Shumilin A. Knigiovoyine. Vanka Rotnyiyi.a4

КНИГИ О ВОЙНЕ
АЛЕКСАНДР ШУМИЛИН
ВАНЬКА-РОТНЫЙ
Издательство АСТ
Москва
УДК 821.161.1-94
ББК 84(2Рос=Рус)6-44
Ш96
Шумилин, Александр
Ш96 Александр Шумилин. – Москва: АСТ, 2017. –
320 с. (Книги о войне)
ISBN 978-5-17-105399-4
«Ванька-ротный» – это искренний рассказ о трудных
военных буднях стрелкового офицера Великой Отече-
ственной Войны. Повествуя о невзгодах, которые постиг-
ли миллионы красноармейцев на фронте в период
с августа 1941 по апрель 1944 года, автор отобразил
события с поражающей натуралистичностью. В данном
издании представлена отредактированная и перерабо-
танная рукопись. За правдивость автора, в частности, за
его критику роли и места вышестоящего командования,
книгу долгое время отказывались печатать, но именно
эта неподдельная честность и позволяет нам сказать, что
данные воспоминания – правдивый рассказ героя
войны.
УДК 821.161.1-94
ББК 84(2Рос=Рус)6-44
ISBN978-5-17-105399-4
© ООО «Издательство АСТ», 2017
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 6
Глава 1. Отправка на фронт (август 1941 года) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 13
Глава 2. Укрепрайон (сентябрь 1941 года) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 30
Глава 3. В окружении (октябрь 1941 года). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 36
Глава 4. Левый берег Волги (октябрь-ноябрь 1941 года) . . . . . . . . . . . 45
Глава 5. Переход в наступление (декабрь 1941 года) . . . . . . . . . . . . . . 70
Глава 6. Город Белый (январь-июль 1942 года) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 97
Глава 7. Батуринские леса (ноябрь – декабрь 1942 года) . . . . . . . . . . 121
Глава 8. Передислокация (февраль 1943 года) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 127
Глава 9. Комбат Малечкин (март-апрель 1943 года) . . . . . . . . . . . . . . 137
Глава 10. Полковая разведка (апрель 1943 года) . . . . . . . . . . . . . . . . . 147
Глава 11. Дорога на Жижицу (июнь 1943 года) . . . . . . . . . . . . . . . . . . 159
Глава 12. Под Великие Луки (июль 1943 года) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 163
Глава 13. Река Царевич (август 1943 года) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 172
Глава 14. Под Духовщиной (август 1943 года) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 192
Глава 15. Через Духовщину на Смоленск (сентябрь 1943 года) . . . . 204
Глава 16. Направление на Витебск (сентябрь-октябрь 1943 года) . . 213
Глава 17. В обороне после Лиозно (октябрь 1943 года) . . . . . . . . . . . 222
Глава 18. Блиндаж на дороге (ноябрь 1943 года) . . . . . . . . . . . . . . . . . 230
Глава 19. Эвакогоспиталь (ноябрь-декабрь 1943 года) . . . . . . . . . . . 234
Глава 20. Возвращение в разведку (январь 1944 года) . . . . . . . . . . . . 242
Глава 21. Деревня Бондари (февраль 1944 года) . . . . . . . . . . . . . . . . . 257
Глава 22. Нелепая контузия и поездка в Москву
(февраль 1944 года). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 276
Глава 23. На КП командира корпуса (март-апрель 1944 года) . . . . . 293
Глава 24. Станция Заболотинка (апрель 1944 года) . . . . . . . . . . . . . . 301
5
Предисловие
В октябре 1975 года я получил письмо от комсомоль-
цев военно-патриотического отряда «Маресьевец» шко-
лы № 42 города Калинин с просьбой назвать фамилии
тех, кто захоронен в братской могиле возле платфор-
мы станции Чуприяновка. Я написал в письме о боях
за станцию Чуприяновка и о том, как погибшие солда-
ты стали неизвестными. Обстоятельства сложились так,
что с тех пор я решил привести в порядок свои воспоми-
нания. Собственно, это письмо и послужило началом ра-
боты над книгой – восстановить подробно в памяти всё
пережитое. Сейчас, когда мой «финиш» недалеко, хочет-
ся успеть как можно больше сделать. Свободного време-
ни мало, я то болею, то работаю, а время бежит быстрее
мысли.
В те суровые дни войны вся тяжесть в боях по осво-
бождению земли нашей легла на пехоту, на плечи про-
стых солдат. Получая пополнение в людях, мы вели не-
прерывные бои, не зная ни сна, ни отдыха. Захлёбываясь
кровью и устилая трупами солдат эту прекрасную землю,
мы цеплялись за каждый бугор, за каждый куст, за опуш-
ки леса, за каждую деревушку, за каждый обгорелый дом
и разбитый сарай. Многие тысячи и тысячи наших сол-
дат навечно остались на тех безымянных рубежах.
В декабре 1941 года мы были плохо обеспечены ору-
жием и боеприпасами. Артиллерии и снарядов практи-
чески не было. У нас, в стрелковых ротах, были только
винтовки и десяток патронов на брата. Время было тя-
жёлое, враг стоял под Москвой. Вам трудно будет пред-
ставить, какие это были бои. Немец был вооружен «до зу-
бов», его артиллерия разносила наши позиции, не жалея
снарядов…
Очень многие из вас, имея поверхностное пред-
ставление о том, что такое война, самоуверенно счита-
ют, что они в достаточной степени осведомлены. Про
6
Ванька-ротный
войну они читали в книжках и смотрели в кино. Меня,

например, возмущают книжицы «про войну», написан-
ные прифронтовыми «фронтовиками» и «окопниками»
штабных и тыловых служб, в литературной обработке
журналистов.
А что пишут те, которых возвели до ранга проповед-
ников истины?! Взять хотя бы Константина Симонова
с его романами про войну. Сам Симонов войны не ви-
дел, смерти в глаза не смотрел. Ездил по прифронтовым
дорогам, тёр мягкое сиденье легковой машины. Во-
йну он домысливал и представлял по рассказам других,
а войну, чтобы о ней написать, нужно испытать на соб-
ственной шкуре! Нельзя писать о том, чего не знаешь. О
чём может сказать человек, если он от войны находился
за десятки километров?!..
Многие о войне судят по кино. Один мой знакомый,
например, утверждал, что когда бой идёт в лесу, то горят
деревья.
– Это почему? – спросил я его.
– А разве ты в кино не видел?
По кино о войне судят только дети. Им непонятна
боль солдатской души, в кино им подают стрельбу, ру-
копашную с кувырканиями и пылающие огнём деревья,
облитые перед съёмкой бензином.
Художественное произведение, поставленное в кино,
или так называемая «хроника событий», дают собира-
тельный образ боёв, сражений и эпизодов, отдален-
но напоминающий войну. Должен вас разочаровать,
от кино до реальной действительности на войне очень
далеко. То, что творилось впереди, во время наступления
стрелковых рот, до кино не дошло. Пехота унесла с со-
бой в могилу те страшные дни.
Войну нельзя представить по сводкам Информбю-
ро. Война – это не душещипательное кино про любовь
на «фронте». Это не панорамные романы с их романти-
зацией и лакировкой действительности. Это не сочине-
ния тех прозаиков-«фронтовиков», у которых война –
7
Фронтовой дневник
только второй план, фон, а на переднем, заслоняя всё

пространство в кружевах литературных оборотов и бах-
роме, стоит художественный вымысел. Это не изогнутая
стрела, нарисованная красным карандашом и обознача-
ющая на карте направление главного удара дивизии. Это
не обведенная кружочком на карте деревня…
Война – это живая человеческая поступь солдата: на-
встречу врагу, навстречу смерти, навстречу вечности. Это
человеческая кровь на снегу, пока она яркая и пока ещё
льётся. Это брошенные до весны солдатские трупы. Это
шаги во весь рост, с открытыми глазами – навстречу смер-
ти. Это клочья шершавой солдатской шинели со сгустка-
ми крови и кишок, висящие на сучках и ветках деревьев.
Это розовая пена в дыре около ключицы – у солдата ото-
рвана вся нижняя челюсть и гортань. Это кирзовый сапог,
наполненный розовым месивом. Это кровавые брызги
в лицо – разорванного снарядом солдата. Это сотни и ты-
сячи других кровавых картин на пути, по которому прош-
ли за нами прифронтовые «фронтовики» и «окопники»
батальонных, полковых и дивизионных служб.
Но война – это не только кровавое месиво. Это посто-
янный голод, когда до солдата в роту доходила вместо
пищи подсоленная водица, замешанная на горсти муки,
в виде бледной баланды. Это холод на морозе и снегу,
в каменных подвалах, когда ото льда и изморози засты-
вает живое вещество в позвонках. Это нечеловеческие
условия пребывания в живом состоянии на передовой,
под градом осколков и пуль. Это беспардонная матерщи-
на, оскорбления и угрозы со стороны штабных «фронто-
виков» и «окопников».
Война – это как раз то, о чём не говорят, потому
что не знают. Из стрелковых рот, с передовой, верну-
лись одиночки. Их никто не знает, и на телепередачи их
не приглашают, а если кто-то из них и решается сказать
правду о войне, то ему вежливо закрывают рот…
Напрашивается вопрос: кто из оставшихся в живых
очевидцев может сказать о людях, воевавших в ротах?
8
Одно дело – сидеть под накатами, подальше от передо-

вой, другое дело – ходить в атаки и смотреть в упор в гла-
за немцам. Войну нужно познать нутром, прочувствовать
всеми фибрами души. Война – это совсем не то, что на-
писали люди, не воевавшие в ротах!
Тех, кто был во время войны приписан к действующей
Красной Армии, я делю на две группы: на фронтовиков
и «участников», на тех солдат и офицеров, которые были
в ротах, на передовой во время боя, и на тех, кто сидел у них
за спиной, в тылу. Война для тех и других была разная, по-
этому и говорят, и помнят о ней те и другие по-разному.
Это были нечеловеческие испытания. Кровавые,
снежные поля были усеяны телами убитых, кусками раз-
бросанного человеческого мяса, алыми обрывками ши-
нелей, со всех сторон неслись отчаянные крики и стоны
солдат… Всё это надо самому пережить, услышать и уви-
деть, чтобы во всех подробностях представить эти кош-
марные картины войны.
Вот и сейчас я пишу и вижу – они передо мной,
как живые… Я вижу изнуренные, бледные лица солдат,
и каждый из них, умирая, хотел что-то сказать… Сказать
тем, кто останется после них жить на этой земле, пропи-
танной их кровью. Эти мысли и не дают мне покоя.
С какой безысходной тоской о жизни, с каким нече-
ловеческим страданием и умоляющим взором умирали
эти люди!.. Они погибали не по неряшливости и не в ти-
шине глубокого тыла, как те сытые и согретые теплом де-
ревенских изб и жителей прифронтовые «фронтовики»
и «окопники».
Они – фронтовики и окопники стрелковых рот,
перед смертью жестоко мёрзли, леденели и застывали
насмерть в снежных полях на ветру. Они шли на смерть
с открытыми глазами, зная об этом, ожидая смерть каж-
дую секунду, каждое мгновение, и эти маленькие отрез-
ки времени тянулись, как долгие часы.
Осужденный на смерть по дороге на эшафот, так же
как и солдат с винтовкой в руках, идущий на немца, всеми
9
фибрами своей души ощущает драгоценность уходящей

жизни. Ему хочется просто дышать, видеть свет, людей
и землю. В такой момент человек очищается от корысти
и зависти, от ханжества и лицемерия. Простые, честные,
свободные от человеческих пороков солдаты каждый
раз приближались к своей последней роковой черте.
Без «Ваньки-ротного» солдаты вперёд не пойдут.
Я был «Ванькой-ротным» и шёл вместе с ними. Смерть
не щадила никого. Одни умирали мгновенно, другие –
в муках истекали кровью. Только некоторым из сотен
и тысяч бойцов случай оставил жизнь. В живых остались
редкие одиночки, я имею в виду окопников из пехоты.
Судьба им даровала жизнь как высшую награду.
С фронта пришли многие, за спиной у нас много было
всякого народа, а вот из пехоты, из этих самых стрелко-
вых рот, почти никто не вернулся.
На фронте я был с сентября сорок первого года, много
раз ранен. Мне довелось с боями пройти тяжелый и дол-
гий путь по дорогам войны. Со мной рядом гибли сотни
и тысячи солдат и младших офицеров. Многие фами-
лии из памяти исчезли. Я иногда даже не знал фамилии
своих солдат, потому что роты в бою хватало на неделю.
Списки солдат находились в штабе полка. Они вели учёт
и отчитывались по потерям. Они высылали семьям из-
вещения.
У лейтенанта в роте были тяжелые обязанности.
Он своей головой отвечал за исход боя. А это, я вам ска-
жу, не просто! Как в кино – сел и смотри. Немец бьёт –
головы не поднять, а «Ванька-ротный» – кровь из носа,
должен поднять роту и взять деревню, и ни шагу назад –
таков боевой приказ.
Вот и теперь у меня перед глазами ярко встали те
кошмарные дни войны, когда наши передовые роты
вели ожесточенные бои. Всё нахлынуло вдруг. Замель-
кали солдатские лица, отступающие и бегущие немцы,
освобожденные деревни, заснеженные поля и дороги.
Я как бы снова почувствовал запах снега, угрюмого леса
10
и горелых изб. Я снова услышал грохот и нарастающий

гул немецкой артиллерии, негромкий говор своих сол-
дат и недалёкий лепет засевших немцев.
Вероятно, многие из вас думают, что война – это
интересное представление, романтика, героизм и бое-
вые эпизоды. Но это не так. Никто тогда – ни молодые,
ни старые – не хотели умирать. Человек рождается, что-
бы жить. И никто из солдат, павших в бою, не думал так
быстро погибнуть. Каждый надеялся только на лучшее.
Но жизнь пехотинца в бою висит на тоненькой ниточке,
которую легко может оборвать немецкая пуля или не-
большой осколочек. Солдат не успевает совершить ни-
чего героического, а смерть настигает его.
Каждый человек имеет силы сделать что-то большое
и значительное. Но для этого нужны условия. Должна
сложиться обстановка, чтобы порыв человека заметили.
А на войне, в стрелковом бою, где мы были предоставле-
ны сами себе, чаще случалось, что каждый такой порыв
заканчивался смертью.
На войне наша земля потеряла миллионы своих луч-
ших сыновей. Разве те, кто в сорок первом с винтов-
кой в руках и горстью патронов шли на верную смерть,
не были героями?! Я думаю, что именно они являются
теми единственными и истинными героями. Они спас-
ли нашу землю от нашествия, и их кости остались в зем-
ле. Но и по сей день лежат они неизвестными – ни могил,
ни имен.
Только за одно то, что перенёс русский солдат, он до-
стоин священной памяти своего народа! Без сна и отды-
ха, голодные и в страшном напряжении, на лютом мо-
розе и всё время в снегу, под ураганным огнём немцев,
передовые роты шли вперёд. Невыносимые муки тяже-
лораненых, которых подчас некому было выносить, –
всё это выпало на долю идущего на врага пехотинца.
Жизнь человеку дается один раз, и это самое ценное
и дорогое, что есть у каждого. На войне были многие,
но ещё больше – десятки миллионов остались лежать
11
в мёртвой тишине. Но не все живые и вернувшиеся с вой-

ны знают, что означает идти в составе стрелковой роты
на верную смерть.
В моей книге «Ванька-ротный» больше человеческого
горя и страданий, чем радостных и веселых боевых эпи-
зодов.
Возможно, мне не удалось в полной мере и беспри-
страстно передать всё пережитое. Но всё это было –
в моей жизни, на войне, в действительности и на самом
деле. Вы должны понять эту суровую правду!
Окопник сразу и без домысливания понял бы меня.
И не только понял, а и добавил от себя, что я слишком
мягко рассказал о некоторых штрихах войны и не ска-
зал от всей души крепкое слово о войне.
Почитайте книгу «Ванька-ротный» и подумайте, чем
отличается фронтовик от иного «фронтовика» и что та-
кое война!
Шумилин Александр Ильич
3 мая 1983 года

1941 ГОД
Глава 1
Отправка на фронт (август 1941 года)
Воинская часть, куда я был назначен после оконча-

ния училища1, формировалась в летних лагерях на бе-
регу озера Сенеж. Боевое назначение и номер нашей но-
вой части мы в первые дни не знали. Мы знали твёрдо
только одно – мы сразу будем отправлены на фронт.
Солдаты на сборный пункт к нам прибывали командами
из Москвы – проходящими поездами и потом пешком
до лагерей. Там их встречали, сортировали и распреде-
ляли по ротам.
Обмундирование новобранцы получали на сбор-
ных пунктах в Москве, куда они по призывным повест-
кам приходили со своими матерями, женами и деть-
ми. Предъявив повестки при проходе железных ворот,
они прощались с родными и исчезали в дверях казармы.
Потом, через некоторое время, они показывались где-то
в узком окне, махали руками и смотрели в толпу, стояв-
шую за железной оградой. Скомплектованные команды
выезжали на машинах с другой стороны.
В наших огневых взводах, нужно сказать, простых
солдат-стрелков не было. Нас комплектовали специали-
стами орудийных и пулемётных расчётов. Среди наших
солдат были командиры орудий, наводчики, заряжаю-
щие, оружейники, телефонисты. Годами все солдаты
были не молоды. Средний возраст их составлял сорок
1Московского Краснознаменного пехотного училища им. Вер-
ховного Совета РСФСР, которое также называли «Кремлевским».
13
лет. Были во взводе два-три молодых паренька, они вы-

полняли обязанности подносчиков снарядов и патро-
нов.
Нашей части присвоили номер, и она стала называть-
ся 297-й отдельный пулеметно-артиллерийский бата-
льон УРа1 Западного фронта. Мы должны были занять
огневые бетонные ДОТы2 укрепрайона, протянувшегося
от Ярцева до Осташкова. Нам этого не говорили, мы это-
го и не должны были знать.
Прошло несколько дней, в роты прибыли офицеры
запаса. Появился и наш командир роты, старший лейте-
нант Архипов. Ему было тогда около тридцати. Архипов
был среднего роста, волосы русые, лицо простое, откры-
тое. У него была добрая улыбка. Но улыбался он не всег-
да, чаще был сосредоточен и занят делами роты. Он был
кадровый офицер и прибыл в наш батальон из другой
воинской части. Движения и речь у него были спокой-
ными, команды и приказы он отдавал негромко, без кри-
ка. Он вроде не приказывал, а как будто просил. Снача-
ла это было непривычно. На нас прежде орали и от нас
требовали подавать команды зычным голосом, а тут был
простой деловой разговор. Вскоре мы перестали суе-
титься, вертеться на каблуках и козырять навытяжку. Его
исключительное спокойствие и в первую очередь рас-
судительность передались нам, и было неудобно подхо-
дить к нему чеканным шагом, шаркать ногами и стучать
каблуками, как этого требовали от нас в училище.
Вся фигура Архипова и его внимательный взгляд
говорили о том, что на войне нужна голова, а не строе-
вая выправка. Дисциплина не в лихости и не в ухарстве,
а в простых русских словах. Вот что теперь должно было
войти в нашу жизнь. На войне не нужно будет козырять,
и бить каблуками. На войне нужна стойкость и выдерж-
ка, терпение и спокойствие, точное выполнение при-
1 УР – укрепрайон (укрепленный район).

2 ДОТ – долговременная огневая точка.
14
каза и команды. На войне солдат должен понимать тебя

с полуслова.
В один прекрасный день нам привезли и выдали ка-
ски. Командир роты вызвал нас к себе и сказал:
– Приучите солдат носить каски! И не на задни-
це на поясном ремне, а на голове, как положено бойцу
по уставу. Вижу, ходят они и бросают их где попало.
Солдаты были сугубо гражданские лица. За обедом
и в курилке у них рука тянулась под скулы – было всё
время желание ослабить ремешок.
– Вот когда с котелком они будут управляться, не сни-
мая каски, – считайте, что вы их уже приучили!
Со дня на день ожидалась отправка на фронт. На учеб-
ных площадках училища мы обучали солдат штыковому
бою – колоть штыками и работать прикладами.
– Нам это не нужно, товарищ лейтенант! Мы будем,
как финны, в ДОТах сидеть.
Я им не возражал, но всё же сказал:
– Без физических упражнений немыслима одиноч-
ная подготовка бойца. Без тренировки физических дан-
ных солдат – не солдат!
– Ну, если как учебные, то давай, командуй нами, лей-
тенант!
Уже с первых шагов они решили опробовать и про-
щупать меня. Они хотели узнать, насколько я упорный
и придирчивый или покладистый и уступчивый. Солдат
всегда норовит всё знать наперёд. Я не обрывал их окри-
ками и спокойно требовал выполнения команд. Они
нехотя подчинялись, но каждый раз старались отлыни-
вать, шла проба сил. В конце концов, я им сказал:
– Вы призваны в действующую армию и обязаны вы-
полнять то, что от вас требуют. Кто будет сопротивлять-
ся тихой сапой, я вынужден буду на тех подать рапорт
для отчисления в пехоту! – Последние мои слова поде-
йствовали на них исключительно проникновенно.
***
15
И вот настал день отправки на станцию и погрузки

в эшелон. Роты построились в походную колонну и зна-
комая, мощенная булыжником дорога под грохот сол-
датских сапог поползла назад. Повозки, груженные фу-
ражом, продовольствием, амуницией и боеприпасами,
стуча и пыля, потянулись на станцию вслед за ротами.
За ними повзводно зашагали солдаты. Взвод за взводом,
рота за ротой уходили на войну. И теперь эта узкая мо-
щеная дорога вокруг Сенежа стала для нас началом не-
известного пути.
Смотреть на солдат было грустно и весело. Здесь дей-
ствовал какой-то пестрый закон живой толпы. Одни шли
легко, шустро и даже весело, другие – наоборот, шли пону-
ро, устало и нехотя. Одни торопились, вырывались из строя
куда-то вперёд, другие едва волочили по земле ноги.
Было жарко, безоблачно и безветренно. Дорожная
пыль лезла в глаза. Пахло яловой дубленой кожей, новой
кирзой, сбруей, дёгтем телег и лошадиным помётом.
В движении, в жаре и в пыли шагали солдаты и с не-
привычки потели. У одного каска откинута на затылок,
у другого – она на носу. Из-под касок смотрели раскрас-
невшиеся потные лица. Колонна двигалась то замедляя,
то ускоряя свой шаг.
Потом, на фронте, на прифронтовых дорогах, они ус-
воят свой неторопливый ритм и шаг, пойдут без рывков,
экономя силы. Они пойдут медленно и как бы нехотя,
не соблюдая строя и не сбиваясь с ноги. Они со време-
нем забудут, как солдаты ходят в ногу. «Ать-два, левой!» –
это не для войны. Уметь пройти полсотни километров
без отдыха и привалов, в полной солдатской выкладке –
это, я вам скажу, высший класс для солдата.
Эшелон тем временем стоял на товарных путях. Рота
вышла на поворот дороги, и мы увидели стоящий на пу-
тях эшелон. Десятка два товарных, открытые платфор-
мы и один пассажирский зеленый.
Для солдат и лошадей – товарные двухосные, для по-
возок, груза и кухонь – двухосные открытые платформы.
16
Зеленый пассажирский – для медперсонала и нашего

штаба. Для солдат товарные вагоны были оборудованы
деревянными нарами в два яруса из толстых неструга-
ных досок.
Солдат построили вдоль состава, осталось только
узнать, в какой вагон их вести. Но состав был не полно-
стью укомплектован, план посадки пришлось изменить.
Когда всё было распределено и расписано, солдаты, тол-
каясь, побежали к вагонам. Им не терпелось пробраться
вперёд. Залезая в вагон, они галдели, толкались и спо-
рили. Каждый старался занять место поудобнее. Они,
как школьники на экскурсии, бестолково цеплялись
друг за друга, работали локтями и расчищали себе путь.
Как будто было важно, где на нарах достанется место.
Вот люди! Едут на фронт, и даже тут не хотят прога-
дать. Я пытался удержать своих солдат, но где там! Раз-
ве их удержишь, если соседние взводы кинулись толпой
к подножкам.
Солдаты были все одеты одинаково, а одежда сидела
на них по-разному, да и характерами они были все раз-
ные. Они успели подружиться по двое, по трое и устро-
ились вместе на нарах. А так вообще они фамилий друг
друга не знали. Были среди них молчаливые и угрюмые,
были, как обычно, болтуны и вертлявые. Эти повсюду
совали свой нос. Они боялись что-нибудь прозевать,
везде искали выгоду и новости, лезли со своими сове-
тами. Хотя разговор их не касался, и в их советах никто
не нуждался.
Я смотрел на всех и думал: кто из них на фронте стру-
сит, кто посеет панику, бросит раненого товарища, обе-
зумев от животного страха. Кто? Вон тот молчаливый
или этот шустрый, а может – тот рыжий с веснушками
на носу? Сейчас, когда до войны не так далеко, по их
виду не скажешь, кто проявит себя человеком, а кто бу-
дет шкуру спасать.
Все ожидали, что эшелон пойдёт в сторону Клина,
а он, скрипя и стуча, выкатил к выходному семафору ос-
17
новного пути. Паровоз перецепили с другой стороны,

и мы сразу поняли, что состав пойдёт на Москву. Никто
точно не знал, куда будет держать свой путь эшелон. Хо-
дили всякие слухи.
Поезд набрал скорость, и мимо вагонов замелькали
поля и леса. Потом в пути стали попадаться пригород-
ные станции и платформы с людьми, ожидавшими при-
городные поезда. Не доезжая до Москвы, эшелон вышел
к Лихоборам.
В Лихоборах мы простояли около часа. Кто-то раз-
решил выпустить солдат на платформу, чтобы они ис-
тратили деньги, которые были у них с собой. В ларьках
брали всё: кто печенье и конфеты, а кто, естественно, бу-
тылки с водкой и вином. Тот, кто разрешил, сделал боль-
шую ошибку. Через каких-то полчаса в вагонах уже гуде-
ло хмельное веселье.
Я был молод, и в житейских вопросах особенно
не разбирался. Не усмотрел я, как в Лихоборах мои сол-
даты протащили в вагон бутылок десять водки и вина.
Я не сразу заметил покрасневшие рожи своих солдат.
Они помалкивали и потягивали из бутылок, забравшись
подальше на нары. Потом нашёлся один шустрый, он по-
дозвал меня и предложил выпить для настроения немно-
го красненького вина.
– Выпейте, товарищ лейтенант! Мы расстарались
для вас красненького, церковного кагора! Наши ребята
все вас просят! Вон, посмотрите, даже и старшина!
Я посмотрел в сторону старшины, у него от удоволь-
ствия расплылась физиономия. Я обвёл внимательным
взглядом сидевших на нарах солдат и отвернулся, ни-
чего не сказав. Моё молчание для старшины было –
как оплеуха.
«Дело серьёзное, – думал я. – Едут на фронт. По дороге
всякое может случиться, возможна бомбёжка, в любую
минуту может налететь немецкая авиация». Я не понимал
особой радости тех, кто нализался без всякой причины.
Но я не мог категорически приказать своим солдатам
18
не брать в рот вина, когда весь эшелон гудел, переклика-

ясь пьяными голосами.
На одной из остановок меня вызвали в вагон
к командиру роты, он был крайне и приятно удивлен,
что из четырех командиров взводов я был совершенно
трезв. Старший лейтенант сам не прикладывался в эше-
лоне к вину, но и мне ничего не сказал по этому поводу.
Он просто запомнил на дальнейшее этот факт.
– Эшелон подойдёт к станции Селижарово, разгру-
жаться будем на рассвете. Выгрузка должна пройти ор-
ганизованно. Безо всякой сутолоки и беготни. Не ис-
ключен налёт немецкой авиации. Взвод не распускать,
держать всех в строю! Из вагона строем и бегом сразу
за станцию! Твой взвод пойдёт на марше замыкающим!
Если я отлучусь, ты останешься за меня. Всё ясно?
– Разрешите идти?
– Бутылки все выбросить по дороге! При разгрузке
никаких бутылок не должно остаться в вагонах!
– Всё будет сделано, товарищ старший лейтенант!
– Надеюсь на тебя. Ступай к себе в вагон!
У меня поднялось настроение, и я, широко ступая, по-
шёл в сторону своего вагона. Вот я и получил веское под-
тверждение своему отношению к водке и выпивке своих
солдат.
Ночь подошла и навалилась незаметно с разговорами
и возней. Солдаты избавились от бутылок, легли на нары
и притихли. Лежали на нарах, не раздеваясь, подоткнув
под головы свои скатки и мешки.
Колеса мерно постукивали на стыках. Выглянешь
в проём полуоткрытой двери, длинный состав, как со-
роконожка, ползёт по одноколейному пути. Вагоны по-
шатываются, доски скрипят, а состав бежит по рельсам,
то замедляя то, ускоряя свой ход.
Где-то у Селижарова мы должны занять оборону. По-
дошёл немец к этой линии или нет? Ночью поезд не-
сколько раз останавливался. Паровоз надрывно фыркал,
издавал короткие визгливые гудки. Потом, видно на-
19
бравшись сил, подавал протяжный голос, остервенело

дергал вагоны, и вдоль состава шёл перезвон цепей. Ва-
гоны рывками трогались с места, и поезд, снова набирая
скорость, бежал торопливо вперёд.
Где-то в Кувшинове к составу прицепили ещё один
паровоз. Дело пошло веселей.
Солдаты похрапывали на нарах. Они не знали,
что слышат в последний раз мерный стук колес, надры-
вистый, сиплый гудок паровоза, позвякивание цепей,
пронзительный скрип буферных тарелок, покачивание
разбежавшихся вагонов.
Перед рассветом поезд затормозил, загрохотал
на входных стрелках у семафора, подкатил к какой-то
станции и замер на месте. Потом как бы нехотя попятил-
ся назад, и вдоль вагонов забегали люди.
Вначале было трудно разобрать, что они кричали.
Но вот вдоль вагонов полетела одна, вторая команда.
И, наконец, громкий голос связного, просунувшего голо-
ву в открытую дверь, возвестил, что мы приехали и при-
ступили к разгрузке.
Я послал к командиру роты связного и стал дожи-
даться ротного построения. Из общей толчеи повозок,
лошадей и солдат постепенно стали отделяться взводы,
повозки, роты и, наконец, весь вываливший наружу эше-
лон вытянулся на дороге в походную колонну.
Рота тронулась и пошла вслед за уходящей колон-
ной. Мощеная дорога медленно поднималась вверх,
и через некоторое время мы вышли из низины на свет.
Несколько гудков паровоза долетело до нас со спи-
ны, и, как прощальный последний голос живого мира,
они потонули в предрассветном пространстве.
***
Мы шли по булыжной дороге, медленно забираясь

в гору. Перед нами постепенно открывался далекий
и сумрачный горизонт. Поднявшись на гребень, мы впер-
20
вые увидели бесконечную даль. Первый взгляд всегда

оставляет в памяти неизгладимую картину. Мы, с каж-
дым шагом удаляясь от Селижарова, шли молча, не ме-
няя и не ускоряя шаг.
Колонна растянулась по дороге и разорвалась. На-
конец одна из рот свернула в сторону, а мы продолжа-
ли идти куда-то вперёд. Каждая рота самостоятельно
определяла свой путь. Мы шли, стуча железными на-
бойками сапог, по неровной поверхности неширокой
дороги. Мимо медленно, меняясь местами, проплывали
поля и леса. Солдаты посматривали по сторонам, думая,
что они приближаются к линии фронта, но кругом по-
прежнему всё было тихо и сумрачно. Тишина! Зловещая
тишина! Кругом такое спокойствие и такое безмолвие,
что казалось, в ушах звенит после лязга и грохота колёс
товарного поезда.
Серое утро встретило нас мелким дождём и прохла-
дой. Булыжная мостовая кончилась, и мы шли по грун-
товой дороге.
Я шёл сзади и следил, чтобы никто не отстал. Мне
было поручено смотреть за отстающими солдатами.
Я снимал груз с плеч отставшего солдата, сажал его
на телегу и возвращался в конец строя. Через некоторое
время отдохнувший солдат отправлялся догонять своих
товарищей, а его место в повозке занимал новый обес-
силевший.
Недалеко от дороги, с правой стороны, показалась
деревня. Избы стояли без всякого порядка, и казалось,
что деревня вымерла от какой-то страшной болезни.
Скорее всего, подумал я, жителей деревни эвакуи-
ровали. Что это? Линия фронта проходит где-то ря-
дом? По моим расчётам, мы успели пройти километров
тридцать. За деревней снова показался лес, а за лесом –
поле. Дорога свернула круто влево и пошла вниз. Вскоре
мы увидели следы каких-то строительных работ. Здесь
рыли, а здесь копали, здесь зарывали бревна и ставили
столбы, лили бетон, засыпали песок, ровняли землю,
21
укладывали дерн, прибивая его деревянными колышка-

ми. Здесь проходила линия обороны. Мы пришли на пе-
редний край укрепрайона. После недолгого совещания
со взводными, командир роты объявил:
– Карты района у вас на руках не будет, командирам
взводов не положено. Пойдём знакомиться с местно-
стью, обойдём пешком весь район обороны.
И он повёл нас по переднему краю роты. Мы гуськом
пробирались сквозь густые заросли кустов и деревьев,
пригибались и перепрыгивали траншеи, неотступно
следуя за ним. За короткое время мы обошли весь район
обороны роты. Теперь, уточнив границы взводов, секто-
ра обстрела и наблюдения, мы должны были развести
по окопам своих солдат.
Приказа занять оборону ещё не поступало, поэто-
му благоустройство и дооборудование позиций было
не наше дело. Взводам нужно было рассредоточиться
по всей линии участка и ждать боевого приказа сверху.
Мы заняли небольшую землянку, я выставил охрану, на-
значил смены часовых и объявил распорядок дня.
Окопная жизнь началась для солдат как-то сразу,
без всяких вступлений и подготовки. В землянке весь
взвод разместиться не мог, часть людей осталась на ночь
в открытых окопах без крыши. Каждый мог на место но-
чевки принести себе охапку хвороста или соломы, если
где-то под боком была возможность её найти.
Ещё вчера, лежа в вагоне на сухих шершавых нестру-
ганых досках, они потягивали из горлышка сладковатый
портвейн, курили папиросы и беззаботно пускали табач-
ный дым под потолок. Сегодня, устав от марш-броска,
они попали в сырые липкие окопы. От непривычки руки
и ноги потяжелели, хребет и шея болели, а снять с себя
что-нибудь и сбросить на землю солдату было не поло-
жено. В чём есть солдат на ногах, в том и ложись! Да ещё
винтовку свою покрепче прижми.
С утра я солдат включил в работу. Они, ничего не по-
нимая, копались в земле. Я знал по опыту, что солдат надо
22
сразу втянуть в работу и в суровый режим. Главное –

не дать солдату разомлеть и расслабиться. Впереди будет
немало тяжких переходов, и каждый раз после них нуж-
но иметь запас сил. В этом, вероятно, мудрость физиче-
ской закалки солдата. Теперь, когда рота вышла на рубеж
обороны, обстановка могла измениться в любую мину-
ту, об этом меня предупредил командир роты.
Вечером, когда меня вызвали к командиру роты,
я слышал там разговор про немцев. Прибывший из шта-
ба батальона офицер рассказал, что они были верхами
впереди километров на двадцать и слышали на западе
артиллерийскую стрельбу. Орудия били залпами. На-
стоящая канонада! Слово «канонада» в рассказе офицера
звучало солидно и весомо. Я сам никогда не слыхал гула
артиллерийской канонады и мог её только представлять
по сюжетам кино. А этот незнакомый офицер слышал её
в отдалении. Ему исключительно повезло! Он успел по-
бывать на линии огня и фронта.
Вернувшись в расположение своего взвода, я подо-
звал старшину и многозначительно сказал:
– Люди слышали впереди канонаду!
– Наверняка, это наши! – уверенно заявил старшина.
– Я тоже так думаю, – согласился я, – иначе и быть
не может! Устроить канонаду могли только наши!
Я никак не предполагал, что на Западном фронте
у нас нет ни снарядов, ни артиллерии. На фронтовых
складах вообще отсутствовали боеприпасы, а у отступа-
ющих солдат давно кончились ружейные патроны. Вот
почему многие, кто бежал и отступал от немцев, побро-
сали свои винтовки.
Прошло несколько дней, из-за леса, где, по расска-
зу офицера из штаба, громыхала канонада, появились
маленькие группы солдат. Они шли без противогазов,
без касок и без винтовок… Когда мы их остановили
и спросили, кто они и откуда идут, где сейчас бои и гро-
хот нашей канонады, они очень удивились и отрица-
тельно помотали головами.
23
– Мы идём оттуда! – и они неопределенно показали

в сторону леса.
– Никакой канонады там не было! – ответил сержант.
Ничего конкретного о боях и о нашей артиллерии
они сказать не могли. Они шли через леса и болота,
без продуктов питания и без курева. Они проходили боль-
шую деревню и видели, как жители из колхозных амбаров
тащили зерно и увозили его по своим домам на телегах.
– В деревне бабы и старики ходят в открытую, а му-
жики и парни призывного возраста по избам прячутся.
На глаза не лезут. Войну в деревне хотят переждать, – по-
яснил один солдат.
– А почему их заранее не эвакуировали? – спросил
кто-то из наших солдат. – Здесь, в этой местности, из де-
ревень всех вывезли!
– Нам об этом ничего не известно!
Окруженцам показали дорогу на Селижарово, там
располагались штабы и тыловые части, там на местах
была советская власть.
***
Ночь прошла беспокойно. На душе осталась смута

и неприятное волнение. Кругом было по-прежнему тихо
и с военной точки зрения вполне спокойно. Мы не зна-
ли, что перед нами наших войск давно уже нет.
Утром снова над позициями появились дождевые
облака. Ударил раскатисто гром и покатился над лесом.
Может, наш офицер из штаба перепутал раскаты грома
с фронтовой канонадой и «заливал» нам относительно
передовой? Заморосил мелкий дождь. Над землей навис-
ла серая непроглядная мгла.
Мы находились на Валдайской гряде. Сзади нас на-
ходится шоссе Осташков – Селижарово, а в деревне Язо-
во расположился наш командир роты. Мы находились
на линии обороны, которая проходила по окраине де-
ревни Вязовня.
24
Впереди лес. За лесом – дорога и деревни Ясенское,

Пустоша и Семеново. За дорогой высота 288, а далее де-
ревня Косарево и железная дорога со станцией Сигово.
Я смотрел у офицера штаба карту, когда он приезжал.
Я зарисовал план местности без нанесения огневых то-
чек и рубежа обороны. По общей схеме обороны укре-
прайона взвод занимал не самую первую линию окопов
и ДОТов. Я узнал, что нас вывели временно на этот ру-
беж. Инженерные сооружения на этой линии не были
ещё готовы. Мы должны были следить за качеством ра-
бот и принимать у строителей каждый объект. Мы сле-
дили за количеством бетона, чистотой засыпаемого гра-
вия, за пригодностью опалубки, за толщиной бетонных
перекрытий.
Никто не знал, что через неделю из штаба фрон-
та придёт приказ и нас в срочном порядке перебросят
на другой участок УРа, в район Сычевки. Нам придёт-
ся много дней идти пешком через леса, поля и дерев-
ни по разбитым и залитым дождём и грязью дорогам.
Мы будем преодолевать крутые спуски и подъёмы, и, на-
конец, к 20 сентября выйдем на левый фланг нашего
укрепрайона, где среди многих деревень одну называют
Шентропаловка.
И действительно, через неделю мы получили приказ
сняться и совершить марш в указанный район.
Взвод пристроился сзади роты, и рота стала медлен-
но подниматься вверх по размытой дождём дороге.
В темноте мы упорно двигали ногами и вскоре дошли
до следующей деревни. Пройдя ее, мы стали снова под-
ниматься в гору. И только вступив на мощеную дорогу,
мы взяли размеренный шаг, зашагали уверенно, чув-
ствуя под ногами твердую опору. На слякоть и лужи уже
никто не обращал внимания.
Всем хотелось побыстрее дойти до места, повалить-
ся на землю, вытянуть ноги и закрыть глаза. Впереди
ещё не показались станционные постройки Селижа-
рова, а рота свернула с дороги и оказалась в лесу. Здесь
25
роту остановили, рассредоточили, солдаты сразу по-

валились на землю и распластались кто где. Я приказал
составить винтовки в козлы и выделить часовых для ох-
раны и порядка.
Кое-кто ещё нашёл силы, потопал ногами, повозил,
пошаркал подметкой по траве, стараясь в темноте на-
щупать сухое место. Но большинство легло там, где их
остановили. Они валились на землю, как падают мерт-
вые, подбитые пулей тела. Только часовые остаток ночи
торчали вертикально, как пни.
Мы со старшиной не могли сразу лечь, у нас были
разные дела, нас вызывал к себе Архипов. Освободились
мы, а на небе уже легла серая полоса рассвета. День обе-
щал быть светлым и не дождливым, но бестолковым.
Нас без конца вызывали, что-то важное сообщали и, на-
конец, велели сидеть и просто чего-то ждать. Тыловые
службы вечно не дают людям покоя. То им представь
списки, то распишись в получении вещевой книжки,
то тебе хотят выдать яловые сапоги, которые ты давно
получил, и они у тебя на ногах.
С рассветом со стороны дороги вдруг потянуло
приятно дымком. Громыхая по булыжной мостовой,
с дороги свернула батальонная кухня. Она с горящими
топками мягко вкатилась в лес, побудку солдат делать
было не надо. Этот желанный запах в один миг поднял
на ноги лежащих на земле. В такой момент даже спя-
щий, не открывая глаз, способен подставить под черпак
свой котелок.
Старшина установил сразу железный порядок, чтобы
никакой ловкач не втёрся без очереди. За это шустрые
проныры беспощадно карались. Их отставляли в сторо-
ну у всех на виду, и им полагалось приблизиться к кухне
самыми последними. Этот метод очень воспитывал сол-
дат, вырабатывал у них уважение к другим и развивал
чувство товарищества.
Снабжали нас хорошо и кормили солдат в батальо-
не досыта. Еда в котлах была густая, наваристая, вкус-
26
ная и сытная. Повара, повозочные, каптенармусы, кла-

довщики и офицеры снабжения все были новобранцы
и москвичи. Они не успели сработаться, принюхаться
и объединиться друг с другом. Они ещё не «спелись»
и остерегались открыто или тайно тащить из общего
котла. Здесь не было своры нахлебников, вымогателей
и воров. Всё это мы познали позже, когда попали в си-
бирскую кадровую дивизию.
День с самого рассвета выдался ясным. После утрен-
ней поверки и кормёжки солдатам разрешили отдыхать.
К полудню в расположение роты подкатила крытая
полуторка. Все офицеры и старшины были вызваны
за получением зарплаты. Мы получали толстые пачки
денежных купюр за прошлое и за будущее время. Что
это? Почему так щедро выдавали деньги? Может, шоссе
перерезано? Или мешки с деньгами стали в тылу не нуж-
ны? Первый раз за всю жизнь я держал в руках целое со-
стояние.
– Откуда приехали? – спросил я начфина, который
выдавал нам деньги.
– Откуда надо! Получил, и отходи побыстрей! В Сели-
жарово телеграф работает, идите на станцию и перево-
дите деньги домой.
Набив карманы деньгами, не будешь таскать их
по окопам на передовой. «Нужно идти!» – подумал я. Ещё
несколько офицеров роты пошли на станцию вместе
со мной.
В этот день ничего существенного не случилось. Была
вторая кормёжка. Вечером рота построилась и вышла
на дорогу. Делая малые и большие привалы, и взяв направ-
ление на Ржев, мы продолжали двигаться к Кувшинову.
***
Из Селижарова наша рота вышла с рассветом. Дру-

гих рот нашего батальона мы на дороге не видели.
В пути мы сделали несколько привалов и к вечеру по-
27
дошли к Кувшинову. По дороге не встречалось ниче-

го примечательного, кругом безлюдные поля и леса,
как везде.
Когда с опушки леса мы стали подниматься в гору
по склону неглубокого оврага, то за насыпью железно-
дорожного полотна увидели крыши домов и почувство-
вали запах гари. Свернув на железнодорожное полотно,
рота подошла к окраине города. Город небольшой, в со-
рок первом году здесь проживало всего восемь тысяч
жителей. Мы посмотрели вперёд. На станционных путях
стояли разбитые и обгорелые вагоны. От вагонов ещё
шёл едкий запах и дым. Немцы бомбили станцию нака-
нуне нашего прихода. Кругом свежие воронки от бомб,
обгорелые скелеты товарных вагонов и догорающие
станционные складские постройки…
Первый раз мы увидели живую картину войны. Так
нам тогда, по крайней мере, казалось. Мы почему-то
остановились. Стояли и долго смотрели молча, пытаясь
представить себе, как всё это происходило, саму бом-
бежку и разрывы фугасных бомб. Для нас это было ново
и совсем необычно. Трудно себе представить то, что сам
никогда не видел и не испытал на себе. Само Кувши-
ново от налета немецкой авиации не пострадало. Нем-
цы бомбили только станцию. Дома, где жили люди, все
были целы.
Выйдя на дорогу, которая вела на Торжок, рота оста-
новилась в сосновом лесу. У дороги под соснами были
вырыты длинные, с двухскатными крышами, землян-
ки. В одну такую землянку можно было поместить це-
лую роту. Только островерхие крыши, укрытые сверху
травянистым дёрном, выступали над землей. Сверху,
кроме свежего дерна их прикрывали лохматые вет-
ви деревьев. Это были сооружения довоенного образ-
ца. При хорошей бомбежке, попади в такую землянку
единственная бомба – от расположенной в землянке
роты не осталось бы ничего. Позже, на фронте, мы та-
кие землянки не строили. Но тогда, расположив своих
28
солдат на дощатых нарах, при свете керосиновых ламп

«Летучая мышь», мы были уверены, что здесь вполне
безопасно. Выставив наверх часовых и назначив вну-
три при входе дежурных, мы приступили к чистке ору-
жия и проверке наличия у солдат амуниции. Старшине
я велел выявить солдат с потёртыми ногами и больных.
Окончив проверку и доложив командиру роты о пол-
ном порядке во взводе, я вышел наверх подышать све-
жим воздухом.
Глава 2
Укрепрайон (сентябрь 1941 года)

В один из сентябрьских дней, на рассвете, миновав
несколько разбросанных у дороги серых, неказистых
изб, рота свернула в сторону леса и вошла под деревья.
Рота остановилась, и солдаты кто где повалились на зем-
лю. Сколько мы прошли за эти дни? Мы потеряли счёт
времени, километрам, дневным привалам и ночным пе-
реходам.
Командир роты всё время шёл впереди, и меня вызы-
вали к нему за получением дальнейших указаний. Солда-
ты думали, что это обычный дневной привал. Но прошло
совсем немного времени, и я вернулся обратно. Солда-
ты только что опустились на землю, а лейтенант явился
и подал команду строиться.
– Подъём! – закричал старшина.
Солдаты, охая и вздыхая, нехотя стали подниматься.
– Шевелись! – пробасил старшина.
После некоторой неразберихи и толкотни солдаты
построились, подравнялись и пошли за мной в глубь
леса.
Когда на ясном небе появилось солнце и осветило всё
кругом теплым и мягким светом, когда всеми цветами
радуги заиграла осенняя листва, мы вышли на опушку
леса.
Вскоре мы увидели замаскированный дёрном и по-
садками ДОТ. Это был наш ДОТ, и он стоял на самом ле-
вом фланге Ржевского участка укрепрайона. Левее нас
и дальше укреплений не было, там простирался лесной
массив и болота. Только за лесом, южнее, где-то у Сычев-
ки, снова продолжалась линия Вяземского укрепрайона.
Мы вышли на рубеж, где должны были сдержать немцев,
наступающих на Москву, Ржев и Калинин.
30
Укрепления и бетонные огневые точки уходили

от Шентропаловки в сторону станции Мостовой и даль-
ше, к городу Осташков. На нашем участке линия оборо-
ны шла по склонам высоты 254. Дальше она поворачи-
вала на Вязоваху, Борки, Дубровку и Мостовую. Это был
участок обороны нашего батальона.
В лобовой части ДОТа была вмонтирована стальная
броневая плита. В ней вращался полуметровый сталь-
ной шар, в центре которого имелось сквозное отверстие
для пушки.
С внутренней стороны ДОТа в шар был установ-
лен ствол 45-миллиметровой пушки. Внутри ДОТа шар
и ствол были соединены с механической турелью и си-
деньем для наводчика. Турель, лафет, ствол пушки и си-
денье наводчика вращались вместе с шаром.
Если посмотреть на ДОТ с внешней стороны, то он вы-
глядел в виде небольшого холма с насаженной травой, ку-
стами и росшими на нем небольшими деревьями. И только
у самой земли, с близкого расстояния, можно было уви-
деть серое стальное яблоко с черным зрачком посереди-
не. Оно, как у живого циклопа, вращалось во все стороны
и зорко следило, поджидая появления немцев и их танков.
На следующий день мы получили боевой приказ
на оборону занимаемого рубежа.
После первого дня отдыха свободные от боевого де-
журства солдаты приступили к земляным и строитель-
ным работам.
Через несколько дней в окопы и траншеи, что были
в промежутках между ДОТами, вошли стрелковые под-
разделения 119-й стрелковой дивизии. Солдаты стрелко-
вых рот тоже занялись земляными работами. Промежут-
ки между ДОТами, в которых сидела пехота, составляли
от двух до трех километров.
Наши бетонные казематы имели различные техниче-
ские устройства и оборудование.
В ДОТе было электрическое освещение от аккумуля-
торов, система сигнализации и две подземных линии
31
телефонной связи, которые глубоко под землёй шли

на командный пункт роты и укрепрайона. Телефонные
трубки были необыкновенной величины. В них мож-
но было разговаривать во время стрельбы из пулемёта
и пушки. А во время стрельбы в ДОТе стоял такой гром,
что крика и баса старшины не было слышно.
Сверху был вмонтирован подъёмный перископ
для наблюдения за полем боя.
Многие тысячи жителей Ржева и Калинина, Торжка,
Старицы и Осташкова и других городов Калининской
области работали на строительстве этой оборонитель-
ной полосы. Ржевский укреплённый район протянулся
на сотни километров. Но глубина оборонительной по-
лосы была небольшой, она фактически была вытянута
в одну узкую линию. Прорыв её при массированном
ударе артиллерии и авиации не представлял особого
труда.
Время на нашей позиции в трудах и заботах шло не-
заметно. Мы засыпали в подземные хранилища картош-
ку и капусту, пилили и кололи дрова, готовились основа-
тельно и долго стоять на этом рубеже.
Как-то перед рассветом на минном поле рванула
мина. Из темноты послышались крики и взволнован-
ные голоса. Мгновенно была объявлена боевая тревога.
Мы и раньше тренировали своих солдат занимать свои
места по тревоге. А в этот раз места по боевому распи-
санию были заняты с большим опозданием. Это явление
обычное, когда объявления тревоги солдаты серьёзно
не ждут. Накануне всё было тихо и спокойно. Нас пре-
дупредили, что немцы должны быть где-то на подходе,
но перед нами они ещё не появлялись.
***
7 сентября 1941 года приказом, как у нас говорят, три

ноля пятьсот девятнадцать по войскам Московского во-
енного округа, мне было присвоено воинское звание
32
лейтенант, а 22 сентября, пятнадцать дней спустя после

отправки на фронт, я получил ранение в ногу.
Дело было так. Меня вызвал к себе командир роты
за получением боеприпасов для огневой точки. Был яр-
кий и солнечный день. Мы шли со старшиной Сениным
по лесной узкой дороге, было жарко даже в тени.
– Ну и погодка! – басил он. – Настоящее бабье лето!
Какая будет зима?
Мы подошли к деревне, где стояли наши ротные
повозки, и в это время подъехали две груженные бо-
еприпасами машины. Командир роты направил их
к опушке леса. Они въехали в край леса, и мы подошли,
чтобы отобрать себе боеприпасы, и в это время откуда-
то прилетел немецкий самолёт. Откуда он взялся? Всё
произошло так внезапно и быстро! Мы не успели от-
бежать от машины, он сбросил несколько фугасных
бомб. Сбросил и улетел. На этом всё и закончилось.
Машины и боеприпасы не пострадали, прилетевший
немец явно дал маху, а мне касательно попал в ногу
осколок. Пробило сапог, задело сверху ступню, пошла
кровь, а боли я никакой не почувствовал. Старшина
помог мне снять с ноги сапог, рана была небольшая.
Осколок рассёк мне ногу сверху сантиметра на два.
Подошва ноги была цела. Прибежал ротный санитар,
смазал мне чем-то рану и наложил повязку. Мне даже
в голову не пришло, что у моих солдат во взводе от-
сутствуют перевязочные пакеты. Я об этом вспомнил
только потом.
Старшина Сенин получил снаряды, и я на ротной по-
возке уехал к себе. Некоторое время я хромал, ходил даже
с костылём, который мне смастерили солдаты. Но вско-
ре рана перестала болеть, по-видимому, затянулась.
Об этом ранении я даже не хотел говорить, это была
царапина по сравнению с настоящей раной. Но события
последующих дней, моя хромота, которая мешала мне
ходить, и резкое изменение обстановки перевернули
в один день всю нашу спокойную жизнь.
33
Никто не предполагал, что наше пребывание в укре-

прайоне однажды и сразу неожиданно кончится. Все
подземные сооружения и бетонные укрепления нам
придётся внезапно бросить и бежать.
9 октября, в пятницу, во взводе устроили баню. Её
закончили конопатить высушенным на солнце мхом.
Уложили на обручах по-черному камни, чтобы пахло
дымком, и решили затопить. Старшина объявил банный
день, и солдаты, свободные от дежурства, пошли парить-
ся первыми, чтобы потом подменить остальных. Раска-
лённые камни шипели и фыркали, когда на них плеска-
ли водой…
После бани все разомлели и раскраснелись, собира-
лись попить чайку, поиграть в картишки и отдохнуть
от парилки, от легкости, свежести, от веников и мытья.
День подходил к концу.
А к вечеру во взвод прибежал командир соседней
стрелковой роты и выпалил на ходу:
– Мы снимаемся! У нас приказ отходить за Волгу!
Ваши со всей линии из ДОТов ещё днём ушли! Вы оста-
лись последние! Я через десять минут снимаюсь! У меня
приказ немедленно покинуть траншею!
Я кинулся к своим телефонам, у меня их по двум ли-
ниям было два. Но подземная связь УРа уже не работала.
Почему нам не позвонили и не передали приказ? Про
нас просто забыли, – решил я.
– У меня нет приказа на отход. Я не могу бросить тех-
нику и боеприпасы, оставить ДОТ и самовольно уйти
за Волгу! – сказал я командиру стрелковой роты.
– Пойдём ко мне! – сказал он. – У меня есть связь с на-
шим полком. Поговори с начальником штаба. Он скажет
тебе, что делать.
Я пошёл в стрелковую роту, соединился по телефону
со штабом полка и спросил:
– Кто говорит?
– Не важно, кто! Есть приказ немедленно сниматься
и возможно быстрее уходить за Волгу. Немцы прорва-
34
лись у Мостовой. Незанятый перешеек шириной три ки-

лометра расположен чуть западнее Ржева. Его надо зав-
тра к вечеру проскочить. Взорвите матчасть и отходите
немедленно. Через десять минут я снимаю роту с тран-
шеи. Командир роты тебе объяснит, с кем ты говорил.
У нас был подвешен рельс на случай сбора по тревоге.
После бани было объявлено свободное время, и любите-
ли собирать грибы могли уйти в лес. Старшина ударил
в рельс, и солдаты тут же собрались. Я окинул их взгля-
дом, все стояли в строю. Я объявил приказ и дал им пять
минут на размышления и сборы. Через пять минут стар-
шина ударил ещё раз, все были в полной выкладке и сбо-
ре. Взорвав затворы у пушки и пулемета, облив кероси-
ном запасы продуктов, мы двинулись в расположение
стрелковой роты.
Глава 3
В окружении (октябрь 1941 года)

Вечерние сумерки спустились над дорогой. Мы шли
за стрелковой ротой, и каждый был занят своими мыс-
лями.
Я думал, хромая, почему нас не предупредили и бро-
сили в ДОТе? Как случилось так, что мы остались одни?
Интересно знать, где сейчас находятся немцы? Не за-
крыли ли они трёхкилометровый перешеек, к которому
мы должны будем идти целые сутки? Рассуждая и строя
догадки, я совсем не заметил, как на землю спустилась
ночь.
Впереди в нескольких шагах почти бесшумно шли
солдаты стрелковой роты. Роту вел офицер, представи-
тель полка. У него была карта и маршрут движения. Из
всех отступающих войск мы шагали последними.
Во время марша, когда по дороге впереди идут другие
солдаты, за дорогой не следишь. Мы пристроились сза-
ди, шли у них на хвосте, стараясь не отстать. И вот моя
задумчивость и хромота обернулись для нас неожидан-
ной развязкой.
За одним крутым поворотом стрелковая рота ныр-
нула в темноту, оторвалась от нас и пропала из виду.
Мы ускорили шаг, что на марше обычно не делают, и по-
пытались догнать её. Минут двадцать в темноте мы гна-
лись за ней, но впереди на дороге никого не оказалось.
Такое впечатление, что люди провалились сквозь
землю. Разогнавшись, мы не сразу сообразили, что на-
прасно бежим и что нам нужно остановиться. Тяжело
дыша, мы наконец в растерянности встали и попыта-
лись на слух уловить топот солдатских ног, уходящих
от нас. Но солдаты по грунтовым дорогам ночью ходят
беззвучно, если вместе с ними на дороге не тарахтят
36
телеги и не скрипят колеса, если не фыркают лошади

и не ругаются ездовые.
Мы потеряли стрелковую роту и остались стоять
в темноте на дороге одни. Тяжело вздохнув, я виновато
окинул взглядом своих солдат. Они столпились в кучу
и молча смотрели на меня.
«Вот растяпа!» – наверное, думали они. Лейтенант,
командир взвода, идёт впереди, ведёт за собой целый
взвод солдат, а сам спит на ходу. Взял и упустил стрелко-
вую роту! От одной этой мысли меня бросило в жар. Вот
и первая твоя промашка, лейтенант! Когда-то ты должен
был сделать ошибку! Вот поучительный пример твоей
беспечности и отсутствия внимания.
«Что будешь делать, лейтенант?» – спросил я сам себя.
Случилось самое непостижимое, неприятное и почти
непоправимое!
Я стоял на дороге, смотрел на своих солдат, стирал
рукой пот с лица и не находил ни одного слова в своё
оправдание.
Ни маршрута движения! Ни карты местности! Куда
идти, я совершенно не знал. У меня был только компас
и на плечах голова. Думай! Соображай! Что будет даль-
ше?
Мы вернулись назад, потоптались на месте, пошари-
ли в темноте, потеряли ещё немало времени, пытаясь
отыскать следы на дороге. Но все дороги войны одина-
ково разбиты, размыты и истоптаны, и наши поиски сле-
дов ничего не дали.
Мелькнула мысль разослать солдат в разные сторо-
ны. Но другая подсказала совсем обратное. Ночью бегай,
не бегай, ничего не найдёшь! Пошлёшь солдат на поиски
в разные стороны и всех в темноте потеряешь! Главное,
пусто кругом и спросить некого! Куда ведут эти дороги?
Какую дорогу выбрать? По какой из них идти?
Стрелять в воздух и кричать бесполезно. С ротой
на этот случай договоренности не было. Услышат вы-
стрелы и крики, подумают, что мы напоролись на нем-
37
цев. А потом неизвестно, может, немцы на самом деле

где-то близко стоят у дороги, и мы обнаружим себя.
Я посмотрел на компас, прислушался к ночной тиши-
не, взглянул на чёрное небо и ослабил защёлку на стрел-
ке. Голубой, светящийся в темноте треугольник дрогнул
и закачался вместе со стрелкой. Взяв азимут на северо-
восток, где, по моим расчётам, должен был находиться
город Ржев, я повернулся лицом в сторону прорези.
Когда-то я видел карту этого района. В памяти оста-
лись города и точки, разбросанные в пространстве.
Я представил себе извилистую линию Волги и положе-
ние Ржевской железной дороги.
Что лежит впереди в этом тёмном и мрачном про-
странстве? Можно лишь догадываться и представлять
в своём воображении. Я поймал себя на мысли, что в го-
лову лезет какая-то нелепость и чертовщина. А что, если
вот в этой глубокой и узкой лощине нам уготовлена за-
сада и встреча свинцом? Подходящее место для засады,
ничего не скажешь! Сейчас войдём в неё, подойдём бли-
же, и грохнут выстрелы! Встречу с немецкими танками
я почему-то себе не представлял.
Что должен делать я, если выстрелы раздадутся? Ка-
кую команду своим солдатам я должен подать? В таких
делах мы не имели никакого опыта. Солдаты мои – сугу-
бо гражданские лица, и по возрасту и здоровью они огра-
ничены к боевым действиям на военной службе. В боях
и под пулями они ни разу не были и, кроме знания тех-
ники, ничему не обучены. Так что, попади мы сейчас
под огонь, я подам команду – «Ложись!». Лягут они в тем-
ноте, как дрова, и потом их не сдвинешь с места.
Мы прошли лощину, по дну которой тянулась дорога,
поднялись на пригорок и неожиданно вышли на откры-
тое широкое пространство. Здесь даже дорогу по обочи-
нам было видно. Я не знал тогда, что по лесным дорогам,
кустами и чащобе можно было идти, ничего не боясь.
Немцы такие места избегали. А на большаках, где был
обзор по сторонам, где их обычно сопровождали са-
38
моходки и танки, мы вполне на них могли напороться.

Но я тогда этого не знал.
И тут мы заметили впереди неясные очертания лю-
дей. Мы сразу насторожились и стали прислушиваться.
Видно было, как тёмные силуэты людей молча удаляют-
ся от нас.
Мы решили их осторожно догнать. И так мы снова
оказались в хвосте у группы солдат, шагавших по той
же дороге. Но это были совсем другие солдаты, не те, ко-
торых мы потеряли. Их было немного – всего десятка
два. Мы пристроились к ним сзади и прошли остальную
часть ночи.
Утром на нашу дорогу стали выходить все новые и новые
группы солдат. Они неожиданно появлялись и вливались
в нашу дикую колону, которая шла, постукивая подковами
по каменистой дороге. Откуда-то из низины на дорогу вы-
ехали две армейские повозки, а следом за ними на дороге
появилась пушка. Она свернула в нашу сторону и влилась
в общий поток. Но все представляли собой небольшие раз-
розненные группы. Они случайно сошлись на одной до-
роге и теперь, растянувшись, шагали не спеша друг за дру-
гом. Никто точно не знал, куда ведёт эта дорога и почему
они по ней идут. Никто не мог точно сказать, где находится
трёхкилометровый проход из кольца окружения.
Мы были в растерянности и недоумении.
Я не торопил своих солдат и не хотел увеличивать
скорости хода. Но я предупредил каждого относительно
амуниции, оружия и боеприпасов, что ничего не должно
быть брошено или потеряно. Сейчас это наша главная
задача. Несмотря на усталость, каждый должен выйти
к своим в полной выкладке и с оружием. Это наше лицо,
наш воинский долг. По нему о нас будут судить, по нему
нас встретят.
Мы верили, что доберёмся до Волги и что на том кру-
том берегу нас ждут и встретят с уважением. Мы не толь-
ко надеялись, мы были уверены, что за Волгой проходит
ещё одна линия укреплений, что для нас там оставлено
39
место в бетонном каземате, и они только и ждут, чтобы

мы вышли туда поскорей. Нам в голову не приходило,
что за Волгой нет никаких укреплений, что мы в спешке
были просто забыты и никто нас больше не ждёт.
Оборона нашего укрепрайона была построена в одну
линию, и при первом же ударе немцев она была про-
рвана. Дорога на Зубцов, Старицу, Погореле-Городище,
Калинин и Москву была открыта. Связь со штабом обо-
рвалась. Образовался «котёл», из которого, теперь зады-
хаясь, бежала солдатская масса.
Мы были предоставлены сами себе, но у нас имелась
в душе вера и воля. Мы с трудом передвигали тяжелые
ноги, но для нас было важно одно: мы держались друг
друга, никого не потеряли, и никто не отстал. Это было,
пожалуй, наше основное преимущество. Отстань кто
один, свались больным в деревне, ему никто там не по-
может, ему никто там ничем не обязан.
Так что держись, солдат, за своих! И ничего, что мы вы-
дохлись и устали, у нас, брат, другого выхода нет! Нужно
идти! Сам понимаешь!
Бесконечные группы немецкой авиации летали у нас
над головами. Они летели в том же направлении, куда
двигались и мы. Видя всё это, отдельные группы солдат
начали отделяться от общего потока. Они сходили с до-
роги и сворачивали куда-то в сторону.
Одна группа солдат, что шла рядом с нами, предлага-
ла взять направление на восток, сразу идти на Москву.
Другие, наоборот, предлагали идти на Оленино.
Пошумев, погалдев и солидно полаявшись, солдаты
выяснили свои отношения, стратегическую обстановку
на фронте и, как встревоженный рой пчёл, загудели, ко-
лыхнулись и сорвались с места. Они побежали в сторону
от дороги, толпой скатились с большака и, взяв направ-
ление на Оленино, зашагали от нас. Удерживать их было
бесполезно. Здесь действовал закон стихии масс.
Глядя им вслед, мы недоумевали и не знали, что нам
делать. Вот мы и одни! Мы по-прежнему продолжали
40
стоять на дороге. Теперь нам снова нужно было выби-

рать свой путь.
Немецкие самолёты, тяжело завывая, летели боевыми
группами у нас над головой. Они шли ровными косяка-
ми, не обращая на нас никакого внимания. У них были
дела впереди.
Поговорив со старшиной и выслушав, что скажут сол-
даты, я мысленно прицелился в то место, куда летели са-
молёты. Подал команду, и взвод тронулся с места.
Там, куда летят самолёты, рассудил я, и должен нахо-
диться проход из «котла» окружения.
Иногда над нами появлялась немецкая «стрекоза»1.
Это несколько оживляло нас в пути и отвлекало от вся-
ких унылых раздумий. Немецкий «костыль» (такое на-
звание прилипло к нему потом) вертелся над дорогой,
где мы шли. Он переваливался с крыла не крыло, спу-
скался вниз, так что было видно в кабине одинокого лет-
чика. Потом он взмывал вверх, улетал вперёд и через не-
которое время возвращался снова.
Война шла уже полным ходом, а мы не знали ни ти-
пы, ни опознавательные знаки немецких самолётов.
Кресты на крыльях и на фюзеляжах были обведены
красной каймой, и нам снизу они казались красными
звёздами. Мы останавливались и, задрав головы, рассма-
тривали их.
Возможно, в том направлении, куда улетал немец-
кий «костыль», и находился узкий перешеек, к которому
мы спешили.
11 октября, в субботу, сбив наш заслон под Старицей,
немцы устремились на Калинин. Перерезав железную
дорогу под Зубцовым, они бросились на другою основ-
ную магистраль. Люди, бродившие в это время в окруже-
нии, знали все последние новости от других разбежав-
шихся солдат и беженцев.
1 «Стрекоза», «костыль» – немецкий самолёт-разведчик «Hen-
schel Hs-126».
41
Мы шли так остаток дня и весь вечер. День угасал, на-

двигались сумерки. По состоянию дороги чувствовалась
близость большого города.
«Ночью немцы не воюют! – рассказывали нам отсту-
павшие солдаты, которые успели побывать в перестрел-
ках и боях. – По воскресеньям у немцев – выходной!»
Сегодня 11-е число, а завтра 12-е – воскресенье.
Возможно, нам повезло, и мы можем проскочить
через Волгу.
– Думаю, что мы подошли ко Ржеву! – сказал я старши-
не, шагавшему рядом. – Вот Волга, а на том берегу Ржев.
***
Из-за края обрывистого берега, на той стороне Волги,

были видны тёмные крыши домов и освещённые снизу
огнём нависшие низкие тучи. Только теперь, спускаясь
к мосту, перед собой мы увидели зарево огромного по-
жара. Пламя висело над городом и зловеще металось
над крышами. Снопы летящих искр кружились в воздухе
и поднимались в небо. Огненным отблеском были осве-
щены клубы чёрного дыма. Тяжёлые, налитые дымом об-
лака плыли над городом.
Вступив на бревенчатый настил моста через Волгу,
мы сразу заметили перебегающих от перил к перилам
людей. Какие-то неясные фигуры метались в тёмном
пролёте моста.
«Возможно, телега застряла? – подумалось мне. – Ло-
шадь ногой сквозь настил провалилась. Теперь её нужно
вытягивать на себе. Хорошо, наверно, думают, что мы по-
доспели!»
Но на мосту занятые своим делом солдаты не обрати-
ли на нас никакого внимания. Подойдя ближе и рассмо-
трев их, мы остановились и хотели спросить, где нахо-
дятся наши и куда нам следует идти.
– Давай быстрей! – закричали они, увидев нас на мо-
сту. – Бегом на ту сторону! Мы мост взрываем!
42
И это всё, что нам удалось узнать у них на ходу. Это

были сапёры всё той же 119-й стрелковой дивизии. Взвод,
тяжело ступая, загрохотал по деревянному настилу, пере-
бежал пролёты моста и стал подниматься вверх по боко-
вой дороге. Берег Волги со стороны Ржева был крутой.
Опоздай мы на минуту – взлетели бы вместе с мостом.
Не успели мы сделать и нескольких шагов по дороге,
как сзади нас, над рекой, раздались два мощных взры-
ва. В воздух полетели доски и бревна, вздыбилась земля,
в небо поднялись фонтаны воды.
Мы сразу повалились на дорогу. Упали, кто где сто-
ял, не зная, как укрыться от взрывов. Некоторое время
мы лежали, прильнув к холодным камням мостовой.
Мы думали, что у сапёров ещё не взорвано несколько
поставленных зарядов. Сверху на нас стали падать дере-
вянные обломки, нас обдало водой.
Мы были уверены, что сапёры, взорвав мост, нас тут
же догонят, покажут нам дорогу и направление, куда
нам следует идти. Но пока мы, оглушённые, мокрые
и окончательно обессиленные, поднимались, отряхи-
вались и приходили в себя, сапёры в темноте бесследно
исчезли.
Мы поднялись наверх и вышли на бугор. Перед на-
шим взором предстал город, охваченный огнём. Всё
кругом – и дома, и заборы, разбитые стекла, и сорван-
ные рамы с петель, обрушенные стены, осевшие крыши,
безлюдные улицы – отражалось, как в кривом зеркале,
и колебалось в потоках нагретого воздуха. Перед взором
куда-то всё плыло.
Город был брошен. Людей на улицах не было видно.
Где искать дорогу? Куда поворачивать? И куда вообще
нам идти? Мы стояли и смотрели на пылающие дома.
Огромные чёрные клубы дыма, они, как гигантских раз-
меров шары, переваливались, крутились и медленно
уползали вверх. Не слышно было ни грохота, ни стрель-
бы. Потрескивали и шипели объятые пламенем деревян-
ные переборки домов. В воздухе стоял противный за-
43
пах гари. Под ногами – серый слой пепла. Яркие искры

и горящие огоньки углей носились в воздухе и сверкали
на темном фоне.
Мы сунулись было по одной из улиц, но горячий воз-
дух отбросил нас обратно. Оглядевшись кругом, мы по-
далась в другую сторону, где было меньше огня.
Солдаты валились с ног. Мы полагали, что в городе
стоят войска, что здесь на крутом берегу выгодная линия
обороны. Мы думали, что нас здесь встретят, дадут от-
дохнуть и, конечно же, накормят. А потом уже пошлют
на новую точку обороны. Кроме небольшого запаса хле-
ба и сухарей у нас с собой ничего не было.
Мы никак не рассчитывали, что в таком большом го-
роде мы будем одни, что город брошен, что нам нужно
снова идти и искать себе дорогу. До сих пор у нас была
надежда и уверенность, что нам нужно только добрать-
ся до Ржева. Все свои силы мы рассчитали и истратили
на этот переход.
Но где мы разошлись с немцами, почему они не об-
стреляли нас при подходе к городу? Возможно, нас укры-
ла темнота? Возможно, они нас приняли за своих, за взвод
немецких солдат, спокойно шагавших по дороге к бере-
гу Волги…
Мы были последним взводом солдат, прошедшим
по горящим улицам Ржева.
Глава 4
Левый берег Волги (октябрь-ноябрь 1941 года)

Пройдя несколько километров по открытой местно-
сти, мы оказались у развилки дорог. Прямая и мощёная
уходила на восток к Старице. А другая, грунтовая улуч-
шенная, шла на север в направлении Торжка.
Пройдя ещё с километр, солдаты остановились. Мы со
старшиной шли сзади, и я ускорил шаг, чтобы выяснить,
в чём там дело.
В канаве у дороги лежал убитый солдат. Это был пер-
вый мертвый, которого мы видели. Он был в солдат-
ской шинели, без оружия, лицо его успело значительно
потемнеть. От него шёл слабый запах мёртвого тела.
Мы прекрасно знали, что идём по дороге последними.
За нами следом могли идти только немцы. Но копать
могилу для убитого никто из солдат не хотел. Отрыть
могилу, засыпать тело землей, отдать погибшему сол-
дату последний долг каждый был обязан. Так рассуждал
я. Я стоял, ждал и смотрел на своих солдат, умудренных
опытом жизни, и молча ждал их ответа. Если однополча-
не и товарищи по оружию бросили его в канаву у дороги,
то почему идущие сзади чужие солдаты должны подби-
рать и хоронить убитых и павших от ран?
Дорога на север всё время забиралась вверх. Она ухо-
дила от нас к горизонту. Ржев, как я помнил, стоял на от-
метке 158 береговой полосы, а дорога на север перевали-
вала водораздел, где брали начало небольшие притоки
Волги. Торжок находился на той стороне водораздела.
От Ржева, считай, мы отошли километров двадцать,
солдаты поглядывали на меня, не сделаю ли я привал.
Дорога делала крутой поворот, мы обошли небольшое
болотце и за бугром показались крыши домов. Как я по-
сле узнал, это была деревня Зальково.
45
Небо было ещё светлое, но ясный солнечный день

был на исходе. И в это время на бреющем полёте из-за
леса прямо на нас вывалили немецкие самолёты. Мы ус-
лышали низкий раздирающий рёв моторов и в первый
момент не разобрали, сколько их было.
Посыпались бомбы, послышалась стрельба из борто-
вых пулемётов.
Взрывы легли вдоль дороги. Крупнокалиберные пули
резали и кромсали землю вокруг, повсюду летели клочья
травы. Первые несколько взрывов рассеяли наших сол-
дат по полю. Они разбежались, как зайцы, и все залегли.
Мы со старшиной тоже отбежали и легли за кустами. Са-
молёты прошли над дорогой, развернулись на обратный
курс. Теперь они искали, где мы спрятались. Дорога опу-
стела.
– Смотри, старшина! Немцы летают в потемках! Аэро-
дромы у них где-то совсем недалеко!
Немцы с рёвом прошли над дорогой и ушли в сторону
леса. Пока солдаты собирались и выходили к дороге, ста-
ло совсем темно. Проверив, все ли живы и все ли на ме-
сте, мы тронулись дальше. До деревни было совсем не-
далеко.
Когда мы вошли в деревню, то увидели, что она вся за-
бита повозками, лошадьми и солдатами. Но что странно,
здесь следов бомбежки совсем не было. Мы осмотрелись
кругом и хотели попытаться где-нибудь в доме устроить-
ся на ночлег.
Я стремился поскорей дойти до штаба 22-й армии.
Я хотел узнать, где находится сам штаб или его тылы. Ни-
кто в чужую часть нас не возьмёт, никто не поставит нас
на продовольственное снабжение. Рассчитывать можно
только на пару буханок хлеба.
Мы со старшиной подошли к часовому и попросили
его вызвать к нам дежурного офицера. Вскоре к нам вышел
офицер, и я объяснил ему наше положение, рассказал, кто
мы, откуда и куда идём. В подтверждение моих слов я пока-
зал ему своё удостоверение с фотокарточкой и показал ру-
46
кой в сторону солдат, сидящих у забора. Вид у моих солдат

был неважный, они устало сидели, вытянув ноги, но все
были при оружии и в полной солдатской выкладке.
– Штаб армии, – ответил мне капитан, – пятого ок-
тября проследовал на Торжок. Дойдёте до Торжка, там
спросите, до города отсюда не менее семидесяти кило-
метров. Дорога всё время пойдёт на север. Ближайшие
деревни Фролово, Денежное и Луковниково. До Луков-
никова двадцать километров. Что будет дальше, никто
не знает. Обстановка может измениться в любой момент.
Насчёт продуктов в дорогу мы не можем вам помочь. На-
кормить сегодня, пожалуй, можно. Зайдите напротив
к связистам, я им позвоню. У них осталась каша с обеда.
Желаю успеха, лейтенант!
Дежурный капитан пожал мне руку и вернулся в штаб.
***
Как я потом понял, 10 октября штаб нашего батальо-

на находился в районе деревни Дядино, что южнее стан-
ции Ретикулиновый. В этот день к нам в огневые роты
поступил приказ оставить Ржевский укрепрайон. Майор
на машине уехал утром, роты снялись днём, а я со своим
взводом из-за отсутствия связи покинул ДОТ только ве-
чером. Как мне теперь стало известно, роты пошли до-
рогой западнее Ржева.
11 октября, как рассказывали потом вышедшие
из окружения солдаты и офицеры, роты в сумерках по-
дошли к Волге в районе железнодорожной ветки на Вы-
ческу.
Мосты и переправы были взорваны, а со стороны
Оленино по левому берегу к Волге подошли немцы. Бата-
льонный обоз с продовольствием и боеприпасами был
брошен, люди и лошади пошли на переправу через Вол-
гу вплавь, но были обстреляны и повернули назад. По-
том несколько дней и ночей подряд люди пытались вы-
браться на левый берег Волги.
47
Покинув своё войско, комбат укатил на своей машине

в Торжок. Роты остались на том берегу без всякого руко-
водства, без знания обстановки. Правда, на следующий
вечер майор попытался подъехать на машине к берегу
Волги, но был обстрелян. Машину пробило пулями в не-
скольких местах, что служило доказательством его отва-
ги и присутствия немцев.
Потом меня вызвали в штаб, но нашего комбата там
уже не было. От полковника я получил приказ и офици-
альное боевое задание.
– Вы со взводом будете представлять собой летучий
боевой отряд. Получите грузовую машину, ротный ми-
номёт и три ящика боеприпасов. Ручной пулемёт у вас
есть. С вечера на машине будете объезжать вот этот рай-
он, смотрите на карту. Следовать будете вот по этому
маршруту.
И полковник показал мне на карте дороги, по кото-
рым я должен буду ездить.
– Курсировать будете до рассвета!
– Ваша задача обнаружить ночной немецкий десант,
вступить с ним в бой и удерживать свою позицию. Вот
вам ракетница и запас осветительных ракет. При встре-
че с противником дадите серию осветительных ракет,
это будет служить нам сигналом, и мы определим ме-
сто, где вы находитесь. Машину сразу отправите назад.
Я на этот счёт шоферу дал специальные указания. Смо-
трите на карту и изучайте маршрут. Вы должны его знать
на память. Карты на руки не получите. Ночью она вам
не нужна. Ночью темно. Всё равно ничего не видно. Кар-
та может попасть в руки немцам.
– Как же она к немцам попадёт? Что ж, я её по дороге
потеряю?
– Смотрите сюда! Вот здесь будете делать поворот. Че-
рез каждые десять минут по дороге будете делать оста-
новки. Ночью нужно периодически прослушивать мест-
ность и небо.
– Разрешите вопрос?
48
– Что там у вас?

– При встрече с противником мы принимаем встреч-
ный бой, как я понимаю.
– Правильно понимаете, лейтенант!
– У нас могут появиться раненые и кончиться патро-
ны и мины. При таких обстоятельствах куда нам отхо-
дить?
– Вам отходить никуда не надо! Вы остаетесь на месте!
И ни шагу назад! Если нужно, то мы сами пришлём вам
подмогу. Вы остаетесь на месте, ведете огневой или ру-
копашный бой, раненых перевязывать будете потом. Всё
ясно? Вопросов больше нет?
Теперь мы были при деле! Но я так и не понял глав-
ного. Выходит, нас бросили навстречу десанту, чтобы
штаб выиграл время и смог уехать куда-то. Полковник
об этом ничего не сказал, и по всей видимости, нас никто
не собирался поддерживать. Мы должны были остать-
ся на месте при встрече с немцами и до последнего ды-
хания держать свой рубеж. Все было крайне загадочно
и до предела ясно!
Днём мы вповалку спали в избе, утром и вечером по-
лучали кормёжку. А с наступлением ночной темноты
отправлялись ловить немецкий десант и были готовы
встретить его во всеоружии. Ездили мы с погашенными
фарами, часто останавливались, вглядывались, вслуши-
вались в ночную темноту и смотрели в сторону Калини-
на, ожидая оттуда десанта. Я стоял наверху, облокотив-
шись на кабину водителя, и смотрел по сторонам.
То, что город Калинин был взят немецким воздуш-
ным десантом, полковник мне ничего не сказал. Об этом
я узнал на кухне у повара. Несколько офицеров штаба
потом обмолвились об этом.
Мелкие группы солдат и младшие офицеры про-
должали просачиваться ночами и переправляться
через Волгу. Теперь из всего состава бывшего батальона
Архипов формировал одну стрелковую роту. Мы долж-
ны были выступить куда-то на фронт.
49
27 октября грузовик, миномёт, две ракетницы и три

ящика мин я сдал на склад по распоряжению полковни-
ка. Мне добавили во взвод двадцать чужих беглых сол-
дат, и я ушёл за лес в деревню, где стояла наша рота.
В тот же день вечером роту построили и объявили
приказ: «Новых рубежей и укрепрайонов нет, стацио-
нарные огневые точки и техника отсутствует. По ука-
занию штаба фронта 297-й батальон расформирован
и в составе роты передается на пополнение в стрел-
ковую дивизию». Все солдаты, сержанты, старшины
и офицеры переводятся в стрелковые подразделения
пехоты.
В один день всё изменилось и со всем было покон-
чено. Наводчики орудий, замковые, заряжающие, элек-
трики, связисты, оружейные мастера, саперы и минеры
превратились в простых стрелков, носителей трехли-
нейных винтовок. Солдаты были страшно недовольны.
Но, как говорят, приказ есть приказ!
В просторной избе собрались все сержанты и офице-
ры роты, это была наша последняя встреча и последняя
крыша над головой. Завтра, когда рассветёт, рота по-
строится и пойдёт в сторону Калинина к Волге.
Всё, что мы до сих пор знали и слышали о войне, всё
это была игра воображения! Из-под крыши этой избы
мы сделаем первый шаг навстречу настоящей войне, тя-
жёлым испытаниям и неизвестности.
Каждому по-разному придётся пройти дорогой вой-
ны. Одному она будет долгой, а другим она вещала бы-
струю кончину, немецкий плен и тяжелые раны.
***
Утром 29 октября, после беготни и кормёжки, рота

построилась в колонну и походным маршем пошла
на Медное.
Командир роты распорядился, чтобы я со своим взво-
дом шёл замыкающим.
50
Через некоторое время мы вышли на Ленинградское

шоссе и повернули на Медное. Шоссе в то время было
не широкое и во многих местах основательно разбито. Где
выбитый до щебёнки асфальт, где участки, засыпанные
землей, а где просто развороченное воронками полотно
проезжей части дороги. Война везде оставила свой след!
Мост около села Медного был разбит. С той стороны
к плотам переправы на подводах спускали раненых. Ло-
шадей вели под узды. Лошади на плоты заходить упира-
лись, их тащили на брёвна, они приседали. Одна за дру-
гой подводы с ранеными перебирались на нашу сторону.
Мы стояли, смотрели на них, ожидая своей очереди.
Откуда их столько? Не туда ли мы держим свой путь?
В село Медное мы не зашли. Наведённая переправа
была в стороне и выше по течению Тверцы. С дороги
были видны дома и постройки. По краю бугра чернело
несколько деревянных и одноэтажных каменных домов.
Некоторые из них остались целы. А другие основательно
пострадали от бомбёжки. Повсюду были видны глубо-
кие и свежие воронки. Здесь накануне как следует пора-
ботала немецкая авиация.
Обойдя Медное стороной, мы свернули вправо,
и пошли по мощёной булыжником дороге. Мы прошли
километра четыре и впереди на обочине увидели немец-
кие танки. На боках у них красовались чёрные кресты,
обведенные белыми полосками. Танки стояли непод-
вижно, стволы орудий были опущены.
Выглядели они совершенно новыми. Ни вмятин,
ни царапин, ни пробоин на стальной броне не было вид-
но. Блестящие гусеницы были в полном порядке.
Почему их покинули немцы? Горючее кончилось?
Испортились моторы? Но могло быть и другое, – поду-
малось мне. Я, конечно, фантазировал и поэтому пред-
ставлял себе ситуацию так: экипажи танков свои места
не покидали, а сидят внутри и ведут наблюдение. Кто пе-
редвигается по дороге, сколько и в каком направлении
проходит солдат?
51
Работая ключом, они могли передавать по рации эти

данные. Люки танков плотно задраены. Все, кто прохо-
дят мимо, смотрят на них и вполне уверены, что танки
выведены из строя и их экипажи взяты в плен.
Впереди шёл командир роты, за ним мимо танков
прошли взводы, и вот наконец я тоже оказался около
танков. Я позвал солдата, взял у него сапёрную лопату,
залез на один из танков и пытался сапёрной лопатой от-
крыть люк. Но сколько я ни старался, сколько ни пыхтел,
у меня из этого ничего не получилось.
Командир роты увидел это, остановился и нахмурил
брови.
– Ты что, лейтенант? – спросил он.
– В танках немцы сидят! Я слышал внутри какую-то
возню!
Старший лейтенант улыбнулся и ответил:
– Этого не может быть, лейтенант! Ты просто ошибся!
Здесь по дороге мы проходим не первые. Их давно успе-
ли проверить. А у нас нет времени…
Старший лейтенант хотел ещё что-то сказать,
но не успел, над лесом мы услышали рёв самолётов.
Никакого «костыля» или «стрекозы» до этого над нами
не было. Самолёты шли на бреющем полёте и точно
вышли в створ дороги из-за макушек деревьев. Откуда
они могли знать, что мы идём по дороге?
Самолёты уже на подлете начали обстрел из пулемё-
тов, а потом посыпались бомбы. Солдаты бросились бе-
жать в разные стороны.
Мы тоже залегли, отбежав от дороги. Проревев над до-
рогой и сбросив с десяток небольших по размеру бомб,
самолёты сделали разворот и пошли нам навстречу. Как
только одно звено отбомбилось и ушло за кромку леса,
над дорогой появилось другое.
Не успел я повернуть голову к лесу, а оттуда уже сыпа-
лись новые бомбы. Низко летящие над дорогой бомбар-
дировщики стреляли из пулемётов.
52
Неожиданный налёт и обстоятельства с танками сму-

тили меня. Их базой, по-видимому, был городской аэро-
дром в Калинине.
Солдаты далеко разбежались по полю, их долго соби-
рали и заводили в кусты. В роте были раненые и убитые.
Куда отправлять раненых, на чём их везти?
Я смотрел на командира роты и думал, какое реше-
ние он примет теперь. Хорошо, что он с нами, что все
эти заботы свалились не на меня. А командир роты
сделал всё просто. Он оставил при раненых старшину
и в помощь ему дал трёх солдат из первого взвода.
Он поручил старшине сходить на переправу в Медное
и связаться по телефону со штабом армии, запросить
у них повозки для раненых и похоронить в братской
могиле убитых солдат. Всё вышло так просто и есте-
ственно! Мне было бы трудно всё так быстро сооб-
разить.
Мой взвод в составе роты по-прежнему шёл сзади
последним. Я был избавлен от нужды смотреть за доро-
гой и от всяких других забот. Я даже не присматривался
к маршруту нашего движения.
Пройдя Медное, мы должны были свернуть на Новин-
ки и пойти на Гильбертово. За Городничий роту остано-
вили, завели в лес и объявили привал. Мы долго лежали
на холодной застывшей земле. Командир роты ушёл
куда-то в деревню. Потом он вернулся, и с ним из дерев-
ни пришёл капитан.
– Матвеенцев, – отрекомендовался он нам. – Вчера
наша дивизия вела бои за Дмитровское и Черкасово.
Немцы остались за Волгой! Ваша рота вливается, как по-
полнение в нашу дивизию. Теперь вы будете служить
в 421-й стрелковом полку. Командир полка – подполков-
ник Ипатов. Дивизией командует генерал Березин, за ма-
лейшие нарушение и невыполнение приказов он отдаёт
всех подряд под суд.
Потом капитан прошёлся перед строем солдат, по-
смотрел сурово на нас, на младших офицеров, и удалил-
53
ся с двумя солдатами, которые его сопровождали, обрат-

но в деревню.
«Вливание» было сделано, нас влили в стрелковую ди-
визию. Командир роты подал команду – «Разойдись!», –
и солдаты легли, привалившись к земле.
Командир роты заторопился.
– Остаёшься за меня! – сказал он мне и пошёл в том
направлении, куда только что ушёл полковой капитан.
Мы лежали и ждали, когда он вернется. Нас, по-
видимому, на ту сторону отправляли надолго. Я не поду-
мал тогда, что наши люди уйдут туда навсегда.
Командир роты вернулся в сопровождении сержанта
сапёра. Сапёр поведёт нас к паромной переправе на бе-
рег Волги. Рота тяжело встала, построилась по взводам
и пошла по дороге. Вскоре сержант нас привёл на крутой
берег с песчаным отвалом и велел подождать.
Солдаты остались лежать в кустах, я пошёл на берег по-
смотреть на переправу. Деревянный плот, сбитый скоба-
ми из брёвен, должен был перевести нас повзводно на тот
берег реки. Внизу, переливаясь и крутясь, неслись холод-
ные быстрые струи воды. На тот берег был протянут ка-
нат, по канату скользило кольцо, за кольцо был привязан
бревенчатый плот. Вот и всё нехитрое сооружение.
На плот могли поместиться человек двадцать солдат
или одна армейская повозка с лошадью. Тот правый бе-
рег реки, поросший соснами, казался безлюдным и пу-
стым. Туда приказано было перебросить нашу роту, а где
находились в то время немцы, и были ли на том берегу
наши войска, этого никто из нас не знал. Возможно, нам
об этом не хотели говорить.
Перед тем, как нашему первому взводу зайти на плот,
с него под кручу съехала повозка и лошадь. Почему одна
единственная повозка пришла с того берега, я не понял.
Меня подозвал командир нашей роты, с ним рядом
стоял круглолицый офицер в накинутой поверх шине-
ли плащпалатке. Нашивок его не было видно, кто он был
по званию, трудно сказать.
54
– Это заместитель командира полка по тылу! – отре-

комендовал мне командир роты стоявшего рядом офи-
цера.
В нашей роте было около сотни солдат.
– Сейчас на паром, на ту сторону отправятся первые
двадцать человек, их поведёт командир первого взво-
да, – сказал командир роты. – Плот вернётся, со вторым
взводом поеду я.
– Ты, – сказал мне старший лейтенант, – с группой
в тридцать человек останешься на этой стороне и бу-
дешь здесь за старшего. Со своими солдатами ты пой-
дёшь на плот последним, когда он вернётся сюда. Я буду
ждать тебя на том берегу.
Меня с тремя десятками солдат положили за бровкой
берега, и мы стали ждать своей очереди на переправу.
Заместитель командира полка суетился около лоша-
ди, о чём-то спрашивал и ругал повозочного. Он говорил
ему что-то намёками. Не зная главного, нельзя было до-
гадаться, о чём шла речь.
Когда лошадь сошла с парома, ездовой что-то сказал
сапёрам. Я думаю, что он ругал его именно за это. Зачем
он сообщил какую-то важную новость сапёрам?
Первая партия была уже на том берегу, командир роты
со второй спустился к воде и ждал, когда плот подойдёт
к нашему берегу. Паром вернулся, командир роты вместе
с солдатами зашёл на плот, и на этот раз они очень долго
переправлялись на тот берег.
Внизу у воды стояли сапёры, они за веревку с того бе-
рега перетащили пустой паром обратно сюда. И вдруг
они почему-то забегали, засуетились, застучали по кана-
ту топорами, оттолкнули плот, обрубили канат и попры-
гали вверх. Они быстро легли за бровку, и в это время
на воде послышался взрыв. Я подбежал к берегу и уви-
дел, – остатки парома, в виде разбросанных брёвен, плы-
ли вниз по реке.
Лошадь натуженно втащила пустую повозку в гору
по наклонному спуску и, поднявшись наверх, загрохо-
55
тала по мёрзлой дороге. Вслед за подводой убежали

сапёры.
Я стоял на краю обрыва и смотрел им вслед. Солдаты,
подняв головы и встав на колени, смотрели то на меня,
то на удиравших сапёров. Нам и в голову не пришло,
что на тот берег к воде вышли немецкие танки. Они, прав-
да, на берегу не показались, они остались стоять за со-
снами, но мы этого не видели, не слышали и не знали.
Повозочный, зам. по тылу и сапёры нам ничего не сказа-
ли. На том берегу в лесу остались наши солдаты и коман-
дир роты.
Когда мимо меня пробегал последний из сапёров,
я рванулся с места и кинулся ему наперерез.
– Кто у вас старший? Почему взорвали паром? Там
осталось полсотни наших солдат и командир роты!
Но ответа на мои возгласы не последовало. Он обо-
гнул меня стороной, махнул рукой и показал мне на дру-
гую сторону Волги. Что он хотел этим сказать?
Я посмотрел туда, куда он мне показал, и ничего
не увидел. Я повернулся снова к нему, а его уже и след
простыл. Не мог же я его схватить и держать за шиворот
или стрелять ему в спину из нагана. Признаюсь, я тог-
да растерялся. Сапёры убежали, и мы остались лежать
у бывшей переправы одни.
Я вглядывался в опушку леса на том берегу и ждал,
что вот-вот у воды покажутся наши солдаты. И даже сел
специально на край обрыва, чтобы с той стороны сразу
заметили меня. Просидел я так не менее часа. Потом спу-
стился к воде и осмотрел обрывок каната. На том берегу
было пусто. Кроме винтовок, небольшого запаса патро-
нов и ручного пулемёта с одним диском, ничего другого
во взводе не было.
Тридцать солдат, из них десять чужие, и на меня лег-
ла обязанность самостоятельно решать все дела, думать
и действовать.
Чем я буду кормить своих солдат, если сухари и ма-
хорка завтра закончатся? Почему нам выдали продуктов
56
всего на одни сутки? Или у них норма другая, или реши-

ли, что больше суток мы на том берегу не продержимся?
Где находится штаб полка, в который мы теперь зачисле-
ны? Куда я отправлю раненых, если во взводе будут по-
тери? С какой боевой задачей пошла рота за Волгу? Что-
то здесь не то, не по правилам и не по уставу? Не могли
же они просто так послать целую роту, чтобы её сапёры
переправили на плоту на тот берег. Офицеры должны
знать, что им делать, с какой задачей они туда идут.
Я запомнил фразу, брошенную капитаном из штаба
на счёт трибуналов, и долго вспоминал его фамилию
и фамилию командира полка и дивизии. Разве с одного
раза забьёшь их в свою память! Бросили роту через Вол-
гу в полную неизвестность, часть роты осталась здесь,
и никому до нас дела нет! Может, поднять солдат и пойти
искать ту деревню, найти штаб полка номер четыреста
с чем-то.
А вдруг сапёры доложили, что переправили
всех? А мы явимся в штаб полка, и штабные объявят,
что мы дезертиры? Попробуй докажи, что нас бросили
и что мы на той стороне вовсе не были!
По всей видимости, командиру роты приказали вы-
вести роту в заданный район и занять оборону. Сунули
необстрелянных людей за Волгу и припугнули их на вся-
кий случай. А что сапёры обрубили канат и взорвали па-
ром, роли не играет. Видно, в этой дивизии без трибуна-
ла ничего как следует не делают.
Может, мне следует послать кого вплавь, чтобы до-
браться до того берега. Нужно ведь выяснить, в чём там
дело?
Я посмотрел на лежащих солдат, подумал и вздохнул.
Кого из них я пошлю в ледяную воду? Ни один из них
даже на бревне до середины реки не дотянет.
Перестрелки на том берегу и в глубине леса не было
слышно. Как теперь старший лейтенант переправится
назад, мне было непонятно. Куда они могли уйти? Поче-
му они так внезапно исчезли?
57
Вот сколько вопросов и неразрешимых проблем не-

ожиданно легло на мои плечи.
И чем больше я думал, чем больше вникал в обстанов-
ку, тем больше я сомневался и ничего не предпринимал.
Я посмотрел ещё раз на тот противоположный берег
и решил просто ждать.
День был безветренный и холодный. Прохаживаясь
по кромке обрыва, я только теперь заметил, как резко
похолодало. Ветки, трава и кусты пригнулись к земле,
отяжелели, покрылись слоем прозрачного льда. На де-
ревьях нависали сосульки. Трава хрустела под ногами,
даже песок покрылся пористой коркой льда. Холод про-
никал везде. Он лез в рукава и под воротник. Солдаты
были в летней одёжке.
Мелкие ручьи и лужи застыли и оцепенели. И лишь
холодные струи реки и водовороты на поверхности
воды, перекатываясь и переливаясь, неслись куда-то не-
удержимо.
Я подошёл к своим солдатам, подозвал старшину и ве-
лел ему выйти на кромку берега и наблюдать за той сто-
роной. Взяв с собой двух солдат помоложе и предупредив
остальных, чтобы лежали тихо и что я отойду на некото-
рое время, я пошёл вдоль берега вверх по течению.
Я хотел осмотреть полосу нашего берега, деревья, ни-
зину и кусты, всё, что находилось правее нас на расстоя-
нии в полкилометра.
Дело шло к вечеру, видимость ухудшалась, от воды, со
стороны реки, на берег ползла сырость и изморозь. Нуж-
но было осмотреться на всякий случай. Здесь, на берегу,
ни слева, ни справа не было никого. Мы одни лежали
у бывшей переправы.
К вечеру на дороге, по которой убежали сапёры, по-
казалась небольшая группа солдат. Они шли в нашем на-
правлении.
Когда солдаты приблизились и подошли к нам совсем
близко, среди них я увидел знакомое лицо. Это был мой
друг по военному училищу Женька Михайлов.
58
Я поднялся с земли, и он увидел меня. Мы вышли друг

другу навстречу и поздоровались.
– Ты из штаба полка? – спросил я его.
– Да! А ты тут что делаешь?
– Наши два взвода с командиром роты переправи-
лись туда. А мы вот лежим у переправы и ждём их возвра-
щения обратно. Нас привели, положили и велели ждать.
А что делать, этого не сказали. А ты, Михайлов, куда путь
держишь?
– Я, так сказать, в полковую разведку теперь перешёл.
Когда нас стали распределять после передачи из штаба
армии, предложили в разведку. Вот я и пошёл. Про вашу
роту в штабе полка что-то говорили, но они не в курсе,
что половина роты осталась здесь. Вашу роту целиком
считают погибшей.
– Как погибшей?
– Так! При мне командир полка подполковник Шпатов
докладывал в дивизию, что немцы вышли по всему право-
му берегу к Волге, а батальон и ваша рота попали в плен.
– В какой плен? Чего ты мелешь?
– Говорю тебе дело! Я сам слышал. Думаю, что ты
напрасно здесь сидишь и ждёшь своих. Да и из полка
за вами сюда никто не придёт.
– Как не придёт? Здесь был зам. ком. полка по тылу.
И сапёры на наших глазах взрывали паром. А ты куда
с разведчиками идёшь? На ту сторону будешь переправ-
ляться?
– Нет, на той стороне нам делать нечего. Мне прика-
зано двигаться вверх по течению реки по этому берегу.
Мы должны пройти километров десять и к утру вернуть-
ся в штаб. Нам нужно осмотреть правый берег, не пере-
шёл ли немец выше по течению и не обошёл ли он штаб
полка.
– Послушай, Жень. Ты, наверное, знаешь общую об-
становку. Расскажи, где немец, а где наши держат обо-
рону. Объясни мне, где находится та деревня, в которой
стоит штаб полка.
59
– Пойдёшь по дороге, на развилке дорог в лесу свер-

нёшь влево, пройдёшь километра три лесом, при выхо-
де на опушку опять свернёшь в лес. Вот там при выходе
из леса левее дороги увидишь деревню. В этой деревне
и находится штаб. В деревне живут местные жители.
Офицеры штаба живут по домам. Сам понимаешь, кому
хозяйки, перины и подушки, а кому, вроде нас, в холод-
ном сарае приходится спать.
Михайлов ушёл со своими солдатами. Он шёл безза-
ботно и изредка поддавал ногой ледышки. Я посмотрел
ему вслед и подумал: идёт в разведку открыто, как на про-
гулку. А если немцы успели перебраться на этот берег?
Окопались где-либо и ждут-поджидают его! Почему
он не выставил, как положено, головной дозор? Вот так
же вляпается, как наш командир роты! Может, он только
здесь, передо мной держит фасон?
Вскоре они зашли за кусты и скрылись из виду.
Это была наша последняя встреча. Утром 30 октября
1941 года Евгений Михайлов из разведки не вернулся.
Пропал он, пропали без вести и его солдаты.
Ни стрельбы, ни шума, ни голосов с той стороны, куда
ушёл Михайлов, в течение ночи не было слышно. Они
ушли и так же тихо исчезли, как живые призраки исчеза-
ют в холодную даль.
Кругом стояла действительно зловещая и непрогляд-
ная тишина. Время остановилось. Минуты превратились
в целую вечность.
А потом вдруг началась бомбежка. Земля от разрывов
вскипела и вздыбилась, брызнула в разные стороны. Сверху
летел песок, падали клочья земли и замёрзшие кочки...
«Юнкерсы» по очереди заходили на боевой курс и по-
висали над берегом. Они снижались к земле, вывалива-
ли свой груз и, облегчённые, с силой и рёвом взмывали
вверх. Страшный грохот и рёв прокатывался над землей,
а новый самолёт уже зависал над целью.
Из двадцати налетевших самолётов последний про-
шёлся над берегом и помахал нам крыльями.
60
– К чему бы это?
Мы перевели дух и осмотрелись. Все ждали нового
налёта. При этом мы не заметили, как под прикрытием
массированной бомбёжки, когда самолёты бомбами
рыли землю, до роты немцев на надувных лодках пере-
правилась на нашу сторону. Мы увидели пехоту немцев,
когда они стали рассредотачиваться по берегу.
Сначала я подумал, что это перешла на берег наша
рота. Но почему их так много, и идут они цепью корот-
кими перебежками?
Догадаться, что это идут на нас немцы, я сразу не мог.
Мы стояли во весь рост, и они, вероятно, видели нас,
но не стреляли.
Мои солдаты смотрели то на цепь, то на меня. Они
ждали, что я скажу.
Я подозвал пулемётчика, прикинул, сколько метров
до цели, подвинул прицельную планку на место, отки-
нул в стороны опорные штанги пулемёта и поставил пу-
лемёт на землю.
Я постоял, подождал минуту, не более, выбрал место
повыше и поровней, перенес пулемёт, решительно лег
и не торопясь стал целиться. Идущая фигура немца си-
дела у меня на мушке животом.
Я дал подряд несколько коротких очередей из пуле-
мёта, каждый раз проверяя взятую точку прицела. Я даже
не увидел, как ткнулись в землю несколько передних
голубоватых фигурок в шинелях. Мой взгляд был при-
кован к разрезу прицельной планки и мушки на конце
ствола.
Я дал ещё несколько очередей, оторвался от при-
цела и посмотрел вперёд. После этого немцы залегли,
как по команде. Я видел, что несколько человек лежат
неподвижно на боку. Остальные животами стали искать
углубления между кочками.
Я прицелился ещё точнее и дал две-три короткие оче-
реди по тёмным каскам. Я бил наверняка. Что-что, а стре-
лять меня научили!
61
Немецкие темные каски на фоне кочек, покрытых

белым инеем, были хорошо видны. Каску не спрячешь
ни за кочку, ни в землю!
Я спокойно целился, подавая ноги чуть в сторону,
чуть вперёд, чуть назад, и, прижав к плечу и скуле при-
клад пулемёта, плавно спускал крючок и давал короткую
очередь. Ещё несколько пригнутых к земле касок вски-
нулись над землей. Немцы как-то нервно заерзали, заше-
велились, забегали и перебежками стали отходить к об-
рыву.
– А может, это наши? Почему они не стреляют?
Я лежу у пулемёта. Сзади меня стоят во весь рост мои
солдаты. Немцы их прекрасно видят, но ответный огонь
не ведут.
Прицел я поставил точно, расстояние до них метров
двести – пустяковое. Видно среди них много раненых
и убитых, и они от этого не могут прийти в себя. По моим
самым грубым подсчётам, с десяток немцев наверняка
получили по две-три пули. Они плашмя все уткнулись
между кочками, не шевелились и не поднимали головы.
Но почему они не стреляли? Вот что смутило меня.
Я никогда до этого немцев не видел. Не знал их цвета
формы. Я подумал об этом, когда они уже отошли за об-
рыв. Сейчас вполне было кстати их атаковать. А если это
наши? Меня как раз и отдадут под суд. Нет, это были нем-
цы, они подошли к берегу во время бомбежки!
Был уже поздний вечер. Край берега смотрелся плохо.
Немцы подобрали своих раненых и трупы, они скати-
лись под обрыв и ушли обратно на тот берег. Над бров-
кой обрыва ни малейшего движения.
Когда совсем стемнело, я подозвал старшину и велел
ему выставить охранение.
– Дежурить будут по двое. Передай солдатам насчёт
курева. Объяви порядок смены караульных и сигналы
на случай ночной тревоги. Немцы убрались к себе на ту
сторону. Ночью они не воюют. Но на всякий случай ухо
держите востро! Это пускай запомнят все!
62
Старшина всё проделал, а я, чтобы ещё раз убедиться,

прошёл с ним по постам и проверил несение службы.
– Спать будем с тобой по очереди, – сказал я старши-
не.
Ночь была тихая, но довольно холодная.
Проснувшись, я сразу понял, что проспал слишком
долго. Видно, старшина не стал будить меня через три
часа, как об этом мы договорились.
Вылезать из-под одеяла не хотелось. Лежать в окопе
было удобно и мягко. Сегодня я за все дни как следует вы-
спался. Приятно потянуться, но нужно вставать.
Я высунул голову наружу из-под одеяла, вздохнул све-
жего воздуха и ещё раз потянулся. Кругом было светло.
Я быстро поднялся на локтях, опёрся на руки, сел
на дне окопа и выглянул наружу. Окоп был неглубокий,
сидя в нём, можно было оглядеться по сторонам, по-
верхность земли была на уровне груди. По краю дороги,
где должны были сидеть мои солдаты, ни одной живой
души! Мы с солдатом Захаркиным остались одни в этом
окопчике, прикрытые колючим одеялом.
Минуту-другую я соображал! Что случилось ночью?
Почему я ничего не слышал? Что теперь нам делать? По-
чему здесь нет никого?
Я осторожно толкнул солдата. Он лежал подле меня.
Солдат зашевелился, скинул с лица угол одеяла, открыл
глаза и посмотрел на меня. Увидев мой палец, прижатый
к губам, он легко и беззвучно поднялся, подхватил свою
винтовку, лежавшую сбоку на дне окопа, и встал на ко-
лени. Он посмотрел в ту сторону, куда показывал я. Там
на дороге немцы устанавливали два орудия.
Возможно, немцы и подходили к нашему окопу,
но не обратили внимания, что под серым одеялом лежат
и спят живые люди. Мы были прикрыты с головой, а цвет
корявого одеяла был под цвет окопной земли.
Дорога в сторону деревни для нас была отрезана.
По дороге со стороны деревни, медленно раскачиваясь,
шла парная немецкая упряжка с подводой позади.
63
Нам представился единственно свободный путь – вы-

скочить из окопа и пригнувшись бежать поперёк дороги
к кустам, в сторону леса. Путь этот был чуть правее в сто-
рону берега, где вчера попытались высадиться немцы.
Я посмотрел вдоль поля, куда я стрелял, оно было со-
вершенно пустым. Где-то гораздо выше по течению нем-
цы навели переправу и обошли нас слева, со стороны на-
ших тылов. Не туда ли отправился Михайлов со своими
полковыми разведчиками?
Мы осторожно перемахнули через дорогу, обогнули
кусты, сделали короткою перебежку в лощину и, приги-
баясь, добежали до бугра.
Перед открытым пространством поля мы останови-
лись, подобрали полы шинели, подоткнули их за пояс-
ной ремень и побежали, стуча сапогами по замёрзшей
траве и земле. Добежав до леса и зайдя за деревья, мы оста-
новились и перевели дух. Нужно было осмотреться. Я по-
смотрел на дорогу, ведущую в сторону деревни, по ней
в направлении к пушкам шла небольшая группа немцев.
Видно, они к утру успели занять несколько деревень, по-
тому что чувствовали себя вполне свободно.
Но куда девались наши? Почему старшина не разбу-
дил меня?
Мы углубились в лес, я взял по компасу направле-
ние на северо-запад, и мы пошли искать лесную до-
рогу. Лес просветлел, показалась опушка, и мы вышли
не то на заросшую лесную дорогу, не то на давно забро-
шенную просеку.
Осмотрев траву и мелкий валежник, мы убедились,
что здесь никто давно не ходил. Такая просека, хоть она
и старая, должна нас вывести на дорогу или хожую тро-
пу. Ходили же здесь когда-то люди по грибы и по ягоды.
По просеке мы прошли километров 6–8 и вышли на бе-
рег реки Тьмы.
Здесь вдоль берега проходила просёлочная доро-
га, по ней ехала повозка. Мы встали за стволы деревьев
и ждали, пока из-за крупа лошади не покажется повозоч-
64
ный солдат. Увидев, что это наш, мы вышли ему навстре-

чу. Лошадью правил солдат, на голове у него была надета
зимняя шапка ушанка. Тыловиков уже успели перевести
на зимнюю форму одежды, – подумал я.
Мы остановили его, когда он поравнялся с нами.
Он был из той же самой дивизии, в которую мы были за-
числены вчера. Он сказал, что их обоз стоит на той сто-
роне реки.
– По дороге отсюда километров пять, не больше! Как
дойдёте до брода, повернете по дороге направо. А там
недалеча и деревенька будет стоять. В деревне спросите,
как дойти до вашего полка.
Солдат в шапке поехал дальше, а мы по указанной до-
роге пошли искать полковой обоз. Я надеялся, что в ты-
лах полка я узнаю обстановку и разыщу своих.
Штаб полка нам указать не могли, о нём пока никто
ничего не знал. А комбата и своих солдат я разыскал
только к вечеру.
Что же случилось ночью? Почему я остался в окопе?
Почему ушли мои солдаты и не разбудили меня?
Ночью, когда мы с Захаркиным легли под одеяло,
старшина не спал, он ходил и проверял посты. Вскоре
вернулся сержант, которого я с тремя солдатами посы-
лал под покровом ночи дойти до берега Волги и посмо-
треть, что делается на том берегу.
Старшина разбудил меня, когда сержант вернулся.
Он доложил мне, что берег у переправы пуст. Я выслушал
сержанта, сказал:
– Хорошо! Ты можешь быть свободен.
И я опять лег под одеяло и уснул.
Часа через два в расположение взвода явился стар-
ший лейтенант. Он привёл с собой двух связных и при-
казал старшине поднимать быстро людей.
– Действуйте без шума и осторожно! Пойдёте вот
за этими связными! – сказал он.
– Мне нужно разбудить лейтенанта! – ответил стар-
шина.
65
– Ваш лейтенант давно на ногах.

Старшина не стал проверять окоп. Так они и ушли,
забрав всех солдат и оставив нас спать в окопе с Захар-
киным.
Где они шли, куда и когда сворачивали, старшина
не мог сказать. В темноте было не видно. Но вот впереди
они натолкнулись на людей, и старшина увидел, что ком-
бат стоит совершенно один.
– А где ваш лейтенант? – спросил строго комбат, уви-
дев приближение старшины и с ним солдат.
– Мне сказали, что наш лейтенант ушёл вместе с вами
и находится здесь.
– Я вашего лейтенанта не видел. Может, он к немцам
удрал?
– Этого не может быть! – заикаясь, сказал старшина.
– Утром посмотрим! Если до утра не вернётся, мо-
жешь не волноваться! О том, что ночью пропал ваш лей-
тенант в полку будет известно! Это я обещаю тебе!
А вскоре батальон подняли, и они снова тронулись
в путь. Старшина шёл по дороге, вёл своих солдат и по-
минутно оглядывался. Он думал, что лейтенант вот-вот
догонит их.
Когда батальон вышел на опушку леса, было уже свет-
ло. Деревня, где накануне стоял штаб полка, была занята
немцами. На окраине справа у открытого со всех сто-
рон бугра стояли тягачи и готовые к бою зенитки. Ком-
бат не решился пойти на немцев в открытую со своей
не полной сотней штыков.
Он отошёл в глубину леса и велел всем залечь. Комбат
решил подождать. Бывают на войне такие случаи, когда
немцы занимают деревню и, постояв некоторое время,
уходят совсем. Если не подымать стрельбы и шума, нем-
цы, возможно, и уйдут. А чем, собственно, стрелять? Че-
ловек шестьдесят солдат, один пулемёт и пятизарядные
винтовки против батареи зениток!
Прошло часа два. Комбат вскоре увидел, что немцы
начинают окапываться и уходить из деревни не собира-
66
ются. Оставив солдат на опушке леса, он решил сам пой-

ти и разыскать штаб полка. Две пары связных, послан-
ные на розыски, вернулись ни с чем. Он знал, что тылы
полка стоят за лесом на Тьме.
В тылах полка, куда мы явились с Захаркиным, мы ста-
ли искать кого-нибудь из тылового начальства, чтобы
спросить, где находятся наши. Нас проводили к капи-
тану Матвеенцеву, тому самому, который при первой
встрече грозился нас всех отдать под суд.
– Вот вляпался! – подумал я, увидев его перед со-
бою.
Он не сказал, что утром штаб полка в полном составе
попал в плен к немцам. Об этом я узнал несколько позже.
Он начал прямо:
– Сейчас был комбат и доложил, что ты этой ночью
дезертировал к немцам.
– Как это понимать? Когда я здесь!
– Так и понимай!
– Он что, с перепою? Вот мой солдат. Он всё время со
мной. Опросите его, если мне не верите. А ты, Захаркин,
чего молчишь? Говори, как было! Пойдёшь под суд вме-
сте со мной! Или здесь судят только офицеров?
Солдат поправил пилотку, как будто от неё будет за-
висть правдивость и складность его речи, привычным
движением рукава утер «слезу», нависшую от холода
под носом, и покашлял в кулак. Ему не часто по долгу
службы приходилось говорить с капитанами. Он боялся,
что с первым звуком наружу вырвется ненужное слово.
Пока он готовился что-то сказать, капитан отвернулся
и не стал его слушать. Он собрался было уйти, но я оста-
новил его:
– Товарищ капитан, вы обвинили меня в дезертир-
стве и не хотите слушать объяснения моего солдата. Как
это понимать?
Капитан повернулся, взглянул на меня недовольным
взглядом и сказал:
– Ну-ну! Что там ещё?
67
Я взглянул на Захаркина, и он с ходу выложил свои

показания:
– Мы с товарищем лейтенантом легли спать в окоп.
Лёд кругом на земле! Ночью вдарил мороз! У них нет
своего одеяла. А у меня есть! Мы легли с товарищем
лейтенантом и были накрымши с головой одеялом. То-
варища лейтенанта старшина товарищ Сенин должен
был разбудить через три часа. Они так договорились
меняться во время ночного дежурства. А ночью нас ни-
кто не разбудил. Утром проснулись, а наших нет. Куда
они девались, мы и теперь не знаем. Вот мы и пришли
сюда.
– Ваши два взвода, – сказал капитан, – передали
в батальон. Теперь вы будете числиться в батальоне пя-
той стрелковой ротой. Батальон и ваша рота находятся
на той стороне. Отправляйтесь туда! А с вашим, лейте-
нант, делом мы потом разберёмся!
«Ничего себе! – подумал я. – Только что я был дезерти-
ром, а теперь уже командир роты!»
– С моим делом нужно покончить сейчас! Прошу
вызвать сюда старшину Сенина, сержанта Вострякова.
А то потом опять скажут, что я сговорился с ними.
– Хорошо, я пошлю за ними.
Я присел на поваленное дерево, закурил и стал ждать.
Время тянулось медленно. Я сидел и перебирал в уме воз-
можные варианты. Старшина мог испугаться и не при-
знаться в своей ошибке.
Но он в то же время понимает, что неправда может
поставить его в сложное положение среди солдат. Сол-
даты народ ушлый, они во всё с пристрастием вникают.
Это на первый взгляд кажется, что они, кроме своего же-
лудка, вроде ни о чём не думают и ничего не видят.
В сложное положение попал старшина. Я никак
не мог понять, почему он снял солдат и оставил меня
спать в окопе.
Но вот, наконец, появились вызванные. Старшина
рассказал всё, как было. После его показаний опрос сер-
68
жанта отпал сам собою. И так, всем стало ясно, что я и мой
солдат с одеялом были не виноваты.
***
Лишь потом мы узнали, что командир полка Шпатов

попал к немцам. А затем нам прислали на полк другого,
майора из разведбатальона.
Мы углубляли траншеи, рыли котлованы под землян-
ки, валили деревья, возводили накаты. Новое полковое
начальство посылало к нам своих проверяющих. Пом-
ню, однажды ночью прибежал к нам Максимов. Он был
в то время старший лейтенант. Максимова я запомнил,
потому что потом мне пришлось с ним много раз встре-
чаться.
Шли дни, земля покрылась толстым слоем снега.
Линия фронта располагалась по обеим сторонам реки
Тьмы. Немцы с наступлением зимы больше нас не трога-
ли. Даже винтовочных выстрелов не слышно было с их
стороны. Мы рыли траншеи, ходы сообщения и тоже
не стреляли. А что было стрелять? Они нас не трогали,
и мы были не дураки. Пальни разок в ту сторону, и нач-
нётся перестрелка. А начальству что? Солдаты гибнут,
на то и война!
Снегу насыпало – на метр поверх траншеи. Ни нем-
цев, ни нас вовсе не видать. Ни дорог, ни проехать! Одни
вытоптанные в снегу солдатскими ногами узкие тропин-
ки. Глубокий снег, и полное затишье на фронте.
Глава 5
Переход в наступление (декабрь 1941 года)

В ночь на 1 декабря 1941 года в расположение роты
прибежал батальонный связной. Я в это время ходил
по траншее и проверял несение службы ночным на-
рядом. Связной нагнал меня в узком проходе траншеи
и навалился на меня. Он поднялся на цыпочки, вытянул
шею и, дыша мне в лицо, таинственно сообщил:
– Товарищ лейтенант! Вас срочно вызывает комбат!
В избе у комбата было сильно натоплено, накурено
и кисло пахло. В спёртом воздухе чувствовался бензи-
новый запах коптилки. У нас хоть снаряды, снег и мо-
роз, но воздух чистый и полезный для организма! Как
они здесь сидят? Чем они здесь дышат?
У стола на лавке сидел комбат в новой меховой без-
рукавке. Фамилии его я не знал. Сам он не назывался,
а мне спрашивать у него не было никакой охоты. Комбат
и комбат! Ко мне он тоже обращался на «ты». То ты! То
лейтенант!
Комбат посмотрел на меня и говорит:
– Дивизия получила приказ! Сегодня ночью прика-
зано сдать позиции! Мы отходим в район деревни Но-
винки. Тебя будет менять вторая рота первого батальона
стрелковой дивизии. Вернешься к себе, до начала смены
своим солдатам ничего не говори! Мало ли что! Сейчас
придет твой сменщик. Отправляйся с ним к себе и пока-
жи передний край… Чего молчишь?
– Все ясно, чего говорить!
– Можешь идти!
Я вышел на свежий воздух, сел на ступеньки крыльца,
достал кисет, оторвал кусок газетной бумаги, насыпал
махорку, свернул цыгарку и закурил. Вскоре явился мой
сменщик, и я повёл его на передок. У мостков через речку
70
нас догнал его командир взвода. Я показал им траншею,

стрелковые ячейки, пулемётную позицию, сектора об-
стрела и передний край.
– А что это за колышки? – спросил меня командир
роты.
– Эти колышки обозначают не только сектора обстре-
ла, но и прицельные точки для каждого солдата, когда
он стоит на посту. Если он увидел в створе двух колыш-
ков немца, он обязан его поразить. Ему не надо подавать
команду, куда стрелять. Он должен целиться и стрелять
самостоятельно. Он должен бить по цели, а не палить
куда попало. Здесь по колышкам все видно. И потом
можно точно определить. Кто стрелял? Кто попал, а кто
дал при выстреле промах? Убили немца, и каждый потом
орёт до хрипоты, что это он немца выстрелом срезал. Ко-
лышки все покажут. Я могу с разных мест по колышкам
определить, кто куда стрелял.
Мы прошли ещё раз по траншее, и я показал ему не-
мецкие огневые точки. Командир роты остался в тран-
шее, а командир взвода ушёл за солдатами. Смена перед-
него края растянулась до ночи. Но, как хотели в дивизии,
прошла без шороха и без выстрела.
Я был командиром пятой роты, а Татаринов – ко-
мандиром четвертой. Комбат нам по очереди вправлял
мозги. Без этого нельзя. Погонять ротного надо. Он с го-
лода и холода может проспать всю войну! В роте всё
держится на «Ваньке-ротном», вот с него все требуют
и погоняют его.
Я построил свою роту, и мы вышли на дорогу. Не-
тронутые снежные просторы лежали кругом. Здесь сто-
яла непривычная для нас тишина. Без посвиста пуль
и без разрывов снарядов. Мы шли по прикатанной саня-
ми дороге, подвигаясь к деревне Новинки.
Потом рота без дела целый день провалялась в лесу.
Начальство считало, что мы получили заслуженный от-
дых. К вечеру из деревни привезли обмундирование.
Офицерам выдали полушубки, меховые рукавицы, сол-
71
датам – байковые портянки и трёхпалые, утеплённые

байкой, варежки.
Заменили старые и рваные стёганые телогрейки
и ватные штаны. До самой ночи продолжалась толкотня
и примерки. То тут узко, то там трещит по швам, то в по-
ясе не сходится, то штанины до колен и рукава до локтей.
Снабженцы сразу не дадут, что нужно. Они норовят су-
нуть солдату какой-нибудь недомерок. Только моё вме-
шательство наконец ускорило дело.
Зимой в лесу хорошо и безветренно. Вершины елей
покачиваются, а здесь у земли совсем не дует. Немецкая
авиация не летает. Костры разводить категорически за-
прещено.
В стрелковом полку три батальона. Мы – во втором.
В моей роте около шестидесяти солдат, а в четвертой
у Татаринова на десяток больше. Я говорю около шести-
десяти, потому что состав роты постоянно меняется. То
дадут пополнение, то идёт естественная убыль.
Все мы солдаты кровавой войны!
Где бы рота ни была, в обороне или наступлении, я её
«Ванька-ротный», постоянно должен быть среди своих
солдат. Стрелок-солдат, когда нужно, не встанет, а когда
не нужно, возьмёт и уткнётся в траншею, его оттуда хоть
за рукав тащи. У комбата свои дела и заботы, он в бою
солдатами не руководит. Он их не знает в лицо и не ка-
сается их. Он их даже знать не хочет. Ему нужно держать
в руках командира роты, чтобы боевой приказ ротой
был выполнен, чтобы в роту была связь и звонкий теле-
фон. Ему приказы сверху идут по инстанции. Это не вы-
думки или личное желание командира полка. Это приказ
дивизии. Что там дивизии, бери выше! Это директива ар-
мии и фронта. Нужно взять деревню! Этот приказ и ска-
тывается по инстанции в роту. А как её брать? На то есть
ротный и солдаты роты. И вот вызывают к телефону
«Ваньку-ротного». Комбат по телефону покрикивает:
– Ты приказ получил? С рассветом возьмёшь дерев-
ню! Кровь из носа!
72
– А как её брать?
– А на кой хрен ты в роте торчишь? На то ты и ротный,
чтобы знать, как это делается.
– Потерь будет много!
– Опять за своё? На войне без потерь не бывает. За по-
тери с тебя не спросят! Ты деревню возьми!
Кто же, выходит, гонит солдат на смерть? Опять же –
Ванька-ротный.
У командира полка три батальона, а это ни много
ни мало восемь рот. Да если прибавить всякой вспомо-
гательной тыловой братии, вот тебе и больше тысячи че-
ловек будет. На днях придёт пополнение, в ротах пере-
валит за сотню, и в полку, считай, за две тысячи «штыков»
будет. Тут только смотри, куда их стрелками на карте на-
править.
Командиру полка не важно, кто там сидит впереди.
Он даже фамилии командиров рот не знает. Да и за-
чем их держать в памяти – сегодня он жив, а завтра
его нет.
***
Смотрю вдоль дороги, вроде наш старшина с харча-

ми идёт. Солдаты всколыхнулись, отвязывают котелки,
высыпали на дорогу. После кормежки в роту явился ком-
бат со своим замполитом. Велел на дорогу нам выходить.
Вышли на дорогу, смотрю, Татаринов со своими уже сто-
ит. Мы впервые увидели свой батальон в полном сборе.
Пока мы на дороге топтались, равнялись и строились,
нам подали команду с дороги сойти.
– Освободить проезжую часть! Командир полка Кара-
мушко едет!
Солдатам успели подать команду «смирно», и они за-
стыли, стоят, не моргая глазами.
Я взглянул на комбата. Лицо у комбата сияло. Он вы-
тянулся в струну и готов был за взгляд Карамушки тут
же умереть. Карамушко, не останавливая жеребца, про-
73
нёсся в санях дальше по дороге. Там, за поворотом, стоят

ещё батальоны, они ждут его появления.
Послышалась команда «Вольно!».
Комбат объявил:
– На марше ночью не курить!
Из сказанного насчёт курева нам становится ясно,
что мы будем стороной обходить город Калинин. Хотя
маршрут, куда мы идём, нам не объявлен.
Комбат не стал произносить приготовленную речь.
Он подал команду ротным, и солдатская масса, колых-
нувшись, пошла месить снег по дороге.
Командиры рот кобыл и саночек не имели, они шли
вместе с солдатами.
Начальство уехало в новый район сосредоточения.
Для них там заранее всё было готово. А мы, солдаты
войны, по морозцу и хрустящему снегу – пешком,
да пешком!
Мы шли через Васильевские Мхи. Прошли деревню
Жерновка. Потом свернули на Горютино и Савватьево
и через Оршанские Мхи вышли к Поддубью.
На переходе вокруг Калинина сначала мы топа-
ли ночами, а затем нас пустили днём. За три перехода
мы обошли вокруг города и на рассвете 3 декабря, не вы-
ходя из леса, приблизились к Волге.
Вечером нас, командиров рот, собрали и вывели
на берег Волги, подвели к крайнему дому в Поддубье
и велели ждать. Через некоторое время Карамушко, наш
командир полка, подъехал к опушке леса. Поверх полу-
шубка на него был надет белый маскхалат.
Это была первая рекогносцировка, на которой был
командир полка. Вместе с Карамушко пришёл офицер.
Какого он был звания? Знаков различия под маскхала-
том не было видно. Он зачитал боевой приказ:
«Дивизия в составе передового отряда 31-й армии
5-го декабря сорок первого года переходит в насту-
пление. Два полка дивизии, взаимодействуя в полосе
наступления, должны прорвать оборону противника
74
на участке Эммаус – деревня Горохово. На Эммаус вме-

сте с дивизией наступает наш стрелковый полк.
Второй батальон стр. полка двумя ротами наступает
на деревню Горохово. Стр. полку к исходу дня 5-го де-
кабря приказано перерезать шоссе Москва – Ленинград
и овладеть деревней Губино.
В дальнейшем батальон наступает на совхоз Морозо-
во и к исходу дня 6-го декабря должен выйти на железно-
дорожную станцию Чуприяновка».
– Перед наступлением по деревне Горохово будет
дана артподготовка. И могу сообщить ещё одну прият-
ную новость – нас будет поддерживать авиация. До нача-
ла наступления никому из леса не выходить, находиться
в ротах и ждать установленного времени!
После прочтения приказа Карамушко показал нам
рукой направление и полосу наступления полка.
– Всё ясно?
– Вопросов нет?
Первый раз за всю войну я получил карту местно-
сти. По ней завтра на рассвете нам предстоит идти
вперёд.
Вот на карте, на крутом берегу, деревня Горохово.
Здесь проходит передний край обороны немцев. Ещё
выше по отлогому склону прямой линией изображено
шоссе Москва – Ленинград. Переходишь шоссе, около
леса деревня Губино. За лесом полотно железной доро-
ги, а чуть левей обозначен совхоз Морозово – бывший
конный завод племенных рысаков.
– Ну что, лейтенант! – слышу я сзади голос Татарино-
ва. – Пройдём, или ляжем под первой же деревней?
– Почему не пройдём? Чего, собственно, бояться?
– Как ты думаешь, доползём до шоссе? – не унимался
Татаринов.
Я повернулся, посмотрел ему в глаза и ответил:
– Не волнуйся, дойдём до Берлина. Назначаю тебе ме-
сто встречи на Фридрихштрассе нумер цвай.
– Почему Фридрих и почему цвай?
75
– Потому что улица Фридриха в Берлине наверняка

есть. А цвай – легко запомнить! Ты чего-то боишься, Та-
таринов, и не хочешь говорить.
– Меня вчера предупредили, – кивнул головой в сто-
рону полковых теплушек Татаринов. – Струсишь в на-
ступлении, пойдёшь под расстрел!
На этом разговор наш закончился. Мы разошлись
по ротам.
В ночь на 5 декабря роту Татаринова послали тихо
переправиться через Волгу. Он должен был подойти
под крутой обрыв и, постреливая, не давать немцам
спать до утра. Рота Татаринова вошла в мертвое про-
странство, куда не могли залететь ни пули, ни снаряды.
Ночью можно было без выстрела перейти по льду
через Волгу и под обрывом спокойно сидеть, ожидая
сигнал для наступления.
Я просил комбата, чтобы мою роту тоже послали впе-
рёд под берег. Мне было сказано, что я вместе со всеми
на рассвете перейду в наступление, буду брать Горохово,
и дивизия не разрешила без времени соваться туда.
Как потом стало известно, командир дивизии генерал
Березин доложил в штаб 31-й армии, что в ночь с 4-го
на 5 декабря дивизия захватила плацдарм на том берегу
для наступления.
Я был поражён. Слова не вязались с делом! Чего там
захватывать? Иди ночью и ложись под бугор.
К утру 5 декабря мы были на ногах. Получив водку, су-
хари и махорку, мы были готовы идти через Волгу на тот
свет, как кто-то сказал из солдат.
Роту частями вывели за деревню на исходные пози-
ции. Мы обошли крайний дом, отошли от деревни впе-
рёд, вышли на пологий берег и легли в снег. До рассвета
оставались считаные минуты. Я посмотрел ещё раз в ту
сторону, куда нам предстояло идти. Впереди простирал-
ся открытый обрывистый берег. Покрытое льдом и сне-
гом русло Волги совершенно не выделялось на белом
фоне снежной равнины. И только там, на той стороне
76
реки, возвышался крутой обрыв, за кручей которого

были видны темные стены передних домов. До деревни
отсюда идти и идти!
Немцы сидели в деревне и постреливали из пулемёта.
Снежные бугры от деревни справа и слева немцы не зани-
мали. Накануне и ночью немцы из артиллерии не били.
Я думал, что мы без особых потерь преодолеем русло
Волги, полезем на снежный бугор и возьмём деревню.
Но тут раздались залпы немецких орудий.
Мы лежали в снегу, и на фоне светлого неба, затяну-
того облаками, было видно, как к земле устремлялись
чёрные точки летящих снарядов. Удары снарядов о зем-
лю мы ощущали короткими толчками. Но вот часть не-
мецких батарей перенесла огонь ближе к реке и ударила
по замёрзшему руслу реки. Немцы поставили мощный
заградительный огонь на фарватере. Мы лежали и смо-
трели, как рушится лёд, как вздымаются мощные взры-
вы, как, надламываясь, поднимаются над поверхностью
реки вздыбленные льдины, как кидается и пенится стре-
мительная волжская вода, как она огромными тёмными
столбами поднимается медленно к небу и рушится с не-
истовой силой, застилая собой русло реки.
Мы лежали и ждали, когда нам подадут команду идти
в атаку. Может, какие роты не успели выйти на исходные
позиции? Почему с подачей сигнала тянут? Мне каза-
лось, что момент начала атаки срывается. Пока мы ле-
жим, немец разобьёт весь лёд, и придётся наводить пе-
реправу. На время нельзя полагаться. Телефонная связь
в оборвалась.
Я позвал ординарца, мы вскочили и подбежали
к крайней избе. Недалеко за ней, на склоне бугра и ов-
рага, была отрыта землянка. Подбежал к двери землянки
и рывком открыл её. Навстречу мне вывалила какая-то
бабёнка, и за ней наш комбат.
– Кому война! А кому хреновина одна!
Комбат, услышав мои слова, отстранил рукой бабёнку
и посмотрел на меня в упор.
77
– Ты чего здесь?
– Ничего! Связь оборвана! Когда приказ будет вперёд
идти? Или мы до вечера лежать будем? Немцы лёд рушат!
Потом вплавь пойдём?
– Командир полка даст команду! Я связного приш-
лю! Всё понял?
– Понял!
– А раз понял, вали отсюда!
Я посмотрел на него, сплюнул, повернулся и пошёл
обратно в роту.
Залпы следовали один за другим. Я посмотрел вперёд
на русло реки – там рвались снаряды. Что нас ждёт впе-
реди? Смерть при переходе русла на любом из участков.
«Не смерть страшна, – рассуждал я, глядя на вски-
пающую воду и летящие глыбы льда. – Её не избежать,
если на тебя вдруг обрушатся сверху снаряды. Страх
перед смертью – вот что кошмаром давит на сознание,
выворачивает душу и убивает волю.
А если в русле тебя не убьёт? Если ты добежишь
до твёрдой земли и успеешь укрыться под бугром? Ты же
на бугор полезешь и там можешь сложить свою голову!
А за бугром стоит деревня. Тебе её нужно брать! А за ней
ещё одна и ещё, и ещё! Когда это произойдёт? Когда ты
встретишься со смертью? Что, собственно, лучше? Сразу
отделаться? Провалиться под лёд? Или потом, под какой-
нибудь деревней отдать свою душу? Что же всё-таки луч-
ше? Лучше сейчас? Или лучше потом? Русский Иван всег-
да надеется на авось. Авось пронесёт! Авось потом будет
лучше! Да, но сколько раз придётся рассчитывать на этот
авось, если тебе предстоит воевать не день, не два, не не-
делю и не месяц?»
***
И тут вдруг на снежном покрове правее нашей роты

я заметил движение, послышались голоса, стали под-
ниматься солдаты. К нам в роту прибежал батальонный
78
связной. Поступила команда подниматься в атаку. Крас-

ной ракеты не будет. Ракетницу не нашли.
Я поднял роту, и мы, раскинувшись в цепь, пошли
к руслу реки. Подойдя к краю вскрытого льда, каждый
из нас на ходу стал выбирать твёрдую перемычку, по ко-
торой можно было перебежать на ту сторону. Повсюду
огромные воронки, и весь лёд покрыт водой. Топтаться
на месте ни секунды нельзя. А куда ступать? Везде вода
под ногами!
Снаряды рвались кругом и рядом. В любую минуту
могли ударить и здесь. В любое мгновение роту могли
накрыть десятки снарядов.
– Давай вперёд! Быстрей до твёрдой земли! – закри-
чал я и ступил ногой на перемычку.
Солдаты сразу поняли, что к чему.
Слева и справа, насколько было видно, к разбитой
кромке взмокшего льда подходила извилистая сплош-
ная цепь солдат. Вот она разорвалась на отдельные куски
и скрылась в дыму от разрывов.
Перед нами тоже встали огромные столбы взды-
бленной воды, летящие глыбы льда, зияющие холодной
стремниной, пробоины. Рота в сотню солдат вдруг за-
мерла на краю водной пропасти от ужаса.
Пулемётного огня со стороны немцев не было слыш-
но. Кругом ревели снаряды и рушилась вода. Под ногами
ломался лёд. Перед глазами всполохи огня и непрогляд-
ная дымовая завеса. Куда бежать, совершенно не видно.
– Давай вперёд! – закричал я и побежал под разрывы.
Нужно было бежать и бежать вперёд. Топтание на ме-
сте смерти подобно! И вот наконец под ногами твёрдая
земля. Разбитое русло реки только что пройдено!
Татаринов со своими солдатами сидит под бугром
и смотрит на нас. У него глаза вылезли из орбит, когда
мы появились на краю воды из смерча и скрежета. Рота
Татаринова – сухая и целая. А мы по горло в воде и тут
же у него на глазах покрываемся белым инеем. Но это
ничего не значит. Татаринов знает, что мне идти на де-
79
ревню. Приказа никто не отменял. Приказ был. Дерев-

ню брать мне. Связь с тылами отсутствует. Приказом
не было предусмотрено, что моя рота покроется коркой
льда. На снежный бугор, где стоит деревня, должна лезть
пятая стрелковая рота.
Я не считал и не стал проверять своих солдат. Сколько
осталось живых и сколько ушло под воду. Сейчас важно
было, что рота достигла берега, и нужно быстрей подни-
маться на бугор и занимать деревню. Вся война вот так –
быстрей и быстрей!
Немцев в деревне оказалось немного – человек де-
сять, не больше. Увидев нас у крайних домов, они за-
метались и побежали к середине деревни. Мы перешли
улицу у них на глазах, и они, видя, что мы не стреляем,
бросились наутёк.
Деревню мы, как говорят, заняли без выстрела. Я про-
шёл по деревне, вышел на окраину и стал рассматривать
впереди лежащее открытое снежное поле.
Через какое-то время немцы опомнились, поставили
пулемёт на дороге и дали в нашу сторону несколько очере-
дей. Я велел старшине Сенину ударить по ним из пулемёта.
– Бей короткими очередями! Дистанция двести метров!
Бери под обрез дороги! Режь пулемётчика под живот!
Немцы лежали на дороге, а мы стреляли из-за угла
избы. Преимущество было на нашей стороне. Получив
несколько очередей, немцы сорвались с места и броси-
лись бежать по дороге.
После короткой перестрелки, когда немцы побежали,
мы стали преследовать их. Мы шли, всё время медленно
поднимаясь в гору.
Где мы перерезали Московское шоссе, трудно сказать.
Мы ожидали, что и шоссе, как дорога, будет расчищено
от снега. А оно оказалось скрыто под снегом.
Деревню Губино мы увидели не сразу. Сначала по-
казались трубы и засыпанные снегом крыши, а потом
– бревенчатые стены домов. Деревня стояла у самого
леса. За деревней пушистые, покрытые белым инеем ку-
80
сты, затем заснеженное мелколесье, а за ним настоящий,

с высокими елями, лес.
Группа немцев, за которой мы шли, вбежала в деревню
и посеяла панику. Мы увидели, как из домов выбегают дру-
гие солдаты. Их стало больше, но они с перепугу побежа-
ли из деревни. В деревню Губино мы тоже вошли без вы-
стрела, прошли ее до крайнего дома и остановились.
Вместо того чтобы получить от комбата похвалу,
за взятие деревни, я вскоре получил от него втык. Он не-
ожиданно появился в деревне Губино и заорал на меня:
– Почему остановился в деревне? Почему не выпол-
няешь приказ? Почему не занял совхоз Морозово?
– Первый раз слышу! Мне было приказано к исходу
дня перерезать Московское шоссе и попытаться с ходу
взять Губино. Вот я и здесь! А в Морозове по приказу мне
положено быть завтра.
– Мне нужно Морозово! Ты понял, что мне нужно?
– Вот ты его и бери! А мне нужно высушить одежду
на солдатах и дать им отдых хоть несколько часов!
– Через два часа тебя в деревне чтобы не было! Пой-
дёшь по дороге через лес, выйдешь на опушку и займёшь
оборону перед совхозом Морозово. Туда пошлём твоего
старшину с продуктами. В шесть ноль-ноль перед рас-
светом по Морозово будет дан залп нашей артиллерии.
После залпа поднимаешь своих солдат в атаку и цепью
пойдёшь на Морозово. Всё понял?
– А что оно, Морозово, представляет собой?
– Увидишь, когда возьмёшь! Татаринов перейдет же-
лезную дорогу и повернет влево, в направлении на стан-
цию Чуприяновка. Он возьмет станцию, ты будешь при-
крывать его по полотну со стороны Калинина. Всё
ясно? Давай вперёд!
***
Рота, пройдя лесной массив, вышла на западную
опушку и расположилась справа от дороги. Солдаты
зашли в глубокий снег и легли.
81
Метрах в ста впереди по моим расчётам должен был

находиться обозначенный на карте совхоз Морозово.
Мы тогда не знали, что тут был небольшой конный за-
вод, вернее Морозовская конюшня.
Время зимой бежит быстро. Светлая часть дня корот-
кая. Не успеешь оглянуться, уже сумерки и долгая ночь.
К середине ночи облака несколько рассеяло, с севера
подул порывистый ветер, и под ногами заскрипел мел-
кий снег. Солдатские спины согнулись, покрепчал мо-
роз. Никто из солдат не хотел спать, да и мудрено было
уснуть в промёрзшей одежде. Холодный ледяной воздух
жёг ноздри и легкие.
Домов и построек за белыми ветвями не было видно.
Но я знал, что они стоят где-то рядом, в полсотне шагов
впереди…
И вдруг из-за леса, из-за нашей спины, там, где были
тылы, послышался нарастающий гул летящих снарядов.
В голове успело мелькнуть, что наша артиллерия хочет
ударить по совхозу Морозово. Гул снарядов на мгнове-
ние затих и в ту же секунду обрушился на роту. Под мощ-
ный залп разрывов люди попадали в снег. Повалились
друг на друга, кто где стоял.
Весь залп, выпущенный из-за леса, по небрежности
наводчиков пришёлся по опушке леса, где стояла пятая
рота.
Когда я падал, на меня навалились сверху двое солдат.
Я оказался прижатым к земле их весом. Но вот разры-
вы снарядов стихли. Над снежной опушкой леса повис
сизый дым. Люди зашевелились и стали подниматься
на ноги.
– Ну хватит! Полежал и вставай! – сказал я, пытаясь
подняться и толкая локтем солдата. Но солдат не шеве-
лился и не отвечал. Он был убит и уже не дышал.
Все были подавлены и оглушены этим обстрелом.
Одним залпом в роте выбило сразу шесть человек.
Шесть солдат москвичей было убито, и ни одного ране-
ного!
82
На лесной дороге со стороны нашего тыла пока-

зались два солдата. Они бежали, разматывая провод
и оглядываясь по сторонам. Отдышавшись, они забили
в мёрзлую землю металлический штырь, подсоединили
к ящику телефона протянутый провод и молча сунули
мне в руку телефонную трубку. В ней уже ревел голос
комбата:
– Ты почему не в Морозово? Мы расходуем реактив-
ные снаряды! А он сидит на опушке леса и не чешется!
Видно, связисты запоздали с прокладкой провода.
Они должны были размотать его до начала обстрела.
А комбат делал вид, что во всём виноват только я. Он кри-
чал в трубку, что я срываю наступление. А я терпеливо
слушал и не перебивал его. Не стоит, подумал я, останав-
ливать его крик. Пусть поорёт немного. А когда он кон-
чит, я спрошу его насчёт обстрела по своим. И в самом
деле, когда он выдохся, я спросил его, кто будет отвечать
за убитых своей артиллерией.
– У меня шесть убитых! Чего молчишь? И потом, где
приказ, чтобы я вышел на Морозово? Кто мне его пере-
дал? Я не обязан догадываться, что вы там задумали.
– Тебе нужно брать немедленно Морозово! И до рас-
света ты должен быть там! А с убитыми ничего не сдела-
ется! Полежат на снегу, подождут!
Я сунул трубку телефонисту и подозвал командиров
взводов. Ночь была тихая, темная и морозная. Сбежав
из Губино, немцы повернули по другой дороге, кото-
рая ушла в направлении Калинина. На совхоз Морозо-
во они не пошли. По-видимому, здесь проходит раздел
их полков и дивизий. Теперь по этой зимней дороге
мы должны приблизиться к позициям немцев другой
дивизии. Что там впереди? Как встретят нас при подходе
к совхозу?
В это время позади роты появился комбат. Видя,
что мы развёртываемся для наступления, он молча по-
вернулся и подался назад.
– Используем темноту! – сказал я Сенину и Черняеву.
83
Солдаты поглядывали на меня. Я знал, стоит мне осту-

питься или замедлить шаг, они сразу замрут на месте.
И потом их не сдвинуть вперёд. Солдата нужно вести
не останавливаясь, не давая ему передышки. Я ускорил
шаг.
С каждым шагом напряжение росло. Все ждали
встречного выстрела, а снег скрипел под ногами, и ка-
залось, что этот звук слышен, как скрежет танковых гу-
сениц. Сейчас он разбудит немцев и поднимет их всех
на ноги.
Но почему немцы молчат?
Теперь мы шли вообще на виду. Может, они хотят
подпустить и ударить сразу? А может, спят и вовсе не ду-
мают, что мы уже подходим к крыльцу?
Перед крыльцом расчищенная от снега площадка.
В замёрзшем окне виден отсвет горящей коптилки вну-
три. Мороз за тридцать градусов, и на крыльце никого.
Внутри горит свет, а на улице ни души. Где же часовые?
Я подал знак младшему лейтенанту Черняеву, что-
бы он шёл со своими солдатами к сараю. Сенин со сво-
ими славянами остался рядом со мной. Он молча стоял
и ждал, какую я отдам команду.
Я велел Сенину окружить дом с двух сторон.
– Стрелять только тогда, когда немцы начнут прыгать
в окна!
Внутри дома находились люди. Это мы сразу учу-
яли, даже если бы в окнах не было света. Теперь нем-
цы были в наших руках. Солдаты Сенина действовали
расторопно и уверенно. Русскому солдату хоть малую
малость почувствовать свою силу, хоть на минуту по-
лучить перевес! Тут уж храбрости не отбавляй! Тут сол-
дата подгонять и торопить не нужно! Он полезет в лю-
бую темную дыру, со злостью зарычит, как фокстерьер
на лисицу.
Когда немцы увидели в комнате вооруженных
русских солдат, они завопили так, что было похоже,
что неумело режут молодую свинью. Я первый раз слы-
84
шал, как пронзительно вопят и визжат взрослые мужчи-

ны.
Один обезумевший от страха немец вскочил на подо-
конник, пытаясь прикладом выбить оконную раму и спа-
стись бегством. Но несколько выстрелов по верхней
части рамы наших солдат отбросили его назад. Он спрыг-
нул на пол, согнулся пополам и ткнулся каской себе в ко-
лени. В других окнах соседних комнат на подоконниках
вниз головой остались висеть несколько трупов.
– Стрелять только в немцев, что прыгают из окон! –
крикнул я солдатам, стоявшим за углом.
Из задней комнаты немцы решили бежать. Посыпа-
лись рамы и стекла наружу. Несколько человек успело
выпрыгнуть вниз. За углом затрещали беспорядочные
выстрелы. Остальные, видя, что мышеловка захлопну-
лась, побросали свои винтовки и подняли руки вверх.
Мы вывели захваченных фрицев на снег, пересчи-
тали их вместе с убитыми. Их оказалось всего шестнад-
цать человек. Несколько убитых висело на подоконни-
ках, трое валялись на полу внутри дома. На снегу от окон
я увидел свежие следы. Возможно, двоим удалось бежать
из совхоза, хотя стоявшие снаружи у окон солдаты кля-
лись и божились, что не упустили ни одного. Я ещё раз
осмотрел следы на снегу. Они шли двойной дорожкой
от окон прямо в лес. Ясно было, что двое немцев сбежало
из дома.
Осмотрев ещё раз дом внутри и снаружи, я пошёл
к Черняеву, который находился у сараев. Двойные две-
ри сараев были закрыты. Снаружи под каждую из две-
рей были подперты наклонные брёвна. Откинув брёвна
в сторону и отворив двустворчатые двери, мы все вне-
запно отпрянули назад. Из темноты сарая на нас смотрел
орудийный ствол немецкого танка. Было такое впечатле-
ние, что вот он сейчас заворчит, поведёт стволом, лязгнет
гусеницам и тронется на нас. У нас даже спёрло дыхание
от неожиданности. Но вот минута нашего замешатель-
ства прошла. Из танковой пушки в нас не стреляли, из пу-
85
лемёта тоже не полоснули, мы были по-прежнему живы,

целы и стояли в оцепенении. Через минуту мы начали
уже соображать. Танков оказалось два, а что мы могли
сделать против них, если у нас в руках были одни винтов-
ки? Мы воевали без всяких правил. У них самолёты и тан-
ки, сотни орудийных стволов. А у нас солдаты-стрелки
с винтовкой и обоймой всего в пять патронов.
Такая вот стратегия и тактика! И главное что? Мы ро-
той берём деревню за деревней, а Карамушко и комбат,
наверное, считают, что это заслуга исключительно их.
Конечно! Сейчас удача и случай на нашей стороне.
Но не будем обманывать себя. Нас ожидает расстрел
в упор в самое ближайшее время. Потому что никто
не знает, где нас встретят немцы мощным и беспощад-
ным огнём.
Возможно, что мы здесь ничего героического не сде-
лали. Подумаешь, взяли несколько пленных и два танка
в качестве трофеев!
На всём пути мы шли без особых потерь, смотрели
смерти в глаза, а это в счёт не идёт, когда солдат не уби-
вает. И здесь, когда мы открыли в сарае дверь, от страха
и от ужаса мурашки у нас побежали по спине. Вот если
бы танк стрелял в нас, вот это было бы геройство. А это
даже подвигом не назовёшь…
Перед рассветом 6 декабря в роту прибежал связной,
посланный из батальона.
– Мне нужно докладать! – сказал ему комбат. –
А из роты нет никаких донесений.
– Беги доложи! У нас есть пленные, и два танка в сара-
ях стоят. Пусть присылает людей и конвоирует пленных!
– А это какая деревня?
– Это не деревня, а совхоз Морозово!
Солдат убежал, а я подумал: мы берём одну деревню
за другой, вторые сутки без сна, на ногах, без горячей
пищи, мёрзнем на холоде, а он сидит в натопленной избе
и не догадается послать нам в роту кормёжку. Рота берёт
деревни, а он «докладает» – я совхоз Морозово взял!
86
Разница небольшая, кто, собственно, взял. Карамуш-

ко тоже доложит, что он в ночь на шестое взял совхоз
Морозово. Но непонятно одно. Как он мог, сидя за печ-
кой, перерезать Московское шоссе, захватить Губино
и ворваться в совхоз Морозово?
***
Как потом выяснилось, нам повезло! Мы с ходу взяли

Горохово, Губино и совхоз Морозово. Мы вклинились
в немецкую оборону и находились у железной дороги.
А наши соседи справа и слева были отброшены за Вол-
гу. Стрелковый полк, наступавший на Эммаус, был раз-
бит и отброшен назад. То есть справа от нас полки из-за
Волги ни на шаг не продвинулись. По рассказам телефо-
нистов, немцы на них пустили танки, и малая часть их
вернулась на исходные позиции.
Телефонисты трепаться не будут! Раз у них от таких
известий трясутся руки, значит, они о деле говорят. При-
ятели по линиям связи всё передают друг другу. Наше на-
чальство темнит. Чтобы и мы не сбежали, а сидели на ме-
сте. Потому что мы единственные находимся на острие
главного удара и проникли глубоко в оборону против-
ника.
Связисты размотали провод до самого крыльца.
– Товарищ лейтенант! Куда аппарат?
– На крыльцо! Отсюда лучше видать!
– Может, в дом? Там удобнее!
– Сказал на крыльцо!
Мне подали трубку. Там, на другом конце провода,
я услышал голос комбата. Он весь в нетерпении орал
в трубку:
– Алё!
– Слушаю! – сказал я.
– Почему не по форме докладываешь? – закричал он.
– А ты орёшь на меня по форме? – спросил я. – Хо-
чешь разговаривать, говори спокойней!
87
– Ты взял Морозово?
– Да, взял! Совхоз Морозово мы взяли без потерь. Есть
пленные и убитые немцы. Пришлёшь солдат, направлю их
к тебе. Они у меня в сарае вместе с танками дожидаются.
– С какими танками?
– В сарае два танка захвачены. На консервации были.
Остальное мелочь, – мины, снаряды, бочки с бензином
под снегом.
– Тебе передали приказ?
– Какой?
– Перерезать железную дорогу и занять оборону! До-
ждёшься Татаринова. Теперь он с ротой пойдёт вперёд.
А ты его прикроешь по полотну железной дороги со сто-
роны Калинина. Он будет брать станцию Чуприяновку,
а ты будешь железную дорогу держать. Тебе всё ясно?
– Ясно!
Я закончил разговор и отдал трубку телефонисту.
– Товарищ лейтенант! Слышали новости? Мне дру-
жок по телефону передал. Наших спихнули за Волгу.
Драпали все, вместе со штабными из дивизии. Нас могут
с минуты на минуту отрезать. Вы куда будете отходить?
– Нам приказано не отходить, а наступать на стан-
цию.
Дело прошлое! Командир полка доложил, что он пе-
ререзал шоссе Москва-Ленинград. А сам бежал обратно
за Волгу.
Я посмотрел на дорогу. На опушке леса показалась
рота Татаринова.
– Черняев! – позвал я младшего лейтенанта. – Пойди
разбуди сержанта Старикова. Пусть возьмёт с собой двух
солдат. И давай его сюда на крыльцо!
Через некоторое время Стариков и два солдата выш-
ли.
– Ты пойдёшь прямо через лес к полотну железной
дороги, займёшь там позицию и будешь наблюдать. Жди
на месте нашего подхода. Мы пойдём по твоим следам.
К крыльцу подошёл Татаринов.
88
– Здорово, лейтенант! Ты ещё жив?

– Здорово! Как видишь!
– Это твои убитые лежат на опушке леса?
– Мои!
– А кто хоронить их будет?
– Не знаю! Мне комбат сказал, что я не похоронная
команда, а боевая единица! Моё дело идти вперёд! Вы
переходите железную дорогу и берёте станцию, а я со
своей ротой прикрываю вас от Калинина.
– Встретимся на полотне!
– На полотне, так на полотне! – согласился я.
Мне, конечно, везло. Я брал деревни без потерь. По-
смотрим, как теперь повезёт Татаринову?
Дорога от совхоза Морозово круто поворачивала вле-
во и шла вдоль полотна железной дороги. Но мы на по-
ворот не пошли. Мы около него сошли в снег и пошли
по следам сержанта Старикова. Он с двумя солдатами
был на полотне и ждал нашего подхода. Кругом укрытый
снегом кустарник и ели. Нас трудно было бы обнару-
жить даже с близкого расстояния. Впереди просветлело.
Мы пробрались сквозь ветки и вышли на полотно.
– Все тихо! – доложил сержант Стариков.
Я огляделся кругом. Стальные рельсы с полотна же-
лезной дороги были сняты. Белый ровный снег устилал
выемку полотна. Я велел своим солдатам перейти на дру-
гую сторону и подняться на опушку леса. По обоим сто-
ронам железной дороги я уложил в снег своих солдат.
Обзор вдоль полотна в сторону Калинина был отлич-
ный.
«Пехоту мы отбросим! – думал я. – А вот если танки
пойдут, их на полотне не остановишь! С ружьями на тан-
ки не полезешь! Придётся с солдатами отойти в лес. Ля-
жем поглубже в снег, и пусть себе стреляют. Танки в лес
не пойдут! И четвёртая рота тоже отвалится в лес!»
Примерно так я рассуждал, посматривая вдоль полот-
на в сторону Калинина. Но зря я фантазировал. Немец-
кие танки сюда не пошли.
89
Солдаты мои лежат по краю обрыва у выемки, а я усел-

ся в мягкий сугроб, достал кисет и закурил. Оглянулся
на полотно и увидел, как, пригибаясь к земле, через по-
лотно мелкими группами начали перебегать солдаты
четвёртой роты. А за ними показался комбат.
– Ну как тут дела, лейтенант? – спросил он меня.
– Тихо кругом! Немцев не видно!
– Ты вот что, лейтенант! Снимай роту. Пойдёшь
на станцию следом за Татариновым.
И моя пятая рота двинулась следом за четвёртой.
И тут вдруг со стороны домов, находившихся метрах
в ста, прозвучали два винтовочных выстрела. Потом –
еще два…
Пошедших вперед двух разведчиков спасти уже было
нельзя, и среди солдат Татаринова появились раненые.
Откуда стреляли немцы, мы никак не могли понять.
Я оглянулся назад. Нужно было немедленно при-
нимать какие-то меры. Мы с лейтенантом Татарино-
вым оказались отрезанными от своих солдат. Я сделал
перебежку, и со стороны домов мне вдогонку ударили
выстрелы. Но я оказался проворным, успел добежать
до толстого дерева и завернуть за него. Я посмотрел
на Татаринова. Ему было теперь сложней уходить назад.
Он мог запросто получить пулю вдогонку. Немцы ви-
дели, откуда я выскочил, и теперь могли караулить его.
Но потом я подумал. За раздвоенной елью они нас не ви-
дели. И не предполагают, что там остался второй.
Вот он кинулся назад, выскочил из-за снежного куста
и побежал в мою сторону. Я смотрел на окна, крыльцо
и углы дома, стараясь засечь дымки выстрелов, опре-
делить, откуда бьют немцы. Но ни движения фигур,
ни вспышек выстрелов не было видно.
– Татаринов! Отведи свою роту назад! – услышал я го-
лос комбата.
Неужели, подумал я, он сюда, в роту, явился. Я обер-
нулся. Комбат действительно стоял метрах в двадцати
сзади.
90
– А ты, лейтенант…
Он, видно, забыл или вообще не знал мою фамилию.
– Бери свою роту и обходи станцию по той стороне
железной дороги! Зайдёшь им в тыл и ударишь из-за на-
сыпи с той стороны.
«Вот это дело! – подумал я. – Давно бы ему пора хо-
дить вместе с ротами».
Четвёртая подобрала своих раненых, отошла и залег-
ла в снегу. Теперь они будут ждать, пока я обойду стан-
цию с другой стороны.
Вскоре сквозь пушистые ветки я увидел здание стан-
ции и крутую заснеженную насыпь, уходящую в сто-
рону Москвы. Мы поднялись на насыпь, и перед нами
открылась удивительная картина. Слева у дороги,
под обрывом, дымила немецкая кухня. От неё в нашу
сторону шёл приятный и сытный запах съестного
и слабый дымок. Правее на крышах домов, покрытых
толстым слоем снега, задом к нам, растопырив ноги, ле-
жали и целились немцы. Их было по четыре на каждой
из крыш. Это те самые, которые убили разведчиков, ко-
торые нанесли ранения солдатам четвёртой роты. Это
те, от которых я так прытко бежал. Сверху им было всё
видно, как на ладони. Они целились деловито, стреля-
ли наверняка, перезаряжали свои винтовки спокойно,
не торопясь. Они и теперь, когда мы зашли им в тыл,
лежали и постреливали в сторону четвёртой роты,
как на стенде по тарелочкам.
Немцы настолько увлеклись своей удачной охотой,
что подпустили нас на два десятка шагов. Мы рассыпа-
лись цепью полудугой и охватили сразу эти два дома
и кухню. Когда до домов оставалось всего ничего, кто-то
из солдат не выдержал, нарушил мой приказ не стрелять
и выстрелил. Хотя я предупредил всех, что немцев бу-
дем брать у самых домов. Они сами сползут к нам в руки
с крыш. Каждый знал, что я стреляю первым. Одиночный
винтовочный выстрел без времени сделал своё гнусное
дело. Немцев со снежных крыш как ветром сдуло.
91
Солдаты, увидев пустые крыши, открыли беспорядоч-

ную стрельбу. Теперь стреляли по упряжке лошадей с не-
мецкой кухней. Два немца копошились возле неё, когда
мы открыли беспорядочную стрельбу. А когда наши сол-
даты подбежали к кухне, немцы уже были от нас далеко.
Кухня, отбитая у немцев, стала для солдат самым до-
рогим и ценным трофеем. Танки в сарае, снаряды в сне-
гу, пленные немцы шли нашему полковому начальству,
для получения орденов и составления боевых отчётов.
А вот кухня с мясным запахом, немецкой анисовой вод-
кой и вишнёвым компотом без косточек была, так ска-
зать, божественной наградой для наших солдат за холод
и голод, за нечеловеческие страдания и муки.
Я крикнул:
– Макароны с мясом и вишнёвым компотом пусть от жи-
вота едят! А к водке за сто шагов никого не подпускать!
Жилыми и тёплыми оказались два дома, с крыш ко-
торых стреляли немцы. Они стояли ближе к переезду.
Здесь, в этих рубленых домах, располагалась немецкая
санчасть.
***
Когда пятая рота выбила немцев со станции, четвёр-

тую отвели на тропу, по которой мы пересекали полот-
но железной дороги. Один взвод оставили на полотне
лицом к Калинину, а с другим Татаринов ушёл охранять
совхоз Морозово, где находился комбат. В общем, всё
осталось по-прежнему. Мы сидели впереди, а четвёртая
нас прикрывала сзади.
На войне часто зад оборачивается передом, и всему
приходит свой черёд и свой конец!
Не успели солдаты разобраться по своим местам
в обороне, как мы увидели, что со стороны деревни Чу-
прияново, что стояла вдалеке, на господствующей вы-
соте, вниз по дороге в нашу сторону начала спускаться
группа немцев человек двадцать.
92
– Всем лежать и рожи не высовывать! – крикнул

я громко и велел Сенину приготовить ручной пулемёт. –
Пусть думают, что на станции никого нет!
Я лёг поудобней, взял у одного из солдат винтовочку
со штыком, прикрыл один глаз, выбрал условную точку
на дороге и посмотрел на линию прицела. Ещё полсот-
ни шагов! Пусть подойдут! Я дам один точный выстрел.
Немцы ничего не поймут.
– Никому не рыпаться! Пулемётчикам тоже! Я буду
один стрелять!
Двести метров обычный огневой рубеж. Мишень
в полный рост, как на стрельбище из положения лёжа.
Разница только в одном. Там мишень из фанеры, а здесь
она живая. Пуля войдёт в мягкое податливое тело без еди-
ного звука и щелчка. Свист её слышен, когда она проле-
тает мимо. Остальные, что идут рядом, даже не дрогнут.
Патрон в патроннике, палец на спусковом крючке…
– Не торопись! – сказал я сам себе.
Собственно, самого выстрела я не услышал. Я ощу-
тил только резкий удар приклада в плечо. Винтовка чуть
прыгнула и встала на место. Один немец взмахнул рука-
ми, поскользнулся на укатанной дороге и нагнулся. По-
том он, как пьяный, широко расставил ноги и ткнулся
головою вперёд.
Совершенно не думая, что убил человека, я лёгким
движением кисти, не отрывая локтей от опоры, пере-
зарядил затвор. У меня на мушке новая мишень во весь
рост. Снова удар в плечо и снова споткнулся немец. Ни-
каких сомнений. Этому я угодил точно в живот.
Вот и второй предстал перед Всевышним с молит-
вою на устах! Говорят, что немцы не православные,
а евангелисты, протестанты и католики. Всё равно
не нашей веры! То, что я убил двух рабов божьих, это
не грешно!
– Вот и пришла расплата за наших разведчиков! Два
на два! И одного им в придачу на будущее! Око за око,
глаз за глаз! – сказал я и посмотрел на своих солдат.
93
– Все видели, как надо стрелять! Теперь я посмотрю,

на что вы способны?
Я посмотрел на дорогу, на немцев. Они пятились за-
дом, ожидая новых выстрелов. А что они могли? Они
были на открытом месте. Нас не видно.
– Рота! Приготовиться к бою! Прицел двести метров!
Целиться под пояс! Стрелять не торопясь! Внимание!
Огонь!
Затрещали выстрелы. Полоснул пулемёт. Немцы
мгновенно развернулись и бросились бежать, оставив
на дороге троих убитых.
Пулемётчики били, солдаты стреляли, и ни одного
из бегущих никому не удалось подстрелить. Немцы ры-
сью добежали до деревни и скрылись между домами.
– Дело плохо! – сказал я сам себе. – Полсотни стрел-
ков, ручной пулемёт, и ни одного попадания. Страш-
но то, что это уже не первый раз. Потерять уверенность
в себе можно с первого раза. Солдаты чувствуют свою не-
уверенность и отводят глаза. А на ходу этому не научишь!
– Противно смотреть! – сказал я громко и театраль-
но сплюнул в снег. – Простого солдатского дела сделать
не могут! Вот Бог послал солдатиков!
А тем временем уже и вечер навалился. Небо стало
темнеть. Я расставил солдат роты по круговой обороне
и приказал смотреть в оба.
Наступила ночь. И, как и следовало ожидать, с насту-
плением ночи меня вызвали на КП батальона. Комбату
не спалось, он ещё до ночи выспался. От железнодорож-
ного переезда до пруда, где стояли постройки совхоза
Морозово, идти не далеко.
– Вот! – сказал комбат, когда я к нему явился. – Тебе
с ротой приказано выйти на лесную дорогу!
– Когда и куда я должен идти? Карту района я буду
иметь?
– Дадим, дадим! Не беспокойся! Карту получишь! Есть
данные, что немцы покинули высоту. Оголили оборону
и отошли куда-то назад. Понял, какие дела?
94
– А откуда у полка такие данные?

– Как откуда? Пленные показали!
– К вашему сведению, всего час тому назад по доро-
ге из деревни Чуприяново немцы до взвода солдат под-
ходили к станции. Думаю, что завтра утром они пошлют
сюда не меньше пехотной роты. Что будешь делать,
когда мы уйдём? Одному взводу Татаринова станцию
не удержать.
– Ты за станцию не беспокойся! Станцию и совхоз
мы ночью сдадим полку, которому приказано занять
здесь оборону. Пусть они тут и стоят. А у нас задача дру-
гая! Мы батальоном идём на высоту и ноль. Высота нахо-
диться правее деревни Обухово. Ты с ротой идёшь впе-
реди. За тобой следую я, а за мной без разрыва четвёртая
рота Татаринова.
«Дружки, что ли, они? – подумал я. – Опять меня впе-
рёд, а Татаринова сзади».
У нас валенки от мороза не гнутся, а нам до высоты
не меньше суток идти. Высоту немцы нам просто так
не отдадут. Высота имеет господствующее значение. Это
не Губино у самого леса. Это и не станция Чуприяновка.
– Из дивизии получен приказ, – продолжал комбат. –
Нашему полку одним батальоном приказано перейти
в наступление!
– А что мы делали до сих пор? – спросил я.
– Ты слушай, когда я говорю! Дивизия имеет задачу
перерезать пути отхода немцам. Из частей 31-й армии
только нам удалось вырваться вперёд. Остальные пока
застряли у Волги. 250-я дивизия, наш левый сосед, лежит
под Городней. Один полк из-за Волги наступает на Эм-
маус. А ты знаешь этот Эммаус? Двести метров от Вол-
ги. Другой полк двумя батальонами отбивается от нем-
цев под Губино. Одна рота этого полка будет оборонять
совхоз и станцию Чуприяновку. Нашему батальону при-
казано идти головной походной заставой вперёд. Общее
направление движения полка на деревню Микулино.
На лесную дорогу ты выходишь сейчас! Четвёртая рота
95
следует во втором эшелоне за тобой. Моё место – в чет-

вёртой роте!
Я раскрыл карту и стал рассматривать свой маршрут.
Карта тридцать восьмого года. Она перепечатана с кар-
ты 1907 года. Вот как обстояло дело с картами в то время.
Пустив пятую роту по неизвестной лесной дороге,
комбат был уверен, что я не собьюсь с нужного пути.
А потом… Что, собственно, было жалеть пятую роту. Она
не сибирская, и в ней меньше всего потерь. В четвёртой
солдаты почти все земляки, коренные чалдоны. А эти мо-
скали в дивизии – чужаки.
Мы пошли вперёд. Посмотрим, что будет дальше!
При переходе Волги мы потеряли пять человек.
Шесть погибли на опушке леса от своей артиллерии. По-
хоронили их или нет, трудно сказать. Я спросил комбата
об этом.
– Какие тут похороны! Нам наступать нужно! – отве-
тил он мне на ходу.
Как выяснилось потом, солдат бросили на снегу. Их
припорошило сверху снегом. Так они и остались лежать
до весны.
1942 ГОД
Глава 6
Город Белый (январь-июль 1942 года)

14 декабря 1941 года немцы оставили Калинин
и к 20 декабря стали отходить по всей линии фронта
к Старице. Там они хотели встать на новый рубеж.
Моя рота получила пополнение. Ни одного знакомо-
го лица, но в основном все обстрелянные и попали в сан-
роту при форсировании Волги. Теперь они были выпи-
саны после ранений.
– Старшина Лоскутов! – крикнул я.
– Откуда вы мою фамилию знаете?
– В штабе сказали. Приказом по штабу тебя, Лоскутов,
назначили командиром взвода.
Прошло дня два, и я получил приказ выйти с ротой
на передовую позицию. Мы сменили на одном из участ-
ков полка небольшую группу измотанных войною сол-
дат. Их отвели во второй эшелон для пополнения.
Утром мы ротой подошли к населённому пункту Пуш-
кино. Немцев ни там, ни на дороге не оказалось.
В полку наша рота пока была одна. Батальона
как такового ещё не было образовано. Указания, прика-
зы и втыки я теперь получал от начальника штаба пол-
ка. Начальник штаба пока не ругал меня. Я старался всё
делать вовремя и как следует. Крови пока мы не хлебну-
ли, в сложные ситуации не попадали. А вообще, сколь-
ко бы мы не отшагали отвоёванной у немцев земли, вся
она была ни счету у Карамушки и Березина. Их стре-
лы на картах стоили того, а наши жизни и кровь в счёт
не ставились. Я шёл с солдатами впереди, командир пол-
97
ка ехал с обозом сзади в ковровых саночках, а генерала

Березина на дороге я даже не видел.
Вскоре по дороге из леса прибежал полковой связ-
ной. Он передал мне приказ ждать обоз и следовать
дальше. Дивизия от Пушкино повернула в сторону и взя-
ла направление на Калошино, Полубратково и Леушино.
Мы двое суток шли, и за нами вплотную тащился полко-
вой обоз. По узкой просёлочной дороге, забитой снегом,
повозки, люди и лошади шли сонно и медленно. Обоз
иногда останавливался, повозочные начинали переру-
гиваться, солдаты топтались на месте, поворачиваясь
к колючему ветру спиной. Но вот обоз рывками трогал-
ся с места, ругань и брань утихали, солдаты переходили
на мерный неторопливый шаг.
Во время следования по маршруту мы в любом месте
могли напороться на немцев. Но немцы, видно, избе-
гали забираться в снежные просторы и глушь. Главной
заботой роты была не столько охрана обоза от немцев,
а сколько толкание и вытаскивание из снега застрявших
саней и лошадей. На переходах солдаты были молчали-
вы и угрюмы, но стоило им с часок поваляться в снегу,
получить пайку хлеба, застучать около кухни котелка-
ми, как начинались шуточки и разные словечки.
Новобранцы ещё не успели принюхаться к немецко-
му пороху, им казалось, что шарканье ногами по снеж-
ной дороге – это и есть настоящая фронтовая солдатская
жизнь. Повозочные тоже были железно уверены, что это
и есть священная война.
При встрече немцы стреляли в нас не целясь и уходи-
ли с дороги, чтобы не попасть самим под огонь. В дерев-
не они поджигали несколько домов или сараев и бежали
в следующую деревню, оповещая своих соседей, что рус-
ские уже подошли. Теперь по ночам горизонт озарялся
огнями пожаров и застилался столбами черного дыма.
Бывали дни, когда немцы, боясь нашего обхода, поджи-
гали деревни заранее, бежали дальше, бросая всё на сво-
ём пути.
98
В полку людей было мало. Боеприпасы отсутствова-

ли. Дороги снабжения растянулись. Выбивать немцев
из деревень было нечем.
***
25 декабря немцы встали на рубеже: Иванищи, Алек-
сандрово, совхоз Красноармеец, Гостенево, Чухино, Кли-
мово, Никольское, Сидорово. В боях у деревни Чухино
дивизия понесла большие потери. 30 декабря 1941 года
дивизия находилась в составе 31-й армии, а 1 января
1942 года она была передана в 39-ю армию.
Те, кто наступал раньше нас, понесли большие поте-
ри. Они с большими потерями сумели ворваться в дерев-
ню Гостенево. Фронт обороны немцев под Старицей был
прорван соседней дивизией. Вероятно, поэтому немцы
нам здесь не оказали жёсткого сопротивления.
***
Мы вышли из леса и повернули на дорогу. По ту сто-

рону дороги – снежное поле и редкие, покрытые инеем
кусты. Впереди – развилка дорог. Я остановился, сол-
даты легли в снег. Я послал двух связных в тыл, уточ-
нить, по какой из дорог мне следует двигаться. Через
некоторое время они вернулись. Мне было приказано
взять правее и двигаться в направлении на станцию
Чертолино.
Когда рота по заснеженному руслу реки Сишки обо-
шла пару деревень и поднялась на бугор, нас обстреля-
ли немцы на подходе к какой-то деревне. Мы залегли
по обе стороны дороги, и после короткой разведки я по-
слал двух солдат с донесением в тыл. Я просил, чтобы
в роту доставили конную упряжку с 45-миллиметровой
пушкой.
Упряжка пришла. Пушку выкатили на бугор. Она тяв-
кнула три раза вдоль деревни. Этого оказалось достаточ-
но. Немцы разбежались в разные стороны. Мы прошли
99
по деревенской улице, вышли за околицу и, повернув

строго на юг, пошли в направлении станции Чертолино.
Мне показалось, что в этот момент мы прорвали не-
мецкий фронт и уходим к ним в тыл. Кроме нетронутого
белого снега, впереди ничего не было видно. Мы прош-
ли деревню и оказались в зоне нечищеных зимних до-
рог. Кругом стояла абсолютная тишина.
Вслед за нашей ротой по дороге потянулись и дру-
гие подразделения. Обоз застрял где-то при переез-
де через глубокую лощину на подходе к деревне, где
мы стреляли из пушки.
К утру, ввиду того, что мы трое суток не спали, нас
сменили другой стрелковой ротой. Мы переночевали
в какой-то деревне и утром следом за ротами нашего
полка двинулись дальше. 119-я стрелковая дивизия ухо-
дила в глубокий тыл к немцам.
Весь путь до города Белый наша дивизия прошла,
не встречая сопротивления немцев. При этом снабже-
ние боевых подразделений нашей дивизии было пре-
рвано. Кормить солдат стало нечем, полковые кухни ки-
пятили воду, и солдаты могли гонять только чаи.
Через некоторое время местное население обложили
натуральным налогом. В котелках появилась картошка,
капуста, заправленная ржаной мукой. Мясо и сало рас-
ходилось по высшим каналам.
Город Белый лежал в низине. В нём оборону занима-
ли немцы, и с первой попытки ворваться в город нашим
не удалось. Стрелковые роты полка вышли из-под Чухи-
но сильно потрепанными.
Наши стрелковые роты имели не больше двадцати
человек солдат. Их расположили по деревням на боль-
шом расстоянии друг от друга.
Шёл январь 1942 года, лютый месяц зимы. Меня снова
вызвали за получением пополнения. Немецкая авиация
не летала. Мы жили как в мирное время. Я проводил за-
нятия по стрельбе. Каждый раз я брал небольшую группу
солдат и выводил её в низину, за деревню. Солдаты ста-
100
вили в снег вертикально доски и, целясь из положения

лежа, стреляли в них. Пули, конечно, летели мимо цели.
Они сваливали непопадание на плохую пристрелку вин-
товок. Тогда я брал у любого из солдат винтовку, просил
повернуть доску ко мне торцом, ложился в снег, прице-
ливался и несколькими выстрелами подряд прошивал её
по узкой стороне. Винтовки били отлично.
Вся беда в том, что при стрельбе в боевой обстановке
солдаты не будут целиться, как это делал я. Солдат будет
стрелять кое-как и побыстрей. Стреляли обычно с жи-
вота. Вот почему на войне прицельные планки и мушки
были бесполезны.
Как-то утром, в один из январских дней, меня вызвали
в батальон для получения задания. В батальоне мне объяви-
ли, что нужно провести разведку, пройти по лесной дороге,
которая уходила в район реки Лучесы и Холмских болот.
– По дороге проверишь, заходят ли немцы в лесные
деревушки, есть ли там население, не стоит ли там пар-
тизанский отряд.
Я пошёл в сарай, где стояла штабная повозка, и взял
там шесть пар лыж и палки. Я осмотрел каждую пару,
подобрал к ним палки и остался доволен. Крепления
у лыж были в полном порядке. Шесть человек я поставлю
на лыжи. Это будет моя первая группа. Остальные, тоже
около шести, пойдут вслед за нами пешком по дороге.
Если мы в лесу наткнемся на немцев, на лыжах можно
будет их обойти стороной по глубокому снегу.
Лесная дорога, по которой мы шли, была засыпана
снегом. Идти по такой дороге на лыжах легко. Только пе-
шие отставали, так что мы часто останавливались и под-
жидали заднюю группу.
Дорога всё время уходила вниз. Заросли леса меня-
лись с просветами. Когда-то здесь за болотом и лесом
проходил передний край нашего укрепрайона. Теперь
эти бетонные сооружения занимали немцы.
Деревья, покрытые пушистым инеем, несколько ра-
зошлись, показалась опушка и деревенская изгородь.
101
В деревне проживало несколько семей, но в основном

старики, женщины и дети. За деревней, как нам сказали,
верстах в двух за болотом проходила дорога, по которой
ездили немцы. Старик сказал нам, что немцы заезжали
в деревню несколько раз. Потом выпал глубокий снег,
и с тех пор они не являлись.
Я поговорил с дедом о том о сём дал солдатам передо-
хнуть. Дед угостил нас своим самосадом. Табак крепкий,
два раза курнёшь, и дух перехватывает.
По возвращении в Жиздерово я доложил комбату
данные о разведке.
Когда стрелковые роты были пополнены солдатами,
мой ротный район обороны расширили. Взводы теперь
стояли на уровне деревень Заболотье, Жиздерово, Боль-
шое Кобыльщино и Васильево.
Утром я построил людей. Старшина проверил нали-
чие солдат, оружия и вещей, всё оказалось на месте. Я по-
дал команду, и рота тронулась по дороге. Мы должны
были самостоятельно добраться до деревни Журы, а там
нас через Демидки и Струево уже выведут на передний
край обороны к льнозаводу.
***
Город Белый Калининской области сам по себе не-

большой, но довольно древний. Впервые летопись о нём
упоминает в 1359 году. Сейчас трудно сказать, когда
здесь первые появились люди.
Взгляните на карту. К северу от дороги Белый – Ду-
ховщина простираются бесконечные топи и болота.
Четыре дороги выходили из города Белого. Первая
дорога, самая ходовая, шла на Пречистое и Духовщину.
Особенно тяжелой была дорога на Нелидово. Большак
Нелидово – Белый был в плохом состоянии и сильно
разбит. Железная дорога обошла город далеко стороной,
и он оставался долгое время отрезанным из-за плохой
и разбитой дороги. По большаку на Нелидово ездили
102
по настилам из брёвен и гатям. Третья дорога из Бело-

го, забираясь на холмы, шла на Пушкари, Егорье, Верхо-
вье и дальше на Оленино. Она шла параллельно и вдоль
реки Обши. И последняя, четвёртая, ничем не похожая
ни на дорогу, ни на большак, шла мимо льнозавода на Де-
мидки, Шайтровщину и Кобыльщину.
Когда в январе 1942 года мы подошли к городу Бело-
му, столовскими щами нам там не пахло. Тогда мы часто
вместо солдатской похлёбки получали немецкие пули,
снаряды и бомбы. Даже полбуханки мороженого хлеба
не всегда доходили до нас. Тогда наши солдаты должны
были умирать в окопах голодными. А умирать на голод-
ный желудок, скажу я вам, – дело немыслимое.
В январе 1942 года мы стояли на окраине города и дер-
жали глухую оборону. А можно было ковырнуть немца
из города, пока снега и морозы держали его по домам.
Мы держали немцев в полукольце: винный склад –
льнозавод – мельница и часовня около больницы. У нем-
цев был один только выход из города – по дороге на Ду-
ховщину.
В январе снег, мороз и метели загнали немцев в на-
топленные дома. Без техники они наступать не могли.
А танки зимой по глубокому снегу не шли. Моторы глох-
ли на сильном морозе. Топливом для танков у немцев
служил голубой эрзац-бензин.
В городе и на окраине в руках у немцев были все
жилые дома. А мы сидели в каменном пустом подвале.
Он находился в двадцати метрах от жилого дома.
Немцы были не дураки, они не стали занимать пустой
и холодный подвал. Им и в голову не пришло, что в ка-
менный обледенелый подвал можно посадить живых
людей и заставить там сидеть целую зиму. Наш генерал
рассуждал иначе. Винный погреб он окрестил «складом
сельхозмашин» и велел посадить туда полроты солдат.
Не думайте, что я тогда был недоволен своим гене-
ралом. Совсем наоборот. Я верил ему и всем, кто вокруг
него крутились. Я тогда всё принимал за «чистую моне-
103
ту». Надо, значит надо! Для родины, за советскую власть

мы на всё готовы!
А генерал воткнул полроты живых солдат в ледя-
ную каменную могилу, и рука у него не дрогнула, когда
он подписал такой приказ. Нас тогда за людей не счита-
ли, мы тогда были просто солдаты!
В подвале сидел взвод, а в «кузню» посадили двух сол-
дат. Двое вроде мало. Доложили ему – он приказал доба-
вить третьего. Что? Тесно? Некуда сунуться? Ничего! Рус-
ский солдат, как вша, в любую щель пролезет!
А не мешало бы самому Березину и его заму Шерши-
ну посидеть денёк-другой в кузне или подвале. Не стал
бы тогда Шершин в своих воспоминаниях врать, как си-
вый мерин. Видно, названия «кузня» и «склад сельхозма-
шин» были приятны и созвучны душе генерала. «Захва-
чена кузница!» – видите, как звучит.
Во время войны офицеры рангом повыше выпи-
вать «не любили». Название «винный склад» у началь-
ства вызывало раздражение. Часовня тоже не подходи-
ла для обитания живых. Каменная часовня имела всего
три стены. Снизу земляной пол и пьедестал из кирпича
на два покойника, с возвышением. Впереди пустой двер-
ной проём смотрел в сторону больницы. Немцы из окон
больницы простреливали его. Он был открыт для ветра
и снега. Крыши над головой не было, колкий снег гулял
здесь с утра и до утра.
Трое промёрзших солдат держали здесь оборону.
Они по приказу генерала сторожили часовню.
Немцы никак не предполагали, что русские заползут
в обледенелые стены часовни и винного склада и оста-
нутся там на всю зиму.
***
Наши стрелковые роты в Белом встретились с немцами

в январе сорок второго. Они подошли к городу и стали вы-
двигаться вперёд после пополнения, чтобы сменить остат-
104
ки другой стрелковой роты, которая понесла здесь большие

потери. Когда наши славяне выдвигались вперёд и попыта-
лись продвинуться и с ходу ворваться в город, немцы ре-
шительно, пулемётным огнём, пресекли их продвижение.
Несколько солдат заползли в подвал и часовню, чтобы пе-
реждать обстрел до темна. Так и сложилась линия обороны.
Березину доложили, а он приказал держать указан-
ный рубеж – и ни шагу назад!
Наша пятая стрелковая рота подошла к городу
через неделю – 20 января. Морозы в ту пору стояли осо-
бенно лютые. Снег под ногами скрипел, как мелкое би-
тое стекло.
Когда я с ротой пришёл на льнозавод, то ночью сразу
расставил своих солдат по всем точкам обороны, в том
числе и в каменный подвал.
Сам я обосновался тогда под полуразрушенным бре-
венчатым домом около дороги, недалеко от льнозавода.
Под домом была вырыта небольшая землянка, и на ней
лежали три наката брёвен. В землянке имелась печка,
прорытая прямо в боковой стене земли. Труба представ-
ляла собой пробитое сверху земляное отверстие. В печке
ночью горели дрова. Земля и вся боковая стена за ночь
достаточно прогревались. Тепла, которое запасала зем-
ля, хватало на ночь. Во всяком случае, ночью в землянке
можно было сидеть и лежать не замерзая. Дымно, смрад-
но было внутри, но зато тепло и сыро.
Через день я ходил в подвал, следил за сменой солдат,
возвращался на льнозавод и руководил рытьём траншеи.
Холод стоял страшный. Он стальным обручем давил
на голову, в висках появлялась страшная ноющая боль.
Глазные яблоки не шевелились. Если я хотел посмотреть
в сторону, я поворачивал туда всё тело.
Все двадцать солдат в подвале напрягали свои по-
следние силы, но никто не роптал. Великий русский на-
род! Великий русский солдат! А в это время в тылу наши
начальнички жевали куски свиного сала, прихлебывая
наваристым бульоном.
105
Некоторых солдат приходилось менять совсем. По-

являлись больные и раненые. Их по одному отправляли
на льнозавод.
В каменном подвале, где мы сидели, потолок и стены
были покрыты белым инеем и слоем льда от дыхания
людей. Иней оседал на холодный кирпич стен и сводов.
Печей в подвале не было. Это была самая близкая точка,
расположенная к немцам. Мы стояли друг против друга
так близко, что вряд ли кто-то видел перед собой немец-
кие позиции ещё ближе, чем мы. Мне довелось и потом,
до конца войны воевать на передке, но нигде и никог-
да мы не стояли от немцев так близко, как здесь. И это
не эпизод, не остановка на два, на три дня. Мы здесь дер-
жали оборону, считай, не меньше полугода.
А вот немцы сидели внутри бревенчатого дома и день
и ночь топили печь. Их часовые стояли снаружи и за углом.
Было отчётливо слышно, как под ногами часовых поскри-
пывает снег. По покашливанию и по голосу наши солдаты
различали, кто из них сегодня стоит на посту. Закашляет
немец, пустит струю в штаны, возьмёт шипящую с дребез-
гом высокую ноту, а у наших солдат в подвале душу выво-
рачивает от голода. Обожрались черти! Жрут, как лошади!
Стоят, смолят и воняют под себя на посту. А тут столь-
ко есть дают, что ответить нечем… И главное, что обид-
но! Кормили бы досыта хоть чёрным хлебом, ответили
бы мы им достойно, по русскому обычаю, как следует.
Печей в подвале не было. Дрова в подвал доставить
было невозможно. Топить и разводить костер на полу
было нечем. Подвал всю зиму не топился. Наверху было
за тридцать, а в каменном мешке больше того. Тридцать
градусов легче переносить лежа в снегу. А внутри камен-
ного подвала излучение холода прошибало и пронизы-
вало все тело насквозь до самых костей. Солдат кормили
один раз в сутки. Постоянное недоедание и переохлаж-
дение вводили солдат в тяжелую дремоту. Без телефон-
ной связи было спокойней. Из батальона не звонили.
Мы были целиком отрезаны от мира.
106
Немецкие пушки, которые вели огонь прямой на-

водкой, досаждали нам иногда. Они стреляли по окнам
и могли попасть в подвал. Однажды днем мы испытали
на себе такой обстрел из 37-миллиметровой пушки. Сна-
ружи летела штукатурка, брызгал, как сталь, холодный
кирпич, но попасть в окно после девяти выстрелов нем-
цам удалось только два раза. Слишком далеко от под-
вала стояла их противотанковая пушка. Пушка легкая,
при выстреле прыгала. Прицелом тут ничего не возь-
мешь. Стрелять нужно только по стволу, ловить удачу.
При каждом наружном ударе снаряда стены и своды под-
вала гудели, как колокол. Два снаряда все-таки ворвались
вовнутрь. Мы в этот момент лежали в дальнем углу. Хотя
стоять в рост за сводами было куда безопасней. Но напе-
ред никогда не знаешь, где опасно, где потеряешь, а где
найдешь свою собственную жизнь.
Мне известно место, где погиб пулеметчик сержант
Козлов. А где его могила, теперь никто не знает. Жалко
только, что улицу, где погиб этот храбрый солдат, ли-
цемерно назвали именем генерал-майора Березина.
Именем старикашки, который летом 1942 года сумел
всю дивизию загнать немцам в плен. Загнал и скрылся
в неизвестном направлении. Березин тогда подставил
под удар не только 17-ю гвардейскую дивизию1, которая
полностью была захвачена в плен, он помог немцам од-
ним ударом расправиться с 39-й армией и 11-м кавкор-
пусом. Березину за эти «выдающиеся заслуги» наши иди-
оты в городе Белый поставили обелиск.
Это «заслуга» полкового комиссара Шершина. Чтобы
обелить себя, он после войны начал возвеличивать Бе-
резина.
Мне жалко молодого пулеметчика, который погиб
в открытом бою лицом к лицу с врагом в городе Белом.
1 Развивая наступление, 119-я стрелковая дивизия 29 января
1942 года освободила город Белый, а 17 марта 1942 года она была
преобразована в 17-ю гвардейскую стрелковую дивизию.
107
Там погибли многие, кто действительно с оружием в ру-

ках стоял насмерть в холоде и голоде. Не могу понять
только одного, почему память о предателе Березине це-
нится здесь выше, чем отданные жизни и страдания про-
стых солдат, ротных офицеров, который действительно
здесь воевали за нашу русскую землю.
***
Началась весна, и все вокруг преобразилось и зазеле-

нело. У нас отобрали полушубки и валенки. Для замены
обмундирования нам приказали отправиться в тылы
полка. Мы сдали зимнюю форму и получили кирзовые
сапоги, а вместо шапок – пилотки. После зимней шапки
пилотку на голове вроде и не чувствуешь.
Тем временем немецкие танки и пехота обошли нас
кругом и заняли Демидки. Подвал пал, на льнозаводе –
ни души.
Солдаты-стрелки и пулеметчики понимали, что мы от-
резаны от своих с трех сторон. А где теперь, собственно,
были свои? Деревня Демидки была у нас в тылу, и в ней
хозяйничали немцы.
45-й гвардейский полк за короткое время, за каких-
то пару часов, перестал существовать. Это был первый
пробный удар немцев – и Березин в один день потерял
целый полк. А что будет потом? Как пойдет дело даль-
ше? Березин настойчиво, беспощадно и с упорством
насаждал в дивизии боязнь расплаты и страх, а за само-
вольное оставление позиций – неотвратимое возмездие
и кару судами и расстрелами. Он думал, что сумеет запу-
гать ротных офицеров и солдат и на страхе удержать их
на месте. Он думал, что они умрут под танками, а его, Бе-
резина, приказ не нарушат. Он думал, что немцы в насту-
пление пойдут, как мы через Волгу, сплошной жидкой
цепью, и оборону полков построил в одну линию по де-
ревенской прямолинейности. Теперь он получил сполна
за самоуверенность и недомыслие. А может, это был его
108
совсем не промах, как думал я тогда, а совсем наоборот,

заранее продуманный ход? В дивизии ходили упорные
разговоры, что Березин ночами частенько из штаба про-
падал. Возьмёт вдруг тайно ночью вылезет через окно,
да так, чтобы личная охрана не заметила. И ищи-свищи!
Явятся к нему утром с докладом штабные, глядь, а его
и след простыл. Кровать давно холодная и пустая. Бро-
сятся штабные звонить по полкам и нигде не могут его
обнаружить. Потом днем через сутки его засекали в сол-
датской траншее. Откуда он мог туда явиться, даже сол-
даты сказать не могли. К нему тут же на рысях пускались
охрана и адъютанты, а где он, собственно, сутки пропа-
дал, боялись спросить.
Таким манером наш генерал пропадал ночами
из штаба дивизии много раз. Где он бывал, никто сказать
не мог. Спрашивать его боялись. Офицеры рот и солда-
ты его сторонились.
Я видел, как на большом пространстве без едино-
го выстрела немцы забрали в плен целый гвардейский
полк. Фронт дивизии на всем участке был открыт. Нем-
цы запросто, даже без танков могли двигаться дальше.
Они нигде не встречали сопротивления. Но немцы все
делали по плану. Они взяли Демидки и дальше не пошли.
Березин приказал брать Демидки. Он сказал:
– Не возьмете деревню, отдам под суд!
Я спокойно посмотрел на генерала. Он стоял в трех ша-
гах от меня. Я рассматривал его лицо. Раньше я видел его
мимоходом, с расстояния. Теперь он стоял передо мной.
Меня почему-то приказ взять Демидки не испугал, а даже
наоборот, придал мне уверенности и спокойствия. Кто
этот человек, который посылает нас на смерть. В лице его
я должен найти что-то огромное и непостижимое. Но ни-
чего особенного я в этом худом и сером лице не нашёл.
И даже, откровенно говоря, разочаровался. Он был с пер-
вого взгляда похож на деревенского мужичка. На лице
какое-то непонятное тупое выражение. Я смотрел на него
и не верил своим глазам, что этот человек – генерал. Ху-
109
дое морщинистое лицо ничего не выражало. Сгорблен-

ная фигура его не говорила, что он сильный и волевой
человек. Маленькая лысая голова его всё время вертелась.
Он как будто что-то потерял и теперь старался вспомнить
то место. Вид у него был придавленный и усталый.
Генерал смотрел на нас и, видно, хотел определить,
способны ли мы взять Демидки и выбить немцев из де-
ревни. Уж очень нас было мало. И артиллерии никакой.
Как так случилось, что сам он бегает по кустам вокруг
Демидок? Заставил его немец кружить и петлять по ку-
стам. Докатился до такой жизни, что самому приходит-
ся собирать солдат и посылать их на деревню. «А где же
командир полка? Где наш комбат Ковалёв?» – мелькнуло
у меня в голове. Теперь генерал убедился, что командир
полка и комбат и их замы и помы бросили своих солдат
и разбежались в панике, кто куда.
Мы долго шли, избегая открытых мест со стороны Де-
мидок, и наконец вышли под крутой берег, здесь река дела-
ла поворот. Внизу у кромки воды стоял привязанный плот.
С одного берега на другой был перекинут канат. По нему,
стоя на плоту, можно было перетягиваться на другую сто-
рону. Плот был сколочен из брёвен, на нём могли пере-
ехать одновременно не больше десятка солдат. Мы подош-
ли к переправе, около неё лежала ещё одна группа солдат.
Около стояли два автоматчика из дивизии. Солдаты, лежав-
шие в кустах, были собраны из разных подразделений. Тут
были и посыльные, и связисты. В общем, настоящих сол-
дат-стрелков здесь не было. Два политрука сидели рядом
на пригорке. Они, видно, сумели уйти из своих рот до нача-
ла бомбежки. Сзади за нами появился генерал и предупре-
дил всех, что он будет смотреть за ходом атаки.
Всем стало ясно, что нас послали на верную смерть.
Выйти из-под крутого обрыва на том берегу и пойти
по открытому полю – это значило попасть под пулемёт-
ный огонь. На зеленом поле до самых Демидок ни кана-
вы, ни кочек тогда не было. Все сгорбились, съёжились
от генеральских слов. Дороги назад никому не было.
110
Мы переправились на плоту и вышли под обрыв кру-

того берега. Генерал с автоматчиками и капитаном
остались на том берегу. Никто из сидевших под обры-
вом и из тех, что смотрели за нами с того берега, не знал,
что немецкие танки из деревни ушли. Все думали,
что они там, стоят за домами. В голове у всех было одно:
что пришла пора рассчитаться и проститься с жизнью.
Никто вины на себе не чувствовал. Деревню сдали дру-
гие. Почему же этих посылают на смерть?
– Всем приготовиться к атаке! – крикнул я.
Солдаты не двигались. Я закричал на солдат, а они ещё
ниже прижались к земле.
– Кто пойдёт со мной?
Солдаты переглянулись. «Он что, спятил?» – было на-
писано на их лицах.
– Нужны добровольцы!
– Я пойду! – сказал высокий худой солдат. Второй,
что поменьше, молчал и в мою сторону не смотрел.
– Дай мне свой автомат! – сказал я ему. Он охотно
протянул мне его.
– Пойдём вдвоём, – сказал я солдату. – Будешь делать
всё так, как я. Я лягу – ты немедленно ложишься. Я пе-
рехожу на бег – ты бежишь! Дистанция на расстоянии
локтя. Стрелять начинаю я! Все ясно? Кто ещё? Есть ещё
добровольцы? Молчите, твари?! Видишь, нас только
двое.
Один из солдат протянул мне свою гранату.
– Ну что ж, и на этом спасибо!
Мы с солдатом поднялись во весь рост из-за обрыва
и, ускоряя шаг, пошли на деревню. Наши фигуры замая-
чили над полем. Нас видели все. И те, что сидели под бу-
гром, и те, что стояли на том берегу и ждали нашей об-
щей атаки. Было впечатление, что мы вдвоем идём
сдаваться в плен, если на нас смотреть издалека. Все, кто
сидел под бугром, смотрели на нас и ждали момента, ког-
да полоснёт немецкий пулемёт. Вот наши фигуры вдруг
вздрогнут, и мы захлебнемся кровью.
111
Мы с солдатом шли во весь рост на немецкий пулемёт,

который стоял в промежутке между двумя сараями. Я от-
четливо видел, что ствол пулемета смотрел в нашу сторо-
ну, а немец, пулемётчик стоял к нам боком и разговаривал
с кем-то, кто стоял рядом за углом сарая. Пулемёт у пуле-
мётчика был между ног. Я шёл по открытому полю во весь
рост и, не отрывая взгляда от немца, следил за его малей-
шим движением. Немец смотрел в сторону. Но вот он по-
вернул голову и посмотрел на меня. «Всё!» – мелькнула
у меня мысль. Внутри у меня всё мгновенно сжалось. Ноги
перестали слушаться. На глаза надвинулась какая-то пе-
лена. Я моргнул глазами, тряхнул резко головой. Немец
продолжал смотреть на меня. Я шёл на него не останавли-
ваясь. Мне показалось, что немец даже улыбнулся. Но вот
он снова отвернулся и стал разговаривать с тем, кто стоял
за углом сарая. На лице выступил пот, спина у меня по-
холодела. Я перекинул автомат в левую руку, подошёл,
как во сне, к углу сарая и метнулся за угол. Солдат повто-
рил мой маневр. Мы сделали секундную передышку:
– Ух! – сказал я. – Дышать нечем! – и вышли из-за угла.
Немец теперь стоял задом к нам. Мы пошли на него
и на пулемёт. Стоило немцу повернуть голову, покосить
глазом в нашу сторону, мы были теперь совсем рядом.
Но немец стоял полубоком и не взглянул больше в нашу
сторону. Немцы не предполагали, что мы нагло, в откры-
тую попрёмся на пулемёт. Но вот немец повернулся про-
ворно, взглянул на меня, я шёл на него и, не целясь, тут
же с рук дал в его сторону очередь трассирующих из ав-
томата. Солдат из своего автомата пустил очередь трас-
сирующих тоже в сторону немца.
На лице у немца выразился испуг, он вскинулся и по-
пятился за угол сарая. Обе очереди наших трассирую-
щих в немца не попали.
– Смотри по сторонам! – крикнул я солдату и пошёл
на пулемёт.
Немцы, услышав выстрелы, забегали между домов.
Попытка вернуть брошенный пулемёт погубила их. Они
112
надеялись улучить подходящий момент и подобраться

к пулемету. Каждый раз, когда они высовывались из-за
угла сарая, я давал в их сторону короткие очереди. Пули
визжали, щепа летела от края бревен. А когда перед тво-
им носом летят пули, страх и дрожь мешают думать и ви-
деть реально.
– Стреляй вдоль деревни! Не давай им перебегать
между домов! – закричал я.
До пулемета мне осталось всего ничего. Я в два прыж-
ка оказался возле него. Металлическая лента была за-
правлена как положено. Я опустился на колено, передер-
нул ручку и, развернув пулемет в сторону деревни, дал
длинную очередь. Лента заметалась и запрыгала в ко-
робке. Автомат висел у меня на плече. Сплошной смерч
огня вырвало из надульника пулемета. Пули резали зем-
лю, рвали щепу с бревенчатых стен домов. Немцы услы-
шали звук стрельбы пулемета, сорвались с места и побе-
жали из деревни. Они, видно, подумали, что в деревню
ворвалась с пулеметами целая рота. Они никак не могли
понять, что всего двое русских подняли такой шум в де-
ревне. Немцы отдельными группами побежали из дерев-
ни. А по улице, заливаясь, бросая снопы огня, бил немец-
кий трофейный пулемет с металлической лентой.
И только когда сидящие под бугром увидели, что нем-
цы по бугру побежали из деревни в сторону льнозавода,
они вылезли из-под обрыва и не спеша, рысцой, пода-
лись вперед.
Я бросил немецкий пулемет, перебросил с плеча авто-
мат в руки и побежал догонять толстого немца. Я бежал
за ним и стрелял на ходу из автомата. На немце была ши-
рокая накидка. Она на бегу раздувалась, пули как бы вхо-
дили в нее, а немец продолжал бежать и не падал. Я давал
короткие очереди трассирующими и видел, как пули вхо-
дили в накидку и прошивали ее. У немца в руках не было
ничего. Он бросил свой пулемет и теперь бежал налегке.
Даю короткие очереди. Берегу патроны. Немец в пятнад-
цати метрах впереди от меня. Мне неудобно бежать.
113
Автомат при стрельбе дает большой разброс. Пере-

хватываю автомат за середину ложа в правую руку, делаю
рывок вперед, быстро догоняю немца. С ходу ударяю его
прикладом по шее, немец от удара падает, а я стою на зем-
ле и тяжело дышу. Он лежит на земле, пыхтит, сопит и от-
дувается, и подниматься, как видно, не собирается. Устал
и решил отдохнуть. Куда ему теперь торопиться? Я подде-
ваю его легонько носком сапога, он нехотя поднимается
с земли и поднимает руки вверх. И почему-то улыбается.
Улыбка расползлась во всю физиономию. Чего тут смеш-
ного? Чему он так рад? Доволен, что остался живым! Наши
солдаты, попавшие к немцам в плен, наверное, сейчас
не улыбаются. Я показал ему знаком, чтобы он опустил
руки, и мы, как старые знакомые, не спеша рядом пошли.
Я посмотрел в сторону деревни и сказал ему вслух:
– Ну, брат, и убежали мы с тобой прилично! Еще пару
минут, и можно было бы сворачивать на льнозавод!
Немец, конечно, ничего не понял, но сказал мне
в ответ:
– Гут! Гут!
Когда мы пришли с немцем в деревню на то самое ме-
сто, где стоял пулемет, по деревне уже бродили солдаты.
Привели еще двух пленных, с перепугу спрятавшихся
в разрушенных домах. Так без единой потери убитыми
с нашей стороны была отбита от немцев деревня Демид-
ки. Судьба поставила на грань смерти в начале всего две
жизни. Обернись тогда немецкий пулеметчик, и наши
две жизни оборвались бы в тот же миг. Но я почему-то
чувствовал и был уверен, что мы невредимыми дойдем
до угла сарая, где стоял пулемет. Все висело на волоске.
Но почему я тогда пошел на такой отчаянный шаг? Воз-
можно, несправедливость и обиды толкнули меня впе-
ред. Ведь словами начальничкам ничего не докажешь.
У них была своя мерка к людям и жизни. Они ничего,
кроме себя, не видели.
Но что, собственно, произошло? Деревню взяли, а ка-
кие награды получили солдат и я? Да никаких! А поче-
114
му? Да потому, что в донесении дивизии сдача немцам

деревни Демидки не фигурировала. И награждать за нее
людей было нельзя. Даже спасибо за взятую деревню
сказать позабыли.
В деревню ночью послали полнокровную стрелко-
вую роту, взятую из другого полка, из района Шиздеро-
во. Мне сказали, что пока я буду располагаться на пере-
праве как резерв штаба дивизии.
В деревню притащили полковую пушку, поставили
два станковых пулемета и приказали рыть окопы, щели
и строить блиндажи. В деревню назначили нового комба-
та. Я за оборону деревни лично не отвечал. Я должен был
следить за тем, чтобы во время налета немецкой авиации
не пускать на переправу бегущих солдат. Мне добавили
еще четырех человек, и я со своими и этими новыми рас-
положился под берегом у обреза воды. Мы вырыли щели,
построили себе землянку и занялись от безделья глуше-
нием рыбы в реке. В деревне немцы оставили два ящика
круглых, как картошка, гранат. Ящики стояли под крыль-
цом одного из домов. Я пришел в деревню и велел своим
солдатам забрать эти трофеи. Солдаты в деревне не знали,
для чего мы прибрали два ящика немецких гранат. Никто
особенно не возражал, когда мы их забирали.
Вот эти гранаты, штук по пять, каждый день мы бро-
сали в воду и глушили рыбу. Оглушенную и плавающую
кверху брюхом рыбу собирали нижним бельем. Рукава ру-
башки и ворот завязывали, два солдата спускались в воду
и, растягивая рубашку за подол, вставали лицом против
течения и вылавливали ей всплывшую кверху брюхом
рыбу. Так обычно работали мы с утра, а днем варили уху
и жарили рыбу. С едой мы устроились вполне прилично.
Глушили и ели рыбку, не афишируя, знали, что можем на-
жить себе завистников и стукачей. Через некоторое время
кто-то донес на нас. В дивизии стало известно о нашем ре-
месле. Меня вызвали в штаб и прочитали мораль.
– Я же не свои, я немецкие боеприпасы расходую! –
оправдывался я.
115
– Генерал приказал это безобразие прекратить, – ска-

зали мне.
С этого дня ни ухи, ни жареной рыбки больше не ста-
ло. Вечером часовых у своей землянки мы не ставили.
А просто рогатку с колючей проволокой затаскивали
в проход у двери. Я ложился на нары и, прежде чем за-
снуть, долго ворочался и вспоминал все происшедшее
за эти последние дни.
Через неделю меня вызвали в штаб дивизии, отругали
еще раз за глушение рыбы и объявили приказ о назначе-
нии командиром пулеметной роты.
– Рота будет оперативно подчинена штабу дивизии.
Четыре станковых пулемета и приданные к ним пуле-
метные расчеты будут переданы тебе с двух полков. По-
литруком в роту к тебе назначили Сокова, ты его знаешь.
Петр Иваныч улыбался, когда мы встретились снова.
Теперь он был официально моим заместителем по по-
литчасти. Укомплектовав роту, через два дня мы получи-
ли рубеж обороны.
– Рота будет стоять на стыке двух дивизий! – сказали
мне. – Участок обороны очень важный. Ты будешь стоять
на танкоопасном направлении, оседлаешь дорогу из Бе-
лого на Пушкари. Ты должен стоять. Ты с ротой должен
погибнуть, а приказа на отход тебе не будет. Ты понима-
ешь, что от тебя требуется?
– Согласен, но при одном условии!
– При каком это улови?
– Каждый день я буду получать по два цинка патро-
нов. И раз в две недели – по запасному стволу.
– Как понимать всё это?
– Очень просто. Так и понимайте! Каждый день из че-
тырех пулемётов я буду вести огонь и расходовать по два
цинка патронов. Я не дам немцам головы поднять в го-
роде. Если дадите стволы и патроны, я согласен на все
ваши условия.
– Интересно! – процедил сквозь зубы начальник штаба.
Он вышел и через некоторое время вернулся.
116
– Березин сказал, что всё, что ты просишь, мы тебе да-

дим.
На передний край с ротой я вышел вечером. Мы осед-
лали дорогу и приступили к рытью пулеметных ячеек
и ходов сообщения. На каждый пулемёт мы подготовили
по две позиции. Одну – для стрельбы прямой наводкой,
на случай атаки немецкой пехоты. А другую – с обрат-
ного ската. Позиция на обратном скате была тщательно
замаскирована.
***
Пулеметная рота оседлала дорогу, которая от Белого ухо-

дила на Оленино. Я каждый день получал по 500 патронов
для стрельбы. Пулеметы стояли на закрытых позициях. Те-
перь мы били по городу день и ночь. Четыре станковых пу-
лемета были пристреляны и имели свои сектора обстрела.
Вот когда почувствовал немец свинцовый огонь. Го-
род внизу. Мы на буграх на окраине города. Сверху от-
лично всё видно. Тем более что я вёл наблюдение за го-
родом в стереотрубу.
Днём улицы города стразу опустели. Душа радовалась
на такую картину смотреть. Чувствуешь в себе силу и уве-
ренность. Ночами мы тоже стреляли. Не давали немцам
свободно ходить.
Мы чувствовали, что немцы нервничали. Они ино-
гда в нашу сторону открывали беспорядочную стрельбу.
Но дело всё в том, что они не видели, где мы с пулемёта-
ми сидим. За две недели мы показали немцам, что здесь
на дороге у нас сильный опорный пункт.
И вот однажды в небе над городом появилась «рама».
Она сделала облёт нашего района обороны. Через не-
делю над Демидками появились пикировщики. После
интенсивной бомбёжки по дороге из города немцы пу-
стили танки. Я видел в стереотрубу, как из Демидок мет-
нулись мелкие группы солдат. Через час деревня была
в руках у немцев.
117
Немецкие танки не стали задерживаться. Они перева-

лили бугор и не спеша двинули на Журы. Оборона дивизии
была рассечена. Со стороны Оленино на оборону дивизии
наступала группа немцев. Артиллерия наша была разбита.
Немецкие танки ринулись громить наши тылы. Когда тан-
ки появились в деревне, где в медсанбате лежали раненые,
медперсонал и ходячие раненые кинулись кто куда. 17-я
гвардейская дивизия была разбита и окружена. Генерала
Березина последний раз видели в деревне Жиздерево. Ох-
рана генерала попала в плен к немцам. Из деревни Жиз-
дерево вырвался лишь один солдат. Он перешёл линию
фронта немцев и рассказал, что генерал Березин до подхо-
да немецких танков скрылся. Мы стояли на дороге Белый –
Пушкари. Это была прямая дорога на Оленино. Но немцы
на нас не пошли. Они, вероятно, думали, что здесь рас-
полагался сильный опорный пункт. Я стоял с пулемётом
на дороге. Слева от меня никого не было. Я не особенно
волновался, что слева от меня весь фронт открыт.
Потом мне доставили официальный приказ оставить
свои позиции и начать отход на Пушкари. Пулемётные
окопы быстро опустели, ходы сообщения остались позади.
Было ещё светло, когда мы, пригнувшись к земле, вышли
на поверхность земли, спустились в овраг и пошли в сторо-
ну дороги, которая уходила от города Белого в тыл. Впереди
на дороге в ночной темноте шли солдаты соседней дивизии.
В штаб армии, наверное, доложили, что люди соседне-
го полка держат дорогу. А здесь стоит гвардейская рота
и наводит на немцев страх. А мы топали по пыльной до-
роге из Белого на Смоленск. Это было дело рук Березина,
Карамушко и подобных им, что дивизия попала в такое
положение. Командиры полков и батальонов разбежа-
лись кто куда, многие солдаты попали в плен…
К полудню мы подошли к оврагу, который охраняли
автоматчики при медалях и орденах. Меня выслушали,
но в овраг не пустили, сказали, что доложат о нашем
прибытии (кому надо). Я отвел роту на обочину дороги,
и солдаты легли под кусты.
118
Через некоторое время из оврага вышли двое. Один

из них был капитаном из нашей дивизии. Я спросил его,
давно ли они здесь.
– Мы ночью группой в пять человек сумели проско-
чить через шоссе и уйти в болото. Потом вышли ещё
трое. Они вынесли знамя дивизии. Двое суток они про-
блуждали в этом лесу. Два дня назад они прибыли на ко-
мандный пункт. Здесь их встретил полковой комиссар
Шершин. Он приехал на КП армии за несколько дней
до немецкого наступления. А когда он узнал, что штабы
и тылы полков и дивизии разбиты и отрезаны, стал
здесь собирать бегущих из окружения людей.
Капитан продолжал свой рассказ. Когда их группа
пришла на КП и те трое вынесли знамя дивизии, Шершин
доложил командующему армии, что дивизия спасена.
«Дивизия будет расформирована! – ответил тот. –
Я вижу перед собой неорганизованный сброд людей,
солдат и беглых офицеров. Посмотрите на их внешний
вид. Они явились сюда без документов и без ремней, не-
которые потеряли свои головные уборы. Что вы, полко-
вой комиссар, называете дивизией? Этот сброд паникё-
ров и трусов! Покажите мне одно боеспособное к бою
подразделение! Дивизия ваша будет расформирована!
Березин и вы пойдёте под суд!»
Вот и вся история о генерале Березине1. Вскоре по-
явился полковник Добровольский, новый командир
дивизии.
Потом появился начальник политотдела Пшенич-
ный. В полки стали прибывать офицеры, сержанты и ря-
довые. Маршевые роты приходили со стороны Нели-
1 Александр Дмитриевич Березин в январе 1942 года был
награждён орденом Красного Знамени, а 6 июня 1942 года он был

переведён в штаб 41-й армии. Он погиб 5 июля 1942 года и был
захоронен в воинской могиле рядом с деревней Демяхи Бельского
района (ныне Тверской области). Потом он был опознан по
сохранившимся документам и ордену Красного Знамени.
119
дова. Вскоре зафыркали лошади, загрохотали по гатям

повозки, появилось оружие, боеприпасы, фураж, продо-
вольствие и обмундирование. Потом в дивизии появи-
лись связисты, они натянули провода, проложили связь
по полкам и батальонам. Артиллеристы получали пуш-
ки. Дивизия пополнялась, готовилась к боям.
Немцы были уверены, что 17-я гвардейская стрелко-
вая дивизия больше не существует, а она из земли вос-
пряла в полном боевом составе. Она встала под боевое
вынесенное знамя, и вскоре дивизии поставили задачу –
прорвать немецкую оборону и перерезать дорогу Бе-
лый – Пушкари. Дорогу, которая соединяла город Белый
и город Ржев.
Но прорвать немецкую оборону наскоком не удалось.
Стрелковые роты зарылись в землю и лежали без дела.
Глава 7
Батуринские леса (ноябрь – декабрь 1942 года)

В боях за Пушкари в сентябре 1942 года наши полки
понесли большие потери. Мы захватили высоту, осед-
лали дорогу, инициатива, как говорят, перешла в наши
руки, но в стрелковых ротах осталось мало солдат. Ког-
да в 45-м полку подсчитали наличие активных штыков,
то эту цифру тут же засекретили.
До переформирования мы воевали на восточной сто-
роне города Белого. Теперь, получив пополнение, диви-
зия должна была подойти к городу с юго-западной сторо-
ны. Нам было приказано срочно выйти в район деревень
Батурино и Пречистое. На этом участке мы должны были
сменить потрепанные в боях части корпуса генерала Со-
ломатина. Они вели наступательные бои, перерезали до-
рогу Белый – Духовщина, сумели прорвать укрепления
полосы обороны немцев, но понесли большие потери.
Теперь обессилев, они могли не выдержать удара немцев
и потерять захваченные рубежи. Немец мог в любой мо-
мент нанести им ответный удар и отбросить их за дорогу.
Вот причина, по которой мы должны были спешить.
Дорога Белый – Духовщина была для немцев важ-
ной жизненной артерией, по которой шло снабжение
войск, стоящих в Белом. Других большаков на Запад
здесь не было. Это была единственная дорога, соеди-
нявшая немецкие войска с тылами в Смоленске.
Теперь мы выходили к Смоленской дороге с другой
стороны. Мы шли со стороны непроходимых болот и ле-
сов, которые называли Батуринские болота.
Пути человека неисповедимы. Они идут непонятны-
ми замкнутыми кругами. Несколько таких кругов мне
пришлось сделать вокруг города Белого. Многие мои бо-
евые товарищи остались на этой земле, не успев завер-
121
шить и половины витка. А мне, как видите, повезло по-

кружить вокруг этого города.
Два раза мне пришлось обойти вокруг города Белого.
Посидел я в ледяном подвале, брал Демидки, стоял в обо-
роне на окраине города около больницы, но в самом го-
роде ни разу не бывал. Однажды ночью ходил на окраину
брать языка, но, кроме метели и снега, в темноте ночи ни-
чего не разглядел. Да и в такие тревожные и напряженные
минуты смотришь за обстановкой только вокруг себя.
Ни разу не пришлось мне пройтись по улицам города,
окинуть их взглядом и посмотреть на дома. Остановить-
ся, осмыслить и почувствовать характер и облик города
Белого.
Короткие зимние дни и длинные ночи смотрели
мы в его сторону, подолгу вглядывались в неясные очер-
тания домов. Мы пытались представить себе этот город.
У нас сложилось свое представление, но оно оказалось
неверным, когда я увидел город после войны.
В течение очень долгого времени у меня было жела-
ние увидеть город, за который было пролито так много
крови.
Я не раз задумывался и задавал себе вопрос, что это
за город, вокруг которого мы все время топчемся и теря-
ем людей. В моем воображении он оставался не белым,
а кроваво-красным!
Батуринские леса долгое время никем не были заня-
ты. В них скрывались в основном местные дезертиры.
Одного взгляда на карту достаточно, чтобы понять,
что на север и запад от края дороги простираются об-
ширные заболоченные земли и непроходимые леса.
Даже зимой огромные пространства болот, покрытые
мхами и снегом, не замерзали. Здесь мог пройти только
русский солдат!
Но не будем наивны, доверчивы и легковерны, не ду-
майте, что русский солдат способен на все. Все это из-
битые и потертые, как старые дырявые штаны, слова.
На деле все оборачивалось по-другому.
122
Я шагал рядом с солдатами и смотрел, как они пошаты-

ваются. В строю были разные люди: сильные и здоровые,
слабые и больные. Идет по дороге солдат, ткнется в снег
и не может подняться. Просто мы, молодые и сильные,
не понимали, что даже здоровому преодолеть эти болота
было не под силу. Но у нас не было выхода. Чтобы идти
все время по твердой земле, нужно было сделать огром-
ный крюк. У нас на это не было времени. У нас оставалось
одно – идти быстрее по топкой лесной дороге.
«Русский солдат должен пройти везде!» – так закан-
чивался приказ, который мы получили на совершение
марша.
А по уму дивизия должна была провести инженерную
разведку пути, построить мосты, положить где нужно на-
дежные гати, а не просто пускать батальон по кратчай-
шему пути… Пойдете, мол, там… Сами разберетесь…
В некоторых местах накатанная дорога утыкалась
в свежие провалы и размоины. Какой глубины они? Уда-
лось ли из них выбраться людям? Сколько людей могла
поглотить такая полынья? Солдаты останавливались,
но стоять на краю на одном месте было опасно. Снежное
ложе могло провалиться и уйти из-под ног. И вот кое-где
на снегу под тяжестью людей появлялась вода. Начина-
лось паническое шараханье. Солдаты вертели головами,
пятились назад.
В первый момент отрыва почвы каждый думает толь-
ко о себе. А потом, когда чувствует под ногами твердую
почву, смотрит на товарищей, попавших в беду. Они
кричат, дают друг другу разные советы, и когда послед-
ние выбираться на твердую землю, все утихают, насто-
раживаются и оглядываться кругом.
Я шел с небольшой группой солдат впереди, мы ты-
кали в снег заостренными кольями, щупали под собой
твердую землю и, обнаружив ее край, уводили солдат
и обоз в сторону от полыньи. За нами, дрожа от ветра
и холода, стуча обледенелыми валенками, тащилось все
остальное усталое войско.
123
К вечеру дорога стала петлять по сосновому лесу, по-

чва под ногами была твердая, в лесу было безветренно.
Все почувствовали, что скоро привал. Солдаты ускорили
шаг, и через некоторое время мы подошли к отдельной
роще и встали на ночлег.
Открытых костров нам разводить не разрешали. Но сей-
час был исключительный случай. В лесу было тихо, в воз-
духе кружились снежинки. Погода была нелетная. Солдат
нужно было срочно отогреть и обсушить, иначе батальон
через час замерзнет и окоченеет. Утром на снегу будут ле-
жать обледенелые трупы. Солдаты, услышав, что можно
развести костры, достали из саней топоры и пилы. Завиз-
жали двуручные пилы, послышались глухие удары топо-
ров, на землю стали падать целые деревья. Стволы разреза-
ли на короткие бревна, в дело пошли сухие сучья. Лес сразу
наполнился ароматом хвои, смолистой древесины и те-
плым живым запахом огня и дыма. В лесу между повозками
и стволами деревьев запрыгали огни костров. И темные,
неуклюжие фигуры солдат засуетились около.
Вот костры разгорелись, частый и беспорядочный
стук топоров умолк, суета и беготня прекратились, сол-
даты привалились поближе к огню.
В боевых подразделениях у нас давно сменился
и не раз солдатский состав. Сибиряков (119-я стрелко-
вая дивизия была сформирована в 1939 году в Краснояр-
ске) никого не осталось. Я забрался в сани, укрылся бре-
зентом и лег спать. Вскоре меня разбудил комбат майор
Малечкин.
– Быстро поднимай роту! – сказал он.
Стрелковая рота на стыке полков, расположенная
на скатах высоты 245, после массированного удара ар-
тиллерии подверглась танковой атаке противника. В ре-
зультате удара стрелковая рота понесла большие поте-
ри. В обороне дивизии образовался прорыв. Командир
дивизии Добровольский приказал немедленно вывести
на склоны высоты пулеметную роту с двумя противотан-
ковыми пушками.
124
– Давай, бери роту и веди ее на высоту.

Майор достал карту и показал мне место, где мы долж-
ны будем занять оборону.
– Отметка на карте сверена с противотанковым диви-
зионом. Пушки подойдут на рубеж самостоятельно, ты
их не жди.
Пулеметчики были подняты по тревоге. Командир
роты старший лейтенант Столяров строил своих солдат
на дороге. После того, как солдатам зачитали приказ,
мы вывели роту и пошли по снежной дороге.
Выйти по карте в намеченную точку в открытом за-
снеженном пространстве не так-то просто. На протя-
жении всего вертлявого пути нужно выдержать точно
взятое направление. А тут еще раздался гул немецкой
авиации. Самолетов была целая группа. Они шли вдоль
линии фронта в направлении нас. Зениток у нас на пе-
реднем крае не было. Истребители наши не летали. Нем-
цы были хозяевами в небе.
Самолеты, переваливаясь с крыла на крыло, бросали
бомбы и постреливали из пулеметов. Никто никаких ко-
манд солдатам не подавал. Вот самолеты вышли на нашу
лощину, и от серебристых крыльев оторвались черные бом-
бы. Каждый видел, куда они падают. Солдаты шарахнулись
в разные стороны и мгновенно уткнулись лицом в рыхлый
снег. Теперь каждый ждал своей собственной бомбы. С деся-
ток бомб неслось сверху в лощину. Десяток взрывов взмет-
нулось над снегом, и все кругом заволокло белой пылью. Са-
молеты сбросили бомбы, отработали и отвернули в сторону.
Когда смотришь снизу на летящие бомбы, точно не
скажешь, куда они именно ткнутся. Кажется, что они ле-
тят именно в тебя. Хотя можно и в такой момент опре-
делить их направление. Нужно только заметить, где на-
ходится нос и хвост самолета, который бомбит. Если
они на одной линии с тобой, то нужно немедленно рыв-
ком уйти куда-либо в сторону.
Время зимой бежит очень быстро. Не успел оглянуть-
ся – уже вечереет! Не знаю, видели немецкие летчики
125
припавших к земле людей. Мы поднялись на ноги и огля-

делись. Раненых и убитых не было.
На нашем участке обороны немецкие пушки молча-
ли. Немцы не хотели вскрывать свою систему огня. Но-
чью вдоль дороги они стреляли только из пулеметов.
Мне нужно было разобраться в этой стрельбе. Я был, так
сказать, назначен ответственным за огневую систему
обороны на этом участке дороги. А немец тут захватил
все пространство и отрезал все пути и подходы.
1943 ГОД
Глава 8
Передислокация (февраль 1943 года)

Жизнь в лесу, где стояли полковые штабы, тылы
и обозы, шла своим чередом. Суета начиналась с утра,
когда пробуждалось начальство. Очумев за долгую зим-
нюю ночь от гари, копоти, жары и спертого духа, полко-
вое начальство из теплушек выбиралось наружу дыхнуть
свежего воздуха, сбросить оцепенение и дремоту, опо-
лоснуться холодной водицей. Новый день начинался
с позевывания, потягивания и почесывания. В лесу слы-
шались глубокие вздохи, хриплый кашель, ругань и си-
плые голоса. Один чесал за ухом, смотрел вверх, сквозь
макушки деревьев на серые проблески неба, беззвучно
шевелил губами и пытался решить:
– Какая будет нынче погода? Будут бомбить немцы?
Другой водил ладонью по небритому подбородку,
кривил складки рта, морщил красноватый нос и задум-
чиво произносил:
– Будут!
Разомнут свои застылые мышцы полковые начальни-
ки, освежатся холодной водой, поедят, попьют с утра в свое
удовольствие, разойдутся по блиндажам и теплушкам и уго-
монятся на целый день. В лесу настанет тишина и покой.
Слышно только позвякивание стальных удил и уздечек, жу-
ющих сено полковых лошадей, да слышны удары топоров,
это полковые солдатики занялись пилкой и колкой дров.
Пройдет немного времени, и картина в лесу изменится.
Для солдат тоже наступит долгожданный момент. Откроет по-
вар с котла кухни крышку, постучит черпаком по его бокам,
127
помешает солдатское варево, и встрепенутся серые шинелиш-

ки. Здесь же рядом, на круглом пне, как на плахе, рубят не го-
ловы, а мерзлые буханки хлеба, ледяные брызги летят вокруг.
Солдаты, бросив работу, бегут, поспешают, гремя
котелками, к котлу. У котла собралась толпа, все лезут
вперед, толкают друг друга – никакого порядка! После
мерзлого хлеба и горячего хлебова можно присесть и за-
курить. Так проходит день за днем у полковых, штабных,
тыловых и обозных солдат и офицеров.
Погода в феврале неустойчивая, меняется каждый
день. То холодно и морозно, снег скрипит под ногами,
ветер вьюжит. А завтра вдруг потеплеет, зазвенит капель.
В ней всеми цветами радуги загорится зимнее солнце.
На передний край перестали подвозить боеприпасы.
В роты поступил приказ углубить и привести в порядок
окопы. Солдаты лениво и нехотя ковыряли землю лопа-
тами. А когда у майора Малечкина запросили наличие
людей и материальной части, стало очевидным, что ди-
визия готовиться к переходу.
И вот однажды в расположение наших тылов пришли
солдаты какой-то другой дивизии. Наши обозные вдруг
забегали, сорвались с места и укатили куда-то за лес.
На следующий день на передовой произвели смену.
Оставив после себя кучи мусора, рваного тряпья и от-
бросов, дивизия вышла из леса и стала стороной обхо-
дить линию фронта. Куда мы шли, мы не знали.
Передвигаясь ночами, мы каждый раз на день оста-
навливались на привалы. Всполохи артиллерийской
стрельбы на всем нашем пути освещали ночное небо.
Гул и удары тяжелых снарядов слышались где-то вдали.
Они то нарастали, приближались к нам, то отдалялись.
Последняя ночь была светлой и морозной. Мы мед-
ленно и устало двигались по лесной дороге. Справа от нас
появилась еще одна дорога. По ней параллельным ходом
ползли наши полковые обозы и артиллерийские упряж-
ки. Там же шла полковая братия разных мастей. Стрелко-
вые и пулеметные роты шли отдельно от них в стороне.
128
Опушка леса, по которой мы шли, закончилась, до-

рога повернула в кусты. Пройдя кусты, мы неожиданно
оказались на перекрестке дорог.
Я увидел, что на обочине около дороги стоит неболь-
шая группа людей. Поодаль от них ковровые саночки,
а чуть дальше – деревенские розвальни.
Мы подошли ближе и увидели двух начальников
в окружении охраны. Они о чем-то говорили, показывая
в нашу сторону.
Малечкин ехал позади нас на лошади верхом. За-
метив начальство, он сразу встрепенулся и на рысях
подался вперед. Майор ловко соскочил на землю, по-
правил поясной ремень, привстал на носки, козырнул
и шаркнул звонко шпорами. Он успел скинуть варежку
на ходу, коснулся пальцами виска и сделал шаг в сто-
рону. А я, как шел, так и шел. Я подумал, может, это его
знакомый. Мы подошли вплотную и остановились. Толь-
ко теперь я понял, что перед нами высокое начальство.
Я первый раз видел нашего нового командира дивизии
полковника Квашнина. Смена командиров дивизии про-
изошла в декабре сорок второго. И вот спустя два месяца
мы увидели его своими глазами. Он стоял в окружении
своей личной охраны. Я расслышал его глухой голос.
Я взглянул на майора Малечкина, он стоял и не шеве-
лился. Он ждал, что скажет ему полковник. Рядом с Кваш-
ниным стоял молодой капитан. Как в полку говорили,
это был Каверин, любимчик, которого в дивизию при-
вез с собой Квашнин. Прошел даже слух, что это был его
внебрачный сын.
Капитан вскинул бровь и посмотрел на солдат пуле-
метной роты. Ему что-то не понравилось во внешнем виде
наших солдат. Капитан повернулся в сторону Малечкина,
оттопырил нижнюю губу и пренебрежительно и даже
с презрением, что свойственно молодым, выразился:
– Что это за гвардейцы? Ни одной сколько-нибудь
достойной личности! Ни выправки, ни воинского вида.
Разболтанное войско у тебя, майор!
129
Я стоял рядом, невольно разогнул спину, расправил

плечи и подал нашим солдатам команду «смирно». Сра-
ботала моя строевая выправка, которую мне привили
муштрой в военном училище. Солдаты пулеметной роты
тяжело качнулись и замерли на месте.
Я хотел помочь майору выйти из ложного положения.
Мне было ясно одно – что внешний вид наших солдат
ни о чем не говорит и не имеет никакого значения. Это
боевые солдаты, проверенные временем и огнем. На них
держался фронт, если хотите. Но неудовольствие капитана
могло сказаться на служебном положении нашего майора.
Что я? Старший лейтенант! В дивизии меня в лицо
мало кто знает. Другое дело майор Малечкин! Мое дело
пахать на передовой. Сидеть с солдатами в окопах.
На мое место любителя не найдешь. Мою карьеру ка-
питан не может подпортить. А вот комбату Малечкину
он может сильно навредить.
Выйди из строя сейчас один из командиров полков, Ма-
лечкин – первая фигура принять полк вместо убывшего.
Капитан Каверин числился при штабе дивизии, но был все
время при Квашнине и скрывал, что сам метит на полк. Мо-
лодой, но из ранних! Квашнин и он сам при этом считали,
что он исключительно одарен и способен. Вот почему он ре-
шил с первой встречи осадить нашего майора и поставить
его на место. Споткнись сейчас Малечкин на пустяковом
деле, и никакой правдой не докажешь, что ты не верблюд.
Стоит одному-другому шепнуть насчет майора, и считай,
у нашего Малечкина пути и дороги на полк отрезаны. Если
от него отвернется штабная братия, если он потеряет дру-
зей и благожелателей, считай, что его песенка в этой ди-
визии спета. Шепнут, кому нужно, что он неблагонадежен
и морально неустойчив, и останется с клеймом неудачника.
Квашнин, вероятно, заметил, что капитан говорит
не дело. Он видел, что Каверин пытается поддеть майо-
ра. Квашнин метнул на него быстрый взгляд, и Каверин,
недовольный этим взглядом, сделал дурацкую физионо-
мию и надул вытянутые губы.
130
Пулеметчики всегда от стрелков отличались внешне.

Это были рослые, крепкие и выносливые солдаты. Среди
них были и отощавшие, но в основном это были силь-
ные мужики. Так что зря капитан навалился на Малечки-
на. Все это было напускное. Он, наверное, никогда рань-
ше не видел настоящих солдат «с передка».
Квашнин окинул взглядом стоящих на дороге сол-
дат – в потертых шинелях, грязных, небритых и угрю-
мых. Он покашлял, давая понять капитану, чтобы тот со
своими замечаниями не лез, где не надо. Так думал я. Мне
почему-то так показалось. Не внешний вид в данном слу-
чае интересовал командира дивизии. Не на парад в ногу
шли наши солдаты. Впереди их ждала смерть, и дух сол-
дата хотел уловить командир дивизии.
Я стоял и видел перед собой на фоне белых кустов
и серого мерцающего неба полковника, капитана, ох-
ранников в новых полушубках, ковровые саночки и же-
ребца в яблоках. Я смотрел на них и думал: «Что они зна-
ют о солдатах, о нас, о войне».
Перед ними на ветру колебались серые потертые ши-
нели, у которых нет того ухоженного вида, как у солдат
охраны, стоящих за спиной у полковника Квашнина.
Они не сразу поняли, что перед ними стоят настоящие
боевые солдаты, которые держат фронт своими хребта-
ми, которые ведут войну. В их представлении солдат –
это один из мордастых охранников в новом полушубке.
Они рассматривали нас. А мы упрямо из-под бровей смо-
трели на них. И ждали команды поскорей уйти отсюда.
Квашнин хотел взглянуть на тех, кто пропитан гарью
взрывчатки, на тех, кто получал увечья и умирал на пере-
довой. Кто кровью своей добывал славу ему и всей его
штабной и тыловой братии.
Нечасто приходится видеть ему боевых солдат-гвар-
дейцев. Такие встречи бывают редко. Каждый день
перед его глазами мелькают штабные, тыловые и угодли-
вые денщики. Увидеть боевую роту – это исключитель-
ное дело. Жди, когда тебе повезет вот так вдруг на дороге,
131
в тылу, повстречать и посмотреть на солдат с передовой.

Вот он, русский солдат, стоит перед тобой, усталый, го-
лодный и угрюмый. Стоит, молчит и ждет, пока его об-
ложат матом. Теперь полковник увидел, какой он из себя,
этот русский солдат, пропахший порохом, порезанный
горячими осколками, прошитый свинцовыми пулями.
Чем он живет? Что у него на уме? За что он воюет?
На войне все просто. Получил полковник сверху при-
каз, передал его в полк, а там его разослали по ротам.
Крикнет ротный своим солдатикам:
– Мать вашу так! Давай, славяне, вперед! Родина вас
не забудет!
И пойдут они, сгорбившись и согнувшись под пу-
лями и под разрывами снарядов немца выбивать. По-
смотришь на них – неказистые, зашарканные в серых
шинелях, а идут и смерти не боятся. По глазам видно,
что жрать, мерзавцы, хотят, вот и прут вперед – может,
трофеи достанут.
А рядом, растопырив вширь ноги, стоят за спиной
полковника сытые халдеи. У них не только круглая рожа,
у них и наглый самоуверенный вид. Пряжки на рем-
нях начищены, в зубах папироски, вид гвардейский,
что надо, медали на грудях, через контрразведку все
проверены на «вшивость». А сунь его сейчас на передо-
вую в окопы, посади на солдатский паек, заставь пой-
ти под пули и под снаряды, и покажет он себя первым
трусом. Не секрет, что они храбры, пока пасутся в тылу
за спиной у начальства.
Да! Под Белым многие из таких показали себя, побро-
сав оружие и документы. А ведь были проверены, ото-
браны… Бывали такие случаи, когда вот таких халдеев
из охранников отправляли солдатом на передовую, если
проштрафился, не угодил или проворовался где в тылу.
Снимали с него, милого, новенький полушубок, меховую
шапку и цигейковые варежки. «Герою» выдавали потер-
тую шинелишку с убитого, выдавали винтовочку и две
обоймы патронов. И топай, братец, к стрелкам на передо-
132
вую, иди к солдатикам в траншею хлебать прозрачную ба-

ланду и вшей кормить. Ступай! Ступай, родимый. Привет
всем от нас передай! А ему в стрелковую роту идти, что жи-
вому голову в петлю сунуть. Дошел до траншеи, а к ночи
ищи-свищи, исчез. То ли убило, да так, что мокрого места
не осталось, то ли следы в сторону немца пошли. Вот вам
и проверенный, вот вам и преданный общему делу.
***
Мы не знали точно, куда шли. Каждый раз нам указы-

вали путь на один ночной переход. Боялись, что тайна
района сосредоточения может быть раскрыта. К рассве-
ту мы подходили к привалу, располагались в лесу, полу-
чали кормежку, и наш фельдшер каждый раз шутил:
– Промыли кишки? Опять около кухни очередь
на клизмирование!
Так шли мы несколько дней, но далеко от линии фрон-
та не отрывались. В конце нам стало ясно, что мы сторо-
ной обходим город Белый.
Вскоре поодаль от дороги мы увидели окопы, насыпи
и бугры землянок. Здесь, как нам объявили, оборонялась
Алтайская бригада.
Обычно солдаты разных частей строили блиндажи
и землянки по-своему. Алтайцы рыли глубокие котлова-
ны, опускали в землю сырые срубы и сверху возводили на-
каты. Солдаты нашей дивизии над земляной ямой возво-
дили накаты, пересыпая их слоями земли. Исключением
было наше начальство. Для них саперы строили исключи-
тельно надежные блиндажи. А простые солдаты и прочие
офицеры жили кто как – в земляных укрытиях с перекры-
тием в два-три наката. Нам в дивизию присылали на по-
полнение в роты солдат узбеков, таджиков и других наци-
ональностей среднеазиатских республик. Они, как сурки
в оврагах, рыли себе норы. А наши славяне из средней
полосы жили в шалашах и окопах, которые накрывали
сверху лапником и жердями. Все строили укрытия на свой
133
манер. У алтайцев землянки были вместительные, распо-

ложены они были плотно друг к другу. Сибиряки строили
их разбросано. Узбеки и таджики рыли свои норы в земле
кучно. Славяне селились тоже вразброс.
Мы вошли в лес, где под небольшими соснами нам от-
вели пустые землянки алтайцев, расположенные от них
в стороне. Срубы землянок в земле почти касались друг
друга. Когда-то здесь стоял второй эшелон Алтайской
бригады. Но бригада понесла большие потери, тыловых
солдатиков значительно почистили и отправили на пе-
редовую. Считай, половина блиндажей теперь пустовала.
Мы издали видели их солдат, которые стояли на по-
стах. Мы были, так сказать, теперь их соседями. Солда-
ты невысокого роста, какие-то приземистые и широкие
в бедрах. Не то что наши длинные и тощие.
Майор Малечкин качал головой и потирал руки.
– Слышь, начальник штаба? Мне отведи землянку
на одного. Телефон к себе поставишь. Телефонистов
тоже к себе посадишь. Они мне не нужны. А я поеду в ди-
визию. К вечеру вернусь. Скажи, чтобы все было готово!
Вернувшись из дивизии, он объявил:
– Пулеметный батальон пока остается в резерве. Из
дивизии дали строгий приказ. Распорядись, чтобы наши
здесь зря не болтались! Кругом бабы! Солдаты разом
здесь шашни заведут.
Мы натянули веревку вокруг занятых нами землянок
и объявили поротно, что выход за веревку строго запре-
щен. Один Малечкин имел право перешагивать через нее.
На второй день нашей стоянки в штабную землянку,
где я жил, явился Малечкин и прямо с порога заявил:
– Ты, начальник штаба, остаешься за меня! Считай,
что я заболел! В дивизии об этом знают. А ты сиди на те-
лефонах, могут позвонить. Покедыва! Желаю успеха!
Майор повернулся и исчез на несколько дней. Мы сто-
яли на прежнем месте. Звонков из дивизии не было.
Через два дня майор вернулся. Я увидел его мель-
ком. Он был довольный, усталый и осунулся. Не заходя
134
ко мне, он ушел к себе и завалился спать. На следующий

день он зашел ко мне в землянку.
– Ну, как дела, начальник штаба? Как вы тут без меня?
Из дивизии кто звонил?
Я мотнул головой.
– Пройди по ротам! Готовь солдат. Проверь оружие!
На днях выступаем. Переходим в наступление. Но пока
об этом никому ни гу-гу! Вечером я зайду к тебе, поигра-
ем в картишки…
Это значило, что обо всем поговорим.
Вечером майор явился ко мне, присел к столу, глубо-
ко вздохнул и улыбнулся.
– В батальоне у нас осталось мало людей. Пополне-
ния не жди, его не будет. В наступление пойдем в этом
составе. Двигаться будем в полосе 48-го полка.
Я доложил ему о готовности рот и попросил каждую
роту обеспечить повозкой.
– Нам на марше нужно иметь полный боеком-
плект. Тащить пулеметы и боеприпасы на себе солдаты
не смогут.
– Ладно! Отберем подводы у наших снабженцев.
Что правда – то правда, славяне наши действительно
отощали.
Майор вынул атласные карты. Деловой разговор про-
должался. Мы играли, майор спрашивал и рассказывал.
Я слушал его, отвечал на вопросы, а сам думал о другом.
У меня в полках и в дивизии близких друзей и прияте-
лей не было. Я был одинок – как перст один. Меня вызво-
лили с передовой, но в штабную компанию не приняли.
Для них я по-прежнему был «Ванька-ротный». Штабные
с окопниками знакомства не заводили. Да и кто я был?
Старший лейтенант, командир пулеметной роты, за неи-
мением грамотных в дивизии назначенный начальником
штаба батальона. Другое дело – майор Малечкин. Он был
хозяин. У него было много друзей. В руках его было иму-
щество и продовольственное снабжение. Дружбу нужно
поддерживать, подкармливать, как горящий очаг…
135
Майор знал, что в дивизии у меня нет близких друзей,

и поэтому доверял мне свои сокровенные тайны. Он рас-
сказывал мне о своих похождениях. Ему нужно было
с кем-то поделиться, поговорить о том о сем. С комис-
саром батальона он старался не откровенничать. Жили
они дружно, но о личных делах между собой не говори-
ли. Комиссар часто уезжал в политотдел дивизии. Ма-
лечкин не противился этому. Вот и сейчас комиссар на-
ходился где-то там.
– Ты еще молод по бабам шляться! Ты в бабах по-
настоящему ничего не понимаешь. Тебе и по должности,
и по годам это дело рано. Ты лучше слушай, наматывай
и запоминай. Тебе девицы нужны. А бабы для тебя не под-
ходящий материал. Стары больно. Ты по своей неиспор-
ченности только конфузиться будешь. А бабы не любят
этого. Им подавай настоящего мужика. У баб я был. Раз-
гонял грусть и тоску. Я, старший лейтенант, в таком воз-
расте и чине, что баб стороной обходить не могу. Чего
сидишь? Твой ход! Развесил уши!
Когда снаружи по мерзлой земле донесся цокот ло-
шадиных копыт, майор встрепенулся, сгреб со стола раз-
бросанные карты, надел полушубок, затянулся ремнями,
приладил на голову шапку и надел рукавицы. Похлопав
громко матерчатыми ладошками рукавиц, он наклонил-
ся над притолокой, резким движением отдернул тряпи-
цу и, обернувшись, сказал:
– Смотри за порядком! Остаешься здесь за меня!
Подморгнув мне как бы на прощание, он повернулся
к выходу и скрылся из вида. Он ушел, а я сидел, продолжая
думать.
Я удивлялся его легкости, умению, не думая, решать
всякие дела. Вероятно, и в бабском вопросе он был на-
порист и быстр. А я действительно был застенчив и имел
замкнутый характер. У меня не хватало духу вот так
на ходу решать дела. Я думал, что потом все это придет
само собой. Нужно в жизни только набраться опыта.
Я думал о жизни, а майор мне толковал о бабах.
Глава 9
Комбат Малечкин (март-апрель 1943 года)

Хотя мы стояли во втором эшелоне, нас постоян-
но обстреливали немцы. Прилетит немецкая фугасная
штучка, накроет блиндаж, и всем разговорам конец. Все
четыре наката вместе с землей наружу вывернет, выво-
ротит яму – требуху не найдешь.
С каких-то пор я стал замечать смертельный страх
и тоску в глазах нашего майора. Ему как будто шепну-
ли ангелы, что надо готовиться, что дело идет к концу.
Когда на подлете начинали гудеть немецкие снаряды
и выворачивать огромные воронки в стороне, в лесу все
вздрагивали, сжимались в пружину, бросались на землю
и ладонями прикрывали голову, если на ней в этот мо-
мент не было каски. У майора, как я замечал, во взгляде
появлялось тупое безумие. Зрачки расширялись, взгляд
останавливался, лицо становилось землистого цвета.
Кончался обстрел – мы чертыхались, стряхивали
с себя землю и, сидя тут же, на полу землянки, закурива-
ли. А майор столбенел и как истукан смотрел перед со-
бой, ничего не видя. Что-то сломалось и лопнуло у него
внутри.
Как-то раз майор вернулся из дивизии. Подъезжая,
он по дороге слышал удары тяжелых снарядов. Он ре-
шил отдохнуть, но перед этим зашел ко мне узнать, нет
ли в ротах потерь. Только он спрыгнул в проход моей
землянки, как в воздухе опять зашуршали немецкие сна-
ряды. Удар за ударом последовали вблизи. Кругом все за-
волокло и окуталось дымом. Мы пригнулись в проходе,
пока рвались снаряды. Но вот все стихло. Мы подняли
головы.
Вот тебе и майоров блиндаж! Бревна и накаты встали
на дыбы. На месте комбатовской лежанки образовалась
137
огромная яма. Убило двух лошадей. Погиб солдат, стояв-

ший на посту у входа. Взлетел в воздух майоров чемодан,
где он хранил галифе и хромовые сапоги со шпорами.
Не обращаясь конкретно ни к кому, он почесал в затылке
и, как бы сам себе, произнес загадочно:
– Немец, каналья, давно метит в меня! Третий раз ухо-
жу из-под самого взрыва.
Потом майор повернулся ко мне и добавил:
– Чем это кончится? Он все время охотится за мной!
Взгляд у него был рассеянный, какой-то тревожный,
полный тоски и печали.
Комбат Малечкин не был трусом. В начале войны
он воевал на передовой, ходил в атаки, был два раза ра-
нен. Но потом, осев в полковых тылах, он стал избегать
передовой, война стала действовать ему на нервы. Страх
вселился в его душу. А раз он ухватил тебя, от него никуда
не денешься.
***
Вот откуда у солдат только силы берутся? Идти день

и ночь голодными в полной выкладке. Офицеры рот
держатся на ногах. Они помоложе и идут налегке.
Два взвода стрелков шли впереди. Пулеметчики с дву-
мя повозками следовали за ними. Пулеметы на возках
стояли в собранном виде. Сзади нас тащилась повозка
стрелковой роты. Она то чуть отставала, то догоняла нас.
На нее подбирали обессиленных солдат. Я шел сзади,
за второй повозкой, рядом с командиром пулеметной
роты. Мы шли, разговаривали и медленно поднимались
в гору по песчаному участку дороги. Здесь воды нет,
под ногами сухой песок. По вязкому песку тоже идти
тяжело. Ноги вязнут, каждый шаг приходится делать
с большим усилием. Но вот мы перевалили небольшую
высотку, поросшую с двух сторон молодым ельником,
спустились легко под откос, и в этот момент неожидан-
но под задней повозкой рванула мина.
138
Убитых обычно стаскивают с дороги, чтобы повозки,

которые идут следом, не прыгали по трупам. С тылами пол-
ка, где-то сзади ползет похоронная команда. Это отборная
братия, их с гастритом держат в тылу, они имеют дело толь-
ко с трупами. Подойдут, посмотрят, стянут с убитых все
лишнее: шинель, сапоги, шапку, если ее не разорвало, могут
закидать лапником, а могут и так оставить в покое. Эти дела
они сами решают. Кому ставить дощечку, а кого оставить
без нее в вечном блаженстве. Иногда забросят труп убито-
го в кусты, а дощечку воткнут у дороги. Тут виднее. Пусть
начальство не сумлевается – солдата закопали в земле.
Раненых тоже кладут около дороги, на обочину
на видном месте. В куче они видней. А то полковые прой-
дут и не увидят.
Наше землистого цвета войско ползет по дороге, до-
гоняя немцев. Днем на дороге сырость и хлябь. Ночью
дорога твердеет, становится бугристой. Размоины и сле-
ды, борозды от колес покрываются коркой льда. Шагать
по такой изрытой дороге одно мучение. Днем, когда
греют небеса, идти легче, на душе веселей, дорога мяг-
че. Днем ее месят солдатские сапоги, мнут копыта, давят
колеса обозных телег. Грязь хлюпает под ногами. Пре-
лый весенний воздух щекочет в ноздрях. В низинах со-
бираются разводья воды. Повозочные разгоняют своих
лошадей, дергают их вожжами, кричат, матерятся, под-
талкивают повозки сзади. Лошади из последних сил ка-
рабкаются на пригорок. Пешие солдаты нехотя заходят
в жижу и двигают вперед ногами.
А может, именно в этот самый момент, когда ты караб-
каешься на бугорок, тебя поджидает немецкая мина. Пни
ногой поваленную жердь, задень слегка за кусок теле-
фонного провода, брошенного поперек дороги, и боко-
вой взрыватель натяжного действия сработает взрывом.
Вы думаете, что в воде и слякоти капсюль может отсы-
реть и взрыва не произойдет? Солдаты так не думают.
Смотрю на идущих рядом солдат и пытаюсь понять,
о чем они сейчас думают. Лица усталые, шинели забрыз-
139
ганы грязью, вид измученный. Идут пулеметчики. Смо-

тришь на них и не узнаешь, кажутся почему-то чужи-
ми. Хотя я каждого из них знаю в лицо. Я понимаю, это
от усталости. Мы идем и идем, а конца дороги не видно.
Немцы оторвались от нас и бегут. Мы не можем до-
гнать их, хотя топаем уже целые сутки. Происходит
что-то непонятное. Сверху по всем инстанциям требу-
ют доклада обстановки. А здесь не знают, где, собствен-
но, находятся немцы. Свежих резервов в дивизии нет.
Пулеметчикам приказали идти впереди, заменив стрел-
ковую роту.
Драпать и удирать всегда легче, чем догонять. Немцев
подгоняет страх. Сзади на них наседают славяне. А наши
не очень торопятся – идут себе и идут. В пехоте всегда
так. Кто-то должен идти впереди. Сколько не иди, а пер-
вые немецкие пули где-то тебя обязательно встретят. По-
тому что мы воевали только солдатами.
Для отчетов и рапортов нужны были километры,
пяди земли, освобожденные деревни. Количество ране-
ных и убитых в расчет не принималось.
Когда прорывали оборону, были готовы к большим
потерям. Главное – нужно было прорвать. Считали,
что дивизия в прорыве быстро выдохнется, понесет
большие потери. Но, к нашему удивлению, немцы сразу
бросили все и побежали на новый рубеж. Все оказалось
иначе, не так, как рассчитывали. Мы в первый момент
даже замешкались.
На большаке Белый – Духовщина в январе 1943 года
немцев сбить не удалось. Прорыв наметили в обход Бе-
лого. Там у немцев оказалось слабое прикрытие. При
первом же ударе, боясь попасть в окружение, немцы
дрогнули и побежали на новый рубеж.
Прорыв немецкой обороны прошел без особых по-
терь. Резервов у немцев не было. Артиллерия частично
была снята. Подвоз боеприпасов по раскисшим дорогам
прекратился. Наступления в такой период они от нас ни-
как не ожидали.
140
Мы обошли Белый со стороны Шайтровщины и ста-

ли двигаться на Батурино параллельно Бельскому боль-
шаку. Мы ушли вперед. Белый был освобожден другими
наступавшими здесь частями. Небольшой городишко
стоил нам многих тысяч жизней солдат и ротных офи-
церов. Многие из наших солдат легли в эту землю. И еще
больше, к нашему стыду, попали здесь не по своей вине
в плен.
Немцы избегали низин и лесов, они всегда старались
сесть на вершины. Но почему на такой господствующей
высоте они не закрепились? Почему сдали ее без боя? По-
сади здесь полсотни солдат, поставь миномет и пару пу-
леметов, прикрой высоту батареей пушек, и нам бы при-
шлось положить здесь не одну сотню солдат. На горбу
у солдат война лежала!
Когда мы поднимались на высоту, я думал, что нас
немцы встретят плотным огнем. Выходит, напрасно
мы в себе подавляли страх и сомнения. Сколько при-
шлось пережить, делая шаг за шагом, медленно подни-
маясь в гору.
Бесконечная лента полей и лесов раскинулась
до горизонта. Сколько нужно поставить солдат, пулеме-
тов и орудий, чтобы прикрыть огромную линию фрон-
та?
В августе 1942 года немцы в Пушкарях имели не-
сколько десятков стволов на километр фронта. Они день
и ночь рыли наш передний край. И высота та была пони-
же этой. Десятки орудий и неограниченное количество
боеприпасов!
Немцы были стойки, когда над нами ревела земля,
когда сотнями снарядов они устилали землю. А теперь,
видно, выдохлись солдаты фюрера. Пушек не стало. За-
пас снарядов иссяк. Вот и бегут они на хаузе. Интерес-
но, как бы они воевали, если бы им, как нашим славянам,
оставить винтовки и пушек не дать. Сыпануть на брата
по десятку патронов и сказать: «Лос! Лос! Пошли! Фор-
вертс!»
141
На войне трудно угадать, в какой момент ты лишишь-

ся жизни. Выстрел – одно мгновение! Пуля ударила,
и жизнь оборвалась!
При преследовании немцев мы не имели возможно-
сти прочесывать местность от куста до куста. Мы шли
по дороге, пока в нас не начинали стрелять. Не будешь
же ты ползти, когда кругом безмолвно и тихо. Мы не эко-
номили патроны, а стрелять по пустым домам и сара-
ям как-то было ни к чему. Хотя мы не раз убеждались,
что именно там нас каждый раз поджидали немцы.
Во время наступления у нас не хватало ни снарядов,
ни пушек. Подвоз хлеба шел с перебоями. С одной балан-
ды не побежишь оббегать сараи и кусты. А начальство
не давало нам времени спокойно лечь и лежа умереть.
Нас подгоняли, понуждали и торопили. Нам нужны были
километры отвоеванной у немца земли. Каждый наш
шаг стоил жизни простых солдат и офицеров. Мы по до-
роге теряли больше людей, чем пустых гильз из-под вин-
товочных патронов.
Кому-кому, а русскому солдату, который прошел
войну с ротой в пехоте, нужно поклониться в ноги.
Он оплатил своей кровью и жизнью все нарисованные
на военных картах красные стрелы. Но, к сожалению,
его славное имя забыли. Победителями стали тыловые
работнички от батальона и выше. Теперь они фронто-
вики и окопники, едрена вошь! Непонятно, кто воевал,
а кто открыто прятался в тылах полка и дивизии.
Они, конечно, тоже терпели лишения и невзгоды. Во
время наступления им приходилось лезть в седла и отби-
вать задницу, догоняя пехоту. Им приходилось ложить-
ся спать, укрываясь в телегах. Не было у них привычных
тюфяков и подушек. Но о войне и о немцах они знали
понаслышке. Я задал однажды комбату такой вопрос.
Он взглянул на меня пытливо и увел разговор в другую
сторону.
Отложим разговор, кто воевал, а кто участвовал, сидя
в тылу подальше от фронта. Вернемся к дороге, по кото-
142
рой нам предстояло идти. Там впереди нас ожидало мно-

го и всякого. Каждый шаг нашего пути нам стоил жизни.
***
В феврале 1943 года солдатам и офицерам ввели новую

форму одежды и знаки различия. Вместо отложных во-
ротников и петлиц с треугольниками, кубиками, шпалами
и нарукавных нашивок мы должны были на плечи надеть
погоны, нашивки и звездочки. Появились гимнастерки со
стоячими воротниками и кителя для старших офицеров.
Дивизия стояла в обороне, начальстве шило себе
новые мундиры. Дивизионные и полковые портные,
не разгибая головы, строчили новые мундиры. Не будет
же начальство вроде нас ходить со споротыми петлица-
ми на облинялых гимнастерках и шинелях.
Комбат Малечкин тоже заказал себе новый мундир.
Достал материал на китель и отрез сукна на шинель.
Мундир и шинель ему шили в дивизии.
Меня приняли в партию. Рекомендацию мне дал наш
комиссар батальона капитан Брагин.
Однажды ночью майор зашел ко мне в землянку, по-
говорил о делах, сказал, что поедет в дивизию, и пре-
дупредил меня, чтобы я никуда не уходил.
– Жди меня здесь! Вернусь, будем обмывать мой но-
вый мундир и твое вступление в члены партии.
От нас до дивизии – километров двенадцать. Я при-
кинул, что майор вернется только к утру. Пока туда, сюда.
Ночь темная. Дорогу плохо видно. На рысях не пойдешь.
Я вызвал старшину и передал распоряжение пригото-
вить что надо к возвращению майора.
– Все сделаем! Будьте покойны! Немецкая водочка
еще есть!
Старшина ушел. Я лег спать. Не помню, когда проснул-
ся. Вышел на воздух, ночь была темная. Сырая и хмурая
ночь и ветер с порывами. Присев у входа в землянку, до-
стал кисет и закурил. «Не обмоешь новый китель – пути
143
не будет!» – вспомнил я слова майора. Было это суеверие

или пустая фраза? Была она просто так сказана, труд-
но сказать… Суеверие всегда подхлестывает человека
на встречу с опасностью.
Я повернул голову вправо и прислушался. Мне пока-
залось, что по дороге кто-то галопом идет. Но вот удары
лошадиных копыт стали слышны отчетливо. Кто-то гнал
по дороге лошадь, несмотря на темноту. Еще через ми-
нуту я услышал ясный звук лошадиных копыт. По галопу
можно было подумать, что кто-то спешит именно сюда.
Еще через минуту во мраке показалась фигура солдата,
припавшего к холке коня.
Около землянки он осадил лошадь, и не успел спрыг-
нуть с седла и сказать что-либо, я уже понял, что что-то
случилось с майором. Это был его ординарец Егорка.
– Товарищ старший лейтенант! – увидев меня, про-
стонал он.
По голове меня резануло чем-то острым. Как будто
Егор на скаку полоснул меня обнаженным клинком.
– Майора убило! – выдавил он.
– Где? – крикнул я. И не дожидаясь ответа, бросился
к коновязи, где стояли наши лошади. Я сорвал с первой
попавшийся лошади попону, выдернул из-под головы
спящего солдата седло, перекинул его через хребет ло-
шади, подтянул подпруги и вскочил в седло. Рванув с ме-
ста лошадь, я оказался около Егора и, не слушая его бол-
товню, заорал на него:
– Давай вперед! Показывай дорогу!
– Старшина! Подводу гони! – крикнул я уже на ходу.
Только тогда, когда мы проскакали километров во-
семь, я почувствовал холод во всем теле и озноб в спи-
не. Я понял, что скачу раздетый, в одной гимнастерке
и без шапки на голове.
– Вот сюда на объезд! – крикнул мне, обернувшись,
Егорка.
Я, не сбавляя хода, круто свернул в сторону. Мы оса-
дили коней и перешли на шаг. Лошади храпели.
144
Когда мы подъехали к месту, я увидел майорова гне-

дого. Жеребец лежал на дороге. Он был разорван попо-
лам. Я не сразу мог найти глазами тело майора.
Бросив поводья на седло, я соскочил на землю. Ноги
и руки у меня дрожали. Может, от холода по всему телу
шла мелкая дрожь.
Егорка меня о чем-то спрашивал, тряс за рукав. Я слы-
шал его голос, но слов никак не мог разобрать. Со мной
раньше ничего подобного не случалось. К морозам и хо-
лоду я давно привык.
Майор лежал на краю дороги в нескольких метрах
от разорванной лошади. Еще пахло свежим запахом
взрыва. Тело майора было неподвижно. Ему оторвало ле-
вую руку. В правой он держал кусок поводка от уздечки.
Голова была разбита. Из бедра текла темная кровь.
Он умер сразу в короткое мгновение взрыва. Шинель
с него сорвало, новый китель был порван и забрызган
кровью.
Вслед за нами прикатил старшина. Он бросил мне
на руки шинель и шапку. Я оделся. Прошло немного вре-
мени, я стал согреваться. Следом за старшиной, который
прискакал верхами, тарахтя по кочкам, прикатила под-
вода.
В небе появились первые проблески утреннего рас-
света. Для нас светило небо, для майора наступила чер-
ная темнота.
Стало заметно светлей, и я рассмотрел майора, ме-
сто и подробности взрыва. Его лошадь задней ногой
наступила на противотанковую мину. Как она сюда по-
пала? Почему не взорвалась раньше? Здесь по дороге
целую неделю скакали и ездили. Всю дорогу избороз-
дили колесами телег. Как могла остаться здесь нетро-
нутая мина? Мне это показалось невероятным и непо-
стижимом.
Мина взорвалась под брюхом у лошади. Комбат по-
пал в самый центр взрыва. Смерть была легкой и мгно-
венной.
145
Мы стояли полукругом и молча смотрели на нашего

командира. Ветер трепал полы наших шинелей и слегка
шевелил пряди волос майора с запекшейся кровью.
Мы потеряли своего майора и заботливого коман-
дира. Он был веселый, жизнерадостный человек, с не-
угасимой энергией, юмором и напором. Майор для нас
был другом и требовательным начальником. За время
совместной службы на фронте я никогда не чувствовал
с его стороны хамского деспотизма, лицемерия и тупого
зазнайства. Это был человек энергии и дела, открытый
и справедливый. Он пытался нас расшевелить и обо-
дрить, заставить посмотреть на войну и на жизнь без то-
ски, обреченности и печали.
Вот смотрите. Я лежу перед вами. Значит так нужно.
Я об этом не сожалею. Да! Он был хороший человек.
Он понимал нас каждого – не то что другие. Он старал-
ся не замечать наши грехи и мелкие оплошности. За всю
войну я встретил двух порядочных людей. Мой первый
командир Архипов в сорок первом пропал без вести.
И вот теперь погиб комбат Малечкин Александр Ива-
ныч1. Эти двое оставили в моей памяти то человеческое
и лучшее, что связано у меня со всей войной. Два челове-
ка оставили в моем сознании неизгладимый след добро-
совестности и порядочности.
Я знал, что где-то в Горьком у Малечкина была семья.
Он часто показывал мне фотографию, где были сня-
ты жена и сын, и рассказывал подолгу о них. Я и сейчас
вижу её перед глазами.
Вот, собственно, всё, что я могу рассказать о жизни
комбата. Откровенно жалею, что погиб такой человек.
1 На самом деле фамилия комбата была Маличкин. Гвардии
майор Маличкин Александр Иванович. Он родился в 1914 году,

а погиб 8 апреля 1943 года, подорвавшись на мине в районе
деревни Жидки, Батуринского района, Смоленской области.
Глава 10
Полковая разведка (апрель 1943 года)

Гибель Малечкина решила судьбу многих из нас. Сол-
дат с пулеметами отдали в стрелковые полки, штаб ба-
тальона и его тыловые службы расформировали, и 4-й
отдельный гвардейский пулеметный батальон перестал
существовать.
Для нового назначения меня вызвали в штаб дивизии.
После короткого разговора мне предложили перейти
в полковую разведку.
– Решай сам! Или разведка, или стрелковая рота в пол-
ку! Сходи, погуляй и давай ответ!
Я вышел, перекурил и дал согласие на полковую раз-
ведку. Меня направили в 52-й гвардейский стрелковый
полк. Начальника штаба майора Денисова я знал в лицо.
Мы прежде несколько раз встречались с ним в штабе ди-
визии. Меня назначили к нему помощником по развед-
ке. С командиром полка Скорняковым я не был знаком.
Хотя в должности начальника штаба пулеметного ба-
тальона я от передовой надолго не отрывался, разведка
была для меня незнакомым и новым делом.
В беседе с командиром полка я узнал, что в полку сей-
час острая нехватка людей.
– Пока мы стоим в обороне, – пояснил он, – присмо-
трись к своим солдатам, изучи передний край и зря к нем-
цам не суйся. Организуй наблюдение. Смотри сюда!
И он по карте показал участок обороны полка.
– Высота 203, Старина, левый берег реки Вопря, высо-
та 248, Ректа, Починок… Немецкий край обороны прохо-
дит по недостроенной насыпи железной дороги, дерев-
ни Скляево, Морозово, село Петрово, высота 243, Отря
и Забобуры… Не исключена возможность, что немцы
проведут разведку боем нашего переднего края, пустив
147
до роты солдат. Начальник штаба даст тебе провожато-

го. Пойдешь во взвод полковой разведки. Находиться
будешь там. Познакомься с людьми. Что надо – придешь
ко мне.
Командир полка позвонил начальнику штаба. Майор
Денисов дал мне в провожатого сержанта, и мы с ним от-
правились на передовую.
В воздухе пахло сыростью и прелой листвой. Погода
была тихой и теплой. Подсохли дороги, но грязь в низи-
нах была.
На передовой свой порядок хождения по открытой
местности. Под утро движение в пределах прямой види-
мости прекращалось. Солдаты приваливались к стенкам
своих окопов, неторопливо дымили цигарками и для пу-
щей важности выглядывали иногда за бруствер, посма-
тривая в сторону немцев. Немцы по ночам не стреляли,
но светили усиленно ракетами. Днем в нашу сторону ле-
тели снаряды и мины. Малого калибра к окопникам, а тя-
желые – к тыловикам.
Весенняя грязь лежала поверх земли. По цвету и виду
она под стать окраски солдатской шинели. Такая же ли-
нялая и бесцветно-серая. Дожди не успели смыть про-
шлогоднюю грязь с земли. Голые кусты и деревья стояли
повсюду.
Взвод полковой разведки располагался в овраге не-
подалеку от передовой. Сюда в овраг можно было прой-
ти по кустам даже днем незамеченным. Три небольшие
землянки, врытые в склон оврага, прилепились друг
к другу на небольшом участке земли. Вдоль землянок –
неширокая полоса сухой, утоптанной солдатскими но-
гами земли.
Над оврагом когда-то стояли деревья. Их спилили,
и они валялись вокруг. Отдельно стоящие деревья могут
служить немцам хорошим пристрелочным ориентиром.
На передовой их старались всегда заранее убрать.
Мы спустились по крутой тропинке в овраг и пошли
в направлении землянок. Около них находился часовой.
148
Солдат с автоматом сидел на стволе поваленной бере-

зы. Он пригнул голову вниз и что-то ковырял прутиком
в земле. Он не обратил на нас никакого внимания. Мало
ли кто здесь без дела шляется?
Мы приблизились к нему. Он бегло окинул нас взгля-
дом. Много тут всяких славян ходят. То идут на передо-
вую, то возвращаются обратно. Не от своих его здесь ов-
раг охранять поставили. Немцы – другое дело. У немцев
форма другая, их сразу видать.
По внешнему виду часовой ничем ни отличался
от солдата стрелковой роты. Взять хотя бы для сравнения
пулеметчика. Его по костям, по ширине плеч от стрелка
всегда отличишь. Обозника тоже. По тому, как он одет.
По ремню, который у него ниже живота, как хомут, бол-
тается.
Откровенно, я не подумал, что это разведчик. И пото-
му решил, что мы не дошли до места. На часовом была
какая-то потертая, рваная и грязная шинель. Шапка бли-
ном придавлена сверху. Небритое лицо, закопченные
руки с черной полосой под ногтями…
Я взглянул на его ноги. На ногах кирзовые сапоги с ото-
рванной подошвой, подвязанной телефонным проводом.
И кто только дал ему автомат, висевший на плече? Кстати,
автомат на плече отличал его от простого пехотинца.
– Ну, вот и дошли! – сказал сержант.
Часовой, услышав слово «дошли», сообразил,
что мы явились в разведку. Он нехотя поднялся с бере-
зы, вытер ладонью нос, повернул в нашу сторону лицо
и улыбнулся. Покашляв немного, простуженным хри-
плым голосом он спросил:
– Кого будить, сержант? Командира взвода нет! Стар-
шина тоже уехамши! Помкомвзвода в землянке спит!
Он с дежурства пришедши!
Сержант подошел и опустился на поваленную березу.
Достал кисет и спросил часового:
– Будишь курить?
– Давай, закрутим!
149
Сержант оторвал кусок газеты и передал его разведчи-

ку. Солдат запустил свою грязную лапу в кисет сержанта,
взял пальцами щепоть и, шурша обрывком газеты, ловко
скрутил и заклеил слюнями папироску. Он толкнул лок-
тем сержанта и нагнулся прикурить. Солдат затянулся
пару раз и посмотрел на меня. Посмотрел и почему-то
глубоко вздохнул.
– Вот здесь в этих трех землянках и располагаются
ваши разведчики! – сказал сержант.
– Разбуди помкомвзвода! Скажи – новый начальник
полковой разведки к вам прибыл! Завтра подтянем вам
сюда телефон! Соединим со штабом полка напрямую!
– Располагайтесь, товарищ старший лейтенант,
а я пойду с вашего разрешения.
– Конечно, иди! – согласился я, пожав плечами.
Из прохода землянки наружу вылез разбуженный
помкомвзвода. Сержант распрощался и подался обратно.
Помкомвзвода в накинутой на плечи шинели, сгор-
бленный и заспанный, приблизился ко мне. Он хотел,
было доложить, как положено по форме, но я его остано-
вил и пригласил присесть на поваленную березу. Он сел
рядом со мной и продолжал ладонью тереть глаза, жа-
лобно и громко зевать.
– Извините! Я только что прилег после дежурства!
Больше суток, и все на ногах!
– Ничего! Пойди умойся!
Мое предложение умыться сконфузило его и даже
привело в замешательство. Он не знал, что ответить
и как сказать, что они вообще тут никогда не умываются.
Да и воды для этого дела у них тут нет.
– Ладно, покури! – сказал я, поняв его затруднения.
– Когда командир взвода вернется?
– Федор Федорыч?
– Его Федор Федорыч зовут?
– Да! Они со старшиной за обмундированием поеха-
ли и завтра к утру должны вернуться.
– На полковой склад?
150
– Нет, в медсанбат! Там с умерших снимают! Если

не рваное и не потрепано, наши берут. Ребята поизноси-
лись. Некоторые совсем без сапог. Вон, как Пряхин.
Из разговора с помкомвзвода я узнал немногое.
– Вот что, старший сержант! Я тоже больше суток
не спал. Покажи мне место, где я могу лечь, и давай
мы с тобой отоспимся как следует.
Он подвел меня к землянке, и мы спустились в тем-
ноту. Он показал мне свободное место на нарах, и я лег
на слой подстилки из хвои. Под голову старший сержант
дал мне какой-то мешок. Проснулся я поздно. Внутри –
темно. Огляделся – в землянке никого. Полежал, прислу-
шался к голосам снаружи. Кто-то клацал затвором, вид-
но, проверял и чистил оружие.
– Что там за начальник к нам прибыл? Спит и не вы-
лезает наружу!
– Кто его знает? Начнет с оружия? Или по фамилиям
будет вызывать?
Я, не торопясь, поднялся с нар, выбрался наружу, дыхнул
чистого утреннего воздуха и с удовольствием потянулся.
В овраге сидели, стояли и ходили солдаты. Старшего
сержанта среди них не было.
– А где помкомвзвода? – спросил я у часового.
Теперь на посту стоял другой молодой солдат. Он был
опрятно одет, подтянут и смотрел веселее.
Допоздна я просидел с солдатами, расспрашивая их
о службе в разведке.
***
Полковая разведка – это изнурительная и тяжелая ра-

бота с огромной нервной и моральной нагрузкой. При ча-
стых срывах, гибели близких товарищей и череды сплош-
ных неудач нервы и разум человека часто отказывали.
Полковой разведчик – это не стрелок в общей траншее.
Пехотинцев стрелков гибло много, чего говорить, но сама
смерть у них была легче. Сидит солдат в окопе. Приле-
151
тел снаряд, рванул, и время на раздумья нет. Пехотинец

не ищет смерти и навстречу ей не идет. Он пассивно сидит
в окопе и ждет – пронесет или не пронесет. Пули за укрытие
бруствера не залетают. Тут только если снаряд зашуршит
или мина завоет.
Разведчик выходит из траншеи. И идет по открытой
местности в нейтральную полосу, и все пули – его. Оче-
редь из пулемета или осколки в живот, пока сближаешься
с немцами. Пока доберешься до немецкой колючей прово-
локи… Это все – на подходе. И под проволокой ты можешь
в упор глотнуть свинца, за милую душу. Сидеть в укрытии
траншеи безопасней, но тоже страшновато и невыноси-
мо – теряешь много душевных сил, когда немец бьет по-
верху. Но это совсем другое, когда ты добровольно лезешь
под пули и виснешь на немецкой колючей проволоке. Когда
группу разведчиков обнаруживают при подходе к проволо-
ке и они попадают под бешеный огонь, в живых из группы
в десять человек, дай бог, вернется половина. А чаще из-под
проволоки выходят из десяти – два-три, не больше. И снова
эти трое с другими, новыми пятью отправляются под про-
волоку, чтобы вынести раненых и убитых. Без этих троих
не обойтись. Только они знают и укажут место, где остались
лежать их друзья. Сидеть и дрожать в окопе легче! Вернется
солдат из такой разведки, а из дивизии опять звонок:
– Готовьте в ночной поиск новую группу! Штаб ар-
мии требует языка!
И солдата с надломленной и опустошенной волей
пытаются опять пустить вперед. А к нему не подходи. Тут
и рыки полковника не помогут. Окликнет его старшина,
позовет помочь по хозяйству – поднимется с нар, пой-
дет помогать старшине, несмотря на усталость. Другие –
не суйся.
***
Вернулся старшина. С его появлением в овраге солда-

ты-разведчики оживились. Я стоял молча и с интересом
152
за ними наблюдал. Я смотрел, как они подходят к повоз-

ке, берут поношенные солдатские шмотки и относят их
в указанное место.
Из разговоров можно было понять, что вот теперь
они получат крепкие сапоги и сменяют прожженные
за зиму шинели, протертые до дыр гимнастерки и шта-
ны. Сам факт этих незначительных перемен был для них
важным событием.
Перемена старой негодной одежды, а у них на душе
приподнятое настроение. Бывшие в употреблении, от-
ремонтированные сапоги и шинели тронули солдатские
сердца. Каждый приглядывал заранее, что достанется
ему из общей кучи.
Я смотрел на их желание сбросить с себя дырявую
одежду, снять истоптанные сапоги. Пока я молча об-
думывал свои наблюдения, кто-то тихонько подошел
ко мне сзади и осторожно тронул рукой за плечо. Я обер-
нулся. Передо мной стоял Федор Федорыч.
Я посмотрел на командира взвода Рязанцева и поду-
мал: «Как сложится моя новая служба и работа в развед-
ке? Что за люди, с которыми мне вместе воевать?»
До сих пор я не вполне ясно представлял работу пол-
ковой разведки, не знал всех тонкостей в их повседнев-
ных делах. У меня был опыт стрелковой и пулеметной
роты. В боях не раз приходилось вести разведку дере-
вень и высот. Но то была разведка в полосе наступления
роты. А здесь? Фронт полка.
Получив назначение, мне не только нужно было знать
самому это дело, но и учить людей тонкостям полковой
разведки.
Командир взвода, как мне сказали в штабе полка, при-
был во взвод тоже недавно. Приехал из тыла с кратко-
срочных курсов. Боевой опыт в войне, считай, отсутству-
ет. Опыт в разведке – совсем небольшой.
В беседе со мной командир полка не поставил кон-
кретных задач на разведку. Везде, наверное, так. Думай
сам и сам все решай. А как нужно – никто не знает! Учить
153
тебя некому! Начальству некогда с этим разбирается. Это

не его дело. Передовая – это не бумажка, на которой на-
писано донесение. Начальники полагают, что на войне
не до учебы. Когда нужно будет взять языка, мне скажут. А
как его брать? Это дело, братец, твое! А языка не пой-
дешь и просто так не схватишь. Тут нужно все разложить
и рассчитать по минутам и секундам…
Итак, я увидел перед собой командира взвода. Того
самого Рязанцева Федор Федорыча, с которым мне пред-
стояло вместе воевать. Я и прежде знал, что неудач и по-
терь в полковых разведках немало. А успехи редки, их
можно сосчитать по пальцам.
Я поздоровался с ним и сразу заметил, что он прилич-
но поддавши, но сделал вид, что ничего не заметил. Про
себя решил, что не подам даже виду. Мало ли, что могло
случиться у человека. Мало ли, что заставило его выпить.
Начинать службу с конфликта не стоит. Возможно, это
случайное дело. С любым может случиться, если началь-
ство несправедливо поддело его.
Мы отошли к поваленной березе, сели на ее ствол
и закурили. Разговор не клеился, мы оба молчали. Я ждал,
когда начнет он. А он решил, что я буду задавать вопросы.
– В полку мне сказали, что ты тоже москвич.
– Да! – ответил он.
«Неразговорчив!» – подумал я.
Так началась наша совместная служба. Нам было
суждено провоевать вместе в разведке около года. Для
полкового разведчика это срок немалый, если учесть,
что срок пребывания на передовой вообще исчисляет-
ся несколькими неделями. Нам, москвичам, Всевышний
отрезал солидный срок. Год в полковой разведке – это
как сама вечность!
***
Разведчиков во время войны специально не готовили.

В полковую разведку набирали добровольцев из стрел-
154
ковых рот. Чаще в разведку шли молодые ребята. Свеже-

го человека сразу в дело пускать было нельзя.
Это не романтика и не игра в казаки-разбойники. Это
опасная и изнурительная работа. В разведку набрали до-
бровольцев. От солдат не скрывали, что их ждет тяжелая
и опасная жизнь.
Рязанцев лично и каждого проверял на дух, на слух
и на зрение. Дух – это неотвратное желание стать раз-
ведчиком, невзирая на все трудности этой профессии.
Слух! У разведчика должен быть почти музыкальный
слух. Но он должен различать не бемоли и диезы, а шо-
рохи ветра, шуршание травы под ногами идущего, при-
глушенный разговор часовых в окопе.
Рязанцев ставил солдата к себе спиной и, отойдя
от него метров на десять, произносил шепотом разные
матерные слова и цифры. Ну и самое главное в провер-
ке – это было зрение. Рязанцев выходил с солдатом ночью
на местность и, тыча пальцем в пространство, спрашивал:
– Это что?
– Где што? – переспрашивал солдат.
Я предложил Рязанцеву другой метод. У морячков
это называется семафор. Когда один передает другому
текст отмашкой руками. Поставишь солдата от себя по-
дальше, и пусть он повторяет твои движения руками. Это
первый момент. Второе! При утомлении зрения у неко-
торых солдат проявляются симптомы куриной слепоты.
Недостаток витаминов и постоянное мучное питание
вызывают эту болезнь, но не у всех. У некоторых солдат
она появляется временами. Потом сама собой проходит.
Главное для нас – не болезнь. Главное – отказ идти на за-
дачу. Сам факт отказа психологически действует на дру-
гих. Вызывает сомнение и подрывает веру.
После проверки новичка определяли в разведгруппу,
и он постепенно входил в жизнь и дела полковой развед-
ки. В стрелковые роты мало кто возвращался. Хотя каж-
дый знал, что он имеет право в любой момент покинуть
разведку и податься в стрелки.
155
У разведчиков были свои законы и обычаи. Правила

игры со смертью никем не были написаны или установ-
лены. Они рождались и появлялись в процессе боевой
работы, проверялись в деле и постепенно входили как за-
коны в жизнь. Пошли в ночной поиск, напоролись на за-
саду, попали под огонь, понесли потери, хлебнули гор-
лом крови – теперь стало ясно, как нужно действовать.
Пророк Моисей для евреев писал Талмуд и кодекс за-
конов иудейской веры. Мы с Рязанцевым не были про-
видцами. Все наши законы и обычаи были написаны
солдатской кровью и смертью.
Обычаи у разведчиков были пострашней, чем законы
военного времени. Идет солдат под немецкую проволо-
ку не просто послушать и полежать. Он должен каждый
раз принести ценные сведения. Он должен определить,
где лучше брать языка. Он должен выследить свою жерт-
ву и проверить все до последней мелочи.
По его данным в немецкую траншею пойдет группа
захвата. Когда будут брать немца за воротник, нужно,
чтобы он не успел ни моргнуть, ни пикнуть. На все это
нужна сообразительность, твердость духа, бесстрашие
и редкое мужество, умение и тонкое понимание, и зна-
ние окружающей обстановки. Когда группа захвата по-
шла на траншею, она должна умереть или взять языка.
Принимая в свою семью новобранца, мы излагали
ему все без прикрас:
– Работа наша ночная! Мы, брат, на войне полуноч-
ники! Ты должен быть чутким, внимательным, реши-
тельным и осторожным. Ночью нужно уметь видеть
и слышать, улавливать тени, шорохи и неясные звуки,
собачьим чутьем выхватывать из темноты ночи живую
цель.
Мы ночью ходим бесшумно, как приведения. Прой-
дет неделя-другая, иногда светлого дня не увидишь. Так
и будешь жить, как летучая мышь, в темноте. С вечера
уходить, а к утру в темноте возвращаться. Разведчики
и умирают ночью. Днем они спят.
156
Есть еще один важный момент. Разведчик всегда и вез-

де должен иметь свое оружие в идеальном состоянии.
Ни я, ни командир взвода твое оружие проверять не бу-
дет. За своим оружием каждый следит сам. Оружие – это
последний шанс остаться живым. Всякое может случить-
ся. Разведчик в любую минуту должен быть начеку.
В отличие от солдат стрелковой роты, которые таска-
ют ружья за спиной, у разведчика всегда в руках должен
быть автомат. Патроны пистолетные. Пули летят неда-
леко, убойную силу имеют небольшую. Автомат во вре-
мя стрельбы сильно бросает. Масса затвора, который
во время стрельбы прыгает, не позволяет вести точный
прицельный огонь. Рассеянность большая. Шуму и тре-
ску много, а толку мало!
Автомат хорош для ближнего боя. С прицелом и муш-
кой возиться некогда. Огонь из него ведут с рук, с бедра
или живота. Увидел цель – стреляй в упор! По дальней
цели огонь не веди! Напрасное дело! Стрельба корот-
кими очередями дает неплохие результаты. Все это вы
должны знать, чтобы потом ребят понимать с полуслова.
И еще замечание. Ночью в полумраке окопа непод-
вижная фигура немца плохо заметна. Немец может при-
таиться, а потом драпануть из-под носа. Видеть ночью –
это особая наука. Опытный разведчик может подойти
к немцу на двадцать метров, и тот его не заметит.
И еще нужно сказать о разведчике. Карманы у него
набиты бинтами, и в каждом кармане лежит по гра-
нате. Если увидишь, у кого из ребят на поясе в ножнах
болтается нож трофейного происхождения, то знай,
что в ночном поиске ножи в ход не пускают. Нож нужен
разведчику, чтобы открыть бутылку шнапса или вскрыть
банку консервов.
За год войны в разведке мне ни разу не пришлось уви-
деть нож, испачканный немецкой кровью. Нам нужна
не зарезанная ножом жирная немецкая свинья, а живой
и невредимый немец. Для нас язык – огромная ценность.
Он для нас – как самый дорогой гость!
157
Притащили его к себе в блиндаж, мы его обласка-

ем, нальем два раза по сто, накормим, закурить дадим,
свернем козью ножку. С пленным немцем у нас исклю-
чительно обходительное обращение. Мы к нему всей ду-
шой. Потому что он стоит многих жизней наших ребят.
А тут все обошлось без потерь и без лишнего шума.
Ну, ткнешь ты его ножом! А дальше что? Проткнутый
ножом он никому не нужен! Логика простая. С ножами
разведчики бегают только в кино.
Всех солдат в полку стригли наголо. Только развед-
чики и денщики большого начальства не подлежали
оболваниванию. Разведчики гордились этим. Из-под
каски прическу не видать. Железная каска мешала раз-
ведчику и по делу. Из-под нее не только прически не вид-
но, но она на голове сидела, как хомут на шее у кобылы.
Какие там ночные шорохи! Надень каску, и она со зво-
ном гудит на голове. Ветер звучит в ней унылой мело-
дией. Стальная каска звенит от удара сучка. В ней ты –
как под колпаком. Она даже думать мешает.
И еще хочу заметить. За год войны из взвода развед-
ки мы потеряли многих. Но ни один из ребят не был ра-
нен или убит в голову. Я сам был ранен пять раз. Имел
контузии и ранения в лицо, шею, живот и в ноги. Оскол-
ки до сих пор сидят кое-где под кожей. Но ни разу меня
не ударило выше бровей. А каску я всю войну не носил.
У каждого своя судьба, не угадаешь, что и где может слу-
читься.
У разведчиков отрывало ноги и руки, выворачивало
челюсть, пули пролетали грудь навылет, но прическу
они никогда не портили. Может, это специфика нашей
работы? Пули чаще всего били по ногам. У меня тоже
большое количество ран на ногах.
Глава 11
Дорога на Жижицу (июнь 1943 года)

Некоторое время наш полк стоял в районе ст. Запад-
ная Двина. Однажды с занятий меня вызвали в штаб пол-
ка и объявили:
– Полк выходит в новый район дислокации!
До деревни Александровская мы шли строго на юг,
а потом свернули на запад. На следующее утро, после но-
чевки в лесу, мы подошли к деревне Вировская и по дере-
вянному мосту перешли Западную Двину.
Река в этом месте не глубокая, мост поставлен на ка-
менистой россыпи. Ниже моста – речной перекат. Сразу
же после моста – поворот налево и небольшая деревуш-
ка, всего десяток домов. Дальше мы пошли на Козлихино,
Хватково, Веревкино, Бенцы и Оверково. Около Оверко-
во мы перешли через р. Торопу и свернули на большак,
который шел на Большие Наполки и Прилуки.
В узком пространстве лесной дороги сумрачно и тем-
но. Только наверху, где пробивается свет между верши-
нами деревьев, видны первые проблески утреннего неба.
С рассветом на лесной дороге появился туман. На подъ-
емах он заметно бледнел, на буграх и перевалах он ис-
чезал совсем. В низинах, по краю болот, где много влаги,
он явно сгущался. Идешь по дороге и перед собой ниче-
го не видишь. Такое впечатление, как будто вслепую но-
гами щупаешь, куда можно ступить.
Разведчику все нужно знать и все замечать на ходу. О
густом и слабом тумане нужно иметь представление. Ту-
ман не часто бывает, и движение в тумане может потом
пригодиться.
Солдаты идут друг за другом, спины и плечи их пока-
чиваются вразнобой, под ритм шагов. Дорога в лесу все
время петляет. Она то поднимается вверх, то сползает
159
с пригорков полого и круто. Лесные дороги в этих ме-

стах тянутся на десятки километров.
Когда идешь по дороге, посматриваешь на спины сол-
дат, поглядываешь по сторонам и о чем-нибудь думаешь.
Вот и сейчас я шел и думал, почему у солдата появляет-
ся беспокойство, когда он покидает обжитую на вой-
не траншею. Радоваться надо. Его уводят в тыл. Война
на время позади. А солдат идет молчаливый и угрюмый.
Похоже на то, как человек покидает свой старый и обжи-
тый дом.
Впереди на дороге заметно посветлело. Сквозь де-
ревья проглянуло открытое поле. По всему видно,
что лесная сторона уже позади. Дорога еще раз поверну-
ла, прошла между стволами деревьев, и мы вышли в поле.
Слева – поле, непаханая земля, справа – опушка леса.
Мы шли по краю поля и леса.
Лето в самом разгаре. Нас на марше пробивал пот.
Мы шли в одних гимнастерках. Сибиряки в дивизии
сохранились только в штабах, тылах, складах и обозах.
А те, что в начале войны были в ротах, остались в земле
под Медным и Калинином. В живых остались медсестры
и врачи, полковые парикмахеры, портные, сапожники,
обозные и повара.
В стрелковой дивизии уж так повелось: одни идут
на смерть, а другие наедают шею. Все они «паря» друг
другу и землячки. А мы им кто? Мы москали, мы чужаки
в их сибирской дивизии.
Комиссар 52-го полка из Красноярска. Химик полка
из Ачинска. Кого ни копни, все они «паря». А в ротах вою-
ют люди со всей России. Так что зря кое-кто из них кри-
чит и пыжится, что сибиряки прошли от Волги до Вос-
точной Пруссии. Прошли солдаты, а эта отборная братия
ехала сзади. На войне одни воевали, а другие участвова-
ли, так сказать!
По проселочной дороге со стороны деревни Вшив-
ка постоянно кто-то ехал или шел. Рядом, на некотором
расстоянии, на берегу озера Жижица – деревня Спичи-
160
но. Мимо Вшивки проходила дорога на станцию Жижи-

ца. Деревни Вшивка теперь нет.
По дороге от Вшивки то пропылит телега, то верхо-
вой увидев, что добрался до знакомой опушки леса, за-
торопится на рысях. К вечеру, глядишь, по дороге идет
маршевая рота. Это безоружная сотня солдат, которая
прибыла из глубокого тыла и топает от станции Жижи-
ца по лесной дороге пешком, для пополнения нашей ди-
визии.
Дивизию пополняли солдатами, оружием и лошадь-
ми. Солдат-новобранцев сгружали на перегоне в лесу,
и дальше они топали вокруг озера по лесной дороге. Им
было полезно промяться. Солдату-новобранцу с первого
дня нужно привыкнуть к лишениям и походной жизни.
Ему сразу из теплушки вагона не вредно пройти киломе-
тров тридцать в обход.
До линии фронта недалеко. Слышен отдаленный гул
артиллерийской перестрелки. Солдат эти звуки сразу
улавливает.
Солдатики-новобранцы сразу почувствовали уста-
лость в ногах, боль в пояснице и пустоту в животе. За
один переход тридцать километров, без всяких прива-
лов, пройти новобранцу не очень легко.
На подходе к лагерю солдатики маршевой роты нача-
ли цеплять за землю ногами. Их завели в лес, и они попа-
дали, как мертвые. Им объявили, что они прибыли на ме-
сто. А они лежат, закрыв глаза, и не шевелятся. Безликие,
помятые и за дорогу обросшие.
Лихое воинство шло к нам на пополнение. Смотришь
на них и думаешь, старики они или молодые? Все они вы-
дохлись и обессилили. Ни одной живой души, ни одной
здоровой рожи. Откуда я буду брать пополнение для раз-
ведки? Из тысячи прибывших не смогу и десятка набрать.
А нам нужны добровольцы, смелые и сильные ребята.
Куда девался проворный и шустрый русский солдат?
Посмотришь на дорогу – опять пылит маршевая рота.
Усталые и молчаливые идут они мимо, разглядывая нас
161
и заходят в лес. Мы, старые вояки, стоим у дороги и тоже

поглядываем на них. Две партии встретились на дороге.
Они нас спрашивают:
– Как у вас тут?
А мы в ответ:
– Ну что, прибыли, голубчики, скоро узнаете, как тут
у нас.
Гвардейские полки пополнялись живой силой. Лес-
ной лагерь постепенно расширялся. Под деревьями
и в кустах появлялись новые шалаши. Возле них отры-
вали узкие щели на случай бомбежки. Для солдат стрел-
ковых рот не строят блиндажи, их дело привыкать к ма-
тушке земле.
Через неделю лесной лагерь поменял свой облик и за-
пах. Чистый воздух и хвойный дух исчезли. Простран-
ство, по которому ходили солдаты-постепенно замусо-
ривалось, засорялось и загаживалось. В воздухе стоял
запах портянок, грязного белья и мочи.
Вновь прибывшие пока ходили без оружия, хотя оно
лежало в ящиках и ждало своего часа.
Каждый новый день в полк прибывала маршевая
рота. Маршевая рота – это до сотни невооруженных
солдат. Одеты они были в солдатскую форму, подпояса-
ны брезентовыми ремнями. У них у каждого, как поло-
жено, за спиной находился пустой заплечный мешок.
Они ждали, когда им выдадут консервы, хлеба две бу-
ханки на каждого и оковалок сала не меньше кило. Им
было невдомек, что этого они здесь никогда не получат.
А мы молчали, ничего не говорили, пусть маленько усла-
дятся мечтой и мыслью.
Раз дивизия получала пополнение, ее по всем при-
знакам готовили в наступление, хотя нам пока об этом
ничего не говорили.
Глава 12
Под Великие Луки (июль 1943 года)

В конце июля нас перебросили к линии фронта в рай-
он Великих Лук. Ночью мы вышли на передний край и за-
няли оборону. Один полк был введен в соприкоснове-
ние с противником. Остальные полки стояли во втором
эшелоне. Как я узнал позже, мы стояли в полосе обороны
33-й армии. Она часто была нашим соседом справа.
Нам приказали провести ночной поиск с целью за-
хвата языка.
Обычно разведчики в ночной поиск ходят небольши-
ми группами. В отличие от нас, немцы берут языка, нава-
ливаясь на наших большим числом, не меньше роты. Пе-
ред рассветом навалятся, поднимут стрельбу, прихватят
с собой одного-двух солдат и отойдут в свои окопы. У нас
поисковых групп три по трое, иногда немного больше.
Мы следили за одним объектом и готовы были выйти
на задачу, но в последнюю ночь случилось непредвиден-
ное. Кто-то из ребят, возвращаясь перед рассветом, задел
ногой натянутый провод, и под немецкой проволокой раз-
дался мощный взрыв. Рванула противотанковая мина с бо-
ковым натяжным взрывателем. К счастью, из ребят никто
не пострадал. Немцы сразу всполошились. Открыли огонь.
Стали светить ракетами. Видя, что наша сторона молчит
и без движения, они постреляли, посветили и успокоились.
Разведчики через некоторое время выбрались в свою
траншею. Вроде бы всё обошлось, но сам факт появив-
шейся около проволочного заграждения мины заставил
нас задуматься и поменять объект.
Чеши, не чеши в затылке! Это наш ляпсус, допусти-
ли просчёт! Что это? Немецкая ловушка? Свежая, толь-
ко что поставленная мина? Или это старая, которую
мы не обнаружили прежде? Но мина посеяла сомнения!
163
Теперь было нужно готовить новый объект. Был не-

большой немецкий окопчик на правом фланге. Мы при-
смотрели его. Сидят немцы на отшибе, помалкивают,
осветительных ракет не бросают. Так, иногда пострели-
вают одиночными. Вот, собственно, и всё, что мы знали
о них. Может, всего два-три солдата с винтовками сидят?
Почему мы раньше не обратили на них внимания? Це-
лую неделю ползали только здесь.
Я спросил сержанта, что он думает относительно это-
го окопа. Сержант молчал. Я чувствовал, он тянет время.
Спросил ещё раз:
– Может, на этот окопчик пойти нацелимся?
Он ничего не ответил, а я продолжал:
– Даю тебе два дня на размышления! Сегодня ночью
пошли туда ребят, а через два дня дашь мне ответ!
Я посмотрел по карте характер местности, где распо-
лагался этот окоп. На карте все показано условно. Здесь –
заброшенный участок дороги, здесь – небольшое болот-
це, а сзади – овраг и небольшое возвышение. Вот здесь
на обратном скате, вероятно, у немцев блиндаж.
Знать подробно рельеф местности, её особенно-
сти и скрытые места – для разведчика важное дело. Это
нашей пехоте на всё наплевать. Где у немцев ходы со-
общения? Где за обратными скатами блиндажи и укры-
тия? Где в нейтральной полосе мертвые пространства,
не простреливаемые пулеметами. Пехота за свои окопы
не ходит.
Это нам, полковым разведчикам, при соприкоснове-
нии с противником надо все знать. И вообще, нам для ра-
боты нужны крупномасштабные карты. А их у нас, к со-
жалению, не было. Такие карты попадали нам иногда
в руки, когда мы брали их у немцев.
Нам, разведчикам, в то время давали карты, переиз-
данные в 1938 году. Эти карты были сделаны с других
старых карт. Многое на местности с тех пор изменилось.
Вместо хуторов на местности стояли целые деревни. Не-
которых названий деревень давно уже не было. Детали
164
на километровых картах обычно давались обобщенно.

Отсутствовали опушки выросшего или вырубленного
леса, не были показаны многие дороги и мелкие ручьи.
И мы часто допускали ошибки, полагаясь на данные
устаревших карт.
Днем мы вели наблюдение. Просматривали ней-
тральную полосу и передний край обороны немцев
в стереотрубу. Но стереотруба искажает реальную глу-
бину и протяжённость пространства. Наведешь трубу
на немецкий окоп, выставишь резкость на его прово-
лочное заграждение. Смотришь на проволоку – каждый
колышек как на расстоянии вытянутой вперед руки. Чем
сильней увеличение, тем меньшую глубину местности
ты видишь перед собой. И, естественно, никаких поло-
гих складок, никаких мёртвых пространств…
Перед выходом на задачу я не разрешал разведчикам
смотреть в стереотрубу. Подбирались предельно близ-
ко к самому окопу. Нельзя было допустить, чтобы у них
в голове реальное пространство на местности мешалось
с искаженным представлением, которое можно увидать
в трубу.
На небольшом бугорке перед нами находился стрел-
ковый немецкий окоп. Там сидели два немца, тоже
окопники. Бруствер окопа у них был обложен дёрном.
Не то что у наших. У наших славян бруствер обычно
представлял собой просто вал голой земли. Никто из на-
ших не пошел бы резать дерн. К чему это? Окоп, тран-
шею все равно издали видно.
Немцы в своем окопе сидели тихо и почти не стреля-
ли. Только изредка ночью посветят ракетами, вот и все!
За целый день увидишь раза два – мелькнет над брустве-
ром немецкая каска. Покажется часовой, повертит голо-
вой, посмотрит туда-сюда, покажет свое худое лицо, вот
и все данные за целый день наблюдения.
Какое оружие у них там, в окопе? Сколько пулемётов,
автоматов или одни винтовки? Нужно прощупать прово-
локу. Нет ли у них там минных сюрпризов? Где к окопу
165
подходит ход сообщения, по которому они утром уходят

к себе в блиндаж…
Без этого соваться туда нельзя. Но как это сделать,
я пока не знал. Провести разведку боем нельзя. Мож-
но всполошить немцев и сорвать выполнение задания.
Обойти окоп с тыла и посмотреть, что там делается, – это
опасный и рискованный ход. Оставалось одно – ждать
и наблюдать!
А разведотдел дивизии требовал языка. Они подго-
товкой операций не занимаются. Всё висело на мне,
и командир полка меня каждый день торопил. По их
авторитетному мнению, взять языка довольно просто.
Просто мы трусим. А если бы не трусили, пошли и взя-
ли бы.
Мы не могли идти очертя голову. Это каждому ясно.
Пустить людей вслепую – значит обречь на верную
смерть. Потом я буду докладывать, что операция сорва-
лась, разведка понесла большие потери. Вот теперь ясно,
скажут они. Сам знаешь, война без потерь не бывает!
Я мог официально приказать Рязанцеву выйти на за-
хват языка. Послать людей на окоп в любую ближайшую
ночь. Люди пойдут, а там хоть не рассветай! Главное
не в этом. Как я потом буду смотреть разведчикам в гла-
за? Тем, которые останутся живыми? Как они потом бу-
дут относиться к моим приказам и распоряжениям?
Командиру полка что? Приказал, и на все наплевать.
Сверху на него давить не будут. Разведка понесла боль-
шие потери? Что поделаешь, война всё спишет!
Но послать людей, как штрафников, на заведомую
смерть я не мог. Совесть не позволяла. Стоит один раз
сделать не по совести, сразу потеряешь доверие солдат.
Артиллерийской поддержки у нас не было никакой.
Подавить батареи противника наши не могли. Поставить
огневые заслоны на флангах участка в полосе действия
разведчиков у артиллеристов не хватило бы пороха
и духа, жила тонка. Инструментальная разведка отсут-
ствовала, аэрофотосъемка обороны противника не ве-
166
лась, крупномасштабные карты отсутствовали. В общем,

у нас действовал один метод: давай, давай! Это мы слы-
шали каждый день. И ещё на нас давил командир полка
и разведотдел дивизии.
***
Над землей нависла мглистая пелена дождя. Под но-

гами, куда не вступи, непролазная грязь. Дождь шел, счи-
тай, третьи сутки. Солдатские окопы были залиты водой.
Мы шли на передний край и обходили раскисшие
окопы стороной. Третьи сутки лежали под дождём. Хо-
дили в нейтральную полосу и лежали там под прово-
локой.
Немецкий участок обороны, где нам предстояло взять
языка, глинистый. Земля не впитывает в себя воду. До-
ждевая вода заливает низины, окопы и ходы сообщения.
Затяжной беспрерывный дождь загнал солдат в укры-
тия. У нас редкие часовые торчали в залитых водой хо-
дах сообщений. Плащ-накидки на солдатах намокли
и разбухли. Посмотришь на часового со стороны, он по-
хож на торчащий пень или на вросшую в землю корягу.
Во всяком случае, на живого солдата он не похож. Сто-
ит в мутной воде неподвижно. То ли он смотрит куда,
то ли спит стоя? В такую погоду все живое скрючилось,
съежилось и остолбенело. Поверх бруствера поглядыва-
ли две-три неподвижные фигуры. А в траншее, считай,
должна сидеть целая рота. Часовые посматривали в сто-
рону немцев, а что они видели? В десяти шагах впереди
стояла сплошная стена дождя.
Телефонные провода лежали в воде. Слышимость
пропала. Связь не работала. Телефонисты поорали, по-
галдели в трубку, охрипли и закрыли рты. Чего зря орать?
Нам на рассвете брать языка. Для нас такая погодка –
самая благодать! К немцам даже днем можно на двадцать
метров подойти – и не увидят. Пока немецкий часовой
опомнится, ему прикроют рот и он не успеет и пикнуть.
167
Это не то что лезть в сухой окоп, когда немца погода

до костей не пробивает.
– С погодой нам, братцы, повезло! – сказал я шепо-
том своим разведчикам. – Пока немец протрет глаза, вы
успеете взять его и дать ему под зад коленом. Только рот
не забудьте ему заткнуть и смотрите в оба!
Мы с Рязанцевым остались лежать в низине. Группа
захвата и группа прикрытия ушли вперед. Немца брать
будут трое. Пятеро их прикроют. В такую погоду толкуч-
ки около проволоки не следует создавать.
Так оно и случилось. Не успели трое ввалиться в окоп,
схватить немца за мокрые полы шинели, как двое раз-
ведчиков подхватили его, и он повис в воздухе над око-
пом в горизонтальном положении. Третий прикрыл ему
рот и снял с головы ремень винтовки. Двое подсунули
ему ладони под поясной ремень, и он, едва касаясь нога-
ми земли, полетел вперед, как птица на легких крыльях.
Перед глазами у немца замелькала размытая дождем
земля. Двое разведчиков, поддерживая его на весу, бегом
уходили в нейтральную полосу.
Только теперь немец сообразил, что его схватили
и волокут русские. От сознания, что он попал в плен,
что все его расчеты на Великую Германию рухнули,
он содрогнулся и застонал. Плен! Далекая Сибирь! Ко-
торой его прежде пугали. По всему телу пробежала не-
приятная дрожь. Ему вдруг стало невыносимо жарко
и захотелось пить. Он стал облизывать верхнюю губу,
по которой с лица скатывались прохладные струйки до-
ждя. В глазах помутилось.
Теперь он стоял на ногах. Двое русских стояли око-
ло него и улыбались. Он почувствовал твердую землю
под ногами. Третий, что был сзади, приблизился, поддел
его стволом автомата под бок и легонько прошелся по ре-
брам. При этом заулыбался до самых ушей. Один из дво-
их, которые его тащили за ремень, надвинулся на немца
вплотную, схватил его за плечи и потянул на себя. Он на-
клонил немного голову вниз и боднул немца головой.
168
– Фриц? Адольф? – тыкая пальцем, спросил он немца.

– Найн, найн! Их бин Вальтер!
– Значит, Вальтер! – сказал третий, который прыгнул
в окопе на немца первым. – Ну, дорогой! Дай я тебя обни-
му и поцелую!
Все остальные засмеялись. Целовать немца кроме
него никто не смел. Кто бросался в траншее на немца,
тот потом и целовал его, комедию разыгрывал. Таков
был заведен в нашей полковой разведке обычай. И его
выполняли каждый раз.
– Вот братцы! Какую гадость приходиться целовать!
Хоть бы девку какую поцеловать для приличия!
Немец стоял, втянув в себя шею. Он ничего подобно-
го не ожидал. Он думал, что они, ткнув его в бок автома-
том, расстреляют тут же. А они были рады и улыбались,
как дети. Он пытался разгадать их загадочное поведе-
ние. Неужели это ирония судьбы? Сначала посмеялись,
а затем расстреляют. Им всегда внушали, что русские
не оставляют пленных в живых.
Тот, кто целовал, достал кисет, оторвал кусок газеты,
скрутил козью ножку. Щелкнув зажигалкой, он затянул-
ся несколько раз и спросил:
– Раухен!
– Яа, яа! – И немец достал из кармана сигареты.
Выпустив клубы махорочного дыма, солдат вынул
изо рта козью ножку и, не спрашивая, сунул её немцу
в рот.
– Данке шён! – промямлил понимающе немец.
– Кури, кури! – сказал солдат и забрал из рук немца
пачку сигарет.
Солдат угостил сигаретами стоящих рядом. Немец тя-
нул набитую махоркой козью ножку, а русские дымили
немецкими сигаретами. Затянувшись насколько раз, не-
мец поперхнулся, и на глазах у него появились слезы.
– Руссиш табак зер штарк! – произнес он.
– Кури, кури! Скорей подохнешь! – сказал солдат,
и все засмеялись.
169
– Данке шён! Данке шён!

– Нам с тобой повезло! Мы тебя, голубчика, без шоро-
ха взяли! Все обошлось, как надо! Молодец, Вальтер!
На переднем крае у немцев пропажи не хватились.
Ни пулеметной стрельбы, ни снарядных разрывов. Они
даже не трехнулись, что у них сняли часового. Но глав-
ное в том, что мы без потерь его взяли. Для нас, для раз-
ведчиков, жизнь каждого дорога.
– Ну что, пошли! – сказал я, когда все разведчики со-
брались в кустах около траншеи.
В тыл мы шли тоже рассредоточенно, чтобы не по-
пасть под случайный обстрел. Впереди – группа захвата
с пленным немцем, за ней – мы с Рязанцевым, следом –
группа прикрытия и обеспечения.
***
Через две недели дивизия снялась из-под Великих

Лук и взяла направление на юг. На этот раз нам предсто-
яло пройти значительное расстояние. В светлое время
суток стрелковые роты располагались в лесу, на прива-
лах, а когда темнело, выходили на дорогу и совершали
марш. Так мы сделали несколько переходов, пока однаж-
ды не подошли к мосту через Западную Двину.
Нам велели расположиться в лесу на отдых. В лесу
мы простояли весь день и следующую ночь.
Полки нашей дивизии шли по дорогам параллельным
маршрутом. В каждом полку – свои обозы и колонны.
Мост через Двину – единственная переправа, здесь ско-
пились повозки и солдаты. Наш полк находился в лесу,
пока другие полки переправлялись на тот берег.
Утром настала наша очередь перейти на другой берег.
Население деревень с любопытством смотрело на про-
ходящие мимо них войска. Старухи почему-то крести-
лись, закатывая глаза. Лица у молодух были задумчивы
и неподвижны. Мальчишки, разинув рты, теснились у за-
боров. Старики понимающе качали головами.
170
Вырвавшись на лесные просторы Задвинья, пол-

ки разошлись по дорогам и скрылись в лесах. Так шли
мы, пока не подошли к району сосредоточения. Когда
нам приказали остановиться, мы догадались, что нашим
переходам пришел конец.
Где мы находились в данный момент, определить
было трудно. За дорогой на переходах мы не следили.
Мы мысленно потеряли нить, по которой прошли.
Вообще такие переходы утомительны и однообраз-
ны. Втягиваешься в бесконечную дорогу, по которой
идёшь и идёшь. Идешь, смотришь под ноги или в спины
впереди идущим.
И вот еще одна ночь осталась перед началом наступле-
ния. Ночью, когда стемнело, провели смену частей на пе-
редних позициях. Солдаты, стоявшие в обороне, оставили
нам свои окопы, траншеи, ходы сообщения и блиндажи.
На переднем крае наступила тревожная тишина.
Рекогносцировку местности провели вечером со всем
офицерским составом наступающих рот. Командир полка
занял специально оборудованный блиндаж в сотне метрах
от передней траншеи. Впервые командный пункт полка
располагался в непосредственной близости от исходно-
го рубежа пехоты. Да и пора бы было научиться воевать.
Командир полка сзади поджимал комбатов. Те, в свою оче-
редь, сидели в полсотне метров от своих стрелковых рот.
Командиры рот, как обычно, находились вместе со своими
солдатами. Так уж с самого начала войны повелось. Сол-
даты вперед не пойдут, если увидят, что ротный топчется
сзади. Другое дело, когда ротный с ними в цепи. Офицер
спокойно идет, и им нечего бояться. Командир роты ри-
скует жизнью – солдату тоже приходится рисковать!
На командный пункт полка, в батальоны и роты была
подана проводная связь. У командира полка – дополни-
тельно рация для связи с дивизией. Каждый батальон
поддерживала танковая рота. Танки стояли на исходных
позициях, сзади пехоты. Для них в полосе наступления
были выделены особые проходы.
Глава 13
Река Царевич (август 1943 года)

Ночь тянулась медленно. Перед наступлением каж-
дому, кто пойдет вперед, было о чем подумать. Вот
и притихли солдаты. Разговор не клеился, да и о чем
говорить? Солдаты сидели неподвижно. Каждый ушел
в себя. Самое подходящее время помолчать и подумать.
Время перед атакой остановилось совсем. Никто на тебя
не кричит и не дергает. До самой последней минуты бу-
дет бездействовать связь, будут молчать телефоны. Каж-
дый в эти минуты предоставлен только себе.
Я, Рязанцев и несколько разведчиков пошли по перед-
ней траншее. Прохладный ночной ветер гулял вдоль нее.
Он то появлялся и налетал, то исчезал совсем. Потом он сно-
ва тихо начинал шевелить листвой кустов над головой.
Пройдись вдоль окопа! Многие лежат и сидят, при-
валившись к земле, с закрытыми глазами. Но они вовсе
не спят. Они чутко улавливают каждые шорохи и вздохи.
Они прислушиваются к шепоту и вполголоса сказанным
словам. Сейчас каждое слово, сказанное о немцах, ло-
вится на лету. А что мы, собственно, знаем о них? Утром,
когда сделаешь первый шаг навстречу немцам и смерти,
о немцах и о жизни думать будет поздно.
***
Прорыв немецкой обороны на реке Царевич имел

для нас особое значение. Впервые мы своими глазами
увидели, что в войне с немцами произошел коренной
перелом. Наша артиллерия нанесла по немцам мощней-
ший удар.
Столько лет мы воевали одними винтовками, несли
огромные потери в людях, немец, не жалея снарядов,
172
разносил наши позиции и сметал с лица земли наши на-

ступающие роты. Каждый раз мы попадали под огонь его
артиллерии, а он остервенело мешал все живое с землей.
После стольких лет тяжелейшей войны мы впервые
увидели, как над немецкой обороной стало медленно
подниматься к небу огромное черное облако дыма, пыли
и земли.
На наших лицах, вероятно, можно было увидеть удив-
ление, волнение и радость от всей души. У нас менялось
выражение лица, потому что менялся характер войны.
Теперь огневой смерч висел и клокотал над немцами.
По выражению лица немецкого пленного мож-
но было точно сказать, как у них идут дела. В начале
войны пленные попадались с нахальными рожами.
Встречались даже наглые и злобные лица. Зимой со-
рок первого, когда мы захлебывались кровью и от-
гоняли немцев от Москвы, у них на физиономиях по-
явилась растерянность и недоумение. В сорок втором,
летом, они дали нам пинка из-под Белого, и на физио-
мордии у них появилось спокойствие, уверенность
и твердость духа. Весной сорок третьего, когда мы их
отогнали от Ржева, на лицах у солдат фюрера отпеча-
талась тень сомнений, глубоких раздумий, внутренней
борьбы и испуга. И вот теперь, в августе сорок третьего
года, лица у немцев осунулись, вытянулись, исказились
от страха. У взятых в плен появилась угодливая и сла-
щавая улыбка. Кстати, зря не фотографировали плен-
ных немцев по годам. Разложить бы эти фотографии
по годам, можно точно установить и представить кар-
тину кровавых событий.
Три коротких выстрела прозвучали как сигнал к на-
чалу нового массированного обстрела. Наша артилле-
рия снова рванула.
Когда-то мы тоже дергались, сидя в окопах под уда-
рами немецкой артиллерии. Теперь немцы испытали
на себе наши страдания, ужасы и муки. Теперь ураган
огня ревел над немецкими позициями.
173
– Товарищ гвардии капитан! Если так и дальше пой-

дет, они нам ни одного живого фрица не оставят! Что
они, рехнулись? Смешают все с землей! Дорвались
до снарядов! Стволы пожгут у орудий!
Но вот ударили реактивные установки. Их скрежет
возвестил начало наступления. Огненные языки пламе-
ни проскребли воздух у нас над головами. Солдаты ожи-
вились, ожидая сигнала к началу атаки.
Мы с Рязанцевым стояли на бруствере солдатской
землянки. Задребезжал телефон. Телефонист поспешно
протянул мне из окопа трубку.
– Почему вылезли наверх? … мать! – услышал я в труб-
ке зычный голос командира полка.
Рев и скрежет реактивных снарядов заглушил его по-
следние слова.
– Сигнала к атаке я ещё не давал!
– Жду сигнал, стою на месте и веду наблюдение! –
крикнул я в ответ.
Бросив трубку телефонисту, спросил:
– Ты, что ль, ему доложил?
Я забрался на насыпь повыше, приложил бинокль
и посмотрел, что творилось впереди. Но из-за дыма, ле-
тящей земли и пыли ничего не было видно. Стоя на на-
сыпи, мы не кланялись, как это было прежде. На душе
было легко и спокойно.
Сейчас, через несколько секунд, с КП командира пол-
ка взлетит в воздух красная ракета. Это сигнал нам и пе-
хоте идти вперед. Красная ракета взмахнет над кустами
в воздух, мы дернемся вперед и пойдем на немецкую
траншею.
Перед концом обстрела разрывы снарядов следуют
особенно плотно. Перед атакой пехоты темп огня уси-
ливается и ревет.
Немцы, сидевшие в окопах и траншее, не предполага-
ли, что на них обрушится такая мощь огня. Под такими об-
стрелами человек теряет чувство времени и пространства.
Можно представить себе, как немцы оцепенели от стра-
174
ха, ужаса и ударов. Что можно чувствовать и о чем можно

думать, когда вокруг тебя взревела земля? Когда небо по-
меркло и траншея встала на дыбы? Страшная внутренняя
борьба давит и душит человека. С каждой новой секундой
он приближается реально к своей смерти. Совсем еще
не жил, а смерть уже выхватила его и костлявыми руками
сжала в объятиях, так что ни вздохнуть, ни бзднуть, ни пёр-
нуть! Так в этом случае выражаются солдаты.
Солдат понимает, что ничего не поможет. Что он сам
ничего не может изменить. Под таким обстрелом оста-
ется только ждать и молиться. Каждый из них мысленно
прощается с живыми.
Я видел, как наши солдаты под бешеным огнем доста-
вали из-за пазухи крестики и карманные иконки, шеве-
лили беззвучно губами. Шептали молитвы. А что делать
верующему солдату, если он не верит в себя. Мальчиш-
ки, не веровавшие в Бога, обращались к своим матерям.
«Мама спаси!» – шептали они. Солдаты постарше, закоре-
нелые безбожники, обращались мысленно к своим род-
ным и близким, а иной матерщинник ради облегчения
души слал в пространство проклятия и укреплял свою
веру трехэтажным матом. Человек чувствительный на-
ходил утешение в слезах. Каждый по-своему готовился
к смерти и прощался с жизнью. Страшна не сама смерть!
Странно ожидание ее!
Немцы народ набожный и суеверный. У них там,
в Германии, разные католики, протестанты, баптисты,
евангелисты и прочие. Теперь у немцев ходила земля
под ногами. Теперь у них душа расставалась с телом. Под
таким огнем молись – не молись, на лбу выступит холод-
ный могильный пот, и от страха на всю жизнь перекосит
физиономию.
***
И вот в небе повис условный сигнал красной раке-

ты. Мы шагнули вперед и вразвалку размашистым ша-
175
гам пошли на немецкие траншеи. Нетронутая снаряда-

ми трава в нейтральной полосе путалась под ногами.
Мы пересекли её и приблизились к позициям немцев.
Со стороны немцев – ни единого выстрела. Артиллерий-
ская стрельба – как мелодия! Такую мелодию с нашей
стороны немцы раньше никогда не слыхали. Работала
артиллерия резерва Главного командования. Полсотни
стволов на километр фронта.
Мы шли по заболоченной равнине, поросшей мел-
ким кустарником и кочками. Сухой земли было доста-
точно, чтобы не лезть в воду. Мы с каждым шагом при-
ближались к немецкой траншее.
Нам бы радоваться, что немцы раздавлены. А мы идем
и вспоминаем свои атаки прошлых лет, бесчисленные
потери и кошмары, когда мы под огнем немецкой артил-
лерии приближались к последнему своему рубежу. У нас
не укладывалось в голове, как мы могли без артподготов-
ки наступать с одними винтовками. Теперь эти кошмары
позади. Теперь можно воевать. Под такой грохот ноги
сами идут, выбирая, где посуше.
Не торопясь и поглядывая по сторонам, мы прибли-
жались к немецким траншеям. Теперь мы не кланялись
нашей матушке-земле, не дрожали под пулями и ревом
немецких снарядов. Мы знали по собственному опы-
ту, что немцы сидят, прижатые к земле. Они подавлены
и полуживы! Они охотно поднимут руки, чтобы изба-
виться от смерти и остаться жить. Жизнь у них теперь са-
мый высокий смысл! Таковы законы войны! Они не по-
бегут, чтобы снова попасть под огонь артиллерии. Они
знают, что их списали и считают мертвыми. За семьи
бояться нечего. Теперь одна возможность – остаться
живым на земле. Страх перед смертью – мучительный
страх!
Теперь мы своими глазами увидели, что нас поддер-
живает артиллерия. До сих пор нам только это обещали.
Мы за долгие годы войны привыкли к пустой болтовне
и обману.
176
Артподготовка внезапно оборвалась. Кругом все оце-

пенело. Как будто перевернулась другой стороной зем-
ля. Уцелевших немцев страх удерживает на месте. Когда
мы подошли к окопам, солдаты фюрера копошились
в земле. Их в траншее осталось немного – десятка пол-
тора. Там – трое, здесь – четверо, в землянках – с десяток.
– Морген фрю! – крикнул я, подходя к землянке.
– Гитлер капут! – залопотали немцы и подняли руки
вверх.
Увидев, что мы не стреляем, они оживились и стали
карабкаться вверх. На них было жалко смотреть.
Я взглянул на разведчиков и посмотрел на солдат пе-
хоты, подбежавших к землянке. И сказал громко, чтобы
все слышали:
– К немцам не подходить! Никого не трогать!
Для солдат пехоты это был приказ в бою. И если сол-
дат-стрелок попал во время атаки вместе с разведчиками
в одну компанию, то делай, как приказано, и с разведчи-
ками не шути. Сделай не так – они тебя потом из могилы
достанут.
Пока мы разбирались с немцами в передней траншее,
немцы в тылу поставили дальнобойную пушку и стали
из глубины одиночные снаряды пускать. Снаряды лете-
ли издалека. Выстрелов пушки не было слышно.
Мы собрали пленных и отправились в расположение
полка. Немцы стояли кучкой около землянки команди-
ра полка. Я спустился вниз доложить обстановку. Когда
я вышел из землянки наверх, рядом стоящие реактивные
установки «Катюши» дали залп по немецким тылам. Уста-
новки стояли рядом, метрах в двадцати от нас. Страш-
ный скрежет, разрывая душу, заревел поверх земли.
Немцы мгновенно упали и ползали на животах по зем-
ле, не зная, куда деться и где укрыться от этого скрежета.
Я и разведчики остались стоять на ногах. Но невольно
пригнулись. Казалось, что тело разрывает стальными
крюками, что кости разваливаются и с них сползают
мягкие ткани. Невыносимо было терпеть.
177
Реактивщики, когда запускают снаряды со своих

установок, залезают под землю, прячутся в блиндажи
или растягивают провод запуска подальше и ложатся
на землю. Мы же остались стоять перед немцами. Не-
удобно вместе с ними валится на землю нам, разведчи-
кам. Я до сих пор не могу забыть этот пронизывающий
все жилы и кости скрежет.
***
Командир полка нам велел идти вперед. Мы должны

были с вечера где-то готовить разведку. Передав нем-
цев охране полка, мы вернулись назад. По дороге, когда
мы шли снова к немецкой траншее, немецкая пушка пу-
скала снаряды на всем нашем пути. Пехота ушла вперед.
Мы её не догнали.
За передней немецкой траншеей располагалось су-
хое болото, поросшее кустами и небольшими деревья-
ми. Когда мы шли вперед, немцы наше передвижение
не видели. Но на всем нашем пути периодически рва-
лись одиночные снаряды.
В душе неприятно, когда ожидаешь разрыва очеред-
ного снаряда. Взрывы не частые, но нервы напряжены.
Хорошо, если снаряд перелетит тебя и рванет где-то сза-
ди. Все осколки при взрыве у снаряда идут вперед. Если
сказать по совести – подмывает кишки, когда его ждешь
перед собой, метрах в пяти. К передней немецкой траншее
мы двигались гуськом друг за другом. Шли змейкой. И она
извивалась. Кое-где сквозь землю проглядывало хлюпкое
болото. Место относительно высокое. Где-то здесь начи-
наются истоки Днепра. Высота над уровнем моря прилич-
ная. А под ногами то и дело хлюпает жижа и вода.
Вначале мы долго петляли, выбирая посуше дорогу.
Раскатистые удары одиночных снарядов через каждые
две минуты ложились на нашем пути.
Кустарник кончился. Дальше была сухая и открытая
равнина. За кустами мы неожиданно наткнулись на не-
178
мецкие артиллерийские позиции. Несколько расчищен-

ных и утрамбованных площадок и глубоких блиндажей
располагались на возвышении.
Вначале мы решили, что немцы успели увезти от-
сюда свои орудия. Но следов поспешного бегства на по-
зициях и вокруг мы не обнаружили. Вокруг – ни обыч-
ного мусора, ни стреляных гильз, ни воронок от наших
снарядов. Рядом с артпозициями – два блиндажа в че-
тыре наката, с дощатыми полами, с двухэтажными на-
рами из струганых досок. Дверь нараспашку. Спускай-
ся по деревянным ступенькам и заходи.
Спускаюсь в блиндаж, принюхиваюсь – специфи-
ческого немецкого свежего запаха нет. В любом месте,
где жили немцы, можно по запаху определить, когда его
покинули немцы. Запах не зрение. Немец ушел, а запах
остался.
Первая мысль – не заминированы ли блиндажи? Ос-
мотрев пол и стены, нары, скамью вдоль стены и стол,
мы не нашли ничего подозрительного. Все было покры-
то тонким слоем пыли и нового землистого налета после
нашей артподготовки. Очевидно, позиции были остав-
лены давно или были резервными.
Я вышел на поверхность, где меня ждали разведчи-
ки. Рязанцев с группой ушел вперед догонять пехоту.
Со мной был ординарец и трое солдат. Одного из сол-
дат я послал в штаб полка доложить, что для них есть
подходящее укрытие. В мои обязанности не входило
искать блиндажи для командира полка. Я просто нат-
кнулся на них случайно и решил, что лучше занять их
для штаба, чем отдавать артиллеристам и прочей бра-
тии, которая сидела у нас за спиной. Не знаю, оценил
командир полка мою услугу, но вскоре он со всей сви-
той прибыл сюда.
Командир полка спустился в блиндаж, ему подали
карту. Он расстелил ее на столе, уселся на лавку и за-
думался. В блиндаже и в проходе толкался разный
народ. Одни куда-то бежали, а другие, наоборот, при-
179
ходили и тут же прятались под накаты. Дело в том,

что немец продолжал в нашу сторону пускать шаль-
ные снаряды.
***
Наша пехота находилась недалеко, на расстоянии

километра. Оружейной стрельбы не было слышно. Пе-
хота, как обычно, залегла и не собиралась двигаться
вперед.
О своем деле я заранее позаботился. Вперед с груп-
пой поиска ушел Рязанцев. Я велел ему поползать, по-
нюхать, разобраться, что к чему, но в перестрелку
не вмешиваться. К вечеру, когда стемнеет, он должен
попытаться в немецкой обороне найти лазейку. Немцы
из резерва еще не успели подвести свои войска. Сей-
час из остатка солдат немцы хотят на нашем пути по-
ставить пулеметные заслоны. Они кое-где окопались
и огнем пулеметов прижали нашу пехоту к земле. Одно
орудие из-за высот ведет огонь по подходам к этим вре-
менным позициям.
Артиллерии сопровождения в передней цепи у на-
шей пехоты нет. Наши солдатики напоролись на пуле-
меты и залегли. Теперь они требовали артиллерией
выбить немецкие пулеметы, а полковые артиллеристы
на прямую наводку боялись идти. Они всякое говорили:
что лошадей побьет, что на руках по кочкам не выка-
тишь, что нужно ударить по немцам из артиллерии, сто-
ящей на закрытых позициях, что потеряем людей и пуш-
ки и что пулеметы меняют свои позиции…
Пехота требовала в передовые цепи установить пол-
ковые пушки! Вот до какой наглости окопные славяне
нынче дошли! Прежде такого не было!
Я вышел из блиндажа и стоял наверху у входа. В воз-
духе периодически шуршали немецкие снаряды. Они
летели то выше, то ниже и рвались беспорядочно кру-
гом. Когда немцы ведут прицельный огонь, то разрывы
180
ложатся по определенной системе. А эти рвались где

попало. Немцы вели стрельбу наугад.
Если снаряды летят вразброс, то такой обстрел меня
мало пугал. На войне всякое успеешь повидать. Хотя
случайный снаряд может прилететь и разорваться у са-
мых ног. От этого не уйдешь! Снаряд может ударить тебя
в любом месте. Люди, сидящие в блиндаже под наката-
ми в два обхвата, тоже были не застрахованы от прямо-
го попадания. Перекрытие из толстых бревен снаряд
не возьмет. А в открытую дверь залететь может вполне
случайно. Потому как дверь блиндажа смотрела в немец-
кую сторону.
Было еще светло, но день заметно клонился к вече-
ру. Вдруг по всей линии фронта, где окопались немцы,
в небо взметнулись сигнальные ракеты.
Возможно, немцам дали команду обозначить ракета-
ми свой передний край. Для чего иначе им при дневном
свете пускать осветительные ракеты? Не перешли же
немцы в контратаку на нас? Ракеты могли обозначать,
что русские ни на одном участке не обошли выставлен-
ные заслоны и не просочились сквозь них.
Перед блиндажом был мелкий кустарник. За кустар-
ником открывалась равнина. За равниной находились
небольшие бугры, на которых закрепились немцы. Вид-
но было, как иногда там поблескивали трассирующие
немецкие пули.
Решив подняться повыше, чтобы лучше рассмо-
треть немецкий передний край, я велел ординарцу
достать из заплечного мешка трофейный бинокль
и забрался на насыпь блиндажа. Десятикратный не-
мецкий бинокль тяжелый. Вот так ударить в горячке
кого по голове – череп пополам и мозгами брызнет
наружу, подумал я. Таскать его на шее, на ремешке,
тяжело и неудобно. Его таскает ординарец за спиной
в вещмешке.
Вскинув бинокль к глазам, я обвел край равнины и ос-
мотрел бугры, где засели немцы. Кое-где я останавливал
181
дольше свой взгляд и рассматривал характерные склад-

ки местности.
***
Я хотел посмотреть в другую сторону, но в это время

меня вызвали к командиру полка.
– Продвижение наших стрелковых рот остановле-
но! – начал он сразу. – Немцы сумели поставить заслоны!
Пулеметным огнем остановили наших солдат! Пойдешь
во второй батальон! Установи точно, где залегла наша
пехота, и через батальонную связь мне доложи! Ком-
бат «Второй» докладывает, что он находится на подсту-
пах к церкви Никольское. Командир первого батальона
с двумя стрелковыми ротами на противоположном бе-
регу оврага. С наступлением темноты силами развед-
взвода организуй ночной поиск! Дивизия требует взять
контрольного пленного! Обрати внимание на границы
нашей полосы наступления. Смотри сюда! – и командир
полка показал мне по карте положение наших двух ба-
тальонов.
Закончив работу над картой, я встал из-за стола и об-
ратился к майору:
– Я могу идти?
– Иди, иди! У тебя сегодня будет много работы!
Во время войны было обычным, когда комбаты си-
дели не там, как об этом докладывали они. По телефону
они докладывают уверенно. А придешь на место, обна-
руживаешь ошибку в пятьсот метров и больше.
Впереди у нас наступало два батальона. Третий бата-
льон был в резерве.
Я вышел из блиндажа. Наверху было темно. Недалеко
маячили две темные неясные фигуры. Разведчики не лю-
били тереть и мозолить глаза полковым. Они, когда при-
ходили, держались от них на расстоянии.
Ко мне подошли разведчики. Они сообщили, что груп-
па поиска нащупала проход в обороне немцев.
182
– А где Федор Федорыч?

– Рязанцев с ребятами сидит в боковой балке оврага
на той стороне вместе с пехотой.
Летом ночное время короткое. Сейчас нужно быстро
дойти до передовой. Уточнить, где эта лазейка. Соста-
вить план поиска. Пройти нейтральную полосу. Обойти
немецкие посты. Зайти к ним в тыл. Найти и взять язы-
ка и вернуться обратно. На обратный путь может уйти
не меньше времени. На все раздумья и дела – несколько
минут! Сейчас надо торопиться, обдумать все на ходу.
Времени нет. Обстановка требует быстрых действий.
По дороге нужно настроиться. На авось идти нельзя.
Жаль, нет запаса продуктов. Можно было махнуть по-
дальше к ним в тыл. Выбрать место, сделать засаду. И гро-
мить всех, кто приблизится на расстояние выстрела.
Выслушав разведчиков, я отправился вместе с ними
на передовую. Где и как мы шли, я ночью к дороге не при-
сматривался. Я шел за разведчиками и думал о предсто-
ящих делах, чувствуя, что нам на этот раз легко удастся
взять языка. Фронт нестабильный, немцы сами не знают,
кто у них справа, а кто слева.
Где-то в конце пути мы пересекли крутые скаты глу-
бокого оврага, перебежали участок открытого поля
и оказались в неглубокой балке, где сидела наша пехота.
Мы, как темные тени, соскользнули к ним вниз. Сол-
даты-стрелки нас не окликнули. Они издали почуяли,
что пришли свои.
Над оврагом изредка посвистывали трассирующие.
Где-то правее, на участке соседнего полка, рвались мины.
А в остальном на переднем крае было тихо.
Мы спустились на дно неглубокой балки, сели и заку-
рили. Здесь проходил передний край. Рязанцев подроб-
но рассказал, где и как им удалось обнаружить проход
в обороне немцев.
– Немцы отсюда недалеко! – сказал он. – Глубокий
центральный овраг идет в их сторону. Он рассекает их
оборону как бы на две части. По дну оврага течет не-
183
большой ручей. Вода после дождей поднялась. Середина

оврага залита водой. Но земля под ногами каменистая
и твердая.
– А как глубина?
– Глубина небольшая. Но немцы думают, что здесь
непроходимое болото. В овраг лезть боятся и по овра-
гу не стреляют. По той стороне оврага, по краю крутого
склона, проходит узкая и твердая дорога. Немцы боятся,
что наши этой дорогой пойдут. Ночью дорогу освещают
ракетами и простреливают пулеметным огнем. Наши
славяне на стрельбу не отвечают. Сам знаешь, солдаты
не любят стрелять и портить патроны.
Рязанцев хотел что-то добавить, задумался и совсем
замолчал.
– У тебя всё?
– Кажись, все! – ответил Рязанцев и глубоко вздохнул.
Я решил так: сделаем засаду около дороги. Глядишь,
по ней кто и пойдет. Должны же они своим подносить
еду и патроны. Нам все равно, кого схватить. Лишь бы по-
пался. Другого подходящего места нет.
– Ну, вот что, Федя! Отбери людей. Шесть человек.
Группа должна быть маленькая, незаметная. Троих на за-
хват. Остальных в прикрытие возьмем с собой. Я с вами
иду!
– А чего ты? Мы сами справимся! Без тебя обойдемся!
– Знаешь, Федя! Мне тоже надо поддерживать спор-
тивную форму!
Мы прошли вдоль боковой балки, где сидели стрел-
ки, спустились на дно глубокого оврага, зашли в воду,
повернули направо и по воде тихо двинулись вперед.
Впереди – группа прикрытия, за ней – мы с Рязанцевым
и группа захвата. Мы шли гуськом, один за другим, в пре-
делах прямой видимости. Сбиваться в кучу нельзя. Рас-
тягиваться и отставать тоже не положено. Во время дви-
жения мы должны поддерживать локтевую связь, видеть
друг друга, понимать сигналы. Открывать огонь без моей
команды было запрещено. Главное сейчас – скрытность
184
и выдержка! Когда дойдем до места, группы сделают пе-

рестановку. Вперед уйдет группа захвата. А сейчас мы со-
бой прикрывали ее.
Слева над оврагом взлетела ракета, и овраг осветил-
ся бледным мерцающим огнем. Яркий горящий огонь
ракеты взметнулся вверх и повис, замер на какое-то
время, как будто зацепился за макушки деревьев. Но вот
он снова вздрогнул и стремительно понесся вниз, остав-
ляя за собой полосу белого дыма. Отблески света стре-
мительно побежали по земле. Мерцающий свет ракеты
выхватил из темноты рваные края оврага, отдельные
кусты и небольшие деревья. Длинные дрожащие тени
колыхнулись и побежали по земле. Свет ракеты погас,
оставив за собой непроглядную темноту. После яркого
света в трех шагах ничего не видно. Мы шли по воде.
Темноту разрезала чуть горбатая линия летящих на-
встречу трассирующих. Немцы пустили вдоль оврага не-
сколько очередей. Пули летели в нескольких метрах ле-
вее. Передние на миг замерли, все остановились, ждали
новой очереди со стороны немцев. Стрельба немецкого
пулемета прекратилась. Передние тронулись с места,
мы за ними, и все снова медленно пошли вперед.
Мы шли по воде. Уровень воды – по лодыжку на го-
лени, не выше. Повсюду в воде поверху – пряди травы,
они лежали в одну сторону, вдоль по течению. Перед
нами – открытый участок во всю ширину оврага. Если
немец ударит, от пулемета деваться будет некуда. Где-то
внутри что-то сжимается и тянет за душу. Делаешь шаг
и ждешь встречной пули в живот.
Но вот мы повернули влево, вышли из воды и ступили
на твёрдую дорогу. Осталось дойти до угла обрыва, по-
вернуть за уступ и, войдя в расщелину, подняться наверх.
Мы с Рязанцевым подались вперед, выглянули из-за
края, посмотрели, что там. Разведчики – тут же рядом.
Группа захвата вышла вперед и расположилась у доро-
ги. Мы отошли в сторону и легли под кустом. Когда возь-
мут языка, первой к обрыву отойдет группа захвата. За
185
ней последуем мы. Последней будет отходить группа при-

крытия. Таков план расстановки людей в ночном поиске.
Если немцы обнаружат нас и откроют стрельбу, огонь
на себя возьмет группа прикрытия. Остальные в это вре-
мя отходят в овраг. Убитых и раненых мы не оставляем.
Ни один человек не должен быть брошен в расположе-
нии противника. Таков неписаный закон войны у раз-
ведчиков.
Время летит быстро!
И вот на дороге показались неясные тени. Я сделал
знак рукой. Рязанцев беззвучно встал. На дороге показа-
лись два немца. Разведчики группы захвата тут же мет-
нулись к ним. Короткая возня… Дело сделано! Ни звука,
ни шороха в ночной тишине!
Тот, что ниже ростом и толстенький – видать, сани-
тар. А второй солдат имел ранение в живот. Спускаясь
по скату оврага, он еще был на ногах. А по воде ребята
уже несли его на руках.
– Вот и всё, товарищ гвардии капитан. Дело без шума
сделано! Только куда раненого будем девать? Он не про-
тянет до утра. Мы его растрясли и сильно помяли. Оско-
лок в животе.
– Ну почему – до утра? Наши славяне с пробитыми
животами по неделе лежат в медсанбате.
– То наши! Наши живучи! А это изнеженный и дохлый
народ! Сплошная цивилизация! Наших с фурункулами
на заднице больными не считают. А немец от прыщика
концы отдает!
Когда мы вернулись в овраг, где в обороне сидела
наша пехота, я обратил внимание, что солдаты-стрел-
ки лежат вповалку и спят. Развалились, кто где на земле,
и спят себе, как на сеновале.
Штаб полка был в курсе, что я ушел с разведчиками
в ночной поиск. Сам я перед выходом не успел доло-
житься, провод был перебит.
В овражке я оставил двух разведчиков, чтобы они по-
наблюдали за немцем, раненным в живот. А вся группа,
186
которая была в ночной работе, вместе со мной отпра-

вились на отдых в тыл. Санитара мы привели с собой.
Мы подталкивали его вперед, спустились по ступенькам
в землянку. Я протиснулся в узкий проход, поздоровался
со старшиной, снял с себя маскхалат и кинул его на руки
своему ординарцу. Сделал глоток воды, отказался от еды,
выбрал место в углу на нарах, забрался туда и под негром-
кие голоса разведчиков, дребезг котелков, басистый го-
лос старшины, свернувшись калачиком, быстро заснул.
***
– Товарищ гвардии капитан! – услышал я знакомый

голос ординарца. – Вас вызывают! Посыльные со штаба
полка пришли!
Ординарец тряс меня за плечо. Я открыл глаза. Мыс-
ленно хотел подняться, но двигать руками и ногами
не было охоты.
Землянка тускло освещена. Где-то в углу на столе сто-
ит и горит картонная немецкая чашечка, наполненная
стеарином. В середине ее торчит короткий и узкий лепе-
сток. Это фитиль. Он тоже сделан из картона.
– Кто там пришел? – спросил я. – Кто их послал? Схо-
ди, узнай! По какому срочному делу? Если что срочно,
зови их сюда!
Ординарец поморщился, нехотя поднялся, размял
ноги и двинулся к проходу. Через минуту доложил:
– Связные из штаба полка! Начальник штаба их по-
слал.
– Тащи их сюда!
– Вы чего? – спросил я их.
– Майор нас с картой прислал. Просил вас нанести
на карту обстановку. Нам приказано вернуться утром
обратно.
– Когда вас майор послал с картой сюда? – спросил
я связных, не поднимая головы от лежанки.
– Часа два назад! Мы долго искали!
187
– Располагайтесь в углу! На нарах все места заняты.

Можете комара придавить до утра! Утром мне сюда по-
дадут телефонную связь. Я сам переговорю с майором
и нарисую вам карту.
Связные устроились на полу. Я повернулся на бок
и снова заснул.
***
Напрасно майор сутулился и суетился над своей кар-

той. Обстановка может в любой момент измениться
не в нашу пользу. Возьмут немцы и полоснут из полсот-
ни орудий, пропашут авиацией весь участок нашего на-
ступления, бросят в прорыв танковый десант, и полетит
всё к чертовой матери. Совсем недавно, в сорок втором,
до батальона танков и рота немецкой пехоты при под-
держке десятка пикировщиков разгромили под Белым
целую нашу дивизию. Что было когда-то, может повто-
риться в любой момент.
Над головой невысоко посвистывали пули. Небо ста-
новилось светлее, немцы постепенно усиливали пуле-
метный огонь. Вот и редкие снаряды запорхали над зем-
лей. Тупым ударом они вскидывали землю и с надрывом
раскатисто рвались то там, то здесь. Пока по характеру
стрельбы можно было сделать заключение, что у немцев
ничего не изменилось.
Наша полковая артиллерия с лошадьми и упряжками,
передками и лафетами спустилась в овраг и по дну его
решила двигаться вперед.
Зачем они туда полезли? Побоялись пулеметного об-
стрела? Всё это случилось ночью, в темноте. Они нащу-
пали твердую дорогу и покатили по ней. По открытой
местности они не пошли. Немец держал под пулемет-
ным огнем подступы слева к высоте Крестовой.
А когда рассвело, в небе со стороны Духовщины по-
слышался гул самолетов. В сторону оврага низко змей-
кой шли немецкие пикировщики Ю-87.
188
Четко обозначенные края оврага сразу исчезли

в шквале огня, летящей земли и дыма. Пикировщики
один за другим камнем срывались вниз и бросали бом-
бы. После каждого броска они, завывая включенной си-
реной, взмывали вверх для очередного захода.
За пикировщиками вторым этажом расположились
бомбовозы. Они завывали уже на подходе к оврагу. Пи-
кировщики отбомбились, построились и ушли. Бомбар-
дировщики принялись за свое дело.
На земле мелькали бегущие люди. Все, кто оказался
на дне оврага, лезли наверх в расщелины и поперечные
балки, бросив лошадей, раненых солдат. Никому под вой
и грохот бомб не было дела до других.
Мы с Рязанцевым стояли в проходе землянки и смо-
трели то вверх, то вниз. Старались угадать, куда уда-
рят бомбы. А снизу, когда смотришь на них, кажется,
что они летят на тебя, и только в последнюю секунду
их как бы отворачивает и относит в сторону невидимая
рука. Видно, как они промелькнули за край крутого об-
рыва.
В овраге творилось что-то невероятное. Казалось,
что все живое и мертвое перемешалось с землей и поле-
тело в разные стороны. С лошадьми и упряжками на кру-
тые берега оврага не вспорхнешь и прыжками не выско-
чишь. Я видел, как из оврага стали выпрыгивать люди.
Они разбежались по полю и ложились на живот, кто где
мог.
Вой и грохот стояли над землей. Телефонная связь
с батальонами и ротами оборвалась.
Посмотрел в ту сторону, где блиндажи штаба полка.
Увидел, припадая к земле, в нашу сторону бегут два сол-
дата. Это за мной, связные командира полка. Это он по-
слал их по мою душу.
Тяжело дыша, они припали к земле и легли на животы
у самого входа. От такого грохота и лязга головой вот-
кнешься в землю, хотя мы стояли во весь рост и смотре-
ли на них.
189
Глотая слова, один из них обратился ко мне:

– Командир полка приказал вам немедленно бежать
в батальон! Связь с батальоном прервана! Немцы могут
в любую минуту перейти в контратаку! Вот вам записка!
Мы возвращаемся немедля назад!
КП батальона – на самом краю оврага. Вход в землян-
ку расположен со стороны обрыва.
Через некоторое время бомбежка утихла. Немцы по-
считали, что с нами покончено раз и навсегда. Мы на-
пряжённо вслушивались, не гудят ли на подходе немец-
кие танки. Появись они над оврагом, пехоту не удержать
на рубежах. Каково же было наше удивление к полудню,
часа через три после окончания бомбежки, когда мы об-
наружили, что среди наших солдат всего с десяток ране-
ных и двое убитых. Еще погибли три лошади, оставлен-
ные в артиллерийских упряжках.
Но случилось другое.
От грохота и воя, от криков людей и ржания лошадей,
от воплей раненых наше доблестное войско, фигурально
сказать, наложило в штаны. Пехота, сидевшая в отрогах
и извилинах боковых балок, под бомбежку не попала.
Бежать назад под грохот и рев бомб было бессмысленно.
Какой дурак побежит?
Повозочные и артиллеристы бегали по дну оврага, вы-
таскивали на дорогу свои телеги, передки и орудия. Пока
они приводили себя в порядок, день подошел к концу.
Удивительно, как быстро летит время на войне.
Мы вторые сутки бессмысленно топтались и торчали
около оврага.
Бомбежка авиации ещё на сутки задержала нас. Нем-
цам нужно было выиграть время. Они окопались на вы-
сотах за Царевичем. Бомбежка и суматоха во время неё
перепутали все карты у наших стратегов. Как они ни пы-
жились, к вечеру пришлось отдать приказ о переходе
к временной обороне.
Я должен был сидеть на командном пункте батальона
до особого распоряжения командира полка.
190
Когда по телефону закончил свой доклад комбат,

я рассказал командиру полка о результатах немецкой
бомбежки. Уточнив положение стрелковых рот батальо-
на, я получил разрешение покинуть батальон и вернуть-
ся к себе. Потом комбат опять стал докладывать что-то
о делах батальона. Выходя из землянки, я слышал голос
его. Он просил командира полка поддержать его огнем
артиллерии.
Я при разговоре никаких советов командиру полка
не давал. Это не мое дело. Пусть сами во всем и как сле-
дует разберутся. У меня свои дела. Нужно пойти поспать,
а то с рассвета снова заваруха начнётся.
Глава 14
Под Духовщиной (август 1943 года)

14 августа 1943 года дивизия вышла на исходные
позиции и изготовилась к наступлению. Справа от нас
перед Ломоносово и Афонасово стояли 219-я, 158-я
и 262-я стрелковые дивизии.
Немцы здесь около года укрепляли рубеж обороны.
Основным опорным пунктом была Духовщина, которая
отстояла от передней линии обороны немцев на двад-
цать километров. В Духовщине был штаб немецких
войск, оборонявших так называемый «Восточный вал»
обороны.
На линии Ломоносово – Афонасово – Забобуры –
Кривцы – Понкратово у немцев был вырыт солидный
противотанковый ров.
17-я гвардейская сосредоточилась в лесу южнее де-
ревни Отря. Наш правый фланг охватывал участок про-
рыва Отря – Дмитриевка в общем направлении на Крив-
цы и Забобуры.
После мощной артподготовки наметился участок
прорыва по дороге Отря – Плющево. Кривцы на время
у нас остались в стороне.
Наш полк наступал по лесному массиву в направле-
нии деревни Понкратово. От Понкратово мы свернули
еще раз на юг и вышли к оврагу, где обозначена деревня
Сельцо. Далее мы наступали вдоль оврага в направлении
отметки бывшей церкви Никольской, что стояла когда-
то на бугре, перед болотом и поймой реки Царевич.
От Сельца в направлении брода, через Царевич,
идет дорога. За бродом на том берегу развилка дорог.
Одна дорога, огибая Кулагинские высоты с севера, идет
на Духовщину. Другая дорога от развилки поворачивает
на юго-восток, пересекает Кулагинский овраг и лесом
192
уходит на Худкова и Воротышино и на Попова-Скачко-

ва. До Ярцево здесь километров тридцать.
Участок линии фронта, между позициями первой
и второй рот, в изгибе реки Царевич уходил клином
к подножью высоты 235,8.
Солдаты нашего полка здесь не наступали, потому
что выступ излучены реки простреливался с трех сто-
рон: со стороны высоты 220, из траншей с высоты 235,8
и слева, со стороны брода, где еще держались немцы.
Если полк возьмет высоту 220 и отбросит немцев
от брода, то на пути наступающих рот встанет сильно
укрепленная высота 235,8.
Новый командир полка, сменивший на этом посту
Пустового, решил провести операцию: застать нем-
цев врасплох и ворваться в траншею. Командир полка
на этот счет имел приказ из дивизии. Боевая операция
была задумана там.
В тылах полка, где-то сзади, была сформирована спе-
циальная штурмовая рота из солдат нового пополнения.
Ночью ее переправили через Царевич, в темноте она по-
дошла к подножью высоты 235,8 и залегла. Ротой коман-
довал молодой лейтенант, фамилии его я не знаю. Ему
пообещали награду. Командир полка ему лично отдал
боевой приказ на рассвете атаковать немцев и ворваться
в немецкую траншею.
Стрелки подошли к высоте и залегли. Ночью не видно,
где они ткнулись. Позже выяснилось, что рота не дошла
до высоты, а залегла в низине, метрах в двухстах от под-
ножья. Это и решило исход операции.
Место оказалось сырое. Где ни копни, везде на штык
лопаты сочилась вода. Кругом сухота и жара. А это место
оказалось сырое. Повсюду били ключи.
Обычно перед наступлением солдат нужно надежно
укрыть в земле. На исходных позициях должны зако-
паться все. Мало ли что может случиться?
Утром, перед самым рассветом, немцы обнаружили
роту. Сначала они не показали даже виду, что знают о на-
193
шем приготовлении. Но они подтащили еще несколько

пулеметов и, когда всё было готово, открыли из них бе-
шеный огонь.
Кочки, где лежали наши солдаты, легко простре-
ливались пулеметным огнем. Никто из наших такого
не ожидал. Но, что было ещё более странно, наша артил-
лерия упорно молчала. Солдаты кинулись бежать к реке
и по пути получили смертельные раны. Многие были
убиты на месте.
На войне и не такое бывает!
Если солдат-окопник поддался панике, то ты его
не удержишь и не заставишь на месте лежать. Он срыва-
ется с места и летит, не разбирая дороги. Кругом взрывы,
столбы земли и пыли, осколки и пули летят, а он, ниче-
го не видя, бежит с вытаращенными от страха глазами.
Вот, если бы он так драпал в атаку, в сторону немецкой
траншеи!
Командир роты получил ранение в плечо. Видя без-
выходное положение роты, он передал командование
ротой сержанту и побежал в тыл на перевязку. Теперь
за провал операции и за потери в роте судить было не-
кого. Командира полка под суд не отдашь!
Солдаты, кто мог, выбирались под берег Царевича.
За обрывом крутого берега можно было стрельбу пере-
ждать. Но многие, кто не смог двигаться, остались лежать
у подножия высоты, в низине.
В санроте полка одни делали перевязки, а другие
спрашивали, что и как случилось? Проводная связь с ро-
той была перебита. Что стало с телефонистами, тоже ни-
кто не знал.
Начальнику штаба полка нужны были данные. А сол-
даты – неглупый народ. Они сразу поняли, кто вино-
ват, что рота понесла потери. Поди, его, солдата, спро-
си! Некоторые, что были посмелей, стали огрызаться
в открытую. Посылают штабных куда подальше. «Не
видишь, что раненый я?!» Солдата нахрапом не возь-
мешь! Он знает свои права, когда ему делают перевязку.
194
И он, и все другие знают, что раненый солдат на особом

положении. Он уже не в роте, не в батальоне и не в полку.
Он тебе больше не подчиненный. «Пошел-ка к такой-то
матери и заткнись!»
Выяснить причину гибели роты ни командиру полка,
ни начальнику штаба полка не удалось. Командира роты,
лейтенанта с первым транспортом отправили по этапу
в тыл. Когда его кинулись искать, его и след простыл.
Начальник штаба полка был в большом затруднении.
Он должен был составить докладную записку в диви-
зию и дать объяснение срыва атаки. А из опроса солдат
при перевязках ничего установить не удалось. Никто
точно не знал, что именно случилось с ротой. Команди-
ра роты отправили в тыл. Комбат кивал на командира
полка. Боевой приказ отдавали лейтенанту, а я ничего
не знаю.
А из командира полка слова не выдавишь. Сидит,
как боров, голову пригнул и сопит. Штурм немецкой
траншеи окончился полным провалом.
Накануне ночью я вернулся с передовой. Имел разго-
вор по телефону с Рязанцевым. Остаток ночи и весь день
я проспал. Перед вечером меня разбудили – меня требо-
вали в штаб. Ординарец Кузьма заправил на спину свой
мешок, и мы с ним пошли в расположение штаба.
Увидев меня, начальник штаба молча кивнул головой
в сторону свободного места на лавке. Садись, мол!
Я сел на лавку, придвинулся к столу. Он пальцем ткнул
в карту, взглянул на меня и осипшим голосом сказал:
– Тебе предстоит сегодня ночью выйти к подно-
жью высоты 235,8. Нужно разведать немецкую оборону
на этом участке.
– За одну ночь? – спросил я.
– Нужно разведать подступы к высоте, подобрать ру-
беж для исходного положения стрелковой роты. При
выходе роты на указанный рубеж она за ночь должна
успеть окопаться. Рота в восемьдесят человек, скомплек-
тована во втором эшелоне, ждет приказа на выход.
195
– А кто роту на рубеж поведет?

– Роту выводить будет комбат. Твое дело определить
исходное положение и указать его комбату. На разведку
исходного рубежа тебе дается одна ночь. Комбат с ротой
будет ждать тебя у реки. Знаю, что ты сейчас скажешь,
что эта работа комбата.
– Конечно! – сказал я. – На то он и комбат, чтобы во-
зиться со своими солдатами.
– Ты пойми! – продолжал майор. – Они опять в темно-
те куда-нибудь залезут.
– Слушай, майор! Что-то у вас комбаты пошли все бес-
толковые?! Я был командиром роты, меня никогда никто
не выводил. Покажут на деревню, ткнут пальцем в карту,
я поднимаю своих солдат и иду. А теперь что? Теперь со-
рок третий, и всех за руку води?
– Ты опять за своё?
– Ты за своё! Комбат про своё! И я за своё! А ты
как думал?
– Твой выход к подножью высоты 235,8 согласован
со штабом дивизии. Лично ты комбата можешь за руку
не водить. Оставь проводников, пусть они его встретят
у Царевича. У меня к тебе всё! Ты свободен! Можешь
идти! Вернешься с задания, доложишь лично мне!
Я вышел из блиндажа, поддал ногой валявшуюся
на земле пустую консервную банку и выругался ма-
том.
– Вы что, товарищ гвардии капитан? – услышал я го-
лос Кузьмы.
– Как что? Опять на побегушках, за других пахать!
Пошли!
Как только спустились сумерки, мы вышли к Царе-
вичу. Я взял с собой группу разведчиков. Нейтральную
зону до реки прошли быстро, без остановки. Перепра-
вились на другой берег и последовали дальше. При дви-
жении вперед замедлили движение. Идем цепочкой друг
за другом, тихо ступая по земле. На всех надеты чистые
маскхалаты. Человека в халате темной ночью с двадца-
196
ти метров не отличишь от земли, если двигаться плавно

и не делать резких движений.
Впереди на расстоянии видимости идет головной до-
зор. За головным дозором следуем мы с Кузьмой, осталь-
ные ребята – сзади. Кузьма следит за передними, я огля-
дываю местность и ищу в темноте немецкий передний
край.
С каждой минутой подножье высоты приближается.
Мы идем перекатами. Короткий переход, небольшая па-
уза, осмотрелись, послушали и снова вперед. Чем ближе
к немцам, тем чаще остановки. Впереди все недвижимо
и тихо!
Через некоторое время мы подошли к подножью
высоты. Низина, кусты и кочки кончились. Кругом –
открытое пространство, уходящее вверх. Присели
на корточки, ждем, когда немец бросит очередную ра-
кету или пустит очередь трассирующих над землей.
По длине промежутков между светящимися пулями
и по их разбросу можно почти безошибочно опреде-
лить расстояние до пулемета. Этот метод мы много раз
проверяли на практике.
У немцев на высоте достаточно пулеметов и миноме-
тов. Не достает только колючей проволоки в четыре кола
да минных полей перед траншеей.
Делаю знак сержанту Данилину, он идет впереди, ша-
гах в десяти:
– Подойдем к немцам метров на сто! Разведешь ре-
бят по фронту! Дистанция двадцать метров. Пусть тут
же окопаются. Саперные лопаты у всех есть. За три часа
нужно успеть зарыться по грудь. Ты с ребятами оста-
нешься здесь. С наступлением темноты пошлешь двух
связных к реке. Стрелковая рота подойдет туда в первой
половине ночи. Солдат-стрелков будет выводить сюда
лично комбат. Приведете его сюда, укажете рубеж, до-
ждешься стрелков, сделаешь смену и сразу назад. У меня
всё! Вопросы есть? Приступай к работе! Мы с Кузьмой
возвращаемся к себе.
197
Разведчики остались. Мы с Кузьмой, не торопясь,

потопали назад. По дороге к себе я зашел к начальнику
штаба, доложил ему о намеченном рубеже. Он выслушал
меня и остался доволен.
***
Остаток ночи мы с Кузьмой отдыхали. Утром позво-
нили из штаба, меня снова к себе вызывал майор.
В полку в это время комплектовали штурмовые груп-
пы. Ночью их выдвинут на исходный рубеж, а завтра
они пойдут штурмовать высоту. На этот раз по высоте
сосредоточили около двух десятков стволов артилле-
рии, провели пристрелку вершины. Это был основной
и последний укрепленный рубеж противника. Если зав-
тра штурмовые группы полка возьмут высоту, то дорога
на Духовщину будет открыта. На флангах немцы не удер-
жатся. Силы у немцев на исходе.
– Чтобы не было, как в прошлый раз, путаницы, –
сказал мне майор, – ты доведешь комбата до исходной
позиции! Подождешь, пока он выведет туда штурмовые
группы. Снимешь разведчиков и отойдешь к реке. Во
время наступления тебе нужно быть в районе перепра-
вы. Мало ли что может быть?
Разговор был окончен. Я вышел наверх, где меня до-
жидался Кузьма. Я посмотрел в сторону высоты и поду-
мал: «Без крови, просто так, ее немцы не отдадут. Сколь-
ко солдат положили уже вокруг, с тех пор как перешли
здесь Царевич. Сотни две завтра пошлют штурмовать,
половина из них останется лежать на подступах к вы-
соте неподвижно. Нужны танки, самоходная артилле-
рия. А пехотой немцев с вершины не выкурить. Стрель-
ба из пушек с такого расстояния результатов хороших
не даст. Нужно бить по траншее, а они, как всегда, будут
вести огонь по площадям».
При проработке плана данной операции в пол-
ку и в штабе дивизии над штурмом высоты особенно
не мудрили. Все делалось быстро и просто. Проработали
198
и подсчитали боеприпасы и количество стволов, при-

кинули площадь обстрела, получили подходящую плот-
ность огня и отдали боевой приказ: «Десять минут арт-
подготовки и штурм высоты!»
В приказе было изложено всё предельно просто, ясно
и коротко. Успех, казалось, должен был быть!
Не ясны были только детали. Будет ли разбита не-
мецкая траншея? Сумеют ли наши подавить немецкую
артиллерию? Артиллеристов и штабных эти вопросы
особенно не волновали.
«Да, – подумал я, – это будет не атака, а очередное из-
биение нашей пехоты».
Завтра на подступах к высоте ляжет ещё одна сотня
наших. Атака снова захлебнется кровью. Из дивизии
пришлют новую сотню. Их держат подальше, где-то
в тылу, чтобы до них не дошли всякая трепотня и разго-
воры. Штурм высоты снова и снова будет продолжать-
ся, пока немцы не выдохнутся и их остатки не сбегут.
А что ещё наши могут придумать, если все танки поте-
ряли, новых не дают, а сверху сыплются приказы взять
высоту. А что может сделать пехота против пулеметов
и немецкой артиллерии?
Сзади ко мне кто-то подошел и тронул за рукав. Я обер-
нулся назад. Передо мной стоял наш замполит полка.
– Готовим людей на завтра к штурму! – сказал он мне
и показал на высоту. – Не возьмешь ли ты штурмовые
группы в свои руки? Ты мог бы возглавить завтрашнее
наступление! Считай, что полком штурмуем высоту,
а пример солдатам показать некому.
– Что, нет надежных людей? – спросил я.
– Не то что надежных! А хорошо обстрелянных!
– Что же, выходит, у нас в полку нет ни одного до-
стойного комбата? Или все боятся лично идти на штурм
высоты?
– У тебя разведчики. Ты можешь отобрать и воз-
главить ударную группу, – продолжал он развивать
свою мысль, не отвечая на мои вопросы. – Ворвешься
199
в траншею! Все штурмовые группы последуют твоему

примеру!
Он видел однажды, как я бежал под обстрел у бро-
да через Царевич. Но тут была разница. Тогда я бе-
жал по крутому склону вниз, а теперь мне предлага-
ли карабкаться под обстрелом к вершине. Мне нужно
было не только преодолеть открытое пространство
под бешеным огнем, ворваться в траншею, но и отве-
чать за пехоту.
Замполит, видно, решил, что уговорить меня пойти
на высоту не так уж трудно.
– Взять высоту для тебя особого труда не составит!
А если ты этого и сам захочешь, то это для тебя плевое
дело!
– Плёвое? – переспросил я.
– Нет, конечно, не плевое! Прости, я не то сказал!
Приказным порядком послать меня на высоту было
нельзя. Приказом штаба армии я мог заниматься толь-
ко разведкой. Перевести меня в комбаты тоже не разре-
шали. Согласно приказа штаба армии, я мог заниматься
только разведкой. А мне предлагают пойти на штурм
высоты в качестве штрафника. Штрафников обычно пу-
скали вперед, когда не могла ничего сделать пехота. Ведь
знает прекрасно, что высоты нам завтра не взять!
Я мысленно оценил ситуацию, прикинул все «за»
и «против». Не было ни зацепки, ни шанса пойти на вы-
соту и остаться живым. Им мертвые нужны!
Траншея прикрыта мощным огнем немецкой артил-
лерии и пулеметов. Наши бьют куда попало. От обстрела
по площадям толку обычно мало. Пойти на высоту впе-
реди пехоты – это пойти на верную смерть.
– Тебе рискнуть один раз, и дело сделано! – продол-
жал замполит.
– Я разведчик, а не штрафник!
– Мы тебя не принуждаем! Мы предлагаем доброволь-
но возглавить атаку! Возьмешь завтра траншею – полу-
чишь «Героя»!
200
– И вы это на полном серьезе?

– А ты думал как! Я говорил с командиром полка.
Он в принципе не возражает.
– Это вы между собой решили! Я воюю и под огнем
хожу уже третий год. Каждый день по много раз рискую
жизнью. Не сегодня, так завтра убьют! И какими награда-
ми я отмечен?
Замполит рассматривал свой сапог, шевелил ногой,
молчал и о чем-то думал.
– А теперь представьте себе другое. Я беру высоту
и останусь живым. И ты майор, как не сдержавший слова,
при всех пускаешь себе пулю в лоб. У тебя хватит на это
мужества?
– Позволь! Какую ерунду ты говоришь? При чем тут
пуля в лоб? Мы представим тебя к награде, а что там да-
дут, мы это не решаем! И ты в данном случае совершенно
не прав. О наградах не договариваются и за них не тор-
гуются!
– По-вашему, нужно ждать покорно, пока наградят?
Нет, майор! «Героя» получит Квашнин. А мы смертные!
Мы будем трупами на высоте валяться! Так что я в «Ге-
рои» не гожусь! Посмотри в стрелковых ротах, у кого
из офицеров и солдат имеются награды? И обернись
в тылы дивизии и полка. Там у всех гулящих девок бря-
цают медали! Я уж не говорю о майорах и полковниках.
Все они обвешаны боевыми орденами! Нет, майор! Бу-
дем считать, что разговора между нами не было!
– Ну-ну! – сказал он, повернулся и пошел к блиндажу.
***
Немецкую траншею штурмовали еще три дня. Из ди-

визии сыпались приказ за приказом. На высоту были
брошены еще две роты. Немецкая траншея у подножья
высоты к вечеру была взята.
Немцы отошли на вершину, прикрывшись огнем
артиллерии дальнобойных пушек. Еще три дня наши
201
солдаты штурмовали вершину высоты. Я с группой раз-

ведчиков в это время находился в немецкой траншее
у подножья. После трехдневного рева снарядов над вы-
сотой повисло темное облако поднятой вверх земли.
Телефонная связь с полком была давно оборвана. Что
делалось на вершине, трудно было сказать.
К исходу дня вдруг наступила необычная тишина.
На подходе к вершине происходило что-то непонятное.
Немцы занимали вершину, а из нашей пехоты никого
живых на подступах не было.
Ко мне из штаба полка прислали связных и передали
приказ разведать подступы к вершине, установить, где
находится наша пехота, и немедленно через связных до-
ложить в штаб полка.
Я взял с собой группу разведчиков в пять человек,
и в сумерках вечера мы тронулись к верху. В нескольких
десятках метров, не доходя вершины, мы залегли и при-
слушались.
Ни выстрела, ни ракеты с той стороны…
Мы поднялись и вышли к окопам на вершине. В око-
пах сидела небольшая группа наших солдат. Они сиде-
ли на корточках и дымили сигаретами. Их было человек
шесть или семь. Офицеров среди них не было.
Из офицеров я вступил первым на эту высоту. И в этом
не было особого моего отличия. Я её не брал. Вершину
взяли простые солдаты. Я только сумел их быстро найти.
За взятие высоты к наградам были представле-
ны: командир полка, его замполит, начальник штаба
и чины из дивизии. Мне за разведку вершины награ-
да была не положена. Вершина была взята! Я просто
на нее взошел. Хотя я мог запросто и напороться
на немцев. Но служба – есть служба! Я выполнял про-
сто приказ.
Я подумал, без наград даже лучше. Легче дышать. Сво-
бодней держишься, не связан путами братии. Можно
иногда огрызнуться и отлынить. Сколько можно без от-
дыха мотаться под огнем? Пошлешь иногда кого-нибудь
202
подальше, и на душе стало легче! На войне ведь всякое

бывает!
К утру на вершину прислали стрелковую роту, протя-
нули телефонную связь. Рота заняла оборону. Мы ждали
приказа из штаба, чтобы снова пойти вперед. До рассве-
та осталось немного. Видимость несколько улучшилась,
когда рассвело. Я поднял бинокль и посмотрел на севе-
ро-запад. Очертания Духовщины неясно проглядывали
далеко впереди.
Глава 15
Через Духовщину на Смоленск (сентябрь 1943 года)

13 сентября 1943 года город Духовщина был осво-
божден. Духовщину брал 5-й гвардейский стрелковый
корпус 39-й армии. В 5-й корпус входили 9-я, 17-я и 19-я
гвардейские стрелковые дивизии. Вместе с 5-м гвардей-
ским корпусом на Духовщину наступали 184-я стрелко-
вая дивизия, 178-я стрелковая дивизия, 28-я гвардейская
танковая бригада, 203-й танковый полк, 21-я артилле-
рийская дивизия, 46-я механизированная бригада.
Все эти части и соединения вели бои на подступах
к городу, прорывая так называемый «Восточный Вал»
обороны противника. Бои были тяжелыми, потери были
огромные с той и с другой стороны.
Когда полковая разведка и стрелковая рота наше-
го полка ночью накануне вошли на центральную пло-
щадь Духовщины, в городе было тихо. Штурма города
как такового не было. Все оборонительные рубежи нем-
цев остались позади.
На следующий день по дороге в освобожденную Ду-
ховщину стали стекаться остатки стрелковых рот, кото-
рые по разным причинам отстали ночью в пути и задер-
жались на рубежах. Это были уже не роты в сотню солдат,
а небольшие группы числом до двадцати, которые уце-
лели в боях на Царевиче и на подступах к Духовщине.
По Духовщинской дороге двигались группы солдат.
Они шли медленно и молча, без особого желания про-
двигаясь вперед. В город они не спешили. Солдаты зна-
ли, что в полку их осталось мало, что привала им в го-
роде не будет, соберут в одну-две роты, зачитают приказ
и пустят вперед. И пойдут они снова без отдыха и сна
по дорогам преследовать немцев. Вот такая она, солдат-
ская жизнь!
204
А следом за ними, тарахтя, обгоняя и пыля по дороге,

в город катили полковые с пушками и обозные тылы.
– Эй! С дороги прими! Берегись! Зашибу! – кричали
горластые ездовые, погоняя и нахлестывая лошадей.
Они явно в город спешили. Посмотришь на них –
как одержимые! Можно подумать, что в городе при въез-
де на площадь всем, кто успел, подносили порцию водки
и на грудь цепляли медали и ордена.
Тыловики – расторопный народ. Не то что пехота.
А потом какой-нибудь из них скажет:
– Чаво? Духовщину кто брал? Мы первые заехали
туды!
Окопники в город вошли молча. Они в боях на под-
ступах к городу надорвались, выдохлись и обессилили.
Они вышли на площадь, сели вдоль забора и закрыли
глаза. На лицах у них была тревога и смертельная тоска.
А эти тыловые, шустрые и проворные, распаленные
быстрой ездой, снимали с себя картузы и каски, вытира-
ли рукавами потные лбы и улыбались. Они были рады.
– Наконец-то! Мать твою в дышло, до мощеной доро-
ги добрались!
На войне, как у всех. Каждому – свое! Кому свинцовые
проблески, а кому мощенная камушком дорога!
Через некоторое время на площади появился началь-
ник штаба верхом на коне. Он легко спрыгнул на зем-
лю, огляделся кругом, показал рукой в сторону забора
на спящих солдат и велел их поднимать.
Солдат набралось около сотни. Их отогнали от забо-
ра, построили на дороге, разбили на две роты, назначи-
ли ротных офицеров и приказали идти. Роты двинулись
вперед на выход из города.
При подходе к Самодурово нас обстреляли. Немцы
здесь встали на промежуточный рубеж. Стрельбы осо-
бой не было. Так постреляли для виду, чтобы мы на них
не особенно лезли. Солдаты поняли всё и сразу залегли.
– Чего лежим? – спросил я. – Может, обойдем их, где
справа или слева?
205
– Так нет приказу, товарищ капитан! А без приказу

кому охота лезть живьем в могилу!
На ночь я устроился спать в какой-то сырой канаве.
Солдаты лежали чуть выше по скату, а ноги у них болта-
лись в воде. Кое-где, меж торчащих кустов и травы, вид-
ны были темные согнутые спины часовых.
Утром, не открывая глаз, я на слух уловил шуршание
дождя и отдаленные выстрелы. Нужно вставать, подумал
я, разбудить ротного.
Не поднимая головы, я протянул руку, хотел его
за плечо потрясти, но рука моя коснулась земли. Ротного
на месте не было. Я поднял голову и увидел его. Исхуда-
лый и с осунувшимся лицом, он стоял в воде посередине
канавы, молча моргал глазами и смотрел куда-то вперед.
Я поднялся чуть выше на край канавы, достал поле-
вой бинокль и решил посмотреть вперёд. Но во время
дождя, когда летят мелкие капли, в бинокль впереди ни-
чего не видать. Оторвав бинокль от глаз, я стал различать
неясные очертания кустов и две-три рогатины от прово-
лочного заграждения. На фоне темного куста были от-
четливо видны тонкие струи мелкого дождя, летящего
сверху. А чуть в сторону, где нет темного фона, они про-
падали и становились размытыми.
Над немецким передним краем появлялись осветитель-
ные ракеты. Немцы пускали их сразу по две. Они, как не-
ясные призраки, вспыхивали в серой пелене дождя. Инте-
ресно! Зачем они их бросают? Что они при этом увидят?
Телефонной связи у нас с полком нет. Да и попробуй
в этой пелене дождя нас найти. Определи, где ты нахо-
дишься. Глазом не за что зацепиться. Довольно легко
с направления в сторону уйти. Уйдешь куда-нибудь и бу-
дешь крутиться. В такую погоду мозги не работают.
***
На следующий день погода вроде бы наладилась. За
мной из полка прислали связного.
– Далеко до штаба? – спросил я солдата.
206
– Не так далеча, – ответил он. – Часа три хода будет!

Я попрощался с лейтенантом, пожелал ему успехов
в ратных делах, и мы пошли назад по открытому полю
дорогу искать.
В штабе полка по распоряжению начальника штаба
мне подвели оседланную лошадь. Оттянув ей губу, я по-
смотрел ей на зубы. Лошаденка была не старая. На зеле-
ных кормах за лето отъелась. Костлявых боков не видать.
На первый взгляд, не заезженная кобылка. Попробовал
ее на ходу. Пустишь рысью, на шаг ногу не тянет, идет
под седлом спокойно и ровно.
Два дня я не вылезал из седла. По ночам меня посыла-
ли в роты. Я ездил искать дорогу в объезд. Я день и ночь
мотался по дорогам, выполняя одно поручение за дру-
гим.
Немцы с промежуточного рубежа отошли. Наши
передовые роты были на марше, преследуя немцев.
Иногда головные заставы соседних полков сходились
где-нибудь на дороге, принимали друг друга за против-
ника и открывали стрельбу. Потом, после непродол-
жительной перестрелки, солдаты узнавали, что бьют
по своим, и стрельбу прекращали. Пострадавших сре-
ди солдат не было. Наш маршрут лежал по Смоленским
дорогам.
Как-то к вечеру поперек нашей дороги появилась
насыпь. Я посмотрел на нее, огляделся по сторонам
и подумал: странное дело. Кругом одно и то же, кусты
и поля, а здесь какая-то насыпь, уходящая вправо и вле-
во. Мы остановились, озираясь вокруг. Мне даже в голо-
ву не пришло достать карту и определить место стояния
на местности. Об этом я подумал потом, когда мы забра-
лись на насыпь.
Медленно поднялись на нее – перед нами дорога, по-
крытая асфальтом.
– Вот это да! Мы дошли до Минского шоссе.
Солдаты вступили на шоссе и были рады, как дети.
Сколько же нужно было пройти по дорогам войны, что-
207
бы ногами ступить первый раз на асфальтовое покры-

тие. Наконец-то мы вылезли из трясины и из грязи!
Солдаты выходили на шоссе и по очереди отбивали
перепляс. Какое-то новое чувство у каждого на душе.
Наконец-то и мы стоим ногами на твердой земле. У нас
и походка для такого покрытия не годится. Мы при-
выкли шаркать ногами по глине и мутной воде, а тут
что ни шаг, то удар подметками о твердь. Так можно
и ноги себе отбить!
Оглянулся вперед и назад – на шоссе ни души, ни ма-
лейшего движения. Мы и о немцах совсем забыли. Я по-
слал трех разведчиков пройти вперед по шоссе и выйти
на бугор. Мы будем ждать своих, когда подойдут полко-
вые. Мне нужно получить маршрут, в каком направле-
нии двигаться с разведкой.
– Передай ребятам, – сказал я Рязанцеву, – до подхода
наших объявляю привал.
Через некоторое время на шоссе появился связной
из штаба. Мне было приказано двигаться по шоссе
до наступления ночи. Я поднял разведчиков, и мы ушли
вперед.
На одном из переходов, при обходе разбитого моста,
головная застава напоролась на мины. Одного разведчи-
ка убило, двоих ранило. Я приказал прекратить движе-
ние, оставаться на месте до утра.
Утром меня вызвали в штаб.
– По нашим сведениям, – сказал мне начальник шта-
ба Денисов, – головная застава 48-го полка находится
у нас впереди и идет по дороге на Рудню.
– Откуда у вас такие данные? – спросил я его.
– Квашнину доложили, что Каверин сообщил ему
об этом.
– Как далеко они впереди нас находятся?
– Я запрашивал дивизию. Никто точно сказать не мо-
жет.
– Каверин? Это тот капитан, которого Квашнин при-
вез с собой в дивизию?
208
– Тот самый.
– И теперь он что, командир 48-го полка?
– Не теперь, а с самой Духовщины.
– Так это он докладывал тогда, что 48-й полк первым
ворвался в Духовшину?
– Вот ты поедешь и выяснишь!
– А чего выяснять? Мы при подходе к мосту напоро-
лись на мины. Впереди нас не было никого.
– Ты возьмешь лошадь и поедешь вот здесь в объезд,
по проселочной дороге!
И начальник штаба показал мне по карте, где я дол-
жен был ехать и где, как предполагал он, находится 48-й
полк.
У меня мелькнуло тогда в голове, почему я должен
ехать один? А вдруг никакого 48-го впереди нет? Но эта
мысль на мгновение появилась и тут же исчезла. Уж
очень уверенно начальник штаба говорил о месте на-
хождения 48-го полка.
Свои сомнения я не стал выкладывать начальнику
штаба. «Поживём – увидим!» – решил я.
***
Я оседлал лошадь и выехал из деревни. К вечеру

сильно похолодало, трава побелела, деревья и кусты
покрылись инеем. На белом фоне поля ночью лошадь
и всадника видно с большого расстояния. Я на это
и рассчитывал. Увижу солдат метров за триста, и нем-
цы и наши примут меня за своего. Кто будет в открытую
ехать ночью по полю? Ну, а если нарвусь на выстрелы,
то ночью человека на мушку точно вряд ли можно взять.
Можно будет в первый же момент уйти галопом куда-
нибудь в сторону. Рассуждать легко. Предполагать мож-
но всякое. А на деле получается все иначе и по-другому.
Важно настроить себя на спокойный лад, рассеять со-
мнения и вселить уверенность. А как будет на месте –
посмотрим!
209
По дороге я не поехал. Дорога на Рудню осталась

у меня слева. Немцы обычно седлают дороги. Я пустил
лошадь по открытому полю. Справа в направлении Руд-
ни тянулась опушка леса, слева за лощиной лежала до-
рога. Болотистые и топкие места на поле видны были
хорошо. Бугры и сухая земля, укрытые первым снегом,
белели, а низины на общем фоне видны были темными
пятнами.
Я проехал по открытой местности километров пять,
остановил лошадь и огляделся кругом. Ни ракет, ни трас-
сирующих в направлении Рудни не было видно.
Нужно решить, что делать дальше. Ехать на Рудню
или остаться посмотреть, где проходит дорога, далеко
ли она отсюда?
Развернул лошадь и шагом направился в сторону до-
роги на Рудню. До дороги недалеко, с километр, не боль-
ше. Смотрю – никакого движения.
Я мотался уже несколько суток, и мне страшно хоте-
лось спать. Глаза начали слипаться. Смотрю вперед и ни-
чего не вижу.
Подъехал к каким-то домам. Дверь в одном из домов
открыта. Там вместе с лошадью и переночевали.
Утром сквозь сон слышу спокойное и глубокое дыха-
ние своей лошади. Она стояла тихо около кровати и ров-
но дышала. Не фыркала, не ржала и не хрипела. Пока
я спал, она стояла как вкопанная, ни разу ни дернулась,
ни стукнула подковой.
Встал с кровати и вышел наружу. Осмотревшись кру-
гом, вернулся назад и вывел лошадь. Серое утро замет-
но светлело на небе. Я обошел дом, в котором ночевал,
и вдруг со стороны сарая услышал отчетливую немец-
кую речь. Я мельком оглянулся назад, машинально ру-
кой потянулся к поясу за пистолетом. На пороге увидел
выходящих наружу немцев. Их было трое. Но по тому,
как один из них вполоборота разговаривал с кем-то, кто
остался в темноте прохода, я понял, что их было больше,
чем трое. Они о чем-то говорили, не видя меня.
210
Тронув слегка поводок, я отъехал за угол дома, по-

ставил лошадь боком к стене и стал наблюдать, что бу-
дут делать немцы. Бросаться вскачь сразу было нельзя.
Я видел пока лишь троих, не зная наверняка, сколько их
осталось внутри дома.
Вот еще двое вышли на крыльцо вслед за первыми.
Эти двое тоже о чем-то говорили между собой.
Странное дело. Мне много раз вот так близко прихо-
дилось видеть немцев. И всегда они о чем-то без устали
говорят меж собой. Упорно молчат они только в одном
случае, когда попадают к нам в плен.
Немцы никогда не ходят молчаливой группой. Были
бы это наши славяне, они вышли бы молча, молча при-
нялись за дело, молча собрались и молча бы ушли. А эти
без остановки лопочут, чешут языками.
На крыльце дома появился еще один, и теперь все ше-
стеро направились к сараю. Откинув бревно, которым
была подперта дверь, они через некоторое время вы-
вели во двор двух короткохвостых ломовых лошадей.
Продолжая разговаривать, они напоили своих лошадей
и завели их за дом, где стояла их фура. Двое вернулись
в дом, вынесли оттуда металлические коробки с лентами
и пулемет, погрузили в повозку, сели в нее все шестеро
и покатили в сторону Рудни.
Были бы здесь со мной человека два разведчика, по-
ловина немцев и повозка с лошадьми была бы наша.
«Ну и дела! – подумал я. – Все в штабе уверены, что 48-й
полк находится впереди. Наши сняли головные заставы
с дороги».
Оглядев в бинокль всю местность, я развернул свою
лошаденку и неторопливо, шагом поехал назад по от-
крытому полю. Я несколько раз останавливался, огля-
дывался по сторонам и назад, посматривая на поле
и на опушку леса. Дорога на Рудню была совершенно
пуста.
Так я доехал до деревни, из которой накануне выехал,
но штаба в деревне не оказалось. Деревня опустела.
211
Проехав еще километра два, на лесной дороге я встре-

тил полковую повозку. У нее что-то случилось в пути,
и она с ночи застряла на дороге.
– Где наши тылы полка? – спросил я солдат, чинив-
ших повозку.
– С той стороны леса! С вечера подались туда!
Глава 16
Направление на Витебск (сентябрь-октябрь 1943

года)
Полк находился на марше, когда из дивизии был
послан связной верхом, чтобы передать полку приказ
к исходу дня 22 сентября сосредоточиться в лесу южнее
Холм, Бабуры, ст. Замошье.
Разведчики к лесу подошли с утра. Стрелковые роты
на месте сбора в лесу появились позже. Когда солдат-
стрелков завели в лес и объявили привал, они повали-
лись на землю и тут же заснули. Полковые пушки, солдат-
ские кухни, груженые повозки и тыловая братия полка,
отставшие в пути, к вечеру стали появляться на лесной
дороге и располагаться в лесу.
Где-то впереди за лесом проходила немецкая линия
обороны. Но где именно, мы пока не знали. По данным
нашей дивизии, стрелковые подразделения соседних ча-
стей вошли в соприкосновение с немцами и заняли ис-
ходные позиции. Предварительных данных воздушной
разведки, по-видимому, не было, нам предстояло самим
нащупать передний край обороны немцев. Кроме того,
мы должны были определить свои передовые позиции
и вывести туда стрелковые роты с тем, чтобы они могли
затемно окопаться.
Когда войска переходят к обороне, то линия фронта
обычно проходит извилисто, не гладко и не по прямой.
На одном участке переднего края она может значитель-
но дугой выступать вперед, а на другом – уйти изгибом
в глубину обороны. Все зависит от рельефа местности
и характера обороны. Противник всегда стремится за-
нять удобные рубежи, господствующие высоты и выгод-
ные позиции. По тому месту, где окопались наши соседи
213
справа, нельзя было точно сказать и даже приблизитель-

но определить, где на нашем участке пройдет передний
край обороны немцев. Мы знали, что немцы находятся
где-то за лесом, километрах в трех-пяти от места нашего
сбора. Но где именно?
На основании приказа дивизии по полку был тоже из-
дан приказ. Командир полка приказал взводу пешей раз-
ведки в ночь на 23 сентября 1943 года в полосе выдвиже-
ния полка провести ночной поиск с задачей установить
передний край обороны немцев, определить исходные
рубежи для нашей пехоты и к исходу ночи вывести туда
стрелковые роты.
Я отметил по карте двухкилометровую ширину по-
лосы выдвижения полка, изучил характер местности
и прикинул мысленно, что от опушки леса до немцев
будет не менее пяти километров. Впереди были низи-
ны и болота, а там на предполагаемом рубеже господ-
ствовали бугры и небольшие высоты. Но я пришел так-
же к выводу, что поставленная перед взводом задача
фактически нереальна и практически невыполнима.
Разведать за одну ночь всю полосу полка глубиной
в пять километров, определить немецкие и наши пе-
редние позиции и развести на свои места стрелковые
роты с десятью оставшимися разведчиками было не-
возможно.
За одну неполную ночь мы могли облазить какой-то
один небольшой участок обороны метров двести-триста
по фронту, провести разведку переднего края противни-
ка и вывести на передний рубеж одну стрелковую роту.
А охватить десятью разведчиками всю ширину полосы
я не мог. Согласно приказу, я должен был расставить
разведчиков по фронту на каждые двести метров по од-
ному. Приказать им идти вперед до встречи с противни-
ком. Но что это даст? Бессмысленные потери! Я не имел
права пускать в неизвестность солдата одного. Он мог
попасть в руки к немцам, его могло ранить, и он остался
бы без всякой помощи.
214
У разведчиков на этот счет свои законы. У нас даже

в свой собственный тыл не принято ходить по одному.
А поисковая группа на задачу обычно выходит строго
определенного состава. Подставить же людей под пули
просто так я не мог.
К командиру полка я не пошел и не стал выяснять
и доказывать, что подписанный им приказ невыпол-
ним. Я знал, что бессмысленно доказывать то, что уже
совершилось и сделано. Командир полка мне этот раз-
говор потом не простит. Приказ подписан. Подтвержде-
ние в дивизию отправлено. Теперь ни у кого не должно
быть сомнений. Приказ должен быть выполнен точно
и в срок.
И я отправился к начальнику штаба. Я не стал ему
развивать всякие доводы, а просто сделал вид, что при-
шел уточнить и согласовать с ним поставленную задачу.
Я хотел получить у него конкретное задание.
Начальник штаба согласился, что мы не можем
за одну ночь прощупать немцев по всему фронту. Я по-
просил его отметить мне на карте участок, где, по его
мнению, мы должны были этой ночью провести поиск
передней линии немецкой обороны.
– Из оставшихся во взводе ребят я могу скомплекто-
вать только две поисковых группы. На каждую сотню ме-
тров группа – это еще куда ни шло!
– Сколько у тебя во взводе ребят осталось?
– Десять гавриков! Если не считать меня, Рязанце-
ва и старшину с повозочным. Две группы по пять! Все,
что могу!
– Да! Маловато!
Начальник штаба долго курил и думал.
– Ну, вот что! – сказал он наконец. – Вы будете дей-
ствовать на левом, на открытом фланге. У нас слева пока
нет никаких соседей. Охватите участок в триста метров
шириной по фронту. Вы должны этой ночью разведать
позиции и вывести туда одну стрелковую роту, с тем,
чтобы она к утру успела окопаться.
215
– Всё! Договорились! – сказал я.

Закончив дела, я вышел от начальника штаба и на-
правился в лес, где находились разведчики и стрелковые
роты полка. Дойдя до опушки леса, я свернул с дороги
и стал углубляться в лес, пробираясь между деревьями.
В лесу повсюду между деревьями и под кустами ле-
жали солдаты стрелковых рот. Две сотни солдат. Весь
наличный боевой состав полка, если не считать второй
эшелон: артиллеристов, связистов, санитаров, саперов,
поваров, повозочных и прочих обозников из нашей
полковой тыловой братии.
Я подошел к лежащим на земле солдатам ближе и даже
опешил. Мне показалось, что все они мертвые, что их по-
било осколками и разбросало в разные стороны. Солда-
ты валялись на земле в каком-то хаосе и беспорядке. Са-
мые необычные позы приняли их застывшие тела.
Я обошел стороной спящих в лесу солдат, разыскал
своих разведчиков. Они тоже вповалку валялись на зем-
ле и спали. Нигде никаких дежурных, никаких часовых.
Я устроился на мягкой кочке и проспал до вечера.
***
Вечером, когда стало темнеть, мы получили еду, ма-

хорку, гранаты и патроны. Проверили оружие, подогна-
ли амуницию, вышли из леса, вытянулись друг за другом
в одну цепочку и пошли на сближение с немцами.
Впереди – головная застава. Старший сержант Сера-
фим Сенько, рядовой Коротков, младший сержант Петя
Зубов и его напарник Аникин. Следом за ними на рассто-
янии прямой видимости идем мы с Рязанцевым и осталь-
ные ребята из взвода разведки. За нами сзади на неко-
тором расстоянии идут солдаты стрелковой роты. Роту
ведут наших двое.
В головной дозор отобраны трое ребят. Серафиму
Сенько можно всегда поручить самое ответственное
и опасное задание. Он спокойный парень и опытный
216
разведчик. Аникин обладает чутким слухом, а Коротков

ночью сквозь землю видит.
Если посмотреть на карту, впереди на нашем пути ле-
жал однопутный участок железной дороги из Смоленска
на Рудню. Потом он уходил в сторону, а нам нужно было
сойти с него и свернуть вправо.
Уже на насыпи мы повернули в сторону Рудни и пош-
ли по шпалам, мелко перебирая ногами. Под ногами
было твердо. Но идти по шпалам неудобно.
Километра через три участок насыпи со снятыми
рельсами и лежащими в грунте шпалами кончился. Пе-
ред нами – развороченное полотно, изогнутые дугами
рельсы, и на них висят на две части порванные шпалы.
Ничего подобного мы никогда не видели.
Стоим и остолбенело смотрим. Чем это можно сде-
лать? Следов гусениц на полотне нигде нет. Здесь про-
шла какая-то адская машина. Участок поднятых вверх
и изогнутых рельс тянулся дальше метров на трид-
цать. Это против наших, чтобы по насыпи не прош-
ли. Приходится сходить в сторону с насыпи, иначе
не пройти.
Позже мы увидели эту адскую немецкую машину.
На рельсах стоял тяжелый тендер с огромным крюком
позади. Крюк имел винтовой подъемник по типу тех,
что ставят на речных плотинах для подъема шлюзовых
заслонок для спуска воды. При помощи винтового при-
вода можно было поднять или опустить крюк.
Кругом темнота. Что справа, что слева – ничего
не видно. Через некоторое время полотно железной
дороги свернуло влево. Мы спустились с него и с кило-
метр двигались молча. Здесь, впереди, должна прохо-
дить немецкая линия обороны. Рота осталась в овраге,
а мы ушли вперед.
Вот и первая ласточка. Осветительная ракета. Она
медленно поднимается на фоне темного неба, зависает
на миг и стремительно несется к земле. Через некоторое
время мы вышли на рубеж.
217
Поисковая группа вышла вперед. Она должна уточ-

нить переднюю линию обороны немцев. По направ-
лению, куда они ушли, из темноты летят трассирую-
щие пули. Пули идут над землей. Поисковая группа
немцами не обнаружена. Но немцы слышат и чувству-
ют нас.
Через некоторое время поисковая группа вернулась.
Я велю Рязанцеву послать двух солдат, пусть приведут
первый взвод, чтобы он начал здесь окапываться.
Две группы разведчиков ушли в темноту. Они долж-
ны уточнить положение немцев на правом фланге роты.
После чего туда выведем другой взвод стрелков.
Я велел Рязанцеву выставить часового и остаток ночи
использовать на отдых. К утру он и трое разведчиков
должны отдохнуть. Всякое может случиться. Нельзя лю-
дей заставлять таскаться на ногах без отдыха по несколь-
ко суток. У них пропадает желание, появляется апатия,
и на всё окружающее им становится наплевать.
Пехоте что? Солдат зароется в землю – и на боковую.
Ему тут хоть стреляй, хоть не стреляй – он свое возьмет.
Торчать над окопом, как дурак, не будет. Если солдату хо-
чется спать, он готов упасть в любую придорожную ка-
наву. Пусть думают, что он убит. Валяйся, сколько хошь!
К нему никто не подойдет. Убит и убит! Проснется сол-
дат, явится через сутки, а на него уже похоронную писа-
ря настрочили.
У разведчиков тоже бывают такие случаи. Возвраща-
ется человек с задания. Сошел с дороги, присел на буго-
рок, портянку перемотать. Зевнул раза два, закрыл глаза
на миг, привалился чуть на бок и заснул, как мертвый.
Потом Рязанцев скажет:
– Ты целые сутки проспал!
– Какие, там сутки! Я всего на часок прилег!
Часа через два обе поисковые группы вернулись. Меня
накрыли с головой плащ-палаткой, и я при зажженном
фонарике нанес на карту участок обороны немцев, кото-
рый был расположен правее железной дороги.
218
К рассвету мы снимемся и уйдем отсюда, а солдаты

стрелковой роты зароются в землю по пояс. Всё это ка-
жется просто, когда к этому приучен.
***
Немецкая линия фронта проходила с севера: Борки,

Скубятино, Понизовье, Заики, Кляриново, Новоселки,
Микулино, Рудня, Березино, Дубровка, Красное и Ляды.
29 сентября Рудню взяли без больших потерь. Пол-
сотни убитых и сотни две раненых. На подходе к Рудне
наши организовали легкую артподготовку. Минут на де-
сять, не больше. Стволов по двадцать на километр фрон-
та. Ударили, и всё завертелось. Большого дыма над Руд-
ной не было.
Потом над Рудней появились два немецких са-
молета. Они постреляли из пулеметов, чтобы при-
влечь наше внимание, сбросили листовки, повернули
и ушли. В листовках было напечатано обращение к на-
шим солдатам.
«Мы вам под Витебском устроим мясорубку. Кто хо-
чет остаться жить, кончайте войну, переходите к нам,
сдавайтесь в плен. Мы вам гарантируем нормальное
питание и жизнь. Данная листовка служит пропуском
для прохода в Рудню».
Наш полк шел левее шоссе, 48-й обходил Рудню спра-
ва из-за леса. Одной нашей роте, можно сказать, повез-
ло. Она вышла на Рудню со стороны Капустино и прямо
по болоту обошла высоту 202. Она незаметно приблизи-
лась вплотную к окопам немцев. После небольшой пере-
стрелки наши солдаты были уже у крайних домов. В это
время из-за леса в наступление перешел соседний 48-й
полк. Наши вышли на шоссе и находились на северной
окраине Рудни. Немцев в Рудне уже не было.
Потом по дивизии объявили, был издан даже спе-
циальный приказ. В приказе было сказано, что в боях
за Рудню лично отличился Каверин. А наши солдатики?
219
Мы спросили потом нашего командира полка, как это

понимать. Он помолчал и ответил:
– Так надо!
Ха, ха, ха! – три раза. Мы знали, чья собака тут зарыта.
Квашнин опять приписал всё своему протеже. За взятие
Рудни дивизия была награждена орденом Красного Зна-
мени.
***
Начало октября было ветреным и сухим. По ночам

на землю наползали заморозки. Погода вообще была хо-
лодная и ветреная, но жить нашему брату на открытой
земле было терпимо.
Через пару дней погода испортилась. Всю ночь хле-
стал западный ветер и к утру нагнал лохматые тучи.
Днем немного покапало, а вечером и ночью зашуршали
дожди. Они то затихали, то принимались лить с новой
силой.
Солдатская жизнь под дождем и под обстрелами
на передовой особенно невыносима и противна. Мел-
кий дождь моросит, считай, третьи сутки. Солдату в око-
пе зонтик – как не пришей кобыле хвост. Поверх ши-
нелей у них висят набухшие от воды накидки. Кусок
палаточной ткани пропитанной дождем. Он отвис, отя-
желел, прилипает к спине и коленкам.
В кирзовых сапогах хлюпает вода. Портянки набух-
ли, пускают пузыри. Руки от холода красные, лица поси-
нели. По верхней губе жижа течет. Стоят солдаты, шмы-
гают носом. Зачем они эту слизь тянут обратно? Руки
из рукавов шинели нет охоты вынимать! А сверху мел-
кий дождичек знай себе моросит.
***
В дивизии каждый день убивало солдат до сотни.

Если мысленно прикинуть суточные потери, то за два
220
года боев дивизия потеряла не менее ста тысяч солдат.

Задача простая, арифметическая. Только ведь ещё в за-
даче спрашивается: где, кто и когда убит? Сколько тысяч
наших солдат, однополчан, отдали свои жизни за Роди-
ну? Где фамилии этих ста тысяч убитых? Где их могилы?
Мы не знаем даже их имен. Кто должен ответить на этот
вопрос?
Здесь, за спиной, своя родная земля. А тут, в окопе,
у каждого своя судьба. Есть маленькая надежда. Может,
и ранит. На войне не всех же подряд убивает. Ранит удач-
но, и войне конец! Считай, что ты жив и тебе повезло.
На это надеялся каждый. А русский человек способен на-
деяться.
Если взять и подсчитать потери, среднюю цифру
за день, то по пять человек убитых в день на стрелковую
роту окажется не так уж и много. Если из практики зна-
ешь, что сотни солдат в роте хватало примерно на не-
делю, то цифра сто тысяч – вполне реальна. В каждом
полку в среднем приходилось по 30–40 убитых на день.
Если спросить ПНШ-1 по учету Васю Пискарева, сколько
похоронок в день он с писарями отправлял…
Глава 17
В обороне после Лиозно (октябрь 1943 года)

Серым и беспросветно-мокрым выдался конец осе-
ни. То холодный и липкий снег, то моросящий дождь,
то пронизывающий ветер до костей. Когда погода резко
меняется от тепла к холоду, становится не по себе, – хо-
лод добирается до костей.
Но вот к концу месяца немного просветлело. Солдаты
зашевелились в окопах. Наш полк располагался справа
от железной дороги, которая проходила на Витебск. Ме-
сто низкое. Земля пропиталась влагой.
Вскоре проходы землянок стало заливать водой.
Пришлось снимать перекрытия, резать пласты из дер-
на, выкладывать ими вокруг котлованов полуметро-
вые завалинки и снова накрывать и сверху засыпать
землей.
Я находился на передовой в одной из таких торча-
щих наполовину из земли землянок. В середине – про-
ход, залитый на четверть водой, по бокам с двух сторон –
земляные нары. На нарах с каждой стороны – по шесть
человек разведчиков. В землянке теснота, повернуться
негде. Мы находились на передней линии пехоты и за-
нимали отведенный нам участок обороны.
Командир полка рассчитал так: разведчики принесут
двойную пользу, если будут сидеть на передней линии,
удерживать участок обороны и вести за противником
наблюдение. Солдат-стрелков в полку не хватало. Давно
ждали пополнения, но оно все не прибывало.
Немцы ночью и днем по нашему рубежу вели огонь
из артиллерии, минометов и пулеметов. А наши славяне,
как всегда, на их стрельбу не отвечали.
Как-то раз в конце недели я пошел в тылы полка, за-
шел к начальнику штаба и завел с ним такой разговор:
222
– Вот здесь на углу леса, – и я показал по карте, – сто-

ит небольшая лачуга. В ней сидят наши стрелки и обо-
роняют участок метров пятьдесят. Прошу поменять нас
с ними местами. За лесом находятся немцы, и наших
впереди, справа и слева там нет. Солдат из пехоты там
трое. Я с двумя разведчиками займу эту лачугу, а Рязан-
цев с ребятами будет действовать за лесом и в лесу. Нем-
цев за лесом никто не тревожил. Может, нам повезет,
и мы там схватим какого одного. Это место для нас впол-
не подходящее.
Начальник штаба не возражал и дал свое согласие.
И мы на следующий день перебрались на новое место.
Я, конечно, думал о своем. Мы сидим в обороне,
за языками нас идти никто не торопит. А в одно прекрас-
ное время из дивизии может прийти приказ. Назначат
нам срок, сунут в открытое место и скажут: давай языка.
А здесь за лесом мы, не торопясь, подготовим поиск, об-
любуем подходящее место и подготовим объект. Немцев
здесь никто не тревожил. Сидят они за лесом спокойно.
А у нас одна задача: нам нужно взять языка без потерь.
У немцев иногда ротозеи есть.
У нашего начальства на этот счет свои соображения.
Они воюют по карте и не имеют понятия, что делается
на том или ином участке впереди. Они не задумываются
над тем, что люди пойдут на верную смерть. Они это счита-
ют просто обязанностью разведчиков. Не хочешь сам уме-
реть – убей полсотни немцев! А у меня на этот счет – по-
нятия свои! Мне нужно взять языка и сберечь своих людей.
На углу леса стояла сложенная из кусков дерна не-
большая конура. От нее лес под прямым углом пово-
рачивал и уходил в сторону немцев. Справа от опушки
находился неширокий прогалок. За прогалком по ту
сторону – мелколесье и небольшие кусты. Оттуда иногда
постреливали немцы. Где точно, в кустах или за кустами
они сидят, мы пока не знали.
На следующий вечер к опушке леса подошел Рязан-
цев с разведчиками.
223
– Нам щас в лес идти или подождать до утра?

– Ночью там делать нечего! Дождетесь утра! Скажи
старшине, пусть палатку для ребят привезет. Поставишь
ее вот здесь на ночь, а с утра после кормежки пойдете
в разведку. За лесом, метрах в двухстах, проходит немец-
кая линия обороны и траншея. Ваша задача с утра про-
чесать лес, выйти на ту опушку леса, выставить охрану
и организовать наблюдение. Раз в сутки будешь посылать
мне связного. Я буду находиться здесь, в этом особняке.
На следующее утро Рязанцев ушел и через два дня
явился лично для доклада. Он обрисовал мне обстановку
и предварительные данные о немецкой системе оборо-
ны. После этого я решил сам сходить туда и посмотреть
на немцев.
Мы прошли лес, вышли на опушку и из-за больших
елей, за которыми мы встали, осмотрели их переднюю
полосу. Смотришь в бинокль, видны каски, пригнутые
спины, стволы пулеметов, торчащие над бруствером.
Немцы копаются в земле, стоят, сидят, разговаривают.
Кое-где видны свежие выбросы земли из траншеи.
– Как думаешь, Федя? Может, нам по кустам пройти
до того бугра? Если тихо пойдем, немцы не заметят.
– Давай сходим!
Мы вышли из-за двух больших елей на открытое ме-
сто и оглянулись по сторонам. Впереди, метрах в ста, не-
большой бугор, поросший кустами. Кивнул головой Ря-
занцеву, мол, подходящее место.
Ребята ушли назад, а мы сели под куст и закурили.
Пригасив окурок, я привалился на локоть, закрыл гла-
за, и на меня навалился сон. Я с усилием открыл глаза,
посмотрел на Рязанцева, он тоже привалился к земле
и тихо сопит. Я протянул ноги, лег поудобнее и опустил
тяжелые веки. Я знал, что немцы от нас довольно близ-
ко, но с собой совладать не смог. Кругом тишина. Тут нет
тебе ни телефона, ни телефонных звонков. Тут ты сам
по себе, хочешь – спи, хочешь – просто так с закрытыми
глазами лежи.
224
Через час я проснулся, открыл глаза. Огляделся кру-

гом. Слева видна немецкая траншея. Чуть дальше, в глу-
бине, невысокая насыпь солдатского блиндажа и ми-
нометная ячейка. При выстрелах миномета над бугром
появляются всполохи дыма. Вот из траншеи высунулся
немец, вытянул шею и смотрит вперед.
Я понаблюдал еще пару часов, и мы покинули наблю-
дательный пост. Я ушел к себе, в сложенную из дерна
обитель, а Рязанцев вернулся к ребятам на опушку леса.
Я знал, что он на ночь выставит часовых и завалится
спать. Спать будут все свободные от ночного дежурства.
Рязанцева я с поиском не торопил. Приказа на за-
хват контрольного пленного из дивизии не поступало.
Полковое начальство меня не трогало. Разведка шла
своим чередом. У нас каждую ночь одна группа выхо-
дила к немецкой траншее. Ребята полежат, послушают
и перед рассветом возвращаются назад. На следующую
ночь выходит к траншее другая группа. Так мы вели по-
иск, нащупывали у противника слабые места.
На четвертый день в кустах, на подходе к опушке леса,
разведчики схватили русского солдата. Он шел с той сто-
роны, пробираясь к лесу в сторону нашей обороны. Его
быстро доставили ко мне.
Одет он был в солдатскую шинель, но поясного рем-
ня и винтовки при себе не имел. Он чисто говорил по-
русски, без всякого немецкого или еврейского акцента.
Ребята сказали ему:
– Ну-ка, матом пусти! Если, как ты говоришь, что ты
русский?
Он выругался, как положено солдату.
– Вроде и правда ты свой!
Это был пожилой стрелок-солдат, небритый, как все
наши славяне. Он был из соседней дивизии, с которой
наш полк наступал неделю назад. Он назвал номер сво-
его полка. Все точно совпало.
Неделю назад, как рассказал солдат, во время атаки
он случайно нарвался на немцев.
225
– Где именно? – спросил я его.

– Не знаю!
– Ну, и как тебя взяли в плен?
– Как? Вроде очень просто! Я шел, шел! Прибавил
шагу. Поднялся на бугор. Смотрю, вроде наши лежат.
Я к ним. А они мне – хенде хох! Значит – руки кверху.
– А потом?
– Потом нас с еще одним пареньком взяли, отобра-
ли винтовки, отвели куда-то и посадили в сарай. Дня
три или четыре мы там сидели. Как-то ночью вылезли
мы через разбитую крышу. Подались к лесу. Вот и добра-
лись к своим.
– А паренек, твой напарник, где?
– А он там. Остался в кустах сидеть. Я пошел вперед
посмотреть. А он лег и, небось, дожидается в кустах меня.
Я повернулся к Рязанцеву, велел ему быстро послать
ребят и обшарить кусты.
Ребята обыскали все кругом, но, к сожалению, никого
не нашли.
– Ну вот что, солдат! Придется тебя направить в штаб
для допроса и установления личности. Из штаба тебя,
сам понимаешь, передадут в контрразведку. Живых сви-
детелей у тебя нет. Ранения ты не имеешь. Фактов и до-
казательств – никаких. Говоришь ты вроде все складно
и гладко. А слова без фактов и доказательств – пустой
звук. Туго тебе придется, если из вашего взвода никого
в живых не осталось.
Жаль мне его. Если солдаты в его взводе остались
и подтвердят, что он не трус – страшного с ним ниче-
го не произойдет. В свою роту он обратно не попадет.
Не было еще случая, чтобы сбежавший солдат из немец-
кого плена после проверки возвращался обратно в свою
стрелковую роту. Так уж заведено. Я не мог отпустить его
на волю, чтобы он самостоятельно вернулся в свою роту.
Разведчики повели его в штаб.
Мы каждую ночь продолжали ползать по немецкой
передовой. Теперь мы подались левее и ближе к боло-
226
ту. Поисковые группы уходили туда каждую ночь. Дня

через два группа Сенченкова вернулась из ночного
поиска и доложила, что за болотом можно спокойно
и без потерь взять языка.
Где-то там за болотом проходила дорога. На рассве-
те в сторону переднего края немцев по дороге прошла
немецкая повозка. На повозке ехали двое немцев. Здесь,
по-видимому, они на передовую доставляют боеприпа-
сы и продукты. Сенченков предложил:
– Если ночью где-либо взорвать дорогу, то повозка по-
едет с рассветом, и ей придется воронку объезжать сторо-
ной. Нужно только выбрать подходящее место, чтобы съезд
с дороги подходил близко к кустам. Немцы замедлят ход.
Подъедут близко к кустам, в этот момент мы их и возьмем.
– Как думаешь, Федор Федорыч? Сенченков предлага-
ет отличный план.
– Это не я один. Это мы всей группой обдумали.
– Думаю, что дело здесь чистое! Ты, Федя, с ними пой-
дешь? Или они сами без тебя это дело обделают?
– Пусть сами! Зачем у них хлеб отбивать!
Группа Сенченкова стала готовить задачу. Захват язы-
ка наметили провести через два дня.
***
Прошло три дня. Я по-прежнему находился в своей из-

бушке, сложенной из земли и дерна. Рязанцев с ребятами
лазил по передку, высматривал и вынюхивал, как квар-
тирный вор, где бы легко, без лишнего шума чего ста-
щить. Ко мне он уже несколько дней не являлся. По-
видимому, ничего хорошего пока не нашел.
На третий день он пришел угрюмый и недовольный.
– Ну, что с повозкой? – спросил я его.
– Немецкая повозка на дороге была случайная. После
нее на дороге ни свежих следов, никого! Трое суток ле-
жали в кустах. Никакого движения! Есть одно место! Да-
вай вместе пойдем, посмотрим!
227
На рассвете мы вышли с ним, и он показал мне свое

облюбованное место.
Я отмел его предложение начисто. После выхода
мы вернулись на угол леса к себе в домишку. Я улегся
на нары. «Самому, что ли, мне искать? Или подождать,
пока он сам найдет?» – думал я, разглядывая потолок.
На меня последнее время иногда наваливалась уста-
лость войны. Ко всему появлялась апатия, пустота
и какое-то безразличие. Три года на передке, и все одно
и то же!
– Ищи что-нибудь другое и в другом месте!
– А чего искать? Надо и тут попробовать!
– То, что ты предлагаешь, не годится! Мы понесем
здесь большие потери! Нужно найти другое место, где
без лишнего шума можно взять языка!
– Как хочешь! Другого места нету!
– Как это, нету?
После этого разговор прервался, и на некоторое вре-
мя наступала пауза.
– Стоп! Вроде хорошая мысль пришла! Телефонная
связь там проходит?
– Где?
– Где, где! Там вдоль опушки, около дороги, за боло-
том?
– Вроде проходит! А что?
– Не вроде, а точно надо знать! Где она и как прохо-
дит? Как подвешена? На земле лежит или идет на шестах?
Далеко ли от опушки леса проходит? Сегодня же ночью
пошли туда поисковую группу. Пусть полежат, послуша-
ют, оглядятся кругом. С тех пор, как вы туда последний
раз ходили, считай, дня четыре прошло. Нужно снова все
кругом проверить, чтобы не нарваться случайно на нем-
цев. Ночью пусть вдоль дороги пройдут. С рассветом
нужно будет эту связь отыскать и оглядеть ее как сле-
дует. Предварительно план поиска будет такой. Делаем
на линии обрыв провода в двух местах. Чтобы было все
натурально и естественно, завалите сухое дерево где-то
228
на линии. Немцы подумают, что обрыв произошел имен-

но от него. На исправление линии выйдут двое. Немцы
по одному, как наши, на линию не ходят. Первый обрыв
мы дадим им исправить. Их нужно успокоить. А на вто-
ром мы их и возьмем.
Но не так все случилось, как я предполагал. В нашем
деле часто случайность успех вершит. Федя ночью вы-
шел с группой ребят на дорогу и на рассвете случайно
наткнулся на двух немцев. Один из немцев оказал со-
противление, ранил двух наших ребят из автомата, и его
пришлось пристрелить. Другой, видя, чем это может
кончиться, бросил свое оружие и поднял руки вверх. По-
сле этого мы имели неделю законного отдыха.
***
Дня два мы с Федей проспали на нарах, а на третий

день пришел приказ. Дивизия снялась, и мы перешли
в наступление. В наших рядах были убитые и раненые.
Потеряли хороших ребят. Убитых хоронили без жалост-
ной музыки, без красного знамени и гробов. Разведчи-
ков клали в могилу, в чем были одеты.
При выходе на новый рубеж Рязанцев взял языка. Ры-
жего, небольшого роста, настоящего «Фрица». Нос у него
картошкой, вроде как после драки припух.
– Ткнули, что ль, его по морде?
– Нет, товарищ капитан, раз под ребро прикладом су-
нули. Сопротивляться хотел. А по носу не трогали!
– Ну ладно! Видно, у немца такая порода.
По телефону доложил в штаб полка, что взят язык. На-
чальник штаба полка позвонил в дивизию. А потом на-
чальник штаба мне сообщил, что Рязанцев и трое ребят
представлены к награде.
Глава 18
Блиндаж на дороге (ноябрь 1943 года)
Немцы, сбитые с рубежа, отступили на Витебск. У них

дела шли не совсем блестяще. Удар за ударом, и они на но-
вый рубеж отступают. Хотя они довольно мощно огры-
заются, у них повсюду одни прорехи. А о контрнаступле-
нии и не приходится и говорить.
Последнее время немцы несли большие потери. У них
основная задача – закрепиться на новом, заранее под-
готовленном рубеже. Так что нам вылазок их особенно
опасаться нечего.
Я знал, что в разведотделе дивизии готовился приказ.
Теперь этот приказ лежал на столе у командира полка.
Когда я вошел к нему в блиндаж, он молча сунул мне его
и добавил:
– Прочитай и распишись!
В приказе было сказано, что взвод пешей развед-
ки 52-го полка в ночь на 11 ноября 1943 года проводит
в районе деревни Бабуры ночной поиск с целью захвата
контрольного пленного.
Район Бабуры, по моему понятию, место растяжимое.
Люди должны пойти – или взять, или вообще не вер-
нуться. А то, что немец усилил огонь и что мы наверняка
понесем здесь потери, то это, мягко выражаясь, никого
не волнует. Раз надо – надо брать!
– Нам нужны результаты! – сказал командир полка.
А кругом – голое поле. Овраг простреливается со всех
сторон кинжальным огнем. Немцы знают, что мы вот-вот
к ним сунемся. Я командиру полка сказал: вы местность
по карте себе представляете, и в дивизии тоже не име-
230
ют представления, что делается там впереди. Пальцем

по карте легко водить.
И вот мы сидим в пустой снежной траншее второй
роты. Землянок здесь нет. Вторые сутки мы ползаем к ов-
рагу. Немцы нас пока не видят, но чувствуют, что мы пол-
заем где-то рядом, потому что, как только мы подаемся
к оврагу, они тут же усиливают пулеметный огонь. Что
делать, ума не приложу!
А еще немец мину за миной кидает. Одна рванула
впереди, шагах в пяти, а другая метрах в двух позади.
Передняя разорвалась, мне чуть по роже осколком не за-
дело. Слышу гул – еще две на подлете. Вроде как немцы
за нами следят. Засекли!
Побежали. Разрывы мин стали не слышны. Думаю,
передохнуть надо малость. Пробежали еще, вижу справа
за кустом узкий спуск в блиндаж. Смотрю, из-под снега
торчит железная труба и дымит помалу.
– Завернем? – говорю. – Перекурить малость надо!
Здесь по траншее до наших, наверное, рукой подать?
Оказавшийся рядом и притащивший термос
с варевом ездовой Валеев нырнул в проход, я за ним
по ступенькам спустился. Он отдернул занавеску,
снял лямки и поставил тяжелый термос к стене. Сам
сел на корточки в углу, а я верхом на теплый термос
уселся.
В углу напротив – небольшой столик. На столе горит
коптилка. В блиндаже полумрак. Печка шипит. Что-то
маловато тут солдат, – думаю. Куда-то ушли? Достал ки-
сет, оторвал газету, свернул козью ножку, закурил и го-
ворю Валееву:
– Вот порядочек у славян! Спят все наповал! Ни часо-
вых тебе, ни внутри дежурных!
При свете огарка видно – на нарах лежит пять чело-
век. И вдруг на мой голос с нар поднялась голова и гово-
рит по-немецки:
– Вас ист дас и так далее…
231
У меня аж дух перехватило. Их пятеро с автоматами.

Ну, думаю, драпать надо! Я вскочил и ходу наверх.
По своим следам мы побежали обратно. Увидели те-
лефонный провод, взяли его в руки – и к своим в окопы.
Назад до немецкого блиндажа мы добрались быстро.
Оказалось, что это не наш участок. Полоса обороны
принадлежала 48-у полку. Но сейчас было не до раздела
территории. Бросили гранату в торчащую сверху тру-
бу. Вот она застучала внутри по железу, глухо рванула,
и в проходе землянки показался первый немец. Увидев
нас, он поднял руки вверх.
Как выяснилось потом, двое из пяти были телефони-
стами. Они ушли на линию. Одного, сидевшего у печки,
убило взрывом гранаты.
Граната – это вещь! Отличный способ выкуривать
немцев из блиндажей!
Оба немца вывалили наружу, но не успели мы все сде-
лать и десятка шагов, как в нашу сторону полетели трас-
сирующие пули.
Мы отходили по голой земле. Ни канавы, ни окопа,
ни паршивой воронки! Метров через двести по нам уда-
рил немецкий миномет. Перед глазами встали сплош-
ные снежные брызги. Мы старались перебежками выйти
из-под огня. Шарахались то вправо, то влево. И каждый
раз перед нами снова вырастала стена осколков и в лицо
ударял вонючий запах всполохов дыма. Вот уже на снег
припали двое. Их подхватили на ходу.
Я не помню момента, когда передо мной разорвался
снаряд. Я дыхнул едким запахом дыма и почувствовал
тупой, совсем безболезненный удар в грудь. Земля дер-
нулась под ногами и легко куда-то уплыла.
Я потерял ощущение собственной тяжести. Был
это осколочный или фугасный снаряд, трудно сказать.
Было ясно одно, что снаряд меня перелетел и взорвал-
ся. Осколки во время взрыва все ушли вперед, а я полу-
чил удар взрывной волны. Я хотел подняться, загрести
232
под себя колючий снег, но руки не гребли, не было сил

ими двинуть…
Мне казалось, что я на короткое время закрыл глаза.
А когда я их открыл, то увидел, что лежу на повозке.
Потом меня отвезли в санроту. Дежурный врач, меня
осмотрев, заполнил эвакокарту по поводу общей конту-
зии, и из санроты меня отправили в медсанбат, а затем
я попал в эвакогоспиталь № 1427.
Глава 19
Эвакогоспиталь
(ноябрь-декабрь 1943 года)
Я был контужен 13 ноября, а 15-го уже попал в эвако-

госпиталь. Это был госпиталь для легко раненных, назы-
вался он ГЛР-1427. Находился он недалеко от шоссейной
дороги Смоленск – Витебск в районе Лиозно, но только
от шоссе в стороне.
Обычно во время вынужденного и поспешного отсту-
пления немцы оставляли в стороне нетронутые войной
деревни. Им некогда было бежать в сторону и их под-
жигать. Деревни, лежащие в стороне, часто оставались
целыми. Вот в такой одной из деревень был расположен
эвакогоспиталь.
Жителей в деревне не было. Все дома и постройки за-
нимали медицинские службы. Каждая отдельная изба
имела свое назначение. Здесь – солдатская кухня, здесь –
приемный покой, перевязочная, процедурная, там – опе-
рационная, баня и вошебойка. Левее – губа и лечебная
физкультура, как одно из главных в то время средств, что-
бы солдат и офицеров поскорей вернуть обратно в строй.
Для нас, для контуженых офицеров, была отведена от-
дельная небольшая изба. Стояла она отдельно, на отлете.
У нас, у контуженых, голова и руки целы, у нас на почве
контузии только заплетается язык. Мы не лежачие! Мы за-
икались и жрать хотели! К нашей избе в качестве сани-
тара был представлен пожилой солдат. Мы ему по го-
дам годились в сынки. И он нас, когда нужно, направлял
на истинный путь и одергивал. Передаст нам распоря-
жение госпитального начальства, выкликнет по фами-
лии, отведет на прием к врачу. Без него мы, как малень-
кие дети, не имели права куда шагнуть. За нами только
смотри да смотри!
234
В другом конце деревни жили молоденькие медсе-

стры, фельдшера и врачи. Туда нам, раненым и осо-
бенно контуженым, хода не было. Не только не было,
нам ход туда был категорически запрещен. Деревня
была разделена на две части. Посредине, поперек зим-
ней дороги стоял полосатый шлагбаум. Около него,
как на границе, день и ночь часовые. Стоят и берегут
наш покой.
Наш санитар, зовут его Ерофеич, нас, офицеров,
строго-настрого предупредил:
– Кто из вас будет задержан на той половине, тот под-
лежит немедленной выписке и отправке на фронт. Кому
надоело сидеть на госпитальных харчах, можете туда
прогуляться. Если не выставить охраны супротив вас, вы
безобразничать к медсестрам пойдете.
– У начальника госпиталя ППЖ1 отобьем?
– У майора медслужбы Зенделя, к вашему сведению,
законная жена. К тому же она в годах. А вам нужны мо-
лодые кобылы. Вы все, как один, здесь на подбор – же-
ребцы!
У нас в избе от порога вдоль передней стены стояла
русская печь, которую мы топили. От нее до нар, во всю
ширину избы – небольшое узкое пространство. А даль-
ше – сплошные нары от стены до стены. Нары в два эта-
жа. На верхних теплей, и потому там лежали старшие
лейтенанты и капитаны. А внизу, соответственно, хо-
лодней, и там были расположены младшие лейтенанты
и лейтенанты.
– Вы молодые кобели! За вами смотри да смотри! –
ворчал Ерофеич. – У вас понятия о дисциплине нет!
В углу у входа стоял железный бак с кипяченой
водой. Железная кружка с погнутыми боками была
прикована к баку. В углу напротив печки – прибитая
1 Походно-полевая жена (ППЖ) - в годы Великой Отечественной
войны так называли женщин, с которыми офицеры Красной

армии состояли в близких (интимных) отношениях.
235
к стене широкая лавка и небольшой скрипучий стол

на точеных ногах.
Когда я первый раз поднялся на ноги, в избе находи-
лись два офицера. Один из них был дневальным и топил
печку, а другой только что прибыл. Остальных санитар
увел на медкомиссию.
Несколько дней я провел в лежании на нарах. Вре-
мя от еды до еды тянулось бесконечно долго. Других
забот нет. Чего только за это время не вспомнишь
и не передумаешь. Лежишь на нарах с закрытыми глаза-
ми, а перед тобой мелькают солдаты и война. Знакомые
лица живых и убитых. Ты видишь их лица живыми. Во
время войны погибли многие, а ты видишь тех, кто был
рядом с тобой.
Слова я выговаривал с трудом. Первое слово скажешь,
а потом ждешь, когда второе к горлу подойдет. Я не за-
икался, как некоторые. Но говорить не хотелось, и отве-
чал я на вопросы с трудом.
А в это время на верхних нарах у окна шла бойкая
и напряженная карточная игра. Контуженые офицеры
играли в карты на деньги. Банк в очко снимали солид-
ный. Каждый новый кон выставляли по сотне.
Разговор у контуженых особый. Если хочешь что-
нибудь понять, к нему нужно привыкнуть. Значение
не всех слов уловишь сразу.
– Капитан! Х-х-х-ва-ти… лежать! Да-а-а-вай са-а-дись!
В картишки…
– Чего са-а-а-а…
– И-и-и… в карты играть!
– Деньги клади!
Нужные слова, которые имели важное значение
в игре, выговаривали твердо и четко.
– Дай еще одну!
– Смотри! Перебор будет!
– Давай, говорю! Очко! Деньги гони!
А все остальное тянулось нараспев, как в церковном
хоре. Слышно, что поют. А о чем – понятия не имеешь…
236
Сидевшие здесь офицеры нисколько не стеснялись

своего заикания, а даже наоборот.
С точки зрения моральной устойчивости, карточная
игра на деньги – занятие вполне полезное. Никакой тебе
здесь политики. Банк во время игры иногда доходил
до тысячи. Но чтобы играющих госпитальное началь-
ство не застало врасплох и не отобрало карты и деньги,
дневальный при входе у двери вываливал пару охапок
наколотых дров. Дверь откроешь, сунешься, а под нога-
ми – гора поленьев. Пока их перелезешь, деньги и карты
исчезнут за пазухой и на лицах контуженых появится
тупой невинный взгляд.
***
На передовой под Витебском, видимо, наступило за-

тишье. Раненых и контуженых в госпиталь не поступало.
Немецкая авиация почти не летала. Наша изба постепен-
но опустела совсем. Всех, кто находился здесь больше
месяца, после очередной комиссии выписывали и от-
правляли по своим частям.
Вскоре и меня выписали из госпиталя. Получив до-
кументы и на складе сухой паек, я спустился с крыльца
и окинул взглядом деревню. Постоял, посмотрел и сам
себе сказал, что вот в последний раз я ее вижу.
И тут мне пришла в голову мысль заехать с дороги
в Москву. Я рассчитал и прикинул мысленно так: «Через
пару часов я доберусь на попутной машине до Смолен-
ска. Машины, которые идут с грузом к фронту, попут-
чиков, как правило, не берут. А пустые, идущие на Смо-
ленск, могут подхватить и подбросить. В Смоленске
я зарегистрирую у коменданта свое предписание, возь-
му билет на Москву и за одну ночь доеду до дома. Номер
эвакогоспиталя в Смоленске и Москве комендатуры на-
верняка не знают».
Пройдя немного по шоссе, я остановил грузовую
машину, сказал шоферу, что несколько суток не спал,
237
что я лягу в кузове и чтобы он разбудил меня в Смолен-

ске. Я сойду у вокзала и за проезд отблагодарю.
Машина по дороге останавливалась где-то под Лиоз-
но. Я действительно спал. Шофер, как мы договорились,
разбудил меня около вокзала. Я отдал ему кусок сахара
и пачку махорки. Шофер был доволен, а я отправился
на вокзал. Отметив документы у дежурного коменданта,
я получил в кассе билет и пошел искать свой вагон. Мне,
можно сказать, повезло. Минут через десять, как только
я уселся на лавке в вагоне, поезд тронулся, и я покатил
к Москве.
В дороге ходили по вагонам и проверяли документы.
Но так как у меня была отметка и билет на Москву, мне
вернули все назад и, поприветствовав, пошли по вагону
дальше.
***
Выйдя на платформу Белорусского вокзала, я осмо-
трелся кругом и в толпе сошедших с поезда подошел
к железной решетке при выходе на площадь. Здесь в уз-
ком проходе стояли два милиционера и проверяли до-
кументы. Я не стал озираться по сторонам. Я спокойно
в толпе пошел к этому узкому проходу, предъявил билет,
подал документы и после минутной остановки вышел
на площадь.
Все та же Москва, все те же люди, спешащие куда-то.
Спустившись в метро, я доехал до центра, сделал пере-
садку и поехал на Комсомольскую площадь. Еще не рас-
свело, а я уже подходил к своему дому. Это был день
24 декабря 1943 года. Я впервые за долгие годы войны
поднялся по деревянным ступенькам к знакомой мне
двери и, нажав на кнопку звонка, за дверью услышал го-
лос матери:
– Кто там?
– Свои!
Мать откинула толстый крючок, оставив дверь на це-
почке, и приоткрыла дверь, чтобы взглянуть. Я просунул
238
руку, прикрыл дверь и откинул цепочку. Мать удивилась

и сказала:
– Действительно свои!
Я вошел в кухню, посмотрел на мать и сказал, улыба-
ясь:
– Не узнаете?
Мать вскрикнула, когда я с головы снял шапку-
ушанку.
В комендатуре, которая находилась в здании школы
для слепых детей на 1-й Мещанке, я получил регистра-
цию и разрешение получить продукты по аттестату.
В магазине у дома с колоннами, рядом с исполкомом
района, я получил на неделю продукты. Все следовало
одно за другим без всякой задержки.
Кое-кто говорил, что в наше время к людям относи-
лись негуманно. Но подумайте сами, в какой еще стра-
не офицер мог уехать из госпиталя самовольно с заез-
дом домой. Я, наверное, в самоволке был не один такой.
Взять, к примеру, тех же немцев. Они бы такого офице-
ра поставили к стенке. А когда я вернулся в свою часть,
там знали по отметкам в моем предписании, что я про-
болтался в дороге целых шесть дней. Но мне даже слова
не сказали и не спросили, где я эти шесть дней пропа-
дал. А вообще-то могли мне при выписке из госпиталя
дать неделю отпуска перед возвращением на фронт.
У немцев, как было нам известно, солдатам через каж-
дые шесть месяцев пребывания на Восточном фронте
полагался отпуск домой.
***
Из Москвы до Смоленска я доехал пассажирским по-

ездом в плацкартном вагоне. Дальше на Лиозно ходили
только товарные поезда. Можно было добраться и на по-
путных машинах, но груженые машины обычно попут-
чиков не брали. На шоссе в ожидании пустой машины
можно было простоять несколько дней.
239
Пошел к начальнику станции и спросил, где стоит со-

став на Лиозно и когда будет отправка его.
– Там, справа! На крайнем пути! Состав сейчас пода-
дут! Пойдут пустые вагоны под погрузку металлолома, –
объяснил он мне.
Вышел из здания вокзала на широкую асфальтовую
площадку. С одной страны стоят поезда, с другой вокзал,
весь в кирпичных заплатках. Видно, не раз и не два нале-
тала на него немецкая авиация. На платформе слоняется
всякий народ – в основном военные и железнодорожни-
ки. И вдруг:
– Беги скорей, капитан! Паровоз к эшелону подали!
Семафор уже открыли!
Нагнал состав, который, скрипя и рыдая, побрякивая
накладными цепями, медленно раскачиваясь, уже наби-
рал ход. Я прыгнул в пустой товарный вагон и прикрыл
дверь, чтоб было от ветра и снега потише.
***
Добрался до своих, нашел штаб полка. Туда мне пред-

стояло явиться и доложить, что я прибыл. Зашел в зем-
лянку начальника штаба. Майор поздоровался со мной
и говорит:
– Побудь где-нибудь у своих до вечера. Командир
полка сейчас в дивизии. Как только вернется, я ему до-
ложу о тебе.
– Хорошо! Я буду в палатке у своего старшины.
Нашел палатку своего старшины. Увидев меня, стар-
шина изменился в лице, приветливо заулыбался и при-
гласил в свою обитель.
– Как в разведке дела? Чего нового? – спросил я его.
– В полк прислали нового командира полка. Говорят,
что грамотный. Учился на курсах «Выстрел», фронтово-
го опыта не имеет. Разведку поставил в охрану, боится,
что немцы могут здесь обойти. Рязанцев не захотел про-
тивиться несению охранной службы. Так вроде и тише,
240
и проще… И ответственности никакой. Ребята на перед-

ний край совсем не ходят. Как вас отправили в госпи-
таль, так и пошла охранная работа! Ребята все грязные,
как окопники ходят.
– А Федор Федорыч где?
– Федя наш в сосняке. У него конура отрыта в овраге
под обрывом. Он все лежит на боку, не вылезает из нее
на волю. Принесешь ему спиртного, он с утра до вечера
и спит.
На следующий день меня никто не вызывал и не тре-
бовал. Мы сидели в палатке у старшины. Говорили с ним
о том о сем и о разведке.
К ночи из штаба полка прибежал связной солдат.
– Товарищ гвардии капитан! Вас начальник штаба
к себе требует!
Я поднялся, надел шапку, запахнул полушубок, затя-
нулся ремнем, вышел наружу и вместе с солдатом отпра-
вился в штаб к майору.
Начальник штаба поздоровался со мной и сказал:
– Командир полка знает, что ты прибыл. Он велел
тебе передать, чтобы ты этой ночью дежурил на НП1 ко-
мандира полка. Утром, когда рассветет, явишься ко мне
сюда в блиндаж, я доложу ему, и он тебя примет.
1 НП – наблюдательный пункт.
1944 ГОД
Глава 20
Возвращение в разведку (январь 1944 года)

Связной солдат довел меня до самого места.
– Вот, товарищ гвардии капитан, наш полковой
НП. Здесь каждую ночь дежурят трое. Два телефониста
и один разведчик.
– Этот курятник ты называешь полковым НП?
– Да, товарищ гвардии капитан. Так приказано назы-
вать.
– Интересно!
Ничего не скажешь! И эту собачью конуру называют
полковым наблюдательным пунктом! До чего же зажи-
рел и завшивел 52-й гвардейский полк!
Внутри этой будки можно было от силы разместить-
ся троим. Как сюда воткнуть четвертого? Это задача –
как ребус с картинками.
Почему командир полка не вызвал саперов и не обо-
рудовал полноценный НП? Не думаю, что от постоянно-
го грохота и обстрелов он разума лишился. Возможно,
он занят важными делами и готовится нанести по нем-
цам внезапный сокрушительный удар, когда в стрелко-
вых ротах полка останется практически по пятнадцать
человек на километр фронта. А здесь, на полпути от пе-
редовой, он держит заслон из трех солдат, чтобы неза-
меченными не просочились немцы…
А меня он зачем послал сюда? Решил проверить,
как я буду его слушаться? Не побоюсь ли я ночью сидеть
в этой дыре из соломы и снега? Наверное, всю ночь буду
выглядывать и дрожать от мысли, что может убить.
242
Майору я сказал, что мне нужно две недели, чтобы

привести в должный вид своих солдат: три дня на баню,
неделю на учебу и пару дней на тренировку. Их нужно
натаскать, ввести в режим, без этого их нельзя пускать
на ночную работу. А от несения охранной службы – ос-
вободить. Майор согласился.
Я покинул штаб и ушел к разведчикам. Дорога от шта-
ба полка до взвода разведки была короткая: метров три-
ста в сторону и в овраг.
По твердой утоптанной ногами дорожке было при-
ятно идти. Стежка была проложена глубоко в снегу. Све-
жий снег чуть припорошил следы и скрипел под ногами.
Берега у оврага крутые, высокие, метра два, а где и боль-
ше. В склонах оврага под замерзшим слоем земли про-
рыты лазейки. Это и есть расположение взвода разведки.
Норы отрыты прямо в земле. От ветра и вьюги они при-
крыты кусками материи.
– Где Рязанцев? – спросил я незнакомого разведчика,
стоявшего на посту.
– Вот! – и он показал мне на одну такую дыру.
Когда я заполз туда, то увидел Рязанцева. Он лежал
на спине, закинув руки за голову, и смотрел в потолок.
Как будто он его изучал и видел впервые.
– Здорово, разведчик!
– Привет, капитан!
– Ну, что, Федя, я видел, что во взводе у тебя есть но-
вые люди.
– Да, человек десять новеньких есть, взяли из пехоты.
– А как вообще жизнь?
– Да что жизнь? Вот, сунули в охрану. Говорили – вре-
менно, а уже месяц сидим.
***
Утром в назначенный час старшина подал команду

на подъем и общее построение. Для новичков это было
новостью и вопросом. На фронте, и вот тебе – подъ-
243
ем, зарядка и построение. Никогда этого еще не было.

Но в строй бежали все, и старые, и молодые. Опытные
сержанты, не раз ходившие за языком, бежали впере-
ди. Молодые сразу поняли, что в разведке что-то про-
изошло. Старшина, сдвинув брови, ревел нынче с утра,
как бык. Он велел подравнять мыски и раскатистым
басом подал команду «Смирно!». Подошел к лейтенан-
ту Рязанцеву и доложил, козырнув. Рязанцев выступил
вперед и подал команду «Вольно!». Он приказал всем
стоящим в строю снять шинели, стеганки и гимнастер-
ки, раздеться до пояса. У разведчиков глаза полезли
на лоб. Старшина выставил вперед нижнюю челюсть,
выкатил глаза и в одно мгновение оказался без натель-
ной рубахи. Волосатая его грудь мерно вздымалась.
Среди молодых и худеньких ребят, стоящих в строю,
промелькнуло сомнение. Но видя, что старшина сапо-
гом, словно бык копытом, роет землю и что сержанты
и старики без лишних раздумий обнажились до пояса,
они тоже стали кидать свои шинели и белье на снег,
в ноги. Старшина выпятил грудь и, глубоко дыша, стал
пускать ноздрями струи белого пара. Старички знали,
что хочет их капитан. Они понимали, что нужно вдруг
и сразу встряхнуться.
Старшина заревел на всю округу:
– Разведка, за мной! Никому не отставать!
И, разбрызгивая снег огромными сапожищами, наби-
рая скорость, ринулся вперед.
– Ну вот, видать, дела тронулись, – сказал я, подходя
к Рязанцеву.
Рязанцев улыбнулся.
***
На следующий день, 3 января 1944 года, мы с Рязан-

цевым отправились на передовую. Пройдя мимо полко-
вого НП, где я провел первую ночь, мы свернули вправо
и пошли по узкой тропе к неширокой полосе леса, рас-
244
положенной у края обрыва. Там проходила передняя ли-

ния обороны стрелковой роты.
Не успели мы сделать и десятка шагов, как по тропе
с нарастающим гулом ударили немецкие снаряды. Ло-
житься в снег и ждать, пока прекратится обстрел, было
бесполезно. Так можно пролежать целый день. А куда де-
ваться? Свернуть в сторону и бежать по глубокому снегу?
Долго не пробежишь…
Потом, когда немцы перенесли огонь куда-то
в сторону, я лег грудью на бруствер, поднял бинокль
и осмотрел немецкие позиции. Перед бруствером
траншеи лежала неширокая полоса снежного поля.
На фоне темной опушки леса был виден разбитый са-
рай и две-три обгоревшие голые трубы – это деревня
Бондари.
Мы вернулись к себе, и тут из штаба полка прибежал
связной: меня вызывают туда по срочному делу. Началь-
ник штаба, увидев меня, сказал, не здороваясь:
– Командир полка интересуется, когда ты с разведчи-
ками пойдешь на передовую в роты?
– Я сейчас только что оттуда! А что он, собственно, хо-
чет от меня? Зачем я с разведчиками туда должен ходить?
Что они должны делать в стрелковой роте?
– Как что?
– Вот именно, что? Сидеть под огнем и солдат сторо-
жить? Мы с Рязанцевым были сегодня в траншее. Бьет, го-
ловы не поднимешь. Никак не пойму, что хочет от меня
командир полка?
– Он сказал, что офицеры штаба должны бывать
в стрелковых ротах.
– И что же я там должен делать? Дежурить там?
– Не дежурить, а бывать ежедневно.
– Из офицеров штаба полка в ротах бываю только
я. Если он хочет, чтобы я там сидел, пишите приказ.
Только делами разведки я не буду заниматься в это вре-
мя. Этот пункт в приказе по полку должен быть отра-
жен.
245
– Ладно! Иди к себе, я с командиром полка сам пого-

ворю.
***
НП командира полка, где я дежурил первую ночь, рас-

полагался на полпути к переднему краю. Из него немцев
не было видно. Из него можно было только передать,
если не перебита связь, что немцы по кустам обходят
нашу пехоту и что наша пехота вот-вот драпанет из пе-
редней траншеи. Такие случаи на фронте нередко быва-
ли. Нам же для ведения разведки нужен был хороший об-
зор. Разведчики не боятся, что немцы зайдут по кустам
им в тыл. Одиночная подготовка разведчика была выше
любого солдата пехотинца, не говоря о немцах. Если
немцы по ровному полю зайдут нам в тыл, то им оттуда
живыми не выбраться.
Вернувшись к себе, я вызвал своего ординарца Серегу
Курдюмова и сказал:
– Пошли!
Выйдя из палатки, мы двинулись вдоль оврага. Не то-
ропясь, поднялись наверх, свернули на тропу и пошли
по открытому полю. На нас были надеты белые маскха-
латы, от них, как от снега, слепящая белизна. Мы натяну-
ли на головы откидные белые капюшоны и, не торопясь,
зашагали по узкой тропе.
Мы пересекли открытое поле и ускорили шаг. До сол-
датской траншеи было еще далеко, а в воздухе уже слыша-
лось шуршание снарядов. Через некоторое время до нас
дошли приглушенные раскаты орудийных выстрелов.
Мы продолжили трусцой бежать по тропе, а в десятке ме-
тров уже вскидывалась земля. Смотришь на брызги снеж-
ной пыли и земли и невольно замедляешь шаг в ожида-
нии, что новый снаряд разорвется у тебя в ногах…
Подошли к траншее. Здесь снаряды падали реже. За
изгибом траншеи сидело несколько солдат. Они дымили
махоркой и поглядывали на нас.
246
– Здорово, братцы славяне! Как жизнь у вас тут

идеть? – поздоровался Сергей, нарочно искажая слово
«идет».
– Здорово-здорово! А вы кто такие?
– Мы оттудова! Хенде хох, понимаешь? Ферштейн? –
И Сергей показал в сторону немцев.
– Ладно, не смеши! Сразу видать – свои!
Мы присели в траншее, и я спросил солдат:
– Немцы бьют сюда?
– Да нет! Здесь жить можно! Вроде вторую неделю
здесь сидим. Пока никого не задело! Как прислали нас
сюды четверых, так и сидим.
– Чего вы все тут гнетесь, чего-то боитесь? – спросил
я одного.
– Щас вы тут, а потом вас нету. Вам чего, взяли
и ушли. А нам нужно сидеть и терпеть обстрелы. Чуть
движение заметит – немец открывает стрельбу. Спину
разогнуть не дает. Чуть шевельнулся – с десяток снаря-
дов пускает.
– А что? Из винтовок тоже стреляет?
– Стреляет из пулеметов, а из винтовок не бьет. У них
здесь в саженях ста землянка в низине.
– А где эта землянка находится?
– Вон на краю тех кустов. Канаву перейдешь, и сразу
там видать будет.
Я тут же сказал Сереге:
– Давай, в ротную землянку беги! Вызывай по теле-
фону Сенько, пусть со своей группой сюда идет. Ска-
жи, что с наступлением темноты группа за передний
край пойдет. Нужно немецкую землянку занять. Пусть
подготовит ребят и оружие. Мы подождем их здесь.
Давай беги. Передашь по телефону и сразу сюда об-
ратно.
Серега убежал.
Часа через два в траншее появился старший сержант
Сенько со своей группой разведчиков. Я показал ему
объект для захвата и поставил задачу.
247
Пустую немецкую землянку заняли без единого вы-

стрела. Это была даже не землянка, а настоящий рубле-
ный блиндаж, перекрытие в четыре наката. Блиндаж
с нарами, с соломой, с железной печкой и запасом дров,
с деревянным полом, с толстой дощатой дверью на же-
лезных петлях, со стрелковыми ячейками кругом и с от-
хожим местом. Все было сделано по правилам саперной
немецкой науки, как надо. Я выставил охрану, а осталь-
ным приказал ложиться спать.
Утром немцы в блиндаж не явились. Будем ждать сле-
дующего утра. Прошли сутки. Немцы, видно, почувство-
вали, что в их блиндаже кто-то есть.
Их окопы рядом в кустах. Стрелять из винтовок и пу-
леметов они боятся. Это для них самих опасно. Солдаты
той и другой стороны не очень стремятся затевать пере-
стрелку и получить в ответ пулеметный огонь с другой
стороны. Разумный немец понимает, раз Иван сидит
и молчит – лучше его не трогай. Так с первого дня между
нами и немецкой инфантерией установилось полное
понимание. Мы знали, что немцы рядом в кустах. Нам
был слышен их приглушенный немецкий говор. Мы мог-
ли стрелять по этим звукам. Но я приказал не тревожить
немцев. Они ценили наше молчание и постепенно при-
выкали к нашему соседству. А нам только этого и не хва-
тало. Мы должны были все видеть и слышать, все по воз-
можности замечать. Мы ведь притаились, прикинулись
простачками, а сами только и ждем случая, чтобы схва-
тить одного из них.
***
Шло время. Во взводе были новички из пополне-

ния, с ними нужно было заниматься, а мы должны были
от общей учебы в тылу перейти к действиям за передним
краем нашей обороны. Что говорить, их нужно было на-
учить почти всему. Кроме того, прежде чем пустить но-
вичков в ночной поиск, их нужно было подготовить, раз-
248
работать подробный план действий. План должен быть

во всех деталях проверен где-нибудь в тылу на снегу.
Человек должен знать, как он будет действовать в реаль-
ных условиях. Каждую мелкую деталь, каждый момент
разведчик должен проиграть по минутам и проверить
на подходящей местности.
Но, как говорят, сколько ни топчись на снегу у себя
в тылу, от действительности это далеко и больше похо-
же на кинохронику о войне. Ждать было больше нель-
зя. Начальство торопило. Нужно было готовить ночной
поиск. У меня в голове созрел план операции. Идея по-
иска была такова. Старшина достает две пары вожжей,
группа разведчиков ночью спускается вниз с обрыва.
Группа проходит открытое снежное поле, где находят-
ся немецкие отдельные окопы и блиндажи. Сплошной
траншеи у немцев здесь нет. Они сидят небольшими
группами в отдельных опорных пунктах. Поисковая
группа проходит скрытно снежное поле и углубляется
в лес. С опушки леса можно вести наблюдение. Потом
они так же тихо возвращаются и докладывают обста-
новку. Но этот маршрут довольно опасный и, к сожа-
лению, от риска не застрахован. Если группу в низине
за обрывом обнаружат немцы, то ни один из ребят назад
не вернется. Подняться на обрыв под огнем противни-
ка невозможно. Успех и провал имеют равные шансы.
Группа должна пройти открытое поле, где нет ни кустов,
ни оврагов, ни скрытых лощин. В открытом снегу мож-
но залечь и отстреливаться. А долго ли продержишься?
Группу в пять-шесть человек через час расстреляют.
Утром я получил приказ в ночь с 6-го на 7-е взять язы-
ка. Выложи, или умри!
И я придумал следующее. Разведчики должны скрыт-
но преодолеть снежную низину, добраться до леса, ор-
ганизовать наблюдение. В лесу можно будет поставить
обшитую белыми простынями палатку. В палатке мож-
но отдохнуть и из нее выходить в ночной поиск на отлов
немецких зевак.
249
Все протоптанные в лесу тропинки следует замини-

ровать. Немцы могут случайно наткнуться на них. Места,
где будут стоять мины, нужно обозначить ветками. При
возвращении к палатке люди их должны переступать
или обходить.
Но здесь всплывал еще один вопрос. Прежде чем от-
править людей за обрыв, нужно было проверить и нау-
чить их обращаться с минами. Всякое бывает. Может, кто
с ними и обращаться не может.
И тогда я подумал уже о другом. А не лучше ли вниз
с обрыва вместо группы из шести человек послать все-
го двоих? Нет ни какого резона рисковать сразу шестью.
Если погибнут все шесть, то отправить новую группу бу-
дет почти невозможно. В поиск идут добровольцы. А кто
после гибели шести снова туда пойдет…
А если вниз пойдут всего двое, то пройти им до леса
будет легко. Им и задачу поставить надо, чтобы пройти
туда и обратно.
Я, например, не могу приказать человеку – иди и умри
через десять минут. Там, где прошел один, пройдут и дру-
гие. Тут психология важна. Потом можно собрать и де-
сять человек и спокойно спуститься вниз. Это командир
полка может спокойно сунуть сотню солдат под пули.
А разведка – это добровольное и тонкое дело. В разведку
ходят добровольцы, без всякого принуждения. В плане
на ночной поиск должны быть предусмотрены все нео-
жиданности и мелочи. Риск допускается только при лич-
ной неряшливости.
И так решил. Вниз пойдут только двое. Но и этим дво-
им тоже нужны гарантии, что они вернутся живыми. Кто
будут эти двое первые? Мысленно прикинул, перебрал
в памяти лица ребят.
Командир полка сказал бы так:
– Пусть оставят себе последнюю пулю!
Интересно? Кто после таких слов пойдет доброволь-
но? Сам командир полка не стал бы стреляться. Он под-
нял бы лапы вверх, коснись его это дело. Ему важно во-
250
время вставить красное слово. А что будет потом, ему

на это наплевать.
Я, конечно, мог принудительно послать на поиск ре-
бят. Была у нас группа старых испытанных разведчиков.
Но я их берег для подходящего случая, когда есть верный
шанс взять языка и без потерь вернуться обратно, когда
нужно применить тонкое умение и собачий нюх, так
сказать. Они тоже видели, что сегодня будут большие по-
тери. Очертя голову на рожон никто из них не полезет.
Нет никаких гарантий живым вернуться назад. Они по-
нимали, что от меня это формально требовали. Написа-
ли приказ по разведке, и к 7.00 другого дня о результатах
разведки нужно доложить.
Часто такие приказные выходы заканчивались об-
наружением немцами наших групп. Начиналась та-
кая бешеная трескотня. Артиллерия немцев начинала
бить из всех батарей по ближним и дальним пози-
циям…
Бывало и так, что разведчики вообще не хотели
говорить всей правды. Группа вместо ночного поис-
ка ложилась где-нибудь на подходе к немцам в снег.
Ляжет так, чтобы пули не достали. Потом кто-нибудь
кашлянет, сделает выстрел, ну и пошла стрельба с не-
мецкой стороны. А бывало: лягут в нейтральной по-
лосе в низинке. Проходит день, два, а группа не воз-
вращается назад. Думай, что хочешь. Вместо ночного
поиска они двое суток в кустах на снегу пролежали.
Начальству докладывают, что группа не вернулась.
Начальство думает, что она погибла. А они с пустыми
руками на третьи сутки возвращаются назад. Говорят,
лежали под огнем. Пойди их проверь. Кто из началь-
ства полезет по их следам под немецкую проволо-
ку? А стрельба на передовой все время стоит. Может,
и правда пулеметным огнем к земле их немцы при-
жали. Я однажды двое суток на спине лежал. Бьет
под кромку снега, шевельнуться не дает. Не то чтобы
на бок повернуться.
251
Чудесные ребятки служат в полковых разведках. У них

богатая фантазия и исключительно тонкое на немцев
чутье. Из них никого ни глоткой, ни медалью не проши-
бешь. К ним нужно иметь душевный подход.
– Сергей! – сказал я. – Найди Сенченкова! Скажи, что-
бы пришел! Посоветоваться надо!
– Я, товарищ гвардии капитан, отселева крикну!
– Нет, Сергей! Ты сам туда сходи! Пригласи с уважени-
ем, чтобы другие видели! Сходи, не ленись!
Вскоре вернулся Сергей, и вслед за ним в палат-
ку зашел Сенченков. Он внимательно все выслушал
и во многом со мной согласился. На следующую ночь
нам предстояло вместе с ним проиграть весь вариант
на снегу у себя в тылу. Нужна была подходящая мест-
ность. Утром после кормежки мы должны были отпра-
виться искать ее.
***
Ночью две группы ползали к немецким позициям.

Мы подбирали себе объект. Немцы по нейтральной по-
лосе стреляли мало. Нужно было не обнаружить себя.
Разведчики прослушивали оборону немцев с самого
возможно близкого расстояния.
К утру группы вернулись и ничего хорошего не мог-
ли сообщить. На следующую ночь я планировал продол-
жить наблюдение. Зимняя ночь длинная. Пока вернутся
ребята, пока придет старшина, накормит всех, сколь-
ко времени пройдет. А день пролетает быстро. Ляжешь
на солому, не успел глаза закрыть, а тебя уже будят, по-
дыматься пора, скоро темнеть начнет. Нужно снова го-
товиться к вылазке.
Левее нашего блиндажа за просекой стоял, по-
видимому, усиленный взвод немецкой пехоты. Он при-
крывал фланг немецкой обороны в районе деревни
Лапути. Мы две ночи подряд лазили под самые окопы
к немцам за просеку, щупали, искали, прослушивали
252
и смотрели, но ни одного слабого места найти не могли.

У немцев все прикрыто кругом, подступы к окопам про-
стреливаются кинжальным огнем из трех пулеметов,
не говоря об артиллерии поддержки, которая нет-нет
да брызнет огнем. Ни одного слабого места, где бы мож-
но было просочиться в оборону и взять без потерь язы-
ка. Нужно бросаться на пулеметы. А из этого известно,
что выйдет.
– Я говорил тебе, Федя, что здесь бесполезно искать.
Мы понесем здесь большие потери.
– А что будем делать, если подходящего места нет?
Под обрыв не пойдешь. Из-под обрыва и на вожжах об-
ратно не вырваться.
На следующий день меня по телефону вызвали
в штаб. Нового командира полка нам еще не дали. Дело
в том, что наш командир полка дня три тому назад у всех
на глазах был убит в ротной траншее. Он как-то поддал
и решил показать, что он ничего не боится. Полтора
месяца не вылезая просидел в блиндаже, а тут нечистая
его поддела. Пьяному море по колено! Решил сходить
на передовую. Смотрите, бездельники, сам полковой
пришел в траншею к солдатам!
Впереди шел связной солдат из роты. За ним шел сам,
а потом комбат. За комбатом – два телохранителя с авто-
матами и в полушубках, потом – военфельдшер и еще кто-
то. Вся компания до траншеи дошла без обстрела. А потом
с бешеной силой ударил первый снаряд. Вслед за ним
вдоль траншеи еще рвануло несколько раз. Троих сразу
убило. Комбат получил контузию. Не задело только связ-
ного солдата из роты, он вовремя метнулся за поворот
и нырнул в дыру под мерзлый грунт. Он знал, когда и куда
нужно вовремя смыться, потому и остался в живых. Фель-
дшера ранило в руки. Он даже перевязать себя не мог.
Так вот, мне сказали, что в полку осталось мало солдат
и ночные поиски нужно прекратить. Этот вопрос с диви-
зией согласован. А я со своей разведкой перехожу в бое-
вой резерв полка.
253
Ночью мы перешли в овраг и расположились в па-

латках. У нас началась сравнительно спокойная жизнь.
Старшина на следующий день вернулся из тыла, привез
пулеметы и несколько цинков патронов.
***
Нужно было выспаться, чтобы быть готовым к но-

вым заданиям. Но и в этот раз, когда я залег основа-
тельно и решил как следует выспаться, наш стрелковый
полк решили перевести на другой участок и бросить
на прорыв передней линии немецкой обороны. Там,
на новом участке, в сторону немецкой обороны прохо-
дил большак на Витебск. 48-й полк подвинули на наше
место, 45-й находился в резерве дивизии. Большого на-
ступления на Витебск не предполагалось. К нам в гвар-
дейский корпус был назначен новый командир генерал
Безуглый. Он решил провести операцию местного зна-
чения, подготовить ее и нанести удар немцам на узком
участке.
Передовые роты полка и саперные подразделения
дивизии получили приказ усиленно заняться земляны-
ми работами и возведением на переднем крае оборони-
тельных сооружений. Солдатам о наступлении ничего
не говорили. Офицеры тоже не все знали про задуман-
ный удар. Кругом валили лес, пилили бревна на пере-
крытия, ночами на клячах подвозили к передовой. Подъ-
езд на новом участке был хороший, прямо по большаку.
Раза два над нами кружила немецкая «рама». Она
переваливалась с бока на бок и фотографировала: при-
готовленные котлованы, штабеля бревен для накатов,
незавершенные кладкой срубы, готовые блиндажи
и наблюдательные пункты. Возведение сооружений шло
полным ходом. Немцы недолго ждали наше копание
в земле, данные съемки они через несколько дней нанес-
ли на карты и как-то днем начали обстрел наших соору-
жений.
254
Я с разведкой сидел на переднем крае, и мы вели

за немцами усиленное наблюдение. Наша артиллерия
на немецкие обстрелы не отвечала. Наши вели при-
стрелку переднего края немецких позиций. Немцы ни-
как не могли сообразить, что здесь под видом строитель-
ных работ подвозят снаряды, готовят для пушек огневые
позиции, устанавливают пушки, правят дороги, строят
мосты. Широкие следы пушечных колес тянулись к пе-
редовой, их нужно было к утру забросать валежником
и хворостом. Немцам казалось, что мы боимся удара с их
стороны. Вдоль большака немцы вполне могли пустить
свои танки.
Первого выстрела в упор они с нашей стороны никак
не ожидали.
Как-то днем нас, офицеров всей дивизии, собрали,
с нами хотел поговорить новый командир гвардейско-
го корпуса генерал Безуглый. Нечасто нас собирали вот
так. Выступило несколько командиров полков, сказал
несколько слов наш командир дивизии Квашнин. Потом
выступил Безуглый. У нас было приподнятое настрое-
ние. С нами говорили вроде как с людьми. Часа через два
мы разошлись.
Две батареи пушек стояло у нас на переднем крае. Все
было пристреляно, все было наготове. Сзади в кустах
и на опушках леса стояло не менее полсотни стволов.
Когда грохнул залп и вверх поднялась земля, когда дрог-
нули вместе с землей и качнулись немецкие траншеи,
когда заходили землянки и поползли в сторону окопы,
с немецкой стороны не прозвучало ни выстрела. С чего
бы они онемели? Может, почувствовали, что весь фронт
загудел и вдруг вздрогнул. Здесь перед нами сидела пе-
хотная рота немцев. Они ждали второго, еще более мощ-
ного удара, пушки, ружья и пулеметы их упорно молча-
ли. Но второго удара с нашей стороны не последовало.
Через десять минут поднялась пехота и пошла вперед.
Первая немецкая траншея была взята без всяких потерь.
В траншее сидели оглушенные немцы.
255
Пока стрелки-солдаты разбегались и шарили по блин-

дажам, разведчики успели схватить немецкого офицера.
Он пришел в свою траншею за десять минут до начала
нашего обстрела. Пришел и остался в траншее. Под ог-
нем он не мог уйти назад. Вот ведь судьба! Сидел все вре-
мя в тылу, в километрах трех от переднего края, и что-то
поддело его, встал и пошел в окопы проверять своих сол-
дат. Явился в траншею и в плен попал.
А нас послали на окраину Бондарей – разведать опор-
ные точки противника у леса.
Глава 21
Деревня Бондари (февраль 1944 года)

В разведотделении дивизии исполняющим обязанно-
сти назначили бывшего комбата нашего полка Чернова.
Этого типа я прекрасно знал. Впервые мы встретились
с ним в лесу около озера Жижица, когда мы стояли в ре-
зерве армии и дивизия получала пополнение перед на-
ступлением на Духовщину. Несколько раз я с ним встре-
чался и потом, и я видел в нем с первого дня раболепие
перед начальством, прыткость и льстивость.
Попав в разведотделение штаба дивизии, он пообещал
вышестоящей инстанции, что не только в кратчайший
срок наведет порядок в полковых разведках, но и по гра-
фику будет брать языков. Взяв сразу решительно и круто,
он не давал никому ни дня отдыха, не желая считаться
с потерями, которые мы несли. Не все зависело от нас.
А он, как жеребец, сорвавшийся с узды, требовал своего
и доходил до истерики. Он же перед начальником штаба
дивизии дал клятвенное обещание по масштабу взятых
языков вывести дивизию на первое место в армии.
– Ты чего орешь? – одернул я его однажды при раз-
говоре по телефону. – Я каждый раз теряю людей, ког-
да вы с командиром полка начинаете подгонять меня.
Вам что, это не понятно? У меня в разведке осталось все-
го десять человек. Еще один неподготовленный выход,
и в полку не останется ни одного опытного разведчика.
По замыслу Чернова, я должен был взять угол леса
и углубиться к немцам в тыл. В ближайшем тылу у нем-
цев захватить языка и переправить его к своим. Я не по-
думал, что будет потом, и дал согласие. Штаб дивизии
план операции утвердил. Но когда я прикинул все и взве-
сил, понял, что мы идём на верную смерть. Отказываться
от своих слов было уже поздно.
257
Я собрал людей, поставил боевую задачу, дал ука-

зание на подготовку, и вечером мы покинули свою
траншею. Мы спокойно прошли нейтральную полосу,
миновали передний край немецкой обороны и при-
близились к лесу. Сзади по нашим следам топали диви-
зионные радисты, навязанные мне Черновым. Я сказал
Сергею:
– Отведи их метров на двадцать назад, покажи наши
следы в обратном направлении и вели, не останавлива-
ясь, топать. Да поскорей. Если сунутся еще раз сюда, я их
лично на месте прикончу.
В наших двух группах нет и двадцати человек. Нам
нужно под самым носом у немцев пройти открытое
поле. Я осмотрелся кругом и подал знак рукой двигаться
дальше, не отрывая живота от снега.
На углу леса должен был быть немецкий окоп.
Мы обошли его стороной и подошли к нему из глубины
леса. В окопе никого не было. Повсюду валялись стреля-
ные гильзы, окурки сигарет, пустые банки из-под кон-
сервов, картонные коробки от галет и пустые бутылки.
Если этот окоп оказался пустым – наше счастье. В оборо-
не немцев произошла, по-видимому, смена. Одна диви-
зия сменила другую. Старые немцы из окопа ушли, а но-
вые ещё не явились. То есть нам колоссально в этот раз
повезло. Не будь у немцев смены, они бы сидели в окопе
и устроили бы нам фейерверк. Погибло бы много наших
ребят.
От окопа в глубь обороны немцев уходила натоптан-
ная в снегу тропа, слева лиственный лес. Немцы могли
появиться в любой момент. Я разделил разведчиков
на четыре группы и расположил их в густом ельни-
ке справа от тропы. Как только немцы по тропе дойдут
до места середины засады, разведчики встанут и цепью
выдут на тропу. Деваться немцам будет некуда, в лес
они не побегут, и им придется поднять руки вверх. Важ-
но было сделать так, чтобы никаких надежд на спасение
у них не было.
258
Прошло часа два, но на тропе никто не появлялся.

Я дал Рязанцеву команду выставить головной дозор с за-
дачей следить за тропой, а остальным, не выходя на тро-
пу, разрешил потоптаться на месте, чтобы согреться.
Так прошел день. Дозорные сменялись через каждые
два часа. К вечеру, когда стало темнеть, на тропе появи-
лись немцы. Их было четверо. Один тащил пулемет. Еще
у одного руки были заняты коробками с лентами, и двое
шагали с винтовками, закинутыми на плечо. Всех чет-
верых мы забрали без писка. Двух я отдал дивизионной
разведке, и двоих я оставил себе. Добыча была разделе-
на по-братски и поровну. Мало ли как там дело дальше
пойдет? Дивизионные потом скажут, что они взяли всех.
Потом доказывай, что ты не верблюд. А тут получай свою
долю и отваливай. Это ваши, а это наши!
Когда мы вернулись из поиска и сдали своих немцев
в разведотделение дивизии, я получил выговор от Чер-
нова, почему я не пошел на Щегловку и не занял ее.
– В Щегловке, Чернов, немцы сидят, а я не стрелковая
рота, чтобы на деревни в атаки ходить. Наше дело – раз-
ведка. Получил языков – и будь доволен!
Командир полка тоже смотрел на меня косо. Ему нуж-
ны были успехи, решительные наши действия, отво-
еванная территория. Тогда он часть заслуг мог бы взять
на себя. А за двух языков ему орденов не положено.
***
Наш начальник штаба майор Денисов был мужик по-

рядочный, и он никогда мне не вкручивал мозги. Гово-
рил всегда по делу и понимал наши трудности и опас-
ную работу.
– Вот смотри! – И он протянул мне письменное рас-
поряжение по разведке, которое только что поступило
из дивизии. – Тебе приказано в ночь с 20-го на 21 февра-
ля провести поиск в районе леса севернее деревни Бон-
дари.
259
Я ему говорю:
– В распоряжении не указано, что я должен брать вы-
соту. А мне предлагают не просто взять языка, а штурмо-
вать и захватить немецкие позиции.
– А тебя лично брать никто и не неволит. Высоту бу-
дут брать разведчики. А ты их должен вывести лесом
с той стороны.
– Разведка, вам известно, дело добровольное!
Я не имею права приказать ребятам штурмовать высоту.
– Ты опять за свое? – злым и гневным голосом рыкнул
на меня командир полка Бридихин.
Я не смутился:
– Если солдаты откажутся идти на штурм высоты,
то ни я и ни вы их насильно не заставите. Единственное,
что вы можете – это перевести их в пехоту.
«Почему со мной тут разговаривают свысока? Почему
рычат и орут, как на бесправного лейтенанта? Почему
все время хотят растоптать и унизить? И после этого вы
хотите, чтобы я вам высоту к ногам положил? Я пони-
маю, вы хотите возвыситься надо мной. Мы – два лагеря,
и я в вашей компании не состою. Между нами разница
только в том, что мы ходим на смерть, а у вас пролежни
на заднице от сидения под накатами. Поэтому вам и нуж-
но орать. И после этого вы хотите, чтобы мы вас покорно
слушались. Почему-то я обращаюсь к простому солдату
с пониманием и уважением. А со мной здесь как с денщи-
ком – ну-ка, подай сапоги!»
– В общем, мне все ясно… Разрешите идти?
– Идите!
Я повернулся и вышел из блиндажа. Сергей сидел
у входа и дымил махоркой. Может, я зря все это им вы-
сказал? Они мне этого разговора никогда не простят.
С другой стороны, если бы я на этот раз стерпел и смол-
чал, то мной помыкали бы еще больше. Вот помощник
начальника штаба 48-го полка по разведке сидит на НП
и не ходит, как я, дурачок, под немецкую проволоку.
Важно вовремя их одернуть. Им, конечно, смирение
260
и покорность мои нужны. Им наплевать, если я завтра

останусь лежать под немецкой проволокой. Бридихин
даже в затылке от угрызения совести не почешет.
***
– Ну что, капитан? – спросил меня Рязанцев, когда

мы перешагнули снежную бровку немецкого окопа.
– Что, что?
– Зачем вызывали в штаб? Какой разговор там был?
Куда пойдем? Где будем брать языка?
– Приказано взять высоту!
– Сколько можно на смерть ходить?
– Как сколько? Пока не убьют! Убьют, и избавишься
от приказов сверху!
– Ты опять шутишь?
– А что делать? Раз наша жизнь ничего не стоит! Каж-
дый дует в свою дудку. Конечно, у нас дело общее. Нем-
цев надо бить. Но ведь голыми руками их не возьмешь.
Общее наступление – когда оно будет? А с нас, с развед-
чиков, требуют языков. Давай-давай, высоты давай!
– А почему я должен идти к штурмовать высоту?
– Не знаю, Рязанцев! Это ты сам должен решить!
– Почему я должен ребят на смерть вести? Для кого?
Квашнин тот с Клашкой из медсанбата утеху имеет. Гри-
дилин, или как его там, Бридихин, Маньку из санроты
приспособил на ночь себе, держится за сиськи, с нар
упасть боится. Это не жизнь, капитан, а сплошной юмор.
– Да, непостижимо! Пришел я к полковому, а он опять
на меня рычит. Прищурил глаз, бровь дугой согнул,
сквозь зубы цедит: ты что, струсил? Я молчал, молчал,
а потом и говорю: «Я четвертый год на войне! День
и ночь под пулями на передке хожу! Из меня боязнь
и страх немец в сорок первом фугасными выбил. У ме-
ня ни боязни, ни робости! И на штурм высот я давно
не хожу. Вот перейду из разведки в пехоту, тогда и бу-
ду ходить. Страх у тех, кто в блиндажах всё время си-
261
дит. А мне что! Я день и ночь на ветру и в снегу под не-

мецкой проволокой болтаюсь. Вот такие, Федор Федо-
рович, нынче наши дела!»
Ребята не слышали наш разговор. Мы отошли
в сторонку. Серега был рядом и ухом ловил наши сло-
ва. Но я надеялся на него, он был парень смышленый
и не болтливый. Он много знал, что творилось вокруг.
Но он даже со старшиной не делился своими познания-
ми и информацией.
Время тянется медленно, когда вот так лежишь
без дела и чего-то ждешь. Что там у немцев на высо-
те? Как расположены блиндажи? Есть ли с той стороны
ходы сообщения и дежурные пулеметы? Я, конечно, могу
и пойти. Стоит мне только взять себя в руки. Вот и теперь
у меня – ни боязни, ни робости. Ко всему можно привы-
кнуть, даже на смерть иногда плюешь.
Часа через два возвратился из штаба полка, куда его
вызвали, Рязанцев.
– Ну что? – спросил я его.
– Что, что! Вон привел взвод дивизионной разведки.
– Ты мне про дело говори! Чего молча сопишь? Бы-
стро они тебя уломали! Это, Федя, наверно, и хорошо.
У меня совесть чиста. Приказ штурмовать высоту ты
получил непосредственно от полкового. Меня хоть со-
весть не будет мучить, что я вас на штурм высоты по-
слал. Языка, Федя, сейчас взять проще простого. Зашли
к немцам в тыл километра на два, сделали засаду на до-
роге, взяли одного или двоих и тихо вернулись назад.
Считай, дело сделано. Да, Федя! Жизнь наша непости-
жима и разуму недоступна. Сегодня ты жив, а завтра
тебя нет! Война! Кому она война, а кому хреновина
одна! Они нам приказывают, а мы выполняем! У меня
всегда внутри поднимается протест, когда я вижу,
как полковой лицемерит и ищет шкурную выгоду лич-
но себе. Сам он из блиндажа выйти боится. А ты давай,
иди, готовь ребят. Мы же с Серегой здесь полежим и по-
курим.
262
На душе у меня кошки скребли. Люди идут на высо-

ту, а я как бы остался в стороне, и это не мое дело. Да…
Не очень хорошо все вышло…
Вот ведь как получилось. 16 февраля я составил схему
оборонительных сооружений противника перед фрон-
том нашего полка и послал ее в штаб. На схеме я стрел-
кой указал направление ночного поиска взвода пешей
разведки. Подлинник схемы остался у меня, и он лежал
в планшете. А копию я отправил капитану Чернову.
Я полагал по указанному в схеме направлению провести
ночной поиск и взять языка. Чернов показал мою схему
командиру полка и предложил взять высоту. Сразу двух
зайцев убьем! Возьмем высоту, и контрольные пленные
будут. Командиру полка эта идея пришлась по вкусу.
И он стал требовать от меня решительного штурма. Они
знали, что разведчикам не положено штурмовать вы-
соты, но надеялись, что они со мной быстро справятся
вдвоем. Вот так я и остался как бы в стороне.
***
В ночь на 21-е мы должны пересечь снежную низи-

ну, которую с двух сторон немцы освещали ракетами
и простреливали из двух пулеметов. План у нас такой
(объявил я, собрав всех в круг): мы идем цепью броском
через поле, падаем при первой ракете и лежим, уткнув-
шись в снег, ждем, пока она погаснет. Затем рывком под-
нимаемся и бежим дальше. Через поле нам нужно будет
сделать два броска, если немцы нашу перебежку не за-
метят. А заметят – всем нам хана! Из лощины обратно
не уйдешь. Важно незамеченными добраться до опуш-
ки леса. Там дело спокойней пойдет. По лесу двигаемся
гуськом, друг за другом. Выходим немцам в тыл со сто-
роны высоты, занимаем исходное положение. Группа
Рязанцева располагается справа, взвод дивизионной
разведки вытягивается цепью влево, с таким расчетом,
чтобы охватить все блиндажи. Осматриваемся пару ми-
263
нут и по моей команде бросаемся сверху на блиндажи.

Стрельбы никакой. В каждую трубу опускаем по грана-
те. Окна и двери, выходы из блиндажей взять под при-
цел и ждать, что будет. Часовые попадутся на пути – бить
прикладами, сбивать, наваливаться на них всем телом.
Если откроют стрельбу, бить в упор короткими очередя-
ми. Главное – остальных немцев не спугнуть, не дать им
выскочить из блиндажей и занять боевую позицию.
– От выдержки каждого, – сказал я, – зависит жизнь.
Если сделаете все быстро, часовые у немцев в панике
разбегутся. Вам останется взять только тех, кто останет-
ся в блиндажах.
Тропинка, на которой мы стоим, тянется вдоль
опушки леса. Здесь все знакомо. Здесь две недели на-
зад мы взяли языка. Тропинка под ногами твердая, чуть
только сверху припушена налетом свежего снега.
– Пойдем в три группы! – сказал я Рязанцеву и лей-
тенанту из взвода дивизионной разведки (не помню
его фамилию). – Всем рисковать сразу нельзя. Первой
пойдет группа Рязанцева. Если она попадет под обстрел,
мы с остальными ведем огонь по окопу. Даем возмож-
ность ей отойти. Если первая проедет без шума, за ней
пойдет вторая. Ты, лейтенант, своих поведешь. Мне
оставьте трех дозорных и Рязанцеву еще одного. Мы при-
кроем на случай обстрела вторую группу. Когда обе
группы достигнут опушки леса, я со своими последую
через низину. Нас немного, всего пятеро, мы через ло-
щину самостоятельно перейдем. Две группы пройдут,
для третьей опасности не будет.
И вот очередная ракета полетела по дуге и ткнулась
в снег. Взвод Рязанцева словно подкинуло вверх. Белые
маскхалаты пригнулись и цепью метнулись в низину.
Еще одно мгновение, и они исчезли в снежной пустоте.
Прошло несколько секунд ожидания выстрелов и над-
рывистого удара взахлеб из пулемета. И вот в воздух
взметнулась новая осветительная ракета. Я подался впе-
ред и стал всматриваться в мерцающий свет, бегущий
264
по снегу. Ни лежащих в снегу людей, ни белых бугорков

их маскхалатов на фоне снежного поля я не увидел. Они,
видимо, ткнулись в снег сразу в первый момент. До леса
они не успели добежать. Лежат сейчас где-то на полпути.
Трудно сказать, в каком месте они упали. Ночью снеж-
ное пространство скрадывает расстояние. Но эта раке-
та – не очередная. Немцы, видно, заметили какое-то мер-
цание в низине на снегу. Я напряженно ждал всплеска
свинца. Во время войны у немцев на вооружении были
скорострельные пулеметы МГ-34. Они давали большую
плотность огня. Сейчас врежет в то место, где уткнулись
в снег наши разведчики, и считай, половина получит
приличную порцию свинца. Мы приготовились открыть
огонь из автоматов. Точности прицельного огня у авто-
матов, к сожалению, нет, убойная сила небольшая, будет,
конечно, трескотня. Из двадцати автоматов плотность
огня будет приличная. Бить будем трассирующими. Пу-
лемет сразу подавим. Но тут же в дело войдет немецкая
артиллерия. И неизвестно, чем все это кончится. Она
бьет по заранее пристрелянным квадратам. Обрушива-
ется всей мощью нескольких батарей…
– Ну, теперь твоя очередь! – похлопал я по плечу сто-
явшего рядом лейтенанта. – Одну пропускаем! Вторая
ракета – твоя!
И вот в небе повисла вторая ракета. Лейтенант и его
разведчики сжались в комок, немного пригнулись, за-
стыли на месте. Сейчас она ткнется, зашипит, и в набе-
жавшую темноту ринутся люди, надеясь на случай. Они
так же бесшумно, как видение, как призрачные тени,
метнулись сквозь ели и исчезли в снежной полутьме.
Мы стояли меж елей и напряженно смотрели в про-
странство в каком-то неуверенном, напряженном, томи-
тельном сосредоточии слуха. Проходит минута, вторая
– ракеты нет. Еще минута тягостного ожидания – раке-
ты нет. Нас среди ельника осталось пять человек. Теперь
очередь наша. Мы ждем очередной немецкой ракеты,
чтобы сорваться с места и броситься в низину.
265
По моим расчетам, ребята уже на опушке, послали

вперед небольшую разведгруппу. Время идет, а очеред-
ной осветительной ракеты нет. Нельзя начинать дви-
жение, у немцев глаза свыклись с ночной темнотой.
Только после яркого света они некоторое время ничего
перед собой не видят. На этом и основаны наши пере-
бежки через низину под носом у немцев. Нужно ждать
ракеты. Нельзя рисковать. В ночном поиске всякое слу-
чается. Случаются такие дела и возникают такие ситуа-
ции, о которых никогда не думаешь и не предполагаешь.
Заранее угадать ничего нельзя.
Через десять минут группа Рязанцева и взвод лейте-
нанта углубятся в лес, и нам их придется по следам дого-
нять. Они пойдут медленно и осторожно, осматривая все
вокруг себя и впереди. Мы по пробитым следам можем
идти ускоренным шагом. Пять, десять минут разницы
для нас не играют роли. Мы их успеем нагнать. Между
нами такая договоренность: если в нашей группе непред-
виденная осечка вдруг произойдет, они нас не ждут. Че-
рез десять минут они покинут опушку и выйдут на лес-
ную дорогу, перережут телефонную связь и повернут
в сторону немцев, которые сидят на высоте под Бонда-
рями.
И тут я вдруг четко услышал немецкую речь метров
в двадцати от нас. По тропе в нашу сторону шли немцы
и мирно разговаривали между собой. Я сделал знак ру-
кой ребятам, которые со мной. Оглянулся вокруг. Спра-
ва стоит Сергей, слева – трое ребят из головной заставы.
Мы тихо, не касаясь обвисших лап елей, освободили
тропу, присыпали снегом свои следы, отошли и присели
за елями.
Сколько их там? Какая группа немцев? Кажется,
что в ушах начинают стучать их шаги. А немцы спокой-
но, не торопясь, ничего не подозревая, идут, покашлива-
ют, переговариваются меж собой.
Я вслушался в их голоса и сделал вывод, что их трое
или четверо. Я зубами снял варежку с левой руки и по-
266
казал ребятам три растопыренных пальца. Они меня по-

няли.
Немцы были уже на подходе. За пушистым и плот-
ным рядом елей мы расступились по двое. Один из ребят
остался на месте. Вот на тропе показался первый немец.
Он не спеша подвигал ноги, как бы волоча за собой са-
поги. Голова у него вполоборота назад. Он отвечает что-
то идущим сзади. Немцев трое. Они цепочкой двигаются
по тропе, не глядя по сторонам. У первого на ремне пере-
кинута через плечо винтовка. Второй несет пулемет, об-
хватив его поперек руками. У третьего винтовка за спи-
ной, в обеих руках по металлической коробке с лентами.
Мы начнем с третьего. Он идет и не знает, что сейчас
получит в грудь очередь свинца. Сейчас он сделает еще
шага два, и мир для него померкнет навеки…
Мы с Сергеем поменялись местами. Он будет бить
по немцу с пулеметом в руках. Мне нужно брать живьем
того, кто несет коробки. Первого будут брать без выстре-
ла трое ребят.
Когда второй с пулеметом поравнялся с Сергеем,
в него плеснула короткая очередь, патрона три, не боль-
ше. Она треснула, как попавший под каблук сапога сухой
сучок. Те двое даже не поняли, что это были выстрелы.
Они даже успели сделать пару шагов вперед. Спустя се-
кунду выражение лица у них изменилось. Они, как вко-
панные, остановились, попятились назад и затряслись.
Они увидели, как белые призраки метнулись им на-
встречу. Они только успели пригнуться, съежиться, на-
прячь мускулы, чтобы пуститься наутек. А эти белые
и быстрые, как видение, фигуры успели уже приставить
к их груди свои автоматы. А тот второй, что получил три
пули в грудь, опустил медленно свой пулемет, ткнулся
коленями в снег, повернул голову в сторону Сергея, по-
смотрел на него и упал на тропу.
Двое других заморгали глазами и вскинули руки
вверх. Один из них, который нес банки с патронами,
неожиданно поскользнулся, потерял равновесие, от-
267
пустил банки и взмахнул руками. Падая, он успел схва-

титься за ствол автомата, ища себе в воздухе опору.
Сергею показалось, что немец хочет вырвать у него
автомат, и он, не раздумывая, полоснул немцу в бок ко-
роткую очередь. Немец, как подраненный гусь, замахал
руками, запрокинул голову назад и повалился спиной
в снег.
Я показал на пулемет и махнул на убитых рукой, до-
кументы с убитых нужно взять! Остальное – забираем
и отправляемся к своим обратно! Рязанцев должен был
слышать наши выстрелы. Он, видно, понял, что здесь
произошло. Ждать нас он больше не будет. Он должен
действовать и быстро идти на высоту. Надо успеть до рас-
света захватить немецкие блиндажи. На нашу стрельбу
немцы с других мест не реагировали. Считали, что это
стреляли свои. Я велел Сергею в нашу сторону бросить
две белых ракеты. Если Рязанцев увидит, то должен по-
нять, что мы возвращаемся к себе. А для немцев, которые
сидят в соседних опорных пунктах, это будет сигналом,
что в окоп вернулась группа с пулеметом и стала осве-
щать подходы впереди.
***
В окопе у нас дежурили двое.

– Свои! – сказал я негромко и тихо пошевелился
для верности.
На мой голос и свист навстречу поднялся разведчик.
– Свои! Не стрелять!
– Вас поняли! Товарищ гвардии капитан! Это вы там
две очереди дали?
– Пойдете по тропе – и быстро сюда убитых! Пару ми-
нут на все! Мы подождем вас здесь.
Разведчики вскоре вернулись.
– Положите их на бруствер. Руки согните, пока не за-
стыли. Положите их так, как будто они лежат и наблюда-
ют. Вы останетесь здесь до утра! Если у Рязанцева все в по-
268
рядке, то я пришлю за вами связного. Если не пришлю,

останетесь на день здесь. Менять пока некем. А мы пош-
ли в Бондари!
Мы вышли с Сергеем на снежную стежку. Валенки
утопали и скользили в снежной крупе. До тропы, ко-
торая вела в Бондари, нужно пройти с километр снеж-
ным полем. Серега шел впереди, а я, как всегда заня-
тый мыслями, тащился в двух метрах сзади. Сделали
мы, наверное, полсотни шагов, и Сергей вдруг замер
на месте.
– Мины!
Я подошел к нему вплотную, нагнулся вперед и по-
смотрел в пробитый след в снегу. Там, темнея одним бо-
ком, лежала немецкая мина. Сколько раз мы здесь про-
ходили, ничего не замечая. Мы отошли несколько назад.
Сергей прочертил прикладом поперек тропы и насыпал
в нее, чтоб было видно, целую горсть махорки. Это знак
тем, что остались в окопе, если они здесь по тропе пой-
дут. Сергей повернулся ко мне лицом, посмотрел мне
в глаза и сказал:
– Будем по снегу ее обходить! Вы постойте пока здесь!
Я попробую обойти кругом метров на двадцать.
Ясно было, что мы находились на минном поле. Сер-
гей взял весь риск на себя. Можно было бы немца пу-
стить по снегу первым. Но пленные обычно разведчикам
дороже собственной жизни.
– Чего встали? – спросил кто-то из ребят.
– На мину наткнулись! Сейчас Сергей по целине обой-
дет, и можно будет следовать вперед. Скажи остальным,
и немца ткните носом, чтобы ступали след в след.
Сергей прошел метров двадцать, и мы тронулись
по его следам. Никто из нас, которые шли сзади, не гово-
рил: «Ох! Ах! Какое геройство!» Для нас это была обычная
работа. Пройти по минному полю из нас мог каждый.
Мы, конечно, смотрели на Сергея, когда он стал её обхо-
дить, ждали взрыва, но тут же успокоились, когда он её
миновал. Дойдя до тропы, которая вела в Бондари, я ве-
269
лел ребятам идти на КП полка, передать пленного, доку-

менты, оружие и доложить обстановку.
– Передайте в штабе, что Рязанцев вышел на исход-
ное положение. Доложите, почему наша группа оста-
лась на тропе. Передайте, что я пошел на передний край,
и как только от Рязанцева будет сигнал, что они на высо-
те, я пойду туда.
Мы с Сергеем обогнули овраг, обошли стороной
снежное поле и подошли к стрелковым окопам. В это
время я увидел сигнал. Как мы условились, Рязанцев дал
две зеленых ракеты. Я поднялся на бруствер и собрался
уже идти на высоту, но меня окликнули – к телефону вы-
зывают. Я обернулся, в проходе стоял командир стрелко-
вой роты.
– Кто звонит? – спросил я.
– Командир полка вас требует к телефону.
Я спрыгнул в траншею и пошел в землянку за ним.
Телефонист сунул мне трубку.
– Говорите!
– Аля! Аля! – (вместо «Алё») говорю я в трубку. – Мне
нужен Первый, кто на проводе?
– Щас передам – слышу ответ.
– Первый слушает! Кто докладывает?
– Гвардии капитан!
– Какой еще капитан?
Я назвал ему свою фамилию. Он фамилию мою
не знает.
– Капитан из полковой разведки! – уточнил я.
– Вот так бы сразу и говорил! Ты откуда звонишь? Вы-
сота взята? Ты был на высоте? Отвечай мне толком! Да
или нет!
– На высоте я не был!
«О чем будешь докладывать? Мои разведчики с плен-
ным немцем до него еще не дошли», – мелькнуло у меня
в голове
– Я послал вам контрольного пленного, документы
и оружие, которое мы захватили на тропе.
270
– Какого еще там пленного? На кой мне твой пленный

сдался? Мне высота нужна!
– Высота в наших руках!
– Почему ты не на высоте? Почему ты оказался в тран-
шее стрелковой роты? Опять от дела отлыниваешь? Ты
лично должен быть на высоте! Подожди, я доберусь
до тебя! Немедленно на высоту! И пришлешь мне оттуда
связного! Связь на высоту через час дадим. Будешь до-
кладывать мне лично оттуда!
Из опорного немецкого пункта больше ракеты
не вскидывались. Стрельбы не было слышно. Я пред-
ставил, чем разведчики сейчас заняты. Нашу пехоту
они вызывать не торопятся. Сначала нужно самим по-
рядок в блиндажах навести. А то налетит солдатня, сра-
зу все блиндажи распотрошит. Не успеешь глазом мор-
гнуть, все землянки и блиндажи немцев будут очищены.
Федя, наверное, уже под мухой сидит, дает указания, что-
бы бутылки, хлеб и консервы в один блиндаж сосредо-
точили.
На переднем крае у немцев полнейшая тишина. Вот
так когда-нибудь и закончится война. Ни немцев тебе
никаких не будет, ни языков, ни колючей проволоки,
ни мин под ногами, ни посвиста пуль, ни разрывов сна-
рядов. Сиди, пей, закусывай, размышляй в свое удоволь-
ствие. А у меня еще втык от командира полка впереди.
Я поморщился, мотнул головой и сказал Сергею:
– Пошли! Нам на высоту нужно идти! Связных от Ря-
занцева можно не ждать. Он сделал свое дело и теперь
не торопится. Ему теперь на всех наплевать. У него сей-
час райское настроение, кого-кого, а Федю я до тонкости
знаю.
***
Мы обошли минное поле стороной. Теперь нам

осталось пройти колючую проволоку. Здесь были
где-то проходы с заходом между рядами проволоки.
271
У немцев они были для выхода в нейтральную полосу.

А с нашей стороны их не видно. Проходя зигзаг в уз-
ком проходе в заграждении, я цепнул раза два халатом
за проволоку, взрыва мины не последовало, а маскха-
лат я порвал в нескольких местах. Тишина кругом! Кра-
сота! Вот и подъем на высоту. Отсюда виден снежный
край немецкой траншеи. Но нигде ни часовых, ни по-
стовых – как будто все живое вымерло. Мы подошли
к переднему брустверу и посмотрели вдоль траншеи.
В двух блиндажах двери открыты, снег у входа светится
отблеском горящих коптилок. Вон – самый большой
блиндаж. В его проходе стоит часовой в маскхалате.
Это кто-то из наших.
– Где Рязанцев? – спросил я.
– Здесь, в блиндаже.
– А ты чего здесь стоишь?
– Блиндаж стерегу, чтобы пехота не заняла, если
явится.
– Ну-ну!
***
– После взятия опорного пункта мы дали в вашу сто-

рону две зеленых ракеты. А то, что ваши наблюдатели
прозевали их, я не виноват! Опорный пункт взят! Сколь-
ко ушло на это времени – это дело наше! Мы могли брать
его двое суток или вообще не взять. Звоните в дивизию
и докладывайте о деле. Солдат и командиров взводов
надо представлять к награде. Вот список наиболее отли-
чившихся. А обо мне можете не беспокоиться. Я и без ме-
дали вашей вшивой как-нибудь обойдусь. Себя не забудь-
те! Часа через два немец опомнится. Многие, что сидят
на высоте, до наград не доживут…
Я положил на стол список представленных к награде
и вышел из штабного блиндажа на волю. Вслед за мной
вышел начальник штаба майор Денисов. Он подозвал
связных, стоявших около блиндажа, и послал их в бата-
272
льон с приказом пехоте занять Бондари. Чернов оказал-

ся тоже наверху.
– Вот что, капитан! – обратился он ко мне – Нужно
срочно, пока не оправился немец, овладеть отдельно
рощей около деревни Уруб. Смотри сюда! Показываю
по карте!
– Здесь у немцев батарея на прямой наводке сто-
ит, – сказал я и покачал головой. – Вот майор Дени-
сов – свидетель. Восемь разведчиков против десятка
орудий, которые стоят на прямой наводке! Как ты
думаешь? Не смешно? Что-то я за всю войну такого
не слыхал, чтобы десяток разведчиков уничтожили
батарею самоходных орудий, причем днем, у всех
на виду. Я согласен пустить людей и сам лично пой-
ду при одном условии – ты и командир полка будете
идти рядом со мной. Ни ты, ни он из блиндажа носа
не высунете. Вы же немецкую шрапнель никогда
не нюхали.
– Ладно, иди, капитан, – сказал примирительно Де-
нисов.
– На войне ценятся те, кто действует, не рассуждая, –
услышал я вдогонку голос Чернова.
Я замедлил шаг и обернулся.
– Я с сорок первого с ротой на немцев ходил. Тог-
да не рассуждал, думал, так надо. А потом оказалось,
что я на прохвостов работал. Кишка тонка у вас накрыть
артиллерию немцев. А солдатская жизнь вас не волнует.
Чужими руками жар хотите загребать!
Я повернулся и пошел на высоту.
***
– Рязанцева ранило! – запыхавшись, выпалил бежав-

ший мне навстречу разведчик.
– Тяжело? – спросил я.
– На ноге пальцы оторвало!
– Где же это его угораздило?
273
– Они, товарищ гвардии капитан, с немецкой гар-

мошкой по деревне решили пройтись! Взялись под руч-
ки и целым гуртом песни горланили. Немец из миномета
по ним саданул.
Когда я пришел на опорный пункт в Бондари, Рязан-
цев сидел на лавке и держал перевязанную ногу на весу.
Через наложенный бинт сочилась свежая кровь. Рязан-
цев был бледен, но совершенно спокоен. Сержант Сень-
ко доложил:
– Взял нож и отрезал пальцы, которые у него болта-
лись на мясе. Выпил полбутылки шнапса и велел послать
связного к вам, вас найти. Так, мол, и так! Отправляюсь
в медсанбат. Сенько за себя оставляю!
– Отбери, Сенько, четырех самых здоровых ре-
бят. Положите его на палатку и мигом к старшине до-
ставьте! Передайте старшине, пусть сам его в медсан-
бат отвезет. Как, Федор Федорыч, ты со мной вполне
согласен?
– Я согласен! Только пусть мне пару бутылок в дорогу
дадут. В карманы заткнут.
Он хотел, чтобы его поскорей отправили в тыл к стар-
шине. Я думал, что он спешит в медсанбат на перевязку.
А, как выяснилось потом, он на сутки задержался у стар-
шины. Старшина, конечно, расстроился и расстарался,
достал флягу спирта и на закуску нарезал сала… Вечером
он еще поднабрался и только утром через сутки отпра-
вился к врачам. У него уже были признаки гангрены. Вот,
собственно, и вся история. На этом и кончилась наша со-
вместная служба.
Потом, летом сорок четвертого, я разыскал его в го-
спитале на улице Радио. Я лежал тогда в госпитале на ули-
це Осипенко. И когда я стал понемногу ходить, я по-
ехал на улицу Радио к Рязанцеву. Встреча была шумной,
но не особенно радостной. Рязанцева вскоре вызвали
на осмотр к врачам. Ждать его я не мог, и мы расстались.
Когда я стал ходить, я заехал еще раз в госпиталь, но его
там уже не оказалось. При первом посещении я оставил
274
ему свой московский адрес, но писем от него не полу-

чал. В общем, Рязанцев запустил свою ногу. У него по-
шла гангрена. Ногу отняли сначала ниже колен, а затем
отрезали выше. Больше мы с Федор Федорычем никогда
не виделись. На Рождественке у жены он жить не стал,
по выписке из госпиталя куда-то уехал.
Я много раз справлялся через Мосгорсправку, но мне
каждый раз отвечали, что адресат в Москве не значится.
Глава 22
Нелепая контузия и поездка в Москву
(февраль 1944 года)
После отъезда Рязанцева в госпиталь полковая раз-

ведка осталась без командира взвода. Пополнение шло,
но никто из них идти в полковую разведку не хотел. Раз-
ведка дело добровольное, тут приказным порядком ни-
чего не сделаешь. После февральских боёв майор Бриди-
хин хоть и назывался командиром полка, а фактически
командовал неполной ротой. На войне так часто бывает:
с утра солдаты в полку есть, а к вечеру их не стало. С утра
их в роте сотни, а к вечеру их десятка не насчитаешь…
Сунь сейчас эту сотню вперед, и тотчас вообще никого
не останется. Командиру полка остаться без солдат нель-
зя, ведь в резерве ты не хозяин…
Эту мысль полкового подхватили тут же комба-
ты. Приказали командирам рот беречь своих солдат
и без предварительной разведки полковыми разведчи-
ками никуда не соваться. За потерю каждого солдата бу-
дут строго спрашивать!
Мы с Сергеем вышли из штаба и пошли на передо-
вую. На полпути от переднего края в стороне от тропы
находилась землянка комбата. Около неё – небольшая
группа солдат и топтался комбат. Я посмотрел на него
и подумал, что он кого-то дожидается. Около него стоя-
ли связные из роты и ординарец с автоматом на плече.
Только мы поравнялись с ними, слышу немецкие снаря-
ды летят.
– Ложись! – истошно закричал комбат и бросился
в проход землянки.
Солдаты, стоявшие около него, повалились на землю.
Снаряды прошуршали низко над головой и урча пошли
276
куда-то дальше. Звуки утихли, и я услышал голос комба-

та. Мы с Серегой продолжали свой путь по тропе.
– Гвардии капитан, подойди! Хочу поговорить с то-
бой!
– Иди догоняй! Говори! Что надо?
– Есть приказ командира полка подобрать для нашей
роты новые позиции.
– Ну, раз есть, так подбирай! Что ты мне об этом гово-
ришь?
– Ты меня неправильно понял! Командир полка май-
ор Бридихин велел вам для нас подобрать позиции.
– О таком приказе я не слышал. Командир полка мне
о таком приказе не говорил. Я только что был у началь-
ника штаба, и о таком приказе разговора не было. Ты
что-то путаешь, комбат.
– Нет, я не путаю! Командир полка звонил по телефо-
ну и велел передать, чтобы разведчики нам подобрали
позиции. Вот я передаю тебе этот приказ.
Я повернулся. Похлопал его по плечу и сказал:
– Чтобы отдать новый приказ, нужно сперва старый
отменить, чтобы не было путаницы и накладки. Ты меня
понял? Я имею сейчас другой приказ. Всё запомнил,
о чем я тебе говорил? Передай Бридихину, если будет
еще раз звонить, что ты видел меня, говорил со мной
и что я тебя послал подальше. А новые позиции ты их
сам подбирай. Усек? Боишься, небось, к немцам в плен
попасть? Видишь передовую, я хожу, и вроде ничего!
Я повернулся к комбату спиной, сплюнул, подтолкнул
локтем Сергея, и мы, не торопясь, пошли по тропе на пе-
редовую…
***
Когда меня в штабе полка Денисов спросил, кого я ду-

маю назначить на место Рязанцева, я ответил:
– Не знаю! Я с ребятами говорил. Взвод принимать
никто не хочет.
277
– Но ведь это временно, пока мы подберем на это ме-

сто офицера.
– Вот именно, что временно! Никто не хочет ругань
терпеть.
– Кто у тебя во взводе старший по званию?
– Старший сержант Сенько!
– Пришли его ко мне! Я сам с ним поговорю!
– Я не буду в этом деле участвовать. Вызывайте сами.
– Бридихин велел тебе.
– Бридихин? Он тут сорвался и наорал на меня. Вот
пусть сам вызывает и назначает.
Когда Серафима Сенько вызвали в штаб полка и Де-
нисов предложил ему принять взвод разведки, то Сенько
наотрез отказался.
– Почему? Какая причина? – спросил его Денисов.
– Ребята в разведке служить устали. Хотят в пехо-
ту рядовыми переходить. Солдаты там спят и ничего
не делают, а здесь передохнуть не дадут, то за языком иди,
то высоты бери. На кой мне хрен за всех отвечать. После
штурма высоты нам положен отдых две недели. А нас го-
няют каждый день без сна и еды, на капитана орут.
– Ты за капитана не говори! Это не твое сержантское
дело. Ты за себя говори!
– Взвод принимать не буду. Сколько можно без отды-
ха ходить? На взвод не пойду. Можете отправлять рядо-
вым в пехоту.
Начальник штаба отвернулся, занялся каким-то бу-
мажным делом. Он решил разговор не продолжать. Мо-
жет, старший сержант помолчит и одумается. Сенько
не стал ждать, когда ему скажут «иди!». Разговор окон-
чен – значит он свободен. Он повернулся и вышел
из блиндажа. Наверху, метрах в двадцати от прохода, его
дожидался наш старшина Тимофееч.
– Ну как, уговорили? Назначение нужно обмыть!
– Нет, старшина! Пусть другого найдут! Пошли! Сера-
фим парень решительный. Разговор окончен. Надо идти,
а то еще скажут, что Сенько передумал. Платить, говорит,
278
будем. А мне деньги на что? В карты я не играю. Родные

в оккупации. Посылать деньги некуда. Я воюю с фрицем
за Белоруссию, а не за деньги.
***
Мы с Сергеем подошли к солдатской траншее, спрыг-

нули вниз, прошли вдоль её зигзагов, нашли наших
ребят и направились к лесу. В окопах и блиндажах, ко-
торые накануне взяли наши ребята, теперь сидели стрел-
ки-пехотинцы. Бридихин орал на меня, почему я сразу
не стал преследовать противника. А кого, собственно,
преследовать? В лесу их и раньше не было. Они леса бо-
ятся. И сейчас там нет никого. Кого я, собственно, дол-
жен преследовать? Наступать вперед должна пехота.
– Ты должен был на плечах бегущих немцев ворвать-
ся в деревню Уруб или на высоту 322,9.
– Это вы, майор, так полагаете. Разведчиков в насту-
пление хотите послать. А у меня их всего шесть человек.
Бридихин немного остыл, велел мне лес прочесать,
выйти на северную его окраину. Понятие «лес проче-
сать» – растяжимое. Для этого нужно иметь сотни сол-
дат. Поставить их цепью и вперед пустить! А сейчас я мог
взять с собой трёх ребят и по дороге пройти.
Я высказал свое мнение по проческе леса, а сам подумал,
что у немцев весь участок здесь оголен. Пока они во всем
разберутся, дня два, по крайней мере, пройдет. Бежавшие
в панике будут врать и преувеличивать. Пока их соберут
и всех опросят, время уйдет. А то, что наши молчат, не ле-
зут напрасно нахрапом, то это часто бывает. Бридихин
орал, почему я сразу не стал преследовать немцев.
– У меня нет сил душевных! – ответил я.
– Каких ещё душевных?
– Таких! Мы много суток уже не спим и выдохлись
окончательно. Мы не покойники. Нам отдых нужен!
И душа у нас есть.
– Какой тебе же сейчас отдых? Потом отдохнешь!
279
– Это когда трупами лежать будем?

– Ты опять за своё? Я приказал тебе сегодня ночью про-
чесать вдоль дороги лес и на выходе из леса поставить за-
слон. К утру ты должен доложить мне о выполнении при-
каза. Пришлешь мне связного. Сам останешься там.
– В таком случае, пишите приказ по полку на развед-
ку. Чтобы потом не было никаких разговоров. Я, мол,
тебе так сказал, а ты наоборот всё сделал. А насчет пре-
следования противника я вас что-то не пойму. Моё
дело – разведка, а в наступление должны стрелковые
роты идти. Послушать вас, для чего тогда стрелки-сол-
даты нужны, если за них деревни и высоты брать будут
разведчики. Крика и ора я вашего не боюсь и терпеть
не буду. Я сам орать умею.
Часа за полтора, не торопясь, мы с ребятами прошли
лес и осмотрели опушку. Выставили часового и устано-
вили очередь, кто за кем дежурит.
Я решил дать выспаться всем до утра. Нельзя без сна
и отдыха непрерывно вести разведку. Стрелковые роты
без нашей предварительной разведки сюда не пойдут.
Хотя Бридихин мог вместе с нами сюда послать одну
стрелковую роту. Но он чего-то медлил. Северная опушка
леса, когда мы выходили на неё, была безмолвна и недви-
жима. Ни одной старой и свежей воронки от наших сна-
рядов, ни одного упавшего сучка, ни одной надломленной
ветки, перебитой осколком. Куда же били наши артилле-
ристы? Зачем они пудрили нам мозги? Врали, как всегда?
Пройдя метров двести по опушке леса в сторону и осмо-
трев всё кругом, мы никаких следов на снегу не нашли,
вернулись к дороге и стали устраиваться на отдых.
Сколько я спал, трудно сказать. Когда я открыл глаза,
небо уже светлело. Меня никто не будил и за рукав никто
не тянул. Сергей тихо посапывал, лежа рядом под одея-
лом. Я вылез из-под одеяла, прикрыл Сергея и перешаг-
нул через край сугроба.
Огляделся вокруг и вышел из-за ельника на дорогу.
Кругом было по-прежнему тихо. Часовой, услышав по-
280
скрипывание моих шагов, повернулся в мою сторону

и пошел мне на встречу. Мы стояли на дороге. Я хо-
тел спросить его, что там видно и слышно у немцев,
но в это время почувствовал спиной, что кто-то дви-
жется в нашу сторону по дороге из глубины леса. Обер-
нувшись, я увидел, как от поворота дороги отделились
темные фигуры солдат. Они были без маскхалатов
и двигались в нашу сторону нестройной толпой. Изда-
лека не разберешь – наши они или немцы. Со сна глаза
у меня как в тумане.
Я особенно не беспокоился. Они не видят нас. Мы мо-
жем в любой момент отойти в глубину леса и встретить
их автоматным огнем. Я поднял руку, для всех это коман-
да – внимание! Ребята по два, по одному стали за ствола-
ми и бесшумно взвели затворы автоматов. Но вот фигу-
ры вывалили на дорогу из-за поворота, и я увидел – это
наши славяне идут. Они ходят обычно как стадо бара-
нов. Если бы это были немцы, они бы шли осторожно,
оглядываясь по сторонам.
***
За мной прислали связного. Командир полка вызы-

вал меня к себе.
– Тебе нужно было на деревню Уруб идти, а ты про-
сидел целую ночь на опушке!
– Я не сидел!
– Чем ты занимался?
– Лежал и спал в снегу! Я не кобыла, спать стоя не умею!
Вы каждую ночь спите, а я уже трое суток не сплю. И раз-
ница есть. Вы – в блиндаже, а я – на снегу. Короче! Куда
я должен сейчас идти?
– Пойдешь со мной на опушку леса. Там оглядимся,
решим и посмотрим.
Проспав на снегу, я не выспался, не чувствовал бодро-
сти и ясности в голове. Я был по прежнему, так сказать,
в полусонном состоянии.
281
При выходе на задачу и поиск голова у разведчика

должна быть ясная. Он должен улавливать вокруг всё,
даже самые незначительные детали. Когда мы приш-
ли с командиром полка на опушку леса, он вышел впе-
ред и встал за крайнюю толстую ель. Достав бинокль,
он долго смотрел куда-то вперед. Открыв планшет
и проверив свои наблюдения по карте, он подозвал
меня и спросил:
– Где твои разведчики? Нужно послать их по доро-
ге вперед, я сам хочу посмотреть, где немцы сидят. Кто
старший во взводе?
– Старший сержант Сенько! – ответил я.
– Пусть возьмет с собой человек восемь-десять и по-
дойдет ко мне.
– У нас всего осталось шесть человек.
– Шесть, значит шесть!
Я послал Сергея за ребятами. Они сидели в снегу
за ельником. Подошел Сенько.
– Пойдешь с группой ребят по дороге, – сказал коман-
дир полка. – Выйдешь в направлении вон той отдельной
рощи и поднимешься за бугор. А я буду сам наблюдать
за вами.
– Светло! – возразил было Сенько.
– Ничего! Нечего время терять! Отправляйтесь!
Ребята кучкой вышли на дорогу, оторвались от опуш-
ки леса и пошли в сторону немцев.
«По дороге в светлое время!» – подумал я.
На дорогах при подходе к деревням в светлое время
обычно и гибнут разведчики. Они попадают под при-
цельный огонь в упор. А где сидят немцы, с двадцати ша-
гов их не видно. На опушку леса вышли комбат и коман-
диры рот, им тоже нужно знать, что будет с разведкой
при подходе к отдельной роще. Мы стояли за деревья-
ми, а кто-то из них вылез неосторожно вперед. Потому
что тут же послышались далекие глухие раскаты ору-
дийных выстрелов, и к опушке леса чередой понеслись
снаряды. Командир полка тут же ушел по дороге в глу-
282
бину леса за поворот, пехота подалась немного назад,

а мы с Сергеем остались наблюдать за ребятами.
Я попробовал было лечь, но из-за сугроба ничего
не было видно. Я поднялся на ноги и встал за толстый
ствол высокой ели. Снаряды ложились по опушке леса
и вдоль дороги. С каждой минутой обстрел усиливался.
Группа Сенько дошла до снежного бугра на дороге, под-
нялась на него и стала неестественно пятиться. Ни зву-
ков винтовочных выстрелов, ни трескотни пулемётов
не было слышно. Полета трассирующих тоже не было
видно. Я увидел, как трое взмахнули руками и стали
валиться на спину. Ну вот, Бридихин добился своего!
Глаза у меня были открыты, я ясно видел происшед-
шее, но вдруг почувствовал, что оторвался от ели и от-
ключился от внешнего мира. Мысли мои вдруг ушли
вовнутрь. Что было дальше, я ясно не помню. Я лишь
почувствовал, что меня что-то ударило между ног. Как
будто до этого я сидел верхом в седле на кобыле и был
внезапно выброшен из седла. Острой боли при этом
не было. В памяти произошел какой-то провал. То
ли меня наяву снарядом ударило, то ли всё это я видел
во сне…
***
Очнулся я в блиндаже, открыл глаза и посмотрел

в потолок, пытаясь вспомнить, что же, собственно, про-
изошло.
– Это меня мина или снарядом?
Вечером ко мне в землянку пожаловал майор Де-
нисов.
– Ты что расклеился? Командир полка хотел с тобой
поговорить. Капитана Чернова убило. Снаряд разорвал-
ся в проходе блиндажа, где он стоял. Мне доложили,
что ты сильно контужен. Вот я и зашел к тебе.
– У меня нижняя часть спины болит. Хочу встать,
и не могу.
283
– Ладно, лежи! В штаб вернусь, велю лошадь за тобой

послать. Отправим тебя в санроту.
Через некоторое время к землянке подъехали сани,
заложенные сеном и укрытые брезентом. Сергей и по-
возочный уложили меня на них. В санроте меня осмо-
трели, выписали эвакокарту и приготовили на отправку
в тыл. В эвакокарте поставили какой-то чужой диагноз.
В суматохе и беготне что-то перепутали. Утром я стал по-
немногу оживать и ходить. Мне показали машину и по-
могли забраться внутрь. Открытая полуторка тронулась,
и мы поехали куда-то в направлении Смоленска. По до-
роге на Смоленск нас здорово потрясло. Боли в поясни-
це стали стихать. Я мог вполне стоять на ногах и ходить,
не сгибаясь. Нас довезли до какой-то деревни и ссадили.
Санитарный грузовик на дороге сломался.
– Кто может, самостоятельно добирайтесь на пере-
кладных – объявил нам сопровождающий санитар. –
Остальные, кто не может ходить, останутся ждать в де-
ревне. Из госпиталя придет за вами машина.
Мы сидели на завалинке покосившейся от времени
избы. Со мной рядом пристроился старший лейтенант,
тоже слегка контуженный.
– Слушай, капитан! – обратился он ко мне. – Направ-
ления у нас на руках. Ты сам откуда?
– Я из Москвы.
– И я из Москвы. Может, мотанем в Москву? За сутки
туда доберемся. Не всё ли равно, где в госпитале лежать?
Пока из госпиталя за нами сюда придет машина, мы бу-
дем уже в Смоленске. Может, успеем доехать до Москвы.
А в Москву зайдем в эвакопункт, оттуда в любой госпи-
таль направят. Скажем, что машина сломалась в пути. Са-
мое страшное, если по дороге задержат!
– Ты что это, серьезно?
– На полном серьезе! Ты на фронте давно?
– С сентября сорок первого. А ты?
– Я на фронте уже год, и ни разу не был дома. Знаешь,
как домой охота?
284
– У тебя как ноги? Идти сможешь?

– Ноги у меня двигаются, голова болит. Но у меня есть
лекарство от головной боли, хлебнешь пару глотков,
и сразу все пройдет!
Старший лейтенант скинул с плеча вещмешок, достал
фляжку, открутил крышку и подал её мне.
– Давай, пошел! Я следом за тобой! В таком деле нель-
зя одному. Нужна братская компания. А вдвоем нам с то-
бой – море по колено.
Я взял фляжку, запрокинул голову, сделал выдох
и, не дыша, хватил несколько глотков. В фляжке был чи-
стый и неразведенный спирт. Старший лейтенант сунул
мне в руку обломок сухаря.
– На, закуси, капитан! И давай покурим перед дорогой.
– В Москву, так в Москву! – сказал я похрустывая су-
харем. – Черт с ними со всеми! Четвертый год валяюсь
на снегу, сколько под пулями из них, сколько натерпел-
ся и выстрадал за это время. С сорок первого, не вылезая
с передка, воюю, а со стороны командира полка вижу
одну злобу.
В Смоленске мы зашли на вокзал, сунули в окошко
военному коменданту наши документы, он наложил
на них визу – «В Москву», написал нам записку в кассе
получить два билета. В вагоне мы опрокинули фляжку
до дна, залезли на верхние багажные полки (за места
нам платить было нечем) и под стук колес быстро засну-
ли. Ночью, где-то около Вязьмы, нас разбудили. Кто-то
потянул меня легонько за локоть, я открыл глаза и све-
сил голову с полки.
– Ваши документы, товарищи офицеры!
Старшего лейтенанта тоже разбудили.
– Вы куда следуете, товарищ капитан?
– В госпиталь! Там в документах сказано!
– Это мы видим, но вам придется сойти с нами на сле-
дующей станции!
– А почему нельзя в Москву? Не всё ли равно, где нам
лечиться?
285
– Мы разберемся. Если начальство разрешит, завтра

поедете дальше.
Нас сняли с поезда. Мы спрыгнули на полотно и пош-
ли за лейтенантом куда-то в сторону. Ночью было темно,
но мы и не думали от него бегать. Он был вооружен на-
ганом, а мы свои пистолеты сдали в санроте. В тыл с ору-
жием нашему брату было следовать запрещено. Вскоре
мы подошли к темному бараку, нас завели в отдельную
пустую комнату. В углу стоял стол и по стене, на косых
неструганых ножках, лавка.
– Вам придется здесь подождать! Я пойду доложу
о вас начальству! – сказал лейтенант, вышел из комнаты
и прикрыл за собой дверь.
С ним везде были два солдата. Но они, пока мы шли
до барака, куда-то исчезли в ночной темноте. Никаких
признаков не было, что за дверью с той стороны стоят
часовые. Два небольших окна в пустой комнате были
не зарешечены. На стене, против двери, висел портрет
нашего главнокомандующего в маршальских погонах.
В комнате от пола пахло сыростью.
– Как ты думаешь, это не КПЗ? – сказал я своему спут-
нику.
– Какое КПЗ? – спросил старший лейтенант.
– КПЗ – это камера предварительного заключения.
– Откуда ты такие названия знаешь? Ты что, служил
раньше в милиции или в конвое?
– Нет, я в этих заведениях раньше не был и не служил.
Я в полковой разведке был. У меня были ребята-штрафни-
ки. Во всяких разных делах и под следствием побывали,
в тюрьмах сидели, в лагерях сроки по уголовным делам
отбывали. Рассказывали всякое. Выражение КПЗ я из их
рассказов запомнил. Вот я и думаю, зачем нас задержали.
– Чего мы такого преступного сделали?
– А ты как думаешь? Ты явный дезертир! В Москву
махнуть собрался.
– Ты уж совсем, капитан! Сутки ещё не прошли. Ска-
жем, в пути задержались. У нас документы на руках.
286
– Это ты следователю скажешь!

– Не валяй дурака, капитан. Мы с тобой всего несколь-
ко часов в самовольной отлучке. Сутки не прошли – зна-
чит, не дезертиры.
– У тебя совесть есть? Ты перед Родиной виноват!
– Какая совесть? Ты про совесть у тыловиков спроси.
Подумаешь – преступление! В Москву домой ехать со-
брались. И сразу враги, предатели Родины?
– Враги не враги, а штрафная обеспечена!
Я немного помолчал, а потом добавил:
– Ладно, не горюй! Я просто хотел проверить тебя,
не раздумал ли ты ехать в Москву.
– Конечно, нет! Что ты!
Через некоторое время в комнату вошел лейтенант.
Это было новое лицо. Ночной лейтенант не появил-
ся. Этот чистенький такой, аккуратно подстриженный
и гладко причесанный.
– Вот и опер пожаловал к нам, – шепнул я напарнику,
вставая с лавки.
Лейтенант внимательно посмотрел на меня, сел на та-
бурет и перевел взгляд на старшего лейтенанта.
– У вас что-нибудь есть, кроме госпитальных предпи-
саний?
– Удостоверение личности с печатью, написанное
на листке бумажки от руки, партбилет и продаттестат.
– У меня? Я комсомолец. Вот моя книжица.
– Не книжица, а комсомольский билет! – поправил
лейтенант, рассматривая поданные ему документы.
– Проверка людей, сами понимаете, в военное время
необходима. По дорогам и поездам всякий народ шата-
ется. Проверим ваши документы, установим личности
и в госпиталь направим. А пока придется здесь подо-
ждать.
– Нам продукты получить нужно. Сутки на исходе,
а мы ничего не ели, – пожаловался старший лейтенант.
– Аттестат у вас есть?
– Конечно, есть! Что мы – дезертиры?
287
Дежурный лейтенант забрал документы и аттестаты

и вышел. Вскоре он вернулся, вернул нам все и сказал:
– Поездом вы дальше не поедете. Мы звонили в госпи-
таль, он рядом здесь, в трех километрах, вас там примут.
Поведет вас туда наш солдат. Ваши направления он сдаст
в приемную часть. Желаю выздоровления и хорошего
лечения.
Молчаливый пожилой солдат посмотрел на нас ис-
подлобья и нахмурил брови. Всю дорогу мы шли за ним,
изредка перебрасывались между собой негромкими
фразами.
– Вот и пришли! – сказал солдат, показывая на дерев-
ню. – Офицеры, а ведете себя, как мальчишки. Незакон-
но в поезд сели, людям задали лишнюю работу! Никако-
го порядка нет. Куда захотели, туда и поехали.
– Это ты прав, нас немного в сторону занесло. Ты, сол-
датик, на фронте-то был? Знаешь, что это такое?
– У каждого своё место, и каждый отвечает за своё.
– То-то и видать! Тыловик фронтовику, как свинья то-
варищ лошади! Кончится война, скажешь на фронте был.
А мы завшивели в окопах, дыхнуть тишины тыловой за-
хотели. Побаловаться захотели. Это от бессонных ночей
многие недели подряд. Ты вот каждую ночь под крышей,
на кровати и в тепле храпишь, а нам периной служит
снег, и поесть не каждый день приходится. Навоюешься
вдосыть, выдохнешься, как загнанная кляча, шарахнет
как следует, вот и соображаешь, как быть.
– А куда же вы ехали?
– В Москву перед госпитализацией дня на два решили
махнуть.
Старший лейтенант дернул меня за рукав, чтобы
я не рассказывал о наших планах солдату. Тыловой –
не окопный солдат. Пойдет и доложит начальству.
А у меня идея (я же разведчик) – узнать, что скажет
солдат о патрулировании поездов и машин.
– Ты вот, солдат, толкуешь про мальчишество. А я с со-
рок первого на передке. Дали бы отпуск, сел бы я в купей-
288
ный вагон и без всякого баловства лежал бы на нижней

полочке. А что, у вас здесь везде усиленная проверка?
– Да на Москву лучше поездом не суйся. Наши с ко-
мандировками машинами едут. Ну, вот и дошли! Сейчас
сдам ваши документы в приёмный покой, и можно об-
ратно идти!
– Давай документы. Мы сами дойдем. Ты сам же ска-
зал, что по железной дороге все равно не прорвешься.
– Ладно! Нате! Идите сами!
– Ну и дела! – сказал я старшему лейтенанту, когда
мы немного отошли. – У простого солдата прощения
приходится просить. Проще в разведку сходить, чем вот
так в своей совести ковыряться и перед первым встреч-
ным распинаться.
Но сделано было главное, мы узнали пути на Москву.
В приемной нас встретила медсестра. Она посмотрела
на нас, взяла со стола перьевую ручку, громко ткнула пе-
ром в стоящую перед ней чернильницу и басовито-про-
куренным голосом проговорила:
– Фамилии говорите!
Потом она стала писать звания и прочие данные.
– Ходячие?
– Как видите, без костылей!
– Возьмите в предбаннике по кусочку мыла, подбери-
те себе мочалки, вот вам полотенца и чистое бельё. Баня
напротив. Идите туда и мойтесь. После бани зайдете
в столовую, скажете, что на вас двоих оставлен расход.
***
В госпитале я пробыл недолго. Меня вызывали к врачу

раза два. И через неделю я получил документы, что здо-
ров. Жалоб у меня особых не было. И валяться на койке
в госпитале, как другие, я не хотел. Получив документы,
я вышел на большак и стал ждать попутной машины.
Я хотел вернуться в свою дивизию, но попасть при слу-
чае в другой полк. Машины в сторону Смоленска долго
289
не было. По большаку проходили иногда отдельные сол-

даты и офицеры.
– Вы не на Смоленск ждете попутную? – спросил меня
проходящий мимо пожилой солдат.
– На Смоленск! А что?
– На Смоленск машины не ходят. Мост разбомбило.
Нужно идти далеко в обход. Машины будут ходить, когда
наведут переправу.
Видно судьбе было угодно повернуть меня в другую
сторону. Откуда-то со стороны проселочной дороги
на большак выползла грузовая машина. Я стоял на до-
роге долго и сильно простыл, стоял, переступая и по-
стукивая нога об ногу. Шофер заметил меня и тут же
притормозил. Открыв дверцу машины, он обратился
ко мне:
– Капитан, прыгай ко мне в кузов, за пару часов до Мо-
сквы довезу. Здесь теперь транспорта не дождешься.
Он как будто читал мои мысли. Хотя в душе у меня
были сомнения. Я хотел вернуться из госпиталя в часть.
Я на секунду задумался, правильно ли я делаю. Но тут
же махнул рукой и направился к кузову. В два прыжка
я нагнал машину, подтянулся на руках, перекинул ногу
через задний борт. Теперь было всё решено.
В кузове, покрытом брезентом, было тепло. Я про-
брался ближе к кабине, лег на что-то мягкое и тут же за-
снул.
Как провел я время в Москве, с военной точки зрения,
значения не имело. Я пробыл в Москве вместе с дорогой
туда и обратно ровно семь дней. Поездом обратно я до-
ехал с билетом в плацкартном вагоне до Смоленска.
Из Смоленска я пошел пешком. От вокзала повер-
нул в сторону Павловской горки и зашагал по зимнему
большаку куда-то в сторону Духовщины. В предписании
из госпиталя было сказано, что я должен явиться в запас-
ной полк 3-го Белорусского фронта. Машин попутных
не было. Всю дорогу, двенадцать километров, пришлось
идти пешком. Разыскав деревню, где стоял офицерский
290
резерв, я сдал свои документы, и меня направили в избу.

Там размещались прибывшие из госпиталей младшие
офицеры.
В избе сидели лейтенанты, старшие лейтенанты
и один капитан. Всего было человек десять. Пополнение
из госпиталей шло совсем не жирное. Офицеры меня
встретили хорошо. Разведчиков среди них не было,
и они смотрели на меня с любопытством, когда узнали,
что я из полковой разведки.
Прошло несколько дней, и вот однажды утром
за мной прислали связного. Меня вызвали в штаб запас-
ного полка.
В большой комнате за длинным столом сидели пол-
ковник, подполковник и два майора. На вопрос, где
я был, я без заминки и секунды промедления ответил:
– В Москве!
– Где ты там жил?
– Дома!
– Сколько суток?
– С дорогой туда и сюда ровно семь!
– Ладно, иди! Будет решение – вызовем.
Когда я услышал слово «решение», сердце на секунду
сжалось и остановилось. Я почувствовал, что внутри что-
то давит. Но я тут же сделал глубокий вдох, повернулся
и вышел. Они смотрели мне в спину и выжидаючи мол-
чали. Я вернулся в избу.
– Ну как? – спросили меня ребята.
– Как-как? Трибунал! Что вы, не понимаете? За само-
волку в военное время положен расстрел.
– Ну да!
– Вот тебе и ну да!
– А ты как же?
– А что я, собственно, должен делать? Орать «караул»?
Простите! Я больше не буду!
На следующий день меня снова вызвали в штаб
и молча вручили опечатанный сургучом пакет. По углам
и в середине красовались застывшие на сургуче печатки.
291
Я расписался в журнале за получение пакета. Мне сказа-

ли, как добраться до штаба 39-й армии.
– А какое решение?
– Сдашь пакет, там твое дело и решат.
Я вышел на улицу, дыхнул морозного воздуха
и почему-то подумал: «Хорошо, что сразу не реши-
ли. А могли и сразу расстрелять. Показательный суд
и перед строем расстрел. Теперь легче, теперь двое суток
отсрочки, теперь, пока до штаба армии доберусь, двое
суток буду на этом свете, времени хватит перед смертью
обо всем подумать».
Но в штабе к начальству меня вообще не вызывали.
Написали, что я следую в распоряжение командира 5-го
гвардейского корпуса генерала Безуглого. Видно, по-
считали, что со мной им некогда заниматься. Дело, мол,
плевое. Пусть в корпусе решат. Если так до командира
полка дойду, вот где мне устроят головомойку, вот ког-
да Бридихин потешится надо мной от души. Обратный
путь пехом до большака был легче и веселее. Ветер и снег
хлестали в спину, подгоняя меня, только ноги перестав-
ляй. По большаку я прошел километров пять, пока меня
не догнала попутная машина. Шофер притормозил,
я легко прыгнул на подножку и забрался к нему в кабину.
– Тормозить совсем нельзя! – пояснил он. – Забуксу-
ешь и занесет! Машина перегружена до предела.
– Все понятно! Спасибо, что притормозил!
Глава 23
На КП командира корпуса
(март-апрель 1944 года)
Я пешком добрался до оврага, где находился команд-

ный пункт 5-го гвардейского корпуса. Подземный дере-
вянный бункер штаба был упрятан под крутым скатом ов-
рага. Наружу из-под снега смотрели одно окно и дощатая
входная дверь. Чуть дальше по оврагу, под навесом стояла
кухня и зарытый в землю сруб на несколько лошадей.
Часовой, стоящий у входа в бункер, на ту половину
оврага меня не пустил. Я остался стоять напротив. Потом
какой-то подполковник мне сказал:
– Вам, капитан, придется несколько дней подождать!
Генерал-лейтенант Безуглый сейчас в отъезде. Вернет-
ся не раньше конца недели. В штабном блиндаже места
для вас свободного нет. Вы и сами понимаете, посторон-
ним лицам у нас на КП нельзя находиться. Помещение
для посетителей у нас не предусмотрено. Кругом, види-
те, снег и голые склоны оврага.
– А вот здесь мне можно? Здесь, кажется, пусто? – по-
казал я на занесенный снегом перекрытый бревнами
стрелковый окоп.
– Это пулеметный окоп на случай десанта и круговой
обороны. Здесь, кроме навеса из бревен и снега, нет ни-
чего. Вы сами видите, что эта накрытая бревнами дыра
для жилья не годится. В ней даже железной печки нет
и вход не завешен. Ячейка продувается с двух сторон.
И устроить вас совсем некуда.
– Я устроюсь сам! Разрешите с коновязи охапки две
сена или соломы взять.
– Берите, сколько хотите! Если устроитесь, то питать-
ся будете у нашего повара на кухне. Сдадите ему аттестат.
293
Но учтите! На холоде вам придется пробыть не меньше

недели! Я хотел вас отправить в одну транспортную
часть. Она стоит здесь недалеко.
Подполковник поёжился, подошел к заброшенному
окопу, заглянул осторожно внутрь, отпрянул назад и по-
качал головой.
– Ну, знаете! Я вас сюда не посылал! Это вы сами вы-
брали, если разговор такой зайдет! – сказал он задумчи-
во. Сказал и удалился обратно в бункер.
Утром на следующий день все, кто выходили из бун-
кера, поглядывали в мою сторону на снежный про-
мерзлый окоп, прикидывая мысленно, жив ли я там.
Они, одетые в полушубки, вылезали из натопленно-
го бункера, потому что в овраге, на воздухе, было до-
вольно холодно, но нужно. Они направлялись к повару
и там, усевшись за стол, получали утренний завтрак.
Повар, узнав от штабных, что в промерзлом окопе по-
селился живой капитан, после завтрака пришел полю-
бопытствовать. Повар, простой солдат, постоял, посмо-
трел на мою обитель, нагнулся в проходе и посмотрел
внутрь. Я лежал на дне, подстелив под себя пару охапок
сена.
– Иди! – сказал он. – Дам тебе мешковину! Завесишь
проход!
Я поднялся и пошел следом за ним. Амбразуру я за-
крыл пустыми ящиками, щели заткнул сеном и присы-
пал их сверху снегом. В проходе повесил распоротый
мешок. У меня получилась отдельная однокомнатная
квартира с лежанкой на дне окопа на мягкой подстил-
ке и одеялом из нескольких скрепленных проволокой
мешков. Это была, по моим фронтовым понятиям, цар-
ская постель. О такой постели может только мечтать
настоящий окопник. В моей кибитке с промерзшими
стенами было исключительно тихо, уютно и тепло. Под
боком взбитое пахучее сено, сверху мешковина. Ложись
и умирай! Блаженство и рай! Чистый морозный воздух,
никакой тебе стрельбы, тебя не требуют к телефону, ни-
294
какой тебе матерщины командира полка. Такая небес-

ная благодать, что сам Христос мог позавидовать мне.
Прошла ночь, наступил рассвет, штабные пошли
на завтрак. Меня никто не вызывал. День прошел, а меня
по-прежнему не трогали. Через неделю явился сам хо-
зяин, и к вечеру подполковник, возвращаясь с ужина,
окликнул меня.
– Я докладывал про тебя генералу, он сказал – пусть
подождет. Завтра утром он вызовет тебя. Будь на месте,
я тебя позову.
Подполковник ушел, а я пошел в свою дыру готовить-
ся к вызову. Я долго ворочался и многое передумал. Дале-
ко за полночь я незаметно уснул.
***
– Капитан! – услышал я голос подполковника. – Бы-

стро к генералу!
Через мгновение я стоял около него. Мы прошли
через первую дверь, вошли в темный, рубленный из бре-
вен коридор, где по обе стороны сидели при свете коп-
тилок телефонисты.
– Разденься и подожди. Я скажу, когда генерал по-
зовет.
Я откашлялся, сплюнул в угол, чтобы чистым гром-
ким голосом доложить, как положено. Затянул поясной
ремень на три дырки потуже, расправил складки гим-
настерки на животе. Я приподнялся на носках, оторвал
пятки от пола, попробовал ноги, они были как пружины,
теперь я стоял спокойно и ждал сигнала подполковника.
Я стоял перед дверью, за которой дальше, в глубине бун-
кера под землей, располагалось укрытие генерала. Дверь
приоткрылась, я увидел движение руки.
– Давай, быстро!
Я пригнулся, шагнул через порог, прошел рублен-
ную колоду из тесаных бревен, снова пригнулся и во-
шел в комнату. В большой светлой комнате было не-
295
сколько человек. Среди них – старшие офицеры

и полковники. Стоял генерал или сидел за столом,
трудно было сказать. В лицо я его раньше не знал
и во время приезда не видел. Посередине комнаты
стоял, заваленный бумагами и картами, большой стол.
Я предполагал, что генерал должен быть где-то здесь
около стола, склонившись над картой. Строевым ша-
гом я двинулся вперед, ударяя со всей силой подошва-
ми сапог по деревянному полу. На резкий звук моего
шага все разогнулись, повернули головы в мою сторо-
ну и некоторые даже выпятили грудь. В них, в некото-
рых старых вояках, чувствовалась строевая выправка.
Пока я шел и чеканил шаги, соображая, где мне нужно
встать и лихо ударить каблуками, подполковник мне
кивком головы показал, и я увидел в стороне у стены
сидевшего генерала.
– Товарищ гвардии генерал-лейтенант, – рявкнул
я, как нас в училище учили.
Я воткнул глаза в генерала и, не моргая, смотрел
на него.
– Тоже мне разведчик! – сказал он и добавил несколь-
ко крепких слов.
На нас, на фронтовиков они действовали, как небес-
ная благодать.
– Где был, когда из госпиталя сбежал?
– В Москве! – не делая паузы, выпалил я.
– Подполковник, сколько он там был?
– Семь суток ровно с дорогой туда и обратно!
– Запиши ему семь суток ареста! Но это не всё! Это
формальная сторона наказания!
Генерал посмотрел на меня и улыбнулся.
– На участке вашей дивизии целый месяц не могут
взять языка. А пленный мне сейчас очень нужен! Даю
тебе неделю срока. Возьмешь пленного, и наказание
сниму.
– Пленный будет, товарищ гвардии генерал-лейте-
нант!
296
– Хорошо, капитан, посмотрим! Подполковник, запи-

ши ему в приказ семь суток! Сегодня пятница. В следую-
щую пятницу напомни мне.
– Разрешите идти?
– Иди!
Я повернулся на каблуках, вытянул вперед пра-
вую ногу и громыхнул по дощатому полу так, что стол
от моих шагов вздрогнул и подпрыгнул на месте.
***
Утром 7 апреля подполковник сказал, что позвонит

в штаб, а потом добавил:
– Надеюсь, что ты без заезда в Москву в дивизию по-
падешь!
И улыбнулся понимающе.
Я получил продаттестат и, не теряя времени, отпра-
вился в штаб дивизии. В штабе дивизии мне не задава-
ли лишних вопросов, где я был и сколько суток прогу-
лял в Москве. Сказали только, что на мое место в 52-й
полк две недели назад назначен старший лейтенант.
Он недавно в дивизии, дела, как ты, досконально не зна-
ет, но говорят, что старается, и нет смысла его от туда
снимать.
Меня направили в 48-й полк и сказали: тебе не нуж-
но к должности привыкать, для тебя эта работа знако-
ма. Я был, конечно, огорчен, что теряю своего ординар-
ца, старшину и нескольких ребят. В 48-м же полку мне
придется всех заново изучать. И это не просто. Пришел,
сказал, здорово, братцы, и по глазам все сразу узнал, кто
есть кто и кто из них на что способен. Пока в деле не про-
веришь, сколько времени зря утечет. Как говорят, чужая
душа – потемки!
«Как-нибудь обойдется, – думал я тогда по доро-
ге в новый полк. – Приду, посмотрю, разберусь, и всё
встанет на место. Солдаты из взвода разведки слыша-
ли про меня. Наши старшины частенько встречались.
297
Мы знали в общих чертах кое-что друг о друге». А к вече-

ру я уже был во взводе разведки. Начальник штаба сказал
прямо и без всякого тумана:
– Ты, капитан, в курсе дела. Отправляйся во взвод
и помоги лейтенанту Ложкину. Ему туда прислали
группу ребят из роты дивизионной разведки. У Лож-
кина с этой группой конфликты и нелады. Они не хо-
тят подчиняться ему, вторую неделю сидят на нашем
участке и бездействуют. А приказ на захват контроль-
ного пленного был уже давно! Они ссылаются на вся-
кие причины, а Ложкин докладывает, что они не хотят
на задачу идти. Чернова, что был в штабе дивизии, уби-
ло. Сейчас там назначили какого-то хохла. Он раздал
разведроту по полкам. А наш командир полка требует
с Ложкина решительных действий. Я прошу, пойди
туда и разберись.
С командиром взвода, лейтенантом Ложкиным,
я раньше несколько раз встречался, но не знал его как че-
ловека, как командира и разведчика. Теперь при свете
коптилки, сидя во взводной землянке, я мог разглядеть
его вблизи. У него было худое и нервное лицо, усталые
ввалившиеся глаза от непосильной работы и бессон-
ницы. Он был молодой и издерганный войной человек.
Рязанцев – тот был коренаст, плечист и почти всегда не-
возмутимо спокоен. А этот был высок ростом и худощав.
Он как-то натянуто улыбнулся, увидев меня. Мы поздо-
ровались. Он глубоко вздохнул, посмотрел и с раздраже-
нием устало сказал:
– Прошу тебя, гвардии капитан, займись этими про-
хвостами!
– Торопиться не будем. Начнем всё по порядку. Пош-
ли солдата и вызови старшину. Это первое. Второе – мне
нужен ординарец.
– Вон Егора Фомичева возьми. Он был ординарцем
у бывшего капитана.
К ночи приехал с кормежкой старшина, и с ним в зем-
лянку явился Егор.
298
Я обещал Ложкину к ночи разобраться с дивизион-

ной разведкой. Вызвал молодого лейтенанта командира
взвода:
– Я с тобой разговоры на моральные темы разводить
не буду. Если не наведешь порядок среди своих солдат,
лично расстреляю. Выведу вон туда в канаву, и полу-
чишь пулю в лоб. Я не хочу до этого доводить, я хочу
одним разом прекратить пустые разговоры. Иди и пе-
редай своим солдатам, что в полк прибыл разведчик,
гвардии капитан, и что у меня личный приказ команди-
ра 5-го гвардейского корпуса генерала Безуглого Ива-
на Ивановича в течение недели взять языка. А вот без-
дельникам я даю на подготовку к боевому выходу всего
два дня. 10 февраля я вместе с тобой выйду к переднему
краю противника, и ты мне покажешь разведанный то-
бой объект.
***
А в ночь с 13-го на 14 апреля развернулись новые со-

бытия. Две группы разведки пошли за языком.
В 4:30 утра две атакующие группы и две группы при-
крытия заняли исходное положение. В проволочном
заграждении противника были проделаны предвари-
тельно проходы, которые в ночь на 13 апреля я лично
проверял. В 5:20 по сигналу красной ракеты атакую-
щие группы по команде командира взвода лейтенанта
Ложкина поднялись и броском пошли вперед. Исход-
ное положение атакующих групп оказалось на низ-
ком месте и накануне заполнилось водой. Разведчики
атакующих групп сильно намокли, вследствие чего
была замедлена скорость движения вперед. Обнару-
жить воду предварительно не удалось, она скопилась
под снегом в низине перед самым окопом. С началом
движения противник обнаружил группы захвата и об-
рушился на них пулемётным огнем. Противник до рас-
света вел огонь из трех пулемётов и артиллерии. Из-за
299
этого атакующие группы сразу стали нести большие

потери. Оставшиеся в живых в количестве четырех
человек из обеих групп образовали охрану лежащих
в воде и у проволоки. Наступивший рассвет не позво-
лил эвакуировать с поля боя убитых и раненых. Не-
которые из раненых пытались выползти, но были об-
наружены и убиты на месте. С наступлением темноты
в ночь с 14-го на 15 апреля раненные были эвакуиро-
ваны и отправлены в санроту.
Глава 24
Станция Заболотинка (апрель 1944 года)

И последнее, на чем нужно остановиться, о чем
следует подробно рассказать. Но об этом откровенно
не хочется вспоминать. Это был последний, кошмар-
ный и неудачный выход за передовую. Он нам стоил
огромного напряжения сил и немалой крови. Мы по-
теряли последнюю группу ребят из взвода пешей раз-
ведки.
Я обещал генералу, что возьму языка, и мне нужно
было самому идти с этой группой. После неудачного
выхода Ложкина во взводе осталось очень мало солдат.
Пять человек и сержант, которые готовили последний
объект, и трое солдат, оставшихся в живых после неудач-
ного выхода Ложкина. Вот, собственно, и весь боевой со-
став, если не считать старшины, меня и моего ординар-
ца Егора.
Эта последняя группа готовила и изучала отдельный
окоп. Он находился справа от железнодорожной насы-
пи в районе станции Заболотинка. Мы много раз выхо-
дили под проволоку и ночи напролет лежали у немецких
окопов. По нашим наблюдениям, в окопе находились
двое немцев. Один был с пулеметом, а другой освещал
передний край ракетами. Все как будто обычно, никаких
отклонений от нормы.
Каждый раз, когда мы отправляемся брать языка,
мы мысленно спрашиваем себя и пытаемся предста-
вить, что делают немцы. Нам нужно незаметно подой-
ти к ним поближе. В этом заключается любая операция
по взятию языка. Главное – незаметно заскочить в окоп,
а остальное не представляет особой трудности. Когда
разведчик добрался до окопа и прыгнул на плечи обезу-
мевшего от страха немца, его только ткнул стволом ав-
301
томата в бок, и он тут же поднимет лапы кверху. А чтобы

не заорал с перепуга, напарник хватает его моментально
за горло. Немец пикнуть не успеет, а его уже волокут бе-
гом по земле.
Нам сейчас приходилось лезть напролом. На любом
участке обороны противника можно подготовить про-
ходы, но на это надо иметь достаточно времени. И еще
одно обстоятельство заставляло нас идти на этот окоп.
На участке полка неудачная работа разведгрупп встре-
вожила немцев. Остался нетронутым только этот окоп.
Командиры полков требовали, чтобы мы не совались
на чужие участки. Они усматривали в этом нарушение
границ.
Сидя в землянке и рассматривая карту, мы изуча-
ли расположение немецких траншей. Мы не чертили
на карте красные стрелы, по направлению которых кто-
то другой должен был встать и идти. Мы изучали сами
свой последний путь. Кому этот путь оставит жизнь,
кто из нас попадет в госпиталь, а для кого он станет веч-
ным покоем. Когда полковые разведчики отправляются
за проволоку, штабные лезут со своими советами, хотя
остаются сидеть под накатами в тылу. Им важно погово-
рить. А нам нужны результаты. Было бы неплохо им са-
мим разок за немцем сходить.
Захват языка во многом зависит от случая и момента.
Тут, как игра в очко, кому повезет. Немецкий окопчик
мы берегли про запас и не трогали. Боялись их насто-
рожить и спугнуть раньше времени. Руководить захват-
группой будет сержант. С ним на немцев пойдут две
пары: он с солдатом и я с Егором. Сержант и солдат на-
валятся на пулеметчика, а мы с Егором будем брать ра-
кетчика. Мне нужно идти самому. Я слово дал. Мы могли
подготовить проходы, уйти к немцам в тыл и там взять
языка. Но меня одернули в штабе дивизии, нечего, мол,
соваться с группой в пять человек. В плен могут взять.
У меня не было времени. Я был связан словом. Обра-
щаться к Безуглому и просить отсрочки я не хотел.
302
В штабе дивизии меня торопили. Командир корпуса

требует языка.
По намеченному плану мы должны были подойти
к окопу с двух сторон. Группа прикрытия возьмет на себя
огонь пулемета. А мы в две пары должны пойти на окоп.
Если одна из пар попадет под огонь, другая, используя мо-
мент, ворвется в окоп. Нас у проволоки должны были при-
крывать трое солдат. Они вчера вернулись из-под огня
после очередного провала. Им был положен законный
отдых, но нас около проволоки некому было прикрыть.
Мы пошли во весь рост. Мимо, сверкая холодными
огоньками над землей, пролетали трассирующие пули.
На мгновение все замерли. Мы шли медленно, не делая
резких движений. На нас – новые маскхалаты, они все
в извилинах и в темных пятнах. Мы двигались пара-
ми: сержант и солдат – впереди, за ними – мы с Егором.
Остальные следовали сзади, придерживаясь заданного
темпа шага.
При приближении к противнику лишних и резких
движений делать нельзя. Передний явно замедлил шаг.
Это для всех означало, что до немцев идти недалеко,
всем быть внимательными. Теперь внимание всех ребят
было сосредоточено на немецких позициях.
До окопа оставалось метров тридцать, не больше.
Впереди – небольшой ручей. Вижу, сержант переступа-
ет его легко. Перешагивает канаву и медленно уходит
в темноту. Я остановился перед ручьем, ординарец Егор
остановился рядом.
И не успел я оглянуться назад, а лишь только повел го-
ловой, как почувствовал какое-то новое состояние и лег-
кость… Как будто у меня выросли крылья за спиной…
Внутри глубоко в глазах вспыхнуло и засияло огненное,
как солнце, яркое пламя! Мне стало необыкновенно лег-
ко, совершенно не больно, я как будто парил свободно
в воздухе. Взрыва, удара и боли я не почувствовал. Я по-
нял, что взорвался на мощной мине, но мысли мои пере-
кинулись к далекому прошлому. Быстрые, ясные, давно
303
знакомые картинки детства замелькали у меня в голове

ясно и четко. Грома взрыва я не слышал…
Черная непроницаемая тьма навалилась на мое со-
знание откуда-то сверху.
***
Противотанковая мина с боковым взрывателем и на-

тянутой проволокой – редкий сюрприз. За всю войну
это для меня была вторая мина. Если не считать третьей,
на которой взорвался Малечкин.
Мой новый ординарец ходил по земле и цеплял но-
гами. Он был неловок, но он был здоровяк. Он был му-
жиком, не любил и не понимал пустые слова, солдатский
юмор, подначки и разные шуточки. Он был молчалив,
говорил немногословно и всегда по делу. Я запомнил его
лицо, хотя мы были в разведке с ним вместе всего неде-
лю. Так вот он, чиркнув по воде сапогом, задел натяну-
тую проволоку и потащил её за собой. Мина взорвалась,
оторвала Егору обе ноги выше колен, выбросила тело
и ударила в меня. Я получил несколько десятков мелких
осколков и был далеко отброшен от места взрыва. Сер-
жанту, что шел далеко, вырвало ребро. А те из ребят, ко-
торые шли сзади, получили ранения в ноги и руки.
Ранены были не все. Трое, которые ходили с Ложки-
ным, остались живы. Все, кто мог идти и ползти после
взрыва, покинули низину и отправились в тыл. Лежать
на земле у ручья без сознания остались трое. Нас разбро-
сало волной в разные стороны, и мы не могли, лежа в кро-
ви, видеть друг друга, если бы даже и пришли в сознание.
Я очнулся как-то сразу и вдруг. Сколько времени я про-
лежал без сознания, трудно сказать. Темное небо стояло
неподвижно перед глазами. Вдоль всей линии горизон-
та видны были прочерки трассирующих. Где находятся
немцы? Где наши? Кто в какой стороне? Я потерял ориен-
тировку и счет времени. Пощупал рукой под рубашкой –
пистолет на месте. Когда я шел в разведку, пистолет клал
304
за пазуху. От всех случайностей, буду ли я ползти или ле-

жать в грязи, пистолет на животе тепленький, он закрыт
от воды и грязи. Пистолет не только закрывает часть жи-
вота от пуль, он под рубахой и всегда готов к бою. Сол-
даты тоже, выходя из окопов вперед, затыкали лопату
себе под ремень, прикрывая живот. Небольшое ранение
в живот – и тут же гангрена. Ранение в живот – самая му-
чительная и тяжелая солдатская смерть.
Я лежал на спине и хотел повернуться на бок. Пытался
согнуть правую ногу, чтобы перевесить тело, – в колен-
ном суставе страшная острая боль. В голове затуманилось.
Я снова распластался спиной на земле. Через некоторое
время слышу – кто-то идет по застывшей земле. Шаги, даже
осторожные, лежа воспринимаются с приличного рассто-
яния. Их слышно так же отчетливо, как стук колес идуще-
го по рельсам поезда. Повернул голову направо, увидел
на фоне темного пространства две неясные фигуры.
«Вот положение, – подумал я. – Я вижу их, слышу,
но позвать не могу. Они стоят ко мне боком и смотрят
куда-то в сторону». Я вынул из-за пазухи пистолет, тихо
снял предохранительную собачку и взял одного из них
на прицел. Если это немцы, я в одного из них в упор
стрельну, а другой тут же сбежит. Они не знают, возмож-
но, здесь лежит целая группа в засаде. Я держал пистолет
на вытянутой руке. Обе фигуры медленно повернулись
и ушли в сторону. Возможно, это были немцы. Подошли,
пошептались, а я из последних сил хотел их позвать.
Прошло несколько минут, и я снова потерял сознание.
Как очнулся, как открыл глаза, трудно сказать, да и это
не самое важное. Слышу опять какие-то шаги по земле,
шаги осторожные. Повернул голову вправо, увидел две
серые фигуры. Они, пригнувшись, двигались на меня.
– Вась, а Вась! – услышал я тихий голос. – Наши долж-
ны где-то здесь лежать!
Я готов был нажать на спусковую скобу, собрал
для этого последние силы. И когда я услышал отчетливо
«Вась», силой заставил себя выйти из оцепенения.
305
Я почувствовал, что теряю силы, опустил руку и рас-

пластался на земле. Теперь я не мог терпеть больше боли
и застонал. Услышав мой стон, они метнулись ко мне
и тут же присели. Двое наших ребят наклонились ко мне.
– Это капитан! – сказал один из них, распахнув на мне
рубашку маскхалата.
– Точно он! Вон в руке пистолет!
– Давай, сними палатку, протаскивай под него.
Оба одновременно опустились на колени. Говорили
они шепотом. Я слышал их отлично, хотя в ушах и голо-
ве у меня звенело. Я терпел и молчал, когда они заводили
под меня палатку, когда поднимали напряженно с земли.
Я мог не выдержать боли и простонать, но я терпел все
муки, пока они не донесли меня до нашей передовой.
***
Через некоторое время меня донесли до землянки,

где располагались разведчики. Положили на узкие нары.
Нары были обрублены из земли, покрытые хвоей. На на-
рах могли уместиться два человека, один в ногах у дру-
гого.
Видя, что я весь в крови, с меня срезали сапоги, рас-
пороли пропитанные кровью брюки и стащили гим-
настерку. Нательное белье пришлось разрезать ножом
и отнимать лоскутами от липкого тела. Повсюду видне-
лись кровавые раны и свежие потеки крови. Гимнастер-
ка в области живота была иссечена мелкими осколками.
Когда её оттопырили и стянули через голову, на брюши-
не я увидел кровавую с черной каемкой дыру. В середине
дыры сочилась свежая кровь, а по краям, как траурная
рамка, прилипла земля. «Ну всё! – мелькнуло в голове. –
Заражение крови обеспечено!»
Проникающее ранение в живот. На грудь, лицо, руки
и ноги я даже не посмотрел перед тем, как их замотали
бинтами. Проникающее ранение в живот осколка с зем-
лей – самая мучительная смерть, какую возможно было
306
придумать для солдата. Я и не стал рассматривать дру-

гие раны. Даже на ранения между ног особого внимания
не обратил. Посмотрел на окровавленный обрубок и по-
думал, теперь всё равно хозяйство это не пригодится.
Беспокоила только рана в живот.
На меня стали наматывать индивидуальные пакеты.
Я был замотан бинтами с ног до головы. Осколочное
ранение лица, шеи, груди, рук и обеих ног. В землянку
внесли сержанта и моего ординарца Егора. Ординарца
положили на нарах у меня в ногах. Егор некоторое время
лежал тихо, потом начал бредить, потом пришел в созна-
ние и открыл глаза.
– Где капитан? – спросил он, не допив кружку с водой
до конца.
– Здесь! Здесь! Лежи спокойно! – сказал старшина.
– Ты вот что, старшина! Налей-ка нам с капитаном
для дезинфекции грамм по двести.
– Тебе сейчас водку пить нельзя!
– Давай, не жидись! Нечего жаться! Знаю, вам только
бы выжрать нашу порцию!
– Накройте-ка мне, ребята, ноги шинелью, а то паль-
цы мерзнут на ногах.
Разведчики молча набросили ему шинель на грудь.
У ординарца не было обеих ног выше колен. Старшина
в стороне хлопотал с флягами и железными кружками.
Егор потерял много крови, он часто дышал и иногда не-
долго стонал. Ему на ноги у бедер наложили шины и за-
мотали бинтами культи.
– Ты чего, старшина? – сказал он грозно и повернул
голову в его сторону. – Ты иди сюда, при мне наливай!
А то ещё возьмешь да для выгоды своей водой разба-
вишь. На раненых сэкономить хочешь? Я давно это
за тобой замечал.
Старшина подошел к Егору, опрокинул горлышко
в железную фляжку и налил почти до краев.
– Подай сначала капитану, а потом при мне и мне на-
льешь.
307
Старшина кивнул головой, подзывая к себе кого-то

из разведчиков, тот подошел, взял кружку с водкой и по-
дошел ко мне. Старшина налил вторую кружку на глазах
у ординарца.
– По звуку слышу, до краев налил! Помогите, братцы!
Поднимите меня! А то мимо рта опрокину.
Двое разведчиков подтащили Егора под руки и при-
подняли кверху, поддерживая за лопатки и голову. Стар-
шина подставил ему к зубам налитую кружку и хотел ак-
куратно наклонить вперед.
– Я не буду один пить, – отстранив рукой спиртное,
крикнул Егор. – Почему капитану не дали? Капитан, ты жив?
– Я живой Егор. Но водку пить не буду. У меня ранение
в живот. Заражение сразу разойдется по всему телу.
– Ну, ладно! – сказал Егор. – Я выпью за тебя и за себя,
гвардии капитан! Старшина! Тащи сюда вторую кружку!
Давай эту мне в руку!
Старшина подал ему кружку, он опрокинул её и вы-
пил залпом. Отдышался, разжал губы и промычал:
– Давай! Быстро вторую! Никогда раньше не пил
сразу четыреста грамм! Ох! Как пошла! Так и зажгла всё
внутри и завертела! Положите меня, братцы! Я немного
полежу!
– Закусить не надо? – спросил старшина.
Егор в ответ даже звука не издал. Его положили
на нары, под голову положили ватную куцавейку, и он за-
говорил сам с собой:
– Женушка меня ждет. Там без меня дочка растет,
у неё уши тоже торчат, как у меня. Вся в папашу. А я хотел,
чтобы ушки у неё были прижаты, как у жены. Хотел, что-
бы дочка была красивой. Ну и пусть топырщатся. Внуки
будут похожи на меня.
Егор закрыл глаза, откинул руку в сторону к земляной
стене и постепенно затих.
– Посмотри, старшина, что-то он быстро затих.
Старшина наклонился над ним, Егор больше не ды-
шал. Он потерял много крови и выпил водки. Смерть его
308
была тихая, легкая и не мучительная. «Помирать мы ста-

нем и не охнем…» – вспомнил я строку из одной песен-
ки. Я пролежал на нарах в землянке ещё несколько ча-
сов, пока из полковых тылов не вернулась наша повозка.
Меня положили на телегу и повезли в санроту. Осмотрев
наложенные на раны повязки, капитан медслужбы Со-
болев выписал эвакокарту и отправил меня в медсанбат.
***
Через некоторое время я лежал в хирургической па-

латке на деревянном узком столе, застланном белой
клеёнкой. Две медсестры стали сматывать с меня бин-
ты. Когда я предстал перед ними в голом виде, они до-
ложили хирургу. Пришла женщина, капитан медслужбы,
лет тридцати пяти. Она осмотрела все мои раны, по-
трогала пальцами и велела колоть местную анестезию.
Тело моё от удара мины опухло, стал заплывать левый
раненый глаз. Они начали с ног. Каждый укол толстой
иглой и большой объем вливаемой жидкости раздирали
мне опухшие мышцы вокруг ран. Вокруг каждой раны
они делали два-три укола. Я поднялся на локтях, медсе-
стры с двух сторон бросились ко мне и повисли у меня
на руках.
Я выругался матом. Они мне ответили:
– Успокойся, миленький, лежи смирно.
– Режьте так, без ваших уколов! И не подходите ко мне
больше с этим шприцом! Мне всё мясо раздирает от ва-
шей анестезии! Держите меня за руки, за голову, на ноги
навалитесь, на каждую по одной! Я буду терпеть и скри-
петь зубами!
– Ну терпи, капитан! Терпи, милый разведчик!
Я сжал зубы и через нос застонал.
– Режьте быстрее! Чего встали! – в перерывах между
стонами кричал я.
На руках и ногах у меня висели по одной сестре. Ран
и осколков только на ногах было с десяток, не меньше.
309
Я терпел, ругался, матерился и кричал. Подгонял хирур-

га и умолял работать побыстрее.
– Терпи! Терпи, капитан! Осталось немного!
– Какой там немного?
– Терпи, или будем делать уколы. Нужно разрезать
рану, удалить осколки, сделать чистку. Из раны нужно
всё удалить, прощупать, не осталось ли чего, – пригова-
ривала хирург.
Она рассказывала мне, как ребенку перед сном рас-
сказывают сказку. Остриё ножа жгло острой корот-
кой болью. Потом начиналась чистка. Мне казалось,
что у меня отрезают ногу.
– Стоп! – кричал я. – Дайте-ка я посмотрю!
Хирург послушно делала остановку. Я поднимал го-
лову и смотрел вдоль ног. Ноги у меня были целы. Где-
то ниже колена только что ковыряли и резали. Я посмо-
трел на пальцы ног, пошевелил ими. Потом сам опустил
на стол голову и сказал:
– Можно резать дальше!
Сказать, сколько я перенес мучений и сколько выстра-
дал, сколько душевных сил мне стоила обработка ран?
Каждый раз, когда разгибалась хирург и операционная
сестра мне накладывала повязку, я думал, что операция
закончена. Но капитан медслужбы снова ощупывала
меня, брала острый скальпель и наклонялась к ногам.
Ковыряние в ранах, казалось, будет продолжаться
вечно.
– Ты ругайся, ругайся! – приговаривала хирург. – Ещё
два разреза, и закончим операцию.
Когда закончилась операция, я попросил попить.
Меня вынесли из операционной, положили куда-то,
и я тут же заснул. Отек от удара мины стал распростра-
няться везде. Лицо всё разбухло, левый глаз заплыл.
Разведчики, кто ходил на костылях, прошли мимо
и меня не узнали. Только на лице у меня было наложе-
но несколько повязок. Глаз, подбородок, бровь и шея
под скулой.
310
Все эти моменты, о которых я здесь пишу, имеют офи-

циальное медицинское подтверждение. Достаточно за-
просить центральный медицинский музей. Вспоминаю,
как в эвакокарте было записано: «Множественное оско-
лочное ранение лица, груди, живота, рук, правого бедра,
правой и левой голени и коленного сустава…» В карте
было указано ещё одно место. В общем, как потом выяс-
нилось, произошло обрезание…
В полусонном состоянии меня погрузили в машину
и повезли в Лиозно. По дороге я открыл глаза и увидел,
что мы лежим в открытом кузове полуторки. Где-то впе-
реди бомбили дорогу.
– Чего встали? – спросил я у сидевшего у борта солда-
та с перевязанной рукой.
– Впереди мост. Машины под бомбежку попали. Шо-
фер вылез из кабины и с подножки смотрит кругом, – от-
ветил солдат.
Потом хлопнула дверца, машина съехала на обочину
и стала за кустом. Я повертел головой. В кузове лежало
и сидело несколько раненых. Наших ребят среди них
не было. Солдаты, сидевшие по бортам, были ходячие.
Один из них поднялся на ноги, перевалился через борт
и спустился на землю. Впереди, совсем близко, прогре-
мели раскаты взрывов. Четверо солдат, сидевших у бор-
та, поспешили покинуть машину. Шофер и фельдшер
хлопнули дверцей и побежали в кусты. Мы трое остались
лежать в кузове. Послышался гул самолета. Где-то слева
и спереди ударили бомбы. Поднятая взрывами земля
кусками стала шлепаться в кузов. Мы лежали, смотрели
прямо в небо и, естественно, не видели, где находился
и куда заходил на бомбежку немецкий самолет. А ког-
да ничего не видать, а взрывы приближаются к тебе,
но ты не можешь шевельнуться, становится особенно
не по себе. То, что тебя бросили и убежали – это по делу,
спасайся, кто может. На это обижаться не приходится.
Обидно, что тебя обмотали бинтами, есть надеж-
да остаться в живых, а ты лежишь и ничего не видишь,
311
что делается вокруг. Лежишь и ждешь следующего уда-

ра, когда самолет заревет на вираже. Часа два пролежа-
ли мы в кузове, ожидая, что вот-вот в кузов попадут бом-
бы. Стало темнеть. Гул самолетов утих. Взрывов было
не слышно. Шофер, видно, вернулся. Я услышал звук
хлопнувшей кабины и разговор двух людей. Вернулись
и солдаты.
– Нужно определить, откуда ветер дует, – сказал фель-
дшер.
– А тебе это нашто?
– Будем здесь ночевать.
Мне и в голову не пришло, зачем вдруг шоферу нужно
знать направление ветра.
– Дело к ночи. Уже темнеет. Может, придется здесь
заночевать. Мост впереди разбит. Сейчас выедем на до-
рогу. Глушить машину не буду. Пойду вперед объезд ис-
кать. Нужно, чтобы лобовым стеклом машина встала
к ветру. А то выхлопными газами потравим раненых
в кузове, что лежат. Солдат, сидевший у борта, переки-
нул ногу через борт и легко соскочил с машины. У него
была перевязана рука в локте. Но солдат не пошел вме-
сте с шофером осматривать мост и искать объезд. Сре-
ди ходячих раненых укрытый плащ-палаткой оказался
заболевший чем-то майор. Я вначале думал, что он сол-
дат. Погоны были закрыты плащ-накидкой. Он перелез
через борт, подошел к кабине машины, открыл дверцу
со стороны фельдшера и сказал:
– Ты вот что, фельдшер. Шел бы ты наверх к раненым,
а я здесь посижу! Неудобно все-таки, старший по званию
у борта торчит. Ты посиди наверху, а я пережду ночь
в кабине!
Фельдшер вздохнул, сполз вниз с мягкого сиденья,
похлопал руками себя по бокам и подался к раненым
в кузов. Сидя, не очень удобно спать, но зато в кабине
было тепло. Работающий мотор на малых оборотах все
время подогревал воздух внутри кабины. У нас в откры-
том кузове гулял ночной, холодный ветер. Я лежал в бин-
312
тах, укрытый своей короткой шинелькой. Днем в апре-

ле заметно припекает. Зато ночью остывает земля, и все
кругом покрывается налетом белого инея.
Холодный и резкий ветер постепенно добирает-
ся до костей. Сырые бинты, пропитанные кровью бы-
стро холодеют. Раны, правда, перестают ныть и болеть,
а под носом набирается мокрота. Вертишь, вертишь го-
ловой, умудряешься как-то вытряхнуть из-под носа. В ма-
шине быстро все заснули. Те, что забрались в кабину, им
было душно и тепло, а те, что лежали наверху, в открытом
кузове, дышали свежим и чистым воздухом. Ветер вна-
чале дул в лобовое стекло, и отработавшие газы уходили
по ветру под кузов. Мы, оставшиеся наверху, не чувствова-
ли ни запаха бензина, ни гари. Но к середине ночи ветер
вдруг затих, переменил направление и стал дуть в обрат-
ную сторону. Лежащим в кузове по-прежнему было све-
жо и холодно, а закрытая кабина оказалась в потоке вы-
хлопных газов. Фельдшер, перед тем как забраться в кузов
машины, нарубил свежего лапника рядом в лесу и укрыл
им лежащих в машине раненых, лег у борта у нас в ногах
и заснул. Мы лежали рядком, свежий ветер обдувал наши
лица. Под лапник он не задувал, и нам вскоре стало тепло.
Ночь в апреле длится, считай, с днем пополам. Весен-
нее равноденствие делит сутки на равные части. На рас-
свете на дороге сзади послышались гудки и ворчание
мотора. Мы несколько оживились. По дороге к нам сзади
подкатила еще одна машина. Фельдшер встал и пошел
к кабине будить старшего по званию и шофера. Он взялся
за ручку и потянул её на себя. Дверца открылась, и майор
вывалился ему на руки мертвым. Мотор нашей машины
тихо постукивал клапанами на малом ходу. Сидевшие
в кабине шофер и старший по званию отравились угар-
ным газом. Тело майора вынули из кабины. Фельдшер
его даже мертвого, как старшего по званию, заботливо
поддержал руками, чтобы усопший не ударился головой
о железный край. Вот вам и история со старшим по зва-
нию. Кому повезло?
313
Как мы поехали дальше, остальной участок пути,

я не помню, потому что я тут же заснул и проснулся, ког-
да у полуторки откинули борта, и меня стали перекиды-
вать на носилки.
***
Меня вначале поместили в предвариловку, где

нужно было кое-где побрить. Свободные от бинтов
места протерли тампоном. В палату на чистую кой-
ку и в чистую постель я потом после операции попа-
ду. Избу, где я лежал, сотрясало от взрывов во время
бомбежки. За мной пришли два солдата-санитара
из числа раненных на передовой. Они выздоравли-
вали и были оставлены при госпитале в качестве са-
нитаров.
– Полковник медслужбы приказал вас в операцион-
ную срочно нести! – сообщили они.
– Валяйте, тащите, ребята!
– Вы, оказывается, товарищ капитан, разговорчивый,
а нам сказали, без сознания, тяжелый!
Меня положили на носилки и, легонько покачивая,
понесли в операционную.
– Кладите сюда, – сказал, надевая халат, пожилой
хирург.
– Когда ранен? – спросил он меня.
– Два дня назад! – ответил я.
– Кладите сюда, на этот стол!
Под меня подсунули руки, я перевалился на стол сна-
чала на бок, потом на спину. Хирург подошел ко мне
и стал меня ощупывать.
– Газы отходят?
– Какие газы? Я газами не дышал!
– Ты бздишь?
– А чего мне бояться?
– Не бояться. Ты пердишь? Газы из задницы идут?
– Идут!
314
– Вот и молодец! В этом случае действительно нечего

бояться.
– У меня заражение?
Он улыбнулся, покашлял, похлопал меня по животу:
– Так я и думал! Молодец, капитан, что газы идут!
Он прощупал мне живот и добавил:
– У тебя осколком кишечник не задело.
В это время в операционную вошла женщина и, на-
клонившись, что-то быстро сказала хирургу. Он скинул
марлевую повязку с лица и вышел из операционной.
Я лежал голый в бинтах на столе в небольшом углубле-
нии на желтой клеёнке. Края стола несколько приподня-
ты, чтобы раненый не упал.
Стол – не стол, а одинарное узкое лежачее место.
Вошел старик-хирург. Размотали мне правую ногу,
и он стал ощупывать коленный сустав.
– Здесь болит? А так? Чуть согни!
Пришел молодой врач и что-то стал докладывать пол-
ковнику.
– Я пойду сам посмотрю! Ты, капитан, лежи, привы-
кай к нашей обстановке! – уходя, сказал полковник ско-
роговоркой.
Полковник и молодой вместе ушли. У противополож-
ной стены, параллельно моему столу, стоял ещё один хи-
рургический стол. На столе под наркозом лежал голый
раненый. Лица и груди его было не видно, вся эта верхняя
часть была прикрыта простыней. Тело ниже пояса и ноги
были голые. Одна нога была выше колен ампутирована
и замотана окровавленными бинтами, а на другой, выше
коленного сустава, санитар поперечной пилой отпили-
вал кость. Кровавые ломти мяса на бедрах были осво-
бождены от кости и подтянуты вверх к животу. Санитар
одной рукой обхватил обнаженную кость, а другой с уси-
лием нажимал на пилу. Санитар тянет пилу к себе и тол-
кает её от себя. Тело солдата податливо переваливается
за пилой. Санитар явно устал. Сделав перерыв, он вышел
за простынную перегородку, встал неподвижно и смо-
315
трит в окно. Обрубки ног и обнаженное мясо человека

лежат в луже крови. От потери такого количества крови
солдат не умрет. Здесь всё рассчитано и учтено. Иначе за-
чем бы ампутация обеих ног, с ним не стали бы возиться
ради интереса. Тело лежало в луже собственной крови.
Санитар вернулся и взялся за пилу. У санитара на груди –
клеёнчатый фартук, измазанный кровью. Он ниже колен
и по бокам на завязках. Руки у костолома голые и воло-
сатые до локтей. На руках надеты перчатки, на лице мар-
левая повязка, забрызганная солдатской кровью. Я лежал
на спине, повернув голову набок, смотрел на работу са-
нитара и привыкал к обстановке.
Низкий потолок избы был оббит планками и обтянут
белыми простынями, чтобы сверху не сыпалась земля,
пыль и песок. Дневной свет шел с улицы из большого
окна, оконную раму, наверное, возили с собою, выреза-
ли пилами стену и вставляли её туда.
– Ну как, капитан? Маленько привык? – спросил меня
хирург-полковник, входя в операционную.
– Ну и работа у вас! – сказал я вместо ответа. – Меня вы
тоже под наркозом разделаете?
– Не бойся, капитан! Ноги тебе отрезать не будем. По-
чистим коленный сустав, останешься на своих ногах.
Температуры у тебя нет, всё обойдется.
– Смотря как дело обернётся? – настаивал я.
– Нет! Нет! Без лукавых! Если обнаружим гангрену,
скажем! Ничего таить не будем. Без твоего согласия ни-
чего ампутировать не будем. На этот счет можешь быть
спокоен и верить мне! Вот видишь, рядом лежит солдат.
Он дал нам на ампутацию письменное согласие. Обе-
щаю и с тебя взять такую расписку, если надобность бу-
дет. Но лучше до неё не доводить. Будь спокоен, капитан.
Твое колено, возможно, дело непростое. Сейчас разре-
жем, посмотрим. Постараемся его сохранить. Пригото-
виться к операции!
В операционной сразу появилось несколько человек.
Мне накинули на лицо марлевую повязку и стали лить
316
неприятную по запаху жидкость. Мне велели считать

в слух до двадцати. Я успел досчитать до шестнадцати
и провалился куда-то. Какая-то неприятная тошнота
подкатила мне к голове…
Открыл я глаза на операционном столе уже после пе-
ревязки. Меня вынесли в общую палату, положили на бе-
лую простынь, под головой лежала ватная подушка в бе-
лой наволочке. Меня накрыли сверху чистой простыней
и серым солдатским одеялом. Ко мне приставили палат-
ную сестру и приказали не давать мне спать до вечера.
А мне очень хотелось закрыть единственный глаз, по-
вернуться на бок, я отлежал за эти дни себе спину. Меня
страшно тянуло в сон, а сестра трясла меня за здоровое
левое плечо и задавала какие-то вопросы.
Я ей что-то ненужное отвечал, но что именно, со-
вершенно не помню. Мне ставили градусники, прове-
ряли температуру. Меня покормили из ложки, а потом
я из кувшинчика с узким горлом выпил сладкий чай. По-
том меня оставили в покое, и я тут же уснул. Проснулся
я на третий день.
– Ну ты и даешь, капитан! – увидев, что я приподнял
голову, сказал кто-то из раненых. – Полковник сам при-
ходил много раз, щупал пульс и смотрел, как ты спишь.
Пусть, говорит, разведчик поспит. Видно, на фронте
этим не очень балуют.
Я попросил воды.
– Лежи, сейчас вызовем дежурную медсестру.
На третий день меня взяли на перевязку. Я пролежал
в госпитале ещё несколько дней. Моя кровать изголо-
вьем стояла у окна. На окне и на спинках кровати висели
крахмальные занавески. Они были подкрашены зелен-
кой в салатный цвет. Сшиты из простыней, простень-
кие, но красивые. Мы лежали в обыкновенной, деревен-
ской избе. В избе стояло около шести железных коек.
На всех лежали забинтованные раненые. Кто они были,
я не спрашивал. Немцы кругом бомбили, раскаты взры-
вов слышались периодически повсюду. Иногда бомбы
317
рвались где-то совсем близко, и тогда изба дрожала,

но окна были целы. Однажды палатная сестра принесла
мой планшет и сказала:
– Ваши документы лежат здесь, в планшете. Проверь-
те, пожалуйста, все ли на месте.
Я взял из рук её планшет, покопался в нем одной ру-
кой, попалась фотография, я вынул её и показал медсе-
стре. Она взяла фотографию и покачала головой.
– Совсем не похож.
Она принесла зеркало и поднесла мне к лицу.
– Вот ваша фотография и ваше лицо. Посмотрите
сами. Похожи вы или нет!
Лицо моё было раздуто, и на себя самого я был непо-
хож. Да, здорово мне разворотило физиономию. Я сам
себя в зеркало не узнаю.
Через несколько дней меня погрузили в санпоезд,
и мы в темноте покатили в Смоленск. Меня переложили,
как замотанное бинтами бревно. К этому времени я уже
мог приподниматься на одном локте. Правая рука у меня
хоть и была забинтована, но я мог держать ложку и ку-
рить, если мне кто из ходячих солдат сворачивал из газет-
ной бумаги закрутку и своей слюной заклеивал её край.
Кормили нас в санитарном поезде лучше, чем в госпи-
тале. От Лиозно до Смоленска не так много километров,
а ехали мы целые сутки. Санитарные поезда отличались
от госпиталей образцовым порядком, дисциплиной
медперсонала и чистотой. Вероятно, в госпиталях от на-
шего брата тащили больше. А здесь, в санпоездах, везли
только с тяжелыми ранами. В эвакогоспиталях лежали
всякого вида и рода раненые, солдаты и младшие офи-
церы. Многие были ходячие, лежали на долечивании.
Другие подлежали выписке и отправке на фронт.
В каждом госпитале были свои порядки. В кирпичном
здании смоленского эвакогоспиталя, что на Павловской
горке стоял, был какой-то особый больнично-затхлый
выворачивающий всё нутро запах. Здесь лежали разные
раненые, в том числе и нетранспортабельные. Потом
318
к этому духу мы постепенно принюхались и привыкли.

В офицерской палате, где меня положили, находилось
трое лежачих и двое ходячих больных. Молодой лейте-
нант с перебитой рукой. Он вертел ей вокруг перелома,
так что локоть оказывался впереди и был согнут наобо-
рот. В первый момент было страшно смотреть, как рука
у человека и локоть могут быть согнуты. Но он всё это
делал легко, непринужденно и безболезненно. Он теа-
трально морщился, охал и звал сестру на помощь. Мед-
сестра прибегала и стояла, сложив у подбородка руки,
не зная, что делать. Он обнимал её здоровой рукой и пе-
реворачивал обратно вывернутую руку.
Другой офицер, кажется, в звании майора, лежал на-
против меня в темном углу. Его раздражал дневной свет,
и он с утра до вечера стонал и метался. У него был по-
врежден позвоночник. Он лежал на голой широкой де-
ревянной доске, сверху накрытый простынею и оде-
ялом. На спине и на ягодицах у него были пролежни.
Он стонал тихо и всё время вертел головой. Он действо-
вал нам на нервы, не давал заснуть и будил по ночам.
Мы стали просить палатного врача перевести нас, куда
угодно, хоть в коридор или на улицу.
У третьего, который не ходил, от пояса до колен
был наложен гипсовый корсет. Хотя от болей в ранах
он не кричал, но иногда на него находил психоз, он на-
чинал метаться и плакал. Дело в том, что у него под гип-
сом ползали вши. Молодой парнишка лейтенант мучил-
ся от них и страдал.
22.02.1980
***
На этом автор завершает своё повествование
о войне. Для него война закончилась. О себе он пи-
сать не собирался. А устно, конечно, кое-что еще
рассказал.
319
Литературно-художественное издание
12+
Книги о войне
Александр Шумилин
ВАНЬКА-РОТНЫЙ
Ведущий редактор Маргарита Гумская

Технический редактор Татьяна Тимошина
Компьютерная верстка Руслана Кадряева
Подписано в печать 19.06.2017.

Формат 84х108/32. Усл. печ. л. 16,8.
Бумага офсетная. Печать офсетная.
Тираж: 3000 экз. Заказ № .
Общероссийский классификатор продукции

ОК-005-93, том 2; 953000 – книги, брошюры
ООО «Издательство АСТ»

129085, г. Москва, Звездный бульвар 21, стр. 1 ком. 39.
www.ast.ru
«Баспа Аста» деген ООО

129085 г. М?скеу, ж@лдызды гAлзар, д. 21, 1 B@рылым, 39 бCлме
БіздіE электрондыB мекенжайымыз: www.ast.ru
E - mail: astpub@aha.ru
HазаBстан Республикасында дистрибьютор ж?не Cнім бойынша

арыз-талаптарды BабылдаушыныE Cкілі «РДЦ-Алматы» ЖШС, Алматы B.,
Домбровский кCш., 3«а», литер Б, офис 1.
Тел.: 8(727) 2 51 59 89,90,91,92, факс: 8 (727) 251 58 12 вн. 107;
E-mail: RDC-Almaty@eksmo.kz
TнімніE жарамдылыB мерзімі шектелмеген.

Tндірген мемлекет: Ресей
Сертификация BарастырылмаUан

Shumilin A. Knigiovoyine. Vanka Rotnyiyi.a4

Загружено:

Сведения о документе

Оригинальное название

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Shumilin A. Knigiovoyine. Vanka Rotnyiyi.a4

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

КНИГИ О ВОЙНЕ

войну они читали в книжках и смотрели в кино. Меня,

только второй план, фон, а на переднем, заслоняя всё

Одно дело – сидеть под накатами, подальше от передо-

фибрами своей души ощущает драгоценность уходящей

и горелых изб. Я снова услышал грохот и нарастающий

в мёртвой тишине. Но не все живые и вернувшиеся с вой-

Шумилин Александр Ильич

3 мая 1983 года

Отправка на фронт (август 1941 года)

Воинская часть, куда я был назначен после оконча-

1Московского Краснознаменного пехотного училища им. Вер-

ховного Совета РСФСР, которое также называли «Кремлевским».

лет. Были во взводе два-три молодых паренька, они вы-

1 УР – укрепрайон (укрепленный район).

каза и команды. На войне солдат должен понимать тебя

И вот настал день отправки на станцию и погрузки

Зеленый пассажирский – для медперсонала и нашего

новного пути. Паровоз перецепили с другой стороны,

не брать в рот вина, когда весь эшелон гудел, переклика-

бравшись сил, подавал протяжный голос, остервенело

Мы шли по булыжной дороге, медленно забираясь

вые увидели бесконечную даль. Первый взгляд всегда

укладывали дерн, прибивая его деревянными колышка-

сразу втянуть в работу и в суровый режим. Главное –

– Мы идём оттуда! – и они неопределенно показали

Ночь прошла беспокойно. На душе осталась смута

Впереди лес. За лесом – дорога и деревни Ясенское,

роту остановили, рассредоточили, солдаты сразу по-

ная и сытная. Повара, повозочные, каптенармусы, кла-

Из Селижарова наша рота вышла с рассветом. Дру-

дошли к Кувшинову. По дороге не встречалось ниче-

солдат на дощатых нарах, при свете керосиновых ламп

Укрепрайон (сентябрь 1941 года)

Укрепления и бетонные огневые точки уходили

телефонной связи, которые глубоко под землёй шли

7 сентября 1941 года приказом, как у нас говорят, три

лейтенант, а 22 сентября, пятнадцать дней спустя после

Никто не предполагал, что наше пребывание в укре-

лись у Мостовой. Незанятый перешеек шириной три ки-

В окружении (октябрь 1941 года)

телеги и не скрипят колеса, если не фыркают лошади

цев. А потом неизвестно, может, немцы на самом деле

моходки и танки, мы вполне на них могли напороться.

место в бетонном каземате, и они только и ждут, чтобы

стоять на дороге. Теперь нам снова нужно было выби-

1 «Стрекоза», «костыль» – немецкий самолёт-разведчик «Hen-

Мы шли так остаток дня и весь вечер. День угасал, на-

Из-за края обрывистого берега, на той стороне Волги,

И это всё, что нам удалось узнать у них на ходу. Это

пах гари. Под ногами – серый слой пепла. Яркие искры

Левый берег Волги (октябрь-ноябрь 1941 года)

Небо было ещё светлое, но ясный солнечный день

кой в сторону солдат, сидящих у забора. Вид у моих солдат

Как я потом понял, 10 октября штаб нашего батальо-

Покинув своё войско, комбат укатил на своей машине

– Что там у вас?

27 октября грузовик, миномёт, две ракетницы и три

Утром 29 октября, после беготни и кормёжки, рота

Через некоторое время мы вышли на Ленинградское

Работая ключом, они могли передавать по рации эти

Неожиданный налёт и обстоятельства с танками сму-

ся с двумя солдатами, которые его сопровождали, обрат-