. Поэтому Азирафаэль плеснул
прохладной водой в лицо, приходя в себя. Она собиралась взять свой кофе и уйти, а
значит остаток дня должен был быть их. Когда он уже подошёл к двери, чтобы выйти в
зал, он услышал шум и оживленные разговоры.
Сонное и тихое кафе преобразилось. Народ толпился у окна и входа, запинался друг о
друга и очень громко разговаривал. Щелкали вспышки фотоаппаратов.
— Это же Энтони Дж. Кроули!
— Так удачно встретить его вот так, в городе и без толпы охранников!
— Я хочу взять автограф!
— А я хочу фото!
— А это же… Вельзи Баал! Она потрясающая! Ты видела ее интервью перед прошлым
показом во Франции?
— У неё невероятное чувство стиля!
— Они прекрасная пара. Так хорошо смотрятся вместе.
— Они просто созданы друг для друга!
— Надо сфотографировать их вместе.
Энтони раздраженно закрывался от вспышек и изо всех сил вежливо отнекивался от

совместных фото. Баал пыталась что-то говорить, но общий гомон ее перекрывал. В
какой-то момент Кроули, терпение которого подходило к концу — у него был выходной и
каждый в этом чертовом городе пытался его испортить! — огрызнулся и попытался
встать, чтобы оттолкнуть особенно наглую девушку, которая почти уселась на его
колени. Вельзи протянула руку, накрывая его ладонь в попытке успокоить. Толпа
взорвалась стоном одобрения и восхищения, фотоаппараты защелкали активнее.
Азирафаэль растерянно переглянулся с хозяином кафе, который угрюмо смотрел на

происходящее. Выгнать никого он не мог, но такой шум и гам были для него чуждым.
Завсегдатаи раздраженно косились и собирались уходить, потому что людей становилось
больше, а места меньше. Фанаты задевали столы сумками, переворачивали кружки с
кофе. Азирафаэль одними губами извинился за подобное и хотел было пройти к Кроули,
но кто-то грубо оттолкнул его назад, ударив по рёбрам и обругав, чтобы не лез без
очереди. Помявшись немного, он решил для начала выйти на улицу и, может быть,
набрать Энтони на мобильный. Наверное, им стоило встретиться уже дома, когда все
успокоится. Чего Азирафаэль не хотел, так это мешать его работе и лезть. Да и кто
он такой… Морщинистый монстр, который давно пророс в его сердце, радостно потер
ладони. А когда Азирафаэль, осторожно раздвигая людей, направился в сторону дверей,
раскатистый смех прокатился по всем нервным окончаниям мужчины, вызывая дрожь.
Когда его ладони коснулись дерева, позади началось какое-то оживление. Но

Азирафаэль не успел даже обернуться, его аккуратно толкнули вперёд, заставляя выйти
на улицу. Яркий свет на мгновение ослепил его, почти до слез в глазах. Потом
сильные руки легли на плечи, рывком разворачивая. Мир закрутился вокруг него,
сливаясь в одно яркое пятно. Первое, что он увидел ясно и четко — это ядовитые
желтые глаза напротив, в которых застыла злость вперемешку с раздражением,
волнением и нежностью. Ласковые руки аккуратно поймали его лицо, удерживая на
месте. Тяжелый вздох сорвался с губ Кроули.
— Почему такой умный ты такой глупый, ангел? — устало, но бесконечно нежно спросил
он, после чего накрыл губы своими, вовлекая в горячий страстный поцелуй.
Азирафаэль секунду растерянно стоял, но нехитрая ласка, такая знакомая, но каждый

раз такая волнующая подчинила его внимание. Глаза закрылись, а сам он обнял
любовника в ответ под руками, касаясь выступающих острых лопаток и линии
позвоночника. В толпе, которая оказалась практически заперта в кафе, послышались
крики — возмущенные и восхищенные — свист и одобрительные выкрики. Но Энтони было
плевать, он просто целовал того, кого любил всем своим сердцем. И маленький
сморщенный старичок, повиснув где-то между четвертым и пятым ребром, вонзил свою
длинную острую иглу прямо в огромное пузо того монстра, который пытался сожрать
Азирафаэля изнутри.
Баал устало вздохнула, поддерживая ладонью голову. Она уже предвидела заголовки
газет и посты в интернете. Хотя, почему бы не попробовать раскрутить Кроули и в
таком амплуа? Можно создать аккаунт, посвященный их неадекватной паре, вести фото
репортажи и постить любимые рецепты Азирафаэля. Хозяин кафе, протиснувшись мимо
каких-то воющих школьниц, поставил перед ней искомую чашку с кофе.
Ей предстоял очень долгий день и ещё более долгая ночь.
========== Day 8. дождливый день ==========
Комментарий к Day 8. дождливый день

тема восьмого дня: дождливый день.
Скажу сразу, я знаю о Великом потопе только по лекциям истории религий в

институте 🙌 Для меня это очень далекая и туманная тема, мне ближе совершенно другие
боги и принципы жизни. Но я постаралась описать Вам Потоп так, как представляю в
голове. Надеюсь, что ничьи чувства я не огорчила, и на достоверность не претендую.
Лишь фантазия на заданную тему для дня
челленжа.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, hurt/comfort, романтика, немного ангста.
~~
Я употребляю здесь вариант «Кроули» потому, что повествование идёт как его
воспоминание. Вряд ли он воспринимает себя в истории в этот период как «Кроли».
~~
Спасибо Вам за то, что поддерживаете. Это уже 8 день) Осталось 22 🤤 Но я выдержала
неделю и серьезно) я собой горжусь)
Но без Вас ничего не получится. Вы невероятные, я Вами восхищаюсь и очень люблю)
Ваш Хаул.
UPD!!
Просто невероятная иллюстрация от Fa Ke ( мой внутренний крик слышат на Альфа
Центавре):
https://pp.userapi.com/c855636/v855636892/90596/7p46BbcyL9o.jpg
Твиттер автора:https://twitter.com/ewqontx
«Я думал, дождь смоет мою печаль... Но с каждой каплей, упавшей на моё лицо, мне
только тяжелее.»
Человеческая душа, наверное, самое загадочное, что есть на свете. Ее нельзя

коснуться руками, вытащить на поверхность, положить под микроскоп. Люди пытаются
анализировать ее, пишут какие-то книги — некоторые становятся бестселлером и
приносят авторам мешки денег. Но все это лишь догадки слепцов, бродящих в темной
комнате. В одном случае книга и правда попадёт в цель, а в другом обернётся глупым
недоразумением. Все относительно на свете. И душа, которая невидимым костром горит
в нашей груди, никогда не откроет нам всех своих тайн. Может быть, только за
чертой. Когда придёт время.
Душа умеет многое. Она может петь, когда счастье выплескивается через края
сознания. Она может плакать, когда человек испытывает боль, настоящую, ничем не
разбавленную боль. Она может кровоточить, когда эта боль превращается в постоянную
ловушку с острыми клиньями воспоминаний и сожалений. Душа может выть, когда горе и
тоска сплетаются в один грязный комок. Все эти состояния человек испытывает за свою
жизнь, мечется из крайности в крайность. Возможно, это и называется жизнью. Когда
душа замолкает, остаётся только существование. Может быть, основной смысл жизни в
том, чтобы душа не умерла раньше времени. Сохранить этот хрупкий дар Всевышнего.
Все может быть. Кесарю кесарево.
Душа кого-то невероятно сильная. Она не содрогается перед самыми тяжелыми

испытаниями и ударами. Такая душа светит яркой звездой в темноте, привлекая к себе,
и дарит своё тепло каждому, до кого дотягивается. На иной душе остаются грязные
следы от любой неприятности, от ошибок и от предательств. Такая душа покрывается
жесткой непробиваемой коркой, которая парализует ее. Если вовремя не согреть такую
душу теплом, не подарить нежность и ласку, то она сгниет изнутри и осыпется пеплом.
Те, у кого душа сильная, умеют прятать свою боль глубоко внутри. Она — в потаенных
уголках, которые скрыты от глаз. Эта прожорливая тоска сидит там, точит острые
когти и готовится к нападению. К неожиданной и внезапной атаке, чтобы впиться в
трепетную душу, раздирая ее на части. Но даже после этого, такая душа
восстанавливается. Медленно и постепенно, но она возрождается ещё сильнее и
прекраснее. До очередного нападения. И так по кругу, снова и снова. Пока кто-то из
них не сдастся.
Кроули боялся дождей. Постыдно, глупо и по-детски, он действительно с напряжением

вглядывался в небеса, когда они набухали тяжелыми серыми тучами, будто те съели
слишком много и распухли от своего обжорства. Ветер, который ещё несколько минут
назад задорно тянул за волосы или сдувал страницы книги, становился грубым и
холодным, носился туда-сюда, сбивая кружки и раздувая шторы. Солнце огорчённо
отступало, не в силах сопротивляться такой страшной ораве хулиганов. Лишь бросало
последний луч на землю и исчезало. Все в природе замирало, готовое к буре. И он
тоже застывал у окна, чувствовал, как каменели мышцы.
На землю падала первая ледяная капля и оглушительно разбивалась об асфальт.
Тогда в душе Кроули открывались какие-то скрытые двери, выпуская наружу то, что он
всеми силами пытался забыть. Прошло очень много веков с тех пор, как Землю
поглотила вода. Об этом уже не помнили люди, только из своих священных книг и
сказаний. В них отличались факты, но суть была неизменной. Вода обрушилась на
головы человечества и уничтожила почти все. Так почему в его памяти это было так
свежо, будто случилось всего несколько дней назад?
Перед глазами всплывало прошлое, такое реалистичное и красочное. Стоило дверям на

ковчеге Ноя захлопнуться, огромные капли начали падать с неба, все быстрее и все
чаще. Тихо зашумел дождь, но с каждым мгновением становился сильнее и безжалостнее.
Кроули огляделся по сторонам и, схватив ангела за руку, потянул в сторону. У него
ладони были холодными, и чуть подрагивали пальцы. Но демон упрямо волок его за
собой, не позволяя остановиться, несмотря ни на какие просьбы. Мимо пробегали люди,
которые спешили убрать в дом сохнущее белье и одежду, спрятаться под навес и
переждать дождь. Они надеялись, что небеса прояснятся в ближайшее время.
Кроули не был настолько оптимистичен. Им нужно было вверх, как можно выше, пока
была возможность, пока было время. К моменту, когда они добрались до ближайшей
относительно высокой горы, то промокли насквозь. Одежда неприятно липла к телу,
стала тяжелой и раздражающей. Волосы лезли в глаза, цеплялись за камни, мешались
всеми силами. Но ему было не до волос, он постоянно оглядывался, проверяя, следует
ли за ним Азирафаэль, не отвлёкся ли, не передумал ли. Глаза ангела были пустые и
печальные, но в их глубине птицей билось желание помочь. И демон знал, насколько
это желание было огромным. Скоро оно вырвется, погребая под собой любого, кто
окажется рядом. Им нужно было оказаться как можно дальше к этому моменту.
Стемнело. Нельзя сказать, что было достаточно светло и раньше, но ночь опустилась и
поглотила даже тот скупой свет, что пытался пробиться из-за туч. Внизу мелькали
огни — люди начали нервничать и паниковать, кто-то вспоминал слова Ноя, кто-то
пытался собрать семью и уехать. Реки взволнованно бурлили, готовые вырваться из
берегов. Вода медленно, но верно прибывала. С каждым часом она поднималась.
Незначительно сначала, но это был обманный манёвр. Отвёл глаза на мгновение, и она
уже чуть выше. Когда ты поймёшь, что все плохо, будет совсем поздно. Или беги, или
молись. Выбирай сам.
Кроули не позволял им останавливаться. Руки горели, пальцы кровоточили. Азирафаэль

все чаще оглядывался назад, неудержимое желание горело все ярче, норовя каждую
секунду взорваться и уничтожить желтоглазого демона. Он ругался сквозь зубы и лез
дальше, постоянно подгоняя ангела. Когда стало совсем темно, пришлось остановиться.
Кроули видел в темноте достаточно хорошо, чтобы двигаться, но Азирафаэль начал
оступаться и устало вытирать мокрым подолом лицо. Небольшой выступ стал для них
маленьким спасением. Ветер пронизывал до костей.
— Она не может, не может… — одними дрожащими губами повторял Азирафаэль, прижавшись

спиной к мокрому камню.
Демон косился на него, но молчал. Хотелось к огню, хоть немного высохнуть. Он мог
обернуться змеей и двигался бы в несколько раз быстрее, но тогда ангел точно махнет
на себя рукой и помчится пытаться кому-то помочь. И схлопочет ещё один выговор,
который на этот раз будет жёстче и страшнее. Последнее, что Кроули хотел бы увидеть
— падающую горящую звезду. Люди загадают желание, возможно. На падшего ангела.
Через несколько часов сидеть стало невозможно. Воды было слишком много, она
практически доставала до лодыжек, хоть добрая половина и стекала куда-то вниз.
Кроули поднялся на ноги и едва не упал, поскользнувшись. Держась за каменную стену,
он нащупал чужое плечо и рывком поднял ангела.
— Идём, — хрипло произнёс он, дождь заглушал слова. — Пойдём, Азирафаэль.
И они лезли дальше. Лезли, пока хватало сил. Потом останавливались, чтобы перевести
дыхание, потом лезли дальше. День сменялся ночью. Вода прибывала, ее становилось
все больше. Люди пытались найти убежище, но каждый раз она настигала их снова и
снова. В какой-то момент они тоже полезли вверх. Поздно. Было очень поздно.
Желание помочь, кипящее в Азирафаэле, наконец, вырвалось на свободу. Они

возвращались назад, чтобы помочь тем или иным храбрецам, которые пытались двигаться
с той же скоростью. Кроули шипел раздраженно и ругался, но тащил чей-то тюк с
вещами. Люди. Даже перед лицом смерти они думают о том, что нужно спасти своё
имущество. Но тащил, потому что ангел смотрел сурово и твёрдо, будто решил бороться
с Ней хоть как-то, пусть так мелочно. Дурак. Пернатый идиот. Кретин.
Людям никогда не угнаться за ангелами. Они уставали, они отставали. Ждать было
нельзя, и демон вёл оставшихся дальше. Но промедление все же сыграло свою роль.
Вода настигла их где-то посреди ночи. Они не знали, когда точно было утро, когда
день или вечер. Просто когда глаза переставали ловить мелкие выступы и впадинки,
они понимали — ночь. Люди дремали в обнимку, Азирафаэль пытался их согреть мягкими
прикосновениями, Кроули клевал носом где-то на краю. В какой-то момент вода
перестала стекать вниз. Демон не сразу обратил на это внимание, только раздраженно
выжимал одежду. И осознание ударило его по голове.
Охрипший за все эти дни голос не слушался, хоть он и кричал. Подгонял, лично
выкинул все мешки с вещами, толкал вверх. Но люди устали, люди оголодали, они
замёрзли и практически заболели. Их гибель была вопросом времени. Самого
ближайшего. Поэтому, когда одну из женщин сорвал со скалы сильный поток, демон даже
не обернулся. Когда упал мужчина, Кроули сжал зубы сильнее. Он сразу подготовил
себя к подобному исходу, он никогда не был оптимистом. Азирафаэль надеялся. И его
крик болезненно отзывался каждый раз где-то глубоко внутри.
Когда улыбчивый парнишка, самый веселый в их компании, разжал ладони, устало закрыл
глаза и полетел в воду, Азирафаэль пытался броситься следом. Но его перехватили
сильные загорелые руки, удерживая на месте, затаскивая обратно. Ангел кричал и
вырывался, проклинал его, но Кроули не слушал, только полз дальше, пока не
опрокинул их обоих на очередной выступ. Они тяжело дышали, захлебываясь дождем.
Демон медленно сел, пытаясь унять дрожь в руках и заставить сердце перестать так
быстро биться где-то в горле, и получил тяжелый удар по лицу. Голова мотнулась
влево, щеку обожгло. Из лопнувшей губы потекла кровь. В глазах напротив он видел
ярость и гнев, которые бурлили вместе с отчаянием и болью. Кроули только сплюнул
кровь куда-то в сторону и поднялся на ноги. Он демон, ему плевать. Это то, что он
повторял себе снова и снова. Демон и плевать.
Когда вода перестала прибывать и наступила тишина, они были совсем без сил. Их
несколько раз смывало — вырывало из рук друг друга, но каждый раз они умудрялись в
последний момент уцепиться за торчащее гниющее деревце или выступ. Один раз Кроули
пришлось распахнуть свои мокрые облезающие крылья, чтобы протянуть их ангелу.
Азирафаэль цеплялся за перья, пытаясь удержаться. Демон морщился и кусал костяшки
пальцев, но терпел. А что ему ещё оставалось?
Если бы все не закончилось, то в самое ближайшее время они бы сдались. Но вода

замерла, а они заползли в какую-то темную пещеру. Кроули лежал на спине, раскинув
руки в сторону и пытался научиться дышать заново. Азирафаэль стоял около входа,
глядя куда-то вдаль. Они молчали. Почти все это время они молчали. Тяжело говорить,
когда в рот заливается вода, в нос тоже, и ты тонешь изнутри. Поэтому, почти
отвыкли говорить. Или разучились.
Демон с усилием поднялся на ноги и подошёл к ангелу со спины. Ему не нужно было
видеть чужое лицо, чтобы заметить слезы. Он просто знал, что они текут по
белоснежным щекам, оставляя тонкие соленые следы. Азирафаэль смотрел на погибший
мир и не мог поверить в то, что видел. Кроули остановился позади него, глядя туда
же. Он медленно обнял друга со спины, закрывая узкой ладонью пустые ангельские
глаза. Ресницы тут же затрепетали и защекотали его руку. Кроули привлёк его ближе к
себе, обнял крепче. Отвыкшие от тепла тела задрожали.
Они так и стояли, не издав ни единого звука. Кроули смотрел на пустой мир вместо
ангела, согревая его висок тёплым дыханием. Его душа вытерпит, впитает все в себя и
спрячет. Азирафаэль кусал губы, чтобы сдержать все, что было внутри него. С тех пор
прошло очень много лет, слишком много, если говорить честно. Но глаза ангела
темнели каждый раз, когда небо обрушивалось дождем, а солнце скрывалось за тучами.
И эта тоска в любимой душе пугала Кроули сильнее, чем Вельзевул, святая вода и
царапины на корпусе Бентли. Он не знал, что делать с этим. Совсем не знал.
Демон вздрогнул, когда почувствовал прикосновение к спине. Ласковые руки обняли его
поперёк груди, а шеи коснулись тёплые губы. От чужого дыхания мурашки пробежали по
плечам. Кроули аккуратно коснулся рук, накрывая своими. Дождь шумел за окном,
дергая деревья за листья, оседая на стекле и стуча по крыше. Кроули смотрел на
дождь, наслаждаясь нехитрой лаской ангела. Возможно, когда-нибудь они смогут
освободить души друг друга от затаившейся там боли и сожалений.
В конце концов, они вполне заслужили право побыть счастливыми.
Следующие шесть тысяч лет.
========== Day 9. проводить время с друзьями ==========
Комментарий к Day 9. проводить время с друзьями

тема девятого дня: проводить время с друзьями
Эту идею подкинул мой любимый и потрясающий бро, которого мне так не хватает. Но он
налетает на меня, дарит вдохновение и снова исчезает. Я люблю кроссоверы, когда
персонажей не перетаскивают в чужой фэндом, а просто сливают две вселенных в одну,
позволяя им объединиться. Поэтому я подумала, что Кроули и Азирафаэль вполне могли
бы поучаствовать в воспитании лучшего мага современности. Ну и к тому же, с
Асмодеем они знакомы давно и прекрасно знают, что ребёнка ему доверять нельзя. Так
что Адам был в надежных руках. Они не ищут легких путей.
В итоге:
кроссовер с «Сумеречными охотниками»
Кроули/Азирафаэль, Магнус/Александр, юмор, романтика, много-много радости.
~~
Мне очень понравился этот вариант реальности. Серьезно. Мое сердце изнутри
погладили чём-то пушистым и тёплым. Надеюсь, не сороконожкой.
Оно было очень приятно писать. Может быть, однажды я вернусь к этому варианту.
~~
Надеюсь, что Вас не отпугнёт этот кроссовер, и кто-то найдёт эту идею такой же
любопытной, как и я.
~~
Спасибо Вам за помощь с опечатками. Вы такие чудесные, что к меня нет слов.
Человек рождается и умирает сам, в полном одиночестве. К сожалению, этот факт
изменить никому не под силу. Это одно из основных правил, ну знаете, которые обычно
пишут большими буквами перед началом игры. Если оно не устраивает, то не стоит и
начинать этот раунд. В остальном же, вполне сносное мероприятие. Так вот между
двумя этими точками очень много времени и возможностей, чтобы окружить себя
близкими, любимыми и важными людьми. Теми, кто будет тосковать, кто будет помнить и
всегда улыбаться при встрече. И когда последний миг настанет, позади будут
провожающие, впереди — встречающие. И нужно будет в одиночестве сделать только один
шаг.
Чем дольше длятся отношения с кем-то, тем крепче они становятся. Конечно, серьезнее
и страшнее становятся ссоры — по мелочам, обычно, ругаются в самом начале, потом
глупости изживают себя, и остаются только кровавые драки с обидными словами и
хлопаньем дверьми. Но зато такая связь намного прочнее. Даже если в пылу ссоры
кинуть в голову человеку тарелкой, то спустя неделю — месяц, год — это будет
вспоминаться со смехом и разыгрываться в лицах. Большой бонус, плюс десять к
дружбе. Стоит того, чтобы прокачивать. Попробуйте как-нибудь. Дружбу, в смысле, а
не летающие тарелки.
Когда отношения между людьми насчитывают практически шестьсот лет — они должны
сиять на солнце от своей прочности. Близких может раскидывать в противоположные
края земли, иногда даже в другие измерения, но растянувшись, такая связь
обязательно притянет их обратно, оглушая отдачей и протяжным гулом. И станет ещё
прочнее. Левел ап.
Азирафаэль и Кроули стояли у высоких стильных дверей, ожидая ответа на стук. Ангел
потирал слегка вспотевшие ладони и старался успокоиться. Кроули же привалился к
дверному косяку и откровенно потешался над ним. Хотя, в его защиту можно сказать,
одет он был с иголочки. Новые чёрные джинсы с тонкими металлическими цепями, пиджак
из последней коллекции. Игнорируя одобрительные взгляды любовника, демон почти час
провёл перед зеркалом, укладывая волосы в идеальный беспорядок. Такой знаете, как у
настоящих француженок: стиль «я только что встал с постели и не успел расчесаться»,
изящный хаос, который обычно требует много внимания и времени. Но когда Кроули
принялся ковырять пальцем немного отстающий лак с дерева, Азирафаэль аккуратно
дернул его за локоть.
— Перестань, пожалуйста, — тихим голосом попросил он. — Мы должны вести себя

прилично. Это важно.
— «Это важно»… — одними губами передразнил Кроули, стоило ангелу отвернуться, но он

встал ровно и тяжело вздохнул, вкладывая всю скорбь и горечь человечества.
За дверью, наконец, послышались шаги. Дверь словно по щелчку — хотя почему словно —
распахнулась. В окно апартаментов било яркое солнце, которое перед закатом
стремилось осветить все уголки, до которых не достало раньше. Ветер раздувал
невесомые шторы, скрывающие за собой балкон. Пахло чем-то безумно вкусным, отчего
во рту скапливалась слюна. На пороге появился хозяин во всем своём великолепии.
Потрясающий пиджак, прошитый серебряной нитью, дорогие брюки, пошитые специально на
заказ. Идеальная прическа, в которой путались последние лучи.
— Добро пожаловать, — с довольной улыбкой произнес потрясающий и неповторимый

Магнус Бейн, отступая назад.
— Мой любимый мальчик, — Азирафаэль протянул руки вперёд, подошёл к нему и

аккуратно взял в ладони лицо. — Как же я рад тебя видеть.
Они обнялись, на мгновение соприкасаясь щеками. Магнус зажмурился, втягивая такой

знакомый и любимый с детства запах старинных книг, какао и солнца. Не удержавшись,
он прижался ближе, чуть сминая пальцами белоснежный пиджак. Азирафаэль тихо
засмеялся, и от этого звука у парня задрожало что-то внутри, под самым сердцем.
— Мы так виноваты, не смогли приехать на твою свадьбу, — с сожалением вздохнул
ангел, отступая, но не выпуская рук мага из своих, кольца тихо постукивали, когда
соприкасались.
— Зато приглашения теперь висят в стеклянной рамке в моей спальне, — Кроули,

наконец, оттолкнулся от стены, заходя в квартиру. Он щелкнул пальцами, и дверь
мягко закрылась за ним. Он медленно подошёл, перетекая из шага в шаг, но в
последний момент не удержался, и тонкие губы растянулись в довольной усмешке. — Я
надеюсь, ребёнок, что все было стильно?
— Ты бы определённо мной гордился, — Бейн был не в силах перестать касаться ангела,

но все внимание его переключилось на вошедшего.
— Магнус? — тихий неуверенный голос послышался откуда-то сзади.
— Александр, — маг развернулся и в несколько шагов подошёл к нефилиму. — Вот,

познакомься. Это Азирафаэль и Кроули. Можно сказать, что это мои дяди. Что-то
вроде.
— Что-то вроде? — озадаченно переспросил Алек, хмуря брови.
— У нас с Асмодеем очень насыщенное прошлое, — усмехнулся Кроули и сверкнул глазами

из-под очков. — Вместе катились по наклонной.
— Кроули, — осадил любовника Азирафаэль, чуть толкнув локтем.
— В любом случае, — демон заинтересованно оглядел парня с ног до головы и, стянув с

носа чёрные очки, подошёл ближе. — Это тот самый загадочный удивительный Александр,
который тебя покорил?
Желтые змеиные глаза внимательно смотрели на Алека, но парня уже было не удивить
необычными зрачками. Он осмотрел мужчину в ответ, после чего повернулся к Магнусу и
чуть улыбнулся.
— Наследственное? — в его глазах мерцали искры веселья и легкой издевки.
— Наверное, что-то связанное с демонической биологией, — отмахнулся тот.
— Ты хотел сказать, биологией демонов?
— Мне кажется, или пахнет паленым? — растерянно подал голос ангел, принюхиваясь к
едва заметному дыму с кухни.
— О, нет! Блинчики! — Александр развернулся на пятках и почти побежал туда, откуда

слышалось страшное шкворчание блинных обгорелых трупов.
— Ты сжёг блины? — светлые брови так скорбно изогнулись, что Кроули поспешил
подойти к Азирафаэлю и положить руку на его плечо.
— Только давай не будем их хоронить... — умоляюще протянул демон. — Они все равно
попадут в рай...
— Я думаю, нам всем нужно выпить… — хрипло заключил Магнус.
В принципе, все началось вполне удовлетворительно. По крайней мере, без мордобоя,

летающих стрел и огромной чёрной змеи, которая душит его новоявленного мужа. Нужно
учиться радоваться мелочам.
~~
— Ребенок, я до сих пор не могу поверить, что ты решил жениться, — сказал Кроули с
легким восхищением и отсалютовал бокалом Магнусу, сидевшему в кресле напротив. —
Это, наверное, единственное, что ты ещё не делал за свои… триста?
— Четыреста, — парень указал на демона полупустой бутылкой.
— Как же ты быстро вырос… — тонкие губы искривились, и мужчина запил своё горе ещё
одним глотком вина. — Какой я старый…
— Брось, — Магнус легко улыбнулся и оценивающе посмотрел на собеседника. — Ты

потрясающе выглядишь. Перед тобой никто не устоит.
— Точно! — вдруг вскинулся демон и ткнул длинным пальцем в сторону почти

племянника. — Мы не спали.
Бейн подавился вином, которое едва не пошло у него носом.
— Прошу прощения?
— Из тех вещей, что ты ещё не делал. Ты не женился до этого вот момента, и мы не

спали, — Кроули загибал и разгибал пальцы.
— Фу, — сморщился Магнус. — Это как-то… Ненормально.
— Однако, прибежал спрашивать как заниматься сексом ты ко мне, — похабно усмехнулся

демон, пряча улыбку в бокал. — Боялся, что ангел убедит тебя в том, что этого
делать не нужно?
— Мне нужны были советы лучшего из лучших, — пожал плечами маг, ни на миг не
покраснев. — Ты занимаешься сексом лучше всех.
— Вы занимались сексом? — растерянно спросил Александр, остановившись в шаге от

кресла Магнуса.
Оба мужчины крупно вздрогнули, на пол соскользнула бутылка и покатилась, оставляя

на ковре алое пятно. Кроули завороженно смотрел, как оно растекается.
— Серьезно, Магнус? — Алек сложил руки на груди и чуть наклонил голову к плечу.
— Ты все не так понял, Александр! — Бейн взвился на ноги и едва не поскользнулся на

ковре, нелепо взмахнул руками — в углу обрушилась полка с книгами. — Кроули!
— Я тут не при чем, — закинул ногу на ногу демон. — Я лишь отвечал на вопросы.
— Что тут за шум? — с кухни вышел довольный жизнью ангел, который все-таки обрёл
покой и единство с потрясающими румяными блинчиками.
— Ты знал, что они занимались сексом? — нефилим повернулся к Азирафаэлю с таким

серьезным лицом, будто тот лично затаскивал Магнуса в эту самую постель.
— Что? — улыбка медленно стекла с его лица, а глаза потемнели в несколько раз. —
Дорогой мой?
Азирафаэль посмотрел на Кроули, который молча ждал, пока разрастется этот огромный
снежный ком. За все свои шесть тысяч лет он прекрасно понял, что пока эта
всепоглощающая страхопудла не станет смертельно опасной, пытаться ее остановить —
глупая трата сил. Медленно выдохнув, он поднял свои змеиные глаза на любовника.
— А теперь подумай своей потрясающе умной головой ещё раз, — демон поднялся на ноги
одним слитным движением и подошёл к нему, взял напряженную ладонь и положил на свою
грудь. — Я ждал тебя почти шесть тысяч лет, бедовое ты пернатое, стал бы я
размениваться на кого-нибудь другого?
Магнус осторожно потянул мужа за руку в двери в кухню. Ему тоже нужно было
успокоить свою вторую половину, но нужно было для начала оградить нефилима от
грядущих потрясений.
— Сейчас будет или неприлично… — ласковая улыбка украсила лицо мага, когда он краем
глаза увидел, что сердитый ангел все-таки позволил себя обнять.
— Или? — Алек любопытно заглядывал за его спину, но смог увидеть только большие
пушистые крылья, распахнувшиеся посреди гостиной.
— Или очень неприлично, — Магнус закрыл дверь и прижался к ней спиной. — А теперь,
муж мой, поговорим о поспешных выводах.
От нежного поцелуя молодоженов отвлёк звон стекла из гостиной и оскорбленный

возглас:
— Как ты мог вообще допустить мысль, что я буду трахаться с ребёнком?!
Семья — это замечательно. Даже если она самая сумасшедшая, разношерстная и

оккультная.
========== Day 10. первый ребёнок/животное ==========
Комментарий к Day 10. первый ребёнок/животное

ЮБИЛЕЙ.
тема десятого дня: первый ребёнок/животное
я сначала хотела продолжить вчерашнюю линию и показать, как они воспитывали Магнуса
Бейна. Но я, наверное, хочу вынести это в отдельную работу или подвести к другой
теме. В этот раз мне захотелось чего-то домашнего, человеческого и немного
беззащитного. И да, меня греет мысль, что Адам стал для них крестником. Не смотря
на то, что сначала они его потеряли.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Адам Янг, повседневность, романтика, забота.
никаких мужских беременностей от слова никогда
Просто ангел, демон, и дети.
В детстве, читая какие-то стихи или прозу про красоту природы, про ее величие и
необыкновенность, обычно хотелось закатить глаза и перелистнуть страницу. Ну, то
есть, если по-честному — кто дочитывал описания красот степи или моря? Хотелось
действия, где же диалоги, войны, выяснение отношений? Где то, что отзовётся в
сердце и пробудит эмоции? «Очередной стих о зиме» — обычно можно было услышать на
вопрос, что же сегодня проходили в школе? Это вполне нормально и объяснимо. Дети
спешат жить, хватают руками все, что могут, бегут со всех ног навстречу восходящему
солнцу. Смотреть по сторонам — какая глупость, только цель, только путь к этой
цели.
Когда становишься старше, устаёшь нестись без остановок. Иногда нужно сбиваться на
медленный и спокойный шаг, чтобы перевести дыхание, разобраться с тем, что тащишь
за собой. И тогда, успокаивая заполошное сердце, можно оглядеться. Вот в такие
моменты природа предстаёт во всем своём великолепии. Будь то фьорды, в которых
теряется взгляд, или океан, зачаровывающий своим шумом. Может быть, это бескрайняя
пустыня, где все настолько рыжее и горячее, что, кажется, можно сгореть заживо. Что
бы ни требовала Ваша душа — находится прекрасное, захватывающее дух что-то. И
теперь уже стихи о природе не так уж и раздражают, не так ли? Просто поэты видят
чуть дальше, чуть глубже и чуть раньше. На то они и люди искусства.
Осень выдалась на удивление тёплой. Солнце, измучившись за лето, лениво ползло по

небу, ласковое и тёплое. Оно уже не слепило так сильно и не сжигало кожу, только
касалось невесомо короткими лучами и отдергивало их, смущенно прячась за облаками.
Будто бы играло в догонялки. Деревья постепенно стали принаряживаться, чтобы
покрасоваться перед зимой, перед долгим сном. Листья окрашивались желтым и бордовым
цветом, превращая верхушки в потрясающие полотна самого искусного художника —
природы. Трава уже тихонько хрустела под ногами, вперемешку с опавшими старыми
листьями. Любая прогулка по лесу оборачивалась настоящей симфонией звука: хруст,
шелест, глухие стуки падающих веток. Иногда к этому прибавлялся шум дождя — тихий,
ненавязчивый.
Высокий юноша подходил к небольшому дому, стоящему посреди осеннего леса. Тропинки
были накрыты цветным ковром, поэтому пришлось ступать наугад, переступая самые
большие кучи листьев. Окна были темными, но из высокой трубы шёл дым, спутываясь с
низкими серыми тучами. Парень медленно поднялся по ступенькам, с каждым шагом
медленно выдыхая. Дом дышал тишиной и уютом, которые практически можно было
пощупать руками. Подняв руку чтобы постучать, гость едва заметно вздрогнул, когда
дверь сама по себе открылась внутрь.
В лицо ударил запах кофе, молока и каких-то трав. Свет исходил только от небольшого
бра, висевшего на стене — желтоватый, но очень приятный. На пороге показался хозяин
дома. Старые потертые джинсы были завернуты до самых колен, открывая узкие лодыжки.
Из-за этого чёрные тапочки смотрелись ещё массивнее и нелепее. На нем была ковбойка
в крупную красно-чёрную клетку. Алые волосы были спутаны, где-то торчали маленькие
кривые хвостики. Весь этот кошмар он попытался собрать в узел, который так и
остался висеть на боку. На руках он держал малышку в цветастом комбинезончике.
—Ребёнок,— поприветствовал гостя Кроули, не мигая глядя на него.
Под желтыми глазами с вертикальными зрачками появились большие мешки от недосыпа.

Края век чуть опухли и были заметно воспаленными. Демон не то, чтобы был бледным,
скорее он как-то посерел. Приобрёл цвет земли. На левом запястье заметны были
маленькие точки незначительных ожогов, которые сойдут через несколько дней. Или
нет, если их снова и снова обновлять.
— Дядюшка, — улыбнулся Адам, глядя на сморщившегося от этого обращения демона. —

Давно не виделись.
Он прошёл внутрь и опустил свою небольшую сумку около стойки с плащами Азирафаэля.
Оказалось, что хитрое солнце заливало дом через окна с другой стороны. Оно
высвечивало и картины по стенам — где-то это были действительно красивые
репродукции, где-то то, что малевал в детстве сам Адам. Книжные шкафы были до
отвала забиты, книги лежали сверху, где-то прямо на полу. Везде находились грязные
кружки из-под кофе. Осмелевшие цветы, на которые уже довольно долго никто не
повышал голоса, тянули листья к свету, поражая воображение потрясающе насыщенным
зелёным оттенком.
— У вас тут уютно, — отметил парень, оглядываясь. — Хорошее место.

— Ага, — зевнул Кроули, громко клацнув острыми зубами. Он прошёл мимо, на мгновение
остановился, чтобы невесомо поцеловать парня куда-то в затылок, и устало упал на
диван. Вытянув ноги с тихим стоном, демон запрокинул голову на спинку и закрыл
глаза. — Спасибо, что приехал.
— А где Азирафаэль? — Адам медленно стянул куртку, чтобы повесить ее на крючок.
Когда эйфория от того, что он, наконец, приехал, схлынула, стали заметны довольно
суровые элементы разрушения. Хаос в доме все-таки был ощутимым. То тут, то там
валялись детские игрушки — новые и сломанные вперемешку. Пустой шкаф печально
распахнул дверцы, пытаясь обвинить хозяев в том, что чистой одежды у них не
осталось в принципе. Опустошенные бутылочки перекатывались прямо под ногами, если
не смотреть, куда ставишь ногу.
— Пошел в душ… — снова зевнул демон. От этого движения ребёнок на его груди
зашевелился капризно, и Кроули принялся тихо покачивать его, мыча что-то себе под
нос. — Или есть. Или бросил меня и улетел.
— Он бы так не поступил, — с тихим смешком возразил Адам.
— Я бы улетел, — мечтательно протянул Кроули, которого все сильнее затягивал мягкий

тёплый диван и тишина, ставшая практически чуждым им состоянием.
— И ты бы так не сделал тоже, — сам себе сказал парень, проходя вглубь дома, чтобы
найти потерявшегося ангела.
В спальне царило такое бедствие, что гостиная на его фоне выглядела почти
Букингемским дворцом. Одеяла лежали вперемешку на полу, на стульях были развешаны
детские комбинезоны, везде валялись цветные погремушки. На столе были свалены
тарелки, напоминая о том, что его крестные иногда тоже что-то ели. Раньше, по
крайней мере. Из-за двери дальше по коридору был слышен шум воды. Адам подошёл
ближе и тихо постучал костяшками пальцев.
— Крестный? — позвал он негромко, чтобы его голос не было слышно из гостиной.
Но ответом ему была абсолютная тишина. Подождав несколько мгновений, юноша толкнул
дверь двумя руками. В комнате клубился прозрачный пар от горячей воды, по зеркалу
стекали капли, оставляя прозрачные дорожки после себя. Вода из крана текла и
исчезала в сливе. Пропажа нашлась там же. Азирафаэль спал, сидя на полу,
откинувшись головой на забитую корзину с грязной одеждой. Он смог только снять с
себя измятую рубашку и уснул там же, где сидел.
Адам подошёл к нему и присел рядом, не в силах отвести глаз от чужого безмятежного
лица. Азирафаэль так редко ни о чем не переживал: ни о Кроули, ни о крестнике, ни о
человечестве в целом. Это было таким редким явлением, что парень пару секунд думал,
не оставить ли крестного спать. Но посиделки на холодных плитках в таком неудобном
положении могли вылиться в довольно неприятные, даже для ангела, последствия.
Поэтому он протянул руку и мягко потряс мужчину за плечо.
— Просыпайся, — его голос был мягким и ласковым, совсем таким же, как много лет
назад у его заботливого ангела. — Нельзя спать, сидя на полу.
Азирафаэль даже не шевельнулся, только брови чуть дрогнули, когда он услышал родной
голос. Адам вздохнул и потряс сильнее.
— Я не смогу тащить тебя.
Ресницы ангела дрогнули, и глаза приоткрылись, пустые и сонные. Адам улыбнулся,

наблюдая, как тот щурится от света и пытается заставить затекшее тело двигаться как
нужно. Азирафаэль подтянулся на руках и сел ровно, комкая рубашку в руках ещё
сильнее.
— Что случилось? — растерянно прошептал он, но с каждой секундой паника все больше
нарастала в нем. — Я что, уснул? А как же… Кроули! Я ведь обещал быстро! Я долго
спал? Адам?! Откуда ты тут?! Что Кроули сделал?
— Просто позвонил мне, — парень накрыл чужие руки своими, стараясь успокоить
нервного крестного. — Выдохни, пожалуйста. Все хорошо.
Азирафаэль еще секунду смотрел перед собой, готовый вскочить и побежать спасать
свою семью, но вот его плечи расслабились и он ссутулился устало. Адам аккуратно
скользнул рядом, придерживая его рукой за предплечье.
— Здравствуй, дядюшка, — улыбнулся он ещё шире, чем раньше.
— Мой дорогой мальчик, — Азирафаэль ласково коснулся его щеки и растрепал пушистые
волосы. — Я так рад тебя видеть.
Глаза ангела слипались так же, как и у Кроули. Он изо всех сил боролся с собой, но
усталость наваливалась тёплым ватным одеялом на плечи и заставляла перестать
сопротивляться. Поэтому Адам решил не терять время и мягко потянул Азирафаэля,
заставляя подняться на ноги. Он сам выключил воду и, уговорив крестного отпустить
рубашку, бросил ее в ворох белья. С этим он разберётся позже. Они медленно
вернулись обратно в гостиную. Янг помог Азирафаэлю сесть на диван, который чуть
прогнулся под ним. Демон вздрогнул от этого и повернулся на них, шипя сквозь зубы.
Но увидев любимые черты лица, расслабился и перехватил ребёнка другой рукой.
— Ты хотел сбежать, и Адам поймал тебя у райских врат? — спросил он, заправляя
светлые кудрявые пряди за ухо ангела.
— Не говори глупостей, — устало нахмурился ангел, стараясь вложить все свои силы и
добавить обвинения в свой тон, но получилось так жалко, что понял даже он. — Я
уснул в душе.
— Ты пытался утонуть и развоплотиться, чтобы бросить меня одного? — попробовал

догадаться Кроули, привалившись к тёплому боку беглеца и положив голову на его
плечо.
Азирафаэль попытался что-то ответить, но вместо слов получилось какое-то

приглушенное мычание, потому что он вновь задремал. Демон попытался пихнуть его
локтем.
— Не смей уходить от разговора, ангел!.. — но присутствие любимого рядом, сопящий

ребенок на груди и ощущение защищённости все-таки победило. — Адам, мы сейчас уснем
как последние свиньи…
— Вот и хорошо, — не оценил предупреждения парень, закатывая рукава рубашки и

изучая внимательным взглядом поле своего боя. — Я, наконец, выкину все лишнее без
скандалов.
— Я тебя съем… — пообещал Кроули, когда крестник подошёл, чтобы укрыть их пледом. —
Чуть попозже.
— Обязательно, — послушно согласилась жертва домашнего произвола, любуясь уснувшим

ангелом и демоном.
Малышка на руках у Кроули зашевелилась, открывая внимательный глаз. Адам приложил

палец к губам, заговорчески подмигивая ей. Девочка секунду смотрела на него, после
чего едва заметно улыбнулась.
Так уж и быть, она немного поспит, а то ее папы ещё развоплотятся от истощения. А

это абсолютно не входило в ее планы на ближайшие лет десять. А потом посмотрим...
========== Day 12. рождество ==========
Комментарий к Day 12. рождество

тема 12 дня: Рождество
Самая прекрасная тема для середины лета. Но я очень люблю и Рождество, и Новый год.
Для меня это одни из самых важных праздников на свете. Но очень часто работа встает
поперёк планов, потому что это самое время ёлок и прочего.
Меня немного обвинили в том, что Азирафаэль не испытывает в ответ столько же любви,
сколько и Энтони. Поэтому мне захотелось показать Вам, что это не так. Если
предположить, что все действительно работы «Стань белой птицей и лети» было в
начале лета, то к Рождеству, как раз, все приложенные усилия Кроули должны были
воздастся ему.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль из работы «Стань белой птицей и лети»

hurt/comfort, снег, немного грусти и, конечно, елка.
~~
Надеюсь, что Вам нравятся ребята из этой вселенной так же, как и мне) И очередная
встреча с ними не будет в тягость.
А так как на носу выходные, я думаю, что, наконец, закончу ещё одну большую работу
по другой вселенной. Возможно 😜
P.S.
11 день в этом сборнике пропущен, потому что вынесен в отдельную работу: «Иди сюда,
я тебя поцелую».
https://ficbook.net/readfic/8432342
~~
Спасибо Вам за помощь с опечатками. Вы просто удивительные, спасибо за терпение.
За сотни лет у людей сложились определенные традиции и обычаи. Конечно, у каждого

свои ценности, которые очень отличаются, могут не совпадать, противоречить друг
другу. Но есть некоторые, которые в душе отзываются одинаково, задевают какие-то
определенные струны, будят что-то светлое и чудесное, спрятанное глубоко. У каждого
человека должен быть дом. Место, куда он может вернуться с тяжелой и утомительной
работы или после веселой вечеринки, хмельной и озорной, не важно. Но должна быть
дверь, к которой подойдут ключи, завалившиеся за подкладку в кармане, которую
откроешь и услышишь чьё-то радостное: «Ты пришёл, наконец-то!». И чтобы пахло чем-
то горячим и вкусным, уютным, домашним. Наверное, вот этот кто-то, кто шагнёт
навстречу и поможет стянуть промокшие под дождем пальто и шарф, полотенцем
промокнет торчащие в разные стороны волосы и обнимет, не обращая внимания на грязь
на одежде — самое важное составляющее.
Так же, есть праздники и события, которые без близких людей теряют весь свой смысл.
На свадьбе хочется видеть родные лица, сидящие в первом ряду. Родители, самые
близкие друзья. Конечно, главный человек будет стоять рядом, переплетая пальцы, но
и сияющий взгляд мамы или гордо вскинутый подбородок отца — неотъемлемая часть
всего происходящего. День рождения каждый предпочитает праздновать по-своему. Кому-
то нужна большая тусовка, шум, праздник до утра. Некоторым хватает тихих посиделок
на кухне с гитарой и самыми близкими друзьями, с которыми жизнь ведет уже много
лет. Бывают и те, кто предпочитает проводить этот день в одиночестве, занимаясь
любимыми делами, наслаждаясь тишиной и уединением. Но есть праздник, который нужно
проводить в кругу семьи и друзей, в самом светлом доме, с самой вкусной едой и
самыми любящими людьми рядом. Это закон мироздания, по-другому нельзя.
Их вылет задержали практически на два дня. За эти 40 часов в аэропорту они едва не
сошли с ума. Метель не унималась, заметая огромными снежными хлопьями и взлетную
полосу, и большие раскинувшие крылья самолеты, и само здание. Кроули ходил кругами,
ругаясь отвратительно и грязно во весь голос, пинал чемоданы и злился. На съемки,
на Баал, которая не смогла все проконтролировать, на Хастура, который улетел днём
ранее, на самого себя. Он должен был быть дома 22 декабря, чтобы превратить первое
рождество, которое собирался провести с Азирафаэлем, в нечто потрясающее и
волшебное: с большой душистой елкой, с мигающими лампочками по всей квартире, с
подарками и объятиями под бой часов. Он хотел сделать из своей огромной холодной
квартиры действительно достойный дом для своего любимого человека. А вместо этого
он сидел на холодном стуле и натягивал на уши тонкое пальто.
Пустые стаканчики из-под кофе валялись под ногами. Они с Баал спали прямо на
сумках, по очереди глядели на табло и ходили к информационным стойкам, чтобы хоть
что-нибудь узнать. Но вылет откладывали, время шло. Телефон грелся в ладонях
Кроули, потому что он безостановочно крутил его, перекладывал из одной в другую,
смотрел на часы. Азирафаэль не злился, отвечал как обычно по-доброму, ласково.
Успокаивал злющего Энтони, просил не срываться на директора, рассказывал о том,
какой снежной и холодной была прошлая ночь. Он ничего не говорил, но Кроули
чувствовал грусть в таком родном голосе, слышал тихие вздохи. Чувствовал себя
последним мудаком, который так глупо попал в ловушку стихии и обстоятельств. То,
что он не успеет на Рождество было понятно любому идиоту.
Пересилив себя, Энтони позвонил Азирафаэлю через мессенджер, включая камеру.

Хотелось видеть его лицо, не прятаться за телефонную трубку. Два дня без
нормального сна и элементарного душа, само собой, отпечатались на его лице. Под
глазами были синяки, белки были красными от усталости, волосы торчали, хотя он и
стягивал их в хвост. Кроули старался не снимать очков в таком людном месте, но в
этот раз содрал их раздраженно и бросил на соседнее сидение. Азирафаэль ответил
после первого же гудка. Он был в своём магазине. Кроули видел уютный белый свитер с
высоким вязаным воротом, который лично купил ему. Книжные полки были украшены
еловыми ветками и бантами, мигали лампочки на окнах. Увидев звонившего, Азирафаэль
улыбнулся радостно, чуть щуря светлые глаза.
— Мой дорогой! — голос его звучал довольно и звонко, выдавая истинные чувства.
— Привет, — через силу улыбнулся Энтони.
— Вы все ещё в аэропорту, — констатировал Азирафаэль, чья улыбка чуть померкла, но

он продолжал смотреть широко распахнутыми глазами.
— К сожалению, метель не стихает, — Кроули положил голову на локоть, не в силах

сопротивляться усталости.
— Сколько ты уже не спишь? — серьезно спросил Азирафаэль. — Опять на кофе?
— Тут больше ничего нет, — в своё оправдание Энтони показал на автомат с кофе и
чипсами. — Баал удалось раздобыть немного бургеров, но я не могу это есть. Я просто
хочу к тебе.
Азирафаэль прошёл по залу и опустился в кресло, становясь таким уютным и тёплым,

что Кроули едва не взвыл в голос от жгущего желания оказаться рядом и наконец
заснуть. Он представил, как в магазине пахнет старой бумагой и одновременно с этим
свежей краской, а от самого коллекционера какао и шоколадом. Обида, помноженная на
разочарование и злость встали поперёк горла. Так сильно захотелось элементарно
расплакаться, как ребенок, которому никак не покупают такую желанную машинку или не
пускают гулять, когда все остальные ребята уже давно на улице.
— Кроули, — позвал Азирафаэль, прекрасно прочитав по дрогнувшим губам и

изогнувшимся бровям чужое состояние. — Все хорошо, вы скоро прилетите, ты окажешься
дома и сможешь отдохнуть. А потом мы пойдём гулять.
— Я не хочу… — хрипло сказал он. — Чтобы ты сидел дома в Рождество. Не хочу, чтобы
ты был один.
— Но как же… — растерянность отразилась на лице мужчины.
— Пойди к кому-нибудь, — спазм, сковавший горло Энтони на этих словах едва не

задушил его. — В гости. Или, может быть, на площадь. Если захочешь.
— Зачем? — не понял Азирафаэль и сел ровнее, взяв телефон в две руки.
— Там будет народ, там каток, я не знаю, — Кроули не мог смотреть на него, глядел
на ненавистное табло и сжимал тонкие губы.
— Но что мне там делать без тебя? — мягкая улыбка снова отразилась в экране,
уничтожая зародившуюся в его душе злость и раздражение. — Дорогой мой, я не хочу
праздновать Рождество непонятно с кем, когда ты сидишь в аэропорту.
— Но так хотя бы кто-то из нас получит удовольствие, — возразил Энтони. — Не нужно

тебе сидеть одному в пустой квартире.
— Если я останусь в магазине, ты успокоишься? — Азирафаэль склонил голову к плечу в

забавном жесте.
— Тогда оставь его открытым, — выставил встречное условие парень и подмигнул ему. —
Вдруг, колядовать кто заглянет?
— Думаешь? — вскинулся он. — Тогда надо успеть купить конфет!
— Ангел, — устало закрыл глаза Кроули. — Мой рождественский ангел.
— Я… — на бледных щеках выступил легкий румянец, но он не успел насладиться им

всласть. — Ох, у меня вторая линия! Прости, пожалуйста! Прилетай скорее!
И связь прервалась.
~~
Магазин был закрыт. Наглухо. Металлические шторы на окнах были опущены, свет
погашен. Ступени уже успел замести мелкий снег. Фонари уютно светили вдоль улицы,
редко проезжали машины. Вечер уже полностью вошёл в свои права. Все магазины были
закрыты, кафе тоже. Работал только один круглосуточный, в котором все было дорогое
и несвежее. Кроули в сердцах ударил рукой по двери. Он сам сказал Азирафаэлю его не
ждать. Кто же знал, что Баал кому-то продаст свою душу и организует им самолёт.
Похоже, ее тоже не устраивала перспектива провести Рождество в аэропорту на жестких
стульях и чемоданах.
С одной стороны, Энтони был рад, действительно рад, что Азирафаэль нашёл, чем себя
занять. Но в глубине души он все же надеялся, что сможет сделать ему сюрприз. Что
войдёт в магазин, с мороза раскрасневшийся, и увидит любимую удивленную улыбку. Он
хотел прижимать к себе любимого человека, греть нос, уткнувшись в его щеку,
засовывать ледяные ладони под свитер, заставляя ёжиться и вздрагивать. Он хотел
вернуться домой. На звонки Азирафаэль не отвечал. Перегруженная линия то и дело не
пропускала вызов, но когда удавалось, компанию Кроули составляли только длинные
гудки. На секунду прижавшись спиной к холодной стене, он закрыл глаза и выдохнул.
Иногда его жизнь напоминала тупой фарс. Переведя дыхание, он протянул руку,
подзывая такси.
Окна квартиры были темными. Закатив чемодан на лестницу, Энтони ощутил жгучее
желание напиться чего-то алкогольного и крепкого. Он знал, что нельзя. Утром нужно
было проснуться пораньше, купить Азирафаэлю подарок и поехать, наконец,
отпраздновать как человек. Ключи не находились никаким образом, он перерыл всю
сумку, которую держал в руках, потом принялся хлопать по карманам. Искомое
обнаружилось через несколько минут, где-то под подкладкой, провалившееся до самого
низа. Пришлось натягивать подол пальто на руку, словно рукав. Выкинет, как только
окажется внутри. Разорвёт на куски и выкинет. К черту старые вещи.
Стоило двери распахнуться, в лицо ударило тёплым воздухом, запахом жареного мяса и
свежезаваренного чая. Он услышал какие-то рождественские песни, тихо играющие из
гостиной комнаты. По стенам была развешана разноцветная мишура и бумажные фигурные
шарики. Челюсть Энтони с грохотом упала вниз, едва не отдавив ноги. С кухни
высунулась голова Азирафаэля. Он широко улыбнулся и шагнул навстречу, вытирая руки
о завязанный кое-как фартук. Из волос у него торчали маленькие коричневые оленьи
рожки с бубенцами, перезвякивающими при каждом шаге. Щеки Азирафаэля были
перемазаны в муке, на ухе был след от джема.
— Ты, наконец, приехал! — его голос звучал едва ли не звонче, чем все песни и
колокольчики вместе. — Как раз вовремя!
— Что… — глупо выдавил он из себя, пока любовник затаскивал его вместе с чемоданом
в коридор и закрывал дверь. — Что?
— Я думаю, что горячая ванна, ужин и какой-нибудь фильм ужасов, который ты так
хотел посмотреть, смогут спасти этот день, — Азирафаэль ловко расстегнул его
пальто, стряхивая прямо на пол остатки снега. — И…
Договорить он не успел, потому что его сгребли в тесные объятия, прижимая к

сильному телу. Кроули зарылся носом в светлые волосы, не в силах начать правильно
дышать. Сердце стучало так быстро, где-то в горле, что было почти больно.
Азирафаэль обнял его в ответ, под руками, поглаживая мягко по лопаткам.
— Я думал, что ты пошёл праздновать… — хрипло сказал Кроули, кусая губы до боли.
— Я знаю, я видел тебя в окно, — с улыбкой ответил Азирафаэль, чуть повернув

голову.
— Баал? — догадался хозяин преобразившейся квартиры
— Баал, — подтвердил догадку Рождественский Олень. — Как только ты зашёл, я сразу

включил все. Пришлось почти час сидеть в темноте и готовить на ощупь, знаешь ли.
— Я вижу, — усталость пропитала все его слова, но ее вытеснила щемящая нежность,

которая текла откуда-то из самой души. — Ты весь в джеме.
— Сопутствующий ущерб, — нашёлся Азирафаэль. — Так что, ванна и…
Кроули покачал головой и, на мгновение отстранившись, поймал чужие губы в поцелуй.

Его ладони скользнули под испачканный в чем-то сладком свитер, касаясь нежной кожи
и острых лопаток. Они опустились прямо на пол, в маленькие лужи, оставшиеся от
растаявшего снега. Энтони выпутывался из мокрого пальто, отдирая пуговицы, и тихо
шипел, Азирафаэль счастливо смеялся, и от этого звука внутри что-то дрожало, словно
в резонанс. С улицы были слышны веселые крики и смех, праздничные песни пошли на
второй круг. Но в светлых глазах отражались огоньки, мигающими самыми разными
цветами, пахло свежей хвоей и яблочным джемом. Азирафаэль ударился затылком о пол и
сморщился, но Энтони тут же подставил ладонь, накрывая мягкие пряди. Чемодан от
чьего-то неосторожного движения завалился на бок, опрокидывая печальную вешалку.
Домой нельзя опоздать, пока Вас ждут. Домой нужно спешить, чтобы излечить
измученную душу и наполнить сердце искренними чувствами. Дома Вам всегда будут
рады, с улыбкой выходить навстречу, выслушивать сбивчивые жалобы, подставлять
плечо. Если Вам есть кому сказать: «Я вернулся и очень по тебе скучал», берегите
это. Ничего ценнее в жизни не найдёте.
Часы давно пробили двенадцать, на улице затихли все звуки. Они сидели около большой
красивой елки, украшенной всевозможными игрушками, пили горячий глинтвейн и
смотрели старый черно-белый ужастик. В какой-то момент Кроули дотянулся до пульта и
нажал на паузу. Азирафаэль удивленно повернулся к нему.
— Я тебя очень сильно люблю, — сказал Энтони с улыбкой, касаясь его щеки. — Каждую
секунду, где бы я ни был.
Рождественский ангел, заглядывающий к ним в окно, счастливо сощурился и растер

покрасневшие щеки. Так же, как и Азирафаэль, который уткнулся в чужую грудь, пряча
смущение и искреннюю радость.
Чудеса совсем рядом, нужно лишь смотреть внимательнее.
========== Day 13. утешение ==========
Комментарий к Day 13. утешение

тема 13 дня: утешение
Я, если честно, так замоталась сегодня по делам, что когда села писать, то в голове
моей было потрясающе пусто. Но потом я вспомнила то, что разрушило мое бедное
измученное сердце. Я думаю, что многие из Вас поймут мою боль и ту, о которой
прочитает ниже)
Захотелось мне сильного, мужественного ангела, всё-таки он небесный воин.
в итоге:
Кроули/Азирафаэль, hurt/comfort, немного юмора, романтика.
Все светло и хорошо. Никаких драм на пустом месте. Просто повседневная жизнь ангела
и демона.
~~
Спасибо Вам за помощь с опечатками. Я заметила, что некоторые слова мой телефон
заменяет сам по себе, без моего ведома. Я специально сбросила скорость печатания,
чтобы это проверить. Даже когда я пишу правильно, он бывает сбрасывает все.
Поэтому, Ваша помощь невероятно ценна.
~~
Все в мире подчинено правилу причинно-следственных связей. Без исключения. Ничего
не бывает просто так, без предпосылок или без последствий. Когда живешь жизнь,
постепенно начинаешь улавливать эти линии, предугадывать события. Люди называют это
интуицией. Вернее назвать это опытом, наверное. Когда что-то повторяется много-
много раз, маловероятно, что в следующий результат будет другим. Вероятности и все
такое. Если запомнить эти связи, то жить станет проще, по крайней мере, нервов и
сил будет уходить меньше. Наверное.
Обиднее всего, когда внутренний голос, который ты игнорируешь упрямо и высокомерно,

в очередной раз оказывается прав. Голос, который просил подумать ещё или поступить
иначе. После, он так мерзко вздыхает где-то в голове и повторяет: «А ведь я
предупреждал...». Можно ли и это назвать интуицией? Может быть. Или мы слышим чьё-
то предостережение, на которое не обращаем ни малейшего внимания. Ангелы? Вряд ли…
Ведь тогда встает вопрос, кто посылает подобного советчика в их головы? Азирафаэль
бы хотел это узнать. Посмотреть в глаза. И сказать все, что об этом думает. И
ударить. Легонечко.
А ведь он так и знал.
Кинотеатр горел ярким горячим пламенем. Дым столбом поднимался в небеса, образуя
грязные серые облака. Во все стороны летели искры и обломки афиш. Люди с криком
бежали мимо, закрываясь от них. Ангел только прищурился, глядя вслед. Вдалеке
завывали сирены пожарных машин. Азирафаэль посмотрел на небо, невесомо провёл
ладонью вверх, и на асфальт упали первые крупные капли дождя. Он становился все
сильнее, вступая в бой с пожаром. Огонь шипел раздраженно, но стал менее наглым,
забираясь обратно в здание. Ангел вспомнил, что забыл в зрительном зале свой
прекрасный чёрный зонт. Совсем новый, с резной деревянной ручкой. Положил под
сидение и в спешке совершенно не подумал о нем. Обидно, первый раз ведь взял с
собой. Наверное, это ему в наказание за легкомыслие.
Азирафаэль развернулся на каблуках и пошёл вниз по тротуару, огибая людей, бегущих

в поисках укрытия. Он поднял высокий воротник и сунул руки в глубокие карманы
пальто. Кто ж его дернул предложить так провести вечер? Ведь можно было остаться в
магазине и достать самое сладкое красное вино или поехать в квартиру Кроули и до
самого утра смотреть чёрно-белые ужастики из его коллекции. Демон бы лениво ходил
по кухне, творя поистине удивительное гастрономическое волшебство. А на рассвете
можно было бы выйти на балкон и смотреть вдаль, на просыпающееся солнце. Было бы
замечательно.
Но нет, Азирафаэлю захотелось сменить обстановку. Сменил, несомненно. И обстановку,

и зонт, и интерьер кинотеатра. Главное, чтобы не сменил любовника. Это было бы
накладно. Ещё шесть тысяч лет ухаживать за кем-то у него не хватит терпения и
выдержки. Следы Бентли, которые он высматривал на мокрой дороге, чуть
подсвечивались, словно на солнце. Машина явно петляла туда-сюда, стараясь обогнать
медленно ползущие автомобили. Какой нетерпеливый демон все-таки ему достался.
А ведь они даже половину фильма не посмотрели. Только-только дошли до основного

сюжета. Азирафаэль искренне считал, что фильм о животных понравится Кроули.
Учитывая его любовь к второсортным мультикам… Поэтому он и повёл любовника на тот,
что больше всего ему понравился. Он долго разрывался между двумя вариантами, но
все-таки остановился на этом. Как-то последнее время он довольно часто ошибается.
Старость, наверное… И устал, конечно. За шесть тысяч лет беготни на работе, скрывая
от начальства свою заинтересованность во «враге». Он не железный, ладно? Стресс и
все такое.
Конечно, следы привели его к собственному магазину. Бентли стояла, криво

припаркованная на противоположной стороне улицы. К утру на лобовом стекле снова
будет красоваться штраф. Кроули прилепит его на стену в ванной комнате, где висят
уже десятки, если не сотни подобных бумажек. Беспечное истребление запасов
древесины на планете. Хоть бы перерабатывать начал что ли, если не складываются
отношения с растениями. Если подумать, то с саженцами деревьев демон ещё не
пробовал. Стоит предложить? По крайней мере, окрепшие подопечные если что смогут
дать сдачи сильными ветками. Или будут кидаться желудями и каштанами. Азирафаэль
представил, как просыпается от брошенной хриплым голосом команды: «Ложись,
артобстрел!» и падает на пол прямо в своей прекрасной кремовой пижаме. Не вариант.
Двери послушно отворились, ластясь к ладоням хозяина. В магазине было темно и тихо.
Часы на стене глухо отсчитывали секунды. На полу обнаружились влажные следы,
которые вели прямо к двери в квартиру. Слава Всевышней, Кроули хотя бы добрался
домой. Значит перспектива смены объекта любви в ближайшее время не светит. Хоть
что-то радует. Азирафаэль запер двери и стянул промокший плащ. Отряхнул от воды и
повесил на высокую вешалку рядом с дверью. Следы провели его по магазину, нырнули в
коридор и уходили в сторону спальни. Ангел туда не спешил, он зашёл на кухню и
щелкнул выключателем чайника. Мягкий синий свет наполнил погружённую во мрак
обстановку. Вода начала мелко бурлить. На полках, которые были над холодильником,
он всегда хранил неприкосновенный запас. Только на самый крайний случай.
Демоническая истерика занимала вторую строчку списка чрезвычайных событий.
Он вытащил бисквитные пирожные с вишней и пропитанные коньяком. Это был подарок

Анафемы, которая только загадочно бросила: «Однажды тебе это очень пригодится». Вот
и оказалась права. Заварив горячий чай с запахом шоколада, он взял чашки и коробку
со сладостями и направился в спальню. Шторы были задернуты, на полу валялся пиджак
и высокие кожаные сапоги. На постели виднелся большой шевелящийся холм, который
возвышался прямо посреди. Одеяло было завёрнуто, подушка валялась рядом. Азирафаэль
вздохнул.
— Дорогой мой, как ты? — поставив поднос на тумбу, он обошел кровать и аккуратно
присел на самый край рядом с этим спящим вулканом.
В ответ он услышал только бормотание вперемешку с шипением. Ангел вздохнул и

расстегнул бабочку.
— Если ты попробуешь соединить эти звуки в слова, то я смогу тебе помочь, — ласково
предложил он, взглядом находя мелкую щель в идеальной демонической броне. — Кроули,
все хорошо. Ты дома.
Ангел осторожно коснулся краев одеяла и потянул их в стороны. Его взгляду открылись
и алые волосы, беспорядочно рассыпанные по чужим плечам, и сжатые в тонкую линию
губы, и опухшие края век. Кроули смотрел на него так обвиняюще, что Азирафаэль на
мгновение почувствовал, будто лично снял этот фильм, чтобы уничтожить чувства
демона. Наверное, это был бы самый изощренный план на Небесах. Ужас какой.
— Прости меня, мой дорогой… — ангел осторожно коснулся ладоней, поражаясь тому,
какие они холодные. — Ох, Кроули…
Он принялся мягко растирать длинные пальцы и тонкие запястья. Демон молчал, только
смотрел на него настороженно. Вертикальные зрачки, казалось бы, стали ещё уже.
Самый кончик носа покраснел, потому что Кроули явно постоянно тёр его.
— Ты говорил, — хрипло обвинил его демон, машинально принюхиваясь к запаху чая. —

Что мы идём смотреть детский фильм.
— Так и есть, — виновато кивнул Азирафаэль. — Это новый фильм, который сняли для
детей. Раньше это был мультик, и…
— Ещё и мультфильм такой есть?! — отшатнулся демон, пытаясь запеленаться в одеяло

обратно. — Зачем мы остановили Апокалипсис?
— Дорогой, — осуждающе усмехнулся Азирафаэль, мягко обнимая его за плечи. — Ты

расскажешь мне, что тебя так расстроило?..
Кроули напрягся под его руками, обхватывая себя за плечи, но ангел не дал этого
сделать, аккуратно перехватывая руку и переплетая с ним пальцы.
— Кроули, это же я…
— Он упал… — тихо отозвался демон. — Муфаса упал вниз, прямо в несущееся стадо…
— Ох… — Азирафаэль прижался лбом к его виску, закрывая глаза. — Я не подумал,

прости меня…
— Когда упал я, — дрожь прошла по его худому телу. — Я пришёл в себя и первое, что
услышал от стоящих рядом ангелов…
— «Беги», — хором с Кроули шепнул ангел и прижал его к себе ещё крепче, не в силах
поделиться всеми эмоциями, что были в его сердце. — Мне очень жаль.
Они сидели молча. Азирафаэль мягко покачивал его из стороны в сторону, перебирал
осторожно алые пряди, касался губами острой скулы, змеиной татуировки. Напряжение
постепенно покидало чужое тело, но ангел не мог сказать, что успокоился сам. Ему
хотелось спросить, кто из братьев гнал Падшего, пугая своими силами и белыми
крыльями. Хотелось узнать имена, найти и… Азирафаэль закрыл глаза, удерживая
глубоко внутри человеческого тела этот уничтожающий все на своем пути порыв. Иногда
излишняя сила и мощь оборачивались против хозяина. Кроули отвлёкся от собственных
переживаний, принюхиваясь:
— Тебе не кажется, что пахнет паленым?
— Это… — бурлящая в нем злость подпалила, кажется, несколько белоснежных перьев. —

Это от моей одежды, кинотеатр же горел.
— Жалко, — протянул демон. — Там были удобные диваны.
— Ну, а мне всегда не нравились эти ужасные фиолетовые стены, — улыбнулся краешками
губ ангел. — Напоминало глаза Габриэля.
— Фу, — сморщился Кроули. Спустя несколько секунд тишины, он вдруг заинтересованно

посмотрел на пирожные. — А что… Симба в итоге пересчитает рёбра дядюшке?
— Что? — растерянно повернулся Азирафаэль, не сразу сообразив о чем идёт речь.
— Ну, если Муфаса был Король, то Симба — потерявший власть принц, — задумчиво
наклонил голову демон, протягивая руку за чашкой остывшего чая. — А что его мать? И
подружка? Они приняли новую власть? Или собрали восстание?
— Я… — Азирафаэль моргал, не успевая за сыпавшимися вопросами.
— Почти как «Игра престолов»! — Кроули расплылся в довольной улыбке. — Сиди тут, я
пойду скачаю из интернета пиратскую версию и посмотрим.
Он коротко поцеловал ангела в щеку и спрыгнул с кровати, убегая на поиски

спрятанного в недрах книжных шкафов ноутбука. Азирафаэль проводил его взглядом и
помассировал пальцами ноющие виски. От крыльев все ещё воняло гарью, но желание
обсудить с братьями методы работы никуда не делось. Дождь за окном только-только
обрёл настоящую мощь, обливая город водой. Кроули что-то говорил из зала, ругал,
кажется, скорость интернета. Потом вспомнил, кто за это в ответе, и грязно
выругался. Азирафаэль отхлебнул холодного чая и пошёл на поиски демона.
И строго настрого запретил себе вести любимого Падшего на ремейк «Русалочки». Тему
отсутствия ног поднимать не стоило однозначно.
========== Day 14. ревность ==========
Комментарий к Day 14. ревность

тема 14 дня: ревность
Мне все ещё хотелось увидеть и потрогать самого настоящего ангела, почти
всемогущего и разрушительного. Всё-таки, если удержать в голове мысль, что
Азирафаэль — по чистой нашей удаче — просто добрый и светлый, то его сущность и
природа, всё-таки, намного страшнее. По крайней мере, в этот раз мне захотелось
именно такого ангела.
В итоге (вот тут внимательно):

Азирафаэль/Кроули, HURT/comfort, насилие, доминирование.
Не скажу, что кто-то остался недоволен или пострадал, но все же.
Careful.
Предупреждён, значит вооружён.
Люблю тебя, когда меня ревнуешь.
Так молния отмщает свысока -
И подожжет деревья и траву лишь,
А после - дом, и даже облака.
Люблю тебя, когда меня ревнуешь.

Прекрасен полный взрывчатости взгляд.
Такое можно испытать в раю лишь,
Когда испепеляет он, как ад.
(c) Е. Евтушенко
Ревность сама по себе — уничтожающее самое светлое и доброе чувство, которое

отравляет отношения и умы, порабощает сознание и рушит возведенные песчаные замки
одним неосторожным словом. Люди учатся ему с самого рождения. Уже в девять месяцев
ребёнок оскорбленно плачет, кричит и ерзает, когда его мама берет на руки кого-то
другого. Дети не могут терпеть делить родителей с братьями и сёстрами, иногда даже
отец становится объектом жгучей ревности. Это безжалостный пожар, который скачет от
дерева к дереву, пожирающий целые леса в считанные секунды. И даже когда огонь
успокаивается, дым и вонь остаются в воздухе надолго, мешая дышать и жить. Пахнут
волосы, одежда, руки и губы. И игнорировать это очень сложно, потому что кислорода
становится все меньше, а грязи и копоти все больше.
Если бы Вам дали возможность решить, с кем иметь дело — с возмущенным и кричащим
человеком, который размахивает руками и бросается обидными словами или с
молчаливым, тихим, который только смотрит исподлобья, прожигая тяжелым внимательным
взглядом, и копит, копит, копит в себе все эмоции и обиды? Мне кажется, ответ
вполне очевиден. Если не хочется проснуться с вилкой в причинном месте, то лучше
разговаривать, разговаривать о том, что волнует. Задавать вопросы, не бояться
показаться смешным. Потому что терпеливые люди — как многие знают — намного
страшнее, чем эмоциональные. Такие люди взрываются и уничтожают не только себя, но
и все и всех вокруг. А огонь на развалинах горит ещё долго, неуверенный и слабый.
Абсолютное уничтожение. Без шансов на выживание.
Кроули чувствовал себя очень виноватым, да еще и ангел смотрел своими большими
печальными глазами и качал головой. По соседству с ними, в одноэтажном старом
домике поселилась молодая девушка. Она говорила при знакомстве что-то о наследстве,
об умершем дедушке, о том, что устала жить в шуме города. Азирафаэль улыбался своей
привычной доброй улыбкой, прижимая к груди полученный в подарок пирог с карамелью,
а Кроули копался в машине и только коротко огрызался. Он был не в настроении, ни
вишни, ни яблони не цвели, что бы он ни делал. А тут еще какая-то непонятная
соседка, усердно строит глазки его ангелу. Раздражение подогревало его и без того
горячую кровь.
После, вечером, когда они сидели около небольшого камина — Кроули поправлял
кочергой поленья, чтобы они горели дольше, а Азирафаэль тихим голосом читал им
вслух — ангел все же не удержался.
— Ты мог бы быть и повежливее, — не поднимая глаз от книги предложил он.
— Когда? — демон нахмурился, пытаясь припомнить, когда умудрился нахамить

любовнику, но в голову ничего не приходило. — Ты о чем, ангел?
— Стеф, — сказал Азирафаэль, с таким видом, будто это что-то объясняло.
— Френсис, — согласно кивнул Кроули.
— Кто?
— Я думал, мы играем в «имена», — демон вытащил из огня кочергу и, привстав на

колени, засунул в железную стойку.
— Наша соседка, — одними губами улыбнулся ангел. — Она сегодня приходила

знакомиться. Ты был не слишком приветлив.
— Зачем она мне сдалась? — Кроули завалился обратно на одеяло, устраивая голову на
чужих коленях. — Будет ходить тут, вынюхивать, в окна заглядывать.
— Дорогой мой, — ангел аккуратно обнял чужую глупую голову обеими руками. — Что в
твоей голове происходит? Зачем ей наши окна?
— Ну знаешь… — змей повернулся на бок, касаясь пальцами видневшегося из-под

клетчатой рубашки живота. — Говорят, кого-то возбуждает наблюдать за тем, как…
— Ох, какой ужас, — Азирафаэль покраснел скулами, но сдержал порыв закрыть ладонями
лицо. — Но это как-то грустно.
Кроули рассмеялся, запрокинув голову назад. В желтых глазах отражался огонь.
— Ангел, только ты мог найти в вуайеристе что-то, чтобы посочувствовать, — не

сдерживая веселья, сказал он.
— Ты попробуешь вести себя со Стеф сдержаннее? — слегка нахмурился сидящий,

расчесывая пальцами алые пряди волос.
— Только чтобы ты перестал так скорбно смотреть на меня, — неохотно согласился

демон. — Но я ничего не обещаю.
— Это уже больше того, на что я надеялся, — шепнул Азирафаэль в чужие губы,
наклонившись над ним.
С того вечера Кроули искренне старался исполнить это обещание. Начал с того, как
каждый раз здоровался с девушкой, когда она спешила мимо на рынок или к кому-то из
дальних соседей. Демон практически ложился на забор и расплывался в самой
приветливой улыбке. Ну и что, что на солнце блестели острые клыки? Он не шипел, не
сверкал глазами и не обещал страшную мучительную смерть. За это вполне можно было
выбелить парочку перьев в его крыльях, нет? Ну и ладно. Зато Азирафаэль наблюдал за
этим с радостной улыбкой, пока поливал свои драгоценные клумбы. Перед ведущей к ней
тропинкой стояла большая деревянная табличка с надписью: «Древним вековым змеям
проход, прополз и пролёт запрещён!».
Спустя неделю Кроули, который возвращался после утреннего купания, наткнулся на

соседку в бедственном положении. На ее велосипеде порвалась цепь, машина вильнула в
сторону и опрокинулась в кювет. Демон секунду помялся, всеми силами сдерживаясь от
позорного бегства в сторону дома. Но вспомнил грустные глаза ангела и, ругаясь
сквозь зубы, полез в канаву. Естественно, темные джинсы мгновенно промокли в грязи,
в ботинках хлюпала вода, а по лицу била высокая трава. Удерживая в одной руке
велосипед, а второй прижимая к боку ревущую девчонку, демон карабкался обратно и
очень-очень грязно ругался. Так грязно, что где-то в Аду покраснела от стыда сама
Вельзевул.
После двух часов замены порванной цепи, вытирания чужих соплей и выслушивания
истории всей ее жизни, Кроули вернулся домой. Грязь на лице и шее засохла,
пропитанная потом рубашка липла к спине, порезанные цепью пальцы ныли. Азирафаэль
охнул, роняя на пол корзину с грязным бельём.
— Что случилось, дорогой мой? — он вытащил из вороха одежды какое-то мятое

полотенце и поспешно подошёл.
— Маленькая операция по спасению твоей драгоценной Стеф, — устало отозвался Кроули,

стягивая с носа треснувшие очки. — Стараюсь быть вежливым соседом.
— Я тобой очень горжусь, — ласково сказал Азирафаэль, сияя своими невероятными

глазами.
— Не думай, что можешь вертеть мной, как вздумается, — зашипел беззлобно демон,
терпеливо подставляя под полотенце лицо.
Их отвлёк тихий стук в дверь. Кроули зажмурился, отступая в тень. Азирафаэль

удивленно пожал плечами и отворил деревянную преграду. На пороге оказалась та самая
соседка, на щеке которой красовался цветастый пластырь с утками. Она скромно
улыбнулась и протянула ангелу длинный чёрный ремень с бляшкой в виде змеиной
головы.
— Простите, но Ваш друг забыл у меня… Хотела вернуть, — вложив находку в руку
Азирафаэля, она развернулась и пошла обратно, обнимая себя руками за плечи.
— Ты забыл у неё… ремень? — озадаченно повернулся к демону он, закрывая дверь.
— О! Отлично! Было бы обидно, — Кроули перехватил кожаную змею и повесил на плечо.

— Забыл, наверное, когда штаны надевал.
— Штаны? — Азирафаэль наклонил голову к плечу.
— Ты похож на птицу, — нежно сказал демон, ероша его светлые пряди менее грязной
рукой. — Мне пришлось их ненадолго снять. Пока они сохли.
Кроули развернулся и пошёл вглубь дома, рассуждая об устройстве велосипедов,

поэтому не видел тяжелый взгляд потемневших глаз. Когда он обернулся в поисках
ангела, Азирафаэль уже собирал разваленную на полу одежду.
Встречи Кроули со Стеф становились все чаще. Стоило демону просто выйти из дома,
как соседка уже ошивалась где-то поблизости. Махала рукой, улыбалась белоснежной
улыбкой, приносила по утрам газету, которую «каким-то чудесным образом подбросили
под ее дверь». Никаких чудес не было, это Кроули мог сказать точно. Азирафаэль
который день был не в духе, ходил из угла в угол, поправляя книги и переставляя с
места на место чашки. Он задумчиво кусал нижнюю губу и ссылался на книгу, которую
читает. Но демон очень сомневался, что в «Методах разведения плодоносных деревьев»
было что-то настолько интригующее или напряжное. Он не хотел лезть с расспросами,
только наблюдал краем глаза из-под чёрных очков.
А Стеф продолжала приходить. Он и глазом моргнуть не успел, а она уже обедала с

ними, сидя за одним столом. Кроули разочарованно смотрел на руки ангела, которые
так хотел взять в свои и поцеловать, он хотел кормить Азирафаэля потрясающим мясом,
рецепт которого вычитал совершенно случайно в журнале для домохозяек, который ему
подкинула соседка. Он — элементарно! — хотел просто поцеловать любимого, не
вздрагивая и не оглядываясь на окна. Демон ждал, что Азирафаэль выскажется сам,
укажет зарвавшейся ее место, но ангел молчал, а Кроули только злился, пил вино из
кофейной чашки и считал пролетающих мимо окна комаров.
Азирафаэль мрачнел день ото дня. Темнел, словно небо перед грозой, говорил тише и
меньше, засыпал раньше, чем Кроули успевал хотя бы прикоснуться к нему. Он пытался
разговорить любовника, вытянуть на свет все те тяжелые страшные мысли, что кипели в
его голове, но он имел дело не с человеком, и даже не с братом демоном. Если
Азирафаэль не хотел говорить, его было не заставить. Давайте не будем забывать, что
за всей нежностью и мягкостью, это был Страж Врат. С большим мечом, сияющими
доспехами и ледяным взглядом. Кроули не хотел лишиться крыльев, спасибо,
пожалуйста.
Демон проснулся посреди ночи, словно кто-то вытолкнул его пинком. Он сел резко,
распахивая сонные глаза. За окном грохотал гром, сияли ослепительные молнии. Дождь
еще не начался, из-за этого стихия казалась еще более беспощадной и злой. Соседняя
половина постели была пустой, заправленной и холодной. Для верности Кроули положил
ладонь на чужую подушку, но уже прекрасно знал, что не почувствует даже остатков
тепла.
— Ангел? — позвал он, но голос эхом пронесся по дому и вернулся к нему. —

Азирафаэль?
Дом хранил тишину. Над самой крышей раздался удар грома, от которого задрожали
стекла. Демон зажмурился, едва не прикрывая ладонями уши. Он поднялся на ноги и
направился к выходу из комнаты, попутно щёлкнув пальцами. Когда он открыл дверь в
коридор, то был уже полностью одет. Наверное, стоило закрыть окна в доме, но Кроули
было не до того. Он поспешно сбежал по ступеням вниз, на первый этаж, и выскочил на
улицу через заднюю дверь.
Ветер рвал и гнул деревья, срывая листья и самые тонкие ветки. Было так темно, что
на мгновение показалось, что демон ослеп. Но очередная сверкнувшая молния, которая
ударила в землю где-то за лесом, успокоила его. Потом он смог разглядеть тусклый
свет из окон домов в деревне, отблеск далекой реки. Глаза привыкли, инстинкты
заработали на полную. Кроули быстро пошёл туда, откуда тянуло силой и мощью. Гром
грохотал, ветер обрушивал деревья, вырывая практически с корнем. Чем ближе он
подходил к большой поляне за лесом, тем тяжелее становилось дышать. Будто он нырнул
на самое дно океана, где давление причиняло боль даже ему. Колени подгибались, так
и норовя уронить хозяина на грязную землю. Но Кроули упрямо шёл вперёд, цепляясь
побелевшими пальцами за стволы деревьев.
Когда его взору открылась поляна, демон не сдержал тихого вздоха. Вы когда-нибудь
видели Воина Господня? С распахнутыми огромными золотыми крыльями, которые
практически задевали небеса. Когда крайние перья чиркали по тучам, ослепляющие
искры разлетались в разные стороны, и грохот оглушал человечество. Глаза застывшего
ангела были такими темными, что казалось, будто вместо них на его лице — две
бездонные пропасти. И чем дольше Кроули смотрел в эти чёрные провалы, тем меньше
ощущал свои силы, свои крылья. Он вообще перестал чувствовать хоть что-нибудь,
кроме чужой всепоглощающей злости и боли. Он не мог не заметить несколько перьев
цвета воронова крыла в ворохе золотых. Одно можно было оправдать всем происходящим
с Армагеддоном, но остальные… Неужели элементарная человеческая ревность настолько
поглотила его ангела?
Кроули медленно подошёл, задыхаясь в исходящих от Азирафаэля волнах силы. Он почти

забыл, что ангел может быть таким. И, если честно, не очень и хотел вспоминать.
Самым краем глаза, в его уголке, демон видел отблеск чужих золотых доспехов,
которые защищали грудь воина от возможных ударов. Азирафаэль следил за ним, словно
охотник за добычей. Кроули протянул было руку, чтобы прикоснуться к его щеке, но
едва не закричал от болезненной хватки, которая мгновенно появилась на запястье. На
загорелой коже проступили темные синяки. Чёрные крылья, в разы меньше, распахнулись
за его спиной, практически на чистых инстинктах. Азирафаэль должен был узнать его,
вспомнить. Должен был найти свой путь из этой пучины.
— Азирафаэль… — приложив все силы, выдохнул Кроули, и его тут же сбили на землю.
О, в их сексе не было ни капли нежности или раскаяния. Сильные руки оставляли на

теле демона синяки и ссадины, разрывали мешающую одежду, выкручивали запястья и
дергали за волосы. Кроули кричал в голос, охрипнув почти сразу. В свете сверкающих
молний он видел равнодушное лицо ангела, его пустые глаза. Все, что он мог, это
послушно разводить бёдра в стороны и прогибаться, чтобы дать Азирафаэлю все, что он
хочет. Его крылья пачкались, но Кроули не мог перестать смотреть на огромные
золотые над собой, которые дергались от каждого толчка и едва заметно трепетали. В
какой-то момент Азирафаэль остановился и рывком перевернул демона на живот,
вдавливая в землю. Движения возобновились, еще жёстче и быстрее, вынуждая Кроули
тихо на одной ноте скулить себе под нос, вжимаясь лицом в траву сильнее, чтобы
заглушить эти звуки.
Когда он почувствовал хватку на основании своих крыльев, то самый настоящий

животный ужас прошиб его тело. Мышцы сократились, сжимая Азирафеля глубоко внутри.
Ангел потянул его за крылья, заставляя прогнуться и запрокинуть голову. Гортанный
низкий стон сорвался одновременно с чужим, громким и протяжным. В небесах последний
раз громыхнуло, и вниз обрушился поток ледяной воды. Она приятно остудила горячую
кожу и воспаленные ссадины на бедрах и спине. Кроули завалился на бок, не в силах
открыть слипшиеся от слез глаза. Последние, что он услышал, перед тем как потерять
сознание:
— Ох, мой дорогой мальчик…
Когда демон утром пришёл в себя, то обнаружил ангела сидящим прямо на полу возле
кровати. Он дремал, положив голову на загорелую руку с почти чёрными синяками от
сильных пальцев. На лбу Кроули обнаружил мокрое полотенце, вернее, когда-то мокрое,
теперь уже совершенно высохшее. Все тело ныло, мышцы тянуло, голова болела. Но он
бы не сказал, что слишком страдает. Ленивая нега впиталась в его тело, как после
хорошего секса. Хотя, почему как?
— Кроули? — тихий голос отвлёк демона от самоанализа.
Он повернул голову и наткнулся на встревоженный взгляд. Ни следа от тех

засасывающих провалов, что были ночью. Между чудесных бровей залегла скорбная
морщинка, а губы припухли от того, что их безостановочно кусали. Кроули усмехнулся
и положил руку на светлые кудри, запутываясь в них пальцами.
— Вот и ты, — выдохнул демон. — Как себя чувствуешь?
— Я? — Азирафаэль приоткрыл рот от удивления, но уже набрал в грудь воздуха для

длинной признательной тирады. — Кроули!
— Нет, Кроули это я, — единственный и неповторимый Кроули сел с тихим стоном. — А

ты скрытный, ревнующий, опасный насильник. Всю округу перебудил, малахольный.
Он притянул ангела к себе, завалил на грудь и коснулся лбом лба. Желтые глаза
сверкнули на солнце.
— Какой же ты у меня глупый, — тихо шепнул Кроули. — Ты мог сказать, что ревнуешь?
Азирафаэль покачал головой, задевая кончиком носа чужой.

— Я же сам попросил тебя, а потом вдруг… — он старался смотреть куда угодно, кроме
глаз напротив.
— А потом вдруг напридумывал полной ерунды, — согласился демон и коротко поцеловал

воспаленные губы. — А теперь представь… Что я жил с этим чувством шесть тысяч лет.
—Ох, дорогой мой… — Азирафаэль все же спрятал лицо на его груди, краснея ушами,
щеками и даже немного шеей.
— Поэтому даже не сомневайся, что я люблю тебя, только тебя, исключительно тебя,
абсолютно тебя, безоговорочно только тебя, — запрокинул голову Кроули, подставляя
лицо солнцу. — Если что-то изменится, то я скажу тебе первому. Но не думаю, что в
ближайшие шесть тысяч лет это случится. Поэтому…
— Поэтому? — Азирафаэль любопытно повернул голову.
— Поэтому, если ты захочешь сбежать… — падший ангел аккуратно перевернул любовника

на спину, устраиваясь сверху. — То ты опоздал.
В тот момент Кроули еще не знал, что на соседский дом посреди ночи упало дерево,
обрушило крышу и выбило все окна. Когда он об этом услышал, то смеялся так сильно,
что Азирафаэлю пришлось отпаивать его водой и махать попавшимся под руку журналом
для домохозяек.
Кроули впервые в жизни едва не развоплотился от смеха.
«Я научу тебя играть блюз,

Я расскажу какая кровь на вкус.
Я научу тебя даже петь,
И чем махать, чтобы быстрей взлететь.»
========== Day 16. утренние ритуалы ==========
Комментарий к Day 16. утренние ритуалы

тема 16 дня: утренние ритуалы
Не хотелось мне делать подробную инструкцию или стенографировать распорядок их

утра... Мне просто хотелось сделать что-то уютное, простое, без страшных
переживаний, эмоций и волнений.
Я думаю, что многим из Вас иногда хочется, после тяжелого дня, ни о чем не
волноваться, не переживать. Просто вдохнуть немного уюта и счастья.
Надеюсь, что Вам придётся по вкусу.
Приятного чтения, ваш Хаул-Хори.

И когда уже утро настало,
и уста разомкнулись устало,
то повисла младенчески слюнка
между губ серебристо, как струнка.
Вся искрилась, дрожа тихо-тихо,

как светящаяся паутинка,
помня сладостно и солено
Суламифь и царя Соломона,
понимая совсем неигриво,
что наступит мгновенье разрыва.
И, держа на дистанции лица,
мы боялись пошевелиться,
чтоб замедлить чуть-чуть погибанье
слабой ниточки между губами.
(с)
Ночь — время волшебства, душевных разговоров и самых искренних помыслов. Ночью все
становится настоящим, кристально чистым и честным. С приходом утра все снова
начинает казаться другим. Люди надевают свои маски, скрывая израненные души и
сердца, боятся того, что наговорили за предыдущие несколько часов, жалеют об
отправленных смсках и совершенных звонках. Солнце заставляет натягивать на лицо
солнечные очки и снова становиться тем, кем ты не являешься, чтобы защититься,
чтобы не оказаться один на один со всеми своими страхами и проблемами. Ночь
освобождает людей от оков, от переживаний. В темноте всегда легче. Свет все
опошляет.
Тем не менее, утро — это прекрасно. Когда все ещё не сдал свои позиции сон,
подгребающий реальность и время под свою щеку, как самую мягкую подушку. Ветер
лениво раздувает шторы, заглядывая в квартиры и дома с вопросом: «Вы проснулись?
Пора вставать! Ждут дела и новые друзья!». В углу подоконника жужжит крыльями
усталая муха, которой совершенно не хочется никуда лететь. Солнечные лучи
пробираются сквозь кружевные шторы словно через загадочный лабиринт. Кто-то
запутывается там насовсем и сдаётся, а кто-то упрямо ищет правильный путь, чтобы
упасть на мягкую кровать или поймать с поличным мелкую летающую в воздухе пыль.
Утро может быть не только чертой, которая заставляет осознать все совершенные за
ночь ошибки и глупости. Утро — это ещё и потрясающее начало, счастливые минуты
тишины, и торжество одной короткой, но от этого ещё более невероятной мысли: «Я
живой».
Кроули обычно просыпается первым. Он просто вздрагивает от упавшего на лицо

солнечного луча или пения самых наглых птиц. Тонкие брови изгибаются почти
капризно, потому что сон сползает с него, будто откинутая змеиная кожа. Он почти
забыл о том, что такое кошмары. Последнее время ему снится только что-то воздушное,
светлое и тёплое, как лежащий рядом сопящий ангел. Первое время демон подскакивал
от собственного крика, хватал его за руки, пытался защитить от чего-то, что в
ночной темноте видел только он. Но ласковые заботливые ладони, успокаивающие слова,
которые шептали ему в волосы — все это оказалось очень хорошим оружием против
грязных облезлых страхов, шелестящих своей обветшалой одеждой. Они сдались, не
справившись с искренней солнечной улыбкой на губах ангела. Поэтому, в их спальне
больше не было удушливой паники, животного ужаса и, самое главное, злых слез.
Змей потягивается всем своим телом, закидывает руки за голову, цепляясь пальцами за
изголовье. В крови ещё плещется лень и сонливость, утаскивая его обратно в сон, но
нужно вставать. Глаза цвета янтаря медленно открываются, от пушистых ресниц на щеки
падает тень. Взгляд скользит по высокому потолку, отмечая мелкие трещинки, которые
хорошо бы заделать к осени, иначе в одно прекрасное утро сверху снова хлынет
ледяная вода. Азирафаэль спит совсем рядом, обнимая его правую руку, прижимается к
ней щекой. Его совсем не тревожит наглое солнце, наоборот, светлые пряди почти
блестят на свету. Самый настоящий ангел, который буквально впитывает в себя это
тепло. Демон перекатывается, вытягивается вдоль его тела, утыкается носом в тёплый
висок. От Азирафаэля пахнет летом и шоколадом. Он не противится вторжению,
улыбается сквозь сон и хватается за плечи, так привычно и правильно, что Кроули
почему-то становится на секунду очень страшно. Будто все это — наваждение Ада или
предсмертная конвульсия его сознания, пока он горит в полной святой воды ванне.
Он снова смотрит в лицо напротив, цепляясь за нежные губы, за выразительные брови и

высокий лоб — нет, это его жизнь, его дом, и, черт возьми, он заслужил. Не в силах
себя удержать, он целует сначала одно закрытое веко, потом другое, едва ощутимо.
Дыхание колышет мелкие волоски около ушей. Азирафаэль ёжится и пытается
отвернуться, чтобы скрыться от назойливой щекотки, бурчит что-то сквозь сон и
улыбается. Кроули ужом соскальзывает в сторону, напоследок целует тёплые губы. Но
нужно вставать, иначе он так и останется в постели на весь день.
Соседи сонными жуками ползают по своим участкам, поливают цветы и деревья, громко
здороваются и машут друг другу руками. Он никому не машет ни рукой, ни ногой, он
даже не выходит из тени своей входной двери. Только окидывает внимательным тяжелым
взглядом тропинку от калитки, машину и кота, который нагло уселся прямо на капоте.
По-хорошему, нужно бы пойти и крикнуть на него во всю мощь змеиных лёгких, но было
слишком… спокойно, чтобы тратить на это силы. Кроули только шипит тихо, скользя
раздвоенным языком по губам. Кот — рыжий и совершенно невозмутимый — закрывает
хвостом довольную морду.
Демон проходит на террасу, на которой расположилась летняя кухня: с мелкими

шкафчиками, которые так сильно нравятся Азирафаэлю, деревянными стульями и большим
столом, оплетенным светлым волокном. Он подходит к раковине и споласкивает водой
лицо. По-хорошему, надо бы сходить на речку и немного поплавать, попугать
осмелевших за последнее время птиц и детей. О большой чёрной змее, живущей в реке,
в деревне ходят уже не слухи, а целые легенды. Кроули нравится останавливаться
около самых восторженных людей, слушать эти домыслы, а потом пересказывать
смеющемуся в свою чашку ангелу. Однажды, Азирафаэль предложил, ради приличия,
показаться людям во всей своей красе, но они решили, что это отпугнёт людей от
реки. Было бы обидно, Азирафаэлю очень нравилось слушать задорный детский смех.
Высокая люстра медленно покачивается из стороны в сторону, обиженная легкомысленным

ветром. Босые ноги немного подмерзают на деревянном полу, но Кроули и не думает
пойти обуваться, слишком хорошо ему этим тихим летним утром. На сковородке шкворчат
уютно блинчики, которые он готовит уже совершенно машинально. Их запах, гуляющий по
дому, очень скоро разбудит привередливого в еде ангела и приведёт на кухню. Кроули
как раз размышляет, какой джем ему сегодня стащить с полок местного магазина, когда
в спальне что-то тихо падает. Это захлопнулась оставленная на ночь под подушкой
книга. Азирафаэль что-то бурчит себе под нос, рушит до кучи ещё и все с тумбочки.
Нет ничего разрушительнее и опаснее, чем невыспавшийся ангел. Демон чувствует
гордость от такого состояния небесного воина. Он мучил и терзал любимого почти до
самого рассвета, пока не начали дрожать собственные руки от напряжения и усталости.
Но ангел выглядел таким осоловевшим и удовлетворённым, что Кроули не сожалел. О
нет, сэр, ни капли сожаления.
— Я же проспал, — хрипло от ночных криков говорит Азирафаэль, заходя на кухню. — С

добрым утром...
У него слипаются глаза, подушка отпечаталась на мягкой щеке. На плечах у него

одеяло Кроули — специальное, летнее, чуть менее чёрное, чем зимнее — в которое он
кутается обеими руками. Он открывает то один, то другой глаз, но тут же щурится
недовольно. Но запах блинов манит, тревожит его. Поэтому ангел подходит ближе,
обнимая змея со спины, устраивает нос на его плече и любопытно заглядывает в
сковородку. Блины шипят, завораживая своей золотой корочкой. Азирафаэль уютно дышит
позади, вроде и сердитый, но слишком довольный предстоящим завтраком. Не переставая
следить внимательно за своим детищем, Кроули тянется к кувшину с соком и наливает
полный стакан. Азирафаэль послушно открывает рот, когда он оборачивается и
придерживает загорелой ладонью под затылком, пьёт мелкими глотками и щурится вполне
себе радостно. Ветер обнимает их со всех сторон, колышет кончики алых волос и
вполне себе задорные кудри светлых.
— Я же хотел попасть на ярмарку с утра, — говорит Азирафаэль, когда устраивается за

столом и нетерпеливо ерзает, пока демон несёт ему тарелку с завтраком.
— Попадёшь, — спокойно отвечает Кроули, выбрав ежевичный джем на сегодняшнее утро.

На тарелках изображены какие-то совершенно замученные жизнью зеленые медведи, но
Азирафаэлю они нравятся, и Адаму с его друзьями, когда они приезжают на выходные.
Поэтому демон и не противится, просто кладёт блин на самого жуткого медведя и
старается не смотреть.
— Ты поедешь со мной? — глаза ангела распахиваются от удивления, но так радостно

блестят, что Кроули едва не выпускает из рук свою порцию.
— Само собой, — демон двигает стул чуть ближе, чтобы касаться своим коленом чужого.
— А то моя детка скоро заведёт себе сорок кошек и начнет красить кузов в странные
цвета.
Они собираются не спеша. Кроули всячески мешает ангелу, хватает за руки и утягивает
в долгие горячие поцелуи. Он вырывает прямо перед носом Азирафаэля один из летних
ботинков и поднимает над своей головой, не позволяя его забрать. Он хрипло смеётся,
наблюдая за тщетными попытками любимого, пока не получает подло и обидно по носу
кремовым крылом. Потом он ещё несколько минут едет на машине за сердитым ангелом,
высунувшись наполовину из окна и уговаривая сесть. Они оба знают, что Азирафаэль не
злится, даже и не думал. Но выработанная годами привычка играть в хорошего и
плохого, соблазнять и сурово смотреть осталась, придавая их жизни особого вкуса.
Перед тем, как вырулить к ярмарке, Кроули останавливает Бентли в тени деревьев и
целует ангела, его губы ещё хранят вкус ягодного джема и слегка пригоревших блинов.
Азирафаэль натягивает на голову большую соломенную шляпу и с широкой улыбкой идёт
здороваться с соседями, с какими-то странными взбалмошными людьми. В корзину,
которую он несёт в руках, они сложат бутылки с вином и свежие ягоды, немного рыбы
и, конечно, сладости. Чтобы вечером расположиться на террасе прямо поверх
цветастого пледа, вытянув ноги.
И опять будет ночь, с самыми яркими звёздами, сияющими как тысячи глаз
удивительного существа. Деревня недалеко будет шуметь, дети, которых не уложили
вовремя, будут бегать друг за другом и прятаться от сердитых родителей. Кроули
будет лежать головой на чужих коленях, рассказывать о невероятных вселенных далеко
вверху. Азирафаэль будет кормить его запеченной рыбой, а потом ягодами прямо из
рук, касаться подушечками пальцев острых опасных зубов и нечеловеческого языка. А
потом, он опрокинет разомлевшего демона на спину и будет тщательно мстить за
прошлую ночь, сияя потемневшими словно небо глазами.
А следующим утром в их дверь постучат, и на пороге будет стоять улыбающийся Адам

Янг и трое его друзей, готовые охотиться на страшное чудовище в реке и ловить всех
окрестных котов, чтобы раскрыть их страшный заговор против машины любимого
крестного.
Утро такое утро.
========== Day 17. (1) воспоминания ==========
Комментарий к Day 17. (1) воспоминания

тема 17 дня: Воспоминания
Исполнение 1.
Я так и не смогла определиться, о чем писать. Были две идеи, которые одинаково
привлекали меня.
Здесь, мне захотелось попробовать пока мимолетно коснуться прошлого Кроули и его
чувств после побега из приюта. Этот вопрос пока меня пугает, я подковыриваю верхний
слой ногтем и потом ещё долго отхожу от открывшегося. Поэтому, если Вы не против,
все будет постепенно..)
В итоге:
Кроули/Азирафаэль и Баал из работы «Стань белой птицей и лети»

hurt/Comfort, алкоголь, истерика и много любви.
~~
Держите в голове, что они оба росли в приюте. Там любая вещь — повод для драки и
скандала. Если ты действительно хочешь что-то сохранить, то придётся воевать до
последнего. Попробуйте представить все эмоции Кроули.
(второе исполнение будет следующей главой)

Вы никогда не задумывались, что значит оставить тот или иной предмет на память? Что
мы вкладываем в саму суть этого понятия — на память? Неужели человеческий мозг
такой ненадежный, что мы боимся что-то или кого-то забыть? В чем же тогда смысл
всех переживаний, если их так легко стирает время? «С глаз долой, из сердца вон» —
удивительно точная формулировка. Мы оставляем себе предмет, вещь, запах или форму
чего-то, что не хотим выпустить из своего сердца. Можно просто помнить факт
произошедшего, точную дату, даже время. Можно помнить хронологию, но ни одна струна
в душе не дрогнет от этого. Стоит же в руки попасть фотографии или какому-то
предмету, который связывал человека и воспоминание, как сердце разрывается на
куски, в голове взрываются фейерверки, руки дрожат, и становится так тяжело дышать,
словно без подготовки спрыгнул в ледяное озеро.
Поэтому люди, которые действительно хотят вычеркнуть кого-то или что-то из своей
жизни, в первую очередь избавляются от всего, что может напомнить. От вещей, от
фотографий, от игрушек, от чашек. Вычищают свою память словно с чистящим средством,
до запаха хлорки внутри черепной коробки, до болезненной белизны. Бывало ли, что в
толпе по дороге на работу случайно слышится знакомый одеколон, и весь день идёт
насмарку, потому что горло не отпускает спазм, слезы душат, и все валится из рук? А
ведь это лишь запах… Память умеет по первому требованию доставать из огромного
шкафа с тысячью отсеков то самое воспоминание, которое с легкостью уничтожит за
несколько секунд даже самого сильного человека.
Но это правило работает и в другую сторону. Есть моменты, которые нам так сильно не
хочется забывать. И мы стараемся хранить любое напоминание о них, оберегать,
стирать пыль и беречь от любопытных любовников и назойливых друзей. Что-то, что
машинально сжимаешь в руке в момент неконтролируемого страха или отчаяния, ища
поддержки, которую когда-то обязательно бы получил. Поэтому так больно избавляться
от вещей человека, которого больше уже не увидишь. Подсознание бьет тревогу, с
красными лампами, с громкими сиренами, потому что боится забыть. Боится утратить
эту важную часть души, особую секцию в сердце. Дети цепляются за старые игрушки,
найденные в гараже. Женщины — за рубашки и футболки любимых мужчин, за украшения
матерей, за засохшие цветы, которые им подарил кто-то во время курортного романа.
Мужчины хранят, обычно, что-то небольшое, самое важное: дешевую заколку, оторванную
когда-то пуговицу, билет с первого сеанса в кино, самодельное украшение.
Азирафаэль приехал к Кроули так быстро, как позволил ему общественный транспорт.
Как назло, за окном безостановочно бушевал ливень, иногда сверкали яркие
ослепительные молнии. Дороги быстро превратились в самые настоящие каналы, хоть
строй себе гондолу и бери в руки весло. Естественно, в городе тут же образовались
длинные пробки, злые водители, обрызганные пешеходы, мокрые с головы до ног,
обреченно трясущие утонувшими телефонами. Звонок директора модельного агентства
застал владельца книжного магазина врасплох. Азирафаэль только собрался сесть и
спокойно разобрать новые поставки книг, сделать каталоги и утащить несколько не
особенно популярных домой на почитать, как мобильник взорвался, требуя внимания.
Поэтому спустя десять минут он уже спешил к остановке, раскрыв над головой большой
чёрный зонт. Ботинки очень быстро промокли, а сам он продрог на сильном ветру.
Энтони хотел забрать его вечером. Он только вернулся после выездных съёмок,
поэтому, как обычно, сторговался с Баал на один полноценный выходной после. Парень
не хотел терять ни секунды. Начать с самого вечера и наслаждаться обществом своего
любовника все отведенные ему 24 часа. Кроули потрясающе умел переключаться между
работой и собственной жизнью, абстрагироваться от ненужных мыслей и уделять все
своё внимание тому, что делал. Он выключал мобильный телефон дома, с удовольствием
готовил для Азирафаэля самые невероятные блюда, помогал таскать тяжелые коробки в
магазине, ни на мгновение не вспоминая о крутой модельной карьере. Азирафаэль в
принципе имел особый статус в его жизни. Чем бы не был занят Кроули, где бы не
находился, с кем бы не разговаривал, стоило ему услышать любимый голос, он
мгновенно прерывался и поворачивался на звук, полностью сосредотачиваясь на нуждах
и желаниях обладателя. Вельзи только качала головой и пыталась подкупить
Азирафаэля, чтобы он помог ей приструнить и приручить капризную и своевольную
модель. Естественно, ей никто не помог. Эгоисты проклятые.
Её голос по телефону был напряженным и, честно сказать, напуганным. Она говорила

тихо, прикрывая ладонью динамик. По всему выходило, что ситуация вышла из-под
контроля. Поэтому, Азирафаэль плюнул на автобус и на такси, упрямо шел пешком,
утирая мокрым рукавом пальто лицо. Это никак не помогало, но душу успокаивало.
Когда он подошёл к двери в квартиру, она распахнулась сама собой. На пороге стояла
директор в строгом чёрном брючном костюме в белую полоску, а в дальней комнате что-
то грохотало, было слышно, как ругается Кроули.
— Ну наконец-то, — выдохнула Баал, практически втягивая его в квартиру. — Я пост

сдала, ноги моей здесь не будет.
Она принялась застегивать дорогое замшевое пальто с высоким воротом. Большие чёрные
пуговицы проскальзывали в отверстия, подгоняемые ловкими пальцами. Азирафаэль
опустил на пол свою сумку с наверняка промокшими книгами и отряхнул зонт.
— Что у вас случилось? — мягко спросил он, стараясь скрыть своё волнение. — Самолёт
же должен был быть только вечером.
— У нас случилась истерика, — раздражение, которое девушка явно пыталась скрыть или
хотя бы удержать внутри, вырывалось из-под контроля. — Бабская истерика.
— Это все твоя вина! — послышалось из комнаты злое и надрывное. — Потому что ты не
смотришь, каких придурков нанимаешь на работу!
Азирафаэль обеспокоенно нахмурился, прислушиваясь к шуму в спальне. Кроули редко

позволял себе разговаривать в таком тоне с Баал. Они огрызались друг на друга,
грызлись иногда, отплевывались, но всегда сохраняли какую-то дистанцию и
субординацию. Сейчас же, Энтони был явно не в себе, не контролировал ни интонации,
ни слова.
— Что с ним? — мужчина снял с себя пальто и повесил на край высокой двери, чтобы
оно хоть немного высохло, хотя все указывало на скорую встречу с мусорной корзиной.
— Он пьяный, он расстроенный, — с каждым словом загибала пальцы Вельзи. — Он

взбесившийся. И да, он пьяный.
— Это ты уже говорила, — улыбка против воли вырвалась у Азирафаэля.
— О, я не утрирую, — глаза напротив сверкнули недовольством. — Он сорвал съемку,

наорал на группу, уволил несколько человек и устроил погром на студии.
— Зачем? — Азирафаэль не мог поверить своим ушам и соотнести это со своим
заботливым и внимательным любовником.
— Он что-то потерял, — вот в этот момент голос Баал стал немного растерянным,
видимо, она первый раз столкнулась с подобным. — Как понял, что потерял, просто
взбесился. Всю дорогу обратно пил, орал и снова пил. В общем, оставляю все на тебя.
Она на секунду задержала взгляд на собеседнике, после чего взяла его за локти
сильными руками, слишком сильными для такой миниатюрной девушки.
— Кроули прав, ты действительно ангел, — кивнула она сама себе и, схватив сумку с
ручки двери, направилась на выход. — Пусть придёт в себя несколько дней, а потом
жду его с извинениями и объяснениями. И…
Она обернулась на самом пороге.
— Позвони мне потом, скажи хоть, что он потерял… А то ощущение, что или
девственность, или ребёнка.
— Что-то вроде… — шепнул сам себе под нос Азирафаэль и медленно выдохнул, прежде
чем зайти в комнату.
Все вещи валялись на полу. Включая и несколько разбитых чашек, и рамки с

фотографиями, и всякие мелочи вроде украшений и одеколонов. Ящики были выдраны с
корнем из комодов, вывернуты и брошены на ковёр. Одна штора печально покачивалась
на нескольких кольцах, ободранная сильным движением. На удивление, все вещи
Азирафаэля были на месте. Книги лежали ровными стопками, рубашки висели на
вешалках, даже отвоеванная бегония была не тронута. Сам виновник переполоха сидел
на полу, закрыв локтями голову и согнув ноги. Он был просто комком углов и костей,
с торчащими лопатками, с выступающими рёбрами, с острыми коленями. В комнате пахло
алкоголем и дымом. Значит, Энтони было так плохо, что он даже нарушил собственное
правило — не курить в квартире. Осколки от стекла были опасно близко к босым ногам,
телефон с разбитым экраном валялся у противоположной стены. Парень раскачивался
вперёд назад, бормоча себе что-то под нос.
— Дорогой мой? — осторожно, будто дикое раненое животное, позвал его Азирафаэль. —
Я дома…
Кроули поднял на него воспаленные пьяные глаза. Темную кожу на щеках стягивали
дорожки от высохших слез, ресницы слиплись и были похожи на острые шипы. Губы
опухли от того, что их постоянно кусали. Азирафаэль вздохнул, впитывая то, что
видит. Таким он помнил друга за несколько недель до побега из приюта, разбитым и
опустошенным. Энтони ничего не рассказал тогда, только хватал его за руки и тянул к
себе. Последнее, что он хотел увидеть — снова подобное выражение лица и болезненно
изогнутые губы. На полу валялась пустая бутылка из-под мартини, на ковре осталось
несколько небольших пятен.
— Азирафаэль… — хрипло позвал его Кроули, не разжимая хватки побелевших от

напряжения пальцев на своих плечах. — Ох, Азирафаэль…
Он попытался встать, но непослушное тело подвело его. Он рухнул обратно, ругаясь

грязно и некрасиво. Мужчина подошёл, не обращая внимания на хрустящее под ногами
стекло. Аккуратно опустился рядом, убирая с чужого лица влажные алые пряди.
— Ты мне расскажешь, что случилось? — ласково попросил Азирафаэль, наклоняя голову

к плечу.
— О, мой ангел… — Кроули крупно вздрогнул. — Я так виноват, я такой идиот. Я

потерял то, что ты мне подарил… Кулон, что ты вырезал мне в приюте…
— Того деревянного ангела? — брови Азирафаэля изогнулись удивленно.
— Да, — задыхаясь, отозвался Энтони, закрывая ладонями лицо. — Я потерял его, я дал
на хранение вещи этой тупой девке, что была ассистенткой. А она его где-то
потеряла… Или кто-то его забрал, придурки тупые. Они даже трусы мои готовы украсть…
Азирафаэль сел рядом, касаясь своим плечом чужого, под ногами дробились осколки.
Кроули машинально прижался к нему в поисках тепла, замёрзший и обреченный.
— Ты мне его подарил на день рождения, так радовался, что успел… — воспоминания
нахлынули на парня, затягивая ядовитые глаза пеленой. — Я же его хранил, каждый раз
покрывал лаком… Я отвлёкся всего на пару часов… Азирафаэль, прости меня…
Крупная дрожь вновь сотрясла его тело. Азирафаэль секунду смотрел на него, ничего
не говоря, а потом запустил руку в нагрудный карман рубашки и вытащил небольшую
подвеску с чёрным шнурком и деревянным ангелом, кривоватым, с распахнутыми
крыльями. Он протянул ее вперёд, покачивая из стороны в сторону перед лицом
скандалиста.
— Вот этот вот ангел? — очень спокойно спросил он.
Энтони распахнул глаза, впиваясь взглядом в то, что считал утерянным навсегда. Этот
ангел — единственное, что не давало ему подохнуть под забором от голода. Он сжимал
кулон на своей шее и находил в себе силы пройти ещё несколько сотен шагов. Каждый
день он думал про Азирафаэля, вспоминал его добрую улыбку, сияющие глаза, мягкий
голос. Этот подарок был практически единственным, что Кроули оставил из прошлой
жизни. Кулон и невероятную любовь к своему другу.
— Ты оставил его утром на раковине. Не забрал после душа, — очень аккуратно сказал
Азирафаэль, вкладывая свою находку в протянутую дрожащую ладонь. — Я не успел тебе
отдать, ты уехал раньше.
— Я… Но я… — Энтони крепко сжал ангела в руке, до боли и содранной кожи на пальцах.
— Я думаю, тебе потом стоит извиниться перед Баал… — Азирафаэль обнял своего
любимого человека, привлекая ближе, касаясь губами волос. — Ишь, как
распереживался.
— Я тебя ненавижу… — глухо сказал Кроули, вжимаясь лицом в чужую грудь, втягивая
носом запах книжных страниц, дождя и чая.
После душа парень сидел завернутый в большое полотенце, пил горячий чай и наблюдал
за Азирафаэлем, собирающим с пола мусор и обломки вещей. На сильной шее покачивался
лакированный деревянный ангел. Дождь наконец закончился, и робкое солнце выглянуло
из-за тучи, будто боялось, что его прогонят прочь. На мгновение Кроули показалось,
что он видел два больших, слегка кривоватых крыла за спиной любовника, но облако
закрыло свет, и все прошло.
Со следующей съемки Баал каждый раз требовательно протягивала руку и ждала, пока
подопечный снимет с шеи простой чёрный шнурок, чтобы лично охранять такое дорогое и
важное сокровище. Ей психологическое здоровье Кроули и самой себя было очень
дорого.
========== Day 17. (2) воспоминания ==========
Комментарий к Day 17. (2) воспоминания

тема 17 дня: Воспоминания
Исполнение 2.
Оно короче, оно описывает один конкретный момент, буквально несколько минут. Но
пока они сложились у меня в эту виньетку, моё сердце разлетелось на сотни чертовых
кусков. Сказать Вам, что я не ревела? Я совру Вам наглым образом. У меня стучат
зубы и трясутся руки.
РЕБЯТА ЭТО СТЕКЛО ПРОПУЩЕННОЕ СКВОЗЬ БЛЕНДЕР
Будет больно. Хоть мы и знаем, что потом у них все сложилось отлично. Но этот
момент вскрыл мне душу.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Габриель/Вельзевул.
Ангст, драма, боль.
И все. Мне нечего больше говорить. Мне нужно просто где-то отлежаться.
Приятного чтения, если Вы решились.

Что останется у Вас, если забрать память? Каждое воспоминание, каждую секунду Вашей
жизни? И оставить посреди мира одного? Страх. Останется только бесконечный страх.
Потому что во многом нашу личность и жизнь формируют воспоминания. Хорошие и
плохие, счастливые и болезненные. Но они делают жизнь настоящей, полноценной. А что
бы Вы почувствовали, если бы Вас предупредили, что через несколько мгновений
отберут у Вас все воспоминания? Заберут то, чем Вы дышите и живете. Как быстро и
далеко Вы побежите?
Им было некуда бежать. Везде они были как на ладони. Небеса набухали грязными
чёрными тучами, стреляли в разные стороны молниями, дождь поливал землю без
остановки. Солнце тускло сияло где-то вдалеке, холодное и равнодушное. Ангелы
стояли в стороне, смотрели под ноги или вверх, не в силах подойти ближе. Они
тревожно распахивали крылья, шевелили ими, поджимали губы. Ветер дергал за перья,
озорно и весело, но никто не был в силах разделить этой игры. Внизу была земля,
далекая и твёрдая, такая прекрасная и устрашающая одновременно.
Они стояли намного ближе к краю. Стояли и смотрели на заоблачную высь, впитывая
последние секунды благодати и красоты. Вельзевул глубоко вдохнул и повёл плечами,
стараясь запомнить ощущение тяжелых белых крыльев за своей спиной. Ощущение ветра
на лице. И чужой горячей ладони, которая сжимала его хрупкую узкую руку. Габриэль
сидел перед ним на коленях, обнимая крепко, слишком крепко. Было практически
больно. Прекрасные сиреневые глаза, которые так нравились ангелу, смотрели с таким
страхом и ужасом, что Вельзевулу было не по себе. Он не привык видеть архангела —
могучего и прекрасного — таким ранимым и хрупким. Он шептал что-то на древних
языках, его огромные золотые крылья то распахивались, то исчезали, не в силах
успеть за порывами хозяина.
Вдалеке стояли ещё двое. Кроли и какой-то ангел, с вьющимися короткими волосами и
чуть пухлыми белыми щеками. Вельзевул не знал его имени, но много слышал. Друг
каждый раз улыбался, когда вспоминал о нем. Ходил воодушевленный и окрылённый, если
так можно сказать об ангеле. Его глаза сияли так ярко, будто внутри него зародилась
новая галактика. Кроли прижимал его к груди, поглаживая по плечам, и что-то тихо
шептал. Незнакомый ангел крупно вздрагивал и комкал в руках край собственного
крыла, сминая перья и не замечая боли, будто собирался оторвать его. Кроли мягко
отвёл чужие руки, освобождая крайние перья. Ангел замотал головой, и в больших
глазах, отражающих сами небеса, блеснули слезы.
Ну хватит.
Вельзевул осторожно освободился, на мгновение взял лицо Габриэля в ладони, и
улыбнулся.
— Все будет хорошо. Вот увидишь, уже через несколько минут все будет хорошо, —
ангел погладил его по жестким чёрным волосам.
— Нет, нет… — архангел пытался перехватить его руки, задыхаясь слишком тяжелым для
него воздухом. — Так не должно быть. Так не может быть.
— Спасибо, что ты был рядом со мной, — изгнанник очень медленно приблизился и

оставил горящий поцелуй на гладкой щеке. — Это было прекрасно. Мне будет, о чем
вспоминать там, внизу. Я не забуду тебя.
А после, он оттолкнул Габриэля от себя и пошёл туда, где толпились такие же

ненужные и неправильные ангелы, как он сам. Кроли потратил ещё одну секунду, чтобы
насладиться прикосновением их лбов с незнакомым Вельзевулу ангелом, зарылся
пальцами в мягкие волосы, улыбнулся тоскливо и пошёл следом, спиной вперёд, до
последней секунды не выпуская дрожащих рук.
Они замерли над пропастью, делая последние короткие вдохи, пытаясь подавить
нарастающую панику. Габриэль тряхнул головой и бросился вперёд, но его перехватили
осторожные и одновременно с этим настойчивые руки.
— Азирафаэль, отпусти меня! — по прекрасному величественному лицу текли горячие

прозрачные слезы. — Я не могу его забыть! Я не хочу его забывать! Он — часть меня!
Отпусти!
— Я знаю, — шептал ангел, крепко сжимая его плечи, будто он мог не понимать. — Я
знаю…
Он смотрел точно в глаза напротив, такие родные и важные. Губы Кроли шевельнулись,
складываясь в самое важное обещание, которое шальной ветер сорвал и унёс куда-то
далеко, скрывая ото всех, сохраняя его. Азирафаэль смотрел до последней секунды,
пока его ангел не сорвался вниз, в последней попытке распахивая свои невероятные
белоснежные крылья, в разы больше, чем у него самого. Что-то глубоко внутри
оторвалось с громким хлопком.
— Я не хочу забывать того, кого люблю!
Габриэль в его руках закричал, падая на колени. Он кричал так страшно, что затихла
вся природа внизу, злой ливень оборвался. Чтобы через секунду смениться тихим
холодным дождем, в котором была заключена вся боль двух небесных созданий. На
Небесах наступила тишина.
Архангел удивленно открыл глаза и поднялся на ноги, стирая широкими ладонями воду
со своего лица. Рядом с ним стоял Азирафаэль, такой же растерянный и удивленный,
касался поврежденного крыла и болезненно морщился.
— Что происходит? — хрипло спросил Габриэль, оглядываясь по сторонам.
Ангелы расходились по своим делам, взбудораженные и улыбчивые. Солнце сияло ярко и

ослепительно. Азирафаэль оглянулся, на мгновение ему показалось, что рядом кто-то
должен быть, кто-то важный, кто-то необходимый. Хотелось кого-то позвать. Но в
голове было пусто. И рядом тоже.
— Я не знаю, — спокойно отозвался ангел и отряхнул ладони. — Идём?
Габриэль кивнул, и они направились вслед за братьями, обсуждая какие-то неважные

новости. С каждым шагом удаляясь от страшного обрыва, куда секунду назад сорвались
их души. Только ветер трепал несколько чёрных перьев под самой кромкой небес, будто
принося клятву хранить чужое обещание до поры, до времени.
========== Day 18. любимое место ==========
Комментарий к Day 18. любимое место

тема 18 дня: любимое место
Мне кажется, за шесть тысяч лет они обошли всю Землю не один раз, побывали везде,
кто только можно было. Этот калейдоскоп давно не должен иметь значения для них, но
побывать в этих местах теперь уже вместе, не скрывая свою любовь, не скрываясь от
Небес и Ада — эта мысль, мне кажется, будоражит их и влечёт, как огонь.
в итоге:
Кроули/Азирафаэль, Азирафаэль/Кроули, R, ER, романтика, повседневность.
Да, я люблю Кроули снизу, и Азирафаэля снизу — потому что они, черт подери, так
искренне любят друг друга, любят доставлять удовольствие и сводить с ума. Как это
может вообще задевать или уничижать честь и достоинство кого-то из них? Они
равноценные, прекрасные и влюблённые ангелы.
Моё и исключительно моё мнение.
Приятного чтения,
Ваш Хори-Хаул.
Если посмотреть вокруг, на свой город или в целом на планету, отринув прочь при
этом все эмоции — то в сухом остатке останется просто земля, просто вода, каменные
стены, железные машины. Ну и что в этом такого? Мы с самого детства привыкаем к
мягкой постели, к сладким пирожным на день рождения, к снегу зимой, который
забивается в сапоги, и штанины становятся такими отвратительно холодными. Привыкаем
к тому, что больное горло нужно лечить горячим чаем, что тело, выданное нам
Небесной канцелярией, нужно мыть и ухаживать за ним. Что иногда можно ездить в
другие страны, заходить по самый подбородок в соленую воду и валяться на горячем
песке, который забивается в шорты и тапки. Эти моменты настолько обыденные и
простые, что жизнь вполне себе могла бы стать скучной и нелепой, как затянутая
слишком долго компьютерная игра, где весь геймплей сводится к повторению одних и
тех же действий.
Так почему же наша жизнь сияет такими яркими красками? Почему сердце предательски
сбивается с ритма, стоит только подумать о каком-то конкретном месте? Не
обязательно за тридевять земель, оно может быть в соседнем дворе, к черту все — в
соседней комнате. Почему наша постель может заставить румянец выступить на щеках, а
ванна, в которой каждое утро течёт одна и та же вода, и вовсе парализует любые
сборы, потому что зайти туда спокойно невозможно. Что же вносит в невыносимую
рутину нашего существования такие невероятные чувства?
Азирафаэль всем своим огромным сердцем любит большое колесо обозрения в парке
аттракционов в пригороде. Оно возвышается над ярмаркой, отбрасывая длинную тень на
миниатюрные ларьки внизу. Белоснежные крепления со временем посерели, но все так же
выделяются на фоне зеленых деревьев и такого удивительно синего неба. Маленькие
кабинки покачиваются на ветру: есть открытые, из которых так приятно высунуть руки
на самом верху и попытаться достать до облаков, и закрытые, если страх высоты все
же распускает свои кривые и загребущие руки, но узкие окошки можно открыть, чтобы
впустить внутрь этот невероятный запах свободы. Крыши у кабинок разноцветные:
красные, синие, зеленые, фиолетовые, розовые. Есть одна с оранжевой и одна облезлая
чёрная.
Они обычно занимают закрытую кабинку, усаживаются на диванчики напротив, невесомо

касаются ног друг друга. Кроули раскидывает руки в стороны, занимая все сидение и
держится крепко пальцами, Азирафаэль напротив, прижимается к стеклу обеими ладонями
и практически лицом. В глазах его мерцают солнечные лучи, играют в догонялки вокруг
зрачка, теряются в пушистых ресницах. Кроули смотрит на него из-под очков, моргая
как можно реже, чтобы не упустить ни секунды, ни мгновения. Ангел улыбается
искренне и счастливо, будто маленький ребёнок, который услышал на крыше звон
колокольчиков на санях Санты. Колесо крутится, кабинка взмывает вверх, над
ярмаркой, над лесом, над городом, над всей планетой. Она почти задевает яркой
крышей небеса, покачивается из стороны в сторону, тихо скрипит.
В какой-то момент, на самом верху, колесо ненадолго останавливается — Кроули умеет

убедительно просить, уж поверьте, мало кто решился отказать его вежливой просьбе. А
кто решился, тот больше ничего в своей жизни сделать не успел. Время будто замирает
само по себе, они парят высоко-высоко. Азирафаэль указывает пальцем на спешащий по
рельсам поезд, на блестящий стальными боками самолёт среди туч, на высокие горы
далеко-далеко. Кроули впитывает чужие эмоции — удивление и восторг — и шипит от их
переизбытка. Соскальзывает со своего места и почти перетекает на сиденье напротив,
разворачивая ангела к себе лицом. Тот совсем раскраснелся от радостного
возбуждения, часто облизывает губы и дышит коротко. И он так прекрасен в этот
момент, что демон подаётся вперёд, касаясь изящной линии челюсти языком. Острые
зубы аккуратно прикусывают подбородок, оставляя почти мгновенно исчезающие следы.
Азирафаэль смеётся, поворачивает послушно чужим рукам лицо, кладет свои на бока
Кроули, не в силах отказать себе провести пальцами по выступающим ребрам.
Кроули целует его жарко и долго, скользит языком по губам, а потом врывается в рот
и дразнит чувствительное мягкое небо, снова отстраняется немного, чтобы смешать их
влажное дыхание. Когда кабинка вновь начинает двигаться, Азирафаэль сидит на его
коленях, широко разведя бедра в стороны. Он весь мокрый, пиджак мешается, а об
острые пуговицы на рубашке демона он расцарапал руки. У Кроули только и хватает сил
чтобы щелкнуть пальцами, блокируя хлипкую дверцу. Окошки кабинки запотели сами по
себе, не позволяя заглянуть внутрь. Крылья ангела не помещаются внутри, упираются в
крышу и стекла, белоснежные перья заворачиваются и стирают влагу, намокает мелкий
пух. Когда они наконец выбираются наружу, Кроули выглядит совершенно пьяным и
шальным, абсолютно неприличная улыбка не покидает его лица, а он и не стремится
прятать ее, только утирает припухшие губы костяшками пальцев. Азирафаэль скромно
идёт позади, одергивает смятый пиджак, и никто не видит, что рубашка на спине
выбилась из-под ремня, а пуговицы застёгнуты криво, со смещением на одну.
Если предложить Кроули отправиться в самое любимое место, он схватит в охапку

своего ангела и умчится в Париж, ни на мгновение не обернётся. Его пламенное
пылающее сердце навсегда принадлежит одной потрясающей 300-метровой барышне.
Железной башне, которая когда-то давно так сильно раздражала всех жителей города,
вызывала у них болезненные гримасы и слезы разочарования. Она всегда была его
духовной сестрой. Он чувствовал себя, будто вернулся ненадолго домой. Эйфелева
башня давала ему чувство какого-то иррационального уюта и спокойствия. Они с
ангелом обычно честно покупают билеты и поднимаются на самый верхний ярус, откуда
открывается такой невероятный вид. Кроули обходит по периметру площадки, касаясь
кончиками пальцев прохладных перил. Он будто здоровается с башней, ласкает ее давно
забытым движением, просит прощения за такое долгое отсутствие. Азирафаэль ступает
следом, отстаёт буквально на один шаг, любуется городом и чужой спиной, не мешает.
Нужно быть честным — походка демона завораживает любого, кто даже случайно ее
видит. Кроули перетекает из шага в шаг, будто каждую секунду занимается медленным
сексом с кем-то. Это Вы ещё не видели, как он ездит на лошадях. О, бедные лошади.
Когда посетителей просят пройти на выход, Кроули прижимает ангела к одной из опор и
скрывает от человеческих глаз небольшим оптическим фокусом. У него эти трюки
выходят явно лучше, чем у их самого большого поклонника, но Азирафаэль послушно
молчит, только выглядывает из-за плеча любовника и сверкает глазами. Когда ночь
совсем опускается на Париж, а охранники, обойдя свою подопечную последний раз,
спокойно усаживаются на неудобные стулья перекусить, Кроули крепко берет ангела за
руку и на мгновение закрывает глаза. Они оказываются на самом верху, там, куда не
пускают никого и никогда. Сильный ветер бьет в спину, но они стоят уверенно и
твёрдо. Для двоих там очень мало места, поэтому демон становится за спиной
Азирафаэля и обнимает его обеими руками поверх плеч. Ангел касается кончиками
пальцев его запястий, дарит незамысловатую ласку, от которой чужое тело пробивает
дрожь. В глазах Азирафаэля отражается весь город: огни дорогих ресторанов и
магазинов, свет из окон жилых домов, где люди занимаются самой потрясающей и
честной любовью, прося время не спешить, а утро не наступать. Кроули задевает
короткие вьющиеся пряди на затылке ангела губами, прихватывает одну самую
настырную, вдыхает запах ягодного шампуня из местного человеческого магазина и
сбитых свежих простыней, которые они так бессовестно испортили утром.
Когда Азирафаэль едва ощутимо начинает дрожать от пронизывающего ветра, Кроули

распахивает большие чёрные крылья. Они сливаются с ночным небом, но свет отражается
от них, посылая по перьям длинные ослепляющие блики. Он закрывает глаза от
наслаждения — будто выпрямить руку, которая затекла. Крылья шелестят в ночной
тишине, а после укрывают их обоих, даря защиту от ударов вредного ветра и нападок
холода. Короткие перья щекочут чувствительную кожу ангела, вызывая довольную улыбку
на лице. Азирафаэлю нравится этот запах — грозы, огня и чего-то невозможно
горького. Он гладит крылья изнутри такого удивительного убежища, зарывается в них
пальцами, выравнивает сбившиеся перья, пока позади не раздается тихий стон. Когда
охранник, вышедший на улицу покурить, поднимает глаза, на вершине башни никого нет.
Только большое чёрное перо медленно опускается на асфальт, зависая то и дело на
секунду.
Ни Кроули, ни Азирафаэль не скрывают, что отдельное место в их сердцах занимает

заднее сидение гордой чернобокой Бентли, припаркованной около дома. В салоне до сих
пор пахнет новой кожей и резиной, будто машина была куплена только вчера. Возможно,
это из-за недавнего происшествия с ней, когда демон был уверен, что она погибла в
неравном бою с адским пламенем. Но Бентли вернулась к ним, прекрасная и утонченная,
вызывая зависть и прохожих, и водителей. Они выезжают за город, туда, где высокие
пушистые деревья скрывают их от любопытных глаз как людей, так и не совсем. В лесу
прохладно и тихо, лишь иногда какой-то из его жителей позволит себе громкий рёв или
рык, но вскоре тишина наступает снова.
Азирафаэлю очень нравится заднее сидение. Когда все двери распахнуты, потому что в
какой-то момент в салоне становится слишком жарко. Передние кресла сдвинуты
максимально вперёд, но сзади все равно слишком тесно и узко. Ангел упирается
головой в потолок, а локтями бьется о ручки окон. Но все это ерунда, на которую
даже не хочется обращать внимания. Потому что перед ним раскинулся во всем своем
великолепии самый горячий и прекрасный демон Ада. Вернее, самый непорочный падший
ангел. На теле Кроули нет ничего. Рубашка валяется где-то снаружи, брюки свисают на
двери. Ботинки одиноко стоят в траве — парочка хитрых енотов уже присмотрели их и
строят план. На загорелой коже блестят капли пота, словно добытый только что
жемчуг. Влажные волосы прилипают ко лбу, мешаются и раздражают хозяина. Кроули,
запрокинув руки назад, цепляется за ручку двери в поиске хоть какой-то иллюзии
контроля. Его бедра широко разведены, между ними так правильно и удобно устроился
ангел. Одну ногу он держит сам, прижимает к плечу, целует соленую кожу под коленом.
Кроули приходится поджать пальцы, чтобы не царапать такое ценное покрытие на крыше
машины. Вторая нога покоится на передних сидениях, то и дело соскальзывает, когда
ангел входит слишком глубоко.
Кроули протяжно стонет, мотает головой из стороны в сторону, алые пряди прилипают к
щекам и губам. Азирафаэль смотрит не мигая своими потемневшими от возбуждения
глазами, облизывается и наклоняется к любовнику, раскрывая его ещё сильнее. Демон
хрипло кричит, цепляется пальцами за молочного цвета плечи, оставляет глубокие
ссадины от острых ногтей. Но его ядовитые глаза такие довольные и сумасшедшие, что
ангел ни на мгновение не сожалеет и целует его, одновременно с этим двигается
медленно и с оттяжкой, слегка по-кругу. Кроули зовёт его по имени, шарит руками по
воздуху, так желая коснуться сейчас чужих сильных крыльев. Азирафаэль перехватывает
ищущие ладони, переплетает пальцы и помогает снова обнять себя за шею. Где чьё
дыхание, где чей пот, где чьи стоны — совершенно не важно. Они давно одно целое,
горячее, яркое и всепоглощающее.
Что же вносит в невыносимую рутину нашего существования такие невероятные чувства?
Правильный человек рядом, чью руку мы сжимаем, чьи губы целуем, в чьи глаза смотрим
и видим там далекие галактики.
Любое место будет особенным в сердцах одного ангела и одного демона, пока они
вместе.
“Согревай, согревай как никто не сможет.

Обнимай, обнимай, я обниму тоже.
Если выгонишь, в дверь я пальну из пушки.
Уроню на постель все твои веснушки»
========== Day 19. формальная одежда ==========
Комментарий к Day 19. формальная одежда

тема 19 дня: формальная (официальная) одежда
Если честно, я немного отклонилась от заданной темы. Но ни капли об этом не

сожалею. Я сначала думала взять и военную форму, и взять вселенную Птицы. Но потом
все это померкло, а мне захотелось написать то, что получилось ниже.
Это моя интерпретация, одна из, возможно потом появятся ещё какие-то. Но пока это
момент, который очень сильно зацепил мою душу.
Отсылка к 17 дню челленжа, ко 2 исполнению.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль
hurt/comfort, крылья, любовь.
Человека очень сильно определяет то, чем он себя окружает. Люди, мебель, книги и,
конечно, одежда. Она задаёт определенное настроение, характер и состояние.
Прекрасные воздушные платья позволяют девушкам почувствовать себя легко и
женственно, в жестах сразу появляется грация и утонченность: мягкий поворот головы,
изящный реверанс, практически королевская осанка с неповторимой линией спины. Форма
даёт мужчинам почувствовать власть, гордость и ответственность. Они поднимают
головы, на которых покоятся фуражки, расправляют манжеты белоснежных рубашек,
одергивают китель. Шаг становится увереннее, взгляд смелее, жесты величественнее. И
голос совести вдруг слышно так отчетливо и громко, будто она стоит совсем рядом и
шепчет на ухо. Форма связывает по рукам и ногам, давит на плечи, душит узким
воротником. Надеваешь форму — попадаешь в плен.
Дети в школах ненавидят форму. Она мешает их самовыражению. Нужно выделяться из

толпы, нужно привлекать к себе внимание. Форма объединяет их, жжёт кожу, ставит в
неудобные рамки. Одежда играет очень большую роль в жизни, влияет на восприятие, на
уверенность в себе, на то, как общество воспринимает человека. Хорошо, что иногда
можно ненадолго стать кем-то другим, примерить на себя чужую шкуру, незнакомую
форму. Всего на несколько часов, на одну ночь, на мимолетную вечеринку, которую
забудут уже через несколько дней. Но эти ощущения, которые впитываются за это
странное время, оседают в затылке и иногда всплывают, чтобы помочь спрятаться от
неприятных событий, мыслей и самокопания. Для этого люди и придумывают себе
разнообразные занятия, связанные с переодеванием. В любимых книжных и сериальных
героев, в монстров и чудовищ.
Хэллоуин занял все мысли жителей города. Из каждой витрины на прохожего смотрели
тыквы со страшными вырезанными рожами, куклы ведьм и вурдалаков, кровавые отпечатки
ладоней, мертвые невесты и различные другие жертвы человеческой скуки. Дети
восторженно проверяли небольшие рюкзаки и корзинки, с которыми собирались идти
отнимать у соседей сладости. Продавцы конфет и леденцов счастливо обнимали кассовые
аппараты с месячной выручкой и планировали ближайший отпуск в жарких странах.
Полицейские и врачи — самые несчастные ребята — готовились к наплыву пьяных и
избитых клиентов, с накладными зубами, искусственными ранами, которые нужно
отличить от настоящих, с самыми захватывающими историями. Интерны и практиканты
готовили телефоны и диктофоны, чтобы записывать самые невероятные.
Анафема, само собой, устраивала небольшую вечеринку в своём доме, для близких
друзей и соседей. Адам с друзьями почти две недели придумывали самые крутые
костюмы. Их бедные мамы не досчитались любимых штор, косметики, иголок с нитками.
Смирившись с неизбежным, они только послушно помогали детям творить. Вход был
разрешен исключительно в костюмах. Естественно, она не могла не пригласить одного
особенного ангела и одного не менее особенного демона, с которыми периодически
созванивалась и даже иногда виделась, когда получалось вытащить друзей из городской
суеты. Правило по поводу костюмов осталось неизменным и для них, даже после
угрожающего шипения в трубку.
Они думали долго. Кроули был на грани того, чтобы отказаться от поездки, даже если
Анафема и обидится, а Азирафаэль хотел увидеть Адама, но ехать без демона не хотел
точно. Поэтому, все сводилось к переменчивому настроению змея. Ангел предлагал то
один вариант, то другой. Но все было отправлено в импровизированную мусорку,
которой служил пустой горшок из-под трагически погибнувшей от острой сердечной
недостаточности пальмы. Вернее, так думал Кроули. Пальма же спокойно росла в
небольшой булочной рядом с магазином Азирафаэля. Только никому об этом не говорите.
Это тайна.
Уставший и смирившийся с тем, что останется дома, Азирафаэль бросил в сердцах, что
тогда им остается только поменяться сущностями, благо этим уже грешили. Чего он не
ожидал, так это наткнуться на сверкнувший в свете ламп заинтересованный змеиный
взгляд. Кроули улыбнулся так широко и довольно, что ангелу пришлось даже отступить
на шаг назад, просто на всякий случай. Слишком довольным выглядел его любовник,
потирая загорелые ладони. Костюмы они договорились готовить тайно друг от друга,
посоревноваться немного — кто лучше сможет вжиться в заданную роль? Все-таки,
столько лет рядом, плечо к плечу, успели изучить и привычки, и предпочтения. Кроули
было интересно, каким бы Азирафаэль был демоном. Только представить, на несколько
часов, ни секундой больше. Потом он собирался лично содрать эту «кожу» с любимого
ангела. Или, может быть, поддаться искушению и сдаться на милость коварного
белокрылого демона? Все возможно, нужно было только вернуться после праздника
домой, и дальше уж как пойдёт.
За те несколько дней, что они искали необходимые предметы, черпали идеи кто из
книг, кто из второсортных фильмов, Кроули шутил несколько раз, что они буквально
будут в рабочей форме. Азирафаэль в отместку спросил, будет ли у него нимб на
леске, как в детском карнавальном наборе. Демон раздраженно зашипел и почти до
самого вечера не показывался на глаза, закрывшись в спальне. Ангел подумал, что
слишком уж чувствительным нынче пошёл демон, слово им не скажи. Но когда солнце, на
прощание сверкнув в окнах верхних этажей, отправилось спать, он вооружился бутылкой
хорошего вина и постучал в спальню. Извинения были приняты, а он реабилитировался.
Ну, несколько раз. Вы поняли. Помните о пальме.
Приближалось время выезжать на праздник. Даже с потрясающими навыками вождения

демона, стоило поспешить, если они не хотели опоздать. А они бы не хотели, Анафема
очень явно дала им это понять. Азирафаэль стоял перед зеркалом, закрепляя короткими
невидимками на своей голове игрушечную чёрную змею, свернувшуюся кольцами на
макушке. У неё были сделаны вручную и ядовитого желтого цвета глаза, и острые зубы
в открытой пасти, и каждая чешуйка на теле. Ангел едва заметно покраснел,
предвкушая чужую реакцию. Коротким чёрным карандашом, который ему помогли выбрать в
магазине, он рисовал на щеке такие же чешуйки, оттягивая кожу пальцами. Он уже
подвёл глаза, от уголка к виску уходила плавная линия, чуть вытягивая форму. Во рту
он чувствовал накладные зубы, которые выступали из-под верхней губы и царапали
нижнюю. Длинный чёрный плащ покачивался при движении, металлические заклепки и
бляшки сверкали на свету. Красный ослабленный галстук болтался свободно на нежной
шее. Азирафаэль видел в зеркало, как выступают его ключицы, не скрытые тканью, и
чувствовал себя почти голым, но упрямо не поправлял рубашку, чёрную с белыми
надписями на древнем латинском языке. На его запястьях и пальцах были тяжелые
украшения: кольца со змеями, кожаные браслеты. Своё кольцо он снимать не стал,
только придал ему более темный оттенок. Напоследок, он раскрыл свои большие крылья,
которые едва-едва помещались в небольшой спальне. Он заставил их ненадолго стать
чёрными, словно у ворона, на сгибах и самых больших перьях были закреплены
металлические ободы. Обычные клипсы, но они создавали впечатление, будто украшения
пробивали нежную кожу. Азирафаэль ещё раз бросил на себя оценивающий взгляд, после
чего обернулся на дверь, ведущую в гостиную.
— Дорогой мой, мы почти уже опаздываем! — громко крикнул он, поправляя плащ.
— Да, я уже иду… — послышалось раздраженное бурчание. — ОХ! Я застрял… Почему

нельзя было одеться уже там? Мне мешают крылья! Все, я застрял…
— Все потому, что кто-то слишком много… ест… — ангел, изображающий демона, вспомнил
детский мультик и обернулся, чтобы слегка подразнить Кроули, но все веселье вмиг
потухло, стоило ему увидеть чужой образ.
Кроули руками вытащил белоснежное крыло из дверных петель, где оно умудрилось
застрять. Легкие перья шевелил ворвавшийся вместе с демоном ветер. Алые волосы
рассыпались по тёмным плечам кровавым водопадом, но с одного боку их скалывала
изящная заколка. Без привычных чёрных очков лицо демона выглядело моложе,
беззащитнее. Он слегка улыбался, наклонив по-птичьи голову к плечу. Синие,
невыносимо синие глаза смотрели на Азирафаэля. Из-под них едва заметен был желтый
оттенок, но линзы отлично справлялись со своей задачей, скрывая его. Белоснежная
ткань тоги ранящим контрастом цвета спадала по телу Кроули, завернутая и
перехваченная кожаным шнурком. Он стоял босиком, чуть шевелил пальцами на ногах с
непривычки. Азирафаэль видел практически продирающиеся сквозь тонкую кожу ключицы,
выступающие косточки на локтях, на лодыжках. Было ощущение, что они сейчас
прорвутся наружу. Демон выглядел так хрупко, словно залетевшая по ошибке райская
птица.
— Привет, — Кроули поправил рукой волосы, на мгновение зарываясь в них пальцами, и

улыбнулся так легко и спокойно, что ангелу вдруг стало очень больно где-то под
сердцем, в самой душе. — О, ты выглядишь потрясающе, ангел. И… Азирафаэль?
Демон заметил, как резко погасла улыбка его возлюбленного, как дернулись нервно
окрашенные крылья. Ангел часто задышал, глядя перед собой широко распахнутыми
глазами, выронил чёрный карандаш, который укатился под стоящий рядом стул.
Азирафаэль пытался что-то сказать, но в его горле будто встал ком, не позволяющий
даже вдохнуть. Он сделал несколько шагов назад, взгляд метался по изменённым белым
крыльям, по сколотым длинным волосам, упирался в такие чистые синие глаза. Его
ладони сжались в кулаки, ногти впились в кожу до кровавых полумесяцев. Где-то
вдалеке загрохотал гром, несвойственный этому времени года. Кроули обеспокоенно
нахмурился.
— Ангел, что с тобой? — он сделал шаг навстречу и потянулся к Азирафаэлю, но тот

даже не шелохнулся, будто не видел никого перед собой.
Он смотрел по сторонам, то себе под ноги, то вверх, в равнодушный серый потолок.

Жмурился на несколько секунд, а потом снова распахивал шальные стеклянные глаза.
Кроули, если быть честным с самим собой, боялся подходить ближе. Происходило что-
то, что он не понимал. Азирафаэль был не в себе и мог спокойно приложить его таким
мощным… благословением, что от демона осталось бы такое же мокрое место, как и от
Лигура. Только было бы это быстрее и болезненнее. Демон сложил свои крылья за
спиной, стараясь скрыть их от чужого взгляда.
— Азирафаэль… — тихо позвал он ангела, внимательно изучая его.
За окном сверкнула молния, на мгновение ослепляя их обоих. Когда Кроули

проморгался, утирая большими пальцами глаза — у него до кучи ещё и линза съехала —
то услышал чужой дрожащий и надломившийся голос. Такую интонацию он не слышал очень
много лет. Столетий. Тысячелетий.
— Кро… ли… — демон вскинул голову, забывая и о болезненной линзе, и о всех

опасениях.
У Азирафаэля подрагивали побелевшие губы, а в глазах стояли самые искренние и

настоящие слезы. Брови изогнулись в болезненном изломе. Ангел сделал к нему шаг,
протягивая неуверенную руку, будто боялся, что Кроули ему кажется, мерещится, что
сейчас исчезнет.
— Кроли, это и, правда, ты? — чужой взгляд метался по нему и возвращался обратно к
лицу. — Я не… Как я мог забыть… Все это время...
Кроули, который до последней секунды не понимал, что происходит, прирос к своему

месту. У него от осознания закружилась голова. Стало вдруг так мало воздуха.
Азирафаэль смотрел на него и видел. Видел не испорченного демона, с чёрными
крыльями и желтыми отвратительными глазами. Он видел его настоящего, каким
запомнил, а потом забыл. Терялся в воспоминаниях, тонул в них, захлебывался. Ангел
схватился за голову, портя и модную прическу, и украшение, которое так долго
выбирал. Он вцепился пальцами в волосы, не в силах справиться с противоречащими
друг другу картинками, осознанием всего случившегося, чувством вины и облегчения.
Снаружи опять громыхнуло. Ветер распахнул на кухне окно.
— Азирафаэль, это не твоя вина… — севшим от волнения голосом попытался достучаться

до него Кроули и сделал ещё один шаг вперёд.
— Я забыл тебя… Забыл… Забыл… — повторял он словно в бреду, глядя куда-то мимо,
зрачок практически полностью перекрыл радужку, черты его лица стали острее.
Прежде, чем Кроули успел все же дойти и хотя бы коснуться его плеча, Азирафаэль
дернулся в сторону, ударяясь спиной о стену, снова и снова, начал метаться по
спальне в самой настоящей истерике. Чёрные перья, которые без контролируемого чуда
стали снова принимать свой привычный облик, падали на ковёр и белели. Чужая боль
хлынула в Кроули, будто он попал в бушующую реку, в самый чудовищный водоворот. Он
понял, что он или доберётся до ангела, или тот сойдёт с ума не в силах вынести все
это в одиночку. Последняя перспектива не устраивала Кроули совершенно, поэтому он
напрягся и бросился наперерез, хватая Азирафаэля обеими руками и прижимая к себе.
Ангел, который почувствовал чужое горячее прикосновение, вдруг рухнул как
подкошенный и закричал. Не голосом нет, всем своим существом.
В квартире Кроули словно что-то взорвалось. Стекла в окнах осыпались мелкой пылью,
вся посуда на кухне разлетелась на части, зеркала хлынули в разные стороны острыми
осколками. Люстра в кабинете демона рухнула на стол. Кроули жгло руки, лицо, все
его нутро. Было ощущение, что он все-таки нырнул в ванну со святой водой, просто
чуть позже, чем планировалось. Но он упрямо прижимал к себе чужое тело, схватившись
за ткань плаща, которая расползалась прямо под пальцами. Он чувствовал, что скоро
сам начнёт распадаться на части, не в силах больше терпеть. Поэтому, Кроули,
собрав оставшиеся силы, крикнул:
— Азирафаэль! - он знал, что нельзя открывать глаза — истинный облик ангела сожжет
их за секунду. — Это все в прошлом! Мы сейчас вместе, мы есть друг у друга!
Азирафаэль!
Ангел не слышал его, испытывая только всепоглощающее чувство вины. Кроули плюнул на
все и, найдя на ощупь чужое лицо, поцеловал ледяные шепчущие без остановки «Забыл…
забыл...» губы. Все закончилось также внезапно, как и началось. От наступившей
тишины в ушах звенело, а из носа по подбородку текла горячая кровь. Большие крылья,
почти прозрачные от бессилия, сомкнулись за спиной демона, задевая его собственные.
Кроули продолжал целовать мягко и медленно, пока не почувствовал слабый ответ.
Только тогда он позволил себе открыть слезящиеся глаза.
Азирафаэль смотрел прямо на него. На длинных чёрных ресницах сверкали слезы. Он

коснулся щеки Кроули сухой ладонью, задевая пальцами висок и скулу. Попытался что-
то сказать, но сорванный голос не слушался, а воспалившееся горло и вовсе объявило
ему бойкот. Поэтому все, что он смог, это выдохнуть одно такое тяжелое и
оглушительное:
— Прости.
Кроули обеспокоено улыбнулся, стирая куском тоги краску с его щеки.
— Мне жаль, что ты вспомнил это вот так… — с сожалением сказал он. — Все это было
глупой идеей. Нам не стоило…
Азирафаэль покачал головой и вдруг улыбнулся. В комнате на мгновение будто

вспыхнуло солнце и родилась новая звезда.
«Обе части моей любви к тебе теперь стали единым чувством» — хотел бы сказать он.
«Я никогда и никого не любил так сильно, как тебя. Ни до, ни после» — хотел бы
сказать он.
«Я больше никогда не отпущу твоей руки» — хотел бы сказать он.
Но ему не нужно было. Кроули знал это все без бессмысленных слов. Он привстал на
колени и прижался своим лбом ко лбу ангела, сцеловывая соленые слезы с его щёк. Он
и мечтать не смел, что однажды случится что-то такое. Смирился давно, и просто
забрал своё снова, на этот раз против всех правил. И если надо будет, заберёт ещё
раз. И ещё. И ещё.
Азирафаэль, умытый от краски, переодетый в кремовую пижаму с розовыми отпечатками

кошачьих лап, спал, вымотанный выбросом и усталый. Кроули сидел рядом, ни на миг не
выпуская его руки, смотрел внимательно и напряжённо, будто боялся, что ангела
вырвут из его объятий силой. Все, что он смог, это набрать номер Анафемы.
— Да, это я. Так сложилось, что мы не приедем сегодня, — сказал он тихо, чтобы не
потревожить хрупкий сон Азирафаэля.
— Он вспомнил? — вместо ответа спросила девушка, от чего демон крупно вздрогнул.
— Что?! Как…
— Я рада, Кроули, — по голосу было слышно, что она улыбается. — Не волнуйся, это не
случайность. Это дар.
— Чей? — хрипло уточнил он, прижимая Азирафаэля крепче.
— Кто знает, — уклонилась от ответа Анафема и положила трубку.
Кроули лежал и смотрел в потолок, прислушиваясь к чужому спокойному дыханию. Нужно

было придумать, как объяснить соседям разбитые окна, грохот и крики. Ну, или
стереть им память. Смотря, как они себя поведут.
Помните про пальму.
========== Day 20. танец ==========
Комментарий к Day 20. танец

тема 20 (ОГО НИЧЕГО СЕБЕ УЖЕ?) дня: танец
уж насколько эта тема мне почти вплотную к коже, я слишком долго не могла
определиться с идеей. они метались в моей голове, сбивая друг друга. поймать хоть
одну, у которой не были оторваны крылья, было сложно) Но после вчерашней темы,
после долгого рабочего дня, мне захотелось чтобы было вот так. простите, я не
устану описывать эти маленькие, но такие драгоценные для них моменты. sorry not
sorry)
в итоге:
Кроули/Азирафаэль, первый вечер после несостоявшихся казней. романтика, нежность,
первые прикосновения.
ЗЫ.
у меня новости ужасные, ноутбук мой вернётся в родные стены только в середине
сентября. поэтому боюсь в ближайшее время мне все ещё понадобится Ваша помощь в
очепятками и автозаменами моего телефона..) Спасибо Вам, что помогаете причесывать
текст Вы потрясающие, я не в силах выразить всю благодарность.
~~
Высоцкий как смысл всей жизни.
Ты внешне спокоен средь шумного бала,
Но тень за тобою тебя выдавала:
Металась, ломалась она в зыбком свете свечей.
И бережно держа, и бешено кружа,

Ты мог бы провести ее по лезвию ножа.
Не стой же ты, руки сложа, сам не свой и ничей.
(с)
Танец — один из древнейших языков, на котором могут говорить все. Здесь не важно,
из какой страны родом, какого цвета кожа, какой разрез глаз. Не играет роли акцент,
дикция, картавость или шепелявость. Все это становится таким пустым и глупым,
потому что язык тела универсален. Очень часто люди сталкиваются с тем, что им не
хватает слов, чтобы объясниться. Что их неправильно понимают. Обиды, расставания,
недопонимание. У слов слишком много возможных значений. Слова могут врать, да так
искусно, что иногда в эту ложь невозможно не поверить. Слова потом эхом отзываются
в опустевшей голове, такие настоящие и реальные, что сердце рвётся на куски каждый
раз. И ведь не забыть. Потому что слова влетают в уши и застревают там самым
токсичным и грязным мусором.
Тело врать не может. Тело — оно честное. Ему бессмысленно притворяться и
прикидываться. Сладкая дрожь от прикосновения человека или есть, или ее нет. Только
два возможных варианта. Пальцы на ногах или поджимаются от страстного поцелуя, или
нет. Невесомое прикосновение горячей ладони ко лбу или прогоняет все тревоги, или
нет. Язык тела знают все, с самого рождения. Мы только совершенствуемся в
произношении, в исполнении. В обмен на это, врать на этом языке невозможно. Ложь
видно сразу, даже самым невооруженным взглядом. У человека слишком много сфер в
жизни, которые нужно контролировать от и до, поэтому контроль за телом совсем не
вписывается в эти списки. Чужая рука или тянется к Вашей, машинально, случайно, или
прячется в карман как можно дальше. Все. Никаких больше компромиссов или отговорок.
Тело знает, как надо. Оно знает, как лучше.
Обед в Ритц плавно и незаметно превратился в ужин. Люди за соседними столиками

менялись: приходили деловые партнеры, чтобы заключить дорогой и выгодный контракт,
приходили пары на первое нелепое свидание, когда не знаешь, о чем говорить и куда
смотреть, приходили старенькие супруги, которые выбирались в это замечательное
место каждую неделю, потому что он сделал предложение любимой именно здесь,
перепутав и кольца, и слова, и последовательность действий. За окном заметно
потемнело, на небе одна за одной зажглись холодные синие звезды, будто глаза
подсматривающих разочарованных ангелов. Было достаточно тепло, чтобы люди медленно
ползли по улице, обсуждая новые серии любимого сериала, вышедшую книгу или козла-
босса на работе, который с утра снова пристанет по поводу недоделанных документов.
Официант сменил блюда за столом несколько раз. Сначала это были фирменные блинчики
на двоих, которые уже через несколько секунд оказались все на одной тарелке, вторая
блестела поразительной чистотой. К еде им принесли кисловатое шампанское с мелкими
пузырьками, которые так странно, но приятно щекотали нос. Разговор лился и лился,
не останавливаясь ни на секунду. О том, что было. О том, что будет. О том, что так
и не случилось. Ангел говорил, широко жестикулируя руками, несколько раз залез
рукавом любимого пиджака в джем, даже не заметив этого. Демон делал вид, что ему
срочно нужно посмотреть в окно — мало ли, вдруг засада — а сам едва ощутимым жестом
сдувал прочь мелкие противные пятна. Ангел цитировал что-то из любимых книг,
изображал каких-то героев, хватался то за большую бежевую салфетку на своих
коленях, то за край стола. Демон следил за ним из-под новых черных очков, чуть
наклоняя голову то к одному плечу, то к другому, следуя за чужими жестами.
Они почти незаметно пододвигали стулья друг к другу, по чуть-чуть, совсем немного,
будто это было вполне обоснованное действие. Азирафаэль привставал от особо
переполнявших его эмоций, а когда опускался обратно на кресло, сдвигал его немного
влево. Кроули то и дело менял положение тела, то вытягиваясь и сползая так, что над
столом виднелся исключительно острый нос и внимательные глаза, то собирался весь,
едва не забираясь с ногами на сидение. От всего этого стул тоже двигался, только
уже вправо. Физика, геометрия, выбирайте что хотите. Это он придумал, поэтому может
вертеть так, как надо. Не виновен.
Закатные сумерки сменились настоящим вечером. Когда в стеклах отражается свет

изнутри, когда пахнет чем-то неуловимым — свободой и счастьем. Когда, наконец, в
тень уходит все лишнее, ненужное. Все вранье, лукавство, грязь и интриги. В зале
Ритц тихо переговаривались люди, держались за руки, касались друг друга осторожно,
чтобы не спугнуть это волшебство. На белом лакированном рояле, который стоял у
дальней стены, поочередно зажглись маленькие белые свечи. Огонь заплясал,
вырвавшись на свободу, дрожа на ветру. Первые ноты, которые извлекал статный
суровый пианист своими умелыми пальцами, взлетели к потолку, привлекая всеобщее
внимание. Кроули одним движением допил из бокала и отодвинул от себя большую
тарелку с остатками еды, которую его все-таки уговорил заказать ангел.
— Потанцуем? — спросил он так обыденно, будто они делали это каждый вечер последние
лет сто, если не двести.
— Прости? — светлые брови удивленно приподнялись, отчего глаза ангела стали ещё
больше.
— Прощаю, — кивнул Кроули с веселой улыбкой, за которой он пытался спрятать бившую

его нервную дрожь. — Пойдём потанцуем?
— Ангелы не танцуют, — неуверенно сказал Азирафаэль, глядя на сложенные на коленях

руки.
— А у демонов нет фантазии, — согласился самый великолепный демонический фантазёр и

протянул раскрытую ладонь собеседнику. — Однако, я придумал план, ты со мной
разговариваешь. И я хочу танцевать.
Ангел, заворожённый желтыми глазами с чёрными вертикальными зрачками, медленно

коснулся загорелого запястья пальцами. Кроули практически вспорхнул на ноги,
оказываясь за его спиной. Аккуратно отодвинув стул, чтобы помочь выбраться из-за
стола, он наклонился вперёд, задевая тёплым дыханием короткие пряди над самым ухом
Азирафаэля:
— Теперь можно все, ангел.
Они медленно вышли на небольшую круглую площадку у окна. Весь путь от столика туда
они держались за руки, сгорая где-то глубоко внутри только от этого. Демон ощутимо
вздрогнул, когда нежную кожу там, где заполошной птицей бился пульс, погладил чужой
палец. Этот жест был таким отчаянным, таким пряным, что Кроули на мгновение
испугался, что сейчас просто развоплотится прямо посреди ресторана, потому что его
глупое человеческое сердце разорвется, или хрупкую оболочку разобьет инсульт. Они
остановились точно посередине, под большой хрустальной люстрой, в звеньях которой
отражался огонь свечей. Азирафаэль смотрел себе под ноги, собираясь с силами, чтобы
поднять глаза, и на мгновение он увидел в длинных тенях большие чёрные крылья,
подрагивающие и ломающиеся от волнения. Ангел был уверен, что если обернётся, то
увидит то же самое за своей спиной. Их тела давно отчаянно и жадно желали друг
друга. Чтобы крыло к крылу, щека к щеке, губы к губам, грудь к груди… Душа к душе.
Благодать к благодати.
Кроули протянул руку вперёд, подцепляя аккуратно его подбородок, чтобы заставить
поднять взгляд. Очки съехали на самый кончик носа, открывая широко распахнутые
шальные глаза. Рука скользнула дальше, ложась на мягкую щеку, задевая пушистые
пряди на виске, под пальцами стучал быстро и загнанно ангельский пульс. Это первое
прикосновение, такое скупое, но важное, стало для них долгожданным глотком воды в
жаркой пустыне. Ангел и демон шагнули друг к другу одновременно. Руки их совпали
сразу, словно созданные исключительно для того, чтобы обнимать друг друга. Кроули
чуть повернул левую ладонь, чтобы крепче обхватить пальцами нежную другую, касаться
и костяшек, и выступающей на запястье косточки. Азирафаэль завороженно смотрел на
контраст их кожи, вспоминая дорогой кофе с молоком, которым его угощала Анафема.
Или своё любимое какао. Они вместе были похожи на какао. Спасибо, пожалуйста,
перезапускайте планету.
Вальс, медленный и проникновенный, накрыл их с головой тёплым одеялом. Кроули вёл в

паре, осторожно направляя такого важного для него ангела, впервые обнаружив его в
своих объятиях. Он чувствовал коленом внутреннюю поверхность его бедра, как
двигается грудь при вдохе, как расправляются плечи, стоит только привлечь ближе.
Узкая ладонь демона покоилась между сведёнными лопатками Азирафаэля, на самых
крыльях, там, где острее всего, нежнее и тоньше. Стоило Кроули коснуться,
Азирафаэлю показалось, что его, наконец, собрали целиком, дополнили, вернули
утраченную часть.
Они двигались из стороны в сторону, медленно и плавно. Ангел видел отблески

горячего, обжигающего огня в глазах напротив, и летел туда, словно мотылёк. Летел и
не собирался сворачивать. Он едва не сгорел один раз, должен был сгореть другой…
Ради Небес, чему быть, того не миновать. И если этим огнем должен был быть древний
змей, чьи губы сейчас так ощутимо дрожали, то он был согласен. Черт со всем,
поджигайте. Он даже подует на пламя, чтобы разгорелось быстрее.
«Я так сильно испугался за тебя. Я был уверен, что больше никогда не увижу»
«Мне хотелось, чтобы ты уехал, чтобы был в безопасности. Но мне так не хотелось
тебя отпускать»
«Ты — единственное, ради чего этот мир должен существовать»
«Ты — единственный смысл всего происходящего, на Небесах и в Аду»
Они в какой-то момент шагнули ещё ближе друг к другу, почти соприкасаясь животами.
Азирафаэль не мог оторвать глаз от выделяющихся на груди демона ключиц, таких
хрупких и беззащитных. На мгновение ему вспомнились птичьи косточки, которые он
случайно нашёл на заднем дворе магазина. Белые, словно первый снег, острые как
наточенный нож. И ломались они от любого неосторожного движения. Ангел не выдержал
и наклонился, не в силах сдержать глухого бессильного стона. Кроули подался
навстречу, касаясь лба и кромки волос сухими горячими губами.
Они впервые так остро чувствовали запах, исходящий от чужого тела. Запах горячего
песка на побережье, человеческой истории, пылью и прахом осевшей на их крыльях
между перьями, свежей кожи автомобильных сидений, которая так приятно поскрипывает
при движении. Уюта, любви, нежности, искренности… Кроули не выдержал первым, силы
сопротивляться влечению у него не осталось — за шесть тысяч лет все вышли. Назовите
его слабаком, если осмелитесь.
— Пойдём домой… — тихо попросил он, снова наклоняясь к покрасневшему уху ангела. —
Ну их всех к дьяволу…
— Твой босс оценит? — не удержался Азирафаэль, пряча лицо в сгибе чужой шеи, демон
громко сглотнул, когда пушистые ресницы защекотали его кожу.
— Чтоб мне было не наплевать, — запрокинул голову Кроули, щурясь на белоснежный

потолок.
Им слишком долго несли счёт, ещё дольше рассчитывали. Кроули до судорог в пальцах
захотелось сжечь это место до чёрного пепла, дотла, но ангел сидел рядом и касался
его руки под столом, ни на мгновение больше не выпуская ее. И демон терпел,
разгрызая острыми зубами зубочистку. Он терпел так долго, мир успел родиться,
пожить и почти сорваться в пропасть, зацепившись в последнюю секунду белоснежными
крыльями его ангела и силой воли одиннадцатилетнего парнишки за край. Потерпит и
ещё несколько минут. Всего несколько, потому что чувствительная Бентли уже
нетерпеливо зажгла фары, улавливая настроение хозяина.
Её ждало очень большое разочарование, потому что стоило им выйти из дверей

ресторана, ангел крепко сжал его ладонь, а через мгновение они уже стояли посреди
темной незнакомой демону комнаты, где так чертовски сильно пахло его возлюбленным,
тоской, одиночеством и, наконец, счастьем. Оно как раз разувалось в книжном зале и
расстёгивало своё пальто.
Ангел тоже может устать ждать, уж поверьте.
«Она пришла, чтоб пригласить тебя на жизнь,

И ты был бел, бледнее стен, белее вальса»
========== Day 21. предательство ==========

Комментарий к Day 21. предательство
день 21: предательство
эта избитая идея, наверняка уже сотни таких работ. ну, я не могла пройти мимо. это
мой вариант. один из многих, опять же. но почему-то очень захотелось разрушений,
величественности, а главное — показать, что доводить хороших людей до точки кипения
опасно. а уж ангелов...
Кроули/Азирафаэль, Габриэль, Михаил, Вельзевул, Хастур

утро после неудавшегося Армагеддона, они не менялись обликами, попались в руки
своего начальства как есть.
И что из этого вышло.

~~
Новая песня Аврил меня взяла за сердце и не отпускала всю дорогу.
Особенно фраза: «Кто-нибудь, пошлите мне ангела, чтобы он предложил мне нимб».
Простите, у меня с самого утра разрывается голова. Поэтому второй аз вычитать

работу я не смогла. За помощь в поиске опечаток — лучи любви Вам, спасибо огромное.
Надеюсь, они не слишком сильно испортят Вам впечатление от работы.
С любовью,
“Someone send me an angel
To lend me a halo.
I fell in love with the devil.
Please save me from this hell.
(c)
Нет ни одного человека, которому было бы незнакомо предательство. Это кипящая

субстанция, которая сжигает за несколько секунд, а ошмётки и обрывки души ещё долго
источают яд, разъедают уцелевшие уголки, пропитывают все новые воспоминания и
впечатления. Предательство — верный спутник каждого человека. Кому-то оно как
родной брат или как любимая жена, с которой каждую ночь ложился в холодную постель.
Кто-то столкнулся с ним однажды, словно со случайным знакомым в толпе. Оно втыкает
нож в спину, доверчиво подставленную близкому человеку, а время потом ещё долго
шевелит торчащую рукоятку. Тень предательства преследует свою жертву долго,
мерещится за каждым углом, в лице каждого проходящего мимо человека. Оно очень
неохотно разжимает жесткую хватку на горле, а оставшиеся отметины снова и снова
напоминают о произошедшем.
Если ты можешь закрыть на них глаза, натянуть свитер с высоким горлом, то встаёшь с
колен и движешься вперёд. Такие отметины очень хорошо перекрывают темные пятнышки
засосов, оставленные в порыве страсти. Или чужая ладонь, поглаживающая их кончиками
пальцев. Главное, перестать видеть в лице напротив очертания предательства, его
злобную усмешку, кривые зубы. Забывать о нем нельзя, никак нет, но нужно помнить,
что есть у этого кошмара и другие жертвы, а значит оно рядом не все время. Дышите,
пока оно где-то шляется, и укрепляйте защиту.
А тяжело ли решиться на предательство? Отвернуться от чего-то, что долгое время

было самым важным в жизни? Разрушить все, что строилось не один день, и не два.
Сжечь за собой не просто мост, а поджечь весь порт целиком, стараясь не слышать
чужих криков, проклятий и стонов. Как потом об этом не пожалеть, стоя посреди
пепелища? Стоит ли оно того, чтобы решиться на изменение всей своей жизни? Ведь не
всегда эти изменения приведут к чему-то хорошему, а вспоминать о том, «как было» не
хочется никому… Но случаются такие моменты, когда кровь в венах кипит, словно
ртуть, отравляя своими парами каждую клетку тела, каждую крупицу сознания. Бывает,
что весь мир вокруг становится таким бессмысленным и неправильным, что уже
совершенно плевать на то, что останется после. Потому что случается — ты просто не
можешь поступить иначе. Довели. Доигрались. Туше.
Азирафаэль сидел посреди пустого зала, равнодушно глядя на пылающий недалеко адский
огонь. Ангелы стояли поодаль, вещая что-то величественное, по их мнению важное, но
он не слушал их. Привыкшая к мягкому креслу спина ныла от жесткого стула, во рту
все ещё был привкус стягивающей ткани, а перед глазами стоял тяжелый удар по голове
демона, от которого он рухнул на грязный асфальт. Все это в совокупности абсолютно
испортило ангельское настроение, лишь чёрная волна раздражения поднималась все выше
и выше, затапливая его доброе сердце. Вспомнились все шесть тысяч лет, каждая
оплошность, каждая несправедливость. Смерть друзей, которые уходили один за одним,
равнодушные небеса, тишина в ответ на его зов — все это вдруг так ясно всплыло в
его голове, что заболели зубы. А главное — чужая улыбка, понимающие желтые глаза,
смотрящие на все это с такой же болью, бархатный голос с завораживающим шипением.
Все смешалось в водовороте чувств, сомнений и боли, приобрело грязный чёрный
оттенок и осело на стенках души, стекая липким дёгтем.
— Ну, я думаю, что этого достаточно, — спокойно сказал Азирафаэль, опуская глаза на
стягивающие запястья веревки.
Они мгновенно ослабли и упали на белоснежный пол похожие на трупы ядовитых змей.
Азирафаэль повёл плечами от подобного сравнения и поднялся на ноги, растирая
красные следы на коже. Замерший слева от него демон вдруг дернулся, намереваясь
подойти. Возможно, он даже не хотел ничего плохого, но попался под руку сердитого
ангела. Этому самому сердитому ангелу хватило только бросить взгляд в сторону
возможного врага, как тот вдруг вспыхнул изнутри самым ярким огнём — ярче, чем
кострище рядом — и закричал, сгорая не просто телом, а всем своим сознанием, всей
своей демонической природой. В нос ударил удушливый запах смерти и серы, от
которого свело пустой желудок. Азирафаэль вспомнил упавшее на землю мороженое и
совсем поник. Хотелось просто вернуться в магазин и выпить горячего какао,
успокаивая расшатанные нервы.
— Ты что творишь?! — чужой голос отвлёк его, обращая внимание на застывших ангелов.
— Мне не очень нравится, когда ко мне двигаются на такой большой скорости, —

спокойно ответил Азирафаэль, делая несколько шагов к Габриэлю. — А теперь, мне
хотелось бы отправиться домой. И узнать, где мой друг.
— Ты о мерзком демоне, с которым ты спелся? — Уриэль, несмотря на весь свой гонор,

не спешила выходить из-за спины архангела, который машинально расставил руки в
стороны, защищая своих подопечных.
— Кажется, ты назвала его моим… парнем, — не моргнув глазом вернул ей ангел,

расстегивая манжеты рубашки и закатывая их вместе с тканью пиджака до локтей. — Да,
именно о нем.
— Я думаю, что он уже давно купается в ванне, полной наисвятейшей воды, — Габриэль
расправил плечи, избавляясь от первого шока. — Ты опоздал.
Азирафаэль на мгновение замер, а после поднял на него темные глаза, которые с

каждой секундой набирали все больше этого чёрного пустого оттенка.
— Для тебя было бы лучше, чтобы это было не так, — ответил ангел, расстегивая
верхнюю пуговицу на воротнике рубашки, и на всех стоящих в зале будто обрушилось
что-то тяжелое, давящее, словно рухнул потолок или сразу все небеса. — Дорогой мой.
Архангел вздрогнул, сдерживая желание распахнуть свои золотые крылья и закрыться

ими. Но он лишь усмехнулся, поражаясь самой этой мысли. Перед ним был обыкновенный
ангел, который прожил шесть тысяч лет внизу, среди смертных, так далеко от Небес и
благодати. У него не хватит сил даже просто коснуться противника. Ведь так?..
— Как ты смеешь… — угрожающе протянул Габриэль, сжимая ладони в кулаки, пока

замерший перед ним Азирафаэль снимал нелепую бабочку со своей шеи. — Я архангел,
мать его, Габриэль!
— И что? — Азирафаэль аккуратно убрал ее во внутренний карман пиджака и выпрямился,

глядя точно в сиреневые глаза. — У тебя кровь не течёт?
Габриэль вдруг некстати вспомнил, что перед ним не просто мелкий ангел, бегающий по
поручениям, а Страж Восточных Врат, которому Создатель вложила в руки пламенный
меч. Тот, кто столько лет без проблем пудрил голову своему начальству и жил так,
как ему хотелось. И вдруг стало совсем не так весело. Кто знает, если бы не
инцидент с мечом, кем бы стал Азирафаэль? До каких чинов смог бы добраться со своим
рвением и умом? Неприятный зуд прошёл по основанию крыльев Габриэля, будто чьи-то
ледяные руки коснулись их и сжали. А ангел напротив всего лишь перенёс вес с ноги
на ногу.
— Уходи, — раздалось спокойное и невозмутимое со стороны.
Михаил шёл к ним медленно, приподняв перед собой руки с раскрытыми ладонями. Он
почти не моргал, глядел на замершего ангела, словно на хищника, вырвавшегося на
свободу. Габриэль прекрасно видел, что тот чувствует ту же исходящую от Азирафаэля
опасность. И в отличие от Габриэля, Михаил умел смотреть глубже, внимательнее. И
ему не нравились те картины, что он видел. По крайней мере, отрубленная собственная
голова в трёх метрах от тела его не устраивала. Вот ни капли. Совсем.
— Тебе лучше поспешить, — Михаил на мгновение опустил глаза, намекая на инстанцию

внизу. — Если не хочешь и правда опоздать. Святой воды у них ещё нет.
Взгляд Азирафаэля скользнул по архангелу с головы до ног, а потом обратно. Михаилу

показалось, что все его перья на крыльях разворошили грубым движением, обнажая
самое нутро. Неприятно, спасибо, больше не надо. Хлебнул достаточно. Не отмоется
теперь. Азирафаэль развернулся и направился в сторону выхода, ни на мгновение не
оглянувшись. И почему-то ни у кого не возникло желания бросить в эту подставленную
открытую спину ни одного лишнего слова. Слишком красноречивым пятном на полу
выделялось то, что осталось от демона.
В свете солнечных лучей на мгновение показались большие серые крылья.
~~
Азирафаэль всегда считал, что перед тем как войти, нужно постучать. В парадные
двери, желательно. Ну и вести себя вежливо, улыбаться, поздороваться. Он всегда
напоминал об этом Кроули, когда они вместе посещали какие-то мероприятия. Теперь,
напоминать было некому. Да и сам ангел особенно не испытывал желания ни улыбаться,
ни стучать. Он просто спустился вниз, ведомый страхом, злостью и жаждой. Хлипкие
двери, которые скрывали всю подноготную Ада от внешнего мира разлетелись от одного
взгляда, будто внутри что-то взорвалось. Не ожидавшие такого демоны бросились в
разные стороны, закрывая руками головы. Коридоры мгновенно опустели — благодать
рекой лилась из чужого тела, выжигая все на своём пути. Со стен начала слезать
краска, а потолок осыпался мелкой пылью.
Ангел шёл медленно, под ногами хрустел мусор. По виску сбежала вниз маленькая капля
пота. Все же, внизу было слишком жарко для такого, как он. Зато, стало понятно,
почему его демон всегда был таким горячим, почему от его кожи исходил жар. Но это
тепло было ласковым, оно обволакивало ангела мягким облаком, грело в самый лютый
холод, успокаивало и баюкало до ленивой сонливости. Здесь же, внизу, было тяжело
дышать, огонь выжигал весь воздух, заменяя его сухостью. Но Азирафаэль шёл вперёд,
словно по следу, его вело тревожное чувство под самым сердцем, которое с каждой
секундой тянуло его все сильнее.
В какой-то момент перед ним вырос демон — с грязными волосами, копотью на лице.
Кожа в каких-то местах отслоилась, открывая красноватое мясо. Демон зарычал низко,
обнажая гнилые зубы, и попытался протянуть ко врагу свои руки, но один взмах
крыльями — большими серыми крыльями, раскинувшимися за спиной ангела — и он рухнул
на пол, пронзённый нескольким десятком больших острых перьев. Азирафаэль наклонил
голову к плечу, изучая эту картину. Перья пробили демону глаза, воткнулись в горло,
вспороли вены на руках. Ангел скривился брезгливо и отвернулся, перешагивая через
него. Не тот демон. Совсем не тот. В отблесках ламп сверкнул золотой тяжелый
нагрудный доспех, который защитил тело хозяина. Он и не заметил, как призвал его.
Кожа на ладонях зудела, требуя наконец ощутить рукоятку смертоносного меча.
Азирафаэль машинально сложил руки на груди.
Несколько демонов остались за его спиной, а коридоры все вели дальше, путая его ещё
больше. От этого настроение Азирафаэля портилось сильнее. Он проголодался,
перегрелся и устал.
— КРОУЛИ! — оглушительный крик пронесся ураганом по всем уровням Ада, заставляя

дрожать стены и двери.
Тишина в ответ разозлила ангела. Очень сильно. Он посмотрел на свои руки и медленно
снял с мизинца потемневшее кольцо. Убрав его в карман, туда же, куда ранее бабочку,
ангел расправил плечи. Если для того, чтобы найти потерянное ему придётся разрушить
весь Ад, сжечь его дотла — так тому и быть. Ему не сложно. День выдался плохим, не
вините его.
— Стой, — хриплый голос окликнул его из-за спины. — Я проведу тебя.
Азирафаэль обернулся медленно, большие крылья шелестели по грязному полу. У

поворота, который он прошёл, стоял Хастур. Одной рукой он вытирал кровь из носа, а
второй поддерживал шатающуюся Вельзевул, которая едва держалась на ногах. Она
видела, как рушится все, что она так долго отлаживала. И она подозревала, что будет
дальше. Однажды ее интуиция уже подвела, но больше она не позволяла себе так
ошибаться. И глядя на Азирафаэля, она прекрасно видела лишь один конец — полное
абсолютное ничто, которое однажды примет их всех в свои объятия, но Вельзевул туда
спешить не хотела. Совсем. Если цена дальнейшего существования — один раздражающий
предатель, то она готова заплатить сполна. Ещё и малахольного этого с жабой на
голове готова отдать до кучи, чтобы оберегал покой… ну в смысле, следил за врагами
народа.
— Перестань только… Что бы ты ни делал… — она сделала неопределенное движение

рукой.
— Нет, — равнодушно отозвался ангел, чей взгляд пронизывал ее до костей.
Они шли медленно, потому что у неё подгибались ноги, а Хастур и вовсе в какой-то
момент рухнул куклой, у которой срезали веревочки. Азирафаэль шёл следом, готовый в
любой момент защищаться. На предплечьях у него появились золотые наручи, которые
откликнулись на зов хозяина сразу же. Ангел пошевелил плечами, привыкая к их
тяжести. Когда Вельзевул остановилась около нужной двери, то была белее мела,
удерживаясь в вертикальном положении только силой воли.
— Здесь, — выдохнула она сухими губами. — Забирай и уходи.
Вельзевул съехала на пол, глотая собственную кровь. Но ангелу не было ее жаль. Он

смотрел не мигая на дверь. Белая ладонь на чёрном металле смотрелась странно.
Аккуратно толкнув препятствие, Азирафаэль шагнул в узкую душную комнату. Кроули
лежал на полу, укрытый собственным пиджаком. Разбитые очки валялись рядом. Его руки
были плотно замотаны перед собой. Ангел медленно приблизился и опустился на колени
рядом, распахивая крылья цвета пасмурного неба, закрывая своё сокровище от
возможных опасностей. Осторожные руки повернули голову, пальцы скользнули по
коротким алым волосам, по ссадине на затылке, по разбитой брови. Ярость подняла
свою морду и оскалила ядовитые зубы. Вместе с ней открыл глаза и демон.
— А… Ангел? — он удивленно глянул и на отливающий золотом доспех, и на пушистые

опасные крылья. И на равнодушный металлический взгляд. — Азирафаэль?
Он хотел бы сказать, что наконец-то нашёл. Извиниться, что так долго возился.
Залечить неприятные раны. Но не мог. Все эмоции смешались в один поток,
затягивающий его внутрь. У ангела хватило только сил, чтобы провести рукой над
крепкими путами, уничтожая их. Кроули смотрел на него внимательно, изучая такого
незнакомого сейчас друга. Горячая ладонь, освобожденная из плена, легла на ледяную
щеку.
— Ох, какой холодный, — покачал головой демон, стараясь говорить спокойно и

медленно, не провоцируя воина Господня. — Испугался, да? Волновался… Грозный какой.
Азирафаэль не отвечал, не моргал почти, прижался только к ласкающей руке и прикрыл

глаза. Это прикосновение отогревало что-то внутри него, оттирало душу от этой
чёрной ярости и злости. Серые крылья затрепетали, готовые, наконец, убраться из
ужасного места.
— Что ты… Перестань! Да я сам! Ангел! — Кроули зашипел раздраженно, когда уверенные
сильные руки мягко подхватили его под спину и колени, поднимая. — Я тебя убью…
Он не хотел признавать, но слишком много сил уходило на то, чтобы терпеть такой
облик Азирафаэля рядом. Обнажать свою сущность Кроули не хотел — тогда ангелу было
бы больно. Он не был уверен, что ноги не подвели бы его в последний момент.
Азирафаэль бросил взгляд назад, на наблюдающую за ними Вельзевул, и улыбнулся, что
на его спокойном лице выглядело совсем страшно.
— Простите за беспорядок, — равнодушно произнёс Азирафаэль, закрывая демона от ее

взгляда крыльями. — Всего доброго.
И вспорхнул, запрокинув голову.
Глубокой ночью, когда за окном проезжали запоздавшие машины, а люди брели домой
пьяные и веселые, Кроули сидел на полу в своей спальне, прижимал к груди спящего
ангела и поражался тому, что вообще жив. Азирафаэль очень долго не верил, что демон
в порядке, дергался от каждого звука, огрызался на самые простые слова. Но
постепенно, он снова превратился в себя настоящего — доброго скромного
коллекционера, взгляд которого затуманивался от запаха блинов, краснеющего от
прикосновения к губам и от поцелуя в шею, под самым ухом. В какой-то момент он
пошатнулся и осел точно в протянутые руки, уснувший прямо находу. На белой коже
остались ожоги от сверкающего доспеха, между лопатками воспалилась кожа, а на виске
с одной стороны едва заметно обуглились волосы. Кроули касался их пальцами и не
знал, как сможет утром выразить всю свою любовь, что он сможет сделать настолько же
поразительное и ценное? Спуститься в сам Ад и выдрать одного рядового демона?
Безрассудно. Невозможно. А его ангел смог. Ещё и извинялся за это.
Утром им в дверь постучался Хастур, растерянный и одинокий. Естественно, из-за

изогнутых трогательных бровей ангела, его нежной улыбки и поцелуя, обрушившегося на
демона так внезапно, бездомному разрешили остаться.
Не бойтесь врагов — их намерения понятны и ясны. Бойтесь друзей, потому что больнее
всего предают они.
========== Day 22. в бою ==========
Комментарий к Day 22. в бою

тема 22 дня: в бою
Мне, если честно, очень долго не удавалось уцепить нужную идею. Как видите, я даже
задержалась с выкладкой. Не скажу, что это что-то невероятное или необыкновенное.
Как то я немного выдохлась с эмоциями за последние три темы. Но я постаралась
немного разнообразить то, что пишу.
Итак:
Кроули/Азирафаэль, Габриэль/Вельзевул, Хастур, Загрязнение, Михаил, Уриэль
Последняя битва Небес и Ада.
Впереди нас ждут потрясающие темы, я не могу их дождаться, у меня текут слюнки. Ну
и да, осталось всего 8...
Там есть ещё один комплект тем, на 30 дней и на 50. Какие-то темы повтрряются, но
есть и новые. Я в раздумьях.
~~
Спасибо за Вашу поддержку, за помощь с опечатками и за такие прекрасные отзывы. я
читаю из с замиранием сердца и мне становится очень хорошо)
~~
Приятного прочтения,
Каждая геройская книга, каждый фантастический фильм и сериал развивается по одному
витку — от самых простых и нелепых ситуаций к самому главному сражению, ради
которого люди рушат города, жизни, семьи и всю вселенную. Есть что-то важное, что
висит над героями вместо солнца, занимает все их мысли и сны, что-то настолько
важное, что страх за собственную жизнь отступает на второй план. Поколения
вырастают и мечтают о том, что однажды наступит день — и случится что-то важное,
особенное. Иногда это занимает годы, иногда столетия. Иногда событие откладывается
на века, о нем забывают, передают из уст в уста как легенду или бабушкину сказку. А
когда, наконец, наступает время Х, оно переворачивает весь мир с ног на голову,
именно так, как это и должно было быть. Очень часто этим событием становится —
финальное, самое большое и самое тяжелое сражение между силами добра и зла.
Герои сталкиваются с препятствиями: начиная от отсутствия этих самых сил добра или
зла, плохого оружия, нехватки знаний и сил, до специально устроенных ловушек и
козней, нападений и бед, стремящихся обрушить чужую веру в себя, напугать и
прогнать как можно дальше. После определенного времени, за которое герои теряют
близких людей, видят смерть и кровь, терпят собственное бессилие и неудачи — это
самое последнее сражение хочется поторопить, приблизить, чтобы все, наконец,
закончились. Победой, смертью — чем угодно, неважно. Чтобы стало тихо, спокойно.
Это накипает постепенно, нужно только вовремя поймать за хвост жажду жизни,
перетерпеть отчаяние, вспомнить, ради чего все это происходит.
Сражение сил Добра и Зла, Небес и Ада было вопросом времени. Даже после
остановленного Армагеддона, после всего случившегося… Этот бой должен был поставить
точку в многолетней вражде, раз и навсегда разрешить все вопросы. Все шесть тысяч
лет история медленно двигалась к этому моменту. Вся пролитая кровь, все проклятия и
чудеса, все обманы и разоблачения — ради одного этого дня, вернее, вечера. Природа
была не в курсе происходящего. Большие снежные хлопья медленно падали с темного
неба, цепляясь за ветки деревьев, за высокие равнодушные фонари, расставленные по
периметру большой поляны, за оледеневшие скамейки. Тропинки замело давным-давно, то
тут, то там были видны одинокие цепочки следов, убегающие вдаль, но совсем скоро и
они пропадут. Ветер осторожно шевелил деревья и верхний слой снега, превращая его в
мелкую белую пыль. Пурга столбом поднималась в небо, после чего обрушивалась на
головы замерших на поляне существ.
Кроули сидел за стволом дерева, вытянув перед собой гудящие ноги. Он тяжело дышал и
был абсолютно уверен, что до утра он не доживет. Ни одного шанса. Он или окоченеет
в ближайшем сугробе, или все-таки поймает себе снаряд в грудь, как уже несколько
раз почти случилось. Демон опустил глаза на свои покрасневшие ладони. Кончики
пальцев он уже почти не чувствовал, а ногти приобрели неприятный синеватый оттенок.
Что-то подсказывало ему, что губы были такими же. На ресницах налипли снежинки,
которые иногда таяли, стекая по щекам холодными дорожками, но уже через несколько
секунд ресницы снова были белыми. Джинсы насквозь промокли, и теперь липли к ногам
и выбились из сапог. Очки слетели давным-давно и, кажется, печально хрустнули под
ботинками кого-то из светлых. Кроули запрокинул голову и тяжело выдохнул, облако
пара вырвалось из его рта.
Сбоку мелькнуло что-то, между стволов деревьев, быстро скользнуло и пропало. Кроули
дернулся и развернулся всем телом, готовый бежать так быстро, как только сможет на
своих оледеневших ногах. Сонливость медленно выпустила свои когти, царапая ему
спину. Было огромное желание обернуться змеей и уснуть, зарывшись прямо в этот
сугроб рядом — подкопать немного землю и не поднимать головы до весны. Эта идея
была абсолютным самоубийством. Нельзя было поддаваться, нужно было бороться до
последнего, пока оставались силы. Хоть какие-то… Некстати всплыло в голове недавнее
воспоминание: бледный Азирафаэль, сжимающий в руках белые перчатки с небольшими
помпонами над запястьями, который смотрел то на Кроули, то на своих небесных
собратьев. В его глазах застыл ужас и обреченность, а губы, которые он постоянно
кусал, очаровательно припухли. Демон испытал огромное желание подойти и поцеловать
их, прямо там, на глазах у всех. Возможно, он бы умер в ту же секунду, но оно бы
того стоило.
Совсем рядом хрустнул снег, обозначая присутствие кого-то чужого, неожиданного.

Кроули дернулся и опасно зашипел, раздуваясь словно кобра и приподнимаясь на
коленях. Он был готов к последнему броску. Все мышцы напряглись.
— Кроули, — выдохнул нападавший тихо, усаживаясь вплотную к его спине, чужое тепло
мгновенно обожгло замерзшее тело. — Ох, дорогой мой…
Демон вздрогнул крупно, захлебываясь знакомым голосом. Он обернулся резко, хватая

ангела за плечи, впиваясь внимательным взглядом желтых глаз в его лицо. Азирафаэль
раскраснелся своими потрясающими щеками, в волосах полно снега. На лбу была
воспалившаяся ссадина, прямо над правым глазом. Снег забился ему за воротник и
налип на шарф. Кроули протянул руку и провёл подушечками пальцев по отметине,
машинально скаля заострённые зубы.
— Кто? — прошипел он тихо, вся сонливость мгновенно исчезла.
— Я не видел, - покачал головой ангел и положил тёплые ладони на загорелые щеки. —

Тебе нужно в тепло, как можно скорее.
— Нельзя, — раздраженно бросил демон, стряхивая снег со светлых вьющихся волос.
— Я могу перенести тебя домой, мне хватит сил, — обеспокоенно нахмурился

Азирафаэль, касаясь и ледяных ушей, и взмокшей шеи.
— Ты сошёл с ума, если думаешь, что я брошу тебя здесь, — зло огрызнулся Кроули,
притягивая возлюбленного к себе ближе, смешивая их дыхания, касаясь, наконец, таких
желанных губ.
— Я так и знал, — хрипло сказал кто-то, проходящий мимо. — Мне что, одному все
делать?
— Х-х-хастур! — умудрился одновременно и зашипеть, и зарычать Кроули, закрывая
собой мгновенно зажавшегося от смущения ангела.
— Если бы ты использовал всю свою силу и энергию в нужном направлении, мы бы уже

давно победили, — он указал в сторону поляны, откуда послышался воинственный клич.
— Почему мне…
Договорить демон не смог, увесистый большой снежок врезался ему прямо в лицо,
опрокидывая на спину в сугроб. Хастур всплеснул руками и захлебнулся своим
возмущением. На другой стороне поляны Михаил поднялся из своего укрытия и
невозмутимым движением поправил причёску, которую так сильно портила тёплая шапка.
Уриэль выглянула из-за соседнего укрытия, прижимая к груди целую обойму идеально
ровных белых снежков. Ангелы переглянулись и кивнули друг другу. Михаил медленно
двинулся, пригибаясь, к большому снеговику, прямо посередине. Вернее, там их было
два. Один выше другого, в белом пальто, другой — чуть ниже с шапкой в виде мухи с
красными глазами на снежной голове. Ангел потирал ладони, которые зудели от
желания, наконец, утереть нос демонам, со всем их гонором. Но стоило ему
приблизиться, как целая очередь из снега, вперемешку со льдом накрыла его сверху.
Загрязнение поднялась из сугроба, с которым так прекрасно сливалась, и довольно
улыбнулась. Но и ей подойти к желанному трофею не дали, потому что на лодыжке
сомкнулись сильные архангельские пальцы. Месть — блюдо, которое подаётся холодным,
но и огненно-горячим оно тоже ничего так.
На скамейке, под высоким чёрным фонарём, сидели один архангел и один демон.
Габриэль был в теплом чёрном плаще, который пришлось незаметно умыкнуть из
соседнего магазина, когда подлые подопечные лишили его самого дорогого — любимого
пальто. Рядом сидела Вельзевул, в вязаной красной шапке, из-под которой очень мило
торчали в стороны чёрные короткие пряди. Она подтянула к себе ноги и озадаченно
смотрела на развернувшееся сражение. Габриэль очень осторожно положил ладонь на ее
плечо, притягивая к себе. Больно уж демоны были теплолюбивые, нагрелись в своём
Аду, и теперь так сильно дрожат от одного холодного ветерка.
— Почему нельзя было сразу так сделать? — спокойно уточнил архангел, создавая одним
движением руки два картонных стаканчика с кофе: один идеально чёрный, а другой с
двумя кусками мороженого и молоком. — По крайней мере, все разрушения сосредоточены
локально в одном месте, и лишняя энергия, наконец, нашла себе применение.
— Кроули и твой ангел опять лобызаются за деревьями, — обвиняюще сказала демон,

указывая пальцем в сторону.
— Ты злишься или тебе завидно? — Габриэль повернул к ней голову.
— Пока не знаю, не решила ещё, — Вельзевул перевела взгляд на Михаила, который

сидел на спине у Загрязнения и пытался то ли сделать ей эротический массаж, то ли
задушить. — Уриэль! Пожалуйста, откопай в сугробе демона, которого ты так
безжалостно нокаутировала.
Уриэль хотела что-то сказать, но сверкнувшие сиреневые глаза рядом отбили все
желание. Она поднялась на ноги и, тихо перечисляя себе под нос правила поведения
ангелов, направилась на другую сторону. Но дойти не успела, потому что из снега
рядом вынырнула ее недавняя жертва и с обиженным воем закидала целой лавиной снега.
Вельзевул одобрительно цокнула языком и взяла протянутый кофе. Её настроение с

каждой секундой становилось все лучше и лучше.
========== Day 23. ссора ==========
Комментарий к Day 23. ссора

тема 23 дня: ссора
Я хотела сначала сделать кое что к Птице, но нашла для этого более подходящую тему.
Поэтому мне пришла в голову эта идея. Черновик лежал в столе долго, я его писала
одновременно с Открытыми Окнами. Но черновик так и остался лежать, а мне было за
него обидно. А тут такая удача. Эта история относится к циклу «Кантри жизнь в
деревне».
моя к Вам большая просьба: постарайтесь представить все, что ниже, нарисовать
перед своим глазами. Надеюсь, Вы сможете увидеть все так же ярко, как это было в
моей голове.
в итоге:
Кроули/Азирафаэль, hurt/comfort, крылья, несоблюдение техники безопасности вот
вообще.
Спасибо Вам за помощь с вычёсываемым текста. Вы, коты мои, невероятные. Не знаю,
как выразить Вам всю свою любовь и за отзывы, так греющие меня. Я обязательно
отвечу на все, как только выдастся минута.
С любовью,
Что такое ссора? Это столкновение двух и более точек зрения, абсолютно исключающих
друг друга в том виде, в котором они заявлены. Ссора очень похожа на регби. Толпа
народа в больших шлемах, сквозь которые они едва ли видят землю под своими ногами,
не говоря уже о чувствах других, о каких-то рамках. И вот эта практически слепая,
абсолютно глухая толпа бегает по кругу, пытаясь обнаружить какой-нибудь выход.
Стоит ли говорить, что это все бессмысленно? Если да, то прочитайте предыдущее
предложение с утвердительной интонацией. Ситуация изменится, только если кто-нибудь
из них снимет свой шлем и оглядится по сторонам, попытается понять остальных и
увидит, что заветная дверь на самом деле на другом конце поля. И тогда возникнет
совсем другая проблема — заставить хоть кого-то поднять и свою голову тоже. Или
уйти одному, забыв о всем случившемся как о страшном сне.
Ссора у действительно близких людей протекает совсем по-другому. Здесь не будет

слишком резких движений с хлопаньем дверьми и уходом в ночь без оглядки. Слова,
иногда грубые, конечно, срываются в порыве и запале, но за каждое из них потом так
стыдно и больно, будто воткнул этот самый нож себе же в грудь. Печаль в любимых
глазах напротив, дрожащий голос и побелевшие от обиды губы — все это потом
преследует изо дня в день, терзая сердце, а мысль, что причина такого выражения
лица — собственная глупость, бьет с разворота по голове тяжелой грязной лопатой.
Любимый человек, конечно, не ведёт счета — сколько раз его обидели, сколько сделали
больно. У него нет большой тетради с датами и смыслом ссоры. Он, возможно, даже не
будет помнить о случившемся через несколько месяцев, улыбаться снова светло и
радостно, а в глазах, около самого зрачка, не будет отпечатка обиды. Но ты сам
будешь об этом прекрасно помнить.
Когда они ссорятся, в доме мерцает свет. Конечно, возможно все дело в слабой и
неисправной проводке, до которой до сих пор не дошли ни ангельские, ни демонические
руки. Но то же самое происходило и в городе, в квартире Кроули, когда самые тяжелые
и грубые разговоры сопровождались взрывами лампочек в коридоре. Ноутбук демона
страдает сильнее всего. Не то чтобы он очень уж много времени проводит за этим
железным монстром, но им нужны деньги, и приходится прикладывать силы. Когда по
экрану проходит рябь, Кроули уже знает — его ангел зол. Вернее, недоволен и
возмущён. Ангельские приступы злости сопровождаются, обычно, ураганом, стеной воды
за окном и пожарами. Природные пожары знаете? Ну-ну... Ругаются они обычно долго,
по любому, даже мало-мальски незначительному поводу. Из-за штор в гостиной, их
цвета и длины, из-за цвета чехлов в салон Бентли, из-за сорта вина на ужин. Они
беззлобно рычат друг на друга, занимаясь попутно какими-то тягомотными домашними
делами. Расходятся спать они в разные части дома, слишком гордые, чтобы признать
свою неправоту. Но на тумбочке около кровати ангела всегда неведомым образом
появляется дымящаяся чашка с горячим какао, а в комнате демона поднимается
температура, потому что с утра снова окно осталось открытым, и вечером в дом
напустили прохлады. Посреди ночи сонный змей, щуря свои удивительные глаза, пройдёт
в спальню и рухнет на кровать. Ангел даже не вздрогнет, потому что ни секунды не
спал, а только терпеливо ждал. Они давно разучились спать поодиночке, что-то
тревожное дрожит в груди, если к плечу не прижимается холодный нос, а ноги не с кем
переплести. Он повернётся и обнимет чужую руку своими, прижимаясь к мерно
вздымающейся груди. Иногда демон, у которого выдался слишком тяжелый и нервный
день, не приходит долго, тогда ангел тихо крадётся в гостевую комнату, где стоит
узкий и жесткий диван. Тихо шуршит по полу мягкими тапками, а в дверях сталкивается
с возлюбленным, который все-таки услышал чужие шаги. Демон берет обнаруженного
диверсанта за руку и ведёт в комнату. Они укладываются на неудобный диван,
вытягиваются вдоль тел друг друга и мгновенно засыпают.
Когда входная дверь хлопнула, Кроули стоял на высокой стремянке, на самой верхней
ступеньке. В руке у него был валик, с которого на газеты внизу падали большие
зеленые капли жидких обоев. Он надеялся, что успеет закончить хотя бы с одной
стеной к возвращению ангела, но слишком засиделся во дворе под палящим горячим
солнцем, поворачиваясь то одним гладким чешуйчатым боком, то другим. Азирафаэль
ходил в деревню внизу холма, на котором они жили, чтобы обменять немного цветов на
продукты, заглянуть в местную церковь и поиграть с детьми, которые не чаяли в нем
души, подкрадывались к отдаленному дому в ожидании сладостей или подарков, но
поспешно уносили ноги, если на крыльце появлялся сердитый мужчина в солнечных
очках.
— Кроули! — разочарованно замер в дверях Азирафаэль, положив свою ладонь на светлое

дерево. — Ох, мы же говорили, что стены не могут быть такого цвета!.. Это слишком
похоже…
— Мы говорили о том, что они не могут быть синими, — отозвался демон, оставляя на
стене длинную ровную зеленую полоску. — Однако, смотри! Целое ведро с синей
краской!
— Я взял его на всякий случай, — защищаясь, ангел зашёл в комнату, где пахло
растворителем и свежей краской. К его обуви мгновенно начали липнуть газеты,
пропитавшиеся разноцветными пятнами. — Но я же не начал красить этим цветом
втихаря!
— Я подумал, что тебе просто нужно увидеть, как это будет, — стекла чёрных очков
сверкнули на солнце, а ощущение было, что это засияли довольные глаза Кроули цвета
чистейшего янтаря. — Брось, ангел, всего одна стена.
— Кажется, мы решили, что нужно искать компромисс, — выразительные брови изогнулись

печально, будто это было самое болезненное предательство за все шесть тысяч лет. —
Зачем мы заказали кремовую, персиковую и лавандовую краску?
— Не знаю, это ты заказал, — отозвался Кроули, оставляя ещё одну полосу рядом с
первой. — Ну вот, смотри, как прекрасно.
— Ничего прекрасного я не вижу, — с досадой сказал ангел, запрокидывая голову. — Я

в эту комнату даже заходить не буду…
— О, отлично, — демон показался из-за ручки стремянки, его губы растянулись в

довольной ухмылке. — Значит, я смогу перевезти сюда свои цветы из города.
— Так вот, в чем все дело! — Азирафаэль ахнул возмущенно. — Тебе хочется отвоевать
эту комнату, поэтому ты делаешь все, чтобы меня отвадить?!
— Ну… Я же демон, не забыл? — Кроули попытался эффектно дернуть головой, красуясь
перед сердитым любовником, но стремянка покачнулась и ведро с краской, так
ненадежно пристроенное сбоку, сорвалось с крючка. — Ангел!
Но он сделать ничего не успел. На прекрасную, немного дурную и заумную

светловолосую голову вылилась вся оставшаяся там краска. Ангел успел только
зажмуриться и немного втянуть голову в плечи, уворачиваясь от ведра. Он задохнулся
от того, какой холодной была субстанция. От неожиданности за его спиной
распахнулись белоснежные махровые крылья, на которых тут же осела вся грязь в
комнате, включая яркую краску. Зеленые капли стекали по его лицу, пачкали светлый
пиджак и самую любимую летнюю рубашку с жёстким воротником. Азирафаэль стал похож
на слегка объевшуюся русалочку из ближайшего озера. По крайней мере, его взгляд,
полный жажды мести, был очень красноречивым. Кроули посмотрел на валик в своей
руке, ещё раз вниз, и спрыгнул, игнорируя ступеньки.
— Ангел… — осторожно позвал демон, кусая губы, чтобы не смеяться. — Я… Ну, то есть…
Ты очень…
Чужие глаза напротив совсем не были полны печали. Они потемнели на несколько тонов,
становясь почти такого же цвета, как желанная краска ангела. С кончика носа и
подбородка вниз срывались маленькие зеленые капли. Азирафаэль провёл чистым куском
пиджака по глазам и рту, убирая лишнюю краску.
— По крайней мере, теперь мне нечем красить… — попытался ещё раз разрушить
неприятную тишину Кроули, но уловил едва заметное движение любовника: пальцы
сложились для щелчка. — Ангел, не вздумай!
Демон развернулся и бросился к окну, надеясь выскочить туда, но ему в спину

прилетела банка из-под синей краски. Она ударила точно между лопатками, туда, где
росли чувствительные крылья. А когда два огромных чёрных крыла распахнулись, она
открылась и выплеснулась точно на перья. Кроули зашипел, поднимая сильно плечи к
ушам. Крайние перья его влезли в тару на полу, где была разведена белая краска для
подоконника. Низкое рычание вырвалось у него из груди, посылая мурашки по чужому
телу. Он очень медленно обернулся, снимая одним движением мешающиеся очки.
— Ну что же, мне тоже, — Азирафаэль развёл руки в стороны. — Вернёмся к

компромиссу?
Демон зло сплюнул в сторону и бросился вперёд, обрушивая одной рукой стремянку,
которая мешала ему добраться до обнаглевшего ангела. Тот в свою очередь протянул
руки, вплетая грязные пальцы в чужие мягкие волосы. Кроули от этого ещё больше
задрожал, но теперь уже от прострелившего его тело удовольствия. Их губы
столкнулись в яростном поцелуе, в борьбе за инициативу. Демон чувствовал ядовитый
химический вкус краски, оседавший на собственных губах и подбородке, но не мог
остановиться. Его крылья вздрогнули, когда Азирафаэль провёл языком по
чувствительному нежному небу, и снесли открытую банку с кремовой краской для двери.
Грохот на мгновение оглушил их.
Азирафаэль одной рукой скользнул по худым плечам, под руку и зарылся пальцами в
перья на спине демона. Кроули запрокинул голову, открывая доступ к своей шее,
застонал и тут же почувствовал прикосновение горячих губ к адамову яблоку. Их через
секунду сменил язык, оставляющий длинные влажные следы до самой челюсти. Азирафаэль
толкнул обалдевшего от такой интимной ласки демона к стене, прижимая спиной.
Большие угольные крылья практически доставали от одного конца стены до другого,
отпечатываясь на белой поверхности.
Они очень медленно сползли на пол, освобождая друг друга от лишней одежды. Дорогая
рубашка Кроули лежала в большой луже краски, а жилетка Азирафаэля пропиталась
растворителем. От их ладоней на стене позади оставались красочные следы, демон весь
перепачкался в зеленой краске, не в силах перестать целовать любимые губы.
Оторвался ненадолго только тогда, когда ангел опустился на него до самого конца,
принимая целиком, глубже, чем обычно. Разноцветные крылья за его спиной
распахнулись и дернулись вверх, орошая каплями самых разных цветов и потолок, и
пустую стену напротив, и ни в чем не виноватую дверь. Даже на окно попало несколько
кремовых. Кроули водил по его груди, размазывая синий цвет вперемешку с зеленым,
обводил напряженные соски и царапнул выступающие ключицы. Колени Азирафаэля
скользили по разлитой на полу краске, он цеплялся то за чужие плечи, то за стену
точно над головой, добавляя компрометирующих следов, то за услужливо подставленные
крылья.
После они полусидели прямо у многострадальной стены. Демон обнимал разомлевшего и

осоловевшего слегка ангела, целуя прямо в зеленые волосы. Тот в свою очередь водил
пальцами по подтянутому животу, рисуя синим цветом звезды и зигзаги и обводя ребра.
— Ну, как тебе компромисс? — задумчиво наклонил голову Кроули, осматривая

преобразившуюся комнату.
Азирафаэль проследил за его взглядом лениво, не торопясь отрываться от приятного

занятия. Потом сел немного ровнее и скептически прищурил один глаз.
— Я думаю… Что нам надо ещё раз все обсудить… — Кроули было обидно, что он не может
увидеть такой чудесный румянец на его щеках, но прикушенные в смущении губы все же
согрели его чёрную демоническую душу.
— Несколько, — серьезно сказал демон, перекатываясь и устраиваясь между чужих ног и

обжигая дыханием такое чувствительное место, где тоже обнаружились следы вездесущей
краски. — Для полной уверенности…
В дальнем углу словно по-волшебству появились несколько банок с теми цветами,

которых явно им не хватало.
========== Day 25. смотреть друг другу в глаза ==========
Комментарий к Day 25. смотреть друг другу в глаза

тема 25 дня: смотреть друг другу в глаза
Эта тема стала для меня проблемой. Они у меня всегда смотрят друг другу в глаза...
Я металась между пейрингами, между идеями, между вселенными. Выполнением этой темы
я откровенно НЕ ДОВОЛЬНА. Как уже было с одной из тем, если я придумаю что-то более
убедительное, я заменю этот день. Простите, но если бы я не написала эту идею, день
бы в принципе пропал.
В итоге:
Кроули | Азирафаэль, Габриэль
AU в котором ангелы охотились на падших сразу после падения, чтобы добить их.
hurt/comfort, первая встреча.
Пока оформляла, очень хотелось удалить и ничего не ставить. Но я не хочу сдаваться

за 5 дней до конца...
Спасибо Вам за помощь с опечатками Отдельное спасибо тем, кто указывает на них не
в приказном виде с чувством «Хори, какая же ты тупая...», а действительно в порыве
сделать текст лучше и красивее. Вам лучи моей любви в удвоенном виде, пусть у Вас
все удаётся на этой неделе)
Ваш Хори-Хаул
Говорят, что глаза — зеркало души. При условии, конечно, что у нас есть душа.
Вопрос спорный, требующий как минимум одной бутылки дорогого вина, пепельницы и ещё
одного тела, чтобы сидело напротив и помогало не утонуть в пучине мыслей. Но есть
аксиома, которую нельзя опровергнуть никакими способами. Глаза не врут. Человек
может скрывать свои эмоции и настоящие мысли, притворяться тем, кем не является. Но
если уметь смотреть глубже, дальше, заглядывать в эту пучину чужого сознания, то
можно без ошибки поймать хвост этой самой лжи и фальши. Недаром так сложно смотреть
в глаза, особенно незнакомому человеку, не испытывая смущение и дискомфорт. Это
словно… Да, словно обнажиться перед собеседником. Показать себя таким, какой ты
есть, без шелухи и пыли. Поэтому так тревожно отдаётся в груди, когда собеседник на
секунду обжигает взглядом, а после опускает его смущённо себе на руки. Дразнит, не
позволяя разглядеть все сразу. Сиди потом, гадай, сгорая изнутри.
Глаза хранят всю жизнь человека. Всю спрятанную в глубине сердца боль, страхи,
которые чёрными грязными лапищами хватают посреди ночи за нежное горло,
неуверенность, отравляющую кровь. У людей в глазах скрываются тысячи галактик,
хвосты комет цепляются за зрачок, а северное сияние отражается в радужке. В глазах
можно утонуть, захлебнуться чужими эмоциями, задохнуться собственными чувствами.
Дикие животные не выносят, когда им смотрят в глаза. Они чувствуют угрозу и
нападают первыми. Глаза выдают все самые потаенные чувства и намерения. Они темнеют
от возбуждения, когда страсть и похоть смешиваются в них, разгоняя кровь. Они
стекленеют от боли, когда так хочется закрыться внутри себя и не вылезать наружу,
забиться в самый дальний угол и остаться там.
Когда его ладонь, наконец, коснулась ледяной скалы, сил не осталось совсем. Все
тело дрожало: от холода — промокшая одежда липла к коже, от напряжения — он в
страхе бежал несколько часов без остановки — позади все ещё были слышны голоса,
шелест крыльев, звон мечей о щиты. Сломанное крыло тащилось по земле, собирая всю
грязь и мусор. От каждого движения возникало ощущение, что под правую лопатку
впиваются острые ядовитые клыки. Босые ноги были стёрты в кровь. Грязь и земля
липли на воспалённую кожу, но это было самой маленькой проблемой. Он не мог
пользоваться своими силами. Во-первых, с одним крылом он далеко не улетит, а с его
везением — рухнет на голову преследователям даром божьим. От сравнения заскрипели
зубы. А во-вторых, его мгновенно засекут. Проще будет выйти и поорать от души.
Самоубийство — грех, это он помнил очень хорошо. И к этому пороку его не тянуло
никак. Пока.
Ещё раз оглянувшись назад, он все-таки шагнул под свод пещеры. Там было прохладно,
пахло сыростью, ноги тут же замёрзли. Он продолжал держаться за стену, пока глаза
привыкали к темноте. В кои-то веки он был рад тому, что ему с ними так повезло.
Было видно и крутой спуск, по которому струями стекала вода, и выступ сбоку,
небольшой, но вполне подходящий, чтобы забиться туда и перевести дух. Конечно, у
его врагов была возможность осветить всю пещеру одним движением. Но для этого нужно
будет туда войти и на несколько секунд стать беззащитными. Он даже зашипел от
предвкушения, как погрузит зубы в мягкое горло, под самым подбородком, как горячая
кровь хлынет в рот. Главное, не отравиться их благодатью. Будет обидно ходить потом
с ожогом рта. Хотя… Потом будет счастьем просто куда-то ходить. На его глазах
сгорели мелкие демоны, которые по наивности решили, что справятся с ангелами. Их
крик до сих пор звучал где-то внутри, резонируя с нервами. Он прислонился ноющей
спиной к камню и почти рухнул вниз, когда сгиб сломанного крыла задел что-то.
Доломать его, что ли, сразу, может, легче будет?
Шаги у самого входа царапнули слух. Кто-то говорил, кто-то смеялся. А кто-то шёл
прямо к нему, медленно перенося вес с ноги на ногу. Камень хрустел под его
величием, дробился в мелкую крошку. Отлично, замечательно. По его душу пришёл некто
круче, чем просто ангел. В горле родился тихий рык. Ничего, он все равно заберёт
его с собой. Яд выступил на острых клыках, привычно кислый и горький одновременно.
Главное попасть в шею, тогда его отодрать будет очень сложно. Крылья затрепетали,
мелкая дрожь прошла по телу. В нос ударил запах обезоруживающей свежести, чего-то
сладкого и такого родного, что на мгновение стало действительно страшно. Захотелось
подползти к чужим ногам и свернуться около большими кольцами, касаясь самыми
большими чешуйками и смотреть, смотреть, смотреть…
Огонь вспыхнул совсем рядом, растягиваясь на большом тяжелом мече. Свет упал и на
острые камни внизу обрыва, и на мох на потолке. И на лицо того, кто пришёл убить
его. Этот ангел так сильно отличался от своих собратьев, что демон, застывший перед
ним нервным больным комком, упустил возможность напасть. Внимательные глаза уже
заметили цель. Но вместо того, чтобы обрушить небесную кару на изгнанника, палач
вдруг просто опустил оружие. Он смотрел точно в глаза напротив — ядовитые желтые, с
вертикальными зрачками, слегка опухшие от злых слез. Чужой взгляд скользнул и по
сбитым ногам, и по кривому изогнувшемуся крылу, и по алым спутанным волосам. Ангел
наклонил голову к плечу, изучая его. Демон видел в чужих глазах растерянность,
непонимание и… что-то ещё. Звезды, тысячи самых ярких звезд, скручивающиеся
галактики и звездную пыль.
Ангел медленно опустился на колено и положил меч прямо на мокрый песок. Вопреки
всему, огонь продолжал спокойно гореть. От него тянуло теплом и опасностью, но не
такими, как от его хозяина. Демон попытался отползти в стену и зашипел, едва не
откусывая язык, когда израненное крыло согнулось сильнее. Ангел вдруг дернулся и
выставил перед собой раскрытые ладони. Его руки очень медленно опустились на
большие чёрные перья, сдвигая их в сторону, зарываясь в мелкий пух. Демон
зажмурился и втянул голову в плечи, яд почти сочился с его губ. Нужно было
нападать, пока была возможность, пока страшное оружие лежит бесхозное, и возможно,
он успеет… Осторожное прикосновение горячих пальцев к изгибу все же вырвало из его
сжатых зуб тихий стон. А через мгновение стало легче. Ангельское чудо обжигало ему
щеку и висок, слепило глаза, но онемевшее крыло постепенно снова становилось частью
своего хозяина, слабо дергалось и подрагивало на ветру.
— Азирафаэль! — сердитый голос эхом пронёсся по пещере, ударяясь о стены. — Ты

нашёл кого-нибудь?
Ангел бросил короткий взгляд на демона, вновь завораживая своими глубокими

грустными глазами, и вдруг два больших белоснежных крыла распахнулись, скрывая его
от чужого взгляда.
— Нет, Габриэль, тут пусто, — мягкий голос зазвучал в темноте самой чистой
родниковой водой, демону бы хотелось слушать его всегда, каждую секунду той жизни,
что ему осталась. — Никаких следов.
— Тогда, догоняй, — голос архангела отличался: от него становилось душно и чешуйки

на шее топорщились. — Он не мог далеко уйти.
Тот, кого назвали Азирафаэлем, ещё раз провёл широко раскрытой ладонью по
исцелённому крылу и поднялся на ноги. Неуверенная улыбка тронула его губы.
Выразительные брови изогнулись. Он явно хотел что-то сказать, но не решался.
Помявшись немного, ангел подхватил с земли свой меч и поспешил к выходу из пещеры,
до последнего не складывая больших крыльев. А демон, который мгновенно согрелся от
этой скромной и доброй улыбки, остался сидеть и ошарашено смотреть вслед, на пробу
шевеля крыльями.
С тех пор каждую ночь ему снились грустные ангельские глаза, в которых были
спрятаны тайны тысяч галактик. А шелест деревьев вновь и вновь обманывал, шепча на
ухо чужим ласковым голосом.
Азирафаэль, значит...
========== Day 26. свадьба ==========
Комментарий к Day 26. свадьба

тема 26 дня: СВАДЬБА
*глубокий вдох* ААААААААААААА

я ждала этой темы и дня с самого начала, отсчитывая каждый за два. и вот, наконец,
он наступил.
I’M A BAD GUY все же) я не могла не сделать, эта идея жгла мне голову так долго. ну
просто потому что, оно должно было в какой-то вселенной быть именно таким. sorry
not sorry. нисколечко. надеюсь, конечно, что за это Вы от меня не отпишитесь... но
я бы все равно написала это снова)
в итоге:
Кроули/Азирафаэль, NC все же, любовь, нежность, немного язычества (простите,
верующие) и крылья.
Ребята, если кто-то нарисует такого Азирафаэля ( Вы поймёте, когда дочитаете до

этого момента), я буду поклоняться этому человеку вечно.
~~
Спасибо Вам за помощь с опечатками, Вы творите что-то невероятное, без Вас я бы не
справилась.
~~
У нас с Вами осталось 4 дня, совсем немного, по сравнению с пройденным путём) Мне
хотелось бы узнать, хотите ли Вы ещё один заход? У меня есть подготовленный список,
там темы вроде не повторяются, а даже и если, можно придумать им новую
интерпретацию).. В общем, все зависит от Вас)
с огромной любовью,
Ваш Хори-Хаул
Шум и гомон остался позади, когда Кроули медленно затворил высокие деревянные
двери. Соседний дом все ещё гудел, немногочисленные, но от этого ещё более
расслабленные гости расходиться пока не собирались, наслаждались летней прохладной
ночью. Весь двор был украшен длинными гирляндами с маленькими яркими лампочками,
через каждые десять покачивались толстобокие китайские фонарики, которые толкал из
стороны в сторону ленивый ветер. Лампочки тянулись от дома, запутывались в кронах
деревьев, образуя какие-то замысловатые узоры и перевязи, и убегали к крыше высокой
деревянной беседки, которая была украшена разнообразными цветами, обвивающими
резные столбцы. Небольшие ряды стульев, расставленные ранее прямо на зеленой сочной
траве, растащили в разные стороны. Адам с друзьями оборудовали из них форт, в
который таскали еду и сладости со столов. Чуть дальше был небольшой помост, на
котором танцевали Ньют и Анафема, склонив друг к другу головы. Звезды, рассыпанные
на небосводе над всем этим, перемигивались и сверкали, словно завистливые взгляды
ангелов, которые могли только украдкой подсматривать за людьми краем глаза.
Это все отрезало от темного дома стуком дверей. Кроули медленно повернул холодный
ключ в замке, пресекая все пути, чтобы помешать им. Да и слабо верилось, что
найдутся такие самоубийцы. Музыка едва-едва доносилась до них, но терялась в
полумраке. Азирафаэль стоял около большого окна, положив левую руку на стекло. Он
смотрел в соседний двор, где ставшие для них близкими люди улыбались, смеялись,
хватали за руки друг друга, чтобы утащить танцевать. И эти эмоции были настолько
искренними, что омывали ангела тёплой волной. Но все меркло по сравнению с тем
бушующим горячим потоком, который он чувствовал за спиной. Кроули медленно
приблизился к нему, прижимаясь вплотную. Узкая загорелая ладонь легла поверх его
собственной. Два тонких кольца из белого золота тихо звякнули, столкнувшись.
Азирафаэль медленно перевёл на них взгляд, чуть раздвигая пальцы, чтобы пропустить
между ними чужие. Дыхание демона тронуло короткие пряди на затылке, вызывая цунами
волнующих мурашек, которое сорвалось по шее вниз, по дрогнувшим плечам, по спине и
бедрам. Кроули прижался всем телом, соприкасаясь грудью и животом, и эта
разрушающая волна задела и его, заставляя трепетать крылья носа. От ангела пахло
всем сразу: и тёплым летним солнцем, которое все утро жгло им спины, пока готовился
двор, и свежим холодным дождём, который обрушился неожиданно, будто последняя
попытка помешать от бывших собратьев, и чуть горьковатым одеколоном, который
подобрала для него мадам Трейси, и цветами, которые весь вечер вплетал в белые
волосы демон. Кроули вжался лицом в них, вдыхая всей грудью этот потрясающий
аромат.
На Азирафаэле был дорогой чёрный костюм, сшитый по его меркам, сидящий так
идеально, что на примерке демону приходилось периодически щёлкать острыми зубами на
тех женщин, да и что скрывать, мужчин тоже, которые задерживали слишком долго свой
взгляд на обтянутых ягодицах, на соблазнительных бёдрах, на видневшейся из-под
воротника белой шее. Ангелу бесконечно нравилось одергивать манжеты, чтобы белая
рубашка выглядывала из рукавов. Сам Кроули был в белом — по его скромному мнению
слишком белом — костюме, приталенном слегка, потому что Анафема отказалась пускать
на свой двор любую другую модель. Конечно, он пренебрег и галстуком, и бабочкой,
нагло расстегнул воротник рубашки, обнажая острые ключицы, которые так вызывающе
натягивали кожу под горлом. Ещё днём две самые рьяные дамы их невероятной семейки
усадили сопротивляющегося демона на стул и, расчесав его алые мягкие волосы,
закрепили крайние пряди почти на затылке небольшой чёрной заколкой. Когда Они
стояли под сводом беседки, касаясь пальцев друг друга невесомым движением и шептали
очень тихо выученные наизусть клятвы, само Мироздание на мгновение остановило
движение Коловрата, чтобы полюбоваться этой картиной. По миру прошло что-то
настолько светлое и наполненное любовью, что далеко-далеко в заброшенном саду
зацвело засохшее дерево вишни.
— Я пойду за тобой куда угодно, — хрипло произнёс Кроули в затылок ангела,

прикрывая свои желтые страшные глаза. Его руки проскользнули под руками… да, под
руками мужа, пальцы нащупали гладкие холодные пуговицы на пиджаке, по одной
выталкивая их в узкие петли. С каждой он словно освобождал своего любимого из плена
предрассудков, страхов и переживаний. Азирафаэль откинул голову назад, на
подставленное острое плечо. — Я найду тебя, где бы ты ни был. И украду.
Кроули медленно потянул пиджак вниз, удерживая за края идеально выглаженных

рукавов. Ненужная теперь деталь одежды упала к их ногам, мгновенно позабытая. Змей
провёл широко раскрытыми ладонями по круглым плечам, чувствуя даже через ткань
горячую кожу. Он вжался бёдрами в мягкие ягодицы, выдыхая сквозь сжатые зубы. Ещё
один ряд пуговиц стал для него испытанием. Но Кроули понимал, что если он дёрнет
такую ненавистную ткань в разные стороны, наслаждаясь треском и дробью упавших на
пол пуговиц, то Азирафаэль действительно расстроится. Этого нельзя было допускать,
не сегодня. Поэтому он терпеливо расстегнул шелковую дорогую рубашку, с каждым
движением открывая чуть больше нежной кожи на груди, темные маленькие соски,
подтянувшийся от щекотливой ласки живот с манящей впадинкой пупка. Белая ткань
соскользнула туда же, куда и пиджак раньше. Демон осторожно развернул ангела лицом
к себе, находя взглядом, наконец, любимые, широко распахнутые глаза. На пушистых
ресницах дрожали сверкающие в свете звезд капельки. Секундная слабость, неверие —
словно смертельный яд вытекал из его души, освобождая скованные страхом крылья.
Их дыхания смешались, когда Кроули приблизился, раскрывая гудящие губы. Раздвоенный

горячий язык коротко скользнул по губам Азирафаэля, собирая вкус вина и изысканных
эклеров, которые присутствовали на праздничном столе исключительно ради гурмана.
Рот ангела приоткрылся навстречу, мгновенно отзываясь на невысказанную просьбу. Это
всегда тянущей нежной болью отзывалось где-то там, где у демонов, по идее, должна
была быть душа. То, с какой готовностью воин Господень откликался на зов грязного
проклятого демона, как он всегда оказывался рядом, чтобы несмело коснуться руки или
подставить под тяжелую гудящую голову свои колени. Вот и опять, стоило Кроули
только попросить, Азирафаэль с готовностью подался навстречу, утягивая его в
сладкий долгожданный поцелуй. Губы мягко скользили по губам, пока руки демона легко
справлялись с тугой пуговицей на штанах. Кроули оторвался от таких влажных и
манящих губ — за эти губы можно было уничтожать города, сражаться до смерти в самом
неравном бою и навсегда лишиться возможности видеть солнце — и медленно опустился
на колени, словно собирался молиться. Брюки, следуя настойчивым движениям, медленно
сползали вниз по ногам, мелкие светлые волоски встали дыбом от невесомого
прикосновения. Не в силах больше терпеть, Кроули провёл рукой над завязанными на
совесть шнурками в модельных ботинках, заставляя расползтись в сторону, словно
ядовитых змей. Азирафаэль послушно переступил с ноги на ногу, вышагивая из плена
брюк. Демон посмотрел вверх, запрокинув голову, на раскрасневшиеся скулы, на
судорожно вздымающуюся грудь.
— Дорогой мой, — тихо позвал Азирафаэль, касаясь ласково пальцами его виска.
— Не отвлекай меня, — эхом отозвался Змей, проводя горячими ладонями по внутренним

поверхностям его ног, от самой косточки на лодыжке и вверх, до манящих колен. — Я
занят, ангел.
— Можно мне узнать, чем же? — нехитрая ласка, которую дарил Азирафаэль, сводила с
ума.
— Я готовлюсь совершить страшный языческий обряд поклонения кровожадному богу, —

Кроули прильнул губами к чуть влажной коже под коленом, разворачивая ногу, чтобы
было удобно.
— Кроули… — за последние годы Азирафаэль более-менее привык к тем невероятным

вещам, что иногда вырывались изо рта демона, поэтому теперь только краснел самыми
кончиками ушей и осуждающе звал по имени. Слишком приятная иногда ересь оттуда
вылетала.
— Не мешай, а то я ошибусь, и придётся начинать сначала… — он подцепил пальцами не

менее дорогое, чем костюмы, белье, избавляясь от него одним движением вмиг отросших
когтей.
Кроули выпустил на волю уже вполне окрепший член ангела, ровный и красивый, как и
подобает небесному созданию. Азирафаэль едва слышно зашипел, запрокидывая голову.
Горячий язык демона прошёлся по внутренней стороне бедра, оставляя влажную дорожку
от колена вверх, приласкал паховую складку и самый низ живота. Ангел в его руках
мелко задрожал, в нетерпении переступая с ноги на ногу. Тяжелое дыхание выдавало
его с головой. Демон бросил на раскрасневшегося мужа полный восхищения взгляд,
после чего мягко накрыл ртом требующее внимание возбуждение, пропуская глубоко,
чуть сжимая губами. Каждый раз для Змея было делом чести — которой, конечно, у него
не было, но все же — заставить молчаливого обычно Азирафаэля отпустить себя,
добиться низких стонов, которые отзывались в теле Кроули резонансом, тревожа каждый
нерв и мысль. Он сам не сдержался, почувствовав в собственных волосах чужие
осторожные, но от этого не менее настойчивые пальцы. Ангел ненавязчиво, но вместе с
тем неизбежно подталкивал его брать глубже, пропускать до самого горла. Кроули
помогал себе рукой, слегка пережимая плоть у основания. Он постепенно набирал темп
и увеличивал амплитуду, не позволяя себе закрыть ни на мгновение глаза, отпечатывая
себе на обратной стороне век такого возлюбленного: немного ошалевшего, жмурящегося
словно от яркого солнца, двигающего несмело бёдрами, ведомого желанием и
возбуждением.
Когда Азирафаэль почувствовал, что между лопатками начинают пробиваться перья, он

заставил себя опустить взгляд на преклонившего колени перед ним демона. От того,
как сильно были растянуты вокруг него покрасневшие опухшие губы, как двигалась его
голова, как член иногда натягивал тонкую кожу щеки — от всего этого поджались
ягодицы и пальцы на ногах, от этого безумно откровенного и такого прекрасного
зрелища. Большие белые крылья задрожали в свете фонарей, который заглядывал в окно.
— Дорогой… мой… — попробовал предупредить его Азирафаэль, снова касаясь влажными

пальцами виска Кроули. — Кроули, я…
Желтые ядовитые глаза глянули на него, проникая в самую душу, раздвигая все
напускное и ненужное, в самое нутро ангела. Азирафаэль вздрогнул и, на секунду
зависнув на какой-то невероятной высоте, сорвался вниз. Крылья все-таки
распахнулись, сбивая на пол и все подарки, которые им преподнесли, и выключенную
старую лампу, и стопку книг. Кроули и не думал отстраняться, собирая горячее семя
губами и языком, продолжая ласкать такую чувствительную сейчас плоть. Азирафаэль
низко и гортанно застонал, и практически упал, если бы не сильные загорелые руки,
которые медленно опустили оглушенного таким недопустимым наслаждением пернатого на
пол. Кроули принялся целовать податливые тёплые губы, делясь этим терпким и
неповторимым вкусом греха и любви, придерживая на сгибе локтя чужую голову. Через
несколько минут Азирафаэль медленно открыл глаза и облизнулся. Сложенных за спиной
крыльев осторожно касались по сгибам горячие пальцы, успокаивая и, одновременно с
этим, вновь возбуждая. Кроули поцеловал своего новоявленного мужа во влажный лоб и
толкнул в висок носом.
— Ты в порядке?
— Да… — хрипло отозвался Азирафаэль, устраиваясь в объятиях. — Ты закончил свой

обряд? Теперь можно тебе мешать?
Демон усмехнулся припухшими губами.
— Вполне, в тебе проснулся моралист?
Но все его веселье мгновенно исчезло, когда сильные руки толкнули на пол, а
приятная тяжесть оказалась на бёдрах. Ангел, широко раскрыв крылья, гордо приподнял
подбородок и провёл руками над распластавшимся перед ним телом, практически сжигая
в нетерпении мешающую одежду. На белоснежной коже появились какие-то золотые
украшения, опоясывая плечи и шею. Демон звучно сглотнул, подавляемое возбуждение
закипело в крови, ощутимо упираясь между чужими горячими ягодицами.
— Ты воззвал ко мне, и я пришёл, — высокомерно произнес ангел, проводя ладонями по

голому животу и выступающим рёбрам.
Кроули почувствовал, что только от этого угрожающего голоса, от ледяных глаз

напротив, от жесткой хватки на запястьях — он готов кончить, даже не прикоснувшись
к себе. Эта зависимость скрутилась в животе потрясающим горячим клубком ядовитых
змей. Демон облизнул губы, все ещё хранившие чужой вкус.
— Я так долго ждал тебя, — севшим голосом вдруг признавался Кроули, не в силах
сдерживать больше это в себе. — Так долго…
Азирафаэль склонился над ним, упираясь своим лбом в чужой, глаза в глаза, душа в
душу. Мироздание задрожало вокруг них, обволакивая чем-то слишком светлым и
настоящим, чтобы кто-то мог заметить. Ангел улыбнулся уголками губ.
— Прости, что задержался…
Ласковый поцелуй постепенно становился все более страстным и жадным, а хватка

Азирафаэля — сильнее и жёстче. Только у него получалось быть в принимающей позиции,
но доминировать над обессилевшим под таким напором демоном. Ангел в прямом и
переносном смысле умел взять за яйца.
И Кроули ни за что бы не отказался от всего этого, наслаждаясь каждой секундой их

такой неправильной правильной любви. В какой-то момент к потолку взлетело почти
одновременно:
— Я люблю тебя, муж мой.

И звезды взорвались. От зависти, от тоски, от злости.
От отсутствия любви.
«Любовь — вот главная тема,

Неважно кто мы, неважно где мы.
Она не выбирает варианты и схемы,
Любовь — вот главная тема»
========== Day 28. что-то нелепое ==========
Комментарий к Day 28. что-то нелепое

тема 28 дня: что-то нелепое
если честно, остались три очень странные темы. они меня... ставят в тупик, но я
пытаюсь. надо добить уже этот заход, нельзя сдаваться.
если последние дни мне хотелось сильного, могущественного ангела, то в этот раз моя
душа потребовала именно пернатую небесную зефирку. простите пожалуйста 😄
ориентировочно, это самое начало их «настоящих» отношений, после Апокалипсиса,
когда им наконец выпала возможность пробовать человеческую жизнь уже без оглядки)
в итоге:
Кроули/Азирафаэль, чуток флаффа, вселенские вопросы, измены и любовь.
~~
Мне подарили такую жуткую мысль — челленж по Птице 😄💝 эта мысль меня пока очень
пугает. поэтому я ее пока думать не буду, по крайней мере до конца этого захода 🙌🌼
~~
Спасибо Вам за помощь с опечатками, с запятыми и пробелами х) кажется, у меня
садится клавиатура, она стала очень странно работает с пробелами. ой-ой-ой.
В любом случае, коты — Вы чудесны, я Вас обожаю 💝
С любовью,
Ваш Хори-Хаул.9
Счастье любит тишину. Эта простая фраза на самом деле настолько точная и правдивая,
что в идеале должна была стать самой первой заповедью во всех религиях мира. В ней
заключена вся суть этой вселенной, вся философия жизни, такой простой принцип,
которому если следовать, то можно прожить прекрасную, счастливую и неповторимую
жизнь. Но понимание и осознание приходит достаточно поздно. А чаще всего — не
приходит вовсе. Ну, то есть, это же так круто, рассказать подругам и друзьям о том,
как у Вас все хорошо, как ладятся дела, какая внимательная и любящая вторая
половинка, какие перспективы ожидают всего через несколько дней. А потом в квартире
прорывает кран, в телефоне любовника находится какой-то чужой непонятный номер, а
деловая сделка на тысячи долларов срывается. И сразу во всем виновата судьба, удача
и соседская бабушка, которая не так посмотрела утром. И никто не догадывается, что
винить стоит свой длинный язык.
Одновременно с этим — удивительно, как мало можно говорить о счастье, и как много
можно говорить о проблемах. Человек готов говорить снова и снова, без остановки и
перерыва на еду, он может почти и не дышать, только рассказывать о своих
неприятностях. Что получает собеседник? А он убеждается, что в его жизни все ещё
вполне себе так ничего. Ну или наоборот — полный эрегированный детородный орган, во
всем своём великолепии. Садисты, мазохисты, ну, Вы знаете… В любом случае,
разговоры о плохой стороне жизни занимают всегда намного больше времени, чем порыв
поделиться радостью. А маленькая жизнь, с короткими хвостиками по бокам головы,
сидит в этой вонючей яме, в которую ее засовывают люди, и тихо плачет, прижимая к
груди все то хорошее, что готова была преподнести, потерпи только немного.
Азирафаэль вернулся в город после недолгой, но утомительной поездки по старым

монастырям в погоне за редким фолиантом. Надышавшись в пути таким свежим воздухом,
что можно было даже почувствовать вкус, ангел почти задохнулся в душном каменном
капкане. Первые четверть часа у него был абсолютно забит нос, отказавшийся дышать
этой гадостью наотрез. Тащить с собой демона было отвратительной затеей, все-таки
он почти все время проводил на освященной земле, даже несколько раз заночевал в
келье, подложив под голову согнутую в локте руку. Озябшее тело отчаянно желало,
чтобы за спиной, словно по волшебству появился змей, со своим обжигающе влажным
дыханием, с наглыми, но осторожными руками и шепотом, который плавил все кости в
человеческом теле. Но Кроули остался в своей квартире, с просторной мягкой
постелью, с большим, мелющим чепуху телевизором и зарослями запуганных растений,
которые тянулись за ангелом, стоило ему пройти мимо.
В сумке, которую Азирафаэль нёс на плече, покоилась почти что реликвия, ради
которой он так долго лебезил перед монахами, перед историками и библиотекарями. Она
приятно оттягивала руку, но ещё приятнее было предвкушение, как он доберётся до
апартаментов Кроули, усядется на уютный диван, возьмёт в руку бокал вина и будет
читать, и читать, и читать. А демон устроится головой на его коленях, почти рядом с
бумагами, и будет всячески отвлекать, пока не заснёт, уронив на пол руку. Осталось
добавить в этот идеальный план немного еды — ему не будет равных. Спасибо,
пожалуйста. Ангел завернул к большому супермаркету. Обычно он предпочитал небольшой
магазинчик рядом со своим книжным, в котором был улыбчивый усатый владелец,
недорогие и очень качественные продукты. Но он располагался на другом конце города,
а желание поскорее коснуться любимых горячих рук становилось все сильнее. Чему-то
ангел все-таки не мог сопротивляться. Сломалось в нем что-то, такое ненужное, и
дребезжало иногда, тихо-тихо, когда он находился на грани яви и сна.
Автоматические двери распахнулись перед ним, впуская в царство разврата… в смысле

еды, в царство еды, конечно. Между рядами ходили уставшие домохозяйки, у которых в
волосах остались забытые в спешке бигуди, у кого-то в тележке, которую толкали
перед собой, сидели маленькие дети и хватали все подряд, роняя себе на ноги. Здесь
же нашлись и невозмутимые мужчины в деловых костюмах, которые торопились к молодым
любовницам, поэтому покупали шампанское, конфеты и презервативы. Улыбчивый мужчина
в белом костюме, чьи светлые вьющиеся волосы едва шевелил поток воздуха из
кондиционера, совсем не вписывался в эту картину. Ну вот ни капельки. Брать тележку
Азирафаэль не стал, подхватил маленькую синюю корзинку с чёрной ручкой и направился
в сторону фруктов и овощей. Когда он добрался до молочного отдела, чтобы купить
сливок для кофе, рядом с ним остановились две суровые на вид женщины, с дорогими
украшениями и нарощенными ногтями.
— Ты представляешь, только мы, собственно, добрались до дела, как звонит мне муж и
говорит, что будет через пять минут. Типа, сюрприз! — дама раздраженно бросила в
свою тележку обезжиренный йогурт, десять штук — она же на диете. — Дальше пришлось
действовать по стандартной схеме. Он — под кровать, я — быстро одеваться, а мужа
остановил охранник внизу. Не зря же я ему за это плачу.
— Попадешься ты когда-нибудь, — легкомысленно ответила ее подруга, подхватывая

упаковку моцареллы яркими леопардовыми ноготками. — А ты не пробовала хотя бы раз
удержаться и не пригласить любовника, пока муж занят?
— Ты что, это — единственное, что пока ещё хранит наш брак, — первая женщина
поправила короткие волосы, проверяя укладку. — Он знает, что у меня любовник, а я
знаю про его любовницу. Но дома об этом ни слова. Если мужчина уехал в командировку
— в его доме однозначно пахнет сексом и изменой, поверь мне. Измена — залог
здоровых отношений.
Подруги направились дальше, считая с помощью калькулятора калории в своих тележках,

а Азирафаэль остался стоять, глупо глядя на упаковку порционного квадратного сыра.
Кроули терпеть не мог этот сыр, выкидывал сразу, даже если он был самым дорогим и
свежим. Определенно, у него были какие-то проблемы: то ли с сыром, то ли с
квадратной формой. То ли с коровами. Но ангел не мог об этом думать, он прокручивал
в голове услышанный разговор и пытался понять, действительно ли это единственный
рецепт, чтобы быть счастливыми в любви. Что-то он определенно понять не мог, но все
же…
У него любовников не было. В целом, до Кроули у него не возникало желания перед

кем-то обнажить свой человеческий сосуд или коснуться чьего-то тела. Все самые
греховные и пошлые порывы и мысли родились у него только после первой совместной
ночи, когда демон преодолевал слабое сопротивление и раскрывал ему тайны любви.
Вернее, порывы были и раньше, но вот решиться воплотить их Азирафаэль не спешил. Но
вот змей был другим. Он знал все об удовольствии, о вожделении, о страсти и
соблазне. Знал и умел пользоваться этими знаниями. И ангел вдруг подумал, что,
вероятно, ничего не мешало Кроули хотеть и других любовников. Ну то есть… Любовь
любовью, а желания тела — это совсем другое. Его друг все же демон.
За всеми этими размышлениями он и оказался дома. В пакете лежал одинокий кочан

капусты, пачка грецких орехов, бутылка уксуса и шоколадка. Корзинка Азирафаэля так
и осталась стоять около молочного отдела, забытая и одинокая. Ангел вытащил из
внутреннего кармана пальто небольшой ключ и покрутил его в руках. Он не позвонил
снизу, хотя Кроули очень редко был дома в такое раннее время, особенно в одиночку.
Но все же… Он решил, что в случае наличия незнакомых людей закроет глаза. Двумя
руками, сильно-сильно, а потом сделает вид, что ничего не видел. А потом сделает
что-нибудь страшное. Свет этажом выше в апартаментах какого-то дипломата замигал и
погас.
В квартире было тихо. Пахло одеколоном Кроули, землёй для растений, сбежавшим утром
кофе и чем-то ещё: горячим асфальтом, знойным днём, опасным вулканом. Чем-то очень
родным. Азирафаэль впервые за несколько дней согрелся. Мурашки побежали по плечам и
шее. Чужих запахов не было. В квартире по-прежнему пахло любовью, немного грехом,
слегка раздражением — когда ангел решил пересадить бегонию — и вином. Азирафаэль
вспомнил разговор женщин и направился прямиком в спальню. Демона не было и там,
постель была идеально заправлена, двери на балкон открыты. Легкий ветер шевелил
темные шторы, сквозь которые обычно солнце не пробивалось совсем, но демон сразу
открывал их, стоило ангелу остаться у него ночевать.
Азирафаэль помялся на пороге и подошел к кровати. Она была большая, с высоким

изголовьем, на котором остались следы от острых демонических когтей, которые иногда
выпускал Кроули, в моменты самого острого и неудержимого удовольствия, когда тело
выгибает на постели, пальцы на ногах поджимаются, а дыхание застревает, так и не
добравшись до легких, и вылетает обратно громким криком. У неё были крепкие ножки,
но днище было совсем близко к полу. Хотя, если постараться, туда можно было
залезть. Ангел снова помедлил, а потом поддёрнул брюки вверх и опустился сначала на
одно колено, потом подставил и второе. Ковёр мягко щекотал ладони, словно пытался
успокоить. Азирафаэль выдохнул и все же сунулся под кровать.
Когда Кроули, ведомый любимым запахом дождя, какао и старой бумаги, зашёл в
спальню, то на секунду завис. Перед его глазами очень провокационно и возбуждающе
покачивались чужие округлые и аппетитные ягодицы, обтянутые светлыми брюками. Демон
тихо зашипел, выпустив наружу раздвоенный язык. Желание скрутило все внутри, в
висках застучал отбойный молоток. Захотелось подойти и взять, без подготовки, без
прелюдий. Но зверь внутри, вернее, змей, едва не укусил сам себя за хвост: нельзя
причинять никакого вреда тому единственному, кто не раздражает его. Неправильно.
Поэтому Кроули только постучал в косяк костяшками пальцев.
— Ты что-то потерял?
Ответом ему стал звучный удар от соприкосновения затылка ангела с днищем кровати.
Ангел был упрямым, но коварная мебель оказалась все же жёстче. Азирафаэль, не найдя
в неизведанных недрах портала в иные миры, охнул и вылез обратно в действующую
реальность. Он начал тереть ладонью голову, ероша волосы, на которых осела пыль.
Взгляд осоловевших глаз остановился на хозяине квартиры.
— Любовника ищу, — ответил он искренне.
— Л… Ты… Кого? — теперь и у демона что-то внутри надломилось, но что-то намного

важнее, потому что мозг работать отказался в принципе. — Твоего?
— Нет, твоего, — ангел сел ровно и вытянул ноги перед собой, чуть шевеля ступнями.
— У меня есть любовник? — тонкие брови поднялись над очками, изгибаясь удивленно.
— В магазине я услышал разговор, — Азирафаэль выглядел так расстроенно, будто

отсутствие в постели Кроули незнакомого субъекта лишало их отношения любого намека
на любовь. — Что измена — залог здоровых отношений. Но я тебе не изменяю, и…
Кроули застонал, зарычал и зашипел одновременно, запрокинув голову. В холодильнике

скис остаток молока, не выдержав потока злости. На подоконнике в гостиной расцвёл
кактус, который только-только избавился от слишком нежных цветков. В несколько
шагов демон подошёл и опустился на корточки перед любовником. Осторожным движением
он убрал светлую прядь за поалевшее ухо. Очки упали на ковёр, когда он мотнул
головой. Губы растянулись сначала в гримасу, но через секунду это стало почти
похоже на искреннюю улыбку.
— Залог здоровых отношений — честность, взаимопонимание и доверие. И у нас с тобой

они длятся уже шесть тысяч лет, — демон сдержался едва, чтобы не прикусить губу от
болезненной нежности, когда Азирафаэль потянулся за ладонью на щеке. — Не этим
глупым смертным нас учить.
— Они не глупые, мой дорогой, — серьезно перебил его ангел, но демон всегда быстро
учился плохому, поэтому вместо ответа заткнул любимого пернатого поцелуем.
Они медленно опустились на ковёр. Обжигающе горячие руки распутывали ворох одежды:
маленькие пуговки на рукавах, тугой ремень, от которого на молочного цвета коже
остаются красные полосы, тянули за волосы, оставляли царапины на плечах. До самого
утра Кроули доказывал, что не изменял ему, не изменяет, и не собирался. В
холодильнике нашлась и бутылка вина, и свежая малина, и оладушки с черничным
джемом. На простынях остались маленькие пятнышки от него, на которые раздраженно
шипел демон, но сил прогнать их прочь совсем не осталось. Поэтому они уснули прямо
на полу, укрывшись пледом и обнимая друг друга крепко, сильно.
И в этих объятиях не было места никому чужому. Ни тогда, ни когда бы то ни было.
А даму из магазина муж поймал на измене. Кроули об этом позаботился лично. И его
тихий, но злой смех взлетел к самым небесам.
««Руки прочь от неё,»

Говорили — «не мое».
Ну а я буду с ней
До конца наших дней».
========== Day 29. что-то милое ==========
Комментарий к Day 29. что-то милое

тема 29 дня: что-то милое
не знаю, насколько уж это получилось милым... но может всё-таки вызовет у Вас

улыбку. Тогда моя душа будет счастлива 💝 остался один день, золотые мои! месяц назад
я взялась за список тем и была уверена, что брошу на 3 или пятой. Но благодаря
Вашей поддержке, комментариям, артам и помощи — мы вытянули целый месяц \^^/ я
горжусь Вами, непостижимыми мужьями и чутка собой
Люблю Вас, коты мои.
~~
Вы знаете/помните эту потрясающую тему с «WHAT HAS HAPPEN TO YOUR HAIR?” 😄 ниже
будет одна фраза, помеченная звёздочкой. Прочитайте ее именно с этой интонацией,
пожалуйста 💜💙
в итоге:
серия «кантри жизнь в деревне»
Кроули/Азирафаэль, ER, романтика, юмор(я надеюсь)
цветы, вероломный убийца и гамак.
Спасибо Вам за помощь с опечатками. Ваша помощь просто неоценима, если бы я могла
Вас всех угостить печеньками, я бы сделала это с радостью ^^ Вы прекрасны просто
с любовью Ваша Хори-Хаул.
Любое, даже самое горячее и непостоянное сердце в какой-то момент хочет покоя.
Чтобы не было никаких волнений, паники, беготни, чтобы вокруг Мир двигался
медленно, лениво, омывал своими тёплыми волнами и укачивал, напевая тихую старинную
колыбельную шумом морских волн, криком перелетных птиц или шелестом свежей зелени.
И чтобы прохладный ветер едва ощутимым прикосновением по обнаженной коже спины,
когда рассвет только-только начинает выкрашивать темные облака в невероятные цвета.
И сон, который всю ночь бродил где-то по городу, танцевал на дискотеках и бежал
бегом до последнего в районе открытого магазина, потому что так сильно хочется груш
именно сейчас, усталый и замученный возвращается и опрокидывает на чистые простыни,
чтобы сжать в душном объятии до полудня. Такие небольшие рекламные паузы нужны,
обязательно нужны, особенно если долгое время несчастное сердце заходилось в
бешеном ритме, пытаясь пробить рёбра и выбраться из тесной грудной клетки. И эта
удивительная минута покоя настолько хрупкая, что появляется ощущение полёта головой
вниз с огромной высоты и ты наконец дышишь, живешь и существуешь.
У Мироздания потрясающее чувство юмора, не замечали? Особое, странное, но без

сомнений — неповторимое. Никто больше не может с таким удовольствием творить вещи,
подобные ему. Когда жизнь ни с того ни с сего сначала делает кульбит, от которого к
горлу подкатывает тошнота, потом — две минуты лежит не двигаясь, а после —
протягивает самый сладкий кусок пирога, ну, потому что ты заинька. А ты стоишь —
зелёный, измученный и пытаешься снова научиться глотать, потому что потом это
лакомство будет приходить во сны и преследовать до конца жизни. Мироздание всегда
хочет только хорошего для нас: странными путями, в непонятное время, какими-то
варварскими способами, но оно пытается привести нас к счастью. Что я могу сказать…
Удачи нам.
Июль сменился августом. Солнце уже порядком выбилось из своих сил, но спокойно пока
могло оставить неприятный ожог на беззащитной спине или сжечь подставленное в
наслаждении лицо. Воздух заполнили запахи созревших ягод, плодов, цветов. Едва
заметно, если только тронуть воздух кончиком языка, можно было уловить привкус
осени. Эта грустная дама с большими янтарными глазами ненавязчиво встала где-то за
спиной лета, поправляя разноцветное платье и большой венок из сухих листьев. Ее не
было видно, но где-то в затылке сидела мысль, что она рядом, совсем рядом. Природа
пыталась надышаться теплом и светом вдоволь за оставшийся месяц. Трава росла
старательнее, речка журчала звонче, даже дожди были сильнее. Начались самые вкусные
и одновременно с этим — самые грустные дни лета.
Кроули все больше времени проводил на улице. Он пытался накопить в себе все тепло,
что сможет, перед долгой зимой. Поэтому с самого утра он брёл плавать, иногда в
компании зевающего, но от этого ещё более очаровательного ангела. Пока змей
разрезал воду гладким длинными телом, вычищая из-под чешуек пыль и крошки, которые
стали в постели любовников практически третьим действующим лицом, Азирафаэль сидел
на помосте, опустив в воду только голые ноги. Закатанные до колен штанины конечно
тоже намокали, но на солнце очень быстро высыхали. Кроули не мог отказать себе в
удовольствии проплыть мимо него, задевая ступни и чувствительные пятки холодным
хвостом. Азирафаэль тут же поджимал ноги наверх и цокал языком, но через пару
секунд возвращался в изначальное положение. Охота начиналась сначала.
Когда с водными процедурами было покончено, они возвращались в свой чудесный

небольшой дом. Дикий виноград овил весь ближний к лесу фасад, скрытый от глаз
соседей. Демон всячески шипел на своенравное растение, дергал нижние листья, один
раз даже попытался отодрать, но все же — дикий виноград. Ему был не знаком страх,
даже перед желтоглазым разъяренным змеем. И виноград рос, Кроули шипел, а
Азирафаэль только радовался, что кто-то смог дать его домашнему тирану отпор. После
завтрака Азирафаэль отправлялся лелеять сначала свои многочисленные клумбы, щебеча
с ними ласковым голосом, а потом — проверять самые любимые и важные книги,
протирать их от пыли и листать тонкие страницы. Разминка для книг и все такое. Кто
их благословенных разберёт. Кроули старался не спорить и не попадаться под руку.
Поэтому уходил в гамак. Он был натянут между двумя яблонями на заднем дворе около
заборчика. От настырного солнца змей был скрыт кронами деревьев, от взглядов людей
— невероятно искусным чудом ангела. Иногда, правда, на него падали яблоки — почему-
то они очень не любили демона — или соседские кошки, которые отчаивались слезть
нормально и пытались совершить самоубийство. То, что это практически превращалось в
убийство демона с особой жестокостью — никто не знал.
Гамак покачивался из стороны в сторону, изредка Кроули шевелил пальцами, чтобы

возобновить это движение. Он дремал, закрыв глаза самыми чёрными очками из
возможных, и вслушивался в журчание воды из шланга, когда Азирафаэль поливал
клумбы, в его воркование, медом оседающее на чёрном сердце, в легкие шаги по дому.
Кроули провалился в более глубокий сон, когда услышал осторожное шуршание куста
где-то сбоку от себя. Скорее всего, Азирафаэль хотел подойти, но боялся разбудить.
Трепетное пернатое, которое даже проявлять свои эмоции старается максимально
вежливо. И самые пошлые порывы, кстати, тоже. Оформленная по всем законам этикета
просьба перестать страдать ерундой и, наконец, войти в него — хуже святой воды. У
Кроули зубы сводит от неё каждый раз. Верхний левый клык начал уже крошиться.
Именно из-за чужой воспитанности он не проснулся, а только чуть повернул голову на

звук.
— Ты проголодался, ангел? — голос со сна был хриплым. — Кажется, у нас осталась ещё
та рыба, что тебе понравилась.
Вместо ответа рядом судорожно засопели. Кроули нахмурился, пытаясь припомнить,

давно ли у его возлюбленного гайморит. Или это был приступ внезапной астмы? У
ангелов вообще может быть астма? Ну мало ли, привыкшие к свежему воздуху там у себя
наверху, тут их нежные чувствительные тела могли портиться. Ужас какой... Демон уже
открыл рот, чтобы спросить об этом, но его опередило очень громкое, отдавшееся эхом
в голове и звоном в ушах, прочувствованное:
— ГАВ!
Змей подлетел на гамаке, словно ему всемогущий пинок дала сама преисподняя. Он
распахнул глаза, практически доставая кончиками пальцев веток деревьев, приземлился
обратно на своё ложе. Гамаку такая игра понравилась, очевидно, и он вытолкнул
хозяина ещё раз — сильнее и выше — и на этот раз правее, прямо в колючие кусты
ежевики. Кроули взвыл не своим голосом, когда острые шипы впились ему в самые
неподготовленные для этого места. Волосы тут же запутались, цепляясь за кусты.
Единственным спасением были очки, которые защитили глаза от участи нижней части
спины. Демон выругался так грязно, что растущие через тропинку белоснежные розы в
секунду покраснели, до самых корней. Возмутительное «ГАВ!» повторилось снова,
удвоенное на этот раз и практически рядом.
На шум из дома поспешно выбежал Азирафаэль, вооружённый тяпкой. Страшное оружие,

между прочим. Если головы не лишит, то сорняки из неё выкорчует точно. Кроули
услышал, как его зовут по имени и немного успокоился, стараясь дергаться как можно
меньше.
— Ох, мой дорогой! Что случилось? Кто тебя обидел? — ласковый голос Азирафаэля,
кажется, мог лечить даже на расстоянии, потому что и ссадины уже не болели так
сильно, и уязвленная гордость и з… спина тоже. — Иди скорее ко мне, вот так…
Воркование продолжилось, но доставать Кроули из кустов никто не спешил. Даже не

попытался. Послышался треск любимой футболки демона, из-за чего из горла вырвался
раздражённый рык. Он сожжет весь этот адский сад — простите за сравнение — и на его
месте сделает себе бассейн, с маленькими фонариками на самом дне и плавучим баром.
— Кроули, не рычи пожалуйста, ты его пугаешь, — осуждающе и возмутительно раздалось

из-за спины.
— Я сейчас не только напугаю! — наплевав на все, демон резко поднялся на ноги во

весь рост, игнорируя содранную кожу и печальные дырки на ткани.
От открывшейся картины захотелось одновременно взвыть и умиленно застонать. Ну,

кому-нибудь захотелось бы, да. Но не ему. Азирафаэль стоял перед кустами в свой
очаровательно дурацкой соломенной шляпе, на которой Кроули тайком сделал маленькие
рожки из выбивающихся кусочков, и прижимал к груди толстого, пузатого и пушистого
щенка. Это была какая-то сумасшедшая помесь лабрадора и пуделя, с трогательно
висящими ушками и большими голубыми глазами. Ангел держал страшного врага обеими
руками, и они оба смотрели на воплощение мести и адской ярости.
— Что ты делаешь в кустах? — озадаченно спросил Азирафаэль, наклоняя голову к

плечу. — Ты же подавишь все.
— Я? Он? Что?! — демон дернулся, отдирая ещё один кусок футболки, и стал выбираться
из зарослей, перешагивая их. — Ну-ка дай его сюда!
— Нет, — ангел сделал шаг назад и для надежности развернулся к любовнику спиной,
защищая щенка. — Ты его съешь.
— Ангел, — Кроули все ещё пытался держать себя в руках. — Я не ем подобное, слишком
много калорий, я потолстею.
— Все равно не дам, — упёрся Азирафаэль. — У тебя какая-то нездоровая привычка

терять детей.
— У нас! — взвился демон и в несколько шагов оказался рядом. — А это… чудовище

пыталось меня съесть. Вдруг это адская гончая? Дай его сюда, я отнесу за забор.
Пусть местные забирают.
— Но его хотя бы нужно покормить… — Азирафаэль обернулся и глянул своим этим

взглядом, против которого у Кроули не было никаких средств защиты, лучше бы он
святой воды залпом выпил, и то сопротивлялся бы дольше.
— О, да ладно! — скривился демон, когда на него до кучи таким же взглядом посмотрел

и пушистый террорист, ещё и хвостом завилял для увеличения урона. — Меня ты тоже
сначала хотел просто накормить, и посмотри, где мы сейчас?!
— Дорогой мой, — в голос ангела на этот раз вплелась ещё и ледяная твердость,
которая мгновенно бы заморозила Ад, если бы тот захотел.
— Хорошо, ладно! Ты доволен?! Дай! — демон схватил заверещавший от счастья комок и
потащил в дом. — Он съест сейчас что-нибудь, а потом пусть убирается из моего дома!
— Твоего дома? — выразительная бровь изогнулась, а у Кроули где-то под рёбрами

противно заныло, почти паучье чутьё — как в фильме, который они смотрели недавно.
— Не лови меня на словах! — огрызнулся полностью проигравший этот раунд демон,

толкая ногой дверь в дом.
— * А что стало с моими розами?! — донёсся до него спустя несколько секунд

возмущенный крик, и Кроули едва сдержал порыв забиться куда-нибудь под стол и не
вылезать оттуда до Рождества.
~~
— Как все это привело нас сюда? — больше риторически, чем серьезно спросил Кроули,
сидя посреди маленькой ванной и натирая шампунем поскуливающего щенка.
— У него в шерсти репей, и вообще он грязный, — с улыбкой отозвался Азирафаэль,

сидя на бортике ванны и поливая найденыша из ковша.
— Я могу просто подуть, — предложил демон и звучно чихнул, когда кусок пены попал
на чувствительный нос. — Не вздумай! — он указал щеткой на открывшего было рот
ангела. — Ты доиграешься, и я сгорю в адском пламени от твоих благословений!
— Не стоит пробовать этот метод на живых существах, — обеспокоено отозвался

Азирафаэль, мысленно отвечая на чих змея.
— Ангел! — зашипел тот, когда на загривке мелкие волоски встали дыбом.
Щенок решил, что странные люди обращают на него слишком мало внимания, поэтому
расставил шире лапы и отряхнулся, обрызгивая их водой вперемешку с пеной.
Азирафаэль коротко вскрикнул и зажмурился, а Кроули застыл как был, только губы
поджал от едва сдерживаемого желания все-таки съесть этого тощего и дрожащего
провокатора. Пена медленно стекала с головы демона, оставляя длинный мокрый след на
щеке. И казалось бы, вот сейчас, сию минуту, сию секунду, в маленьком уютном доме
на холме прольётся кровь и произойдёт страшное, беспрецедентное в этой деревне
убийство, но… Азирафаэль засмеялся. Он сначала широко и счастливо улыбнулся, а
потом рассмеялся, утирая тыльной стороной ладони глаза. И вся злость Кроули утекла
вместе с грязной водой в сток. Демон выдохнул медленно и зашипел, щипая любовника
за голую лодыжку.
— Смешно тебе?
— Да, — честно признался Азирафаэль, который раскраснелся скулами, а глаза его

сияли будто самые яркие звёзды на небосводе.
Он протянул руку и стёр рукавом рубашки пену с лица Кроули. Тот не упустил
возможности схватить ангела и потянуть на себя, ловя в объятия. Азирафаэль оказался
сидящим между его ног, чуть боком, прижимаясь плечом к груди. Демон коротко
поцеловал под ухом, сдвигая носом мягкие короткие пряди. На губах осел чуть
горьковатый привкус мыла, но даже он не заглушал той сладости, что оставляла после
себя молочного цвета кожа ангела. Влажные проворные руки скользнули под футболку,
на которую была надета рубашка, поглаживая ямочки на пояснице и бока. Азирафаэль
мелко задрожал и попытался перехватить за запястья, пресекая нападение.
— Перестань… Здесь же ребёнок! — он умудрился покраснеть даже шеей.

— Нет, — раздвоенный язык прошёлся по виску. — Здесь мокрый бездомный пес и
возбужденный демон, терпение которого закончилось пару тысяч лет назад.
— Но, мой дорогой!.. Ох!
Плитки были холодными, пока их не согрело тепло тела ангела. Поцелуи были горькими
из-за мыла, и какие-то капли все же попали в незащищенные очками желтые глаза,
неловким движением они опрокинули корзину с грязным бельём. Но это были мелочи,
которые ничего не значили на фоне их любви, желания друг друга и счастья, которое
сочилось буквально через ткань мироздания. Первый стон, который сорвался с
покрасневших губ ангела, задрожал в пространстве, резонируя со всей вселенной.
В самый сладкий, острый и прекрасный момент щенок, который не мог выпрыгнуть из

ванны, все же справился со своими трудностями и, решив не рисковать, прыгнул на
обнаженную загорелую спину, которая была так близко.
Остаток ночи полуголый ангел спасал от взбешенного обнаженного демона пса. И

Азирафаэлю пришлось очень тщательно и старательно уговаривать возлюбленного
оставить потеряшку, хотя бы на денёк. Ну или на два.
Всего-то неделя, мой дорогой.
Как уже месяц? Надо же…
А потом Кроули смирился. Потому что его сердце впервые за столько тысяч лет было
спокойно.
========== Day 30. что-то сексуальное ==========
Комментарий к Day 30. что-то сексуальное

НУ ВОТ И ВСЕ!
тема 30 дня: что-то сексуальное
эту тему я, честно говоря, переврала, извратила и написала по-своему, так, что
можно день даже не засчитывать 😅 но я попыталась вложить в неё свою точку зрения.
Надеюсь, что Вам все же понравится такой вариант, и Вы не будете бросать в меня
подручными предметами ☺️
КОТИКИ МЫ ЗАКОНЧИЛИ
Я все же склоняюсь к тому, что второму заходу быть. Возможно, я всё-таки один денёк
отдохну, просто потому что нужно вдохнуть и перестроиться, но я чувствую в себе
силы запустить ещё один виток этих 30 дней. С Вашей поддержкой — мне все по плечу.
Ваша помощь и тёплые слова очень поддерживают меня, как в написании, так и просто в
жизни ^^ этот фредом и потрясающие мужья познакомили меня с такими невероятными
людьми, как Вы 💝
в итоге:
Кроули/Азирафаэль из вселенной работы «Стань белой птицей и лети»
повседневность, специфическое видение, немного намеков на прошлое Энтони
~~
этим исполнением я хочу закрыть тему разницы силы любви Азирафаэля и Кроули.
Надеюсь, относительно этого момента и Вы нашли для себя нужные ответы
С любовью Ваша
Хори-Хаул.
Время неумолимо бежит вперёд, не оборачивается ни на секунду. Будто где-то там, за
горизонтом, откуда каждое утро поднимается яркое золотое солнце, есть что-то
невероятно ценное и желанное, что так и манит. Вот время и бежит, перешагивает
через города, перепрыгивает эпохи, стирает воспоминания из сознания и целые народы
— с лица земли. В своём тяжелом изнуряющем забеге оно меняет реальность,
переделывает мироздание, разрывает сначала ткань этого мира, а потом собирает
снова, но уже — в совершенно другой узор. То, что сотни или тысячи лет назад было
нормально — сейчас считается пережитком прошлого и вызывает лишь ироничную ухмылку
на лицах людей. А ведь наши предки жили по этим правилам, с этими традициями и
искренне верили в свои устои. Как горько, вероятно, им было бы видеть, как все
изменилось. Люди так часто употребляют слово «прогресс», что совсем забыли один
важный момент: сначала нужно поменять своё сознание и расширить кругозор, прежде
чем исправлять мир. А то вокруг только и ходят, что толпа людей с мешками, полными
мыла, и те, у кого из всех карманов торчат шила. А на фоне — машины, роботы и
свобода жизни. Ну, мы можем помыться и проделать в ремне пару новых дырок, прежде
чем на нем повеситься.
Меняются нравы, меняется воспитание и нормы приличия. Люди потеряли

индивидуальность — какая ирония — в погоне за ней. В попытках стать «не таким, как
все» они потеряли сами себя, с уникальными чертами лица, изгибом губ и стуком
сердца. То, что долгое время являлось секретом для окружающих, скрываясь за таким
словосочетанием как «тайна личной жизни», выставлено на всеобщее обозрение:
подходи, трогай, обсуждай. Человек сидит у себя дома, а за его спиной стоит грязная
чёрная тень с таким неприятным именем «общество». От него почти невозможно
скрыться. Всегда есть ты и кто-то ещё, кто умеет делать что-то лучше, знает больше,
выглядит сексуальнее. О, этот потрясающий этап, когда в теле человека не скрыто
совершенно ничего. Так же охотно, как и собственную душу, люди выставляют напоказ
своё самое сокровенное. Людям так быстро становится скучно — ведь все то, что наши
предки исследовали друг в друге так долго, сейчас швыряют в лицо, словно грязную
рубашку. И ничего не остаётся, кроме как изменять и пачкать свою любовь этим чёрным
дёгтем.
Энтони чертовски сексуален, нельзя даже поспорить. С билбордов и журналов он

смотрит с таким вызовом и желанием, что люди непроизвольно облизывают пересохшие
губы и сводят ноги в порыве унять возбуждение. Ему достаточно щелкнуть пальцами,
как у его спальни выстроится целая очередь из желающих побывать в такой манящей
постели и увидеть вживую известную модель. Даже при условии, что дальше эта самая
модель выкинет их из своей жизни, словно мусор. Какая глупость, когда останутся
воспоминания. Ночью, под боком жены или мужа, на обратной стороне зажмуренных век
они будут гореть и ублажать такого желанного юношу. У Кроули были десятки съёмок: и
полуобнаженным, и в одних узких плавках, и в полотенце. Фотосессия к рекламе нового
парфюма DKNY включала в себя одно большое спелое яблоко. И больше, кроме самого
Энтони, на площадке не было ничего. Спасибо Баал, эта работа была полностью
закрытой. Только фотограф, слюни у которого звучно падали на пол, сама директор, не
отрывающая взгляда от его тела, да девчонка-гримёр, краснеющая, словно сваренный
только что рак. В общем, не было ни одного места на теле Кроули, которое бы не
рассмотрели.
Разве что, может быть, душа?
Азирафаэль рассматривает папки с сотнями фотографий на ноутбуке Кроули, выбирая

самые красивые для рамок на стене, и любуется своим возлюбленным. Какие-то снимки
смущают, заставляя мужчину закрывать ладонью пылающие щеки, но кончики ушей выдают
его с головой. Какие-то —вызывают улыбку из-за мысли — как же этот мальчик
повзрослел. Стал выше, сильнее, хитрее. Азирафаэль успел достаточно изучить
загорелое стройное тело, чтобы отметить и тонкие шрамы на одном из запястий, совсем
белые, и старые шрамы-точки под правым коленом, которые и вовсе почти стёрлись. Ему
на самом деле страшно иногда даже представить, через что прошёл его друг за все эти
годы. О бывшей жизни в квартире не было ни одного напоминания. Разве что подвеска,
которую парень никогда не снимал, и фотография, измятая совсем, с потертыми
сгибами, на которой был сам Кроули — ещё в детском доме — он обнимал смеющегося
Азирафаэля, который закрыл половину своего лица книгой, а за ними была Полли,
поставившая им обоим рожки. Азирафаэль знает, что однажды соберётся с силами и
задаст вопрос, который мучил его все тринадцать лет, пока они не виделись. Он
уверен, что Кроули ответит и сейчас, но сомневается, что у него хватит сил
выдержать правду.
Но все же — это его Энтони. С ехидной ухмылкой на губах, с хитрым блеском

искаженных глаз, с громким смехом и бархатным голосом. Он все так же бросается в
авантюры, не задумываясь ни на секунду, пьет ледяное молоко прямо из холодильника и
интересы своего друга всегда ставит выше своих. Что-то никогда, видимо, не
меняется. Вот и хорошо, пусть будет так, а со всем остальным, Азирафаэль был
уверен, они справятся. И он искренне не понимает, как все эти люди, оставляющие
комментарии в социальных сетях с предложениями сексуального характера, могут так
заходиться из-за чужого тела. Ведь никто из них и десятой доли не видел из того,
чем владеет скромный молчаливый хозяин книжного магазина.
По утрам, когда в плотном графике Кроули выдаётся выходной, он выползает из тёплой

постели и отправляется на кухню. Завязывает волосы в странную, хрупкую и
пошатывающуюся конструкцию на затылке, натягивает самую пафосную из присланных
разными компаниями футболок с логотипом, и встаёт к плите. Что эти люди из
интернета могут знать, если не видели мягких медленных движений, которыми парень
помешивает рагу, напевая себе под нос что-то, услышанное по радио, изгиба длинной
нежной шеи с выступающей цепочкой позвонков, убегающих в ворот. Как они могут
претендовать на то, что желают Кроули всей душой, если не наблюдали за ним украдкой
из дверей: за тем, как он переступает с одной босой ноги на другую, потирая озябшую
ступню о голень, чтобы согреть; за тем, как он надрывает пакетики с приправами
зубами, точно так же, как и обертку презерватива прошедшей ночью? Они никогда не
видели, как короткая непослушная прядь падает на высокий лоб, раздражая едва
ощутимой щекоткой сосредоточенного парня, не видели его изящных рук, которые быстро
и ловко нарезают свежие сочные овощи, как длинные тонкие пальцы медленно и идеально
срезают острым ножом кожуру с яблок.
В обнаженном теле нет ничего особенного. Но до чего же сдавливает Азирафаэлю горло

из-за отсутствия воздуха, когда Энтони несет ему на пробу ложку с горячим рагу,
подставив вторую раскрытую ладонь на всякий случай под неё. Когда парень сильным
движением открывает бутылку вина, у Азирафаэля поджимаются на ногах пальцы, а когда
они произносят тост и подносят бокалы ко рту, то он не может сделать ни глотка,
наблюдая за дергающимся острым кадыком любовника.
Никакая, даже самая дорогая и модельная одежда никогда не украсит Кроули сильнее,
чем мятного цвета рубашка самого Азирафаэля, накинутая на загорелые голые плечи,
пока парень лениво курит у дверей балкона. Ткань едва-едва закрывает его бёдра с
темными следами от сильных пальцев коллекционера книг, сквозь неё можно если не
увидеть, то хотя бы представить, как лопатки натягивают тонкую кожу, как при вдохе
Энтони слегка прогибается в пояснице, как вздымается его грудь. И эта мелкая
преграда, отделяющая фантазию от реальности — самое острое, вкусное и невероятное в
отношениях.
Вряд ли все эти люди когда-нибудь видели, как Энтони, в свой очередной выходной,
затевает страшную уборку и выгоняет милую женщину-горничную. Когда парень вместе с
Азирафаэлем отправляется мыть окна, то последнему приходится сдерживать все свои
сознательные и бессознательные порывы, глядя на возлюбленного сквозь толстое
стекло. Они улыбаются и водят тряпками, пытаясь угнаться друг за другом, а у
Азирафаэля тянет в паху, потому что между ключицами Энтони оседает прозрачная
капелька пота, чёрные татуировки змей выглядывают в прорези рубашки, с которой они
давным-давно отодрали рукава, а желтые ядовитые глаза смотрят с такой любовью и
теплотой, с какой никогда не были запечатлены на фотографиях для журналов.
Энтони Кроули невероятно сексуален. Но если большинство желает его тело, то

Азирафаэля возбуждает его душа, его самые глупые привычки и возмутительные
предложения, ехидные замечания и опрометчивые поступки.
Поэтому он спокойно пробегает взглядом по очередной сотне неприличных комментариев

под последним фото возлюбленного и закрывает приложение, когда чувствует ласковое
прикосновение горячих ладоней к своим волосам. Хотеть Энтони могут тысячи людей, но
таким спокойным, домашним и настоящим его видит только Азирафаэль.
— О чем думаешь, ангел? — спрашивает Кроули, все ещё сонный и ленивый после
пробуждения, и наваливается со спины всем телом. — Ты ушёл, и я замёрз.
— Прости, дорогой мой, — Азирафаэль закрывает ноутбук осторожным движением и

оборачивается, чтобы ощутить чужой вес на своих коленях.
И пушистые ресницы, которые чуть подрагивают, и чувствительные уши, и острый

подбородок, который можно осторожно кусать и слышать протяжные стоны — все это
намного сексуальнее, чем обнаженное тело на фото. Но Азирафаэль об этом никому не
расскажет. Потому что, в отличие от всего мира, не очень спешит делиться своим
самым сокровенным с обществом.
Он все детство делился чем-то с кем-то, он вырос добрым и щедрым мальчиком, но

Энтони — то единственное, что он не будет делить ни с кем.
Спасибо, пожалуйста, идите к черту.
========== BONUS DAY. сделать что-то плохое ==========
Комментарий к BONUS DAY. сделать что-то плохое

Думали, что так легко от меня избавитесь? 😋 Как бы не так!
IT IS BONUS DAAAAAAY 🥳
и его тема: сделать что-то плохое
вначале я хотела отсыпать Вам стекла пуд и тележку, но потом у меня не поднялась
рука. Все же, нужно радовать себя и Вас чём-то светлым и добрым 🥰 Поэтому, это
просто небольшая веселая зарисовка для хорошего настроения.
Основано на этой потрясающей рекламе «Даже ангелы не устоят» -

https://youtu.be/hH6RxHFzcCY
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Габриэль/Вельзевул, Михаил, Уриэль

Жилищные вопросы, небольшой пикник и много благодати ^^
Юмор (надеюсь 😅) немного романтики. Но слишком колоритная реклама ^^
Надеюсь, Вас это порадует 🙃

С любовью,
Ваша Хори-Хаул 🥰
Размеренное постукивание серебряной чайной ложки по бокам фарфоровой чашки —
единственное, что нарушало идиллию прекрасного августовского утра. Жара постепенно
выпускала из своих душных объятий измученный город, небеса изредка поливали землю
прохладными дождями. На асфальте расползались лужи, с деревьев капало прямо людям
за шиворот, прямо на спину. Листья постепенно начали отрываться от веток деревьев,
пока только хилые и маленькие, но даже у самых зеленых и сочных — постепенно
краснели и желтели самые краешки. Усталая природа будто потягивалась после тяжелого
труда, готовилась переодеть зеленую форму во что-то более нарядное и тёплое. Самая
прекрасная и вдохновляющая пора для многих людей. Будто бы на американских горках,
мир на секунду зависает в самой верхней точке, балансирует, а потом срывается вниз,
в холод и темноту.
Солнце отражалось в окнах домов и витринах, разбегаясь солнечными зайчиками по

тротуарам, дразнило прохожих, ослепляя их на несколько секунд. По сравнению с
предыдущим месяцем, когда весь город шумел и пыхтел, бубнил что-то себе под нос,
сейчас — он медленно дышал, наслаждаясь тонким привкусом осени в ласковом ветре.
Август — словно запечённая золотая корочка на пироге, самая сладкая и самая
желанная, которую ешь в самый последний момент. И этот вкус остаётся на языке ещё
долго, такой терпкий и такой манящий. Люди вдруг огляделись по сторонам, замечая
уходящее лето. Они останавливались в сквере, чтобы посидеть немного на выгоревшей
на солнце скамейке, острожно касались руками нижних веток деревьев, любуясь яркими
цветами. Город баловал своих жителей, и они, наконец, это заметили.
Азирафаэль сидел на большом цветастом покрывале и помешивал сахар в своей чашке.

Мелкие чаинки плавали на самой поверхности, а солнечные лучи тонули в янтарной
глубине, закручиваясь с ними в танце. На коленях ангела лежала раскрытая книга, по
строчкам которой он скользил взглядом. Закрытая бутылка вина валялась рядом, вместе
с двумя сверкающими бокалами. Из корзины чем-то пахло, манящим и соблазнительно
вкусным. Внимание ангела то и дело соскальзывало с интересных исторических фактов
на то, что было спрятано в недрах корзины, но возвращалось обратно. Кроули стоял
неподалеку. Модельные ботинки очень странно смотрелись на зеленом газоне. Демон
сдвинул на самый кончик носа чёрные очки и потер руки, разминая длинные пальцы.
После чего достал из внутреннего кармана пиджака чёрный небольшой баллончик,
встряхнул его и нажал на кнопку. Длинная струя вырвалась вперёд, смешиваясь с
воздухом. Кроули поспешно сделал несколько шагов назад и поднял голову наверх.
Небеса дрогнули, по ним будто бы прошла рябь. Серые набухшие тучи задрожали, словно
собирались обрушить на наглого демона поток ледяной воды, но вместо этого облачную
вату прорезал длинный солнечный луч, и на землю что-то рухнуло, поднимая клубы
пыли. Земля мелко задрожала, принимая на себя удар. Кроули закашлялся, размахивая
рукой из стороны в сторону, и подошёл ближе. В земле образовалось небольшое
углубление, выдранные куски газона валялись вокруг. В самой середине, сложив над
собой крылья, лежал ангел. Он был совершенно дезориентирован, моргал ошарашено и
крутил головой. Белые одежды были покрыты грязными пятнами, крылья немного
подрагивали, а перья топорщились в разные стороны.
— Михаил, — подытожил Кроули, всмотревшись в чужое лицо. — Не подходит.
Отойдя на несколько шагов от первой ямы, он снова нажал на кнопку, выпуская ещё
одну струю в небо. Все повторилось точно так же, как и несколько минут назад.
Небеса вздрогнули, и сквозь образовавшуюся прореху вниз рухнул ещё один ангел. Он
попытался было уцепиться за что-то, но сильные руки прошли сквозь облака, и тело
тяжело врезалось в землю. Только-только поднявшийся на ноги Михаил снова оступился,
не удержавшись. Пыль рассеивалась чуть дольше, но Кроули умудрился заметить один
важный момент, который снова не подходил ему. Зарычав сквозь сжатые зубы, он
отступил на несколько шагов.
— Уриэль, — приветственно улыбнулся Азирафаэль, немного приподнимая перед собой

красивую чашку ручной работы. — Может быть, налить чаю?
Михаил неотрывно смотрел на демона широко распахнутыми глазами. Он почти не дышал и

не двигался, только следил за каждым движением. Уриэль пока ещё не пришла в себя, с
тихим стоном поднимаясь на ноги. Но Кроули на них уже не отвлекался, он наблюдал за
очередным падением крылатого существа сверху. На этот раз удар был сокрушительным.
Азирафаэль ошпарил пальцы чаем, который выплеснулся наружу, Уриэль снова клюнула
носом в землю, едва успев подставить руки, а Михаил устоял чудом, просто из чистого
ангельского упрямства. Архангел он в конце концов или нет? Большие золотые крылья
было видно даже сквозь образовавшуюся завесу пыли. Демон издал победный вскрик и
надел очки обратно.
Габриэль не особенно пострадал, ну разве что его модельная прическа немного

растрепалась. В остальном архангел выглядел прекрасно, даже не завалился на бок, а
приземлился на одно колено. Пижон лохматый. Кроули едва сдержался, чтобы не плюнуть
в него. Яд так и сочился с острых клыков. Но вместо этого он шагнул ближе и указал
на Габриэля пальцем.
— Я понятия не имею, что ты натворил! — громко сказал Кроули. — И знать не хочу!
— Азирафаэль? — сурово начал Габриэль, отряхивая испачканную штанину. — Мне

хотелось бы знать…
— А мне хотелось бы жить в своей квартире спокойно! — змей начал срываться на злое
шипение, а по губам то и дело скользил раздвоенный влажный язык.
— И при чем здесь мы? — хрипло поинтересовался Михаил, не рискуя подходить ближе;
Уриэль же, почти ползком добравшись до рябившего в глазах пледа, приняла из рук
Азирафаэля чашку с горячим чаем.
— Вы мне даром не сдались, — отмахнулся демон. — Валите, откуда пришли.
— Мы упали, — поправила его Уриэль, рассматривая чашку.
— Это одно из новых изобретений смертных, — поделился с ней Азирафаэль с легкой

улыбкой. — Не знаю, откуда они взяли такую формулу, но ангелов косит только так.
— Почему, — снова обратился к архангелу Кроули. — Вельзевул третий день жрет

второсортные гамбургеры с заправки, смотрит реслинг и рыдает?!
— Это тебя не касается, — с угрозой шагнул к нему Габриэль.
— Да я бы век вас видел! Но почему, пернатую мать твою тебе же в душу, она делает
это в моей квартире?! — желание плюнуть в наглую физиономию архангела с каждой
секундой становилось все сильнее, а причин этого не делать — меньше.
— Дорогой мой, — спокойный и ласковый голос едва коснувшись ушей, успокоил кипящую
кровь.
Кроули выдохнул, морщась при этом, и снова указал на Габриэля, но теперь уже почти
в лоб.
— Забери. Ее, — прошипел он, щуря желтые ядовитые глаза, после чего развернулся и
пошёл вглубь парка, а на любопытный взгляд ангела только отмахнулся. — Слишком
много благодати тут, у меня першит в горле.
Азирафаэль проводил демона глазами и медленно поднялся на ноги, прижимая к груди

книгу.
— Демоны такие чувствительные, да? — почти трепетно спросил он, скорее в пустоту,
чем у кого-то, и улыбнулся сам себе, но не удержался. — Габриэль, так что же ты
сделал?
— Я… — раздражение требовало закрыть рот, но архангел и правда не знал, что ему

делать. — Она разозлила меня, и я ударил ее крыльями.
— Ты что?! — спросили трое остальных ангелов на поляне.
— О, босс… — Михаил звучно ударил себя ладонью по лбу.
Азирафаэль указал куда-то в траву на спрей, где секундой назад стоял Кроули.
— Подари ей это и сдайся уже, — мягко посоветовал ангел и вытащил из носа две
маленькие ватные затычки, после чего направился в ту же сторону, куда уполз древний
злой змей.
По велению руки непочатая бутылка вина запрыгнула в корзинку вместе с бокалами, а

сама она поковыляла следом, виляя квадратными толстыми боками. Перед тем, как
подхватить ее, Азирафаэль обернулся и спокойно произнёс:
— Только, пожалуйста, не трогайте его кровать, — глаза Азирафаэля на мгновение

потемнели, приобретая оттенок грозовых туч. — Это было бы неловко.
И если кто-нибудь скажет Кроули, что тот пытался помирить свою суровую начальницу и
ангельскую пернатую задницу потому, что переживал за Вельзевул, то обнаружит на
своём лице след от ядовитого плевка. Прямо между глаз. Но не переживайте, улыбчивый
кудрявый ангел Вас быстро подлатает.
Наверное.
========== Day 1. (31) заблудиться где-то ==========
Комментарий к Day 1. (31) заблудиться где-то

тема (тридцать первого) первого дня: заблудиться где-то
и вот мы снова в начале пути 🥳 спасибо Вам всем за тёплые слова, я в ближайшее
время отвечу на все комментарии, как только выдастся возможность 💝 и вот, мы с Вами
начинаем новый виток, прямо как Мироздание)
здесь есть несколько отсылок к этой теме, захватывая ее в разных формах) возможно,
я просто немного голодная 🥰 надеюсь, у меня получилось передать Вам эти прекрасные
образы 🌸
в итоге:
Кроули/Азирафаэль, считайте это предысторией 26 дня, или как самостоятельную
историю, как Вам больше понравится
ER, романтика, гастрономические пристрастия, нежность.
~~
Спасибо Вам за помощь с опечатками и вылавливанием заменённых слов. я воюю с т9 и
пытаюсь его обучить, но все это идёт медленно. Я скучаю по компьютеру и моего
прекрасному ворду, который знает все мои пристрастия 💝
Коты мои, Вы невероятные! Надеюсь на Вашу поддержку, и что смогу радовать Вас и
дальше.
С любовью, Ваша Хори-Хаул 🦊
Каждая девочка с самого детства знает, как должна выглядеть ее идеальная свадьба.
Во всех мелочах, за исключением разве что количества гостей, да лица избранника.
Хотя и там тоже определенно есть пожелания: сначала он выглядит как прекрасный
принц или супергерой из последнего просмотренного мультика, потом обретает более
реальные черты. И самая независимая и сильная девочка, которая слушает тяжелый рок,
открывает дверь с ноги и выбривает восемьдесят процентов волос на своей голове,
даже если говорит, что ей это не нужно. Это могут быть и фьорды в Исландии, и
жаркая пустыня с верблюдами, и дно древнего озера где-то в пещерах — но каждая
девочка в своей голове видит эти картинки. Мальчики эти картинки тоже видят какое-
то время, пока репутация среди сверстников не закрывает их своим большим телом. А
годам к тридцати пяти эти картинки снова вылезают, выцветшие, облезлые, но встают
перед глазами как и раньше. И мальчики хватаются рукой за то место, где у них по-
идее должно быть сердце и начинают метаться в поисках, грустные и несчастные.
Для каждого этот удивительный день значит многое, но так сильно отличается. Кому-то
хочется большого зала с гостями, чтобы сотни пар глаз смотрели на его счастье,
любовались, возможно завидовали. Кому-то достаточно только близких и друзей, с
которыми наконец нашлась причина повидаться. У кого-то нет семьи — ее заменяют
самые верные друзья, прошедшие вместе с этим счастьем долгий тернистый путь. Они
окружают своей искренней любовью, поддерживают и вместе радуются. Кому-то
достаточно только любимого человека, его подрагивающей от волнения руки, трепещущих
ресниц и блестящих глаз. И больше ничто не имеет значения: ни одежда, ни окружающий
мир, ни погода за окном, ни дата. Потому что у них есть собственный мир, спрятанный
между телами в момент крепких объятий, куда никому входа нет. Ни друзьям, ни
врагам. В этом мире может светить тёплое солнце или идти проливной дождь, там
месяцами царствует лето, а потом на несколько дней наступает лютая зима. Но это их
мир, уберите прочь свои грязные руки, пожалуйста.
Азирафаэль медленно шагал, выставив перед собой руки. Он шарил в пространстве, но

только колыхал воздух. Кроули шёл рядом, краем глаза наблюдая за ним, перехватывал
за локоть, если впереди вырастала какая-то преграда, угрожающая здоровью —
физическому и ментальному — его ангела. В такие моменты скулы Азирафаэля,
наполовину скрытые чёрной тканью, становились очаровательно розовыми. Один раз
демон едва не слился с углом дома в страстном поцелуе, засмотревшись на
покрасневшие кончики ушей и улыбку, украшающую чужое лицо. Кроули немного не
хватало распахнутых от удивления и радости глаз, которые были завязаны его
собственными руками, но это мера была временной, а награда будет невероятной, он
был уверен. Его взгляд случайно упал на пластмасску от бутылки вина, скрученную в
некое подобие кольца, которая была надета на безымянный палец Азирафаэля. Горло
сдавило от странной смеси радости, страха и любви.
— У меня возникает ощущение, — спокойно начал Азирафаэль, увеличивая радиус

размахивания. — Что ты ведёшь меня на ритуальное сожжение в Ад.
— Абсолютно так, — согласился демон, корректируя направления их движения и

поворачивая в переулок. — Я зачем тебя откармливал все эти месяцы?
— Вы будете меня есть? — ослеплённый ангел повернулся на собеседника, интуитивно

находя его лицо. — Перья могут застрять в зубах.
— Зато они неповторимо хрустят, — усмехнулся Кроули, легонько хлопнув ладонью между
чужими лопатками. — Мы пришли, ангел. Обрети же зрение.
Азирафаэль медленно стянул повязку вверх, сминая светлые пряди. Солнце ослепило на
несколько мгновений, поэтому он заморгал быстро, зажмурился и снова заморгал,
утирая рукавом слезы в уголках глаз. Первое, что он заметил — умопомрачительный
запах чего-то сладкого, ягодного и вкусного. Рот наполнился слюной, требуя срочно
погрузить в него источник аромата. Когда зрение полноценно вернулось, ангел увидел
большую стеклянную витрину, на которой красовались различные торты и пирожные. Над
дверью красовалось изящное «La Forét». Верхние окна были открыты, впуская внутрь
свежий летний воздух, взамен одаривая прохожих сводящим с ума запахом выпечки.
— Что..? — растерянно оглянулся на демона Азирафаэль, прижимая к груди измятую

чёрную ленту.
— Мы пришли выбирать свадебный торт, — улыбка пыталась растянуть губы Кроули, но он

всячески пытался ее удержать. — Все это же ради него. Ради торта. Я все знаю. Тебе
нужен не я, а торт.
— Ох, мой дорогой… — брови выразительно изогнулись, выдавая крайнюю степень радости
его любимого пернатого.
— Мы зайдем? — Кроули кивнул на дверь.
— Конечно! — широкая улыбка осветила лицо Азирафаэля, и демон подумал, что она ярче
всех звезд вместе взятых.
Стоило открыть дверь, как запах стал ещё сильнее. Глаза ангела разбежались, не в
силах смотреть одновременно на все стойки с тортами. Они были разбиты и по цветам,
и по размерам. Одноярусные, двухъярусные, маленькие, большие. Некоторые были в рост
человека, были подвесные на цепочках, украшенных блестящими камнями. Были и те,
которые светятся в темноте, и полностью сотворенные из карамели — в форме дворца
Снежной Королевы, прозрачные насквозь. Азирафаэль едва ощутимо вздрогнул, когда
узкая горячая ладонь коснулась его плеча.
— Ты главное не потеряйся, Алиса, в погоне за белым тортиком, — попросил Кроули,

направляя любовника в соседний зал. — Я уже кое-что присмотрел.
Первый торт, к которому они подошли, был трёхъярусным. Покрытый белой сахарной
пудрой, он был украшен разнообразными ягодами красного цвета: разрезанными пополам
клубничками, брусничками, малиной и вишнями. Но на каждом корже по диаметру,
украшенному ягодами, изредка встречались черные ежевики. Алая начинка проступала на
коржах, заманивая своим невероятным запахом.
— Чем-то похоже на нас, правда? — хрипло поинтересовался Азирафаэль, приваливаясь

своим плечом к чужому.
— Ну, если слегка, — чуть скривился Кроули, находя мягкую ладонь и увлекая к
следующему стенду. — Вот этот больше похож.
Взгляд Азирафаэля приклеился к четырёхярусному торту, который ровно пополам

разделяла цепочка кроваво-красных роз. Одна половина торта была белоснежной,
украшенной кремовыми цветами и жемчужинами, с мелкой кокосовой крошкой, а вторая —
шоколадной, с боков коржей стекал темный шоколад, подтеки опускались до следующего
уровня, большие коричневые жемчужины опоясывали основной ярус.
— Я бы добавил ещё яблочных долек — и вуаля, — облизнулся демон, обжигая влажным

дыханием чужое ухо. — У него, кстати, коржи сделаны как брауни. Ты любишь ведь.
Азирафаэль бросил на него полный любви взгляд и потупился, улыбаясь уголками губ.
На загорелой руке огнём горело подобие кольца из белой книжной закладки. Ангел
протянул руку и переплел пальцы, не в силах отвести взгляда от контраста их кожи.
Рядом стоял белоснежный четырёхъярусный торт, разрезанный ровно пополам. Каждый

корж был украшен золотыми сердечками, разбросанными хаотично по всем частям. В
середине каждой половины были съедобные цветы, водопадом спадающие вниз.
Разноцветные розы, ромашки, маленькие маки — все они перепутывались между собой,
чтобы внизу превратиться в целое цветочное озеро. Демон едва удержался, чтобы не
отломить ближайший и не вплести его в мягкие светлые волосы, точно над
чувствительным ухом. Вместо этого Кроули прикоснулся к нему губами, сухими и
горячими.
На стенде напротив стоял четырехъярусный торт, полностью покрытый чёрной глазурью.

Она блестела в свете ярких ламп, слово змеиная чешуя. На самом верхнем маленьком
ярусе расположился диковинный красный цветок с широкими, почти огненными
лепестками, он опутывал своими тонкими стеблями весь торт, протыкал коржи и
вырывался с другой стороны. Маленькие белые кусочки шоколада, рассыпанные по чёрной
глазури напоминали яркие звёзды на ночном небе. Сахарная белоснежная пудра
соединяла их в галактики, таинственные и загадочные. Азирафаэль, заворожённый ими,
почувствовал, как демон обнял его со спины, соединяя на груди загорелые руки, и
прижался своей щекой к щеке возлюбленного. Они стояли и размерено дышали в унисон,
осознавая, что впервые за шесть тысяч лет они имеют друг на друга право. Они так
долго плутали в этой пучине разногласий, недопониманий, предубеждений и страха. А
теперь — вот они, счастливые и любящие друг друга, просто потому что иначе и быть
не могло.
Между вздымающейся грудью демона и расслабленной спиной ангела, тем самым нежным
местом, откуда начинали расти хрупкие кремовые крылья — расположился целый мир,
дрожащий от нежности и той любви, что пропитывала его целиком. И они готовы были
оберегать этот мир всеми способами, как и человечество от Апокалипсиса.
Самоотверженно, до последнего вздоха, из последних сил.
— Ну что ж, — выдохнул невесомо Кроули и сверкнул желтыми глазами из-под очков. — А

теперь — дегустировать.
Азирафаэль покраснел, закрывая ладонями пылающие щеки, от одной мысли, что сможет
попробовать эти сладости.
Кроули в который раз приревновал его к еде.
========== Day 2. (32) ==========
Комментарий к Day 2. (32)

тема второго (32) дня: ласковые прозвища
здесь будет несколько моментов, лично моих больных и любимых, возможно Вам они не
придутся по вкусу, но... вдруг 😅
я достаточно тяжело отношусь к сокращению имени ангела, что-то внутри меня
царапается при этом. Простите, если для Вас это не так)
в итоге:
Кроули/Азирафаэль, Анафема, Бентли
романтика, hurt/comfort, нежность.
Спасибо Вам за помощь с опечатками и вычёсыванием текста 💝🥰 за Ваше терпение, Вы

невероятны, котики мои.
~~
В твиттере выставкою фотографию Хиканбаны, если кому-то захочется посмотреть на
этот удивительный и такой грустный цветок)
~~
Приятного прочтения,
С любовью, Ваша Хори-Хаул 💝
Имена — очень загадочная и спорная вещь в нашей жизни. По своей сути, это просто
определенный набор звуков, на который мы откликаемся. Какие-то имена имеют
величественное происхождение и значения, их носили Короли и герои, они записаны в
вековых книгах. Какие-то имена — культурное наследие народа, имя первого пророка
или мученика, который отдал свою жизнь за спасение сотни. Многие верят, что имя
определяет судьбу человека. С этим простым набором звуков связаны приметы и
верования, как нельзя называть ребёнка, а как наоборот, нужно. Имя преследует
человека до самого конца, а после — хранит в себе память о нем, выбитое на холодном
мраморе. Бывает, что дети не могут ужиться с данным родителями именем и меняют его,
стоит только получить такую возможность. Есть в этом что-то ироничное, что ребёнок
обретает такую важную мелочь, не осознавая этого, а потом вся его жизнь подчинена
чужому решению.
Но обычное имя, записанное в документах, удостоверяющих личность, часто не может

передать всего того отношения, что испытывают к человеку. Имена часто повторяются,
а мироздание сводит людей с одинаковыми в одну точку во вселенной и сталкивает
лбами. И тогда в определенном месте оказываются просто два человека, которые
зовутся одним и тем же набором звуков, но жизни их — полностью противоположны друг
другу. Когда ты испытываешь к человеку какие-то определенные чувства, будь то гнев
или любовь, нежность или раздражение, радость или боль от одного только взгляда —
их невозможно уместить в одно обычное имя. Тогда на языке появляются какие-то
сравнения. Любимого мужчину женщины часто награждают таким прозвищем как
«медвежонок», не потому, что он лохматый, по утрам обворовывает соседских пчел,
впадает в продолжительную спячку при первых признаках зимы и ревет раненым китом по
ночам. Скорее всего, у девушки в детстве была любимая игрушка, которая защищала от
страшных кошмаров, отгоняла страхи и помогала справиться с чисто детсткими
проблемами, а теперь это место занял любимый человек. И происходит замещение. В
прозвищах таится намного больше, чем просто забытое имя. Прозвище хранит в себе все
самое важное, что не сказать словами.
У каждой книги в магазине Азирафаэля было своё прозвище. Та, что постоянно падала с
верхней полки на головы привередливым покупателям — Ворчунья, у толстой небольшой
книжки про десерты — Сладкоежка, у непонятно как попавшего в его коллекцию мирового
бестселлера о садо-мазо играх богатого идиота — Ой-ой-ой. Ангел ворковал с каждой
из них, когда брался за мягкую сухую тряпку и обходил ряды, чтобы протереть своих
подопечных. Кроули, который довольно часто заставал такие моменты в глубоком
кресле, закатывал глаза и подтягивал колени к груди, чтобы залипнуть в очередную
игрушку на мобильном телефоне. Сладостные речи, направленные не к демону, нарушали
механические и громкие звуки из виртуальной вселенной, где страшный змей ловил
маленьких несуществующих диковинных животных с помощью шариков. У свитков,
спрятанных в задней комнате, при определенной температуре и влажности, были древние
имена на давно забытом языке. Азирафаэль шептал их очень тихо себе под нос, чтобы
не нарушить покоя таких старых экспонатов. Кроули следовал за ним, не отрываясь от
игры, потому что самые таинственные покемоны прятались именно там. Он медленно
двигался между стеллажами, выслеживая их, и краем глаза наблюдал за улыбающимся
ангелом.
Кроули тоже заслужил парочку прозвищ с легкой руки Азирафаэля. Очень часто он
хитростью и изощренным планом заманивал своего возлюбленного туда, куда тот в душе
очень хотел, но почему-то упрямо об этом молчал: будь то новая кофейня на другом
конце города или старый книжный магазин в другой стране. До самой последней секунды
ангел и думать не смел, что Бентли, укачивающая его на переднем сидении в мягкую
дрему, в итоге вырулит к такой желанной вывеске. Тогда удивлённые глаза
распахивались, ресницы чуть подрагивали, а улыбка на губах затмевала само солнце,
такой яркой она была. Демон и ангел вылезали из машины одновременно, и водитель
слышал в свой адрес потрясенное, но счастливое:
— Вот ты старый змей!
Кроули немного коробило упоминание его возраста, но слишком радостным голосом это
было сказано, чтобы затевать спор. Он только шипел в ответ, позволяя юркому языку
показаться между острых зубов. Но сердце стучало чуть быстрее каждый раз.
Выдавались и тяжелые дни, когда серые грязные тучи липли на небеса, словно мусор на
обуви путешественника. Все шло наперекосяк, люди раздражали, вино было слишком
сладким, Азирафаэль слишком громким. Весь мир злил демона, словно под его кожей
налип песок, который жёг его. Кроули огрызался сквозь сжатые зубы, не реагировал на
прикосновения, собирался почти что кольцами на старом кресле, обхватывая себя за
плечи руками, а иногда и вовсе — пропадал на несколько дней. Их ссора, глупая и
нелепая, беспокоила Азирафаэля все время. Он ронял книги, задевал бёдрами маленький
стол и обжигал губы горячим какао. В итоге, он ложился спать в одиночестве в
холодную постель. Но посреди ночи он ощущал чужое присутствие в спальне, горячие
руки, которые касались его затылка и шеи, сухие губы на плече. И все обиды и горечь
исчезали, смытые облегчением и настоящей ослепляющей любовью. Ангел обнимал
молчаливого демона, едва ощутимо укачивая его из стороны в сторону, и шептал:
— Мой дорогой… Дорогой мой мальчик…
Эта связь была намного крепче, чем у любовников. Умные психологи сравнивали такое с
теми нерушимыми узами, что соединяли родителей и детей. Те, что уже не разорвать ни
ссорами, ни разводами, ни изменами. Азирафаэль считал это странным, но не мог
перестать в такие секунды опекать демона, позволять ему побыть слабее, забрать у
него всю ответственность за слова и поступки, разрешить побыть почти что… ребёнком,
да. И Кроули засыпал, убаюканный тихим голосом, тёплым дыханием и шуршанием
белоснежных крыльев.
В квартире Кроули прозвища были у каждого цветка, что занимали целую комнату. Ангел
всеми силами пытался понять, как змей их различает, но системы найти так и не смог.
Там была и мухоловка, с острыми краями и мерзким характером, которую демон нежно
называл — Мерзавка, и королевская бегония, цветущая только в те дни, что в квартире
проводил ангел — Привереда. Самой таинственной подопечной демона была Хиганбана —
японский цветок смерти. Игнорируемая всей Японией огненная паучья лилия занимала
особое место, на неё Кроули лишь изредка повышал голос, чувствуя какое-то единение.
Из-за ядовитых стеблей и луковиц ее не продавали в магазинах, не дарили друг другу,
лишь высаживали на могилах, чтобы оберегать покой мертвых. Один раз Азирафаэль
поймал любовника, когда тот стоял около неё и пальцами осторожно гладил похожие на
паучьи лапки лепестки. Она носила нежное прозвище — Принцесса. И ангел не мог
объяснить, почему его сердце неприятно дергалось от этого.
Любимая гордая Бентли в беседах и ленивых разговорах обрела такое банальное

прозвище — Детка. Простое, но в нем было заложено все трепетное отношение демона к
любимице. Стоило лишь обратить внимание, как он проводит рукой по капоту, стирая
пыль, как постукивает пальцами по рулю в такт музыке, как поправляет зеркало.
Кроули испытывал к ней самые настоящие отеческие чувства, точно помня ее день
рождения и преподнося различные новые чехлы или эксклюзивные диски. Азирафаэль и не
думал влезать в эти отношения, радуясь просто тому, что машина одобрила выбор
хозяина и перестала бить дверцей по спине. Одной зимней ночью, когда они
возвращались от Анафемы и Ньюта, ангелу даже показалось, что сидение немного
подогревается, чтобы он не отморозил себе свою пернатую… душу.
Правда, в один прекрасный момент это милое прозвище перестало быть таким
безобидным. Когда они отъехали вглубь леса, почти на самый берег реки, чтобы побыть
наедине. Кроули редко позволял страсти завладеть собой в машине, обычно ругаясь на
провоцирующего ангела последними словами, но бывали и исключения. И вот когда змей
растянулся на сидении, не в силах перестать ерзать, и наслаждался чужим весом на
своих бёдрах, а Азирафаэль решил попробовать несколько интересных, но смущающих
приемов, которым его научила милая мадам Трейси, Кроули вдруг выгнулся дугой,
оставляя на нежных сидениях рваные борозды от выросших когтей, и сладко, греховно и
так хрипло простонал:
— Ох, да-да, Детка ~ — покраснела и Бентли, и Азирафаэль, завороженные таким

демоном, вспотевшим, горячим и томным.
Следующие несколько дней жители города имели возможность наблюдать на дорогах

дорогую ретро машину с красными фарами и передним бампером, а также и хозяина
книжного магазина, чьи алые скулы, кажется, могли освещать всю улицу ночью. Его
несколько раз спросили, нет ли температуры. И просили пойти домой отдохнуть. И
Бентли, и ангел несколько дней пытались прийти в себя и не смотрели друг на друга.
Анафема отвратительно сокращала имя ангела, будто за каждую лишнюю букву ей нужно
было расплачиваться деньгами или жизненными силами. В своих добрых порывах, она
оставляла от него либо три, либо четыре буквы, и Кроули морщился, словно кто-то
царапал острыми ногтями по стеклу. У демона внутри кипело желание подойти и
встряхнуть наглую девушку, прорычать ей в лицо все, что он о ней думает. Азирафаэля
этот возмутительный момент никак не задевал, но он прекрасно видел состояние
Кроули. Для него длинное и неудобное имя любовника было чем-то сакральным,
неприкасаемым. Сам он спокойно перекроил своё имя, не ощущая к нему ничего, но
ангел… Каждый раз произнося его имя, Кроули будто бы светился изнутри. Ему даже
казалось, что крылья становились немного легче, душа — светлее, а сердце — больше.
Имя ангела никто не произносил так, с легким придыханием, облизывая сухие губы. И
никто, совсем никто и никогда не делал второго ударения в его имени, на второй
слог, чуть зависая в эту секунду, чтобы потом нырнуть глубже. Демон злился, что
стонать это имя в постели неудобно, что в голове удержать его сложно, но ни разу,
даже в самые умопомрачительные моменты, не позволил себе обрезать или укоротить
прекрасное небесное имя.
Им встречалось на улице, как юноша зовёт свою любимую девушку «Ангел». Первый раз
Азирафэль ощутимо вздрогнул и обернулся, но паника в его глазах сменилась
светящейся радостью за чужое счастье. Тогда он задумался, что же вкладывал в это
слово Кроули? Желтые ядовитые глаза становились светлее, голос — выше. Вначале, он
будто пытался упрекнуть друга в его взглядах на жизнь, подчеркнуть их различия, но
потом… потом это стало чем-то невероятно личным, тонким. Как в первую ночь после
неудавшегося конца света, когда Кроули прижимал сначала утерянного, а потом чудом
обретенного друга к двери и касался ладонями мягких волос и улыбчивых губ. Он
прижимался своим лбом ко лбу Азирафаэля, не в силах перестать смотреть и трогать,
не мог поверить, что это правда. Ему казалось, что сейчас он откроет глаза и
останется в одиночестве, ощущая этот невыносимый запах гари.
— Пожалуйста, не забывай моргать, — рассмеялся тогда Азирафаэль, успокаивающе

касаясь его талии, горячей кожи и острых позвонков на спине. — Это пугает.
— Не могу, — признался Кроули, сглатывая ком в горле. — Ангел, не могу. Хочу знать,
что ты есть.
— Я есть, дорогой мой мальчик, — Азирафаэль подставил лицо под требовательные руки.
— Здесь, прямо здесь.
— Ангел мой, ангел,— повторял демон, и заметная дрожь сотрясала его тело. — Будь
моим и будь со мной. Азирафаэль. Ангел. Ангел.
Им не нужны были слова в ту ночь, чтобы понять друг друга, но слова помогли
обнажить израненную душу, открыться и сделать шаг навстречу. Кроули продолжал звать
его, а Азирафаэль продолжал убеждать, что никуда не денется, щурил свои невероятные
глаза, даже крылья выпустил в какой-то момент, чтобы обнять ими демона, который за
один день испытал слишком много нехарактерных ему чувств, потерял весь свой мир и
снова получил его в свои руки.
Ангел точно знал, к каким словам Кроули стоило прислушиваться, а какие — пропускать
мимо ушей. И если сам он этого не осознавал, то ангельское сердце, такое большое,
любящее весь мир, но открытое только для одного хитрого древнего змея, определенно
знало все.
И конечно, Бентли.
========== Day 3. (33) ==========

тема третьего (33) дня: исправить что-то/исцелить
Знаете, к своему стыду могу сказать, что если бы я знала как Вам, коты мои,
понравится вселенная Птицы, то я бы, наверное, продумала ее намного тщательнее.
Потому что это была мимолетная идея, которая пришла мне в голову в поезде.
Сейчас же, я постараюсь осветить Вам все те моменты, что я сознательно опустила в
основной работе. Возможно, их путь мы сможет отследить внимательнее. Ну и конечно,
у нас впереди ещё Баал с Габриэлем 🤫 я почти созрела для них.
Действие этой части происходит на следующий день после выписки Энтони из больницы.
После той прекрасной пробежки, на которую он не отпустил Азирафаэля одного. При
свете дня все становится так сложно, хотя ещё ночью все вопросы были такими
элементарными... Вот что-то в этом роде.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль из вселенной работы «Стань белой птицей и лети»

Hurt/comfort, ER, нежность, чуть ангст.
Спасибо Вам, коты мои, что помогаете с опечатками и ошибками. Без Вас я бы
совершенно точно не справилась 💝🌸Вы самые чудесные читатели на свете.
~~
С любовью, Ваша Хори-Хаул 💝
«Но я буду за него [счастье] бороться
Отныне буду от других тебя охранять.
Чувствую все это, поверь, впервые.
И давай не будем все усложнять»
Люди чем-то похожи на кукол со встроенным голосовым механизмом. Знаете, такие

прекрасные с большими закрывающимися глазами куклы, которым можно заложить
необходимые фразы, а после нажимать на руку или на особую кнопочку на шее, и ко
всем прочим достоинствам добавляется ещё и чудесный ангельский голосок. Дети,
особенно девочки, которым по возрасту приходит время играть в разные вариации
«Дочки-матери», заходятся от подобных шедевров, таскают с собой, пока батарейка не
сядет. Тогда родителям приходится проводить тяжелую операцию по вскрытию
специального отсека на спине, чтобы вернуть несчастной пациентке возможность
говорить. Но в какой-то момент внутри куклы что-то ломается. От неудачного падения,
от непредвиденного купания, от старости… Что-то тихо хрустит, совершенно незаметно,
и голос пропадает, глаза застывают распахнутыми и все. Сколько ни тряси, ни
вскрывай. Внутри куклы ломается одна маленькая, но самая важная деталь. И ее
убирают сначала на полку, потом в коробку, а потом — на мусорку.
С людьми бывает точно так же. Только глаза продолжают закрываться и открываться,
грудь приподниматься и опускаться. Даже голос остаётся, больше похожий на
механический, хриплый и надломленный. Человек продолжает функционировать, ходит на
работу, выполняет поставленные задачи, некоторые даже улыбаться умудряются. И ни
родные, ни друзья ничего не замечают, пока однажды не находят какую-то записку в
несколько слов. И в этом коротком предложении боли проступает больше, чем за все
время. И хорошо, если человек просто отправляется искать новый механизм, чтобы
заменить израненное сломанное сердце. А бывают и те, кто минует стадию полки,
бросается с головой в мусорную кучу. Самоубийство — никогда не станет лучшим
выходом из ситуации, даже если кажется, что никаких вариантов больше нет. Столько
умных книг и врачей порицают это, но… насколько страшными должны быть мысли
человека, насколько тяжелым и сломанным — его сердце, если он подходит к самому
краю? В жизни есть что-то в разы страшнее смерти. И это что-то находится в голове
человека, остаётся с ним наедине каждую ночь. И нам можно только догадываться и
прятаться от своих демонов.
Кроули было страшно. С первых секунд, когда он встретил Азирафаэля в толпе, увидел
его, такого взрослого и прекрасного, самого настоящего ангела в пучине пошлости и
грязи — все летело с бешеной скоростью. Сначала он не знал ничего: ни о Габриэле,
ни о том кошмаре, в котором два года находился его близкий друг. Энтони просто
хотелось вернуть в свою жизнь Азирафаэля, оставить в ней и наверстать все эти годы.
Все эти долгие страшные годы, которые разделили их. Однажды, когда дела немного
сложились, когда у парня появилась крыша над головой и немного денег, он сел на
поезд и поехал туда, откуда сбежал так поспешно. Ему тогда только-только разменяло
семнадцать лет. Он прятался за деревьями, касаясь ладонями шершавых стволов. К
своему детскому дому ему идти было не за чем. Все, что он мог бы сделать, это
поджечь старое трехэтажное здание и равнодушно наблюдать за тем, как оно горит.
Нет, ему хотелось на другую сторону поляны, где стояла красивая церковь и небольшой
двухэтажный дом.
Было время обеда, дети высыпали на улицу, чтобы насладиться весенним солнцем и
общением. Маленькие ребята бегали, играя в прятки и догонялки одновременно, старшие
же — присматривали за ними, читая лежащие на коленях книги. Азирафаэль сидел на
траве. Совсем не изменился, только стал немного выше да волосы отрастил. Но Энтони
узнал его сразу. Хотелось побежать, схватить и крепко обнять, наслаждаясь его
теплом и светом, исходящим от его тела. Но… Он продолжал смотреть из своего
укрытия. Смотреть, как кто-то из младших подбегает в слезах, потому что друг больно
толкнул, и Азирафаэль успокаивает ребёнка, делится с ним едой и улыбается. Кроули
хотел забрать уже своего друга отсюда, как и обещал, но… Что он мог бы предложить
ему? Тесную грязную комнату? Объедки, которые и едой было сложно назвать? Энтони
отступил глубже в тень, засовывая руки в карманы рваной куртки, и развернулся к
поляне спиной. Азирафаэлю на мгновение показалось, что он увидел кого-то вдалеке:
знакомые желтые глаза со странными зрачками, ёжик красных волос, кривую ухмылку… Но
внимательный взгляд так и не зацепился ни за что, потому что Кроули со всех ног
бежал прочь, кусая в кровь губы острыми зубами.
Теперь Азирафаэль был с ним, Кроули отвоевал, смог. И первая эйфория сменилась
вопросами, от которых волосы на затылке вставали дыбом. Из зеркала на него смотрел
бледный парень с порезанным лицом и заклеенным глазом. Врач сказал, что хоть на
несколько часов, но стоит давать покой и закрывать его мягким бинтом. На загорелом
теле проступали темные синяки и воспалённые ссадины, самая большая отметина была на
груди. Энтони плохо помнил, что было после его космического полета сквозь витрину
магазина, пока не очнулся в больнице. Да, он на две недели лишился работы, ему было
больно смеяться и кашлять, но все это было ерундой. Слишком маленькая цена за то,
чтобы держать Азирафаэля за руку и ощущать его тёплое дыхание на своём лице. Но
если Кроули был поломанным снаружи, то его ангел был практически выпотрошенным,
сломанным изнутри. И Энтони было страшно, потому что он знать не знал, за что
хвататься, как удержать самого важного для него человека в своих руках, а главное —
на поверхности этой чёрной пучины.
Парень зашипел себе под нос, чуть морщась, и пошёл в комнату. Им нужно было
перевязать его рассеченную стеклом спину и промазать синяки. Будто он барышня
кисейная, которая от пореза на пальце умрет в страшных муках. Но Азирафаэль забрал
его из больницы с четким условием — слушаться и не капризничать. Его ангел нашёлся
в спальне. Он собирался помочь разобрать сумку из больницы, о которой они накануне
благополучно забыли, а когда с утра вернулись после пробежки, от которой у Энтони
разболелась голова, то по очереди споткнулись о неё. Азирафаэль сидел на кровати,
кровожадная сумка стояла у его ног, почти ещё полная. В руках у парня была чёрная
рваная футболка, в которой Энтони был в тот самый день, когда все-так круто
изменилось. Ее пробило острое стекло, там же, где у Кроули остались глубокие
порезы, а по бокам дыр засохла кровь. Парень был уверен, что выбросил ее в
больнице. Неужели, забыл?
— Выбрасывай, — мягко сказал Энтони, закрывая за собой дверь.

Азирафаэль поднял на него взгляд, выныривая из водоворота мыслей. Этого парень и
боялся. Он мог сколько угодно защищать друга от кого-либо, но как он мог сражаться
с тем, что пряталось внутри этой чудесной головы? Кроули подошёл ближе и опустился
на пол перед ним, касаясь ладонями круглых коленей.
— Жалеешь, ангел? — тихо спросил Кроули, всматриваясь в любимое лицо: даже спустя
столько лет Азирафаэль совсем не изменился, это был все тот же улыбчивый мальчик из
соседнего детского дома, по крайней мере — внешне.
Этот самый мальчик коснулся холодными пальцами загорелого лица, провёл по скрытому
повязкой глазу, по набухшим ссадинам. Призрак улыбки растянул его губы, а в уголках
глаз собрались мелкие морщинки.
— Боюсь, радуюсь, не верю… — произнес все слова на выдохе Азирафаэль, будто

перебарывал стоящий в горле ком каждый раз. — Но не жалею.
Энтони мягко освободил из плена напряженных пальцев испачканную футболку и кинул ее

в сторону не глядя. Он осторожно раскрыл ладонь Азирафаэля, касаясь невесомо
переплетения тонких линий, проследил ногтем указательного пальца линию жизни,
добрался до тонких вен, которые проступали на молочного цвета коже. Весь этот путь
с конца в начало Энтони проделал уже своими губами, сухими и горячими, будто песок
в пустыне. Когда он наклонился, взгляду Азирафаэля открылась спина с острыми,
выступающими позвонками и натянувшими кожу лопатками, которые пересекали длинные
тонкие порезы и ссадины от удара об асфальт. Парню так сильно захотелось коснуться
ссутуленных плеч, но руки будто налились свинцом и отказались слушаться. Страх
сковал его изнутри.
— Я тоже боюсь, — Энтони поднял глаза, все те же ядовитые, почти змеиные, такие
родные. — Мне так хочется трогать тебя всего, касаться. Вытащить тебя из всех этих
шмоток и просто обнимать.
Он протянул руку, касаясь узкой ладонью чужой мягкой покрасневшей щеки. Длинные
пальцы легли на висок и под ухо, едва заметно поглаживая.
— Но мне страшно сделать тебе больно.
— Из нас двоих, дорогой мой, — улыбка Азирафаэля стала больше походить на

настоящую. — Ты больше похож на жертву убийцы-неудачника. На постели до сих пор
остаётся кровь.
— Ерунда, — отмахнулся Энтони, сдирая остервенелым движением повязку с лица, глаз

открылся не сразу и заслезился на свету. — Все это пройдет, ты даже не заметишь.
Азирафаэль запоздало хлопнул его по ладони и принялся растирать медленными

осторожными движениями пострадавший глаз. Кроули повернул голову так, чтобы ему
было удобно.
— Не спеши, — вдруг попросил Азирафаэль, не поменявшись в лице, но голос его стал

ниже, а взгляд внимательных глаз — темнее. — Просто… немного времени, ладно?
Энтони снова почувствовал себя там, на поляне, скрытым кронами деревьев. Он снова
был слишком далеко, и у него не было достаточно сил, чтобы заставить любимого
человека улыбаться ярко и солнечно, так же, как раньше. Собственное бессилие
ударило поддых, ноющая боль сковала грудь, а голова заболела в разы сильнее, чем за
все время в больнице. Кроули давно не ощущал себя дерьмом — это было забытое
чувство, которое он изгнал из своей жизни, и вот пожалуйста. Будто на встрече
выпускников, давно не виделись, почему не заходили?
— Можно тебя поцеловать? — Азирафаэль все же не удержал руки и коснулся мягких алых
волос, пропуская сквозь пальцы огненные пряди.
Кроули вновь повернулся к нему и привстал на коленях, чтобы быть примерно такого же
роста. В правом глазу все расплывалось, но он видел легкое свечение, исходящее
изнутри друга. Пока ещё совсем тусклое и почти холодное, но оно вернулось.
Казалось, нужно только протереть лампу… Но даже этот слабый свет затронул что-то
внутри парня, отгоняя прочь страх и придавая сил, чтобы бороться дальше. Он будет
бороться за то, что почти продолбал из-за собственной глупости, и исправит ошибки.
— Ты же знаешь, что можно не спрашивать? — криво ухмыльнулся Кроули, чьё сердце

зашлось в бешеном темпе. Азирафаэль ничего не ответил, продолжая внимательно
смотреть, поэтому парень сдался. — Можно.
Накануне, когда они наконец остались наедине, адреналин кипел в крови. Теперь же,
жизнь повернулась к ним всем своим существом, обрушивая и страхи, и проблемы, и
неуверенность. Но Энтони был уверен, что его любви пока хватит и на двоих, а потом
пожар в чужой душе разгорится достаточно, чтобы сжечь все прошедшие годы, все
тяжелые воспоминания и болезненные кошмары.
Хорошо, что люди — не куклы, даже самую страшную и критическую поломку можно
устранить, если рядом будет любящий, искренний и смелый человек. Кроули мысленно
поставил галочки рядом с каждым из этих прилагательных. И пусть впереди у них был
долгий путь, они не остановятся и больше не разомкнут своих рук.
Можно еще для надежности и кольцами обвить. Ну так, на всякий случай. Мало ли что.
========== Day 5. (35) ==========

тема пятого (35) дня: любование шрамами
«Шрамы возбуждают» как говорится очень часто, и я полностью поддерживаю это. После
вчерашнего 12 часового марафона для темы и работы «Ты мое море...» мне хотелось
чего-то такого, терпкого, острого... Надеюсь, что у меня получилось передать Вам
это скручивающее внутренности ощущение.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль,
R!, нежность, доминирование, шрамы.
Ниже будет несколько моих кинков, который сводят с ума и очень сильно будоражат мою
фантазию. Надеюсь, что и Вам они доставят удовольствие.
~~
Спасибо за помощь с опечатками и вычитыванием, Вы просто потрясающие 💝 Без Вас я бы
не справилась.
Приятного Вам чтения,

С любовью Хори-Хаул 🌸
... шрамы — это вовсе не уродливо. Просто те, кто оставляет шрамы, хотят, чтобы мы
с вами так думали. Но мы с вами должны прийти к согласию и возразить им. Мы должны
считать все шрамы красивыми. Договорились? Это будет наш секрет. Потому что у тех,
кто умирает, шрамов не бывает. Шрам означает: «Я выжил». (с)
Шрамы есть у каждого, абсолютно у каждого человека. Шрамы покрывают наши тела и
души, наши сердца. Шрамы бывают такими разными, как и сами люди. Они могут быть
совсем незаметными, тонкими и белесыми, которые проступают на коже только от
загара, потому что не темнеют. Их и ощутить очень сложно, только если губами или
самыми кончиками пальцев. Они гладкие и немного шершавые, но со временем они
исчезают совсем. И превращаются в незаметные узкие линии, словно отпечаток измятой
простыни или складки на рубашке. Человек привыкает к этим отметинам и со временем
перестаёт обращать внимание, лишь изредка цепляется взглядом, потому что ему
видится осевший на коже чужой волос или мусор. Есть шрамы, которые превращаются в
темные или светлые пятнышки, как веснушки и родинки. Они теряются в переплетении
вен и светлых рыжих пятнышек, прикидываются «своими». Такие отметины могут остаться
от ожогов или от поверхностных ссадин. Но есть и уродливые шрамы от огня или
горячего железа. Они выступают на поверхности кожи, стягивают ее и превращают в
грубую корку. И эти шрамы отталкивают взгляды, становятся постоянным напоминанием о
перенесенной боли, о страданиях и страхе.
Человеческие души также скрывают свои шрамы. Эти следы омыты слезами, которые
человек до последней секунды сдерживает, но в итоге рыдания прорывают защиту. Такие
отметины заживают очень долго, под громкие крики до сорванного горла, бессонными
ночами, когда на темной кухне можно только курить и задыхаться от эмоций, душащих
своими сильными руками. Раны, после которых остаются шрамы, нельзя ни перевязать,
ни обезболить. До них даже не дотянуться, чтобы облегчить хоть как-то. Разве что…
если в жизни появится особенный человек, который обнимет хрупкое человеческое тело,
а на самом деле — всю израненную кровоточащую душу целиком, пачкаясь и в слезах, и
в крови, затыкая самые глубокие страшные раны. Под такими заботливыми и осторожными
руками раны затягиваются быстрее, шрамы остаются не такими страшными. Они не могут
не остаться, но не всегда становятся проклятием. Ведь если остался шрам, значит все
прошло, затянулось, и можно постараться забыть и о боли, и о страхе — обо всем. И
найти ту самую руку, что без опаски дотронется до оставленных шрамов.
Азирафаэлю казалось, когда он обнимал своего желтоглазого демона — он держал в

руках хрупкую раненую птицу. С перебитыми крыльями, большими влажными глазами и
стучащим в бешеном ритме сердцем. За шесть тысяч лет, которые он провел среди
людей, наблюдая за ними, изучая их, присматривая ненавязчиво, он довольно часто
видел своими глазами пострадавших птиц, спасал их, выхаживал. Кроули всегда смеялся
над этим, скаля свои острые опасные зубы и щелкая в напрягающей близости от
крылатых бедняжек и их чудом найденных яиц. Но, хоть и выдавал язвительные
комментарии, послушно вёз ангела с большой коробкой в руках в ближайший парк или
лес, чтобы выпустить выздоровевших птиц на волю. Демон даже не догадывался, что сам
был как две капли воды похож на вывалившегося из гнезда птенца, отчаянно кричавшего
у подножия дерева, безрезультатно пытающегося взлететь обратно. Азирафаэль не
собирался делиться этими мыслями, потому что в ответ получил бы только злое
шипение.
Кроули всегда знал, что в чужой светловолосой голове есть свои, особые тараканы,
степень сумасшествия которых не снилась никому: ни высокомерному начальству, ни
беззаботным смертным, которые умудрялись срываться на улыбчивом хозяине магазина,
ни самому Люциферу. И эти самые тараканы распахнули двери и вырвались наружу,
стоило только выкроить хоть немного времени для их изучения. Армагеддон прошел
стороной, Мир остался стоять, лишь может быть немного накренился в сторону, пока
ещё незаметно. И им — одному ангелу и демону — выдалось все время мира, чтобы
заняться, наконец, собой, своими чувствами и проблемами. Тараканы танцевали
победную тарантеллу и устроили салют, который яркими искрами отражался в глазах
Азирафаэля. И Кроули ни на что бы не променял это.
Ангела накрывало довольно редко: после тяжелого дня, когда изношенные за шесть
тысяч лет нервы давали сбой, какао уже не спасал, и вся память веков обрушивалась
на небесного воина, погребая под своей тяжестью. Кроули замечал это практически
сразу, по заострившимся чертам лица Азирафаэля, по ссутулившимся плечам, по
интонациям. Тогда они заканчивали со всеми своими делами раньше, чем планировали,
закрывали магазин, зашторивали большие окна. Демон стягивал с плеч любимый пиджак,
который так благоразумно сохранил от попадания в святую воду ангел, опускался на
край мягкой кровати в задней части магазина, там, где пряталась уютная и теплая
спальня. Азирафаэль гасил везде свет и возвращался к Кроули, молчаливый и немного
нервный. Эту нервозность выдавали рваные движения, которыми он избавлялся от
пиджака и жилетки, а также потемневшие до оттенка грозовых туч глаза.
Демону хотелось бы самому раздевать любимого пернатого, касаться узкими ладонями

нежной кожи, бархатной и слегка влажной, расстегивать мелкие пуговицы и
прослеживать этот путь своими губами, но это был неподходящий момент. Даже если бы
он решился расшнуровать модельные ботинки или даже расстегнуть пряжку ремня,
сделанную вручную одним талантливым мастером, то он в лучшем случае напоролся бы на
осуждающий взгляд ангела, в худшем — получил бы несильный, но обидный шлёпок по
рукам. Это была не его ночь, не сегодня, нет, сэр. Завтра, да хоть утром — ангел бы
с удовольствием отдал бразды правления своенравному демону, но не в ту секунду.
Азирафаэль медленно подходил к постели, а Кроули отползал немного назад, словно

опасался, что в сильной руке появится карающий огненный меч. Виденье замахнувшегося
ангела все ещё преследовало по ночам. Но тот лишь опускался на пол, сминая дорогие
брюки, не обращая внимание на задравшуюся на спине рубашку. Азирафаэль касался
холодными пальцами выглянувшей в просвет между носками и брючинами кожи,
выступающих косточек на лодыжках, невесомо поглаживал их и неотрывно смотрел в
желтые глаза перед собой. Он избавлялся от обуви практически в одно движение,
ботинки падали на пол, тихо грохоча. Туда же отправлялись темные носки. Ангел
осторожно брался под коленями и заваливал Кроули на спину, приподнимая его ноги
выше. Одну он клал на своё плечо, обещая уделить и ей внимание, а вторую,
придерживая под голень, подносил к своему лицу. Подошва ноги была покрыта старыми
шрамами, теми самыми, которые остались после безумной прогулки по церкви в 1941
году. Тогда ангелу и в голову не могло прийти, что демон может сотворить что-то
настолько сумасшедшее. После, когда они добрались до временного укрытия, Кроули
сидел на деревянном ящике, шипел сквозь сжатые зубы и ругался, грязно и
бессовестно, но Азирафаэль и не думал его осаживать. Потому что как раз в это
мгновение держал в своих руках обожженную стопу, с которой капала и впитывалась в
доски темная, почти чёрная кровь. Подошву обуви прожгло почти насквозь, а все, что
осталось от носков, вплавилось в поврежденную кожу. Даже ангельское чудо, которое
не задумываясь использовал ангел, исцеляло подобные раны очень медленно и неохотно.
От прошлой боли остались только старые шрамы. Их-то и касались ласковые прохладные
пальцы, обводили каждый от пятки до самых пальцев. Кроули запрокидывал голову и
сдерживал предательский стон, потому что от таких осторожных, но неминуемых
прикосновений становилось жарко. А когда руки заменял влажный горячий язык, демон
уже не мог сдержаться: падал на спину, закрывая руками лицо, и стонал протяжно и
бесстыдно, вскидывая насколько мог бёдра. Но ангелу было плевать на это, в тот
конкретный момент — плевать. Он прослеживал широкими мазками языка каждую отметину,
пока не добирался до поджавшихся пальцев. В первый раз Кроули подумал было, что
ангел на этом успокоится, но пернатый воин снова уничтожил любой намёк на
самоконтроль, когда втянул в рот большой палец, обхватывая его губами, прижимая к
мягкому небу языком, щекоча кончиком у самого основания. В первый раз от того,
чтобы позорно кончить, так ни разу и не прикоснувшись к себе, Кроули спасло то, что
он впился зубами в собственную руку, и боль немного отрезвила его. Но потом этот
способ работать перестал. И когда в очередной раз Азирафаэль проделывал этот
возмутительный фокус, демон только сильнее вжимал в лицо собственные ладони. Его
член, уже полностью окрепший и тяжелый, требовал внимания, но змей благоразумно не
пробовал даже протянуть руку.
Однажды, подобная блажь мелькнула в его мозгу, где сирена тревоги орала во весь
голос, что небесный любовник его сошёл с ума, и надо уносить ноги. Не в силах
больше терпеть, Кроули протянул руку и положил на свой пах, но в эту же секунду
напротив сверкнули ледяные глаза, и демон оказался полностью обездвижен, с руками,
заведенными за голову. И если до того он мог хотя бы ерзать, чтобы облегчить своё
состояние, то после необдуманной ошибки стало совсем тяжко. Поэтому больше Кроули
так не рисковал. Комкал в руках свежие простыни, которые пахли лавандой и самим
ангелом, прокусывал свои губы и стонал, жмурясь до ярких звезд перед глазами. Но
Азирафаэлю было не до мучений возлюбленного, не в тот момент. Перед ангелом
проносились нечеткие, но знакомые картинки: как Кроули ворвался в церковь, комично
перепрыгивая с ноги на ногу, как мимолетно взглянул на наведённый на него пистолет,
но больше напрягся, назвав Азирафаэлю своё новое имя, как изо всех сил заговаривал
вооруженным людям зубы, пока спасительный самолёт летел к церкви.
А потом ангел переводил взгляд на постель, где демон метался и мотал головой из
стороны в сторону в ответ на такое интимное прикосновения языка к нежному месту
между пальцами. Кроули пытался свести немного колени, чтобы хоть чуть-чуть
облегчить свою участь, но не мог — уверенные руки не позволяли этого сделать. И
когда Азирафаэль опускал одну ногу на постель, демону казалось, что сладкая пытка
закончена, но мучитель поворачивался к той ноге, чтобы все это время покоилась на
его плече, и все начиналось сначала. Кончиками пальцев по своду стопы, к
напряженным пальцам, по шрамам на подошве. А потом языком — по подъёму, по
выступающим косточкам на большом пальце. И в плен тёплого рта, где наглый язык
обводил чувствительные подушечки и местечко у основания. А потом… Потом язык на
одну секунду, лишь на мгновение сменяли осторожные зубы, которые прихватывали
первую фалангу. И если в какой-то момент Кроули не сдерживался, потому что слишком
безумными и темными были родные глаза, дыхание — горячим, а прикосновения —
настойчивыми, и он все же не выдерживал и кончал, не проронив ни единого звука, то
он не считал это чем-то постыдным или смешным. Попробуйте Вы утерпеть, не отпустить
себя и не отдаться этому выкручивающему все внутренности потоку. А Кроули
посмотрит.
На спине у демона тоже был большой шрам. Его обычно скрывала рубашка или майка, но
в неудержимом порыве в ночь после неслучившегося Апокалипсиса, когда Азирафаэль
лежал в его постели разомлевший и ленивый, с опухшими губами и слипшимися от слез
удовольствия ресницами, Кроули опрометчиво поднялся и прошёл к окну, чтобы
покурить, взгляду ангела предстал этот кривой светлый след, прямо между острыми
лопатками. Объяснять в миг пришедшему в себя Азирафаэлю после чего остался этот
шрам было не нужно. В итоге, после того, как измученный демон получал обратно в
своё пользование собственные ноги, затекшие в неудобном положении, его осторожно,
но настойчиво переворачивали на живот, лицом в мягкую подушку. Азирафаэль задирал
тонкую рубашку двумя ладонями, прослеживая загорелую кожу от впадинок над ягодицами
до самых плеч. Ткань послушно сползала, открывая его взгляду прекрасную спину.
Ангел касался натянувших загорелую кожу позвонков, нижних рёбер, острых плеч. После
чего клал одну руку точно на светлый шрам.
Чужая благодать обжигала хуже святой воды, но при этом приносила такое облегчение,
что демон вновь не мог сдержать низкого стона, который заглушала подушка.
Азирафаэль касался там, откуда росли большие темные крылья, они трепетали от этого,
невидимые, но такие реальные. Ангел массировал пальцами спину, забитые мышцы, и
вновь возвращался к шраму, чтобы спустя пару мгновений наклониться и оставить
горящий поцелуй прямо посередине. Демон подставлял руки под свою грудь и
приподнимался, из-за чего лопатки выпирали, словно два сломанных крыла. Азирафаэль
впервые издавал какой-то звук — хриплый, почти призрачный стон. Шрам растягивался
по спине и косточкам, и ангел слегка прикусывал каждую из них, лаская потом словно
в качестве извинения гладким языком.
Демон был больше не в силах сдерживаться, переворачивался и сминал любимые губы

поцелуем. И ангел будто бы приходил в себя, краснел вдруг до самых кончиков ушей,
улыбался скромно и гладил ласковыми ладонями худой живот, на мгновение погружая
пальцы во впадинку пупка. Демон снова брал ситуацию в свои руки, раздевал и шипел
на древней латыни что-то прямо в приоткрытый рот, перехватывал стоны и мешал со
своим дыханием. На теле Азирафаэля не было шрамов, оно было нежное и ладное, словно
самое прекрасное на небе облако. Молочного цвета кожа притягивала Кроули,
заставляла желать своего возлюбленного каждую секунду. А вот крылья ангела были
покрыты старыми некрасивыми отметинами. Если немного отодвинуть большие перья, на
тонкой коже, на изгибах — отметины от человеческой ненависти, злости, предательств,
от всей той боли, что испытали такие любимые Азирафаэлем существа. И Кроули был не
в силах убрать эти шрамы, но мог окружить ангела своей неправильной любовью,
укутать в неё и оберегать.
Что он и делал, по крайней мере, очень старался.
========== Day 7. (37) ==========

тема 7 (37) дня: смерть кого-то близкого
Эта работа посвящается великому и неповторимому художнику, которого я люблю всем

сердцем — Винсенту Ван Гогу. Эта работа не стремится оскорбить или как-то
покоробить память этого прекрасного человека, лишь попытка поделится моим
восхищением и болью от того, как сложилась его судьба. Я прочитала столько книг о
нем, но каждый раз словно заново переживаю всю трагедию.
Меня греет мысль, что они были бы прекрасными друзьями. В твиттере я выставлю
картины, которые упоминаются в работе ниже.
Винсент Ван Гог 27 июля 1890 года вышел в поле рисовать и выстрелил себе в сердце.
Промахнулся и ещё два дня умирал дома. Практически все факты, а так же отсечённая *
реплика — достоверные факты.
В итоге:
Кроули|Азирафаэль, Винсент Ван Гог
ангст, hurt/comfort, дружба, нежность, историческая эпоха
~~
Я вновь посоветую Вам песню
Сергея Лазорева - Scream (или же Крик) как кому удобнее. Она задала хороший тон.
~~
Я не верю в глупости, которые придумали в последние годы, что его застрелили. Это
очередная попытка переписать историю.
~~
Работа выпотрошила меня морально. Простите, я отвечу на комментарии в предыдущим

дням позже... Сейчас я просто не могу.
~~
Спасибо Вам за помощь с опечатками и вычиткой. Коты, Вы очень помогаете, Вы просто

волшебные.
Искренне Ваша Хори-Хаул.
«Желтый цвет — высшая просветленность любви. Солнце и свет, по счастью, можно
выразить при помощи желтого, бледного желто-зеленого, лимонного и золотого. Как
прекрасен желтый цвет!» Винсент Ван Гог
Человек идёт по жизни сам, в полном одиночестве. Сам рождается, сам делает выбор,
сам умирает. Самостоятельная тварь, в груди которой бьется своё горячее сердце, а в
голове скрываются свои собственные демоны и призраки, разрывающие его. Человек
живет один, лишь изредка впуская в свой мир каких-то людей, с которыми в
определенный момент ему удобно, комфортно и спокойно. Но моменты такие имеют
свойство заканчиваться, и тогда связь с людьми лопается, как потрепанная временем
резинка. Отдача от этого уничтожает все на своем пути, и остаётся только боль, раны
и взаимные упреки. И любая встреча превращается или в состязание по молчанию:
неудобно жмётесь, покручивая в руках чашки с кофе или с пивом, смотрите в сторону и
мечтаете оказаться где-нибудь в другом месте. Или в громкие скандалы, до стуков — в
стенку от впечатлительных соседей и в дверь от раздосадованной полиции — и швыряния
вещей в такое раздражающее лицо. Люди не умеют уходить заранее, пока все не рухнуло
в бездонную пропасть, вслед за осевшей прямо из-под ног землёй. Человек летит вниз,
пока не цепляется за очередной выступ, где его снова ждут новые связи. До поры, до
времени. Пока земля не дрогнет под пятками.
Но есть одна вещь, которая достает эти воспоминания и чувства, словно из старого
сундука. Смерть — удивительно бессмысленная и при этом важная вещь. После неё на
плечах человека появляется тяжелый чёрный камень, а за спиной — образ того
человека, который еще накануне вызывал злость и ярость, а теперь — только тоску и
сожаления. Эти прозрачные призраки идут следом за человеком по жизни, а по ночам
трогают своими ледяными руками, сквозь грудь хватают прямо за сердце. И его стук
замедляется, эхом проносится по телу, бьется в висках. Чем дольше живет человек,
тем больше призраков плетутся за ним, смотрят пустыми глазами и превращаются в
вечный укор: все брошенные в порыве злости слова, все отложенные визиты и списанные
на усталость и нервозность признаки беды. Задачка для первого класса: сколько
потерь сможет тащить на своих плечах человек, пока не сломается под ними и не
рухнет сломанной куклой? А если он собирает потери почти шесть тысяч лет,
подхватывая на руки каждую душу, каждого потерянного друга? Вечная жизнь не всегда
бесконечное счастье и отсутствие смерти. Чаще всего — это проклятие, пропитывающее
ядом все существование. Предложат Вам вечную жизнь, бегите со всех ног и зовите на
помощь.
Весна 1890
Овер-сюр-Уаз, Франция
Весна в пригороде Франции всегда поражала любое, даже самое развитое воображение.
Бесконечные убегающие вдаль поля, на которые совсем скоро выйдут трудяги, чтобы
каждый день с самого утра работать до седьмого пота. Высокие могучие деревья,
покрытые молодыми почками, скоро превратятся в зеленые океаны, которые будет
трепать и дергать задорный ветер. Золотое солнце, набирающее силу, пока еще
ласковое и тёплое, усыпающее детские лица рыжими веснушками. И лазурные высокие
небеса, которые тянутся в бескрайние дали и накрывают людей словно волшебное
одеяло. В воздухе уже ощущался запах цветов, которые собирались распуститься и
затопить поля сотней оттенков. Птицы, пережившие зиму, пушили свои перья, сидя на
ветках.
Ангел любовался природой, запрокинув голову и рассматривая кучевые белые облака,

бегущие куда-то вдаль. Он переносил вес с одной ноги на другую и крутился вокруг
себя, не в силах остановить взгляд на чем-то одном. Слишком прекрасным был городок,
окруженный полями. Азирафаэль дышал полной грудью и чувствовал, как искренняя
горячая любовь омывала его, словно волны моря. Улыбка не сходила с его лица, как бы
он не старался успокоиться. На нем был светлый костюм, который превращал оттенок
коротких волос почти в белоснежный. Не привыкшая к солнцу кожа казалась почти
прозрачной. Контраст усиливал стоящий рядом мужчина в идеальном чёрном костюме и
шляпе, под которой прятались огненные волосы, хотя несколько прядей и выбились
наружу. На лице у демона были темные очки, скрывающие блестящие от нетерпения
желтые глаза. В руках демон держал охапку роз, которые с особым старанием вырастил
специально для этого дня. Цветы были невероятными: большие головки, бархатные
розовые лепестки, запах, которых был похож на аромат райских цветов. Азирафаэль
видел, как дрожат загорелые руки с длинными изящными пальцами, и улыбка снова
украшала его лицо.
— Перестань лыбиться, — беззлобно бросил демон, поправляя свободной рукой воротник

рубашки. — Раздражаешь.
— Неправда, — ласково отозвался Азирафаэль, протягивая руку и поправляя сам. — Не

переживай, дорогой мой, уже совсем скоро.
— Я сам знаю, — скривился Кроули, нетерпеливо перехватывая букет.
Ангел покачал головой. Это почти детское нетерпение было чересчур милым, но сказать
это было равносильно самоубийству, поэтому он промолчал. Вместо очевидного
комплимента, который однозначно разозлил бы змея, Азирафаэль перевёл взгляд на
дорогу. Вдали наконец показались очертания кабриолета, который вез им навстречу
потрясающего, удивительного человека. Даже издалека были видны золотисто-рыжие
волосы и большая соломенная шляпа. Лошадь спокойно бежала по дороге, поднимая
светлую пыль. Ангел на мгновение посмотрел на небо, на всякий случай, чтобы
убедиться, что солнце находилось на своём месте, а не соскользнуло от неудачного
движения какого-то небесного воина вниз, прямо в повозку. Солнце было на месте, а
яркий свет, исходящий от человека, продолжал согревать сердце. Азирафаэль
развернулся к демону, чтобы убедиться, что он видел кабриолет, и замер. На
загорелом лице Кроули была такая искренняя и радостная улыбка, какой ангелу не
приходилось видеть, наверное, еще ни разу. Так вот от кого исходило это тёплое
чувство любви. Невидимые крылья затрепетали от нежности, которую ощутил их хозяин.
Они дождались, пока человек вылезет из повозки и вытащит свои вещи: многочисленные
папки с рисунками, большие холсты, коробки с принадлежностями и совсем немного
личных коробок. К нему поспешил младший брат со своей семьей. Ангел и демон не
хотели мешать, поэтому остановились недалеко. Но Кроули без остановки облизывал
пересохшие губы, что выдавало крайнюю степень его нетерпения. Рыжеволосый человек,
обнявшись с любимым братом и его женой, отделился и направился к ним. Азирафаэлю на
мгновение показалось, что демон не утерпит и побежит навстречу, словно маленький
ребёнок. Но внутренняя гордость и то, что рядом стоял пернатый любитель блинчиков
удержали его от безрассудных поступков. Человек подошёл ближе, и на его лице
расцвела практически такая же широкая улыбка, как и у Кроули. В зелёных глазах
отразилось солнце, посылая мелкие искорки света, потерявшиеся у зрачка.
— Мой дорогой друг, — человек протянул руки и крепко обнял Кроули. — Я так рад тебя
видеть. Не ожидал, что ты приедешь.
— Я бы ни за что не пропустил твой приезд, — демон хлопнул его по спине, а в голосе

звучало неподдельное удовольствие. — Ты же меня знаешь.
— Конечно, — человек хрипло рассмеялся. — А вот этого удивительного юношу я не

знаю.
— Это мой друг, — спохватился Кроули, разворачиваясь к ангелу. — Азирафаэль. Мы

работаем вместе, что-то вроде. А этот солнечный человек — Винсент Ван Гог.
— Очень приятно с Вами познакомиться, — Азирафаэль с улыбкой пожал протянутую руку.
— Как и мне, — внимательный взгляд скользнул по его лицу, по вьющимся волосам и

отражающим небеса глазам. — Мне бы очень хотелось Вас нарисовать, если это не
покажется оскорбительным.
Винсент повернулся к Кроули, его лицо стало тревожным.
— Ты же останешься ненадолго? Я знаю, что дел у тебя всегда много, но…
— Мы с удовольствием проведём здесь несколько дней, — Кроули протянул цветы другу,

вкладывая прямо в руки. — Этот год был слишком долгим.
— Действительно, — Ван Гог взял букет и улыбка снова вернулась на его лицо. — Какие
они прекрасные. Тебе нужно открывать цветочную лавку, друг. Весь мир будет ездить к
тебе.
— Это не самая хорошая идея, — Азирафаэль тихо засмеялся, а демон зашипел на него в
ответ.
— Да, я слышал, как он кричит на цветы, — Винсент покачал головой. — Незабываемые

впечатления.
— И правда, — ангел не мог не улыбаться в ответ, потому что человек все больше
напоминал ему солнце: тёплое, лучистое и золотое.
— Побудь с семьей, — Кроули положил руку на плечо человека. — А мы подождём тебя.
— Мне бы хотелось порисовать сегодня немного, — мечтательно вздохнул мужчина. —

Давайте сходим, посмотрим те чудесные поля и рощу?
— Это было бы прекрасно, Винсент, — согласился демон. — Не торопись, мы никуда не

денемся.
Ближе к вечеру солнце вызолотило верхушки деревьев и свежую, пока еще короткую
траву. Они вышли из города и спустились вниз по холму, туда где стройными рядами
возвышались стволы, а пушистые кусты махали своими ветками-лапами. Винсент сидел на
небольшом стуле, раскрыв перед собой альбом, и делал быстрые наброски. Сначала он
обратил внимание на удивительно противоречивую, но гармоничную пару — ангела и
демона — которые прогуливалось в роще. Ван Гог улыбаясь, пытался поймать их
очертания в разных ракурсах и позах. И Азирафаэль, и Винсент чувствовали особенное
отношение к ним обоим, и практически не саркастические улыбки, и невесомые
прикосновения. Два особенных мужчины быстро нашли общий язык. Они подшучивали над
Кроули, перекидывались понимающими взглядами и тихо обсуждали самые возмутительные
и забавные привычки их общего знакомого.
Спустя какое-то время ангел завалился на спину, раскинув в сторону руки, а Винсент
перевернул страницу, готовый заняться еще одним наброском. Кроули, откопавший где-
то совсем маленький василек, закусил его зубами. Шляпа валялась там же, на траве, а
ветер терзал огненные волосы, дергал самые короткие пряди, а из длинных вил
удивительные узоры. Когда Кроули потянулся к своим очкам, Азирафаэль тревожно
поднялся и хотел его окликнуть, но не успел. На художника и на ангела взглянули
глубокие зеленые глаза. «Морок!» — быстро догадался Азирафаэль, а Винсент принялся
быстрыми движениями копировать линии узкого лица и острых скул. Влюблённый во все
прекрасное, ангел не мог оторваться от изящных рук, от быстрого движения карандаша,
от портрета, который получался в итоге.
Так они провели несколько дней. Человек, ангел и демон с самого утра отправлялись
на поля. Разговаривали о самых выдающихся художниках, любовались природой, делили
еду и терпкое вино. Один раз, перед самым отъездом, к ним присоединился младший
брат Винсента — Тео. Он с восторгом наблюдал, как рисует старший Ван Гог, за
безобидными перебранками его друзей. А потом он уехал. Вскоре, уехали и Кроули с
Азирафаэлем. На прощание Винсент вручил им рисунок гуляющей по роще пары. Вместо
мужчины в белом, там была изображена фигура девушки. Но художник смотрел слишком
понимающе, и все вопросы моментально исчезли. Демон долго не мог проститься, все
хватал друга за руки, говорил ему что-то на ухо, а Винсент смеялся хриплым ласковым
смехом. Когда они уезжали, Кроули смотрел назад нечитаемым взглядом ставших
привычными желтых глаз. И Азирафаэль чувствовал чужую тревогу. Что-то дрожало в его
душе.
Где-то на востоке чистое небо скрылось за грязными серыми тучами.
29 июля 1890
Овер-сюр-Уаз, Франция
Природа молчала. Ни один лист на дереве, ни один потускневший цветок — ничто не

шевелилось. Солнце скрывалось за тяжелыми облаками, пока не опустилась глубокая
ночь. Птицы попрятались, только чёрные большие вороны перелетали с ветки на ветку,
хлопая крыльями. Небольшой дом, в котором жил Винсент Ван Гог, был погружен в
печаль. Поль Гаше, доктор с грустными глазами, который присматривал за ним с
момента приезда, вышел на улицу и вдохнул густой застоявшийся воздух. Его сердце
болело, стягивая грудь силками. Это были и признаки болезни, и скорбь. Душная
скорбь и бессилие. Смерть была несправедлива и неизбежна. Но он был уверен, что
встретится с ней раньше, чем его друг.
От мучающих мыслей его отвлёк топот копыт. Лошадь вылетела из-за дома и
перепрыгнула невысокий забор. На ней сидели два человека: один во всем чёрном — он
спрыгнул на ходу и бросился к дому, поскальзываясь на влажной земле, второй — в
белом, он приструнил лошадь и сполз с неё немного неуклюже.
— Кроули! — окликнул он друга, который уже проскользнул через приоткрытую дверь.
Азирафаэль столкнулся с Винсентом в начале июля в Париже. Художник приехал к брату,

чтобы повидаться. Они увидели друг друга на улице и обрадовались, словно были
знакомы много лет. Но ангел чувствовал, что-то не так. Слишком землистым был цвет
лица Ван Гога, слишком тусклыми изумрудные глаза, слишком силён отпечаток времени
на его скулах. Ангел попытался окружить человека своей благодатью и обнять
крыльями, чтобы тому стало легче. И казалось, что это помогло. Они разошлись, и на
губах Винсента была искренняя легкая улыбка. Но вечером 28 июля в дом Азирафаэля
ворвался демон. На нем не было лица, он метался из стороны в сторону и просил
только одного — отправиться в Овер-сюр-Уаз. Срочно, очень срочно. Времени у них не
было.
Ангел и демон выбрались из города, нашли лошадь, чтобы обеспечить себе прикрытие, и
Азирафаэль перенёс их почти к дому художника. Но они опоздали. Глупо и
непростительно опоздали. Он видел замерших недалеко братьев, пришедших, чтобы
проводить такую светлую и чистую душу. Если бы они узнали раньше… но письмо Поля
задержалось в дороге. Тео получил весточку вовремя, поэтому приехал на следующий
день после случившегося.
Азирафаэль зашёл следом, приветствуя доктора кивком головы. В доме пахло кровью и
болью. Винсент умирал долгих два дня. Ангел прошёл в его комнату, где
сосредоточение боли и тоски было больше всего. Ван Гог лежал на постели, почти
слившись с ней цветом лица. Золотисто-рыжие волосы потускнели, прозрачная пелена
заволокла его глаза. Человек дышал рывками, а на лбу его была испарина. Тео сидел
рядом, крепко сжимая слабеющую с каждой секундой руку брата. Кроули был там же,
стоял на коленях около постели и бредил что-то бессмысленное, звал друга по имени,
просил не бросать его. Ангел подошёл ближе, остановившись у изножья кровати. Они
виделись с художником всего несколько раз, но за это время прочная нить натянулась
между их душами, возможно, не такая прочная, как у Кроули, но все же. В порыве,
Азирафаэль распахнул свои большие кремовые крылья, и опустил их на всех, кто был в
комнате, в попытке немного облегчить их боль — физическую и душевную.
Глаза Винсента вдруг загорелись. Он дернулся к ангелу, восторженно изучая его,

после чего обратился к демону. Слабая рука коснулась щеки его друга, от чего Кроули
крупно вздрогнул. Ван Гог упал обратно на подушки, губы его стали совсем белыми. Он
нашёл почти невидящим взглядом брата и выдохнул едва слышно, но уверенно:
— Печаль будет длиться вечно…*
Винсент Ван Гог умер поздно ночью от потери крови на руках у любящего брата и двух
небесных созданий, которые до последней секунды укутывали его своими крыльями.
Тео тихо плакал, прижимая к груди пока еще тёплое тело. Поль сидел на стуле,
держась за разрывающееся от боли сердце, и ангел не мог не коснуться невесомо его
плеча, чтобы та ночь не стала еще страшнее. Кроули поднялся на ноги и пошатнулся.
Его щеки стягивали почти невидимые следы от слез. Он прошёл мимо Тео, машинально
погладив по голове, как это делал всегда Винсент, и двинулся дальше. Азирафаэль не
мог отпустить друга в таком состоянии, поэтому тенью скользнул следом. В
мастерской, куда они свернули случайно, потому что совсем не смотрели куда идут,
стояли последние работы Ван Гога. Цвета полотен поразили ангела и демона в самые
души. Картины были тяжелыми, тревожными, с темными оттенками. Самая последняя
картина изображала пшеничное поле и перепутье, которое вело в три разных стороны.
Винсент использовал любимые желтые и синие цвета, но в небе была стая страшных
воронов с длинными чёрными крыльями. У каких-то птиц будто можно было различить
очертания лиц.
Демоны.
Взгляд падшего случайно упал на висевшую на стене картину — на изумрудном фоне были
изображены те самые розы, которые весной привёз в подарок Кроули. На полотне было
непонятно, где верх, а где низ, лишь едва заметные очертания вазы. И такие яркие,
насыщенные цвета...
Кроули бросился прочь из дома, отталкивая ангела с дороги. Хлопнула сбитая входная
дверь. Азирафаэль еще долгую секунду смотрел распахнутыми от удивления глазами на
полотно, а после поспешил догнать безутешного демона. Он знал, что если его душа
разрывается от боли, то его давний враг, ставший намного ближе, чем любой знакомый,
захлебывался в своих эмоциях. Кроули так редко показывал настоящего себя, выпускал
наружу свою боль, что мог попросту потеряться в ней и не найти дороги обратно.
Демон бежал, не разбирая дороги, но его тянуло туда, где последний раз они сидели
вместе с Винсентом. Где тот был жив и улыбался так радостно. Самым большим врагом
художника было одиночество, и оно победило в итоге. Ноги Кроули подогнулись, и он
покатился кубарем по мягкой траве. Азирафаэль переместился вниз, чтобы поймать его
заботливыми, но сильными руками.
— Пусти! Уйди! Свали к черту! — кричал демон, вырываясь, но с каждой секундой

сопротивление становилось слабее, а чужая дрожь — отчетливей.
Вся природа на миг замерла. Казалось, даже воздух застыл. А потом громкий страшный
крик разлетелся по миру. Крик боли, скорби и жуткой тоски. За спиной демона
появилась еще одна тень, молчаливая и холодная, которая теперь ждала своего часа,
чтобы протянуть к нему свои руки. Ангел обхватил плечи друга и прижал его к себе,
вжимаясь лицом в мягкие волосы на макушке. Кроули кричал, захлебываясь и задыхаясь,
его голос рвал в клочья дрожащую реальность. И все, что мог сделать Азирафаэль —
сжимать его в объятиях, кусать свои губы от бессилия и смотреть в равнодушные
небеса, которые, как всегда, молчали.
Они просидели так до утра. Обессилевший демон в какой-то момент замолчал и просто
смотрел на свои руки, на которых осталась еще кровь близкого ему человека. Тео
встретил их на пути обратно. Его больные опухшие глаза, когда-то небесно-синие,
словно выцвели за ночь. Он поблагодарил за то, что они приехали, и передал Кроули
одну из последних работ брата, которую Винсент просил отдать. Это была залитая
солнцем дорога и высокое дерево, а позади виднелся город. Пейзаж с Шато Овер, закат
и столько света, того самого, что всегда источал талантливый, но непризнанный
художник.
После той ночи демон пропал почти на 50 лет. Азирафаэль не мог его найти, да и не
думал, что стоит. Кроули нужно было пережить свою боль. Вернее, свыкнуться с ней и
научиться жить. Найти ей место в своём израненном нежном сердце. Ангел каждый день
натыкался взглядом на полотно, где была изображена гуляющая пара, и грустно
улыбался.
Вечная жизнь — дар и проклятие. Но если рядом есть тот, кто может разделить и
счастливые, и болезненные моменты, то она становится немного легче.
Не обязательно быть одному все время.
«Нет любви, лишь одна тоска.

В сердце боль, правда у виска.
Слезы снова в глазах на миг,
И остаётся со мной
мой крик»
========== Day 8.(38) ==========
Комментарий к Day 8.(38)

тема 8 (38) дня: бессонница/ночёвка
Эта очень болезненная и близкая мне тема. Я знаю, на что способна бессонница, после
3-4 ночи, когда в глазах невидимый песок, а мир вокруг двигается с ужасным
замедлением, будто FPS просел и упал до 10. Все самые глубокие и тяжелые страхи
вылезают наружу, и даже если у Вас никогда не было сонного паралича, то он вдруг
нападает и душит прямо в постели. Отвратительное ощущение. Если у Вас возникают
признаки бессонницы — бегом к врачу.
Действие части происходит спустя месяц после основной работы. Две недели отпуска
Энтони и две недели его работы. Примерно, после той части, в которой он устроил
Азирафаэлю свидание на крыше.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Баал из работы «Стань белой птицей и лети»
hurt/Comfort, романтика, ER
~~
Коты мои, скажите, интересно ли Вам вообще читать этот сборник дальше?) Или первый
наплыв уже перегорел и становится многовато? Я сейчас работаю над следующей большой
работой, как Птица и как Берлин, но мне бы понимать Ваши пожелания. Неделя прошла,
это 8 день) И я немного теряюсь в догадках по востребованию Хроник, цифры в
таблицах меня ставят в тупик)
Я в любом случае их допишу, мне просто интересно..)

~~
Спасибо за Вашу помощь с опечатками и ошибками) Ваши советы, уточнения очень важны
для меня)
Как и каждый отзыв) Люблю Вас очень, мои коты.
Искренне Ваша Хори-Хаул 💝🌸
Всего лучше спится, когда делишь постель с тем, кого любишь. Тепло, чувство
защищённости и мира в душе, полнейший покой, оттого что чувствуешь рядом родного
человека, делает сон крепче, целительным для души и тела. (с)
Озорной ветер, который был рад наступившему утру с золотым тёплым солнцем и ясным
лазурным небом, толкнул изо всех сил прикрытую балконную дверцу. Она распахнулась и
тяжело ударилась в стену металлической ручкой. Человек на постели мелко вздрогнул и
вынырнул из приятного сна, в котором купался словно в ласковом море. Легкое одеяло
скрывало его ноги и бёдра, и сквозняк скользнул по разгоряченной коже спины,
заставляя поежиться. Человек, лежавший на боку, медленно перевернулся на спину,
расслабленная рука упала на вторую половину кровати. Оскорбительно пустую половину
кровати, с прохладной простыней. Свободная сторона была даже не помята, подушка —
задвинута в самый верх, к изголовью. Человек бросил взгляд на висевшие на стене
часы, стрелки которых показали четверть седьмого утра.
У противоположной стены стояла собранная сумка, с которой Энтони должен был днём
отправиться на съёмки. Еще вечером она была пустая, он бросил только сменное белье,
а потом завалился на спину на постель, подтягивая к себе за бёдра краснеющего
любовника. С кухни пахло свежим кофе и еще чем-то вкусным, от чего во рту мгновенно
собралась слюна. Азирафаэль медленно сел, ёжась от прохлады и потирая левой рукой
правое плечо. Где-то в квартире, а именно в кабинете, негромко работал телевизор.
Бодрые ведущие рассказывали новости, шутили о чем-то и делились гороскопом, который
должен был помочь людям максимально счастливо и продуктивно провести день. Парень
поднялся на ноги и, не заморачиваясь поиском тапок, отправился на поиски
исчезнувшего хозяина телевизора, постели и, собственно, квартиры. Пропажа нашлась
почти сразу. Кроули сидел в своём немного вычурном кресле, вытянув длинные худые
ноги, и водил пальцем по тачпаду ноутбука, то ли создавая отложенные публикации, то
ли просто лазил в интернете. Около его локтя стояла чашка с остывшим кофе. Энтони
сидел в одних штанах, под загорелой кожей перекатывались мышцы даже при
незначительном движении. А под янтарными глазами с пронзительным взглядом залегли
очень впечатляющие тени.
— Доброе… утро? — неуверенно произнёс Азирафаэль, и утверждение в его голосе

сменилось вопросительной интонацией.
Кроули вздрогнул и поднял голову. Пару секунд он смотрел сквозь любовника, но потом
вернулся в реальность. На тонких губах расцвела радостная улыбка, зажившие раны от
стекла и тяжелых ударов сменились светлыми шрамами, которые жили своей жизнью, то
растягивались, то наоборот уменьшались. С каждым днём для того, чтобы скрыть их на
съемке требовалось все меньше косметических средств. Самый большой и выделяющийся
шрам рядом с правым глазом покрылся жесткой коркой, но Баал нашла какое-то хорошее
средство, которое они втирали каждый вечер. Мягкие волосы слегка шевелил гуляющий
по квартире ветер. Энтони щелкнул пультом, затыкая рот слишком радостным для шести
утра ведущим, и закрыл ноутбук. Кресло отодвинулось от стола с глухим скрипом.
— С добрым утром, ангел, — парень поманил любовника к себе, а когда тот оказался в
зоне досягаемости, аккуратно схватил за руку и посадил на свои колени.
— Можно?.. — хрипло со сна спросил Азирафаэль, касаясь невесомо слегка опухших

глаз.
Он спрашивал все две недели, пока Кроули был в отпуске, ходил хвостом за своим
другом, просиживал целыми днями в книжном магазине, а по вечерам они ужинали в
самых разнообразных кафе и ресторанах города. Он спрашивал, Энтони шипел беззлобно,
но каждый раз послушно давал своё разрешение, потому что видел, что пока для
Азирафаэля это было важно. И очень надеялся, что успеет справиться с этим сбоем в
чужой голове до того, как они введут в свою жизнь и секс. Представить, как
Азирафаэль спрашивает разрешения на любое действие было страшно. Потому что Кроули
в красках видел, как взрывается от желания или кипящей в его груди любви.
Бесславная нелепая смерть, он был слишком молод.
— Можно, — в отместку Энтони положил горячие ладони на чужую поясницу, касаясь

кончиками пальцев кромки пижамных штанов, и приоткрыл рот навстречу жаждущим губам.
Небольшой деревянный ангел качнулся между их телами, пока не оказался зажат. Они
медленно и лениво целовались, скользя губами по нежной коже, иногда язык обводил
кромку острых зубов или линию изящного подбородка. Азирафаэль касался алых волос,
пропуская их между пальцами, и вдыхал урывками запах горячего песка и огня, которым
пропиталось чужое загорелое тело. Когда дышать стало совсем тяжело, они оторвались
друг от друга. Азирафаэль упёрся лбом в плечо Энтони и пытался собраться с мыслями,
а тот в свою очередь жмурился довольно, облизываясь.
— У тебя проблемы со сном? — решившись, спросил Азирафаэль глухо, касаясь невесомо

выступающих рёбер любовника.
— С чего ты взял? — после секундной паузы беззаботно отозвался Кроули, но слишком

напряглось его тело.
— Который уже раз я просыпаюсь в пустой постели?.. — парень сел ровно, между его
выразительных бровей появилась тревожная морщинка. — Или, может ты… В смысле, я
могу ночевать у себя и…
Зрачки Энтони сузились, он дернулся вперёд и ощутимо укусил своего возлюбленного в

плечо, надавливая зубами чуть сильнее, чем нужно было. Азирафаэль дернулся и охнул,
упираясь в его грудь, но оттолкнуть не смог. Кроули так же внезапно прекратил,
снова падая на спинку кресла.
— За что?! — Азирафаэль касался гудящей руки, на коже осталась чужая горячая слюна.
— За глупые предложения, — серьезно отозвался Энтони, накрывая ладонью оставленный

им же след. — Будешь смотреть на него, и ненужные мысли будут вываливаться из твоей
головы. Я просто выспался.
— Мы легли почти в три часа… — растерянно уточнил Азирафаэль.
— Рядом с тобой я сплю как младенец, — Кроули еще раз коротко поцеловал мягкие губы
и аккуратно столкнул любовника с колен, поднимаясь следом за ним и снова заключая в
объятия. — Там есть свежие блины, и я купил багеты в той булочной, что тебе так
понравилась.
Парень наклонился и длинно лизнул влажным языком чуть кровоточащую отметину на

чужом плече, после чего направился в коридор, перетекая из шага в шаг.
— Во сколько же ты встал, если еще и завтрак приготовил? — спросил самого себя

Азирафаэль, тревожно глядя ему вслед.
~~
Азирафаэль проводил Кроули, вручив ему перебранную сумку, в которой на деле не

оказалось ничего полезного, а все самое нужное, вроде зубной щетки и документов,
осталось лежать в комоде. Парень всем своим видом показывал, что никуда ехать он не
хочет, но появившаяся лично за ним Баал толкнула подопечного к машине и вежливо
кивнула улыбающемуся Азирафаэлю. С пониманием, с таким пониманием, что тот не
удержался от тихого смеха. Энтони это немного успокоило, поэтому он позволил
усадить себя в такси, но до последнего махал из окна, пока пронёсшаяся мимо машина
едва не снесла ему голову. Парень еще какое-то время постоял на месте, глядя вдаль,
а потом медленным шагом направился в сторону магазина.
Его очень тревожил Энтони. Первые несколько раз было еще понятно, после
двухнедельного отдыха, различных лекарств и уколов — он мог быть на подъеме.
Работал изо всех сил, почти не спорил со своим директором и брался за любые темы.
Но с каждым днем мешки под глазами становились все больше, цвет лица — бледнее, а
настроение — хуже. Одна часть Азирафаэля просила не лезть, не мешать любовнику
работать. В конце концов, месяц, проведённый вместе, не давал ему никаких прав на
то, чтобы устанавливать свои порядки. Но все же… Кроули пил кофе словно воду и
почти ничего не ел. Похудевший после больницы, он, казалось бы, умудрился еще
потерять вес. Что-то было не так, что-то неправильно. Но на любой вопрос Кроули или
отвлекал поцелуями, или шипел тихо и отмалчивался.
Азирафаэль вернулся в магазин и до вечера был занят, дел накопилось достаточно. Он
расставил новые книги по алфавиту и пересчитал их, занося в каталог. Несколько
постоянных клиентов потребовали внимания к себе, но оставили в кассе значительную
сумму, которая могла бы помочь устроить для Энтони хотя бы пару выходных. Бегония,
которую он отдал для магазина, цвела и шевелила листьями, устроенная на рабочем
столе. Перекусив быстро оставленными блинами, Азирафаэль открыл в своей квартире
все окна, чтобы проветрить, и отобрал несколько книг, которые могли понравиться
Кроули. Тот вдруг очень полюбил сидеть в ванне, пока коллекционер читал вслух своим
чудесным голосом. Телефон завибрировал в кармане брюк, привлекая внимание.
— Отвратительный день, отвратительные съемки, отвратительная Баал, — оповестил

Кроули раздраженным голосом.
— Дорогой мой, — ласково отозвался Азирафаэль, прижимая трубку плечом к уху.
Кроули было тяжело сосредоточиться на съемках. Он не мог зафиксировать взглядом

объектив камеры, мешки под глазами не сумели скрыть даже самые дорогие тональные
средства. На фото он постоянно щурился на яркий свет, а белки глаз были
воспаленными, кровавыми. Баал, которая впервые за все время работы с этой моделью
столкнулась с такими проблемами, заменила в расписании Энтони на Хастура, а его
самого отправила отдыхать. Поэтому Кроули забился в угол гримерной на неудобный
короткий диван и позвонил тому, чей голос его успокаивал.
— Ты поел? — спросил он, запрокидывая голову назад и упираясь затылком в стену.
— Да, я попробовал тот самый клюквенный джем, который ты привёз в прошлый раз, — с
улыбкой ответил Азирафаэль, разворачивая очередную книгу, которую заказал для себя.
— Было очень вкусно, спасибо большое. Ты уже закончил?
— Нет, небольшие изменения в графике, — раздалось напряженно из трубки.
— Значит, ты вернёшься позже? — парень поднял взгляд, но не мог остановиться на

чем-то конкретном, поэтому просто осматривал собственный магазин.
— Я постараюсь успеть сделать все и приехать утром, как и обещал, — твёрдо заявил
Энтони, злясь на самого себя за слабость.
— Не торопись и не дави на себя, — ласково попросил Азирафаэль, мечтая коснуться

пальцами чужих волос и горячих губ.
— Поэтому, если ты там прячешь любовника, то выпроводи его поскорее, — в голосе

послышалась усмешка.
— Очень смешно, — невозмутимо сказал мистер Фелл, одновременно с этим радуясь

первой за день яркой эмоции собеседника.
— Я тоже как сумасшедший хохочу, — Кроули уже пожалел за то, что умудрился ляпнуть,
и думал о том, чтобы откусить себе язык. — Ладно, пойду работать работу.
— Удачи, — улыбнулся Азирафаэль. — Не зли своего директора.
— Если я не буду ее злить, она умрет от скуки, — легкомысленно заявил парень,

поднимаясь на ноги. — До связи, ангел. Будь осторожен.
Азирафаэль положил телефон на стол и закрыл ладонями рот, потому что не мог
сдержать широкой улыбки. Он почувствовал, как жар залил его лицо и немного уши.
Весь прошедший месяц, за исключением истекающего кровью Кроули и торчащего из его
лица осколка витрины, был похож на сказку. Прямо как он мечтал в детстве.
Энтони все-таки исполнил своё обещание, забрал его из кошмара и перевернул с ног на
голову целый мир.
~~
Телефон зазвонил совсем поздно, когда Азирафаэль уже собирался ложиться спать.
Магазин был закрыт, свет горел только в небольшой спальне, где парень зачитался,
сидя на постели. Аппарат завибрировал и отразил на экране незнакомый номер.
Азирафаэль помялся пару секунд, но все же решил ответить. Ему было нечего скрывать
и некого бояться.
— Простите, мистер Фелл? — голос был мелодичным, немного бархатным и очень

напряженным. — Это Вельзи Баал, директор модельного агентства. Мы с Вами виделись
сегодня утром.
— Да, доброй ночи, — растерянно отозвался Азирафаэль, на мгновение забыв, что надо
что-то отвечать. — Конечно, я помню. Чем могу помочь?
— Мне не хотелось бы Вас напрягать, — Баал немного помялась, словно решала —

посвящать кого-то в свои проблемы или нет. — Но мы нигде не можем найти Кроули. Он
не у Вас случайно?
— Энтони? — горло коллекционера неприятно сдавило, так же, как и тринадцать лет
назад холодной зимней ночью, когда Полли постучала в его окно. — Что значит не
можете найти? Он же был на съемках еще вечером?
— Да… — Баал очень не любила признаваться в том, что где-то упустила ситуацию,
поэтому подсознательно начинала злиться. — Он весь день нехорошо себя чувствовал,
потом отработал свою часть съёмок, вышел попить… и пропал.
— Разве у Вас не охраняется...где бы Вы ни были? — Азирафаэль поднялся на ноги,

ощущая, как дрожат руки.
— У нас охраняется на вход чужих, а не на выход действующих моделей! — раздраженно

бросила девушка. — Телефон он оставил в гримерке, как и свою одежду.
— Поразительно… — парень быстро натянул пальто прямо на пижамный костюм и

направился сквозь темный зал магазина к дверям. — Я могу съездить и посмотреть его
дома. Может быть, он отправился туда? И… Ох!
Договорить Азирафаэль не успел. Открыв дверь, он столкнулся с чем-то жестким, но

при этом тёплым. Подняв голову, он обнаружил сбежавшую модель. Энтони был бледным и
очень уставшим, покачивался из стороны в сторону, но желтые опасные глаза будто
светились изнутри. На нем была белоснежная дорогая рубашка с чёрным вышитым вручную
узором по плечам, и узкие чёрные джинсы, державшиеся исключительно на тазовых
косточках. Рукава рубашки были завернуты до локтей, открывая узкие запястья.
Он улыбнулся, найдя, наконец, то, что так долго искал, и начал медленно оседать на
землю, если бы любовник не подхватил его свободной рукой, удерживая на ногах.
— Мистер Фелл? — голос Баал звучал словно издалека.
— Я его нашёл, — бросил в трубку парень, помогая Кроули войти в магазин. — Он

пришёл в мою лавку.
— Он в порядке? — хрипло спросила директор.
— Судя по всему, жар, — Азирафаэль ощутил, каким горячим был Энтони, словно в
лихорадке. — Он не спал нормально несколько дней.
— За что мне это… — он практически увидел, как Баал закрыла ладонью лицо и сильно
сжала пальцами виски. — Ладно, в любом случае, он отснял все, что должен был.
— Я… Эй! — Кроули протянул руку и отнял у возлюбленного мобильник.
— Я все сделал. Ты сказала, тогда я смогу уйти. Я ушёл. Отстань, — усталый голос
парня был скрипучим и довольно слабым, чтобы не затевать с ним спор; он нажал
кнопку отбоя и сунул телефон себе в карман.
— Выспался, да? — Азирафаэль и сердился, и чувствовал невероятное облегчение

одновременно. — Ох, мой дорогой…
— Где любовник? — бесцветная улыбка украсила тонкие губы. — Я пришел вершить месть.
— Он убьёт тебя одним взглядом, — коллекционер крепко держал его за локоть и талию,
проводя между книжными стеллажами к двери в квартиру. — Сейчас ты ляжешь спать. И
будешь спать.
— Я проснулся после прошлой съемки в трейлере, — тихо сказал Энтони. — И мне на миг
показалось, что все было сном. Что я тебя не нашел. Я хотел позвонить, но не мог
найти твоего имени в записной книжке… Меня будто парализовало на несколько минут.
Он остановился и крепко обнял Азирафаэля, утыкаясь носом в короткие волосы. Влажное

дыхание шевелило короткие пряди, а сам парень слышал, как быстро бьется чужое
сердце.
— Я задремал в коридоре… И снова это ужасное чувство, — Кроули обнял его крепче. —
Мне нужно было убедиться, что ты есть. Что ты есть у меня.
— Доктор говорила, что из-за сотрясения могут быть проблемы со сном, что
понадобятся таблетки, почему ты мне не сказал? — раздосадовано пожурил его
Азирафаэль, медленно поглаживая широко раскрытыми ладонями по спине.
— Я просто не смогу еще раз это вытерпеть. Это липкий ужас, и…
Он хотел рассказать и о том, как Азирафаэль ему нужен. И о том, что все это вдруг
потеряет смысл, если его не будет рядом. И о многом другом… Но хозяин книжного
магазина, в милой бежевой пижаме с серыми цветами, в распахнутом белом пальто —
ради всего святого! — в тапочках, поймал Кроули рукой за затылок и потянул к себе,
чтобы поцеловать. Удивленный вздох сорвался с его губ и смешался с их дыханием.
Азирафаэль целовал его уверенно, сжимая свободной рукой узкую загорелую ладонь и
переплетая их пальцы. Телефон в кармане джинс Кроули вибрировал. Возможно, это была
возмущенная Баал. Или еще кто-то, кто в полночь ощутил непреодолимое желание
пообщаться с улыбчивым коллекционером, но ему так никто и не ответил.
— Я прогоню твои кошмары, — шепнул тихо Азирафаэль, краснея кончиками ушей. —

Только больше не убегай. Пожалуйста.
— Это единственное, что я умею, — горько ответил Энтони.
Любовник взглянул на него нечитаемым взглядом, после чего вдруг качнулся вперёд и
укусил за выглядывающую сквозь модную рубашку ключицу, сильно сжимая зубы. Кроули
вскрикнул и попытался отшатнуться, но его не отпустили.
— Э-эй! — возмущенно нахмурился он и зашипел.
— За глупые мысли, — вернул Азирафаэль утреннюю реплику, вопреки смущённо глядя

куда-то в сторону, а после положил свою ладонь на чужую щеку. — Пойдём спать, мой
дорогой.
Спать в дорогой одежде, которую Кроули бессовестно забрал со съёмок, педантичный

Азирафаэль не разрешил. Он немного порылся в шкафу, после чего протянул любовнику
рубашку мятного нежного цвета. На загорелой коже она смотрелась так потрясающе, что
парню пришлось срочно сбежать в ванную комнату, чтобы умыться прохладной водой и
остудить голову. Когда он вернулся, Энтони уже посапывал, вжавшись лицом в его
подушку и подтянув колени к груди. Азирафаэль не сдержал улыбки и позволил себе
полюбоваться этой картиной несколько минут, после чего погасил свет и лёг рядом.
Кроули тут же подался навстречу, обхватив его худыми, но сильными руками. Впервые
за несколько дней у него было спокойное, умиротворенное лицо, не тронутое никакими
тревогами и печалями.
Азирафаэль натянул на них обоих одеяло и закрыл глаза, наслаждаясь чужим весом на
своей груди и дыханием, которое щекотало шею. Если в ту ночь кошмары и забрались в
небольшую спальню книжного магазина, то не нашли ни одной лазейки, чтобы испортить
сладкий сон двух влюблённых людей.
Утром, когда яркое солнце заглянуло в комнату, ее хозяин медленно открыл глаза,
опасаясь снова обнаружить пустую постель, но Кроули остался на своем месте. Он
обнимал Азирафаэля поперёк живота, чуть задрав пижамную рубашку, и, свесив на пол
длинную загорелую ногу, беззаботно спал.
В квартире было тихо и сонно. А табличка «Закрыто» так и провисела на дверях

книжного магазина до самого вечера.
========== Day 10. (40) ==========

тема 10 (40) дня: наблюдать за спящим
У меня как-то совсем нестабильно. То я пишу 4 страницы, то 8. 😅 после 8 четыре

кажутся плевком в пространство, после 4 восемь видятся слишком растянутым) раньше
было чётко и стабильно 😄 но надеюсь, Вам все же понравится.
Это продолжение 26 дня первого круга. Первое утро после свадьбы, совсем немного,
лишь минут двадцать в итоге по жизненным меркам, но я постаралась заключить в них
максимум любви и смысла) 💝 мне кажется, что это должно быть именно так..) и опять
же, не могу я писать высокий рейтинг, мне кажется, что с ними он не сочетается)..
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Азирафаэль/Кроули (все упоминается), ER, романтика, нежность,
утро после свадьбы
~~
К прочтению можно взять композицию Imagine Dragons - Birds
~~
Спасибо Вам за помощь с вычёсыванием и опечатками. Без Вас этого ничего бы не было
Только прошу Вас, перед тем как отправить ошибку, убедитесь, что поняли контекст и
уверены в ней. А то за вчерашний день больше полов на оказались пустыми и
бессмысленными поправками. 👐 я очень Вам благодарна за внимание, но все же...)
~~
В этой части есть один момент, посвящённый моему потрясающему и удивительному

твиттерскому собрату) 💝
С огромной любовью, Ваша Хори-Хаул 🌸
Люди очень любят условности и формальности. Зачем-то обличают в слова то, что нужно
чувствовать сердцем и всей душой. Дают названия вещам и событиям, чтобы придать им
какого-то смысла, хотя его в происходящем намного больше, когда не звучат лишние
голоса. Будто бы, если люди не произнесут вслух, то у события не будет силы,
значимости. Как обещание самому себе выйти в понедельник на обязательную пробежку,
глупые пустые слова при расставании, что стоит остаться друзьями, бессмысленные
обещания взрослых, что все будет хорошо. Люди будто пытаются уговорить мироздание
поиграть по их правилам, но забывают, что чудо, описанное словами — теряет свою
силу. Голос и фразы отнимают у всех самых невероятных и прекрасных моментов что-то
светлое, пачкают во лжи и лицемерии. Слова теперь настолько пустые, что им и верить
не хочется. За самыми высокими и гордыми речами скрывается корысть и злость, а за
грубостью и холодностью — волнение и забота.
Чего стоят только свадебные клятвы. Двое созданий, которые прикипели друг к другу
всем сердцем, душой — да что там, давайте не будет преуменьшать — естеством, должны
на глазах десятка людей зачем-то клясться в своих искренних намерениях, обещать
беречь самого важного человека и не причинять боли. Зачем что-то говорить, если все
самое главное и тонкое, самое трепетное и хрупкое скрыто в глубине янтарных глаз
напротив, чуть влажных из-за вихря чувств, блестящих от счастья и затуманеных
любовью? Стоит ли пытаться рассказать, как яркое летнее солнце отражается в
глубоких синих глазах, а маленькие солнечные зайчики пляшут вокруг темного зрачка;
какой прямой может быть осанка, а плечи — напряженными, когда нужно надеть тонкое
гладкое кольцо из белого золота на нежные пальцы; как быстро может стучать сердце в
чужой груди, ударяясь о белые рёбра и выстукивая какой-то особый ритм, знакомый
только двоим?
Азирафаэль проснулся рано, когда рассвет только-только забрезжил вдалеке. Солнце

медленно поднималось на небо, пока еще затянутое темными облаками. Перьевые
пушистые путешественники тянулись над городком, когда их пронзили длинные рыжие
лучи. Влажный туман медленно отступал прочь, уступая власть слабым порывам ветра,
который дергал деревья за ветки, хлопал распахнутыми на ночь окнами и срывал
забытое хозяйкой белье. В соседнем дворе все осталось нетронутым: украшенная
цветами беседка, перевернутые детьми стулья, забытые из-за усталости пиджаки и
телефоны. У женской половины прошедшего праздника хватило сил только унести еду
обратно в дом, чтобы не привлечь котов и енотов, а большую уборку решили оставить
на потом. Хотя ангел и предложил свою помощь, когда услышал, что гости расходятся.
Но Анафема обругала его по телефону и отключила мобильник. Разговор был закончен —
женился, будь добр, отдувайся сам и не мешай простым смертным.
Бёдра Азирафаэля все еще немного дрожали. От удовольствия, от напряжения, от

усталости. Светлую кожу покрывали мелкие пятнышки синяков от излишне сильной хватки
чужих пальцев и алые засосы, которые рассыпал по желанному телу в порыве страсти
демон. Простыни были сбиты почти на пол, до сих пор кое-где влажные и испачканные.
Воздух в спальне был душным, пахло раскаленным солнцем песком, горной свежестью и,
совсем неуловимо, яблоками. Нужно было добраться до окна и приоткрыть его, чтобы
впустить немного прохлады, но сил не было совершенно. Азирафаэль провёл рукой по
лицу, растирая щеку, на которой отпечаталась подушка. Прикосновение чего-то
холодного сначала заставило вздрогнуть, но после нежный вздох сорвался с
приоткрытых губ. Простое, но от этого в тысячу раз более важное кольцо непривычно
сидело на безымянном пальце. В нем отражались первые лучи солнца, играя в догонялки
друг с другом.
Обычно люди смеются, что после свадьбы ничего не меняется. Что это лишь формальная
церемония, чтобы узаконить то, что уже давно есть между супругами. Но это была
полнейшая чушь, глупая и неправильная. Потому что ангел, даже не оборачиваясь,
чувствовал эту крепкую нить, что связала их сердца. Она дрожала тихонько, натянутая
до упора, и сияла тёплым золотым светом, ослепляя сонные глаза. Ее нельзя было
коснуться рукой, но Азирафаэль чувствовал ее, ощущал всем своим телом, не
человеческим — истинным. Эта нить была между ним и демоном всегда, едва ли не с
первой секунды, что они увидели друг друга. Она была тонкой, расползалась при
неосторожном слове или взгляде, но крепла изо дня в день, из столетия в столетие. И
раньше, чем демон или ангел успели заметить, стала действительно прочной и
надежной. А после вчерашнего дня вокруг неё обернулась еще и небесная благодать,
словно щит или самые прочные доспехи.
Ангел зевнул, прикрыв ладонью рот. Кольцо делало руку чуть тяжелее, чем он привык,
но эта тяжесть была невероятно приятной, почти сводящей с ума. Одежда валялась на
полу, хотя он и порывался ее сложить. Но разве можно было выбраться из плена
страшного бессовестного демона, который, наконец, подтвердил свои права на того,
кого так сильно любил? Азирафаэль медленно поднялся на ноги, потягиваясь и
наслаждаясь томной негой во всем теле. Мышцы ныли и немного горели, замученные
хозяином, отзывались при каждом движением слабой болью. Но разорванная демоном в
куски подушка, когда он вцепился в темную шелковую наволочку острыми зубами, его
распахнутые от удовольствия глаза и громкие стоны наслаждения — это стоило всех
приложенных усилий. Азирафаэль повернулся и, стараясь не обращать внимания на весь
беспорядок вокруг — мятая одежда, летающие одинокие пёрышки из подушки, сползшие
одеяла и полупустые тарелки с кусочками тортов — нашёл взглядом своего… мужа. От
этого слова где-то в груди дернуло, будто ангел до конца не мог поверить, что им не
помешали, позволили. А потом он вспомнил взгляд Кроули за несколько минут до начала
церемонии, как он всматривался в небеса и в изумрудную траву, словно ожидал… И по
этому взгляду было понятно, что демон бы уничтожил и Рай, и Ад, и Чистилище — что
угодно, любое пристанище тех, кто был бы против. И все равно женился на том, кого
так долго ждал.
Кроули спал на животе, свесив с постели загорелую худую руку. Одеяло почти сползло
с него, скрывало немного лишь ягодицы, хотя ямочки над ними были прекрасно видны.
Спина, на которой так отчетливо выделялась дорожка позвонков и острые лопатки, была
покрыта мелкими царапинами, которые слегка вспухли и теперь были похожи или на
тигриные полоски, или на очертания больших чешуек. Вторая рука была под подушкой,
запястье выглядывало с другой стороны, почти скрытое мягкими алыми волосами. От
прекрасной прически, что создали накануне женщины, не осталось и следа. Она
растрепалась совсем, когда ангел, запутавшись пальцами в прядях, тянул его голову
назад, чтобы добраться до сильной загорелой шеи и оставить на ней следы уже своего
желания. Он обошёл постель, не в силах оторваться от открывшейся ему картины. На
изголовье кровати и стене остались глубокие борозды от острых словно ножи когтей.
Пальцы демона были искусаны, глубокие следы остались на костяшках, когда он еще
пытался сдерживаться. А потом ангел распахнул свои крылья, омывая чистейшей
благодатью и спальню, и людей в соседнем доме, и весь Тадфилд. И Кроули потерялся в
той горячей любви, что испытывал к нему пернатый воин.
Азирафаэль опустился на пол с той стороны, с которой спал демон. Его лицо в тот
момент было таким спокойным и умиротворенным. Припухшие губы были слегка
приоткрыты, пушистые ресницы едва заметно дрожали. Ангел протянул руку, касаясь
тыльной стороной ладони чужой щеки. Кожа демона была сухая и очень горячая, словно
только что сваренный какао или нагретый солнцем бок Бентли, и дотрагиваться до неё
было будто опускать руку в жерло вулкана — опасно и обжигающе сладко. Кроули
неосознанно повернул голову, чтобы прижаться к руке сильнее, потираясь и ласкаясь о
неё. Раздвоенный язык скользнул по губам, на секунду показываясь, будто дразнил.
Демон чуть пошевелился, сгибая одну ногу в колене, и одеяло предательски сползло на
пол, обнажая его. Хотя, на самом деле, он давно был обнаженным перед ангелом: в тот
ли момент, когда впервые отступился от своего задания, чтобы порадовать или когда
решился зайти в церковь, сжигая свои ноги, потому что не мог дать так глупо
развоплотиться, а может быть, когда ангел протянул ему термос со святой водой,
глядя с опаской и осуждением. В какой-то момент, Кроули оказался перед ним
совершенно открытым, с разведёнными в стороны чёрными крыльями, практически
распятым. И что это, если не настоящее божественное чудо, что ангел так же широко
раскрыл свои объятия и принял его, окружая своей сладкой и нежной любовью.
Азирафаэль провёл невесомо ладонью по чужой спине, зная, как такая безобидная ласка
нравится змею, как он выгибается навстречу рукам и щурит свои желтые глаза. Кроули
глубоко вздохнул, выныривая из сна, и приподнял голову, глядя из-под ресниц. Он
весь был — воплощением соблазна и греха, томный и зацелованный, а на пальце у него
огнём горело такое же кольцо.
— Ты пялишься, ангел, — сорванный голос царапал слух и был едва различим.
— А я теперь имею право, дорогой мой мальчик, — щемящая нежность, которая столетия
скручивалась где-то в сердце Азирафаэля, расплескалась, сжимая его горло. — Мое.
— Да ты собственник, ужас какой, — ехидная ухмылка на тонких губах сменилась

ласковой улыбкой. — И что же ты видишь? Глядя на меня?
Ангел на секунду замолчал, качнулся вперёд, целуя демона, придерживая его лицо
обеими руками. Кроули одобрительно застонал, заваливаясь на спину и утягивая
обретенного супруга за собой, заставляя сесть на постель. Ему не хотелось
двигаться, он был еще совсем ленивый и оскорбительно неудовлетворенный, поэтому
красноречиво упёрся твердым членом в чужое бедро. Азирафаэль слегка приподнялся,
упираясь обеими руками с двух сторон от дурной головы змея.
— Я вижу… любовь, — ангел поймал узкую ладонь и, толкнув носом пальцы, чтобы
раскрыть ее, поцеловал в самую серединку. — Любовь.
Нить, натянутая между двумя любящими сердцами, дрогнула, посылая дрожь по телам
демона и ангела, а резонанс заставил заискриться всеми оттенками само мироздание.
Где-то пошёл теплый дождь, а где-то на небе выступила радуга. И маленький Тадфилд
охватило то удивительное ощущение, что вот-вот случится что-то очень хорошее и
светлое, что затронет каждого из жителей. Кто-то поступит в желанный колледж, кому-
то повезёт найти доллар на дороге, а кому-то признается в любви самый нужный
человек.
И зачем еще какие-то слова, когда можно поцеловать влажные любимые губы, запуская
руки во вьющиеся короткие волосы, лечь сверху, накрывая своим телом, и едва не
лишиться рассудка уже от этого, переплетать ноги, чтобы стать еще ближе, и
раскрывать пальцами такое нежное место, все еще мягкое и податливое после
невероятной ночи? Короткие ногти впились в чужую спину, оставляя новые царапины, а
зубы сомкнулись на шее, добавляя еще немного следов, подтверждающих, что все это
взаправду. Говорить во время секса можно, говорить во время занятий любовью — самое
глупое, что можно придумать. Замолчите и смотрите в распахнутые от удовольствия
глаза, упирайтесь своим лбом в чужой, воруя тяжелое горячее дыхание, и касайтесь
осторожно пушистых перьев на больших крыльях за спиной.
Ведь у каждого из нас они вырастают, стоит только взять за руку правильного
человека. Или ангела. Или демона.
Каждому своё.
========== Day 11. (41) ==========

тема 11 (41) дня: рисовать кого-то
Ну что же, пора попробовать коснуться и этой вселенной, развернуть её чуть шире,
посмотреть, что же было дальше. Надеюсь, Вам это будет интересно) Мне бы очень
хотелось приложить к работе наброски, какими их вижу я... но увы, у меня лапки 🦊
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Лигур/Хастур из работы «Ты моё море, и я смело шагаю с утеса»
романтика, нежность, немного рейтинга (совсем чуть-чуть).
~~
Спасибо Вам за помощь с опечатками) Вы потрясающие, Ваша помощь неоценима. Вы
помогаете мне, коты мои, просто невероятно 💝🌸 спасибо большое.
~~
Ну что же, первая треть у нас пройдена. 👐🥰 и все благодаря Вашей поддержке 💝
Спасибо большое за каждый отзыв и прочтение) Вы чудесны.
‼️
Если какого-то дня нету в этом сборнике, значит он вынесен в отдельную работу с
пометкой сборника. Таких частей у нас 5.
🌸Мирия, спасибо большое за твои чудесные слова и сообщения) Они согревают моё
сердце

Искренне Ваша Хори-Хаул.
Не секрет, что человеческая память со временем имеет свойство терять что-то:
забываются слова и мелодии, тускнеют цвета и стираются линии. Если очень долго
кого-то не видеть, то его внешность, цвет глаз и звук голоса исчезают из головы,
словно там и не были никогда. То есть, человек помнит факт, что когда-то в его
сердце особое место было занято, но стоит пытаться вспомнить какие-то особые черты,
как менялась интонация голоса, как затягивала томная пелена глаза, как подрагивали
кончики пальцев… Это все испаряется и теряется навеки. Остаётся только гулкая
пустота, которую уже ничем не заполнить. Можно всматриваться в фотографии, но это
будет совсем не то — вспомнить внешность не значит вспомнить человека. Эта
неизбежная потеря, даже не она сама, а знание, что она ждёт где-то впереди,
заставляет сердце сжиматься болезненным спазмом. Страшит перспектива потерять
человека не один раз, а дважды — сначала из своей жизни, а потом — из памяти.
Возможно, слепые люди по-своему счастливы. Они не видят и не запоминают глазами,

они учатся смотреть кончиками своих пальцев, вслушиваться в запахи, чувствовать
нежность кожи и мягкость волос. Их память намного лучше, она хранит все
воспоминания не в голове, а намного глубже — в ощущениях. Как художники и
скульпторы. Они впитывают черты своих творений так глубоко, что без проблем могут
повторить их снова и через год, и через 10 лет. Их руки помнят намного лучше глаз.
Помнят чувствительные уши с немного заостренными кончиками, нежную кожу на висках,
пушистые подрагивающие ресницы, улыбающиеся влажные губы, их необыкновенный контур.
Эти воспоминания никуда не исчезают, вплетенные в само сознание, в душу.
В квартире Энтони — в полупустом лофте — личных вещей скульптора было не очень

много. Был небольшой шкаф, в котором висели немногочисленные, но довольно модные
вещи, некоторые учебники по анатомии человека и по академическому рисунку, которые
он не выкинул после училища, и альбомы с рисунками. Ну, как сказать альбомы… Все,
на чем только можно было рисовать. Альбомы, тетради, записные книжки, даже
салфетки. Карандаши и ручки были разбросаны по всей квартире. Парень постоянно их
терял и забывал где-то: в кафе, где рисовал, пока ждал заказ, в парке, пока Демон
занимался своими собачьими очень важными делами. Даже в баре у Хастура валялась
целая связка карандашей, которая то и дело пополнялась очередным огрызком. Бармен
бурчал себе под нос, но вопреки собственным словам складывал их в коробку в комнате
для персонала. Потому что вдохновение могло настигнуть скульптора в любую секунду.
Жёлтые глаза с вертикальными зрачками вдруг темнели, набирая глубокий янтарный
оттенок, и блестели за очками. И Кроули мог замереть на пять минут или на несколько
часов, набрасывая на чем угодно, что попадало под руку, подпирая правой рукой
острый подбородок. И его было не дозваться. Он пропадал из реальности, словно
проваливался во вселенную.
Эти альбомы сыпались отовсюду. Со шкафа и с полок кухонных шкафчиков, падали с

кровати от неосторожного движения и с подоконников — счастье, если падали в
квартиру. Об них спотыкался пес, настороженно принюхиваясь, и Баал, когда по
дурости забредала в гости к своему другу. У неё все работы были сложены по большим
папкам и темам. Бардак Энтони доводил девушку до нервного тика. Парень не особенно
и дорожил этими листками, сам часто рвал наброски и кидал в мусорную корзину. Но
после того, как в его жизни появился удивительный ангел, падший ради любви к
человеку, все начало стремительно меняться.
Азирафаэль постепенно — очень медленно и незаметно — навёл порядок в лофте. Жадный

до всего нового: до эмоций, которые иногда ставили его в тупик, до ощущений,
болезненных и наоборот — он стремился изучать жизнь словно маленький ребёнок. Он с
нежной улыбкой подметал мусор от глины и камня, оставшийся после работы Кроули, и
выбрасывал его в больших мешках. Поднимал брошенную одежду своего любимого
человека, разглаживая складки и возвращая на места в шкаф. У Демона появился
собственный угол с большой мягкой лежанкой и игрушками, который Азирафаэль тащил в
подарок псу с огромным удовольствием. В какой-то момент Энтони пришлось практически
воевать с собственной собакой за внимание любовника. За спиной у бывшего ангела они
с Демоном тихо рычали друг на друга и использовали любую уловку, чтобы он коснулся
кого-то из них. А место рядом с Азирафаэлем на большой кровати, которая стояла
посреди спальни, и вовсе стало камнем преткновения. За него велась безжалостная
война, вплоть до съеденных ботинок и воровства миски с ужином.
Бывший ангел навёл порядок в рисунках Энтони. Бережно сложил и полноценные работы и
наброски на обрывках, наслаждаясь шелестом бумаги и запахом краски. Он успевал
выхватить очередной рисунок из-под руки скульптора до того, как тот разорвёт на
части. И на лице расплывалась такая радостная и счастливая улыбка, что у Кроули
внутри начинало что-то мелко дрожать, где-то за рёбрами. Но был один альбом,
который он не выпускал из своих рук, бережно клал под подушку или в свой чёрный
рюкзак. Альбом был небольшим с коричневыми мягкими страницами, а на абсолютно белой
обложке был нарисован ангел, расправивший свои крылья. Этот блокнот стягивали
гладкие ленты, завязанные в тугой узел. И его Кроули не давал в руки никому,
оберегая изо всех сил. Азирафаэль бросал любопытные взгляды, но моментально
отвлекался на прикосновение горячей ладони к своей щеке, до сих пор не привыкший
ощущать что-то настолько нежное. Хастур пытался заглянуть через плечо друга, когда
тот вдруг доставал этот загадочный альбом в баре, но у Энтони на затылке, казалось
бы, были глаза. Он захлопывал обложку и раздраженно шипел сквозь сжатые зубы. И
только Лигур, обосновавшийся за барной стойкой, бросал понимающие взгляды в сторону
перепалки и загадочно улыбался.
Что же было в этом альбоме? Вы очень легко догадаетесь, если когда-либо влюблялись
в ангела. Там был Азирафаэль. Прекрасный, удивительный ангел, который умудрился
променять свои крылья на то, чтобы касаться по утрам чужих горячих губ своими. И в
эту секунду синие большие глаза становились такими яркими, будто Кроули случайно
оступился и упал в небо, не удержавшись на земле. Азирафаэль целовал его каждое
утро, будь за окном солнце или дождь. Перекатывался на бок и, краснея своими
нежными скулами, касался языком нижней губы. И когда спустя несколько минут он
поднимался с постели, чтобы накормить обиженно скулящего Демона, Энтони выхватывал
альбом из-под подушки и делал очередной набросок чужого лица: со взъерошенными
кудрями, с парочкой маленьких следов на шее, с отпечатком от подушки на щеке. Он
все пытался изобразить страсть, которая таилась на сладких губах, ветер, который
шевелил короткие пряди на затылке и вселенные, спрятанные в глубине глаз. Такие
небольшие портреты были почти на каждой второй странице. И Кроули не собирался
останавливаться. А потом, когда они вместе отправлялись на утреннюю прогулку в
парк, он садился на спинку скамейки, упираясь ногами в сидение, и снова раскрывал
альбом. Потому что не мог перестать смотреть, как Азирафаэль радостно разводил руки
в стороны навстречу Демону, а тот с громким лаем бежал и поднимался на задние лапы.
В коротких вьющихся волосах когда-то ангела играло солнце, запутываясь лучами. И
когда пес падал на спину, чтобы подставить под ласковые ладони живот, словно
маленький щенок, Азирафаэль опускался на асфальт, и от широкой улыбки в уголках его
глаз собирались маленькие морщинки.
В альбоме было несколько разворотов, которые были заполнены одним и тем же

моментом. Энтони перерисовывал снова и снова, не в силах достаточно насладиться им,
восстанавливая безостановочно в своей памяти вплоть до секунды. В тот вечер он взял
бывшего ангела с собой в кафе, где они попробовали какао с маршмелоу, которые
плавали на самой поверхности, и одну на двоих порцию блинчиков с ежевичным джемом.
И стоило только Кроули наколоть небольшой кусок на вилку и поднести к чужим губам,
перед ним будто на мгновение засияло солнце, его собственное теплое солнце.
Азирафаэль жмурился и облизывался, не в силах насладиться удивительной сладостью, а
Энтони сидел напротив, и карандаш безостановочно скользил по бумаге, пытаясь
сохранить это невероятное выражение чужого лица. Пока его щеки не коснулись
ласковые пальцы, с просьбой обратить внимание и на любимого ангела.
А с обратной стороны альбома, если немного пролистать, были самые важные и самые
тайные наброски, которые Кроули не был готов показывать никому. Он часто поднимался
с постели ночью, когда измученный ощущениями и наслаждением Азирафаэль дремал,
укутанный в тёплое мягкое одеяло. Парень садился на пол рядом с кроватью, стараясь
поймать немного света от фонаря за окном, чтобы лист бумаги было хоть чуть-чуть
видно, и рисовал. Рисовал чужое прекрасное тело: круглые плечи и сильную шею,
темные маленькие соски и впадинку пупка, которую сам целовал ночью сухими губами,
разведенные бедра с бисеринками пота на внутренней нежной стороне. Как Азирафаэль
закусывал запястье, не в силах сдерживать свой голос, или как он запрокидывал
голову, когда Энтони устраивал его сверху, заставляя двигаться самостоятельно. Или
как просто спал, подтянув под голову подушку любовника, уставший и довольный, с
пока ещё алыми щеками и улыбкой на губах.
Спустя пару часов Энтони закрывал альбом, бережно убирая его под простынь или на
маленький стол, забирался обратно на кровать и заключал любовника в объятия.
Азирафаэль тут же отзывался на прикосновения, подставляясь под требовательные
ладони, и утыкался носом в загорелое плечо, проваливаясь обратно в сон. Дождавшись,
пока суровый хозяин уснёт, Демон запрыгивал и устраивался рядом, укладывая голову
на колено бывшего ангела. А ветер, залетевший в открытое окно, листал такой важный
альбом, в котором были десятки карандашных набросков небесного создания, и на
каждом из них за спиной ангела были большие пушистые крылья.
На другом конце города Лигур тёр слипающиеся глаза и закрывал ноутбук. А в

запароленной спрятанной папке были сотни фотографий — размытых, иногда смешных и
нечетких — но на каждой был Хастур, вокруг тела которого было слабое золотое
свечение.
Потому что никто из них не мог забыть одного очень важного момента — ради них
ангелы отказались от небес, не оглядываясь шагнули с облака, отдав свои сердца
целиком. И эта мысль никогда не станет привычной и будет заставлять сердце
замирать, а на глазах предательски будут выступать слезы. И даже без крыльев, без
возможности читать чужие мысли и без знаний обо всем на свете — суровый бармен с
чёрными как ночь глазами и улыбчивый парень, гуляющий по утрам с собакой остаются
ангелами, чудесными и волшебными.
Ангелами, которые полюбили обычного заурядного человека всем своим божественным

началом.
========== Day 12. (42) ==========

тема 12(42) дня: ленивый выходной
Это болезненная тема для меня, потому что ЗАВТРА (ну, судя по времени, уже сегодня)
закончился мой отпуск и мне нужно снова идти и работать работу. Лето закончилось,
дела притаились за дверью. И только Вы, коты мои любимые, да и непостижимые мужья
спасаете меня от тоски и уныния) Но я попыталась передать Вам это настроение,
которое мне теперь ещё нескоро удастся испытать)..
Благодаря чудесным разговорам с Мири я почти создала в своей голове необходимые

контрольные точки, чтобы приступить ко второй части Птицы. Продолжения чего-то
хорошего всегда опасны, потому что можно не оправдать ожиданий... Я очень
постараюсь, чтобы этого не случилось обещаю) ну а пока...
романтика, нежность, тепло и уют.
Спасибо за Вашу помощь с опечатками и ошибками, Вы — мои спасители) Я стараюсь

внимательно все читать, но так ухожу в атмосферу и образы, что упускаю..) Вы
чудесные, Коты 🥰🌸
С любовью, Ваша Хори-Хаул 🦊
«На одном конце света раскинулось бескрайнее Море. Вода в нем была изумрудного
цвета, теплая и немного соленая. Люди, живущие возле Моря, хвалили его за спокойный
и мягкий характер.
Солнце и Луна любили Море и дружили с ним. Утром, когда ласковое Солнце
показывалось из-за горизонта, Море приветствовало своего друга, и тогда цвет
морской воды становился небесно-голубым. Целый день Море нежилось под теплыми
солнечными лучами и говорило ему добрые слова. Вечером, когда Солнце скрывалось за
горизонтом, расстилая по водной глади багряную дорожку, Море темнело от мысли, что
на целую ночь расстается с другом. Но, к счастью, ночью на небо всходила Луна и как
бы в шутку, играя с Морем, рассыпала по нему свое серебро.»
С каждым днём осень все больше просачивалась в мир, по капле, по крупице, но чем
меньше календарных листов оставалось до сентября, тем отчетливее было ее
предчувствие. Словно едва уловимое послевкусие сахара на краешке чайной ложки после
того, как размешаешь его. Или как легкое покалывание губ после поцелуя,
ненавязчивое, но ощутимое. Воздух начал наполняться осенними запахами: созревших
вишни и яблок, мокрых листьев и утреннего влажного тумана. Золото пока ещё не
окрасило леса и парки, но если приглядеться, можно было заметить большие банки с
желтой и красной краской и длинные кисти, прислонённые нерадивым маляром в углу к
зданию. Дожди с каждым разом становились чуть-чуть холоднее и продолжительнее,
стекали по стёклам и собирались на подоконниках, превращаясь из больших одиноких
капель во многочисленные маленькие лужицы. Люди, привыкшие за лето спать с
открытыми окнами и верхними форточками, чтобы с утра наслаждаться прохладой и
свежестью, сами впускали в дом дождь. Ветер, нарезвившийся за лето, словно
повзрослел и становился более серьёзным, суровым. В его порывах было все меньше
веселья и больше рывков. Золотое солнце порыжело, осыпая веснушками лица и щеки
детей, которые пытались успеть добегать и допрыгать до того, как закончатся такие
короткие каникулы, и школы снова распахнут свои двери. Все чаще стали встречаться
на улицах грустные парочки, которые вот-вот должны были разъехаться в разные
колледжи на учебу. А как же любовь?
В книжном магазинчике на углу улицы редко были выходные, чтобы дверь была закрыта,
а на стекле красовалась табличка «Закрыто». Обычно всех заглянувших приветствовал
хозяин лавки добродушной улыбкой и какой-нибудь будничной, но очень искренней
фразой, которая превращала даже самый тяжелый и утомительный день в довольно
сносный. Изредка на софе в углу можно было заметить хмурого человека в солнечных
очках, который вскидывал голову на каждого вошедшего, изучал долгим взглядом, а
после мгновенно терял интерес. В магазинчике всегда пахло горячим шоколадом, чашку
с которым улыбчивый коллекционер редко выпускал из своих ладоней, и старыми
книгами, шелест страниц которых ласкал уши гостей. Но в тот августовский день,
который был практически на самом повороте от лета к осени, лавка была закрыта
наглухо. Шторы были опущены, скрывая все, что творилось внутри. Свет не горел в
зале, а маленькая лампочка над входом погасла с утра, когда солнце озарило улицы
своим пока ещё тёплым светом. И возможно соседи — суровый булочник, который каждый
день считал своим долгом занести хозяину несколько свежеиспеченных булочек, и
хозяин кафе напротив, у которого по мере приближения сентября кепка сменилась с
темно-синей на кепку цвета меди — забеспокоились, что с таким добрым и открытым для
общения товарищем случилось что-то, если бы не блестящая чернобокая Бентли,
припаркованная на другой стороне улицы. Она иногда сверкала на солнце, словно
красовалась перед другими машинами. И соседи сразу успокоились. Просто в книжной
лавке был выходной.
«Рядом с Морем стоял Утес-Великан. Он тоже любил Море, но никогда не говорил ему об
этом. Утес, молча, любовался рассветом и закатом, пьянея от морского воздуха и
красоты Моря. Так тихо изо дня в день текла жизнь Моря. Лишь изредка его
спокойствие нарушали болтовня и крики неугомонных чаек, парящих над его волнами.»
Пылинки танцевали на свету, закручиваясь в какие-то невероятные танцы. Опускались

на пол, но едва до него оставалось несколько миллиметров, снова взмывали к потолку,
чтобы медленно падать вниз. На большом рабочем столе лежала раскрытая книга,
которую накануне не дочитали и оставили. Стул был слегка отодвинут, ещё хранивший
ощущение, что читатель вышел на несколько секунд, чтобы налить себе чая. На спинке
стула висел красивый чёрный пиджак, почти достающий рукавами до пола. В зале был
едва слышен запах оладий, который просачивался под закрытую дверь. И если только
подойти чуть ближе, коснуться рукой резной красивой ручки, помяться пару секунд, а
потом дернуть дверь на себя… Здравствуй, Алиса. Добро пожаловать в Страну Чудес. А
я — твой Белый Кролик.
Квартира была залита солнцем, словно затонувший старый корабль водой. Оно
отражалось в небольших бра, которые расползлись по стенам, в бокалах из-под вина,
оставленных на низком деревянном столике, в различных старых вещах, которые
заполнили многочисленные полки стоек. Воздух был тёплым, но не сухим и не затхлым.
В нем отчетливо ощущалась свежесть нового постельного белья, отголосок аромата
красного вина и ягодных пирожных. На кухне тихо текла вода из крана, омывая большие
ягоды черники и малины, а также — изящные загорелые ладони. Толстобокий чайник
пыхтел и дулся, выпуская маленькие облачка пара. Он был укрыт специальным вязанным
чехлом, чтобы сохранить его тепло. На сковородке шкварчали оладьи, такие же
золотые, как и солнце за распахнутым настежь окном. Флакон со сладким сиропом,
казалось бы, подпрыгивал от нетерпения наконец вылиться на них. Кроули домыл ягоды
и ссыпал их на тарелку, чтобы после украсить завтрак. Алые мягкие волосы были
подняты наверх и заколоты одним единственным карандашом, которым накануне вечером
что-то помечал ангел. Несколько небольших прядей падали на шею и щекотали ее. На
темной коже блестели мелкие капельки пота, выступившие от жара плиты и чайника.
Бисеринки пару секунд держались на своем месте, а после — срывались вниз,
соскальзывая между острыми лопатками, сведенными вместе. Джинсы с расстёгнутой
пуговицей, едва держались на бёдрах и открывали вид на соблазнительные ямочки прямо
над ягодицами. Демон, в отличие от своего любовника, брезговал тапочками и любой
другой обувью, если ее можно было не носить.
«И вот однажды с другого конца света в эти края залетел Ветер. Молодой и шустрый,
он путешествовал по свету в поисках приключений. Только раз взглянув на Море,
Ветер влюбился в него до безумия. Ведь такой лазурной глади, такого нежного
морского дыхания он никогда не видел и не ощущал. Ветер подлетел к Морю и не смог
сдержать нахлынувшую на него страсть. Он стал летать у самого Моря, трогая его
блестящую воду! Но Море не приняло ласку Ветра. Оно испугалось, разволновалось и
начало отталкивать непрошеного гостя своими волнами! Ветер оторопел от
неожиданности, и вся его безумная страсть мгновенно превратилась в такую же
безумную ярость. Он, как сумасшедший, вихрем стал носиться вокруг Моря, ломая и
круша все на своем пути!»
Когда Кроули вернулся в спальню, Азирафаэль сидел на постели и потирал ладонями

лицо. Взъерошенные со сна волосы торчали в разные стороны, мелкие кудряшки были
похожи на белые пёрышки, которые запутались случайно от неосторожного движения.
Пижамная рубашка была расстегнута почти на половину пуговиц, поэтому сползла с
одного плеча. Рукава также немного приспустились, и видно было только кончики
пальцев с аккуратными ногтями. Пижамные штаны, как им и полагалось, висели на
стуле недалеко от постели. Ну то есть, сначала они, конечно, были на ангеле. А
потом демон опротестовал такое положение вещей. Поэтому Азирафаэль укрывался
одеялом, но круглая коленка выглядывала из-под него, и взгляд Кроули мгновенно
прикипел к ней. Сидящий на кровати поднял голову, и губы украсила нежная и немного
ленивая улыбка, а в уголках глаз собрались мелкие морщинки.
— Доброе утро, мой дорогой, — хрипло произнёс ангел, подтягивая к себе хвост
одеяла, чтобы освободить место для большого деревянного подноса с высокими ручками.
— Уже почти день, ангел, — Кроули поставил завтрак-обед и скользнул на пол, чтобы
видеть собеседника, улучив момент коротко поцеловать такую манящую его коленку.
— Оладушки! — Азирафаэль хлопнул в ладоши, складывая их на груди, а демон не

сдержал довольной ухмылки. — И ты приготовил их сам?
— Нет, я их украл из холодильника Габриэля, чтобы он умер от голода, — он

запрокинул голову, когда осторожные пальцы запутались в его волосах и принялись
массировать кожу головы.
— У Габриэля нет холодильника, — тихо засмеялся Азирафаэль, выпутывая свой карандаш

из плена волос и они, словно змеи, рассыпались по его рукам.
— И это единственное, что тебя смутило? — хмыкнул Кроули, щуря свои страшные глаза;
он протянул руку и взял с одной из тарелок большую ягоду, чтобы нащупать чужие
немного опухшие после ночи губы. — Молодец, я тобой горжусь.
Ангел цокнул языком, но сладость взял, задевая на секунду подушечки загорелых

пальцев языком. Демон зашипел, но убедился, чтобы ягода не выпала. И дождался, что
мягкие губы сменились зубами, слегка прикусившими первые фаланги указательного и
среднего пальцев. Кроули крутанулся на месте, янтарные глаза сверкнули на солнце,
словно самые дорогие камни. Он подался вперёд, ловя наглые губы своими в поцелуй, и
опрокинул любовника на спину. Ягода, зажатая между двумя языками, треснула с одной
стороны и выпустила сок. Нектар потек по подбородку Азирафаэля, по беззащитной шее,
оставляя прозрачный слегка розоватый след на молочной коже. Ангел попытался вернуть
ягоду обратно, втолкнуть в рот демона, но быстро проиграл борьбу, когда загорелые
пальцы слегка потянули за волосы. Поднос чудом не упал на пол. Определенно
ангельским чудом. Ну, или демоническим. Руки ангела легли на обнаженную спину
напавшего змея, огладили позвонки и плечи, обжигая их прикосновениями. Движения
были неторопливыми и плавными, словно они вдвоем дрейфовали в этом солнечном
огромном океане. Когда Кроули смог оторваться, облизываясь и улавливая привкус
ягоды, то увидел перед собой расфокусированный, но счастливый взгляд ангела. Он
жевал ягоду и улыбался, иногда облизываясь. Юркий язык скользил, собирая остатки
сладости, и прятался обратно.
Слишком соблазнительно.
Демон страдальчески застонал и уронил голову на чужое плечо. Грудь Азирафаэля мелко
задрожала, когда он засмеялся.
— Ты не должен так откровенно наслаждаться всем этим, ангел, — чуть приглушенно

сказал Кроули. — Вообще-то, я коварно соблазнил тебя.
— Я весь дрожу от ужаса, мой дорогой мальчик, — если бы кто-то сказал, что ангел
планировал все это очень давно, то возможно, совсем немного, но оказался бы прав. И
однажды ночью обнаружил бы за своей спиной опасную чёрную тень с большими крыльями.
Опасно много знать.
— Ты расскажешь мне конец? — демон приподнялся и устроил подбородок на чужих

рёбрах, подложив одну ладонь.
На непонимающий взгляд он только сморщился на мгновение.
— Сказки. Ты вчера уснул в самый ответственный момент!
— Прости меня, Кроули, — брови ангела скорбно изогнулись, но было мало похоже, что
он чувствует вину. — Конечно расскажу.
Азирафаэль протянул руку и коснулся пальцами маленькой татуировки на чужом виске,

проследил ее и положил ладонь на горячую щеку.
— Поднялась буря. Море метало свои бушующие волны, в смятении билось о берег,
шумело и просило о помощи. А Ветер с еще большей яростью налетал на Море и все
больше и больше волновал его. В воздухе стоял страшный шум и крик: Ветер свистел и
стонал, чайки кричали от страха, а Море шумело и билось о берег.
Только старый Утес выражал железное спокойствие духа. Ему было очень жаль Море, и
когда Ветер с размаху ударился о крутой берег, Утес крикнул ему:
«Остановись, безумец! Разве так можно завоевать любовь!»
Эти слова подействовали на Ветер, и он стих. И тогда Утес тихо сказал Ветру:
«Любовь можно завоевать только нежностью и теплотой. Постарайся понять это»
Азирафаэль обнял осторожно двумя руками любовника и перекатился на него, оказываясь

сверху. Он сел на чужих бёдрах, чуть поёрзав, пытаясь устроиться. Кроули сильно
прикусил нижнюю губу, чтобы не заскулить от этого движения. Ангел выпрямился,
расправляя плечи, словно огромные тяжелые крылья были за его спиной, готовые вот-
вот распрямиться. Он был так прекрасен во всем своём великолепии: с потемневшим
взглядом, с гордо поднятым подбородком и обманчиво ласковой улыбкой. Если бы демону
предложили выбрать свою смерть, то он бы хотел умереть вот так — лежа на спине,
обессиленный и побеждённый, а над ним чтобы замер Азирафаэль столь безумно
красивый. Руки ангела провели по груди, по проступающим рёбрам и темным напрягшимся
соскам, а потом скользнули под чужое пылающее словно адское пламя тело, устраиваясь
на пояснице.
— Прислушавшись к словам старика, Ветер, присмирев, удалился. Море и чайки

успокоились, но со страхом ожидали нового появления Ветра. Прошло несколько дней.
Ветер не появлялся. Однако, влюбленный, он не мог долго жить без источника своей
любви. И Ветер вернулся. Но вернулся уже совсем другим - тихим, мягким и
спокойным. Он подлетел в Морю и нежно прошептал ему о своей любви. От этих слов
Море зарделось, и по нему пробежала легкая дрожь. Это было начало их счастливой
любви, — закончил Азирафаэль, скользя пальцами по самой кромке джинс, так удачно
расстегнутых.
— И… — протянул Кроули после секундной паузы. — В этой истории я, конечно, Ветер?

Ведь так?
— Кто знает, мой дорогой… — улыбнулся ангел, наклоняясь за новым поцелуем, и

выдохнул в открывшиеся ему навстречу губы, ощущая под руками чужую дрожь. — Кто
знает…
После, они лежали в постели, делили пополам остывшие оладьи и смеялись, вспомнив
какой-то нелепый случай из прошлого. Азирафаэль облизывал пальцы, испачканные в
сладком сиропе, и выкладывал на подносе картину из ягод. Кроули, открывший ноутбук,
листал какие-то новости и раздраженно закатывал глаза, потому что «Нельзя так грубо
работать, Хастур! На кого я оставил дела... У Люцифера же будет сердечный
приступ...». И день проходил медленно, солнце лениво плыло по небосводу, высвечивая
счастливые улыбки на улицах. Булочник закрыл свою лавку немного раньше, чем
планировал, когда увидел спешившую к нему дочку в красивом нарядном платье и
улыбающуюся жену в большом джемпере, сквозь который отлично проступал круглый
живот. А хозяин кафе наоборот — работал даже после закрытия, потому что день
выдался на удивление счастливым, выручки было много, а лица влюблённых людей сияли
как звезды.
И в дрожащем пока ещё летнем воздухе отчетливо пахло Любовью.
* Ссылка на сказку, которую рассказывал Азирафаэль —

https://www.proza.ru/2008/12/08/42 💝🥰🌸
========== Day 14. (44) ==========

тема 14(44) дня: фанатеть от чего-либо
Мне захотелось показать Вам модельный мир немного глубже. Дать Вам взглянуть на ещё
одну его особенную грань. К тому же, мне хотелось немного покомфортить моих ребят
после слов, что их любовь недолговечна и они быстро наскучат друг другу. Мирия-сан
знает, как сильно меня задел этот момент 🦊 Поэтому, я просто постаралась показать
Вам красоты..)
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Баал, Хастур, Полли, Варо(Война)из вселенной работы «Стань белой
Птицей и лети» (https://ficbook.net/readfic/8393144)
романтика, нежность, закулисье, немного страсть
🌟 Мне было бы интересно узнать, кем для Вас стал пятый образ, о котором Вы прочтёте
ниже) Правильного ответа нет, в этом и прелесть искусства. Есть только Ваши эмоции
и впечатления.
💝 Для первой части работы можно включить: Taylor Swift -Lover по желанию.
А вот для второй части, чтобы понять происходящее, настоятельно рекомендую включить
•Benson Taylor - Look in the
Спасибо большое за Вашу помощь с опечатками *^* 💝🌸 Вы мои котики, спасибо за Ваше
терпение.
Искренне Ваша Хори-Хаул 🌟💝
Очень часто бывает: когда заходишь в какую-либо квартиру, то сразу понимаешь какие
люди в ней живут. По интерьеру, по обстановке, по — любимое большинством психологов
и женщин — книгам, стоявшим на книжной полке. Попав домой к человеку, можно узнать
— какой он на самом деле. Мы все каждый день надеваем маски, чтобы скрыть все самое
сокровенное, что хранится в нашем сердце. Место, где живет человек, носит отпечаток
его личности, его души. Люди окружают себя тем, что им ближе всего, что заставляет
чувствовать себя уютно. Будь то картины известных художников, фотографии пейзажей
или любимых людей, коллекция игрушечных машинок или плюшевых медвежат. У кого-то
везде, куда падает взгляд, лежат книги — на постели, на полках, под кухонным столом
и на холодильнике. У кого-то по стенам развешаны виниловые пластинки известных
исполнителей, которые человек покупает за очень большие деньги. Для чьей-то души
ближе всего небольшие фигурки героев из боевиков или комиксов. Для кого-то —
кулинарные книги.
Но на самом деле, любую квартиру или частный дом наполняют смыслом только те люди,
которые там живут. Если жилище долго стоит бесхозным, если хозяин пропадает в
путешествиях или на работе, то оно становится серым и безликим. Когда заходишь в
квартиру, где жил умерший человек, то ощущаешь этот неприятный холод и тоску,
которая царапает сердце. Словно из мира выцветает все, что оставил человек, включая
и его дом. Поэтому нет ничего прекраснее, чем когда тебя дома кто-то ждёт. Когда
открываешь входную дверь, а везде горит свет, где-то в глубине треплется телевизор
с очередным дурацким комедийным шоу, пахнет вкусным ужином. А главное — тепло,
такое приятное ласковое тепло, которые мгновенно обволакивает с ног до головы,
заключает в объятия. И забываются все беды, все неприятности и обиды. Ты скидываешь
обувь, на которой налип весь этот мусор, и идёшь туда, где тебя любят.
Очень долгие годы Энтони возвращался в пустую квартиру, которая за время его
отсутствия успевала отвыкнуть от своего хозяина. Как, собственно, и он сам от неё.
Они присматривались друг к другу заново, словно в первый раз. Парень ходил по дому,
открывал и закрывал двери, заглядывал в комнаты, вдыхал застоявшийся пресный
воздух. Возможно, это и была одна из причин, почему Кроули старался из каждой
поездки возвращаться с «одноразовым» любовником, чтобы не проводить первую ночь в
одиночестве. После он спускал своего очередного фаната с лестницы и стремился
избавиться от любого намека на постороннего человека. Чужие вещи, забытые в спешке,
вылетали прямо в окно. Ему было плевать. Ему хотелось просто сделать свою квартиру
снова своей, чтобы возвращаться не просто домой, возвращаться в себя, к себе —
выбираться из заданного съемкой или показом образа. Он упрямо пытался провести
грань между работой и своей жизнью, не впуская одно в другое. Но когда его силы уже
практически закончились — все изменилось.
Энтони очень часто возвращался со съёмок рано утром. Баал брала билеты на ночные
рейсы, чтобы не терять время, да и бюджет сильно не страдал. Тот раз не стал
исключением. Солнце только-только расправило свои лучи, чтобы напоследок, перед
долгой дождливой осенью, погреть любимый город, а Кроули вставил ключ в замок двери
и повернул его. Никак он не мог привыкнуть, что его дом больше не похож на ту
унылую пещеру, в которую он возвращался на протяжении многих лет. В доме было
тепло. Не просто прогретый воздух, а именно ощущение чужого присутствия. На вешалке
качнулось белое пальто с тонким клетчатым шарфиком под воротником, большой
раскрытый зонт сох в самом углу. Парень зашёл в коридор, придерживая свободной
рукой чёрную сумку с вещами, и закрыл дверь. Нагнувшись, чтобы расшнуровать свои
большие сапоги, он заметил прямо около шкафчика с обувью упавшую книгу. Ласковая
улыбка тронула губы. Книги стали полноправными жителями его квартиры. Они лежали на
кухонном столе, в ванной, в спальне. Но чаще всего Энтони находил их в оранжерее,
где было так уютно сидеть и читать, подставив лицо солнцу.
В квартире было тихо, и это было вполне ожидаемо. Было слишком рано, люди видели
самый сладкий сон и наслаждались им. Как и тот человек, что лежал в большой
кровати, укрывшись одеялом с головой. Белая чашка с красивыми крыльями стояла на
тумбочке, там же лежали круглые очки в металлической оправе. Рука спящего
устроилась на соседней подушке, словно создавая иллюзию чужого присутствия. Большая
вязаная кофта с деревянными пуговицами была накинута поверх одеяла на нежные плечи.
Короткие светлые пряди ерошил легонько гуляющий по квартире сквозняк. Кроули
позволил себе несколько секунд полюбоваться такой трогательной и спокойной
картиной, после чего уронил сумку, для верности ударил по ней босой ногой, и рухнул
на постель с блаженным стоном.
Спящий парень дернулся и резко сел, прижимая к себе одеяло вместе с кофтой. Его
волосы торчали в разные стороны, напоминая воронье гнездо, глаза ещё не открылись,
поэтому он взирал на все через маленькие щелочки. На щеке остался отпечаток от
подушки, светлая кожа мгновенно покрылась мурашками. Азирафаэль напоминал совенка,
который только-только вылупился из яйца. Наверняка, лёг спать совсем под утро,
зачитавшись какой-то очередной жутко интересной книгой. Когда Энтони был дома, он
не позволял любовнику так хулиганить, заматывал в одеяло, крепко обнимал и
убаюкивал тёплым дыханием в затылок и прикосновениями губ к шее. В одиночестве
Азирафаэль пускался во все тяжкие, уходя в книжный запой.
Кроули улыбнулся и, протянув руку, поймал любовника за локоть и повалил на себя,

устраивая на груди. Азирафаэль привычным движением обнял его под руками,
устраиваясь щекой над тем местом, куда билось сильное сердце. В нос ему ударил
запах лака для волос, сигарет и гостиничного шампуня, которым Энтони пытался ночью
избавиться от блесток в волосах. Коллекционер прижался ближе, наслаждаясь тем,
каким горячим было тело возлюбленного, даже сквозь одежду. Он подтянулся немного
выше, чтобы уткнуться носом в загорелую шею под самый подбородок, и ощутил всем
телом, как смеётся Кроули.
— С добрым утром, ангел, — сказал он немного устало, но крайне довольно.
Азирафаэль в ответ только промычал что-то неразборчивое и сжал руки крепче, чтобы
своенравная модель даже не думала сбежать из его плена. Энтони и не собирался, он
гладил мягкие светлые волосы и прохладную спину кончиками пальцев, лаская
выступающие лопатки и соблазнительные ямочки над ягодицами, слегка приподнимая для
этого одеяло. Любовник в ответ на это ёжился и ерзал, но теплые ото сна губы
неизменно улыбались.
— Ты дома… — наконец выдохнул парень, упираясь локтями в кровать и поднимая голову.
— Именно! — янтарные глаза с вертикальными чёрными зрачками сверкали на солнце,

которое заглядывало в окно. — И знаешь, что это значит?
— Что ты привёз целую сумку стирки? — шутливо улыбнулся Азирафаэль, который наконец
проснулся и жадно любовался чужими чертами лица и в глубине души так страстно хотел
услышать заветные слова.
— Что теперь… — Кроули сел, придерживая любовника под спину, но не отпуская ни на

секунду. — У меня четыре дня выходных.
Синие глаза заискрились изнутри, словно кто-то включил яркую иллюминацию прямо в
душе любителя книг. Энтони обхватил его лицо обеими ладонями и, замерев на секунду
в миллиметре от таких желанных губ, поцеловал долго и сладко. Поцелуй был со вкусом
шоколада и кофе, который хозяин квартиры пил в аэропорту. Одеяло сползло с плеч
Азирафаэля, открывая его молочную кожу, с которой уже успели сойти следы чужой
страсти, но Кроули собирался это исправить, немедленно, сию секунду. Поэтому он
опрокинул улыбающегося возлюбленного на спину, скользя ладонями по плечам и шее,
касаясь самыми кончиками пальцев. Если ради чего-то и стоило жить, так это для
утреннего секса с любимым человеком — на тёплых простынях, под чужой переливчатый
смех и шелест одеял.
Утреннюю идиллию нарушил телефон, который завибрировал в кармане на бедре Кроули.

Тот тихо и раздраженно зарычал в поцелуй, но отвлекаться не стал, лишь ожесточённее
начал сдирать с себя белый пуловер с длинными широкими рукавами. Но звонок
повторился снова, и эта отвратительная мелодия стояла только на одном контакте в
его телефоне. Энтони на секунду упёрся лбом в чужую грудь, переводя дыхание, после
чего сел на пятках, выуживая аппарат из кармана.
— Да?! — прорычал зло в трубку парень, не в силах оторвать взгляд от томного,

сонного и горячего обнаженного любовника, лежащего перед ним.
— Здравствуй, Кроули, — послышался знакомый суровый голос.
— Вельзи, — простонал он обреченно, прижимая трубку плечом к уху и слегка царапая

чужие ребра. — Мы с тобой не виделись три часа… Давай я тебе мужика подберу, а? Ну
пожалуйста…
— Ты уже подобрал, — нервно сказала она и прокашлялась. — Мне жаль что я беспокою
тебя в выходной, который сама обещала…
Лицо Энтони стало таким удивленным, что Азирафаэль приподнялся и коснулся его щеки.
— Что случилось?
— Баал извинилась, — прошептал парень, закрывая ладонью микрофон, после чего

поставил звонок на громкую связь.
— Здравствуй, Азирафаэль, — тут же сказала трубка голосом Вельзи.
— Как..? — ошарашено моргнул Кроули, но она его перебила.
— Логично, что ты сразу поехал домой… В любом случае, я хочу попросить прощения у
вас обоих… Но мне нужна помощь.
— Что случилось? — мгновенно напрягся Энтони, его лицо стало серьёзным, а глаза
потемнели.
— В Париже сегодня ночью будет показ моего хорошего друга. Очень большой,
невероятно много денег было вложено в спецэффекты. Это должна быть одна из самых
потрясающих программ в этом году. Пригласили ведущих модельеров и дизайнеров
одежды, лучшие дизайнерские дома. Но модели, которые были заявлены на работу,
отказались из-за конфликта с их агентством.
— Кого ты хочешь заявить? — быстро спросил Кроули, не выпуская, впрочем, руки

Азирафаэля из своей ладони.
— Ты, Хастур, Полли, Варо и я. Все, кого я смогла выцепить.
— Ты будешь работать? — удивился Энтони.
— Вариантов нету. Но я знаю, как могу компенсировать тебе эту поездку.
— Ну-ка, удиви меня, — усмехнулся парень, но Азирафаэль уже прекрасно видел, что он
согласен.
— Азирафаэль, — сказала трубка. — Ты когда-нибудь был в Париже?
~~
Зал был забит полностью. Все места заняты красивыми людьми, в дорогих платьях и
костюмах. В глазах рябило от украшений из золота, из серебра, бриллиантов и
изумрудов. Женщины вовсю демонстрировали длинные изящные ноги, обутые в высокие
каблуки, а мужчины — свой достаток. Но Азирафаэль не смотрел ни на что: его покорил
большой темный зал с Т-образным подиумом посередине. Софиты, которые проверяли на
репетиции, высвечивали каждый миллиметр сцены. Парню разрешили присутствовать на
подготовке зала и моделей. Он видел своего возлюбленного за работой на съемках, но
впервые был на показе, поэтому его поражало все. Суровые хореограф и режиссёр,
которые быстро объясняли на пальцах пятерым моделям, как все должно быть. То
Энтони, то Баал задавали наводящие короткие вопросы, чтобы понять очередность,
особенности и нюансы показа, но каждый из них в итоге удовлетворенно кивнул,
готовый работать. После репетиции, которая прошла впопыхах, их позвали на примерку
и грим. Энтони, бросивший гордый взгляд на сидящего в зале Азирафаэля, ловко
спрыгнул с помоста, чтобы подойти и нежно поцеловать его. Пообещав потрясающее
зрелище, он отправился туда же, куда и остальные модели.
Конечно, ни для какого показа у Азирафаэля костюма не было, но Баал решила и этот
вопрос. Всю дорогу Кроули смеялся, что ему нравится, когда директор чувствует себя
виноватой. Она привезла темно-бордовый костюм с атласными лацканами и манжетами,
чёрную рубашку с жестким воротником и бабочку в цвет костюма. Когда они примерили
все это в номере, куда забежали буквально бросить вещи и ополоснуться, коллекционер
заметил, как потемнели янтарные страшные глаза любовника. Вытирая полотенцем плечи
и грудь, он медленно подошёл и прошептал ему на ухо :
— После… Я сам сниму его с тебя. Медленно…
Но пока был показ, который должен вот-вот начаться. Азирафаэль ерзал от нетерпения
на кресле, куда его посадила Баал. Первый ряд, самая середина. Определенно, она
чувствовала себя очень виноватой. С громким звуком погас верхний свет, остались
только напольные фонари, которые освещали низ подиума, и большие лампы. Зрители
затихли, вглядываясь в большую чёрную стену, отделяющую зал от бэкстейджа. Каждому
хотелось заметить первому, когда выйдет первая модель. Но раньше, чем чьё-либо
очертание бросилось в глаза, с потолка обрушился поток воды. Настоящий ливень залил
платформу и не собирался останавливаться. Большие капли разбивались о покрытие,
образуя лужи. Зал охнул, немного отодвигаясь назад, чтобы не попасть под
импровизированный дождь. Яркий свет выделил выход на подиум, и через секунду оттуда
вышел Энтони.
Его глаза были подведены чёрным, а сверху переливались на свету яркие красные тени.
От бровей тянулись длинные золотые линии до самых висков, переплетались и
опускались на щеки, а оттуда — по шее на грудь. Загорелая влажная кожа блестела на
свету. На плечи была наброшена красная сетка с большими квадратами, которая не
скрывала ничего: ни темных сосков, ни подтянутого живота, ни перекатывающихся при
каждом шаге мышц. Темно-красные почти прозрачные шаровары мгновенно промокли и
практически исчезли, открывая взгляду длинные сильные ноги. От пояса брюк тянулся
тяжелый красный шлейф, который тонул в прохладных лужах и оставлял за собой длинный
след. Энтони перетекал из шага в шаг, глядя немигающим взглядом в зал. Вода текла
по его лицу, по сильной шее и груди, а он шёл вперёд, прожигая Азирафаэля глазами.
Дойдя до конца подиума, парень остановился, сложил руки на груди — ладонь к ладони
— поднял их вверх, выдохнул в сложенные ладони, а после — выпустил этот воздух к
потолку, словно пленённую птицу. Взявшись рукой за красный тканевый хвост, Кроули
резко развернулся, поднимая веер брызг, и также медленно пошёл обратно, подставляя
взглядам острые лопатки и покачивающиеся бедра.
Ему на смену вышла Полли. На голове у неё была белоснежная корона, к которой был
прикреплен длинный хвост, тянущийся до самого пола. Белое платье с длинными
рукавами закрывало плечи, а на груди превращалось в тонкую полоску, сходясь в неё
точно под жестким лифом. От бёдер оно переходило в юбку-шаровары, облепившие от
воды ее стройные ноги. Полли медленно шла вперёд, подбивая юбку из-за спины,
заставляя ее, даже мокрую, разлетаться в стороны. Лицо ее делили пополам полукруг
из золотой краски и белой, пройдя точно по подбородку. Когда девушка дошла до
финальной точки, она сдвинула корону чуть ближе ко лбу, разворачиваясь полубоком.
Потом она повторила то же движение с хвостом из ткани, что и Энтони, и пошла
обратно.
После неё вышла Варо. Эту девушку Азирафаэль не знал. Но она была прекрасна. Копна
рыжих волос была собрана в высокую прическу, украшенную цветами. У неё было
практически такое же платье, как и у Полли. Но оно было зеленого, практически
изумрудного цвета. И вместо шаровар у Варо одна нога была полностью закрыта тканью,
которая обвивала ее словно лиана, а вторая — обнажена и от неё тянулся длинный
зелёный хвост. На лице девушки, скрывая россыпь ее веснушек, был нарисован большой
красный цветок. Его лепестки спускались по шее и до груди. Дойдя до конца подиума,
Варо завела руки за голову, замирая на секунду в таком положении, и развернулась.
Очередные капли воды взметнулись в воздух.
На смену Варо вышел Хастур. На нем был костюм идентичный Кроули, но насыщенного
синего цвета. И на шее был длинный платок, чьи хвосты развевались при каждом
движении. Нижняя часть лица парня была закрашена в цвет его костюма, и такой же
треугольник был на лбу до бровей. Чёрные глаза отражали софиты, превращаясь в два
бездонных провала. Хастур прошёл по подиуму, перенося вес с пятки на носок, и
остановился на точке. Повернувшись почти спиной, он обхватил руками себя за плечи и
поднял подбородок. Постояв так несколько секунд, он развернулся, удерживая хвост, и
направился обратно.
Последней вышла Баал. Ее костюм был чёрным с золотой вышивкой. Широкий чёрный пояс
с золотым кантом подчеркивал ее талию, Длинные брюки намокли и перетекали из
движения в движение. Рукава были сделаны очень искусно: почти прозрачные, открывая
взгляду хрупкие плечи девушки и острые локти, но с золотой вышивкой. Одна часть
лица Баал была покрыта чёрной краской, словно кто-то неосторожно провёл грязной
ладонью по ее лицу. На второй — равномерно были нанесены цвета всех костюмов
предыдущих моделей. Длинный чёрный хвост тянулся за ней, собирая воду. Баал шла
уверенно, вскинув подбородок, ее руки были в карманах, но локти красиво были
направлены в стороны, благодаря чему ткань нежно спадала по ее телу. Остановившись
в середине, девушка подняла вверх правую руку и на громкий акцент в музыке раскрыла
ладонь.
В эту же секунду все четверо — Энтони, Полли, Варо и Хастур — вышли из-за ширм,
распределяясь с двух сторон от девушки. Хвостов у них уже не было. Сверху, бесшумно
и совершенно неожиданно, спустились пять конструкций, закрепленных на толстых
тросах. Справа от Баал стоял Кроули и Полли. К ним подъехали две фигуры — шар и
куб. К Варо и Хастуру, которые замерли с другой стороны, спустился треугольник с
широким основанием и обруч. К центральной девушке опустилась простая перекладина,
прихваченная с двух сторон.
Модели одновременно взялись вытянутыми руками за края своих фигур, резко подняли
голову на очередной удар музыки… и конструкции начали подниматься. Полли и Варо
почти сразу схватились двумя руками, поворачивая бедра боком и вытягивая скрещенные
ноги. Энтони и Хастур висели на одной руке, прогибаясь в спине, после чего
синхронно подтянулись вверх и забрались на свои фигуры. Парень в синем костюме
закинул ноги, цепляясь согнутыми коленями за обруч, и повис вниз головой, заводя за
неё выпрямленные скрещённые между собой руки. Кроули взялся двумя руками за грань,
которая была ближе к залу, напряг их и вытянул тело вбок, после чего раскрыл свои
ноги широко, верхней касаясь крестовины шара, а нижнюю сильно напрягая.
Варо, которая ловким движением забралась на свой треугольник, прислонилась к

боковой грани спиной, но для этого выступила наружу, чтобы буквально лечь сверху,
цепляясь одной рукой за верхушку. Полли, чуть опоздала подняться в фигуру, взялась
за две противоположные перекладины куба и, подогнув ноги, повисла в середине,
поворачиваясь то одним боком, то другим. Спустя несколько секунд фигуры начали
вращаться вокруг себя, постепенно набирая скорость.
Баал ловко забралась на перекладину и села на неё, словно на качели. Оглядываясь по

сторонам, она дождалась, пока остальные примут свои позы. Чёрный хвост висел сзади,
длинный и красивый. Зацепив его носочком ноги, она перекинула его в свою руку прямо
в том момент, когда упала вперёд. Зал ахнул, кто-то вскочил на своих местах,
закрывая рот ладонями, но уже через мгновение все зааплодировали, потому что Баал
висела на своём же шлейфе, прогнувшись в спине и согнув одну ножку в колене, а
вторую очень сильно завела вверх. Свет замигал, также увеличивая скорость, как и
вращающиеся фигуры. Буквально через пару минут свет погас.
А когда загорелся снова, все модели стояли на земле, удерживая одной рукой свою
конструкцию. Поочередно, они сделали шаг вперёд и повторили движение, которое
делали на подиуме.
Огонь. Воздух. Земля. Вода.
И Баал.
Показ закончился, но зрители долго не унимались. Они поймали дизайнера и режиссера,

практически разрывая их на части от восторга. Баал стояла там же, ее глаза горели
превосходством и счастьем. Но Азирафаэль на это не смотрел. Прижав к груди
пригласительный и программку с описанием, он почти незаметно прошёл в сторону
гримерки. Энтони стоял около своего стола и раздраженно пытался распутать мокрые
волосы, но стоило ему увидеть через зеркало застывшего у дверей любовника, он
мгновенно улыбнулся.
Азирафаэль смотрел на него с таким восхищением, что кожа буквально загорелась.

Кроули пошевелил плечами и лопатками, чтобы избавиться от этого зуда, но не
помогло. Азирафаэль выглядел одновременно как восторженный фанат на концерте
любимого кумира и как ревнивый муж, обнаруживший жену в стриптиз клубе. Потянув
дверь, он закрыл ее и повернул небольшой замок. Бровь Кроули изогнулась, он смотрел
предвкушающе и очень голодно. Азарт и запал, которым заразила его сцена, никуда не
делись. Они кипели в крови, требуя действовать. Оставив в покое расческу и волосы,
Энтони развернулся и медленно подошёл к своему любовнику в потрясающем красном
костюме. Азирафаэль провёл ладонью по влажной груди, сминая сетку.
— Мне от тебя голову сносит… — прошептал он тихо и хрипло. — Энтони Кроули.
— Побудь хоть раз в моей шкуре… — усмехнулся тот, медленно, по одной, расстегивая
маленькие скрытые золотые пуговички на пиджаке.
Азирафаэль подался вперёд, поднимая лицо. Энтони закинул обе руки на его плечи,
наплевав с самой высокой колокольни на то, что костюм намокнет. Они медленно
приблизились друг к другу, ощущая горячее дыхание друг друга.
— Твоя нежная душа очень сильно пострадает, если я скажу… — медленно прошептал
Кроули, опуская взгляд, когда пальцы справились с последней пуговицей и коснулись
чёрной рубашки. — Что я хочу раздеть тебя прямо сейчас..?
Скулы Азирафаэля покраснели. Он дернулся, чтобы оглянуться на дверь, но ладонь

Энтони ему не дала, легла на нежную щеку и притянула в поцелуй. Азирафаэль выдохнул
и сдался, роняя на пол и программку, и красивый пригласительный билет. Его пальцы
коснулись пояса шаровар любовника, и он притянул Кроули ближе, чтобы коснуться его
тела своим.
Баал подошла к закрытой гримерке своей ведущей модели и, подождав пару секунд,
постучала. Не дождавшись ответа, она постучала ещё раз, но в дверь ударилось что-то
тяжелое и явно не очень дружелюбное. Покачав головой, она, убедившись что никого
вокруг нет, улыбнулась уголками губ. В конце концов, они это заслужили. Девушка
подошла к другой гримерке и потянула дверь, но уже через секунду вылетела оттуда
пробкой и хлопком закрыла ее.
— Я понимаю, этот озабоченный! Но вы-то куда?! — закричала Вельзи, а сама пыталась

вспомнить, знала ли она о такой позе раньше или нет.
В общем итоге, показ прошёл удачно.
========== Day 15. (45) ==========

тема 15 (45) дня: учить чему-либо
Тот самый момент, когда идея была практически сразу в голове, а вот писалось это
все чрезвычайно долго. Каждый посчитал своим долгом дернуть меня куда-то, что-то
попросить, дать задание... Честно, я думала эта часть просто никогда не закончится
В итоге, мне не нравится как получилось, хотя атмосфера, которую я хотела передать
— удалась, как мне кажется. По крайней мере, надеюсь...
И тот самый момент, когда переносишь часть сюда и думаешь, что от силы наберется 2
страницы и это будет позор. А выпадает другая цифра, и она радует.💝🌸
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Лигур/Хастур из работы «Ты моё море...»
Романтика, нежность
🌟 Интересно, что для каждой вселенной AU (а их внезапно оказалось довольно приятно

много) у меня в голове свой цвет, или их сочетание.
💝 Я продолжаю щупать эту вселенную, ее героев и возможности) Постепенно раскрывать

то, что осталось вне.
😐 Если я вдруг приду к мысли, что будет что-то более достойное, я заменю исполнение
этого дня.
Спасибо за Вашу помощь с опечатками. Ваше терпение невероятно. Вы меня спасаете,

коты мои.
С любовью, Ваша Хори-Хаул 🌸
Одним из самых удивительных моментов в человеческом общении является то, что все мы
учимся друг у друга новому, неизвестному ранее, перенимаем привычки и повадки,
особенности речи и взгляды на жизнь. В философии существует мнение, что человек
приходит в нашу жизнь лишь для того, чтобы научить чему-то новому, помочь обновить
себя, а после — исчезает, исполнив своё предназначение. Возможно, мы в чьей-то
жизни такие же попутчики, которые делятся интересными историями и остатками
холодного ужина, а после — разбегаемся по своим тропинкам, даже не оглянувшись
напоследок. Иногда, бывает, совершаешь какое-либо действие, бросаешь фразу бездумно
или покупаешь какой-то продукт, и замираешь, поражённый осознанием: ведь раньше ты
никогда бы так не сделал. Но после встречи с кем-то особенным, ты перестаёшь
представлять свою жизнь без смешного движения кончиком носа при смущении или
кусочка яблочного пирога после ужина. В таких мелочах мы храним память о ком-то,
кого уже нету рядом, но кого потерять окончательно из своей жизни не хотим. У
многих из нас есть какая-то дурацкая привычка, которую окружающие могут не
понимать: плевать на пальцы перед тем, как перелистнуть страницу книги; завязывать
бантик на шнурках не через одну петельку, а через две; мешать чай по часовой
стрелке, а кофе — против; вставать с определенной ноги по утрам, чтобы день был
удачным. Все эти мелочи появились откуда-то, многое передалось нам от родителей, от
старших братьев или сестёр, от учителей и наставников, которые превратили наше
детство в полную удивительных обрядов сказку.
Когда люди очень долго живут вместе, то они наполняют друг друга собой, превращаясь
во что-то новое. Не в себя, и не в сожителя — в невероятное сочетание всех черт и
качеств. Мы неосознанно учимся, ловя чужие движения и интонации, жестикуляцию в
разговоре или мимику. Тех, кем мы восхищаемся — стараемся копировать, чтобы
почувствовать их ещё ближе. Раздражающие люди насаждают в нашу голову неприязнь к
каким-то действиям, а когда они проскальзывают случайно, подсознательно, то мы
шугаемся сами от себя. Но как же чертовски приятно учиться у кого-то чему-то
новому, впитывать чужие знания, вызывать улыбку на губах и одобрительные кивки
головы. И как невероятно приятно учить, передавать частичку себя тому, кто тебе
дорог. Видеть прозрачную тень самого себя за чужим плечом, оберегающую дорогого
человека, защищающую от ошибок, совершенных когда-то. А что, если человек, которого
Вы держите за руку — настолько чист и невинен, что его нужно учить буквально всему?
Как Вы будете себя чувствовать, если Вам придётся объяснять кому-то: что такое
хорошо и плохо, почему улыбаться прохожим на улице из-за хорошего настроения
странно, а люди бывают грубыми просто от того, что они несчастны? Когда на тебя
смотрят такие синие пронзительные глаза, в которых отражается пока ещё тёплое
августовское солнце?
Азирафаэль жадно тянулся ко всему, что видел. Он не мог насытиться сладостью еды,
бархатностью загорелой кожи, нежностью чужих прикосновений, танцем цветов города,
его запахами и безостановочным движением. В первые дни Энтони буквально приходилось
ловить обессилившего от новых впечатлений бывшего ангела, который ещё не научился
отличать предвкушение от нетерпения, а грусть от усталости. Лигур, в чей бар они
вдвоём зашли, чтобы поблагодарить Хастура за помощь, участливо похлопал скульптора
по плечу и подмигнул. Он немного успокоился, когда понял всю ситуацию с Кроули и
его ясноглазым любовником, который заворожено касался кончиками пальцев ряда
прозрачных бутылок с вином — узнал в этом восхищённом взгляде того, кого несколько
лет назад привёл в свой дом. Хастур был более настороженным, смотрел чёрными
бездонными глазами на мужчину перед собой, которому предложил свое сердце, свои
крылья и целый мир, протянул на вытянутых дрожащих руках. Хозяин бара, вероятно,
никогда не сможет забыть того дня, когда медленно приблизился к парню с торчащими
во все стороны светлыми волосами, и осторожно коснулся подушечкой большого пальца
приоткрытых губ, как задрожал Хастур от пронзившего его не виданного ранее
удовольствия, как он впервые распробовал этот неповторимый вкус самого нежного
поцелуя.
Теперь же, парень был очень рад, что Хастур более не одинок. Он ни на мгновение не
оставлял любовника, не позволял почувствовать себя ненужным или лишним, опасался,
что павший ради него ангел однажды утром испарится прямо из постели, но все же одно
дело — любимый человек, а другое — такое же создание. Лигур замечал, как мужчина
улыбался неосознанно, когда смотрел на Азирафаэля, принюхивавшегося к новому
незнакомому блюду и краснеющего, потому что вкус вызывал поразительные эмоции. Он
помнил, как любовник нервно постукивал пальцами по корпусу телефона, когда они
ехали в больницу, и как он напряженно всматривался в Энтони, пытаясь понять
истинную природу его чувств. У Хастура не было никого, кто мог бы также заботиться
о неопытном падшем ангеле, попавшем в чужой мир. Кроме Лигура, что взялся за это
дело со всей ответственностью.
— Чувствую себя родителем, который отдал единственную дочь замуж, — пошутил однажды
вечером хозяин бара и хрипло рассмеялся, глядя вслед удаляющейся паре.
— Все же будет хорошо? — спросил тогда Хастур, его глаза были широко распахнуты —
парню показалось, что он сейчас схватит доспех, меч и побежит на защиту маленького
ангела.
Лигур взял его за руку и переплел пальцы.
— Ещё один урок, любовь моя, — сказал он спокойно, поглаживая внутреннюю сторону
ладони любовника. — Нужно верить в людей и в счастье.
В одно утро Кроули проснулся поздно: засиделся почти до утра с новыми эскизами и
уснул прямо на полу, прислонившись спиной к постели и положив тяжелую гудящую
голову на ноги спящего Азирафаэля. Демон, который самым возмутительным образом
каждый раз предавал хозяина и уходил гулять с ангелом, толкнул скульптора головой,
требуя внимания. Парень потянулся всем телом, под загорелой кожей перекатывались
мускулы. Спустив на прохладный пол ноги, он встал и пошёл на поиски своей
удивительной райской птицы, так удачно залетевшей в его жизнь. В квартире было
прохладно — первые нотки осени уже ощущались всей кожей. Ветер был немного влажный,
а дождь за окном — прохладным. Кроули нравилась такая погода. В ней было что-то по-
особенному уютное, вдохновляющее и волшебное. Словно шелест невидимых крыльев, на
которых дрожат капли дождя,
Энтони хотел окликнуть любовника, чтобы узнать, чем он занимается, но грохот из

прихожей его опередил. Парень поспешил на шум, гадая, что же привлекло чужое
внимание на этот раз и почему закончилось обрушением шкафа, если не всей стены.
Азирафаэль нашёлся почти сразу — стоял в своей чудесной кремовой пижаме, которую
выбрал сам в магазине, и держал в руках большую яркую доску для серфинга. Кроули
подошёл ближе и обнял следопыта со спины, устраивая острый подбородок на его плече.
Тепло чужого тела мгновенно согрело его, окутало с ног до головы. Запах шоколада и
шампуня ударил в нос, такой родной и приятный, что на мгновение внизу живота
скрутило от щемящей нежности.
— Мой дорогой, что это? — любопытно спросил Азирафаэль, касаясь осторожно края
доски.
— М-м-м… — многозначительно ответил скульптор, чей мозг ещё не восстановил все

функции после сна.
Протянув руку, он медленно повернул чужое лицо к себе, чтобы невесомо коснуться
тёплых губ. Бывший ангел ожидаемо вздрогнул и прикрыл глаза, ресницы затрепетали,
отбрасывая едва заметные тени на покрасневшие скулы.
— Это доска, для того, чтобы плавать, — отозвался Кроули, когда смог оторваться от
любовника.
— Плавать в… — взгляд синих глаз обратился на хозяина квартиры.
— В океане, ангел.
— Как интересно… — протянул Азирафаэль, касаясь доски ладонью. В его голосе звучала
легкая грусть, потому что накрученный Хастуром скульптор не спешил знакомить
любимого с неуправляемой стихией.
Энтони застонал, уткнувшись лбом в его плечо, после чего выпрямился. Азирафаэль ни
на чем не настаивал, послушно кивал на отказ поехать к океану и начинал заниматься
чем-то новым, не менее интересным. Изучал книги, которые парень таскал домой
стопками, раскладывал в сотый раз ворох рисунков, любовно поглаживая пальцами, или
смотрел в окно, наслаждаясь переливами цветов. Кроули видел и ссутуленные плечи, и
скорбную морщинку между светлых бровей, но ангел не хотел спорить, поэтому следовал
за своим человеком, словно слепой— искренне доверяя каждому его слову.
— Ладно, поехали, — сдался тот, упираясь рукой в бедро.
— Куда? — бывший ангел повернулся к нему.
— Ты так долго жил на небесах, ангел, — улыбнулся он, шалея от собственной

смелости. — О чем же вы там разговаривали?
— О любви, — просто ответил Азирафаэль, делая шаг к человеку, чтобы коснуться

кончиками пальцев его горячей ладони. — Я говорил о тебе, мой дорогой.
И если в тот момент Энтони не смог ничего ответить, потому что его грудь сдавило
тисками — не смейте его винить.
~~
Они приехали на берег, где вода набегала, вспенивалась и отступала, чтобы набраться
сил. Волны гонялись друг за другом в попытке опередить и осалить и убегали прочь.
Соленый ветер ударил в лицо, стоило им только выйти из машины. Солнце висело высоко
на небе и отражалось в прозрачной воде, рассыпаясь тысячью искр и бликов, словно
кто-то зажег на дне свечи. Азирафаэль замер, вдыхая этот запах и подставляя лицо.
Он зажмурился, чтобы сосредоточиться на вкусе соли на кончике языка, и вздрогнул,
когда чужие руки коснулись его плеч. Кроули был одет в плотный темный костюм,
цельный снизу и доверху, с красной полоской на боку. Алые волосы были завязаны на
затылке в тугой узел. Он поправил собственную светлую куртку, которую заставил
надеть Азирафаэля, чтобы она закрывала его шею, и невесомо поцеловал в затылок.
— Вот он.
— Вижу… — прошептал бывший ангел и открыл глаза почти такие же синие, как и океан.
— Идём, — Кроули крепко сжал его руку и потянул к воде.
— Ты же не хотел… — растерянно обронил Азирафаэль, но послушно последовал за

любимым человеком.
— Это Хастур не хотел, — отмахнулся Энтони, одной рукой удерживая доску, а второй —
самого невероятного любовника. — Я хочу показать тебе весь мир. Каждую его грань.
Они спустились с утеса к прохладной воде, которая оставляла после себя только
влажный песок. Он выделялся более темным цветом, в нем виднелись маленькие ракушки,
блестящие на солнце. Погода ощутимо менялась, становилась все более капризной, но
лето упрямо держалось руками за мир, чтобы остаться ещё на минуточку. Кроули уронил
на песок доску и сбросил кроссовки, зарываясь ногами в мокрый тёплый песок, который
тут же прилип к загорелой коже, забился между пальцами, такой мягкий и приятный.
Азирафаэль смотрел на возлюбленного с интересом, чуть наклонив к плечу
светловолосую голову. Он любовался за сменой эмоций на чужом лице, за игрой солнца
в янтарных странных глазах, таких удивительных и завораживающих.
— Ты возьмёшь… — Азирафаэль прищурился, вспоминая новые слова. — Эту доску и

пойдёшь прямо в воду?
— Хочешь посмотреть? — Кроули открыл один глаз, хитро глядя на собеседника, и тот
завороженно закивал. — Тогда подожди немного.
Парень присел на колено, чтобы закрепить резинку на своей лодыжке с помощью

крепления, и проверил ее целостность. Он долгое время не стоял на доске. Это было
только хобби, помогающее отвлечься от постоянной работы, от неудавшихся скульптур
или лёгкой зависти, когда он смотрел на Хастура и его любовника. Последнее время ни
одно из этих чувств не посещало скульптора, но сама идея встать на доску
будоражила. Выпрямившись, парень окинул взглядом воду, чтобы приметить нужный
интервал и оценить волны.
— Только, — Энтони повернулся и шутливо сдвинул брови. — Смотри внимательно, ангел.

Во все глаза.
Азирафаэль секунду изучал его, словно очередное новое блюдо или книгу, после чего
улыбнулся так, что Кроули почувствовал себя полным идиотом. Он мог и не просить —
бывший ангел и так смотрел только на своего человека. И днём, и по ночам, дома и в
городе, каждую секунду, стоило Энтони появиться рядом, все внимание Азирафаэля
переключалось на него: он ловил каждое слово и улыбку, подставлялся под
прикосновения и моментально отзывался, если тот обращался к любовнику. Даже в
шумном баре — падший ангел казалось мог услышать своё имя, даже если бы скульптору
пришло в голову прошептать его, закрыв ладонями рот.
Отвернувшись, чтобы любопытный пернатый когда-то парень с красивым именем не

заметил тёмного румянца на чужих щеках, Кроули потянул доску и побежал к воде,
перехватывая ее удобно. Океан встретил его, словно пропавшего давно сына. Вода тут
же подхватила тело, приятно скользила по костюму, оседала солью на губах. Он широко
загребал руками, двигаясь вперёд. Маленькие волны подкидывали его играючи, словно
дразнили, пока он не увидел наконец свою цель. Предвкушающая улыбка украсила его
губы. Крепко сжав края доски, парень подтянулся и встал, вспоминая такие забытые
давно ощущения. Волна поднималась, словно бросала ему вызов. Кровь в теле
скульптора закипела. Он двигался как во сне, чувствуя оседающие на лице капли и
ветер, подталкивающий смелого человека в спину. Он согнул ноги, чтобы двигаться
легче и быстрее, перенося вес то на правую, то на левую. Энтони буквально слышал,
как океан зовёт его, дразнит или это был адреналин, заставляющий нестись вперёд. Он
скользил в туннеле из воды, который вот-вот собирался обрушиться на его голову.
Перед тем, как упасть с доски, на одну секунду, он почувствовал, что летит по синим
высоким небесам.
~~
Солнце медленно сползало вниз, раскидывая рыжие лучи во все стороны. Оно отражалось
в воде огромным красным шаром, будто две обреченные планеты собирались столкнуться
на их глазах. Высоко-высоко, там, где небо постепенно становилось чёрным,
зажигались первые звезды. Водная гладь была спокойна, ветер гонял маленькие
вспенившиеся волны туда-сюда, потом ненадолго бросал это занятие, заинтересованный
чем-то новым, но неизменно возвращался обратно. Бывший ангел и человек сидели на
песке, вытянув ноги перед собой. Энтони обнимал его со спины, прижимая к своей
груди, заворачивая в большую куртку, что была накинута на плечи. Азирафаэль
пересыпал песок из ладони в ладонь, любуясь, как искрят мелкие песчинки, и
вытаскивал ракушки, складывая около себя во впечатляющую кучку. Вода едва-едва
добегала до них, задевая босые стопы падшего. В такие секунды он вздрагивал,
поджимая пальцы на ногах, и прикрывал глаза, наслаждаясь этой незатейливой
щекоткой.
Энтони любовался розовым румянцем на его щеках и счастливой улыбкой, что растянула
губы. Закат отражался в синих глазах, будто в них был отдельный мир, где тоже
заходило солнце. В узкую загорелую ладонь, что лежала на чужой груди, размеренно и
спокойно билось сердце, эхом отдаваясь казалось по всему пляжу. Кроули чувствовал,
что нежная кожа любовника уже пропиталась этим соленым запахом, который принёс
ветер, и что предстоящей ночью он будет слизывать его, щуря свои желтые глаза.
Океан, как и прежде, успокаивал его, заставлял забыть о проблемах и неудачах, но…
Это же делал и Азирафаэль. Одним своим прикосновением или улыбкой, он лечил
раскуроченную душу скульптора, возвращал ему покой и уверенность в себе.
Да, Кроули учил его многому, что знал каждый ребёнок: что огонь опасен, что ночью
нужно спать, что ягоды такие возмутительно сладкие и что целоваться после —
потерять почти весь остаток дня, потому что сил оторваться друг от друга нет. Этого
детям знать не стоило, конечно. Но Азирафаэль так страстно отзывался на любое
прикосновение, стремился ощущать это снова и снова, не в силах привыкнуть. Бывший
ангел не знал, что люди считали приличным, а что должно было оскорбить его.
Азирафаэль с искренней радостью обнажался перед тем, кого так сильно полюбил:
обнажал и тело, и душу, отдавая всего себя. Его чистая и горячая любовь — стала для
Энтони особым океаном, только его, с ласковыми волнами и заботливым ветром.
Кроули учил его жизни, а Азирафаэль научил его любви. И кто знает, какое из этих
знаний на самом деле важнее. Если Вам когда-нибудь придёт в голову спросить об этом
Энтони, он ответит, что предпочел бы не уметь завязывать шнурки или водить машину,
чем никогда не познать этот всепоглощающей нежности и пылающей страсти к одному
единственному человеку с синими, как покинутые им небеса, глазами.
========== Day 16. (46) ==========

тема 16 (46) дня: нуждаться друг в друге
На эту зарисовку меня вдохновило сообщение от JenCroo 🌸🌟 для меня сны являются
очень важной частью жизни, как я говорила ранее. любой кошмар может парализовать
меня на несколько дней. Однажды мне приснилось, что меня интубировали, и горло моё
болело целый день, я чувствовала каждый его миллиметр. 😐 Страшны сны — очень
неприятная вещь, и их я почему-то помню слишком хорошо. Я постаралась передать Вам
эту атмосферу, которая каждый раз доводит меня до слез.
Так что немного СТЕКЛОЗАВОД 🦊 но, как Вы знаете, я стекло дроблю по своим рецептам.
И да, мы с Вами прошли ровно половину второго круга 😋 немножко отстаём из-за
Шапочки, но я надеюсь, что ничего в этом страшного..)
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Хастур, Лигур из работы «Ты моё море...»
hurt/comfort, Dark!образ, тревожность
Спасибо за Вашу помощь с опечатками 🌟 За Ваше внимание и заботу. Отдельно - за

терпение 🌸💝 Вы мои герои и коты.
UPD!
Совсем забыла уточнить.
У Сургановой есть потрясающая песня «Ангел седой». Также по мотивам этой песни
написана часть. Если захотите, ознакомьтесь. Советую.
С любовью Хори-Хаул 🦊
Зима, которая обрушилась на город, была одной из самый отвратительных на памяти
Энтони. Ледяной, пронизывающий до костей ветер носился по улицам бешеным зверем,
вырывая из рук людей документы и бумажные пакеты, ожесточенно хлопал дверьми кафе и
магазинов и залетал в неосторожно оставленные открытыми форточки, чтобы устроить
беспорядок на рабочем столе какого-то сурового работника банка или разбросать вещи,
чтобы только что законченная домохозяйкой уборка потеряла смысл. Грязные серые
небеса висели над городом, цепляясь за шпили и углы домов, рвались на части, даром
что без громкого треска, и их становилось ещё больше. Казалось, что совсем скоро
они осядут на землю, погребая под собой всех жителей. Погода ни разу не побаловала
горожан снегом — ни одной снежинки, которая могла хоть как-то поднять настроение
людей. Отовсюду был слышен тяжёлый лающий кашель, простуженные люди ползли на
работу, щуря больные воспалённые глаза и кутаясь в шарфы.
Он сам окно не закрывал. Оно было распахнуто настежь, тонкие светлые шторы мотались
туда-сюда, словно белоснежные невесомые крылья. Парень сидел на полу, откинувшись
спиной на низкую большую кровать: упирался локтями в матрас и запрокинул голову. В
самом углу стояла недоделанная брошенная скульптура, на которую была накинута белая
ткань. Взгляд Кроули постоянно возвращался к ней, натыкался на выпирающее крыло с
детально проработанными перьями и на брошенные у основания рисунки. Низко зарычав,
Кроули размахнулся и швырнул в свою работу бутылкой с остатками вина. Во все
стороны брызнули осколки стекла, на ткани остались алые пятна, похожие на
кровоподтеки. Энтони подтянул к себе колени, сворачиваясь в комок сплошь из
угловатых локтей, коленей и позвонков, выступающих из-под кожи. Он задел стоявшие
рядом пустые бутылки, которые покатились по полу с тихим глухим звуком, пока не
звякнули, врезавшись в другие.
Он закрывал глаза, зажмуривал их так сильно, что веки начинали болеть, но не мог
перестать видеть. Разочарованных синих глаз, в которых, казалось, затерялось само
солнце, скорбно изогнутых бровей и поджатых губ. Энтони заливал в себя столько
алкоголя, сколько мог, пока не отключался, оседая на пол у стены или доползая до
постели, но не мог забыть, прекрасно помнил, как швырнул в прекрасное утонченное
лицо собственную скомканную рубашку, крича что-то в запале и задыхаясь от гнева.
Его так бесило все: и как ангел касался его плеча, пытаясь поддержать, как
пристраивался спать рядом, где бы этого не захотел скульптор, каким бы неудобным не
было положение. Работа не удавалась, в очередной раз указывая парню на его
бесполезность, а Азирафаэль… Он мешался под ногами, задавал вопросы, говорил какие-
то бесполезные слова, пока в один день не оказался за дверью. Кроули вытолкал его
из своей квартиры, не позволяя вставить ни слова. Ангел не сопротивлялся, даже не
пытался перечить человеку, только смотрел широко распахнутыми глазами.
Ещё несколько часов Азирафаэль стоял в коридоре, касаясь ладонью холодной

поверхности двери, звал тихо по имени, но Энтони не откликался, пытался творить и
заглушить все звуками работы инструмента. Но даже сквозь непрекращающийся стук он
улавливал ласковый голос, который забивался в голову и взрывал ее. Демон лежал под
дверью и тихо скулил, иногда царапая когтями, требуя открыть, но хозяин старался не
обращать внимания и ожесточеннее стучал по камню. К моменту, когда ангел затих, по
всей вероятности просто ушёл, не добившись ничего, руки Кроули были покрыты
каменной пылью и кровью, сбитые костяшки пальцев нещадно жгло. Ещё несколько дней
назад к нему бы подошёл улыбающийся любовник, чтобы осторожно провести по
воспаленным пальцам мокрым полотенцем, стирая все, а после — медленно и вдумчиво бы
обработал ссадины. Но в квартире было пусто, эхо собственных шагов отражалось от
стен и врезалось в спину острыми ножами. Загорелая кожа покрылась мурашками от того
холода, что царил в доме. Мобильный телефон разрывался от звонков, вероятнее всего
Хастура, но скульптор кинул аппарат куда-то, даже не взглянув на экран.
В горле снова пересохло. Он попытался распутать свои конечности и встать, но

кровать снова больно врезалась ему под лопатки. Голова загудела, а перед глазами
заплясали яркие пятна. На полу валялись пустые бутылки из-под вина и виски, из-за
которых в комнате неприятно пахло, но ветер выносил этот запах наружу, чтобы
заменить невыносимым холодом. Хватаясь руками за каркас постели, скульптор очень
медленно поднялся на ноги, дрожащие и слабые. Он так ярко помнил, как отправился в
любимый бар, чтобы заглушить эти отвратительные голоса, которые шептали на ухо по
ночам, что он — не нужный никому хлам. В баре было людно: они пихали и толкали его,
звали зависнуть вместе, кто-то пытался повиснуть на шее. Но Энтони упрямо шёл к
бару, мечтая только о том, чтобы выпить. О чем он не мечтал — о злых черных
глубоких глазах с другой стороны бара, которыми на парня смотрел друг. Хастур
кривил с отвращением губы, толкая к нему полный стакан виски, и смотрел брезгливо,
словно на забредшего случайно бездомного. Хастур ничего не говорил, но ему и не
нужно было. А потом взгляд Энтони скользнул по столикам.
За тем самым, за которым они с Азирафаэлем сидели, когда впервые пришли в гости к
Хастуру, сидел кто-то, смутно похожий на бывшего ангела. Но половина волос на его
голове была темной, словно неумелый стилист пытался сделать ему мелирование.
Короткая темная борода украшала подбородок, и Кроули подумал, что она так сильно
уродует Азирафаэля. Хотелось подойти и… И что? Вместо этого парень опрокинул
очередной стакан в себя, теряясь в приятном горячем ощущении в груди. В конце
концов, счастливые концы придумали лжецы. Почему он думал, что станет исключением?
Потому что к нему спустился ангел? Смешно. Кроули засмеялся, захлебываясь
алкоголем, и очень скоро оказался на улице, куда его вытолкал взбешенный Лигур.
Наверное, он тоже хотел бы что-то сказать, но только сжимал зубы. Перед тем, как
оказаться снаружи и рухнуть на асфальт прямо в грязь, скульптор успел заметить
чужой взгляд, проводивший его до самых дверей. И только когда он все же добрел
домой, несколько раз рискуя оказаться под колёсами машин и сдохнуть, он понял, что
глаза его ангела потемнели и стали какого-то мутного грязного цвета и не выражали
ни одной эмоции. Кроме, разве что… насмешки.
Энтони споткнулся о кучу бутылок и едва не полетел снова на пол, но успел

схватиться за дверной косяк. Нет. Нет. Определенно нет. Что-то внутри него билось,
словно пленённая дикая птица, разбивало крылья и осыпало перьями все вокруг. Парень
потряс головой и прислонился лбом к ледяному дереву. Все изначально было
неправильно, не так. Почему он так сильно разозлился на ангела, что выгнал его? В
чем была причина? Кроули снова зажмурился, сжимая крепко зубы — головная боль
усилилась, застучала в висках каким-то замысловатым быстрым ритмом, но он не мог
сосредоточиться. С чего все началось? Почему он не мог вспомнить, с чего все это
началось? Стоило, вероятно, найти телефон и позвонить Хастуру. Азирафаэль так и не
привык к мобильнику в своём кармане, поэтому всячески игнорировал просьбы носить
его с собой. А потом ещё одна мысль, намного ярче, ударилась обо что-то в его
сознании и засияла.
Почему никто ничего не говорил?
Азирафаэль не пытался его успокоить или извиниться, как делал довольно часто.
Хастур не обругал своего пустоголового друга за то, что сделал больно ангелу, не
выгнал из бара, не набил морду, как должен был сделать наверняка. И Лигур не
обвинил его ни в чем, только вытащил из бара, подальше от Азирафаэля. Но ни один
человек не проронил ни слова…
— Что ты делаешь, мой дорогой? — раздался такой знакомый голос, но теперь в нем
было столько иронии и издевки, что где-то в груди заныло, будто мышцы груди
сократились резко и одновременно.
Энтони медленно развернулся, глядя на Азирафаэля. Теперь его волосы были совсем
темными, как и глаза. Он едва улыбался, самыми уголками губ, и сложил руки на
груди, наблюдая за человеком. Парень смотрел на нежные губы, которые так сладко
было целовать, и не мог вспомнить, почему не бросился все исправлять раньше? Почему
не просил прощения, снова и снова, не обнимал, прижимая к себе как можно крепче,
почему не переубедил? Как он мог вообще в чем-либо обвинить ангела, который
бесстрашно шагнул вниз ради того, чтобы остаться рядом с человеком? Как он мог
выпустить чужую ладонь из своей, если каждый раз крепко переплетал их пальцы?
— Почему ты ушёл? — спросил хрипло скульптор, выпрямляясь, хотя все тело ломило, и
мышцы ныли.
— Ты выгнал меня, — отозвался Азирафаэль, поправляя чёрный пиджак. — Надоело

возиться, поэтому ты избавился…
— Нет! — зло оборвал Энтони, щуря ядовитые желтые глаза, и указал пальцем на того,
кто стоял перед ним. — Я этого не делал!
Он осекся, взгляд метнулся по квартире, по стенам и потолку. Кроули помнил все так
ярко, словно смотрел слишком драматичный сериал по телевизору, но он помнил со
стороны. Не было ни одного воспоминания о том, что он чувствовал в тот момент, что
думал… Порыв ветра ворвался в квартиру, шторы взметнулись вверх и опали. Куча
рисунков на полу зашелестела и медленно отползла к противоположной стене. Рисунки,
который Азирафаэль сам разложил по папкам, любуясь, разобрал по сюжетам и жанрам и
скрепил, перевязав лентами. Как тогда бумаги могли снова в беспорядке валяться,
помятые и запачканные следами от алкоголя? Прохладный воздух остудил голову,
принося ей временное облегчение. Показалось, что в ветре он учуял запах шоколада и
тёплого молока.
— Или я схожу с ума… — прошептал тихо Энтони себе под нос. — Или это все просто
сон.
— Это не оправдание, Кроули, — обманчиво мягко сказал Азирафаэль.
— Нет, — согласился парень, и шальная улыбка украсила его лицо. — Но это даёт место
для манёвра.
Все так же придерживаясь рукой за стену, скульптор медленно направился к

распахнутому окну. Внизу раскинулся город — шумный и переливающихся тысячью огней.
Машины неслись по шоссе друг за другом, сигналили и шуршали шинами. Небо дрогнуло
бесшумно, и вниз устремились сотни маленьких сияющих снежинок. Они крутились,
сплетаясь в удивительные узоры. Снегопад превратил грязный серый город во что-то
удивительное и сказочное, как то чувство, что горело в груди Энтони каждый раз,
стоило ему увидеть синие глаза своего ангела. И ничто: ни творческий кризис, ни
злость, ни грусть — не могло бы заставить оттолкнуть того, кто наполнил смыслом
самую обычную и невзрачную человеческую жизнь.
— Что ты задумал? — в чужом голосе, таком равнодушном сейчас, впервые промелькнуло

беспокойство. — Энтони!
Скульптор поставил колено на подоконник и схватился обеими руками за раму. Ветер

ударил его в грудь, раздувая белоснежную рубашку. Облизнув сухие губы, Кроули
прищурился, вглядываясь вдаль.
— Говорят, что если умрешь во сне, то проснёшься, — широкая улыбка не сходила с его
лица, когда парень обернулся на Азирафаэля. — Вот и проверим.
— А если это не сон? — тот в свою очередь сделал шаг к замершему человеку. — Ты
разобьешься.
Взгляд Энтони скользнул по квартире: по постели, на которой он впервые брал

ошалевшего от удовольствия ангела; по шкафу, в котором постепенно появились
элегантные рубашки и пиджаки; по пледу, на котором они устроили пикник прямо дома,
потому что на улице пошёл дождь, и Энтони кормил возлюбленного с рук ягодами,
задевая подушечками пальцев нежные губы. И наконец, по замершему посреди спальни
человеку, который смотрел такими чужими холодными глазами, словно ничего
вышеперечисленного никогда не было.
— Тогда я лучше разобьюсь, — уверенно сказал Кроули, поднимаясь на ноги. — Это

будет не так больно, как жить без тебя, ангел.
— Это глупо! — крикнул вслед Азирафаэль, но скульптор уже ощутил ветер на своём
лице, который буквально подхватил легкое худое тело, утягивая его вниз.
Из-под ног пропала опора, голова закружилась, как и снежинки, которые мгновенно
приняли нового друга к себе, в свой сумасшедший танец. Мир завертелся вокруг,
сливаясь в калейдоскоп огней и картинок. Странный парень в подворотне бара, первый
совместный завтрак, злой поцелуй, наполненный страхом и желанием, первые настоящие
прикосновения, током проносящиеся по телу, словно новогодняя гирлянда, мигающая на
окне в ночи. И синие глаза, наполненные любовью, в которых он терялся снова и
снова, не в силах перестать смотреть.
Последнее, что он услышал, за секунду до падения — чужой громкий смех, взлетевший к

серым равнодушным небесам.
~~
Громкий крик устремился к потолку и разбился о него, когда Энтони рывком сел на
постели. Он был весь мокрый, пот большими каплями катился по спине, задерживался
между лопатками. Задыхаясь, он хватал воздух ртом и пытался увидеть что-нибудь,
кроме темноты, которая наполняла комнату. Краем глаза он уловил движение где-то
рядом и повернулся туда. Азирафаэль, сидящий на подоконнике с книгой на коленях,
бесшумно соскользнул на пол и подошёл к постели. Он опустился на неё и нежно
прикоснулся к лицу Кроули прохладной ладонью. Пальцы мягко пробежались по щеке и
виску, пока не легли на лоб.
— Кошмар приснился? — тревожно спросил бывший ангел, склоняя голову к плечу. — Ты

весь горишь…
— Ты здесь… — тихо прошептал Энтони, боясь моргнуть, чтобы не вернуться в ту

холодную квартиру.
— Конечно, мой дорогой, — ласково отозвался Азирафаэль. — Я позвонил Хастуру, он

сказал, что тебя скорее всего продуло. Потому что ты снова не надел шарф.
— Ты здесь… — повторил Кроули, притягивая ясноглазого парня в свои объятия. —

Ангел…
Он цеплялся за чужие плечи пальцами, сминая ткань мягкой домашней футболки, и

старался притянуть к себе ближе. Кожа ангела была прохладной и приятной, она
остужала жар. Такой родной и уютный запах окутал Энтони, словно два больших
кремовых крыла, сомкнувшиеся за его спиной. Азирафаэль послушно подставлялся под
требовательные руки, прижимался охотно, наслаждаясь каждым прикосновением. Голова
кружилась, но теперь от невыносимого облегчения, от любви, которой наполнялось
сердце. И немного от температуры, которую скульптор практически не замечал. Бывший
ангел настойчиво уложил человека обратно на подушки и с каким-то болезненным
трепетом провёл по алым мягким волосам.
— Хастур сказал, что тебе нужно много пить, — вдумчиво сказал Азирафаэль. — Я
заварю тебе чай, а утром он привезёт лекарства.
Кроули прижался сильнее, касаясь сухими губами выступающих ключиц своего любовника.
Молочная кожа пахла его собственным гелем для душа, который так сильно полюбил
Азирафаэль.
— Я бы сварил тебе суп, но… не умею, — выразительные брови печально изогнулись.
— Я тебя научу, — хрипло отозвался Энтони, вжимаясь лбом в его грудь. — Я тебя
научу всему, что ты захочешь. Только не уходи…
— Мой дорогой, я никуда от тебя не денусь, — прошептал Азирафаэль в макушку

скульптора. — Как бы я хотел избавить тебя от кошмаров, но…
— Ты избавляешь, — устало сказал парень, щекоча пушистыми ресницами шею любовника.

— Только ты…
Он держал своего ангела двумя руками, крепко и изо всех сил, даже когда забылся
тревожным сном. Демон тихо подкрался к постели и поставил передние лапы на постель.
Азирафаэль посмотрел на пса и одобрительно кивнул, чтобы тот смог запрыгнуть и
устроиться в ногах спящего. За окном не было видно ничего из-за снега, большими
белыми хлопьями падающего на землю. Ветер раскидывал их в стороны, но бесконечный
танец маленьких льдинок продолжался несмотря ни на что. Часы тихо тикали где-то в
квартире. Бывший ангел осторожно гладил кончиками пальцев Энтони по влажному
горячему лбу. Он ни разу не пожалел о том, что выбрал человеческую жизнь. Даже
несмотря на то, что теперь был так бесполезен: не мог предугадать настроение
человека, прогнать страшные сны, облегчить боль и тоску…
Но возможно, он и такой будет нужен Кроули. Потому что сам Азирафаэль без него
больше уже не сможет.
========== Day 17. (47) ==========

тема 17(47) дня: мыть что-то
Для меня очень-очень важны в общении и в отношениях прикосновения. Мимолетные,

невесомые, но они должны быть. Если мне не хочется трогать человека и чтобы он
трогал меня — это deadend. Особенно меня всегда пробирает от того, что Вы прочтёте
ниже. Я трепетно отношусь к своим волосам — они долгое годы были очень важной
частью моей работы — и нижеописанный ритуал, если его можно так назвать, для меня
является чем-то очень интимным и важным.
В итоге:
Лигур/Хастур из работы «Ты моё море...» (https://ficbook.net/readfic/8511368)
ER, романтика, уют.
Я пока их только изучаю, пытаюсь понять особенности их отношений, как могла

развиваться их история. Происходящее в исполнении темы происходит до появления
Азирафаэля. Кто внимательно читал Море, тот поймает отсылку)
Спасибо за Вашу помощь с опечатками и ошибками! Вообще терпение и любовь к героям

невероятная Восхищаюсь Вами! Спасибо больше, мои коты. 🦊
С любовью, Ваша Хори-Хаул 🥰
Вы никогда не задумывались, что для Вас любовь? Очень часто люди, которые находятся
в отношениях и улыбаются друг другу, сидят в одиночестве по углам и страдают из-за
того, что не чувствуют себя любимыми. Бывало ли, что кто-то из Ваших друзей
приходил вечером, чтобы сесть на кухне, схватившись руками за голову, и повторять
только одно: «Я не уверен… Не уверен, что меня любят...»? Так горько, что люди,
которые находятся рядом друг с другом, могут быть одинокими. Очень страшно
чувствовать себя ненужным и потерянным в толпе, но намного хуже — рядом с самым
близким человеком. Если очень долго хранить этот холод в душе, то однажды можно
проснуться рядом с тем, кто больше не вызывает никаких эмоций. Просто кто-то, кто
оказался с Вами в одной постели, неведомым случайным образом. Так что ж для Вас
любовь?
Слова — это абсолютная ненужная вещь, на самом деле. Их пускают в ход тогда, когда
уже поздно что-то исправлять. А с течением времени они совсем потеряли вес. Люди
больше не верят тому, что слышат, потому что готовы обмануться, боятся, что такие
красивые сочетания букв окажутся сплошь из ядовитой лжи. И, несмотря на то, что
прошла эпоха рыцарей и героев, которые посвящали свои подвиги прекрасным женщинам,
в наши дни правильнее смотреть именно на поступки, на жесты, на действия. Отношения
человека видно сразу: по взглядам, по прикосновениям, по тому, как бездумно он
тянется к любимому или отталкивает кого-то. Усталость никогда не оправдает
нежелание несколько минут посидеть рядом друг с другом. Если человек перестал
отдыхать в объятиях любимого человека, то это начало конца. Запускайте таймер,
обратный отсчёт пошёл.
На больших круглых часах, которые висели над баром, со светящимися в темноте

стрелками и цифрами, было почти пять утра. Последний посетитель бара, шатаясь и
цепляя плечами дверные косяки, выполз на улицу, где ещё горели тусклые желтые
фонари, свет которых был размыт мелкими каплями дождя. Небо постепенно светлело,
наполняя город серым светом. Солнце, пока ещё не готовое отправиться отдыхать после
изматывающего лета, мелькало то тут, то там, но его перехватывали плотные
клубящиеся облака. Дождь не был навязчивым, шёл бесшумно и очень слабо, оседая на
лицах людей, на лобовых стёклах машин и на окнах мелкой моросью. Такси, одиноко
скользящие по улицам, подбирали загулявших людей или везли сонных клерков, которым
нужно было быть на месте уже через несколько минут. В магазинчиках и лавках
загорался свет, освещая запотевшие витрины. Хозяева открывали тяжелые задвижки и
зевали, закрывая руками рты. Город просыпался, чтобы прожить ещё один долгий,
наполненный событиями день.
А бар наоборот — закрылся. Высокий темнокожий парень погасил вывеску и захлопнул

тяжелую дверь, задвигая щеколду и отрезая шум жизни. Бар погрузился в полумрак.
Прохладный ветер залетал через приоткрытое окно, унося удушливый запах алкоголя и
дыма. Хозяин проверил дверь на задний двор, запер ее и дернул для надежности. Эхо
разнесло по бару громкий металлический скрежет. Лигур сморщился от него и
направился обратно в зал, снимая с себя чёрный фартук. Им же он вытер свои руки,
после чего бросил испачканную тряпку в корзинку с грязными скатертями. Основную
посуду он вымыл, на вечер остались лишь бокалы и пивные кружки. Мусор ожидал своей
участи в большом сером баке позади заведения. Забытые вещи он ссыпал в коробку, а
ее убрал в сейф в комнате отдыха. К приходу уборщиц он должен был уже проснуться.
Усталость ломила все тело, мышцы ныли от напряжения, но чувство хорошо выполненной
работы все заглушало. Ещё раз бросив взгляд на пустой темный зал бара, Лигур
направился к лестнице на второй этаж, которая была спрятана за темной невзрачной
стеной.
Собственная квартира встретила его тишиной. Свет нигде не горел, только один слабый
огонёк — это в окно заглядывал любопытный уличный фонарь, который ещё не погасили.
Парень стянул с себя белую рубашку с отодранными рукавами, насквозь пропахшую
алкоголем и потом. Казалось, что проще было ее сжечь, чем отстирать. Такая же
рубашка нашлась прямо на полу около двери в ванную комнату. Видимо, его
возлюбленный пришёл к таким же выводам, избавляясь от надоевшей тряпки. День
выдался тяжелым: откуда-то набежала целая толпа подростков, которым ещё нельзя было
продавать алкоголь, зато у них были поддельные удостоверения. Хастуру хватало
одного взгляда на человека, чтобы поймать его на лжи. На все вопросы он отмахивался
— слишком долго трудился на предыдущей работе, наблюдал за людьми, изучал их,
вглядываясь в лица, трогая невидимыми пальцами за плечи. Конечно, отказ не привёл
детей в восторг, они буянили и кричали. Хастур давно привык к волнам чужих эмоций,
направленных на него, но все же пока ещё довольно быстро уставал.
Лигур задержался около приоткрытой двери в ванную комнату. Закрыв на секунду глаза,
он в который раз за последние пару лет просто попытался осознать, что в его жизни
есть невероятный черноглазый человек, буквально свалившийся ему на руки с неба. У
него были свои боги, кровожадные и жестокие, но все же он каждый раз, завершая
очередной день, коротко благодарил их за своё счастье. Выдохнув медленно, парень
едва слышно постучал в дверь костяшками пальцев. Ответа не последовало, а дверь
медленно отворилась. В нос ударил запах миндаля и ванили, заполнивший небольшое
помещение. Свет в нем также не горел, все освещали только постепенно светлеющие
небеса за окном. Теплый влажный воздух приятно коснулся лица, казалось, его можно
было потрогать руками. В белой ванне на широких ножках лежал Хастур. Его тело со
светлой — в полумраке почти прозрачной — кожей скрывала вода, от которой исходил
очень приятный запах. Парень спал, запрокинув голову, положив на борта острые худые
локти. Его грудь размеренно поднималась и опускалась, то показываясь над водой, то
скрываясь под её поверхностью.
Лигур бесшумно прошёл по ванной, словно большой гепард на мягких лапах. Он подошёл
к спящему ангелу, пусть и отказавшемуся от крыльев, и одним слитным движением
опустился на колени около его головы. С мягких светлых волос на кафельный пол
падали редкие капли и разбивались. Большая темная ладонь коснулась чужого затылка,
пальцы запутались в белых прядях. Парень осторожно и медленно массировал кожу
головы Хастура. Тот с тихим блаженным стоном пошевелился, вынимая из воды колено.
Взгляд хозяина бара скользнул по худой ноге, по внутренней поверхности бедра, ещё
немного ниже… Он был слишком уставшим, чтобы возбудиться, но любоваться-то никто не
запрещал. Лигур ещё помнил, насколько нежная и бархатная эта кожа на ощупь, как
любовник откровенно вскидывает бедра, если провести по ней кончиками пальцев, и
совершенно бездумно раскрывает их шире, не в курсе, что нужно чего-то стесняться.
Потянувшись к висящей на стене стойке, темнокожий парень взял шампунь и выдавил

немного на ладонь. Согрев жидкость в своих руках, он снова вплел пальцы в чужие
волосы, растирая до ароматной пены. Лигур перебирал пряди, чуть оттягивая их, и
снова ласкал подушечками пальцев, задевая лоб и виски. Хастур опять пошевелился и
открыл глаза, щурясь сонно, но, ощутив знакомое прикосновение, мгновенно
расслабился, запрокидывая голову ещё сильнее.
— Привет… — выдохнул он хрипло, прикрывая глаза, на этот раз от наслаждения.
— Утомился? — тревожно спросил парень, переходя на шею, разминая забитые мышцы.
— Не больше, чем обычно, — Хастур довольно улыбнулся, когда почувствовал

прикосновение губ к позвонку на своей шее.
— Двигайся, — Лигур поднялся с колен и легко избавился от темных джинс и белья,

упавших бесформенной кучей на пол. — У меня не будет сил мыться после тебя…
Бывший ангел выпрямился и послушно продвинулся вперёд, дав место человеку, чтобы он
сел за его спиной. Вода всколыхнулась и выплеснулась на пол, поднявшись слишком
сильно. Лигур мягко привлёк любовника к себе, устраивая на его чувствительном
животе свою широкую загорелую ладонь. Хастур откинулся спиной на его грудь и вновь
запрокинул, на этот раз на чужое плечо. Тепло человеческого тела окутало его
целиком, запах солнца, которое пропитало Лигура, казалось, насквозь, ударил в нос,
заглушая все остальные. Хозяин бара невесомо скользнул губами по шее любовника, по
сильной мышце, по мочке уха. Сладкий вкус ангела смешался с горьковатой пеной от
шампуня.
Лигур не мог отказать себе в удовольствии невесомо провести подушечками пальцев по

нежной коже между острыми лопатками любовника. Там, если присмотреться, вглядеться
очень внимательно, можно было заметить россыпь мелких, почти белоснежных шрамов.
Парень осторожно касался их каждый раз, когда Хастур оказывался в его объятиях. Тот
в свою очередь повернул голову, чтобы найти такие горячие влажные губы. Целовались
они медленно, очень лениво, едва задевая друг друга. Тёплое дыхание смешалось,
обжигая их. Хастур коснулся длинными пальцами линии подбородка любовника, чуть
придерживая. Лигур перехватил его руку и поднес к своему лицу, чтобы коротко
поцеловать в середину, а после — в запястье, туда, где бился загнанно чужой пульс.
— Хочешь, поедем в отпуск? — предложил хозяин бара.
Хастур недоверчиво посмотрел на него своими невероятными чёрными глазами, любуясь

любимым лицом. Человек выглядел серьезно, немного устало, и определенно —
счастливо.
— А как же работа? — напомнил об очевидном бывший ангел. — Твой бар для тебя все.
Лигур покачал головой, бездумно поливая тёплой водой, которую зачерпывал свободной
рукой, чужие плечи. Вода тихо журчала, убаюкивая их.
— Был, пока один сумасшедший не шагнул с моста прямо на моих глазах, — укоризненно
сказал парень, толкая носом любовника в висок. — Мой бар не пытается покончить с
собой.
— Эй, — наигранно обиженно отозвался Хастур и почувствовал, какими крепкими стали

объятия парня, сидящего за его спиной.
— Мы закроем бар… — тихо прошептал на ухо Лигур. — Бросим все, сядем на самолет…
— М-м… — согласно отозвался Хастур.
— Будем плавать в океане… Весь день валяться на белых простынях… Есть самые сладкие
фрукты... Заниматься любовью...
Когда солнце заглянуло в маленькое окошко на втором этаже, закрытое плотными белыми
жалюзи, то его лучи скользнули по двум спящим людям, которые крепко спали в давно
остывшей воде. Их головы соприкасались, а сердца бились практически в унисон. И,
конечно, вскоре Хастур будет озадаченное смотреть на сморщенную кожу на кончиках
пальцев, громко чихать, закрывая локтем лицо и шмыгать забитым носом, но он никогда
не сможет почувствовать себя более отдохнувшим и счастливым, чем в объятиях своего
особенного, невероятного и неповторимого человека.
Стоит ли говорить, что следующие три недели бар был неизменно закрыт?
========== Day 18. (48) ==========

тема 18 (48) дня: болезнь
Это продолжение 16(46) дня, которое должно было случится. Я не могла забыть этот
момент, отпустить его. Вообще, я немного дорвалась до Моря ^^’ Надеюсь, Вам
полюбились такие образы наших любимых героев. Теперь вселенных так много, они такие
разные, что меня раздирают сотни идеи на такие простые темы.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Лигур/Хастур, Демон из вселенной «Ты моё море...»
ER, романтика, нежность, немного юмора.
Спасибо Вам большое за помощь с опечатками и ошибками Вы прекрасные, Ваше терпение

поражает. Правда, иногда некоторые замечания ставят меня в тупик... Но в
большинстве Вы действительно помогаете сделать работу ещё лучше 💝
• В качестве фона можно включить Сплин - Тепло родного дома.
Искренне Ваша, Хори-Хаул 💝
Энтони проснулся из-за того, что ему было крайне, невыносимо, ужасно жарко. Грудь
сдавило тисками, вдохнуть почти не получалось. Он хватал воздух открытым ртом, но
это слабо помогало. Парень почти чувствовал зловонное жаркое дыхание смерти,
которая склонилась к его лицу. Острые когти ее жилистых рук придавили ослабленное
тело к постели. Скульптор слышал, как в глотке чудовища рождается громогласный рык,
который должен был оглушить его, разорвать барабанные перепонки и заморозить душу.
Кроули сжал руки в кулаки, собирая последние силы, чтобы сражаться до конца. С
тихим хрипом он набрал в легкие воздуха, сколько смог, и выдохнул:
— Демон, отстань от меня!
Пёс расстроенно убрал свои передние лапы с груди хозяина и спрыгнул с постели.
Энтони мгновенно почувствовал себя лучше, хотя горло саднило и от каждого вдоха
хотелось кашлять. Он медленно открыл глаза, но разницы почти не заметил. В комнате
был полумрак, лишь несколько небольших стеклянный фонарей с металлическим корпусом
стояли на стуле. Свечи в них горели, от них исходил приятный тёплый свет, который
не тревожил чувствительные глаза и не вызывал головную боль. Футболка на парне была
другая, значит, пока он спал, его переодели. Волосы завязали в высокую шишку, чтобы
они не впитывали пот и не мешали лежать. Рядом с фонарями стоял стакан с тёплой
водой. Кроули протянул руку и взял его, чтобы сделать жадный глоток. Горло тут же
осудило его за этот поступок, запершило сильнее, боль отозвалась под ушами.
Загорелая кожа покрылась мурашками, когда человек стал замерзать. Он поспешил
забраться обратно под одеяло, натягивая на острые плечи. Дверь в спальню
приоткрылась, впуская в помещение запах свежего супа.
— Ты живой? — чуть насмешливо, но негромко спросил Хастур, приближаясь к постели в

центре комнаты.
— Откуда ты здесь? — хрипло спросил хозяин лофта, поворачиваясь на бок и наматывая

на себя одеяло, словно кокон. — Ты знаешь, где я живу?
— Достаточно того, что твой ангел умеет хорошо объяснять путь, — Хастур присел на
самый край и положил холодную руку на пылающий лоб друга. — Допрыгался, пижон?
— Хастур, нотации, — оборвал болезный, вопреки словам прикрывая глаза.
— Я молчу, — покачал головой бармен и провёл сухим полотенцем, что висело на его
плече, по чужому лицу, стирая пот. — Только вот схватит твой ясноглазый сердечный
приступ, будешь таскать ему кашки в больницу и катетеры менять.
— Что? — нахмурился Энтони, для которого лишняя мозговая деятельность была не по

силам.
— Ты напугал его, вот что,— пояснил парень и подошёл к окну, чтобы его слегка
приоткрыть и впустить в комнату свежий воздух. — Он позвонил мне и сказал, что ты
собираешься умирать. Он не знал, как тебя переубедить.
Парень нахмурился, вспоминая, как отмахнулся от суетящегося вокруг Азирафаэля и

бросил неосторожное: «Ангел, дай хоть умереть спокойно!». Тот, к чести сказать,
мгновенно оставил любимого в покое. А спустя полчаса хлопнула входная дверь,
впуская Хастура с большими бумажными пакетами в руках.
— Для тебя это очередная простуда, а для него — ты вдруг вышел из строя, —
продолжил бармен. — Он на днях видел, как Лигур пытался починить сломанный
холодильник, а потом отчаялся и выбросил его. Знаешь, что он спросил меня, когда я
дал тебе жаропонижающие, и мы стали варить суп?
— Мне даже представить сложно… — ласковая улыбка украсила сухие потрескавшиеся

губы.
— «Я не хочу, чтобы мои братья пришли за Энтони…», — возможно, эти искренние и

нежные интонации были присущи каждому, кто когда-то ходил по облакам босыми ногами,
но у Хастура получилось прекрасно изобразить Азирафаэля. — Он готов отгонять их
обломками табуретки, если понадобится.
— Обломками табуретки? — переспросил Кроули, мозг которого сфокусировался на этом

странном предмете, которого в его квартире определенно раньше не было.
— Азирафаэль нервничал, — бархатно засмеялся бармен, очертания которого скульптор

слабо видел в темноте. — К тому же, ты оставил включенным ноутбук.
Энтони застонал и попытался засунуть голову под подушку. За несколько дней до той
«прекрасной» прогулки, которая свалила скульптора в постель, они с бывшим ангелом
учились пользоваться поисковыми системами, находить нужную информацию. Кроули
хотелось, чтобы его возлюбленный узнавал мир, изучал его, становился его
неотъемлемой частью, а не невольным гостем. Но в этот раз, похоже, самые благие
намерения сыграли с человеком злую шутку.
— Он нашёл как минимум пять диагнозов, по которым ты должен скоропостижно
скончаться в муках, — взгляд Хастура оценивающе скользнул по замученному другу. —
Теперь и меня парочка напрягает.
— Отстань, — беззлобно огрызнулся Кроули, попытался отмахнуться, но рука бессильно

упала на постель. — Зубоскал.
— Мы научились варить тебе горячий наваристый суп, — сменил тему бармен и поднялся
на ноги. — Лекарства я разложил по порциям, твоё дело только вовремя рот открывать.
А мне пора…
Когда Хастур уже подошёл к двери, до него донеслось тихое, но отчетливое:
— Спасибо.
В следующий раз парень проснулся, когда дверь в спальню снова открылась. Демон
вбежал в комнату, радостно поскуливая и нарезая круги вокруг кровати хозяина, но
лезть побоялся, потому что рядом обнаружился Азирафаэль, в цветастом фартуке,
который наверняка привёз Хастур, с розовой лентой на лбу, которая не позволяла
волосам лезть в глаза, и со скорбно сведенными бровями. В руках у любовника был
небольшой поднос, на котором стояла чашка с ароматным чаем и миска с супом. Пальцы
были залеплены пластырями с какими-то милыми картинками — на них Азирафаэль долго
смотрел в аптеке, и Энтони не выдержал, купил ему. Вот, пригодились.
— Мой дорогой… — тихо позвал парень с удивительными синими глазами и опустился на

кровать.
Кроули открыл глаза. За окном заметно посветлело, но шторы были заботливо

задвинуты. Свечи в фонариках почти догорели — пламя плясало в озерце из жидкого
воска. Скульптор медленно сел, баюкая тяжелую голову и стук в висках, а Азирафаэль
уже потянул с него промокшую насквозь футболку, ею же — повторяя все точно за
Хастуром — он вытер грудь своего любимого человека, провёл по плечам, между
лопатками, после чего по груди и животу. Парень начал ощутимо дрожать, замёрзнув,
но заботливый ангел уже натягивал на него сухую рубашку с длинными рукавами. Сухая
ткань так приятно прикасалась к телу, что Энтони сразу почувствовал себя лучше.
— Тебе надо поесть, — не сказал, а практически попросил Азирафаэль, не в силах

убрать своих рук от чужого тела. — Хастур сказал, что тебе нужно прогреться
изнутри.
— Ты сам приготовил? — несмотря на то, что глаза слипались и так сильно хотелось
лечь, Кроули улыбнулся и постарался хоть немного побыть с любовником, чтобы его
успокоить.
— Я… — Азирафаэль опустил глаза на миску, задумчиво ее изучая. — Я постарался

сделать все так, как говорил Хастур.
— Давай… — парень протянул руки. — Давай, давай, ангел. Пробовать будем.
Бывший ангел осторожно вложил в ладони миску с супом и ложку. Кроули принюхался, но
не обнаружил ничего, кроме вареной курицы и овощей. Пахло съедобно, даже очень
вкусно. Зачерпнув немного, он попробовал и одобрительно хмыкнул, отправляя в рот
ещё и ещё. Азирафаэль смотрел напряженно, сложив руки на коленях и постоянно
одергивая край фартука.
— Дорогой мой… — позвал он тихо, будто не решаясь говорить. — А ты ведь… Не умрешь?
Энтони поперхнулся и закашлялся, закрывая рукавом рот. Облизнув губы, человек

осторожно оставил посуду, где почти не осталось супа, и посмотрел на собеседника.
— От твоего супа? — легкая усмешка появилась на бледном лице, на скулах которого

горел нездоровый румянец. — Он очень вкусный, Азирафаэль.
— Нет, я… — тот сбился, запутав самого себя.
Кроули вздохнул, чуть прикрывая глаза, и коснулся горячими пальцами чужих рук,
цветастых пластырей с утками и сморщенной на подушечках пальцев из-за воды кожи.
Азирафаэль тут же вскинул на человека взгляд своих синих, широко распахнутых глаз.
Его возлюбленный улыбался, мягко и ласково. Жёлтые глаза блестели — отчасти из-за
температуры, а отчасти из-за бескрайней неудержимой любви.
— Я не умру, пока окончательно тебе не надоем, — усмехнулся парень, а Азирафаэль

вздрогнул и качнулся вперед, сильнее залезая на кровать.
— Я не… — начал он, но сбился, когда почувствовал на своих губах чужие, сухие и
жаркие.
Энтони коротко поцеловал его, скользнул невесомо и отстранился, притягивая ангела,

который повесил свои крылья на крючок, ближе к себе. Вдвоём они повалились на
кровать. Демон, лежащий на полу, ворчливо отвернулся. Скульптор мягко гладил
любовника по спине, по сведенным лопаткам и круглым плечам.
— Не думай об этом, ангел, — шепнул он тихо. — Я буду с тобой столько, сколько

смогу. Я не оставлю тебя, не по своей воле.
— Ты обещаешь? — огонь свечей отразился в бездонных глазах Азирафаэля.
— Да, — серьезно сказал Энтони. — Я тебе это обещаю. Мы с Лигуром за вас уничтожим
любые миры, если понадобится.
Суп вскоре сделал своё дело. Человек уснул, уткнувшись носом в светлые мягкие
волосы. Азирафаэль ещё долго лежал рядом, касаясь невесомо пальцами острого
подбородка, высоких скул, пушистых чёрных ресниц. Он до последнего старался
бороться со сном, щурил глаза, зевал в чужую шею, но в итоге заснул, будто кто-то
положил невидимую ладонь на его затылок.
Утром мобильник Энтони взорвался злым голосом Лигура, который нервно сообщил, что
бар несколько дней работать не будет, потому что один мерзкий человек заразил его
ангела простудой. Парень представил себе хмурого темнокожего владельца бара,
который в таком же цветастом фартуке варил куриный бульон любовнику, и засмеялся,
расплескивая свой завтрак на постель.
========== Day 19. (49) ==========

тема 19(49) дня: баловать
Это продолжение 14(44) дня, после вечера показа, в котором Баал уговорила
поучаствовать Кроули, оплатив им поездку в Париж и прекрасный номер на двоих. Мне
очень хотелось вернуться к этому дню. И я думаю, что ещё вернусь, все же не каждый
день наши прекрасные ребята оказываются в Париже 🌸💝
Меня всегда озадачивало негативное отношение людей к тому, что близкие люди хотят
их чём-то побаловать. Нельзя этим злоупотреблять, но все же... когда тебе хотят
сделать приятное, так ужасно отказываться...
В итоге:
Кроули/Азирафаэль из работы «Стань белой птицей и лети...»
ER, нежность, романтика, R
Я постаралась показать Вам немного те чувства, что кипят внутри Кроули из этой
вселенной каждый день, с тех пор, как Азирафаэль вернулся в его жизнь. Чуть-чуть мы
приоткрыли завесу чужой души. Совсем немного..)
🌟 Мы с Мири-сан придумали одну любопытную идею. Есть такая вещь, как boyfriend tag
— когда пара отвечает на вопросы про их отношения. Если Вам было бы интересно
почитать такое, напишите мне в личные сообщения или в ДМ в твиттере (ник в профиле)
— про какую вселенную у Вас вопрос и, непосредственно, сам вопрос ^^ Если наберется
хотя бы 10, то я у них обязательно спрошу.
Спасибо за Вашу помощь с опечатками и ошибками 🙇‍♂️

Вы просто невероятны, коты мои.
С любовью, Ваша Хори - Хаул🌸
Вы никогда не задумывались о таком странном словосочетании, как «умереть от
счастья»? Вполне понятно, что человек может умереть от горя, когда сердце будто
выдирают из груди одним быстрым движением, а потом сжимают его в ледяной ладони.
Можно умереть от боли, когда все тело выкручивает в агонии, слезы текут из ослепших
глаз, а дыхание застревает в сведённом спазмом горле. Такие смерти пугают до ночных
кошмаров, заставляют бежать в истеричном стремлении спастись. То есть, каждый
понимает, что перед тем, как умереть насовсем, человек долгое время страдает и
мучается. Но как можно умереть от счастья? Ведь счастье это так прекрасно, его ищут
всю жизнь, гонятся за ним, пытаются накинуть аркан, чтобы притянуть к себе. Когда
случается такое чудо, и оно — сияющее тёплое счастье — сваливается на голову, то
жизнь должна мгновенно стать неповторимой, прекрасной и удивительной. Как к этому
относится смерть? Зачем ставить ее на одну полку со светлым чувством? Неужели не
может быть абсолютного счастья, без оглядки на неизбежный конец?
Белоснежный номер в отеле заливало яркое золотое осеннее солнце. Оно раскинуло
россыпь своих рыжих веснушек везде: на стенах, на мягком пушистом ковре, на светлом
постельном белье, на молочной нежной коже, которую не скрывало тёплое одеяло. Ветер
принес с улицы запах свежей сладкой выпечки и кофе, который заполнял Париж по
утрам. Миниатюрные милые парижанки, что буквально «только что» вылезли из постели,
чтобы добежать до соседнего магазина — при этом у них был идеальный макияж и
прическа — спешили по переулкам, улыбались продавцам в газетных киосках и цветочных
тележках. Деревья шелестели листьями, которые поочередно срывались с веток и
медленно опускались на асфальт, чтобы превратиться в небольшой луже в кораблик, на
котором лето ускользало прочь. Несколько красных и золотистых листочков скользили
по полу балкона, от края к краю. На тумбе около большой плазмы стояла корзина с
цветами — алые, цвета крови розы лежали в ней, перемешанные с кокосовыми конфетками
в белой обертке. На белом меховом ковре валялась одежда — дорогая, брендовая,
вперемешку между собой. Тяжелые чёрные ботинки — один около самой входной двери, а
второй под постелью. Дорогие модельные ботинки с острыми носками — аккуратно
задвинутые под стул.
На белых, словно альпийский снег, простынях загорелое тело выглядело невероятно.

Длинные изящные ноги, подтянутые ягодицы, соблазнительный изгиб поясницы и острые
лопатки. Алые волосы раскинулись по подушкам, словно брызги крови. Между ключиц
удобно устроился деревянный лакированный ангел. Рядом на животе лежал второй
парень. В его светлых мягких кудряшках запуталось солнце, золотом выкрашивая их. На
круглых нежных плечах огнём горели темные следы, оставшиеся после бурной ночи.
Пушистые чёрные ресницы человека слиплись от соленых слез наслаждения, которые было
невозможно сдерживать. Тёплые губы припухли от бесконечных поцелуев и того, что их
постоянно терзали зубами. Одеяло сползло вниз, практически достаточно, чтобы
открыть взору округлые ягодицы с отметинами от чужих пальцев. На высоком изголовье
кровати виднелись следы от ногтей, которыми царапали от нетерпения дорогое
покрытие.
Энтони лежал на боку, скинув на пол своё одеяло, подпирая рукой голову и опираясь
на локоть. Взгляд его янтарных, потемневших глаз скользил по раскинувшемся рядом
любовнику, что подтянул под себя большую дутую подушку. В свободной руке у него был
бархатный алый лепесток розы, одной из той самой корзины. Он невесомо водил им по
чужому лицу: по невероятному изгибу бровей, по переносице, по закрытым глазам, по
румяным щекам, по губам. Азирафаэль улыбнулся от щекотки и едва заметно дернул
кончиком носа, пытаясь избавиться от помехи, но это лишь раззадорило парня.
Лепесток медленно двинулся дальше: по линии подбородка, до уха, скрытого белыми
кудряшками, по самому его краю, до чувствительной мягкой мочки. Соскользнул на
нежное место под ним, от прикосновения к которому по телу коллекционера книг каждый
раз пробегала дрожь. Азирафаэль выдохнул тёплый воздух и чуть свёл лопатки, когда
на светлой коже проступили мурашки.
Лепесток продолжил двигаться по такому желанному телу. По плечу, чтобы дальше

соскользнуть на спину, на нежное место между «крыльями», по которому так сладко
проводить языком, когда его хозяин сжимает в истоме пальцами простыню и хрипло
стонет. Далее — по линии позвоночника, задерживаясь на каждой выступающей косточке,
пока не добрался до поясницы и самых прекрасных впадинок над ягодицами. Для этого
Кроули пришлось привстать, нависая над любовником. Не удержавшись, он повторил путь
цветочного лепестка подушечками дрожащих пальцев, буквально шалея от шелковистости
слегка влажной кожи. Азирафаэль, сознательно или во сне, двинулся и чуть развёл
ноги, скрытые одеялом, в стороны. Ведущая модель агенства низко застонал, сжимая
зубы от жара, который опалил его изнутри. Потянувшись к розе, оставленной рядом с
подушкой, он нетерпеливо раскрыл ее бутон, и цветок распался в его руках на
бордовые лодочки лепестков. И Энтони, не отрывая немигающего взгляда ядовитых
желтых глаз, осыпал ими чужое прекрасное тело. Некоторые упали на постель,
несколько — медленно спикировали на пол, но большая часть осела на спине
Азирафаэля, создав невероятный контраст с молочной кожей. Кроули склонился,
накрывая любовника собой, и принялся целовать просветы между ними горячими сухими
губами, постепенно спускаясь вниз.
Спящий человек зашевелился, но почувствовал настойчивое прикосновение к загривку —

загорелая узкая ладонь надавила слегка, убеждая не двигаться и остаться на месте.
Азирафаэль лишь немного повернул бедра, чтобы сменить ставшее крайне неудобным
положение. Он чувствовал чужое тяжелое дыхание, которое обжигало его вместе с
прикосновениями губ. Пряди мягких волос щекотали бока, спадая по плечам любовника.
Несколько раз Кроули прижался к его спине лбом, пылающим, словно того мучила
лихорадка. Когда поцелуи дошли до кромки одеяла, их сменили руки, скользнувшие по
спине вверх, смахивая лепестки. Парень перевернул Азирафаэля на спину, снова
укрывая своим телом, скользя словно змея вверх и задевая затвердевшими сосками и
подтянутым животом чужое тело. Кроули не удержался и все же коснулся влажным тёплым
языком выступающих рёбер, проводя линию по груди вверх, пока не добрался до таких
желанных губ. Владелец книжного магазина положил руки на его спину, мягко погладил
по плечам, загораясь, словно сухой зелёный лес от беспощадной спички. Жёлтые глаза,
наконец, встретились с синими, в которых отражалось осеннее солнце: рассыпалось
сотнями искр, закручиваясь в неведомые ранее узоры.
— Доброе утро… — выдохнул Кроули, упираясь локтями в подушку с двух сторон от

светлой головы.
— Ты спал, мой дорогой? — с волнением спросил Азирафаэль, касаясь подушечками

пальцев немного опухших глаз возлюбленного.
— Как я могу… — он перехватил чужую ладонь, целуя запястье, где быстро стучал
пульс, середину ладони, которая ещё хранила запах роз, что накануне нёс любовник. —
Как я могу спать, когда рядом со мной ты? Лежишь, улыбаешься, спишь…
Энтони снова коснулся любимых губ, невесомо и коротко, воруя тёплое дыхание и
улыбку. Резко перекатившись в сторону, парень одним слитным движением поднялся с
кровати и, ни капли не стесняясь своей наготы, прошёл к чёрной сумке с вещами.
Порывшись в ней пару секунд, он вытащил что-то и вернулся в постель, наступая
коленом на белые смятые простыни. Он был словно пьяный, неотрывно смотрел на своего
ангела, ресницы подрагивали, будто парень каждый раз осаживал себя и старался не
моргать. Азирафаэль любопытно посмотрел на такого Кроули, немного нервного и
дёрганного — словно он не владел своим другом детства полностью, без остатка — и
сел, упираясь спиной в изголовье. Одеяло он все же подтянул выше, укрывая бедра.
— У меня есть для тебя подарок, — улыбнулся Кроули, облизывая нижнюю губу. — Нет
более прекрасного момента, чем подарить тебе его здесь, в Париже.
— Тебе и правда не стоило, дорогой мой… — смутился Азирафаэль, машинально касаясь

ладонью своего лица, чтобы скрыть смущение.
— Стоило, — возразил тот, подползая на коленях к любовнику. — Стоило, без сомнений.
В загорелых руках мелькнула небольшая чёрная коробка. Кроули повертел ее немного —

не мог решиться отдать подарок — но тряхнул головой и протянул Азирафаэлю. Тот
секунду помедлил, прежде чем принять его. Их пальцы соприкоснулись, и ток прошёл по
нервам каждого из любовников, пронизывая тело от затылка до пальцев на ногах.
Хозяин книжного магазина вздрогнул и зажмурился на мгновение, пережидая это
ощущение. Секунду изучая коробку, он все же открыл ее, медленно и осторожно. Солнце
сверкнуло, такое же любопытное, отражаясь от предмета внутри.
На чёрной дутой подкладке лежали карманные серебряные часы с изображением ангела на

крышке. Цепочка была закреплена на верхней части коробки. Азирафаэль протянул руку,
чтобы коснуться их, осекся на мгновение, сжимая пальцы в кулак, но все же
дотронулся. Металл был холодным и приятным на ощупь. Подцепив часы подушечками
пальцев, он взял их в ладонь. Они удобно легли в руку, будто там и должны были
быть. Энтони потянулся, накрывая подарок своими пальцами, и перевернул другой
стороной, на которой была гравировка.
— «Твоя любовь — как два крыла, несёт меня навстречу счастью», — прочитал севшим
голосом Азирафаэль, чувствуя, как дрожат его губы.
— Я знаю, что меня часто нет рядом, — тихо сказал Кроули, приближаясь к любовнику.
— Поэтому… Смотри на них, Ангел, и знай, что я вернусь к тебе, всегда вернусь.
Через день, через год… Через жизнь.
— Мой дорогой, тебе не нужно было… — снова начал парень, чьи пальцы до боли сжались
на подарочной коробке, но сбился, когда Кроули подался вперёд, обнимая его голову
руками.
— Нужно, все эти годы нужно было… — шептал он, словно бредил. — Я хочу тебя
баловать. Каждую секунду баловать, каждую минуту. Баловать своей любовью, своим
временем, своей жизнью. Я хочу отдать все это тебе. Хочу избаловать тебя, чтобы ты
не мог и подумать о том, чтобы уйти. Я эгоист, ангел… Мне нет прощения, но…
Энтони развернул лицо любовника к себе и поцеловал его приоткрытые губы, мягко
лаская языком нежное небо и кромку зубов. Не разрывая поцелуя, он передвинулся,
чтобы устроиться между чужих разведённых ног. Оборвав поцелуй, парень начал
спускаться прикосновениями по шее, на грудь, оставляя новые метки.
— Я завидую самому себе, каждый раз когда касаюсь тебя. И люблю тебя, так сильно…
Ревную тебя, такого светлого, доброго, прекрасного… — с каждым словом он спускался
поцелуями все ниже, обводя губами впадинку пупка, настойчиво избавляясь от
мешающего одеяла. — Хочу положить к твоим ногам весь этот чертов мир…
Он, наконец, достиг того, к чему стремился. Накрыл чужое возбуждение горячими
губами, наслаждаясь сдавленным стоном над собой. Его голова размеренно двигалась
вверх вниз, а Азирафаэль вновь кусал свои губы, откинувшись на бортик кровати.
Пальцы на ногах у него поджимались от одной мысли, что именно делал для него
Кроули. А тот не останавливался, сводя любовника с ума умелыми прикосновениями губ
и языка. В какой-то момент заветная коробка с часами едва не выпала из ослабевшей
руки коллекционера, но Энтони поймал ее своей, настойчиво сжимая чужие пальцы,
заставляя удержать подарок.
Рыжее осеннее солнце отражалось в синих глазах человека, который то и дело

запрокидывал голову, чтобы удариться затылком о деревянное изголовье. Лучи
скользили ласково по чужой загорелой спине и мягким бёдрам. Азирафаэль задыхался
стонами и наслаждением, повторяя одно единственное имя, не в силах остановиться. И
если бы можно было умереть от любви — щемящей нежности и болезненного тепла — то
они явно были при смерти.
И вместе они умирали каждый день, снова и снова, чтобы после возродиться в объятиях
друг друга.
========== Day 20. (50) ==========

тема 20(50) дня: вместе ходить по магазинам
Соскучились по мне? 😋 Надеюсь, что это хоть немного так, ибо я по Вам очень сильно.
Наконец, я более-менее выбралась из какой-то зыбучей трясины проблем со здоровьем.
Бронхит отступает, и я уничтожаю последнюю линию его обороны. Рука тоже почти
зажила, остались лишь маленькие проблемы с кожей.
💝 Спасибо Вам за Вашу поддержку, за тёплые слова в сообщениях, за все пожелания. Вы

такие славные, что у меня дергает сердце.
Я долго думала, чем же разогреться после такого перерыва, и поняла, что очень
соскучилась по Птице. Очень сильно. Эта тёплая вселенная, наполненная запахом лета
и любви так крепко засела в моем сердце.
И хоть они и в Париже были в последний раз, мы с Вами перенесёмся где-то в третий-
четвёртый день после выписки Энтони из больницы, после основных событий.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль из вселенной «Стань белой птицей...»
нежность, ER, романтика
🌟 Спасибо за Вашу помощь с опечатками, Вы делаете невероятную работу. Очень Вам за

неё благодарна, без Вас бы ничего не вышло.
Из-за плотного графика возможно, на каждую тему будет уходить не 1, а 2 дня. В

зависимости от сложности следующего дня. Я постараюсь сохранить этот темп. Если
Вам, конечно, это ещё интересно.
Искренне Ваша Хори-Хаул 🐍 hiss-hiss.
Человеческая память — удивительная вещь. Она так тщательно прячет от своего хозяина
болезненные и тяжелые воспоминания, замещает их, уничтожает подчистую, оставляет
пустое, сияющее белизной пространство. Конечно, подсознание ничего не забывает,
снова и снова прокручивает картинки, подбрасывая их в качестве страшных снов. Наше
подсознание в целом достаточно заботливое создание. И очень умное — задолго до нас
знает всю правду о происходящем, все скрытые желания и потаенные страхи. Но оно же
может стать и самым страшным врагом, безошибочно бьющим в слабые места. Вы
наверняка сталкивались с ним — это тихий, шелестящий голос где-то на задворках
сознания, у самого затылка. От которого никуда не деться: ни уши закрыть, ни
заткнуть их наушниками. Этот голос преследует всюду — в метро, в такси, в
собственной постели. И в скором времени даже те мысли и идеи, которые ещё утром
казались бредовыми и непримиримыми, оседают в голове и сливаются с прочими. Именно
оно подкидывает нам в самый неподходящий момент воспоминание о начальной школе и
каком-то невероятно постыдном моменте, от которого поджимаются губы и в груди что-
то дрожит. Оно же подбирает какое-то самое счастливое событие из прошлого, когда ты
находишься в объятиях любимого сейчас человека. И плечи каменеют, а дыхание
сбивается.
Воспоминания так тесно связаны со всем, что нас окружает. Можно совершенно случайно
вспомнить какого-то человека из летнего лагеря, чьё имя уже никогда не всплывет в
голове, просто уловив слабый отголосок запаха сдобных булочек. И перед глазами
целый день стоит чужая задорная улыбка и какая-нибудь самая дурацкая фраза. Или
старая-старая песня, которую зачем-то запустили по радио, коснувшаяся ушей в машине
по дороге домой вдруг вернёт Вас в самое болезненное и темное время в жизни. И
вдруг станет так тяжёло дышать, будто все это не закончилось давным давно, а вот
оно снова — обрушилось на голову непредсказуемым ледяным ливнем. Любой элемент
нашего окружения несёт в себе это — целый ворох воспоминаний, хороших или плохих,
которые пронизывают нашу жизнь. Забытая кем-то в спешке куртка или зонт, отколотая
ручка у чашки, прожженное неаккуратно сигаретой кресло… Это своеобразная карта
наших судеб, летопись, которую ведет само Мироздание. Независимое и неподкупное
мнение откуда-то из глубин космоса.
Азирафаэль медленно вынырнул из сна, не сразу осознав себя в пространстве. Он лежал

на постели, заботливо укрытый двумя одеялами. Ветер, забравшийся в квартиру через
приоткрытый балкон, давно отчаялся добраться до спящего, поэтому лишь слегка
шевелил шторы и раздувал сложенные в стопки документы на книжных полках. Судя по
яркому солнцу за окном, Энтони все же исполнил свою страшную угрозу и отключил
будильник на телефоне своего друга, чтобы тот вместо очередной утренней пробежки,
наконец, выспался. И Азирафаэль возможно захотел бы обратить внимание на этот
вопиющий факт, высказать хоть какое-то недовольство, но была одна загвоздка…
Недовольства не было. Пережитое накануне удовольствие приятно осело в мышцах,
вытеснив излишнюю энергичность. Ткань постельного белья приятно ласкала кожу и
пахла самым невероятным человеком на свете — дорогим парфюмом, дымом сигарет и ещё
чем-то неуловимым, немного опасным, но дьявольски манящим. Сон соблазнительно
завлекал, звал в свои объятия, приглашал упасть обратно, но с кухни послышался
грохот и звон посуды, которые были не совсем характерны для девяти утра выходного
дня. Владелец книжного магазина приподнял над подушкой лохматую голову и
прислушался. Когда шум повторился, он все же заставил себя встать.
Хозяин квартиры обнаружился почти сразу. Кроули стоял, прислонившись бёдрами к

кухонной тумбе. Проигнорировав, как и в большинстве случаев, любую обувь, он
изредка шевелил пальцами на босых ногах. Большая вязаная кофта с деревянными
пуговицами была наброшена прямо на голое тело. На загорелой коже были отчетливо
видны синяки от тяжелых ударов и ссадины от стекла. Взгляд Азирафаэля скользнул по
ним, а в голове снова возникли образы: кривая надменная усмешка на лице когда-то
любимого человека, пылающие яростью желтые глаза, звон витринного стекла. Из
воспоминаний парня вырвал очередной звон стекла — Энтони достал с полки цветастую
чашку и швырнул ее в стоящий на полу пакет. Там уже собралась внушительная кучка
мусора — все, что осталось от других чашек, стаканов и тарелок. Он проследил
взглядом за бреющим полетом и, взяв из пепельницы дымящуюся сигарету, глубоко
затянулся. Азирафаэль на долгие несколько секунд замер, любуясь изящными пальцами с
аккуратными ногтями, на костяшках которых медленно заживали ссадины. Помявшись
немного в дверях, он все же решился задать волнующий вопрос.
— Мой дорогой, а что ты делаешь? — его голос был немного хриплым со сна, царапнуло
ощутимо горло.
Кроули поднял глаза, и секунду было ощущение, что он совершенно не узнает стоявшего
в дверях синеглазого человека, который зябко переминался с ноги на ногу. Он словно
был где-то далеко, не в своей квартире, не на своей кухне. Будто бы, даже не в
своём теле. Но стоило ему моргнуть — все мгновенно прошло. Он выдохнул дым, слегка
приподняв подбородок, и прищурил единственный видимый глаз — второй был закрыт
белой плотной повязкой.
— Убираюсь, — спокойно отозвался Энтони, сминая сигарету в небольшом блюдце,

служившим ему пепельницей.
— Но из чего… — Азирафаэль проводил прощальным взглядом кофейник со смешной

крышкой. — Мы будем пить? И… — он присмотрелся к мешку и заметил то, что когда-то
было большими синими тарелками из набора. — Есть?
Он снова посмотрел на Кроули и напоролся на широко распахнутые желтые глаза,

которые изучали его с ног до головы. Когда непослушный пациент, которого
выпроваживали из больницы всеми силами, успел содрать примочку, коллекционер не
заметил. Зато обратил внимание на воспалённую длинную полоску швов, соединяющих
кожу. Азирафаэль снова мысленно очутился в патрульной машине, которая, громко
завывая сиренами, неслась по городу в сторону больницы. Энтони то терял сознание,
то приходил в себя, и тогда его бледному другу приходилось крепко держать чужие
руки, когда тот пытался вытащить осколок стекла из собственного лица. После
феерического полета Кроули с дерева, закончившегося вывернутой под невероятным
углом рукой — это занимало второе место в рейтинге самых ужасных моментов в жизни
— Ты куда-то уходишь? — поинтересовался хозяин квартиры, засовывая руки в большие

карманы кофты.
— Что? — растерянно отозвался Азирафаэль, хмуря выразительные светлые брови.
— Ты одет, — указал на очевидное Энтони, медленно приближаясь к нему. — Даже пиджак

надел.
— Нет, я… — его пальцы нервно смяли полу пиджака.
Кроули перехватил одну руку и медленно поднёс ее к разбитым губам, чтобы

дотронуться невесомо до нежного места на запястье, где бился чужой пульс. Он весь
целиком был обжигающе горячим, словно его мучил жар или внутри закипал настоящий
вулкан. И этот неудержимый огонь сжигал каждого, кто смел бросить на человека
мимолетный взгляд, но Азирафаэля он лишь согревал, обволакивая с ног до головы.
Ластился к рукам, послушно следовал за голосом. С самого детства неукротимого
ехидного мальчишку, который сводил с ума всех учителей, мог остановить только этот
самый голос, обеспокоенный и взволнованный, но никогда не осуждающий. Об этом знали
все вокруг, за исключением самого Азирафаэля. Другой бы, возможно, во всю
использовал эту власть, а ему лишь хотелось, чтобы друг не влезал в сомнительные
авантюры и возвращался вечером в приют целый и желательно невредимый.
— Я просто привык, — осторожные пальцы нежно коснулись воспаленной кожи около

глаза. — К Габриэлю в любой момент мог кто-то прийти, поэтому…
Кроули с тихим стоном уронил свою голову на чужое плечо, упираясь лбом в мягкую
ткань.
— Он не пробовал лечиться? — глухо поинтересовался он, повернув голову на бок и
глядя на такой незнакомый знакомый профиль самого важного в жизни человека. — Как
можно жить с такими комплексами? Я подарю ему абонемент к психиатру.
— Мой дорогой! — Азирафаэль взволнованно опустил глаза, но наткнулся лишь на

ласковую улыбку.
— В любом случае, хорошо, что ты уже одет. Мы идём по магазинам, — Кроули коротко
поцеловал его в воротник рубашки и направился в спальню, до последней секунды не
выпуская из плена рук чужих пальцев.
Азирафаэль покосился на набитый осколками посуды мешок. Судя по примете, это должно
было сулить им тысячи лет беспросветного счастья. Так ведь?
— Что мы будем покупать? — взгляд владельца книжной лавки скользнул по полкам в

поисках хоть одной уцелевшей кружки, но они были девственно пустыми.
— Новую кровать! — раздался из спальни довольный возглас, а после него — грохот

развалившегося каркаса.
~~
Энтони оценивающе оглядел большую двуспальную кровать, с мягким матрасом и высоким

изголовьем. Во всем огромном магазине, заставленном кривыми и косыми предметами
мебели — она была единственным, что вызывало доверие. Не слишком высокая, чтобы не
карабкаться на неё после долгого тяжелого дня как на Эверест, и не маленькая — он
был уже достаточно зрелым и потрепанным жизнью, чтобы ценить в сексе комфорт и
удобства. К тому же, она вполне гармонировала с дизайном его квартиры. Нельзя
сказать, что он слишком этим заморачивался, но врождённое чувство стиля тенью
стояло за его плечом. Над изголовьем имелась широкая полочка для разных мелочей:
телефона, ключей от машины, очков Азирафаэля, его книг и, обязательно, для чашки
чая. Или какао.
Перед тем как зайти в мебельный магазин, они потратили уйму времени в отделе
посуды. Энтони придирчиво выбирал каждую тарелку, вертел её в руках, рассматривал
на свету. Один раз даже принюхался, чем вызвал у своего спутника широкую улыбку.
Ложки, вилки — вся утварь подверглась тщательному изучению. Удобно ли лежит в руке?
Придаёт ли еде металлический привкус? Он раздраженно отмахивался от предложенных
экземпляров, практически шипел на некомпетентных продавцов, и, вероятнее всего,
сорвался бы, если бы не мягкое и робкое прикосновение к ладони. Азирафаэль
извинялся за него, улыбался консультантам светлой улыбкой, делал комплименты их
работе. А потом Кроули увидел ее.
Самую потрясающую кружку из всех.
Обычная белоснежная кружка, ничем не примечательная, если бы не ручка, сделанная в

форме двух ангельских крыльев. Парень осторожно провёл дрожащими пальцами по ним,
улыбнулся каким-то своим мыслям и, наконец, успокоился. Азирафаэль крутил коробку с
чашкой в руках, не в силах успокоиться. Его синие глаза сияли так ярко, что
буквально могли ослепить неосторожных прохожих. На щеках горел легкий румянец. Пока
продавец оформлял их покупки и складывал в пакет, Кроули наклонился и быстро
поцеловал своего любовника в подбородок.
— У тебя, ангел, должны быть крылья, — шепнул он тихо, заглядывая в глаза. — Раз уж
ты где-то потерял их, то вот тебе новые.
Энтони осторожно опустился на кровать, оценивая ее удобство. На ней было достаточно

места для них двоих: и чтобы согревать друг друга в объятиях, и для сладкого
беззаботного сна. На самом деле, парень был готов купить любую — даже самую
дорогую. Да хоть лавку с прогнившими досками, лишь бы выкинуть из квартиры старую
мебель. Кроули подбросило на постели ранним утром, будто мысль упала на него с
огромной высоты, поразив до глубины души. Слишком много посторонних и не самых
хороших людей побывало в его квартире, а именно — на кровати. И на неё же, на
испорченную и опошленную постель, он догадался уложить Азирафаэля. Дрожь отвращения
снова сотрясла тело модели, отдаваясь болью в груди — и в рёбрах, и в сердце.
Поэтому стоило солнцу подняться над городом, парень выбрался из сладких тёплых
объятий и отправился уничтожать все, что могло нести на себе отпечаток кого-то
чужого, лишнего в его жизни, ненужного. Возможно, он бы и квартиру поменял, но
слишком уж она полюбилась бывшему воспитаннику детского дома. А ремонт можно
сделать в любой момент. Энтони попружинил на матрасе, упираясь ногами в пол. Ему
так сильно хотелось, чтобы единственное тело, кроме его собственного, которое бы
знала постель — был его потрясающий и невероятный любовник. Со всеми страхами,
комплексами, проблемами и прочими неприятностями. И, конечно, со всеми стонами,
нежными улыбками, старинными книгами и странными шутками. Душ. Определенно,
следующее, что нужно поменять — это душевая кабина и ванна.
— Мой дорогой! — окликнул его Азирафаэль, который спешил и прижимал к груди ворох
самых разнообразных подушек.
— Я думаю, лучше всего подойдёт эта, — приглашающе похлопал по постели Кроули. —

Она менее всего похожа на гроб. Как тебе, ангел?
— Мне? — удивленно переспросил коллекционер и охнул, когда его настоятельно

потянули за рукав, заставляя сесть.
— Подразумевается, что мы вместе будем на ней спать, — Энтони едва заметно

покачивался из стороны в сторону, что выдавало его нетерпение и заинтересованность.
— И не только… спать.
— Кроули… — Азирафаэль заметно покраснел и смутился, крепче прижимая к себе

подушки.
— Если я не ошибаюсь, то старую кровать как раз сейчас вывезли из квартиры, —

сверился с часами злостный манипулятор. — А ты обещал обо мне заботиться. Я же не
могу спать на полу…
— Ох, мой дорогой… — обреченно прошептал владелец книжного, пряча своё лицо на
чужом плече.
— Ну? Так что? Как тебе постель? — он обнял любовника за плечи, прижимая к себе
крепче.
Азирафаэль ничего не ответил, продолжая краснеть своими чувствительными аккуратными

ушами. Кроули лишь усмехнулся, устало зарываясь носом в его волосы.
— Ладно, ответишь, когда мы ее опробуем.
— Я больше не пойду с тобой в магазин… — послышался приглушенный кожаной курткой

голос.
Энтони засмеялся, запрокинув голову. Не важно, сколько болезненных и неправильных

воспоминаний таилось у них в душе. Они сотрут каждое и заменят самыми счастливыми и
яркими, которые будут согревать их души до самого последнего вздоха. И если через
много-много лет он умрет в этой самой кровати, крепко сжимая такую нежную и любимую
руку — Кроули совершенно не против.
========== Day 21. (51) ==========

тема 21 (51) дня: купить цветы для другого
я опять же немного отошла от темы, потому что вопрос цветов и Кроули, мне кажется,
избит уже во все плоскостях. мне не хотелось никого повторять или пытаться
изобрести велосипед, поэтому я слегка своевольно подошла к этой теме. Надеюсь, Вы
простите меня 💝
Существует множество легенд о прекрасном цветке — эдельвейсе. Его фото я выставлю в

твиттере, чтобы Вы разделили со мной это волшебство. так же, и упомянутые ниже
моменты имеют место существовать в качестве легенды.
Здесь будут несколько заложенных идей — элементарная и та, что намного глубже.
Надеюсь, Вы и её сможете увидеть. 🌸
В итоге:
ER, романтика, нежность, легенды
Ну что же, вот и завершающая второй круг десятка пошла. 🌟 Мне так уютно в этом
фендоме, с этими героями. Я действительно счастлива, когда пишу о них. И когда Вы
читаете, спасибо Вам большое.
И за помощь с опечатками 🌟🌸 Без Вас я бы сошла с ума. Вы такие прекрасные и

волшебные, что у меня нету слов. Спасибо Вам
Искренне Ваша, Хори-Хаул 🐍
“За что держусь —за воздух.
Ты знаешь, это просто.
Пойдём, я научу тебя летать.
За что держусь — за воздух.

Искать опору поздно.
Однажды я сумела птицей стать.»
(с)
Встречали ли Вы когда-либо циничных людей? Тех самых, которые высмеивают красивые и

романтические истории о любви, ищут во всем подвох и обман, сжигают книги о любви
на заднем дворе своего дома. Людей, глаза которых отсвечивают льдом и равнодушием,
прожигающими собеседника насквозь. Эти люди, на самом-то деле, если между нами и по
секрету, когда-то были самыми настоящими и искренне верящими романтиками,
подарившими своё хрупкое сердце однажды не тому человеку. Или же какой-то прохожий,
спешащий по своим очень важным делам, случайно толкнул их под локоть. И прекрасное
хрустальное сердце, оглушающее своим стуком каждого, кто находился рядом, разбилось
о жестокую реальность. Представляете ли Вы, как холодно и пусто этим людям, в груди
которых абсолютная пустота? Там ледяной ветер гуляет, словно у себя дома, гудит
низко и страшно, ворочает потемневшие от времени осколки сердца. Эта дыра в груди,
которая по ночам так сильно болит, а днём ее приходится маскировать одеждой,
заставляет их постоянно защищаться, избавляться от намека даже на мысль, что
прекрасная нежная и светлая любовь где-то есть…
Есть такая прекрасная мудрость, что люди приходят в нашу жизнь, чтобы чему-то
научить, что-то исправить и что-то привнести. Кто-то бежит им навстречу, широко
раскрыв свои объятия. Циничные люди прячутся за закрытыми дверьми, гасят свет и
сидят, прижавшись к ним спиной, только бы не пустить никого. В преграду могут
постучать — два коротких удара — и уйти, не дождавшись ответа, могут заглянуть в
окно. Но обязательно найдётся тот, кто тихо постоит около двери, всматриваясь в
мелкие царапинки на старом дереве, а потом толкнёт осторожно двумя ладонями,
миллиметр за миллиметром открывая себе путь. Медленно и тяжело, но упорно. А когда,
наконец, проберется внутрь, зажжет свет и вдруг улыбнётся — приветливо и очень
нежно — подберёт пыльные осколки и соберёт из них, расцарапывая ладони, словно из
упавшей и разбившейся звезды — прекрасное сердце. И вдруг окажется, что книги о
любви приятнее читать вдвоём, устроившись на тесном старом диване, а не уничтожать
в огне. И слова о любви, которые шепчешь тихо на чужое ухо — не лживая чепуха, а
то, что невозможно удержать в себе больше ни секунды. И вдруг появляется жгучее
желание делать что-то для другого, чтобы увидеть на таком красивом лице улыбку, ту
самую — очень добрую и приветливую.
Камень крошился под руками, куски то и дело откалывались от скалы и летели вниз.
Кожа на кончиках пальцев совсем облезла, их щипало от любого движения, и пыль
прилипала к ладоням. Мышцы ломило от напряжения и усталости, колени подрагивали,
когда он упирался в очередной выступ. Носы ботинок были покрыты царапинами. Очки
слетели пару десятков километров назад, когда он неосторожно мотнул головой, чтобы
избавиться от раздражающей капли пота на виске, а его прекрасные очки из последней
коллекции спикировали вниз. Краем подсознания он даже услышал, как они разбились
где-то о камни. Теперь чувствительные к яркому свету глаза жгло солнце, слепило их
нещадно. Мужчина несколько раз огрызнулся в его сторону, в сердцах обозвав звездой-
переростком и перезрелым апельсином. Но несмотря на усталость, на истраченный запас
чудес, которые несколько раз спасли его от бесславного развоплощения после удара
спиной о камни, на промокшую насквозь футболку и разодранные джинсы, он упрямо
карабкался вверх, кусая гудящие губы.
Демон попытался вспомнить, когда он последний раз забирался так высоко, когда
чувствовал свежий холодный ветер на своём лице, когда смотрел на этот странный и
такой удивительный мир сверху, с высоты… полета. В рот забилась сухая пыль и
каменная крошка, пришлось сплюнуть куда-то в сторону, хотя сухость никуда не
делась. Хотелось пить. И отпустить руки. А лучше — оказаться в другом месте, где
так сладко пахнет шоколадом, свежими простынями и книгами. Казалось бы — закрыть
глаза и просто представить, как делаешь шаг в сторону, а под ногами оказывается
старый мягкий ковёр, за окнами —проносятся машины, а люди тихо переговариваются,
пока бегут по своим крайне важным и неотложным делам. И плевать, что за это
придётся потом отписываться тонной бумаг, юлить и стелиться перед начальством.
Хотя, возможно теперь никто и не пытается отслеживать его? Но рисковать не стоило.
Определённо, оно того не стоило. Не этих сладких, до сжавшегося горла, вечеров, на
одном диване с бутылкой сладкого старого вина.
Когда стертые и гудящие ладони коснулись выступа, в груди все завибрировало от рыка
облегчения, стремящегося вырваться наружу. Но почему-то этот самый рык сорвался не
с его губ, а донёсся откуда-то издалека, приумноженный громогласным эхом. Кроули
ударился локтем о скалу и обернулся, всматриваясь в шапки снега на верхушках.
Белизна практически ослепляла. Снег сверкал на солнце, словно ворох драгоценных
дорогих камней. Звук повторился, и на этот раз определенно не имел никакого
отношения к демону. Кроули закинул рюкзак на выступ и залез сам, упираясь коленями
в землю. Острый слух уловил скрежет когтей о камень, они оставляли после себя
глубокие борозды. К нему кто-то приближался, и мужчина практически видел, как оно
скалит зубы и рычит на него, предвосхищая забавную охоту. Демон оскалился в ответ,
желтые глаза с вертикальными зрачками блеснули предвкушением. Давно он не встречал
кого-либо, кого можно с чистой совестью разорвать на части. Внутри все закипело,
перья на эфемерных крыльях топорщились, выдавая нетерпение.
Они выступили, казалось бы, из самой горы. Прекрасные девушки с длинными волосами,
которые трепал хулиганистый ветер. Кроули медленно выпрямился, вытирая грязные руки
прямо о штаны — в любом случае их было уже не спасти. Противниц было пятеро: в
серых длинных платьях, они представляли собой идеал красоты. Молодые, утонченные
черты лица, широко распахнутые черные глаза. Все портили только острые прочные
когти на руках, позволяющие передвигаться по горам с невероятной скоростью. Девушки
смотрели на возмутителя спокойствия равнодушно, но их губы подрагивали, выдавая
раздражение и враждебность. Взгляд демона скользнул по существам, по изящным
запястьям, по нежной на первый взгляд коже… а за спинами девушек он увидел то, за
чем, собственно и прошёл весь этот путь. И без чего не собирался уходить.
Прекрасные белоснежные цветы, которые завораживали, приковывали к себе внимание,

поражали в самое сердце. Будто бы серебряные далекие звезды упали, задетые
случайным движением, и зацепились за верхушки гор. На них ещё виднелась космическая
пыль, брызги млечного пути и остатки умирающих галактик. Цветок, который случайно
обнаружили люди и пали жертвами его невероятной красоты. О, сколько людей сорвалось
и разбилось в погоне за ним, сколько девушек остались безутешно плакать у подножья
гор… Были и такие смельчаки, которым удавалось добыть желаемое и вернуться, чтобы
доказать свою любовь. Но очень скоро их почти не осталось, потому что сохранность
«упавших звезд» стали охранять безутешные одинокие чудовища. Демон медленно
облизнул губы, пытаясь предугадать, что же будет дальше.
Уходить без эдельвейса он был не намерен.
— Отступись, — сказали все пятеро хором, делая к нему один шаг. — Уходи и не
оглядывайся.
Девушки говорили одновременно, словно одна, но голоса разносило эхо, ударяя о

вершины,и возвращало обратно, чтобы обрушить на голову Кроули. Тот в свою очередь
стянул с плеч чёрную пуховую куртку, которую позаимствовал у кого-то по пути
наверх, и бросил ее себе под ноги. Черты его лица заострились, на загорелой коже
проступили мелкие чёрные чешуйки. Жёлтый цвет полностью заполнил глаза, раздвоенный
язык попробовал запахи на вкус.
— Уходи, иначе умрешь, — повторили голоса, а создания подошли ещё ближе.
— Мне нужен цветок, — твёрдо отозвался демон, расправляя плечи. — И я его возьму.
Лишь один.
— Нет, — на прекрасных лицах отразилась злость и брезгливость, стали видны острые

длинные зубы.
— Буду я ещё разрешения спрашивать, — усталость превратилась в раздражение. — Меня

вы не сбросите вниз так легко, как смертных.
Они двинулись друг к другу одновременно. Девушки потянули руки с опасными острыми
когтями, а демон широко раскрыл смертоносную пасть. Лучи отразились в ядовитых
клыках. Одну Кроули откинул легким движением руки, словно отмахнулся от назойливой
мухи. Другая воспользовалась шансом и вонзила когти в его плечо. Демон дернулся и
зашипел, отшатываясь в сторону. На снег упали горячие, тёмные бордовые капли, белый
ковёр таял под ними. Удар тяжелого хвоста отшвырнул напавшую к самому краю, но она
спокойно поднялась на ноги и бросилась обратно. Кроули крутанулся на пятках,
готовый вступить в более серьезный бой, но чужая ладонь незаметно оказалась на
пути. Он врезался в неё грудью, и на мгновение ему показалось, что его все-таки
развоплотили. Демон увидел все происходящее будто бы издалека: свое наполовину
антропоморфное тело, разорванное плечо, застывший вокруг страшных духов, орошенный
кровью снег…
А ещё он увидел Азирафаэля. С его невероятно синими, словно сапфиры, глазами,

доброй ласковой улыбкой, тихим мягким смехом. Как он невесомым движением касается
своих светлых кудрей, как тихо подходит со спины и обнимает, утыкаясь носом между
острыми лопатками. Как зевает, закрывая ладонью лицо, после долгой бессонной ночи,
лохматый и ленивый. Как сам Кроули мечется по пылающему магазину, глотая слезы и
царапая ногтями дорогой паркет. Как они держатся за руки ночью, после неожиданно
предотвращенного конца света: просто сидят за столом на кухне в квартире демона
напротив друг друга и держатся за руки, словно маленькие дети. Он впервые заметил,
какие у ангела мягкие, нежные руки с красивыми ногтями и переплетением линий на
ладонях.
Увидел его сквозь все время и пространство, которое они провели на земле вместе:
пока мирились и ссорились, огрызались и извинялись, делили последний глоток вина на
двоих и защищали друг другу спину, подставляясь под разящий клинок как Небес, так и
Ада. Полный боли чужой взгляд, когда они расходились, бросив в лицо собеседнику
что-то колкое и ехидное, и радостную улыбку, когда вдруг замечали в толпе знакомую
макушку или слышали родной голос. Невероятно ярко вспыхнуло воспоминание о дрожащем
смущенном ангеле, который закрывал ладонями пылающее лицо, но следовал тихой
просьбе и раскрывал бедра шире, изгибался в загорелых заботливых руках, всхлипывал
в чужие губы. И снова были те самые руки, с россыпью вен, таких трепетно нежных,
царапинками от страниц книг и запахом мыла.
Создание отпустило демона из плена, дав возможность отстраниться. Кроули пришёл в

себя, возвращаясь в собственное тело. Секунда ушла на то, чтобы вспомнить, что он
где-то в глуши, в окружении снега и врагов. Ещё одна — клацнуть ядовитыми зубами,
предупреждая о готовности сражаться до конца. Но девушки вдруг отступили,
выстраиваясь в ровный ряд. Та, что ударила его, стояла в центре, ее чёрные,
бездонные глаза смотрели точно на демона, изучали его, глядели совсем по-новому.
— Тот, что достоин… — сказали стражницы «упавших звезд», чуть склоняя головы.
У центральной девушки в руках появился эдельвейс — бесконечно волшебный, нежный и

завораживающий. Она медленно подошла, чтобы вложить дар в загорелые разодранные о
камни ладони.
— Лишь тот, кто носит в своём сердце настоящую, обжигающую любовь, имеет право
забрать эдельвейс с собой, — сказала женщина, на этот раз только она. — Пусть он
станет талисманом, что будет оберегать вас. Как и мы.
Кроули, который успел принять свой обыкновенный облик, наклонился, чтобы

рассмотреть острые лепестки, почувствовать сладковатый аромат. Когда мужчина
выпрямился, перед ним стояли четверо, практически одинаковых, прекрасных девушек.
Они улыбнулись ему самыми краешками губ, после чего бросились в рассыпную. Снег
едва ли хрустнул под их ногами. Тихий шепот зашелестел между горных вершин.
Повреждённое плечо горело от боли, усталость снова навалилась, погребая под собой.
Демон медленно опустился на снег, вытягивая гудящие ноги. Одной рукой аккуратно
удерживая цветок, он вытащил мобильник с длинной трещиной через экран и набрал
такой важный и родной номер. Спустя несколько гудков трубку подняли.
— Ангел.
— Кроули, ох, мой Бог! Где ты?! Куда ты пропал?
— Ну, знаешь… Был занят, делал… дела.
— Дорогой мой… — в голосе Азирафаэля смешалось облегчение, нежность и осуждение.
— Не мог бы ты, ну знаешь… — Кроули закрыл глаза. — Я где-то оставил машину и…
Договорить демон не успел, когда почувствовал чужие тёплые руки на своём лице. Звук
города обрушился на него неожиданно, словно кто-то нажал на кнопку: смех детей,
гудки машин, шелест книжных страниц. И белоснежных, огромных крыльев. Ангел
опустился рядом, осторожно обнимая бедового возлюбленного за плечи, и тут же
испачкался в горячей крови.
— Кроули! Что… Ты где был?!
Кроули медленно открыл глаза, втягивая одуряющий запах любовника, пропитываясь им

до самого нутра. Выразительные брови изогнулись тревожно, а сладкие губы сжались в
одну линию. Синие глаза, распахнутые удивленно, блестели, отражая заглядывающее в
магазин солнце.
— Я… чуть не упал, — улыбнулся демон, жалея вдруг свою забытую в горах куртку. — Я
принёс тебе подарок. Поздравляю с годовщиной.
В руки удивленному Азирафаэлю легла упавшая с небес звезда, замерзшая на вершине

высокой горы, которую достал для него самый невероятный и безбашенный демон.
Эдельвейс так ладно и правильно смотрелся в его ладонях, будто созданный специально
для ангела.
— Но это же… — прошептал хозяин книжного магазина, сглатывая. — Я мог превратиться

в одну из этих..?!
Глядя на одновременно счастливое и озадаченное лицо любимого, Кроули тихо

рассмеялся и тут же дернулся от пронзившей плечо боли. На него легли осторожные
пальцы, тёплый свет заискрил между ними, залечивая глубокие раны, соединяя
разорванные мышцы и кожу.
— Ты сомневаешься во мне, ангел? — тихо зашипел демон, утыкаясь лицом в изгиб

нежной шеи.
Азирафаэль засмеялся ласково, и, только услышав этот звук, Кроули почувствовал себя
дома.
— Никогда, мой дорогой, — ангел любовался своим подарком и улыбался бессовестно

счастливо. — Спасибо тебе.
Говорят, что изредка, если поздней ночью пройти мимо старой книжной лавки и
заглянуть в темное окно, можно увидеть очертания прекрасной девушки в длинном
платье и чёрными, словно сама ночь глазами. Она стоит посреди зала и оберегает
покой двух любящих друг друга существ — ангела с нежной улыбкой и демона, в груди
которого таится необъятное искреннее чувство.
Любовь, возрастом в шесть тысяч лет.
Плюс-минус несколько дней.
========== Day 22. (52) ==========

тема 22(52) дня: соревноваться
с этой темой к меня возникли проблемы, я переписывала раза три точно, меняла
вселенные и ситуации. график работы в этом году сводит меня с ума, постоянная
беготня, начало творческого сезона вообще кромешный ад. но я верю, что сейчас
пройдёт большое мероприятие и станет немножко легче. по крайней мере, возможно, я
смогу вылечиться до конца.
Но тем не менее, мне до смерти захотелось написать об этих ребятах. Так, что завтра
я вероятно просплю большую часть работы, но это того явно стоило. Я соскучилась
Вами и за моими (и ПратчетоГеймоновскими конечно) мальчиками 🥰
🌟 Отсылки 🌟 они тут есть, их тут много. Вы же знаете, как я люблю пасхалки и
отсылки. Тут даже есть одна сюжетная линия, которая поставила сначала в тупик меня
и Мири, а потом взорвала наши сердца.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Баал/Габриэль, Адам, Варлок из работы «Серая шкура, Красная
шапка...» (https://ficbook.net/readfic/8557667)
ER, hurt/comfort, нежность
Спасибо Вам за помощь с опечатками и ошибками. Вы делаете невероятную работу.

Спасибо за Ваше терпение и помощь 🥰
Искренне Ваша Хори-Хаул 🌸
Вся наша жизнь — одно затянувшееся соревнование. С предрассудками, со страхами, с
ошибками. Со смертью. Каждый новый день, когда солнце поднимается из-за горизонта и
забирается на небо — очередной раунд. Не зря нас так сильно цепляет смотреть за
состязаниями по телевизору: за олимпиадами, за чемпионатами. Дух соперничества
заложен в нас, в самое основание человеческого существа. Мужчины сражаются за
внимание возлюбленной, за пальму первенства на работе, за более высокий доход, за
крутые машины. Женщины — вгрызаются зубами друг другу в глотки за своих партнеров,
за успехи своих детей, за такие же платья и цвет ногтей. Для детей всегда главной
причиной ссор будет внимание матери, одобрение отца, авторитет в классе и симпатия
вон того симпатичного мальчика. Как только из жизни или счастливых отношений
пропадает эта приправа — возможность упустить что-то, показаться хуже, отстать — то
человеку становится скучно. Казалось бы, в здравом уме человек не потащит любовника
в свою спальню, но привкус опасности, возможность оказаться застуканным, в конце
концов, элементарное любопытство — повезёт тебе в этот раз или нет — оказывается
сильнее. Ведь если так представить на секунду — смерть это лишь проигрыш, когда ты
бежал слишком медленно, оступился неудачно или просто банально устал.
Но есть особенная порода людей, удивительная, можно даже сказать — странная.

Элитная. Люди, для которых постоянное соревнование стало смыслом жизни. У них за
спиной не остаётся ничего. Ни любящей семьи, ни тёплого дома, где посреди ночи
горит свет, ни толстого рыжего кота с пушистыми длинными усами. Абсолютно ничего,
что могло бы оттянуть их от края, уговорить сделать шаг назад, не рисковать. У них
крылья носа трепещут, стоит только почувствовать этот неуловимый, но такой желанный
запах — опасности и адреналина. Ядовитая смесь, которая вызывает мгновенное
привыкание, самый опасный из наркотиков — с неё уже не слезть. Человек продолжает
бежать, улыбаясь все шире, пока однажды не рухнет безжизненной куклой под ноги
другим участникам. И даже тогда на застывшем словно фарфоровая маска лице будет
только счастливая улыбка. И, возможно, немного сожаления, что эта гонка закончилась
так быстро. Кто-то перешагнет их, не обратив внимания на потерю в рядах, кто-то
укажет пальцем и покачает головой — сумасшедшие наркоманы. А кто-то остановится и
опустится на колени, чтобы нежно пригладить взъерошенные волосы и неодобрительно
покачать головой. И стоит только моргнуть — они пропадут: и упавший, и прохожий.
Гонка продолжается.
Квартира, в которой собрались гости, была на девятом этаже. Большая, светлая и

очень-очень тёплая. С самого порога в нос ударил запах уюта и какой-то невероятной
любви, о которой только фильмы снимать — обязательно со сценой признаний под
дождем, сексом в ванне и девушки в белом свадебном платье в самом конце, перед
титрами. Смешно? Кому-то может и да, но не в тот момент, когда это ощущение
затапливает тебя, наполняет легкие и колет кончик языка. Кухня была совмещена с
гостиной, что и понятно: когда в доме дети, за ними нужен глаз да глаз. Чем меньше
стен, тем лучше. У них может и есть уши, но вот громкого голоса и пары сильных рук
не хватает. В квартире был тёплый и очень мягкий воздух, не царапающий душу
чувством одиночества и не забивающийся под ногти, когда раздираешь подушку в плену
очередного кошмара. Фотографий на стенах не было, что было вполне понятно. Мало ли,
кто мог оказаться на пороге, куда бросить неосторожный взгляд. Хозяева апартаментов
так долго скрывали свою личную жизнь от всех, а значит — разбирались в необходимых
мерах предосторожности.
Стол в гостиной был большой, деревянный, все как полагается. С красивой скатертью,
сделанными в ручную салфетками и вазой с цветами. Был большой электронный камин,
который отбрасывал длинные танцующие тени на пол и тихо потрескивал. Звук хоть и
доносился из динамиков, но был таким уютным, что все мысли о фальшивке быстро
исчезали. Из раритетного магнитофона доносилась приятная музыка, которую по сути
знал каждый — где-то когда-то слышал, может напевал друг или просто крутили по
радио. Посреди стола возвышались два двухъярусных торта. Один полностью покрытый
шоколадом, украшенный фигурками супергероев и ягодами, второй — ореховый, с
моделями молекул и атомов, летающими тарелками и странными зелёными существами по
краям. От задутых недавно свечей приятно пахло воском, они слабо дымились и обещали
исполнения самых сокровенных желаний именинников.
Пока готовился кофе, а дети с громкими криками разворачивали свои подарки, до

которых пытались добраться с самого утра, один из гостей неслышно выскользнул на
балкон, затворив за собой стеклянные двери. Вид на город открывался невероятный. В
вечерних сумерках ярко горели огни многоэтажек и магазинов. Машины неслись друг за
другом, оставляя размытый след света от фар. В воздухе витал запах мокрого асфальта
и свежести. Капли, оставшиеся от прошедшего недавно дождя, дрожали на стёклах,
словно пытались удержаться, но все же срывались вниз. В своём роде очередное
проигранное сражение. Только в масштабах одной отдельно взятой дождевой капли.
Кроули вдохнул эту свежесть, едва заметно морщась от боли в ноющей груди. Опираясь
на красивую резную трость, он медленно прошёл к открытому окну и облокотился на
поручень. Трость зацепилась ручкой за подоконник и повисла, покачиваясь из стороны
в сторону. Чиркнула в полутьме зажигалка, высвечивая его худое лицо. Напоминанием
обо всем случившемся остался разве что небольшой ожог на правой стороне его лица,
задевающий висок и скулу, да белесый шрам на губах, в самом уголке. Зубы крепко
сжали фильтр сигареты, приятное тепло мгновенно разлилось по телу, успокаивая
нервы. Легкая улыбка все же появилась на лице мужчины, вопреки его желанию.
Он вспомнил как на самом пороге, когда его все же затащили внутрь, он напоролся
взглядом на двух мальчишек. Один чуть выше, второй — румянее. Варлок был копией
своего отца, но вот глаза ему достались от матери. Такие же пронизывающие до самых
костей, внимательные и чертовски красивые. Парнишка смерил гостя подозрительным
взглядом и буркнул что-то сквозь сжатые зубы, отворачиваясь.
— Он не любит чужих, — вступился второй, его брови тревожно изогнулись. — Но мы все

равно очень тебе рады.
Адам был совсем другим. Светловолосый и улыбчивый. Если бы такое можно было
предположить, он больше походил на сына Азирафаэля. Такой же светлый и добрый.
Энтони прикинул, мог ли это быть сын любителя блинчиков и старых книг? Габриэль и
Баал усыновили парня, когда тому было несколько лет отроду. Эта история была
странная и не совсем законная, судя по лицу Габриэля. Но Кроули не собирался
выпытывать эту информацию, она его не касалась. Достаточно было того, что Адам
протянул свою руку, не сводя внимательного взгляда с нового знакомого. Где-то в
глубине его глаз мелькнуло что-то до боли знакомое, ледяной отблеск, стальной и
жестокий. Но спустя секунду и одно единственное моргание все прошло. Мальчик кивнул
и улыбнулся.
— Ты спас нашу маму, — холодные пальцы крепко сжали загорелую ладонь. — Спасибо
большое.
— Спасибо… — глухо сказал его брат, засунув руки в карманы темной толстовки. — Было
бы… печально.
Энтони тихо хохотнул, крепче сжимая зубами сигарету. Поймав ее двумя пальцами, он
отвёл руку в сторону и выдохнул в темное небо дым. Сквозь него звезды было видно
чуть хуже, но они оставались все такими же яркими и далекими. Мужчина вспомнил, как
видел их — равнодушные и холодные — в прицел своей винтовки, когда лежал в засаде в
старой разрушенной хижине. Сухие из-за жажды губы чесались от пыли, а уставшие
глаза так и норовили закрыться. И ледяные искры в чёрном небе были его
единственными собеседниками. Они на самом деле знают о нем так много, что впору
залезать в ракету и лететь туда, наверх, чтобы перестрелять каждую из них. Но
звезды высоко, лететь до них — далеко. Да и старый он уже для таких приключений,
хотя в груди что-то зашевелилось от мысли, как это было бы... прекрасно. В кармане
рюкзака лежал приказ об отставке, который каждый раз жёг его покрытые шрамами руки.
Он не выполнил задания, дал уйти главному преступнику, нарушил всевозможные
правила. «Вероятно, потерял сноровку и все-таки пора на заслуженный отдых». Про
заслуженный отдых он не спорил. Давно прошёл этот юношеский запал, желание
захватить всех преступников на свете. Их заменило понимание — ты ловишь одного, а в
это время трое новых находят своё первое оружие и грабят ближайший ларёк.
Усталость, разочарование, ночные кошмары… Он буквально чувствовал, как заплетаются
ноги, как тяжесть наливается в мышцах, как легкие слипаются от отсутствия
кислорода.
— Вафли или жизнь… — раздалось из-за спины, а между лопаток упёрся чужой палец. —
Не делай резких движений.
— Или ты затыкаешь меня до смерти? — прищурилась жертва произвола и послушно

подняла руки.
С сигареты на пол упал пепел, а по его бокам и груди скользнули чужие очень
ласковые руки. Пальцы смяли темную рубашку и пиджак, тёплое дыхание обожгло
затылок. Одна ладонь легла точно туда, где билось чужое сильное сердце, а вторая —
на живот, едва ощутимо поглаживая. Бывший снайпер перенёс вес с больной ноги
полностью на здоровую и откинулся назад, ощущая, как надежно и крепко его держат.
Поспешно перехватив сигарету в другую руку, он повернулся к подошедшему любовнику.
Азирафаэль очень приятно пах чаем и сладким кремом, который уже успел попробовать.
В волосах у него запутались цветные бумажные круги, оставшиеся от хлопушек.
— Почему сбежал? — поинтересовался Азирафаэль, касаясь кончиком носа свежей

татуировки на чужом виске.
— Я не сбегал, — Кроули указал сигаретой в сторону наглого нападавшего. — Просто

вышел подышать.
— Подышать, — с сомнением сказал Серафим, глядя на никотиновую бумажную палочку,

зажатую между загорелыми пальцами.
— Не привык я когда так… — мужчина мотнул головой, пытаясь подобрать слово.
— Спокойно?
Азирафаэль выпустил его из объятий и встал рядом. Осторожно выудив из руки

сигарету, он глубоко затянулся, щуря свои невероятные глаза, похожие на те самые
звезды, что возвышались над снайпером посреди безлюдной пустыни. Кроули легко
хлопнул парня, который оставил свою красную шапочку на краю обеденного стола, по
руке и отобрал своё.
— Каждый мой день был бесконечным соревнованием, дуэлью с собственной смертью, —

бывший снайпер чуть зажмурился, когда Азирафаэль аккуратно снял с его лица чёрные
очки. — Мы засыпали бок о бок, вставали с утра и начинали все заново. Тогда в твоём
магазине она впервые подобралась ко мне так близко.
— Поэтично, — одобрительно улыбнулся Азирафаэль и, озябнув, подался к любовнику,
пригреваясь в объятиях.
— Не то слово, — Энтони настойчиво засунул чужие руки в свои карманы, для верности
накрыв одну своей. — Мы всегда тщательно выискивали любые слабости, каждую
возможность побольнее ткнуть. Поэтому моя жизнь не включала в себя семейных
праздников, секса по утрам и детей.
— Варлок хочет показать тебе свою коллекцию роботов, — Красная Шапочка довольно
улыбалась, согреваясь теплом тела рядом, снайпер всегда был таким чертовски
горячим, его кожа была словно жидкий огонь. — А Адам говорил что-то о заговоре
инопланетян и фальшивом министре.
—Я не знаю новых правил этой гонки, ангел, — неуверенно признался мужчина и

потушил сигарету. — Не знаю, что мне нужно делать.
— Ничего страшного, мой дорогой, — Азирафаэль высвободил свою руку и положил ладонь
на щеку любовнику. — Мы научимся, вместе. Это тоже очень даже интересная дуэль.
Коллекционер-контрабандист приподнялся на носочках и коснулся чужого уха своими

губами, на мгновение прикусывая чувствительную мочку.
— Можно иногда пропускать и семейные обеды… И немножечко обманывать детей… — Тихо

зашептал он. — Но вот утренний секс стоит того, поверь мне. И, конечно, вафли.
Энтони засмеялся, опуская лоб на удобно подставленное плечо, и крепко обнял

невероятного человека, который так счастливо и довольно улыбался, что затмевал
своей улыбкой все звезды, все галактики, все светила. И наверное можно попробовать
заново научиться ходить по небу, крепко держась за протянутую ладонь. И иногда
приходить на семейные обеды, чтобы видеть улыбку Баал и краснеющего от ее очередной
выходки Джибриля, ловить брошенный прямо в затылок баскетбольный мяч и потом до
темна обыгрывать одиннадцатилетних мальчишек на улице. А потом до самого утра
готовить на собственной кухне вафли, обжигаться и ронять вещи, потому что чужой
горячий рот так настойчиво отвлекает.
И, может быть, открыть небольшой цветочный магазинчик рядом с новой книжной лавкой
на углу. И работать в нем с девяти до шести. По выходным — до четырех. И выходной
по средам, потому что в среду нужно отдыхать. А если бы можно было через интернет-
магазин посылать кому-то в подарок букет цветов и какую-нибудь интересную старинную
книжку?
Это соревнование отличается от того, что он начал в самом детстве, когда впервые
подрался. Оно не лучше и не хуже, оно просто другое. Но возможно, и оно окажется
таким же захватывающим и интересным. И пусть его смерть притаилась где-то за углом,
переводя дыхание и утирая выступивший на белом костяном лбу пот, он все же
продолжит бежать.
Просто теперь — не один.
========== Day 23.(53) ==========

тема 23(53) дня: состариться вместе
На это исполнение меня вдохновила потрясающая песня Ed Sheeran- Autumn leaves. Если
Вы включите её в качестве фона, то я уверена, сможете почувствовать атмосферу,
заложенную в текст ниже. Мы переплываем в осенние дни, более холодные, но от этого
даже более уютные и наполненные любовью.
Ниже будет немного стекла, чуть драбленного в мелкую стеклянную пыль. Жуйте
аккуратно, не торопитесь. Но стекло это как из-под банки с вареньем. Сладкое и
вкусное.
Меня просто завораживают фотографии пар в возрасте. Они такие счастливые и

прекрасные, что сводит горло. Так хочется такой же истории и страшно, что такого не
будет. Поэтому мне было так сладко и горько одновременно исполнять этот день.
Надеюсь, Вам будет вкусно.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Адам/ОЖП, Варлок/ОЖП
Смерть основного персонажа, ER, hurt/comfort, романтика, нежность.
🌟Отсылки. Их здесь снова есть, несколько — явные и не очень. Надеюсь, Вам будет
интересно их поймать.🌟
С этой частью мне понадобится Ваша помощь с вычиткой особенно. С утра важная
репетиция, я просто не успеваю не причесать. Простите, если опечатки испортят Вам
прочтение, мне очень очень жаль. И спасибо всем тем, кто помогает мне причёсывать
прекрасных мужей Вам нет ценны, Вы невероятны. Спасибо
Искренне Ваша, Хори-Хаул 🍁🍯
Another day another life
Passes by just like mine
It's not complicated
Another mind
Another soul
Another body to grow old
It's not complicated
Все сказки, даже самые прекрасные и волшебные, имеют одно отвратительное свойство —
заканчиваться. И случается это, как правило, очень неожиданно, но вполне
предсказуемо. На фоне начинает играть какая-то нежная музыка, которая как бы
подводит итог всего случившегося, периодически могут мелькать черно-белые
воспоминания — самые трогательные моменты, которые должны были запомниться и
тронуть нежную душу слушателя и зрителя. На фоне красно-желтого закатного неба, по
которому расползаются белоснежные набухшие облака, медленно начинают ползти титры.
Не очень большим шрифтом, чтобы не отвлекать внимание от последнего самого сладкого
поцелуя, который обещает, что дальше все будет только счастливо и очень-очень
долго. И история заканчивается, дальше идут только благодарности спонсорам, авторам
и прочим причастным к созданию красивой истории личностям. Но все-таки, что же там
дальше, за титрами? Ведь для героев ничего не заканчивается. Солнце продолжает
садиться, потом наступает ночь, а после — новый день. И история продолжается,
минуты складываются в часы, часы — в дни, те в свою очередь — в месяцы и годы. Как
же все там, куда уже не пробиться любопытному взгляду прохожих и зевак? Покажите
нам ещё несколько дней, месяцев или лет, пожалуйста. Нам не будет слишком много, мы
лишь хотим ещё чуть-чуть полюбоваться этим волшебным счастьем…
Человек, привыкший к формальностям, ищет их в своей жизни каждый день. Если нет
страшной и тревожной музыки, значит темная безлюдная подворотня не может быть
опасной, смело стоит ступать. Вот звонок телефона, который не сопровождается
крупным планом имени звонящего, а время не замирает на несколько секунд, пока
владелец идёт к нему — значит звонок не несёт в себе ничего тревожного, ничего
печального или долгожданного, вполне себе обычный жизненный момент. И нет умного
закадрового голоса, который может вовремя предостеречь или подсказать более
правильное решение. А в произошедшем не всегда можно узнать последствия однажды
совершенных поступков. И конечно, если на заднем плане ты не видишь медленно
ползущих титров, значит это ещё не конец и впереди ещё столько времени, чтобы
извиниться, признаться в любви, позвонить давно забытому человеку… И переход между
какими-то событиями не умещается в один удачно взятый ракурс бушующего моря или
летящих птиц, он тянется очень долго, день за днём, минута за минутой. Но возможно,
в этом и заключается наше огромное счастье. Что в отличие от сказок, мы проживаем
каждый свой день от начала и до конца, успеваем насытиться и пропитаться как болью,
так и счастьем. Ощутить самое горькое отчаяние и терпкую сладкую любовь. Разве было
бы это столь ценно, если бы наша история укладывалась в несколько часов экранного
времени? Кстати о времени…
Демон медленно открыл глаза, мгновенно ослепнув из-за яркого солнца. Кожа на лице
была безумно горячей, нагретая под последними летними лучами, которые щедро роняла
на землю яркая горящая звезда. Окружающий их дом лес дышал осенью, вдыхал
прохладный ветер и выдыхал ворохи цветных шуршащих листьев. Вечера становились все
более промозглыми и некомфортными: теперь их уже не проведёшь на веранде в большом
плетеном кресле, о нет, сэр, совсем нет. Теперь сумерки нужно было встречать в
доме, на большом мягком диване, который со временем перестал быть таким модным и
красивым, заимел пару округлых вмятин на подушках, пятно от красного вина на самой
спинке и был обильно погрызен по краям. Если укрыть ноющие на приближающиеся холода
ноги тёплым шерстяным пледом и вытянуть их на низкий пуф, то можно было понять, что
значит истинное счастье. Но пока вечер только подкрадывался к ним на своих мягких
лапах, бесшумно и незаметно. Кроули медленно сел, выпрямляясь на старых
поскрипывающих качелях. Он был заботливо укрыт, а на кривоватом столике рядом,
который он вырезал давно-давно собственными, будем честными, неумелыми руками,
дымилась пузатая чашка с кофе. Красивой салфеткой с цветами было накрыто блюдце с
очередными обязательными таблетками, которые должны были каким-то неведомым
способом восстановить его изношенное древнее сердце.
— Дедушка Азирафаэль! Дедушка Кроули! — донёс с обратной стороны дома ветер звонкие
детские голоса.
— О, нет, — притворно сморщился демон и все ещё ловким движением закинул в рот
горькие разноцветные капсулы. — Опять они. Мы что, забыли переехать?
— Как-то запамятовали, мой дорогой, — мягкий, чуть усталый голос был таким уютным и
родным, что сердце тревожно зашлось, больно ударяясь о грудь. — Наверное потому,
что ты так сильно ждал этих выходных, что безостановочно проверял календарь.
— Наглое враньё и провокации… — Кроули поднялся на ноги и одернул растянутый на

локтях свитер, натягивая его едва не до колен. — Просто ты слишком любишь местный
мед.
Демон обернулся и увидел, наконец, своего возлюбленного мужа. Азирафаэль стоял в

дверях, придерживая одну из них своей нежной ладонью. Было что-то бесконечно
трогательное и хрупкое в том, как выглядела его рука, покрытая мелкими морщинками и
худая. Такие же очаровательные морщинки украшали теперь его лицо: собрались в
уголках глаз, изрядно потерявших свой насыщенный небесный оттенок, но все таких же
прекрасных, пересекали высокий лоб, из-за того, что ангел всю свою жизнь очень
искренне удивлялся. Одна из самых глубоких морщин залегла между бровей, потому что
наравне с удивлением, Азирафаэль искренне переживал и волновался о тех, кого любил.
Тёплая кофта с вышитыми вручную на ней змеями висела на любителе книг большим
мешком, ещё больше подчеркивая, каким хрупким и худым он стал. Седина поселилась в
его волосах. Казалось бы, как можно было поседеть, если твои волосы и так
белоснежные? Но это был другой цвет, серебряный, такой щемяще прекрасный. Седые
пряди переливались на солнце и ослепительно сияли, когда на них падал свет звезд.
— Снова мучает мигрень? — тревожно спросил Кроули, заметив чуть поджатые губы и
дрожащие ресницы.
— Это ерунда, — отмахнулся Азирафаэль, на секунду опуская взгляд, как делал уже
миллион раз, и демон любовался этим словно в первый. — Сейчас мы получим свою
порцию детской любви, и все пройдет.
Он протянул руку, приглашая возлюбленного пойти следом.
— Кстати, — его губы растянула хитрая и лукавая улыбка, которая совсем не присуща
небесным созданиям. — Варлок привёз познакомиться свою новую пассию.
— О, нет! — демон постарался скрыть своё любопытство. — Мало мне Адама с его
семейством!..
— Дедушка Кроули! — сопровождаемый топотом детских ног, крик оглушил супругов,

стоило им шагнуть обратно в дом.
— Сьюзи! Эммет! Мои любимые! — в секунду помолодевшим голосом отозвался Кроули,

стараясь не замечать, с какой счастливой улыбкой за ним наблюдал ангел.
~~
— Между прочим, — Варлок долил своей спутнице вина и откинулся на стул. — Он

притворялся моей няней! Никогда не забуду этих жизнеутверждающих колыбельных.
Адам засмеялся, закрывая ладонями лицо. Он, хоть и с опозданием на одиннадцать лет,
все же успел вкусить заботы своих непостижимых крёстных. Хорошо ли это, что рос он
вдали от всей кутерьмы с апокалипсисом, или нет, но парень вырос вполне счастливым
и довольным жизнью. И за этим усердно наблюдали две пары внимательных глаз —
небесно-синяя и ядовито желтая. Сьюзи, его младшая дочь, нагло устроилась на
коленях демона, болтая ногами в разноцветных носках и скармливая «любимому дедушке»
все, что не хотела есть сама — горох, оливки и огурцы. Не сказать, что Кроули был в
восторге от них, но послушно жевал, за что получил в подарок игрушечную корону с
розовым мехом.
— Эй, — отозвался он, пытаясь прожевать адскую смесь всего самого невкусного. —
Между прочим, мне очень шло то платье.
— Да уж, — Варлок усмехнулся и посмотрел на тех, кого с самого детства приравнивал

к семье и очень расстроился, когда они исчезли из его жизни. — Нашему садовнику
тоже очень нравилось.
Азирафаэль привычно покраснел самыми кончиками ушей, комкая в руках свою салфетку,
после чего покачал головой и улыбнулся, прекрасно понимая, что крестник просто
дразнится.
— Вашему садовнику ещё очень нравилось, когда десерт подаётся до того, как совсем
развалится на составляющие, — улыбнулся ангел и поднялся на ноги, но вдруг
покачнулся и уронил на пол стоявший рядом графин с вином и свою тарелку.
Дети вскрикнули и испуганно заозирались, а Адам подался вперёд, подхватывая

небесного воина под локоть. Азирафаэль зажмурился, чуть покачивая головой из
стороны в сторону.
— Все хорошо, хорошо… — повторял он тихо, вцепившись побелевшими пальцами в спинку

стула.
— Кажется, тебе лучше прилечь, — Варлок одним движением поднялся на ноги и подошёл,
помогая своему названному брату удержать крёстного. — Ты сегодня мерил давление?
— Чуть ниже, чем следует, — послушно кивнул Азирафаэль, отдавшись на милость двум
сильным мужчинам, в которых превратились его любимые мальчишки буквально за одни
миг. — Ерунда, скоро придут холода. Меня всегда валит это с ног.
— Дедушка… — напряженно позвала девочка, приближаясь к дивану и крепко сжимая в

руках подол своей юбки. — Тебе станет лучше, если я отдам тебе свою куклу?
Подмышкой у Сьюзи была зажата самая любимая из тряпичных подружек, с яркими рыжими
вихрами и странным драконьими глазами. Ангел улыбнулся устало и чуть покачал
головой, приглашая девочку забраться на диван рядом. С другой стороны тут же
оказался Эммет, отвоевавший дополнительный кусок колбасы и теперь старательно
жующий за обе щеки.
— Нет, нет, она оберегает тебя, — голос Азирафаэля был усталым и слабым. — Давайте
вы лучше расскажете мне, как прошли ваши каникулы?
Варлок перевёл взволнованный взгляд сначала на Адама, а после на Кроули, который не

мигая смотрел на супруга. Ангельская благодать могла в считанные секунды вылечить
Азирафаэля, вернуть ему молодость и силы, наполнить синим цветом глаза и окрасить
здоровым румянцем молочного цвета щеки, но… Но давно-давно, когда Адам впервые
прибежал к ним и в панике признался, что влюбился, они решили, что шесть тысяч лет
это слишком долго. Одна мысль, что однажды им придётся присутствовать на похоронах
этого удивительного улыбчивого мальчишки или Варлока, который перетаскал у Кроули
все кассеты с классикой мировой музыки… Азирафаэль знал, что, по крайней мере у
него, разорвётся сердце. И все силы были отброшены. В один миг они превратились в
самых обычных, заурядных людей, у которых оказалась аллергия на апельсины и
предрасположенность к ангине посреди зимы. Жалели ли они? Ни разу. Слишком тёплыми
и уютными были их вечера — наедине или вот так вот, в окружении близких. Знали ли
они, к чему все это идёт? Определенно да. Родители — опекуны, крёстные, дедушки, на
крайний случай — не должны хоронить своих детей. В этом ангел и демон были уверены
абсолютно точно.
— Думаю, мы поедем, — тихо сказал Адам, когда Кроули встал ему навстречу. — Вам
нужно отдохнуть.
— Будьте внимательны к себе, пожалуйста, — Варлок обнял демона крепко, не обращая

внимания ни на свою девушку, ни на улыбающегося брата.
— Мы не сможем убегать от этого, ты ведь понимаешь? — серьезно спросил Кроули, его

изрядно потускневшие, но все такие же удивительные глаза неотрывно смотрели на
подопечных.
— Ты мне обещал, — парень насупился. — Что вы дождетесь, пока у меня не родятся

дети.
— Ну раз уж я обещал, — демон привычно щелкнул пальцами.
Когда он вернулся, проводив своих гостей, диван в комнате был пуст. Секундная
паника накрыла Кроули, но после он заметил приоткрытую дверь на веранду. Азирафаэль
бесконечно любил закаты. Это зачаровывающее зрелище полноправно завоевало своё
отдельное место в ангельском сердце. Мужчина поспешил наружу, захватив на всякий
случай тёплую куртку с меховым воротником. Небеса уже окрасились всевозможными
цветами: солнце кидало последние лучи, прорезая ярким желтым цветом подступающий
сумрак. Казалось, что вселенная коснулась своей ладонью маленькой планеты, позволяя
увидеть всю прелесть звездного неба. Азирафаэль сидел на качелях, отталкиваясь
одной ногой от деревянного пола. Демон опустился рядом, набрасывая на чужие плечи
сначала плед, который так и остался валяться на улице, после чего куртку. Его
супруг привалился к тёплому родному плечу, зарываясь носом в старый изношенный
свитер.
— Что ж ты так пугаешь, ангел? — пожурил его Кроули, обнимая привычным движением
маленькое хрупкое тело. — Мог бы и сказать, я уверен, они приехали бы позже.
— Но ты так сильно ждал этих выходных… — Азирафаэль нашёл чужую руку, ещё более
худую, чем раньше, и переплел их пальцы. — Как я мог лишить тебя их?
— Ты решил, что лишить меня себя будет лучше? — горько отозвался демон, зарываясь
носом в мягкие, все ещё такие мягкие волосы.
— Ну… — ангел легко рассмеялся и устало положил голову на худое плечо. — На этот
фокус у меня ушло чуть больше времени… Ты ведь однажды его пожелал.
— Не исчезай… — тихо попросил демон, кусая губы. В груди неприятно заныло, словно
кто-то точно воткнул острый нож ему в спину, в самое сердце. — Пожалуйста,
пожалуйста… Не исчезай, ангел.
— Ты все ещё не умеешь веселиться, мой дорогой… — тихо упрекнул возлюбленного

Азирафаэль. — За столько лет так и не научился.
Кроули бросил украдкой взгляд на заходящее солнце. Никаких титров, никаких одиноких
надписей, перечисленных актеров и музыки, которая была использована на протяжении
стольких лет. Где-то очень далеко одиноко пел соловей, провожая лето печальной
трелью, а может и не только лето. Ангел в руках змея задышал чаще, и весь напрягся,
словно собирался подняться на ноги и снова побежать хлопотать по дому.
— Я закрою глаза ненадолго. Что-то я устал…
Демон сжал его крепче, целуя прохладный, покрытый испариной лоб, серебряные пряди,
нежный висок. Азирафаэль в его объятиях был таким волшебным, словно сотканным из
звездного света и пыли. Его лицо, впервые за много-много лет, было удивительно
спокойным. Ангел словно спал, едва заметная улыбка застыла на его губах. Чужое
сердце ещё несколько раз толкнулось в горячую ладонь, которая замерла на спине
любителя блинов и самых древних книг. И наступила оглушительная тишина. Весь мир
словно застыл, дрожащий, на самом краю, готовый вот-вот сорваться в бездну. Никаких
титров на небе все ещё не было, ни грустной музыки, ни обрушившихся флешбеков,
ничего. Только закат, осенний лес и пустота на месте вырванного старого сердца.
Наверное, нужно было позвонить кому-то. Адаму, Варлоку, кому угодно. Начать что-то
делать, но Кроули не мог разжать напряженных рук. Вдруг стало невыносимо страшно,
что эта реальность, все это вокруг — пустой холодный дом, расстеленная постель в их
спальне, неубранный стол после обеда — его мир, оставшийся теперь навсегда, без
чужих странных словечек, брошенных через плечо, без ночных перекусов посреди темной
кухни, без горячих споров о каком-то новом фильме… Все шесть тысяч лет казалось,
что если этот взбалмошный ангел исчезнет, то все станет проще, понятнее,
правильнее.
Что-то тяжелое навалилось на демона, вжимая его в качели. В грудь будто упёрся кто-
то грязным ботинком, выламывая ребра и сплющивая лёгкие. Глаза, удивительные
янтарные глаза, заслезились, голова загорелась. Воздуха стало катастрофически не
хватать. Кроули только крепче сжал человека, которого обнимал все это время. Как же
глупо было — умереть от горя — для демона его уровня. Для демона может быть и
глупо, но для влюблённого человека, который остался сидеть на старых скрипучих
качелях — вполне можно. Ой, идите вы все к Габриэлю в его белый стерильный кабинет…
Он может в конце-концов хоть умереть так, как сам считает нужным? Да, спасибо.
Закат все ещё горел перед глазами, постепенно выцветая. Веки, тяжелые, почти
свинцовые, опускались. Но до последнего вздоха Кроули очень крепко прижимал к себе
ангела, мечтая только об одном — иметь возможность укрыть его своими крыльями…
~~
Сознание вернулось резко, будто кто-то столкнул Кроули в ледяную воду. Кислород
взорвался в легких, мысли заметались в голове, ударяясь о череп. Мужчина рывком
сел, сдирая одеяло со своих плеч и с того, кто лежал рядом.
Лежал. Рядом.
Демон обернулся, натыкаясь на внимательный и чуть насмешливый взгляд таких глубоких

сапфировых глаз. Мягкие розовые губы, чуть влажные после сна, улыбались, ласково и
нежно. Пушистые белоснежные волосы топорщились в разные стороны, словно перья
попавшей в бурю совы. Ангел чуть осунулся, видимо, из-за потраченных сил, но
выглядел вполне довольно. Настойчиво потянул обратно и наглого любовника, и
вероломно украденное одеяло, забираясь в тепло. В спальне было темно, рассвет
только-только загорался где-то вдалеке. За окнами проносились первые машины — люди
спешили на работу. Ну, или с работы, кто как. В квартире наверху глухо трещал
телевизор, первые утренние новости призывали проснуться и бодро встретить новый
день. Кроули осоловело моргал, пытаясь осознать себя в пространстве, смотрел на
совершенно идеальные руки, на подтянутый живот, на абсолютно гладкое лицо напротив.
— Любопытный свиток, не правда ли? — расслабленно и немного хрипло поинтересовался

Азирафаэль, обнимая демона за плечо двумя руками и касаясь тёплыми губами
выступающей косточки.
— Никогда, ангел, — глухо ответил Кроули и прочистил горло, натягивая одеяло

обратно на круглые молочного цвета плечи, укутывая ангела. — Никогда больше,
слышишь меня?
— Прости меня, мой дорогой… — Азирафаэль коснулся подушечками пальцем загорелой

щеки, провёл по переносице и попытался стереть морщинку между бровей. — Я забыл
следить за своими силами, слишком внезапно они закончились…
— Плевать… — проворчал змей, обнимая возлюбленного под руками и очень крепко

притискивая к себе. — Убери его подальше и больше не приноси в мой дом.
«… в ближайшее время» — почти сорвалось с его раздвоенного языка, но Кроули вовремя

его прикусил.
Под подушкой завибрировал его телефон. Демон не глядя протянул руку и вытащил его,
чтобы знать, кого точно нужно проклянуть, чтобы неповадно было писать под утро смс-
ки, когда он занят. Яркий экран почти ослепил чувствительные глаза, Кроули тихо
зашипел и вдруг почувствовал на лице чужую нежную ладонь, которая осторожно накрыла
его глаза, защищая от подсветки. Из дрогнувшей руки тут же забрали смартфон.
— Адам интересуется, все ли у нас в порядке, — сказал Азирафаэль, и демон ощущал,

как резонирует в груди рядом его голос. — Ему приснился странный сон, и он теперь
переживает.
Телефон звякнул ещё раз, вырвав от неожиданности вздох у ангела. Секунду он молчал,
поглаживая пальцами лоб любовника, стараясь его успокоить, а потом едва слышно
засмеялся.
— Варлок пишет, что мы безответственные крёстные, и если мы ещё раз умрем у него во
сне, он сожжет твою машину… — посмеиваясь, поделился ангел.
— Мы вырастили монстров… — подытожил Кроули, освобождаясь от плена ладони и

перекатываясь на возлюбленного, устроился сверху и недвусмысленно толкнул колено
между чужих бёдер.
— Мне кажется, меньше десяти минут назад ты умер от инфаркта, — чуть свёл брови
Азирафаэль, но послушно прогнулся в спине и устроил свои руки на острых выступающих
лопатках Кроули.
— Мне нужно реабилитироваться, — хрипло ответил демон и, наконец, накрыл такие

желанные губы поцелуем, наслаждаясь до мурашек по спине, и едва не умер ещё раз,
когда ему ответили.
Перед тем, как погрузиться в такую манящую глубину и забыть обо всех тревогах,
Кроули бросил мимолетный взгляд на окно, туда, где постепенно светлело высокое
небо. Убедившись, что никаких титров там нет, и никто не поёт душевно на фоне под
гитару, мужчина мотнул головой и толкнулся, выбивая у любовника громкий довольный
стон.
Каким бы ни был их счастливый конец, главное, чтобы их ладони всегда были

соединены, а души звучали в унисон. И тогда не страшна ни старость, ни
заключительные титры, ни грядущие бури.
Do you ever wonder if stars shine out for you?

Float down
Like autumn leaves
And hush now
Close your eyes before the sleep
And you're miles away
And yesterday you were here with me
========== Day 24. (54) ==========

день 24 (54): ладить/иметь дело с детьми
Самый тяжёлый период на ближайшие полтора месяца закончился, поэтому я смогла все
же упасть и доделать этот день. Он висел у меня неделю (и я все же рада, он вышел
больше чем 4 страницы), Мири всячески помогала мне вдохновится на дописать, а меня
выкручивало от усталости и нервов. Тяжело орать весь день на людей, а вечером не
задолбаться в край.
Но мне нравится, как получилось. Не до конца, конечно... Но пара моментов меня

искренне согрела. И это учитывая то, что меня не отпускает Джокер я смогла
отстранить эту часть от тёплой нежной темы.
В итоге: Кроули/Азирафаэль, Габриэль/Вельзевул, Хастур, Михаил

нежность, ER, чуть-чуть стеклянной крошки.
JenCroo спасибо тебе, ты и правда очень вдохновила меня сегодня. 💝 Мири-сан,

спасибо тебе за терпение.
🌸 Этот круг почти подошёл к концу, я знаю, что тема упал совсем, но я надеюсь, что
сейчас втянусь в ритм окончательно. Если у Вас есть идеи для тем, то присылайте их
в ЛС или в твиттер. 🌸 Я буду рада.
Спасибо за Вашу помощь с опечатками. Ноутбук все ещё ждёт стекло, сил вычитывать
текст у меня совсем нет (завтра снова в 7.00 выходить из дома..) Вы невероятны.
Надеюсь, что опечатки не испортят Вам впечатление от исполнения.
С любовью в сердце, Хори-Хаул 🥰
«Обмани звезды,
Отпусти меня туда.
Пока не поздно,
Разбуди во мне меня.
Небо в иголках.
Колет небо мне живот.
Дождь очень колко
Льётся вверх наоборот.»
«Хранить в недоступном для детей месте» — гласят страшные надписи, сделанные

красными буквами на пачках чистящих средств и различных ядовитых порошков. Когда у
людей только-только появляются маленькие карапузы с большими ясными глазами и
хваткими пальчиками — а особенно, если до этого у них не было животных — эта
прописная истина усваивается спустя парочку проглоченных пуговиц, выпотрошенных
мешков со стиральным порошком и разлитых банок краски. У опытных родителей, тётушек
и дядюшек вырабатывается рефлекс — они кладут все самое интересное для детей, а
значит и самое опасное для их жизнедеятельности повыше, в закрывающиеся шкафы, на
стеллажи. Это вопиющее нарушение прав детского любопытства, конечно, разбивает
нежные сердца юных следопытов и искателей сокровищ, но, в своё оправдание, спасает
жизни этих самых приключенцев от досрочного завершения. Это было бы очень
печально, если бы игра закончилась так внезапно. За детьми всегда нужен глаз да
глаз — эта прописная истина заложена глубоко в головы взрослых. Если из комнаты,
где был оставлен ребёнок «всего на пару минут» не доносится криков, грохота, а
царит идеальная тишина — пора бить тревогу. Значит, скорее всего, все доступные
пуговицы в радиусе одной отдельно взятой квартиры уже проглочены, мелкие детали
засунуты в нос, а в волосах запуталась оставленная жвачка или пластилин.
Дети меняют привычный ритм жизни. Если в доме появляется ребёнок, то уже ничего не
будет так, как раньше. Даже пробовать не стоит удержать все в принятых рамках.
Проще будет поднять руки и шагнуть в это бушующее море перемен, смело и
добровольно. Тогда течение подхватит Вас и поможет скорее выбраться на твёрдую
землю. И когда, выбравшись из этого сумасшедшего вихря, Вы шагнёте на новый путь,
то Вашу ладонь будет крепко сжимать другая, очень маленькая, ещё не очень крепкая,
но такая родная. И ради того, чтобы эта ладошка продолжала держаться, Вы, поверьте
мне, сделаете что угодно. Уничтожите все пуговицы на свете, вырубите всю крапиву
вокруг дома, зашьёте лапы каждому мишке, которого встретите по пути в садик и лично
проглотите каждый грамм вредоносного стирального порошка. Под счастливый детский
смех и дурные глупые стишки. Готовьте самую большую ложку.
Азирафаэль, за все шесть тысяч лет, на удивление очень мало дел имел с детьми. Он
мог улыбнуться карапузу, который пускал пузыри из слюней, мог помочь потерявшемуся
мальчишке найти маму в толпе. Он изредка отдавал своё мороженное восторженному
ребёнку, который косился на фургон издалека, но карманных денег ему явно не
хватало. Опыт с Варлоком?..Ну-у-у, давайте сделаем вид, что это был первый блин
комом. К тому же, в его обязанности входило нейтрализовать демоническое влияние
самой привлекательной… в смысле, коварной, конечно коварной и злобной няни
тысячелетия. Ангел ходил по саду, лелеял чудесные цветы, подстригал пушистые кусты
и по вечерам пытался вывернуться из чрезвычайно крепких и таких желанных объятий
рыжеволосой «мадам». За ребенком присматривали слуги, мать и сама Всевышняя, раз уж
своенравный мальчишка все же дожил до одиннадцати лет, с такими-то крестными… Так
что, совсем неудивительно, что ангел имел мало представления о том, как нужно вести
себя с детьми. Конечно, совсем другой вопрос — можно ли приравнять демона,
возрастом в шесть тысяч лет, к ребёнку? Они столько пережили вместе, вытаскивали
друг друга из передряг. И желтоглазый змей выглядел очень впечатляюще: уверенный в
себе, знающий почти все на свете, шипящий от досады на небеса.
Кроули был совсем не похож на ребёнка, когда запускал свои шаловливые руки под
чужую рубашку, игнорируя треск ткани и отрывающиеся пуговицы. Ещё меньше он походил
на неразумного малыша, когда опускался на колени перед своим возлюбленным и, не
слушая никаких возражений, расстегивал ремень на брюках. Употребление терпкого вина
и гонки на Бентли по ночным пустынным улицам тоже не очень вписывались в расписание
дня маленького ребёнка. Но все же, это не оправдывало ангела, его роковую ошибку и
любовь к старинным документам. Ведь что ему стоило: убрать желтоватый свиток с
чёрным шнурком подальше, туда, куда любопытный демон не доберётся, даже от скуки.
Почему он не отнёс такой важный документ в сейф, стоящий в подсобке? Почему не
скинул его в Канцелярию, когда почувствовал наличие силы, пугающе могущественной
силы? Почему, в конце концов, заставил демона ждать себя, слишком долго подбирая
рубашку для такого важного события, как обед в «Ритц»? Они ездили туда сотни раз,
но почему-то именно в этот день Азирафаэль захотел принарядиться… Ох уж этот
непостижимый план! Азирафаэль задержался в спальне, Кроули надоело бродить по
магазину и он, наступив одной ногой на нижнюю полку шкафа, приподнялся и сунул нос
в самую захламлённую и пыльную часть лавки. Волна чистой энергии сбила ангела с ног
одновременно с громким хлопком, раздавшемся из главного зала. Несколько стеллажей
завалились, скидывая с себя книги на пол в беспорядочную кучу. Машины на улице
завизжали сигнализациями. Залаяли собаки. Это место явно не отвечало условиям
хранения опасных свитков. Слишком доступно для дет… для демонов.
— Серьезно?! Азирафаэль, серьезно?! — кричал во весь голос Габриэль, покрасневший

от злости. Мужчина ходил по маленькой квартире своего подчиненного и размахивал
руками, но все ещё не мог выразить всю степень своего возмущения.
— Габриэль, — преувеличенно спокойно позвала его Вельзевул, которая устроилась в

кресле и устало положила голову на сложенные ладони. — Перестань кричать.
— О, я перестану, — архангел развернулся на каблуках своих очень модных туфель, из

самой последней людской коллекции, и упёрся руками в бока. — Когда такие вот
безответственные ангелы, наконец, или начнут думать головой, или…
— Ты пугаешь его… — почти шепотом сказал Азирафаэль, ощущая, как крупно дрожит
чужое хрупкое тело.
— Отлично, теперь я — главный злодей здесь, — раздраженно бросил Габриэль, но стоит

заметить, что в разы тише.
— Это ваша контора создала такие чудесные свитки, — нервно отозвалась демон,
которая совсем не так собиралась проводить свободный день, чудом вырванный у
начальства. — Ещё и по земле раскидала.
— Пожалуйста, перестаньте, — голос Азирафаэля был спокойным, слишком спокойным, от

чего двое сверхъестественных созданий ощутимо напряглись и вспомнили, ради чего,
собственно, их и позвали.
На руках у ангела сидел ребёнок. На вид ему было около четырёх лет. Мальчик был
очень худым, острые локти и плечи натянули кожу, одежда, которую хозяин книжного
магазина поспешно сотворил, висела на нем мешком. Азирафаэль осторожно поглаживал
своего подопечного по спине, стараясь не касаться чувствительных лопаток и
подрагивающих, едва-едва различимых чёрных крыльев. Короткие алые волосы торчали во
все стороны, словно острые иголки у испуганного ежа. Мелкие волоски на шее стояли
дыбом от испуга и напряжения. Мальчик крепко обнимал ангела за шею, уткнувшись
лицом в его грудь.
— Ты видел что-либо такое раньше? — поспешно перевела тему Вельзевул и посмотрела

на Хастура, который стоял около окна и крутил в руках самый обыкновенный желтый
свиток, потрепанный временем .
— Не уверен, — мужчина повернул бумагу, пытаясь просмотреть ее на свет. — И…
Демон сбился с мысли, когда почувствовал обращенный на него взгляд, и взгляд этот
не принадлежал его непосредственному начальству. Кроули, маленький мальчик с
удивительными янтарными глазами и почти проявившимися в человеческом мире крыльями,
смотрел пристально, повернув свою голову и уложив ее щекой на плечо ангела. Хастур
медленно опустил свиток и спрятал его за спину, но бесполезная теперь бумажка
совсем не интересовала древнего змея. Мальчик протянул руку и указал пальцем на
голову своего коллеги.
— Шаба, — сказал он тихо и хрипло.
— Эй! — Хастур мгновенно вспомнил, что перед ним не маленький милый мальчик,
который волей случая попал в неприятности, а язвительный и мерзкий Кроули. — Как ты
смеешь…
— Я думаю, — Азирафаэль постарался осторожно перехватить ребёнка, чтобы повернуться

к собеседнику и не потревожить. — Он говорит о той, что у тебя на голове. Правда
же?
Ангел спросил таким тоном — ласковым и трепетным — что у всех в комнате возникло
острое чувство одиночества. Потому что так может спрашивать только бесконечно
любящее существо, для которого чужое настроение и состояние намного важнее, чем
что-либо иное в мире. У утонченного и милого Азирафаэля в торговом зале будто что-
то взорвалось: шкафы валялись на полу, книги, разорванные и испорченные, скрыли под
собой пол, красивая люстра рухнула, тяжелый письменный стол развалился на несколько
частей. Но хозяину было совершенно плевать. Он, разгоняя руками завесу пыли и дыма,
вместе с которым вырвалось из плена свитка древнее чудо, ворвался в помещение. И
лишь затем, чтобы вытащить из-под упавшего стеллажа громко плачущего мальчишку,
прижать его к себе и отнести в квартиру, чтобы обследовать на предмет травм и
ссадин. Прибывший по экстренному зову Габриэль ещё несколько секунд стоял в дверях,
растерянно разглядывая хаос и не мог поверить, что Азирафаэлю было совершенно на
это плевать. Его беспокоила разбитая правая коленка демона, его полупрозрачные
крылья и испуганный взгляд.
— П… — Кроули глянул на хмурого Хастура, словно ожидая, что он бросится на мальчика

с кулаками, но ледяной взгляд сапфировых глаз рядом быстро переубедил демона. —
Пьинцес-с-са.
— Я?.. — растерянно переспросил Хастур, его брови удивленно взлетели вверх.
— Если поцеловать жабу, то она превратится в принцессу, — равнодушно объяснила

Вельзевул. — Да ладно, это все знают.
— Определенно, — хмыкнул архангел и мгновенно прикусил язык, но было уже

катастрофически поздно.
Девушка медленно повернулась к Габриэлю, выражение ее лица ни на мгновение не

изменилось, но что-то тяжелое и душное повисло в воздухе. Мальчик на руках у
Азирафаэля тревожно завозился, пытаясь выбраться из объятий и куда-нибудь
спрятаться. Пол небольшой квартиры в задней части книжного магазина будто забурлил,
закипая от адского пламени. Хастур выругался сквозь зубы и отступил, вжимаясь
спиной в стену. В воздухе появился удушливый запах паленого — задымился раритетный
ковёр. Маленький демон, интуитивно почуявший гнев своего непосредственного
начальства, на удивление сильным движением отстранил от себя заботливого ангела. На
худом лице блеснули желтые ядовитые глаза с вертикальными зрачками, и раньше, чем
кто-либо в комнате успел понять, Кроули растворился в воздухе. Только тихий шелест
крыльев на секунду задержался в спальне. Одну долгую-долгую секунду два демона и
два ангела выглядели вполне спокойно, лишь удивленно смотрели друг на друга, будто
не могли до конца поверить в случившееся. Одну долгую секунду. Потом Азирафаэль
резко поднялся на ноги, хмуря свои выразительные брови, Вельзевул мгновенно забыла
о своей обиде и выпрямилась в кресле. Габриэль… Габриэль некрасиво выругался себе
под нос, заставляя всех остальных поморщиться — воображение у сверхъестественных
созданий было слишком… бурное. Оставался главный вопрос: куда бросаться искать
маленького демона, который от испуга исчез в неизвестном направлении?
Ответ нашёлся сам собой. В кухне что-то громко загрохотало, опрокинулся тяжелый
стул, разбились о пол пустые чашки из-под чая. И громкий детский плач оповестил
нерадивых взрослых о том, где стоит искать свою драгоценную пропажу. Испуганный
ребёнок сидел на полу, рядом валялись осколки посуды. Взъерошенные чёрные крылья
стали чуть более осязаемы, но больше никаких изменений не было. Азирафаэль,
причитая что-то себе под нос о легковозбудимых демонах и ангелах-провокаторах
поспешил к Кроули. Тот на осторожные прикосновения никак не среагировал, продолжал
размазывать по лицу горячие слезы, которые не очень сильно, но жгли ладони хозяина
магазина.
— Вот что он всегда умел делать, так это сбегать от проблем, — пробубнила себе под
нос Вельзевул, не решаясь зайти в кухню.
— Мне кажется, это не только его вина, — так же глухо отозвался Габриэль, наблюдая
за своим подчиненным из дверного проема.
— Его тело помнит, как реагировать на те или иные эмоции, — задумчиво сказала
девушка. — Но сам он будто забыл, что ему шесть тысяч лет. По сути, он сам может
расколдовать себя одним щелчком пальцев.
— Или сделать все ещё хуже, — раздраженный безостановочным детским криком, Хастур
прошёл мимо, шаря в карманах своего пальто. — Даже в таком состоянии ты действуешь
мне на нервы, Кроули!
— Эй! — сердито оглянулся Азирафаэль, которому никак не удавалось успокоить

испуганного ребёнка — тот почти сорвал голос от крика и начал захлебываться
собственными слезами.
Хастур только отмахнулся от чужого возмущения, опускаясь на пол рядом с ними. Из

глубокого кармана демон вытащил небольшую игрушечную машинку — чёрные бока сверкали
на свету, круглые фары блестели, на водительской двери виднелись даже несколько
пятен грязи — осенние улицы были покрыты глубокими дождевыми лужами.
— Это..? — растерянно предположил ангел, а ребёнок в его руках мгновенно

успокоился, вытер рукавом большого свитера сопливый нос и протянул требовательно
руки в сторону игрушки.
— Она валялась около дверей, — объяснил просто Хастур и отдал игрушку Кроули.
— Его силы полностью поддерживают эту машину, — Вельзевул рискнула зайти в

помещение. — Логично, что чем меньше сил, тем меньше и размер машины… К тому же,
ребёнку и в голову не придёт, что можно играть с настоящей.
— Значит, наша основная проблема — это его память? — Азирафаэль подставил руки,
когда маленький демон принялся катать миниатюрную Бентли по его ладоням.
— Если он вспомнит, кто он, то сможет снять это… — Вельзевул сделала неопределенное
движение рукой. — Чем бы оно ни было.
— Но нужен и другой план, — напряженно сказал ангел. — Он может вспоминать и день,

и сто лет, и тысячу…
— А как же непреодолимая сила любви? — похабно оскалился Хастур и едва не сгорел на

месте — Азирафаэль очень пожалел, что не умел испепелять взглядом.
— Хастур, — Вельзевул чуть склонила к плечу черноволосую голову. — Спустись вниз,

попробуй найти того, кто этот свиток обнаружил до ангела. Может, узнаешь что
полезное.
— Я отвезу Кроули в его квартиру. Это должно будет пробудить хоть какие-то
воспоминания, — Азирафаэль осторожно поднял ребёнка на руки, прижимая к своей
груди.
— Может просто возьмете его в Ад? — Габриэль равнодушно пожал плечами. — Это точно
поможет ему.
— Своих детей ты тоже сбросишь в Ад за малейшую провинность? — холодно

поинтересовалась девушка и направилась в сторону разрушенного зала.
— У меня нет де… — архангел поперхнулся воздухом и так растерянно посмотрел на

Азирафаэля, будто тот лично придумывал этот Непостижимый план.
— Ад, — лаконично сказал Хастур и медленно растворился в порядочно попорченном

демоническим гневом полу.
— Это не мое дело, — так же равнодушно заключил Азирафаэль и направился в сторону

маленькой двери с красивой занавесочкой, что вела на задний двор.
— Ба-а-ал! — растерянно позвал Габриэль, не зная куда деть руки — начать рвать на
себе волосы, задушить самого себя или сотворить что-то наподобие кольца.
Михаил, который спустился, потеряв своего непосредственного начальника, устало

помассировал виски указательными пальцами и вгляделся в одну из уцелевших книжных
полок — вдруг там найдётся какая-нибудь книга, что-то вроде «Как воспитывать детей,
если их родители клинические идиоты?».
~~
Холодный октябрьский ветер ударил в лицо, осыпая ангела и маленького демона

россыпью ледяных капель. Перед Азирафаэлем встал очень важный вопрос: как добраться
до шикарной квартиры Кроули самым быстрым, но безопасным путём? В любом другом
случае демон бы усмехнулся краешком губ, щелчком пальцев заставил бы пассажирскую
дверь открыться, и уже через десять минут они были бы на месте. Можно было
использовать ангельское чудо, но… было непонятно, как оно подействует на ребёнка,
который не может никак себя защитить. Общественный транспорт? Азирафаэль покосился
на едва заметные чёрные крылья. Маловероятно было, что кто-то из простых смертных
смог бы заметить их, но вот дети… Они намного внимательнее своих родителей.
Достаточно часто случалось, что они замечали то, что люди не должны были видеть. И
последнее, что сейчас нужно было Азирафаэлю — это отбиваться от настырного
мальчишки, который будет пытаться ухватить Кроули за крыло. Значит, оставался лишь
полет… Ангел несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь убедить самого себя, что
ничего страшного в этом нет. К тому же, может быть ощущение ветра на своём лице,
высокое небо, покрытое пушистыми тучами — все это сможет пробудить в сознании
Кроули какие-либо воспоминания.
Азирафаэль покрепче прижал ребёнка к себе и повёл плечами. Тяжелые белоснежные

крылья распахнулись, взметая в воздух опавшие красные листья. Лопатки тут же
заныли, отвыкшие от этого ощущения. Кроули поднял свой внимательный взгляд, будто
почувствовал, что ангелу некомфортно. Тот ответил ему ласковой улыбкой.
— Я хочу показать тебе нечто невероятное, мой дорогой, — Азирафаэль осторожно

заправил выбившуюся рыжую прядь за аккуратное ушко. — Только держись за меня
покрепче.
— Как у меня, — тихо сказал Кроули, который заметил чужие пушистые крылья.
— Точно, — ангел улыбнулся. — И я хочу ими воспользоваться.
Через секунду во дворе никого не было, лишь пыль на секунду взметнулась в воздух и
осела. Ангел и демон летели над городом, чуть щурясь от прохладного ветра и мелкого
дождя, который пропитал мгновенно их одежду. Сначала все шло довольно хорошо,
Кроули смотрел по сторонам широко раскрытыми глазами, почти не моргал, боясь
упустить что-то невероятное и удивительное. Он прижимал к груди игрушечную машинку.
Ветер трепал взъерошенные чёрные перья, дёргал за них и спутывал мягкие рыжие
волосы. И в какой-то момент все это действительно возродило чужие воспоминания, но
совсем не те, на которые надеялись взрослые. Кроули вдруг напрягся весь, его плечи
окаменели. Он крепко зажмурился и съежился в заботливых любящих руках.
— Не хочу падать! — закричал он во все горло, побелевшие губы едва слушались его. —
Нет! Не хочу падать! Больно!
— Все хорошо! — Азирафаэль на секунду действительно испугался, что сейчас упустит

из рук мальчика, так сильно тот начал дергаться. — Кроули, я держу тебя! Держу,
слышишь?
— Нет, нет! — Кроули закрыл руками лицо, будто заново переживал один из самых
страшных моментов своей жизни.
Ангел обронил какое-то не особо приличное выражение на древнем языке и устремился

вниз. По воле случая или же Всевышняя все же присматривала за ними, он опустился на
крышу того дома, что был им нужен. Ребёнок в его руках дрожал: от страха, от
холода, который усиливала промокшая насквозь одежда. Они опустились на мокрый
настил. На этот раз мальчик не плакал и не кричал, он только закрывал ладонями
лицо, будто надеялся, что все страхи и вся боль исчезнет, раз уже он ничего не
видит. Трепетное сердце ангела разрывалось от тоски и вины, от того, что он в
очередной раз не смог уберечь самое дорогое для него существо от страха падения.
— Дорогой мой мальчик, — тихо позвал Азирафаэль, опуская ласковую ладонь на чужое
запястье, но попытки отвести рук не предпринимал. — Все хорошо, ты в безопасности.
Кроули, открой глаза…
Демон чуть развёл пальцы, вглядываясь в твёрдую поверхность под ногами, в сидящего
рядом мужчину. Тот аккуратно положил игрушечную машинку на его колени.
— Не бойся… — попросил ангел, и в его голосе было что-то намного большее, чем
просто попытка успокоить ребёнка, что-то тонкое и настолько неуловимое, что Кроули
выбрался из своего укрытия и потянулся, чтобы коснуться горячими пальцами чужой
щеки.
Так он делал, чтобы привлечь к себе внимание ангела, когда тот проваливался в
какие-то болезненные воспоминания, винил себя за что-то настолько далекое и
бессмысленное, что даже демону было не добраться. Кроули никогда не знал, что нужно
сказать, как достучаться туда, куда забивался ангел, поэтому просто прикасался,
невесомо и очень легко. Прикасался и ждал, пока Азирафаэль выберется обратно, пока
улыбнётся ему своей невероятной солнечной улыбкой. Вот и теперь, не помня ничего о
себе взрослом, о том, что связывало его и синеглазого ангела, он снова оказался
далеко, слишком далеко, и сделал единственно возможное — прикоснулся.
— Пойдём, — ласково отозвался Азирафаэль, подхватывая его на руки. — Нужно тебя

согреть. Нам ещё и спячки не хватало, да?
— Не хочу спать! — упрямо замотал головой ребёнок, чем вызвал у ангела тихий смех.
— Вот и хорошо… — в глубине желтых глаз ещё можно было различить липкий страх,
который пробирался под кожу; Азирафаэль чувствовал, как бьется ему в ладонь,
лежащую поверх острой лопатки демона, сильное уверенное сердце. Кроули был
взрослым, самостоятельным и очень умным мужчиной, который любил язвить, похабно
шутить и вкус терпкого вина на губах, но под жесткой чешуйчатой кожей прятался
ангел, пусть с чёрными крыльями, но он тоже умел бояться и чувствовать себя
одиноким. — Вот и хорошо…
Естественно, идея искупать Кроули в горячей воде с ароматной пеной во время

исполнения претерпела некоторые изменения. Искупался не только хозяин просторной
квартиры, но и ясноглазый ангел, который в какой-то момент обнаружил, что вода
стекает с его одежды на пол. Стоило ему опустить худое хрупкое тело в наполненную
ванну, на загорелой коже мгновенно проступили маленькие острые чешуйки. Они
украсили выступающие скулы, ладони и поясницу. Кроули довольно щурился, подставляя
лицо под тёплые струи из душа, периодически фыркал, когда вода попадала в нос, и
впервые за этот долгий день искренне улыбался. Он подставлялся под ласковые руки,
которые ерошили пряди волос, растирали шуршащую пену по плечам и очень осторожно
касались нечеловеческой кожи. Потом ангел сотворил большое полотенце, в которое,
словно обняв своими огромными крыльями, завернул маленького демона. Кроули стоял
посреди ванной комнаты, худые босые ноги, острые коленки, гордый и настороженный
взгляд… Азирафаэлю на одну секунду вдруг стало так одиноко. Ему захотелось просто
подойти к своему любовнику, переплести пальцы с его — изящными и ловкими —
доказать, что все страхи и печали давно остались позади. Что он больше не один. Но
перед ним все ещё стоял малыш, который пытался стереть настырную каплю, которая
стекала по его лбу на самый кончик носа.
Пока Азирафаэль суетился на кухне, обставленной по последним новшествам, Кроули

отправился бродить по собственному дому, которого совершенно не помнил. Он прошёл
по длинному коридору и крупно вздрогнул, когда стена перед ним повернулась,
открывая путь в большой кабинет. Посреди комнаты стоял массивный стол, на котором
были какие-то бумажки, старый телефонный аппарат и красивый глобус. Мальчик обошёл
стол по кругу и нахмурился, пытаясь придумать, как же забраться повыше. Шмыгнув
носом, он схватился обеими руками за ножку статного кресла, практически трона —
который он выбрал сам, но, к сожалению, совсем не помнил этого. В эту секунду демон
почувствовал себя настоящим скалолазом. Он цеплялся то за один выступ, то за
другой, босые ноги постоянно соскальзывали, но, в конце концов, он все-таки
добрался. Устало откинувшись на спинку, он болтал ногами вперёд-назад. Трон был
явно не по размеру хозяину, но Кроули это не волновало. Он рассматривал большой
блестящий телевизор, висящий справа, и город, вид на который открывался из
кабинета. Глобус был благополучно забыт.
Когда Азирафаэль отправился на поиски, в кабинете, естественно, он уже никого не

нашёл. Заглянув и в спальню и в почти пустую гостиную, ангел прошёл в оранжерею.
Рыжая макушка на фоне зеленых растений была похожа на диковинный цветок, который
зацвёл где-то глубоко в джунглях, скрытый от любопытных глаз. Кроули забрался в
самую «чащу», спрятавшись за широкими листьями. Вернее, это сами листья укрыли его.
Малыш сидел на коленях и осторожно оттирал рукавом свитера листья от пыли и грязи,
а цветы, явно не ожидавшие такого приступа любви от жестокого хозяина, старались
дотянуться и погладить ребёнка по голове или по плечу — ну, пока есть такая
возможность. Руки Кроули были испачканы в земле, а глаза горели от желания привести
в порядок эти невоспитанные и чумазые цветы. В какой-то момент маленькая ручка
потянулась к зеленому пульверизатору, оставленному на подоконнике, но ангел успел
раньше — схватил предмет и поднял его над своей головой, всеми силами стараясь
скрыть дрожь. От святой воды они, вроде как, избавились, но кто знает… Вдруг Кроули
в таком виде будет достаточно какой-нибудь самой маленькой капли, впитавшегося в
корпус следа или воспоминания распылителя о том, что святая вода была в этой
квартире. Ох уж эти сверхъестественные создания!
Вдвоём — ангел и очень маленький демон — съели порцию чуть пригоревшей каши и,
подозрительно оглядываясь по сторонам, маленький шоколадный торт. Азирафаэль все
ждал, что вот сейчас, сию секунду, сей момент из самого темного угла выступит
Вельзевул и начнёт отчитывать его за то, что с детьми так себя не ведут… Но демон
не появлялась, торт стремительно заканчивался, а ядовитые желтые глаза начали
слипаться. Кроули задышал чаще, облизывая испачканные в шоколаде губы.
— Я не хочу спать…
— Ну мы совсем немного, хорошо? — Азирафаэль обошёл столешницу и опустился перед

ребёнком на колени. — Дорогой мой, чуть-чуть поспим, а потом отправимся смотреть
мультики.
— Нет! — отчаянно замотал головой Кроули.
— Почему? — выразительные брови скорбно изогнулись, а сапфировые глаза совсем

посветлели, став похожими на летнее утреннее небо.
— Ты уйдёшь… — тихо пробурчал себе под нос малыш, сжимая пальцами подол своего
свитера.
— Куда? — растерялся Азирафаэль, складывая руки перед собой, ладонь к ладони,

словно собирался молиться, вот прямо сейчас.
Кроули неопределенно дернул плечом и отвернулся, но ангел успел заметить

покрасневший кончик его носа. В груди снова защемило — он так не привык видеть
Кроули таким: открытым, искренним, эмоциональным… Поймав чужие руки в свои, он
крепко сжал горячие ладони демона.
—Я останусь рядом с тобой. Я всегда буду с тобой, мой дорогой.
— Обещаешь? — на Азирафаэля взглянули пронзительные янтарные глаза, внутри которых,

казалось бы, закручивались вселенные и взрывались звезды.
Ангел подался вперёд и упёрся своим лбом в лоб того, кого так сильно любил не одну
тысячу лет.
— Обещаю.
Они уснули очень быстро. Кроули, укутанный в большое теплое одеяло, лежал на боку,
а Азирафаэль обнимал его со спины. Так же, как обычно делал сам демон. Тёплое
дыхание ангела шевелило короткие рыжие волоски на затылке ребёнка, сам он напевал
какую-то древнюю колыбельную на давно забытом языке. Кроули изо всех сил пытался
держать глаза открытыми, цепляясь пальцами за ладони ангела, моргал отчаянно, но
сон все же одолел его. В квартире наступила тишина. Город за окном во всю дышал,
кашлял, кряхтел. Машины носились по дорогам, люди смеялись, ругались, где-то громко
кричал телевизор, где-то плакал маленький ребёнок. А потом наступило утро.
Пасмурное, промозглое, дождливое, но наступило. Серые тучи лениво ползли по небу,
их раздувал ветер. Ангел медленно просыпался, уставший накануне, и первое, что он
понял — что лежит на чем-то очень горячем, жестком и, абсолютно точно, живом. Он
резко распахнул глаза и попытался сесть, но чужая рука мягко удержала его на месте,
сильная хватка мгновенно сменилась осторожным и ласковым поглаживанием по спине.
— Спокойно, ангел. Не дергайся.
Насмешливый и бархатный голос прошиб удовольствием, словно током. Азирафаэль

почувствовал, как поджались пальцы на ногах. Дёргаться он и правда не стал, только
медленно поднял голову, чтобы наткнуться на внимательный взгляд. Глаза демона чуть
припухли, губы потрескались. Но он выглядел довольным жизнью и компанией, в которой
проснулся.
— Мой дорогой, — улыбка украсила лицо ангела, а глаза засияли, словно в них
отразилось яркое солнце.
— Доставил я тебе хлопот, да? — на мгновение Азирафаэлю показалось, будто он снова

видит острые выступающие чешуйки на любимом лице.
— Не больше, чем обычно, нечистый демон, — хрипло отозвался тот, улыбаясь краешками
губ.
— Ну вот тут не надо, — скривился Кроули. — Я до сих пор воняю… лавандой.
Азирафаэль невесомо скользнул губами по ключице любовника.
— А мне нравится.
— Ну ещё бы, — усмехнулся демон и одним движением перевернул Азирафаэля на спину,

чтобы накрыть своим телом и вытянуться с довольным стоном. — А теперь… стоит
заняться тем, чем абсолютно точно запрещено заниматься с детьми.
— Кроули! — скулы ангела едва заметно покраснели.
— Эй, ну как у вас тут… О, Люцифер, мои глаза! — крик Хастура раздался из дверного
проема, а потом его сменил тихий стон, когда дверь на полном ходу врезалась ему в
лицо. — Я ненавижу тебя, Кроули!
— Прости, Марио, — невозмутимо отозвался Змей. — Это моя принцесса.
Михаил подошёл к высокому стеллажу и положил на полку свернутый свиток, перетянутый

красным шнурком. Подумав несколько мгновений, он взял его снова и переложил на
самую верхнюю полку. Очень уж ему не хотелось гоняться за собственным начальником,
который улепётывает от него на гироскутере и поёт пошлые частушки писклявым детским
голосом. Ангелы они, демоны… А дети есть дети. Даже если у них тридцать девятый
размер ноги, и хлещут вино они как не в себя. То, что они — большой филиал детского
сада, архангел понял уже давно. Смирился и теперь старательно выживал.
========== Day 25. (55) ==========

тема 25(55) дня: соблазнение
Я более-менее вхожу в ритм рабочей недели. возможно, я всё-таки смогу находить в

себе силы писать и в рабочие дни. я за лето отвыкла от полноценного графика и
привыкать пришлось тяжело. но сейчас сил в конце дня суть больше, вдохновение тоже
есть. так что, я надеюсь, что не подведу сама себя)
я очень соскучилась за своими мальчиками. так сильно, что они мне уже снятся.
надеюсь, что и Вы тоже соскучились по ним ^^ не смотря на мнение, я их бросать не
хочу. у них шесть тысяч лет истории и каждый новый день добавляет сюжетов в их
историю. Вот, в Израиле нашли новый храм)
в итоге:
Кроули/Азирафаэль, Габриэль/Баал, Хастур, Хантер из вселенной работы «Стань белой
птицей...» (https://ficbook.net/readfic/8393144)
ER, h/c, романтика.
Хантер я использовала исходя из транскрипции “hunger”. На всякий случай 🌟
Я помню, что они все ещё в Париже в основной линии. Но я так соскучилась по Птице,
что не могла удержаться.
За Вашу помощь с опечатками большое большое спасибо Вы просто потрясающие. Я люблю

Вас всем своим сердцем. И благодарна отвесы души. Надеюсь, они не очень портят Вам
впечатление.
Приятного чтения!
С любовью, Ваша Хори-Хаул 🌸💝
Соблазн. Что это такое, какие значения несёт это слово? В нем есть что-то приторно-
сладкое, если попробовать его на вкус, покатать на самом кончике языка и придержать
губами перед выдохом. При его упоминании в голове каждого человека сразу рождается
ассоциация с чем-то интимным, неприличным, запретным. Испачканное религиозными
предрассудками, это слово приравнивается в нашем сознании к греху. Соблазниться
чем-то — значит нарушить некие правила, установленные для людей большим и суровым
обществом, клюнуть на что-то недосягаемое, неизведанное ранее. Почти во всех
случаях, того, кто поддался соблазну, осуждают, качают сердито головами,
отсаживаются на соседние стулья и кресла, взывают к совести. Человек привык
бороться со своими соблазнами, но чаще всего не из-за собственных принципов или
взглядов, а из-за страха порицания, из-за предвкушения последствий и желания
избежать их. Мы замираем с протянутой рукой, едва не коснувшись этого сочного
спелого яблока, которое висит прямо перед лицом. В зеленой переливающейся кроне
деревьев кто-то тихо шипит, подталкивая решиться, но… Чей-то взгляд, прожигающий
спину, останавливает. Вот если бы этот «кто-то» ушёл, оставил нас в одиночестве,
вот тогда… А в сущности, кто сказал, что нельзя есть спелые красные яблоки? Суровый
сторож с ружьем? Он давно спит в своей сторожке. А яблоко перезреет, упадёт в
высокую траву и сгниет, хотя могло принести столько радости и наслаждения…
Соблазн часто путают с совращением. Почему-то, когда кто-то бросает в дружеской

беседе о том, что соблазнил коллегу на работе, перед нашим внутренним взором
представляется невинная девушка, едва-едва разменявшая шестнадцать лет, печально
прижимающая к груди обрывки платья, а у неё перед лицом закрывается тяжелая дверь
квартиры, где разбились ее мечты. И никогда не представится нам, что жгучая
брюнетка сидит в компании со своими подругами и рассказывает то же самое. И оба эти
человека, возможно, провели лучшую ночь в своей жизни. И одна только мысль, что они
ничем не связаны — слаще любого шоколада. И в это мгновение им так сильно плевать
на общественное мнение, у них в ладонях разделенное пополам сочное яблоко. И они
слизывают текущий по рукам сок, щурясь от потрясающего вкуса. Соблазн сопровождает
каждого из нас всю жизнь. Соблазн купить пару новых книг или дорогое пальто, чтобы
потом до зарплаты питаться коробками с растворимой лапшой, соблазн ответить в метро
на улыбку милого юноши с красивыми синими глазами, стягивая с безымянного пальца
давно превратившееся в удавку кольцо, соблазн вытащить посреди ночи из холодильника
сковородку с холодной картошкой и срубить все до самой последней крошки. Желать
соблазнить кого-то такое же обдуманное решение человека. Соблазнить более успешной
работой, интересным событием вместо учебы и свободным выражением своих желаний.
Каждый из нас взрослый человек, большие девочки и мальчики, которые умеют отвечать
за свои поступки. Но только перед самими собой. Все остальные хотят слишком
многого, извините. Со своими демонами мы разберёмся самостоятельно.
Вода стекала по затылку, впитывалась в измученные лаком и гелем волосы, обжигала

нежную кожу за ушами и на шее. Небольшой ангел покачивался из стороны в сторону,
стряхивая с себя мелкие капли, словно солнечные лучи. Пальцы пытались распутать
сбившиеся в колтуны пряди, но казалось, что отрезать их под корень будет намного
проще, чем привести в человеческий вид. Вода потекла по спине, пропитывая хлопковые
штаны, оседая темными пятнами. Она начала забиваться в нос, вызывая неприятный
привкус во рту. Энтони сплюнул и выпрямился, почти наслаждаясь тянущей болью в
мышцах. Проигнорировав висящее на раковине полотенце, он потряс головой, избавляясь
от лишней влаги. Загорелая кожа блестела в свете ярких ламп, легкий сквозняк,
пробивающийся под дверь, грозил неприятным насморком и першащим горлом, но парень
решительно игнорировал такую возможность. Сцепив руки в замок, он вытянул их над
головой и потянулся, поднимаясь на носочки. Мышцы перекатились под кожей,
практически забурлили, складываясь в идеальные линии. Самые простые штаны сидели на
бёдрах, открывая ямочки над ягодицами и выступающие тазовые косточки.
— Щелк, щелк! — раздался чей-то задорный голос из дверного проема. — Да уж, не зря
тебя камера так любит. Потрясающий вид. Очень вкусный.
Улыбчивый чернокожий парень стоял, прислонившись плечом к дверному косяку. Он

сложил руки на манер фотоаппарата — указательный палец к большому. Его белоснежная
улыбка практически ослепляла, а белая рубашка и вовсе превращала в оружие массового
поражения. Они только что закончили изнурительный почти двадцатичасовой съемочный
день. Заказчик был очень придирчивым, фотограф — бездарным. Поэтому, услышав такую
долгожданную команду об окончании работы, модели расползлись по гримёркам с одним
единственным желанием — упасть и не шевелиться. Собственная кожа казалась чужой,
неправильной. В нос забивался удушливый запах пота и различных косметических
средств. Отвратительная смесь, которая лишала обоняния на несколько часов.
Усталость была почти незаметна на площадке, но за ее пределами обрушивалась на
голову, словно лавина. Её тесные объятия лишали сил и желания что-либо делать.
Кроме как лежать сломанной куклой на кровати и смотреть в потолок. Это было то
самое состояние, в котором утомляло даже оно — лежание на кровати. Казалось, что
даже оно требует энергии. Как в дешевых играх на телефоне. Одно действие, а стоит,
будто ты разгрузил грузовик. Шкала энергии Энтони была пуста.
Кроули замер на мгновение, будто был пойман на чем-то противозаконном, после чего
медленно опустил руки и повернулся. Края век его были чуть красные из-за слишком
ярких ламп и отсутствия полноценного сна. Но это никак не мешало внимательному
взгляду изучить человека с головы до ног.
— Хантер, если я не ошибаюсь? — хрипло спросил Энтони, чуть щурясь, будто и правда
пытался вспомнить.
— О, ты запомнил! — парень улыбнулся ещё шире, хотя казалось бы, шире невозможно. —
У нас не было возможности познакомиться.
— Я сейчас освобожу ванную, — бесцветным голосом бросила ведущая модель агентства,

развернувшись к раковине.
— О, не спеши, — Хантер сложил руки на груди. — Я готов наслаждаться этим вечно.
Золотые глаза сверкнули в зеркале, словно Энтони пытался сжечь человека на месте.
Но тот либо не заметил этого, либо не хотел замечать. Парень решил сделать то же
самое, поэтому вытащил из пачки влажную салфетку и принялся оттирать лицо от грима.
На белой ткани осталась краска, смешиваясь в серые грязные тона. Освобожденная от
косметики кожа тут же налилась розовым, чуть воспаляясь и проклиная своего
владельца. Кроули пожалел, что оставил увлажняющий крем дома, на столе. Был слишком
занят тем, что пытался удержать выкручивающегося из рук с тихим смехом любовника.
Было невозможно удержаться от того, чтобы не провести кончиками пальцев по чужим
рёбрам, заставляя ёжиться и втягивать голову в плечи. Слишком велик был соблазн
поцеловать в шею, прямо под волосами, и сбить собеседника с четкой мысли, оставляя
на любимых губах только собственное имя.
— Какие планы на вечер? — снова отвлёк его чужой голос, возвращая в реальность.
— Спать, — лаконично ответил Кроули, открывая воду и на мгновение опуская лицо в

сложенные ладони, чтобы унять легкое жжение.
— Слишком скучно для такого человека, как ты, — почти разочарованно протянул
Хантер, приближаясь к нему. — Я слышал совсем другое… Что после хорошей работы ты
предпочитаешь не менее хорошую компанию.
Тяжелая ледяная ладонь легла между лопатками. Энтони крупно вздрогнул и упёрся
руками в края раковины. Плечи его поднялись, скрывая шею, практически превращая
парня в хищника, который замер перед броском. С его подбородка капала вода, крупные
капли осели на ресницах. Парень медленно облизнулся, слизывая ее с губ. Пристальный
взгляд снова упёрся в наглого коллегу, наплевавшего на все возможные правила
приличия и личное пространство. Чужая рука провела линию по выступающему
позвоночнику, от шеи до поясницы, словно ее владелец пытался найти нужную кнопку.
Кроули вдруг отчетливо осознал, как ему хочется кого-нибудь ударить. Прямо в лицо,
чтобы кровь хлынула из сломанного носа, чтобы человеку было больно, чтобы он упал
и, возможно, ударился затылком о кафельный пол. Усталость. Это все была усталость,
нервы, перенапряжение… Кровь кипела, разгонялась, путала замученный мозг. Слухи и
репутация делали своё дело. Когда-то — совсем давно — Энтони бы с радостью подался
навстречу этому прикосновению и, вопреки усталости, показал бы все узоры на своей
чешуйчатой спине, чтобы привлечь возможного любовника. Раньше.
— Мы можем поехать в отель, заказать вина, и… обсудить особенности позирования в

откровенных позах. Ты бы мог научить меня чему-нибудь, наставить, так сказать… —
Хантер подошёл ещё ближе, касаясь своим бедром чужого.
Кроули резко выпрямился и развернулся, скользя босыми ногами по плиткам. Его

сильные пальцы перехватили наглую руку, сжимая запястье. Быстро перехватив ее
другой, парень мягко пожал, чуть покачивая на весу. Вежливая и абсолютно фальшивая
улыбка украсила его лицо.
— Мне было крайне приятно поработать с тобой, Хантер. Надеюсь, мы ещё сможем
обсудить все интересующие тебя вопросы в следующий раз. Я постараюсь привезти тебе
подходящие книги по этому поводу. Но сегодня я собираюсь спать.
Аккуратно обогнув замершего мужчину, Кроули вышел в гримерную комнату и нашёл

взглядом свои вещи. Опустившись на край дивана, он стянул мягкие штаны и кинул их
на сумку. Вытянув длинные изящные ноги, чуть размял их, и натянул чёрные узкие
джинсы. Как раз когда он встал, чтобы застегнуть пуговицу и молнию, Хантер вошёл в
комнату. На его лице блестела вода, которой он ополоснул лицо. Видимо, пытался
успокоить голову. Его внимание снова сосредоточилось на Кроули, на его подтянутом
животе, на выступающих ключицах.
— И все же, — рискнул парень, облизывая пересохшие губы. — Если ты хочешь

пригласить кого-то ещё, то я не против. Мы можем повеселиться и втроём.
— Хантер, — Кроули все же справился с застежкой и потянулся к простому чёрному

джемперу с двумя кислотно-желтыми глазами на груди, будто кто-то притаился в
темноте и вот-вот бросится.
— Тебе даже делать ничего не придётся,— практически кошачья улыбка появилась на

лице мужчины.— Будешь только лежать, пить вино и наслаждаться. Если захочешь совсем
расслабиться, у меня есть кое-что любопытное.
Энтони замер на мгновение — в этот момент он пытался расправить капюшон — после

чего посмотрел на собеседника. На загорелом прекрасном лице отразилось отвращение
вперемешку с разочарованием. И ещё что-то, что блеснуло в самой глубине глаз, на
секунду скрутилось вокруг зрачка. Что-то очень темное и опасное. Парень уже набрал
воздуха в грудь, чтобы высказать зарвавшемуся придурку все, что думает о нем, о его
предложении и о наличие таких вот представителей его работы, но телефон в кармане
на животе тихо завибрировал. Все внимание Кроули мгновенно переключилось на
аппарат. Накинув чёрную дутую жилетку, он сунул в карман ключи от машины, сигареты
с зажигалкой, надел на нос чёрные блестящие очки и мотнул головой, чтобы мокрые
волосы хоть немного приняли какую-либо форму. У самой двери он остановился и,
положив руку на темное дерево, обернулся:
— Даже если бы мы встретились раньше, ты был бы в пролете. Не люблю… костлявых.
И раньше, чем человек успел что-то возразить, дверь захлопнулась. Кроули закинул
сумку за спину, удерживая двумя пальцами, и направился в сторону выхода. Баал,
которая стояла в холле, утверждая какую-то доставку, подняла на него голову. Она
быстро отметила и сжатые в одну линию тонкие губы, и напряженную складку между
бровей. Проходя мимо, ее подопечный отвесил шутливый поклон, едва не запутался в
собственных ногах и крутанулся на месте, чтобы устоять.
— Научись ходить, будь добр, — беззлобно бросила она и вдруг напряжённо шагнула
следом. — Ты что, собрался садиться за руль?
— Мне не впервой, — отмахнулся рыжий, поворачиваясь спиной к двери, и попятился,

чтобы не терять начальницу из вида. — Два раза направо, один налево. Потом все
время прямо и вот я дома!
— Кроули! — нервно осадила она, от резкого движения короткие чёрные волосы,

отражающие свет, качнулись из стороны в сторону. Строгий белый костюм с чёрным
широким поясом заставлял изящную причёску выделяться ещё сильнее.
— Конечно, за руль он не сядет, — раздался мягкий и очень ласковый голос от дверей.

— Пусть даже не мечтает.
Энтони резко развернулся, тяжелая сумка описала круг по воздуху, лишь чудом не
встретившись с лицом говорившего.
— Азирафаэль! — удивленно и не менее радостно вырвалось у Кроули.
— Дорогой мой, — кивнул владелец книжного магазина и шагнул ближе, касаясь нежно
тёплыми пальцами его щёк. — Я приехал тебя похищать.
— Меня? — опешил Энтони всего на мгновение, но тут же расплылся в довольной

ухмылке.
Сумка упала на пол, мгновенно забытая. Подхватив низ толстовки, парень задрал ее и
натянул на чужую светлую и очень умную голову, сминая мягкие вихры. Азирафаэль
протестующе дернулся, но через секунду скрылся под темной тканью. И почти сразу его
голова показалась из широкого ворота. Кроули позволил себе втянуть запах, такой
родной и любимый, сладких сдобных булочек из соседней бакалеи, яблочного шампуня и
собственного одеколона. Чтобы было удобнее, Азирафаэль положил руки на чужие бока и
притянул возлюбленного ближе. Толстовка стала похожа на маленькую и очень бюджетную
палатку. Страшная морда на ней превратилась в крайне удивленную.
— Вот что же ты творишь? — проворчал Азирафаэль, почти ощущая, как растягивается

резинка.
— Похищения совершаются скрытно, ангел. А не на глазах у всех. Я тебе помогаю. И

вот теперь внимательно слушаю. Каковы условия похищения?
— Ну… — вопреки смущению, коллекционер книг улыбнулся, на его щеках появились такие
потрясающие ямочки, что можно было пойти и умирать. Париж явно проигрывал на их
фоне. — Снаружи нас ждёт страшное такси, которое вероломно отвезёт нас домой. Там
тебя будут подвергать пыткам горячей ванной с пеной и массажем. Я специально для
этого изучил множество литературы… Что же ещё… Ах, да! Тебя отравят обедом, плавно
переходящим в ужин. А потом тебя ждёт, без вариантов, неизбежный сон…
— Какой кошмар… — шепотом поразился Энтони, касаясь кончиком носа чужого виска. —
Это самый страшный план, который я слышал в своей жизни. Я почти согласен, только
если…
— Если? — сапфировые глаза распахнулись, словно их владелец был готов к любому

условию.
— Если мой похититель будет рядом… — с улыбкой сказал Кроули и поцеловал, наконец,
мужчину, которого любил всем своим большим сердцем.
Хантер стоял около гримерки и наблюдал за происходящим из тени. В его глазах

застыла обида и боль отказа. Он был явно красивее и сексуальнее странного человека,
которого сейчас обнимал его кумир. Что мог предложить ему этот пухлощекий парень,
что не мог дать успешный Хантер?
— Даже не пытайся, — хлопнул неудачливого парня по плечу Хастур, вытирая большим

полотенцем свои жесткие волосы. — В этом раскладе у тебя нет шансов. Козырей тоже
нет. Да и карт, в общем-то нет. Вали-ка ты отсюда.
Он настойчиво развернул Хантера и толкнул обратно в комнату.
— Тоже мне… Коварный обольститель. Дверь сначала научись закрывать.
Когда Кроули и Азирафаэль выходили из агентства, под печальное ворчание Азирафаэля

об испорченной кофте, взгляд Энтони выцепил около большого окна чужую фигуру.
Габриэль стоял, засунув руки в глубокие карманы плаща, и неотрывно смотрел в
светлый, наполненный людьми холл, где Баал давала кому-то распоряжения и улыбалась
гостям и заказчикам. На лице мужчины было столько тоски, что Кроули осталось лишь
сильнее сжать чужую мягкую руку. В ответ на вопросительный взгляд, он лишь покачал
головой и направился в сторону ожидающего такси.
Приятно быть соблазненным. Кому-то — прекрасным телом и дорогим вином. Кому-то —

домашним уютом и щемящей сердце нежностью. Кому-то — собственной гордыней и
принципами. Каждому своё. И отвечать каждому за своё. Когда-нибудь потом.
========== Day 26.(56) ==========

тема 26(56) дня: жизнь с семьей
к этому дню подходило столько идей, что голова едва-едва не взорвалась. идея семьи,
как большой-большой компании связанных чём-то большим, чем одной кровью людей для
меня всегда была важной. Тут сыграло свою роль и аниме/манга в детстве, и хорошие
книги и фильмы о войне. Люблю истории, где в начале группа людей притирается друг к
другу, а потом становится одним большим организмом. И друг за друга перегрызут
горло врагам.
в итоге:
Кроули/Азирафаэль, Габриэль, Вельзевул, Михаил, Хастур и Ева из вселенной работы
«Буду хранить твои небеса от туч» (https://ficbook.net/readfic/8527952)
романтика, нежность, ER
📝 Опять же, повторюсь, никаких мужских беременностей.

📝 Отсылка к христианским канонам и сцене Благой Вести.
📝 Не стремлюсь оскорбить чьи-то чувства, это лишь вымысел на любимую тему.
🎼 Для фона можно взять песню Ed Sheehan - Best part of me.
🌸 Плюс, что писать по вечерам более-менее удаётся. Минус, в меня не хватает сил на
полноценное вычёсывается. В этой части может быть больше опечаток, чем обычно,
потому что глаза совсем устали.
Надеюсь это не очень испортит Вам впечатление... Спасибо за Вашу помощь с ошибками
Вы потрясающие, просто невероятны.
Ваша Хори-Хаул 🎃
«My lungs are black, my heart is pure,
My hands are scarred from nights before,
And my hair is thin and falling out of all the wrong places,
I am a little insecure.»
Наверное, одной из самых всемогущих вещей на свете, одновременно с этим, одной из

самых разрушительных — всегда будет семья. Это такая важная ступень в жизни каждого
существа, такая необходимая, самая-самая первая. Дети делают свой самый первый шаг
на эту ступень, и в зависимости от того, какая она — крепкая или ветхая, надежная
или разваливающаяся под ногами, широкая или размером меньше детской ножки —
зависит, каким вырастет этот маленький человек. Как он будет глядеть на мир, какие
ступеньки будет строить сам, как будет относиться к построенным кем-то. Семья — это
крайняя ступень перед чёрной, пожирающей все живое пропастью. Даже самое страшное
падение с этой крутой лестницы, которой является наша жизнь, можно остановить, если
уцепиться влажными дрожащими пальцами за эту ступеньку. Главное держаться за неё
изо всех сил, пока кто-то не затянет тебя обратно, ругая последними словами и,
одновременно с этим, обнимая до хруста рёбер, до злых соленых слез. Люди часто
оступаются, иногда их сталкивают вниз, иногда они бегут прочь от чего-то, даже не
глядя себе под ноги… Но эта одна самая-самая важная ступень всегда может удержать
на краю. Очень важно помнить, что как бы высоко ты не поднялся, каких бы вершин не
покорил, эта ступень — самая надежная почва под ногами.
Многие ошибочно думают, что семья — это только те люди, в чьих венах та же кровь.
Семью не выбирают, ты просто оказываешься в окружении каких-то людей, беззащитный,
слепой и дрожащий от холода. Если тебе повезёт, то эта огромная страшная толпа,
гудящая басистыми голосами, увидит в тебе смысл жизни, самого важного человечка,
ради которого будут покорять эти самые вершины, сталкивать наглых и злых людей и
крепко держать за руку, пока ты пытаешься залезть на эту огромную и темную
лестницу. Если семья становится для ребёнка той самой спасительной зоной, куда
можно прибежать в слезах, рассказать о самой страшной обиде, что разбила нежное
детское сердце, то его жизнь будет полна света и счастья. Но кому-то, случается, не
везёт. Оказывается, что места на этой ступеньке так чертовски мало, тёплых слов ещё
меньше, света не было никогда. И ребёнок ползёт, наощупь пытаясь найти страшный
край, чтобы не упасть туда ненароком… И в девяти случаях из десяти — нащупает,
найдёт, увидит. Но в какой-то момент обида будет слишком глубокой, а сил держаться
— не будет. Опора исчезнет из-под ног, пальцы задрожат…
И тогда чья-то сильная рука поймает, крепко сожмёт ладонь и затащит обратно. И
вдруг окажется, что семья — это намного больше. Семья — это люди, которые готовы
зажигать свечу в твоей груди снова и снова, делиться своим огнём. Для кого звезды в
твоих глазах будут важнее и ярче самых дорогих драгоценностей. Такие люди
подвинутся и поделятся местом, даже если их собственная ступень давно обвалилась,
осыпалась пылью… Семью не выбирают, но можно найти ту, которая примет тебя таким,
какой ты есть, заполнит сердце любовью, окружит заботой. Для кого ты не будешь
являться неизбежным и сопутствующим ущербом. В семье никогда не будет все идеально.
Семья ссорится, и так сильно, что даже самые страстные любовные ссоры — лишь мелкий
всполох по сравнению с этим устрашающим пожаром. Родные люди, бывает, жгут даже не
мосты, порты и города, обжигаясь об этот самый огонь сильнее других. А после они
ползут по пеплу, по ветхим доскам, пока не найдут самых важных в своей жизни людей.
Люди воспринимают свою семью как данность. Из-за этого так страшна потеря, которую
почти невозможно пережить, не случится залатать дыру в сердце. И чем больше, чем
счастливее семья, тем тяжелее эти раны. Но оно того, определенно, стоит.
Конец всего сущего был предотвращён, ну, или отложен, кому как больше нравится
думать. Люди и не представляли, какое важное и значимое событие прошло мимо них,
едва-едва задев самым краешком крыла. Они продолжали бегать по своим делам, решать
проблемы, любить и ругаться, спасать друг друга и предавать, чередуя одно с другим.
Солнце по утрам поднималось из-за горизонта, к вечеру медленно скатывалось по
небосклону. И вроде бы, ничего и не изменилось, ничего такого, что стоило бы
заметить. Но он заметил, он все шесть тысяч лет замечал даже самые малейшие
изменения, самые пустячковые отличия. Ради Люцифера, он за шесть тысяч лет так
сильно привык всматриваться в сияющие небесного цвета глаза, что уже не мог и
помыслить своего существования как-то иначе. И не хотел, если бы кто-то вдруг
решился спросить. И в какой-то момент он увидел, что мелких очаровательных морщинок
в уголках глаз стало чуть больше, что между трогательных бровей залегла складка.
Ангел, улыбчивый нежный ангел с большими пушистыми крыльями за спиной очень-очень
устал. Устал по вечерам смывать с заботливых ладоней грязь человеческих душ, снова
и снова подниматься с утра, чтобы искать что-то светлое, доброе, хорошее. Он ни на
миг не переставал верить, просто устал, так глупо и нелепо. Стал оставлять на
красивой дорогой тарелке в «Ритц» половину самого нежного и аппетитного блина,
долго и молча смотреть в окно Бентли на пролетающие мимо огни, не делая никаких
замечаний о скорости. Прежним осталось лишь то, что он по прежнему изо всех сил
сжимал чужую худощавую ладонь перед тем, как провалиться в сон.
Демон заметил это и, честно сказать, в первые секунды запаниковал. Что делать, если
твой Ангел Господень вдруг сломался? Куда бежать покупать новые батарейки, запасные
детали, где мастера искать? Раздраженное шипение стало срываться с губ, молоко в
соседних квартирах скисало прямо в холодильниках. И вот так в очередной раз, когда
они ненадолго выбрались из дома, чтобы проехаться по осенним улочкам города,
наслаждаясь дробным стуком дождя по крыше, Кроули выкрутил руль и увёз своего
любимого пернатого прочь, так далеко, как только смог. В маленький уютный домик,
вдали от человеческих эмоций, их мыслей и ошибок. Он наполнил мир вокруг
исключительно высокими могучими деревьями, россыпью полевых цветов, пением диких,
не видавших человека птиц, топотом лап животных, которым не ведом был запах пороха
и страха. Дикий виноград рос прямо по стене, запутываясь вокруг выступов и резных
подоконников, с небольшой веранды открывался невероятный вид на рассвет. С утра
ветер приносил с речки прохладу, заставляя ёжиться и втягивать голову в плечи, а по
вечерам невероятно пахло самыми сладкими ягодами. Кроули создал для своего
возлюбленного рукотворный Эдемский сад. И если в нем иногда встречались сорняки или
недружелюбные кролики — он художник, он представлял себе этот чертов сад именно
так. В отличие от многих, Змей всегда был честен сам с собой.
Азирафаэль полюбил лежать на траве прямо перед домом, положив голову на свернутый
пиджак и перебирая пальцами чужие огненного цвета волосы. Ему нравилась эта тишина,
нравился запах старинных книг, которые демон притащил столько, сколько смог, вкус
черничных пирогов, которые с легкой руки создавал Кроули. Что Азирафаэлю не
нравилось, так это редкие, но навязчивые визиты Братьев. И то, как сильно
напрягался демон, вскидывая голову, чтобы найти взглядом возможную угрозу. Он не
доверял ни ангелам, ни собратьям, которые своими появлениями портили чудесную
колючую траву. И когда в очередной раз на опушке леса, откуда открывался вид на
уютный деревянный дом, с тихим шелестом крыльев появился архангел, Кроули тихо
зашипел себе под нос, брезгливо приподнимая верхнюю губу. И все было почти как
обычно. Почти.
Габриэль выглядел растерянным. Одна половина воротника его пальто сбилась,

фиалкового цвета глаза высвечивало солнце, а в руках сурового начальника, который
столько раз сердито грозил Азирафаэлю пальцем и пытался убедить подопечного в
пагубности его «неправильной» любви была лилия. Прекрасная белоснежная лилия. На ее
нежных лепестках блестели капельки росы. Тряхнув головой, словно решился из
последних сил, мужчина направился к замершей на террасе паре. Азирафаэль неспешно
допил все ещё горячий чай из самых свежих вишневых веточек, а демон рывком поднялся
на ноги, неосторожно задевая бедром круглый белый столик. С каждый шагом Габриэль
вновь терял свою уверенность. Несчастные четыре ступеньки, отделявшие дом от
зеленого ковра растений, он преодолевал, словно без ангельских сил и без снаряжения
пытался покорить Эверест. Он хотел было что-то сказать, но весомое «Возрадуйтесь!»
казалось таким пустым сейчас, будто он говорил это каждому встречному в течении
последних шести тысяч лет. Поэтому архангел решил отказаться от этого глупого
человеческого изобретения и молча положил на столик, рядом с пышащими паром
чашками, одинокий, но такой важный цветок.
Азирафаэль, словно в замедленной съемке, скользнул взглядом по краешку тарелки, по

красивой салфетке и, наконец, по тонкому зеленому стеблю. Нежная улыбка вдруг
появилась на его лице, на нежных щеках вспыхнул едва заметный румянец. Пушистые
ресницы мелко задрожали, словно листья дерева на ветру. Кроули же нахмурился, чуть
сдвигая свои блестящие на солнце очки на самый кончик носа. Он пытался понять, что
происходит с вверенными ему ангелами в его собственном доме: один выглядел
настолько осоловело, что казалось, будто прямо сейчас он упадёт, сражённый тяжелым
сердечным приступом, второй же — не мог удержать разъезжающиеся в счастливой улыбке
губы, закрывая их самыми кончиками пальцев, но это никак не помогало. В самом углу,
сопровождая своё появление запахом горелого дерева, вытянулась из-под пола тень.
Тихий уютный дом стал напоминать зал заседаний эфирно-зефирных существ. Кроули
разочарованно покачал головой и сделал единственное, что мог в той ситуации — пошёл
заваривать новую порцию чая. Что-то едва уловимое дрожало на самом краю сознания,
требуя к себе внимания, требуя прислушаться…
Когда демон опустил большой красный чайник с толстыми боками под воду, догадка,
наконец, толкнулась в сердце. Как через несколько месяцев новая жизнь толкнётся под
чужим сердцем.
~~
Весенний день выдался на удивление тёплым и солнечным. Легкий ветерок гонял по небу
облака, ронял самые неуверенные в себе зеленые листики, кружил их в сумасшедшем
танце, а после сбрасывал на землю. Вот такой недолгий роман, о котором каждый из
участников вспоминал с трепетом. Солнце тянулось своими лучами, отлежавшее себе
бока за зиму, разминалось и грело все, до чего только могло дотянуться. Птицы
заливались счастливым пением, летали друг за другом, сбивали маленькие цветы с
кустарников. Речка журчала где-то вдалеке, задорная и веселая. Зеленые волны травы
стелились то в одну сторону, то в другую. Природа радовалась всему новому, спешила
жить, торопилась изо всех сил. На краешке крыши, сунув руки в глубокие карманы брюк
замер рыжеволосый архангел. Он, подставив ласковому солнцу лицо, дышал полной
грудью звенящей тишиной. Его большие крылья, словно навес, раскинулись над домом и
открытой верандой, заливая ее прохладной тенью.
На этой самой веранде стояло большое кресло-качалка, которое едва слышно

поскрипывало при движениях. От полукруглых ножек на досках остались белесые
следы.На кресло было постелено мягкое одеяло, скрывая все острые углы и занозы,
которых там давным-давно не осталось, потому что один черноглазый демон, под
покровом темноты и ночи, собственноручно выдернул каждую из них и подкрутил каждый
шатающийся гвоздик. Он избегал попадаться на глаза, скрываясь в гуще зелёных
деревьев, но внимательно наблюдал, готовый в любую секунду броситься в бой: с
лицемерными ангелами, с братьями-демонами, да хоть с самим Люцифером. В кресле
сидел Азирафаэль, в большой вязанной кофте, которую на него надели сразу несколько
пар рук, не слушая никаких возражений. Вьющиеся волосы цвета далеких холодных звезд
отрасли немного, задевая мелкими завитушками плечи. Короткие падали на высокий лоб,
едва ощутимо щекоча влажную чувствительную кожу. Кресло покачивалось размеренными
движениями.
Вперёд. Назад. Вперёд. Назад.

Ангел, закутанный по самые уши, прижимал к груди небольшой свёрток в ярких
цветастых пеленках. Руки осторожно, но очень крепко держали, возможно, самое
дорогое, что было на свете для одного ангела и одного демона. Кроха то и дело
издавала тихие звуки, вытягивая то одну ручку, то другую. На лице Азирафаэля в
ответ на это появлялась все более нежная и счастливая улыбка. Его глаза сияли
тысячью галактик, которые прятались где-то в глубине. Чуть приподняв правое плечо,
он наклонился и осторожно прикоснулся потрескавшимися губами к маленькой головке.
На деревянном темном полу, около кресла, сидела девушка. Она, поджав под себя ноги,
неотрывно смотрела на Азирафаэля и на ребёнка на его руках. Ветер трепал ее темные
волосы, заставляя покачиваться почти в такт с креслом. Демон тихо напевала какую-то
древнюю колыбельную, которую она узнала давным-давно в Пальмире. Её голос взлетал к
самым небесам, запутываясь в белоснежных перьевых облаках. Птицы, спрятавшиеся в
кронах высоких деревьев, подпевали высокой трелью. В какой-то момент ангел перевёл
влюблённый и абсолютно шальной взгляд на Вельзевул, словно только-только заметил,
что она была рядом. И в этом взгляде не было ничего, кроме бесконечного счастья,
благодарности и радости, которой он хотел поделиться со своей семьей. Со всей своей
семьей. Демон улыбнулась ему в ответ уголками губ, не переставая петь. Ребёнок в
руках у Азирафаэля снова шевельнулся.
Другой демон, с огненными волосами и ядовитыми желтыми глазами, стоял в двойных

дверях — одной с темной мелкой сеткой, а другой крепкой и деревянной — и неотрывно
смотрел на ангела. На его лице будто бы застыла жесткая маска, скулы заострились,
на висках будто бы проступили жесткие острые чешуйки, о которые снова и снова
ранился неусидчивый ветер. За последние несколько дней Кроули заметно осунулся. Из-
за нервов и переживаний он почти ничем не питался, лишь пару раз, оставив на страже
молчаливого Михаила, он скользнул незаметной тенью в траву, лишь громко щёлкнув
хвостом. Узкий джемпер мешком висел на костлявом загорелом теле. Но что-то внутри
Кроули изменилось, горело ярче, чем самый опасный Адский огонь, пожаром полыхало в
его душе. И из-за этого мужчина то и дело улыбался, будто бы скалился. Когда
ребёнок подавал голос, шевелился и вскрикивал, желтая радужка глаза растекалась на
весь белок, а зрачки становились совсем узкими, превращаясь в щелки. Кроули ловил
все запахи, сотни оттенков. Он знал обо всем, что происходило вокруг дома, но снова
и снова глотал широко открытым ртом, чтобы убедиться.
Из-за этого Змей крупно вздрогнул, когда тяжелая и крепкая рука опустилась на его
плечо. Габриэль стоял позади, на его губах блуждала рассеянная и крайне счастливая
улыбка. Вся его благодать тянулась, чтобы окутать дом и всех, кто был в нем — и на
нем — согреть и успокоить, окружить уютом. В сиреневых глазах плясали искры, словно
солнце случайно сломало несколько лучей, а золотая пыль попала в глаза летящему на
зов архангелу. Воздух дрожал от того, какими счастливыми были члены крылатой семьи,
какую невероятную любовь они испытывались в тот момент, когда первый детский крик
разнесся по округе.
Азирафаэль вдруг выпрямился в своём кресле, чуть сморщившись из-за остаточных

неприятных ощущений. Михаил и Габриэль одновременно повели ладонью, облегчая чужую
боль. Вельзевул только раздраженно закатила глаза и подалась вперёд, чтобы
коснуться чужого плеча. Голова Хастура появилась в густых зарослях. Кроули
вывернулся из-под чужой руки и двинулся вперёд, чтобы остановиться за спиной
ангела, где трепетали большие белоснежные крылья. Природа будто бы по команде
замерла, воцарилась идеальная тишина. Змей положил руки на округлые плечи
возлюбленного и склонился к нему, касаясь щекой щеки. Азирафаэль облизнул губы и
прикрыл глаза, собираясь с силами.
— Ева.
But you love me, you love me,

Why the hell you love me so
When you could have anyone else?
Yeah, yeah, he loves me, he loves me,
And I bet he never lets me go
And shows me how to love myself.
========== Day 27. (57) ==========

тема 27 (57) дня: совместный переезд
Я, наконец, вырвалась к вам. На самом деле, я там ТАКОЕ ТВОРИЛА все 14 дней, и
вообще, и в целом, но сказать пока не могу, а когда смогу то УХ. в общем, я
прокачивала скилл, как мне сказали, на деле 14 дней творила непонятно что, но в
общем. Во всем виновата Мирия, она меня заманила
Я СОСКУЧИЛАСЬ ПО ВАМ и по моим мальчикам. Я снова здесь, надеюсь, что Вы рады и

ждали, но даже если нет, я все равно хочу и буду писать 😄 меня не остановить.
Эта тема меня измучила, у меня было 4 варианта исполнения. И все они мне не
нравились. Вплоть до того, что я едва не удалила к черту Хроники, потому что они
потеряли изначальную цель — писать каждый день.
Но в итоге:
Лигур/Михаил, намеком Кроули/Азирафаэль, Габриэль/Баал из работы «Серая шкура,
Красная Шапка...» (https://ficbook.net/readfic/8557667)
ГЕТ романтика, нежность, ER, повседневность.
Главное слово последних 14 дней: ОТСЫЛКИ

я их так сильно люблю, что нету сил. И ещё больше — когда Вы их ловите 💝
Спасибо за Вашу помощь с опечатками и вычёсыванием текста. Вы очень выручаете меня.

Мне сложно ловить ляпы самой — глаз замыливается(.. Надеюсь, это не портит Вам
впечатление.
С любовью,
Ваша Хори-Хаул 🎃
Наша жизнь похожа на книгу. Большую, изрисованную детскими каракулями, с вырванными
страницами и вклеенными неумело бумажным белым скотчем фотографиями. Она разбита на
главы: счастливые и не очень, длинные и короткие, что занимают всего одну страницу.
В каких-то снова и снова повторяется одно и то же слово, в каких-то — важное сердцу
имя. Где-то все перечеркнуто чёрным маркером, размыто водой и смято, словно кто-то
сжимал страницу в кулаке. У наших книг постоянно меняются названия и обложки,
иллюстрации на обложке, жанр и сюжет. Неизменным остаётся только имя автора на
переплете, да толщина. Перед каждой главой у нас неуверенным слабым почерком
приписаны посвящения, тем или иным людям, потому что каждая глава связана с ними.
Такие гости привносят в наши книги что-то важное и новое, что превращает нас в тех,
кем мы являемся. Эти смежные с кем-то главы очень важны, они позволяют прочитать
свою книгу не так быстро, не заскучать на середине и найти какие-то новые отсылки и
сюжеты для будущего. Однако, нельзя забывать, о ком изначально была книга, которую
Вы читаете. Не посвящайте ее всю другим, потому что потом, вырвав эти страницы,
можно получить только пустую обложку. И пару кривых картинок, что нарисует автор
книги по памяти перед тем, как сжечь все к чертовой матери.
Когда мы перелистываем страницы, что завершают одну главу и начинают другую, то

теряем что-то, для того,чтобы приобрести новое. Но пустое место в душе очень сложно
заполнить, ты продолжаешь оглядываться, пытаться перелистнуть страницу назад,
возможно, читать обе главы одновременно. Это невозможно, и ты закрываешь предыдущую
часть, а пальцы снова и снова гладят страницы, будто умоляют заглянуть на
мгновение, на секунду. И чем чаще ты читаешь прошлые главы, тем тяжелее двигаться
вперёд. Книга выскальзывает из рук, удерживать обе страницы открытыми становится
сложно. И в одно прекрасное мгновение что-то приходится отсекать насовсем. Или
прошлое, или будущее. Выбирайте осторожно, потому что двигаясь вперёд, можно снова
встретиться с тем, что осталось позади, но уже в новой главе, с новыми сюжетами и
событиями. Оставшись в прошлом же, Вы лишаете себя возможности нового, и можете
лишь снова и снова переживать то, что уже случилось. Вечное, бесконечное дежавю. В
какой-то момент буквы окончательно сотрутся, страницы начнут рваться прям под
пальцами, и в итоге — не останется ничего. Упаси Вас Боги от такого исхода. Нет
ничего страшнее, чем пустота.
Квартира, несмотря на то, что пустовала несколько месяцев, была залита ярким
солнцем. Его лучи падали и на паркетный пол в гостиной, и на большие зеркала на
стенах, на яркую кухонную мебель — на ярко-красные шкафчики с белыми ручками, на
разноцветные стулья с высокими спинками — на большой камин, что раскрыл свою пасть
в немом крике. Лестница убегала на второй этаж, где прятались две спальни, ванная
комната и балкон. Мебель была закрыта пленкой, что тщательно натянули предыдущие
хозяева перед отъездом.То дело закончилось благополучно, а это придаёт сил для
того, чтобы сделать все аккуратно и красиво. В гостиной на обоях были изображены
маленькие коричневые птички, что жались друг к другу или летели к восходящему
вдалеке солнцу. Аккуратные кружевные шторы колыхались от ветра, залетавшего в
открытую входную дверь. Большой пушистый ковёр стоял скрученным около стены,
позволяя выбрать, как новым жильцам будет удобнее жить. В ванной на первом этаже
была душевая кабина, а на втором — просторная ванна. На чердаке пылились стопки
старых книг и большая искусственная елка. Если не думать о том, что в каждом
телефонном аппарате установлены прослушивающие устройства, так же, как и в лампах,
и в цветочных горшках, а соседи напротив — это агенты под прикрытием, то все было
довольно сносно.
Девушка с короткими темными волосами прошла по первому этажу и улыбнулась, касаясь

ладонями ровных стен и дверных проёмов. Она была искренне рада выбраться из «Рая»,
где им пришлось провести несколько месяцев, пока были решены все формальности. Ей
нравилось бродить по лесной опушке, подставлять лицо первым солнечным лучам на
рассвете и любоваться звёздами по вечерам, но все же… Свой, пусть и временный, но
все же дом — это совсем другое дело. Она уже заказала в каталоге по интернету новую
посуду и полотенца, зубные щетки они купили в магазине, чуть выше по улице. Из
одежды ей, правда, разрешили взять всего немного, поэтому она чувствовала себя
ограниченной, но это уже было делом времени. Они были живы, они были вместе. Это
уже была большая роскошь, учитывая, что два месяца назад ей не могли обещать, что
она увидит своего возлюбленного ещё раз. Агент, что работал под прикрытием с бандой
Светоносного, всегда носил чёрные очки, поэтому сказать, врал ли он ей или говорил
правду — она не могла. Он пожимал плечами и уходил, не получив от неё достаточно
сведений, чтобы что-то обещать. А потом вдруг приехал ночью, не предупредив, и
приволок почти за руку Лигура.
В соседней комнате глухо забубнил телевизор. Темнокожий мужчина, выбритый

практически налысо, щёлкал пультом управления и кривился от того, что видел. Глупые
телешоу, второсортные фильмы и тупые комедии — все, что большая плоская панель была
готова ему предложить. Рука в сотый раз машинально коснулась колючего затылка. О,
как было больно сбривать косы. В ту секунду, как ему об этом сказали, парень
пожалел, что не утонул в реке. Тогда он был бы мертвым, но не потерявшим своего
достоинства. Но когда возмущение уже почти сорвалось с его губ, взгляд Лигура упал
на Майкл, стоявшую в другом конце комнаты. Она мягко улыбалась ему, сложив руки на
груди. А в памяти всплыл разговор с Кроули, тем самым вечером, что он привёз друзей
повидаться. Баал и Майкл весело болтали, допивая бутылку вина, Хастур — допрашивал
охранника о книге, которую он читал, а Кроули отозвал свидетеля в сторону. На его
худом лице ожог выглядел особенно болезненно и страшно. Парень передвигался все ещё
медленно, припадая на больную ногу, но помощи не принимал, шипел в ответ
раздраженно, того и гляди — укусит. Волк отвёл его в соседнюю комнату и извинился.
Сказал, что старался очень осторожно выводить Майкл из игры, но все-таки
снайперский выстрел, даже с такого расстояние — это очень страшно и больно. Им
нельзя было рисковать.
Тогда Лигур узнал, что его девушка несколько дней пролежала в больнице со
сломанными рёбрами.
И эта мысль не позволила ему устраивать скандалы и отказываться от той жизни, что
им обещали. Раз уж она не испугалась, не убежала в слезах, а только ткнула его
пальцем в большой и глупый лоб — потому что всегда знала, что в этой горе мышц нет
ни капли ума — он не имел права отступать. А волосы — они не зубы, отрастут. И
Майкл обещала собственноручно заплетать их каждое утро, если он потерпит немного.
Она просила его потерпеть… Безумный безумный мир.
— Все переживаешь? — ласково спросила девушка, заходя в гостиную, ее легкое

белоснежное платье было похоже на два крыла, которыми она обняла себя, юбка
шевелилась при каждом шаге, а опущенные рукава подчеркивали хрупкость ее плеч. —
Будешь правильно питаться, и они совсем скоро вырастут снова.
— Ерунда, — отмахнулся Лигур, выключая разочаровавший его ящик. — Это скорее как
фантомная боль от потерянной конечности. Они были частью меня.
Мужчина стянул с плеч джинсовую куртку — подарок Хастура перед отъездом. Отдать ее
лично другу не разрешили, но Кроули втихаря привёз и сунул точно в руки, подмигивая
своим страшным желтым глазом. Майкл в тот вечер спросила, без задней мысли,
конечно, каково это было — сделать операцию и сотворить такое со своими глазами,
просто чтобы выполнить задание? Снайпер на миг задумался, словно пытался подобрать
слова, а после улыбнулся, чуть покачиваясь из стороны в сторону.
— А может, это наоборот — помогло мне найти себя настоящего? — широкая улыбка
обнажила его острые белые зубы.
Волк был неплохим парнем, отмазал друзей, помог Лигуру перекочевать из

«подозреваемый» в «важный свидетель». Мужчина ещё раз порадовался, что этот
странный человек стал все же больше другом, чем врагом. Да и не стоит забывать, что
именно он выловил попрощавшегося с жизнью человека из реки. Кроули пытался казаться
плохим: снайпером, полицейским, другом и человеком, но у него ничего не выходило.
Каждый видел и безошибочно угадывал — Энтони Кроули был очень хорошим человеком.
— Хочешь, я сделаю нам кофе? — Майкл подошла ближе и положила руки на плечи своего
мужчины, касаясь подушечками пальцев сильной шеи.
Ее нежная кожа, которая была цветом почти как первый снег, невероятно сильно
контрастировала с его собственной — чёрной, словно ночь. Но это сочетание будило
внутри что-то древнее, животное почти, требующее защищать, оберегать, любить.
Подвыпивший Энтони, когда они наблюдали за танцующими девушками, толкнул его плечом
и усмехнулся:
— Правда, наши с тобой — невероятно похожи на ангелов? Такие же белые, воздушные и…
Снайпер сделал непонятное движение рукой — то ли пытался изобразить крылья, то ли

его просто заштормило. Но, на удивление, Лигур понял. Они чокнулись бутылками пива
и забыли об этом разговоре, но реальность осталась.
Лигур осторожно обнял свою возлюбленную, которой больные рёбра периодически все ещё
доставляли дискомфорт, и прижал к себе, касаясь губами таких любимых, когда-то
рыжих волос. От Майкл пахло невероятно: первым весенним дождем, апельсинами и
свежескошенной травой. И этот запах не перебивали ни шампуни, ни духи, ни вонь
мегаполиса. Мужчина дышал полной грудью и мечтал, чтобы весь дом впитал в себя этот
чудесный аромат.
— Не об этом ты мечтала, когда мы познакомились, да? — горестно уточнил
Лигур, перебирая короткие пряди пальцами.
Девушка в его объятиях засмеялась, этот звук эхом отозвался в его груди, а сердце
зашлось бешеным ритмом. Майкл отстранилась немного, чтобы заглянуть в его темные
глаза. На лице, таком невероятно прекрасном лице, которому не нужна была ни
косметика, ни какие другие, уродующие людей прибамбасы, сияла счастливая улыбка. В
памяти Лигура всплыл момент, когда Энтони бессовестно и нагло затолкал его в
комнату в «Раю», где, честно сказать, мужчина был готов увидеть что угодно: дуло
пистолета, направленного на него, бордель, даже лабораторию по изготовлению
наркотиков, но уж точно не свою «умершую» девушку. Майкл тогда долгие несколько
мгновений смотрела на него, кусая нежные розовые губы; из широко распахнутых глаз
потекли большие горячие слезы, но она сама так и не издала ни звука. Сидела на
постели и плакала, прижав к груди книгу, пока Волк не пихнул его в спину, обозвав
придурком.
А он и был придурком.
— Я знала, что мне не будет скучно, — продолжала тем временем Майкл, обводя
пальцами его массивные брови и подбородок. — Особенно в тот момент, как ты выбрался
из моей квартиры по пожарной лестнице, унося на голове хамелеона своего друга.
— Который оказался не его, да и не друг это был, — согласно закончил Лигур.
— Мне уже сказали, что ты спер какую-то невероятно редкую и дорогую ящерицу, —
рассмеялась девушка, запрокинув голову.
Мужчина, не медля, наклонился и коснулся губами нежной, так идеально подставленной

для этого шеи. Поцелуи были горячими и короткими. Он медленно поднялся до
подбородка, где, наконец, нашёл желанные губы. Майкл приподнялась на носочки, чтобы
было удобнее, а Лигур мгновенно подхватил ее на руки, осторожно прижимая к себе.
Это был их первый поцелуй в новой квартире. Это была новая глава их жизни, в
которую их толкнули, не спрашивая разрешения. Но почему эта история должна
оказаться плохой? Если они могут играючи превратить все в прекрасное приключение,
полное поцелуев, любви и нежности.
В конце концов, Волк умудрился обрести своё неземное счастье под пулями и в
окружении маньячных убийц, почти умер сам, едва не угробил пассию, однако вон же,
ходит и сияет разбитой мордой. Чем они хуже?
Лигур, не разрывая поцелуя, который постепенно становился все более страстным,

наклонился сильнее и подхватил девушку на руки, придерживая под коленями.
— Может, кофе подождёт? Мне обещали большую и очень-очень удобную кровать…
— А соседи? — ни капли не возражая, воскреснувшая из мертвых девушка крепче обняла

своего страшного преступника за шею.
— А пока слишком мало их знаю, чтобы приглашать в свою постель, — наотрез отказался
Лигур. — Хотя, если ты хочешь группового секса, я знаю местечко…
Пустующий несколько месяцев дом наполнился радостным и счастливым смехом,

восторженными криками, а после — громкими стонами наслаждения.
И пусть эта глава в их жизни только-только началась, но они собирались прожить ее с

удовольствием и ни на мгновение не отпуская рук друг друга. В конце концов, они
сами пишут книги своих жизней, а значит — нужно отобрать перо у судьбы и писать
так, как им хочется.
О любви, об ангелах и об украденном хамелеоне.
========== Day 1. (61) WINTER TIME ==========
Комментарий к Day 1. (61) WINTER TIME

WINTER IS COMING
А вот и наступило самое потрясающее время в году! Совсем этой чехардой по жизни я и
глазом моргнуть не успела! А тут уже красота. Я очень сильно люблю зиму, новый год
и чудеса)
Три последние темы прошлого круга никуда не делись, они есть и я их доделаю
обязательно! Но задумка для 28 дня слишком сложная, она меня мучает... Но я их
допишу, Мирс не даст мне отлынивать) Но мы уверенно и радостно влетели в зиму, а
для неё я берегла особый список тем! Поэтому, поехали!
(Надеюсь, Вам это будет также интересно и радостно, как мне... А то выйдет
неловко...)
тема 1 зимнего круга: свитер

У меня было несколько вариантов, но один я оставила для рейтингового круга 😏 а
второй пока отложила)
В итоге:
Кроули|Азирафаэль из вселенной работы «Стань белой птицей...»
ангст, романтика, прошлое;
🎉 МНЕ ВЕРНУЛИ НОУТБУК 🎉

Надеюсь, что тексты станут почище, однако Ваша помощь все также неоценима и
волшебна! Спасибо за то, что ловите опечатки Вы удивительные!

С любовью Хори-Хаул
“Я бы свитером твоим стал.
Согревал тебя каждый день.
Если сердце грызет тоска,
Разыщи меня
И надень. “ (c)
Декабрь — самый удивительный месяц в году. Казалось, что стоило календарю

перелистнуть последний лист осени и объявить о том, что пришла зима — люди вдруг
абсолютно забывали обо всем плохом. О смертельных обидах, о глупой гордости, о
никому не нужной правоте. В их жизни наконец находилось место чудесам и волшебству.
У взрослых людей, которые говорили по утрам в телефонную трубку умные и сложные
слова, а по вечерам пили вино из больших стеклянных бокалов, начинали сиять глаза
особым светом. Светом доброты и радости, что вдруг просыпались в душе. Они метались
там, требуя свободы, призывая дарить всем вокруг приветливые улыбки, желать какую-
то ерунду, делиться с нуждающимися и исполнять чужие мечты. Неожиданно все
становилось не таким важным и серьезным. Всего на один месяц. На тридцать один
день.
Улицы преображались на это время. Из витрин магазинов на прохожих смотрели

разнообразные лесные жители, наряженные в костюмы Санта-Клауса или смешного
ушастого эльфа. Где-то можно было увидеть большие сани с запряженными в них
оленями. И подарки. Везде, абсолютно везде появлялись яркие коробки в шуршащей
упаковке и с такой манящей ленточкой. Пирамиды из них строили посреди магазина,
чтобы дети уговаривали родителей купить им еще что-нибудь. “Самый-самый последний
подарок!” Как же можно отказать собственному улыбчивому чаду, которое так искренне
улыбается и прижимает к груди очередного лохматого мишку или страшную колченогую
куклу? Со стен задорно подмигивали гирлянды, чередуя то красный, то синий свет, а
зеленый метался от одного края к другому, завораживая людей.
Каждому хотелось поверить, что следующий год будет более счастливым, успешным,
удачным. Что вот-вот начнется отсчет заново, и тогда можно будет с чистой совестью:
сесть на диету с первого числа нового года, бросить курить, перестать ругаться с
любимым мужем, перестать изменять жене, начать бегать по утрам. Все, что только
может прийти в голову. Самое удачное время для начала — это новый год. Почему-то
люди считают, что в новом витке Коловрата исчезнет все плохое, забудутся все обиды,
сотрется вся грязь. Что они сами станут чище, лучше. Кто-то возможно и станет, а
для кого-то это будут только отговорки. Но в декабре каждый имеет право на мечту,
на самое заветное желание. Будь то новая игрушечная машина, трехкомнатная квартира
или просто немножечко счастья…
Город кутался в новогодние украшения, словно в новое пальто. Красовался перед

туристами, пытался удивить старожилов, добавлял романтики в свидания влюбленных.
Погода решила в этот раз порадовать людей. Большие снежные хлопья вот уже несколько
дней неспешно падали на землю, укрывая ее большим пуховым одеялом. То тут, то там
вырастали кривоватые снеговики: с морковными носами, с поеденными молью шарфами, со
старыми пуговицами вместо глаз. Они были разной высоты. Какие-то грозно махали
метлами и палками, другие — приветливо разводили кривые руки-ветки для объятий.
Таинственной цепочкой убегали чьи-то следы, петляя между припаркованных машин и
мусорных баков. Сугробы искрились, отражая фонарный свет и блики гирлянд.
Все вокруг превратилось в самую настоящую сказку. Казалось, что вот-вот наружу
выберутся коварные гоблины, чтобы украсть плохо спрятанные подарки, милашки эльфы,
что помогают Санте делать их, да духи — Старого года и Нового.
Мир дрожал на самом краешке ножа, готовый вот-вот сорваться вниз, во что-то новое,
неизведанное, загадочное.
На главной площади возвышалась огромная пушистая елка. Ее украшали несколько дней,

большие яркие игрушки поднимали обученные этому люди на специальных машинах. Дети,
живущие в домах рядом, замучили своих родителей, уговаривая пойти и посмотреть на
это. На самой верхушке горела яркая золотая звезда, затмевая те, что были рассыпаны
по ночному небу. Около подножия ели танцевали сделанные из огоньков олени: один
нетерпеливо бил копытом и освещал путь своим красным носом, другой — поднялся на
задние ноги и запрокинул голову с тяжелыми разветвленными рогами. Около наряженной
красавицы поставили специальные лавочки, на которых можно было присесть и отдохнуть
от предпраздничной суеты с картонным стаканчиком дешевого кофе.
Мороз ехидно хватал прохожих за носы и щеки, заставляя зябко кутаться в шарфы и
поднятые воротники курток. Большие и серьезные мужчины бубнили себе под нос и
поспешно надевали кожаные перчатки, от которых совсем не становилось теплее.
Молодые девушки упрямо носили короткие пуховики и юбки, но даже они совсем скоро
предпочтут моде уют и здоровье. Милые улыбчивые старушки заботливо укутывали своих
мужей, заставляя надеть лишний шарф или капюшон, хлопали их худыми ладонями по
спинам и качали головой, когда те в ответ только смущенно огрызались.
Люди стремились к чудесам и теплу.
Поэтому так закономерно, а одновременно с этим и странно, выглядел худой мальчишка

в старом потертом свитере. На его рыжих словно яркое летнее солнце волосах оседал
снег, запутывался в них, а через несколько мгновений и вовсе таял. Джинсы, которые
явно были с чужого плеча, были подвернуты несколько раз, открывая тонкие
покрасневшие щиколотки. Легкие тряпичные кроссовки вызывали недоуменные взгляды.
Мальчик обнимал себя за плечи дрожащими руками и шел вперед, низко опустив голову.
У него стучали зубы, а тело била крупная дрожь. Но даже он, добравшись до площади,
замер на несколько мгновений, чтобы полюбоваться большой наряженной елкой. В широко
распахнутых глазах — таких странных и удивительных — отражались новогодние огни,
расцветали словно экзотические цветы и тут же таяли. Желтые ядовитые глаза с почти
вертикальными зрачками совсем не вписывались в праздничный антураж. Как и
побелевшие от холода губы, и явно болезненная худоба, и опухшие края век. Никакая
жажда чуда не могла заставить людей подойти к нему, элементарно предложить самого
дешевого и отвратительного чая или остаток хлебной буханки.
Ухоженные серьезные мужчины презрительно отводили взгляд, женщины поспешно уводили

в сторону детей, уговаривая их не смотреть. Милые старушки, возможно, и рискнули бы
помочь, но их останавливали предостерегающие взгляды мужей, которые сжимали в
карманах кошельки. Мальчик долгих несколько мгновений любовался елкой и
подвешенными на ней подарочными коробками, после чего развернулся и побрел прочь,
согревая дыханием онемевшие ладони.
Праздник был для тех, кто мог себе его позволить.
Пройдя немного, парнишка свернул с людной улицы в проулок, скрываясь от людских

глаз. В таких подворотнях не было ничего нарядного. Переполненные мусорные баки,
грязные старые лестницы, осыпающиеся ветхие хибары. Подойдя к невысокому забору,
мальчик потянулся и схватился за самый край. Старые кроссовки соскальзывали с
обледеневшей преграды, но он все-таки смог подтянуться и свеситься с другой
стороны. Забор печально пошатнулся, и ребенок с коротким хриплым вскриком упал в
сугроб. Потревоженный снег взметнулся в воздух, словно стая разъяренных мух. А
желтоглазый мальчик остался лежать в снегу, не моргая глядя в небо. На несколько
секунд ему захотелось, чтобы снег завалил его совсем, спрятал ото всех в своих
смертельно нежных объятиях. Так было бы легче, так было бы правильно.
Мусору положено быть на свалке.
Он был не нужен собственной матери. Почему он должен был быть нужен кому-то еще?
Мир жесток — за свои четырнадцать лет он это прекрасно понял.
Старый растянутый свитер вдруг начал колоться. Вода впиталась в него. Лежать
становилось неприятно. Плечи задрожали от холода. Парнишка медленно сел и вытянул
ноги перед собой. Голова начала кружиться от голода, очень хотелось спать. Высокий
ворот свитера колол шею и подбородок, не позволяя уронить голову на грудь. С
недовольным стоном мальчик встал. Непригодные для такой погоды кроссовки
заскользили по обледеневшему асфальту, и он едва не растянулся снова.
Из открытых окон на верхних этажах пахло вкусно: жареным мясом и свежим кофе.
Желудок неприятно свело, а во рту скопилась слюна. Ребенок поспешил прочь, не в
силах больше дразнить себя. Во дворах было очень мало людей. Лежащая около лестницы
собака даже головы не подняла на него, только лениво гавкнула и отвернулась, пряча
нос под лапой. Ее глаза на секунду сверкнули красным. Псине было хорошо, она нашла
место на люке теплотрассы. А с утра ей скорее всего обломилась мясная большая кость
от лавочника с соседней улицы. У кого-то все-таки был праздник.
Неприметная черная дверь ночлежки противно скрипнула, когда мальчик ее открыл.

Внутри был полумрак. Люди лежали прямо на полу, кутаясь в собственные куртки и
рваные старые пледы, что нашли на помойках. В нос ударил запах пота и мочи, иногда
его перебивала вонь алкоголя. Кто-то в дальнем углу тяжело кашлял, захлебываясь.
Все прекрасно понимали, что человек до утра уже не доживет. Лампа над той частью
предусмотрительно не горела. Мальчик прошел по коридору до своего матраса. Его он
отвоевал у какого-то страшного на вид мужика с плешивой бородой. Отвоевал грязно:
ударил носком кроссовка под коленку и убежал, прижимая добычу к себе. На войне как
на войне.
А они воевали каждый день. Чтобы выжить.

Откуда-то издалека доносилось слабое рождественское пение. Им часто удавалось
подслушать телевизор в соседнем доме или радио. Это могли быть или новости часа,
или какая-то юмористическая передача. Иногда даже почти целиком можно было
послушать фильм. Многое оставалось непонятно, потому что картинки не видно, но
мальчик ловко научился закрывать глаза и представлять себе. Фантазии и воспоминания
спасали его все эти годы, заставляя двигаться дальше, бороться, бежать.
Воспоминания и небольшой деревянный ангел на груди, которого парень никогда не
доставал при чужих, только сжимал прямо через одежду, пока крыло не впивалось
больно в ладонь.
В углу матраса валялся его изношенный грязный рюкзак, который несколько раз
порезали ножом, чтобы вытащить что-нибудь ценное. Ценным там был только разве что
деревянный меч да смятая фотография. Все остальное ценное он давным давно продал.
Думал, что это ненадолго, что совсем скоро он встанет на ноги и сможет поехать на
поезде домой, чтобы найти свое сокровище. Думал и верил, пока не обнаружил себя в
занюханном подвале в окружении пьяных и обколотых людей. Туда он привел бы своего
единственного друга и самого близкого человека? И все как-то окончательно сломалось
— как в его плане, так и в душе.
Мальчик опустился на матрас и забился в самый угол, подтягивая к себе колени.

Свитер был мокрым на спине, весь в катышках и проеденный молью. И давно стал мал.
Но он упрямо носил его, прижимал к лицу колючие рукава, пытаясь уловить остатки
такого родного и уютного запаха: горячего молока, старых шуршащих страницами книг,
имбирного печенья. И дома. Но время уничтожало все, к чему прикасалось. И старый
свитер, который когда-то был ярко-синим, давно пропах сигаретным дымом и дерьмом,
которое окружало его хозяина.
А ведь когда-то все было иначе. Это тоже был декабрь, канун Рождества. Они
забрались в свое тайное убежище, о котором совсем никто не знал. Им удалось утащить
с праздничных столов конфет и печенья, немного мандаринов и один на двоих кусок
пирога с мясом. Тускло горела свеча, ее пламя плясало из стороны в сторону.
Азирафаэль читал своим мелодичным и спокойным голосом, водя аккуратным пальцем по
строчкам, а он сам мастерил какого-то страшного динозавра из палок и фантиков. Ночь
давно уже вошла в свои права, но праздник был один раз в году. Спать совершенно не
хотелось, есть уже тоже. И тогда Азирафаэль вдруг остановился и поднял на него свои
синие-синие глаза.
— У меня есть для тебя подарок, Энтони.
— Ты мне его уже подарил, — кивнул тогда будущий рыцарь, шурша обертками. — Я
столько шоколада никогда не ел.
Мальчик со светлыми вьющимися волосами задорно засмеялся и поспешно закрыл ладонью

рот под чужое осуждающее шипение.
— А у меня есть настоящий подарок, — порывшись в одеяле, которое они спрятали там
заранее, Азирафаэль вытащил шуршащий пакет. — Он не новый… Но все-таки.
Кроули разворачивал тогда подарок дрожащими руками. Подумать только, ведь пальцы
могут дрожать не только от холода и бессилия. И на колени ему через несколько
секунд упал колючий свитер, на котором был изображен олень с большим красным носом.
— Но это же твой любимый! — запротестовал Энтони и замотал головой. — Нет, это не

может быть подарком!
— Может! — почти обиженно воскликнул его друг, его выразительные брови печально
изогнулись. — Это же от всей души! И я его почти не носил, надел всего несколько
раз!
— И что мне с ним делать? — от смущения Энтони не знал, как правильно себя вести;
единственное, что он умел делать — это защищаться. — Зачем мне поношенный свитер?
— Ты же не любишь холод! Вот я и подумал… Подумал… — в синих глазах блеснули слезы.

— И не надо! Отдай!
Азирафаэль потянулся, чтобы забрать назад свой подарок, но Кроули оказался резвее и
спрятал его за спину.
— Не отдам! Он теперь мой!
— Ты сказал, что он тебе не нужен! — Азирафаэль от обиды сжал кулаки и вскочил на

ноги.
— Но он теперь мой! И я буду с ним делать что хочу! — Энтони, чьи щеки украшал
слабый румянец, давно забыл о своем драконе и об угощениях. — Захочу выкину, захочу
— распущу на нитки!
— Ты… Ты дурак! — закричал Азирафаэль во весь голос, а после развернулся и бросился

прочь.
Книга с громким хлопком захлопнулась, упав на пол. Рождественские чудеса

закончились.
Кроули вжался носом в высокий ворот и закрыл глаза. На улице кто-то громко пел,
смеялся и вскрикивал. Человек в углу снова закашлял.
— Да сдохни ты уже! — огрызнулся сосед сбоку и бросил в него пустой коробкой из-под
обуви.
Энтони устроился на своем матрасе, стараясь натянуть на острые коленки рваный

свитер, чтобы было хоть чуть-чуть теплее. Перед глазами покачивался тусклый грязный
фонарь. Изо рта вырывался пар.
“Дурак” — подумал Кроули. — “Как есть дурак… Но терять мне больше нечего. Пора
чего-то добиваться…”
На другом конце света, остановившись у окна, Азирафаэль вглядывался в темноту,

положив на оконное стекло ладонь. В его синих-синих глазах застыла печаль и тоска.
И совсем не по своему любимому свитеру...
========== Day 2. (62) WINTER TIME ==========

☃️LAST CHRISTMAS I GAVE YOU MY HEART☃️
тема 2 дня зимнего круга: играть в снежки
очень было сложно, так как я уже два раза затрагивала эту тему в каноне. я немного
комплексую, что много пишу по AU. я боюсь, что упущу канон... поэтому я стараюсь
придерживаться и оригинальных линий.
ну... почти.
я затронула вселенную истории, которая вызвала разную реакцию, но я ее очень нежно

люблю. и мне захотелось чего-то волшебного сегодня, доброго и светлого. даже там,
где сплошная боль и грязь.
🤔 кажется, этот круг будет с горьковатым привкусом... не стекольным, но всё-таки.
в итоге:
Кроули/Азирафаэль из вселенной работы «Люблю небо в твоих глазах»
романтика, hurt/comfort, AU относительно финала
🎧 Искренне рекомендую к прочтению добавить песню: dEUS — Nothing really ends
тематические круги всё-таки сложнее, чем обычные... Но я настроена решительно!

Дойти до конца! Конечно, с Вашей помощью Спасибо за Вашу бесценную помощь с
очепятками. Вы невероятны.
с любовью,
Ваша Хори-Хаул 🦊
Утро нового дня выдалось очень солнечным и морозным. Маленькие снежинки дрожали на
свету, вальсировали в воздухе и медленно опускались вниз, чтобы присоединиться к
своим друзьям. Деревья трещали глухо и устало, когда их дергал и цеплял беспощадный
мороз. Трясли своими большими сильными ветками, а тяжелые шапки снега падали вниз.
Птицы тревожно срывались со своих мест и с громким криком улетали в другое место,
где будет спокойнее. Небо было на удивление ясным и чистым, безумно синим и
высоким. Эта лазурь поражала, возвращала куда-то в прошлое, когда первый зимний
месяц ассоциировался у людей с праздником, с радостью, с подарками и с новым
началом. Когда самой большой заботой для них становился поиск красивой и пушистой
елки, чтобы она раскинула посреди гостиной комнаты свои большие лапы, чтобы пахла
свежо и вкусно и идеально сочеталась с новой лампочной гирляндой. И подарки под ней
чтобы смотрелись, словно в сказке.
Люди в такие дни чаще всего суетно бегали после работы по магазинам, чтобы успеть
купить такой желанный любимым человеком предмет, долгожданную игрушку для ребенка
или редкую и дорогую книгу для важного партнера по работе. И даже у самых серьезных
и циничных представителей человеческого рода вдруг вспыхивали яркими искорками
глаза, а глубоко внутри просыпался спрятанный и давно забытый малыш, жадный до
чудес и волшебства. И тогда цены вдруг становились не такими важными, а значение
имели только чужие эмоции — искренние и настоящие. И сосед-старик казался не таким
суровым и страшным, особенно когда угощал горстью шоколадных конфет и разноцветных
леденцов. А одинокая женщина с верхнего этажа вызывалась украсить во дворе елку, на
радость всем.
А по окнам расползались всевозможные лампочки, которые задорно перемигивались,

общались на своем тайном языке и абсолютно точно что-то замышляли. Попробуй —
разгадай.
Но праздник уже давно перестал быть таким счастливым и радостным. О нем помнило все
меньше людей, уставших от войны, что сами развязали. Возможно, они были бы и рады
все это прекратить и снова обратить свое внимание на цвет ленточек на подарочных
коробках и на цвет посуды на праздничном столе. Но на это уже абсолютно были не
способны сыны божьи — бесстрашные войны, что сполна испробовали людскую жестокость
и равнодушие. Их белоснежные и кремовые крылья, которые столько тысяч лет едва
слышно шелестели по асфальту и укрывали таких странных созданий от бед, давно стали
черными от крови. Внимательные глаза, готовые простить большинство проступков и
помочь вернуться на путь истинный — смотрели холодно и осуждающе.
Слишком многие пали в первые месяцы войны, стараясь удержать мир на краю бездны.
Братья, друзья… Любимые.
Города горели, и отсвет огня сменил нарядные огоньки. Тяжелые гробы сменили
подарочные упаковки. Стоны боли и отчаянья — рождественские песни. В руках ангелов
горели разящие клинки, в руках людей — металлическое оружие и святая вода. Самой
большой неожиданностью для Небес стало то, что демоны — грязные и мерзкие твари,
которые всегда мешались под ногами — не спешили отдать людям демонический огонь.
Казалось бы, просто шевельни пальцем — и тысячелетняя вражда окончится в одну
секунду. Но падшие ангелы и бессовестные демоны вдруг встали спина к спине с теми,
кого высмеивали веками. И перестали улыбаться.
И стали очень легкой добычей для ослепленных страхом людей.
Тяжелая деревянная дверь отворилась со скрипом, смахивая с крыльца внушительный

сугроб. Морозный воздух тут же хлынул в дом, задувая огонь в камине, ветер
зашелестел старыми желтыми страницами. На крыльцо ступил мужчина, чьи вьющиеся
волосы были почти одного цвета с искрящимся снегом. В синих внимательных глазах
отразилось солнце и высокое далекое небо. Он спрятал нос в теплый шарф, что
закрывал шею и подбородок, и который раз за последний час напряженно покачал
головой. Ему определенно не нравилась эта идея, она тревожила что-то внутри, что-то
темное и опасное.
Но обещание есть обещание, ничего не попишешь.
Обернувшись к дверному проему, мужчина протянул руку навстречу своему спутнику.

Кожа второго была в разы темнее, а в контрасте с ладонью сердитого блондина
казалось совсем черной. Длинные пальцы с розовыми пластинками ногтей невесомо
коснулись середины, провели по тыльной стороне и переплелись с чужими. Вынужденный
пленник небольшого деревянного дома сделал первый неуверенный шаг через порог. Снег
захрустел под подошвой тяжелого ботинка. Дверь заскрипела в унисон, открываясь
шире. Мужчина протянул свободную руку и уперся в стену.
— Осторожно, здесь лед, — тревожно предупредил ангел, не отрывая взгляда от

возлюбленного.
— Азирафаэль, — демон чуть скривился, порядком уставший за то время, пока

уговаривал собеседника на эту прогулку. — Я слепой, а не идиот. Я все-таки как-то
просуществовал шесть тысяч лет, согласись?
— И посмотри, где мы теперь… — тихо выдохнул тот, но отступил на шаг, стараясь

держать руки при себе.
Кроули пропустил замечание мимо ушей. Ему бы вспылить и скинуть зарвавшегося

светлого с крыльца в ближайший сугроб, но… Лишившись зрения, он стал лучше слышать.
Он стал слушать.
И он прекрасно ощущал волнение в чужом голосе, чувствовал напряженные плечи под

своими руками. Демон ни на мгновение не забывал, как Азирафаэль держал его за руку,
пока судороги скручивали хрупкое человеческое тело. Казалось бы, когда это
могущественный падший ангел, который не отступал перед опасностью и не опустил
головы в борьбе с Люцифером, стал настолько слаб, чтобы мучиться от пришедшего в
негодность сосуда?
Но это была святая вода. И она выжигала глаза не человеческому телу, а ему самому,
всей его сущности. Всего несколько капель, попавшие в широко распахнутые глаза,
заставили его скулить, слепо ползая по кафельному полу церкви. В тот момент даже
освященная земля не ощущалась под коленями. Ему казалось, что он горит изнутри, и
на этот раз не отделается только крыльями — сгорит до самого конца.
— Мы ненадолго, договорились? — Азирафаэль снова огляделся, словно ожидал нападения
в любую секунду. — И не далеко.
— Твой начальник постарался, защищая это место, — напомнил Кроули и спустился еще
на одну ступень, вдыхая прохладный воздух полной грудью. — Перестань дергаться.
Если не знать, что вместо ехидных янтарных глаз у демона — пустые черные провалы,
то казалось, что он в полном порядке. Змей ступал уверенно и твердо, подставлял
лицо под падающий снег и едва заметно улыбался. Кроули выглядел самим собой, если
не знать, что по ночам он вскакивал от собственных криков и слепо шарил перед собой
дрожащими руками. Или царапал светлые выпуклые шрамы от собственных когтей вокруг
глаз.
Азирафаэль пару секунд смотрел в чужую прямую спину, после чего качнул головой и
поспешил следом, мягко придерживая под локоть.
Раньше они много гуляли. Проходили от любимого ресторана до парка, перехватывали на

десерт дешевое мороженое и усаживались на скамейке напротив старого пруда. У Кроули
были какие-то давние счеты с облезлой уткой, на крыльях которой уже появились седые
перья. Ангел много говорил, вспоминал о прошлом и рассуждал, а демон — изредка
вставлял свои пять копеек, поддевал друга и бросал едкие комментарии. Это были
чудесные дни. Старый пруд в любимом парке, вероятно, давно замерз. Утки спрятались,
если конечно выжили в той бойне, что произошла в городе. Вы когда-нибудь видели
обезумевшего от боли и отчаяния ангела? Конечно, нет, иначе Вас бы давно не было в
живых…
Тропинка, что спряталась под толстым слоем снега, петляла между деревьев.
Азирафаэль уверенно шел по ней, направляя своего возлюбленного легким движением.
Если Кроули и замечал это, то предпочитал молчать. Он дышал ртом, стараясь уловить
новые запахи, касался пальцами обледеневших стволов деревьев, поворачивал голову в
ту сторону, откуда доносились тихие голоса птиц.
— Как я по этому скучал… — довольно произнес демон, когда они вышли на небольшую
поляну, его голос эхом разносился над ней.
— По… заснеженному пустырю? — Азирафаэль позволил себе редкую улыбку, которую

Кроули тут же поймал подушечками пальцев, проследил от одного уголка губ до другого
и поцеловал невесомо.
— По тихому миру, по твоей улыбке, по чему-то… правильному.
— Скоро Рождество, — вспомнил вдруг ангел, чей взгляд упал на высокую статную ель.
— Кажется.
Кроули отошел на несколько шагов, едва заметно выставив перед собой руки, чтобы не
напороться на окружающие поляну деревья. На джинсах, что так красиво подчеркивали
худые ноги, налип снег небольшими комьями. Из-под дутой куртки показался свитер.
Азирафаэль видел, как покраснели кончики ушей любовника, как темный румянец украсил
его скулы.
Демон вдруг резко обернулся и указал пальцем на Небесного Воина.
— Я хочу сразить тебя, о, пернатый!
— Что? — растерянно моргнул ангел, даже отступил на шаг назад, на всякий случай.
— Если ты не забыл, то я — кровожадный и мерзкий демон! И я хочу крови! — Кроули

наклонился вдруг, сгребая снег около своей ноги, и швырнул увесистый, но довольно
кривой снежок туда, где, ему казалось, стоит Страж Восточных Врат. — Бейся со мной!
Снежок пролетел в нескольких метрах от Азирафаэля и разбился о дерево. Тот проводил

снаряд печальным взглядом и покачал головой.
— Сейчас не самое удачное время, мой дорогой… — начал было ангел.
— А когда оно будет удачным, ангел? — раздраженно отозвался Кроули, наклоняясь за

новым снежком. — Давай же! Ты умеешь играть, я знаю!
Очередной бросок оказался еще хуже предыдущего. Комок снега печально улетел вдаль,
не задев ни одного ствола. Демон повел носом, словно пытался учуять, насколько
сильно промазал. Где-то в глубине леса хрустнула сухая ветка. Возможно, это
неосторожный зверь наступил на нее или мороз все же разломал. Но Азирафаэль нервно
дернулся и развернулся на звук. Тяжелые грязные крылья взметнули в воздух ворох
снега. Взгляд синих глаз метался от одной стороны поляны к другой. Казалось, что
даже короткие волоски на шее воина встали дыбом от напряжения.
— Эй, — позвал демон, игнорируя неприятные мурашки от всплеска чужой силы. — Если
ты будешь играть в полную мощь, это будет нечестно.
— Нам нужно идти, — хрипло сказал Азирафаэль. — Хватит на сегодня.
— Да брось, ангел! — Кроули сморщился. — Мы только вышли! Я скоро плесенью покроюсь

в этом доме.
— Здесь может быть опасно… — он нехотя сложил крылья, но не перестал оглядываться.
— Я хочу бой, — упрямо оповестил демон и бросил очередной снежок.
— Дорогой мой, это неразумно… — устало позвал Азирафаэль, щуря воспаленные глаза. —
Пойдем, я почитаю тебе что-нибудь…
— Мы прочитали все книги в этом чертовом доме! — огрызнулся Кроули и отряхнул

ладони. — Азирафаэль, расслабься и поиграй со мной.
— Кроули…
— Поиграй. Со. Мной! — зарычал демон, и на его скулах проступили черные острые
чешуйки. — Или это мне нужно было сгореть от святой воды тогда, чтобы ты хоть
немного расслабился!?
— Перестань! — ангел заметно побледнел и сжал губы в тонкую линию.
— Тебе стало бы легче? Ты бы смог как Габриэль — дать себе волю и просто убивать,
пока рука не устанет карать! Ну признай, так было бы лучше!
— Ты говоришь глупости! — страх и усталость смешались в душе ангела в ядовитую

смесь. — Хватит так себя вести!
— Тогда — поиграй со мной! — закричал во весь голос демон.
Большие снежные шапки рухнули с деревьев вниз, обламывая самые тонкие ветки. Птицы
сорвались с веток и устремились прочь. Проходившие недалеко волки опасно зарычали,
скаля острые зубы. Азирафаэль схватил ком снега обеими руками и, размахнувшись,
бросил точно в чужое лицо. Крайние перья на крыльях затрепетали от той силы, что
наполнила с виду хрупкое тело. Порыв ветра разметал волосы.
Сапфировые глаза, что на мгновение потемнели, вдруг испуганно распахнулись.

Азирафаэль вскрикнул, протягивая руку вперед, и хотел окликнуть Кроули, хотя
прекрасно понимал, что не успеет… как вдруг демон вскинул руку перед собой и очень
легко поймал увесистый ком снега и льда. Сильные пальцы сжали снежок и сдавили,
пока он не рассыпался яркими искорками, что заблестели на солнце.
Широкая улыбка растянула тонкие губы Кроули. Показались белые острые зубы.
— Ты был хорошим мальчиком в этом году, ангел? — спросил демон, а Азирафаэль едва
ощутимо задрожал от тех соблазнительных бархатных ноток, что проскользнули в чужом
голосе. — Если да, то добрый Санта исполнит твое самое заветное желание…
Азирафаэль охнул и закрыл ладонями рот, не в силах поверить в то, что видит. А
напротив, на чужом, таком любимом лице мелко задрожали пушистые черные ресницы.
Кроули медленно открыл глаза.
========== Day 3. (63) WINTER TIME ==========

☃ ALL I WANT FOR CHRISTMASS IS YOU ☃
тема 3 дня зимнего круга: горячие напитки
☕ я думаю, многие не по наслышке знают, насколько важны зимой горячие напитки: чай
с медом, кофе с корицей, глинтвейн наконец) есть в этом что-то волшебное,
удивительное. когда сидишь на деревянной скамейке под большой елкой и держишь
руками в больших варежках картонный стаканчик с кофе. и пар от него в лицо, и
запах... ☕
❄ Мне сегодня захотелось чего-то... во-первых, каноничного, изначального. а во-

вторых, красивого и сладкого. поэтому, если Вам от излишней нежности сводит зубы -
бегите. Я Вас предупредила ^^ я тоже бывает люблю, когда все нежно и красиво. все-
таки, Хори девочка, как никак... ❄
В итоге:
нежность, ER, романтика, флафф
кинк на змеиную спячку, действие происходит через несколько месяцев после основных
событий.
🌟 отсылочки мои отсылочки. Ловите их, я так счастлива, когда Вы их ловите) это
делает меня очень счастливой 🌟
🎧 К этой части я искренне советую включить трек: Ed Sheeran - Cold Coffe 🎧
Cпасибо Вам за помощь с опечатками и поиском их. Вы делаете мою жизнь лучше,
творите настоящее рождественское чудо! Вы чудесные! 💝

С любовью, Ваша Хори-Санта-Хаул 🌟
" I'll wake with coffee in the morning
But she prefers two lumps of sugar and tea
Outside, the day is up and calling
But I don't have to be
So please go back to sleep "
Время неумолимо бежит вперед, не задерживаясь нигде, не оглядываясь, не задумываясь

ни о чем. Оно спешит, словно безнадежно опаздывает на уходящий поезд. Поезд в
будущее. Время летит, и мир меняется вместе с ним. То, что еще вчера было модным и
новым, теперь — пережиток прошлого. Как бы Вы не цеплялись пальцами за дверные
косяки и шаткие книжные шкафы, планета вращается, а реальность меняется каждую
секунду, каждое мгновение. Все живое: растения, животные и, конечно, люди —
стараются подстраиваться под эти изменения, успевать за ними. Ведь стоит только
немного помедлить, позволить себе пожалеть о чем-то, оглянуться назад — и вот Вы
уже за бортом. Нет ничего страшнее, чем сорваться с этого несущегося на полных
парусах корабля. За жизнью нужно бежать, уворачиваясь от летящего со всех сторон
мусора, перепрыгивать препятствия и до последней секунды верить в себя.
Люди приспособились к этой скорости. Они научились работать по восемь-десять часов

в сутки, не спать ночами, изобрели кофе и энергетические напитки. Все ради того,
чтобы не упускать ни одной секунды, не тратить зря время. Так легко стало
перекусывать на бегу, закидывая в рот бутерброд с сыром или вчерашние котлеты.
Главное — в термокружке есть горячий горький кофе, а с остальным можно разобраться
позже. Вот Вы только поднялись с постели, а уже сидите в автомобиле или спускаетесь
в метро, попутно завязывая волосы в некое подобие прически и отряхивая одежду от
хлебных крошек. Ритм большого города затягивает, гипнотизирует. Человек привыкает
постоянно спешить. Безделье сводит его с ума, тревожит, пугает. Как же так, ведь
можно было уже доехать в новое место, чтобы потратить десять минут на беседу с
самым лучшим другом, а после — побежать дальше.
Ветер наполнил паруса этого странного корабля.
Но в самый последний месяц года, когда дороги покрываются тонкой коркой льда, а с
небес сыплются снежные хлопья, люди немного замедляют свой бег. Они завороженно
рассматривают украшенные гирляндами витрины магазинов, фотографируют друг друга на
фоне пушистых зеленых елок и цепляются друг за друга, чтобы не упасть. Время
подбирается к очередному завершению и устало растягивается на пороге нового года,
нового витка. Люди разрешают себе перевести дыхание и заметить то, что не видели в
течениe года: сияющие глаза своих детей, нежные ладони любимых людей на своих
щеках, пропущенные звонки от родителей. Высокие красивые деревья, что так
умопомрачительно пахнут хвоей, становятся негласными маяками, которые обещают, что
судно не отправится в новое плаванье без Вас.
И в такое чудесное время вдруг оказывается, что между моментом, когда гудящая
голова касается подушки, и тем, когда Вы шагаете в переполненный вагон метро,
существует еще кое-что. Нечто загадочное, удивительное и прекрасное, на самом деле.
Недооцененное и так обидно упущенное время. Маленькие дети и те, кто не обременен
беготней и работой называют его — утро. И зимнее утро — это одно из рождественских
чудес, о котором мало кто знает, мало кто догадывается.
Солнце только-только выползало на небо, лениво цепляясь лучами за пухлые серые

тучи. Снегопад, который всю ночь напролет украшал сонный город, успокоился. Ветер
задорно подбрасывал снег в воздух, закручивал его над крышами домов и снова бросал
вниз. Несмотря на то, что ночь уже давно сдала свое дежурство, фонари все еще
светили теплым желтым светом. Машины проносились по улицам, шурша шинами по
сугробам, и след от их ярких фар, казалось, отставал на несколько секунд, будто
кто-то неосторожно мазнул кистью по бумаге. Около уютных маленьких магазинчиков,
величественно вскинув морковные носы, стояли снеговики-охранники. Кто-то украсил их
шарфами или старыми шляпами, нарисовал смешные рожицы или навтыкал орехов и изюма.
В спальне царил полумрак. Сквозь сдвинутые шторы пробивался шум города, сквозняк
покачивал тяжелую ткань. Большая постель была в беспорядке: одна из подушек упала
на пол, одно из одеял было безбожно сбито к изножью, плед забился под матрас. На
одной из тумбочек тускло горела лампа, на которую заботливо набросили старую
рубашку. На середине кровати возвышалась бесформенная куча, которая очень редко
шевелилась, вздыхала устало и снова затихала. На одном из столбиков висел темный
шелковый халат с длинным поясом, который в темноте был так сильно похож на змею.
Ворох одеял шевельнулся, импровизированное гнездо покачнулось и бесшумно
развалилось. Из него высунулась чужая лохматая голова. Существо, которое было
похоже одновременно и на человека, и на исполинскую змею, повело носом из стороны в
сторону и открыло большую пасть. Раздвоенный язык скользнул по губам. В самую
последнюю очередь очень медленно разомкнулись страшные желтые глаза с вертикальными
зрачками. Тихий шелестящий звук прокатился по спальне. Пробудившийся демон пошарил
ладонью по пустой половине постели и раздраженно сощурился. С усилием он подполз к
самому краю и спустил на пол босые ноги. Пальцы тут же поджались от холода. С кухни
веяло прохладой, и наглый сквозняк едва заметно дергал пушистый ковер за ворсинки.
Существо подумало было залезть обратно, забыв о своем обещании, но нашарило большим
пальцем на правой ноге заботливо приготовленные тапки.
Через какое-то время дверь спальни тихо открылась. Ангел, сидящий на большом мягком
диване в гостиной комнате, все же услышал этот звук и повернул голову. На спокойном
лице расцвела нежная улыбка. В уголках глаз собрались мелкие морщинки, и их не
скрывали даже очки с круглыми стеклами и в тонкой оправе. Мужчина закрыл книгу, что
лежала на подлокотнике, и поднялся на ноги. Он откровенно любовался тем, кто выполз
на запах горячего какао и свежего яблочного пирога.
Кроули щурил свои невероятные глаза, которые никак не хотели открываться полностью.
На его голову, скрывая мягкие алые пряди, был надет теплый капюшон с большими
зелеными глазами и страшной зубастой пастью. Два небольших крыла покачивались за
спиной, а о длинный хвост с острыми на вид зубчиками демон успел несколько раз
запнуться. Засунув руки в глубокие карманы на животе, он потоптался на месте,
привыкая к двум длинным ногам. Внимание хозяина квартиры полностью заняли изменения
в его собственности.
Под потолком была натянута весело мигающая гирлянда, большие разноцветные шары
покачивались на стенах и на ручках шкафов. В углу гостиной стоял огромный зеленый
монстр с золотой звездой на макушке. Кроули на мгновение показалось, что он увидел
два красных глаза где-то в глубине, за ветками. Из небольшого граммофона певица
мурлыкала рождественскую песню, и та разносилась по всей квартире. На вязаном
теплом свитере Азирафаэля звякали маленькие бубенцы, пришитые к рогам вышитого
оленя. Этот звук, кажется, и разбудил старого змея, нагло вырвал из объятий сна.
— Ты проснулся, мой дорогой! — неподдельная радость сквозила в голосе ангела, когда

он шагнул навстречу. — С добрым утром!
— Что ты сделал с моей квартирой, ангел? — хрипло поинтересовался демон,

поворачиваясь на одном месте; длинный черный хвост обвился вокруг ног.
— Добавил немного праздничного настроения! — похвастался Азирафаэль.
— М-м-м… — многозначительно выдал Кроули и оглядел собеседника с головы до ног. — А

почему ушел?..
Ангел тихо засмеялся, и от этого звука у змея по спине пробежали мурашки и коленки
предательски задрожали. Казалось бы, он впал в свою привычную спячку, а Азирафаэль
почти все это время был рядом — Кроули чувствовал его присутствие даже во сне — но
как же сильно он успел соскучиться. Демон никогда и никому не признался бы, но
страх, что все случившееся за последние месяцы — это лишь его воображение, не
покидал его. Если бы он проснулся, и квартира встретила бы его тишиной и
одиночеством…
Но квартира была украшена к Рождеству, на его диване сидел ясноглазый ангел, а сам
змей был одет в пижаму с драконом из какого-то мультфильма. Азирафаэлю это
показалось забавным, видимо.
— Я просто захотел размять ноги, — объяснил тот и взял аккуратно с низкого столика
свою чашку, которая так потрясающе пахла.
Он хотел было сказать что-то еще, но заметил, каким жадным взглядом проводил
горячий напиток демон. Опасные желтые глаза наконец полностью открылись и теперь
внимательно следили за пузатой белой чашкой с крыльями вместо ручки. На загорелом
худом лице на мгновение проступили чешуйки и тут же исчезли. Азирафаэль шагнул к
нему, удерживая кружку перед собой двумя руками. Кроули наклонил голову, чтобы
втянуть широко открытым ртом аромат, и они столкнулись лбами.
Так они и замерли.
— Ты здесь… — вдруг сказал ангел, и мелкая дрожь прошла по его телу. — И правда
здесь.
Кроули увидел, как дрогнул напиток в его ладонях, поэтому накрыл их своими, просто
на всякий случай. Его руки обжигали, Азирафаэль и подумать не мог, что так замерз.
Даже шерстяной теплый свитер не помогал.
— Сколько там до… Рождества? — демон не спешил поднимать голову, слишком уж большая
была вероятность, что на его выступающих скулах красовался предательский румянец.
— Две недели, — улыбнулся Азирафаэль, когда почувствовал чужое теплое дыхание на

своем виске.
— Ты же составил список всех этих ужасных, кошмарных и отвратительных вещей, что

нужно сделать перед праздником? О, я уверен, что составил. Вычитал в своих книжках
и составил.
— Дорогой мой… — ангел не мог перестать улыбаться, и его щеки начали болеть от
этого, но слишком много счастья было в нем в тот момент, слишком много
неконтролируемого счастья.
Кроули ахнул едва слышно, когда за стеклом в оранжерее вдруг зацвели несколько
особо капризных растений. Чужая благодать наполнила квартиру, заставляя и лампочки
гореть ярче, и сквозняк исчезнуть. За окном повалил непроглядной стеной пушистый
снег.
Их поцелуй был со вкусом сладкого какао, который хранили губы Азирафаэля. Кроули
удерживал чужие руки, не позволяя выронить кружку, и целовал, снова и снова.
Капюшон свалился с его головы, а большие черные крылья укрыли их, чтобы быть еще
ближе.
В списке ангела, который был спрятан в одной из редких книг, было много разных
пунктов. И рождественская ярмарка, и поход на каток, поездка на Восточном Экспрессе
и поход за подарками… Но на обратной стороне листка, кривым и немного неразборчивым
почерком вдруг загорелось: “ленивое зимнее утро”.
И, возможно, это было важнее и дороже большинства позиций в списке.
========== Day 4. (64) WINTER TIME ==========

☃ THIS YEAR TO SAVE ME FROM TEARS I'LL GIVE IT TO SOMEONE SPECIAL ☃
тема 4 дня зимнего круга: книги
Она, будем честными, поставила меня в тупик. она так хорошо обыграна в каноне, что
изобретать велосипед было бы... глупо. только сегодня я купила несколько книг, о
которых давно грезила. книги - вообще неотъемлемая часть моей жизни) поэтому
пришлось немного замучиться и заморочиться.
в итоге:
Лигур/Хастур, намеком Кроули/Азирафаэль из вселенной работы "Ты мое
море..." (https://ficbook.net/readfic/8511368)
ER, нежность, романтика, h/c
немного обоснуя в ответ на один из комментариев к работе.
🌟 Мы не ищем легких путей и отвечаем на комментарии в новых работах х) на самом

деле, я давно хотела вернуться к этим ребятам. они такие... терпкие, что у меня
внутри все дрожит, когда я о них пишу. опасный Лигур и Хастур, который вроде уже
совсем человек, но при этом невероятно хрупкий и эфемерный...🌟
🎧 Во время прочтения этой части рекомендую включить трек: Trevor Wesley - Chivalry
is dead 🎧
💝 Спасибо Вам за помощь с опечатками и вылавливанием их. С компьютером стало

намного легче, конечно. но из-за того, что я пишу ночью после работы, глаз
замыливается и я упускаю какие-то мелкие вещи... Вы творите настоящие чудеса!
Спасибо огромное! 💝

Ваша Хори-Санта-Хаул
" I could float your boat
If you're cold take my coat
I'll sing a music note from a song that I just wrote
Girl, just take my hand
And let me be your man "
Последний месяц года — один из самых удивительных, но одновременно с этим он может

быть и самым одиноким в жизни человека. На пороге завершения очередного круга люди
стремятся к семье, к самым родным людям в своей жизни. Это рефлекс, который гонит
нас в объятия бывших возлюбленных, требует позвонить родителям и извиниться за
какую-то глупую выходку, помириться с самым близким другом, который чем-то
разозлил. Люди бегут от одиночества, кутаясь в теплые куртки и колючие шарфы. Нет
ничего хуже, чем оказаться в рождественскую или новогоднюю ночь в пустой холодной
квартире наедине со своими мыслями, совершенными ошибками и жгучими сожалениями.
Цветные веселые огоньки, что скачут в окнах соседских домов, хрупкие фарфоровые
ангелочки, что покачиваются на елках — все это может превратить обычный холодный
месяц в самую настоящую сказку… или в абсолютный кошмар. Когда все в квартире:
облезлая искусственная елка, одинокая тарелка в раковине, холодная постель —
абсолютно все напоминает, что в Вашей жизни нет ничего настоящего, значащего,
родного. Каждый фильм, который крутят по телевизору дразнит, упрекает и
насмехается. И горечь, кислая горечь кипит в горле, обжигает нос, заставляет
слезиться глаза.
Одинокие люди идут туда, где могут на какое-то время забыть о своей никчемной
жизни. Туда, откуда их не прогонят, сочувственно покачают головой и нальют стакан
пива за счет заведения. Возможно, там они найдут таких же никому не нужных людей,
чье существование не было важным ни для кого. И тогда можно будет ненадолго
притвориться, что все не так, все иначе. И постель будет по утрам еще теплой,
хранить запах чужого тела и шампуня. Маленькая ложь, которая никому не причинит
вреда. Дрожащая в синем отсвете телевизора иллюзия, что рассыпется, стоит только
праздникам закончиться. Через неделю забудется имя, через две — цвет воспаленных
глаз. Через месяц исчезнет и чувство одиночества, словно оно никогда не касалось
своими костлявыми грязными лапами. И можно будет еще целый год обманывать себя. До
следующего декабря.
Чем ближе было дело к рождеству, тем дольше бар на углу улицы не закрывался. Иногда
он работал до следующего утра, иногда — до полудня. Было как-то… неправильно
выгонять из тепла на холодную заснеженную улицу того, кому некуда было идти, кто
даже среди самых унылых неудачников оказался лузером. Деньги в кассу поступали, в
баре было тихо и спокойно, а значит — часом раньше, часом позже. Клиенты были рады
и на следующий день приходили с кем-то из друзей, такими же брошенными и
отвергнутыми обществом. На экране плазмы, что была подвешена под потолком, тихо
бубнил спортивный канал, чей логотип в левом верхнем углу был наряжен в нелепую
красную шапку. За барной стойкой неизменно стоял молчаливый черноглазый мужчина,
чьи короткие светлые волосы топорщились во все стороны. Он протирал бокалы
полотенцем и кивал заядлым посетителям. Люди, которые наконец получили в свое
пользование кого-то, кто слушал истории о их жизни, выливали всю правду на чужую
голову, не обращая внимание на равнодушное лицо. Какая разница, раз он не перебивал
и не носил никакой праздничной атрибутики. Все прекрасно понимали — такого
серьезного мужчину точно не заботит вся эта мишура. В баре не было ни елки, ни
красноносых оленей, ни бело-красных леденцов.
Территория, свободная от реальности.
В дальнем углу бара была лестница, скрытая от посторонних глаз. Она убегала на
второй этаж и упиралась в большую черную дверь. Черноглазый мужчина устало наклонил
голову к одному плечу, потом к другому и медленно поднялся наверх, скользя ладонью
по гладким перилам. Каждый тяжелый шаг эхом отзывался в баре. За плотно
зашторенными окнами бушевала метель, кружилась в бешеном танце, разбрасывая снег в
разные стороны. Ветер подвывал, словно задавал ей нужный ритм. Машины вязли на
обочинах, и раздраженные водители бросали их, пересаживаясь на метро. Бар,
погруженный в полумрак и тишину, выглядел потрясающе. На полу плясали длинные тени,
с улицы доносились голоса прохожих и вой сигнализаций.
Мужчина толкнул плечом дверь в квартиру и шагнул внутрь, устало выдохнув. Казалось
бы, он попал в совершенно другой мир, как из сказки. Небольшие круглые лампы,
прикрепленные к стенам, слабо горели. Лигур всегда оставлял их перед тем, как
уехать за новыми поставками. Его падший ангел, который прожигал собеседников одним
лишь взглядом, никогда не признавался, но от хозяина бара не укрылось, что тому не
нравилась темнота. У Хастура всегда каменели плечи, стоило только лампе погаснуть,
а комнате погрузиться во мрак. Лигур ничего не говорил, но однажды просто прикрепил
к полкам и стенам лампочки на батарейках. Будто они всегда там и были.
Хастур сбросил жесткие ботинки, которые носил на работе, и прошел в спальню. На

краю постели стояла картонная коробка, из которой торчали разнообразные новогодние
украшения. Бармен едва заметно улыбнулся, ослабляя бабочку на своей шее. Клиенты,
возможно, не любили праздничную пору, да и Лигур был представителем совершенно
другой религии, но это совсем не значило, что у него не могло быть праздника. Из
коробки торчали яркие красные оленьи рога с бубенцами, зеленый пушистый венок с
маленькими ягодками, картонный олень с чуть раскосыми глазами и моток гирлянды,
безбожно запутанной. В бумажном коричневом пакете, что лежал рядом, была спрятана
разноцветная мишура.
Совсем скоро Лигур должен был привезти красивую небольшую елку, которую они
обязательно установят в дальнем углу. От ангела с длинной пластмассовой трубой, у
которого от сквозняка трепетали бумажные крылья, в качестве верхушки они решили
отказаться. Хастур не был особенно против, но его ухмылка определенно раздражала
хозяина квартиры. Слишком пошлые ассоциации это украшение вызывало у обоих.
Хастур осторожно вытащил лампочки, удерживая обеими руками комок проводов.

Задумчивый взгляд скользнул по комнате, прикидывая, куда можно прицепить гирлянду.
Повесить ее над кроватью — обеспечить любовнику бессонные ночи в течение всего
месяца. Можно было на окно, но тогда всю красоту скроют плотные темные шторы.
Бывший ангел оценивающе посмотрел на большой книжный стеллаж, что стоял у
противоположной стены. Внизу как раз была свободная розетка, которую почти не
использовали. Идеальный вариант. Полки были с той стороны кровати, на которой спал
Хастур. Если лечь к ним лицом и закрыть глаза, то гирлянды будут очень похожи на
звезды.
Ангелам казалось, что они — далекие и холодные, сияют серым и белым светом. И
Хастур был там однажды, он видел. Видел, как они горят в непроглядной темноте, но
где-то в глубине своей души верил, что раскрашены они всевозможными оттенками. Он
давно перестал слышать песни Сфер, перестал видеть небеса, но воспоминания о
звездах никто и никогда не сможет у него отнять. Мог ли кто-то осуждать его за то,
что он хочет снова увидеть это? Мужчина замер, глядя на лампочки в своих руках.
Если бы он не решился отказаться от своих крыльев, он мог бы снова подняться к
облакам и насладиться всей вселенной. Легко мог бы добраться до самых дальних
уголков.
Но ангел бы так никогда и не увидел мир таким, какой он есть. Мог бы он и дальше
существовать, не зная вкус таких желанных горячих губ? Не утопая по ночам в
янтарных глазах? Не ощущая чужих жадных прикосновений?
Хастур провалился в свои мысли и шагнул к стеллажу не глядя. Запнувшись о край

кровати, он нелепо взмахнул руками и повернулся вокруг себя, заваливаясь назад.
Удар спиной о шкаф был не слишком сильным, но ощутимо выбил воздух из его легких.
Книги посыпались на пол от сильного толчка. Одна из них упала сверху точно на
светловолосую голову. Бывший ангел охнул и схватился свободной рукой за затылок.
Опустив голову, он принялся отчаянно тереть ушиб. Человеческое тело иногда сводило
его с ума. От невеселых мыслей о уязвимости и хрупкости собственного сосуда Хастура
отвлекли упавшие книги.
Одна из них раскрылась на середине, и из нее выпала стопка фотографий. Обычных

бумажных фотографий, что переливались в свете ламп. Мужчина нахмурился, его рука
перестала двигаться. Кинув гирлянду на постель, он опустился на пол. Пальцы
осторожно подцепили фотографии за край, чтобы не заляпать изображения. Упавший с
небес ангел сел на ковер, сложив ноги перед собой, и принялся аккуратно перебирать
фотографии.
Дыхание застряло где-то в горле. Сердце застучало в ушах.
На фото был… он сам. Сидел за кухонным столом и дремал, положив голову на руку.
Пузатая полосатая чашка с кофе стояла напротив. Из нее торчала ложка. Кажется, это
было после одной из первых смен в баре, когда Хастур уговорил своего сварливого
любовника пустить его поработать. Следующая фотография была сделана в супермаркете,
где Хастур пытался по запаху найти фрукт, который хочет попробовать. Темные глаза
были широко распахнуты, а рот чуть приоткрыт. В ладони он держал большое красное
яблоко, которое пахло так невероятно тогда. На другом фото мужчина был за барной
стойкой. В белой рубашке и черной бабочке, как обычно, он пытался смешать свой
первый коктейль. Фотография была сделана за секунду до того, как Хастур опрокинул и
бокал, и дорогую бутылку джина.
Там были десятки фотографий. На одних были только руки бывшего ангела, на других —
его улыбающиеся губы. Были засвеченные фото и размытые, где можно было рассмотреть
только очертания человека. Хастур заметил, что еще одна упавшая книга топорщится,
словно в ней что-то лежало. И, конечно, нашел еще одну стопку фотографий. Почти в
каждой книге было спрятано что-то. Одни были сделаны давно, другие — меньше месяца
назад. На каждом фото был Хастур, и ни на одном не оказалось Лигура. Бывший ангел
покачал головой и прикусил фалангу указательного пальца, не в силах справиться со
своими эмоциями.
Он видел, каким стал Энтони, получив в свою жизнь ангела. Возможно, это было не
совсем честно. Он ни о чем не просил, не желал. Но вдруг оказалось, что один
ясноглазый мальчишка не может жить без его ядовитых глаз, похабных шуток и
заляпанных глиной рук. Его друг был хорошим человеком, даже когда пытался всех
убедить в обратном. И первые несколько месяцев Хастур искренне сомневался в том,
что подтолкнуло Кроули принять Азирафаэля в свою жизнь. Искренние сильные чувства
или же — простая жалость? Хастур не рассказывал никому, но за свою жизнь он видел
не одного, и даже не двух ангелов, которых отвергли их люди. Это тяжелое и очень
страшное зрелище. Для Азирафаэля, который так сильно полюбил горячие пухлые блины с
медом, которые Кроули готовил по утрам — это было бы невыносимо. Но потом… Энтони
стал словно одержим своим ангелом. Стоило Азирафаэлю отвернуться, тот начинал его
рисовать. На салфетках, на обертках, даже ручкой на собственной ладони. Хастур
улыбался в такие моменты, пряча лицо в сгиб локтя. И старался не думать, что Лигур
принял все иначе…
И вот тебе. Мужчина машинально перевернул одну из фотографий, чтобы чем-то занять
руки, и застыл. На обратной стороне знакомым мелким почерком был выведен текст на
незнакомом языке. Буквы были странные, сплетающиеся между собой. Некоторые слова
Хастур узнал. Их Лигур шептал, когда молился своим далеким богам. Какие-то хрипло
выдыхал в постели, утыкаясь лицом в белоснежное худое плечо. Какие-то рычал
сорванным голосом, когда выкидывал очередного зарвавшегося посетителя из своего
заведения. Это было что-то личное, настолько, что Хастуру стало очень неуютно.
Будто он сунул нос туда, куда не имел права лезть. В чужую душу. Внизу хлопнула
дверь. Мужчина дернулся, выбираясь из омута своих мыслей. Поспешно подхватив книги,
он суетно расставил их, искренне надеясь, что любовник не помнил правильный
порядок.
Когда Лигур зашел в квартиру, согревая дыханием замерзшие руки, бармен уже ловко
закреплял гирлянду на шкафу. Темнокожий мужчина секунду полюбовался им,
прислонившись спиной к захлопнувшейся двери, после чего гордо выставил перед собой
пушистую зеленую елку, что больше метра в высоту.
— Мне кажется, я оскорбил чьи-то чувства, испортил себе карму на ближайший год, но
все же отвоевал самую пушистую елку, — обозначил хозяин бара и смахнул с темных кос
мелкие снежинки.
— Я прощаю тебя, сын мой, — не оборачиваясь снизошел Хастур; он не был до конца

уверен в своем лице, на котором так легко читались все эмоции.
— Так просто? — в чужом голосе скользнуло разочарование. — А как же истязания,

испытания и искупление?
— Слишком много слов на “и”, — ангел наклонился и аккуратно воткнул вилку в

розетку, гирлянда вспыхнула яркими огнями.
— Хорошая буква, —пожал плечами Лигур и расстегнул теплую куртку.
— Мне больше нравится другая, — Хастур полюбовался результатом своих трудов, но его
взгляд то и дело скользил по книгам, что таили в себе особый секрет.
— И какая же? — темнокожий мужчина подошел ближе, от него пахло табачным дымом,
снегом и чем-то еще.
Чем-то очень родным.
Хастур развернулся и угодил точно в чужие объятия. Лигур сцепил руки на его
пояснице, обжигая даже через одежду. Огоньки мерцали позади и отражались в янтарных
глазах напротив, что смотрели любопытно и весело.
— Люблю… — выдохнул падший ангел, и его брови изогнулись, будто он ожидал насмешки
в ответ.
Лигур покачал головой. Его любовник только учился выражать свои эмоции, каждая
сводила его с ума. Это было невероятно волнительно. Особенно то, что Хастур
позволял простому смертному видеть это.
— Uthando… — уверенно сказал человек, ради которого ангел шагнул с небес и не

побоялся сгореть и разбиться.
Хастур едва заметно вздрогнул. В памяти всплыла фотография, на обратной стороне

которой было написано только это слово, снова и снова. Но больше думать он не смог,
потому что мужчина с длинными темными косами, так напоминавшими змей, притянул его
за затылок в требовательный поцелуй.
Снег укутал замерзающий город, ветер носился по улицам, играя в снежки с пургой.
Люди брели по тротуарам, пытаясь сохранить в своей груди остатки тепла. Кто-то нес
большие пакеты с подарками, кто-то — жалость к самому себе. А один человек, у
которого за спиной когда-то были могучие белоснежные крылья, ощутил себя настолько
любимым, что стало страшно.
Сладко. Страшно. И невыносимо светло.
========== Day 5. (65) WINTER TIME ==========

☃ JINGLE BELLS JINGLE BELLS ☃
тема 5 дня зимнего круга: катание на коньках
❄ Есть один потрясающий мультфильм, который в свое время взорвал меня также, как
многих сейчас взрывает Холодное сердце. возможно, не будь тогда этого героя и
мультфильма, то я бы тоже восторженно пищала. Но мою любовь к этой истории, этому
герою - ничем не затмить. ОТСЫЛОЧКИ МОИ ОТСЫЛОЧКИ ❄
🌟 А также моя любовь к AU историям. Обычно, я люблю их делать большими и

отдельными, чтобы создать полноценную вселенную. Но в ближайшее время достаточное
количество времени мне точно не грозит. До отпуска точно. Поэтому, как кантрисайд
истории и с Евой - будем собирать ее по кусочкам. Надеюсь, Вам будет также
интересно, как и мне 🌟
Не буду раскрывать интригу, поэтому:
Кроули/Азирафаэль, Хастру, Полли (Загрязнение)

фэнтези-AU, романтика, слеш, немного h\с
💝 Скажите мне, мои дорогие, Вам еще интересен этот сборник? Возможно, долгая пауза
повлияла на интерес к нему. Или фэндом отпускает Вас? Я продолжу писать в любом
случае, потому что это помогает мне с новогодним настроением. Но мне бы просто
знать обстановку 💝
🎧 К данной части советую включить трек: Avril Lavigne - Head above the water 🎧
💝 Спасибо Вам за помощь с опечатками! Мой ноутбук починили очень криво, экран
выпадает мне прямо на руки. Поэтому мне придется вновь отдать его на ремонт... Но
Ваша помощь очень выручает меня! Вы самые настоящие духи Рождества!💝
Приятного чтения!
С любовью, Хори-Санта-Хаул 💝
God, keep my head above water
Don’t let me drown, it gets harder
I’ll meet you there at the altar
As I fall down to my knees
Давным-давно, когда Мир был еще совсем молодым, в далекой стране, скрытой высокими
горами и густыми лесами, была долина. Легенды гласили, что задолго до появления
человечества, с неба упал ангел. Он падал долго, сгорая в полете. Перья из его
опаленных крыльев врезались в землю, и на тех местах появились реки. Ангел упал, и
от страшного удара образовалась долина. Старики говорили, что несчастный Воин неба
раскинул руки в стороны, перевернувшись на спину из последних сил, и его горячая
кровь превратилась в озеро. Непроходимые леса выросли там, где распластались
сломанные обгоревшие крылья. Долина была скрыта от людского глаза каменной грядой.
Проход знали лишь жители поселений, что спрятались в ней. Забрести вот так, со
стороны, было практически невозможно.
Путь лежал через темные проемы в скалах, где было сыро и холодно. Вода капала со
стен, капли оглушительно разбивались о каменный пол. Эхо разносилось по всем
катакомбам, что тянулись далеко вниз. Лужи под ногами хлюпали, а ботинки то и дело
соскальзывали с выступов. Многие, кто хотел найти эту прекрасную долину, бросали
свою затею и возвращались восвояси, промокшие насквозь, с ободранными руками и
рваной одеждой. Но если бы они сделали еще один шаг, потерпели немного, решились…
То их взгляду открылся бы настоящий райский сад. Было ли это последнее чудо
разбившегося ангела, но небо над долиной практически всегда было невероятно синим и
высоким. Даже когда ливень обрушивался на густые леса, сквозь тучи пробивалось
солнце. Весной деревья очень рано украшали свои ветви зелеными почками и начинали
цвести. А зимой… Зима дарила людям высокие снежные сугробы, которые превращались в
настоящие шапки для деревьев. Белое одеяло укрывало долину, укутывая, словно зима
была заботливой матушкой. Большое озеро, которое летом превращалось для детей в
бушующее море — о, сколько на нем развернулось сражений между пиратами —
покрывалось прозрачным сияющим льдом. Тропинки к нему протаптывали всей толпой,
прыгая в белоснежный сугроб с разбега. Зимой над долиной особенно громко разносился
детский смех.
Походы на озеро и к речке — были одним из основных развлечений для детворы.

Снеговики довольно быстро заполонили дворы и наскучили. На опушке леса возвышались
большие снежные крепости, где восседали по утрам серьезные короли, а к обеду они
отправлялись красть прекрасных дев. Для чего — этого короли понятия не имели, но
красть надо было, иначе храбрые рыцари не могли появиться с деревянным мечом
наперевес, дабы спасти угнетенных. Ребята возвращались домой в мокрой одежде,
коленки и руки покрывали темные синяки. Матери тяжело вздыхали и садились зашивать
рваные штаны и шапки. Но на следующий день походы за принцессами повторялись вновь.
Эта забава тоже довольно скоро надоела — каждый успел побывать и королем, и
рыцарем, все истории были рассказаны.
Следующей остановкой стало озеро.
Что может быть веселее, чем носиться по замерзшей воде на тонких металлических
лезвиях, обгонять друг друга и толкаться? А если разбежаться и упасть на живот, то
можно проехать далеко-далеко, задрав руки и ноги. Кто прокатится дальше всех — тот
на целый день становится главным в орущей ораве. Отличное поощрение, ради него
многие побились о лед и носами, и подбородками, некоторые даже затылками. Особенно
людно на речке становилось днем. Это провоцировало и драки, и смертельные обиды, и
слезы. Поэтому некоторые умники предпочитали ходить на озеро утром, когда солнце
только-только выползало на небо, раздвигая пухлые серые тучи. Особенно если ты
самый старший в семье, и особенно — если у тебя двое младших.
Энтони казалось, что он едва-едва положил голову на подушку и закрыл глаза, как
что-то тяжелое приземлилось ему на спину. Чьи-то руки уперлись в плечи и ощутимо
тряхнули спящего парня. Тот раздосадовано застонал и повернул голову, чтобы
наткнуться на внимательный взгляд черных глаз. У мальчика перед ним были светлые,
почти белые волосы, которые топорщились в разные стороны, словно иглы у ежа. Он был
полностью одет, включая и зеленую шапку с помпоном, которая была связана в форме
лягушки, и длинный шарф. Мальчик смотрел укоризненно и с обидой, сложив на груди
руки.
— Вставай! — раздался над головой хриплый голос сестры, и она еще раз тряхнула
Энтони. — Ты обещал нам пойти на озеро!
— М-м-м… — выдохнул парень и попытался засунуть голову под подушку.
— Ты обещал, — сурово сказал брат и засунул нос обратно в шарф.
— Да встаю я, встаю… — хрипло выдохнул Энтони и скинул младшую сестру со спины.
Девочка ловко соскользнула и оказалась рядом с мальчиком. Они тут же взялись за

руки и прижались друг к другу плечами. Полли и Хастур были близнецами. Две пары
черных глаз, короткие жесткие волосы, цветом похожие на первый снег, низкие голоса.
Они были словно две капли воды и старались никогда не разделяться надолго. Если
посреди ночи зайти к ним в комнату, то можно было увидеть одну пустую постель, а на
второй, свернувшись клубком, спали бы брат с сестрой. Они Энтони любили, он очень
старался быть старшим братом, изо всех сил, но связь между ними была иной,
совершенно другой. Он туда лезть не хотел, и не пытался. Отступил на шаг, позволяя
им узнавать эту жизнь на пару. Старался только оказаться рядом, если вдруг
понадобится.
Энтони сел и зарылся пальцами в волосы на затылке, пропуская короткие красные пряди
между ними. Широко зевнув, он клацнул зубами и потряс головой, сбрасывая липкую
паутину сна. За окном валил снег, снежинки кружились вокруг друг друга, оседали на
стеклах. Мороз нарисовал на них узоры, словно зашифровал тайные послания. В доме
пахло горячими блинами, которые приготовила мать на завтрак. В животе заурчало от
предвкушения. Окончательно проснувшись, Энтони широко улыбнулся, в янтарных глазах
отразилось солнце.
— Ну-ка брысь! — рявкнул он весело и дернулся вперед, чтобы поймать кого-то из

близнецов, но те, коротко вскрикнув, бросились прочь из его комнаты. — Догоню и
съем!
По дому еще долго разносился его наигранно разъяренный крик и смех младших детей.
После завтрака они втроем отправились на озеро. Близнецы гордо вышагивали впереди,
прижимая к груди свои коньки, а свободными руками держались друг за друга. Энтони
шел следом, сунув руки в карманы теплого полушубка. Огненно-рыжие волосы трепал
ветер, но парень упорно игнорировал шапки. Ему безумно нравилось это ощущение.
Слишком сильно, чтобы отказаться. На щеки и лоб опускались маленькие снежинки и тут
же таяли, обжигая ледяными каплями. Снег под ногами хрустел, завораживая. Хотелось
специально медленно наступать, чтобы подольше насладиться этим звуком.
Очень скоро они вышли к озеру. Лед блестел под солнечными лучами, искры разбегались
от середины к берегам. Белая поземка скользила по нему, ветер вскидывал ее вверх. У
озера было прохладнее, руки тут же заледенели, нос защипало даже изнутри. Близнецы
радостно вскрикнули и побежали к кривой, покосившейся скамейке, чтобы побыстрее
натянуть лезвия на свои сапоги. На секунду Энтони показалось, что он увидел
движение за деревьями, словно кто-то прятался там. Но разглядеть ничего не успел,
потому что младшие уже звали его, махали руками и подпрыгивали от нетерпения.
— Только чур — не убегать далеко, — сделал суровое лицо старший брат и опустился на
свободное место, чтобы переобуться. — Иначе пойдем домой.
— Ты это слышал? — вдруг обернулась Полли и прищурила глаза.

— Что? — Энтони поднял голову и глянул на нее.
— Будто… Что-то трещит.
— Это деревья, — расслабился тот и поправил штанину, чтобы она не загребала снег. —
Трещат от холода и ломаются. Не бойся.
Полли хмыкнула и отвернулась, показывая всем своим видом, что думает о таком глупом
предположении. Парень поднялся на ноги и потрепал сестру по голове, в который раз
поражаясь, какие же у нее жесткие волосы. Девочка скинула его руку и подошла к
Хастуру. Энтони тоже потянулся к нему.
— Ну что, пойдем?
Он первый ступил на лед, уверенно и твердо. Под лезвием тихо заскрипело, за спиной
осталась длинная царапина. Сделав небольшой круг, Энтони подъехал к берегу и кивнул
младшим, позволяя выйти на лед. Полли оказалась на озере первая, нелепо взмахнула
руками с непривычки, но быстро обрела равновесие. Коньки ловко скользили,
вырисовывая узоры на прозрачном льду. Хастур запнулся о сугроб носком ботинка и
оступился, падая на колени. Шапка упала с его головы и чуть проехала вперед.
— Эй-эй, — Энтони подъехал ближе, чтобы помочь брату подняться. — Аккуратнее.
Подцепив мальчика под локоть, он легко вздернул его на ноги и перенес через
сугроб. Поставив на ноги, еще секунду подержал, чтобы убедиться, что Хастур не
упадет снова. Поискав взглядом шапку, он приблизился к ней и наклонился, чтобы
поднять, но испуганный вскрик отвлек его внимание. Энтони выпрямился и обернулся
резко, чтобы немедленно отыскать угрозу для своих младших. Взгляд внимательных
янтарных глаз метался по лесной опушке и поверхности озера, выискивая, возможно,
того, кто следил за ними из-за деревьев.
Но наткнулся на бледную сестру, которая замерла в неудобной позе, широко разведя

руки в стороны. Хастур стоял недалеко, переминаясь с одной ноги на другую, выбивая
изо льда мелкую крошку.
Громкий треск прошелся по всему озеру, под ногами задрожало. Полли снова вскрикнула
и попыталась сделать шаг, но носок конька едва не ушел под воду. Длинная трещина
прошла от места, где она стояла, к берегу. У Энтони в груди что-то оборвалось. Он
бросился вперед, едва успевая перебирать ногами. Оказавшись почти рядом, он
остановился и протянул сестре руку.
— Спокойно, не двигайся… — его губы дрожали, но он все же пытался говорить уверенно

и твердо. — Полли, замри. Я рядом, все хорошо.
— Кроули… — сестра называла его по второму имени очень редко, только когда очень
волновалась или была до смерти напугана.
— Тише… — Энтони сделал неуверенный шаг вперед, треск снова оглушил их.
Полли вся сжалась, по ее лицу потекли горячие слезы. Лед под ее ногами покачивался,
готовый вот-вот провалиться. Старший брат машинально облизнул губы, собираясь с
мыслями.
— Полли… — позвал сестру Хастур, которого от необдуманного поступка удерживала

только сильная рука Энтони.
— Послушай меня, — серьезно попросил старший, но испуганный взгляд девочки не мог

сфокусироваться на нем. — Полли, послушай меня!
Окрик Энтони заставил Полли прийти в себя, она только сжала губы в тонкую линию,
чтобы хоть как-то сдержать слезы.
— Когда я скажу, прыгай, — уверенно сказал Энтони. — Прыгай ко мне. Ты же самая

лучшая прыгунья из всех, кого я знаю. Как можно сильнее прыгай.
— Но я… — Полли испуганно замотала головой.
— Ты мне веришь? — глаза старшего брата потемнели от напряжения, но его лицо

выражало уверенность. — Полли, ты мне доверяешь?
Девочка секунду помолчала, после чего шмыгнула носом и сглотнула.
— Да.
— Хастур, отойди назад, — Энтони аккуратно толкнул брата за спину.
Парень напряг ноги, чуть присаживаясь, чтобы успеть поймать сестру. Его пальцы
мелко дрожали, поэтому руки пришлось сжать в кулаки. Тряхнув головой, он сделал
небольшой шаг вперед, который тут же отозвался треском. Лед задрожал под ногами, с
деревьев сорвалась стая птиц, что с громким криком метнулись в разные стороны.
— Давай! — закричал Энтони и дернулся вперед, хватая младшую сестру за протянутую

руку.
Она оказалась почему-то тяжелее, чем он думал. Вес Полли потянул его вперед, грозя
обречь на гибель обоих ребят. Но он ведь был старшим, он был главным. Он должен
следить и опекать. Должен помогать. Это была его основная и самая главная
обязанность. Так всегда говорили ему родители. Как он мог подвести их? Как он мог
подвести Полли и Хастура?
Это придало ему сил, чтобы дернуть сестру на себя, перетягивая с опасной
поверхности. Развернувшись на месте, он оттолкнул ее. Девочка сделала несколько
шагов по инерции назад, оступилась и, вскрикнув, упала на попу. Хастур бросился к
ней, чтобы убедиться, что близняшка цела и невредима. Но стоило ему сделать первый
шаг, лед снова затрещал. Разлом коварно подобрался к Энтони со спины.
Полли смотрела в глаза старшему брату одну долгую секунду, после чего он, не издав
ни звука, исчез подо льдом. Они услышали только всплеск воды. После чего наступила
тишина.
Ледяная вода обожгла его, выбила весь воздух из легких. Тело заболело, будто его
очень долго били ногами. Глаза заболели, и ему пришлось их зажмурить. Непроглядная
темнота окружила его. Энтони начал шарить руками по сторонам, чтобы найти край льда
и выбраться на поверхность. но пальцы уперлись в толстую корку. Ни о разломе, ни о
трещине не было даже намека. Он вслепую скользил по обратной стороне замерзшей
поверхности, воздух короткими порциями вырывался изо рта. Ноги начало сводить от
холода. Сквозь толщу воды он слышал голоса брата и сестры, которые звали его,
кричали что-то. Но сделать он ничего не мог. Не хватало сил. Вода утягивала его
вниз, в темноту, к самому дну. Энтони побарахтался еще, чисто из упрямства, но умом
он понимал, что проиграл. Что его младшие теперь останутся одни, без присмотра.
Было обидно умирать… так.
Когда сознание практически померкло, а страха и боли не осталось, что-то теплое и

нежное коснулось его щеки. Яркий свет ослеплял даже сквозь зажмуренные веки. Если
это была смерть, то она не такая уж и страшная. Сойдет. Но умереть ему почему-то не
давали. Резкий рывок заставил вздрогнуть, запястье заныло от цепкой хватки чьих-то
пальцев. Холодный ветер неожиданно ударил в лицо, вода струями потекла с его
одежды. Под спиной оказалась твердая земля. Он хватал кислород ртом и захлебывался.
Вода вытекала из носа. Волосы неприятно прилипли к шее и лицу. Снег падал на щеки
и казался теплым, по сравнению с водой из озера.
— Дорогой мой мальчик, проснись.
Незнакомый голос, в котором слышался перезвон колокольчиков, был ласковым. Чужие

пальцы аккуратно провели по его лбу, убирая волосы, по вискам, снимая стучащую в
голове боль. Энтони хотел открыть глаза и посмотреть, но у него никак не выходило.
Крупная дрожь била его изнутри. На то, чтобы дышать, уходили все силы. Но тот, кто
вытащил его из озера, не хотел войти в положение и оставить несчастного юношу в
покое. Он придвинулся ближе, Энтони ощутил теплое невесомое дыхание на своем лице.
— Просыпайся скорее… — шепнул незнакомец, после чего его чуть влажные губы
коснулись закрытых век едва не утонувшего человека.
Глаза безбожно защипало. Но вместе с этим Энтони понял, что согрелся, что ему
больше не холодно. Дышать стало намного легче, из груди пропала режущая боль.
Ресницы затрепетали, после чего парень медленно открыл глаза, чтобы увидеть над
собой далекое синее небо.
— Зачем ты купался в озере зимой? — спросил кто-то очень удивленно. — Это же

опасно.
Энтони сел, игнорируя легкое головокружение. Весь мир стал будто… четче, ярче. Он
видел каждую снежинку, видел дрожащие на ветру колючки у елки, видел плывущие вдали
тучи. И удивительное создание, что замерло перед ним в растерянности.
Это определенно был не человек. Слишком синими были широко распахнутые глаза,
слишком добрыми. Белоснежное пальто было покрыто снегом, как и волосы, что забавно
завивались на концах прядей. Они были почти одного цвета с Полли и Хастуром, но
более… серебристые. Они сверкали на солнце не хуже льда. Маленькие снежинки
закручивались вокруг незнакомца, стелились ему под ноги, норовили опуститься на
плечи.
— Спасибо… — очень хрипло выдавил из себя Энтони, не в силах перестать пялиться.
— Нельзя тонуть перед Рождеством, — покачал головой его спаситель. — Это плохой
тон, дорогой мой мальчик.
— Меня зовут Энтони, — вырвалось у него раньше, чем он сообразил, с кем имеет дело.
Брови существа удивленно изогнулись. Оно приблизилось, рассматривая храброго парня

перед собой. Несмотря на улыбку, глаза его оставались серьезными и строгими.
— Обычно, никто не называет своего имени… — Энтони не мог понять, злится его
спаситель или просто растерялся.
— Ты спас мне жизнь, — как само собой разумеющееся ответил он. — Фейри тоже обычно
не спасают людей.
— Я — Азирафаэль, — снова улыбнулся он, словно такой ответ его устроил.
— Что ты сделал с моими глазами? — задал самый интересующий его вопрос парень,
касаясь края век холодными пальцами.
— Рождественский подарок, — Азирафаэль сиял, и это была не игра света и не отблеск

от снега — он сиял изнутри, как могли только фейри.
Вдали послышались крики людей. Они звали Энтони по имени. В этом гуле отчетливо был
слышен детский плач. Полли и Хастур, видимо, добежали домой и позвали родителей.
Никто не выбирался обычно из плена ледяного озера. Но какая мать могла так легко
принять, что ее сын утонул?
Азирафаэль посмотрел в сторону поселения.
— Тебе пора идти, — в его звонком голосе отчетливо проскользнула грусть. — Тебя
ищут.
— А как же ты? — Энтони покосился на фейри, который спрятал свои руки за спиной.
— А я, — он посмотрел на заснеженные верхушки деревьев, на высокие сугробы. — Уже

дома.
Он помялся пару мгновений, но все же решился.
— Не мог бы ты не говорить никому, что здесь кто-то живет? Меня вполне устраивает
эта тишина.
Парень согласно кивнул и поднялся на ноги, все еще не до конца веря, что выжил.
Азирафаэль стоял на месте, покачиваясь с пятки на носок. Босые ноги на фоне снега
смотрелись сюрреалистично. Во вьющихся волосах, которые на ощупь, наверняка, были
невероятно мягкими, сверкал снег. На нежных щеках фейри — румянец.
Энтони никогда их не встречал, только слышал сказки и рассказы. Все они описывали
фейри как жестоких и злых созданий, которые стремились грубо разыграть человека,
заманить его в свое царство или обмануть. Нельзя было называть им свои имена,
нельзя было разговаривать. Но… Этот фейри был каким-то другим, он отличался ото
всех рассказов и слухов. И Энтони было интересно. Очень.
А еще он не мог перестать видеть грусть в чужих глазах.
— А можно… я к тебе еще приду? Один.
На лице Азирафаэля отразилась такая гамма эмоций, что парень на секунду ощутил,
будто снова оказался в воде — он не мог дышать. Фейри сделал к нему шаг, после чего
осекся и снова отступил. Снежное покрывало металось вслед на ним, словно невидимый
плащ.
— А ты хочешь? Но зачем… У меня нет никаких сокровищ… — он расстроенно опустил

взгляд. — Мне нечего тебе подарить.
— Мне не надо! — Энтони так поспешно это крикнул и дернулся, что Азирафаэль вскинул
перед собой руки в защитном жесте, и тому пришлось отступить. — Мне ничего не надо.
Просто я никогда не видел… фейри.
— Тогда… приходи, — Азирафаэль улыбнулся искренне, за его спиной радостно

заметались снежинки. — Я буду тебя ждать.
Голоса людей послышались совсем рядом. Энтони развернулся и побежал прочь, чтобы не
дать им забрести в эту часть опушки. Но отбежав на несколько шагов, он обернулся и
помахал рукой.
— Я приду завтра! Сюда же! Жди меня, Ангел! — громко закричал он, любуясь чужой
невероятной улыбкой.
Зимнее солнце отразилось в желтых глазах с вертикальными узкими зрачками. А стоило

человеку отвернуться, за спиной его спасителя замерцали широкие крылья. “Но ведь у
фейри тоже есть крылья” — скажете Вы. И будете совершенно правы.
Будете так чертовски правы.
========== Day 6. (66) WINTER TIME ==========

☃️ SHAKE IT UP WAKE UP THE HAPPINESS ☃️
тема 6 дня зимнего круга: куртка/парка
🌟 эту идею тоже пришлось обдумывать довольно долго. Я бессовестно опаздываю по

расписанию Хроник, но надеюсь, что до конца этой недели выполню все нужные дни...
По крайне мере, я сделаю от себя все для этого. А пока... Этот круг и правда
получается... специфическим. Возможно, вокруг меня слишком много флаффа и
сладостей. Поэтому я добавляю немного горечи, чтобы эта сладость ощущалась лучше,
вкуснее. Не бейте меня за это ^^
В итоге:
Габриэль/Баал, Хастур из вселенной работы «Серая шкура, Красная Шапка...»

ER, нежность, ангст, романтика
💝 Эта пара в этой AU мне очень нравится. Не знаю почему... Просто, у меня к ним
особое чувство, щемящее в груди. Надеюсь, Вам они тоже понравятся.
🎧 В качестве фона советую включить: Би-2, Настя Полева, Диана Арбенина — Птица на
подоконнике
Вообще, вся Шапка сложилась на музыке Би-2. Это закономерно.
💙 Спасибо Вам за помощь с опечатками. Мой ноутбук снова увезли в сервисный центр,
потому что выпавший на руки экран меня немного... напрягает. Так что тут их будет
больше... Простите пожалуйста Сложно ловить их в телефоне. Но Вы творите
волшебство!
С любовью, Ваша Хори-Санта-Хаул 🦊
«Когда я пришёл к тебе, я ожидал увидеть

Наркотическую пантеру, неоновую Венеру,
Мурлыкающую на шкурах, лижущую кровь
Последней невинной жертвы.
И очередь бледных безумцев, ждущих в твоей прихожей.»
Город зимой становился похожим на призрака. Высокие серые небоскребы, мокрые

дороги, толпы людей — все это исчезало за непроглядной стеной снега. Он падал густо
большими пушистыми хлопьями и днём, и ночью. Тяжёлые ватные тучи налипли на острых
шпилях, зацепились за них и осели, словно гнезда свили. Снег заботливо скрыл всю
грязь и слякоть, которые принесла осень. Лужи на тротуарах замёрзли, покрылись
тонкой корочкой льда. Густой туман обволакивал город, будто пытался спрятать в
объятиях от всего окружающего мира. Машины шуршали глухо шинами, вязли в сугробах,
тяжело пыхтели темным дымом. Вечером вдоль дорог загорались высокие фонари,
заливали вокруг себя все тёплым желтым светом. В их лучах танцевали снежинки,
вальсировали медленно, завораживали прохожих. В больших витринах магазинов
появились первые Рождественские украшения: серебристые олени с разветвленными
рогами, толстобокие снеговики в шляпах и с морковным носом, разноцветные шарики,
что обрамляли экспозиции. Владельцы растянули длинные гирлянды, вырисовывая ими
узоры и кривые поздравления. На входе появились чаши для пожертвований, около
которых дежурил замёрзший и грустный человек в костюме Санта-Клауса, тряс дешевым
колокольчиком и мечтал о чашке горячего кофе.
Мимо спешили прохожие, кутались в свои тёплые шарфы, натягивали пестрые шапки
сильнее на уши. Снежинки все же умудрялись забиться за воротник, обжечь шею
холодом, растаять и прокатиться ледяной каплей вдоль чьего-то позвоночника. Дети
прижимали к груди свертки с подарками, которые удалось слезно выпросить у любимых
родителей, горячие кренделя в обсыпке из глазури аппетитно пахли, от них поднимался
едва заметный пар. Глаза у ребятни ярко сияли, в них отражались и блики гирлянд, и
нетерпение, и абсолютное счастье. Вся эта кутерьма была, если честно, ради детей.
Только ради детей. Уставшие от работы взрослые предпочли бы лучше лишний день
полежать в тишине, устроившись с любимым человеком: смотреть праздничные фильмы,
завтракать в два часа дня и ни о чем, совершенно ни о чем не думать. Но ради того,
чтобы воплотить самую желанную и долгожданную сказку в жизнь, они бегают спешно,
чтобы найти правильный подарок, украшают елки — большие и зеленые — разыгрывают
искреннее удивление рано утром, когда под нарядными деревьями «неведомым образом»
находятся яркие коробки в шуршащей бумаге.
Главный элемент Рождества — это дети, которые верят в чудеса.
В парке было людно, несмотря на поздний час. Ребятня каталась на замерзшем озере,
играли в догонялки, проживали какие-то свои, особые истории. Те, кто был младше —
вместе с мамами ползали по пестрым горкам, съезжали с веселыми визгами и требовали
ещё, вскидывая вверх маленькие ручки. Влюблённые парочки прятались по углам, за
деревьями, за маленькими палатками со сладостями, чтобы уединиться хотя бы
ненадолго. Вдоль тропинок вырастали разнообразные снеговики: побольше и поменьше,
кривые и удивительно красивые, злые и добрые. Кто-то со счастливыми криками съезжал
на санках с высокого сугроба, пытаясь увернуться от толстого старого дерева посреди
дороги. Двум из пяти это удавалось. Чаще всего.
Невысокого роста девушка медленно шла по освещённой дорожке, сунув руки в карманы
короткой куртки. Ее короткие чёрные волосы торчали во все стороны из-под вязаной
шапки. На высоких скулах горел румянец от холода. Чёрные джинсы делали ее длинные
стройные ноги ещё тоньше. Дутые темные сапоги выигрывали битву со снегом, большие
круглые носы разгребали его с дороги, крепкая резинка не позволяла забиться внутрь.
Девушка думала о чем-то своём, ее задумчивый и в то же время растерянный взгляд
скользил по бегающим детям, по неуклюжим малышам, по их счастливым родителям. Она
брела бесцельно, иногда замедляя шаг. Накрашенные темной помадой губы периодически
сжимались в одну тонкую линию, когда хозяйка поджимала их.
— Баал! — окликнули ее со спины, когда девушка уже почти вышла из парка на людную
светлую улицу.
За ней очень быстро шёл высокий мужчина в тёплой дутой безрукавке с капюшоном.
Мелкие серебристые снежинки путались в чёрных волосах, их же трепал задорный ветер.
Сиреневые глаза с темным кантом красиво подчеркивал высокий ворот свитера. Баал
остановилась, в карманах куртки руки сжались в кулаки. Судорожных вздох сорвался с
приоткрывшихся губ. Девушка нервно улыбнулась и машинально кинула взгляд по
сторонам, чтобы убедиться в отсутствии слежки. Сделав несколько шагов, она снова
оказалась в тени парка. Баал едва-едва доставала своему преследователю до середины
груди, поэтому он подлетел к ней рывком и, обняв крепко, приподнял. Их губы слились
в тёплом поцелуе, вмиг смывшим из головы девушки все тревожные мысли. Она привычным
движением обхватила мужчину за шею, зарываясь пальцами в пряди на затылке. Круглые
носки зимних сапог едва ощутимо ударились о чужие колени.
— Джибриль… — вырвалось у неё, стоило им оторваться друг от друга.
— Я опоздал, прости… — мужчина медленно опустил ее и поставил на ноги, но выпускать

из объятий не спешил. — Не мог уйти незаметно.
Баал покачала головой, концы ее пушистых мягких волос покачивались из стороны в

сторону. Тёплая ладонь легла на щеку Габриэля, пальцы заколола едва заметная
щетина. Ее любимый мужчина был напряжен — видимо, только вернулся с вылазки или
сложной сделки. Баал уловила слабый запах пороха и, кажется, крови. Серафим пытался
закрепиться в городе, скидывал пока мелких боссов, но уже напрягал Люцифера. Если
кто-то узнает… По телу прошла крупная дрожь при одной мысли об этом. Габриэль
интерпретировал это по-своему, притянув девушку ближе.
— Ты совсем замёрзла… — мужчина принялся растирать хрупкие нежные ладони и

согревать их дыханием. — Я должен был позвонить.
— Не страшно, — оборвала извинения Баал резче, чем ей хотелось бы. — Мне нужно было
освежить голову.
— Ты заболеешь, глупая! — нахмурился Габриэль, и между его бровей появилась

отвратительная складка.
Баал привыкла к его широкой улыбке. Голливудской улыбке, которая покоряла любую
девушку, стоило только заметить обращённый на себя взгляд фиалковых глаз. В начале,
ее это бесило. Потом — забавляло. А потом… Потом все стало слишком запутанно и
сложно. Она снова почувствовала спиной чей-то прожигающий взгляд. В глазах
защипало.
— Что с тобой? — Габриэль легко угадывал ее настроение и теперь смотрел

настороженно. — Что-то случилось? Смерть снова достаёт тебя?
— Нет, нет, — Баал помотала головой, отмахиваясь от этого предположения. — Нам… Мне
нужно тебе кое-что сказать.
— Так говори, — наконец, он улыбнулся, и девушка вдруг подумала, что будет скучать
по этой эмоции своего мужчины.
Она была уверена в том, что ничего теперь не будет хорошо. Чей-то ребёнок с громким
счастливым смехом прокатился на пузе с горки. Этот звук, словно чужая сильная рука,
сжал Баал горло. Она начала задыхаться.
— Хочешь, пойдём в кафе? Там тепло и…
— Нет, — Баал отступила на шаг, удерживая сильные ладони Габриэля в своих. — Не

хочу. Мне нужно… Нужно пространство.
— Зачем? — мужчина все ещё улыбался, но глаза заметно потемнели.
— Ты будешь кричать, — впервые за вечер лицо Баал украсила улыбка. — Ты громко

кричишь.
— Вельзи, — позвал Габриэль. — Что случилось?
— Я… — она посмотрела в сторону, так и не выпустив его рук, на детвору, на

счастливые семьи, на беззаботное детство. — Ты скоро станешь отцом.
Оглушающая тишина, словно огромное ватное одеяло, упало на них. Баал смотрела на
детскую площадку, но прекрасно чувствовала, как напряглись руки ее собеседника.
Габриэль молчал тоже. Из маленькой лавки около ворот парка доносилась веселая
рождественская песня, которая обещала счастье и радость в новом году. Ироничное
Мироздание, как же оно любит издеваться.
Так они простояли несколько минут. Снег запорошил чужую модную прическу, снежинки
дрожали на ресницах Вельзи, а потом падали и таяли, стекая каплями по ее щекам. Это
же ведь был снег, правда? Габриэль отступил назад, его спина окаменела, а скулы
заострились от напряжения. Он дышал через рот и смотрел точно перед собой, на
пролетающие за ограждением машины.
— Джибриль… — тихо позвала девушка, которую убивало его молчание.
Но мужчина так и не сказал ни слова. Он сделал ещё один шаг от неё, отнимая руки.
Ледяной, пронизывающий до костей взгляд скользнул по ее сжавшейся фигуре.
— Дура, — бросил он небрежно, даже не повернувшись к Вельзи, после чего одним

длинным шагом обошёл ее.
Снег хрустел под его ботинками, она долго вслушивалась в его быстрые удаляющиеся
шаги. Она всегда заранее знала, чем закончатся их встречи, их короткая и
неправильная связь. Хастур ей твердил об этом шипящим шепотом, когда в очередной
раз их едва не ловили. Но Баал была слишком гордой, слишком независимой. Кому нужен
Люцифер и его свора, когда можно утром коснуться холодным носом чужой горячей щеки,
а потом завтракать, устроившись на жёстких коленях. Габриэль первый и единственный
разглядел за ее характером потребность в нежности и заботе. Единственный не
испугался выпущенных острых когтей и клацающих у своей шеи зубов.
Забавная штука — жизнь.
Баал почувствовала, как слезы все же выступили на глазах. Жгучая обида и злость на
саму себя кипела внутри. И правда — дура. На что она надеялась? Группировка
Серафима вставала на ноги. Они завоевывали город медленно, но верно. Это статус,
это деньги, это репутация. Неужели она думала, что Габриэль откажется от этого ради
неё? Смешно. Не стоило слушать Хастура. Она ведь с самого начала не собиралась
ничего говорить. Выкинула бы телефонный аппарат в реку и поменяла квартиру, чтобы
не пересекаться больше с этим человеком. А мужчин вокруг — пруд пруди. Она только
пальцем поманит — рядом будет очередь. Глупости какие! Она попыталась улыбнуться,
но вместо этого слезы покатились по ее щекам. Они падали в снег под ногами и топили
его, потому что были слишком горячими. Слишком настоящими.
В кармане нашёлся телефон. Хастур был на быстром наборе, на всякий случай. Мало ли,
она будет лежать и истекать кровью после очередной стычки — одна кнопка может
спасти ей жизнь. Да, она не лежала бесполезным куском мяса у чьих-то ног, но это не
значит, что она не умирала от боли. Достаточно убедительный повод? Дрожащая рука
вытащила аппарат, набор уже шёл. Баал била дрожь с самого утра. Она валила все на
холод, на лютый мороз, на плохую куртку. Но ведь была и другая причина, да? Ее
пальцы были ледяными, мобильник реагировал на нажатие только с третьего раза.
Послышались длинные гудки. Чтобы не стоять на месте, она медленно двинулась в глубь
парка. Нельзя было сейчас показываться в Убежище. Слишком много внимания, много
вопросов. Она была не готова. Мимо промчалась толпа детей, которые играли в
догонялки. Их смех ранил сильнее, чем любой нож или пуля. Баал и думать не могла,
что это будет так тяжело. Она почти год представляла себе этот день, продумывала
слова, знала, как будет высокомерно улыбаться. Представляла, как оборвёт все одной
резкой фразой и уйдёт, не оборачиваясь. Убеждала себя, что может закончить эти
отношения легко, не задумываясь. А на деле…
— Алло.
Голос Хастура звучал хрипло, устало. Он остался разгребать какие-то мелкие

поручения. Она бессовестно бросила его одного. Конечно, он злился. Но почему-то
прикрывал ее, оберегал эту связь. Его темные, почти чёрные глаза всегда смотрели с
сочувствием.
— Баал? — позвал он, начиная нервничать. — Ты говорить собираешься что-нибудь?
— Хастур, — произнесла девушка и не узнала собственного голоса — таким он был

надломленным, неуверенным. — Хастур…
— Где ты? — вскинулся друг, зазвенела упавшая чашка. — Я приеду сейчас. Какая же
ты… Я просил не ходить без меня! Вельзи Баал! Ты мне сейчас же скажешь, где ты
находишься! Или я найду Смерть и скажу, что ты пропала! Он найдёт тебя за две
минуты.
— Он ушёл, — наконец сказала она, скорее самой себе, нежели собеседнику. — Он

просто ушёл. И все.
— Я тебя предупреждал! — Хастур суетно натягивал куртку, засовывал в неё ключи от

машины, документы и фляжку с алкоголем. — Черт, тебе нельзя сейчас… Агх, от одного
глотка ничего не будет. Ты где?
— Что мне делать? — Баал почувствовала, как задрожали ее колени.
— Все, что тебе сейчас нужно сделать — это сказать мне, где ты, стоять там и ждать.
Это просто, ты справишься.
— Я… — Вельзи только открыла было рот, чтобы произнести название парка, что украшал
центр города, как услышала позади себя тяжелые быстрые шаги.
Этот звук становился все ближе и ближе. Девушка крепче сжала мобильник и резко
обернулась, проворачиваясь на пятках. Перед глазами все поплыло, голова
закружилась. Она успела заметить только такие знакомые фиолетовые глаза. Сердитые
фиолетовые глаза. Габриэль быстро настиг ее и вскинул руки, словно собирался
наотмашь ударить ее. Неожиданно для себя, Баал просто закрыла глаза и чуть втянула
голову в плечи. Но вместо удара… она почувствовала что-то тяжелое и тёплое, во что
ее тут же укутали по самый нос. Мех начал щекотать ей щеки, опухшие от слез.
Зазвенели пряжки на рукавах.
— Идиотка, — Габриэль запахнул новую, только что купленную парку белоснежного цвета
и притянул Вельзи к себе, крепко сжимая в объятиях. — Какого черта ты ходишь в этой
легкой куртке?! Ты теперь отвечаешь не только за себя! Дура! Хочешь заболеть?!
— Джибриль… — растерянно выдохнула Баал и потерялась в собственных эмоциях.
Телефон глухо упал в сугроб, в котором они стояли. Из динамика была слышна грязная
ругань Хастура, потому что он «не нанимался нянчиться с двумя безмозглыми
подростками»! Девушка почувствовала, как тяжело дышит Габриэль. Увидела у него на
висках капли пота. Его собственная жилетка была распахнута, будто он со всех ног
бежал, и она ему мешала. Габриэль коснулся ледяными губами ее лба, по-очереди
поцеловал прикрытые веки и влажные ресницы. Его тёплое дыхание согревало ее лучше,
чем сотня парок и свитеров.
— Дурочка моя, гордая независимая дурочка, — тихо шептал он, стирая большими
пальцами ее слезы. — Мы справимся, слышишь? Все будет хорошо.
Баал который раз за вечер начала задыхаться. Рыдания душили ее, грозились вырваться
наружу, но она ещё не настолько потеряла самую себя. Она должна была держать лицо.
Поэтому только вцепилась в чужие плечи дрожащими пальцами.
— Мы справимся, ведь есть кое-что, что намного важнее твоего босса, моего… Важнее
всего на свете.
— Что же? — задушено спросила Вельзи, поднимая на него свои сияющие глаза.
— Ты скоро станешь мамой, — произнёс он и улыбнулся так, как улыбался только ей:
нежно и счастливо, самыми уголками губ, а около его глаз собрались мелкие морщинки.
Она все-таки заплакала, уткнувшись лицом в его грудь. Габриэль покачивал ее из

стороны в сторону, шептал что-то, шутил и сам смеялся над своими шутками. И по его
колючим щекам медленно сползали прозрачные капли. Это таяли снежинки, что по чистой
случайности падали на его лицо. Дети бегали на площадке, звали родителей, смеялись
и визжали, когда их подбрасывали вверх сильные руки. И Габриэль уже представлял
себе, как однажды придёт в этот парк, чтобы прокатить своего ребёнка на горках в
первый раз.
И если кто-то решит встать на его пути, решит помешать… то Смерть со своими
дружками покажется ему шайкой дворовых хулиганов. Глаза Габриэля сверкнули сталью в
свете от фар проезжающих мимо машин. И руки его сжались крепче.
Он с самого начала знал, что вся эта история — их история — навсегда.
«Но все,что я увидел в клетке твоей квартиры

Маленькую смелую птицу с ясными как небо глазами.
Сидящую на подоконнике с гордо сомкнутым клювом…
И ждущую с нетерпением любого попутного ветра.»
========== Day 7.(67) WINTER TIME ==========
Комментарий к Day 7.(67) WINTER TIME

I WON'T ASK A LOT FOR CRISTMASS
тема 7(67) дня: катание на санках
темп последних двух недель свел меня с ума. Елки, концерты, спектакли... Я думала,
что я закончусь. Поэтому, в течении ближайших 3 дней, я буду максимально нагонять
по Хроникам. Конечно, до 31 нагнать все я не успею... НО я постараюсь + в январе у
меня есть порядка 7 дней, чтобы все доделать ^^
Мне вернули ноутбук ^^ так что мне будет полегче это сделать) хотя я хочу спать с
невероятной силой)
В итоге:
Смерть/Люцифер из работы "Серая шкура, Красная шапка..."
романтика, нежность, юмор, ER
В качестве трека к работе советую включить: "Ed Sheeran ft. Beyonce -

Perfect" или "Lana Del Rey - Love"
Спасибо за Вашу помощь с опечатками! Вы невероятные, я восхищаюсь каждым из Вас! Вы

сделали эти полгода, которые живут мои Хроники потрясающими! Каждая Ваша подсказка
согревает мое сердце) А каждый отзыв заставляет сердце биться часто-часто от
радости)

С огромной любовью, Ваша Хори-Хаул
Каждый город — самый большой и самый маленький — природа, да и в целом весь
огромный и необъятный Мир — все дышало предвкушением обновления, ощущением грядущих
перемен, ожиданием чудес. Старый год бродил по планете, прощался со всем, что успел
наворотить за долгие триста шестьдесят пять дней, пока главенствовал. Совсем скоро
ему придется сложить с себя все обязанности, отправиться на заслуженный отдых,
отступить добровольно и послушно. Старый год спешил оставить последние следы —
хорошие и не совсем — чтобы его запомнили, чтобы о нем еще долго говорили. Мир
уступал ему дорогу, провожал долгими взглядами и будто пытался коснуться на
прощание прохладной рукой, провести по эфемерному плечу. В каждой семье люди
выуживали из памяти что-то хорошее и нечто плохое. Где-то одно перевешивало, где-то
— другое. Уходящий год многое привнес, но взамен забрал не меньше.
Темные вечерние улицы наполнило перемигивание гирлянд, которые сияли практически в

каждом окне и витрине, веселые праздничные песни звучали из-за каждого угла и
поворота. Детвора с громким смехом носилась по узким переулкам, творя очередного
снежного воина или разыгрывая страшные ледяные сражения. Школа благополучно
закончилась, ее двери закрылись до января, предоставив малышне долгожданную
свободу. Кучки ребятни облепили витрины магазинов игрушек, выбирая, что в этом году
попросить у Санты. Там были и деревянные гордые солдатики, и изящные балерины с
тонким чарующим станом, плюшевые медведи в дорогих бархатных камзолах и с
барабанами на шее и резные паровозы — точная копия знаменитых машин. Дети могли
часами сидеть в теплых лавках, где пахло лаком и красками, рассматривая желанные
игрушки и отвлекая мастеров и продавцов глупыми разговорами. Такие же очереди были
в кондитерских, где прямо у дверей сводил с ума потрясающий аромат шоколада и
карамели. Малыши убегали оттуда с разноцветными леденцами — петушками и Санта-
Клаусами — в больших бумажных пакетах лежали имбирные пряники или горячие кренделя
с глазурью. Времени до самой волшебной ночи в году оставалось все меньше, поэтому
люди начинали паниковать сильнее — что же дарить любимой лапочке-дочке или суровому
мужу? А коллегам по работе? А любовнице с характером? Все ссоры и проблемы
забывались, потому что их вытесняла одна истеричная мысль: “Что же подарить?!”
Все рестораны, бары и клубы большого мегаполиса сменили свой наряд на праздничный.
Под потолком в темных углах висела омела, на салфетках были или страшные снеговики,
словно нарисованные пятилетним ребенком, или изящные узоры, вышитые золотой нитью —
все зависело от уровня заведения. В меню забрались типичные рождественские напитки
— пунш и глинтвейн. Большая часть ресторанов была уже зарезервирована на новогоднюю
ночь, на Рождество и на несколько недель вперед. Владельцы собирали щедрую прибыль,
которую, конечно, тут же тратили на подарки — кому-то или себе, не суть важно.
Главное, что под конец года каждый стремился исполнить чьи-то заветные мечты.
Новый дорогой клуб, открытый примерно полгода назад, работал практически

круглосуточно. Работники выходили на двойные смены, за что получали внушительную
прибавку к зарплате. Поток клиентов не останавливался. Город успел полюбить элитное
заведение, где всегда играла хорошая музыка, а качество выпивки и еды было выше
любых похвал. Клуб посещали именитые члены общества и звезды эстрады. Им всегда
оказывали радушный прием, а к особенно важным и уважаемым посетителям неизменно
спускался сам хозяин заведения.
О, о нем мечтали многие — и мужчины, и женщины. Его пронзительные синие глаза с

вкраплением расплавленного золота сводили с ума в считанные секунды. Как он
улыбался краешками тонких, но при этом безумно чувственных губ, как склонял голову
к плечу, а темно-золотые волосы, что завивались на концах, падали на лоб, его
бархатный чарующий голос — все это не оставляло равнодушным абсолютно никого.
Мужчина всегда был одет с иголочки: самые дорогие костюмы, качественные ткани,
модные фасоны. Чувство стиля владельца клуба вызывало зависть и восхищение. Его
распахнутые на груди рубашки, которые обнажали острые ключицы и сильную длинную
шею, снились в эротических снах доброй половине города.
Но кое-что оставалось за кадром, вне досягаемости чужих взглядов, вспышек фотокамер

и сплетен журналистов. Например — темные синяки под завораживающими глазами,
толстые папки с бумагами, на которые уходила целая ночь, недоеденный ужин и
холодная пустая постель. И видел это все только один человек. Тот, чья тень
следовала за хозяином клуба всегда, куда угодно, уже много-много лет. Человек, чей
тяжелый взгляд заставлял вздрагивать особо грубых или наглых собеседников, что
позволяли себе коснуться острого локтя хозяина заведения. Кто неслышно появлялся за
спиной, обозначая, что неприятный разговор окончен и стоит просто тихо отвалить,
пока еще можешь. Огоньки гирлянд отражались в стекле затемненного забрала.
Казалось, что внутри шлема нет ничего, кроме новогодней иллюминации и опасности.
Праздничный сюрреализм.
Люцифер зашел в свой кабинет и закрыл тяжелую дверь, подпирая ее собственной

спиной. Глаза щипало, будто кто-то насыпал в них сухой песок, язык неприятно
прилипал к небу. Мужчина говорил несколько часов кряду, без остановки и перерыва.
Щеки болели от натянутой улыбки, которую приходилось дарить каждому направо и
налево. В глазах то и дело вспыхивали яркие круги — слишком долго он стоял на сцене
под ярким светом. Гомон внизу, на первом этаже, не утихал. Ночь только-только
началась и обещала быть очень бурной. Но все же… На то он и владелец, чтобы
бессовестно исчезнуть со своей работы, отпросившись у самого себя. Светоносный
подошел ближе к своему столу и поднял с пола кожаный кейс. Внутри лежали важные
документы и тяжелый пистолет. Жестокие будни сложного бизнеса. Люцифер привычным
движением расстегнул рукава рубашки, вытаскивая запонки из белого золота. Он
положил их в тугой карман на крышке и помассировал запястья.
На его худые руки бесшумно легли чужие, в черных холодных перчатках. Сильные пальцы
принялись разминать уставшие мышцы, растирать нежную кожу, на которой так легко
появлялись синяки и отметины. Люцифер слегка завалился назад, чтобы ощутить под
спиной чужую жесткую грудь, острая молния врезалась под лопатку. Мотоциклетная
куртка едва слышно заскрипела. Человек позади принял на себя его вес. Светоносный
почувствовал, как к затылку прижался твердый шлем. Волосы тут же намокли — в тепле
комнаты снег мгновенно растаял, превратившись в ледяные капли. Люцифер освободил
одну руку и потянулся, завел руку за головы и на ощупь нашел подвижное стекло. С
едва заметным усилием он отодвинул забрало, чтобы почувствовать на коже шеи горячее
дыхание. От Смерти всегда пахло яблоками.
Сладкими спелыми яблоками.
— Устал? — хриплый голос мужчины, что всегда носил шлем, обычно царапал людям слух,
но Люцифер даже глаза прикрыл, наслаждаясь этим звуком.
— Сложно все строить с ноля.
Руки Смерти скользнули по предплечьям любовника, сбивая дорогой пиджак, оставляя на

нем складки. Он разминал ноющие мышцы осторожно, но сильно. Достаточно, чтобы с
чужих губ сорвался тихий восхищенный стон. Смерть едва слышно усмехнулся, кривя
исполосованные шрамами губы в подобии улыбки. Люцифер
дернулся, словно его оскорбила эта простая человеческая эмоция, но его
сопротивление быстро подавили настойчивые прикосновения.
— Ты же не один, — Смерть опустил голову, упираясь круглым шлемом в плечо своего

босса. — Перестань все тащить на себе.
— Боюсь, твоё лицо распугает всех клиентов, — притворно печально произнёс мужчина и
прижался виском к холодной поверхности.
— Считаешь это смешным? — прорычал зверь за его спиной, капкан рук сжался крепче,
на коже шеи выступили мелкие мурашки.
— Самая смешная шутка на свете, — искренне отозвался Люцифер и провернулся в кольце

объятий, чтобы оказаться лицом к своей Смерти. — У тебя нет чувства юмора.
— И правда, — мужчина поднял голову, по стеклу промелькнул блик от ламп на стенах.
Люцифер жадно вглядывался в темноту перед собой, где едва-едва проступали очертания
чужого лица. Он протянул руку и через мгновение ощутил под пальцами шершавые
длинные шрамы, которые таинственными языческими татуировками тянулись через чужое
лицо. Подушечки пальцев наткнулись и на выбоины на черепе, и на порванные губы,
которые не скрывали острые зубы. Левый глаз Смерти был деформирован, его пересекали
тонкие, но при этом одни из самых глубоких следов.
— Пойдем прогуляемся? — предложил Смерть, его прикосновения очертили подтянутый

живот босса и худые бедра.
— Ночью? — тонкая бровь приподнялась. — Там снег идет.
— В том и смысл, — Смерть обошел массивный дубовый стол и взял с вешалки черное
теплое пальто с высоким воротом.
Люцифер послушно просунул руки в рукава, но застегивать предпочитал сам. Он все же

не беспомощный ребенок, кто бы что об этом не думал! Наемник наблюдал за ним,
словно хищник за добычей, покачивался с пятки на носок и обратно. Потеряв чужое
внимание, Смерть опустил забрало, прячась обратно в свой панцирь. Так было
спокойнее и привычнее. Светоносный прошел к столу и закрыл кейс, убрав туда все
необходимые листы. Мобильник ловко юркнул в карман, туда же и ключи. Бумажник лежал
в левом кармане.
Смерть покачал головой, будто пытался сбросить мешающий шлем или глупые мысли. Он
взял с края стола короткий темный шарф, прошитый серебряной нитью, и подошел к
Люциферу, расправляя его. На страдальческий взгляд мужчина не обратил ни малейшего
внимания.
— Хочешь слечь в новогоднюю ночь? — равнодушно спросил он, заправляя шарф под
пальто и прокладывая два края на груди. — Я лечить тебя не буду. Я уйду пить.
— Вот оно — твое истинное лицо, — Люцифер запрокинул голову, предоставляя полный
доступ к своей шее.
— Ты себе даже не представляешь, — Смерть выхватил чемоданчик из его руки и

направился вперед, сканируя внимательным взглядом длинные коридоры за пределами
кабинета.
Машина бесшумно скользила по темным улицам. В поздний ночной час движение было
свободным. Люди предпочитали проводить время дома, с семьей, или в тепле, в
попытках утопить все сожаления и огорчения в алкоголе. Люцифер сидел сзади,
бездумно глядя в окно. Мимо проплывали украшенные огнями деревья, залитые светом
здания, повозки с лошадьми. Маленькие снежинки танцевали на ветру, цеплялись
острыми лапками за корпус машины и уносились прочь. Когда снаружи показался
центральный парк, откуда доносилась музыка, а круглосуточный каток сиял огнями,
машина замедлила свой ход, а после и вовсе свернула на аллею.
Люцифер выпрямился и перевел растерянный взгляд на водительское сидение. Смерть

выкручивал руль и совсем не обращал внимания на своего любовника. Шины зашуршали по
тонкому слою снега, и автомобиль остановился. Наемник заглушил двигатель, вытащил
ключи из зажигания и убрал их в карман. В зеркало заднего вида он заметил-таки
растерянность Люцифера.
— Я говорил, что мы идем гулять.
— В… парк? — уточнил Светоносный, но все же отстегнул ремень безопасности и открыл

дверь.
— Нормальные люди гуляют в парке, — Смерть вышел из машины, закрыл за собой дверь и
остановился около пассажирской, ожидая любовника.
— А мы, да — самые нормальные, — хмыкнул Люцифер, с тоской наблюдая, как модельные

ботинки намокают в снегу.
— Надо иногда пытаться, — наемник закрыл чужую дверь и стащил с одной руки черную
кожаную перчатку.
Под светом фонаря можно было увидеть белоснежные шрамы на загорелой коже, тонкие
пластинки ногтей, сотни раз обломанные и вырванные, изогнутые пальцы, которые
столько раз были сломаны. Смерть протянул эту изуродованную жизнью ладонь Люциферу,
и тот, вопреки здравому смыслу, почти сразу вложил в нее свою — узкую и изящную,
украшенную дорогими кольцами. Мужчина секунду баюкал это прикосновение, после чего
убрал их соединенные руки в свой карман. Люциферу пришлось сделать шаг навстречу,
чтобы устоять на ногах.
— Ты что-то задумал?
Смерть молча пошел по тропе, изредка утирая сгибом локтя намокающее забрало.
/Рыцарь Светоносного/ Они двигались в тишине, в ушах звучали только наигранно
счастливые песни, да чей-то слишком громкий смех. Аллею заливал теплый желтый свет
фонарей да блики гирлянд. На лавочках, словно птицы на проводах, ютились парочки.
Они грели руки друг друга теплым дыханием, делили один стакан глинтвейна на двоих и
фотографировались на память. Люцифер настолько отвлекся на них, что упустил момент,
когда Смерть свернул в сторону от людной тропы. Они прошли еще немного, поднялись
на холм, и только тогда наемник остановился. На город открывался потрясающий вид.
Медленно падающие снежинки, пролетающие по трассе машины, после которых оставался

на одно мгновение след фар, высокие небоскребы, которые подмигивали своими большими
окнами. Маленький заборчик ограждал от падения. Но когда это кого-либо
останавливало? Смерть оставил своего босса завороженно смотреть на город, в котором
они так отчаянно пытались стать своими, а сам прошел куда-то за деревья. Его тень
мгновенно слилась с ночной темнотой.
Люцифер отвлекся, когда услышал шаркающий звук, будто кто-то тащил мешок с мертвым
телом. Он дернулся и обернулся, обнаружив заодно и пропажу своего наемника. Две
проблемы слились в одну, когда мужчина обнаружил Смерть, который тащил что-то
огромное, круглое и разноцветное. Он подошел ближе, уронил на снег большую надувную
подушку, от которой тянулась длинная веревка, и отряхнул руки.
— Это… Что? — Люцифер растерянно переводил взгляд с любовника на непонятный предмет

и обратно.
— Ватрушка.
— Ч… Что?
— Ватрушка.
Владелец элитного клуба помассировал висок, в голове начало неприятно стучать.

Смерть никак не собирался ему помогать, стоял только напротив, в своем дурацком
шлеме, из-за которого невозможно было понять ни единой эмоции.
— Замечательно. Зачем она нам?
— Садись, — Смерть качнул головой в сторону… ватрушки.

— Так, признавайся, — Люцифер сложил руки на груди. — Тебе кто-то заказал меня? Ты
решил меня убить таким изощренным способом?
— Конечно, — Смерть подошел и опустился на колени, разматывая шнур. — Долго не мог

решить, как тебя загасить. Поэтому решил заморозить на смерть на задворках
городского парка. Садись, говорю.
Сам наемник устроился в середине, вытягивая длинные ноги в тяжелых армейских

ботинках. Люцифер на долгую секунду залюбовался его бедрами, на которых даже сквозь
жесткую джинсу проступали сильные мышцы. Сидящий мужчина приглашающе похлопал перед
собой. Люцифер долгую секунду медлил, после чего все же подошел ближе. Придержав
одной рукой полы пальто, он опустился на подозрительную конструкцию. Смерть тут же
притянул его ближе, устраивая перед собой. Второй раз за вечер Светоносный ощутил
под своей спиной чужое сильное тело, которое так надежно его удерживало. Руки
наемник пропустил под его, устраивая на животе, от чего предательски свело бедра.
Легкий румянец окрасил острые скулы. Люцифер порадовался, что Смерть этого не
видит, но по довольной усмешке позади понял, как ошибался.
— Подожди, — мужчина вцепился крепко сильными пальцами в колени своего киллера,

когда увидел перед собой крутой спуск вниз. — Ты же не собираешься…
— Нужно расслабляться, Фосфор.
Люцифер дернулся при упоминании старого имени, хотел было обернуться и высказать
наглецу все, что о нем думает, но Смерть этого и добивался. Он воспользовался
заминкой и оттолкнулся ногами от земли. Надувной тяжелый круг заскользил по снегу,
набирая скорость с каждой секундой. Люцифер вскрикнул и вжался в чужое тело спиной,
напрягаясь. Смерть резко поднял ноги вверх, чтобы не тормозить и не мешать ватрушке
нестись вниз на полном ходу.
Крик Светоносного слился в унисон со смехом одного из самых страшных наемников всей
банды.
В какой-то момент их закрутило на месте — из-за того, что Смерть пытался избежать
столкновения с деревом. Ветер свистел в ушах, за щеки кусал мороз, глаза слезились
от холодного воздуха. Ватрушка дернулась и перевернулась, опрокидывая парочку в
высокий сугроб. Смерть, как и всегда, принял на себя вес своего босса, защищая его
от любых ударов. Аттракцион понесся дальше, скрываясь в темноте.
Они остались лежать, глядя в высокое черное небо, в россыпь ярких звезд, которые
проглядывали сквозь тучи. Снежинки падали на лицо и тут же таяли, стекая за
шиворот. Широкая улыбка украсила лицо Люцифера, и впервые за долгое время он и не
пытался ее скрыть. Киллер принялся шевелить руками и ногами, создавая снежного
ангела под собой.
Они лежали и молчали, вслушиваясь в дыхание друг друга, в мерный стук сердец, в шум
далекого города. С катка все еще играли дурацкие песни.
А они были так неправильно счастливы, в мокрых штанах, со снегом за шиворотом,

замерзающие. И ничего не хотели менять.
Они заслужили небольшой перерыв. Маленькую паузу.
Неожиданный антракт.
========== Day 8. (68) WINTER TIME ==========

☃ DANCING AND PRANCING IN JINGLE BELL SQUARE ☃
тема 8 (68) дня: снежный ангел
🌟 Сначала, планировалось стекольное стекло на плюшке из медового пирога ^^ При

этом, одно стекло было дробленнее, чем другое) А потом мне нужно было убраться дома
перед праздником, и я нашла вещь, которая разбудила во мне самые теплые и добрые
воспоминания) И мое стекло пошло прахом, ибо в таком состоянии писать горькие
сладости невозможно) еще до кучи я посмотрела "Клаус", и все) Хори-
стекольщик нейтрализован 🌟
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Хастур, Лигур из работы "Ты мое море..."

ER, романтика, снег, нежность
🎧 Для фона к этой работе искренне советую трек: Yael Naim - New Soul 🎧
Ну что же, этот год почти подошел к концу! Не знаю, удастся ли мне завтра выставить
часть до важного часа Х, так что сделаю заранее... ПОЗДРАВЛЯЮ ВАС С НАСТУПАЮЩИМ
НОВЫМ ГОДОМ!💝💝💝 Вы потрясающие читатели, Вы так меня поддерживаете и помогаете!
Спасибо за Вашу любовь к этим чудесным мальчикам) Надеюсь, в следующем году мы с
Вами проживем еще много удивительных сюжетов ^^
💝 Надеюсь, что я Вам еще не надоела ^^ 💝
Спасибо за Вашу помощь с опечатками, со всеми шероховатостями) Вы - невероятные!)
Приятного чтения, Ваша Санта-Хори-Хаул 💝

Город красовался и любовался сам собой, будто за ним украдкой наблюдал притаившийся
фотограф. Серые невзрачные краски разбавил, а после и вовсе смыл пушистый
белоснежный снег. Он ложился на крыши автомобилей, на парапеты подоконников, на
навесы балконов и длинные провода, похожие на диких ядовитых змей, что опоясывали
мегаполис длинным бесконечным ремнем. Снег шел так медленно и ненавязчиво, что
никто и не заметил, как он скрыл под собой весь город. Сугробы высились на
тротуарах и на обочинах дорог, падали настоящей лавиной с деревьев, когда
неосторожные птицы слишком резко взмывали к небесам. Рано утром можно было увидеть
нетронутые еще никем дорожки, идеальный снежный ковер, убегающий вдаль. Но вот
спустя каких-то полчаса первые цепочки неуверенных шагов расчерчивали природное
покрывало. Там, где был особенно большой след, похожий на кляксу — кто-то
неосторожно оступился и звучно упал. Под снежным слоем очень коварно притаился
прозрачный лед.
Улицы медленно наводнили новые жители города: с длинными морковными носами,

равнодушными черными глазами — из угольков или конфет — и растопыренными в разные
стороны руками. Очень скоро лепить снеговиков просто так стало скучно, поэтому в
парках и на парковках разворачивались душераздирающие истории, которым позавидовал
бы сам Тарантино. Где-то суровый детектив с немного неровной головой расследовал
таинственное исчезновение ведра с головы худощавой маленькой снежной женщины, а на
другом конце города устроили настоящую дуэль за сердце прекрасной дамы — одноглазый
пират с торчащими — из картошки фри — зубами и интеллигентный поэт в шарфе и летней
прожженной панамке. Иногда новоявленные жители мегаполиса становились случайной
жертвой ужасных несчастных случаев: когда летящий с горки на полной скорости
мальчишка не успевал затормозить и врезался во вскинувшего в ужасе руки снеговика.
Во все стороны летели комья снега, шапки и шарфы, ледянки, санки и потерянная в
суматохе метла. Печаль по несчастному погибшему длилась недолго, и уже через
несколько минут вся ребятня с округи катала большие снежные шары, чтобы
реанимировать сурового дворника на Пятой улице. Это занятие быстро перерастало в
кровавую бойню — не на жизнь, а на смерть! — между фанатами разных бейсбольных
команд или школьными группировками. Снеговик стоял в стороне, забытый и
незавершенный, пока какой-нибудь заботливый отец не выбирался погулять со своими
малышами. Тогда они заботливо заканчивали чужую работу, меняя страшную рожу на
самом верхнем шаре на добрую улыбку из виноградин.
Демон обожал зиму больше, чем что-либо другое в мире. Стоило только первому снегу
укрыть сонный и не готовый к этому город, пес будил хозяина громким лаем,
практически захлебывался им, скреб лапами массивную дверь и изо всех сил махал
хвостом, чтобы выразить радость. Раньше хозяина приходилось долго уговаривать,
чтобы тот оторвался от своего бесполезного ковыряния в грязи, оделся прилично и
взял в руки кожаный крепкий поводок. Демону чуть ли не кусать его за ноги
приходилось. Два раза из трех он огребал по ушам, но в итоге мужчина все же
сдавался и натягивал теплую куртку на плечи. Но стоило в их квартире остановиться
другому человеку — со вьющимися платиновыми волосами и добрыми глазами — все стало
намного легче. Первый снег и Демон, и Азирафаэль встретили почти одинаково:
смотрели завороженно в окно, где плясали ледяные маленькие снежинки — ударялись о
стекло и летели дальше. Их глаза сияли словно у детей, обнаруживших подарки в
Рождество под елкой. Щеки бывшего ангела раскраснелись, налились очаровательным
румянцем, а Демон суетился, спрыгивал с дивана на пол и возвращался обратно, не в
силах сдержать эмоции. На выползшего из спальни Энтони они обернулись одновременно,
как гончие на хруст ветки в лесу. Скульптор, который лег спать только под утро,
измучив гипс и глину до посиневших пальцев, только вздохнул устало и выторговал
себе чашку кофе перед прогулкой.
Первый контакт Азирафаэля и снега нужно было снимать на камеру. По крайней мере,
Кроули очень жалел, что на его разбитом смартфоне не работала эта функция. Парень
стоял, запрокинув голову, и смотрел в далекие серые небеса, будто впервые их
увидел. На его лицо медленно опускались красивые снежинки, с резными кончиками и
фигурными лапками, секунду задерживались на молочного цвета щеках, после чего
бесследно исчезали. Некоторые из них цеплялись за пушистые ресницы и ненадолго
задерживались, вздрагивая от каждого движения Азирафаэля. В его волосах запуталось
еще больше, они блестели в свете фонарей и фар проезжающих мимо машин, словно
ангела осыпали волшебной пыльцой фей, и он того и гляди — вспорхнет вверх и улетит.
Это сравнение настолько ударило по слабым нервам художника, что он крепко взял
своего возлюбленного за руку и не отпускал до конца прогулки, невзирая на вопросы и
косые взгляды. В такие моменты Азирафаэль остро чувствовал, что внутри его человека
что-то происходит — непонятное и странное — и не задавал лишних вопросов, только
касался носом чужого худого плеча, вдыхая удивительную смесь яблочного шампуня,
растворителя для краски и чернил.
С того дня ежедневные прогулки стали для них почти ритуалом. Ангелу нравилось
смотреть на замерзший пруд, по которому бродили сердитые утки. Их лапы разъезжались
в разные стороны, не позволяя передвигаться быстро, а Демон этим бессовестно
пользовался. Проносился мимо с громким лаем, пока вся стая не окажется на своих
пернатых хвостах, вскинув вверх красные перепончатые ножки. Следом за псом бежал
охранник, размахивая своей фуражкой. Это была единственная возможность согреться и
не получить за это выговор. Демон считал охранника своим другом, поэтому не обращал
никакого внимания, позволяя ему тоже веселиться с утками. Энтони и Азирафаэль шли
следом, медленно разгребая снег носками тяжелых сапог. Художник искал вдохновения в
украшенных серебром деревьях и разноцветных огоньках гирлянд, что перебегали с
одного конца провода на другой. Изредка пара останавливалась, Кроули вытаскивал из
рюкзака на спине любовника свой альбом и быстро зарисовывал что-то, прикусив кончик
юркого языка зубами. Бывало, он поднимал голову от бумаги и внимательно
всматривался в Азирафаэля. На холодном зимнем солнце его глаза блестели, словно
дорогой янтарь. Он не моргал почти, лишь покачивался с пятки на носок. Азирафаэль
тогда смущенно отводил взгляд и складывал на груди руки, словно собирался
помолиться. Румянец смущения украшал тогда его выступающие скулы. Все это длилось
не больше нескольких минут, Кроули терял интерес к чужому силуэту, и ангел
облегченно выдыхал.
Для него было еще очень странно, что такой талантливый и яркий человек может
заводиться от одного только брошенного через плечо взгляда или нежного
прикосновения. Его, Азирафаэля, взгляда и прикосновения. Хастур смеялся над ним,
протирая свою стойку ворсистым полотенцем, и качал головой. Он этот этап уже прошел
давно, но Лигур воспринял это как вызов: “Найди способ заставить своего любовника
покраснеть и начать лепетать как новорожденный младенец”. Люди были такими… людьми.
Хастур был не против, да и Азирафаэль в глубине своей обретенной души тоже.
В тот день погода выдалась на редкость холодной. До Рождества оставались считанные

дни. В городе царила суета и паника: люди бегали за подарками, искали самые лучшие
и интересные, закупались продуктами. Дети предвкушали самую интригующую ночь в
году. Кто-то напивался в баре, оплакивая свою загубленную жизнь, не желая при этом
ничего менять. В сквере было очень мало людей: в основном пожилые парочки, которые
вновь остались в праздник наедине друг с другом, поэтому отправились гулять по
украшенным улочкам, свободолюбивые дети, что пытались угробить как можно больше
своих вещей, чтобы выпросить новые, да одинокие души, ищущие пристанище на
несколько долгих дней. Холодный ветер пронизывал до костей, вскидывал полы пальто,
забивался в рукава и штанины, чтобы побольнее ущипнуть и укусить за нежную кожу.
Солнце и вовсе устроило бойкот — скрылось за облаками, лишь изредка бросая свои
короткие ледяные лучи. Снежная королева, что спряталась за стенами своего замка.
Даже Демон не особенно стремился на улицу. Он все утро лежал на хозяйской постели,
куда его пустили по доброте душевной, спрятав нос под лапу. На прогулку его
пришлось вытаскивать в четыре руки, уговаривать угощением и ласковыми словами.
Кроули заставил своего ангела надеть два свитера, укутал в пушистый и немного
колючий синий шарф, натянул на нежные руки свои черные перчатки с золотыми вышитыми
змеями. Короткие белоснежные кудри невероятно мило выбивались из-под яркой желтой
шапки с разноцветными помпонами. Только когда скульптор убедился, что Азирафаэлю
замерзнуть и умереть от холода не грозит, он натянул свою парку, поправил пушистый
капюшон и повел свой маленький цирк на улицу.
Пес зябко поджимал лапы и старался ступать туда, где было не слишком уж много
снега. Утки провожали его настороженными взглядами, но даже для них было слишком
холодно. Из утепленных раскрашенных домиков торчали только их желтые клювы и
красные лапы. В тот день было объявлено временное перемирие. Азирафаэль брел рядом,
сунув руки в карманы пуховика. Его голова была украшена снегом, словно дорогой
жемчужной диадемой с очень тонкими ниточками из серебра. Снежинки дрожали на
прядях, соскальзывали ниже и оседали на шарфе, будто упавшие на землю звезды.
Кроули любовался этим, не в силах начать нормально дышать, а не грубыми рывками. В
конце концов, он поймал возлюбленного за локоть и чуть притормозил, чтобы коснуться
рюкзака на спине.
— Ангел, постой немного так.
Азирафаэль послушно замер, разворачиваясь к скульптору спиной. Его плечи немного

выпрямились, когда человек провел по ним ладонью. Изящные пальцы с выступающими
косточками фаланг покраснели от холода, но Кроули не обращал на это ровным счетом
никакого внимания. Он вытащил записную книжку и механический карандаш с ластиком на
конце. Пару секунд он изучал окружающий их пейзаж, после чего отошел к краю
тропинки и поманил к себе.
— Встань здесь, я быстро сделаю набросок, — серьезно попросил Энтони, листая

исчерканные листы в поисках свободного места. — Потом пойдем пить шоколад.
— С зефиром? — глаза напротив засверкали ярче, чем любые драгоценности, по крайней

мере для одного человека точно.
— С зефиром, — губы Кроули сложились в улыбку против воли, которую он тут же

спрятал в вороте своей теплой кофты на молнии. — Ангел, только не шевелись.
— Дорогой мой, — Азирафаэль немного прищурился, словно ленивый кот, которого

потревожили, позвав по имени.
— Не начинай, — попытался предупредить художник, но по упрямому выражению лица

понял, что это ничего не даст.
— Я тебе уже столько раз говорил, — Азирафаэль старался не двигаться, но его плечи
слегка ссутулились, едва ли он это заметил. — Что я больше не ангел. Тебе не нужно
меня так называть.
— А я тебе отвечал, — Энтони покорно продолжил эту игру, неожиданно даже для себя,
что было вполне плохим знаком. — Что это не важно. И для меня ты — ангел, Ангел.
Демон остановился около ног хозяина и, усевшись ему практически на ботинок,

согласно гавкнул.
— Не примазывайся, — чуть пихнул наглое животное Кроули.
— У меня больше нет крыльев, мои дорогие, — Азирафаэль улыбался совершенно

искренне, и печаль в его голосе была скорее всего машинальная, как у человека,
который говорит о утраченной руке или ноге, когда уже совсем перестал из-за этого
переживать.
— Есть, — упрямо отозвался Энтони, делая завершающие штрихи.
— Кроули, — ласка в голосе ангела была словно сладкий тягучий мед, она успокаивала
и убаюкивала резкий характер скульптора.
Шрам от шила у Азирафаэля он нашел много позже, когда случайно бросил взгляд в
зеркало в ванне. Пусть небесный воин тогда ничего не почувствовал, человек
чувствовал себя из-за этого паршиво.
— У тебя есть крылья, Ангел, что бы твое начальство там тебе не сказало, — Энтони
сделал к нему шаг. — Хочешь — докажу?
— Тебе не нужно ничего… — Азирафаэль не успел договорить, а коварный художник

легонько толкнул его в грудь обеими руками, зажав альбом под мышкой.
Ангел пошатнулся, сделал неосторожный шаг назад, споткнулся о полосатый веселый

бордюр и упал на спину, всплеснув перед собой руками. В воздух взмыла целая туча
снега, которая медленно оседала на Энтони, на скулящего от такой подлянки Демона,
на проходящих мимо редких прохожих. Азирафаэль лежал на спине, растерянно глядя
вверх. Руки его покоились на груди, крепко стиснувшие ладони. Задорная шапка совсем
съехала, обнажив оттопыренные покрасневшие уши. Кроули ухмыльнулся хитрой
самодовольной улыбкой и поправил воротник, прежде чем шагнуть к пострадавшему от
собственного коварства любовнику и протянуть ему руку.
— Дорогой мой… — неуверенно позвал Азирафаэль, но предложенную помощь мгновенно

принял, скорее всего машинально отреагировал на предложение прикосновение от того,
кого так сильно любил.
Ангел еще не умел обижаться или ставить на место зарвавшегося человека. Хастур
собирался это исправить.
Лигур его поддерживал. Но бить Кроули ему запретили. Даже не сильно. И даже руками.
Даже чуть-чуть.
— Что ж ты под ноги не смотришь, Ангел? — ласково пожурил его скульптор и рывком
вздернул на ноги, точно в свои крепкие объятия.
Он ненавязчиво ощупал чужой затылок, чтобы убедится, что он не ушибся. Одернул его
одежду, поправил шапку и выбившийся шарф. Все это время он касался лбом и носом
чужой щеки, согревая шею и подбородок горячим дыханием. Азирафаэль едва ощутимо
дрожал в его руках от переизбытка эмоций и ощущений. Завершил это маленькое
издевательство над любимым Кроули осторожным прикосновением своих губ к чужим.
Ангел звучно сглотнул, чем ненароком разрушил всю интимность момента.
— Так что ты там говорил про крылья? — как-то хищно улыбнулся Энтони, крепко
взявшись за плечи собеседника.
— Что у меня их больше… — художник рывком развернул его на месте, крепко удерживая
обеими руками; альбом валялся забытый около ног человека, ветер трепал изрисованные
портретами одного синеглазого ангела страницы. — … нет.
На снегу остался след: очертания фигуры Азирафаэля, с высокими сапогами, с тугим

ремнем на поясе, с выступающим рюкзаком… и огромными крыльями, что растянулись
почти на всю поверхность сугроба. На снегу остались отпечатки маленьких перьев у
основания и сильных изгибов.
Азирафаэль смотрел во все глаза, не решаясь моргнуть. А Энтони любовался им таким:

очарованным и ошарашенным, с приоткрытым ртом и чуть дрожащими ресницами. Он
старался запомнить каждую деталь, прекрасно понимая, что не успеет запечатлеть на
бумаге, не испортив момент. Поэтому он коснулся лбом чужого виска и прикрыл глаза,
пытаясь почувствовать эмоции ангела также, как тот чувствовал его раньше.
— Ты всегда был и останешься ангелом, Азирафаэль, — прошептал он едва слышно,

сжимая своего невероятного пернатого любовника в объятиях. — И никто не сможет у
тебя это отобрать. Не из-за того, что ты полюбил.
Азирафаэль коротко выдохнул, его губы украсила счастливая улыбка.
— Мой снежный ангел.
До Рождества оставались считанные дни.
========== Day 9. (69) WINTER TIME ==========

☃️ BUT BABY IT’S COLD OUTSIDE ☃️
🌟 С НОВЫМ ГОДОМ, ЗОЛОТЫЕ МОИ! ПУСТЬ В ВАШЕЙ ЖИЗНИ В ЭТОМ ГОДУ СЛУЧИТСЯ ЧТО-ТО ОЧЕНЬ
РАДОСТНОЕ, ЧТО-ТО ЩЕМЯЩЕ НЕЖНОЕ, ЧТО-ТО СУМАСШЕДШЕЕ И ОЧЕНЬ РОМАНТИЧНОЕ! 🌟
тема 9 (69) дня: камин/свечи
🌸 мне всегда казалось, что камин и свечи — одно из самых романтичных и

рождественских явлений в жизни. а если соединить это с чудесными мальчиками, то все
самое праздничное слетается в одну идею🌸
✨ Идея была немного другая, в начале, но что-то пошло не так ^^ не знаю что,
возможно моя Муза бросила меня и ушла к другому, но вышло все так, как вышло. Если
в какой-то момент я всё-таки смогу сотворить то, что хотела, то я заменю это
исполнение тем, что горело в моей голове изначально ^^✨
в итоге:
Азирафаэль/Кроули, Кроули/Азирафаэль продолжение исполнений 26 дня про свадьбу.
ER, R, нежность, романтика, любовь и много снега
💝 Надеюсь, что этот год мы начнём с вами одинаково радостно и сладко 💝
Спасибо за Вашу помощь с опечатками, Вы творите волшебство, достойное Новогодней

ночи Вы великолепные!
Приятного чтения, Ваша Хори-Хаул 🎅
Далеко-далеко, скрытая от любопытных глаз, протянулась “Страна озер и болот”.

Страна, которую когда-то давно огромный ледник изрешетил озерами и холмами. Суровая
страна, которая жестоко расправлялась со слабаками и трусами. У нее был совершенно
несносный характер, суровый и капризный. И не возникало ни одного вопроса, ведь там
зима длится шесть месяцев, а времен года не четыре, а восемь. Этот таинственный
угол мира, плотно укрытый снежным покрывалом. Солнце каждый год забывает о нем на
несколько месяцев, погружая в непроглядную тьму. Но северные феи, которые озаряют
ночь сиянием своих волшебных хвостов, не бросают ее жителей. Они кружатся в веселом
танце высоко-высоко в небе, рисуя на черном холсте удивительные узоры, и их магия
освещает сугробы и холмы на многие километры вокруг. И если присмотреться, то можно
заметить невзначай цепочки маленьких следов, убегающих вдаль. Они петляют, сходятся
в одну и разветвляются в несколько. Это — задорные маленькие гномы, что целый год
хранят домашние очаги и скот людей, выбираются под Рождество погулять и поиграть,
размяться немного и отдохнуть от суеты. Если сделать самый невозмутимый и
незаинтересованный вид, отвернуться равнодушно, а потом заглянуть в самый краешек
глаза, то можно будет заметить их яркие красные шапочки с золотыми бубенцами и
разноцветные кафтаны. А особо внимательные смогут увидеть еще и разноцветные
длинные носки, что торчат из башмаков.
Это поразительная страна. Застывший во льдах мир переливался серебром, блестел в

свете большой сияющей луны. С деревьев тянулись длинные хрустальные сосульки, на
толстых ветвях покачивались деревянные домики для птиц, которые делали местные
жители. Леса, непроходимые и непроглядные леса тянулись далеко, намного дальше, чем
можно было бы себе только представить. Гордые олени вышагивали по сугробам, вскинув
головы. Где-то в чаще протяжно выли волки, чьи шкуры сливались со снегом. Их песни
прерывал лай собак, что неслись по холмам и тащили за собой тяжелые сани с грузами
или пассажирами. Длинные полосы оставались от полозьев, но их быстро заметал снег.
Медленно приближалось Рождество.
Большие города и маленькие селения украшали с огромной радостью. Праздником дышало

все вокруг. Жители сменили обычные свои шубы на расшитые узорами яркие кафтаны, на
большие шапки с пушистыми хвостами. Северное сияние, что раскрашивало снега в свои
цвета, отражалось в широко распахнутых глазах людей, и сливалось с мерцанием
гирлянд. По вечерам люди собирались на больших площадях, пели хором праздничные
песни, дети танцевали и бегали, их счастливый смех разносился далеко, будоражил
природу и радовал всех эфирно-зефирных существ, что наблюдали за людьми с
интересом.
За Полярным кругом, недалеко от города Рованиеми, спрятался прекрасный парк Пюха.

Пюха — это не просто сопка, это самая настоящая загадка и тайна, которую хочется
рассказать всем и одновременно с этим — оставить только для себя. Она манит,
уговаривает найти разгадку, а после — влюбляет в себя до самой последней искорки в
сердце, снится после в самых сладких снах, зовет вернуться. Крутые склоны для
катания на лыжах, опасные спуски и безопасные тропинки для самых начинающих. А выше
всего — уютные небольшие деревянные домики, из которых льется теплый желтый свет,
крыши скрыты под толстым слоем снега, а во дворе ходят добрые большие псы, что
виляют хвостом, стоит только позвать по имени.
Азирафаэль зашел во двор одного из таких домиков и прикрыл за собой низкую

деревянную калитку. Лохматый белый пес поднялся на лапы и лениво побрел навстречу,
попутно стряхивая с себя добротную порцию снега. Длинная челка закрывала его глаза,
горячее дыхание паром вырывалось из пасти. Пес громко гавкнул, привлекая к себе
внимание, и подставился под руку ангела, которая была облачена в теплую варежку из
дубленой кожи. Азирафаэль несколько раз аккуратно погладил пса по ушам и отряхнул с
капюшона снежинки. Из-под него торчали короткие белоснежные пряди, словно сам дух
зимы и севера спрятался в светлый пуховик. Азирафаэль поднял голову к небу, где
снежные феи снова пролетели все вместе, после них остался размытый разноцветный
след, который местные называли Аврора Бореалис. Он отразился в ультрамариновых
глазах, как и россыпь ярких звезд, что горели так далеко и так притягательно.
Азирафаэль улыбнулся сам себе, отчего в самых уголках его глаз собрались мелкие
морщинки, а после обернулся. Его следы почти исчезли, скрытые только что выпавшим
снегом. Он отражал разводы в небе, словно неопытный художник оставил грубый мазок
кисти.
“Хороший знак” — подумал Азирафаэль тихонько, чтобы никто не смог его подслушать.
Как верили местные, снег во время северного сияния скрывает следы счастливых.
Ангел поднялся по ступенькам и потопал тяжело по крыльцу, чтобы сбить налипший лед
и белые комья. В доме было почти темно, едва заметно тлели поленья в камине.
Вероятно, демон устроился в кресле, чтобы поспать в тепле, как делал обычно в
ожидании своего возлюбленного супруга. Азирафаэль не признался бы никому и никогда,
даже под самыми страшными пытками, но ему так сильно нравилось замирать ненадолго в
дверях, чтобы полюбоваться спокойным лицом, едва уловимой улыбкой, что блуждала по
его тонким, но чувственным губам. Вот и сейчас в глубине души ангел надеялся, что
он не разбудит Кроули и сможет уловить этот волшебный и такой хрупкий момент. Но
стоило тяжелой деревянной двери, сгребая в кучу налетевший снег, отвориться, а
Небесному Воину шагнуть в дом, как он тут же попал в плен хитрых ядовитых глаз.
Кроули сидел на спинке кресла, упираясь в сидение босыми ногами. Его волосы с одной
стороны были заплетены в маленькие косички, а с другой — перехвачены обычным
карандашом, что удерживал их в неком подобии прически. Привычная черная рубашка
была расстегнута на груди, взгляду ангела были открыты и острые ключицы, и впадинка
пупка, и золотистая дорожка над поясом брюк, которая так и манила, так и
притягивала взгляд. На сильной шее выделялся старый след от чужих зубов, который
демон наотрез отказался исцелять или сводить, а Азирафаэль на одну секунду опускал
взгляд себе под ноги, чтобы никто не смог заметить удовольствие и радость, что
сплелись в яркий узор вокруг его зрачка. На темной коже так сложно было оставить
отметку, которая бы выделялась и не зажила в первые несколько часов после. Кожа
ангела была очень нежной, светлого молочного цвета. Кроули с огромным удовольствием
оставлял россыпь мелких алых пятнышек на груди супруга, на его мягком животе или
внутренней стороне дрожащих бедер. Однажды он сумел достаточно отвлечь разомлевшего
ангела, чтобы оставить отметку между сведенных острых лопаток, там, где брали
начало свое большие белоснежные крылья, что щекотали нос мелким пухом. Азирафаэль
тогда громко застонал в сгиб своего локтя и бурно кончил, сжимая в себе
потерявшегося в пространстве демона. На соседний город обрушился сильнейший в его
истории ливень, ветер срывал легкие крыши и переворачивал беседки.
Ангел потом несколько дней не разговаривал с возлюбленным, а Кроули с того дня

больше не рисковал.
Но кто-нибудь видел за шесть тысяч лет хотя бы одного терпеливого демона?
— Как съездил? — Кроули сделал едва заметное движение губами, словно отогнал от
себя назойливую муху, и с пуховика Азирафаэля веером разлетелись во все стороны
тающие снежинки.
Ангел благодарно улыбнулся, чуть прищурил глаза, и стянул с ног меховые сапоги,
которые ему подарили местные жители.
— Хорошо. Очень хорошо, — Азирафаэль повесил пуховик на деревянные колышки, что

торчали прямо из стены, и потер ладони, согревая руки.
Его демон был теплолюбивым, к холоду относился терпеливо, но его хрупкое настроение
моментально портилось. А демон в плохом настроении сродни редкому катаклизму,
противостоять которому невозможно, терпеть нереально, а разрушений после остается
столько, что впору сжечь весь мир — или утопить — и начать все заново.
— Клаус обзавелся хорошим хозяйством за эти годы, — одобрительно заметил ангел и

поднес руки ко рту, чтобы согреть быстрее — желание коснуться своего супруга горело
под кожей, словно страшное проклятие. — Никто и не поверит, что когда-то там был
только один перекошенный дом, пара-тройка гномов да суровый одинокий старик. Он
передавал тебе привет. Почти обиделся, что ты не приехал.
— Слишком много снега, радости и гномов, — на лице Кроули отразился самый настоящий
ужас: глаза расширились, желтизна затопила весь белок, на скулах проступили острые
чешуйки. — Особенно гномов. Ты же не привез их с собой?
— Конечно нет, — Азирафаэль сделал шаг к креслу и осекся, когда Змей напротив одним
слитным движением оказался на ногах. — Мой дорогой?
— С Рождеством, Ангел, — прошептал Кроули и, подняв перед собой руку, звучно

щелкнул пальцами.
В это мгновение весь дом преобразился. В каменном камине, около которого были
расстелены меховые шкуры, вспыхнул огонь, поленья затрещали печально и обиженно. По
печной трубе, что тянулась вверх, взбежали разноцветные огни гирлянды, что начали
перемигиваться друг с другом. Со стола, подоконников и пола в воздух взмыли
маленькие свечки, поплыли по комнате, источая приятный аромат яблок и сладостей.
Они кружились вокруг себя, огибали замершего в нерешительности ангела, демон же не
глядя отталкивал их ладонью в сторону. В дальнем углу заработал старый граммофон,
закрутил пластинку с праздничными песнями. Выбор демонического чуда пал на
прекрасную “Baby it’s cold outside”. Эта мелодия вызвала удивленную улыбку на
потрескавшихся губах ангела, он не сдержал смеха, когда Кроули начал щелкать в такт
мелодии и приближаться к нему медленными, крадущимися шагами хищника перед прыжком.
Соблазнительные бедра, обтянутые узкими джинсами покачивались из стороны в сторону,
а Азирафаэль не мог перестать смотреть на худые лодыжки с выступающими косточками.
Длинные пальцы ног демона тонули в меху на полу.
— Baby, it’s cold outside... — чарующий голос Кроули перекрыл чужой, что был
записан на пластинке.
Он подошел неспешно, несколько раз отступая назад, и Азирафаэль в сотый, в тысячный

раз успел отметить про себя, что может бесконечно наблюдать за танцующим супругом.
Рубашка демона покачивалась, обнажая худые бока, с одного плеча она провокационно
сползала. Кроули был воплощением соблазна и желания. Все его тело словно было
иллюстрацией к понятию “секс”. Он оглаживал застывшего у двери ангела взглядом, и
тот ощущал на себе чужие горячие ладони, ласкающие невесомо и очень осторожно.
Кроули обошел любимого, прокручиваясь вокруг себя за его спиной, он обжигал уже
тем, что находился рядом, так непростительно близко от невидимых, спрятанных
крыльев. Он исчез за левым плечом Азирафаэля, а через мгновение появился из-за
правого, бесшумно скользя босыми ногами по полу.
—I'll hold your hands, they're just like ice… — ловкие пальцы демона обожгли
прикосновением к ледяным ладоням ангела, он потянул его за собой, разминая запястья
и подушечки.
Они медленно прошли в середину комнаты. Кроули обернулся и прильнул совсем близко,
переплетая их пальцы на левых руках между собой. Глухо стукнулись обручальные
кольца, в которых отражалось пламя камина. Он осторожно провернул ангела перед
собой, тот послушно следовал за ведущей рукой супруга, и остановил спиной к себе,
чтобы снова прижаться, на мгновение коснуться губами покрасневшего от холода — и
только от него — кончика уха. Демон обнял Азирафаэля под руками, заставляя
покачиваться синхронно в такт музыке, переносить вес с ноги на ногу, словно в очень
интимном и откровенном танце. Они стояли около камина, пламя плясало за ограждающей
решеткой.
— Beautiful, please don't hurry, — хотя Кроули и прошептал это, опаляя теплым
дыханием шею своего возлюбленного супруга, для Азирафаэля он определенно звучал
громче и желаннее, чем далекий и безликий певец. — Listen to the fireplace roar.
Руки Кроули пришли в движение, он принялся осторожно пробираться под теплый

вязанный свитер, желая только одного, как можно скорее коснуться нежной кожи живота
поддающегося Азирафаэля, который по-хорошему одним движением мог избавиться от
наглых рук, от настойчивых поползновений, размазать по ближайшей стенке одного
рьяного рыжего, не перестав при этом мечтательно улыбаться. Эта эфемерная власть,
которая могла ускользнуть из рук за одну секунду, пьянила демона сильнее, чем любой
самый крепкий алкоголь. Ему нравилось, как супруг подается назад, чтобы прижаться
поясницей к нему, чтобы почувствовать слегка шершавые губы на своей шее. Эта
покорность — призрачные поводья, которые ангел добровольно вкладывал в загребущие
руки — будоражила все внутри.
Азирафаэль едва заметно вздрогнул, когда худая загорелая рука коснулась его
подбородка, заставляя повернуть голову. Он подумал, что наконец получит свой
поцелуй, такой желанный и необходимый сейчас, словно глоток горячего глинтвейна
после долгой прогулки по холоду. Но Кроули не собирался, не хотел так скоро
поддаваться, признаваться в том, что единственный, кто держит все в своих руках —
синеглазый улыбчивый ангел, у которого так очаровательно от холода краснели крылья
носа. Демон провел губами по переносице возлюбленного, лаская чувствительную от
сильного сухого ветра кожу. Азирафаэль в его руках задрожал от волнения и
удовольствия, даже слегка втянул голову в плечи.
— Your eyes are like starlight now, — пропел он уже громче и чуть отстранился,
чтобы на мгновение утонуть в глазах напротив, в том, как в них отражается пляшущее
пламя камина, а там, чуть глубже — закручиваются в невиданные ранее спирали
неизвестные галактики. Кроули осторожным, но настойчивым движением стянул с супруга
ярко-красный свитер с белоснежными оленями, скачущими только им известно куда,
оставляя ангела в тонкой нижней рубашке. Короткие забавные кудряшки взметнулись
вверх, делая ангела похожим на попавшего в бурю совенка. — I'll take your hat,
your hair looks swell.
Откинув свитер на кресло позади, Кроули потянул Азирафаэля вниз, прямо на мягкие
шкуры, расстеленные у камина. Они были теплые от жара огня. Кроули осторожным
движением оттолкнул навязчивую свечу, что маячила около виска, и зарылся пальцами в
волосы ангела, перебирая короткие пряди. От этой нехитрой ласки тот прикрыл глаза,
откидывая голову назад. Демон не мог насытиться тем, что этот гордый воин, что
когда-то получил в руки пламенный меч, а после — совершенно не испугался выступить
против Люцифера, так искренне и открыто реагирует на него, грязного падшего ангела,
с чешуей по всему телу и страшными глазами.
— You ought to say “No, no, no sir”, — Кроули даже немного голос повысил, чтобы в
который раз намекнуть супругу, что он совершенно не похож на ангельское создание,
но Азирафаэль в очередной раз ответил лишь легкомысленной и абсолютно осоловелой
улыбкой. Демон тряхнул головой, тонкие косички хлестнули хозяина по шее, и вернул
улыбку тому, без кого больше не мог представить своего существования, ни в одном из
миров. Вытянув длинные ноги перед собой, ближе к огню, он накрыл своей рукой с
кольцом чужую, с нежной кожей между пальцами и аккуратными розовыми ногтями. — Mind
if I move in closer?
— At least I'm gonna say that I tried, — неожиданно для демона включился в игру
Азирафаэль и поднял перед собой свободную ладонь, словно последняя попытка
защититься от посягательств на свою невинность, честь и белизну крыльев.
Демон не удержался и рассмеялся, прикрывая свои удивительные глаза. Азирафаэль

залюбовался его профилем, острым подбородком и выступающим кадыком. Он с огромным
удовольствием наблюдал, как с каждым прошедшим годом, днем и даже часом его
возлюбленный супруг улыбается все чаще и шире, как из глубины его сердца постепенно
испаряется под давлением ангельской светлой любви ненависть к себе, осуждение и
злость. Азирафаэль осторожно брал всю эту грязь и смывал, очищая удивительного
демона, помогая ему научиться любить заодно и самого себя.
— What's the sense of hurting my pride? — Кроули придвинулся ближе, тут же

перепутывая их ноги между собой, зажимая чужое бедро между своими, чтобы не
отпускать больше никуда — словно смертельные крепкие объятия огромного удава.
Азирафаэль подался навстречу и сделал то, что требовало его темное начало уже
долгое время — потянул край распахнутой рубашки с чужого плеча, оголяя желанное и
любимое тело, такое ладное и идеальное, с проступающими ребрами, косточками бедер и
старыми зажившими давно шрамами. Ладонь ангела легла на его шею, пальцы поглаживали
нежное место под волосами. Кроули настолько утонул в этом прикосновении — таком
сильном и одновременно с этим нежным — что не заметил, как его настойчиво уложили
спиной на меховые шкуры, поддерживая под затылок. Ангел уперся руками в пол с двух
сторон от рыжей головы супруга. Змей распахнул глаза, стараясь запечатлеть это на
обратной стороне век, чтобы больше никогда не забыть: Азирафаэль смотрел на него
темными, почти черными — словно бушующее море в шторм — глазами, на его щеках горел
яркий румянец, грудь вздымалась и опускалась быстро, будто крылатый воин задыхался
под тяжестью своих чувств. Над ним медленно проплывали свечки — далекие холодные
звезды, слетевшие с небосклона от неосторожного удара чьего-то мощного крыла.
Казалось, что они не в гостиной маленького домика, а где-то в космосе, где кроме
них никого и ничего нет.
— Ангел, мне опять ходить со стертыми о мех коленками? — ухмыльнулся демон, заводя
руки над головой и соблазнительно прогибаясь в пояснице.
От чужого жадного взгляда, что скользнул по подтянутому животу и — словно по щелчку

пальцев — расстегнувшейся верхней пуговице на джинсах, Кроули бросило в дрожь.
Азирафаэль положил свою тяжелую ладонь чуть ниже аккуратной впадинки пупка.
— Ну, это же мой подарок, не так ли, дорогой мой мальчик… — уточнил ангел так,
будто спрашивал про степень прожарки поданного мяса или о муссе, который предложили
к яблочному пирогу.
Пламя на свечках задрожало, поленья в камине затрещали громко и настойчиво.

Пластинка доиграла песню, мелодия сменилась, но ее почти сразу заглушили громкие
стоны Кроули — он не собирался сдерживаться, не таился ни от кого, что получал
удовольствие от прикосновения светлого. Даже если бы посреди гостиной появилась
Вельзевул, в компании Люцифера, кого угодно — он бы лишь шире развел ноги, открывая
лучший обзор, да усмехнулся бы шально и похабно, как умел только он. Но вряд ли
кто-либо это увидел бы, потому что огромные белоснежные крылья закрыли бы
разгоряченное ладное тело, а пробудившаяся сила уничтожила бы каждого, кто проник
без разрешения. Или захотел бы проникнуть.
Демон был удивительным. Он без проблем переключался между заданными ролями:
старательно и проникновенно дарил удовольствие тому, кого любил сильнее всего на
свете, и принимал его, отдаваясь до самой последней частички себя. Для него было
ценным и то, что Азирафаэль раскрывал свои крылья перед ним, позволяя ерошить
длинные перья, и то, как он нависал сверху, сжимая худые запястья, как заострялись
его скулы и пробивался от нехватки самообладания истинный облик. Ангел целовал его
ладони, протянутые в порыве страсти, касался губами горячего золотого кольца,
которое успокаивало что-то в душе, подтверждало чужую принадлежность. На любые
бессмысленные рассуждения людей о свободе Кроули отвечал саркастическим
комментарием или вовсе — раздраженно отмахивался. Потому что когда ты свободен
шесть тысяч лет… Уж лучше он еще раз полюбуется сияющими глазами напротив, когда
разочарованные женщины и мужчины замечали обручальное кольцо на загорелом худом
пальце.
Кроули распахнул глаза, когда Азирафаэль толкнулся особенно сильно и глубоко, а

самым краем сознания он услышал звон золотых браслетов. Азирафаэль над ним был
преступно обнажен, по его вискам и шее стекали капельки пота, никаких золотых
браслетов, никаких украшений. Но демон отчетливо слышал этот звон, чарующий его,
манящий. Все внутри свело судорогой, тело скрутило, словно в животе образовалась
черная дыра. Свечки, которые все это время скользили по комнате и сталкивались друг
с другом, враз потухли и упали, загрохотали по полу и столу. Кроули вздрогнул
крупно и подался вперед, чтобы уткнуться лицом в белоснежную шею и впиться зубами в
изгиб плеча. Азирафаэль обнял ладонью чужой затылок, защищая от жесткого пола, как
раз вовремя, тело змея забилось в его руках. Черные крылья зашелестели по полу.
Никлаус, стоящий у окна, покачал головой и спрятал довольную ухмылку в белоснежной

бороде. Под маленькой елкой, что стояла в углу под лестницей, появились пара
коробок с подарками. Старик решил не отвлекать мальчишек от такого красивого
занятия, даже ради короткой встречи со старыми друзьями. Олени нетерпеливо
переступали с ноги на ногу, утопая в снегу. Над домиком, который заметала метель
белоснежным снегом, пролетели снежные феи, раскрашивая небосвод и звезды.
Наступило Рождество.
========== Day 10. (70) WINTER TIME ==========

☃ SHAKE IT UP! WAKE UP THE HAPPYNESS ☃
С Новым годом и Рождеством, дорогие мои! Пусть Ваш год будет светлым и счастливым!
О, это заняла какое-то время. Затея была большая, сложная, несколько раз пришлось
начинать сначала... Но я очень хотела эту историю, она горела у меня перед глазами.
Очень хотела. Хочется начать изучать персонажей дальше, узнавать их, разбирать их.
Поэтому я начинаю их дальше тормошить.
тема 10 (70) дня: занесенный снегом
В итоге: (СТЕКЛОЗАВОД ВАРЕНЬЯ И МЕДА)

Кроули/Азирафаэль, Баал из вселенной работы "Стань белой птицей..."
ER, hurt/comfort, ангст, психология
🎧 Для сопровождения советую песню Jason Mraz - Plane 🎧
🦊 Эта часть должна дополнять все те, что уже есть по этой вселенной. Некоторые
моменты объяснены раньше, постарайтесь вспомнить, тогда получите полную картину
происходящего. Это было сложно и тяжело, правда. Но оно того стоило 🦊
❤ Спасибо Вам за помощь с опечатками и какими-то нюансами. Если в этой части

поможете с французскими репликами, буду благодарна от всей души. Вы великолепные ❤
✨ Надеюсь, Вам еще интересно это читать, потому что мне интересно писать. И я пока
не планирую завершать =Р ✨
Ваша Хори-Санта-Хаул
Well who's laughin' now
I'm leaving your town again
And I'm over the ground that you've been spinning
And I'm up in the air so baby hell yeah
Well Honey, I can see your house from here
If the plane goes down, damn
I'll remember where the love was found
If the plane goes down, damn
Искрящиеся серебряные снежинки танцевали в желтом свете фонарей. Они все падали и
падали с небес, словно кто-то там неосторожным движением опрокинул огромную миску
сахарной пудры. Белоснежные хлопья опускались на крыши домов, полностью скрывая их,
превращались в большие сугробы на водосточных трубах и на узких навесах над
входными дверьми. Снег прятал припаркованные на подъездных дорожках автомобили,
насыпал огромные шапки, лип к стеклу. На окнах мороз рисовал уникальные узоры,
закручивался в невероятные и непонятные символы, словно оставлял послания для
людей. Это была одна из причин, почему все столики у больших — от самого потолка
до пола — окон в кафе были заняты, посетители стремились устроиться там. В свете
фар и вывесок снег блестел, завораживал и очаровывал. Даже отмороженные с
непривычки щеки и носы не портили настроение прохожим. Они растирали теплыми
перчатками лица и гуляли дальше, бродили по улицам, смотрели по сторонам блестящими
от счастья глазами. Весь город, словно по волшебству, превратился в поселение
маленьких детей, которые с нетерпением ждали Санта-Клауса, подарков и чудес.
Впереди был Новый год, не менее сказочный праздник.
Доброта, незнакомая и непривычная доброта затопила сердца. Она украсила обычно

суровые лица лучезарными улыбками. Злости и грубости не было места в эти короткие,
но наполненные магией дни. Люди выносили бездомным, что ютились в узких переулках,
только что купленные куртки и горячие обеды, просто потому что им хотелось. Дети с
громким радостным смехом бегали по улицам, таскали друг друга на санках. От них
оставался длинный след, похожий на рельсы трамвая. Взрослые не отказывали себе в
удовольствии тихонько, чтобы никто не заметил, идти по ним, представляя себя скорым
поездом или космическим крейсером. Цепочки следов переплетались между собой, словно
людские судьбы. Иногда под снегом прятался коварно лед, покрывающий асфальт. Кто-то
подскальзывался, вскрикивая от неожиданности, но его тут же подхватывали чужие
руки, помогая устоять на ногах. Уличные музыканты с удивлением глядели в свои
коробки, где лежали очень хорошие деньги. Ребята могли позволить или билет до дома,
или купить подарки близким, или устроить себе прекрасный праздник. Прогулки до
самой поздней ночи стали одним из самых главных развлечений. Снег стал абсолютным и
неожиданным подарком на Рождество и Новый год. Люди спешили насладиться им сполна,
пока тепло их сердец не растопило все вокруг.
Праздничный заснеженный Париж очаровывал. Изо рта вырывался белый пар, словно
выдыхаешь случайно залетевшие внутрь снежинки. Пара людей медленно брела по
вечерним улицам, любопытно рассматривая украшенные витрины дорогих брендовых
магазинов и наслаждаясь доносившимися из кафе аппетитными ароматами. На капюшоне
парки Энтони мелко дрожал мех, щекоча его шею и уши. Парень изредка сбивал с него
снег и приглаживал ладонью, словно задремавшее дикое животное. Его огненного цвета
волосы были завязаны в тугой хвост и заправлены под куртку, но мелкие волоски
выбивались и торчали в разные стороны. Бордовая парка выделялась на фоне белых
сугробов и зеленых елок, но удивительным образом сочеталась с праздничным
настроением. Несмотря на поздний час на парне были черные стильные очки, в которых
отражались яркие цветные лампочки — очень не хотелось, чтобы кто-нибудь из
прохожих узнал в нем известную модель. Лицо Энтони Дж. Кроули смотрело на них
высокомерно с ближайшего рекламного щита: он, глядя соблазнительно точно в глаза
смотрящему, проводил языком по красному спелому яблоку, чей сок тек по загорелым
худым рукам. Сам Энтони только морщился, когда эта вычурная реклама духов попадала
ему на глаза.
Азирафаэль шел рядом с ним, вязанные веревочки его рождественской шапки

покачивались в такт шагам. Как и задорный помпон на самой верхушке. Из-под шапки
очаровательно выбивались белоснежные мягкие кудри. Кроули не мог отказать себе в
удовольствии заправлять их указательными пальцами обратно, поглаживая замершего
любовника по вискам. Волосы выбивались снова, словно их хозяин намеренно тряс
головой, чтобы привлечь чужое внимание. Светлое теплое пальто делало Азирафаэля
похожим на рождественского ангела, который спустился на землю в светлый праздник.
Его рука лежала в кармане Энтони, уютно спрятанная в загорелой ладони. Мягкий синий
шарф, намотанный на шее, скрывал половину лица владельца книжной лавки, позволяя
уткнуться в него носом, пряча улыбку. Чем лучше было настроение у Кроули, тем чаще
Азирафаэлю приходилось это делать. Но даже сквозь черные очки тот все замечал и
ухмылялся, открыто и довольно.
В большом пакете, что нес Энтони, лежали многочисленные подарки. Они выбрали для
Баал совершенно очаровательный браслет и несколько дизайнерских бусин — серебряную
сову, крылатого ангела и мишку, у которого двигались лапки. Хастуру выбрали
брендовую дорогую рубашку, прошитую серебряной нитью. Для Полли подарок выбирали
долго, бродили из магазина в магазин, но глаз ничего не цепляло, все казалось
слишком пошлым и вульгарным. И когда пара уже совсем отчаялась, они случайно
увидели в витрине магазина обычного, самого простого медведя с рыжей шерстью,
маленькими глазами-пуговицами и расшитыми лоскутами пятками. Такой простой и
обычный подарок, но в детстве каждый мечтал о таком, чтобы прижать его к себе перед
сном, представить теплый любящий дом. Медведь был одет в красно-зеленый камзол и
черную шляпу-цилиндр. К нему также прилагался сменный дождевик и сапоги со
шнурками. Азирафаэль уже видел, как вспыхнут чужие, обычно такие холодные и
равнодушные ко всему глаза. Ко всему, кроме друзей и книг, если быть точным.
Мимо них промчалась толпа молодых ребят, которые задорно смеялись и толкали друг
друга под руки, фотографировались на фоне витрин и изображая каких-то персонажей из
фильмов. Пробегая мимо Кроули, одна из девушек накинула ему на шею яркую мишуру,
обмотала и побежала дальше, подпрыгивая от нетерпения. Парень раздраженно зарычал
себе под нос и уже потянулся было содрать украшение, но легкий и добрый смех рядом
тут же отвлек его. Азирафаэль улыбался открыто, чуть прищурив свои удивительные
глаза. И он не выдержал. Ткнув пальцев вверх, он едва выдохнул только: “Традиция” .
А потом, не дав возлюбленному опомниться, притянул его в ласковый и очень нежный
поцелуй, со вкусом горячего шоколада, глинтвейна и сладких блинов, что они ели
недавно. Азирафаэль вспыхнул мгновенно, скулы окрасились светлым румянцем, но он
послушно положил свою руку на чужое плечо и чуть запрокинул голову.
Их первое Рождество, пусть и немного нервно, но прошло отлично. Кроули успел

приехать домой, насладиться чудесным праздником, выручить начальницу и оказаться в
самом романтичном городе Европы с любимым человеком в ожидании Нового, он был в
этом уверен, счастливого года. А в очередной год нужно входить подготовленным,
уверенным в будущем и в происходящем, четко осознав себя в этой жизни. Это было
одно из самых серьезных убеждений Кроули. То, по которому он жил последние годы.
Праздник определяет тебя, твое положение, твое место. Он знал, что больше никогда
не допустит того, что Рождество будет не для него. Не хотел, не имел права.
Особенно теперь, когда рядом шел его ангел, с синими глазами и теплыми сладкими
губами.
— Нам нужно поторопиться, дорогой мой, — брови Азирафаэля тревожно изогнулись,

между ними появилась маленькая морщинка. — Скоро наш самолет.
— Действительно, — Кроули в очередной раз заправил короткие светлые пряди под

шапку. — Старая добрая Англия.
— Это дом, — улыбнулся Азирафаэль.
— Хорошо, — послушно согласился Энтони и свернул вдруг на неприметную маленькую

улицу, украшенную качающимися на ветру пластмассовыми шариками. — Только сначала я
тебе кое-что покажу.
— Что-то хорошее? — повернулся к нему рождественский ангел.
— Что-то хорошее.
Они подошли к высокому многоквартирному зданию с россыпью украшенных окон. Крыльцо

было сделано из белого камня, а со стороны казалось — слеплено из снега. Большая
красная дверь с номером “61”, тяжелая круглая ручка. В каких-то апартаментах горел
свет, откуда-то доносилась радостная музыка. Энтони несколько раз ударил ногой по
верхней ступеньке, стряхивая налипшие белыми кусками снег и лед. Азирафаэль
озадаченно поднял голову, прослеживая убегающую в серое небо стену, но неизменно
шел следом. В его глазах застыл закономерный вопрос, и он стал еще более явным в
тот момент, когда Кроули спокойно толкнул дверь и зашел в темный теплый коридор.
Стекла его очков тут же запотели, а растаявшие в волосах снежинки холодными
маленькими каплями потекли по щекам. Парень тряхнул пакетами и направился в сторону
неприметной лестницы в углу, что вела на верхние этажи.
— Кроули? — напряженно позвал Азирафаэль, закрывая за собой дверь и отрезая все

внешние звуки.
— Потерпи еще немного, ангел, — Энтони обернулся и протянул ему руку, чуть шевеля
покрасневшими от холода пальцами. — Идем.
Они поднялись на два пролета, не отпуская ни на мгновение друг друга. На третьем

этаже горел теплый уютный свет, лампы покачивались от сквозняков. В коридоре стоял
низкий чуть промятый диван, страшный цветок с торчащими в разные стороны листьями и
покрытый пылью детский велосипед. На пробковой темной доске висели какие-то
объявления и детские кривоватые рисунки. Взгляд Кроули мгновенно потеплел, когда
наткнулся на них, но он уверенно провел своего возлюбленного мимо, свернул за угол
и остановился у обычной, такой же как и остальные, двери. Похлопав по карманам,
парень выудил ключ и немного нервно открыл замок. В лицо ударил теплый воздух,
сухой и слегка душный.
— Это очень старые апартаменты, — Кроули шагнул внутрь и нащупал выключатель на

боковой стене. — От этого дорогие и элитные. Хотя со стороны так и не скажешь.
Вспыхнул свет и мгновенно затопил квартиру, рисуя высокий потолок, просторную

гостиную с мягкими массивными креслами и низким столиком в ногах, дверной проем в
кухню, отделенную барной стойкой и небольшой балкон, выходящий на площадь. Боковая
дверь вела в спальню с большой кроватью, книжными шкафами и плазмой. Под ногами
стелился пушистый темный ковер. Энтони поставил пакеты на низкую тумбу и прошел в
квартиру, расстегивая теплую куртку. Азирафаэль чуть нахмурился, его взгляд
скользил по стенам, ища фотографии или какие-либо еще подсказки, указывающие на то,
кто там живет.
— Смелее, ангел, — улыбнулся рыжеволосый парень и поманил его за собой.
— Дорогой мой, зачем мы сюда пришли? — владелец книжной лавки замер у выступающего
угла и привалился к нему плечом.
— Та-да! — Кроули повернулся и развел руки в стороны.
Но напоролся на вопросительный взгляд удивительных синих глаз. Азирафаэль стянул с

головы шапку, и его кудри встрепенулись и стали похожими на взъерошенные перья. Он
дышал приоткрытым ртом на свои руки, согревая их дыханием, и все это время
неотрывно смотрел на своего возлюбленного. От Энтони можно было ожидать чего
угодно, особенно в праздники. Настроение у него менялось довольно быстро, одно лишь
оставалось неизменно — для него самым главным и важным было настроение Азирафаэля,
его робкая и светлая улыбка, звонкий смех. Кроули покачал головой и завалился на
одно из кресел, закидывая одну длинную ногу в черных джинсах на другую. За такие
ноги можно было убивать, за одну лишь возможность прикоснуться. Азирафаэлю повезло,
он мог не отбирать жизни, а просто в любой момент провести ладонью по худому бедру
или острой коленке. Делал он это, дико смущаясь, но с каждым днем все смелее и
смелее.
— Мне предложили работу здесь, контракт на год, для начала, — небрежно сказал он,
словно это совсем ничего не значило, и подпер голову рукой. — Друг Баал впечатлился
нашим показом.
— Ох, дорогой мой, — Азирафаэль прошел вперед и был мгновенно пойман в плен,
усажен на колени и освобожден от пальто. — Это же прекрасно, поздравляю тебя!
Почему ты молчал?
Кроули неопределенно мотнул головой, словно отмахиваясь от такой важной новости. Он

прижался лбом к плечу своего спутника, втягивая смесь запахов горячего шоколада и
корицы. Азирафаэль мягко прикоснулся к его затылку, чуткие пальцы зарылись в алые
пряди и начали аккуратно массировать голову. Энтони легко перехватил его руку и
оставил горящий поцелуй на внутренней стороне ладони.
— Эта квартира наша.
Азирафаэль замер, но кумир многих заметил, как расширились его зрачки, а брови
поднялись вверх. Коллекционер книг попытался что-то сказать, но с первого раза не
вышло и он замолчал. Тряхнул головой в попытке собрать мысли воедино.
— Прости?
— Это мой подарок нам на Рождество, — улыбнулся широкой, слегка клыкастой улыбкой
Энтони. — Отели —это конечно хорошо, но хочется иметь свой угол, куда ни у кого не
будет доступа.
— Но… Англия? — Азирафаэль все еще выглядел растерянным, словно не мог сложить пазл
в своей голове: все кусочки лежали перед ним, но они не сочетались друг с другом.
— Полтора часа лета, всего лишь, — легкомысленно хмыкнул Кроули, которого больше
заботило напряжение, что заполнило чужое тело.
— Но там вся жизнь… — Азирафаэль, вопреки ожиданиям Энтони, совсем не выглядел

радостным или счастливым.
— Ты — вся моя жизнь, — он почувствовал, как начал раздражаться: неуместная

эмоция, которую он так долго давил в себе, загонял в самый дальний угол, а она —
словно гремучая змея, притаилась, чтобы в самый ненужный момент броситься и впиться
клыками в его горло.
— Это все так… неожиданно, — Азирафаэль отпрянул от него, теряясь между
растерянностью и радостью.
— Да ладно, — Кроули выдавил из себя улыбку, которая больше походила на оскал. —

Давай посмотрим, как все пойдет? Встретим Новый год, отдохнем от дел и суеты, а там
уже решим — возвращаться нам или нет?
— Ты не хочешь сегодня лететь домой? — Азирафаэль нахмурился, уголки его бровей

сошлись к переносице.
— А что там делать? — Кроули попытался остановить огромный снежный ком, который
сорвался с метафорической горы и набирал с каждой секундой все большую скорость. —
Я подумал, что будет хорошей идеей немного побыть вдали.
— Так нельзя, дорогой мой, — владелец книжного магазина все-таки поднялся на ноги и
сделал шаг от него; Кроули словно воочию увидел, как следом за снежным шаром
срывается с верхушек гор безжалостная ледяная лавина.
Азирафаэль впервые оттолкнул его, попытался избежать прикосновений.
— Там наши друзья, люди, которым мы дороги, — Азирафаэль смотрел на него широко
распахнутыми темными глазами. — Мы хотели вместе отметить праздник, навестить наши
детские дома…
Кроули зашипел раздраженно и взвился на ноги, его ядовитые янтарные глаза были
опасно сощурены. Он всей своей душой, каждым уголком ненавидел конец декабря, всю
эту напускную мишуру, придуманные чудеса и лживую доброту тех, кто был вокруг. Его
не обманывали натянутые лицемерные улыбки и поздравления, произнесенные слащавым
голосом. Он видел истинную сторону праздника, обратную, настоящую. И он пытался
слиться со всем этим, не выглядеть чужим, ради Азирафаэля, ради его любви к
Рождеству.
Но где-то внутри пылали воспоминания, боль в желудке от голода, жар температуры,

которую нужно переносить на ногах. Злость тех, кто жил с ним в одном подвале. Их
внезапные и очень тяжелые смерти.
Все самое страшное и мерзкое в его жизни происходило в Рождество. И кажется, эта
традиция никак не хотела отпускать его на волю, оставить в покое.
— Это вы с Баал решили, что хорошая идея — вернуться туда, где все началось.
Хороший пиар ход, если звезда модельного бизнеса привезет маленьким детям сладости
и игрушки, — он шипел от злости, крылья его носа трепетали. — Но этим детям нужны
не сладости и не игрушки — это все потом отберут те, кто сильнее и старше. Им
нужна помощь, семьи и свои дома!
Азирафаэль поджал губы, потому что за всем раздражением он видел напротив только
скопление чужой боли, обиды и страхов. Их детские дома находились рядом, но были
абсолютно разными. У Азирафаэля была чудесная учительница, которая разрешала им
читать допоздна, а по праздникам привозила из города украшенные глазурью пряники.
Старшие всегда стремились помочь тем, кто мал, поделиться с ними чем-то, показать
красоту окружающего мира. Да, конечно, были и те, кто считал себя лучше и выше
других: они ходили, задрав нос, но очень скоро оказывались в абсолютном
одиночестве. В детдоме напротив все было совсем наоборот…
Он попытался подойти, чтобы взять своего мужчину за руку.

— Дорогой мой, — но Энтони вырвался и отошел к окну, засовывая руки в карманы
черной толстовки, его плечи ссутулились, словно потолок внезапно обрушился на него.
Его мелко трясло, дрожь зарождалась где-то внутри, очень глубоко в груди. Он вдруг
почувствовал себя вновь босым оборванцем, что ходит и побирается, выпрашивая
остатки праздничных ужинов и что-нибудь из побитых молью вещей.
— Уезжай, — бросил он, и это слово зазвенело, словно упавшая монета.
— Что? — голос Азирафаэля звучал надломленно.
Опять снег, опять белоснежный мир вокруг. И опять Энтони отталкивает его,
ускользает. Как и много лет назад.
— Билеты на самолет в моем пакете, — он почти не моргая смотрел на улицу, где

кипела жизнь. — Езжай и празднуй. С кем хочешь.
— Поехали вместе? — тихо позвал Азирафаэль, не решаясь подойти к замершему у окна

парню. — Брось, поехали.
— Я остаюсь здесь, в нашей… — его голос дрогнул. — В своей квартире. Ты можешь

остаться, и мы проведем праздник вместе. Или уезжай.
— Зачем ты так… — Азирафаэль покачал головой и отступил, нашел билеты и протянул их

Кроули, крепко сжимая в ладони, до складок на ровной бумаге. — Рождество это
семейный праздник, не надо оставаться одному…
Парень осекся, когда Кроули обернулся. На его лице было столько ярости и гнева, что
Азирафаэль вновь задался закономерным вопросом — что могло сделать из улыбчивого
задорного мальчишки, которого он знал в детстве, одинокого и циничного человека?
— Тогда уйду я, — зло бросил он и быстрым шагом прошел мимо своего любовника, не
оставив тому даже призрачной возможности остановить его.
Дверь оглушительно хлопнула, затряслись стекла в окнах. Парень зажмурился, чуть

втягивая голову в плечи. Яркая красная парка осталась лежать около кресла, на полу.
Азирафаэль растерянно посмотрел на свои руки, в которых все еще были зажаты билеты.
Что ему нужно было делать? Идти следом, чтобы остановить? Остаться в квартире и
дождаться возвращения? Но будет ли Кроули рад увидеть его или ему теперь хотелось
остаться одному? Разочаровал ли он Энтони? Имеет ли он право остаться сейчас, а
может стоит дать ему свободного пространства? Парень провел ладонью по лицу, крепко
зажмурив глаза. Так страшно было оступиться.
Время неумолимо бежало вперед, нужно было двигаться в сторону аэропорта, если он
хотел успеть на свой рейс?
А он хотел?..
Кроули несся по петляющим улицам не разбирая дороги. Его зубы были крепко сжаты, а
губы превратились в одну тонкую линию. Снег быстро промочил толстовку, собираясь на
плечах и в капюшоне. Телефон в кармане вибрировал, требуя к себе внимания, но
парень был слишком зол. Он петлял между людьми, отмахиваясь от самых настырных,
несколько раз он неуклюже поскользнулся и один раз все-таки оказался в сугробе.
Настроение испортилось окончательно. Внимательные и заботливые прохожие помогли ему
выбраться, но парень только вырывался из сильных рук и ругался раздраженно. К черту
все, пусть весь этот мир горит в пучине адского пламени, ему плевать. Как он мог
допустить мысль, что очередной конец очередного года будет как-то отличаться от
прошлых?
Чудес не бывает.
Энтони свернул к круглосуточному магазину и выбрал на стеллаже самую дорогую

бутылку виски. Продавец с уважением глядел на него, но это чувство мгновенно
исчезло, когда парень сбил крышку прямо у кассы и сделал большой глоток обжигающей
жидкости. Он зажмурился на мгновение, наслаждаясь теплом, что затопило его тело и
сердце. Не обращая внимание на неодобрительные комментарии, он вышел из магазина и
пошел бродить дальше, то и дело прикладываясь к горлышку. Кроули вышел на большую
площадь, украшенную разнообразными гирляндами и праздничной атрибутикой. Прошел
мимо маленьких деревянных домиков, где продавалась различная праздничная мелочевка.
Снегопад становился только сильнее, засыпая его белыми большими хлопьями.
Парень добрался до большого открытого катка, где по кругу носились маленькие дети,
озаряя все вокруг своим счастливым смехом, у самого центра учились кататься те, чьи
ноги были слишком прямыми для такого издевательства, а по самому краю, очень
медленно и раздражающе счастливо, ползали парочки, держась за руки. Изредка кто-то
из двоих подскальзывался, но был бережно спасен своей второй половинкой. За этим
следовал теплый нежный поцелуй. Кроули выругался себе под нос и отхлебнул в
очередной раз. Его шатало из стороны в сторону, но легче не становилось. От каждого
глотка внутри что-то отламывалось, а перед глазами стояло чужое расстроенное лицо.
Прислонившись к какому-то зданию, рядом с которым было очередное всеобщее гуляние,

Кроули вытащил мобильник. Судя по времени, самолет вот-вот взлетит. Даже если он
сильно поспешит, то не успеет на посадку. Да и вряд ли его кто-то будет ждать.
Вдруг стало себя так жалко, что он глотнул еще. Пустой желудок, который добрые
несколько часов уговаривал хозяина съесть хоть что-нибудь, воспротивился такому
отношению к себе. Энтони склонился над высоким сугробом, горло свело спазмом, в нос
ударила желчь.
У него закружилась голова. Кое-как поднявшись на ноги, элитная модель утерла рот
рукавом и направилась дальше. Каким-то удивительным образом на переходе его никто
не сбил, машины тормозили раньше, чем он оказывался у них на капоте. Кроули вошел в
заснеженный центральный парк, на деревьях были натянуты гирлянды, детская площадка
тоже искрила яркими цветами. Он медленно дополз до скамьи и опустился на нее. Ноги
дрожали, и вряд ли он мог бы сказать, от холода или от слабости. Закинув локти на
спинку скамейки, он вытянулся и запрокинул голову, глядя в темное небо над собой. В
черте города не было видно звезд, а он по ним очень скучал. Хотелось увидеть этот
далекий и холодный свет, поверить ненадолго, что где-то там есть другой мир,
правильный и красивый. Может быть, там он похож на человека, и не делает больно
тем, кого любит…
С чего вдруг он решил, что Азирафаэль переедет вместе с ним? Почему у него не
возникло ни малейшего сомнения, что тот обрадуется? Что они потратят целый вечер,
чтобы украсить новую квартиру, что они будут сидеть прямо на полу и делить одну
чашку глинтвейна на двоих? Он эгоистично решил, что Азирафаэлю будет интереснее
провести время наедине с ним, чем с толпой чужих людей. Глупо, как же глупо. У них
ведь были планы, которые они обговорили вдвоем. Зачем нужно было выпендриваться?
Баал пыталась ему объяснить, намекала, что идея не совсем удачная, но ему было так
плевать на ее мнение… И где он теперь?
Энтони медленно разлепил глаза, изо всех сил пытаясь бороться со сном. Снег падал
на лицо и таял. Метель почти полностью поглотила небо, она дергала деревья за
ветки, роняла большие сугробы с самых верхушек, гоняла замерзших птиц и прохожих.
Энтони вдруг показалось, что он видит Азирафаэля, который скользит по заснеженному
небу, а за его спиной два больших белоснежных крыла. Он помахал ему сверху и
подарил свою чудесную ласковую улыбку. Ему, кто наорал на него ни за что.
Парень закрыл лицо сгибом локтя и очень сильно сжал зубы, до боли в челюсти. Какого
черта он делает? Перед глазами замелькали воспоминания из детства, такой же снежный
и холодный день, задворки детского дома, чужие злые лица, смех превосходства, боль
и слезы. И все, о чем он мог думать, лежа в снегу на земле — это Азирафаэль, его
тихий голос звал по имени, уговаривал держаться. И вот он опять — пьяный и
несчастный, а снег медленно заметает его, пряча ото всех. Жизнь циклична и не
особенно разнообразна, не правда ли?
Бутылка выпала из его расслабленной руки и утонула в сугробе. Его джинсы совсем
намокли, ногти на пальцах рук и губы приобрели заметный синеватый оттенок. Ему не
привыкать было замерзать, он даже внимания не обращал. Вытащил только дрожащей
рукой мобильник из кармана. Аппарат промерз, как и его хозяин, в правом верхнем
углу горело жестоко “12%” зарядки. Сколько же он дремал на этой чертовой лавке?
Часы показывали уже позднее время, а значит самолет Азирафаэля должен был
приземлиться. Кроули нашел его имя в списке контактов и нажал подрагивающим
пальцем.
— Аппарат абонента временно недоступен.
Энтони скривился и снова набрал номер, но ответ был точно такой же. Он тихо зарычал
и, рывком поднявшись на ноги, в сердцах швырнул телефон вдаль, в темноту. Ну и не
нужно, обойдется. Не первый раз ему предстояло встречать Новый год одному. Он
медленно побрел прочь из парка, засунув руки под свою толстовку. За ним оставалась
одинокая цепочка шагов, которую тут же скрывал снегопад. Кроули решил отправиться в
ближайший бар, а оттуда заказать такси до… дома. Противный голос в голове пропищал,
что домой его может увезти только самолет. Он загнал этот голос пинком обратно. Не
хватало еще, чтобы собственное подсознание изводило его и осуждало.
Он вышел на людную улицу, где было шумно. Брел мимо них, лишь изредка разворачивая
плечи, чтобы пропустить спешащих на встречу. Он совсем потерялся в своих мыслях,
поэтому не заметил замершую толпу и врезался в кого-то, ударяясь лицом о чужое
плечо. Раздраженно вскинувшись, он уже открыл было рот, чтобы послать человека к
чертовой матери, выплеснуть всю злость, но наткнулся на тревожный, испуганный
взгляд. Все, кто стоял посреди дороги, смотрели в витрину магазина, где стоял
большой телевизор. Бегущая строка мгновенно расплылась перед его взором, голова
снова закружилась.
“Страшная катастрофа уходящего года! Самолет разбился при посадке!”
На экране показывали каких-то важных людей, что высказывали свое мнение, потом кадр
сменялся на съемки места крушения, куда спешили службы спасения, машины, тревожно
воющие своими сиренами. Люди вокруг Энтони стояли, закрыв ладонями рты, глядя в
экран. Никто не мог поверить, что это и правда произошло.
— По всей вероятности, сильная метель стала причиной крушения, — серьезно сказал

диктор, сверяясь со своими листками. — Самолет, что следовал из Франции в Англию,
разбился при посадке. Список жертв уточняется. Для родственников работает горячая
линия…
Кроули смотрел в экран и не мог заставить информацию поступать в мозг. Он только

осоловело моргал, глядя на номер рейса, на его данные. Он не мог поверить, что это
тот самый самолет… Но на заднем плане был виден их родной аэропорт, откуда он
столько раз вылетал на съемки. Обломки крыльев и хвоста догорали, на фоне пламени
так странно смотрелся падающий сверкающий снег. Парень заметался из стороны в
сторону, не понимая, что нужно делать сначала. Руки захлопали по карманам, но
телефон погиб, пав жертвой его злости.
— Monsieur, vous avez du sang, — сказала девушка рядом и провела пальцами по

своему лицу.
Энтони повторил ее движение и ощутил что-то горячее на своих пальцах. У него из

носа шла кровь, пачкая потрескавшиеся губы. Он стер ее тыльной стороной ладони и
принялся сбивчиво, жестикулируя, на сколько позволяло его пьяное сознание,
объяснять девушке, что ему нужен телефон, чтобы позвонить. Она секунду растерянно
смотрела на него, но он упрямо прижимал к уху ладонь, после чего касался ее
указательным пальцем. Парень, что стоял рядом, щелкнул пальцами и протянул ему свой
смартфон, разблокировав его в ту же секунду.
— Merci, — бросил он через плечо, пытаясь собрать свой пьяный мозг и вспомнить хоть
чей-нибудь телефон.
— Алло? — раздалось через несколько секунд напряженное и очень усталое.
— Баал! — закричал он и тут же прикрыл рот ладонью. — Алло, ты слышишь меня?
— Какого черта?! — тут же взорвалась девушка, Энтони практически увидел, как она
резко села ровно в кресле и зажала свой аппарат плечом. — Почему ты не берешь
телефон?
— Я его… — он сделал неопределенное движение рукой. — … потерял! Мне нужна твоя

помощь!
— Кроули, твой самолет разбился, — напряженно сказала Вельзи. — Я думала, что ты

погиб!
— Я не полетел! — огрызнулся он, выделяя первое слово.
— Господи, — выдохнула она. — Как так получилось?
— Это важно?! — снова зарычал он. — Мне нужно вернуться, срочно!
— Все рейсы отложены, пока метель не уляжется, — серьезно отозвалась девушка. —

Попробуй позвонить…
— Мне ничего не скажут, ты же понимаешь? —Энтони вновь обернулся, чтобы наткнуться

взглядом на новые кадры с места крушения. — Мне нужно вернуться!
— Давай я попробую съездить…
— Баал, мне нужен самолет, слышишь?! Немедленно! — закричал Энтони, привлекая

всеобщее внимание. — Любой!
— Не кричи на меня… — холодно отозвалась она. — Езжай в аэропорт, я попробую что-

нибудь придумать. Набери мне, как доберешься.
— Понял.
Он отключился и протянул мобильник притихшему парню, после чего вытянул руку, чтобы
поймать такси. Машины объезжали толпу, не собираясь останавливаться. Отчаяние и
страх затопили его, заставляя захлебываться, тонуть внутри самого себя. Он должен
был, обязан был удержать Азирафаэля, уговорить остаться. Он в очередной раз сбежал,
забыв обо всем, о тех, кому он дорог. Кто дорог ему. Снова бросил самого важного
человека, снова его подвел. Вой зародился где-то в глотке. Но Энтони только крепче
сжал зубы и шагнул точно на дорогу, вытягивая руку по направлению к автомобилю. Он
обязан был остановиться.
Водитель еще несколько минут грязно ругался, перепуганный и бледный, но вез его по
указанному адресу. Кроули прижался пылающим лбом к стеклу и прикрыл глаза. Перед
внутренним взором замелькали яркие картинки: как Азирафаэль улыбается ему в толпе,
как он осторожно перевязывает его порезы, как смеется над глупым фильмом,
поглаживая руку Энтони большим пальцем. Как цепляется за изголовье кровати, закинув
руки за голову, когда тот слитным движением соскальзывает между его раскрытых
бедер.
Как он ненавидел Рождество! Когда-нибудь этот мерзкий праздник перестанет отбирать

у него все, что есть? Случится такое?..
Машина затормозила около высокого здания. Энтони выбрался из машины и едва не

разбился, поскользнувшись на льду, но успел ухватиться за металлическую дверцу. Он
никогда раньше так резко и быстро не трезвел. В голове все еще шумело, но он уже
ясно воспринимал происходящее.
Самолет, на котором летел Азирафаэль, упал и разбился. Азирафаэль упал и разбился.
Лучше бы он замерз на той скамейке. Его живучесть никогда не доводила ни до чего

хорошего.
Кроули мотнул головой, приказывая себе не паниковать раньше времени и собраться. В

конце концов, умереть от разрыва сердца он всегда успеет, не велика наука. Этот
глупый орган уже трещал по швам и ныл нестерпимо где-то под ребрами.
“Так тебе и надо…” — заскулил внутренний голос.
Энтони попросил водителя дождаться его, для убедительности показал ему пачку денег,
обещал всю целиком, если они окажутся в аэропорту в течение получаса. Ему нужны
были документы, которые лежали в куртке, и остальные деньги. Он готов был пешком
идти до Англии, если потребуется.
Лишь бы еще несколько мгновений не знать правды.
Скорее бы узнать правду.
Руки дрожали, пока он открывал дверь. В квартире было тихо и темно, а в прихожей
все еще пахло теплым сладким шоколадом, который Азирафаэль пил днем в кафе. Красная
куртка, аккуратно сложенная, лежала на кресле. Сверху — его билет на самолет.
— Азирафаэль? — просто так крикнул Кроули, чтобы убедиться, что чудес не бывает. —
Ангел?
Тишина была ему ответом.
Парень быстро накинул свою куртку, но только со второго раза попал рукой в рукав.
Где-то затрещали швы. Документы нашлись во внутреннем кармане. Он сжал ненужный уже
билет, превращая его в бумажный ком, и со всей дури швырнул в стену. Зря. Злость и
гнев мгновенно превратились в страх и отчаяние. Ему захотелось сесть в углу и
обнять голову руками, чтобы спрятаться от всего мира. Ведь если закрыть глаза, то
исчезает и все вокруг, правда?
И горящий в аэропорту Англии самолет.
И мир без Азирафаэля.
И он сам.
Но что-то внутри него не давало сдаться, требовало бежать, искать, бороться. Он

должен был хотя бы в этот раз сделать все, что мог. Максимально выложиться, дойти
до конца, встретить реальность лицом к лицу. Кроули вылетел из квартиры, хлопнув
тяжелой дверью. Из носа снова пошла кровь, от напряжения, возможно. Он быстро
сбежал по ступеням вниз, загорелая ладонь, которая еще несколько часов назад
сжимала другую, скользила по резному перилу. Тяжелые ботинки грохотали по
деревянным ступеням.
Кроули вылетел на улицу и в два прыжка спрыгнул с крыльца. Машина стояла на месте,
и это вызвало у него раздраженную улыбку — ради денег люди делали все. Он швырнул
всю обещанную сумму водителю на колени и открыл дверь, чтобы сесть в автомобиль, но
чье-то тихое покашливание остановило его. Ком встал в горле, мешая не то, что
говорить — дышать.
— Ты так срываешься всегда только на работу, — раздалось за его спиной. — Но

сегодня… Я посмею попросить тебя отложить работу. Нам нужно поговорить.
Кроули зажмурился до ярких кругов перед глазами и очень медленно повернулся, не

находя в себе смелости открыть глаза. Он вдруг отчетливо понял, что если он никого
сейчас не увидит… Ну что же, у него была насыщенная, интересная, местами, очень
редко, но счастливая жизнь. Может и правильно.
Но когда он открыл глаза, перед ним стоял Азирафаэль, с сумкой через плечо — и
своей, и Энтони, которые они оставили в камере хранения еще утром — с подарочными
мятыми пакетами. Он держал шапку в руках, и снежинки путались в его вьющихся
волосах. Румянец стал еще ярче, а глаза — печальнее.
— Я не хочу уезжать… так, — он обвел свободной рукой все вокруг. — Дорогой мой, я
буду настаивать, даже если ты будешь вырываться.
Легкая улыбка тронула его губы. И Энтони вдруг отчетливо увидел перед собой того
мальчика, которого встретил в поле, украшенном яркими цветами и сладкими ягодами.
Мальчика, который искренне верил в чудеса и доброту, всегда оказывался рядом, когда
только его улыбка могла спасти запутавшегося во всем желтоглазого сироту. Того, кто
крепко держал его за руку и смотрел храбро вперед, в будущее, в то время, как сам
Кроули пытался сбежать от этого.
— Ангел… — Энтони не узнал свой голос, да и было ли это голосом?
Он сделал неуверенный шаг к нему, вытягивая перед собой дрожащие руки. Азирафаэль
нахмурился, но мгновенно подался навстречу, роняя в снег все свои сумки. Кроули
вцепился в его плечи, его хриплое дыхание отдавалось в ушах, а горло саднило. Он не
верил. Не мог заставить себя поверить, что его ангел стоит вот рядом, совсем,
живой, лишь немного печальный. И вдруг таким глупым оказалось все: ненужная никому
квартира, далекие друзья, разногласия и сомнения. Азирафаэль не горел в упавшем
самолете, не умирал на операционном столе. Он стоял рядом, теплый и живой, со
своими синими-синими глазами, сладкими губами и мелкими кудряшками.
— Эй, у тебя кровь… — тревожно заметил Азирафаэль, потянулся было, чтобы стереть
красные дорожки с его подбородка, но не успел.
Кроули, не отпуская его рук, упал на колени. Крупная болезненная дрожь начала бить
его тело, не позволяя ни вдохнуть, ни поднять голову. Азирафаэль опустился следом,
прямо в снег. Он осоловело моргал, обнимая за плечи совершенно замерзшего,
разбитого Энтони. Водитель в машине покачал головой, наблюдая за ними в зеркало
заднего вида.
— Спасибо, спасибо… — шептал бесцветным голосом Кроули, впившись сильными пальцами

в светлое пальто, на котором тут же остались красные размазанные следы.
— Дорогой мой, — тихо прошептал Азирафаэль, касаясь губами мокрых волос своего
возлюбленного. — Я здесь, я с тобой…
Правильно говорят — бойтесь своих желаний. Они и правда остались на праздники в
Париже, в новой квартире, потому что через несколько часов тело Энтони объявило
полноценный бойкот своему хозяину, стараясь сжечь его заживо. Азирафаэль всю ночь
менял ему компрессы, которые высыхали на горячем лбу словно на батарее. Кроули
метался в полубреду, звал любовника по имени, хватал его за руки, чтобы через пару
минут снова заснуть. Азирафаэль поил его горячим чаем и старательно переодевал,
когда очередная футболка промокала от пота насквозь. Баал в телефоне только устало
выругалась, даже кричать не стала.
А потом расплакалась, и Азирафаэль совсем не знал, что ему делать. Сидел на полу
около большой кровати и слушал, как она пытается заставить себя замолчать. Но не
отключался, как и Баал. Метель к ночи стала еще сильнее, укрыла весь город
белоснежным одеялом. Тридцать первого декабря Кроули сидел на постели, завернутый в
теплое одеяло, и наблюдал, как Азирафаэль наряжает маленькую искусственную елку
пушистой мишурой. Парень не выпускал того из поля своего зрения, следил
воспаленными больными глазами, будто все это могло оказаться наваждением.
Предсмертной галлюцинацией? Может он так и сидит на скамейке в парке, под толстым

слоем снега? Ну и пусть.
Азирафаэль вернулся в спальню, кутаясь в коричневую теплую кофту с большими

деревянными пуговицами. По телевизору шло какое-то дрянное новогоднее шоу. Энтони
потянулся и уложил ангела рядом с собой, прижимаясь к его ногам своими холодными
босыми ступнями. Температура все еще терзала его, но не такая высокая. На подносе
дымился горячий шоколад и чай с большим круглым кусочком лимона. Азирафаэль
аккуратно касался его влажных висков и заплетал мягкие волосы в свободные косы,
чтобы их не пачкал пот.
Когда часы пробили полночь, они спали, крепко держа в объятиях друг друга. Новый
год шагнул на планету— радость вперемешку с горечью. Снег шел еще несколько дней,
словно пытался спрятать всю боль, укрыть ее ненадолго. Когда посреди ночи Кроули
проснулся, то впервые почувствовал себя счастливым в этот ужасный праздник.
Азирафаэль, потревоженный его движениями, подполз еще ближе, почти вплотную,
оставляя позади себя большую часть постели пустой, и спрятал свой теплый нос в шее
возлюбленного.
Энтони осталось только поправить одеяло на его плечах и закрыть глаза.
На этот раз, со спокойной душой.
========== DAY 11 (71) WINTER TIME ==========
Комментарий к DAY 11 (71) WINTER TIME

Что ж, я наконец добралась до своих любимых ребят, до клавиатуры и до любимого
дела. Это был долгий месяц, полный множества событий... И у меня не оставалось сил
добраться до компьютера. Мне так отчаянно не хватало моих историй, вас и просто
этого чудесного волшебства... Мне жаль, что любовь к благим мужьям постепенно
утихает, остаются только самые верные и искренние фанаты. Но я пока все еще горю
этой историей, этой любовью - настоящей любовью.
тема 11 дня: одеяло
Мне вдруг очень захотелось вернуться ко 2 исполнению 17 дня и продолжению его 19

дня. Вселенная, где ангелы забыли тех, кто пал. Эта очень трепетная история для
меня, я очень редко к ней возвращаюсь... Но тут, после перерыва, мне захотелось
именно ее.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, романтика, hurt/comfot, ангст
Спасибо за Вашу помощь с опечатками, Вы очень-очень помогаете мне. Надеюсь, что они
не очень мешают Вам наслаждаться прочтением.
Я за Вами очень соскучилась ^^
Ваша Хори-Хаул.
Наша жизнь состоит из вспышек и всполохов, которые освещают путь в непроглядной
вселенной. Чем больше череда событий, тем ярче и светлее будет в этом походе. Эти
взрывы могут быть большими, а могут быть совсем незаметными, мимолетными. Они
сменяют друг друга, перетягивают внимание, создают новые мерцания. Удержать все это
в своей голове практически невозможно. Нам приходится удалять что-то, что вызывает
больше всего боли, что мучает нас сильнее, что когда-то делало нас самыми
счастливыми на свете, но теперь — разрывает сердце на части, сжигает душу и
заставляет биться в закрытые двери прошлого, в попытке попасть обратно. Такие двери
закрыты плотно, и ключей от них не найти. Можно только царапать обломанными ногтями
сухое дерево и скулить, уткнувшись лбом в равнодушное препятствие. Изредка оттуда
доносятся голоса, счастливый смех, а сквозь щели в наши сны проникают крупицы
счастья. Но утром, когда удается открыть глаза, реальность обрушивается и погребает
под собой. Замечали синяки на руках и коленях, поднимаясь с постели?
Привет от реальности.
Прошлое стоит за нашей спиной молчаливой тенью, его тяжелая ладонь сдавливает
плечо, а холодное дыхание бывает касается виска. От него не убежать, как бы мы не
старались. Кто-то бежит всю свою жизнь, останавливается ненадолго в очередном
укрытии, а после — серым утром снова опустошает шкафы и продолжает убегать,
оглядываясь через плечо. Кто-то погибает под тяжестью прошлого, становится на
колени и склоняет голову, признавая поражение. Этот бой проигран с самого начала,
ведь так сложно отказаться от части себя, оставшейся за той самой дверью, а черная
фигура в окне, на фоне снегопада, или в отражении в зеркале — неумолима. Меч
становится слишком тяжелым для ослабевшей руки, а путь чересчур сложным. Этих
несчастных выдает потухший взгляд и поджатые губы. Прошлое заключило их в крепкие
объятия, и в свете фонарей можно увидеть, как блестят опасные белоснежные зубы.
Клац-клац.
И тишина.
Но возможно, не нужно бороться с ветряными мельницами?
В оранжерее было самое большое окно во всей квартире. Из него можно было увидеть
весь город, полюбоваться ласковым рассветом или теплым закатом. Если дождаться
темноты и погасить свет, то отсветы далеких фонарей и автомобильных фар
превращались в самые настоящие звезды, что украшали высокий белоснежный потолок.
Величественные, идеально зеленые растения покачивали своими большими листьями,
задетые сквозняком. В городах почти невозможно увидеть настоящее звездное небо, их
слабый и холодный свет не может пробиться, его затмевают рекламные щиты,
иллюминация города, который никогда не спит. Как же иногда не хватало их, таких
далеких и прекрасных, величественных.
Горящих.
Азирафаэль стоял около этого большого окна и смотрел вдаль. Его мысли были далеко-
далеко. С Хэллоуина прошло чуть больше месяца, зима только-только начала заниматься
своими делами, исполнять обязанности. Снег большими пушистыми хлопьями падал,
украшая уставший вечерний город. Но стоило снежинкам опуститься на землю, он таял в
течение нескольких секунд. Мимолетная сказка, после которой оставалась только
холодная капля воды. Следы всегда остаются: в квартире, в телефоне, в душе и в
сердце.
Ангел осторожно касался шрамов и отметин, что украшали его сердце. Он пока не очень
понимал, что делать с ними, как смириться с тем, что свалилось на голову. У него
вдруг появилась еще частичка жизни, словно забытый в спешке багаж. Азирафаэль
держал его в руках… и не знал, куда же засунуть, потому что все полки были заняты
чем-то важным, особенным, очень дорогим. Но это прошлое было его, а значит, он
должен был сделать что-то с этим старым, забытым потертым чемоданом. Чувство вины,
под тщательным надзором демона, постепенно испарилось из его души. Ангел перестал
прожигать Кроули тяжелым взглядом, пытаясь увидеть снова голубые, словно морская
лазурь глаза, птичий изгиб шеи.
Демон шипел, когда замечал это, хватал за шею узкой горячей ладонью и целовал,
отвлекая от путанных мыслей. И Азирафаэль тонул в ядовитых желтых глазах, гладил
мягкую щеку, ощущая под пальцами эфемерные острые чешуйки. Во снах он видел нежную
улыбку рыжеволосого ангела, который мог одним движением длинных пальцев создать
целую галактику, с россыпью планет, пустить в пляс хвостатые кометы и проделать
неосторожно несколько черных дыр на гладкой ткани вселенной. Он помнил, как тот от
старания облизывал нижнюю губу и она блестела, так маняще и соблазнительно… что
однажды он просто не сдержался.
Он помнил каждую секунду, что они провели вместе, как большие пальцы поглаживали
нежные запястья, помнил тихие вечера, насыщенные звонким смехом и бархатным
голосом, который рассказывал о чудесах далеких миров, тем самым создавая их. Тепло
наполняло сердце ангела, эти воспоминания встали на место, словно недостающий кусок
мозаики. Он помнил все это.
Он помнил все.
И как улыбчивый синеглазый ангел шагнул с облака в бездонную пропасть, как отчаянно
руки пытались поймать хоть что-нибудь. Как огонь заплясал на белоснежных перьях,
уничтожая большие мягкие крылья, так часто служившие Азирафаэлю самым нежным
одеялом, в которых блестела космическая удивительная пыль.
Он помнил протяжный хриплый крик.
Ангел, завороженный танцем бликов света на оконном стекле, положил на него свою
ладонь. А через мгновение вокруг него сомкнулись нежные крылья, такие теплые и
ласковые, как много тысяч лет назад. Боль свернула все внутри в грязный ком, самые
страшные воспоминания вспыхнули перед глазами. Паника забилась в горле, губы
задрожали. Азирафаэль коротко вскрикнул и дернулся прочь, ударяясь плечом о
цветочную стойку. Большой тяжелый горшок полетел на пол и разбился, осколки
россыпью брызнули во все стороны, вперемешку с черной землей. Лишившийся дома и
опоры цветок тут же поник и распластался по плиткам, словно в поисках спасения.
Словно падший, преданный ангел.
— Воу, воу… — Кроули замер, широко разведя руки в стороны.
Азирафаэль увидел в них большое стеганое одеяло, которое сам же присмотрел недавно
на праздничной ярмарке. Оно было сшито из отдельных лоскутов: с задорными гномами,
с красноносыми оленями, со спрятанными в горах деревушками. Демон презрительно
сморщился, когда ангел постелил этот кошмар на диван в гостиной, но горящие глаза и
довольная улыбка — такие редкие гости в последний месяц — примирили его с
происходящим.
— Прости! — вскинулся Азирафаэль, когда понял, как это выглядело со стороны.
Кроули медленно закрыл свои объятия, прижав к груди одеяло. Свет уличных фонарей
отражался в его глазах, тонул где-то в ядовитой желтизне и растворялся там. Он,
казалось бы, даже не заметил разбившегося цветка, все его внимание было
сосредоточено на отскочившем, словно от огня, ангеле.
— Мой дорогой, — трагичный излом бровей Азирафаэля выражал всю скорбь человечества
за шесть тысяч лет. — Прости меня, я не… Это не потому, что… Ох, Кроули…
Демон тяжело вздохнул и опустил голову, почти упираясь подбородком в грудь. Самые
длинные пряди упали на его лоб. Осколки горшка на полу начали медленно сползаться,
земля послушно ссыпалась обратно, а цветок с надеждой потянулся к нему корнями.
— Я звал тебя, но ты не слышал, — Кроули выпрямился, черты его лица стали мягче, он
чуть склонил голову к плечу.
Взгляд Азирафаэля скользнул по изгибу нежной загорелой шеи, и дыхание застряло где-
то в горле. Демон сделал медленный шаг навстречу, снова разводя руки в стороны,
после чего аккуратно укрыл плечи возлюбленного светлого, всячески игнорируя
румяного бородатого гнома на очередном лоскуте. Кроули несколько мгновений молчал,
устраивая края одеяла, чтобы они сходились ровно, после чего прижался лбом к чужому
виску, согревая дыханием щеку.
— Я могу… Хочешь, я помогу тебе забыть? — он ощутил, как напряглось тело Азирафаэля
под его ладонями. — Тебя мучает это, ангел. Может, было лучше…
Договорить Кроули не успел, сильные, но в это же время поразительно нежные руки

обхватили его лицо и заставили поднять голову. Синие глаза напротив горели
упорством и уверенностью, где-то в глубине плескалась тоска и боль, но они медленно
таяли, постепенно, по чуть-чуть. Ангел провел подушечками больших пальцев по щекам
Кроули, словно пытался оттереть налипшую грязь и вернуть ту самую нежную улыбку,
которую так хорошо помнил.
Ведь она была где-то там.
— Я никогда, ни за что не забуду тебя снова. Не позволю отнять тебя у меня,

слышишь? Даже тебе самому, — Кроули на одну секунду увидел его: величественного и
смелого, с огненным мечом наперевес, раскрывшего большие сильные крылья.
Люди столько раз пытались изобразить ангела на рисунках, в скульптурах, на сцене…

но они не смогли добиться и десятой части этого великолепия.
— Нет ничего хуже… — выдохнул он, сбился и мотнул головой. — Нет ничего страшнее не
помнить о своей потере. О тебе.
Азирафаэль подался вперед и прижался своим лбом ко лбу демона.
— Я бы искал… Я бы боролся, я… — Кроули обнял его поверх одеяла, не перебивая,

давая возможность выговориться наконец.
— Я знаю, знаю… — демон осторожно гладил его по спине, вверх-вниз, сминая рубашку.
— Я должен рассказать Габриэлю, — Азирафаэль покачал головой из стороны в сторону.
— Ты думаешь, стоит? — янтарные глаза блеснули в свете электрических звезд.
Ангел осторожно провел пальцами по нежному виску, по дуге брови, по коротким

волосам. Его взгляд метался по чужому лицу, словно Азирафаэль не мог зацепиться ни
за что.
— Самое страшное было не потерять тебя, это можно было исправить. Все можно
исправить, пока ты помнишь. Самое страшное — забыть тебя. Забыть все, что я…
Азирафаэль снова сбился, а Кроули не стал больше ждать, подался вперед и накрыл
холодные губы ангела своими — горячими, словно огонь Преисподней. Одеяло с тихим
шелестом упало к их ногам. Демон мягко гладил своего величественного воина по
голове, перебирая мягкие пряди. Он чувствовал теплые капли на своих щеках и он не
смог бы точно ответить, кто… Но разве это было важно?
Иногда прошлое можно просто принять. Смириться с ним, выделить место в своей жизни
и принять, дав себе разрешение ошибаться, сомневаться и поступать неправильно. Все-
таки, все мы живем эту жизнь первый раз — и люди, и ангелы и бывшие ангелы. Мы
можем иногда сбиваться с пути. Пока эту непроглядную тьму не осветит очередная
вспышка.
Или чьи-то синие глаза.
========== Day 12. (72) WINTER TIME ==========

Я как наркоман, только писательских. Я либо держу себя в руках, либо бросаюсь в
это с головой и тону по самые уши. Завтра на работу, а я сижу и пишу, и мне не жаль
^^ В конце-концов, кто, если не мы, правда?
тема 12 дня: белая омела
Мне не хотелось брать омелу в традиционном значении, мол целоваться под ней,
украшать дом. Это было бы слишком легко. Мне хотелось затронуть эту идею с другой
стороны, более сакральной и значимой. Омела во многих шаманских верованиях значит
очень много: чистоту, за то, что не касается земли когда растет, лечебные функции,
духовные.
Поэтому:
Азирафаэль|Кроули, из вселенной рассказа по 5 дню зимнего круга

(https://ficbook.net/readfic/8399250/22642495#part_content) про фейри.
hurt/comfort, романтика, юст.
Эта сказка тоже занимает отдельную полку в моем сердце. Мне очень нравится этот
мир, нравится его полотно, правила, нравится как получаются люди. Вопросов пока еще
много, и я надеюсь найти на них ответы вместе с Вами.
Спасибо за Вашу помощь с опечатками! Это очень-очень ценно для меня, вы помогаете
становиться лучше и мне, и работе. Вы помогаете расцветать любви этих котиков.
Ваша Хори-Хаул
Холод и тьма возвращались по ночам, стоило только положить тяжелую гудящую голову
на подушку. Щека касалась жестковатой наволочки, которая пахла мылом, веки медленно
опускались — и все, кошмар возвращался. Он будто ждал, когда ночь окутает деревню
своими липкими сетями, когда темнота скроет все самое доброе и светлое, а из углов
и из-под кровати выползут монстры и бугимэны. Большой деревянный дом погружался в
тишину, исчезал звонкий детский смех и бурчание отца, собаки замолкали на дворе. В
небольшое окно пыталась заглянуть луна, но ставни не поддавались прикосновениям ее
ласковых лучей. В воздухе отчетливо пахло жареной рыбой, которую матушка подала на
ужин. Где-то далеко хрустел снег под лапами диких животных или под сапогами
припозднившегося рыбака. Ветер шумел в лесу, толкал деревья и ронял большие снежные
шапки с их веток.
И вот когда сон, привлеченный бурной детской фантазией и любовью к приключениям,
соскальзывал с покатой крыши, чтобы пробраться в спальню, кошмар обнажал свои
острые зубы.
Снилась вода, черная и очень холодная. Она была везде — сверху и снизу, окружила и
поймала в ловушку. Иногда наверху, на поверхности, мерцал слабый свет, словно,
почти отчаявшись, звал его, уговаривал вернуться. Но чем дольше, чем быстрее он
старался плыть к этому свету, тем глубже он оказывался. Темнота хватала за ноги, за
лодыжки, тащила ко дну, туда, где не было ничего. Только абсолютная пустота. Из
этой пропасти не было выхода, вокруг был только холод и вода. Она текла из носа,
она была в ушах. Была внутри, заливалась в судорожно раскрытый, в попытке найти
хоть немного воздуха, рот. Попытки кричать тоже были тщетными, пропитанный страхом
вой умирал раньше, чем срывался с губ. Можно было только бить руками по воде,
течение закручивало на месте, становилось абсолютно не разобрать — где верх, а где
низ. Из этой западни было не выбраться: черное, затянутое льдом озеро стало его
могилой. Для его неупокоенной, беспризорной души.
Энтони просыпался, разбуженный собственными криками и рыданиями. Иногда он падал с

кровати на жесткий пол, разбивая локти и колени. Лицо было мокрое от слез,
истерзанные зубами губы кровоточили. Он задыхался, царапая обломанными ногтями
доски, пока дверь не распахивалась от грубого удара. В комнату тут же вбегала мать
и близнецы. Они звали его по имени, обнимали холодное дрожащее тело, гладили по
влажным от липкого пота волосам. Бывало, что мальчика тошнило тем, что он съел на
ужин, а после — желчью, которая обжигала нос. Отец не поддавался общей панике и
истерии, только стоял в дверях, глядя тяжелым взглядом. А утром на дверном косяке
можно было заметить глубокие трещины от его сильных пальцев.
Бывали спокойные ночи. Хастур и Полли в эти дни оставались спать со старшим братом.
Они обнимали его с двух сторон, устраивая свои лохматые головы на острых плечах
Энтони. Тогда парень до глубокой ночи рассказывал им истории: о далеких-далеких
звездах, на которых живут удивительные создания с сиреневыми глазами и странной
формой ушей. Хастур слушал, открыв от изумления рот, а Полли интересовали серьезные
вопросы: любят ли там собак? рассказывают ли сказки по ночам? идет ли там снег? Эти
рассказы затягивались допоздна, пока младшие не засыпали на полуслове от усталости
и всех впечатлений. Кошмары приходили и в эти дни, но размеренное дыхание брата и
сестры, их теплые носы, что уткнулись в щеки Энтони — все это не подпускало шипящих
чудовищ ближе, чем самый дальний угол в комнате. Через несколько дней Энтони
уверял, что ему стало легче, а ночью — опять будил домашних своим страшным безумным
криком.
В деревне судачили, кто же спас мальчишку из-подо льда. Старики и старейшины

говорили, что это дикие фейри, которых привлек шум деревни, горячая еда и гомонящие
малыши. Они уверяли, что совсем скоро кого-то из новорожденных подменят или вовсе
украдут. Кто-то вспомнил, как несколько лет назад в лесах пропал рыбак, ушедший на
то самое озеро. Люди шептали, что его неупокоенный дух вытолкнул парня на
поверхность, не позволив повторить свою судьбу. Знахарка припомнила легенду об
падшем ангеле, который дал жизнь их долине. И что это спасение — его великий дар.
Сам Энтони молчал, не спешил делиться своей тайной.
Тайной о синеглазом существе, которое всегда встречало его широкой улыбкой, стоило
парню показаться из-за деревьев.
Очередным утром Энтони медленно вышел из своей комнаты, измученный кошмарами и

криками. Края его глаз были красными и воспаленными, а на ладонях остались следы от
ногтей, которым он впивался, сжимая кулаки. Отец ушел на охоту, чтобы обеспечить
семью горячей едой и, возможно, младших детей новыми тулупами. Матушка суетилась по
дому, но увидев старшего сына, остановилась. На ее лице появилась тревожная улыбка,
которую она всегда пыталась скрыть, но Энтони видел ее. Он с детства знал, о чем
она думает. Он так сильно ее любил.
— Доброе утро, — она вытерла влажные руки о фартук, завязанный поверх юбки. — Снова
беспокойная ночь?
Энтони криво улыбнулся и взъерошил волосы на затылке. В них тут же зарылось

утреннее золотое солнце. На улице падал медленно снег, украшая лес и озеро
серебром. Мороз постукивал по деревьям, щипал детей за нос и отвлекал мужчин от
важных дел. Невысокая женщина подошла к столу и взяла накрытую полотенцем миску.
Она еще хранила тепло, едва заметный пар поднимался от ткани.
— Вот, возьми, — матушка протянула миску Энтони, вложила точно в протянутые руки. —
Сходи к озеру, сделай подношение.
— Кому? — парень нахмурился, взгляд метнулся машинально к маленькому алтарю в углу

дома: духам рода они уже поклонялись на этой неделе, а великим богам до них дела
нет.
— Фейри. Духу. Ангелу, — серьезно отозвалась женщина, поправляя отвороты рубашки на

его груди. — Кем бы ни был тот, кто тебя спас. Поблагодари его.
Теплая ладонь легла на щеку Энтони. Мать долгую секунду вглядывалась в удивительные
глаза, которыми наградили ее сына после чудесного спасения. Деревня опасалась
чудесного ребенка, сторонилась, никто не понимал, что означает это знак. Только
брат и сестра не обратили на новую особенность старшего ни капли внимания. Хастур
только позавидовал немного, ходил за Энтони и требовал такие же, а Полли любила
смотреть, как огонь отражается в ядовитых глазах.
— Если это он мучает тебя этими снами — попроси его перестать, — мягко сказала
матушка. — Если нет, то попроси помочь, если это в его силах. В любом случае, нужно
благодарить, когда тебе оказали услугу. Или спасли жизнь. Даже если это страшный
дух.
Улыбка украсила ее румяное лицо и словно в зеркале отразилась на губах Энтони.

Мальчик обнял мать, для этого ему пришлось слегка ссутулиться. Он вновь
почувствовал себя совсем маленьким, когда объятие матери, казалось бы, спасет от
любых бед и обид. Жаль, что с возрастом этот способ срабатывал все реже и реже.
Снег хрустел под его сапогами, а ноги утопали в нем по самые колени. Тропу к опушке
леса замело, да и не ходил по ней никто. Боялись люди того, кто живет у озера.
Энтони не боялся, он не первый и не второй раз брел этой дорогой. Но держал свое
слово — не рассказывал никому, да и некому было. Он стал для собственных соседей
таким же непонятным и чужим. Может, стоило уйти жить к фейри добровольно? Легенды
говорили, что человек в их царстве не стареет и не болеет. И даже — не умирает. Но
уйти оттуда он уже никогда не сможет.
Слишком большая цена?
— Осторожно, — из душных мыслей юношу выдернул чужой бархатный голос. — Прямо перед
тобой устроилось семейство мышей, ты можешь на них наступить.
Энтони замер и нахмурился, вглядываясь между стволов старых деревьев. Азирафаэля

нигде не было, но ногу он послушно опустил и шагнул правее, обходя указанное место.
На всякий случай он поднял пирог выше, чтобы не уронить его на землю.
— Здравствуй, — голос Энтони на холоде звучал хрипло. — Где бы ты ни был.
Азирафаэль засмеялся, на землю посыпались серебристые снежинки, в которых

отражались лучи солнца. Эта волшебная пыль осела на снег и тут же пропала, словно
ее не было никогда. Удивительное свойство смеха его фейри — он в буквальном смысле
рассыпал вокруг себя звезды.
— Мой дорогой мальчик, — голос стал ближе, словно его хозяин наклонился к замершему
в нерешительности подростку. — Подними свою умную голову.
Энтони послушался и запрокинул голову, подставляя лицо под серое небо, по которому
ползли толстые и неповоротливые тучи. Азирафаэль нашелся на ветке массивного
старого дуба, к которому часто ходили старейшины. Он сидел на самом верху, свесив
свои босые ноги, покачивал ими, словно маленький ребенок. Наклонив к себе тонкую
ветвь, фейри собирал в ладонь большие ягоды белой омелы, осторожно отделял их от
ножки и, покрутив перед глазами, клал горсть в нагрудный карман. Недалеко от него
расположилось птичье гнездо, откуда за ним наблюдали маленькие черные глазки.
Азирафаэль чуть тряхнул веткой, и на голову Энтони посыпался снег.
— Эй! Так нечестно! — тот закрылся от нападения свободной рукой и зажмурил глаза. —
Мне туда ни за что не залезть.
— Нет ничего невозможного, Энтони, — Азирафаэль наклонил голову к плечу, изучая

его.
— С моей удачей, даже если я залезу, я оттуда точно навернусь, — пробурчал парень.
— О, это будет очень неприятно, — грустно согласился Азирафаэль и легко соскользнул

на землю, словно не сидел на огромной высоте несколько секунд назад.
Ветер подхватил его тело, закружил на месте и осторожно опустил прямо перед гостем.
Под его босыми ступнями снег даже не хрустнул, не осталось и следа. Фейри невесомым
движением взлохматил медного цвета волосы, как делал каждый раз. Энтони уже почти
не шарахался от этого, только сводил брови к переносице — он все-таки не маленький
мальчик.
— Ты пришел, — улыбнулся Азирафаэль, для которого это вновь и вновь было странно и
удивительно. — А ведь даже не знал, где я сегодня буду.
Энтони пожал плечами. Он хотел было сказать, что-то вроде: “Я всегда приду к тебе.”
или “Я найду тебя, где бы ты ни был”, но промолчал. Вместо этого он постарался
подавить сладкий зевок, пришлось даже губы поджать.
— Не выспался? — было бы странно, если бы это укрылось от внимания фейри. — Ты

давно не высыпаешься, да?
— Ничего подобного, — пробурчал парень, отворачиваясь от собеседника.
— Ты очень понравился речным фейри, — голос Азирафаэля стал глуше, жестче, словно
он злился. — Они зовут тебя обратно. Им скучно.
— Так теперь будет всегда? — вопрос вырвался раньше, чем Энтони успел это понять, а
через мгновение почувствовал на своем затылке прохладную ладонь.
— Нет, конечно нет. Вот, возьми, — Азирафаэль протянул ему кулек, в котором были
самые большие и свежие ягоды белой омелы. — Тебе нужно пить настой перед сном.
Через три луны все пройдет.
Энтони аккуратно взял мешочек, по краю которого был вышит загадочный узор. Ягоды в
нем были мягкие, перекатывались между пальцами. Парень нахмурился, что-то
царапалось изнутри.
— Ты сам собрал их?
— Конечно, вот только что, — Азирафаэль указал подбородком на дуб позади себя. — Я
знаю, что брать еду у фейри не принято, но…
— Ты не можешь быть фейри, — оборвал Энтони. — Ты не смог бы коснуться омелы, будь

ты злым духом.
— Это… тоже примета? — глаза духа загорелись любопытством.
— Что-то вроде, — задумчиво кивнул Энтони.
Повернувшись, он протянул своему знакомому миску с пирогом. Тот совсем остыл, на

полотенце собралась значительная горка снега.
— Матушка сказала принести это тебе, в знак благодарности.
— Ты ей рассказал?
— Конечно нет! — Энтони вскинул подбородок, слишком оскорбленный таким

предположением. — Она сказала, кем бы ты ни был, ты заслужил ее лучший пирог за
спасение ее сына. Меня, между прочим. Или брать еду у людей тоже не принято?
Азирафаэль засмеялся, в уголках его глаз появились мелкие морщинки, так украсившие
его лицо.
— Спасибо, дорогой мой, — фейри осторожно взял деревянную миску. — Пахнет очень
вкусно.
— Еще бы, — хмыкнул себе под нос парень. — У моей мамы лучшие пироги в деревне.
— Значит, надо тебя почаще спасать… — прошептал Азирафаэль, который уже засунул нос
под полотенце и едва не захлебнулся слюной.
— Спасибо, что… — тихо сказал Энтони. — Что оказался там… Умирать, оказывается,
страшно. Но умирать одному…
Азирафаэль мгновенно потерял интерес к сладости. Шагнув ближе, он аккуратно

коснулся загорелой горячей ладони, провел по узкому запястью. Синие глаза будто бы
засияли изнутри, как драгоценные камни из старых сказок.
— Ты больше никогда не будешь один, мой мальчик. Слышишь? Никогда снова не будешь
один.
Энтони смотрел в снег, крылья его носа трепетали, а пальцы подрагивали.
— Ты не можешь обещать, — хрипло сказал он.
— О, мой дорогой, могу. Еще как могу.
Азирафаэль улыбался, держа юношу за руку, и смотрел вдаль, где дымились костры, где
люди кричали и звали друг друга в гости, где дети смеялись, падая в сугроб. Энтони
ушел, когда солнце поползло к горизонту, а сумерки постучались в двери. Пирог они
съели пополам. Энтони ни за что бы не отказался увидеть, как расширяются от
удивления чужие глаза, как этот величественный дух облизывает подушечки пальцев,
как щурится от удовольствия. И он не смог отказать себе в порыве смахнуть с чужой
щеки налипшие крошки. На высоких скулах тогда появился совершенно очаровательный
румянец, который сделал образ фейри еще более волшебным и хрупким.
А ночью… А ночью над одним из домов на несколько мгновений пошел снег, пока едва
заметная прозрачная фигура не опустилась на крышу. Азирафаэль шел по спящему дому,
бесшумно ступая по доскам. Спальню Энтони он нашел почти сразу. Юноша спал
беспокойно, снова слыша зов озерных фейри, которые забавлялись, доводя человека,
истязая его. Он сбил ногами одеяло на пол, закрыл локтями голову, и все пытался
вдохнуть. Азирафаэль подошел ближе и очень мягко опустился на постель, касаясь
прозрачной рукой худой спины с острыми лопатками. На нежной коже были заметны два
кривоватых шрама, совсем посветлевших со временем. Фейри провел по ним ладонью,
после чего аккуратно укрыл спящего человека своим большим крылом.
Кошмар отступил, стоило только мягким перьям коснуться сгорбленной фигуры.

Азирафаэль напевал что-то себе под нос, тихо и неслышно, покачивался из стороны в
сторону, а человек на постели впервые за много дней наконец спокойно спал. И видел
он запорошенный снегом лес, иниевых великанов, танец драгоценных снежинок… и одного
синеглазого фейри, что улыбался ему и махал раскрытой ладонью.
Полли скользнула в щель приоткрытой двери и замерла на пороге, глядя серьезно и

настороженно на незнакомца. Азирафаэль улыбнулся самыми уголками губ и приложил к
ним палец, уговаривая малышку не шуметь. Девочка посмотрела на брата, который мирно
спал, на большое крыло, подрагивающее мелко, и кивнула, отступая в темноту.
Возможно, и она сегодня сможет поспать, без тревог за Энтони.
Мешочек с ягодами белой омелы так и остался лежать на столе, забытый и абсолютно
бесполезный.
========== Day 13 (73) WINTER TIME ==========
Комментарий к Day 13 (73) WINTER TIME

На самом деле, все сложилось достаточно забавно. Я в который раз за последнее
время немного выпала в осадок от людей, от их поведения и в целом. Изначально мне
хотелось накрошить стекла - о, поверьте! мне очень хотелось! - ну потому что, тема
такая... и сделать из нее полноценную драму было очень интересной задачкой. А потом
я получила интересную обратную связь - жалко что не сделала скриншот, вот на самом
деле - и у меня круто изменилось настроение. Не спрашивайте, не знаю, как это
сработало. И вместо стекла вышло... ну, то, что вышло.
\\люди, вы такие забавные на самом то деле\\
тема 13 дня: снеговик
Вы же увидели это, да? Снеговик - любимая детская забава, да в крови. Ух,

красота... А вот нет, не получите вы этой красоты. Увы и ах.
В итоге:
Габриэль (Джибриль)/ Вельзи Баал, Хастур, и... кое-кто из вселенной работы
"Серая шкура, Красная Шапка..." (https://ficbook.net/readfic/8557667)
романтика, hurt/comfort, ER
Кому-то там не нравятся мои сравнения и логические конструкции. Хм... Нельзя мне
такое говорить, ох нельзя. Во мне просыпается Смауг, вот серьезно. Хе-хе-хе.
Отсылочки мои отсылочки, и сравнения мои сравнения. Сами напросились.
Спасибо Вам, коты мои, за помощь с опечатками. Ваша помощь неоценима! Вы делаете
лучше работы, истории и все вокруг, даже экологию. \\ тем, кто оставляет
комментарии в ПБ отдельный космический посыл в карму. хорошо это или плохо -
решайте сами\\
Ваша Хори-Хаул-профан в сравнениях.
You take me high when I'm dropping low
And you show me places I never know
Even when we just running 'round town getting stoned
Boy, you put me back together again
A Coca-Cola Hennessey
Everybody says you're no good for me
But you're my fucked up remedy
Boy, you put me back together again
(c) Cheat Codes, Kiara "Put me back together"
Знаете, есть такой удивительный момент: когда сидишь в кинотеатре, смотришь

нашумевший, довольно-таки неплохой фильм, и вдруг понимаешь — скоро все закончится.
Вот сейчас начались последние пять-десять минут, которые расскажут нам о важных
изменениях в жизни главных героев, дадут задел на продолжение, а после включится
свет. И Вас попросят на выход, отберут 3Д-очки и пустую коробку из-под попкорна.
Еще и в туалет будет громадная очередь, поэтому придется терпеть до дома. И все
волшебство, которое успело зародиться на третьем ряду, девятом кресле старенького
кинозала, разобьется о жесткую стену реальности. Не забудьте достать рюкзак из-под
сидения и включить на мобильном телефоне звук. Спасибо за проведенное в нашем
кинотеатре время, аккуратнее на дорогах. И ты начинаешь потихоньку вспоминать, что
дома прокисший суп в холодильнике, кот ободрал диван с угла, на работу нужно
дописать отчеты и нет денег на проезд.
Начинаешь чувствовать, что вот-вот сорвешься в реальную жизнь, а парашют остался на

земле.
Это отвратительное чувство часто появляется и за пределами кинозала. Когда ты

только-только укладываешь свою жизнь в определенные рамки, завязываешь все
веревочки, застегиваешь молнии — приводишь в идеальный порядок, но все идет слишком
хорошо, чтобы это время длилось долго. И одна из подпорок вдруг подламывается, и
весь выстроенный волшебный замок: с красными крышами, с резными флюгерами, с
украшенными цветами балконами — все это величественное сооружение рушится на
голову, чтобы раздавить тебя своей массой. Так вот, за мгновение до этой трагедии,
ты поднимаешь голову и смотришь на свой замок. И снова чувствуешь это —
предвкушение конца, финальных титров и отвратительной слащавой музыки. Во рту
появляется привкус подгоревшего попкорна, а сзади кто-то нагло пинает тяжелыми
ботинками спинку кресла. Это чувство может застать тебя дома, готовящего завтрак,
или в спортзале, на беговой дорожке.
Или в ванной комнате, в убежище самой кровожадной банды города, над белоснежным
унитазом.
Баал устало выпрямилась и промокнула салфеткой дрожащие губы. Во рту и в носу был
неприятный вкус желчи, глаза слезились — теплые капли катились по щекам и
впитывались в бордовый свитер с широким воротом. Девушка с тихим стоном привалилась
к стене и прижалась к ней затылком. Ее все еще потряхивало, судорогой свело ноги в
дорогих армейских сапогах. Воздух врывался в легкие рваными рывками, было чертовски
стыдно и обидно. Смерть приготовил потрясающую рыбу с киноа, об этом блюде в банде
ходили легенды и слухи. Возможно, их распространял сам повар, но от этого ужин не
терял во вкусе ни одного очка. Но стоило Вельзи склониться над тарелкой — все, что
она съела за день, вдруг взбунтовалось внутри, к горлу подступил комок. Она успела
обронить извинение, перед тем как зажала ладонью рот и бросилась в ванную комнату,
роняя по дороге графин с вином и тарелку Хастура за компанию.
Смерть наверняка примет это на свой счет. Недовольного лица от него, само собой, не
дождешься, но от этого легче не становилось. Суровый наемник прекрасно умел
вздыхать где-то за плечом — тяжело и очень тоскливо. Внутри от этих вздохов все
переворачивалось. Даже Люцифер не выдерживал никогда больше двух дней: хлопал
ладонью по столу и подписывал все, что нужно было убийце: и смету новых запчастей
для мотоциклов, и новый холодильник, и коллекцию новых шлемов. Лучше потратиться,
чем чувствовать спиной осуждающий взгляд.
В дверь тихо постучали, очень деликатно и ненавязчиво.
— Баал, ты жива? — голос Хастура звучал напряженно и очень тревожно.
Девушка медленно поднялась с кафельных плит, придерживаясь рукой за стену. Она

старалась не смотреть на себя в зеркало, потому что прекрасно видела этот зеленый
цвет лица дома по утрам, и воспаленные глаза. Сполоснув рот прохладной водой, она
повернула защелку на двери и выглянула в коридор, ожидая увидеть вереницу из всех
членов банды. Но там был только ее друг, чуть более растрепанный, чем обычно. Он
опоздал на вечернее собрание, чем довольно сильно разозлил Люцифера. А потом каждые
три минуты сморкался в носовой платок, потому что где-то умудрился наиглупейшим
образом простудиться.
— Я беременна, Хастур, а не смертельно больна, — криво улыбнулась Баал и хлопнула

его по плечу. — Такое случается.
— Я беременным не был, я не знаю, — нервно отозвался тот, попытался придержать

напарницу за локоть, но напоролся на убийственный взгляд и спрятал руки в карманы,
для надежности. — Ты мне скажешь, если случится что-то из ряда вон?
— По моему лицу ты поймешь, я думаю, — Баал примирительно улыбнулась.
— Ты забыла мобильник на столе, — вспомнил парень, когда его пальцы наткнулись на

металлический корпус в кармане. — Пришло сообщение… И я решил, что его не стоит
читать тем, кто за столом.
Хастур протянул аппарат Вельзи и тактично отвернулся, наблюдая за дверью в

гостиную, где шло бурное обсуждение интересного положения их подруги. У Люцифера
определенно будет много вопросов, она уже предвкушала их. Но в тот момент ее больше
интересовало короткое, но такое важное сообщение на экране телефона.
“ СРОЧНО” — гласила смс, а следом шел знакомый, до боли и зубного скрежета адрес.
— Мне нужно уехать, — произнесла Баал тихо, потому что горло вновь сдавило спазмом,
но на этот раз уже от страха. — Что-то не так.
— Сейчас? — Хастур обернулся и уставился на нее своими черными, словно вселенная

глазами. — Ты издеваешься?
— Ты знаешь, как я издеваюсь, — плохое предчувствие свернулось гремучей змеей у нее

под сердцем. — Сейчас похоже?
— Баал, это уже слишком, — попытался вразумить подругу парень. — Слишком опасно,
слишком подозрительно.
— Он бы не прислал сообщение, если бы можно было подождать, — раздраженно ответила

она, сдирая с вешалки дутую белоснежную куртку с молниями и пушистым капюшоном. — Я
не хочу, чтобы отец моего ребенка умер где-то в снегу, потому что ты слишком
мнительный!
Хастур молчал долгую секунду, у нее было потрясающе нечитаемое выражение лица.
— Ну, знаешь… — сунув руки в карманы толстовки, он развернулся на пятках и

направился в сторону кухни, ни разу не обернувшись.
— Хастур!.. — Баал сделала шаг за ним, но тревога и волнение за любимого мужчину не

покидали, поэтому она лишь покачала головой и выбежала на улицу, на ходу натягивая
капюшон.
С неба валил белоснежный снег, его большие хлопья завораживали, заставляли
вспомнить, что совсем скоро новый год, а значит — волшебство, сказка, и новая,
счастливая жизнь. Город был украшен на славу. Высокие зеленые елки, украшенные
огнями и большими разноцветными игрушками, магазинные витрины, где выставили
праздничные наборы, большие коробки с подарками и веселых гномов с белой бородой.
Люди спешили по своим делам, прижимая к груди ворох подарков, улыбались друг другу.
Всего на месяц, но хмурый грязный город приобрел удивительную палитру красок, запах
имбирного печенья вместо дыма, и рождественские песни — вместо ругани.
Когда такси остановилось около парка, Баал совсем извелась. Габриэль не отвечал на
звонки и сообщения, а вскоре аппарат абонента и вовсе выключился. Она швырнула
водителю пачку денег, не пересчитывая их, и выскочила из машины. Ботинки поехали на
льду, но она все-таки устояла, только дверью хлопнула от злости. Парк, вопреки
своему обыкновению, был погружен во мрак. Не слышно было музыки с катка, не горели
лампочки на деревьях. Даже детей не было на ближайшей к ограде площадке. В эту
секунду Вельзи Баал поняла, что дело совсем плохо: если под разборку взяли весь
парк целиком, выпроводив оттуда гражданских, то цена вопроса была очень высока.
Убивали и за меньшее, сбрасывали тело в сугроб или озеро, и дело с концом.
Секунду девушка стояла на входе в парк, закрыв глаза. Она пыталась восстановить
дыхание, уговаривала себя, что все это ерунда, обойдется. Лишь поэтому и только
поэтому она позорно вздрогнула, когда ее локтя коснулась рука.
— Простите, — тут же извинился незнакомец, отступая от нее. — Я не хотел Вас

напугать.
— Ничего, — она смотрела на него исподлобья, а ладонь в кармане пуховика машинально

нащупала складной опасный нож.
— Вы — Баал? Девушка Габриэля? — не столько спрашивал, сколько утверждал мужчина

перед ней; в его синих глазах отражались уличные фонари и фары проезжающих машин. —
Он попросил встретить Вас.
Ее губы сложились в презрительную усмешку.
— Сейчас бы верить первому встречному.
— Он предупредил, что если Вы почувствуете фальшь, то я обнаружу в своей шее острый

нож, — спокойно улыбнулся незнакомец и чуть пожал плечами. — Сказал, правда, что
рукоятка у него особенная, ручной работы. Можно успеть полюбоваться.
Это было довольно похоже на Габриэля. Он сам подарил возлюбленной этот нож. Он
значил для него что-то, о чем мужчина не рассказывал. Попросил только беречь и не
отдавать никому. Вельзи сощурилась, пытаясь понять, врет ли человек перед ней или
нет.
— Пошли, — решилась она и крепче сжала нож в кармане. — Но Вы — впереди.
— Как пожелает мисс, — человек вновь улыбнулся, чем начал порядком раздражать Баал,
и свернул на главную аллею, в темноту.
Они шли молча, тишину нарушал только хруст снега под ботинками. Мужчина вперед
напевал что-то себе под нос, но Вельзи не могла разобрать ни слова, ни мотива. Да и
не особенно и хотела. Все, о чем она могла думать — Габриэль. Его имя набатом
стучало в голове, словно не было в мире больше ничего важного. Словно не было
больше ничего.
В жизни Баал все покатилось к черту в тот самый день, когда она поняла, что носит
под сердцем маленького человека. Она должна была сразу поехать в больницу, без
колебаний избавиться от этой новости… Но не смогла. Вместо этого она позвонила
Габриэлю, пришла на встречу и вывалила все это на него. А тот… А тот не отмахнулся
от нее, не послал подальше с этой ерундой, а превратил все вдруг в самую настоящую
жизнь, как было в книжках и фильмах. Обещал быть рядом, рассказывал, как все будет
потом — красиво и волшебно. Он вдруг привнес во все происходящее смысл, которого
раньше не было. Баал самой было смешно. Она смеялась каждый вечер, лежа в постели и
набирая его номер. А потом — сходила с ума.
От счастья.
И ей вдруг стало так страшно все это потерять. Снова остаться одной, бегущей куда-
то без цели и веры. Она испугалась, что Габриэль исчезнет из ее жизни также
стремительно, как и влетел в нее.
За всеми этими мыслями она совершенно потеряла из вида своего провожающего. И в

какой-то момент обнаружила, что стоит одна посреди зимнего парка, в темноте, не
имея ни малейшего представления, куда ей двигаться дальше. Изо рта вырывался пар,
снежинки падали на ее щеки и превращались в воду. Где-то далеко проносились машины.
— Габри! — все же решилась Вельзи и прислушалась, пытаясь уловить хоть какой-то

ответ.
Но ничего, кроме шума города не услышала.
— Габриэль, где ты?! — она сделала несколько шагов в одну сторону, потом столько же
в другую, заметалась на одном месте, словно пойманная в ловушку пантера.
— Джибриль! — собрав все силы, закричала девушка, и в эту же секунду вспыхнул яркий
свет, освещая все вокруг: загорелись фонари на аллее, маленькие лампы, которые были
встроены по бокам дорожек, на деревьях вспыхнули лампочки всех возможных цветов, но
было их намного больше, чем обычно.
Над тропинкой, что тянулась сквозь парк, раскинулся настоящий купол из гирлянд, они
перемигивались, какие-то спускались почти до самой земли. Пузатые китайские
фонарики покачивались из стороны в сторону, на них тут же налипли любопытные
снежинки. По ножкам арок, которые тянулись далеко вглубь парка, были закреплены
белоснежные лилии, их лепестки покачивались на ветру.
А в нескольких шагах от Баал стоял… снеговик. Пузатый малый, с морковным носом и

глазами в виде угольков. Он держал в одной своей руке лилию, протянув ее девушке, а
другой указывал куда-то вправо. Вельзи осторожно вытащила цветок и посмотрела, куда
был направлен указатель. Там стоял еще один снеговик, зеркально повторяющий позу
своего брата, правда он был более толстый и на носу обнаружился след от зубов. И
его рука тоже была вытянута в сторону. Баал помедлила, а после глянула вперед: на
дорожке ее поджидали одиннадцать, а может и больше слепленных снежных человечков,
которые предлагали ей цветок. Она медленно пошла от одного к другому, вытаскивая из
снежных ладоней лилии. На лице девушки была слабая улыбка, она все еще ждала
подвоха, нападения, опасности.
Снег хрустел под ее ботинками, но теперь к этому звуку добавилась чудесная песня,
что лилась из закрепленных на деревьях динамиков. Когда Баал дошла до последнего
снеговика, то заметила, что он немного отличается от своих братьев. Он не
протягивал ей цветок, он обеими руками указывал вправо, за детскую горку в форме
пиратского корабля. У этого снеговика были торчащие в разные стороны иголки,
которые должны были быть, судя по всему, волосами. А на шее был повязан до боли
знакомый синий шарф.
Вельзи поджала губы, чтобы сдержать выступившие на глазах слезы. Проклятые гормоны,
они сделали из независимой сильной женщины абсолютную размазню. Девушка улыбнулась
сама себе и сглотнула, стараясь держать себя в руках. Послушавшись указания, она
обошла горку, ожидая увидеть что угодно: потешавшегося над ней Хастура, засаду
Смерти и остальных наемников, самого Люцифера в костюме клоуна и с красным шариком
в руке.
Но за горкой были еще два снеговика. Один был определенно девушкой, с короткими
волосами и с серьезным лицом. А перед ней, преклонив колени, был еще один снеговик,
с семечками вместо улыбки и с фиалками вместо глаз. Он протянул руки вперед, к
первой фигурке, а на раскрытых ладонях лежала самая настоящая коробка, сделанная в
черном бархате и перевязанная золотой лентой.
Вельзи не успела ни осознать того, что видеть, ни о чем-либо подумать, как на нее
сверху посыпались цветы: всевозможные розы, ромашки, лилии и хризантемы. Головки
цветов падали на ее плечи и голову, катились по плечам и пропадали в глубоком
сугробе. Девушка запрокинула голову, чтобы увидеть на деревянном мостике, который
соединял палубы пиратского корабля, замершего Габриэля. У него раскраснелись щеки,
а в волосах запутались снежинки, но глаза его горели лихим огнем.
— Ты так много шутила, какие цветы твои любимые, что я решил подарить тебе все, —
сказал он хрипло, после чего одним легким движением перемахнул через ограждение и
спрыгнул вниз, точно перед Баал.
— Что ты натворил… — Вельзи попыталась, чтобы ее голос звучал сурово, но он

постыдно и предательски дрожал, а нос совсем заложило.
— Надеюсь, что что-то хорошее, — нервно улыбнулся мужчина и взял у своей снежной
копии украшенную коробочку. — Прости, друг. Тебе повезет в следующий раз.
Тряхнув головой, чтобы избавиться от собирающегося на макушке сугроба, Габриэль

откинул плащ назад и опустился на одно колено, избавляясь от ленточки. Щелкнул
замочек, уничтожая последние сомнения и опасения.
— Вельзи Баал, — Джибриль облизнул нижнюю губу и вздохнул глубоко. — Ты окажешь мне
честь, выйдешь за меня?
— У меня в кармане нож… — выдохнула девушка, пытаясь одновременно сдержать слезы и

широкую улыбку.
— О, я знаю, — усмехнулся мужчина.
— Я ненавижу воскресные обеды.
— Зато любишь пятничные свидания.
— Я не знаю, как быть женой… и матерью.
— А я — мужем и отцом. Но мы научимся.
— Ты женишься на мне?..
Габриэль изучал ее несколько мгновений, ее дрожащие и искусанные губы, влажные

глаза и сведенные брови.
— Да.
— Тогда… я выйду за тебя, — улыбнулась Баал и протянула ему левую руку, чтобы
мужчина смог надеть кольцо на ее безымянный палец.
Вельзи уронила букет лилий в снег и тихо засмеялась, уткнувшись носом в ворот
пальто Габриэля, когда он поднялся и, подхватив ее, закружил на месте. Они стояли
так несколько мгновений, обнявшись, одни в целом мире, без проблем и переживаний,
сложностей и опасностей.
— А если бы я сказала “нет”? — Баал глянула на него иронично.
— То я выглядел бы глупо, — пожал плечами Габриэль и указал за свою спину.
Там, отдельно ото всех, стояли три снеговика: широкоплечий мужчина с идеально
уложенными волосами и невысокая девушка, а между ними, крепко схватив за снежные
руки, стоял маленький ребенок, пока без лица и без каких-то особенностей, но этого
хватило, чтобы Вельзи все же заплакала. Джибриль аккуратно гладил ее по затылку и
покачивал из стороны в сторону в такт музыке.
— Что же нам теперь делать… — прошептала девушка спустя какое-то время, когда
смогла взять себя в руки.
— Для начала, согреться, иначе свадьбу будем праздновать в больнице, — раздался

вкрадчивый голос недавнего незнакомца.
— Познакомься, это мой босс — Серафим, — как можно серьезнее сказал Габриэль.
— Или просто Азирафаэль, моя дорогая, — синеглазый человек чуть поклонился, прижав
ладонь к груди.
— Вы… — Баал закрыла ладонью рот и ошарашенно уставилась на жениха.
— Я бы не смог сделать это все один, — невозмутимо отозвался тот.
— Хастур! — догадалась девушка и покачала головой — Вот жаба… Надо перед ним
извиниться.
— Да, было бы неплохо, — согласился с ней напарник, выходя из-за детской горки. —
Особенно вот за жабу.
— Ты… — сощурилась Вельзи и, нехотя отпустив руку возлюбленного, шагнула ближе к

другу.
— А кто же еще? — усмехнулся Хастур и поймал руку девушки. — Хвастайся давай,

невеста.
Знаете, есть такое отвратительное чувство — предвкушение конца, финальных титров и

отвратительной слащавой музыки? Когда вот-вот все закончится и воцарится тишина в
кинозале?
Так вот, иногда это совсем даже не конец, а начало. Начало чего-то нового, еще
более удивительного, чем можно себе представить.
Начало новой истории и нового фильма.
"You don't care that I'm broken

You don't care that I'm mean
You just say that I'm golden
Like a Jesus piece"
========== Day 14 (74) WINTER TIME ==========

Комментарий к Day 14 (74) WINTER TIME
☃️ чем хорош карантин - это тем, что появилось время сесть за Хроники.
Премьера, к который мы все готовились последние два месяца, отложена на
неопределённый срок, у меня жуткая депрессия из-за этого. А как ещё спасаться, если
не своими чудесными, удивительными нежными мальчиками?
🌟 мне захотелось немного перелистнуть страницу в одном из АУ, показать вам

изнаночную сторону этой истории, о которой, возможно, кто-то из вас догадывался. У
меня в планах несколько новый вселенных, за которые я возможно возьмусь пока буду
просиживать на работе штаны...
Тема 14 дня зимнего круга: горячая ванна
В итоге: Кроули/Азирафаэль, мельком Габриэль/Баал из вселенной работы «Серая шкура,

красная шапка...» (https://ficbook.net/readfic/8557667)
романтика, hurt/comfort, нежность
🥀 Эта история также раскрывается, медленно но верно. Надеюсь, что Вам она нравится
также сильно, как и мне. В любом случае, я очень по Вам соскучилась 💝
Спасибо за Вашу помощь с опечатками, Вы творите невероятные вещи. Вы удивительны,

берегите себя, мойте лапы с мылом, больше жидкости.
Ваша Хори-Хаул 🌟
“После некоторых воспоминаний мало холодного душа, нужна настоящая горячая ванна.”
(с)
Азирафаэлю хотелось бы, чтобы чинить человеческие жизни было бы также легко, как и
сломанные вещи.
Любой сломанный предмет можно восстановить, было бы только желание и возможности.

Конечно, таким же, как раньше уже не будет: будет другой запах, немного иная форма,
стык, где были вновь соединены две детали. Возможно, отличаться будет цвет - почти
незаметно, едва различимо, всего лишь слегка другой оттенок. Где-то глубоко внутри
останется липкий, неприятно дребезжащий при каждом движении страх, что склеено
недостаточно прочно, что от малейшего дуновения равнодушного ветра все развалится
прямо в руках, сквозь пальцы на грязный пол. И ты уже не так груб, осторожно
перекладываешь из ладони в ладонь, медленно опускаешь на стеклянный журнальный
стол, отодвигаешь в центр - на всякий случай. Если сделать несколько шагов назад,
слегка запрокинуть голову и прищуриться, защищая глаза от яркого солнца, то о
недавней трагедии ничего напоминать не будет. Только кусочек застывшего клея на
указательном пальце, такой до дрожи приятно шершавый.
Азирафаэль хотел бы восстанавливать людей также легко, как и свои книги.
Расправлять старые пожелтевшие страницы осторожным движением руки, отгибать каждый

уголок, обводить ювелирным движением выцветшие буквы. Аккуратно вкладывать в
обложку, прилаживая переплет на место, прокрашивать витые буквы в названии.
Старинные книги тянулись к его пальцам, ощущая заботу и любовь, расправлялись под
ласковым взглядом, блистали в свете настольной лампы. Элитный коллекционер медленно
открывал очередную подопечную, глядя поверх очков, прослеживал изгиб форзаца, с
упоением в очередной раз читал слова посвящения на первой странице. Книга, которую
забыли на чердаке на несколько десятков лет, потеряли в дождливую погоду в парке,
перепродавали за хилую дозу героина - она избавлялась от своего страшного прошлого,
оживала снова, готовая рассказывать скрытую под обложкой историю. Ее аккуратно
ставили на верхнюю полку, где сухо и нет яркого света, напоследок лаская
подушечками пальцев по корешку.
Чудесный стол, за которым мужчина проводил долгие вечера за реставрацией, был
уничтожен пожаром. Как и многие уникальные книги, картины и произведения искусства.
Это глубоко задело Серафима, расстроило его, даже огорчило. Прекрасные шторы,
которые были украшены ручной вышивкой, бесследно сгинули в огне, как и
коллекционный диван, от которого у Азирафаэля не болела спина. Очаровательные
светильники, гибель одного из которых хозяин оплакивал несколько часов, обуглились
и покрылись копотью, где-то появились длинные кривые трещины. О дорогом паркете
можно было даже не вспоминать… Но также, как темная ночь сменяется рассветом, так и
тоска хозяина книжного магазина - и оставшегося единственным в городе рынка
контрабанды - сменились решимость и предвкушением нового.
Ремонтные работы шли днем и ночью. Сначала разгребли завалы, нашли все, что можно
было реанимировать, весь остальной сгоревший хлам выкинули. И теперь Книжный
магазин Фелла выглядел даже лучше, чем раньше. Иначе, но определенно лучше.
Азирафаэль наблюдал за всем снаружи через новенькое, кристально прозрачное окно.
Габриэль руководил точно и уверенно: скинув свое пальто, он закатал рукава
белоснежной рубашки - она так красиво выделяла черные подтяжки и длинную шею
мужчины, видимую в вырез - он изучал планы помещения, что-то зачеркивал, но голоса
не повышал. Скорее, его ласковая и доброжелательная улыбка пугала рабочих намного
больше.
Возможно, их также пугала сидящая на строительных лесах Баал, что покачивала

длинной ногой в такт музыке и чистила пистолет. Азирафаэль таких методов не
одобрял, но от старых привычек сложно избавиться. Габриэль рядом с ней был похож на
дрессировщика-стажера, который беспрекословно слушается свою пантеру. Это было
совсем не так, но знать об этом лишним людям было совсем не нужно. Вельзи тряхнула
волосами, зазвенели цепи на ее черной кожаной куртке, и нужные расчеты вдруг
нашлись, как по волшебству.
Баал очень не любила, когда ее мужчина нервничает.
Азирафаэль развернулся, оставляя все заботы на своего главного партнера и

заместителя, как и обещал. Дверь машины перед ним распахнулась мгновенно, водитель
прятал глаза под фуражкой, чтобы не навлечь на себя гнев хозяина. Но Серафим на
секунду остановился, чтобы дружелюбно хлопнуть того по плечу, улыбнуться своей
солнечной улыбкой, которая была так не характерна этому грязному городу.
— Как твои дела, Джефф? Как жена? Дочка поступила?
Человек в синей форменной куртке расплылся в ответной улыбке, поправил воротник и

радостно начал рассказывать об умнице-дочке. Азирафаэль кивнул сам себе,
устраиваясь на заднем сидении: машинально разгладил полы пальто на коленях, локоть
удобно устроился на ручке двери. Джеффри — его новый водитель, потому что после
произошедшего Габриэль и Хастур вдвоем вычистили добрую половину последователей
Светоносного. Пришлось нанимать новый персонал. Джефф то и дело смотрел в зеркало
заднего вида, опасаясь, что его болтовня начнет действовать на нервы, но Серафим с
огромным удовольствием слушал, кивал иногда, изгибал бровь в нужных местах.
Дорога неслась за окном, город жил своей жизнью.

Когда Азирафаэль поднимался по лестнице к нужной квартире, на его лице все еще была
улыбка. Дочка Джеффри хотела стать художницей, у девочки был явный талант. И каким
бы любителем искусств был Серафим, если бы не помог юному дарованию попасть на
учебу в престижный колледж? Лифтом мужчина упрямо не пользовался, старался
уравновесить свою любовь к блинам. Ключи в кармане пальто приятно холодили пальцы.
Азирафаэль все еще помнил, как они шли к высокой темной двери после взрыва в
магазине: Кроули сжимал его ладонь своей до ноющей боли, припадал на больную ногу,
но упрямо шел. Азирафаэль не мог тогда оторвать взгляда от сжатых в одну линию губ,
от заострившихся черт лица.
Тогда мужчина не мог поверить, что его возможная смерть могла так расстроить кого-
либо. Кого-то, кто знает его всего несколько недель. Габриэль, конечно, расстроился
бы тоже, но не медлил бы, занял бы освободившееся место. Но Энтони… он не был
расстроен, он был напуган. Азирафаэль до сих пор словно слышал его хриплое дыхание,
будто у раненого или загнанного в ловушку зверя.
Одинокий Серый Волк, который едва не потерял свою глупую Красную Шапочку.
Серафим открыл дверь и шагнул в квартиру, полную воспоминаний: хороших и плохих. К

этой двери Энтони прижимал его, пачкая в своей крови, шептал что-то дурное, бредил
от страха и облегчения, и под ней же Азирафаэль нашел пакет с заказом на них.
Хватило тогда всего несколько секунд, чтобы соотнести в голове всю имеющуюся
информацию и понять, что Волка раскрыли. Вспомнить, что Люцифер не бывает
милосердным. Пока Серафим спускался, на улице грянул взрыв, словно оглушающий
выстрел.
Красная Шапочка, которая споткнулась о тело мертвого Серого Волка.
В квартире было тихо и тепло. Удивительно, насколько Кроули не любил холод и

сырость. Стоило ему войти домой, он выкручивал все термостаты на максимум, пока не
начинал задыхаться от жары. Азирафаэль не спрашивал, не имел пока на это никакого
права. Только заваривал кофе раскаленным по утрам и тихо подложил в почти пустой
шкаф снайпера теплые свитера и вязанные кофты. Одна из них висела на спинке
тяжелого массивного кресла в кабинете Энтони — и это делало Серафима счастливым.
Вот просто потому что. Он уехал утром проверить как идут дела, Кроули спал, натянув
подушку на голову. Честно сказать, Азирафаэль надеялся, что успеет вернуться до
того, как мужчина проснется. Но спальня оказалась пуста, постель аккуратно
заправлена, вещи — сложены на покрывале.
Дверь в ванную комнату оказалась приоткрыта. Азирафаэль несколько мгновений

помедлил, положив руку на гладкое дерево. Каждому человеку нужно уединение, свое
личное пространство. Но после окончания истории с прикрытием, побега Люцифера,
долгой защиты Загрязнения перед законом Кроули выдохся. Он снова и снова пил
таблетки от головной боли, дремал рядом с любовником, положив на его плечи тяжелую
руку, много бродил по улицам города. Энтони словно потерял свое место, нужное
направление. И это очень пугало Серафима.
Он хотел бы, чтобы людей можно было чинить, как книги, стирая все старые
повреждения.
В помещении было тепло, пар клубами висел в воздухе. Кроули сидел в наполненной
ванне, согнув длинные худые ноги. Азирафаэль вдруг заметил, каким же худым был
снайпер, будто истощенным: у него были острые колени, выступающие лопатки, что
натягивали кожу на спине, длинная птичья шея. Они так были заняты беготней и
попытками не умереть, что сейчас только-только начали изучать друг друга. Энтони
усмехался, что первая эйфория пройдет, и Азирафаэль осознает, во что вляпался.
Когда он это говорил, всегда убирал свои руки прочь, засовывал в карманы мешковатой
толстовки или куртки. Словно даже претендовать не собирался, даже пробовать.
Серафим изучал внимательным взглядом чужое тело: по плечам, оказывается, кто-то

неосторожным движением рассыпал оранжевую пыль. Маленькие светлые веснушки
выделялись на коже, украшали шею и лопатки. Он никогда не обращал внимания на них,
не успевал даже. Мокрые волосы цвета горячей крови спадали по спине в воду,
расползались страшными опасными змеями. Энтони сидел ссутулившись, подтянув к себе
ноги. Одна рука свисала с бортика, чуть покачивалась в такт чужим мыслям. Мужчина
смотрел в воду прямо перед собой, в ней отражался свет ламп.
Стоило двери едва заметно скрипнуть, Волк вздрогнул и повернулся на звук, но почти
сразу осадил себя, движение сошло на нет. Вода потянулась за ним, не желая
выпускать из плена, но не удержалась и хлынула через край. Мужчина уперся руками в
борта, сильные мышцы перекатились под кожей, когда он поднялся из воды на ноги. С
его обнаженного тела стекала вода, прозрачные струи очертили подтянутый живот,
рельефные ноги, длинные пальцы. На шее Энтони покачивались армейские жетоны: его
пара, истертая до блеска, и чужие — того, кто совершил несправедливый, чудовищный
размен.
И Азирафаэль вдруг увидел совсем другого человека, которого до сих пор не мог
разглядеть.
Шрамы. Маленькие и большие, совсем старые и недавние, полученные в схватке с

Падшими. Он увидел дорожку выцветших круглых отметин внизу живота, уходящую к паху
— следы от тлеющих сигарет, вдавленных изо всех сил. На боку был некрасивый
уродливый шрам от рваной раны, когда чужие “клыки” рвали Волка, грозя вот-вот
выпотрошить его. На груди, справа — след от пули, которая должна была оборвать
чужую жизнь, но она не справилась. Чуть-чуть отклонилась, промахнулась. На правом
колене длинная отметина от операции, когда ему из осколков и обрывков мышц собирали
колено заново, словно очень сложный пазл. На запястьях — от веревок, на которых
Волк провисел почти месяц, мечтая только об одном — умереть, быстро и насовсем.
Был еще один след, под подбородком, на линии челюсти… И Азирафаэль совсем не хотел
думать откуда этот шрам, что он значит. Он читал о ранениях Энтони в сухой сводке,
которую ему предоставил Габриэль пару недель назад. Читал и восхищался силой
человека, который после всего находит в себе силы улыбаться и шутить, любить старые
машины и любоваться цветами в магазинах. Но на самом деле, он никогда не соотносил
написанное с тем, кто нависал над ним, касался горячими ладонями, гладил по щекам и
защищал, до последнего момента защищал.
Азирафаэль знал Энтони Кроули — Серого Волка, снайпера, придуманный образ того, кто
должен был разрушить крупную банду изнутри, арестовать ее членов и не допустить
жертв среди гражданских. Но он не знал, кем же был Энтони на самом деле? С утренней
рыжеватой щетиной, с плохим настроением после ночной попойки, со своим прошлым, с
ранами и шрамами, загнутыми уголками, рваным переплетом и выцветшим текстом.
Мужчина сделал несколько неуверенных шагов к ванне. Дорогие ботинки хлюпнули в

луже, но их хозяин не обратил внимания. У него дрожали руки, щипало пальцы.
Азирафаэль открыл рот, чтобы спросить, и наткнулся на непроницаемый взгляд ядовитых
желтых глаз. Еще один шрам от прошлого — жертва, на которую солдат пошел, чтобы
выполнить свое задание. Не задавая вопросов, не отказываясь. И вместо того, чтобы
попытаться коснуться порозовевших от жара отметин, Серафим потянулся и положил
ладонь на колючую щеку. Энтони был горячим, словно жидкий огонь, он согревал
замерзшего человека и одновременно с этим обжигал его.
Кроули позволил себе прикрыть глаза и чуть наклонить голову, наслаждаясь нехитрой,
но такой потрясающей лаской. Уголки его глаз украсили мелкие морщинки, и Азирафаэль
понял, что смог выманить любовника из плена прошлого. В этот раз смог. А больше
пока не нужно, никогда нельзя торопиться, когда восстанавливаешь драгоценное
произведение искусства, изломанное человеческими руками, жадностью и подлостью.
Главное — терпение.
Азирафаэль мягко вытирал Волка большим пушистым полотенцем, ерошил волосы, гладил
по спине. Энтони брел за ним в кухню как есть — обнаженный и распаренный, оставляя
после себя на полу следы-лужи. Они пили вино, сидя на полу в спальне, смотрели
фотографии из магазина, корчили рожи на камеру, чтобы потом отправить эти фото
Габриэлю.
Но перед сном Кроули вновь провалился куда-то, замерев перед большим окном в
оранжерее. И Азирафаэль не стал его отвлекать, только осторожно накинул на худые
плечи теплую вязаную кофту и ушел в спальню, чтобы успеть согреть свежие простыни к
приходу Энтони.
Не торопиться и продвигаться шаг за шагом.
Уж это Серафим умел очень хорошо.
========== Day 75. Чувство вины ==========
Комментарий к Day 75. Чувство вины

🌟 Будем бороться с неписцом суровыми методами — нападать и писать. Сборников
тем, таких, чтобы мне они прямо нравились нравились у меня сейчас нет. Все либо
старые, которые я уже использовала, либо не подходят по тематике. Поэтому будем
писать те темы и идеи, что приходят в голову спонтанно. В Неписце главное писать.
Почему-то меня пробивает на творчество, когда я лишаюсь оборудования. Залила

клавиатуру ноутбука чём-то, судя по всему, и отказались работать все кнопки с
левого края. Но я нашла старую изогнутую волной клавиатуру. Писать теперь забавно и
интересно х)
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, почти канон
Романтика, hurt/comfort, нежность, немного юмора
🙈 Особое условие, поставленное себе же: чувство вины + кости
😑 К изогнутой клавиатуре я только привыкаю, поэтому опечаток может быть чуть

больше, чем обычно. Я буду от всей души благодарна Вам за помощь. Вы делаете мою
жизнь, эти чудесные истории и Мир лучше.
Ваша Хори-Хаул.
-там он лежит, на склоне.
Ветер повсюду снует.
В каждой дубовой кроне
Сотня ворон поет.
-где он лежит, не слышу.
Листва шуршит на ветру.
Что ты сказал про крышу,
Слов я не разберу.
Прятал свои усилья

Он в темноте ночной.
Все, что он сделал: крылья
Птице черной одной.
- ветер мешает мне, ветер.
Уйми его, боже, уйми.
Что же он делал на свете,
Если он был с людьми.
- листьев задумчивый лепет,

А он лежит не дыша.
Видишь облако в небе,
Это его душа.
- теперь я тебя понимаю:
Ушел, улетел он в ночь.
Теперь он лежит, обнимая
Корни дубовых рощ.
Многие люди думают, что тянуть одеяло на себя — это и есть проявление любви.
Почему-то сложилось такое странное представление о любви, что в отношениях должна
быть только одна единственно возможная истина, одна на двоих, нерушимая и
абсолютная. И чтобы прийти к этой истине, кто-то должен отступить, отказаться от
своего мнения, от своих взглядов. Люди уверены, что ради любви нужно приносить
жертвы, нужно выпускать из рук то, что ты удерживал годами, что-то безумно ценное и
дорогое. Кто-то убежден, что насилие может быть любовью. Нет, не может. И никогда
не будет. Насилие часто прячется под маской этого светлого чувства — словно Волк из
сказки про Красную шапочку — но розовые кружева и пуховое одеяло никогда не сможет
спрятать острые зубы и опасные когти. Не спрячет, даже не попытается, только в
самый неожиданный момент твое сердце разорвут на части. И если ты стерпишь —
конечно, ради любви — то спасибо никто не скажет. Ради любви, почему-то, нужно
терпеть боль, по мнению людей. Переламывать себя, менять, подстраиваться под чужие
ожидания…
Но это не любовь, о нет, сэр. Это никогда не станет любовью в ее истинном значении.
У любви нет зубов и когтей, любовь никогда не разрушает. Настоящая любовь. Она
созидает из ничего великолепные вещи, она превращает тьму в свет, страшные кровавые
раны — в шершавые на ощупь шрамы, ночные кошмары — в мирные сны. Искренняя любовь
всегда стоит с распахнутыми объятиями и раскрытыми ладонями, не пряча ничего, не
утаивая. Любовь — та, которую задумывали всевозможные Боги изначально — она не
ломает, не прогибает под себя, не ставит условия. Она как вода: омывает тебя теплой
волной, укрывает, защищает. Любовь как солнечный свет: согревает все внутри, что
так долго мерзло во тьме, прогоняет все кошмары и страхи. Любовь такая же простая и
понятная, как природа. В ней нет страшных правил, нет условностей, нет места страху
и боли. Любовь скрыта глубоко в каждом, но не все за всю свою жизнь могут найти
этот маленький ларец с узором на крышке. А те, кто случайно нащупал его края и
затейливый замок, не всегда могут его открыть с первой попытки…
Любовь такое простое, но абсолютно загадочное явление.
Люди судачили, что самая настоящая Любовь в человеческом воплощении жила в

отдаленном городке на окраине штата. Там, где нет асфальта на дорогах, больших
коттеджей, нет плазменных телевизоров, дорогих машин и уходящих в небо вышек. О,
нет, сэр, совсем нет. Это был маленький поселковый город около десяти домов всего,
все за невысокими заборчиками, с покатыми крышами и печными трубами, с лошадьми и
коровами на заднем дворе. Несколько больших ферм расползлись по периметру города,
поля убегали за горизонт, терялись вдали. С восходом солнца город просыпался,
оживал и стряхивал с себя крупицы сна. Работники стремились в поля, сеять,
поливать, окучивать. Еще раньше, когда свет только-только сменял темноту, одинокие
рыболовы и охотники разбредались по тропинкам, украдкой зевая в сгиб локтя. Дети
заполоняли улицы — летом сразу, в остальное время года после школы — у них был свой
мир, свой город, свои важнейшие события, склоки и коалиции, друзья на век и лютые
враги. Малышня мало обращала внимания на проблемы взрослых, только кидали
недовольные взгляды, когда их игры прерывали.
А на отшибе, на высоком холме сразу за городом жила Любовь. Конечно, жившего там
человека так не звали, но прозвище прицепилось давным-давно, и избавиться от него
было практически невозможно. Дом там стоял совсем обыкновенный, одноэтажный и
невзрачный: крыльцо с двумя ступеньками, окна в толстой раме, столбики где-то до
колена и широкие перила. Вокруг дома наляпали цветастые клумбы, что цвели по весне.
Этот запах заполнял город, пропитывал его насквозь. Многие жители приходили к этому
дому, чтобы купить несколько самых душистых букетов, пока был сезон. За домом, на
втором холме, что был побольше, рос одинокий могучий дуб. Его ствол нельзя было
обхватить руками, ветви раскинулись широко, они качались на ветру. С одной стороны,
на массивном суку, висели веревочные качели с широким сидением. Они были главной
целью и манией местных ребят. Дети старались незаметно пробраться к ним и
покачаться, пока строгий окрик не спугнет.
А с другой стороны от дерева была аккуратная небольшая могила. С серым камнем, как
полагается, с надписью на незнакомом местным языке, с какими-то странными
насечками. Трава вокруг могилы была усыпана такими прекрасными цветами, что те, на
клумбе, увядали от зависти. Но ни одного хозяин дома не продал, отказал всего раз и
все последующие просьбы просто игнорировал, отвечая прохладной улыбкой. Вскоре,
местные жители и спрашивать перестали, лишь приходили любоваться издалека. Девушки,
бывало, вредничали и заявляли своим ухажерам: “Вот принесешь мне такой же чудесный
цветок, тогда я подумаю…”.
Почему же жившего там звали Любовь, вероятно хотите спросить Вы?
Этот человек появился в деревне как-то незаметно, без шума. Просто однажды соседи
поняли, что уже какое-то время по вечерам в доме на холме горит свет, что из печи
валит серый дым, что в дверном проеме мелькает темный силуэт. Тогда же, под дубом
появилась могила, безымянная, странная. Старики города все пытались вспомнить, жил
ли кто-то в том доме раньше, кого могли похоронить на холме? Церковь была в
нескольких часах езды от города, одна на несколько поселений, но и там ничего не
знали. Пришелец с холма почти не спускался, разве что купить молока или яиц, иногда
спрашивал какую-нибудь старую куртку или мебель. В одном из таких мимолетных
разговоров, не выдержав, кто-то спросил его имя.
Сначала человек был Азирафаэлем, с грустными синими глазами, с ласковой улыбкой.

Дети полюбили его за странные словечки, что он бросал направо и налево, за смешные,
не всегда удачные фокусы, за яркий свет в сердце, который пока еще видели только
они. Тогда на дубе появились чуть кривобокие качели, поскрипывающие на ветру.
Калитка дома на холме почти всегда была открыта для ребят, они с огромным
удовольствием бегали качаться, забирались на крыльцо дома, когда из открытых
настежь окон начинало пахнуть чем-то сладким и вкусным. Единственным наказом детям
было — не приближаться к могиле. Дети были детьми, любопытство было их вторым “Я”,
но даже когда они — в первый и в последний раз — нарушили правило, Азирафаэль не
кричал на них, не бросался кувшинами из окна, как многие местные. Он только постоял
немного в дверях, а в глазах его вместо радости было только разочарование. И все
тот же яркий теплый свет, чуть тусклее, чем обычно. Утро сменило вечер, печали и
обиды выцвели. Но никто из ребят никогда в жизни не забыл бы, как печально
изогнулись светлые брови.
Время шло, а на могиле всегда росли или лежали свежие цветы. Азирафаэль трепетно
смахивал с нее сухую листву и снег, укрывал надгробие от суровых дождей, счищал
заботливо грязь. Даже когда ударила лютая зима, когда холод пробирался в нагретые
печкой дома, живший на холме человек каждый день выходил на улицу и долгое время
проводил около могилы, не обращая внимания на покрасневшие кончики ушей и носа, на
боль в подушечках пальцев. Местный охотник — он почти сразу проникся к странному
юноше отеческой любовью — приносил ему немного дичи, добытой с таким трудом,
рассказывал вечерами, что Азирафаэль постоянно чихал и утирал платком сопливый нос.
— Как же сильно он любил того, кого похоронил… — сказала суровая женщина, что одной
рукой удерживала рвущуюся прочь лошадь, и в глазах говорившей сверкнули слезы. —
Вот она, Любовь…
Так и приклеилось к Азирафаэлю это прозвище. Местные использовали его между собой,
проникнувшись к парню еще больше. Часто парень находил на пороге своего дома
несколько бутылок молока или свежий хлеб, котомку с рыбой или ягодами. Азирафаэль
улыбался и махал с холма, а потом относил на могилу сладкие ягоды или яблоки,
испеченный собственными руками хлеб или кружку вина. И сидел, почти до самого
заката, шепча что-то в сложенные ладони. Азирафаэль почти никуда не уезжал, изредка
исчезал на несколько дней, но неизменно возвращался, поднимался по склону и сразу
шел к надгробию, бросив свою массивную сумку около ворот. Местные только качали
головой, скрывая влажные глаза.
“Вот это любовь…” — шептали они себе под нос.
А ночью все крепко спали, убаюканные тихой песнью, и не видели, как уродовала
злость такое нежное лицо Азирафаэля, когда под покровом темноты он шагал под
могучий дуб. Под его ногами кишели черные одноглазые создания с острыми зубами и
мелкими когтистыми лапками. Они пытались копать землю на могиле, вгрызались в
жесткий камень, потрошили угощения и цветы, но уже через мгновение яркий всполох
пламени рассекал тьму и сжигал низшего демона дотла. Существа кусали за ноги,
ползли по штанам вверх, царапая нежную кожу на коленях, панцири на спинах у них
щелкали во время движения. Азирафаэль скидывал их резким движением и снова проводил
огнем по земле, выжигая еще одну волну.
На маленькой ветке дуба покачивался тусклый фонарь.
Наведывались незваные гости почти каждую ночь, шипели и щелкали пластинками, ползли
по холму, как раз вовремя, чтобы встретиться с неизменным хранителем, стоящим на
страже с пылающим мечом в руках.
А утром вокруг потревоженной могилы расцветали чудесные цветы, поражая своим ярким
цветом и сладким запахом. Капель золотистой крови на резных листьях никто не видел,
а к вечеру они испарялись без следа.
Второе лето минуло, сложило свою солнечную корону и уступило место осени. У теплого
пока еще ветра ощутимо портился характер, он то и дело дергал людей за одежду,
выбивал из рук корзины, сдувал с подоконников полотенца. Дети по утрам грустно
брели в школу, пиная начищенными ботинками камешки. Поля украсил урожай. По утрам
людей будил шум машин, отправляющихся на уборку. Темнело быстро, поэтому жители
спешили справиться со своими делами скорее и спрятаться в домах, в тепле и уюте.
Азирафаэль поправил повязку на запястье — одна мелкая тварь успела вцепиться в

ладонь ночью, прокусить своими ядовитыми зубами. Рука гудела и ныла, но ему было не
привыкать. Зябко поведя плечами, парень снова взялся за грабли, сгребая первые
опавшие листья в небольшую кучу за домом. Полностью отдавшись своим мыслям, он не
услышал тихих шагов позади. Спустя несколько мгновений между лопатками поселилось
неприятное чувство, что на него смотрят. Но раньше, чем Азирафаэль успел
оглянуться…
— Я показал тебе этот склон не для того, чтобы ты тут Место Силы устроил, — чужой
голос звучал хрипло и чуть насмешливо. — Серьезно, Ангел, ты еще паломников не
водил сюда?
— На той неделе должны приехать… — Азирафаэль стиснул ручку грабель до боли в

ладони и обернулся, не в силах терпеть.
В тени дома стоял демон, облокотившись на стену. На его лице были неизменные черные
очки, сверкающие в лучах вечернего солнца, волосы заметно отросли и были собраны в
низкий хвост, темно-зеленая рубашка была расстегнута на груди, рукава закатаны до
локтей. Азирафаэль слегка нахмурился и бросил взгляд к подножию холма, где стояла,
словно там и было ей всегда место, блестящая боками Бентли.
— Дыши, — попросил Кроули и двинулся к застывшему ангелу плавной походной,

перетекая из шага в шаг. — Азирафаэль, не забывай дышать.
Демон подошел вплотную и осторожным движением забрал из судорожно стиснутых рук

грабли. Они упали на траву, подняв в воздух маленький вихрь листьев. Кроули
развернул к себе забинтованную ладонь ангела и когтем срезал ткань. В
чувствительный нос ударил запах трав, лекарств и чего-то неприятного. Мотнув
головой, демон обнажил острые зубы и склонился к рваной ране. Азирафаэль вздрогнул
и едва не дернулся в сторону, когда воспаленной кожи коснулся горячий язык и сухие
губы. Змей, придерживая чужую ладонь своей, медленно высасывал чужой яд,
отравляющий кровь ангела. Подняв голову, Кроули сплюнул на землю, трава задымилась
под модными ботинками. Демон облизнул темную кровь с губ и снова коснулся раны,
которая уже заметно побледнела и уменьшилась.
Азирафаэль не удержался и протянул руку, касаясь подушечками пальцев виска демона с

маленькой татуировкой. На него тут же взглянули ядовитые желтые глаза с
вертикальными зрачками, солнцезащитные очки съехали на самый кончик носа. Кроули
отвел поврежденную руку ангела в сторону и снова сплюнул яд себе под ноги. Он
выглядел почти довольным, облизывая острые клыки.
— Ты проездом? — Азирафаэль смотрел на свою руку в плену чужой ладони, и демон не

спешил ее отпускать, поглаживал пальцами по выступающим косточкам — рваные края
раны сошлись практически на глазах, превращаясь в две небольшие темные точки.
— О, это моя? — демон скользнул мимо также легко, как ускользнул от ответа, едва
задев плечом, и подошел к украшенной цветами могиле. — Ты тут все обустроил.
Кроули присел на корточки и провел пальцами по ледяному камню. Ветер взъерошил его
медные волосы, воротник рубашки и лепестки цветов.
— Они продолжают пытаться раскопать, — Азирафаэль подошел и заботливо снял с камня

упавший дубовый листик.
— Ну и не обращай внимания, — Кроули поднял голову, глядя снизу вверх на ангела.
— Но ведь там… — Азирафаэль в запале набрал воздуха в грудь, но запнулся, когда

Кроули повернулся, упираясь коленями в зелень, и взял его руки в свои.
— Лишь кости, — закончил за него демон. — Кости ангела, упавшего много сотен лет
назад сюда, на этот холм. Это не я.
— Это все еще ты… — брови Азирафаэля тревожно изогнулись.
— Нет, — Кроули положил ладони ангела на свое лицо. — Я здесь, перед тобой. Приехал
к тебе, отправив их всех к дьяволу на поклон.
— Ты выбесил Вельзи? — улыбка против воли скользнула по губам Небесного Воина.
— Я выбесил Вельзи, — послушно согласился Кроули и поднялся на ноги. — Иди сюда.
Они обошли качели и опустились на них вместе, спиной к городу. Далеко вперед
медленно сползало с небосклона солнце. Кроули обнимал ангела за плечи, с силой
растирая их ладонями. Ногой он отталкивался от земли, чтобы качели двигались.
Вперед. Назад. Вперед. Назад.
— А ты будешь так оберегать мой покой, когда я совсем умру? — повернулся на

Азирафаэля демон и чуть наклонился вперед, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Мой дорогой, не говори об этом… — в голосе ангела все еще звучала тревога, но
родное тепло успокаивало.
— И все же, — упрямо настаивал Змей, согревая теплым дыханием щеку Азирафаэля. —
Как представлю, что ты будешь так же трепетно сажать цветы, шугать мелочь из-под
ног, а по вечерам сидеть на веранде и вспоминать нашу бурную молодость…
Азирафаэль так крепко сжал колено демона, что тот раздосадовано зашипел и едва не
свалился на землю.
— Ты умрешь только в том случае, если у твоих ног уже будет отпечаток моих крыльев,
— сказал Ангел так сурово, что по спине демона прошла дрожь.
— То есть, роль безутешного смотрителя могилы остается мне в любом случае? — Кроули
уперся лбом в плечо Азирафаэля.
Ангел повернулся к нему и взял лицо в ладони. Глаза ангела светились изнутри,
теплый свет наполнил то, что было у демона вместо сердца, зрачки мгновенно
превратились в две тонкие полоски. Ангел и демон подались друг к другу
одновременно, словно по команде. Губы Азирафаэля были холодными — слишком много
времени он проводил на улице — а Кроули был горячим, словно раскаленный солнцем
песок. Поцелуй был неспешным, ласковым. Демон касался то верхней губы, то нижней,
проводил языком, целовал подбородок.
— Вариант, — шепотом спросил Азирафаэль, когда они смогли оторваться друг от друга
и прижались лбами. — … что я просто буду рядом, рассматривается?
— Порази меня Всевышняя, если я хочу что-либо сильнее, чем это… — отозвался Кроули,
а через мгновение ему в голову прилетело что-то маленькое и твердое.
Демон дернулся и зашипел, на щеках проступили острые чешуйки. Он начал

оглядываться, чтобы найти будущую жертву. Азирафаэль нагнулся и поднял из травы
желудь, треснувший посередине.
— Кажется, — улыбнулся ангел, раскрывая ладонь и перекатывая снаряд. — Кто-то

наглым образом смущает мой разум и говорит страшную неправду.
Кроули сощурился, нехорошо так сощурился, хищно.
— Если я поставлю барьер, ты обещаешь не вскакивать посреди ночи, чтобы воевать с

низшими обнаженным с мечом наперевес? — демон склонял голову то к одному плечу, то
к другому, завораживая.
— Ну… — Азирафаэль опустил голову, а через секунду поднял хитрые синие глаза, в
уголках которых собрались мелкие морщинки. — Если я буду занят чем-то более важным…
— О, Ангел, я так сильно согрешил… — Кроули подался вперед и поцеловал любимые

губы вновь, на этот раз пылая жаром желания, заражая им, обжигая.
Азирафаэль позволил увести себя в дом, хвастаясь попутно и резными окнами, и

маленькими столбиками на веранде, и поскрипывающими ступеньками. Надо же было
именно в эту ночь забрести в деревню мелким воришкам, которые таскали из дворов
все, что плохо лежит. Привлекла их внимание и одинокая могила под деревом,
украшенная цветами и маленькими тусклыми свечками, испеченным утром печеньем и
кувшином с вином. Стоило одному из нарушителей спокойствия коснуться камня, из
погруженного в тишину и темноту дома раздалось злое рычание. Зажегся свет сначала
внутри, а после — по всему городу, а на пороге дома появился высокий, очень худой и
загорелый мужчина с граблями наперевес.
В одних трусах.
Долго он гнал верещащих от страха подростков по холмам и полям, бросая им вслед

попадавшиеся под руки початки кукурузы. Азирафаэль, успевший надеть рубашку, сидел
на крыльце и довольно смеялся, наблюдая за ними слезящимися глазами. Вскоре к
погоне присоединилась суровая женщина с кочергой наперевес, у которой умыкнули со
двора белье и рыбак, лишившийся улова, что сох за домом.
Азирафаэль поднялся на ноги и, ежась от прохлады, прошел к могиле. Поправив свечку,
которую не успел украсть воришка, ангел опустился на колено и провел пальцами по
надписям на камне. Нежная, но в то же время очень грустная улыбка украсила его
губы, а глаза стали цвета пасмурного неба.
— Это все еще ты… — прошептал Ангел, дуб над головой зашевелился, зашумел листвой.
— И я тебя не уберег.
Азирафаэль опустил голову, и в густую, пока еще зеленую траву упали несколько
горячих капель.
Через пару мгновений на тех местах, куда они упали, расцвели прекрасные нежные
цветы.
- крышу я делаю, крышу

Из густой дубовой листвы.
Лежит он озера тише,
Ниже всякой травы,
Его я венчаю мглою.
Корона ему под стать.
- как ему там. под землею?
- так, что уже не встать.
Там он лежит с короной,
Там я его забыл.
- неужто он был вороной?
- птицей, птицей он был.
========== Day 76. Остаться без дома из-за бомбежки ==========
Комментарий к Day 76. Остаться без дома из-за бомбежки

Аллоха, друзья мои ^^
С наступившим Вас летом, с его потрясающим ночами - когда я наконец могу писать - с
длинными теплыми днями, с отличным настроением и новыми планами. Надеюсь, что Вы
все здоровы, что не смотря на сложное время, Вы храните в душе тепло и позитив,
потому что впереди только хорошее. Самый темный час всегда перед рассветом, помните
об этом. Солнце скоро взойдет ^^
Я расстроилась, потому что не смогла найти никаких новых подборок тем, чтобы они
меня вдохновляли... и сделала себе их сама ^^ Так что постараюсь вернуть на время
лета темп Хроник. До отпуска еще 2 недели, не знаю смогу ли каждый день. Но как
только выйду, УХ ДЕРЖИТЕ МЕНЯ СЕМЕРО.
Тема моего 1 дня, но в целом 76: потерять дом из-за бомбежки
В итоге:
Кроули|Азирафаэль, ОМП, ОЖП,
hurt/comfort, романтика, ангст немного.
1940-1941 год где-то в этом разрезе.

«Блиц» (в некоторых источниках также встречаются названия «Лондонский блиц» и
«Большой блиц») — бомбардировка Великобритании нацистской Германией в период с 7
сентября 1940 года по 10 мая 1941, часть Битвы за Британию. Хотя «Блиц» был
направлен на многие города по всей стране, он начался с бомбардировки Лондона в
течение 57 ночей подряд.
Махало Вам большое за помощь с очепятками, Вы делаете это лето, эти истории и
чудесных ребят лучше ^^
Отсылок было у нас, так что я немного отсыпала сюда. Нашедшим большой поток любви
^^
Приятного чтения Вам, мои чудесные! И Аллоха!

С любовью,
Ваша Хори-соблазняю людей - Хаул.
Музыка к работе:
Ludovico Einaudi - Einaudi: Oltremare
Отношение человека к животным – лакмусовая бумажка, по которой определяется его

отношение ко всему окружающему миру. А что же тогда определяет отношение к миру у
демона? Река крови, что течет за его спиной? Количество душ, которые он обрек на
вечные страдания? Может быть, число свергнутых с небесной высоты ангелов, которые
стали жертвой его лжи и хладнокровия? Что позволяет добавить к имени демона такие
слова как “ужасный”, “вероломный”, “нечистый”... “страшный”? Кто вообще может дать
такое право — клеймить кого-то, не дав возможности оправдаться? Как можно по одному
неудачному примеру — ладно, может быть не одному, а нескольким сотням, но все же —
делать вывод обо всех сразу, о каждом? Что же можно подумать, если за спиной у
демона не река, и даже не ручей, да и крови-то почти нет; если души, спускающиеся в
Ад, не особенно и собирались страдать, а совсем наоборот — слушали старый рок и
сверкали солнцезащитными очками; а из свергнутых ангелов на его счету лишь один
синеглазый небесный воин, который не падал никуда, ни разу не защищался от чужого
“страшного” влияния, даже вполне наоборот — поправил свою отчетность по выполненной
работе и чувствовал себя просто прекрасно?
Азирафаэль, если честно, ни о чем таком совершенно не думал. Ну то есть, возможно

когда-то раньше думал, правда совсем недолго. Но было это так давно — а он был
ангел в почтенном возрасте — что его износившаяся за это время память спокойно
вычеркнула эти глупые мысли из протокола. Факт переживания был, а подробности — увы
и ах, цифровых архивов еще не было, а от руки писать было слишком долго… С
вышеупомянутым демоном у них, конечно, были разногласия: разные взгляды на
происходящее в мире, они занимали разные стороны, верили во что-то свое, защищали
ту истину, что была ближе им… Но краем глаза каждый из эфирно-зефирных существ
всегда следил за другим: все ли в порядке? в безопасности? не нужна ли помощь?
Ненавязчиво и незаметно, так, чтобы никто никогда не узнал. Но ощущать спиной чужой
внимательный взгляд, ощутить в толпе спешащих людей надежную руку, знать, что кого-
то может расстроить твоя смерть… непередаваемое ощущение, особенно для тех, для
кого это и значить ничего не должно.
Поэтому Азирафаэль давно ни о чем таком не думал. Он привычным движением поднял с

пола опрокинутый стеллаж и закашлялся, разгоняя ладонью взметнувшуюся пыль и
осыпавшуюся штукатурку. Книги валялись под ногами, некоторые распахнулись во время
падения, и страницы смялись. Ангел печально покачал головой и вздохнул, опускаясь
на колени. Колдовать над книгами не хотелось, плакать — не позволял статус. Поэтому
Азирафаэль принялся осторожно — словно раненых Эдемских птиц — собирать их,
придерживая под обложку обеими руками.
Владелец книжного магазина придумал, как защитить его от бомбежки — маленькое чудо
для отвода глаз — но взрывные волны от падений снарядов рядом и от рушащихся домов
снова и снова сотрясали маленький магазинчик, книжные стеллажи падали друг на
друга, сбрасывая с себя заботливо расставленные книги, как дерево листья по осени.
Если Азирафаэль был внутри, то успевал придержать один-два шкафа и подставить крыло
под красивую старую вазу, которую привез из Парижа. Тогда в побелке были не только
пол и книги, но и сам хозяин. Еще несколько часов Азирафаэль щеголял по залу с
покрасневшим носом и никак не мог перестать чихать.
Бомбежка была совсем недавно. Недалеко от магазина догорала перевернутая машина,
свет от огня слегка проникал сквозь мутные витрины, тени плясали на стенах. Ангелу
не нужно было зажигать лампу, чтобы видеть фронт работы, да и рисковать не хотелось
— привлекать чужое внимание сейчас было совсем некстати. Азирафаэль поднял с пола
небольшой осколок потолка и легким движением вернул его на место, после чего
потянул на себя второй стеллаж, завалившийся на стену. Тот с хрустом встал на
место, вторая и третья полки печально скрипнули. К этим звукам ангел уже привык.
Каждый раз терпеливо и настойчиво прилаживал отбитые углы и сломанные полочки,
словно вправлял искалеченные конечности.
Над входной дверью приглушенно брякнул колокольчик. Азирафаэль выходить из-за

стеллажей не спешил, только нахмурился слегка, прислушиваясь к шуму. Дверь с тихим
хлопком закрылась, а нервный колокольчик кто-то нетерпеливо сжал рукой, заставляя
замолчать. На противоположную стену падала чужая вытянутая тень. Человек был
нескладный и очень худой. Судя по тени, он привалился к дверному косяку и, похоже,
не собирался проходить дальше.
— Ну и бардак у тебя здесь, Ангел, — послышался очень уставший, но такой знакомый

голос. — Почти как дома.
— Дома? — Азирафаэль, у которого мгновенно отлегло от сердца, выступил на свет.
Хотя, это было совершенно не нужно, ядовитые глаза с вертикальными узкими зрачками
прекрасно видели его и в полном мраке — слишким ярким было свечение чужой
благодати. Она была очень теплой, как лучи летнего солнца — убаюкивала замученного
суетой демона. Бывало, Кроули млел от нее, становился ленивым, практически пьяным.
— Ну, знаешь… — демон неопределенно дернул плечом. — Дома. Только пахнет намного
лучше.
— Буду иметь ввиду, — Азирафаэль совсем не хотел спорить, глупо было тратить на это
время.
Времени им всегда не хватало.
— Давно не виделись, — губы демона расплылись в улыбке. — Азирафаэль.
— Дорогой мой, — поприветствовал его ангел и коротким движением задвинул

завалившийся в проход стеллаж.
Он хотел сказать что-то еще, спросить о делах, предложить отдохнуть но… что-то
тревожило, свербило где-то в затылке, настойчиво и раздражающе, как крошки в
одежде. Азирафаэль сначала постарался прислушаться к звукам снаружи, потом
принюхался для надежности. Демон, замерший у двери, был в темном плаще, больше
похожим на обрывок тента или палатки. Кроули стоял чуть криво, согнувшись на одну
сторону. Сначала ангел подумал, что опасный и вероломный змей ранен, что он прячет
искореженную конечность. Но от гостя не пахло кровью. В нос бил запах гари, страха
и отчаяния. Ужасная смесь, которую Азирафаэль очень не любил. Слишком яркими были
воспоминания, картинки мелькали перед глазами.
— Ты в порядке? — растерянно спросил ангел, с силой сжимая ладони, чтобы не

потянуться к своему гостю, не проверить самостоятельно.
Кроули улыбнулся уголками губ. Он прекрасно знал, что Азирафаэль почувствует

неладное. Демон был абсолютно уверен в своем ангеле, ни на секунду не сомневался.
Иначе бы никогда не нарушил столько правил, не шел бы снова и снова под белоснежное
крыло, не терпел бы нравоучительный тон и бесконечные безобидные причитания.
Кроули не успел даже рта раскрыть, чтобы ответить, а на лице напротив сменилось
сразу несколько эмоций: растерянность, удивление, неверие и волнение. Демон
запрокинул голову, ударяясь затылком о дверной косяк. Он так вымотался за последние
несколько дней, что сотрясать воздух бесполезными словами не было сил. Азирафаэль и
так понял, что же было не так, что его так тревожило.
Кроме мерного стука сердец ангела и демона — вернее, заимствованных и казенных тел
— он слышал еще одно: очень быстрое и тихое. Оно то замедлялось, будто хозяин
задерживал дыхание, а после вновь ускорялось, срывалось на бешеный темп.
Словно в подтверждение его слов, демон у дверей нелепо покачнулся и едва не упал, а
из-под плаща послышался плохо сдерживаемый хриплый кашель.
— Кроули? — тревожная морщинка появилась между выразительных бровей, и демон очень

медленно выдохнул, любуясь ей.
— У тебя найдется кипяток и немного хлеба? — страшные и опасные глаза сверкнули,

отразив пламя пожара. — И чуть-чуть чуда, можно даже подержанного.
Кроули повернулся и осторожно приподнял полу накидки, а из-под нее на ангела

взглянула маленькая испуганная девочка. Она вцепилась обеими руками в рубашку
демона, уткнулась ему в спину: на секунду она подняла голову и тут же снова
спряталась. Ее когда-то русые волосы были в грязи, как и щеки. Старое платье давно
требовало замены, юбка расходилась по швам. Острые коленки были разбиты и покрыты
пылью. Девочка была босая и очень худая.
Демон хотел было что-то сказать, но малышка снова зашлась кашлем. Она старалась
заглушить его, уткнувшись лицом в спину Кроули. Тот снова покачнулся, как делал уже
несколько раз. Он не был ранен, он прятал за спиной ребенка.
— Ох, Святые небеса! — тут же запричитал Азирафаэль, а Кроули раздраженно зашипел,

втягивая голову в плечи. — О, перестань!
Ангел быстрым и уверенным шагом приблизился, опустился перед малышкой на колени и

ласково улыбнулся. Синие глаза засияли изнутри тем самым удивительным светом, от
которого Кроули предпочитал прятаться за очками. Слишком желанным он был.
— Здравствуй, маленькая Мисс, — Азирафаэль протянул ей руку. — Как тебя зовут?
Девочка дернулась за Кроули, едва не свалив его на себя.
— Тише, тише, — демон положил худую ладонь на ее макушку. — Все хорошо, Абигейл.
Это мой друг. Он нам поможет.
— И Нилу? — голос малышки был очень сиплым, она говорила и морщилась от боли в
горле.
Кроули перевел взгляд на застывшего на корточках ангела. Азирафаэль также в упор

посмотрел на демона. И понял вдруг, совершенно неожиданно понял, что тот спрашивал
разрешения. Кроули стоял в дверях и не решался зайти внутрь, потому что ждал, что
друг прогонит их обратно в ночь. Азирафаэль на целую секунду был готов обидеться,
но другая мысль сбила его с настроя: Кроули был готов, что их выгонят, потому что
уже сталкивался с этим. Кто знает, куда еще он успел податься с больным ребенком —
и, судя по всему, не одним — и сколько раз их спустили с лестницы, закрыли дверь
перед лицом.
Обычно ехидный и самодовольный демон выглядел так, будто обошел весь земной шар
пешком за одну ночь.
— Соблазняю людей лишиться последних запасов еды, — Кроули потерся затылком о

выступ и снова попытался усмехнуться, но вышло совсем жалко.
— Где остальные? — напряженно спросил Азирафаэль, поднимаясь на ноги.
Он шагнул к демону и провел пальцами по рыжему затылку, легко залечивая неприятную

рану от осколка. Кроули благодарно улыбнулся и мотнул головой в сторону улицы.
— Прячутся недалеко, — прошептал он одними губами.
— Хорошо, — Азирафаэль повел плечами и щелкнул пальцами, в зале незаметно вещи

встали на свои места, книги встали на полки в хаотичном порядке. — Я соблазнился,
мой дорогой. Веди их.
Кроули смотрел на него, запрокинув голову, изучал его несколько секунд молча.
Азирафаэль выдержал этот взгляд, только слегка прищурился, пламя пожара на улице
слепило.
— Абигейл, — позвал Кроули, не отводя взгляда. — Побудь здесь, а я схожу за

остальными, хорошо?
Девочка замотала головой, обхватила для надежности демона руками, крепко стискивая.
Приступ кашля снова сотряс ее маленькое тело. Кроули зажмурился, собираясь с
силами, и оттолкнулся от двери, чтобы повернуться к ребенку.
— Малышка, я никуда не денусь, — позвал он, опускаясь перед ней на одно колено. — Я
только приведу остальных, пока их не нашли.
— Я с тобой, — начала спорить она сипло.
— А ты пока с Мистером Феллом подготовишь все, чтобы Нил смог лечь, — предложил
демон, в его голосе мелькнули знакомые рабочие нотки.
— Взрослые обманывают, — сурово сказала Абигейл, не опуская рук. — Папа сказал, что
вернется.
— А я не взрослый, — змей подмигнул девочке и с усилием заставил ее отпустить

рубашку.
— Определенно, — улыбнулся Азирафаэль и помог Кроули одернуть непонятной формы

плащ.
— Запри дверь, — бросил через плечо демон, его пальцы на мгновение коснулись
запястья ангела.
Абигейл, заметив это движение, потянулась и взяла Азирафаэля за руку, крепко сжимая
ее.
Снова брякнул дверной колокольчик. Кроули цыкнул раздраженно, и колокольчик замолк

послушно из-за двух незаметных ударов крыльев: белых и черных.
Кроули вернулся спустя четверть часа с ребятами. Их было четверо. Старшему —

примерно двенадцать. Он крепко прижимал к груди книжку, замотав ее в старую куртку.
Это оказался сборник сказок, которые им с сестрой читала мама. Его младшая сестра
была безумно похожа на своего брата: серые, слишком взрослые глаза, курносый нос,
русые волосы. Барни и Мел — представил их Кроули, когда укладывал бледного
восьмилетнего мальчика на скрипучую кушетку.
Нила терзала лихорадка, он поверхностно дышал и часто облизывал сухие губы.

Азирафаэль, не говоря ни слова, оказался рядом с кушеткой, положил осторожно ладонь
на горячий лоб, склонился совсем низко, почти касаясь губами темных волос мальчика,
и что-то зашептал. Демон, на всякий случай, отступил подальше, даже стул для
верности между собой и ангелом поставил. Абигейл же наоборот, сидела на полу
близко-близко и держалась за темную, заношенную подтяжку Азирафаэля. На шею девочке
ангел успел повязать старый шарф, а саму малышку замотать в теплую кофту, которая
нашлась в шкафу. На ногах Абигейл грохотали тяжелые сапоги, что были размером почти
с половину малышки.
Мел держала за руку самого младшего мальчика, который едва-едва научился ходить.
Его Кроули нашел в обломках здания. Парень кричал истошно, захлебывался плачем, но
на нем не было ни царапинки. Имени у мальчика не было, и узнавать было не у кого.
Абигейл называла малыша Пинг, Барни произносить это отказывался и заменил своим
суровым: “Эй, ты”.
Пинг, Эй ты — или как окрестил его про себя опасный вероломный демон — Левай
попытался уронить на себя стул, что служил сомнительной защитой от чужой благодати.
Кроули шагнул вперед и перехватил ребенка, удержал за вздернутые вверх ручки и
развернул на месте, направляя в другую сторону. Левай Пинг довольно взвизгнул и
затопал уверенно к стеллажам. Кровожадный демон, согнувшись в три погибели,
послушно шел следом и удерживал от обидного падения.
— Эй, — позвал Барни, когда Левай привел демона обратно к людям. — На сколько нам
можно здесь остаться?
Кроули скривился. Этот вопрос мальчик задавал каждый раз, когда их куда-то пускали.
Ответы всегда были почти одинаковыми: “до утра”, “пара дней”, “поешьте и
убирайтесь”. Пинг что-то пропищал сам себе под нос, поджал уставшие ноги и повис на
руках своего демона-хранителя, заставляя того ощутимо охнуть.
— Нилу нужно как минимум несколько дней, чтобы окрепнуть, — Азирафаэль оказался
рядом бесшумно, придержал Кроули за плечо, чтобы тот не клюнул носом вслед за своим
подопечным. — Не стоит его дергать с места на место.
— Нам… — Барни растерянно заморгал. — … нам можно остаться так надолго?
— Конечно, — Азирафаэль нагнулся и подхватил ребенка, Левай довольно засмеялся и

тут же потянул ангела за кудряшки. — Поможете мне порядок навести?
Барни приосанился и протянул ладонь, дав свое честное слово. Азирафаэль покачал
головой и пожал ее, придерживая вырывающегося ребенка свободной рукой. После дети
скучковались вокруг Нила, что впервые за несколько дней пришел в себя. Мальчик был
все еще слаб, но он улыбался друзьям, а особенно — Абигейл, которая всячески делала
вид, что ей совсем не интересно с ним сидеть. Но Мел на свое место не пустила.
— Как ты? — Азирафаэль подошел к демону, который притаился в темноте в углу,

пронизывая небеса злым напряженным взглядом.
— Я не мог их бросить, — практически огрызнулся Кроули, скорее в ответ на свои

мысли, нежели злясь на вопрос ангела.
— Да… — тот не смог сдержать понимающей улыбки, которая почти за шесть тысяч лет
вошла в привычку. — Ведь именно об этом я и спросил.
Кроули бросил через плечо на него взгляд, от которого любой обычный человек умер бы
от страха. Но Азирафаэль не был человеком, он и ангелом-то обычным был с очень
большой натяжкой, поэтому вместо мгновенной смерти от страха положил руку на чужое
плечо. Спина демона была напряженной, мышцы почти каменными. Даже сквозь темную
рубашку были заметны выступающие лопатки. Тяжелое было время, не только для людей.
Большая часть их братьев ушла на время, бросив покрытую огнем войны землю. Братья
всегда уходили, а Кроули и Азирафаэль — оставались.
— Их дома разрушил Блиц, — змей видел в отражении витрины тусклый отсвет лампы,
которую Барни для верности накрыл своей дырявой курткой, видел напевающую
колыбельную Абигейл, спокойную улыбку Нила. — Семьи погибли. Пару ребят я смог
пристроить, но…
— Но никто не хочет кормить чужих детей, — Азирафаэль хотел было сначала щелкнуть
пальцами, но передумал: он взял из миски с водой кусок ткани, и, наклонившись
вперед, провел по щеке демона, стирая присохшую грязь.
— Хорошие мысли приживаются в их головах намного труднее, да? — Кроули не двигался,

только голову чуть отклонил, открывая шею.
У ангела горло свело от того, как спокойно тысячелетний змей это сделал, словно они
не были в сущности заклятыми врагами. На темной коже почти не видны были рыжие
веснушки, которые еще пару лет назад были щедро рассыпаны на плечах демона. Но
солнца сейчас было слишком мало, а боли и разочарований — много. Азирафаэль
промолчал, но продолжил осторожно оттирать сажу.
— Страх — плохой советчик, дорогой мой, — уверенно сказал ангел и обмакнул тряпку в
остывшую воду. — Он заглушает голос их душ.
Кроули повернулся к нему всем телом, хотел сказать что-то — то, что рвалось из
глубины его души — но не успел. Высоко в небе послышался знакомый гул. До ужаса
знакомый гул, от которого в жилах застывала кровь. Абигейл тихо вскрикнула, оборвав
свою песню.
— Туши лампу, туши! — замахал руками Барни, указывая сестре на источник света, а
сам подбежал к кушетке и потянул Нила на себя за протянутую руку. — Пойдем, брат.
Держись за меня!
Кроули дернулся к ним — как делал уже сто раз — и машинально потащил за собой
Азирафаэля, вцепившись в его запястья горячими, судорожно стиснутыми пальцами. Стул
с грохотом упал, заставив каждого в зале вздрогнуть. Свет погас.
— Сюда, сюда, — шипел демон, подхватывая малыша на руки.
Левай не плакал, только крепко держался маленькими кулачками за отвороты рубашки

Кроули, Мел помогла усадить слабого Нила поближе к нему. Барни сел с другой
стороны, закрывая младших собой. Азирафаэль почувствовал, как горько стало на душе
в эту секунду. Слишком отработанными были чужие движения, слишком уверенно
действовал двенадцатилетний мальчик, который и знать ничего не должен был о
бомбежках.
Ангел опустился около плеча своего старинного врага. Пинг потянулся к нему, чтобы
ухватиться для верности и за короткую забавную кудряшку у виска. Азирафаэль склонил
для этого голову, практически укладывая ее на Кроули. Тихий шелест заполнил комнату
одновременно со звуками сирены, оповещающей об очередной бомбежке. Запах пыли и
побелки перебил совсем другой — очень уютный, безумно родной. Пахло травой после
летнего дождя, спелыми яблоками, прогретой солнцем землей. Дети жались друг к другу
тесно, вплотную, взявшись за руки. Побелевшие от страха губы шептали молитвы —
криво и неумело, как успели подсмотреть у взрослых.
Чужая благодать на секунду обожгла щеку, и Кроули зажмурился. Перья больших

кремовых крыльев щекотали ему шею. Левай тут же потерял всякий интерес к кудряшкам
ангела, к рубашке демона. Он тянул обе руки за спину Кроули, пытаясь дотянуться до
широких пушистых перьев. Достать он никак не мог, поэтому нетерпеливо ерзал, толкал
круглыми коленками демона под ребра.
Стеллаж в другом конце комнаты опрокинулся, книги рассыпались по полу. Дверной
колокольчик дернулся из стороны в сторону. Большие крылья затрепетали, будто от
порыва сильного ветра. Но ни криков, ни взрыва, ни грохота… Ничто не донеслось до
них, сидящих посреди книжного магазина.
— Промахнулись? — свистящим шепотом спросил Барни, не открывая глаз.
— Что-то вроде того, — подтвердил Кроули, хотя отчетливо видел, что очередная бомба
упала в дом всего в нескольких десятках метров от них.
По виску Азирафаэля скатилась едва заметная капля пота. Демон потянулся и смахнул
ее согнутым пальцем. Подушечка большого пальца провела по бровям, разглаживая
тревожную морщинку между ними.
— Сегодня наш ангел-хранитель с нами, — усмехнулся Кроули, щурясь от света

благодати своего друга.
Нила положили обратно, укрыли для верности несколькими одеялами и курткой Барни.
Мел забралась к нему и устроилась между названным братом и жесткой спинкой, Абигейл
— с другой стороны, неудобно свесив ногу до самого пола. Старший парнишка украдкой
рассматривал упавшие книги, бережно гладил их пальцами по переплету, поднимал по
одной и разглаживал замявшиеся страницы.
— Я слышу плач, — коротко бросил Кроули, передавая задремавшего Левая на руки

Азирафаэля. — Совсем недалеко, в паре домов отсюда.
— Думаешь, кто-то выжил? — тихо спросил ангел, удерживая ребенка одной рукой;
второй он снова одернул чужой плащ, избитый с одной стороны рваными дырами с
темными следами по краям.
— Не знаю, — нервно дернулся демон, надевая треснувшие очки, после чего повернулся
лицом и его плечи ссутулились. — Не знаю, Ангел.
— Иди, — улыбнулся светло Азирафаэль, провожая до дверей, но у самого выхода

придержал за локоть. — Эй, я за ними присмотрю, не переживай.
Кроули усмехнулся — легко, как бывало раньше — мимолетно коснулся пальцами лба
Пинга и выскользнул в ночь. Ангел придержал пальцами нервно дернувшийся
колокольчик, после чего положил ладонь на стекло, словно пытался спрятать между
пальцев уменьшающуюся с каждой секундой фигуру.
— А за тобой кто присмотрит…
За его спиной Барни осторожно поднял стопку книг и положил на уцелевшую полку. Утер
локтем лицо от пыли, одернул грязную отцовскую рубашку и посмотрел на хозяина
магазина. Обойдя шкафы, мальчик подошел и осторожно подергал Азирафаэля за
подтяжку.
— Вы с ним друзья? — на ангела смотрели серые, очень-очень серьезные глаза.
Азирафаэль почувствовал себя слишком старым, уставшим и измученным. Сердце билось о

ребра быстрее, чем должно было, а крылья дрожали от желания броситься следом.
— Возможно, — выдавил он из себя, глядя в абсолютную темноту снаружи. — Когда-

нибудь.
Где-то далеко начался дождь, поток воды обрушился с небес на землю. Разворачиваясь
спиной к дверям ангел подумал, что Кроули снова без зонта и обязательно промокнет.
Потому что так далеко его крылья не достанут.
По крайней мере пока.
========== Day 77. Фуникулер ==========
Комментарий к Day 77. Фуникулер

Алоха, мои чудесные ^^
У меня тут случился Неписец. Полный и отчаянный. Не знаю, что сказывается так
сильно, но я просидела за этим днем несколько недель, переписывая его снова и
снова. Все было просто ужасно. Я действительно не могла ничего с этим поделать.
Только заставлять себя садиться снова и снова.
К тому же, я снова разбила ноутбук. Поэтому, чудесные мои! Если найдете какие-то
очепятки и ошибки, выделите их, пожалуйста ^^ Вы сделаете этот мир светлее и лучше!
Но вот в итоге получилось что-то, что меня более-менее устроило. Надеюсь, Вам
понравится. Сижу, скрестив пальцы. И очень боюсь нажимать кнопку "Добавить
часть".
тема 76 дня: фуникулер
Вот так странно да. Но это дал рандом, кто я такая, чтобы с ним спорить? ^^
У меня была такая туча идей. Начиная от банального рейтинга, заканчивая очень
трагичным стеклом со смертью. Меня штормило во все стороны...
В итоге: Кроули/Азирафаэль из вселенной с потерей поспоминаний.

Романика, h/c, ER, любовь.
Я хотела вспомнить, как сильно я влюблена в их любовь. И напомнить Вам.
Песня к части: Сплин - Солнце взойдет
Приятного Вам чтения, удивительные мои.
C любовью,
Ваша Хори Хаул.
PS. Спасибо за Ваши комментарии. Я обязательно выберу день - надеюсь на этой неделе
- и отвечу на них. И если у Вас есть вопросы по работе - по сюжету или событиям, то
лучше пишите их в ЛС, так я отвечу Вам намного быстрее. ^^
"Пусть вода. Пусть везде вода.
Пусть вода во всем.
Мы вдвоем. Мы с тобой вдвоем
Все переживем."
Что по Вашему мнению самое важное и ценное в отношениях двух, совершенно разных и
чужих друг другу людей? Что заставляет тех, в чьих венах течёт не родственная
кровь, бросаться в объятия незнакомца, отрекаясь от всего на свете сразу, скопом,
на всякий случай? Почему случайно пойманный в толпе взгляд темных глаз рушит всю
жизнь, а после — выстраивает на пепелище что-то новое, чудесное и волшебное? Можно
сказать, не задумываясь, такое громоздкое «любовь». Можно, но разве можно одним
единственным словом — шестью буквами — описать все то, что происходит между двумя
людьми, когда сплетается совершенно новая история, какой ещё ни разу не было? Мне
кажется, что нельзя. Любовь — это что-то, чем занимаются люди с того момента, как
сделали первый вдох, и до последней секунды, когда стекленеет их взгляд. Мы творим
любовь каждую секунду, с каждым ударом сердца — в ней нет ничего особенного и
волшебного. Но когда вдруг два сердца ударяют впервые одновременно, синхронно…
Это так сладко, что душа дрожит где-то внутри от осознания всепоглощающего счастья,
но одновременно с этим… Обратная сторона этого волшебства — ноющая боль, которую
невозможно заглушить никакими словами, обещаниями, мечтами или принципами. Когда
ладони касаются чужие горячие пальцы, когда они переплетаются с твоими, когда это
прикосновение становится единственным, что может принести в потрепанное сердце
покой — эта боль проникает в тебя и становится неотъемлемой частью. Это обычное
дело, и по сути — не такая уж и большая цена за то, чтобы кто-то грел щеку по ночам
теплым дыханием, сушил твои мокрые волосы большим махровым полотенцем, подставлял
под уставшую дрожащую руку чашку с кофе и крепко обнимал в те моменты, когда весь
мир вдруг надумает обрушиться на голову. Эта боль помогает находить в себе силы,
чтобы бороться, чтобы терпеть все удары судьбы, чтобы тихий всхлип где-то глубоко
внутри обратился в оглушительный яростный крик.
Эта самая светлая боль, что помогает почувствовать себя живым.
— Еще раз, что мы делаем в Китае? — Кроули перегнулся через перила, чтобы глянуть в
овраг, протянувшийся с одной стороны от лестницы. — И почему мы уже почти час стоим
в очереди?
— Потому, что я вытянул длинную соломинку, мой дорогой, — Азирафаэль поправил

широкополую шляпу с яркой красной лентой и утер рукавом пот со лба. — А еще ты
должен мне дюжину желаний. И подарок на Рождество.
Кроули сморщился и резко выпрямился. Короткие алые пряди задорно подпрыгнули и

упали на лоб. На нем была обтягивающая черная футболка с большим белым иероглифом
на груди и змеями на рукавах. Темный пиджак демон хотел выбросить по дороге на
склон, где-то между 50-70 ступеньками, но Азирафаэль отобрал его и заботливо убрал
в свой рюкзак. В дизайнерские дырки на штанах виднелись острые загорелые коленки.
Кроули было жарко — солнце припекало нещадно из-за темной одежды — вокруг было
слишком много шумных людей. Они пихались локтями, громко вскрикивали и смеялись,
делали селфи на фоне далеких гор.
— Ты же можешь перенести нас к вершине Тяньмень за несколько секунд, ангел, — демон

поднялся еще на несколько ступенек и уперся в спину полного туриста из Америки.
— Но ведь тогда будет не так интересно! — синеглазый ангел протянул руку и прижал
бутылку с прохладной водой к щеке спутника, а потом прижался к плечу демона своим.
Кроули покосился на него, и черные очки сверкнули в ярких лучах солнца. Его
раздражало все вокруг, но… За последние несколько месяцев его ангел испытал столько
эмоций: пробудившиеся воспоминания, чувство вины, злость, облегчение. Азирафаэль
был похож на воздушный шарик — еще чуть-чуть, и он лопнет с громким хлопком. Он
хотел рассказать все Габриэлю, но до сих пор так и не решился. Но заставил Кроули
устроить ему встречу с Вельзевул. Ангел и демон разговаривали недолго, закрывшись в
оранжерее. Кроули жуть как хотелось подслушать — любопытство движущая сила
человечества, ладно? — но что-то во взгляде демона заставило передумать. Вельзевул
не смотрел на ангела. Стоял напряженно, обхватив себя руками за плечи. Азирафаэль
говорил что-то, и его брови тревожно изгибались. Испортив любимый ковер ядовитым
плевком, Кроули ушел на кухню и кошмарил равнодушный кактус. Тот в ответ скинул
пару колючек, но большего добиться не удалось.
Если эта глупая поездка в Китай, часовая очередь на канатную дорогу и Небесные
Врата Тяньмэнь все-таки смогут отвлечь Азирафаэля от его тревожных мыслей, то
Кроули поселится на этой проклятой горе. И будет скакать по ней самым неутомимым
козлом. Отрастит себе рога больше, чем у местных авторитетов и завоюет звание
вожака.
Демон снова украдкой глянул на своего спутника. У ангела блестели синие довольные
глаза, а на скулах проступил едва различимый румянец предвкушения. Кроули не
удержался, и дернул Азирафаэля за маленькую непослушную кудряшку: чуть оттянул ее и
отпустил, чтобы та невесомо ударилась о висок. Азирафаэль повернулся к неугомонному
змею и улыбнулся еще шире.
— На вершине горы есть храм династии Тан, который сохранил дух той эпохи и
“стеклянная тропа”, — ангел прижал к груди новенький путеводитель, который Кроули
предложил элементарно утащить из ларька, за что получил укоризненный взгляд и целую
лекцию о правилах покупки книг.
Демон не хотел это говорить вслух, но был абсолютно уверен — поездка была задумана
исключительно ради этого журнальчика. Все остальное лишь отвлекающий маневр.
— Вообще, — Кроули глянул на канатную дорогу, которая уходила далеко в сторону гор
и в какой-то момент ныряла прямо в белоснежные облака. — Я думал, что мы стараемся
держаться подальше от Небес.
— Дорогой мой, на самом деле, это конечно никакие не “Небесные врата”, —

снисходительно объяснил ангел.
— Да что ты… — Кроули почувствовал, как у него начал крошиться правый клык.
— А если что, то я не дам тебя в обиду, — уверенно отрезал Азирафаэль и смахнул с

плеча спутника невидимую пылинку. — Больше никогда не позволю им тронуть тебя.
Короткие волоски на шее демона встали дыбом. Ему показалось, что воздух начал
трещать от электричества. Вдалеке, в тяжелых облаках, загрохотало. Кроули пальцем
спустил очки на кончик носа и глянул на синеглазого ангела, но тот выглядел
совершенно безобидно. Демон вдруг некстати вспомнил, во что превратилась его
квартира после неконтролируемого всплеска чужой благодати. И как следующие
несколько дней он сам спотыкался обо все выступающие предметы, пока глаза не
восстановились.
— Смотри, наша очередь! — Азирафаэль отвлек его от размышлений, потянув за руку.
Большая круглая кабина фуникулера распахнула перед ними двери. Внутри были низкие
сидения, окна тянулись от их спинок до самой крыши. К канату ее крепила большая
металлическая ножка. Азирафаэль потрясенно ахнул и шагнул внутрь, сверкая синими
глазищами во все стороны. Кроули скривился, глядя на пропасть под своими ногами, но
все-таки зашел следом. Но прежде, чем к ним смогли присоединиться остальные
туристы, дверь словно по-волшебству закрылась. Ну, не по-волшебству…. По щелчку.
Короткое движение подбородка заставило фуникулер начать подъем, оставив позади
возмущенных людей и растерянно озирающихся работников станции Чжанцзяцзе.
— Кроули! — одернул друга ангел, когда обернулся на шум и понял, что произошло. —
Нельзя же так!
— Почему? — демон прошел по кругу, меряя кабинку шагами, после чего опустился на
один из диванчиков и снял наконец очки.
— Это… — Азирафаэль уже набрал в грудь воздуха, чтобы перечислить все — наверняка
очень важные — причины, но вероломный демон поймал его за руку и посадил рядом с
собой, вплотную прижимаясь бедром.
— Ангел, сколько длится подъем? — перебил Кроули и попытался выхватить

путеводитель.
— Сорок минут! — Азирафаэль отвел руку в сторону раньше и все еще пытался выглядеть
сердитым, но синие глаза смотрели ласково.
— Я бы съел того смеющегося над любой шуткой мужика, — демон показательно щелкнул
зубами. — А вместо того, чтобы ругать меня — лучше посмотри в окно.
Там действительно было на что посмотреть. Под ними раскинулась огромная долина, по
которой петляла из стороны в сторону дорога. Всего она насчитывала девяносто девять
поворотов. Маленькие и большие горы тут и там: какие-то были едва различимы, а
другие возвышались над маленькой кабинкой фуникулера. Чем выше они поднимались, тем
ближе были облака. Они набухли, словно мягкая вата, и совсем скоро собирались
проглотить настырных людей.
Азирафаэль приник к стеклу, положив на него одну ладонь. Другой рукой он листал
путеводитель и сверялся с какими-то статьями. Кроули не чувствовал такого
воодушевления, но даже его впечатлил открывшийся вид. Не до такой степени, чтобы
развернуться к окну лицом, но демон честно запрокинул голову и глядел через плечо.
— Любопытно. Я и не думал, что получится так здорово… — задумчиво протянул Кроули,

постукивая носком ботинка по металлическому полу.
— Что? — Азирафаэль оторвался от попытки угадать, где какая гора, и удивленно

посмотрел на спутника.
— Когда мы начали растить эти горы, они были совсем маленькие, — демон улыбнулся
уголками губ. — А потом как-то не было времени заехать.
Кроули все-таки повернулся и нахмурился, вглядываясь в даль. Через пару секунд он

усмехнулся и ткнул длинным пальцем в стекло, указывая на вершину горы.
— Вон, видишь? Вон там дырка в горе, которую люди назвали “Небесными вратами”?
Словно ее Хастур прогрыз на нервах? — демон постучал ногтем по окну. — Я уронил
часть горы, которую держал. Вельзевул мне потом лет двести пытался отгрызть руки за
эту оплошность. Чёртов перфекционист.
— Вельзевул? — недоверчиво переспросил Азирафаэль.
— Ну сейчас и не скажешь. Но когда-то его бесил любой беспорядок. Наверное, у него

разыгралось ПТСР после случившегося.
Кроули сел обратно на диван, но ангелу вдруг перестал быть интересен пейзаж.
Азирафаэль смотрел не моргая на змея.
— Ангел, — позвал Кроули настойчиво.
— Почему ты уронил часть горы? — Азирафаэль положил путеводитель на диванчик и

хотел было сесть рядом, но демон перехватил его руки и усадил на свои колени, лицом
к лицу.
Ядовитые глаза завораживали ангела, в них отражалось солнце. Кабинка фуникулера

достигла низких облаков и нырнула в их объятия. На секунду появилось ощущение,
будто они попали в густое молоко или провалились в сугроб. Но облака пропустили их,
и кабина вынырнула в небо.
— Потому, — Кроули держал обе руки ангела в своих, безумно горячих. — Что один
прекрасный синеглазый ангел собирал упавшие с небосвода звезды, смеялся и делал
все, чтобы отвлечь меня от работы.
— Я и не думал!.. — Азирафаэль сбился и потрясающе покраснел скулами.

Кроули не удержался и покрыл их невесомыми легкими поцелуями.
— Эй… Это было чудесно, — Кроули положил ладонь на шею ангела. — Ты вдохновлял
меня.
Черты лица демона смягчились. Складка между бровей расправилась, в уголках глаз
собрались мелкие морщинки. Кроули улыбнулся и прижался своим лбом к чужому,
смешивая их дыхания.
— Ты вдохновляешь меня, Ангел. Уже шесть гребаных тысяч лет.
Где-то на горизонте сверкнула далекая молния. До них гром докатился едва-едва, лишь
эхо, ненавязчивый мираж.
Азирафаэль открыл рот, пытаясь выдавить из себя хоть слово. Его горло сдавил спазм,
лишая возможности нормально дышать. Как мог презренный демон, которого все правила
требовали порицать и ненавидеть, быть таким… настоящим и правильным? Вся благодать
Азирафаэля тянулась к змею, крылья дрожали от неудержимого желания обнять Кроули
ими, окружить тем светом, которого он заслуживает. Действительно заслуживает.
— Может быть, я однажды даже починю эту гору, — Кроули хмыкнул себе под нос, не
отпуская ангела от себя. — Починим ее вместе.
— Вообще-то, — Азирафаэль вернул улыбку и погладил демона по щекам. — Это священное

место.
— Ну так ведь я демон. Моя работа — портить священные места, — несостоявшийся

архитектор сверкнул желтыми глазами и, наконец, поцеловал своего ангела, согревая
его губы своими.
Азирафаэль был холодным, словно не мог согреться. В сравнении с демоном, который

обжигал своими касаниями. Кроули запустил руки под светлую рубашку ангела, сбивая
футболку под ней.
— Дорогой мой, — Азирафаэль уперся в плечи любовника двумя руками. — Мы не будем

делать этого здесь.
— Ангел мой, ты — ханжа, — Кроули умел — за шесть тысяч лет прекрасно научился —
различать, когда Азирафаэль говорит серьезно, а когда просто для вида.
Поэтому демон, не испытывая никакого малейшего желания быть испепеленным чужим

гневом, устроил обе ладони на чужой пояснице и положил голову на плечо. Азирафаэль
получил возможность и дальше любоваться видами снаружи, а Кроули — подремать
немного в свое удовольствие.
Фуникулер добрался до вершины в срок. Группы туристов бродили по

достопримечательностям, гиды рассказывали о горе, о “Небесных вратах”, о храме.
Кроули же в свою очередь очень тихо шептал на ухо ангелу то, как все было на самом
деле, заставляя того сдавленно смеяться и закрывать путеводителем лицо.
Дыра в горе и правда была впечатляющая. Кроули, увидев ее вблизи, растерянно

посмотрел на свои руки, прикидывая, сколько же он умудрился на самом деле испортить
каменной породы в тот далекий день. Крики Вельзевула вдруг перестали казаться
такими уж и необоснованными.
Когда их группа подошла к “стеклянной тропе”, Кроули неожиданно для себя ощутил
головокружение. Под ногами, казалось, не было ничего, кроме облаков. Бездонная
пропасть и куски неба. У демона к его собственному удивлению задрожали пальцы.
Перед глазами вдруг ярко вспыхнула “та самая” пропасть, которая разделила его
пополам. Крылья прошила фантомная боль, словно они все еще горят. Когтистая лапа
страха сжала то, что было у Кроули заместо сердца. Сжала и почти вырвала, вместе с
клеткой из ребер.
Но прохладные пальцы Азирафаэля коснулись его, переплелись с ними.
— Дорогой мой, ты не против? — ангел второй рукой для верности обнял любовника за
плечо. — Эта тропа такая…
Кроули выдавил из себя улыбку — она получилась на редкость кривая и фальшивая.
— Ангел, неужели ты боишься?..
— Не говори этого так громко! — Азирафаэль втянул голову в плечи. — Это так
смущает. Я же ангел, но все же…
Ангел не выглядел испуганным. Вот ни капли. Он не испугался выйти против самого

Люцифера, ладно? Но проходившие мимо них туристы умиленно улыбались и хлопали
Азирафаэля по плечу, подбадривая. Тот благодарно кивал головой, но стоял на месте,
словно и правда боялся шагнуть дальше.
Словно это не его рука была такая твердая и сильная в тот момент.
— Ладно, — Кроули расправил плечи и оттолкнулся от каменной стены, у которой

столпились такие же испуганные люди. — Так и быть, я помогу тебе пройти на другую
сторону!
На мгновение Азирафаэль упустил свою роль испуганного туриста. Его губы украсила
искренняя улыбка, теплая и нежная. Та самая, что заставила несколько раз
рыжеволосого архангела упустить поток воды на вершине горы, когда он пытался
создать водопад. Мокрый до нитки Вельзевул тогда поклялся ощипать их обоих, если
они наконец не познакомятся. И вероятно пожаловался Габриэлю. Потому что на
следующее дежурство их поставили вдвоем — рыжего архангела и синеглазого ангела.
Идя по стеклянным квадратам, Азирафаэль не смотрел под ноги, не смотрел по

сторонам. Только на демона, сжавшего губы в одну тонкую линию.
— Когда мы вернемся, я все расскажу Габриэлю, — решился ангел.
— Все-таки хочешь? — Кроули двигался медленно, шаг за шагом, и Азирафаэль видел

краем глаза, как дрожат его крылья.
— Все, что с нами случилось… Мы сможем пережить, — ангел остановился и прижал

любовника к каменной стене, упираясь ладонями в плечи. — Но только вдвоем. Вместе.
И, подавшись вперед, Азирафаэль поцеловал Кроули, закрывая от ветра и первых капель

дождя своим телом и крыльями. На секунду им обоим показалось, что сердца их тел
замерли, остановились на долгий миг… и застучали в одном ровном ритме. И эхо этого
стука отозвалось вдалеке громовым раскатом.
И названия этому не знал ни синеглазый ангел, ни вероломный демон.
Ни сами Небеса.
========== Day 78. Лжец ==========
Комментарий к Day 78. Лжец

Алоха, мои прекрасные ^^
Вот и середина лета у нас. Такое себе лето, если честно. Меня лишили поездки на
раскопки, запланированной движу, даже тайского бокса, который я планировала начать
именно летом. Это меня печалит...
Но чем ещё лечить свою печаль и грусть, если не любовью прекрасных благих мужей? Их
тепло согревает и меня, и, надеюсь, вас тоже.
В этой истории я затронула очень близкую и тяжелую тему, постаралась вложить очень
большую часть себя. Надеюсь, что Вам она придётся по вкусу 💝
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Баал, ОЖП из вселенной работы «Стань белой птицей...»
Ангст, hurt/comfort, ER, романтика, психология
Очень мне хочется продолжить углубляться в отношения этих ребят, посмотреть на них,
узнать, как складывается их жизнь дальше.
🌟 А ещё! Этому сборнику 2 недели назад исполнился год! Я хочу сказать спасибо Вам,
чудесные котаны, за всю Вашу поддержку, за внимание к историям, за Вашу любовь к
этим прекрасным персонажам
За Вашу помощь с поиском опечаток. Это удивительно и ценно, спасибо Вам за это
огромное Надеюсь на Вас и дальше Особенно в этой части, ибо она превысила
норматив для главы хроник в 2.5 раза, а с телефона очень сложно вычитывать...
Приятного Вам чтения, чудесные мои.

С любовью,
UPD!
Ссылка на рекламу духов, про которые говорится ниже — https://youtu.be/U6ILlX6OJ1A
В одном дверном проеме похоть и желание солгать
Научился быть плохим — плохим не сложно в общем быть.
И где однажды я упал, я точно снова поднимусь.
Патроны вставлю я в ружьё и разнесу себе лицо.
Лёжа я в чужой квартире, с подогревом на полу.

Я ставлю песни старой школы, подпеваю как могу.
Я забиваю на здоровье, мне не важен даже сон.
Я трачу деньги на такси, забыл как выглядит мой дом.
Вы когда-нибудь чувствовали себя не на своём месте? Возникало ли у Вас ощущение,

словно Вы заняли чужой стул на детском утреннике в садике не вашего ребёнка? Может
быть, Вам казалось, что держите руку не своего человека? Читали во взглядах
незнакомцев на улице сомнения и недоверие — словно они догадывались, что Вы не тот,
за кого себя выдаете? Они могли бы схватить Вас за руку и вытащить из толпы, чтобы
все увидели: распахнутые от ужаса глаза, сжатые в одну линию губы, бледное лицо. Вы
чувствовали, как в автобусе спину жжёт чужой взгляд? Как часто Вам хотелось
сорваться на бег, чтобы укрыться от этого пристального внимания в узких переулках
или темных парадных? Там, где никто не сможет рассмотреть все совершенные ошибки и
опечатки в текстах Ваших мыслей. Сколько раз, заходя домой, Вы плотно прижимались к
входной двери лбом и переводили дыхание — потому что в безопасности, и теперь никто
не сможет узнать…
Никто не сможет понять, что Вы —лжец.

Синдром самозванца — удивительная штука, которая на самом деле и болезнью не
считается, но способная разрушить жизнь всего за несколько мгновений. Удачно
считается, если человек сомневается только в своих успехах — в удачных выступлениях
на соревнованиях, в грамотных сделках в бизнесе, в медалях, висящих на стене… Но
что же делать, если ты сомневаешься во всем, с самого начала: в своём имени, в
собственном отражении в зеркале, в словах, которые говоришь и в чувствах, которые
испытываешь? Если ты не просто самозванец, а пустышка и подделка, которая сломается
и рассыпается от малейшего дуновения ветра? Пусть этого никто и не видит, но ведь
ты сам это прекрасно знаешь, чувствуешь, понимаешь.
Разве есть в тебе хоть что-то настоящее?
Съемки, которые изначально должны были пройти легко и довольно непринужденно,

превратились в самый настоящий филиал Ада. Довольно редко Баал испытывала это
ужасное чувство — желание, чтобы режиссёр скорее воплотил в жизнь все свои
творческие и безумно оригинальные задумки и отпустил их. Девушка постоянно бросала
взгляд на дорогие часы, что украшали ее узкое запястье. В свете больших ламп,
расставленных по всему периметру павильонов, сверкали драгоценные камни, украшающие
циферблат. Но, какими бы шикарными не были эти часы, время быстрее на них не шло.
Стрелки двигались до зубной боли медленно. Вельзи казалось, что она провела на этой
каторге как минимум часов пять, но судя по цифрам, прошло всего два часа. Они
успели только отснять перебивки для смены планов — крупным планом глаза, стакан с
виски, расстегивающие пуговицы на рубашке пальцы, несколько проходок из одного
конца декораций пентхауса в другой.
Все было довольно безобидно первые сорок минут.
Кроули безумно шли дизайнерская чёрная рубашка с закатанными рукавами и посаженные

по фигуре брюки. Баал бы первая кинула камень — с привязанным ножом, конечно — в
того, кто бы сказал что не сходит с ума по ногам ее ведущей модели. О, таких людей
не было и быть не могло. Когда Кроули закидывал ногу на ногу, сидя в кресле или на
краю стола, от едва сдерживаемого возбуждения начинал трещать воздух, а операторы
едва не роняли тяжелые камеры. Одна из звукозаписывающих студий однажды попросила
фотографию на обложку нового диска какой-то молоденькой группы — на чистом белом
фоне, спиной к зрителю стоял Энтони, и кадр захватывал его ноги едва-едва не дойдя
до подтянутых накаченных ягодиц. Тираж дисков разлетелся едва ли не за сутки, и
пришлось выпускать ещё. Но если Вы спросите на улице, какая песня этой группы
понравилась людям больше всего…
«Они все такие интересные, очень…» — краснея, ответит Вам суровый бизнесмен с
портфелем в руках, загруженная делами многодетная мать и девочка-подросток,
опаздывающая в школу. Потому что этот диск почти никто не купил ради песен. Это был
грандиозный успех или феерический провал? Решайте сами. Но эта студия больше не
звонила в офис модельного агентства Вельзи Баал. Никогда.
Когда она привезла Энтони на съемку, он был в довольно хорошем настроении.

Приветливо улыбался съемочной группе, дал несколько автографов, позволил стилистам
поработать с его волосами. Вельзи казалось, что эта съемка будь одной из самых
удачных за последнее время. А потом на съемочную площадку вошла эффектная блондинка
с ногами от ушей и роковым взглядом, а в контракте вдруг оказалась ещё одна
строчка, которую Баал почему-то не прочитала… о наличии эротической сцены в рекламе
мужских духов. Эффектная блондинка развязала пояс на чёрном шелковом халате, и он
бесшумно упал к ее ногам. Пораженный вздох прокатился по съемочной площадке, потому
что модель была в чёрном кружевном нижнем белье. Оно безумно сексуально
контрастировало с ее белоснежной кожей, с узкой талией и круглыми бёдрами. Высокие
каблуки лишь подчеркивали стройные ноги.
Баал смотрела, как тонкий шелковый халатик падает на пол, но вместо этого видела,
как летит в бездну ее спокойствие и психика. Кроули стоял спиной к происходящему —
снимали его проходку — поэтому он ещё ничего не знал, но дорогие часы, украшенные
драгоценными камнями, отсчитывали секунды до момента, когда его лицо исказит
злость, и его поганый характер вылезет наружу. Вельзи не глядя набрала номер,
который благоразумно ввела в список быстрого вызова. Она одна с происходящим не
справится, даже пробовать не будет. Зачем заниматься тем, что у тебя не получается,
если можно уступить место профессионалу?
Э.б. тем временем пожирала Энтони глазами, предвкушая их совместную сцену. За право
сняться с Кроули в паре давно соревновались женщины и мужчины. Кому-то нужен был
пиар — если тебя допустили до съёмок с таким человеком, то с рядовым показом легко
справишься — другим хотелось впечатлений. Байки и легенды о навыках Энтони в
постели переходили из уст в уста. Сам собой возникал вопрос — что нужно было
делать, чтобы любовники на одну ночь, которых практически вышвыривали из квартиры с
утра, не ругались, а вспоминали эти скудные часы, проведённые в квартире модели, с
трепетом? Баал не хотела бы знать этого, и того, откуда ее подопечный почерпнул эти
навыки… Она однажды попробовала выпытать у него это, но в желтых глазах напротив
вдруг образовалась такая тьма, что девушка едва успела из неё вынырнуть, пока её не
затянуло с головой. Больше в эти дебри она не лезла. Инстинкт самосохранения у
Вельзи работал отлично, с самого детства.
Когда Азирафаэль зашёл в павильон, прилаживая на рубашке пропуск, на губах у Вельзи

не осталось помады. Девушка стояла в стороне, сложив руки на груди и прислонившись
спиной к стене. Цвет ее лица был почти такой же, как и у белоснежной блузки,
расстёгнутой на две верхние пуговицы. Ногти на указательном и большом пальцах были
обломаны, поэтому острые зубы сомкнулись на фаланге. Около ее модных туфель на
высоком каблуке стояли несколько картонных стаканчиков с кофе, один валялся на
боку. На свободной ладони был намотан чёрный потертый шнурок, а в кулаке Баал
сжимала саму подвеску.
На залитой светом софитов площадке вовсю шла съемка. На светловолосой девушке было
длинное чёрное платье с открытой спиной. Разрез открывал стройную длинную ногу в
чёрном чулке, коленом девушка снова и снова проводила по бедру своего партнера. Она
прижималась грудью — освобожденной от бюстгальтера — к груди Энтони, обхватывала
его за шею руками, запрокидывала голову, чтобы подставиться под его губы. Кроули же
в свою очередь ласкал загорелыми ладонями спину девушки, поддевал тонкую лямку,
чтобы провести по пояснице. Они ловили дыхание друг друга, почти соприкасаясь
губами. Девушка тянула партнера за алые пряди, с силой проводила по плечам. В
какой-то момент она развернулась спиной к Энтони и запрокинула руку за голову,
чтобы вплести пальцы в его волосы на затылке. Парень не упустил возможности
положить руку на ее беззащитное горло, оставляя поцелуи на линии подбородка и на
длинной шее. Через пару секунд после того, как пара слилась в поцелуе, сжимая друг
друга в объятиях, режиссер опомнился и громко скомандовал:
— Снято! Отличная работа, ребята!
Азирафаэль, на самом деле, даже не успел сформулировать в голове никаких мыслей,

застыв около входной тяжелой двери с надписью: «Тихо! Идёт съемка!», когда Энтони,
услышав голос режиссера, резко сделал шаг от своей партнерши. Девушка, потеряв
точку опоры, пошатнулась и едва не упала, но успела ухватиться за спинку дивана. В
углу около самой площадки Баал резко выпрямилась, отрываясь от стены, и задела
ногой пустые стаканчики. Они покатились в разные стороны. Эффектная блондинка
невзначай поправила грудь, которая практически выпала из разреза платья, и
коснулась пальчиками локтя Энтони.
— Это было очень… чувственно, — тихо произнесла она — настолько тихо, что услышал
весь павильон. — Работать с тобой одно удовольствие, котик. Может, порепетируем
немного в твоём трейлере?..
Лицо Кроули исказила гримаса. Он дернул плечом, освобождаясь от чужого
прикосновения, и двинулся с площадки. На ходу он распустил один из закатанных
рукавов, натянул его на запястье и вытер губы. Отвращение так и не сошло с его
лица, поэтому он развернул руку и вытер рот снова другой стороной рукава. Девушка-
ассистент — единственная, кого не пугал нрав Кроули и его едкие замечания — молча
протянула модели бутылку с водой. Парень выхватил ее и резким движением отвинтил
крышку. Не реагируя ни на слова режиссера, ни на комментарии кого-то из группы, он
сделал большой глоток прохладной воды, но вместо того, чтобы проглотить ее,
принялся полоскать рот. Девушка модель, оставшаяся на площадке, оскорбленно топнула
ногой, и к ней в эту же секунду подбежали помощники, уверяя в том, что она
неотразима и прекрасна.
— Это по меньшей мере невежливо, — холодно сказала Баал, когда ее модель поравнялся
с ней, но в ее голосе звучала неуверенность.
Кроули не удостоил ее взгляда, продолжил свой путь, а вместо ответа — с силой

швырнул бутылку в дальнюю стену. Оглушительно ударившись в препятствие, она упала
на пол и открылась. Вода бесшумно полилась на резиновое покрытие. Перекатывая воду
во рту, Энтони не оборачиваясь пошёл к выходу из павильона, который вёл на стоянку
трейлеров. Девочка-ассистентка аккуратно отвязала подвеску с руки начальницы и
поспешила следом, прижимая к груди куртку Кроули, его рюкзак, телефон и очки.
— Десять минут перерыв, и снимаем Марианну! — крикнул режиссёр, вытаскивая из

кармана сигареты и натягивая цветастую куртку. — Отсмотрите пока материал!
Баал устало опустила голову, пряча лицо за темными пушистыми волосами. У неё
застучало в висках, а кровь прилила к лицу от стыда. Кроули вёл себя как козел
редко, но умело. И уходил, не обращая внимания на комментарии и претензии.
Разгребать все это дерьмо оставалась она. Хотя, если говорить честно… Она сама
виновата, что не прочитала сценарий рекламы и подписала, не глядя. Ей ещё крайне
повезло, что Энтони не развернулся и не уехал к черту, когда услышал о парной
съемке с Марианной. Эта девочка была довольно хороша на подиуме, подавала большие
надежды. Что греха таить — в своё время Вельзи очень хотела ее переманить к себе.
Но если выбирать между ней и Кроули… Баал может быть и женщина, но не полная дура.
Даже выбирать бы не стала.
Энтони, к слову сказать, повёл себя очень по-взрослому. Этого раньше за ним не
водилось. Вообще, это заметила не только она — за последние несколько месяцев
несколько съёмок заканчивались тем, что ей звонили и выражали благодарность за
профессионализм ее моделей. Кроули стал реже опаздывать на съемки, забывать об
интервью и примерках, даже на репетиции показов приезжал, и не спал в углу, не
трахался с кем-то из новеньких моделей в туалете, нет — следил за ходом репетиции,
запоминал и свои позы, и более неопытных ребят, подсказывал им какие-то фирменные
штучки. Вельзи не могла поверить своим глазам, а поверив — нарадоваться. Надо же
было ей самой все испортить…
На самом деле, не возникало никаких сомнений, чьё это влияние. Стоило только
увидеть улыбку Энтони, когда он, утирая в перерыве полотенцем мокрое лицо, читал
пришедшее сообщение. Девушка в тысячный раз поблагодарила небо за скромного хозяина
книжного магазина.
— Тяжелый день, дорогая моя? — чужой голос над ухом заставил вздрогнуть, каблук
противно скрипнул по полу.
Вельзи выпрямилась и тут же попала в плен очень ласковых синих глаз. Азирафаэль,
куда бы он ни приходил, приносил с собой уют и нежность. Проблемы становились не
такими большими, печали — горькими. Ей, к сожалению, не удалось завлечь Фелла в
модельный бизнес, хотя у него однозначно сложилась бы очень неплохая карьера — если
судить по реакции на их фотосессию с Энтони. Но Азирафаэль тактично отказывался,
стоило ей заикнуться о новых проектах, а Кроули сжигал ее немигающим взглядом.
— Азирафаэль, — выдохнула она устало и облегченно. — Как хорошо, что ты приехал.
— Я привёз тебе кофе, но… — парень опустил взгляд на картонку со стаканами, после
чего на те, что валялись под ногами. — Не думаю, что ещё больше кофеина пойдёт тебе
на пользу.
— Ты прав, — Баал машинально коснулась локтя Азирафаэля, словно в поисках

поддержки. — Как всегда прав.
— Что случилось? — синеглазый парень кивнул в сторону двери, ведущей на парковку.
— Ты видел..? — Вельзи на мгновение замерла, а потом обреченно застонала,

запрокинув голову. — О, скажи, что ты не видел того, что сейчас было… Он меня
съест.
Азирафаэль мягко засмеялся, и этот потрясающий звук пронзил девушку, тело затопило
приятное тепло. Она удивленно взглянула на собеседника, на его сияющие глаза и
очень добрую улыбку.
— Не переживай, — попросил Азирафаэль, на его лоб упала пара белоснежных кудряшек.

— Это было слишком фальшиво, чтобы быть искренним.
Баал замерла. Она растерянно смотрела на Фелла, пытаясь понять, о чем он говорит.
По мнению самой девушки и режиссера — Энтони сыграл потрясающе. Они с Марианной
практически занялись сексом на площадке. Режиссёр едва смог вытащить сигарету из
пачки дрожащими пальцами. Девушка задумалась, как бы она среагировала, если бы
увидела своего мужчину в такой ситуации? Вельзи не была истеричкой, но она бы не
смогла улыбаться так легко, как Азирафаэль.
— Я пойду, проверю, как Энтони, — Фелл накрыл тёплой ладонью руку Вельзи, сжал на
секунду, после чего аккуратно высвободил локоть. — Не волнуйся, он вспыльчивый, но
довольно быстро отходит, а потом жалеет о сказанном.
— Эта реклама — не единственный косяк, который я умудрилась допустить за последние

две недели… — сквозь зубы выдавила Баал.
… Азирафаэль аккуратно толкнул перед собой дверь на парковку, стараясь не уронить

кофе на асфальт. Его губы подрагивали в улыбке, но одновременно с этим, их саднило
от досады. Известность Энтони довольно часто мешала их планам, срывала поездки или
выходные… но с самого начала их истории — новой истории — Кроули довольно ясно дал
понять, что между работой и любовником он всегда выберет… Азирафаэля. Это пугало,
это требовало какой-то реакции, но Энтони не требовал ничего. Он столько давал их
отношениям, вытаскивая все из себя, заполнял эту вселенную и за себя, и за любимого
человека. Он делал это ровно столько, сколько понадобилось Азирафаэлю, чтобы снова
нащупать себя. И теперь, когда их отношения были оплетены всеми оттенками Мира —
доверием, поддержкой, любовью, нежностью — было довольно сложно не принимать близко
к сердцу моменты, когда эта самая работа огорчала Энтони, причиняла боль.
« Он просил не подписывать контракты на работу, которая подразумевает такие

съемки…» — сказала Баал, в сотый раз за день кусая губы. — «Но, если для тебя это
не проблема, то я не понимаю, что его так беспокоит…»
Азирафаэль прошёл между машинами к стоящим у забора трейлерам. Они были отвернуты
от улицы, чтобы создать некую иллюзию приватности. Лавируя между ними, парень
довольно быстро нашёл нужный ему. Но стоило подойти ближе, синеглазый коллекционер
книг услышал голоса. Один из них совершенно точно принадлежал Энтони — звучал
раздраженно, даже зло. Азирафаэль довольно редко слышал, чтобы любовник говорил так
сердито, даже гневно. Второй голос он никогда не слышал раньше. Это была девушка,
очень взволнованная чем-то, и было довольно отчетливо слышно, что она едва не
плачет.
— Подождите, Мистер Кроули! — послышался глухой удар, когда она попыталась не дать
актеру закрыть перед ней белую дверь с его именем. — Я говорю совершенно серьезно!
Я… Я люблю Вас! Вы — смысл моей жизни! Я пошла работать в рекламный бизнес, чтобы
быть ближе к Вам!
— Очень глупо сваливать свою жизнь под ноги другому человеку! — огрызнулся на неё
Энтони, распахивая дверь. — Это все — твои фантазии. И к любви они не имеют
никакого отношения. Если я — единственная причина, по которой ты начала работать в
рекламе, то беги и скорее найди то, что будет тебе действительно близко!
— Но Вы — все, что нужно мне! Ваша улыбка и талант! Я готова сделать все, чтобы
Ваше творчество и дальше радовало людей! — девушка потянулась к пуговицам на
рубашке и испуганно вскрикнула, когда Энтони выбросил руку вперёд и крепко схватил
ее за запястье.
— Ты думаешь, любовь — это лечь под меня?! Думаешь твоё тело — ключ к моему
творчеству?! — Азирафаэль готов был поклясться, что в голосе любовника услышал
шипение. — Дура!
Девушка вскрикнула снова, когда Кроули оттолкнул ее от своего порога и захлопнул

дверь. Слезы все-таки покатились по ее щекам. Прижав ладони ко рту, несчастная
фанатка злой и жесткой модели бросилась прочь, захлебываясь рыданиями. Азирафаэль
вздохнул, глядя печальными глазами ей вслед. Неудачный момент выбрала она, чтобы
раскрыть сердце перед Энтони. Совсем неудачный. А ведь наверняка она думала, что
особенная. Что именно увидев ее, Кроули вдруг забудет обо всем, влюбится с первого
взгляда, будет окружать ее вниманием и заботой, возить на съемки и исполнять любой
каприз. Ведь каждая девочка думает, что она — героиня волшебного романа, полного
любви, чудес и красоты. Каждый уважающий себя успешный мужчина, у которого есть
деньги или имя, обязан влюбиться в самую простую, ничем не примечательную, но
определенно уникальную девочку с милой улыбкой.
В его голове мелькнул вопрос — заметил бы его Кроули, если бы они не были друзьями
детства? Зажглась бы в его сердце хоть какая-то искра? Или Азирафаэль был бы
обречён, как и тысячи других, наблюдать за ним издалека? Но вся эта философия не
имела смысла… Какая разница, что было бы там, где-то в другой вселенной, если в
одной конкретной — в этой — они есть друг у друга, есть их любовь и жизнь?
Азирафаэль поднялся по маленьким ступенькам и постучал пальцами в дверь. Он рта не

успел открыть, чтобы окликнуть возлюбленного, сказать о том, что приехал его
проведать, как распахнулась многострадальная дверь, и в лицо ему плеснули ледяную
воду. Парень едва успел зажмурить свои синие глаза. Капли стекали по лицу, за
шиворот, пропитали воротник рубашки. Азирафаэль облизнулся, собирая языком влагу,
после чего сплюнул в сторону. Когда он открыл глаза, на ресницах задрожали мелкие
брызги.
— Здравствуй, мой дорогой, — мягко приветствовал любовника Фелл и провёл ладонью по

лицу, чтобы избавиться от щекочущих щеки капель.
— А-ангел! — Энтони, застывший на пару секунд в растерянности, пришёл в себя и,

схватив мокрого гостя за руку, втащил его в трейлер. — Откуда ты взялся тут? Я
думал это… неважно.
Кроули закрыл дверь, схватил полотенце со спинки стула и осторожно провёл по чужому
лицу. Азирафаэль же в свою очередь внимательно изучал своего любимого. Рано утром,
когда они прощались, Энтони был доволен жизнью и полон сил, собирался поработать на
полную и распланировать их поездку загород. Сейчас же, скромный хозяин книжного
магазина видел перед собой раздраженного и очень злого парня: его верхняя губа то и
дело подрагивала от отвращения, в глазах горела обида, пальцы сводило желание что-
либо сломать.
— Приехал, чтобы проведать тебя, — Азирафаэль послушно подставлялся под

прикосновения, только картонку со стаканчиками поставил на низкий столик. — Слышал,
что съемка пошла не по плану.
Рука Энтони на мгновение замерла, но после он продолжил, как ни в чем не бывало.

Даже улыбнулся, но эта улыбка была такая же фальшивая, как и его возбуждение ранее
на площадке.
— Ерунда. Творческие разногласия, — отмахнулся Кроули и отступил назад. — Ничего

серьёзного, ангел.
— Правда? — Азирафаэль не делал попыток приблизиться или прикоснуться, стоял только

и смотрел синими глазами; тревожно изогнулись его брови.
— Правда, — отозвался Энтони и отвёл глаза, глядя в сторону. — Не нужно было

приезжать. Это мелочи.
Фелл смотрел на него ещё пару секунд, потом переступил с ноги на ногу и слегка
наклонил голову к плечу. Он заметил на столе маленькую круглую пепельницу, тлеющую
в ней сигарету и полупустую пачку рядом. На белом фильтре остались отпечатки зубов,
которые сильно сжимали его.
— Лжец.
Кроули вздрогнул, его плечи окаменели. Он медленно повернулся к любовнику, глядя

исподлобья. Ядовитые желтые глаза потемнели. Парень сглотнул, будто пытался
избавиться от ненужных, неправильных слов, затолкать их обратно в себя. Дыхание
сбилось. Перед Азирафаэлем вдруг оказался не внимательный и чуткий любовник, а
дикий зверь, загнанный в угол, раненный и измотанный. Шевельнись, и он вцепится в
глотку острыми зубами, из последних сил, в предсмертном прыжке.
— Что? — голос Энтони звучал глухо.
Азирафаэль почувствовал, как по виску медленно сползла капля. Скорее всего, она
сорвалась с волос, но он не смог бы сказать наверняка. Осторожно шагнув вперёд,
Фелл сложил ладони перед собой.
— Ты, Энтони Дж. Кроули, лжец, — повторил хозяин книжного магазина медленно и с
чувством, наблюдая, как лицо напротив стало совсем бледным.
Кроули машинально схватился за маленького деревянного ангела на своей груди, сжал

его в ладони изо всех сил, словно пытался защититься от чужих слов, так больно
ударивших его в самое сердце. Азирафаэль сделал ещё один шаг вперёд, пальцы его
побелели от того, как сильно он их стиснул.
— Почему-то людям кажется, что ты вот такой… — Фелл кивнул в сторону павильона. —
Самоуверенный, гордый и высокомерный. Соблазняющий любого, кто окажется рядом с
тобой. Знающий, что делать каждую секунду. Им кажется, что тот образ — Мистер
Совершенство — что ты создал — это ты. Самый завидный холостяк модельного бизнеса.
Но это враньё.
Азирафаэль видел, как ярость плещется в глазах напротив, как Кроули сжал кулаки,
едва сдерживая себя, чтобы не броситься. Вряд ли он видел сейчас напротив себя
любимого человека. Любитель книг и блинчиков сомневался, что его любовник вообще
осознавал где он, кто перед ним. Азирафаэль наконец ухватился за шип, который сидел
в сердце Энтони слишком долго, и он не собирался выпускать его из рук.
Он собирался вырвать его, даже если при этом ему придётся разрывать чужое сердце.
— Ты смог обмануть меня. Той зимой, когда пожелал доброй ночи и сказал, что
вернёшься за мной. Я поверил тебе, а ты меня обманул, — Азирафаэль сделал ещё один
шаг. — Ты смог обмануть всех этих людей, заставить их полюбить красивую картинку.
Твой день начинается с вранья, заканчивается враньем. Вся твоя жизнь — враньё…
Желтые страшные глаза Кроули сверкнули яростью, болью, разочарованием. Он глубоко

задышал ртом, будто ему не хватало воздуха в трейлере, словно задыхался под
тяжестью чужих слов. Энтони был словно натянутая струна, готовая порваться в любой
момент, стоит только прикоснуться к колку. Вот-вот порвётся и разорвёт руки
хлестким ударом. И Азирафаэль это понимал. Он дураком не был, о нет. Возможно,
когда-то он оступился, запутался во вранье, заплутал в нем, в его бесконечных
лабиринтах. Но он прекрасно видел, что ещё чуть-чуть, и Энтони — который долгое
время жил один на улице, выбрался оттуда и добился чего-то — просто убьет его.
Самозванцы опасны в моменты, когда их уличают во вранье. Они теряют все, что
строили вокруг, и больше им нечего лишиться. Страх порождает ярость. Ярость —
лучший друг смерти.
Было ли ему страшно? О, очень. Было страшно причинять боль любимому человеку,
своими руками раздирать старую загноившуюся рану, бить в самое больное место.
Страшно сделать ещё больнее, чем было все это время.
Азирафаэль сделал последний шаг вперёд, оставляя между ними совсем немного.
Достаточно, чтобы Кроули, при желании, смог вцепиться ему в горло и свернуть шею.
Но он ни разу не отвёл взгляда, держался, заставляя смотреть и слушать.
— Ты — лжец, Энтони Дж. Кроули, — безжалостно бросил в чужое лицо Фелл… а через
секунду его брови дрогнули, а в глазах блеснули слезы — или это был лишь луч
солнца, заглянувший в окно трейлера. — И я тебя люблю.
Энтони резко вскинул голову и выдохнул, словно его ударили под дых со всей силы.
Весь лоск и блеск, вся напускная бравада и уверенность в себе слетели с него,
словно испорченные доспехи после столкновения с более сильным противником. Он
сделал шаг назад, словно собирался броситься прочь, попытаться в последний раз
выбраться из западни, выдрать застрявшую в капкане лапу… но Азирафаэль потянулся и
поймал его за руку, крепко сжимая ледяную — боже, почему такую ледяную — ладонь.
— Я люблю тебя, Энтони Кроули, — повторил он громче, чтобы заглушить стук

собственного сердца в ушах. — Со всеми твоими страхами, с твоим прошлым, с твоими
кошмарами. Люблю тебя, когда ты пьешь молоко из пакета, когда сбиваешь одеяло из
пододеяльника, когда не знаешь, как доехать до нужного места или как починить
чайник.
Изо рта Кроули рвался крик, но вместо этого получился тихий хрип. Он попытался
вырваться из чужой хватки, но Азирафаэль притянул его ближе к себе и сжал в
объятиях, крепко, изо всех сил, придерживая за затылок.
— Я люблю твои шрамы — каждый из них — твои ужасные желтые глаза, отвратительные
веснушки на плечах, кривые мизинцы на ногах, — Азирафаэль пытался вспомнить все то,
что когда-либо расстраивало Энтони в себе, чего он стеснялся в детстве, что боялся
показать.
— Ты лжец и самозванец, — выдавил из себя Фелл, стараясь окружить любовника собой,

защитить его от мира вокруг. — И я никому не позволю об этом узнать. Потому что я
так сильно люблю тебя, мой дорогой. Тебя… В бумажных доспехах, с разбитыми
коленями, со сломанной рукой…
Азирафаэлю было страшно даже подумать, что творилось в голове Энтони. Этот мальчик
всегда жаждал любви, которую ему никто не давал. Он хотел, чтобы полюбили его
самого — с ехидной ухмылкой, с вредными привычками, с глупыми идеями. В итоге, он
добился любви, но все эти люди полюбили его тело, его внешность, придуманный образ…
А он так и остался одиноким и никому не нужным. Кроули знал, что Азирафаэль его
любит, знал… Но этот страх — он сидит намного глубже. Даже рядом с любимым
человеком он продолжал играть роль, боялся показать себя настоящего.
— Ты ни в чем не виноват, — тихо прошептал Азирафаэль в алые волосы, шевеля пряди

дыханием. — И ты заслужил все то, чего добился. Это твоё место, твоя жизнь.
Дрожащими руками синеглазый хозяин книжного магазина поднял чужое лицо, мягко взяв
лицо в ладони. На мгновение ему показалось, что в сердце воткнули нож — острый,
безжалостный — от того, сколько страха и боли было в глазах напротив.
— Ты… — голос Азирафаэля все-таки сорвался, он закашлялся и прижался к чужому лбу

своим. — Ты — Энтони Кроули. И ты совершил достаточно подвигов, чтобы доказать
всем… что ты рыцарь.
Синие глаза взглянули в желтые, ядовитые, страшные. Их дыхание смешалось. Энтони

сжал губы в тонкую линию, едва сдерживая дрожь, которая била его тело. Азирафаэль
чувствовал ее, он пытался согреть такое неожиданно ледяное тело, притянуть ещё
ближе, дать чувство опоры — то самое, которое сам Кроули дал ему не задумываясь,
без просьб. Ведь… Ведь сам Азирафаэль был лжецом не так давно.
— Ты больше не лжец, Энтон Кроули, — слабая улыбка коснулась губ Фелла. — Ты,
Энтони Дж. Кроули — бесстрашный и доблестный рыцарь. У тебя есть свой замок, меч, и
принцесса. И это правда.
— Повтори… — слабо и хрипло попросил тот, и его ледяные пальцы коснулись щеки
возлюбленного. — Пожалуйста, Ангел, повтори…
— Ты — рыцарь, Энтони Кроули, — мягко отозвался Азирафаэль, чувствуя, как глубоко в

его душе сияет тёплый свет, который наконец смог хоть немного осветить чужое
сердце. — И я тебя люблю, мой дорогой мальчик.
Энтони цеплялся за его плечи и дрожал. Что-то в нем перестраивалось по-другому,

иначе, по-новому. Азирафаэль только и мог, что крепко прижимать любимого человека к
себе, целовать тёплыми губами висок, касаться носом коротких прядей волос. От
Кроули пахло табаком, дорогим парфюмом — бренды всегда поставляли своим моделям
экземпляр — и болью. Он был выше, поэтому практически лёг на Фелла, ссутулился и
сгорбился, будто держал на своих плечах невыносимо тяжелый груз. Азирафаэль помог
ему спрятать лицо в основании своей шеи.
Деликатный стук в дверь заставил Кроули дёрнуться. Азирафаэль удержал его на месте,
провёл очень ласково ладонями по спине, шёпотом позвал по имени, не позволяя
спрятаться обратно в своё убежище.
— Босс, — голос ассистентки звучал глухо, она не пыталась войти внутрь трейлера,
остановилась перед дверью — это была ещё одна причина, почему эта девочка
задержалась на своей работе так долго: она уважала личное пространство Энтони, не
лезла к нему, занималась своими обязанностями и не нервировала. — На сегодня Вы
свободны. Вам вызвать машину до дома?
— Нет, я… — голос Кроули звучал слабо, будто его терзала высокая температура. — Я
немного отдохну тут, потом сам доберусь. Спасибо, Салли.
Благодарность сорвалась с его губ раньше, чем он успел оборвать себя. Желтые глаза
испуганно распахнулись, вздох застрял в горле. Девушка снаружи несколько мгновений
молчала, словно не могла поверить услышанному.
«Разоблачит!» — билась мысль в голове Энтони, и Азирафаэль слышал ее, словно

любовник кричал во всю мощь своих легких. — «Догадается!»
— Рада помочь, босс! — голос Салли звенел от радости, а после послышались ее

быстрые удаляющиеся шаги.
Они сели прямо там, где стояли. Опустились обессилено на пол и привалились спиной к
стенке трейлера. Азирафаэль держал возлюбленного в кольце рук, терпеливо ждал,
когда он сможет снова собрать себя во что-то цельное. Энтони был на редкость
молчалив. Он смотрел куда-то перед собой, привалившись к плечу самого дорогого
человека, потерялся где-то в своих мыслях. Но его лицо было удивительно спокойным.
Сейчас Кроули был похож на океан после ужасного шторма: разрушения по всему
побережью, обломки лодок и кораблей, мутная вода из-за песка, но воздух такой
потрясающе свежий и чистый, кристально-синее небо, далекий горизонт.
— Я не знаю… — сказал спустя сотни тысяч мгновений Кроули и опустил голову,

упираясь лбом в плечо Азирафаэля. — … не знаю, что в моей жизни не является ложью.
Все эти игры в «настоящие семьи», словно кто-то из них мог действительно поверить,
что я их часть.
Энтони вдруг засмеялся, все его тело мелко затряслось. Азирафаэль никогда не слышал
у него такого смеха — хриплого, лающего, словно ему было больно дышать.
— Они так жадно цепляются за этот образ. Всегда бежали, стоило только слегка
улыбнуться. Знаешь, меня тошнило по утрам, когда я видел кого-то в своей постели… —
парень подтянул к себе ноги, острые колени уперлись в бедро коллекционера книг. —
Приходилось накануне напиваться, чтобы свалить все на похмелье.
Азирафаэль молчал, осторожно проводя пальцами по ладони возлюбленного. Он боялся

спугнуть Кроули, сказать что-то, что загонит его обратно в его сияющие доспехи, за
которыми невозможно разглядеть ничего. Впервые за все время, что они были вместе,
Энтони позволил себе быть… слабым. Действительно открылся, опустил свои щиты,
подпустил Азирафаэля ближе к себе. Сколько сил Кроули потратил, чтобы помочь своему
близкому другу выбраться из той ловушки, в которую он сам себя загнал, но ни разу
не дал повода предположить, что сам он сидит в ещё более глубокой и сырой яме. И
сидит намного дольше, почти всю свою жизнь.
— Баал умудрилась вляпаться, — вдруг совершенно искренне улыбнулся Энтони, словно

мысли о собственной начальнице подняли ему настроение. Он потянулся и нащупал
брошенный на пол в ярости телефон.
Введя пароль, Кроули провёл пальцем, чтобы открыть какое-то приложение. Это была
какая-то игра, с розовым ужасным фоном, с цветочками по бокам. В главном меню
выпали какие-то обложки с названиями и страстно целующимися парами. Пролистнув
каталог до позиции «Новинки», парень нажал на одну из иконок.
— Дорогой мой, что это? —Азирафаэль нагнулся к нему, чтобы лучше рассмотреть.
— А это чудесная игра, — Кроули скривился, на секунду на его лице снова появилась
искусственная маска безразличия. — На, смотри.
Он отдал собеседнику телефон. На экране красовалась нарисованная девушка, которая

рассказывала о своей жизни, о своей тяжелой судьбе, как она изо всех сил
пробивается в модельный бизнес. Азирафаэль осторожно нажимал пальцем на экран,
чтобы сменялись реплики, иногда нужно было выбрать какую-то из реакций или ответов.
Это было странно, пока на экране вдруг не появился… нарисованный Энтони. Он был
более высокомерный, его глаза были слишком насыщенного желтого цвета. Нарисованный
Кроули бросался грубыми репликами, но героиня, за которую «играл» Азирафаэль, тут
же влюбилась по самые уши. И была уверена, что в неё влюбились тоже.
— Что это?.. — Фелл растерянно посмотрел на сидящего рядом парня.
— Баал подписала договор, разрешающий компании использовать мое имя и внешность в

своей игре, — Энтони вдруг перестал быть похожим на знаменитую модель, у которой
есть деньги и слава.
Перед Азирафаэлем вновь сидел добродушный ребёнок, который искренне смеялся и качал
головой, признавая довольно забавным чужой косяк. Парень положил руки на согнутые
колени и наблюдал за синеглазым коллекционером.
— Это… странно, — выдавил из себя Азирафаэль и положил телефон на пол между ними.
— Теперь они ещё больше сойдут с ума, — Кроули закрыл глаза устало и вздохнул. —
Решат, что я действительно вот так разговариваю.
Постепенно защита Энтони возвращалась на своё место. С каждой секундой все прямее
была его спина, все ярче сверкали глаза. Слишком он привык играть свою роль,
прятаться за язвительными шутками и громкими словами. Сигарета на столе сгорела до
фильтра, время действия защитных ангельских чар закончилось. Кроули взял себя в
руки и мотнул головой, перекидывая короткий хвост с одной стороны шеи на другую.
Его настроение заметно улучшилось.
Теперь Азирафаэль видел ещё глубже, чем раньше. Он смотрел на человека перед собой,
но — словно испорченная оптическая иллюзия — привычный бравый образ ловеласа всея и
всех не вернулся на место. Это была маленькая победа, первый шаг к тому, чтобы
выпустить наружу того настоящего Энтони, который за столько лет спрятался очень
хорошо и умело.
Азирафаэль вздрогнул, когда на его щеку легла чужая тёплая ладонь, а пальцы нежно
коснулись виска и шеи. Кроули смотрел на него, словно перед ним было самое желанное
сокровище на свете.
— В моей жизни ложью было абсолютно все, — сказал он сам, и при этом у него лишь
слегка дрогнул голос. — Кроме того, что без тебя моя жизнь не имеет никакого
смысла. Ты самое ценное, что у меня когда-либо было, что я когда-либо хотел.
Спасибо, что ты со мной.
Они подались навстречу друг другу одновременно. Энтони притянул его к себе, на
секунду они соприкоснулись лбами, замерли так, и наконец поцеловались. Кроули
приласкал нижнюю губу любовника, провёл по ней языком, чуть прикусил. Азирафаэль
вдруг ощутил, что целует этого человека впервые, будто рядом кто-то совсем другой.
Не чужой, нет, родной и близкий… просто другой. Но это наваждение быстро исчезло,
сменяясь прикосновениями нежных рук и тёплого дыхания, согревающего кожу.
Когда реклама вышла на телеэкраны, это был фурор. Популярность Энтони снова
зашкалила. Парфюм покупали для того, чтобы хоть немного приблизиться к любимому
актеру. К армии поклонниц добавились ещё и девочки-подростки, которые узнали о нем
из злополучной игры. Это привело к тому, что Кроули снова замкнулся в себе,
выпустил наружу удобный и привычный образ. Он флиртовал с журналистами,
соблазнительно улыбался на очередной фотосессии. Включил защиту на максимум,
теряясь в тени фальшивого Энтони Дж. Кроули. И казалось бы — этот бой абсолютно
проигран…
Но неожиданно Азирафаэль заметил, что дома, когда они оставались наедине, Кроули
стал более… живым. Он не убегал в кабинет после кошмара, а утыкался лицом в спину
любовника, прогоняя остатки сна. Он позволил видеть себя, когда настроение после
тяжелого дня становилось хуже некуда. И в постели Азирафаэль наконец смог без помех
изучить все выцветшие и побелевшие шрамы на любимом теле. Рассказывать о них Энтони
пока не был готов, но перестал отвлекать своего любовника, лежал смирно, пока тот
касался отметин дрожащими пальцами.
Удивительно, что сколько бы люди не прожили вместе, у них всегда есть возможность
узнать друг о друге что-то новое, неизвестное. Как бы сильно не проросли они друг в
друга, можно ещё глубже, дальше. И Азирафаэлю хотелось пробраться в эту
неприступную крепость. Их развела жизнь на долгие годы, у каждого был свой путь. Но
они снова вместе, крепко держатся за руки. Их путь возможно будет тяжелым,
извилистым, но пока они вместе — им не страшно ничего.
Кроме их собственного прошлого.
========== Day 79. Безнадежное дело ==========
Комментарий к Day 79. Безнадежное дело

Алоха, котаны! 🦊
Мое вам тёплое и с кисточкой, надеюсь вы все здоровы и чувствуете себя хорошо. Мой
отпуск стремительно катится к завершению, мне даже думать не хочется о том, чтобы
выбираться из изоляции обратно в социум... Здорово было бы окружить себя любимыми
фэндомами, правда?
Поэтому я спасаюсь нашими прекрасными мужьями. Стандартный объём главы Хроник снова
превышен в 2 раза, из-за этого я трачу больше времени на написание... Не знаю,
хорошо это или плохо
В любом случае, тема дня: безнадежное дело (задумка)
Мне захотелось упасть в канон, потому что они потрясающие. Я соскучилась по ним
изначальным. Можно добавить это к линии со свадьбой и путешествию по стране
тортиков. Можно воспринимать как отдельную историю. 💝
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Она, Габриэль и Михаил случайно проскочили
романтика, ангст, h/c все как я люблю
Получилось очень тонко и трепетно. По крайней мере, у меня внутри оно очень
хрупкое. Надеюсь, вы тоже это почувствуете.
Спасибо за помощь в ПБ. 💝 Вы очень помогаете ( у меня две клавиатуры, на одной не

работают М, Ч и Ь, на другой — шифт, Я и Ф.) Очень сложно координировать руки. Ваша
помощь бесценна
🌟 Если вдруг захотите подкинуть сюжет для Хроник — напишите в ЛС (!) слово, фразу
из песни или сочетание смайликов ( от 2 до 5). 😏 Интересные я обязательно возьму
для очередной главы!

С любовью,
“Это всё равно что дергать дверь, когда заело замок, или кричать “ловлю, ловлю,
ловлю”, когда мяч у тебя над головой летит на трибуны” (с)
“Меня, касаясь жгуче, танцуешь на ребрах моих чечетку.

У нас с тобой есть future, но оно такое нечеткое.
Перебирай меня.
Перебирай меня словно четки.”
В любом фильме или игре есть такой момент, когда главный герой встречает своего
самого главного и лютого врага, с которым будет сражаться большую часть истории.
Все-все достижения до того момента вдруг становятся бессмысленными, глупыми и
незначимыми. Все рушится, разваливается — привычная жизнь переворачивается с ног на
голову. Главный герой чувствует себя слабым и беспомощным, недостойным признания.
Он мучается, загоняет себя в угол, но в итоге находит возможность выбраться из этой
раковины. Тренируется целыми днями, становится сильнее, лучше, умнее. Друзья изо
всех сил поддерживают, наставники одобрительно кивают головой, злодеи трепещут в
своих пещерах от ужаса и ожидания — еще немного конечно надеются, что ничего у
героя не выйдет — и наслаждаются кошмарами и злодействами, которые творят за спиной
добрых парней. Главный герой принимает близко к сердцу боль и печаль пострадавших
людей, заряжается уверенностью и бросается в последний, финальный бой. Ведь только
он может одолеть могущественного страхопудлу, который улыбается как в рекламе
зубной пасты и смеется громче остальных. И, конечно, он побеждает (!) ведь
тренировки и старания не могут быть бессмысленными. Мир радуется и танцует, тело
главного засранца прячут в подвалах, подальше от любопытных глаз, главного героя
носят на руках и целуют красивые девушки. Все становится хорошо — до сиквела или
новой серии.
Только вот это фильм и книга, а в жизни очень редко победа достается так легко.
Чаще всего судьба и обстоятельства оказываются сильнее, главный герой убегает,

поджав хвост. И ничего не меняется. Потому что с самого начала ситуация была
безнадежная, исход — предопределен. И все попытки избежать бесславной гибели,
спасти всех вокруг себя, минимизировать потери — изначально бессмысленны. Лучше
поднять руки и честно выйти навстречу своей судьбе. Потому что она решена наверху,
без вариантов и компромиссов. Даже если этого больше никто не видит, если замысел
непостижим, если даже тебе кажется, что все это — глупое стечение обстоятельств.
Особенно, если тебе кажется именно так. Хватай самые важные шмотки и уноси ноги как
можно дальше: меняй имя и внешность, тембр голоса, походку и любимое блюдо, чтобы
никто не смог напасть на след и обнаружить пропажу. Иначе, ты обречен. Играть по
правилам, идти по проложенному пути, делать так, как прописали твоему персонажу…
Но кто сказал, что это всегда приводит к чему-то плохому?
Конец света не случился. В очередной раз — по мнению какого-то умника из

телевизора. Мир остался стоять так, как ему и было положено. Никакого огненного
дождя, нашествия насекомых, кровавых детей и пылающих городов. Все так, как
однажды было сделано могущественной рукой, и, если быть честным, полностью
устраивало одного конкретного демона. Он успел привыкнуть к такому положению вещей,
и не особенно хотел перемен. Любые перемены — которые организует Небесная
Канцелярия — по определенным причинам вызывали у него несварение и дикую головную
боль. Один раз эта братия уже обновила ему жизнь, капитально так. Большое спасибо,
ему хватило до следующего Пришествия. Слишком уж оригинальное это мероприятие, к
нему нужно быть морально готовым.
Кроули не был. Спасибо, пожалуйста.
Вечер очередного дня опустился на город. Он был теплым и немного дождливым. То ли

ангелы оплакивали так и не случившуюся войну, то ли Она решила полить свой сад
камней и людей. Первый раз Она немного переборщила, теперь же старалась обращаться
со своей огромной лейкой очень аккуратно. Поэтому дождик был мелкий и теплый,
который почти и не барабанил по крыше, только оседал на окне. Капли сползали по
стеклу, вырисовывая замысловатые узоры. Струящаяся с небес вода размывала огни
фонарей и фар машин, вывесок и окон напротив. Город дышал, пел и бухтел, как и
всегда. Благодаря открытому балкону в квартиру залетали переплетения этих звуков:
крики людей, шум моторов, лай собак, детский смех. Возможно, люди и не знали, но
Мир словно щупал себя, пытаясь осознать, что он выжил и остался цел. Хорошо еще,
что не прыгал на радостях, а то бы стряхнул человечество с маленькой планеты. Вышло
бы очень неудобно.
Азирафаэль был пьян и улыбчив. Они только-только вернулись из Ритц, где изрядно
задержались, празднуя второй день рождения Мира. Кроули пришлось избавиться от
алкоголя, который кипел в его крови, чтобы сесть за руль. И — сознательно или
просто не заметив — ангел ничего не сказал, когда машина направилась не в сторону
книжного магазина, а к дому Кроули. Счастливое пернатое прижимало к груди
завернутые в блестящую упаковку — чтобы не остыли, сэр! — блинчики, послушно топало
за демоном и сияло улыбкой на весь район. Кроули пришлось надеть очки, от коих он
обычно избавлялся в присутствии своего “опаснейшего врага” — слишком сильно
обжигала ангельская благодать.
В квартире горела только лампа на столе в кабинете и небольшое бра в спальне.

Полумрак был уютным и спокойным. Он ласкал измотанные нервы, помогал ненадолго
забыть обо всех проблемах, о топоре, который еще утром висел над их шеями. Демон
щелчком открыл дверцу холодильника и положил в его пустующее нутро коробку с
блинчиками. Когда ты можешь одним движением согреть еду, не прибегая к человеческим
технологиям, то и переживать не нужно. Но блестящая бумажка смотрелась довольно
стильно. Кроули не стал ее снимать.
Обернувшись, он привалился спиной к холодильнику и сложил руки на груди. Азирафаэль

застрял в коридоре, прямо перед дверью в оранжерею. Придерживаясь за дверной косяк,
он о чем-то щебетал с цветами, иногда хмурился, после чего хихикал в ладонь.
Короткие белые кудряшки то и дело задорно подпрыгивали. Ангел расстегнул две
верхние пуговицы рубашки, которые мешали ему дышать. В синих — безумно синих, как
самое ясное небо — глазах отражался свет из окна. Демоны — чертовы дети — прекрасно
видят в темноте. И Кроули был бы таким идиотом, если бы не воспользовался своим
преимуществом. Он жадно рассматривал и легкий румянец на скулах, и мелкие морщинки
в уголках глаз. Впитывал в себя запах дождя — столько лет на земле, но он не
исчезал — и звук голоса, от которого на руках дыбом вставали мелкие волоски.
Азирафаэль почувствовал чужое внимание и обернулся. На его мягких розовых губах

появилась счастливая улыбка, чуть дернулся кончик носа. Пальцами зарывшись в волосы
на затылке, ангел слегка взъерошил их и вдруг засмущался, посмотрел себе под ноги и
потерся щекой о плечо.
Кроули застонал обреченно и несчастно. Запрокинув голову, он звучно ударился

головой о холодильник. Желтые глаза с вертикальными зрачками глядели в потолок, но
на самом деле намного дальше, выше. Демон положил руку на свою грудь, туда, где так
сильно жгло, горело, разъедало. Он чувствовал там, за ребрами, как бьется в агонии
птица со сломанными крыльями. Ее перья, сгорая в яде его души, горчили на языке.
Предсмертный крик — будил по ночам. Ее тоска по небу сводила с ума, отравляла ум и
сны, ломала кости и разрывала мечты.
Ему хотелось лететь. Хотелось всегда, каждую чертову секунду. Вчера, сегодня и
завтра. День за днем, час за часом. Ему снился полет, грезился полет в машине,
когда скорость сильно превышает норму… Сколько раз он хотел шагнуть с вершины
какой-нибудь горы, чтобы почувствовать ветер на своем лице, расправить руки —
словно у него все еще были крылья. Но было так страшно… Возможно, это была злая
шутка Люцифера — вложить в своих подопечных страх полета и высоты. Мерзкий рогатый
ублюдок.
Кроули казалось, что только небо — тоска по небу — будет всегда с ним. Что эта
тоска будет везде, в каждом слове, каждом шаге, вздохе. А потом он вдруг
почувствовал… что рядом с Азирафаэлем эта птица внутри успокаивается, довольно
курлычет, расправляя абсолютно здоровые и такие сильные крылья. Глаза ангела как то
небо, обволакивают, согревают, будто ты вернулся домой после долгого и тяжелого
путешествия. И голос ангела как забытая почти музыка Сфер, сыгранная на струнах
черной души. И его прикосновения — нежнейший ветер, омывающий нежностью и лаской.
Каким-то невероятным образом оказалось, что синеглазый ангел Азирафаэль, потерявший

огненный меч, влюбленный в суши и блинчики — заменил желтоглазому демону утраченные
шесть тысяч лет назад небеса.
Когда Кроули стоял на военной базе, глядя как из-под земли, цепляясь рогами за все
вокруг, вылезает Люцифер, он обещал сам себе — и Ей, если быть предельно честным —
что если они выберутся из этой заварушки, он больше никогда не отпустит руки
ангела, не оставит его позади, не бросит. Хриплый смех разлетелся по кухне. Демон
смеялся до слез, стиснув пальцы на выступающей части холодильника — впоследствии
там обнаружились вмятины. Слезы — от раздирающего грудь смеха и только от него —
скатились по щекам и тут же впитались в ткань пиджака.
— В конечном счете, — сказал Кроули тихо, глядя в черный потолок. —Ведь это было
безнадежно, правда? У меня не было никаких шансов?
“Я не мог не влюбиться в него…”
Кроули оттолкнулся от холодильника и, одним движением сняв с лица очки, швырнул их

куда-то назад, за спину. Задрожали бокалы. На секунду показалось, что это не звон,
а смех. Словно Она смеялась над своим сыном, который наконец понял, как ходить или
правильно держать в руках вилку. Это был не обидный смех, а пропитанный заботой и
немного гордостью.
Расстояние до Азирафаэля казалось бесконечным. Шаг, и еще один, и снова шаг. Каждый
давался тяжелее предыдущего, словно демон вновь шел на собственную казнь, сжимая
пальцами края больших белых крыльев. Азирафаэль отвлекся от собственных рассуждений
о том, будет ли он плохим ангелом, если утащит парочку самых больших горшков с
цветами в свой магазин, и как скоро это заметит их хозяин. Он развернулся всем
телом к подошедшему демону, все еще изо всех сил цепляясь за дверной косяк, и
довольно прищурился, пытаясь сфокусировать взгляд.
— Тш-ш-ш, — предупредил он свистящим шепотом. — У нас тут страшный заговор. Тебе

нельзя о нем знать.
— Как досадно, — уголок рта Кроули дрогнул словно улыбка вот-вот должна была
украсить его лицо. — Тогда я устрою свой страшный заговор. Без тебя, Ангел.
— Как без меня? — изумился Азирафаэль и растерянно отпустил руку.
Он опасно пошатнулся — сначала назад, потом вперед — и Кроули сделал шаг к нему,
привлекая к себе, удерживая на месте. Он смотрел сверху вниз, прожигая взглядом
желтых-желтых глаз. Ангел открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же густо
покраснел и отвернулся. Вопреки этому, пальцы его обеих рук крепко вцепились в
лацканы пиджака.
— Эй, — позвал демон и невесомо коснулся двумя сложенными пальцами лба ангела. —
Вернись ко мне.
Азирафаэль потряс головой, чтобы избавиться от легкой дезориентации. Алкоголь

покинул его тело, во рту на секунду появился неприятный привкус. Ангел тихо
застонал и уткнулся лбом в чужое плечо. Через пару мгновений он осознал, кто рядом,
и попытался отшатнуться, но сильные руки держали крепко — не вырвешься. От демона
пахло солнцем, горячим песком и немного вином. Азирафаэль звучно сглотнул и
посмотрел на него. Глаза Кроули стали полностью желтыми, а черный вертикальный
зрачок очень узким. На скулах проступили маленькие чешуйки, которые на ощупь
оказались мягкими и очень приятными. Ангел вздрогнул, когда понял, что это его
пальцы касаются щеки Змея. Кроули наконец улыбнулся настоящей, искренней улыбкой.
— Все-таки, я был обречен с самого начала, — хрипло произнес он и провел кончиками

пальцев по губам своего кошмарного врага.
— На что? — так же тихо спросил Азирафаэль и чуть наклонил голову к плечу.
Кроули вдруг зажмурился, словно ему было безумно больно. Задышал часто-часто,
стиснул пальцы на запястье ангела. Его финальный бой с главным врагом был проигран
еще задолго до того, как случился. Потому что Азирафаэль тревожно звал его по
имени, касался плеч и шеи, чтобы как-нибудь снять боль. Его страшный враг наносил
удар за ударом, даже не догадываясь об этом. Каждый раз, когда улыбался в его
присутствии, когда подпускал так близко к себе, не боялся дремать рядом, звал
прогуляться или пообедать вместе.
Кроули наклонился к нему, почти касаясь лбом, и открыл глаза.
— На любовь, Ангел, — прошептал он в приоткрытые губы и придержал Азирафаэля двумя

пальцами за подбородок. — На любовь.
Синеглазый ангел потерял всего секунду, замерев в чужих объятиях, после чего
довольно ловко освободился от рук демона. Две ладони легли на затылок Кроули,
пальцы зарылись в алые пряди, и Азирафаэль притянул Змея к себе. В фильмах и книгах
первый поцелуй — долгожданный, о котором герои и мечтать не могли — обычно нежный и
ласковый: влюбленные изучают друг друга. “Прикосновения душ” и все такое…
Но когда ты ждал шесть тысяч лет — сил на н.и л. поцелуй нет. Азирафаэль ударился
спиной о стену, в которую его вжал демон, и охнул ему в губы. Кроули уперся локтями
с двух сторон от его головы, практически лег сверху. Ладони ангела шарили по его
спине, сминали модный пиджак, ткань практически трещала под сильными пальцами.
Кроули льнул к чужой груди, потирался бёдрами, углубляя поцелуй — сжимал мягкие
губы острыми зубами, скользил кончиком языка по нежному небу, наслаждаясь ответной
дрожью — и отстранялся, согревая дыханием линию подбородка и подставленную в порыве
шею. Чуть левее адамова яблока суетно бился пульс, так безумно приятно ощущался под
губами. Кроули никак не мог заставить себя отстраниться, втягивал нежную кожу,
обрисовывал языком. Азирафаэль то и дело сглатывал, его кадык дергался — вверх-
вниз. Демон не удержался и провёл длинную линию языком от ключиц до ямочки на
подбородке, пока снова не нашёл губы.
Остановимся на секундочку — если вы конечно не против — и подумаем о том, что

демону желать ангела вполне закономерно и не так уж и страшно, ладно? Любой падший
мечтает о любви Небесного воина. Но вот ангелу жаждать отвратительного и грязного
демона… Осознавать это чувство глубоко в себе — не в сердце, намного глубже, в
самой благодати — пытаться вырвать его, словно сорняк, но потом снова и снова
находить его, отказываться от самого себя, стыдиться его, бежать прочь… пока
однажды вдруг не оказаться загнанным в угол с единственным возможным выходом —
признать его, принять и трепетно лелеять, спрятав ото всех. Это долгий и очень
трудный путь, который нужно пройти в одиночку. А в конце… Ну, у каждого по-разному.
У кого-то в конце красная надпись: «Game over». У кого-то парочка памятных
фотографий. А у кого-то — у невероятных счастливчиков, у единиц — такой желанный
Рождественский подарок.
В данном конкретном случае — разгоряченный желтоглазый демон, который едва-едва

сдерживает сам себя, впивается острыми клыками в свою нижнюю губу, жмурится и часто
моргает, потому что в голове коротит от нереальности происходящего. И да, сняв это
самое происходящее с паузы, Азирафаэль вдруг положил ладони на плечи своего — о да,
он теперь, кажется, имеет полное право — демона и рывком поменялся с ним местами. И
теперь Кроули оказался вжатым в холодную стену. Глаза ангела стали совсем темными.
Ужасный и кошмарный Змей едва не подавился воздухом от выражения лица напротив.
Там, в чужой душе, происходил тот самый Апокалипсис, который всего день назад они
предотвратили здесь, на Земле. Азирафаэль подался вперёд, отмахиваясь от всех
ненужных и глупых слов, что едва не сорвались с губ демона, накрыл ладонью его
глаза и поцеловал. Кроули целовал многих сотни тысяч раз, но его никто ещё не
целовал так. Никогда. Так, словно это было последним желанием перед смертью, самым
необходимым, единственно возможным. Азирафаэль снова и снова втягивал в рот его
нижнюю губу, касался ее языком, и в этом нежном прикосновении было столько силы,
столько жажды… Если кто-то сможет осудить Кроули за то, что у него подогнулись
колени и демон постыдно сполз по стене, то этот человек будет вечно гореть в Аду.
Уж желтоглазый Змей определенно об этом позаботится.
— Слишком быстро для тебя, мой дорогой мальчик? — с улыбкой спросил Азирафаэль,
придерживая его, помогая устоять на ногах.
— Смейся, смейся… — зашипел демон, закрыв половину лица ладонью в попытке вернуть
себе хоть немного самообладания.
— Никогда, — мгновенно ответил ангел и в квартире поочередно мигнули все лампы и

люстры. — Слышишь? Никогда.
— Никогда… — эхом отозвался Кроули и, потянувшись вперёд, огладил пальцами линию

бровей Азирафаэля, его висок и зарылся в светлые кучерявые волосы. — Я был уверен,
что я больше никогда тебя не увижу. Был уверен, что я никогда не смогу тебе
сказать…
— Не надо, перестань… — Азирафаэль хотел шагнуть ближе, возможно снова поцеловать,

но рука демона удержала его на месте, не подпустила.
— Я больше не могу… — Кроули дышал коротко и часто, он стал похож на мираж, который
видишь на краю сна, за секунду до того, как проснуться.
Ангелу пришлось впиться в его запястье пальцами, потому что такое уже было. Он
открывал глаза с утра, полные слез и тоски, смотрел на свой собственный магазин, но
ничего не видел. И если вдруг он снова проснётся, то просто не сможет этого
вынести. Он вцепился в Кроули, ведь не только демон тут был на грани того, чтобы
сойти с ума, ладно?
— Я… — демон выдохнул тяжело и свободной рукой коснулся горла, пытаясь сорвать

фантомный ошейник и цепь. — Ангел, я…
Азирафаэль чувствовал горячие пальцы на своей щеке, под ухом, на шее. Кроули
облизывал сухие губы — кончик его языка стал раздвоенным — жмурился на мгновение,
после, будто испугавшись, снова распахивал глаза, чтобы убедиться в наличие одного
пернатого перед собой. Горький смешок вырвалась из его рта, гримаса исказила лицо.
— Я так долго держал это в себе, — его голос дрожал, словно тонкая паутина на ветру
— вот-вот сорвется. — Что, кажется… Оно застряло.
Ангел шагнул всё же вперёд, преодолевая ослабшее сопротивление. Он провёл пальцами

по груди Кроули, шелест ткани в звенящей тишине звучал оглушительно. Рука
Азирафаэля остановилась в районе солнечного сплетения, короткие ногти царапнули
пуговицы.
— Здесь? — синие глаза сверкнули в темноте, когда он попытался заглянуть в лицо

демона.
Кроули покачал головой и, не выдержав бушующий внутри него чувств, невесомо

коснулся губами лба Азирафаэля, вкладывая в это всё невысказанное. Горячее дыхание
обожгло нежную кожу.
— Люблю тебя, — прошептал Азирафаэль, чуть приподнявшись на носочки, ботинки

скрипнули по дорогому паркету.
Демон дернулся всем телом как от удара, пальцы в светлых волосах сжались почти до
боли. Он запрокинул голову своенравного пернатого и страшно сверкнул глазами — это,
правда, уже давно не имело никакого эффекта. Крылья Азирафаэля задрожали, едва не
пробиваясь в реальность — пара одиноких перьев все-таки упали на пол — когда он
взглянул в лицо Кроули. Оно было таким открытым и беззащитным, словно страшный
вековой змей разом сбросил все свои маски, обнажил свою душу, практически протянул
ее в сложенных ладонях.
— Ангел, ты всегда обламываешь мои планы… — зашипел Кроули, и в следующее мгновение

их обоих, застывших в таких болезненных и счастливых одновременно с этим объятиях,
швырнуло к противоположной стене. — Уже шесть тысяч лет.
Большие чёрные крылья укрыли ангела, сомкнулись за ним, защищая от удара, потому
что их хозяин был занят — целовал сладкие губы, срывая с них вздохи и тихие стоны.
На стене оставались глубокие царапины от жёстких перьев, краска слезала и крошкой
сыпалась под ноги. Вопреки этому, стоило им коснуться лица Азирафаэля, они
становились до безумия мягкими и нежными, будто облака.
Ангелу казалось, что у Кроули вдруг выросла еще одна пара рук, возможно даже не
одна. Он касался везде и сразу: гладил по щекам, перебирал вьющиеся пряди, пытался
вытащить рубашку из брюк, путался в светлом пиджаке. Выросшие когти оставляли
розовые полоски на открытой шее и горле, которые сам же демон сразу прослеживал
языком.
Кроули совсем не ожидал, что его крылатый возлюбленный не захочет послушно

следовать за чужими ладонями и принимать жаркие ласки. В узком коридоре и так было
мало места, но из-за распахнувшихся белых крыльев и вовсе стало невозможно тесно.
Пару снова швырнуло, к другой стене, упала на пол какая-то памятная статуэтка,
простоявшая в покое так долго. Но как она могла тягаться с двумя эфирно-зефирными
созданиями, которые не просто дорвались до своей любви… они дорвались до неё,
искренне веря несколько тысячелетий, что этого никогда не будет.
Модная темная рубашка не устояла против разрывающих ее рук — у неё не было ни

единого шанса. Кроули зашипел, запрокинув голову, когда почувствовал нежные
прикосновения к своему животу.
— Полегче, ангел… — чужая благодать сияла так ярко, что слезились глаза — от этого
и только от этого. — Я никуда не денусь.
— Не верю, мой дорогой, — Азирафаэль грубым движением сорвал со своей шеи бабочку —
подцепил ее пальцем и распустил, небрежно бросив под ноги. — Ни единому слову,
мерзкий демон.
Кроули потянулся и сцеловал улыбку с нежных губ, придерживая под затылок ладонью.
Азирафаэль был похож на небеса в бушующий шторм: его бросало из крайности в
крайность, от нежности к желанию обладать, и обратно.
«В тихом омуте...» — мелькнула мысль в голове демона, пока он ловко и нетерпеливо

освобождал своего любимого из плена пиджака и нелепой обшарпанной безрукавки. В
отличие от ангела, Кроули не мог позволить себе рвать ткань в порыве — он заранее
знал, что в этом случае его хладный и обезображенный труп найдут ещё не скоро. Ох
уж эти двойные стандарты светлой стороны… Поэтому он последовательно и немного
нервно выпутывал Азирафаэля из сотни слоёв его любимого костюма.
—Дорогой мой, — позвал ангел, почувствовал всем телом дрожь Кроули.
— Это от нетерпения, — отмахнулся тот и попытался оскалиться как можно похабнее, но

тревожный излом бровей Азирафаэля дал понять, что все бессмысленно.
Его рука легла снова на солнечное сплетение, но теперь это было слишком… близко,
кожа к коже, его прикосновение вплавлялось в загорелую кожу. Нехитрая ласка в
очередной раз выбила почву из-под ног демона, и тот разозлился сам на себя. Он
соблазнил стольких за все это время, вверг в пучину похоти и разврата самые чистые
души. Это он должен был сейчас быть самым сексуальным и крутым в радиусе одной
отдельно взятой квартиры, а ангел — должен был дрожать и смущенно отводить глаза.
Какого дьявола все перевернулось с ног на голову в очередной раз?
— Давай начнём все сначала… — предложил Азирафаэль, поглаживая невесомо то место,

где болело у демона сильнее всего.
— С самого? — Кроули показательно испугался, но накрыл руку ангела и вдавил в своё

тело сильнее, будто Небесный воин и правда мог вытащить оттуда застрявшие чувства.
— Например… — Азирафаэль переплел их пальцы и крепко сжал горячую ладонь. —

Здравствуй. Меня зовут Азирафаэль. Я люблю тебя.
— Мне подходит, — после секундной задумчивость одобрил Кроули и пошёл следом за

ангелом, осыпая его прекрасное лицо легкими, словно прикосновение ветра летним
днём, поцелуями.
Они не вписались в двери спальни, опрокинули тумбу на маленьких ножках, застряли

надолго около большого окна, оставляя на стекле влажные разводы, оборвали несколько
колец на шторах — ткань печально повисла, терзаемая ветром. Постель оглушила их
громким скрипом, когда ангел и демон, так и не разорвав объятий, рухнули на неё. Их
пиджаки бесформенной кучей валялись где-то по дороге в спальню. Жилетка ангела
повисла на дверной ручке, которую согнули в порыве сильные пальцы демона.
Чёрная рубашка липла к телу, Кроули ненавидел её всем своим порочным сердцем. Демон
лежал на спине, закрыв лицо скрещенными локтями. Длинные когти царапали нежные
ладони, когда губы ангела касались его выступающих ключиц, впадинку между ними.
Каждый след от поцелуя горел клеймом, жёг до цветных кругов перед глазами.
Азирафаэль заворожено смотрел, как проступают на коже мелкие рыжие веснушки, и
прослеживал их подушечками пальцев. Демон задрожал от этого прикосновения и ещё
сильнее вжался лицом в свои руки.
— С самого начала… Это было безнадежно… — прохрипел он зацелованными губами. — Я не

мог не…
— Знаешь, — ангел навис над Кроули, с усилием отводя в сторону его выставленные в
защитном жесте руки. — Для любви нужно два человека.
Улыбнувшись — совершенно невероятно, так светло и ярко — Азирафаэль поцеловал его в

переносицу, провёл губами до кончика носа, коротко коснулся губ, а потом скользнул
ниже. Провёл прохладными ладонями по животу демона и склонился над солнечным
сплетением.
— Дыши… — прошептал он и накрыл это место губами, причиняя ещё больше фантомной
боли — демон вцепился зубами в истерзанны рукава рубашки и запрокинул голову. —
Дыши.
— Люблю… — сорванным голосом выдохнул Кроули, вырывая это слово из себя, и где-то в
вселенной взорвалась старая звезда.
...Ранним утром снова пошёл дождь. На улице было прохладно и очень сыро. Вода
капала с крыши, барабанила по стеклу, врывалась мелкими брызгами в квартиру. Демон
стоял на балконе, положив руки на резные перила. Он был в одних штанах, ощутимо
пострадавших от страсти ангела. Капли оседали на загорелой коже, стекали прямо по
оставленным в порыве следам — засосам и синякам. Кроули курил, ссутулив плечи, и
смотрел за городом. Ветер дергал его волосы, пытался загнать наглое создание
обратно домой.
Но впервые за долгие тысячи лет в глазах и в душе демона царил покой. Он выдыхал
серый дым в небеса и подставлял лицо под дождь. К ним не заявился посреди ночи
карательный отряд, ангел не сгорел в адском пламени прямо в его объятиях, крылья не
отвалились и даже перья не выпали. Кроули машинально коснулся диафрагмы, где
остался глубокий след от зубов любовника. Демон посмотрел в небо и, не удержавшись,
улыбнулся — искренне и очень светло, как улыбался давно, слишком давно.
— Я проиграл, да? — его вопрос почти сразу превратился в утверждение, а по лицу

скользнул солнечный луч, на мгновение пробившись сквозь серую хмарь.
— Дорогой мой? — чужой заспанный голос послышался из спальни. — Ты где?
Ангел начал нервничать — возможно, тоже ждал, что его любовник сгинет в адских
муках или растает от его поцелуев, как от святой воды. Кроули последний раз
затянулся и затушил сигарету о влажные перила. В комнате было намного теплее, кожа
тут же покрылась мурашками. Демон прикрыл за собой балконную дверь и подошёл к
кровати.
— Доброе утро, — улыбнулся Азирафаэль, чья тревога сменилась радостью или даже…
счастьем.
Демон опустился рядом на постель, лёг на бок, подпирая кулаком голову. Секунду
любовался припухшими губами ангела — своего ангела — а потом наклонился, накрывая
его собой, и завёл за голову пленённые руки небесного воина.
— Доброе утро, — отозвался он. — Меня зовут Кроули. И я люблю тебя.
Звонкий смех ангела почти сразу затих, потому что смеяться и целоваться очень
сложно. Ветер подхватил валяющиеся на полу большие перья — белые и чёрные —
закрутил их на месте и швырнул наружу, специально для этого распахнув дверцу
балкона.
Где-то высоко и далеко Она, не скрывая довольной улыбки, поймала эти перья и
спрятала в сложенные ладони. Очередной непостижимый план её увенчался успехом.
Вышло, конечно, дольше, чем планировалось, но все-таки…
Иногда, проигрыш становится сладок и прекрасен, и обесценивает победу. Ведь все,

что Она когда-либо хотела — чтобы каждый ее ребенок — небесный и земной — познал
любовь. Следующим в её списке был…
Габриэль, который всячески пытался заглянуть в зашторенное окно квартиры своего

заклятого врага, оглушительно чихнул и едва не выронил бинокль.
— Кто-то тебя вспомнил, босс, — равнодушно предположил Михаил, и Габриэлю почему-то

стало очень не по себе.
В конце-концов, все это — один большой Непостижимый План.

========== Day 80. Цветы ==========
Комментарий к Day 80. Цветы

Хай-о-хай, котики мои прекрасные!
Вот и наступила осень (если кто-то запоёт про календарь, я начну убивать 😬). Мы
наконец-то отправились на учебы и работы очно — в большинстве случаев — но не знаю
я, насколько нам это счастье свалилось и когда решётки снова захлопнутся. Холодок
по шее уже ходит. Не хочу опять сидеть дома 🙄
💝 В любом случае, я поздравляю вас с 1 сентября, с новым кругом Коловрата, с новым

листом жизни. Пожалуйста, берегите себя, заботьтесь о себе, ведь вы все — мои
котики. Я за вас беспокоюсь.
Встретить очень мне очень захотелось с нашими прекрасными мужьями. И захотелось мне
устроить еще один 30-дневный забег. Правда, на один день я всё-таки опоздала... но
представим, что это со 2 по 2 число 😋
Тема 1(80 между тем 😳) дня: цветы
И да, я совсем недавно писала про цветы, но засчитывать прошлый день за новый - это
дурной тон. Поэтому я решила посмотреть под другим углом на тему.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Габриэль (в какой-то степени, но не слишком)
Романтика, нежность, ER, любовь
из вселенной «Кантри-сайд любовь» (https://ficbook.net/readfic/8386666)
🦊 Я очень люблю этот короткий миг, когда лето перетекает в осень. Это как сладость
на корочке яблочного пирога, что-то невыносимо сладкое и при этом немного
тоскливое.
🌟 К этой истории мы давно не возвращались. Наконец, настала пора.
Спасибо Вам ж помощь с опечатками, Вы очень помогаете. Надеюсь на Вашу помощь
«Чтобы жить, нужно солнце, свобода и маленький цветок.»
«Быстрый способ создать счастье:

цветы и чашечка любимого напитка»
Вы когда-нибудь задумывались, насколько разной бывает любовь? Сколько у неё

всевозможных оттенков, вкусов и звучаний. Попробуйте спросить первых десятерых
человек, которых Вы встретите на улице или на работе, в университете или в общем
чате: «Слушай, а что такое «любовь»?» и запишите их ответы в маленькую книжечку в
красной кожаной обложке — обязательно в красной, но как вариант можно в любой и не
обязательно в кожаной, и не обязательно в обложке — а потом сравните, когда
вернетесь домой и запрёте за собой тяжелую железную дверь. Сначала многие попробуют
отмахнуться бессмысленными и шаблонными терминами, но не обманывайтесь — для
каждого человека есть своё обозначение любви. Оно формируется всю жизнь, изменяется
со временем, возвращается обратно — иногда, когда жгучее разочарование затапливает
сердце, исчезает вовсе… — но каждый из нас, даже самый заядлый циник, хочет верить
в любовь. Она нужна нам как путеводная звезда, как смысл всего происходящего, как
весомая причина того, что можно еще немножко потерпеть, не сдаваться еще один день;
или час; или секунду.
Для кого-то любовь кроется в прикосновениях: самых невинных — к холодным щекам
горячими пальцами или к дрожащим во сне ресницам — и до смущения откровенных — как
сквозь кожу и рёбра к бьющемуся в истерике сердцу. Для таких людей никакие слова,
никакие поступки или убеждения ничего не значат. Они не поверят, не услышат и не
поймут, пока не прикоснутся к чужой ладони подушечками пальцев и не поцелуют
соленые от слез губы. Кому-то — совсем наоборот. Прикосновения кажутся пошлыми и
неважными, второстепенными, ведь для таких людей самое главное слова — те
неуклюжие, сорвавшиеся с губ едва слышно, оборванные горячим дыханием. И иногда в
одном самом простом слове они слышат намного больше, чем в пылких громких речах.
Ведь сказанное фальшивое «люблю» для них — как поддельный бриллиант для ювелира,
Для некоторых любовь — это свобода, которую они готовы подарить своему близкому
человеку, стоит только тонкой красной нити натянуться слишком сильно. И сами они
дорожат только своей убегающей вдаль дорогой, бьющим в лицо ветром и песней
дрожащих в небесах звезд. И для них любовь не может быть иной, ее нет в сценах
ревности по вечерам или постоянных звонках на мобильник. Эти люди не плохие, совсем
нет… просто любовь для них заключается совсем в другом.
Людская любовь такая разная, такая красивая и… сложная.
Лето почти сдалось под натиском осени. Последние бои между холодными дождями и
тёплыми августовскими вечерами были почти окончательно проиграны последними. Самые
неуверенные в себе листочки срывались с веток — все еще зеленые и свежие — и падали
к ногам. Природа медленно, но верно признавала поражение и готовилась к
подступающему сентябрю. Ранним утром по крыше дома скакали деловитые белки,
царапали черепицу когтями, роняли орехи и в панике бросались в погоню. Несколько
птиц свили свои гнёзда под чердачными балками, другие — вовсю собирались в
путешествие. В воздухе витал запах поспевающих яблок, ягоды сыпались с кустов точно
в протянутые детские руки. Речка, что бежала мимо городка, постепенно мутнела.
Купаться в ней пока еще было можно, но после почти весь день приходилось
избавляться от отвратительного запаха тины. Особенно тяжело он сходил с волос.
Несоизмеримые жертвы ради нескольких минут прохлады.
Упавшее раньше времени яблоко печально хрустнуло под ногой. Кроули отвлекся от
созерцания плодов своей работы и опустил голову. Сидящий рядом кудрявый — заметно
потолстевший — пес зеркально повторил этот жест. Они пару секунд рассматривали
незрелое яблоко, из которого вытекал белый сок. В нос ударил кисловатый запах.
Кроули сморщился и отступил на всякий случай на шаг, а пес мотнул головой и звонко
чихнул. Демон ударом ноги отправил нарушившее покой яблоко в долгий полет в сторону
забора и поднял с травы свой планшет. На нем было открыто видео, поставленное на
паузу. Змей сравнил застывшую картинку с тем, что у него получилось и критически
нахмурился. Перфекционист внутри него завывал в голос и вырвал уже все волосы,
бегая по кругу. Авантюрист и лентяй, отгородившиеся от своего сумасшедшего брата
большим диваном, развалились на нем же — на диване в смысле — и были вполне
довольны результатом.
Кроули устало вздохнул и утер предплечьем вспотевший лоб. Чёрная майка без рукавов,
которая так сильно нравилась улыбчивой соседке, намокла на груди и на спине, точно
между лопатками. Пот стекал по пояснице и впитывался в ткань темных потрепанных
жизнью джинс.
— Вроде ничего… — задумчиво пробубнил себе под нос Кроули и поправил запястьем
съехавшие на нос очки.
— Гав! — подтвердил пес, сидящий рядом.
— Заткнись, Габриэль, — огрызнулся змей, даже зубами для верности щелкнул — правда,
это не возымело никакого эффекта. — Все это вообще из-за тебя. Не мог найти себе
более подходящего место для туалета?
— Р-р-рав! — обиженно возразил пес, отворачивая морду.
— Да, да, это был замок для белки, я помню, — устало вздохнул Кроули, поднимая с
земли моток проволоки, и принялся наматывать ее на конструкцию. — Суть… дела… не
меняет!
Демон наконец закрепил жесткий конец проволоки и потряс деревянную перекладину,

чтобы убедиться в ее крепости. Та скрипнула, задрожала на секунду, но устояла.
Кроули зашипел, отшатываясь от постройки и отдирая приклеившийся к краске локоть.
Пёс фыркнул себе под нос и улёгся на вытянутые лапы.
— Обычных собак, между прочим, выгоняют на улицу и не за такое… — ехидно бросил

Кроули и отряхнул ладони. — Ты должен быть сильнее расстроен тем, что выкопал все
цветы ангела. То, что тебе все сошло с лап — это лишь потому, что он слишком
добрый.
— Кто это слишком добрый, дорогой мой? — раздался за спиной мягкий и вкрадчивый
голос, но он отозвался зарядом электричества, прошедшим по телу демона.
Кроули крутанулся на месте, издавая какой-то невнятный звук — что-то среднее между
«Ангел!», «Твою мать!» и «Святой мой Боже!» — запнулся о рассыпанные под ногами
инструменты и полетел точно в припаркованную рядом тачку, в которой еще осталось
немного песка. Габриэль, вскочивший так же испуганно, как и демон, попытался
поймать того за джинсы, но ткань лишь печально затрещала в его пасти. Кроули рухнул
в тачку, она пару мгновений покачалась, словно не могла определиться — ловить ей
баланс или нет — и завалилась на бок, а как только она выкинула обнаглевшего демона
в ворох травы, то до кучи накрыла его собой, всем своим пылким металлическим телом.
Несколько мгновений стояла тишина, которую нарушало только мерное поскрипывание

колёса, что вращалось по инерции.
— Кроули! — очухался ангел первым, протягивая руки в сторону погребённого заживо.
Габриэль выплюнул обрывок обслюнявленной ткани и чихнул несколько раз, избавляясь

от забившего пасть запаха. Тачка дёрнулась, еще раз, и наконец отлетела в сторону
от мощного пинка, трагично упала в траву. Кроули сел и вытащил изо рта толстый
пучок листьев. На щеке у него красовалась длинная кривая ссадина. Сквозь прореху на
джинсах была видна острая загорелая коленка, на которой остались отпечатки чужих
зубов. Демон поднял с земли молоток и указал на пса, прижавшего уши к голове.
— Ты никчемный помощник! — обвинил Змей, желтизна затопила его глаза полностью. —

Нужно было тебя съесть!
— Не пугай его! — на секунду возмутился Азирафаэль, укоризненно хмуря брови, но они

тут же снова тревожно изогнулись. — Кроули, как ты?
— Ты должен был следить! И предупредить, когда он проснётся! — пожурил собаку демон

и рывком поднялся на ноги, утирая выступившую на щеке кровь.
— Дорогой мой… — Азирафаэль открыл было рот, чтобы задать мучавший его вопрос, но
возлюбленный его опередил.
Кроули небрежно завалился на бок, упираясь рукой во что-то громоздкое… и через

секунду на месте пустыря вдруг возник большой парник, со стеклянной крышей,
металлической дверью яркого синего цвета. По потолку тянулись поливалки,
соединенные между собой заумной системой. Между грядками петляли цветастые
тропинки, у дальней стены стоял массивный деревянный стол, а на стенде висели
всевозможные инструменты. В углу громоздились горшки разных размеров и расцветок.
— В общем, — небрежно махнул рукой Кроули на теплицу. — Мы извиняемся за то, что
сломали твои цветники. Нам очень жаль… да?
Кроули посмотрел на пса, и тот мгновенно подтвердил его слова, громко гавкнул и
подпрыгнул на одном месте.
— Здесь твои цветы будут в безопасности от холода, от дождей, от… меня, — демон
криво улыбнулся и похлопал ладонью по двери.
— Это… для меня? — Азирафаэль смотрел на представшее перед ним чудо во все глаза, и
в них плясало солнце последних летних дней, делая их невыносимо синими.
— Нет, я просто проснулся и вдруг подумал: «Нашему заднему двору не хватает

теплицы! Вот в чем суть всех проблем!», — беззлобно огрызнулся Кроули, стягивая
покрытую пылью и мелкой древесной крошкой майку через голову.
Кинув испорченную тряпку в ворох мусора, демон на секунду скрылся в теплице. Дверь
открылась снова, и Кроули появился во всей своей красе, бережно неся большую
соломенную шляпу, из которой торчали маленькие пучки. С самой довольной улыбкой он
нахлобучил ее на голову своему пернатому. Азирафаэль потянулся, чтобы залечить
набухшую царапину на загорелой щеке, но демон мотнул головой, отшатываясь от
прикосновения.
— Ерунда, не обращай внимания, — отмахнулся Кроули, перехватил протянутую руку и

коротко поцеловал в середину ладони.
— Тебе совсем-совсем не обязательно было… — смущенно улыбнулся ангел, но его взгляд

снова и снова возвращался к подарку.
— Да ладно, дело пяти минут, — демон мягко поймал лицо возлюбленного в ладони,
невесомо поцеловал чуть влажные губы и отпустил, огибая его очень-очень близко,
почти задевая плечом. — Наслаждайся.
— Ты сделал ее сам? — бросил вслед Азирафаэль, ероша кудрявую шерсть на макушке

подошедшего пса.
— Нет конечно, я тебе кто? Строитель-прораб? — почти искренне оскорбился Кроули,

замерев на крыльце. — Одно небольшое демонское заклинание, пара инструментов и
вуаля.
Демон скрылся в доме, продолжая что-то бурчать себе под нос. Габриэль басисто
гавкнул ему вслед, хотел было побежать за ним, но ласкающая рука была такой нежной…
А Азирафаэль с понимающей улыбкой смотрел на разбросанные по земле инструменты, на
слегка покосившуюся конструкцию теплицы, на следы босых ног, измазанных в синей
краске, протянувшиеся цепочкой по пока еще зеленой траве. Вопреки стараниям Кроули,
ангел заметил толстые темные занозы, засевшие глубоко в пальцах, и тонкие порезы от
проволоки. Даже отпечаток локтя на внутренней стороне двери заметил. И открытое на
планшете видео: «Теплица для цветов своими руками для начинающих».
— Гав! — Габриэль привалился к бедру Азирафаэля и потерся мордой о штаны.
— И не говори, — нежно прошептал тот и наконец решился подойти к своему подарку,

трепетно провёл ладонями по двери, любопытно заглянул внутрь.
Сбоку лежали пакетики с семенами, саженцы — где только желтоглазый змей умудрился
их найти — а в ближайшей ячейке были посажены те цветы, что остались в живых после
вероломного нападения на них Габриэля. Азирафаэль коснулся рукой груди, где
защемило что-то от переполняющей сердце любви.
В доме что-то грохнуло и послышалась отборная брань Кроули, который то ли уронил
себе что-то на ногу, то ли врезался во что-то. Габриэль взволнованно залаял, бросил
быстрый взгляд на Азирафаэля и понёсся в дом, буксуя на скользкой плитке.
Ангел мгновение разрывался между жгучим любопытством и волнением за сохранность

своего потрясающего любовника, но вдруг в окне дёрнулась светлая занавеска с
кружевами, сверкнули холодные ядовитые глаза. Азирафаэль спрятал улыбку в ладони, и
со спокойной душой отправился изучать свой подарок. Внутри обнаружилась и большая
толстая лейка — если вдруг хозяин захочет поливать цветы собственными руками — и
его любимая лопатка с отгрызанной ручкой. В дальнем левом углу был натянут
многострадальный гамак, на который уже несколько раз совершали покушения соседские
дети. У ангела защипало кончики пальцев. Он прекрасно знал, что Кроули — хоть он и
не хотел признаваться — любил наблюдать за работающем в саду любимым. Азирафаэль,
хоть и был занят, чувствовал чужой взгляд, видел блуждающую на тонких губах улыбку.
И, судя по всему, Кроули не собирался отказываться от своей новой привычки, даже не

смотря на приближающуюся зиму. В небольшом шкафу наверняка найдется ворох тёплых
одеял. Азирафаэль не слишком любил, когда демон впадал в спячку — хотя Кроули и
старался за этим следить и не допускать слишком уж часто — но мысль, что змей будет
спать в самодельном гнезде совсем рядом, в окружении прекрасных нежнейших цветов,
согрела старое изношенное сердце ангела. Недалеко от гамака Азирафаэль нашёл и
большую собачью лежанку, которую он сам точно не привозил из города и не творил из
воздуха. Кроули сколько хотел мог огрызаться и щелкать зубами, но он все-таки
привязался к страшному захватчику его кровати и завтраков. Все-таки, их объединял
один очень важный факт — они оба до смерти любили синеглазого пернатого. Если не
можешь победить своего врага — объединись с ним.
Кроули и Габриэль — «Только так можно назвать это чудовище, Ангел!» — первое время
воевали, вплоть до погрызенных модельных ботинок демона, украденной миски с
завтраком и спонтанной побудки в четыре часа утра. Но, несмотря на сложный характер
— причём сразу у обоих — домашние тираны ангела сумели смириться с существованием
друг друга. Большего тот пока требовать не хотел, даже у него самого ушло почти
шесть тысяч лет, чтобы обличить свои чувства и засунуть их в одно безликое и
плоское слово «любовь».
Кроули о любви говорить не привык, да ему и не нужно было. Все, что требовалось от
Азирафаэля — внимательно смотреть на выражение чужого лица, на блеск янтарных глаз,
на мелкие жесты и большие поступки. Демон привык скрываться и забивать свои чувства
в самый дальний угол, маскируя их ненавистью или равнодушием. Азирафаэль не спешил,
но был уверен, что однажды он сможет вытащить их наружу, под яркий солнечный свет.
Но пока что — на ближайшие несколько сотен лет — ангелу было достаточно того, что
он имеет. Например, большой оранжереи для цветов, которую желтоглазый демон
старательно строил своими собственными руками. И разве какие-то глупые слова могли
выразить живущую в сердце старого змея любовь лучше? Да не смешите демонов под
своими кроватями.
Азирафаэль вернулся в дом, когда начало темнеть. Он так увлёкся обустраиванием

своей новой теплицы, что совсем забыл о времени. Пока прикинул, какие цветы и где
лучше будут расти, пока рассчитал правильное соседство — особенно с пустующим пока
гамаком — пока разобрал завал семян… Ангел вошёл в дом изрядно помятый, весь в
грязи и в поту, но удивительно счастливый и умиротворенный. С кухни соблазнительно
пахло лазаньей, сытый до отвала Габриэль валялся на диване в гостиной. Горели
небольшие бра на стенах, теплый пока еще ветер смело гулял по комнатам и раздувал
шторы. Азирафаэль повесил шляпу у двери и стащил измазанную землей и удобрениями
рубашку с плеч. Очень хотелось в душ, еще больше — есть. Но все это меркло по
сравнению с тем, как он желал коснуться одного ужасного и кошмарного исчадия ада.
Это самое и. а. нашлось в спальне. Кроули дремал, подтянув к себе подушку

возлюбленного, умотанный долгим и трудным днем, полным переживаний. На телефоне
рядом шёл какой-то второсортный мультик про бобров, которые строили плотину. Стопы
демона были не такими синими, как днем, но краска все еще не отмылась до конца. На
щеке красовалась засохшей корочкой длинная ссадина. Азирафаэль бесшумно опустился
на вторую половину постели, не отрывая влюбленного взгляда от демона. Он осторожно
коснулся расслабленной руки, провёл по следам от острых зубов — Кроули выковыривал
занозы из пальцев — по мелким царапинам, по пятнышкам краски. Отодвинув мобильник в
сторону, Азирафаэль устроился рядом — прижимаясь спиной к чужой горячей груди,
чувствуя размеренное дыхание демона за собой — устроил голову на его локте, чтобы
израненная ладонь оказалась точно перед глазами, и, наконец, расслабился.
Кроули на одно мгновение сжал его в объятиях, словно в больших кольцах, втянул
носом запах светлых вьющихся волос и расслабился, подгребая возлюбленного ближе к
себе. Азирафаэль уткнулся холодным носом в загорелую ладонь и закрыл глаза,
задрёмывая. Их любовь была для ангела самой… прекрасной. И он ни за что бы на свете
не согласился обменять ее. Кроули был слишком шумным, авантюрным и резким, и да, он
часто ошибался или что-то ломал, но… Серьезно, это были первые серьезные и желанные
отношения Кроули за шесть с лишним тысяч лет, он все еще учился. И Азирафаэля
вполне устраивало, как он это делает.
Габриэль, сидевший в дверном проеме, фыркнул себе под нос. Поднявшись на задние
лапы, он — правда не с первого раза — смог попасть по выключателю и погасить свет.
Люди были странными, сложными немного, но эти двое оказались самыми забавными и
милыми из всех, у кого он успел пожить. И Габриэлю нравилось у них: нравился
улыбчивый человек с серебряными волосами, который кормил его пышками, купал после
прогулок в лесу и брал на рынок; нравился — хоть и не с самого начала — ехидный
рыжий человек, который расчесывал ему кудряшки, выпутывал его лапы из сетки забора
и защищал от соседских детей. И Габриэль пока не знал, как показать этим двоим, что
они ему очень нравятся…
Любовь — эта странная людская штука — была такой сложной и запутанной… но Габриэль
определенно собирался в ней разобраться. А пока, пусть его странные и забавные
хозяева немного отдохнут.
В конце-концов, как выразить свою любовь лазанье пес прекрасно знал. И собирался
этим заняться. И кажется, он уже слышал, как утром будет кричать взбалмошный рыжий…
но это будет только утром.
А пока пора любить.
========== Day 82. Туман. ==========
Комментарий к Day 82. Туман.

Хай-о-хай, котятки 🦊
В жизни все всегда не вовремя: две недели сидела на работе, глядя в стену, а стоило
задумать второй круг — свалилось СТОЛЬКО работы. Что голова кругом.. Но вот, аврал
вроде разгребли, и я надеюсь вернуться в ритм.
💝 Неожиданно, я сама по уши влюбилась в ту историю, что у меня проучилась. Может,

викой тому усталость... но из маленькой сайд-офф истории оно превратилась вдруг в
сияющую сказку, в которой я отогрелась после ливня.
темой 2(81) дня стало: Туман
Эта штука одна из самых загадочных и таинственных. В тумане исчезает все, и

бороться с ним почти невозможно.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, ОМП, чайка
Ангст, романтика, hurt/comfort, любовь и нежность. И море.
Работа написана по мотивам стихотворения Валентина Катарсина —

https://poemata.ru/poets/katarsin-valentin/nado-mnoy-brodyagi-oblaka/
🙄 Она вдруг обросла в моей голове столькими деталями, что пришлось делить на части.
Надеюсь, что Вам она понравится так же, как и мне.
💝 В начале работы я процитировала стихи чудесной Aszsa, потому что они прекрасно
легли в настроение.
Спасибо за Вашу помощь с опечатками, Вы просто потрясающие. Вы делаете истории

лучше 🌟
🎧 К этой истории: Nebezao, NЮ — Если бы не ты
🌺 Приятного Вам чтения,

Пахнуло осенью, румяным сентябрем,
Морозливым уже не понарошку,
И в спину, как струя за кораблем,
Зудящим шлейфом потянулись мошки.
Мой теплый дом сквозь сумерки плывет,
Маня шкворчанием пекущихся оладий,
И тает лето, как прозрачный мёд,
Стекая с пальцев к пчёлам на халате.
О, как я этот тихий час люблю,
Когда садится солнце за кроватью,
В углу висит отглаженное платье,
Назначенное в жертву сентябрю…
(с) Стихи потрясающей Aszsa
Человек за всю свою жизнь мечтает так много. Сначала эти мечты совсем маленькие:
новая кукла, как у одноклассницы, и чтобы у неё обязательно моргали глаза; набор
самых сладких конфет с орехами в блестящих обертках; новая компьютерная игра, о
которой болтают все мальчишки во дворе. И мечты эти исполняются так ярко, так
блестяще, в груди становится тепло-тепло, и хочется крепко обнять маму или дедушку,
потому что: «Это же то, о чем я так долго мечтал!». И гордой походкой в школу или
на улицу, потому что светишься изнутри. И человек живет исполнившийся мечтой — спит
вместе с ней в обнимку, таскает везде и всюду, может говорить только о ней — пока в
глаза и сердце не попадёт новая, на этот раз определенно самая-самая большая мечта.
Ма-а-а-м…
Мечты растут вместе с человеком. Теперь мечтаешь, крепко стиснув зубы, чтобы
контрольную перенесли на другой день; чтобы папа не увидел дневник; чтобы самая
красивая девочка в школе улыбнулась на перемене. Потом мечтаешь об отличных
результатах на экзаменах, о своём имени в списке поступивших, о престижной работе.
Очень редко, когда в сердце человека оформляется самая настоящая мечта, которая
заслуживает так называться. Мечта, которая долгие годы — словно яркий начищенный
фонарик где-то в голове — горит и освещает путь, поможет найти себя в тумане страха
и заблуждений. Таким мечтам посвящают жизни, долгие года неуверенности и страха,
одиночества и боли. Без гарантий, что однажды все-таки удастся добраться до самого
конца пути — того самого, который нужен.
Человеческие мечты хрупкие, словно сердце замерзшего в ночи ангела, которого

встречаешь на своём пути только раз. Они разбиваются — и мечты, и сердца — от
любого неосторожного слова, от косого взгляда, от едкой насмешки. Осыпаются они к
ногам мелкими осколками. И не поможет никакой супер-клей. Мечты ломаются так легко,
и редко когда хватает сил наполнить заново пустующее место в сердце. Мечты принято
держать к секрете, если не хочешь, чтобы они побледнели от страха и исчезли совсем.
Про свою мечту нужно молчать, обязательно, слышишь? Но можно рассказать о ней
только один раз — самому близкому и надежному человеку, чью руку сжимаешь крепко в
своей, до боли, до сведенных судорогой пальцев. И, если повезёт — очень-очень
сильно, как в лотерею, только намного сильнее, — то этот человек бережно приложит
твою мечту к своей, чтобы они светили отныне и навсегда вместе, в унисон.
Если тебе повезёт…
Наверняка, они представляли себе все совсем иначе — можно спорить на деньги или
выпивку, если вдруг захотите, — но все ожидания померкли и растаяли, как прерванный
на рассвете сон, стоило только увидеть впервые это место. Старый рыбацкий дом стоял
около самого моря, всего в десяти-пятнадцати шагах от кромки воды. Некоторые доски
давно сгнили, крыша прохудилась — зимой, в самый сезон штормов, невзрачная рыбацкая
хибара порой почти полностью скрывалась под водой. Когда море обрывало свой гнев —
а точнее сказать, истерику — оно, словно извиняясь, оставляло то на крыше, то на
крыльце ракушку, или красивые камни, затерянный давным-давно сундук со старым
барахлом или еще что-то такое же ненужное, но удивительное. Около дома на берегу
валялась измученная лодка, завалившись на правый бок. По ее бортам ползали
маленькие крабы, на самом носу свила гнездо бесстрашная чайка с изуродованным
клювом. Покосились от времени столбики, на которых раньше развешивали сети и рыбу.
Дверь хибары пронзительно скрипела, стоило ее только толкнуть. Внутри пахло мокрой
древесиной, солью и осенью, которая медленно, но верно приближалась — будто
незваный корабль.
Кроули говорил довольно мало, пока они — впервые, тогда еще неуверенно — брели по
пустынному пляжу. Азирафаэль кутался в серый плащ — демон остановился, стоило им
спуститься по крутой лестнице к пляжу, и небрежным движением поднял ему воротник —
и слегка ежился с непривычки. Кроули то и дело бросал на него нечитаемые взгляды —
один дольше другого —и не мог насмотреться на то, как сильно синие глаза напротив
были похожи на море.
— Здесь жил твой друг? — спросил только ангел и почувствовал горячее дыхание на
своём затылке.
Кроули обнял со спины, обхватывая сильными руками, и прижался щекой к тёплому

нежному виску. Азирафаэль чувствовал, как на секунду сбилось с ритма уверенное
обычно сердце, как на мгновение почти болезненными стали объятия.
— Я несколько раз приезжал к Юрхо, когда не было больше сил… ни на что, — отозвался
демон, когда Азирафаэль уже перестал ждать ответа.
О Юрхо — неприветливом хмуром рыбаке — Кроули говорил неохотно, совсем мало. Но

ангел его не торопил, не пытался пинком открыть эту тяжелую дверь, которую любовник
едва-едва отворил. Всему своё время, и какие-то раны заживают намного дольше. Но
Кроули привёл его в старый заброшенный дом — пришёл вместе с ним туда, куда столько
лет боялся вернуться. Море было спокойным в тот день, робко касалось ботинок своих
гостей, смывало тяжелый темный песок. Осенний ветер — резкий и пронзительно
холодный — наблюдал издалека, гоняя птиц на высоких скалах. Ему не нравились
чужаки, как и напряженно наблюдающей за происходящим чайке, сидевшей в лодке.
Домом снаружи занялся сам Кроули. Он помнил, какой удивительно живой была хижина,
хотя ее хозяин и молчал большую часть времени, огрызался короткими фразами и вообще
не сильно радовался гостям. Демону хотелось, чтобы старый ветхий сарай, так долго
простоявший в одиночестве, снова наполнился жизнью. Он сам мог нарисовать красивую
картинку — воспоминания горели под веками так отчетливо. Совсем скоро доски снова
покрыла свежая белая краска, а крышу синий-синий цвет — хотя ему было так далеко до
шумящего под самым ухом моря, а тем более до улыбчивого ангела. Из старых досок —
скрипящих, если только на них наступишь — Кроули выложил небольшую дорожку к самой
воде. Вопросом времени было, когда на них налипнут ракушки, а под ними устроят
убежище храбрые крабы.
Дом изнутри взял в свои руки деятельный ангел. Азирафаэль хотел обратиться к старым
вещам, увидеть их воспоминания и вернуть все так, как и было… но в глазах Кроули
мелькнула такая боль, стоило это предложить, что ангел не рискнул. Демоны — они же
сущие дети, которые так легко ломаются. «Хрусть!» — что-то внутри, и обратно уже не
собрать. И Азирафаэль не мог так сильно рисковать. Поэтому он постарался вспомнить
все то, что так сильно нравилось любимому дома, в книжной лавке — да и вообще, за
все те шесть тысяч лет, что они друг друга знали. И если ангел как-то не так
представлял себе исполнение своей мечты… то по-другому, он, наверное, уже и не
захотел бы. На улице размеренно стучал молоток, Кроули сидел на песке, подтянув к
себе ноги и сунув в рот сразу охапку гвоздей. Старенькая печка, до которой пока еще
не дошли руки, пыхтела изо всех сил, согревая небольшую комнату — в которой и
одному было тесно — и украшая золотистой корочкой мясной пирог. Постель стояла у
самой стены в углу — «Чтобы тебя не унесло ночью в море, глупый ангел». Сложенные
одеяла лежали в изножье кровати, потёртые подушки ворохом были навалены сверху. На
тяжелом деревянном столе покоился старый магнитофон с антенной, масляная лампа с
трещиной на круглом боку и несколько разбухших от воды книг. Кроули был
категорически против огня в доме, упрямо сжимал губы в одну линию, даже клацнул
зубами один раз, но капитулировал от ласковой улыбки, от нежного прикосновения к
щеке и предложения, что он сам заговорит лампу, любыми совершенно чудесами. Ангел
долгое время изучал протянутые под потолком шпагаты, трогал их несмело пальцами, но
снять не решился. Может и они однажды начнут торговать рыбой… Наверное, будет
странно со стороны, если они будут жить и не зарабатывать денег?
Кроули же — когда закончил с домом и небольшим сетчатым забором — терзался: как же

ему поступить с лодкой? С одной стороны — ему хотелось починить лодку Юрхо и выйти
на ней в море, с другой — жалко было разрушать птичье гнездо. Жалко и… опасно.
Демон едва не лишился пары пальцев, а всего-навсего хотел проверить прочность
дерева. О том, чтобы вытряхивать наглую птицу, было страшно даже думать. Кроули
решил, что лучше раздобудет новую лодку и попросит Азирафаэля найти душу Юрхо там,
наверху, чтобы он одобрил его выбор. А со старой… Спустя полчаса озадаченная чайка
растерянно изучала кривоватый навес над своим гнездом и пыталась понять, почему
злостный ветер перестал выкидывать ее из гнезда особенно сильными порывами.
Серое небо грязными обрывками ваты свисало сверху. Солнце утром попыталось
выбраться из душного плена, но быстро оставило свои попытки. Набухшие тучи медленно
плыли над морем — кажется, протяни руку и ткни пальцем, чтобы на землю хлынула
ледяная вода, — волны тревожно набегали на берег. Приближалась осень, а за ней
неспешным шагом следовала зима — пора самых сильных штормов. Кроули, забравшись на
ветхие перила крыльца, приладил над дверью желтоватый фонарь. Ветер тут же принялся
покачивать его из стороны в сторону, как любимую игрушку. Демон спрыгнул на песок и
отряхнул руки, задумчиво осматривая результат своей работы. Он щелкнул пальцами —
так тихо, но в этой безлюдной тишине это прозвучало громом, — и фонарь зажегся,
моргнул несколько раз, выныривая из долгого сна, и стал светить ровно. Рубашка в
черно-красную клетку ловила ветер, словно паруса корабля, раздувалась и опадала,
когда ветер терял к ней интерес.
Демон спиной почувствовал чужой пристальный взгляд. На скулах проступили острые

чешуйки, когда он развернулся на сто восемьдесят градусов, готовый броситься на
того, кто посмел нарушить их покой. Но ядовитые желтые глаза распахнулись от
удивления, в них на мгновение отразилось далекое равнодушное небо. Кроули вскинул
руку — длинные пальцы подрагивали от напряжения — и вдруг бросился вперёд, сдирая с
себя раздражающую рубашку прямо на ходу. Море встретило его ледяными брызгами от
разбившейся о рифы волны.
Азирафаэль, закончивший с обустройством — для начала — их дома, вышел наружу, грея
руки о большую миску с пирогом. В который раз ангел отметил, что пирог из настоящей
печки и пирог из духовки — это абсолютно разные вещи. Умопомрачительный запах
забивался в нос, от него во рту копилась слюна. Подмышкой у Азирафаэля был длинный
серебристый термос с горячим кофе. Потом нужно будет вернуть его на место, в сумку
вдохновленного морем фотографа, который сидел недалеко на утесе. Ангел уже почти
привык к влажному воздуху, к прохладе, которая вызывала мурашки. Он прикрыл за
собой дверь и остановился, осматривая пустой берег и цепочку следов, уходящую к
воде.
— Кроули? — позвал он растерянно, а море ударило о берег особенно сильной волной —

от зависти, наверное, потому что оно совершенно проигрывало ультрамариновым глазам
ангела.
— Я здесь, ангел, — Кроули говорил тихо, но ветер — то ли смирился с новыми

соседями, то ли поблагодарил за фонарь — бережно донёс его слова до адресата.
Демон сидел недалеко, прямо на песке, На абсолютно сухую рубашку с волос срывались
соленые капли, оставляя разводы. Кроули сидел, подтянув к себе согнутые ноги и
положив на колени локти. Босые ступни были погружены в серый песок. Вековой змей
смотрел вдаль, ломая в пальцах мелкую деревяшку. Азирафаэль подошёл к нему
медленно, потому что не мог перестать любоваться изящным профилем, расслабленными
плечами, спокойным выражением на лице. Теплый белый свитер ангела был надежной
защитой от холода, высокий подвернутый ворот стал отличным убежищем для немного
покрасневшего носа.
Азирафаэль опустился на песок рядом, на голубые джинсы тут же налипли щепки, что
сыпались из рук демона. Мужчины соприкоснулись плечами, и от этого нехитрого и
совсем простого движения дрожь пробрала обоих от макушки до самых кончиков пальцев.
Ангел устроил пирог на коленях, не спеша снимать с него полотенце. Повернув голову,
он чуть подался вперёд и коснулся чужого плеча носом. Демон словно успел уже весь
пропитаться солью и морем.
— Мне показалось… — хрипло сказал Кроули, оставив невесомый поцелуй на лбу

возлюбленного. — … что я видел Юрхо, там, в воде.
Азирафаэль положил голову на плечо падшего.
— Души людей часто возвращаются туда, где им было спокойно, — отозвался ангел,
изучая взглядом километры беспокойной воды, так похожей на море.
Кроули вздохнул и опустил голову.
— Почему я никогда не могу уберечь тех, кто мне… — острые зубы заскрипели, не
выпуская больше слов.
— Дорогой мой мальчик, — Азирафаэль развернулся к любовнику и осторожно положил

ладонь на щеку, а под загорелой кожей все еще чувствовались острые чешуйки. — Если
бы не ты, то весь этот мир сгорел бы в огне.
Кроули криво улыбнулся, не поверив ни одному слову, но ласковая рука настойчиво

удержала его, заставляя посмотреть на ангела.
— Если бы не ты, то я был бы так же слеп, как и мои братья. Никогда бы не узнал
любви, — Азирафаэль говорил, а демон думал, как же его любимый похож на море: такой
же красивый, своенравный и опасный.
— И был бы непорочным, да, — не удержался Кроули, за что получил ощутимый тычок под
рёбра, но на губах напротив появилась нежная улыбка.
Демон подался вперёд, прижимаясь своим лбом к чужому, и закрыл глаза. Пальцы
Азирафаэля осторожно зарылись в короткие влажные волосы на затылке любовника. Это
прикосновение всегда помогало Кроули успокоиться, найти внутри себя силы, чтобы
поднять голову и принять самого себя. Всегда помогало, и помогло сейчас. Постепенно
мелкая дрожь, которая била его тело, прошла, сменилась только раздражающей
слабостью.
— Чем это у тебя так пахнет? — подал голос Кроули спустя время, когда от шума моря
рядом в голове стало совсем пусто.
— Я нашёл рецепт пирога в старой тетради, — Азирафаэль отстранился, чтобы выпутать

своё детище из выцветшего полотенца. — Подумал, что тебе стоит восстановить силы.
С громким криком около их ног приземлилась своенравная чайка с изуродованным

клювом. Она пока опасалась подходить ближе, взгляд маленьких чёрных глаз изучал
странных людей. Кроули потянулся и, отломив немного корки, кинул большие куски на
песок. Чайка секунду размышляла, но все-таки решилась и попробовала угощение.
— Назовем ее Хастур? — предложил Кроули, задумчиво жуя пирог.
Азирафаэль подавился — ему пришлось прокашляться, отвернувшись в сторону, — и

засмеялся, упираясь свободной рукой в песок позади себя. Демон улыбнулся, слушая
родной смех, и снова посмотрел вдаль. На берег медленно наплывал белоснежный
плотный туман, словно море тянуло свои руки — чтобы тоже попробовать пирог или
прогнать незваных гостей. Туман скользил над водой, вот уже почти не видно
горизонта и утеса с одиноким деревом наверху. Возникло ощущение, что небо сползло
вниз, растеклось по водной глади, испачкало море собой. Волны набегали, почти
касаясь босых ног демона.
— Море волнуется — раз, — прошептал Кроули, вытирая ладони прямо о серые джинсы.
Азирафаэль удивленно повернулся, облизывая губы.
— Что? — он еще больше удивился, когда миску с наломанным на куски пирогом забрали
из его рук, но послушно отпустил ее.
— Море волнуется — два… — туман уже почти дополз до берега, выбелив все вокруг,
только желтый фонарь покачивался над дверью, да хищная чайка все пыталась добраться
до остатков пирога.
Демон осторожно опрокинул любимого на песок, придерживая ладонью под затылок, мягко
опускаясь следом. Азирафаэль упал на спину, и на серой насыпи остались отчетливые
следы от больших распахнувшихся крыльев. Кроули осторожно провёл пальцами по едва
заметным следам, лаская невидимые обычному глазу большие кремовые перья, а после —
запустил обе ледяные ладони под тёплую ткань. Горячая кожа живота тут же согрела
демона, распалила его. Азирафаэль поежился, втянул голову в плечи и чуть прогнулся.
Демон оседлал его бёдра и медленно стянул с плеч рубашку в крупную красно-чёрную
клетку.
— Море волнуется три… — рубашка улетела в сторону, и шумящие тихие волны тут же
подхватили легкую ткань, утягивая ее в белую пустоту.
Белоснежный туман был уже рядом, его влажная прохлада щекотала затылок, забивалась
под одежду, и отрезала от них весь остальной мир. Остался только один демон, один
ангел, одна на двоих мечта и шум невидимого моря.
Кроули выпрямился, осматривая свою добычу. На сухих, потрескавшихся губах,

появилась довольная улыбка. Демон завёл руку за спину, и на секунду Азирафаэлю
показалось, что он взял туман за край, словно тяжелое бабушкино покрывало, и
потянул на себя.
— Замри… — шепнул Кроули, и ангел протянул обе руки навстречу, приглашая.
И демон никак не мог проигнорировать это приглашение. Он потянул огромное

белоснежное одеяло, накрывая их обоих с головой, и опустился сверху, чтобы,
наконец, найти соленые нежные губы, смять их в поцелуе и забыть обо всем.
Их мечта была немного ветхой, трухлявой, скрипела и развалилась от любого порыва

ветра… но это пока. Ведь настоящая мечта, забота и любовь — горячая, всепоглощающая
любовь — всегда будут сильнее бед, отчаяния и смерти.
Море волнуется — раз...
========== Day 83. Фонарь ==========
Комментарий к Day 83. Фонарь

Хай-о-хай, котятки!
Как Вы там, в осенней суете? Лично я замерзаю, как суслик. Ныкаюсь по всем углам и
норам, но это не помогает, к сожалению... Лютый холод. И спасаться можно только
нежной любовью наших прекрасных мужей.
Расписание в театре НАКОНЕЦ пришло в норму. И теперь я надеюсь, темп круга войдёт в
норму. Одна тема в два дня — будет для меня посильно, я думаю. Ну, если все пойдёт
хорошо 😄
В любом случае, главное добить его до декабря, потому что там бы я хотела
предложить Вам покидать мне небольшие заявки для зимнего/новогоднего круга ^^ Я с
удовольствием попишу для Вас 💝
Темой 3(82) дня стало: фонарь
Мне стало так обидно, что в Море волнуется... был фонарь и он бы так прекрасно
вписался, эх. Но я решила найти ещё один фонарь.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Габриэль/Балл, Хастур, Адам, Варлок из вселенной работы «Серая
шкура, Красная Шапка...» (https://ficbook.net/readfic/8557667)
Ангст, hurt/comfort, ER, нежность, стихи
🦊 Вот между прочим, Мирия на меня ругается, а она ведь сама задала такое настроение
для этой пары. Стихами к основной истории. Так что я здесь не при чем 😋
Музыка к этой части: Улица без имени — Кит в небе твоём
🌺Здесь есть ООООООЧЕНЬ тонкая отсылка к сериалу другому, даже две. Если кто-то ее
поймает, с меня шоколадка 😋
Спасибо Вам за помощь с опечатками, Вы творите волшебство. Ваша помощь неоценима.

Там, где Большой Медведицы берлога, зрачки сияют чёрных медвежат. В музее спит
автопортрет Ван-Гога, храпит сосед, дома и страсти спят.
К тебе сквозь все людские пересуды я мчусь, пришпорив красного коня, ведь ты, моё
единственное чудо, тоскуешь и не спишь из-за меня. (с)
Скажи, а ты мне доверяешь?
Как часто Вам задают этот простой, на первый взгляд, вопрос? Так хочется, крепко
сжав чужую руку, ответить — почти прокричать, чтобы услышал целый мир — «Да!
Конечно!». И сразу такая тёплая атмосфера, крепкая красная нить между сердцами,
уверенность и надежность. Идёшь смело вперёд, потому что рядом есть кто-то, готовый
подставить плечо и прикрыть незащищенную спину. Но почему-то, чаще всего,
оступившись, ты хватаешься за пустоту и летишь кубарем по лестнице своей жизни, на
самое дно. А потом — словно контрольный выстрел — спину обжигает огнём. И рядом
вдруг никого не оказывается, только призрак лживой улыбки, что тает, словно
Чеширский кот в темноте. И в своей ошибке оказываешься виноват сам, собирая осколки
самого себя, пытаясь склеить. Потом, в самые тяжелые моменты, проводишь пальцами по
шершавым жестким швам — уродливым кривым шрамам — вспоминаешь, что надеяться ты
можешь только на самого себя, верить в свои силы, помогать себе. Поступь становится
тяжелее, шаг — увереннее, спина — прямее. Изредка, проходя мимо, подставляешь плечо
кому-то — кто в силу своей неопытности все еще безоглядно верит и оказывается на
самом краю в одиночестве — подставляешь и небрежно киваешь на благодарность,
устремляясь вперёд по своим делам. Хотя, возможно, правильнее было бы дать упасть и
разбиться, чтобы больше не допускали таких ошибок.
«Доверься мне…» — просит кто-то тихим вкрадчивым голосом, вызывая кривую злую
усмешку. Ты вырываешь из плена холодных пальцев свою руку, осыпаешь грубыми
словами, отворачиваешься. Глупости какие, больше в такую ловушку ты не попадёшься.
Ты теперь — сильный и уверенный в себе, смотришь под ноги, оглядываешься через
плечо — готов ко всему. «Доверься мне…» — шёпот летит следом, цепляется за плечи,
оседает на руках. И эта минутная заминка — чтобы отогнать от себя эти лживые слова
— снова сбивает с пути. Оступаешься нелепо, так глупо, и уже готовишься сорваться
вниз, чтобы разбиться на еще большее количество кусков… но крепкая сильная рука
вдруг удерживает за локоть, затягивает обратно. И яркая улыбка ослепляет, смех
заглушает стук собственного сердца. «Аккуратнее, тут можно упасть…» — тихий
вкрадчивый голос окутывает, забиваясь под кожу, прямо под потемневшие со временем
швы от склейки. И точно такие же следы на теле напротив, прямо через горячее
сердце, через добрую улыбку, через сияющие глаза.
«Можно мне довериться тебе?» — падает на землю звонкой монеткой, крутится на одном
месте в ожидании ответа. И в горле почему-то становится так сухо…
Волк обещал вернуться через три недели. Перед уходом долго грел ледяные пальцы
любовника в своих ладонях, целовал запястья — то самое место, где бьется под нежной
молочной кожей пульс — касался носом порозовевшей щеки, пряча улыбку. Он был в
отставке, старая форма пылилась в дальнем конце шкафа, откуда мужчина старался ее
не доставать. Азирафаэль лишь однажды предложил отнести ее в чистку, но Энтони
наотрез отказался. Мужчина старательно контролировал себя, не повышал голоса на
влиятельного контрабандиста, отступал, стоило их интересам не сойтись. Но в тот
момент в желтых глазах сверкнула сталь, лицо превратилось в дешевую маску. Волк
забрал кофр со своей формой из чужих рук и вернул на место, задвигая к самой
стенке. Шкаф скрипнул дверцами, когда его закрыли. Снайпер развернулся, прижимаясь
к ним спиной и криво улыбнулся. И в этой улыбке Азирафаэль прочитал все, что нужно
было, чтобы оставить эту тему, не лезть в неё — по крайней мере пока. Кроули
отходил быстро. Он знал не понаслышке, как быстротечна и хрупка жизнь. Обременять
себя обидами было глупо, поэтому он забывал все, словно и не было ничего, обнимал
со спины, целовал в шею. Условный сигнал — «меня отпустило».
А потом в квартире Волка зазвонил телефон. Внимательный взгляд метнулся к аппарату,

опасно сузились зрачки. Азирафаэль, читающий вслух книжку со стихами, замолчал.
Снова раздалась трель звонка. Кроули поднялся на ноги, машинально задвинув стул
обратно под стол. Длинная тень протянулась по полу, почти коснулась носок ботинок
Серафима.
— Слушаю, — коротко обозначил Волк, а через мгновение его лицо вытянулось,

окаменело.
Азирафаэль имел сомнительное удовольствие полюбоваться на стиснутую челюсть, на

презрительно искривившиеся губы, на вмиг окаменевшую спину. Звонили со службы, это
было абсолютно точно. У Серафима зачесались руки: возникло острое желание позвонить
Габриэлю и пробить номер, а потом предъявить пару претензий. Но лезть в чужую
жизнь… Наверное, это было единственное, что Волк бы не простил своей Красной
Шапочке. У Азирафаэля была хорошая чуйка — профдеформация, если хотите. Научился
чувствовать кончиком хвоста, пятой точкой и чем еще угодно. Поэтому он продолжил
читать про себя стихи, стараясь не вслушиваться в чужие короткие ответы.
И потом Волк уехал. Натянул свою невзрачную серую толстовку, зашнуровал тяжелые
армейские сапоги, покидал чистое белье и документы в чёрный обшарпанный рюкзак…
долго целовал у самой двери, вжимая в неё же, впечатывая поцелуи в кожу, вплавляя
их. Целовал зажмуренные глаза, виски, переносицу. Их же касался мозолистыми
пальцами. Азирафаэль отгонял всеми силами чувство, будто с ним прощаются, но не на
три недели, а навсегда. Кроули навалился всем телом, утыкаясь лбом в круглое плечо.
От любовника уютно пахло старыми книгами, свежей краской из магазина, горячим
шоколадом, запас которого собственными руками обеспечил Волк. И эти ароматы так
манили остаться, скинуть куртку, приготовить что-нибудь вкусное, от чего у Серафима
бы заблестели глаза.
— Я скоро вернусь, — прошептал Кроули в изгиб его шеи, обжигая горячим дыханием. —
Обязательно вернусь.
Азирафаэль мягко обнял его под руками и провёл ладонями по спине — под тяжелой
курткой и под замызганной толстовкой — будто пытался согреться на три недели
вперёд. Рюкзак валялся прямо около их ног. Часы оглушительно отсчитывали секунды,
оставшиеся им на любовь.
— Подожди меня немного, — попросил Волк и отстранился, осторожно заключая лицо

любовника в свои ладони. — Слушайся Баал, не сильно нервируй Габриэля, а то он
умрет во цвете лет, а другого такого помощника ты не найдёшь
Серафим улыбнулся — ему понадобилась вся выдержка, чтобы не выдать дрожь, которая
начала бить изнутри — и привычным движением приласкал подушечками пальцев
обожженный висок снайпера. Кроули зажмурился на мгновение, впитывая это
прикосновение.
— Дорогой мой, ты обещаешь? — не удержался Азирафаэль, синие глаза сверкнули в

свете ярких ламп.
— Обещаю… — Волк уперся своим лбом в чужой и на мгновение закрыл глаза.
И он ушёл в вечерние сумерки, закинув на плечо полупустой рюкзак. Серафим

вслушивался в шаги по лестнице, отсчитывая, как часы совсем недавно. Считал, пока
не наступила тишина, от которой в чужой квартире сразу стало неуютно, холодно и
пусто. Слишком большая кровать, безвкусная еда и совершенно бездарные стихи в
книгах. Глупости, конечно, Азирафаэль был взрослым мужчиной, который стоял во главе
влиятельной банды… но даже таким людям совсем невозможно было воевать с любовью.
На следующее утро в дверь позвонили, а на пороге оказалась невозмутимая Баал,

заколовшая челку яркими красными заколками. Кожаная чёрная куртка звенела
застежками и ремнями, коленки проглядывали сквозь дырки на джинсах. Девушка секунду
смотрела на своего босса — с недавних пор — после чего на ее лице появилась улыбка.
— Кавалерия по вызову прибыла, — она махнула рукой, и в квартиру ввалились два
мальчишки, счастливо сжимающие большую коробку с приставкой.
— У нас ответственное задание, — выдал Адам, сдувая упавшие на лицо пряди.
— Дядя Кроули сказал, что тебе нельзя давать скучать, — поддерживал брата Варлок. —
Где телевизор?
Не дождавшись ответа, братья отправились на поиски гостиной сами, мешая друг другу
и толкаясь. Баал шагнула следом, закрывая дверь. Ее объятие отличалось от всех
других: было одновременно ласковым, но очень сильным, словно в любой момент в шею
могли впиться острые зубы. Будто держишь на руках опасную дикую кошку.
— Он вернётся, вот увидишь, — сказала она и отпрянула. — А мы пока составим тебе

компанию.
Азирафаэль покачал головой и потянулся за телефоном, чтобы заказать для детей

пиццу, а для себя что-нибудь сладкое. Вечером еще, без сомнений, приедет усталый
муж, потерявший своё семейство. И его тоже надо будет кормить. С появлением Волка
жизнь Азирафаэля превратилась в какую-то мыльную оперу. Или в ситком. И наверное,
Серафим был этому рад.
Но только Кроули не вернулся ни через три недели, ни через месяц.
И сначала опоздание на один-два дня не слишком сильно давило на нервы и беспокоило

их. Габриэль отмахивался и отшучивался, Баал — хоть она и становилась серьезнее с
каждым часом — старалась отогнать от себя мрачные мысли. Азирафаэль просто искренне
верил в чужое обещание, занимался своим новым магазином, отсматривал поставки —
легальные и не очень — и всячески игнорировал часы. Мало ли… Потребовалось больше
времени на выполнение задания, возникли сложности, завалило бумажной волокитой.
Кроули не сильно распространялся деталями своей работы, лишь иногда выбалтывал
какие-то мелочи.
Но время шло, телефон молчал, в квартире все также было пусто. И когда шестая
неделя подошла к концу, банда Серафима была на грани отчаяния. Хастур по вечерам
патрулировал город — просто бездумно ездил по улицам, глядя по сторонам — слабая
такая помощь, но хоть какая-то иллюзия бурной деятельности. Баал пыталась добиться
хоть какой-то информации, использовала все свои каналы и связи, но каждый раз
ответом ей была тишина. Габриэля не столько волновало исчезновение рыжеволосого
снайпера, сколько беспокоило состояние босса. Серафим все так же улыбался своим
клиентам и гостям, отдавал приказы, но… Но синие обычно глаза стали совсем серыми и
пустыми.
Азирафаэль возвращался в пустой дом — Баал предлагала пожить вместе с ними, и

братья звали, чтобы получить реванш, но он отказался, — каждый вечер теплилась
надежда, что хозяин квартиры обнаружится на кухне, уставший и злой, или в спальне,
упавший на постель прямо в грязной одежде… Но каждый вечер его встречало только
одиночество и мигающая в коридоре лампа. Запасы горячего шоколада подходили к
концу. Мужчина поливал многочисленные горшки с цветами, ужинал в тишине за кухонным
столом и отправлялся в комнату, в своё уютное обычно кресло. За эти шесть недель
Серафим понял, что эта была ужасная мебель: подлокотники были слишком высокие,
спинка — жесткая, ножки — шатались… Но он садился вновь и вновь, раскрывал на
коленях книгу и читал вслух хриплым голосом, будто бы кто-то мог его услышать.
«Белопенный отлив. Сумеречный дым.

А я у дверей постою, подожду.
Уж скоро рассвет, и растает луна.
Не нарушит тишины пение птиц.
В трепещущих лучах новой зари
Я каждому путнику загляну в лицо:
Вы — тот человек?
Человек тот — Вы?..»
— прочитал Азирафаэль и зажмурился, потому что остальной текст вдруг расплылся

перед глазами. Мужчина ладонью провёл по лицу и медленно выдохнул.
Четыре счета — вдох. Семь счетов — задержать дыхание. Восемь счетов — выдох.
И еще раз, пока руки не перестанут трястись, пока не исчезнет появившийся в горле
ком. В такие моменты Кроули обычно подходил к креслу, опускался на ковёр около него
и клал голову на колени. Не волк — большая домашняя собака. И Азирафаэлю так
нравилось запускать пальцы в яркие пряди, перебирать их, иногда касаться старого
шрама на шее.
Справившись с дыханием, Азирафаэль поднялся на ноги и развернул книгу к небольшому

бра, светившему тёплым желтым светом.
«Зачем ты это делаешь?

Ты сидел один у ручья.
Шелестела трава, вода волновалась
под весенним ветерком.
Ты обещал, что обязательно вернешься.
Ты дал слово.
Я сидела у ручья каждый день
и беспрестанно думала об этом.
Когда ты обещал, что вернёшься,
Ты на самом деле просил не забывать тебя?»
Книга выскользнула из рук и закрылась, упав на ковёр. Сердце стучало где-то в

горле, бухало тяжело, гремело в ушах. Дышать получалось только короткими рывками,
вбивать воздух в легкие. Наверное, поэтому Азирафаэль и не подпускал никого к себе
все эти годы, не позволял занять место рядом. Все члены его банды — даже Габриэль и
Балл — они были ниже, на ступень, на пол-ступеньки. И Серафим заботился о них,
переживал, старался помочь… Одно воспоминание о той ночи, когда Габриэль появился
на пороге одной из их больниц, держа на руках беременную жену — окровавленную
беременную жену — вызывало неприятное ощущение в районе солнечного сплетения. Но
даже при этом, все его ребята были под его защитой, за его спиной… А рядом долгое
время никого не было. Нельзя было, неправильно, опасно.
И Азирафаэль отвык, на самом деле забыл, как это: когда утром рядом чьё-то горячее
тело, и когда дома ждёт ужин и не менее сладкие поцелуи; насколько приятно слышать
хриплый смех, ловить губами громкие стоны. Отвык и забыл совсем, чего лишает себя,
а потом на тропинке ему встретился Серый Волк. Встретился и вдруг перевернул все с
ног на голову. Приучил в своим нежным рукам, к глупым шуткам, к сладким завтракам и
долгим прогулкам по городу. И исчез, оставив после себя только глупое обещание и
пустую квартиру. Азирафаэль, если и допускал мысль, что все развалится на части, то
только при условии, что причиной станет его деятельность…
В окно заглядывали тусклые далекие звёзды, часы тихо тикали на кухне. Отсчитывая
сорок третий день одиночества и отчаяния. Вдруг появилось дикое желание убежать —
как можно дальше, но ни секунды больше не оставаться в чужой квартире. Ведь как-то
же можно узнать, куда отправили Волка, на какое задание, что там произошло. Черт,
даже если Кроули погиб, никто же даже не сообщит Азирафаэлю. Просто желтоглазый
снайпер больше ни разу не придёт к нему, не поцелует в переносицу, не огрызнётся на
Габриэля… В груди слева заболело так сильно, что сбилось дыхание. Серафим
покачнулся и упал на колени, сжимая в пальцах светлый джемпер в коричневую крупную
клетку.
Сквозь вату в ушах было слышно, как звонит мобильник в кармане. Перед глазами
заплясали чёрные точки, словно назойливые мухи. Серафим ледяной рукой нащупал
аппарат и, не глядя, принял звонок.
— Да… — прохрипел Азирафаэль, упираясь свободной рукой в мягкий чёрный ковёр.
— Я нашёл его, — коротко бросил Габриэль, чуть приглушенно, потому что прижимал
трубку щекой к плечу.
— Что?.. — переспросил Серафим, нащупал край кровати и резко выпрямился,

пересиливая слабость.
— Я просматривал камеры, — Габриэль щёлкал кнопками. — Каждый вечер это делаю,

потому что… Короче, я его нашёл.
— Где? — Азирафаэль сморщился, пока поднимался, книга забилась под кровать, отлетев
от ноги.
— В городе, — Габриэль на секунду замолчал. — Недалеко от набережной. Сидит под

фонарем. Вроде живой.
— Ты можешь говорить конкретнее? — вспылил мужчина, добравшись до прихожей, всю

дорогу он держался за стену.
— Я отправляю туда машину, — не среагировал на выпад Габриэль.
— Не надо, я сам, — Серафим уже выходил из квартиры, повесив на сгиб локтя пальто.
— Я не думаю, что…
— Спасибо, Габриэль, — в голос босса на секунду вернулись мягкие нотки, прежде чем
он сбросил вызов.
Ключи от машины Кроули — восстановленной по точным указаниям хозяина — нашлись

быстро. Сама машина слушалась плохо, управление было непривычным. Но желание своими
глазами увидеть Кроули, убедиться, что он жив, посмотреть в его глаза… В другую
часть города Азирафаэль долетел в несколько раз быстрее, чем обычно. Габриэль
сказал, что недалеко от набережной, но Серафим вглядывался машинально во все
фонари, что пролетали мимо.
Чёрная Бентли, сверкая боками, затормозила на мосту, стоило взгляду Азирафаэля

наткнуться на темную фигуру под высоким фонарем. Желтый теплый свет падал на яркие
алые пряди волос, рядом валялся драный рюкзак. Ботинок не было, и босые ноги были
сбиты в кровь и покрыты грязью.
Азирафаэль поспешно выбрался из машины, хлопнул дверью и бросился на

противоположную сторону дороги. Кроули среагировал на знакомый звук и поднял
голову. Обычно загорелая кожа посерела, сухие губы растрескались, лицо украшали
старые и новые гематомы. Волк осунулся и был сильно измотан, но в остальном
выглядел довольно ничего. По крайней мере — живым.
— Ангел… — устало улыбнулся Энтони и подтянулся на руках, чтобы сесть ровнее.
Азирафаэль опустился на колени рядом, боясь прикоснуться и так отчаянно этого

желая. Где-то вдалеке послышался вой сирен — вездесущий Габриэль, похоже, не терял
времени даром. Волк протянул руку и мягко коснулся разбитыми пальцами нежной щеки.
— Прости, я немного опоздал, — Кроули на мгновение нахмурился, прикидывая что-то в

голове. — Какое сегодня число?
— На три недели, — подсказал Серафим, опускаясь рядом прямо на грязный асфальт. —
Но ты вернулся…
— Конечно, — Волк усмехнулся и тут же охнул, зажимая рукой грудь. — Я же обещал

тебе, Ангел мой. Просто это заняло чуть больше времени…
Карета скорой вырулила на набережную, ослепляя их фарами. Кроули закрыл ладонью

глаза и застонал, сетуя на врачей и лишнюю заботу. От него пахло кровью, порохом и
сыростью. Азирафаэль подался вперёд и прижался лбом к виску, на котором темнел шрам
от ожога и чёрная небольшая татуировка.
— У тебя все хорошо? — спросил хрипло Волк, находя его руку своей, переплетая
пальцы.
— Конечно, — Азирафаэль сжал его ладонь на секунду. — Просто я очень скучал по

тебе, дорогой мой. Очень-очень сильно.
— И даже блины без меня не ел?.. — желтые глаза сверкнули в свете фонаря, который
светил над ними словно ледяное солнце.
— Не ел, — кивнул Серафим, чем вызвал недоверчивую улыбку на разбитых губах. — Ни

одного блинчика за шесть недель.
— Какая жуть… — Энтони наклонился ближе. — Давай отменим скорую, и я приготовлю

тебе порцию горячих блинов с брусникой?
— Ну уж нет, — из тени набережной вышел Хастур, кутаясь в кожаную куртку Лигура, —

Сейчас все коллективно едем лечиться.
— Все? — не поверил Волк.
— Ты — чтобы не истёк кровью, Босс — чтобы его не разбил инфаркт, я — чтобы не

попал в психушку из-за вас, идиотов…
Хастур сунул ключи от своей машины в карман и наклонился, чтобы помочь снайперу
подняться на ноги.
— Понести тебя как принцеску? — ухмыльнулся черноглазый мужчина и сильнее ухватился

за плечи Волка, когда тот начал вырываться. — Эй, эй! Шучу я, успокойся!
Азирафаэль прижался с другой стороны, успокаивая своим теплом; ледяной синий взгляд
упёрся в Хастура, заставляя его отступить назад. Со Светоносным он научился вовремя
затыкаться. Жизнь всегда ему нравилась, с двумя ногами и двумя руками. И,
желательно, с головой на плечах.
— Хочешь, поедем на машине? — предложил Серафим, замечая, как любовник морщится от

прикосновений к спине.
— Домой? — с надеждой предложил Волк, прекрасно зная, что ответ будет

отрицательным.
— Я пойду заводить машину, — кивнул сам себе Хастур и направился к дороге.
— А ты видел… — вдруг улыбнулся Волк, когда они прошли к открытой дверце, цепляясь
пальцами за неё.
— Что? — Серафим огляделся по сторонам и только тогда понял, что его возлюбленный
смотрит вверх, в чёрное-чёрное небо, усыпанное звёздами.
— Кит в небе… — и раньше, чем Азирафаэль успел сообразить, Волк повернулся и
коротко поцеловал тёплые губы. — Играет с облаками.
Скорая ехала следом за ними, машина тихо спешила по ночной дороге. Хастур напевал
себе под нос что-то, вторя радио. Азирафаэль сидел сзади, обнимая осторожно
задремавшего Кроули, который привалился к его плечу. На серой толстовке был оторван
карман и капюшон, джинсы пропитались бурой засохшей давно кровью. Серафим заметил
зажившие совсем недавно следы от ожогов между загорелыми пальцами, следы от
верёвок, что впивались в кожу.
«Где же ты был?..» — хотелось спросить, заставить отвечать, услышать наконец

правду. Но все это могло подождать, еще немного, совсем чуть-чуть. Потому
единственное, что было важно в ту ночь, на заднем сидении машины, по дороге в
больницу — это то, что Кроули вернулся, выполнив своё обещание. Немного не так, как
собирался, но все же. Выжил, выбрался и вернулся, нашёл дорогу домой.
Тело все еще ломило после недавнего приступа, Энтони в его руках был горячим,
словно упавшая с неба звезда. Впереди их ожидало так много процедур и анализов,
разговоров с врачами, а потом еще и с Габриэлем… Дома в шкафу висела пыльная форма,
книга со стихами завалилась под кровать, а шкаф с горячим шоколадом опустел… Но
теперь, когда рядом снова стоял надежный и близкий человек, верный своему слову,
все это казалось бессмысленной суетой.
Высоко в чёрном-чёрном ночном небе огромный звездный кит повернулся, едва не

задевая небоскрёб хвостом. И его волшебная песня завораживала всех влюблённых в
этом городе, заставляя верить в чудеса.
В чудеса и в обещания, сказанные шепотом под покровом темноты.
«Я забываю старые печали, касаясь твоего плеча виском, а рядом ветер, шторами
качая, по комнате проходит босиком.»
========== Day 84. Кофе ==========
Комментарий к Day 84. Кофе

Всем хай-о-хай! 🦊
Врываюсь у вам на волне хэлувинских выкриков и тыквенных пирогов. Надеюсь, что дела
у вас идут хорошо, здоровье отличное и настроение не хуже 💝 Одевайтесь теплее,
пожалуйста, на улице так похолодало. Берегите себя 👾
Если честно, я в пучине жуткого творческого кризиса, депрессии и неписца. Небольшой

движ в социальных сетях помог мне раскачаться 💝 Сейчас в работе несколько больших
сюжетов, и они ползут как черепахи по льду. Очень хочется с вами поделится, но надо
для этого доделать...
💞 Но я решила немного отвлечься и прожить историю, которая давно находилась в моей

голове. В своё время — я правда не знала, что Птица придётся так по вкусу — я
упустила многие моменты оттуда. И теперь мне хочется их прожить вместе с вами.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Габриэль, Баал из вселенной работы «Стань белой птицей и
лети...»
романтика, ангст, буллинг, оскорбления, кровь
Спасибо Вам за сообщения, за заботу, ваше тепло очень согревает мое сердце И за
помощь с опечатками, Вы творите волшебное волшебство 💞
🦊 Спасибо Мирс за поддержку и за добрые слова. За серьёзный взгляд на такие мелкие
проблемы.
☃️
ВНИМАНИЕ, НОВОГОДНИЙ ЧЕЛЛЕНЖ
В течение этого месяца Вы можете, если хотите, присылать свои новогодние заявки и
пожелания по любой вселенной. Это может быть арт, ключевое слово или фраза. Хочу
сделать для Вас и для себя красочный декабрь 💝 Надеюсь, кому-то это покажется
интересным.
🦊 Приятного чтения,
«Пей чересчур много кофе, носи слишком тёмную помаду и никогда не соглашайся на
жизнь, которая тебе не нужна.»
Вот и сюжет. Вот и вопрос.

Вот остановленный миг.
Два человека спорят до слез:
Кто более лишний из них?
Почему людям так нравится кофе? Эта чёрная смесь, такая горькая, от которой сводит
зубы, и сжимается горло? В доме каждого человека — о, я совершенно в этом не
сомневаюсь — найдётся хоть одна ложка кофе. Самого дешманского, кислого, похожего
на ржавую воду из крана — но эта ложка обязательно есть. Почему? Зачем каждое утро
добровольно травить себя этим отвратительным напитком, от которого сердце заходится
в сумасшедшем ритме и сосуды рвутся от напряжения? В кармане рюкзака — или
миниатюрной дамской сумочки, или дорогого кожаного портфеля с цифровым замком —
обязательно найдётся один замызганный и ободранный пакетик кофе 3-в-1. Это как
допинг, как последняя таблетка от реальности? Н.з. который не тронешь, пока не
дойдёшь до самой последней черты, отделяющей непроглядную темноту. Так почему люди
выходят из дома на полчаса раньше, чтобы забрести в тусклую кофейню и схватить в
дорогу бумажный белый стакан, от которого — хоть ненадолго — согреваются дрожащие
пальцы?
Потому что кофе так сильно похож на нашу жизнь. Они — как зеркальные отражения друг
друга, если хотите. Они черны, как самая страшная ночь из наших детских кошмаров,
горьки — как потери, что сопровождают людей на протяжении всего пути, вредны — как
все, что делает человек. Но в наших силах добавить то, что поможет превратить этот
яд во что-то прекрасное. Столько сиропов стоят на полке у баристы: и ягодные, и
банановые, каштановые и кленовые, кокосовые и лавандовые — только успевай выбирать
и тыкать пальцем. Холодный кофе, обжигающе горячий, с молоком или без молока,
сильной обжарки или слабой зерна, сливки или соль… столько оттенков вкусов, которые
вдруг порождают не ядовитую тяжесть на языке, а калейдоскоп цветов и настроений.
Только перебори свой страх, укажи на нужный тебе сироп и добавь по вкусу сахар. В
непроглядной черноте вдруг развернётся целая вселенная, ослепляя невиданными раньше
звёздами.
И я сейчас совсем не о кофе говорю…
В больнице кипела жизнь. Стены жгли глаза своей белизной, и врачи в халатах еще
белее — см. закон вытеснения тел — бегали по коридорам, прижимая к груди объемные
папки и планшетки с бумажками. Эти люди двигались параллельно людским жизням,
словно заботливые родители, что присматривают за неразумным малышом. Они с
напряжением вглядывались в показатели приборов и в результаты анализов, в бледные
лица пациентов и еще более серые — обеспокоенных, нет, напуганных до ужаса
родственников. Врачи были готовы в любой момент подставить руки, чтобы
предотвратить падение незнакомых им по сути людей… но в стенах больницы это были их
дети, самые дорогие и любимые. Капризные и напуганные, терпящие разрывающую
сознание боль, а от этого грубые. Но врачи были рядом, чтобы пройти этот тяжелый
отрезок пути вместе, поддержать под локоть, разогнать темноту светом своих сердец.
За пределами палат они превращались в обычных людей. Они устало приваливались
спиной к стене, утирали ледяной пот и соленые слезы от бессилия, сжимали зубы от
страха и неуверенности. Смотрели на фотографии родных в телефонах, вспоминая
забытые давно слова какой-то молитвы — кажется не к месту и не о том — и шептали
их, потому что человек там, за стеной, был слишком хорош, чтобы отдавать его в руки
Смерти. И так было страшно не справиться…
Он сам шёл по коридору, стараясь не сильно выделяться на фоне. Белое пальто,

измазанное в крови и грязи, висело на сгибе локтя. Мужчина медленно обходил группы
людей: тех, что улыбались облегченно, и тех, кто хватался за руки врачей дрожащими
руками, потому что слезы разрывали их изнутри. В больнице нужно было иметь хорошую
реакцию: успевать отскакивать с дороги реанимационной бригады, что неслась с
каталкой — наперегонки с мотоциклом самой Смерти — или подставлять плечо тем, кто
слишком самоуверенно решил встать раньше обозначенного срока. Где-то вдалеке, может
даже на этаже выше, плакал только что родившийся малыш, который не хотел отпускать
нежных рук Жизни, что проводила его в это странное место. Смерть и Жизнь в больнице
словно играли в только им одним понятную игру.
Наверное, чтобы затеряться в больнице нужно просто быть достаточно покрытым кровью.
Его провожали сочувствующими взглядами, вежливо интересовались самочувствием,
предлагали пройти в приемный покой и дождаться помощи. Какие милые люди, с ума
сойти. Он улыбался своей лучшей улыбкой — насколько позволяли швы — качал головой,
благодарил. И шел дальше, всматриваясь в зеркальные двери палат. Какие-то были
закрыты жалюзи, опущенным кем-то из персонала, где-то толпились родственники и
друзья. Где-то набухала гнетущая пустота, обволакивающая пустую постель, еще едва
хранившую чьё-то тепло. Мужчина двигался дальше, огибая медсестёр и стойки с
инструментами.
Искомая палата — конечно, самая лучшая — была в конце длинного коридора, в котором
то и дело происходил очередной гоночный этап Жизни и Смерти. Мужчина не стал
стучать, толкнул локтем дверь, чтобы она отъехала в сторону быстрее, и шагнул в
комнату.
Тихо пищал прибор, отсчитывая пульс. В воздухе витал запах лекарств и антисептика.
Эта часть крыла была залита заходящим солнцем. Оно отбрасывало красные и рыжие лучи
на стены — поэтому свет в палате пока еще был потушен. Ну и наверное потому, что
человек, лежащий на постели, едва не остался без своих чертовых глаз. Лампы в
палате — как бонус для врачей — были слишком яркими даже для здоровых людей.
Человек на шелест двери повернул голову. Улыбка на его забинтованном лице тут же
потухла, исчезла, сменяясь тысячью эмоций сразу. Ярость, гнев, отвращение,
презрение, брезгливость и снова бесконечная злость. В обрамлении влажных от пота
алых волос, что раскинулись по белоснежной подушке, это выглядело даже комично.
Верхняя губа пациента дрогнула, словно он был на грани того, чтобы зарычать. Черные
зрачки сузились, и глаза еще сильнее обожгли ядовитым золотом. Свободная рука, из
которой не торчал проводок капельницы, легла на туго забинтованные ребра, и парень
попытался подтянуться и сесть ровно. Даже плечи, покрытые уродливыми татуировками,
расправил. Раздулся, словно змея перед броском. Королевская, мать ее, кобра.
— Какого черта? — зашипел парень, и пальцы пленённой капельницей руки сжали одеяло.
— Не меня ждал, заморыш? — Габриэль привалился спиной к стеклянной стене палаты и

сложил на груди руки. — Отлично выглядишь.
— Пошёл отсюда, пока до судебного запрета не допрыгался, — зло оскалился Энтони,

тревожа разбитые губы. — Я тебе могу это устроить.
— С прокурором тут тоже спал? — бровь Габриэля изогнулась, казалось, что он

действительно впечатлён.
— С каждым из них, — ядовито выплюнул Кроули, который наконец нашел в себе силы и
сел ровно — его плечи все же подрагивали от напряжения, а дыхание было коротким и
поверхностным.
— Какая завидная партия для Азирафаэля, — мужчина даже в ладоши несколько раз
хлопнул. — Растёт мальчик.
— Хватит завидовать, обглодыш, — кривая и очень злая улыбка появилась на лице

Энтони. — На тебя у меня точно не встанет. Даже с таблетками.
— Неужели, рабочий инструмент выходит из строя? — сочувственно подался вперед

Габриэль. — Могу починить, без проблем.
— У тебя, я смотрю, давно проблемы с инструментом, да? — Кроули упёрся рукой за

своей спиной, чтобы немного снять напряжение с рёбер.
— Азирафаэлю хватало, — бросил кость ему Габриэль, и постучал по своим губам

пальцами. — Не забудь оценить и это его умение. На безрыбье…
Габриэль не успел договорить, как мимо его головы что-то пролетело. Звон стекла
оглушил его на мгновение. К ногам посыпались осколки больничного стакана. Кроули,
который сидел на коленях, подобравшийся весь, медленно опустил правую руку и сжал
на пробу пальцы. На лице его мелькнула досада.
— Эх, промахнулся, — золотые глаза пытались прожечь в Габриэле дырку. — Одним

глазом тяжело целиться.
— Так реагировать на правду… — Габриэль будто пытался его пристыдить, но выражение

его лица осталось невозмутимым. — Ты никогда вроде не отличался привычкой
донашивать чужие вещи, неповторимый Энтони Дж. Кроули. С чего вдруг потянуло на
секонд хенд?
— Он изначально был моим! — сорвался на крик Кроули, порываясь встать с кровати, и

металлическая капельница потянулась за ним, катетер сдвинулся, и на белом пластыре
поступила кровь.
— И что случилось? — Габриэль также подался вперед, и мерзкая ухмылка снова

появилась на его лице. — Потерял?
Азирафаэль и Баал медленно шли по коридору. Между ними повисло напряженное

молчание. Оба держали в ледяных ладонях стаканчики с ужасным больничным кофе. От
одного только запаха желудок делал кульбит и застревал в горле. Но на удивление,
это помогало прийти в себя, очистить голову от лишних мыслей. Ссадина на щеке
Азирафаэля пощипывала от воюющего антисептика, а карманы пальто оттягивали личные
вещи Кроули, которые ему отдали в машине скорой. Мобильник, кошелёк, дорогие часы,
несколько колец и маленький деревянный ангел на простом чёрном шнурке, на
лакированном боку которого остался бордовый подтёк. Баал то и дело косилась на
молчаливого парня с расстроенным взглядом синих-синих глаз. Так много хотелось
спросить: и про случившееся, и про уход Кроули со съёмок, и про… про все вообще.
Девушка не видела у своего подопечного такого взгляда никогда. И уж точно он ни за
кого из своих любовников раньше не бросался в драку.
Врач уверил их, что ничего серьёзного у Энтони не было. Отбитые ребра, сотрясение,
ушибы и синяки от ударов, оттесанная об асфальт спина, резаные раны на лице и руках
— страшно выглядит, болит адски, но пройдёт одним прекрасным днем. Пройдёт и
оставит после себя едва ли белесые следы. Одна глубокая рана, правда, была, да, над
правым глазом. Врач только качал головой — чудом повезло, что осколок не задел
глазное яблоко.
«Везучий, потому что, сукин сын» — процедила сквозь сжатые зубы Вельзи в тот момент
и дрогнувшими пальцами вытащила пачку сигарет.
Пока медсестра обрабатывала порезы и ставила капельницу, они вдвоём отправились на

поиски автомата с кофе. Баал наверное и прицепилась бы к парню, но она заметила
предупреждающий взгляд одного золотого глаза, когда выходила из палаты. И почему-то
этот взгляд ей не понравился. Не хотелось рисковать. В голове всплыло в тот момент,
что мальчишка на кровати, на минуту, несколько лет выживал на улице в одиночестве.
И не стал убийцей только благодаря их покровителю, что привёл однажды красивого —
правда худоватого для своих лет — парня в агентство и вручил его в руки
растерявшейся девушке. Она несколько лет собиралась с духом, чтобы спросить у
Кроули о шрамах на внутренней стороне его предплечий.
Так и не собралась.
— Мне очень-очень жаль… — вырвал Вельзи из мыслей дрожащий тихий голос.
Она повернулась к собеседнику и увидела блеснувшие в глазах слезы, вспыхнувший на

скулах румянец, дрогнувшие губы. Она быстро выцепила признаки того, что очень не
хотела бы видеть. Баал работала с благотворительным фондом, что защищал от
домашнего насилия и буллинга. И она видела очень многое, что не хотела бы. Ее
интуиция зарычала огромной опасной кошкой, забила хвостом по бокам. Девушка
протянула руку и почти положила ее на ссутуленное плечо Азирафаэля, но грохот из
палаты, в которую они собственно и шли, мгновенно отвлёк ее. Послышались крики,
звон стекла. Уши обожгло равномерное раздражающее пищание прибора. На одной
панической ноте.
Кофе выпал из рук Азирафаэля. Стаканчик, словно в замедленной съёмке, устремился на

пол, ударился донышком о белоснежные плитки. Крышка соскочила, и кофе выплеснулось
наружу, орошая брызгами все вокруг. Когда Баал смогла оторвать взгляд от упавшего
стаканчика, Азирафаэль уже забегал в палату, расталкивая врачей. Его синие-синие
глаза комично распахнулись от увиденного. И Вельзи наверняка отпустила бы по этому
поводу несколько шуток: про оленёнка в свете фар, про выпавшего из гнезда совенка…
Но она не могла тогда думать ни о чем, кроме как скорее добраться до палаты.
Открывшаяся картина того стоила. Баал подумала, что сама стала похожа на лося перед
несущимся джипом.
Габриэль сидел на полу, зажимая разбитый нос руками. Его удерживали два врача,
которые не давали броситься обратно на соперника, чтобы вбить в каркас кровати или
задушить голыми руками — о чем, собственно, Габриэль не упустил возможность
проорать, глотая свою же кровь.
Ещё несколько врачей пытались успокоить пациента на больничной койке. О, это надо
было видеть. Вельзи пожалела, что у нее нет с собой фотографа.
Кроули олицетворял собой все понятие ярости. Перед ними была не обычная фотомодель,
нет. Это была настоящая фурия, которую никчемные людишки прервали в момент, когда
она несла справедливость. Швы на лице Энтони разошлись, и кровь снова текла по его
щекам и подбородку, впитываясь в тонкую голубую сорочку с завязками на спине. В
одной руке парень на манер пики или копья держал стойку своей же капельницы.
Ядовитые золотые глаза блестели ненавистью — или же это было от температуры — и на
лбу сверкали капельки пота. С пальца парня слетел датчик прибора, который все не
затыкался и завывал на одной ноте. Худые загорелые колени — края сорочки задрались
на бёдрах — скользили по светлым простыням, ноги Энтони разъезжались от слабости,
но он снова и снова подбирался, чтобы казаться выше.
— Только сунься к нам! — за рычанием было очень сложно разобрать чужие слова. —
Только подойди к нему, выродок, я тебе переломаю все кости. Отпустите меня, ну! —
Кроули вырывался и пытался выпутаться из рук, что настойчиво хотели уложить его
обратно.
— Здесь работать кто-нибудь будет?! — сориентировалась Баал, выкидывая стакан в

мусорку. — Охрана, уберите этого человека отсюда! Как он вообще прошёл? Вы
забегаете, только когда здесь будет труп?!
Ледяные команды Вельзи тут же оборвали хаос, воцарившийся в палате, и люди начали
выполнять свою работу. Наконец-то. Азирафаэль бросился к постели, не бросив ни
одного взгляда на человека на полу. Фиалковые глаза блеснули злостью, но… кого это
интересовало в тот момент? Азирафаэль осторожно разжал ледяные пальцы, что сжимали
рукоятку стойки — она с грохотом упала на кафельный пол — и вместо этого переплел
со своими.
— Тише, тише, — затараторил парень, положив ладонь на обжигающе горячую щеку, как
бы только не задеть раны — и повернул Энтони к себе лицом. — Все хорошо, успокойся.
Тебе надо лечь, ты вредишь сам себе.
— Я убью его, — ощетинился Кроули, но осторожные прикосновения и такие родные глаза

напротив уже делали своё дело, и адреналин почти выкипел в его крови. — Слышишь? Я
разорву его на части, если он… Если ты…
Энтони совсем запутался и обессилено упал на подушки. Азирафаэль вместе с молодым

врачом придержали его за затылок и уложили. Врач выдохнул что-то вроде: «Вы только
не уходите, сэр!» и принялся ставить укол и закреплять катетер на сгибе локтя
другой руки — на левой вместо катетера остался только кровоподтёк. Азирафаэль
опустился на колени, не отпуская руки Энтони, и он говорил какие-то глупости об их
детстве. Кроули дышал тяжело, прикреплённый обратно датчик шкалил от показателей,
но стервец улыбался и даже пытался что-то отвечать.
— Да уберите его отсюда! — не выдержала Баал, глядя как мужчину выводят из палаты,
на ее взгляд слишком медленно. — Ещё раз увижу здесь кого-то постороннего, ваша
больница от исков не отмоется! Доступ в палату только для меня и медицинского
персонала.
— Баал! — рявкнул хрипло Энтони, и снова этот взгляд, от которого подкашиваются

коленки и вдруг так холодно-холодно в палате.
Девушка передернула плечами и устало помассировала висок. Головная боль снова

вернулась. Ей все-таки нужен был кофе. Нормальный кофе, чтобы не сорваться на
страшное убийство двух и более лиц с последующим осквернением тел.
— И для мистера Фэлла, — выдавила она кисло, закатив перед этим глаза.
Вельзи посмотрела на бледного парня около развороченной кровати, глянула на своё

отражение в зеркальной стене палаты и обреченно вздохнула. Телефон нашёлся в
кармане, а в нем — номер круглосуточной доставки еды. Ее диетолог убьёт за такие
выкрутасы, но сейчас… Сейчас Вельзи хотела только кусок холодной пиццы и горячий
кофе. Черный, как ее глаза, и сладкий… как любовь двух людей, лежащих на простой
больничной койке.
«Не кладите в утренний кофе прошлых воспоминаний. Лучше добавьте в него сахар
будущих надежд.» — вспомнила девушка, выходя из палаты и медленно затворяя за собой
шелестящую дверь. Она была уже такая большая девочка, давно разучившаяся верить в
сказки. И однажды она — как и многие в этом проклятом городе — лежала в большой
дорогой постели в огромной квартире, видела над собой золотые глаза с вертикальными
зрачками, чувствовала сбитое дыхание на своем плече… но никогда она не слышала
таких мягких и ласковых интонаций и слов, обрывки которых ухватила на выходе.
И горечью во рту, на самом кончике языка, появился привкус зависти и одиночества. И

самого дорогого кофе.
Черного, как человеческая жизнь.
Самая лучшая из всех наук —

Наука сжигать мосты.
Что с ними будет завтра с утра
Знаем и я, и ты.
Но будущее не любит
Когда о нем говорят.
И собаки на заднем дворе
Давно уже спят.
========== Day 85. Листопад ==========
Комментарий к Day 85. Листопад

Хай-о-хай, невероятные 🦊
Ваши тёплые слова очень поддержали и вдохновили меня 💞 Поэтому я не смогла

нормально лечь спать, а села писать. На самом деле, сегодня впервые за пару месяцев
почувствовала себя лучше, и я связала это с тем, что снова впустила в жизнь благих
мужей 💞
Эта часть получилась... ну, другой. Надеюсь, она не слишком сильно будет резать Вам
глаз. Но мне захотелось попробовать что-то новое, что-то свежее 🦊 К тому же, совсем
недавно невероятная JenCroo 💞 сделала прекраснейший косплей на Волка, который
заискрил в моем сердце. И мне захотелось выразить его.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Габриэль/Вельзевул, Хастур, Адам, Варлок, Мадам Трейси,
Из вселеной работы «Серая шкура и Красная Шапка...»
hurt/comfort, нежность, любовь, забота, ПТСР, психология
🎧 Iron & Wine — Autumn Town Leaves

Прекрасная потрясающая песня к этой истории.
🐺 Волк для меня наверное самый... пока закрытый персонаж. Он открывается мне очень
медленно, неохотно... Но я стараюсь найти с ним общий язык.
☃️ ВНИМАНИЕ, НОВОГОДНИЙ ЧЕЛЛЕНЖ

сделать для Вас и для себя красочный декабрь 💝 Надеюсь, кому-то это покажется
интересным.
🦋 В этой части очень нужна Ваша помочь с опечатками, потому что 4 часа утра и
телефон... В общем, позаботьтесь о нас пожалуйста
Ваша Хори-Хаул 💞
Истекают разлукой закаты
Где-то там, за чертой сентября.
В этом осень одна виновата,
И, наверно, немножечко я.
Пролетевшее лето не вечно,
И горят между нами мосты.
Виновата ли осень? Конечно.
И, наверно, немножечко ты.
(c) Relaxa
— Поехали к морю? — говорит однажды утром Волк, обнимая двумя ладонями чёрную
пузатую чашку с ароматным кофе, и книга падает из рук Серафима, вместе с его
поломанным старым сердцем.
После тяжёлого задания Кроули, на которое его отправили так спешно, едва ли
проходит месяц. Месяц многочисленных обследований — как улыбчивого контрабандиста в
забавной красной шапочке, так и его верного желтоглазого снайпера — анализов,
курсов витаминов и нескольких нервных срывов. И все эти тридцать дней за спиной
Кроули — будто призрак из старых легенд — маячит тень прошлого. Далекого и не
очень. Он больше молчит и меньше спит, хотя на этот счёт врач определенно имеет
своё однозначное мнение. Но Волк до глубокой ночи лежит в постели, подложив под
голову локоть, и просто смотрит: в потолок, где пляшут длинные изогнутые тени
уличных фонарей; на свои руки, упавшие на одеяло; и — когда Азирафаэль этого уже не
видит — на своего любовника, устроившегося под самым боком. Сквозь сон Серафим едва
чувствует, как его волос касаются горячие пальцы, а переносицы — сухие губы. Тени
этих прикосновений преследуют весь следующий день, согревая вопреки холодному
осеннему ветру.
Месяц истекает, но тень из-за спины Кроули никуда не исчезает. Он просыпается,

сутуля плечи от тяжести, и падает перед сном в постель, не в силах больше ее
таскать. Эта тень цепляется за дверные косяки, роняет на пол книги с тумбочки и
дергает шторы. Азирафаэль несколько раз тянулся, и ему казалось, что он вот-вот
схватит этого призрака за лохмотья или хвост. Но кроме воздуха там ничего нет, а
прикосновение тут же перехватывает Кроули, заключая встревоженного любовника в свои
объятия. И опять молчит, только дышит в путанные кудряшки цвета первого снега. Он
несколько раз проверяет входную дверь перед тем, как погасить в квартире свет, и
дважды ставит сигнализацию, чтобы наверняка. Нет, он по-прежнему комментирует
глупые фильмы, которые они скачивают из дешевого приложения на плазме, дразнит
Габриэля за его вычурные укладки и дорогое пальто и готовит так, что иногда хочется
буквально сжевать тарелку, лишь бы урвать еще хоть крошку. И со стороны наверное
все нормально, это все тот же ехидный солдат, что однажды ворвался в их город…
Но Азирафаэль за столько лет научился угадывать в старых дорогих вещах любой намёк
на трещину, которая появится через пару дней после сделки, или на подделку, что ему
пытаются скормить. И потухшие желтые глаза пугают его, глубокая морщина между
бровей пугает его, тишина по вечерам в квартире пугает его. Кроули настойчиво
подставляет ему лекарства под руки и нависает сверху, пока не убедится, что
таблетки оказались точно в теле Серафима. Он, едва заживают ребра и голова
перестаёт кружиться, запрещает Азирафаэлю носить тяжелые коробки с книгами и пакеты
из магазина. На быстром наборе его нового мобильника стоит Серафим, Анафема,
Габриэль, Баал, Хастур и кардиохирург, имя которого никто, кроме Волка, и
выговорить не может.
Не сразу, но Азиарфаэль замечает новую странную привычку своего снайпера — и втайне

ей больше все же радуется, чем печалится — задрёмывая на заднем сидении такси —
водить машину ему пока нельзя, и Кроули из-за этого изводит водителей — или на
новом уютном диване в магазине Фелла, он невесомо кладёт указательный и средний
палец на запястье Серафима. Только почувствовав подушечками мерный стук сердца, что
бьется хрупкой птицей под кожей, он ненадолго забывается в тревожном сне.
В кармане его кожаной куртки Шапочка находит измятую и потрепанную визитку

психотерапевта. Он фотографирует ее на мобильный и долгие несколько дней сверлит
фото взглядом, пока все-таки не решается позвонить. Мадам Трейси ни разу не
напоминает ему квалифицированного врача, особенно со своими слишком пестрыми
волосами и странными интонациями, но Габриэль — ему приказали поднять всю
информацию на возможную аферистку — только показательно кривится, потому что —
«уважаемая в высших кругах».
И через несколько часов Азирафаэль понимает, почему. За игриво-фальшивым образом

оказывается вдруг очень умная женщина, что видит не просто насквозь — заглядывает
под кожу и перетряхивает все, даже самые страшные мешки в дальних углах души. И
когда Серафим думает, что ему нужно срочно уносить ноги, пока его не разобрали на
составляющие элементы, Мадам Трейси вдруг улыбается ему и берет за руку.
«ПТСР», — говорит она за чашкой чая, устало снимая очки в тонкой оправе. — «Нервное
истощение, навязчивые мысли».
Самое главное, что падает на пол сияющей монетой:
«Он справится», — говорит она. — «Ради Вас он справится».
И Азирафаэль начинает смотреть еще глубже, как она посоветовала ему. Потому что и
правда, на худом лице, с которого давно уже сошёл бывалый загар, появляется вполне
нормальная человеческая улыбка, стоит только Серафиму вернуться домой. И каждый раз
она на ноль целых и черт его знает сколько сотых — чуть шире, чем вчера. И засыпает
Волк каждой ночью на пару секунд раньше, и от громких звуков вскидывается немного
меньше. И плечи с каждым наступившим утром чуть меньше сутулятся.
А когда на руках у Серафима оказывается выписка, что его сердце снова работает в
штатном режиме, а дотошный снайпер — перед тем, как его выгоняют из ординаторской
пинками — верит, что оно — это самое изношенное старое сердце — не остановится в
ближайшие года, то Волк прижимает свою Красную Шапочку к входной двери всем своим
обжигающе горячим телом, дышит в покрасневшие губы… и Азирафаэль наконец не
проваливается в пустоту, что зияла эти тридцать дней на месте золотых глаз. И
Серафим ловит губами холодные старые жетоны, что покачиваются на сильной шее, а
Кроули с тихим рычанием впивается зубами в нежное круглое плечо. И это, черт
возьми, так хорошо и сладко, что сердце заходится в умопомрачительном стаккато.
И пусть утром Волк снова путается в своих мыслях, проваливается в них как в омут —
Азирафаэль кладёт ладонь между его лопаток, помогая еще на хрен знает сколько сотых
распрямить сгорбленные плечи. Потому что это он может сделать.
— Поехали к морю? — улыбается Кроули самыми уголками своих невероятных губ и

смотрит прямо на любовника, а за его спиной, путаясь в тяжелых тучах, ненадолго
показывается солнце.
— В отпуск? — голос не сразу слушается Азирафаэля, и ему приходится сбиться на

кашель, прежде чем продолжить. — К пальмам и дельфинам?
Волк щурит свои страшные глаза и шумно выдыхает, приподнимая подбородок — и этот
нехитрый жест заменяет ему смех последние тридцать дней. Азирафаэль не сразу это
понимает и пугается, сначала, а потом думает, что наверное Кроули просто разучился
смеяться. И ему просто нужно напомнить, как это делать. Из него так себе учитель,
но Серафим старается изо всех своих сил. И последние пару дней выдох будто бы
становится дольше и отчетливее.
— Твой отпуск я получу в лучшем случае на юбилей, — Кроули протягивает руку и

привычно кладёт пальцы на внутреннюю сторону запястья любовника. — Нет, просто… к
морю. Я смотрел по карте, тут вроде не так далеко.
— Если у тебя нет других планов, — добавляет Волк и его рука напрягается, будто он
вот-вот ее уберёт, но Азирафаэль кладёт свою ладонь сверху и удерживает лапу на
месте.
— Я очень давно не был у моря, — улыбается Серафим, ловит отражение своей эмоции на
лице напротив и усилием воли заставляет сердце биться в правильном ритме. — Давай
поедем.
Чёрная рваная тень за спиной Кроули вздрагивает и мелко рябит, на злую радость
«Поехали к морю» — говорит Волк, и Серафим представляет себе тихий выходной на

скалистом берегу, возможно даже дождь, чтобы можно было забыть зонт в машине и
прятаться вдвоём под старым утесом около бухты. Азирафаэль думает, что можно взять
с собой термос с горячим шоколадом, чтобы пить его и обжигать обветренные губы, и
обязательно старый дедушкин полароид, чтобы сфотографировать дикого Волка на
морских просторах. И может быть, увидеть наконец эту навязчивую прилипшую к его
душе тень.
«Поехали к морю» — говорит Волк, и Серафим совершенно не понимает, почему они

оказываются в веренице звуков и запахов. Адам и Варлок носятся по берегу,
разыгрывая бой не на жизнь, а на смерть, между великими супергероями. У мальчишек
полные карманы камней и мокрые до колен джинсы, но на лицах такие широкие улыбки,
что ни у кого рука не поднимается прервать их игру. Габриэль, сменивший своё
любимое пальто на обычную серую куртку — от греха подальше — возится с костром.
Пламя радостно пляшет, мечется на ветру из стороны в сторону, швыряет искры в серое
набухшее небо. Около ног Габриэля стоит ведро с зефиром, и лежат пакеты с
панированной рыбой. Что еще можно есть на берегу моря, правда же? Габриэль гордо
проводит рукой по волосам, Хастур раздраженно закатывает глаза.
Баал ходит у самой воды, разбивая волны своими тяжелыми ботинками. Ее голые колени
краснеют от холода, а по бёдрам стекают соленые капли. Большая белая куртка на ее
плечах развевается, словно крылья. Вельзи то и дело ловит равновесие, вскинув руки
в стороны, и красные подтяжки, спущенные с плеч, покачиваются при каждом шаге.
Хастур наблюдает за ней краем глаза, сидя на капоте иномарки Габриэля и курит.
Парень медленно выдыхает грязный дым в небо и щурится от спокойствия, что
разливается по телу. На нем старая потертая куртка Лигура, на которой солью оседает
влага, а в кармане — мятое бумажное письмо. Хастур сжимает его свободной рукой и
затягивается снова, до рези в глазах. К Баал подбегают сыновья, кружат вокруг нее
неуправляемой стаей, хватают за руки и смеются, перетягивая девушку между собой.
Габриэль кричит им что-то показательно сердитое, но тут же сбивается на улыбку.
Азирафаэль захлопывает пассажирскую дверь Бентли, прижимая к груди тёплый клетчатый

плед, и его взгляд мечется по пляжу. Искомое он находит чуть вдалеке. Волк стоит на
холме, обхватив себя за плечи руками. На нем безразмерная вязаная коричневая кофта,
которую привезли братья, и ветер дергает его за алые пряди. Парень смотрит на
горизонт, не двигается, будто даже не дышит. Но его подбородок высоко поднят, а
глаза широко раскрыты. И это, наверное, самое лучшее, что Серафим видел за
последние тридцать четыре дня. Азирафаэль идёт к костру, чтобы расстелить на
полукруглой скамейке тёплый плед. На него тут же падает Баал, кутая замерзшие ноги,
и Хастур, прижимаясь к ней сильным плечом. Габриэль подходит к ним, чтобы вручить
каждому по небольшому стакану с горячим сладким чаем, от жара которого ломит пальцы
и колет плечи. Серафим оборачивается, чтобы позвать ближе к теплу, чтобы согреть,
но холм пуст. Ветер кидает на него волны, разбивает брызги, и нет ничего, кроме
бесконечной воды.
Паника подступает к горлу, и кажется, будто тень оказалась рядом, наконец

дорвалась, чтобы отомстить. Азирафаэль оборачивается резко, его взгляд мечется по
дороге, убегающей вдаль, по длинным фьордам, по опушке рощи, что раскинулась
недалеко. Он успевает заметить яркий всполох алых волос, прежде чем Волк теряется
за деревьями. Он улыбается остальным, отставляет стакан и быстрым шагом идёт по
следу, превращаясь из Красной Шапочки в беспощадного охотника. Его ведут инстинкты
и страх. Габриэль, кажется порывается идти следом, но нежная, а от того невероятно
сильная рука жены удерживает его на месте. Умная девушка, потрясающе умная.
Роща разрисована каким-то сумасшедшим художником. Она сияет всеми оттенками

красного и золотого, и стоит ветру пронестись в кронах, цвета взрываются
калейдоскопом узоров. Узкие тропинки петляют между деревьями, путаются между собой
и сбегаются в небольшую площадку в самом центре. Именно в ее центре Азирафаэль и
видит Волка. Парень стоит, запрокинув голову и подставив лицо хмурому небу. Порывы
ветра дергают его за рукава кофты и за волосы, ударяют в спину и под колени. Под
ногами Серафима шуршат листья, пока он поспешно идёт к Кроули, и он уже открывает
рот, чтобы окликнуть потерявшегося любовника, когда над головой что-то оглушительно
свистит. На пляже радостно вскрикивают братья, уворачиваясь от особо большой волны,
взрослые, ругаясь сквозь зубы, спасают сладости и стаканы с чаем, забираются на
парапет, чтобы уберечь обувь. Порыв ветра, взметнувший воду, несётся дальше и
врезается в рощу, сбивая с деревьев самые слабые листья. В это же мгновение Кроули
оборачивается всем телом, и нежная улыбка украшает его губы.
Волка накрывает листопад, листья смешиваются в один поток: желтые и красные, яркие
и тусклые. Они пожаром вспыхивают в воздухе, утягивая в самое сердце вихря
улыбающегося Энтони. Азирафаэль на мгновение сбивается с шага, с ужасом наблюдая,
как сгорает человек там, впереди. Он вытягивает руку вперед, пытается дотянуться до
мерцающей перед глазами картинки. Изо рта вырывается вскрик, и мужчина бросается
вперед, переходит на бег — и плевать на дыхание, застревающее в горле — он пытается
раздвинуть огонь, пробиться сквозь него, а пред глазами мерцает красное марево…
пока на пути вдруг не оказывается чужое горячее и довольно жесткое тело.
Волк охает сдавленно, обхватывает Азирафаэля за плечи руками и заваливается на

спину, принимая на себя вес любовника. Они вдвоем падают на разноцветный ковёр из
шуршащих листьев, и ушей Серафима касается хриплый мягкий смех, от него мурашки по
всему и телу и очень горячо в груди. И руки на спине тоже очень тёплые, и губы, что
касаются виска. Азирафаэль медленно успокаивает дыхание и чувствует под щекой
биение чужого сердца. И привычка Кроули становится вдруг такой понятной, потому что
только чувствуя этот ритм под руками, ты понимаешь, что живой. Что вокруг самый
настоящий мир. И ты в нем живешь.
— Ты куда ушел? — упрекает Серафим, согреваясь в заботливых объятиях.
— Я знал, что ты пойдёшь за мной. Хотел посмотреть листопад вместе с тобой, —

Кроули ласкает кончиками пальцев нежную шею и не отрывает взгляда от хмурого неба.
— Ты мог просто позвать, — Азирафаэль все еще немного напуган, и влажное дыхание,
что касается волос, успокаивает.
— Знаешь, я всегда думал, что листопад — его запах и его звук — то, что надо, чтобы
обозначить смерть, — Серафим слышит, как рождается звук в чужой груди за секунду до
того, как слова слетают с сухих обветренных губ. — Пара секунд прекрасного полета
до того, как лист упадёт на землю и его жизнь закончится.
«Как у меня» — остаётся висеть в воздухе тяжелым камнем, который занесла над ними
чёрная грязная тень.
Азирафаэль приподнимается, чтобы взглянуть в лицо любовника и, возможно, придумать,

как опровергнуть это, но неожиданно сильные руки удерживают его на месте, прижимают
даже еще ближе.
— Но, вернувшись, я понял… — улыбка звучит в голосе Волка, и вместе с шумом моря —
это лучшее сочетание, что когда-либо слышал Азирафаэль. — Листопад — это начало,
первый полет, самый смелый шаг, который определяет новый виток жизни. Это первый
вдох из сотен тысяч тех, что будет дальше.
Волк мягко поднимает лицо Красной Шапочки двумя ладонями, и на его лице снова горит
осенним огнём мягкая улыбка. Он приподнимается и садится, чтобы тут же уронить
Азирафаэля в свои надежные объятия и поцеловать его тёплые, чуть влажные губы. У
них промокают брюки от сырости и пачкается новая кофта, но это все мелочи. Тень,
маячившая за спиной Волка, становится совсем прозрачной. Она еще пытается бороться,
цепляется за него когтистыми лапами, но она обречена. И Азирафаэль об этом знает.
Под их руками шуршат листья, а вдали шумит море. Братья смеются, воюя за очередной
кусок рыбы, а Хастур сидит около воды, вчитываясь в темные буквы на белоснежной
бумаге. И он улыбается, сжимая зубами последнюю сигарету.
— Полетаем вместе? — шепчет тихо Волк, прижимаясь своим лбом ко лбу Красной
Шапочки, и его золотые глаза горят изнутри зачарованным светом.
Деревья сбрасывают на них еще листьев, и самые маленькие путаются в кудряшках

Азирафаэля. Они с Кроули целуются посреди раскрашенной осенью рощи, пока их не
окликает Габриэль. Он показательно закрывает руками лицо и зовёт их есть, потому
что «я что, зря колошматился с этим чертовым костром?!». И Волк ест зефир с рук
Азирафаэля, заваливается на спину, потому что слишком горячо и кусок выпадает прямо
изо рта. И смеется.
И наверное надо отправить корзинку с цветами для Мадам Трейси. И набрать немного
морских камней с собой, чтобы положить их на небольшой полочке в изголовье кровати.
Чтобы в следующий раз «Поехали к морю?» означало…
… поехали домой. Ведь совсем скоро наступит зима.
Исчезаю в огне листопада,

Ты уходишь за стену дождя.
В этом осень опять виновата,
И, наверное, ты или я.
Это осень во всём виновата,

И, наверно, немножечко мы,
Что любви нашей вкус горьковатый,
Что рукою подать до зимы.
(c)Relaxa
========== Day 86. Холодно и горячо ==========
Комментарий к Day 86. Холодно и горячо

Хай-о-хай, невероятные! 🦊
Я продолжаю бороться с творческой и усталой депрессией, выливая все это в слова и в

истории 💞 Спасибо за Ваши чудесные слова и за то, что Вы читаете про этих
невероятных героев. Их любовь наполняется благодаря Вам и тем, что они такие
бесконечно прекрасные.
На днях я побывала в театре на спектакле, который очень меня расстроил. Давно не

видела я таких бездарных работ... обычно, я наполняюсь после походов новыми идеями
и эмоциями. А тут ни разу.
Сегодня я решила вернуться к чудесной истории про рыбака Юрхо и его доме, в который
приехали жить ангел и демон. Из работы «Туман». Здесь много того, о чем мечтаю я
сама 🦋 И это очень согревает.
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, Юрхо, ОМП, ОЖП
Романтика, нежность, море, ER,
🌸 Это почти канон, с маленькими дополнениями. Плюс несколько деталей, которые для
меня являются каноничными. И немного необоснованных чудес 💞
☃️ ВНИМАНИЕ, НОВОГОДНИЙ ЧЕЛЛЕНЖ ☃️

сделать для Вас и для себя красочный декабрь 💝 Четверть декабрьских дней уже
закрыли. Если у Вас есть пожелания — не тяните 🌸
👾 Спасибо Вам за помощь с опечатками, Вы очень помогаете с этом деле! Вы делаете

истории об этих чудесных героях лучше и прекраснее. Вы творите чудеса, спасибо Вам
за помощь! Надеемся на Вас и дальше!
Ваша Хори-Хаул 🦊💞
«Целоваться бесшумно, фары
Выключив. Глубиной,
Новизной наполнять удары
Сердца, — что в поцелуй длиной.
Просыпаться под звон гитары,
Пусть расстроенной и дрянной.
Серенады одной струной.
Обожаю быть частью пары.
Это радостней, чем одной.»
(с) Вера Полозкова
Как бы удивительно это ни было, совершенно невообразимо и неожиданно, но море —

шумное капризное море, спадающее в очередную истерику в считанные секунды — приняло
их обоих, вместе со старым домом. Первые несколько дней оно бросало волны на берег,
словно отмахиваясь от них, пытаясь напугать и прогнать. Однажды ночью оно нахлынуло
всем своим телом, навалилось на синюю крышу — обдирая свежую краску — на маленькое
крыльцо, даже на перевернутую рыбацкую лодку. Бесстрашная чайка с изуродованным
клювом едва успела взлететь, недовольно крича что-то на своем языке. Море ударилось
им прямо в дверь, в окна, пыталось пролезть в мелкие щели в стенах, заползти внутрь
хоть одной капелькой. Ветер метался над хижиной, что скрылась под водой, сыпал с
утеса небольшие камни, сталкивался с набегающими волнами — пытался будто бы
отбросить их назад, обратно. Вернуть наглое море на место и получить возможность
снова играться с тусклым поскрипывающим фонарем.
К утру, когда ленивое солнце едва-едва показалось из-за горизонта, раскидывая лучи
в разные стороны, вода схлынула. Шумное море сдалось и в качестве извинения
оставило на сером песке россыпь разноцветных ракушек и обломков кораллов. Забор с
натянутой сеткой пришлось снова прилаживать на место, несколько досок из петляющей
тропинки бесследно исчезли. Люди и море, словно маленькие дети, обменялись своими
«сокровищами», которые на самом деле никакой ценности из себя не представляли.
Обменялись и, наконец, примирились с существованием друг друга. Все же, иногда
наличие рядом, под самым боком, назойливого и шумного соседа — не самая большая
неприятность.
У них был еще один сосед — молчаливый смотритель маяка, который из своего убежища
едва показывался. Только в сумерках зажигал яркий фонарь на самой верхушке
постройки, и этот внимательный яркий глаз высматривал в темноте заблудившиеся
корабли и лодки. Маленький фонарик над дверью дома вряд ли мог составить
конкуренцию профессиональной лампе на утесе, но и его все же зажигали, чтобы его
свет в ночи, возможно однажды, кому-нибудь бы помог.
По левую руку от дома был высокий утёс с одиноким маяком, а по правую — если
подняться по тропе и пройти немного вдоль берега — раскинулся небольшой городок,
почти деревня. Там была церковь с палисадником на заднем дворе, двухэтажная школа с
детской площадкой и футбольным полем, маленькие магазинчики — были рыбные лавки,
пекарня и кондитерская, магазин деревянных игрушек и книжный домик с широким
прилавком — и россыпь разноцветных домов, больших и маленьких, в которых жили
местные жители, маленькие и большие. Чуть дальше, холмы поделили между собой
несколько ферм. За массивными заборами гордо вышагивали лошади, потряхивая гривой,
семенил мелкий домашний скот и ютились различные посадки.
Спустя пару дней, как Азирафаэль и Кроули перебрались в хижину Юрхо, их разбудил
ранним утром стук в дверь. Раздраженный незапланированным подъемом и шумом демон
шипел сквозь зубы — раздвоенный язык то и дело скользил по губам — поэтому
встречать незваных гостей отправился Азирафаэль. Он пытался пригладить торчащие в
правую сторону светлые кудри — все-таки стоило взять с собой любимую подушку из
магазина — и закутаться в тёплый плед. Осень обрушилась на побережье и была крайне
беспощадной дамой. Соленые капли моря, попадая на руки или лицо, обжигали холодом —
даже ненадолго оставались мелкие красные пятнышки — ветер пробирал до костей, а
утром со стороны моря наползал густой, словно молоко, туман. Что могли сделать
холод и влажность Ангелу Небесному и Адскому демону, так ведь?.. Так-то оно, может,
и так, но вот непобедимый Ангел Господень практически в первый же вечер начал
очаровательно шмыгать покрасневшим носом.
Азирафаэль, забившись в шерстяное покрывало по самые уши, открыл дверь, потянув ее

за ледяную ручку, и наткнулся сначала на широчайшую улыбку — серьезно, буквально от
уха до уха — потом увидел зеленющие глаза. И наконец смог рассмотреть гостя
целиком: вместе с темными кучеряшками, с лопоухими ушами и двумя бутылками молока в
залепленных пластырями ладонях. Парнишка — ему было от силы лет пятнадцать, может
даже меньше — несколько мгновений сияющими глазами рассматривал незнакомца.
Азирафаэль перевёл сонный взгляд с лица мальчика на бутылки с молоком, потом
обратно. Тишина затягивалась.
— Привет?.. — неуверенно сказал Азирафаэль и в сотый раз шмыгнул заложенным носом.
— Здрасьте! — взорвал тишину мальчишка громким радостным голосом. — Вилли, сэр!

Уильям!
— Здравствуй, Уильям, — улыбнулся увереннее ангел и протянул ему руку. — Мое имя
Азирафаэль, приятно познакомиться.
Вилли секунду смотрел на протянутую руку, вздрогнул и заметался на пороге ветхого

домика, пытаясь куда-нибудь поставить бутылки с молоком. «Нужно поставить столик» —
подумал ангел, наблюдая с сочувствующей улыбкой. Не найдя ничего, мальчишка сунул
одну бутылку подмышку, вторую прижал к груди и радостно потянулся пожать руку. Он
был еще маленьким — ну, относительно — но его ладонь уже была вся в грубых мозолях,
и силы в этом прикосновении было ничуть не меньше, чем у взрослого мужчины в
большом городе, если не больше.
— Я развожу молоко! — парень кивнул в сторону валяющегося на песке велосипеда. — Вы

будете покупать молоко, сэр?
— Ты ездишь каждое утро? — поразился ангел. — Какой ты молодец.
— Через день, сэр! — чуть стушевался Уильям, но улыбка вернулась, когда на лице его
собеседника уважение осталось на месте. — Я могу привозить молоко, яйца, свежую
выпечку. И в сезон фрукты и овощи. Мясо и рыбу нужно покупать в городе, сэр.
— Я… — Азирафаэль, кажется, хотел еще раз похвалить мальчишку и выбрать необходимые

продукты, но не успел: сильные загорелые руки перехватили его за плечи и утянули
обратно в дом.
Через мгновение на пороге показался Кроули. Он одернул чёрную толстовку с белыми

нарисованными перьями на рукавах, и ладонью взъерошил свои волосы. Потянувшись, он
ловко выхватил у растерявшегося мальчика обе бутылки с молоком, перехватил их одной
рукой — зажав горлышки пальцами — и ссыпал в опустевшие ладони монеты. Глаза у
Вилли засияли, он едва ли не начал пританцовывать на месте от радости.
— Молоко и яйца каждый раз, масло по необходимости. Сладкую выпечку по наличию, —

на каждую фразу Вилли кивал, прикусив нижнюю губу — изо всех сил запоминал пункты.
— Здесь много, сэр, — выразительные брови Уильяма изогнулись.
— Остальное оставь себе, — Кроули осторожно отстранил протянутую обратно мелочь.
— Спасибо, сэр… — Вилли замялся, его взгляд заметался в растерянности.
— Энтони, и давай без сэров, — демон сунул обе бутылки молока в широкий карман на
животе, отчего тот натянулся.
— Да, сэр! Простите, сэр! То есть… — Уильям дёрнул головой, лохматая челка упала на
его лоб, и снова улыбнулся. — Спасибо, Эн’тони! Увидимся послезавтра!
Мальчишка махнул рукой и помчался к своему велосипеду, пританцовывая на ходу.

Кроули облокотился на дверной косяк, глядя ему вслед. На его лице застыло
растерянное выражение.
— Так мое имя еще никто не коверкал… — демон не договорил свою мысль, потому что
его спины коснулись ласковые руки, а в плечо уткнулся ледяной нос.
Азирафаэль потерся самым кончиком и широко зевнул, в уголках его синих глаз
выступили слезы. Капризное море заволновалось, не в силах выиграть состязание с
синими-синими глазами ангела.
— Вернись в постель, Ангел, — Кроули развернулся в его объятиях и невесомо коснулся

губами светлых волос. — Я сделаю тебе чай. И…
Демон на мгновение замолчал, сунул руку в широкий карман толстовки — золотые глаза
сверкнули, зрачки сузились на секунду — и выудил два яйца, которые самым
бессовестным образом стянул из лавки в городе. На деревянной стойке у продавца
остались лежать еще тёплые монетки.
— … и блины.
Кроули перебил раздраженный крик откуда-то с крыши, и змей раздраженно закатил

глаза. Азирафаэль тихо засмеялся, глуша этот звук, уткнувшись в нежную шею.
— И тебе, Хастур! Прожорливая ты скотина!
— Ты в ответе за тех, его ты приручил, — поддел любимого ангел, осторожно закрывая

скрипучую дверь.
В первый же поход до города ангел и демон поняли, что путь был довольно
утомительным. Дорога была не то, чтобы очень долгой, но подъёмы в горку, бушующее
под ногами море, бьющий в спину ветер и густая грязь — все это требовало немалых
усилий. Кроули, будь он один и в Лондоне, возможно плюнул бы и просто переместился
в нужное место, но… Они будто бы попали в совершенно другой мир, получили шанс на
абсолютно другую жизнь. И профукать его из-за обычной усталости или лени было бы
очень обидно. В памяти демона мелькнуло воспоминание, как они с Юрхо также когда-то
брели в город — тогда еще небольшую деревеньку. Хмурый рыбак курил и рассказывал
истории из своего забытого детства. Демон делился переживаниями о своем близком
друге, с которым никак не получалось найти общий язык. Юрхо смеялся тогда —
басисто, прерываясь на смех — и качал головой.
«Молодо дело», — говорил он, присаживаясь на большой валун на полдороге к городу. —

«Пути к другому сердцу не найти, пока не разберешься в своем, fy machgen».
Юрхо до деревни всегда ходил своими ногами, шаркая старыми ботинками по грязи. И
продукты он носил в большом потертом рюкзаке, у которого болтался один из ремешков.
Шёл туда — нёс рыбу и ракушки, обратно — сигареты и хлеб. Кроули хотел однажды
забрать у друга тяжелую ношу, но Юрхо только легко и небольно хлопнул демона по
протянутой руке. Избитое шрамами лицо украсила улыбка.
«Свои тяжбы я несу сам, fy machgen*», — хрипло ответил мужчина и постучал по днищу
рюкзака. — «У тебя еще будет, что тащить. Уже есть и будет в сотни раз больше. Не
вешай на свою шею чужой багаж».
Из города ангел и демон вернулись с двумя велосипедами. Довольно потертыми и

старыми, но жители города от души подарили им — бородатый булочник отказался
забирать их обратно, хлопнул кулаком по стене своей пекарни и ушел — а в довесок
дали пару буханок хлеба, большую глазастую рыбину и корзину яблок. Азирафаэль вёл
свой велосипед, держа за руль, и с довольной улыбкой жевал красное сладкое яблоко.
Кроули же — тащивший все остальное в мешковатой сумке — мотался на своем новом
старом велосипеде туда-обратно: обгонял любовника, улетал вперед, пока не станет
едва различим, и возвращался, изо всех сил крутя тугие педали. Добравшись до дома,
они выгрузили все подарки на небольшой стол. Самой последней демон вытащил на свет
масляной лампы красивую книжку со старыми желтыми страницами. Женщина в больших
круглых очках долго держала ангела за руки, обсуждала с ним какие-то непонятные
змею вещи, и напоследок — не слушая никаких уговоров — засунула в сумку подарок.
Конечно же, от всего сердца.
— Она предложила мне иногда подрабатывать в лавке, — довольно улыбаясь, сказал

Азирафаэль, пристраивая велосипед за домом, подальше от капризного моря.
По серому песку тянулся длинный след от колес, потому что большую часть пути ангел
и демон решили пройти по пляжу, вдыхая соленый ветер и чувствуя на щеках ледяные
капли.
— Возможно, я смогу помочь ей с ассортиментом, выпишу из своего магазина, — воин

Небес, приподнявшись на носочки, зажег над дверью фонарь. — Такие милые люди.
— Нас пригласили в церковь, —выдавил из себя Кроули и содрогнулся, остановившись на

крылечке; его лицо исказила притворная гримаса злости, стоило услышать сдавленный
смех любимого за спиной. — Это ни разу не смешно, Ангел!
— Ни капельки, совершенно, абсолютно, — согласно кивал Азирафаэль на каждый шаг,

пока не перехватил рычащего любовника и не оставил горящий поцелуй на идеальной
линии подбородка. — Дорогой мой, они пытаются быть приветливыми.
— Че-рес-чур! — демон поймал лицо ангела в ладони, согревая ледяные щеки и шею
прикосновениями. — Только ленивый не состроил тебе глазки, та девчонка с косичками
явно уже придумала имена вашим детям.
— У нас уже есть дети, — Азирафаэль терпеливо позволил стянуть с себя вязаную
кофту, даже руки поднял, чтобы удобнее было. — У нас с тобой, мой дорогой. Два
чудесных мальчика.
Азирафаэль запустил замёрзшие руки под толстовку демона, согревая пальцы о горячую
кожу, приласкал выступающие ребра и устроил ладони на пояснице. Демон зашипел,
выгибаясь — сначала будто бы уворачиваясь от прикосновений, а после наоборот,
навстречу им — и, прихватив толстовку за нижнюю резинку, натянул ее на кудрявую
голову. Ангел с тихим возмущением исчез в плену кофты, а спустя мгновение высунулся
в широкий растянутый ворот. Стоило ему снова увидеть свет — масляной лампы, потому
что за окном уже вовсю смеркалось — Азирафаэль попал в плен требовательных сухих
губ и ядовитых желтых глаз.
Целоваться, путаясь в жаркой толстовке, было жутко неудобно и жутко сладко. Они
задели бёдрами стол, и лупоглазая рыба упала на пол. Рукава затрещали по швам,
когда демон в них запутался, и под бархатный смех ангела им пришлось все-таки
выпутаться из толстовки. Кроули провёл носом по линии шеи любимого, оставил гудящий
укус под ухом и выдохнул в пахнущие шоколадом волосы, отстраняясь. Даже на шаг
отступил, на всякий случай, и снова ударился бедром о стол.
— Кроули?.. — ангел выглядел таким растерянным и разочарованным, что змей едва не

сорвался — в голове билась одна мысль и совершенно неприличная — но усилием воли он
сдержался.
— Хочу посидеть у моря, — хрипло выдохнул демон и накинул на плечи ангела их тёплый
плед, на котором были вышиты разноцветные утята. — Немного. Мы с Юрхо часто
смотрели на ночное море.
Кроули смутился заметно, сунув руки в карманы старых штанов с заплатками на коленях
— тех самых, что для него сшил молчаливый рыбак — но Азирафаэль его не высмеял и не
обиделся. Ангел просто плотнее закутался в покрывало и протянул ему раскрытую
ладонь. Синие глаза засияли — в них отражалось пламя лампы — и тенью на стене
заплясали невидимые крылья.
— Идём.
…Они сидели около наспех сложенного костра и смотрели на море. Кроули довольно
быстро справился с огнём — что было совсем не удивительно, согласитесь, он все-таки
демон — заключил его в плен каменного круга. Подтащив перевернутую лодку, он
постелил на нее одеяло и поставил на одну из дощечек чашки с чаем. Азирафаэль,
правда, совсем скоро сполз с лодки и устроился на песке, в опасной близости от
огня. В руках он крутил тёплую чашку и всматривался вдаль. У ангела снова покраснел
кончик носа, и он шмыгал снова и снова, уткнувшись в ароматный чай.
Кроули, бросив к гнезду чайки обильную горсть хлебных корок, вернулся обратно к
костру и с тихим облегченным вздохом уселся за спиной любимого, вытянув длинные
гудящие ноги. Азирафаэль тут же откинулся на горячую грудь, и мелкие мурашки
рассыпались по его плечам и спине от контраста температур.
Тихо трещало пламя костра, то и дело вскидываясь вверх им рассыпая вокруг себя
искры. За ним, в десятке шагов, шумело убаюканное море. Волны изредка набегали на
пустой осенний пляж и, утягивая с собой темные гладкие камни, исчезали в ночи. А в
высоком-высоком небе горели россыпью драгоценных камней равнодушные звезды,
перемигиваясь друг с другом.
— Ангел, ты совсем замёрз… — тихо заметил Кроули, обхватывая любимого под руками и
укладывая подбородок на его плечо. — Сколько же раз и где мне нужно тебя
поцеловать, чтобы ты наконец согрелся…
— Дорогой мой, рядом с тобой мне всегда тепло, жарко даже… — Азирафаэль погладил
пальцы демона своими.
Кроули и правда был горячим, словно лава в жерле бурлящего вулкана или даже само
солнце, согревающее весь мир. Змей ворчал, что каждый в городе улыбался Азирафаэлю,
и совсем не заметил, что он был тем самым, на кого смотрели абсолютно все дети, за
кем они бежали, боясь упустить из вида, кто потратил почти все свои деньги, чтобы
купить им сладости. Кроули почти сразу стал тем самым солнцем, вокруг которого
зародилась жизнь.
Его, Азирафаэля, карманное солнце: ласковое и такое заботливое.
— Погоди, — вдруг подался вперед Кроули и запустил в пламя костра руку.
Огонь послушно потянулся к нему, обволакивая пальцы и запястье. Кроули вытянул

немного огня, комкая его в своей ладони. Такая близость адского пламени заставила
Азирафаэля сначала дернуться, чтобы убраться подальше, а после — расслабленно сесть
обратно, потому что он абсолютно, всецело и бесконечно доверял существу, сидевшему
за его спиной.
Свободной рукой Кроули взял ладонь ангела и приложил к своей — оставил несколько
сантиметров между ними — на которой плясало пламя. Этот жар мгновенно пропитал
небесного воина, согрел его и осел пожаром, едва ли уступающим костру, в районе
сердце и где-то в животе. Кроули на мгновение закрыл глаза, после чего вдруг
выдернул свою руку, и преграда между ладонью ангела и обрывком пламени пропала.
Азирафаэль даже вскрикнуть не успел — остолбенел от ужаса и растерянности — а демон
уже аккуратно перепел их пальцы. И таинственная вязь искр и красных огненных языков
осталась плясать, но на этот раз — на ладони Ангела Божьего.
Они сидели на холодном песке у ледяного осеннего моря, около ног в чашках оседал
остывший чай, и мелкий дождь начал накрапывать, путаясь в огненных и вьющихся
волосах. Свет маяка то и дело проскальзывал по чёрной воде, маленький фонарь —
будто пытался догнать своего старшего брата — покачивался из стороны в сторону. А
они сидели и смотрели на танцующий на их ладонях огонь. Теплое влажное дыхание
демона касалось щеки ангела, а его гнилое сердце — или даже пустота, что была в
груди на его месте — толкалось куда-то под лопатку. Азирафаэль понимал, что ему
должно было быть холодно — в середине осени в двадцати шагах от беспощадного моря —
но… так тепло ему не было, наверное, еще никогда.
Рядом с Кроули все было так: страшно и интересно, сладко и горько, нежно и больно…
Жарко и холодно.
И из этого шторма, если и был где-то выход, Азирафаэль отказывался спасаться. И он

сам оторвёт руки и ноги каждому, кто попробует его лишить этого жара.
Жара демонической любви. Или любви демона.
«Никогда не тревожь того, кто лежит на дне.

Я песок, и большое море лежит на мне,
Мерно дышит во сне, таинственном и глубоком.
Как толстуха на выцветшей простыне,
С хлебной крошкой под самым боком.
Кто-то мечется, ходит, как огонек в печи,
Кто-то ищет меня, едва различим в ночи
По бейсболке, глазным белкам, фонарю и кедам.
Я лежу в тишине, кричи или не кричи.
Мои веки ни холодны и ни горячи.
И язык отчаянья мне неведом.»
(с) Вера Полозкова
========== Day 87. Шторм/ураган (1) ==========

Комментарий к Day 87. Шторм/ураган (1)
Всем хай-о-хай, котятки 🌸💞
Надеюсь, у Вас все хорошо, Вы здоровы и настроение Ваше выше всяких похвал 💞
Сегодня часть небольшая, но я так тепло вижу ее в голове, что надеюсь — она согреет
и Вас.
В результате:
Кроули/Азирафаэль, Ева из вселенной работы «Буду хранить твои небеса от туч...»
нежность, любовь, забота
☃️ВНИМАНИЕ, НОВОГОДНИЙ ЧЕЛЛЕНЖ ☃️

сделать для Вас и для себя красочный декабрь 💝 Четверть декабрьских дней уже
закрыли. Если у Вас есть пожелания — не тяните 🌸
Очень жду Ваши идёт, осталось ещё место и немного свободных дней)
Спасибо за Вашу помочь с опечатками Моя Мирс сейчас замучена работой и учёбой, и
мы с моими текстами сами по себе💕 Позаботьтесь о нас, пожалуйста.
Шторм, шторм, шторм, шторм.
Мы вышли из моря
с отмеренным сроком скитаний
среди серых мелких луж.
Мы прячемся в сумрак задраенных окон
и наглухо зашторенных душ.
А ветер уносит осколки признаний,
но не приносит ответов.
мы — безымянные волны в безумном океане,
смывающим ночь с рассветом.
Осень обрушилась на мир неожиданно, объявила войну и нанесла первые удары под
покровом ночи. Ещё вчера ласковое солнце заглядывало с утра в окна, нежно касалось
лба и щёк, тёплый ветер подставлялся под руки и звал погулять немного в вечерних
сумерках, пока еще немного чувствуется присутствие лета. Люди ложились спать,
оставив небольшую щелку в окне, чтобы проснуться от чудесного запаха осени. Бойся
своих желаний, как говорится. Люди проснулись от ощущения осени, но это было не то,
что они ожидали. С самого раннего утра зарядил ледяной дождь, который заливался в
окна, собирался лужами на дорогах и тротуарах. Густой белый туман укутал мир, повис
на домах и фонарных столбах, скрыл за собой все — не проедешь, не пройдёшь. Ветер
бился порывами, пронизывающими до самых костей, бросал капли дождя в разные
стороны: в лобовые стёкла машин, в лица прохожих, в форточки, за шиворот
зазевавшегося почтальона. Лета простыл малейший след, а Осень величественно уселась
на освободившийся трон и перекинула с одного плечо на другое копну рыжих волос.
Как и шумный город, густой лес и безлюдный пригород оказались во власти дорвавшейся
до своих игрушек капризной стихии. Высокие деревья сменили свои зеленые платья на
плащи: рубиново-красные и золотые, с редкими коричневыми вставками. Они красовались
друг перед другом, старались показаться еще элегантнее. Бесконечные зеленые ковры
потеряли свой насыщенный цвет, стали не такими мягкими и пушистыми. Маленькие
полянки были усыпаны упавшими каштанами и желудями, спрятавшимися под опавшими
разноцветными листьями. Лесные жители с самого утра выбирались из своих нор и
гнезд: они спешили подготовиться к зиме, набрать запасов, утеплить свои жилища или
перебраться в более подходящее место. Птицы пели все реже, предвкушая тяжелую и
голодную пору, хищники клацали зубами и порыкивали, отгоняя от себя осмелевшую
дичь.
Солнце все реже выглядывало из-за туч, а на ветках деревьев — что нависли над
узкими тропинками и дикими полянками и переплелись между собой — с каждым днем
оседало все больше дождевой воды: ветки клонились к земле, стряхивали воду на
головы гуляющих оленей и лосей, самые маленькие и слабые веточки подламывались и
падали на землю. Желтеющая с каждым днем все сильнее трава была усыпана
перезревшими яблоками, налившимися сладостью, словно солнечным теплом. Корни
деревьев заняли целые семейства грибов, не боясь, что в этот дикий уголок забредёт
кто-то из людей. «Людской» лес заканчивался далеко, а дальше никого лишнего не
пропустили бы густые заросли, колючие кусты и сверкающие глазами во тьме лютые
волки. Тропинки водили бы кругами, возвращали на исходную точку, крутили и вертели,
лишь бы не пустить дальше. Туда, где обычному человеку нет места, где спрятано то,
что не предназначено для чужих глаз.
Ураган налетел на маленький домик, укрытый в глубине непроходимого леса, еще ночью.
Ветер ударился о крышу, завыл раненным зверем где-то в печной трубе, опрокинул
кресло на веранде и распахнул на кухне окно, роняя на пол заварочный чайник. Следом
на жилище обрушился проливной дождь: застучал по черепице, забарабанил в стёкла,
тут же пропитал кухонные шторы мятного цвета, превращая его в темно-зелёный. Где-то
вдалеке заворчал хрипло гром — он давно уже сдал свою смену и хотел бы отдохнуть до
весны, желательно до мая — его раскаты прокатились до самого города. Грязные чёрные
тучи висели на небе, скрывая луну и маленькие тусклые звёзды, делая ночь еще
темнее. В лесу, около самой опушки, протяжно завыл волк, призывая животных
спрятаться и не высовываться наружу до самого утра.
Осторожные, но торопливые шаги Кроули услышал намного раньше, чем скрипнула дверь в
их спальню. Демон медленно открыл глаза, привыкая видеть мир в новых тонах: на
подушке рядом мирно спал Азирафаэль — змей видел его в тот момент, когда ангел
медленно вдыхал и выдыхал — его тёплый свет тут же успокоил обострившиеся
инстинкты. Пахло от него молоком, которое он грел накануне вечером в маленьком
сотейнике, печеньем, что они пекли все вместе, и детским шампунем. Азирафаэль так и
уснул в очках, обняв одной рукой пригревшегося змея, а второй — книжку. Кроули
протянул руку и очень аккуратно стянул с носа возлюбленного очки в тонкой оправе.
Ангел завозился, потревоженный прикосновением, и тут же затих, почувствовал нежную
ладонь на своей щеке.
Кровать — самый краешек в районе их ног — прогнулся под чужим весом. Кроули
затылком почувствовал сверлящий его взгляд, раздвоенный язык на мгновение скользнул
по губам, пробуя запахи на вкус. Кто-то упрямо карабкался по постели, чтобы
добраться до спящих на ней. Чуткий слух демона уловил тихие всхлипы и шмыганье
носа.
— Ангел, — хрипло позвал Кроули, не стараясь всерьез разбудить своего любимого. —

Твоя дочь проснулась…
Азирафаэль повернулся на спину — книжка соскользнула с его живота и упала на пол,

закрывшись — и натянул пуховое одеяло до самого носа. Демон приподнялся на локте,
чтобы помочь ему укрыться, даже подоткнул немножко одеяло под спину.
— До рассвета это твоя дочь… — сонно промямлил ангел — ласковая, но хитрая улыбка
скользнула по губам.
— Когда-нибудь я научусь сопротивляться твоим чарам, имей в виду, — пригрозил

Кроули и с явной неохотой выбрался из уютного плена одеяла, чтобы подтянуться на
руках и сесть ровно. — Ив?
— Пап… — малышка как раз доползла до него и уселась точно на живот: кривые
растрепанные хвостики качнулись из стороны в сторону, пижамная рубашка с
изображением танцующего лягушонка сбилась в сторону, несколько пуговиц выскочили из
петель. — На улице монстр…
Кроули подтянул дочку ближе к себе, обнимая обеими руками, и почувствовал, как
сильно она дрожит. Щеки, обычно румяные и испачканные в шоколаде, были мокрыми от
слез. Ева обхватила отца за шею и крепко стиснула, будто боялась, что кто-то ее
попытается забрать. Кроули пригладил торчащие во все стороны волосы и поцеловал
девочку в макушку, стараясь окружить собой.
— Это всего лишь дождь, — шепотом поправил Еву отец, укутывая ее в одеяло, все еще
хранящее его тепло.
— Нет, он рычит… Он пытался открыть мое окно… — Ева беспокойно заерзала, снова
начиная хныкать.
— Ив, ты в безопасности, — Кроули заставил дочь поднять голову и посмотреть на него

— на мгновение на детском лице сверкнули золотые глаза, точная копия ядовитых и
желтых. — Ни я, ни папа — никому не позволим тебя обидеть. Никогда.
Девочка кивнула и шмыгнула носом. Демон натянул рукав рубашки, в которой

предпочитал спать, когда снаружи холодало, на запястье и утер маленький сопливый
нос — самый его кончик уже успел покраснеть.
— Всех чудовищ мы давным-давно прогнали прочь, и они не вернутся, — прошептал на

ухо Еве отец и дыханием взъерошил волосы на ее макушке. — У нас даже меч был.
— Большой? — на лице девочки появился неподдельный интерес.
— Большой, — согласно кивнул демон. — Даже пламенный. Пока твой папа его не
потерял.
Азирафаэль, будто услышав, что его в сотый раз несправедливо обвиняют, завозился на
постели рядом, выпутался из плена одеяла и согнул одну ногу. Мирное выражение лица
сменилось тревожным изломом бровей.
— Так, ну-ка, — Кроули подхватил дочь обеими руками, закутал ее в одеяло по самую
макушку. — Целуй папу.
Ева послушно потянулась и оставила теплый поцелуй на щеке ангела. Азирафаэль

улыбнулся во сне и, так и не проснувшись, погладил девочку по голове.
— Пошли, совершим ужасный набег на кухню, — заговорчески прошептал демон, опасливо

косясь на спящего возлюбленного. — Пока никто не видит.
Ева закивала радостно и прикусила губу от нетерпения. Вдвоём они, замирая от

каждого звука, слезли с постели и прокрались к двери. Обернувшись, убедились, что
ангел уютно посапывает в тепле, и выскользнули в коридор.
— Ну-ка, стоять! — резко сел на постели Азирафаэль, намереваясь застать воришек с

поличным, но тут же зажмурился от света, что бил в окно.
Вовсю хозяйничало утро, прогнав и страшные тени, и успокоив бушующий ураган.

Снаружи мелко накрапывал дождь, одинокий домик укутал туман. Азирафаэль сладко
зевнул, сморгнул выступившую в уголках глаз влагу и поднялся на ноги.
Прижимая к груди клетчатый шерстяной плед, который им подарила Анафема, ангел

обошёл весь дом в поисках своей семьи, и через четверть часа совершенно растерянный
шагнул за порог, на небольшую веранду. Природа звучала потрясающе: дождевые капли
стучали по крыше и окнам, срывались с деревьев и кустов, шумели вдали, в самом
сердце леса. Воздух был прохладным и свежим, как может быть только осенью, после
долгого дождя. Азирафаэль вдохнул полной грудью и повернулся направо, в сторону
низкого диванчика, обитого мягкой тканью.
Так и есть.
Кроули сидел на нем, поджав одну ногу, вторая — преступно босая — стояла на полу.
На руках у демона сладко и спокойно спала его дочь, укутанная в плед и тёплую
кофту. Ева уткнулась отцу в плечо, спрятала лицо в его рубашке и тихо посапывала.
На столике рядом со спящими стояло блюдо из-под печенья и чашки с остатками
горячего шоколада.
Азирафаэль покачал головой, расправил плед и очень осторожно подошёл к дивану.
— Не подкрадывайся, Ангел, — хрипло и едва шевелясь оборвал все попытки Кроули. — Я

тебя слышу.
— Стоило все же попытаться, — совсем не расстроился Азирафаэль и набросил на плечи

возлюбленного тёплую ткань. — Давно вы тут сидите?
— Ив хотела победить чудовище, чтобы быть как папа, — змей медленно открыл глаза и
согрел ангела горячим золотом.
— Дорогой мой, ты рассказал ей о своих подвигах? — Азирафаэль присел на корточки

перед демоном.
— О твоих, — сверкнул белыми зубами Кроули и тут же затих, стоило Еве пошевелиться.
— Все-таки, ты ее балуешь, — пожурил его ангел, накрывая руку своей, чтобы

переплести пальцы.
— Ещё каких-то десять лет назад я и подумать не мог, что… — Кроули оборвал себя,
только его прикосновение стал жёстче, грубее. На одно мгновение.
— Дорогой мой… — Азирафаэль понимающе улыбнулся.
— Я ни мечтать, ни представлять себе не позволял, — змей крепче обнял одной рукой

дочь, а второй — потянул на себя возлюбленного. — А теперь, посмотри, где я.
Азирафаэль нежно поцеловал демона в висок, приласкал пальцами затылок. Кроули

запрокинул голову, чтобы подавшемуся навстречу ангелу было удобнее его целовать.
Когда между их губами оставались считанные миллиметры, Ева завозилась в объятиях
отца и заморгала заспанными глазами.
— Пап? — позвала она и осеклась, стоило нежной и заботливой руке лечь на лицо,
ослепляя ее.
Кроули улыбнулся в поцелуй, в свете утреннего солнца, пробивающегося упрямо сквозь

тучи, лукаво сверкнули ядовитые глаза.
— Плохой, плохой ангел… — произнес он одними губами, абсолютно уверенный, что

собеседник его поймёт.
— Пожалуйся на меня, мой дорогой, — предложил Азирафаэль, удерживая свободной рукой

демона за подбородок и воруя еще один поцелуй со вкусом шоколада.
Никто из них не мог предположить, ни разу за шесть тысяч лет…

… но Любовь всегда разыгрывает карты по-своему.
Шторм, шторм, шторм.

И я завёрнут в шторм как в колыбель.
Брызги пены, солёная метель.
В открытый океан легли на мель.
Шторм, шторм, это мой шторм.
Это наш шторм.
========== Day 88. Прикосновения. ==========
Комментарий к Day 88. Прикосновения.

Ой, однако здравствуйте. 🦊
На связи Хори, если вдруг кто-то помнит ^^ Давно не виделись.
Я очень надеюсь, что найду Вас в добром здравии, и всех, кто Вам дорог. Год
(полтора) выдались очень сложными. Много случилось, много - не случилось. Темп
происходящего упал из-за ограничений, но из-за этого стал ещё более тяжелым.
Но вот, кое-как дотянув до перерыва, я поняла — мне нужно домой, к моим чудесным
мальчикам.
Это и правда ощущается как возвращение домой после долгого отсутствия. Трепет,
нежность, тоска, ностальгия. Но от этого перерыва моя любовь к историям - и
оригинальной и моим вселенным — стала только глубже.
Я думала начать новый сборник для этих историй, но... тут столько всего, что мне
показалось, новый сборник утратит это волшебство...
Музыка к этой истории: NЮ — В комнате.

Советую включить ее, чтобы почувствовать полностью эту историю.
Так же, буду благодарна за помощь с опечатками 🥰 Те, кто их отмечает, знайте — Вы
великолепные.
В общем, добро пожаловать домой 💓

С любовью и тоской по Вам,
Ваша Хори-Хаул 🦭
Мы лучше пожестим и будем жалеть,
Чем так всю жизнь проспим в бронежилете.
Останемся собой, больше тогда нет.
Только рядом с тобой меня торкает.
К сожалению — а может, конечно, и к счастью — каждое существо появляется на этот

свет без малейшего представления, как тут все устроено. Ни свода правил в самом
начале, ни загрузочного экрана… Даже мудрого наставника, который невидим ни для
кого. Вот тебе тело, вот тебе время — ну а дальше разберешься сам. И приходится
разбираться, только вот кнопки «сохранить» нет. Или она поломалась так давно, что
никто уже и не вспомнит. Существо, шалея от качества картинки, текстур и звука,
пытается разобраться в управлении и механике: вот так ходят ноги, вот так моргают
глаза, а вот таким образом можно издавать звуки… Основные навыки осваивать одно
удовольствие, а вот дальше дело только в удаче. Если она повернется к существу
своим милым и нежным лицом, то ему достанутся внимательные родители, неплохие
друзья, а главное — путеводитель по миру чувств, которые придётся потом всю игру —-
простите, конечно жизнь — испытывать, хрен спрячешься. А если не фортануло… Ну что
ж, тогда существо будет спотыкаться о грабли и свои собственные ошибки, разбивать
близким сердца, разбивать себя на сотни частей.
По игровому миру шагают такие разные люди. Одни — умные, другие — не особенно. Кто-
то давным-давно постиг все переплетения в своей душе, вытащил все наружу,
рассмотрел и положил обратно, чтобы просушить на солнышке. Кто-то же, словно
темноты в детстве, боится зайти туда, глубже. Боится тех, кого увидит там, с кем
придётся сражаться — эти боссы слишком высокого уровня, без шансов на победу. И
кнопка «сохранить» все еще сломана, даже надпись стерлась. Эта неизвестная часть
зарастает сорняками, там обустраивают себе домики грызуны и змеи — это они шипят
там, когда наступает ночь, пока не зажмёшь уши руками изо всех сил. От этого
шипения хочется бежать прочь, срывая двери с петель, разбивая окна.
Бежать от самого себя — незнакомого, неизвестного. Того, кто почему-то знает все
правила, но играет не по ним…
Лето было жарким, знойным, таким потрясающе вкусным. Каждое утро в окна забивалось
солнце: раскидывало свои лучи по всем доступным поверхностям, играло бликами на
стёклах фоторамок, грело постель и слепило глаза людям. К полудню небо затягивали
холодные тяжёлые тучи, клубились над городом, наседали друг на друга, словно
боялись, что им не хватит места. Солнце, оскорбленное таким соседством, обижено
отворачивалось, жаловалось своему брату — Ветру — и тогда взгляду замученных
жителей города открывалась бурная и эмоциональная ссора. Грозы в те дни бушевали
нешуточные, приходилось и окна закрывать, на всякий случай, и магазинам раньше
запирать двери. Люди спешили поскорее укрыться в домах, под защитой надежной крыши
и четырёх крепких стен. Вода заливала улицы, превращалась в небольшие озёра прямо
в самом центре города. Вода стекала по стёклам и стенам, скапливалась в мусорках и
пепельницах около офисных зданий. Она будто пыталась облегчить страдания
измученному жарой городу, пропитать его полностью, пока снова не наступит утро.
Вечерние сумерки были самым сладким временем, которое с жадностью ждали все.
Температура падала достаточно, чтобы выбраться из плена квартиры наружу, не
опасаясь схватить солнечный удар, но и недостаточно, чтобы пришлось хватать куртки
или тёплые свитера. Люди бродили туда-сюда по улицам, болтали босыми ногами в
лужах, жевали на ходу горячие крендельки, бросая крошки уткам и голубям. Парочки
забирались на крыши, чтобы полюбоваться ярким закатом, сочными оттенками алого,
украсившими небосвод. Люди смеялись и шутили, фотографировались и снимали видео,
чтобы после отправить кому-то далеко-далеко, по кому так сильно тоскует сердце.
Полумрак укутывал город в заботливые объятия, окружал запахом лета и счастья,
подслушивал смешные истории, рассказанные шепотом на лавочке в парке, провожал
одиноко бредущих людей до дома, стелясь под ноги легкой прохладой.
Они смогли выбраться из постели только вечером, когда шторы в спальне потревожил
любопытный ветер. Он ворвался в комнату, вскидывая их до самого потолка, опрокинул
стул и попытался сорвать одеяло с постели, но куда ему, шальному и молодому…
загорелая рука вовремя успела поймать ткань за самый край — острые ногти едва не
разорвали мягкий шёлк — и натянуть обратно. В полумраке опасно сверкнули два желтых
глаза с вертикальными зрачками: они внимательно изучили спальню, будто в ней и
правда мог кто-то спрятаться, и ветер поспешил убраться прочь, по пути вытащив
шторы на улицу, пачкая их в грязной дождевой воде.
В комнате царил бардак. Вещи валялись на каждом шагу: бесформенной кучей два
пиджака — чёрный и белый, раздражающим контрастом — и измученная нетерпеливыми
пальцами алая, словно пропитанная кровью, рубашка; поношенная, но от этого не
менее любимая жилетка покачивалась на краю стола — это было максимум заботы,
которую могли ей обеспечить этим утром… Солнцезащитные очки одиноко брошенные на
ковре, с покореженной дужкой и длинной трещиной через оба стекла — пожалуйста, даже
самые добрые люди когда-нибудь теряют терпение.
Ради любого божества, они сами были не совсем в порядке! Тонкие запястья покрывали
темные следы от пальцев, слишком сильно вдавленных в порыве, а ладони — полукруглые
следы от ногтей, признак нетерпения и бессилия. Бёдра подрагивали от усталости и
напряжения, икры сводило судорогой, поясницу ломило. Но в крови, словно самый
элитный наркотик, блуждало счастье, затмевая собой все остальное. Слепое
долгожданное счастье.
Кроули еще раз обвёл комнату сонными глазами, всматриваясь в очертания предметов.
Размытое после сна зрение никак не хотело фокусироваться. Мужчина завалился на бок,
не сдержав тихого вздоха от тянущей неги, и потянулся к своей рубашке. Его рука
бессильно упала на ковёр, когда демон почувствовал осторожное прикосновение к
выступающим под кожей позвонкам. Кроули тихо застонал, зарываясь лицом в подушку,
вдыхая жадно смесь их запахов, мечтая только об одном — пропитаться им навсегда,
укрыться как одеялом и никогда не вылезать. Нежный смех заполнил комнату, отразился
от стен, ударился о потолок и обрушил на измученного демона весь мир, погребая под
осколками реальности.
Азирафаэль шевельнулся рядом — под ним слегка прогнулась постель — повернулся на

бок и коснулся горячими губами шеи демона, чуть выше косточки. Загорелая кожа
покрылась мурашками, которые невозможный ангел тут же поспешил накрыть ладонями.
Окаменевшие плечи под руками мгновенно расслабились, Кроули буквально таял от
прикосновений. Будто раскаленная солнцем вода, перетекал и менял форму, отзываясь
хриплым тяжелым дыханием и звуками, названия которым ни одно живое существо еще не
придумало. Кроме Азирафаэля. Он потянулся чуть выше: для этого пришлось
приподняться на локте, хотя рука первый раз и подогнулась — да ладно вам, он тоже
устал, шесть тысяч лет все-таки! — и уткнулся носом в жесткие рыжие волосы. Ангелу
всегда было интересно — чем они пахнут? Солнцем? Огнём? Кровью?
Азирафаэль улыбнулся, прихватывая одну из прядей губами.
Без разницы, ведь теперь они пахли им. И он бросит Мир в огненную пропасть, но
больше никогда не позволит этому измениться.
До кухни они добрались, когда уже во всю господствовала ночь. За окном горели
желтые фонари. Взбалмошный ветер дергал и хватал их, покачивая из стороны в
сторону. Большинство магазинов закрылись окончательно, работали только маленькие
уютные кафешки и бары, охраняющие уставших за день людей.
Но в их квартире свет не горел, незачем было разбивать всю эту нежность лишними
деталями. Зачем? Азирафаэль сидел на стуле, и его босые ноги холодил пол. От
рубашки Кроули немного тянуло дымом и она была узковата, но ангел наотрез отказался
надевать что-то другое. Это была не просто рубашка, это была метка, клеймо,
обещание, клятва… Называйте это своими дурацкими бессмысленными словами как хотите.
Важно было только что, что Азирафаэль спокойно сидел в этой самой рубашке, не
скрываясь ни от кого. И это мог увидеть каждый — сверху или снизу — если бы бросил
взгляд. Если бы осмелился, черт побери.
Кроули сидел на полу, около ног Небесного Воина. Он натянул не глядя джинсы, но не
стал тратить и секунды, чтобы застегнуть их. Жесткая ткань так и норовила
соскользнуть, оголяя впадинки над ягодицами и покрытую длинными тонкими царапинами
кожу. Демон обнимал обеими руками колени Азирафаэля, то и дело припадая к ним
сухими губами. Шептал что-то на латыни, от чего мелкие волоски на шее ангела
вставали дыбом. Пальцы Змия скользили по нежной коже бёдер, спускались до
щиколоток, проводили по своду стопы. Тот же путь повторяли, чуть погодя, губы.
Азирафаэль тихо смеялся, закрывая ладонью рот, поджимал пальцы на ногах,
запрокидывал голову, глядя слепо в потолок. Мир мог прямо сейчас полететь прямиком
в Ад, ангел бы не дернулся, даже не повернулся бы на отчетливый звук крушения.
Приближалось утро, и впервые за тысячи лет, им не нужно было разбегаться в разные
стороны, ругать себя за вырвавшиеся слова, за прикосновения, которые было не
сдержать. Впервые, за сотни их жизней, ночь тянулась медленно и не имела привкуса
горечи и боли.
Азирафаэль жевал блинчики с мёдом, находя их на ощупь пальцами. Сладость оседала на

губах янтарными липкими каплями. Ангел жмурился и облизывался, снова и снова.
Кроули ловил его руку, тянул на себя, чтобы собрать мед языком, скользя по шершавой
ладони и костяшкам. Отдельного внимания удостоились и жесткие мозоли от рукоятки
меча: практически невидимые невооружённым глазом, но Кроули знал… Он помнил и
столько времени сходил с ума. У него мечты сбывались с такой скоростью, будто
демон стоял на крыше скоростного поезда, и через каждые сто метров висели щиты-
указатели, что били его по голове. Спасибо, пожалуйста.
Азирафаэль в очередной раз опустил голову, сдерживая дрожь от нежного прикосновения

под коленом, и краем глаза увидел тень. Призрак двух больших крыльев, что
распластались по полу, упираясь в стены и холодильник. Горло сдавило от мысли, что
демон настолько утратил себя и утонул в эмоциях, что опустил все свои щиты, сбросил
защиту. Он вдруг оказался перед ангелом целиком и полностью, обнаженный и телом и
душой — той самой, изломанной и разбитой — настоящий.
Азирафаэль резким движением опрокинул стол в сторону — он тоже умеет терять

контроль, здравствуйте — и соскользнул на пол, заключая Кроули в объятия. Губы были
липкими и сладкими, демон в его руках — костлявым и нетерпеливым, пол — холодным и
жестким…
А любовь…
А любовь была долгожданной.

И такой, мать твою, заслуженной.
Оставим поездам ритмы вечных тем.

Всего себя раздал, всего себя не тем.
Не ждал, что ты влетишь, и все что было — рухнет.
Когда вот так сидишь на моей кухне.
Комментарий к Day 88. Прикосновения.
Получилась вот такая история.
Спасибо, что прочитали ее. Надеюсь, получилось передать Вам ее вкус. 💓
До скорой встречи ^^
========== Day 89. Кристалл ==========
Комментарий к Day 89. Кристалл

Дорогие мои друзья 💕
Я так давно мечтала, что смогу это написать. И не была уверена, что смогу. К
сожалению, в конце июня в мою семью пришло большое горе, которое выбило меня из
всех планов, идей и затей. Последние два месяца я хожу и действую скорее по
инерции. Но из этого состояния нужно как-то вылезать.
Я не знала, получится ли у меня что-то написать. И если честно, мне не нравится

результат совсем. Но первые шаги делать надо. Поэтому я положу это сюда. Кто, как
не Вы и не Благие мужья поможете мне вернуть искру в душу?..
Тема дня: Кристалл

Пусть это будет почти Канон с маленьким АУ относительно физиологии и биологии
демонов.
🧸 Кроули/Азирафаэль, Хастур
романтика, нежность, любовь.
Рейтинга никакого нет. А любовь есть.
Проверка правописания тут у меня не сработала, поэтому возможно здесь есть

опечатки. Заранее благодарю за Вашу помощь в их поисков Вы чудесные.
Приятного прочтения.
Ваша Хори-Хаул 🤓
.1.
Доверие - очень дорогая валюта в наши дни. Слишком дорогая и слишком редкая.
Желанная до зубного скрежета, но одновременно с этим невероятно обременительная и
проблемная: настолько, что связываться с ней решается не каждый. Обычно люди
смотрят издалека на тех, кто решился взять ее в руки, качают головами, отпускают
грубые шутки, скрывая за этим свою безумную зависть. Эти самые люди зубоскалят,
перешептываются и исходят ядом, но каждый из них — каждый абсолютно — глубоко в
душе надеется увидеть это самое настоящее доверие, хотя бы издалека, буквально на
мгновение. Чтобы в него поверить, немножко, совсем чуть-чуть.
Доверие, как и любые деньги — да и вообще ценные и дорогие вещи — обожают

подделывать. Да и что там делать-то? Пара улыбок в нужный момент, десяток добрых
слов, несколько сердечных тайн — выдуманных наполовину, а может и полностью
срисованных из сериала, что идёт по вечерам по центральному каналу — и вот оно
Доверие. Блестящее, новенькое, искрящее на солнце и греющее в холода. Согласитесь,
что намного легче его подделать, нежели бумажную денежку? Но в отличие от этих
самых бумажных денег — и любых ценностей в общем — проверить доверие на подделку
намного сложнее. Доллар пощупал там и сям, посмотрел на свет и пожалуйста —
совершенно уверен, настоящий он или игрушечный. А вот с доверием так не получится,
к сожалению. А если бы… Но история не любит сослагательного наклонения, поэтому не
будем ее злить. Опустим.
Доверие похоже на азартную игру, где ты выбираешь цифру и цвет, ставишь на него
все, что имеешь — остатки сердца, осколки души, последние крохи веры в будущее — и
крутишь рулетку. Под стук шарика ты можешь только стоять и ждать, куда же он
упадёт. И в последнюю секунду, закрыв глаза от испуга, ты получишь или весь мир —
да пару коньков в придачу — или десяток острейших ножей, воткнутых в спину
заботливой когда-то рукой. Стоит ли игра таких рисков? Решать только Вам. Выигрыш —
сладок. Проигрыш — смертелен.
Выбирайте, крупье подождёт Вашей ставки.
Азирафаэль сыграл в этом казино довольно давно, да так, что сам и не заметил.
Просто в какой-то момент он понял, что если демон скажет ему своим бархатным
хриплым голосом «Прыгай!» или «Падай!» — он это сделает в ту же секунду, даже
подумать не успеет о всяких глупостях. Вообще, казалось, что стоило тому открыть
рот, Ангел буквально забывал обо всем, что было в тот момент в его голове. Все
мысли выносило волной прочь, а в сознании горели исключительно чужие слова. Демона
крайне забавляла эта встроенная в ангела функция, он даже эксперименты проводил:
начинал говорить почти неслышно, шёпотом, где-то в дальней комнате своей квартиры
или зале книжного магазина. И каждый раз результат был один: небесный грозный воин
замирал — то не донося ложки до рта, то забыв, куда собирался поставить очередную
книгу… Азирафаэль рывком разворачивался, его небесного цвета глаза начинали
искрить, будто внутри черепной коробки кто-то запускал фейерверк.
Кроули поигрался-поигрался… да перестал. Только каждый раз, проходя мимо, тянулся

мимолётно пальцами к нежной ладони с маленькими мозолями и кольцом.
Когда Азирафаэль стал таким? Если бы его спросили, он бы наверное и ответить не
смог, только рассмеялся бы смущенно, да поправил потертые полы жилетки. А что еще
сказать? Слишком много всего связывало их — хорошего и плохого — слишком давно этот
кон был сыгран. Германия? Италия? Или вообще… Небеса? Да это и не важно, на самом
деле. Он доверил бы Кроули всего себя целиком, весь мир, и даже пару коньков,
которые чудом выиграл в неизвестно какой момент.
Одно печалило ангела, заставляло его брови хмуриться, а уголки губ опускаться. Это
было так глупо и несерьезно, что порой у скромного владельца книжного магазина
начинала болеть голова. Что же это? А то, что его желтоглазый демон никогда
полностью не доверял ему. Вернее сказать, он не доверял Небесам, потому что слишком
хорошо знал, из чего они слеплены и какой ценой. Знал и всячески старался оградить
и себя, и своего любимого.
Но ведь Азирафаэль был выходцем Небес, когда-то их частью, долгое время так
безоговорочно верил… Кроули не был дураком, о нет, сэр. Где-то там была маленькая
часть его чёрного сердца, спрятанная невероятно далеко, закрытая на сотни тысяч
замков — часть, которая никогда не перестанет сомневаться в Ангеле с Пламенным
мечом, не даст демону расслабиться рядом на сто процентов.
Да и вообще, мог ли демон доверять кому-либо? Жизнь «внизу» — это постоянная борьба
за власть, за влияние… за жизнь, если хотите. Доверишься единожды, и в следующую
секунду окажешься с перерезанным горлом в самой глубокой канаве. А Светлые воины и
вовсе бросались в бой, без разбора и совести, лишь бы побольше побед записать на
свой счёт.
Мог ли кто-либо обвинить демонов в том, что в их словарях не было слова «Доверие»?
Кто вписал его на поля карандашом очень скоро осознал свою ошибку. И сделал
правильные выводы. Или же умер.
Но рядом с Азирафаэлем был демон, который всячески старался понять это слово и
добавить в свою жизнь.
Кроули спал рядом с ним, прижимаясь лбом к нежному круглому плечу и закинув длинную
загорелую ногу на мягкое тёплое бедро. Ел из заботливых рук, задевая тонкими губами
подушечки пальцев. Позволял прижиматься к спине, гладить основание широких крыльев,
нырял в приготовленную Ангелом ванную, не задерживаясь ни на секунду… Но тоска
продолжала грызть сердце Азирафаэля, пробивать дыры, подтачивать хрупкие струны.
Из этого не было выхода…
Это был первый осенний день. Лето растерянно стояло на пороге, оглядываясь по
сторонам, будто не могло поверить, что его время подошло к концу. Словно маленький
ребенок, у которого забирают игрушку, потому что пора ложиться спать. А ведь так не
хочется… Сумерки сгущались быстрее, когда-то тёплый ветер стал грубее и холоднее, а
в течение дня то и дело накрапывал мелкий прохладный дождик, правда почти сразу
заканчивался… чтобы через четверть часа начаться снова.
Серое небо дрожало над городом, как маленькие капли на стёклах. Солнце пыталось
пробиться сквозь тучи, но и его сила иссякла. Скудные лучи пару раз мазнули по
лицам счастливчиков и пропали совсем. Люди торопились скорее добраться до своих
машин или метро, спрятаться в кафе и наконец добежать до дома. Они подняли
воротники пальто, закутались в тонкие шарфы, кто-то даже переобулся в тёплые
ботинки. Это сражение с осенью было проиграно с первого дня…
Азирафаэль утер сгибом локтя лоб и довольно упёрся руками в бёдра, рассматривая
проделанную работу. Раз в несколько месяцев он устраивал в квартире демона
глобальную уборку. Нельзя сказать, что двое эфирно-зефирных существ становились
источником большого хаоса… но периодическое присутствие двух мальчиков-подростков
вполне было весомой причиной. Игрушки, журналы, кусочки лего — которые так больно
впиваются в чувствительные после случая в церкви ноги Змея посреди ночи — обертки
от шоколадок...Азирафаэль собрал три полных мешка с мусором, коробку забытых
игрушек и два раза менял воду, которой мыл пол, потому что она становилась
дьявольски чёрная. Казалось, оттуда пытался выбраться сам Люцифер… Но захлебнулся,
подавился и передумал.
Азирафаэль, устроив себе выходной день в магазине, свободный ото всех забот, не
стал облачаться в полный костюм. Надел только широкую чёрную рубашку с длинными —
слишком длинными для него — рукавами и простые спортивные штаны темного серого
цвета. Взъерошенный после не очень спокойной ночи, улыбчивый и довольный, он
буквально светился изнутри благодатью. В оранжерее даже распустилось несколько
чудесных, невиданных до того дня цветов.
Хлопнула входная дверь и прохладный воздух хлынул в квартиру, морозя босые ноги
ангела. В комнату заглянула лохматая рыжая голова, сверкнули, отражая серость неба,
два ядовито-желтых глаза, и блеснули белоснежные клыки, которые обнажались каждый
раз, стоило демону улыбнуться искренне. Конечно, их видел исключительно Азирафаэль.
И иногда Адам… Очень иногда.
— Ангел, я дома, — мягко произнёс Змей, практически облизывая взглядом ладную

фигуру возлюбленного, заставляя того покрыться мурашками.
Азирафаэль почувствовал, как сами по себе у него затрепетали крылья, которые в

присутствии демона словно сходили с ума и переставали слушаться хозяина. Как хвост
у собаки — пошутил однажды Кроули… а потом почти двое суток пытался выпросить
прощения у оскорбленного до истока благодати ангела. Азирафаэль конечно обиделся…
но подумал тогда, что сравнение было крайне удачным.
— Ты сегодня рано, — Ангел вытер тряпкой влажные руки и пригладил торчащие во все
стороны пряди.
— Я обещал, — довольно оскалился Кроули и прищурился, довольный свалившейся на него

похвалой. — Я помню про наше свидание. Надо успеть поймать за хвост уходящее лето.
Ритц, твое любимое вино, моя чудесная Бентли… Заднее сидение и звёзды за городом…
Чарующей музыкой для любого создания становились эти интонации демона. Ещё бы, ведь
он был мастером соблазнения, его вряд ли кто-то мог бы переплюнуть… Но каждый раз,
когда он говорил с Азирафаэлем, эти интонации… они стирались, словно написанное на
песке обещание набежавшей волной. Кроули предлагал все это искренне, надеясь
порадовать своего пернатого и заодно самого себя.
Это было не соблазнение. Это была забота.
— И вообще-то, я тоже здесь, — раздался из коридора скрипящий и довольно

раздражённый голос. — И это та сторона вашей жизни, о которой я совсем не хочу
знать.
— Хастур, — предупреждающе рыкнул Кроули, его вертикальные зрачки в миг сузились.
— Вы еще работаете? — понимающе улыбнулся Азирафаэль, старательно переключая

внимание Кроули на себя.
— Я только отдам ему одну штукенцию, которую он потерял сотни лет назад, а я удачно
нашёл, — отмахнулся Кроули ладонью и скользнул в сторону своего кабинета.
— Ты у меня ее спер! — сморщился черноглазый демон, запахивая плащ резким

движением. — Паршивец.
— Я могу предложить кофе, — Азирафаэль говорил медленно и спокойно, хотя его сердце
несколько раз сбилось с ритма.
Азирафаэль тоже особенно не спешил доверять вчерашним врагам. Хоть перемирие и было
объявлено, оно было слишком хрупким, чтобы строить на нем надежные замки будущего.
Хастур, судя по всему, взаимно не испытывал огромного удовольствия, оказавшись в

квартире Кроули в целом, да и в частности — в одной комнате с бракованным Ангелом.
В его кармане глухо щелкнула зажигалка. Крылья Азирафаэля дернулись, едва не снося
любимые статуэтки Кроули со стеллажа.
Из кабинета послышалось глухое рычание.
Оно мало было похоже на то мелодичное урчание, которое издавал демон в постели,
когда зарывался лицом в пушистые светлые волосы. Оно было смертоносным,
предупреждающим. Очень и очень злым.
— Да я-то что? — дернул уголком губ Хастур и прислонился к косяку, сложив руки на
груди.
Повисла неловкая пауза.
Азирафаэль решил продолжить убираться и не обращать внимания на замершего в дверях

демона. Он наклонился, чтобы подобрать ворох влажных тряпок, которыми протирал
пыль, когда из-под рубашки что-то выскользнуло.
Тихо звякнула цепочка. Маленькое, очень аккуратное кольцо мотнулось из стороны в

сторону, блеснуло на свету. Азирафаэль небрежно накрыл его мокрой ладонью и прижал
к груди, выпрямляясь. Достаточно быстро, чтобы заметить, как Хастур переменился в
лице.
Он сильнее вжался в стену, его чёрные, почти бездонные глаза были широко
распахнуты, а щека дернулась несколько раз.
Азирафаэль оглянулся по сторонам, но не нашёл ничего, что могло бы так напугать

демона. Ни святой воды, ни архангелов. Только он, чистая комната и осеннее небо за
окном.
Хастур прочистил горло и глянул неодобрительно.
— Я конечно понимаю, что у вас тут ломаются все законы и все такое… Но мне кажется,
что это уже немного слишком… — его нос несколько раз дёрнулся, лицо сморщилось. —
Первый раз слышу о таком.
— Прости… — растерянно отозвался Азирафаэль, склоняя голову к плечу. — Я не очень

понимаю, о чем ты.
— Я не знал, что ваши отношения уже так далеко зашли, — Хастур говорил так
напряженно, будто обсуждал перекачку святой воды из одной бочки в другую, которую
ему придётся непременно держать в руках.
Азирафаэль нахмурился. Он всегда старался быть вежливым и очень доброжелательным,

когда общался со знакомыми, но тема его отношений с Кроули была чем-то, о чем чужие
говорить не должны были. Особенно так пренебрежительно… Настроение Азирафаэля
испортилось окончательно.
Он небрежно перекинул кольцо на цепочке за спину, чтобы оно не мешалось, и уже

набрал в грудь воздуха… когда заметил, что Хастур едва ли не бросился на него через
всю комнату. Остановился всего в нескольких шагах, протянув обе руки вперёд.
Азирафаэль настороженно шагнул назад и выставил перед собой ладонь.
— Прости, прости, — шарахнулся назад Хастур, пряча руки в карманы пальто, но на

секунду ангел увидел, как у него дрожат пальцы. — Рефлекс. Показалось, что ты…
Демон покачал головой и медленно выдохнул. Азирафаэль еще раз посмотрел на себя,
стараясь увидеть то, что именно так поразило Князя демонов… но не нашёл ничего
такого.
— Что показалось? — все же решился он.
В груди ангела появилось то самое чувство, когда ты вдруг оказываешься на пороге

чего-то очень важного, крайне необходимого прямо сейчас, и от истины отделяет всего
несколько маленьких шагов.
— Что ты его кинул, — сквозь зубы неохотно отозвался Хастур. — Не пойми

неправильно. Мне совершенно плевать, что будет с этим пресмыкающимся гадом. Просто
хочу получить свои ножи обратно. А после — развлекайтесь как хотите.
«Я не верю в твое равнодушие» — хотел сказать Азирафаэль.
«Не нужно пытаться скрыть своё волнение о друге» — хотел сказать Азирафаэль.
Но…
— Что кинул? — спросил ангел самое важное, что крюком зацепило его внимание.
— Ну… — Хастур замялся, словно они обсуждали нечто очень неприличное и пикантное. —
Кольцо.
— Кольцо? — Азирафаэль взвесил на ладони маленькое тонкое кольцо с вставленным в

него небольшим чёрным кристаллом.
Это был подарок Кроули. Они тогда едва-едва выбрались из замеса с Армагедоном,
избавились от преследований Небес и Ада и наконец смогли вдохнуть полной грудью.
Той ночью Кроули не сминал его губы поцелуями, как часто делал потом, не прижимал к
кровати и не шептал непристойности на ухо своим медовым проклятым голосом. Это все
случилось после…
В ту ночь демон обнимал его руками поперёк груди, уткнувшись лицом в спину,
сбиваясь дышал, иногда кашляя и давясь всеми теми словами, которые не мог
протолкнуть через горло за один раз.
Ангел и демон сидели в оранжерее перед огромным окном. За ним была глубокая ночь и
горящий огнями город, но они видели в отражение только друг друга. И больше ничего
не нужно было. Ни громогласных слов, ни обещаний, ни объяснений. Тогда демон
положил на протянутую ладонь ангела маленькое кольцо. Оно было безвкусным, дешевым
и почти игрушечным, не налезло ни на один палец Азирафаэля. Но ангела это лишь
умилило, поэтому он сотворил тонкую цепочку и повесил на неё кольцо, а ее саму — на
свою шею, зачаровав замок.
— А что с кольцом? — тихо спросил ангел, поглаживая его по острым граням большим
пальцем.
— А то ты не знаешь? — попытался огрызнуться Хастур, но через секунду ошарашено

замер. — Ты не знаешь… А я, дурак, думаю, почему ты так смело носишь его на шее, да
так открыто…
— Почему я не могу носить его? — Азирафаэль крепко сжал кулак, словно пытался
защитить своё сокровище от соседского злобного мальчишки.
— Ты знаешь, что нужно сделать, чтобы убить демона? — серьезно посмотрел на него
Хастур.
— Ну… — Азирафаэль замялся — эта тема была не слишком приятной. — Святая вода.
— Она может развоплотить нас, покалечить, лишить сил… — Хастур перечислял это, и
ангел почти слышал, как скрипят его зубы. — Но чтобы убить демона, ты должен
уничтожить его прах.
— Уничтожить… прах? — пальцы Азирафаэля похолодели, а ладони стали влажными.
— Поэтому каждый демон старательно прячет его, чтобы никто из врагов не мог найти,
— чёрные глаза Хастура на мгновение полыхнули огнём. — Но есть такие сумасшедшие,
которые преподносят его в качестве подарка тем, кого… ну… это самое.
Азирафаэлю понадобилось несколько секунд, чтобы снова начать дышать. Ещё парочка —
чтобы осознать то, что ему сказали. Взгляд упал на тонкое дешевое кольцо на его
ладони, и горло мгновенно свело спазмом. Его стенки словно слиплись друг с другом.
— Я бы никогда так не поступил. Тем более не превратил бы свой прах в дурацкий

кристалл, похожий на стекляшку, — осуждающе фыркнул демон. — Но и ты бы не был
таким беспечным. Если с этим кольцом что-то случится, ты своего чешуйчатого обратно
уже не соберёшь. Ни рожек не останется. Ни ножек.
Прерывая их разговор, хлопнула дверь кабинета. Кроули вплыл вальяжной походкой в

зал, но тут же остановился, когда заметил растерянный взгляд ангела и чужого
демона, который был к нему слишком близко. Шипение тут же наполнило комнату, а
Хастур шарахнулся в сторону, со всей радостью наступая в таз с чёрной водой.
Под его грязную ругань Кроули удовлетворенно оскалился и швырнул тому в руки темный
мешок, покрытый старыми вышитыми рунами.
— Потеряешь еще раз, я продам их на чёрном рынке домовым. Сам будешь с ним
разбираться, — равнодушно выдал Кроули, расстегивая верхние пуговицы на пиджаке.
На третьей он поймал удивленные взгляды собеседников и замер. Приподняв рыжую

бровь, он рявкнул:
— Может ты свалишь уже отсюда?!
Хастур бросился к выходу, снося плечом стеллаж и утаскивая на правой ноге

многострадальный треснувший таз. Напоследок он на мгновение обернулся и посмотрел
на Азирафаэля. В этом взгляде было столько всего, что ангел буквально в ту же
секунду запутался и увяз, угнетаемый чужими эмоциями.
Но одно он чувствовал прекрасно — зависть, разрывающую вены, и восхищение, мешающее

дышать.
Кроули махнул рукой, захлопывая за шумным гостем дверь. Он расстегнул наконец

пиджак и подошел к молчаливому ангелу, чтобы положить на затылок горячую ладонь.
— Ангел, он что-то сказал? Я могу откусить ему ноги, хочешь? — предложил Кроули,
хотя было видно, что это его давнее желание и он лишь ищет достойное оправдание.
Азирафаэль покачал головой и подался вперед, обхватывая худое угловатое тело под
руками. В нос ударил запах огня, солнца и корицы, окутывая их обоих с ног до
головы. Ангел обнимал все сильнее и сильнее, пока Кроули не заметался в этой
хватке.
— Я все скажу, все явки и пароли! — Кроули серьезно испугался, что его рёбра
трагично разломаются в мелкую пыль. — Я закончу уборку и сам съезжу в Ритц! Пощади,
Ангел!
Демон еще немного наигранно попричитал, пока не почувствовал, что прильнувший к

нему пернатый задрожал от смеха. Тогда он обнял его за шею и обжег дыхаием висок,
покачивая их обоих в такт сердцебиения их временных тел.
Кто бы мог знать, о чем в тот момент думал ужасный демон, повергший в пучину Ада
весь Великий Замысел… А вот такой же кошмарный ангел, сорвавший долгожданную
Карающую войну думал о том, что он давным-давно выиграл джек-пот в том самом казино
судьбы, но ему забыли об этом сказать. И он ходил, как полный дурак, мучаясь от
голода, когда в кармане были миллионы…
С того дня любой, кто случайно замечал на шее улыбчивого и приветливого человека
цепочку, растерянно отмечал кусочек жесткой проволоки, обмотанный вокруг. Или
ниточку, забившуюся между звеньев. Или перышко, застрявшее в замке.
И никто, кроме желтоглазого ужасного демона, не видел тонкого серебряного кольца с

вытянутым чёрным кристаллом, внутри которого — если посмотреть на лунный свет —
клубилось что-то алое.
Наверное, это была любовь. Вот такая странная демоническая любовь.
Но Азирафаэль никому не позволит разбить этот кристалл, чтобы проверить. По крайней

мере, пока он жив.
Комментарий к Day 89. Кристалл
Я думаю ещё одна работа про эту историю будет точно. Но сейчас это максимум,
насколько я способна. Я думала, что выйдет и вовсе не больше 500 слов. Но едва я
увидела этих мальчиков. мне стало немного легче дышать.
========== Day 90. Вессель/Сосуд ==========
Комментарий к Day 90. Вессель/Сосуд

Привет, котятки 🦊
Внезапное включение с неотапливаемой от слова совсем кухни. Вообще, я не собиралась

сегодня что-то писать, потому что меня ещё не отпустила история с Сердцем, но... Но
так вышло, что руки потянулись, идея подкралась. Они сами, если что. Я только рядом
стояла.
Не скажу, что мне безумно нравится эта штука, но... Спасение утопающих и все такое.
Надо пытаться бороться с этим блоком каким угодно способом. Если позже я пойму, что
эта история не должна тут быть, я ее удалю. Честное кухонное.
Вообще, только дописав вчерашнюю работу и выставив, я посмотрела тему следующего

дня и это было - рукалицо. Буквально. Ну то есть, более идеального попадания, чем
вчерашний текст, невозможно представить. Но отговорки - удел слабаков, поэтому.
В итоге:
Тема дня: Вессель/сосуд
hurt/comfort, нежность, романтика, сопливые вопли и розовые сопли.
Как извинение за вчерашнюю историю 💕

Просто что-то доброе, светлое, немного философское. Полное любви. Как мне больше
всего нравится.
Спасибо за Вашу помощь в ПБ. Вы делаете эти работы лучше, а мои старые глаза уже
не улавливают всех косяков. Плюс телефон.
Ваша Хори-Хаул 🥞
Вы когда-нибудь слышали такую фишку — которую очень любят повторять на различных
тренингах по изучению самих себя, а проще говоря по выкачиванию из простофиль их
лишних денег — что мы себя считаем уродливее и хуже, чем нас видят окружающие? Эту
идею любят освещать в различных интернет пабликах в попытке унять очередную волну
осенних-весенних депрессий, потому что впавший в депрессию человек начинает намного
меньше денег тратить на себя, а значит — подрывает экономический фон.
Эту мысль очень часто используют, чтобы защититься от приступов самокопания и

попыток внутреннего «Я» достучаться до человека. Легче всего отмахнуться от того,
что тебе не нравится в зеркале, со словами, «Да ладно, на самом деле я придираюсь.
И так сойдёт.» И ведь люди и правда успокаиваются, садятся обратно на продавленный
старый диван, включают глупое шоу на федеральном канале и сидят дальше. Потому что
«все не так уж и страшно». Так сказал какой-то паблик в Яндекс.Дзен. А он фигни не
скажет.
Но ведь смысл этого посыла в том, чтобы помочь излишне самокритичным личностям
немного снизить агрессию к себе, дать возможность впервые за долгие годы вздохнуть
спокойно, замедлить свой сумасшедший бег. Эта идея должна помочь изуродованным с
детства излишне требовательными родителями ребятам понять, что в сне до двенадцати
часов дня в свой выходной нет ничего страшного. В лишней паре конфет на встрече с
друзьями нет ничего страшного. В них самих нет ничего страшного…
Каждое утро, глядя на себя в зеркало, мы отмечаем что-то, что сводит нас с ума день
за днем: слишком пухлые щеки; слой жира на животе, который скрывает пресс; глаза не
того цвета; россыпь уродливых веснушек на скулах; искривлённые большие пальцы рук;
и еще, и еще, и еще… Мы замечаем эти мелочи в каждом зеркале, на каждой фотографии,
каждую секунду своей жизни. И не можем себе представить, что близкие нам люди,
друзья, а также чужие незнакомые попутчики в метро или поезде — все они просто не
обращают на эти глупости внимания.
Вместо них видят очаровательные ямочки на щеках, неповторимый узор цвета у самого
зрачка, хрупкий до нежности изгиб шеи и выступающий позвонок. Заливистый смех, к
которому невозможно не присоединиться. Острый ум, который знает обо всем на свете.
И еще, и еще, и еще… В нас действительно видят совсем не то, что нам кажется. Если
попросить близкого человека описать Вас, каким именно он видит, то все ответы —
абсолютно все — будут отличаться друг от друга. Проверьте на досуге, увлекательный
эксперимент.
Необходимость в этой простой истине породила самая обычная неуверенность в себе.

Внутри каждого из нас, если копнуть достаточно глубоко, можно найти коробочку со
страшной мыслью: «Может ли быть, что я недостаточно умен/красив/хорош, чтобы быть
рядом с этим человеком?». Эта коробочка страшнее ящика Пандоры. Внутри неё
абсолютная пустота, из которой, случайно провалившись, едва ли сможешь выбраться.
Эта система самоуничижения есть внутри каждого разумного существа, даже если оно
всячески это отрицает, грязно ругается и плюётся ядом. Внутри каждого. Даже
Небесные дети не избежали участи получить одну такую в личное пользование.
Поэтому, когда Канцелярия присылает Азирафаэлю письмо — сообщая, что по программе

модернизации он, наконец-то, сможет получить новое тело — он, вне себя от радости,
бросается наверх, забывая и о спящем в комнате демоне, и о любимых блинчиках,
оставшихся на плите. Он ждал этого письма слишком долго, каждый день с трепетом
проверял ворох бумажек на столе.
Напоследок Азирафаэль глянул на себя в зеркало. Это был старый сосуд, полученный им
давным-давно. И морщинок в уголках глаз стало больше, и волосы вились все сильнее.
Слишком мягкий, слишком слабый, слишком сильно похожий на пирожное, а не на воина.
Нетерпение огнём жгло кончики пальцев, где-то внутри живота, казалось, поселилась
маленькая мерзкая крыса, которая грызла его и не давала ни на мгновение
успокоиться. Дорога до Канцелярии еще никогда не была насколько длинной.
Взволнованный ангел искусал себе все пальцы — теперь уже неважно, ведь скоро они
будут совсем новенькие — и издергал старую замшевую жилетку. До сих пор не мог
поверить, что это случилось.
О своём заветном желании ангел никому не рассказывал, даже ворчливому старому Змею,
который не упускал возможности ткнуть пальцем в мягкий живот или дёрнуть за длинную
задорную кудряшку. Особенно ему, знаете ли. Не хотелось увидеть в желтых глазах
напротив ехидную усмешку.
Слова и шутки Кроули уже давно не обижали ангела, слишком хорошо он знал, сколько
всего пряталось за ними. Демон мог ничего не говорить, но каждый раз, когда он звал
его по имени, возил вечерами в переполненный Ритц, усаживал в свою ненаглядную
машину… каждый раз, когда без каких-либо сомнений или опасений засыпал рядом,
подставив под ласковые поглаживания загорелую худую спину с рваными следами шрамов
на лопатках — каждый раз все его чувства и эмоции сочились наружу. Не увидеть их
мог только полный слепец или идиот.
Или, как оказалось… Азирафаэль.
Ангел хотел обернуться как можно быстрее, вернуться домой в новом ладном теле,
чтобы встретить своего сонного и раздраженного пробуждением любовника во всей
красе. Но, давайте честно… у этих ребят вообще все туго шло с планами, распорядком
дел и прочим планированием. Не их эта стезя, не их…
Демон проснулся от невыносимого запаха гари, который пропитал всю его квартиру.
Угольки, в которые превратились привезённые накануне из Ритц блинчики, тихо
шкварчали на испорченной сковородке. Тяжёлый серый дым висел под потолком — вот-вот
сработает раздражающая пожарная тревога и зальёт весь новый ремонт водой — и слепил
чувствительные глаза.
Вековой змей выбрался из плена одеял, которые во сне снова сбил во внушительного
размера гнездо, дополз до кухни, держась за стенки руками, но никого не застал.
Только остывший чай в пузатой кружке, убитые самым жестоким образом блинчики и
разбросанные по полу буклеты и рекламные проспекты. Названный несколько раз по
имени ангел так и не отозвался. После проверки всех комнат демон пришёл к
неутешительному выводу — его самым мерзким и бессовестным образом бросили одного. И
до кучи попытались сжечь.
— Никому верить нельзя… — пробубнил себе под нос Кроули, выкидывая блины в мусорку
вместе со сковородкой. — Вот так уснёшь и больше не проснёшься… А потом венок будет
с ленточкой «От любящих друзей».
Кроули замер на мгновение, гипнотизируя пустым взглядом маленький стеклянный

электрический чайник в углу столешницы. Чайник, будто засмущавшись такого
пристального внимания, тут же вскипел. Хотя даже не был подключён к розетке.
— А, я же совсем забыл… У меня нет друзей, — монотонно выдал демон, допивая одним
глотком ледяной, забытый ангелом чай.
— Это звучит так, что я почти обиделся, — послышался за спиной чей-то незнакомый
голос, из-за которого Кроули мгновенно поперхнулся и едва не умер второй раз за
одно утро, захлебнувшись чаем.
Пряная холодная жидкость пошла у него носом, остаток он выплюнул точной струей
перед собой, прежде чем обернуться и выставить вперед руку с ножом. Лезвие
оказалось направлено на странного — и определённо незнакомого! — мужчину, который
самым наглым образом стоял посреди не принадлежащей ему кухни! Наглец смотрел на
него с легкой улыбкой, сложив на груди руки. Он был выше Кроули почти на голову,
мощнее в плечах. Рубашка подчеркивала его накаченные мышцы и рельефный живот. Пряди
черных коротких волос топорщились во все стороны, а в зелёных глазах отражался сам
перепуганный демон: в халате нараспашку и красных трусах, с отпечатком подушки на
лице и ножом в дрожащей руке.
— ...кой… — прохрипел Кроули, задыхаясь от злости, но существо напротив, судя по

всему, пока не подозревало, что угроза смерти нависла прямо над его черноволосой
головой.
— Что? — вежливо переспросил тот, делая шаг навстречу, чем и сорвал, пусть и
призрачный, но какой-никакой предохранитель терпения Змея.
— Кто ты-с-с-с, мать твою-с-с-с, такой?! — заорал Кроули, сбиваясь от волнения на

шипение. — Какого черта-с-с-с ты делаеш-ш-ш-шь в моем доме?!
В голове демона крутилось слишком много мыслей: как это существо взломало его
барьеры? как он попал в квартиру незамеченным? где Ангел? Беспорядок на кухне был
потому, что на Азирафаэля напали? И Кроули все проспал? Он снова подвёл своего
ангела, оставив его один на один с опасностью?
На лице демона выступили острые чёрные чешуйки, желтая ядовитая пелена залила
глаза, выделяя чёрный узкий зрачок еще ярче. Нож в руке конечно сильно проигрывал
ручке от машины, с которой Кроули сражался в прошлый раз, но на первые пару ударов
как раз хватит. На крайний случай, он всегда сможет трансформироваться в огромную
змею и банально задушить противника в своих смертельных объятиях. Но сначала…
сначала нужно было узнать, куда он дел Азирафаэля.
При мысли об ангеле снова задрожали пальцы и губы.
— Где Азирафаэль? — хрипло выдавил из себя Кроули, обходя стол. — Ты куда дел моего
ангела, мразь мордатая?
— Тебе не нравится это лицо? — вдруг огорчился незнакомец, касался ладонью своей
щеки. — Я думал, что как раз оно тебя порадует.
Кроули сбился с шага и врезался бедром в столешницу. У него вдруг появилась мысль,
что крыша все-таки протекла. Либо у мужика с другой стороны стола, либо у него
самого. Если у него кукуха еще была на месте, то она вот-вот сорвётся в дальние
странствия, не взяв обратно билета. Для надежности демон даже коснулся волос рукой,
в попытке эту самую кукуху удержать от поспешных действий.
— С какого хрена меня должна радовать твоя харя?! — рявкнул Кроули, вспоминая,
осталась ли в сейфе святая вода и где его любимая зажигалка, которую он выиграл у
Хастура в подкидного дурака.
— Дорогой мой, я…
Услышав знакомое до боли в груди обращение, Кроули зашипел уже сознательно и ударил
по столу ногой, толкая его точно на незнакомца, пытаясь запереть его в плену между
кухонной стойкой и столешницей. Но парень вдруг протянул руку и легко удержал стол
на месте, поднимая на хозяина квартиры обиженный, даже немного разочарованный
взгляд.
— Ох, Кроули. Я же тебе говорил, это очень редкое дерево, с ним надо обращаться
аккуратно! Если останется царапина, ее уже ничто не выведет! Даже твои силы!
Эта поучительная интонация, и легкая обида, и знание об этом чертовом столе… У

Кроули все же дернулась щека, когда он пытался выдавить из себя одно такое родное
слово, но такое дикое сейчас…
—- Ангел?..
— Наконец, ты узнал меня! — расплылся в счастливой улыбке амбал напротив, и его

лицо стало еще более отвратительным, чем раньше.
Ну, на скромное мнение одного отдельно взятого демона. Не принимайте это близко к
сердцу… У него вообще был специфический вкус, о котором демон вероятно даже
поспорил бы с Вами, если бы не был занят одним очень важным делом.
Он совершенно не мужественно, не подобающе и не воспитанно… вопил.
~~
— Ну тише, тише… — мягко повторял Азирафаэль, сидя на длинном мягком диване и

наглаживая ладонью большой ком одеял рядом с собой. — Все уже позади, перестань об
этом вспоминать…
Прекрасное новенькое тело, выданное под расписку и после подписания кучи важных
бумаг, пришлось вернуть обратно. Очень-очень повезло, что его старый вессель все
еще был на складе, даже пыль осесть не успела. Хотя зав. хозяйственной части
конечно кричал от всей души, гоняя несчастного ангела по всем этажам Канцелярии. И
остальные косились на него, скрывая смешки, не слишком правда тщательно…
Но все это было абсолютной глупостью, по сравнению с демоном, который буквально

забился на люстру в гостевой комнате и отказался спускаться, пока в его поле зрения
находилась эта гора тестостерона, гормонов и мускулов. У Азирафаэля не было выбора,
ладно? У змей довольно слабые сердца. А доводить единственное существо, которое
тебя любит, до инфаркта… Плохой ангел! Очень-очень плохой ангел!
Азирафаэль вернулся домой немного подавленный, но больше от того, что умудрился

напугать Кроули, чем из-за тела. Ведь с самого начала всю эту историю ангел затеял,
чтобы подобрать тело, более подходящее, чтобы быть рядом с Кроули.
— Что за хрень это твое «более подходящее»? — шевельнулся ворох одеял и наружу
показалась очень лохматая рыжая голова.
Азирафаэль понял, что последнюю фразу умудрился ляпнуть вслух, и смутился.
— Ну-у-у… — попытался было отвертеться он и улизнуть в оранжерею, но сильные пальцы

тут же поймали его за руку и посадили обратно.
— Ну-у? — передразнил его демон, полностью выбираясь из своего убежища и сердито

глядя на возлюбленного. — Ангел, что за нахрен?
Азирафаэль помялся еще немного, но демон не отступал, молча сидел рядом и смотрел,
не мигая. Эта пытка могла продолжаться очень долго, поэтому ангел сдался.
— Я хотел подобрать тело, на которое тебе приятнее было бы смотреть… — пробубнил он

себе под нос. — Ложиться в… спать, идти по улице. Чтобы было не стыдно и… Ай!
Азирафаэль совсем не ожидал крепкого увесистого подзатыльника, который отвесил ему
Кроули с абсолютно невозмутимым выражением лица.
— Вот же придурь малахольная, — покачал головой Змей и подтянул ангела ближе к

себе, практически заползая на его колени. — Что ты опять вбил в свою голову, Ангел?
Кроули взял его лицо в ладони и сдавил щеки, пока Азирафаэль не стал похож на
помесь шарпея и очень бюджетного бурого медвежонка. Ангел попытался что-то сказать,
что Кроули только коротко поцеловал сложенные трубочкой губы и отпустил его.
— Ты понимаешь, что за твои невероятные глаза я пойду войной на сами Небеса и

низвергну их? За твои сладкие губы я уничтожу все города, на которые ты укажешь?
Мне не нужна вся эта мишура, которой обычно пытаются отвести внимание от пустоты
внутри.
Кроули толкнул ангела в грудь двумя руками, опрокидывая на спину, и склонился

сверху, накрывая своим телом словно одеялом. Демон был горячим и очень юрким,
целовал и трогал, шептал такое, от чего кружилась голова, и без стеснения стонал,
запрокидывая лохматую голову.
— Шесть тысяч лет назад я обрёк себя на гибель, влюбившись в слабый отсвет твоей
души, — прошептал он в губы Азирафаэля спустя какое-то время, не позволяя тому ни
на миг расслабиться. — Теперь я купаюсь каждый день в ее лучах, сгораю до самого
ядра… и ты возрождаешь меня вновь. Не смей принижать мою любовь к тебе до таких
отвратительных причин, как цвет глаз или фигура.
Азирафаэль протянул руку и, схватив демона за шею, потянул на себя, чтобы вовлечь в
очередной умопомрачительный поцелуй. Но прежде, чем сорваться в этот водоворот
безумия, Кроули прошептал, сверкая ядовитыми страшными глазами:
— Моя любовь к тебе — единственный смысл существования этого мерзкого мира. Он

проживает день за днем только для того, чтобы знать как сильно я люблю тебя, Ангел.
В моих глазах ты абсолютное совершенство, мой Ангел. И я буду жить, пока последний
человек на планете, последняя собака, последний порыв ветра — не убедятся в этом.
Комментарий к Day 90. Вессель/Сосуд
Помните, что Вы прекрасны и неповторимы. Любите себя. А я люблю вас 💕
========== Day 91. Узел/клубок ==========
Комментарий к Day 91. Узел/клубок

Ну что же, всем хай 🙊
Вот и долгожданные выходные, пусть и многим эта неделя встала поперёк горла. Мне же
лишний день, чтобы поспать - это сокровище Тамплиеров. А если этих дней 7...
Мамочки мои, я счастлива.
Заодно смогла дотянуться, наконец, до клавиатуры и немного поработать. Соскучилась

по чудесным мальчикам, по их любви, по чему-то доброму и светлому. В нынешней
реальности именно такие истории должны согревать и убаюкиваться по вечерам 💕
Поэтому сегодня я расскажу Вам вот такую историю:
Кроули/Азирафаэль, ОМД (можно даже сказать одт), дети

романтика, нежность, уют, забота hurt/comfort
Ключ сегодня: узел/клубок

Никаких подводных камней, философии и выводов. Просто любовь, конец лета, немного
солнца и нежность.
Спасибо за Вашу помощь в ПБ. Вы потрясающие Делаете все истории лучше.
К прослушиванию:
🎧 Ежовы Рукавицы - Любовь
Ежовы Рукавицы - Котаманула
Ежовы Революций - Город революций
Ваша Хори-Хаул 💕
«Ну привет, привет мой человек, я сегодня худа и мне худо.
Я в обед не ела ничего, и всю ночь не спала и не буду.
Шлю стишки и нежности колючей мешки,и горючего тонны.
Без башки, а у тебя все дома…»
— Ещё раз сюда сунетесь, я ваши головы откушу, а то, что останется, отдам
родителям! — яростный рычащий крик пронёсся над убаюканной августовским зноем
деревней.
Азирафаэль, мирно устроившийся в саду их маленького, но очень уютного одноэтажного

дома, поднял глаза от книги. Его мгновенно ослепило яркое солнце, заставляя
зажмурить глаза. Щеки опалило горячим прикосновением. Кроули снова воевал с
соседскими детьми, которые взяли в привычку лазить в их сад и воровать яблоки. Не
то, чтобы демону было жалко яблок или он их ел охапками, но где же это видано?! У
бывшего ангела, у не последнего по способностям демона, тырили яблоки какие-то
шмакодявки! Репутация испорчена!
Последние дни лета выдались душными и жаркими: ни порыва ветра, ни капельки дождя.
Люди ползали по деревне как сонные мухи, лениво общались, занимались делами — и все
с нетерпением ждали вечера, когда небесное беспощадное светило наконец скроется за
горизонтом, и можно будет вздохнуть спокойно.
Ангела также мучила жара. Он очень рано просыпался, весь день маялся по дому и
двору, не в силах найти себе места, и только к сумеркам, измученный и заметно
пропеченный, ударялся в бурную деятельность: нужно было успеть переделать все то,
на что у него не хватило сил днем! Вот только все те дела, которые требовали
ангельского внимания, уже оказывались сделаны. Не то, чтобы совсем идеально… но
довольно ладно, чтобы вызвать у Азирафаэля ласковую улыбку.
Демонам жара была нипочём. Один отдельно взятый демон буквально купался в этом
зное, наслаждаясь каждым мгновением. Он в первые же дни заметил, как мучается его
возлюбленный, поэтому без лишней суеты и болтовни делал все сам. Выпроваживал
ангела на задний двор, в тень больших яблоневых деревьев, подсовывал под руку
кувшин с холодным чаем, пару тарелок с пирожными, украшенными ягодами и цветами, и
оставлял в покое. Изредка проходил мимо широкими шагами, останавливался точно за
его спиной и настойчиво покашливал, чтобы Азирафаэль вскинул голову. Срывая со
сладких губ пару быстрых поцелуев, отправлялся дальше. Ангел не мог не заметить,
что в первые секунды походка демона становилась немного пружинистая, словно он едва
сдерживался, чтобы не пуститься вскачь.
А вечером, когда ангел возвращался в дом, скрутив все тарелки и чашки в измятый
плед, на котором еще остались травинки и заблудившиеся жучки, то обнаруживал Кроули
валяющимся на диване. Свои длинные ноги тот закидывал на спинку, сам свешивался до
пола,так, что короткий рыжий хвостик елозил по ковру. Демон увлечённо тыкал что-то
в смартфоне, делая вид, что провалялся так весь день. Азирафаэль делал вид, что
верил этому. Тихонько мыл посуду на кухне, а после возвращался в гостиную, чтобы
устроиться рядом, осторожно переложить эти самые ноги себе на колени и начать
массировать ступни с длинными пальцами. Кроули только глазами сверкал снизу, да
млел от прикосновений.
А потом не выдерживал, отбрасывал мобильник куда-то в сторону, подскакивал и
набрасывался на смеющегося ангела. Не с кулаками, нет. Набрасывался с поцелуями,
хотя улыбчивые губы никак не желали поддаваться. Набрасывался и тащил в спальню.
Чтобы заняться всякими разными штуками, о которых в приличном обществе говорить не
принято.
Так и проходил день за днем, и не сказать, чтобы Азирафаэля что-то не устраивало.

Даже совсем наоборот, он был готов проводить лето в таком потрясающем режиме, и
можно ничего не менять и осенью. Разве что, хорошо бы обеспечить Змею тёплый шарф к
холоду, а то опять будет сипеть и хрипеть. Да добавить можно прогулку по лесу под
руку с напевающим что-то себе под нос демоном. Можно будет доходить до речки,
делать петлю через поле, где заплетать в неожиданно мягкие алые пряди цветущие
полевые цветы. И потом стоять на самом краю утеса, любоваться закатом и чувствовать
аромат наступающей осени, сжимая в своей руке чужую горячую ладонь.
План был что надо, по мнению Азирафаэля, если бы кто-то захотел, конечно, у него
это самое мнение спросить. Но никто не спрашивал. Однако, Азирафаэль неожиданно для
себя заметил одну странную вещь: он как обычно сидел на пледе, пил сладкий
земляничный чай, читал замечательные стихи… но вот уже больше часа никто не
проходил мимо него, не кашлял настойчиво сверху, а самое главное — не целовал
ласково и нежно, словно воруя самый ценный нектар в мире, лишенном воды. Да и шум
голосов давно уже стих, демон больше не ругался на детей, не гонял их со двора, не
грозился сожрать заживо.
Ангел бросил задумчивый взгляд на дом, но ответов там не оказалось. Дверь была
приоткрыта, винтажная бежевая занавеска снова собралась складками, зацепившись за
гвоздик. Но в доме стояла абсолютная тишина: не шкворчала сковородка, не бухтел
телевизор, не бухтел даже Хастур, которого Кроули изредка вызывал видеозвонком — и
каждый раз это было не вовремя и не к месту.
Азирафаэль попытался припомнить, предупреждал ли демон его о том, что куда-то

собирается, но в голову ничего не приходило. К тому же, Бентли стояла на месте,
сверкала круглыми боками на солнце и баюкала в выемке колеса маленькое гнездо с
недавно появившимися на свет птенцами.
— Дорогой мой? — на пробу позвал Ангел, но его голос едва достиг дома, и зов
остался без ответа.
Это было странно. Обычно Кроули отзывался моментально: или кричал что-то в ответ,
или бросал в настырного крылатого своими очками, на худой конец звучно клацал
зубами, если был занят или дремал в прохладном углу. И тем более, перед тем как
куда-то уйти, Кроули предупреждал об этом. Навешивал на послушного ангела кучу
следящих амулетов и обязательно оставлял красноречивую метку на шее, у самой кромки
волос. Метка зудела какое-то время, Азирафаэль ее машинально тёр пальцами, а Кроули
ходил и светился, как начищенный медяк. Ох уж эти детские замашки демонов.
Азирафаэль поспешно поднялся на ноги, отставив на траву чашку с недопитым чаем.

Произошло что-то немыслимое… Неужели, Небесная Канцелярия снова решила взяться за
них «серьезно», как в прошлый раз? Они настигли демона, когда тот был в
одиночестве? И конечно он бы ни за что не позвал на помощь… Ангел занервничал
серьезно, вытер влажные ладони о тонкие летние брюки и сдвинул брови.
Ну уж нет! Он так просто не отдаст никому свои спокойные денёчки, ленивые выходные,
нежные поцелуи и настырные прикосновения. Он не перестанет бороться за свою любовь
и право быть счастливым. Даже если придётся буянить на все небеса или затопить
святой водой весь Ад.
Ангел кивнул сам себе, хлопнул по бёдрам и твёрдым шагом направился к калитке.
Правда, он мгновенно вспотел и устал, но решимость и тревога были такими сильными,
что отодвинули на второй план все неудобства. Да он был согласен даже есть блины
без соуса и фондан без вытекающего шоколада, лишь бы все обошлось…
Едва нахохлившийся как воинственный индюк Азирафаэль положил руку на столбик

забора, чтобы открыть калитку, как жаркий летний день пронзил встревоженный детский
крик:
— Дяденька! Дяденька!
Азирафаэль на мгновение прикинул, можно ли его назвать дяденькой, но послушно

обернулся на зов. К нему с всех ног бежал один из соседских малышей. Его светлые
волосы были взъерошены, на футболке подсыхала свежая грязь, коленки были разодраны.
Малыш утирал предплечьями слезы и сопли, размазывал их по лицу, но упрямо перебирал
ногами. Тихо подвывал на одной ноте, сам себе, просто потому что обидно и он
действительно устал и испугался. Но эта самая обида и усталость гнали мальчика
вперед, не позволяя остановиться.
Азирафаэль вышел за ограду и совершенно машинально протянул руки, чтобы подхватить

ребёнка на руки, не обращая внимания на его испачканную одежду. Несмотря на все
ожидания и домыслы людей… с детьми лучше ладил все-таки Кроули. Он хоть и был на
первый взгляд суровым и злющим, как клубок ядовитых змей, но мог быстро и точно
понять, что ребёнку нужно, чтобы тот снова стал улыбаться. И за сколько тысяч лет
Ангел божий столько раз видел, как мерзкий отвратительный демон подставлял спину
опасности, только чтобы уберечь пару-тройку чужих беспризорных детей, добыть им еды
или защитить от потерявших всякую совесть людей. Кроули не боялся ни пуль, ни
наказаний от начальства, только бы сопливый малыш улыбнулся ему и помахал рукой.
Оба — и мальчик, и Азирафаэль — растерянно замерли, глядя друг на друга круглыми

глазами. Ангел первым пошевелился, разрушая эту повисшую вокруг них неловкость,
когда перехватил ребёнка поудобнее, придерживая под спину и усаживая на сгиб локтя.
— Что случилось? — как можно мягче поинтересовался ангел, всячески маскируя своё
нетерпение и нервозность: ради Бога, у него были еще и свои дела! Почему именно
сейчас?! — Тебя кто-то напугал?
— Там… Там… — было видно, что малыш снова отчаянно захотел зареветь, но реветь и
говорить одновременно он пока не умел, поэтому втянув носом очередную порцию
соплей, он закашлялся и потряс головой. — Я им сказал, что так нельзя! А они
толкаться… Но ведь это жестоко… В школе говорили, что обижать животных нельзя! А
они…
Не выдержав, мальчик все-таки захныкал, потому что вдруг так сильно заболели и
разбитые коленки, и разодранная губа. Он все ждал, что улыбчивый взрослый поставит
его обратно на землю и скажет, чтобы они разбирались сами… И к кому тогда бежать?
Вообще-то, малыш хотел найти того самого странного и страшного дяденьку, что не
снимал чёрных очков даже зимой. Он ругался на старших ребят, бросался в них
яблоками, гонял по округе… но маленьких он всегда тайком угощал конфетами и очень
вкусными плюшками с творогом. Нужно было только постучать в боковую дверку дома
условным стуком, чтобы получить сладости. Этот стук дяденька показывал не всем и
брал страшное обещание, чтобы никто никогда не рассказывал другим.
Конфетный дяденька жил вместе с другим, улыбчивым и добрым. Дяденька часто сидел во
дворе и читал книжки. Малышу было очень интересно, что там за картинки в этой самой
книжке, но подобраться поближе не получалось — на страже стоял суровый рыжеволосый
конфетный дяденька.
— Кто кого обижает? — улыбчивый дяденька чуть наклонил голову к плечу, и в его
синих-синих глазах на мгновение отразилось золотое солнце.
Малыш потряс головой, потому что за спиной странного взрослого вдруг затрепетали
самые настоящие птичьи крылья. Распахнулись, и перестали болеть все ссадины.
Распахнулись и исчезли также внезапно, как и обнаружились. Мальчик вытер сопливый
нос и посмотрел на взрослого подозрительно, оценивающе. Было в нем что-то…
странное. Но не опасное. Просто другое, отличное от обычных старших, даже от его
собственных родителей.
— Они поймали змейку… — решился все-таки мальчик и пожаловался, и от облегчения с

каждым словом его голос звучал все звонче. — Схватили за хвост и стали крутить… А у
неё глаза такие грустные! Я пытался отобрать ее… Но они сильнее…
Мальчик машинально бросил взгляд на разбитые коленки, и Азирафаэль мгновенно все

понял. Детям сложно понять силу слова, зато взрослые очень хорошо помогают им
понять цену силы. Если ты сильнее — ты прав. А значит имеешь право делать то, что
хочешь. Ангел свободной рукой потрепал малыша по волосам.
— Ты молодец. Обижать никого нельзя… — одобрил Азирафаэль. — Покажешь мне, где они?
— Вы спасёте змейку? — мальчик глянул на взрослого сияющими глазами.
— Сделаю все, что смогу, — серьезно обещал Азирафаэль и крепче прижал к себе
ребёнка.
Мальчик очень быстро успокоился, даже стал задорно болтать ногами. Он указывал,
куда им идти, тыкал пальцем. Ему очень нравилось, что этот взрослый не запрещает
этого делать, только одобрительно кивает головой и шагает. Сверху было так
интересно за всем наблюдать: можно было заглянуть в другие дворы, и не мешал
высокий забор; не страшны были ни собаки, ни злющие машины. И было видно далеко-
далеко, до самого конца улицы. По разбитым коленкам не хлестала трава. Азирафаэль
легко перепрыгнул канаву, через которую мальчик полз добрых десять минут,
соскальзывая то и дело обратно в грязь.
Толпу ребят они увидели очень скоро. Они столпились вокруг чего-то в траве,
смеялись и тыкали пальцами. Там были и девочки, и мальчики. Тыкали тонкими прутьями
во что-то на земле, дразнились и пихали друг друга локтями. Малыш на руках
нетерпеливо заерзал, пытаясь вырваться и одновременно забраться повыше.
— Вот, вот! Они ее замучили! Прогони их! — запаниковал мальчик, едва не ухнув
головой в густую траву.
— Сейчас, сейчас… — Азирафаэль потянулся, чтобы снять маленького разбойника со

своей головы, но стоило ему открыть рот, как все естество и благодать опалило чужое
присутствие, что-то до боли знакомое, что потянулось к нему.
Ангел замер, поражённый словно молнией в самое сердце. Видимо, что-то отразилось на
его лице, потому что ерзающий малыш мгновенно успокоился, сжался весь, попытался
незаметно соскользнуть с чужих рук. Ему даже стараться не пришлось, Азиарфаэль
поставил его на землю и медленно развернулся на толпу детей.
— Вас не научили родители, что живое существо мучить нельзя?.. — хрипло

поинтересовался он, и от этой интонации мог замерзнуть Ад и вспыхнуть пламенем
Небеса.
Малышня мгновенно обернулась и уставились на него большими глазами. Самый

задиристый и ехидный мальчишка выступил вперед и указал прутом на незваного гостя.
— А мы не мучаем, мы играем! — возразил он, храбро выпятив грудь.
Он хотел сказать что-то еще, но не успел, потому что в лицо прилетел ком грязи. Из-
за спины Азирафаэля показался мальчишка, прижимающий к себе ошмётки земли.Шмыгнув
носом, он размахнулся и швырнул еще, попав точно в волосы стоящей рядом девчонки.
Та взвизгнула и отскочила, прыгая на месте и вереща что-то.
— А я тоже играю! — крикнул мальчик, немного гнусаво из-за забитого носа.
— Ах ты… — парень с прутом утерся и шагнул вперед, но на его пути все еще стоял
взрослый — опасный взрослый, которому почему-то было дело до того, чем они
занимаются — и связываться с ним как-то не хотелось, как и с его другом с
отвратительной рыжей прической.
— Ква.
Парнишка растерялся и оглянулся назад, на своих друзей, но те выглядели такими же

удивленными.
— Ква. Ква.
Звук повторился снова, на этот раз громче. А через мгновение из кустов и зарослей
хлынула целая куча больших и отвратительных жаб. С громким кваканьем они прыгали на
головы детей, оставляли грязные следы на их одежде и руках.
— А говорят, что если коснуться жабы, то все тело покроют бородавки… — громким
шепотом поделился с новым другом мальчик, оставляя на брюках Азирафаэля следы рук.
Потребовалось всего мгновение, чтобы толпа вредных детей осознала эту фразу. И
полянку озарил громкий детский визг. Ребятня бросилась бежать в разные стороны,
спотыкаясь и поскальзываясь. Они тыкали друг в друга пальцами, кричали «У тебя уже
есть бородавки!» и бежали дальше. Азирафаэль только довольно отряхнул руки и
приблизился к большому ветхому пню, вокруг которого, оказывается, и столпились
недавно дети.
На нем лежала небольшая змея. Чёрные чешуйки переливались на солнце, на голове были
несколько алых полос. Золотые глаза сверкали злостью и яростью, хвост снова и снова
бил по земле. Но змея оставалась недвижима, потому что мелкие хулиганы умудрились
связать ее гибкое прохладное тело узлом. Змея то и дело напрягалась, пытаясь
выкрутиться и освободиться, но мышцы затягивали узел только крепче. В нескольких
местах даже отогнулись красивые чешуйки.
— Бедная змейка… — оказывается, мальчик все это время шёл за Азирафаэлем, и, увидев
плачевное состояние жертвы детского произвола, едва не заревел снова. — Я так
торопился, а они ее обидели…
— Но мы спасли, вместе спасли, — Азирафаэль погладил малыша по щеке, утирая первые

слезы. — Давай распутаем ее хвост, и все будет хорошо.
В четыре руки они осторожно освободили змейку. Ангел не упустил возможности

несколько раз утешающе погладить ее по спине, успокаивая. Он волновался, что
замученный и разозленный Кроули бросится на ребёнка, но его опасения оказались
напрасны. Совсем наоборот, змей тянулся за детскими руками, потирался мордой о
ладошки и даже один раз осторожно задел раздвоенным языком разбитые коленки, словно
хотел пожалеть.
— Она же не умрет? — с надеждой спросил мальчик, прижимая чёрную змейку к груди. —

Я так хотел еще защитить…
Змейка тут же языком собрала соленые слезы, что потекли по щекам ребёнка.
Азирафаэль подхватил на руки их обоих и понёс в сторону дома, покачивая на руках.
Кого именно он утешал в тот момент сложно было сказать… но довольными выглядели и
ребенок, и змей.
<<
— Скажи мне… — Азирафаэль сидел на диване, подогнув под себя ноги, и мягко разминал
загорелую спину и плечи демона. — … почему ты сам не выбрался?
Кроули сидел на полу рядом с ним, с мытых волос капала вода. Изрядно злой и
раздражённый демон обернулся собой, стоило им переступить порог дома. Мальчика
Азирафаэль честно отвёл до дверей дома, передал на руки маме и несколько минут
восхвалял его смелость и упёртость. Кроули обернулся обратно и тут же забегал в
ярости по дому, сбивая на своём пути стулья и рамки с фотографиями. Азирафаэль
несколько минут наблюдал эти метания, потом поймал возлюбленного в объятия и увлёк
в ванную, где долго и методично отвлекал от случившегося ранее.
Теперь демон был довольный, немного разморенный от тепла и усталости, едва

шевелился и цедил вино прямо из бутылки.
— Потому что я не знал, какая часть тела окажется завязанной в узел, если
обернуться прямо так… — вяло отозвался Кроули, запрокидывая голову и укладывая ее
прямо на колени ангела. — Из-за этих маленьких крысят я недосчитался двух ногтей
между прочим…
Азирафаэль тут же перехватил машущую перед его носом руку и коснулся нежным
поцелуем поврежденных пальцев.
— Ты бы расстроился, если бы я утратил определенные части, да? — ехидно заметил

Кроули, сверкая золотыми глазами.
— Я не хочу утратить ни единой части тебя, мой дорогой… — отозвался ангел,

игнорируя сведенное горло. — Я едва не призвал меч, держался из последних сил…
— Ты хотел угрожать детям огненной зубочисткой? — Кроули даже привстал от удивления

и обернулся. — Ангел мой, ты страшен в гневе.
— Кроули… — тревожно позвал Азирафаэль, и демон мгновенно перестал дурачиться и

шутить, перебрался ему на колени и прижался горячим телом, обжег дыханием щеку.
— Не надо изводить всех детей в округе… — шепотом попросил Кроули, лаская нежное
место за ухом возлюбленного, вызывая мурашки. — Я сам виноват, подставился и
попался. А ты меня спас… Ты мой герой. А герои заслуживают награды… И героическую
девушку.
— Это ты про себя? — Азирафаэль все же улыбнулся, и демон едва слышно выдохнул, что
смог выковырять его из бутылки, в которую он забился. — У тебя есть определено
лишние части…
— Сейчас я тебе докажу, что они совсем не лишние… — Кроули поднялся на коленях и
вскинул подбородок, выставляя себя напоказ и наслаждаясь жадным взглядом синих
глаз.
На следующий день все деревенские дети с удивлением наблюдали, как самый маленький
из них, хлюпик и нытик, машет им из невероятно красивой чёрной машины, на которой
его катал рыжеволосый сосед в чёрных очках. И еще сильнее они смотрели, как второй
сосед, с доброй улыбкой и забавными серебряными кудряшками, кормит этого малыша
яблоками с их деревьев и сладостями прямо в своём саду. Стоило им только
приблизиться, чтобы попросить угощения, как с деревьев на головы посыпались налитые
соком яблоки, оставляя обидные синяки на плечах.
А еще поговаривали, что целую неделю после того случая местных детей мучили кошмары
по ночам, в которых серьезный мужчина с большими кремовыми крыльями читал им
нотации о правилах поведения.
Услышав это, Кроули долго смеялся, запрокинув голову, да так задорно, что
споткнулся и угодил точно в поросшую травой канаву, вместе с мальчиком, которого
катал на плечах. Но смех от этого стал только громче. Даже когда из этой самой
канавы их вытаскивал обеспокоенный ангел.
Вот так и закончилось лето...
========== Day 92. Письмо Санта-Клаусу ==========
Комментарий к Day 92. Письмо Санта-Клаусу

#Перенос старой части#
Исполнение по истории «Хранить твои небеса от туч»

Тема: Письмо Санта-Клаусу

Кроули/Азирафаэль, ОМП, Ева
(Небольшой кроссовер с мультфильмом «Клаус»)
Немного юмора, комфорта и просто праздничного Вам настроения 💕

Улыбнитесь и почувствуйте, что чудеса совсем рядом!
Спасибо за Вашу помощь в ПБ 🎊💕 Вы помогаете этим историям.
Ваша Хори-Хаул 🙊
Снег в тот день валил с самого утра большими пушистыми хлопьями. Они собирались в
высокие сугробы-великаны, возвышались по всему лесу. Деревья нахлобучили большие
белоснежные шапки, иногда стряхивали их неосторожным движением, но уже через час
собиралась новая, едва ли не больше предыдущей. В этом году Декабрь выдался на
редкость щедрым и заботливым месяцем. Словно извиняясь за своего старшего брата,
Ноября, который целый месяц поливал города холодными дождями, бросал в лицо липкие
листья, катал на температурных горках: то ласковое уютно тепло, то обжигающий
неподготовленное тело мороз. Осень уходила капризно и скандально. Она стучала по
ночам форточками, оставляла на тропинках грязные лужи, забывала включить солнце по
утрам. Грязь засыхала на ботинках и автомобилях, растекалась грязными разводами,
превращалась в пыль и забивалась в рот. Деревья совсем облысели, сбросили засохшую
листву, ощетинились, готовые воевать с холодами. Где-то глубоко у них внутри
спрятались на зиму, устроив гнезда и уютные теплые уголки птицы и белки.
Замешкавшиеся животные старались дособирать запасы на зиму, если вдруг что-то еще
осталось, но в воздухе уже отчетливо сквозила изморозь и под утро ненадолго выпадал
мелкий снег, что мгновенно таял на пока еще немного тёплых лучах солнца. Лес все
больше был похож на опустошенный супермаркет после акции скидок перед праздниками.
Всюду только пустые полки, опрокинутые стеллажи, сорванные баннеры и остатки
коробок. Все, что только можно было — уже вынесли более удачливые конкуренты. Ни
одной ягодки не осталось на кусте, ни одного орешка…
… и очередная зима выдалась бы голодной и жёсткой, если бы не небольшие деревянные

кормушки, расставленные по всему лесу: это были домики на деревьях, где возвышались
горки ягод и семян; разноцветные будки с прорезями, с высокими стогами сена. Даже
привязанные на самых низких кустах свежие куски мяса, будто бы еще тёплого. Все это
богатство обновлялось раз в несколько дней в дальних частях леса, а около дома
кормушки наполняли сами хозяева, с утра пораньше, закутавшись в тёплые куртки и
пряча нос в шерстяном шарфе.
Конечно, больше всего повезло тем малышам, что умудрились свить гнезда и лежанки
под крышей уютного домика в глубине леса, под ступеньками крыльца или даже в
расписных вазонах клумб, пустующих до весны. Они перехватывали остатки сладкого
пирога или блинов, утаскивали забытые на перилах яблоки и груши, самые смелые
рисковали и таскали угощение прямо с обеденных тарелок, пока страшное желтоглазое
чудище, живущее в этом убежище, не видело.
Конечно, это самое ж.ч. все знало и видело, просто старательно делало вид, что не
замечает. Во-первых, было как-то не солидно в его-то возрасте бегать за вороватыми
белками и енотами. Во-вторых, было так уж и жалко поделиться остатками, чтобы
сохранить несколько невинных жизней. Ну и в-третьих, Ева так радовалась, когда
видела жующего хомяка, усевшегося на перилах, или белку, заснувшую в остывающем
после заварки пустом чайнике. Страшное чудище могло клацнуть пастью машинально,
проходя мимо, чтобы мелкие гости знали своё место, но совсем скоро все поняли, что
это была только показуха и игра на репутацию, ничего больше.
«Я больше не буду выковыривать из твоих зубов перья, дорогой мой!» — сказано было
однажды сердитым, но от этого не менее взволнованным голосом, когда задыхающийся
змей едва не подавился вставшей поперёк горла костью. Много-много веков назад.
В общем, стоит ли говорить, что спрятанный от людских глаз небольшой домик с

маленьким столбиками на крыльце, подвесными качелями на улице и вереницей смешных
снеговиков на поляне во дворе, напоминал самую банальную и штампованную сказку
Диснея, где все поют, птички и белочки помогают украшать дом, а семь дружных гномов
танцуют под кваканье лягушек?.. Кроули не мог удержаться и не поблагодарить
Всевышнюю, что ни гномов, ни лягушек в этом наборе не было. Но вот песен, птичек и
всякой разной праздничной ерунды было навалом. На него упала с вешалки колючая
цветная гирлянда, он умудрился сесть на поющего плюшевого зайца и едва не хлебнуть
святой воды, которую его родная дочь и его родной муж приготовили для гадания на
Рождество.
В общем, у обыкновенного среднестатистического демона под конец года была не жизнь,

а сплошной стресс.
В то утро шёл такой густой снегопад, что из окна не было видно ничего, кроме
белоснежного марева. Дом, в котором жила необыкновенная семья, согревали силы
демона, его близость к демоническому огню. Но даже его жар в то утро оказался
бессильным против непредсказуемой стихии. Ветер завывал за окном, свистел в печной
трубе. Холодом тянуло по полу, заставляя поджимать босые ноги. Естественно, нежный
и теплолюбивый ангел мгновенно озяб, на его нежных щеках выступил алый румянец,
пальцы стали холодные-холодные. Демон мог поклясться своими клыками, что видел
несколько одиноко парящих в воздухе перьев, которые выпали из белоснежных крыльев
от холода.
Не в силах видеть мучения любимого создания, Кроули завернул его в одеяло, посадил
около плиты с чашкой горячего чая, а сам отправился топить камин. Ева каждый раз
просила отца перед этим проверять трубу, мало ли, вдруг там свили гнезда
невнимательные птички или придремал голодный енот? Демон, конечно, сам бы не стал
тратить время на подобные мелочи, но ради ребёнка, тем более перед праздником, не
мог нарушить обещания…
Взяв длинную тяжёлую кочергу, демон опустился на колени перед камином и засунул в
него буйную рыжую голову. чтобы провести тщательную проверку на наличие разумной —
и не очень — жизни.
«А ну-ка, букашки-какашки, жучки-паучки, уносите ноги, пока не сгорели…» — громко

оповестил Кроули, сверкая золотыми глазами, и осекся на полуслове, когда наткнулся
на вполне осознанный взгляд кристально синих глаз.
Пару мгновений демон и неопознанный гость смотрели друг на друга в полной
растерянности, пока второй не соскользнул по трубе ниже, его испачканная сажей
физиономия оказалась прямо перед носом демона, колючая борода царапнула подбородок.
Безумный дикий крик сотряс маленький домик, заставив дрожать окна и посуду,
хлопнула дверь заднего двора, упала в коридоре любимая фотография Хастура, где на
его шее сидела улыбчивая рыжеволосая егоза и махала руками. Кроули выскользнул из
камина, выставил кочергу перед собой на манер меча, но уже через секунду запутался
в своих собственных ногах, которые от волнения машинально обратились в массивный
чёрный змеиных хвост. Демон с шипением завалился на спину, опрокидывая за собой
журнальный стол и недочитанную ангелом книгу.
«Азирафаэль, хватай Еву, и закроетесь в спальне! Попробуй связаться со своим

боссом!» — хрипло закричал Кроули, скручивая хвост и готовясь нанести сильный удар,
когда противник выберется из трубы.
Ангел через секунду уже оказался в дверях, вооружённый половником с деревянной

ручкой. На мгновение — всего на секунду, пока делал вдох — Кроули залюбовался своим
любимым ангелом: глаза блестят, как самые яркие звёзды; на щеках горячий
воинственный румянец; брови сдвинуты к переносице; это был Воин Господень, а не
какой-то дружелюбный херувим. Демон периодически забывал это и снова и снова
влюблялся вновь, когда видел Азирафаэля вот таким.
«Это когда я за твоей спиной прятался, мой дорогой мальчик?» — прогремел голос
Ангела, от которого мгновенно стало нечем дышать. «Не прощу никого, кто поднимет
руку на мою семью!»
Пространство покрылось мелкой рябью, когда за спиной Азирафаэля медленно

распахнулись тяжёлые кремовые крылья. Благодать омыла комнату, ласково потянулась к
растянувшемуся на полу демону, словно заключила его в объятия. На кончике языка
закололо от щемящего нежного чувства. И глаза защипало… но это все благодать, у
демона на нее просто аллергия. Закрыли тему.
«Тише-тише, развоевались тут!» — грудной гудящий голос осадил небесных супругов, и

из камина выкатился ком сажи и угля, чтобы через мгновение превратиться в рослого
пузатого мужчину с длинной белоснежной бородой и добрыми синими глазами.
«Никлаус?!» — мгновенно сдулся Азирафаэль, смыкая за спиной крылья, давление

пропало, но и тепло, которое успокаивало демона тоже осело, позволяя вернуться
нервозности и злости.
«Опять ты, мешок для блох!» — зашипел демон, указывая на названного гостя кочергой.
«Дверью! Ты можешь научиться пользоваться дверью?! Неужели это так сложно?!»
«Это не так эффектно!» — возразил рослый мужчина и поправил ремень на пузе,

заправляя в него длинную бороду.
«Жаль, что я сразу огонь не развёл…» — огрызнулся Кроули, подтягивая к себе свитый
в кольца хвост. «Моя жизнь сразу стала бы лучше…»
«Прости, Кроули, я не хотел тебя пугать.» — виновато засмеялся Никлаус - он же

Санта-Клаус, он же Святой Николай - и потянулся, чтобы погладить вихрастую рыжую
голову, но отдёрнул руку, когда едва не угодил в зубастую пасть.
«Я не испугался!» — на лице Кроули выступили острые чешуйки, и он практически уже

плюнул в наглого гостя ядовитой слюной, но прикосновение нежных ладоней к плечам
тут же остудило его злость.
«Тише-тише, дорогой мой, я рядом…» — Азирафаэль присел рядом и принялся осторожно

растирать беснующийся змеиный хвост, гладить по отличающим разными цветами
чешуйкам, успокаивая его.
«Не надо со мной нянчиться, Ангел!» — клацнул зубами демон, но ангел не впечатлился
совершенно, коротко поцеловал его в уголок губ и продолжил растирать хвост, зная
прекрасно, что такая резкая смена формы еще несколько дней будет отдавать гордому
Кроули в ноги зудящей болью.
«Я думал, что обнаружу тут поле боя, летающие предметы и полный разлад.» —
растерянно почесал затылок Никлаус и скинул тёплую красную куртку прямо на пол. «А
у вас идиллия, романтика и уют. Зачем было меня дёргать, да еще и под Новый год,
когда у меня столько дел?»
«Да кому ты нужен?!» — снова ощетинился Кроули, который только-только смог вытянуть
ноги и пошевелить ими.
«С чего ты взял, что нам нужна помощь?» — перевёл Азирафаэль на человеческий язык и
поставил стол на место, оплакивая глубоко в душе трещину на столешнице.
«Ну как же?» — искренне удивился Никлаус и вытащил из кармана мятый, немного драный
листок. «Дорогой Ник, кажется, в этот раз все серьезно. Терпение мое на исходе.
Если ты не поможешь, боюсь, история нашей семьи останется в прошлом. Твой друг, А.
Фелл.»
В комнате воцарилась тишина. Никлаус притянул письмо ошарашенному Ангелу, а Кроули

крепко сжал ладони в кулаки, чтобы скрыть пробившую его в секунду дрожь. Но не
успел он сам загнать себя в пучину самокопания и уничижения, его плечо сжали
сильные пальцы, заставляя повернуться обратно. Азирафаэль смотрел серьезно и
уверенно, внимательно и немного грустно.
«Дорогой мой мальчик, я этого не писал. И уж точно, если бы что-то было не так, я
бы обсудил это с тобой. Но я очень счастлив с тобой, потому что ты лучший муж и
отец на свете.» — все это он сказал на одном дыхании, глядя в желтые ядовитые
глаза. «Ну и скажи мне, разве я мог бы написать, даже на эмоциях, с такими
ошибками?»
Демон скользнул взглядом по кривоватым строчкам, и его растерянное выражением тут

же сменилось рассерженным.
«Ева! Подойди сюда!»
«Ох, вот это конфуз…» — покачал головой Никлаус, едва сдерживая улыбку.
В коридоре послышались быстрые шаги. Восьмилетняя девочка вбежала в комнату и,

взвизгнув, подбежала к большому бородатому гостю.
«Дядя Ник! Ты приехал!»
Никлаус подхватил малышку на руки и закрутил на месте, подкидывая к самому потолку.

Егоза счастливо смеялась и махала руками, но снова и снова ловила на себе серьёзный
взгляд отца.
«Так расскажи мне, пожалуйста, зачем же ты меня позвала? Я ждал от тебя письма,
конечно, но совершенно точно не такого.» — Никлаус осторожно поставил ее на пол и
опустился перед ней на колени.
Малышка замолчала и опустила голову, краем глаза заметив длинную ссадину на

отцовской руке и его суровый взгляд.
«Ева…» — позвал Азирафаэль и мягко кивнул дочери.
«Мне не разрешили поставить две елки - дома и на улице… Я думала… Думала.. Что ты
переубедишь пап… Это же все-таки праздник… Но ведь у тебя столько дел…Только так ты
бы приехал быстро…»
Девочка шмыгнула носом и заморгала влажными глазами, даже задорные рыжие косички
поникли. Никлаус мгновение смотрел на нее, после чего громогласно рассмеялся.
Азирафаэль тоже не смог удержать улыбки. Только Кроули со стоном завалился в
объятия ангела, желая впасть в спячку в любимых руках и не просыпаться до лета.
«Как я ненавижу эти ваши праздники…» — простонал демон и выругался на древнем

латинском языке.
Азирафаэль легонько стукнул мужа по губам, а Никлаус уважительно покачал головой,

уже много лет не слышав таких формулировок.
Конечно, двумя ёлками дело не ограничилось. Заботливый Никлаус посадил и нарядил

штук десять вокруг маленького дома, под каждым оставил по маленькому эльфу и горе
подарков. Кроули целый день не разговаривал с дочерью — просто из вредности на
самом деле — и Еве пришлось на пару с ангелом целый день таскать перенервничавшему
отцу разнообразные вкусности, от которых он показательно отказывался и скармливал
все своим любимым домочадцам.
Одинокий волк, застывший на холме, удовлетворенно завыл, оповещая, что в лесу все
спокойно и до Нового Года еще двадцать пять долгих, полных чудес дней.
========== Day 93. Рождественские песни ==========
Комментарий к Day 93. Рождественские песни

#Перенос старой части#
Всем Счастливого Нового Года!
Во-первых, спасибо Вам всем за такие добрые и поддерживающие слова, что Вы писали
мне в сообщениях. Они очень поддержали меня, стали опорой и поддержкой. Вы
невероятные, мои хорошие. Спасибо, что Вы у меня есть 💕
Год начался сложно, суетно, не так, как хотелось бы… Но постепенно все приходит в
норму. А когда ты находишь путь домой - ты находишь счастье. Я все ещё надеюсь
вернуться с новыми историями, потому что идей так много…
Надеюсь, что Вам понравится.
Ключ: Рождественские песни

Детали: Кроули/Азирафаэль, R! нежность, недопорно, любовь и Рождество
Я все же не умею писать высокий рейтинг, простите 😱 Но эта идея не давала

продохнуть поэтому… вот…
*Положила на стол и умчалась обратно в свой угол*
Спасибо за Вашу помощь в ПБ! 💕

Вы делаете эти истории лучше!
Ваша Хори-Хаул 🐍
Если бы Вас попросили назвать самый волшебный, самый добрый и наполненный чудесами
месяц, каким был бы ответ? Месяц, в котором можно ожидать чего только душе угодно;
когда в людях просыпаются самые искренние эмоции; когда, несмотря на темноту и
лютый холод за дверью, из окон домов и квартир льётся свет и тепло? Если и мечтать
о самом несбыточном и далёком, то когда?
Конечно, в декабре!
Обычно, люди ждут падающих звезд, чтобы успеть загадать своё желание, но зимой все
проще, ведь с неба падает столько маленьких звёздочек, сияющих в свете фар — хватай
и загадывай. Только не забывай формулировать четко и понятно, словно для ребёнка.
Ведь этот Мир совсем еще малыш, он не понимает наших трудностей и бед. Но если
рассказать ему, то обязательно поможет, изо всех своих волшебных сил. Ты только не
кричи на него и не ругайся, если что-то вдруг пойдет немножечко не так… Можешь
погрозить ему пальцем, а потом… а потом дай ему еще один шанс. Вот увидишь, в этот
раз все будет как надо!
Если бы Рождественских духов спросили, что чаще всего загадывают люди, держа
пушистую ёлку за мягкую лапу… то они бы все, как один, ответили — счастье. Просьбы
о нем сыпятся на маленьких волшебных существ со всего мира — возможно, что даже не
с одного — вызывая к завершению года у них гудящую головную боль. И как выполнять
эти желания? Ведь у каждого создания понятия о счастье такие разные… У кого-то -
деньги, у другого - свобода, у кого-то - абсолютно одиночество и покой. А у кого-то
любовь - самое сложное и невыносимое желание, исполнить которое Рождественский дух
не в силах… Можно только подтолкнуть на скользком склоне, точно в чужие объятия,
или закидать в мотор автомобиля снега, чтобы он заглох. Но люди крайне странные
создания… Даже когда маленький дух тратит все свои силы, чтобы подстроить самое
настоящее чудо, люди упускают его… А потом опять загадывают счастье.
Бесконечный тоскливый круг.
Но бывает, что им удаётся исполнить такое желание, особенно, если просят очень-
очень-очень сильно и чрезвычайно долго. Догадайся кто-нибудь из случайных прохожих
спросить у маленького духа о проделанной работе, то в ответ получил бы целую гору
отборной волшебной ругани, охапки пыльцы в лицо и отсутствие удачи в делах на много
последующих лет. Хорошо, что желающие обсудить с духами их работу, не выстраивались
в очередь. Да их вообще не было.
Потому что с этой парочкой волшебные духи натерпелись сполна.
Но все обиды и расстройства мгновенно забывались, стоило только наткнуться —

абсолютно случайно пролетая мимо — на улыбающуюся парочку, увидеть полные любви
светящиеся глаза, услышать — практически своровать — тихие слова любви, которые
произносили звенящим в ночи шепотом. Духи не отказывали себе, после долгого
напряжённого дня, залететь в большой книжный магазин, забиться под самую крышу,
где света слишком мало, но тепло все еще чувствуется, и задремать там, под
наигранно раздражённое бурчание одного и тихий, переливающийся всеми оттенками
красок, смех другого.
Чувствовали ли их хозяева или нет, но на подоконнике в самом углу частенько можно

было найти блюдце со свежим печеньем, что крошилось прямо в пальцах, и пару бокалов
отменного вина. Больше всего духи любили печенье с шоколадом, обляпывались им с ног
до головы и оставляли шоколадные отпечатки рук на оконном стекле.
Приближалось Рождество. Книжный магазин искрил разноцветной гирляндой, на окнах

искусственным снегом были нарисованы ёлочки и подарки, самые желанные туристами
книжки про праздничные традиции и места — сложены у самого входа, чтобы наверняка
попасть в руки к новому хозяину. Даже на массивной машине, припаркованной у дверей
магазина, красовалась елочная веточка, а на приборной панели сидел сшитый из
лоскутов кривой, до визга страшный снеговик. Подарки от любимых людей страшная
вещь, и не такое увидеть можно.
Духи покрутились немного вокруг машины, осыпая ее снегом, после чего сунулись в
тёплый украшенный магазин… и через мгновение вылетели оттуда, что та пробка от
шампанского, которая рикошетит от всех стен и заканчивает свой путь либо в чьём-то
бокале, либо в чьём-то лбу. От великих Рождественских духов шёл клубами пар, их
щеки были ярко-красными, а глаза — крепко зажмуренными. Поэтому владельцу бакалеи,
что располагалась на другой стороне, пришлось выйти наружу в этот жуткий холод,
ведь что-то с чудовищной силой врезалось в его витрину… Бедные, бедные маленькие
духи.
Но даже волшебным существам лучше выбирать момент, чтобы заявиться без приглашения.
А лучше — согласовать его заранее. За месяц… два.
В магазине царил полумрак, на столе горело несколько свечей, которые уже заляпали
всю узорную салфетку горячим воском. Их пламя плясало, отбрасывая на стены длинные
тени. В середине магазина возвышалась большая ёлка, наполняя все вокруг свежим
хвойным ароматом. На ее ветках покачивались игрушки, лампочки, и свечки — хорошо
быть сверхъестественным существом, правила пожарной безопасности по большей части к
вам не относятся — на верхушке сияла большая золотая звезда. Она освещала весь
потолок, превращая лучи света в умопомрачительные хитрые переплетения, в танец
снежных фей.
Хозяин книжной лавки стоял у самого окна, касаясь рукой тяжёлой плотной шторы, и
смотрел на улицу, где припозднившиеся люди спешили домой, прижимая к себе
громоздкие пакеты с подарками, прикидывая, куда их можно спрятать от любопытных
детей… и взрослых. Ведь в Рождественскую неделю не было взрослых… были только очень
шумные и высокие дети, которым, наконец, дали свободу, впервые за весь чертовски
длинный год. Бабочка на шее владельца магазина была развязана, свисала с одного
бока длинной атласной змеей. Белая нарядная рубашка чуть расстегнута, рукава
закатаны до локтя. В глазах мужчины — дьявольски синих глазах, как само небо над
Райским садом — отражался свет фар проезжающих мимо машин. Он высвечивал лохматые
светлые пряди, что вились на самых концах, массивное кольцо на мизинце мужчины,
цепочку карманных часов, что покачивались из стороны в стороны в районе бёдер.
Мужчина чуть прикрыл глаза и опустил голову, его тело мелко задрожало, и ему
пришлось сжать губы в тонкую линию, чтобы вытерпеть эту дрожь. Пальцы сильно сжали
штору, сверху послышался печальный хруст срываемых с гардины колец. Уличный фонарь,
расположенный точно над витриной, несколько раз мигнул, на пару секунд погружая
улицу и магазин во мрак.
— Ангел, — послышался вкрадчивый бархатный голос, что пронёсся раскалённым золотом

по венам, сжёг до грязных углей сердце и расплавил мозг. — Ты замолчал.
— Кроули… — выдохнул Азирафаэль, не в силах открыть глаза, его скулы обжег нежный
румянец.
— Ты же мне обещал… — любой посторонний, услышав это замечание, отметил бы

обиженные и разочарованные нотки, поспешил пожурить нарушившего свое обещание,
потому что…
Да потому что говоривший, дьявол его раздери, самый настоящий демон соблазна!
— Слушайте! Ангелы-вестники поют!* — кое-как заставив голос слушаться, Азирафаэль

все же выдавил из себя первую строчку Рождественской песни… и мгновенно сбился,
обрывая ее сладким и протяжным стоном.
Его колени задрожали, едва не подогнулись, но сильные руки демона удерживали под
бёдра, не позволяя убежать от томительной, невыносимо жаркой и желанной ласки.
Вторая ладонь ангела впечаталась в стекло, оставляя влажный след — ничуть не хуже,
чем шоколадные ладошки духов — ногти царапнули окно. Ангел судорожно задышал носом,
ощущая мелкую дрожь в самых кончиках пальцев. Не удержавшись — он всегда был
любопытным, ладно? — он все же открыл глаза и опустил взгляд… чтобы тут же
проклясть слишком яркий фонарь, что вызолотил всю картину. Все эту чрезвычайно
прекрасную картину.
Демон — ужасный, отвратительный, мерзкий и все тому подобное — желания и страсти

стоял на коленях, пачкая в книжной пыли дорогие джинсы. Можно было бы даже пожалеть
изделие, если бы оно безнадёжно не терялось на фоне идеальной загорелой кожи,
хранящей, кажется, весь жар мира. Естественно, кроме расстёгнутых штанов, на Адском
отродье не было больше ничего. Капли пота блестели на его спине, подчёркивая
выступающие позвонки и острые лопатки; алые волосы огненным водопадом спадали по
плечам, то и дело щекоча самыми кончиками прядей; пальцы босых ног упирались в
дорогое деревянное покрытие, помогая сохранить устойчивость и баланс.
— Если бы все ангелы пели так… — покачал головой демон и прислонился пылающей жаром
щекой к животу напротив. — … Ад бы сдался без боя и улёгся к вашим ногам.
Азирафаэль снова застонал: от разрушающего контраста сильных, почти до боли пальцев

и бархатной кожи, и от того смысла, что мерзкий Змей вкладывал в свои слова. Кое-
как оторвав руку от стекла, ангел все же опустил ее и мягко собрал чуть влажные
алые пряди у виска любовника, придерживая их, чтобы не мешались. Наградой ему стало
низкое клокотание, которое можно было и одновременно с этим нельзя назвать
урчанием. Что-то грохотало в самом потаённом уголке груди демона — что-то манящее и
запретное.
— Пой. — короткий приказ тяжёлой монетой упал на пол и загрохотал рокотом хлопушек
где-то вдалеке.
Азирафаэль снова задрожал, наткнувшись на сияющий во тьме взгляд ядовитых желтых

глаз, полностью затянувших обычный человеческий. Вертикальные зрачки почти исчезли.
— Мир на земле, ведь сострадательный и милосердный. Бог и грешники помирились… —

нараспев почти проскулил великий Ангел Господень и сорвался на вскрик, когда
страшный, разрушающий все светлое и доброе на свете демон открыл свой грязный рот
и, наконец, использовал его не для болтовни, а для того, чтобы впустить в себя
истекающее горьковатой жидкостью возбуждение, до упора, до задней стенки горла.
Юркий длинный язык с раздвоенным концом, обвил твёрдый крепкий член, то и дело чуть
сдавливая и отпуская.
Азирафаэль пошатнулся и обхватил затылок Кроули двумя руками. Острые ногти впились
в ягодицы, не позволяя увернуться от такого жаркого прикосновения. Слюна стекала по
подбородку Кроули, по шее до самых ключиц. Алые губы горели на невероятно красивом
лице, чуть припухшие. Демон медленно вдохнул и выдохнул, успокаивая человеческое
тело, что едва не забилось во власти инстинктов.
— Нет, нет, нет… — забормотал Азирафаэль, вопреки своим словам надавливая на голову
любовника, стоило тому немного податься назад. Все сознание мгновенно наполнило
змеиное шипение, что означало, что безжалостный мучитель очень доволен собой и
смеётся от открывшегося ему вида. — Ох, мой дорогой…
Мимо опять пронеслась машина, и ее яркие фары поймали на несколько секунд самую
желанную по мнению Змея картину: прикушенную в порыве сдержать голос губу, влажный
лоб, горящие смущением нежные щеки и блестящие от желания и счастья синие, почти
чёрные теперь глаза.
Прищурившись, Кроули очень-очень нехорошо улыбнулся и шире открыл рот, пользуясь

своей близкой родственной связью со змеями. Азирафаэль сразу догадался, что решил
натворить его любовник и изо всех сил замотал головой… но это не спасло его от
опасного прикосновения острых клыков к самому нежному и чувствительному месту. Зубы
ласково прошлись по коже до самого кончика, ни разу, однако, не перейдя границу
наслаждения и боли. Демон был последним созданием во всей вселенной, кто решился бы
навредить Стражу Восточных врат, и тот это прекрасно знал… но когда кто-то так
жарко касается тебя, сжигая в желании и нетерпении, очень сложно помнить о чем-
либо.
— Кроули, Кроули… — бесконечно звал Азирафаэль, лаская подушечками пальцев за ушами

демона, шею по самой границе волос, маленькую татуировку на виске.
И по мнению самого демона, это была самая лучшая Рождественская песня из всех
возможных. Этот задыхающийся голос, срывающийся на вздохи и почти скулёж. Иногда
буквы его имени застревали в горле ангела, и тогда получались лишь обрывки,
одиночные буквы… но каждый раз это было его имя. Снова и снова. В полностью
ослепшем и оглохнувшем от желания сознании Ангела было его — демона, изгнанного
отовсюду — имя.
Пережав такой сладкий и чувствительный орган желания у основания, Кроули поцеловал

самый низ живота своего любовника, оставляя несколько алых меток, после чего поднял
глаза. Азирафаэль буквально потерялся в водовороте своего наслаждения, слепо шаря
руками, дыхание сорванное и частое жгло ему глотку и губы.
Идеальное творение их Матери. Самое совершенное и желанное… И вот эти ребята,

которые одним своим стоном могут покорять города, а манящим взглядом уничтожить
планету, бегут от любви как от смертельной болезни.
Как же много времени потеряли они все, заблудившись в формальностях и правилах.
— Кроули… — снова позвал Азирафаэль, срывая последние предохранители, что отчаянно

удерживал демон.
Знали бы Небеса, что один их зов сломает ворота Ада как спичечную коробку…
— Ангел, я хочу кое-что попробовать… Позволишь? — попросил Кроули, протягивая руку

вверх и касаясь пальцами подставленного покорно горла. — Азирафаэль?
Кроули замер, заставляя Ангела вынырнуть обратно в реальность, услышать его

просьбу, осознать ее. Потому что, будем честными, не хотелось бы погибнуть в
шальном ударе благодати, который ангелы вполне могли от испуга или неожиданности
совершить. Было бы… досадно сдохнуть во время секса, да еще и случайно. Но, зная
карму Кроули… Да ладно, именно такая смерть и написана на его судьбе! Он готов был
спорить на деньги.
— Да… — выдохнул Азирафаэль, ловя чувствительные пальцы губами, и раньше, чем

Кроули потребовал подтверждения, он поцеловал горячую ладонь. — Ты можешь делать со
мной все, что ты хочешь…
Кроули оскалился, алый раздвоенный язык скользнул по губам в предвкушении. Ему так
нравилось срывать один за другим запреты, что вбили в голову его ангела те, кто
ничего не знал о любви… Крепко взявшись за нежные бёдра, один изгиб которых мог
стоить всей его никчемной жизни, второй рукой демон придержал горячий твёрдый член
ангела. Кроули склонил голову, ощущая глубоко внутри себя трепет и волнение,
ожидание и предвкушение… его подарок на Рождество, если бы можно было выбрать.
Кончик языка нежно коснулся головки, прикосновение было нежнее, чем самые
прекрасные лепестки роз…
Но Азирафаэль понял. Он догадался… Потому что с каждой секундой прикосновение это

становилось все более настойчивым, жадным, неизбежным. Ангел задохнулся от
осознания и стыда, кипятком обожгло низ живота и голову от предвкушения и
нетерпения. Нет, он бы никогда не признался…
— Стой, подожди, не… — но разве мог едва различимый даже самому говорившему шепот
остановить распаленного демона?
Обнаружив маленькую щель на конце, настойчивый язык скользнул дальше, туда, куда и
подумать страшно, куда предположить невозможно, куда…
Азирафаэль закричал, разрываемый на части всеми своими эмоциями и ощущениями,

забился в оргазме, словно выброшенная на сушу рыба. Сознание взорвалось тысячью
осколков, не в силах вместить саму мысль о происходящем… Наслаждение и сладкая нега
скрутились змеей внутри, излучая нежное и такое приятное тепло.
Он бы наверняка упал и разбил себе голову, но его любовником был не какой-то

случайный и немощный человечишка, а сам Великий Змей, поэтому обессилевшего и
потерявшегося ангела сильные руки очень бережно опустили на расстеленную на полу
дорогую рубашку. Демон скользнул рядом, подставляя обжигающе горячую грудь вместо
подушки. Ядовитые желтые глаза с обожанием смотрели на создание, устроившееся в его
объятиях.
Настоящее Рождественское чудо.
За окном шумел ночной город. Машины проезжали совсем рядом, шуршали шинами,
скрипел снег. Черт знает сколько прошло времени — может пять минут, а может и
несколько сотен лет — Кроули не собирался следить за этим, когда Азирафаэль
зашевелился лениво и открыл свои невероятные глаза.
— Мой дорогой… — хрипло позвал он, и Кроули затаил дыхание, почувствовав

прикосновение нежных пальцев к своим губам.
— Привет, красавчик, — отозвался он чуть погодя, поцеловав сначала каждый нахальный

палец по несколько раз и погрузив его в плен своего жаркого рта по-очереди и
попарно.
— Напомни мне… О чем мы спорили? — голос Азирафаэль был сонным, был ясно, что
совсем скоро он снова уплывет и, вероятно, уже до самого утра.
— Ты хотел убедить меня, что этот утробный скулёж…
— … Рождественские песни, — перебил его со смехом Азирафаэль.
— … стоит слушать и включать на праздник, — закончил Кроули, зарываясь носом в

мягкие светлые волосы.
— И как… Убедил? — ангел украдкой зевнул в загорелое плечо, окончив это движение
скользящими поцелуями до самой шеи демона.
— Посмотрим, ангел… — уклончиво отозвался Кроули, не скрывая своей довольной

улыбки. — На счёт этой песни я согласен. Но насколько я знаю, их там намного
больше…
— Мхм… — Азирафаэль, вероятно, хотел что-то ответить, но в процессе этого уснул,

измученный и удовлетворённый.
— Спи, мой ангел… — шепнул Кроули одними губами, прижимая его ближе. — Мой
драгоценный рождественский ангел…
На протяжении сотен, тысяч лет, в Рождественскую ночь Кроули хотел попросить у

духов счастья, но упрямо сжимал губы и молчал, отводя взгляд в сторону от
улыбающегося ангела.
Кто бы мог подумать, что самый громкий и оглушающий крик кроется в молчании…
========== Day 94. Затерянный в море ==========
Комментарий к Day 94. Затерянный в море

✍ (ПЕРЕНОС ИЗ ДРУГОГО СБОРНИКА)✍
Тема дня: затерянный в море

Продолжения истории про Юрхо, рыбацкую домушку и чайку
(https://ficbook.net/readfic/8399250/25835138#part_content)
Кроули/Азирафаэль, Юрхо, местные жители, чайка Хастур

романтика, ангст, любовь, сожаления и много соли
Эта история у меня залегла в сердце отдельным пластом, я испытываю к ней такие
болезненно нежные чувства… Мы обязательно вернёмся в ближайшие дни к каноничным
мужьям, но…
🎧 Лампочка & Pizza — Дельфины

Дима Корсо — Дельфины тонут голыми
Надеюсь на Вашу помощь в ПБ 🙏🏻

Старательно пытаюсь вычёсывать текст, но в телефоне иногда сложно заметить косяк.
Мозг додумывает слово правильно раньше, чем я его читаю.
Спасибо Вам, коты За помощь и поддержку.
Нам кажется, мы слышим чей-то зов —
Таинственные четкие сигналы…
Не жажда славы, гонок и призов
Бросает нас на гребни и на скалы.
Изведать то, чего не ведал сроду, —

Глазами, ртом и кожей пить простор!..
Кто в океане видит только воду —
Тот на земле не замечает гор.
(с)
Эмоции, особенно человеческие, крайне сложная и любопытная штука во всех

отношениях. Было бы очень хорошо, просто замечательно, если бы каждому в момент
рождения какой-нибудь добрый ангел, бес, дух, — да хоть лысый черт! — выдавал
брошюрку с инструкцией: «Как настроить свои эмоции на нужной волне» и еще одну «Как
научиться понимать эмоции окружающих?». Можно еще дополнение ко второй: «Что
делать, если человек настроил свои эмоции неправильно?» Миру было бы легче
существовать, помяните мое слово. Сколько конфликтов и ссор, бед и неприятностей
можно было бы избежать. А сколько людей смогли бы обрести желанные узы намного
раньше… Или обрести в принципе. Не упустить момент натянуть эти нити отношений,
различить настоящие чувства за маской равнодушия на лице напротив. Или же — в самом
себе.
Люди вообще довольно ощутимо преуспели в практике обмана самих себя. Сначала, чтобы
было проще. Потом — не так больно. И в какой-то момент признаться себе, что все
вокруг — отвратительный и бессмысленный обман, становится очень страшно. Ужас
сковывает мысли: ведь уже так поздно что-то поменять, да и привычно уже вот так,
делая вид, что все хорошо. Да ну и если бы я раньше понял, что совсем не злюсь на
нее, что не ненавижу его… А теперь… Что уж рыпаться? Поздно.
Поздно куда-то бежать, меняться, менять, решаться и решать. И остаются только

тревожные сны по ночам, куча сожалений и горечь на языке. И много-много несчастных
людей. Ведь на самом-самом деле, поздно становится только тогда, когда сердце
человека останавливается. Вот тогда действительно не останется надежды,
возможности, шанса. Тогда и только тогда.
Все остальное — пустяки.
Но уж если людям было сложно понять свои эмоции и чувства, то представьте, как себя
чувствовали всевозможные эфирно-зефирные создания? Они сотни, десятки тысяч лет
давили в себе эти всполохи чего-то странного, что они и испытывать не должны… Уроки
понимания явно пропустили, а учебников для ангелов и демонов, к сожалению, нет. Вот
и приходилось им учиться на ходу, на практике, расхлёбывая последствия, и
надеяться, что в очередной раз результат выйдет другим.
— Твердолобый идиот! — гневно выплюнул демон и со всей дури захлопнул за собой

дверь.
Грохнуло знатно. Задрожали окна, бутылки с молоком на столе, даже фотографии Адама
и Варлока на тумбочке около постели. С крыши с недовольным криком сорвалась чайка с
изуродованным клювом. Она облетела дом, высказала все, что думала о припадках змея,
и забилась под свою любимую лодку.
— Ты хоть заткнись, — оставил за собой последнее слово Кроули, приоткрыв дверь, и

снова собирался ее захлопнуть, но поймал взгляд синих — невероятно синих, как цвет
может быть таким глубоким? — глаз поверх тонких очков.
Секунду помявшись, демон закрыл дверь намного тише, чем планировал. Азирафаэль за
это наградил его легкой улыбкой. Положив книгу, что держал в руках, на колени, он
снял с носа очки и на мгновение зажмурился, фокусируя зрение.
— Что стряслось на этот раз? — Азирафаэль хотел бы, чтобы это прозвучало
взволнованно или хоть с какой-то долей участия, но предательская улыбка никак не
хотела покидать его лица.
— Тебе с-смешно? — прищурился Кроули, указывая на него пальцем. — Я совершенно

точно слышу смех.
Азирафаэль кашлянул в кулак. Улыбку с губ прогнать удалось, но она надежно засела в
его глазах, делая их еще ярче и притягательнее. В старой рыбацкой хижине, которую
эти двое обживали уже второй месяц, будто засияло своё отдельное солнце.
— Я предельно, абсолютно, совершенно точно не смеюсь, — ангел едва ли раскрытую

ладонь перед собой не поднял, чтобы убедить собеседника. — Мой дорогой, расскажи,
наконец, что же произошло?
Кроули еще секунду изучал его подозрительным взглядом, но быстро растерял весь
интерес. В его памяти снова всплыл возмутительный инцидент на причале, перетягивая
на себя внимание со смеющегося небесного воина.
— Этот отвратительный и мерзкий человечишка совсем растерял весь страх, — закипел

гнев змея с новой силой, когда он одним элегантным движением стек к ногам сидящего
Азирафаэля и устроился около кресла.
— Мэнни? — без труда определил ангел, запуская пальцы в волосы Кроули: всего за два
месяца жизни около моря пряди стали совсем жёсткими и ломкими, словно впитали в
себя всю соль с побережья.
— Естественно, кто же еще? — скривился демон, послушно наклоняя голову под любимыми
ладонями. — Во всем городишке нет более тупого, твердолобого и тугодумного
существа. Даже собаки умнее, чем он!
— Собаки в принципе умнее, чем многие создания на этой планете, — заметил

Азирафаэль, но со стороны Кроули донеслось такой раздраженный вздох, что ему
пришлось показательно поджать губы. — Ты же пошёл скупить у рыбаков утренний улов?
— Да, хотел устроить нам с тобой сегодня рыбное барбекю, — продолжил демон. — Я как
раз выбирал у Леви…
— Это который капитан команды, да? — склонил голову к плечу Азирафаэль, старательно
вспоминая всех новых знакомых.
— Да, тот из них, который не придурок, — согласился Кроули.
«Не придурок» это был едва ли не высший комплимент от змея, который можно было
заслужить человеку. Леви действительно был совсем «не придурок». Рыбаком он был
потомственным, то ли в третьем, то ли в четвёртом поколении. Море едва ли не текло
у него в венах вместо крови. Он тоже был рыжим, но совсем светлым, словно зрелый
апельсин. И кучерявые вихры, и борода, и густые широкие брови — все абсолютно
оранжевое. Леви отличался лёгким нравом, басистым смехом и способностью пить вино
всю ночь наравне с Кроули.
В первый день, когда ангел и демон, уставшие от постоянных боев с морем — оно снова
и снова налетало высокими волнами на маленькую хибару, которую они пытались
восстановить — решили выбраться в местный паб, Кроули и Леви подрались. Азирафаэль
не сказал бы, что это было неожиданное развитие событий. Да и дракой ту стычку было
назвать сложно. Рыжий капитан рыбацкой шхуны с размаху дал Кроули в ухо. Рыжий
демон, пошатнувшись, влепил свой кулак Леви под ребра. Оба мужчины рухнули там же,
где стояли… и расхохотались, вызвав облегчённый вздох у всех в пабе. Даже у
Азирафаэля. Потом Кроули и Леви долго трепались, пили и травили пошлые шутки.
А вот Мэнни…
Азирафаэль украдкой позволил себе улыбку, пока его любимый и единственный демон
кипел от новых впечатлений.
Мэнни был абсолютным зеркальным отражением Кроули. Худой, нескладный, шумный и

очень-очень взрывной. Молодой парень, что устроился работать к рыбакам прошлым
летом. Мэнни нравилось привлекать внимание, выглядеть круто… и врать о том, что он
чувствует. Если бы это было возможно, Азирафаэль был бы уверен, что Мэнни и Кроули
— потерянные в детстве братья. Ради Бога, Манфред даже рожи корчил — один в один
Кроули. Даром только, что был черноволосым, словно его по голове погладила самая
непроглядная и штормовая ночь. Мэнни заплетал волосы в тугую короткую косу, носил
на шее подвеску с трезубцем и курил — дымил, как паровоз. У парня был массивный
мотоцикл с коляской и чуть погнутым рулём, на котором он последние дни не отказывал
себе в удовольствии промчаться мимо мыса. С самого утра, едва только вернулся с
промысла. Все бы ничего, только рычал этот зверь на всю округу и в секунду будил
Кроули, до того внезапно, что тот несколько раз падал с кровати. И грязно ругался.
Мэнни, кстати, втихую принес Азирафаэлю несколько самых толстых и сочных рыбин,
чтобы извиниться за беспокойство.
И продолжил приезжать.
Первая стычка у них произошла на ровном месте. Так глупо, что уже и не вспомнит
никто. То ли Мэнни пошутил, а Кроули не оценил… То ли наоборот. Через мгновение по
полу катался клубок из сцепившихся молодых парней. Леви хохотал своим заразительным
басом, а Нани — владелица паба — только качала головой.
С тех пор война с каждый днем все набирала обороты.
— Я слышал, — осторожно начал Азирафаэль, пальцами вычёсывая соль из алых прядей. —

Что несколько дней назад у Мэнни порвало сеть ужасное морское чудовище. Ровно когда
тот тащил очень хороший улов, она вдруг разорвалась и упустила всю рыбу. А мимо
лодки проплыло что-то длинное и чешуйчатое.
— Ничего не знаю, — бросил Кроули быстро и коротко.
— И шипело.
— Ангел, — Кроули резко сел и повернулся к нему всем телом. — Поклёп и наговоры,
грязные инсинуации и клевета. Я же не морская змея, чтобы носиться по ночам в
холодной воде. И не ребёнок, чтобы так глупо себя вести.
— Правильно, — Азирафаэль подался вперёд и положил ладони на шею демона. — Ты

старый-старый, древний змей, который ведёт себя очень по-взрослому.
— Именно, — гордо кивнул Кроули.
— Кто насобирал тухлых яиц, чтобы завтра утром кидаться в него, спрятавшись в лодке
Хастура? — улыбка все-таки растянула губы ангела.
— Ангел, он засунул одну рыбу в другую! — брови демона изогнулись от бессилия.
Азирафаэль продолжил улыбаться, поглаживая Кроули большими пальцами по линии

подбородка.
— И сказал, что она была беременна! — продолжил жаловаться змей.
Азирафаэль не выдержал и все-таки рассмеялся, чтобы через мгновение оказаться в

плену наглых рук. Кроули шипел на него и щипал за бока и живот, но ангел не мог
перестать смеяться. Даже когда его начали целовать.
Его целовали, когда смех сменился тихими выдохами и стонами. Продолжили целовать,
когда мирное море вдруг всколыхнулось, заметалось туда и обратно. Его закончили
целовать, когда на город вдалеке, на шумное и ледяное море и на ветхую рыбацкую
хижину обрушился стеной ледяной дождь, смешиваясь с суетливым ветром. Стихия
подвывала под окнами, грохотала над головой, бушевала прямо за дверью, в каких-то
нескольких десятках шагов от их постели. В ту ночь даже яркий, такой раздражающий
обычно нежные глаза демона, свет маяка практически не мог пробиться сквозь завесу
дождя и непроглядной тьмы.
Утро следующего дня началось не с рёва мотора. И не с ругани упавшего Кроули.
Оно началось с гулких и очень громких ударов колокола в поселении. Кроули рывком
оказался на ногах уже на втором ударе. Азирафаэлю понадобилось еще несколько, чтобы
вынырнуть из сна и выбраться из плена колючего шерстяного одеяла. Утренний густой
туман еще не сошёл с моря, стелился под дверью их хижины, будто просился войти
внутрь. Кроули жестко захлопнул дверь прямо перед ним и разметал прочь ногами. В
ладони он грел руку сонного ангела, которого вёл за собой. Азирафаэль не мог не
заметить, как подрагивают пальцы на его запястье.
Заметил, но ничего не сказал.
Они могли бы оказаться в городе в считанные секунды, но идущий по белоснежному

песку Кроули словно забыл об этой возможности. Он брел к городу, но Азирафаэль мог
поклясться, что будь возможность, демон бы развернулся и бросился со всех ног
прочь. Слишком прямой и напряженной был спина, слишком отрывистыми и рваными шаги,
слишком тяжело дышал демон, хотя совершенно точно не мог он устать от простой
ходьбы.
Город оказался пуст. Вернее, он был таким тихим и безжизненным, будто все его
жители за одну секунду исчезли. Испарились. Но так не бывает, поэтому ангел и демон
направились туда, где в этот ранний час должны были быть все хозяева лавок и
хозяйки, желающие свежей и самой лучшей рыбы.
Они пошли к причалу.
Направление выбрали верное: жители небольшого приморского городка обнаружились

около моря. Там были и взрослые, и дети, старики и молодые. Там были почти все
жители, кто умел ходить и мог добраться до линии берега.
На стыке земли и воды были все… кроме рыбацких лодок и шхун, которые к этому часу
обычно уже заполоняли причал, выкладывая свой обильный — или не очень — улов на
нос, чтобы было лучше видно. Причал и берег были ужасающе пустыми. Перед застывшими
на набережной людьми расстилалось только темное и опасное море, еще хранившее
отголоски ночного шторма и дождя.
Азирафаэль и Кроули продирались сквозь толпу вперёд, к воде. А люди вокруг стояли
словно застывшие ледяные фигуры, закрыв ладонями рты, не в силах начать говорить.
Солнце взбиралось по облакам вверх, расписывая воду своими лучами, но горизонт был
так жестоко пуст, что сердце давило от одной только мысли.
— Надо звонить в береговую охрану, — хрипло сказал старый рыбак, который давно
отошёл от дел, стал уже совсем седым и грузным.
— Может, они пристали где-нибудь, чтобы переждать шторм? — предложила женщина из

маленькой местной библиотеки, кутаясь в шерстяную пёструю шаль.
— Мы пробежимся по берегу, вдруг они там! — вызвались мальчишки, которым только в

радость было пропустить школу, да еще и выпал шанс стать местными героями, что
принесут добрую весть.
— Обычно, море выбрасывает хоть что-то… — Нани, которая без своего обычного
фартука, не румяная от плиты, вдруг оказалась совсем маленькой, хрупкой, в тяжёлой
кожаной куртке, явно с чужого плеча. Она рвала в мелкие кусочки какой-то чек,
найденный в кармане. — Хоть что-то…
— Пока ждём спасателей, можно пройтись по прибрежным зонам, — предложил кто-то из

мужчин, закатывая рукава куртки. — Тащите лодки!
— Разделимся на группы! — подхватил второй, спрыгивая с причала на мокрый песок у

самой воды.
— Ох, понадобится много еды… — всплеснула руками жена бакалейщика и, подхватив

юбку, поспешила по ступенькам обратно к дому. — Много-много хлеба…
— Тащите одеяла и тёплую одежду! — уверенным голосом дала распоряжения библиотекарь

в очках, скидывая с плеч свою шаль.
— Ангел, — Кроули резко развернулся и глянул на Азирафаэля тем самым взглядом.
«Тем самым», который Воин Небес одновременно так сильно любил и так люто ненавидел.
Он появлялся у демона в секунды, когда его мир трещал по швам. Иногда, это влекло
за собой удивительные приключения: шуточный бой в тяжёлых средневековых латах,
побег из Бастилии за блинами, взрыв старой английской церкви… Первый поцелуй, бой с
Люцифером, побег на край света к северному морю. Но эти замечательные, самые
дорогие сердцу моменты изредка разбавляли совсем другие. В которых вперемешку
плескались боль, страх, отчаяние. Они впитывались в Кроули, как вода в губку,
терялись где-то в нем, совсем в глубине, куда не пробиться, не достать никому, даже
Небесному Ангелу. Все это оставалось внутри, образовывая самую настоящую черную
дыру.
Если на секунду представить, что все чёрные дыры во вселенной — это поглощенные
своей болью ангелы…
Такими глазами Кроули смотрел на старую рыбацкую домушку, покосившуюся от времени и

старости, в тот самый первый день, когда они спустились к берегу.
— Иди, — одними губами произнёс Азирафаэль и чуть кивнул подбородком в сторону

собирающихся на поиски людей. — Я тут присмотрю за всем.
Кроули порывисто шагнул к нему, срывая одним движением с носа очки, положил ладонь
на затылок, прямо поверх пушистых белоснежных кудряшек, и притянул к себе, чтобы на
мгновение коснуться лба сухими шершавыми губами.
— Не ходи к воде, — коротко попросил он и тут же отступил назад, словно ничего не

было.
— Возвращайся, дорогой мой, — вместо ответа озвучил свою просьбу ангел, надевая
очки на законное место.
Кроули только кивнул коротко, взъерошил волосы и бросился к людям, на бегу начав
раздавать чёткие и понятные команды. Азирафаэль дождался, пока лодки не окажутся в
воде и собрался было идти помогать в город, но на секунду его взгляд метнулся к
небесам, рваными тучами нависшими над ними. Лицо ангела на это мгновение
превратилось в равнодушную маску, а синие глаза набрали тьмы, что завертелась
вокруг зрачка.
Когда Азирафаэль повернулся, чтобы подняться по ступенькам от причала обратно в

город, его лицо снова стало приветливым и приятным. Словно ничего и не было.
Кроули не вернулся ни к обеду, ни к ужину. Азирафаэль весь день помогал в

библиотеке, которую негласно сделали опорным пунктом. Сначала те, кто остался на
берегу и не принимал участия в поисках, разбирал вещи, что жители несли сумками и
коробками: еду, одежду, полотенца, лекарства и горячий кофе.
Через несколько часов, которые всем показались бесконечными, появились первые
новости. Новости в виде потрёпанных и измученных, но живых членов команды одной из
шлюпок. Они дрейфовали у скал с другой стороны города, когда пропавших заметили
мальчишки. Ещё через полтора часа спасатели смогли засечь сигнальный огонь второй
команды. Те дождались, пока погода не станет относительно ясной, чтобы сигнал
заметили с берега. К вечеру из шести ушедших на промысел лодок нашли четыре.
На ночь всех отправили по домам, отдыхать и набираться сил, оставив в библиотеке

несколько дежурных. Азирафаэль упорствовал до конца, что он может остаться, но
никак не мог спорить с целой толпой женщин, что целью определили стремление
выставить его прочь. Поисками в темноте занимался только спасательный вертолёт,
чтобы к утру не пришлось еще искать и сердобольных помощников. Кроули не вернулся
даже с наступлением темноты. Как потом оказалось, он смог уболтать спасателей взять
его с собой.
Утром все началось по новой.

К обеду нашли пятую лодку, которая разбилась о скалы. Рыбакам удалось выбраться на
небольшие камни. Обезвоживание и обморожение, пара сломанных ног, но чудом все
остались живы.
Но в городе все еще стояла душная и липкая тишина. Потому что шестой лодкой, до сих
пор не найденной, оставалась самая главная — лодка капитана Леви. Спасателям не
удавалось найти ни обломков, ни тел. Никаких следов. Иногда такое случалось, когда
пучина поглощала корабль целиком, затягивала вглубь, куда солнце не могло
пробиться, и погребала под толщей воды.
Азирафаэль второй вечер подряд возвращался в пустой и холодный дом. В нем кипел
порыв найти Кроули, убедиться, что с ним все в порядке, но… Но он прекрасно
понимал, что лезть к демону сейчас не стоило. Тот переживал свои самые страшные
воспоминания снова, пытался в этот раз успеть, справиться, не подвести. Кроули эти
два дня пытался спасти не только всех этих людей. Минута за минутой он искал в воде
своего старого друга, которого когда-то подвёл.
Азирафаэль раздумывал, стоит ли мучить старую железную плиту, которую притащили им

добрые соседи, когда в дверь постучали. На пороге оказались трое: сын плотника,
Уильям, которые все эти дни сбивался с ног, чтобы разнести всем нужные продукты… и
Кроули, которого эти двое держали под руки. Демон висел на них безвольной куклой.
— Мой дорогой!.. — ахнул Азирафаэль, протягивая к нему руки.
— Все хорошо, хорошо, — поспешил заверить его Уильям, вымучивая из себя свою
привычную улыбку. — Эн’тони просто совсем устал.
— Мы не могли уговорить его вернуться на берег, пока не нашли лодку Леви, —

подтвердил сын плотника, помогая дотащить Кроули до постели.
— Нашли? — Азирафаэль вздрогнул и едва не полетел следом за демоном, но Уильям его

придержал под локоть.
— Да, буквально час назад, когда уже почти отчаялись, — кивнули парни. — Энтони
каким-то чудом увидел их в воде.
— Леви забрали в больницу, у него поврежден позвоночник, еще пару ребят получили
воспаление лёгких, — сын плотника обернулся у самых дверей.
— А Мэнни? — Азирафаэль спросил просто, чтобы убедиться, потому что сердцем он

чувствовал, понял все сразу, стоило только увидеть, в каком состоянии ему вернули
Кроули.
Уильям покачал головой и опустил глаза, утыкаясь взглядом в свои сапоги.
— Он вытащил из-под обломков мачты Леви, но сам не удержался, когда лодку накрыла
волна, — сын плотника прочистил горло, скрывая, что его свело спазмом.
Больше говорить ничего не нужно было, зачем слова, когда самым надёжным ответом
всегда была и будет тишина и шум моря за спиной. Азирафаэль вернулся в дом и тихо
прикрыл дверь. На постели шевельнулся Кроули. Судя по состоянию его сил, он
потратил все на свой излюбленный взгляд со стороны, на усиление света фонарей и
поддержку сил у других спасателей. Вся сущность демона была истощена.
— Дорогой мой, — Азирафаэль подошёл ближе и провёл ладонью по покрытому потом лбу
Кроули.
Тот потянулся за этим прикосновением, пушистые ресницы задрожали. Демон был

потрепанным и грязным, где-то потерял свои любимые очки, вязаный серый свитер был
порван в нескольких местах, а в волосах Кроули снова было полно соли.
Кроули задышал чаще и открыл глаза. Секунду он будто не мог понять, где находится,
но увидев любимые синие глаза тут же успокоился, обмяк на постели.
— Ангел… — хрипло позвал змей.
— Все хорошо, хорошо… — казалось бы, еще пару дней назад Азирафаэль пытался
спрятать свою улыбку, а теперь он не мог ее нащупать, заставить губы изогнуться
более натурально. — Ты отлично справился.
— Нет, — хрипло возразил Кроули. — Я снова облажался. Я его не нашёл…
— Ты сделал все, что мог, — от демона пахло морем и болью, и ангел буквально
задыхался. — Тебе нужно согреться. Я сделаю тебе чай.
Кроули, который всегда был обжигающе горячим, словно пылающий рядом костёр, дрожал,
а его кожа была ледяной. Азирафаэль едва ли мог вспомнить, были ли облака наверху
такими холодными. Да хоть что-то в его жизни. Это пугало, чертовски, до судороги в
пальцах. Как идущий вверх дождь или зелёное солнце. Настолько неправильным был
Кроули, холодный и молчаливый. Ангел принялся растирать его ладони своими, чтобы
немного согреть. Он в который раз пожалел, что не умеет делать это демоническую
приблуду, когда раз! и в твоих руках пылает адское пламя.
Он продолжил растирать предплечья Кроули, локти и плечи. Постепенно цвет вернулся

на его лицо, чуть вызолотил щеки и скулы. Дыхание демона выровнялось, стало
глубоким, словно тот уснул. Азирафаэль только тогда понял, что почти не дышал все
эти мгновения. Он медленно выпустил воздух и поднялся на ноги.
— Чай, — тихо хлопнул в ладоши хозяин книжной лавки, что ныне имел в своих
владениях только пропитанный насквозь солью старый дом, железную печь и чайку с
изуродованным клювом.
Азирафаэль отвернулся, чтобы разогреть воды, но стоило ему взять в руки пузатый
облезлый чайник, что верещал о кипении на всю округу, за спиной громко хлопнула
дверь. Нельзя сказать, что это стало огромной неожиданностью… Слишком хорошо ангел
знал своего демона, слишком давно. Не сразу, но Воин Господень смог разглядеть за
наигранным равнодушием и презрением к окружающим такую чистую и искреннюю душу.
Видел стремление помочь, защитить, порадовать. Нынешний Азирафаэль не понимал, как
он мог сомневаться в рыжем змее все те столетия назад. Но раньше они оба были
другими, сейчас…
Сейчас же постель за спиной ангела была пуста, едва сохранив чужое скудное тепло.
Дверь тихо похлопывала на ветру, словно подгоняла их — «Вперёд, вперёд!».
Азирафаэль вышел наружу как раз в тот момент, когда Кроули одним длинным прыжком
бросился в набегающие на сушу волны. В свете маяка сверкнула чёрная чешуя, хвост
хлыстом ударил по волнам.
Ангел только головой покачал, придерживая ладонью маленький фонарь над дверью — тот
будто чувствовал нервозность хозяев, дёргался из стороны в сторону, прокручивался
на тонкой цепочке.
— Ты же не морская змея… — с горечью прошептал Азирафаэль, потерявший из вида

обратившегося демона.
Но он прекрасно понимал, что удержать Кроули на берегу было невозможно. Тот не

только искал раздражающего и противного Манфреда, он гнался за ускользающим
призраком прошлого.
Юрхо тогда так и не нашли.
Море не отдало его обратно, ни живым, ни мертвым. Кроули был слишком далеко, чтобы
успеть вовремя. А потом было уже слишком поздно. И остались только разговоры,
которые они не поговорили; сигареты, что они не выкурили; минуты, которые они так и
не прожили. И много, слишком много сожалений.
Кроули очень долго бежал от них, а потом — навстречу. Так долго и быстро, что
совсем потерялся в этих чувствах: скорби, боли и сожалении.
У Азирафаэля задрожали крылья. От страха, от тоски и волнения. С крыши хижины,

издав взволнованный крик, сорвалась чайка с изуродованным клювом. Она пролетела
совсем низко, едва не задев затылок ангела своими лапками, и очень скоро скрылась в
вечерних сумерках где-то за горизонтом.
— Ваш друг сошёл с ума! — вдруг донёсся до застывшего у кромки воды ангела хриплый
голос. — Это чистое самоубийство!
Азирафаэль развернулся и увидел на утёсе, на котором возвышался старый маяк,

смотрителя. Мужчина кутался в большую куртку, местами безумно грязную, и
придерживал бороду рукой, чтобы ее не мотал ветер.
— Нужно позвать спасателей сюда! — прокричал смотритель, пытаясь перекричать ветер.

— Пока его не унесло слишком далеко!
Азирафаэль не представлял, как объяснить взволнованному старику, что Кроули

совершенно точно не сможет погибнуть. И Азирафаэль понятия не имел, как будет
объясняться, когда демон, потеряв свою оболочку, вернётся спустя время невредимый и
живой. Ангел открыл было рот, чтобы ответить, но только дёрнулся и снова
развернулся лицом к опасному морю. Вода с грохотом обрушивалась на берег, врезалась
в высокие скалы, оглушала своей мощью. Но за этим гулом было что-то еще, что-то
важное, родное.
— Там! — из окна каменного красного маяка до пояса высунулся мальчишка — один из

тех, что накануне бегал вдоль линии берега, сбивая в кровь ноги, только бы найти
кого-то выжившего — и замахал рукой. — Там, в воде!
На мгновение парнишка попал в луч света, чтобы через секунду исчезнуть в темноте.
Но этого хватило. Такие синие обычно глаза ангела вновь потемнели, будто
испачкались, напитались оттенками северных морей, вобрали их в себя. Долгие секунды
Азирафаэль всматривался в горизонт, чтобы наконец заметить. Заметить небольшое
темное пятно в высоких волнах. Пятно двигалось к берегу медленно,то и дело
скрываясь под водой. Над ним из стороны в сторону, с громким тревожным криком,
летала чайка. Она отлетала к берегу, возвращалась обратно, делала круг над тенью на
воде, и все начиналось по новой.
— Кроули! — сорвалось с губ небесного воина и рухнуло в песок одно слово, когда тот
бросился в воду, на ходу сдирая с себя тёплый свитер.
Смотритель маяка так же бежал следом, стягивая тёплую, пропахшую табаком куртку.
Вода скользнула к Азирафаэлю, словно жаждала утащить его за собой, забрать,

задушить в своих страшных объятиях. Холод обжег колени, в лицо полетели брызги, от
которых, казалось бы, оставались глубокие ссадины на нежной коже. Но разве что-то
могло встать между Ангелом Господнем и его любимым человеком? Прошу прощения,
демоном, конечно. Но разницы здесь никакой. Азирафаэль видел только его,
измученного и яростного, шипящего на воду и отчаянно тащившего за собой безвольное
тело.
Кремовые крылья, которые едва ли мог увидеть кто-то, кроме Змея, яростно
распахнулись в стороны, посылая ударную волну ветра. Море шарахнулось назад,
отступая, не в силах сопротивляться этой воле. На какое-то время улёгся и шторм,
водная гладь расправилась, превращаясь в очень мутное и грязное зеркало.
Когда Кроули был уверен, что его силы закончатся раньше, чем он доберётся до
берега, он вдруг оказался в кольце горячих рук. Тяжесть тела Манфреда разделили с
ним, от злого ветра защитили большие крылья, сомкнувшиеся над его головой. Под
ногами вдруг оказалось дно, сознания коснулись далёкие крики людей, которых
разбудил мальчишка-посыльный. Кроули держал потерявшего сознание от усталости и
обезвоживания Мэнни под грудью, едва не вонзил в него свои пальцы, прямо в грудь,
между рёбер, чтобы только не упустить. Все время, пока они плыли обратно, Кроули
боялся взглянуть, не мог себя заставить прислушаться ни на мгновение, но теперь… он
ощутил как медленно и слабо, но все-таки бьется чужое сердце под его ладонью.
— Держу, держу! — каркнул смотритель, подхватывая рыбака под ноги, чтобы было легче
тащить.
Прокуренная куртка оказалась у демона на голове, вдобавок к колючему свитеру, от

которого все еще пахло сладким травяным чаем. Их обоих — и Мэнни, и Кроули — тащили
к берегу, на ходу ругали и материли, проклинали и благодарили. Азирафаэль молчал,
но демон чувствовал его дыхание на своём виске, пальцы судорожно сжимали его
ладонь.
А вдалеке, где-то на опасных скалах, на одно мгновение, в ускользающем свете маяка,

появилась фигура. В старом тяжёлом плаще и рыбацких сапогах, с сигаретой во рту и
все таким же суровым взглядом.
Юрхо покачал головой и улыбнулся, самыми краешками губ. Разбившаяся о камни волна
снесла прозрачную фигуру, размыла и сбросила вниз. Не осталось ничего. Кроме
бескрайнего моря, сошедшего с ума ветра и скользящего по волнам белоснежного пятна.
И людей, которые в этот раз отвоевали у стихии жизни своих близких.
В этот раз.
========== Day 95. Изменчивый мир ==========
Комментарий к Day 95. Изменчивый мир

✍ (ПЕРЕНОС ИЗ ДРУГОГО СБОРНИКА)
Котики мои, и снова здравствуйте
Части будут разных размеров, иначе я не впишусь в график. Какие-то будут как
предыдущая, большими. Какие-то поменьше. Надеюсь, Вас это не сильно расстроит. Но
пока в большем темпе я не удержусь. А мне хотелось бы добиться цели.
Тема дня: Изменчивый мир

Сегодня у нас канон, тот самый «Первый день после Апокалипсиса». Для меня он все
еще очень важен, очень тонок и хрупок. Даже если я тысячу раз о нем напишу, я не
устану
В итоге:
Кроули/Азирафаэль, ОМП|ОМП (намеки)
романтика, нежность, hurt/comfort, любовь
Что-то на красивом и нежном.

На фон 🎧Brainstorm feat Musiqq - Небо упало в нас
В который раз благодарю Вас за помощь с ПБ. Я знаю, что опечатки часто раздражают,
я старательно пытаюсь вычищать буквы, но сразу впадаю в сюжет, начинаю дописывать
куски… и в итоге это может быть сотри лет. Спасибо, Вы невероятные
Чем больше в мире книг и фильмов о любви, тем более сказочным и волшебным явлением
она представляется людям. Писатели и режиссеры, в погоне за вниманием своих
потребителей, ищут все более и более яркие и заманчивые способы показать эту самую
«Любовь». Чем сильнее люди раздвигают рамки своего восприятия, рамки правил и
дозволенного, тем тяжелее завлечь их, заставить поверить персонажам на экране и в
книге, вызвать сочувствие и сопереживание этим придуманным людям. Ведь только
проникнувшись к персонажам симпатией, найдя в них что-то похожее на себя или что-
то, что хотелось бы иметь в себе, человек будет искренне интересоваться их жизнью.
Молодёжь предпочитает обнаженные тела, жаркий секс в неожиданных местах, страсть и

похоть, от которой становится жарко даже самой лютой зимой. Подростки хотят верить
в любовь нежную, один раз и на всю жизнь, с подвигами и искренними словами.
Взрослые, которых потрепала жизнь, смотрят на такие истории иронично. Они пропитаны
сарказмом так глубоко, что он вырывается наружу, стоит только открыть рот. Любовь
для них — штука исключительно практичная, расчётливая. А люди в возрасте — пережив
все эти ступеньки веры в любовь — никак ее себе не представляют. Они ее чувствуют
где-то глубоко внутри, они ею дышат, они ею дорожат.
Что человек представляет себе, когда ему говорят: «Ты знаешь, а я влюбился!»?
Конечно, сначала романтичную музыку на фоне, когда ловишь взгляд кого-то в толпе.
Весь мир вокруг замедляется, может даже замирает на долгое мгновение. Свет
становится ярче, порыв ветра раздувает волосы, и обязательно зум камеры на лица
двух людей, которые ощутили такой важный момент своей жизни. Или это красивое
столкновение на лестнице, когда герой спасает героиню от падения: ловит за руку и
притягивает в свои жаркие объятия, и долгий-долгий взгляд глаза в глаза.
Потом, конечно, множество испытаний этого неокрепшего чувства, проблемы и беды,

препятствия и сложности. Но все тяжёлые минуты разлуки и ожидания укладываются в
надпись на экране «Прошло шесть лет». И хоп! — уже все прекрасно, и карьера, и
новая любовь, и деньги. А потом хэппи энд. Просто потому, что заслужили, наверное.
Чаще всего, герои даже особенно и усилий не прикладывают, чтобы вырулить на этот
счастливый путь. Не делают выводы о своём поведении, не меняются и не меняют своё
отношение к жизни. Просто по щелчку пальцев крестной феи обретают то, за что
обычные люди едва ли не душу обязаны продать.
А дальше — титры. Куча разных имён на чёрном фоне под очень романтичную и красивую
песню. «И жили они долго и счастливо». А как добраться в это долго и счастливо?
Куда сворачивать? Где раздают фей крестных? А музыку для фона можно выбрать? И цвет
фона, на котором потом будут титры?..
Люди привыкают, что любовь, врываясь в их жизнь, оповещает об этом, громко и

понятно. Вот ты ехал на работу, и вот вдруг понял — влюблён. Был красивый ракурс,
звон в ушах и слоумо. Теперь надо обращать внимание вот на этого человека, которого
в толпе тоже жмыхнуло спецэффектами. И люди ищут этот жмых, эти спецэффекты,
привычные пониманию. Ищут свою любовь по заметным и чётким признакам.
Вот только любовь так не работает, совсем не так.
Когда Кроули смог выбраться из объятий сновидений — на удивление приятных, кстати —

над городом вовсю сияло солнце. Весна только-только закончилась, лето еще не
раскрутило колесо жары на полную катушку, поэтому дни были наполнены тёплым ветром,
мягкими зноем и запахом выпечки с первого этажа. Страшный и смертельно опасный
демон с тихим стоном сполз с кровати, на несколько секунд серьезно размышляя, а не
обратиться ли в змея, чтобы легче было передвигаться. У него ныло все тело, кожа на
плечах и спине обгорела и теперь отставала неприятной белоснежной шкуркой. Кроули
старательно пытался вспомнить, чем он занимался накануне, чтобы сейчас ему было
настолько хреново, и чем он должен заниматься сегодня, чтобы ему не стало еще
хреновее. Едва моргая почти слепыми пока глазами, Кроули добрался до ванной. Демон
демоном, а гигиена по расписанию, особенно полости рта. Особенно, когда у тебя одни
из самых выдающихся клыков Ада.
Демон только-только раскрыл свою страшную пасть, чтобы заняться очищением острых
зубов, когда за спиной хлопнула дверь. Кроули дёрнулся, едва не проглотил зубную
щётку, которая тихо жужжала в руках, и глянул в зеркало. За спиной обнаружился
улыбчивый, розовощёкий и преступно обнаженный Азирафаэль. Ну то есть, как
обнаженный… На нем была расстегнутая до середины груди рубашка Кроули, открывая
взгляду россыпь алых следов-укусов на шее и ключице. На ангела будто бы напал рой
комаров и мышей, искусал всего, даром только что не доел. Но сильно разочарованным
тот не выглядел, совсем наоборот. Его глаза цвета высокого летнего неба сияли ярче
любых звезд, на которые по ночам так жадно смотрел Кроули.
Азирафаэля, кстати сказать, кажется совсем не смущала нагота — ни собственная, ни

демона, застывшего перед зеркалом. У Змея были только пижамные штаны и его неуёмная
харизма. Ангел поймал взгляд, направленный на него через зеркало, и улыбнулся, на
щеках у него появились маленькие ямочки. Кроули для верности глянул по сторонам,
пытаясь определить, кому адресована эта улыбка, но в ванной комнате — между прочим
его квартиры! — были только двое.
— Доброе утро, мой дорогой, — голос ангела был хриплым, словно он всю ночь кричал с
балкона вместе с котами или переел мороженого. И от этого голоса на коже демона
выступили мурашки. — Так радостно видеть тебя.
И пока Кроули пытался переварить все то обилие информации, что обрушилось на его
голову, Азирафаэль подошёл ближе и, обняв его со спины, коснулся тёплыми, слегка
влажными губами выступающей косточки на шее. У старого векового змея едва ноги не
подогнулись от удовольствия и растерянности, только объятия и удержали на месте.
Азирафаэль потерся кончиком носа о шею и, чуть подавшись вперёд, взял с края
раковины своё кольцо.
— Заканчивай тут, я собираюсь соблазнить тебя совершенно невообразимыми оладьями с

мёдом, — тихо сказал ангел, несколько раз задев губами мочку уха Кроули. — Не
поторопишься, я их все съем один.
Короткий, почти невесомый поцелуй ожогом осел на виске, точно на татуировке, и

Азирафаэль покинул ванную комнату, так же стремительно, как и появился. Только
тогда Кроули позволил себе выдохнуть и едва не свалился под раковину, потому что
сил стоять не было совсем. На него калейдоскопом обрушились воспоминания о
последних нескольких днях: потерянный Антихрист, погибший Азирафаэль, погоня за
Люцифером, страх смерти и еще больший страх потерять любимого… Любимого. О Боже, о
Сатана, кто угодно, у кого хватит сил осознать… Накануне Кроули этими самыми губами
целовал Ангела Господня, этими самыми руками — раздевал его, вчера они…
Кроули вскинул голову, глядя на своё отражение. На щеке след от подушки, на шее и
груди — такие же алые следы, даже темнее, где-то практически синяки, изо рта торчит
зубная щётка, а в глазах… В глазах столько всего, что было за последние шесть тысяч
лет. Но вся эта боль и страх, обиды и вина — все это выцветало на обратной стороне
век, теряло краски, забывалось. Место этих страшных картин занимали другие, совсем
другие: молочная кожа, покрытая испариной; закушенные от удовольствия губы;
загорелые руки на нежном животе; синие, безумно синие и такие добрые глаза в
темноте ночи…
Защемило где-то в груди, слева, глубоко-глубоко.

Почистить зубы в то утро как следует Кроули все-таки не смог. Он едва не
захлебнулся, выполаскивая пасту изо рта, и бросился прочь из ванной.
Обычно Кроули долго торчал около шкафа, выбирая идеальный костюм, чтобы никаких
лишних складок, чтобы сочеталось как в последней коллекции одежды из Парижа. Все,
на чем была хоть малейшая грязь, он выбрасывал, иногда прямо из окна, на головы
счастливых попрошаек. Те неожиданно обретали дорогущие вещи в идеальном состоянии,
как подарок с неба. Но в этот раз Кроули едва ли взглянул на то, что натягивает.
Его манил божественный запах. И нет, не оладий с мёдом, а того, кто эти оладьи
старательно выпекал на его, демона, кухне.
Азирафаэль пританцовывал под старую песню, что крутили по радио. Он нашёл на кухне
Кроули салфетки с рыбками, силиконовую лопатку и, ради Бога!, радио. В рубашке
демона и весь изляпанный следами страстной ночи ангел намного больше походил на
демона-соблазнителя, чем сам демон соблазнитель. На столе дымились ароматные
оладьи, мед стекал по ним на тарелку. А Кроули не мог отделаться от мысли, что эти
янтарные капли должны стекать не с оладий, а с груди синеглазого соблазнителя. И он
бы слизывал их длинным раздвоенным языком, прижав этого самого соблазнителя прямо к
огромному окну в кухне, чтобы видели, чтобы сдохли там всей толпой от одиночества и
зависти. И попадали вниз бездыханными тушками, на головы людей.
— Ну как, — Азирафаэль, который даже не догадывался о грязных и ужасных мыслях

своего друга, поставил на стол еще одну тарелку с оладьями. — Мне удалось тебя
соблазнить?
— Нгх… — вырвалось у Кроули, он едва не запутался в собственных ногах, пошатнулся,

но смог выпрямить немного виляющую походку.
— Оладьями, — добавил ангел, мизинцем убирая с глаз упавшую кудрявую прядь.
— Стоп, стоп, дай мне передохнуть… — Кроули закрыл лицо ладонями и коротко задышал,
пытаясь не взорваться на миллион маленьких змеек прямо в эту же секунду. — Нужно
привыкнуть.
— К чему привыкнуть? — Азирафаэль обошёл стол и приблизился, сложив ладони перед

грудью таким привычным жестом. — Что-то не так, мой дорогой?
Демон раздвинул пальцы, чтобы сквозь них глянуть на новообретенного любовника.

Брови тревожно изогнуты, на скулах легкий румянец от удовольствия и волнения, губы
чуть приоткрыты, так и требуют поцелуя, вот прямо сейчас.
Действительно, к чему привыкать? Разве что-то изменилось, так чтобы очень сильно?..
Азирафаэль все еще смотрит на него, как на единственное, что имеет смысл во всем
мире. Все еще беспокоится о нем и его настроении, все еще пытается привлечь в свою
компанию вкусной едой — будто бы когда-то это было нужно. Его все еще так сильно
хочется поцеловать, прижать к себе, защитить от всего мира. Азирафаэль все еще
единственное живое существо, вокруг которого мечутся мысли Змея каждую чёртову
секунду.
— Когда я проснулся сегодня утром, — тихо произнёс Азирафаэль, мягко заключая лицо
демона в свои нежные, пахнущие мёдом, ладони. — И понял, что мы вчера забыли
скрыться от Небес, что я не уехал домой… Я только подумал, что нас могут найти, я
так сильно испугался. А потом вспомнил…
Ангел приподнялся на носочки и очень нежно коснулся губ Кроули своими, лишь намёк
на поцелуй, но такой желанный. Ради Дьявола, он шесть тысяч лет даже о таком
подумать боялся!
— … вспомнил, что нам больше ни к чему прятаться. Что теперь ты мой, а я — твой.
Как и все эти десятки лет, но по-другому, — Страж Восточных Врат нервно улыбнулся,
мотнул головой, словно свайп этой уродливой гримасы сделал, и смог улыбнуться
снова, открыто и искренне. — Вспомнил, как все изменилось.
Это было какое-то нереальное ощущение. Все вокруг так сильно изменилось, и
одновременно с этим — не поменялось ничего. Они все еще так сильно любили и желали
друг друга, с трепетом крыльев касались, невесомо сначала, чтобы была возможность
оттолкнуть. Но все эти прикосновения каждый из них видел во снах столько раз, что
они стали естественны, единственно возможными для этих двоих.
Естественно, об оладьях забыли надолго. Кроули вжимал своего Ангела в стол,

обновлял следы, оставленные ночью, бредил о любви на забытом давно языке, и трогал,
трогал, трогал. В его голове бились мысли — десятки, сотни. Мысли о том, что вся
его жизнь — их жизнь — теперь станет такой прекрасной. Можно будет в Ритц
сцеловывать крошки сладостей с нежных губ; собственнически прижимать к себе, когда
очередная официантка захочет привлечь внимание; взять за руку в парке, чтобы все
утки утопились от зависти вверх лапками; поехать на пикник и загорать под ярким
солнцем, не боясь, что сверху кто-то увидит. Столько всего «можно», что казалось
бы, лишь дополнит их жизнь… Но дополнит так сильно!
Их любовь пылала, когда мир менялся — для них так быстро, за одно мгновение — когда
менялось все вокруг. Их любовь согревала, когда вокруг была смерть и боль. Утешала,
когда становилось невыносимо. Помогала идти вперёд и бороться, даже за один
единственный мимолётный взгляд. Их любовь пережила весь мир и ни на секунду не
стала слабее. И ее не сопровождала романтическая песня и титры на фоне, замедление
времени и зум на лица. Их любовь родилась в шуме дождя, глядя куда-то вдаль, между
сожалением и трепетом, тоской и радостью. Их любовь родилась и обрастала нежностью,
лаской, пониманием. Она смеялась, глядя на всех, кто пытался их разлучить. Она
отступала ненадолго, но почти сразу вытесняла обиды и злость, топила их в своём
свете.
Когда на город опустились вечерние сумерки, Азирафаэль лежал на груди Кроули. Они
оба сидели на широком балконе квартиры демона и смотрели на людей. Людей, которых
старательно спасали несколько дней. Людей, которые все еще ищут свою любовь, хотя
она вот совсем рядом, чуть выше бабочек в животе. Кроули ерошил мягкие волосы
длинными пальцами, мычал какую-то привязчивую песенку и щурился на заходящее
солнце. Азирафаэль доедал остывшие оладьи прямо руками, то и дело ронял кусочки на
обнаженный живот любовника и с тихим смехом стирал следы. У них в руках была целая
жизнь, такая же как и вчера, но совсем не такая, как последние шесть тысяч лет. И
со всей этой жизнью они могли делать что угодно. Главное, что могли делать это
вместе и без страха.
Их внимание привлекла вспышка где-то в облаках. Тучка, наплывающая на город,

дрогнула и рассеялась. А на тротуаре появился мальчишка совсем, в светлом
утонченном костюме и галстуке. Он поправил шляпу, надвинул ее на глаза и поспешил
по улице вниз. С другой стороны вдруг подпрыгнул канализационный люк, провернулся в
воздухе и закрылся обратно с глухим стуком. А рядом с ним уже стоял, озираясь,
невзрачный мужчина, затянувший чёрные волосы в хвост, в длинном плаще и тяжёлых
ботинках. Он отряхнул рукава плаща от грязи и направился туда же, вниз по улице. В
последних лучах заходящего солнца за спиной незнакомцев задрожали широкие крылья.
Дойдя до конца улицы, они еще раз глянули по сторонам… а потом с улыбкой подошли
друг к другу. Юноше в костюме пришлось немного запрокидывать голову, потому что его
собеседник был изрядно выше ростом. Заметив это, тот ссутулился, чтобы их лица
оказались примерно на одном уровне. Обменявшись парой фраз, собеседники направились
в боковую аллею, плечо к плечу.
Кроули цыкнул, закатывая глаза едва ли не до самого мозга, а Азирафаэль улыбнулся

радостно, как делал всегда, наблюдая за маленьким Варлоком или за впавшим в спячку
Змеем.
— Мир меняется, — заметил ангел, касаясь пальцами — самыми подушечками — спины

Кроули, где-то в районе лопаток.
— Мир все тот же, — хрипло возразил Кроули, наклоняясь и прижимая своё самое
дорогое сокровище ближе, крепче, пока Азирафаэль не начал смеяться и вырываться из
этих объятий. — Меняются заданные параметры.
— Да будет так, — благословил Ангел Господень и притянул голову демона к себе,

чтобы втянуть его в десятый, двадцатый, а может быть и сотый — кто теперь разберёт?
— поцелуй за этот день.
История циклична, так говорят умные учёные.

Любовь непобедима, так говорят один ангел и один демон.
А что скажете Вы?..
знаешь, когда до дрожи,

все принципы и прочее - долой,
не поезда, а твоя мягкая кожа
меня возвращают домой.
(с)
========== Day 96. Летние тени ==========
Комментарий к Day 96. Летние тени

Мои хорошие ❣❣❣
Вот и наступил момент, когда мне захотелось продолжить пополнять этот сборник
новыми историями. Конечно, хотелось бы, чтобы настроение это делать было более...
вдохновленным, но я к этому иду, не смотря ни на что! Поэтому буду стараться
продержаться Август в том темпе, который изначально брался для Хроник.
*Эта работа получилась настолько не в привычном мне ключе, что я все же вынесла ее
отдельной работой в профиль. Так что, возможно, Вы ее уже читали.*
В итоге:
Тема дня - Летние тени
Канон, 🌟Азирафаэль/Кроули 🌟 (обращаю ваше внимание)
ангст, романтика, нежность, h/c, абсолютная любовь
Музыка к части:
Soltwine - Молоды
OMNIXX - Зима
Ульяна Мамушкина - Полетели?
Спасибо Вам за то, что все еще читаете этот сборник. Вы не представляете, что это
для меня значит. И за то, что помогаете в ПБ. Я не всегда вижу какие-то косячки,
потому что улетаю в текст и по сути даже не дочитываю слова до конца..)
Вы невероятные!
Ваша Хори.
“Я долго висел на краю,
И мой голос охрип от бессмысленных криков.
Я прождал весь июль,
Пока пальцы не стали как гроздья черники.
И лишь дети смотрели наверх,
Только взрослые их отвлекали.
Спешка вовсе не терпит потехи,
Вот и люди от смеха устали”
“Тень появляется только тогда, когда существует хотя бы крупица света, так что
сравнивать ее с тьмой по меньшей мере глупо.” (с)
Жизнь невозможно удивительна в своем разнообразии.
Кроули убеждается в этом уже который раз, но каждый раз удивляется, словно в
первый. Это как наблюдать за яркой и красочной радугой, что блестит россыпью цветов
и оттенков на еще недавно черном небе. Только-только гроза разрывала тучи на части,
бросала в стекла тяжелые капли и оглушала грохотом... но вот прошло всего несколько
минут, и в комнату уже заглядывает солнце, а над твоей головой открываются
разноцветные ворота. И в мыслях только одно – поскорее добежать до самого края,
ведь там должен быть Леприкон и его большой горшочек с золотом. И сколько бы лет
тебе ни было, ты едва сдерживаешь порыв действительно помчаться искать этот край.
Или как смотреть на детей, что еще вчера смеялись над твоими самыми глупыми шутками
и делились немного подтаявшими в карманах конфетами, а уже сегодня – они мучаются
от первой любви, сидят на диетах и думают о чем-то более глобальным, чем судьба
маленького мальчика со шрамом на лбу. Они бегут свой путь, летят как мотыльки на
яркий свет, а ты можешь только в нужный момент постараться быть рядом, приготовить
подходящий совет или не навредить им. И тот улыбчивый малыш с дыркой в ряду
молочных зубов остается лишь на старой, немного мятой фотографии, что ты прячешь в
кармане своего пиджака, на которую смотришь по вечерам, согревая руки сладким чаем.
И мечтаешь о самой маленькой, пусть и совсем растаявшей конфете.
Или как видеть в глазах, которые столько лет – столько чертовых тысяч лет –
смотрели на тебя с нежностью и добротой, рождаются омерзение и ненависть. Как эти
маленькие искры, что давали тебе смысл и желание жить, дарили силы терпеть все, что
выпадает на твою долю – эти глаза, ради которых ты по утрам просыпаешься – тускнеют
и исчезают, растворяются в злости цвета штормового неба. И вся эта ярость и
презрение обращены к тебе. Ты – бесспорная причина того, что гаснет этот теплый и
нежный свет.
Удивительно, как за какой-то короткий, практически мимолетный час от “наверное, мы

поедем в Ритц, чтобы праздновать, пока держат ноги!” он оказался на рубеже “У тебя,
проклятый демон, не осталось ничего. Ты почти сдох, и это единственное, что ты бы
сделал правильно в своей жизни.”
Сколько десятков, сколько сотен раз демон твердил самому себе, что его безопасность
и его жизнь – самое важное, что должно беспокоить. Что нужно держаться подальше от
неприятностей, не задавать лишних вопросов и не пытаться строить из себя самого
умного на свете. Кроули мог бы вести коуч-тренинги на эту тему, столько раз он
размышлял об этом, сколько выводов сделал и обещаний себе дал.
Один раз он отделался лишь постыдным падением вниз, сгоранием крыльев и уродливыми
змеиными глазами. Во второй раз он огреб поездку сомнительного удовольствия в
горящей машине, истерику на полу горящего магазина и вполне себе убедительную казнь
в столбе горящего пламени. В третий раз ему так не повезет. В следующий раз от него
явно не останется ничего, кроме бесхозной машины и несчастной запуганной
растительности в коробке на заднем сидении. Хотя, его можно немножко похвалить. Он
выработал в себе привычку уносить ноги подальше от неприятностей.
Но пока не смог выработать привычку не приносить их обратно.
Он зачем-то возвращается в проклятый книжный магазин, в котором прячется

обезумевший и отупевший архангел и Азирафаэль, решивший почему-то стать защитником
всех обиженных и оскорбленных. Он возвращается, потому что после ухода Шакс в
красках представляет себе, как его ангела разрывают на части Небеса и Ад в попытке
завладеть властью. Он буквально слышит, как Азирафаэль пытается оправдаться и
остановить надвигающуюся бойню, как он пытается юлить и скрывать правду. Кроули
ясно представляет себе, как Азирафаэль погибает в этой самой попытке спасти всех
вокруг.
И он возвращается, и снова бросается до кончика хвоста в эту авантюру, стараясь не

обдумывать ничего и заткнуть внутренний голос, вопящий и бегающий по кругу в
панике. И, если честно, плевать ему с самой высокой колокольни и на Габриэля, и на
смертных на этой узкой и неудобной улице, и на новоявленную любовь Вельзевул. Да и
на планету эту дерьмовую ему, если честно, немножко параллельно... но Азирафаэль
снова делает это выражение лица, с которым мчится в бой, повернув копье не той
стороной и оставив свой щит закрывать какого-нибудь бездомного щенка от дождя. И
Кроули вынужден на ходу придумывать план – заявиться на Небеса, конечно, не самый
ахти из тех, что он придумывал, но хоть какой-нибудь! – и снова возвращать
реальность на круги своя.
Сидя на кресле перед двумя зудящими и раздражающими смертными, Кроули думает, что
ему пора собираться и убираться подальше. Они оба – и ангел, и демон – натерпелись
за прошедшие сутки, так что пришло время забиться в свой собственный угол и
немножко передохнуть, смакуя чудесные моменты очередного приключения и игнорируя
все остальное. Но женщина с черными кудрями слишком убедительная. Она давит на все
те кнопки, что Кроули мастерски избегает шесть тысяч лет. Она искушает его так
талантливо, что Кроули подозрительно щурит глаза, пытаясь унюхать тошнотворный
запах демона. Но она человек, а ее доводы – слишком сладкие, чтобы избавиться от
их звучания в ушах.
И Кроули снова ошибается, когда решает, что их история может быть счастливой.
Ему бы убраться подальше, на пару сотен лет, чтобы снова стать глухим к своим
желаниям. И тогда, возможно, они бы смогли продолжить весь этот фарс, так славно
зовущийся “почти дружбой”. Посмеяться над наивностью Азирафаэля, накидать ему
полную душу ехидных шуток, сравнить это все с плохим комедийным шоу и убраться
прочь. Но Кроули снова не умеет вовремя остановиться. Можно ли пасть из Ада? Он
будет первым, разойдитесь все.
Бентли тормозит далеко за городом, где уже даже дороги нет, одни ухабы и ямы.
Машина обиженно скрипит и замирает где-то в глуши. Роща, в которую он умудрился
забраться, пока безумно гнал вперед и почти выломал педаль газа, шумит большими
ветками. Она сверкает всеми оттенками изумрудного. Недалеко земля резко обрывается,
ухает вниз крутым склоном. Возможно, с этого обрыва за время существования
мироздания сорвалось достаточно людей, чтобы другие поставили хлипкий и кривенький
заборчик. С утеса открывается прекрасный вид на речку, задорно бегущую вдали, на
пасущихся лошадей и на одинокие маленькие домики.
Кроули выбирается из машины из последних сил. Внутри слишком сильно горит, с каждой
секундой все сильнее и сильнее. Разбираться со своенравной машиной у него просто
сейчас нет желания. В нем кипит что-то такое – настолько черное и вонючее – что
становится страшно от самого себя. Кажется, что если это выплеснется наружу, то в
желчи растворится весь мир, со всеми его грехами и благами, и Небеса, и Ад.
Кроули срывает очки с лица – они раздирают ему мелкими царапинами переносицу,
будучи надетыми в абсолютном бешенстве – и бросает в траву, совсем не заботясь,
чтобы запомнить куда именно. Он медленно подходит к капоту и кладет на него локти.
Наклонившись вниз и спрятав между ними голову, он медленно дышит приоткрытым ртом.
Паника медленно затапливает его, пробирается к каждому нервному окончанию, к каждой
мышце, к каждой клеточке. Словно вот-вот он сам станет паникой в ее натуральном
виде. В исходном коде.
Как он мог так поступить?
Как он мог так жестоко и равнодушно, не думая ни о чем, предать своего ангела?
Обмануть его ожидания, разбить его сияющую прекрасную мечту? Оскорбить низменным
желанием и какой-то там любовью? Возможно, имей он за спиной пару золотых крыльев,
как когда-то давно, он еще мог бы попытаться добиться чего-то... Но сейчас у него
есть только длинный хвост, острые зубы и мерзкие желтые глаза, от которых падают в
обморок не только беременные инвалиды, но и маленькие женщины с детьми. Как он
посмел возжелать? Попытаться протянуть свои лапы на кого-то настолько чистого?
Паника душит его сильной хваткой на горле, и Кроли резко выпрямляется, с низким
криком. Ему закладывает уши, поэтому он не слышит, как далеко за деревней
собирается гроза медленными пока раскатами грома. Демон, едва не сорвавшись
несколько раз, медленно забирается на капот и обхватывает руками голову. Это же
надо было так все продолбать... Разрушить единственное хорошее, что было в его
жалком существовании.
Кажется, по части разрушать себя он может смело назваться лучшим.
Ему всегда была близка тьма. В ней было тихо, в ней было спокойно и никого лишнего.
Он часто забирался в самые удаленные части отстраиваемой вселенной, куда остальные
ленились долететь, и творил там свои чудеса, закручивая вселенные, смешивая газовые
облака. Он мог спрятаться от лишних глаз и дать волю тому, что цвело в его душе.
Как туда попал Азирафаэль?.. Кроули так и не смог этого понять, а потом бросил все
попытки. Ангел так ярко улыбался, когда любовался его галактиками, что этого было
достаточно.
А потом Кроули упал в эту самую тьму и захлебнулся в ней. Сам стал Тьмой, которую
боятся дети по ночам, от которой бегут с кухни со стаканом воды. Он стал полной
противоположностью Света, которым был Азирафаэль. Он стал его Тенью, которая
выделяет все самое ужасное и мерзкое. Между ними разверзлась такая бездна, что ее
не перепрыгнуть, не переплыть, не перелететь. Она разделила их, и тот хрупкий мост,
который получилось собрать из подручных средств рухнул от неосторожного движения.
И вот теперь Кроули падает в эту Тьму, с каждой секундой все глубже и глубже. И
вокруг ничего, кроме очень далекого Неба там, наверху. Кроме всех этих миллионов
звезд, которые он с нежностью и трепетом лепил украдкой, чтобы потом подарить их
Азирафаэлю.
Демон медленно выпрямляется, игнорируя головокружение – это лишь падение в бездну,

ничего серьезного – и осматривается по сторонам. Вечер медленно наползает на мир,
убаюкивает его в своих объятиях. Солнце устало опускается за горизонт, не сумевшее
сегодня спалить всех дотла, но обязательно собирается попробовать завтра. Длинные
синие тени постепенно заполняют все вокруг: они тянутся своими кривыми руками,
чтобы схватить, чтобы поймать в плен, чтобы не дать добраться до безопасного света.
Кроули поднимает голову, подставляя лицо исчезающим лучам солнца и из последних сил
давит в себе эту панику, вперемешку с отчаянием и жалостью к самому себе. Ему на
самом деле страшно. Страшно оставаться в этой тьме одному. На секунду появляется то
самое чувство, будто толпа ангелов смотрит на него за несколько секунд до падения.
Он давится мольбами, которые так никогда и не сорвались с его губ – ни тогда, ни
сейчас. Больше ни о чем молить. Азирафаэль предлагал ему обратно его крылья, но...
Пути назад нет. Он сорвался оттуда так давно, и на этом хватит.
Сорваться второй раз слишком страшно.
Кроули замечает, что в темнеющем с каждой секундой небе постепенно проступают

звезды – словно веснушки на загорелой коже от яркого солнца. Он буквально может
назвать каждую из них, рассказать, как он их создавал. Описать, как сияли глаза
Азирафаэля в тот момент, когда рыжий архангел показывал их.
Повинуясь непонятному порыву, Кроули поднимает руку над собой и, помешкав секунду,
щелкает пальцами. Он готов к тому, что ничего не произойдет. Это лишь жест
отчаяния, насмешка над самим собой, признание в собственной никчемности. Пуля,
пущенная в собственную голову в бессильной попытке сыграть с судьбой в рулетку.
... но темно-синее небо вдруг взрывается цветными искрами.
Кроули смотрит широко распахнутыми глазами на хоровод комет и планет, что танцуют
специально для него, после чего опускает глаза на свою ладонь. На руку, что не
может творить эти чудеса больше. На руку, на которую из вечерней тьмы ложится
другая, менее загорелая, но сильная и уверенная. Ладонь демона сжимают так крепко,
что вот-вот начнут ломаться кости. Но это все бессмысленно и не имеет значения...
потому что когда Кроули поворачивается, он сам сжимает в ответ руку точно так же
сильно.
Азирафаэль стоит совсем рядом с ним, так близко, что родной запах окутывает демона,
что то одеяло, которое зимой спасает тебя от холода. Оно согрето на обогревателе
заранее и пахнет печеньем. Это самое одеяло надежнее любой кольчуги и крепче любой
стали, оно может защитить тебя от всех бед и ненастий этого мира. И демон,
измученный за день чувством вины, сожалением, страхами и несбывшимися мечтами,
будто падает в огромное облако. Он барахтается в этом теплом чувстве и не может
ничего сделать с тем, что задыхается.
Азирафаэль стоит рядом, так правильно, будто не было этих кошмарных нескольких
часов, когда демона будто разрывали на части все адские гончие подземелья. Словно
Ангел не был разочарован, расстроен и унижен совсем недавно. Он улыбается все также
ласково, а в глазах у него – россыпь тех искр, что завораживали Кроули каждый раз,
стоило им оказаться рядом. Он осторожно касается руки демона, будто знает, что тот
от любого неосторожного движения может сломаться, осыпаться в зеленую траву пеплом
сгоревшего сердца. Азирафаэль аккуратно тянет его к себе и оставляет обжигающий
поцелуй на ладони, в самой середине. Он прижимает губы к загорелой коже так сильно,
словно хочет оставить след, очередное клеймо. Даже глаза закрывает на мгновение,
как от сильной боли где-то там, где у него возможно находится сердце.
Кроули вздрагивает так крупно, что едва не падает с машины назад. Он пытается
вырваться с протестующим стоном, слишком желанно и ярко то, что он видит, но это
излишне самонадеянно. Ангел не отпускает его. Не в этот раз. Он только подается
немного вперед, всматривается в его глаза, глубже, в самую душу. И весь страх, вся
паника и ужас, что пропитали Кроули, морщатся и сгорают в этом всепоглощающем
чувстве, что дарит ему Азирафаэль. Симпатия, восхищение, гордость, нежность,
потребность, жажда... Все это человеческие слова, им никогда не описать того, что
чувствует Ангел Господень, объединивший в себе их все.
Наверное, так бы он себя чувствовал, если бы попытался забраться внутрь солнца.

Кроули горит целиком, снаружи и изнутри, он пылает и ему так хорошо. Азирафаэль
улыбается одновременно горько и сладко, сожалеет и обещает. Он тянется свободной
рукой и едва ощутимо хлопает Кроули по щеке, отворачивая его от себя. Заслуженная
пощечина за украденный, за испорченный первый поцелуй, такой желанный для них
обоих, и так глупо упущенный из-за мимолетного порыва. Но раньше, чем демон
успевает снова испытать всепоглощающий ужас, Азирафаэль ловит его лицо в ладони и
поворачивает обратно, мгновенно роняя в полный нежности поцелуй.
Он так сильно отличается от того, что случился днем посреди книжного магазина.
Прозаичное прикосновение губ, такое пустое и бессмысленное для кого-то, таит в себе
слияние двух душ. Душ, которые стремились друг к другу шесть тысяч лет. Сквозь
вражду, ложь, непонимание и предрассудки. Две половины одного целого, разбитого
когда-то по глупой ошибке, что сейчас снова собираются вместе.
Внутри Кроули загораются десятки звезд. Они сияют так ярко, что это больше не могут
скрыть его желтые глаза с вертикальными зрачками. Демон охает и отстраняется,
пытаясь зажмуриться покрепче. Он опускает голову, чтобы не дать этому вырваться, но
беспощадные сильные руки удерживают его, заставляют снова посмотреть перед собой.
“Ты такой красивый” – слышит Кроули, но губы ангела не двигаются.
Он говорит это всем сущим, природой вокруг, которая шумит для них ветками деревьев
и разворачивает вспять маленькую речку. Сквозь дымку перед глазами Кроули видит,
как сбоит образ ангела, как на несколько секунд проступает его истинное обличье, с
большими крыльями и россыпью глаз по массивным перьям. Но страху нет места между
ними, Кроули только восхищенно смотрит на него, такой влюбленный. Азирафаэль
теплый, словно объятие после долгой разлуки или чашка сладкого чая после прогулки
босиком по снегу. Он затапливает Кроули целиком, и его Тьма, которой он так боялся
запачкать ангела, рассеивается без следа. И их новый поцелуй взрывает где-то на
краю вселенной очередную звезду, рассеивает ее пылью в разные стороны.
“Вот так надо...” – шепчет Азирафаэль шелестом травы под их ногами и журчанием воды
вдалеке.
Их поцелуй залечивает разбитую изнутри губу демона, мелкие ссадины на переносице и

его изрешеченную душу, разглаживает изнутри нежным прикосновением крыльев. Ангел
согревает его россыпью невесомых поцелуев на щеках и висках, а потом шепчет
несколько простых слов, обесцененных в обычной жизни людей. Он шепчет их невесомо,
едва касается дыханием. Но стоит им прозвучать, как душа в его руках, такая ранимая
и измученная, вдруг загорается новой звездой. Он кутает ее в свою нежность и
купается в этом ослепляющем свете. Азирафаэль баюкает демона в своих объятиях и
тихо смеется, любуясь аккуратным румянцем на острых скулах.
Демонам чужда любовь, говорили ему наперебой, и Ангел закрыл свое сердце наглухо в
тот самый момент, когда странный и милый архангел, что все грезил новыми
вселенными, сорвался вниз. Азирафаэль забыл о том чувстве, что разорвало его по
тонкому шву сердца, чтобы больше никогда не испытать этой боли. Но в тысячу раз
больнее ему стало в ту секунду, когда за Кроули закрылась входная дверь. Касаясь
пальцами своих губ, Ангел терялся в лабиринте своей памяти, заваленный обломками
своих желаний и своей мечты. Столько потерянного времени, столько упущенных
возможностей. Столько лжи.
И душа Кроули, которая так отчаянно тянулась к нему, умоляла о тепле, а он трусливо
оттолкнул ее от себя. Единственная драгоценность, которую он и не мечтал никогда
обрести в своих руках, была грубо уничтожена им самим.
Азирафаэль окутывает вязью чуда эту беззащитную душу, чтобы никто и никогда больше
не смог прикоснуться к ней, и думает, что ему понятен страх Небес. Истинная любовь
дает такую силу, с которой едва ли можно справиться без потерь, просто так. Кроули
в его объятиях мелко дрожит, такой ранимый и трепетный, что Азирафаэль едва
сдерживает желание обрушить Небеса прямо сейчас за все те секунды, что ему было
больно или когда он ненавидел самого себя.
Но трава под их спиной такая мягкая и так невероятно пахнет свежестью...
Кроули чувствует спиной грудь ангела, ощущает его дыхание, и поцелуи горят на
затылке. Он прячет лицо, потому что не может контролировать его сейчас, и
отвлекается от любых мыслей, сплетая полевые дикие цветы в кривоватый венок,
почему-то больше квадратной формы. Строптивые тонкие травинки режут ему подушечки
пальцев, но раньше, чем демон успевает обратить на это внимание, Азирафаэль
сцеловывает царапины, пока от них не остается ни следа. Летние тени тянут к ним
свои лапы, пытаются поймать в свой плен, запутать в сети сожалений и страхов... Но
любовь Ангела пугает их так сильно, а душа Демона горит так ярко, что они
рассеиваются без следа.
Венок в руках Кроули полностью готов. Он уродливый и кривой, но в нем так много
нежности и заботы, что этой вещью можно уничтожить Ад одним неосторожным движением.
Но демону плевать на Ад. Он оборачивается и, стараясь игнорировать понимающий
взгляд ангела, аккуратно надевает этот ужас на кудрявую голову.
“Вместо потерянного нимба” – хочется сказать ему, но слова давно потеряли свой
смысл.
Азирафаэль и так все понимает. Он осторожно касается мелких полевых цветочков и

улыбается так радостно и счастливо, что на одну секунду летней ночью в отдаленной
от города глуши становится светло, словно днем. Кроули шипит раздраженно и
смущенно, закрывает лицо ангела обеими руками, словно это может скрыть его счастье,
его любовь.
Эта любовь слепит ангелов наверху, демонов внизу. И согревает каждого человека, до
которого только может достать. Растения в машине Кроули вдруг покрываются россыпью
самых невозможных цветов. Сбитые тяжелой дорогой колеса Бентли перестают скрипеть,
и она счастливо откатывается немного назад, чтобы скрыть двух влюбленных от
любопытных глаз. Скрыть то, с каким восхищением Кроули изучает кончиками пальцев
контуры лица ангела. Как тот в свою очередь трепетно прижимается губами ко лбу
демона, на несколько долгих секунд. Как в уголках синих глаз на мгновение
вспыхивает сверкающая влага – остатки сожалений и страхов – и как эти слезы легко
смахивает Кроули, уничтожая их одной своей улыбкой.
Свет не может существовать без Тени. Как и Тень без Света. Они с самого начала были
предназначены лишь друг для друга. И возможно, весь этот непостижимый план был
придумал только для того, чтобы соединить две такие необходимые друг другу души.
Возможно, что любовь одного скромного ангела и одного ехидного демона –
единственная причина, по которой наш Мир все еще существует, почему голубой шарик
все еще крутится вокруг Солнца.
Возможно, что Солнце – это лишь блеклый отпечаток их любви, в которой люди греются
изо дня в день.
И которая никогда не погаснет.
“Полетели на три-четыре,
Полетели навсегда.
В нашем маленьком теплом мире
Только мы с тобой.
Только ты и я.
И руками собирая звезды,

Испытав вкус сахарных облаков,
Мы глотаем этот сладкий воздух.
Запираем от других двери на засов.”
========== Day 97. Золотое прикосновение ==========
Комментарий к Day 97. Золотое прикосновение

Дорогие мои!
Кажется, ненадолго у меня получилось выбраться из плена замученных эмоций, что

разрывали меня последние дни. Мне захотелось чего-то легкого и нежного, как раньше,
немного с юмором, немного с красотой откровенной любви.
Поэтому в итоге:
тема дня: Золотое прикосновение/рука Мидаса

Кроули/Азирафаэль, Азирафаль/Кроули, Габриэль/Вельзевул (намеком), Хастур
юмор, нежность, романтика, R!
Музыка к части:
Beloglazov - Вальс
Gost - танцуй
Рубеж Веков - Гуляй
Это вольная фантазия автора на тему крыльев, секса на крыльях и благодетели

небесных сынов. Эта ода тоски по Хастуру и его удивительным глазам. Это небольшая
отсылка на всем известный сюжет. Это небольшой недоWingsPorn!
Это небольшое извинение за то, что возможно вскоре будет закончено и за что я еще
тысячу раз извинюсь. А пока вот вам волшебство любви, лета и немного моего
странного юмора.
Спасибо Вам за помощь в ПБ! Вы делаете эти истории лучше, и я искренне благодарна
Вам ❤❤❤ Не знаю, насколько этот сборник еще кто-то читает, но я рада, если мои
истории как-то согревают вас) Он существует благодаря Вам.
Ваша Хори. ❤
"Снова зима. Ты была моей осенью.
Летом оставшись, весною напротив.
На табуретке звезду погасили.
Но самая тусклая станет мессией.
Время не лечит и воздух не пахнет.

Без этой звезды даже солнце пропало.
Но что-то внезапно шепнуло на ушко:
Что самое главное - самое важное"
– Ладно, хватит тянуть кота за возможность продолжить свой гордый кошачий род, –
Кроули хлопает в ладоши перед собой и делает такое лицо, будто готов выйти один на
один со всеми легионами Ада – ну или тем, что от них осталось после всех этих лет
бесполезных и самоубийственных миссий от начальства. – Давай просто закончим с этим
поскорее. Зашли и вышли, сели и встали и все остальные глаголы действия.
Азирафаэль только улыбается – естественно так, чтобы абсолютно самостоятельный

демон этого не увидел – и наблюдает, как Кроули усаживается прямо на пол посреди
его книжного магазина. На дверях висит табличка “Очень закрыто”, чтобы никто не
посмел сунуть свой любопытный нос. Плотные шторы опущены до самого подоконника. Для
верности на потолке чуть подрагивает сетка из тихого ангельского шепота, чтобы не
подпустить никого чужого, слишком наглого, чтобы проигнорировать сообщение на
тонком картоне.
Пока ангел осторожными движениями пальцев отодвигает подальше мешающие шкафы и

кресло, Кроули сгибает ноги в коленях и стягивает с плеч плотный пиджак. Он даже не
смотрит, куда кидает его, потому что совершенно не сомневается, что предмет его
костюма аккуратно опустится на спинку стула и сам по себе разгладится по всем
принятым законом моды складочкам. Следом исчезает рубашка из какого-то известного
модельного дома, которую Кроули случайно увидел на обложке журнала и мгновенно
откуда-то спер самым наглым образом. Никто никогда так и не сможет распутать
страшное дело исчезновения одежды с манекена в Парижском бутике.
Кроули зябко ведет обнаженными плечами, и ангел на мгновение теряется в водовороте

своих мыслей, стоит ему заметить россыпь маленьких очаровательных веснушек на
загорелой коже. Он настолько путается в замысловатых узорах, которые можно сложить,
если вести непрерывную линию губами от одной веснушки к другой, что забывает о
своем занятии. Кресло с грохотом врезается в книжную полку, и внушительная стопка
книг падает сверху, рассыпается на отдельные, оскорбленные таким отношением
единицы. Сам шкаф покачивается несколько секунд, словно не может решить, как ему
лучше поступить, но все-таки заваливается набок, грозя обрушить все остальные – раз
погибать, так вместе.
Ангел и демон оба вздрагивают, немного нервно реагируя на громкие звуки в пределах
их маленького уютного закутка, которым становится этот магазин. Пока Кроули
пытается успокоить змея внутри себя и растирает проступившие на щеках острые черные
чешуйки, Азирафаэль спасает остальные шкафы от гибели одним плавным движением и
медленно выдыхает, опустив руку на грудь. Все-таки, никогда нельзя отвлекаться от
своего занятия, нужно все делать в свое время. Любоваться своим возлюбленным в том
числе.
– Ты по что буянишь, Ангел? – Кроули оборачивается через плечо, чуть хмуря брови. –
Мне и без твоих фокусов хватает впечатлений.
– Прости, мой дорогой, – Азирафаэль виновато улыбается и подходит ближе, чтобы

опуститься на колени точно за напряженной спиной демона. – У меня и в мыслях не
было подшучивать над тобой.
Кроули шипит себе под нос, и его мышцы каменеют еще сильнее, словно не Азирафаэль
за его спиной, а кто-то из ублюдочных ангелов из перечня его непосредственных
начальников.
– Сделаем вид, что я тебе верю, – не слишком довольно допускает демон и дергается,
когда на ссутуленную спину ложатся теплые и нежные руки.
– Тише, тише... Это только я, – мягко сюсюкается над ним Азирафаэль, чем еще
сильнее раздражает взъерошенного Кроули, но к его удивлению, действительно
становится чуть легче. – Ты же знаешь, я никогда не причиню тебе вреда.
Кроули закрывает глаза и медленно выдыхает. У него выступают мурашки на коже, что
заставляют его едва заметно содрогнуться. Азирафаэль тут же согревает его шею своим
дыханием, разгоняя их прочь сильными ладонями. Эта нехитрая ласка делает свое дело,
и демон в его руках расслабляется постепенно, оседает под тяжестью собственного
тела. А спустя короткую секунду просторный зал книжного магазина наполняет едва
уловимый шелест, будто ветер проносится по зеленому лугу, тревожа пушистую траву
своим присутствием.
Перед Азирафаэлем раскрываются два громоздких черных, будто самая непроглядная

летняя ночь, крыла. Они ударяются сгибами в потолок, а крайние перья все-таки
задевают документы на столе, сбрасывая их прочь. Несколько полок оказываются на их
пути, поэтому книги продолжают падать на пол с грохотом. Но Азирафаэль не обращает
внимания на эти мелочи. Он не может отвести глаз от распахнутых крыльев демона, да
он даже вдохнуть не может нормально, его грудь содрогается короткими спазмами. Не
так уж и часто Азирафаэль видел эти крылья белыми, если честно, он не успел даже в
полной мере рассмотреть их в те короткие встречи, что выпали на их долю. А став
демоном, Кроули сам не стремился появляться перед ангелом в подобном виде.
Азирафаэль имел смутное представление о его крыльях: знал, что они стали черными,
что перья стали жестче, что взлететь на них невероятно сложно.
И вот первый раз, когда Кроули соглашается добровольно обнажить себя окончательно,
как никогда раньше.
Крылья невероятные. У них изящный изгиб, который так и хочется проследить кончиками
пальцев. Массивные черные перья поражают своей силой. А короткий пушок между ними
трогает сердце нежностью. Азирафаэль едва успевает сдержать порыв зарыться в них
лицом, покрыть медленными и долгими поцелуями от самого корня до края. Кроули
наклоняется вперед под их тяжестью, упирается ладонями в пол и низко стонет, от
облегчения и боли одновременно. Распахнуть крылья – что выпрямить затекшую в
неудобном положении ногу. Так сладко и неприятно одновременно. Азирафаэлю сложно
понять это. Его крылья невесомые и легкие, они наполняются ветром, стоит ему
распахнуть их. Ему страшно представить, чтобы крылья стали бы для него такой
тяжестью...
– Долго будешь пялиться?.. – шипит Кроули, задыхаясь собственными словами. – Либо

чисти их, как хотел, либо я пошел отс...
Он сбивается, когда осторожные пальцы ангела касаются самого нежного места – самого
основания крыльев, там, где они натягивают слегка влажную кожу. Азирафаэль
чувствует жесткую кость, что крепит их к лопаткам хрупкого тела, едва обводит
уплотнение в самом начале крыльев, прежде чем провести по очаровавшему его изгибу.
Он двигается очень медленно и так сладко, что у Кроули поджимаются пальцы на ногах
и немеет кожа на затылке. Теплое дыхание вырывается из его рта вместе с протяжным
стоном, тем самым, что гордый демон позволяет себе исключительно в постели. Кроули
хочется оттолкнуть наглые руки ангела, но Азирафаэль зарывается под перья, чтобы
разгладить их, удалить заломанные края и выпадающие пучки пуха, и демону кажется,
что его снова раскрывают, словно в ту самую первую ночь, когда они пробуют что-то
новое, когда Кроули признает, что слишком доверяет своему спутнику, дальше некуда,
больше невозможно.
Демон тянется назад и хватается за локоть ангела, чтобы найти хоть какую-то опору.
Слишком страшно ему падать в такое удовольствие, голову кружит сладость
возбуждения, и он буквально стелется перед ним, опускается на локоть. И крылья
также устилают пол, чуть подрагивают под чуткими руками, под выверенными
прикосновениями. И Кроули приходится вцепиться зубами в собственную ладонь, когда
места между крыльями – где так тонко, что буквально можно сквозь кожу увидеть его
проклятое сердце – касаются горячие губы. Демон практически кричит, объятый огнем
чистейшего желания, абсолютной любви и такого доверия, что Ад буквально должен
разломиться на части от стыда.
Азирафаэль накрывает его собой и продолжает ласкать его крылья, пока Кроули
буквально не распадается у него в руках на части. Даже если кто-то решит, что он
жалок и смешон, демону так плевать, что все ненавистники скорее всего разрыдаются
жгучими слезами, если узнают насколько. Он скребет пальцами дорогой паркет на полу
в магазине Азирафаэля, пока хозяин этого самого магазина боготворит его крылья,
слагает им богохульные молитвы на забытом языке ангелов. Кроули так стыдно, что на
глазах выступают слезы. Ему так сладко, что кажется, он кончает не раз и не два
просто так, без стимуляции и прикосновений. Лишь от тех слов, что ему шепчут в
основание крыльев, от тех эмоций, что струятся из-за спины, от той любви, что
Азирафаэль дарит ему так искренне и открыто.
На всей улице вышибает пробки в одну секунду, когда Кроули протяжно кричит в
закрывающую ему рот ладонь. И над его головой раскрываются белоснежные крылья, что
мгновенно ложатся на черные. Их контраст настолько правильный, что Небеса едва не
взрываются смертоносным ураганом от бессилия что-то изменить.
И конечно, Кроули взрывается яростью и смущением, стоит ему прийти в себя.

Азирафаэль оказывается на спине, раскинув и руки, и крылья. Он счастливо улыбается,
пока демон вдавливает его в жёсткий и холодный пол, который им определенно придется
отмывать потом. Но Кроули так красив в своей злости. Его черные крылья раскрываются
над головой, а влажные алые волосы липнут ко лбу. Он шипит и скалит острые зубы, но
не добивается ничего, кроме ласковых поцелуев и восхищенного взгляда синих-синих
глаз.
А потом им приходится начинать все сначала, потому что белые крылья собирают всю
грязь с пола магазина. И чистить их оказывается намного сложнее, чем черные. Но
Азирафаэль устало лежит на модной дорогой рубашке, лениво перелистывая страницы
первой попавшейся книги. Он так возмутительно обнажен, что Кроули приходится трижды
наложить на окна магазина витиеватую вязь слов, чтобы убедиться, что этого никто не
увидит. Он сидит точно на мягких круглых ягодицах и осторожно очищает каждое перо
от пыли.
И если кто-то обращает внимание, что магазин до самого утра так и не открывается,
то это его личные проблемы.
Им не до нас.
***
Следующим утром Кроули все-таки приходится спуститься вниз, чтобы выручить

черноглазого Князя в чем-то таком, “о чем я могу рассказать только лично, Кроули,
ангел тебя дери!”. И ему так хочется сказать, что как бы уже, и несколько раз, и
нет в этом ничего такого ужасного, и наоборот как бы тоже, но Кроули благоразумно
молчит, не желая откачивать Хастура от очередного сердечного приступа. Делать
искусственное дыхание жабе не самое большое удовольствие в его жизни, если быть
искренним.
Они уединяются в небольшом кабинете, таком же отвратительным, как и все здесь,

снизу. Хастур необъяснимо возбужден, он прячет под своим плащом какой-то древний
артефакт, что может работать исключительно в истинной тьме. Кроули догадывается,
что возможно, он умудрился получить вырванное сердце праведника, что освещало людям
путь во мраке и ужасе тысячи лет назад, но он никогда не был жаден до частей тела
людей отдельно от остального комплекта. Поэтому его интерес самый минимальный, из
сомнительного уважения к этой тупой лягушке.
– Надо сделать совершенную тьму! – в сотый раз повторяет Хастур и мечется по

маленькому кабинету. – Иначе оно потухнет! Вельзевул убьет меня! Это же раритет!
Абсолютная благодетель. Габриэль облысеет от ужаса, когда узнает, что она у нас!
– Да, да... – послушно кивает Кроули, прислонившись к единственному чистому кусочку

стены в этом гадюшнике – его, если честно, не очень вдохновляет вид лысого
архангела Габриэля. – И как ты планируешь получить эту “абсолютную Тьму” здесь?
Хастур поднимает перед собой указательный палец и многозначительно молчит. Но

Кроули слишком измотан прошлым днем и зол, что пришлось оставить разомлевшего от
удовольствия Азирафаэля одного в постели, поэтому восторгаться чужим идеям у него
нет сил. Он только чуть покачивает ладонью, умоляя Князя продолжить свою важную
речь.
– Крылья, Кроули! – гаркает Хастур так громко, что за спиной дрожит стекло в двери.
– Ты мне для этого и нужен, неужели не понял!? Твои крылья могут скрыть свет
полностью.
– У меня одного, что ли, крылья? – равнодушно кривит губы демон и намеревается
уйти, но для этого ему нужно миновать излишне воодушевленного Хастура.
И это воодушевление действительно отвратительно, потому что с самой уродливой миной

он говорит: “Нет, но ты единственный мне должен.”
Кроули раздраженно шипит и несколько секунд серьезно раздумывает над тем, чтобы
сожрать наглую жабу вот прямо сейчас. Его останавливает то, что перевариваться эта
гадость будет слишком долго, а вонь изо рта определенно отобьет у Азирафаэля любое
желание его целовать. Поэтому Кроули пытается испепелить Хастура взглядом – вдруг
получится, и он осыплется пеплом прямо под его стильные ботинки – но Князь все еще
стоит там со своей этой тупой ухмылкой. И сейчас Змею остается только сдаться,
поднять руки, признавая поражение и подойти ближе.
– Скажешь об этом кому-нибудь, я из тебя кошелек сделаю, – тихо шипит Кроули,

подходя ближе к центру комнаты.
Хастур изгибает бровь презрительно и едва не плюет себе под ноги, но сдерживается,
потому что вокруг все и так загажено, куда уж больше.
– Мне тоже не хочется, чтобы кто-то узнал, что ты обнимал меня свои крыльями, –
возвращает он.
– Блядский боже, Хастур! – рявкает Кроули, от омерзения передергивая плечами. – Как

это развидеть...
Они смотрят друг на друга секунду, после чего одновременно зеленеют и едва
сдерживают рвотные позывы. Решение “никому ничего не говорить” принимается молча и
обоюдно. Кроули подходит ближе и закрывает глаза, стараясь представить рядом с
собой не пустоглазого демона, но ангела с улыбкой нежной, словно первый снег в
декабре. Крылья распахиваются у него за спиной удивительно легко, срывая лишь
судорожный вздох с губ. Кроули поднимает голову, чтобы поторопить Хастура оценить
свой удивительный артефакт, но напарывается на полный ужаса взгляд.
– Что?.. – Кроули разводит руками в стороны. – Что ты застыл, что?
– Что с тобой случилось? – хрипит Хастур, роняя из под пиджака свою драгоценность.
Наполненное жаром святой души сердце падает на пол и мгновенно тухнет, теряя всю
свою уникальность. Но, кажется, Князю Ада это больше не интересно. Он в таком
ужасе, что едва может складывать звуки, вырывающиеся изо рта, в какие-то узнаваемые
слова.
– К-к-к... Крылья... – он дрожащим пальцем указывает за спину Кроули.
Демон чуть оборачивается и мгновенно все его возмущения застревают в глотке тугим
комком. Кроули знает, что на его коже от любого появления на солнце проступают
веснушки. Он пытался их убрать и чудом, и проклятием, даже тело несколько раз
менял, но сделать ничего не смог. А когда он узнал, что Азирафаэль буквально сходит
с ума, едва видит их, и комплексовать практически перестал. Принял это как
возможность сводить своего ангела с ума полноправно и полностью. Но он явно не был
готов к тому, что подобная участь постигнет его проклятые крылья!
Два широких черных крыла покрывает россыпь одиноких белоснежных перьев – то тут, то
там – рандомно разбросанных по всей поверхности. Кроули несколько раз растерянно
моргает, глядя на этот кошмар перфекциониста, прежде чем понимает, что произошло.
Видимо, затянутый водоворотом возбуждения и восторга ангел накануне не смог
удержать свою благодать. И первые прикосновения к крыльям очень скоро сменились вот
таким вот своеобразным художеством. Везде, где Азирафаэль упирался или цеплялся
своими руками, перья белели, не в силах сопротивляться абсолютной чистой благодати
ангела божьего.
Но раньше, чем Кроули успевает посмеяться над собой или отпустить несколько не
очень лестных слов, его оглушает хлопок двери. Едва демон оборачивается, он
замечает, как Хастур – уже оказавшийся снаружи кабинета, в коридоре, полном людьми
– запирает дверь охранным проклятием, для надежности несколько раз.
– Хастур! Сатаны ради, ты с ума сошел!? – Кроули делает шаг к стеклу и сбивается,
едва не наступая на ставшее теперь вполне себе обычным человеческое сердце. –
Забери эту гадость отсюда!
– Кроули! Ты заражен чем-то! Оставайся тут! – Хастур складывает руки в рупор, чтобы
его голос звучал громче.
– Придурок, я тебя и так слышу! – рявкает Кроули, мгновенно пряча свои “зараженные
крылья”. – Иди сюда, это недоразумение...
– Нет! Это видимо та самая болезнь с Земли! Вертушка! – Хастур в панике вскидывает
руки и ударяет идущего мимо демона по лицу, но в пылу ужаса даже не замечает этого.
У жертвы рабочего абьюза мгновенно отваливается челюсть и часть лица, падают под
ноги идущим. Кроули только обреченно стонет, запрокинув голову.
– Это ты вертушка, идиот! Ветрянка она называется! И ты не человек, у тебя ее быть

не может!
Но придурочный Князь замечает демона, у которого вдруг на ровном месте отваливается

половина лица, и его крик оглушает стоящих рядом.
– Вот видишь! Она уже распространяется! Нам нужен карнавал!
– Карантин! – машинально поправляет Кроули злым рыком.
– Я сейчас сбегаю за Вельзевул и Дагон! Они смогут тебе помочь! – Хастур уносится
прочь, продолжая врезаться в демонов, из-за чего в узком изгаженном коридоре
образовывается столпотворение.
Крики нарастают, но едва ли они могут заглушить истошные вопли Хастура: “Инфекция!
У нас инфекция! Мы все подхватим Вертушку! Вельзевул! Босс!”.
Кроули устало смотрит на экран телефона, где отображается уже на несколько сотен
лет позже время, чем он должен был провести здесь. Азирафаэль все еще ждет его в
спальне на втором этаже, там где сладко пахнет шоколадом и любовью. А он застрял
здесь, где меньше всего хочет находиться. Он собирался вернуться до того, как яркое
утреннее солнце разбудит ангела, чтобы угостить его чем-то вкусным, возможно из
соседнего кафе. Он сейчас должен забираться на мягкую постель и сцеловывать с
теплых губ тихие вздохи, а не доказывать переполошившимся демонам, что он не принес
в Ад смертоносную заразу, от которой они все трагично умрут.
С раздраженным стоном Кроули опускается на пол, окончательно наплевав на

сохранность своей одежды и то, что пол покрыт чем-то липким и черным. Он закрывает
глаза под чье-то чавкающее: “Смотрите! Он отключился! Мы следующие!”.
И черт его разберет, о чем он больше мечтает сейчас – вернуться во вчерашний день,
забыв о пережитом кошмаре, или о хорошей качественной гранате.
А лучше двух.
***
– Нечего трахаться на крыльях, – подводит итог Вельзевул, сидя на подоконнике в

магазине Азирафаэля.
Кроули показывает ей средний палец и выпивает залпом еще один бокал вина.
Азирафаэль тихо смеется в плечо, но не успевает спрятаться от взбешенного взгляда
желтых глаз. Именно поэтому Кроули приходится поспешно и в панике тушить
загоревшийся подол его пальто.
– Где ты раньше такая умная была?! – огрызается Кроули, едва не швыряет в нее
остаток вина, но вовремя одумывается и допивает бутылку длинным глотком.
– Я сама узнала об этом лишь месяц назад, – скучно пожимает плечом она. – Хорошо
еще, что Дагон не побежала истерить на весь Ад, как некоторые. Она просто упала в
обморок.
Кроули давится вином и тяжело кашляет, не в силах полноценно вдохнуть. Азирафаэль

похлопывает его по спине и смотрит на Князя Ада совсем по-другому, с легким
оттенком уважения что ли. Вельзевул смахивает с плеча несуществующую пылинку, и
совсем незаметно, что ее саму это возмутительное свойство возбужденных ангелов
выбило из колеи на несколько дней.
– Я могу посоветовать тебе хорошую краску, – осеняет ее. – Здешнюю, человеческую.

Она хорошо прокрашивает и держится долго.
– Уйди... отс..сюда... – хрипит Кроули сквозь кашель, у него слезятся глаза, и вино
практически идет носом обратно от возмущения. – Ради Ада, Вельз... Нам же еще не
один раз придется смотреть друг другу в глаза! Хватит мне на сегодня потрясений!
– А мне нечего смущаться, – отрезает Вельзевул, спрыгивая с подоконника, и

одергивает свой пиджак. – Можете даже присоединиться к нам как-нибудь. Для чистоты
эксперимента.
Она выходит из магазина, посмеиваясь, под отборную ругань, что сбивается на

шипение. Габриэль ждет ее на другой стороне дороги. Он изо всех сил делает вид, что
совсем не интересуется тем, что случилось у них в Аду. Вельзевул еще шире
улыбается, направляясь к нему.
Интересно, можно ли напугать демонов, хотя бы младших, до сердечного приступа?

Если вдруг завтра она появится в своем кабинете на совещании с пятнистыми крыльями?
Вельзевул отмахивается от удивленного взгляда архангела и берет его под руку, чтобы
прогуляться немного по вечернему городу. Азирафаэль опускает плотную занавеску,
оставляет их в покое. В конце концов, посреди его магазина валяется огромный черный
змей, в приступе ярости и пьяной истерике. И ему нужно с этим что-то делать...
Интересно, а побелеют ли его чешуйки?..

Или, возможно, он ненадолго станет змеем-альбиносом?..
Стоит ли говорить, что следующие несколько дней в Аду были совсем неспокойными.
Даже небесные чиновники спустились, чтобы оценить масштаб разрушений, учинённых
доведенными до паники демонами.
Габриэль стоял там с самым невозмутимым выражением лица. Но кто-то все-таки

заметил, что у него подозрительно дергает уголок левого глаза.

Hroniki Konca Sveta Kotoryj Ne Slucilsa

Загружено:

Сведения о документе

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Hroniki Konca Sveta Kotoryj Ne Slucilsa

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

***********************************************************************************

Фэндом: Пратчетт Терри, Гейман Нил «Добрые предзнаменования» (Благие

Размер: 467 страниц

И спасибо тем, кто правит опечатки и помогает сделать тексты лучше.

Публикация на других ресурсах: Уточнять у автора/переводчика

========== Оглавление (по вселенным, дням и темам) ==========

Комментарий к Оглавление (по вселенным, дням и темам)

Буду дополнять, по мере написания новых тем ^^

💝 Спасибо за Ваше внимание к сборнику, к историям и к прекрасным мужьям! Ваша

До встречи в новых историях!

Стань белой птицей и лети:

Ты мое море, и я смело шагаю с утеса:

Ева (Буду хранить твои небеса от туч)

Я хочу тебя помнить:

Кантри жизнь в деревне:

Люблю небо в твоих глазах:

Серая шкура и красная шапка в прицеле винтовки:

Затерянный в море друг (о Юрхо)

========== Day 1. держаться за руки ==========

Комментарий к Day 1. держаться за руки

В небольшом ларьке продавали глинтвейн. По чрезмерно завышенной цене, но продавец —

Люди двигались по кругу. Кто-то у самых бортов, набирая невероятную скорость,

В самом центре, вокруг высокой наряженной елки, медленно ползали влюблённые

— «Даже дети!», — передразнил Кроули, кривя губы в ироничной усмешке. — Просто у

Азирафаэль подъехал ближе и опустился на колено, чуть толкая завернувшегося в

— Отличное сравнение, ангел. Я учился ходить долго, с чувством и планируя каждую

Демон вздохнул обреченно, заранее проигрывая этот бой. Он не мог ни спорить, ни

— Хорошо, — он опустил голову, изучая собственные кривые согнутые ноги — джинсы на

Они двигались очень медленно. Азирафаэль не замолкал ни на секунду, подбадривая

Когда они, наконец, доехали до скамейки, Кроули со стоном вытянул гудящие и

— В чем дело, ангел? — не выдержал Кроули.

— Я… Мы ходили с Анафемой по магазинам недавно, и я нашёл… — в руках у Азирафаэля

— Н-наверное, ты прав… — Азирафаэль перевёл растерянный взгляд с демона на свою

Спасение оно в руках — они не должны размыкаться.

========== Day 2. объятия ==========

Причём “cuddling” я воспринимаю именно как тискаться, а не как просто обниматься

Сегодняшней ночью меня морально уничтожил кошмар. Я проснулась в таком состоянии,

Когда мы с Вами были маленькими — остановитесь на мгновение и попробуйте вспомнить

Вспомните ещё те моменты, когда за окном искрит чудесами и волшебством

Азирафаэль сидел в постели и читал книгу, тихо шелестя старыми пожелтевшими

Кроули завозился рядом, выпутываясь из одеяла, в которое был закутан словно в

Кроули качал головой из стороны в сторону, потираясь носом о его ключицы.

— Азирафаэ~ль… — снова позвал Кроули, задевая губами открывшуюся в вырезе пижамы

— Я здесь, Кроули, — отозвался эхом ангел и провёл носом по татуировке на чужом

— М-м-м… — он спрятал нос в изгибе длинной шеи ангела и зажмурился крепче. — Ты и

— Мне приснилось… Что ты улетел от меня… — в хриплом голосе послышалась горечь,

— С добрым утром, страшный всемогущий демон, — Азирафаэль улыбнулся радостно, чуть

— С добрым утром, ангел.

========== Day 3. первая встреча ==========

Комментарий к Day 3. первая встреча

Я решила взять Габриэля и Вельзевул из работы «Стань белой птицей и лети»

ГЕТНЫЙГабриэль|Вельзевул, PG за разговоры. легкий юст. Кроули/Азирафаэль

Женщина, как море, небо молит,

Небо с самого утра хмурилось, огрызалось на горожан кратковременными дождями,

Двери открывались сами, разъезжались в разные стороны и выпускали толпы: десятки и

Свежий воздух ударил в лицо, принося облегчение. Габриэль отошёл в сторону,

— Трудный день? — все-таки спросил он, косясь на неё.

— Твоя модель, — решил не церемониться Габриэль, раз уж девушка не стала. — Виноват

Они снова замолчали. Ее телефон разрывался, но ей было плевать. Она медленно

— Ты с ним спала? — вдруг спросил Габриэль, поражаясь собственной наглости.

— Покажи мне кого-то, кто бы отказался с ним переспать, — в ее глазах не было ни

— Значит, и Азирафаэль ему нужен… — с каким-то злорадством подытожил Габриэль, но

— Я могу… — вслед ей бросил Габриэль, поспешно кидая свой окурок в затонувшую

— Грубо! — нахмурился мужчина, засовывая руки в карманы и задевая плечом опору