Письмо з-над реки Лимпопо

Я пишу вам письмо с берегов Лимпопо,

Та река далеко-далеко.

У палатки моей стада ходят слонов,

изумрудные люди из снов.

Я знаю у вас керосинка больна,

как больное лицо вам кивает она,

дома все ваши углы

спрятали пауки

И ждите не ждите почту,

Только радио, старый полированный ящик,

играет пока не сыграло в ящик,

и органное войско входит с копьями в комнату, издевается,

сердце Ваше замирает, как дверь, скрипит, сомневается:

Будет дождь или нет – ежедневный голос из ящика.

А у меня здесь звёзды и рубины, как жизнь, блестящие,

В паланкине несут негритята меня,

в дурака с королём играю.

А у вас там скука, а у вас тоска,

мыши, дождь и Польша.

1934
Скумбрии в томате

Однажды в газету «Небесное слово»

(скумбрии в томате скумбрии в томате)

пришёл тщедушный старичок с собачкой.

(скумбрии в томате скумбрии в томате сельдь)

– Говорите, кто Вы, нет от нас секретов!

(скумбрии в томате скумбрии в томате)

– Я король Владислав Локетек.

(скумбрии в томате скумбрии в томате сельдь)

– Как же надоело сидеть в той пещере,

(скумбрии в томате скумбрии в томате)

не могу я больше… скумбрии в томате!

(скумбрии в томате сельдь)

С каждым днём опасней.

(скумбрии в томате скумбрии в томате)

Иду на Польшу брать в руки власть я.

(скумбрии в томате скумбрии в томате сельдь)

В ответ на это чихнул редактор

(скумбрии в томате скумбрии в томате)

подумал и спросил: «Как так?»

(скумбрии в томате скумбрии в томате сельдь)

Вы хотите исправить систему?

(скумбрии в томате скумбрии в томате)

Был уже один такой да его нету.

(скумбрии в томате скумбрии в томате сельдь)

Тоже благородный. Стрелял. Не вышло.

(скумбрии в томате скумбрии в томате)

Кровь полилась, но сразу высохла.

(скумбрии в томате скумбрии в томате)

– Ах, неужели, – застонал Локетек;

(скумбрии в томате скумбрии в томате)

слезами орошая редакторский жилет

(скумбрии в томате скумбрии в томате сельдь)

– Возвращайся-ка назад в пещеру,

(скумбрии в томате скумбрии в томате)

потерпи, о, милый мой король!

(скумбрии в томате скумбрии в томате сельдь)

Скумбрии в томате, скумбрии в томате!

(скумбрии в томате скумбрии в томате)

Хотели Польшу, вот и получите!

(скумбрии в томате скумбрии в томате сельдь)

1936
Всё ещё бежим

Всё ещё бежим. От города к городу.

Интеллигенты.

Тоскующая нация. Почти погибший класс.

Почти калеки.

Миллионами семей. С граммофонами.

Из края в край.

– Скажите, где же ваша родина?

Мы всё ещё не знаем.

Мы не знаем; мы плачем,

как вода морская.

Пишем письма на грязных вокзалах

под искусственными пальмами.

1936
Милая, прошу я…

Милая, прошу я, увези меня

куда-нибудь, где море и деревня,

там и воздуха много, и пчёлы,

там гляжу я на тебя весёлый,

там и сердце моё золотое,

а не чёрное и не злое.

Милая, ты меня, как раненого,

возврати смертью украденного.

Я тебе за это инструменты

сладкие соберу да певучие.

Я тебе за это небо

и облака, и тучи,

подарю ручей с бабочкой на дне,

вот и будет радостно голове твоей.

1945
Портрет отца художника

Отец любил лениться. Целыми днями

любил отец возиться до ночи с псами.

То засвистит, то выпьет перед образом,

то марш в кусты под окнами – за хронику.

Он обожал читать о преступлениях,

где девичия кровь – там и веселие,

и если в чемодан, то только голову

спакуют, вот и будет радость новая

в глазах его светиться и высвечивать

отца в сиянии зрачков, как в зелени.

Второй его любовью были баночки

размеров разных и цветов, расставленные

по комнатам прохладным и просквоженным,

а в баночках варенье из крыжовника,

болгарской розы, бабочки, чертополоха,

ягод, что берут июньской полночью,

когда потянет ветром с юга, из лазорика и гарбуза

(эти слова умерли, справляйтесь в словарях).

Слова, а осень знают, знает и душа, –

сказал Гораций. Как отец любил Горация.

Любил ещё окно. И в то окно своё,

когда на всё ложился вечер, как покой,

светила полная луна, и тени трогали

сверчка, что в щели кирпича сверчковал ножками,

отец высовывался и дышал

всем сеновалом звёзд, как сенбернар.

А я тогда пчелы не больше был,

но в сумраке узнал – мой папа – джинн,

страх и смех меня обняли, на луну

отца тянул ночной колпак – я думал так.

1934
Фарляндия

Должны встретиться были на мостике,

друг без друга сказать, как нам плохо,

под деревом нашим, рядом с ларьком с сигаретками:

но как я и думал раз триста –

взорвали его анархисты,

ну и где же теперь с тобой встретимся?

Всюду душно и тесно, но знаю я,

есть страна под названием Фарляндия,

там и небо поёт и пальмы.

Но не плачь же, не плачь, не печалься,

что больше нам негде встречаться –

мы в Фарляндии с тобой встретимся:

Пальмы танцуют,

пальмы танцуют –

там – там – там.

Я здесь всё оставил,

не вернусь сюда я –

нет – нет – нет.

Птицы там такие,

а плоды такие –

ми – ма – ми.

Будем есть мы сны

а во снах одни –

пальмы.

Пальмы танцуют,

пальмы танцуют –

я устал.

Эту вот страну, самую страну

лёгкую, воздушную

едем открывать, едем открывать

Фарляндию.

1934