Холодным ноябрьским утром 1907 года Джеймс Б.

, студент медицинского
факультета, задумал прогуляться по набережной Темзы, дабы привести в
порядок мысли, расстроенные вчерашней попойкой в баре «Сизый корсар». Он
позавтракал около полудня, и не спеша вышел из дому на Бейкер-стрит 90/210.
На улице стоял непроглядный туман. Джеймс нанял извозчика и, уплатив ему
пять луидоров, приказал везти себя «к цыганам». Цыгане постоянно кочевали по
трущобам Лондона, так что извозчику пришлось изрядно поколесить, прежде
чем они добрались до места. Джеймс поблагодарил извозчика, и тот укатил в
неизвестном направлении.
Мистер Б., что ясно каждому школьнику, был неробкого десятка, однако и по
его спине пробежал холодок, лишь только мистер Б. успел оглядеться. Как
оказалось, извозчик забросил его аж на Брайтон-бич – место известное своей
дурной репутацией. Еще Нострадамус предсказывал появление в этом районе
трущобных людей, а после него их уже много раз наблюдали пьяные туристы.
Доктор Кюнст из Цюриха предложил для них название Homo infernos, учреждая
таким образом новый вид в многострадальном семействе Hominidae. Джеймс Б.
вспомнил блистательную лекцию профессора Пинкертона, которую тот читал
буквально на днях, и которая, по счастливому стечению обстоятельств, была
посвящена основным спорным вопросам биологии трущобных людей.
Профессор утверждал, что трущобного человека, в отличие от Homo sapiens,
характеризует низкий рост, повышенная лохматость, особенно в области
нижней челюсти, гипертрофия жевательных мышц, деменция, неспособность
строить силлогизмы, взгляд исподлобья, склонность к содомии, тирании,
цефалопедии, ксенофобии, повышенная возбудимость, маниакальное поведение
и жестокое обращение с животными. Правда, необходимо отметить, что эту
характеристику нельзя считать окончательной – так доктор Кюнст из Цюриха
отрицает у Homo infernos склонность к цефалопедии. А доктор Штопоров
(заведующий кафедрой демонологии Челябинского университета) предполагает
наличие связи между трущобным человеком и Носферату, на основе якобы
наблюдаемой им водобоязни, светобоязни и гемофагии у трущобных людей.
Однако профессор Пинкертон утверждал, что говорить о наличии такой связи
преждевременно, поскольку ни одного случая гемофагии профессор не
наблюдал, несмотря на многолетнюю практику. Хотя водо- и светобоязнь все же
приходится признать. Кем бы ни были трущобные люди в таксономическом
отношении – они представляли серьезную опасность для одинокого прохожего
вроде Джеймса Б.
Поэтому Джеймс очень обрадовался, когда встретил на безлюдной улице возле
секс-клуба своего старого друга – Джека П. Джек П. был высок и худощав, на
лице он носил дьявольскую улыбку, печать зла и очки. Заметив Джеймса, Джек
П. весьма поспешно спрятал что-то в карман, и лишь затем пожал ему руку. От
проницательного взгляда мистера Б. не ускользнули пятна крови на плаще
Джека.
- Никогда бы не подумал, что встречу вас в столь ранний час в таком странном
месте, - сказал Джеймс Б.
- Пути Господни неисповедимы, - ответил Джек П.
И больше они не перебросились и парой слов, шествуя молча по хмурым
улицам Брайтон-бич. Тишина становилась угнетающей. Джеймса разбирало
любопытство, ему не давала покоя кровь на рукаве Джека П., и где-то в
глубинах сознания уже теплился страх. Но внешне мистер Б. оставался
невозмутимым и хладнокровным – подлинным героем отечества.
Внезапно Джек П. исчез – как сквозь землю провалился. Джеймс оглянулся в
недоумении, затем посмотрел под ноги, и увидел раскрытый люк. Воровство
металла процветало в Англии в начале прошлого века. Похоже, мистер П.
действительно провалился.
- Джек! Вы там?! – Закричал Джеймс в глухую пустоту. Не услышав ответа,
Джеймс Б., полный решимости спасти друга, перекрестился, и прыгнул вниз, в
страшную тьму канализации. Живым его больше никто не видел…
Во тьме канализации было темно и страшно. Затхлый воздух выдавал
присутствие крыс и, возможно, существ более ужасных нежели сам ужас.
Джеймс Б. смело пошел вперед, пытаясь осветить себе путь зажигалкой, но
вскоре и этот источник слабого света погас. Внезапно Джеймс наткнулся на что-
то плотное, холодное, и зловонное. Он ощупал странный предмет, и определил в
нем труп убитой проститутки Сары Смит, пропавшей несколько дней назад – о
чем, как он помнил, писали в субботнем выпуске Таймс. Обыскав труп, он не
нашел ничего примечательного, кроме явных следов насилия, совершенного
каким-то сумасшедшим сексуальным маньяком.
- Джек! – Закричал Джеймс. – Вы где!
- Я здесь! – Послышалось издалека.
Джеймс Б. выгнулся, и, словно леопард, бросился вперед, не разбирая дороги –
на помощь другу. Пробежав десять метров, он споткнулся и упал. На сей раз это
был не труп убитой проститутки Сары Смит, но что это было Джеймс так и не
смог определить – он потерял сознание. Во сне его мучили кошмары
готического содержания, о которых не стоит упоминать. Раскрыв глаза, Джеймс
Б. обнаружил свет и унылую комнату без мебели, с сырой, потрескавшейся,
старой штукатуркой на стенах, а себя - привязанным к холодному
операционному столу. Кто-то заботливо раздел его – одежда теперь висела на
вешалке, рядом с металлической дверью. В комнате воняло смертью, и
существами, более страшными, чем сама смерть. Джеймс попытался
высвободиться, но веревки прочно опутывали его тело. Он был пленником,
благородным Гулливером, схваченным жалким и трусливым лилипутом.
Когда скрипнула дверь, и в комнату вошел человек в перепачканном халате,
Джеймс Б. уже знал кто это: маньяк, ласково прозванный газетчиками
«проктологом», профессор, доктор медицины, эпикуреец и гедонист, его старый
друг – Джек П. Впрочем, о данном субъекте читателю стоит рассказать
подробнее.
Джек П. родился в графстве Йоркшир в 1873 году как Говард Филлипс
Джейкобс фон Дюгонь, граф Йоркширский. Впрочем, его мать происходила из
низкого сословия, и работала санитаркой в деревенском госпитале. Вскоре
после родов она лишилась рассудка по неизвестным причинам и скончалась.
Его отец, граф Дюгонь, несмотря на это признал сына, и сделал его своим
наследником. Мальчик рос в богатстве и достатке, как истинный аристократ.
Его обслуживали сотни слуг, и каждый вздох и чих подрастающего графа
становился событием. К семнадцати годам Говард стал поэтом, в девятнадцать
он уже сочинял стихи, а в возрасте двадцати одного года поступил на
медицинский факультет Гарвардского университета, который и закончил с
отличием, получив специальность проктолога. Как радовался отец! На радостях
старый граф выгнал сына из дому, лишив наследства, и тот отправился на
вольные хлеба, или как там это у проктологов называется. Однако практика не
приносила Говарду большого дохода, он едва сводил концы с концами, а
привычка к роскоши делала его существование еще более плачевным.
Несколько месяцев такого прозябания, а также детская травма, связанная со
смертью матери, превратили его в самого страшного сексуального маньяка,
которого только знал мир. Он был бесшумен и беспощаден, жесток и неуловим,
он отрекся от имени Говард Филипс Джейкобс фон Дюгонь, и стал именоваться
Джеком П. Не только женщины, но и мужчины, крупный и мелкий домашний
скот – все боялись выходить вечером на улицы. Черные крылья преступления
накрыли обреченный Лондон. Темза стала красной от свежей крови.
Но мы отвлеклись…
Ах, это вы! – воскликнул Джеймс. – Я всегда подозревал, что вы негодяй и
бесчестный человек!
- Я тоже всегда это подозревал, - заверил его Джек П. - Как вы предпочитаете
умереть, мистер Б.?
- Стоя!
- Стоя на коленях? Это можно, - сказал Джек и стал затачивать длинный
хирургический нож. Затем он заточил еще несколько невообразимо ужасных
инструментов.
- Ну что же, - сказал Джек, - приступим!
- Подождите! – воскликнул Джеймс, срываясь на фальцет. – У меня есть право
на последнее желание. Этого права не сможете отнять даже вы, мерзкий маньяк.
Это право даровано конституцией!
- Да будет так, - сказал Проктолог после некоторого раздумья, - я чту уголовный
кодекс. Каково ваше желание?
Не успел Джеймс ответить, как жуткий рев, нечто среднее между ревом самца
обезьяны ревуна и львиным призывным рыком, пронзил воздух. То был клич
трущобных людей, предвестник страшной и мучительной смерти.
- О! – Воскликнул Джек, - они уже идут! – К черту желания, пора с вами
кончать. Не протестуйте, друг мой. Вы же видите – я не в силах. У нас больше
нет времени. А мне еще нужно рассказать вам историю своей жизни! – полной
взлетов и падений. Вы даже не подозреваете, каким было мое детство…но это
опустим. Начнем с того, что мой отец выгнал меня из дому – меня,
замечательнейшего проктолога! Он, видите ли, не хотел, чтоб его сын опускался
ниже некоторой черты… проходившей, я думаю, где-то на уровне пупка. Вот
здесь, - тут он обратной стороной скальпеля провел по животу Джеймса, дабы
тот лучше уяснил, где именно проходила черта. – Я не мог этого пережить.
Мной завладела жажда мести. Вначале я убил отца, но убийство мне так
понравилось, и показалось таким пленительно легким, что я стал убивать
больше, больше, еще больше!
А потом я переехал в Лондон, и случайно попал на лекцию профессора
Пинкертона – вы ведь знаете какой это чудесный лектор! Какой задор, какая
живость слова, как он умеет зажечь в слушателях искорку! И при этом –
заметьте – великолепный клиницист. Лекция, которую я слушал, была
посвящена вопросам биологии и таксономии трущобного человека. Узнав, что
это милейшие твари, жестокость которых беспрецедентна, я задумал
использовать их в своих коварных планах. Некоторое время я бродил по
трущобам – зимой они особенно прекрасны – и наконец набрел на их логово.
Оно, как вы наверное уже догадались, находится именно здесь. Да, да, в этом
самом месте. Слышите стенания и вопли за дверью? Ну так вот.
Не стану описывать вам те методы, которые я использовал, дабы приручить
столь сложно управляемых существ. Будь у вас время, вы могли бы обратиться
к достаточно подробной монографии академика Штопорова, там есть целый
раздел посвященный методике приручения Homo infernos. Ну да Бог с вами.
Царствие вам небесное.
С этими словами Джек П. подошел к массивной двери, и отодвинул широкую
металлическую заслонку. В открывшемся зарешеченном окошке Джеймс увидел
множество сверкающих злобой глаз, белесых остроконечных ушей и
оскаленных ртов. Тощие крючковатые пальцы чудовищ обвили решетку,
сплетаясь в тугие узлы.
Комок подступил к горлу Джеймса Б. и кровь застыла у него в жилах. Он
попытался высвободиться, но все его навыки оказались бессильны помочь, а
мужество, так часто выручавшее в сложных ситуациях, отказало ему.
Проктолог подошел к Джеймсу и сказал, - Вы как предпочитаете? – вначале
быть растерзанным этими голодными тварями, с тем, чтобы я позабавился,
собирая по частям ваш скелет… можно так. Либо, вначале я вас анатомирую, а
уж потом они займутся тем, что осталось… Ну так как?
И тут Джеймс Б. стал кричать. Он кричал пронзительно, как раненый зверь. То
был крик отчаянья и страха, крайнего человеческого чувства перед лицом
абсурдной и беспощадной бездны, не ведающей раскаянья. И он кричал из
последних сил, словно только этот крик был его последней надеждой. И он
кричал до тех пор, пока Джек не закрыл ему рот ладонью, и не произнес
торопливо, по-отечески глядя в глаза, -
Тише, тише, друг мой. Не волнуйтесь, не надо, расслабьтесь. Дышите глубже. Я
же пошутил.