Лимон и Магнолия

01.07.2022

- Она умерла. Думал, что просто сбежала, но нет – все-таки умерла. А я ведь любил ее. По
крайней мере, мне так казалось.

Тук-тук-тук. Он одернулся и тут же понял, что кто-то ломился в дверь уже минут пять.
Открыть он не осмелился.

- Лойс, это я, Гило, - послышалось из-за двери. – Я принес тебе еды. Тут томаты, немного
хлеба и уксус, как заказывал.

Лойс вздохнул с облегчением. Он встал из-за стола и прильнул к двери, чтобы Гило лучше
слышал его шепот сквозь узкую щель под притолокой.

- Боги, как же я испугался! Большое спасибо, дружище. Оставь корзину на пороге.

Гило тяжело вздохнул. Лойс слышал этот его вздох каждый вечер в одно и то же время на
протяжении последнего года.

- Почему ты просто не откроешь дверь?

- Прости, у меня не убрано, - соврал он. – Я не успел промыть реторты. Тут столько газа,
тебе лучше этим не дышать.

Что-то рухнуло на пол. Послышались шаги, которые становились все тише и тише, пока их
звук вовсе не растаял в тишине знойного вечера. Лойс торопливо вышел в тамбур. От
плотного сумрака его защищала лишь лужица света, которую отбрасывала лампа в его
руках. Он схватил корзину и резко захлопнул дверь. Вернувшись к письменному столу, он
осмотрелся. В центре его квартирки (так с любовью он называл бывшую голубятню) стоял
табурет, сиденье которого доходило Лойсу до груди. Если на него сесть и посмотреть
прямо, то взгляд упадет на дощатый стол. Тогда за спиной будет висеть котел, в котором
Лойс и готовил еду, и стирал одежду. Если отвести руки в стороны, то пальцы правой
коснутся гамака из старой сети, а левой – хлипкой двери. Прямо над табуретом между
птичьими жердями болтался фонарь. Его тусклого света хватало лишь на то, чтобы
отличить во тьме нож от карандаша, и то Лойс часто резался по неосторожности. У стен же
царил мрак, в котором жили монстры. Лойс никогда их не видел, но точно знал, что они
там есть. Эти монстры жили везде: в тамбуре, на других этажах, в чужих квартирах и даже
на улице. Только со «своими» чудищами он научился уживаться.

Он подошел к окну. Вечер сменился ранней ночью. Луна только начинала выплывать из
спокойного иссиня-черного моря. В ее свете округлые башни-исполины Роллта
напоминали зубы великана, челюстью которого стал сам морской берег. Город мраморной
лавиной сползал с утеса прямо в море. Одна башня наплывала на другую, словно бы они
сражались за свое место в городе. Вокруг одной огромной – как та, в которой жил Лойс –
ютилось несколько башен поменьше, их же облепляли тоненькие башни-лестницы, у
подножия которых рассыпались одноэтажные домики. Хоть было темно, Роллт даже не
думал засыпать. На улицы повалили гуляки. Среди цветущих сиреневых, фиолетовых,
бордовых аллей вдруг зажглись фонари. Зазвучала музыка, бренчание на гитаре и задорное
завывание дамы в летах. Лойс отвел от них взгляд. К чему было смотреть на то, как
веселятся другие, если сам на это не способен?

Гило был соседом и хорошим знакомым Лойса. В детстве они учились у одного алхимика,
полубезумного старика, постоянно добавлявшего ртутную отраву в еду, чтобы его
наверняка никто не смог отравить. Только в один день он переборщил с количеством яда и
отравил сам себя. Квартира алхимика была прямо напротив той, в которой жили родители
Лойса. Когда те умерли, их квартиру в счет долгов отца выкупил Нардо, торговец горшками
из Кревена. Лойсу он не понравился с первого взгляда. Он возненавидел его тонкие усики
и насмешливый, жадный взгляд из-под несуразной шляпы с пером, его манерные жесты и
горы горшков, которыми он завалил любимые мамины петунии. С тех пор Лойс ютится в
крохотной комнатушке под крышей. Он вдруг понял, что ни разу не покидал стен этой
башни. В ней он родился и учился, тут он живет и, в конце концов, тут же и умрет. Монстры
– они всему виной. Мама всегда говорила Лойсу, что страшные чудища схватят его, если он
один выйдет за порог дома. С тех пор, как Лойс остался совсем один, он ни разу не выходил
из квартиры, чтобы не гневить чудищ.

Стол Лойса всегда был завален бумагами. Одни из них были аккуратно разложены, другие
– скомканы, третьи – порваны. Его взгляд холодно скользнул по ним: «Лойс, люблю тебя.
Навеки твоя З.», «Коллапс горшечников», «…кревенец Нардо все скупил»,
«Кораблекрушение у Роллта». Все смешалось в кучу.

- А я ведь, дурак, думал, что она просто нашла другого. Иначе не писала бы она мне целый
месяц? А она, оказывается, просто умерла. Просто умерла.

Он вертел грубое золотое кольцо в руках. Маленький мутный сапфир в нем давно треснул.
Лойс сильно сжал его в теплом кулаке и вдруг выронил. Мгновение спустя на столе
оказался медный перегонный куб. Лойс колдовал над ним, как искушенный кулинар над
своим блюдом. В чан влетели соцветия горьколистника, листья аконита и пара чешуек
лунной рыбы. Магическое варево медленно закипало. Юный алхимик быстро мешал его,
присыпая стружкой из магических самоцветов. Пар со свистом взлетал по трубам, а после
охлаждался, и мутная жидкость капала в стеклянную колбочку. Лойс обмакнул в нее палец
и попробовал. Вкус был отвратным. Снова не получилось! Учитель говорил, что хорошее
зелье всегда приятно на вкус, а если оно горькое, то его называют лекарством. Сварить что-
то качественное оставалось для Лойса недостижимым идеалом. Он лишь хлопнул по столу
и поморщился. Этот день утомил его, и он без чувств свалился на гамак.

II

Он вновь дергался во сне. Нет, ему не было страшно, просто что-то назойливое не давало
нормально спать. Лойс открыл глаза в изумлении. Музыка! Она наполняла всю комнату.
Невероятная, потрясающая, великолепная, грандиозная, помпезная – эти слова покажутся
слишком простыми, если придется ее описать. Прекраснее нее Лойс в жизни не слышал.
Низкий дребезжащий гул перебивали краткие щелчки, клацанье, радостное щебетание
птиц и жужжание тысяч крыльев. Приятный голос, будто бы женский, тянул одну ноту, и
следом с ним слился целый хор высоких и низких голосов, вторящих друг другу. Лойс
вжался в гамак. Неземные голоса иной раз жалостливо спрашивали: «Кто там? Кто там?»
Когда хор умолкал, начинал ворчать грозный великан. Он громко топал, сопел и
посвистывал, играл голосом так, что вся симфония, сотканная из фантастических звуков,
тонула в его бархатном басе. Гомон, кваканье, хлопанье птичьих крыльев, рык и
металлический звон – каких только звуков не слышал Лойс. Этого просто не могло быть.
Такая музыка не могла существовать в сером, шумном мире Лойса. В ней слились самые
разные шумы, легкие и навязчивые, приятные и раздражающие. Гармония, настоящая
гармония – иначе это и не описать. Комнату озарил мягкий, ласковый свет. Сердце Лойса
могло в любой момент остановиться от страха, и только музыка давала ему биться, чтобы
слушать, слушать и слушать… Смолкла она так же внезапно, как и началась.

Лойс вскочил на ноги. Над столом, примерно в полуметре от его поверхности, повисла
малюсенькая дыра. Она была не больше горошины, но из нее струилось столько света,
сколько не могло породить солнце. Фиолетовое сияние превращало белый мрамор стен в
драгоценный аметист. Высокий колпак упал с макушки Лойса на пол и вдруг стал
аметистовым. И сам Лойс, и его волнистые черные волосы, и руки – все стало аметистовым.
Свет постепенно меркнул. Комната вернулась к привычным, обыденным цветам.
Фиолетовый свет не слепил и не обжигал кожу. Дыра, сколько бы Лойс не смотрел на нее и
не тыкал в нее пальцем, никак не изменялась. Но то, чем бы эта она ни была, точно
существовало тут, прямо в его комнате.

Из-под крыши донеслось воркование. Голуби! Лойс побледнел. Периодически, раза три в
год, Роллт накрывала живая туча из птиц, настоящий рой голубей. Они слетались в город с
окрестных полей, покидая его, как только как только работа на полях кончалась. Пока Лойс
с исступлением смотрел на птиц, те успели нагадить прямо на стол. Он с яростью швырнул
в них пустую чернильницу, и птицы скрылись в сумраке Роллта. «Нардо, именно он
подкинул голубей! Кто же еще!?» - взвизгнул Лойс. Самая безумная догадка показалась
Лойсу самой логичной и правильной. Вдруг заиграла музыка. Она звучала оттуда, где
тишина комнаты сливалась с тишиной ночного города. Лойс почувствовал успокоение. Он
лег на гамак, закрыл глаза и понял, что больше всего на свете хочет увидеть тех, кто поет
для него. Это желание пришло не само, но скованный музыкой разум принял его с
лихорадочным жаром. Лойс слушал музыку всю ночь и полностью утонул в ней под утро.

III

День выдался душным и знойным, но ничего стоящего Лойс так и не сделал. Музыка
совсем стихла, а мерцание дыры было неярче светлячка, застрявшего ночью в камышах. И
Лойсу оставалось лишь придумать, как расширить дыру до той степени, чтобы в нее можно
было просунуть голову или хотя бы осмотреть музыкантов, как через замочную скважину.
Чешуя, цветки и лепестки – рецепт был прост. Но жизнь этому нехитрому вареву дала
самоцветная стружка. Оставалось лишь все повторить, только в куда большем масштабе.

Солнце закатилось за самую высокую башню. Гило уже должен был возвращаться домой с
работы. Как всегда, Лойс вынес корзину за порог и стал ждать. Как только он захлопнул
дверь, послышалось тоненькое девичье хихиканье. Он обомлел. Так ехидно и так коварно
звучал этот смех, что ему стало дурно. Кто-то насмехается над ним? Через минуту
хихиканье повторилось. Его заметили, пока он выносил корзину? Или это монстры? Или
ему почудилось? Или Нардо подослал людей, чтобы мешать Лойсу жить? Многочисленные
вопросы сделали его нервозным. Лойс сидел на табурете так, будто угодил в терновник. Он
ждал, когда заиграет музыка. Гнетущая тишина давила на него, словно сжимая костлявую
руку на шее. От немой смерти его спас стук в дверь.
- Приятель, это я. Что принести тебе завтра?

Лойс вновь прильнул к двери, нашептывая сквозь узкую щель. Он, как казалось Гило, даже
не умел говорить нормально, лишь шептал в мертвецкой тишине или безумно кричал.
Впрочем, Лойс всегда был странным малым.

- Чешую лунной рыбы, пригоршню сушеного аконита и пару веточек горьколистника. Еще
обязательно купи тертого черного самоцвета. Купи на все деньги, что у тебя остались с
прошлой недели.

- Но они давно кончились. Пока ты сидел в комнате, отгрохотала война. Цены взлетели в
несколько раз.

- О, боги! – процедил Лойс сквозь зубы и метнулся к столу. – Вот, продай это. Купи, что мне
нужно, а остаток золота оставь себе.

Гило в руки упало колечко со сколотым мутным камнем.

- Разве ты не оставишь кольцо для нее?

- Сейчас в этом нет никакого смысла. Помнишь, я говорил тебе, что она могла сбежать к
Нардо? Я ошибался. Пока она плыла ко мне из Мальвы, ее корабль налетел на скалы. Я
прочел это с листовки, которую ты принес позавчера. Она обещала приехать, а я ее ждал.
Ждал, как обманутый балбес. Оказалось, что она просто умерла. Мне кажется это
забавным.

Лицо Лойса расплылось в еле уловимой улыбочке, а Гило лишь тяжело вздохнул, как
обычно.

- А знаешь, что еще забавно, - продолжал Лойс, - Нардо, этот чудак, нанял девушек, чтобы
они смеялись надо мной. Это было совсем недавно. А ночью он подкинул мне голубей. Он,
или кто-то им нанятый, я не знаю точно, но Нардо делает все, чтобы я тут не жил. Вот чем я
ему мешаю?

- Нардо уже не живет тут. Он купил особняк на Мраморном холме и чувствует себя отлично
и без этого, я уверен.

- Но он может подсылать людей, чтобы они докучали мне. Он же это и будет делать!

- Непременно, дружище, непременно.

IV

Комната тонула в зеленовато-синем паре, слегка мерцающем, когда блуждающий свет

фонаря натыкался на него. Пурпурные края дыры слегка подминались, как только та
тонула в облачке пара из клокочущего котла. Этого было мало. Лойс ждал, когда придет
Гило. Тот слегка опаздывал.

С позапрошлой ночи музыка так и не зазвучала, и Лойс сомневался, что услышит ее хоть
раз. Он впервые в жизни почувствовал себя одиноким, хоть большую часть жизни был
предоставлен сам себе. Стало бы даже как-то грустно, если бы Лойс не был так увлечен
работой. От нее его оторвал только Гило:
- Лойс, я все купил. Сдачу я оставил тебе.

- Да, да, спасибо, оставь у двери.

- Дружище, просто выйди и забери. Ты, может, уже забыл, как выглядишь, сколько не
выходил из комнаты!

Лойс повернул голову и пустым взглядом обвел дверь. Он ведь действительно забыл, как
выглядит. Мягкие, испещренные порезами руки, пестрые рукава домашнего халата и
кончик колпака, нависающий надо лбом, - только таким он видел себя. Но как выглядит его
лицо? А есть ли у него вообще лицо? Лойс рванул к котлу, полному мыльной дождевой
воды. В мутной жидкости его лицо напоминало размытый силуэт на горизонте в
полуденный зной.

- Гило, я не могу! За дверью живут монстры, и они меня схватят.

- Ха, тогда почему они не накинулись на меня?

- Может, ты для них совсем невкусный. Мне опасно выходить.

- Лойс, дружище, не сходи с ума. Одиночество вредит тебе. Разве ты не помнишь, как мы
веселились на уроках Гральманда? Я незаметно подпалил ему бороду, а ты смеялся, когда
он носился по комнате. Помнишь?

- Как-то забылось.

Гило помолчал с полминуты и выпалил:

- Знаешь, ты можешь и сам ходить за покупками, это совсем не сложно. И тебе пора бы
забыть о ней и найти себе жену. Просто выйди из комнаты, давай пройдемся по
набережной или сходим в парк. На улице отличная погода, и никаких монстров нет. Ты сам
их выдумал, Лойс.

- Монстры существуют, мама же не могла меня обмануть.

- Она сказала это, чтобы ты не носился по этажам и не создавал ей проблем. Ох, Лойс, ты
замкнулся в себе и бредишь в этой комнатушке. Разве ты не понимаешь, что я помогаю тебе
из жалости? Ты неисправим.

Его голос не звучал раздраженно, напротив, он был очень расстроен и подавлен. Корзина с
тем же глухим стуком рухнула на пол, и шаги все так же медленно растворились в тишине.
Но у Лойса уже было все, что ему нужно. Он бросил цветы в чан, накрошил сушенных
лепестков и засыпал все шуршащей чешуей. Температура падала, а хворост кончился. Лойс
остекленело пробежался по старым письмам от З. Он без раздумий швырнул кипу в огонь и
смотрел, как все его воспоминания пожирает пламя. Следом он всыпал целую склянку
тертого самоцвета, и пара вылетело так много, что дыра замерцала, как звездочка в ночи.
Этого точно должно было хватить.

- Лицо, неужели его у меня нет? А было ли оно у Гило. Я не помню этого. Это монстры
стащили мое лицо во сне! Или Нардо… Будь он проклят, чертов кревенец! – истошно
завопил Лойс. – Он испортил мою жизнь, он загнал меня в эту конуру, а теперь пирует на
Мраморном холме. Это он тот монстр, о котором говорила мама!
В порыве гнева Лойс разбил стеклянный стакан. То была единственная ценная вещь, что у
него осталась. Только музыка развеивала его тревоги, и когда он в ней нуждался, она
исчезла…

Этой ночью Лойсу снился приятный сон. Он видел свою возлюбленную в летнем синем
платье, ее овальное смуглое личико тонуло в черных локонах, пахнущих магнолией и
лимоном. Такой она себя описывала в письме, и такой ее запомнил Лойс, хоть никогда ее
не видел. Она улыбалась ему, сидя на скале посреди моря и маня пальцем, а он бежал по
волнам. Солнце слепило глаза. Было больно смотреть, но потом боль исчезла. Осталась
лишь музыка. И любимая пела. Пела только для него одного.

Лойс вскочил. Его нижняя губа задрожала, и он прикусил ее, дабы умерить дрожь. Музыка!
Он слышит ее снова! Он радостно скакал по комнате и позабыл о спящих монстрах. Его
колпак слетел с головы и приземлился прямо на стол. Дыра расширилась до размера
небольшого арбуза и зияла посреди квартиры. Ее края казались твердыми, и Лойс
схватился за них. Это было первое, что он сделал в своей жизни с героической
решимостью. Лойс словно толкнули в спину, и его голова оказалась по ту сторону дыры.
Лицо обдало приятным ветерком. Пахло цветами; принюхавшись, Лойс все никак не мог
уловить этот тонкий аромат. Повеяло спелыми, солнечно-желтыми лимонами,
разрезанными надвое в жаркий полдень, и росой, скатывающейся по лепесткам магнолии.
Все вокруг тонуло в свете фиолетового солнца на светло-сиреневом небе. На пригорке
собрались «певцы». То были огромные мясные клювы, выросшие прямо из земли, с одним
выпученным глазом на боку, чтобы смотреть на окружающую идиллию. Вокруг них
покорно носились небольшие существа с мышиной мордой и человеческими ножками, они
щебетали и посвистывали, когда хор замолкал. Горизонт, словно лицо веснушками, был
усеян фантастическими птицами. Весь обволакивающий шум был от них. А тем великаном-
ворчуном оказалась бестия, огромная, как гора, с длинным хоботом и плоским красно-
синим лицом. Великан топал, и весь мир сотрясался, а все существа поменьше прятались в
норы.

Неужели такие мерзкие существа издавали столь приятные звуки? Неприятная горечь
расползлась по телу Лойса и он захотел высунуть голову, но не смог. Он стал дергаться и
бить руками по затвердевшим краям. Дыра лишь сузилась. Он крикнул, но его никто не
услышал. И когда он обессилил, он сдался, рывком затащил свое тело внутрь дыры и…
исчез. Дыра захлопнулась, в последний раз обдав комнату мягким светом.

Гило не появлялся у двери Лойса неделю. Он надеялся, что Лойс выйдет из квартиры хотя
бы на рынок, но этого так и не случилось. Когда Гило замучила совесть, он поднялся к
голубятне. Сколько бы он не звал, любое его слово возвращалось мертвецкой тишиной.
Дверь пришлось выбить. Лойса не было. Удивительно, но не было даже его трупа.
Девственную безмятежность в квартире не нарушал ни один звук, кроме, может быть,
шуршания колпака, тронутого летним сквозняком.

07.07.2022, Бельцы, Молдавия.