Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Оруэлл Д. - Избранное (т.1) - 1992
Оруэлл Д. - Избранное (т.1) - 1992
и g
g ----------
1Rii1' Ji
~ f fu~ ~~---. .
f.. ••
·И В И 8
; и ·~-
·; . ,. Jl 11
r 1 ИИ. ·~-
. g·g 1
Ill~l 1 ~~
111 . . ~; . r1
,L\)1{()11_t.\)1{
011 ~~)ll
G1~ f) ltf•l~
о lt,,7 1~ IJIA
u~~~
~~НИ~[
~·~~~
Wm[W~~·~
,t.\11{() 11,t.\)1{
() Jl JT~)i\J\
~~т~
~~тпmмт
д.\ШОО~
100 ~-~
ББR 84.4.Вл.
о 705
..
7
Этот прибор '(оп назывался <<монитор») можно было приглу
шить, по вьшлючить совсем нельзя. Уинстоп подошел к ок
ну - маленькая щуплая фигурка, худобу которой еще боль
ШоJ пuдчерt•ишш СIНIИЙ форменный комбинезон члена Партии;
у него были очень светлые волосы и румяное от природы ли
цо, кожа 1юторого загрубела от скверного мыла, тупых брит
венных лезвий и холода только что закончившейся зимы.
Мир снаружи, даже сквозь закрытое онно, казался хо
лодпым. Внизу, на уJIИЦе, ветер крутил пыль и обрывки бу
маги, и, хотя на синем небе ярко светило со.лнце, все выгля
дело бесцветным, за исключением всюду расклеенных пла
катов. Лицо с черными усами было везде. Одно было на фаса
де дома напротив. «БОЛЬШОй БРАТ ВИДИТ ТЕБЯ»,
говорила надпись, а темные глаза пристально заглядывали
8
лиnающихся домов, построенных в девятнадцатом веке?
Всегда ли их стены подпирали деревянные балки, окна были
забиты картоном, крыши покрыты ржавым железом, а стран
ные ограды палисад~иков заваливались в разные стороны?
Всегда ли были эти выбомбленные пустыри с грудами битого
нирпича, поросшие иван-чаем, пыль штукатурки в воздухе?
И эта жалкая грибная плесень деревянных лачуг там, где
бомбы расчистили значительные пространства? Увы, он ни
чего не мог вспомнить, ничего не осталось в памяти, кроме
9
горилл охранники в червой форме, вооруженвые складными
дубинками.
Уинстон резко обернулся, не забыв придать своему лицу
выражение полного оптимизма,- так было благоразумно де
лать всегда, находясь в поле зрения монитора,- пересек ком
вату и вошел в маленькую кухню. Он пожертвовал своим
обедом в столовой, хотя звал, что дома ничего нет, кроме кус
ка червого хлеба, который лучше приберечь па завтрак. Уин
стон достал с полки бутыш<у бесцветной жидкости с простой
белой наклейкой: «ДЖИН ПОБЕДЫ~. У джина был отвра
тительный сивушный запах, как у китайской рисовой водки.
Он валил почти целую чашку, приготовился и опрокинул
в себя содержимое, как глотают лекарство.
В ту же секунду скулы его побагровели, из глаз брызну
ли слезы. Напиток напоминал азотную кислоту - глотал его,
человек ощущал что-то вроде удара дубиной по затылку. Од
нако в следующее мгновение пожар в животе прекрати.лсл
10
ваться вольным рывком>>, как говорили), во этот запрет не
соблюдался слишком строго, так как некоторые вещи, напри
мер шнурки или бритвенные лезвия, нигде больше нельзя
было приобрести. Уипстон огляделся по сторонам, быстро
юркну л внутрь лавчонки и купил записную книжку за два
t1
но, по Уинстон, 1\азалось, не тольRо утратил способность вы
ражать свои мысли, но и начисто поаабыл, что же ему хоте
лось доверить дневниRу. НесRольl\о педель он готовился 1\
этой минуте, и ему ни разу не пришло в голову, что потребу
ется не тольRо мужество и смелость. Писать будет нетрудно,
полагал он. Надо просто перенести на бумагу бесконечный
монолог, 1\Оторый звучал в его голове долгие-долгие годы. Но
теперь вдруг монолог исчез. ВдобавоR страшно зачесалась ва
рикозная язва, которую он не решался трогать, потому что
пи-когда ...
12
Уинстов остановился, отчасти из-за судороги в руке. Он
не понимал, что заставило его написать всю эту ерунду. Но
странное дело: пока он писал, совершенно иное воспоминание
возникло в его голове, всплыло так четко, что показалось - он
13
бым лицом. Но, несмотря па столь грозную внешность, в его
манерах было определенное обаяние. Он, например, особенным
образом поправлял очки на носу. Этот жест был забавным,
каннм-то интеллигентным, оп обезоруживал вас. Этот жест
напоминал (если кто-то еще мыслил в таких натегория.х)
манеру дворянина восемнадцатого века, предлагающего вам
14.
Гольдштейна. Он был еще жив, где-то скрывалея и плел пау
тину своих заговоров. Воаможво, он нашел убежище за гра
ницей у своих зарубежных хозяев, а может быть (такие слу
хи ходили время от времени), он скрывалея в самой Океании.
Грудь Уивстона сжималась. Он никогда не мог без мучи
тельных nережиnавий видеть худое еврейское лицо Гольд
штейна с пушистыи венчиком седых волос и маленькой ков
ливой бородкой. В этом умном лице одновременно было что
то, вызывающее отвращение, какой-то валет старческого
марааиа. На кончике его длинного тонкого носа громоздились
очки. Лицо наnоминало овечье, и голос у него был тоже ове
чий. Как обычно, Гольдштейн начал с наnадок на доктрину
Партии, и, как обычно, нападки были настолько преувели
чены, а факты пастолыю передергивались, что это было ясно
и ребеш(у. Но в то же время они звучали довольно правдопо
добно Ii вознинало тревожное чувство, что кто-то не шибко
грамотный может поверить его словам. Гольдштейн ругал
Большого Брата, выступал против диктатуры Партии, тре
бовал занлючеппя немедленного :мира с Евразией, отстаивал
свободу слова, свободу печати, свободу собраний, свободу
мысли и истерично кричал, что революцию предали. Вся эта
быстрая многословпая снороговорна в чем-то пародировала
nривычпый стиль ораторов Партии. Речь его содержала слова
па вовояза, ПОiналуй, их было даже больше, чем в обычной
речи любого члена Партии. А нона он говорил, на эиране,
за его головой, маршпровали бесконечные нолонны евразпй
сних солдат: шеренга за шеренгой шагали сильные мужчины
с застывшими азиатсt(Ими ликами, чтобы ни у ного не оста
валось сомнения, наную реальность nытается скрыть Гольд
штейн своим nравдоподобным вздором:. Лица солдат наnлы
вали на поверхность экрана и исчезали, но их тут же сменяли
новые, точно такие же. Однообразный мерный солдатский
шаг создавал фон для блеющего голоса Гольдштейна.
Не nрошло и тридцати сенунд с начала Двухминутки Не
нависти, а nоловина сидящих в холле была уже не в силах
сдерживать себя. Послышались бешеные вынриии. На само
довольное овечье лицо на экране и пугающую силу евразий
ской армии нельзя было смотреть сnокойно. При одной мысли
о Гольдштейне человен исnытывал пепроизвольвый страх и
гнев. Гольдштейн был nостоянным объектом ненависти, n
отличие от Евразии или Востазии, поснольку, ногда Океания
воевала с одной из этих держав, она обычно nоддерживала
мирные отношения с другой. Но нан ни странно, хотя все не
навидели и nревирали Гольдштейна, хотя ежедневно, тысячу
раз в день, с трибун, с экранов мониторов, со страниц газет
15
и книг его теории опровергались, разобл.ачались, высмеива
лись, выставлялись па всеобщее обозрение как жалкий вздор
, (они и были вздором), несмотря на все это, его влияние
никогда не уменьшалось. Всегда находились простани, кото
рые ждали, чтобы их одурачили. Дня не проходило, чтобы
Полиция Мысли не разоблачила шпионов и саботажников,
действующих по его указке. Оп руководил огромной подполь
ной армией- подпольпой сетью заговорщиков, постаnивших
себе цеJrью уничтожить Государство. Говорюrи, что эта орга
низация называется Братство. Ходили слухи о страшной
книге, в которой были собраны все его еретические теории.
Ннига распространялась нелегально. Она никю< не называ
лась. Если о ней говорили, то называли просто - l>nuгa. Но
все это были только слухи. Ни о Братстве, ни о ю-tиге рядо
вой член Партии старался по возможности не говорить.
Ко второй минуте ненависть походила уже на всеобщео
бешенство. Люди вскюшвали и снова садились, стараясь пе
рекрича:rь блеющий с экрана голос. Маленькая рьоневатаn
женщина раскраснелась и хватала ртом воздух, словно вы
16
жавшими его людьми, и все, что говорилось о Гольдштейне,
каза;юсь ему чистой правдой. В такие мгновения его тайное
отвращение I< Большому Брату сменялось обожанием, и Боль
шой Брат, казалось, возвышался над всеми - непобедимый,
бесстрашный аащитник, стоящий как скала на пути азиат
ских орд. А Гольдштейн, несмотря на всю свою отторжен
пость, беспомощность, сомнительность самого своего сущест
вования па земле, казаJIСЯ злым искусителем, способным од
пой силой своего голоса разрушить цивилизацию.
Порой напряжением воли удавалось даже перснлючать
свою ненависть. Яростным усилием, каким отрываешь голо
nу от подушки во время ночного иошмара, Уинстону удалось
перенести ненависть с лица на экране монитора па темново
17
глаза Rаждого и не могло исчезнуть сразу. Малепы<ая рыже•
ватая женщина всRочила и перевесилась через спинку стула,
она случилась.
19
всегда не было ни суда, ни сообщения об аресте. Люди просто
·исчезали, и непременно ночью. Имя исключалось ив всех
списков, уничтожалось любое упоминание обо всем, что ты
:когда-нибудь сделал, жизнь твоя отрицалась и эабывалась.
Ты уничтожался, пропадал, было принято говорить - исnа
рялся.
20
дцатых годах, и все в нем разваливалось. С потолков и стен
постоянно сыпалась штукатурка, в морозы лопались трубы,
I\рыша текла, когда шел снег, батареи парового отопления
Gыли чуть теплыми, если их вообще не выключали в целях
:нюномии. Ремонтом ведали какие-то недосягаемые комитеты,
ноторые могли вставлять стеило два года. Поэтому все прихо
дилось чинить самим.
21
лишний год просидеть в детской организации Сыщиков. В Ми
нистерстве Парсоне занимал одну из незначительных долж
ностей, где большого ума не требовалось. Но, с другой сторо
ны, оп был видной фигурой в Спорткомитете и во всех ос
тальных комитетах, которые запимались организацией турпо
ходов, стихийных демонстраций, кампаний экономии и про
чих добровольных мероприятий. Парсоне между двумя за
тяЖками трубки с гордостью сообщал любому, что последние
четыре года он каждый вечер обязательно бывает в Общест
венном Центре. Резкий запах пота, невольвый признак бур
ной деятельности, сопровождал его повсюду, где бы он пи
появлялся, и еще долго не выветривалея из помещения после
е1·о ухода.
22
удивлевнем обнаружил, что в ее морщипах па самом деле
.лежит пыль.
23
собственных детей. И не зря. Редкая неделя проходила без
того, чтобы <<Тайме)> не сообщила о каком-нибудь маленьком
пакостнике («мальчик-герой)> или «девочка-героиню>, как
обычно писала газета), который, подслушав компрометирую
щую фразу, донес Полиции Мысли на своих родителей.
Шея уже не болела. Он нерешительпо взял перо, не зная,
о чем еще написать. И снова неожиданно для себя стал ду
мать об О'Брайене.
Несколько лет назад ... Сколько же? Должно быть, лет
семь назад ему приснился сон, что он идет через очень -тем
ную комнату. И кто-то, сидевший сбоку, сказал, когда он
проходил мимо: «Мы встретимся там, где будет светло)>. Это
было сказано спокойно, почти небрежно, просто слова, а не
команда. Уинстон даже не остановился. Интересно, Что тогда,
во сне, слова эти не произвели на него особого впечатления.
Jlишь позднее эта фраза стала казаться многозначительной.
Он не мог теперь вспомнить, видел ли он этот сон до или
после своей первой встречи с О'Брайеном. Не мог он вспом
нить и того, когда впервые отождествил голос во сне с голо
24
ния, все для тебя ... ». При исполпении гимна полагалось
встать по стойке <<смирно>>, однако Уинстона сейчас было не
видно, и он остался сидеть.
25
он - в пар. Лишь ПолиЦия Мысли прочтет двеввин, прежде
чем уничтожить эти страницы и память о них. Кан же можно
обращаться н будущему, если от вас не останется ив следа,
не останется даже безымянного слова, нацарапанного па
НЛОЧI\е бумагн?
Монитор пробил четырнадцать часов. Через десять минут
надо выходить. В четырнадцать тридцать он должен быть на
службе.
Кан ни странно, во бой часов снова вдохповил его. Оп по
чувствовал себя одивоним призраном, говорящим правду, но
торую нинто никогда не услышит. Но пока оп говорит свою
правду, связь времен странным образом не прерывается. Не
потому, что кто-то может услышать тебя, а ·потому, что· ты
остаешься в здравом уме и наследуешь все, что создали люди
27
о матери разрывала сердце 'Уивстона, ведь она умерла любя
его, а он был слишкоы мал и эгоистичен, чтобы отвечать ей
тем же, он даже не помнил, что она пожертвовала жизнью
28
- Группа от тридцати до сорока лет! - закричал с экра~
па произительный женский голос.- От тридцати до сорока!
:Jаймите свои места, пожалуйста! Тридцатилетки и сорока
летки!
Уинстоп вс1ючил па ноги и встал по стойке «смирно» пе
ред монитором, на энране которого уже появилось изображе
шrе моложавой, сухопарой, сильной женщипы в спортивном
ностюме и гимнастических тапочках.
- Согнуть руки и потянуться!- прокричала она.- Сле
дите за мной! Раа, два, три, четыре! Раа, два, три, четыре!
Старайтесь, товарищи! Поактивней! Раа, два, три, четыре!
Раа, два, три, четыре! ..
Даже боль от приступа кашля не смогла полностью вы
теснить яркие впечатления от сна, а ритмичные движения
29
час, что сеетрепка уже родклась к тому времени. Наtюнец
ови вышли на шумную, переполвенную людъ.ми площадку -
очевидно, это была станция метро.
Люди сидели па вымощенном камнями полу, а некоторые,
тесно прижимаясъ друг к другу, устроилисъ на металличе
СIШХ многоярусных койках. Уинстон с отцом и матерью рас
положиJшсь на полу, рядом на койке оказались старик и
старуха. Стари!\ был в приличном темпом костюме и в чер
ной кепке, сбившейся назад. Волосы у него были совершенно
седые, а в. голубых глазах на раскрасневшемся лице стояли
слезы. От него пахло джином. Казалось, что I\апельки пота,
выступавшие у него на коже, и его слезы - чистый джин.
Он был немного пьян, по его страдания, его горе были под
линными и невыносимыми. И детским своим разу.мом Уин
стон понял: произошло что-то ужасное; чего нельзя простить
30
Самое страшное, подумал Уинстон В· десятитысячный раз
(вращая корпусом:, руки на поясе- предполагалось, что уп
JIЮiшение полезно для мускулов спины) , самое страшное,
что все это, возможно, так и есть. Если Партия может за
nускать свои руки в прошлое и утверждать, что то или иное
событие пи,.огда ne происходuдо, то это, наверно, страшнее
nытки или смерти?
Партия сказала, что Океания никогда не была союзии-
1\ей Евразии. Он, Уинстон Смит, знал, что всего лишь четыре
года назад Океания была с пей в союзе. Но где подтвержде
ние этому факту? Только в его совпанпи, которое, судя по
всему, скоро будет ликвидировано. А раз все остальные при
нимают ложь Партии за чистую монету, раз все источпики
подтверждают это, то ложь становится историей и превраща
ется в правду. Один из лозунгов Партии гласил: «Кто конт
ролирует прошлое - контролирует будущее, кто контролиру
ст настоящее- контролирует прошлое». И все же прошлое,
изменчивое по своей природе, так и не смогли изменить. Все,
что правда сегодня, было и будет правдой всегда. Это же оче
видно. Нужно лишь не сдаваться в борьбе со своей памятью.
Они называют зто ~Контроль за действительностью>>, на но
воязе это называется «двоемыслием>>.
81
Уинстоп терпеть не мог это упражнение: у него начинало
болеть все - от пяток до ягодиц. А кончалось все это новым
ириступом кашля. Естественно, размышления его стали со
всем мрачпыми. Прошлое, подумал он, не просто изменили
его упичтожили. l\ai\ можно доказать даже самый очевидный
факт, если оп существует лишь в твоей памяти? Оп поста
рался вспомнить, в юшом году он впервые услышал о Боль
шом -Брате. 1-\ажстся, это было в шестидесятых, хотя нельзя
утверждать наверняка. Разумеется, в истор1;1и Партии Боль
шой Брат выступаJI кю< вождь и хранитель Революции с са
мых первых дней. Его подвиги отодвигались все. дальше в
прошлое и теперь происходили уже в легендарных сороковых
3:&
1\аждый, :кто моложе сорона пяти, вполне способен достать
ру1шми пальцы ног. Не всякому из нас довелось сражаться
нu фронте, но каждый должен быть всегда в форме. Вспом
ните ваших ребят на Малабарс:ком фронте\ Наших моря:ков
на Плавающих Крепостях\ Подумайте, что им приходится
нореносить. А теперь попробуйте сделать упражнение еще
раз. Теперь гораздо лучше, товарищ, гораада лучше,- при
бавила она ободряюще, когда Уивстов отчаянным усилием
нагнулся и, не сгибая колен, носнулся пальцев ног. В первый
раз эа многие годы.
2 Д. Ору:тп 33
Предвкушая настоящую работу, 'Vинстон отложил в сто
рону четвертую записку. Тут сложное и ответственное зада
ние, и лучше оставить его напоследок. Три другие были де
лом обыденным, хотя, возможно, со второй запиской придетсн
повозиться- слишком долго предстояло сверять ряды скуч
пых. цифр.
Уинстон заказал нужные ноиера ~Тайме>> и в считанвые
минуты получил их по пневмопочте. В приславных записках
пазывались статьи или сообщения, которые по той или иной
причине считалось нужным изменить, или, как формулирова
лось официально, уточнить. Например, Большой Брат в сво
ей речи, напечатанной в <<Тайме» от семнадцатого марта и
проиннесенной на:кануне, выс:казал предположение, что па
южно-индийском фронте будет затишье, а евразийс:кое на
ступление начнется в ближайшее время в Северной Афри:кс.
На самом деле Евразийское Высшее Командование начало
наступление своих армий :ка:к раз в Южной Индии, а в Аф
рике, напротив, все было тихо. Позтому следовало переписать
абзац в речи Большого Брата так, чтобы его предскавания
оказались безошибочными. Или опять же ~Тайме>> от девят
надцатого декабря опублюювала официальные прогнозы вы
пуска различных потребительских товаров в четвертом :квар
тале 1983 года, что соответствовало шестому кварталу Девя
того Трехлетнего Плана. В сегодняшнем номере печаталось
сообщение о том, что же действительно было произведено. Из
сообщения следовало, что все прогнозы оказались совершенно
неверными. Уинстону предстояло исправить первоначальные
цифры, чтобы они соответствовали ныне объявленным. В тре
тьей ваниске говорилось об очень простой ошиб:ке, :которую
можно исправить аа пару минут. Совсем недавно, в феврале,
Министерство Изобилия дало обещание (~безусловное обяза
тельство»,- говорилось в официальном сообщении), что в те
чение 1984 года нормы выдачи шоколада снижаться не будут.
На самом деле, как прекрасно знал Уинстон, норма шокола
да будет сокращена с тридцати до двадцати граммов уже в
конце этой недели. Нужно всего лишь заменить первона
чальное обещание на предупреждение, что, возможно, в ап
реле прИдется сократить выдачу шоколада .
По каждой записке Уинстон диктовал свои поправки в
диктограф, а отпечатанный те:кст подкалывал :к соответствую
щему номеру <<Тайме>> и отсылал его по пневматическоИ:
почте обратно. Затем почти авто:матичес:ким жестом скомкаJr
записки и чернови:ки и швырнул их в дыру памяти. ·
Он лИшь в общих чертах знал, что происходит в невиди
мом лабиринте, :куда вели пневматические трубы. После того
8.4
нак все необходимые поправки к какому-либо поиеру «Тайме•
собирали вместе и сличали, газета перепечатывалась, ориrи
••ал увичтожался, а исправленвый экземпляр ванимал свое
~юсто в подшивке. Этот процесс непрерывных изменений
нримевялся не только к гавотам, во также к книгам, жур
llалам, брошюрам, плакатам, листовкам, фильмам, ввукозапи
<:ям, карикатурам, фотографиям- словом, к любой литера
·rуре, к любым документам, которые могли иметь хоть какое
Jtибо политическое или идеологическое вначевие. Каждый
новь, практически каждую минуту прошлое приводилось в
соответствие с сегодняшним днем. Таким образом, можно бы
JIО подтвердить документальными свидетеJiьствами любой
нрогвоэ Партии, а любую новость, любое мнение, не соответ
ствующие вадачам текущего момента, можно было убрать
из документов. Вся история стала всего лишь пергамевтом,
с которого соскабливали первоначальвый текст и по мере на
добности писали новый. И никогда нельзя было потом дока
:Jать подделку.
35
'Уинстон, переписывая прогноз, снизил цифру до 57 миллио
нов, чтобы подтвердились утверждения о перевьшолпепии
плава. Во велком случае, 62 миллиона соответствуют истине
не более, чем 57 или 145 миллионов. Вполне возможно, что
сапог вообще не производили. А скорее всего, никто не знал,
сколько же сапог произвели, и никому до этого не было дела.
Всем было известно лишь то, что каждый квартал астрономи
ческое количество сапог производилось на бумаге, в то время
как едва ли не половива жителей Океании ходила босиком.
И так со всеми документальными свидетельствами, малень
кими или большими. Все таяло в каком-то мире теней так,
что в конце концов нельзя даже точно узнать, какой теперь
год.
36
IIJJЯ. Но содержание их работы трудно было дЮI(е вообразить.
l'дс-то здесь стояли огромные печатающие устройства, ното
рые обслуживали редакторы и типографские рабочие, рас
нuлагались отлично оборудованные студии для подделки фо
тоспимков. Где-то здесь было отделение телепрограмм со
сноими инженерами, режиссерами и целыми труппами акте
'37
воява, отодвинул в сторону диктоrраф, протер очки и принял
ся за самое сложное из утренних заданий.
Уинстон любил свою работу, именно в ней он находил
себя. Конечно, в основном это были скучные обыденные де
ла, но порой попадались трудные и запутанные задания, в
которые он уходил с головой, как в решение математической
задачи. Это была филигранная работа, здесь не было ипструн
ций или правил, и руководствоваться ты моr только своим
знанием принцилов Ангсоца и собственным чутьем- ка/\
точнее выразить волю Партии. Уивстону удавались такие ве
щи. Время от времени ему даже доверяли исправление пере
довых статей в «Тайме&, писавшихся только на новоязе. Оп
развернул отложенную в сторону эаписку. В пей говорилось:
тайме 3.12.83 сообщение приказа двл бб плюсплюс антихорошее ссыл
ки величности переписать полностью доложить наверх до подшивки
38
лцати человек, Rоторых Уивстов лично знал, не считая его
родителей.
Уипстоп почесал вое СI<репкой. В кабинке напротив тoвa
JIIIЩ Тиллотсоп все еще секретничал, наклонившись над диi<
тографом. Оп снова подвял голову, и его очки опять зло
снеркнули. Интересно, подумал Уинстон, чем он там занима
ется? Не тем же ли самым, что и я? Вполне воэможпо. Столь
деликатную работу никогда не поручало кому-нибудь одному.
С другой стороны, нельзя доверить ее и группе людей, ведь
тем самым пришлось бы призвать факт фальсификации. Весь
ма вероятно, что в данный момент не менее десяти человек
сочиняли свои варианты речи Большого Брата. Потом все
:JТи варианты поступят в мозговой центр Внутренней Пар
тии, и какой-нибудь начальник, выбрав тот или иной вариант,
отредактирует его и приведет в движение сложный механизм
нсрепроверки, что совершенно необходимо, пока наконец из
Сiрапная ложь пе попадет в подшивки документов постояпво
го храпения и не станет правдой.
Уивстов не звал, почему Уизерс попал в немилость. Воз~
можпо, иэ-эа разложения, иэ-эа плохой работы. Воаможво,
:Gольшой Брат избавляется от слишком популярпого помощ
ника. А может, Унаере или кто-то из людей его окружения
за подозрев в ереси. Или возможно (и это вероятнее всего) ,
nce произошло потому, что чистки и испарения стали необ
ходимым элементом функционирования правительственпого
механизма. Единственный ключ к загадке был в словах
<<ссылки неличпости», из которых следовало, что Уиэерса уже
нот в живых. Арест еще не означал, что человек умер. Иног
да арестованных выпускали, и они оставались на свободе год
или два, а уж потом их казнили. Случалось, что кто-то, кого
давно считали погибшим, вдруг возникал из небытия на ка
ном-нибудь публичном процессе и, впутав новыми открове
ниями сотни людей, опять исчезал, на этот раз уже павсегда .
Но об Уиаерсе было написано fme.ttuчnocrы>. Он не сущест
вовал, оп никогда не существовал. Уинстон решил, что недо
статочно переставить акценты в речи Большого Брата. Луч
ше, чтобы Большой Брат говорил вообще о чем-то другом,
совершепво не связанном с темой первоначалъного
TCI(CTa.
Можпо, Rонечно, превратить речь в обычное разоблачение
nредателей и преступников мысли, но это слишком прими
тt:шно. А если изобрести победу па фронте или выдающееся
достижение в перевыполнении Девятого Трехлетоего Плана,
то усложнится перепроверка документов. Нет, эдесь вужпа
чистая выдумка. И тут в его голове возпик почти готовый
39
образ векоего товарища Огилви, который недавно геройсюх
погиб в бою. Случалось, что Большой Брат посвящал Приказ
Дня прославлепию иакого-нибудь скромного, рядового члена
Партии, чья жизнь и смерть подавались как достойный при
мер для подражания. Пусть на этот раз оп прославит товари
ща Огилви. Конечно, ника1юго товарища Оrилви никогда не
существовало в природе, но несколько строчек в газете и пара
40
IIJН.IИИ и выявление шпионов, сабота»шиноn, преступвинов
мысJIИ и прочих изменников.
41
Теперь вот исчезли лезвия. Достать их можно было только
на черном рывке, да и то тайком.
- Я бреюсь одним и тем же уже шестую неделю,- со
врал Уивстон.
Очередь немного продвинулась и снова замерла. Уипстон
nповь обернулся к Сайму. Оба они взяли грязные металличе
ские подносы из груды у края прилавка .
42
Jrись кусочни чеrо-то розового и тестообразного. Возможно,
мненаго суррогата. Оба молчали, пока не опорожнили свои
миски. За столиком слева чуть сзади Уипстопа кто-то все вpe
MJI говорил скороговоркой. Резкий голос напомипал кряканье
утrш и выделился из общего гула.
- Rак идет словарь?- спросил Уинстон, стараясь пре
<щолеть шум.
43
Rрасиво, 'Уинстон? Естественно,- добавил он, подумав,- зту
идею подал сперва Б. Б.
При упоминании о Большом Брате лицо Уинстона выра
зило вялое одушевление. Сайм тем не менее сразу заметил
недостаток энтузиазма.
44
.Jtптература прошлого будет уничтожена. Чосер, ШеRспир,
Мильтон, Байрон будут тольRо па повоязе. И это будут не
11росто другие :книги, смысл их будет прямо противоположен
оригиналам. Изменится даже литература Партии. Даже ло
аупги. 1\а:к, например, сохранить лозунг «Свобода - это раб
ство>>, если не останется самого понятия свободы? Сама атмо
сфера мышления будет другой. Н е будет мысли, :кан мы ее
нонимаем сегодня. Быть благопадежным значит не думать,
не иметь потребности думать. Благонадежность- отсутствие
сознания.
45
а какой-то иапекеп. И слова эти рождались вовсепев мозгу,
а прямо в глотке. И все, что вылетало из нее, хоть и состояло
из слов, не было речью в подлинном значении. Это были аву
кв, лишенные смысла, как утиное кряканье.
46
nдpyr взрослым. Даже стандартвал форма члена Партии не
мепяла впечатления,- казалось, что он одет в синие шорты,
('срую рубашку и красный галстук детской организации Сы
щиков. При виде его почему-то сразу вспоминались пухлые
ребячьи коленки, рукава рубашки, закатанные на пухлых
норотких детских рукщх. Впрочем, Парсоне действительно
любил появляться в шортах, когда представлялся случай -
по времл турпохода или спортивных соревнований.
- Общий привет!- весело бросил Парсонс, усаживаясь
за столик.
Резкий запах пота шибапул "Уинстона в нос. Капельки
нота выступали на розовом лице Парсонса. Его способность
нотеть была необыкновенной. Например, по моирой ручке
ракет:ки в Общественном Центре можно было догадаться, что
сегодня здесь в настольный теннис играл не кто иной, как
Парсон с.
Сайм вынул листок бумаги с длинной колонкой слов и
нринялся изучать их. В руке оп вертел чернильный карандаш.
- Нет, ты только посмотри на него,- с:кааал Парсонс,
толкнув ло:ктем Уинстона.- Работает даже во время обеда.
Во дает! Чего там у тебя, старина? Наверня:ка слиш:ком умное
для моих мозгов. Смит, дружище, я ищу тебя повсюду. Ты
забыл уплатить взнос.
- Это :ка:кой еще взнос?- спросил Уинстон и машиналь
но полез в :карман аа :кошель:ком. О:коло четверти оклада ухо
~ило на различные добровольные пожертвования. Их было
такое множество, что uевозможно упомнить.
48
11ым табаном. Набить трубку полностью удавалось редко, тait
щщ табака выдавали только сто граммов в педелю. Уипстон
нурил сигарету «Победа», стараясь держать ее горизонталь
но, чтобы не просыпать табак. У него осталось только четыре
штуки, а новую пачку можно будет получить только завтра.
Он попробовал отвлечься от постороннего шума и сосре
доточиться на том, что говорИл монитор. Выходило, что со
стоялись даже и такие демонстрации, участники ноторых
fiлагодарили Большого · Брата за увеличение нормы выдачи
шоколада до двадцати граммов в неделю. Но ведь только вче
ра объявили о снижении шоколадного рациона до двадцати
l'раммов в неделю. Неужели люди способны проглотитъ та
ное? Ведь прошло всего двадцать четыре часа. Да, они за
глотнули и это. Парсове легко поверил в эту новость, как
тупое животное. Безглазое существо за соседпим столиком
верило в это фанатично, страстно, с яростным желанием вы
следить, разоблачить и испарить любого, кто вспомнит, что
на прошлой неделе норма выдачи шоколада составляла три
дцать граммов. Даже Сайм, пусть и более сложным путем,
используя двоемыслие, но тоже клюнул на это. А раз так, то
неужели он один сохранил память?
Баснословные цифры сыпались и съшались из монитора.
По сравнению с прошлым годом теперь стало больше про
дуктов, одежды, домов, мебели, посуды, горючего, кораблей,
вертолетов, книг, детей- всего стало больше, кроме болеа
ней, преступлений и умопомешательств. С каждым годом,
с каждой минутой все и вся стремительно летело вверх. 1\ак
Сайм до него, Уинстоп взял ложку и приюшся размааывать
лужу на столе. Длинный ручеек бледной подливки превра
щался в узор. Все, что окружало Уинстона, вызывало при
ступ злости. Неужели так было всегда? Неужели вкус пищи
всегда был таким? Оп оглядел столовую. Тесный, запол
ненный людьми зал с низким потолком и замызганными сте
нами от тысяч и тысяч спин и боков. Расшатаввые металли
ческие столы и стулья стояли так плотно, что люди задевали
49
ро - переполвеввыии, дома всегда разваливались, хлеб был
только темным, чай был величайшей редкостью, а кофе ....._
отвратительного вкуса, да и сигарет не хватало. Всего недо
ставало, и все стоило очень дорого, нроме искусственного
50
лосах и лице в пыльных морщинах. Не пройдет и двух лет,
l(llК детки донесут на нее в Полицию Мысли. И миссис Пар
еонс испарят. Сай:ма испарят. Уивстова испарят тоже. А вот
llнрсонса не испарят никогда. Безглазое существо с крюtаю
щим голосом не испарят никогда. И маленьких, похожих па
туков людишек, проворно снующих в лабиринтах мивистер
еlшх коридоров, не испарят пикогда. И девушну с темными
волосами из Художественного Отдела - и ее не испарят ни-
1\Огда. Уивстону показалось, что он инстивктивпо знает, кто
ногибнет, а кто останется в живых, но что необходимо для
того, чтобы не погибнуть, он не знал.
Из состояния задумчивости его вывел сильный толчок.
J'евушка за соседним столиком повернулась вполоборота.
:Jто была та самая, темноволосая. Она смотрела на него
странно и пристально. Когда взгляды их встретились, девуш-
1\d отвервулась. ,
Уинстов почувствовал, как вспотела его спина. Острый,
nпезапвый страх провзил тело. Он почти сразу же прошел,
110 раздражение и тревога остались. Почему она ваблюдаст
аа ним? Почему она все время ходит следом? К несчастью,
он не мог припомвить, сидела она за столиком, когда они
пришли с Саймом, или же появились позднее. Вчера на Двух
минутке Ненависти она села за его спиной, хотя в этом не
riыло никакой необходимости. Не исключено, что она хотела
послушать и убедиться , что он кричит достаточно громко.
Ему снова подумалось: вряд ли она работает в Полиции
Мысли, скорее всего, она шпионка-любительница, и это са
мое опасное. Уивстон не звал, как долго она смотрела на не
го. Наверно, минут пять, но он не уверен, что все это время
надежно :контролировал выражение лица. Очень опасно за
быть, что лицо может выдать мысли, когда ты среди людей
или в зове видимости монитора. Может выдать даже ме
Jючь - нервный тик, беспокойный взгляд, привычка бормо
тать про себя -что угодно, если можно сделать вывод: он не
та:кой, как все, ему есть что скрывать. Во всяком случае, не
нривычное выражение лица каралось :ка:к преступление -
нельзя, положим, глядеть недоверчиво, :когда по монитору
li1
сенретвый сотрудвин Полиции Мысли. Очею, может быть,
что через три дня он окажется в подвалах Министерства
Любви. Но не пропадать же окурку, Сайм сложил свой ли
сток и засунул в карман. Парсоне снова заговорил.
- Я рассказывал тебе, старина,- сказал оп, помахивал
трубкой,- как мои сорванцы подожгли юбку рыночной тор
говки за то, что она заворачивала сосиски в плакат с порт
52
J\ОЙ, с портфелем :в руке. Их разделяло всего песколько мет
ров, когда левую скулу мужчины вдруг свела судорога.
53
линной целью Партии было уни11тожитъ всякое наслаждение
от близости мужчины и женщины. И в браке, и вне его вра
гом номер один была даже не любовь, а страсть. Брак ме>кду
членами Партии заключалсл лишь с одобрения специально
назначенного комитета. Об этом правиле никогда вслух не
говорилось, но брак не разрешалсл, если казалось, что жених
и невеста испытывают физическое влечение. Считалось, что
единственвал цель брака - производство детей для Партии.
На половые отношения смотрели как на что-то не очень чи
стое, вроде клизмы. Об этом тоже никогда прямо не говорили,
но такое чувство воспитывалось в каждом члене Партии с
детства. Были даже организации наподобие Молодежной
Антисексуальной Лиги, которые проловедовали полное воз
держание для обоих полов. Согласно их теориям, детей сле
довало получать путем искусственного оплодотворения
;(ucкn.rtoд на новоязе) и воспитывать. в государственных ин
тернатах. Уинстон знал, что все это предлагалось не слишком
всерьез, но такие теории хорошо вписывались в идеологию
54
11ао всех сил. Наверно, ее одеревевевшее тело создавало тa
Jioe впечатление. Она лежала с закрытыми глазами, ве ока
аывая сопротивления, во и ве участвуя - подчиняясь. Спа
•шла это приводило его в крайнее замешательство, во в нон
цс концов стало невыносимым. И все же ов готов был жить
с ней дальше, если ... Как ни странно, именно Кэтрин не хо
·rсла воздерживаться от половых контактов. Надо сделать
ребенка, если это только получится, твердила она. Поэтому
спектакль возобвовлялся регулярно раз в педелю, если только
что-нибудь не мешало. Она даже напоминала ему об <Jтом
nоутру, как о чем-то, что надо ве забыть сделать. У нее было
два выражения для обозпачевил этой процедуры: «делать
ребенка» и «выполнить ваш долг перед Партией>>. Да-да, она
употребляла именно это выражение. Очень скоро ов стал ис
пытывать ужас при приближении вазваченвого дня. К сча
стью, ребенок так и ве появился, она ваковец согласилась
нрекратитъ дальнейшие попытки, а вскоре они расстались.
Уивстон неслышно вздохнул. Вновь взял перо и написал:
Женщипа cpasy улеглась на кровать и, не теряя ни се
кунды, беа единого слова, тап грубо, так похабпо, пап толь~~tо
.можпо вообразить, задрала юбпу. Н ...
Оп увидел себя там, в тусклом свете кероспповой лампы,
вдыхающего запах клопов и дешевых духов, и вспомнил, кait
в душе его нарастало чувство полного бессилия и обиды. Но
даже тогда эти чувства перемешивалисъ с мыслями о Кэт
рин, о ее белом теле, навеки застывшем под мощным гипно
:юм Партии. Почему все должно быть так? Почему у него
не может быть своей женщины и его судьба - эта грязная
возня раз в несколько лет? Настоящая любовь - ее трудно
было даже представить. Все партийные женщины па один
манер. Целомудрие присуще им в той же мере, что и предан
ность Партии. Природные чувства вытравили из них с ранних
лет тщательно продуманвой воспитательпой системой, игра
ми и обливаниями холодной водой, глупостями, которыми их
пичкают в школе, в организациях Сыщиков и Молодежной
Лптисексуальной Лиге, лекциями, парадами, песнями, ло
зунгами и военной музыкой. Разум говорил ему, что должны
fiыть исключения, но сердце уже не верило. Все они пепоi<О
лебимы, чего и добивается Партия. А ему хотелось хотя бы
раз в жизни даже не быть любимым - разрушить 3ТУ стену
добродетели. Полноценный половой акт- бунт. Желание
преступпое мышление. Даже если бы ему удалось разбудить
женщипу в Кэтрин, это было бы что-то вроде совращения,
хотя она и считалась его женой.
Но надо было дописать до конца, и он написал:
55
Л прибавил оиtя е лампе. Когда л увидел ее при яр"о~t
свете ...
После темпоты мерцающий огопек керосиновой лампы
казался очень ярким. Наконец-то он как следует рассмотрел
женщину. Он шагнул к ней и остановился. Его переполняли
желание и ужас. Он очень болезненно осознал, чем рискует,
придя сюда. Вполне возможно, что патрули арестуют его,
когда он будет уходить. Может быть, они ждут за дверью.
Арестуют, даже если он не сделает того, для чего пришел! ..
Надо дописать до конца. Надо признаться во всем. При
свете лампы он вдруг увидел, что женщина очень стара. Пуд
ра лежала на ее лице таким толстым слоем, что казалось, вот
вые ругательства.
56
n переулке, услышал гул сотен голосов, женских голосов. Это
fiыл грозный крик отчаяния и гнева - низкое, громкос <<0-о
о-о-о! >> гудеЛо и нарастало, как удары колокола. У него под
н рыгнуло сердце. Началось, подумал он. Бунт! Пролы восста
JIИ наконец! Он посnешил вперед и увидел толпу из двух
t·от- трехсот женщип у прилавков уличного рынка. Они
напоминали обреченных пассажиров тонущего корабля - тю<
трагичны были их лица. Как раз в этот момент общее отчая
ние разбилось на сотни перепалок. Оказалось, на одном из
нрилавков продавали жестяные кастрюли. Непрочные, нику
да не годные, но ведь посуды нигде не достать. И вдруг они
1юнчились. Те, кому повезло, протискивались сквозь толnу
со своими кастрюлями. Их толкали и шпыняли. Остальные
шумно галдели у прилавка, кричали, что товар припрятали ...
Новый взрыв криков. Две обрюзгшие бабЫ, у одной из кото
рых растрепались волосы, вцепились в кастрюлю и тянули ее
11 разные стороны, не жалея сил, пока не отлетеJiа ручка.
Уинстон с отвращением наблюдал за ними. И все же пусть
ненадолго, но какой угрожающий рев исторгали зти три сот
ни глоток! Почему они никогда не кричат так, когда дейст
uительно стоит кричать?
Он писал:
Л о,;,а они не начпуr .мыслить, они не восстанут, по no,;,a
опи не воестапут - они не начнут .мыслить.
57
и, конечно же, азартные игрьr - вот круг их интересов. Среди
них всегда крутились агенты Полиции Мысли, которые рас
пространяли ложные слухи, выискивали и убирали тех не
многих, кого считали потенциально опасными. Пролам ни
когда не пытались навязать идеологию Партии - считалось
вежелательным развивать их политическое мышление. От
пролов требовался лишь примитивный патриотизм. R пему
и призывали, tюгда следовало увеличить продолжительность
рабочего дня или снизить нормы выдачи продуктов. И даже
когда пролы проявляли недовольство, а они время от времени
ero проявляли, это ни к чему не приводило, потому что у
58
Сагачей <1хапиталисrы.11. Это были жирные уроды со элы.мп
.щца.ми, ~еах вы .можете увидеть па xapтиnl'te на следующей
странице. Вы видите, что хапиталист одет в длинпополый
•tерпый пиджаl't, хоторый навывался (1фрах», и в с.мешпую
tiлестящую шапху, по форме похожую на печпую трубу,- muz
ttааывалась (щилиндр». Тахой была форма l'tаnиталистов, и
tшl'to.мy больше не разрешалось носить ее. Капиталистам при
иадлежало все па аемле, и все, хроме пих, были рабами. И.н
nринадлежала вся ве.мля, все дома, ааводы и все депьги.
/~'ели l'tто-пибудь не подчинялея капиталистам, они .моглu
Сросить его в тюрьму или лишить работы и уморить голод
ttой смертью. Если простой человех заговаривал с капитали
стом, он должен был кланяться, спимать шапку и говорить :
~~сэр;>. Самый главный капиталист назывался 1'tороле.м. И ...
59
люди в дырявых ботинках ходят по улицам, живут в ветхих
домах, построенных в девятнадцатом веке, в домах, пропах
ших капустой и протекающими уборными. Он представил
себе Ловдон-огромный разрушенвый город, целое море му
сорных ящиков, и почему-то вспомнилась мнесие Парсове ~
морщинистая, всклокоченная, беспомощно стоящая у заму
соренвой трубы.
Уинстон снова нагнулся и почесал лодыжку. Днем и во
чью монитор забивает уши цифрами, доказывая, что сегодня
люди лучше питаются, лучше одеваются, лучше отдыхают,
живут в лучших домах и значительно дольше, работают мень
ше, что они стали выше ростом, здоровее, сильнее, счастли
вей, умнее, образованней, чем пятьдесят лет назад. Ничего
тут нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Партия утверждает,
к примеру, что сегодня сорок процентов взрослых пролов уме
ет читать и писать, тогда как до Революции грамотных среди
них было всего лишь пятнадцать процентов. Партия утверж
дает, что детская смертность составляет теперь лишь сто
вит под сомнение. Кто его знает, может, и не было такого за
кона, как право первой ночи, вполне могло не быть и такого
существа, как капиталист, или такого головного убора, как
цилиндр.
60
преступлепилх. Дольше других оставались в живых Джонс,
Аронсон и Рузерфорд. Арестовали их где-то в 1965 году. Как
nто часто бывало, они исчезли на год или полтора, и никто не
nнал, живы они или пет. Затем они полвились из небытил,
чтобы, как и все остальные, облить себя грязью. Они призна
Jшсь, что шпионили в пользу противника (противником в то
время, как и теперь, была Евразия), признались, что винов
ны в растратах государственных средств, убийстве рлда вид
ных членов Партии, что плели заговоры против Большого
Брата, причем еще задолго до Революции, признались в актах
саботажа, принесших смерть сотням тысяч людей. После то
го как они во всем сознались, их простили, восстановили в
Партии и назначили на вроде бы очень важные посты, Iюто
рые, впрочем, были лишь синекурой. Все трое выступили с
пространными униженными статьями в <<Тайме>>, в которых
они анализировали причины, приведшие их к предательству,
обещали исправиться.
Вскоре после их освобождения Уипстон случайно увидел
ncex троих в кафе «Под каштаном>>. Он наблюдал за ними ук
радкой, с ужасом и восторгом. Все они были гораздо старше
его, обломки древнего мира, едва ли не последние выдающие
ел представители героического прошлого Партии. Романтичс
СIШЙ ореол подпольной борьбы и гражданской войны еще не
совсем покинул их. Ему казалось, хотя уже в то время факты
и даты расплывались в тумане, что он знал их имена за MIIo-
гo лет до того, как узнал имя Большого Брата. И в то же вре
мя они были врагами, неприкасаемыми, были вне закона, бы
ли обречены на уничтожение через год или два, и сомневать
ся в этом никак не приходилось. Еще ни одному человеi(у,
попавшему в руки Полиции Мысли, не удавалось избежать
такого конца. Они были трупами, которые лишь ждали своей
очереди отправиться в могилу.
61
безнадежные попытки вервуты.~л в прошлое. Рузерфорд был
очень векрасив - копна вемытых седых волос, мешковатое,
изборожденное морщинами лицо, толстые, негроидные губы :
Наверное, ногда-то ов обладал ведюжинвой физической силой;
а теперь все его тело обвисло, согнулось, разрушалось со всех'
сторон. Он крошился и осыпался, как гора, у вас на глазах.
Было пятнадцать часов. Тихое, безлюдное время. Уинстон
уже не мог припомнить, как он оказался в кафе в этот час.
Посетителей практически ве было. Из мониторов доносилась
отрывистая музына. Эти трое сидели в своем углу неподвиж
но, молча. Они ничего не заказывали, официант сам прино
сил новые порции джина. Рядом стоял столик с шахматной
доеной, на которой были расставлены фигурки. Но игра так
и не началась. А потом что-то случилось с мониторами. И про
должалось это полминуты, вв более. Мелодия, строй музьши
изменились. В мотив вплелась ... нет, это трудно описать. Это
была ви па что не похожая, надтреснутая, неприятная, глум
ливая нота- Уинстон вазвал ее трусливой нотой. Голос в
мониторе запел:
62
А ведь па обоих процессах все трое призпались, что имев-
110 в этот день они находились в Евразии. Они вылетели с
народрома в Нанаде в Сибирь на встречу с nредставителями
I'снеральвого Штаба Евразии. Они выдали на этой встрече
ннжнейшие военные сведения. Уинстон хорошо запомнил да
ту, это был день летнего солнцестояния. Впрочем, процесс
111ироко освещался прессой, и это ветрудно сверить. Странное
(',овпадевие дат объяснить :можно было толы<о одним: при
анавия на процессах были ложью.
1\овечво, это не открытие. Уже тогда Уивстов не думал,
что люди, погибавшие в чистках, действительно совершали
те преступления, в которых их обвиняли. Но здесь имелось
нопкретное вещественное доказательство - осколок отмевен
Jюrо прошлого, окаменелая кость, пайденная не в том пласте
11 опрокидывающая всю геологическую теорию. Этого доказа
тоJiьства было достаточно, чтобы разнести Партию на куски,
осли бы, конечно, удалось сообщить миру об этом открытии и
разъяснить его значение.
63
родину агентам Востааии. Кроме того, с тех пор против них
nыдвинули совсем другие обвинения. Два, три новых дока
зательства вины- он не помнил, с:коль:ко точно. Наверняка
их признания уже много раз переписывали, и теперь перво
64
ое главное, самое существенное требование. Ему стало с-r:раш
но, когда он подумал, каная чудовищная сила противостоит
З'д. Opy&nn
•Если есть надежда,- записал он в дневнине,- то она n
пролах~. Слова эти постоянно возвращались н нему нан ут
верждение какой-то мистической правды и вместе с тем оче
видной глупости. Он оказался в трущобном районе, застроен
лом коричневатыми, маловыразительными домами. Они тя
нулись к северу и востоку от того места, где когда-то нахо
67
два года. Все точно записано. И я говорю тебе, что ви одип
номер, ковчающийся на семерку ...
- Нет, семерка выигрывала! И я могу сказать тебе, черт
побери, номер. Ов ковчается ва четыре и семь. И было это
в феврале, во второй веделе февраля.
- Бабушку твою в феврале! "У меня все это записано
черным по белому. И я говорю тебе, ни один номер ...
- Заткнитесь панонецl- сказал третий мужчина.
Они спорили о лотерее. Пройдя метров тридцать, Уинстоп
обернулся. Они продолжали яростно спорить. Пролы проя в
ляли самый серьезвый интерес к лотерее и громадным еже
недельным выигрышам. Вполне возможно, что для миллионов
пролов именно лотерея была главным, едва ли не единствен
ным оправданием существования. Лотерея была их радостью,
безумием, Лекарством, стимулятором уметвенвой активности .
В лотерее даже малограмотные обнаруживали способности к
сложным вычислениям и изумительную память. Целый клан ,
например, жил тем, что продавал системы разгадок, прогно
зы и амулеты, помогавшие выиграть. "Уинстов не имел ника
кого отношения к организации лотереи, этим занималось Ми
нистерство Изобилия, во он знал (в общем-то все члены Пар
тии знали), что большинство выигрышей- миф. Выплачива
ли лишь небольшве суммы, крупные выигрыши доставались
людям несуществующим. Устроить это не так уж трудно, так
rшк между различными частями Океании ве было устойчивой
связи.
68
думал, что старику по меньшей мере лет восемьдесят и во вре
мя Революции он уже был зрелым: человеком. Этот старик и
ш·о немногочисленвые ровесники - последнее связующее
<Jueвo между сегодняшним днем и исчезнувшим миром капи
69
- А я хочу пииту,- настаивал старик.- Тебе ве удастел
так легко отделаться от меня. Когда я был :молодым:, не было
этих чертовых литров.
пивной.
- Пиво было лучше,- сказал он наконец.- И дешевле!
:Когда я был молодым человеком, легкое пиво - мы вазывали
его встряской- стоило четыре певса за пииту. Но это было;
конечно, до войны.
- О какой войне вы говорите?- спросил Уивстон.
- О всех,- неопределенно сказал старик. Он подвял
свою нружну, и плечи его опять распря:мились.- /Келаю вам
самогонрепкого здоровья!
:Кадык на его худом горле быстро двигался вверх и вниз,
и пиво быстро исчезло в его животе. Уинстов сходил к стойке
70
11 припес еще две пол-литровые стенляпвые нружни. Старин,
но-видимому, забыл о своем предубеждении относительно це
;юго литра.
71
И был там один парень, не помню его имени, но оп был хоро
ший оратор. «Лакеи,- кричал он.- Лакеи буржуазии! При
служники иравящего класса!>> Еще он говорил - паразиты.
И гиены - он точно называл их гиенами. Конечно, оп гово
рил о лейбористах.
У Уинстона было такое чувство, что они говорят па раз
ных языках.
72
сооему правы. Быть может, они абсолютно истинны. Уивстоп
сделал последнюю попытку.
73
приходится принять утверждение Партии, что она улучшила
условия жизни, ведь нет же и никогда уже не будет эталона,
с помощью которого можно все это проверить.
74
/lст больше спроса, да и продавать нечего. Мебель, фарфор,
стекло - все постепенно разбивается. А металлические из-
1\СЛия, естественно, переплавляют. Я уже несколько лет не
видел ни одного бронзового подсвечника.
Маленький магазинчик был вроде бы завален вещами, но
среди них не было практически ничего ценного. Ступить было
11скуда, потому что у всех стен стояли бесчисленные пыльные
рамы от картин. В витрине- лотки с гайками и болтами,
ааэубренными стамесками, перочинными ножами со сломан
ными лезвиями, тусклыми часами, которые даже не притво
75
не мог не компрометировать себя. Все старинные, а потому
все краеввые вещи были отчасти под подозрением. Получив
свои четыре доллара, хозяин заметно повеселел, Увнстон по
нял, что он отдал бы коралл за три или да)Ке два.
- Наверху есть еще комната, не хотите ли взглянуть? -
предложил старик.- Там, правда, немного вещей- так, кое
что. Надо взять лампу, если мы пойдем наверх.
Он зажег еще один светильник и, сгорбившись, медленно
пошел впереди Уинстова вверх по лестнице с крутыми сби
тыми ступеньками и по узкому маленькому коридорчику.
рили, что оно построено после Революции, а все, что явно бы
ло более древним, относили :к векоему туманному периоду
средних веков. Считалось, что век капитализма не совдал ни
чего цепного. По памятникам архитектуры нельзя было взу·
чить историю, кан нельзя было изучить ее по книгам. Памят-
77
ники, надписи, мемориальные камни, названия улиц- все,
что могло рассказать о прошлом, систематически меняли.
добное.
- Она пазывалась церковь Святого Мартива в Полях,
добавил старик.- Хотя я ве помню, чтобы там были накие
нибудь поля.
Уивстон гравюру ве нупил. Это была бы еще одна пеуме
стная понупка, нак и стекляиное пресс-папье. R тому же ее
нельзя было увести домой, ве вынув из рамы. Но он задер
жался около нее еще па веснолько минут, разговаривая со
78
Оп распрощался с мистером Чаррингтоном и спустился
но лестнице один, чтобы тот не видел, как он оглядывает
улицу, прежде чем выйти из дверей. Уинстон уже решил, что
носле соответствующего интервала, скажем через месяц, он
80
щуюсл борьбу с голодом, или холодом, или бессоввицеii, или
fiольвым желудком, или мучающим зубом .
Он открыл дневник. Надо было что-то записать. Женщина
на экране монитора начала новую песню. Ее голос, казалось,
tшивалсл в мозг, как острые осколки стекла. Он старалел ду
мать об О'Брайеве, для кого и кому оп писал свой дневник,
но вместо этого стал думать о том:, что с ним случится, когда
82
плоский предмет. Не могло быть и речи о том, что она сдела
Jiа это случайно. Открывая дверь в туалет, он переложил за
l'адочный предмет в карман и ощупал его пальцами. Это был
сложенный листок бумаги.
Пока он стоял у писсуара, ему удалось развернуть листОI(
11 кармане. Конечно , это была записка. У него мелькнула
мысль зайти в кабинку и немедленно прочесть послание. Но
он хорошо звал, что это страшная глупость. Уж где-где, а в
ltабинках мониторы были под постоянным контролем.
Он вернулся к себе, сел к столу, небрежно положил ли
сток к остальным бумагам, надел очки и придвинул :к себе
диктограф. <<Пять минут,- приказал он себе,- самое мень
шее- пять минут!>> Сердце громко стучало в груди. R сча
стью, работа, :которой он занимался,- переделка длинного
перечия цифр - не требовала большого внимания.
83
Оп был так ошеломлен, что не сразу догадался выбросить
эту опасную записку в дыру памяти. А когда наконец сооб
разил, то не удержался и перечел послание еще раз, чтобы
убедиться, что слова на ней действительно написаны, хотя
прекрасно ;шал, что опасно проявлять повышенный интерес
к чему бы то ни было.
Оставшуюся часть утра было очень трудно сосредоточить
ся, еще труднее- скрывать от монитора свое волнение. Ка
залось, огонь сжигает все его внутренности. Обед в душной,
переполиенной людьми, шумной столовой был просто пыткой.
Он надеялся, что ему удастся побыть одному в обедеввый пе
рерыв, но не повезло, и аа его столик уселся этот идиот Пар'
сопс. Резкий запах его пота почти заглушил металлический
вкус жаркого. Парсоне без конца болтал о приготовлениях к
Неделе Ненависти. С особым восторгом оп рассказывал, как
отряд Сыщиков, в котором состоит его дочь, делает на папье
маше двухметровую голову Большого Брата. Уинстова боль
ше всего раздражало, что иа-аа шума он почти не слышал
слов Парсовса, ему приходилось переспрашивать, и Парсопс
все время повторял дурацкие подробности. Только один раз
Уинстоп перехватил взгляд девушки с темными волосами,
которая сидела за столом в дальнем конце зала вместе с дву
мя подругами. Казалось, она не замечает его, и оп перестал
смотреть в ее сторону.
84
Надо было решить, :как устроить встречу с девушкой.
Мысль о том, что она расставляет ему ловушку, он отбросил.
Uн убедился, что это не так: слишком волновалась она, пе.,
редавая записку, неподдельный страх читалея на ее лице.
Он даже не подумал, что можно отклонить ее предложение.
Псего лишь пять ночей назад он собирался размозжить ей го
Jюву булыжнином, но теперь ~то не имеJю значения. Уинстон
думал о ее обнаженном юном теле, которое видел во сне.
Л он-то вообразил, что она такая же дура, как все остальные,
с головой, заполненной ложью и ненавистью, холодная, как
лед. Его бросило в жар, когда он подумал, что может потерять
ее и белое моJюдое тело ускользнет от него! Больше всего оп
боялся, как бы она не передумала, если ему не удастся быст
ро установить с ней контакт. А встретиться действительно
сложно. Так же, как сделать ход в шахматной партии, когда
вам грозит мат. Куда ни повервись- всюду мониторы. Все
возможные варианты встречи пришли ему в голову буквально
•1ерез пять минут после прочтения записки, теперь же, когда
85
свистка, когда он уже выходил из зала. Очевидно, ее перевели
в другую смену. Они прошли мимо, даже не взглянув друг па
друга. Еще через день она пришла в столовую в обычное
время, во сидела под самым монитором в компании трех по
86
но па том же месте и опять одна. Б очереди перед ним стоял
1rохожий на жуна человек, маленький, юркий, с плоским ли
цом и настороженными глазками. Когда Уинстон со своим
11односом отошел от раздачи, он увидел, что коротышка идет
88
ди в потрепанной зеленоватой форме. Их грустные монголь
ские лица безучастно выглядывали из-за бортов грузовиков.
Время от времени, когда машину подбрасывало, слышалось
звяканье металла - все военнопленные были закованы в
ножные кандалы. Груаовики, полные грустных лиц, один за
другим проплывали мимо. Уинстон видел и не видел их. Пле
чом и рукой девушка прижималась к нему, а щека была так
близко, что оп ощущал ее тепло. Как и в столовой, она все
взяла в свои руни. Она заговорила невыразительным голосом,
как и тогда, губы ее едва двигались, тихий шепот тонул в
шуме голосов и реве машин.
Вы меня слышите?
Да.
Вы свободны в воскресенье во второй половиве дня?
Да.
Тогда слушайте внимательно. Все это надо запомпить.
Доберитесь до Паддинrтовского вонзала ...
Она с такой военной точностью изложила маршрут (пол
часа па поезде, выйти со станции и повернуть налево, два ки
лометра по дороге, ворота без верхпей перекладивы, тропив
на через поле, проселон, заросший травой, узкая тропка в
нустах, сухое дерево, поросшее мхом), словно в голове у нее
была карта ...
Вы все запомнили? - прошептала она наконец.
-Да.
- Налево, направо, опять налево. И на воротах нет верх-
вей перекладины.
- Да. Во сколько?
- Примерно в пятнадцать. Возможно, вам придется по-
дождать. Н приду туда по другой дороге. Вы уверены, что все
запомнили?
-Да.
- Тогда уходите от меня быстрее.
Этого можно было и не говорить. Им не сразу удалось
выбраться из толпы. Грузовики все шли и шли, а парод все не
мог наглядеться. Вначале были и улюлюканье, и свист, по
свистели и улюлюкали лишь члены Партии. Потом и они за
молчали. Толпой владело в освовном любопытство - ипост
равцы из Евразии или Воетазии были чеи-то вроде экзотиче
ских зверей. Их видели только плепенвЪIИИ, да и то лишь
короткие мгновения. Никто не знал, что с ними делают даль
ше. Кроме тех немногих, кого вешали как военных преступ
пиков, все остальвые куда-то исчезали,- вероятно, они рабо
тали в лагерях. Круглые монгольские лица сменили лица бо
лее европейского типа, но такие же грязные, заросшие, утом-
90
JJcuныe. Глаза поверх вебрвтых снул порой всматрввались в
Уинстона, во через мгновение исчезали. Колонна .машин за
юшчивалась. В за.мынающем грузоввне Уинстон разгJiядел
1южилого человена с густыми седыми волосами. Он стоял на
ногах со снрещенными впереди рунами, нан будто привык,
'ITO руки ему связывают. Уинстону и девушке пора было рас
ставаться. Но в последний момент, пока толпа все еще онру
шала их, ее руна нашла его руну и сжала на прощание.
92
- Я не хотела говорить по дороге,- сназала девушна,
из-эа минрофонов. Может быть, их и пет, по все же ... Не ис
ключено, что :кто-нибудь из этих свиней распознает твой го
лос. А здесь мы в безопасности.
У него все еще не хватало смелости подойти н ней.
- В безопасности? - повторил ов самым глупейшим об
разом.
рлясь.
94
- Где ты это достала?- спросил Уинстоп.
- На черном рынке,- спокойно ответила она.- Ты прав.
С виду я такая, как ты меня представлял. Я первая в играх.
В организации Сыщиков я была командиром отряда. Три ве
чера в неделю добровольно работаю в Молодежной Антисек
суальной Лиге. А сколько часов я потратила, расклеивая их
дерьмовые плакаты по всему Лондону! На всех демопстра-
1\ИЯХ я обязательно тащу с кем-нибудь транспарант. Я всегда
выгляжу веселой и никогда ни от чего не уклоняюсь. Я счи
таю, надо всегда кричать вместе с толпой,- только так можно
чувствовать себя в безопасности.
Первый кусочек шоколада растаял на языке Уинстона.
П1(ус был превосходный. А давнее воспоминание все крути
Jюсь у него в голове. Оно не давало покоя, по никак не при
нимало определенной формы, как что-то увиденвое краем
J'Jiaзa. Он отогнал его от себя, отбросил прочь как нечто такое,
что хотелось забыть.
- Ты так молода,- сказал оп.- Лет на десять-пятнад
цать моложе меня. Что могло тебя привлечь во мне?
- Твое лицо. Я решила попробовать. Я хорошо угадываю
людей, которые откололисъ от системы. Как только увидела
тебя, я поняла - ты против них.
Под словом них Джулия, как оказалось, подразумевала
Партию, и прежде всего Внутреннюю Партию, о которой она
говорила с такой неприкрытой ирезрительпой ненавистью,
•1то Уинстону становилось не по себе, хотя оп и ;шал, что здесь
они в безопасности, если вообще где-нибудь можно быть в
безопасности. Его поразил ее грубый язык. Членам Партии
не полагалось ругаться пецензурными словами, сам Уинстоп
очень редко матерился, во вся1юм случае вслух. Джулия же
не могла говорить о Партии, не употребляя слов, которые пи
шут мелом па заборах в глухих переулках. И Уинстону это
нравилось. В этом проявлялось ее бунтующее сознание, ее
внутренний мятеж против Партии и всей партийной полити
JШ, поэтому ругань казалась естественпой и здоровой, как
фырканье лошади, нюхающей гнилое сено.
Они поднялись и снова побрели сквозь пятна света и тени.
'Гам, где тропинка была пошире, шли рядом, обняв друг дру
l'а. Без шарфа талия девушки стала нежнее. Говорили они
только шепотом. В лесу лучше не шуметь, предупредила
Джулия. Вскоре они вышли на опушку леса, и она останови
JJа его:
95
Они стояли в орешнике, в тени. Горячее солнце nробива
лось ск.возь густую листву и падало на их лица. Уинстов
взглянул на луг за опушкой леса и вдруг, так странно, так
замедленно, узнал это место. Все это оп уже видел. Старый,
выщипанвый луг, по лугу петляла тропинка, между малень
кими холмиками земли, вырытой кротами. За полуразрушен
ной изгородью на другой стороне луга ветви вяза едва замет
но качались от легкого ветра, и их густая листва тихо-тихо
шевелилась, как женские волосы. Конечно, где-то поблизости
должен быть ручей с плотвой в зеленых заводях.
- Здесь где-то рядом протекает ручей? - прошептал он.
- Да, ручей есть. Недалеко отсюда. Там водится рыба.
Такие большие рыбины. Они лежат па дне заводей, под ива
ми, и шевелят хвостами.
Золотая Страна?
Да нет. Это я просто ... Так я называю место, которое
часто мне снится.
s
- Мы можем приехать сюда еще раз,- сказала Джу·
лия.-1\ак правило, можно пользоваться любым укрытием не
больше двух раз. Но, конечно, через :месяц-другой.
1\ак только она проснулась, ее поведение изменилось. Она
деловито оделась, обмотала вокруг талии свой алый шарф и
озабоченно прйвялась обговаривать возвращение домой. Уии-:
стову казалось естественным, что этим занимается она, а не
98
()П. Лево, что она практичвее Уипстопа и, нроие того, по бес
численным турпоходам отлично знала онрестности Лондон.а.
Опа уназала Уипстопу совсем другой маршрут, не тот, ното
рым он добирался из Лондона, даже железнодорожная стан
ция была па этот раз другая. <<Ниrюгда не возвращайся тем
ще путем, Iюторым пришел»,- сформулировала она это важ
ное правило. Джулия должна была уйти первой, Уинстои -
•1ерез полчаса.
99
иеста и расходились в развые стороны, чтобы ватем продол~
жаться без всяких предисловий на следующий день. Джулил
отлично владела искусством такой беседы, шутя называла
это «разговор в рассрочку». Она на удивление хорошо умела
говорить, не двигал при этом губами. И только раз за месяц
вечерних встре11 им удалось поцеловатьсл. Они молча шли по
переул:ку ,(Джулил никогда не говорила в переулках, только
на шумных больших улицах), когда раздался оглушительвый
грохот, земля по:качвулась, небо потемнело, и Уивстон вне
запно оказался лежащим на боку, оглушенный и по:крытый
ссадинами. Должно быть, ракетвал бомба упала где-то совсем
рядом. Неожиданно он увидел лицо Джулии бу1шально в не
скольких сантиметрах от себя, смертельно бледное, белое :как
мел. Даже губы были белые. Она была мертва! Он прижал ее
:к себе и вдруг обнаружил, что целует живое, теплое лицо.
Но на губах был какой-то порошо:к. Оказалось, их лица запо
рошила известка.
100
мстом. Ови сидели па пыльном, замусоренном полу и uе
r,f\олько часов подряд не могли наговориться. Лишь время от
нремени один из них поднимался, подходил к _бойницам и вы
I'Jiядывал наружу, чтобы убедиться, что никто не приближа
отся к колокольне.
Джулии было двадцать шесть. Она жила в общежитии, с
тридцатью другими девушками («Вечно этот женский запах!
О как я невавижу женщин!»- заметила она мимоходом), а
работала, как он правильно угадал, в Художественном Отде
JJе, на машинах, сочиняющих романы. Работа ей очень ира
вилась, а заключалась она в обслужИвании мощного, во нап
ризлого элентромотора . <<Я звезд с неба не хватаю,- сказала
Джулия,- во люблю работать руками и люблю машины».
Она знала весь процесс изготовления романа - от общей ди
рентивы, данвой Плановым Комитетом, до окончательпой
отделки, осуществляемой Группой Переписни. Но ее ничуть
пе интересовал конечный продукт. «Я не очень люблю чи
таты>,- призналась она. Книги, по ее мнению, просто товар,
1юторый надо производить, как джем или шнурки для бо
тинок.
t01
Rorдa не вюпочали в Группу Перепис:ки. Никаких nитератур
вых способностей, :мой милый, даже этого не дано.
Уивстои с удивлением узнал, что, за исключением началь
ников групп, в Порпосеке работают только девушки. Счита
лось, что сексуальные инстинкты у мужчии труднее контро
лировать, чем у женщин, и есть опасность, что работа в Пор
носеке развратит их.
соба:ки?
Они никогда не говорили о возможной женитьбе. Это бы
ло настолько безнадежно, что и говорить не стоило. Нельзя
было представить себе, что комитет одобрит такой брак, даже
если от жены Уинстова, Кэтрин, удастся каким-нибудь обра
зом избавиться. Все это совершенно ис1шючено, нет смысла
даже мечтать об этом.
Какая она, твоя жена?- спросила Джулия.
- Она была... Ты знаешь выражение на новоязе добро-
102
думпый? Это значит благопадеяшый от природы, неспособ
ный на дурные .мысли.
- Нет, такого выражения л не встречала, по л хорошо
;шаю этот тип людей.
Он стал рассказывать ей о своей женитьбе, по, нак пи
странно, она многое уже знала. Она описала, как каменело
от его прикоспоnений тело Кэтрин и как Н.этрин удавалось
обнимать его, одновременно отталкивая. Казалось, она виде
ла или испытывала все это сама. Ему легко было говорить с
Джулией о таких вещах. Тем более что Кэтрин давно уже
была не болью, а брезгливым воспоминанием.
- Но я бы вытерпел и это, если б'ы не одна вещь,- с:ка
аал он.
t03
· в экстаз по поводу Большого Брата, Трехлетних Плавов,
Двухминуток Ненависти и всей их прочей дерьмовой чуши?
Так оно и есть, думал Уивстон. Вот она, глубинная связь
между воздержанием и политической благонадежностью.
Партии надо загнать могучий инстинкт в бутылку и испол~r
зовать его как источник энергии. Иначе Kai< еще может опа
поддерживать на должном уровне столь необходимые ей в
членах Партии страх, ненависть и безрассудную преданность?
Половой инстинкт опасен для Партии, и она это учла. Такой
же трюк овс проделали с родительским инстинктом. Отме
Iштъ семью невозможно, поэтому людей побуждали любить
своих детей почти так же, как и прежде. С другой стороны,
детей все время науськивали на родителей и учили шпионить
и доносить на них. Фактически семья превратилась в филиал
Полиции Мысли. В результате каждого можно было все два
дцать четыре часа в сутки держать под Jюнтролем отлично
104
страховать. И в эту минуту вдруг сообразил, что они совсем
одни. Вокруг ни души, листья не шевелилисъ, не слышно
птиц. В таком месте вряд ли есть микрофон, во даже если он
и спрятав где-нибудь, то воспринимает лишь звуки. Шел са
мый жаркий, самый соввый час двл. Над ними сверi{ало
солнце, пот катился по его лицу. И ему пришла в голову
мысль ...
- Что же ты не дал ей хорошего пивка?- спросила Джу
JIИл.- Я бы обязательно спихнула ее.
- Да, дорогая, ты бы спихнула. И л бы тоже, будь л та-
ним, как теперь. Впрочем, не знаю, может быть ...
- Ты жалеешь, что не спихнул?
- Да. В общем и целом жалею.
Они сидели бок о бок на пыльном полу. Оп притянул ~'>6
J{себе. Голова ее лежала у него па плече. Желанвый запах
се волос персбивал запах голубиного помета. «Она так моло
да,- подумал он,- она все еще ждет чего-то от жизни, она
не понимает, что сбросить со сиалы неудобиого человена
можно, но это ничего не меняет>>.
105
или со скелетом? Разве тебе не нравится быть живым? Разве
тебе не нравится ощущать: это- я, это- моя рука, это
моя нога, я существую, я - плоть, я - живой! Разве тебе не
нравится вот это?
Она поверпулась и прижалась к нему. Он чувствовал под
комбинезоном ее груди, зрелые и упругие . Ее тело словно пе
реливало в него часть своей молодости и силы.
- Да, это мне нравится,- сказал он.
- А раз так, прекрати разговоры о смерти. И слушай,
милый, нам надо обговорить, где мы встретимся в следую
щий раз: Можно опять поехать на паше местечко в лес. Мы
уже достаточно переждали. Но в этот раз тебе придется по
ехать другим маршрутом. Я все спланировала. Ты поедешь
па поезде, впрочем, смотри, я тебе нарисую.
Она деловито разроввяла пыль и прутиком из голубиного
гнезда стала чертить на полу плав.
110
иногда :в такой кровати, а Джулия - никогда, во всяком слу
чае, она не помнила.
Вскоре их сморил короткий сов. Rогда Уинстон проснул
ся, стрелки часов подбирались к девяти. Он лежал не шеве
лясь, потому что голова Джулии покоилась у него на руке.
Почти вся косметика перекочевала на его лицо и ва валик,
но даже остатки румян все равно красиво оттеняли ев скулы.
Золотой луч заходящего солнца освещал кровать и камин, где
нинела вода в кастрюле. Внизу, во дворе, женщина больше
не пела, но с улицы по-прежнему доносились крики играю
112
в переборку под картиной.- Что это за место? Я где-то его
видела.
нз
Сайм исчез. Однажды утром он не вьппел на работу, и все.
Несколько неосторожных людей заметили это. Но на следую
щий день никто уже не вспоминал о Сайме. На третий день
Уинстон спустился в вестибюль Исторического Отдела взгля
нуть на доску объявлений. В одном ив объявлений был спи
сок членов Шахматного Комитета. Сайм состоял в этом Ко
митете. Список почти не отличался от того, каким он был
раньше, ничего не было зачеркнуто, во он стал на одну фами
лию короче. И этого было довольно. Сай:ма больше не оущест
вовало - его не существовало никогда.
Стояла жаркая погода. В лабиринте Министерства, в ком
натах без оков, кондиционер поддерживал нормальную тем
пературу, во на улице асфальтовые тротуары обжигали ноги,
а вонь в метро в часы «ПИЮ> была нестерпимой. Подготовка
к Неделе Ненависти шла поJIВым ходом, и сотрудники всех
Министерств работали сверхурочно. Надо было организовать
манифестации, :митинги, военные парады, лекции, выставки
восковых фигур, кинофестивали, программы монитора. Надо
было сколотить трибуны, парисовать портреты, сформулиро
вать лозунги, написать песни, распространить слухи, подде
лать фотографии. Бригада Художественного Отдела, в кото
рой работала Джулия, была переброшена с романов на произ
водство памфлетов о жестокостях противника. Уинстон в
дополнение к своей основной работе тратил ежедневно много
часов па просмотр старых подшивок «Тайме». Он подбирал,
менял и подгонял факты, которые понадобятся для цитиро
вания в различных речах во время Недели Ненависти. Позд
ними вечерами, когда шумные толпы прщюв заполняли ули
Н4
ле Ненависти. Они шили знамена, рисовали плакаты, укреп
ляли флагштоки на крышах и, рискуя жизнью, натягивали
проволоку через улицу для подвешивания вымпелов. Парсове
хвастался, что только на флаги и травепаранты для Дома
Победы пошло четыреста метров материи. Он попал в свою
стихию и был счастлив, как жаворонок. Под предлогом жары
и физической работы он опять стал щеголять по вечерам в
шортах и рубашке с короткими рукавами. Парсове сновал по
всюду - что-то толкал, что-то тянул, пилил, приколачивал,
импровизировал, пытался развеселить всех и каждого, друже
ски подбадривал, и все поры его тела, казалось, источали не
скончаемые запахи острого, едкого пота.
В~
ясъ потом, проваливались в сов. Увы, просвувшись, они об
наруживали, что клопы, собрав подкреnление, вновь готовят
ся к контратаке.
Четыре, nять, шесть или семь свиданий было у них в ию
не. Уивстов перестал пить джин в любое время дня -его
больше не тянуло. Он nоnолнел, варикозная язва nочти ва
рубцевалась, остался лишь коричневый шрамик на щиколот
ке, приступы кашля по утрам больше не мучили его. Жизнь
уже не казалась невыносимой, его уже не nодмывало, как
раньше, скорчить рожу монитору или громко выругаться.
Теперь, когда у них nоявилось надежное nристанище, почти
дом, редкие и недолгие встречи не казались таким уж труд
ным исnытанием. Главное, есть комната над лавкой старьев
щика. Знать, что она все еще существует, было nочти то же,
что находиться в вей. Комната стала их миром, заповедни
ком прошлого, где сохранились вымершие животные. И мис
тер Чаррингтон, думал Уивстон, тоже вымершее животное.
Обычно по дороге наверх он останавливался, чтобы nоболтать
с ним пару минут. Казалось, что старик очень редко выходит
на улицу, а может, и вовсе не выходит. Практически nокуnа
тели к нему не заглядывали. Он жил как nризрак, nроводя
время то в маленькой темной лавке, то в еще более малень
кой кухоньке, где он готовил себе еду и где помимо всего про
чего стоял невероятно древний граммофон с огромной трубой.
Мистер Чаррингтон всегда был рад nоболтать. Он бродил меж
своих никому не нужных вещей, с длинным носом, в очках с
тол;сты:ми стеkлами, с оnущенными плечами, в вельветовом
пиджаке, и напоминал скорее коллекционера, чем nродавца.
116
прижимались друг к другу в отчаянии, подобно грешнику,
tюторый жадно хватает последнюю кроху наслаждения за
пять минут до рокового удара часов. Но иногда им казалось,
что они в безопасиости и это продлится вечно, что с ними не
случится ничего плохого, пока они в этой комнате. Сюда было
трудно и опасно добираться, но сама комната - надежное
убежище. Это было примерно такое же ощущение, которое
испытал Уинстон, когда, разглядывая свое пресс-папье, думал,
что можно войти в тот стеклянный мир и остановить время.
Иногда они грезили, что им будет везти всегда и они смогут
жить этой двойной жизнью до конца своих дней; или умрет
1\этрин, и с помощью различных хитрых уловок Уиистон и
Джулия смогут пожениться; или они вместе покончат с со
бой; или же скроются, изменят внешность, научатся говорить,
как пролы, найдут себе работу на фабрике и проживут остав
шиеся годы где-нибудь !В глухом переулке, где их никогда не
найдут. Но все это было, конечно, несерьезно, и оба это по
нимали. Выхода не было, но им не очень хотелось приводить
n исполнение единственный осуществимый план - самоубий
ство. День за днем, неделю за неделей они раскручивали на
стоящее, у которого нет будущего, потому что их толкал впе
ред непреодолимый инстинкт: ведь жить- это так же есте
ствеuно, как вдыхать легними воздух до тех пор, пока он есть
ua свете.
117
ных. собраниях и стихийных демоветрациях она что было си~
лы кричала и требовала смертной казни для людей, чьих имев
никогда раньше не слышала, в чьи преступлевия нисколько
не верила. Когда шли публичные процессы, она всегда стома
в отрядах Молодежной Лиги, с утра до ночи окружавших
здание суда и скандировавших: «Смерть предателям!>> Во вре
мя Двухминуток Ненависти она громче всех кричала разные
оскорбления в адрес Гольдштейна. И тем не менее у нее было
весьма смутное представление о том, кто такой Гольдштейн и
в чем суть его учения. Она выросла после Революции и не
могла помнить идеологических баталий пятидесятых и шести
десятых годов. Поэтому она не могла даже вообразить, что
может быть независимое политическое движение. Партию
победить невозможно. Партия всегда будет на свете и никог
да не изменится. И восставать против Партии можно лишь
тайным неповиповением, самое большее - путем отдельных
актов террора и саботажа.
В каком-то отношении она была гораздо пропицательнее
'Уипстона и гораздо меньше восприимчива к партийпой про
паганде. Однажды, когда Уипстон походя упомянул войну с
Евразией, Джулия небрежно заметила, крайне удивив его,
что, по ее мнению, никакой войпы не было и пет. А ракетные
бомбы, которые каждый день падают па Лондон, снорее все
го, запускаются по приказу правительства самой Океании,
«чтобы держать людей в страхе». 'Уинстону подобная мысль
никогда не приходила в голову. И он даже позавидовал Джу
лии, когда она призналась, что во время Двухминуток Нена
висти ей стоит больших усилий не расхохотаться. Впрочем,
опа ставила под сомнение учение Партии лишь в тех случаях,
когда оно так или иначе задевало ее интересы. Очень часто
опа была готова поверить официальной мифологии просто по
тому, что разница между правдой и ложью не казалась ей
существенной. Например, она верила, что Партия, как учили
ее в школе, изобрела самолеты. ('Уинстон помнил, что в его
бытность в школе говорилось, что Партия изобрела лишь вер
толеты; через десяток лет, в школьные годы Джулии, стали
уже говорить о самолетах; еще через поколение, подумал
Уипстон, Партии припишут изобретение паровоза.) Но когда
он сназал Джулии, что самолеты были изобретены еще до ero
рождения и задолго до Революции, Джулию это совершенпо
не заинтересовало. В конце концов, Rакая разница, кто изоб
рел самолет? Гораздо больше ero задело, что Джулия совер
шепво не помнила, Rак четыре года назад Океания воевала
против Воетазии и была в мире с Евразией. Войну она счита
ла придуманной, по все-таRи как можно не заметить подмены
118
противника? <<Я думала, мы всегда nоевали с Евразией)),
рассеяпно сказала она. Это немного напугало Уинстона.
13 конце концов, самолеты и.зобрели за много лет до ее рож
нсния, а смена противника n войне произошла всего четыре
l'ода назад, когда она была уже взрослой. Он проспорил с ней
но этому поnоду около четверти часа. С трудом она припом
нила, что вроде бы когда-то врагом действительно была Вост
uзия, а ве Евразия. Но это по-прежнему :казалось ей весу
ществевным. <<Ну и что?- сказала она раздраженно.- Все
время одна паршивая война за другой, и все, что о них гово
рят,- ЛОЖЬ>).
120
Наконец-то это случилось. Вот он, долгожданный знак.
Он ждал его, кажется, всю жизнь.
Уинстон шел по длинному коридору Министерства и при
мерно в том месте, где Джулия сунула ему в руку записку,
почувствовал по грузным шагам за спиной, что кто-то наго
няет его. Человек тихо кашлянул, словно приглашал к раз
говору. Уинстон резко остановился и обернулся. Перед ним
был О'Брайен.
Наконец-то они стояли лицом к лицу, хотя едипственным
желанием Уинстона было пуститься наутек. Сердце гулко
стучало в груди. Он не мог говорить. О'Брайен, не останавли
ваясь, дружески тронул Уинстона за руку, и теперь они шли
рядом. Он заговорил с той особой серьезностыо и учтивостью,
Iюторая отличала его от большинства членов Внутренней
Партии.
- Я давно искал случая поговорить с вами,- начал он.
Позавчера я читал в ~Тайме>> одну из ваших статей на Iюво
язе. У меня впечатление, что вы проявляете к новоязу науч
ный интерес.
Уинстон постепенно приходил в себя.
- Вряд ли можно говорить о научном интересе,- ответил
он.- Я всего лишь любитель и никогда не занимался ново
лзом.
121
цев. Но нecJ<oJJЫ(O спгпалъпых эJ<земпляров уже есть. Одип
из них - мой. Возможно, вам будет интересно взглянуть на
него?
- Да, очень интересно,- ответил Уипстоп, сразу сообра
зив, нуда нлонит О'Брайеп.
- Там есть любопытные вещи, например сонращение чи
сла глаголов. Минуточ1<у, не прислать ли мне вам словарь с
посыльным? Впрочем, я всегда забываю о та1<их вещах. Быть
может, вы зайдете но мне на квартиру за ним? Да? Тогда я
напишу вам мой адрес.
Они стояли напротив монитора. Рассеянным жестом
О'Брайен похлопал себя по карманам, достал !!аписную книж
ку в кожаной облож1<е и ручку с золотым пером. Прямо под
экраном, повернувшись так, что любой, кто наблюдал за ни
ми, мог даже прочесть написанное, О'Брайеп начертал на
листке адрес, вырвал его из книжки и протянул Уивстову.
- Обычно я вечерами дома,- сказал он.- А если меня
не будет, словарь даст слуга.
Он ушел, а Уинстон остался с бумагой в руке, по па это?
раз листок не нужно было прятать. Тем не менее Уинстов
заучил адрес наизусть, а через несколько часов выбросил
листоi{ в дыру памяти вместе с другими венужныии бума
гами.
122
7
123
ждет чего-то, что неминуемо случится. Как и раньше, мать
стряпала, стирала, штопала, стелила постель, мела полы, чис
тила камин - только все очень медленно, без лишних движе
ний, как заводная кукла. Ее большое красивое тело как будто
застыло. Часами она неподвижно сидела на кровати и нянчи
ла сестренку Уинстона- крошечного, болезненно-тихого ре
бенка двух-трех лет, с таким худеньким лицом, что оно сма
хивало па мордочку обезьянки. Изредка она молча обнимала
Уипстопа и надолго прижимала к себе. Несмотря на свою мо
лодость и эгоизм, он понимал ее невысказаввое предчувствие
чего-то вадвигающегося.
124
совсем как обезьянка, прижалась к матери, обхватила ее и
смотрела на Уивстова иа-за материвекого плеча большими
печальными глазами. В конце концов мать отломила три чет
верти плитки и протянула Уинстону, а оставшийсл кусочек
дала сестре. Малышка взяла свою дольку и послушно разгля
дывала ее, наверное даже не зная, что это такое. С минуту
Уинстов стоял и наблюдал аа вей. Затем одним прыжком ов
подлетел к сестре, выхватил из ручонки шоколад и побежал
к дверям. <<Уивстов, Уинстонl- кричала мать ему вслед.
Вернисьl Отдай шоколад сестре!)) Он остановился, во не вер
нулся. Тревожные и молящие глаза матери смотрели в его
лицо. Сестренка, поняв, что ее обидели, тихо заплакала. Мать
обняла девочку и прижала к груди. Что-то в этом жесте ма
тери подсказало ему, что сестра умирает. Он развернулся и
бросился вниз по лестнице с липким шоколадом в руке.
Никогда больше Уинстов ве видел матери. Проглотив шо
Iюлад, стыдясь себя, он несколыю часов слоиллея по улицам,
пока голод не погнал его домой. Когда ов вернулся, матери
не было, она исчезла. В то время подобные исчезновения ста
новились уже нормой. В комвате все оставалось па своих мес
тах, во матери и сестры не было. Они не взяли одежды, даже
пальто мамы висело на месте. И до сегодняшнего дня он но
знал наверняка, умерла ли его мать. Вполне вероятно, что ее
сослали в лагерь. А что касается сестры, то возможно, как и
самого Уинстона, ее поместили в колонию для бездомных де
тей (их называли Исправитель!Iые Центры), которых в ре
зультате гражданской войны стало так много. А может быть,
ее вместе с матерью отправили в лагерь или просто бросили
где-нибудь умирать.
Сов все еще жил в памяти, особенно - прикрывающий,
защищавший жизнь жест руки, в котором и заключалось все.
Он напомнил другой сон, который привиделся месяца два
пазад. Точно так же сидела мать с прильнувшим к ней ребен
Iюм на руках, только не на кровати, а па тонущем корабле,
где-то далеко внизу, и, погружаясь все глубже и глубже, она
неотрывно смотрела на него сквозь сгуJ.Цающийся сумрак во
дяной толщи.
Уинстон все рассказал Джулии: и про шоколад, и про ис
чезновение матери. Не открывал глаз, она повернулась на щ>у
гой бон и устроилась поудобнее.
- Я думаю, что ты был маленькой, отвратительпой свинь
ей,- певпятно пробормотала она.- Все дети- свиньи.
- Да, но в действительности история ...
Увы, по дыханию он понял: она опять заснула. А Уинсто
пу хотелось поговорить о матери. Насколько он помнил, его
125
иать бЫJiа обыкв:овев:пой, в:е очень обраэовавв:ой жепщив:ой.
Но в в:ей было какое-то благородство, нравственв:ая чистота,
просто потому что она имела свое представление о нормах
поведения. Ее чувства были неподвластны чужому влиянию.
Ей даже не приходило в голову, что дело, бесполезность ко
торого кажетсп очевидной, лишено смысла. Такие если любят
кого, значит, любят, и даже когда ничем: не могут помочь, у
них есть последнее средство - любовь. Rогда исчез остаток
шоколада, мать прижала ребенка к груди. Безнадежная, ни
чего не дающая ласка - она не могла замепить шоколад, от
вратить гибель ребенка или ее собственную смерть, по :мать
сделала то, что было естественным для нее. И женщина-бе
женка в лодке поступила так же, хотя ее рука способна за
щитить ребенка от пуль не больше, чем бумажный лист. Да,
партии удалось добиться ужасного: она вдолбила в твое соз
нание, что простые человеческие чувства, душевные порывы
сами по себе ничего не значат, и в то же время лишила тебя
всякой власти и вЛИяния в :мире материальном. С того самого
:момента, когда Партия подчиняет тебя, уже неважно, чувст
вуешь ты что-нибудь или пет, делаешь что-либо или не хо
чешь делать. Что бы там ни было, ты становишься величиной
бесконечно малой, и ни ты сам, ни твои деяния никто и ни
когда не услышит и в:е увидит. Ты просто изъят из потока
истории. И ведь лишь каких-то два поколения назад людям
это не показалось бы таким уж сверхважпым:, потону что они
и не ставили перед собой цели изменить историю. Они руко
водствовались личной привязаппостью, не ставя ее под сои
пение. Для них были важны отношения между людьми, по
этому и бодрящий жест, и объятие, и слезы, и прощальное
слово умирающему были самоценны. Пролы, вдруг дошло до
него, остались такими. Они храпили не преданность Партии,
стране или идее, а верность друг друrу. Впервые в жизни он
думал о· пролах без презрепия, не просто как об инертной си
ле, которая когда-нибудь воспрянет и возродит мир. Пролы
остались людьми. Они не ожесточились. Они сохранили ис
конные человеческие чувства, возвращение которых дается
126
для вас быпо бы уйти отсюда, пока не поздно, и иикоrда боль
ше не встречаться?
- Да, 1111ЛЪlЙ, я думала об этом не раз . Но я все равно не
сделаю этого.
t27
вые приборы, регистрирующие нервную реакцию, постепев
пая потеря сил и самообладания от одиночества, беспр_ерыв
ных допросов и лишения сна. Факты, во всяком случае, не
скрыть. Их ведь можно восстановить, можно вытянуть иа тебя
пыткой. Но если твоя цель не в том, чтобы выжить, а в том,
чтобы остаться человеком, какая разница, как это в конце
концов делается? Они не смогут изменить твоих чувств, ведь
ты и сам изменить их не можешь, даже если захочешь. Ови
могут узнать все, что ты сделал, что сказал и о чем думал,
128
О'Брайен держал в руках небольшой листочек и внима
тельно изучаJI его. Его лицо, опущенное так, что был виден
только нос, производило одновременно грозное и интелли
5* 131
- Если, к примеру, ради вашего дела нужно будет плес
путь серную кислоту в лицо ребенку- вы готовы сделать это?
-Да.
- Вы готовы отречься от самого себя и всю оставшуюся
жизнь быть официантом или рабочим в доке?
-Да.
- Вы готовы покончить жизнь самоубийством, если вам
прикажут?
-Да.
- Вы готовы расстаться и никогда больше не видеть
друг друга?
- Нет! - вырвалось у Джулии.
Уинстову показалось, что прошло очень много времени,
прежде чем оп тоже ответил. Несколько секунд он вообще не
мог говорить. Его язык пытался произнести то одно, то дру
гое сJюво. И он так и не знал до конца, какое слово произ-
несет.
132
Темвые глаза маленького слуги скользнули по их лицам
точно так, как полчаса назад на пороге I\вартиры. В его вагля
де не было и следа дружеского расположения. Он запоминал,
нак они выгляцвт, но сами они его не интересовали, и он этого
i33
что такой может потерпеть поражение. Нет хитрости, кото·
рой он не смог бы противостоять, нет опасности, которую он
не мог бы предвидеть. Даже на Джу лию он произвел сильвое
впечатление. Сигарета ее погасла, она внимательно слушала.
О'Брайен продолжал:
- До вас доходили слухи о Братстве, и вы, конечно, СО·
ставили о нем свое представление. Вы, может быть, вообрази·
ли себе целый подпольный мир заговорщиков, которые тайно
встречаются в подвалах, пишут на стенах, узнают друг друга
с помощью пароляили условного знака рукой. Ничего подоб·
вого цет. Члены нашего Братства не могут опознавать друг
друга, ни один иа членов организации не знает и десятка
других. Сам Гольдштейн, попади он в руки Полиции Мысли,
не сможет представить им список членов организации или
134
- Да, прошлое важпее,- отозвался О'Брайен совершен~
но серьезно.
135
тверждая скрытый смысл этих слов.- Хотите что-нибудь ска·
затъ на прощание? Пожелания? Вопросы?
Уинстон подумал. Вопросов как будто не было, и тем бо·
лее ему не хотелось говорить высокопарно, общими фразами.
Ничего связанного с О'Брайеном или Братством в голову не
приходило, вместо этого он вспомнил темную спальню, где
136
лисъ. Комбинезон тер плечи, камни тротуара царапали ступ
ни, руки едва сгибалисъ, и суставы при ~том скрипели.
За пять дней он отработал более девяноста часов, иак 11
все в Министерстве. Но теперь все позади, у него нет бук
нально никаких дел, никаких партийных поручений, до вавт
рашнего утра он свободен. Можно провести часов шесть в пх
убежище и еще девять - в собственной постели. Близплсs
вечер, жара начала спадать, и Уинстон медленпо ше;r uo
пыльной улице к лавке мистера Чаррингтона. Глаза СJIIШа
лись, но он все же старался наблюдать, ne появится .ли пат
руль, хотя почему-то был убежден, что в ~тот вечер ему ии
кто не помешает. Он нес тяжелый портфель, который ори
1шждом шаге ударял его по колену и терся об ногу, раздра
жая воспаленную кожу. В портфеле лежала -киига, опа была
у него уже шесть дней, но он до сих пор еще ни разу не от
нрывал ее.
137
зверств, убийств, депортаций, грабежей, изнасилований, пы
ТОI< военнопленных, бомбардировок гражданских объектов,
о лживых пропагандистских трюках, неспровоцированных
139
чуть не заснул в ванной, хотя: вода была едва теплой.
Со сладостным чувством в отяжелевших ногах Уинстон
поднимался по лестнице в лавке мистера Чаррингтона. Он
очень устал, но спать уже не хотелось. Он открыл окно, за
жег грязную керосинку и поставил на нее кастрюлю с водой
для: кофе. Джулия вот-вот должна подойти. А пока у него
есть "пига. Он сел в замызганвое кресло и расстегнул застеж
ки портфеля:.
Тяжелый черный том, самодельный переплет, без имени
автора и названия: на обложке. Шрифт тоже не совсем стан
дартный. Страницы обтрепаны по краям и выпадают. Оче
видно, книга прошла через многие руки. На титульвом листе
Уинстон прочел:
Э.ммапуэ.л,ь Гольдштейн,
ТЕОРИЯ И ИРАКТИКА
ОЛИГАРХИЧЕСКОГО КОЛЛЕКТИВИЗМА.
Глава 1
140
Г.11ава 111
Война - это жир
141
точни зрения, им не за что воевать. С появлением замкнутых !шоно
мичесi<ИХ систем, в которых производство и потребление сбаланlсиро
ваны, прекратилась грызня за рынки сбыта, служившал одной из
глазных причин всех nрошлых войн; погоня за источниками сырья
также не является уже вопросом жизни и смерти. Все три сверх
державы настолько обширны, что могут вnолне получить практически
все необходимое в nределах своих собственных границ. Неnосредст
воввой экономической nричиной войны может считаться война за тру
довые ресурсы. Между тре}1Л .сверхдержава ш лежит громадвый ве
nравильвый четырехугольпик с .углами в Танжере, Бразвавиле, Дарви
не и Гонконге. Здесь проживает примерно плтаn часть населевил
Земли, но эта территория не принадлежит nостоянно ни одной ив сверх
держав; они все время ведут борьбу за обладание теми или инъnш
частями этого густонаселенного четырехугольника, а также района
Северного nолюса. Ни одной из сверхдержав не удалось пока вахва
тить сразу все спорвые территории. Они все время переходят из рук
в руки, а бесконечная перемена союзников обълснnетсл тем, что каж
дая из держав надеется неожиданным предательством захватить ка
кой-пибудь кусоi<.
В спорных районах есть ценвое минеральное или растительвое
сырье, например каучук, который в странах холодного климата nри
ходител синтезировать, что обходител ведешево. Но самое главное, в
этих районах очень :ъшого дешевой рабочей силы. Страна, захватив- ·
шал ·Экваториальную Африку, Средний Востш<, Южную Индию или
острова Индонезии, получает десятки или сотни миллионов трудолю
бивых кули, которъn1 почти ничего не надо платить. Жителей этих
районов практически визвели до положения рабов. Они постоянnо
пе~еходят от п.?бедителя к побед~телю и расходуются, как· уго~ь или
нефть, в вечвои гонке вооружении, в захвате новых территории и но
вых трудовых ресурсов для того, чтобы произвести еще больше во
оружения, захватить еще больше пространства и еще больше трудо
вых ресурсов, и так до бесконечности. Следует отметить, что война
никогда не выходит за пределы спорных территорий. Границы Евра
зии колеблются от бассейна реки Roнro до северного побереЖья Сре
диземного моря; острова Тихого и Индийсi<ого океанов все время пе
реходят то к Океании, то к Воставии; в Монголии нет постоявной
границы между Воетазией и Евразией; и наконец, все три державы
претевдуют на огромные веобитаемые и веисследованвые трритории
вокруг Севериого полюса, во при этом основвые территории трех сверх
держав никогда не подвергаютел нападению и примервое равновесие
сил никогда не нарушается. Более того, труд эксплуатируемых паро
дов экваториального пояса в привципе не нужен мировой экономике.
Они ничего не добавляют для благосостоявил народов мира, так как
все, что там производится, уходит на войну, а цель войны всегда
одна- улучшение позиций для развязывания следующей войны. Раб
ский труд народов этих районов дает возможность наращивать те:мпы
вескончаемых войн. Но если бы этого труда не стало, структура ми
рового сообщества и идущие в нем процессы измевились бы незвачи
тельно.
Главной целью совре:ъrевной войны (в соответствии с принципами
двоемыслия эта цель одноврем;евно признается и не признается ру
ководящей верхушкой Внутренней Партии) ЯВJ!Яется использование
промытленной продукции без nовьппепия жизненного уровня народа.
Начивая с конца девятнадцатого столетия в промышленных странах
всегда стоnла проблема, :что делать с 'Изли:шками потребительсJЩХ
товаров. В наши дни, жогда лишь немногие едят досыта, эта проб-
142
леиа, очевидно, свята с повестки двя, и она, видимо, не воэвикиет,
даже если прекратится искусственвое уничтожение продуктов труда.
Iloсравнению с t9t4 годом иы имеем сегодоя голый, голодный, раз
nаливающвйся мир, тем более если ераввить его о воображаемыи
будущим, о котором мечтали люди того времени. В начале двадца
того столетия едва ли не каждый грамотвый человен представлял
себе будущее общество сказочно богатым, праэдиыи, упорядоченвыи
11 3ффективвыи- зтакий сияющий, чистенький мир стекла, стали и
белосвежиого бетона. Наука и технология развивались семииильвыии
шагами, и казалось естествеввыи, что и дальше ови будут раsвивать
сн столь же быстро. Но 3Того ие произошло. Отчасти из-за обнищания,
вызванного целым рядом войн и революций, отчасти оттого, что на
учный и технический прогресс ванпсят от иеуправляеиого 3Мпири
ческого мышления, которое не в состоянии выжить в строго регламен
тированном обществе. В целом сегодняшний мир гораздо прииитив
нее, чем пятьдесят лет назад. :Конечно, некоторые прежде отсталые
территории добились определенных успехов, появился ряд технических
новинок, как правило связанных с войвой или полицейским шпиона
жем, во в целом эксперименты и изобретательство прекратились, и
до сих ПQР не преодолено до конца разрушительное воздействие атом
ной войны пятидесятых годов. Однако опасности, свявавиые с ма
шинным проиаводством, инкуда ие ушли: С появлением первой иаши
пы каждому думающему человеку стало ясно, что приходит конец
нудвой и ионотоивой работе, а следовательно, и человеческому нера
вевству. Если бы машинвое производство испольвовалось именно для
постижения 3ТИХ целей, голод, изнурительная работа, грязь, негра
мотиость и болезни можно было бы ивжить ва несколько поколеиий.
И в самом деле, хотя никто и не ставил подобных целей, · нашивы
просто автоматnески, производя богатство, которое иногда невозмож
но было не распределять, очень сильно повысили средний живвен
ный уровень людей примерно за пятьдесять лет - в конце девятнад
цатого и начале двадцатого века.
Но стало ясно, что всеобщее повышевне благосостояния угрожает
разрушить (в определенном смысле уже разрушает) иерархическое
общество. В мире, где у всех короткий рабочий день, никто не голо
дает, у каждого квартира с ванной и холодильником и каждый име
ет автомобиль или даже самолет, в таком мире наиболее очевидные и
паиболее важные черты веравеяства уже исчезли. Если богатство
!'сть у всех, оно не ведет к разделению общества. И конечно, ветрудно
придумать такую модель общества, в котором богатство, в смысле
личного имущества и предметов роскоши, будет распределяться по
ровпу, в то время как в..састь останется в руках небольшой привиле
гированвой касты. Но на ирактике такое общество не может быть
стабильным очень долго. Ведь если каждый будет чувствовать себя
в безопасности и иметь достаточно свободного времени, болыпинство
людей, которых отупляет нищета, станут грамотными и научатся
думать сами, а когда это проивойдет, большинство рано или поздно
поймет, что привилегировавное меньшинство вnего не делает и во
обще не нужно, и это меньшинство будет сметено. Проще говоря, ие
рархическое общество может существовать лишь на базе нищеты и
невежества. Не решает проблемы и возврат к аграрному прошлому,
как предполагали некоторые мыслители в начале двадцатого столе
тия. Этот путь противоречит техническому продвижению вперед, и
любая страна, отстающая в индустриальном отношении, становится
беспомощной в воеином отношении и обязательно попадает в прямую
или косвенную зависимость от более развитых соперииков.
t43
Не рещает вопроса и искусственвое ограничение выпуска товаров
ради сохраневил нищеты. Оно широко uрактиковалось на последних
стадиях развития капитализма между 1920 и 1940 годами. Экономика
многих стран в тот nериод загнивала, земля не обрабатывалась, ос
новной капитал пе обновлялся, массы людей ве могли найти работы
и жили на nособия по безработице. Но это ослабляло и военную мощь,
к тому же нарастала опuозици·я, поскольку всем было ясно, что эти
лишения искусственны. Надо было сделать так, чтобы колеса инду
стрии продолжали вертеться, во nри этом мир оставался бы бедным.
Пусть nрои<~водятся товары, но ве надо их распределять. Единствев
выи решением этого вопроса ва практике стала война, непрекраща
ющался война.
На войне прежде всего идет процесс уничтожения, но уничтоже
ния не только людей, а и продуктов их труда. Война есть способ раз
вести в щепки, выстрелить в стратосферу, утопить· в морских глуби
нах материальные ценности, которые, если их распределить между
людьми, улучшат жизнь многих и в конечном счете сделают многих
слишком умными. Даже когда военная техника и вооружение не
уничтожаются, все равно nроизводство их- удобный способ логло
щения человеческого труда без удовлетворения потребностей людей.
Постройка Плавающей 1\репости, например, требует столько труда,
сколько хватило бы на постройку нескольких сотен грузовых кораб
лей. А через какое-то время Плавающую Крепость списывают как
устаревшую и вновь затрачивают колоссальный труд, чтобы построить
новую, и все это не приносит никому никакой 111атериаJrьной выгоды.
В вринципе военные расходы всегда планируются так, чтобы истра
тить излишки вроизведенного продукта, остающиеся после удовлетво
144
работать, а мораль самой Партии. Самый простой член Партии должен
быть КОI\Шетентвым, трудолюбивым и даже умпым в узких рамках
своей спечиальвости, но в то же время необходимо, чтобы оп был
доверчивЫм и невежественным фанатиком, чтобы его поведение оn
ределяли страх, ненависть, угодничество, восторженная nризнатель
ность. Другими словами, его умонастроение должно соответствовать
состоянию войны. И не имеет викакого значения, идет в данный мо
мент война и.тш нет, а поскольку окончательная победа вообще невоз
можна, нет разницы- выигрываем мы эту войну или nроигрываем.
Необходимо лишь состояние войны. Партия требует от своих членов
раздвоения сознания, а его легче достичь в атмосфере войны. Раздвое
ние сознания уже стало практически всеобщим, но оно становител
особенно характерным в высших слоях общества. Именно среди чле
нов Внутренней Партии сильнее всего развита военная истерия и не
нависть к противнику. Член Внутренней Партии, как функционер, не
редко знает, что нек.оторые сообщения о войне лживы, вередко ему
хорошо известно, что никакой войны нет вообще или же она ведотел
совсем не с теми целями, о которых объявлено, но такое знание лег
ко нейтрализуется с помощью двоемысдия. Поэтому каждый член
Внутренней Партии искренне верит, что воiiна деiiствительно идет ,
она окончится победой и Океания станет полновластной хозяйкой
мира.
145
другие изобретают все более мощвые ракеты, взрывчатые вещества,
все более крепкую броню; третьи ищут новые смертельные газы,
сверхрастворимыс яды, которые можно производить в таких количест-
1111Х, чтобы уничтожить растительность целых континентов, или такие
разновидности вирусов, с которыми нельзя бороться; четвертые стара
ются создать машину, способную передвигаться под землей, как под
водная лодка, или самолет, который был бы невависим от своей базы,
как парусник; пятые занимаютел перспективными исследованиями
возможностью фокусировать солнечные лучи через линзы, уставов
леввые в космическом пространстве за тысячи километров от Земли,
а также сnособом искусственно вызывать землетрясения или прилив
вые волны за счет высвобождения тепла земных недр.
Но ни один из этих проектов не удалось пока реализовать, и ни
одной из трех сверхдержав не удается вырваться вперед. Удивитель
но, правда, что все три государства уже имеют атомную бомбу- ору
жие более мощное, чем то, что сулят им любые теперешние исследо
вания. Хотя Партия, по привычке, nриписывает изобретение атомвой
бомбы себе, следует отметить, что опа появилась еще в сороковых го
дах и была примевева в широких масштабах примерно через десяти
летие. Тогда было сброшено несколько сотен атомных бомб ва про
мышлеивые центры мира, главным образоъ1 в Европейской России,
Западвой Европе и в Севервой Америке. Эффект был такой, что пра
вящие группы во всех странах убедились: дальвейшве атомвые бом
бардировки Приведут к уничтожению всякого оргаввэоваввого обще
ства, а следовательно, и их власти. С тех пор атомвые бомбы больше
не сбрасывают, хотя никакого формального соглашения об этом не
было в нет. Все три державы просто продолжают провзводить и скла
дировать атомвые бомбы до лучших времен, которые, как им кажется 1
рано или поздно настуnят. А пока, вот уже тридцать или сорок лет,
способы ведевил войны почти не измевились. Вертолеты используют
ся шире, чем прежде, ракеты в освовном вытеснили бомбардировщики,
а уязвимые маневренвые воеиные корабли уступили место Плаваю
щим Крепостям, которые практически нельзя потопить. Но во всем ос
тальном почти ничего не изменилось. Танки, подводвые лодки, торпе
ды, пулеметы, даiКе винтовки и ручные гранаты все еще находятся
на вооружении. И, несмотря на бесконечные сообщения в прессе и по
моивторам о происходящей бойне, кровопролитные сражения прош
лых лет, в которых гибли сотни тысяч или даже миллионы людей,
больше ве повторяются.
Ни одна из трех сверхдержав ни разу не предпринимала таких
действий, которые могли бы окончиться серьезным поражением. Лю
бая нынешняя крупная операция- это, как правило, неожиданвое
нападение на своего же союзника. Стратегия, которой придерживаютс11
или делают вид, что придерживаются, все три сверхдержавы, одина
J<Ова. Идея ее заключается в том, чтобы, сочетая боевые действия,
дипломатические переговоры и точно рассчитаввые предательские уда
ры, окружить кольцом своих баз одного из противников и, подписав
с ним договор о дружбе, поддерживать мирвые отношения до тех пор,
поиа оп не потеряет бдительность. Тем временем во всех стратегичес
ки важных точках можно сосредоточить атомвые бомбы и в нужный
момент запустить их одновременно, причинить такие разрушения, что
ответвый удар не будет возможным. После этого можно подписать
договор о дружбе с оставшимел соперником и готовиться к вовому
нападению. Стоит ли говорить, что это- просто иллюзия, которую
невозможно претворить в жизнь? Больше того, ведь бои идут лишь
в экваторвальвой и приполярвой зонах, и войска ни разу не вторга-
146
лись на собственную территорию противника. Именно поэтому грани
цы между сверхдержавами в ряде регионов веопределевны. Евразия,
скажем, легко может захватить Бритавекие острова, которые явля
ются частью Европы, а с другой стороны, Океания может раздвинуть
свои границы до Рейна или даже до Вислы. Но зто нарушит неписа
ный, во соблюдаемый всеми державами принцвп культурвой целост
ности. Если Океания присоединит районы, которые когда-то вазыва
лись Францией и Гермавией, то придется хибо истребить населенпо
<IТИХ районов, что достаточно трудно, либо ассимилировать около ста
миллионов людей, которые находятся приvерно на том же уровне
технического развития, что и жители Океании. Перед всеми сверхдер
жавами одна и та же проблема. Их устройство ви при каких обстоя
тельствах не терпит ковтактов с иностранцами, ва исключением (в
огуавичевных масштабах) воевноплеввых и цветных рабов. Даже на
официального союзника смотрят с самыми глубокими подозрениями.
Если не считать военнопленных, обыкnовевный гражданин Океапии
никогда не видел ни евразийцев, ни востазийцев, ему запрещено изу
чать вностраввые языки. Если разрешить общение с иностранцами,
то любой обнаружит: они такие же люди, а почти все, что говорится
о них,- ложь. Замкнутый мир, в котором человек живет, рухнет, а
страх, ненависть и самодовольство, па которых держится его мораль,
испаряются. Поэтому все воюющие стороны понимают, что, как бы ча
сто Персия, Египет, Ява и Цейлон ни переходили ив рук в руки, ии
что, кроме бомб, не должно иерееекать основные границы.
За этим скрывается факт, о котором не говорят вслух, во который
все оризнают и, соответственно, учитывают в делах,- условия живви
во всех трех сверхдержавах очень похожи. В Океании государетвенпая
философия называется Авгсоц, в Евразии- Необольшевивм, а в Воет
азии носит китайское имя, которое переводят обычно как «Поклове
вие смерти•, во точнее говорить 41'Увичтожевие личности•. Гуажда
виву Океании не разрешается звать принципы двух других филосо
фий, он научен питать к пим отвращение, как к варварскому
надругательству над моралью и здравым смыслом. На самом деле все
три идеологии мало отличаются друг от друга, а социальные системы,
возведенвые на их базе, не отличаются вовсе. Это все та же пирами
дальвал структура общества, тот же культ полубожественного вож
дя, та же экономика, существующая для постоявной войны и благо
даря ей. Отсюда следует, что три сверхдержавы не только не могут по
бедить друг друга, во и ничего бы не выиrрали от втоrо. Наоборот,
пока они воюют, они подпирают друг друга, словно снопы пшеницы.
И, как всегда, правлщие группировки всех трех держав одновременно
и понимают и во понимаЮт, что они действительно делают. Они по
святили себя завоеваниJQ мира, но вместе с тем прекрасно ввают, что
война должна быть без конца и без победы. И тот факт, что победа
никоку хе грозит, делает возможнь~м отри!\ание реальной действи
тельности, что является характерВ6И чертои как Анrсоца, так и со
перничающих философских систем. Здесь надо повторить уже сказан
вое : cтli.a постоянной, война изменила свой характер.
В прошлои война, по самой сути этого понятия, должна была
рано или иовдно оканчиваться либо безусловной победой, либо пора
жением. Кроме того, в прошлом война была одним из главных ипст
рументов еоответствил того или иного общества реальной действитель
ности. Все правители во все времена навязывали своим поддавным
ложный взгляд на мир, во они не могли позволить себе иллюзий,
которые подрывали бы воеиную мощь. До ·тех пор, пока поражение
означало потерю независимости или же вело ·к пюбым другим веже-
147
лательвыи результатам, иужвы были серьезвые меры для предотвра
щения. Объективную реальность игнорировать было нельзя. В фило
софии, религии, этике или политике дважды два могло равняться пя
ти во когда вы создаете винтовку или самолет, дважды два должно
бьiть четыре. Страны, которые не моrли обеспечить эффективной ор
ганизации производства, рано или поздно теряли независимость, а
борьба ва эффективность весовместяма с иллюзиями. Более того, что
бы обеспечить такую эффективность, вужио было извлекать уроки из
прошлого, а значит, знать подлинную его картину. Конечно, и газеты,
и учебники истории и тогда грешили тенденциозностью, но фальси
фикация в сегодняшних масштабах была немыслима. Война оберега
ла от безумия, а если говорить о иравящих классах, была для них
самой ~адежной гарантией здравого мышления. Другими словами_,
пока воину можно было выиграть или проиграть, ни один правящик
класс не мог позволить себе скатиться в безответственность.
Но когда война становится буквально непрерывной, она теряет
какую бы то ни было опасность. Если война не кончается никогда ,
нет и такой вещи, как военная необходимость. Может остановиться
технический прогрссс, можно отрицать очевидные факты или не при
нимать их во внимание. Нак мы уже видели, исследования, которые
можно назвать научными , еще ведутся в военных целях, во по суще
ству они тоже в значительной степени фантастичны, и то, что они не
дают результатов, уже значения не имеет. Эффективность, даже
военво-промышленная эффективность, больше не нужна. В Океании
ничто, кроме Полиции Мысли, не работает эффективно. Так как ни
одну из сверхдержав завоевать нельзя, каждая превратилась в замк
нутый мир, где возможно любое извращение мысли. Только обычные
нужды- необходимость есть и пить, иметь кров и одежду, не прогло
тить яд, во выйти на улицу через окна верхних этажей и тому подоб
ное - заставляют счп'таться с действительностью. Беаусловно, еще
сохранилась разница между жизнью и смертью, между наслаждением
и болью, во ведь и только. Отрезанный от внешнего мира и от прош
лого, житель Океании походит на человека в межзвездном пространст
ве, который не .знает, где верх, а где низ. А правители подобного госу
дарства обладают такой властью, какой не было ни у фараонов, пи у
цезарей. Они не должны позволять своим подданным умирать от
голода в таких количестnах, что это становител известным веудобст
вом и длл них, и они обязаны поддерживать военную технику на том
же не слишком уж высоком уровне, что и их противник; соблюдая
зти минимальные требования, они могут извращать реальную дейст
вительность как им вздумается.
148
стояввой, война перестала быть войной. Та особая тяжесть, J<акую
война накладывала на людей с неолита и до начала двадцатого сто
летия, исчезла и заменена чем-то совсем иным. И если бы три сверх
державы договорились никогда не воевать друг с другом, жить в по
стоянном мире и не; нарушать границ, результат был бы тот же са
мый, потому что в этом случае каждая осталась бы замкнутым миром,
раз и навсегда освободивmимся от отрезвляющего влияния внешвей
опасности. Подлинно nостоянный мир был бы тем же, что и постоян
ная война. Это и есть глубинный смысл nартийного лозунга: кВой
на- это жир», хотя большинство членов Партии понимает его nо
uерхвоство.
Г.пава 1
Неэнапие- это сuда
150
дали, что история развивается цИRлически, а иеравсвство - неизбеж
ный закон чеJrовеческого uытия, который отменить невозможно. Разу
меется, сторовпики этой доктрины были и раньше, во теперь ее
формулировали несколько иначе. В прошлом идею неизбежности иерар
Хifческоrо общества обычно проиоведовали Высшие. Ее придержива
Jiись короли и аристократы, а также зависевшие от них священники
и адвокаты, чьи проповеди и призывы сулили обещания воздаяния и
паграды в воображаемом загробном мире. Средние, пока ШJia борьба
за власть, обычно прибегали к таким понятиям, :как ~свобода&, «спра
оедливосты• и «братство•. Но теперь на идею человеческого братства
ополчились люди, которые не имели пока никакой власти, во вадея
лись захватить се в ближайшем будущем. В проШJiом Средние совер
шали революции под лозунгами равенства, а потом, сбросив старую
тиранию, немедленно устанавливали новую. Нынешипе новые Средние
фактичеСiш заранее провозглашали свою тиранию. Появившисси в
начале девятнадцатого столетия социалистические учения, ставшие
носледним звеном в цепи философской мысли, рожденвой восстаниями
рабов едва ли не с античных времен, несли в себе немало утопичес
ких идей прошлых веков. Однако все социалистические школы, сло
жившиеся после 1900 rода, так или иначе, во все более откровенно
отказывались считать своей целью и свободу, и равенство. А новые
достижения, возникшие в середине двадцатого века, такие, как Ангсоц
в Океании, Необольшевиам в ЕвразиИ и Покловение Смерти, как его
принято называть, в Востазии, уже стремились увековечить неевобо
ду и неравенство. Эти новеiiшие учения тоже выросли из старых. Они
старались сохранить прежние названия и якобы верность предыду
щим кдtюлогам. Но на самом деле целью всех новых учений было
улучшить момент, остановить историческое развитие и затормозить
прогресс. Словно маятник должен был качнуться еще раз и навсегда
настыть. Высших, как и прежде, доD<ны были свергвуть Средние, во,
став Высшими, они на этот раз благодаря новой стратегии должны
были закрепить свое положение навечно.
Эти новейшие учении отчасти и вознmши в силу накопления ис
торического знания, роста исторического мышления, чего ие было до
девятнадцатого столетия. ЦИRлическое развитие истории стало попят
ным, или казалось, что оно понятно. А раз его можно понять- значит,
можно и изменить. Но главной, фундаментальпой предпосылкой появ
ления новейших учений стало то, что равенство в начале двадцатого
столетия, чисто технически, окавалось вполне возможным. Нет, люди,
разумеется, не сравнялись в природных способностях, и разделение
труда, ставившее одних в лучшее, а других- в худшее положение,
не исчезло, но отпала нужда в классовых разли·чиях и заметном иму
ществеином неравенстве. · В прежние времена существование клnссов
было не только неизбежно, но желательно. За цивилизацию как бы
платили неравеиством. Но с развитием машииного производства си
туация изменилась. И хотя люди, как и раньше, должны были ис
пользовать приицип разделения труда, им больше не надо было жить
при этом на разных социальных и экономических уровнях. Позтому
с точки зрения новейших групп, собравшихся захватить власть, ра
венство людей стало уже не идеалом, к которому надо стремиться, а
опасностью, которую следует предотвратить. В примитивные эпохи,
1югда справедливое и мирное общество было фактиче·ски невозможно,
мерить в него было довольно легко. Тысячелетиями человеческое во
ображение иреследовала мечта о земном рае, где все будут жить как
братья и где не будет законов и тяжкого труда. Такой вагляд в ивве
стпоii степони разделяли и те, кто выигрывал от каждого очередиого
1.51
исторического переворота. Наследвmси французской, английской и
американской революций отчасти верили в собственвые фразы о пра
вах человека, свободе слова, равенстве перед законом и тому подобном
и в каком-то смысле даже nодчиняли им csoe nоведение. Но к сороко
выи годам нынешнего столетия все основные течения политической
мысли оказались уже авторитарными. В земном рае разуверились
именно тогда, когда он стал осуществим. Каждая новая политическая
теория, как бы она ни звалась теnерь, вела назад- к иерархии и рег
ламептации. И по мере всеобщего ужесточения взглядов, которое сло
жилось примерно к 1930 году, вновь возродилось то, от чего в некото
рых странах отказались сотни лет назад: тюремное заключение без
суда, рабский труд военнопленных, публичные казни, пытки для вы
бивания нужных показаний, взятие заложников, выселение целых
пародов. Более того, все зто терпели и даже оnравдывали люди, счи
тавшие себя и просвещенными, и прогрессивными.
Надо было, чтобы прошло еще десятилетие войн, гражданских
битв. революций и контрреволюций в разных частях света, прежде
чем Ангсоц и соперничающие с ним политические течения сформиро
вались окончательно. Впрочем, все зто тоже выросло из различных
политических систем, которые обычно называли тоталитарными, то есть
черты того мира, что придет на смену всеобщему хаосу, отчетливо
вырисовывались уже тогда. Не менее очевидным было и то, что за
люди придут к власти в этом новом мире. Новую аристократию должны
были составить бюрократы, ученые, инженеры , nрофсоюзные деятели,
специалисты по общественному мнению, социологи, nреподаватели,
журналисты и nрофессиональные политики. Этих людей, выходцев из
служащих или рабочей элиты, сформировал и объединил бездуховный
мир монополизированной промышленвости и централизованвой власти.
По сравнению с аристократичес~ами слоями прошлых веков вовей
шал верхушка была менее алчна ·и склонна к роскоши, по зато гораа
до больше стремилась к чистой власти, а главное, четко осознавала,
чеrо хочет и как сокрушить любую оппозицию . Это последнее разли
чие оказалось решающим. По сравнению с существующим ныне все
тирании прошлого были неэффеi{ТИвными к вялыми. Правящие груп
пы их в той или иной мере всегда были ааражепы либеральными
идеями, допускали различные послабления, реагировали лишь на от
крытое ющовиновение и совсем не интересовались тем, о чем думают
их поддапные . Даже католическая церковь в средние века, если ме
рить ее сегодняшними мсрJ{ами, была вполне терпимой. А объясня
лось это тем отчасти, чте ни у одного прошлого правительства не бы
ло возможности держать под постоянным коптролем своих граждан.
Ногда изобрели печатный станок, он облегчил управление обществси
вым мнением, кино и радио позволили шагнуть в этом направлении
еще дальше. А с развитием телевизионной техники, с изобретением
монитора, который мог и передавать и принимать звуки и изображе
ние, личной жизни пришел конец. За каждым гражданином, во вся
ком случае аа каждым, кто заслуживает наблюдения, можно следить
отныне двадцать четыре часа в сутки и весь день, лишив его доступа
к друrим каналам связи, кормить официальной пропагандой. Так
впервые появилась возможность не толыю полоостью подчинить че
ловека воле государства, во и навязать единство мнений по всем
вопросам.
152
давно стало лево: единственной надежной основой олиrархив может
быть толЬко коллективизм. Богатство и привилегни легче всего за
щитить, когда ими владеют сообща. Так называемая «ликвидацин
частвой собствеввостиt, имевшал место в середиве века, па са~юм
деле означала ковцентрацию собственности в руках более узкш·о llpy-
гa лиц. Разница состояла в том, что новые собственники были теперь
сплоченной группой, а ве отдельными индивидуумами. Ни один член
Партии сам ничем не владеет, за исключением немногих личных ве
щей. Но коллективно Партия владеет в Океании всем, потому что oua
все держит под контролем и всеми продуктами труда распоряжается
так, как пожелает. В дореволюционные годы ветрудно было завять
<>то господствующее положение, потому что сам процесс шел 110д фла
гом обобществления собственности. Считалось доказанным, что, если
1шасс капиталистов лишить собственности, ваступит социализм, соб
ственность капиталистов без колебаний была экспроприирована. У них
отняли все- заводы, шахты, землю, дома, транспорт. А раз вес зто
перестало быть частвой собственностью, значит, естественно, стало
собственностью общественной. Ангсоц, выросший из старого социали
стического учения и унаследовавший его фразеологию, на деле вы
полнил главвый пункт социалистической программы. В результате
этого ваступило то, что прtщвидели и к чему сгремились,- <Jкономи
ческое неравенство было закреплево навсегда.
Впрочем, проблемы увековечивания иерархического общества
этим не закавчивались. Правящая группа, как известно, может ли
шиться власти только в силу четырех причин . Ее либо сбрасывает
внешний враг, либо правящая группа управляет столь неумело, что
народ восстает, либо она дает возможность сформироваться сильному
и ведовольвому Среднему слою, либо, наконец, терлет уверенность в
себе и желание властвовать. Эти четыре причипы не проявляются по
отдельности; как nравило, в той или ивой стеnени они сказываютел
нее сразу. Но если иравящему классу удастел удержать их nод своим
нонтролем, он оставетел у кормила власти навечно. В конечном с•1ете
решающим фактором является психологическое состояние самого пра
nнщего класса.
153
сЛойки исполнителей. На сознание жо народных масс следует воз·
действовать лишь в заnретительном, негативном плане.
Отталкиваясь от этого, ветрудно представить себе всю обществен
ную структуру Океании. На верху пирамиды находится Большой Брат.
Большой Брат псногр~шим и всемогущ. Все успехи, все достижения,
все nобеды, любое научное открытие и познание, вся мудрость, все
счасты•, вся добродетель пе только вдохновляются им, но и прямо,
как утверждается, вытекают И3 его мудрого руководства. Никто ни
когда пе видел Большого Брата. Оп лишь лицо на плакатах и голос
монитора. Мы не ошибемся, если скажем, что он никогда не умрет,
и уже ныне н~т единого мнения о том, когда он родился. Болt.шой
Брат- это образ, в котором Партия желает предстать перед миром .
На <:~той фигуре должны фокусироваться любовь, страх, благоговение,
nоскольку все эти чувства легче испытывать по отношению к личнос
ти, чем по отношению к организации. Вслед за Большим Братом идет
Внутрепння Партия; она васчитывает примерно шесть миллионов че
ловек, то ость не более двух процентов населения Океании. Дальше
следует Внешняя Партия, и если о Внутренней Партии говорят как
о мозге государства, то Внешнюю можно уподобить рукам. Еще ни
же- бессловесная масса, которую мы обычно называем ~пролы•. Они
составляют, наверное, не менее восьмидесяти nяти процентов населе
ния страны. Если пользоваться терминологией вашей начальной
классификации, то nролы и есть Низшие, ибо население экваториаль
ного nояса, переходящее от поработителя к поработителю, не состав
шrет сколько-пибудь постоявпой или необходимой части обществен
пой структуры.
В припципе принадлежиость к любой из этих трех групп не яв
ляется наследственноii. Теоретичоски дитя члснев Внутренней Партии
не принадлежит к пой по ро)Jщепию. Вступление во Внутреннюю или
Внешнюю Партию ле;кит через :жзаиевы в шестнадцатилетнем воз
расте . При ~том нет ни расовых предпочтений, ни географич~сквх.
На самых высших постах в Партии вы найдете и еврея, и негра, и
чистокровного индейца из IОлшой Америки, хотя администраторов
любой провинции всегда подыскивают иа жителей этого региона . Ни
где в Океании люди пе ощущают себя жителями колонии, которой
управляют П3 отдаленней столицы. В Океании вообще нет столицы, и
нИl(ТО по 3Пает, где находится номинальный глава государства. И если
не считать, что апглиiiскиii язык- общий для Океании, а новояз-
11то официальная речь, никакой другой централизации н Океании нет.
Правителей Океании связывают не кровные узы, а преданность се об
щей идее. Разумеется, общество расслоено, причем весьма четко рас
слоепо, и па первы!r взгляд расслоение зто носит наследственвый ха
рактер. Переход из одной общественной груnпы в другую случается
в нем гораздо реже, чем при капитализме или даже в предывдустри
альный период. Между двумя частями Партип происходит опреде
ленвый взаимный обмен людьми, но такие переходы лишь удаляют
слабовольных из Внутренней Партии и нейтрализуют наиболее често
любивых из Впепmей Партии, давая им шанс продвинуться по служеб
ной лестнице. На практике пролетариям дорога в Партию nочти всег
да закрыта. Самых способных из них, тех, кто может стать возмути
телями спокойствия, выявляет Полиция Мысли, и они уничтожаются.
Но такое положение дел совсем необязательно будет сохраняться всег
да, во всnком случае, принципиальным оно не является. Партия- пе
класс в ирежнем смысле этого слова. Она не ставит целью передачу
власти именно своим детям. И если пе найдется другого способа
сконцентрировать наверху самых способных, она без колебаний на-
154
берет вовое поколение РfКОВодитеJiей даже иs среды пропетариата.
В критические годы тот факт, что Партия не является наспедствев
l!ЫМ институтом, значительно помог в нейтрализации оппозиции. Со
циалисты старой формации, приученвые бороться с тем, что они на
зывали «классовые привилегии», полагали: все неваследственное ие
может быть постоянным. Они не понимали, что преемствевность оли
гархии не обязательно реализуется через материальное, им и в голову
не приходило, что наследственная аристократия недолговечна, в то
время как организации, основаввые на расширении своего круга, на
пример католическая церковь, держались сотни, а то и тысячи лет.
Суть олигархического правлепил не в наследовании власти от отца к
сыву, а в непоколебимости определенного мировоззрения и образа
жизни, которые мертвые диктуют живым. Правнщий класс до тех
пор правящий, пока ов может назначить своих наследников. Партия
заботится ве о том, чтобы увековечить свою кровь, а о том, как увеко
вечить себя. Кто держит в своих руках власть- неважно, лишь бы
иерархический строй оставался неизменным.
Все ваши убеждения, привычки, вкусы, эмоции, духоввые взаи
моотношения служат ва деле тому, чтобы поддерживать возвышев
вый ореол партии и скрывать истинную природу сегодняшнего обще
ства. Сегодня вевозможны мятеж или даже самая предварительная
подготовка к нему. Восстания пролетариев бояться не приходится.
Предоставленвые самим себе, они будут и дальше, из поколения в
поколение, от века к веку, работать, плодиться и умирать, ве тояько
ве пытаясь возмущаться, даже не представляя, что мир может быть
иным. Опасными они могут стать лишь тогда, когда техниЧеский про
гресс заставит давать им бoJiee серьезвое образование, во поскольку
воеиное и торговое соперничество не имее"J уже сколько-нибудь серь
езного ввачевия, уровень образования всех слоев васелевил в на
стоящее время фактически снижается. Вот почему викого не инте
ресует, каких мвевий придерживаются или не придержива)Отся на
родные массы. Им можно вообще предоставить ивтеллектуальпую
свободу, поскольку у вих интеллекта нет. Но члену Партии непрости
тельво малейшее откловевне от общепринятых взглядов даже по са
мым везвачвтельным вопросам.
155
ве формулвровалосL, да и не может быть сформулировано, ибо подоб•
ные попытки обнажили бы противоречия, присущие Ангсоцу. Если ты
от природы благонадежен («добродуJ~'» на новоязе), ты в любом слу
чае будешь интуитивно знать, какое убеждение вервое и какое чув
ство желательно. А кроме того, тщательная умственная тренировка в
детстве, которая в целом определяется тремя словами вовояаа: flnpe-
cтyncтon», «черпобеАый» и «двоеJI'ЫСАUе», лишает тебя воли и спо
собности слишком серьезно задумываться о чем бы то ни было.
Члену Партии не положено иметь личных чувств, он всегда дол
жен быть готов выражать энтузиазм. Он должен всегда захлебывать
ся от ненависти к внешним врагам и внутренним предателям,· лико
вать по поводу одержанных побед и преклоняться перед могуществом
и мудростью Партии. Недовольство, рожденное скудной и безрадост
пой жизнью, преднамеренно направляют на внешние объекты и дают
ему выход во время, например, Двухминуток Ненависти, а мысли, ко
торые IIIOГJШ Gы вызвать скептическое или мятежное настроение, за
благовременно подавляются воспитанной с детства внутренней дис
циплиной партийца. Сперва учат самому простому, тому, что могут
усвоить даже дети,- преступстопу. Л реетупстоп означает умение пре
сечь, едвn ;ш пе инстинктивно, любую опасную мысль. Сюда входит
с11особность не видеть аналогий, не <:амечать логических ошибок, не
прИНJfмать самых простых аргументов, если они враждебны Ангсоцу,
11 испытывать невыносимую скуку или отвращение к тако~у ходу
рассуждений, который может привести к ереси. Говоря коротко,
првступстоп означает ~111цитную тупость. Но одной тупости мало. На
против, благонадРжност~> в полном смысле слова требует, чтобы ты
владел своими IIIЫCJiнми и чувствами так же хорошо, как акробат вла
деет своим телом. В конечном счете общество Океании стоит па вере
во всемогущество Большого Брата и непогрешимость Партии. Но по
скольку в действительности Большой Брат не может быть всемогу
щим, а Партия совершает ошибки, нуЖна неустанная, поминутная
гибкость в обращении с фактами. И здесь на передний план выходит
слово черпобелый. Как и многие слова новояза, оно имеет два взаи
моисключающих значения. По отношению к противнику им обозкача
ют его привычку бесстыдно называть черное белым вопреки очевид
ным фактам. По отношению к члену Партии зто слово означает его
готовность назвать, I<Огда того требует партийная дисциплина, чер
ное белым. Но не только назвать- верить, что черное есть белое, бо
лее того, анать, что черное есть белое, и напрочь забывать, что когда
то ты верил в обратное. Для этого требуется постояиное измене
ние прошлого, которое возможно лишь при такой системе мышле
ния, охватывающей, по сути, все и называемой на новоязе двоемыс·
д11е.ч.
156
при каких обстоятельствах нельзя приэиать, что в партийвой док
трине или поnитической линии Партии происходят хоть какие-то ив
менения. Признать это значило бы признать свою слабость. Если,
например, Евразия или Воетазия (неважно, кто из них) враг сегодня,
следовательно, эта страна врагом была всегда. А если факты гоnорнт
обратное, тогда надо изменить факты. Вот почему история постолюю
переписывается. И эта не прекращающаяся ни на день подчистка
прошлого, осуществляемая Мипистерством Правды, в такой же мере
необходима для стабильности режи.r.1а, как репрессии и шпионаж,
нроводимые Министерством Любви.
Изменчивость прошлого- главный догмат Ангсоца. Утверждает
са, что события прошлого объективно не существуют, они остаютса
лишь в письменных документах и в nамяти людей. Поэтому прош
лое- это то, на чем сходятся и документы, и человеческие воспоми
нашtя. А поскольку Партия полностью контролирует вес документы
и одновременно разум всех своих членов, то отсюда следует: прошлое
становится таким, каким желает видеть его Партия. Отсюда вытска
tот, что, хотя прошлое и меняется, его никто никогда не меняет. Ведь
когда оно сфальсифицировано в той нужной на сегодня форме, оно и
есть прошлое, и никакого другого прошлого в природе быть не могло.
И это справедливо даже тогда, когда (юi.I< это вередко бывает) одно
и то же событие меняется до неузнаваемости по нескольну раз в год.
Партия всегда обладает абсолютной истиной, а абсолютпал пст1ша
не может быть пноii, чем в данный момент. Контроль над прошлым -
11 это понятно - зависит прежде всего от тренировки памяти. Yбe
JIIITьcя, что все документальные свидетельства полностью согласуют
ел с припятой на сегодня точкой зрения,- задача чисто механичес
кая. Но ведь необходимо по.мнить, что события происходили пменво
так. И раз нужно изменить воспоминания и подделать документы,
значит, необходимо и забывать, что ты зто совершал. Научиться этому
трюку не трудно, чем любому другому. И большинством членов Пар
тии, во nсяном случае теми, кто не только благонадежен, но и умен,
атот трюк усваивается. На староязе это называлось nрямо- ~контроль
лад действительностью•. На новоязе это зовется двое.мысдием, хотя
i.!воемыслие включает в себя и многое другое.
Двое.мыс.л.ие- это способность придерживаться одновременно двух
взаимоисключающих убеждений и верить в оба. Партийный интел
лектуал знает, в каком направлении он должен менять свои воспоми
нания, а поэтому пе может не звать, что пытается обмануть реальную
действительность, хотя, прибегнув н двоемыслию, тут же утешает ce-
fiя тем, что реальная действительность не пострадала. Весь этот про-
1\ССС должен быть осознанным, в противном случае его не осущест
вишь достаточно четко, и в то же время процесс должен быть бес
сознательным, ибо иначе останется ощущение лжи, а значит, и вины.
Двое.мыслие- саман сердцевина Ангсоца, поскольку Партия наме
ренно исnользует сознательный обман и при этом твердо и честно
следует своим целям. Следовательно, вэобходимо твердить сознатель
ную ложь и искрение верить в нее, забывать любой веудобный факт,
н nотом, когда nонадобится, извлекать его из забвения на какое-то
uремя, отрицать объективную реальность и в то же время учитывать
t~c. несмотря на отрицан~:W, и принимать в расчет. Даже употреблмя
CJIOBO «двое.мысдие», необходимо применять двоемысдие. Ибо, упот
рсблпя DTO слово, вы прианаете, что искажаете реальную действи
тельность, во, прибегнув к двое.мысдию, вы стираете в памяти это
нр••знапие. И так без конца, ложь всегда должна на один прыжок
uнсрсжать правду. В конце концов, именно с помощью двоемысАия
157
Партия сумела остановить историю и, насколько можно судить, смо
жет делать зто еще хоть тысячелетия.
Все прошлыс олигархии пали либо потому, что костенели, либо
потому, что чересчур раэмягчались. Или они становились тупыми ·И
самоуверенными, не умели приспоеобиться к меняющимся обстоя
тельствам, и их свергали, или, напротив, превращались в либераль
ные и трусливые, шли на уступки, когда следовало примевить силу,
и опять же их свергали. Их, что называется, губили либо сознатель
ность, либо отсутствие ее. И достижением Партии стала выработка
такой системы мышления, при которой оба состояния могут сущест
вовать одновременно. Ни на какой другой базис власть Партии, если
она хочет быть вечной, опираться не может. Вы должны уметь иска
жать чувство реальности, чтобы править и править. Ибо секрет вла
сти заключается в умевив соедивять веру в собственную непогреши
иость со способностью учиться на ошибках прошлого.
Естественно, искуснее всех двоемыс..t.ием владеют те, кто его изо
брел, кто хорошо знает, что двоемыс..t.ие- это целая система интел
лектуального надувательства. В нашеъr обществе те, кто лучше всех
знает, что происходит на самом деле, хуже всех видят мир таким,
1сакой он есть на самом деле. В общем, чем больше понимания - тем
больше самообмана, чем больше интеллекта - тем меньше здравого
смысла. Яркий пример тому- военный психоз, который тем сильнее,
чем выше мы подиимаемся по ступенькам иерархической структуры.
Самое разумвое отношение к войне проявляют народы спорных тер
риторий. Для них война просто бесконечное бедствие, которое, как
приливпая волна, перскатывается по их телам. И им совершенно без
различно, кто побеждает в этих войнах. Ведь перемена хозяев (они
хорошо это знают) означает, лишь то, что ии, как и раньше, придется
работать, во только на новых господ, которые будут обращаться с ни
ми, как и прежние. Рабочие, ваходящиесл в несколько лучшем по
ложении, те, кого мы называем ~пролами», думают о войне лишь вре
мя от времени. Rогда необходимо, в них можно возбудить истерию
страха и ненависти. но стоит их оставить в покое, как они надолго
забывают о войне. Но подлинвый военный энтузиазм мы найдем лишь
в рядах членов Партии, и прежде всего- Внутренней Партии. В за
воевание мира больше всего верят те, кто хорошо знает, что оно пс
воэможво. Это, казалось бы, странное соединение противоположно
стей - звания и неэнаuия, цинизма и фанатизма- одна из самых
характерных черт общества Океании. Официальная идеология изоби
лует противоречиями даже таи, где длл этого нет викакой практиче
ской нужды. Так, например, Партия отрицает и попосит все осново
полагающие принципы, за которые когда-то боролись социалисты, и
делает она это именем социализма. Она проловедует такое презрение
к рабочему классу, какого не было даже в предыдущие века, по в то
же время одевает СВI)ИХ членов в форму, которал когда-то была тра
диционной для людей, завимавшихся физическим трудом, и именно
для них и была придумана. Она систематически разрывает связи
между членами семьи и в то же время дает вонщю имя, которым пы
тается играть на чувстве семейвой сплоченпости. Даже названия
четырех Министерств, управляющих страной,- это бесстыдвое и пред
намеренное искажение фактов. Министерство Мира занимается вой
ной, Министерство Правды- ложью, Министерство Любви- nытка
ми, а Министерство Изобилия- голодом. Это вовсе не случайвые про
тиворечия и не результат обычного лицемерия. Это двоемыс..t.uе на
деле. Потому что, лишь примиряя противоречия, можно вечно удержи
вать власть. Никаким другим способом извечный цикл разорвать
158
uсльэя. Если иы хотим навсегда взбежать равенства людей, еспв
Высшие, как мы их назвали, хотят навеки занимать свое место, то
доминирующим состолпиен духа людей должно стать организовапвое
безумие.
Но есть еще один вопрос, который мы пока почти не затрагивали:
почему равенство людей недопустимо? Предположим, что сущность
происходящих процессов описана верно, во что все-таки лежит за
nтoii масштабной, тщательно плавирусмой попыткой остановить, ире
сечь историю в конкретной временвой точке?
И здесь мы подходим к главному секрету. Как мы уже видели,
тайна Партии, прежде всего Внутренней Партии, зависит от iJвое
мыслия. Но еще глубже лежит первопричина, инстввкт, не берущий
сн под сомнение, который когда-то побудил Партию сперва захватить
власть, а потом вызвать к жизни и двоемысАие, и Полицию Мысли,
11 бесконечную войну, и все остальное. Эта nервоnричипа закJiюча
l'Тсл ...
160
гуре юной девушки, нак лrоды шиповника к его цветам. Но
почему плод хуже цветка?
Нет, она прекрасна,- пробормотал Уинстон.
- У двв бедра, наверное, с метр,- отозвалась Джулия.
- Такая красота,- ответил Уинстон.
Рукой он обнимал гибкую талию Джулии. Они прижима
лись друг к другу, бедро к бедру. У них ншюгда не будет
ребенка. Это невозможно. И свою тайну они могут передавать
лишь словами, от разума к разуму. У женщины во дворе нет
разума - лишь сильные руки, горячее сердце да плодоноспое
чрево. Интересно, сколько детей она родила? Может, даже
nятнадцать. Ее расцвет был недолгим, распустилась па год,
как дикая роза, а потом разбухла, как плод, и стала нрепкой,
I\раснокожей и грубой, а вся ее жизнь па протяжении лет
тридцати заключалась в вечной стирке, мытье полов, штопке,
приготовленив еды, вытирании пыли, чистке обуви и почин
не, сначала для детей, затем -для внунов. И через три де
сятка таких вот лет она еще и поет. Тайное благоговение,
tюторое Уипстон испытывал по отношению к этой женщине,
словно окрашипалось бледным безоблачным небом в просве
тах между дымовыми трубами, которое уводило взгляд куда
то далеко-далеко. Странно думать, что небо на всех одно -
п в Евразии, и в Востаэии, и здесь. И люди под этим пебом
nезде одинаковые, везде, во всем :мире, сотни, тысячи, мил
лионы таких, нак эти, которые даже не знают, что есть по
162
тело по камням. Потом понеслась ругань, которая прервалась
1\рИIЮМ болИ.
- Дом окружен,- сказал Уинстон.
- Дом оRружен,-:- подтвердил голос.
Уинстон слышал, каR стучат зубы Джулии.
- Н думаю, нам надо попрощаться,- сказала она.
- Вам надо попJощаться,- сказал голос. А вслед за этим
совсем другой - высокий, интеллигентный - голос, 1\оторый
ноказался Уинстону знаRомым: - Кстати, поi\а мы не ушли
от темы: <<Вот свечка вам на ночь, давайте зажжем, а вот и
палач ваш - палач с топором!>>
Что-то со звоном посыпа1юсь на кровать. В окно втолкну
ли лестницу, которая выбила стекла. Кто-то лез по ней со
двора, но и в доме уже слышался топот ног. Комнату аапол
пили крепRие парни в черной форме, в кованых сапогах и с
дубинками в pyRax.
Уинстон больше не дрожал. Даже взгляд аастыл. Сейчас
главное- не двигаться, не двигаться и пе давать повода
163
Его, замершего на месте, еще ни разу не ударили. А мыс
ли, приходившие в голову, I<ак бы не касались его. Взяли ли
они мистера Чаррингтона? Что они сделали с женщиной во
дворе? Оп подумал, что надо бы пойти ~ туалеr и помочить
ся, слегка удивился, потому что был в уi.юрной два-три часа
назад. Часы па камине показывали девять, то есть двадцать
один час. Но почему-то было светло. Разве не темнеет в два
дцать один час? В августе? А вдруг они с Джулией все-таки
ошиблись и проспали аж двенадцать часов и теперь было не
двадцать тридцать, как они думали, а восемь тридцать утра?
Но развивать эту мысль он не стал. Теперь это было не
важно.
нос стал как будто короче. Теперь это было холодное, насто
роженное лицо человека лет тридцати пяти. Впервые в жиз
ни Уинстоп видел перед собой, точно звал это, сотрудника
Полиции Мысли.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
164
видпо, работала вентиляция. Вдоль стены шла узкая скамья,
похожая на полку, на Iюторой можно было только сидеть.
Она прерываласъ лишь у двери и параши без стульчака.
В камере было четыре монитора - по одному на каждой
стене. '
Тупо ныл живот. Боль не проходила с тех пор, как его
швырнули в полицейскую машину и повезли. А еще хотелось
есть, это бызю какое-то грызущее нездоровое чувспю. Он не
ел, наверное, уже сутки, а может быть, и больше. И по-преж
нему не знал, а возможно, и никогда теперь не узнает, когда
был арестован - утром или вечером. И с момента ареста ему
не давали есть.
165
чеJ1ез нлазок». Стража, в свою очередь, тоже обходилась с
уголовниками снисходительно, даже тогда, когда приходи
166
ловпики почти игнорировали политических. frПo.яurы», с пре-
3ревиеи вазывали они их, не проявляя даже шобопытства.
А члены Партии были настолько запуганы, что боялись rо
uорить с кем бы то ни было, и уж тем более друr с другом.
Только раз, когда две партийки оказались плотно прижаты
ми па скамье, Уинстон выхватил в общем гвалте несколько
слов о какой-то комнате t:один-ноль-одию>, по не повял, что
ато значит.
И вот два или три часа, как он здесь. Тупая боль в живо
те так и не проходила, но порой она чуть отпускала, а ино
гда становилась нестерпимой. В зависимости от- этого рабо
тало и сознание Уинстона. Rогда боль обострялась, он думал
только о ней и о еде. Rогда же живот отпусrшло, его охваты
nала паника. В иные минуты оп видел наперед все, что с ним
случится, да так ярко, что его сердце выпрыгивало из груди
167
же, высоRо в небе. Мысленно он переносил свою Rамеру с
места на место и по физичесRим ощущениям тела пытался
угадать, где же он все-таки: висит высоко в небе или же по
хоронен глубоко в земле?
Снаружи послышались шаги. Стальная дверь с лязгом
открылась. Щеголеватый молоденький офицер в ладной чер
ной форме, которая, казалось, сияла отполированной кожей,
с бJtедным лицом, похожим на восковую маску, шагнул о
камеру. Он дал знак охранникам ввести заRлюченвого. И в
камеру, еле волоча ноги, вошел поэт Эмплфорс. Дверь, за
крываясь за ним, вновь загремела.
Эмплфорс неуверенно шагнул сначала в одну, потом в
другую сторону, словно отысRивая вторую дверь, в которую
можно выйти, а· затем принялся ходить взад и вперед по Rа
мере. Он все еще не замечал Уинстона. Его встревоженный
взгляд блуждал по стене гораздо выше головы Уинстона.
Поэт был без ботинок, большие грязные пальцы ног выео
вывались сквозь дыры в носках. По-видимому, он несколько
дней не брился. Жесткая щетина покрывала его щеки, при
давая ему разбойничий вид, плохо вязавшийся с большим
слабым телом и нервными движениями.
Уинстон встряхнулся, выводя себя из летаргического со
стояния. Он должен поговорить с Эмплфорсом; конечно, мо
нитор облает, во надо рискнуть. И потом, возможно, именно
Эмплфорс принес лезвие.
- Эмплфорс,- позвал он.
Монитор молчал. Эмплфорс остановился, слегка удивлен
ный. Его взгляд медленно сфокусировался на Уинстоне.
А, Смит!·- сказал он.- И тебя взяли!
- За что тебя арестовали?
- Вообще-то говоря ... - Он неуклюже опустился па ска-
мейку напротив Смита.- Всех берут за одно и то же преступ
ление. Разве не так?
- И ты совершил его?
- Вероятно.
Он положил руки на лоб и сжал :виски, будто припоии
пая что-то.
168
CROMЯЗЫI\е ТОЛЬRО двенадцать рифм на СЛОВО «БОГ>>? fl це
ЛЫМИ днями ломал голову, исRал подходящие рифмы. Но
их нет.
169
Па этот раз Vинстон так поразилси, что забыл даже о
своих напастях.
170
- Кто же довее ва тебя?- спр()сил 'Увпстоо.
- Кто? Мои мaJIW~Dкa,- ()!JВетил Парсоне с оттенком
cypoвoii rордОС'ПI.- Она IМIДC.IIymaлa через замочную екав
живу. Уел:ышаJiа, что я говорю, и наутро стукнула патрулJQI.
Не rлуио дл.а: се101детней деачуmки, а? Нет-вет, я не держу
на нее зла. Я горжусь ею. Раз.ве это не JI}"Iillee доказательст
во, что я :воспитал ее правильно?
Ои нервно аахетал:ея по камере, кидая долгие взrляды
па Dapa.my. Затем проворно стяиул свои шорты.
- Извини, старина,- бросил он.- Не моrу больше. Это
от волнения.
кая вонь.
f71
но он понял, в чем дело. Этот человек просто умирает от го
Л9да. Казалось, одновременно эта догадка пришла в голову
всем, поскольку по рядам сидящих на скамье прошло чуть
172
ред офицером, с мольбой протягивая к нему руки, сложев
пые вместе.
173
- Камера 101,- сказал офицер.
Мужчину увели. Он шел спотыкаясь, опустив голову, J[а
чая свою раздробленную руку; он больше не мог бороться .
И опять прошло иного времени. Если человека с лицом ,
похожим на череп, увели в полночь, то теперь было утро, ес
ли утром- то сейчас наступил вечер. Уинстон уже несколь
IЮ часов сидел в камере один. Сидеть на узкой скамеЙI<е сташ>
так больно, что порой он вставал и прохаживался по камере.
Монитор этого не осуждал. Горбушка все еще лежала там, где
бросил ее человек без подбородка. Сначала было трудно не
глядеть на нее, но потом голод сменила жажда. Его рот слип
ся, в нем появился J[акой-то отвратительный вкус. Жужжа
щий звук вентиляции и ровный белый свет доводиди до об
морочного состояния. В голове было пусто. Он ветаnал со
скамьи, потому что невыносимо ныли кости, по всякий раз
щ>чти сразу снова садился, потому что начинала кружиться
голова и он боялся упасть. Когда же удавалось справиться с
собой, возвращался ужас. Время от времени с угасающей
надеждой он вспоминал об О'Брайене и лезвии бритвы. Лез-
. вне, наверное, передадут в еде, если только его вообще соби
раются 1юрмить. И уж совсем редко он вспоминал о Джулии,
oua расплывалась в его сознании. А ведь где-то здесь рядом
ее сейчас мучают, и ей, возможно, хуже, чем ему. Возможно,
в <>тот самый миг она кричит от боли. «Если бы я мог спасти
Дшулию, удвоив собственные страдапия, пошел бы я на
зто?- спрашивал он себя. И отвечал:- Да, пошел бы•. Увы,
зто только умствование. Он звал, что должен отвечать так,
и вся его решимость не более чем обязанность. Это ум гово
рил в нем, а не сердце. Здесь вообще ничего невозможно чув
ствовать, только боль и только ожидание боли. А кроме того,
ощущан боль, можно ли желать, ради чего угодно, ее уси
шшия? Нет, па этот вопрос он еще не мог ответить.
Опять он услышал топот сапог, опять открылась дверь.
Вошел О'Брайен.
Уинстон вскочил. Он так поразился, что забыл всякую
осторолшость. Впервые за много лет он забыл о мониторе.
- Ню<? Вас тоже взяли?- воскликнул он.
- Меня очень давно взяли,- ответил О'Брайен с мяг-
кой, едва ли не печальной иронией.
Он отступил в сторону. Из-за его спины в камеру вошел
охранпик с IПирокой грудью и длинной черной дубивкой D
руках.
174
«Да,- провеслось у него в уме,- всегда зто энaJit. Но
сейчас не было времени думать об этом. Его вагляд был при
ковав к дубинке в руках охранника. Она могла обрушиться
на что угодно - на затылок, на уши, на руки, на локоть ...
На ·локоть! Почти парализованный, он опустился на ко
л ени , схватившись за локоть здоровой рукой. От боли на мгно
вение все вспыхнуло желтым светом. Невероятно, невероят
но, что всего лишь один удар может причинить такую боль!
i 1ридя в себя, он увидел, что О'Брай:ев и охравник смотрят
1~а него сверху вниз. Охравник хохотал, глядя, нак он кор
•;птся от удара. Так или иначе, но один вопрос был наконец
решен. Нет, нет и не может быть причин, которые заставило
Gы тебя желать удвоить свои страдания. Желать можно лишь
одного - чтобы боль прекратилась. Нет в мире ничего ужас
нее физической боли. Там, где есть боль, нет героев, героев
нет, подумал он, извиваясь на полу и беспомощно · прижимая
il3увеченную левую руку.
175
веяний раз им занимались сразу пять или шесть охрапнипоn
в черной форме. Иногда били нула:ками, иногда дубин:каии,
иногда стальными прутьями, а иногда и сапогами. Были слу
чци, :когда он :катался ,по полу бесстыдно, :ка:к животное, увер
тываясь всем телом от ударов и еще больше подставляя под
дубин:ку и сапоги ребра, живот, локти, гелени, пах, мошонку
и :копчи:к. Порой это продолжалось так долго, что жесто:ким,
злым, вепростительным :казалось не то, что охранники все
бьют и бьют его, а то, что он ника:к не может потерять созна
ние. Бывали времена, когда мул~ество оставляло его и он
принималея проситъ пощады еще до того, :ка:к его начинали
бить, когда занесенного для удара :кулака было достаточно,
чтобы он торопливо призвавалея и в действительных, и в
мнимых преступлениях. Но бывали и другие времена·, :когда
он решал ни в чем не сознаваться и каждое слово приходи
176
катились слезы, и так далее- все это делалось только для
того, чтобы унизить его, сломить волю к сопротивлению, ли
шить способности спорить и возражать. Главным же оружием
их были безжалостные допросы, тянувшиеся бесконечно, час
за часом, когда они ловили его на слове, загоняли в ловушки,
переиначивали сказанное, доказывали па каждом шагу, что
он лжет и противоречит себе, и доводили его всем этим до то
го, что он начинал плакать от стыда и нервного истощения.
Порой он принималея рыдать по пять-шесть раз за допрос.
Его то и дело оскорбляли, кричали на него и всякий раз, ког
да он начинал колебаться, гровились снова отправить к ох
ранникам в черной форме. Но иногда они меняли пластинку,
называли его <<товарищем>>, призывали вспомнить Большого
Брата и Ангсоц и печально недоумевали: неужели у него ни
чего не осталось от чувства долга перед Партией, от вины
перед ней за то зло, что он ей причинил. После многочасовых
допросов нервы его сдавали и даже такая простая уловка до
водила его до сопливых слез. В конце концов получалось, что
скорбные голоса мучителей ломали его скорее, чем кованые
сапоги и зуботычины охранников в черном. Он уже не был
человеком - он стал просто пастью, которал выбалтывает
все, что требуется, рукой, подписывающей все, что прикажут.
Его единственной заботой было теперь стремление вовремя
догадаться, чего от него хотят и в чем надо немедленно со
знаться, чтобы остановить все эти издевательства. Он уже
признался, что убил выдающихсл членов Партии, что распро
странял подрывную литературу, присваивал общественные
деньги, выдавал военные секреты иностранцам и занимался
177
но и ритмично тинает какой-то прибор. Глаза становятся вес
больше, светятся все ярче, и он вдруг как бы взмывает с си
деньf! и ныряет в эти глаза, втянутый ими.
Вот он пристегнут ремнями н креслу, онруженнъrй наки
ми-то циферблатами под елепящими лампами. Человен в бе
лом халате следит · за стрелнами приборов. Слышен топот са
пог снаружи, лязгает и от-крывается дверь. Входит офицер
с восковым лицом, за ним два охранвина в черном.
178
rюгoii. Что-то удерживает. Тело словно прюювано в заданпои
ноложении. Даже затылок закреплен. Над ним стоит О'Нрай
~~~~ и глядит на него сверху тяжело и немного печально. Снизу
:rицо О'Брайена кажется жестким и потрепанным, с мешка
ми под глазами, с усталы.ми складками, которые легли от носа
1\ подбородку. Он оказался старше, чем считал Уинстон. Ему
.• rет сорок восемь- пятьдесят. Под рукой у него циферблат
с рычажком наверху. На циферблате какие-то цифры.
- Я говорил тебе,- начал О'Брайен,- что если мы встре
тимся, то это nроизойдет здесь.
- Да,- nодтвердил Уинстон.
Без всякого предупреждения О'Брайен передвинул немно
го рычажок, и волна боли захлестнула Уинстона. Непереда
ваемая, страшная боль, страшная еще и потому, что он никак
не мог понять, что происходит, и вместе с тем чувствовал, что
ему наносят смертельные повреждения. Уинстон не звал,
Gьш ли это удар электрическим током или что-то другое, но
тело его деформировали, медленно выламывали и разрывали
суставы. Боль такая, что па лбу выступила испарина, но xy-
i!\e всего страх, что ему вот-вот сломают позвоночник. Оп
стиснул зубы и тяжело дышал через нос, стараясь как можно
дольше удержаться от крика.
179
эваешь об этом уже несколько лет, хотя и пытаешься уйти
от этого звания. Ты страдаешь умственным расстройством.
У тебя ущербная память. Ты не помнишь того, что случилось
в действительности, зато убеждаешь себя, что помнишь такие
вещи, которых на самом деле никогда не было. К счастью,
это излечимо. Просто сам ты не пытался вылечиться; потому
что не хотел. А ведь требуется лишь небольшов усилие воли,
но и его ты не делал. Даже теперь, я вижу, ты . цепляешься
за свою болезнь и едва ли не считаешь ее великой доброде
телью. Вот маленький пример. Скажи, с кем воюет сейчас
Океания?
- Когда меня арестовали, Океания воевала с Востазией.
- С Востазией. Прекрасно. А разве Океания не всегда
воевала с Востаэией, а?
Уинстон затаил дыхание. Он открыл было рот, чтобы от
ветить, но сдержался и промолчал. Он не мог оторвать глаз
от шкалы циферблата.
- Пожалуйста, правду, Уинстон. Твою правду. Скажи,
что думаешь, что помнишь.
180
хотя бы до пояса. Но двинуться даже па сантиметр было не
возможно. На миг он забыл даже о циферблате. Оп хотел
лишь одного - снова подержать в руках эту фотографию или
хотя бы еще раз взглянуть на нее.
- Она все-таки существует! - крикнул оп.
- Нет,- сказал О'Брайеп.
Оп прошел к противоположной стене. Там была дыра па
мяти. О'Брайен подпял решетку, и поток теплого воздуха
унес жалкий обрывок бумаги. Снимок исчез в пламени, и
О'Брайен повернулся от стены.
- Пепел,- сказал он.- Нет, даже не пепел, его можно
увидеть. Пыль. Фотографии не существует. Она никогда не
существовала.
181
mлое К4)вкретRО, в ВJЮСтравстве? Ecn. п r~е-вибудь такое
м~тв, та:ко:i.i матери.альный МИ]>, в :к•т~ром с4Юы'IIЯ прошлого
ви ~ происходят?
-Нет.
- А раз та:к, где же сущес'l'вует прошлое-, еели оно су-
ществует?
В документах. Оно записано в документах.
Б документах и...
Б мозгу. В че-ловеческой памяти.
В памяти. Очень хорошо. Но еслп так, то мы, Партия,
:контролируя; документы, человеческую память, ксвтролируем
и прюшлое. Не правда ли?
- Но как, как вы можете помешать людям uомнить то,
что было?!- закричал Уинстон, опять забыв про цифер
блат.- Память непроизвольна! Она не эа·Rиеит от пашей во
ли. Как вы можете контролировать память? Вы пе властны
даже над моей памятью!
О'Брайен оnять стал строгим. Его руна вновь легла ва
рычаг врибора.
- Наоборот,- сказал он.- Это ты не властен над своей
памятью. И поэтому ты здесь. Ты попал к нам, потому что
тебе не хватает сR:ромпости и самодисциплины. Ты не захотел
подчиниться, хотя только так можно оста-ться норма.1ьным.
Ты предпочел быть сумасшедшим, меиыпиnст1юм в единст
венном числе. Лишь дисциплинированный ум, Уинстон, ви
дит реальную действительность верно. Ты ведь думаешь, что
реальная действительность объективна, это· нечто существую._
щее вне и независимо от нас·? Ты полагаешь, что природа р-е-
альиой: действ·ительности самоочевидна? Когда ты вводишь
себя в заблуждение и думаешь, 1'.JТО видишь нечто, ты пола
гаешь, что все остальные видят то л<е самое·. А. я должен ска
зать тебе, Уинстон, что реальная действительность сущеетву
ет вовсе ве вне нас. Она живет в голове человека, и более
нигде. Рааумеется, не в голове отдельн:ой личпоети- тобой
индивидуум может и ошибаться, и, во веяком случае, оп пеДf>л
говечеп,- о па существует тольR:О в коллективном и бессмерт
ном разуме всей Партии. То, что Партия считает правД6ii,
есть правда. Реальную действительность можно уВ'J!д-еть лишь
глазами Партии. Вот что тебе предстоит усвоить, Уиястон.
И это потребует от тебя усилия воли, потребует переде'л
ки себя. Чтобы стать 3дравомысля~м, надо стать посл·уш
вым.
Оп по11юлчал, словио для того, Чrтобы до 'Уивстова дошел
с:мысл сказанного.
- Ты JI6:МНИШЪ,- предолжи-л ов,- евои слоаа. в дне-а:вв-
182
t\e: tСво.бо•а - Эl'о свобода rоворить, чтФ даа2КДЫ два - -че
тыре>>?
- Да, помню,- сказал Уин.сю11.
О'Брайеп поднял левую ладонь и, повернув ев т:ы:ш.ноi
стороной к Уинстону, спрятал большой на.иец.
Снолыю пальцев ты видишь, Уинстон?
- Четыре.
- А если Партия скажет, что их не четыре, а пять, тогда
СКОЛЬIЮ?
- Четыре.
Он не успел договорить, он задохну лея от боли. Стрел на
на шнале подпрыгнула до питидееяти пяти. Уинстон в мгно
вение покрылся моирой испариной. Воздух распирал его лег
ние и вырывался невольвыи глубоким стоном, который он не
смог подавить, даже етиспув зубьL О'Брайен наблюдал за
ним, nо-прежнеиу растопьтри четыре пальца на левой руке.
On слегна отвел рычаг, чуть-чуть уменьвmв страшную боль.
- Снольно пальцев, Уинстон?
- Четыре.
Стрелна с:ка:кпула на отметну <<шестьдесят>>.
- Сколь:ко пальцев, Уинстон?
- Четыре1 Четыре! Что еще я могу с:казать? Четыре\
Стрелна, наверное, поДllялась еще выше, но он не смотрел
па нее. Он видел тольно тяжелое, жестоное лицо и четыре
растопыренных пальца. Пальцы стояли перед глазами Katt
огромные дрожащие и расплывающиеся :колонны, по их все
183
НИI<а, боль, казалось, не имела отношения к этому человеку~
напротив, именно О'Брайен спасал его от нее.
- Ты медленно усваиваешь урок, Уивстон,- мягко заме
тил О'Брайен.
- Что поделать?- всхлипнул Уивстон. - 1\ак мне заста
вить себя не видеть того, что перед глазами? Ведь дважды
два все-таки четыре.
184
пытку еще раз. Четыре, пять, шесть - я, чествое слово, не
знаю.
186
- Ты думаешь,- сказал он,- раз они собираются улич
тожить меня и все, что я говорю и делаю, ничего изменить пе
может, зачем тогда все эти допросы? Ты об этом думаешь, да?
- Да,- ответил Уинстон.
О'Брайен тонко улыбнулся.
- Ты ошибка в нашей системе, Уинстон. Ты пятно, ко
торое следует вывести. Ведь я только что объяснил, чем мы
отличаемся от гонителей прошлого. Нам мало пассивного по
слушания, мало и самого униженного подчинения. Когда ты
наконец сдашься, то сделаешь это добровольно. Мы уничто
жаем инакомыслящих не потому, что они сопротивляются.
Напротив, до тех пор, пока они сопротивляются, мы их не
уничтожаем. Мы переделываем их, овладеваем их разумом и
подкоркой. Мы выжиrаем в них все зло и все иллюзии, мы
перетягиваем их на свою сторону, причем перейти на нашу
сторону надо искренне, то есть поверив душой и сердцем, а
не притворяясь и фальшивя. Прежде чем мы убьем инако
мыслящего, он должен стать одним из нас. Потому что для
пас недопустимо, если чье-то сомнение, пусть самое тайное,
самое ничтожное, останется жить в чьем-нибудь сознании. Мы
не можем допустить малейшего отклонения. Даже в минуту
смерти мы не можем позволить человеку сомнений. В старину
еретик шел на костер, оставаясь еретиком, поддерживая себя
ересью и прововедуя ее. Даже жертвы русских чисток храни
ли в сердцах дух сопротивления, когда они шли по коридору
t87
рит :каждому своему слову. Теперь Уинстова угнетало созна
ние собственпой интеллектуальной неполноценности. Он ви
дел, на:к грузный и в то же время грациозный О'Брайен про
хаживалея взад и вперед, то исчезая из поля его зрения, то nоз
188
степенно глазам возвращалась способность видеть правильно.
Он вспомнил, кто он такой, где находител и что за человек
смотрит на него. И все-таки он чувствовал какую-то пустоту,
:как будто из него вы~ули :кусок мозга.
- Сейчас пройдет,- с:казал О'Брайен.- Смотри мне n
глаза. С ка:кой страной воюет О:кеанил?
Уинстон задумался. Он помнил, что такое Океания, пом
нил, что он - гражданин Океании. Он также вспомнил о Ев
разии и Востаэии. Но вот кто с :кем воюет - этого сназать он
не мог. Он вообще не помнил, что идет какал-то война.
Не помню.
Океания воюет с Востазией. Теперь ты вспоминаешь?
Вспоминаю.
Океания всегда воевала с Востазией. С тех пор как ты
родился, с тех пор :как возникла Партия, с начала самой ис
тории идет эта война, и она не прерывалась никогда, она всег
да была, и всегда одна и та же. Это ты помнишь?
-Да.
- Одиннадцать лет назад ты вбил себе в голову что-то
про тех приговоренных к смерти предателей. Ты прJiдумывал,
что видел обрывок газеты, доказывающий их невиновность.
Такой газеты-не существовало. Ты все это выдумал и сам же
поверил в легенду. Ты помнишь, когда ты это придумал? Пом
нишь?
-Да.
- Только что л показывал тебе пальцы на руке. Ты видел
nять пальцев. Помнишь?
-Да.
О'Брайен поднял вверх раскрытую ладонь, спрятав от
Уинстона большой палец:
- Вот пять пальцев. Видишь- их пять?
-Да.
И он действительно видел пять пальцев. Пусть каное-то
время, по:ка к нему не вернулся разум, во он видел пять IIаль
189
- Теперь ты хоть видишь,- сказал О'Брайев,- что, по
крайвей мере, это возможно.
- Да,- сказал Уивстон.
О'Брайеп с удовлетворенным видом встал. Слева от себя
Уинстон заметил, как человек в белом халате надламывает
ампулу и наполняет шприц. О'Брайен, улыбнувшись, взгля
нул на Уивстона. Почти тем же, что и раньше, жестом он по
правил очки па носу.
- Помнишь, ты написал в двевнине,- спросил он,- что
неважно- друг я или враг, важно, что я тот чел~век, кото
рый понимает тебя и с которым можно говорить? Все верно.
Мне тоже нравится говорить с тобой. Нравится твой склад
ума. Он напоминает мне мой собственный ум, если не счи
тать, что ты- сумасшедmий. Что ж, перед тем как закончить
па сегодня, ты, если есть желание, можешь спросить меня о
чем хочешь.
- Любой вопрос?
- Любой.- И заметив, что Уинстон смотрит на цифер-
блат, добавил:- Прибор отнлючен. Итан, какой первый воп
рос?
- Что вы сделали с Джулией?
О'Брайен опять улыбнулся.
- Она предала тебя, Уивстон. Сразу же и бесповоротно.
Я редко встречал таких, кто мог бы столь быстро перемет
вуться. Ты не узнал бы ее, если встретил. Все ее бунтарство,
ложь, глупость и распущенность - все выжжено из нее. Пол
uое перерождение, нлассический случай.
- Вы пытали ее?
О'Брайен не ответил.
Следующий вопрос,- сказал он.
- Существует ли Большой Брат?
- Конечно, существует! Партия существует. Большой
Брат - ее воплощение.
- Нет, существует ли оп в том смысле, нак существую я?
- Ты не существуешь,- сказал О'Брайен.
И снова чувство беспомощности охватило Уипстона. Он
внал, он мог представить аргументы, с помощью ноторых лег
но было доназать, что он, Уинстон, не существует, но все они
чушь, игра словами. Разве утверждение «Ты не существуеmы
не абсурд? Но что пользы говорить об этом? Его ум просто
сжимался, стоило ему представить сумасшедшие, безапелля
ционные доводы, какими О'Брайен уничтожит его.
- Я полагаю, что все-таки существую, - сказал он уста
ло. - Я осознаю себя . Я родился и умру. У меня есть руки
и поги. Я занимаю определенное место в пространстве, ното-
190
рое одновременно не может занимать ни одно другое тело.
Вот в этом смысле существует ли Большой Брат?
Это не имеет значения. Он существует, и все.
- Умрет ли он когда-нибудь?
- Естественно, нет. Нак он может умереть? Следующий
вопрос.
- И Братство существует?
- А этого, Уинстон, ты не узнаешь никогда. Даже если
мы освободим тебя, после того как закончим работать с то
бой, даже если ты доживешь до девяноста лет, ты все равно
не узнаешь, какой ответ на этот вопрос будет правильным -
((Да~ или «нет». Он будет для тебя вечной загадкой.
Уинстон замолчал. Учащенное дыхание выдавало его вол
пение: ему хотелось задать вопрос, который первым пришел
па ум, но язык не поворачивался. О'Брайена это, казалось, за
бавляло. Даже очки его иронически поблескивали. Он знает,
подумал вдруг Уинстон, он знает, что я хочу спросить. И сло
ва вырвались сами:
191
- Во время наших встреч,- сRазал О'Брайен,- ты удив
лялся, ты даже спрашивал меня, зачем Министерство Любви
тратит так много времени и сил на тебя. И на свободе тебя
ставил в тупик в сущности тот же вопрос. Ты понял механи
ку общества, в котором жил, но не мог поиять движущих мо
тивов. Помнишь, ты написал как-то в дневнике: <<Я пони
маю- как, я не понимаю- ваче.ю>. И как раз тогда, когда ты
думал об этом <<зачем», ты усомвился в собственвой нормаль
ности. Ты прочитал киигу, книгу Гольдштейна, во всякои слу
чае часть ее. Узнал ли ты что-нибудь новое для себя?
- А вы читали ее?- спросил Уинстон.
- Я писал ее. Вернее, участвовал в ее написании. Ты же
знаешь, все книги пишутся коллективно.
192
мое ужасное, что, говоря все это, О'Брайен будет ис~tрепн&
верить в это. Он в тысячу раз лучше Уинстона знает истин
ное положение вещей, знает, до ка~tой степени деградации
опустился мир и 1\а~tой ложью, каким варварством Партия
удерживает его в этом состоянии. О'Брайен понимает все это,
давно оценил все, но это ничего не меняет, поскольку все оп
7 д. Оруэлл 193
- Ты думаешь,- сказал он,- что я выгляжу старым: и ус·
талым. Ты думаешь - я говорю о власти, а сам: не могу оста·
повить распад собственного тела. Неужели ты не понимаешь,
Уинстон, что человек- всего лишь маленькая клеточка? И
отмирание ее лишь подтверждает жизнеспособность всего
организма. Разве ты умираешь, когда стрижешь ногти?
Он развернулся и, эв.сунув руку в кв.рман, принялся про·
хаживаться по комнате.
195
ешься вспомнить,- солипсизм. Хотя ты ошибаешься. Это
вовсе не солипсизм. Скорее- коллективный солипсизм, если
угодно. А это вещи разные, даже противоположные. Впрочем,
мы отклонились от темы,- добавил он уже другим тоном.
Так вот, подливная власть, ,власть, за которую вам приходит
ся бороться и день и ночь, это не власть над материальным
миром, это власть над людьми.- Он помолчал и закончил
вновь тоном учителя, который спрашивает подающего надеж
ды ученика:- Итак, как человек может утверждать свою
власть над другим человеком?
Уинстон задумался.
- Заставив его страдать,- сказал оп.
- Совершенно верно. Заставив страдать. Послушания ма-
ло. Если человек не страдает, можно ли быть уверенным, что
он подчиняется твоей, а не собственпой воле? Властвовать
значит мучить и унижать. Власть заключается в том, чтобы,
расколов на куски разум человека, собрать его снова, по при
дав ту форму, какая нужна тебе. Теперь ты понимаешь, что
за мир мы создаем? Это точная противоположность глупых
гедонистичесiшх утопий, созданных воображением старых
реформаторов. Мы создаем мир страха, предательства и муче
ний, мир попирающих друг друга, мир, который, развиваясь,
становится не менее, а более безжалостным. Развитие нашего
мира будет развитием страданий. Прежние цивилизации ут
верждали, что они основаны на любви и справедливости. На
ша - основана на ненависти. Б нашем мире не будет других
чувств, 1•роме страха, ярости, победного ликования, самоуни
жения. Все остальное мы уничтожим- все! Мы уже поков
чили с привычкой мыслить, которая досталась нам с дорево
люционных времен. Мы разорвали узы, связывавшие родите
лей и детей, друзей и влюбленных. Никто больше не верит
жене, ребенку или другу. А в будущем не будет ни жен, ни
друзей. Детей будут отбирать у матерей сразу после рожде
ния, как забирают яйца у курицы. Мы вырвем с корнем поло
вой инстинкт. Рождение стапет nустой ежегодпой формально
стью, вроде возобновления продовольственных карточек. Мы
уничтожим оргазм. НашИ неврологи работают над этим. Не
будет иной верности, преданности, кроме верности и предан
ности Партии. И не будет другой любви, кроме любви к Боль
шому Брату. Не будет смеха, только торжествующий смех над
побежденным противником. Не будет литературы, искусства,
науки. Когда мы станем всемогущи, наука не понадобится.
Не будет различия между I<расотой и уродством. Не будет
любознательности, радости жизни. Все разнообразные на
слаждения окажутся истребленными. Но всегда - помни это,
196
Уинстон,- всегда будет опьянение властью, и оно будет рас~
ти и становиться все более и более изощренным. Всегда будет
дрожь победы и наслаждение от брошенного под ноги, повер
женного и беспомощного врага. Если ты хочешь представить
себе образ грядущего, представь сапог, наступающий на лицо
человека - наступающий навсегда.
Оп замолк, словно ждал, что Упнстон возразит. Но Уип
стов хотел одного - вжаться в лежак, к которому был привя
зан. Что он мог сказать? Сердце его замерло. О'Брайеп про
должал:
- И помни - это навечно. Всегда найдется лицо, на ко
торое можно наступить сапогом. Всегда найдется вероотступ
ник, враг народа, которого надо будет громить и унижать.
Все, что пережил ты, попав в наши руки, а может, -и более
страшное,- повторится. Слежка, предательство, аресты, пыт-
1\И, казни, исчезновения - будут всегда. Сплошной мир тер
рора и лиl\ования. И чем сильнее будет стаповиться Партия,
тем меньше у нее будет терпимости, а слабость оппозиции
невольно усилит жестокость деспотизма. Гольдштейн и его
ереси тоже будут жить вечно. Каждый день, каждую минуту
их будут разоблачать, уничтожать, высмеивать, оплевывать
и все равно они будут существовать. Тот спектаl\лъ, который
я разыгрывал с тобой семь лет, будут разыгрывать снова и
снова, из поколения в по!\оление, и каждый раз все более
утонченно. Всегда в наших руках будет инакомыслящий, кри
чащий от боли, сломленный и презираемый, кающийся в кон
це концов; спасая ero от самого себя, мы доведем его до того,
что оп добровольно, по своей воле, приползет к нашим ногам.
Вот мир, который мы создаем; Уинстов. Мир победы за побе
дой, мир, где мы будет торжествовать и давить, давить вла
стью и торжествовать. Ты начинаешь, я вижу, представлять,
каким он будет, этот мир. Но ты не только поймешь, что это
будет за мир, ты примешь его и будешь приветствовать, ты
станешь частицей этого мира.
Уинстоп пришел в себя настольl\о, что смог заговорить.
У вас ничего не выйдет,- прошептал он.
- Что ты хочешь этим с!\азать, Уипстон?
- Вы не сможете создать тююй мир. Это бред. Это не-
воаможно.
- Почему же?
- Невозможно построить цивилизацию па страхе, вена-
впети и жестокости. Такой мир будет нежизнеспособным.
- Почему?
- Такая цивилизация погибпет, развалится, покончит
самоубийством.
197
- Глупости. Ты полагаешь, что ненависть требует боль
ше сил, чем любовь? Но почему? А если это и так, то какая
разница? Быть может, мы хотим быстрее растратить собствен
вые силы. Быть может , мы желаем довести темп человеческой
жизни до таких пределов, что люди будут дряхлеть к тридца
ти годам. Иакая рааница? Да щэйми наконец, что смерть от
дельного человека - ве смерть! Партия бессмертна.
Как прежде, голос О'Брайева доводил Уинстона до пол
вой беспомощности. И тому же ов опасался, что, если и даль
ше будет упорствовать, О'Брайен снова возьмется аа рычаг
циферблата. И тем не менее :молчать он не мог. Робко, без
серьеаных аргументов, не имея другой опоры в душе, нроме
невыразимого ужаса от нарисованной О'Врайеном нартины,
он пошел в наступление.
198
О'Брайен замолчал. Вместо его голоса Уинстон услышал
разговор двух людей, в одном из которых узнал себя. Это бы
ла звукозапись его беседы с О'Брайенои в тот вечер, когда оп
вступал в Братство. Уинстон слышал, как обещал лгать, во
ровать, убивать, поощрять наркоманию и проституцию, рас
пространять венерические болезни и плеспуть, если потребует
ся, в лицо ребенку серной кислотой. О'Брайен нетерпеливо
махнул рукой, как будто хотел сказать, что не стоило и напо
минать. Он повернул выключатель - голоса смолкли.
- Вставай! - приказал он.
Пристяяшые ремни вдруг ослабли. Уинстон сполз па пол
и с трудом встал на ноги. ·
- Ты последний человек на Земле,- повторил О'Брай- .
ен.- Тм- храпитель человеческого духа. Сейчас ты уви
дишь, что представляешь из себя. Раздевайся.
Уинстон развязал бе"!евку, поддерживающую комбинезон.
Застежку-молнию давно уже выдрали. Он не помнил, снимал
ли хоть раз одежду после ареста. Под комбинезоном оRаза
лись грязные желтоватые тряпки- все, что осталось от пиж
199
оп увидел себя сбоку. Изгиб позвоночника стал странным,
худые плечи выпирали вперед, грудная клетка провалилась,
200
когда выступил против Партии. Все это нес в себе уже пер
вый шаг. И ты не мог не догадываться, что ждет тебя.
Помолчав, он продолжил:
- Мы били тебя, Уинстон. Мы тебя сломали. Ты видел,
на что похож. В таком же состоянии и твой рассудок. Не ду
маю, что у тебя осталось много гордости. Тебя избивали, по
роли, оскорбляли, ты ревел от боли и каталея по полу в соб
ственной крови и блевотине. Ты молил о пощаде, ты предал
всех и вся. Можешь ли назвать хоть одну низость, до которой
еще не опустился?
Уинстон перестал плакать, хотя слезы текли по его ще-
кам. Оп поднял глаза на О'Брайена.
- Я не предал Джулию.
О'Брайен задумчиво взглянул на него.
- Да,- согласился он,- да, совершенно верно. Ты не
предал Джулию.
То уважение к О'Брайену, которое, по-видимому, ничто
не могло уничтожить, вновь заполнило сердце Уинстона. Ка
кая топкость, подумал оп, какая все-таки то1шость. Ни разу
не было случая, чтобы О'Брайен не понял его с полуслова.
Любой другой на его месте немедленно бы сказал, что он
предал Джулию. Ведь под пытками они вытянули из него все.
Он рассказал им все, что знал о ней, о ее привычках, харак
тере, прошлой жизни. Он в мельчайших подробностях описал,
что происходило между ними, о чем они говорили, какие
202
упражнениям и был удивлен и даже сконфужен, когда обна
ружил, что многое просто не может уже сделать. Не мог бы
стро передвигаться, держать табуретку на вытянутой руке, не
мог даже устоять на одной ноге - тут же падаJI. Он попы
тался сесть на корточки и убедился, что с трудом, преодоле
вая боль и в бедрах, и в икрах, способен подняться. Он лег
на живот и попробовал отжаться. Ничего не вышло. Не смог
приподняться даЖе на сантиметр. Но спустя несколько дней,
вернее, несколько обедов, ему все-таки удалось зто. Более того,
настало время, когда оп отжималея уже и шесть раз подряд.
204
лось нелег:ким делом. Потребоnались немалые усилия, умение
рассуждать и импровизировать. А :кое-:какие арифметичес:кие
задачи, nозни:кающие из утверждения «дважды два- пятьt,
оказались вообще выше его понимания. Они требоnали атле
тичес:кого ума, способности мгновенно и тщательно применять
логи:ку и одновременно не замечать грубейших логических
ошибок. Тупость нужна была в не меньшей мере, чем сообра
зительность, а <<развиты тупость было не та:к просто.
И все это время :какой-то частью сознания он бился над
вопросом, :ка:к с:коро они расстреляют его. <<Все зависит от те
бя)),- сказал О'Брайен . Но Уинстон понимал: приблизить
этот момент не в его силах. Расстрелять могут и через десять
минут, и через десять лет. Кто им запретит держать его в
одиночной камере, или послать в лагерь, или освободить, как
они делают это иногда. Не исключено, что, перед тем как его
расстреляют, опять будет разыграв весь этот спектакль с арес
том и допросами. Точно известно лишь одно - смерть никогда
не приходит, когда ее ждешь. По традиции, о которой никто
не говорит, но все· знают, они всегда стреляют сзади, когда ты
205
Он упал на нойку и попытался прийти в себя. Что же он
наделал? Снолыю лет заключения добавил он себе, поддав
nшсь минутпой слабости?
Сейчас он услышит топот сапог за дверью. Они не прос
тит этого взрыва чувств. Теперь.они знают, если не догадыва
лись раньше, что он нарушает уСJiо:вия. Он покорился Партии,
но все еще ненавидит ее. Ему удавалось скрывать ересь под
личиной конформизма. Теперь он отступил еще на шаг: ум
ero сдался, во он надеялся сберечь душу. Возможно, он не
врав, но оп желал быть неправым. Они это поймут - по край
ней мере, О'Брайен поймет. И все выда.и один rлупый крик.
Ему придется начать сначала. На это потребуется, веро
Jiтпо, неснолько лет. Он провел рукой по лицу, стараясь освQ
итъся со своим новым обликом. Глубокие морщины, заострив
ШIIеся скулы, приплюснутый нос. Кроме того, с тех пор как
оп увидел себя в зеркале, у него появился зубвой протез.
Трудно хранить тайну, не зная, как выглядит твое пцо. Да и
иало просто контролировать выражение лица. Впервые до ие
rо дошло, что, если хочеmъ сохранить секрет, надо прятать
207
Несколько минут оп сидел один, потом от1•рылась дверь п
nошед О'Брайен.
- Ты нак-то спрашивал меня,- начал О'Брайен,- что
находится в камере 101. Н сказал, что ты сам знаешь зто. Все
это анают. В камере 101 находится то, что хуже всего па
свете.
210
6
2tt
ты «Тайме», от:крытый па странице, где была напечатана шах
матная задача. Заметив, что стакап Уинетова nуст, оп привес ,
бутыл:ку джина и налил еще одну nорцию. Не надо было ни
чего за:казывать. Тут отлично знали его привыч:ки. Шахмат
ная доска всегда была :к его услугам, а столи:к в углу зарезер
вирован для него. И даже :когда :кафе было nереnолпево, он
сидел за пим один, nотому что никто не решался nодсажи
212
ный ход. Он вообразил устремиnшиеся па юг черные орды и
тут же представил себе, I\ai\ у них в тылу тайно накаплива
ются иные силы, которые уже перерезают их коммуниrшции
па земле и па море. Он представил, как бы это осуществил оп.
Только необходимо действовать быстро. Ведь, если захватнт
всю Африку, если создадут аэродромы и базы подводных ло
док у мыса Доброй Надежды, Океания окажется разрезанпой
пополам. А это приведет к непредсказуемым последствиям -
к поражепию, к развltлу страны, к переделу :мира, к гибели
ПартиИ! Он глубоко вздохнул. Невероятпая :мешанина
чувств - но если точнее, не мешанина, а, скорее, борьба
чувств, и никто не :мог бы сказать, какое из них лежит в ос
нове.
213
Конечно, здесь не было мониторов, во были спрятаввые
микрофоны. Впрочем, их мог.ни увидеть и так. Но это не име
ло значения. Ничто уже не имело значения. Если бы они за
хотели, то могли лечь на зем.ню и заняться эrыж. Но при од
пой мысли об этом он оцепенел. Джулия никак не ответила
на прикосновение к талии. Она даже не попыталась высвобо
диться. Тогда он повя.11, что в ней изменилось. Лицо стало
еще бо~~едвее, через лоб в висок шел длинвый шрам, едва при
крытый волооами. Но не это главное. Главное в том, что ее
распоJiневшая талия стала на удивление каменной. Он вспом
пил, как однажды после взрыва бомбы помогал вытаскивать
из-под обломков здания труп че.новена. Тогда его порааил не
толь:ко невероятвый вес убитого, во и то, ка:ким он о:казал:сл
негнущимся, неудобным для переноски. Камень, а не челове:к.
Таким же стало и ее тело. Ему даже подумалось, что и кожа
у нее стала совсем другой.
Он не пытался поцеловать ее или заговорить. Когда онп
шли по траве назад, она впервые взглянула ему прямо в лицо.
214
- Да,- отозвался он,- уже не те.
Говорить больше было не о чем. Ветер продувал их тон
ItИе комбинезоны. Глупо было сидеть здесь и молчать, кроме
того, было слишком холодно сидеть не двигаясь. Она пробор
мотала что-то насчет поезда метро, на который надо успеть,
и встала.
стигнутые рассветом.
217
востъ успела уже, как по волшебству, облететь улицы. Он все
же разобрал канне-то слова диктора, чтобы понять - все про
изошло nменно таи, как он и предполагал: тайно сконцентри
рованная огромная морская армия выбросила десант в TЬIJI
противнику, белая стрела перерезала хвост черной. Обрывки
победных фраз доносились сквозь шум: <~Широкий стратеги
ческий маневр! Отличное взаимодействие! Полный разгром!
Полмиллиона пленных! Окончательный развал армии против
ника! l\онтроль над всей африканской территорией! Близок
Rонец войны! Победа! Величайшая победа в истории челове
чества! Победа, победа, победа!&
Ноги Уивстона под столом судорожно плясали. Он по
прежнему сидел на своем месте, во мысленно, мысленно он
стремительно бежал в уличной толпе и кричал, кричал до хри
поты. Он снова поднял глаза на портрет Большого Брата. Вот
колосс, возвышающийся пад миром! Скала, о которую разби
ваются азиатские орды! Он вспомнил, что еще десять минут
назад - да, всего десять минут назад - он ощущал какие-то
сомнения в сердце, гадая, что принесет сводка: победу или
поражение. Нет, нъmе погибла не только Евразийская армия!
С того первого дня в Министерстве Любви в нем изменилось
многое, но окончательная, необходимая, целительпая переме
на произошла именно сейчас.
Голос дптора все еще говорил о пленных, трофеях и уби
тых солдатах противника, но шум на улице понемногу спа
218
ПРИЛОЖЕВНЕ
ПРИНЦИПЫ ВОВОЯЗА
219
ОI:ольньш путем. Частично это достигалось образованием но
вых слов,· но гдаnным образом - уничтожением вежелатель
ных или лишением оставшихся слов каких бы то ни было не
ортодоксальных значений и, насколько возможно, вr,ех дру
гих значений. Приведем хотя бы один пример. Слово <<свобо
деn>> по-прежнему существовало в новоязе, но употребить его
можно было лишь в таких выражениях, как: «Собака свобод
па от блох>> или «Поле от сорняков свободно>>. Употребить же
nодобное nонятие в nривычном смысле - <<nолитически сво
бодеН>> или <<свободен интеллектуально» -было нельзя, по
скольку политической и интеллектуальвой свободы не суще
ствовало даже в качестве общих представлений, и они неиз
бежно становились безымянными. Язык пе только очищался
от явно еретических слов - сокращение словарного состава
220
Грамматина новояза имеет две отличительные особенно
сти. Во-первых, почти полную взаимоааменяемость различ
ных частей речи. Любое слово в язьше (в принципе это отно
сится даже к весьма абстрантным понятиям типа если иди·
когда) могло использоваться нак глагол, существительное,
nрилагательное или наречие. Между глаголом и существи
тельным в том случае, ногда они одного 1юрня, нет никаких
222
Но во всех случаях слова Б-ленсинопа были составными 1•
Опи состояли из двух или более слов или частей слов, сплав
ленных в единую удобопроизносимую форму. Итогом всегда
оказывалось существительное-глагол, грамматичесни изменя
223
тором сложно п е реплетен ы понятия и дурного умысла, и по~
pOI{a . Впрочем , особая фушщия целого ряда слов нового язы~
ка, одним из 1юторых и было слово староду;мач, заключалась
пе т оль ко в в ыр а жении того или ипого значения, но и в унич
224
специальном названии тех или иных половых . от:клонений, -по
обыч~;~ому гражданину не надо было их знать. Он знал, что
такое добросеl'>с· - нормальный Половой акт между мужем и
женой с единственной ц~лью зачатия ребенка и без физцче
с:кого удовлетворения со стороны женщины, а все остальное
се~Ссгреж. На новоязе редко удавалось проследить еретиче
скую мысль дальше осознания того, что она и есть еретиче
З д. Оруэш1 225
к сужению и векоторому изменению его значения благодаря
ликвидации ассоциативных связей, которые в иных елучаях
появлялись бы. Сочетание К смс.иунисrичесхий Ннrерн.ацио
н.аА, например, порождает в воображении сложную картиву
.всеобщего человеческого братства, краевых флагов, баррикад,
Карла Маркса и Парижекой коммуны. Слово Коминтерн,
напротив, предполагает тесно сплоченную организацию, точ
227
терминами, которые собирали в одну кучу и осуждали чохом
множество разных ересей, не определял их при этом. То еrть
для веортодоксальвых целей вовою1 фактически можно бы;ю
использовать лишь путем неваконного перевода некоторых
слов обратно на старолз. :К примеру, <,Все .л,юди равны»- та
ное предложение в принципе было возможно, во лишь в той
мере, в какой на староязе допустимо предложение <,Все .л,юди
рыжuеJ>. Грамматических ошибок здесь нет, во сообщается
очевидная неправда, т. е. что все люди равны по росту, весу
или силе. Идеи политического равенства больше не сущест
вовало, значит, это вторичное значение слова равпы уже бы
ло вычищено. В 1984 году, когда старола еще оставался вор·
мативным средством общения, теоретически существовала
опасность, что, используя слова вового языка, кто-то мог
вспомнить их старое значение. На ирактине человеку, хорошо
поднаторевшему в <'двое.мыслииJ>, избегнуть этого было не
сложно, а через два-три поиоленин и эта опасность исчезнет
233
передвигались медленно, осторожно опуская на землю боль
шие, поросшие шерстью копыта, чтобы не раздавить какого
нибудь маленького собрата, не видного в рассыпаввой по
полу соломе. Травка, дородная кобыла средних лет, так и не
вернула себе былой формы после рождения четвертого жере
бенка. В ее облике навсегда осталось нечто материнское.
Боксер же был огромным битюгом, почти шести футов :юсту,
и он был вдвое сильвей любой обычной лошади. Белая полос
на на носу придавала ему глуповатое выражение, он и в са
мом деле был не слишком умев, но его уважали за ровный
характер и беснонечное трудолюбие. Вслед за лошадьми яви
лись Мюриэль, белая коза, и осi!л Бевджамив. Бенджамив
был старейшим четвероногим скотного двора и обладал самым
скверным характером. Он редко заговаривал с кем-нибудь,
по уж если это случалось, обязательно отпуснал какое-нибудь
циничное замечание. Он мог сказать, например, что, хотя гос
nодь бог дал ему хвост, чтобы отгонять мух, он предпочел бы
не иметь хвоста, но чтобы не было и мух. Из всех обитателей
усадьбы тольно он никогда не смеялся. А когда его сnраши
вали- почему, он отвечал обычно, что не видит в этой жив
ни ничего смешного. Однако, хоть оп никогда не nривнавался
в этом, Венджамив был сильно nривязав н Боксеру. По вос
кресеньям оба они паслись, яан правило, на маленьком выrо
не за фруктовым садом, бок о бок пощипывая траву и не го
воря при этом ни слова .
234
пpиCJDIJIC.R стравRЫЙ сов. О вем я расскажу позже. А сва11ала
я должен поведать вам о другом. Я думаю, товарищи, что
жить иве на этом свете осталось ведошо, во, прежде чем я
умру, я считаю своим дошом поделиться с вами жизвеввы•-1
опытом. Я прожил долгую жизнь, у меня было время размыш
лять в одиночестве в моем стойле, и, полагаю, я могу утверж
дать, Ч!'О позвал суть веквой жизни ве хуже любого другого
живущего выве скота. Об етом и хотелось бы поговорить с
вами.
Итак, товарищи, что же такое по сути ваша жизнь? По
смотрим правде в глаза: ваш век жалок, трудев и корото1с
235
чтобы они росли адоровы.ми? Каждую каплю его вылакали
паши враги. А вы, курицы, сколько яиц евеели вы за прош
лый год и сколько цыплят вылупилось из тех яиц? Разве ос
тальные яйца не отправились на базар, чтобы превратиться
в деньги длЯ Джовса и его людей? А ты, Травка, скажи:
где четверо твоих жеребят, которые стали бы твоей поддерж
кой и радостью в старости? Всех продали в годовалом возра
сте - ты никогда больше не увидишь их. И в награду за эти
муки, за все твои труды на nолях, что же ты получила? Скуд
ный корм и стойло?
Но даже эту убогую жизнь вам не дают прожить до конца.
Л говорю не о себе, мне повезло. Мне двенадцать лет, и я отец
более четырех сотен поросят. Такова естественная жизнь
свипьи. Но кому из животных удалось избежать безжалост
ного ножа? Вы, юные nорослта, сидящие напротив меня, не
пройдет и года, как вы последний раз взвизгните на деревян
ной колоде. И всем предстоит испытать этот ужас: коровам,
свиньям, курицам, овцам - всем. Не лучшал судьба ждет со
бак и лошадей. Тебя, Боксер, когда силы оставят твои муску
лы, Джовс продаст на живодерню, где тебе перережут глотку
и пустят на похлебку для гончих собак. А что касается собак,
то стоит им состариться и потерять зубы, как Джонс привя
жет им кирпич на шею и утопит в ближайшем пруду.
И разве кому-нибудь еще не ясно теперь, товарищи, что
все зло в этом мире берет начало от тирании людей? А ведь
стоит только избавиться от Человека - и плоды нашего тру
да будут нашими. Все изменител в одночасье, мы сможем
стать богатыми и свободными. Что для этого надо сделать?
Это предельно ясно: днем и ночью, душой и телом надо стре
миться к свержению ига человеческой расы! И вот вам мой
завет, товарищи,- восстание! Л не знаю, когда оно случится,
может быть через неделю, может быть через сто лет, во л
знаю- рано или поздно справедливость восторжествует, л в
236
пусть будет полвое единство, чествое товарищество в вашей
борьбе. Все люди - враги. Все животвые - товарищи.
В этот самый момент в амбаре поднялся какой-то страm
пый шум. Пока Майор держал речь, четыре огромные крысы
nылеали из своих нор и, усевшись на задние лапки, слушали
его. Внезапно их заметили собаки, и лишь мгновенная рев к
ция крыс, нырнувших в свои воры, спасла им жизнь. Майор
подпял переднюю ногу, призывая к тишине.
- Товарищи,- сказал он,- вам надо разобраться в этом
вопросе. Дикие существа, крысы или кролики, кто они- на
ши друзья или враги? Давайте uроголосуем. Ставлю на го;ю
сование следующий вопрос: являются ли крысы вашими то
варищами?
Голосование состоялось немедленно, и подавляющим боль
шинством голосов было признаво, что крысы -товарищи.
Было лишь четыре голоса против - трех собак и кош~>и.
llпрочем:, впоследствии выяснилось, что кошка проголосовала
и за и против. А Майор продолжал:
- Я сказал вам почти все, что хотел. Но повторю еще
раз: никогда не забывайте о своей ненависти к Человеку u
любым его делам. Каждый, кто ходит на двух ногах,- враг.
1\аждый, кто ходит на четырех ногах или имеет крылья,
друг. И запомните: борясь против ЧеJюnека, мы не должны
nеренимать его прпвычек. А когда вы победите его, uи в кое~•
случае пе перенимайте его пороков. Ни одна скотина не
должна жить в доме, спать в постели , носить одежду, упот
237
вам мелодию, вы сможете петь ее саии. Ова называется «Ско
ты Англии•.
Прочистив горло, Старый Майор запел. Голос его и в са
мом деле был хрипловат, как ов и предупреждал, во пел оп
довольно хорошо, а бодрящая мелодия оказалась чем-то сред
ним :между «Клементиной• и «Кукарачей•. Слова были такие:
Иаобмие настанет:
Будем есть овес, ячмень,
Клевер, свеклу, рожь и сено,
Как придет счастливый девьl
238
Увы, рев равбудвn: мистера Джовса. Ов скатвn:ся с по
степи в полвой уверенности, что во двор аабралась лиса, ехва
тиn: ружье, что всегда стояло у него в углу спальни, и выпа
лил в темноту ааряд дроби. Дробинки вреаались в стену амба
ра, в собрание поспешно заковчилось. Все равбежались по
своим местам. :Куры уселись на насест, n:ошади и коровы рас
тянулись ва соломе, и уже через минуту вся ферма спаn:а.
Глава 11
Спустя три ночи Старый Майор мирно опочил во сне. Тело
его предали земле на краю фруктового сада.
Это случилось в начале марта. Последующие три месяца
ферма жила тайной, но активной деятельностью. Речь Майо
ра подтолкнула самых умных и сообразительных к полному
пересмотру устоявшихся взглядов па жизнь. Разумеется, вп
ито из них не знал, когда вспыхнет восстание, предсказаввое
240
дали. Когда-то в былые времена мистер Джопс считался хотя
и жестоким хозяином, но пеплохим фермером. Теперь же, од
нако, для него пришли черные дни. Введенный в убыток про
игравной тяжбой, он пал духом и стал попивать. ЦеJiыми
днями сидел он в кухне в резном деревянном I<ресле, читал
газеты, пил и время от времепи кормил Моисея корками хле
ба, смоченными в пиве. Работпики фермы обленились, начали
обманывать его, поля зарастали сорняками, крыши требовали
починки, изгороди едва не разваливались, а скот держали
впроголодь.
жит им.
242
торожко, чтобы ке поломать что-нибудь, животные вошли в
дом друг за другом. Они переходили иа комнаты в 'Комнату
па цыпочках, переговаривались только шепотом и благого
вейно разглядывали всю эту невероятную роскошь - кровати
с перипами, набитыми перьями, зеркала, кушетку, обитую
материей из конского волоса, брюссельский 1ювер, литогра
фию 1юролевы Виктории над камином в гостиной. А когда
спускались уже по лестнице, обнаружили, что исчезла Мол
ли. Они вернулись назад и нашли кобылу в самой лучшей
спальне. Взяв синюю ленту с туалетного столика мнесие
Джонс, Молли прикладывала ее 'К плечу и глупейшим обра
ЗО&I пялилась n зеркало. Едиподушпо осудив ее, они вышли
во двор. С собой прихватили лишь несколько окороков, подве
шенных на 'Кухне, чтобы предать их погребению. А кроме
того, Боксер ударом 'Копыта пробил пивной бочонок. Больше
в доме ничего не трогали. Тут же единогласно приняли резо
люцию превратить господский дом в музей. И конечно, все
единодушно согласились, что ни одна скотина не должна
жить в доме.
После завтрака Снежок и Наполеон вновь созвали жи
вотных.
9* 243
RY с ~<расJ<ой, принялся за дело. Заповеди большими белыми
бу1шаии ложились на просмоленную стену так, чтобы их лег
ко можно было прочесть с расстояния в тридцать ярдов.
Вот они: ·
СЕМЬ ЗАПОВЕДЕй
244
Гпава 111
245
да едва ли пе все па ферме ложилось па его плечи. С утра до
лочи оп что-то тянул, что-то толкал и всегда оказывался там,
246
торое вазывали митингом. Здесь планировалась работа па
следующую неделю, выдвигались и обсуждались различные
резолюции. Их всегда предлагали свиньи. Другие же ваучи
лись голосовать, но придумывать резолюций не умели. В де
батах самыми активными были Снежок и Наполеон, никто
не мог равняться с ними. Однако скоро было замечено, что
эти двое никогда не сходятся во мнениях: что бы ни предлагал
один из них, другой, можно было не сомневаться, непременно
оспаривал. Даже когда решили выделить небольшой выгон
за садом для животных, отработавших свое, против чего, ка·
жется, никто не мог возразить, между этими двумя разгоре
247
вала чит:ки вслух другим животным обрыв:ков газет, попадав
шихсл в мусорной куче. Бенджамип умел читать не хужо
свиней, но никогда не занимался этим делом. <<Насколько мне
известно,- говорил он,- нет ничего такого, что стоило бы
прочестЬ>>. Травка выучила алфавит, но не умела читать сло
ва. А Бо:ксер дошел лишь до бу:квы Г. Своим большим копы
том он чертил порой в пыли: А, Б, В, Г- и, уставившись на
буквы, прижимая уши, тряся головой, изо всех сил старалел
вспомнить, что же дальше, но это ему ни:когда не удавалось.
Правда, раз или два оп смог запомнить Д, Е, Ж, 3, но стоило
ему выучить эти бу:квы, :как оп тут же забывал А, Б, В и Г.
В конце :концов он решил удовлетвориться первыми четырь
мя бу:квами и писал их :каждый день раз или два, чтобы осве
жить память. А Молли, затвердив пять букв, составляющих
се имя, наотрез отказалась учить что-либо еще. Она аккурат
но выкладывала эти буквы из веточек, украшала их цветоч
ками и ходила вокруг, любулсь и восхищаясь.
Все остальные животные фермы не смогли продвинуться
дальше буквы А. Обнаружилось также, что самые глупые
животные, вроде овец, кур и уток, не в силах выучить на
изусть и Семь Заповедей. 1\реп:ко подумав, Снежок объявил,
что Семь Заповедей можно запросто свести к единому прави
лу, а именно: «Четыре ноги- хорошо, две ноги- плохо)>.
- В общем-то, это правило,- сказал он,- заключает в се
бе самый существенвый припцип Анимализма. И те, :кто его
хорошо улевит себе, не смогут подпасть под влилрве чело
века.
248
Наполеон не проявил ви малейшего интереса ко всем
этим комитетам Снежка. Он заявил, что обучение молодежи
важнее, чем что-либо, что можно сделать для взрослых. Джес
си u Колокольчик сразу после сенокоса ощенились, и у них
родилось девять здоровых щенят. Наполеон, как только мате
ри перестали кормить их своим молоком, забрал щенят, за
явив, что берет па себя заботы по обучению и воспитанию.
Оп утащил их па чердак, куда можно было добраться лишь
по лестнице из кладовой, и так заботился об их уединении,
что остальные животные вскоре вообще позабыли о существо
вании щенков.
249
Глава IV
ный куш. Словом, оба так ненавидели друг друга, что даже
угроза собственным интересам вряд ли заставила бы их о чем
либо договориться.
Их обоих, конечно же, сильно напугало Восстание на фер·
ме Джонса, и они опасались, как бы их скотина не узнала об
этом слиш1юм много. Попачалу они делали вид, что их сме
шит сама мысль о том, что животные могут управлять фер
мой. Две недели, утверждали они, и все будет кончено. Они
распространяли слухи о том, что животные на Господском
Дворе (фермеры упорно говорили <<Господский Двор», они не
желали даже слышать название «СRотный Двор») бесконечно
дерутся друг с другом и одновременно умирают от голода. Но
время шло, и, посiюльRу никто И3 обитателей Скотного Двора
не сдох от голода, Фредерик и Пилкипгтон, что называется,
смепили пластипRу и начали разглагольствовать о полном
моральном разложении скотов. Уверяли всех, что па ферме
животные поедают друг друга, пытают собратьев раскален
ными подковами и бессовестно обобществили самок. Вот к че-
250
му приводят попыrnи восстать против орироды, поучали Фре
дерик и Пилкингтон.
Однако этим рассказам верили отнюдь не до конца. Смут
ные, порой преувеличенные известия о чудесной ферме, где
животные прогнали людей и взяли управление на себя, гуля
ли по стране и весь год вызывали в сельской местности волну
пеповиновения среди домашнего скота. Бы1ш, славившиеся
послушанием, вдруг становились дикими, овцы ломали заго
ны и поедали клевера, коровы опрокидывали подойники, а ко
ни не только отказывались брать препятствия, но и сбрасыва
ли наездников. 1\роме того, повсюду разошлась не только
мелодия, но даже и слова песни «Скоты Англию>. Она распро
странялась от фермы к ферме с удивительпой быстротой. Лю
ди с трудом скрывали бешенство, сдерживали свою ярость,
когда слышали эту песню, хотя и убеждали себя притворно,
что слова ее просто смешны. Что возьмешь со скотов, говори
ли опи, хотя и от них трудно ожидать такой откровенной
ерунды. Впрочем, если удавалось поймать животное, распе
вающее эту песню, тут же следовала вемедленная порка. Но
песня жила. Черные дрозды васвистывали ее, сидя на живых
изгородях, голуби ворковали, спрятавшись в листьях вязов,
она вплеталась в шум кузни и в эвон церковных колоколов.
И стоило людям услышать ее, они втайне начинали трепе
тать, потому что слышали в песне пророчество своей гряду
щей гибели.
В начале октября, когда пшеница была уже скошена, сло
Л(ева в стога и даже частично обмолочена, над Скотным Дво
ром закружилась стая голубей и в страшном смятении при
зеклилась на ферме. Джонс со своими работниками, а также
полдюживы людей ив Фоксвуда и Пинчфилда уже прошли
главные ворота и приближаются сюда. Все они вооружены
палками, а Джонс, идущий впереди, держит ружье. Конечно
же, они хотят отбить ферму.
Этого ждали давно и варанее хорошо подготовились. За
оборону фермы отвечал Снежок, проштудировавший пайден
ную в господском доме старую книгу о походах Юлия Цезаря.
Оп быстро отдал необходимые распоряжения, и через минуту
другую все животные стояли па своих постах.
251
и люди сравнительно легко отогнали гусей палками. Но в этот
момент Снежок бросил в бой вторую линию обороны. Мюри
эль, Бенджамин, а также все овцы во главе со Снежком Iшну
лись вперед и начали бодать и колоть JIIOдeй буквально со
всех сторон. А Бенджамин развервулен и принялся их лягать.
Но люди, обутые в кованые сапоги и вооруженные палками,
11новь оказались сильнее. Снежок неожиданно взвизгнул -
это был сигнал к отступлению,- и животные разом отступи
ли, бросились через I<алитку во двор.
Люди закричали от радости. Они решили, что противник
отступает в папике, и пустилисЪ вдого1шу, смешав свои бое
вые порядки. Этого-то и добивалея Снежок. Стоило людлм
вбежать во двор, как три лошади, три коровы и свиньи, си
девшие до этого в коровнике, выскочили из засады и неожи
~53
ГпаваV
25S
пилу, соломорезку, крошило бы свеRлу и запусRало бы элек
тродоилки. Ни о чем подобном никто из животных никогда
не слышал (хозяйство на ферме велось по старинке, у Джоп
са были лишь самые примитивные орудия и машины), и по
этому все слушали Снежка открыв рты, когда он описывал
фантастические чудо-машины, которые возьмут на себя всю
работу, а им останется мирно пастись в лугах да повышать
свой интеллеi<туальный уровень, беседуя друг с другом и по
читывая книги.
256
строительство мельпицы, ,-о просто околеют от голода. /Ки
вотные тоже разделилось на две фракции. Первая выступила
под лозунгом <<Голосуйте за Снежка и трехдневную рабочую
неделю>>, а другая призывала: <<Голосуйте за Наполеона и
полные кормушкИ>>. Только Бенджамин не примкнул ни к ко
му. Он не верил ни в то, что корма станет больше, ни в то,
что ветряная мельница сэкономит живой труд. <<Будет мель
лица или не будет,- говорил он,- а жизнь останется такой,
какой была всегда- то есть тяжелой>>.
Спорным, кроме строительства мельницы, оставался и во
прос обороны фермы. Все прекрасно понимали, что, хотя лю
ди потерпели поражение в Битве при Коровнике, они, по всей
видимости, предпримут новые, более решительные попытки
захватить Скотный Двор и реставрировать власть мистера
Джонса. Тем более что для этого у людей появились веские
причины, поскольку округу облетела весть о победе живот
пых и полном пораженин людей и вызвала в соседних хозяй
ствах новую волну своенравия и сопротивления человеку .
257
Rак за, так и против :мельницы, по красноречие Снежка yn·
леюю и его противников. Яркими красками рисовал он кар·
тины будУщего Скотного Двора, где навсегда исчезнет отуп·
лнющий труд. Теперь его мечты простирались гораздо дальше
свеклорезок и соломорезок. С помощью электричества, говорил
он, можно приводить в движение молотилки, плуги, боровы,
машины для стрижки газонов, жатки и сноповязалки, а кро·
258
Скотным Двором будет решать под его председатеп:ьством
специальный комитет свиней. Комитет будет работать при за
крытых дверях, а его решения будут доводиться до остальных
животных. Все по-прежнему будут собираться по утрам в
воскресенья, чтобы отсалютовать флагу, спеть «Скотов Анг
лии» и получить наряды на следующую педелю. Но никаких
дебатов больше не будет.
Несмотря на шоковое состояние, в котором все пребывали
после изгнания Снежка, животные ужаснуп:ись. Кое-кто хй
тел протестовать, но не смог вовремя найти нужные слова.
Даже Боксер был несколько обеспокоен. Прижав уши, оп
несколько раз тряхнул гривой и попытался собраться с мыс
лями, по так и не придумал, что сказать. Однако кое-кто сре
ди свиней выразиJI свои мысли более или менее членораз
дельно. Четыре молодых поросенка из первого ряда громко
завизжали в зпак протеста, а затем, вскочив на ноги, разом
259
И снова нечем было возразить ва этот довод. Конечно же,
животвые не хотели возвращения Джонса, и раз воскресные
дебаты в амбаре вели к этому, то их следовало прекратить.
У Боксера было время хорошенько обдумать все, и он выра
зил общее мнение, сказав: «Раз так говорит Товарищ Наполе
он, значит, это правильно». Более того, он безоговорочно при
нял этот принцип- <<Наполеон всегда прав>> в дополнение
к своему девизу <<Я буду работать еще упорней».
Погода переменилась, и началась весенняя пахота. Сарай,
в котором Снежок занимался своей мельницей, закрыли, и
все решили, что чертежи с пола стерли. Теперь каждое вос
кресенье в десять утра все сходились в большом амбаре, что
бы получить варяды на следующую неделю. Был выкопав иа
могилы в саду побелевший череп Старого Майора, который
уi(репили на колоде у подножия флагштока рядом с ружьем.
Отныне после подъема флага животвые должны были строем
в немом благоговении проходить мимо черепа, прежде чем
войти в амбар. Теперь они не сидели уже все вместе, как пре
жде. НапоЛеон, Крикун и еще один поросевок по имени
Меньшой, который обладал редким даром сочивять стихи и
песни, сидели на возвышении, около них полукругом девять
260
во улыбнулся. Это, сказал оп, хитрость Товарища Наполеона.
Он делал вид, что выступает против мельницы, это был лишь
маневр, чтобы избавиться от Снежка, :который оказался опас
ной личностью и дурно влиял на животных. Теперь Снежка
нет, и план строительства мельницы можно реализовать без
его вмешательства. Это так называемый тактический прием,
сказал :Крикун. <<Тактика, товарищи, тактика!))- повторил
он нес:колько раз, припрыгивая, весело похохатывая и быстро
вертя хвостиком. Никто так и не понял значения этого слова,
по :Крикун говорил так убедительно, 8. три собаки, оказавшие
ел рядом с пим, рычали так грозно, что все поверили ему на
слово и больше не задавали вопросов.
Глава Vl
261
взяться за веревку (в критические моменты помогали даже
свиньи), все вместе мало-помалу тянули валувы наверх, а
оттуда сбрасывали их, и они раекалывались па части. Транс
портировка разломанных таким образом камней была срав
нительно простым делом. Лошади возили их па телегах, овцы
таскали по камушку, даже Мюриэль с Бенджамипом впряг
пись в старую повозку и помогали как могЛи. 1\ копцу лета
нампей было заготовлено достаточно, и под надзором свиней
сооружение здания мельницы началось.
Но на все это ушло очень много и времени, и сил. Порой
приходилось затрачивать целый день, чтобы отчаянными уси
лиями вытащить из карьера одну-единственную глыбу, а ког
да ее сбрасывали вниз, она все равно пе разбивалась. Вообще
ничего не получилось бы без Боксера. Казалось, что у него
столько же силы, сtюлько у всех остальных животных. Если
глыба вдруг начинала соскальзывать вниз и животвые кри
чали в отчаянии, потому что она тянула их за собой, Боксер,
напрягая все силы, останавливал камень. Нельзя было не вос
хищаться тем, как дюйм за дюймом поднимался он по склону
карьера, дыша часто и нощно, крепко цепляясь за землю ко
пытами, а его огромные бока покрывались потом. Времевами
Травка уговаривала его не перевапрягаться, во Боксер не
слушал ее. На любые трудности оп готов был отвечать двумя
девизами: «Я буду работать еще упорней• и «Наполеон всегда
прав•. Теперь он договорился с петухом, чтобы тот будил его
по утрам не на полчаса - на три четверти часа раньше подъе
262
требуются также семена и исitусственные удобрения, различ
ные инструменты и, конечно, машины для мельницы. .Никто
не знал, как все это можно достать.
Утром в одно из воскресений, когда все собрались в ам
баре, чтобы получить наряды па следующую педелю, Наполе
он объявил, что решил перейти к новой хозяйственвой поли
тике. Отныне Скотный Двор будет торговать с соседними
фермами. Разумеется, не в корыстных целях, а ради того,
чтобы приобрести жизненно необходимые для фермы мате
риалы. На первом месте, сказал он, должны стоять интересы
строительства ветряной мельницы. Поэтому оп уже ведет пе
реговоры о продаже стога сена и части урожая зерна, а позже,
263
распускал Снежок. Ное-кто продолжал еще сомневаться, по
I\рикуп со значением спросил: <<А вы уверены, товарищи, что
вам это не приспилось? Разве эта резолюция где-нибудь за
фиl(сирована? Где она записана?» И поскольку, если уж быть
справедливым, опа действительно нигде не была зафиксиро
вана, животные, как один, признали, что просто ошиблись .
I\ак и доrоворились, на ферму стал приезжать каждый
понедельник мистер Уимпер. Хитрый на вид человек, неболь
того роста, с баl(енбардами, оп был довольно мелким дель
цом, но достаточно умным, чтобы первым сообразить - Скот
ному Двору потребуется маклер и это сулит немалые комис
сионные. С ужасом наблюдали животные за его приездами и
отъездами и всеми силами старались избегать встречи с пим.
И тем не менее, когда они видели, как Наполеон, стоя на че
тырех ногах, отдавал распоряжения двуногому Уимперу,
сердца их пnполнллись гордостью, которая отчасти примиря
ла их с новым порядком. Их отношения с людьми стали те
перь иными. Люди по-прежнему венавидели Скотный Двор,
а оттого, что он процветал, невавидели еще больше. I\аждый
человек свято верил, что рано или поздно Скотвый Двор обан
кротится, и прежде всего провалится проект постройки ветря
ной мельницы. Встречаясь в пивнушках, люди доказывали
друг другу с помощью расчетов, что мельница обязательно.
рухнет, а если и не рухнет, то все равно не будет работать.
Но, вопреки своим желаниям, они начали понемногу уважать
скотов за эффективность, с какой тем удавалось вести свои
дела. В частности, люди перестали называть усадьбу Господ
ским Двором и стали именовать ее правильно - Скотный
Двор. !\роме того, они перестали защищать Джонса, I(Ото
рый, потеряв всякую надежду вернуть ферму, куда-то уехал.
Никаких контактов, если не считать Уимпера, между Скот
ным Двором и внешним миром пока не было, но ходили упор
ные слухи, что Наполеон собирается заключить какое-то де
ловое соглашение то ли с мистером Пилкингтоном из Фоксву
да, то ли с мистером Фредериком из Пинчфилда, но ни в коем
случае - и это особо отмечалось - не одновременно с обо
ими.
266
мает его, получит орден сГерой Животных второй степеnю>
и полбушеля яблок. И полвый бушель тому, что доставит ero
живым!
Животвые были совершепво потрясены, что Снежо1t ока
зался способным на такое престуnлевие. Раздались негодую
щие крики, и скоты стали прикидывать, как nоймать измен
ника, если он когда-нибудь вернется обратно. Почти сразу же
неподалеку от холма в траве были обнаружены отnечатки ко
пыт свиньи. Они nрос.Леживались лишь на протяжепни
несиольких ярдов, по явно вели к лазу в изгороди. Наполеон
обнюхал следы и объявил, что они принадлежат Снежку. Он
предположил, что Снежок, возможно, nробрался со сторопы
Фоксвуда.
- Не будем терять времени, товарищи! - крикнул Наnо
леон, обследовав следы.- Пора приниматься за работу. Се
годня же утром мы начнем восстанавливать мельницу и будеи
строить ее всю зиму- и в дождь, и в солнечную погоду. Мы
nскажем этому жалкому предателю, что никому не удастся так
Jrегко перечеркнуть ваш труд. Помните, товарищи, плавы па
ши не меняются: мы выполним их день в день. Вnеред, това
рищи! Да здравствует ветряная мельница! Да здравствует
Скотпый Двор!
Глава VII
267
стве труда, по гораздо больше жцвотвых вдохвовпял пример
неутомимого Боi<сера и его неувядающий девиз «Я буду ра
ботать еще упорней!>>.
В январе стало ве хватать корма. Резко сократили выдачу
зерна, и было объявлено, что в порядке компенсации будут
выдавать больше картофеля. Затем обнаружилось, что основ
ную часть урожая картофеля поморозили в плохо утепленных
буртах. Картофель размяк, потемнел и почти не годился в
пищу. По мпогу дпей есть было нечего, кроме мякивы и свек
лы. Голод глядел им в лицо.
Этот факт было жизненно необходимо скрыть от внешнего
мира. Люди, ободренвые рухнувшей мельницей, и так выду
мывали небылицы о Скотном Дворе. Опять поползли слухи,
что животвые па ферме мрут от голода и болезней, дерутся,
1\ак и раньше, между собой, предаются 1\аннибализму и дето
убийству. Наполеон отлично понимал все негативвые послед
ствия, если станет известно подлинное продовольственное по
ложение фермы, и он решил использовать мистера Уимпера,
чтобы распространять противоположную информацию. Рань
ше животные почти не встречались с мистером Уимпером во
время его еженедельных визитов, по теперь песl\ольl\о специ
268
1\уры, услышав это, подвяли страшпый нрик. Их преду
преждали и раньше, что таная жертва, возможно, потребует
ся от них, но они думали, что дело до этого не дойдет.
Они нак раз готовили яйца, чтобы высиживать их весной,
и утверждали, что забирать их теперь равносильно убийству.
Впервые после изгнания Джонса происходило нечто напоми
навшее восстание. Во главе с тремя весушнами черной минорк
еной породы нуры предприняли решительную попытну поме
шать плавам Наполеона. Тактика их занлючалась в том, что
они взлетали на стропила и клали яйца там, в результате яй
ца падали на землю и разбивались вдребезги. Наполеон от
реагировал быстро и безжалостно. Он приказал пренратить
выдачу норманурам и издал денрет, что любое животное, ко
торое посмеет поделиться с ними хоть зерныmном, будет ли
шено жизни. Собани следили за веуносвительвым исполне
нием этого распоряжения. 1\уры держались пять дней, после
чего капитулировали и вернулись в свои гнезда. Девять кур
сдохло за время мятежа. Их похоронили в саду, объявив, что
умерли они от нокнидиоза. Уимпер, разумеется, ничего этого
не узнал. Поставни яиц осуществлялись должным образом, и
раз в неделю за ними на ферму приезжал фургон лавочника.
Все это время о Свежне ничего не было слышно. Ходили
слухи, что он снрывается на одной из соседних ферм, то ли
в Фонсвуде, то ли в Пинчфилде. R этому времени Наполеопу
удалось неснольно улучшить отношения с соседями. Во дворе
обнаружили штабель леса, сложенный лет десять назад, ког
да расчищали буновую рощу. Древесина была отлично выдер
жана, и Уимпер посоветовал Наполеону продать ее. И мистер
Пилнингтон, и мистер Фредерин хотели купить лес. Наполеон
нолебался и никан не мог решить, кого же из ионупателей
предпочесть. Было замечено, что, нан только он склонялся н
соглашению с Фредерином, объявляли, что Снежон снрывал
ся в Фонсвуде, а ногда он выбирал Пилнингтова, говорили,
что Снежон - в Пинчфилде.
Но то, что отнрылось равней весной, очень встревожило
ферму. Оназывается, Снежон тайно, по ночам, наведывается
на ферму. Животные были тан взволнованы, что почти пе
рестали спать в стойлах. Говорили, что каждую ночь, под
покровом темноты, Свежон пробирается в усадьбу и занима
ется вредительством. Крадет норм, опронидывает подойники,
разбивает яйца, вытаптывает озимые, обгладывает нору фрун
товых деревьев. Что бы ни случилось теперь на ферме, ответ
ственность сразу же возлагали на Снежка. Если обнаружи
валось разбитое онво или засоренная дренажная нававна,
тотчас говорили, что это последствия ночных вылазон Свеж-
269
Ra. :Когда потерялея мюч от сарая, вся усадьба не сомвева
лась, что Снежок выбросил его в колодец. I\ак ни странно,
они продолжали верить в это даже тогда, когда пропавший
ключ неожиданно обнаружили под мешком с мукой. I\оровы
единодушно заявили, что Спежок подкрадывается к ним по
ночам и доит их во сне. Поговаривали, что и крысы, достав
лявшие немало хлопот в ту зиму, в сговоре с ним.
Наполеон издал декрет о проведении детальпого расследо
вания подрывной деятельности Снежка. В сопровождении со
бак он тщательно обеледоnал вве помещения фермы. Все ос
тальные животвые шли за пим па почтительном расстоянии.
270
и подбадривал во время срашепия и :как ве медлил ни секун
ды даже тогда, когда дробь Джонса ранила его в спину. По
началу не очень-то легко было все это уложить в схему, со
гласно которой он был па стороне Джонса. Даже Боксер,
который редко задавал вопросы, был озадачен. Он лег, подоб
рал под себя передние ноги, закрыл глаза и попытался выра
зить свои мысли .
271
с самого начала - да, за){олго до того, как возникла сама
мысль о Восстании.
- Ну, раз так, это другое дело!- сказал Боксер.- Если
Товарищ Наполеон говорит так, значит, это правда.
- Правильно рассуждаете, товарищ!- громко одобрил
1\рикув, во все заметили, что поглядел он на Бонсера своими
маленькими блестящими глазками очень гадко. Он повернул
ся, чтобы уйти, но остановился и добавил выразительным то
ном:- Я советую :каждому на этой ферме смотреть в оба. У
пас есть основания считать, что тайвые агенты Снежка и по
сей день находятся среди пас!
Через четыре дня, к вечеру, Наполеон приказал собраться
всем во дворе. Когда все собрались, из дверей господского до
ма, в окружепии девяти огромных псов, рычащих так, что у
шивотпых пробегали мураш1ш по спине, павесив на грудь оба
свои ордена (не так давно оп наградил себя орденом «Герой
Животных первой степени» и <<Герой Животных второй сте
пени»), вышел Наполеон. Животвые молчали, съежившись от
страха па своих местах, будто заранее звали, что должно про
изойти нечто ужасное.
Наполеон стоял и сурово глядел па животных. Внезапно
оп пропзительпо взвизгнул. Собаки тут же бросились вперед
и, схватив за уши четырех поросят, завизжавших от боли и
ужаса, приволокли их к ногам Наполеона. Из ушей поросят
текла кровь, и собаки, попробовав ее вкус, казалось, па какое
то мrповепие просто взбесились. Три пса, к изумлению всех
присутствующих, кипулись па Боксера. Боксер, видя такое,
поймал одну из собаi< на копыто еще в прыжке и прижал к
земле. Пес взвыл о пощаде, а два других, поджав хвосты,
бросились прочь. Боксер взглянул па Наполеопа, словно спра
шивая - добить ему собаку или отпустить. Наполеон изме
нился в лице и резко приказал Боксеру отпустить пса. Боксер
приподпял копыто, и скулящая, израненная собака отползла
к хозяину.
272
тольRо поросята Rопчили призваваться, собаRи без проволо
чек перегрызли им горло, а грозвый голос Наполеона вопро
сил, есть ли еще животные, кто должен призваться в каких
нибудь преступлениях.
Вперед вышли три несушки, возглавлявшие попытку бун
та в защиту яиц. Они рассказали, что СнеЖок явился им во
сне и подстрекал их ue выполнять приRазы Наполеона. Ryp
тоже казнили. Затем вышел гусь и признался, что во время
сбора последиего урожая утаил шесть колосков пшеницы ·и
съел их почыо. Потом одна из овец повинилась, что мочилась
в пруд с питьевой водой и принудил ее к этому опять же Сне
жок. А еще две овцы сознались, что доnели до смерти стра
дающего от нашля старого барана, ноторый был горячим сто
роиником Наполеона, гоняя его нругами вокруг костра. Всех
их убили тут же на месте. И пока продолжались все эти при
звания и казни, у ног Наполеона выросла гора трупов, а воз
дух пропитался густым запахом крови, от ноторого на ферме
давно отвыкли со времени изгнания Джопса .
Rогда все было кончено, животные, кроме свиней и собак,
ушли. Они были потрясены и подавлены. И они не знали,
что сильнее потряслоих-предательство животных, вступив
iO д. 0руэпл 273
·Животные жались к Травке и молчали. С холма, где они
лежали, открывался вид на всю окрестность. Они могли ох
ватить взглядом почти всю ферму - длинное пастбище, спус
кавшесся к шоссе, луга, рощу, пруд с питьевой водой, распа
ханные поля, где уже зеленели упругие .молодые колосья,
красные крыши усадебных построек и дым, клубящийся над
трубами. Был ясный весенний вечер. И трава, и зазеленев
шие живые изгороди были словно позолочены лучами захо
дящего солнца. Никогда еще ферма не казалась им таким
желапным местом, и они с удивлением вспоминали, что это
их ферма, каждая пядь здесь принадлежит им. Травка гля
нула вниз, с холма, и глаза ее наполнились слезами. Если
бы она могла выразить свои мысли, то она сказала бы, что
вовсе не к этому стремились они, когда .много лет назад по
святили себя борьбе против тирании людей. Эти сцепы ужаса
и бойни совсем не то, чего ждали они в ту ночь, когда Старый
Майор впервые призвал их к Восстанию. И если воображение
рисовало ей будущее, то этим будущим было общество живот
ных, освободившихся от голода и кнута, общество, где все
равны, где каждый работает по способностям, где сильные
защищают слабых, как эащитила она выводок утят своей по
гой в ту ночь, когда произносил речь Старый Майор. Но вме
сто этого- опа не могла попять, почему так случилось,
пришло время, :когда пи:кто не решается высназать свои мыс
пнкоrда не пели.
Когда заканчивали ее в третий раз, перед ними вырос
l\рикун в сопровождении двух псов. По его виду можно было
попять, что он собирается сообщить нечто очень важпое.
274
- Специальным деRретом Товарища Наполеона,- объя
вил он,- <<СRоты Англию> упраздняются. С сегодняшнего дин
неть ее запрещено.
Глава VIII
275
ветряную мельницу, сделав ее степы о два раза толще, в то
же время надо было управлятьея и с текущими работами на
ферме, а это требовало колоссальных усилий. Иногда живот
пым казалось, что они работают теперь больше, а кормят их
хуже, чем во времепа Джонса. Каждое воскресенье Крикун,
поддерживая раздвоеппым копытцем длинный лист бумаги,
зачитывал им бесконечные цифры, из которых получалось,
что проиэводство всех видов продовольствия увеличилось па
200, 300 или 500 процентов - смотря по обстоятельствам. У
животных не было оснований подвергать сомнению эти циф
ры, тем более что опи уже смутно помнили, как обстояли де
ла до Восстания. И все равно случались дни, когда они пред
почли бы, чтобы было поменьше цифр и побольше еды.
Все приказы отдавались теперь либо через Крикупа, ли
бо через других свиней. Наполеона видели не чаще чем раз в
две недели. А когда он появлялся, то кроме собак его сопро
вождал и черный петух, который шел впереди и исполнял
роль трубача - издавал оглушительные с кукареку!>> перед
каждой речью Наполеона. Говорили, что и в господском доме
Наполеон жил в отдельных покоях. Ел оп теперь в одиноче
стве, а прислуживали ему две собаки. Причем всегда пользо
вался фарфоровым обеденным сервизом фирмы <<Краун Дер
би», который свиньи нашли в стеклянном буфете в гостиной.
Было таi<Же объявлено, что отныне салют из ружья будут
производить и в день рождения Наполеона, а не только в дни
двух ранее уставовленных праздников.
276
О лучший друг всех сирот!
О тот, нто счастье дает!
Норыта вашего царь!
Пылает в душе ваноиная
гордость, ногда я зрю,
Как утреннюю варю,
Твой лик, Твое слышу «Хрю»,
Товарищ Наполеон!
Но ты ли даватель всего?
О, как любит скотов естество
Обильный харч дважды в день,
на свежей соломе сов!
Большой или малый скот
Спокойно спит и жует,
Ведь вас к победе ведет
Товарищ Наполеон!
277
Фокевудом долгосрочное соглашение об обмене кое-какими
товарами. Теперь отношения между Наполеоном и Пилкивг
товом, хотя они и поддерживались только при посредничестве
Уимпера, стали почти что дружественными. Скоты не доверя
ли Пилкингтону, поскольку он все-таки был человеком, но
тем не менее предпочитали иметь дело с ним, а не с Фредери
ком, которого и боялись, и ненавидели. К концу лета, когда
близилось к завершению строительство ветряной мельницы,
слухи о неизбежном вероломном нападении на ферму усили
лись. Рассказывали, что Фредерик планирует бросить на Скот
ный Двор двадцать человек, вооруженных ружьями, что оп
подкупил уже судей п полицию и они возражать не будут,
если ему удастся захватить документы, устанавливающие пра
278
был яаграждеп, по и подвергся осуждению за проявленную
трусость. И снова животные выслушали все это с некоторым
изумлением, по Крикуну удалось вскоре убедить всех, что их
просто подводит память.
Осевью отчаянными, колоссальными усилиями - ведь од
повременно приходилось убирать урожай - животные закон
чили сооружение ветряной мельницы. Машины еще не были
установлены, и Уимпер вел переговоры об их закупне, во са
мо здание было построено. В тисках бесконечных трудностей,
несмотря па примитионые орудия труда и отсутствие опыта,
па вечное невезение и происки Снежка, работу удалось аавер
шить точно в срок! Намученные, по гордые собой животные
ходили и ходили вокруг созданного ими чуда, и мельница :ка
279
Свипьи пришли в неописуемый восторг от хитрости На
полеона. Прикинувшись другом Пилкингтона, он вынудил
Фредерика подпять цену на двенадцать фунтов. Но высшая
мудрость Наполеона, заявил Крикун, заключается в том, что
он не доверяет никому, даже Фредерику. Фредерик хотел
расплатиться за лес чеком - так называется клочок бумаги,
па котором написано обещание уплатить ту или иную сумму.
Но Наполеон не поддался на уловку. Оп потребовал уплатить
подлинными пятифунтовыми купюрами, которые должны
быть вручены до того, как вывезут лес. Фредерик уже все за
платил, и этой суммы как раз хватит на то, чтобы купить ма
шины для ветряной мельницы.
Тем временем лес поспешно вывозили. Когда его полно
стью вывезли, всех снова собрали в амбаре, чтобы полюбо
ваться на полученные от Фредерика купюры. Блаженно улы
баясь, Наполеон возлежал на устланном соломой возвышении,
а рядом на фарфоровом блюде из кух1ш господского дома
были сложены денъrи. Строем проходили мимо них живот
ные, и каждый мог любоваться вдосталь. Боксер даже попы
тался повюхать купюры, отчего тонкие белые бумажки заюе
велились и зашуршали.
280
дроби, и, несмотря ва старания Наполеона и БоRсера собрать
ИХ В Rулак, ОНИ BCROpe ОТСТУПИЛИ.
НеRоторые были ранены. Животные уRрылись в построй
Rах и осторожно выrлядывали ва улицу из щелей и дыроR от
сучRов в досках. Все длинвое пастбище с мельницей очути
лось в pyRax противвиRа. На мгновение даже Наполеон, Rаза
лось, растерялся. Ов молча ходил взад и вперед, его хвостиR
выпрямился, стал жестRим и дергался из стороны в етороиу.
282
Даже у Наполео118, который руководил сражением: из тыла,
дробью оторвало нончин хвостина. Но и люди понесли поте
ри. Троим иа них Бо:ксер проломил голову нопытом, еще од
ному норова пропорола рогами живот, и ное-кому в клочья
порвали штаны Джесси и Rолокольч:И](. А когда девять собак
из личной охраны Наполеона совер1ШL11и по его распоряже
нию обходной маневр под прикрытиен изгоJЮдИ, зашли во
ф.11анr противника и броGились на людей с яростным лаем,
тех охватила паника. Они поняли, что и.м грозит окружение.
Фредерик закричал своим лtодям, чтобы они удирали, пока
еще не поздно, и в с.ледующее мгновение трусливый враг, спа
сu <:вою жизнь, бежал. 11\ивотные иреследовали их до самого
.края: поля и напоследок, когда люди перебирались через но
лючую изгородь, ванесли им еще несколько ударов рогами и
копытами.
283
- Значит, мы отвоевали то, что у вас было,- сRазал
Бонсер.
- Это и есть наша победа,- ответил 1\ринун.
Животные приновыляли во двор. Дробины, застрявшие в
ноге Бонсера, причиняли жгучую боль. Он представил тяже
лый труд по восстановлению ветряной мельницы с самого на
чала и мысленно уже примерялея к нему. И тут в первый
раз в жизни Боксеру пришло в голову, что ему уже одинпад
цать лет и, вероятно, сила мускулов уже пе та, что была
прежде. ·
Но когда животные увидели, что над усадьбой по-прежне
му развевается зеленый флаг, снова услышали ружейные вы
стрелы - всего было сделано семь выстрелов - и речь Напо
леона, который поблагодарил их за героизм, они уверились,
что одержали великую победу. Животных, павших в битве,
торжественно похоронили. Боксер и Травка тащили фуру,
служившую катафалном, и сам Наполеон шел во главе траур
вой процессии. Целых два дня праздвовали победу. Были пес
ни, речи и опять салют, и каждому животному в начестве
праздпичного подарна выдали по яблону, наждой птице- по
две унции зерна и по три галеты каждой собаке. Было объ
явлено, что это сражение впредь будет именоваться Битвой
при Ветряной Мельнице и что Наполеон учредил новую на
граду- <<Орден Зеленого Знамени», которой и наградил сам
себя. В этом всеобщем линовании про фальшивые нупюры
как-то забыли.
Через несколько дней после праздвика свиньи обнаружи
ли ящиR виски в подвале господсного дома. Они нак-то про
глядели его, когда вселились туда. В эту ночь из господского
дома веслось громкое пение, и, к удивлению животпых, в
него вплеталась мелодия <<Скотов Англии>> . Примерно в поло
виве десятого все отчетливо видели, как Наполеон в старом
котелне мистера Джонса выскочил с червого хода, промчался
вокруг двора и снова исчез в доме. Утром в господском доме
царила глубокая тишина. Свиней совсем не было слышно.
Лишь оноло девяти появился Крикун. Он шел медленно, с
потухшими глазами, и был чем-то так удручен, что его хвое
тин вяло повис сзади. У него был очень болезненвый вид.
Кринун созвал животных и сказал, что должен сообщить им
страшную новость- Товарищ Наполеон умирает!
Послыша;шсь всхлипывания. У дверей господсного дома
постелили солому, и животные ходили на цыпочнах. Со сле
зам'и на глазах мпогие вопрошали друг друга, что же они бу
дут делать, если Вождь покинет их. Прошел слух, что Снеж1<у
удалось подсыпать яд в пищу Наполеона. В одиннадцать
284
опять появился l\рикув и сделал новое сообщение: <(Уходя от
пас, Товарищ Наполеон издал важный декрет: употребление
спиртных напитков будет караться смертью» .
Впрочем, к вечеру Наполеону ~тало немного лучше, а ва
следующее утро l\рикун смог им сообщить, что Вождь по
правляется. Во второй половине этого дня Наполеон вернулся
к исполнению служебных обязанностей, а на другой день ста
ло известно, что он дал задание Уимперу закупить в Уил
ливгдоне брошюры о пивоварении и ректификации. Еще че
рез неделю Наполеон приказал распахать выгон за садом,
который ранее собирались отдать под выпас животным, до
стигшим пенеионного возраста. Было сказано, что земля
здесь истощена и надо пересеять траву. Но вскоре стало из
вестно, что Наполеон распорядился засеять этот луг ячменем.
Примерно в это же время произошел странный случай,
который почти никто не сумел понять. Однажды в полночь
послышался адский грохот, все животные из стойл кинулись
во двор. Стояла лунная ночь. У торцовой стены большого ам
бара, на которой были записаны Семь Заповедей, валялась
лестница, треснувшая пополам. Тут же в неуклюжей позе ле
жал оглушенный Крикун, а рядом с ним валялись фонарь,
кисточка и перевернутая банка с белой краской. Собаки тот
час окружили Крикуна плотным кольцом и, как только он
смог подняться па ноги, отвели в господский дом. Никто из
животных не мог понять, что все это значит, кроме старого
Бенджамина, который со знающим видом кива.л мордой и,
казалось, все понимал, но по привычке ничего не говорил.
А через несколько дней Мюриэль, перечитывая для себя
Семь Заповедей, заметила, что еще одну заповедь животные
запомнили неверно. Они полагали, что в Пятой Заповеди гово
рится: <(Животные не должны употреблять спиртвые напитки»,
но, оказывается, они запамятовали два слова. На самом деле
заповедь гласила: ~животные не должны употреблять спирт
ные напитки сверх .меры».
Глава IX
285
легкие»,- говорила она. Но Боксер пичеrо не хотел слушать.
У :меня осталась одна :мечта, признавалея он, увидеть, что
мельница работает, увидеть до того, как уйду на пенсию.
В самом начале, когда вырабатывались ааконы Скотного
Двора, пенеионный возраст для лошадей и свиней был уста
новлен в двенадцать лет, для коров- в четырнадцать, для со
286
позднее, когда закупят бревна и нирпичи, в саду выстроят
шнолу, а пока сам Наполеоп учил поросят на кухне господ
ского дома. Физичесними упражнениями они занимались в
саду, и им не рекомендовалось играть с другим молодвяном .
Примерно в это время постановили, что при встрече свиньи с
другим животным это другое животное должно уступать ей
дорогу, а нроме того, свиньи, везависимо от рангов, получили
привилеrию унрашать по воснресевьям свои хвостики зеле
ными ленточками.
287
лили шествие, за ними шли лошади, затем коровы, овцы и
домашняя птица. Собаки двигались по бокам колонны, а впе
реди вышагивал черный петух Наполеона. Боксер и Травка
всегда носили зелевое знамя с изображением рога и копыта и
надписью: <<Да здравствует Товарищ Наполеон!& После Де
монстрации читали стихи, сложенные в честь Наполеона, слу
шали привычный доклад Крикуна, содержавший сведения о
самых последних достижениях в увеличении продовольствия,
ред всеми, кто хотел его слушать. <<Там, пад нами, товари
щи,- начинал оп торжественно, показывал на небо большим
черным клювом,- там, над нами, с другой стороны вон той
темпой тучи, которую вы видите, там и расположена Кара
мельпая Гора, та счастливая страна, где песчастные живот
ные наконец отдохнут после всех своих трудов!>> Он даже
уверял, что бывал в той стране, взмыв однажды высоко в под-
288
вебесье, и видел вечнозелевые поля клевера и растущие пря
мо на живой изгороди кусочки сахара и льняной жмых. Мно
гие верили Моисею. Здесь, на земле, рассуждали они, прихо
дится все время голодать и трудиться, и разве не разумно и
справедливо, что где-то существует ивой, лучший мир? Совер
шенно непонятно было отношение к Моисею свиней. Все они
с презрением говорили, что ero россказни о Карамельной Го
ре - вранье, но при этом Моисею разрешали по-прежнему
оставаться на ферме, не работать и даже выдавали ему чет
верть пииты пива в день.
Когда копыто Боксера ваковец зажило, оп принялся ра
ботать с удвоенной силой. Да и все животные работали в тот
год как каторжники. Ведь к привычной работе на ферме, вос
становлению ветряной мельницы прибавилось строительство
школы для юных поросят, ноторую заложили в марте. Труд
но па пустой желудок выдержать весь длинный рабочий день,
во Боксер стойно переносил лишения. Ни по его высназы
вавиям, ни по работе было не заметно, что силы у Бонсера
уже не те. Правда, внешне он изменился. Шкура ero уже не
блестела, кан раньше, а могучие задние ноги, казалось, поху
дели. «На весенней травке Бонсер поправитсю>,- успокаива
ли друг друга животные. Однано весна пришла, а Бонсеру
тан и не стало лучше. Порой назалось, что он удерживает ог
ромный валун па склоне карьера только силой воли. В такие
минуты губы его складывались так, будто он хочет сказать:
«Я буду работать еще упорней>>, но голоса не было. И опять
Травка и Бевджамин советовали ему позаботиться о здоровье,
но он вновь пропускал их слова мимо ушей. Приближался
его двенадцатый год рождения. Ему было безразлично, что
будет потом, лишь бы до ухода на певсию заготовить поболь
ше камней.
Ка1~-то поздним летним вечером ферму облетел слух, что
с Боксером что-то случилось. В тот вечер он опять таскал кам
ни к мельнице в одиночку. Слух подтвердился. Через песколь
ко минут примчались голуби и сказали: <<Боксер упал! Он ле
жит на бону и не может подняться!»
Едва ли не половина обитателей фермы бросилась па холм
к мельнице. Там, между оглоблями телеги, лежал Боксер.
Шея его вытянулась, и он не мог даже поднять голову. Глаза
потускнели, боl\а лоснились от пота, а из угла рта тянулась
тоненькая струйl\а крова. Травка бросилась на колени рядом
с ним.
289
левие иельв:ицы и без меня. Намией уже хватит. Во всякои
случае, иве оставалось работать всего месяц. И по правде го
воря, я уже с ветерпевнем ждал ухода ва пев сию. Быть · мо
жет, Бевджа:миву тоже разрешат выйти ва певсию, и он ведь
постарел, и мы опять будем вместе.
- Нужна срочная помощь! -крикнула Травка.- Кто
нибудь сбегайте к господскому дому, расскажите Крикуну,
что случилось ...
Все животвые сразу помчались к господскому дому, чтобы
все рассказать Нринупу. Остались только Травка и Бенджа
мип, который лег рядом с Боксером и, не говоря ни слова,
принялся отгонять от него мух своим длинным хвостом. Ми
нут через пятнадцать, озабоченный и полный участия, поя
вился :Крикун. Он передал, что товарищ Наполеон искренне
сожалеет о несчастье, приключившемся с одним из самых
преданных ферме тружеников, и уже начал переговоры о
том, чтобы поместить Боксера в одну из лучших клиник Уил
лингдона. Это заявление несколько смутило животных. Если
не считать Молли и Снежка, никто из животных еще ни разу
не покидал Скотного Двора, да и сама мысль, что их заболев
ший товарищ окажется в руках людей, им не поправилась.
Однако Крикун легко убедил их, что ветеринарный врач в
Уиллипгдоне более квалифицированно поможет Боксеру, чем
это смогут сделать они эдесь, па ферме. И примерно через
полчаса, когда Боксеру стало немного получше, он с трудом
поднялся па ноги и сумел доковылять до своего стойла, где
Травка и Бепджамип уже приготовили ему хорошую постель
из соломы.
290
ли, что Бевджамип несется вскачь от построек фермы и что
то кричит. Никогда раньше они не видели, чтобы Бевджамин
волновался, не видели, чтобы он так бегал.
- Скорее! Скорее! -кричал Бевджамин.- Торопитесь
па двор! Боксера увозят!
Не ожидая приказа свиньи, животные, побросав работу,
кивулись к ферме. Во дворе действительно стоял большой
нрытый фургон, запряженвый двумя лошадьми. На стенках
фургона было что-то написано, а на месте кучера восседал
плутоватого вида :мужчина в низеньком котелке. Боксера в
стойле не было.
Животные окружили фургон.
- До свидания, Боксер!- кричали они хором.- До сви
дания!
- Глупцы! Глупцы!- закричал Бенджамив. Оп прыгал
вокруг них и бил землю маленькими копытами.- Вы с ума
спятили, разве вы не видите, что написано на фургоне?
Животвые затихли, ваступила мертвая тишина. Мюриэль
принялась разбирать слова. Но Бенджаиин оттолкнул се и
прочел:
291
везите своего брата ва бойню!>> Но тупые скоты не сообража~
ли, что делают, они прижали уши и прибавили шаг. Морда
Боксера в окошке больше ве появлялась. Кто-то предложил
обогнать фургон и запереть главвые ворота, во было уже
слишком поздно. В следующую минуту фургон миновал их
и быстро покатился по шоссе. Боксера никто больше не видел
никогда.
292
сенье и произнес в память Боксера короткую речь. :Шаль,
Сitазал он, что нельзя перевезти на ферму останки товарища,
которого они оплакивают, и похоронить здесь, но оп прика
зал сплести большой веноit из лавра, растущего D саду, и
возложить его на· могилу Боксера. А через несколько дней
свиньи собираются устроить памятный банкет в честь Бок
сера. В конце речи Наполеон напомнил о двух любимых ло
зунгах Боксера: <<Я буду работать еще упорней>> и <<Товарищ
Наполеон всегда прав>>. Было бы неплохо, сказал оп, чтобы
и остальные животные присоединились бы к этим лозунгам.
В тот день, когда должен был состояться банкет, из Уип
лингдона прибыл фургон бюtалейщика, который доставил на
ферму большой деревянный ящик. В ту ночь из господс1юго
дома доносилось оглушительное пение, потом послышался
шум ди1юй ссоры, и все закончилось в одиннадцать часоn
звоном разбитого стекла. На следующий день в господском
доме до полудня не было юtкакого движения. И прошел слух,
что кюшм-то образом свиньям удалось еще раздобыть деньги
па ящик виски.
ГлаваХ
293
куплениые на соседних фермах, вообще ничего не слышали о
нем. Кроме Травки в усадьбе было теперь еще три лошади.
Честные и примые скоты, трудяги и отличные товарищи, но
очень уж глуповатые. Они не сумели овла,цеть алфавитом
дальше буквъ1 Б, но вериJIИ всему, что Им рассказывали о
Босстании и принципах Анимализма, особенно если это дела
ла Травка, к которой они относились почти как R матери.
Верили, во вряд ли понимали, а ecJIИ и понимали, то самую
Ma.JIOCTЬ.
294
в поле, зимой •ерзл•, а летом иучиmrсь из~эа мух. Иногда
старейшве напрягали память и пытались вспомнить, лучше
или хуже была жизнь ва ферме сразу после Восстания и из~
гнавия Джовса. Но они ничего не могли припомнить. Не бwло
ничего такого, с чем они иогли бы сравнивать теперешнюю
жизнь, ничего, кроме листmюв. Крикуна со столбиками цифр,
которые неизменно утверждали, что все па ферме улучшается
и улучшается. Животm.lе пришли к выводу, что вопрос этот
неразрешим, во вс.и~еом случае, у вих елишкоы ыало времени,
чтобы размышлять о подобвых вещах. ЛIIШЬ старый Бенджа~
мин го:ворил, что помнит всю свою долгую жизнь до мель~
295
..
весь день, ощипывая молодую листву; За ними ваблюдал сам
Крикун. Вечером он вернулся один, а овцам, посколь.ку по
года позволяла, велено было остаться на пустыре на ночь.
Они пробыли там целую неделю, и все это время никто из жи
вотных не видеJI их. Крикун проводил с ними большую часть
дня. Он говорил, что разучивает с ними новую песню, а для
этого необходимо уединение.
В чудный летний вечер, .как раз после возвращения овец,
Iюгда животные, закончив работу, шли к усадебным построй
кам, со двора донеслось испуганное лошадиное ржание. Обес
покоенные животвые замерли па месте - ржала Травка. Она
ржала не переставая, и все животные помчаJIИСЬ во двор. Там
они увидели то, что испугало Травку.
Это была свинья, идущая на задних ногах.
Да, зто был Крикун. Чуть неуклюже, еще не привыкнув
удерживать свою тушу в таком положении, но сохранял иде
296
потянула его за гриву в повела н торцовой стене большого
амбара, па которой были написаны Семь Заповедей. Минуту
другую они молча смотрели на белевшие па просмолещюй
стене бунвы.
- Зрение изменяет мне,- сназала наконец Травка.- Я и
в молодости не всегда могла прочесть, что эдесь написано. Но
сдается мне, что стена нынче выглядит иначе. Скажи-на,
Бенджамив, Семь Заповедей те же, что и прежде?
На этот раз Бенджамин отступил от своих принципов и
прочел Травке все, что было на стене. Впрочем, там теперь
ничего не было, нроме одной-единственной заповеди. Она гла
сила:
297
окно столовой. Таи за столом сидело полдюжины фермеров
и столько же наиболее именитых свиней. Наполеон сидел на
почетном месте во главе стола. Свиньи сидели на стульях со
вершенно пепринужденно. Компания развлекалась игрой в
карты, но па минуту прервалась, видимо для очередного тоста.
Огромный кувшин ходил по кругу, и кружки наполняли пи
вом. Никто не заметил любопытных глаз животных, загляды
вающих в окно.
298
И разве, к примеру, проблема рабочей силы не везде одина
кова?
Тут стало ясно, что мистер Пилкингтон собирается поте
шить собравmуюся компанию какой-то заранее приготовлен
ной остротой, но так развеселился, что несколько мгновений
не мог выговорить ни слова. Задыхаясь от смеха, так что его
многочисленные подбородки багровели один за другим, оп все
таки выдал ее:
• Острота (франц.).
299
более укрепят доверие к нам. До настоящего времени у на
ших животных сохранялась довольно глупая привычн:а обра
щаться друг к другу ((ТОварищ>>. Это должно быть запрещено.
l\роме того, до настоящего времени бытовал очень странныii
обычай, происхождение которого непонятно,- маршировать
по утрам каждое воскресенье перед черепом хряка, установ
Литературно-художественное иэдапие
ДЖОРДЖ ОРУЭЛЛ
1984. СI-ЮТНЫй ДВОР
_,
Оруэлл Джордж
075 1984. Ромап. СRотпый двор. СRазRа./Пер. с апгл.
Д. Иванова, В. Нвдошивипа. Оформл. А. СтариRова.
Пермь: Издательство «КАПИК>>, 1992.- 304 с.
Сдано в набор 11.12.91. Подnисано в печать 4.03.92. Формат 84Х 108 1 /зz.
Бум. общего назначепил. Обыкповеввал повал гари. Печать высокаи.
Уел. печ. л. 15,96. Тираж 200 000 экз. Заказ М 7900. С 7.
Тип. АО «Звезда».
614600, г. Пермь, ГСП-131, ул. Дружбы, 34.
304
. g ·,
1~ ·-""-- 1~ • ...:..-
·~· ,.
~- ~- Jl Jl rriiiiil
·~~
g ~~~
~· Jl
и i1 ·,.:..·-и