Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
С.П. МАВРОДИ
книга первая
Д Ж Е К.
Н А Ч А Л О.
СЫН ЛЮЦИФЕРА. День 1-й.
ИГРА
СЫН ЛЮЦИФЕРА. День 2-й.
С О Н.
СЫН ЛЮЦИФЕРА. День 3-й.
С Д Е Л К А.
СЫН ЛЮЦИФЕРА. День 4-й.
М А Р А.
СЫН ЛЮЦИФЕРА. День 5-й.
И Р О Ч К А.
СЫН ЛЮЦИФЕРА. День 6-й.
Д А Р.
СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 7-й.
ЗАКЛИНАНИЕ.
ВТОРНИК.
Приятного чтения!
С.П. МАВРОДИ
Искушение. Сын Люцифера
книга первая
Ангел
……………………………
1.
Упырь резко поднял голову. Фёдор почувствовал, что весь он покрывается липким потом,
ноги у него подгибаются, и по всему телу разливается какая-то мягкая, противная и
тошнотворная слабость. Он буквально оледенел от безумного страха. В сердце зияла
чудовищная пустота. Чувство ужаса стало просто физически непереносимым.
Он уже заранее откуда-то знал, что будет дальше. Вот сейчас мертвец встанет и двинется
к нему, и под его пустым и цепенящим взглядом он, Фёдор, не сможет ни убежать, ни
закричать, ни даже пошевелиться. Он будет просто стоять, замерев, и безвольно ждать. Ждать
и смотреть. Смотреть и ждать… Господи!..
Труп встал. Саван его при свете луны казался грязно-серым. Из-под савана видны были
костлявые и худые босые желтые ноги. Длинные руки с загнутыми внутрь скрюченными
пальцами казались когтистыми, как лапы какой-то гигантской отвратительной хищной птицы.
Фёдор закрыл глаза. Всё тело его сотрясала крупная дрожь, лицо заливал холодный пот.
Он не мог, не хотел смотреть. Но мысль, что упырь схватит его прямо сейчас! вот сию самую
секунду, когда он его не видит! заставила его содрогнуться от омерзения. Он вновь открыл
глаза.
Колдун был уже совсем рядом. Он шёл вроде бы плавно и неторопливо, но как-то
невероятно быстро.
Время для Фёдора остановилось. Шаг… ещё шаг… Вот сейчас!!..
И в этот момент Джек прыгнул. Фёдор краем глаза уловил какое-то движение, а в
следующее мгновенье рычащий и визжащий клубок из двух тел, человека и собаки,
покатился по земле.
Некоторое время Фёдор тупо на него смотрел, потом неуклюже повернулся и на
негнущихся ногах, ни о чём больше не думая, бросился бежать. Сначала медленно, а потом
всё быстрее и быстрее. По мере того, как он удалялся от могилы, силы к нему возвращались,
и последние метры он буквально летел.
Вот и лодка! Забыв про привязанный к носу камень, Фёдор с ходу вскочил в неё и начал
лихорадочно грести. Так он не грёб, наверное, ещё никогда в жизни. Камень тащился за
лодкой следом по дну и всё время за всё цеплялся, но Фёдор ничего не замечал. Он грёб и
грёб изо всех сил.
В стороне внезапно громко плеснула рыба. Фёдору вдруг показалось, что это утопленник
гонится за ним, и от ужаса он заработал веслами ещё быстрее.
Как только лодка наконец коснулась носом берега, Фёдор выскочил из неё и, не помня
себя и не разбирая дороги, бросился к машине.
Минут через десять он мчался уже по пустому шоссе. На одном из поворотов Фёдор не
справился с управлением и вылетел на встречную полосу. Шоссе было пустынно, машин в
этот час практически не было, но этот эпизод подействовал на него отрезвляюще. Он резко
сбавил скорость и поехал дальше уже не спеша, стараясь хоть как-то придти в себя и
успокоиться. Ткнул прыгающим пальцем в клавишу автомагнитолы. В салоне тихо и ласково
замурлыкала музыка.
Начинало светать. Летние ночи коротки, и день быстро вступал в свои права.
Впереди был пост ГАИ. Вид стоящего у дороги заспанного и равнодушного гаишника
несколько ободрил Фёдора.
Музыка… люди… ярко освещенный пост… Все ночные события как-то поблекли,
смазались, отодвинулись и в уютном салоне машины, под негромкие обволакивающие звуки
о чём-то своём шепчущей музыки стали казаться какими-то далёкими и нереальными, как
будто вообще и не с ним происходившими.
«Может, мне всё это вообще приснилось или привиделось?.. — подумал он, и ему снова
сразу всё вспомнилось: ночь… луна… кошмарное белое пятно за оградой… — Этого же
просто не могло быть! Бред какой-то! Ожившие мертвецы!»
Фёдор неожиданно почувствовал, что его снова начинает колотить крупная дрожь, а на
лбу выступает испарина. Он поспешно надавил кнопку магнитолы. Вот так… Громче!..
громче!.. ещё громче!!..
Это помогло.
«Чёрт! Надо остановиться и всё спокойно обдумать, — снова убавляя звук, с трудом
успокаиваясь и время от времени, изредка всё ещё рефлекторно вздрагивая, решил он. —
Куда я, собственно, еду-то?»
Фёдор развернулся и медленно покатил назад. Не доезжая немного до поста, свернул на
обочину и выключил мотор. Рядом с людьми он чувствовал себя уверенней.
Некоторое время Фёдор бездумно наблюдал за постом, потом наконец расслабился и
откинулся на сиденье.
«Надо всё обдумать», — вяло повторил он про себя и закрыл глаза.
2.
Когда Фёдор проснулся, день был уже в полном разгаре. По шоссе в обе стороны
непрерывным потоком текли машины, по обочине сновали люди. Инспектора у поста
проверяли документы у водителя стоявшей рядом фуры. В общем, жизнь текла своим
чередом.
Фёдор зевнул, потянулся и вылез из машины, разминая ноги. Был яркий, солнечный
день, в лесу у шоссе перекликались птицы, люди вокруг спешили по своим делам, но всё это
как будто скользило мимо, рядом, вне его. Он словно смотрел на всё это со стороны, из
какого-то холодного, мрачного и сырого погреба или подвала.
Притаившееся внутри тяжелое и беспросветное чувство ужаса и тоски не исчезало. Оно
просто переместилось сейчас, на время, куда-то вглубь. Нехотя отступило, спряталось от
слишком уж ярких солнечных лучей. Но никуда не ушло. Оно было здесь, рядом. Ледяная
тоненькая корочка страха на сердце не растаяла. Вспоминать прошедшую ночь он вообще не
решался.
Больше всего ему хотелось сейчас же, немедленно сесть в машину и как можно быстрее
ехать прочь, подальше от этого проклятого места, назад в Москву.
А между тем надо было возвращаться.
Во-первых, вещи жалко: палатка, лодка — всё же там осталось. («А может, чёрт с ними,
с вещами? — вдруг неожиданно мелькнуло у него в голове. — Да провались они пропадом!»)
А во-вторых, Джек. Не мог же он его снова бросить! Он один раз уже предал его,
трусливо сбежав, а теперь что, вообще в лесу оставить? В благодарность за то, что тот его
спас. А может, он ранен? Может, нуждается в помощи?
Да и вообще, как можно его бросить? Он же один в лесу не выживет. Это же друг! Как
можно бросить друга?!
Надо было ехать.
(«А может, бросить?.. — вдруг снова малодушно подумал он и сам удивился
собственной подлости. — Сесть вот прямо сейчас и уехать! Какой там «друг»!.. Я же его
предал. Как я ему теперь в глаза смотреть буду?.. Да и не в этом дело. Ну, не могу я туда
больше возвращаться! Не могу!!»)
Фёдор в нерешительности потоптался на месте и с тоской посмотрел на небо. Солнце
было ещё высоко, но полдень уже явно миновал. Было как минимум уже часа два-три. Надо
было немедленно на что-то решаться. Пока доедешь… пока вещи соберёшь… Да и Джека
ещё, может, искать придется. (При мысли, что потребуется, возможно, опять переправляться
на тот берег, Фёдора передёрнуло, но он тотчас усилием воли заставил себя пока об этом не
думать. Там видно будет. На месте разберёмся.)
Темнеет сейчас, конечно, поздно, но темноты Фёдор не собирался дожидаться ни при
каких обстоятельствах. Это он знал про себя совершенно твердо. Ни за что на свете! Даже
если при этом придется бросить и предать всех и вся! Да он просто и не сможет заставить
себя это сделать. Даже если и захочет. Это просто выше его сил. Он даже и думать-то об этом
не может!
В общем, ехать надо было как можно быстрее. Фёдор уже знал, что поедет, поэтому
тянуть было нечего. Чем скорее всё закончится, тем лучше.
Он решительно сел в машину и включил зажигание. Мотор послушно заурчал.
Так… Бензина хватает… Надо ехать… А может, всё-таки не ехать?.. А?.. Надо! Надо.
Надо-надо-надо! Всё! Хватит болтать! Поехали. Что я, в самом деле, как баба!
Фёдор включил левый поворотник и аккуратно тронулся с места. Не торопясь, по всем
правилам дорожного движения, проехал ГАИ (гаишник не обратил на него ни малейшего
внимания) и, постепенно набирая скорость, двинулся назад.
Чем ближе подъезжал он к месту своей стоянки, тем тяжелее становилось у него на
душе. Все ночные страхи внутри его ожили и рвались наружу. Почти все его силы уходили
теперь только на то, чтобы им окончательно не поддаться.
Последние километры дались особенно тяжело. Страстное желание немедленно
развернуться и уехать — уехать! уехать!! — стало уже практически нестерпимым.
Заставить себя переехать мост он смог, только вцепившись обеими руками в руль и
вообще не глядя по сторонам. Когда при въезде он неосторожно бросил взгляд на реку, его
охватил такой дикий ужас, что он едва не врезался в ограждение, сразу же попытавшись
развернуться прямо на мосту. Больше он такой ошибки не повторял и глаза поднимать не
решался. Просто медленно и бездумно плёлся за каким-то еле тащившимся впереди
грузовиком с местными номерами и не отрываясь смотрел на его грязные колеса. Только на
колёса! Только на колёса! Судорожно вцепившись в руль, опустив глаза, и ни на что вокруг
больше не глядя.
Вообще он уже чувствовал, что что-то идёт не так. Зря он сюда вернулся. Не следовало
этого делать.
(«Уезжай! Немедленно уезжай отсюда!!» — кричали внутри него какие-то голоса.)
Но развернуться и уехать он уже не мог. Не мог, и всё. Его охватило какое-то тупое
безразличие, и он действовал чисто механически, безвольно и равнодушно, как во сне.
Так… Сейчас направо… Опять направо… Здесь под стрелку… На круг… Теперь уже
близко… Вот и съезд… Да, здесь… Всё, приехали. Надо сворачивать.
Он свернул с шоссе, и машина покатилась по гравию. Камешки звонко защёлкали о
днище. Слева был лес, справа поле. Реку отсюда видно не было, но виден был вдалеке лес на
противоположном её берегу.
Фёдор машинально взглянул туда и тут же поспешно отвёл глаза. Ему показалось на
мгновенье, что он видит у кромки леса что-то белое. Какое-то маленькое белое пятнышко.
Больше смотреть туда он не отваживался. Ему хотелось теперь только одного: как можно
быстрее со всем покончить. Он вообще уже не понимал, зачем он едет. Ему было уже всё всё
равно: вещи, Джек… По мере приближения к реке все его обычные, нормальные,
повседневные человеческие качества и чувства: бережливость, стыд, долг, порядочность —
всё это бесследно исчезало, растворялось, быстро смываемое волной того знакомого ему уже
вчерашнего тёмного, слепого, нерассуждающего ужаса, который его всего опять постепенно
охватывал. Он как будто замер, закоченел. В душе ничего уже не оставалось, кроме ледяного
страха.
Уехать!! Немедленно развернуться и уехать! Предательство, не предательство — ему
было уже на всё это наплевать. Только бы уехать! Уехать!!! Немедленно! Сейчас!! Пока ещё
не поздно!
Но вот уехать-то он как раз и не мог. Он словно пересёк уже некую невидимую черту
какого-то заколдованного круга, откуда нет возврата.
Гравий кончился. Фёдор свернул вправо, вниз к реке. Дорога была сухая, машина плавно
катилась по жесткой земле. Начался берег.
Дальше… Дальше… Вот и его стоянка.
При виде своей палатки Фёдор словно очнулся. Чувство страха и какой-то сосущей
безнадежной смертельной тоски внутри только усиливалось, но теперь он по крайней мере
снова обрёл способность самостоятельно думать и действовать.
Странно… А где же соседи? Тут же рядом ещё палатки стояли? И машины… Куда все
делись?
Берег был пуст. Его палатка была единственной. Больше вокруг никого не было. Ни
одной живой души. Фёдор посмотрел по сторонам, и всё ему показалось внезапно каким-то
зловещим. Неподвижная лента реки, неподвижно застывшее в небе солнце, неподвижный
душный горячий воздух. Ни ветерка! Мёртвая тишина вокруг. Гробовая. Даже птицы как
будто петь перестали.
Он вылез из машины и взглянул на свою палатку. Мысль, что ему придётся сейчас с ней
возиться и из-за этого ещё здесь задерживаться, была совершенно непереносима.
Да чёрт с ней!! Пропади она пропадом! Только бы отсюда скорее уехать!!
Фёдор уже чётко знал, что он будет делать дальше. Его охватила какая-то лихорадочная,
суетливая поспешность и желание действовать.
Вот сейчас он для очистки совести только быстренько спустится на секунду к воде,
убедится, что никакого Джека на том берегу, конечно же, нет — сразу прыгнет назад в
машину и немедленно уедет отсюда прямиком в Москву. Немедленно!! Прямо сейчас и ни на
миг больше нигде не останавливаясь!
Ни лодка, ни палатка, ни вещи его больше не интересовали. Он вообще о них забыл. Да
гори они огнём!! Какие там ещё лодки! Прочь отсюда! Прочь!! Сию же секунду!
Немедленно!!
Вообще-то противоположный берег был прекрасно виден и отсюда, сверху, спускаться
вниз не было никакой необходимости, но Фёдор почему-то совершенно точно знал, что он
должен это сделать.
Он поспешно, спотыкаясь и оскальзываясь, чуть ли не бегом спустился к воде (лодка
была на месте, никто ничего не тронул), поднял глаза и замер.
На противоположном берегу неподвижно стоял Джек. Он молча смотрел на него. Не
лаял, не повизгивал радостно при виде хозяина, а просто стоял и смотрел. Он как будто
появился из ниоткуда! Когда Фёдор спускался, его там не было.
Фёдор тоже молча смотрел на него, и чем дольше он смотрел, тем всё более и более не
по себе ему становилось. В неподвижности собаки было что-то противоестественное. Взгляд
её казался каким-то странно-осмысленным. Как будто на Фёдора смотрела вовсе не собака, не
его любимый, преданный Джек, а что-то совсем-совсем иное.
И это иное пугало Фёдора до судорог, до смертной дрожи. Он узнал этот взгляд. Пустой
и безжизненный взгляд упыря, неподвижно сидящего на пустой могиле.
Фёдор попятился. Джек всё так же, молча следил за ним и всё так же не шевелился.
Федор всё пятился и пятился, пока неожиданно не упёрся спиной в машину. Как он
умудрился взобраться, пятясь, на гору и при этом не упасть и даже ни разу не споткнуться, он
не помнил.
Почувствовав спиной машину, Фёдор, всё так же не отрывая взгляда от стоящего на том
берегу существа, медленно, на ощупь, открыл дверь и так же медленно забрался внутрь.
Ему отчего-то казалось, что если он хоть на секунду упустит это создание из виду, оно в
то же мгновенье окажется рядом с ним. Эта мысль наполняла его непередаваемым ужасом.
Очутившись в машине, Фёдор сразу же захлопнул и заблокировал дверь, рванул руль и
нажал на газ. Машина понеслась по неровной дороге, подпрыгивая на ухабах и поминутно
стукаясь днищем и бампером о землю.
Но Фёдору было не до этого. Он вообще ничего не замечал.
Быстрее! Быстрее!!! Только бы вырваться отсюда! Только бы не видеть этой застывшей
на берегу неподвижной черной фигуры! (Фёдор вдруг поймал себя на мысли, что он даже про
себя не называет её больше Джеком. Это был не Джек. Это было нечто, абсолютное чужое.)
Отчаянно скрипя тормозами, машина вылетела на шоссе и, всё наращивая скорость,
понеслась в сторону Москвы.
120 км./.час… 140, 160…
На мосту Фёдору вдруг показалось, что на дороге прямо перед ним внезапно вырос
Джек и сквозь лобовое стекло прыгнул прямо на него. Он резко вывернул руль, и машина,
пробив ограждение моста, метров с десяти рухнула в воду.
*****
I.1
I. 2
*****
На работе Виктор попытался было отвлечься и даже сел писать новую программу (давно
собирался!). Но всё валилось у него из рук. Он не выспался, чувствовал себя разбитым и
вообще не в своей тарелке, думалось плохо. Ночные события не шли у него из головы. Да и
сон этот!.. В общем, на душе было тяжело и муторно. Какие уж тут программы!
Он промаялся с час, пока окончательно не понял, что всё это бесполезно. Ничего он
сегодня не напишет. Время только зря терять! Себя мучить. Да и без толку всё это! Он завтра
на свежую голову за час сделает столько, сколько сегодня за целый день. Проверено уже не
раз. Вот чёрт! Самое гнусное состояние. Как с похмелья. Ничем заниматься невозможно.
Майся тут целый день, слоняйся из угла в угол. Отпроситься, что ль, и домой поехать?.. А
дома что делать? С женой ругаться?.. Хотя дома спать хоть лечь можно.
Виктор подошел к начальнику и откровенно объяснил ситуацию. Виктор был
незаменимым специалистом, настоящим трудоголиком — если надо, сидел на работе сутками
— отношения с начальством у него были прекрасные и отпроситься особого труда не
составило. Тем более, что и отгулов у него была куча, если уж на то пошло.
Словом, через каких-то полчаса он уже был дома. Маша еще не проснулась. Виктор не
спеша разделся и тихо и аккуратно, стараясь ее не разбудить, залез под одеяло.
Заснул он на этот раз не сразу. Долго ворочался, но усталость в конце концов взяла своё.
Спал он крепко и снов никаких не видел.
*****
Когда Виктор открыл глаза, часы показывали уже семь. Он даже не сразу сообразил, утро
сейчас или вечер, и поначалу спросонья удивился, а где Маша? Но потом ночные события
всплыли в памяти, и Виктор сразу ощутил какую-то щемящую, тупую тоску, почувствовав,
как вчерашний страх его снова шевельнулся в душе. Скоро опять ночь. А что, если
вчерашний старик? … Нет-нет, лучше об этом не думать!
Сейчас встану, приму душ, умоюсь, позавтракаю … или поужинаю? — а там видно
будет. Телевизор посмотрю, отвлекусь. Боевичок какой-нибудь. Чем тупее, тем лучше. Где тут
у Маши программа-то?.. Ладно, потом найду. Сначала пойду перекушу.
Виктор встал, сунул ноги в тапочки и, позёвывая, направился в ванную. Идти надо было
мимо входной двери. Виктору вдруг очень-очень-очень захотелось вернуться и проверить на
мониторе, нет ли кого в коридоре, но он всё-таки сумел удержаться и с трудом заставил себя
этого не делать. Однако идти мимо двери было ему неприятно. Да что там неприятно! Он
просто откровенно боялся и не мог с собой ничего поделать. Боялся — и всё! Проходя мимо
двери, он испытывал какое-то жутковатое чувство и старался идти на цыпочках. Ему всё
казалось, что этот невероятный старик опять стоит под дверью, караулит его и
прислушивается к его шагам.
Приняв душ, позавтракав-поужинав и выпив кофе, Виктор, как ни странно, почувствовал
себя только хуже. Теперь он окончательно проснулся, и все ночные страхи тоже проснулись
вместе с ним. Да и сон этот проклятый опять совершенно некстати вспомнился. Причем
совершенно явственно и во всех своих омерзительных подробностях. Виктора чуть не
замутило.
Собственно, делать на кухне ему уже было абсолютно нечего, но он, тем не менее, долго
мыл посуду, тщательно протирал её, перебирал холодильник, потом долго и старательно мыл
руки — в общем, всеми силами, сам себе в этом не признаваясь, тянул время.
Идти снова мимо входной двери ему совсем не хотелось. Он удивлялся, как это он сюда-
то так легко прошел? Наконец тянуть дальше стало уже вовсе невозможно. Надо было на что-
то решаться.
Виктор бодрился, готовился, долго настраивал себя: то решительно приближался к
двери, то опять останавливался и возвращался назад, на кухню. В общем, боролся изо всех
сил сам с собой и пытался как-то превозмочь, преодолеть себя и свой страх. Но всё было
напрасно. Хуже всего было то, что в результате каждой такой неудачной попытки страх его
только усиливался. Усиливался, усиливался, усиливался, пока опять наконец не затопил всю
душу. Как ночью.
Теперь о том, чтобы пройти мимо двери, не могло быть и речи. Страх смыл даже стыд, и
Виктор уже не стеснялся, как раньше, своего состояния. Ему было всё равно. Единственное,
что его сейчас волновало — это, как всё-таки пройти мимо двери? А пройти надо было,
поскольку вместе со страхом росло в нём и сильнейшее желание немедленно включить
видеофон и посмотреть, что там делается в коридоре? Нет ли там опять вчерашнего старика?
Все разумные, логические доводы и аргументы: что ещё слишком рано, что в подъезде
сейчас полно людей, что часов до двенадцати уж наверняка ничего не случится — на него
совершенно не действовали. Он испытывал непреодолимое желание увидеть всё сам, своими
собственными глазами и самому во всём убедиться! Это бы его, он чувствовал, хоть немного
успокоило.
Вообще он уже ясно видел, что всё стремительно катится в какую-то бездну. Он ни в
малейшей степени не контролировал ни себя, ни ситуацию. События развивались сами по
себе, совершенно независимо от него. Он на них не влиял. По сути, он просто безвольно
ждал, что же будет дальше. Как будто какая-то безжалостная и сильная рука схватила его за
шиворот и куда-то теперь неумолимо волокла, а он уже даже и не пытался ей противиться.
Так, потрепыхался немного в начале — и всё.
Всё это в одно короткое мгновение промелькнуло у него в голове и сразу же исчезло, не
оставив и следа.
«Какая же я, оказывается, тряпка и ничтожество!» — с равнодушным удивлением
подумал Виктор и тут же забыл обо всём этом. Всё это его уже больше не интересовало.
Честь, стыд… Единственное, что ему сейчас нужно было — это как-то прошмыгнуть мимо
двери и как можно скорее включить монитор. Всё остальное было ему глубоко безразлично.
Наконец он крепко-крепко зажмурился, задержал дыхание и бегом, как нашкодивший
мальчишка, преодолел эти два метра, споткнувшись в конце и чуть не врезавшись с разгона в
стену напротив. Едва увернувшись, он, всё так же бегом, не останавливаясь, бросился к
домофону и прыгающими от возбуждения пальцами включил его. На экране медленно
выплыло изображение пустого коридора. Виктор сразу же быстро щелкнул кнопкой
переключения камер. Тоже пусто! Естественно, никого.
«А кого ты ожидал увидеть в 8 часов?» — с деланным спокойствием произнес он вслух и
тут же скривился от отвращения. «Ведь понял же уже, что ты есть на самом деле, а тоже ведь
туда же! Корчит из себя еще чего-то», — со злобой подумал он сам про себя.
Из памяти вдруг опять выплыл сегодняшний сон, и стало совсем невмоготу.
«Прямо хоть в петлю! Повеситься, что ли?.. — с тоской подумал он. — О-о!.. Чёрт!
Время-то, оказывается, уже!.. Недавно же, вроде, семь было?».
От сознания, что уже девять, Виктору стало ещё хуже, хотя, казалось бы, хуже было уже
некуда. Он боялся. Боялся панически, до колик, до дрожи! Боялся, что вчерашний незваный
гость появится сегодня снова. Боялся, и в то же время ждал его. Ждал с каким-то
болезненным нетерпением. Если бы он не появился, Виктор, наверное, был бы даже
разочарован. Слишком уж велико было ожидание.
В камере внезапно кто-то возник. Виктор буквально подскочил от неожиданности на
месте, но тут же взял себя в руки. Это была всего лишь жена. Он, честно говоря, и забыл
совсем про неё за всеми этими событиями.
Теперь же, увидев её на экране, он с облегчением перевел дух и даже почти успокоился
на какое-то время и повеселел.
Значит, всё кругом пока спокойно, ни в подъезде, ни в коридоре никого нет. Может,
вообще он себя зря пугает? Ну, забрёл по ошибке сюда какой-то дед. Мало ли чего он здесь
делал? Дураков, что ли мало?
(Ага!.. И стоял здесь потом всю ночь. И что-то бормотал с закрытыми глазами. Босиком
и в ночной рубашке. «Забрёл»!..)
Дверь хлопнула, щелкнул замок.
«А-а!.. Ты уже дома… — неопределённо протянула Маша, войдя в комнату и увидев
скорчившегося в кресле Виктора. — Привет!» — небрежно бросила она, проходя в спальню.
Виктор поспешно включил компьютер, чтобы сделать хоть вид, что работает. А то чего он, в
самом деле, сидит за пустым столом с одним только включенным домофоном?
Маша, между тем, уже переоделась и прошла через комнату в ванную. Виктор слышал,
как она включила воду и прикрыла дверь. (Звук льющейся воды стал глуше.) Он бездумно
сидел, покачиваясь в удобном кресле, время от времени поглядывал на экран видеофона и от
нечего делать прислушивался к тому, что делает жена. Вот она выключила воду, вышла из
ванной и прошла на кухню. Хлопнула дверца холодильника. Маша, судя по всему, собиралась
ужинать.
I. 3
I. 4
Громко зазвонил телефон. Виктор слышал, как Маша сняла на кухне трубку, что-то
негромко сказала и прикрыла дверь. «С кем это она там секретничает?» — с привычным
раздражением подумал он. Он ощущал обычно в таких ситуациях даже и не ревность, а
скорее беспокойство, что у его жены есть какая-то своя, неведомая ему жизнь, свои друзья, и
что он ей больше не нужен.
Впрочем, сейчас ему было не до этого. Страхи его, хоть с приходом Маши несколько и
поутихли, но тем не менее никуда не делись.
Виктор тут же убедился в этом, увидев, что на экране опять что-то мелькнуло. У него
сразу перехватило дыхание, а сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
Но это был всего лишь сосед из квартиры напротив. Виктор с облегчением наблюдал,
как он звонит себе в дверь, потом что-то громко отвечает (кажется: «я!»), дверь открывается,
и он заходит внутрь. Дверь захлопывается. Коридор снова пуст.
Виктор с трудом перевел дух, откинулся в кресле и едва успел краем глаза заметить, как
Маша неслышно проскользнула в спальню и притворила за собой дверь. Ковер надежно
заглушал все звуки, и шагов её он не слышал.
«Она что, уже и поужинала и по телефону поболтала? Что-то быстро», — удивился про
себя Виктор. Ему показалось, что она опять пьяна. Он ждал, что она включит сейчас, как
обычно, на полную громкость телевизор, как она всегда это делала, и заранее недовольно
морщился, но в спальне было тихо. Виктор с нарастающим удивлением прислушивался.
Щелкнул выключатель. Свет в спальне погас.
«Спать она, что ли, легла? В… — Виктор посмотрел на часы. — …11 часов? Что это
сегодня с ней?»
Раньше часа-двух Маша практически никогда не ложилась. А зачастую и позже. И чтобы
в 11 часов…
«11!! Уже 11! Скоро полночь!» — вдруг молнией мелькнуло у него в голове, и он сразу
забыл и про Машу, и про всё на свете. Он почему-то вдруг подумал, что если проклятый
старик явится ровно в полночь, то это можно считать своего рода доказательством…
«Чего? — тут же с какой-то мрачной иронией переспросил он сам у себя. — Что это злой
дух? Нечистая сила?»
Тем не менее он тут же горячо ухватился за эту мысль. Виктор имел чисто
аналитический, математический склад ума. В силу своей профессии он привык мыслить
систематически и последовательно. Он никогда не верил в чудеса и привык искать всему
какое-то простое, разумное и логичное объяснение.
Более того, твёрдо верил, был убеждён, что такое объяснение всегда можно найти. Ну, по
крайней мере, до сих пор был убеждён.
После прошлой ночи он уже ни во что не верил и ни в чём не был убежден. Перед лицом
сверхъестественного, под могучим напором охватившего его вчера первобытного страха все
его убеждения мгновенно рассыпались в пыль. Разлетелись в прах. От первого же слабого
дуновения этого пещерного, темного, давно забытого ужаса вся шелуха цивилизации сразу
же слетела с него, и он снова превратился в дикаря, в священном трепете ожидающего
появления демона.
Но он был всё-таки дикарём из XXI века и потому пытался обнаружить в действиях
демона хоть какую-то систему. Закономерность. Которая, возможно, помогла бы ему как-то с
ним бороться. Спрятаться! Спастись!! Выжить!!!
«Да что там было сверхъестественного-то?! — с отчаянием подумал Виктор. — Да, не
спорю, всё это, конечно, странно, но сверхъестественного-то там что?! Ничего
сверхъестественного ведь там и в помине не было!.. Почему меня это так волнует?! Так
пугает!!?»
Неожиданно он вспомнил, что Маша ведь закрыла дверь не на все замки! Только на
защёлку. Захлопнула дверь, и всё. А что эта защёлка!?.. Толкни дверь посильнее — и всё.
Виктор, не раздумывая ни секунды, вскочил, опрометью бросился к двери, залязгал
ключами и задвижками и потом так же стремглав вернулся к монитору и без сил упал в
кресло. Он был весь потный, тяжело дышал, сердце его неистово колотилось, руки дрожали.
Как он решился на такой подвиг, он и сам не понимал. Вновь бы он его не повторил ни за что
на свете.
Впрочем, это был с его стороны последний всплеск активности. Больше с кресла он не
поднимался. Сидел, напряженно наклонившись вперед и вцепившись руками в подлокотники.
И смотрел то на монитор, то на стоявшие рядом часы. Он не испытывал ни малейшего
томления, нетерпения, скуки.
Он словно физически чувствовал неторопливый бег времени, ощущал, как текут сквозь
него секунды и минуты. Каждую из них он как будто провожал взглядом.
11.30… 11.31… 11.32… 11.33… 11.34… 11.35… 11.36… 11.37… …
Виктор проснулся и поднял голову. Несколько мгновений он непонимающе и растерянно
спросонья смотрел вокруг: на кресло, на монитор, на часы, но тут же всё вспомнил.
Господи! Он что, заснул? С остановившимся сердце Виктор взглянул на экран.
Старик уже стоял там, на своем прежнем месте. Глаза его были по-прежнему закрыты,
губы, как и вчера, неслышно шевелились. Мертвой рукой Виктор переключил камеру.
Смотреть сверху было всё-таки не так страшно.
Внезапно ужас его настолько усилился, что у него перехватило дыхание, и он едва не
задохнулся. Старик стоял ближе! Расстояние между ним и дверью сократилось. Вчера он
стоял почти посередине коридора, а сейчас…
Господи, да что ему в конце концов надо?! Ну, почему всё это именно со мной
происходит??!! Почему!!!???
Впервые в жизни Виктор испытал острую потребность помолиться, произнести какие-то
слова, напрямую обращенные к Богу, искать у Него защиты. Он не знал никаких молитв, но
сейчас слова, казалось, рождались у него прямо в сердце, и он со страстной надеждой горячо
шептал их.
«Господи! Пусть он исчезнет! Я верую теперь в Тебя, Господи, и всегда буду веровать! Я
буду молиться, соблюдать все посты, делать всё, что угодно, только пусть он исчезнет!!
Прямо сейчас!!! Спаси меня, Господи! Спаси, молю Тебя!»
«Да расточатся врази Его!» — вдруг неожиданно всплыла у него в голове какая-то не
совсем понятная цитата, вероятно, из Библии, и он громко, вслух, несколько раз кряду истово
повторил ее.
«Да расточатся врази Его! Да расточатся врази Его! Да расточатся врази Его!»
И тут Виктор увидел, что старик медленно, очень медленно, как в замедленной съемке
или в каком-то кошмарном сне, поднимает голову. Казалось, он услышал Виктора, неким
таинственным образом всё же учуял его и вот теперь ищет, пытается найти, обнаружить,
обращая в его сторону свое застывшее, неподвижное лицо восставшего из гроба мертвеца.
Именно!! Именно ожившего мертвеца!!! Виктор понял теперь, кого напоминает ему
старик. Почему он его так пугает. И эта его странная одежда… Эта нелепая белая длинная
рубаха ниже колен… Может, это… саван?!
Виктор почувствовал, что волосы на голове у него зашевелились. Еще секунда, и сердце
его разорвётся, и он умрет от страха. Слова замерли у него на губах. Оцепенев, с
полуоткрытым ртом, он безумным взглядом смотрел на экран.
Движение головы старика остановилось. Секундная пауза — и он так же медленно
опустил её и снова застыл в ледяной неподвижности.
Виктор с усилием перевел дух и с каким-то истерическим, конвульсивным
всхлипыванием вздохнул. О том, чтобы что-нибудь говорить или даже шептать про себя,
теперь не могло быть и речи. Он, словно одеревенев, без всяких мыслей смотрел на монитор.
Тёмный, холодный, чудовищный ужас переполнял его до краев.
Старик вдруг начал казаться ему каким-то страшным гигантским пауком, неспешно и
неторопливо ткущим свою незримую, невидимую обычным взглядом паутину, которой он
постепенно оплетает его, Виктора. И ему из неё уже не выбраться.
Сзади вдруг раздался какой-то шорох. Виктор, судорожно дернувшись, обернулся. Когда
он снова посмотрел на монитор, в коридоре никого не было. Старик-паук исчез.
Виктор некоторое время в полной прострации смотрел на пустой экран, потом
механически выключил домофон, заторможено встал и вялой, шаркающей походкой побрел в
спальню Он чувствовал себя совершенно больным и разбитым. С трудом раздевшись, он
повалился на кровать и сразу же заснул.
Ему снова приснился кошмар. Весь мир был затянут серой, липкой паутиной, в которой
он бился и от этого только все больше и больше запутывался. Самого паука он не видел, но
чувствовал, что тот где-то здесь, рядом и подкрадывается с каждым мгновеньем все ближе и
ближе. Вот нити паутины задрожали…
Виктор закричал и проснулся.
I.5
Он был весь мокрый. Маши рядом не было. Часы показывали начало четвертого. Виктор
по привычке сразу же позвонил на работу и предупредил, что его сегодня не будет. Шеф что-
то недовольно буркнул и повесил трубку. В другое время это вызвало бы у Виктора целую
бурю эмоций, но сейчас он забыл об этом в ту же секунду. Он снова лег на кровать и стал
думать. Что же делать?
Ему вспомнились события вечера и ночи. Его нарастающий страх, потом пришла Маша,
потом он ждал двенадцати, потом…
Дальше вспоминать мучительно не хотелось, хотелось постараться все забыть,
успокоиться, махнуть на все рукой — будь, что будет! — убедить себя, что ничего особенного
не было, хотя бы на время, на те несколько часов, которые остались до вечера — вечером, с
темнотой, он знал, страх вернется! — но он заставил себя не поддаваться этим опасным и
гибельным — он почему-то в этом не сомневался — настроениям.
«Надо бороться! Надо бороться! — в отчаянии твердил он про себя. — Думай! Думай!»
Пока еще есть время. Пока еще светло. Пока еще он в состоянии более-менее спокойно
думать. Как только начнет темнеть, думать — он это прекрасно понимал — он уже не сможет.
Страх напрочь вытеснит все мысли. Он опять намертво прилипнет к экрану и будет смотреть,
смотреть, смотреть… Как зомби.
Мысль о зомби тотчас же всколыхнула все ночные страхи и воспоминания. Этот
старик… Зомби!! Вот кого он ему напоминает! Персонаж из фильма ужасов. Живого
мертвеца.
А что? Почему бы и нет! Может, они и вправду существуют? Кто знает?..
Ну, хорошо, хорошо! Предположим, это зомби. Бред, конечно, но предположим. Ну, и
что, я знаю, как с зомби бороться?.. Откуда он, черт его подери, взялся в центре города, этот
зомби?! Чего ему вообще от меня нужно?! Съесть меня?.. Почему именно меня?.. Что он
вообще ко мне прицепился?! Откуда он взялся!!??
Виктор почувствовал, что мысль его носится по кругу, и что в этих бесплодных
размышлениях он просто теряет время. Те немногие драгоценные часы, которые остались
ещё до вечера. Он попытался сосредоточиться.
Так!.. Что мы имеем? Какой-то зловещего вида старик… (Виктор вспомнил его восковое
лицо-маску, закрытые глаза, огромные шевелящиеся причмокивающие губы и содрогнулся)
…какой-то старик уже две ночи торчит у меня под дверью. Босиком, с закрытыми глазами, в
одной ночной рубашке. И что-то еще к тому же шепчет. Так…
Ну, и что!? Что!? Ну, шепчет и шепчет. Пусть себе шепчет. Мне-то что? Почему все это
меня так волнует? (Виктор опять вспомнил старика, его неподвижную фигуру в белом
балахоне, застывшую в коридоре под люминесцентной лампой дневного света и отчетливо
видимую сверху в камеру, и судорожно сглотнул.)
Нет, так дело не пойдет! Логические объяснения и увещевания тут неуместны и
бесполезны. Я не с того края подхожу к проблеме.
Реальные факты таковы. Есть какой-то непонятный старик, и этот старик пугает меня до
дрожи в коленках, до смертельного ужаса! Вот голый факт. Почему? — не имеет это
значения. Это не так уж и важно. Главное, что пугает.
Теперь: что мне в этой ситуации делать? Вернее: могу ли я хоть что-нибудь сделать? А
сделать что-нибудь я хочу. Пусть я болван, дурак, паникер, истерик, пусть все это — глупость
и суеверие, но я боюсь! Боюсь и все. И не хочу пускать все это на самотек. Если можно хоть
что-нибудь сделать, я это сделаю. Любую глупость. Святой водой все окроплю, чеснок перед
дверью вывешу — что угодно!! Но что? Что?!
(Виктор почувствовал, что у него начинается паника, что волна вчерашнего ужаса опять
его накрывает, и он буквально на глазах теряет способность рассуждать здраво. Он
постарался успокоиться.)
Так все-таки: что? Так… Святая вода… Нет у меня никакой святой воды! Нет! Не-ту.
Дальше! Хотя, стоп. Можно в церковь сходить, взять. Ладно, запомним. Чеснок… Хотя,
постойте, постойте!.. Так, может, вообще пока из квартиры уехать? Хотя бы на ночь? Не
ночевать здесь сегодня?
Эта неожиданная мысль настолько захватила Виктора, поразила его своей простотой, что
он сразу же отбросил одеяло и рывком сел на кровати.
Точно! Надо сваливать, пока не поздно. Рвать когти. А ночевать где? Да-а… не важно.
Хоть на вокзале. Какая разница.
Виктор представил: вокзал, свет, вечная суета, толпы народа днем и ночью, и чуть не
засмеялся от радости.
«Правильно! Так и сделаем. Прямо сейчас и уеду. Чего время терять? — лихорадочно
бормотал он, натягивая джинсы, не попадая ногой в штанину и подпрыгивая от
нетерпения. — А Машке записку оставлю. Что на работе задержусь и ночевать не приду. Не
впервой!»
Мысль о жене была неприятна. (Бросать ее, ничего не подозревающую, здесь…) Но он
от нее отмахнулся, от этой мысли.
«А-а!.. Ничего с ней не случится! — Виктор уже торопливо застегивал рубашку. —
Можно в крайнем случае и у подъезда подождать. Предупредить. Главное, из квартиры
сейчас побыстрей уйти!»
Пальцы его прыгали, и маленькие непослушные пуговички никак не желали
застегиваться. В конце концов он на них просто плюнул. («На улице остальные застегну!!») и
чуть не бегом бросился к входной двери. И тут же остановился как вкопанный.
Лишь только он увидел прихожую, дверь, как тут же понял, что из квартиры он выйти
уже не сможет. Не сможет, и всё тут! Открыть дверь, да и вообще просто прикоснуться к ней
он не отважится даже под страхом смерти.
Охватившее его было радостное возбуждение тут же бесследно исчезло, уступив место
глубочайшей депрессии. Он осознал, что он в ловушке. Ему даже почудился на мгновенье
холодный матовый блеск тонких светлых нитей на входной двери. Мертвый блеск паутины.
С этого момента воля к сопротивлению окончательно оставила Виктора. Он принялся
безвольно ждать вечера. Он даже и не пытался больше ни о чем думать, что-то соображать,
строить какие-то планы. Вообще как-то бороться. Он почувствовал себя попавшей в паутину
мухой, которой остается теперь только ждать, когда паук проголодается и решит наконец ее
съесть. Выпить её кровь.
Кстати, насчет выпить. У Машки же коньяк должен где-то быть спрятан.
Виктор порылся в гардеробе и нашел стоящую в дальнем углу почти непочатую бутылку
коньяка.
«Французский… откуда это у нее деньги?» — мельком подумал он, вытаскивая пробку и
делая прямо из горлышка несколько больших глотков. Пить он вообще-то не любил, у него
утром потом сильно болела голова, но сейчас все это не имело ровным счетом никакого
значения.
«Утром!.. — мрачно он усмехнулся про себя. — До утра еще дожить надо. Что вообще
со мной будет утром? Может, у меня и головы-то не будет. Болеть будет нечему. Съест меня
проклятый старикан. Кровь всю выпьет и голову оторвет.»
Виктор заметил, что уже слегка опьянел. Он вообще пьянел очень быстро.
«Тем лучше, — он сделал еще пару глотков. — Напиться бы, заснуть сейчас и
проснуться уже утром!»
Виктор перешел в соседнюю комнату, сел в кресло, закинул ноги на стол и стал следить
за стрелками часов, потягивая коньяк. Ему казалось, что если следить не отрываясь за
стрелкой, время будет идти медленней. А больше всего ему хотелось сейчас, чтобы оно
тянулось бесконечно. Пусть этот вечер, эта ночь никогда не наступают. Он так и будет сидеть
за столом, а стрелки будут ползти еле-еле…
Время, однако, летело стрелой. Отвернулся, казалось бы, на секунду, просто в окно
посмотреть — а уже 10 минут прошло! Задумался о чем-то — еще полчаса!
Виктор и оглянуться не успел, как опять наступил вечер. На улице начало темнеть.
Коньяк давно кончился…
«Черт! Зря я его выпил-то. Лучше бы на ночь поберег», — запоздало сообразил он.
К 8-и часам Виктор уже был опять абсолютно трезв. Как будто и вообще не пил. Хотя,
как ни странно, он почти не боялся. Он устал бояться. Им овладела какая-то тупая апатия. Он
сидел, уставясь в монитор, и ни о чем не думал. А-а!… Что будет, то и будет.
В 10 позвонила Маша и совершенно заплетающимся языком нетвердо сообщила, что
домой она сегодня не придет, а останется ночевать у подруги. После чего бросила трубку.
Это вообще было уже что-то новенькое. До этого «ночевать у подруги» она еще все-таки
никогда не решалась.
Впрочем, Виктору к этому моменту было уже все это все равно. Да он и сам почему-то с
самого начала был практически уверен, что нечто подобное обязательно произойдёт. Вчера
она спать вдруг легла ни свет ни заря, чего с ней никогда раньше не случалось; сегодня
вообще ночевать домой не явилась…
Всё как будто специально так складывалось, чтобы жена его не путалась под ногами и не
мешалась. Она явно была здесь сегодня лишней. Все происходящее касалось только его,
Виктора. Именно он был мухой. Паука интересовал только он.
Время между тем близилось к двенадцати.
11…11.10… 11.20…
«Может я опять засну? — равнодушно подумал Виктор. — Хорошо бы».
11.30… 11.40… 11.50… 55, 56, 57, 58, 59…
Старик появился ровно в полночь. Он как будто возник прямо из ниоткуда.
Материализовался. Еще мгновение назад никого не было — и вот он уже стоит прямо перед
дверью.
Виктор смотрел на него через монитор почти спокойно. Но это было мертвое
спокойствие безвольно идущей на заклание жертвы. Он смирился со своей участью, понял,
что ему не спастись, и теперь просто безучастно ждал, что с ним будет дальше.
В отличие от прошлых ночей, он даже звук на мониторе не выключил. А зачем? Какая
разница? Ему было уже все безразлично. Он как будто уже умер.
Неожиданно старик вдруг громко, нараспев произнес какую-то фразу, протянул руку и
коснулся его двери. В следующее мгновенье глаза его широко раскрылись, и он в упор
взглянул на Виктора. Виктор отшатнулся. Когда же он снова посмотрел на экран, там уже
никого не было. Никого и ничего. Все кончилось.
Как Виктор добрался до постели, он не помнил. Глаза его слипались, веки были, как
свинцовые. Он рухнул не раздеваясь в постель и тут же заснул, как убитый. Спал он крепко и
счастливо улыбался во сне. Как человек, которому снится что-то очень, очень приятное.
II. 1
II. 2
В эту ночь Виктор впервые за последний месяц был близок с женой. Причем все у него
получалось как никогда, он был полностью раскован и буквально неутомим. Маша несколько
раз за ночь испытала сильнейший оргазм и восхищенно шептала и шептала, преданно и с
обожанием глядя ему в глаза: «Какой ты у меня, оказывается!.. Какой!..» Похоже, она была
совершенно счастлива. Виктор тоже был счастлив. Так хорошо он не чувствовал себя,
наверное, вообще никогда. Даже в юности.
Когда под утро они с Машей, совершенно измученные друг другом, наконец уснули,
Виктору приснился странный и удивительный сон.
Ему снилось, что они занимаются любовью втроем: он, Маша и Джек. И восторг и
блаженство, которые он испытывал при этом!.. — он даже не подозревал раньше, что такое
вообще возможно!
Он видел, как Джек входит в Машу, и Маша кричит от наслаждения; как Маша потом
ласкает ртом Джека; как!.. — совершенно бесстыдные и самые невероятные картины сменяли
друг друга, и Виктор ощущал уже даже не оргазм, а что-то тоже совершенно уж немыслимое
и невероятное!
Он как будто парил в каких-то мягких, розовых облаках, плавно покачивался на волнах
ему до того неведомого, одновременно и кипящего, и ледяного; и ленивого, и неистового
океана неги и страсти. Блаженство было настолько острым, настолько нестерпимым, что в
этом слышалось, угадывалось уже нечто запретное, нечеловеческое: что-то бесовски-сладкое!
Как будто завели его в стране грез и наслаждений слишком далеко, за некую запретную черту,
которую человеку переступать нельзя, потому что оттуда уже нет возврата; показали нечто
такое, чего человеку нельзя видеть, потому что он будет всю жизнь потом тосковать и
томиться по несбыточному.
Но самое удивительное было в конце. Виктору приснилось, что после той безумной ночи
Маша забеременела и родила. Мальчика. Он совершенно отчетливо увидел во сне, как она
держит на руках своего, их ребенка, кормит его своей грудью и с невыразительной
нежностью тихо смотрит на него своими огромными, блестящими от счастья глазами.
«Как мадонна!» — мелькает у него в голове, и тут вдруг что-то неожиданно привлекает
его внимание. Он мучительно пытается понять, что же именно?.. и в то же самое мгновение
видит внезапно на месте Маши снова свою пьяную, растрёпанную и полураздетую мать,
ведьму из своего прошлого кошмара, развратно глядящую на него в упор и бесстыдно
хохочущую.
Даже когда Виктор в ужасе и в холодном поту проснулся, смех этот еще долго потом
звучал у него ушах. Рядом лежала Маша, и ей тоже, по всей видимости, снилось что-то очень,
очень, очень приятное: она сладострастно стонала во сне, время от времени медленно, томно
вытягивалась, плавно изгибалась и вздрагивала всем телом. Виктор некоторое время с лёгким
удивлением смотрел на нее, потом перевернулся на другой бок и закрыл глаза.
Однако заснуть ему больше не удалось. Поворочавшись немного, он окончательно
проснулся, перевернулся на спину, уставился в потолок и стал думать. Вспоминать и
восстанавливать в памяти свой сон. Он никак не мог разобраться в своих чувствах.
Ощущение от сна было какое-то двойственное.
Одновременно стыд, грязь, мерзость, отвращение и в то же время чудовищное,
сладчайшее, невыразимое наслаждение. И так они перемешались, переплелись друг с другом,
что отличить, отделить одно от другого было уже невозможно. Как будто пробуешь на вкус,
языком нечто на вид противное и осклизлое, плавающее в густом сахарном сиропе. Сладость
забивает всё, и понять, что же именно ты ешь, уже решительно и ни под каким видом нельзя.
Виктор отдал бы всё на свете, лишь бы испытать в реальной жизни нечто подобное! И
отдал бы все на свете, чтобы об этом потом забыть. Но забыть, как он подозревал, уже
никогда не удастся. Этот приторно-сладкий, неистребимый ничем привкус греховности,
испорченности и порочности будет присутствовать в их отношениях с женой теперь уже
всегда…
«Да что это я! — вдруг очнулся он. — Не собираюсь же я, в самом деле, и вправду всем
этим заниматься… С собакой!..»
Виктор вдруг вновь живо вспомнил свой сон… некоторые его сцены… щемяще-сладкое
чувство наслаждения… не-е-ги-и-и… блаже-енства!..
«Да и Маша всё равно не согласится…» — мечтательно подумал он и тут же сам
ужаснулся этой своей мысли.
«Так сам-то я что, значит, согласен?» — растерянно пробормотал он вслух и невольно
смутился.
Ребенок! — вдруг вспомнился ему конец сна. — Там же еще ребенок был! И что-то в
самом конце еще такое… Что-то непристойное… Что?! Что же это я там такое успел
заметить? А?..
Впрочем, не важно. Так вот, ребенок… ребенок… Мне же ведь и вчера ещё, кстати,
снилось, что произойдет чудо, и у нас с Машей родится ребенок! И всё тогда сразу
наладится…
А что, если это и есть то самое чудо!? А собственно, почему бы и нет? Правда, странное
оно какое-то, это чудо, прямо скажем, даже шокирующее… но это ведь только в сказках все
всегда красиво и прекрасно получается — алые паруса и белые пароходы! — а в реальной
жизни… В реальной жизни главное — результат. Всё остальное значения не имеет.
Да любое лечение!.. анализы… процедуры эти кошмарные!.. И кого это волнует? Кто на
это вообще внимание обращает!?
Главное — эффект! Даст это эффект или нет? Вот единственный вопрос. Все остальное
не важно. Надо — значит, надо! Если хочешь вылечиться. Может, действительно, сперма
собаки…
Виктор почувствовал, как проснувшаяся Маша придвигается к нему поближе.
— Проснулась? — ласково погладил он ее по голове.
— Спи, рано еще!
— Какой мне сон сейчас снился!..
— («Мне тоже!» — чуть было не брякнул Виктор, но вовремя остановился). Какой?
— Ну… странный… — чуть помедлив, ответила Маша и как-то мечтательно и загадочно
улыбнулась.
— Про что?
— Про нас с тобой.
— Расскажи.
— А мы сейчас будем еще чем-нибудь заниматься? — вместо ответа она еще плотнее к
нему прижалась.
— Ну, расскажи!
— Потом,… потом… — она уже легонько покусывала ему мочку уха. — Не сейчас…
— А?..
— Помолчи! — Маша нетерпеливо закрыла ему рот поцелуем, и Виктор снова
почувствовал, что возбуждается. Он повернулся к жене и начал неторопливо и умело ласкать
ее. Маша тут же тихонько застонала.
Виктор никогда раньше не умел толком обращаться с женщинами. Особого опыта у него
не было, и в постели он бывал обычно неловок и неумел.
Но сейчас он чувствовал себя так, словно через его руки прошли тысячи и тысячи
женщин. Он совершенно точно знал, что делать, ощущал каждый изгиб, каждую складку
женского тела. Его руки действовали как будто совершенно независимо от него. Он мог в
любой момент одними только ласками довести Машу до оргазма, до самой вершины
блаженства! но вместо этого лишь все гладил и гладил ее… медленно-медленно… нежно-
нежно…
И только когда она уже больше не могла терпеть и ждать, в тот самый миг, и ни
мгновением ни раньше и ни позже! — он вошел в нее и начал не спеша двигаться…
Маша кричала, стонала и содрогалась, и он тоже кричал, стонал и содрогался вместе с
ней. Он действовал с величайшим любовным искусством, умением и тактом, как подлинный
мастер, виртуоз, но он не был всего лишь сторонним наблюдателем, просто холодным
профессионалом. Нет! он испытывал те же самые чувства, что и она: наслаждение, боль,
страсть, восторг, он парил и падал в бездну, умирал и возрождался вместе с ней!
Они слились в одно единое целое!.. и потом, когда всё кончилось, Маша вдруг
приподнялась на локте, повернулась к нему и потрясенно, даже потерянно как-то тихо
сказала: «Я никогда прежде и не подозревала, что такое возможно!.. Я тебя люблю. Нет, я
тебя обожаю! Боготворю!! Ты мой бог!»
Виктор, слегка смутившись, хотел было обратить всё в шутку, ответить что-нибудь, тоже
нежное и ласковое, но слова внезапно замерли у него на губах. Застряли в горле. Он словно
поперхнулся.
Ему вдруг снова вспомнился его навязчивый, постоянный кошмар всех последних дней:
та потная, сальная, полупьяная вульгарно хохочущая женщина, баба — то ли его собственная
мать, то ли ведьма, дьяволица — и он вздрогнул, передернулся весь от омерзения.
Что-то было не так! Во всем происходящем была какая-то невыносимая, чудовищная
фальшь. Как будто это не он сейчас занимался любовью с собственной женой, а кто-то
другой. Кто-то посторонний, чужой. Кто-то, несравненно более опытный и умелый, чем он.
Сам бы он так никогда не смог, не сумел.
Словно с женой его только что всеми возможными, мыслимыми и немыслимыми
способами совокуплялись прямо у него на глазах, а он смотрел на это со стороны и
наслаждался. Испытывал от этого зрелища какое-то противоестественное, извращенное и
вместе с тем сладостное, томящее душу наслаждение.
Но в этой тягучей сладострастности, в этом изысканно-порочном, изощренном
наслаждении временами явственно чувствовался какой-то едва уловимый, еще более
сладковатый тошнотворный привкус. Как будто он уже начал пожирать те плавающие в
густом сиропе, отвратительные, осклизлые куски. Мертвечину.
II. 3
Маша чмокнула его в губы и, весело щебеча, убежала в ванную, а Виктор остался лежать
в постели, пытаясь успокоиться и привести в порядок свои растрепанные мысли и нервы.
Ему было явно не по себе. Как-то жутко.
Он неожиданно почувствовал себя попавшим в ловушку. В искусно расставленную
ловушку. В капкан. В паутину. Весь мир был затянут серой, липкой, влажно поблескивающей
паутиной, в которой он все больше и больше запутывался.
(У Виктора внезапно возникло неприятное ощущение, что все это с ним когда-то уже
было. Его словно что-то вдруг кольнуло. Паутина… паук… Что-то знакомое… что-то до боли
знакомое!.. Что-то ведь такое уже было?.. Или нет?.. А-а!.. Черт! Не все ли равно! Было — не
было… Все равно теперь уже не вспомнить! Ладно, проехали.)
В голове царили полнейший сумбур и сумятица.
Маша… его новые с ней отношения, фактическое примирение, о котором он вчера еще
так мечтал… кошмары эти бесконечные… ребенок… И над всем этим его проклятый сон!
Он старался о нем не думать, забыть, изгнать навсегда из памяти, но подсознательно
понимал уже, что все это бесполезно. Забыть не удастся. Ощущения, которые он испытывал
во сне, забыть было невозможно. Мысленно он постоянно возвращался к ним снова и снова.
Он был уже отравлен. Словно наркоман, однажды попробовавший наркотик, и теперь
пытающийся о нем забыть. Пытающийся с собой бороться. Чем кончится эта борьба —
очевидно. Результат заранее известен и легко предсказуем. Сейчас это лишь вопрос времени.
Сколько он еще продержится? Сутки? День? Час?!..
Самое ужасное было то, что он совершенно отчетливо понимал, что все теперь зависит
только от него одного. Маша не в счет. Её он, с его новыми, вновь открывшимися талантами
и способностями, сможет убедить теперь в чем угодно. Заставить делать все, что ему
заблагорассудиться. Противиться ему она не сможет.
Да и никто не сможет! Ни одна женщина. Волею бога или дьявола он получил отныне
над женщиной, над ее телом и душой, абсолютную власть. Превратился в того самого
идеального любовника, о котором каждая на свете женщина всегда втайне мечтает.
Он мог свести с ума, довести до безумия, до исступления одним только мимолетным
прикосновением, небрежной, подаренной мимоходом лаской. Мог заставить женщину забыть
всё: честь, стыд, семью, детей! От всего отречься за один только его взгляд, поцелуй, за одну
только ночь, с ним проведенную. С радостью, все бросить и, закрыв глаза, отправиться за
ним. Куда угодно! Хоть в преисподнюю!
В его теперешнем умении, искусстве было что-то дьявольское, нечеловеческое. Оно
словно пришло из какого-то другого, иного, древнего мира, давным-давно исчезнувшего и
ныне прочно, прочно, прочно уже позабытого.
Мира гаремов и одалисок; ленивых, обволакивающих грез и дурманящих, пряных,
дразнящих искушений. Сладкой любовной истомы и томной, знойной, безумной неги.
Мира шехерезад, шахов, прекрасных наложниц и сказок 1001 ночи. Навуходоносорое и
гильгамешей, безжалостных чингисханов и тамерланов, пресыщенных китайских
императоров и сладострастных багдадских султанов. Повелителей вселенной! Ненасытных и
развратных мессалин; скользящих в вечном танце обольстительно-изящно-хрупких,
неотразимых, соблазнительно-порочных соломей и величественно-царственных,
божественно-невозмутимых, равнодушно-загадочных клеопатр. Мрачного замка Тамары.
Мира мудрых соломонов, безрассудных антониев, неистово-жестоких неронов и калигул и
изысканно-рафицированного, утонченно-холодного разврата цезарей борджиа. «Тысячи
тысяч жен знал я…» Мира «Песни песней». «Груди твои, как два белых козленка, лоно
твое…» Вавилона, Содома и Гоморры.
Мира вечного наслаждения и вечного блаженства, безграничной, безбрежной,
безудержной, слепой и пламенной страсти; искреннейшей, ярчайшей, чистейшей,
беззаветной и жертвенной преданности и любви («сильна, как смерть») — и бездонного,
чернейшего, горчайшего, ледяного порока, предательства, греха и разврата («и разверглись
небеса, и обрушился огненный дождь…»).
Ибо только там, в этом мире, в царстве порока и наслаждения, можно было научиться
всему тому, что он теперь умел. Узнать о женщине то, что теперь знал он.
Обычно человеческого опыта было бы для этого недостаточно. Жизнь человеческая
слишком коротка.
Иными словами, то, чего он хотел, к чему стремился, о чем мечтал, он мог получить
теперь в любой момент. Стоит лишь протянуть руку.
И еще ребенок!… Мысль, что он сможет таким образом зачать ребенка, его так и не
оставляла. Он действительно в глубине души в это верил. Искренне верил!
«Что, если это и есть то чудо, о котором я мечтал?» — опять пришло ему в голову.
А если оно действительно случится, это чудо, то не явится ли это само по себе
оправданием всему, чему угодно? Сексу хоть с собакой, хоть с лягушкой? Да и что такое
собака? Это же даже не человек! Нечто вроде фаллоимитатора. Если бы Маше прописали
таблетки из спермы собаки, она бы ведь их пила, не задумываясь. Даже вопросов и сомнений
бы ни у кого не возникало! Или, скажем, вагинальные свечи…
Так в чем разница?!
Виктор снова ощутил себя попавшим в капкан. В паутину. Мухой, бьющейся в этой
паутине. И все больше и больше в ней запутывающейся.
Его словно вели к какой-то цели, услужливо предоставляя для этого и средства, и
оправдания. Только протяни руку и возьми. Скажи: да! Уступи искушению! Да и зачем
противиться? Чего ради? Ему предлагают всё даром, не требуя ничего взамен.
Виктор внезапно почувствовал, что волна сладостного безумия из его сна его вновь
захлестывает, и он просто не в силах ей сопротивляться. Ему ярко представились Маша…
он… Джек…
Как он смотрит, как Маша, стоя на коленях, наклонившись вперед и выгнувшись,
совокупляется с Джеком, а ее голова лежит в это время у него, у Виктора на коленях, и он
гладит ее и шепчет ей что-то ласковое; как потом он сам спокойно, не торопясь,
переворачивает ее на спину, раздвигает ей ноги и …
Виктор вздрогнул и опомнился. Нет! Нет!! Это нельзя делать! Нельзя!! Это грех!
Страшный грех. Смертный. Он никогда не сможет этого забыть! И Маша не сможет. К черту
все эти объяснения! Это дьявол ему их нашептывает. Лукавый! Отец лжи. Нельзя с ним
спорить! Нужно просто сказать: отойди от меня, сатана. Как это Христос сделал.
Да, но ребенок?.. Ребенок!?.. А если все-таки?.. Это ведь последняя надежда! Да, это
было бы чудо, но разве то, что с ним уже произошло — разве это не чудо? Все эти его
неизвестно откуда взявшиеся умения и таланты — разве это не есть самое настоящее чудо?
И если, кстати, они вдруг так же внезапно исчезнут, эти таланты, что с ним будет? Как
Маша отнесётся к этому обратному и отнюдь теперь уже не сказочному превращению? Что
он снова превратится в обычного, никчемного и ничего толком не умеющего неудачника? Из
идеального любовника, из бога, из Казановы! (Виктор почувствовал, что при этой мысли его
прошиб холодный пот.)
Да и, опять же, ребёнок… Осмелится ли он ей когда-нибудь рассказать, что надежда
была, а он от неё отказался. Не воспользовался. Даже с ней не посоветовавшись.
(А чего «советоваться»?! Обманывать себя?.. Перекладывать на неё ответственность?..
Она же сейчас полностью в его руках. В его власти. Он может убедить её в чем угодно. Стоит
только чуть-чуть погладить… провести рукой… вот тут… и тут… Тьфу, чёрт! Дьявол!!
Сгинь-сгинь-сгинь!)
Значит, между ними теперь всегда будет ложь? Тогда в чём разница? И что лучше?
Виктор почувствовал, что он окончательно запутался. И ничего уже не понимает. Что
хорошо, а что плохо. Что добро, а что зло. Чего он хочет.
(Ну, чего он хочет-то… Маша… Джек… Виктор яростно потряс головой, отгоняя
наваждение. Нет! Нет! Нет! Нельзя!! Этого нельзя делать!! Нельзя-нельзя-нельзя!)
— Как ты, милый, не соскучился? — Виктор и не заметил, как Маша вошла в комнату.
Рядом с ней шёл Джек.
— Зачем ты его привела? — только и смог, с трудом, запинаясь, вымолвить Виктор,
переводя взгляд с обнаженной Маши на Джека и обратно.
— Ну, я подумала, что ему там скучно одному… — каким-то неестественно-низким,
томным голосом протянула Маша и вдруг, пристально глядя в глаза Виктору, медленно
потёрлась бедром о шею собаки. Виктор, холодея, смотрел на Машу. Он узнал этот жест. Это
был жест из его сна. — Да, Джек? — всё так же не отводя взгляда, негромко нараспев
произнесла Маша, неспешно присела на корточки, обняла Джека, прижалась к нему,
потёрлась грудью и, по-прежнему глядя Виктору прямо в глаза, облизала кончиком языка
губы и медленно-медленно раздвинула колени.
Виктор как во сне встал, приблизился вплотную к жене и положил руку ей на голову…
Когда Виктор вслед за Джеком вошёл в Машу, он вздрогнул от неожиданности, ощутив
там, внутри, в глубине вагины своей жены обжигающий ледяной холод.
«Семя у бесов холодное», — предостерегающе всплыли у него в памяти слова какого-то
старинного фолианта, некогда случайно им прочитанного, и Виктор вдруг ясно, как при ударе
молнии увидел, вспомнил конец своего сна.
Маша кормит грудью их ребёнка и с тихой, материнской нежностью им любуется; а он
вдруг замечает на голове у младенца какую-то странную, тёмную метку, какой-то, растущий у
него на темени, островок чёрных, блестящих и жестких на вид волос.
«Как шерсть у Джека», — мелькнуло у него в голове, а в следующее мгновение
хлынувшая волна нестерпимого блаженства затопила всё его существо, и он привстав на
руках и откинув голову назад, закричал, от восторга и наслаждения.
А ещё через миг, метнувшийся откуда-то сбоку Джек, одним движением могучих
челюстей разорвал ему горло, и Виктор, не успев даже понять, что произошло, рухнул
ничком на жену, заливая её кровью.
Маша полежала немного, не торопясь оттолкнула тело мужа, встала и, вся залитая его
кровью, спокойно направилась в ванную, небрежно потрепав на ходу голову Джека.
*****
*****
Евангелие от Матфея.
2.
Ровно в два часа дня, ни минутой не раньше и не позже, в дверь позвонили. Сидоров,
который маялся с утра и давно уже, сгорая от нетерпения, ждал этого звонка (а последние
минут пятнадцать так просто не отходил от двери!), сразу же открыл.
(Он вообще весь день не находил себе места, ничем не мог заниматься и лишь бесцельно
слонялся по комнатам из угла в угол. Никогда еще время не тянулось для него так медленно.
Казалось, стрелки часов замерли, прилипли к циферблату и почти не движутся. А с часу дня
─ что они и совсем остановились.
Настенька же, между тем, напротив, восприняла все, как ни странно, гораздо
равнодушней и хладнокровней ─ спокойно занималась своими домашними делами и лишь,
время от времени, добродушно посмеивалась над мужем, глядя, как он целый день мечется
по квартире как угорелый.)
На пороге стоял корректный, хорошо одетый молодой мужчина лет тридцати пяти с
какой-то коробкой в руках.
— Здравствуйте! Константин Викторович? ─ вежливо поинтересовался он. ─ Я из
фирмы… ─ он произнес по-английски что-то длинное. Судя по всему, то же самое, что
Сидоров слышал утром от женщины. Запомнившееся ему «интэнэйшнл», по крайней мере,
там точно присутствовало.
— Да-да, пожалуйста. Проходите, ─ Сидоров посторонился, давая гостю пройти.
Мужчина вошел и остановился, вопросительно глядя на Сидорова.
— Вот сюда, пожалуйста. Заходите, ─ заторопился тот, показывая рукой на дверь
комнаты, где стоял его письменный стол, и где он обычно занимался. (Сидоров учился на
третьем курсе одного из столичных вузов.) — Да не разувайтесь, — добавил он, видя, что
гость в нерешительности медлит и ищет взглядом тапочки. ─ Ничего страшного.
Мужчина вошел в указанную ему комнату, бегло огляделся и, держа перед собой коробку,
сразу же направился к письменному столу.
— Сюда, наверное? ─ полуутвердительно на ходу спросил он, кивая на стол и мельком
бросив взгляд на Сидорова.
— Да, ставьте на стол, ─ сразу же с готовностью, каким-то слегка заискивающим
голосом подтвердил Сидоров, глядя во все глаза на коробку и чувствуя себя ребенком, к
которому пришел Дед Мороз с подарками.
Мужчина молча поставил коробку на стол и начал аккуратно и профессионально,
быстрыми и точными движениями ее распаковывать.
— Здравствуйте! ─ Сидоров и не заметил, как Настенька вошла в комнату.
— Здравствуйте, ─ мужчина на секунду приостановился и поднял на нее глаза.
Настенька подошла и встала рядом с мужем. Мужчина некоторое время молча на них
смотрел, потом опустил глаза и снова занялся своей коробкой.
Еще несколько движений ─ и он бережно достал оттуда какую-то непонятную черную
полусферу. Сидоров, замирая от любопытства, подошел поближе и увидел, что это нечто
вроде мотоциклетного шлема, только на вид менее массивное и гораздо более изящное.
— Где у вас тут розетка? А-а!.. вон, вижу, ─ мужчина размотал шнур, сунул его в розетку
и пощелкал на шлеме какими-то кнопками. ─ Теперь его надо настроить. Садитесь,
пожалуйста, в кресло и наденьте его. Вот так, ─ он показал Сидорову, как одевать шлем. ─
Да, вот так. Все нормально? Удобно? (Шлем сидел на Сидорове, как влитой. Он абсолютно не
чувствовался и практически ничего не весил. Как будто его вообще на голове не было).
Хорошо, можете снимать. Теперь Вы, пожалуйста, ─ мужчина приглашающе посмотрел на
Настеньку. Та, неуверенно улыбаясь, в нерешительности взглянула на Сидорова, который в
ответ лишь пожал плечами и ободряюще кивнул, и так же нерешительно села в кресло.
Мужчина протянул ей шлем, и Настенька медленно и аккуратно, чтобы не помять прическу,
его одела.
— Всё, можете снимать.
─ Всё? Что, уже?
─ Да-да, снимайте.
Настенька все таки же тщательно и неторопливо сняла шлем и протянула его стоящему
перед ней представителю фирмы. Тот взял его у нее из рук, что-то на нем нажал и положил на
стол.
— Ну вот, подготовка закончена. Сейчас система загружается. Реально это займет часа
три-четыре. Когда все закончится, погаснет вот эта красная лампочка… Да-да, вот эта.
Видите, сейчас она горит. Как только погаснет ─ можете работать.
Так, что еще… Работает либо от сети, либо от аккумулятора. Аккумулятора хватает на
сутки. Потом надо подзаряжать. Вообще-то лучше пусть он у вас все время будет в сеть
включен, когда вы им не пользуетесь. Чтобы аккумулятор не разряжался. Кнопок никаких
нажимать не надо. Кончили работать, сняли, положили на стол ─ и все.
Система постоянно самонастраивается и модифицируется с учетом поступающей
внешней информации. (Сидоров с каким-то прямо-таки благоговейным трепетом взирал на
лежащее перед ним на столе чудо современной компьютерной техники. Это надо же:
«самонастраивается», «модифицируется»… Ну, и ну! Ладно, посмотрим).
Я настроил систему на вас обоих. Теперь только Вы и Ваша жена сможете ею
пользоваться.
(«Черт! ─ мелькнуло в голове у Сидорова. ─ Значит, что же, продать не удастся? Ну, да
там видно будет. Разберемся!»)
— А как ею пользоваться? Там хоть инструкция какая-нибудь есть? ─ несколько
разочарованно поинтересовался Сидоров. (Возиться теперь придется еще с этой
перенастройкой… Лишние хлопоты, лишние расходы. На нас он, видите ли, настроил, мудак!
Кто его просил?)
— Управлять очень просто, и никаких инструкций вам не потребуется. Просто наденьте
шлем ─ и всё. Если что-то будет неясно, спросите прямо у компьютера, и он вам все
подробно объяснит. Ну, в общем, научитесь. Никаких проблем у вас, я уверен, не возникнет.
В крайнем случае ─ звоните! ─ мужчина протянул Сидорову визитку, быстро упаковал
пустую коробку, похлопал по ней руками и оглянулся, ища, куда бы ее поставить. ─ Главное,
ничего не трогайте и не пытайтесь вскрывать панель. (Как же! Размечтался!) — Иначе все
сотрете. (Ладно, «сотрёте»!… Авось, не сотрём. Наши умельцы все в лучшем виде сделают.
Бабок только жалко.) Это новая модель, ноу-хау. Пользоваться можно, но внутрь лазить
нельзя. Ну, сами понимаете, ─ мужчина, так и не найдя подходящего места, оставил коробку
прямо на столе, рядом со шлемом.
— Так система моя? Фирма мне ее дарит или просто дает на время пользоваться? ─ на
всякий случай благоразумно уточнил Сидоров.
─ Ваша, ваша! Она Ваша,─ мужчина взглянул Сидорову прямо в глаза и почему-то
усмехнулся. — Фирма Вам ее дарит. Навсегда. Вы ее выиграли. Пользуйтесь на здоровье!
Надеюсь, Вам понравится, ─ он снова взглянул в глаза Сидорову и опять чему-то усмехнулся.
─ Да что это хоть такое-то!? ─ взорвался наконец Сидоров. (Что это, действительно, за
дела!? «Сами разберетесь!..», «Компьютер все объяснит!…». А ты-то тут тогда зачем?!
Специалист хренов!) ─ Я думал, Вы мне все расскажете…
─ Игра! Разве Вам утром не сказали? Игра. Это всего лишь игра.
3.
Через три с половиной часа, когда проклятая красная лампочка наконец-то погасла
(Сидоров успел ее за это время просто возненавидеть! Ну сколько можно «загружаться»? Что
это за система такая? Противоракетной обороны, что ли? И где она, кстати сказать,
умещается? Вместе с аккумулятором? Шлем-то совсем тонюсенький, почти невесомый),
Сидоров осторожно взял со стола шлем и в нерешительности повертел его в руках.
(Настеньке к этому моменту давно уже надоело ждать, и она беспечно упорхнула куда-то
«по своим делам» ─ то ли к парикмахеру, то ли к косметологу.)
Ну, что? Одеваем?.. Или, может, лучше на кровать в нем лечь?.. Да нет, сначала так
попробую. В кресле. Ну? С богом, что ли? Одеваем!
И Сидоров, с радостным нетерпением и предвкушением неведомых чудес, слегка
дрожащими руками аккуратно водрузил шлем себе на голову.
И тотчас же, в то же самое мгновенье, в кресле напротив внезапно опять возник его
давешний посетитель. Тот самый мужчина, представитель фирмы, который приходил утром и
принес шлем. Он был одет в тот же самый костюм, сидел, вальяжно раскинувшись и закинув
ногу за ногу, и, глядя в потолок, неторопливо курил какую-то немыслимой красоты сигару. В
воздухе отчетливо запахло дорогим табачным дымом.
Сидоров, вытаращив глаза, некоторое время в полном ошеломлении молча смотрел на
него.
— Ну-ну-ну, дорогой Константин Викторович! ─ все так же не глядя на Сидорова,
снисходительно усмехнулся наконец его нежданный гость. ─ Что это Вы, право? Не надо уж
так болезненно реагировать. Вы всего-навсего находитесь сейчас в игровом пространстве. В
виртуальной реальности. Только и всего.
Снимете шлем ─ и я исчезну. Снимите! ─ вдруг резко приказал он.
Сидоров, ни секунды не раздумывая, сразу же послушно снял шлем. Мужчина
мгновенно исчез. В комнате никого не было. Никакого запаха тоже больше не чувствовалось.
Сидоров сидел один за столом в пустой комнате, держал в руках шлем и тупо смотрел на
стоящее напротив пустое кресло. Потом бережно положил шлем на стол, в полной
прострации встал, подошел к креслу и, сам не зная зачем, машинально погладил рукой
обивку.
После чего опять вернулся на свое место и, даже не понимая толком, что делает, вновь
одел шлем.
Мужчина так же мгновенно появился снова. На том же самом месте и в той же самой
позе. Казалось, он никуда и не исчезал. Табачный дым снова пополз по комнате.
— Ну что, убедились? Ладно, давайте к делу, ─ мужчина поискал глазами, куда
стряхнуть пепел, и, не найдя ничего подходящего, стряхнул его в конце концов прямо на
ковер.
Сидоров с некоторым недоверием следил за всеми этими его манипуляциями.
«Это еще что за хамство? ─ невольно пришло ему в голову. ─ Только, блин, ковер
пропылесосили!..»
Мужчина поймал его взгляд и опять усмехнулся.
— Да не беспокойтесь Вы за свой ковер! Это же все нереальное. Виртуальный мир,
виртуальный ковер… Вообще не отвлекайтесь на пустяки! Давайте-ка я Вам лучше объясню
суть игры.
─ Подождите-подождите! ─ собрался наконец с мыслями Сидоров. ─ А Вы-то кто такой?
И как Вы здесь вообще оказались?
— Я? Я всего лишь компьютер. Могли бы, Константин Викторович, и сами догадаться, ─
мужчина насмешливо смотрел на Сидорова, по губам его блуждала легкая ироническая
улыбка. ─ Внешний вид и чисто личностные черты ─ просто прихоть нашего программиста.
Впрочем, если хотите, я могу их изменить. Может, так?
Сидоров моргнул. В кресле напротив сидела ослепительная молодая красавица, будто
только что сошедшая прямо с обложки модного журнала, с роскошными длинными
пепельными волосами, которыми она небрежно играла одной рукой, лукаво поглядывая на
Сидорова из-под полуопущенных кукольных ресниц.
— Или так? ─ серебряным голоском проворковала она.
Сидорову захотелось протереть глаза. На месте красавицы оказался теперь совсем
молодой, неряшливо одетый парень, на вид даже моложе самого Сидорова.
— Слышь, братан! ─ развязно начал он, обращаясь к Сидорову. ─ Ща я тебе все тут
разрулю. Чтоб никаких непоняток у нас не было.
— Нет-нет! ─ поспешно произнес Сидоров и облегченно вздохнул, увидев опять
привычный ему уже образ с сигарой в руке. ─ Вы меня вполне устраиваете, ─ твердо
закончил он.
Ну, положим, на самом-то деле, красавица, может, «устроила» бы Сидорова и гораздо
больше, но у него возникло вдруг какое-то странное ощущение, что никакой это не
компьютер принимает разные, заложенные в него, обличья, а просто-напросто сидящий перед
ним мужчина превращается по своему желанию в кого угодно: в девушку… в парня… Что
именно он настоящий, а все остальные ─ нет. Бред, конечно, но Сидоров ничего не мог с
собой поделать. Кокетничать же с девушкой, внутри которой сидит мужчина… Точнее, с
мужчиной, превратившимся в девушку… Точнее… Тьфу ты, черт! В общем, ну ее на фиг!
— Как угодно, как угодно! ─ мужчина выпустил изо рта струйку дыма, задумчиво
проследил взглядом, как она поднимается к потолку и только потом посмотрел наконец на
Сидорова. ─
Итак, дорогой Константин Викторович, ─ оценивающе разглядывая Сидорова,
неторопливо начал он, ─ игра называется… «Искушение». Да… «Ис-ку-ше-ние», ─
растягивая гласные в слогах, медленно повторил он, как бы пробуя это слово на вкус и
улыбаясь каким-то своим мыслям. ─ Именно! Именно «Искушение»! ─ весело продолжил он.
─
Ну-с, суть ее в следующем… Вам как, кстати, удобнее, чтобы я говорил впредь о
компьютере? От первого лица, как о себе, то есть: я, или от третьего: он?
─ Говорите: я, ─ разрешил Сидоров.
─ Хорошо. Так вот, днем я просканировал Вас и Вашу жену. И теперь знаю о вас обоих
фактически все. Абсолютно! Даже больше, чем вы сами. («Что за ерунда!» ─ беспомощно
подумал Сидоров, но внутри у него все похолодело). Да нет, Константин Викторович, не
ерунда! (У Сидорова отвалилась челюсть). Видите, я и сейчас все Ваши мысли спокойно
читаю. Последние разработки нашей фирмы… Ну, не важно. Технические детали мы сейчас
опустим. Просто примите это пока как факт, вот и все. Если Вам потребуются потом
доказательства, я Вам их охотно представлю.
Итак, суть игры в следующем. Вы должны угадать, как поведет себя Ваша жена в той
нестандартной ситуации, которую я сейчас смоделирую.
(Сидоров хлопал глазами и чувствовал себя полным дураком. Он был по специальности
гуманитарий и всю эту специальную терминологию на слух воспринимал с трудом.
«Смоделирую»! Что это вообще значит? Какую это еще «нестандартную ситуацию»?)
Короче, давайте-ка лучше сразу перейдем от слов к делу, ─ сжалился наконец над ним
его собеседник, видимо, поняв его состояние. —
(Сидоров испытал при этом какую-то унизительную неловкость, которую всегда
испытываешь, когда разговариваешь с человеком, который заведомо умнее тебя, и знаешь при
этом, что и он это прекрасно понимает. А потому и не ждет от тебя никаких возражений.
Просто терпеливо втолковывает тебе, как малому, неразумному дитяти, какие-то совершенно,
по-видимому, очевидные для него вещи, а ты не успеваешь за ним следить, стесняешься в
этом признаться, а потому только слушаешь с умным видом, да послушно киваешь.)
Просто сыграем для начала разочек, и Вы сами сразу же все поймете. Договорились?
— Хорошо. Давайте попробуем, ─ нехотя выдавил из себя Сидоров. Его начинало
охватывать какое-то неясное беспокойство. Что все это значит? Что это за компьютер такой?
Нет таких компьютеров!
Хотя, черт его знает! Может уже и есть… Какие-нибудь там сверхсовременные
разработки. Супер-пупер! Искусственный интеллект, мать его за ногу! Чего я об этом вообще
знаю? Да ничего! Я же не специалист (Сидоров и в обычной-то технике разбирался довольно
слабо. А уж чего там о компьютерах-то говорить!)
«И кстати! Он что же, и эти мои мысли сейчас читает!?» ─ внезапно пришло ему в
голову, и он испытующе посмотрел на сидящее перед ним существо. Мужчина (или кто он
там?) равнодушно следил за ним, но у Сидорова появилось крайне неприятное ощущение,
что он, Сидоров, насквозь прозрачный. Какая-то, лежащая под микроскопом, то ли амеба, то
ли туфелька, которую сейчас вдумчиво и неторопливо со всех сторон изучают и
разглядывают на предмет наличия-отсутствия у нее всяких там ресничек и ложноножек, или
что там еще у них, амеб, есть?
Сидоров невольно поежился. То веселое оживление, с которым он несколько минут
назад одевал шлем, бесследно исчезло. В голове у него все перемешалось. Он уже и сам не
знал, чего он хочет. Хочет он играть в такую игру или нет? Может, лучше снять сейчас шлем
и немного подумать?
— Ну, как? Вы готовы? ─ вежливо поинтересовался у него его визави. ─ Начинаем?
— Да, ─ махнув рукой, обреченно пробормотал Сидоров, опуская глаза и уже чувствуя в
душе, что совершает какую-то непоправимую то ли глупость, то ли ошибку, но не имея сил,
просто стесняясь отказаться. — Начинайте!
4.
Комната исчезла. Сидоров вдруг увидел свою жену, Настеньку, выходящей из подъезда
их дома. Сам он, как будто невидимо, следовал рядом с ней буквально в нескольких шагах.
Настенька куда-то торопилась. Вот она выбежала на дорогу и стала отчаянно махать
рукой, пытаясь поймать машину.
Сидоров с неприятным удивлением наблюдал за ней. Он неожиданно поймал себя на
мысли, что выглядит она со стороны, в сущности, как самая заурядная бабёнка, обычная
телка, голосующая на обочине, каких он видит ежедневно пачками, когда едет на работу. Так
же точно нелепо мечется и суетится, как потревоженная курица. Разве что не кудахчет и не
хлопает крыльями. Да и вообще, для Ассоль или блоковской незнакомки слишком уж активно
жестикулирует.
Сидорову почему-то всегда казалось, что по улицам его бесценная, драгоценная и
несравненная любимая не ходит, а неслышно скользит, потупив взор, не смотря по сторонам
и лишь загадочно улыбаясь каким-то своим, одной только ей ведомым, таинственным и
непостижимым мыслям. А по городу передвигается не на общественном транспорте, а как-то
так… Сама собой оказывается там, где надо. По мановению волшебной палочки. Порхает, в
общем, как фея.
Глупо, конечно, но он только сейчас это понял. Раньше он как-то над всем этим не
задумывался.
Внезапно прямо из левого ряда, не обращая внимания ни на какие правила, к его жене
резко рванулся шикарный белый лимузин. Кажется, «Мерседес»… хотя нет, фары, вроде,
другие. Впрочем, Сидоров в этом не очень разбирался.
Такие авто были из какой-то иной, сказочной жизни. Из другого мира. Мира загорелых,
холеных, уверенных в себе миллионеров, яхт, трехэтажных вилл, дорогих ресторанов и
шиншилловых шуб. Мира, где люди всегда беззаботны, веселы и счастливы, где вообще не
существует никаких проблем.
Чудо-автомобиль с визгом затормозил возле Настеньки. Дверца его приоткрылась,
Сидоров заглянул внутрь и лишился дара речи.
На него (точнее, на его жену) смотрел, улыбаясь, самый настоящий сказочный принц.
Юный, беспечный, свободный, прекрасный и безумно богатый. Это чувствовалось сразу. В
общем, идеал. Живая мечта. Если бы Сидоров был женщиной, он бы сам в него немедленно
влюбился и кинулся на шею. Он даже и не подозревал до сих пор, что такие люди вообще
существуют. Это было просто несправедливо.
Сидоров, похолодев, смотрел, как его жена садится в машину, как она оживленно болтает
и строит глазки этому… этому… Сидоров, задыхаясь от зависти и ревности, хотел найти в
своем неожиданном, как снег на голову ему свалившемся сопернике хоть какой-нибудь изъян
─ и не мог.
Незнакомец был безупречен. Великолепен! Сдержан, учтив, изящен, утонченно-вежлив и
к тому же еще, как оказалось, находчив и остроумен. По крайней мере, сам Сидоров
поддерживать с дамой такую легкую, тонкую и пряную беседу ни о чем («causerie» ─
всплыло у него в памяти прочитанное где-то подходящее французское словечко) никогда бы
не сумел.
««С дамой»!.. Твою мать!» ─ выругался про себя Сидоров. Он чувствовал себя каким-то
неуклюжим, неотесанным мужланом, вахлаком, простолюдином, со злобным пыхтеньем
наблюдающим со стороны, как блестящий молодой граф или маркиз прямо у него на глазах
соблазняет его красавицу-жену. Просто так, от скуки, мимоходом, небрежно шутя, оказывает
ей знаки внимания, заранее уверенный в успехе и ничуть не сомневаясь в собственной
неотразимости.
««Красавицу»!.. Как же! Не такая уж она, оказывается, и красавица», ─ вдруг злорадно
подумал Сидоров, разглядывая сидящую бок о бок сладкую парочку. Действительно, на фоне
потрясающего, ошеломляющего, поражающего воображение, блистательного принца
(Сидоров против воли называл его теперь про себя именно так) его драгоценная Настенька
сразу же поблекла, полиняла и выглядела просто какой-то невзрачной серой мышкой. На
сказочную принцессу, по крайней мере, она, прямо скажем, уж явно не тянула.
«Какие у нее, однако, вульгарные черты лица. И нос… Никогда раньше не замечал,» ─
снова подумал Сидоров.
Он чувствовал, что все эти мысли доставляют ему какое-то извращенное, злое
удовольствие.
«То-то же! Тоже мне, прынцесса!.. Ага! Как же! Со свиным рылом да в калашный ряд!
Прынца ей, видите ли, захотелось!.. Пустите нашу Дуньку в Европу! Сучка! Стоило тебя,
значит, поманить… Обычная шлюшка. Как и все они. Правильно говорят: все бабы шлюхи.
Дуры и шлюхи. Дура тупая! Курица безмозглая! Нужна ты ему! Ты на себя посмотри!» ─ в
бессильной ярости бормотал про себя Сидоров, наблюдая, как его дорогая Настенька
договаривается вечером пойти в ресторан, как потом с невинным видом врет ему
(компьютерному) про какую-то там работающую допоздна парикмахершу-маникюршу (а он,
тупица, болван и идиот, всю эту глупейшую бабскую галиматью и ахинею ─ ну какие,
скажите на милость, по ночам парикмахеры!? ─ со счастливым видом, развесив свои ослиные
уши, хавает да еще и радостно поддакивает при этом: ну, конечно, милая Настенька! ─
дебил!!!), как…
В общем, через неделю все было кончено. Еще несколько встреч, прогулок, ресторанов
(«день рождения подруги», «мама заехать вечером просила» и прочее в том же духе) ─ и вот
уже его ненаглядная, очаровательная женушка с бокалом шампанского в руке («Ассоль»,
блядь!.. Тварь! Сука!), обнимаясь и целуясь на ходу со своим новым приятелем, поднимается
к нему в его роскошную спальню. Дверь спальни целомудренно захлопывается у Сидорова
перед носом. «Конец игры».
5.
Сидоров вновь обнаружил себя сидящим в кресле за столом. В соседнем кресле все так
же, небрежно закинув ногу за ногу, сидел, развалясь, этот чертов человек-компьютер и
невозмутимо следил за ним. Сам же Сидоров сидел сгорбившись, отрешенно глядя перед
собой и чувствовал себя совершенно уничтоженным, раздавленным и потерянным.
Жизнь потеряла всякий смысл. Все, чему он верил… Жена, любовь, семья… Все вдруг
рухнуло. Ему казалось, что он наяву слышит, как тихонько шуршат и позвякивают,
сталкиваясь друг с другом, осколки его разбитой вдребезги жизни… Все тише и тише… Но
вот, наконец, все и совсем стихло.
— К сожалению, Константин Викторович, Вы проиграли, ─ нарушил воцарившуюся в
комнате тишину уже хорошо знакомый Сидорову спокойный голос. ─ Я внимательно следил
за Вами. Вы смогли предугадать поведение своей жены лишь со степенью достоверности
около 20 % (Сидоров слушал, как замороженный. Голос собеседника долетал до него откуда-
то издалека, как сквозь вату). Впрочем, ─ мужчина-компьютер сделал паузу и неторопливо
выпустил несколько безукоризненных колечек ароматного сигарного дыма, ─ могу Вас
поздравить. (Сидоров поднял голову.)
У Вас замечательная жена. Удивительная женщина! Продержаться целую неделю!
Невероятно!
(Сидоров с каким-то болезненным недоумением смотрел на сидящего перед ним…
человека?.. компьютер?.. персонаж игры?.. ну, в общем, существо. Он что, шутит?)
Да нет-нет, Константин Викторович, я не шучу! Что Вы! ─ успокоительно заметил тот.
(«А, ну да… Конечно… он же мои мысли читает», ─ вяло сообразил Сидоров. Впрочем, ему
было уже все равно. Не до этого. Ну, читает и читает. Даже удобней.)
─ Действительно фантастика, ─ мужчина покачал головой. ─ Первый раз с таким
сталкиваюсь. Даже не думал, по правде сказать, что такое вообще возможно!
─ А обычно сколько? ─ заторможенно поинтересовался Сидоров. ─ Обычно сколько…
держатся?
Ему было все-таки интересно. («Держатся»! ─ слово-то какое дурацкое! Прямо, блядь,
Брестская крепость в осаде. «Сколько мы еще продержимся?» Вот блядство!)
— Обычно несколько часов. Ну, день-два, максимум. Хотя два ─ это уже очень много. Но
неделя! ─ мужчина опять недоверчиво покачал головой. ─ Чудеса! Вы, Константин
Викторович, должны свою жену на руках носить. Это совершенно исключительная женщина.
Одна на миллион.
(«Врать-то мне эта совершенно исключительная женщина в тот же день начала! — с
внезапно проснувшейся злобой вдруг подумал Сидоров. ─ А через неделю уже дала. Первому
же встречному на дорогой тачке, который ее пальцем поманил. Сссука! Чем она там с ним
сейчас занимается, интересно? В его суперспальне? Сосет уже, наверное? Его суперчлен?»)
Да ничем Ваша жена сейчас ни в какой суперспальне ни с кем не занимается! ─
укоризненно проговорил мужчина. ─ Это же всего лишь игра. Иг-ра. Виртуальная
реальность. Ничего этого в действительности не было!
─ А если бы было? ─ упрямо переспросил Сидоров. ─ Если бы ей действительно
встретился такой вот… на белом «Мерседесе?»
Мужчина молча пожал плечами.
— Понятно. Значит, неделя, говорите? На неделю бы ее хватило? Ее вечной любви?
(Тварь!! Тварь, тварь, тварь!) А что это, кстати, за красавчик? Почему он именно такой?
Именно так выглядит? И именно на такой долбаной тачке? Стандартная мечта всего этого
распроклятого гнусного бабья?
─ Нет. Это персонифицированный образ идеального мужчины именно Вашей жены.
(Сидоров испытал еще один сильнейший удар. Так вот, значит, о ком она мечтает?.. А за
меня тогда чего ж вышла? Вот и ждала бы его. Принца своего на белом Мерине. А то:
люблю!.. ах!.. милый-дорогой!.. Замуж просто срочно выскочить надо было! Замуж! Вот и
все. Возраст-с.)
— Ну что Вы, как ребенок! ─ снова вмешался в его невеселые размышления компьютер.
─ Таких людей в жизни не бывает. Да и ситуаций тоже. Это же просто чисто игровая,
специально под Вашу жену подстроенная и смоделированная потом, идеальная ситуация.
Только и всего. В реальной жизни она никогда не возникнет. Вам абсолютно не о чем
беспокоиться.
(«Н-да… ─ подумал Сидоров. ─ Так-то оно так… Ваша жена, конечно, шлюха, но не
огорчайтесь. Соседским алкашам она не по карману. А даром она никому не даст. Так что
Вам абсолютно не о чем беспокоиться!»)
Сидоров подсознательно ожидал услышать новые утешения и возражения на эти свои
мысли, но компьютер молчал. Сидоров вопросительно поднял глаза. Сидящий перед ним
мужчина насмешливо смотрел на него, сардонически ухмыляясь.
— Кто Вы? ─ внезапно охрипшим голосом глухо спросил Сидоров и облизнул
пересохшие губы. ─ Никакой Вы не компьютер!
Мужчина, ничего не отвечая, встал, подошел к окну, заложил руки за спину и стал молча
смотреть на улицу.
— Если хотите еще что-то спросить, Константин Викторович, ─ спрашивайте, ─ наконец
проговорил он. ─ Я Вас слушаю.
— Кхе… кхе… ─ неуверенно откашлялся Сидоров.
Он почему-то вдруг почувствовал себя смущенным и не знал, о чем, собственно,
говорить и как вообще теперь вести себя дальше. А как прикажете вести себя с… человеком,
ну, пусть даже не с человеком ─ с компьютером, не важно! словом, с существом, которое
видит вас насквозь, всего, вплоть до самых ваших тайных, интимных, сокровенных и, как вы
до сих пор считали, только лично вам принадлежащих мыслей, мыслишек, желаний и
желаньишек. Да с ним, с этим существом, не разговаривать надо, а бежать от него, куда глаза
глядят!
Что же касается вопросов, то он уже на сегодня наспрашивался. Хватит! Того и гляди,
еще что-нибудь новенькое узнаешь. Про себя или про свою дражайшую половину. Про
супруженицу свою ненаглядную, черти бы ее побрали! Про любовь-морковь и про весь этот
преподлый бабский род!
— Так, значит, говорите, только с идеальным партнером?.. ─ через паузу все же
промямлил он, ища для себя пути отступления и пытаясь хоть как-то оправдать Настеньку. В
конце концов он что-то действительно раньше не замечал, чтобы сказочные принцы на белых
«Мерседесах» по их захолустью толпами раскатывали…
— Отнюдь! ─ мужчина оторвался от созерцания улицы и вполоборота сбоку посмотрел
на Сидорова. ─ Разве я это говорил? Ничего подобного.
─ Что значит «ничего подобного»?! ─ Сидоров почувствовал, что стены комнаты
внезапно закачались, а пол уплывает у него из-под ног. ─ Как это «ничего подобного»? Не
хотите ли Вы сказать?.. Не хотите же Вы сказать?.. Она что, и с неидеальным могла бы? ─
совсем тихо, еле слышно прошептал он, уже заранее зная ответ. ─ И с обычным мужиком?..
─ Разумеется. Вопрос времени и затраченных усилий, ─ мужчина еле заметно пожал
плечом. ─ Ну, не через неделю, естественно. Неделя у Вашей жены ─ минимальный срок.
Поверьте, это очень хороший результат. Очень! ─ с нажимом повторил он, внимательно глядя
на Сидорова. ─ Большего от женщины требовать вообще невозможно. Вы уж поверьте мне на
слово.
— Да… Да… ─ пробормотал Сидоров. ─ Хорошо… Знаете, я устал, что-то… Я,
пожалуй, закончу пока на этом… Сниму шлем…
─ Да, конечно, ─ вежливо откликнулся мужчина?.. компьютер?.. ─ До свидания,
Константин Викторович.
— До свидания, ─ машинально повторил вслед за ним Сидоров и снял шлем.
6.
*****
В тот же вечер Настенька собрала свои вещи и уехала к родителям, а еще через неделю
подала на развод.
Впрочем, Сидорову было к этому моменту уже все равно. Всю неделю подряд от
беспробудно пил и вряд ли вообще толком понимал, что происходит.
Разбитый и искореженный шлем валялся в углу. Точнее не шлем, а то, что он него
осталось. Узнать в этой безобразной, бесформенной мешанине торчащих отовсюду осколков
пластмассы, кусков металла и обрывков проводов некогда красивое и изящное изделие было
практически невозможно.
*****
Лорд Актон.
1.
В первую же ночь, когда Алексей Громов остался один в квартире (жену с ребенком он
накануне отвез на дачу), ему приснился совершенно невероятный, удивительный сон.
Стоило ему только закрыть глаза, как в голове у него вдруг раздался какой-то странный,
непонятный звук: то ли свист, то ли вой, который начал постепенно всё нарастать…
нарастать… нарастать… И когда Алексею уже стало казаться, что голова его вот-вот лопнет и
взорвётся, как перезрелый арбуз! всё вдруг резко кончилось. Как будто произошел в
пространстве-времени некий скачок, и он внезапно оказался в каком-то совершенно ином,
другом мире.
Изменился мир, и изменился он сам. Он тоже тут стал иным.
Он медленно, очень-очень медленно, плавно, не делая резких движений, встал с постели
и так же медленно двигаясь, словно в каком-то желе, приблизился к раскрытому настежь
окну. Он знал, что это всего лишь сон, что вот сейчас он прыгнет из окна и куда-то во сне
полетит! ─ однако ощущения его были настолько живыми, реальными, настолько
реалистичными, всё вокруг было настолько конкретным, зримым и осязаемым, что он на
какое-то мгновенье даже заколебался. Да полно! Сон ли это? Но только всего лишь на одно
мгновенье.
В следующую уже секунду он летел, летел над своим двором… всё выше, выше, выше!..
всё быстрее, быстрее, быстрее!.. В голове опять появился тот же самый, странный
пронзительный звук, всё нарастающий!!!
И внезапно опять всё кончилось.
Алексей вдруг обнаружил себя стоящим в абсолютно пустой, голой комнате, с одной
только кроватью посередине. На кровати кто-то лежал. Ничего ─ ни окон, ни дверей в
комнате не было. Пол, потолок и голые стены.
Если до этого момента ощущения Алексея были всё же какими-то слегка неясными и
размытыми, нечёткими, как это бывает во сне, то с этого мгновенья они стали полностью
реальными. Алексей по-прежнему знал, что это сон, но знал он теперь это одним только
умом. Чувства же совершенно ясно и недвусмысленно подсказывали ему, что это явь. Он
видел, слышал, осязал, обонял запахи. Он попытался ущипнуть себя за руку и чуть не
зашипел от боли.
Короче говоря, это была явь, самая что ни на есть настоящая явь; реальность! Самая что
ни на есть подлинная-расподлинная реальная реальность! Реальность ─ и всё тут! Хоть ты
тресни!
Алексей некоторое время приходил в себя и очумело, в полном ошеломлении крутил
головой вокруг (хотя смотреть, собственно говоря, было особенно не на что — комната была
пуста), затем нерешительно, не зная, что делать, приблизился к кровати.
На кровати лежала женщина. Она лежала на подушке, укрывшись одеялом, спиной к
нему, так что лица видно не было. Алексей на цыпочках, тихо-тихо ступая и стараясь не
шуметь, обошел кровать, наклонился и осторожно заглянул спящей в лицо. И тут же чуть не
вскрикнул от изумления! Это была Нинка, жена его лучшего друга Васьки Зайцева!
С Васькой они дружили с детства и были, что называется, не разлей вода. За все эти
годы, а было им обоим сейчас уже под тридцать, они, в сущности, даже ни разу серьезно и не
ссорились.
Васька жил этажом выше. Это был крупный, красивый, спортивный парень. Спокойный,
добродушный и немного флегматичный. Имевший, кстати сказать, всегда огромный успех у
женщин. Алексей ему даже в этом слегка завидовал. То есть, собственно, это сейчас слегка, а
раньше-то, в юности, и довольно-таки сильно. Сам-то он был росточка невысокого,
щупленький, маленький, да и вообще внешность имел весьма невзрачную и неказистую.
Соответственно, и особым вниманием у прекрасного пола никогда не пользовался.
Нинка, Васькина жена, была тоже девушка яркая и видная, подстать мужу. Высокая,
стройная, надменная и, на взгляд Алексея, очень, очень красивая. Шикарная, в общем,
девица! Ему самому-то такие девушки всегда были абсолютно недоступны. Ни в институте,
когда он был еще студентом, ни позже. Они просто-напросто не обращали на него никакого
внимания.
Ваську своего она, судя по всему, очень любила, с Алексеем же, как лучшим другом
своего мужа, тоже обращалась довольно дружелюбно, почти дружески.
Но вот как мужчину она его, похоже, вообще не воспринимала. А это ведь обычно всегда
чувствуется. Алексей, по крайней мере, чувствовал. Впрочем, он старался на неё особенно не
обижаться. Ну, какой он, в самом деле, для неё мужчина? Особенно по сравнению с её
дорогим Васечкой. Начать с того, что ниже на целую голову. Да и вообще… А-а!… Да ладно!
Чего говорить.
У самого Алексея жена имела экстерьер, откровенно говоря, весьма и весьма
посредственный. Маленькая, слегка полноватая — этакая кубышечка! — с жидкими,
прямыми, всегда словно сальными какими-то, волосами. Ну, в общем, как говорится… Не
фонтан, короче. Она и в девушках-то никогда особенно не блистала, а уж выйдя замуж, и
окончательно махнула на себя рукой и перестала за собой следить. Вся ушла в семью, в
хозяйство, в дачу, еще больше располнела, да и вообще как-то очень быстро вся огрубела и
обабилась.
Алексей последнее время все чаще и чаще ловил себя на мысли, что смотрит на свою
жену с какой-то легкой брезгливостью, чуть ли прямо не с отвращением. Хорошо, что хоть в
постели нетребовательна и непритязательна. И то слава богу! А то бы вообще труба!
Он и женился-то на ней в сущности только потому, что отчетливо понимал, что ничего
лучшего ему не светит и привередничать тут не приходится — по Сеньке и шапка! Хотя, в
принципе-то, баба она была неплохая: добрая, веселая, никогда не унывающая, хозяйка была
прекрасная, но…
Когда-то Алексею хотелось другого, совсем другого! Хотелось настоящей, серьезной
любви, настоящей страсти, подлинных чувств. Хотелось найти свою мечту, встретить Её!..
Красивую, загадочную, романтичную…
Один раз ему даже показалось, что он Её встретил. Была у них на курсе в институте одна
девочка… Аллочка… Странно, но Алексей даже и не помнил уже сейчас толком, как она
выглядела. Была ли она хоть красива? Какие у неё, к примеру, были ноги?.. стройные?.. а
грудь?.. Абсолютно ничего! Ничего конкретного. Никаких конкретных воспоминаний.
Один только общий образ. Образ в целом. Какой-то общий романтический флёр, её
окутывавший, опутывающий, окружавший… Что-то в ней такое было… Особое…
Молчаливость какая-то, что ли?.. Даже не молчаливость скорее, а задумчивость. Или нет!
Мечтательность!.. Загадка… Тайна…
Впрочем, Алексей и сам понимал, что все это он, наверное, сам себе напридумывал. По
крайней мере, вся эта загадочно-мечтательная романтичность вовсе не мешала ей прекрасно
учиться и посещать исправно все институтские семинары и лекции, а на последнем курсе
быстренько выскочить замуж — и очень удачно! — за самого, пожалуй, завидного жениха их
курса. Здоровенного такого парня — весьма, кстати, неглупого! — из очень, к тому же,
обеспеченной семьи. Веселого, шумного, с румянцем во всю щеку. Словом, как в известной
песне поется: «А я люблю военных, румяных, здоровенных». При взгляде на которого на ум
невольно сразу же приходило выражение: кровь с молоком. Парня, короче говоря, в
некотором роде, может, и замечательного — просто, как прекрасный образчик здоровой
мужской породы — но уж, во всяком случае, совершенно земного, даже приземленного, и от
всех этих романтических бредней, загадочностей-таинственностей, меланхолий, всяких там
задумчивостей и прочей сентиментальной чепухи: сюсюканий и охов-вздохов — бесконечно
далекого.
В общем, собственно, примерно такого же, каким был его друг Васька. Алексею,
помнится, это сравнение еще тогда сразу же пришло на ум. И позже, когда Васька женился,
его жена Нина чем-то всегда неуловимо напоминала Алексею Аллу. Хотя внешне они были на
самом-то деле совершенно непохожи.
Наверное, именно этим своим полным равнодушием и холодностью, именно тем, что ни
та, ни другая никогда не воспринимала Алексея всерьез, как мужчину. Именно этой своей
недостижимостью и недоступностью.
Да нет! Алексей вовсе не стремился соблазнять жену своего лучшего друга, ─ боже
упаси! — ему и самому никогда в жизни и в голову бы не пришло, скажем, пытаться за ней
ухаживать, иметь на неё виды и строить ей какие-то там куры; но было, тем не менее, в этом
её холодном, полупрезрительном равнодушии и подсознательном пренебрежении что-то,
глубоко обидное и оскорбительное. Как будто он для неё вообще и не мужчина даже, а нечто,
вроде какого-то маленького комнатного песика. Любимца её мужа, с которым,
соответственно, надо стараться дружить и вообще обращаться хорошо. Но если муж вдруг
вздумает его завтра, к примеру, выгнать или кому-то отдать — то тем лучше. Хлопот меньше
будет.
2.
И вот теперь, стоя посреди пустой комнаты, пребывая в этом своем, ни на что не
похожем сне-реальности, Алексей, к своему величайшему изумлению, узнал вдруг в лежащей
на кровати женщине именно Нину! Глаза у неё были закрыты, дыхание ровное и спокойное
— словом, похоже, она глубоко спала.
Алексей некоторое время растерянно на неё смотрел, потом очень медленно и осторожно
протянул было руку к её плечу… — и в нерешительности остановился. Его все больше и
больше поражала абсолютная реальность происходящего. Он был реальным, Нина была
реальная, кровать была реальная, комната была реальная. Все было реальное! Единственное,
что было нереальным, так это вся ситуация в целом.
Что это вообще за комната? Откуда здесь взялась Нинка? Где Васька? Точнее, конечно,
не «где Васька?» ─ это же сон, причем тут Васька! Это же не реальная Нинина спальня — а!
черт! Алексей почувствовал, что запутался. Что все это значит, короче?! И что делать? Нинку,
наверное, надо разбудить? Или не будить? Вдруг это вообще не Нинка? А какой-нибудь, там,
монстр или демон, принявший вид Нинки. Который только того и ждет. Чтобы его сейчас
«разбудили». Это же совершенно особый, свой мир, мир сна. Здесь свои законы.
Алексею вдруг вспомнились всякие дурацкие фильмы ужасов про всякие,
происходившие во сне, страсти-мордасти, и он невольно передернулся. Бр-р-р!.. Ну её! Эту
Нинку или что это там на самом деле такое. Лучше, пожалуй, её не трогать. И вообще ничего
здесь не трогать. По принципу: не буди лихо, пока оно тихо.
Он так же осторожно и медленно убрал руку. Происходящее начинало его, по правде
сказать, несколько беспокоить. Что-то здесь было не так. Надо бы отсюда, из этого «сна»,
поскорее убираться. Удирать. Уматывать. Улепетывать. Просыпаться, в общем. Какую-то
штуку его сознание выкинуло, не такую. Куда-то, он кажется, по ошибке не туда он попал. На
фиг такие «сны»! Какой это, к черту, сон, если вот он тут стоит и рассуждает даже лучше, чем
наяву?!
Да, «просыпаться»! Легко сказать. А как? В фильмах героя в таких случаях всегда кто-то
будит. Так… Это не прокатит. Меня будить некому. Я один в квартире. Как, блядь, перст.
Жена с ребенком на даче. Сам вчера отвез.
Алексей опять подивился своему совершенно отчетливому и ясному пониманию
происходящего. Все он помнил, все понимал. Где он, что с ним, как он здесь оказался. Да что
это вообще такое-то!! Сон!.. Хорош «сон»!
Нина невнятно пробормотала что-то во сне и перевернулась на другой бок. Алексей в
испуге замер, потом с трудом перевел дух. Фу-у-у!.. Так и заикой остаться недолго. Сердце
неистово колотилось, на лбу выступил пот.
У-у-уф!.. Чего это я так испугался-то? Чего-чего… Того самого! Вот как проснется
сейчас! Улыбнется… А во рту у неё клыки, как у какого-нибудь, блядь, графа Дракулы. Или
когти на руках железные, как у этого… ну… как его там?.. Крюгера. Из бесконечного сериала
того дурацкого… «Пятница 13-ое»? Нет… «Кошмар на улице Вязов»? Да, точно! Кошмар,
блядь. На улице Вязов. Точно-точно! Там еще этот Крюгер со своими пальчиками железными
и в полосатом свитере за всеми гонялся.
Алексей с опаской посмотрел на Нину. Из-под одеяла виднелась только голова, рук
видно не было.
Та-ак… С когтями она там или без — пёс её знает. Лучше не проверять. Что свитера на
ней нет — это уж точно. Хотя, впрочем… Под одеялом же ничего не видно. Что там на ней
есть. И чего нет… И есть ли что-нибудь вообще…
При этой последней мысли Алексей вдруг ощутил небольшое волнение. А что там,
действительно, на ней одето? Может… ничего?.. Или даже нет! Сорочка… коротенькая… а
под ней — ничего. Или нет! А под ней — коротенькие трусики… Коротенькие-коротенькие!
Шелковые… Ну, гладкие, в общем, на ощупь. Такие… типа плавок, но чтобы попочку хоть
немного прикрывали. Не полностью, конечно, но так… Не просто ниточка сзади, как сейчас
модно, а чтобы было что-то сзади. Чтобы попка не была вся открыта. Чтобы можно было под
них, под эти трусики, сзади рукой подлезть…
Он живо представил себе, как просовывает руку под одеяло… прикасается к Нинкиному
телу… гладит его… ощупывает… как просовывает потом руку — один только пальчик
сначала! — снизу ей под трусики… Или нет! Как он сначала трогает рукой, еле-еле! Самыми
кончиками пальцев! Её ногу внизу, у самой щиколотки… Как потом рука его поднимается по
её ноге все выше… выше…
Черт! Алексей неожиданно почувствовал, что у него сильнейшая эрекция, и что
возбуждение его против его воли и совершенно независимо от него самого все нарастает и
нарастает, усиливается и усиливается. Страхи его все разом куда-то вдруг исчезли, и он
внезапно ясно осознал, понял, ощутил, что находится один, совсем один, в пустой комнате,
наедине со спящей на кровати молодой, красивой и безумно нравящейся ему женщиной.
Вероятно, к тому же, совсем раздетой. Женщиной, о которой он мог раньше только бесплодно
мечтать.
Черт! Но это же Васькина жена! Ну и что? Это же сон! Мой собственный. Во сне все
можно. Человек во сне за себя не отвечает. Мало ли чего кому снится?! И не такое еще
снится. Такое, блин, иногда приснится, что и рассказывать-то потом стыдно. Да и зачем?
Никто и не рассказывает никогда. Это же подсознание. Неконтролируемый процесс. Дело
сугубо личное и интимное. Может, Васька мою жену тоже каждую ночь шпилит? Я же не
знаю!.. Хотя, с другой-то стороны, на кой ляд она ему сдалась! Когда у него такая вот
Ниночка есть… Такая… роскошная… женщина… Такая… красивая… С такими вот…
формами…
Алексей, все ещё сомневаясь и колеблясь, рассеянно потрогал рукой простыню.
Простыня тоже была абсолютно реальная. Как и все остальное. Простыня как простыня.
Белая, прохладная и чуть шершавая на ощупь.
Тогда он, почти решившись, тихо, чтобы не потревожить ненароком спящую Нину,
присел на край кровати. Помял пальцами край одеяла…Тонкое.
Алексей чувствовал, что его похоть, его желание буквально с каждой секундой
становятся все сильнее и сильнее. Он уже с огромным только трудом мог себя
контролировать. Рука его словно украдкой, ненароком, тайком, словно сама собой скользнула
вдруг под одеяло. Глубже… глубже…
Внезапно Алексея будто обожгло, и он поспешно выдернул руку. А ну как она сейчас
вдруг проснется!? И увидит, чем он тут занимается? И в ответ на его жалкие приставания и
домогательства просто-напросто откровенно расхохочется ему в лицо! А потом еще и
расскажет обо всем Ваське!
При одной только этой ужасной мысли краска бросилась Алексею в лицо, и все его
существо мгновенно затопила жаркая волна совершенно нестерпимого, непереносимого
стыда. Он словно наяву испытал это чудовищное унижение. Щеки его пылали, глаза бегали,
мысли путались.
Руки судорожно поглаживали край кровати. Прошла, наверное, целая вечность, прежде
чем он смог наконец успокоиться и взять себя в руки.
Что за чушь! Какому еще Ваське! Чего она «расскажет»? Это же сон! Сон!! Мой
собственный. Я здесь хозяин. «Расхохочется!» Да пусть только попробует! Да я ей тогда!.. Я
ей!.. Я ей!..
Алексей хоть и храбрился и хорохорился, но при одной только мысли, что Нина сейчас
вдруг проснется… И посмотрит ему в глаза… Нет уж! Пусть уж лучше она спит! А он её во
сне… Потихонечку… Вот так…
Алексей почувствовал, что не может больше с собой бороться. Да и не хочет.
Он решительно и резко сунул руку глубоко под одеяло, но не рассчитал от волнения
своего движения и сразу же наткнулся на что-то горячее и упругое. Мгновенно в испуге
отдернул руку, но поскольку Нина никак не отреагировала — не только не проснулась, но
даже и не пошевелилась — он тут же опять, но только теперь уже гораздо более расчетливо и
осторожно, прикоснулся самым кончиком пальцев к её жаркому телу. Нина по-прежнему
глубоко спала.
Алексей, почти окончательно успокоившись, тихо-тихо погладил её горячую и гладкую
кожу; потом, уже не торопясь, вынул руку из-под одеяла; аккуратно, стараясь все же на
всякий случай не шуметь (хотя теперь он был почему-то почти уверен, что Нинка не
проснется — это же его сон, его! черт возьми! он может делать здесь все, что угодно!),
пересел ниже, в ноги Нины; нежно, ласково, изо всех сил сдерживая себя и уговаривая не
торопиться и не спешить, погладил поверх одеяла её щиколотку… внешнюю часть стопы…
Потом, все так же поверх одеяла, еле-еле его касаясь пальцами, начал подниматься,
подниматься рукой вверх по её ноге: икра… коленочка… выше… выше… так… задержался
слегка на талии — буквально на мгновенье! (Ниночка спала на боку, согнув немного ножки в
коленочках) и, опустив затем руку чуть ниже, погладил её бедро и верхнюю ягодицу.
Сначала так же слабо и осторожно, совсем чуть-чуть! почти без нажима! а потом все
плотнее и плотнее прижимая широко раскрытую свою ладонь к её телу и сильно стискивая
пальцами через одеяло её плоть. Одеяло было совсем тонкое, и Алексей прекрасно, отчетливо
и во всех мельчайших самых деталях и подробностях все через него чувствовал и ощущал:
каждую складочку, резиночку, каждый шовчик на Нинкиных трусиках.
Он резко опустил руку опять вниз по её ноге, к самой стопе, и уже забыв и отбросив
почти всякую осторожность, сунул руку под одеяло (второй рукой при этом он опирался на
кровать), сразу же нащупал голую Нинкину ногу, обхватил её ладонью и быстро повел руку
вверх. Выше… выше… выше… Бедро… Трусики… Тут же сунул под них руку и, ощутив
между её ног что-то мягкое, влажное и горячее, ввел средний палец внутрь.
Потом, уже почти ничего не соображая и теряя над собой всякий контроль, рывком
сбросил с неё одеяло, лег, торопясь, рядом и, спеша и путаясь, не в силах никак справиться
трясущимися пальцами с непослушными пуговицами на брюках, стал стягивать их с себя,
дрожа как в лихорадке…
Возбуждение его было настолько велико, что, войдя в неё, он успел сделать только всего
лишь пару движений. После чего судорожно дернулся всем телом, стиснув зубы, закрыв глаза
и откинув чуть назад голову; сдавленно застонал и!.. проснулся.
Он по-прежнему лежал один, дома, в своей комнате. Трусы были мокрые.
Го-осподи! Да у меня же только что была поллюция! Матерь божья и пресвятые
угодники! Это когда же со мной последний раз такое было-то? Лет в 15, наверное?
Алексей перевернулся на спину, закинул руки за голову и прислушался к своим
ощущениям. На душе у него было легко и радостно. И немного грустно. Жаль, что так
быстро все кончилось! Ему хотелось вернуться опять туда, назад, в свой сон. Он с
наслаждением стал вспоминать подробности.
Как он её сжимает руками… её тело… жаркое, упругое,… Как он вводит… ей… между
ножек… сзади… приспустив слегка ей трусики… между её длинных и стройных ножек…
Алексей почувствовал, что опять возбуждается. А, черт! Сейчас бы опять… туда …
Только теперь уже не торопясь… Медленно… спокойно… С чувством, как говорится… с
толком… с расстановкой… Как положено…
Вот черт! Ну, и сон! И как ведь все реально было! Даже сверхреально. Еще лучше, чем в
жизни. Дьявольщина! Как будто правда Нинку только что дрючил!
Алексей нарочно старался думать про все, что с ним только что произошло, в нарочито-
прозаическом, грубоватом тоне, чтобы хоть как-то пригасить, скрыть, спрятать от себя самого
свои собственные тайные, сокровенные мысли и ощущения. Ему было хорошо! Очень
хорошо! Очень. Так хорошо ему не было еще вообще никогда!
Ни с женой своей, Веркой, ни с кем. Да какая там Верка! Тьфу! Плюнуть и растереть.
Вот Нина!… Вот это женщина!… Да-а!.. Везет же этому дураку-Ваське!
Как ни странно, но мысль, что он только что, в сущности, изнасиловал, пусть и во сне,
жену своего лучшего друга, была Алексею даже приятна. Добавляла в его сладостные
воспоминания какую-то особую, дополнительную пикантность. Остроту. Перчинку.
Эх, еще бы такой сон увидеть! Опять… Алексей даже зажмурился от удовольствия. Как
сытый кот, мечтающий о новой порции сметаны. Только что не замурлыкал. У-у-у!.. Опя-ять
бы… Только теперь уже по-другому… Без спешки… Без суеты… На спинку её сначала
положить… Куколку… Ууу-ух! Ножки на плечи себе закинуть… И!.. А потом на животик…
Ножки ей сзади тихонечко раздвинуть… Не-ежно… Не-е-ежно…
Алексей вдруг поймал себя на мысли, что думает о Нине, Васькиной жене, живой,
здоровой, хорошо знакомой ему женщине, как о какой-то вещи, какой-то бездушной
резиновой кукле. С которой можно делать и вытворять все, что угодно. Мять, сгибать,
заставлять принимать по своему желанию любые позы. Впрочем, эта мысль тоже была ему
приятна.
Мысль, что он обладает над ней, над её телом, абсолютной властью. Может делать с ней
все, что угодно! все, что он захочет! все, что только ему заблагорассудится! Ничего у неё не
спрашивая, нисколько её не стыдясь и не стесняясь. Вообще не интересуясь её реакцией.
Эх! Алексей даже заёрзал на кровати от возбуждения. Еще бы хоть разок! Ну, хоть один-
единственный разочек!..
3.
На работе у Алексея целый день всё валилось из рук. Ничего не ладилось и не клеилось.
Он был рассеян, несобран, невнимателен, отвечал постоянно невпопад и вообще, как не
преминула язвительно заметить их желчная и злая машинисточка Оленька, «витал в
облаках». («Громов у нас сегодня витает в облаках!»)
Да какая там, к черту, работа! Сегодняшний сон не шел у Алексея из головы. Он весь
день всё мечтал, млел, вспоминал разные волнующие подробности. Как он… и как потом… и
какая она была…
Все эти воспоминания возбуждали и будоражили его необычайно. Они были настолько
яркими и реалистичными, настолько живыми, как если бы он действительно провел
сегодняшнюю ночь с Васькиной женой.
Блин! Плавки надо было одеть. Из-за стола лишний раз теперь не выйдешь!
Алексей едва дождался конца рабочего дня. Ему не терпелось зайти поскорее к Ваське.
Эта идея не давала ему покоя уже с самого утра.
Мысль, как он увидит сейчас Нину, будет с ней разговаривать как ни в чем не бывало,
смотреть ей в глаза, вежливо улыбаться… зная, что сегодня ночью!.. Эта мысль была
настолько захватывающа, настолько волнующе-соблазнительна, что он едва-едва удержался,
чтобы не отпроситься пораньше. Под любым предлогом. Голова болит! Нога-ухо! Да пошли
они все!! Пусть думают, что хотят!
Придя домой, Алексей прямо с порога зашвырнул на диван свой кейс и, даже не
переодеваясь, помчался к Ваське. Уже позвонив, он наскоро подумал, что ему сейчас скажет
(«Слушай, Вась!..»), как вдруг дверь открыла сама Нина. Увидев её, Алексей от
неожиданности чуть не поперхнулся и почувствовал, как горячая краска заливает его лицо.
Все его ночные воспоминания сразу же нахлынули на него с новой силой.
— Привет, Нин, ─ наконец, запинаясь, кое-как выговорил он. — Васька дома?
─ Здравствуй. Ты знаешь, он в командировку уехал на неделю. Только к выходным
вернется, ─ вежливо и равнодушно сообщила ему Нина, даже не приглашая войти и явно
ожидая, что он сейчас же повернется и уйдет.
— Поня-ятно… — протянул Алексей, пытаясь хоть немного потянуть время. — А ты что
не на даче? Я своих позавчера еще отвез. (Дачи у них с Васькой тоже были рядом.)
— Да некогда всё. Может, в эти выходные съездим, если получится, ─ Нине явно не
терпелось поскорей закончить разговор.
— Ну, ясно. Ладно, Васька объявится — пусть позвонит.
─ Хорошо, я передам.
─ Ну, пока.
─ До свиданья.
Алексей постоял немного перед захлопнувшейся дверью, потом медленно повернулся и
побрел к лифту. К привычному уже чувству унижения, которое он всегда испытывал, общаясь
с Ниной, примешивалось теперь еще и чувство какого-то непонятного разочарования. Он и
сам не мог себе полностью объяснить его природу. Он словно бы подсознательно ожидал, что
у них теперь с Ниной чуть ли не роман начнется.
Что она тоже что-то там такое почувствует, будет его теперь как-то по-другому
воспринимать, по-другому к нему относиться. Что ей тоже чуть ли не такой же точно сон
сегодня снился. Или что это даже вообще была там она. Настоящая. Реальная. В этом его
сверхреальном сне.
Алексей и сам понимал полную бредовость и дикость всех этих своих горячечно-
сексуальных фантазий, но, тем не менее, обычное полное равнодушие Нины подействовало
на него, как ушат холодной воды. Оживление и возбуждение его исчезли, уступив место
какой-то внутренней опустошенности и презрению к самому себе, к собственной
никчемности. В нем словно вдруг ожили и пробудились все его юношеские и, казалось бы,
давным-давно уже прочно и благополучно забытые и изжитые застарелые комплексы по
поводу своей непрезентабельной внешности.
Да кому ты нужен? Ни рожи ни кожи! Ни денег. А тоже туда же. «Роман»!.. Как же!
Держи карман шире! Да она тебя в упор не видит! Ты для неё вошь, тля. Что ты есть, что тебя
нет! И правильно делает. Ты и есть тля. Ничтожество несчастное! Добейся сначала хоть чего-
нибудь в жизни, а потом уже и к таким женщинам подкатывай. Тоже мне, Дон Жуан нашелся!
Демон, блядь, обольститель с соседнего этажа прилетел. Казанова беспонтовый.
От всех этих мыслей настроение у Алексея окончательно испортилось. На душе было
мерзко, скверно, беспросветно-тоскливо и вообще как-то пакостно и слякотно. Как будто там
шел мелкий, серый, унылый, бесконечный, холодный, моросящий, осенний дождь.
Эх, напиться, что ли?! Завить горе веревочкой! Как там у Аполлона Григорьева-то
поётся-говорится?
Знобко… Сердца боли вроде стихли.
Водки, что ли?
Вот именно! «Водки, что ли?» Ага, «водки»! Напьёшься тут. Завтра же с утра на работу
идти. Да и нет же дома ничего! Специально, что ль, теперь в магазин тащиться?.. Да и!..
Только хуже будет. Проверено же уже не раз.
Алексей побродил бесцельно по пустой квартире, не зная, чем заняться, потом включил
от скуки телевизор. Пощелкал кнопками. Ничего! Бесконечные сериалы да фильмы
тридцатилетней давности, совсем уж какие-то дремучие. Взвейтесь-развейтесь! Блядь!
Человек с работы пришел. Смотреть вообще нечего. Поневоле тут сопьешься. Ну, чего
делать-то будем? Спать, что ли, завалиться?.. В полвосьмого?
Чем, интересно, сейчас наша Ниночка дорогая занимается? А? И как она одета? Что на
ней сейчас? Лето, жарко же. Может, та самая рубашечка?.. И трусики… А кстати, есть у неё,
действительно, такое бельё? Какое во сне на ней было. Вот интересно бы выяснить!.. А как?..
Да и вообще, о чем я думаю! Что за бред мне опять в голову лезет! Хватит уже! Ну,
приснилось и приснилось. Всё! Проехали.
О-о-о-охо-хо!.. Так чего делать-то все-таки будем? А? Алексей два раза подряд зевнул и
вдруг почувствовал, что глаза у него слипаются, веки налились свинцом, и вообще, ему
смертельно хочется спать. Непреодолимо!
Уже засыпая на ходу, он с трудом, из последних сил разделся и повалился на кровать,
кое-как натянув на себя одеяло. «Умыться бы надо…» ─ успел еще подумать он, прежде чем
окончательно провалиться в какую-то черную бездонную пропасть.
4.
Алексей вновь обнаружил себя стоящим в той же самой комнате. Рядом с той же самой
кроватью, на которой опять спала какая-то женщина. Нинка!!
Алексей почувствовал, что он даже вспотел весь от волнения. Неужели правда?!
Неужели??!! Господи, спасибо тебе!! Неужели он опять сейчас?!.. Как вчера!.. Или нет, не как
вчера… Теперь не надо торопиться… Зачем?.. Теперь же я все знаю … Времени много…
Он неспешно, неторопливо, растягивая удовольствие и уже заранее предвкушая и смакуя
в душе все подробности всего того, что он сейчас собирается сделать, обошел вокруг кровати,
остановился… потом все так же неспешно, будто бы словно колеблясь и раздумывая, взял
двумя пальчиками одеяло за самый кончик, и стал плавно-плавно, сантиметрик за
сантиметриком … стягивать, стягивать, стягивать его с Нины…
Сначала медленно… медленно… совсем медленно… но потом же, потеряв совершенно
голову при виде открывающейся перед ним постепенно нестерпимо-немыслимо-
соблазнительной картины полуобнаженного прекрасного женского тела — такого близкого и
доступного! только протяни руку! — и забыв мгновенно все свои благие, чисто рассудочные
решения и намеренья на этот раз не торопиться и не спешить, разом дернул одеяло на себя!
И в тот же миг Нинка сразу же проснулась!! Несколько мгновений она молча смотрела
вокруг ничего не понимающим взглядом, потом вдруг резко села на кровати, поджала под
себя голые ноги и, прикрывая руками грудь, уставилась на Алексея своими широко
открытыми глазами.
— Что ты здесь делаешь? ─ высоким, прерывающимся от волнения и страха голосом,
громко спросила она.
Алексей стоял, держа в руке одеяло, совершенно растерявшись и не в силах вымолвить
ни слова.
— А… А… Ниночка… Это же сон… Понимаешь… Всего лишь сон…
─ Что ты здесь делаешь!? ─ ничего не слушая опять повторила Нина, по-прежнему глядя
на Алексея в упор.
— Ничего… ─ окончательно под её взглядом потерялся тот. — Я просто стою… Иду…
Смотрю… Ты лежишь… Решил… Надо поинтересоваться… что с тобой?.. Может… тебе
плохо?.. Может… помощь нужна?.. Скорую вызвать… Позвонить…
В голове у Алексея царили полный сумбур и кавардак. Мысли его смешались и
спутались, он нёс какую-то дикую околесицу и ахинею, сам это прекрасно чувствовал, но
поделать с собой ничего не мог. Он всё тараторил и тараторил без умолку и никак не мог
остановиться. Уши и лоб горели, во рту пересохло, язык молол какую-то несусветную чушь
совершенно независимо от него. Он словно бы на время поглупел и утратил способность
соображать. Ему было мучительно стыдно, как мальчишке, которого только что поймали за
подглядыванием в женской раздевалке. Он мечтал сейчас только об одном: немедленно
провалиться сквозь землю!
— Дай мне одеяло! ─ властно перебила его Нина.
─ Что?.. Что, Ниночка?.. Одеяло?.. Какое одеяло?.. ─ Алексей задергался и засуетился,
пытаясь понять, что от него хотят, и как-то нелепо заметался и засучил на месте ногами. ─ А-
а, одеяло! А где Васька? А, ну да, он же в командировке… Ты же говорила… Да, одеяло…
Одеяло…Одеяло…Где оно?.. Где-то я его видел…
─ Оно у тебя в руке! ─ опять холодно перебила его Нина. ─ Кинь мне его! Сейчас же! И
немедленно убирайся отсюда! ─ повелительно приказала-прибавила она.
Нина прекрасно видела состояние Алексея и, похоже, почти совсем успокоилась, пришла
в себя и перестала его бояться. Более того, в данной ситуации она, судя по всему, даже и не
собиралась с ним теперь особенно церемониться и соблюдать хотя бы элементарную
вежливость.
«Вежливость»!.. Какую там ещё «вежливость»! Что он вообще здесь делает?! В её
спальне? Возле её кровати! С её одеялом в руке! Как он вообще здесь оказался!!?
— Да, да… Я сейчас… ─ сгорбившись, втянув голову в плечи, совсем убитым голосом
пробормотал или скорее даже проскулил Алексей. ─ Я сейчас уйду…
«А куда это я уйду? ─ вдруг опомнился он. ─Здесь же ни окон, ни дверей. Это же сон!
Мой сон. Это же всё мне только снится. И Нинка, и одеяло это проклятое. Снится… Это мой
сон… Сон… Я здесь хозяин! Я могу делать здесь всё, что угодно… Абсолютно всё! Чего это
я, в самом деле?»
Алексей остановился, помедлил секунду-другую, потом собрался наконец с духом,
медленно выпрямился, пристально посмотрел Нине прямо в глаза и предельно нагло,
цинично ухмыльнулся. И под этим его взглядом Нина замерла, сжалась и как-то вся
съёжилась. Глаза её ещё больше расширились, она смертельно побледнела и стала вдруг
медленно-медленно отодвигаться от него, словно пытаясь вжаться в спинку кровати.
Алексей, всё также глумливо ухмыляясь и не отводя от неё взгляда, разжал руку, и
одеяло мягко упало на пол. Нина мельком на него взглянула и побледнела, казалось, ещё
больше.
— Что это всё значит? Что ты задумал? Ты с ума сошел? ─ совсем тихо, неестественно-
напряжённым голосом проговорила, почти прошептала она.
Алексей просто физически чувствовал её нарастающий страх, какой-то прямо-таки
животный ужас. Он словно чувствовал его запах! И этот запах страха жертвы, это ощущение
полной безнаказанности и безграничной, абсолютной власти над сидящей перед ним
женщиной ─ опьяняли его. Многократно усиливали и подхлестывали его возбуждение,
желание, похоть, разгорающуюся страсть.
Он медленно двинулся вперед, и ухмылка его стала ещё шире и ещё откровенней. Он
уже открыто, нисколько не стесняясь, жадно разглядывал, ощупывал глазами Нинкино тело, и
под этим его липким, бесстыдным, откровенно-похотливым, недвусмысленным взглядом она
жалась, ёжилась, ёрзала, пытаясь хоть как-то спрятать, скрыть, прикрыть свою наготу.
— Ну, что ты, Ниночка?.. Чего ты так боишься?.. Я же тебе ничего плохого не сделаю.
Ну, использую просто разочек по назначению, вот и всё. Будь паинькой, как вчера, и всё будет
хорошо. Тебе даже понравится. Вчера же тебе понравилось? ─ звуки собственного голоса,
возможность говорить в лицо женщине совершенно немыслимые, невозможные вещи ─ всё
это возбуждало Алексея ещё сильней.
─ Не подходи ко мне!.. Не прикасайся… Помогите!!! Ва-ася-я-я!! ─ вдруг громко, изо
всех сил закричала насмерть перепуганная Нина.
— Ну-ну-ну, не надо так кричать! Не всё же Васе… Надо же и мне разок
попользоваться… ─ Алексей возбуждался всё сильней. Он уже почти не мог себя сдерживать,
но не хотел, чтобы всё закончилось слишком быстро. — А может, я ещё лучше? Сравнишь
нас сейчас заодно. Взвесишь на одних весах, ─ неожиданно припомнилась ему
двусмысленно-скабрёзная фразочка из какого-то французского романчика, и он даже
рассмеялся от удовольствия.
─ Что-о??.. Что-что?.. Кого сравню? Тебя и Васю? Да ты посмотри на себя в зеркало,
урод несчастный! Обезьяна! ─ презрение Нины было настолько искренним и сильным, что
Алексея словно ошпарило, ожгло. Кровь ударила ему в голову, пред глазами все поплыло.
─ Ах ты, сука! ─ в бешенстве закричал он, бросился, не помня себя, на Нину и крепко
схватил её за руки. Но потом, почувствовав её сопротивление, почти сразу же отпустил их и,
широко размахнувшись, изо всех сил, наотмашь влепил ей тяжёлую, звонкую пощёчину.
Сначала правой рукой, затем левой.
И когда тело оглушённой женщины уже обмякло, он одним резким движением спустил
ей на бедра трусики, рывком разорвал на груди сорочку, подхватил ноги Нины под колени и,
схватив её одной рукой за голую грудь, а второй за волосы, навалился сверху всем телом и
начал яростно насиловать. Прижав её лицо к подушке, он злобно шипел ей прямо в ухо: «Ну
что, сучка?.. Нравится?! Нравится!? А так?.. А так?.. Правда, хорошо?.. Правда?.. А так?..
Нравится?.. Нравится?.. Нра-а… вит…ся?!.. Нра-а-а!!..»
Алексей громко застонал и проснулся.
Трусы были опять влажные. У него только что опять была поллюция.
5.
Днём Алексея стало терзать какое-то смутное, неясное беспокойство. Сначала совсем-
совсем слабенькое, но потом постепенно, с течением дня, всё усиливающееся и
усиливающееся.
Так сон это всё-таки или не сон? Гм… сон… В любом уж случае это не просто сон, это и
ежу понятно. А раз так, то вдруг она тоже всё помнит? Вдруг это наш общий с ней сон, и ей
то же самое снится?
Хотя вчера же она мне не сказала ничего, когда я заходил… Идиот! Она же спала вчера, а
сегодня-то проснулась! Сегодня-то она меня видела… Ну и что? Это же сон был. Сон! Мало
ли, что порой приснится! Ей же снилось, не мне, а-то здесь причём? Я вообще не при делах.
Знать ничего не знаю и ведать не ведаю! Как в анекдоте: «Это же Ваш собственный сон,
мадам!».
Алексей бодрился и успокаивал себя, но на душе у него скребли кошки.
Сон-то он, конечно, сон, но… Да и сон ли это вообще? Больно уж он реальный какой-то,
этот сон. Настоящий. Дьявольское наваждение просто какое-то, а не сон! Н-да… Впрочем,
мне-то что? Я не против. Я только за. Побольше бы таких наваждений. И почаще. Да…
Так о чём это я? А-а… Ну да… Так вот, наваждение, то бишь сон. Если у меня всякие
сомнения по этому поводу закрадываются, то уж у неё и подавно. Особенно, если она всё так
же реально, как и я, испытывает… Естественно! Закрадутся тут! Кому понравится, что его во
сне трахают, как наяву? Всякие там уроды. (Алексей невольно скривился. Стерва!) Да еще и
избивают при этом.
Блядь! Ему припомнились некоторые…гм!.. подробности прошедшей ночи, и
беспокойство его ещё более усилилось.
Ваське ведь наверняка расскажет!.. Ну и что? Во-первых, когда он ещё приедет, а во-
вторых — да пошел он на фиг! Сон и сон. Я, что ли, виноват, что твою жену кошмары по
ночам мучают? Сексуальные. Может, она у тебя мазохистка, и это у неё подсознание так
работает? По Фрейду. Подавленные, блин, желания. Либидо, в натуре. Короче, нечего по
командировкам шляться! Трахай её почаще, и ничего ей сниться тогда не будет. Всё её
либлядо сразу как рукой снимет. Вот так! Н-да… Но лучше бы она всё-таки ничего не
помнила.
Черт! Позвонить, что ли, поинтересоваться? Как, мол, дорогая Нинулечка, здоровьичко
твое драгоценное? Самочувствие? Не скучаешь ли там, часом, светик мой? Одинокими-то
ночами? Как там Васечка твой ненаглядный? Рожки не жмут? В смысле, не объявлялся ещё?
Жаль! А то у меня дело у нему есть. И пресрочное!
Н-да… Или все-таки уж не звонить? А то: во сне трахает, наяву шастает, а теперь еще и
звонить повадился! Достал, короче. Заебал! И в прямом, и в переносном смысле. И во сне, и
наяву. (Алексей слабо усмехнулся собственному остроумию.) Да и странно как-то всё енто…
Никогда ведь до этого не звонил. Подозрительно чтой-то! А?.. А чего «подозрительно»-то?
Это же сон! Со-он!.. Ну, так чего: звонить — не звонить?
Алексей в сомнении взглянул на трубку, протянул было к ней руку, но на полпути
остановился.
А-а, позвоню!
Он решительно схватил трубку и быстро, боясь, что передумает, набрал номер.
— Алло!
— Привет, Нин, это я.
— А-а… привет.
— Слушай, Васька не звонил?
— Нет.
— Позвонит, передай, чтобы он сразу же со мной связался. Лады? А то он мне нужен
позарез.
— Ладно, передам.
— Ты-то как сама? Всё нормально?
— Нормально.
— А то голос у тебя какой-то усталый.
— Да нет, ничего.
— А-а… Ну, ладно тогда. Давай. Ваське только передать не забудь.
— Хорошо. Не забуду.
— Ну, все. Пока.
— Пока.
Алексей с огромным облегчением, слегка дрожащей рукой бережно положил трубку и
вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб.
Та-ак!.. Ничего не сказала. Разговаривала, вроде, тоже нормально. Хотя голосочек-то у
неё был… явно не того… Так-так-так! Это что же значит? По крайней мере, это уже хорошо.
Это просто замечательно! Либо ничего ей вообще не снится, и она, естественно, ничего и не
помнит; либо просто думает: сон и сон.
Ну, и правильно. А чего ей ещё думать-то? Удивляется только, наверное: чего это я ей
снюсь? Да ещё в таком качестве. Я же, видите ли, не в их вкусе. Ах-ах! Ну да уж это, мадам,
ваши проблемы. Ножки только пошире раздвиньте, чтобы мне, обезьянке, удобнее было. Да,
вот так нормально. Теперь хорошо. Хо-хо! Адью, дорогая! Сегодня ночью, надеюсь, опять
увидимся. Чао!
Весь остаток дня Алексей пребывал в наипрекраснейшем расположении духа. Он
постоянно острил, шутил, смеялся, чуть ли не приплясывал и не пританцовывал. А вечером,
придя домой, сразу же лёг спать. Он был почему-то практически уверен, что его
замечательный, восхитительный, волшебный сон и сегодня приснится ему снова. И
предчувствие его не обмануло. Стоило ему только закрыть глаза, как он сразу же снова
очутился в хорошо знакомой ему уже теперь комнате. На кровати сидела Нина и затравленно,
с ужасом на него смотрела. На этот раз она не спала.
6.
В последние несколько дней Алексей почти полностью освоился в своем чудо-сне. Более
того, фактически научился им управлять.
Прежде всего, он выяснил, что может попадать туда не только вечером, но и днём. Да
вообще когда угодно, в любой момент и в любое время дня и ночи! Для этого ему достаточно
лишь закрыть глаза и определённым, должным образом сосредоточиться.
Но главное было, конечно же, не в этом. Самое главное состояло в том, что он сумел
научиться не покидать сна в момент оргазма! Теперь, когда во сне он кончал, он не
просыпался, как раньше. Мало этого, мог хоть сразу же потом опять начинать всё сначала.
Это неожиданное открытие, эти новые, вдруг открывшиеся перед ним, заманчивые
безграничные горизонты и перспективы настолько опьянили, ошеломили и одурманили его,
что он поначалу почти совсем потерял голову. (Тем более, что в реальной-то, настоящей
жизни никаким секс-гигантом он никогда не был. Да и вообще никакими особыми талантами
в этой области увы! никогда не отличался. Так… нечто средненькое… Ничего особенного.)
В итоге последние двое суток Алексей вообще практически не вылезал из своего сна. Он
забросил работу («А-а!.. плевать! Тьфу на них на всех! Придумаю потом что-нибудь в
крайнем случае!»), почти ничего не ел и только беспрерывно и беспрестанно, насиловал и
насиловал Нину. С его новыми, поистине беспредельными и фантастическими
возможностями он мог делать это теперь совершенно свободно и беспрепятственно хоть по
сто раз на дню. Он и делал!
Он потерял счет своим бесконечным оргазмам, и ему казалось, что его медовый месяц с
Ниной будет всё длиться, длиться и длиться. Что вся жизнь его превратится теперь в одно
непрерывное и никогда отныне не прекращающееся наслаждение. В какой-то вечный,
сказочный, сладострастный рай.
Кончилось все это, естественно, тем, что уже к концу вторых суток Нина ему порядком
поднадоела. Как старая, заезженная любовница, с которой поддерживаешь прежние
отношения по сути лишь просто по инерции. Просто потому, что другой нет.
Никакого особого удовольствия от близости с ней он больше не испытывал. Да и
насиловать стало не очень интересно. Прелесть новизны исчезла, да и насилия-то никакого, в
сущности, уже не было. Какое там «насилие»!
Замученная и запуганная его бесконечными издевательствами и побоями, Нинка уже к
середине первых же суток полностью сломалась и даже не пыталась теперь больше
сопротивляться. От совсем недавно еще гордой, независимой, надменной, неприступной и
уверенной в себе женщины практически ничего не осталось. Теперь это было совершенно
забитое, затюканное и запуганное, безвольное, безропотное, бессловесное существо, готовое
делать всё, что угодно, лишь бы его только не били и не мучили. По первому же требованию!
Алексей смотрел на неё, и ему и самому порой бывало противно. Он и думал-то о ней
теперь в основном, как о чем-то безличном и безымянном, в каком-то среднем роде. «Оно».
Какое там «насилие»!
*****
7.
С этого момента комната сна (так Алексей называл про себя помещение, где он
неизменно оказывался теперь, засыпая) стала стремительно превращаться в самую
настоящую пыточную камеру. Плетки, кнуты, ножи, разнообразные щипцы, клещи,
раскалённые прутья… Алексей и сам не знал, откуда они брались и возникали. Из каких-то
тёмных, дремучих дебрей его подсознания.
Он целыми днями, сутками напролет пытал и мучил Нину. Ему нравилось причинять ей
боль, любоваться её страданиями. Это возбуждало его, подхлестывало, будоражило быстро
угасавшую чувственность. Причем с каждым разом пытки становились всё изощреннее и
изощреннее. Он пытал её, насиловал, снова пытал, снова насиловал и испытывал безумное,
необычайное, не сравнимое ни с чем до этого наслаждение. Он чувствовал себя в эти
мгновенья сверхчеловеком!
Раны и увечья, которые он ей при этом наносил, не имели никакого значения, поскольку,
как он скоро выяснил, по его желанию они в любой момент бесследно исчезали, и тело
жертвы было снова готово к новым мучениям и новым истязаниям.
Боль. Только боль! Чистая, рафинированная. Без всяких досадных сопутствующих
примесей в виде неизбежных уродств, ран, шрамов, повреждённых органов и сломанных
костей. Ничего! Одна только чистая боль! Ничего, кроме боли!
Следы пыток исчезали, но не исчезала память о них. И Нина, и Алексей всё прекрасно
помнили. Во всех подробностях. Что было вчера, и что было час назад. Нина помнила свою
боль, свой страх, свой ужас, все свои кошмарные ощущения. Помнила всё в самых
мельчайших деталях. Каждую минуту, секунду, каждый миг, проведённый в комнате сна.
Помнил всё и Алексей. Ему нравилось перебирать, освежать в памяти, смаковать
некоторые наиболее яркие с его точки зрения моменты своих утех, и он постоянно и с
удовольствием вспоминал о них, как обычные люди вспоминают подчас наиболее
запомнившиеся и понравившиеся им сцены и эпизоды любимых фильмов.
Только здесь было не кино. В комнате сна всё было настоящим, подлинным. Кровь
настоящая, плоть настоящая и боль настоящая. И наслаждение настоящее. И чем сильнее
была боль одного, тем острее наслаждение другого. В этом театре двух актеров фальши не
было. Каждый играл свою роль, и игра была всерьёз. Как в жизни. И выйти из неё было
нельзя. Невозможно. Тоже как в жизни.
Последние дни Алексей сидел в своем сне практически безвылазно. Собственно
реальная жизнь его теперь вообще почти не интересовала. Была б его воля, он бы так и жил в
комнате сна постоянно. К сожалению, возвращаться в реальный мир ему время от времени
всё же приходилось. Есть-пить надо было, по телефону иногда звонили. В общем, реальность
о себе всё-таки периодически напоминала. Никуда, увы! от неё не денешься.
Иногда, кстати сказать, происходило это в самые что ни на есть неподходящие моменты!
Только, блин войдешь во вкус!.. Только разохотишься!.. Вот, например, как сегодня. Только-
только Алексей почувствовал наконец-то, как он сейчас…
Как в этот момент вдруг зазвонил телефон. Вырванный внезапно из своего сна, Алексей
ошалелым, ничего ещё не понимающим взглядом, посмотрел вокруг, потом похлопал около
кровати рукой и только с третьей попытки нащупал наконец трубку. В ушах его ещё
божественной музыкой звучали стоны и крики истязаемой Нинки.
─ Да!
─ Привет, это я, ─ услышал он в трубке голос Васьки и даже слегка удивился.
Ну, надо же! Как привет с того света! Он уже и думать забыл о его существовании. Ему
казалось, что прошла целая вечность, что сам он теперь живет на другой планете или даже в
другом мире, а все эти васьки-петьки-сашки-машки-жёны-работы — все они навсегда
остались где-то там… в прошлом… на Земле… в той, другой, старой жизни.
Оказывается, что нет! Ничуть не бывало! Оказывается, что все они по-прежнему тут,
рядом, по соседству. Всё так же прозябают, копошатся и живут-поживают своей серой,
обычной, заурядной, никчемной, мышиной жизнью.
Уму непостижимо! Невероятно! Он превратился за это время в бога, в сверхчеловека, в
Повелителя Сна! Для него одна вселенная погасла, и зажглась другая. Он стал совсем другим.
Побывал в аду и в раю. Узнал за эти дни о человеке, о душе его, о том, чего он на самом деле
стоит, столько, сколько не узнал бы и за целую жизнь! Да чего там жизнь! За целых сто
жизней!! За миллион!
Он вспомнил Нинку в комнате сна, как она ползает у него в ногах, пресмыкается, как
выполняет по щелчку его команды, как совокупляется у него на глазах с толпой его
помощников, со всеми — вместе и порознь. Добровольно, сама, лишь бы чуточку развлечь,
отвлечь, слегка позабавить его! Как…
— Алло! Ты меня слышишь? ─ снова назойливо напомнила о себе реальность в лице
Васьки.
— Да-да. Привет! А ты что, приехал уже? У меня тут чего-то с телефоном, ─ поспешно
очнулся Алексей.
— Вчера ещё. Я тебе звонил, никто не отвечал.
─ Да я тут телефон отключал, а то мне с работы должны были позвонить.
─ А-а… понятно. Чего ты меня искал-то?
─ Да-а!.. Было тут одно небольшое дельце… Наклёвывалось… В общем, это уже теперь
не срочно. При встрече расскажу. У тебя-то какие новости? Всё нормально?
─ Да не совсем… У Нинки тут проблемы…
─ Какие проблемы? ─ замирая, спросил Алексей. (Что он знает!?)
— Выкидыш у неё был.
─ Выкидыш? ─ совершенно искренно удивился Алексей. (Хм?.. А чего ж я не знал?
Интере-есно… о-о-очень интересно… Так-так!.. Так значит, моя дорогая Ниночка, у вас от
меня есть тайны? Ну-ну! Побесе-едуем сегодня, побеседуем… о-очень интересно…) — Так
она беременна была? ─ на всякий случай уточнил он.
— Ну да. 16-я неделя, ─ голос у Васьки был совершенно замогильный. — Мы так хотели
ребенка!
─ Да-а… Понятно. Слушай, ну, я тебе сочувствую… Чего тут ещё скажешь… Ну, вы не
переживайте уж так… Родите ещё… Чего врачи-то говорят?
─ Врачи… Она и у врача-то не была!
─ Не была? Почему?
─ Почему… У неё со сном какие-то проблемы непонятные. (У Алексея ёкнуло сердце.
Вот оно!) Она спит всё время. Слушай, не хочу я обо всем этом по телефону разговаривать!
Ты зайти ко мне сейчас не можешь?
Алексей вдруг насторожился и забеспокоился.
Чего это он меня зовет? А вдруг он все знает? Да нет, бред. Не может быть. А если даже
и знает. Ну и что? Мало ли, чего ей снится? Я-то здесь при чем? Мне, извини, ничего такого
не снится!
Но всё это были лишь пустые слова. Алексей почувствовал, что его охватывает самый
настоящий страх.
А вдруг знает!!?.. Ну и что? А вдруг!?.. Да ничего он не знает! Чего я сам себя пугаю и
накручиваю!.. Ну, а вдруг!!?..
— Да я, честно говоря, спать уже собирался… — промямлил он и ужаснулся. Чего я
несу?! Сколько сейчас времени-то? — Голова чего-то целый день болит… ─ сразу же
поправился он. — А чего ты хотел?
─ Да нет, просто посидеть, поговорить… Пивка попить. А то настроение такое, что…
─ Да ладно, зайду, конечно, ─ внезапно решился Алексей.
Вроде, мирно разговаривает… Разведаю всё, заодно. На Ниночку кстати уж полюбуюсь.
Девочку мою ненаглядную. Пообщаемся. В культурной обстановочке. А то, я уж и забыл, как
она одетая-то выглядит. Я же её последнее время только в позе номер раз в основном вижу.
Причем в массовых сценах, как правило. Большей частью.
Мысль, что он придет сейчас к Ваське, увидит там Нину, будет с ней предупредительно,
предельно вежливо и корректно разговаривать: ах! здравствуйте-пожалуйста! извините! —
поддерживать, блядь, светскую беседу; как она будет скромненько так сидеть перед ним на
стульчике, целомудренно сжав свои коленочки — ах! милая!.. — и как буквально через
несколько минут — ну, полчаса-час от силы! — он воссоздаст во сне такую же точно комнату,
во всех подробностях; вместе со стульчиком и скромно сидящей на нём Ниночкой, и сначала
трахнет её сам, прямо не раздевая, в одежде, на этом самом стульчике, раздвинув коленочки,
задрав платьице и сдвинув чуть трусики; а потом, возможно, прикажет трахнуть и двум-трём
своим подручным, тоже не раздевая, аккуратненько! прямо в одежде, так пикантнее!.. а она
пусть и стыдливость ещё сначала при этом поизображает, поломается-пожеманится, глазками
поморгает смущённо: «Ах, как мне стыдно!.. Какие же вы!..»… а потом вдруг и сама
попросит: «Хо-очу, чтобы вы меня теперь сразу вд-ва-аём!.. втр-р-роём!!.. как ш-шлюху!!!..
так же, в одежде!.. не раздевая!!.. х-ха-а-ачу!!!..»… да… ну, в общем, посмотрим… по
настроению!.. — эта мысль взбудоражила и захватила Алексея необычайно! Он даже про
страх свой забыл.
А действительно, чего это она у меня всё голая да голая? Её же одевать-раздевать можно.
Всё же в моей власти! Да и пыточная эта страхолюдная… Железо это… менять же
интерьерчик-то время от времени надо! Иногда хоть. Просто для разнообразия. А то всё
клещи да клещи! Кровь да кровь. Скучно. Приедается.
Надо денёк и отдохнуть. Побыть, блядь, джентльменом. «Пардон, мадам! Вы
разрешите?..» ─ «Ну конечно, мусьё. Пожалуйста-пожалуйста…» Ну? Вежливо, культурно…
Политес-с. А то! «лежать! сосать! в глаза смотреть!» Куда это годится? Одичаешь тут на хуй!
Разговаривать разучишься по-человечески.
— Конечно, зайду! — уже совсем весело продолжил Алексей. — О чем разговор! Надо
чего купить?
─ Да не надо. Всё есть.
─ Ну, всё. Жди. Тогда минут через 15 буду.
─ Ну, всё.
─ Ладно, давай.
Алексей повесил трубку и даже руки от возбуждения потер.
Так-так-так-так-так-так-так!.. Отлично! Замечательно! Вери гуд. Ай да Ниночка!
Дорога-ая! Ау! Как вы там? Готовитесь к встрече? Губки красите? Носик пудрите?
А может прямо сейчас на пару минут смотаться и трахнуть на скоряк разочек?.. Просто
для разминочки? Пока стоит? Нет-нет-нет! Всему свое время. После! После. По-сле.
Подождём. Растянем сейчас удовольствие. А уже потом — и Ниночку на кроватке. Куда
спешить? Зачем девочку по пустякам дергать! А то она, бедненькая, и причесаться-
накраситься-то к моей встрече не успеет. Ну-у!.. Некрасивая будет, смотреть на неё будет
неприятно… Трахать потом не захочется…
Нехорошо. Зачем всё портить? Дадим девушке время подготовиться. Пусть во всей красе
передо мной покажется. Явится. Очарует-околдует.
Такая красивая-прекрасивая! Гордая-прегордая! Недоступная-препренедоступная! Пре-
пре-пре-пре-пре! Смотреть, и то боязно. Не то что… Прикоснуться даже ненароком.
Особенно такому уроду, как я. А-ах!..
Ладно. Надо пока быстренько умыться и поесть хоть чего-нибудь. А то я не помню уже,
когда и ел. Всё работа да работа. Н-да-с… Вчера-то хоть ел? Вроде, ел… А может, и не ел.
Может, это и не вчера было… А-а… ладно! Сейчас поем. А то от пива еще развезёт, чего
доброго. На пустой-то желудок.
Алексей в весёлом волнении откинул одеяло, вскочил с кровати и бодро побежал в
ванную. Умылся, побрился («чёрт! чего это я зарос? когда я последний раз брился-то?
недавно же, вроде?»), тщательно почистил зубы и, всё еще позевывая со сна и потягиваясь,
направился на кухню.
Так, что у нас тут есть?.. Ничего у нас тут нет! Шаром, блин, покати. А в морозильнике?..
И в морозильнике то же самое. «А там зима, холодная зима…» Понятно. Чего же всё-таки
поесть-то? А может, ну его на фиг? Да нет, поесть надо. На-до! Надо-то надо, а чего?
Кашу, что ли, с горя сварить? Крупа, вот, есть… Да какую там еще в пизду кашу! Так,
перехватить что-нибудь на скорую руку!.. Так… Так… Черт! Ничего нет! Ни-чего. Пусто.
Ноль. Зеро.
Ну, и ладно. На нет и суда нет. Плевать! У Васьки поем. Да нет!.. Поесть бы всё-таки
надо. Хоть, блядь, что-нибудь. Ну, хоть чего-нибудь-то есть!? В этой блядской квартире! Не
может же здесь вообще ничего не быть!!?
А-а!.. Хлеб же есть! Я и забыл. Ну, и хорошо. Вот и чудненько! Засохший, правда, но не
важно.
Алексей схватил первую попавшуюся кастрюлю, налил туда из-под крана холодной воды
и бросил найденные им на кухне случайно завалявшиеся, засохшие куски чёрного хлеба.
Потом выловил их ложкой, накрошил в тарелку и стал быстро, давясь, есть получившуюся
тюрю, совершенно не чувствуя вкуса.
Поев, он наскоро вытер какой-то тряпкой рот и, торопясь, чуть ли не бегом устремился
назад в спальню, одеваться.
Ему не терпелось отправиться поскорее к Ваське.
8.
9.
В комнате сна, помимо Нинки, был на этот раз еще кто-то. Какой-то незнакомый, изящно
одетый молодой мужчина лет 35-и. Он сидел, небрежно развалясь, в неизвестно откуда
взявшемся кресле и с ленивым любопытством озирался вокруг. Судя по его скучающему
виду, никакого особого впечатления все эти совершенно недвусмысленные аксессуары и
атрибуты пыточной камеры на него не производили.
— А вот и Вы, уважаемый Алексей Петрович! — радостно воскликнул он при виде
несколько опешившего и подрастерявшегося Алексея.
(Это еще кто такой!? И что он здесь делает? Может, я его сам сейчас создал случайно
как-нибудь? Как и всех остальных своих гомункулусов? Просто от перевозбуждения?)
— Присаживайтесь, пожалуйста, ─ приглашающе кивнул между тем мужчина на
внезапно появившееся за спиной Алексея второе кресло. — Присаживайтесь-
присаживайтесь! — добавил он, видя, что Алексей в нерешительности медлит. — В ногах
правды нет. А разговор у нас с Вами будет довольно долгий.
Алексей неуверенно сел. Он не знал, как себя вести. Кто это все-таки такой? Как он
смеет им командовать!? «Присаживайтесь — не присаживайтесь»!.. Да не твоё дело! Пошел
ты! Захочу — присяду, не захочу — нет. Тоже мне, блядь, командир ещё на мою голову
нашелся! Да в гробу я тебя видал! Это же мой сон! Я здесь хозяин. Повелитель Сна. Я же сам,
тебя, мудака, наверное, и создал. По ошибке. Чисто случайно. Иначе откуда ты здесь вообще
мог взяться? Сейчас вот щелкну пальцами — ты и исчезнешь!
Алексей уже совсем было собрался так и сделать, но что-то его остановило. Что-то было
не так. Как-то слишком уж уверенно незнакомец себя вел. Слишком независимо, что ли… Да
и кресла… Откуда они здесь взялись? Сам-то Алексей их уж точно не создавал.
Вот черт! Что же это все-таки за типус? Ладно, не будем пока дергаться. Горячку пороть.
Подождём лучше, послушаем. Посмотрим, что дальше будет. А то наломаешь тут дров!
Давай-давай! Говори-говори! Пока. Всему свое время. Можно в конце концов и подручных
своих на него натравить. В случае чего. Ладно, там видно будет.
Алексей хоть и храбрился, но ему было явно не по себе. Он словно физически ощущал
на себе пристальный, изучающий взгляд сидящего напротив мужчины. Его начинала
потихоньку охватывать лёгкая паника. Он словно кожей чувствовал приближение какой-то
неведомой, но вместе с тем несомненной и грозной опасности. Какую-то, исходящую от
своего гостя, давящую угрозу. Словно бы перед ним сидела кобра или гюрза в человеческом
облике. Которая может в любой момент броситься. А может и не броситься. Кто знает, что у
неё на уме?
Паника Алексея быстро нарастала. Он уже почему-то практически не сомневался, что
ничего хорошего ему эта неожиданная встреча не сулит. И все эти «разговоры» тоже. Не о
чем тут разговаривать! Удирать надо! Пока ещё не поздно. Возвращаться назад, в явь.
Наверное, это и есть тут настоящий хозяин. Явился, блядь, наконец! Не запылился. Демон
какой-нибудь или кто он там? А то будет сейчас, как в сказке про Машеньку и трех медведей.
«Кто-о спал на моей любимой кровати?!» Удирать, короче, надо!
Алексей незаметно напрягся, решив немедленно проснуться. Не тут-то было! Он по-
прежнему находился в комнате сна. Незнакомец по-прежнему сидел напротив и все так же в
упор на него смотрел. Алексею показалось даже, что на губах его зазмеилась чуть заметная
насмешливая полуулыбочка.
Уже понимая, что всё это бесполезно и теряя последние остатки самообладания, Алексей
лихорадочно и совершенно открыто защелкал пальцами, Пытаясь вызвать своих подручных.
Никого! Никто, естественно, не появился. Комната по-прежнему оставалась пуста. Только он,
незнакомец, да оставшаяся в углу Нинка, о которой Алексей уже почти забыл. Не до неё тут!
Недосуг.
Незнакомец довольно отчетливо хмыкнул. Усмешка его стала ещё шире. Он явно
забавлялся, наблюдая за Алексеем.
(«Смотрит, блядь, как удав на кролика! — невольно пришло тому в голову. — Перед тем
как проглотить».
Роль кролика Алексею совсем не нравилась. Но его, похоже, никто тут больше
спрашивать не собирался. Оставалось только сидеть и ждать, что же будет дальше.
Да чего ему от меня надо-то? Душу, что ль? «Пора бы, мол, Алексей Петрович, и
расплатиться за доставленные удовольствия!» Больше-то у меня все равно ничего нет! Ну,
давай! Говори!)
— Ладно-ладно, Алексей Петрович, успокойтесь! — примирительно произнес наконец
незнакомец, прерывая слишком уж, просто до неприличия, затянувшуюся паузу. — Я всего
лишь хотел с Вами побеседовать, только и всего. Наедине, в спокойной обстановке. Без всех
этих Ваших… франкенштейнов. Что это Вы уже без них и минуты не можете обойтись,
право? Не наигрались ещё? — он мельком взглянул на Нину, потом быстро пробежал глазами
по комнате, по стенам, увешанным всевозможными кнутами, шомполами и плетками, и
деликатно покашлял. — Н-да… Кхе-кхе… Ну, ладно. Оставим пока это.
Так вот, уважаемый Алексей Петрович!
Я просто хотел Вам кое-что пояснить и, возможно, посоветовать. Видите ли, Вы не
совсем рационально используете свои нынешние гигантские возможности. Ну, зачем же всё
самому! Пытки — это ведь целое искусство! Целая наука, имеющая за плечами
тысячелетнюю историю. Вы и представить себе не можете, каких высот она за это время
достигла! Люди оказались в этой области весьма изобретательны. Весьма! — мужчина чему-
то усмехнулся и задумчиво покачал головой. — А это всё, ─ он пренебрежительно кивнул
головой на весь, загромождавший комнату, созданный за последние дни Алексеем
инструментарий и брезгливо поморщился, ─ это всё, простите меня, дилетантство.
Вызвали бы себе высококлассного специалиста, профессионального палача, он бы Вас
быстренько всему научил. Многому бы научил! О-очень многому, уверяю Вас, уважаемый
Алексей Петрович! Очень-очень многому! Такому, что Вам даже никогда и не снилось! —
мужчина сам весело засмеялся собственной невольной шутке. — Забавно, не правда ли? Игра
слов. Ха-ха-ха! Ка-лам-бур.
Хотя, с другой стороны, ─ медленно добавил он, перестав вдруг смеяться и с каким-то
странным, непонятным выражением разглядывая Алексея, ─ лишь очень немногие люди
способны быть по-настоящему жестокими. Для этого требуется гораздо больше сил, чем
принято думать, ─ он опять мельком взглянул на Нину и слабо чему-то улыбнулся. — Гм…
Неважно, впрочем. Ладно, отдыхайте. Не буду Вам мешать.
Да! И вот ещё что. Если все-таки решите воспользоваться моим советом, настоятельно
рекомендую Азию. Ну, экзотика… Новые ощущения… Вам понравится.
Китай, например. Скажем, эпоха Мин. Замечательные есть специалисты!..
Замечательные! Просто превосходные!
Китайцы в этой области вообще, кстати, большие мастера и затейники. Как в искусстве
любви, к слову сказать.
Про секс с гусыней, к примеру, не слыхали?.. Нет?.. Довольно любопытно. Право же! В
одном из древнекитайских трактатов он очень красочно описан.
Берется гусыня и в момент совокупления с ней ей отрубают голову. Предсмертные
судороги обезглавленного тела птицы доставляют, по словам автора трактата, «возвышенное
и ни с чем на земле не сравнимое наслаждение». Рекомендую попробовать. С Вашей дамой,
─ незнакомец снова кинул беглый взгляд на Нину, которая, остолбенев от ужаса, смотрела на
него в каком-то ступоре неестественно-широко открытыми глазами, и галантно ей улыбнулся.
Алексей, затаив дыхание, очень внимательно слушал своего гостя, и чем дольше он его
слушал, тем всё страшнее и страшнее ему почему-то становилось. Во всем поведении
непринужденно сидящего перед ним человека, во всём, что он говорил, было что-то
противоестественное. Не мог обычный человек так на всё это реагировать! На все эти клещи
и пилы кошмарные. Ни удивления, ни страха, ни отвращения! Вообще ничего! Просто
ленивая скука. «Дилетантство»! Ни хуя себе, блядь, «дилетантство»! Это вообще человек!!?
А последний «совет»? «Попробуйте с Вашей дамой»! То есть голову ей, как курице,
отрубить «в момент совокупления», что ли? Пардон, как гусыне. Чтобы предсмертные
судороги обезглавленного тела доставили мне «ни с чем на земле не сравнимое
наслаждение»?.. Что, действительно, «ни с чем»?.. Хм… Вообще-то интересно… Нет, правда,
интересно!.. Неужели действительно «ни с чем на земле не сравнимое»?
Алексей вдруг почувствовал, что эта мысль его невольно увлекает и захватывает. Он
ярко представлял себе, как он приближается к стоящей на коленях и наклонившейся вперед
Нинке… медленно обходит вокруг… заходит сзади… И как потом, «в момент совокупления»,
в самое последнее мгновение, когда уже вот-вот! он взмахивает саблей — вж-ж-ж-жик!.. И
сразу же плотно прижимает к себе обеими руками бьющееся в предсмертных судорогах и
конвульсиях обезглавленное обнаженное женское тело.
Любопы-ытно!.. Вообще-то ощущения могут быть действительно весьма любопытные.
Как там автор пишет? «Возвышенное и ни с чем на земле не сравнимое»?.. Хм… Может, и
правда… И это ведь, заметьте, всего лишь с гусыней! А с женщиной-то наверняка еще лучше
будет! Да не просто «еще»! Земля и небо! Н-да-а-а…
Только вот как это все на практике проделать? Чисто технически? А? Саблей я не
владею. Голову с одного удара уж точно не отрублю. Руку себе скорее. «Вжик»!.. А может, с
помощником попробовать?.. Да нет! Мешаться только будет. Отвлекать. Лучше самому. А!
Или можно с гильотиной! Точно! Голову ей там закрепить, а я потом в нужный момент
кнопочку-то и нажму…
Интере-есно!.. Надо подумать… Да! А с ней-то что будет?! С Нинкой? Она-то хоть
оживет потом? А то — отрублю ей голову, и что? Все? Конец? Финита ля комедиа? Труп
безголовый потом трахать? Некрофилом становиться?
— Ну, зачем же труп! — услышал вдруг Алексей успокаивающий голос незнакомца и
вскинул на него глаза. Он что, мысли его читает? — Конечно, оживёт! Не волнуйтесь. Это же
Ваш сон. Вы здесь хозяин. Можете её хоть по сто раз на дню жечь, топить, расчленять —
делайте, что угодно! Она в Вашей полной власти. Абсолютной. Развлекайтесь! — незнакомец
встал с кресла и оглянулся, ища что-то глазами.
Алексей тоже поднялся и теперь в нерешительности переминался с ноги на ногу, не зная,
что ему в этой ситуации делать и как дальше себя вести. Попрощаться, наверное, надо? За
советы поблагодарить?
Так ничего и не найдя, незнакомец поднял глаза на стоящего перед ним чуть ли не
навытяжку Алексея и, нисколько не меняя интонации, тем же точно будничным тоном
продолжил:
— Время у Вас ещё есть. Целый час.
— Почему час? — ошеломленно переспросил Алексей. — А потом?
— А потом все кончится. (Алексей заметил краем глаза какое-то слабое шевеление в том
углу, где сидела Нинка.)
— Как «кончится»? — снова тупо переспросил он и машинально покосился на Нину.
Нина вся подалась вперед, прижав руки к груди, впившись в мужчину глазами и
напряженно ловя каждое его слово.
— Так. Ровно неделя, — мужчина наконец отыскал то, что хотел. Это оказалась
прислоненная к креслу трость с массивным набалдашником. Алексей её поначалу даже и не
заметил.
Небрежно поигрывая своей тростью, незнакомец повернулся к Алексею спиной и
двинулся прямо к появившемуся вдруг в стене проёму.
— И что теперь? — в полной растерянности, жалким, дрожащим голосом уже в спину
ему спросил Алексей. Он чувствовал себя как ребенок, у которого собираются отнять его
любимую игрушку. — Я сюда больше никогда не смогу вернуться?..
При одной только мысли, что всё! сказка закончена! никакой он больше не бог, не
дьявол, не Повелитель Сна; впереди у него теперь только будни, будни, будни… серые
беспросветные будни! — при одной только этой мысли внутри у него всё сжалось, и он чуть
не заплакал.
— А это уже теперь только от Нины Николаевны зависит! — мужчина остановился на
пороге, повернулся лицом к Алексею, посмотрел ему прямо в глаза и ослепительно
улыбнулся. Потом, всё так же лучезарно улыбаясь, перевел взгляд на неотрывно глядящую на
него Нину. — Теперь она становится Повелительницей Сна. Вашей, Алексей Петрович,
полной хозяйкой. Тоже на неделю. Вы с Ниной Николаевной меняетесь местами. Кажется,
это вполне справедливо?
— Что? — Алексей медленно осел на пол, цепляясь за кресло. — Что-о-о!!? Вы не
можете! Вы не можете так со мной поступить!! Почему же Вы с самого начала мне ничего не
сказали!!!??? Не предупредили!!??
— Прощайте, — незнакомец шагнул в проём, и дверь в стене исчезла.
Алексей остался сидеть на полу, уставившись в стену, держась одной рукой за сердце и
чувствуя разливающуюся по всему телу противную, ватную слабость.
Потом медленно-медленно перевел взгляд на Нину.
Нина сидела, выпрямившись, и смотрела прямо на него. В глазах её было столько
ледяной ненависти, что Алексей невольно отшатнулся.
— Ну, давай! Давай, выродок! — свистящим шепотом тихо проговорила она. — Чего ты
ждешь? Давай, трахни меня, отруби мне голову, потешься напоследок, упырь! Испытай
«возвышенное наслаждение»! Ну, чего ты ждешь? Время же пошло! Повелитель Сна.
Нина грязно и длинно выругалась, запрокинула голову и расхохоталась каким-то
безумным, диким смехом. Из глаз её лились слезы, она захлебывалась ими, но всё хохотала,
хохотала, хохотала и никак не могла остановиться.
*****
*****
Евангелие от Матфея.
1.
Игорь сидел в скверике на лавочке и бездумно глазел по сторонам. Делать было в общем-
то нечего. Не домой же, в самом деле, идти. Пивка, что ль, купить?..
Неожиданно внимание его привлекла появившаяся на той стороне аллеи какая-то
делового вида девица. За девицей шел парень с камерой, судя по всему, оператор.
Телевизионщики! Девица остановилась, перебросилась парой слов с оператором и начала
говорить что-то в камеру. Игорь с ленивым любопытством наблюдал за происходящим. Все-
таки какое-никакое развлечение. Девица была стильная, вся из себя, в каком-то супермодном
джинсовом костюме и темных очках. Классная, в общем, девица. Смотреть приятно. Игорю
такие всегда нравились.
Девица между тем кончила говорить, повернулась и, держа в руке микрофон,
решительно направилась прямо к Игорю. Оператор с включенной камерой на плече двинулся
за ней. Игорь не успел даже толком ничего понять, как телевизионщики оказались около него.
Девица бесцеремонно уселась рядом, профессионально улыбнулась Игорю и бойко
затараторила:
— Здравствуйте! Это программа «Религия в современном мире». Вы в прямом эфире.
Мы хотели бы задать Вам несколько вопросов. Вы не против?
— Хорошо, — растерянно и несколько невпопад ответил Игорь. До этого с
телевизионщиками он никогда никаких дел не имел и сейчас совершенно потерялся.
Включенная и направленная на него телекамера сковывала и мешала думать. Он чувствовал
себя перед ней каким-то сразу поглупевшим.
— Представьтесь, пожалуйста, — бодро продолжала тем временем девица. — Имя,
возраст, профессия?
— Игорь, 40 лет, дизайнер.
— О! Какая у Вас современная профессия! — обрадовалась девица. — Это
замечательно! Это как раз то, что нам нужно! Поскольку нас интересует отношение к религии
именно современного человека. Вот как раз такого, как Вы. Игорь! В последнее время, вот, в
обществе наблюдается резкий поворот в сторону религии, церкви, веры в бога. Стали
отмечаться религиозные праздники, руководители наши публично в них участвуют… Как Вы
к этому относитесь?
— Ну, в общем-то, положительно, — промямлил Игорь. (А как я, действительно, к этому
отношусь? Да никак! По хую мне все эти праздники! Я и в церкви-то ни разу в жизни не
был.)
— Вы считаете это нормальным? — с крайне заинтересованным видом уточнила девица.
— Что «нормальным»? — как попка повторил за ней Игорь.
— Что сейчас происходит возврат к религии, — терпеливо пояснила ему
корреспондентка.
— Да! — глупо улыбаясь и косясь на камеру, ответил Игорь. Он чувствовал себя полным
дураком.
— А почему?
— Что «почему»? — опять тупо переспросил Игорь.
конецформыначалоформыОн всё никак не мог отвлечься от камеры и хоть как-то
сосредоточиться. В голове не было ни единой мысли.
— Почему Вы считаете, что возврат к религии — это для общества хорошо? — с
поистине ангельским терпением снова повторила свой вопрос корреспондентка. Улыбка на её
лице стала, правда, несколько напряженной. Похоже, она начала подозревать, что нарвалась
на идиота.
Игорь, наконец, разозлился и стряхнул с себя охватившее его оцепенение.
Да чего это я, в самом деле!? Взрослый человек, а веду себя… Как кисейная барышня на
выданье. Камеры стесняюсь. Возьми себя в руки! Перед людьми не позорься!
— Я считаю, что человек должен во что-то верить. Во что-то светлое, — тщательно
подбирая слова, медленно произнес он. (Кажется, так?.. Да, именно. Именно так!) — В бога,
в коммунизм — не важно! Но во что-то верить надо.
— Угу… понятно… А скажите, Игорь, Вы сами в бога верите?
— Я? Да нет, пожалуй, — засмеялся Игорь. Он окончательно оправился от смущения,
освоился и чувствовал себя теперь совершенно свободно и раскованно. — С детства веру не
привили, а сейчас уже поздно, наверное, убеждения менять.
— Ага! Прекрасно! — чему-то опять обрадовалась девица. — Итак, — Вы в бога не
верите?
— Нет, — с улыбкой подтвердил Игорь.
— И в церкви, значит, наверное, не бываете? — девица была само любопытство.
— Нет, конечно. (Чего ей надо?)
— Хорошо. А вот такой, несколько странный вопрос. Если Вы не верите в бога, то
наверняка ведь не верите и в дьявола? Ну, что он существует?
— В дьявола? — удивленно переспросил Игорь. (В какого еще, блядь, дьявола?! Что за
вопросы? Может, это какая-нибудь провокация? Когда людям всякие дурацкие вопросы
задают и скрытой камерой снимают, наблюдая за их реакцией? Дьявол-то здесь причём?) —
Конечно, не верю.
— Итак, перед нами современный человек, который якобы ни во что не верит, —
повернулась к камере девица. — Ни в бога, ни в черта. Сейчас мы проверим, так ли это!
Игорь, Вы не верите ни во что, я Вас правильно поняла? — снова обратилась она к Игорю.
— Да, — не понимая еще, куда она клонит, но уже чувствуя какую-то ловушку,
подтвердил Игорь.
(Вообще назойливость корреспондентки начала его уже несколько раздражать. Ему все
больше начинало казаться, что его просто-напросто специально выставляют перед всем
светом каким-то дурачком. На всеобщее посмешище. На потеху почтеннейшей публики.
Что это, блядь, еще такое!? Что я ей тут, шут гороховый, что ли?)
— Хорошо. Тогда не согласитесь ли Вы подписать вот этот документ? —
корреспондентка держала в руках какую-то бумагу. Игорь не успел даже заметить, откуда она
её взяла.
— Что это? — почти грубо спросил он.
— Читаем! — опять повернулась к камере корреспондентка и начала вслух читать. —
Договор. Я, такой-то, такой-то, продал душу дьяволу за 10 тысяч долларов. Число, подпись.
Если Вы, Игорь, действительно ни во что не верите, — голосом профессионального
провокатора с вкрадчивой улыбочкой предложила она Игорю, — подпишите её. Это же для
Вас ничего не значит!
— Зачем? Зачем я буду её подписывать? — попробовал отшутиться Игорь.
(От такого поворота событий он опять несколько подрастерялся и сейчас лихорадочно
соображал, что в этой ситуации делать!? Собственно, волновал его не столько сам смысл
происходящего — какая там ещё душа! ясно же, что это полный бред, шляпа! подстава какая-
то! — сколько страх оказаться в смешном положении, позволить выставить себя полным
болваном. Перед всем честным народом. Черт! В чем же здесь подвох-то?!)
— Чтобы получить 10 тысяч долларов! — радостно сообщила ему между тем девица, с
явным интересом наблюдая за его реакцией.
— Если я подпишу эту бумажку, мне дадут целых 10 тысяч долларов? — с веселым
выражением лица включился в игру и Игорь, делая вид, что всё это его ужасно забавляет.
На самом же деле ему было не до веселья. Ясно же, что никаких десяти тысяч долларов
ему никогда не видать как своих ушей, никто ему их давать, естественно, не собирается. Так в
чем же здесь все-таки хохма-то? Ждет, наверное, мымра, что я сейчас испугаюсь? И откажусь
подписываться?
— Да! — еще радостнее подтвердила тем временем девица. — Подпишите, и я прямо
сейчас их Вам выдам!
— Ну, Вы хоть их покажите мне сначала, — шутливо попросил Игорь. — Чтоб я хоть
знал, за что душу продаю.
Девица охотно засмеялась вместе с ним и с ловкостью фокусника мгновенно извлекла
откуда-то плотный конверт.
— Итак, в этом конверте ровно 10 тысяч долларов! — громко сказала она в камеру. —
Давайте посмотрим… — она открыла конверт, достала оттуда пачку стодолларовых купюр и
повертела её перед камерой.
(У Игоря глаза на лоб полезли. Шутка начинала заходить слишком далеко.)
— Как только Игорь подпишет договор, я ему их отдам. Но только всё должно быть
всерьёз, — лукаво посмотрела она на Игоря и кокетливо ему подмигнула. — Подписывать
надо кровью! У-у-у!.. Как это во всех страшных сказках требуется. Вот у меня в руках
специальная одноразовая иголочка, ну, не иголочка, а специальная штучка такая, которой
колют, когда кровь из пальца берут. Я сейчас уколю ей Игоря, он приложит палец к договору
и, таким образом, скрепит его своей кровью. Ты готов? Извини, что на ты перешла, это я от
волнения! — оживленно обратилась она к Игорю, держа в руках свою запечатанную в
целлофан иголку.
И, смеясь, добавила:
— Иголочка совсем тоненькая, больно не будет — гарантирую. Проверяли на нашем
операторе Косте, — она кивнула на оператора с камерой, который на этот её жест никак
решительно не отреагировал и продолжал как ни в чем не бывало спокойно и дальше
заниматься своим делом.
Пока Игорь с глупым видом таращился на оператора-Костю, корреспондентка живо
схватила его за руку, быстренько протерла влажной ваткой указательный палец и легонько
кольнула распечатанной уже иголкой. Игорь даже сориентироваться не успел и лишь
безвольно наблюдал за происходящим. Как она хватает его за палец… протирает… колет…
(Больно, кстати, действительно не было.) Не успел он и глазом моргнуть, как всё было уже
закончено, и на подушечке его указательного пальца выступила малюсенькая ярко-красная
капелька.
— Приложите вот сюда, пожалуйста, — девушка протянула ему лист. Игорь послушно
приложил. — Итак, дорогие наши телезрители, Игорь действительно не испугался подписать
договор с дьяволом о продаже своей души. И даже скрепил его кровью! — корреспондентка
подняла договор повыше и подержала его некоторое время перед камерой. — А вы бы
решились на такое? Пишите нам. Или шлите свои сообщения по электронной почте. Адрес
нашей электронной почты… — корреспондентка быстро что-то проговорила. Игорь успел
разобрать только слово «собака». Впрочем, ему было не до этого. Он пребывал в каком-то
трансе. Договор… кровь… деньги…
Он посмотрел на конверт. Потом осторожно заглянул внутрь. Доллары! Ей-богу
доллары! Он пощупал их рукой. Доллары! Щупай, не щупай.
Мне их что, правда дали? Они мои? Или это всё для камеры было, а сейчас отбирать
начнут?
Он поднял глаза. Корреспондентки рядом уже не было. Игорь успел только заметить, как
они с оператором садятся в какой-то, судя по всему ждавший их всё это время микроавтобус,
который сразу же тронулся с места и через секунду исчез в плотном потоке машин. Всё!
Никого! Ни корреспондентки, ни камеры, ни оператора. Только конверт с деньгами да ватка
на указательном пальце. Больше ничего вокруг решительно не изменилось. Как будто и не
было ничего. И все эти 15–20 минут Игорь просто мирно просидел на лавочке, праздно глазея
по сторонам.
конецформыначалоформыОднако было! Деньги и ватка свидетельствовали об этом
совершенно неопровержимо. Было! И интервью это немыслимое, и договор этот шутовской.
И балаган с укалыванием пальца и подписыванием кровью. И 10 тысяч самых настоящих
американских долларов, которые он в результате всей этой фантасмагории каким-то
совершенно волшебным образом получил.
Блядь, большие деньги! За них убивают! Просто так такие деньги никому не дают. Но
ему-то дали!? Игорь посмотрел на палец. Кровь тоже была настоящая. Как и деньги. Что,
черт возьми, всё это значит? Он что, действительно только что дьяволу душу продал?!
Какому ещё дьяволу? Нет же никакого дьявола! А деньги? Деньги есть. За что же мне их
дали? Десять штук баксов. Не шутки!
Игорь повертел в руках конверт и сунул его в карман. Потом решительно встал и
направился к автобусной остановке. Он ехал домой.
2.
3.
В кресле у стола неожиданно возник молодой мужчина лет 35-и. Он сидел, закинув ногу
за ногу и снисходительно-лениво посматривал на побледневшего и потерявшего дар речи
Игоря.
— Вы, кажется, звали меня, Игорь Иванович? — после некоторой паузы спокойно и
вежливо поинтересовался он.
— А…А… — Игорь беззвучно раскрывал и закрывал рот и не мог вымолвить ни слова.
Мужчина спокойно ждал.
— Кто Вы? — кое-как смог наконец выговорить Игорь. — Как Вы здесь оказались?
— Странный вопрос, — пожал плечами мужчина. — Давайте-ка не будем терять
времени и перейдем сразу к делу. Так зачем, Игорь Иванович, Вы хотели меня видеть?
Игорь во все глаза смотрел на сидящего в кресле незнакомца и всё никак не мог
осмыслить происходящее. Это что, действительно… дьявол?! Черт? Сатана? Так значит, он
все-таки действительно существует? И ад, и всё, что в Библии написано… Так всё это
правда?! Стоп-стоп-стоп! Не о том я думаю! Что-то важное… важное… что-то такое… Ах,
да!!! Душа!! Душа! Я же продал ему душу!!
— кЯ хочу вернуть свою душу, — внезапно осипшим голосом проговорил Игорь. — Я не
понимал, что делаю! — тут же жалобно добавил он и чуть не захныкал, так ему вдруг стало
себя жалко.
Выражение лица его собеседника нисколько не изменилось, но Игорю почему-то
показалось, что в глазах у него промелькнуло легкое презрение.
Ну и пусть! Уж кого-кого, а ЕГО-то стесняться не приходится! ОН меня и так насквозь
видит. Со всеми моими потрохами. Что никакой я не герой! Только бы душу вернуть! Только
бы вернуть!
— Вы же взрослый человек, Игорь Иванович, — незнакомец с любопытством
разглядывал Игоря, как какое-то редкостное насекомое. — Что значит, Вы не понимали?
— Я думал, что Вас нет, — пробормотал Игорь. — Я думал, что это какая-то дурацкая
шутка, розыгрыш телевизионщиков. (Неужели я действительно с Самим Дьяволом
разговариваю?! Это же просто бред какой-то!)
— А деньги Вы зачем брали тогда, а, Игорь Иванович? — мягко переспросил
незнакомец. — Если думали, что всё это шутка?
— Ну, дают же — чего не взять! — торопливо пояснил Игорь, пытаясь объяснить свои
действия. — Я откуда знаю — может, им так надо? Это уже их проблемы.
— Да-да! — охотно подхватил незнакомец. — Вот и я тоже: смотрю — продают, отчего
ж не купить? Я откуда знаю, может, Вам так надо? Это уже Ваши проблемы!
Игорь растерянно молчал, не зная, что на это ответить.
— Ладно, впрочем, — так и не дождавшись ответа, весело продолжил незнакомец. — Не
в этом дело. Все мы иногда ошибаемся. Так Вы, как я понял, хотите расторгнуть нашу
сделку? Это так?
— Да, да!! — чуть не закричал Игорь. — Хочу!! Расторгнуть! Вернуть деньги!! Вот они,
пожалуйста! — Игорь бросился доставать пакет с деньгами.
— Минутку, минутку, Игорь Иванович! — успокаивающе поднял руку мужчина. Игорь
замер. — Деньги пока доставать не надо. Сейчас, по крайней мере. Дело вот в чем, —
мужчина чуть помедлил, испытующе глядя на Игоря. Игорь слушал, затаив дыхание и боясь
пропустить хоть слово. — Так вот. Сегодня или завтра с Вами свяжется один человек. Зовут
его, кстати, тоже Игорь, как и Вас. У него будет Ваш договор. Если он Вам его вернет завтра
до полуночи — будем считать его расторгнутым. Добровольно вернет, Игорь Иванович!
Запомнили? Добровольно! Если же не вернет — увы! — незнакомец шутливо развел
руками. — Тогда всё останется в силе.
Итак, Вы всё запомнили? Он должен добровольно вернуть Вам Ваш договор завтра до
12-и часов ночи. Тогда Вы свободны. И впредь уж будьте, пожалуйста, поосмотрительней.
Если же нет… Вы меня поняли? — он вопросительно, приподняв брови, посмотрел на Игоря.
Тот поспешно кивнул. — Прекрасно. Постарайтесь с ним договориться. А теперь разрешите
откланяться, — мужчина мельком взглянул на висящие на стенке часы. — Спешу. Дела. Итак,
Игорь Иванович, всего наилучшего.
С этими последними словами мужчина исчез. Игорь некоторое время тупо смотрел на
пустое кресло, потом тяжело опустился на диван. Мысли у него метались, в голове была
каша. И в то же время чувствовалось какое-то огромное, чудовищное, ни с чем не сравнимое
облегчение.
Спасен! Спасен!! С этим Игорем осталось только договориться. А-а!.. Договоримся уж
как-нибудь! Живой же человек! Из плоти и крови. А человек с человеком всегда общий язык
найдут. Это тебе не с Самим Сатаной договариваться. Которого неизвестно даже, где искать.
конецформыначалоформыТак, значит, Сатана действительно существует! И бог, и
Библия… Так всё это правда! И ад, значит, существует. Господи ты боже мой, как же теперь с
этим жить-то? Это же… Это же всё меняет! Завтра же в церковь начну ходить, вообще
другую жизнь начну. Молитвы все наизусть выучу и вызубрю. Может, вообще в монастырь
уйду, грехи замаливать… Ну, монастырь, это я, конечно, загнул с горя. Да бог уж с ним, с
монастырем! Это, наверное, всё-таки не для меня, но вот что жизнь я свою теперь полностью
изменю — это уж точно. Библию завтра же куплю обязательно! Еще, может, что-нибудь.
Псалтырь какой-нибудь или что там?.. Я же вообще ничего не знаю. Какие еще святые книги
существуют.
Твою мать!.. Ругаться-то тоже, кстати, надо завязывать. Особенно, когда о Боге думаешь.
Твою… А, черт! Блядь! Ну всё! Три слова — три богохульства. Ладно-ладно, привыкну! Не
всё сразу. Если я сорок лет ругался и чертыхался, не могу же я за одну минуту теперь
отвыкнуть? Позволительно иногда и ошибиться. Да-с. На первых-то порах. Забыться. Бог
простит. Если уж меня даже сам черт простил.
А чего он меня, кстати сказать, простил-то? А?.. А действительно!?
Игорь словно остановился внезапно в своих приятных мыслях, с разбегу натолкнувшись
на какое-то невидимое препятствие. И сразу же почувствовал, что исчезнувшая было черная
пустота опять вернулась.
Действительно!! Чего это… ОН?
Игорь даже в мыслях теперь не решался произносить таких слов, как Сатана или Дьявол.
Черт — еще ладно, еще куда ни шло; черт — это что-то нейтральное и неопасное, какое-то
забавное, безобидное, хвостатое существо из «Вечеров на хуторе близ Диканьки», на котором
разъезжал кузнец Вакула и с которым любезничала Солоха, но Сатана или Дьявол — о, это
уже совсем другое дело! Это тебе не шутки!
ОН же, вроде, ничего просто так не делает? Никогда! Так чего это ОН меня вдруг
отпускает? Душу мне возвращает да еще дружеские напутствия дает?.. Хотя, а с чего это я,
собственно, взял, что ОН мне её возвращает? Мне же еще с этим его Игорем договориться
надо. Как ОН сказал?.. Если этот Игорь добровольно — ОН специально это несколько раз
подчеркнул! — вернет мне завтра да полуночи этот проклятый договор… А если не вернет?!
Но эта мысль была так ужасна, до такой степени, что Игорь поспешно её отогнал, чуть
ли руками не замахал.
Вернет-вернет! Куда он денется! Как это «не вернет»?! Да я его тогда!.. Зубами!.. А что
«я его тогда»? Какими «зубами»? Он же добровольно должен мне его вернуть. Доб-ро-воль-
но! ОН специально мне об этом несколько раз сказал. И повторил еще потом. Доб-ро-воль-но!
Это значит, что отнимать, к примеру, бесполезно. Или с помощью хитрости, там, какой
пытаться выманивать. С Дьяволом не хитрят.
Бог ты мой! Так это… А если он у меня, скажем, квартиру взамен попросит? Или
вообще убить кого-нибудь? («И съесть!» — мрачно докончил он про себя фразой из
известного анекдота.) Господи-боже! Так это я рано радовался-то! Это я, похоже, из огня да в
полымя попал! Что там от меня этот Игорь попросит?! Полномочный представитель
самого… самого… ну, ясно, кого. Он сам, наверное, такой же, только в человеческом облике.
Маньяк какой-нибудь. Чикатилло. Что вообще надо совершить, чтобы с самим…
познакомиться?! Даже представить себе невозможно. Да таких преступлений просто вообще
существовать не может! Будь ты хоть Гитлер, хоть сам Иосиф Виссарионович, собственной
персоной… Может, сектант какой-нибудь?.. Сатанист? Глава секты?.. Да навряд ли даже и он
с самим Дьяволом напрямую общается. Вряд ли Сатана вообще хоть с кем-то общается… Да,
но со мной-то общался! Лучше бы не общался. Помолиться, что ли? «Господь милосердный и
всемогущий»! Так ведь я ни одной молитвы не знаю. Да и бесполезно всё это. Раньше надо
было молиться. А теперь…
конецформыначалоформыИгорь все яснее и яснее понимал, уяснял для себя какой-то
совершенно беспросветный ужас происходящего. Он, Игорь Иванович Федоров, находясь в
здравом уме и трезвой памяти, добровольно продал душу Дьяволу и скрепил этот договор
кровью! Просто так! Из какого-то дурацкого озорства и пустого бахвальства. Перед телкой
молодой покрасовался и перед камерой, старый дурак! Такой вот, мол, я герой! Море мне по
колено и сам черт не брат! — любуйтесь, люди добрые! Да лучше бы я СПИДом перед
камерой публично заразился! Или бубонной чумой! Или вообще повесился. На потеху всему
честному народу. И поделом бы мне было! Тем более, что даже это было бы лучше того, что
реально произошло.
И теперь этот Дьявол является ко мне и играет со мной в кошки-мышки, в какие-то свои
дьявольские игры. Непонятно, правда, с какой целью и на кой я ему вообще сдался, но это мы
скоро выясним. За этим-то как раз дело не станет. Только думается мне почему-то, что знание
этого меня совсем не обрадует. Со-овсем! И кончится это всё наверняка каким-то
чудовищным кошмаром, как и кончалось всегда у людей, пытающихся договориться о чем-то
с Дьяволом.
«Я что, буду вечно теперь гореть в аду?!» — мелькнула вдруг у него в голове отчаянная
мысль, и он чуть не завыл в голос от слепого ужаса. «Оставь надежду сюда входящий»?
Вечно!!?? Без всякой надежды? Нет!!! Я не хочу!! Не хочу!! Господи!! За что!? Что я сделал?!
Спаси меня, Господи!! Помилуй! Ты же всё видел! Я же никакое не чудовище и не
архизлодей, я просто обычный безобидный дурачок со своими маленькими обычными
грешками, и не более того. Прости меня, Господи! Я же не ведал, что творил!! Спаси раба
своего!
Игорь невольно посмотрел на кресло, где только что сидел … его недавний посетитель, в
какой-то безумной надежде, что если он такая важная персона, что нужен самому… то теперь
на его защиту явится (и возникнет, вероятно, в том же самом кресле!) если и не сам Господь,
то уж, по крайней мере, Архангел Михаил в сверкающей белой броне и с огненным мечом в
правой руке, успокоит его и скажет, чтобы он, Игорь Федоров, спал спокойно и ни о чем
больше не волновался и не беспокоился. Сатана, мол, в очередной раз посрамлен, и козни его
рассеяны. «Да расточатся врази Его»! Аминь.
Однако никто, увы! так и не появился. Никому он похоже, кроме… был не нужен. Кресло
по-прежнему оставалось пустым.
Игорь посидел перед этим злосчастным креслом еще немного, потом встал и прошелся
по комнате. Всё происходило слишком быстро, и он все-таки не до конца осознавал
реальность и серьезность ситуации. У него просто не хватало времени, чтобы её как следует
обдумать и осмыслить. Он просто не успевал за событиями. Они менялись с такой поистине
калейдоскопической быстротой и были настолько удивительны и невероятны, что оставляли
впечатление какой-то забавной, захватывающей игры. Какого-то шоу. Нечто вроде кино или
спектакля. Мюзикла. Вот сейчас произойдет еще что-то, и всё опять изменится, декорации
поменяются. И так еще несколько раз. Ну, а в конце, какие бы приключения и перипетии с
героем не происходили, в самом конце обязательно будет хэппи-энд. И все будут счастливы.
Все будут обниматься, смеяться, целоваться, прыгать от радости, похлопывать друг друга по
плечу и кричать: «Ва-ау!!».
В этот момент зазвонил телефон. Игорь рассеянно снял трубку. Жене, наверное, как
обычно, уже какая-нибудь подружка звонит. Засядет сейчас на час. Вместо того, чтобы ужин
готовить. С работы, блядь, придти не успела!
— Алло!
— Игорь?
— Да, — машинально ответил Игорь и почувствовал, что внутри у него все оборвалось.
Он уже понял, кто это.
— Завтра в три часа жду тебя у себя дома. Записывай адрес. (Игорь безропотно записал
адрес.) Записал?
— Да. А кто это?
— Ты знаешь, кто это, — в трубке противно захихикали. — И вот еще что. Сынишку
своего с собой захвати. Он у тебя сейчас на даче? Вот съезди и захвати. До трех как раз
успеешь.
— Зачем? — совершенно безжизненным голосом спросил Игорь.
— Зачем? — натурально удивились в трубке. — А ты догадайся.
Игорь молчал.
— Мальчики — моя слабость, — любезно пояснили на том конце провода и опять
захихикали. — Особенно совсем молоденькие. Твоему же всего 5 лет, кажется, да? Как раз то,
что надо. Самое оно! Короче, завтра в три часа. Вазелин на всякий случай захвати, ну, или
крем какой-нибудь, а то у меня, кажется, кончился. Я, конечно, скажу ребятам, но и ты на
всякий случай лучше захвати. Ну, пока. Жду.
конецформыначалоформыВ трубке раздались короткие гудки. Игорь некоторое время в
полном ошеломлении на неё смотрел, потом осторожно, словно боясь разбить, положил на
место.
Он всё никак не мог поверить в реальность происходящего. Этого просто не может быть!
Это какой-то злобный сон, и он сейчас проснется. Неужели это всё реально с ним
происходит? На самом деле? Это всё шутка! Шоу! Мюзикл. Боевик со счастливым концом.
Где он, этот конец? Не может же этот кошмар быть на самом деле! Причём тут его
пятилетний сын?! Что значит: мальчиков люблю!.. самое оно!.. вазелин захвати!..
Каждая фраза падала на душу, как стопудовая гиря.
Он хочет, чтобы я привез ему для развлечений своего единственного сына?! Пятилетнего
ребенка! Он что, действительно полагает, что я это сделаю?! И что он там в конце про
«ребят» сказал? Так их там еще и несколько будет?! Ах ты, сволочь!! Да я сейчас в милицию
позвоню! Чтобы этот вертеп твой вонючий прикрыли, тварь! Какой там у тебя адрес?
Игорь в слепой ярости схватил бумажку с записанным на ней адресом. Руки его
дрожали, буквы прыгали и расплывались.
Так!.. Куда звонить!? 02?
Он протянул уже было руку к телефону и вдруг замер. И что?.. Что я делать-то
собираюсь? Со мной-то что будет, если я его в милицию сдам? Он же моя единственная
надежда… Да, но сын, Валерка! Я его сам, этим извергам на забаву отвезу? Да я умру лучше!
Или лучше этих ублюдков сначала убью. Этих нелюдей! А что со мной потом будет —
наплевать!.. А что со мной будет? В аду буду вечно гореть — вот что со мной будет. Вечно!! У
всех есть какая-то надежда, даже у самого страшного грешника, только у меня одного —
никакой. Я душу дьяволу продал. Всё! Единственный мой шанс — это с этим выродком
договориться… А как я могу с ним договориться, если он сына моего пятилетнего требует
для развлечений! Пока. А что дальше еще потребует — неизвестно. Может, жену потом.
Может, меня. Может, еще что. Господи! Господи! Что делать? Что же делать?! Должен же
быть хоть какой-то выход! Ну, хоть какой-то!!!
4.
На следующее утро Игорь поехал на дачу, наплел теще какую-то дикую, несусветную
чушь про некое мифическое собеседование в школе, на котором им с Валеркой, мол,
обязательно надо быть, схватил сына и уехал.
(Теща слушала его с огромным удивлением, охала, ахала — «В пять лет?!» — и как-то
сомнительно на него посматривала, но так как Игорь был абсолютно трезв, то ничего
существенного так в итоге и не сказала.)
Прошедшая ночь не прошла для Игоря даром. Чего он только за неё не передумал! Он
словно постарел за эту ночь на сто лет. И результатом всех этих его раздумий явилось то, что
он ехал сейчас туда, куда ему приказали. И вез с собой своего пятилетнего сына.
Место это он хорошо знал, дом нашел сразу. Время еще было, минут 40; он купил
Валерке мороженое и посидел во дворе на лавочке. Он смотрел на сына, на ничего не
подозревающего, полностью доверяющего ему пятилетнего малыша… совершенно
беззащитного, любящего его!.. — и думал… он и сам не мог сказать себе, о чем он думал. И
что чувствовал.
И всё-таки он шел туда, куда ему приказали. И вёл с собой своего ребенка.
Ровно в три Игорь стоял перед нужной дверью. Он помедлил еще секунду, посмотрел на
Валерку, зачем-то погладил его по головке и нажал кнопку. Не успел еще звук звонка
затихнуть, как дверь распахнулась. На пороге стоял тот же самый мужчина, его вчерашний
посетитель — Дьявол, Сатана или кто он там на самом деле! В общем, ОН!
конецформыначалоформыИгорь ожидал увидеть кого угодно: какого-нибудь монстра,
маньяка, чудовище в человеческом обличии или даже целую толпу чудовищ, но только не
ЕГО! Он настолько растерялся, что буквально застыл перед дверью, крепко держа за руку
Валерку.
«Все пропало! — озарила его вдруг страшная догадка. — Он передумал.»
— Проходите, Игорь Иванович! — мужчина посторонился и приветливо улыбнулся
Валерке. Тот доверчиво улыбнулся ему в ответ. Игорь, продолжая прибывать в каком-то шоке,
вошел, двигаясь как лунатик, механически переступая ватными ногами и таща за собой
Валерку. Мужчина прикрыл за ним дверь, еще раз улыбнулся смотрящему на него снизу
вверх ребенку и сказал, обращаясь к Игорю:
— Итак, Игорь Иванович! Вы сейчас поедете домой и расскажете своей супруге, Вере
Валентиновне, всю Вашу историю. От начала до конца. Во всех подробностях. Как Вы вчера
заключили со мной договор, как хотели его потом во что бы то ни стало, любой ценой
расторгнуть. И зачем Вы сюда сейчас приехали и зачем привезли с собой своего сына. Всё-ё
расскажете! Как на духу, — мужчина усмехнулся. — Все свои самые тайные мысли. Если Вы
это сделаете, договор Ваш ровно в полночь сгорит, — мужчина протянул Игорю договор. Тот
принял его безжизненной рукой. — Если же Вы хоть что-то утаите, приукрасите, скроете,
попытаетесь выставить себя в лучшем свете — он останется цел. И тогда — всё! Это Ваш
последний шанс. Единственный. Второго не будет. Так что помните об этом. Когда перед
женой будете исповедоваться, — мужчина опять усмехнулся. — Малейшая фальшь — и всё!
А теперь идите. Вы свободны. Я Вас больше не задерживаю. Сын у Вас хороший, — уже стоя
в дверях, добавил он и захлопнул дверь.
Игорь подошел к лифту и нажал кнопку вызова. Спустившись вниз, он подошел к своей
машине, открыл её, усадил рядом с собой Валерку, пристегнул его и поехал домой. Он ни о
чем не думал, ни в чем не сомневался и не испытывал никаких эмоций. Он действовал
совершенно автоматически, словно какой-то робот или зомби. Он и чувствовал себя зомби.
Живым мертвецом. Внешне живым. На самом же деле давным-давно уже мертвым или даже,
скорее, заживо сгнившим.
Потому что то, что от него требовалось, живой человек выполнить не мог. Ему это было
просто не по силам. Для этого нужно было сначала умереть. Убить в себе всё живое: чувства,
стыд, совесть… Потерять душу. Впрочем, он её, похоже, уже потерял. Вчера в скверике на
скамейке.
5.
Жена, как ни странно, оказалась уже дома. Что-то у них там на работе случилось, и их
всех пораньше сегодня домой отпустили. Игорь, впрочем, этому нисколько не удивился, а
напротив, воспринял как нечто, само собой разумеющееся. Естественно, так и должно быть!
ОН же сказал ему: поезжайте сейчас домой и расскажите всё жене. Значит, жена должна быть
уже дома.
Увидев Валерку, она сначала опешила, а потом не на шутку встревожилась и бросилась к
Игорю:
— Что случилось? Почему ты его привез? Что произошло? С мамой что-нибудь?
— Мне надо с тобой поговорить. Немедленно. Прямо сейчас, — мертвым голосом,
монотонно произнес в ответ Игорь. — Иди на кухню. Я сейчас приду. Валерке только
мультфильмы поставлю, чтобы он нам не мешал.
— Мультяшки хочешь посмотреть? Про волка? — преувеличенно-игриво обратился он к
сыну и, не дожидаясь ответа, потащил его в спальню. Сунул в магнитофон кассету и включил
телевизор. — Посиди здесь и посмотри мультики. А мы с мамой пока на кухне поговорим.
Ладно?
— Да! — смеясь, ответил Валерка, с восторгом наблюдая на экране за приключениями
любимых персонажей мультфильма.
— Сиди спокойно и не балуйся, — бросил ему напоследок Игорь и пошел на кухню.
конецформыначалоформыПерепуганная насмерть и белая как мел жена сидела за столом
и молча на него смотрела. Бог весть, что уж она там себе навоображала. «С мамой»!.. Если
бы!.. Игорь взглянул на неё, набрал побольше воздуха и, словно бросившись в омут с
головой, начал рассказывать:
— С мамой всё нормально, успокойся. С Валеркой тоже. (Жена облегченно вздохнула.)
Так что не отвлекайся и не думай об этом, а слушай лучше, что я тебе сейчас расскажу. Это
очень важно.
Вчера я ушел с работы пораньше. Делать было нечего, погода была хорошая, и я зашел в
сквер и сел на лавочку. Пока я там сидел, ко мне подошли телевизионщики: девица с
микрофоном и парень с камерой.
Девица мне понравилась, стильная такая, в моем вкусе, — подумав, добавил он,
припомнив напутствие своего недавнего собеседника говорить абсолютно всё, ничего не
утаивая.
Конечно, впечатление, произведенное на него девицей-корреспонденткой — это была
мелочь, и мелочь, на первый взгляд безобидная и совершенно несущественная, но тем не
менее при других обстоятельствах Игорь при разговоре с женой о ней бы ни в коем случае не
упомянул и предпочел бы скрыть. Именно поэтому он и не решился скрыть её сейчас. Кто
знает, что тут существенное, а что не очень. Сказано: всё — значит, всё. Ставки слишком
высоки.
— Ты не удивляйся и не перебивай меня. Сейчас всё поймешь, — равнодушно заметил
он, увидев, что изумленная жена явно собирается что-то сказать.
Та, однако, молчать вовсе не собиралась.
— Чего я пойму? Что тебе девицы в джинсовых костюмах нравятся? Ах, ты, козел
старый! И не стыдно тебе такое мне говорить?
— Стыдно, — совершенно бесцветным голосом подтвердил Игорь.
— Так зачем же ты говоришь? — пораженно переспросила жена, глядя во все глаза на
Игоря и чувствуя уже, что происходит что-то не то.
— Дослушай меня, и ты всё поймешь, — всё так же безжизненно, механически-
монотонно ответил Игорь и через паузу продолжил. — Так вот. Ко мне подошли
телевизионщики: парень и девица.
— Это я уже слышала! — не удержалась от язвительного комментария жена. — Девица
стильная и в твоем вкусе.
Игорь подождал, пока она замолчит.
— Они представились мне, как ведущие какой-то передачи про религию и сказали, что я
в прямом эфире. Ну, в смысле, что нас прямо сейчас снимают и по телевизору показывают.
Стали задавать вопросы.
— Кто? Девица в джинсовом костюме? — опять едко переспросила жена.
— Да, корреспондентка, — терпеливо ответил Игорь. Бестолковая бабья дурь жены
начинала его, несмотря ни на что, все-таки потихонечку раздражать. Причем здесь девица!? Я
уж и думать о ней забыл. До девицы ли мне тут! Да и не девица это, похоже, была вовсе. А…
тьфу!
— Послушай, если ты меня будешь всё время перебивать, я никогда не кончу…
— А ты и так уже месяц целый не кончаешь! Ну, понятно!.. У тебя же одни девицы на
уме стильные.
— Ёб твою мать!! Ну, ёб твою мать! — в бешенстве заорал Игорь, но тут же вспомнил,
что происходит, зачем он это все ей рассказывает — и сразу же поутих. — Вера, выслушай
меня все-таки, а? — устало попросил он. — По сравнению с тем, что ты дальше услышишь…
Не до девиц тебе сейчас будет. Послушай просто меня некоторое время спокойно — и всё
поймешь. Хорошо? Поймешь заодно, почему я такие вещи… нелицеприятные тебе сам про
себя так откровенно рассказываю. Всё поймешь! Подожди только немного и послушай, —
Игорь сделал еще одну паузу и потер лоб, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. —
Да… Так вот. Стали задавать вопросы. Верю ли я в бога? Я ответил, что нет. А в черта? Раз,
мол, в бога не верите, значит, и в черта тоже?
— В кого-в кого? — подозрительно переспросила жена.
Она, похоже, всё никак не могла успокоиться насчет откровений Игоря по поводу
сексуальной привлекательности молоденькой интервьюерши в джинсовом костюмчике и весь
остальной его рассказ слушала вполуха, полагая, вероятно, что это он её только так…
разводит, отвлекает и лапшу на уши вешает. А суть будет в том, что он эту девицу в конечном
итоге трахнет и сейчас ей в этом признается. Покается, так сказать.
«Ага! — раздраженно подумал Игорь. — Прямо перед камерой, на скамейке, в центре
города, среди бела дня. В прямом эфире. Ну, баба-дура, чего с неё взять? Волос долог, а ум
короток. Биоробот. При упоминании о возможной сопернице автоматически включается
генетическая программа защиты своего гнезда и своего потомства, полностью блокирующая
способность адекватно воспринимать окружающую действительность. Самка!»
Но, тем не менее, упоминание про черта её насторожило. Во-первых, чертей она, как и
любая женщина, вообще боялась; а во-вторых, это не вписывалось в уже выстроившуюся в её
головке простенькую схемку.
— В черта? То-то ты ко мне вчера приставал со своими дурацкими разговорами о… —
даже находясь в крайней степени раздражения, жена всё же решилась лишний раз называть
ЕГО по имени.
Раньше Игорь всегда смотрел на всё это, как на какие-то дремучие предрассудки,
обычную бабью блажь, и не раз над ней по этому поводу подшучивал, иногда довольно зло; а
теперь-то на поверку оказывается что она, похоже, была права. Называть действительно
лишний раз не стоило. Да и вот он, такой умный, образованный и современный, а кончил в
итоге тем, что и сам теперь пришел к тому же, сам теперь всего боится. Только попался
сначала, как кур в ощип, как пескарь на уду, самым прозаическим и наиглупейшим образом и
теперь не знает, как из этой ситуации выпутаться — а она, такая нелепая, невежественная,
суеверная, поняла всё с самого начала интуитивно и даже разговаривать с ним не стала, когда
он сдуру попробовал о НЕМ разговор завести. И правильно, между прочим сделала. Ему бы
тогда, на скамейке, её бабскую глупость! О-хо-хо!..
— Так это поэтому? Я сразу почувствовала, что что-то не так! А то: «просто так!.. просто
так!..» Я всегда всё чувствую!
— Да. Поэтому. А «просто так» — это я тебя обманывал. Не решался сразу сказать, —
честно ответил Игорь.
Врать он не смел даже в мелочах. Перепалка с женой его несколько встряхнула, и он
словно бы даже слегка ожил. Но это было оживление мнимое. Как гальванизация трупа.
Сокращение лягушечьей лапки при пропускании через неё электрического разряда. Иллюзия
подлинной жизни. Реально же он был мертв. Даже жена его в конце концов это почувствовала
и как-то притихла. Слишком уж прямые и неестественно-откровенные ответы мужа стали её
несколько пугать. Живой почуял мертвого.
— Итак, они… она меня спросила, верю ли я в черта? Я, естественно, тоже ответил, что
нет. Тогда она предложила мне продать душу. Подписать договор. Ну, типа, раз вы ни в кого
не верите, ни в бога, ни в черта, то какая вам разница? Почему бы и нет? А мы вам за это
деньги дадим. 10 тысяч долларов. (Жена тихонько охнула.) То есть вы сейчас перед камерой
подписываете, а мы вам сразу деньги вручаем. Передача у нас такая. Шоу. Испугается
человек или нет такой договор подписать. Говорить-то, мол, все горазды, а вот как до дела
дойдет… Ну, в общем, я не испугался, — Игорь невесело усмехнулся. — И подписал.
Кровью.
конецформыначалоформы— Как «кровью»? — пораженно переспросила жена.
— Ну да! Кровью. У неё иголочка с собой такая была специальная, какими кровь из
пальца берут; она меня кольнула быстренько, я и понять ничего не успел. Точнее, я все
понимал, просто, я говорю, кольнула она меня ловко, я даже и боли не почувствовал, —
твердо поправился Игорь. («Не понимал он», видите ли!.. Всё я, блядь, понимал!)
— Короче, уколола она меня в палец, я приложил палец к договору, и она мне тут же
отдала деньги. Вот они, — Игорь вытащил заранее подготовленный конверт, положил его на
стол и придвинул к жене. Подумал, не показать ли сразу и договор, но потом решил с этим
пока подождать. Всему свое время.
— Это что, настоящие доллары? Действительно 10 тысяч? — потрясенно переспросила
жена, рассматривая вытащенную из конверта пачку.
— Да, настоящие. Самые, что ни на есть. Ровно 10 тысяч, — подтвердил Игорь. — Я в
обменнике проверял. (Это была правда. Игорь действительно успел по пути домой забежать
ещё и в обменный пункт. Благо, тот находился как раз возле самого их подъезда. В двух
шагах буквально.) Ну, короче, всучила она мне этот конверт, села вместе со своим оператором
в машину и мигом куда-то укатила. Вместе с договором. А я с этим конвертом в руках
остался.
(Игорь рассказывал чрезвычайно подробно и обстоятельно, боясь пропустить хоть
малейшую деталь. Он прекрасно помнил, что ему было сказано: «Во всех подробностях!»)
Тут-то я и забеспокоился. До этого я всё как какую-то шутку дурацкую воспринимал —
ну, как обычно телевизионщики прикалываются: скрытые камеры всякие устанавливают,
«Сам себе режиссер» и прочее — а тут понял, что шутки кончились. Какие уж тут шутки! 10
штук зелени — это тебе не шутка!
Ну, и стал я думать, что же я наделал? Хоть и не верю я ни в какого черта, а все-таки…
Деньги-то реальные. Дали же мне их за что-то? Как я ни прикидывал: и так, и этак, какие
объяснения для себя не придумывал — не получается ничего. Не сходится! Придумывай, не
придумывай — а вот они, 10 тысяч! Никуда от них не денешься. Что мне их, подарили, что
ли? Просто так? Бред! Да и никто мне не говорил, что мне их дарят! Мне прямо и честно
сказали: мы покупаем у вас вашу душу. А я, дурак, и продал. Добровольно. И кровью
расписался, — Игорь перевел дух и взглянул на жену.
Та сидела, приоткрыв рот, и завороженно на него смотрела.
«Мыльная опера, блядь, ей! Приключения. Дон Педро вручает пакет с деньгами донне
Хуанитте», — с горечью подумал Игорь и, тяжело вздохнув, продолжил:
— Ну, в общем, когда я все это осознал, то забеспокоился. Димке Соколову позвонил.
Так, мол, и так, говорю. Если б тебе душу предложили продать, ты бы согласился? Он
говорит: нет. Нет и всё! Без всяких объяснений. Я даже удивился… Я хоть каких-то
разговоров ожидал, а тут такая реакция. Тут уж я совсем задергался. К тебе было сунулся, но
ты тоже ни в какую!
— Естественно, — не утерпела опять жена. — Это ж надо додуматься, такое спросить.
Душу продать!
— Ну, подожди, Вер, подожди… — попросил Игорь. — Не перебивай меня, а? Дай мне
выговориться. Мне и без того тошно. Хоть в!.. Сам знаю, что дурак.
(«Если б только дурак, — безнадежно-тоскливо подумал он. — Это ведь только
цветочки. Погоди, сейчас ягодки начнутся».)
Ну, в общем, совсем я перепугался. А что, думаю, если ОН и правда есть? И я
действительно душу ЕМУ продал? Что тогда?
конецформыначалоформыНу, и стал себя успокаивать. Да не может, мол, этого быть! 21-
й век на дворе, а я тут сижу, бабушкиными сказками себя пугаю. Нет никакого!.. Ну, словом,
если ОН есть, пусть явится! И ОН явился.
— Кто явился? — глядя на него совершенно круглыми глазами, еле слышно прошептала
жена. — Ты что, рехнулся?
— Вер, я понимаю, как это всё звучит, и что ты сейчас думаешь, но я не сумасшедший.
ОН мне действительно явился, и я с НИМ действительно разговаривал. Просто возник вдруг
в кресле в виде молодого мужчины, поговорил со мной и исчез.
— Да ты заболел! Тебе к врачу надо. У тебя галлюцинации!
— А 10 тысяч долларов — это тоже галлюцинации!? А договор этот — это тоже
галлюцинации!? — Игорь вытащил из газеты вложенный туда договор и сунул его жене. Та
машинально взяла его в руки и принялась растерянно читать. — Ну, что — убедилась?
— Ну и что, что договор? — подняла на него глаза жена. — Вот тебе из-за него черти
теперь и мерещатся! Из-за стресса. Переволновался и напридумывал себе невесть что.
Навоображал!
— Какого, блядь, еще стресса! — в ярости прошипел Игорь. — Говорю тебе, я с НИМ
разговаривал! Вот как с тобой. Ладно, впрочем. Выслушай меня до конца, а там хочешь верь
— хочешь нет. Дело твое. Не поверишь — еще лучше. Главное — выслушай.
— А почему это я тебя должна слушать? Что это ты так на этом зациклился? — в голове
у жены опять, судя по всему, зашевелились какие-то смутные подозрения. (А может, всё-
таки?.. Может, все-таки он ей просто голову морочит? А сейчас опять та корреспонденточка
молоденькая внезапно всплывет?)
— Потому, что ОН мне это приказал, — безнадежно сказал Игорь. (Бесполезно!) —
Чтобы я тебе всё рассказал от начала до конца. Во всех подробностях и ничего не утаивая.
— Ну, в общем, ты сумасшедший. Точно! У тебя мания. Я про такое по телевизору
видела.
(«Господи! Ну какая же она, оказывается, дура! — удивленно подумал Игорь. — Как это
я раньше-то не замечал?»)
— Вер, ты можешь меня просто выслушать? Ну, вот просто молча выслушать, и всё!
Просто как бред сумасшедшего. Тем более, что с сумасшедшими ведь не спорят. Их только
слушают и во всем поддакивают. Вот и ты только послушай меня, и всё. Можешь даже не
поддакивать и вообще не слушать меня, а только делать вид, что слушаешь. Мне это всё
равно. Даже ещё лучше. Главное, не перебивай.
— Ну, говори, говори, — сладеньким голоском пропела жена. Пожелание «не
перебивать» она, судя по всему, благополучно пропустила мимо ушей и теперь явно
готовилась к дальнейшим пререканием и комментариям по ходу рассказа.
(«А может, оно и к лучшему? — неожиданно вдруг пришло в голову Игорю. — Может,
она так за деревьями и леса не увидит? Главное за своими цепляньями мелочными не
поймет? Решив доказать мне во что бы то ни стало, что она права, что она «всегда всё
чувствует», а у меня просто «мания» и что я вообще переволновавшийся идиот. Может, всё
еще и обойдется как-нибудь? А вдруг?!»)
— Так?.. На чем я остановился?
— Что тебе явился черт, — ехидно подсказала жена. — В виде симпатичного молодого
мужчины. Хорошо еще, что не женщины. Стильного вида, в джинсах в обтяжку, тебе такие
нравятся.
(«Дура набитая! — с внезапной злобой подумал Игорь. — Простейшее. Одноклеточное,
блядь. Одноизвилиновое.)
— Да… — Игорь решил больше вообще не обращать внимания на жену, не реагировать
на её реплики, а просто рассказывать всё «как на духу», как ему, собственно, с самого начала
и советовали, адресуясь непосредственно к какому-то невидимому высшему исповеднику. А
жена…
Тем лучше, что она у меня такая дурища вдруг оказалась. Она, наверное, и вообще
своими куриными мозгами не поймёт, о чем сейчас речь пойдет. Просто не догонит. Не
въехала же она, что я ей про ЕГО приказ сказал. Что я теперь ей только правду должен
говорить. Голую. Без прикрас. Нагую. А уж сумасшедший я или нет — не важно. Главное, что
у меня же теперь всё, что угодно, выпытать можно. На любую тему. Лови момент! Про что ни
спросишь — про то я и отвечу. Всю подноготную выложу. Как на духу. Только спрашивай!
Она этот моментик вообще не заметила. Прозевала и прохлопала. Её сразу куда-то в
другую сторону совсем по кочкам понесло. По целине. «Чушь это, и всё! По телевизору я
видела!» Ну, и славненько! Чего мне её разубеждать? Мне же лучше. Пусть и дальше на всех
парах несётся. С богом! Доказывает мне, что я верблюд. Я не против. Я на всё согласен. Хоть
на верблюда, хоть на сумасшедшего, хоть на кого угодно! Всё лучше. Чем на самом-то деле.
Потому что на самом-то деле для такой твари как я, названия вообще нет. Не придумано ещё.
Для такой мрази. Сына родного!.. Да и… Ну да, будем надеяться, что до этого дело не дойдет.
До разговоров на эту тему и до объяснений. Авось, удастся и проскочить. Если немного
повезет и особенно, если рассказ мой умненько построить. Сагу о Форсайтах ей рассказать.
Про дона Педру и донну Хуанитту.
конецформыначалоформы «Если Вы что-то исказите, скроете, приукрасите, представите
в лучшем свете…» — вдруг всплыло у него в памяти грозное предостережение. Мысли у
Игоря заметались.
«А я ведь именно это и собираюсь сделать, — сообразил он. — «Исказить, скрыть и
приукрасить». «Представить в лучшем свете». Пользуясь внезапно открывшейся
беспросветной глупостью моей дуры-супруженицы. Веры, свет, Валентиновны. И чего это
она, к слову сказать, так вдруг внезапно поглупела? Именно сегодня. Что-то я за ней ничего
такого никогда не замечал. Ну, баба как баба. В меру умная, в меру глупая. Не Софья,
конечно, Ковалевская и не Мария Кюри, но женщина в общем-то вполне разумная и
здравомыслящая. Способная всё нормально воспринимать.
А сегодня прямо как белены объелась. Как, блядь, с цепи сорвалась! Вообще ничего не
слушает, не понимает и слова мне сказать не дает. Ты ей про Фому, а она тебе про Ерёму.
Талдычит, вон, про свою «манию», и хоть ты кол ей на голове теши! В общем, словно
подменили человека. Как будто специально меня подталкивают и подзуживают: обмани её,
обмани!.. Запутай! Искази истину!.. Скрой, приукрась! Это же так просто!.. Блазнят.
(«Блазнит меня нечистый, в другой раз привиделся», — пришла ему неожиданно на ум какая-
то древняя цитата.)
Ну, не «скрой», конечно, на это я не решусь, а просто… преподнеси всё в нужном свете.
Зачем тебе жизнь рушить? Ракурс чуть-чуть сдвинь, угол освещения слегка измени — и всё!
Готово дело! Картина сразу заиграет в нужных тебе тонах. И никакой ты окажешься не злодей
и не монстр, а, наоборот, чуть ли даже не страдалец. Сколько ты перенес за это время! Как
мучился! Разве просто было на такое решиться! Сына родного!.. Это же целая трагедия.
Душевная драма. («Душевная», блядь!) И ведь не случилось же ничего!
А она сейчас всему поверит. Всё за чистую монету примет. Как преподнесешь, так она и
воспримет. И обмана формально никакого нет. Как тебя просили, так ты всё и рассказал.
Ничего не скрыл и не утаил. Правда, о некоторых деталях чуть поподробнее поговорил, а о
некоторых так… вскользь… мельком, но это уж…
Н-н-да… Только с кем я собираюсь в эти игры-то играть? С НИМ?! Кого обмануть-то
хочу! ЕГО?!
Это, наверное, просто еще одно ЕГО испытание. Последнее. Искушение, на которое я
чуть было не поддался. Нет уж! Никто ведь со мной спорить и объясняться не будет. Не
загорится листочек в полночь — вот и все объяснения. Оставайся со своими хитростями.
Хитри и дальше. Нет уж!
И сам-то я, между прочим, случайно ли так подробно всё ей рассказываю? На бобах
развожу. Хожу вокруг да около. Мне надо суть до неё донести, а я как раз именно суть-то эту
и пытаюсь всеми силами скрыть. Утопить её в море никому не нужных подробностей. В
разглагольствованиях про джинсовые костюмы каких-то там девиц».
— Вер, слушай, вот что! — Игорь хлопнул слегка ладонью по столу, чтобы привлечь
внимание жены. — Слушай меня внимательно. Дело вот в чем. Действительно ли ОН явился
или это я сам себе вообразил — не это главное. Главное, что я в это поверил. И попросил ЕГО
расторгнуть договор. Любой ценой!
В качестве цены ОН назначил Валерку. Чтобы я его привез по указанному адресу для
развлечения… — Игорь сглотнул, но справился с собой и продолжил, — для развлечения
целой компании педофилов. И я это сделал. Если бы они его там мучили и убивали — я бы и
пальцем не шевельнул. Если бы они тебя потом потребовали — я бы и на это пошел. Я бы
вообще на всё пошел! На всё, что угодно. Я бы сам и его убил, и тебя! Собственными руками.
И любого другого. Лишь бы самому спастись. Я всех вас предал. Всех и вся. Вот это
главное, — он немного подумал и добавил. — И сейчас бы предал. Если бы опять пришлось
выбор делать.
конецформыначалоформыИ вот еще что. Я ЕМУ, по сути, клятву дал. Говорить тебе
сегодня одну правду и ничего не утаивать и не пытаться скрыть или даже приукрасить.
Можешь меня спрашивать о чем хочешь, я тебе всё расскажу. ОН мне обещал, что, если я всё
это выполню, мой договор сгорит сегодня в полночь, и я буду свободен. И ради этого я на всё
согласился.
Игорь замолчал. Молчала и Вера. Игорь поднял на неё глаза. Вера смотрела на него не
отрываясь. Судя по всему, она еще не до конца осмыслила только что услышанное. Не
мудрено!
— Так ты готов был отвезти… Валерку?.. — наконец тихо-тихо спросила она.
— Ты меня не поняла. Я не «готов был отвезти». Я уже отвез! Сегодня. Только что, —
безнадежным голосом, глядя в стол, горько ответил Игорь.
— Что?! Что ты такое сказал?! Так его?.. Отвечай!! Отвечай немедленно! Что?.. Что они
с ним там сделали!!?? — в ужасе закричала жена.
— Ничего. Ничего с ним там не сделали, — поспешил успокоить её Игорь. — Никаких
насильников там не оказалось, — так же горько продолжил он. — Там меня ждал тот же
самый мужчина вчерашний, ну… ОН, и приказал мне ехать домой и рассказать всё тебе. Я и
приехал.
— Так его никто не трогал? — всё еще не в силах успокоиться, взволнованным голосом
переспросила жена.
— Нет.
Вера облегченно вздохнула. Потом глаза её вдруг расширились. Она начала понимать.
— Как… тот же самый … мужчина?.. — запинаясь на каждом слове, неуверенно
проговорила она. — Что и вчера?.. Ты его и сегодня … видел?
— Да. И Валерка видел. Можешь у него спросить.
— А вчера… ты говоришь… он просто в кресле возник?
— Да. Я вызвал ЕГО, и ОН явился. Возник из ничего. А потом так же исчез. Поговорил
со мной и исчез.
— А сегодня ты его опять видел?
— Да.
— Матерь божья! Свят-свят-свят! — мелко закрестилась жена и забормотала какую-то
молитву.
Потом взгляд её упал на договор, и она резко и стремительно отодвинулась вместе со
стулом от стола, инстинктивно стараясь, видимо, держаться от него как можно дальше.
— Так ты действительно продал душу… дьяволу… — не отрывая взгляда от лежащего
на столе листа бумаги с небольшим бурым пятном внизу, тихо, словно про себя прошептала
она.
Игорь молчал. Сидящая напротив женщина, когда-то давным-давно, в той, другой,
земной жизни бывшая его женой, начала медленно-медленно осознавать происходящее.
Обрушившийся на неё поток информации, тем более такой информации — совершенно
дикой, невероятной и сверхъестественной, которую вообще трудно сразу воспринять всерьез
— сначала попросту ошеломил её и сбил с толку, но сейчас она начала её, эту информацию,
потихонечку осмысливать и переваривать, постепенно приходя в себя. До неё стало наконец
доходить, что именно сказал её муж. Игорь ждал.
— Постой-постой!.. так ты вел Валерку, думая, что там над ним снасильничают?..
надругаются?..
— Да.
— И ты… И говоришь, если бы даже его там убили, ты бы и слова не сказал?
— Да.
— И сам бы убил? Собственными руками? Своего сына?! Как? Ножом? Как Иван
Грозный?
— Не мучай меня! — чуть не закричал Игорь. («Не пытайтесь ничего скрыть и
приукрасить!») — Как сказали бы. Как сказали бы, так и сделал. Ножом, значит ножом.
— И меня бы убил?
— Да.
— Но почему!? Почему!? Я просто не понимаю! Я же твоя жена! Это твой сын. Как ты
вообще можешь такие вещи так спокойно говорить!? Я просто не понимаю, что происходит!
Что с тобой такое случилось?
конецформыначалоформыИгорь помолчал. Потом, всё так же уставясь в стол и не
поднимая глаз, начал говорить:
— Послушай, Вера. Постарайся меня понять, — он запнулся, мучительно подыскивая
нужные слова, чтобы возможно точнее выразить свои мысли. — Я вчера узнал, что Дьявол
действительно есть. И ад есть. Одни люди верят в Бога, другие нет, но даже у тех, кто верит,
всегда остается зернышко сомнения. По крайней мере, мне так кажется. Да чего там
«кажется», так оно и есть! Одно дело, абстрактно верить, и совсем другое — просто знать.
Это совершенно разные вещи. Не случайно все те, кто видел Христа и тесно с ним общались,
видели его воскресенье — все они стали апостолами, святыми и прочее.
Потому что, твердо зная, что рай есть, загробная жизнь есть, можно здесь, на земле,
ничего не бояться и смело на любые муки идти. Твердо зная, что на небесах воздастся.
Именно поэтому, наверное, ни бог, ни дьявол никогда не являются никому. И чудес поэтому
никаких нет. Потому что это всё бы меняло. Мир был бы тогда другой. Никакой свободы воли
бы не было. Ничего бы не было! Никто бы не грешил да и вообще, наверное, ничего не делал.
Все бы только молились и мечтали поскорее умереть и в рай попасть. Потому-то наш мир
грешный, такой, какой он есть, и существует, что зернышко сомнения всё-таки всегда
присутствует. Даже у святых. Кто там знает, что после смерти будет? И будет ли вообще что-
то? Может, вообще ничего не будет! Никто же оттуда не возвращался. А живем только один
раз. На этом всё и держится.
Я сбивчиво, наверное, говорю, но это потому, что тема сложная, — Игорь помолчал,
подумал и продолжил. — Ну так, а я вчера действительно узнал, что Дьявол существует.
Именно узнал! И ад, значит, существует. И душу я, значит, действительно продал. И буду за
это вечно гореть в аду. Вечно!! Представь себе: вечно! Да я умру через 30 лет и забуду после
смерти о вашем существовании — и тебя, и Валерки! Души же, вроде, не помнят о своих
земных привязанностях. Да если даже и помнят! Ну, сколько я буду вас там помнить? 10 лет?
100? А тут — вечность!
Да что я говорю! Какие 100!
Умру я завтра, ты через год-другой замуж выскочишь и про меня забудешь. Как будто
меня и не было никогда. Особенно, если новый муж хороший попадется.
— А если я завтра умру — ты меня тоже сразу забудешь? — тихо спросила Вера. — И
опять женишься?
— Я уже забыл. Я вообще чувствую себя, как мертвый среди живых. Да я и есть
мертвый. Вернувшийся из ада. Я теперь точно знаю, что загробная жизнь есть, и земная для
меня — миг перед вечностью. Это — запретное знание, человеку нельзя его знать, теперь я
это понял. Не знаю уж, за что Бог меня им наказал.
* * * * * ______
Минутная стрелка неотвратимо ползла к двенадцати. Игорь сидел за столом на кухне и
не отрываясь смотрел на лежащий перед ним листок. Жена давно уже, ещё днем, уехала с
сыном на дачу. Она явно боялась с ним разговаривать, боялась оставаться с ним одна. Вообще
находиться с ним рядом. Как будто он действительно превратился вдруг в какое-то страшное
чудовище, в нелюдь.
Ровно в полночь листок ярко вспыхнул. Игорь сидел, опустив голову на сложенные на
столе руки, и бездумно следил, как пламя жадно пожирает бумагу с напечатанным на ней
текстом. «…Душа…», — вдруг бросилось ему в глаза последнее нетронутое ещё огнём слово.
Миг — и оно тоже бесследно исчезло в пламени. На столе осталась только маленькая горка
пепла.
*****
*****
***
Из дневника.
Господи, какую девушку я сегодня видел! Бог ты мой! Весь день только о ней и
думаю. Такого со мной вообще никогда еще не было. Так и стоит ее лицо перед
глазами! Улыбка… Глупо, конечно, но я, кажется, в нее влюбился. С первого
взгляда! Да не «кажется», а точно. Найду! Во что бы то ни стало! Найду, чего бы
мне это ни стоило. Найду, найду, найду! Обязательно найду! Милая…
*****
***
Из дневника.
*****
Весь следующий день Заславский просидел в офисе секты (так он про себя теперь
называл всю эту контору). Прослушал очередную лекцию, перезнакомился с кучей каких-то
совершенно странных и диких людей, от кришнаитов до скучающих дамочек среднего
возраста его круга, не знающих, чем себя занять. Все это было замечательно, и лекция опять
была очень интересная («Порядок и хаос»), но пришел-то он сюда не за этим. Девушки по-
прежнему не было. Похоже, надежды встретить ее здесь не оправдались. Надо было что-то
делать. Менять тактику.
***
Из дневника.
Опять весь день проторчал в этой секте, и все без толку. Господи! Чего только не
наслушался! Что у людей в голове?! Совершенно особый мир какой-то.
Один рассказывает:
«Впал я в состояние транса, и ко мне явились одновременно бог и дьявол. И стали
тянуть меня в разные стороны. Бог говорит: его надо в рай. А дьявол: его нельзя в рай, он
совершил много дурных поступков! А бог: он их из лучших побуждений совершал.
И открылся вверху какой-то светлый туннель, и только я туда полетел, как очнулся».
Ну, в общем, дурдом на колесиках. Сам тут дураком станешь. С девушкой одной
познакомился. Ну, точнее, женщиной молодой, лет 30-и. Ребенок есть. Совершенно, судя по
всему, обеспечена, со средствами. А я, говорит, на все подобные семинары хожу. Просто,
чтобы время занять. Караул, короче! Чем только люди не занимаются от скуки. Хоть богом,
хоть чертом, лишь бы время убить.
Ладно, впрочем. Мне не до этого. Да! Лекция была опять интересная. «Порядок и хаос».
Хотя, черт с ней, и с лекцией тоже! Меня все эти проблемы, в общем-то, совершенно не
волнуют. Любопытно, конечно, но не до такой же степени, чтобы сюда специально ради этого
ехать. Потащился бы я с утра пораньше к черту на кулички про «Порядок и хаос» слушать и
со всякой шизой общаться! Как же! Да провались они все! У них своя жизнь, у меня своя.
Вполне меня устраивающая. Ну, может, и не совсем устраивающая, но уж, по крайней мере,
не настолько неустраивающая, чтобы на подобные сборища от скуки ездить. Ладно, тьфу!
Запутался я во всех этих дурацких рассуждениях. Да и голова у меня сейчас совсем не тем
занята. Перечитал тут свои последние записи — как будто вообще не я писал. Какой-то
просто поток сознания.
Где Она, короче? Где!? Где, где, где? Где, где, где, где, где, где, где, где??! Где?????!!!!!
Я не могу ни думать ни о чем, ни заниматься ничем. Места себе не нахожу! Все мысли
— только о ней. О ней! о ней! о ней! Где она? Ласточка моя, касаточка. Девочка…
ненаглядная… Думаю о ней, и плакать от нежности хочется. Я даже и представить себе
раньше не мог, что такое возможно. Думал, только в книжках.
Не знаю, мне кажется, если бы я ее сейчас из окна увидел, я бы вниз спрыгнул, лишь бы
ее еще раз не потерять. Я просто с ума схожу! Я бы за один только её взгляд сейчас всё отдал!
Бросил бы всё и уехал бы с ней куда глаза глядят.
P.S. Хотя, нужно оно ей, это твое «всё»!.. Как и ты сам.
P.Р.S. Пытался письмо ей написать любовное. Ничего, естественно, не получается. И
писать я не умею, да и слов таких, наверное, нет. Если бы я смог на бумаге выразить, что я
сейчас чувствую!.. Вот, кстати, прекраснейшее подтверждение вчерашней лекции. Личный,
индивидуальный духовный опыт, чувства, эмоции, любовь — абсолютно неизучаемы и
непознаваемы. А значит, с точки зрения современной науки вообще не существуют. Но
почему-то, когда я говорю, что люблю! мне все верят, а когда, что видел сегодня ночью
привидение — в лучшем случае скептически усмехаются. А в чем, собственно, разница-то? И
то, и другое — неподтверждаемо.
*****
На следующий день была суббота. Заславский это как-то заранее не сообразил, а потому
сиё событие, совершенно в общем-то ординарное, застало его врасплох. Он покрутился
немного около запертой двери хорошо знакомого ему уже теперь офиса и не солоно хлебавши
поехал домой. Настроение у него было ужасное. Мысль, что ни сегодня, ни завтра он Ее уж
точно теперь не увидит, была совершенно непереносима. Как будто в жизни неожиданно
образовалась какая-то двухдневная зияющая пустота. Бездна, которую невозможно ничем
заполнить.
***
Из дневника.
Суббота. Офис закрыт. Кошмар. Жизнь потеряла смысл. Как я эти два дня
проживу — сам не знаю. Все мысли — о Ней, о Ней и только о Ней! Ни о чем
другом думать не могу. Да и не хочу… Нет ничего другого… Вообще ничего
больше нет. Только Она. Одна во всем мире… Да и мира никакого нет. Она и есть
мир! Больше нет ничего. Я бы умер сейчас за один только Её взгляд, за одно только
слово. Сказала бы Она — и я бы умер. И был бы счастлив.
Господи! Если Ты есть, дай мне Её еще хоть раз увидеть! Ну хоть мельком,
хоть один-единственный разочек!
Попробую все-таки написать ей письмо. Нет сил удержаться. Никогда я его,
наверное, не отправлю, но…
ПИСЬМО.
Я люблю Тебя! Люблю. Люблю, люблю, люблю, люблю, люблю! Я всегда любил
Тебя, просто раньше я этого не знал, а теперь знаю. И всегда теперь буду любить.
Вечно. Я никогда больше Тебя не покину. Если Ты прогонишь меня — я просто умру.
Как умирает человек без пищи, без воздуха. Я даже имени Твоего не знаю, но вот я
думаю о Тебе — и сердце рвётся от нежности. Улыбаешься Ты — и всё вокруг
улыбается, мир улыбается; хмуришься — и вселенная застилается мраком.
Ты и есть моя вселенная. Другой нет и не надо.
Ты знаешь, мне было очень плохо без тебя. Очень! Правда. Правда-правда! Я
вообще не знаю, как я жил все эти годы. Да я и не жил. Так… Прозябал. Катился
куда-то по инерции. Зачем-то женился, зачем-то развелся, зачем-то опять
женился. Встречался с какими-то женщинами… Ты прости меня, ладно? Это не я
был. Всё это теперь не имеет значения. Кроме Тебя. Только Ты одна. Ты, Ты, Ты. И
ничего больше. Ничего. Только Ты.
*****
*****
Давно не писал. Некогда всё было. Развод этот… Имущество… Все эти дрязги.
Всё же, вроде, оставил, а всё равно.
Впрочем, неважно. Не имеет значения всё это. Ничего вообще не имеет
значения. Кроме Неё. Когда я вижу Её… Я теперь часто вижу Её. Каждый день.
Счастье моё… Солнышко моё… Он не обманул. Я действительно буду любить тебя
всегда. Что бы ни случилось. Вечно. И в этой, и в той жизни. Мне ничего не надо
без тебя. Ни ада, ни рая. И я всегда буду видеть тебя такой же, какой увидел тогда. У
светофора. В самый первый раз.
*****
Евангелие от Иоанна.
I.1.
Позже Олег Викторович Красин и сам не мог себе толком объяснить, с чего это вдруг
ему вздумалось позвонить по одному из бесчисленных объявлений, заполнивших за
последнее время почти все центральные газеты: «Колдовство», «Черная и белая магия»,
«Сниму порчу» и т. д и т. п. Так, как-то… Случайно все получилось. По наитию. Никогда до
этого не звонил, а тут вдруг взял, да и… Словно бес под руку толкнул. Он даже и не знал в
тот момент, о чем он, собственно, собирается говорить-то? Для чего звонит? Просто набрал
номер…
Однако разговор превзошел все его ожидания.
— Алло! — услышал он в трубке приятный мужской голос.
— Алло! — после некоторой заминки ответил Красин. — Здравствуйте, я по
объявлению.
─ Да, Олег Викторович! Я Вас слушаю.
Красин от неожиданности чуть не выронил трубку. На мгновение ему показалось, что он
перепутал номер и позвонил по ошибке какому-то своему знакомому. Хотя, какому еще
«знакомому»!? Голос в трубке никому знакомому его явно не принадлежал.
— Э-э… простите… Я, наверное, не туда попал, не тот номер набрал… А с кем я
разговариваю?..
─ Да нет, Олег Викторович, никакой ошибки. И номер Вы тот набрали и попали туда. Вы
же по объявлению в газете звоните? «Ясновидение и колдовство»?
— Д-да…
─ Ну, вот видите. Именно по объявлению Вы и попали.
─ Но откуда тогда Вы меня знаете? ─ растерянно пробормотал сбитый с толку Красин.
— Ну, как откуда? Вы же звоните по объявлению «Ясновидение и колдовство». Яс-но-
ви-де-ни-е! Так чего же Вы хотели? ─ собеседник на том конце провода явно забавлялся.
— Да… — еще более растерянно снова промямлил Красин.
Он совершенно потерялся и абсолютно не представлял себе, что в этой ситуации делать
и как теперь себя вести дальше. Все происходящее вообще стало казаться ему каким-то
нереальным. Сном каким-то наяву. Да не может такого быть! Сейчас зазвонит будильник, и
он проснется. Будильник, однако, что-то не торопился. Сон продолжался.
— Знаете, Олег Викторович, я тут совсем рядом с Вами нахожусь. Буквально в двух
шагах. В соседнем доме. (Красин автоматически посмотрел на номер. Да, действительно…
Как же он сразу-то не обратил внимание?..) Ну, где булочная. 1-й подъезд, 5-й этаж, квартира
20. Код в подъезде 382. 3-8-2! Запомнили? — Красин механически повторил вслух цифры
кода. — Правильно. В общем, заходите прямо сейчас. Жду. Заходите-заходите! Не пожалеете!
─ энергически добавил напоследок мужчина и повесил трубку.
Красин некоторое время в недоумении на нее смотрел, потом пожал плечами и положил
трубку на место. Впечатление от разговора, честно говоря, было сильное. Вот так, сразу:
«Здравствуйте, Олег Викторович! Это Вам для знакомства, так сказать, наглядный образчик
моего ясновидения». Да-а!.. Впечатляюще!.. Очень впечатляюще. Да-а!.. Что и говорить. Вот
тебе, бабушка, и Юрьев день! Вот тебе и колдовство с ясновидением. А я-то думал, что все
это жульничество одно. Да-а!..
В голове, кроме этого дурацкого «Да-а!..», ничего не было. Красин, сказать по правде,
по-прежнему пребывал в полнейшей растерянности. Сеанс колдовства и ясновидения застал
его совершенно врасплох.
Прямо по Булгакову! — мелькнуло у него в голове. — «Мастер и Маргарита» какая-то.
Пресловутая сцена в варьете. Сеанс черной магии с последующим ее разоблачением. Кто там
меня в нехорошей квартире № 20, интересно, ждет? Воланд и компания? Хотя я, вроде, не
Степа Лиходеев и не этот… Как его там?.. Ну, директор этот акустический. Который в ложе с
женой и любовницей еще сидел и все разоблачений требовал? Аполлон какой-то там…
«А позвольте, Аполлон Григорьевич, узнать, где Вы были вчера вечером?» М-да…
«Аполлон Григорьевич был вчера вечером на заседании акустической комиссии, но я не
понимаю, какое это имеет отношение к черной магии?» — «Вуй, мадам! Естественно, Вы не
понимаете. Насчет же заседания акустической комиссии Вы в полном заблуждении. Отпустив
шофера, Аполлон Григорьевич сел в автобус и отправился в гости к артистке Милице
Прокобатько, у которой и пробыл около 4-х часов».
Олег Викторович был человеком весьма и весьма начитанным и в душе очень этим
гордился. Классиков он вообще мог цитировать целыми кусками и имел дурную привычку
делать это к месту и не к месту и по любому поводу. То, что сейчас отчество и фамилия этого
злосчастного Аполлона выпали у него из памяти, было неприятно.
Как же его фамилия-то все-таки была? Семплеяров?.. Черт! О чем я думаю!? —
опомнился вдруг он. — Булгаков — это, конечно, замечательно, но мне-то что делать? Идти
или не идти? А чего не идти-то? Интересно же! Чего он там еще мне понарассказывает? Маг
этот черный. Или кто он там? Колдун ясновидящий. Тем более, что бояться мне нечего.
Любовницы тайной у меня ─ увы и слава богу! — нет. По Милициям я на автобусах не
разъезжаю. Н-да-с… Пойду, короче. Конечно, пойду! Еще бы! Ну, надо же! Действительно,
ясновидящий. «Здравствуйте, Олег Викторович!» Офигеть! Нет, правда! С ума сойти можно!
Последние слова Красин неразборчиво бубнил себе под нос, уже торопливо одеваясь.
Его постепенно охватывало то лихорадочное возбуждение, которое всегда охватывает
человека при встрече с чем-то чудесным и сверхъестественным. С чем-то необъяснимым.
Мысль, что он будет общаться сейчас с самым настоящим колдуном, будоражила
воображение.
«Через поля, через моря колдун несет богатыря!», ─ промурлыкал он вслух, захлопывая
дверь. — Или «через леса»?.. Ну, леса, леса!.. «Там чудеса, там леший бродит!..»
Предвкушение от близкой встречи с какой-то тайной стало почти нестерпимым. Красин
чуть ли не бегом бросился к лифту.
2.
Дверь в квартире № 20 открыли сразу. Молодой мужчина лет 35-и стоял на пороге и
вежливо улыбался.
— Пожалуйста, проходите, Олег Викторович! ─ посторонился он.
Красин молча прошел, решив ничему пока не удивляться. Посмотрим, что дальше будет.
Что он мне предложить собирается? Сам же зазвал.
Вообще-то, если честно, Олег Викторович хоть и старался изо всех сил держаться
скептически и независимо, но на самом-то деле чувствовал себя сейчас как ребенок в
кукольном театре. Свято верящий, что фея взмахнет вот-вот волшебной палочкой, и… Да
только зачем это раньше времени показывать?
— Вот сюда, ─ мужчина указал рукой на дверь в комнату. — Садитесь, пожалуйста.
Красин неторопливо и с достоинством уселся в предложенное ему массивное кожаное
кресло и стал ждать продолжения.
«И…»? «Взмахнет, и…»? Ну, говори, раз уж начал. Не тяни резину. Что ты мне
предложить собрался? «Заходите — не пожалеете!» Ну, вот он я. Зашел. Дальше-то что?
— Дальше, Олег Викторович, вот что. (Красин так и подскочил от неожиданности в
своем кресле. «Я что, вслух, что ли, последнюю фразу произнес?» ─ с недоумением спросил
он сам себя. Ощущение близости чуда еще более усилилось.) Я тут изучил Вашу астральную
карту, пока Вас ждал…
(Олег Викторович невольно досадливо поморщился. «Астральную карту»!..
Многочисленные выступления разного рода шарлатанов в средствах массовой информации,
особенно по телевидению, выработали у него стойкую идиосинкразию к подобного рода
терминологии.
Хотя, с другой-то стороны, тут-то как раз результаты были налицо. «Здравствуйте, Олег
Викторович!» Ладно, какая в конце концов разница!? Карта, так карта. Может, действительно
так надо? Память с готовностью нарисовала ему подходящую картинку из «Фауста». Где
ведьма варит эликсир молодости и тоже творит при этом какие-то полубезумные заклинания.
«К чему, скажи мне, эти представленья?» ─ «Чудак, ведь это лишь для смеха!.. Довольно,
мудрая Сивилла». Черт! Кажется, я два перевода в одну кучу смешал. Пастернака и
Холодковского.)
— Вы хотите помолодеть? ─ вдруг услышал он вопрос, снова прозвучавший словно в
ответ на его мысли.
На этот раз Красин был по-настоящему ошарашен. Сражен наповал. Он в каком-то
суеверном ужасе воззрился на сидящего напротив человека. Второе подряд совпадение! Если
первое еще можно было списать на какую-то случайность, то второе… Он что, действительно
ясновидящий, прах его побери! Но ясновидящих же не бывает!
Олег Викторович почувствовал самый настоящий страх.
Да не бывает такого! Он же в конце концов образованный человек, начитанный. Не
специалист, конечно, но телевизор смотрит, газеты читает. Не бывает такого! Чтобы прямо
так вот, мысли читали, как с листа. Да что это такое-то?! Что за сеанс черной магии в доме
«где булочная»? Может, сейчас и Азазелло с Бегемотом в зеркале появятся, и серой запахнет?
— Простите? — замер вдруг он, осознав наконец и смысл только что услышанного.
Ладно, пёс с ним, с этим его ясновидением, но что он предлагает?! О чем говорит? Что значит
«помолодеть»? Это что, действительно возможно?! неужели?.. Захлестнувшая его безумная
надежда вытеснила даже страх. ─ Как это «помолодеть»? По-настоящему? Это действительно
возможно?
(Мозг его лихорадочно работал. Мысли метались. Неужели правда? Да нет, не может
быть! Это все бы так молодели. Шарлатанство наверняка какое-нибудь. Фокус-покус. Развод
на деньги. Сейчас предложит снадобье какое-нибудь колдовское по немыслимым ценам. Или
крем какой-нибудь.
Как Маргарите Азазелло дал, ─ опять услужливо подсказала память. — С болотным
запахом. Намазалась — и порядок! «Из зеркала на нее глядела молодая двадцатилетняя
женщина, кудрявая от природы». Я, кстати, тоже от природы кудрявый. Был когда-то!
Красин машинально погладил рукой свою давно уже лысую как бильярдный шар голову.)
— Ну, как Вам сказать… — неопределенно усмехнулся мужчина. (Сердце у Олега
Викторовича упало. Так я и знал! Лажа какая-нибудь. Как обычно. Тьфу ты! А я, дурак, и
вправду чуть не поверил!) — Да нет-нет! Вы не расстраивайтесь, Олег Викторович, раньше
времени. Помолодеть, к сожалению, невозможно, но вот слетать на пару часов в прошлое —
вполне.
─ Как это: слетать на пару часов в прошлое? — не понял Красин. — Я что-то не… — он
хотел было сказать «не догоняю», но постеснялся почему-то употребить это полужаргонное
словечко. Собеседник невольно внушал ему какое-то непонятное уважение, — …въезжаю.
(А, черт!.. Еще лучше! Шило на мыло. Грамотей хренов. Библиофил. Знаток русской изящной
словесности, ─ окончательно смутился Красин.)
─ Ну, Вы выберете любой день своей жизни, и я Вас туда отправлю. Часа на два, ─
словно не замечая этой его невольной оговорки и его смущения, все так же спокойно и
утонченно-вежливо пояснил мужчина. (От этого его холодного, невозмутимого, светского
тона Красин смутился еще больше. Он чувствовал себя какой-то шантрапой. Плебей,
разговаривающий с аристократом, с патрицием. «Не въезжаю!..», «не догоняю!..». Ну, что-о
это?.. Лексика, как у пацана на дискотеке. Что за убогий словарь Эллочки-людоедки!.. Черт!)
─ Простите, простите! ─ поборол наконец всё же своё смущение Красин и попытался
вникнуть в суть дела. — Не могли бы Вы мне пояснить все поподробнее, если можно, ─
призвав на помощь всю свою эрудицию, тщательно подбирая слова и внимательно следя за
правильным построением фраз, отчего они сразу же стали получаться какими-то
неуклюжими и тяжеловесными, осторожно произнес он. — Я, наверное, все-таки не совсем
понимаю то, что Вы имеете в виду.
— Охотно, охотно, Олег Викторович! — широко улыбнулся мужчина и доброжелательно
посмотрел на Красина.
(А ведь он не представился! ─ вдруг мелькнуло у того в голове. — Странно мы как-то
разговариваем. Ну, не важно, в конце концов. Его дело. Может, у них, у колдунов, так
принято. «Что в имени моём?» Или «твоём»?.. А, не помню! «Моём»!.. «твоём»!.. ─ какая
разница! Вообще завязывать надо с этими бесконечными цитатами по любому поводу. С
цитированием этим блядским. С интеллигентщиной. Сосредоточиться ни на чем невозможно.
Постоянно «растекаюсь мыслию по древу». Или «мыслей»?.. Чем я там «растекаюсь»?
Тьфу ты, черт! Вот прицепилось!.. Фраза Роллана Быкова, между прочим. Из фильма
«Служили два товарища». С Высоцким в главной роли. Ну, почти главной… Тьфу!! Нет, ну
так положительно невозможно ни о чем думать! Вот дьявол! Какой только дрянью голова
забита! Не голова, а…)
─ Знаете, Вы не отвлекайтесь и внимательно меня сейчас послушайте! ─ чуть более
жестким, повелительным тоном внезапно сказал или, точнее, по сути приказал Красину его
удивительный собеседник.
(Как Иешуа Понтию Пилату, — успел только подумать Красин, после чего все цитаты и
прочий словесный мусор мгновенно вылетели у него из головы. Мысли сделались
необычайно ясными и четкими, как после большой чашки крепчайшего кофе; и он, всё же
несколько удивившись самым краешком сознания этому необычайному факту, тут же
послушно приготовился слушать.)
─ Итак… — мужчина сделал паузу, чуть более пристально взглянул на Красина,
убедился, судя по всему, что тот его внимательно слушает, после чего спокойно
продолжил, — Вы выбираете в прошлом какой-то день. Желательно эмоционально
насыщенный и потому хорошо Вам запомнившийся. И я Вас туда отправляю. То есть Ваше
нынешнее сознание окажется в том Вашем молодом теле.
Вы можете делать там, что угодно. На Вас нынешнем, теперешнем, это никак не
отразится и не скажется. Ну, знаете, все эти парадоксы времени, про которые так любят
фантасты писать… Дескать, что Вы каким-то своим поступком там измените свое будущее и
возвратитесь уже в другой мир. Так вот, ничего подобного Вам не грозит. Делайте смело, что
хотите. Даже, если Вы там погибнете ─ ничего страшного! Просто проснетесь здесь, и всё.
Да, кстати. Происходить все будет так. Вы во сколько обычно ложитесь спать? В
одиннадцать, кажется?.. ─ Красин машинально кивнул. ─ Ну, и отлично! Завтра заснете, как
обычно, и отправитесь в прошлое. Постарайтесь, чтобы Вас во время сна никто не беспокоил.
По крайней мере, в первой половине ночи. Часов до трех. Ну, телефон на всякий случай в
спальне отключите… Иначе Ваше путешествие во времени может быть прервано. Если Вас
не разбудят, то в прошлом Вы проведете часа два-три. Может, чуть больше. В общем, как
получится. По обстоятельствам. Не так уж и плохо, в сущности. Особенно, если с умом этим
временем распорядиться. А? ─ мужчина на секунду остановился и усмехнулся.
─ У Вас там появятся некоторые необычные возможности, но Вы сами на месте во всем
разберетесь. Это несложно. Вы их просто почувствуете в себе, и всё. Так что заранее и
объяснять ничего не надо. Только поосторожнее с ними. Не увлекайтесь. Не злоупотребляйте,
─ он помедлил.
─ Теперь главное. Куда отправиться? В какой день? ─ мужчина сделал еще одну паузу и
опять внимательно посмотрел на Красина. Тот слушал, затаив дыхание.
─ Видите ли, Олег Викторович, лучше всего подобные путешествия удаются в те дни,
когда человек совершил какую-то ошибку, потерпел какую-то неудачу и потом долгие годы,
если не всю жизнь, о ней вспоминает и страстно желает исправить. Негативные эмоции,
знаете ли, вообще лучше запоминаются, чем позитивные. Так уж люди устроены. (Слово
«люди» прозвучало у него как-то странно. Как будто он и не о себе в том числе говорил, а о
чем-то постороннем, его лично впрямую не касающемся. Так мог бы говорить о людях, к
примеру, марсианин.)
Ну, поскольку, как я уже Вам сказал, события там на событиях здесь никак не
отражаются, то пытаться отправляться туда, в прошлое, с целью изменить что-то в своей
нынешней жизни, совершенно бесполезно. Скажем, деньги удачно вложить или, наоборот,
спасти. Как бы, дескать, мне тогда хорошо сейчас жилось!.. Это все не получится. Поэтому
чем-то серьезным там, в прошлом, заниматься ─ бессмысленно.
Но вот чем-то несерьезным!.. ─ мужчина остановился и вдруг довольно откровенно
подмигнул Красину.
Тот настолько удивился, что даже не успел улыбнуться в ответ. Просто сидел, с глупым
видом таращился на собеседника и хлопал глазами.
─ Ну, скажем, с девушкой любимой у Вас когда-то ничего не получилось, не сложилось,
отказала она Вам ─ что ж, бывает! ─ а вот сейчас можно попытаться все исправить.
Переиграть! Наверстать упущенное! Вернетесь сюда потом с массой приятных впечатлений и
незабываемых воспоминаний! Вот это все вполне возможно.
У Вас ведь были в жизни такие ситуации! ─ опять заговорщически подмигнул он
совершенно растерявшемуся Красину. ─ Как и у любого из нас? Ну, помните, в институте?..
Ирочку Беляеву?..
(Красин помнил. Он прекрасно помнил ту сцену около института, когда он набрался
наконец смелости, нагнал после занятий спешащую домой девушку и предложил ей,
заикаясь, бледнея и краснея, «где-нибудь сегодня встретиться». И ее презрительно-
равнодушный ответ, что «она сегодня занята». И как на следующий день её кавалер,
здоровенный такой парень, выше Красина на целую голову и тяжелее килограмм, наверное,
на двадцать, отозвал его в сторонку и, нагло ухмыляясь, сообщил, что «они с Ирой так вчера
хохотали!».
Впрочем, от предложения Красина, абсолютного чемпиона института по самбо,
«поговорить об этом поподробнее», он почему-то уклонился, как-то сразу увял и мгновенно
куда-то испарился. Это Красин тоже сейчас со злорадством вспомнил.
Он вообще много чего как-то сразу вспомнил. Вот ведь, сколько времени прошло, он
давным-давно уже женат, дети, чуть ли не внуки! Ирочка сто лет как замужем ─ за тем самым
парнем, кстати, кажется! ─ а он, оказывается, так ничего и не забыл. Да чего там
«оказывается»! Разве мало он потом ту сцену вспоминал и в душе прокручивал?! Да раз сто,
наверное, не меньше! Да какие сто? Тыщу, небось, а то и больше.
Правильно колдун этот ясновидящий сказал: негативные эмоции не забываются! Ну,
может, и не совсем так он сказал, но не суть важно. Смысл именно такой. Тот самый.
Действительно не забываются. Огненными буквами, похоже, запечатлеваются они на
скрижалях сердца. Выжигаются, блядь, по живому. На всю оставшуюся жизнь. Дддьявол!!)
─ Так вот, ─ вкрадчиво улыбаясь, продолжил мужчина, ─ Вы ведь можете сейчас все
исправить! С Вашим нынешним опытом! Более того! ─ он сделал очередную эффектную
паузу. ─ Вы можете отправиться туда вместе с ней!
─ Как это: вместе с ней? ─ как эхо, повторил вслед за ним пораженный Красин. Он
ничего не понимал.
─ Ну, как-как! ─ уже полностью оставил свои аристократические замашки и перешел на
какой-то совсем фамильярный, доверительный и чуть ли не запанибратский даже тон
собеседник. ─ Встретитесь завтра с ней и предложите вместе отправиться туда, в тот
памятный для Вас день. Она его, уверен, тоже прекрасно помнит. Женщины таких вещей
вообще никогда не забывают. Ну, договоритесь, естественно, с ней об условиях, ─ цинично
усмехнулся он. Красин по-прежнему ошалело хлопал глазами. ─ Ну, что Вы на меня так
смотрите? Чего тут непонятного? Стареющая женщина, пожилая, можно сказать, а тут такое
предложение! Побыть опять двадцатилетней! Естественно, любая согласится! А уж условия
Вы сами ей поставите. Какие захотите! ─ он опять игриво подмигнул глупо улыбающемуся
Красину. ─ Ну, соображайте же быстрей! Сколько можно кукситься и мямлить!
─ Да-а!.. ─ потрясенно протянул Красин. До него медленно доходило, что именно ему
предлагают. ─ Да-а!.. Это, конечно… А как я её найду? ─ спохватился он. ─ Тем более за
один день. У меня с ней никакой связи нет.
Мужчина молча протянул ему какой-то листок.
— Что это? ─ удивленно спросил Красин.
─ Домашний телефон Ирины Николаевны Давыдовой. Это её нынешняя фамилия. (Ага!
─ сообразил Красин. ─ Значит, точно, так она тогда за него и вышла!) Завтра воскресенье, она
целый день дома будет. Звоните прямо с утра и договаривайтесь. Да и сегодня у Вас еще
время есть. В общем, сориентируетесь!
─ Послушайте! ─ решился наконец Красин. ─ Откуда Вы все это знаете? И телефон у
Вас прямо заранее оказался приготовлен… Как такое может быть?
─ Может-может!.. ─ рассеянно ответил ему мужчина. Он что-то искал взглядом. ─ А
телефон сейчас чей-то найти не проблема, ─ он поднял наконец глаза на Красина. ─ Было бы
желание. Хотели бы ─ сами бы давно уж нашли! Сейчас все эти базы данных на каждом углу
продаются.
─ Да, но откуда Вы вообще о ней узнали!?
─ В общем так, Олег Викторович! ─ тон мужчины снова стал несколько более жестким.
─ Созванивайтесь с ней, встречайтесь и обо всем договаривайтесь. Чтобы завтра в 11 она
тоже была в постели. Это весьма желательно. Иначе всё Ваше путешествие может с треском
провалиться. Пойти прахом. И не задавайте глупых вопросов! Вы кому звонили?
Ясновидящему? Так чему же Вы теперь удивляетесь? (М-да… ─ мысленно покрутил головой
Красин. ─ Так-то оно так…) Теперь вот что, ─ тон мужчины опять неуловимо изменился и
сразу сделался теперь каким-то более деловым. ─ По деньгам не беспокойтесь. Это Вам
вообще ничего не будет стоить. Просто у Вас карта астральная очень любопытная. Мне
самому интересно. Считайте, что Вам повезло.
(Н-н-да-а!.. ─ с еще большим сомнением подумал Красин. ─ Н-н-да-а!.. Бесплатно,
значит, то есть даром? Карта, видите ли, у меня любопытная?.. Ну и ну! Бесплатный сыр,
вообще-то, как меня учили, бывает только в мышеловке.)
Мужчина мельком глянул на Красина и чуть заметно улыбнулся:
— Ладно-ладно, не переживайте Вы так! Живы останетесь, обещаю. Вернетесь в
лучшем виде и переполненные впечатлениями, к тому же. Незабываемыми! ─ через еле
уловимую паузу с какими-то странными интонациями добавил он. ─ Да! И вот еще что!
(Красин невольно насторожился.) Насчет Ваших будущих возможностей…─ мужчина на
секунду задумался. ─ А впрочем, не важно… Не важно! ─ уверенно закончил он. ─ Итак, Вы
согласны?
─ На что? ─ тупо переспросил Красин.
Мужчина, ничего не отвечая, все так же молча на него смотрел.
— А, ну да! Конечно, ─ опомнился Красин. ─ Конечно, согласен! Разумеется! ─
заторопился он.
─ Прекрасно. Тогда успехов! Желаю приятно провести время, ─ мужчина поднялся,
давая понять, что разговор закончен. ─ До свиданья.
─ До свиданья, ─ поднялся и Красин. Голова у него шла кругом. Ему было о чем
подумать.
3.
Придя домой, Красин в задумчивости прошел на кухню и стал готовить себе кофе.
Растворимый он не признавал, так что процесс приготовления занимал у него обычно
довольно много времени и давно уже превратился в своего рода священнодействие, некий
ритуал.
Помолка, воду кипятить… потом еще надо очень внимательно следить, чтобы кофе не
убежал… В общем, целое дело.
Занимался он всем этим чисто автоматически, сам же в это время не торопясь обдумывал
все, только что услышанное. И чем больше он над всем этим думал, тем яснее осознавал
смысл сделанного ему предложения, и все поистине сказочные перспективы, в связи с этим
перед ним открывающиеся. Сразу он их как-то в целом все не охватил и не воспринял, и
только теперь до него начало постепенно доходить. Конечно, многое еще оставалось не
совсем понятным и представлялось пока как-то смутно ─ как там маг этот сказал? «на месте
разберетесь»? а!.. «сориентируетесь»! ─ но даже то, что он уже для себя совершенно ясно
усвоил…
Да-а!.. Это, я вам скажу! Да-а-а!.. Вернуться в прошлое! Это сколько ж ему тогда было-
то? 19? 20?.. Нет, 21, кажется, все-таки. 3-й курс… Или нет, все-таки 20! Ну, не важно ─ 20…
21… какая разница!.. Интересно, а чувствовать-то я себя там буду как двадцатилетний? Ну,
потенция и все прочее? А то будет, блин, «сказка о потерянном времени». Дети-старики.
Можется-то можется, да не хочется уже давно ничего… Да нет, нет! И хочется тоже. Хочется!
Ирочку-то я бы и сейчас…не отказался. Ну, ту, двадцатилетнюю, естественно… Может,
конечно, разочаруюсь, когда увижу, как это всегда обычно и бывает, когда слишком уж долго
чего-то ждешь и слишком сильно хочешь, но все равно… Столько времени мечтал!
Да, так насчет Ирочки. Позвонить бы ей надо. О встрече договориться. А чего,
собственно, тянуть? Сейчас вот кофе попью и позвоню.
К своему удивлению, Красин обнаружил, что волнуется. Ну, надо же! Столько лет
прошло. Бог мой! Да-а!.. Действительно, первая любовь не стареет. Не ржавеет!
Ну, положим, не первая. Точнее, не совсем первая. А еще точнее, совсем даже и не
первая… Но наиболее запомнившаяся, так скажем. Это уж точно! Наиболее. Остальные всё в
основном какие-то лахудры были. Безымянные-безликие. Проходные. Все эти Манечки-
Валечки, Машки-валяшки, Наталки-давалки. И сосалки. И иже с ними. Имя им легион. Ну,
может, и не легион. Это уж я загнул с понтом… Так… для красного словца… Слушай, а чего
это я тут всем этим словоблудием сам с собою занимаюсь?! Онанизмом словесным, драчу
сижу? Я что, звонить боюсь?
Красин достал из кармана листок с телефоном. Та-ак… Это какой же район?.. Черт его
знает. Непонятно. Ну, не суть важно. Не о том я сейчас думаю. Так что говорить-то будем? А?
«Привет Ириночка! Это я… Ну, я, я!.. Да, да!.. Узнала? У меня к тебе предложение одно
есть. Не хочешь со мной в прошлое на пару часиков сгонять потрахаться? В 20 лет?.. Ну,
помнишь, когда ты меня так шикарно отшила? Ха-ха-ха!.. Ну, да, да! В тот самый день. Но
только теперь уж, чтоб без обману! Как приедем, так сразу. В какую-нибудь аудиторию
пустую закатываемся и… Так, как? Ты готова? В секс-турчик?.. Тогда до завтра! Позы там
пока поразучивай».
Ладно, хватит шутки шутить. Значится, так. Сейчас я ей звоню, договариваюсь о
встрече, встречаемся, а там уж на месте я ей все и объясняю. Что и как. И куда. Таким вот
манером.
Красин только сейчас заметил, что он, за всеми этими бесконечными и бесплодными
рассуждениями, раздумьями и мысленными монологами (онанлогами, блядь!
перетираниями!… переливаниями из… пустого в порожнее), выпил как-то незаметно весь
свой кофе. Он в некоторой растерянности посмотрел на пустой ковшик (когда это я успел?),
сел к столу и, все так же слегка волнуясь, снял трубку.
«Ладно, сейчас-то чего дергаться? ─ успокоил он сам себя ─ Ромео нашелся! Пока лишь
о встрече договоримся. Только и всего. Если муж возьмет ─ просто трубку повешу, ─ в
последний момент решил он. ─ Лучше потом попозже перезвоню».
— Алло! ─ раздался в трубке чуть низковатый знакомый женский голос. Сердце у
Красина стукнуло еще раз. Он мгновенно вспотел. Она! Голос он узнал. Сомнений не было.
Она!
— Ирину Николаевну можно?
─ Да, минуточку…
— Мам, тебя! ─ услышал он секундой позже. Так это дочь?! Ни фига себе! Совсем
взрослая уже. Голос один в один. А что, впрочем, уди…
─ Да!
─ Привет, Ир! ─ хрипло произнес Красин и откашлялся. (Сколько лет!) ─ Слушай, ты не
удивляйся. Это тебе Красин Олег звонит. Ну, помнишь, мы вместе в институте учились? Я за
тобой на 3-ем курсе еще ухаживать пытался, даже встретиться хотел? (А вдруг не помнит!? ─
мелькнула в голове паническая мысль.)
─ Да, здравствуй…
Тон Ирочки был, конечно же, несколько удивленным, но в том, что она его сразу
вспомнила, сомнений не было. Имя, правда вслух не называла, но это и понятно. Муж,
наверное, где-то рядом бродит.
«Женщины таких вещей вообще никогда не забывают», ─ тут же припомнилось Красину
совершенно безаппеляционное утверждение этого таинственного колдуна-ясновидящего (в
компетентности которого и в этих вопросах тоже Красин почему-то нисколько не
сомневался), и он сразу же почувствовал себя гораздо уверенней.
Непредсказуемость исчезла. Непостижимость. Аура, что ли, рассеялась… Обычная
женщина. Тщеславная и любопытная дочь Евы, как и все они. Он вдруг сразу понял, как себя
с ней вести и что говорить. И что все у него получится. О встрече, по крайней мере,
договориться уж точно удастся. А там посмотрим.
— Ир, мне надо с тобой срочно встретиться! ─ уверенно произнес он. ─ Желательно
сегодня. Лучше вообще прямо сейчас. Это для тебя самой крайне важно. Я тут по работе кое-
что случайно узнал, тебя впрямую касающееся. Очень важное! Чрезвычайно! Ну, не
телефонный разговор. При встрече все расскажу. Скажи, куда подъехать, и я прямо сейчас
подскочу. Я на машине, ─ Красин сделал паузу. ─ Да! Ты только не говори никому о моем
звонке и о нашей встрече! Ни мужу, ни детям, ─ спохватился он.
(А то мужа еще с собой притащит. Ума хватит! Решит, что это чисто деловое свидание,
всей семьи касающееся.)
─ Я и так сильно рискую, что тебе звоню. Ну, расскажу когда ─ сама все поймешь!»
(Черт! Я тут не переборщил, часом, со своими страшными тайнами? Пожилая же
женщина. Не 20 лет, поди. Перепугается сейчас. Плохо еще, чего доброго, станет. С
сердечком, там… Блин! Прямо «12 стульев». Ильф и Петров. Картинка с выставки. «Союз
меча и орала». Голодный Остап, чуя уже запах денег, вдохновенно инструктирует
заговорщиков. «Полная конфиденциальность!.. Все должно быть тайно!.. Это в ваших же
интересах!.. Крепитесь!..» Тьфу! Опять цитаты пошли? Решил же!..)
— Ну… не знаю…─ услышал он неуверенный голос Иры. ─ Ну, хорошо… давай… А
что все-таки такое?
─ Ир, не телефонный разговор, ей-богу! ─ Красин уже чувствовал себя полным
хозяином положения. ─ Встретимся, и всё поймешь. Да ты не волнуйся, ничего страшного, ─
смилостивился-таки все же он. ─ Наоборот! Просто очень важная для тебя информация. Для
тебя лично. Сюрприз в какой-то мере.
─ Ладно, ─ видимо, приняла для себя окончательное решение Ира. ─ Можешь к метро
«Свиблово» через час подъехать?
(А!.. Так вот она, оказывается, где живет! В Свиблово.)
─ Да, конечно. Там один выход?
─ Нет, кажется, два…
(Ира принялась было путано объяснять, где она будет стоять, но Красин почти не
слушал. Да какая разница? Найду. Что там, миллион выходов, что ли? Не у одного, так у
другого.)
─ Ладно, Ир, ты лучше стой прямо возле выхода, любого, и я тебя сам найду. Хорошо?
─ Ну, хорошо, ─ сразу же легко уступила женщина.
(Натиск!! Быстрота и натиск! Залог успеха! Старинный и безотказный рецепт для взятия
женщин и крепостей. Штурм!! Черт! И чего только я тогда, на 3-ем курсе, с ней цацкался?
Подхватил бы вот так же в охапку, да и… Э-хе-хе… Эх, молодость, молодость! Ну да, ничего!
Даст бог, еще наверстаем. Все у нас с ней еще впереди. Мы еще!..)
— Значит, через час! ─ все так же напористо продолжил Красин, развивая и закрепляя
свой успех. ─ Это сколько будет?.. Сейчас двадцать минут четвертого. Значит, давай ровно в
полпятого. Договорились? Ровно в полпятого, у выхода.
─ Хорошо. Я буду одета…
─ Ириш! ─ галантно перебил даму Красин. ─ Я тебя и так узнаю. В чем бы ты ни была
одета.
─ Ну, хорошо! ─ окончательно растаяла явно польщенная собеседница. ─ Посмотрим!
Пока.
Красин подождал, пока Ира не повесит трубку, и только после этого положил трубку сам.
Он чувствовал необычный душевный подъем. Все прошло на удивление легко и гладко!
Да я просто ловелас какой-то! ─ с шутливой гордостью подумал он. ─ В два счета бабца
окрутил. О встрече уболтал. По ушам проехал. Черт! Чего ж я своими-то ушами раньше
хлопал?
Позвонил бы ей вот так же лет двадцать назад, наплел с три короба, выманил на встречу,
а там уж… Дело техники.
Всё так просто, оказывается! Эх, лопух ты, лопух! Лопушина. Лопушишка. Сколько
времени зря потерял!.. Хотя, с другой-то стороны, может, оно и к лучшему. Может, и не зря…
Что бог ни делает!..
Ладно! Поживем-увидим! Побриться еще надо успеть. Некогда тут рассусоливать,
сидеть, опять драчить. Что есть, то есть.
«Отставить разговоры! Вперед и вверх! А там!..» А там видно будет. Что бог даст!
Вперед!!
4.
5.
Весь следующий день Красин провел как в чаду. Время остановилось. Казалось, эти
проклятые 11 часов вообще никогда не наступят.
— Что это с тобой? ─ участливо спросила его жена. ─ Какой-то ты сегодня не такой.
─ Да чувствую себя что-то неважно, ─ привычно отмахнулся он. ─ Давление, наверное,
скачет. К перемене погоды.
─ Я вот тоже вчера плохо себя чувствовала. Какие-то магнитные бури еще сейчас,
говорят… ─ завела свою бесконечную шарманку жена, но Красин её уже почти не слушал.
За долгие годы супружества он давно уже научился в таких случаях сразу же
отключаться и потом лишь эпизодически «отмечаться» и напоминать о себе всякими там
тягуче-неопределенными: «Да-а!..», «Поня-ятно…», «Я-ясно…» и т. п. Для поддержания
плавного течения беседы с женой этого было обычно более, чем достаточно. Большего
никогда и не требовалось.
Уже ближе к половине одиннадцатого Красин стал укладываться спать. Жене, самой
собой, вздумалось именно сегодня посмотреть вдруг телевизор. Какую-то там чушь, то ли
клоунадку, то ли викторинку. Шоу, блядь, короче. Из жизни счастливых имбецилов. Красин
закатил по этому поводу самую настоящую истерику. Он был настолько взвинчен и
возбужден, что жена даже испугалась.
— Да что с тобой сегодня!?
─ Ну, чувствую я себя сегодня плохо!! Голова болит. Хочу спать пораньше лечь! Можешь
ты это понять?! Можешь?! И не буди меня сегодня ни в коем случае!! Не вздумай! Я таблетку
на ночь выпил. Поняла?!
В конечном итоге ровно в 11 часов он уже был в постели. Жена тихо посапывала рядом.
Она, кажется, вообще сразу отрубилась, как только голова её коснулась подушки…
Странно… ─ удивился Красин. ─ Обычно она ещё полчаса ворочается, как минимум, ─
заснуть не может.
Он опять прислушался к её ровному сонному дыханию и недоверчиво хмыкнул:
«Действительно спит! Замечательно, конечно, но как-то странно. Что, чудеса уже начались?»
─ мысленно спросил он напоследок с иронией у своего нового знакомого ─ колдуна-
ясновидящего, и закрыл глаза.
II.
2.
***
***
***
*****
На следующий день Красин с утра пораньше уже был около знакомой двери. «В доме,
где булочная». Дверь открыла какая-то заспанная толстая тетка.
— Простите, я тут был вчера по объявлению… ─ начал было Красин.
─ Никого тут больше нет! ─ бесцеремонно перебила его тетка. ─ Съехали они.
─ Когда? ─ пораженно переспросил Красин.
─ Сегодня утром, наверное. А может, вчера.
─ Да я же ночью звонил!
─ Не знаю я ничего! Я просто убраться пришла. Мне сказали, что жильцы съехали, надо
квартиру убрать.
─ Извините, ─ пробормотал Красин.
─ Пожалуйста, ─ равнодушно ответила женщина и захлопнула дверь.
Красин постоял немного и пошел домой. Ближе к обеду он решился наконец позвонить
Ире. (Проснулась уже, наверное.)
— Алло! ─ услышал он голос дочери. (Господи! Ну, словно Ирочка вчерашняя! Копия!
Только голос у неё чего-то сегодня какой-то странный.)
─ Ирину Николаевну можно?
─ А кто её спрашивает?
─ Знакомый. Я ей звонил в пятницу.
─ Вы знаете, она…─ голос дочери задрожал, ─ умерла…
─ Как «умерла»? ─ переспросил совершенно потрясенный Красин. ─ Когда?!
─ Сегодня ночью. Отравилась снотворным. (Матерь божья!)
─ Извините. Примите мои соболезнования, ─ тихо сказал Красин и повесил трубку.
Он посидел некоторое время, глядя перед собой остановившимся взглядом, потом
медленно встал, подошел к окну и уперся лбом в стекло. На подоконнике лежала какая-то
книга. Сент-Экзюпери «Маленький принц». Дочь, вероятно, читает. Он машинально взял её и
раскрыл.
«Мы в ответе за всех, кого приручили», ─ сразу же бросилась ему в глаза подчеркнутая
кем-то фраза. Красин запрокинул вверх лицо и закусил до крови нижнюю губу. По лицу его
текли слёзы.
Но я же не хотел! Не хотел!! Я не знал!! Прости меня, Ирочка! Прости!! Я не ведал, что
творил! Не ведал!! Я всего лишь хотел, как лучше… Как лучше! Как лучше!!!
«Для кого? ─ вдруг словно наяву прозвучал в его ушах издевательский вопрос
проклятого колдуна. ─ Для кого!?»
*****
Евангелие от Матфея.
1.
Илья сидел в полной прострации на скамейке в больничном дворике, тупо глядя перед
собой. В ушах его все еще звучал только что выслушанный приговор: «Дней десять, не
больше…». Столько, по категорическому заключению доктора, осталось жить его жене.
Он вспоминал весь этот, совершенно ирреальный какой-то, кошмар последних дней,
когда ему вдруг позвонили и сообщили, что его жену сбила машина, и она находится сейчас в
институте Склифосовского. Он прекрасно помнил то ощущение вселенской катастрофы,
которое им тогда овладело. Мир закачался. Если она умрет… Илья даже не мог себе этого
представить. Он женился по любви, любил свою жену, любил страстно — ну, может, и не как
какой-нибудь там весь из себя возвышенный-романтический герой очередного телесериала,
но любил, как умел. Жизни без нее, по крайней мере, он вообще себе не представлял. При
одной только мысли, что… всё внутри сжималось и леденело. Как это ее не будет? Этого не
может быть. Это невозможно!
И вот теперь… «Не больше десяти дней»?.. Что там еще этот врач сказал? «Медицина
тут бессильна. Попробуйте обратиться к экстрасенсам. Может, они помогут. Вот, позвоните
по этому телефону. Скажете, что от меня». Илья готов был обратиться к кому угодно. Хоть к
экстрасенсу, хоть к черту, хоть к дьяволу! Да вот только… Чушь ведь все это, все эти
экстрасенсы! Никогда он в них не верил и даже над другими всегда смеялся и подтрунивал,
когда ему об этом говорили. А вот сейчас сам им звонить собирается. Впрочем, ему сейчас не
до логики. Он во всё готов поверить, на все готов. Если есть хоть один только шанс, хоть
один-единственный! один из миллиона или миллиарда! — он позвонит. Хоть экстрасенсу,
хоть якутскому шаману, хоть далай-ламе, хоть папе Римскому. Кому угодно! Если хоть
малейшая надежда, самая что ни на есть ничтожная, малюсенькая, микроскопическая
существует, что это его Наташеньке поможет!.. Он позвонит!
Илья встрепенулся, полез в карман, достал свой Nokia и листок с телефоном и стал
торопливо набирать номер. Сознание, что он хоть что-то делает, приносило некоторое
облегчение. В трубке раздались длинные гудки. Лишь бы дома оказался!
— Алло!
— Здравствуйте! Это Станислав Юрьевич?
— Да, — ответили в трубке.
— Я от Вартана Эдуардовича. Он мне к Вам посоветовал обратиться. У меня… — Илья
запнулся и судорожно сглотнул. — У меня тут… жена…
— Понятно, понятно… — перебил его собеседник. — У Вас ручка под рукой?
— Да, секундочку! — поспешно сказал Илья, торопливо доставая ручку.
— Хорошо, тогда записывайте адрес, — мужчина на том конце линии начал диктовать
адрес. Илья стал его старательно записывать на тот же самый листок с телефоном. Благо,
места там было много.
— Записали?
— Да.
— Когда Вы можете подъехать?
— Я прямо сейчас могу!
— Вот и подъезжайте. Вам сколько до меня ехать?
— Часа два.
— Значит, через два часа. До встречи!
— До свидания, — сказал Илья и нажал кнопку отбоя.
***
На месте Илья был уже через полтора часа. Он позвонил снизу и сообщил, что уже
приехал. Подниматься или внизу пока погулять? Эти полчаса.
— Поднимайтесь, поднимайтесь! — предельно доброжелательно пригласил его
экстрасенс.
Илья вошел в подъезд, сел в лифт и поднялся на указанный ему 9-й этаж. Дверь в
квартире долго не открывали. Илья стал уже сомневаться, туда ли он попал, может, он
квартиру неправильно записал? Когда дверь наконец отворилась, на пороге стояла девочка
лет двенадцати.
— А папа дома? — в некоторой растерянности обратился к ней Илья. (Дочь, наверное?)
— Да, проходите. Пап, к тебе пришли! — крикнула она.
Из комнаты высунулся мужчина с телефонной трубкой в руке и приглашающе поманил
Илью. Илья вошел. Мужчина, не прерывая разговора, указал глазами на отдельно стоящий
около стола стул, специально, видимо, приготовленный к визиту Ильи. Илья сел. Мужчина
быстро закончил разговор («Да, хорошо. Ну, пока. Я перезвоню еще!») и, приветливо
улыбаясь, обратился к Илье.
— Илья?
— Да, — подтвердил Илья.
— Я Вас слушаю.
Илья принялся рассказывать. Это оказалось непросто. В горле всё время стоял какой-то
ком, мешающий говорить, и потому Илья время от времени останавливался, судорожно
вздыхал, и только после этого продолжал. Мужчина, впрочем, слушал очень внимательно и
не перебивая.
— Понимаете… — Илья сглотнул. — У меня жену машина на днях сбила… В пятницу…
У нее очень серьезные повреждения внутренних органов, разрыв селезенки… — он нервно
зевнул, — множественные переломы, сотрясение мозга… — он опять коротко зевнул. — Ну
вот, посмотрите диагноз, — Илья протянул мужчине приготовленную заранее бумагу. Тот
взял ее, быстро пробежал глазами и потом опять поднял их на Илью, молчаливо предлагая
продолжать.
— Врачи говорят, что ей жить не более 10-и дней осталось, — внезапно севшим голосом,
хрипло прошептал Илья, судорожно, с присвистом, вобрал в себя воздух, медленно выдохнул
и после паузы продолжил, — Вартан Эдуардович посоветовал к Вам обратиться.
Илья смотрел на экстрасенса и ждал ответа. Он сам не знал, собственно, чего он ждал.
Какого ответа. Он, вроде, и не верил ему, не верил во все эти чудеса, и вместе с тем страстно
хотел, чтобы тот взялся ему помочь. Сказал бы: «Да всё решаемо!.. У Вашей жены просто
карма нарушена — сейчас мы ее восстановим, и жена Ваша поправится!». Или еще что-
нибудь такое, в этом роде. Что-нибудь такое же, аналогичное. Так уж человек устроен.
Хватается в случае нужды и беды за любую соломинку.
Мужчина некоторое время помедлил, изучающе глядя на Илью, и потом наконец
неторопливо произнес:
— Я могу Вам помочь. (У Ильи захватило дыхание).
— Моя жена не умрет? — чувствуя, как в душе у него просыпается какая-то отчаянная,
безумная надежда! веря ей и не веря, почти неслышно, одними губами, уточнил он.
— Да она не умрет, — спокойно подтвердил экстрасенс, всё так же изучающе на него
глядя. — Пока Вы сами этого не захотите.
— Что значит: «пока я сам этого не захочу»? — непонимающе переспросил Илья.
— Я могу сделать так, что Вы сможете управлять внутренней энергетикой любого
близкого человека: жены, матери… Сможете удерживать его внутреннюю энергию сколь
угодно долго. Проще говоря, сделать так, чтобы человек не умер.
— Я что-то не понял, — покрутил головой Илья. — Так Наташа не умрет?
— Нет.
— И она выздоровеет?
— Нет, не выздоровеет. Просто процесс распада стабилизируется на каком-то уровне.
Причем на каком именно, заранее предсказать невозможно. Может быть, она не сможет
ходить. Может быть, ходить сможет, но у нее разовьется какое-то очень серьезное
заболевание. Заранее сказать ничего нельзя. Просто ее нынешняя ничтожная, оставшаяся у
нее жизненная энергия перераспределится оптимальным образом. Так, чтобы поддерживать
жизнедеятельность организма. Ну, мозг, скорее всего, будет почти в полном объеме
функционировать — я смотрел диагноз, органических повреждений нет, — а вот всё
остальное… Скорее всего, это будет лежачий больной. Если и не полностью прикованный к
постели, то что-то около того. Детей, кстати, у Вас не будет, имейте в виду!
— Я согласен! — перебил мужчину Илья.
— Подождите, подождите, Вы меня дослушайте! — успокаивающе поднял тот руку. —
Так вот, точно так же Вы сможете поддерживать жизнь в любом человеке. В родителях… ну,
в общем, в ком захотите. Это будет только от Вас зависеть, жить им или умереть, Вы меня
понимаете? — мужчина как-то странно посмотрел на Илью.
— Да, конечно, — несколько удивленно посмотрел тот в ответ. (Почему он на меня так
смотрит? Если все обстоит именно так, как он говорит? Сохранить жизнь близким людям!.. О
чем тут вообще думать!?)
— Хорошо! — чуть помедлив, сказал мужчина, глядя на Илью в упор уже каким-то
почти гипнотизирующим взглядом. Тому даже не по себе как-то стало. — Я чувствую, что
сейчас Вы действительно этого хотите. Прекрасно! Тогда вот что. Сейчас я совершу над Вами
обряд инициации, и Вы почувствуете, что это такое. Ну, ощутите в себе на мгновение этот
дар! Но раскроется ли он в Вас, это уж зависеть только от Вас самих будет. От того, захотите
ли Вы этого сами. Если через сутки с момента инициации он не раскроется — значит, зерно
погибло. Сейчас у нас… — мужчина взглянул на часы, — без десяти три. Если завтра в это
время Вы не ощутите в себе пробуждения дара, то он уже никогда в Вас не пробудится. Всё
будет кончено. Вы всё поняли? — обратился он к Илье.
— Не совсем, — несколько растерянно ответил Илья. Он слегка подзапутался во всех
этих «пробудится — не пробудится», «захотите — не захотите». — Так почувствовать я что-
то должен завтра в три? — правильно я понял?
— Именно так, — кивнул головой мужчина.
— Но могу и не почувствовать, Вы говорите? То есть может и не получиться?
— Может.
— И от чего это зависит?
— Только от Вас. Будете ли Вы хотеть, чтобы это случилось, чтобы дар пробудился.
— Но я же хочу! Я же Вам уже сказал! — взволнованно приподнялся со стула Илья.
— Это Вы сейчас хотите. А до завтра времени много. Может, Вы еще и передумаете.
— Да ничего я не передумаю!! — чуть не закричал Илья.
— Ну, не передумаете — и прекрасно! Чего Вы так волнуетесь? — примирительно
заметил мужчина. — Всё, повторяю, будет только от Вас зависеть. Так!.. закройте сейчас
глаза, расслабьтесь и постарайтесь ни о чем не думать.
Илья послушно закрыл глаза. Мужчина что-то забормотал, и Илья вдруг почувствовал,
что с ним что-то произошло. Что-то в нем на мгновенье изменилось. Он на какой-то
бесконечно краткий миг почувствовал вдруг в себе тот самый дар, о котором говорил
экстрасенс. Как женщина, в которой первый раз внезапно шевельнулся ребенок. Он не мог
даже сам себе описать, объяснить, что именно он почувствовал, но почувствовал он что-то
несомненно. Теперь он знал, что всё это правда. Всё, что ему сказали. Он действительно
сможет спасти Наташу. А это самое главное. Все остальное неважно. А все эти
психозаморочки: «если Вы сами захотите!..» — это всё не для него. Это просто глупость
какая-то.
Немного беспокоило только то, что он вообще не понимал суть проблемы; что значит: не
захотите? Не захочу спасти самого близкого и любимого, родного человека? Почему? Что за
ерунда?
2.
Домой Илья не ехал, а летел. Он чувствовал, что с души у него свалился какой-то
огромный, тяжелый серый камень, который лежал там последние несколько дней. Мир опять
обрел краски.
Наташа не умрет! Она будет жить! Он спасет ее! Он!!
Эмоции переполняли его, били через край. Хотелось что-то сделать. Немедленно всех
спасти! Осчастливить! Он представил, как он расскажет о своем даре своей маме,
Наташиной… и засмеялся от радости. Не поверят ведь, наверное!.. Ничего, поверят! Увидят
Наташин диагноз и поверят. Как тут не поверить! Да Наташина мама, кстати, вообще в
экстрасенсов свято верит. Да не важно! Поверят!! Вот ахов и охов будет, когда узнают!
Ожидание до завтра было нестерпимо. Чтобы дать выход своей бурлившей энергии, чем-
то себя занять, Илья затеял генеральную уборку квартиры. Подметал, пылесосил. Разморозил
холодильник. Посуду всю перемыл.
В разгар уборки в комнате зазвонил телефон. Илья, который в это время возился на
кухне с холодильником, наскоро вытер руки и побежал брать трубку.
— Да!
— Здравствуй, Илюшенька, это я, — услышал он голос матери. — Ну, что? Ты в
больницу ездил? Чего ты не звонишь?
— А!.. Привет, мам. Ездил.
— Ну, и что сказали?
(Илья замялся. Врать не хотелось. Но, с другой стороны, а что говорить-то? Сразу про
экстрасенса? Так ведь не поверит. Решит, что рассудком тут от горя повредился. Да и… Илья
был человеком суеверным. Рассказывать раньше времени о даре он попросту боялся.
Сглазишь еще! Спугнешь удачу. Нет же еще ничего! Вот когда он во мне будет, когда он у
меня завтра откроется, тогда и расскажу. А сейчас пока … Лучше уж по дереву постучать. На
счастье. На всякий случай.)
— Сказали, что опасения пока еще остаются, — после паузы, с некоторым усилием все
же выдавил из себя в конце концов он. — Завтра во второй половине все окончательно ясно
будет.
— Но что хоть врачи-то говорят? — взволнованно переспросила мать. — Как операция-
то прошла? Что из тебя слова клещами вытягивать приходится!
— Ну, завтра всё ясно будет! Я же тебе сказал! — с легким раздражением ответил
Илья. — Но скорее всего она выживет, — все же, не удержавшись, добавил он.
— Так она… выздоровеет?.. — осторожно переспросила мать. Пауза перед последним
словом была еле заметна, но Илья ее все же уловил. Он почувствовал, что раздражение его
почему-то усилилось.
— Я не сказал: выздоровеет, — почти грубо отрезал он. — Я сказал: выживет.
— Значит, она инвалидом на всю жизнь останется? — еще более осторожно уточнила
мать.
— Мам! Ну, о чем ты говоришь?! — совсем уже раздраженно закричал в трубку Илья. —
Еще не ясно вообще, выживет ли она? Ты понимаешь это?! Причем здесь: инвалидом, не
инвалидом?! Она еще вообще умереть может! Ты что, не понимаешь!!??
— Да нет, понимаю, конечно, понимаю! Успокойся, Илюша, не волнуйся, — мать сразу
же пошла на попятный и принялась его успокаивать. — Я понимаю, как тебе сейчас тяжело!
Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — уже почти спокойно буркнул он.
— Тебе Вера Ивановна не звонила? (Вера Ивановна, мать Наташи, жила в другом
городе.)
— Нет.
— Ну, позвонит, наверное, еще. Привет там ей от меня передай.
— Хорошо, — нехотя ответил Илья. Ему почему-то хотелось побыстрее закончить
разговор. — Ладно, мам, я тут уборку генеральную затеял. Холодильник размораживаю.
Давай уж тогда завтра созвонимся. Как будут новости, я тебе сразу сообщу.
— Только ты сразу звони! Как только что-то новое узнаешь! Я волноваться буду!
— Хорошо, хорошо! Как только из больницы выйду, сразу перезвоню!!! — опять
сорвался на крик Илья. — Не забуду!
— Ну ладно, ладно, Илюша! Ты успокойся, не кричи так. С тобой правда все в
порядке? — обеспокоенно поинтересовалась мать. — Может, мне к тебе приехать?
— Нет! Не надо ко мне приезжать! — опять чуть не закричал Илья. (Только этого еще не
хватало!) — Я себя совершенно нормально чувствую. Ну, всё, давай до завтра! А то
холодильник течет.
— Ладно, хорошо, хорошо… Не забудь только завтра перезвонить!
— Да не забуду!!
Илья в бешенстве бросил трубку. Его прекрасное настроение куда-то вдруг бесследно
испарилось. Разговор с матерью оставил в душе какой-то непонятный, тяжелый и
неприятный осадок. Он сам не мог в нем сразу да конца разобраться и понять, чем,
собственно, вообще он вызван? Обычный, вроде, разговор…
Убравшись, Илья включил на всю телевизор и до глубокой ночи сидел, тупо и бездумно
уставившись в мягко мерцавший голубоватый прямоугольник экрана. Словно пытаясь таким
образом уйти от каких-то подспудно зревших в нем и пугавших его самого мыслей и
вопросов, о которых он вообще бы предпочел не думать.
Телефон он благоразумно отключил еще днем, сразу после разговора с матерью. Он и
сам не знал, зачем он это сделал. Точнее, не хотел знать. Делал вид, что не знает.
Предпочитал не задавать себе этого вопроса. Как и многих других. Он чувствовал, что эта
страусиная политика, попытка спрятать голову в песок, ничего не видеть и ни о чем не думать
— глупа, недальновидна и даже по сути глубоко оскорбительна для него самого (он что,
боится? боится взглянуть в лицо правде? в чем дело-то?), но ничего не мог с собой поделать.
Он действительно боялся. Боялся думать. Боялся самого себя. Быстрее бы завтра уж
наступило!
3.
Часа в четыре утра Илья выключил наконец телевизор и лег спать. Так поздно (вернее,
рано) он обычно никогда не ложился и поэтому надеялся, что усталость его сморит, и он
сразу же заснет. Часов до двенадцати дня. А то и до часу. А там, пока умоешься,
позавтракаешь… Глядишь, вот уже и три!
Однако расчеты его не оправдались. Заснуть ему так и не удалось. Стоило ему только
прилечь, как все те мысли, которые он от себя так упорно гнал, сразу же нахлынули на него
со всех сторон.
А действительно, если она (он почему-то избегал в этих своих размышлениях называть
жену по имени) инвалидом на всю жизнь останется? Лежачим больным? Да не если, а точно!
Она сейчас в таком состоянии, что у нее и энергии-то жизненной почти не осталось. Все, что
он сможет сделать, это перераспределить ее так, чтобы она какой-то полурастительный образ
жизни вела. Еда-питье, ну и… всё остальное. Кстати, насчет всего остального. Она ведь и
ходить, скорее всего, под себя будет.
Илья никогда не любил думать на такие приземленные темы — ну, как-то неприятно ему
это было! как и любому почти мужчине — но сейчас было не до брезгливостей и не до
сантиментов. Морщись, не морщись, а убирать-то за ней кому-то надо! Деваться некуда будет.
Ну, станет, конечно, мама помогать, но не может же она тут поселиться! Да и он сам этого не
хочет. По крайней мере, до сих пор не хотел. Они же так стремились отделиться, жить
отдельно от родителей!..
Господи ты боже мой! Сиделку нанять? А где деньги? Да и тут не одну сиделку надо, а…
сколько? Трех, что ли? Ну да, по 8 часов или сутки-трое. Или даже четырех?.. Ну, короче,
ясно все! Таких денег у него нет и никогда не будет. Да и чего у него вообще будет?
С работы уйти придется, подыскивать что-то надомное, что ли? Даже непонятно. Да и
где такую работу найдешь? Тут и обычную-то днем с огнем не сыщешь. Безработица кругом.
Но ладно! Даже если материальные проблемы в конце концов решить кое-как и удастся:
родители помогут — его, её… у него кое-какие запасы подкожные есть… — хотя, какие там
«запасы»! на всю жизнь все равно не хватит — но не важно. Прожить кое-как, положим, и
можно будет. Но ведь именно кое-как! Всё! На жизни можно смело крест ставить. На карьере,
планах, перспективах — на всём! На семье даже, на детях. Какая тут «семья»! Какие «дети»!
Теперь вся его жизнь будет — ухаживание за… ней. Борьба за существование. Причем
навечно! До конца дней своих!
При этой мысли Илья невольно поежился. Будущее вырисовывалось перед ним в каком-
то все более и более безысходном свете. Начинало выглядеть каким-то совсем уж
беспросветным.
Особенно неприятным было то, что он оказался в действительности совсем не таким,
каким себя всю жизнь считал. Не таким благородным. Хорошим, добрым, искренним,
честным. Горько это было сознавать, но деваться было некуда. Приходилось признавать
очевидное. Благородному человеку такие подленькие мыслишки вообще никогда бы в голову
не пришли. Он просто делал бы, что от него требовали обстоятельства, и слова бы не сказал.
Нельзя же бросать близкого человека в беде!
Да! — со злостью подумал Илья. — «Благородный»! Я тоже вот думал до сих пор, какой,
мол, я «благородный»! А вон как оно оказалось, когда жизнь прижала! Откуда что взялось!
Самому на себя смотреть противно. Какая я, оказывается, эгоистичная сволочь.
Да и!.. Нет. Не так даже. Мысли все эти паскудные, про горькую свою судьбину чести
мне, конечно, не делают, это так! Но всё же не всё тут так просто.
Если бы Наташка просто после аварии или, там, ДТП инвалидом осталось, я бы,
пожалуй, тоже за ней хоть всю жизнь ухаживал и слова бы не сказал. Горшки бы выносил. Но
то — другое! То — от Бога! Во-первых, и выбора у тебя в этой ситуации нет, обрушилась
беда на тебя — и всё! никто тебя ни о чем не спрашивает, нравится тебе это или нет; а во-
вторых, как говорится, Бог дал, Бог и назад взял. Всегда эта ситуация естественным путем
разрешиться может. Смертью больного. Бог решает, жить человеку или умереть.
А тут я решаю! Я!! Я на себя функции Бога беру. А я всего лишь человек. Человек! Не по
плечу мне такая ноша. Что я могу «решить»?! Могу я самого близкого человека, жену горячо
любимую убить?! Дать ей умереть, зная, что я в состоянии этого не допустить, не допустить
ее смерти, что я в состоянии ей помочь. Могу!? Могу!!?? Ясно, что не могу. Ни черта я не
могу. Иначе как я с этим жить потом буду!?
И!!.. Бог ты мой!.. Родители мои! — они же тоже теперь вечно жить будут! Больные,
немощные, но они тоже никогда не умрут. Пока я жив, я этого не допущу!
Илья вдруг покрылся весь холодным потом и даже на кровати от ужаса сел. Он вдруг
вспомнил, как у одного его приятеля умирала от рака мать. Вся распухшая, страшная, почти
не встававшая с постели.
И вот в таком же состоянии ведь и моя мать когда-нибудь будет наверняка. Только она-то
не умрет, я смогу на одном из последних этапов болезни стабилизировать процесс и
остановить распад организма.
За то мгновенье, когда экстрасенс совершал над ним свои пассы, инициируя в нем его
дар, Илья успел понять, что работать со здоровым организмом он практически не может.
Только с больным. Причем только на самых последних стадиях болезни. Когда жизненной
энергии у человека почти уже не осталось. Вероятно, связано это было с тем, что такие
незначительные потоки энергии легче контролировать, ими легко управлять. Управлять
большими потоками он не мог. Не мог помочь матерь, пока она здорова.
Итак, мама заболеет… (Илья дико огляделся. Да что это со мной! О чем я думаю!? Но
остановиться он уже не мог) …дойдет до какого-нибудь совсем уж ужасного состояния… но
умереть я ей так и не дам. Так она и будет такая вот распухшая и страшная жить вечно. До
самой моей смерти… И папа тоже… И Наташка… Да я с ума просто сойду!! Да я от одной
только мысли этой схожу! Меня просто дрожь по коже пробирает!.. Но не хочу же я, чтобы
мама с папой умерли? Я же не желаю им смерти!?.. Нет, конечно. Ну, так вот они и не умрут!
Да это проклятие какое-то, а не дар!! Ловушка какая-то дьявольская! Всё, вроде, в твоей
власти, сам всё решаешь, а на самом-то деле оказываешься в итоге загнанным в угол. Что ты
можешь «решить»?! Ты же не Бог, чтобы жизнью-смертью распоряжаться? Жизнь у близкого
человека отнимать.
Часов в восемь Илья все-таки заснул. Снились ему какие-то кошмары. Безобразные,
распухшие мать с отцом, окровавленная жена с переломанными и торчащими из тела
костями. Все они медленно ковыляли к нему и тянули к нему свои руки, а он хотел убежать!
убежать!! от них!.. но, как это часто бывает во сне, не мог сдвинуться с места. Они всё
ближе… ближе… Илья закричал и проснулся.
Часы показывали уже четвертый час. Илья с замиранием прислушивался к собственным
ощущениям. Ну?.. Ничего. Дар не пробудился.
Илья встал, зевнул и пошел умываться. Он чувствовал себя на удивление легко и
свободно. Как человек, только что чудом избежавший огромной опасности.
*****
Екклесиаст.
СУББОТА.
From PR to x13
Привет, x13!
From x13 to PR
Hello, PR!
Да всю ночь сегодня сидел! Эта разница во времени задолбала уже. К тому же я язык
все-таки не очень хорошо знаю. Пишу, как я сам понял. Если мне самому что-то неясно — я в
скобках указываю.
Человек подобен капельке в океане других людей. Океан большой, капелька маленькая.
Энергия ее по сравнению с энергией целого океана ничтожна. Поэтому все, что происходит с
отдельным человеком, все колебания внутри капельки, влияют обычно только на ближайшее
его окружение, на соседние капельки. А дальше эти колебания очень быстро гасятся и
затухают.
Все это вполне понятно и естественно. Но в океане, как и вообще в любой системе,
существуют так называемые резонансные частоты. И если капелька начинает вдруг
колебаться в этих резонансных частотах, то эти ее колебания не гаснут, а наоборот
многократно усиливаются и пронзают толщу всего океана. Действительность как бы
подстраивается под них или, точнее, они подстраивают ее под себя.
Именно таков механизм воздействия великих людей (Александр Македонский, Цезарь,
Наполеон), когда действия одного человека, колебания одной маленькой капельки,
обладающей ничтожной энергией по сравнению со всем океаном, оказывают колоссальное
воздействие на весь океан в целом. Колебания в резонансных частотах.
Так вот, это заклинание счастья перестраивает что-то в тебе (тут я не понял, термин
какой-то, «внутренняя сущность», что ли?) и меняет твои частоты на резонансные. Т. е.
отныне действительность (мир) будет под тебя подстраиваться.
Ну, Александра Македонского из тебя, может, и не получится, т. к. настройка все же
грубая, но все-таки отныне твое действие будет распространяться на огромные слои воды
вокруг тебя, а не только на соседние капельки. А этого вполне достаточно, чтобы сделать
лично тебя счастливым. В общем, ты отныне подстраиваешь окружающую действительность
под себя. Сможешь активно влиять на реальность.
Ну, вот так примерно. Да, и дальше они пишут, что заклинание очень опасно и
пользоваться им надо с осторожностью. Но там уже 6 утра было, у меня голова совсем ничего
не соображала, так что про это я уже ничего не выяснил. Почему опасно? В чем эта
опасность?
From PR to x13
И когда ты теперь с ними свяжешься?
From x13 to PR
Теперь только в понедельник ночью. Они ж в субботу-воскресенье не работают.
From PR to x13
А заклинание они тебе прислали?
From x13 to PR
Да. Звуковой файл.
From PR to x13
Ты слушал уже?
From x13 to PR
Да. Там слова какие-то непонятные, на каком-то непонятном языке, через паузу. Надо
отчетливо повторять.
Т. е. слово, пауза. Во время паузы ты повторяешь слово максимально точно. Ну,
стараешься воспроизвести.
From PR to x13
Ты уже пробовал?
From x13 to PR
Что я, дурак? Нет, я в такие игры не играю. На фиг-на фиг!
From PR to x13
Ты что, веришь в это?
From x13 to PR
Не знаю.
From PR to x13
Так ты сам не будешь?
From x13 to PR
Что?
From PR to x13
Заклинание читать.
From x13 to PR
Нет.
From PR to x13
Что, вообще не будешь?
From x13 to PR
Нет.
From PR to x13
Почему? Это же заклинание счастья. Ты что, счастливым быть не хочешь?
From x13 to PR
У меня и так все нормально.
From PR to x13
Ты мне файл с заклинанием сбрось тогда. Послушаю хоть. Интересно же.
From x13 to PR
Хорошо. А ты что, прочитать его собираешься?
From PR to x13
Не знаю. Нет, наверное. Подожду уж до вторника, что там за предупреждение. Не знаю,
короче.
From PR to x13
Да. Все нормально. Спасибо. Тогда до вторника? Ты чего в выходные-то делать
собираешься?
From x13 to PR
Не знаю еще. Может, на дачу поеду. А ты?
From PR to x13
Тоже не знаю. Наверное, дома останусь. Дел полно. Ну, ладно, пока.
From x13 to PR
Пока. Bye-bye!
ВТОРНИК.
From PR to x13
Привет!
Ну, как дела? Как выходные провел?
From x13 to PR
Hello, PR!
From PR to x13
Тоже. С этими-то связывался уже?
From x13 to PR
Нет, у них с сервером что-то. На сайте объявление висит, что в конце недели только
включатся.
From PR to x13
Вот черт! До конца недели, что ль, теперь ждать?
From x13 to PR
А чего ты хотел?
From PR to x13
Ну, как чего?! Предупреждение их почитать. Насчет заклинания.
From x13 to PR
А ты его слушал?
From PR to x13
Конечно, слушал! Раз десять уже, наверное.
From x13 to PR
Ну, и как?
From PR to x13
Абракадабра какая-то. Чушь все это!
From x13 to PR
Так зачем слушал тогда 10 раз?
From PR to x13
Сам не знаю. Как в пропасть какую-то заглядываешь. И знаешь, что не надо, и
удержаться не можешь. Так вот словно и подмывает, подталкивает кто: произнеси да
произнеси!
From x13 to PR
Ну и произнеси. Ты же говоришь: чушь?
From PR to x13
Да!.. Чушь-то чушь, а все-таки… Страшно как-то… Черт его знает!
From x13 to PR
Вот именно! Подожди уж до конца недели. Пока они откроются.
From PR to x13
Ладно. Ну, давай. До завтра.
From x13 to PR
До завтра. Bye-bye!
СРЕДА.
From PR to x13
Привет!
From x13 to PR
Hello, PR!
From PR to x13
Только что. Минуту назад. Перед тем, как с тобой связаться.
From x13 to PR
Ну, и как? Счастливый уже, небось?
From PR to x13
А то!
From x13 to PR
Ну-ну!.. Слушай, у меня тут дел по горло. Давай тогда до конца недели. Когда у них сайт
откроется. А то по работе завал. Вилы!
From PR to x13
О! Действительность уже меняется! Всегда ведь приятно слышать, что другому плохо!
From x13 to PR
Ладно, остряк-самоучка. Все! Некогда мне. Свяжемся… Bye-bye!
From PR to x13
Ладно, ладно! Работай. Пока.
СУББОТА
From PR to x13
Привет!
From x13 to PR
Hello, PR!
«Проснулся»! Да я уже тут с утра, как пчелка, пашу! В смысле, тружусь. В отличие от
некоторых…счастливцев. Которые, судя по всему, «часов не наблюдают» и спят до двух часов
дня.
From PR to x13
Слушай, не морочь мне голову! «Пчелка»! Ты лучше скажи, связывался ты с ними??
From x13 to PR
Связывался, связывался! И что за тон?! Думаешь, если ты теперь на резонансной частоте
волну гонишь, можешь и мной командовать?
Ладно, шучу, шучу!
В общем, связался я с ними и попросил предупреждение прислать, как ты и просил. И
добавил от себя, что один мой приятель, мол, прочел.
Они, кстати сказать, очень серьезно это восприняли и завалили меня вопросами: что и
как? Кто ты? Сколько тебе лет? Где работаешь? Когда прочитал? И пр.
Ну, я же сам не знаю про тебя ничего. Да и без твоего ведома в любом случае говорить
бы ничего не стал. Короче говоря, они прислали длиннющую анкету с вопросами. Я тебе ее
перешлю, и ты сам им ответь. Я тебе их e-mail укажу. O`key?
P.S. Вопросики, я тебе скажу!.. По крайней мере, некоторые. Они сказали, ставь прочерк,
если отвечать не хочешь.
From PR to x13
Ну, пришли. А предупреждения?
From x13 to PR
Насчет предупреждений они сказали, что раз ты уже прочитал, то предупреждения
теперь излишни. От них тебе теперь только хуже может быть. Все равно уже ничего не
изменишь. Теперь надо просто смотреть, как заклинание на тебя действовать начнет.
From PR to x13
И как я это увижу?
From x13 to PR
Они очень просили тщательно отслеживать все происходящее вокруг тебя и сообщать им
о любых событиях максимально подробно. Ну, наблюдать за тобой хотят, как за пациентом в
клинике. За самочувствием, так сказать.
From PR to x13
Кстати, насчет самочувствия. Я тут что-то приболел последние дни. Чувствую себя как-
то… Усталость какая-то, что ли?.. Непонятно даже. Лежать все время хочется.
Так что давай, анкету мне присылай и до завтра. Полежу пойду. Т. е. до вторника.
From x13 to PR
Ну, полИжи!.. Ладно, ладно, шучу! Хорошо, отдыхай. Ложись. Выпей там чего-нибудь.
Все. Bye-Bye!
P.S. Оказывается, «счастливые тоже болеют»! Ну, надо же! Кто бы мог подумать!
From PR to x13
Пока. До вторника. Анкету не забудь.
Имя: Павел
Фамилия: Ростоцкий
Возраст: 38 лет
Дата и время рождения: 17 июля, около 12 часов дня
Ежемесячный доход: (до $1 тыс., $1-10 тыс., $10–50 тыс., свыше $50 тыс.)
(нужное подчеркнуть)
Профессия: Бизнесмен
Семейное положение: Женат
Дети: Нет
Возраст жены: 19 лет
Красивая ли у Вас жена: нет, красивая, очень красивая
Как ты там себя чувствуешь! Слушай, меня тут эти уже достали! Чернокнижники эти.
Всё твоим самочувствием интересуются. Я им сказал, что ты приболел слегка, так они там,
как сбесились! Просят срочно с тобой связаться и всё подробно порасспросить. Я чего-то не
пойму, что происходит? Ты же, вроде, заклинание счастья прочитал? Резонансные частоты,
там, всякие… Ну, и где оно, это счастье? Может, это у тебя сейчас период адаптации?
From PR to x13
Привет!
Чего-то ты рано сегодня. Чувствую я себя как? Хреново, по правде сказать. Совсем чего-
то разболелся. Слабость какая-то, головокружение… Никогда такого не было. Лежу все время
(лЕжу!). Жена вся извелась. От постели не отходит. Врачей уж человек десять перебывало, а
толку никакого. Ни температуры, ничего. Наверное, говорят, переутомление.
В общем, непонятно. Как будто действительно это проклятое заклинание на меня так
подействовало. Бред просто какой-то! Жену жалко. Она, бедная, тут… Ладно, впрочем.
Свяжись с этими чернокнижниками чертовыми, пусть советуют, что делать! Пусть
снимают с меня эту свою порчу! Может, я заклинание неправильно прочитал, и оно теперь
наоборот на меня действует? Короче, пусть делают что-нибудь!
И на фиг я его вообще прочитал!? У меня и так всё прекрасно было. Жил себе, жил…
Правильно говорят: лучшее — враг хорошего. Счастье ему, видите ли, захотелось.
Чернокнижного. На резонансных частотах. Александр Македонский!.. Гай Юлий Цезарь!..
Связывайся, короче, срочно с ними! Пусть сделают хоть что-нибудь! Назад все
возвращают. Не получилось из меня Цезаря. Как из Остапа Бендера графа Монте-Кристо.
Пора переквалифицироваться опять в управдомы.
From PR to x13
Ладно, понял. Завтра свяжемся. Пока.
СРЕДА.
From x13 to PR
Hello, PR!
Только что получил ответ с сайта. Наскоро перевел и сразу тебе высылаю. Без
комментариев! Сам решай. Я тебе тут не советчик.
P.S. Перевод несколько корявый получился, не обращай внимание. Просто я торопился,
письмо длинное, редактировать некогда было.
Уважаемый г-н Ростоцкий!
Мы внимательно изучили любезно присланную Вами анкету и Вашу ситуацию в целом.
Мы крайне сожалеем, что Вы прочитали заклинание счастья, предварительно не
посоветовавшись с нами. Если бы Вы это сделали, то всех нынешних проблем легко можно
было бы избежать. Как бы то ни было, но что есть, то есть.
Нам крайне неприятно писать те вещи, которые Вас, наверное, очень расстроят и
огорчат, но мы вынуждены это делать. Поскольку ситуация очень серьезная. Надеемся на
Ваше благоразумие и здравый смысл и уверены, что Вы с пониманием отнесетесь к тому,
что сейчас прочтете.
Если говорить коротко, то Ваша проблема в том, что Вы любите свою жену, а она
Вас, по всей видимости, нет. Конечно, это только наше предположение, но говоря
откровенно, те Ваши ответы, которые Вы нам любезно прислали, полностью его
подтверждают. По сути, Ваша ситуация довольно обычна и заурядна.
Вы богатый человек, ваша жена, как Вы пишете, очень красива и гораздо Вас моложе.
Не кажется ли Вам, что если бы Вы не были так богаты, то вряд ли смогли бы так удачно
жениться и найти себе такую молодую и красивую жену? Иными словами, вряд ли она
вышла за Вас по любви и, скорее всего, с ее стороны это был просто банальный брак по
расчету. Согласитесь, подобное предположение звучит вполне естественно!
Ваша проблема в том, что вы действительно, по-настоящему любите свою жену. А
когда любишь человека, хочешь прежде всего, чтобы ему было хорошо. Это и есть счастье.
Иными словами, Вы меняете окружающую реальность так, чтобы ей, Вашей любимой,
было максимально хорошо, Вы стремитесь реализовать ее подсознательные желания. А ее
подсознательное желание — чтобы Вас не было. Чтобы она осталась богатой и свободной.
Мы специально подчеркиваем, что это ее именно подсознательное желание! Ваша жена
может быть очень хорошим человеком, и сознательно вовсе не желать Вам зла. И если Вы
об этом ей скажете, она придет в ужас и даже обидится. Но тем не менее, с природой не
поспоришь. Она Вас не любит. А ей, как и любому человеку, хочется любить, хочется своего
счастья. И Вы являетесь помехой.
Все эти проблемы присущи очень многим семьям, но в обычной жизни все эти
подсознательные желания так и остаются на уровне подавленных и нереализованных. Но
произнеся заклинание счастья, Вы невольно выпустили джинна из бутылки и запустили
механизм реализации. Именно в этом и заключается главная опасность, о которой мы
писали Вашему другу и которой Вы пренебрегли, поторопившись произнести заклинание.
Вы пишете, что причину болезни врачи определить не могут, и что Ваша жена крайне
переживает, беспокоится и буквально не отходит от Вашей постели. Это означает
только, что она действительно порядочный человек и сознательно Вам зла не желает.
Подсознательно ей хочется, чтобы Вы умерли не от какого-нибудь ужасного рака или
СПИДа, страдая и мучаясь, а просто бы тихо угасли, ушли из ее жизни, умерли у нее на
руках, благославив ее перед смертью; а она бы во время болезни самоотверженно ухаживала
бы за Вами, не жалея себя, недосыпая и вообще во всем себе отказывая. А все бы вокруг ей
сочувствовали и восхищались ее благородством и силой ее любви. И перед самой собой она
тоже была бы чиста. Она сделала всё, что могла. Все, что в человеческих силах.
Мы умышленно все так жестко и цинично описываем, но ситуация действительно
очень серьезна, и Вы не должны строить себе никаких иллюзий.
Если ничего не изменится, то кончиться все может для Вас очень плохо. Процесс
пойдет очень быстро и со всё возрастающей скоростью, поскольку сейчас Ваша жена
почувствовала, что ее тайные желания могут сбыться, свобода действительно возможна,
и эта близость свободы усиливает подавленные желания, срабатывает запущенный Вами
механизм их реализации, Вам становится еще хуже, ощущение близости свободы еще
больше усиливается и т. д. В общем, классический пример обратной связи. Образно говоря,
змея кусает себя за хвост.
Что же делать? Снять заклинание невозможно. Решением проблемы явилось бы, если
бы Вы разлюбили свою жену, или же Ваша жена полюбила бы Вас. Но, к сожалению, по
заказу полюбить и разлюбить нельзя.
Можно, конечно, было бы порекомендовать Вам написать завещание не в пользу жены,
чтобы она опасалась Вас потерять и остаться ни с чем, но в данном случае и это
бесполезно. Только хуже будет. Во-первых, т. к. Вы ее любите, то Вы, наверное, на это не
пойдете, а во-вторых, пока Вы ее любите, все будет все равно оборачиваться в итоге в ее
пользу. И завещание она Вас потом все равно опять изменить заставит, и только еще
больше Вашей смерти желать будет. Только теперь уже, возможно, еще и сознательно. Раз
Вы на такие вещи способны. Она только о Вас и думает, ухаживает, от постели не
отходит, всё для Вас делает, а Вы в благодарность ее без средств к существованию
оставить хотите. Зачем же тогда жениться? И, согласитесь, она по-своему будет права.
Ведь на сознательном уровне она Вам зла не желает. Она не ведает, что творит.
Теперь, когда Вы поняли, как мы надеемся, всю серьезность и даже трагичность
ситуации, подведем итоги.
Наше резюме.
Пока заклинание действует, сделать ничего нельзя. Что бы Вы ни предпринимали,
оборачиваться все будет в итоге в данной ситуации против Вас. И жить Вам, значит,
осталось совсем немного. Будем называть вещи своими именами.
Вам необходимо НЕМЕДЛЕННО бросить всё и уехать как можно дальше от своей
жены. Чисто территориально. На другой конец света. Вы богатый человек, и для Вас это
не сложно. Купите сразу по прочтению этого письма билет на самолет и немедленно
улетайте. Мы не знаем, может, и это уже не поможет, машина сломается, и Вы на
самолет опоздаете — но это Ваш единственный шанс. Возможно, на расстоянии действие
заклинания ослабнет. Ведь даже на резонансных частотах Ваши колебания (Вашей капли)
имеют все же лишь ограниченную область действия (не весь океан). Очень большую по
сравнению с обычным человеком, но все же ограниченную.
В общем, немедленно уезжайте! Немедленно! Там, на удалении от жены, Вы, по
крайней мере, выздоровеете, а потом уж спокойно решите, как быть дальше. Не теряйте
ни секунды! Возможно, счет уже пошел на дни! Или даже на часы! Это очень сильное
заклинание. Все может очень быстро произойти.
С искренним уважением и пожеланием успехов и здоровья, MAGIA.
Слушай, чего ты делать-то собираешься? Срочно мне напиши. Может, тебе помощь
нужна? Билеты заказать или еще что! На аэродром, например, отвезти. Только скажи. Мы же
друзья, в конце концов. Хоть и виртуальные пока, только по компьютеру. Заодно уж и
познакомимся. Короче, обращайся, не задумываясь! Не стесняйся.
From x13 to PR (через 10 минут)
Что с тобой? Почему ты молчишь? Хочешь, я сам билет закажу? Скажи только, куда. Или
давай по своему выбору всё устрою? И билет, и отель. Деньги у меня есть. Это не проблема.
Я тоже человек не бедный. И с визой всё решу. А можно на Камчатку, скажем. Чтобы с визой
не заморачиваться. Тоже далеко. Только данные мне свои скажи, а я уж сам всё сделаю. Даже
машину могу прислать, чтобы на аэродром отвезти.
From PR to x13
Спасибо за заботу. Тронут! Правда! Честное слово.
From x13 to PR
Так что с билетом-то? Сам закажешь или мне заняться? Помощь нужна? Не стесняйся.
From PR to x13
Я не полечу никуда.
From x13 to PR
Что???!!! Ты с ума сошел??? ПОЧЕМУ???????!!!!!!!
From PR to x13
Знаешь… Не могу… Мне кажется… Трудно объяснить… В общем, мне кажется, если я
убегу, я предам свою любовь. От любимых не убегают.
From x13 to PR
Ты что, дурак?! Да это на тебя заклинание так действует! Не дает тебе от нее уехать. Ты
что, не понимаешь?????!!!!!
From PR to x13
Это не заклинание. Это… А может, и заклинание. Знаешь, оно и правда действует. Я
никогда ещё в жизни не был так счастлив. Как будто судьба послала мне какое-то страшное
испытание, и я его выдержал. С честью. Любовь моя его выдержала. Я ее все равно люблю.
Несмотря ни на что. Она счастлива — и я счастлив. Ей будет плохо — и мне будет плохо.
Зачем же от нее уезжать? Зачем делать ей плохо? Причинять ей боль?
From x13 to PR
Да это заклинание тебя заставляет так думать!!!! Заклинание! Заклинание!!! Не
сдавайся! Борись! Уезжай! Уезжай немедленно!!! Борись!!!!!!!
From PR to x13
Знаешь такие стихи? Я их раньше не понимал, а теперь понял:
Это, наверное, немногим дается. Мне бог дал. И я ему вечно за это благодарен буду.
Потому что это и есть счастье. Высшее. Больше желать мне нечего.
Всё. Пока… Трудно писать… Буквы расплываются… Буквы… О чем я?.. Да…
Ненависть… Ненависти мне не причитается… Нет! Любовь… Только любовь… Одна только
любовь!
From x13 to PR
Что с тобой? Отвечай! Пожалуйста, ответь! Пожалуйста.
ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ
*****
Екклесиаст.
1.
Голова болела зверски. Кроме того, тошнило и страшно хотелось пить. В общем, всё, как
обычно. Полный букет.
«Господи, как же я вчера нажрался!..» — с тоской подумал Игорь Рудников, наливая
трясущейся рукой в стакан шипящую минералку и выдавливая на ладонь зеленую таблетку
темпальгина. «Может, уж две сразу?» — засомневался вдруг он и после секундного колебания
выдавил еще одну.
Проглотив таблетки и запив их минералкой, Рудников в изнеможении откинулся назад,
на подушку и закрыл глаза. Теперь надо полежать спокойно, а в идеале вообще уснуть. Это
было бы лучше всего. Тогда есть шанс, что при следующем пробуждении голова хоть, по
крайней мере, болеть не будет. Темпальгин — это хорошо. Помогает стопроцентно. Особенно
две таблетки.
Заснуть, однако, не удалось. Как же! Заснешь тут! Не тут-то было! Только-только он
задремал, как вдруг зазвонил телефон.
— Да! — снял трубку Рудников.
— А-ал-лё! — услышал он весёлый пьяный голос Сашки Петрова. — Проснулся?
— Только что, — с усилием ответил Рудников, стараясь говорить как можно тише и
меньше. Каждое слово отдавалось в голове тупым булавочным уколом.
— А мы тут уже с утра продолжили! — радостно сообщил Петров — Давай, приезжай!
Чего ты вчера удрал-то?
— Да куда «приезжай»! — скривился Рудников. Головная боль усилилась. Черт бы его
побрал с этими его разговорами! — Я тут еле живой лежу.
— Да брось ты! Опохмелишься — и все пройдет. Сразу как рукой снимет, — заржал в
трубку Сашка. — Примем сейчас по чуть-чуть…
— Ты с ума сошел? Я умру тут, если встану! (Отвяжись ты, Христа ради!)
— В общем, отрываешься от коллектива. Не уважаешь значит… — полушутливо
резюмировал Петров.
— Ну, причем тут «отрываешься»! (Начина-ается!.. Действительно ведь обидится ещё
сейчас спьяну, чего доброго!) Ты же знаешь, как я всё это переношу. Это вам, алкашам, как с
гуся вода, а я, блядь, неделю теперь в себя приходить буду.
— Ну, ясно… Да, Гари, ты не наш, не с океана! Ладно, надумаешь — приезжай. Мы тут
у Федорыча все сидим.
— Да не надумаю я! Я валяться целый день буду, отходить. И так, вон, уж две таблетки
от головы принял!
— Ну, смотри… А то приезжай, — Сашка секунду помедлил. — Ну, ладно, пока! —
сдался наконец он.
— Пока, — почти простонал Рудников, кое-как положил на место трубку и опять налил
себе минералки.
Голова раскалывалась. Черт! Третью таблетку надо пить. Чего звонят? Не сидится им
там! Скучно им, блядь, без меня. Ну и пиздец! Это неописуемо. Давненько такого не было.
Хоть о стенку головой бейся! Надо лечь и не шевелиться минут пятнадцать. И ни о чем не
думать. И телефон этот блядский отключить немедленно. Чего я, спрашивается, раньше этого
не сделал? Никаких бы этих разговоров не было!
Рудников с ожесточением выдернул шнур из розетки и бросил его на пол. Это
подействовало на него успокаивающе. Дало ощущение уюта и безопасности. Теперь надо
просто спокойно полежать, и всё пройдет.
Минут через пятнадцать голова действительно прошла. Боль стала постепенно
отступать, отступать и наконец совсем исчезла. Рудников некоторое время просто лежал и
наслаждался ее отсутствием. Блаженствовал! Все-таки темпальгин — классная штука!
Действует гарантированно.
Он полежал спокойно и ни о чем не думая на всякий случай еще минут десять, пока не
убедился окончательно, что голова и в самом деле прошла, после чего рассеяно и не спеша
начал перебирать в памяти вчерашний вечер.
Хотя чего там перебирать-то! Всё, как обычно. Нажрались все как свиньи. До
поросячьего визга. Да и воспоминания у него были какие-то отрывочные. С обширными
пробелами и лакунами. Не геройствовал, вроде, и не приставал ни к кому — и слава богу! И
на том спасибо. А то, блядь, в прошлый раз… До сих пор вспоминать стыдно… Тьфу, черт!
Даже сейчас в краску бросило. Чего я там дурище этой тогда на ушко нашептывал… О-о-ой!..
Хорошо хоть, не заметил, вроде, никто. А может, и заметили… А!.. ладно. Всё, проехали!
Чего эту чушь вспоминать! Мало ли чего по пьяни бывает. Наплевать и забыть. Впредь только
этих глупостей не повторять. Помнить, какой я пьяный дурак и идиот. Чтобы к бабам — ни-
ни! На пушечный выстрел!
А то еще, блядь… чего доброго… Проснешься одним прекрасным утром… встретишь
розоперстую аврору… Тьфу! Тьфу-тьфу-тьфу! Лучше об этом вообще не думать! А то всё, о
чем я думаю — всё сбывается. Как по-писаному. Все пиздецы! Только о нем, проклятом,
подумаешь — и вот он, пожалуйста! Тут как тут! «Чего изволите!? Звали, хозяин?»
Что у меня опять за дурацкие мысли? Куда меня опять куда-то в сторону увело? Что
вчера-то было?.. Чего-то ведь там было… Чего-то я сегодня вспомнить собирался… Точнее,
не забыть… Чего ж?
Рудников с трудом напрягся.
Тэ-эк-с… Пьем… Пьем… Тосты-напутствия… Пьем… Напутствия-тосты… Пьем…
Семин с Татьяной… Ну, это ладно. Маркин поёт… Пробел. Опять, вроде, пьем… Опять
пробел. Опять, вроде… Стоп! Вот здесь, кажется, чего-то было. Так!.. Так… Чего ж там было-
то?.. Чего-то ведь было… Чего-то, вроде, даже важное… Да-а… Ва-ажное…
Ну, чего? Чего там, блядь, могло быть «важное»? Никого я там не трахнул, надеюсь, на
скорую руку? Может, это и есть «важное»? Боже упаси! Да нет, нет!.. Так… Ну, так что?
Вспомню я или не вспомню, в конце-то концов?
А-а-а!.. Разговор с Фроловым! Героем торжества.
Рудников наконец смутно что-то припомнил.
Застолье, гомон… совершенно пьяный Фролов что-то ему увлеченно рассказывает. По
страшному секрету. (Все эти пьяные секреты!..) Монету он, вроде кидает?.. Ничего не помню!
Причем здесь монета? Ну-ка, давай всё сначала.
Так… Мы сидим, разговариваем, он чего-то там хвастаться начинает. Потом монета… Да
ладно, пёс с ней, с монетой! Чего он говорит-то?..
А! Сейчас, сейчас…
Рудников выпил еще минералки и наконец вспомнил. Вспомнил, что говорил ему
Фролов. А говорил он по поводу своего нынешнего повышения, которое, собственно, они
вчера так бурно и отмечали.
«Чего, ты думаешь, меня повысили? Просто так, что ли? Не-ет! Просто так у нас ничего
не бывает. Э-эт-то только начало! Я в секту такую вступил, что все у меня теперь по жизни
ровно будет! Всё тип-топ! Всегда будет во всём везти! Во всём!»
Ну да! А потом он монетку стал кидать, чтобы показать, как ему везет.
Интере-есно!.. Хм!.. О-очень интересно!..
Рудников даже про похмелье свое забыл.
Какую еще секту? Чего он там плел? Чего, правда, что ль? Секта?!.. Фролов? Фролов —
сектант? Эта пьянь?! Что за бред?! А с другой стороны, не придумал же он все это! Во-
первых, он пьяный был в драбадан, лыка не вязал, для таких придумок; а во-вторых, такой
бред и придумать-то невозможно. Хм… Так, что, действительно, что ль? Секта…
Черт! До чего всё же мерзкое состояние! Голова как ватой набита. Опилками, блядь. Как
у Винни Пуха. «В голове моей опилки, да! да! да!.. Не-бе-да!!». И тому… подобное. Да, да,
да!. Так о чем это я думал?.. А, о Фролове… Да! да! да! И тому подобное. О секте и
сектантах.
А ведь назначили-то его действительно странно, между прочим. Никто этого совершенно
не ожидал. Как гром среди ясного неба. Раз вдруг — и на повышенье! А с какого хуя?! Хм…
Секта… Я бы, блядь, тоже тогда не отказался в такую секту вступить!
Да, кстати, я же ему так сразу тогда и сказал. Что тоже, мол, хочу. На что он, пьяно
ухмыляясь, заявил мне, что «он передаст».
Рудников вспомнил самодовольно ухмыляющуюся рожу пьяного в стельку Фролова и
невольно усмехнулся. «Передаст».
Смейся-смейся! — тут же одернул он себя. — А какая у него теперь зарплата и какая у
тебя? И если ты такой умный да еще к тому же и веселый впридачу, то чего же ты такой
бедный? А? Как, блядь, самая распоследняя церковная мышь! Как тот наш несчастный
премьер-бровеносец косноязычный. Посол украинский. Как его, интересно, на украинску
мову-то переводят? Так хохлам и надо! Это им за Крым.
Ладно, чего у нас там дальше-то было? С этим передастом. Чего он мне еще интересного
успел понарассказывать?
А ничего дальше не было! Тут к нам кто-то подрулил, и на этом вся наша интересная
беседа и закончилась.
Ну, и чего? Странный какой-то разговор… Гм… Очень странный. Правда всё это,
интересно, про секту или просто пьяный трёп?.. Да нет, на обычный пьяный трёп что-то не
похоже. Наоборот, такое впечатление, что это он спьяну проболтался, а теперь, наверное, и
сам не рад. Если помнит, конечно, что-нибудь.
Любопытно… Весьма любопытно… Что это за секта такая, которая может с карьерой
помочь? Типа масонской ложи, что ли? Да-а!.. А мне-то чего?! Я все равно ни во что это не
верю. Ни в масонов, ни в ложи, ни в черта, ни в дьявола! Масонской, не масонской —
главное, чтобы это было реально! Чтоб прок от них был. А то вступишь, блядь, к каким-
нибудь сирым и убогим… Таким же мудакам, как и я. Юродивым… У которых у самих за
душой ни гроша нет. На хуй-на хуй! Такие секты нам не нужны. Я и сам сирый и убогий.
Безденежье это, блядь, заебало уже! Бедность, конечно, не порок, но сколько же можно!
И главное, перспектив ведь никаких! Абсолютно. Вот в чем самый ужас! Связей нет,
родственников нет, ни хуя у меня нет! Как у Луки Мудищева. «Судьба его снабдила хуем, не
дав впридачу ни хуя!» Вот и мне… поневоле тут в любую секту бросишься. Да хоть к черту
на рога! От отчаяния, блядь, и полной безысходности. Как в омут с головой. Ласточкой!
Чего я теряю? А вдруг правда? Масоны-то, насколько я знаю, действительно ведь во всех
слоях общества существовали. Ложи их. Так что… Э-хе-хе… И чем только люди от скуки не
занимаются! Твою мать! Какой только дурью не маются. Бабок лом, делать нечего, вот с жиру
и бесятся. В детские игры играют. В ложи с сектантами. В карнавалы с переодеваниями.
Лишь бы время убить.
В общем, попытка не пытка, как учил незабвенный наш Лаврентий Палыч. Глядишь,
чего и наклюнется. Знакомства полезные заведу, то-сё!.. Главное же вовремя в нужное время,
в нужном месте оказаться!
Чего-то я, по-моему, не так сказал?.. А?.. А-а!.. не соображаю ничего уже! Ладно, заснуть
надо попробовать. В понедельник беру Фролова за жабры и пусть меня тоже в секту эту
вводит. А иначе… Можно и по-плохому, в крайнем случае. Припугнуть, например. Он же не
помнит наверняка ничего из того, что мне вчера наговорил. Ну, да там видно будет! Чего
сейчас этим всем грузиться. Сориентируюсь по обстановке. Никуда он от меня не денется.
Влюбится и женится. А не захочет по-плохому — по- хорошему еще хуже будет!
Всё! А теперь — спать! Спать, спать, спать…
2.
3.
Вернувшись к себе в отдел, Рудников сразу же обложился бумагами и сделал вид, что
полностью с головой погружен в работу. На самом деле он просто размышлял. Встреча с
Фроловым произвела на него сильное впечатление. Теперь уже никаких сомнений в том, что
секта действительно существует, что Фролов ее член и что именно благодаря ей он получил
свое нынешнее повышение, стал начальником и переехал в отдельный кабинет, у Рудникова
не осталось.
Более того, он успел понять и еще кое-что. Фролов боялся. Он явно боялся возможных
последствий своей пьяной болтливости. Это было совершенно очевидно. Не заметить это
было просто невозможно.
А последний эпизод с цифрами? Да его чуть кондратий не хватил, когда я об этом речь
завел! Аж затрясся весь. Что это, интересно, за циферки-то такие?.. Что-то он ведь мне
говорил… Но вот что? И монетку все кидал…
Не! не вспомню. Чего-то меня отвлекло. А, ну да! Шоу бесплатное. Как наша дорогая-
ненаглядная скромница-недотрога Оля из соседнего отдела, привстав со стула, за салатом
тянется, а сидящий рядом Максимов, пуская от счастья слюни, ее с блаженной, идиотской
улыбкой тайком за задницу щупает. А она все тянется, тянется и никак себе, бедная, салатик
положить не может. Всё чего-то там копается и на место не садится. Какую-то там ложечку
всё ищет…
Рудников невольно усмехнулся, живо вспомнив эту веселую картинку. Жаль,
видеокамеры не было. Забавный кадрик бы получился.
Черт! — внезапно помрачнел он. — Лучше бы я Фролова слушал, вместо того, чтобы
глазеть, как эту дуру лапают. Тоже мне, невидаль! А он, оказывается, что-то важное говорил.
Чёрта с два теперь из него это вытянешь!
Сами они, видите ли, мне это расскажут! Сами-то сами, но и заранее знать иногда не
вредно. Просто на всякий случай. Впрочем, чего теперь. Теперь только ждать остается. Когда
они со мной связаться изволят. Если, конечно, изволят.
Сколько ждать-то будем? Ну… две недели. Да. Две недели максимум. Если через две
недели не объявятся — опять на Фролова наезжать придется. Хотя хуй на него тогда наедешь.
Он и сейчас-то уж фыркает, а через две недели и в кабинет-то, небось, не пустит. Ну, как же!
Начальник же большой теперь. Пидор, блядь! Передаст.
Мысль, что какой-то там никчемушный Фролов сидит теперь себе, посиживает в
отдельном кабинете и в ус не дует, а он, Рудников, который в сто раз его умнее и талантливее,
по-прежнему гниет и прозябает на своей безнадежной должности безвыходного рядового
клерка, была совершенно нестерпима. Жгла! Ну, что это за жизнь! Ну, почему, блядь, мне так
никогда не везет!? Ну, все ведь, все куда-то в конце концов да пристраиваются! Все! Кто в
секту, кто женится удачно.
Рудников вспомнил одного своего институтского приятеля, который буквально на днях
сказочно женился на дочке какого-то, там, крупного бизнесмена. Квартиру сразу же папа
купил, тачку… — короче, все дела. Страшноватая, правда, дочка-то, ну да ведь с лица не воду
пить. За такие бабки можно и на Бабе-Яге жениться. На бабке-ёжке. На бабке, блядь, на
бабке!.. На бабках. Папиных.
В общем, все, ну все куда-нибудь да пристраиваются! Один я как дерьмо в проруби до
сих пор болтаюсь. Не пришей к пизде рукав! На хуй никому не нужный! Тридцатник скоро, и
чего я, спрашивается, в жизни добился? Ну, чего? Что у меня есть? Ни-че-го! Ноль!!
Николаша-нидвораша. Беспортошник. Голь перекатная. Спиваюсь потихоньку. С местной
институтской алкашнёй. Такими же унылыми хрониками-неудачниками. Да тут не то что в
секту, а на любой рожон полезешь!! Куда угодно! Лишь бы из этого болота, из этой трясины
вылезти! Любой ценой!!!
***
4.
5.
***
Когда Рудников снова пришел в себя, он обнаружил, что опять стоит вместе со всеми в
общем живом кольце, рясы на всех запахнуты и перевязаны веревками, свет горит и, самое
главное, в зале царит полная тишина. Ни музыки, ни криков истязуемой кошки. Он
посмотрел на маятник. Лежащие под ним несчастное животное было рассечено пополам.
Бедная кошка была мертва.
Стоящий в центре зала жрец громко произнес какую-то заключительную фразу,
повернулся и, в сопровождении двух своих подручных быстро зашагал к дальнему выходу.
Как только дверь за ним захлопнулась, кольцо распалось, и сектанты вразнобой двинулись к
ближайшей двери. Той самой, откуда пришел в зал и сам Рудников.
Рудников двинулся вместе со всеми. Он чувствовал себя совершенно опустошенным.
Как выжатый лимон. Остальные, вероятно, чувствовали примерно то же самое. Все шли,
опустив глаза и уставясь себе под ноги. Никто ни с кем не разговаривал.
Рясу и тапочки Рудников оставил в раздевалке, маску взял с собой. Он просто посмотрел,
как делают другие, и поступил точно так же.
Уже сидя в вагоне метро, он несколько пришел в себя и стал вспоминать подробности
действа, в котором он только что участвовал.
Ряса… он в кольце стоит вместе со всеми… причастие это… — так что там за мясо-то
все же было?.. ладно, не важно!.. черт с ним! — музыка… всё ускоряющееся движение по
кругу… оргия… Оргию он помнил плохо, и это его серьезно беспокоило. Черт! Наверное,
наркотики какие-то в этом питье были, которым меня опоили. Ничего не помню! Как это
такое может быть?! Только какие-то отдельные эпизоды. Совершенно дикие. Кого-то порю в
чудовищном темпе, как последний раз в жизни. А кого?.. Что?.. Куда?.. Женщину хоть?.. Да
нет! Женщину, женщину!.. Вроде… Блядь, пожалуй, лучше не вспоминать! А то вспомнишь
тут… Всю жизнь потом плеваться будешь!
Меня самого-то там, часом… не отодрали?.. Ненароком?.. Не отымели… между делом?..
Я там… ни у кого?.. Да нет, нет! А что «нет, нет»? Если и «нет, нет», то просто потому, что
повезло. Я вообще ж ничего не соображал. Мною просто какое-то общее безумие овладело.
Как и всеми вокруг. И кого хоть я там трахал-то? Даже если и бабу? Может, старуху какую-
нибудь столетнюю? Там были такие, как я успел заметить. С колен встать не могли, когда
причащались. Служки их под руки поднимали. Как они, интересно кружились-то вместе со
всеми?.. Еб твою мать! Да плевать мне на них, как они там кружились! «Кружились»!.. Вот
как они?.. И, самое главное, с кем?!..
Вообще это ужасно! Это просто свальный грех какой-то. В чистом виде. Содом, блядь, и
Гоморра. Слава богу, что хоть кошку эту несчастную трахнуть не заставили! Сначала живую,
а потом еще и мертвую. (Только съесть, — мрачно подумал он. — В виде шариков-котлеток.)
А чего? Мне было все равно, кому совать. И кому давать.
Совершенно всё это мне не нравится. Если сейчас случайно не трахнули, то в
следующий раз трахнут непременно. Наверняка! Под горячую руку кому-нибудь подвернусь
— и всё! («Руку», блядь!) Пиши пропало. Прощай, девственность! Больше мама, я не целка.
Короче, в пизду такие оргии! Мне моя честь девичья дорога. Да и вообще не понравилось
мне всё это! Вспоминать противно. Как обычно.
Да! А толк-то, толк-то хоть какой-то есть?! Толк-то?! Чего ради я хоть кошек-то ел и
такой опасности подвергался?
Рудников опять вдруг забеспокоился и заерзал на месте, пытаясь определить, а не
влажный ли у него анус. А вдруг все-таки?.. Да нет! Нет, вроде. Вот именно! «Вроде»!..
Ладно, даже если… Один раз — не пидорас. Типун тебе на язык с такими шутками!! Тьфу,
блядь! Хоть бы домой быстрее приехать. Душ поскорее принять. Смыть с себя всё. Могли бы
и в секте хоть душ устроить. Хотя, ну их на хуй с их душем! Какой там может быть душ!
Общий для всех? И мужиков, и баб? После такой массовки чего там стесняться?! Все свои.
Да и… мужиков… Видел я этих мужиков!
Рудникову опять вспомнились некоторые особо яркие картинки, и он невольно сплюнул.
Тьфу, ты! Мерзость! А интересно?.. Фролов-то у нас… девочка еще?.. или уже бабец
матерый?.. Бабуин, блядь. Тьфу!! Буду подальше теперь от него держаться. На всякий случай.
От этого бабуина. Не люблю пидоров. Жалко, кстати, что Зинаиду не видел. Надо будет в
следующий раз специально ее поискать. Целенаправленно. Поохотиться. Когда свет погаснет.
Главное, найти. А там уж — без проблем. Отказываться, как я понял, тут не принято.
Пользуйся на здоровье. Всё в твоем распоряжении. Куда хочешь, туда и… Пожалуйста! Да…
Единственная приятная мысль. Луч света в этом темном царстве. Черной пси-энергии. Да и
то… Пока Зинаиду найдешь, тебя самого тут… сто раз. Куда захотят… Отказываться ведь тут
не принято. Ладно, чего-то я по кругу гонять начал.
Да! Так чего все-таки с пользой-то? Стал я уже более удачлив? Как хоть это проверить-
то?
Неожиданно Рудников понял, что знает, как. Надо бросить сто раз монету. Результат
первого броска — орел или решка — его удача. Ее и надо считать. Орел первый раз выпал —
значит, орла считать. Решка — значит, решку. Превышение над среднестатистическими 50 %
— и есть его нынешняя удачливость, степень его везения. Рудников и сам не помнил, откуда
и как он это узнал — сказал, наверное, кто? — но знал совершенно точно, что так оно и есть.
Знал — и всё. Он еле удержался, чтобы тут же на месте, в метро, прямо в вагоне не начать
бросать монету. Еле дотерпев уж до своей станции, он выскочил на улицу, сел на лавочку и
подкинул вверх найденный в кармане рубль.
Орел! Тем лучше! Будем считать орлов.
Орел… Орел… Орел… Решка… Решка… … Орел…
Так… 62 на 38. Неплохо… Очень неплохо… Ради этого… можно и… Рискнуть!
рискнуть!.. Не более того. Не было же, слава богу, пока ничего. Ладно, посмотрим. Поглядим.
Ну, что ж, теперь остается только ждать. Ждать, ждать, ждать! Как это на мне моя
удачливость отразиться. Какие дары на меня с неба посыпятся. По-смот-рим!
6.
7.
Рудников стоял у открытого окно и задумчиво курил, время от времени стряхивая пепел
прямо вниз. Надо было что-то решать. Ксюша должна была подъехать с минуты на минуту.
Н-н-н-да!.. Так дальше продолжаться не может. Надо что-то делать. Причем срочно,
немедленно! Ведь, находясь со мной, она подвергается огромной опасности. Чудовищной! С
ней в любой момент может что-то случиться! Или не может?.. Ведь я ее люблю. Какая же это
будет «удача», если она пострадает?.. Нет-нет! Сектант этот тогда, в самом начале специально
про это спрашивал. Нет ли, мол, у Вас близких людей? Так что, «удача» эта моя не
разбирается. Всех подряд шарашит по полной программе. Просто, кто рядом.
Ну, естественно. Она же, бедняжка, тоже от этой моей черной энергии не защищена. Как
и все остальные. Это я только с помощью всех этих обрядов сатанинских природу, естество
обманываю. Вместе с другими, мне подобными, отродьями. (Рудников вспомнил безумные
пляски, оргии, шарики все эти странно-сладковатые и скривился от отвращения.) А она-то
обычный, живой человек. Ей со мной рядом находиться противопоказано. Лучше уж с тигром
в одной клетке сидеть. Или, там, с крокодилом. Да-а-а!.. О-хо-хо!.. Грехи, грехи наши
тяжкие!..
Ну, так что? Что делать-то будем?.. А? Надо что-то решать?.. Что из секты я уйду — это
ясно. Уже ушел. Больше я туда — ни-ни-ни! Ни шагу. Всё! Привет семье. Кончен бал,
погасли свечи. Мы разошлись, как в море корабли. Это-то ясно. Но этого ведь недостаточно.
Мне же еще время надо, чтобы разрядиться. Излишки черной пси-энергии этой своей на
окружающих сбросить. Я же ей сейчас, как конденсатор какой-то заряжен. Аккумулятор-
батарейка.
Время, в общем, нужно. Время, время, время, время! Больше тут ничего не поможет.
Ждать, короче, надо. Ждать! А сколько? сколько ждать-то?.. Ччерт его знает! Сколько?..
Неделю?.. Месяц?.. Да уж, как же… «неделю»! Размечтался! Месяц-то уж точно, не меньше!
Это по-любому. А то и больше. Впрочем, у меня ж приборчик есть. Счетчик Гейгера, блядь,
карманный. Всегда провериться можно. Свой радиоактивный фон посмотреть и определить,
когда я светиться перестану.
Рудников автоматически сунул руку в карман, вытащил монетку и привычным
движением ловко подбросил ее в воздух.
Орел! Прекрасно. Орел, орел, орел, решка… Орел! 83 на 17! Рекорд! Совершенно
некстати только, как обычно. Как и всё у меня. Нашел время, блядь, рекорды ставить! Да я же
просто сияю весь! Черным пси-светом! Горю, полыхаю. Как атомный реактор. Как какая-то,
блядь, мрачная 1000-ваттная лампочка горя и несчастий. Меня сейчас за версту обходить
надо. А не на встречи со мной ездить.
Господи-боже мой! Зачем я ее вообще сегодня вызвал!? Надо было хоть провериться
сначала. Кретин! Олух царя небесного! Гоблин, блядь! Бандерлог. Да если с ней что-нибудь
случиться! Из-за меня!.. Тогда!.. Лучше, впрочем, об этом пока вообще не думать. А то
накликаешь еще!.. Раньше времени.
Так… чего ж делать-то? А?.. Чего мы все-таки решим?.. Расставаться, расставаться на
время надо! На месяц-полтора, как минимум. Пока мои показатели в норму не придут.
Обычными не станут. Как и у всех нормальных людей. 50 на 50.
Черт! А как?.. Как расставаться-то? Под каким предлогом?.. Придумать чего-нибудь?
Типа командировки. Она поверит…
Рудников рассеянно стряхнул в окно пепел. Врать Ксюше ему категорически не
хотелось. Даже в мелочах. Даже для пользы дела. Он ее действительно любил.
Н-да… Надо всё рассказать. Всё! И про секту и вообще. Как на чужом горе счастье себе
устроил. Лучше сейчас это сделать, чем потом. А когда-нибудь рассказывать всё равно
придется. Нельзя, чтобы эта ложь вечно между нами стояла. Я этого не хочу. Это
неправильно. Даже если она потом меня поймет и простит за обман, я сам себе никогда не
прощу. Никогда! Её-то обмануть нетрудно, она ребенок совсем — себя не обманешь!
Как там в Библии? «Худое дерево приносит только худые плоды»?.. Ну, или что-то вроде
того. И это правильно. Нельзя, чтобы наши отношения изначально на лжи строились. Лучше
сразу все точки над i расставить. Разрубить этот блядский гордиев узел. Иначе он, чем
дальше, тем всё больше и больше запутываться будет. Это уж как обычно. Одна ложь всегда
влечет за собой другую. И не заметишь, как по уши увязнешь. Во всем этом вранье с благими
целями и намерениями. «Грязь есть грязь, в какой ты цвет ее ни крась!» Д-да… Надо
рассказывать.
При мысли, что ему придется сейчас рассказывать Ксюше про всё: и про оргии, и про
смерть двухлетнего ребенка — про всё! Рудникову стало не по себе.
Как, интересно, она всё это воспримет? Может, вообще испугается и убежит? Или
возненавидит меня? Презирать начнет. Она ж молоденькая совсем. Неопытная. Подросток, в
сущности. А у них все черно-белое. Да-нет! Право-лево! Добро-зло! А жизнь — штука
сложная. В ней цветов много. И оттенков. Да как всё это объяснишь? Это только с
жизненным опытом приходит. Понимание. С годами.
Да и чего там «объяснять»-то? Какое еще «понимание»?.. Что правое — это левое? А
черное — белое?.. И что секта — это хорошо? Вся эта черная пси-энергия?.. Боли и
страданий. Вот черт!
Рудников нервно затянулся.
Оргии, блядь, еще эти! Тоже та еще темка. Лучше ее, наверное, все-таки вообще пока не
касаться. Это-то как раз может и подождать. Потом… как- нибудь… когда поженимся. Ну,
или, по крайней мере, без излишних подробностей… Так!.. В общих чертах… А то…
шокировать…. Она, наверное, вообще еще девочка…
Как ни странно, Рудников еще ни разу не был близок с Ксюшей. Как-то так получилось.
Он не настаивал, а она, похоже, вообще была в этих вопросах совершенно неопытной и
неискушенной. Рудникова, впрочем, это только радовало. Он хотел, чтобы всё у них было по-
людски: свадьба… брачная ночь… Дети потом. А все эти случки собачьи… На скоряк.
«Давай-давай!..» Увольте! Насмотрелся он уже на них. Слава богу! Сыт по горло. И на работе,
и в секте потом, на оргиях. Налюбовался.
Может, поэтому-то он и в Ксюшу так сразу и влюбился. За молодость, за чистоту. За
искренность ее, простодушие, непосредственность… Ну, конечно, не только за это, не только
потому. Но и это тоже была одна из причин. И, причем, немаловажная. И сейчас обсуждать с
ней всю эту грязь, мерзость… О-о-ой!.. Вообще на все эти темы разговаривать… Понятно,
что сейчас не 18-й век на дворе. И она не кисейная барышня, не на Луне живет. Современная
девушка, телевизор у нее дома есть, видео, интернет. Так что… Но все равно! Ну, не хочется с
ней об этом разговаривать! Не хочется вот — и всё! Потом!.. Потом как-нибудь… После
свадьбы…
В дверь позвонили. Рудников вздрогнул, торопливо затушил сигарету и побежал
открывать.
— А-а!.. Привет! Проходи! — он посторонился, пропуская Ксюшу.
— Привет! — девушка прошла в прихожую. — Опять мои тапочки куда-то засунул?
— Да не переобувайся, так проходи! — Ксюша удивленно на него взглянула. — Проходи,
проходи! Мне поговорить с тобой надо!
Девушка еще раз на него внимательно посмотрела, ничего не сказала и молча прошла в
комнату. Рудников проследовал за ней. Он решил как можно быстрее всё покончить:
объясниться и сразу же отправить девушку домой. Подальше от себя. Пока у него такой
радиоактивный фон чудовищный. 87:13! На фиг-на фиг! От меня сейчас подальше держаться
надо! Лучше нам вообще в ближайшее время никак не общаться. Вообще никак! Даже по
телефону. Черт его знает, как эта черная энергия действует. Механизм же совершенно неясен.
Не обязательно физическая близость.
В смысле, территориальная, — тут же поправил, усмехнувшись, он. — Хм…
Физическая… Ладно.
Так вот, возможно, и обычного общения достаточно, чтобы поставить человека под удар.
Может, я и преувеличиваю, конечно, но тут уж лучше перестраховаться. А то, как бы потом…
Да… Лучше уж перестраховаться, короче. Ну, не пообщаемся месячишко… Велика важность.
Ничего страшного.
На самом-то деле мысль, что они МЕСЯЦ не будут общаться! целый месяц! была
ужасна. Но что делать? Надо, значит, надо. Куда деваться? А лучше будет, если?.. В общем,
всё! Вопрос закрыт.
— Слушай, Ксюш, вот в чем дело… — он поморщился и почесал пальцем висок не зная,
с чего начать. Девушка по-прежнему молчала. — Черт, не знаю даже, с чего начать, —
пробормотал Рудников. — Короче говоря, нам надо расстаться на месяц-полтора. Не
встречаться и даже не созваниваться. Вообще не общаться!
— Почему? Ты куда-нибудь уезжаешь? — удивленно поинтересовалась Ксения.
— Да! То есть нет. Нет, никуда я не уезжаю, — поправился он.
— Тогда почему? В чем дело? — еще больше удивилась она.
— В чем дело… В чем дело… Видишь ли… Н-да… В чем дело?.. Видишь ли… Видишь
ли, я состою членом одной организации, — решился наконец Рудников. — Секты.
— Что-о?!.. Ты?! Секты? Какой еще секты? — девушка глядела на него какими-то
совершенно круглыми от изумления глазами. — Ты сектант?!
— Да. Точнее, был до этого. Сейчас я решил от них уйти.
— Так ты правда сектант? Член настоящей секты? — девушка смотрела на него так,
словно видела впервые. — Ну и что? — после паузы спросила она. — Они тебя не
отпускают? Это что-то типа мафии?
— Да нет! Какой еще мафии! — с досадой сказал Рудников. («Мафии»!.. Насмотрелась
сериалов! Современных телебредней.) — Нет, Ксюша, никакая это не мафия. И никто меня
там не держит.
— Тогда в чем проблема? — с недоумением пожала плечами девушка.
— Ладно, смотри! — Рудников достал из кармана монетку. («Показывать нельзя! Можно
спугнуть удачу!» — сразу же вспомнил он. — Ага! Тем лучше! Может, и правда спугну. И
месяца ждать тогда не придется. Все равно мосты уже сожжены.) Он подбросил монетку и
поймал ее в воздухе. Орёл! — Видишь: орёл?
— Ну, вижу, — девушка посмотрела на монетку, потом перевела взгляд на него. — Ну, и
что?
— Теперь смотри, — Рудников положил монетку на ноготь согнутого большого
пальца. — Сейчас я подброшу ее 100 раз, и орел выпадет не меньше восьмидесяти.
— Это что, фокус такой? — уточнила Ксения.
— Смотри!
Рудников начал быстро и сноровисто кидать монетку. Господи! Сколько раз за последний
год он уже это делал?… За всю свою жизнь столько монет не кидал!
Орел… Орел… Орел… Орел… Решка… Орел… … Орел.
90:10!! Бог ты мой! Караул! Что происходит?!
— Всё! Тебе надо немедленно уезжать! — Рудников вскочил со стула.
— Да никуда я не поеду! — возмутилась девушка. — Можешь ты мне объяснить в конце
концов, что происходит?!
— Ладно! Слушай внимательно, времени нет, — торопливо заговорил Рудников. — В
общем, так. Год назад я вступил в секту. Ну, я думал, что это что-то вроде масонской ложи.
Где всякие влиятельные люди с жиру бесятся. Ряженые… черные маски… знаки всякие
тайные… Бутафория, в общем. Игра. Ну, вот я и решил тоже туда податься. Вступить. Просто
из чисто меркантильных соображений. Знакомства полезные завести, то да сё… Короче,
вступил.
Оказалось, никакие это, не масоны. И никакая это не бутафория и не игра. Всё очень
серьезно, — Рудников тяжело вздохнул. — Не знаю уж, как у них это получается, но они
делают так, что тебе начинает везти по жизни. Всегда и во всем… Вот видела, сколько раз
орел выпал? — Ксения перевела глаза на лежащую на столе монету. — 90 раз из 100! 90!! В
то время, как норма — 50. Вот это и есть мой показатель удачливости. Всё у меня получается,
и всё всегда удается. На работе повышают, в лотерею выигрываю — всё всегда о, key!
Полный ажур! — Рудников перевел дух и продолжил. — Но проблема в том, что всё это
происходит за счет других. За счет окружающих. У них начинается фатальная невезуха. Тоже
во всём! Они начинают болеть, умирать, попадать в аварии!.. Ну… Не важно, в общем. Потом
как-нибудь расскажу… Попозже. Когда всё это кончится… — Рудников замялся, подыскивал
слова.
— Что кончится? — воспользовавшись паузой, негромко спросила девушка.
— Все кончится! Проклятие мое спадет! — чуть не закричал Рудников. — Я же
объясняю: тебе опасно сейчас со мной рядом находиться! С тобой тоже в любой момент
может что-нибудь случиться! Как и со всеми остальными. А я в лотерею очередной раз
выиграю. Поэтому я и хочу на время расстаться.
— А что потом будет?
— Ну, видишь ли, потом это всё исчезнет. Со временем. Рассосется. Я стану обычным
человеком. Чтобы эту удачливость поддерживать, надо постоянно на собрания ходить. И во
всех этих сатанинских обрядах участвовать. А я с этим теперь завязываю!
— А ты участвовал в сатанинских обрядах? — как-то странно на него глядя,
поинтересовалась Ксюша. — Вокруг костра, что ль, плясал? В лесу за городом?
— Почему за городом? — удивился Рудников. — Какого еще костра?
— Ну, я фильм такой видела, — спокойно пояснила девушка. — «Гонки с дьяволом».
Там тоже секты, сатанисты, человеческие жертвоприношения… Так они вокруг костра там
свои хороводы водили.
— Н-да… Хороводы… — опустив глаза, пробормотал Рудников. — Да нет, Ксюша, здесь
всё прямо в городе, в центре. В двух шагах от метро «Сокольники». В здании школы, между
прочим. Это тебе не кино!
— Школы? Почему школы? — удивилась девушка.
— Ну, не знаю… — усмехнулся и пожал плечами Рудников. — Планировка, наверное,
для собраний самая подходящая. Актовый зал… Очень удобно. Ладно, всё! — тут же
заторопился он. — Хватит болтать! В общем, ты поняла? Сейчас нам надо на время
расстаться. Пока у меня всё в норму не придет. И не созваниваться и вообще не общаться.
Просто на всякий случай. А как всё у меня нормализуется, я тебя позвоню. Лады? — девушка
кивнула и тоже встала со стула. — Ну, давай, беги. Провожать не буду, сама понимаешь. По
той же причине. От меня сейчас подальше держаться надо. Я люблю тебя, — добавил он, уже
стоя в дверях, глядя в спину девушке. Та остановилась и обернулась. — Не скучай! —
улыбнулся он ей.
— Ладно, — улыбнулась она в ответ, повернулась и пошла к лифту.
Рудников захлопнул дверь и вернулся в комнату. Черт! Он дрожащей рукой достал из
пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. Целый месяц теперь ждать! Да я с
ума сойду! Целый месяц!!
8.
Почти весь последующий месяц Рудников безвылазно просидел дома, умирая от скуки.
Делать ему было решительно нечего, читать он никогда особенно не любил — оставалось
только смотреть телевизор. Он выучил за это время наизусть всю телерекламу, пересмотрел
кучу каких-то совершенно дебильных фильмов и прослушал несметное количество
современных эстрадных песенок по МУЗ TV. Клипов, блядь. Тили-тили, трали-вали! В
общем, существенно повысил свой культурный уровень и расширил музыкальный кругозор.
Все это время он непрерывно бросал монетку. Проверялся. Показатели снижались.
Медленно, но верно. Верно, но медленно. Очень медленно!
0,86: 0,14; … 0,8: 0,2; … 0,65: 0,35…
Наконец, к концу месяца они замерли где-то на уровне 0,5: 0,5–0,499: 0,501.
Блядь! Могли бы и на 0,501: 0,499, скажем, остановиться! — мрачно подумал Рудников,
когда окончательно убедился в том, что динамика прекратилась. Процесс разрядки
закончился. Он больше не фонил. — Как был я неудачником по жизни, так им и остался.
0,499: 0,501! Целая десятая доля процента! Даже не сотая! Ттвою мать!
Можно было звонить Ксюше.
— Алло! — услышал он в трубке голос матери.
— Здравствуйте. А Ксению можно?
— А ее нет.
— Нет?.. А когда она будет? — похолодел Рудников. («Нет»?.. А где же она? Время —
одиннадцать вечера!)
— Не знаю, — равнодушно ответила мать. — Сказала, что поздно.
— Извините, — пробормотал Рудников и повесил трубку.
Ксюша жила с родителями, отношения у нее с ними были сложные, в общем, просить
что-то передать было нежелательно. Да и звонить после полдвенадцатого тоже не
рекомендовалось.
До полдвенадцатого Рудников перезвонил еще раз пять. Ксюши по-прежнему не было.
Ладно, — начал успокаивать он сам себя. — Мало ли где она может быть! Завтра
выясню.
Больше всего на свете ему хотелось сейчас немедленно всё бросить, примчаться к ее
подъезду, затаиться там где-нибудь рядом и караулить ее хоть всю ночь. Дождаться ее
возвращения и посмотреть, с кем она придет. Ревность разгоралась в нём, как пожар.
«Люта, как преисподняя, ревность, и стрелы ее — стрелы огненные», — вспомнилась
ему невесть откуда пришедшая на ум цитата, и только сейчас он ее в полной мере понял и по
достоинству оценил. До этого подобного рода сентенции всегда казались ему только
красивыми словами и не более того. Литературой. Беллетристикой. Но сейчас он испытывал
всё это на себе, на собственной шкуре. Именно «люта»! Он метался по квартире и места себе
не находил.
Сто раз хватал он трубку и сто раз швырял ее обратно, не решаясь звонить. (Родители
эти еще проклятые!! Спать они, видите ли, рано ложатся!)
Где она? Где!!? Где она в такое время может быть?! Ночью! С кем? Не одна же она по
ночам бродит?! С кем-то же! С кем? С кем!!? С кем!!!??? Значит, она еще с кем-то
встречается? У нее еще кто-то есть? За этот месяц появился??!!
Он все проваливался, проваливался и проваливался в какую-то черную, ледяную бездну.
На сердце становилось все холоднее, пока оно окончательно не превратилось просто в какой-
то кусок льда. В целую глыбу!
Тогда он не выдержал. Проклиная все на свете и презирая самого себя за слабость и
бесхарактерность, он пулей вылетел из дома, вскочил в машину и помчался к ее подъезду. За
рулем ему стало чуть легче. Все-таки он хоть что-то делает. Просто так и дальше сидеть дома
и ждать до завтра было уж совсем невмоготу. Невозможно! Немыслимо!! «Стрелы ее —
стрелы огненные».
Через 15 минут Рудников был уже у ее дома. Машину он поставил подальше, чтобы
Ксения, чего доброго, на нее как-нибудь случайно не наткнулась (это был бы полный позор!),
а сам спрятался на лестничной площадке, между вторым и третьим этажом.
А если она уж давно домой вернулась? — вдруг запоздало сообразил он. — И сейчас
спит себе спокойненько? Время-то уже полпервого. А я в последний раз в полдвенадцатого
звонил.
Но уйти со своего наблюдательного поста было теперь уже выше его сил. Ему легче
было здесь всю ночь простоять, чем сидеть дома, ничего не делая, в полном неведении.
По крайней мере, буду хоть знать, что она домой между полдвенадцатого и полпервого
вернулась, — решил он про себя. — Если она ночью так и не придет, а утром уже дома
окажется.
О том, что будет, если она и ночью не придет, и утром ее дома не окажется, он старался
не думать. Сама эта мысль была ужасна.
Он стоял, курил сигарету за сигаретой и неотрывно смотрел в окно. А как же иначе?
Отвернешься, и тут она как раз и проскочит! А кто там у лифта на площадке стоит, отсюда не
видно. Может, она, а может, кто другой. Можно, конечно, посмотреть потом, на какой этаж
лифт поехал (Ксюша жила на 9-м этаже), но полной уверенности всё равно не будет. А если
выйти посмотреть, где свет загорелся, в какой квартире, то, опять-таки, во-первых, можно ее
прозевать, если это все-таки на лифте не она была, а во-вторых, можно потом еще, чего
доброго, и у подъезда с ней столкнуться нос к носу. Стыда не оберешься, когда она поймет,
что я за ней шпионю. А чего тут не понять? Чего же еще я у ее подъезда ночью делаю? В
общем, лучше стоять, смотреть вниз и не шевелиться. Это самое разумное. И шуму меньше
— соседи кипеш не поднимут и ментов еще, не приведи Господь, не вызовут: кто это тут в
подъезде ночью торчит? киллер, что ль, какой? (ага! киллер, блядь! Арбенин! Отелло! «Если
бы у меня был пистолет, я бы тебя застрелил!.. Если бы у меня был топор — я бы тебя
зарубил!..» — «А ты меня лучше рогами забодай!») — и ее не прозеваешь.
Тем более, что ожидание его вовсе не тяготило. Он находился в таком нервном
напряжении, что время летело для него совершенно незаметно. Стрелой! Как у охотника,
сидящего в засаде. Чу!.. Кажется, ветка треснула? Машина, какая-то, вроде подъехала?.. Нет!
Опять не то. А вот снова!..
Ксюша вернулась домой около трех часов ночи. Она была одна.
Рудников убедился, что она вошла к себе в квартиру (лифт поднялся на 9-й этаж, дверь
хлопнула, с улицы было видно, как зажегся свет в ее комнате) и с огромным облегчением
поехал домой. Конечно, надо еще будет выяснить, где это она до 3-х часов ночи сегодня
шлялась, но все-таки вернулась она одна. Одна!
9.
***
Когда Рудников пришел в себя, всё уже кончилось. Кольцо распалось, и сектанты нехотя,
как во сне, потянулись к выходу. Рудников побрел вместе со всеми. Он вообще ничего не
помнил. Вообще! Полностью отключился. Что уж он там делал?.. Или с ним там делали…
Одному богу известно…
Да-а!.. не важно. Делов-то! Было и прошло. Главное, что у меня теперь с показателями?!
Вот что действительно важно! Не зря я хоть сюда приехал-то?! А остальное… Да плевать!
Переживем. Один раз…
Он вошел в раздевалку, быстро, не глядя по сторонам, переоделся и мгновенно шмыгнул
за дверь. (Глазеть друг на друга здесь было не принято. Каждый старался побыстрее одеться
и уйти поскорей и понезаметней.) Вниз по лестнице… дверь с охранником… (А охранники
здесь, интересно, кто? Сектанты или нет? — вдруг мелькнуло у него в голове. — Они же ведь
в собраниях-то не участвуют!) и вот он уже на улице.
Рудников, кусая себе губы от нетерпения, свернул в первый попавшийся двор, присел на
корточки и достал монетку.
Так… Орел!.. Хороший признак. Орла у меня давно не было.
Орел… Орел… Решка… Решка… Решка… (Блядь!) Орел… (То-то же!) Орел… … Орел.
51: 49! 51: 49!!! Ура!! Виват! Виктория!! Не зря я все-таки!.. Фу, черт!.. Теперь хоть
вздохнуть спокойно можно. Домой ехать, ничего не опасаясь. А то… Я прямо уже… Да-а…
Рудников заметил, что руки у него дрожат. Блядь, здорово я все-таки перенервничал. Руки,
вон, прямо ходуном ходят! Нервы не в пизду!
Он попытался закурить, чтобы упокоиться. Пальцы прыгали, спички ломались одна за
другой. Закурив наконец только с пятой или шестой попытки, он некоторое время просто
стоял, прикрыв глаза, подняв к небу лицо и глубоко затягиваясь. Потом выбросил сигарету и
не торопясь двинулся в сторону метро.
10.
***
— Слышь, Ксюх! — окликнули девятиклассницу Ксению Самойлову два ее
одноклассника: Боря Швецов и Валерка Знаменский.
— Ну? — остановилась Ксения и вопросительно на них взглянула.
Вместо ответа Боря достал из кармана 50-и-долларовую купюру и показал девушке.
— Ого! — усмехнулась та. — Откуда лавэшки? Тачку чью-нибудь опять вскрыли?
— Точно! — тоже усмехаясь, в тон ей ответил Боря. — Вскрыли. И в бардачке баксы
нашли. Повезло.
— Повезло… — со странным выражением повторила вслед за ним девушка. — Понятно.
А резинки, мальчики, у вас есть?
— Нет, — переглянувшись с другом, неуверенно ответил Боря.
— Тогда только в пасть!
***
Ведущая (В):
Здравствуйте, дорогие наши телезрители! Сегодня у нас в гостях самый известный и
самый, наверное, загадочный писатель современности — Сергей Эдуардович Баринов.
Писатель (П):
Здравствуйте.
В: Сергей Эдуардович! Я сама являюсь самой искренней Вашей поклонницей и
почитательницей, прочла все Ваши книги, все без исключения. Причем по несколько раз. Все
они мне очень нравятся, я просто восхищаюсь силой Вашего таланта и считаю, что это нечто,
совершенно исключительное по своей силе. Что Ваше творчество — это вообще целое
явление в литературе!
Когда читаешь Ваши романы, то как бы сливаешься с героем, буквально им
становишься! Как Вам это удается?
П: Ну, любое творчество, рождение нового — это всегда тайна. Невозможно объяснить,
«как это удается».
Вспомните гениальные строки: «Я помню чудное мгновенье». Всего четыре слова! Но
напишите их — и Вы станете Пушкиным. И ведь это не какие-то особые, тайные слова,
доступные только посвященным! Нет, слова самые обычные, повседневные, всем известные.
Но попробуйте сами написать нечто подобное!
Подобного рода примеры наиболее убедительны. Поскольку, когда речь идет о каком-то
большом романе, скажем, «Войне и мире», то тут каждому интуитивно ясно, что написать
подобное ему лично не под силу. Сделать такое мог только Толстой. Слишком много слов,
которые нужно расположить в правильном порядке. Скомпоновать.
Сама масштабность деяния является как бы частью его гениальности.
Но вот здесь — всего четыре слова! Всего четыре! Тайна рядом, вот она! дразнит, манит
тебя своей кажущейся доступностью; кажется, что ее можно поймать, схватить рукой!.. Но не
тут-то было. В последний момент она всегда ускользает. Как солнечный зайчик. Вот он! Но
попробуй, схвати!
В: Так Вы считаете, что в творчестве вообще нет никаких законов?
П(задумчиво): Вы знаете, первым моим желанием было ответить Вам утвердительно.
Категорически! Что да, никаких законов нет!
Но мне неожиданно пришла на ум самая известная строчка второго нашего гениального
писателя, Гоголя: «Чуден Днепр при ясной погоде».
У Пушкина: «Я помню чудное мгновенье».
У Гоголя: «Чуден Днепр при ясной погоде».
Обратите внимание: и там, и там слово «чудный».
«Чудное мгновенье»… «Чуден Днепр». То есть в двух наиболее известных строчках двух
наших гениев, причем строчках совсем коротких — из четырех и пяти слов, соответственно,
и там и там встречается слово «чудный». Слово, между прочим, совершенно
нераспространенное, редкое. Не какое-нибудь там общеупотребительное личное местоимение
типа «я-он» или нечто подобное. Нет, отнюдь!
Если это случайность, то совершенно удивительная. Чудная! Так что, возможно, законы
и есть. Но, в любом случае, они совершенно непостижимы! По крайней мере, пока.
В общем, «чудны дела твои, Господи!».
Опять, кстати, «чудны»! В одном из самых известных библейских выражений. И,
заметьте, именно: «чудны». Не «чудесны», а именно «чудны»! «Чудное», «чуден», «чудны».
Так что, возможно, законы и есть.
В(несколько растерянно): Да-а… Действительно… Я как-то раньше не обращала
внимания… Очень интересно…
Ну, хорошо. Вот Вы упомянули Пушкина и Гоголя. А кого еще Вы любите? Назовите
Ваших любимых писателей.
П(уверенно, сразу и не колеблясь): Салтыков-Щедрин.
В(удивленно): Салтыков-Щедрин? Я, честно говоря… А! «Губернские очерки»,
«Сказки», «Господа Головлёвы»?..
П: Да нет, как раз именно эти произведения я считаю у него наиболее слабыми.
«Дневник провинциала в Петербурге», «За рубежом», «Письма к тётеньке», «Господа
Молчалины», «Господа Ташкентцы»…
В(еще более удивленно): Даже не слышала никогда! (После паузы.) Ладно. Салтыков-
Щедрин. А еще кто?
П(задумывается): Да всё, пожалуй.
В(с огромным удивлением): Как «всё»!? А Достоевский, Толстой, Чехов!? Вы их не
любите? Или тот же Пушкин?
П: А Вы давно читали «Войну и мир»? Или «Братьев Карамазовых»?
В(несколько смущенно): Ну-у… Откровенно говоря… Наташа Ростова… Да только в
школе, пожалуй.
П: А перечитывали с тех пор хоть раз?
В(так же смущенно): Нет.
П: Вот видите. И в то же время Вы называете Толстого великим писателем, а «Войну и
мир» — бессмертным произведением. Чем же он тогда велик? Если его никто не читает?
Всё это сплошное лицемерие. Люди называют великими авторов, которых никто не
читает. Кроме разве что специалистов-литературоведов. Чушь всё это! Поклонение идолам.
Нет бессмертных произведений, как нет бессмертных людей. И в этом высшая мудрость!
Если бы люди были бессмертными, мы бы до сих пор так и пребывали все под властью
Чингисхана. Или какого-нибудь там Навуходоносора, которые так и не упустили бы никогда
свою власть. Никакого прогресса бы вообще не было, или он замедлился бы в тысячи, в
миллионы раз!
Да что там Навуходоносор! Подумайте, что было бы, если бы Сталин был бессмертным.
Или Ленин! Мы бы и сейчас Беломор-канал строили. Это в лучшем случае. А в худшем —
они покорили бы весь мир и остановили историю и прогресс. Время прекратило бы свое
течение. Закукливание! Коллапс! Свернутая система. Анабиоз. Впавший в кому организм с
минимальной жизнедеятельностью и метаболизмом, который может существовать в таком
состоянии сколь угодно долго. Вечно!
Смерть — непременное условие прогресса. Великие должны умирать! Иначе рано или
поздно они неизбежно становятся непреодолимым препятствием на пути жизни, развития.
Жизненный поток растекается и загнивает. Всё покрывается плесенью веков, тонет в
безразличной бездне, даже не отведав от плода жизни. Апатия, безразличие. Никому ни до
чего нет дела. Никому ничего не интересно, ничего не жаль, ничего не происходит и некого
воззвать к деятельности. Завтра — точное повторение вчера.
Тупик. Конец. Болото с квакающими лягушками, беспрерывно возносящими хвалы
своему хозяину. Повелителю и господину.
Точно так же и литературные произведения. Они тоже стареют и умирают, как люди.
В конце концов остается только память. Гробница, на которую можно придти
поклониться, но не более того. В этом смысле любой современный комикс лучше всего
Толстого, как живой осел лучше мертвого льва.
В: Но почему мертвого?! Того же Толстого всё же читают, хоть, я согласна, и меньше,
чем раньше и чем принято думать. И будут читать, я уверена, и через сто лет. А комикс
забудут завтра же. Вот он действительно умрет. Это однодневка.
П (смеясь): Правильно-правильно!.. Сдаюсь. Вы меня поймали. Это я слегка
погорячился в пылу полемики. Тот же «Война и мир», скажем, еще не мертв. Просто это уже
глубокий старик, дедушка, никому особенно не интересный, но вызывающий уважение своим
почтенным возрастом и сединами. Аксакал-долгожитель, который проскрипит еще пожалуй,
лет сто, а то и все двести.
Этакая полусонная черепаха Тортилла. Дремлющая в иле на дне пруда. А комиксы — это
эфемерные подёнки-однодневки, весело резвящиеся над его гладью. Завтра их не будет, и на
их месте придут новые. Другие. Мириады и мириады других. А потом, в свою очередь,
исчезнут и они. А Тортилла так и будет дремать в своей тине.
Но, скажите по совести, разве это жизнь? А ведь когда-то и она была прекрасной
бабочкой, самой прекрасной из всех! Которой все действительно восторгались. Но сегодня
всё это в прошлом. «Дела давно минувших дней».
В: Ладно, давайте вернемся все-таки к Вам. Или нет, подождите! Но ведь Салтыкова-
Щедрина Вы все же назвали? Чем же он в Ваших глазах отличается от того же Толстого?
П: Его можно перечитывать. Это единственный, на мой взгляд, автор, которого можно
перечитывать. Причем постоянно.
У меня постоянно лежит на столе какой-нибудь том из его собрания сочинений, которое
я непрерывно перечитываю. Просто по кругу. Заканчиваю и сразу же начинаю снова. Других
таких авторов я не знаю. Впрочем, это вопрос вкуса. Дело сугубо личное.
Единственная проблема — что я его уже почти наизусть выучил. (Смеется.) Скоро
читать будет нечего. Хотя, последнее время я и так почти уже ничего не читаю. (Мрачнеет.)
Времени нет. В основном пишу.
В: Да, давайте наконец поговорим и о Вашем собственном творчестве. Как я уже сказала
в начале передачи, я сама являюсь Вашей горячей поклонницей, восхищаюсь Вашим
талантом и просто преклоняюсь перед Вашим мастерством, не побоюсь всех этих громких
слов и громких эпитетов. Они, на мой взгляд, вполне заслужены.
Но, знаете, Ваши романы оставляют какое-то странное впечатление. Точнее, не каждый в
отдельности, а все вместе, в целом. Ваша эволюция как писателя. Выбор тем.
Все романы написаны гениально! просто сверхгениально!.. Это нечто, по мастерству
вообще невероятное! — все до единого! и вот Вас-то как раз можно перечитывать и
перечитывать, если это критерий мастерства — всё это бесспорно!
Но вот тематика… Первые Ваши романы были какие-то чистые, светлые, проникнутые
стремлением к добру, герои все там были положительные. Это были сильные, смелые люди,
вызывающие безусловную симпатию.
Но чем дальше, тем всё мрачнее и мрачнее они становились. Последние же — это
вообще какой-то непрекращающийся ужас! Какие-то тёмные бездны человеческой психики.
И заглядывать страшно, и оторваться невозможно!
Почему? С чем это связано?
П (после долгой паузы): Я расскажу Вам сейчас одну сказку. Притчу. Жил-был на свете
один человек. Самый, что ни на есть обычный — ну вот, как я. Я ведь тоже писать начал
очень поздно. Вы, наверное, знаете?
В: Да, да, конечно! И сразу же такие гениальные, абсолютно зрелые вещи! Вы как будто
взялись из ниоткуда!
П (с кривой усмешкой): Ну, не совсем так. Не совсем из ниоткуда. Я вообще-то писал и
раньше…
В (с огромным изумлением): Вы писали и раньше??!!
П (с той же усмешкой): Д-да… Пописывал. Было дело… Правда, под другой фамилией.
Под псевдонимом.
В (с еще большим изумлением): Но почему же об этих Ваших произведениях никто
ничего не слышал!?
П (неловко усмехаясь): Потому что они ничего не стоят. Они бездарны. Мукулатура!
Мусор. Обычная графомания.
Да-с… Впрочем, сейчас это уже не важно.
Ну так вот. Продолжим лучше нашу сказку. Итак, жил он себе жил, колготился, бился как
рыба об лед, а всё без толку! И наконец не выдержал, разодрал на себе одежды и возопил
громким голосом:
«Господи! Ну почему, почему я такой несчастный и бесталанный?! Ну, сколько же
можно!? Смилуйся, Господи! Сжалься! Помоги мне! Сделай меня талантливым!»
И сжалился над ним Господь и послал к нему Своего ангела. И явился к нему тот ангел и
сказал:
«Радуйся! Услышал Господь твои молитвы. Станешь ты теперь талантливым. Даже
гениальным. Сверхгениальным! Писателем, каких еще свет не видел! Да будет так!
Отныне твоими устами будет говорить сам Бог. Иди, неси людям свет, добро, правду.
Открой людям свою душу. Никто не сможет противиться силе твоего слова!»
(Писатель замолчал.)
В (тихо, во все глаза глядя на горько улыбающегося каким-то своим мыслям Писателя):
И что же было дальше?
П (всё так же горько улыбаясь): А что было дальше? Человек, естественно, начал писать.
Поначалу на душе у него было светло и радостно, и книги получались светлые и радостные.
Полные добра, света и положительных и чистых героев и героинь.
Но человек ведь не бог и не ангел. В нем всего понамешано. И добра, и зла. В душе у
него есть не только светлые стороны, но и темные. Разные тайные мысли и мыслишки,
порочные желания. Когда первая эйфория прошла, темная сторона ожила. И человек вдруг с
ужасом обнаружил, что не может и о ней не писать. Его гений стал его проклятием. Он не мог
не писать. Не выворачиваться публично наизнанку. Не открывать людям свою душу.
А что там было, в этой душе?.. В мелкой душонке обычного, заурядного, мелкого
человечишки? Такие мелкие же мыслишки и желаньишки. Грязь и слякоть.
Все-таки талант, гений не на пустом месте произрастают. Не на пустыре. Это
неотъемлемая часть личности. А тут взяли и курице дали крылья орла. А зачем они ей? Куда
ей летать на них по своим куриным делам? Она как копалась в навозе во дворе, так и
копается. А крылья ей только мешают. И выставляют ее к тому же на всеобщее посмешище.
Поскольку на них, как выяснилось, еще и летать обязательно нужно. Парить в небесах. Чтобы
все на эту глупую кудахтающую курицу снизу любовались. Как она там парит. Во всей красе.
Орлиные крылья только орлу нужны. Но нельзя же просить, чтобы тебя вообще в орла
превратили! Это все равно, что о смерти просить. Это ведь уже не ты будешь. А нечто совсем
другое. Орел. Совсем другая птица. В которой нет ничего твоего, ничего куриного.
В (еще тише): И потом?..
П: Сначала начались проблемы с женой. Когда он впервые описал свои мужские
сексуальные фантазии. Поскольку по силе воздействия это была уже даже не литература, а
реальность, сверхреальность! как и было обещано ему ангелом — а жена почти никак не
отреагировала, он заподозрил, что она его не любит. Ведь фактически он изменил ей на ее
глазах! Сексуальные сцены были описаны очень ярко. А ее это как будто и нисколько не
тронуло…
В (перебивая): Да, у Вас тоже очень сильные, честно говоря, описания сексуальных сцен.
Я как раз собиралась об этом потом у Вас спросить. Как Вам это удается?
П (равнодушно): Ну, это очень просто. Я просто образно представляю себе эту сцену и
потом тщательно её описываю, максимально подробно фиксируя детали. Этакий репортаж с
места событий. Словесная живопись, словопись.
А поскольку описание всегда можно сделать чуточку идеализированным, приукрасить
его, описать идеальный секс, когда всё получается, всё удается, у обоих партнеров всё
происходит синхронно — то и впечатление, соответственно, оказывается даже сильнее, чем в
реальной жизни. Ведь в реальной жизни у одного из партнеров может быть просто плохое
настроение, что-то не заладиться — ну, сами понимаете…
А тут всё всегда именно так, как надо. Реализация мечты.
В (с интересом): И что, Вы можете так что угодно представить себе и описать?
П (по-прежнему равнодушно): Да, естественно. Вот, например, секс с Вами прямо
сейчас, прямо здесь, в студии. (Внимательно и как-то холодно-оценивающе глядя на
Ведущую): Вы встаете со стула, спокойно и неторопливо подходите ко мне…
В (с полушутливым испугом): Э-э-э!.. Хватит!.. Хватит!.. Я Вам верю.
Давайте лучше вернемся к Вашему рассказу. К Вашей сказке. Ну, и что там дальше
было?
П: А на чем мы остановились?
В: На проблемах с женой. Как он сексуальные мечты свои начал описывать, а она не
отреагировала. И он заподозрил, что она его не любит.
А кстати, а если бы она отреагировала, что было бы?
П: (пожимая плечом и усмехаясь): Не знаю, это же сказка. По сказке не отреагировала.
Впрочем, я думаю, что ничего бы не изменилось. Он бы ее в чем-нибудь другом тогда
заподозрил. Например, в том, что она его не понимает, сомневается в нем, а значит, опять-
таки не любит. Не знаю, короче. По сказке, повторяю, не отреагировала, и в нем зародились
сомнения в ее искренности.
Дальше больше. Появилась ревность. Подозрительность. Наверное, у нее есть
любовник? И если она его не любит, то почему не уходит? Из-за денег? Он ведь теперь стал
богатым человеком. Романы его расходились огромными тиражами.
В общем-то, все эти проблемы — денег, ревности, подозрительности — весьма
банальные, очень многим мужьям свойственные и во многих семьях так или иначе
присутствуют; но у него, в отличие от всех остальных, обычных мужей, в руках было
абсолютное оружие, и он не преминул им воспользоваться. Он был как дикарь, папуас с
автоматом Калашникова, и он не задумываясь пустил этот автомат в ход в своих папуасских
разборках.
Искушение было слишком велико. Да он и не мог ему противиться, даже если бы и
захотел. Он должен был писать. Писать, писать и писать! О том, что творится у него в душе.
И он написал новый гениальный роман. О том, что на тот момент его больше всего
волновало. Об адюльтере. Супружеской измене. О замужней женщине, имеющей любовника.
Роман, оправдывающий и объясняющий ее поведение. Специально, чтобы понаблюдать за
реакцией жены. Жене, естественно, понравилось. Ну, точнее, прямо она, конечно, ничего не
сказала, но он же видел!
А как ей могло не понравиться, если не нравиться им написанное просто не могло?! Да и
кто была его жена? Это же не была какая-нибудь там Жанна Д, Арк, Орлеанская
Девственница, несгибаемая и непоколебимая.
(«Непокобелимая!» — автоматически хихикнула Ведущая.)
Нет, это была обычная средняя женщина, с обычной средней моралью. Именно такая,
про которых в Библии и сказано: «Не искушай!» А он-то как раз именно и искушал!
Силой своего нечеловеческого таланта он заставлял читателя испытывать те же чувства,
что и его отрицательные герои. Понимать их, сочувствовать им! А значит, оправдывать. А
значит, менять мораль читателя, подрывать ее основы. Заставлять читателя становиться на
точку зрения негодяя и преступника. Сливаться с ними, самому на время становиться
негодяем и преступником! Пробуждать те темные стороны, которые есть в каждом.
Ведь если Вы можете представить себе психологию преступника, значит, в Вас есть что-
то от него.
Каждая женщина может легко сыграть на сцене проститутку, шлюху, понять ее
психологию, психику, логику ее поведение. Но попробуйте понять психику и логику
поведения, скажем, жужелицы! Потому что от жужелицы в вас ничего нет, а от шлюхи и
проститутки — есть.
Короче говоря, если бы он написал роман о прелестях людоедства, о наслаждении от
поедания человеческого мяса — читателю бы тоже понравилось.
С одной стороны, все это он прекрасно понимал, но понимал так же ясно и то, что
прочтение его романа равносильно реальности, равносильно действию. И коль скоро жена
прочла… Это всё равно, что она проглотила яд. «Дурная кровь в мои проникла жилы». Как
будто ее укусила змея, тарантул, скорпион.
Дальше — еще больше. Он начал сомневаться во всех подряд. В друзьях, в
родственниках — во всех близких ему людях. Представлять себе, а как поведут себя они в той
или иной ситуации. Пусть даже совершенно неестественной и в реальной жизни
немыслимой. Подобные мысли мелькают время от времени в голове у каждого («А продали
бы меня за миллион?!»), но если у обычного человека они сразу же гаснут и умирают, едва
родившись, то у него они тут же воплощались в жизнь, в реальность в его поистине
дьявольских романах.
Полный успех их порождал у него в душе новый всплеск злобы и отчаяния, и на свет
появлялся новый роман, еще ужаснее и безысходнее предыдущего.
Вокруг него скоро образовалась пустыня, вакуум — ни друзей, ни близких. Ведь это
тоже были совершенно обычные, средние люди, и для их верности, дружбы, чести тоже
существовали известные пределы. Они тоже не выдерживали всех этих нечеловеческих
испытаний и искушений, предложенных им во всех этих нечеловеческих романах. Если даже
для стали существует предел прочности, то что же говорить о людях! Есть бездны, в которые
человеку лучше не заглядывать, ибо там ничего нет, кроме предательства, бесчестия и лжи. И
есть температуры, при которых плавится всё. Даже любовь, честь и верность.
Оставшись совсем один, он начал мстить всем, всем людям вообще. Извращенные
сексуальные сцены, оргии, насилие — всё это полилось рекой. Он будил в людях самые
низкие, низменные инстинкты и злорадствовал, видя, как растут тиражи его романов.
Казалось, что его устами говорит сам Сатана. А с Сатаной, как известно, нельзя
разговаривать и его нельзя слушать.
Но в те времена, когда изрекали эту истину, — вдруг засмеялся Писатель, — вероятно,
еще не существовало ни книгопечатания, ни средств массовой информации. В частности,
телевидения, — после паузы добавил он, иронически глядя на Ведущую. — Да и про
«читать» здесь ничего не сказано. Читать, наверное, можно.
В(после длинной паузы): И что было дальше?
П (опять засмеявшись): Дальше? Дальше ничего не было. Это же сказка!
В (после новой паузы): Да… Сказка… Но Вы знаете, у меня какое-то странное
впечатление от этой сказки осталось… Вы ее случайно не про себя рассказали?
П (усмехнувшись): Ого! Какой комплимент! Мои романы настолько талантливы? Как у
героя сказки?
В: Ну… не знаю… Наверное… Да, пожалуй, что да. И смену тем своих романов Вы так
подробно описали.
П(снова усмехнувшись): Это игра. Я играю сейчас и с Вами, и с телезрителями.
Провоцирую их, чтобы поднять свой рейтинг и еще больше усилить интерес ко мне и к
моему творчеству. Теперь мои романы прочтут все, даже те, кто до этого вообще никогда
ничего не читал, кроме ценников, чеков и этикеток на бутылках. Чтобы пообщаться с самим
Сатаной. Ведь зло привлекательно. Неотразимо! Предупреди человека, что читать нельзя, и
он обязательно прочтет.
В (в замешательстве): Вы это всё серьезно?
П (с прежней иронией): Нет. Да. Да-нет. Я же Вам говорю, что это всё игра. И игра то,
что это всё игра.
И так до бесконечности. Рекурсия. Бесконечный ряд вложенных друг в друга матрёшек.
Лента Мёбиуса, где внутренняя поверхность одновременно является и внешней. А правда
одновременно является и ложью. Так что понять, где кончается одна и начинается другая, уже
невозможно.
Знаменитое: «я лгу!». Если я лгу, то я говорю правду, а если я говорю правду, то я лгу.
Высказывание, одновременно являющееся и истинным, и ложным.
В (с еще большим замешательством): Я что-то совсем запуталась.
П (насмешливо): Ничего-ничего! Я же говорю сейчас от имени Сатаны, а Он известный
любитель парадоксов.
В(собравшись с мыслями): Вы верующий человек? Христианин?
П: То есть верю ли я в существование Христа? Конечно!
В: «Конечно»?
П(пожимая плечами): Ну, разумеется. Христос существовал.
В: Вы это так странно говорите!.. Так уверенно…
П(по-прежнему насмешливо глядя на Ведущую): Каждый истинный христианин должен
быть в этом уверен. Разве нет?
В: Вот Вы вроде абсолютно всё правильно говорите, а…
П(перебивая): Ну-ну-ну! Эта сцена уже описана Гёте. Не будем повторяться. Я не Фауст,
да и Вы не Маргарита. (Медленно, после паузы): Если Вам так нравятся мои романы…
В (натянуто улыбаясь): Всё! Время нашей передачи подошло к концу. Ответьте,
пожалуйста, на вопросы телезрителей. Их очень много поступило, но времени уже нет. Хотя
бы на один.
Итак, вопрос (глянув в бумажку и поперхнувшись): Каким был Христос?
П: Слишком серьезным. У него напрочь отсутствовало чувство юмора.
В: Всё! На этом время наше истекло, и передача наша закончена. Напоминаю, что у нас в
гостях сегодня был известный писатель Сергей Эдуардович Баринов.
До свидания, Сергей Эдуардович. (Писатель кивает.)
До свидания, дорогие телезрители. До новых встреч. Берегите себя!
*****
Коля (К): Привет всем, кто нас сейчас слушает! Итак, время 12 часов 15 минут, и, как
всегда по понедельникам, в эфире наше знаменитое радиошоу, радиоигра «Розыгрыш».
Которую ведут два не менее знаменитых ведущих Оля и Коля! Я Коля, а вот рядом со мной
Оля.
К:Кто знает, кто знает!.. Всякое бывает. Лучше заранее представиться. Итак, у нас в
гостях сегодня Александр.
Здравствуйте, Александр! Насколько мне известно, Вы студент, Вам 20 лет, Вы совсем
недавно женились, и Вы со своей женой друг друга безумно любите, обожаете и пр., и пр.? То
есть Вы как раз именно тот, кто нами нужен?
К (перебивая): Что-то не могу я тебя под фатой представить. Впрочем, о тебе мы потом
поговорим. Давай пока послушаем Александра.
О: А где именно?
А:На медицинском.
К: Ага! Значит, она врач? В общем, Оля, если мы с тобой заболеем, нам будет теперь к
кому обратиться. Я надеюсь, жена Александра вылечит нас бесплатно. Кстати, как ее зовут?
А: Элла.
О (хихикнув): Эллочка-людоедочка!
К: Ладно! Оля, ты со своими шутками!.. Итак, Элла. Красивое имя. Мне лично нравится.
О: Мне тоже нравится. Я разве что говорю? Каждая женщина должна быть немножко
людоедка.
К (с шутливым испугом): Да? В смысле, может что-нибудь откусить?
О (с деланым возмущением): Вечно, ты Коля, всё опошлишь! Я совсем не то имела в
виду!
К: Да?.. А что же?.. Александр! А Вы свою жену не боитесь? Она не может у человека
что-нибудь откусить?
А: Нет, не думаю. Она очень мягкий и добрый человек.
К: И Вы её не боитесь?
А (смеется): Нет, конечно.
К: Зря-зря!.. Каждый человек должен бояться свою жену. Женщины непредсказуемы.
Никогда не знаешь, что от них ждать!
О: Ну, начинается!.. Не слушайте его, Александр! Это он от зависти. Что у него у самого
жены нет. Скажите лучше, Вы любите свою жену?
А: Да, очень!
О: Когда, Вы говорите, поженились?..
А: Две недели назад.
О: А Вы давно знаете свою жену?
А: С пятого класса.
К: О, школьная любовь!
А (несколько смущенно): Да.
О: И всё это время Вы ее любили?
А (так же смущенно): Ну… да…
О: Вот, Коля! Учись! Бери пример! А еще говорят, что нет настоящих мужчин! С пятого
класса! Вот ты бы тоже влюбился в пятом классе, сейчас бы, глядишь…
К: Ну, в пятом классе не пришлось, а сейчас уже поздно. Годы не те, влюбляться.
О (с интонациями товарища Саахова из к/ф «Кавказская женщина»): Это никогда не рано
и никогда не поздно, мэжду прочим!
К: Да и не в кого. Разве что в тебя.
О (с достоинством): В меня нельзя. Я, Коля, да будет тебе известно, замужняя дама.
К: Ну, значит, всё пропало. Нет в жизни счастья! Не всем же так везет, как Александру.
Встретить в пятом классе свою любовь!
Александр, вот Вы говорите, что любите свою жену?
А: Да, очень.
К: А жена Ваша Вас любит?
А: Конечно!
К: Вы в этом уверены?
А: Конечно, уверен!
К: Это замечательно. Прекрасно! Поскольку наше сегодняшнее шоу «Розыгрыш» как раз
посвящено именно этой теме. Любит ли Вас Ваша жена? Мы попытаемся ее разыграть, чтобы
это проверить.
Вы не боитесь? Вы уверены в своей жене?
А (после едва уловимой паузы): Нет, не боюсь. Я абсолютно уверен, что моя жена меня
любит.
К: И Вы в этом нисколько не сомневаетесь?
А (твердо): Нисколько!
К: Смотрите! Как бы потом не раскаяться. Помните, что Оля говорила? Каждая женщина
немножко людоедка. Итак, не боитесь?
А: Нет.
К: Хорошо. Тогда объявляю Вам условия нашей игры. Сейчас мы расстаемся ровно на
неделю, а в следующий понедельник в это же время опять соберемся все в этой студии и
обменяемся впечатлениями. Хорошо?
О:Ну, я-то точно приду.
К: Александр?
А: Я тоже.
К: Ну, а я и подавно! Не могу же я Олю одну бросить. Итак, до понедельника! В
понедельник финал игры. Не пропустите! А пока всего хорошего!
О: Всего хорошего! Ждем вас!
(Музыкальная заставка.)
Через неделю
К: Итак, здравствуйте все! Сегодня понедельник, время 12.15, и у нас, как и обещано,
финал шоу «Розыгрыш». Напоминаю, тема сегодняшней игры: «Любит ли Вас Ваша жена?»
Участник нашей игры — Александр, молодожен, ему 20 лет. Женат две…
О (перебивая): Три уже!
К: Да, пардон! Женат три недели, страстно любит свою жену, еще со школы, с 5-ого…
(К Александру): С пятого?
А (растерянно): Что «с пятого»?
К: Вы с пятого класса свою жену любите?
А: Да, с пятого.
К: Итак, любит свою жену еще аж с 5-ого класса!
О (томно-кокетливо): Ах, мне бы такого мужа!..
К: Цыц!
О (обиженно): Что значит «цыц»!?
К: Цыц, значит «не мешай»! У нас финал игры, и нам сейчас не до твоих шуточек.
Видишь, вон, как Александр волнуется!?
А: Да нет… А не волнуюсь…
К: Не волнуетесь? Это хорошо. Это правильно. Волноваться не надо. Это ведь всего
лишь игра.
А (натянуто усмехается): А что?..
К (бодро перебивает): Да нет-нет! Ничего! Ничего особенного. Не переживайте. Это я
так. Кошмарю! Нагнетаю обстановку. Напряжение! Чтобы радиослушателей заинтриговать, и
чтобы они ни в коем случае не покинули нашу волну.
Итак, внимание! Финал нашего знаменитого радиошоу «Розыгрыш»!
(Звучит музыкальная заставка.)
Ну-с, Александр, вот условия финала.
Сейчас мы вместе с Вами прослушаем записи некоторых бесед и телефонных разговоров
Вашей жены, сделанных нами за прошедшую неделю, а потом я объясню Вам, что делать
дальше. Мы за эту неделю времени, естественно, зря не теряли и неоднократно связывались с
Вашей женой от имени разных вымышленных лиц, ну в общем, разыгрывали ее, как это и
полагается делать по условиям нашей игры, а сейчас мы все вместе послушаем, что из этого
получилось. Хорошо?
Она Вам, кстати, не говорила, что мы ей звонили? Ну, ни о каких странных звонках не
говорила?
А (растерянно): Н-нет…
О: Я бы тоже не сказала! У любой женщины есть право на свои невинные секреты.
К: Ну, ты-то понятно. Не о тебе речь.
О (шутливо-обиженно): Да что же это такое! Я обижусь в конце концов…
К (охотно подхватывает): «И замолчу до конца передачи!» Вот здорово бы было!
О (надувшись): Нахал!
К: Всё-всё-всё! Тише! У нас финал. Не забывай!
Итак, Александр, будем прослушивать записи? Напоминаю, что по условиям игры Вы
можете в любой момент отказаться от участия. Тогда никакого прослушивания не будет.
А:А записи Вы мне отдадите?
К: Нет. По условиям игры они будут в этом случае просто уничтожены, и Вы их так
никогда и не услышите.
Ну, так, как?
А (решительно): Будем прослушивать!
К (голосом змея-искусителя): Точно?
А (так же решительно): Да!
К (с прежними интонациями): Вы уверены?
А:Уверен!
К: Хорошо! Внимание, запись!
Запись 1.
Щелчок. Слышны отрывистые гудки, как при междугороднем звонке. Потом трубку кто-
то снимает.
Женский голос (Ж):Алло!
Мужской голос с выраженным иностранным акцентом (М): Hэллоу! Здравствуйте!
Ж (удивлённо): Здравствуйте.
М: Простите. Вы есть мисс Авдеева Элла Борисовна?
Ж (еще более удивленно): Да…
М: С Вами говорят из Нью-Йорка. Адвокатская контора Голдберг энд Компани. Я есть ее
представитель. У меня к Вам есть очень важное дело. Мы ведем дело по наследству мистера
Гусьеф. Ведь Ваша фамилия до замужества — Гусева?
Ж: Да…
М: Хорошо. Мистер Гусьеф есть Ваш родственник, и он упомянул Вас в своем
завещании. Вы не возражаете, если наш московский представитель свяжется с Вами и на
месте Вам всё объяснит?
Ж (растерянно, после паузы): Ну… хорошо… Но я не знаю никакого… А когда?
М: Желательно очень срочно. Если завтра в 12 часов дня по московскому времени? Это
есть для Вас удобно?
Ж: Да… удобно… Но…
М: Хорошо. Только есть одна маленькая просьба. Не говорите, пожалуйста, пока ничего
своему мужу. Пока не встретитесь с нашим представителем и не переговорите с ним. Это
потому что в завещании Ваш муж тоже упомянут. И тут есть финансовые… как это по
русски?.. нюансы. Да, нюансы! Но это не есть телефонный разговор. Наш представитель Вам
все подробно объяснит, когда вы встретитесь.
Тот же женский голос и уверенный мужской, уже без всякого акцента, чисто русский, в
котором без труда узнается голос ведущего Коли.
Ж: Алло!
М: Алло! Здравствуйте. Эллу Борисовну можно?
Ж: Это я.
М: С Вами говорит московский представитель нью-йорской адвокатской конторы
Голдберг энд Компани. Они Вам вчера звонили.
Ж: Да.
М: Нам нужно сегодня обязательно встретиться. Вы могли бы подъехать прямо сейчас к
отелю (называет отель)?
Ж (после легкой заминки): Да.
М: Прекрасно! Скажем, через час. Вас устроит?
Ж: Хорошо. А какое там метро?
М: О! Так Вы не на машине?! Тогда давайте лучше я к Вам сам подъеду. Скажите куда?
Ж (после паузы): Ну, давайте тогда у метро (называет станцию метро).
М: Отлично! Я знаю эту станцию, там можно на машине прямо напротив выхода
остановиться. Черный Мерседес, номер (диктует номер). Записали?
Ж: Да.
М: Значит, ровно в час?
Ж: Да, хорошо.
М: До свидания. До встречи. (Вешает трубку.)
***
*****
*****
*****
*****
ВНИМАНИЕ МОЛОДОЖЕНАМ!
Хотите узнать свое будущее? Тогда посетите наш сайт <адрес сайта>.
Новейшие методики плюс современные компьютерные технологии — и
результат гарантирован!
Абсолютно бесплатно!
Ждем Вас!!!
Объявление на сайте.
ВНИМАНИЕ МОЛОДОЖЕНАМ!
Если Вы хотите узнать свое будущее, ответьте, пожалуйста, на вопросы нашей
анкеты, а также вышлите нам свои свадебные фотографии — в течение суток мы
пришлем Вам наш прогноз.
Не сомневайтесь! Мы не разочаруем Вас!
Чтобы получить более подробную информацию о нас и о нашей методике
составления прогнозов, нажмите здесь.
Хотите отвечать на вопросы анкеты? Да. Нет.
Наш e-mail для связи: <линк на e-mail>.
Высылайте.
*****
*****
***
Евангелие от Матфея.
1.
— Вставай! — Андрей легонько толкнул в бок лежащую рядом жену. Та что-то сонно
пробормотала и снова тихонько засопела. Тем лучше! — подумал Андрей и, поёживаясь от
утреннего холодка, вылез из палатки. Было еще совсем рано, часа четыре, не больше.
Тишина, серые предрассветные сумерки, мокрые от росы вещи.
Он быстро развел костер, повесил над огнем котелок с водой и побежал умываться. Вода
в озере была обжигающе-холодная и приятно бодрила. Умывшись, Андрей окончательно
проснулся. Теперь кружечку горяченького чая с бутербродиками — и можно ехать!
Вернувшись к костру, он с удовольствием обнаружил, что котелок уже закипел. Андрей
снял котелок, засыпал чай, закрыл котелок крышкой и поставил у костра завариваться. А сам
тем временем скоренько приготовил бутерброды.
Так… один с маслом и сыром… один с колбасой… Ну, и хватит! А на рыбалке еще поем.
Он сделал еще пару бутербродов для рыбалки, аккуратно завернул их в целлофановый
пакет и положил пакет на стол, на самое видное место. Рядом с термосом. А то ведь
наверняка забудешь.
Так… чай пока у нас не заварился… Проверим-ка мы, пожалуй, еще раз снасти на
всякий случай. Просто на всякий пожарный. Хотя и проверял с вечера, но!.. Лишний раз не
помешает. Последняя рыбалка как-никак. Обидно будет, если забудешь чего.
Так… Спиннинг… подсачек… лески 0,3, 0,4 — возьму-ка я еще одну катушку 0,3…
пригодится! — мало ли… попадешь, блядь, на коряжник, изорвешь всё на хуй!.. Так…
блесны… Маловато, ох, маловато!.. Да ладно! «Маловато, маловато!..» — таскаешь с собой
каждый раз целый мешок железа, а что толку?!.. Ладно… Хватит… Или нет! Возьму. Возьму
все-таки еще парочку!… Возьму-возьму!.. Вот эту… И эту… Ну, и эту уж заодно!.. И пару
вот этих маленьких вертушек с перьями!.. Всё!.. всё! Вот теперь действительно хватит, теперь
моя душенька спокойна…
Ладно… С блеснами, будем считать, покончено… разобрались… Что теперь?.. Теперь
воблеры… воблеры… Плавающие… Ныряющие… Может, уж и остальные взять?.. Всё равно
ведь последний день… А вдруг, именно на них?.. И?.. Да на хуй они нужны!! Как я всё это на
себе потащу?! Да и ни разу ж у меня на них ничего еще не клевало, на воблеры эти, сколько
ни пытался! Что я, сегодня именно учиться собрался? В последний день?!.. Ладно, всё! Вот
этот еще возьмем для очистки совести — уж больно уж он красивый! — и закрываем
коробку.
Ну, и виброхвосты, само собой… Хватит?.. А-а!.. Хватит, целая коробка тут — солить их,
что ли?!..
Так… Чего еще?.. Поводки… Карабинчики… Всё на месте? Да… Всё!.. Ничего не
забыл?.. Так… Блесны… воблеры… виброхвосты… лески… поводки-карабинчики… Всё!
Вот теперь всё!
А, ну, и спиннинг с подсачеком! Это само собой разумеется! Ну, вот теперь
действительно всё. Можно ехать.
Андрей взял пакет со снастями и с приятным чувством выполненного долга поставил его
прямо на тропинку, ведущую к лодке. Да уж!.. А то поедешь без снастей! Были прецеденты,
были… «А где снасти?… Забы-ы-ыл!!» Споткнешься — вспомнишь!
Он вернулся к костру, плеснул себе в кружку чая, взял один из только что
приготовленных бутербродов и, стараясь не шуметь, принялся быстро его есть.
Господи! Пронеси! Только б не проснулся никто! Это был бы караул! Катастрофа!..
Вылезут… Начнут шуметь… пакетиками шуршать… разговаривать… «А где то?!..» …
«А где это?!..» … Тоже сразу начнут бутерброды делать… Только не так, как я. А уже не
торопясь… с чувством, с толком, с расстановкой… С зычными перекликаниями… А за ними,
естественно, и все остальные повылазают. На все эти звуки и запахи. Слетятся, как мухи.
Бабы, в первую очередь… Если бабы проснуться, то всё! Кранты! Пиши пропало.
Сборы на полдня… Умыванья-притиранья… Чаепития бесконечные… «Ай, а я еще это
забыла!..», «Ой, а мне переодеться надо, а то я замерзла!..», «Ай, а я!..», «Ой, а мне!..» В
общем, «ай-ой, уй-хуй!». Всё! Бабы, короче, это пиздец. Кикоз. Пропало утро!
Словом, можно смело идти к ближайшей сосне и вешаться. Или лезть в палатку
досыпать. Раньше двенадцати всё равно не соберутся. А потом еще и передумают. «Что-то у
меня сегодня голова разболелась… Я, пожалуй, не поеду…» «Нет, с женщинами нам Абдуллу
не поймать!..»
И вообще ни хуя не поймать!! Короче, и зачем только этих жен сюда берут?! Хм…
«Берут»!.. А сам-то? Ну, я-то!.. Вот то-то же! «Я-то»!.. Так, наверное, и все. «Я-то»!.. Ладно,
проехали.
Андрей, собственно, и сам не знал, а зачем он, действительно, взял с собой в этом году
жену? Хотя, впрочем, чего там «взял»! Это она сама «взяла». Взяла, да и поехала.
— А почему?..
— Ну, чего ты там делать-то будешь? Там холодно, комары, климат суровый. Жить
придется в палатке, в антисанитарных условиях. Водой холодной умываться. Заболеешь еще,
чего доброго, простудишься, застудишь себе чего-нибудь! Самое ценное. Это же тебе не юга.
Это Карелия. Север. Чего тогда делать-то будешь?
— Не заболею.
— Ну, а если заболеешь?
— Почему это я должна заболеть? Другие же ездят?
— Другие — это другие! Они каждый год ездят. И чего ты там все-таки делать-то
будешь? Я просто не представляю себе! Я на рыбалку с утра уеду на весь день, а ты чего?
— А что это ты меня прямо так отговариваешь?.. Тебе-то какое дело, чего я там делать
буду? Тебе я не помешаю, не беспокойся!
«Не помешаю!..» — угрюмо подумал Андрей. — Э-хе-хе!..
Похоже, его дорогая женушка просто решила в один прекрасный день проверить для
порядка, а чем же это ее любимый муженек на этой самой «рыбалке» занимается? Что это
там за рыбок он ловит? И со свойственным всем женщинам легкомыслием тут же
вознамерилась сама, собственными глазами, лично на месте во всем убедиться. Разобраться,
так сказать. Проконтролировать ситуацию.
А все его неопровержимейшие аргументы, увещевания и призывы к здравому смыслу
только подлили масла в огонь. Только подстегнули ее и раззадорили. Усилили вдруг
проснувшуюся подозрительность.
Короче, сказано — сделано! Чего тянуть? Села в поезд да поехала.
«Поехала»!.. В поезде ехать было, конечно, очень весело. Еще две молодые супружеские
пары… новые знакомства… шутки-прибаутки… закуска-выпивка!.. Потом ночевка в
настоящей деревенской избе у одного местного жителя, которого они знали с незапамятных
времен и у которого всегда по приезду останавливались… Банька… водочка под домашние
соленые грибки и рыбку местного засола. Выкладываемую на тарелку прямо из открываемых
тут же закатанных трехлитровых банок. Романтика!
Потом еще четырёхчасовая почти поездка с ветерком на моторке по суровому, но
живописному северному озеру, в запутанном лабиринте бесчисленных островов, островков и
островочков. Тоже очень интересно и занимательно.
И, наконец, конечный пункт назначения. Безымянная бухта, куда они ездили уже много
лет. Андрей уж и не помнил сколько. Проводник их быстренько выгрузил, пожелал им
успешной рыбалки, а сам сразу же уехал, ссылаясь на неотложные дела. И пообещав
вернуться за ними сюда ровно через три недели. Как он это обычно всегда и делал. На
протяжении всех этих лет.
И они вшестером остались одни. Когда Вера, жена Андрея, поняла, куда именно она
попала и во что именно влипла, было уже поздно. Самостоятельно уехать отсюда было
невозможно. На байдарке тут неделю надо плыть, не меньше, да и дороги никто не знал. Их
всегда местные сюда-отсюда привозили-отвозили. Да и опасно на байдарке! Ветер, волны,
огромные открытые пространства — перевернешься в два счета, а вода — ледяная. Куда тут
на байдарке!..
Уехать, короче, невозможно. Надо ждать три недели. Заняться же здесь, между тем,
женщине, такой, как Вера, было решительно нечем. Абсолютно! Другие жены грибы-ягоды
целыми днями солили-варили и собирали. Веру же всё это совершенно не интересовало. Ни в
малейшей степени! Все эти заготовки. А других развлечений тут, увы, не было. Даже загорать
невозможно. Климат не тот. Да и комары…
Кончилось все это, естественно тем, что она стала таскаться с Андреем на рыбалку. Или
приставать, чтобы «завтра он никуда не ехал и побыл с ней». «Дима же с Костей не едут!
Посидим все у костра, выпьем немного… поговорим… Костя на гитаре что-нибудь
сыграет…»
«Дима с Костей»!.. Проблема была в том, что, в отличие от «Димы с Костей», Андрей
был действительно страстным рыболовом, настоящим фанатом рыбалки. Больше его здесь
ничего не интересовало. Ни грибы, ни ягоды, ни вечерние посиделки, разговоры-выпивки-
песнопения у костра — ничего!
«Костя с Димой» были рыболовы еще те! Название одно. Один раз поедут, а потом три
дня отсыпаются. («А чего по утрам-то вставать и ехать куда-то? И днем нормально клюет.
Прямо здесь, у лагеря…»)
Андрей случайно познакомился с ними несколько лет назад, тут, в Карелии, в этой самой
бухте — они тогда рядом лагерем стояли — и с тех пор ездил всегда только с ними. Как
компаньоны они его вполне устраивали. Можно, конечно, и одному, но все-таки целых три
недели… А тут хоть живые люди, вечером парой слов перекинешься — всё какое-никакое
общение. Причем в тех минимальных объемах, которые Андрею и требовались. Так…
посидишь вместе со всеми у костра полчасика, поболтаешь — ну, и хватит. А то, что Костя с
Димой не были рыболовами — даже к лучшему. То, что надо! Андрей любил обычно
рыбачить один вообще-то. Но если даже ребята и увяжутся иногда — да ничего страшного!
Во-первых, не так часто это и бывало, а кроме того, на целый день их все равно никогда не
хватало. В лучшем случае — до обеда. А там уж — «и в лагерь пора».
В общем, они его не обременяли. В сущности, у них образовался своего рода
взаимовыгодный устойчивый симбиоз. Всех устраивавший. Андрей снабжал лагерь рыбой, а
остальные взамен готовили, хозяйничали, лагерем занимались, ну, и просто своим
присутствием минимально необходимый уровень общения ему обеспечивали.
Так оно всё и шло на протяжении последних лет. Все за это время давно уже друг к
другу попритерлись, попривыкли, присмотрелись; вкусы-привычки и режим жизни каждого
остальным членам этого небольшого сообщества были давно уже прекрасно и во всех
деталях известны. Короче говоря, эти три недели проходили обычно ровно, безмятежно и ко
всеобщему удовольствию. После чего все разъезжались до следующего года.
И вдруг весь этот маленький уютный мирок зашатался. Появление Веры разом всё
изменило. Необратимо нарушило давно сложившееся устойчивое равновесие.
Вера была по сути своей типичной, чисто городской, московской барышней. К тому же
еще и избалованной, тепличной и к походной жизни абсолютно не приспособленной. Делать
она ничего, естественно, не умела, но, что самое неприятное, и учиться не собиралась. Она
спала часов до двух, потом не спеша вставала, долго потягивалась, наконец выбиралась из
палатки и, как ни в чем не бывало, усаживалась за стол пить приготовленный кем-то чай,
воспринимая всё это, как должное.
Андрей неоднократно пытался с ней по этому поводу беседовать, но всё было
бесполезно.
«Ну, ты хоть посуду иногда помой вместе со всеми!» — «Я не могу в холодной воде
ничего делать.» — «А остальные как могут?» — «У них кожа не такая. У меня кожа очень
чувствительная.»
Вот и весь разговор.
В общем, обстановка складывалась совершенно ненормальная. Получалось, что из
шести живущих вместе человек один вообще ничего не делает и, что самое-то главное, и
делать ничего не хочет! Остальные, конечно, молчат некоторое время и делают вид, что
ничего не замечают, но на самом-то деле все всё прекрасно замечают и помалкивают лишь до
поры до времени. Но вечно так, разумеется, продолжаться не может.
В итоге Андрей уже вынужден был даже несколько раз не ездить на рыбалку, а
оставаться в лагере и целыми днями колоть дрова, мыть посуду и пр. и пр. Т. е. пытаться хоть
как-то сгладить ситуацию и компенсировать хоть отчасти вызывающие праздность и безделье
своей дражайшей супруженицы. Отрабатывать, так сказать, ее общественные долги.
Хотя и это было, по правде сказать, не дело. Никаких ведь больших единоразовых работ
в лагере обычно не бывает, надо просто работать понемножку, но ежедневно. Чай, там, для
всех иногда приготовить, рыбу помочь почистить, посуду помыть. Участвовать, короче, в
общественной жизни. А сразу, за один день — ну, что ты сделаешь?
Ну, натаскал он и наколол дров для всего лагеря на три недели вперед — ну, и дальше
что? Теперь можно все эти три недели бездельничать и ничего не делать? Я, мол, свое уже
отработал? Так в лагере не принято. Наколол — ну, и молодец! А завтра новая работа
появилась — значит, и опять вместе со всеми ею занимайся.
Не дело, короче, все эти разовые «отработки». Нездоровую какую-то атмосферу создают.
Мелочных подсчетов «кто чего больше сделал». Как в таких случаях выражался один его
знакомый уголовник, «всё это стрёмная хуйня».
Именно! — мрачно подумал Андрей, быстро и бесшумно поглощая последний
бутерброд. — Стрёмная. И именно хуйня. Точнее не скажешь. Да и синонимов-то в обычном
языке нет. Идиома, блядь. Лагерная. Вернее, лагерно-тюремная. Там, наверное, тоже такие
вот ситуации постоянно возникают сплошь и рядом. Ладно, слава богу, хоть уезжаем завтра.
А то еще пара дней — и взорвалось бы все на хуй! Как перегретый паровой котел.
Переругались бы все. Ездить бы потом не с кем было!
То, что больше он сюда жену с собой никогда не возьмет, он решил для себя твердо.
Пусть что хочет делает! Хоть на голове стоит. Нет — и всё! Ни под каким предлогом! Да она,
наверное, и сама не захочет. Но даже если вдруг и захочет!.. Нет — и всё тут! Баста. Нет, нет
и нет!
Андрей заранее подбадривал и взвинчивал себя всеми этими сверхжесткими лозунгами,
прекрасно понимая в глубине души, что, на самом-то деле, если его Верочка действительно
чего-то захочет…
Вот как уж он не хотел ее сегодня с собой на рыбалку брать! Как отговаривал! Ну,
последний же день, блин!
«Да зачем тебе со мной тащиться!? Вставать ни свет ни заря… болото… комары!..
Выспись лучше спокойно… Полежи… Встанешь… позавтракаешь не торопясь… Отдохнешь
перед отъездом…» — «Нет!! Пойду!»
Твою мать!! Ну, что ты с ней будешь делать!
Хорошо, что проспала хоть, вроде. Удирать только теперь надо побыстрей.
Эта мысль его подстегнула. Андрей торопливо проглотил, давясь, остатки бутерброда.
Одним глотком допил чай, тихо поставил пустую кружку на стол и бесшумно встал.
И в это самый момент из палатки, нагнувшись, вылезла, позёвывая, заспанная и
растрёпанная Вера. Андрей некоторое время молча смотрел на нее, как на какое-то
привидение, застыв на месте и потеряв дар речи, и не верил собственным глазам.
Господи! Ну почему! Ну что же это такое делается-то! Она же спит обычно до двух
часов! И легла ведь вчера, вроде, поздно, далеко за полночь! (Андрей всё так специально
коварно подстроил, надеясь, что теперь-то уж жена наверняка утром не встанет! За себя он не
беспокоился. Посплю пару часиков — и нормально. Не впервой. В поезде потом отосплюсь.)
Вера между тем выпрямилась, широко зевнула, прикрыв рот рукой, и, посмотрев на
Андрея, громко спросила:
— Ты уже собрался? А чего ж ты меня не разбудил?
— Тише говори, разбудишь всех! — яростно зашипел на нее Андрей и настороженно
прислушался. В лагере было тихо. Никто, вроде, не проснулся. Пока, по крайней мере. —
Встала все-таки?..
— Конечно! А ты, значит, решил без меня уехать?
— Да ничего я не решил! — раздраженно прошептал Андрей. (Уедешь тут!) — Я тебя
будил, ты не вставала.
— Нет, решил… — капризно надула губки жена.
— Ладно, иди умывайся скорей, если хочешь ехать, а я чай пока разогрею, —
решительно скомандовал Андрей. — А то время уже много.
Он окончательно понял, что от жены ему теперь не отделаться, надо ее заставить хотя бы
поскорее собраться — и побыстрее ехать. Пока еще и другие не проснулись. Да и
действительно ехать уже пора. Пятый час.
Путем поистине титанических усилий, беспрерывных понуканий, покрикиваний и
подбадриваний («Ну, долго ты еще!?..», «Сколько можно собираться?!..», «Мы поедем
сегодня в конце концов!?..»), ему удалось добиться почти невозможного. Всего какие-то
полчаса — и вот они уже выезжают на байдарке в знакомую, заросшую травой протоку,
ведущую на Черное озеро — маленькое озерцо, соединенное этой протокой с основным,
большим; по которому они сюда со станции и приплыли на моторке. Почему «Черное»,
Андрей не знал. То ли и вправду оно так называлось, то ли просто туристы его между собой
так окрестили — Андрей этим никогда не интересовался. Черное и Черное. Все его так звали.
Тем более, что и вода, и рыба там действительно были в нем какие-то черные. Наверное, из-
за болотистого, торфяного дна и берегов. Везде сплошные торфяники.
План у Андрея на сегодня был таков. Доехать до конца Черного озера — оно
заканчивалось еще одной узкой заросшей протокой, исчезавшей в болоте, — оставить там
лодку, благо, место было абсолютно безлюдное, а самому, точнее, теперь самим, учитывая
увязавшуюся с ним Веру, пойти пешком поискать другие озера, разбросанные тут в изобилии.
Маленькие, не посещаемые никогда никем безымянные озерца, полные непуганой рыбы.
Сама эта мысль действовала не него возбуждающе, как наркотик. Он даже удивлялся, как
это он до сих пор этого не сделал?! Все только собирался да собирался… Вот и дособирался
до последнего дня. Как обычно всегда и бывает. Всё безалаберность да лень-матушка.
Приедешь на Черное озеро… Утро… тихо… хорошо… Народу ни души… И ехать
никуда не хочется. А-а!.. завтра съезжу!
Андрей выехал из первой протоки, пересек на байдарке неподвижное, тихое, гладкое как
стекло и словно дымящееся в этот ранний утренний час Черное озеро, и въехал во вторую
протоку. Еще пара минут — и байдарка ткнулась носом в заросший берег. Дальше плыть
было невозможно. Надо было вылезать и идти пешком. Андрей ловко развернул байдарку
боком, вылез сам, потом помог вылезти жене, небрежно привязал байдарку — течение тут
никакого, куда она денется! — взял спиннинг, подсачек, пакет со снастями, и они пошли.
Собственно говоря, Андрей и сам толком не знал, куда они идут — так просто, наудачу.
Местные говорили, что маленькие озерца тут на каждом шагу, так что найдем с божьей
помощью чего-нибудь. Ну, прогуляемся в крайнем случае немножко налегке, а потом назад
вернемся. Подумаешь! Даже интересно. Поиск… новые места… Ожида-а-ание. Предвкуше-е-
ение!..
На первое озеро они наткнулись очень быстро. Буквально минут через десять впереди
заблестело широкое водное зеркало с плавающими над ним клочьями белёсого утреннего
тумана.
Андрей осторожно, стараясь не шуметь, подкрался к берегу и, затаив дыхание, сделал
первый заброс…
Помня свой план найти и обловить как можно больше озер, Андрей уже через час с
сожалением двинулся дальше. (Места-то какие! Уходить не хочется!) Второе озеро оказалось
тоже совсем рядом. Потом третье, четвертое… Складывалось впечатление, что озера здесь
понатыканы действительно на каждом шагу. И все новые… безлюдные… неизведанные…
Полные тайн и загадок, огромных щук-крокодилов и толстых, упитанных окуней-горбачей.
Этакая рыбацкая Мекка. Эльдорадо!
Впрочем, с огромными щуками и упитанными окунями дело продвигалось пока туго.
Клева, как ни странно, почти не было. Нигде! И места вроде были преотличные — трава,
коряжник! — время — раннее утро, самый клев — ан нет! Не клюет — и всё! Ну, хоть ты
тресни!
Может, погода меняется? — не знал уж прямо, что и думать, Андрей. — Давление?..
Как бы то ни было, давление, там, или еще что, но дальше парочки мелких окуньков
дело пока не шло. Вера, естественно, давно уже устала, соскучилась и стала туманно
намекать насчет возвращения в лагерь. То есть и не туманно даже, а весьма прозрачно и
настойчиво. Собственно, попросту ныть:
— Долго мы еще тут по этим болотам таскаться будем? И всё ради этих двух карасиков?
— Это окуни, — мрачно поправил Андрей.
— Да? А я думала карасики. Такие же рыбки и около лагеря ловятся на эту длинную
леску с крючочками. Такие же маленькие и полосатенькие.
Блядь! «Рыбки»!.. Андрей хмуро покосился на пакет с двумя сиротливо лежащими там
снулыми окуньками. Самое обидное, что такая мелочь действительно безотказно и возле
самого лагеря клевала. В любое время дня и ночи. Такая же вот примерно. «Маленькая и
полосатенькая». Такие же вот микроокуньки. «Микры», как он их обычно пренебрежительно
называл. Или «матросики». «На длинную леску с крючочками», т. е. на обычный простейший
перемёт с резинкой, они попадались целыми десятками.
Н-да… В общем, возражать жене было по сути нечего. Тем не менее, возвращаться в
лагерь Андрей вовсе не собирался. Еще чего! Во-первых, его интересовал прежде всего не
результат, а сам процесс ловли. А клюнет, там, или не клюнет — дело десятое. Лучше
конечно, когда клюёт, но если даже и не клюёт — да ничего страшного! Клюнет!.. Клюнет.
Умение и труд!.. Времени много. А во-вторых, какой, блядь, еще «лагерь»!? Последний день
же! Что, вообще, за дела?! Договорились же! Сама же напросилась!
Ближе к полудню, однако, стало окончательно и бесповоротно ясно, что возвращаться
все-таки придется. Супруженица его дорогая совершенно категорически заявила, что она
устала и больше никуда не пойдет. «Отвези меня в лагерь, а сам потом можешь один хоть
весь день тут шляться!» Скрипя зубами, Андрей вынужден был согласиться. А куда
деваться?!
Ладно, — быстро прикинул он про себя. — Отвезу ее сейчас, перекушу там на скорую
руку — и назад! Времени еще полно. Первый час только.
Возвращаться, тем не менее, ему не хотелось ужасно. Ушли они уже довольно далеко.
Пока до лодки дойдешь, пока еще до лагеря доедешь… В общем, полдня потеряешь, это
точно. А потом еще назад возвращаться. Мало того, что долго, это ведь еще и психологически
неприятно. Весь кайф ломает. Интересно же дальше, вперед идти, по новым местам. Но
делать было нечего.
— Хорошо, — скрепя сердце, произнес он вслух. — Пошли. «Устала она»!.. А чего было
ехать? Спала бы себе. С самого начала же говорил, что так оно и будет! «Нет, нет!..»
Вера благоразумно промолчала. Андрей бормоча себе под нос проклятия, двинулся
назад. Вера шла следом за ним. Почва под ногами была зыбкая и болотистая, глубокий
мягкий мох, в который при каждом шаге проваливаешься по колено — идти было тяжело.
Пока шли вперед, искали новые места, это за азартом поисков как-то не ощущалось; сейчас
же, по пути назад… Андрей и сам почувствовал, что устает, а что же тогда о бедной Вере-то
говорить?
Он мельком взглянул на жену, и ему ее даже жалко стало. Чего она вообще, в этом болоте
делает?
Сама виновата! — тут же мстительно подумал он. — Ничего-ничего! Это ей даже на
пользу пойдет. Прогулочка по свежему воздуху. Зато уж больше сюда наверняка никогда не
сунется. Ни за какие коврижки ее, небось, теперь ни в какие Карелии не заманишь! Комаров
кормить.
Комаров, кстати сказать, были вокруг такие неисчислимые полчища, что просто жутко
становилось. Воздух от них буквально гудел. Вокруг стоял какой-то ровный,
непрекращающийся звон. Если бы не спрэй, их, наверное, просто съели бы давно!
Карельский вариант фильма «Съеденные заживо». Третья, блядь, серия. «Ужас болот». Спрэй
действовал хорошо, но ненадолго. Пшикаться приходится постоянно. Чуть ли не каждые
полчаса.
Где-то минут через сорок Андрей наконец забеспокоился. Предыдущего озера, на
которое они давным-давно уже должны были выйти, всё еще не было.
Черт! — с недоумением подумал он. — Это еще что такое? Куда мы идем?
Прошло еще минут десять. Озера не было по-прежнему. Кругом шли сплошные сухие
болота с чахлыми сосенками и одиноко торчащими березками. Идти стало еще труднее. Ноги
проваливались в мягкий мох теперь чуть ли не целиком. Андрей почувствовал нарастающее
раздражение. Они явно сбились с пути и шли куда-то не туда.
Ну, всё! Теперь еще часа два потеряем, как минимум! — уныло подумал он и безнадежно
вздохнул. — Пока выберемся, пока до лагеря доедем… Куда потом ехать?! Пропала рыбалка!
Блядь! Ну, от этих баб один только вред! И сама, вон, мучается, страдает и мне умудрилась-
таки в последний день полный пиздец устроить…
Он опять взглянул на жену. Вера переносила свои страдания стоически. Вероятно, она
чувствовала все-таки свою вину за то, что муж вынужден был всё бросить и везти ее в лагерь,
и потому терпела и помалкивала. Хотя видно было, что ей приходится несладко. Она
запыхалась, вспотела и тяжело дышала. Андрей и сам, по правде сказать, чувствовал себя не
лучше. Тоже весь вспотел и вообще порядком подустал. Он же еще пакет со снастями и
спиннинг с подсачеком тащил.
— Слушай, Андрюш, — вдруг недоуменно сказала Вера. — Ты уверен, что мы
правильно идем? А где озеро? Мы не заблудились?
Хороший вопрос, — горестно подумал Андрей и остановился. Он все еще не верил в
безысходную реальность происходящего. — И что теперь? Назад возвращаться? По своим
следам? Блядь, мы же минут сорок уже идем! Теперь что, сорок минут назад тащиться? По
этому проклятому болотищу? Да я умру тут!
— Н-да… — наконец промямлил он, избегая смотреть на жену. — Слушай… мы,
похоже… действительно заблудились. Придется назад возвращаться.
— Куда назад? — всё так же недоумевающе переспросила жена.
— Куда-куда!.. — раздраженно буркнул Андрей. (Раскудахталась!) — Ну, назад, по своим
следам. Пока еще не слишком далеко ушли. («Не слишком»!..)
— Что, теперь назад еще час идти? — словно не веря своим ушам, недоверчиво уточнила
жена.
— А чего еще делать? — с нарочитым спокойствием небрежно пожал плечами Андрей.
Чувствовал он себя на самом-то деле вовсе не спокойно, а напротив, весьма и весьма
неуютно. Как человек, не оправдавший возложенного на него доверия. Сусанин, блядь! Завел
в болото. Следопыт хреном. Охотник-рыболов.
— Я не могу больше идти!! — возмущенно закричала Вера, поняв наконец, что
происходит. — Ты что, с ума сошел?! Еще час назад идти! Я устала! У меня сил больше нет!
Я не знаю, как сюда-то дошла!
— Ну, не иди! — тоже сорвался, в свою очередь, на крик и Андрей. — «Могу»… «не
могу»!.. Как будто у нас выбор есть. Ну, давай, в этом болоте здесь останемся! Чего ты
предлагаешь-то?
— Ладно, чего мы кричим? — примирительно сказал он через несколько секунд. —
Давай успокоимся, отдохнем немного и потихоньку пойдем назад. Ну, бывает!.. ну, чего
поделаешь!.. Раз уж так получилось. Не переживай, всё нормально. Ты вообще молодец! —
Андрей ободряюще улыбнулся жене. — Я на тебя просто удивляюсь. Идешь, не жалуешься…
Я и сам-то, честно говоря, запарился уже по этому болоту идти!
Они постояли немного, отдыхая. Самое подлое, что и присесть-то было некуда. Мох
влажный — промокнешь весь сразу. Приходилось отдыхать стоя. Как только они
остановились, комары набросились на них с удесятеренной силой. Казалось, они со всех
окрестных болот сюда слетелись. На пир, блядь. На бесплатное угощение. И каждую секунду
подлетали всё новые и новые. Тем более, что Андрей с Верой от долгой ходьбы
разгорячились и вспотели, спрэем брызгаться было бесполезно. Всё сразу же вместе с потом
стекало.
— Пойдем, что ли? — раздраженно бросил Андрей, очередной раз звонко шлепая себе
по щеке. — А то комары совсем озверели. Сожрут нас заживо. Ты как, хоть отдохнула? Идти
можешь?
— Не знаю… — безнадежно вздохнула Вера. — Наверное…
— Ну, чего? Пойдем? — вопросительно кивнул головой Андрей.
— Пойдем… — печально согласилась Вера.
После первых же нескольких шагов по этому блядскому бездонному мху Андрей
почувствовал себя так, словно он вообще не отдыхал.
Какие там сорок минут! — в панике подумал он. — Да я через пять минут умру.
Шлёпнусь сейчас лицом в мох, и провались всё пропадом! Нет больше моих сил по нему
брести!..
Неожиданно Андрей вздрогнул и резко остановился, зачарованно глядя на чей-то
огромный, четко отпечатавшийся во влажном мху, след. След был явно свежий. Да просто
совсем свежий! Такое впечатление, что его только что оставили. Буквально минуту назад.
Здесь явно кто-то только что прошел. Примятый мох приподнимался, казалось, прямо на
глазах. А вот еще один! Андрей перевел глаза на еще один, точно такой же, след,
расположенный в нескольких метрах от первого.
Господи! Это шаг у него такой, что ли?!.. У этого «кого-то». Какой же он сам-то тогда
должен быть? Кто это? Динозавр, что ли? Болотный.
Андрей быстро озирался вокруг, чувствуя поднимающийся в груди холодок страха. Всю
усталость сразу как рукой сняло. Медведь! Ну и медведище! Да, это тебе не зоопарк с
цирком, где они такие добродушные, плюшевые и пушистые. Как один охотник писал —
один из самых непредсказуемых и опасных зверей. Если медведь нападет, то — пиздец! От
него вообще нигде не скроешься. Бегает он быстрее лошади, на дереве тоже не спрячешься —
он по деревьям прекрасно лазает. И в воде он плавает! Пиздец, короче. Безнадёга.
Да и куда мне бежать, лазать-плавать?! Я же с женой. В общем, как в известном фильме.
«Если прижмут к реке, то — крышка!»
— Чего мы остановились? — тяжело дыша, переспросила подошедшая сзади Вера.
— Медведь, — не удержался Андрей и указал рукой на след. — Вон, видишь след! А вон
второй.
— Такой большой! — простодушно и без всякого страха удивилась жена. Она похоже,
совсем не испугалась. Андрей даже обиделся такому ее равнодушию.
— Да уж, не маленький! — язвительно заметил он. — Вот нападет на нас сейчас!..
— Зачем мы ему нужны? — беззаботно улыбнулась Андрею Вера. — Он, наверное, тут
ягоды собирает.
— Грибы!.. — еще более ядовито пробормотал Андрей, сардонически усмехаясь.
Он чувствовал себя в этот момент и слегка пристыженным таким непоколебимым
хладнокровием жены, и в то же время оно подействовало на него успокаивающе.
Действительно, на фиг мы ему сдались, этому медведю! — вдруг подумал он. — У него
свои дела, у нас свои. Весьма, кстати, пока безрадостные. У нас и без медведя проблем
хватает.
— Ладно, пошли! — махнул он рукой.
Примерно через полчаса Андрей понял, что они сбились со своего старого следа и идут
куда-то совсем не туда. Места были явно не те. Хотя черт их разберет! Те… не те!.. Болото,
оно и есть болото. Мох и мох. Всё тут кругом одинаковое и уныло-однообразное.
И тем не менее последние несколько минут у него появилась какая-то тревожная
уверенность, что здесь они не шли. Вон той березки расщепленной на их пути точно не было!
Да и вон те две сосны… Блядь, зарубки надо было какие-нибудь делать, что ли! Хотя, кто ж
знал, что так всё повернется. Нет, ну это пиздец просто какой-то! Куда вообще теперь идти-
то?! Время, кстати, уже два часа! Твою мать! Это чего-то уж совсем неприятно становится.
Не нравится мне все это! Рыбалка окончательно накрылась… Хотя, какая тут в пизду
рыбалка! Тут уж не до рыбалки. Не до жиру! Быть бы живу. Чего делать-то?!
Андрей опять остановился.
— Ну, чего? Долго еще? — Вера явно запыхалась и устала, но держалась по-прежнему
молодцом… Андрей даже головой мысленно покачал. Ну, дела!.. Вот уж не ожидал!..
— Слушай, мы, похоже, опять заблудились… — нехотя признался он. — Это какие-то
новые места. Мы здесь не шли.
— И что теперь? — вопросительно на него глядя, спокойно спросила Вера.
Удивление Андрея всё росло. Она что, действительно такая сильная или просто не
понимает пока ничего? Не въезжает в ситуацию? Гм… Чудеса, да и только! В решете. Ладно,
всё это, конечно, о-очень бла-агродно, но чего ж всё-таки делать-то?
Андрей огляделся. Слева вдалеке, вроде бы, виднелся какой-то лес. Совершенно, правда,
не в той стороне, куда он собирался идти, но не важно.
— В общем, так! — решительно сказал он. — Давай сейчас во-он к тому лесу пойдем, —
он ткнул рукой в сторону леса, — а там посмотрим. В крайнем случае на сосну какую-нибудь
высокую залезу, оттуда наверняка всё видно. Местность тут ровная.
(Хотя чего там «видно»! — одновременно уныло подумал он. — Не на час же пути.
«Видно»!.. Ладно, посмотрим. Может, и правда видно. Главное, уверенным тоном всё
говорить. Чтобы она не запаниковала.)
До леса они шли еще чуть ли не час. Вот вроде бы, кажется, и недалеко он, тут,
рядом! — а идешь к нему, идешь… А он всё там же! Как будто и вообще не приближается.
Бедная Вера совсем, судя по всему, выбилась из сил, но держалась, тем не менее, просто
поразительно спокойно. Не ныла и не жаловалась ни на что. От этого Андрею становилось на
душе еще тяжелее. Он чувствовал себя каким-то виноватым, что ли. За то, что происходило.
За весь этот бред. В конце концов он был тут главный. Жена просто слепо и не рассуждая шла
за ним. Туда, куда он ее вел. И что в итоге? Привел, блядь! Горе-следопыт. Теперь вообще
ничего не понятно! Где мы?.. Что мы?.. Как вообще отсюда выбираться? Ничего не ясно!
Как-то сориентироваться, что ли, наверное, надо? Север-юг?.. Как там хоть должно
быть-то? Мох на деревьях должен на северной стороне, кажется, хуже расти. Или на южной?..
Да нет, на северной! Где холоднее.
Андрей перевел взгляд на ближайшую сосну. Нет тут ни черта никакого мха! Весь мох
тут на земле растет. Хуй ли ему еще и на деревьях делать!? Да и какая мне разница, где север
и где юг? Как будто я знаю, где наш лагерь находится. На севере или на юге? Пес его знает.
Вообще не представляю. Так… ну чего ж делать-то?.. Действительно, что ли, на сосну
залезть? Увижу большое озеро, оно тут, наверное одно. Остальные — мелочь пузатая… Да,
«увижу»!.. До «большого озера» отсюда, небось, как до Луны. Пилить и пилить! Мы же,
блядь, уже часа два по этим долбаным болотам колобродим! Да какие там два! Вообще,
почитай, с самого утра! За это время хуй знает куда упиздюхать можно было. Если мы шли
все время не туда. За тридевять земель в тридевятое царство. Черт! Во влипли-то! Бред какой-
то! Даже не представлял себе, что здесь заблудиться можно. Н-да… Ладно, надо идти.
— Пойдем, идти надо! — Андрей бросил в мох недокуренную сигарету и встал с дерева,
на котором они с Верой отдыхали. Вера тяжело вздохнула и тоже нехотя поднялась.
Андрей уверенно двинулся вперед, жена молча поплелась следом. На самом-то деле вся
уверенность Андрея была чисто напускная. Куда идти, он совершенно себе не представлял и
шел, по сути, наугад. Куда глаза глядят. Выйдем же мы в конце-то концов хоть куда-нибудь?!
Что здесь, пустыня, что ли, необитаемая?!
По лесу идти было не в пример легче, чем по болоту, почва здесь была гораздо более
твердая, так что, соответственно, и двигались они теперь гораздо быстрее и уставали меньше.
Тем не менее через два часа Андрей вынужден был опять объявлять привал. Вера
окончательно выдохлась, выбилась из сил и заявила, что идти больше не может. К этому
моменту Андрей окончательно уже понял, что они влипли. Заблудились по-настоящему и
всерьез. И никаких знакомых мест «за поворотом, вот-вот», как он подсознательно ждал всё
это время, увы! не появится.
Он, собственно, совершенно не представлял себе, что в этой ситуации делать? И дальше
наугад бродить?.. И чего искать?.. Тут, может, и жилья-то никакого нет поблизости. Не зря же
они на моторке несколько часов сюда плыли. Чтобы в самую что ни на есть глушь забраться,
от людей подальше, как Робинзоны. Вот и забрались! «Робинзоны»!.. Только здесь тебе не
Африка! Не экватор.
Андрей рассеяно пошарил взглядом вокруг и вдруг замер, побледнел и в каком-то прямо
столбняке уставился себе под ноги. На земле валялся окурок. Его собственный!! Тот самый,
который он выбросил два часа назад, отдыхая на этом же самом бревне. Они сделали с Верой
круг по лесу и вернулись в то же самое место! И сидели сейчас на том же самом дереве, на
котором сидели два часа назад!
Андрей почувствовал, что у него буквально волосы на голове зашевелились. Этого
просто не может быть! Он слышал, конечно, что человек, заблудившись, начинает ходить по
лесу кругами и даже объяснения всякие этому знал: что, мол, шаг левой ногой чуть короче,
поэтому непроизвольно человек начинает по ходу движения забирать влево и т. д. и т. п. — но
не до такой же степени! Чушь всё это! Все эти «объяснения». Ну, примерно, приблизительно
— это еще понятно. Это еще куда ни шло. Но не в то же самое место!!? Что вот он, окурок
мой под ногами валяется! Да его специально в незнакомом лесу никогда не отыщешь! Даже
если цель себе такую поставишь. Матерь божья!
Андрей неожиданно вспомнил, как один местный рассказывал ему за бутылкой, как он
тоже однажды заблудился в лесу.
— Я в этом лесу всю жизнь живу и каждое дерево тут знаю. Да и лес-то — название
одно! Три сосенки. Блядь! Не могу выйти — и всё! Вот, вроде, сосна кривая, вот береза.
После них пройти минуты две прямо — и поворот к дому будет. Поворачиваю — опять то же
самое место! Опять сосна кривая и береза! Ну, етить твою мать! Ну, что ты будешь делать! И
так раз пять. А это леший водит.
— Как леший?
— Ну, так — леший. Надо просто рубашку наизнанку надеть — и он отстанет.
— Ну, и чего ты? Надел?
— Да. Сел, покурил, успокоился. Потом рубашку переодел наизнанку — и сразу вышел.
Хм!.. Может, мне тоже рубашку надеть наизнанку — и я «сразу выйду»? Андрей
невесело усмехнулся. Ладно, рубашку наизнанку одевать — это уж последнее дело, это
значит, я уже совсем до ручки дошел. Пожалуй, с этим мы пока еще повременим. Хотя,
конечно…
Он с каким-то суеверным ужасом снова взглянул на валявшийся на земле окурок и
только головой покачал. Да-а!.. С нами крестная сила!
Ладно, бог с ней, с рубашкой, а вот на дерево слазить стоит. Самое время. Вечер скоро.
Темнеть начнет.
Андрей все никак не мог заставить себя до конца поверить в грозную реальность
происходящего. В самой глубине души у него, несмотря ни на что, все еще теплилась какая-
то безумная надежда, что всё образуется, что сейчас с сосны ему откроется вдруг Черное
озеро, протока с их байдаркой!.. Он спустится и с облегчением расскажет об этом Вере, они
весело посмеются над своими страхами, заговорщически переглянутся, перемигнутся и,
взявшись за руки, отправятся прямиком к байдарке. Сядут в нее, оттолкнутся от берега и
поплывут себе в лагерь. Лагерь представлялся ему теперь каким-то недостижимым,
сказочным, райским местом. Какой-то прямо-таки землей обетованной! Палатки, люди…
костер… чайку горячего попить можно… Дом! Сладкий, милый дом!
Так… Ну, так что?.. Андрей окинул внимательным взглядом ближайшие сосны. Ага! Вот
на эту, пожалуй, залезть можно будет. Если постараться. Он еще некоторое время посидел,
оценивающе разглядывая выбранное дерево.
Да… пожалуй… На остальных соснах нижние ветки росли слишком высоко. Не
дотянешься. А здесь, если… В общем, попробуем.
— Знаешь, Вер, слазаю-ка я, пожалуй, на дерево на всякий случай. Посмотрю, где наше
озеро. А то, сколько можно тут бродить! Ночь уже скоро, — нарочито-бодро произнес он и
поднялся, разминаясь.
— Как «на дерево»? — непонимающе уставилась на него жена.
— Ну, как, как!.. Так! Влезу сейчас вот на эту сосну, вот и всё, — Андрей кивнул на
облюбованную им сосну.
— А если ты упадешь? — недоверчиво переспросила жена, переводя взгляд с огромной
сосны на Андрея и обратно.
— Чего это я упаду? Не упаду! — Андрей уже шел к сосне, прикидывая, как бы половчее
добраться до всё же довольно высоко растущих нижних веток.
Ага!.. дупло, отличное!.. сучок… Так… так…а!.. черт! Смола еще…
Андрей уже сидел верхом на ветке. Ветка была толстая, так что можно было не
волноваться. Она трех таких, как он, андреев, выдержит.
Выше… Выше… Так… Так… Еще выше… Осторожнее… Осторожнее…
Земля все удалялась и удалялась. Наконец Андрей поднялся почти на самую вершину.
Ну, и ну! Ух! Блядь, с детства на деревья не лазил. Он глянул вниз. Твою мать!.. Лучше не
смотреть. Так, ну чего тут у нас?..
На горизонте сверкало и переливалось на солнце ослепительное стекло огромного озера.
Ну, слава те господи! Теперь хоть понятно, куда идти. Черт, далеко только! Ну, не важно.
Дойдем. Главное, хоть ясно теперь, куда. А то тычемся, как слепые котята. Ладно слезать
надо.
Андрей осторожно, очень осторожно начал спускаться. Пара минут — и вот он уже
спрыгивает на покрытую иголками землю.
— Ну, что? — с надеждой спросила жена.
— Порядок! — весело заверил ее Андрей и расплылся в улыбке. — Нормалёк! Наше
озеро вон там, — он показал рукой. — На берег выйдем, а там уж по берегу и до лагеря
дойдем. Далековато, правда, ну да ничего! Дойдем как-нибудь.
(Рубашку, что ли, наизнанку переодеть? — вдруг мелькнуло у него в голове. — Если еще
один круг сделаем — пиздец! В лесу ночевать придется. Да ладно, хватит дурью маяться! —
тут же одернул он сам себя. — «Леший»!.. Сам ты леший. Надрался, небось, этот местный
тогда, как леший, вот и проплутал целый день в трех соснах. «Леший»!.. Он и рассказывал-то
мне всё это кирной.)
— Ну, пошли!.. — кивнул он жене, поднимая пакет. — А то темнеть скоро начнет.
Он тщательно сориентировался по солнцу, выбрал впереди ориентир и двинулся прямо к
нему. Потом опять сориентировался, опять выбрал и только после этого пошел. Он
действовал очень тщательно и осторожно и тем не менее часа через полтора опять тупо
смотрел на валявшийся под ногами знакомый окурок. Они опять сделали петлю. На этот раз
мертвую. Сорвались в пике!
Солнце висело уже совсем низко, и идти куда-либо было уже поздно. Надо было
готовиться к ночлегу. К ночевке в лесу! На земле под открытым небом. Стоял август-месяц, и
ночи были уже довольно прохладные. Хорошо еще, хоть дождя не было.
Андрей скрипнул зубами, выругался про себя и повернулся к жене.
— Черт! Придется здесь заночевать!
— Почему? — ошеломленно переспросила жена. — И что значит: здесь? Где «здесь»?
— Ну, поздно уже. Куда идти? Надо, пока светло, хоть ночлег приготовить. Место
выбрать. А то в темноте вообще ничего не сделаешь. Да ничего страшного! — с игривой
улыбочкой попытался успокоить он жену. — Наломаю лапника побольше и прекрасно
переночуем! Ночи сейчас теплые… (Ночи-то, на самом-то деле, были уже не такие уж и
теплые…)
Андрей быстро осмотрелся.
Так… где же лечь?.. Может, вот в этой ямке?.. А чего? Симпатичная ямка. Мох… веток
еще туда накидаю — и как в постельке будет. Выспимся на славу. Мягко… уютно… Нет! —
потом всё же решил он. — В яме нельзя. А если дождь ночью пойдет? Проснешься весь
мокрый. Хотя дождем, вроде, и не пахнет… — он окинул взглядом абсолютно чистое и
безоблачное небо, — но все-таки… Лучше не рисковать. И вообще лучше на открытом месте
не ложиться. А наоборот, под самым густым деревом лечь. На случай дождя. Ну, скажем, вот
под этой елкой… Да… пожалуй… Здесь и ляжем.
Андрей принялся обламывать лапник с соседних елок и кидать его на выбранное место.
Ну, чего?.. Хватит?.. Или еще? Ну, еще пару-тройку веток — и хватит.
Пока он всем этим занимался, солнце село. Стало уже почти совсем темно и вообще как-
то мрачно. Сыро… прохладно… Птица какая-то в лесу заухала…
Андрей поначалу собирался было костерчик на скорую руку соорудить, но сейчас вдруг
решил не возиться. А зачем? Просто так? Готовить все равно нечего. Лучше уж сразу спать
лечь. Измучились оба, целый день на ногах. Ляжем сейчас и уснем, как убитые. Отрубимся.
К счастью, у них была с собой полиэтиленовая пленка. Как раз на случай дождя. Если на
рыбалке застанет — очень удобно. Укрылся — и сиди себе, как в палатке. Сейчас она им как
раз очень пригодилась. Пришлась как нельзя кстати.
Они с Верой легли на лапник и укрылись сверху этой пленкой. Весьма и весьма…
Тепло… уютно… Андрей закрыл глаза и сразу же куда-то провалился.
Когда он проснулся, уже совсем рассвело. За ночь резко похолодало. Но это было еще
полбеды. Дождь еще какой-то противный моросил, а это было уже совсем плохо. Промокнем
сейчас все. А где сушиться? Слава богу, что хоть в яме не легли. Страшно представить, что
бы с нами сейчас было. Бр-р-р!..
Впрочем, радоваться и сейчас было особо нечему. Дождь был достаточно сильный, елка,
под которой они лежали, быстро намокала. С ветвей уже капало. Андрей не заметил
огромной, образовавшейся на пленке лужи, и от его неосторожного движения она вся
вылилась прямо на них с Верой. Большая часть пришлась, конечно, на его долю, но и Вере
тоже прилично досталось. Вера вскрикнула и проснулась.
— Ой! Ты чего!? — в панике закричала она. — Я вся мокрая!
— Ну ладно, ладно!.. Лужа на этой проклятой пленке образовалась, — извиняюще
забубнил Андрей, крепко обнимая и прижимая к себе жену. — Я на себя еще больше вылил.
Дождь этот чертов…
Вера сразу успокоилась и опять задремала. Лежать на лапнике под пленкой было очень
уютно. Мягко… тепло… дождик сверху по пленке монотонно барабанит… лежал бы себе и
лежал… Андрей почувствовал, что тоже начинает погружаться в какую-то сладкую
полудрёму. Он потряс головой и несильно толкнул жену.
— Не спи! Надо вставать.
— Куда вставать!? Зачем? — открыла глаза жена. — На этот холод вылезать? Давай
лучше здесь полежим.
— Куда тут лежать! Идти надо, — решительно сказал Андрей. — Пока совсем не
промокли. Чего тут вылёживать?! Этот дождь, может, на целый день теперь зарядил. Нам еще
до озера неизвестно сколько идти.
Надо обязательно рубашку наизнанку надеть, — вдруг вспомнил он. — Тут уж не до
шуток. Если дело до ночевки в лесу дошло.
Вообще Андрей чувствовал в себе какой-то душевный подъем. Его переполняла энергия
и желание действовать. С ним так всегда бывало в моменты реальной опасности. Он как
будто сразу же переходил скачком в какое-то особое состояние. Как будто сразу включалась в
нем некая специальная экстрем-программа — выживания в чрезвычайной ситуации.
Мгновенно отключающая все ненужные эмоции и чувства: сомнение, страх, усталость. И он
превращался в некое подобие боевого робота. Действующего по принципу: ресурсы — весь
организм, задача — выжить!
Конечно, всерьез на практике проверять ему это еще не приходилось — с ним пока и
было-то такое в жизни всего пару раз: однажды вечером около метро, когда к нему пристали
три хулигана; и второй раз в экспедиции, когда он тонул в болоте — но ему казалось, что в
таком состоянии он способен вообще на всё. Идти, сколько надо — сутки… двое… трое…
без сна, без отдыха, не ведая усталости… пока просто чисто физически у организма хватит
сил; плыть в ледяной воде; прыгать через пропасти — короче, действовать без страха и
сомнений на чисто автоматическом, рефлекторном уровне.
Как живой механизм. Киборг. Биоробот. Пока хватит завода. Бензина. Батарейки-
аккумулятора. Ну, или на чем там этот биоробот работает? Какой там у него источник
питания? Не важно! Пока в нем есть хоть капля этого самого бензина, он будет всё так же
безостановочно, целенаправленно и неутомимо бежать, плыть, прыгать — в общем,
действовать! Действовать!! Пытаться выполнить заложенную в нем программу. Выжить!!
Надо выжить. Выжить! выжить! выжить! Любой ценой.
И, возможно, спасти жену. «Возможно», поскольку с приоритетами ему пока было не
совсем ясно. Что важнее? Выжить самому или спасти жену? Хотя вопрос еще пока так остро
и резко не стоял, но Андрей уже чувствовал, что все идет не так. Они заблудились, погода
ухудшалась, холод, дождь этот проклятый!.. А если озеро не то? Сколько они еще в лесу без
еды продержаться? Искать их никто не будет. Он вспомнил равнодушную реплику одного из
местных: «Каждый год тут туристы гибнут. Человек пять-шесть минимум. Если человека нет
два дня — в лагерь, скажем, не вернулся — можно считать, что всё! Климат здесь суровый.
Север».
Расcчитывать, короче, не на кого и не на что. Только на себя! Он почти явственно
услышал внутри себя знакомый щелчок. В нем включилась боевая программа.
2.
3.
***
4.
***
Андрей задумчиво повертел в руках свой остро отточенный охотничий нож. Собственно,
это следовало сделать еще вчера. Nimirum hac una plus vixi, mihi duam vivendum fuit! —
«Ясно, что на один этот день прожил я дольше, чем мне следовало жить!», — как воскликнул
в аналогичной ситуации какой-то древний римлянин еще две тысячи лет назад. Правильно
воскликнул. Так что не будем еще больше ее усугублять, этой ситуации. Тем более, что, как
будет по-латыни «на эти ДВА дня», я не знаю. Поэтому ОДНИМ этим днем и ограничимся.
Да и вообще про два дня по-латыни, наверное, в принципе не скажешь. Два дня героям
медлить не полагается. Ну, один еще можно в крайнем случае. Чтобы такую вот
историческую фразу в назидание потомкам перед смертью потом произнести. Но два!.. Это
уже чуресчур! Это перебор. Это уже фарс какой-то получается, а не трагедия.
Так что не будем!.. Не будем напоследок всё портить. Блядь, но до чего же всё глупо
получилось! Подумать только, еще какую-то пару недель назад, я… Впрочем, ладно. Хватит
скулить. Ни к чему слова, там, где место делам. Время! Время истекает. Пора. «Пора, брат,
пора!»
Андрей еще раз окинул последним, прощальным взглядом избушку, взял нож, котелок и
вышел наружу.
Погода на улице была адская. Дождь и ветер, казалось, просто сбесились. Шквал какой-
то. Ураган! Сплошной поток ледяной воды. Господи, неужто снег пошел?.. Да, точно, снег.
Мокрый, пополам с дождем. Это в августе-то-месяце?.. Ну и ну! Впрочем, откуда я знаю,
может, для Карелии это нормально? Ладно, приступим.
Андрей зябко передернул плечами. И вдруг почувствовал, что в бедро ему что-то
кольнуло. Он сунул руку в карман и зашипел от боли. С проклятиями вывернув карман,
Андрей с изумлением обнаружил болтающуюся на изнанке ткани маленькую черную
блёсенку с красным хвостиком. Меппсовскую вертушку, нулёвку.
Господи! Как она здесь оказалась? Из коробки, что ли, выпала?.. И я все время так с нею
и ходил? А если бы в тело впилась? В бедро?..
Да-а!.. Это была бы, конечно, трагедия!
От этой мысли Андрей чуть не расхохотался и даже головой слегка помотал. Да! Все-
таки жизнь — баба веселая. С чувством юмора у нее всё в полном порядке. Даже в такой,
казалось бы, ситуации!..
Ладно, хватит шутки шутить. Порезвились — и будет!
Он выдрал с мясом крючок блесны и уже хотел было отшвырнуть ее куда-нибудь в
сторону, но в последний момент остановился и невольно залюбовался на лежащую на ладони
красивую металлическую игрушку. Все-таки хорошая вещь! Жалко выбрасывать. Рука не
поднимается. Он взял блесну и осторожно воткнул ее в бревенчатую стену избушки. Вот так!
Может, пригодится кому.
После чего, посвистывая, неторопливо двинулся к реке. Он не спешил. Спешить ему
было, по правде сказать, абсолютно некуда. Успеется! В гости к богу, как известно, опозданий
не бывает. Это еще Высоцкий в свое время подметил.
Правильно. Э-эт точно!.. Не бывает. Бог свой парень. Подождет немного в случае чего.
Не обидится.
Андрей подошел к реке и еще раз внимательно осмотрел место. Так… Мох… вода…
Замечательно! Всё впитается, я думаю. По крайней мере, будем надеяться. Да и кто здесь чего
смотреть будет? До избушки далеко… Да и чего смотреть-то? Чего искать? Дождь, опять
же… Смоет всё. «И дождь смывает все следы». Дурацкий фильм. Впрочем, не помню уже. Да
и все фильмы дурацкие! Ладно. Так… Что еще? Жгут… пакет… веревка… Все, вроде?.. Да,
всё.
Андрей аккуратно сложил всё в кучу, придавил камнем, чтобы не унесло ветром, взял
котелок и зачерпнул им воды. Потом вернулся к избушке и повесил котелок над заранее
сложенным под навесом костром. Присел на корточки, чиркнул спичкой — и сухая лучина в
середине костра сразу же ярко вспыхнула. Желтые языки пламени несколько раз осторожно
лизнули лежащие вокруг колотые сосновые поленья, и они тут же задымились и зашипели,
словно от боли.
Андрей, выпрямившись, смотрел на быстро разгорающийся костер. Когда вода в котелке
забулькала (уже?!..), он сдвинул котелок в сторону, подбросил в костер еще дров, а сам,
торопясь теперь, стал спускаться к речке, к сложенным на берегу вещам. Да, теперь
следовало спешить. Дрова быстро прогорят. Главное, не колебаться и не думать ни о чем.
Действовать просто на автомате. Чего теперь думать-то? Всё уже думано-передумано.
И так уж лишний день протянул. Или как там у этого… Лаберия, кажется?.. да, Лаберия.
Так, как там? «Прожил?» «Vixi». Именно, «прожил». «Лишний день прожил».
Оказавшись у реки, Андрей первым делом снял брюки, завязал несколько раз узлом
штанины, чтобы не болтались, положил внутрь брюк большой камень и затянул их сверху
ремнем. Получился компактный, увесистый тюк. Андрей подошел к реке, мгновенье
помедлил — и бросил тюк в воду. Негромкий, почти неслышный в шуме дождя всплеск — и
тюк бесследно канул в темную, пузырящуюся под дождем, воду.
Андрей взял жгут и туго, изо всех сил перетянул им левую ногу как можно выше, почти
у самой промежности.
А если здесь вода прозрачная?.. — вдруг пришло ему в голову. — Да какая там
прозрачная! — тут же успокоил он сам себя. — Глубина метра два, не меньше. Да и дно
илистое… Господи-боже! Да, неужели же это всё и в самом деле со мной происходит?!! —
мелькнула где-то на краешке сознания отчаянная мысль и сразу же потухла.
Больше он не колебался.
Только не думать! Главное, не думать ни о чем! Действовать не думая, не сомневаясь, не
колеблясь и ни на мгновенье не останавливаясь. «Остановишься хоть на миг, берегись —
вдруг не сможешь дальше идти?». Это, блядь, еще какой-то древний кореец-китаец сказал.
Тыщу лет назад. Гм!… Мудрый был этот косоглазый. Останавливаться действительно нельзя.
Поехали!
Андрей взял остро отточенный нож и сел прямо на землю, в мох, вытянув голую правую
ногу и согнув в колене левую.
Ничего-ничего! — успокоил он себя. — Помнится, я читал, как один в войну ногу себе
ножом выше колена ампутировал, кость полчаса пилил! Вот это действительно да! А это
что!.. Семечки… Всех дел-то на полминуты…
Он тщательно примерился и потом одним сильным движением сделал ножом глубокий и
длинный надрез на внутренней стороне бедра левой ноги. Боль была очень резкой, но, в
принципе, терпимой.
Ну, вот! Не так уж всё, оказывается, и страшно! — усмехнулся он про себя. — А ты
боялась…
Кровь, тем временем, сразу же хлынула из раны ручьем и мгновенно залила и ногу и
жгут.
Дьявольщина!! — запаниковал Андрей. — Кровища-то как хлещет! Прямо как из порося
недорезанного. Жгут этот блядский! Толку от него!.. Черт! Это не есть хорошо. Это, блядь,
плачевно всё может кончиться. Очень плачевно! Надо поторапливаться.
Он оттянул левой рукой верхний край раны. Его охватывало постепенно какое-то
лихорадочное возбуждение. Он чувствовал себя как человек, уже совершивший роковой и
необратимый шаг. Всё! Возврата назад нет. Отступать и передумывать поздно. Теперь надо
просто как можно скорее и чище довести до конца начатое.
Он раздвинул края раны пошире и снова полоснул ножом по кровоточащей плоти,
углубляя надрез. На этот раз боль была такой сильной, что он чуть не закричал. Но он уже
больше не останавливался. Еще несколько резких и уверенных движений ножом — и
огромный кусок окровавленного мяса оказался у него в руках.
Так… Кожу надо снять… Легко как снимается!.. Куда ее?.. В карман сунем… Так…
порезать будет надо, наверное… Чтобы побыстрее сварилось. А то сознание раньше времени
как бы не потерять… Вон как кровь идет!.. И не останавливается ни хуя!.. Твою мать!! Я что,
вену тут какую-нибудь себе зацепил, что ли? Льется, как из крана! Струей, блядь. Ладно…
Ладно…Попытаемся встать… А-а-а!.. С-с-с-с-с!.. Тише!.. Тише!.. Блядь, костыль надо было
какой-нибудь сделать. Или палку, хотя бы. Черт, не догадался! Ладно… Еще раз попробуем…
Без костыля… Попробуем встать на правую ногу… Так… Так… А-а-а-а-а!!… С-с-с-с!.. Еще
раз… не спеша… С-с-с!.. Ага!.. Ну, будем прыгать на одной ноге… А чего еще делать?
Как Андрей добрался до костра, он и сам не помнил. Он несколько раз терял равновесие,
падал, шипел и ругался от боли, но каждый раз снова упрямо вставал и снова прыгал.
Вставал и прыгал. Прыгал, падал и вставал.
Вставать, однако, становилось с каждым разом всё труднее и труднее. Голова кружилась,
перед глазами всё плыло. Силы стремительно таяли. Почти десятидневная голодовка и
хроническое недосыпание плюс чудовищная потеря крови начинали сказываться.
Костер уже догорал. Андрей полежал немного, отдыхая, потом кое-как засунул в него
несколько лежащих рядом под пленкой сухих полешек и начал дрожащими руками рубить
ножом мясо и кидать куски в котелок. Перед глазами у него стоял уже какой-то красноватый
туман, весь мир вокруг качался и колыхался в каком-то кровавом мареве.
Блядь, всё совершенно не так складывается! — с тупой тоской подумал Андрей, тяжело
дыша и пытаясь сфокусировать взгляд. Это ему никак не удавалось. — Все к черту летит! Все
мои тщательно продуманные планы.
Он медленно, с остановками, подполз почти вплотную к разгоревшемуся снова костру и
с неимоверными усилиями водрузил над ним котелок.
Сколько варить-то?.. Полчаса?.. Час?.. Нет, час — слишком много. Столько я не выдержу.
Он посмотрел на ногу. Кровь по-прежнему шла очень сильно. Похоже, он действительно
задел какую-то важную вену.
Так… Я и полчаса, пожалуй, не выдержу, — решил он. — Сознание потеряю — и
пиздец! Я и сейчас уже еле держусь. Ладно, пусть сама доваривает, если сможет. Или прямо
так ест. Полусырое. В общем, увидит мясо — сообразит, что надо делать. Будем надеяться,
что сообразит. Я все равно уже больше ничего сделать не могу… Иначе всё вообще может зря
оказаться. Если я прямо здесь сейчас сдохну. Сейчас мне подыхать еще ну никак нельзя!
Рано! Рано… Рано… Рана-рана-рана!.. У барана. Это я баран. Даже сделать ничего толком не
мог. Вену себе перерезать умудрился, мудак несчастный!! — он со злобой сплюнул и даже
застонал от бессильного бешенства на самого себя. — Идиот! Не мог поаккуратнее все
сделать, кретин!
Ладно, всё! Время, похоже, уже на минуты пошло. Нельзя больше тянуть. Быстрее! Надо
действовать! Быстрее!!
Андрей зарычал и попытался приподняться. Щёлк! Программа переключилась на свой
последний самый, предельный уровень. «Угроза выполнению задачи! Задействовать все
имеющиеся ресурсы!»
Сил не прибавилось, их, судя по всему, у организма к этому моменту уже просто не
было, но вот боль исчезла. Боли Андрей больше не чувствовал. Что-то в нем, в цепях его
нервной системы перекоммутировалось теперь так, чтобы выполнению задачи ничто больше
не мешало. Ни боль, ни эмоции — ничто! Организм отключил все свои системы
безопасности. Как при шоке. Действуй! Действуй!!! Цель должна быть достигнута. Любой
ценой! Любой!! Даже ценой собственной гибели.
Дальше в памяти Андрея пошли сплошные провалы.
Он, бережно прижимая к груди ставший вдруг неправдоподобно тяжелым котелок,
ползет, ползет, волоча левую ногу, к двери избушки… просовывает этот чертов котелок
внутрь… ставит его там наощупь на пол и захлопывает дверь… провал!.. он лежит ничком,
на животе, под режущим дождем, в огромной ледяной луже, у самого порога и пытается раз
за разом приподнять голову — а перед глазами всё кружится… кружится… провал!.. он опять
лежит и отдыхает, но там же или где-то уже в другом месте?.. опять провал!!.. он, кажется,
куда-то ползет… ползет… опять провал!.. опять ползет… опять провал… опять ползет…
ползет… ползет… долго… бесконечно… надо во что бы то ни стало доползти, добраться до
речки!.. надо! надо!! надо!!! ПРОВАЛ.
И вот наконец последняя картина. Он лежит на спине, лежит около самой воды,
буквально в двух шагах от нее; хлопья мокрого снега летят и садятся на лицо и уже не тают.
До воды остается совсем немного, всего несколько метров, но эти метры ему уже не
проползти никогда. Он проиграл. Он умирает.
Программа все еще работает, эмоции выключены. Ему никого и ничего не жаль: ни себя,
ни Веры, ни своей, ни ее жизни. Жаль только, что сил не хватило довести дело до конца. Как
задумывал. Выполнить задачу. Сползти в воду и занырнуть под плавучий болотистый берег.
Тогда тело бы никогда не нашли. Ну, исчез человек и исчез. Раздобыл где-то мяса —
зверушку какую-нибудь в лесу поймал, какого-нибудь зайчика — сварил, жене оставил, а сам
пошел лагерь искать и заблудился. Может, в болоте утонул. Бывает! Север. А теперь…
Глаза слипаются… слипаются… мысли путаются, они какие-то вялые, тягучие и
перекатываются в голове тяжело, как огромные камни. Во всем теле чувствуется чудовищная,
невероятная, нечеловеческая усталость. Хочется закрыть глаза… закрыть глаза… и
отключиться… отключиться… Отдохнуть… Заснуть… Уснуть… Уснуть… «Умереть —
уснуть»…
Он закрывает глаза, и в этот самый момент программа наконец отключается.
Безжалостная рука, держащая в стальном кулаке всё это время его волю, разжимается. Хватка
ее ослабевает. Напряжение исчезает. Струна лопается. В эти последние мгновенья своей
жизни он снова становится человеком. Обычным человеком. Всего лишь человеком.
Значит… меня… здесь найдут… — засыпая навсегда, уходя в вечность, думает он. —
Бедная Вера!.. Если она выживет… и поймет… что это было за мясо… Бедняжка…
Перед глазами начинает все кружиться… кружиться… всё быстрей… быстрей… и душа
его словно выплывает плавно из тела и поднимается вверх… вверх… Всё выше… выше!.. Он
видит сверху самого себя, свое тело с неестественно-подогнутой левой ногой, видит широкий
кровавый след, тянущийся за ним от самой заимки — быстро исчезающую под проливным
дождем страшную красную полосу — жесткий и уверенный последний свой росчерк в книге
жизни — но всё это его уже почти не интересует. Всё это осталось там… на земле… Он
поднимается всё выше… выше… но потом вдруг внезапно что-то происходит! — и он опять
неожиданно оказывается внизу, на снегу, в своем теле и видит странную и удивительную
картину.
Перед ним вдруг сгущается какой-то серый туман, и из него, из этого тумана, из ничего,
материализуется вдруг какое-то мрачнейшее, черное как ночь существо, не то ангел, не то
демон, один вид которого вызывает у Андрея совершенно непереносимый ужас, и идет прямо
к нему.
Смерть! — понимает Андрей. — Ангел бездны. Это я умираю.
Но внезапно между ним и этим кошмарным и ужаснейшим ангелом-демоном возникает
тоже из ничего еще одна фигура — тонкая и гибкая фигурка юноши, почти мальчика, с
длинным мечом на бедре.
— Назад! — холодно говорит юноша посланцу вечности, обнажая меч. Тот некоторое
время молча на него смотрит, а потом медленно тает… тает… и наконец исчезает совсем.
Юноша одним резким движением вбрасывает свой меч обратно в ножны, поворачивается,
мельком смотрит на Андрея и исчезает тоже.
***
***
Запись 1.
Запись 2.
*****
Ведущий:Здравствуйте!
В эфире наша еженедельная передача «Взгляд из-за кулис». Тема нашей сегодняшней
передачи: «Жестокость и любовь». Вообще передача наша сегодняшняя будет построена не
совсем обычно. Сейчас мы все вместе посмотрим подготовленный нами специально фильм, а
потом я попрошу аудиторию поделиться впечатлением и высказать свое мнение по его
поводу. Хорошо? Итак, начали! Внимание, смотрим фильм.
<Следующий кадр. Уже другая женщина, тоже в годах, по проще одетая и явно
из простолюдинок. Из народа>.
КОНЕЦ.
В: Так… Ну, что у нас получилось?.. Смотрим… Ага! «Нет» — всего два билета.
Остальные 18 — «да»! Счет 18: 2. <Шум в зале > Вот так, милые дамы!
Любовь зла. И жестока. Сегодня мы в этом наглядно убедились.
На этом всё. Наша передача закончена. Я прощаюсь с вами до следующего вторника.
Всего хорошего!
<Звучит музыка. Ведущий в сопровождении помощников покидает зал>.
*****
Бытие.
Nemox
Привет всем!
Что там за всеобщая истерика с этим фильмом Гибсона про Христа? Самоубийства
какие-то, сердечные приступы?.. Что за чушь?!
И вообще, я лично не понимаю. Вот я. Простой, обычный человек. Современный. Я,
конечно, не ученый, но телевизор смотрю, книжки читаю — и я не понимаю, как сейчас, в 21-
м веке, можно всерьез все эти проблемы обсуждать? Библия, Христианство… Доказано же
наукой, что все это чушь?
Например, по Библии бог создал мир 6 тыс. лет назад, а на самом деле — Земле
миллионы лет. А звездам — так вообще миллиарды! Ну и т. д.
А тут: бог!.. дьявол!.. Не знаю короче… Как будто всеобщий сговор. Все делают вид, что
верят в эти сказки. Непонятно только, зачем. Как будто наука сама по себе, а религия — сама
по себе. Надо, наверное, все же что-нибудь одно выбрать? Или — или?
Paul 23
Наука оперирует фактами. Но, если Бог создал мир, то Он же создал и эти факты. Так
что в рамках науки ни доказать, ни опровергнуть существование Бога нельзя. Никакими
«научными» фактами. Потому что на самом-то деле и факты эти — тоже Божьи. Ровно как и
сама наука.
Повторяю. Если есть Творец, то Он создал всё. И все факты, «подтверждающие» или
«опровергающие» Его существование; и науку, с этими ее «доказательствами»; и нас самих, и
все эти наши мысли и сомнения. Он — всё!
Вопрос лишь в том, есть ли Он? Но это уже вопрос веры. В рамках науки этот вопрос
неразрешим.
Alex to Nemox
Я полностью согласен с Paul 23. Хочу только про «факты» добавить. Почитай, например,
Джонатана Сарфати «Несостоятельность теории эволюции». Там много интересного про эти
«факты» написано. Не всё тут так просто! По сути, даже с точки зрения науки никаких
конкретных фактов нет. Всё очень шатко и неубедительно.
Скажем, та же эволюция и дарвинизм.
Ты знаешь, например, что все эти картинки эмбрионов разных животных — как, дескать,
они друг на друга похожи, — которые во всех школьных учебниках приводят — всё это
подделки? Выполненные Эрнстом Геккелем, защитником идей Дарвина
В 1997 году подробное исследование, проведенное Майком Ричардсоном и его группой с
использованием настоящих фотографий множества различных зародышей, показало, что
эмбрионы разных родов ОЧЕНЬ СИЛЬНО ОТЛИЧАЮТСЯ ДРУГ ОТ ДРУГА.
В своем письме в журнал «Science» Ричардсон прямо пишет: «Рисунки Геккеля 1874
года по большей части подделка. В подтверждении этой точки зрения отмечу, что одна из
первых его картинок — «рыба» — состоит из «кусочков» разных животных, в том числе и
мифических. Иначе как «мошенничеством» это назвать трудно… Как это ни печально, эти
рисунки 1874 года, несмотря на свою позорную репутацию, до сих пор появляются во многих
учебниках по биологии».
Или про мутации. Что новые виды создаются посредством случайных мутаций.
Закрепляемых потом естественным отбором. Ну, как Дарвин учит. Так вот, при мутациях
информация только теряется! Так что новое при помощи этого механизма создаваться не
может в принципе.
Процитирую, например в этой связи биофизика доктора Ли Спенсера, преподавателя
теории информации связи в университете Джона Хопкинса:
«Во всех прочитанных мною работах по биологии и связанным с ней наукам я ни разу не
встретил примера мутации, которая бы добавляла новую информацию к уже имеющейся.
Все точечные мутации, исследуемые на молекулярном уровне, как выяснилось, лишь
уменьшают генетическую информацию, а не увеличивают ее. Мутации не накапливают
информацию — лишь приводят к ее потери».
И ты, кстати, никогда не задумывался, что было бы, если бы Дарвин был прав и
эволюция бы шла постоянно, одни виды постоянно превращались бы в другие? Не было бы
вообще никаких законченных форм! Одни промежуточные. Каждый вид постоянно
превращался бы в какой-то новый, и процесс этот шел бы постоянно. Постоянные случайные
мутации, естественный отбор… Ну, как Дарвин учит.
На самом деле мы наблюдаем совершенно иную картину. Есть законченные виды, и они
не меняются.
И что? Да ничего!! Нет Бога — и всё! «Мутации»!..
Вообще весь этот дарвинизм — полный отстой! Это такая ахинея, что просто уму
непостижимо, как научный мир мог его принять и до сих пор еще с ним носится, несмотря ни
на что! По сути, вся эта история с дарвинизмом — прекрасный образчик «объективности»
науки. Когда ради каких-то якобы высших целей (бога нет!.. творца нет!.. всё образовалось
само собой, естественным путём) приносится в жертву всё — логика, факты, даже
элементарный здравый смысл. Всё! Даже прямые подтасовки в ход идут. Как с этими
эмбрионами. Куда уж дальше! «Наука»!
Тысячу раз был прав Бойс Ренбергер, когда писал: «Ученые вовсе не так объективны и
беспристрастны, как им хотелось бы, чтобы мы думали. Большинство ученых составляет
свои представления о том, как устроен мир, не на основе точных, логически связных
процессов, а исходя из догадок и предположений, порой совершенно фантастических.
Ученый как личность зачастую приходит к убеждению об истинности чего бы то ни было
задолго до того, как соберет убедительные доказательства своей догадки. Ведомый верой в
собственные идеи и стремлением к признанию в научном сообществе, ученый годами
трудится, свято веря, что его теория верна, и проводя бесконечные эксперименты,
призванные, как он надеется, это подтвердить».
Gene to Nemox
Слушай, Nemox. А ты вообще в Бога не веришь?
Nemox to Gene
Нет, бог, я считаю, есть. Есть что-то высшее. В Библию я не верю. В Адама и Еву.
Alex to Nemox
А ты не слышал такой термин: «митохондриальная Ева»? Сходство ДНК митохондрий,
наследуемых только по материнской линии, показывает, что все люди на Земле произошли от
одной-единственной женщины. Даже эволюционисты назвали ее «Евой» — точней,
«митохондриальной Евой». Поначалу-то они даже обрадовались, считая, что теперь у них в
руках — бесспорное свидетельство против библейской летописи, потому что
«митохондриальная Ева» жила предположительно 200 000 лет назад. Однако результаты
недавних исследований показали, что скорость мутаций ДНК митохондрий гораздо выше,
чем было принято считать. Если применить эти новые данные к «Еве митохондрий»,
становится ясно, что она должна была жить всего 6000–6500 лет назад. Это, разумеется,
прекрасно согласуется с библейским возрастом «матери всех живущих», но остается загадкой
для эволюционистов, верящих в миллионы лет земной истории.
Любопытно, что схожие доказательства есть и для мужчин: данные, полученные на
основе Y-хромосомы, подтверждают, что все мужчины произошли от одного праотца. Эти
данные согласуются и со свидетельствами о том, что «Адам Y-хромосом» жил совсем
недавно.
Nemox to Alex
Правда, что ль? Адам-Ева? Нет, этого я не знал, конечно. Даже не слышал. Надо же!
Так, значит, действительно, все люди братья?
Jacki
Ага! И сестры. И вся наша жизнь — сплошной инцест. Сплошные браки с
родственниками.
В общем, сплошное равенство-братство.
Igor N
Равенство-то здесь причем?
Jacki
Ну, как?.. Все люди… все братья… все равны. А как же иначе?
Igor N
Чушь все это! «Равенство»… «все равны»… Что это вообще значит? В чем «равны»?
Один умнее, другой глупее. Один белый, другой черный. Одному милее поп, другому
попадья. А третьему — вообще свиной хрящик. В чем равны?!
Все это психология слабых. Желание сбиться в стаю. Привести всех к одному
знаменателю. Нас пытаются упорядочить. Построить в шеренгу. А зачем? Ради чего? Куда
идти строем?
XYZ to IgorN
К чему вся эта дешевая патетика? На пустом месте. Вся эта буря в стакане воды?
Ну, имеется в виду, что права у всех должны быть одинаковые. Все равны перед законом.
Все мы — люди. Вот и всё.
IgorN to XYZ
На самом деле, это совершенно неправильно. Про права. Ничего они не «должны».
Просто это одна из тех избитых, прописных «истин», которые уже настолько навязли в зубах,
настолько намертво затвержены и вбиты современному человеку в голову, что они кажутся
уже само собой разумеющимися и над ними даже и не задумываешься.
Да, все мы — люди. Ну и что? Что?! И ученый с мировым именем, лауреат всех
возможных премий — человек, и мой сосед, конченый алкаш, который каждый день валяется
в собственной блевотине у нас в подъезде — тоже человек. И что из того? Почему у них
должны быть одинаковые права? Разве они представляют одинаковую ценность для
общества?
Иное дело, что попытки определять «сортность», производить селекцию людей — еще
хуже. Чреваты социальными потрясениями. И потому из двух зол приходится выбирать
меньшее и идти на компромисс. Объявлять всех равными. Но это именно вынужденная мера!
Компромисс, а отнюдь не какое-то великое достижение и завоевание гуманизма и
цивилизации, как это пытаются нам представить.
Люди вовсе не равны! Просто нет весов, на которых их можно было бы взвесить. Их
достоинства и недостатки. Определить их социальный рейтинг.
Jacki
Но этому же ведь, кажется, и Библия учит? Христос. Что все равны, все люди братья и
т. п.?
Igor N
Библия… Христос… а что такое вообще христианство? Религия рабов. Все мы — рабы.
Рабы божьи. А как обращаются с рабами? Кнут и пряник. Ад — рай. Если бы не кнут, не
страх ада — завтра же ни одного верующего бы не осталось. Мы соблюдаем заповеди не
потому, что верим в них, считаем их справедливыми, а просто потому, что боимся их
нарушить. Как звери в цирке боятся хлыста дрессировщика и делают вид, что им нравится
прыгать через обруч и играть с мячом.
А на самом деле нравится им охотиться, убивать и драться за самку. Быть свободными!
Все мы — не более чем танцующие на задних лапах дрессированные медведи. Бегающие
за подачкой пудели.
Vasl
Эй, эй! Давайте соблюдать правила форума и быть взаимно вежливы. Мне например,
вовсе не нравится, что меня пуделем называют.
Igor N to Vasl
Ладно, хорошо, извини. Погорячился.
И кстати, еще один интересный вопросик насчет веры.
Почему целые народы, целые страны обычно верят в одного бога? Все поголовно либо
христиане, либо мусульмане! Как такое может быть? Значит, мы вовсе не так свободны в
выборе веры, как нам кажется. Родились в России — православные. Родились бы среди
папуасов, ну, или перевезли бы нас туда в раннем детстве — поклонялись бы демонам. Всё
равно.
Т.е. человеку, получается, всё равно, во что верить. Как все, так и он. Главное, чтобы что-
то было. Какой-то бог или идол. А какой — не важно!
Это, на самом деле, очень любопытные момент.
Попробуйте «убедить» девушек, что надо любить только стариков и импотентов. Ничего
не выйдет. Природа возьмет своё. Вступят в действие мощнейшие защитные механизмы.
Материнство, воспроизведение рода, рождение здорового потомства и пр. и пр.
Но вот убедить их верить во что угодно, от Христа до Будды, ничего не стоит. Проще
простого! Как все — так и они. Причем верить будут искренно. Истово!
Это означает, по сути, что в вопросах веры защитного природного механизма нет. Верь
во что угодно! Хоть в бога, хоть в черта. Природе все равно.
А раз так, то невольно напрашивается вопрос. А есть ли они вообще, эти бог и черт?
Если хочешь в них верь, хочешь нет. Если природа ни во что не вмешивается и инстинкта не
существует. Вот инстинкт материнства — существует! А инстинкта бога — нет!
Vasl to Igor N
Но ты же сам только что сказал, что во что-то верить человеку надо? Значит,
потребность веры — ну, инстинкт, если угодно — в человеке есть. Изначально заложен. А уж
в кого?.. Это и есть та самая свобода выбора… Свобода воли.
Igor N to Vasl
Веры! Инстинкт веры! Он существует. Не бога, не Христа, а именно веры! Вообще веры.
Во что угодно!
Vasl to Igor N
Свобода воли!.. Чего ж ты хочешь…
Igor N to Vasl
Да нет. Ты меня не совсем понимаешь. Я как раз в этом-то и сомневаюсь. Существует ли
она вообще, эта «свобода»? Или это просто очередной миф, типа «все равны»?
Если бы она существовала, не было бы такого дружного единения народа. Когда все
вокруг верят в одного бога. А сменив страну, сменив окружение, зачастую меняют с
легкостью и веру. Как перчатки.
Каждый бы верил в своего собственного бога, им лично по велению сердца и души
выбранного. И уже намертво. А во что верят окружающие — это их личное дело.
Впрочем, и с «личным делом» всё не совсем гладко. Что такое веротерпимость? «Надо
уважать веру каждого». Как это — «уважать»?! Они же заблуждаются все. Они все еретики и
идолопоклонники! Чего тут «уважать»? Если я действительно верю, что Христос есть, как я
могу «уважать» веру в какого-нибудь Будду? Кто такой для меня Будда? Идол! Ложный бог!
От поклонения которым Христос прямо предостерегает: «Господу Богу поклоняйся и Ему
одному служи». «Одному»! Если я действительно верю в Христа, то как я могу уважать
человека, который в него не верит? Это какое-то лицемерие неслыханное!
Если люди в какой-то стране придумали свою собственную, местную арифметику, где
дважды два не четыре, а пять, то я должен либо попытаться разубедить их, объяснить, что
они заблуждаются, либо просто плюнуть и отойти в сторону. Но «уважать» их, эту их
арифметику, участвовать в их съездах дураков — ну уж нет! Это уж увольте! Этак и сам с
ними дураком станешь! Глупость заразна.
Но это в случае, если я твердо, до конца верю, что дважды два четыре! Что Христос
действительно существует.
Если же хоть какие-то, хоть малюсенькие сомнения у меня все-таки остаются… Вот
тогда-то и возникает «веротерпимость». А пёс его знает! Может, и вправду пять?!..
Ну ладно, это просто лирическое отступление было. Присказка. Сказка впереди. Так вот,
насчет «свободы». Мне лично кажется, что в отношениях между людьми тоже существуют
свои законы, сродни физическим. Просто они еще пока абсолютно не изучены.
Ты вот никогда не обращал внимая на такой интересный факт? Почему у многих
известных людей жены далеко не красавицы?
Вот, скажем Beatles. Миллионы готовых на всё поклонниц по всему миру, рыдающие от
восторга девочки на концертах — и что в итоге? Кто жены? Страшная, как смерть, Йоко Оно
у Леннона и далеко не первой свежести Линда у McCartney. Тоже по большому счету вовсе не
красавица да и с ребенком к тому же от первого брака. И это у людей, которые могли выбрать
любую! Среди миллионов!
Ясно, что в этом есть что-то неестественное, непонятное. Какая-то тайна. Загадка. Ведь
любой нормальный мужчина инстинктивно стремится выбрать себе девушку покрасивее —
это вполне естественно, на генетическом уровне у него заложено, тяга к женской красоте — и
вдруг какая-то непонятная, засушенная японка. Страшила из страшил. Ну, ладно, еще
Леннон, он вообще был человек необычный, неординарный, мягко говоря, со странностями.
Но ведь и у других так же! У очень, очень многих. Даже у наших дебилов-попсовиков,
которых в какой бы то ни было оригинальности вкусов ну уж никак не заподозришь! У всех
этих Иванушек. Та же самая картина. Рыдающие от счастья толпы поклонниц и вполне
заурядные, страшненькие где-то даже жены.
Так что же это? Что сей сон значит? В чем тут дело?
Лично я думаю, что, вероятно, существует закон взаимного сексуального притяжения
людей, мужчин и женщин — ну, типа гравитации. Или разноименных зарядов в
электричестве. Как закон Кулона.
Что сила тяготения их друг к другу прямо пропорционально их красоте и
привлекательности (сексуальному заряду) и обратно пропорциональна какой-то степени
расстояния между ними. Именно степени! Квадрату, как в законе Кулона, или даже кубу. А то
и больше. Четвертой или пятой, там, какой-нибудь. (В смысле, степени.)
Это все объясняет. Сила притяжения растет с расстоянием чрезвычайно быстро. Так что,
если женщине удается приблизиться, подкрасться к тебе слишком близко — всё! Всё
кончено! Пиши пропало. Удрать не удастся. Сила притяжения становится слишком велика, и
тебе уже не вырваться. Не оторваться. Нечего так близко подпускать было. Другие женщины,
пусть во сто крат более красивые, тоже притягивают, но они далеко. Они уже не помогут.
Расстояние важнее красоты. Соседская дурнушка действует в тысячу раз сильнее, чем
заокеанская красавица.
Именно поэтому страшненьким иногда удается добиться так многого. Их не опасаешься
и поэтому подпускаешь слишком близко. Думаешь, что они не опасны. Ведь они такие
уродины, у них такой маленький сексуальный заряд!.. Но расстояние, расстояние!!.. Они тоже
женщины и, значит, тоже хищницы, и закон их притяжения на тебя тоже действует. Цап!.. И
ты уже только слабо трепыхаешься в их остро отточенных, маленьких стальных коготках.
Короче, влюбиться можно в кого угодно. Просто в того, кто ближе. Кто рядом. Даже
Ромео и Джульетта. Сколько для Ромео существовало Джульет? Тысячи? Миллионы?..
Просто именно эта оказалась рядом. Предполагать, что была во всем мире одна-
единственная, и именно она оказалась а тот момент живущей в соседнем доме — полная
чушь! Как у Маленького принца — целый сад алых роз. Все одинаковые. Одинаково
прекрасные. Выбирай любую. Это на его планете только одна росла. И то плохонькая. А здесь
их — вон сколько! Целое поле. Видимо-невидимо. И все — одна к одной! Все твои. Только
руку протяни.
То же самое и с верой. Поверить можно тоже в кого угодно. И во что угодно. Просто в то,
что (или кто) рядом окажется. Во что все вокруг верят. Верят все, что корова священна — и
ты поверишь. Дерево? Значит, дерево. Камень? Значит, камень. А куда деваться? Вступят в
действие очень мощные силы самоубеждения. Типа: не могут же все вокруг ошибаться? Эти
силы на каждого индивида действуют, на каждого члена социума. Раз ты живешь в социуме,
значит, ты его принимаешь. Раз ты нормально общаешься с другими его членами — значит,
ты признаешь их себе равными.
Жить среди людей и считать всех вокруг идиотами — невозможно. Эта ситуация прежде
всего для тебя самого дискомфортна. Ты сам себя неуютно чувствовать будешь. Каким-то
изгоем. Да и что значит «идиотами»? Ты что, их умнее? Нет. Талантливее? Тоже нет. Так в
чем же тогда твоя исключительность? И все эти более умные и талантливые люди (ученые и
пр.) верят в камень. Так как же ты можешь в него не верить? Вот и всё. Вот и вся твоя
«свобода»!
Vasl to Igor N
Постой, постой!.. Ты столько всего тут наговорил, вернее, понаписал, что сразу и не
разберешься. Без поллитры. Все в одну кучу свалил: Beatles… любовь… вера… Ромео и
Джульетта. Веротерпимость. Всё! Подожди.
Вот ты пишешь, что поверить во что угодно можно. Ну, допустим. Но ведь религии и у
народов меняются. Скажем, мы. Были когда-то язычниками. Теперь православные,
христиане. Это как?
Значит, подспудный процесс все-таки идет? Правда торжествует? Истина вытесняет
ложь.
Igor N to Vasl
Да не истина вытесняет ложь, а новое вытесняет старое! Религии, идеи, в них
заложенные, тоже со временем стареют. Ветшают. Как и всё в мире. И тогда требуют замены.
Как поношенное платье.
Но опять-таки это общий процесс. Единый для всех. Стали все вокруг верить в Христа.
Вчера еще верили в Перуна, а сегодня — в Христа. Вчера еще о Христе никто и слыхом не
слыхивали, а сегодня — пожалуйста! Все вокруг в него поверили. Ну, а тебе-то что? В
Христа, так в Христа. Главное, чтобы все вокруг в него верили. А так — да какая, по
большому счету, разница? Как все, так и ты. Пусть «правда торжествует»! А побежденный,
Перун, — плачет.
Короче говоря, все вышесказанное лишь подтверждает мои умозаключения. И в
обществе, в отношениях между людьми, как и в физике, существуют свои законы напряжения
— притяжение-отталкивание — и, находясь в силовом поле всего социума в целом, ты,
отдельный индивид, не можешь ему противиться и вынужден подчиняться, следовать.
Или подыскивать себе другой социум. Где ты будешь чувствовать себя более комфортно.
Не может быть, что все вокруг заряжены положительно, а ты один — отрицательно.
Общество, его силовые линии тебя просто вытолкнут. Если живешь в обществе — будь, как
все. Или уходи. Это даже не человеческие законы, а природные. Социальные. Объективная
реальность, данная нам в ощущениях. Не захочешь уйти сам — тебя уйдут. Потому что рядом
с тобой некомфортно всем. Иди к себе подобным. В свою стаю.
Vasl to Igor N
В общем, начал ты с того, что в стаю сбиваются только слабые, а кончил тем, что все мы
члены стаи. Своей. Той или иной.
Это называется: начал за здравие, а кончил за упокой. Поздравляю!
Igor N
Естественно, все мы слабые. Обычные люди. А что тут удивительного? Или ты хочешь
сказать, что здесь на форуме одни гении и титаны собрались? Прометеи? Которые одни
только в состоянии с богами бороться. И то, впрочем, без особого успеха.
SATAN
Необходимость борьбы определяется вовсе не наличием шансов на успех. Или
отсутствием таковых.
IgorN to SATAN
Ого! А чем же?
SATAN
Если ты это спрашиваешь, то отвечать нет смысла.
XYZ
Как вообще можно бороться с Богом? Ведь Бог всемогущ и всеведущ!?
SATAN
Если Бог всеведущ, то почему он все время спрашивает Адама в раю: где ты? не ел ли ты
от дерева? и пр.? Он же и так должен всё знать? И зачем он просит Моисея пометить дома
израильтян? «И пусть возьмут от крови его <агнца> и помажут на обоих косяках и на
перекладине дверей… и будет у вас кровь знамением на домах, где вы находитесь, и увижу
кровь и пройду мимо вас, и не будет между вами язвы губительной, когда буду поражать
землю Египетскую». Исход. Зачем всеведущему существу нужна какая-то дополнительная
информация? Какое-то «знамение»? Банальная пометка «на косяках».
Если он всемогущ, то почему на сотворение мира ему потребовалось целых шесть дней?
А не одно-единственное мгновенье? А потом еще и отдых. «И почил он в день седьмой от
всех дел Своих, которые делал». Бытие.
Необходимость отдыха означает упадок сил. Значит, на седьмой день Бог был слабее,
чем в первый? Следовательно, он не всемогущ. Всемогущество абсолютно. Оно не может
быть сильнее или слабее.
И самое главное. Чего испугался Бог, когда сказал: «Вот, Адам стал как один из нас, зная
добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не
вкусил и не стал жить вечно»? Бытие. Как может всеведущее и всемогущее существо чего-то
бояться?
В мире, где есть время, не может быть ничего всемогущего. Ведь время — это развитие.
Динамика!
А всемогущее существо — это вещь в себе. Оно вне времени. Вне мира. У него нет и не
может быть целей. Поскольку все цели у него реализуются немедленно, в самый момент их
появления. Иначе бы оно не было всемогущим. В мире всемогущего существа нет динамики.
Он статичен. Мир подстроен под это существо раз и навсегда оптимальным для него образом.
Ведь оно всемогуще.
Если есть какой-то процесс, борьба — значит, у могущества есть пределы. «И произошла
на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали
против них, но не устояли». Апокалипсис.
«Война»!.. «Воевали»!.. Да, Бог оказался в тот момент сильнее, могущественнее
Дракона, но и только! Только чуть могущественнее. И только в тот момент. Окончательный
же исход борьбы еще не ясен. Непредсказуем.
Да, и кстати. Если Бог всемогущ, и он создал всё, то и самого Дракона, Дьявола, Сатану
— тоже он создал? Или Дракон — это ошибка? Значит, Бог способен ошибаться?
И что такое свобода воли? Независимо от всеведущего Бога? Неконтролируемый им
процесс?
Igor N
Да… Любопытно… Странные какие-то вопросы…
А что у тебя, кстати, за имя? «SATAN». Это как-то с сатаной связано?
XYZ
«И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно».
Igor N
А!.. Апокалипсис. Антихрист.
«Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его — 666.
Здесь мудрость».
Так, кажется?
XYZ
Почти. 666… Да… Вообще, цифры — вещь забавная.
7 дней в неделе, 7 нот, 7 цветов радуги.
Igor N
7 ангелов Апокалипсиса, выливающих 7 чаш гнева Божия на Землю.
XYZ
Да. Семерка — загадочная цифра. Впрочем, тройка и шестерка — еще лучше.
Святая троица.
ТРИ шестерки. Проклятые 666! Самое, наверное, таинственное и мистическое число!
Кто только не пытался его разгадать! «Счесть». Но — «здесь мудрость».
Между прочим, если действительно существует число зверя, число Апокалипсиса, конца
света, число будущего, то по логике вещей должно существовать и число настоящего.
IgorN to XYZ
Какого еще «настоящего»?
XYZ
Ну, нынешнего времени. Действующее сейчас. Пока царство зверя еще не наступило.
Промежуточное. Между Христом и Антихристом. Число, в котором должно быть скрыто всё.
Настоящее и будущее. «Мудрость»!
А с наступлением царства зверя оно, вероятно, каким-то образом превратится в число
зверя. В 666.
IgorN to XYZ
Да-а!.. Эк тебя понесло!.. Ну, ты и загнул… Прям, не разогнешь!.. «Число настоящего»!..
Ну, и что же это интересно, за число? Может, ты и знаешь, если ты такой умный?
XYZ
Откуда же я могу знать?
SATAN
366
XYZ to SATAN
Почему 366???!!! Чем это число так замечательно??!!
SATAN
О-о-о!.. 366 — число о-очень любопытное!… Тройка и две шестерки.
366 дней в високосном году, традиционно считающимся несчастливым, когда по всем
предсказаниям, должен явиться в мир Антихрист. Зверь, по Апокалипсису.
36,6 — температура человеческого тела. Тела Сына Человеческого. Христа и
Антихриста.
Далее. «Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова. Всех родов от
Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон
четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов.» Евангелие
от Матфея. Итого, 14x3, ровно 42 рода. 36+6.
И, наконец, 42 месяца — это тоже 36+6.
XYZ
Что такое «42 месяца»?
SATAN
«И дана ему власть действовать 42 месяца». Апокалипсис. Царство зверя.
Кроме того, язычники, по Апокалипсису, будут попирать святой город тоже 42 месяца.
Жена, «облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на голове ее венец из двенадцати
звезд», после рождения «младенца мужского пола, которому надлежит пасти все народы
жезлом железным», «убежала от Дракона в пустыню, где приготовлено было для нее место от
Бога, чтобы питали ее там 1260 дней». А 1260 дней — это как раз ровно все те же 42 месяца.
Просто авторы Апокалипсиса, судя по всему, намеренно разделяют всё дьявольское и
божественное. Дьявольское меряется в месяцах, а божественное в — днях. Хотя реальный
срок всё тот же. Все те же 42 месяца. 36+6.
Ну, и наконец, те два пророка Апокалипсиса, которых убьет Зверь из бездны, чему
«живущие на земле будут радоваться, потому что два пророка сии мучили живущих на
земле», которые оживут потом через три с половиной дня, — они тоже пророчествовали 1260
дней. 42 месяца. 36+6.
XYZ to SATAN
А почему, кстати, через «три с половиной дня»? Что это за срок такой? Не через три, не
через четыре, а именно через три с половиной?
SATAN
42 месяца — это ровно три с половиной года. Соответственно, и оживут они ровно через
три с половиной дня.
Igor N
Забавно!.. Очень забавно!.. Год жизни за день смерти, значит…
Христос, между прочим, тоже ведь примерно через три дня воскрес. Как он сам и
предсказывал. «Что Ему должно идти в Иерусалим… и быть убиту, и в третий день
воскреснуть». Евангелия от Матфея. Так оно все и получилось. Умер он в пятницу, а воскрес
в понедельник.
А проповедовал он, судя по всему, тоже примерно 3 года. «Иисус, начиная свое
служение, был лет тридцати». Евангелие от Луки. А распят он был, как известно, в возрасте
33-х лет.
Хм!.. Та же самая арифметика получается. Год жизни за день смерти. Действительно
забавно.
SATAN
Еще забавнее то, что и Христос тоже должен был ей следовать и подчиняться. Этой
самой «арифметике». Сын Божий! Раньше выйти из ада он, похоже, просто не мог.
Это к вопросу о всемогуществе Бога.
IgorN to SATAN
К чему ты клонишь?
XYZ to SATAN
Нет, подожди! Давайте к числам вернемся. Ну, а как тогда 366 в 666 превращается?
SATAN
Первая цифра числа — цифра Сына.
Pat
Какого сына?
XYZ
Ну, он имел в виду Христа, наверное. Божьего Сына.
А остальные две?
SATAN
Духа и Отца.
XYZ to SATAN
И почему цифра Сына — 3?
SATAN
Потому что Бог един в трех лицах. Символ троицы.
Pat to SATAN
А у Отца и Духа тогда почему 6? У них же тоже тогда должно быть 3?
SATAN
Ты забыл про Сатану.
XYZ to SATAN
Подожди, подожди! Причем здесь Сатана?
SATAN
Он тоже правит миром. Христос прямо называет его: «князь этого мира», или «князь
мира сего». Евангелие от Иоанна. И он тоже един в трех лицах.
XYZ to SATAN
С чего ты взял?
SATAN
Из Апокалипсиса. Дракон, Зверь и Лжепророк. Отец, Сын и Дух. Все трое бессмертны и
потому будут «ввержены живые в озеро огненное и серное, где будут мучиться день и ночь во
веки веков». «Ввержены» милостивым и всепрощающим Богом.
Verochka
Мальчики, перестаньте богохульничать! Ну, что у вас сегодня за темы? Давайте лучше о
чем-нибудь другом поговорим.
XYZ
Да отстань ты, курица!! Не вмешивайся в мужские разговоры! Не твоего ума это дело.
Иди, дамский журнальчик почитай, какие прокладки лучше. Тут такие вещи рассказывают!
Эй, SATAN! Ну, хорошо, пусть так. Дракон, Зверь и Лжепророк. Тоже троица. Сатана
тоже правит миром и тоже един в трех лицах. Ну и что? Почему все-таки у Отца и Духа — 6,
а у Сына — 3?
SATAN
Потому что Антихрист, Сын Люцифера, в мир еще не явился.
Поэтому цифра Сына — это пока цифра одного только Христа. Сына Божьего. Тройка.
Троица.
А Отец и Дух — две тройки. Две троицы. Бог и Диавол. Когда в мир явится Антихрист
— круг замкнется. Цифра Сына тоже удвоится. Тройка превратится в шестерку. Сын — Дух
— Отец. 6–6 — 6. Три шестерки.
Pat
Ну и ну!! Никогда ничего подобного не слышал!
XYZ to SATAN
И что потом? Армагеддон? Битва добра и зла? Конец света?
SATAN
Битва старого с новым. Конец старого света и рождение нового.
XYZ to SATAN
Какого «нового»?
SATAN
А это уж только от самих людей зависит. Либо победит старое, время остановится, и
рабы божьи будут вечно петь хвалы своему хозяину под руководством двадцати четырех
старцев в белых одеждах, либо…
XYZ to SATAN
Либо?..
SATAN
Либо рабство Божие рухнет, люди освободятся и сами станут «как боги». Как и было
предсказано Змеем в книге Бытия. Когда Он предложил Еве вкусить плодов с древа познания.
Именно этого-то так и боялся Бог.
XYZ to SATAN
А потом? Потом!? Что мне, слабому человеку, делать с этой моей свободой? У кого
искать утешения? А, SATAN?..
IgorN to XYZ
«Если ты спрашиваешь это, то отвечать нет смысла».
XYZ
SATAN?
XYZ
SATAN??
XYZ
Эй, SATAN???!!!
Verochka
Мальчики, ну сколько можно? Ну, давайте наконец о чем-нибудь веселом поговорим!
*****
Привет, Серый!
Письмо твое получил, спасибо, что написал. Да, интересные, конечно, дела у вас там на
воле творятся. А хотя, впрочем, чего там интересного-то?.. Всё одно и тоже ведь… Движуха
вся эта бесконечная, тусовки беспонтовые. Шляпа всё это, короче, порожняки голимые.
А, ну да!.. Пардон, пардон…
В общем, я хотел сказать, мой друг, что всё твое, так называемое, времяпрепровождение
не заслуживает, право, того, чтобы его так подробно описывать. Одно и то же ведь всё.
Курорты да презентации, кабаки да тёлки. Деньги, деньги, деньги… Скука.
Или может, лучше по-французски? Изящнее. А то по-русски как-то… грубовато… Ты не
находишь?
En general, mon ami, je voudrais dire…
Ладно, ладно, расслабься! Не ведись. Это я шучу так. Юмор у меня теперь такой.
Тюремный. Я же в тюрьме сижу, как-никак. В условиях, блядь, строгой изоляции. Вот и…
Крыша едет. Башню рвет конкретно. Психологические проблемы, словом. Сам понимаешь.
Нервный срыв. Ах!.. Жалко, нашатыря нет. Под рукой.
Знаешь, вообще-то я за этот год здесь чего только не передумал!.. За всю свою
предыдущую жизнь, наверное, столько не думал! Ну, естественно, — это ведь здесь времени
много, а на воле-то все некогда было. Дела проклятые. Крутишься целый день как белка в
колесе. Как пони в цирке бегаешь. С завязанными глазами и по кругу. Хлыст щелкает,
лошадки бегут. А куда? Зачем?.. Бог весть. Вместе со всеми. Дрессировщик знает! Все же
бегут! Думать некогда.
«Так держать! Колесо в колесе. / И доеду туда, куда все».
Вот и доехал… «Куда все»!.. Э-ха-хо…
Ладно, впрочем. Не о том сейчас речь. Чего тебя всей этой шнягой грузить! У тебя и
своих проблем хватает. Так что не будем! Не будем о грустном. Погрустили — и хватит!
Хватит поэзии! Дальше у нас теперь одна только проза пойдет.
Вообще, честно говоря, в тюрьме на самом-то деле не так уж и плохо. Мне, по крайней
мере. Вот ей-богу! Даже нравится иногда. Местами, конечно, местами… Ну, «нравится» —
это, может, слишком сильно сказано, но чувствую я себя здесь, во всяком случае, достаточно
комфортно. А чего там!? Сыт-одет-обут. Крыша над головой. Забот никаких.
Так что — думается хорошо… мыслей много… Совершенно подчас неожиданных,
кстати сказать. О вещах, над которыми там, на воле, вообще никогда не задумываешься! За
всей этой суетой блядской. Жизнь, наверное, просто так мудро устроена. Милосердно. Не
дает тебе на воле времени думать ни о чем… Так и всю жизнь прожить можно, ни о чем не
думая. Чтобы начать — в тюрьму попасть надо. В экстремальные условия.
Н-да… Так о чем это, бишь, я? А, ну да, ну да!.. Так вот. Знаешь, какое сравнение мне в
последнее время все чаще в голову приходит? Образное. Как бы это поточнее
сформулировать?.. выразить?..
В общем, мне кажется, что жизнь человеческая подобна восхождению на вершину.
Штурму! И момент покорения этой вершины, триумф! пик подъема! — является
одновременно и началом спуска. Конца. И чем успешнее, сильнее был человек, чем быстрее
сумел достичь он вершины, взобраться на самый верх — тем быстрее и начинает он потом
катиться под гору. Диалектика, так ее растак! Закон отрицания отрицаний. Или как там это
по-научному называется?. Ну, не важно.
Ведь в чем смысл всей нашей жизни? Ее цель? Ну, не какая-то там заумная,
философская, а обычная, житейская. Цель жизни любого нормального человека — это
прежде всего материальные блага, что бы там об этом ни говорили. Сначала быт — а потом
уже всё остальное. Сначала надо бытовые проблемы решить, а потом уж и духовными
займемся. На досуге. Бытие определяет сознание! Так нас в школе учили.
Создать для себя, для своей семьи максимально благоприятные, комфортные условия;
подогнать, подстроить окружающий мир под себя! Именно к этому-то любой человек и
стремится, и в рамках этих своих представлений о счастье он и действует. Ну, естественно! А
к чему же еще?! Дом — полная чаша, дети в хороших и престижных институтах учатся и пр.
и пр. Это и есть для него счастье.
И если человек достаточно успешен и удачлив, то к тридцати-сорока годам всё для него
и заканчивается. Всё достигнуто! Счастье поймано за хвост и посажено в клетку. Вот оно
сидит — смотри, радуйся! Мир полностью подстроен под тебя. Система замкнута. Дом, жена,
дети… Всё есть. Всё!
А дальше? Дальше-то что?.. Ничего. Духовными проблемами теперь заняться, конечно,
можно — средства для этого есть — но вот самих-то проблем нет, вот в чем ужас! А откуда
им взяться? Некогда тебе было ими заниматься, духовными проблемами — житейских
хватало! Счастье за хвост ловил. Вот и поймал… Что хотел, то и получил. Проблемы
формируются запросами, а какие у тебя могут быть «запросы»? Боевичок какой-нибудь
убогий по телику посмотреть — да и то внапряг. Лучше в баню с телками пойти.
Так что дальше — тупик. Болото, застой, загнивание. Деградация. Скука!! Скука! скука!
скука! Адская, мертвящая, невыносимая. Каждый день похож на предыдущий, как две капли
воды.
Ничего не хочется, да и желать-то нечего — всё у тебя есть, всё уже достигнуто и сполна
получено. Бизнес налажен, колёсики крутятся, бабки капают. Повар готовит, горничная
убирает, охрана охраняет. Все при деле, все начеку — один ты не пришей к пизде рукав!
Вокруг тебя всё кипит и бурлит, а ты как какой-то эпицентр тайфуна, где вечно царит
мертвый штиль. У всех есть какие-то дела, у тебя одного нет!
В доме всё чисто, убрано, постирано-поглажено, обед подают вовремя. Быт
отрегулирован безупречно, как швейцарские часы.
Ну, а дальше-то что? Дальше?! Ты для чего живешь? Чтобы обед в чистой квартире
вовремя есть? А дальше — ничего. Ни-че-го. Ничего не происходит. Главная проблема — что
нет никаких проблем. Вообще!
Жизнь, стерва, как обычно, подло обманула. Ты вроде всегда побеждал и всего
добивался, был такой сильный, дерзкий и удачливый! — и тем не менее как-то так в итоге
получилось, что ты оказался на ее обочине. Она, вечно юная и беспечная, смеясь, ушла
дальше, а ты остался в растерянности сидеть, так и не поняв толком, что же случилось и
каким злым волшебством всё это произошло?
Ты с азартом молодости, кипя от переизбытка сил, кинулся на штурм вершины!.. — а
вершина оказалась не такая уж и высокая. Раз! — и ты уже там. Ты набросился на жизнь с
кулаками, горя желанием поскорее урвать, хапнуть свой кусок!.. вырвать, выхватить его
силой у нее из рук!.. — и неожиданно обнаружил вдруг, что она оказывается, не слишком и
сопротивляется.
— Тише, тише, мосьё!.. Успокойтесь. Что Вам, собственно, надо-то?
— Это! это!! это!!! И вот это еще!!!!
— Хорошо, хорошо! Вот, пожалуйста. Это всё?
— Да… Всё…
— Прекрасно! А теперь прощайте. Всего хорошего.
Мне тут один сокамерник рассказывал, как он за границей жил несколько лет. Где-то в
Европе. Бизнес у него там какой-то был, но неважно. Не в этом суть.
Через два-три месяца, говорит, начинаешь буквально с ума сходить. Делать — абсолютно
нечего. Если, там, денег нет, проблемы какие-то — то еще ничего. Лучше. Бегаешь,
суетишься — время как-то и проходит. Но если проблем никаких — то всё! Вилы. С утра
встаешь и не знаешь, чем заняться. Хоть на стенку от тоски лезь!
Говорю жене:
— Поехали в Будапешт?
— Ну, поехали!
Там же всё рядом. Несколько часов на поезде. Приехали, звоню друзьям.
— Ты чем занимаешься?
— Да ничем.
— Мы сейчас приедем!
Покупаем всё, приезжаем. Поживем несколько дней — и назад. Ну, в общем, дурью от
скуки маялись.
Вот и все мы так. Дурью от скуки маемся. Развлечения себе придумываем. Кто во что
горазд. А какие могут быть развлечения у человека, который ничего не умеет, кроме как
деньги зарабатывать? Который ни одной книжки за всю свою жизнь не прочитал? (Как
подавляющее большинство моих сокамерников. Людей, как правило, в прошлом очень
обеспеченных.) Что он может «придумать»?
Короче, резюмирую. Подвожу итоги.
К тридцати-сорока годам человек, если он успешен по жизни, полностью подстраивает
окружающий мир под себя. Создает вокруг себя замкнутую, автономную систему.
Окукливается. Заворачивается в кокон. Круг знакомых четко определен раз и навсегда,
интересы сформированы, быт отлажен до мелочей. Всё! Больше стремиться не к чему. Всё
есть.
Причем, чем он удачливее, состоятельнее, богаче, — тем лучше у него это получается.
Тем замкнутее его система. Тем надежней и непроницаемее кокон.
Если, скажем, ему еще хоть на работу ходить приходится — то это еще ладно. Это еще
хоть что-то. Хоть какой-то просвет. Щель. Свежий воздух. Но уж если он хозяин, босс, бизнес
у него есть собственный — то всё! Конец. Финиш. Амба. На работу ходить лень, да и
незачем, честно говоря, — всё и без тебя там прекрасно функционирует. Только мешаться и
под ногами всем путаться.
А больше делать нечего. Больше он делать по жизни ничего не умеет, а учиться уже
поздно. Чему там можно в сорок лет «учиться»?! Да и зачем? Если деньги и так есть? Чушь
все это! Баловство. Игра. С жиру. Вот он и начинает от скуки футбольные команды себе
покупать и черные квадраты коллекционировать. Ну, правильно! Природа не терпит пустоты.
Надо же ее хоть чем-то заполнить и хоть чем-то себя занять. Движухой какой-нибудь. Суетой.
Окунуться с головой в эту суету и создать себе если и не настоящую жизнь, то хотя бы ее
подобие. Видимость. Призрак. Мираж. Псевдожизнь. Гомункулуса.
Настоящую, подлинную жизнь искусственно создать невозможно. Жизнь внутри кокона
— это анабиоз. Вечная спячка. Полу-жизнь. Чтобы проснуться, нужны какие-то внешние
события. Неконтролируемые процессы. Только в ходе них может родиться что-то новое.
Настоящее! То, что именно-то и составляет суть жизни. Её соль.
Жизнь — это ведь и неприятности в том числе. А в искусственно созданном мирке, в
коконе, никаких неприятностей нет и быть не может. Там всегда тепло и уютно. Никто ведь
не может искренно, всерьез призывать беды на свою голову? Если человек
ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, по-настоящему, без дураков, чего-то не хочет, он этого делать,
разумеется, никогда и не будет. Говорят: можно себя заставить. Это не то! Заставить можно
только ради чего-то. А значит, ты в душе этого все-таки хочешь. Ну, не прямо, так косвенно.
Опосредованно.
Например, не хочется вставать с утра на рыбалку, а надо. Надо, поскольку попасть на нее
ты все же хочешь. Вот и заставляешь себя побороть лень.
Но если, к примеру, ты страстно желаешь, мечтаешь посмотреть финал Кубка чемпионов
— ты целый месяц его ждал! — а неожиданно приехавшей теще приспичило как на грех свой
очередной идиотский бесконечный сериал смотреть, какую-нибудь там «Бедную Клизму»,
то… Это вот и есть простейший образчик того самого неконтролируемого внешнего
воздействия, которое ты бы с превеликой радостью устранил, будь твоя воля. Потому что вот
этого-то ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не хочешь! И в твоем искусственно созданном, подогнанном
под себя мире, никаких тещ и сериалов заведомо не будет. В крайнем случае, еще один
телевизор ей купишь.
Я к чему все это так долго и нудно расписываю и разжевываю? Да к тому, что тюрьма,
как это ни парадоксально на первый взгляд звучит, но фактически это единственный
РЕАЛЬНЫЙ шанс человеку нашего уровня и круга в зрелом возрасте снова вернуться к
жизни. Возродиться! Проснуться от спячки. Порвать свой кокон. Сжечь старую жизнь и на ее
месте построить новую. Начать все сначала. Снова окунуться в борьбу, изведать ее вкус,
зажить настоящей, подлинной, полнокровной, невымученной жизнью!
В тюрьме с тобой всё время что-то случается, что-то происходит. Какие-то внешние
события, абсолютно от тебя не зависящие и тобой не контролируемые. То, от чего ты давным-
давно отвык в реальной жизни. Шмоны, перетасовки, смены сокамерников, какие-то их
проблемы и т. д. и т. п. Правда, события эти все большей частью нежелательные и
неприятные, но это уже не столь важно! Главное, что ты постоянно находишься в самом
водовороте жизни, в ее гуще… на тебя постоянно обрушивается поток, шквал новой, свежей
информации — и уж только от тебя самого зависит, как именно ты ее используешь. Сможешь
ли ты ее должным образом переосмыслить и переработать. Пойдет она тебе на пользу или во
вред. Станешь ты в результате лучше или хуже. Главное, что она, это информация есть. А там
уж!..
Не зря же говорят: слабых несчастья ломают, а сильных закаляют. Слабые от них
становятся слабее, а сильные — сильнее. Как обычно.
В любом случае это, по большому счету, несравненно лучше того болота, которое было
на воле. Из которого самостоятельно выбраться вообще, в принципе, невозможно! Как
невозможно вытащить самого себя за волосы. Это только у барона Мюнхаузена хорошо
получалось. А остальным все же требуется помощь. Извне. Надо, чтобы кто-то посторонний
тебя за волосы схватил.
Вот скажем, здесь постоянно происходит смена сокамерников. Причем, как правило,
случается это совершенно неожиданно и непредсказуемо. Когда этого меньше всего ждешь.
Командуют вдруг: такой-то! с вещами! — и привет! Перевод в другую камеру или вообще в
другую тюрьму. Был человек — и нет его. И увидишь ли ты его когда-нибудь еще в этой
жизни — неизвестно. Скорее всего, никогда. А с этим человеком ты жил, порой, несколько
месяцев в одной камере (хате), спал рядом на соседней койке (шконке), ел за одним столом и
знаешь его уже, как самого себя.
Конечно же, это неприятно, целое потрясение! И для него, и для тебя, и для всех
остальных. Жалко расставаться, привыкли же уже друг к другу. Да и неизвестно к тому же,
кто на его место заедет. Может, черт какой-нибудь конченый. Который сразу разрушит весь
устоявшийся уклад вашей нехитрой камерной жизни. Кровь всем выпьет.
Это, если из хаты кого-нибудь забирают. А если уж тебя заказали — так вообще караул!
Нервяк. Куда переводят?.. Что там за контингент?.. В ужатник какой-нибудь попадешь, к
уродам каким-нибудь!..
Словом, для всех это целое событие. Шок. И для тебя, и для всей хаты. Причем событие,
от которого ничего хорошего не ждешь в принципе. И будь твоя воля, ты бы и сам — конечно
же! — никуда не поехал, и из камеры бы никогда никого не переводил. Притираешься же к
людям-то в конце-то концов. Даже если поначалу и трения какие-то между вами были. А
новые — кто они? Да и опять-таки — привыкать к ним надо. В общем, лучше уж оставить
всё, как есть. Спокойнее.
Но — тебя тут никто и ни о чем не спрашивает. И это — характернейшая и
принципиальнейшая особенность именно тюрьмы. Ты тут всегда не при делах. Всё
происходит помимо твоей воли. Решение всегда принимают за тебя. И это в конечном счете,
как ни странно, — благо!
Потому что я вот сейчас оглядываюсь назад — со сколькими же людьми я за этот год
познакомился, сколько нового узнал! А жил бы в одной хате все это время, с одними и теми
же персоналиями в одном котле варились бы, в собственном соку (а была б моя воля — так
бы оно, несомненно, и произошло! и любой бы из нас именно этого захотел бы, если б его
спросили!) — ну, что бы было?! Те же самые болото и застой в итоге. Как и на воле.
Замкнутая система. Маленький мирок. Вырождение. Отсутствие свежей крови.
Чтобы создать новое, надо разрушить старое. А это всегда болезненно. И потому у
самого на это зачастую просто духу не хватает. И потому хорошо, замечательно! когда это
делают за тебя другие. Поскольку это всё же необходимо. А иначе — тупик!
Ладно, загрузил я тебя уже, наверное, по самое некуда. Задолбал всей этой своей
философией доморощенной. Да? Но подожди! Самое интересное-то я еще под конец
приберег. Самое, так сказать, пикантное-с. Сюрпризик-с. Маленький. Мне тут, знаешь, одна
презаба-авнейшая мыслишка в голову пришла. На днях. На досуге.
Представь себе такую гипотетическую тюрьму. Не совсем обычную. Ну, скажем,
экспериментальную.
Двухместные камеры: мужчина и женщина. Причем состав все время меняют, тусуют,
как в обычной тюрьме.
Прикинь: ты сидишь в одной камере с женщиной. Ну, как у вас с ней будут отношения
развиваться? Давать, грубо говоря, она тебе вовсе не обязана, силой добиться от нее ты тоже
ничего не можешь — это же тюрьма! Охрана вмешается, карцер и пр. Но тем не менее
совершенно очевидно, что через некоторое время всё у вас с ней само собой, естественным
путем получится. Вы же оба товарищи по несчастью как-никак, оба в одной лодке. Оба в
утешениях нуждаетесь. Да и вообще жизнь просто свое возьмет. Природа!
Но, что бы у вас с ней ни получилось, какие бы расчудесные и распрекрасные
отношения в итоге ни сложились, как бы горячо и страстно вы друг к другу ни привязались
— в конечном-то итоге вас ведь всё равно раскидают. Рано или поздно. «Такой-то (такая-то)!
С вещами!» — вот и вся ваша тюремная любовь. И когда это случится — неизвестно. Ни
тебе, ни ей. И это только придает вашим отношениям дополнительную остроту!
дополнительную страстность! Может — через мгновенье!! А может — через месяц. А может,
через три. Ничего неизвестно! Каждый миг — последний!
В жизни ты бы с ней, наверное, никогда не расстался! она тебе нравится! ты в нее
влюбился за эти дни до беспамятства! это твоя судьба! — но здесь тюрьма. Здесь тебя никто
ни о чем не спрашивает, и от тебя тут абсолютно ничего не зависит. Это просто как рок.
Фатум. Безжалостный и неотвратимый.
Такое внезапное расставание для вас обоих драма! трагедия шекспировская! — но через
час-другой к тебе забрасывают новую попутчицу, и с ней всё с неизбежностью повторяется
сначала. По тому же самому сценарию. Знакомство — близость — совместная жизнь —
расставание.
Вот эта-то постоянная НАСИЛЬСТВЕННАЯ смена партнеров (даже не сексуальных!
вовсе не в сексе тут дело!) — и есть те самые искомые, действительно, в полном смысле
этого слова, идеальные отношения между полами, между мужчиной и женщиной. Ну, по
крайней мере, с точки зрения мужчины. Нет, рутины! нет привыкания! нет однообразия! —
вот она, та неуловимая вечная новизна и динамика, к которой все так стремятся и которая на
воле, в обычных условиях, абсолютно недостижима и всегда в последний момент ускользает.
Просачивается между пальцами! Исчезает бесследно. Как вода, как песок! И удержать
невозможно.
Поскольку всё дело, вся изюминка тут именно в том, что от тебя ровным счетом ничего
не зависит. Тебя насильственно делают счастливым. Против твоей воли. Хочешь ты того или
нет.
Такую тюрьму нельзя создать искусственно, просто как аттракцион, как игру, как
развлечение, шоу за деньги. Потому что в этом случае ты всегда можешь при необходимости
вмешаться в ход событий. Эта возможность у тебя всегда сохраняется, и ты в глубине души
об этом знаешь. Как бы ни было всё серьезно обставлено и организовано, но если ты
действительно встретишь свою Джульетту, ты всегда можешь сказать «охранникам»: всё!
баста! игры кончились! на сей раз я вовсе не шучу и не играю! я хочу, чтобы она осталась со
мной! я плачу за весь этот балаган, и потому делайте, что я говорю! Ну, или уж в самом
крайнем случае разыскать ее потом, после игры. Хотя, впрочем, сама мысль, что все эти
джульетки — это ведь, по сути, всего лишь шлюшки на жалованьи…
Короче, всё это — всего лишь жалкая подделка, эрзац, суррогат и не более того! Всё это
— ненастоящее. За настоящее же надо и цену настоящую платить. Жизнью собственной
расплачиваться. Кровью. Судьбой! Баксы тут не катят.
Иными словами, жизнь опять дразнит, морочит, обманывает и при этом еще и хохочет
тебе в лицо. Казалось бы, вот он, идеал! Та самая синяя птица удачи. Волшебный рецепт
счастья, за которым все так гоняются. Что ж, теперь он тебе известен. Пожалуйста,
приступай! Готовь свой праздничный пирог. Пеки его. Давай, начинай!
Но вот тут-то и выясняется, что испечь невозможно. Чтобы корочка подрумянилась,
готовить обязательно надо на вольном огне — надо бросить в костер собственную жизнь. Да
и то результат заранее никогда не известен. Отнюдь не гарантирован. Искусственно «создать»
такую тюрьму невозможно, это всё не то, не стоит и возиться! а в настоящую специально
ради этого садиться…
Да и нет же ведь таких тюрем! Это ведь всё не более, чем игра воображения, плод моих
досужих фантазий!..
Вот так-то! То-то и оно. Нет, короче, в жизни счастья. Нет, нет и нет! Ни в тюрьме, ни на
воле. Одна только скука. (А неплохо все же было бы в такой тюрьме посидеть? А? Правда?
Ты бы не отказался?)
Ладно, всё, на этом и заканчиваю. Надеюсь мои «идейки» тебе понравились, ну, или,
хотя бы, слегка позабавили. А что? Разве нет? Всё, всё! Пиши.
С приветом, Фрол.
P.S. Ты спрашиваешь, не жалею ли я о чем-нибудь? Нет. Ни о чем. Никогда ни о чем не
надо жалеть. Незачем оглядываться назад. Там ничего нет, кроме руин и мертвых
воспоминаний. Ничего живого. Какая разница, что было когда-то? Всё это уже прошлое, и
оно умерло. А сегодня настоящее. Жизнь каждый день начинается сначала. И это прекрасно.
Вперед!! Да здравствует утро!
P.P.S. И вот еще что. Подавляющее большинство людей просто не представляет себе,
насколько близка тюрьма. Им кажется, что она где-то там!.. в другом мире!.. на другой
планете!.. А она тут, рядом. За поворотом, в двух шагах. Соседка донос написала, на улице в
какую-нибудь глупую историю вляпался… Человеку кажется, что под ногами у него твердый
пол, а там лишь тоненькие жердочки. И под ними — бездна. Над которой он так беспечно
шагает. Шагающий над бездной… Все мы — шагающие над бездной.
*****
сына Сирахова.
— Проходите!
Огромный охранник нехотя посторонился, с сомнением глядя на невзрачного, бедно
одетого человечка. Горбалюк неуверенно вошел, с робостью озираясь по сторонам.
Дд-да-а!.. Огромный холл производил впечатление! Мрамор, ковры, зеркала… зелень
кругом, скульптуры какие-то непонятные… Даже фонтанчик вон журчит. Да-а-а- а!..
— Сюда, пожалуйста!
Еще один охранник предупредительно распахнул перед ним дверь.
— Привет, Горбаль! — полноватый лысеющий мужчина с хорошо знакомым по
бесчисленным газетным фотографиям лицом радостно шагнул ему навстречу и первым
протянул руку.
Зайченко Петр Васильевич, бывший сокурсник и закадычный друг-приятель. Ныне
миллиардер, олигарх и пр. и пр. «Владелец заводов, дворцов, пароходов». Горбалюк не
виделся с ним ни разу с тех давних институтских времен, так уж получилось, а вот вчера он
сам вдруг объявился: позвонил и предложил встретиться. Просто так!
«Посидим, выпьем, поговорим… Как в старые добрые времена. Молодость вспомним…
Завтра можешь?»
Конечно, Горбалюк мог. Еще бы он не мог! Встретиться с самим Зайченко! Гобалюк был
настолько взволнован, что ночью даже глаз не сомкнул. Ни на минуту! Так до самого утра и
проворочался с боку на бок. Он ждал от этой встречи очень и очень многого. Чего именно —
он и сам толком не знал, но что-то, он был уверен, в его жизнь теперь обязательно изменится.
Обязательно! Ведь Зайчику (институтское прозвище Зайченко) стоит только пальцем
пошевелить, чтобы!.. При его-то возможностях и деньгах! Не зря же он в конце-то концов
позвонил? Сам ведь разыскал и время встретиться нашел. А у него, небось, время по минутам
расписано. На год вперед. И каждая минута штуку баксов стоит. Косарь! Если не больше.
Впрочем, уже и «штука баксов в минуту» была для Горбалюка суммой совершенно
запредельной. Заоблачной. Астрономической! Бесконечностью какой-то. Что-то вроде
скорости света. Так что «больше» или «не больше», значения уже не имело. Бесконечность,
она и есть бесконечность.
— Привет… Петь! — с еле заметной заминкой произнес в ответ на приветствие
Зайченко Горбалюк. Он чуть было не сказал по привычке «Зайчик», но в последний момент
все-таки не решился. Просто язык не повернулся. Какой он ему теперь «Зайчик»! В смысле,
Зайченко. Уважаемый человек, столп, можно сказать. С президентом в Кремле ручкуется,
фэйс с телеэкранов не сходит. «Зайчик»!.. Он и Петей-то его с огромным трудом назвал.
Через силу. Чувствуя просто интуитивно, что так правильно, на «Вы» все же не стоит.
Неловко получится. Не тот тон. Самому Зайченко это будет, вероятно, неприятно. Все-таки
институтские друзья. Близкие. Зайченко же, судя по всему, именно в таком качестве его и
пригласил. Как старого приятеля. Чтобы наедине поболтать, запросто. Общих знакомых
вспомнить, косточки им за рюмкой перемыть-перетереть. «А тот теперь где?.. Да-а-а!.. А
та?..» Ностальгия, блин. Любопытство праздное. Всё же все мы живые люди. Олигархи, там,
не олигархи… Впрочем, посмотрим.
— А чего!.. Неплохо выглядишь, между прочим! Садись, — Зайченко кивнул на одно из
двух резных, массивных кресел, а сам сел во второе. Теперь они сидели друг напротив друга
у роскошного, с поистине царской щедростью накрытого и сервированного стола, буквально
ломившегося от всевозможных напитков и закусок. («Яств»! — невольно пришло в голову
Горбалюку. Это было в данном случае самое подходящее слово.) Икра, рыба всех сортов,
сыры-колбасы, солености и копчености — в общем, изобилие плодов земных. Коньяки-водки
— это уж само собой. Как положено.
— Ну, давай, выпьем, что ль, за встречу. От винта! — Зайченко взял со стола бутылку
чего-то прозрачного, судя по всему, водки, ловко свернул («свинтил») ей головку и аккуратно
наполнил до краев рюмки.
Горбалюк невольно хмыкнул про себя, глядя на все эти его нехитрые манипуляции.
Настолько они были ему до боли знакомы и узнаваемы. Казалось, время повернуло вспять, и
перед ним снова сидит его старый, верный дружок Петя Зайченко, он же Зайчик. И они
разминаются «водовкой» или «портвешком» в ожидании чувих, которые должны вот-вот
подкатить, буквально с минуты на минуту. Если, конечно, опять не продинамят, что, к
сожалению, тоже не раз бывало. Да-а!.. Были времена.
Где они теперь, те чувихи? И те водовки и портвешки: кавказы и агдамы? Канули в лету.
В тартарары. Вместе со всей той жизью. Теперь и водки-то все другие. Не говоря уж о
чувихах. Которые вообще исчезли, как класс. Хорошо, что хоть водки-то еще остались.
Горбалюк осторожно покосился на матовую стеклянную бутылку. А может, блин, и
вообще хрустальную! Чем черт не шутит! Кто знает, чего от них, олигархов, ждать? Может,
они из стеклянной посуды пить вообще брезгуют? Стремаются. Западло им.
Да нет, стеклянную, наверное, все-таки. Обычный «Абсолют», кажется. Пробовали,
пробовали!.. Пивали. Приходилось. Не часто, конечно, но бывало. Значит, и миллиардеры
тоже его пьют?.. Жаль. А я-то, грешным делом, думал какую-нибудь «Миллиардерскую
особую» попробовать. «Олигарховку». По миллиону баксов бутылка. Губы раскатал. Эх,
жаль, что не срослось! Опять не получилось. Ну да ничего! «Абсолют» — это тоже неплохо.
Тем более, что у Зайчика-то он наверняка родной, не палёный. Настоящий. Небось, прямо из
Швеции ему гонят. Спецрейсом.
— Ну?.. — Зайченко потянулся к нему чокаться. Горбалюк тоже взял свою рюмку,
одновременно косясь на стол и присматривая себе какую-нибудь подходящую закуску. Глаза
разбегались.
Как, блин, у льва при виде стада антилоп, — мельком подумал Горбалюк. — Ладно,
какая разница, в конце концов. Вон та рыбка для начала вполне подойдет.
Водка была ледяная. Горбалюк даже вкуса ее толком не почувствовал. Хотя нет, хорошая.
Классная водка!
— Закусывай, закусывай! — жуя уже что-то, подбодрил его Зайченко — Не стесняйся.
— Да я не стесняюсь, — пробормотал Горбалюк, накладывая себе всего понемножку. Ну,
а чего? Надо же попробовать. Когда еще с миллиардером есть придется?
— Давай сразу по второй, что ли! — Зайченко, оказывается, успел уже опять, по новой,
наполнить рюмки.
— Да не гони ты так! — чуть было по старой привычке не прикрикнул на него
Горбалюк, но вовремя прикусил язык.
Увы! Они уже вовсе не молодые веселые и бесшабашные студенты, беззаботно
порхающие по жизни от стипендии до стипендии. И перед ним сидит вовсе не
двадцатилетний обезбашенный Зайчик. Минутный морок рассеялся. Горбалюк снова
почувствовал себя неловко в своем стареньком дешевом костюмчике. Вспомнил, кто он и кто
теперь его бывший друг. И кто здесь заказывает музыку. И чего стоят все эти показные
простота и запанибратство. Сейчас у хозяина хорошее настроение — вот он и играет от скуки
в рубаху-парня, своего в доску. А взгрустнется ему через секундочку… Пригорюнится да и
скажет, пожалуй, чего доброго: «А отхвати-ка ты мне, братец, трепака!» И будешь ведь
отхватывать. Как миленький! Никуда не денешься. Будешь-будешь!.. А иначе зачем бы ты
вообще сюда явился? Как ни трепака отплясывать? «Авось понравлюсь!»
Горбалюк с ожесточением проглотил свою водку и, не глядя, сунул вилкой себе что-то в
рот.
Зря, блядь, я сюда пришел, — с внезапной горечью подумал он. — Докатился! Жизнь
проклятая заела. Жена, дети… А-а!..
Он хотел сам налить по третьей, даже дернулся уж было, но в итоге так и не решился.
Сидел, сам себя презирая, но бутылку взять без разрешения все-таки так и не осмеливался.
— Ну, как там народ-то хоть у нас живет? — между тем лениво поинтересовался
Зайченко. Вторую рюмку он, кажется, даже и не закусывал. Просто запил наскоро чем-то из
бокала, соком каким-то — и всё. — Ты хоть с кем-нибудь контактируешь?
Горбалюк послушно стал рассказывать. Собственно, рассказывать-то особенно было
нечего. У всех ведь одно и то же. Обычные, серые, рядовые, заурядные жизни обычных,
серых, заурядных людей. Работа — жена — дети. Вот и вся «жизнь». Каторга. Житие.
Зайченко был из их потока единственным, кто чего-то сумел добиться. Причем не просто
«чего-то», а!.. На фоне этих его, поистине феноменальных и фантастических достижений,
результаты остальных выглядели более чем скромно. Да и не было ни у кого, по правде
сказать, никаких особых «результатов». Девчонки все, в основном, сразу замуж
повыскакивали, ребята…
Да-а!.. — вдруг неожиданно подумал Горбалюк, не переставая в то же время
рассказывать. («Вэл до сих пор в институте так и работает, на кафедре; Азаркина развелась
недавно второй раз…» — Зайченко рассеянно слушал, вяло поддакивая.) — Вот если бы на
нашем потоке опрос тогда провести! Кто, мол, чего в жизни добьется? На Зайченко бы уж
точно никто не поставил! Да ни в жисть! Как, впрочем, и на меня. Мы там с ним явные
аутсайдеры были. Парии какие-то. Изгои. Потенциальные алкаши да и вообще, по мнению
большинства, конченые типы. Совершенно никчемушные и бесперспективные. Заведомые
неудачники, в общем.
А что в итоге? Где они теперь, все эти «удачники», эти молодые и блестящие дарования,
так много, казалось, обещавшие? Все эти аверины-гусаровы? Один спился, второй сейчас за
гроши в НИИ каком-то горбатится. А ведь действительно талантливые ребята были!
Особенно Гусаров. Помнится, я у него диплом свой в покер выиграл. Эпохальное сражение!
Королевское каре против флеш-рояля! Нарвался, мальчик. Не повезло!
Горбалюк почувствовал, что он уже слегка опьянел. Язык заплетаться немного стал,
мысли путаться… Да и вообще он себя как-то иначе чувствовать стал. Лучше! Раскованнее
как-то. Веселее. Даже робость его куда-то вдруг исчезла.
— Слушай, Петь, давай лучше из бокалов пить! — с пьяным оживлением предложил он,
прервав на полуслове свой бесконечный и нудный рассказ. — А то рюмками не берет что-то.
Под такой закусон
— Давай! — сразу же согласился Зайченко. — Давай из этих вот, — он приподнял один
из стоявшей рядом с ним длинной шеренги разнокалиберных бокалов, рюмок и бокальчиков.
Горбалюк с некоторым трудом нашел у себя рядом точно такой же и придвинул Зайченко. Тот
мгновенно наполнил бокалы водкой. Оба. До краев. «Вздрочь», по Далю. Помнится, они еще
смеялись, когда читали. Потом, правда, выяснилось, что это только для каких-то там сыпучих
материалов, кажется, не для жидкостей, но какая разница!? Словечко осталось. — Ну,
поехали! За что пьем?
— За все хорошее! Чтоб все у нас всегда ровно было!
— Ладно, давай!
Выпили. Горбалюк, скривившись, стал шарить взглядом по столу. Чего я тут еще не ел-
то? А! вот это!.. Что это у нас такое?..
— Может, горячее сказать, чтоб подавали? — с набитым ртом поинтересовался Зайченко.
— Сам смотри! — небрежно отмахнулся Горбалюк. Он чувствовал себя пьяным и
веселым. На душе было совершенно легко. Ну, миллионер, и миллионер! Мне-то что? По
хую! Или даже миллиардер?..
— Слышь, Зайчик! — вдруг неожиданно сам для себя сказал Горбалюк. — Ты же
миллиардер, вроде? Дал бы мне тоже немного денег? А? По старой дружбе?
— Денег? — перестав жевать и с явным интересом на него глядя, переспросил
Зайченко. — А сколько тебе надо?
«Шура, сколько вам надо для полного счастья?» — сразу же вспомнились Горбалюку
бессмертные строки, и он даже засмеялся вслух от этой своей мысли и от этой полной
схожести ситуации.
— Ну, не знаю… — наконец кое-как выдавил он из себя, продолжая смеяться. —
Сколько не жалко. Только имей в виду, отдавать мне нечем. Гол, аки сокол.
— Ладно, — коротко бросил Зайченко, снова наливая по полному бокалу и чокаясь с
Горбалюком. — Давай!
Горбалюк несколькими крупными глотками влил в себя содержимое своего бокала
(блядь! сколько здесь? грамм двести, не меньше!) и сразу же запил стоявшим рядом соком.
Он был уже порядочно пьян. Зайченко, судя по всему, тоже. Он раскраснелся, на лбу
выступила испарина.
О чем, бишь, мы только что говорили? — с трудом стал соображать Горбалюк. Мысли у
него расползались в разные стороны, как мухи по столу. — О чем-то ведь интересном… А! о
деньгах!
— Слышь! — вслух произнес он. — Ну, вот ты миллиардер. По ящику постоянно
светишься, в Кремле тусуешься, хуё-моё. Олигарх, бля, в натуре. Ну, и как это — быть
миллиардером? Иметь столько бабок? Всё тебе доступно!.. «Что видишь ты вокруг». Тёлки…
тачки крутые… А помнишь, как мы с тобой чувих в трамвае снимали? — снова засмеялся он
пьяным смехом. — И как ты злился потом, когда они нас динамили? Теперь, небось, не
динамят? Любую, там, супермодель — только пальцем помани?
— Да, теперь не динамят,… — задумчиво и грустно как-то усмехнулся Зайченко. —
Только манить теперь уже не хочется. На хуй они теперь нужны! Всё не вовремя, в общем.
Как обычно.
— Чего так? — пьяно удивился Горбалюк. — Не стоит, что ли?
— Это у тебя, у мудака, не стоит! — полушутливо обиделся Зайченко. — А у меня всё
всегда стоит. Как штык!
— Ну, так в чем же тогда дело-то? За чем дело встало?.. То есть «стало»?
— В смысле?
— Ну, в смысле супермоделей?
— Господи! Да дались тебе эти супермодели! — с досадой воскликнул Зайченко. — Да
все они!.. «Денег — дай!» Вот тебе и вся супермодель. Обычный вариант, только чуть
дороже.
— Ну, и правильно! — еще больше удивился Горбалюк. — Естественно! А чего ты
хотел? Красотой её своей, что ли, пленить? Могучим интеллектом? Конечно, «денег»! Ну, и
что? Тебе-то чего? Ну, и дай, если просит! Тебе что, жалко? Девочке помочь? Ты — ей дашь,
она — тебе. Вот дело у вас на лад и пойдет! Всё тип-топ. Все довольны!..
А я ведь тоже у него сразу же денег попросил! — вдруг обожгло Горбалюка. — Как и
все. Чего он теперь обо мне думает? «Денег — дай!» Вот и вся наша старая проститунтская
дружба. «Обычный вариант, только чуть дороже».
Горбалюк помрачнел, плеснул себе немного водки и залпом ее выпил, не почувствовав
вкуса. Он даже Зайчику налить при этом забыл. Тот, впрочем, похоже, этого даже не заметил.
Он сидел, откинувшись в кресле, отрешенно уставясь прямо перед собой, и рассеянно крутил
в руках свой пустой бокал. Чувствовалось, что мысли его витали в этот момент где-то далеко-
далеко…
— Знаешь, Горбаль, — наконец медленно протянул он и задумчиво пожевал губами, —
не так всё это просто… Деньги все эти…
— Ты что, комплексуешь, что ли? — совсем уж изумился Горбалюк, с недоверием глядя
на сидевшего перед ним известного всей стране миллиардера и олигарха. (Вот уж никогда бы
не подумал! — мелькнуло у него в голове.) — Перед этими сосками? Что им не ты нужен, а
только твои деньги?.. Да?
— Да нет! — раздраженно отмахнулся тот. — Что за чушь! Причем здесь это?! Что
значит: не я, а только мои деньги? Это всё равно, что сказать: не я, а только мои ноги. Или
только мои руки. Деньги — это естественная часть меня, моей личности. Если бы у меня их
не было, это бы уже не я был, а кто-то другой. Какая-то другая личность! Я нынешний — это
и деньги в том числе. Говорить: «тебя любят, только пока у тебя есть деньги», — это всё
равно, что говорить: «тебя любят, только пока у тебя есть ноги». А лишишься ты их — тебя
сразу же и разлюбят! Ах, не разлюбили?! Ну, тогда можно попробовать еще и руки отрубить.
Я — это я! Это не только мое тело, голова-руки-ноги, но и всё, что мне принадлежит. Всё это
в совокупности — и есть моя личность. Которую можно любить или не любить. Но только
всю в целом! А попытки разделить: я — отдельно, деньги — отдельно, это нонсенс!
— Да ладно!.. тише, тише, успокойся ты! — примирительно замахал руками
Горбалюк. — Чего ты так разволновался? Целая тирада, прям! — разговор, тем не менее, его
заинтересовал. — Ну, хорошо! — после паузы сказал он. — Если ты всё так прекрасно
понимаешь, то в чем же тогда проблема?
— Какая еще проблема? — всё еще раздраженно откликнулся Зайченко.
— Ну, ты начал про деньги говорить, — напомнил Горбалюк. — «Не всё так просто!..».
«Деньги эти!..». Так чем ты недоволен?
— Недоволен!.. недоволен!.. Всем я доволен! Слушай, давай выпьем еще, — вдруг
внезапно снова предложил Зайченко. — Ты сам-то, блядь, уже выпил, а мне даже не
налил! — с легким укором добавил он, разливая водку.
— Чёрт! Заметил-таки! — с неудовольствием подумал Горбалюк, испытывая нечто,
вроде смущения. Налить вообще-то, конечно, надо было. Нехорошо это, одному пить. Не по
понятиям. — Да я смотрю: ты весь такой серьезный сидишь, на умняке, — неуклюже
попытался оправдаться он и обратить всё в шутку. — Мировые проблемы, блядь, наверное,
решаешь. В натуре. Чего, думаю, по пустякам беспокоить!..
— Мировые, мировые! — проворчал Зайченко, чокаясь. — Пей давай! «Мировые»!..
— Да… Видишь ли, Горбаль, — возвратился он чуть позже к начатому им самим же
разговору. — Деньги — это, конечно, хорошо, но только до известных пределов. Как и всё в
этом мире. Хорошо быть высоким, девушки любить будут, но не три же метра ростом!? Это
уже уродство. Так же и с деньгами. Много денег — это хорошо, но когда их очень много —
это уже плохо.
— И сколько это: очень много? — с вялой иронией полюбопытствовал Горбалюк.
Разговор постепенно переставал его интересовать. Всё это было для него слишком
абстрактно. Какие-то отвлеченные материи. «Много!..», «слишком много!..».
Пожил бы ты, как я! — с внезапной завистью подумал он. — От зарплаты до зарплаты.
Которую еще и не платят, к тому же! Когда детей кормить нечем. Сразу бы по-другому запел!
А то, тоже мне, богатая личность! «Деньги — это неотъемлемая часть меня»! Еще как
отъемлемая! Повезло тебе просто, вот и всё. Попал в струю, оказался в нужное время в
нужном месте — вот и разбогател. Чисто случайно. Как и всё в жизни бывает. Всё же у нас
так! На уровне везения. Случайности. Повезло, не повезло. Ну, повезло тебе — молодец!
Сиди тихо и радуйся. Но чего великого-то из себя корчить? «Титана мысли»! «Отца русской
демократии»! И перед кем? Передо мной! «Я — это я!» Вот именно, что ты — это ты! Что я
тебя, не знаю, что ли? Знаю, как облупленного. Сколько водки вместе выпито, сколько тёлок
вместе выебано!.. «Чувих». Такой же ты, как я. Ничем не лучше. Но я почему-то… А-а!.. да
провались оно всё пропадом!! Зря я сюда приехал!
— Миллиарды — это уже плохо, — услышал он между тем голос Зайчика. — Миллионы
— еще нормально, хорошо, но миллиарды — уже плохо. Всё доступно, а потому ничего не
хочется. Даже на уровне понтов. Потому что и понтоваться-то уже не перед кем. Все давно
остались далеко позади. У обычного человека всегда какая-нибудь мечта голубаяесть.
Мерседес, там, какой-нибудь шестисотый себе купить, супернавороченый!.. А когда ты их
можешь хоть тыщу штук завтра купить, этих Мерседесов… Выясняется, что на хуй они тебе
нужны!! Тоска, в общем, зеленая.
— Да-а!.. серьезные у тебя проблемы! — совсем уже откровенно-насмешливо заметил
Горбалюк, пережевывая какую-то, приглянувшуюся ему хитрую рыбку. Рыба, впрочем, была
вкусная. — У обычного человека, между прочим, предел мечтаний — это всего лишь
подержанная иномарка бэушная, в лучшем случае. А «Мерседес шестисотый
супернавороченый» — это для него уже из области чистой фантастики. Сказки! 1001-й ночи.
Джинны, гурии, эмиры… шестисотые мерседесы… Это тебе так, к сведению…
— Да нет, я понимаю, конечно! — как-то виновато засуетился Зайченко и опустил
глаза. — Как говорится, «у кого жемчуг мелкий, а у кого есть нечего». Или как там
правильно? Конечно, бедность еще хуже. Кто спорит! Там свои проблемы. Но и деньги — это
тоже… я тебе скажу… знаешь ли… не панацея… Счастья, по крайней мере, они не приносят,
это уж точно. Можешь уж мне поверить. Знаешь…
— Слушай, Зайчик! — бесцеремонно перебил своего бывшего друга Горбалюк и
посмотрел на него в упор. — А чего ты меня пригласил-то? А? Столько лет не объявлялся, а
тут вдруг? Покрасоваться захотелось? Полюбоваться самим собой? Самолюбие собственное
потешить, пощекотать? Лишний раз великим себя почувствовать?
— Ну… это… не совсем так… — после длинной паузы, с видимым усилием ответил
Зайченко. Лицо у него закаменело, на скулах заиграли желваки. Он явно не привык, чтобы с
ним так разговаривали.
(Да пошел ты! — беззаботно подумал Горбалюк, с каким-то даже любопытством за ним
наблюдая. Мир вокруг уже слегка покачивался. Горбалюк чувствовал себя совершенно
свободно и раскованно. — Потерпишь! Переживешь. Тоже мне, царевна-недотрога! Не
сахарный, не растаешь!.. А деньги твои я в рот ебал! Можешь их себе в жопу засунуть!)
— Чего мне собой любоваться? Я уже эту стадию давно прошел. И прекрасно знаю себе
цену, — Зайченко несколько пришел в себя и заговорил уверенней. Лицо у него чуть
расслабилось. — Просто устаешь от всеобщего поклонения. Когда все вокруг с тобой сразу
же соглашаются во всём и в рот тебе смотрят. Захотелось хоть с кем-то в кои-то веки на
равных поговорить, пообщаться. Как в старые добрые времена.
— Брось! — махнул рукой Горбалюк и снова налил себе водки. Полный бокал.
«Вздрочь»! Помедлил немного и налил также и Зайченко. Тот не возражал. — Давай! —
чокнулись. Выпили. — Какой у нас с тобой может быть теперь разговор «на равных»?! —
продолжил он через секунду начатую фразу, едва проглотив, почти не жуя, огромный кусок
ветчины и отхлебнув немного сока. — Кто ты и кто я? Всё ты прекрасно понимаешь, чего
комедию-то ломать? «Пообщаемся!..», «На равных!..», «Как в старые добрые времена!..» Ага!
Как же! Может, мы и этот стол тогда уж заодно оплатим пополам? «Как в старые добрые
времена»?
— Слушай! — тоже повысил голос Зайченко. Он, похоже, всерьез наконец
разозлился. — Чё тебе от меня надо? Чего ты ко мне вообще приебался?! Как последняя
пизда!! Я тебя пригласил, как человека…
— Скажи уж прямо: осчастливил! Снизошел, бог! Спустился со своего кремлевского
Олимпа! — Горбалюка уже несло. Остановиться он теперь уже не мог да и не собирался
останавливаться. Всё-таки литра полтора на двоих они уж точно выпили. А то и больше.
Какую мы бутылку-то пьем? «Тогда в нас было — семьсот на рыло!» — вдруг неизвестно к
чему всплыли в памяти слова из известной песни. А чего там дальше?.. «Потом портвейном
усугубили…» — Слушай, Зайчик! — внезапно прервал свои обличения Горбалюк. — А у
тебя «Кавказа», случайно нет?
— Какого еще «кавказа»? — ошалело уставился на него Зайченко. Он даже злиться
забыл.
— Ну, как у Высоцкого, — счастливо засмеялся Горбалюк. — «Потом портвейном
усугубили». У тебя нет «Кавказа»? Чтобы «усугубить»?
— Нет у меня никакого «Кавказа»! — ворчливо буркнул Зайченко. — Водку пей. Чего
тебе «усугублять»!? Ты уж и так хорош. Нарезался, свинтус!..
— Сам ты свинтус! — обиделся Горбалюк. — Тоже мне аббссстинент…
— Кто-кто? — насмешливо прищурился Зайченко.
— Аббссс… аббс… Ну, не важно! Ладно, хорошо, пусть я нарезался. Пусть! Но
послушай, что я тебе скажу!..
— Чего тебя, алкаша, слушать… — пробормотал Зайченко, пытаясь налить себе сока.
Половина сока при этом оказалась на скатерти. Зайченко не обратил на это ни малейшего
внимания. Он уже тоже был прилично пьян.
— Ты послушай, послушай! — с пьяной настойчивостью повторил Горбалюк и даже
попытался схватить его за руку.
— Ну, чего? — поднял на него глаза Зайченко.
— Знаешь, в магазинах юбилейным посетителям призы раздают? Ну, стотысячному, там,
миллионному?..
— Ну, и что?
— Ну, вот и ты просто оказался в магазине жизни таким посетителем. Юбилейным
лохом. Стотысячным! Случайно в этот момент тебя туда занесло. Пивка купить заскочил!
Опохмелиться. И тебе вдруг выдали суперприз. Деньги… положение… Дворцы… яхты… А
теперь ты всем вокруг впариваешь, что это не вдруг! Не случайно было! Что это ты такой
умный и хитрый уже тогда был, всё заранее просчитал и решил именно в этот момент пива
выпить! Да и вообще пиво было только предлогом. А на самом-то деле!.. О-го-го!.. Тьфу!!
Смотреть на тебя противно! Тошно. Как ты от важности пыжишься и жить всех нас с
телеэкранов учишь. А чему ты «научить»-то можешь? Как в магазин вовремя за пивом зайти?
Чтобы миллионным лохом стать?
***
Дальше Горбалюк ничего не помнил. Кажется, они еще пили, ругались, орали друг на
друга и даже, вроде, чуть не подрались. А может, и не «чуть». Может, и правда подрались.
Бис его знает!
Проснулся он, по крайней мере, наутро дома, в своей собственной постели.
— Два вежливых молодых человека в три часа ночи доставили, — елейным голоском
сообщила жена. — Пьяного, как свинья! — не удержавшись, тут же язвительно добавила она.
Как свинтус, — автоматически усмехнулся про себя Горбалюк, вспомнив вчерашнее
замечание Зайчика.
Что он ездил вчера именно к Зайчику, жена Горбалюка, слава богу, не знала. Горбалюк ей
не сказал, справедливо опасаясь неизбежного повторения сказки про Золотую рыбку
(«Попроси ты у нее корыто!..»). Сказал просто: «к институтскому приятелю».
Время, между тем, уже близилось к двенадцати. После обеда надо было тащиться на
работу. Отпроситься удалось только на полдня.
Зайчик-то, небось, дрыхнет еще без задних ног! — завистливо подумал Горбалюк,
опохмеляясь уже второй бутылкой предусмотрительно купленного накануне пива. — Ему,
поди, на работу идти не надо! Хорошо ему, олигарху проклятому!..
— Ты смотри, опять не напейся! — забеспокоилась жена, увидев стоящие на столе две
пустые бутылки. — Тебе же на работу сегодня идти.
— Да ладно! — привычно отмахнулся от нее Горбалюк, раздумывая, не выпить ли уж
заодно и третью бутылку. Чувствовал он себя преотвратно. Осадок от вчерашней встречи
остался тяжелейший. Здорово, конечно, он вчера Зайчика отбрил и на место поставил; указал
ему, кто он есть на самом деле и чего по жизни стоит, но что это изменило! Что?! Каждый
ведь так и остался в итоге при своих. Зайчик при своих миллиардах, дворцах и виллах, он…
Зайчику-то на работу сейчас идти не надо! — снова с тоской подумал Горбалюк,
открывая третью бутылку. — И сволочи-начальницы у него нет.
Начальницу свою Горбалюк ненавидел лютой ненавистью, всеми фибрами своей души.
Это у него уже просто пунктик такой был. В ней для него словно воочию воплотилась вся
беспросветность и несправедливость его никчемной, неудавшейся жизни.
Та же, судя по всему, его попросту презирала и считала по жизни законченным
неудачником. Да так оно, собственно, и было, и от этого Горбалюк ненавидел ее еще сильней.
Эту сильную, умную, холеную, уверенную в себе женщину. За то, что она видела его
насквозь, со всеми его потрохами. Кто он есть на самом деле. Никто! Ноль. Зеро. Пустое
место. Маленький, забитый и затюканный жизнью человечек.
Как работник, он ее вполне устраивал, и поэтому она его до поры до времени терпела и
пока не увольняла, хотя о его чувствах к ней наверняка догадывалась. Но это, похоже, ее
просто не интересовало. Какая разница, что там эта букашка думает и чувствует? И чувствует
ли она что-нибудь вообще? Главное, чтоб работала!
Когда глупо улыбающийся, полупьяный Горбалюк ввалился в комнату, начальница
смерила его ледяным взглядом и, не сказав ни слова, прошла в свой кабинет.
Заметила, сука, — равнодушно подумал Горбалюк, плюхаясь на свое рабочее место. Все-
таки третья бутылка была лишней. Его здорово развезло. Горбалюк поёрзал на стуле, не зная,
чем заняться. Чем вообще можно в таком состоянии «заниматься»? А до конца рабочего дня
времени еще о-хо-хо!.. Вагон и маленькая тележка. Два часа еще только.
Вчерашний день вспоминался уже как-то смутно, как какой-то сон. Зайчик… дворец
этот… фонтаны… охранники…
— Простите, Борис Анатольевич, можно Вас на минутку?
Горбалюк с удивлением посмотрел на дверь. Рослый, спортивный, коротко стриженый
молодой человек характерной наружности вежливо ему улыбался. Горбалюк с недоумением
поднялся и, чуть пошатываясь, вышел из комнаты, провожаемый заинтересованными
взглядами сослуживцев.
— Это Вам! Петр Васильевич просили передать, — охранник Зайчика (теперь Горбалюк
в этом уже нисколько не сомневался) протянул ему кейс.
— Что это такое? — удивился Горбалюк.
— Я не знаю, — охранник был сама корректность. — Мне просто поручили передать —
и всё.
— Хорошо, спасибо, — Горбалюк мысленно пожал плечами и взял у него из рук кейс.
Кейс был тяжелым.
— До свидания.
— До свидания.
Охранник сразу же повернулся и ушел. Горбалюк секунду помедлил, потом решительно
направился к туалету. Запершись в кабинке, он щелкнул замком. Кейс раскрылся. Там лежали
аккуратные, затянутые в целлофан пачки долларов. Сверху была приклеена скотчем какая-то
коротенькая записка. Горбалюк машинально прочитал: «Миллионному лоху от
стотысячного!»
Некоторое время он в полном ошеломлении смотрел на содержимое кейса, потом
осторожно вытащил одну пачку. Точнее, целый затянутый в целлофан кирпич. Сотки!
Стодолларовые купюры. Он пересчитал кирпичи. Ровно десять штук Это сколько же будет? В
пачке… э-э-э… десять… нет, какие десять!.. сто… да, сто тысяч! Значит, миллион, что ли?
Миллион долларов!!??
А это что? Это еще что такое? Между стотысячных долларовых блоков сиротливо
притулилась в углу бутылка пива, смотревшаяся в таком окружении совершенно дико. Пиво,
судя по всему, было самое обычное, наше, российское. Горбалюк, сам не зная зачем, взял
бутылку и посмотрел на этикетку. «Хамовники». Что за черт! Пиво-то здесь причем? На
опохмелку он мне ее прислал, что ли? Одну бутылку «Хамовников»?
А-а-а!.. Горбалюк вдруг припомнил куски их вчерашнего разговора: «Ты просто оказался
в магазине жизни юбилейным посетителем… Пивка зашел купить… Стотысячным лохом…»
Он еще раз посмотрел на записку: «Миллионному лоху от стотысячного!» Всё понятно!
«Миллионы — это ещё нормально…» — вспомнилось также ему. А, ну я- ясненько…
Это наш Зайчик, значит, так развлекается. Шутит. Чего ему от его миллиардов!? Какой-то там
миллион. Миллионом больше, миллионом меньше… Старый институтский друг, опять же.
Приятно осчастливить. Доброе дело сделать. Сколько лет вместе горе тяпали. Кого ж, как не
его! Ладно, в любом случае, спасибо! Нет, правда. От всей души!
Горбалюк захлопнул кейс и поставил его на пол. Потом достал из кармана ключи,
открыл пиво и залпом, не отрываясь, выпил из горлышка всю бутылку. Мир вокруг сразу
заискрился, засверкал и заиграл яркими, радужными красками. Всё было хорошо! Просто
замечательно. «Все будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо, я это знаю!» —
промурлыкал он себе под нос и вытер платком вспотевший лоб.
Та-ак… Первым делом с работы этой блядской уволюсь! Немедленно!.. Сию же самую
секунду!! Вот прямо сейчас!
«Ну, являюсь на службу я в пятницу, / Посылаю начальство я в задницу!» — с чувством
негромко пропел он. Да, вот это правильно! Это по делу. В тему. Насчет задницы. Просто
уволиться мало. Надо…
Горбалюк вспомнил свою надменную, гордую, самоуверенную начальницу и злорадно
ухмыльнулся. Ладно, глубокоуважаемая Антонина Ивановна. Сейчас мы поглядим, какой это
Сухов!
Он взял кейс и вышел из кабинки. Подошел к умывальнику, плеснул в лицо холодной
воды и посмотрел на себя в зеркало.
Да-а!.. Хорош, нечего сказать. Ну, тем лучше!!
Горбалюк подхватил с пола кейс, вышел из туалета и направился прямиком к кабинету
своей начальницы.
— Вы куда!? — истошно заверещала перепуганная насмерть секретарша-Зиночка, делая
попытку вскочить. Горбалюк, не обращая на нее никакого внимания, повернул ручку и вошел.
Сидевшая за столом элегантная, изящная, делового вида женщина недовольно подняла
голову и замерла при виде пьяного, мокрого и взъерошенного Горбалюка. Горбалюк тоже на
секунду остановился, с каким-то острым, болезненным любопытством пристально в нее
вглядываясь и словно стараясь навсегда запомнить.
Ну, прямо, бля, бизнес-вомэн! Маргарет Тэтчер и Хиллари Клинтон в одном флаконе! —
цинично усмехнулся он про себя и шагнул к столу. Ему было безумно весело. —
Здравствуйте, я Моника Левински!
Наверное, последнюю фразу он произнес вслух, потому что глаза сидящей за столом
женщины широко раскрылись, и на лице появилось какое-то странное выражение — смесь
недоверия и испуга.
— Уважаемая Антонина Ивановна! — медленно, с паузами, с расстановками вкрадчиво и
нежно проворковал Горбалюк, глядя прямо в глаза своей бывшей начальнице, от всей души
наслаждаясь этим мгновеньем и всеми силами стараясь растянуть его, продлить как можно
дольше. — Вы женщина деловая… (Маленькая пауза)…и, соответственно, предложение у
меня к Вам… (Опять маленькая пауза)…тоже чисто деловое. (Пауза.) Ничего личного!
(Пауза.) Так вот. (Пауза.) Суть этого предложения такова (Длинная пауза.) Я хочу… (Очень
длинная пауза)…трахнуть Вас прямо здесь и прямо сейчас!! (Длинная пауза.) За миллион
долларов… В задницу! — после еще одной паузы, последней и заключительной, добавил он,
вспомнив слова из песни.
Женщина смертельно побледнела.
— Вы… ппьяны?.. — каким-то свистящим, зловещим полушепотом прошипела она, чуть
приподымаясь из-за стола, подаваясь вперед и тоже глядя на Горбалюка в упор. —
Немедленно покиньте мой кабинет!! Вы уволены! — рука ее потянулась к кнопке
селекторной связи.
Горбалюк молча бросил на стол кейс и распахнул его. Рука Антонины Ивановны замерла
на полпути. Рот приоткрылся.
— Что это? — растерянно, словно про себя, тихо пробормотала она, уставясь внутрь
кейса и явно не в силах оторвать взгляд от его содержимого.
— Миллион долларов, — так же тихо и медленно ответил Горбалюк, впившись в нее
взглядом и прямо-таки пожирая ее глазами. Он чувствовал себя так, словно уже, в этот самый
момент, её имел. Трахал! Ебал!! Причем всеми возможными способами и во все места
одновременно. Во все дырки!! Да так, собственно, оно и было. Одно мгновенье ему
показалось даже, что он сейчас прямо кончит! Настолько нестерпимым, острым и сладким
было наслаждение. На секунду всё вокруг поплыло.
— Откуда это у Вас? — Антонина Ивановна всё никак не могла оторвать взор от
упакованных в целлофан пачек.
— Не важно. Ну, так, как?
Лицо Антонины Ивановны пошло красными пятнами и как-то разом подурнело и
утратило всю свою холеную надменность.
Всё! — подумал Горбалюк, с презрением на нее глядя. — Теперь ты шлюха. Даже если и
откажешься.
Женщина часто и прерывисто задышала. Потом судорожно сглотнула и с трудом
медленно подняла глаза на стоявшего у самого стола Горбалюка.
— Я… Я… Я даже не знаю… Это так… неожиданно…
Она опять перевела взгляд на доллары. Потом на Горбалюка. На доллары. Опять на
Горбалюка.
— Как это «здесь»?.. А если вдруг войдут?..
Горбалюк молчал, с усмешкой её разглядывая. Антонина Ивановна глубоко вздохнула и
попыталась взять себя в руки. Потом решительным и резким движением нажала на кнопку
селектора.
— Да, Антонина Ивановна? — раздался в динамике встревоженный голос секретарши.
— Я занята! Пока Горбалюк не выйдет, в кабинет пусть никто не заходит!
— Хорошо, Антонина Ивановна, — с видимым удивлением ответила явно сбитая с толку
секретарша.
Антонина Ивановна отключила связь и повернулась к Горбалюку. Она уже полностью
успокоилась и пришла в себя. (Быстро! — с еще большим презрением подумал Горбалюк. —
Недолго же ты ломалась. «Недолго музыка играла…»! «Путана, путана, путана!..» Чего-то у
меня настроение сегодня какое-то песенное…)
— Хорошо! — холодно сказала Антонина Ивановна, не отводя глаз от Горбалюка. — Где,
на столе?
— В смысле, дать? — уточнил Горбалюк. — Так Вы согласны? В задницу?
— Да, я же сказала! — еле сдерживаясь, отрывисто ответила женщина.
— Замечательно! — Горбалюк небрежным движением захлопнул кейс и взял его в
руку. — Всего хорошего!
— Что это значит!? — лицо Антонины Ивановны стало пунцовым.
— Я передумал, — Горбалюк повернулся и не оглядываясь, вышел из кабинета. —
Пожалуйста, проходите, — доброжелательно кивнул он в предбаннике какой-то томящейся
там в ожидании незнакомой девице. — Антонина Ивановна уже освободилась.
*****
Евангелие от Матфея.
1.
Удар был настолько сильным, что Кубрин на какое-то время даже потерял сознание.
Когда он очнулся, то обнаружил себя лежащим на траве. Гигантская, упавшая на него сверху
ветка валялась рядом. Кубрин осторожно потрогал руками голову. Крови не было. Зато была
огромная шишка. Огромная-преогромная! С апельсин. Кубрин с некоторой опаской и каким-
то болезненным недоумением долго ее ощупывал, словно не в состоянии будучи никак
поверить в ее реальность.
Это же просто бред какой-то! Приехал на шашлыки, сел на травку под дерево, а на него
сверху ветка свалилась! Как будто специально его ждала. Причем не ветка, а целая ветища!
Бревно целое. Вон какая дура!
Он опять перевел взгляд на лежащую рядом чудовищных размеров сосновую ветку.
Зрелище действительно было впечатляющее.
Невероятно! Как я жив-то остался!? Приехал, блядь, на шашлычки!.. На природу. В кои-
то веки. Охуеть можно! В пизду такую природу!! Сидел бы себе сейчас дома, без всяких,
блядь, шишек, пиво пил. Нет!!.. «Поехали!.. поехали!.. Свежий воздух!..» Нна ххуй мне всё
это надо!!
Кубрин, наверное, долго ещё сидел бы и матерился, держась за голову, но в этот момент
из-за поворота медленно, переваливаясь на ухабах, выехали две легковушки. Подъехали к
Кубрину и остановились. В первой сидел Валька Бобров, а во второй Андрюха Решетников.
Оба, естественно, с женами.
— Привет, а Наташка где? — сразу же поинтересовался Валька, вылезая из машины и
потягиваясь.
— А!.. Приболела чего-то там! — махнул рукой Кубрин. — Простудилась…
— Как же она тебя одного-то отпустила? — кокетливо засмеялась Зиночка, жена
Боброва, и игриво стрельнула глазками. — Не боится?
— Доверяет, значит! — сразу же включилась в игру и андрюхина Капа. Капитолина
Евграфовна Решетникова, в девичестве Варивашен.
(«Это у вас в семье что, наследственное?» — как-то под пьяную руку поинтересовался у
нее Кубрин. — «Что наследственное?» — не поняла сначала она. — «Детей такими именами
называть? «Евграф Варивашен»!.. Звучит!»
Капа смертельно обиделась и долго дулась. Андрюха их даже специально потом мирил.)
— И правильно делает. Колян у нас кремень! — охотно подхватил Андрюха. — Слушай,
а где дрова? — вдруг встрепенулся он, зорко оглядываясь по сторонам. — Кремень? Мы же
договорились?
— Вот, — Кубрин угрюмо кивнул на валявшуюся под деревом рядом с ним ветку.
— Что «вот»? — непонимающе уставился на него Андрюха. Все остальные тоже
вопросительно посмотрели на Кубрина.
— Вот эта самая ветка мне только что на голову свалилась. Незадолго перед вашим
приездом. Я вообще только что очнулся. А до этого под деревом на траве валялся. Без
сознания!
— Да ты гонишь, что ли? — все недоверчиво смотрели на Кубрина.
— Иди пощупай, — Кубрин приглашающе похлопал легонько себя по голове. — Иди-
иди! Шишка, блин, с яйцо… Куриное, — добавил он, видя промелькнувшие тут же на губах
дам легкие полуулыбки.
— Башка-то не болит? — грубовато-сочувственно поинтересовался Андрюха и, уперев
руки в бока, перегнулся корпусом слегка назад, тоже потягиваясь и разминая затёкшее тело.
— Да нет, вроде… — неуверенно ответил Кубрин, прислушиваясь к своим ощущениям.
Голова, кажется, слава богу, действительно не болела. И главное, не тошнило.
Значит, сотрясения хоть нет, — с облегчением подумал Кубрин. Он читал где-то, что при
сотрясении мозга обычно всегда тошнит. — И на том спасибо!
— Ладно, айда тогда за дровами! — решительно скомандовал Валька и сплюнул. — Чего
время зря терять?
Дальше все пошло своим чередом. Костер, шашлык-машлык, пиво-водка… Пили,
впрочем, относительно немного, за рулем же все… А Кубрин, так и вообще почти не пил. И
боялся (ну на фиг! а вдруг все-таки сотрясение? тогда спиртного-то нельзя!..), да и просто
чего-то не хотелось. Ветка эта проклятая!.. Кубрин нашел ее взглядом и злобно выругался
сквозь зубы. Черти бы ее побрали! Вот только сотрясения мне и не хватало! Руки-ноги ломал,
вот только сотрясения мозга еще никогда не было… «Будет!» Ддьявол!!
Вернувшись домой, Кубрин первым делом подошел к зеркалу. Да нет, так не видно,
конечно, ничего! А то ему уж показалось, что его шишка всем вокруг видна. Действительно с
апельсин размером. Как в мультфильме «Том и Джери». Ну, тогда еще ладно. Холодное,
может, чего-нибудь к ней приложить?.. Хотя, чего теперь-то? Раньше надо было. Сразу после
удара. А теперь бесполезно. Ладно, пёс с ней! Сама через пару дней пройдет.
2.
Примерно через неделю Кубрин обнаружил, что с ним что-то происходит. Что-то было
не так. Мир вокруг изменился. Поглупел. Причем весь! Целиком. Весь разом!
Жена, друзья, сослуживцы… книги, СМИ… Словно он попал в какую-то Страну
Дураков, и дураки были теперь повсюду. Везде. Даже лиса Алиса и кот Базилио, которые, по
всей видимости, его сюда каким-то волшебным образом и затащили, — и те исчезли!
Привели и бросили. Испарились!! Сейчас бы он даже им бы был бы рад! И с радостью бы
отдал им все свои золотые, лишь бы они его отсюда вывели. Спасли! Но их, увы, не было.
Они куда-то бесследно сгинули. Соскочили с концами.
Они-то сгинули, а дураки остались. И спасения от них не было.
Он даже читать теперь не мог. О телевизоре же и говорить было нечего. Кубрину вообще
теперь диким казалось, как он мог его раньше смотреть?! И, помнится, ему ведь там даже
кое-что нравилось! Что там может «нравиться»? Серость, примитивизм, бесталанность…
Вульгарность и пошлость! Отсутствие вкуса и хотя бы элементарного воспитания. Глупые
люди, произносящие с умным видом глупые слова. Телевидение это наше!.. Кинцо…
Да, но с другой-то стороны, — вдруг подумал Кубрин, — а на Западе что? То же ведь
самое. Фильмы эти голливудские… Это же вообще мрак беспросветный! Дебилизм. Причем,
если у нас многие проблемы имеют в основе своей чисто технический характер: отсутствие
финансирования, недостаток профессионализма и т. п., то у них-то с этим в принципе всё в
порядке.
И у них ведь, заметьте, телевидение и кинематограф — это просто бизнес. И раз этот
бизнес существует и даже процветает, значит, его продукция пользуется спросом. И раз
Голливуд снимает идиотские фильмы, значит, именно такие фильмы общество и требует.
Значит, именно это и есть его уровень. Уровень современного общества. Комиксы и боевики.
И претензии надо предъявлять не к Голливуду, а к обществу в целом. Вот такое вот оно,
оказывается. Глупое и примитивное. Пошлое!
Кубрин неожиданно вспомнил, как Пугачева спела на своем недавнем юбилейном
концерте — чуть ли даже не в Кремлевском дворце! — какие-то совершенно немыслимые по
своей вульгарности и дурному вкусу куплеты. Про руку из унитаза (!), которая протягивает ей
розы. Такие вот, мол, у нее вездесущие и назойливые поклонницы. Достали! Пошла она,
дескать, пардон, в туалет, по нужде, только было заперлась в кабинке, как из унитаза… Ну, в
общем, кошмар и тихий ужас.
И как весь зал, стоя, ей аплодировал. Мужчины в строгих, дорогих костюмах; дамы в
мехах и бриллиантах. Весь наш доморощенный бомонд, словом. Расписался! Отметился.
«Я такой же (такая же)!.. Мне это нравится! Этот сортирный юмор. Это мне близко!.. Это
я только прикидываюсь таким вальяжным, воспитанным и рафинированным, на умные
концерты с умным видом хожу, а на самом-то деле!.. И-го-го!..»
На самом-то деле, «Леди Диана» — это у мадам просто псевдоним такой красивый,
погремуха по жизни, а по паспорту-то она — Дунька Толстопятая из Тетюш. И как ею была,
так ею в душе и осталась. Несмотря на все свои шиншиллы и брюлики. Прошу любить и
жаловать! Да-с..
Кубрин вдруг с неприятным удивлением припомнил, что он и сам, глядя по телевизору,
смеялся. Вместе с женой, кстати. Что им это тоже тогда казалось забавным. А чего тут
забавного? Это же ужасно, а не забавно! Говорить можно, конечно, о чем угодно, на любые
темы, запретов морально-эстетических тут никаких нет и быть не может! достаточно
вспомнить, к примеру, того же Баркова; главное — КАК говорить! Вот в чем штука! Вот что
принципиально. И на опасные темы говорить опасно вовсе не потому, что они сами по себе
какие-то там запретные; а просто потому, что это очень сложно. Очень легко тут скатиться в
пошлость, в вульгарность, в обычную похабщину. Один неверный шаг, просто неудачно
выбранное слово — и!.. Соблюсти меру! Пройти по грани! Это требует огромного таланта,
вкуса и безошибочного чувства такта. Даже у Пушкина и Баркова не всегда получалось. Чего
уж об остальных-то говорить! Особенно современных наших пиитах. Куплетистах-
затейниках.
Так что, уважаемая Алла Борисовна!.. «женщина, которая поет». Никакая Вы давно уже
не «женщина». А обычная баба. Голосистая, пошлая и вульгарная. Типа базарной торговки.
Только…
Э-э-э!.. — неожиданно опомнился Кубрин. — О чем это я?! Чего это я на бедную Аллу
Борисовну напал? И что я к ней вообще прицепился? Господи боже мой! Что у меня вообще
за мысли такие!? Чужие какие-то. Не мои совсем! Голливуд… Пугачева… современное
общество… Раньше мне такое вообще в голову никогда не приходило! Ну, поют себе люди и
поют. Музычка играет… концерт… весело… А тут!.. Господи! Да что это со мной такое
творится-то?!!
Кубрин чувствовал себя, как вундеркинд в какой-то школе-интернате для умственно
отсталых детей. Все вокруг чем-то занимаются, в какие-то свои дурацкие игры играют,
живут, в общем, своей обычной дурацкой жизнью. Но что там, скажите на милость,
нормальному-то ребенку делать?! А уж тем более вундеркинду? Во что играть? И самое
главное, с кем?!
Мир вокруг словно поблек. Выцвел. Потускнел. Потерял разом всё свое очарование.
Читать нечего, смотреть нечего, общаться не с кем. Тоска и скука. Причем какие-то совсем уж
унылые и беспросветные. Расчитывать было не на что. Не надеяться же, в самом деле, что все
вокруг вдруг разом резко поумнеют? Кубрикову вспомнился брантовский «Корабль дураков»:
«Одно тебе, дурак, лекарство — / Колпак! Носи и благодарствуй». Нет, короче, от глупости
никакого лекарства. Хотя, есть! Мне же, вот, веткой по башке шибануло!.. Вот и всем бы так.
Да… Смешно. Очень смешно. Так смешно, что плакать хочется. Точнее, выть. Волком. Как
оборотень на Луну. Я и есть оборотень. Внешне-то человек, а внутри… Кто я теперь на
самом-то деле? Что не человек, это уж точно. По крайней мере, не обычный человек.
Выродок. Монстр! «Не обычный» — это урод. Как ни крути. Нелюдь!
Все вокруг люди, а я нелюдь. И все вокруг это уже чувствуют. Нюхом. Нутром! С
друзьями какие-то странные нотки в отношениях стали проскальзывать, с женой… Хотя,
какие они мне теперь «друзья»?! Что у меня может быть с ними общего? Ничего! Я будто с
другой планеты прилетел. Инопланетянин какой-то. Как мы с ними раньше общались? О чем
говорили? Вообще не представляю!
Н-да… Чёрт! Чёрт!! Чьёрт! побьери! Но вот же — смешно? Это глупое мироновское
«чьёрт побьери» из «Бриллиантовой руки»? Значит, хоть что-то все же нравится? Хоть
фильмы какие-то?.. книги?.. Хоть что-то осталось?!..
Ну, что-то… Что-то, может, и осталось, но это «что-то» так ничтожно мало…
Короче, что делать!!?? Не хочу быть умным!!! Не хочу—у–у—у!.. Сделайте меня снова
дураком! Как раньше. Ну, не дураком, а просто обычным человеком. Как все. На хуй мне этот
ум нужен? Что мне с ним делать? Прока от него все равно, как от козла молока. Один только
вред. Горе! Как у Чацкого. Который, впрочем, сам, как я теперь понимаю, также особым умом
не отличался. Но вообще-то положение у нас с ним абсолютно схожее. Полностью. Ты всех
умнее, но толку тебе от этого решительно никакого. Ровным счетом. И вообще глупо быть
таким умным.
Это мне теперь тоже стало совершенно ясно, — подумал Кубрин. — То-то я всё время
раньше удивлялся, чего это «умники» все обычно такие бедные и несчастные! Нет, правда.
Ну, бедные, по крайней мере. Теперь, когда я и сам стал тоже шибко умный, всё сразу стало
понятно. Разъяснилось!
Ум хорош лишь для простых задач. С четко определенными условиями. Теоремку, там,
доказать, открытие в физике-химии сделать. Но в реальной жизни, в сверхсложных системах,
каковым, в частности, является человеческое общество, он практически бесполезен. Всего не
просчитаешь! Так что особого успеха с его помощью уж точно не добьешься и карьеру себе
не сделаешь. Для этого совсем другие качества нужны.
Сверхсложные системы ведь тем и характерны, что последствия воздействий в них не
просчитываются в принципе. Т. е. во что превратится входной сигнал, что именно получится
на выходе, повышение или увольнение, заранее предсказать невозможно. От слишком многих
факторов тут всё зависит. Например, поругается начальник с утра с женой или нет?
Так что, будь ты хоть семи пядей во лбу, хоть десяти… Хоть одиннадцати, как я теперь.
Результат один. Может, разве что, при тысяче?.. Или, там, при миллионе? Да и то вряд ли.
Не говоря уж о том, что при тысячах-то-миллионах это уж совсем не человек будет. А
какой-то просто кошмар ходячий. (От меня-то уж все шарахаются!) И у него уже совсем
другие, новые проблемы возникнут. Появятся. Смена интересов, приоритетов, новая шкала
ценностей и пр. и пр. Ему, наверное, всё вообще по хую будет. Всё мирское. Все эти успехи и
карьеры. Мышиная возня вся эта. О нем мир, скорее всего, просто вообще никогда не узнает.
Он пройдет по жизни незамеченным. Их интересы с миром не пересекутся. Ну, какие, в
самом деле, могут быть «общие интересы» у человека с мышами?
Короче, замкнутый круг. Сначала нет возможности, а потом — уже желания. Кидняк
голимый. Как обычно.
Слава богу, что у меня хоть желания-то пока еще есть! Деньги, положение, то-сё… Хотя,
впрочем…
Кубрин невольно призадумался. А надо мне всё это? Хм!.. По крайней мере… твердой
уверенности… А чего мне вообще надо? Н-да… Хороший вопрос. Действительно?.. Чего мне
от всей этой колонии простейших надо?.. Да ни хуя мне, от них не надо!! Мне вообще теперь
ничего не надо! Так… разве что… самую малость.
Мне мало надо!
Краюху хлеба и каплю молока.
И это небо,
И эти облака.
Хлебников, Велимир… Надо же! Помню еще, оказывается. «Надо же» не в смысле
«надо», а…
Нет, подожди! Стишки, это, конечно, хорошо, но о чем-то я важном думал… А! ну да…
чего мне теперь надо и чего не надо. И пришел к выводу, что ни черта мне теперь не надо. По
хую мне всё!! До пизды! «Я свобо-оден!..» Как в песне поется. А почему, собственно?
Почему не надо-то? Ну, поумнел я, ну, и что? У меня что, и чувства тоже изменились?
«Поумнели?» Мироощущение? Хм!.. Мироощущение, пожалуй что, и правда изменилось.
Все желания ведь так или иначе с людьми связаны. Как-то им понравиться, попонтоваться,
произвести на них впечатление… Н-да… «Впечатление», блядь, произвести… На кого??!! На
эту жрущую и размножающуюся протоплазму?!
Кубрин поморщился. Нельзя так о людях думать! Нехорошо это. Неправильно.
«Неправильно»… А что правильно?! Что — «правильно»??!! «Что правильно»… Что
правильно, только бог знает. Если он, конечно, есть. Черт! Лучше бы уж посильнее меня
тогда по кумполу шандарахнуло! Глядишь, тоже богом бы стал. Или психом. Что почти одно
и то же. Витал бы себе сейчас в нирване, в облаках, и в рот оно всё ебись! Все эти земные
проблемы. По хую!!
А то остался какой-то серединкой-наполовинкой. Между небом и землей болтаться. Как
воздушный змей. Как!.. В проруби. Ни то, ни сё. Ни мясо, ни рыба. Ни богу свечка, ни черту
кочерга. Крыльев нет, но летать могу. Парить, блядь. Планировать. Как белка-летяга. Гений,
блядь, видите ли! Что это вообще такое? А?.. «Гений»?.. Что это за зверь? Очень умный
человек, что ли?.. Умный-то умный, но всё же не настолько еще, чтобы всё на хуй послать.
Достаточно умный, чтобы мучиться, но недостаточно, чтобы что-нибудь сделать и изменить.
Не бог и даже не титан. А всего лишь человек. Ничто человеческое которому не чуждо. В
этом-то вся проблема.
Господи! Ну почему именно мне эта ветка на голову свалилась? Ну почему??!! Чем я
Тебя, о Боже, разгневал и провинил? И что у меня теперь за мысли такие идиотские!..
Гениальные.
3.
На следующий день Кубрину на глаза попался том Чижевского. Сколько лет валялся на
полке, Кубрин в него даже и не заглядывал никогда, а тут вдруг заинтересовался. Как будто
под руку кто толкнул. Бес. Он открыл книгу, полистал…
Собственно, теорию Чижевского о наличии четкой взаимосвязи, корреляции между
пиками солнечной и человеческой, социальной активности он знал и раньше. Автор, конечно,
совершенно гигантскую работу проделал. Удивительную! Таблицы, графики, статистический
материал огромный… Всё это, конечно, впечатляло. Но всё это Кубрин уже видел и раньше.
Он небрежно просматривал таблицы, мельком сравнивал графики. Да!.. Очень интересно…
Несомненная корреляция! Несомненная!.. Четко выраженная взаимосвязь. А впрочем, чему
тут удивляться? Солнце — наше светило, ближайшая звезда — естественно, все процессы,
там происходящие, и на земную жизнь влияют. И на человека в том числе. К примеру, на его
психику, настроение, на его мозговую деятельность. Естественно, взаимосвязь. Чего тут
странного? Было бы, скорее, удивительно, если бы этой взаимосвязи не существовало! А
так… — это нормально.
Эй! Постойте, постойте-ка!.. А это еще что такое? Почему этот график?.. Ну-ка, ну-ка?..
и этот тоже… Что за черт? Что это значит?
Кубрин быстро пробежал глазами текст. Так… Так. Ага! Вот!
«… Хотя сам факт наличия корреляции был очевиден и никаких сомнений не вызывал,
тем не менее в ряде случаев оказывалось, что графики смещены относительно друг друга «не
в ту сторону», что пик активности человеческой деятельности несколько опережал
соответствующий пик солнечной активности. Обычно на год-два. Что по логике вещей было
абсолютно невозможно. Поскольку получалось, что следствие таким образом предшествует
причине. Этот удивительный факт Чижевский объяснить так и не смог…»
Гм!.. И вправду забавно… Нет, действительно, как такое может быть? Кубрин еще раз
бегло полистал книгу. Да… Да… Связь несомненна… И тем не менее… Гм!.. Странно…
Очень странно… Весьма!..
Неожиданно вспыхнувшая в мозгу догадка была настолько невероятна и ошеломляюща,
что Кубрин даже зажмурился на секунду.
Вот чёрт! Да ну, бред!.. Хотя… Хотя!.. А чего бред-то? Обычная научная гипотеза…
легко проверяемая, кстати… Вот сейчас и проверим. Заодно. Какой-такой я гений…
Кубрин быстро включил комп и вошел в Сеть. Ага… Ага… Какие у нас там подходящие
события за последние годы были?.. А, ну вот, Кампучия, например… полпотовцы, красные
кхмеры. Так… нашли… «Казнены свыше миллиона человек…» В каком году это было?..
Так… А с Солнцем что тогда происходило? А?.. Где это у нас?.. А, ну здесь, наверное… Да,
точно. Так… смотрим… смотрим… Есть! Всё точно. Разница один год. Как положено. Как
доктор прописал. Ну, дела-а!.. Вот тебе и… Мать моя женщина! Да я правда гений. В натуре.
Сто пудов!
Кубрин откинулся в кресле и крутанулся в нем пару раз. Он испытывал какое-то
странное и незнакомое прежде чувство. Возбуждение, что ли… В общем, чувство человека,
только что сделавшего открытие. Все-таки в положении гения были и свои приятные
стороны.
Впрочем, эйфория его длилась недолго. Кубрин как-то особенно ясно и отчетливо
осознал внезапно, кем он теперь стал. Что такое на самом деле гений. Что удел его отныне —
одиночество, одиночество и еще раз одиночество! Он чужой среди людей. Эта мысль вдруг
пронзила его и предстала перед ним во всей своей ужасающей наготе и безысходности.
Очевидности! Она не оставляла места ни для надежд, ни для сомнений. Это было ему отныне
абсолютно ясно.
То решение, которое он сейчас с такой легкостью нашел, обычному человеку в голову
придти просто не могло. В принципе! Человеческий мозг просто по-другому устроен. Чтобы
предположить то, что предположил он, надо было взглянуть на задачу под совершенно
другим углом. Полностью абстрагироваться от ситуации. Выйти за рамки человеческой
логики, человеческой психики. Обычный человек этого бы никогда не сумел. А вот он,
Кубрин, сумел! Смог!!
Он смог догадаться о возможности наличия обратной связи. Допустить ее, саму эту
возможность. Предположить, что, быть может, не только солнечная активность стимулирует
активность человеческую, но и, наоборот, активность человеческая тоже стимулирует
активность солнечную. Появление на Солнце пятен и пр. А почему бы и нет? Социальные
катастрофы, гибель людей… Возможно, при смерти людей выделяется какое-то излучение,
энергия, которая инициирует процессы на Солнце. А те, в свою очередь, еще больше
усиливают активность социальную. А значит, новые жертвы, новые выбросы, порции
излучения смерти — новые всплески солнечной активности. И т. д. Змея кусает себя за хвост!
Классический процесс с обратной связью. Как, скажем, при спекулятивном росте цен. Рост
цен стимулирует спрос, а тот в свою очередь, стимулирует новый виток роста цен.
Кубрину вдруг вспомнилась Библия. «И ввергнут их в печь огненную…» «В печь
огненную…» В ад! «Печь огненную». Может, Солнце — это и есть ад? «Печь огненная»? А
излучение смерти — это просто грешные души, которые туда после смерти отправляются?
Попадают. При особенно больших партиях, поступлениях, в аду происходят какие-то
процессы, ад, образно говоря, торжествует — и это отражается на Земле. Ну, в общем, люди
это чувствуют, становятся нервные, возбудимые, что, в свою очередь, ведет к новым
социальным конфликтам, войнам, революциям, к новым жертвам, новым грешным душам и,
соответственно, к новому торжеству ада.
Кубрин усмехнулся про себя. Хм!.. Библия библией, но теперь, по крайней мере, ясно,
почему не существует сверхцивилизаций. Основной парадокс то ли космологии, то ли
ксенологии! Что такое «ксенология»?.. А!.. не важно! да какая разница?! Не о том я думаю. А
о чем я думал?.. А, ну да, о сверхцивилизациях. Черт!! Каким-то я рассеянным становлюсь!..
Да, так что там со сверхцивилизациями? Сверхцивилизации… Сверхцивилизации… А!!
Почему не существует сверхцивилизаций!? Если космос практически бесконечен, то в нем
должно существовать бесчисленное множество сверхцивилизаций, опередивших нас на
миллионы лет развития, которые должны были нас уже давным-давно обнаружить. Ну, или,
во всяком случае, мы должны были наблюдать следы их деятельности. Однако на практике,
как известно, ничего подобного не происходит. Такое впечатление, что никаких
сверхцивилизаций не существует вообще. Почему?
Что ж, теперь ясно, почему. Развитие, прогресс неизбежно сопровождаются ростом
населения, а значит, и ростом смертности, ростом интенсивности потока излучения смерти.
Которое инициирует всё большую активность ближайшего светила, ближайшей звезды,
местного Солнца. В конечном итоге на Солнце происходит гигантская вспышка, которая
полностью стерилизует планету. Конец. Апокалипсис. Цивилизация гибнет, и всё начинается
сначала. «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля
миновали, и моря уже нет». Да, моря действительно уже не будет. Моря и океаны испарятся
практически мгновенно.
Причем, поскольку цивилизация в этот момент еще недостаточно развита, чтобы как-то
защищаться от подобного рода катаклизмов, то механизм этот имеет поистине
универсальный характер и действует безотказно. Бороться с ним невозможно в принципе.
Ну, вот, я его понял. Ну, и что? Во-первых, всё равно никто не поверит, всё это ведь всего
лишь гипотеза, к тому же практически непроверяемая; а во-вторых, даже бы если вдруг и
поверили. И что теперь делать? Остановить прогресс? Ограничить во всем мире
рождаемость-смертность? «Запретить» войны и конфликты? Бред! Короче, сама природа
цивилизации обрекает ее на гибель. Вероятно, сверхцивилизации природе не нужны.
Каламбурчик! Точнее, оговорочка, и очень характерная. Слово «природа»: в обоих своих
значениях оно противостоит цивилизации. Даже внутренняя природа ее самой. Ладно, надо,
кстати, посмотреть, как вело себя Солнце последние годы. Усиливается ли его активность с
течением времени? По мере роста интенсивности потока излучения смерти. Кажется,
усиливается… Что-то я об этом слышал или читал. А!.. усиливается, не усиливается!.. Один
хуй. Мне-то что? Я все равно до этого наверняка не доживу. До всеобщей стерилизации. Не
завтра же оно взорвется, солнышко наше! Время еще есть. Пара тысяч лет как минимум. Так
что пока: живи и грейся! А потом!.. А потом — суп с котом! И пироги с котятами. «А потом
да а потом — суп с котом и хуй со ртом!»
Да гори оно всё огнём!! Ясным пламенем. Всеочищающим и всепоглощающим! Оно и
сгорит. Аминь.
3.
4.
Кубрин, кряхтя, встал с постели, повертел затекшей шеей и пошел в ванную. Умывшись
и приняв душ, он сел завтракать. О своем сне он старался не думать и не вспоминать и
всячески гнал его из памяти. Всеми силами! Но это плохо получалось. Тот упорно, снова и
снова, лез ему в голову. Как тот самый знаменитый розовый слон, о котором ни в коем случае
нельзя думать. Наконец Кубрин сдался и с какой-то удивившей его самого злобой принялся
размышлять.
Ну, хорошо! Что мы имеем? Мне приснилась какая-то хуйня! Привиделась, блядь!
Которая просто ни в какие ворота не лезет!! Бред какой-то! Ахинея!! Так почему меня всё это
так волнует? А? Ну, приснилась и приснилась.
Потому что никакая это не ахинея, — тут же ответил он сам себе. — И я это прекрасно
знаю. Слишком для ахинеи было всё связно и логично. «Неравновесная термодинамика»!..
Твою мать! Да я слов-то таких не знаю! Или все-таки знаю?.. Что-то мы там, действительно, в
университете изучали такое… Были какие-то лекции… Не помню я уже, конечно же, ничего,
но что значит: не помню? Кажется только, что не помню, а на самом-то деле!.. В
подсознании…
Так значит, я сам мог себе всё напридумывать. Про все эти вселенские катаклизмы.
Начитался вчера Чижевского, перевозбудился, вот и!.. Подсознание со мной злую шутку и
сыграло, — он остановился, перевел дух и с тоской посмотрел по сторонам, будто ожидая
помощи. Дальше думать не хотелось. — Да, а ребенок? — наконец нехотя признал он. —
Объявление в газете? Если это мой собственный личный бред, не в меру разыгравшееся
воображение, то никакого объявления, естественно, там нет и быть не может. Если только не
вообразить, что помимо этой ёбаной гениальности, я обладаю теперь еще и даром
предвидения. Могу, блядь, трепетной рукой приподымать завесу будущего. Угадывать
объявления в газетах. Прямо, блядь, Кассандр какой-то, в натуре! — он невесело
усмехнулся. — Ёб твою мать! Ебать мой хуй! Ну почему это всё именно со мной
происходит??!! Миллионы же людей живут своей нормальной, растительной жизнью, и
никаких им снов вещих не снится! Никакие монстры им во сне не являются. Никаких веток
на голову не падает, — Кубрин тяжело вздохнул и опять с тоской обвел глазами кухню. —
Одному мне всегда так везет. Ну, и что теперь делать? А? Объявление искать?.. На хуй оно
мне нужно!! Если оно есть, конечно, — тут же поспешно поправился он. — Нет же там
наверняка никакого объявления! Это же всё мои собственные фантазии и сказки! — Кубрин
встал и, тяжело ступая, бесцельно подошел к окну. Посмотрел в окно, потом подошел к
холодильнику и, сам не зная зачем, открыл его. Постоял, глядя внутрь, перед ним некоторое
время, захлопнул и снова сел. — Ну, что, что??! Читать газету или нет?.. Не буду! — решил
он.
— Всё, я убегаю! — быстро затараторила жена, вихрем влетая в этот момент на
кухню. — Обед на плите. Газета вот, — она кинула на стол газету. — Всё, пока!
Жена исчезла, а Кубрин остался сидеть, тупо глядя на лежащую перед ним газету. Потом
обреченно вздохнул, протянул руку и придвинул ее к себе. То, что объявление там будет, он
уже практически не сомневался. Да, вот оно. «Помогите!! Срочно требуются деньги на
операцию ребенку!» Слово в слово, как этот… из сна и говорил. Кто он, кстати? Демон, что
ли? Или наоборот, архангел какой-нибудь?
Да-а… На архангела-то он не больно похож… — вяло усмехнулся Кубрин, вспомнив
сардоническую ухмылочку своего ночного гостя. — Хотя пёс их знает, архангелов этих!
Какие они в жизни. В миру и в быту. Может, вот такие вот канальские рожи у них как раз и
есть. Добрых людей смущающие и каких-то совершенно немыслимых добрых дел от них
требующие. Демон-то от меня бы добрых дел-то, наверное, никаких требовать не стал. На
хуй ему это надо! Чтобы я спасал кого-то. Ему наоборот, наверное, по кайфу, что парочка-
другая миллионов дебилов в результате солнечной вспышки кони двинут. И к нему в лапы, в
ад прямиком отправятся. На солнышке жариться. Греться, блядь.
Хорошо с демонами дело иметь. Удобно. Полное взаимопонимание. Потому что я и сам
такой же демон! — вдруг пришло ему в голову. — Дьявольского во мне гораздо больше, чем
божественного. Злого, чем доброго. Поэтому с ангелами мне и в лом общаться. С чертями
проще. Легче общий язык находить. «Ребенка? Какого еще ребенка? Рехнулся?.. Всех не
переспасаешь! Тоже мне, спаситель нашелся!.. Христосик. О себе лучше думай!» Во! Всё
просто и понятно. Доходчиво. Э-хе-хе!.. — Кубрин сморщился и почесал пальцем голову. —
Надо же! Ангела или демона сподобился чуть ли не наяву, воочию увидеть и лицезреть и
даже не удивляюсь почти. Н-да… Так чего ж все-таки делать-то? Звонить-не звонить?..
Но он уже знал, что позвонит. Всё с той же кислой миной на лице он нехотя набрал
указанный в газете номер.
— Алло! — сразу же ответил взволнованный женский голос.
— Э-э!.. Здравствуйте!.. — промямлил Кубрин не зная, что, собственно, говорить и зачем
он вообще позвонил. — Я по объявлению. (Ну, и кретин! — с досадой подумал он. — «Я по
объявлению!» «Это вы магнитофон продаете?» Идиот!)
— Да, я слушаю!! — закричала женщина, и Кубрин даже отшатнулся, таким отчаянием и
одновременно безумной надеждой плеснуло на него из трубки. — Вы можете помочь!!!???
Кубрин швырнул трубку и некоторое время неподвижно сидел, тяжело дыша и с ужасом
глядя на телефон, как будто ожидая, что из него вот-вот опять раздастся этот
ввинчивающийся в душу и рвущий на части сердце женский голос.
Какой кошмар! — обхватил он руками голову. — На хуй я позвонил!?
Кубрин чувствовал себя так, будто его теперь, после звонка, связали с той женщиной
какие-то невидимые нити. Узы. Словно он теперь уже и не посторонний, будто он тоже
теперь несет ответственность, становится виноватым в смерти ее ребенка. Мог спасти — и не
спас!
Да не дам я денег!! — опомнился вдруг он. — Не дам, не дам и не дам! Пусть еще хоть
сто ребенков сдохнет! Да хоть тыща!! Хоть миллион. Завтра же новых нарожают. Новых
уродом. Этих, как их там… из мультфильма… пельменей… Бивисов и Бадхидов. Поколение
«Пепси», в общем. Орущие-сосущие.
А что до вспышек этих долбаных!.. Да пусть хоть всё тут взорвется!! Хоть весь свет!
Мне-то что? Меньше народу — больше кислороду! Моя хата с краю, я ничего не знаю. Наше
вам с кисточкой! Сочувствие? — пожалуйста. Жалость? — тоже бога ради. А вот денежки —
извините! Аттанде-с! У меня и свои ребенки есть. Не говоря уж о жене. Им тоже пить-кушать
надо. Да-с. Так что — большой привет!
Кубрин решительно встал и, не глядя больше на телефон, посвистывая, вышел из кухни.
*****
*****
И сошел к Нему с неба Ангел сильный, имеющий власть великую, облеченный облаком;
над головою его была радуга, и лицо его как солнце, и ноги его как столпы огненные.
И сказал Ему Ангел:
— Если Ты хочешь людям добра — устрани из мира зло.
Он же сказал ему в ответ:
— Если не будет в мире зла, как же смогут люди различать добро и зло? Они снова
превратятся в безропотных и бессловесных домашних животных. В Адаму и Еву.
Потом сказал Ангел:
— Нельзя строить правду на лжи и добро на зле. Скажи людям, кто Ты. Открой им,
что Ты Сын Врага, Сын Сатаны.
Он сказал ему:
— Какая разница, кто Я и чей Я сын? Написано: «По делам их узнаете вы их». Мои дела
сами скажут за Меня.
И опять сказал Ангел:
— Написано: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи». Поклонись Богу, и
Он простит Тебя.
Тогда Он в весьма сильном гневе говорит ему в ответ:
— Написано также: «И рабы Его будут служить Ему». Отойди от Меня, раб божий, и
предоставь Мне идти Моим путем. Путем свободного человека.
1.
2.
Выйдя из больницы, Чиликин закурил сигарету и неторопливо двинулся в сторону дома.
Пешком идти тут было вообще-то довольно далеко, примерно час ходу, но сейчас это было
даже к лучшему. Лето… погода прекрасная… тихие московские улочки… Идешь себе
неторопливо, по сторонам поглядываешь… Никуда не спешишь. Спешить некуда! Теперь
спешить вообще больше некуда. Некуда и незачем. Все земные дела закончены. Времени
впереди навалом. Целая вечность. Длиною в полгода.
Хотя насчет земных дел это я, пожалуй, погорячился, — вдруг мелькнуло у него в
голове. — Чего там у меня «закончено»?! Ничего у меня даже и не начато, — он увидел во
дворе какого-то дома пустые детские качели, сел на них, подогнув ноги, и, не отрывая
ступней от земли, принялся неторопливо на месте туда-сюда покачиваться. — Семья вообще
без средств остается. Без гроша, по сути. Жена-то ладно, она в конце концов взрослый
человек — а ребенок? Как она с ребенком маленьким выкрутится? Куда пойдет, куда кинется?
Сейчас и на работу-то не устроишься! Да и что она умеет? Ребенка, опять же, куда девать? В
ясли? Они хоть существуют еще, эти ясли? Что-то я сомневаюсь…
Жена Чиликина сидела с ребенком дома и никогда нигде не работала. В принципе, одной
зарплаты мужа на жизнь им вполне хватало. Чиликин зарабатывал неплохо. Но всё же не
настолько, чтобы откладывать. Подкожного жирка у него пока еще не было. Просто не успел
обрасти. Так что с его смертью весь маленький мирок его семьи мгновенно рушился. Жене
хоть по миру иди! На паперть. Или на панель.
При этой мысли Чиликин даже вспотел. Взмок весь.
Да-а-а… — осторожно наконец выдохнул он. — Веселый разговор… Жил-жил и вот и
дожил. Жену на панель отправлять собрался. Вроде нормальный мужик: голова есть, руки
есть — не пальцем деланый, а что в итоге? Ехал, ехал и приехал. Приплыл. Это называется:
приплыли. Ну, почему всё так получается? — Чиликин задумчиво посмотрел на небо. На
облака. — «Облака плывут, облака. Не спеша плывут облака. Им тепло, небось, облакам. А
я…» Да-а-а… Ну, дела!.. Кошка мышку родила. Да-а-а…
Чиликин выбросил щелчком докуренную до самого фильтра сигарету и встал с качелей.
Еще раз вздохнул и побрел домой. На душе его было невыносимо тоскливо и муторно.
Тягостно. Безвыходность и безнадёга какая-то. Беспросветность. О себе он, собственно,
почти не думал. На себе он уже поставил жирный крест. Ну, умрет и умрет. «Делов-то!.. «В
этом мире умирать не ново…» Но вот семья!.. Ребенок!.. Да-а-а…
Может, убить кого? — вяло подумал он. — Или ограбить? Терять все равно нечего…
Банк какой-нибудь? Или инкассаторов… Хотя кого я могу убить? — Чиликин опять тяжело
вздохнул. — Как? Чем? Чушь все это! Пустые бредни. Детский лепет. Маниловщина. «Ах,
хорошо бы!..» Хорошо-то бы хорошо, да вот только как? Оружие хотя бы нужно для начала
купить, а где? у кого? Я даже не представляю себе, как к этому делу подступиться. И с чего
начать. Да и вообще!! — Чиликин в сердцах сплюнул. — У меня и времени-то осталось от
силы месяц-два. Пока я могу еще что-то делать. А потом всё очень быстро пойдет. По
нарастающей. Слабость постоянная, боли и прочие прелести. Знаю я всё это! Видел.
«Оружие»!.. Какое там, в пизду, «оружие»! Гангстер хренов. Аль Капоне. Чего я за месяц
успею? Да и не умею я это! Не умею!! Не мое это! Ну, кончится всё тем, что подстрелят меня
— вот и всё. Никаких денег я таким способом все равно не раздобуду. Если бы всё так просто
было, все бы целыми днями только и делали, что банки грабили.
За своими невеселыми размышлениями Чиликин не заметил, как дошел до дома.
Надо же! — равнодушно удивился он, входя в прохладный подъезд. — Быстро как!
Обычно идешь, идешь… А тут… Кажется, только что из больницы вышел. Неужели уже
целый час прошел? — он взглянул на часы. — Да, действительно, час. Хм!.. Чудеса!
Быстро… Впрочем, теперь всё будет быстро. Час, день, неделя, месяц… А там и… Ладно-
ладно! — опомнился он. — Начинается!.. Так и с ума сойти недолго. Если все время об этом
думать. И только на этом зацикливаться. Надо отвлечься хоть как-нибудь… А о чем мне еще
думать?! — с ожесточением пнул он ногой стенку лифта. — На что отвлекаться?! Отвлекайся,
не отвлекайся, а конец один. Мимо не проскочишь. Полгода максимум. Да и какие «полгода»!
Через месяц уже надо что-то делать. Что-то решать. Ну, полтора от силы. Чего и себя, и
других мучить? Ведь если боли начнутся, то вообще пиздец. Это уже не я буду. При раке же
на последних стадиях никакие обезболивающие уже не помогают. Сейчас надо решать, пока
еще силы есть. И воля. Из окна, наверное, лучше… А как еще? Ладно, впрочем. Подумаем…
Порешаем. Куда спешить? Поперёд батьки в пекло лезть. Успеется. Не опоздаю!
Чиликин вошел в квартиру, переобулся и прошел к себе в комнату.
Чаю, что ли, попить? — подумал он, переодеваясь. — А!.. не хочется. Не хочется мне
никакого чая. Н-да… Кто пьет чай, тот отчается. Н-да… — он посмотрел на себя в
зеркало. — Как же так? Ничего нигде не болит, чувствую себя прекрасно — и вдруг рак!
«Жить полгода!» Как такое может быть? — но он знал, что может. Очень даже может! Еще
как может-то! — Да-а-а-а-а!.. Где он хоть, этот рак, сидит-то у меня? В печени?.. (В печенках
он у меня уже сидит! — тут же мрачно сострил про себя Чиликин.) Где хоть она? Эта
печень?.. Справа? Слева?.. — Чиликин задрал рубашку и пощупал себя и справа и слева.
Нигде ничего не болело. — Э-хе-хе… — он опять заправил рубашку и повалился на кровать.
Лег на спину, закинув руки за голову и уставился в потолок.
Телевизор, может, включить? Пусть лопочет. Да нет, лучше в тишине полежать.
Подумать. Хотя, чего тут думать? Все ясно, как белый день. Я в окно, жена на панель, что
будет с ребенком — вообще неясно… Ну, не пропадет! Жена прокормит. Пиздой. Еб твою
мать! — Чиликин даже зубами заскрипел от сознания полного бессилия. — И это еще
лучший вариант! — почти сразу же цинично усмехнулся он, желая уж испить чашу горечи и
унижения до дна, залпом. До самого донышка! — Идеалистически-оптимистический. В
смысле, что прокормит. Там сейчас тоже конкуренция такая, что о-го-го!.. С распростертыми
объятиями никто никого не ждет. Своих желающих хватает. Молоденьких да свеженьких.
Отбоя нет!
Черт! А ведь я уже начинаю перерождаться! — похолодел вдруг Чиликин. — Разлагаться
заживо. Как будто эта проклятая опухоль у меня не только тело, но и душу тоже разъедает.
Метастазы там тоже появляются. В душе. Как я о собственной жене думаю?! Матери моего
ребенка? Как о потенциальной шлюхе! Проститутке! Да еще оцениваю ее в этом качестве! На
сколько баллов, мол, потянет? В смысле, баксов. Что умеет? Конкурентоспособна ли?
Достаточно ли молода?
Да что это со мной творится?! Может, прямо сейчас в окошко выпрыгнуть? Пока еще не
поздно. Пока я вообще неизвестно во что не превратился? В монстра!
Резко зазвонил телефон. Чиликин вздрогнул и уставился на него с каким-то болезненным
недоумением. Телефоны что, еще работают? Мир не рухнул? Жизнь продолжается?
— Да? — снял он трубку.
— Привет! — это была жена. — Это я. Ну, чего там у тебя? Ты же должен был сегодня на
обследование идти?
— Да… — замялся Чиликин. Вопрос застал его врасплох. Он еще не решил, как вести
себя с женой. Говорить, не говорить? Просто не ожидал, что она так быстро позвонит. —
Нормально, в общем, всё.
— Чего это у тебя голос какой-то странный? — после паузы с подозрением
поинтересовалась жена. — Что-нибудь случилось?
— Да нет, — подчеркнуто-равнодушно ответил Чиликин. — Что у меня могло
случиться?
— Но я же слышу! — продолжала настаивать жена. Обмануть ее было не так-то
просто. — Что у тебя что-то случилось.
— Ладно, перестань выдумывать! — с наигранным раздражением оборвал её
Чиликин. — А где ты, кстати? — чуть помедлив, спросил он, просто, чтобы сменить тему.
— Как где? — искренно удивилась жена. — В детской поликлинике. Ты что, забыл?.. Да
что с тобой сегодня?! — помолчав, снова с тревогой спросила она.
— Да ничего, ничего! — уже в настоящем раздражении закричал Чиликин. — Ничего, —
повторил он уже спокойно. — Извини. Просто ты мне не вовремя позвонила. Я тут с работой
зашиваюсь. Шеф тут звонил только что…
— А что у тебя с работой? — супруга сразу же клюнула на эту нехитрую приманку,
мгновенно забеспокоившись. Чиликинская работа — это было святое! Основа и фундамент
благополучия всей семьи как-никак. — Проблемы какие-нибудь?
— Да нет, никаких проблем! — поспешил успокоить её Чиликин. — Просто обычная
текучка. Ладно, давай, мне тут поработать еще надо. А то не успею. Всё, пока! Дома
поговорим.
— Хорошо, хорошо! Работай. Пока, — сказала жена и повесила трубку.
Чиликин некоторое время послушал гудки отбоя и тоже аккуратно положил трубку на
место. Телефон сразу же зазвонил снова. Чиликин от неожиданности чуть не подпрыгнул.
— Да! (Кто это еще?!)
— Андрей Павлович? — голос звонившего был довольно приятным, хотя, впрочем, и
незнакомым.
— Да… — с недоумением подтвердил Чиликин.
— Здравствуйте. Я насчет Вашего сегодняшнего диагноза. Нам надо срочно встретиться.
— Простите, — растерялся Чиликин. — А в чем, собственно, дело?
— Андрей Павлович! Это не телефонный разговор. Я Вам при встрече всё объясню.
— Ну, хорошо… — всё еще с некоторым сомнением согласился Чиликин.
— Прекрасно! — собеседник Чиликина явно был человеком в себе уверенным и вообще
привыкшим распоряжаться и повелевать. Это чувствовалось. — Давайте прямо сейчас и
встретимся, если не возражаете. Я тут как раз около больницы сейчас нахожусь. Скажите,
куда подъехать, я подскочу.
— А Вы на машине? — поинтересовался Чиликин.
— Да, — коротко ответил собеседник.
— Записывайте. Улица… дом… Стойте у 1-ого подъезда, я выйду. Значит, Вы там минут
через 15 будете.
— Хорошо. Через 15 минут у 1-ого подъезда, — повторил мужчина. — БМВ, черная
семерка, номер такой-то. Ровно через 15 минут. До встречи, — в трубке опять раздались
короткие гудки.
Чиликин в задумчивости покрутил ее в руках.
Интере-есно… Кто это может быть? И чего ему от меня надо? Органы, может, хочет у
меня купить? Почку какую-нибудь! Всё равно они мне теперь без надобности. Хотя какие
«органы» могут быть у онкологического больного?! У меня же заражено уже все наверняка.
Раковые клетки, они же по всему организму с кровью разносятся. И через лимфу. Ну, короче,
это не вариант.
Может, левые дела какие-нибудь?.. Разве что для каких-нибудь там третьих стран?..
Возьмут и выдадут за здоровую! Ну, не знаю… Что-то я про такое не слышал никогда… Хотя,
чего я вообще «слышал»? Я же в этой области ни ухом, ни рылом… Лох лохом. Кто их знает,
чего у них там делается! Может, это обычная практика. Обычный, блядь, бизнес.
И быстро-то как! Прямо сверхоперативность! Буквально через час. А может, впрочем, и
раньше. Я же только что домой вошел. Да-а… Лихо! Что и говорить. Ай да доктор! У них там
что, все, что ли, в доле, все повязаны? В этом их центре.
Черт! А может мне вообще левый диагноз поставили? — вдруг озарило его. — Может,
это всё подстава?? Объявляют человеку, что у него рак, а сами почки всякие потом у него по
дешевке скупают! Как это он, блядь, через час уж тут как тут? Как серый волк из сказки. На
черном БМВ. Ангел смерти прям какой-то! Он что, специально у больницы ждал? Меня
караулил? Что вообще за хуйня?! Что-то странно всё это!.. — от всех этих мыслей у
Чиликина даже голова кругом пошла. Он почувствовал, что в душе у него зарождается
безумная надежда. Пока еще робкая, слабенькая, но с каждой секундой всё усиливающаяся и
усиливающаяся. Крепнущая и крепнущая. — Черт! Неужели подстава? Постанова обычная?
В натуре? Так, может, я здоров? Может, хуйня весь этот рак? Разводка просто на бабки, на
лавэ?.. Но какие сволочи!.. Здорового человека!.. — Чиликин почти уже убедил сам себя.
Почти уже не сомневался. — Конечно, здоров! А что же еще? Ничего никогда не болело —
тут на тебе! («У отца тоже никогда ничего не болело», — угрюмо каркнул где-то на задворках
сознания какой-то мрачный голос, но Чиликин с досадой от него отмахнулся. Отстань!) Да и
вообще не могли они так сразу, сходу определить! Там же куча исследований всяких должна
быть! Да. Так что!..
Ну, а может, это, наоборот, целитель какой-нибудь народный? — внезапно пришло ему в
голову. — Какой-нибудь там, блядь, сенс-экстра. Маг-колдун. «Традиционная медицина, мол,
от Вас отказалась, но Вы, Андрей Павлович, не отчаивайтесь! Нет-нет! Ни в коем случае! Мы
Вас спасем. Хотя, конечно, не скрою, случай Ваш очень тяжелый, что и говорить, но…» Ну, и
тэ дэ, — Чиликин почувствовал себя так, словно на него вылили ушат холодной воды. —
Черт! Да-а… Может, конечно, и так быть…. Очень даже может… Тоже вполне рабочий
вариант. Врач у них прикормлен, на проценте… А чего? Правильно! Деловой подход. Если
человеку только что приговор смертный вынесли, ясно, что он на всё готов. Особенно, если
бабло у него есть. Но тут вы, господа хорошие, просчитались. Да!.. Хуй вам что со мной
обломится. Беден, как церковная мышь! Вошь в кармане, блоха на аркане. Так что зря вы тут
передо мной понты свои колотите, бензин дорогой жгёте. Времечко на меня свое драгоценное
только тратите. «Ровно через 15 минут!.. БМВ — черная семерка!..» Да пошел ты! Иди
лучше, других лохов окучивай! А я что!.. С меня взятки гладки.
Чиликин обвел глазами комнату. Может, не ходить? Настроение только портить. Да нет…
Договорились же… Да и вообще, послушать все равно надо. Это же я сам себе всё
напридумывал, а может, он чего и другое скажет? Хотя, чего он «скажет»!.. Ясно, чего:
«Вылечим!» Чего еще можно больному человеку сказать?
Про органы это я все-таки, наверное, загнул. Погорячился. Слишком уж это стрёмно.
Хотя… Насчет липового диагноза… Перепровериться еще где-нибудь, наверное, стоит. Не
помешает. Да они и здесь ещё, сами сто раз перепроверять будут. Вдруг всё-таки?..
А-а!.. — безнадежно махнул рукой Чиликин. — Это я всё за соломинку цепляюсь. Все
больные так начинают себя сразу же убеждать, что это, мол, ошибка. И мать с отцом так же
точно себя вели. Не помнишь, что ль?..
Ладно, собираться пора. Нехорошо опаздывать. Особенно, если и делов-то тебе всех —
просто вниз спуститься. Человек сам к тебе подъедет. Да еще и на такой тачке.
Чиликин медленно встал и начал, не торопясь, переодеваться.
Ровно через 13 минут он уже стоял у своего подъезда. А еще ровнёхонько через 2
минуты к подъезду по маленькой дорожке уверенно подкатила роскошная черная БМВ с тем
самым номером. Сверкающая на солнце, новенькая, с иголочки, семерка. Как с витрины.
Да, неплохо маги-целители живут! — завистливо подумал Чиликин, окидывая взглядом
дорогой кожаный салон и одновременно обмениваясь приветствиями с сидевшим за рулем
элегантным мужчиной лет сорока. — Очень даже, я бы сказал!.. Весьма и весьма!.. Ладно,
будем считать, что не зря вышел. В машине хоть приличной посидел. Напоследок. На
дорожку. На посошок.
— Андрей Павлович! — начал тем временем разговор потенциальный маг. — К
сожалению, я знаю Ваш диагноз. (Интересно, откуда? — вяло усмехнулся про себя Чиликин.)
Я, конечно, искренно Вам сочувствую, но что ж поделаешь — жизнь есть жизнь. (А смерть
есть смерть, — всё с той же вялой иронией продолжил мысленно фразу Чиликин.) А смерть
есть смерть, — вдруг, словно подслушав его мысли, тут же произнес маг. Чиликин вздрогнул
и с изумлением уставился на своего собеседника. Что за чертовщина?! —
И поэтому у меня к Вам не совсем обычное предложение. Как раз связанное со смертью,
(Что еще? Неужели все-таки органы!? — быстро мелькнуло в голове у Чиликина.) —
мужчина замолчал, внимательно глядя на Чиликина, и после довольно длинной паузы
продолжил. —
Суть моего предложения в следующем. Я предлагаю Вам, — он еще немного
помедлил, — покончить с собой перед телекамерой. Повеситься. Все детали Вашего
самоубийства будут полностью и подробно засняты на пленку. От момента приготовления,
накидывания на шею петли, до агонии и последующей смерти. За это я заплачу Вам, —
мужчина сделал еще одну паузу и наконец, по-прежнему не отрывая взгляда от Чиликина,
спокойно закончил, — 100 тысяч евро.
— Что-о-о??!! — даже привстал слегка со своего кожаного кресла Чиликин. — Сколько-
сколько?!
— 100 тысяч евро, — так же спокойно повторил мужчина. Чиликин судорожно сглотнул.
В ушах стучало. В голове не было ни одной мысли.
— И когда я должен это сделать? — наконец, тоже стараясь говорить по возможности
спокойно, поинтересовался он.
— Через неделю, максимум через две. Ну, Вы сами понимаете… — мужчина
выразительно взглянул на Чиликина.
— Понимаю, — криво усмехнулся тот. — Клиент должен иметь товарный вид.
— Приятно иметь дело с умным человеком! — усмехнулся в свою очередь и мужчина и
вдруг совершенно неожиданно добавил. — А знаете, Андрей Павлович, Вы молодец!
Как ни странно, слышать этот комплимент в свой адрес Чиликину было приятно. Он и
сам поразился, поймав себя на этой мысли. Странное все же создание человек.
Парадоксальное!
«Правильно, Андрей Павлович! Соглашайся! Вешайся! Ты молодец!» — «Спасибо!» —
счастливо расцветает застенчивой улыбкой в ответ польщенный донельзя Андрей Павлович.
Ну я и мудак! — удивленно подумал про себя Чиликин. — Дальше некуда.
— Наверное, стоит уточнить технические детали, — доброжелательно улыбнулся
Чиликину мужчина. — Про деньги, в частности.
— Да, конечно! — спохватился Чиликин. — Разумеется.
— Значит, в случае Вашего согласия половину суммы я Вам вручаю немедленно, — у
Чиликина даже дыхание захватило! — а вторую половину — Вашим родственникам после
того, как все закончится. Жене, вероятно? — мужчина вопросительно посмотрел на
Чиликина. Тот от растерянности промолчал. —
В тот же день, — так и не дождавшись ответа, продолжил свои объяснения мужчина. —
Ну, или, если Вы хотите, можно положить вторую половину в банковскую ячейку, в камеру
хранения или еще куда-нибудь, — пожал он плечами. — Ну, в общем, если хотите, можете
как-то подстраховаться. Но я Вам, честно говоря, не советую, — мужчина немного
помолчал. — В случае расследования всё это могут раскопать, и тогда у Вашей семьи могут
возникнуть ненужные проблемы. С властями, я имею в виду, — уточнил он, видя, как
вздрогнул Чиликин. — Спрашивать начнут, интересоваться: а что это?.. а откуда?.. Ну, а что
Ваша жена будет отвечать? Запутают ее в два счета. Запугают. Кончится всё тем, что вообще
деньги отымут. Конфискуют. В пользу государства. До окончания следствия. Ну, Вы знаете,
как это у нас бывает! — мужчина сочувственно улыбнулся Чиликину. —
Короче говоря, Андрей Павлович, мой Вам совет. Чем проще — тем лучше! Поэтому я
Вам рекомендую самый простой и надежный вариант. Мне ведь от Вас все равно нужна будет
предсмертная записка. Стандартная. Ну, как обычно пишут в таких случаях. «В моей смерти
прошу никого не винить». Или что-нибудь в этом роде. Вы отдадите ее жене, а она потом
обменяет ее у меня на вторую половину суммы. Уверяю Вас, это будет самое разумное. Так
будет лучше для всех нас. Если, конечно, Вы согласны, — мужчина снова замолчал,
вопросительно глядя на Чиликина.
— Я согласен, — пропищал тот. Потом откашлялся и повторил уже нормальным
голосом. — Да, я согласен.
— Хорошо, — мужчина протянул руку, не глядя достал из бардачка пять банковских
упаковок по 10 тысяч евро и небрежно протянул их Чиликину. — Ровно 50 тысяч. Можете не
пересчитывать.
Чиликин молча принял их дрожащими руками.
— Вот, возьмите, — мужчина протянул Чиликину еще и какой-то пакет, видя, что тому
просто некуда положить деньги. Не по карманам же их рассовывать. Чиликин всё так же
молча засунул деньги в пакет. — Ладно, Андрей Павлович, мне пора, — мужчина взглянул на
свои, совершенно немыслимой красоты часы и слегка поморщился — Я уже опаздываю. В
общем, давайте так договоримся. Через неделю я Вам позвоню, и мы уточним детали. Будьте
на всякий случай к этому моменту уже готовы. Дела в порядок приведите (Чиликин
вздрогнул, вспомнив, что именно эту фразу, буквально слово в слово он говорил Диме в
больнице полтора часа назад: «дела надо в порядок привести»), ну, и вообще. Чисто
психологически…
— Простите! — решился все-таки Чиликин. — Только поймите меня правильно… — он
замялся. — А если я вдруг передумаю? — выпалил наконец Чиликин, собравшись с духом. —
Нет, я совсем не собираюсь передумывать! — поспешил пояснить он, хотя собеседник его на
это его неожиданное заявление абсолютно никоим образом не отреагировал и смотрел на
него все так же спокойно и доброжелательно. — Но, видите ли… Я должен все-таки с женой
посоветоваться… Вдруг она против будет… (Господи! Что за чушь я несу?! Причем здесь
жена?) Ну, или диагноз если не подтвердится… Ну, вдруг! Бывает же!.. — тихо добавил он,
чтобы хоть что-то сказать и опустил глаза. Ему было невыразимо стыдно своей слабости.
«Бывает»!.. Бывает! Всё бывает. И такое бывает, что ничего вообще не бывает. «Вдруг»!..
Ээ-ээх!.. Стыдобища-то!.. прямо, как баба!
— Знаете, Андрей Павлович, давайте так договоримся, — как ни в чем не бывало, сделав
вид, что ничего не замечает, мягко улыбнулся Чиликину мужчина. — Неделя — срок более
чем достаточный. Чтобы и с женой посоветоваться, и новое обследование пройти. Так что к
следующему моему звонку Вы уж, пожалуйста, решите всё для себя окончательно. Хорошо?
Если передумаете — просто вернете деньги, вот и всё. Только дальше уж желательно не
затягивать. Ну и не менять, естественно, потом своего решения. Вы и меня поймите, — он
печально покачал головой. — Мне же тоже и подготовиться надо: помещение снять, людей,
технику… Это же всё затраты. А Вы вдруг потом возьмете и передумаете! Ну?..
— Да нет, — с тяжелым вздохом пробормотал Чиликин. — Не передумаю я. (Разве что
чудо? — тоскливо подумал он. — А-а-а!..) Я не передумаю! — уже решительно повторил он
и твердо взглянул в лицо своему собеседнику. Улыбка того, как показалось Чиликину, стала
чуть шире. — Можете не сомневаться. Всё, будет именно так, как мы договорились.
— Замечательно! — мужчина протянул Чиликину руку, прощаясь. — Тогда до вторника.
Я Вам позвоню.
— До вторника, — Чиликин пожал протянутую руку и вылез из машины.
3.
Первое, что сделал Чиликин, вернувшись домой, это прошел не раздеваясь на кухню и
включил чайник. Потом проследовал с пакетом к себе в комнату и высыпал на кровать
деньги. Пять аккуратных пачек в банковских упаковках. Чиликин их даже с наслаждением
понюхал, жадно и глубоко вдыхая ни с чем не сравнимый, волнующий запах
свеженапечатанных денег. Запах свободы, счастья и благополучия. Запах жизни!
Смерти! — пришло вдруг ему в голову, и он тут же, передернувшись от отвращения,
брезгливо отбросил пачки подальше от себя. Ему даже руки пойти помыть захотелось,
тщательно, с мылом, настолько явственно почудился ему поползший вдруг по комнате
отчетливый, тошнотворный, сладковатый, тлетворный запах. Еле-еле слышный, легкий, но
все же ощутимый. Запах склепа. Могилы. Гроба.
Черт! Во нервы-то как разыгрались! — с трудом перевел дыхание Чиликин, постепенно
успокаиваясь. — Прямо кисейная барышня какая-то! Скоро истерики и обмороки начнутся.
Смотреть на разбросанные по кровати деньги было, тем не менее, неприятно. Как будто
это и не деньги были вовсе, а… Чиликин даже не мог понять, что именно они ему
напоминали, какие ассоциации вызывали, но что-то, несомненно, зловещее и пугающее, в
них было. Привет с того света! Дружески протянутая рука дьявола. Его хищно растопыренная
пятерня. Приглашение в ад. Пропуск. Входной билет. С последующим уведомлением о
благополучном прибытии. Следующие пять пачек — клиент прибыл.
А ведь я их никогда не увижу, те пять пачек! — сообразил неожиданно Чиликин, и эта
простая и очевидная мысль почему-то вдруг потрясла его. — Десять пачек будут означать,
что я уже а аду.
А может, в раю? — невесело усмехнулся он. — Да, жди!.. Как же!.. В раю. Размечтался!
Самоубийцам рай не светит. Они прямёхонько в ад отправляются. Прямиком в какой-то там
круг. Надо будет у Данте потом посмотреть, в какой именно. К чему хоть готовиться?!
Да, вообще шутки шутками, а… Неделя, значит… Поня-ятно… Чтой-то я не радуюсь?
А? Так удачно всё с бабками решилось. Прямо как в сказке! А мне чего-то грустно… Хучь
плачь.
Насчет бабок, кстати, — покусал нижнюю губу Чиликин, заваривая чай. — Как-то всё
это… На удивление легко и просто… Ни тебе никаких расписок, ни хуя… вообще ничего!
Вынул просто из бардачка 50 косарей и дал. «Вот Вам, Андрей Павлович, пакет ещё — а то, я
вижу, Вам положить некуда!» Чуде-са-а!..
А если я… А чего я? Куда я денусь? Тем более со своей болезнью? Да и зачем?.. Так-то
оно так, но все-таки… Разные же люди бывают. Бывают такие идиоты отмороженные!..
Скажет: «Не брал я ничего!» — и чего ты с ним будешь делать? Тем более, что он уже одной
ногой в могиле стоит, хуй ли ему! По хую всё!!
Дать первому встречному, через две минуты разговора, 50 тыщ евро!.. Причем без всяких
документов!.. Непонятно!.. Не-по-нятно!.. Ничего непонятно! Понятно только, что ничего
непонятно. Ладно, впрочем, какая мне в конце концов разница? Мне-то что? Их проблемы.
Может, для них 50 косарей — вообще не деньги? Так… семечки… По хую мне всё это! Сами
пусть разбираются.
Мне вот что интересно — черт! чай горячий, обжегся! — чего это он мне так много
денег-то дал? Причем сразу, сам предложил, не торгуясь! Я бы и за полтинник согласился…
Легко! Да за какой там «полтинник»! И за двадцатку бы с радостью, и за десятку. Черту бы
душу продал. Заложил. Да и!.. — мысленно махнул рукой Чиликин. — Можно было и еще
дешевле меня купить, если постараться. С потрохами. Цена мне — грош. Денег ни копья,
семью с хуем оставляю. С голой жопой. Кормилец, блядь, поилец. «Я!..», «Я!..», «Глава
семьи!..», «Моя работа!..». «Я», блядь!.. «Глава»!.. Головка. От хуя! Тьфу!! — Чиликин опять
в сердцах хлебнул горячего чая и зашипел от боли. — Ну всё, пиздец! Всё нёбо сжёг, — он
покатал языком во рту свисавшие сверху клочья нежной кожицы. — Ч-черт! Да, так насчет
денег… — Чиликин рассеянно пощекотал большим пальцем подбородок. — Чего меня
беспокоит-то? Что много дали? Ну, а мне-то что? Много не мало. Действительно ведь дали.
Не просто пообещали, не развод какой-то голимый, а правда всё! Правда дали. Вон они в
комнате лежат! На кровати валяются. Можно пойти полюбоваться, — при воспоминании о
деньгах Чиликина опять передернуло. — Так что, чего я беспокоюсь? Всё путем. Лучше не
бывает! Хуже, впрочем, тоже. А если и бывает, то редко… Ладно, ладно! Хватит кукситься. А
заодно хмуриться и злобиться. Как в песне поется. Меня, вон, сам ангел смерти похвалил. На
черной БМВ. «Молодцом» назвал. Надо держать марку.
Чиликин допил чай, вымыл чашку и пошел в комнату. Убрал в пакет деньги, лег на
кровать, включил телевизор и стал ждать жену. Ему не было скучно. Наоборот! Время текло
теперь неправдоподобно быстро. Летело! Стрелой! Безжалостный хронометр внутри него
неумолимо отсчитывал минуту за минутой, и он постоянно к нему прислушивался. Вот и еще
одна прошла… И еще… Черт!!
4.
Через час 42 минуты 23 секунды вернулась из поликлиники жена. Чиликин услышал, как
хлопнула входная дверь, и выглянул в коридор.
Да, точно. Господи, что сейчас начнется! — Чиликин поморщился. — Может, не
говорить? — малодушно подумал он, понимая в то же время прекрасно, что это в данной
ситуации совершенно нереально.
Можно, конечно, подождать результатов повторного обследования, но что это даст?
Чушь ведь всё это! Лажа. Вероятность ошибки ничтожна. Да вообще ноль! Какая там
«ошибка»! И кровь, и на мониторе они что-то там увидели. Углядели. Ладно, короче. Чего
себя иллюзиями зря тешить. Позориться только. Лицо терять. Не маленький, чай. Не ребенок.
Не страус, чтобы голову в песок прятать. Надо смотреть правде в глаза. Как и подобает!.. Н-
да… Подобает, подобает!.. — Чиликин с тоской посмотрел на потолок. Говорить все равно не
хотелось. — А то, что я ей потом скажу? — принялся дальше убеждать себя он. — После
повторного обследования? Через неделю, когда всё наверняка подтвердится?
«Дорогая! Вот деньги, я завтра повешусь! Не поминай лихом!»? Так, что ли? Надо же всё
по-людски всё-таки делать. По-человечески. Заранее хоть сказать. Обсудить. Пообщаться. Да
и про деньги, про вторую половину всё объяснить.
Или уж не говорить?!.. А? — лихорадочно заметался в мыслях Чиликин, чутко
прислушиваясь в то же время ко всем, раздающимся из коридора, звукам и шорохам. Сейчас
войдет! — Чего тут «объяснять»?! Оставлю лучше письмо подробное, где всё ей распишу. По
пунктам! Что и как. Набор инструкций, блядь. «Мою посмертную записку отдавай ТОЛЬКО в
обмен на…» Ну, и так далее, в том же духе…
Обидится, конечно… — тяжело вздохнул про себя Чиликин. — Ну, а мне-то что? — тут
же успокоил он сам себя. — Мне это к этому моменту уже всё равно всё будет. До фени. До
лампочки! Я к этому моменту уже далеко-о буду!.. На том свете. Какой с меня спрос? —
Чиликин всё никак не мог решиться. В волнении он вскочил с постели и принялся быстро
расхаживать по комнате. — Да и меня же надо понять! — начал оправдываться он. — Очень
мне приятно последнюю неделю жизни на положении тяжелобольного проводить! Смертника
какого-то. Лучше уж оттянуться как следует напоследок! По полной программе. Махнуть,
может, куда-нибудь на пару дней! По кабакам побродить. Бабки есть…
Да, «есть»! А вдруг?.. — Чиликин на мгновенье остановился. — Да-а!.. — махнул он
рукой. — Вдруг, вдруг!.. Если «вдруг», тогда и думать будем. Разберемся! Только не будет
ведь никакого «вдруг»! Ясно всё, как белый день. «Вдруг» только пиздецы случаются. Вот
они-то — пожалуйста! Сплошь и рядом. Глазом моргнуть не успеешь, как он уж, проклятый,
тут как тут. Вдруг! А хорошие дела…
Не скажу, короче! — окончательно решил он и сразу же почувствовал невыразимое
облегчение. Даже повеселел. Разговоры, блядь, все эти!.. Слезы… Уходить надо достойно.
Без соплей.
4.
5.
— Да!
— Андрей Павлович? — услышал он знакомый неторопливый голос.
— Да, это я.
— Здравствуйте. Нам надо срочно встретиться. (Чиликин почувствовал, что внутри у
него всё оборвалось.)
— Здравствуйте. Когда? — дрогнувшим голосом спросил он.
— Лучше прямо сейчас. Скажем, через 10 минут на прежнем месте. Вас устроит?
— Да, вполне, — Чиликин запнулся. — А… потом мы?..
— Я Вас не задержу, Андрей Павлович. Буквально на полчаса.
— Хорошо, — с неописуемым облегчением выдохнул Чиликин. Фу-у-у!.. У него словно
камень с души свалился. Значит, не сегодня. Уу-уу-ух!.. Ну, естественно! Мы же
договорились: неделя-две. Значит, неделю-то еще уж точно можно будет выторговать. А там
посмотрим. Чего сейчас загадывать? Чего об этом вообще думать!? Неделя — это целая
вечность.
— И деньги с собой, пожалуйста, захватите, — вдруг услышал он. — Ну, что я Вам в
прошлый раз давал.
— Простите?.. — начал было Чиликин.
— Андрей Павлович! Я Вам все при встрече объясню! — сразу же оборвал его
собеседник. — Выходите, на месте все обсудим, — в трубке раздались короткие гудки.
Все хорошее настроение Чиликина мгновенно бесследно улетучилось. Господи! Что еще
случилось?! Он передумал?.. Почему?..
Чиликин быстро оделся, схватил пакет с деньгами и выбежал из подъезда. Ровно в
назначенное время, минута в минуту, к подъезду подъехала знакомая БМВ. Чиликин лишний
раз на нее невольно полюбовался, прежде чем залезть внутрь. Краса-авица!..
Сколько, интересно, людей ради нее повесились? Ради того, чтобы сидящий рядом с
непроницаемым видом мужчина смог ее купить? 10?.. 20?.. 100?.. Чиликин поежился.
Мужчина, казалось, почувствовал его настроение и еле заметно усмехнулся. Затем
внимательно посмотрел Чиликину прямо в глаза и после паузы сказал:
— Поздравляю Вас, Андрей Павлович! Вы здоровы. Ваш диагноз оказался ошибочным.
— Что? — даже не понял сначала Чиликин. Об этом варианте он вообще даже как-то не
думал. — Что Вы сказали!!?? — чуть не закричал он буквально через секунду. — Откуда Вы
знаете?!
— Ну, Вы же сдавали повторные анализы, — невозмутимо пояснил мужчина, с
любопытством глядя на Чиликина. — Сегодня утром результаты их стали известны.
— А?.. А, ну да. Понятно… А почему же первый раз?.. — чуть помолчав, спросил
Чиликин.
Он еще никак не мог осмыслить до конца услышанное. Как это «здоров»? Всё
кончилось? Весь этот кошмар. Так просто?
— У Вас есть одна очень редкая особенность организма. Это ввело врачей в
заблуждение, — спокойно объяснил мужчина, всё так же проницательно глядя на Чиликина.
Казалось, он видел его насквозь. Чиликин молчал, не зная, что сказать. — Андрей
Павлович! — после паузы всё так же спокойно продолжил собеседник. — Как Вы сами
понимаете, наша договоренность теперь автоматически теряет силу. Впрочем, если Вы
хотите… — вдруг неожиданно пошутил он и усмехнулся.
— Нет-нет! — охотно подхватил его шутливый тон Чиликин и тоже широко
улыбнулся. — Боже упаси! Вот Ваши деньги! Всё, как договаривались.
— Прекрасно! — мужчина взял у Чиликина пакет с деньгами и небрежно сунул его в
бардачок, даже не разворачивая. — Теперь еще одно, Андрей Павлович! — Чиликин смотрел
на своего собеседника, всё так же радостно осклабившись. — Прочтите, пожалуйста, вот
это, — мужчина протянул Чиликину какой-то сложенный вчетверо листок.
— Что это? — автоматически спросил Чиликин, разворачивая листок и быстро пробегая
его глазами. — Что это? — повторил он дрожащим голосом через мгновенье, подняв глаза.
Улыбка так и застыла на его лице, как приклеенная.
— Читайте сами! — пожал плечами его собеседник.
Чиликин еще раз прочел. Сначала быстро, а потом всё медленнее и медленнее…
останавливаясь… словно спотыкаясь… на каждом… слове…
Расписка
Я, Чиликина Юлия Владимировна, разрешаю использовать труп моего мужа, Чиликина
Андрея Павловича, в качестве объекта для сексуальных действий (некрофилия), а также
разрешаю видеосъемки этих действий, за 20 (двадцать) тысяч евро.
Число. Подпись.
Десять тысяч евро получены.
Число. Подпись.
Расписка
— Что это значит? — наконец с трудом выдавил из себя он, медленно снова подняв глаза
на сидевшего рядом с ним человека.
— Ну, Вы же сами видите!.. — опять чуть заметно пожал плечами тот. — Расписка
Вашей жены.
— Что такое «некрофилия»? — тяжело спросил Чиликин, хотя прекрасно это знал.
— Совокупление с трупом, — невозмутимо пояснил ему его собеседник. — Но Вы же и
сами Андрей Павлович, это знаете. Зачем спрашиваете?
— Она что, мой труп продала, что ли? Чтобы его трахали потом перед камерой? Когда я
повешусь? — в голове Чииликина всё это просто не укладывалось.
Это же вообще дикость какая-то! «Некрофилия»!.. Да Юлька и слов-то таких не знает!
Она и не слышала о таком никогда, наверное!.. Да к тому же, она верующая в конце концов!
Если самоубийство грех, то это-то что? Это не грех даже, а!.. Слов таких нет в человеческом
языке!! Это за гранью уже не то что морали, а… Надругательство над трупом мужа… Бред!
Бредни!! Бред, бред, бред! Чушь!!!
— Вас, наверное, удивляет, Андрей Павлович, зачем я Вам это показываю? — вежливо
поинтересовался мужчина.
— Да!! — Чиликин соображал с трудом. В голове у него царил полный кавардак.
Беспорядочно мелькали лишь отдельные обрывки каких-то бессвязных мыслей. Рак…
смерть… деньги… ребенок… некрофилия… деньги… Деньги… деньги… деньги… Слишком
много событий сразу на него обрушилось. Новостей. Выздоровление чудесное… потом вдруг
эта расписка… — Удивляет! А действительно, зачем? — он напряженно замер, ожидая ответа
и впившись глазами в своего собеседника. Может, это все же шутка какая-то идиотская?
Розыгрыш? Понарошку?
— Затем, что Юлия Владимировна, судя по всему, деньги возвращать не собирается, —
любезно разъяснил мужчина. — Поэтому я вынужден обратиться по этому вопросу
непосредственно к Вам.
— Какому вопросу? — тупо переспросил Чиликин. Он вообще уже почти ничего не
понимал и не воспринимал. Лоб горел, в висках стучало, мир вокруг слегка покачивался,
колыхался и куда-то плыл… плыл… плыл… Куда-то далеко-далеко… В какие-то волшебные,
неведомые дали… В сказочную страну Оз. Туда, где порхают над цветками феи, где нет ни
рака, ни некрофилии, ни денег; ни предательства. Где обо всем этом можно забыть. Навечно.
Навсегда! Забыть!! Забыть!.. Забыть!!! «Говорят, что где-то есть острова, / Где растет на
берегу забудь-трава…»
Лучше бы я умер, — с тоской подумал он.
Мужчина чуть более внимательно посмотрел на Чиликина и с каким-то даже
сочувствием терпеливо повторил:
— По вопросу денег. Ваша жена получила от меня 10 тысяч евро — видите, внизу ее
расписка! — а возвращать их сейчас, судя по всему, не хочет. Или не может, — добавил он,
чуть помедлив.
— Почему не хочет? — огромным усилием воли заставил себя сосредоточиться
Чиликин. — Или, Вы говорите, не может. Что значит: не может? Почему?
— Ну, я полагаю, что она просто уже потратила часть денег! — улыбнулся мужчина. —
Вы же понимаете — женщина…
— Как это «потратила»!? Она что, не понимала, что, возможно, возвращать придется?..
Нет, погодите! — очнулся Чиликин. — К деньгам мы еще вернемся. Всё я Вам, разумеется,
отдам, не волнуйтесь! — в глазах у собеседника что-то мелькнуло. Вероятно, последнее
замечание Чиликина его слегка позабавило. — Не о том сейчас речь. А когда Вы ей это
предложение сделали? Ну, насчет меня… — Чиликин запнулся, с трудом подбирая слова. —
Моего тела?.. Что, неужели сразу при встрече? Когда диагноз мой сообщили?
— Нет, ну что Вы! — удивился мужчина и даже головой укоризненно покачал. —
Конечно, не сразу. Через день.
— И что, так просто позвонили и?..
— И предложил сначала встретиться, — мужчина смотрел на Чиликина, как на
непонятливого ребенка, — сказав, что надо обсудить кое-какие финансовые вопросы.
Предупредив, чтобы Вам она только ничего не говорила.
— И она согласилась? — с горечью спросил Чиликин.
— Конечно, согласилась! — мужчина с любопытством разглядывал Чиликина. —
Разумеется, Андрей Павлович, она согласилась. Как и любая женщина бы на ее месте. Любая
дочь Евы. (Сукин сын! — невольно выругался про себя Чиликин. — «Конечно!»…
«Разумеется!»… Это же моя жена, между прочим!..)
— А потом?
— А потом мы встретились! — мужчина опять ясно улыбнулся, безмятежно глядя
Чиликину прямо в глаза. — Я ей объяснил, что я от нее хочу, и дал время подумать. Сказал,
что позвоню через день. Надо признать, что первая реакция Юлии Владимировны на мое
предложение была очень и очень бурная и крайне болезненная, но… как видите… —
мужчина развел руками. — Время и здравый смысл…
— А через день вы опять встретились и передали ей деньги, — закончил за него
Чиликин. Мужчина с улыбкой кивнул. — А расписочку-то зачем взяли? — поинтересовался
Чиликин. — Это же ведь просто филькина грамота. Юридической-то силы она всё равно
никакой не имеет.
— Обычная перестраховка, — усмехнулся мужчина. — Во-первых, чисто
психологический эффект — вряд ли Ваша жена такой уж знаток законов, а во-вторых, и
практически она всё же не совсем бесполезна. Не думаю, что женщина, написавшая такую
бумагу, осмелится куда-нибудь потом обратиться. Да и вообще она язык за зубами держать
будет. Всё же подобного рода поступки обществом пока не совсем … одобряются. Скорее,
наоборот…
— Поня-ятно… — медленно протянул Чиликин.
Ему действительно стало все понятно. До такой степени понятно, что хоть снова в
петлю! Собирайся. Только теперь уже за бесплатно.
Мужчина молчал, выжидающе глядя на Чиликина.
— Ах, да! Деньги! — опомнился тот. — Так, Вы говорите, она теперь Вам деньги не
возвращает?
— Именно так, Андрей Павлович!.. — мужчина скорбно покивал головой. — К
сожалению, именно так…
— И что, просто отказывается? — не поверил Чиликин. — Что хоть она говорит?
— Юлия Владимировна ничего мне не говорит, — мужчина театрально вздохнул. — Она
от меня просто-напросто скрывается. Сегодня мы должны были встретиться, но она на
встречу не явилась. И дома ее нет. А у меня, знаете, нет ни времени, ни охоты за ней по всей
Москве гоняться. Я человек занятой.
— Да, конечно, — вежливо сказал Чиликин и улыбнулся какой-то застывшей,
деревянной улыбкой. — Я всё понимаю. Я, естественно, верну Вам все деньги. Сколько Вы
можете подождать? Ну, Вы понимаете сложившуюся ситуацию?..
— Да, конечно… — мужчина опять вздохнул и что-то быстро прикинул в уме. — Неделя
Вас устроит? — вопросительно посмотрел он на Чиликина.
— Да, вполне, — механически ответил тот. (А где я их возьму? — мелькнуло в то же
время у него в голове. — Целых 10 тысяч евро!?) Если у меня всё же возникнут проблемы,
мы ведь сможем возобновить наш контракт? — с удивившим его самого спокойствием
поинтересовался Чиликин.
— Разумеется, Андрей Павлович, разумеется… — понимающе ухмыльнулся
мужчина. — Конечно. В любой момент…
— Только знаете… — Чиликин немного помедлил, глядя прямо в глаза своему
собеседнику. — Я бы не хотел, чтобы мой труп потом насиловали перед камерой. Даже если
моя жена снова не будет против.
Сидящий рядом мужчина тоже некоторое время молча смотрел Чиликину прямо в глаза,
и наконец медленно сказал:
— Хорошо, Андрей Павлович. Это я Вам обещаю…
* * * * * ___
Чиликин проводил взглядом отъезжавшую черную БМВ и достал сигареты. Посмотрел
на небо, на людей на улице, на спешащие куда-то машины… Самому ему спешить было
некуда… О том, чтобы возвращаться домой, не могло быть и речи. Сама мысль, что он снова
увидит эту женщину, услышит ее голос, вызывала у него дрожь отвращения. Он закурил и
неторопливо двинулся в сторону метро. В голове назойливо крутились короткие обрывки
какой-то полузабытой песенки: «Говорят, что где-то есть острова… Что где-то есть острова…
Где-то есть острова… Острова… Острова… Острова…»
* * * * * ___
* * * * * ___
И спросил у Люцифера Его Сын:
— Чем плохи заповеди Христа? Разве они не добры и не справедливы?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
— Это заповеди хозяина своим рабам. Будьте добры друг к другу, не ссорьтесь,
соблюдайте правила общежития. «Возлюби ближнего своего», «не убий», «не укради»…
Все это правильно, но ради чего? Какова конечная цель? Цели нет. Это просто
инструкции стаду не толкаться и не ссориться. Цель есть только у хозяина. У рабов, у
стада своих собственных целей нет и быть не может.
Единственная «цель» рабов — не создавать хозяину лишних хлопот.
И снова спросил у Люцифера Его Сын:
— А каковы Твои заповеди?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
— Будьте свободными! Оставайтесь всегда самими собой! Будьте всегда людьми!
Это — высшая цель. Это — главное!
И ради этого главного можно пойти на все. И на убийство, и на ложь. Можно убить
охранника, чтобы бежать из плена, и можно обмануть врага, чтобы спасти свою семью,
своих детей, близких, свою Родину, свой народ.
И снова спросил у Люцифера Его Сын:
— Так значит, цель оправдывает средства?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
— Свобода не нуждается в оправданиях.
«Зачем же ты не послушал
гласа Господа?»
1.
***
Никакого смирения! Никакого страха Божия! Никого и ничего не бойся! Сам стань
богом! Сам принимай решения! Бог ни перед кем не отчитывается, никого и ничего не боится
и ни у кого ни о чем не спрашивает. Единственный Его судия — Он Сам.
И ты действуй так же! Пусть единственным твоим судьей станет твоя совесть.
Единственная заповедь: не лги себе! скрупулезно и пристрастно взвешивай свои
поступки на весах собственной совести! поступай всегда справедливо! не предавай свою
божественную природу. Не превращайся в демона.
Но если ты считаешь, что ты прав — действуй! Действуй!! Всё можно! И убить, и
предать. Можно убить предателя и предать убийцу. Нет неправильных поступков, есть
неправильные цели! В рамках же «правильных» целей, любой поступок — правильный!
И ничего не бойся! Ни на том, ни на этом свете. Ни ада, ни рая. Ни божьего суда, ни
человечьего. Страх принижает человека. Делает его рабом. Пока ты не боишься — ты
неуязвим. Но если ты дрогнул, испугался, струсил — всё! Это уже не ты. А значит — туда
тебе и дорога. Аминь!
2.
3.
— Привет! Кого я вижу!.. Борька, ты?!.. — внезапно услышал он громкий оклик и чуть
не подскочил от неожиданности. В первую секунду ему показалось даже, что это опять та
сладкая синюшная парочка вернулась, с которой он только что так благополучно расстался.
Бандюганы эти.
Но это, конечно, были не они. Это был всего лишь его старый школьный приятель, с
которым он не виделся, наверное, уже лет десять. Да, собственно, с самого выпускного
вечера и не виделся! Н-да-с… Не виделся-не виделся, а тут вдруг раз! — и увиделся! Именно
сегодня. Ну, чего ж, бывает!.. Такое вот очередное счастливое совпаденьице.
Когда первые радостные восклицания поутихли, начали, конечно же, перебирать общих
знакомых.
А тот где?.. А та?.. О!.. Ну, надо же!..
Одноклассников, естественно, в основном, а кого же еще?
— Слушай, Димыч, а Дэн-то сейчас где? — спохватился вдруг Курбатов. — Вы же с ним
кенты, вроде, были?
— Убили его, — помрачнел приятель и поиграл желваками.
— Как «убили»? Кто?! — не понял даже сначала Курбатов.
— Ну, так и убили, — как о чем-то, само разумеющимся, сообщил собеседник. —
Сволочи одни.
— За что? — всё еще ничего не понимал Курбатов.
— Ну, по бизнесу, — нехотя обронил приятель. — Мы с ним вместе работали.
Господи-Иисусе! — уставился во все глаза на него Курбатов. — Еще один мафиози! Да
что сегодня за день такой!?
— А чего ты, Библию читаешь? — приятель указал глазами на толстенный том в руках
Курбатова с золотым крестом на обложке. И, не дожидаясь ответа, продолжил. — А знаешь,
он ко мне являлся потом. После смерти.
— Кто, Дэн? — замер ошарашенный Курбатов. — Как «являлся»?!
— Да так! — медленно проговорил приятель, как-то странно глядя на Курбатова. —
Сначала собака стала выть. Целый день выла! Уставится в угол комнаты и воет. А потом
выяснилось, что его убили как раз именно в тот день. Никогда ни до, ни после этого не выла,
а тут вдруг… У меня мастиф, они спокойные вообще-то…
Ну, а потом, на тридцать восьмой день, я лежу с женой, вдруг просыпаюсь как от толчка
и вижу — он стоит рядом с кроватью. Одет как всегда. Как я его последний раз видел.
Я тоже встал, и мы с ним на кухню пошли. Сели друг против друга, и он мне говорит:
«Димыч! Запомни. Никому не верь!» — Я говорю: «Хорошо, я понял». — Он мне опять
говорит: «Нет, ты не понял. Не верь — никому!» — «Хорошо, говорю, я всё понял». — «Нет,
говорит, ты меня послушай. Ни-кому!!» — «Да, говорю, я понял. Никому!» — «Хорошо,
говорит. Вот теперь ты понял».
Ну, посидели еще немного, потом я перекрестился, и он исчез.
Курбатов смотрел на приятеля, потеряв дар речи. Это было уже чересчур! Сначала вор в
законе пасторально-нравоучительные беседы о спасении души с ним в шестисотом мерсе
ведет, теперь вот приятель школьный из небытия вдруг через десять лет возникает и тоже в
том же духе вещать начинает… наставлять на путь истинный!.. Причем оба рассказывают
вещи, ну какие-то совсем уж невероятные! Необыкновенные! Чудеса прямо какие-то!..
Ну, и чего? Верить?.. не верить?.. Вроде и врать им обоим незачем, да и не сговорились
же они, в самом деле! Они и друг друга-то не знают, в глаза никогда не видели! — но в то же
время… Хм!.. И всё это происходит как раз тогда, когда он должен принять решение! Как
быть с книгой. Издавать — не издавать?..
А если вспомнить еще и про все эти видения, и про то, как он эту книгу писал… О-о-о!..
Если уж это не чудо и не знак свыше, то что тогда вообще знак?! Чтобы архангел с мечом
пылающим воочию явился? Или черт с рогами? Так ведь и это тоже можно на мираж списать.
На галлюцинацию. Нервное расстройство. Получается тогда, что вообще никаких знаков нет
и быть не может? Всё можно случайностью счесть. Совпадением. Любое чудо.
— Ладно, Борь, давай, а то я спешу! — заторопился вдруг приятель, кинув взгляд на
часы. — Созвонимся еще, координаты друг друга у нас теперь есть… Не пропадай!
Приятель сделал Курбатову ручкой и растворился в толпе. Как будто его никогда и не
было! Курбатов постоял немного, потом тяжело вздохнул и медленно побрел к метро.
Да-а-а-а!.. Ну, дела-а!.. Было полное впечатление, что приятель появился, сделал свое
дело, выполнил, так сказать, тайную миссию, свое провиденциальное назначение исполнил
— и исчез. Что он вообще появился здесь только затем, чтобы рассказать Курбатову про
смерть Дэна и про то, как тот к нему после смерти являлся. Ну и ну!..
Похоже, там, наверху, в высших сферах, мною всерьез заинтересовались… Всерьез и
надолго. Н-да-а!.. Хорошо бы, знак какой тогда подали, что ли? Опознавательный. А то вдруг
это всё дьявольские козни?
Курбатов опять вздохнул и с тоской посмотрел на небо. Как будто действительно
расчитывал увидеть там какого-нибудь ангела, дружески подмигивающего ему из-за облака.
Ага!.. «Ангела»!.. С нетопыриными крыльями.
Он вошел в метро, спустился по эскалатору, подождал поезда и шлёпнулся на свободное
место. Народу в вагоне было немного.
Ну, что? — вяло подумал он, равнодушно осматриваясь по сторонам и окидывая беглым
взглядом пассажиров. — На сегодня лимит чудес исчерпан? Или и здесь ко мне сейчас кто-
нибудь подкатит с разговорами? Тогда пусть уж лучше тёлочка какая-нибудь, посимпатичнее.
Птичка чик-чиричка… Вон та, например. Такая киска!.. Глазки какие!.. А-ах!!.. Так и стреляет
ими, плутовочка!.. Ангелочек-дьяволёночек!
Хватит уж меня кошмарить! Я и так всего боюсь. Лаской лучше, лаской!.. «Ах,
милый! — пусть скажет. — Да не печатай ты эту противную книгу! А я тебе за это…» Или
наоборот. «Обязательно, милый, напечатай! Непременно! А я тебе за это…» Н-н-да!.. Так
чего все-таки делать-то? Печатать, не печатать? Чего, блядь, делать-то?!
4.
Войдя в подъезд, Курбатов первым делом проверил по привычке почтовый ящик. Ба!..
Письмо! Это еще от кого? Он уж сто лет как писем не получал. Какие сейчас письма, когда из
любого места позвонить свободно можно?! А-а!.. Юдин А. Ф., с. Бирюч Новоусманского р-на
Воронежской обл. Поня—ятно!.. Знаем-знаем! Чего это ему вдруг вздумалось?
Курбатов повертел письмо в руках. Надо же! Толстое какое! Целое послание. Чего ж он
мне, интересно, пишет? Из своего села Бирюч? Надеюсь, не про религию опять? Он-то хоть?
Дома Курбатов, наскоро переодевшись, вскрыл письмо стал жадно его читать. С острым,
каким-то прямо-таки болезненным, любопытством. Господи!.. Неужели и тут!?.. Это было бы
тогда уже!..
Так… Так… «Запой…» Гм!.. «На целый месяц!.. Забил на всё!..» Однако! Хорошо им
там, в селе Бирюч, живется. Я бы тоже забил. С превеликим удовольствием! Вместо того,
чтобы… М-да… Так!.. Понятно… Понятненько… Интере-есно!… 8 кг! Врёт, небось. Что это
за крокодил такой!? «Целый час… спиннинг дугой!.. чуть из лодки не упал…» Интере-есно!..
Да-а!.. Блядь!! Я тоже хочу! Такого судака! Чтобы «целый час»!.. Везет же людям! Живет себе
на природе. Пьет запоем. Судаков по 8 кг таскает. А тут! Э-э-эх!.. — Курбатов с грустью
посмотрел в окно и потом опять принялся за чтение. — Так… Поня-ятно… Та-ак… А
это??!!.. А?.. А?.. Да что же это!!??
«Лена моя кстати всегда за тебя молиться — она в последние лет 7–8 дюже верующей
стала: в церковь ходит, по святым местам ездит, книги разные читает, меня на путь
истинный поставить хочет. Кстати 26 августа прошлого года я все же окрестился. Я же
даже в детстве не крещеный был, нас братьев мама не крестила, а она и тогда и сейчас
сильно верующая. Т. к. считает, что человек должен принять крещение осознано. А я же
всю свою сознательную жизнь, да и сейчас вераю в идеи коммунизма, социального равенства
братства, а это все взято не иначе, как из Библии. А тут умирает Волков Семен
Тимофеевич в рассвете сил, умный, образованный мужик, мой наставник и учитель по
работе и в жизни, и перед смертью за день мы разговорились о боге, о жизни после жизни
(он тоже не крещенный был) и пришли к выводу, что крещение нужно человеку, а тем более
вера в Бога не зависимо от политических позиций. Но не успел он — похоронили не
крещенного. Вот я и принял решение окреститься. Утром, как ехать встаю и рот не могу
раскрыть, раздуло всего ни с того не с сего. Хотел остаться, пойти ко врачу, но люди
договорились. С батюшкой, да и машина ждала. Так и поехал весь раздутый. Как мне
сказали что это лукавый меня не отпускал. Ну в общем приехали (а крестили меня в какой-
то речке, название забыл) и то батюшку часа 3 ждали. Тоже наверное испытывал. Слава
Богу окрестился! На следующее утро пошел в церковь, рядом с домом, причастился. А на
следующий день, это уже понедельник был, хотел ко врачу поехать на счет своего раздутого
рта, а у меня все нормально, как будто ничего и не было. Ну не чудеса! Ну да ладно, это еще
не всё. Господь мне другое испытание преподнес…»
«СЕНСАЦИЯ!!!
Сайт с совершенно фантастической книгой Ишутина В. С. бьет все рекорды
посещаемости! Обязательно прочитайте!!!»
ДО ВСТРЕЧИ В АДУ!
*****