Путешествие в вечность

20.10.2038.
[Q] Путешествие в вечность

Страница: 1 2 3 »
Ответить
Сообщений 1 страница 30 из 75
Поделиться1
2023-05-05 14:49:32
 Автор: Elen Arkenstone

 Я смотрю чужими глазами
 Элен Аркенстоун, 33
карты
• семёрка пик •
личное дело
птица
Фишки: 4 935
 Сообщений: 2697
 Репутация: +1449
 игровые посты: 156
 Активен
Участники: Neal Forrester, Scarlet Rise, Daisha; первый пост произвольно, далее в
установившемся порядке.
Погода: ясная, солнечная, чуть свежо.
Время\место: день, станция поезда Мартимера в районе Брошенных Холмов.
Описание: Поезд Мартимера всегда имел успех за счёт своей уникальности и
эффективности путешествия. Но однажды вместо него к платформе подъехал совершенно
другой состав, новенький и как будто более технологичный. Рискнувших сесть на него
ожидало удивительное открытие: путешествие на таинственном экспрессе в конечную
точку заняло всего десять секунд. Появляющийся всего раз в сутки, поезд-аномалия
казался редкой удачей для отправляющихся, когда среди множества счастливчиков стали
появляться единицы, утверждающие, что путешествие было вовсе не так быстро, и что во
время него происходили чудовищные вещи…
Гейм-Мастер: Elen Arkenstone.

Вмешательство ГМ: ГМ будет вливаться в игру в любой необходимый момент, в том
числе возможны случаи нескольких раз за круг без предупреждения.
Пометки для старта:

— Любые монстры, случайные события и нпц отыгрываются ГМ по ходу вашей игры и в
зависимости от ваших действий и решений;
— Вы могли оказаться в той местности вместе или раздельно по любым причинам, но с
намерением доехать на поезде до Города Шахмат;
— Игра стартует с прибытия к станции новенького блестящего пустого поезда, который
прежде никто из вас лично не видел, но о котором что-то, да слышал — самое главное, что
именно он как будто довозит до конечной точки пассажиров за невероятные десять
секунд;
— Среди слухов, подцепленных всё равно где, могут фигурировать двое «пострадавших».
Один из них — маленький мальчик, который по прибытию на место устроил родителям
истерику, вопя о чудовищах и маньяках, в которых превратились люди в поезде. Родители
были уверены, что ребёнок просто придремал, но вскоре оказались вынуждены
обратиться к психотерапевту за помощью сыну. Другой пострадавшей — опять же, по
слухам — стала молоденькая девушка, которая рассказывала очень похожие вещи и
утверждала, что поездка заняла века. Она в итоге покончила жизнь самоубийством.
Однако на две этих довольно достоверные истории приходятся десятки довольных и даже
восторженных новой аномалией. Кто-то из них может говорить о ней и в толпе, вас
окружающей.
Помните, игра построена на ваших желаниях, идеях и действиях. Удачной игры!
Подпись автора
Elen Arkenstone, я тебя вижу~

Перечень твинов, важных NPC и моих квестов.
Информация для ГМ и соигроков

Любителям квестов: про теневого ГМ
+2
 Профиль Elen Arkenstone

 ЛС Elen Arkenstone
 E-mail Elen Arkenstone
 Удалить Сообщение 1
 Редактировать Сообщение 1
 Цитировать Сообщение 1
 BB-цитата
Поделиться22023-05-05 23:13:13
 Автор: Neal Forrester

 Во имя Партии!

 Нил Форрестер, 33
шахматы
• красный слон •
птица
Фишки: 5 830
 Последний визит:
Сегодня 22:53:25
Легкий ветерок нес с запада свежесть, озорно играясь с волосами путников, ждавших
когда они смогут продолжить путь. Было ярко, солнечно, но свежо и не жарко. На небе
медленно плыла огромная гряда белоснежных облаков, а вдалеке их собратья окаймляли
собой горизонт. Стояла та самая приятная погода, которая не обещала скорого проливного
дождя с грозой и не вызывала желания спрятаться от палящих лучей где-нибудь в тени.
Нил крепко схватил ремень винтовки, которая висела у него за спиной, и поправил
одежду, которая была черной. Красный галстук, как попало повязанный на шее, словно он
был каким-то платком, был единственным, что хоть как-то намекало на его причастность
к Красным. Наверное, этот дресс-код был той самой ложкой дегтя в большой бочке меда
— все было хорошо, кроме обязательства носить на себе красную одежду. Он с тяжелыми
вздохами вспоминал дресс-код Черных — носи любимый цвет днем и ночью, ни о чем не
парься…
Шахмата бездумно крутил в руках портсигар, размышляя успеет ли он выкурить сигарету
до прибытия поезда или все же не рисковать, но ответ вскоре пришел сам собой. Земля
едва заметно задрожала, послышался знакомый громкий, ритмичный стук колес и
мощный гул.
Поезд показался вдали, подъезжал все ближе и ближе, замедлялся, вызывая странное
чувство… Только тогда, когда он оказался рядом, Нил понял, что было не так.
Это был не тот поезд.
Он выглядел совершенно иначе, чем тот, к которому привыкли большинство жителей
Лимба. Новее, словно технологичнее. Не дотягивал до тех, которые изобрели в его старом
мире, но по виду превосходил тот, который был построен Мартимером.
— Это то, о чем я подумал? — задал вопрос, искоса посмотрев на Скарлетт — хорошую
подругу и напарницу, вместе с которой выполнял задание в этих краях. — Тот самый?
Он имел в виду загадочный поезд-аномалию, слухи о котором в последнее время
множились. В Лимбе было много аномалий, и не все они благоприятно сказывались на
тех, кто попадал к ним в ловушку. То, что говорили об этом поезде, не оставляло никаких
сомнений в неестественности его происхождения. Большинство пассажиров, имевших
удовольствие прокатиться на нем, твердили о том, что он может довезти до пункта
назначения всего за десять секунд, а путешествие проходило гладко и без каких бы то ни
было проблем. Но Нила, естественно, заинтересовали иные истории, в которых было не
все так хорошо.
Он слышал о девушке, которая уверяла, что провела в этой поездке века, а в итоге
покончила с собой, и что-то о ребенке, видевшего разнообразных чудовищ.
Это были всего две истории, на которые мало кто обращал внимания. Люди, слышавшие
их, предпочитали сваливать вину на самих рассказчиков, уверяя самих себя и
окружающих в том, что они все выдумали, и в этом поезде на самом деле ничего жуткого
нет.
Нил, привыкший к странностям Лимба за все те годы, прожитые в нем, был склонен
верить и тем, и другим. Ему казалось, что большинству пассажиров просто больше
повезло, нежели тем двоим.
Впрочем, он не придавал всему услышанному много значения. Этот поезд до этого дня
никогда ему не попадался, и он даже не размышлял о том, что будет, если настанет такой
момент, когда ему выпадет шанс сесть в него и проверить все самому. Теперь этот
таинственный транспорт остановился перед ними, затихнув в ожидании посадки новых
пассажиров.
Нил изучал его внимательным взглядом. Желание закурить стало еще сильнее. Ему
одновременно хотелось и запрыгнуть в вагон, и как следует обдумать план действий.
Адреналиновая зависимость схватилась с привычкой проверять почву под ногами. Стоит
ли им вообще делать это? И что их ждет, когда они окажутся внутри? Что случится с ними
за время, проведенное там? Они через десять секунд окажутся в городе Шахмат или им
придется бороться с чудовищами?
Вопросы множились, словно грибы после дождя, и он посмотрел на Скарлетт с немым
вопросительным выражением на лице.
— Ну-у, давай сядем в него и проверим, так ли страшен черт, как его малюют? — со
смешком, наконец, произнес он, сделав шаг по направлению к двери вагона. — Если нам
повезет, то через несколько минут окажемся дома.
А если не повезет?
Этот вопрос он оставил при себе.
I've walked in the shadows
But how do I run?
From monsters in the mirror that I'm afraid that I've become
+4
 Профиль Neal Forrester

 ЛС Neal Forrester
 E-mail Neal Forrester
 BB-цитата
Поделиться32023-05-08 17:07:49
 Автор: Scarlet Rise

 Fukurou

 Скарлет Райз, 29
шахматы
• черный слон •
птица
Фишки: 26 274
Хреновый выдался денек.

Вообще-то, в целом день был замечательный, и с компанией ей однозначно повезло. С
Нилом они были знакомы давно, чему благоприятно способствовала их совместная
служба в Партии. Миссии с ним были успешны, рейды проходили легко. С Нилом было
просто. Такие люди часто стремились к большему. Не удивительно, что в какой-то
момент Черных Шахмат ему оказалось недостаточно.
С его перехода в Красные Шахматы прошло уже несколько месяцев, но вчера им довелось
встретиться впервые, пусть и по работе. После больничного длинной в месяц и
подавленного состояния, ставшего для неё константой, встреча со старым коллегой стала
для неё глотком свежего воздуха. События сентября стали для неё ударом. Скарлет
тяжело отходила от подобных потрясений. Удача долгое время соблаговолила ей, а жизнь
многие годы уберегала от роковой встречи с детьми Ночи, но служа в Партии, этот
момент должен был наступить, рано или поздно. Впрочем, пусть так, пусть даже и
осознавая это, Скарлет все равно оказалась к нему не готова. Она вступила в Шахматы для
того, чтобы защищать от ночи тех, кто сам защититься был не в силах, но в чем был
смысл всех её стараний и страданий, тяжелых тренировок и изматывающих патрулей,
если в конце концов она оказалась бессильна против одного единственного безумца, до
зубов напичканного реликвиями?
Она никогда не убивала людей. Не видела она и того, как другие люди убивают людей.
Кошмары, эти странные порождения ночного безумия, в её глазах были всего-лишь
местной фауной, будто дикие звери с интинктами, превозмочь которые они были не в
силах. Подобная концепция и разделение сил вполне укладывались в её голове, и пусть
порой ей не удавалось спасти некоторых замешкавшихся, не успевших скрыться в
заветной безопасности стен прохожих от острых клыков Гримов, пусть эти события и
оставляли на ней неисгладимый отпечаток, отзываясь внутри тягучей болью, рано или
поздно, она смиренно принимала случившееся. Всё же, даже в её родном мире порой
случалось так, что дикие звери нападали на людей. Жизнь никогда не была слишком
великодушна к её творениям.
Сентябрьская встреча с Найтбригером прошла для неё болезненно. Сама чуть не
отправилась на тот свет, — лишь реликвии буквально вытащили её из лап смерти,
насильно вдыхая в неё жизнь и разгоняя замершее уже сердце, — так еще и безвольно
глядела на тех, у кого подобных реликвий не оказалось, чьи изувеченные тела так никогда
больше и не поднялись с окровавленного пола, чьи стеклянные глаза навеки застыли с
плескавшимся в них холодным ужасом. Ей пришлось стащить себя с кровати. Пришлось
одеться и силком втащить свое помятое тело в корпус Партии. Пришлось заново
втягиваться в рутину, что понемногу вытаскивала её из пучины застывшего отчаяния. Она
потихоньку возвращалась к жизни, сперва неуверенно и робко, но сейчас, оглядываясь
назад, отчетливо понимала, что подобное проявление силы воли было верным решением.
Просто настроение так и не улучшилось.
Встреча с Нилом и успешное задание прибавили ей энтузиазма, отвлекая Скарлет от
собственных раздумий и возвращая в окружающий её мир. Солнце ярко светило, быть
может даже слишком. Блики металла неприятно резали глаза. Ветер игрался с волосами, и
Скарлет окончательно сдалась поправлять разметавшиеся пряди, позволяя им хаотично
падать ей на лицо, щекоча кожу. Она заставила накраситься себя перед рейдом, так, как
делала это раньше, но не переживала, что алые локоны смажут яркую помаду или
испортят тушь — в качестве и водостойкости своей косметики она была уверена. Жаль,
что у её рейдового наряда не было капюшона. Она бы с радостью сейчас накинула его на
голову, назло солнцу и ветру. Впрочем, кожаная куртка и штаны и без того доставляли ей
проблем, игрядно нагреваясь под солнцеными лучами. Вот уж когда черная одежда
действительно могла раздражать. Скинув с себя куртку и оставшись в кожаном топе, она
то и дело поглядывала на рельсы. Скарлет не любила поезд Мартимера и прочие его
изобретения. Сама идея неконтролируемой никем огромной реликвии, впускавшая в себя
людей и катавшаяся по Лимбу со скоростью в несколько десятков километров в час
вызывала в ней отторжение. Но сейчас им с Нилом следовало возвращаться назад в
Шахматное королевство, а это был самый быстрый способ. Не скажет же она, что
опасается поездов?
К её удивлению, подъехавший состав сложно было назвать знакомым ей поездом. Он был
новей, быстрей и чище. Его хромированные бока так и сверкали на солнце, чем не
понравился ей пуще прежнего. — Это то, о чем я подумал? Тот самый? — Райз
обернулась на Нила, а затем снова покосилась на состав. Она нечасто выбиралась из дома
в последние месяцы, но даже до неё доходили разные слухи. О новеньком, скоростном
поезде судачили торговки на площадях и перешептывались местные авантюристы. Кто-то
утверждал, что он способен довести людей до Шахматного города всего за десяток
секунд, другие утверждали, что это порождение ночи, очередная её аномалия, прорвавшая
в дневной зной из подлунного царства. Шахмата окинула вагоны скептичным взглядом.
Она и без того считала любые поезда в Лимбе аномалиями, чем отличается эта, чуть более
быстрая от старой, к которой все попросту привыкли?
— Ну-у, давай сядем в него и проверим, так ли страшен черт, как его малюют? Если нам
повезет, то через несколько минут окажемся дома. — Кивнув словам Нила и не медля ни
секундой дольше, Скар шагнула внутрь, забираясь в вагон и оглядываясь по сторонам,
выискивая свободное место. Их здесь оказалось в достатке. Видимо, люди все еще
изрядно побаивались данной новинки, да и всякие тревожные слухи лишь усиливали их
опасения.
— Было бы хорошо. Я голодная и хочу спать. — Протянула она, плюхаясь на
ближайшее сиденье и поправляя, наконец, спутавшиеся на ветру волосы. Последнюю
шоколадку она добила перед самым рассветом, и теперь её походная сумка пустовала. —
Есть что перекусить? Умираю, не могу! С меня поход в мою любимую блинную по
возвращению. Они недавно расширили меню и добавили блины со сливочным
сыром и ежевикой. Как раз хотела попробовать. — Перспектива оказаться дома уже
через несколько минут звучала крайне заманчиво. Если этот состав на такое
действительно способен, то, быть может, её отношение к поездам в Лимбе изменится,
наконец, в лучшую сторону.
What am I supposed to do if I want to talk about peace and understanding,

But you only understand the language of the sword?
Пометка для ГМ
Эпизоды без фишек
+4
 Профиль Scarlet Rise

 ЛС Scarlet Rise
 E-mail Scarlet Rise
 BB-цитата
Поделиться42023-05-08 23:50:57
 Автор: Daisha
 Какой инстинкт самосохранения?
 Дайша Их'Дрим, 36
карты
• восьмёрка червей •
Личное дело
птица
Фишки: 25 260
Плеча Скарлет ненавязчиво, мягко коснулась прохладная ладонь: ей протянули двойной

сандвич в бумажной упаковке, стилизованной под старинную газету с причудливым
готическим шрифтом и нечеткими рисунками. Девушке, наверняка, был знаком этот
дизайн: подобные делали в небольшом кафе, расположенном на одном из центральных
улиц Города Карт. Симпатичное заведение, в котором было много всяких интересных и
необычных вещиц.
— Вот, возьми. Мне он не пригодился.
Дайш стояла в проходе за спиной у знакомой Шахматы и, наверное, её коллеги, вид

которого в профиль ни о чем ей не говорил, немного ссутулившись и внимательным,
немного задумчивым, взглядом изучая гладкое серебристо-белое блестящее покрытие и
скамьи, разделенные на несколько темно-синих кресел с гладкой подшивкой вместо
обычных диванчиков.
Если Скирон когда-то прежде и думала, что наличие больших сильных крыльев позволит
ей больше не пользоваться каким-либо транспортом — сейчас ей выпал шанс осознать,
что эта мысль была ошибочной. Стоило признать: на сколько неудобны эти самые
перьевые конечности были в быту, норовя задеть и зацепиться за все, что только
возможно — настолько же оказались удобны в плане самостоятельного перемещения. Ей
больше не требовалось тратить силы, время и деньги на поиски повозок либо же ожидание
дирижабля или состава Мартимера. К тому же, Дайше следовало признать: она редко
испытывала такой покой, а то и вовсе почти что детский восторг, как в те моменты, когда
поднималась в небо, чувствуя, как крылья, буквально, самостоятельно удобно ложатся на
воздушные потоки. Разумеется, похожие ощущения дарила ей и Ночь — но всё же лучше,
когда есть две радости, чем одна, правда?
В данном же случае Дайша выполняла просьбу своего давнего знакомого в Брошенных

Холмах — и в процессе немного повредила крыло. К счастью, ничего серьёзного — но,
извернувшись кое-как и внимательно ощупывая край крыла, она поняла, что довольно
чувствительный ушиб всё же остался, заставляя всю конечность неприятно ныть. И что-то
ей подсказывало, что лететь в таком состоянии — не самая лучшая из идей. Она и так
лишь относительно недавно научилась полноценно вставать на крыло — и полагала, что
экспериментировать лучше в контролируемых условиях, а не таких, как эти: невесть в
какой части пустошей, где на километры вокруг — ни души.
И всё бы ничего: посидела бы, никуда не спеша, дожидаясь, пока целебная мазь
подействует — ожидаемо, исцеляющая функция комплексной реликвии вновь
отказывалась срабатывать — прошлась бы неторопливо — и тогда рискнула бы полететь
медленно над землей. Как тут, когда Дайша сидела на большом сером камне рядом с
протекающим у ног маленьким ручейком, рядом приземлилась Птица Аннабет. Последней
пришло приглашение в её любимую оперу в Городе Черных Шахмат, которая должна
была проходить сегодня вечером — и идти туда без участия Скирон Буря отказывалась
наотрез. То, что Пика в этот момент находилась где-то далеко, в запыленной
повседневной одежде, с травмированным крылом, её не смущало: пускай идет к
ближайшей железнодорожной станции и едет в Город Шахмат, а там и комфортная
повозка, и костюм, и реликвия её будут ждать. Прямо вынь да положь, одним словом — и
всё тут.
Деваться было некуда — так что, сориентировавшись, уже через час Дайша уже была на
станции. Ей, вроде бы, повезло: поезд как раз прибыл — однако женщина остановилась,
озадаченно изучая причудливой формы блестящий, словно только что покинувший
фабрику, металлический корпус вместо привычного старинного паровоза состава
Мартимера. Про этот же состав, разумеется, ей также доводилось слышать: земля слухами
полнилась, и женщина что в качестве врача, что в качестве Карты не могла с ними не
столкнуться. И, конечно, очень многие отзывы о нем были восхищенными, еще бы:
прибыть куда-либо меньше, чем за минуту — такое действительно могло вызвать восторг,
особенно, у местных жителей, которых здешний транспорт редко баловал подобной
скоростью. Однако также её память хранила историю о девушке, покончившей с собой
после, по её словам, увиденного и пережитого в данном поезде — которую также нельзя
было скидывать со счетов. Уж слишком это было похоже на Лимб: при определенном
везении волшебное чудо легко в любой момент могло обернуться худшим из проклятий.
Очевидно, разумнее было бы оставаться на месте, дожидаясь обычного поезда Мартимера,

который должен был подойти рано или поздно. Но, увы, запасы благоразумия Скирон
исчерпали себя на том моменте, когда она решила не вставать на крыло с учетом травмы.
Здесь же Дайе было слишком интересно: повезет ей или же нет, и если второе — то какие
ужасы предстанут перед её взором: похожие на Ночные или же какие-то другое?
Кое-как, с трудом, притянув поплотнее к себе крылья, она бочком забралась в вагон — и
заметила знакомую пламенную макушку и крепкую фигуру в легком наряде.
«Ну что ж, даже если монетка выпадет нам не той стороной — как минимум, будет
отличная компания».
И после пластики геройке
Сдаются монстры все в бою
Не то чтобы её боятся
А принимают за свою
+4
 Профиль Daisha
 ЛС Daisha
 BB-цитата
Поделиться52023-05-08 23:56:21
 Автор: Game Master

 позови меня тихо по имени
Вчера 22:59:29
Красивый чистенький поезд смирно ждал, пока радостно заволновавшаяся толпа не

втянется внутрь, более-менее равномерно распределившись по всем десяти вагонам,
считая головной.
Нил со Скарлет и Дайшей оказались во втором, и сразу отметили столь же аккуратное
убранство: лаково блестящую кремовую краску на стенах, синюю обивку на удобных
сиденьях, расположенных в два ряда с тройными сидениями друг за другом – как в
широком автобусе из родного мира Нила. На чистом деревянном полу не было ни
фантика, ни бумажки – поезд в самом деле как будто не знал былых пассажиров. Все окна
были наглухо закрыты, но внутри вагона не было ни холодно, ни жарко. Скорее
комфортно за счёт отсутствия уличного ветерка.
Все расселись по своим местам – один мужчина в углу недалеко от выхода тотчас же
решил придремать, и к нему под бок тут же пристроилась девчушка — вероятно его дочь.
Кто-то сел рядом с окном и уставился на зелёное поле за стеклом, окрашенное в тёплые
тона светом солнца. По другую сторону от прохода от Шахмат села молодая пара –
юноша и девушка, щебечущие о чём-то своём. Глубокий женский голос за ними
восхищался кому-то благоустройством поезда, ближе к концу вагона сидели делового
виде женщина и мужчина, не разговаривающие и даже не смотрящие друг на друга, но как
будто пришедшие вместе. Всего в одном вагоне со Скирон, Райз и Форрестером оказалось
восемь человек.
Стоило всем рассесться, как входные двери с глухим хлопком плотно закрылись. Мягкий
толчок – и поезд начал плавно набирать ход, оставляя перрон и населённый пункт вокруг
него позади. Секунда, другая… Он здорово разогнался, сложно было вспомнить, когда
ещё приходилось испытывать такую скорость. Но страшно не было ничуть, отчасти – из-
за плавности хода, отчасти – из-за пейзажей за окном, объекты на котором из-за своей
удалённости двигались степенно, и даже лениво. Пять, шесть секунд… Сиденья были
настолько удобные, и было так уютно на ходу тем, у кого, конечно, не было никаких
скрытых фобий поездов, что было даже чуточку жаль, что всё быстро закончится.
Восемь, девять…
Откуда ни возьмись, возник тоннель, в который и въехал поезд. Хотя никто не успел
заметить, откуда он взялся – просто в какой-то момент пейзаж за окнами сменился полной
темнотой. Однако в то же мгновение на потолке автоматически зажглись встроенные
продолговатые лампы с тёплым жёлтым светом, так что ни одной секунды помещение не
оказалось в темноте.
Поезд продолжал свой степенный, быстрый бег, вот только уже прошло и десять секунд, и
двадцать, и минута, а выхода из тоннеля всё не было.
В вагоне невольно наступила тишина. Расхождение с ожиданиями той части пассажиров,
кто знал об этом поезде, невольно растеклось по помещению неопределённой
озадаченностью, даже напряжением. Немногие, кто не придал значения новизне поезда и
как будто не знал о том, что это и не поезд Мартимера вовсе, ничего не заметили.
Однако через пятнадцать минут монотонной езды послышались первые шепотки.
- Как думаешь, а это точно… тот поезд..?
— Не знаю, уже не уверен… не стало бы так много людей врать. – Кажется, это
переговаривались девушка с юношей через проход. – Но я думаю, что очень скоро мы
выедем отсюда, и станет понятно, где мы находимся.
Но поезд всё не выезжал. Минуло ещё какое-то время, прежде чем тот же женский голос
позади изумлённо воскликнул, оповестив всех, что у неё встали часы. Как, собственно, и у
всех в поезде.
Который всё ехал и ехал. И час, и другой, и третий, и неизвестно какой — без часов было
сложно определить... Всё в том же тоннеле, из которого выезжать кажется не собирался.
Взаимодействие с ГМ
«Если в гм посте что-то не понятно — это специально» (с)
Девиз ГМ Лимба :З
+3
 Профиль Game Master

 ЛС Game Master
 BB-цитата
Поделиться62023-05-09 01:04:02

шахматы
птица
Фишки: 5 830
Со Скарлетт было приятно как работать, так и проводить время. Жаль, что часто делать
так не удавалось, а после того, как он пошел на повышение в Красные, то совместных
заданий и вовсе не стало. Эта миссия была первой с июля, чему он обрадовался. И,
конечно, в их жизни произошли свои потрясения за этот, казалось бы, небольшой срок.
Нил слышал о том, что произошло у Скарлетт, и знал, что нельзя задавать глупые,
банальные, до одури заезженные вопросы о том, как она себя чувствует и в порядке ли…
Это может оказать поддержку, а может и оказаться ненужным, неприятным. Кто-нибудь
на его месте решился бы на этот шаг, но он, помня о своем опыте столкновений с
Бармаглотом и потере сотоварищей в бою с ней, чувствовал, что не стоит переступать
грань, пока Скарлетт сама не захочет сделать это. Моральную поддержку можно
оказывать и иными способами — например, поддерживать дружескую беседу и отвлекать
от проблем.
— Есть что перекусить? Умираю, не могу! С меня поход в мою любимую блинную по
возвращению. Они недавно расширили меню и добавили блины со сливочным сыром и
ежевикой. Как раз хотела попробовать.
Нил было потянулся к своим карманам, в которых всегда лежала парочка питательных
батончиков. Таскать их с собой стало его привычкой после того, как однажды он попал на
задание, которое длилось несколько дней. На свою беду он так и не смог обзавестись
реликвией, создающей еду. Он даже с грустью вспомнил Марго, которая вытаскивала
тарелки со сладостями чуть ли не из воздуха. Но в этот момент кто-то подошел к ним и
протянул Скарлетт сэндвич.
— Вот, возьми. Мне он не пригодился.
Он повернулся, чтобы посмотреть на подошедшую женщину, и… застыл, онемев. Через
секунду он убрал взгляд, помня о приличиях и манерах в обществе. Особа с бледной
кожей и необычными глазами не могла не вызвать любопытство. У нее за спиной было
что-то большое, черное и с перьями, и только через некоторое время он осознал, что это
крылья — большие, похожие на птичьи. Ее появление было неожиданным. Она сильно
отличалась от всех прочих пассажиров. В голове у него даже мелькнула мысль, что с ними
в одном вагоне оказался найтбрингер, но эту мысль он моментально отмел — судя по
поведению, взгляду и тону голоса, незнакомка знала Скарлетт, а следовательно знала и о
том, что та является Шахматой. Версия с найтбрингером отлетела сразу же, как только он
сложил два и два вместе.
Не все же найтбрингеры такие же, как и Флинн, в конце концов, и не все заводят дружбу с
теми, чья основная цель по правилам — их убийство. Иногда они нападают, если видят
Шахмат, иногда пытаются скрыться.
И еще в Лимбе всякое можно повстречать. Не все могло быть связано с найтами. И, к тому
же, после того, как он узнал о Флинне, он старался сначала думать, а уже потом
действовать. Потому его рука не потянулась к винтовке, а сам он остался в том же
расслабленном, пусть и несколько удивленном состоянии.
— Эх, не побывать мне теперь в блинной, — с притворным сожалением вздохнул Нил,
а после беззаботно посмеялся. — Вы, похоже, знакомы. Сядете с нами? — вежливо
предложил он, обратившись к женщине.
Его взгляд, тем временем, лениво скользнул по внутреннему убранству вагона, отметив,
что все сильно отличалось от поезда Мартимера. Все было очень похоже на транспорт,
который был в его старом мире. Правда, там поезда буквально от старости разваливались
— в США все любили самолеты и автомобили, на них передвигались большую часть
времени, а способ перемещаться по железнодорожным путям забывался. К тому времени,
как он попал в Лимб, подобный транспорт в его бывшей стране уходил в прошлое, и с его
помощью перевозили только тяжелые грузы.
Нил поморщился — он не любил вспоминать свой родной мир. Все неприятные и
непростые периоды в его жизни произошли по большей части именно там.
В этот момент поезд, который медленно набирал ход и ускорялся, въехал в темный
тоннель. Свет за окнами мгновенно померк, а над их головами зажглись лампы, осветив
пространство. Нил озадаченно огляделся. Он не помнил того, чтобы в этих краях
существовали какие бы то ни было тоннели. Их просто не было. Он знал это, так как
несколько раз уже перемещался этим маршрутом на поезде Мартимера.
— Странно, — очень тихо пробормотал он, напрягаясь, но оставаясь на месте — не самое
лучшее время для разведения паники.
Но с каждой минутой напряжение и волнение росло. Создавалось впечатление, что этот
поезд никуда не выедет. Прошло пятнадцать минут. Вокруг них раздались встревоженные
шепотки других пассажиров. Нил, который, полуприкрыв глаза и взявшись одной рукой за
винтовку просто для того, чтобы успокоить себя, ждал чего, удивился выдержке
пассажиров.
— Мы во что-то влипли, — Нил констатировал происходящее, обращаясь к девушкам,
ничуть не стесняясь и не понижая голоса. — Надо же, как нам повезло... — задумчиво
протянул.
Он хотел было в шутку предложить им пойти и пристрелить машиниста за его фокусы, но
веселье в такой ситуации могло оказаться неуместным.
Сейчас гораздо важнее было выяснить, что происходило в этом поезде. Куда он въехал,
почему не выезжает, сколько времени это все займет…
But how do I run?
+3

 BB-цитата
Поделиться72023-05-27 22:48:32

 Fukurou
шахматы
птица
Фишки: 26 274
Нечто едва уловимо коснулось ее плеча, и, прежде чем Скарлет успела подумать и
осознать происходящее, Шахмата резко развернулась, непроизвольно опуская ладонь на
рукоять своего клинка. Лишь мгновением позже её взгляд сфокусируется на крылатой
фигуре с бледно-молочной кожей и черными будто воронье крыло волосами, признав в
ней давнюю знакомую, и натянутые словно струна нервы немного расслабятся, а губы
растянутся в приветливой улыбке. В последнее время она не ладила с сюрпризами.
— Спасибо, — благодарно кивнув, Райз переняла хорошо знакомое ей угощение из

длинных, прохладных пальцев Дайши, и откусив добротный кусок, вопросительно
повернулась на голос Нила.
- Ты всё еще можешь сам пригласить меня туда без какого-либо повода. —
Усмехнулась она, после чего кивнула в сторону Карты. — Это Дайша, Карта. А это Нил.
— На сей раз уже оборачиваясь к Скирон, представила она коллегу. — Шахмата. —
Скарлет никогда не верила во все эти сомнительные распри между фракциями. Неприязнь
казалась ей надуманной или по крайней мере раздутой, а посему, ни одна шальная мысль
не мелькнула в её голове о том, что подобная кампания кому-то могла бы показаться
странной или неприятной. Приятные люди не могут быть неприятными априори. — Ты
на поезде? — Указав на крылья за её спиной, поинтересовалась Скар. Впрочем, Скарлет и
поезда сочетались и того хуже, так что удивляться уже, пожалуй, совсем ничему не
приходилось. Хотя, пожалуй, появившиеся однажды за спиной Дайши крылья всё еще
казались ей чем-то иллюзорным, то и дело хотелось коснуться маховых перьев, чтобы
убедиться, что уже в который раз ей не мерещится.
Скарлет плюхнулась на свободное сидение напротив Нила, дожевывая подаренный

Дайшей сэндвич, и, опустив локоть на коленку и подперев рукой щеку, задумчиво
склонила голову набок, рассеянным взглядом пробегаясь по внутреннему убранству
поезда. Симпатично. На вид довольно сильно отличается от грузных творений Мартимера.
Если закрыть глаза и попытаться отмотать жизнь назад, в те времена, где в
перенаселенных городах сигналили автомобили и шумели кондиционеры, где из
проводных наушников доносились звуки любимой песни, а сотовый телефон пищал от
очередной смс, можно было на мгновение представить, что всё вернулось на круги своя.
Этот поезд совсем не походил на очередную реликвию, непредсказуемого эффекта
которых так опасалась Скарлет. Если к тому же этот поезд действительно пересекает
десятки километров за жалкие секунды, она могла с легкостью понять всех тех людей, кто
рискнул на своей шкуре проверить слухи и вместе с ними зашел в этот вагон.
Поезд тронулся. Скарлет нервно задергала ногой. Ну не любила она поезда в Лимбе. За
все её годы жизни здесь, она проехалась на оных лишь несколько раз, и то, после каждой
поездки зарекаясь никогда больше не ступать в вагоны этих железных грохочущих
реликвий. Сердце тревожно екнуло, но Райз не подала виду. Ну правда, ей хватало и тех
слухов о ней, что расползались по корпусам Партии после её первой в жизни стычки с
Найтбрингером. Приправлять всё это дело своей паранойей на тему поездов она уж точно
не собиралась. В целом, не так уж и плохо, что на перрон пришел именно этот состав.
Секунд десять, и всё это закончится.
Разогнавшийся поезд на полной скорости въехал в тоннель. В вагоне вспыхнули лампы.

Ну точно как в Изнанке. В Изнанке? И когда это она перестала считать свой родной мир
домом? Странное осознание. Пальцы нетерпеливо простучали по коленке.
— Странно, — Скарлет мгновенно нахмурилась, с легким прищуром переводя

задумчивый взгляд на Нила. Они лишь совсем недавно завершили свою миссию, и она всё
еще остро ловила каждый его жест или слово. Самой ей ничего странным не казалось,
помимо, разумеется, того, что эта огромная махина, пожрав множество людей по их
собственной воле, сама по себе неслась сейчас по землям Лимба, никем и ничем не
контролируемая. Впрочем, уже через несколько секунд Райз раздраженно прикрыла глаза.
Десять секунд прошли. А за ними и двадцать, и тридцать, и даже несколько минут. Всё
выглядело более чем плачевно, и напоминало ей тот самый страшный сон, из-за которого
она в принципе избегала поездов. — Мы во что-то влипли. - Скарлет немедленно
активировала реликвию, рассеивающие ментальные воздействия. Безрезультатно. Поезд
продолжал гнать вперед. — Значит, не иллюзия.
— Пойду, посмотрю, что там. — Устало поднимаясь и кивая в сторону первого вагона,
где в нормальных условиях должен был находиться машинист, а в их случае хотя бы
кабина с пультом управления, бросила она Нилу и Дайше. Не то чтобы она надеялась что-
то там обнаружить, но следовало начать отбрасывать имеющиеся у них варианты.
Желания оставаться в этом поезде дольше у нее не было.
Первый вагон встретил её десятками напряженных взглядов. Людей в нем было почти
столько же, и все они уже догадывались, что что-то пошло не так. Появление Скарлет
уверенности им не прибавило. Не глядя на них, Шахмата подошла вплотную к двери,
ведущей в кабину машиниста, и, схватившись за ручку, потянула на себя. Затем еще раз,
но уже сильнее. Дверь не поддавалась. Скар тоже была упряма, а посему создала силовое
поле вокруг своей руки и с размаха ударила по двери, надеясь либо выбить её, либо
пробить насквозь. Не сработало и это. Скарлет внимательно осмотрела дверь. Плоская,
непрозрачная, без единой бреши или дырки. Туда не протиснуться, даже если она
обратится в жидкость. Значит просто войти в кабину и мануально остановить этот
разогнавшийся поезд наперекор воле реликвии не выйдет. Понятно-понятно. Ожидаемо.
Райз развернулась и уже собиралась уходить, как вдруг резво крутанулась на пятках и под
испуганные вопли всадила в эту чертову дверь всю обойму огненного револьвера,
взрывающегося яркими искрами, будто надеясь застать сам поезд врасплох. Поезду было
до фени. Скарлет раздраженно цокнула, дернула плечом, убрала револьвер и вышла из
вагона, оставив позади изумленных, а теперь еще и напуганных людей.
А, кстати, — Просунув нос обратно в вагон, смерила она всех пассажиров внимательным
взглядом, — В этом поезде есть Шахматы и Карты, так что сидите спокойно, всё
будет в порядке. Не покидайте своих мест. — Рыжая макушка снова скрылась в
проходе, так ничего им и не объяснив.
— Ничего там нет. Ни машиниста, ни кабины, всё считай замуровано. Дернуть на

рычаг и остановить эту дуру не выйдет. — Плюхнувшись обратно на сиденье, хмуро
констатировала Шахмата. — А еще это не иллюзия. Мы действительно находимся в
поезде и время действительно идет вперед, нам не кажется. - Она обреченно вздохнула
и откинулась на спинку кресла, пустым взглядом блуждая по испещренному тенями
потолку. И сколько им так ехать? Надолго ли хватит сэндвича Дайши? — Возможно мы
всё-таки сходим в ту блинную. — Если этот чертов поезд когда-нибудь остановится.

+3

 BB-цитата
Поделиться82023-06-06 00:52:04

карты
птица
Фишки: 25 260
В первый момент рыжеволосая Шахмата с её спутником вздрогнули, оборачиваясь к

Скирон; последняя, как и обычно, отметила это лишь на периферии внимания — она
привыкла к подобной реакции, каждый раз терпеливо вздыхая в мыслях в ответ. Как
говорится: «Умеешь встревать в неприятности — умей и последствия принимать». А вот
что удивило и даже более того — в некоторой мере даже встревожило(!) — её в гораздо
большей степени — так это ладонь Скарлетт, мимолетно опустившаяся на рукоять
катаны. Разумеется, женщина не стала никоим образом комментировать своё наблюдение;
по ней в принципе никак не было видно, что она как-то выделила для себя этот момент. И
тем не менее, её память надежно хранила в себе ту Ночь, когда девушка с безоглядным
доверием последовала за незнакомцем, с легкостью спасшем её от Кошмаров. Похоже, та
легкость и открытость миру осталась в прошлом. И как бы да, с одной стороны, это было
не так уж и плохо: осторожность редко кому шла во вред, особенно — в случае столь
опасного занятия, как боевая работа на фракцию. Да и сама Дайша хотела, чтобы Скарлетт
оставалась в порядке — даже, если это будет ей стоить некоторой степени безбашенности
и покоя. А с другой... Наличие такой реакции, скорее всего, означало, что в жизни
девушки произошло нечто такое, что ощутимо подорвало её прежней беспечности. Что-то
плохое. Что-то, что травмировало её. И осознание этого не могло не задевать Скирон:
пусть она и не могла бояться, в том числе — за кого-то — однако, для неё было важно
благополучие Скарлетт.
«Надо будет поговорить с ней потом, при случае. Уточнить, не нужна ли ей какая-либо
поддержка» — подумала про себя Дайша. Обсуждать подобный деликатный вопрос при
посторонних, к тому же, в тот момент, когда рыжеволосая, казалось, не была настроена на
серьёзные разговоры, виделось ей не самым лучшим решением.
— Приятно познакомиться, — улыбнулась она вместо этого уголками губ вслух, в

коротком, сдержанном, но, вместе с тем, дружелюбном рукопожатии сжимая кисть нового
знакомого, Нила. Разумеется, Дайя сейчас не собиралась вслух задаваться вопросом, что
же забыли две Шахматы среди белого дня на территории Карт. Да, позже она, с высокой
долей вероятности, не преминет поинтересоваться у Скарлетт, что привело их сюда — но
не сейчас. В конце концов, Карты и Шахматы далеко не единожды становились гостями
на территории друг друга — и при условии примерного (или, хотя бы, тихого) поведения
представители разных фракций старались друг друга игнорировать. Такое поведение уже
даже могло считаться чем-то вроде негласного правила вежливости. Вот и сама Дайша не
только пользовалась им при случае, но и сама старалась придерживаться.
— Да, как видишь, — кивнула она с самоироничной полуулыбкой в ответ на вопрос

девушки, слегка поводя крылом — то зашелестело, мимолетно скользя по спинке кресла и
полу. Распространяться как-то более подробно на этот счет у неё не было ни желания, ни
видения смысла. Не для посторонних ушей история о всех тех событиях, которые и
привели её на этот поезд. Так что, хватит и такого ответа.
— Вы, похоже, знакомы. Сядете с нами? — спросил тем временем спутник рыжеволосой.
— Мы старые друзья со Скарлетт, — улыбка Скирон на краткий миг стала несколько

шире, мягче. Мужчина предлагал ей присесть — и сперва женщина хотела было
отказаться: сидеть в обычном кресле со спинкой с крыльями — та еще мука. Но потом
подумала, что стоять в проходе тоже не самая лучшая идея: будет мешать ходить
остальным. Так что, осмотревшись внимательно по сторонам, она опустилась на одно из
трех свободных кресел в параллельном ряду, напротив Скарлетт и Нила. Ввиду своей
худобы, Дайя занимала едва ли одно место — однако почти всё пространство вокруг неё в
радиусе метров двух занимали крылья, даже будучи в почти полностью сложенном
состоянии. Неудобно, конечно — но что поделать.
Конечно, казалось бы — чего заморачиваться? Всё равно поезд должен был с минуты на
минуту прийти на вокзал в Городе Шахмат. Так что стоило просто стать у дверей и выйти
первой. Однако... Прошла минута. Потом две. Затем пять. Десять... А затем поезд въехал в
непроглядно-темный туннель. Дайша не видела таких уже давно: последняя встреча
произошла еще на Изнанке, в Вене — там таких было довольно много. Там — но уж
никак не здесь, в Лимбе. В воздухе зависло напряжение: люди постепенно осознавали, что
никуда их поезд за десять секунд, как планировалось изначально, не довезет. Вскоре
остановилось время: вроде бы, метафорически, на часах — но казалось, что и на самом
деле.
«Что ж, вот, похоже, и подвернулся случай проверить правдивость тех слухов» —

запрокинув голову, Дайша коротко рассмеялась беззвучно. Правда, ничего радостного в
этом её смехе, увы, не было: меньше всего она сейчас хотела иметь дело со страданиями и
смертями мирных жителей. Да, вроде бы, в тех слухах ничего такого не упоминалось, да и
не слышала даже по отдельности Дайя ни о каких подобных громких случаях, но...
Скарлетт решительно встала — она не собиралась сидеть, сложа руки, в ожидании того,
куда их всё-таки привезет поезд. Дайш последовала за ней — быть может, рыжей
понадобится помощь в том, чтобы, к примеру, проникнуть в кабину машиниста. По пути
она как проверила себя на наличие внушения, так и состояние реалистичности вокруг —
но, увы, всё это было настоящим. Остановившись чуть поодаль, готовая в случае
необходимости прикрыть озадаченных и испуганных присутствующих своими крыльями,
она наблюдала, как подруга пытается выбить дверь. К сожалению или к счастью —
безрезультатно. Дайша попыталась воспользоваться обходным путем, прибегнув к Лику
Инкогнито — эффект был тот же.
— Причем, создается впечатление, что замурована не только кабина машиниста, но

даже и сами стены поезда, — добавила она, когда они со Скарлетт вернулись на свои
места, чувствуя, как по телу разливается холодком заинтересованное возбуждение. — Я
пыталась пройти сквозь них, но едва успела вернуться назад — складывается
впечатление, будто они бесконечны. Так что, покинуть это место вряд ли удастся.
+3
 ЛС Daisha
 BB-цитата
Поделиться92023-06-06 15:08:45

Вчера 22:59:29
Поезд всё так же монотонно нёсся вперёд, в темноту, в неизвестность. К несчастью, в

душах людей не было такого же спокойствия.
Тревога растекалась по вагону отравляющей атмосферой, но пока прошло всего несколько
минут, и все ещё боялись её выпускать наружу, ещё теплилась робкая надежда, что это
какой-то сбой, совсем небольшой сбойчик, и вот-вот, в следующую секунду они окажутся
на месте…
Меж вагонами пассажиры могли проходить спокойно, сдвигая тяжёлую, но легко
скользящую по рейлингам дверь за удобную ручку, и та плавно закрывалась за ними.
Окошек в ней, впрочем, не было, как не было их и в двери в кабину машиниста, закрытую,
а то и заваренную настолько плотно, что ни жидкость, ни туман не могли туда
проникнуть.
В первом вагоне оказалось даже поменьше человек, чем во втором – всего шестеро.
Однако на эффектные действия Скарлет они дружно отреагировали шумными
восклицаниями, как один, шарахнувшись в сторону. Последующее звонкое представление
слегка разбавило атмосферу, но всё-таки кое-кто поглядывал в её сторону настороженно.
И только молодой парнишка с необычными волосами, наполовину чёрными наполовину
белыми, поднял дрожащую руку, привлекая внимание.
- Я… мисс, если что, я тоже из Партии… Белая Пешка, Эдвард, мисс. – Он смотрел на
неё большими глазами, одновременно и с облегчением, и с радостью, и с опаской. —
Если… если что… только скажите, я постараюсь помочь.
Выстрелы слышали и во втором вагоне, и по возвращению Скарлет встретила ещё одна
порция испуганных глаз, разбавленных внимательным вопросительным взглядом
сослуживцев. Однако то ли тут услышали так же и её представление, то ли люди
оказались посмекалистей и вовремя заметили характерный фракциям дресс-код, но
вопросов не последовало.
А поезд ехал всё дальше…
Минута за минутой, скорее всего прошёл уже час, а то и не один — без часов оставалось
ориентироваться на ощущения, а они были обманчивы. Чёрт знает, сколько несчастных
часов уже прошло в закрытом пространстве, с темнотой за окнами, без малейших догадок,
когда это кончится и кончится ли вообще.
Правда, ещё одна странность оказалась замечена, в первую очередь едва «заморившей
червячка» Скарлет: ей больше не хотелось есть. Вернее, хотелось, но с того момента как
она перекусила сэндвичем Дайши, голод не рос, как не появлялось и желания пить. Не
испытывали этих потребностей и остальные.
За напряжением, скованными переговорами – а для кого-то и попыткой проспать
неприятное событие – пусть ожидаемым, но совершенно внезапным стал истерический
женский крик прямо из-за спин Шахмат и Карты.
— Да что за чертовщина происходит?! Что, чтоб вас всех?!
— Анита, успокойся… — другой женский голос встревоженным шёпотом попытался её
успокоить, но названную Анитой было уже не остановить.
- Мне нужно в Город Шахмат до вечера! Какого чёрта?! Вы что, не можете настучать
по голове этому придурку, что заведует поездом?! Хватит!! Выпустите уже нас
отсюда!!
Плотная женщина в пёстром платье с пышными рыжими волосами, раскрасневшись и
дрожа то ли от страха, то ли от негодования, навалилась на спинку передних сидений и
уставилась совершенно безумным взглядом на Нила, Скарлет и Дайшу.
— Вы!! Вы чёртовы служаки!! Какого чёрта вы сидите, когда тут такое происходит?!
– завизжала она на них. – Сделайте! Сделайте что-нибудь СЕЙЧАС ЖЕ!!
- Анита! – взмолилась её подруга, худая блондинка в синем платьице с узким лицом, на
котором сейчас испуганно распахнулись синие глаза. Она ухватила Аниту за рукав и
попыталась оттащить, но та только отмахнулась.
- Ну же! Отвечайте!! Почему вы сидите и ничерта не делаете?!
В вагоне началось шевеление. Мужчина и женщина, сидящие рядом, внимательно
смотрели на происходящее. Девочка, проснувшись, испуганно прижалась к своему отцу.
Девушка через проход побледнела и прикусила губу, а парень что-то торопливо ей
зашептал.
+3

 BB-цитата
Поделиться102023-06-07 02:28:13

шахматы
птица
Фишки: 5 830
Нил остался на месте, не последовав за Скарлет и Дайшей. Его тоже подмывало пойти
прогуляться по вагонам, тщательно осмотреть все, поискать зацепки, но вместо этого он
уперся локтями о колени и принялся терпеливо ждать возвращения девушек. Он уже и так
прекрасно понимал, что они используют все, что у них есть, для того, чтобы попытаться
решить данный вопрос, а потому не видел никакого смысла в своем присутствии рядом.
У него было некоторое время подумать в одиночестве. Он так и не смог понять, куда они
попали и что происходит, но мог с уверенностью сказать, что это точно одна из
многочисленных аномалий, которые являлись не самым редким явлением в Лимбе. В его
памяти всплыли истории от тех, кто побывал в данном поезде, но не те, в которых
говорилось про двухсекундную поездку, а те, что были жуткими и негативными — как
история мальчика, видевшего здесь неких чудовищ, или девушки, которая кричала, что
провела здесь века.
Значило ли это, что им придется провести здесь столетия? Или что им доведется
встретиться и сразиться с загадочными монстрами?
А еще почему такие истории были единичными? Сейчас Нил, оглядываясь, видел, что все
замечали происходящее и чуяли неладное. В других рейсах должно было быть то же
самое. Но если такое уже происходило прежде не раз, то почему так мало людей говорили
о подобном? Почему большинство радовались быстрейшим путешествиям? Или им
стерли память? Такой вариант также был вероятен. Если так, то те девушка и ребенок
оказались менее восприимчивыми к воздействию на их разум к несчастью для себя — все
же о подобном пережитом было бы лучше забыть и спокойно себе жить дальше.
А еще вероятно, что данная аномалия напрямую действует на их сознание — внушает,
создает иллюзию или вовсе погружает в сон, заставляя видеть такое и считать, что все это
самая настоящая реальность.
Когда Скарлет и Дайша вернулись, Нил вздохнул и аккуратно помассировал свои веки, не
потрудившись убрать челку, которая заползла ему на лицо, скрыв глаза. Его больше
волновало то, что девушки не обнаружили никаких иных выходов. Ему даже вопросов не
нужно было задавать и впустую сотрясать воздух, чтобы понять это еще до того, как
Скарлет заговорила, рассказывая обо всем, о чем ей удалось узнать.
— Ничего там нет. Ни машиниста, ни кабины, всё считай замуровано. Дернуть на рычаг
и остановить эту дуру не выйдет.
Нил кивнул, но ничего не сказал, а следующие ее слова заставили его нахмуриться, так
как пару минут назад он сам задавался таким вопросом и допускал возможность иллюзии
или чего-то подобного.
— А еще это не иллюзия. Мы действительно находимся в поезде и время действительно
идет вперед, нам не кажется.
— Причем, создается впечатление, что замурована не только кабина машиниста, но
даже и сами стены поезда. Я пыталась пройти сквозь них, но едва успела вернуться
назад — складывается впечатление, будто они бесконечны. Так что, покинуть это
место вряд ли удастся.
— Выходит, мы здесь застряли, — мягко проговорил Нил, словно и не начиная
волноваться. — Интересная аномалия.
Он пока не знал, как ему ко всему этому относиться. С одной стороны было бы неплохо
выбраться отсюда и оставить все позади, а с другой ему было любопытно, что же
произойдет дальше. В конце концов, он ведь изначально добровольно полез в этот поезд,
ожидая узнать, так ли страшен черт, как его малюют. Некоторые слухи подтвердились, а
теперь нужно было подождать и посмотреть на дальнейшее развитие событий.
Его взгляд цепко прошелся по другим пассажирам. Львиную долю проблем следовало
ожидать именно от них. Люди, не имеющие подготовки, обычно слабо устойчивы к
потрясениям и происшествиям подобного рода и склонны к панике. Причем данный
период затишья перед бурей, когда напряжение нарастает и неизвестно, что будет дальше,
являлся наиболее опасным. Он помнил, как на войне многие молодые солдаты,
оказавшиеся не готовыми, ломались не на поле боя, а именно в моменты спокойствия,
когда у них было время на то, чтобы накрутить себя.
Нил то и дело посматривал на свои часы, прислушиваясь при этом к редким разговорам,
которые мог расслышать, а затем вовсе решил заговорить сам:
— Вы ведь слышали историю о мальчике? Его родители считали, что поездка
продлилась десять секунд, а тот кричал о чудовищах. Как думаете, мы тоже с ними
столкнемся? — было бы неплохо, черт подери — хоть какое-то действие! — Кстати, у
меня возникла мысль, что при выходе из поезда большинство людей забывают о том,
что здесь произошло. Может, поэтому отрицательных рассказов так мало, и…
Не успел он договорить, как позади него раздались истерические женские крики. Его тело
тут же натянулось струной, а затем, когда он расслышал слова, расслабилось. Для него эти
вопли не стали чем-то удивительным. Но он прекрасно осознавал, что если эту женщину,
которая уже раскричалась на весь вагон, не успокоить, то она легко заставит паниковать
всех остальных. Конечно, он понимал, что рано или поздно наступит момент, когда это
все равно начнется, но он хотел максимально оттянуть его.
Женщина быстро переключилась на них, решив взвалить на их плечи всю ответственность
за происходящее — хах, этого тоже следовало ожидать.
— Вы!! Вы чёртовы служаки!! Какого чёрта вы сидите, когда тут такое происходит?!
Сделайте! Сделайте что-нибудь СЕЙЧАС ЖЕ!!
Нил повернулся и с неудовольствием посмотрел на говорившую, которая явно не ведала,
что творила или же вовсе не желала об этом задумываться. Ее слова обостряли
беспокойство окружающих, заставляя их сильнее нервничать и острее реагировать.
Необходимо было ее успокоить.
— Ну же! Отвечайте!! Почему вы сидите и ни черта не делаете?!
— Я могу пустить пулю вам в лоб. Тогда вам не нужно будет в город Шахмат, и вы
вообще перестанете о чем-либо волноваться. Идет? — его голос был мягким и
спокойным, губы изгибались в легкой усмешке, но глаза выражали холод.
Подействовало. Женщина моментально заткнулась и села обратно на свое место с
пораженным выражением лица, а Нил все еще продолжал смотреть на нее. В этот момент
он активировал одну из своих реликвий, брошь с барсуком, и с ее помощью поднял
настроение людям, одной из которых как раз таки была она, и вызвал в них дружелюбное
отношение друг к другу. Он вздохнул, подумав о том, что эту реликвию сегодня он будет
использовать очень часто.
— Если кому-то неймется, то рекомендую быть смелее и самостоятельно проверить
все, — произнес он, отворачиваясь и удобнее усевшись на своем месте.
Нил посмотрел на Скарлет, затем на Дайшу, и тихо проговорил:
— Без успокаивающих реликвий будет тяжко, если, конечно, в ближайшее время
поезд не остановится.
But how do I run?
+3

 BB-цитата
Поделиться112023-06-07 23:10:51

 Fukurou
шахматы
птица
Фишки: 26 274
Скарлет кивнула словам Дайши. Они оказались успешно замурованными в

изолированном от всего мира железном бункере, несущемся на бешеной скорости в
этаком бесконечном вакууме. Зато с милым интерьером и уютными, бархатными
сиденьями. Огромный плюс, спору нет, почти компенсировавший причиненные им
неудобства, самую малость не дотянул. Остановить поезд не представлялось возможным.
Надавать по шее заснувшему машинисту — тоже. Скарлет вдруг скинула сумку с плеча,
порылась в переднем кармане и извлекла компас. Щелкнула крышкой и пристально
уставилась на циферблат. Брови на мгновение сошлись на переносице, а уже через
несколько секунд с тяжелым вздохом она вернула компас на место.
— Найти выход не может даже реликвия, так что... — Шахмата неоднозначно пожала
плечами, как бы подчеркивая, что простым способом в их случае не отделаться. А раз так,
то ситуация складывалась прескверная. Она не любила, когда в подобные аномалии
втягивались обычные люди. Ладно они, Шахматы да Карты, сами ведь выбрали себе
жизнь полную безумия, крови и паранормальщины с бесконечными рисками и
аномалиями. Даже если дела их были плохи, закаленная психика по крайней мере
позволяла выносить гораздо больше, нежели на то были способны обычные люди, всего-
лишь желавшие добраться домой поскорей. Немудрено, что они будут первыми, кто
начнут создавать им настоящие проблемы.
— С чудовищами? До тех пор пока это не Пожиратель или Хлад, я даже за. Это было
бы всяко проще, чем ломать голову и пытаться понять, что здесь происходит. —
Протянула Райз и задумалась. Чудовища, значит? — Кошмаров днем ведь не бывает,
это точно. Никакая аномалия Лимба не способна изменить это правило. Значит ли
это, что мы будем ехать в этом поезде до тех пор, пока не наступит ночь, и страхи
этих людей не оживут? — Если предположить, что замурованный поезд не является
частью убежища и всё еще подчиняется зову алой луны, то такой исход был более чем
вероятен. Даже слова девушки, утверждавшей, будто ехала на этом поезде целые века,
хорошо ложились в эту наспех слепленную теорию. Правда, тогда возникал вопрос, каким
образом выжил тот мальчик, и почему по приезду весь поезд не был усеян горами трупов?
Что-то не складывалось.
Как и ожидалось, волнения начались довольно скоро, и сосем не в первом вагоне, где она
навела шума. Видать, вооруженная до зубов Шахмата мотивировала людей сидеть смирно
и не выказывать недовольства. В их же вагоне первой не выдержала плотная женщина в
пёстром платье. Даже не глядя на вопящую даму, Скарлет уже потянула было за
намотанную на её указательный палец красную нить, чтобы успокоить всех
взволнованных пассажиров, но не успела. Нил не медлил, и жестко осадил
раскричавшуюся женщину. Пожалуй, даже слишком жестко. Скарлет это понимала, и еще
несколько месяцев назад непременно уставилась бы на сопартийца изумленным и полным
неодобрения взглядом. Сейчас же она лишь хмыкнула. В том, что Нил не причинит вреда
этой женщине, она была уверена. В том же, что подобная тактика запугивания была
гораздо эффективней уговоров, только что убедилась лично.
— У меня тоже есть одна. Можем чередоваться, когда они будут уходить в откат. —
Скарлет кивком указала на красную нить. — Кстати, там в первом вагоне вроде есть
Белая Пешка. Я его, правда, не знаю, но может ты припоминаешь? Такой молодой, с
волосами наполовину белыми, наполовину черными. Эдвард, кажется, зовут. — Она
снова задумалась. Успокаивать людей по очереди было не так уж сложно. Таким образом
они могли бы поддерживать порядок настолько долго, насколько хватит терпения. —
Погодите еще минутку. — Скарлет поднялась и прошагала к выходу из вагона, но на сей
раз напривилась в другую сторону, намереваясь проверить оставшиеся вагоны.
Добравшись до последнего вагона она активировала пришитую к куртке руну солнца.
Ничего не произошло. В каждом вагоне реликвия будто бездействовала. Там, где люди
вскакивали со своих мест и начинали слишком громко возмущаться или переживать,
Скарлет касалась пальцем красной нити, и они тут-же успокаивались.
— Найтбрингеров вроде нет. Людей довольно много, но по идее с ними можно будет
справиться. Вопрос только в том, как долго нам этим заниматься. — Вернувшись в
вагон, Скарлет со вздохом опустилась на своё место и закинула ногу на ногу. По
хорошему, она не знала, что делать. Просто ждать? Так ведь и с голоду помереть можно.
О!... — Нил, у тебя же часы есть? Сколько сейчас времени? — Скарлет наклонилась к
нему, взглядом выискивая циферблат, но стрелки встали ровно в тот момент, когда они
въехали в тоннель. Она вдруг поняла, что шагнув в этот вагон, была ужасно голодная, и
пусть сэндвичи Дайши были крайне хороши и походили на плотный перекус, к этому
моменту она непременно должна была проголодаться вновь. Должна была, но нет. Не
испытывала она и жажды.
В ладонь Скарлет опустилась крохотная колибри, несколько раз повернула головой,
встрепенулась и исчезла, а в следующий же миг оказалась перед Дайшей и обратилась
перед ней письмом. «Хочешь есть?» — два слова чернели на пергаменте. Шахмата
несколько раз кивнула, а затем отправила птицу еще раз, на сей раз человеку, за
пределами поезда. На сей раз ответа не было.
— Такое чувство, что время снаружи остановилось, но продолжает идти внутри. Или
очень, очень сильно замедлилось. — Пробормотала она задумчиво, поднимая глаза на
Дайшу и Нила. — То есть снаружи время не идет. Мы не стареем, — ну, вы поняли, —
име ввиду особенность попаданцев оставаться вечно молодыми, махнула на рукой, — не
хотим есть. Потому что снаружи не прошло и секунды. Но внутри, в этом поезде или
тоннеле, уж не знаю, кто из них двоих больше виноват, мы живем в этой точке. —
Палец в задумчивости постукивал по коленке. Рассеянный взгляд блуждал по вагону,
перепрыгивал с одного пассажира на другого, не способный ухватиться за что либо
конкретное. — Вопрос вот в чем. Как долго нам так ехать? Если пару веков, как
утверждала та девушка, — Скарлет серьезно посмотрела на Нила, - то пулю в лоб
пускать придется уже мне.

+3

 BB-цитата
Поделиться122023-06-15 00:43:21

карты
птица
Фишки: 25 260
Дайша внутренне поморщилась, услышав жесткий тон напарника Скарлетт, которым

последний осадил запаниковавшую женщину.
«Что ж, в этом, зачастую, все Шахматы: их редко когда волнуют приличия, даже по
отношению к мирным жителям» — подумала она хмуро.
По идее, от неё требовалось что-то предпринять — раз уж территория её, а сама женщина
являлась, можно сказать, государственным служащим. Однако, в данном случае Скирон
не видела в этом, по большей части, особого смысла. Раз должна была — почему не
среагировала, не вмешалась, не разрядила ситуацию первой? Оправдываться тем же, что
не успела — такой себе вариант, жалко звучит. Да и что ей с Шахматой делать?
Пальчиком погрозить? Смешно, да и не особо эффективно, мягко говоря. Делать выговор
или даже угрожать арестом? Только создаст лишнее напряжение, которое будет особенно
лишним сейчас — когда им, судя по всему, необходимо оставить фракционные
разногласия и действовать сообща.
— Мы сделаем всё возможное, чтобы защитить вас от всех возможных угроз в этом
поезде — однако, остановить его так, чтобы никто из пассажиров не пострадал,
сейчас вне наших возможностей. Постарайтесь сохранять спокойствие. Найдите для
себя какое-нибудь отвлекающее вас занятие — так будет проще всем нам. Всё будет
в порядке, — голос её звучал размеренно, практически безмятежно — и, вместе с тем, с
неподдельной уверенностью. В отличии от многих других, ей зачастую не нужны были
никакие умиротворяющие реликвии: Скирон с детства привыкла иметь дело с
расстроенными и напуганными людьми — и умела оказывать на них благотворное
влияние. Предназначались эти её слова, вроде бы, лишь вспылившей женщине — однако,
были произнесены достаточно громким и внятным голосом, чтобы их могли услышать —
и прислушаться к ним — и остальные присутствующие.
После этой краткой речи подавляющее большинство присутствующих, вроде бы, немного
притихло: не сказать, что они полностью успокоились — но и истерик, похоже, никто
больше закатывать не собирался.
«Что ж, уже неплохо».
С этими мыслями Дайя вновь сосредоточилась на своих спутниках, а также раздумьях.

Она кивнула, соглашаясь с выдвинутыми Скарлетт тезисами относительно времени:
похоже, последнее в этом поезде действительно серьёзно затормозилось. Скорее всего,
они прибудут на станцию, как и ожидалось, спустя десять секунд — которые, тем не
менее, в их личном восприятии превратятся в часы, а то и в сутки. Так как ни о каких
исчезновениях и появлениях спустя значительное количество времени в связи с этим
поездом самой Дайше слышать не доводилось. А значит, скорее всего, дело здесь в каком-
то внушении.
«Но у нас же всех, очевидно, есть реликвии, защищающие от ментального воздействия.

Свою я проверяла лично. Значит...», — женщина покачала головой в задумчивости.
— Думаю, эта аномалия оказывает, в том числе, ментальный эффект, — негромко,

почти одними губами, произнесла она, переклонившись через проход, голова к голове
молодых мужчины и девушки. — Который много сильнее, чем наши с вами реликвии.
Либо всё это — наш, общий, коллективный сон или видение, в котором, само собой,
никакая магия не работает. Лишь нас троих или кого-то еще — сложно сказать, но,
скорее всего, точно не всех. Так как тут я согласна с Нилом: думаю, большинство и
не вспомнит о том, что нас всех здесь, очевидно, ждет — или же и вовсе его не
увидит. Впрочем, сколько людей во всё это вовлечено, наверное, пока не суть важно.
Как бы то ни было, полагаю, нам следует быть крайне аккуратными с
использованием оружия: так как, стреляя в какого-нибудь монстра, мы можем
попасть в мирного жителя.
+3
 ЛС Daisha
 BB-цитата
Поделиться132023-06-18 00:18:21

Вчера 22:59:29
Женщина продолжала ошарашенно смотреть на Нила, и после активации реликвии на её

лице отразилось смятение. Эмоции внутри неё были противоречивы настолько, что их
сложно было принять, магия реликвии боролась с теми страхами и отчаяниями, которые
были не импульсивны — а зарождались потихоньку внутри и если и поддавались
успокоению, то вот искусственному воодушевлению создавали естественные
психологические препятствия…
Анита моргнула и уткнулась лицом в ладони. На миг ей показалось, что она уже начала
сходить с ума… Соседка бросилась утешать её с неловкой улыбкой — на неё реликвия
Нила подействовала более удачно.
Но, так или иначе, твёрдость Форрестера, слова Дайши и реликвия Скарлет вкупе
произвели желанный эффект — люди притихли, предпочтя отвлечься на время (какое? как
долго?!) или даже придремать.
Да, со временем все начали замечать, что ни голод, ни жажда их определённо не
беспокоят, хотя прошло несколько часов или даже дней, но вот спать, что интересно,
люди могли. Правда, это был странный сон — лишённый сновидений, и такой глубокий,
что приходить в себя удавалось долго и тяжело, как после пересыпа, неважно, сколько
человек спал — несколько минут, или часов…
Следующий рейд по вагонам совершил через какое-то время Нил. До этого они втроём,
обсуждая ситуацию, и прогуливаясь, наводили порядок в соседних с ними вагонах. То и
дело кого-то подбрасывало страхом голодной смерти или истерики от мысли, что они
застряли тут навечно. Подобные припадки не могли здраво сказаться на обстановке, и
даже с реликвиями успокаивать людей было тяжело.
Проходя в пятый вагон, Нил в тот раз чуть не столкнулся в дверях с зеленоглазой
черноволосой девушкой, которая по всей видимости направлялась вперёд из первых
вагонов.
- Ой! Простите, — тотчас повинилась она, и на миг длинные ресницы закрыли яркие
глаза, прежде чем взметнуться, открыв взгляду мужчины любопытный взгляд, - а я тут
тоже решила прогуляться… утомительно и напряжённо сидеть на месте, да…
Такие, как она, периодически попадались. Регулярно кто-то незнакомый (пока
незнакомый, если в перспективе у них неопределённое количество времени впереди… то,
возможно, однажды им ещё предстоит узнать друг друга…) заглядывал в первые вагоны,
и лица их, видевших одно и то же, без успеха ломившихся в кабину машиниста,
становились с каждым разом всё более потерянными.
Кто-то и от них выходил и прогуливался дальше. Парень с девушкой зажались у себя на
сиденьях, испуганные и по очереди шёпотом старающиеся ободрить друг друга. Утешал
дочку, часто плакавшую по маме, к которой они собирались приехать, и её отец. Мужчина
и женщина серьёзного вида регулярно выходили друг за другом в другие вагоны, и один
раз Дайша застала, как женщина терпеливо и мягко успокаивала плачущую девушку из
четвёртого вагона.
А так конфликтов хватало на всех. Была и драка в седьмом, двух чего-то не поделивших
парней, был скандал в третьем из-за женщины в строгом костюме, которая вздумала
курить, что не понравилось её соседям. Кто-то попытался организовать что-то похожее на
хор или клуб по интересам, но ему не повезло с вагоном, и нервные соседи чуть не побили
весельчака. Разные были истерики и ссоры, и всё чаще любой пустяк мог стать их
причиной…
Тишина наступала только во сне. Мало какие звуки проникали в него, сон был настоящей
отдушиной, если не считать пробуждения — после которого человек всегда обнаруживал
себя всё в том же вагоне, с несущейся за окном бесконечной темнотой и подавленными,
испуганными, находящимися на грани отчаяния людьми вокруг.
А ведь это было далеко не последнее, что их ожидало.
Сон был странным. Он мог длиться минуты, а мог и часы. Многие часы. Слишком
многие… На чувство времени в их положении сложно было полагаться, но даже Нил с
Дайшей почувствовали неладное, когда Скарлет продолжила спать определённо дольше
суток, а то и не одних…
Кто-то начал аккуратно трясти её за плечо, и Шахмата стала потихоньку просыпаться. В
это же время послышались жалобные слабые восклицания со скамейки по другую сторону
прохода.
- Томми! Томми, просыпайся, пожалуйста!! Томми!! — девичий зов был жалобен и
испуган, девушка трясла своего молодого человека, который, как и Скарлет, спал уже…
как долго?
— Томми!
К ней неслышно приблизилась и склонилась женщина делового вида с тугим пучком
тёмных волос — именно она была с мужчиной парой скамеек дальше, и именно её
заприметила ранее Дайша.
— Не плачьте, пожалуйста. Как вас зовут?
- Мерри…
- Всё хорошо, Мерри. Видите? Он просыпается.
- Но… но почему так…
- Долго? Да, если я не ошибаюсь, он спал около трёх дней. — Женщина выпрямилась и
неопределённо пожала плечами. — Я наблюдаю, тут такое становится нормой.
Позвольте…
Она снова склонилась к уже сонно лупающему, но ещё слабо реагирующему на
окружение парнишке.
— Пульс приходит в норму, все физиологические показатели, как я могу судить, у
него в порядке. Вы молодцы, что поддерживаете друг друга. Старайтесь так и
дальше, ведь сейчас вы самые близкие друг другу люди.
Она обернулась и, заметив, что Шахматы и Карта наблюдают за её действиями,
миролюбиво им улыбнулась.
— Меня зовут Аленна. Я бывшая Дама Бубен, поэтому тоже стараюсь помогать по
мере возможности. Мой спутник…
Её прервал неопределённый шум из соседнего вагона. Вообще двери закрывались сразу
после проходившего человека очень плотно, и уже через вагон никаких звуков не было
слышно.
Поэтому доносившийся звук, хоть и приглушённый, однозначно распознался, как чей-то
отчаянные крик. А когда дверь распахнулась, во второй вагон ввалилась столкнувшаяся с
Нилом во время его путешествия черноволосая девушка.
Сейчас она была всклокочена, а яркие глаза испуганно вытаращены. На её щеке была
кровь.
— Скорее! Седьмой… там… там!..
Она пошатнулась и ухватилась за спинку сиденья, чтобы не упасть. В их собственном,
втором вагоне послышались испуганные восклицания. Отец прижал к себе вновь
испуганную дочку, женщины позади них вскочили, и рыжая вновь накинулась на них.
— Да не сидите, сделайте уже что-нибудь!!.
Если такое волнение всколыхнулось уже в их вагоне, а эта девушка бежала из седьмого...
несложно представить, какой след остался за ней.
NB!
+3

 BB-цитата
Поделиться142023-06-18 04:04:50

шахматы
птица
Фишки: 5 830
Нил чувствовал себя очень странно. За все эти дни он так и не понял толком, как ему
правильно относиться к тому, что происходило с ним. Он оказался заперт в ловушке,
которая мчалась невесть куда и которая неизвестно когда могла прибыть на станцию. В
какие-то моменты, которые накатывали волнами серости и безысходности, ему начинало
казаться, что свободы он больше никогда не увидит. От этих мыслей становилось
страшно.
Страхи преследовали его всю жизнь. Ему порой казалось, что он ничего не боится, и часто
вел себя так, как будто это постыдное чувство было ему совершенно незнакомо, но на
самом деле они неотрывно следовали за ним по пятам. Гнилые, тягостные, темные.
Каждый раз, когда он о них вспоминал, они грызли его внутренности, напоминая ему о
том, каким он являлся по-настоящему. Не герой, а его имитация. Не тот, на кого следовало
бы полагаться. Он мог днями и ночами напролет играть роль человека, собранного,
решительного и адекватного, но внутри себя знал, что это только маска, под которой
пряталось множество страхов.
Он помнил страх погибнуть на войне. Ту, в старом мире, на которую он с
воодушевлением шел только ради того, чтобы обнаружить, что реальность была холодна и
беспощадна, а слова о патриотизме и защите родины являлись собачьим бредом. Он
помнил страх сойти с ума от долгих пыток и погибнуть в том сыром подвале, в котором
его держали во время плена. И он все еще не был уверен в том, что ему удалось собрать
себя по кусочкам. Он боялся вернуться в старый мир, в котором у него не было ничего,
никого и никакой цели на будущее.
Этот же страх не был похож ни на один другой. Он не был леденящим или паническим,
первобытным или ослепляющим. Он просто поселился в его глубине его сердца и
постепенно прорастал, сея смятение. Он был ядом, который медленно отравлял разум,
несмотря на его сопротивление.
Из-за него Нил погрузился в жизнь поезда, не забиваясь в дальний угол, а стараясь
участвовать во всех происходящих событиях и помогать другим людям, которые застряли
здесь, как и он. Не желая, чтобы дурные мысли одолевали его и брали над ним верх, он
терпел все, что угодно, даже если ему это не нравилось.
Насчет окружающих их людей он был прав, когда думал, что именно от них следует
ждать большинство проблем. Они не были к такому готовы. Они паниковали, боялись,
страдали либо молча, либо шумно. Кто-то пел, кто-то пускал в ход кулаки, а кто-то
предпочитал спать чем больше, тем лучше. Люди были людьми, и он от них не ждал
многого. Все это было ожидаемо. И реликвии не помогали справляться абсолютно со
всем. Все, что он мог делать, это пытаться увещевать их словами, успокаивать.
Так ему удавалось хоть ненадолго отвлекаться от мрачных мыслей и держать себя в руках,
а заодно и хоть как-то помогать окружающим.
Впрочем, среди пассажиров встречались и относительно спокойные. Как та девушка с
волнами черных волос и яркими зелеными глазами, с которой он случайно столкнулся,
когда проверял вагоны. Такие прогулки в некотором смысле были для него возможностью
спокойно провести время. Задачи были крайне простыми — от него ничего и не
требовалось, только ходить, отмеряя один шаг за другим, проверять и наводить порядок
при необходимости.
И, конечно, он прекрасно понял, о чем говорила она в тот раз:
— Ой! Простите, а я тут тоже решила прогуляться… утомительно и напряженно
сидеть на месте, да… — ее взгляд показался ему больше любопытным, нежели
испуганным.
Нил мягко улыбнулся и отступил в сторону, освобождая ей дорогу.
— Не стоит извиняться. Все в порядке, — вот, что он ответил тогда, стараясь
приободрить ее. — Я с вами согласен — сидеть на месте… неприятно.
Обычно он не заговаривал лишний раз с пассажирами. У них и без него хватало причин
для беспокойства. Оттого он не решился продолжить разговор, а завершил его, сказав, что
она всегда может обратиться к нему за помощью, если возникнет необходимость. Кто же
знал, что в итоге она ей реально потребуется.
Незадолго до того, как та дала о себе знать, Нил заметил, что Скарлет слишком долго
спала. Он даже потянулся, чтобы проверить пульс, а затем легонько ее потряс, пытаясь
разбудить. Сон в этом поезде был странным, и это еще мягко сказано. Он мог длиться как
всего несколько минут, так и целые сутки. Чем дольше они оставались в этой аномалии,
тем глубже и длительнее становился сон. И для многих людей он был отдушиной, и для
него в том числе. Приятно впадать в забытье, не думать ни о чем, не делать ничего, просто
спать и не видеть никаких сновидений. И все же, когда он наблюдал со стороны за тем,
как Скарлет все спала и спала, не подавая никаких признаков пробуждения, он не мог не
волноваться и не начать ее будить.
— Скарлет, просыпайся, — негромко произнес он, когда неподалеку раздались крики
девушки, парень которой, судя по всему, также слишком долго спал.
Неизвестно откуда взялась бывшая Карта и помогла тому высвободиться из оков сна. Нил
только внимательно и настороженно наблюдал за ее действиями, подумав о том, что мир
крайне тесен — в вагоне впереди сидел Белая Пешка, а теперь обнаружилась еще и
бывшая Карта. Он даже облегченно вздохнул — лишняя помощь им не повредит, а они
могли сосредоточиться на помощи Скарлет, которая уже начала просыпаться и приходить
в себя.
Но Аленна даже не успела договорить свою фразу — раздался приглушенный шум,
вызвав у Нила тяжелый вздох, который уже понял, что случилось что-то из ряда вон
выходящее. Дверь распахнулась, когда он только встал, чтобы пойти и проверить, и в
вагон вбежала та самая черноволосая и зеленоглазая девушка. Она была растрепана. На
щеке виднелись пятна крови, заставившие его моментально собраться.
— Скорее! Седьмой… там… там!..
Нил уже прошел мимо нее, направляясь быстрым шагом в седьмой вагон. Насколько он
помнил, там уже была драка ранее, которую ему пришлось разнимать, а потому он решил,
что те двое парней вновь что-то не поделили.
Он шел по вагонам очень быстро и до седьмого добрался в кратчайший срок. Ему очень
хотелось ввалиться с винтовкой наперевес и как следует припугнуть всех, кто жаждал
почесать свои кулаки, но он удержался, и оружие продолжало висеть на его спине,
напоминая о себе приятной, надежной тяжестью.
— Что здесь на этот раз произошло? — слова прозвучали с долей усталости и
раздражения, когда он вошел в дверь и решительно зашел внутрь, готовый активировать
любую из своих реликвий и разобраться с беспорядками.
But how do I run?
+2

 BB-цитата
Поделиться152023-06-23 19:38:59

 Fukurou
шахматы
птица
Фишки: 26 274
Скарлет было сложно в полной мере осознать происходящее и свое в нем положение. Она
была слишком уставшая для таких сюрпризов, слишком морально опустошенная и слабая.
У нее не осталось больше того рвущегося наружу оптимизма и заряда бодрости, с какими
она прежде встречала выпадавшие на её долю трудности и невзгоды. Не осталось и сил,
чтобы сдерживать нараставшее раздражение. Шахмата медленно выдохнула, стараясь
игнорировать окружавший её шум. Это тоже часть рейда, — убеждала она себя, — это всё
еще работа.
Взбудораженные, испуганные, отчаявшиеся, вокруг суетились обеспокоенные люди.
Первое время Скарлет успокаивала их. Активировала реликвию, искусственно подавляя
их волю, гася их страх и вливая в них неестественное и в какой-то степени даже
неуместное спокойствие. Внедрение в их умы столь явное и грубое, что Шахмата и сама
испытывала укол вины и порой глядела на свое отражение в хромированных панелях не
без укоризны. А что еще ей оставалось? Чем дольше поезд продолжал нестись в тоннеле,
тем взволнованней и напуганней становились люди, и тем яростней ей приходилось
вмешиваться в их чувства, подавляя и искажая их ради общего блага.
Было странно существовать в этом поезде, не испытывая голода или жажды. Есть
хотелось скорее по привычке, и совсем скоро у них не осталось ничего, чем можно было
бы задобрить плачущего ребёнка или хнычущего подростка. Ни шоколада, ни леденцов,
ни какой иной другой мелкой радости, что могла бы хотя бы ненадолго отвлечь их от
ситуации, в которой все они оказались невольно, пусть и по собственному слепому
выбору. Совсем скоро Скарлет поняла, что не знает, что ей делать. Продолжать
расхаживать по вагонам в попытке утихомирить людей? Какой в этом смысл? Она
занималась этим последний день или два. Может даже три. Она не знала наверняка. Время
текло чуждо и в каком-то своём, совершенно ином и незнакомом ей ритме. По рассказам
той девушки, поезд продолжал грохотать в тоннеле веками. Что есть несколько дней или
даже недель, когда речь о столетиях? Какой смысл продолжать строить из себя героев и
следить за хрупким порядком в вагонах? Рано или поздно у них не останется сил. Рано
или поздно их руки непременно опустятся. Рано или поздно паника сломит действие их
реликвий и окончательно выйдет из под контроля.
— Пойду прогуляюсь, — тяжело вздохнув, поднялась она, направляясь в первый вагон.
Время от времени она заходила туда и проверяла Белую Пешку. Нелегко ему, наверное.
Только-только вступил в ряды Партии, и сразу попал в аномалию, быть может даже
первую в его жизни. Ко всему прочему, в первом вагоне было напряжённей всего —
именно туда то и дело стекались люди в пустой надежде, что вот в этот раз дверца в
кабину машиниста непременно отворится, и тогда они смогут наконец остановить ход
этого поезда. Разумеется, ничего подобного так никогда и не произошло, и с каждым
разом отчаяние охватывало пассажиров с новой силой. Скарлет оставалось лишь
ободряюще улыбаться Пешке. Это пройдёт, говорила она. Наверное, добавляли её
уставшие глаза.
Больше всего она беспокоилась за детей. Объяснить им происходящее было сложней
всего, равно как и успокоить. Дети ничего не усложняли в своей голове. Испытывая страх
и неуверенность от того, что они вдруг оказались там, где не хотели оказаться, они
всячески пытались донести свои чувства до мира, ведь только заявив о них громко и
отчетливо можно было надеяться на то, что их услышат и поймут. И Скарлет слышала. И
понимала. Но ничего, совершенно ничего не могла изменить. К этому юные детские умы
оказались не готовы. И тогда Скарлет пела им песню, принималась разучивать с ними
маленький танец или призывала светящихся хрустальных бабочек, которые летали вокруг
них мерцающим потоком и то и дело опускались им на руку или даже на кончик носа. До
сих пор всякий раз даже самый грустный ребёнок заходился звонким детским хохотом, и
тогда на душе Шахматы становилось чуточку легче.
За все эти бесконечные дни она уже успела познакомиться с большей частью пассажиров.
Не общаясь с ними лично и не спрашивая их имена, но запоминая их лица и повадки.
Были те, кто предавался панике и впадал в истерики настолько легко и естественно, что
Скарлет казалось, что эта их особенность непременно должна была быть частью их
работы и профессиональной карьеры. Были и те, кто демонстрировал удивительную
стойкость и крепость духа. Крепче даже её собственного, хотя именно она являлась
вооружённой до зубов Шахматой. И все же, они были куда сильней ее. Одними из таких
людей оказались весельчаки из пятого вагона, организовавшие что-то наподобие кружков
по интересам. Когда они зычным басом запевали очередную народную песню, разделяясь
на высокие и низкие голоса, она не могла сдержать улыбки. Да, музыка всегда
успокаивала её. Если бы в одном из вагонов оказалось приставлено фортепиано, она бы не
отрываясь играла на нем всю вечность. Как жаль, что нервные люди не оценили
подобного порыва, и хор пришлось поспешно свернуть. Недовольно цокнув языком,
Скарлет покинула вагон.
Сон был ее единственной отдушиной. Во сне не надо было думать, не надо было
принимать решения. Она могла перестать держаться и притворяться. Ей надо было
выглядеть сильной для этих людей, но это притворство изматывало её. Как долго можно
сохранять маску спокойствия и излучать уверенность, когда понятия не имеешь, что
происходит и когда это закончится? Во сне можно было отпустить все тревоги. Можно
было не быть. Не существовать. Просто проматывать следующие несколько часов, как
старую пожеванную плёнку. Жаль только, что сон не радовал ее сновидениями. Если бы
она могла закрыть глаза и увидеть нечто отличающееся от обитых деревом вагонов и
бархатных сидений, быть может, она спала бы раза в два дольше.
— Скарлет, просыпайся, — будто сквозь густой кисель прорывался голос. Кажется, Нила.
Сказать наверняка было сложно. Ее сознание словно увязло в трясине, погружаясь все
глубже и глубже в болотные воды. В этой темноте было уютно. Но прозвучавший в
отдалении голос уже разворошил её разум, заставляя его медленно собирать себя по
кускам. Тяжело, это давалось ей слишком тяжело. Сон, в свое время ставший для неё
отдушиной, теперь превращался в полного скрытой угрозы врага. Скарлет с трудом
разлепила тяжёлые веки. Сфокусироваться не получалось. Перед глазами всё плыло. Она с
непониманием посмотрела по сторонам, пытаясь разглядеть нечеткие лица. Тело было
ватным. Руки и ноги едва слушались. Кажется, организм ещё не понял, что пробудился.
— Скорее! Седьмой...там...там! — Скарлет с трудом поднялась, пошатнулась, сделала
несколько шагов вперёд и схватилась за спинку сиденья, пережидая приступ
головокружения. Не удивительно, что до седьмого вагона она добралась последней.

+3

 BB-цитата
Поделиться162023-06-24 19:55:34
карты
птица
Фишки: 25 260
Только сейчас, кажется, Дайша начала плюс-минус по-настоящему осознавать слово

«вечно»: если бы не реликвии с их периодами действия и отката, а также ежедневник с
ручкой, в которых стабильно появлялись новые отметки — она бы, не взирая на всю свою
выучку, давно потеряла счет времени. Ничего не менялось: ни пейзаж — а точнее, его
отсутствие — за окном, ни лица, ни обстановка вокруг. Даже собственные ощущения — и
те как-то застопорились. Скирон то и дело приходилось напоминать себе о том, что по-
настоящему время не двигается — и они приедут через несколько минут после того, как
зашли в вагон; и многие, скорее всего, к тому моменту, как их нога ступит на перрон, уже
ни о чем случившемся и не вспомнят.
«Это всё не взаправду».

Только это не означало, что женщине удалось избавиться от ощущения тягомотной
вечности и, не взирая на множество людей вокруг, одиночества, заполняющих её изнутри.
Она поняла, что ужасно скучает по Аннабет: та точно могла ободрить Белоглазую одним
лишь своим присутствием; и более того — сумела бы наверняка усмирить пассажиров,
следя за тем, чтобы они держали себя в руках. Впрочем, с другой стороны, Скирон была
даже рада, что рыжеволосой бури нет рядом — скорее всего, её длительная натура
вынесла бы длительное пребывание в подобном состоянии.
Как бы то ни было, сколь бы странно это не звучало, в чем-то Дайша даже была
благодарна судьбе за то, что та заперла её в этом поезде. А точнее — в том плане, что ей
напомнили, кем она была и с чего начинала когда-то — с простого врача. Нет, женщина и
сейчас оставалась им, однако... это, всё же, было немного не то. Она работала хирургом на
четверть ставки в одной из крупных больниц Города Карт: приходила в случае
необходимости — в основном, к сложным пациентам или когда попросту не хватало рук
— помогала, заполняла необходимые бумаги и вновь исчезала, увлеченная другими,
зачастую более интересными, делами. А также до сих пор вела частную практику,
приходя к пациентам на дом в качестве невролога — однако и это являлось в большей
степени исключением. Вне всякого сомнения, она любила свою основную работу — где её
ценили как раз за знания и умение работать руками, не полагаясь на реликвии; в такие
моменты можно было отдохнуть душой, выбросить из головы все лишние мысли. Просто
сейчас её внимание в большей степени захватывала новая роль в Колоде, которая
удовлетворяла другую, не менее важную, потребность — в Ночи и адреналине. Отныне не
было нужды как-то сдерживаться, хотя бы в рамках приличия и чтобы не прилетало
слишком уж часто, и не приходилось слушать вздохи коллег, недовольных тем, что она
влипает в неприятности слишком уж часто; напротив — во всём этом теперь и
заключалась её работа. Но когда-то Дайя начинала с того, что являлась, можно сказать,
сестрой милосердия и задача её состояла не столько в непосредственном оперировании
пациентов, сколько во взаимодействии с ними, в их сопровождении на протяжении всего
лечения. Что порой даже было сложнее, требуя значительно большего количества
терпения и принятия.
И первое, и второе — равно, как и необходимый опыт — у неё были — и сейчас женщина
возвращалась к истокам, так сказать. Время для неё в поезде проходило незаметно: она
была полностью погружена во взаимодействие с другими пассажирами, к каждому из
которых требовался свой подход. Одних Скирон мягко утешала, держала за руку,
обнимала, гладила по голове, если человек в том нуждался. С другими просто болтала о
пустяках, напоминая о существовании где-то там «нормальной» жизни. С третьими
обсуждала экзистенциальные вопросы, вспоминая курс философии, пройденный во время
обучения в университете на Изнанке, и присовокупляя к нему собственный жизненный
опыт и размышления. С четвертыми шутила или даже пела — ну, как могла. А с пятыми
молчала, просто будучи рядом — это тоже было нужно людям. Реликвии она старалась
использовать только в крайних случаях, когда понимала, что не сможет разнять драку;
благо, опыта и умения влиять на людей, в основном, хватало, чтобы те хотя бы не
поддавались панике.
Однако, и ей требовался отдых от окружающих — и в таком случае она устраивалась

немного в стороне ото всех, накрываясь крыльями: вот и они, в остальном представляя из
себя в замкнутом помещении два мешающих неуклюжих отростка, помогали хоть как-то.
Голода Дайша не чувствовала — однако где-то раз в день (так, по крайней мере,
утверждали её ощущения) заставляла себя съедать хотя бы по одному-двум кусочку
сандвичей и делать пару глотков воды, чтобы организм, истощенный, не свалился потом в
самый неподходящий момент; также старалась подкармливать и окружающих. Не
ощущалась ею и усталость — и Пика спала, скорее, просто по привычке. Которую она,
впрочем, в данном случае готова была, скорее, счесть даже вредной: сон затягивал как
трясина — мрачный тягостный, лишенный каких-либо образов и ощущений. После него
просыпались даже более уставшими, чем когда закрывали глаза. Женщина старалась спать
как можно меньше — однако, усталость брала своё, и она всё равно засыпала". Только
крепкое встряхивание возвращало её в реальность.
И, похоже, схожим образом дела обстояли не только с ней: с трудом высвобождалась из

оков сна Скарлетт. Испуганно восклицая, трясла своего друга девушка, которые были
изначально с Шахматами и Картой в одном вагоне. Дайя собиралась было заняться
подругой, чтобы с помощью нескольких прикосновений привести ту в чувство — однако в
этот момент их отвлекли.
«Похоже, в седьмом вагоне ситуация окончательно вышла из-под контроля» — мрачно

подумала женщина. Видя, что Скарлетт рвется за Нилом, она подхватила девушку,
закидывая её руку к себе на плечо — и торопливо зашагала следом за мужчиной, невнятно
раздраженно ворча себе под нос, порой не успевая удачно маневрировать между людьми,
из-за чего крылья цеплялись за всё подряд и то и дело вспыхивали тупой болью. Тем не
менее, скоро и они оказались в том самом вагоне.
+3
 ЛС Daisha
 BB-цитата
Поделиться172023-06-24 21:21:00

Вчера 22:59:29
Начиная с четвёртого вагона неосознанная тревога у Шахмат и Карты усилилась – людей

стало значительно меньше. Уже в пятом стало слышно вой, раздающийся из шестого…
Стоило с грохотом отодвинуть разделяющую пятый и шестой дверцу, как частично стало
ясно, куда делись люди.
— Я очень боялась опоздать… нужен был хоть кто-то… — виновато бормотала
черноволосая девушка, заспешившая вслед за Нилом в обратный путь.
Часть людей из первых вагонов собралась здесь. По всей видимости, посреди всей этой
сводящей с ума статичности всех так взволновали «новости из седьмого», что все, чьё
любопытство было больше страха, ломанулись именно туда.
Но…
Шестой лихорадило. Стоял отвратный кисловатый запах, гул и истеричный плач, какая-то
женщина выла на одной ноте, забившись к окну. На глазах Нила, почти одновременно с
ним из встречной двери из седьмого вывалился рыжеволосый парень, которого тотчас
стошнило на пол, прибавив интенсивности запаху.
Немногие, кто сохраняли спокойствие, сбились в углы возле дверей в шестой, и стоило
Нилу пройти – тотчас женщина с дочкой поспешили проскользнуть мимо него подальше
от этого ужаса.
Что же было такого в седьмом, что вызвало такую реакцию?..
Что бы то ни было, судя по крикам и восклицаниям, оно ещё не закончилось.
Что бы там ни было, но там по-настоящему собралась толпа. Нилу пришлось вдосталь
поработать локтями, пробивая путь себе и спутницам, прежде чем он смог увидеть сцену,
столь впечатлившую людей.
На полу во всё растущей луже крови лежал, хрипя, молодой мужчина, один из тамошних
драчунов. В его груди зияла рваная рана, в которой видно было, как что-то пульсирует, и
стоило приглядеться, как можно было понять, что это трепещут две половинки
разорванного сердца.
Висок того же мужчины был разбит, небольшой участок буквально вдавлен в голову, и
было понятно, отчего: край-поручень соседнего с ним сиденья был заляпан кровью, по
всей видимости, именно о него ударился несчастный при падении.
Но при всём при том… он был всё ещё жив. С глубокой колющей раной в сердце и
разбитым виском, он всё ещё был жив. И в сознании.
Тело мужчины дёргалось, зрачки судорожно перебегали с одного человека к другому. Он
как будто силился сесть.
— Больно…. – вырвался из его рта хрип вместе со сгустком крови. – Мне… больно!..
Мне… кхах…
Его сдавленный голос прервало громкое бульканье, в котором узнавался смех. Чуть
дальше на коленях стоял другой мужчина, чьё тело билось, как не сразу удалось понять,
как раз от смеха. Как раз в этот момент от него, чертыхнувшись, поднялся крупный
мужчина с почти что белыми короткими волосами – спутник Аленны.
- Опоздал… чёрт! Слишком поздно услышал о происходящем. Реликвии лечения
уже не работают…
Тот, от кого он поднялся, разразился новым приступом смеха, и…
Его голова, не удержавшись, запрокинулась, открывая рваный срез на шее, глубокий, до
самого позвоночника. От окружающих разнеслись новые испуганные крики, толпа
попятилась. От разреза по шее, под одежду, толчками стекала кровь из перерезанного
горла.
— Я жив… ах-ха… я должен был сдохнуть… но жив… аха-ха-ха! – хрипя, он начал
раскачиваться, так что полуотрезанная голова стала мотаться из стороны в сторону всё
сильнее, вызывая новые крики. Какая-то хрупкая женщина упала в обморок, но к счастью
её поддержали, не дав свалиться в натёкшие лужи крови. – Но… больно… чёрт, очень
больно…! Аха-ха… хотя тебе, сука, должно быть… больнее… — обратился он к тому,
что лежал с пробитым сердцем.
- Почему никто не побежал в последние вагоны?! – загрохотал яростный голос
белобрысого врача. Тот сжимал кулаки от яростного бессилия, обводя окружающих
обвиняющим взором.
За спиной Нила виновато пискнула черноволосая девушка.
+3

 BB-цитата
Поделиться182023-06-24 22:35:49

шахматы
птица
Фишки: 5 830
— Ебать…
Единственное слово, которое выдавил из себя Нил при виде творящегося, было именно
таким. Он даже начал инстинктивно вспоминать Джинджер и все ее ругательства,
которые, как он посчитал, идеально подходили для описания этого… этого… вот этого
вот.
На полу лежал мужчина с рваной раной на груди. Нил ясно видел то, как бьются две
половинки его сердца, которые были разорваны чем-то. Кровь, вытекающая из него,
образовала огромную лужу, которая на глазах увеличивалась. Ранение было серьезным и
тяжелым. Оно должно было стать смертельным, но человек все еще был жив. Более того
его висок был разбит. Судя по всему о поручень. И он был жив. Он был не только жив, но
еще и в сознании.
Чем больше Нил смотрел на это, тем сильнее ему хотелось протереть свои глаза. Быть
может, блядь, он спит? Мать вашу, такое ведь невозможно, верно?
И все в крови. У него в голове метались одни только маты. Причем почему-то именно те,
которые он слышал больше всего от Джинджер.
— Больно…. — вырвался изо рта мужчины хрип вместе со сгустком крови. — Мне…
больно!.. Мне… кхах…
— Да, сука, если бы тебе еще и больно не было, то я бы решил, что я окончательно
рехнулся, — про себя выругался Нил, который все еще не мог подобрать нормальных слов,
чтобы хоть как-то описать свое состояние или отношение к происходящему.
В это время послышался другой голос, и он с трудом оторвал взгляд от лежащего
придурка на придурка, который стоял на коленях чуть дальше.
— Опоздал… чёрт! Слишком поздно услышал о происходящем. Реликвии лечения уже не
работают… — это говорил врач, который уже встречался ему во время обходов.
В голове у Нила совсем стало пусто, когда он увидел у второго мужчины рану. Она также
была несовместима с жизнью. Ему было неизвестно, чем ее нанесли, но нанесли явно с
яростью. Рваный срез, ужасающий, глубокий, кровоточащий. Вызывающий желание
материться. Голова у этого человека почти была отрезана!
ГОЛОВА. НАПОЛОВИНУ. БЫЛА. ОТРЕЗАНА.
— Я жив… ах-ха… я должен был сдохнуть… но жив… аха-ха-ха! — он раскачивался,
смеялся и говорил, пугая людей вокруг. — Но… больно… чёрт, очень больно…! Аха-ха…
хотя тебе, сука, должно быть… больнее… — обратился он к тому, что лежал с пробитым
сердцем.
— Почему никто не побежал в последние вагоны?! — прогремел врач.
Форестер молча воззрился на него с вопросительным выражением лица. Что это за
реакция? Нет, это была нормальная реакция врача, но как же она не подходила к данной
ситуации! Его, например, не смущает то, что два придурка, которые уже должны были
стать мертвецами, с чудовищными ранами все еще болтают и бранятся друг с другом?!
Он повернулся, чтобы посмотреть на черноволосую девушку за своей спиной, а потом
уставился на Скарлет и Дайшу, и вновь вернулся к зрелищу, которое он, блядь, не хотел
бы видеть больше никогда в своей жизни. Но, похоже, его желания Лимб не слушает.
— Ебать… — вновь выговорил Нил, прикрыв глаза и начиная, наконец, соображать,
осознавая всю пиздецовость развивающихся событий.
Значит, если даже попытаться убить человека, то он не умрет. Он будет существовать в
подобном состоянии, если не успеет излечиться от повреждений с помощью реликвии
исцеления. И это до тех пор, пока поезд не прибудет на станцию и не остановится. Тогда
все пассажиры забудут о произошедших событиях, а все пострадавшие вылечатся, и они
все вернутся к своей нормальной жизни. Но до того, как это произойдет, нужно пережить
все это и не свихнуться нахрен. Нил начал чувствовать, что эта задача очень сложная.
Ебать!!!
— Вы, сука, ебанутые дебилы, — произнес он, обратившись к двум «раненым» идиотам,
и с трудом удержался от того, чтобы сказать, что они получили заслуженное.
Может, послужит уроком для остальных? Вот для него послужило. Он начал перебирать в
памяти все свои исцеляющие, защитные и атакующие реликвии. Если кто-то приблизится
к нему, чтобы причинить ему вред, то он будет действовать. Он совершенно четко понял,
что не хочет существовать в состоянии полутрупа весь остаток пути.
Он моргнул и посмотрел на людей вокруг. Все были испуганы и поражены, как и он сам.
Их нужно защитить от такой картины.
— Нужно отдельное место для этих ебнутых психов. Лучше даже отдельный вагон,
— произнес он, потирая свой лоб. — Чтобы они под ногами у людей не лежали и не
пугали своим видом.
Его слова звучали жестко, но он ничуть не думал о чувствах драчунов. Они получили то,
за что боролись. А ему нужно было позаботиться о других людях и постараться сохранить
порядок.
Он не удержался и вновь бросил на этих двоих охреневший взгляд.
But how do I run?
+3

 BB-цитата
Поделиться192023-06-25 14:45:14

 Fukurou
шахматы
птица
Фишки: 26 274
Скарлет пошатнулась. Чёрт бы побрал этот поезд с его извращенным понятием сна, после
которого даже на ногах первое время держаться было сложно. В голове растекался
кисельный туман. Мысли едва прорывались сквозь его густую пелену, спотыкаясь и
растворяясь на полпути. Лишь непрекращавшиеся крики заставляли её упрямо
передвигать ногами, стряхивая с ватного тела охватившую его неестественную усталость.
Помогая продвигаться вперед, Дайша подхватила её под руку, и Скарлет благодарно
улыбнулась. Как же она была рада, что не оказалась в этом поезде одна. Что у неё были
Нил и Дайя, на которых можно было положиться. Что её окружали люди, которым можно
было доверять. С доверием у неё в последнее время не складывалось.
Чем ближе пробирались они к седьмому вагону, тем более напуганными выглядели
находившиеся рядом люди. Скарлет напряглась. Неужели объявились те самые чудища, о
которых говорил мальчик? И без того хрупкое спокойствие, которое они сохраняли таким
трудом, рушилось на глазах. Паника, вот что зарождалось вокруг них.
В шестом вагоне что-то переменилось. Крики. Они изменились. Она слышала это в
отчаянных завываниях, в надрывном плаче. И запах. В вагоне стоял поистине мерзкий
запах. Шахмата поморщилась. Что бы ни ожидало их впереди, выносить это люди
оказались не в состоянии. Пассажиры, вырывавшиеся из седьмого вагона, бросались
врассыпную и Скарлет, воспользовавшись образовавшимся проходом меж людских тел,
скользнула внутрь.
То, что открылось её глазам было хуже, всяко хуже ночных Кошмаров. Даже алая луна, и
та меркла на фоне дрожавших отдельно друг от друга, но упрямо продолжавших биться
половинок сердца, тонувших в хлещущей крови из зиявшей в груди глубокой раны.
Скарлет задохнулась, пошатнувшись и чувствуя, как земля уходит из под ног. Человек...
говорил! Тело его дергалось, а губы шевелились.
— Больно… – Скарлет прижала руку ко рту, сдерживая рвущийся наружу ужас. К горлу
подскочил ком. – Мне… больно!.. Мне… кхах… — Алая, алая кровь вокруг. Он должен
был уже умереть, но он продолжал жить вопреки всему. Жить и чувстовать. Его
разорванное сердце продолжало гонять кровь, пропитывая ею одежду и обувь, заливая
деревянный пол. Чуть в стороне послышался булькающий хохот. Скарлет вскинула
голову. Мужчина с разрезанной шеей пошатывался из стороны в сторону словно
полоумный безумец и заливался неистовым смехом. Голова его наполовину накренилась,
открывая вспоротые артерии и трахею, куски мяса и кожи, позвонки... Шахмата даже не
поняла, что по щекам её текут слезы. От охватившего её ужаса она забыла моргать, только
продолжала впиваться остекленевшим взглядом в мужчину. ЖИВОГО мужчину!
— Я жив… ах-ха… я должен был сдохнуть… но жив… аха-ха-ха! — Твою мать, да!
Должен был! Почему ты еще смеешься? Скарлет вновь перевела ошеломленный взгляд на
лежавшего перед ней и дергавшегося в бесконечных предсмертных судорогах мужчину.
Разорванное сердце продолжало биться. Продырявленная грудь продолжала подниматься
и опускаться, вдыхая кислород и выдыхая углекислый газ. Так рутинно. Так
неестественно. Так дико. Так... Перед глазами яркими вспышками пронеслась
сентябрьская ночь. Люди со вспоротыми животами, с отрезанными головами и
вывернутыми в разные стороны конечностями. Изуродованные лица, испуганные глаза, и
алая, алая кровь вокруг, прямо как сейчас. Она не успела как следует оправиться от
произошедшего. До сих пор страх липкой пеленой окружал её, подкрадывался к ней со
спины и легонько дышал ей в шею, заставляя вскрикивать и резко оборачиваться,
напоминая о том, что она никогда больше не почувствует себя в безопасности. Что есть в
этом мире люди, чья судьба — стать пушечным мясом в играх кровожадных безумцев, и
что она, Скарлет, Черный Слон, Шахмата, невзирая на все свои реликвии, на всё свое
отчаянное желание спасти всех и каждого, совершенно ничего не может изменить.
— Аха-ха… хотя тебе, сука, должно быть… больнее… — Райз почувствовала, что её
мутит. Что она едва стоит на ногах. Что она напугана, базумно напугана, так сильно, что
вот-вот взвоет. Ему больно, адски больно, но он не умрет! Не может умереть! И теперь в
этой агонии ему следовало провести целую вечность! Скарлет с трудом опустилась на пол
рядом с мужчиной. Дрожащие колени в последний момент подкосились, и она шумно
плюхнулась в густую кровь, подползла к задыхавшегося в муках трясущемуся телу, едва
дыша. — Реликвии лечения уже не работают…
— У неё была исцеляющая реликвия...
Она могла попробовать.
Для того, чтобы излечить раны, ей нужно было прикоснуться...
Словно в бреду, Скарлет протянула вперед трясущиеся руки, кончиками пальцев касаясь
пульсировавших под ними, горячих и скользких половинок разорванного сердца. Кольцо
вспыхнуло голубой вспышкой. На мгновение ей показалось, что вот-вот всё образумится.
Сейчас ткани срастутся, рана затянется и всё придет в норму. Сейчас она вернет всё на
круги своя, а потом хорошенько врежет и ему, и этому хохотавшему поодаль второму.
Она же затем и пошла в Шахматы, чтобы не допускать подобного. Чтобы исправлять
чужие ошибки. Чтобы делать то, что обычные люди сделать не могут. Но ничего не
происходило. Кольцо вспыхивало снова и снова, и лишь когда реликвия, полыхнула в
последний раз, потухнув, и ушла в откат, до неё наконец дошло — эти двое обрекли себя
на вечные муки, и вместе с тем открыли врата в ад.
— Как долго нам так ехать? — В ушах прозвучал собственный голос, слова, сказанные
ею в самом начале их путешествия. Шахмата в ужасе поднесла свои окровавленные
ладони к лицу. — Если пару веков, как утверждала та девушка, то пулю в лоб пускать
придется уже мне. — И Скарлет взвыла. Ужас, отчаяние, страх, беспомощность, всё
вырвалось из неё животным криком, скручивавшим её изнутри, сдавливавшим ей горло.
Она задыхалась, но не могла вдохнуть, лишь шумно хрипела, а затем снова срывалась на
стон. Им не помочь. Этим двоим — не помочь. Никому, вообще никому они не могут
помочь! Они даже не могут убить себя! Не могут вырваться из этого отчаяния, из этой
бесконечной пытки! У них отобрали это право. Они вынуждены жить, страдая, мучаясь и
изнемогая в тянущейся словно резина бесконечности, изо дня в день, из года в год, из века
в век.
Они могут никогда не выбраться отсюда.
Скарлет схватилась за голову, даже не пытаясь успокоиться. Горячие капли липли к
волосам, стекали по лбу и щекам, смешиваясь со слезами. Она просто пыталась вдохнуть.
Пыталась заново научиться дышать. Нужно уйти отсюда, но она не могла подняться. Она
не была готова пережить подобное еще раз. У неё просто не осталось сил.
+3

 BB-цитата
Поделиться202023-06-25 23:48:03
карты
птица
Фишки: 25 260
Она уже сталкивалась со всем этим. Ужас и шок в глазах окружающих. Тихое подвывание
— то самое, которое появляется, когда уходят любые слова, способные хоть как-то
описать происходящее. Солено-кислый запах крови и страха (?). Сгустки рвоты на полу.
Густой, гуще воды, воздух, который, кажется, можно разбирать по кусочкам. Мечущиеся
вокруг невнятные тени людей, спешащих убраться отсюда как можно скорее. Обычно всё
— или большую часть — это можно было встретить на местах несчастных случаев, куда
Дай, регулярно работавшую на скорой, вызывали еще в прежнем мире. Но, кажется,
только при нынешних обстоятельствах всё это ощущалось по-настоящему угрожающе,
непоправимо.
И то, что она увидела в седьмом вагоне, заставило её сознание разделиться на две
конфликтующие друг с другом части.
Врач — а вместе с ним и сама Дайш, стоит признать — просто впал в ступор. Подобное
порой бывает во сне: когда, вроде бы, знаешь, что и как делать — но не можешь даже
шевельнуть пальцем. Так было и здесь: окаменевшие столпившиеся люди вокруг — и два
тела на полу. Она их узнала — это были те двое мужчин, чье общение не заладилось с
самого начала, и их даже приходилось уже разнимать пару раз. У Скирон было хорошее
зрение — и ей хватило одного лишь взгляда, не подходя и не наклоняясь, чтобы увидеть у
одного из них разорванное сердце, которое обнажила и пробитый висок. И почти
оторванную голову — у второго. Всё это было похоже на сон — за исключением двух
небольших, но от того не менее значимых, отличий. Во-первых, происходящее здесь было
реальным. Настоящей. Неподдельной, черт побери, действительностью. А во-вторых,
Дайша не знала, что делать. Будь это мертвые тела — она бы сориентировалась. Но... они
были живыми. У этих двоих были раны, не совместимые с жизнью — а они продолжали
жить, быть в сознании, чувствовать боль и даже говорить. И сейчас Дай была в ступоре —
потому, что такого не могло быть. К черту весь остальной Лимб, Ночь, Кошмаров,
реликвии, аномалии!! Это всё магия. Но то, что предстало перед её глазами сейчас... Это
попросту невозможно! Сердце, черт возьми, разорванное напополам, однако
продолжающее биться упрямо сердце — и голова оторванная почти полностью,
держащаяся лишь за счет последних жил и лоскутов кожи, чей разум всё равно продолжал
жить, а губы — произносить слова!! Какая злая воля оказалась способна породить всё
это??!!
«Да та же самая, что и весь остальной Лимб» — пожала плечами другая её часть — и
женщина ощутила холодок, бегущий по коже.
Эта её составляющая жила, можно сказать, подобными моментами. Почти каждый раз,
когда происходящее выходило за границы привычной реальности или когда просто
Скирон чего-то не понимала — она пробуждалась, испытывая холодный и, вместе с тем,
острый деятельный интерес ко всему происходящему. Всё, что было странным,
непонятным, потенциально пугающим лишь придавало ей сил, будоражило кровь,
вызывало всплеск адреналина. И все сопутствующие жертвы... Они не нравились ей —
однако она просто как бы обходила и скоро выбрасывала их из головы, двигаясь дальше,
словно гончая, взявшая след.
«Это просто очередное проявление темной стороны Лимба. Да, еще более жестокое и
кровавое, нежели другие, виденные ранее — но, можно подумать, это так удивительно.
Тебе редко везет оказываться в по-настоящему волшебных и счастливых сказках — они
не твой профиль».
Именно это осознание заставило Дайшу медленно и тяжело выдохнуть, собираясь с

мыслями и беря себя в руки.
"Эти двое должны были умереть в считанные минуты, если не секунды — с такими-то
ранами. Но прошло уже больше пяти минут, а они до сих пор живы и даже умудряются
разговаривать. И виной этому, видимо, остановившееся здесь время. Интересно, когда —
и если — мы всё-таки прибудем, люди просто исчезнут или же исцеляться полностью?
Кто знает. К сожалению, мы слишком мало знаем о происходящем, да и до меня могли
дойти лишь обрывки слухов. Я же не интересовалась ими намеренно.
И раз эти люди до сих пор живы... Значит, я могу хоть как-то помочь им. Или, по
крайней мере, попытаться сделать это".
Скирон осторожно отпустила Скарлетт, предварительно убедившись, что та способна хоть

как-то стоять на ногах — и, не обращая внимания на лужи крови, склонилась над тем, у
кого было порвано сердце. Она аккуратно руками вдоль его тела, поочередности нажимая
на отдельные чувствительные точки — и, наконец, тот затих; не потерял сознание, но впал
в полусонное отупевшее состояние, лишенное практически каких бы то ни было
ощущений, которое обычно бывает при использовании сильной анестезии. То же самое
она проделала и со вторым.
«Это самое большее, что я сейчас могу сделать для них».
Дайш была склонна согласиться с Нилом: эти двое оказались попросту идиотами, раз,
даже будучи взрослыми людьми, поддались панике, да еще и схватились за оружие. И всё
же... они не заслуживали такой участи: вечного умирания. Никто на этом поезде не
заслуживал. И её сердце сжималось, испытывая отголоски чужой тревоги и боли.
И в этот самый момент рядом с ней на колени опустилась рыжеволосая Шахмата. Скирон
немного подвинулась, внимательно наблюдая за тем, как та с помощью реликвии
пытается исцелить мужчину с рваной раной на груди — что, увы, было уже невозможно, о
чем с яростным сожалением говорил беловолосый спутник её бывшей коллеги, Аленны. А
затем... Дайш, буквально, задохнулась, услышав крик, наполненный отчаянием и болью.
Ей и так было нелегко в последнее время — причем, еще до попадание на злополучный
поезд — и потому увиденное сейчас в самом деле могло подкосить её. Поэтому женщина
осторожно поднялась на ноги — и аккуратно подхватила Скарлетт, устраивая её у себя на
руках, поддерживая немного крыльями. Обернулась к Нилу.
— Я присмотрю за ней, — тихо, почти одними губами, произнесла она. — И, думаю,

надо найти их оружие, которым были нанесены раны. Пусть лучше будет у нас.
И, в случае отсутствия каких бы то ни было возражений, развернулась и зашагала прочь, к

их вагону. Люди отшатывались с их пути, провожая взглядами. Вернувшись на свое
место, Дайш аккуратно села на сидение, устраивая девушку у себя на коленях и укладывая
голову к себе на плечо, накрывая их обеих сплошным коконом из крыльев, будто бы
одеялом. И, касаясь губами чужой макушки и поглаживая мягко Скарлетт по волосам,
принялась тихо ненавязчиво полу-напевать, полу-рассказывать колыбельную, которую
услышала где-то когда-то. Сейчас весь остальной мир мог подождать.
+3
 ЛС Daisha
 BB-цитата
Поделиться212023-06-26 22:21:49

Вчера 22:59:29
Техники бывшего врача сработали на отлично: и вздрагивающий на полу с пробитым

сердцем, и парализованный болью от разрезанной гортани обмякли, как только она
применила на них свои навыки.
А затем… раздался крик Скарлет, за которым которой, как по команде, начались
вторящие в том же вагоне вопли и истерики. Но прежде чем Дайша успела подойти к
подруге, плеча бедной Шахматы мягко коснулась женская ладонь. На Скарлет тут же
обрушилась успокоенность, все расшатанные, растревоженные чувства будто встали в
одну ровную непоколебимую колонну. Слишком прямой и слишком жёстко
зафиксированной, чтобы быть естественной... И все же в этом было неимоверное
облегчение. В голове стало проясняться, и с каким-то благодарным облегчением Скар
услышала негромкий мягкий голос, который не так давно утешал юношу и девушку в их
вагоне.
— Держитесь. Вам нужно держаться и быть сильной ради тех, кто здесь вместе с
вами. Вы сможете им помочь, но для этого вам самой нужно выстоять…
После этого Аленна выпрямилась и потеснилась, позволяя Дайше взять притхшую
девушку на руки и покинуть вагон. Вероятно, часть силы реликвии действовала по
площади, потому что завывания и крики пошли на убыль, пусть и не стихли совсем,
сменившись хныканьем и плачем.
— Разделяю ваше мнение в их отношении, — с грустью сказала бывшая Бубна, глядя на
два обмякших тела в луже собственной крови. Оттого, что теперь они казались
совершенно мертвыми, ещё жутче казалась мысль, что скорее всего это не так... - как и о
том, что их нужно отделить от прочих пассажиров. Хотя боюсь, что скоро нам
понадобится больше, чем один вагон... Прошу вас, помогите Дисмасу их перенести. А
я пока переведу пассажиров в более спокойное место... — она огляделась и поджала
губы. - Боюсь, нам придется уплотниться. Оставлять несчастных рядом с местом
этой резни... Будет жестоко. И опасно. В первую очередь для них самих.
…Дайша беспрепятственно, хотя и не без неудобств, добралась до второго вагона. На них

со Скарлет постоянно сосредотачивались взгляды, вопросительные, испуганные.
Парализованные страхом, люди даже не соображали, что женщине с огромными
крыльями и красноволосой девушкой на руках банально нужна помощь хотя бы в
открытии дверей. По счастью хотя бы в четвертом нашелся мужчина, высокий, крепкий и
выбритый налысо, который вскочил сам и, предложив помощь в переноске и получив
отказ, все равно сопроводил их до нужного вагона.
- Меня зовут Эрнст. Обращайтесь, если понадобится помощь. — Сказал он им
напоследок, кинув на Скар сочувственный взгляд.
Чуть раньше Дайша заметила в пятом ту самую женщину с дочкой, которая едва не
задыхаясь пересказывала произошедшее соседям. Несомненно, скоро о том будет
известно всем в поезде...
Добравшись до своего вагона Дайша чуть не столкнулась с невысоким пареньком с
двухцветными волосами — той самой Пешкой из первого вагона.
Отпрянув и бормоча сбивчивые извинения, он вдруг узнал обмякшую Скарлет.
Глаза Шахматы округлились.
— Она...что с ней?! Она жива?! Что случилось там? Я...я не струсил, я остался
сохранять порядок и покой...но что... — он вдруг спохватился, что как раз сейчас
нарушает тот самый покой, и на них пристально смотрит уже весь немногочисленный
состав вагона, и понизил голос.
- Что там такое? Монстры? — шепотом обратился он к Дайше, глядя на нее с тревогой
большими блестящими глазами…
Но как раз в этот момент вскочила уже печально знакомая многим рыжая женщина,
которая уже не раз громко высказывала раздражительные и упаднические мысли.
- Говорите громко!! И всем!! Они имеют право знать!! Мы — имеем право знать!! —
взвизгнула она, стискивая кулаки. — В чём чёрт возьми дело?! Что нам теперь грозит?!
Её светловолосая подруга не могла сейчас успокоить свою пламенную спутницу — она
сейчас сидела, прислонившись головой к окну, с закрытыми глазами. Сон, такой
глубокий, такой… неестественный, не оставлял ей шанса отреагировать даже на крики над
самым ухом.
…А в это время происходила транспортировка «недотрупов». К счастью, благодаря

бессознательному состоянию, люди, мимо которых проходили Нил и Дисмас, хоть и
менялись в лицах, но все же не выказывали тех эмоций, кои, несомненно, возникли бы,
узнай они об их реальном состоянии. И все равно было весьма неспокойно чувствовать на
себе испуганные, напряжённые, полные слез глаза людей. Они вдвоем несли смерть, и
удачей было уже то, что лишь трем вагонам из десяти пришлось увидеть ее в таком виде...
Дойдя до десятого вагона Дисмас сдержанным низким голосом попросил его

«обитателей» — всего шесть человек — переместиться в соседний вагон, освободив
последний. После этого двух несчастливых драчунов свалили на ближайшие сидения, при
этом у одного изо рта и пробитой груди выплеснулись сгустки крови, а голова второго
откинулась так сильно, что затрескалась ещё удерживающая её на шее кожа. Но хоть
кости оставались пока плотной осью для её удержания, как-то не хотелось наблюдать, что
будет с неумирающим человеком, чья голова всё-таки отделится от тела…
- Как странно… — пробормотал Дисмас, хмурясь. - Смотри: этот срыгнул кровь, но…
она как будто загустела. Видишь? Липнет к нему, не стекая отдельно от тела… — Он
проследил взглядом их путь до двери. Действительно, странным образом, пока они шли, с
несомых ими тел не упало ни капли отдельной крови. Однако к ним тянулась под дверью
ровная кровавая ниточка... - Очень странно… интересно, что будет с той, что…
Он осёкся и передёрнул плечами, оборачиваясь к Нилу.
- Извини, профдеформация. Я Дисмас, бывший полевой врач. — Он протянул Нилу
широкую ладонь, похожий одновременно на гору с заснеженной шапкой и на белого
медведя, выше немаленького Шахматы почти на голову.
- Я так подумал, — спустя короткое время продолжил он, раздумывая, — что, хотя
Аленна увела всех из седьмого вагона, тех, кто сейчас в восьмом и девятом, нужно
оставить на их местах. Только предупредить, что седьмой… достаточно загажен. —
Он с хрустом повёл широким плечом. — Надо будет приходить к ним время от
времени, проведывать так сказать. Но пусть лучше остаются в неведении. Скажи,
что думаешь, и предлагаю идти обратно. Я беспокоюсь за Аленну, ей сейчас перепала
крайне нелёгкая работа.
NB! Работает теневой ГМ!

+3

 BB-цитата
Поделиться222023-06-26 23:55:18

шахматы
птица
Фишки: 5 830
Реакция Скарлет, хотя она и должна была быть ожидаемой, даже верной в данной
ситуации, все же ошеломила Нила, который стоял рядом с ней и не знал, что делать. Он
никогда не умел утешать людей, приводить их в чувство. Мог только двинуть правильную
речь, грубо хлопнуть по плечу, попытаться приободрить, но здесь… сейчас… видя все,
что творилось вокруг них… что он мог сделать или сказать? Он искренне был благодарен
тому, что Дайша и Аленна пришли ей на помощь, поддерживая ее и обнимая.
— Я присмотрю за ней, — произнесла Дайша. — И, думаю, надо найти их оружие,
которым были нанесены раны. Пусть лучше будет у нас.
Нил посмотрел на Карту, которая уже выводила Скарлет из вагона, и молчаливо кивнул,
едва улыбнувшись, благодаря ее и за помощь, и за дельный совет. И почему он сам об
этом не подумал? Да они должны забрать оружие у всех!
— Разделяю ваше мнение в их отношении, — сказала Аленна, с печалью в глазах глядя на
полуживых придурков, — как и о том, что их нужно отделить от прочих пассажиров.
Хотя боюсь, что скоро нам понадобится больше, чем один вагон...
С последних слов бывшей Бубны Нил изумился и внимательно всмотрелся в ее лицо. Это
она так шутит? Серьезно? Ему хотелось сказать, что им в данной ситуации ни на кой черт
не сдался пессимистичный настрой, но затем он вспомнил пассажиров, особенно тех, с
которыми у них больше всего возникало проблем, и… Он был вынужден признать ее
правоту.
Блядь...
У него аж мозг похолодел, когда он представил такое.
— Прошу вас, помогите Дисмасу их перенести. А я пока переведу пассажиров в более
спокойное место... Боюсь, нам придется уплотниться. Оставлять несчастных рядом с
местом этой резни... Будет жестоко. И опасно. В первую очередь для них самих.
— Переживем, — угрюмо проговорил Нил, мрачно взирая на два куска мяса, которые
лежали на полу в луже собственной крови. — Это необходимость.
Его откровенно пугал высокий шанс того, что многие пассажиры в этом гребанном поезде
передерутся друг с другом и превратятся в такое. И теперь его разрывало на две части — с
одной стороны ему хотелось, чтобы люди узнали об этом, увидели и, сука, усвоили урок,
чтобы в будущем даже не задумывались о драках и нападениях друг на друга, но с другой
ему хотелось их защитить, оградить от этих чудовищных вещей…
Он никогда не был по-настоящему хорошим человеком, и он это всегда прекрасно
осознавал, но даже ему не хотелось, чтобы неподготовленные к таким сценам люди
видели нечто подобное. Им, если подумать, и так непросто приходится.
Помогая Дисмасу переносить «полутрупов», Нил почти не заботился о них и их удобстве.
Если честно, ему было плевать на них. Они сами выбрали для себя это. Они сами взялись
за оружие и напали друг на друга. Их следовало бы поблагодарить только за то, что они
наглядно продемонстрировали, что в этом поезде невозможно умереть. Он просто помог
врачу перетащить их в десятый вагон — сначала одного, затем другого. Во время всего
процесса он сохранял напряженное молчание, при этом внутри себя он произносил долгий
и смачный монолог, касающийся умственных способностей этих дебилов, чести их
матерей и достоинств всех двенадцати поколений их предков.
Сука… У того «полутрупа», у которого частично была отрезана голова, она чуть вовсе не
отвалилась. Нил тяжело вздохнул и закрыл свои глаза на одну секунду, а затем начал
вытирать свои руки, которые испачкались в крови. В данный момент он куда более
спокойно реагировал на все это. На войне в старом мире он успел всякого навидаться, а
потому кровь, кишки и прочее его ничуть не пугали. Его пугало то, что кретины, которые
должны были сдохнуть, до сих пор были живы, и осознание этого заставило его мозг
кипеть. Но пока они были без сознания, все было хорошо.
Рядом с ним стоял Дисмас и с интересом изучал состояние «недотрупов».
— Как странно… Смотри: этот срыгнул кровь, но… она как будто загустела. Видишь?
Липнет к нему, не стекая отдельно от тела… Очень странно… интересно, что будет с
той, что…
Нил внимательно наблюдал и хотел бы спросить, что это значит, но тот уже осекся и
представился. Слушая его, он даже успокоился, как будто железное спокойствие врача
передалось и ему. Хорошая реакция на все это. Точно отличный врач. Когда тот
извинился за профдеформацию, он только пожал плечами и пожал протянутую руку.
— Нил, бывший снайпер, Шахмата, — ответил ему тем же. — Рад знакомству, — он
был бы больше рад, проходи оно в другой, более приятной обстановке, но имеем то, что
имеем.
Дисмас, тем временем, продолжал:
— Я так подумал, что, хотя Аленна увела всех из седьмого вагона, тех, кто сейчас в
восьмом и девятом, нужно оставить на их местах. Только предупредить, что седьмой…
достаточно загажен. Надо будет приходить к ним время от времени, проведывать так
сказать. Но пусть лучше остаются в неведении. Скажи, что думаешь, и предлагаю идти
обратно. Я беспокоюсь за Аленну, ей сейчас перепала крайне нелегкая работа.
Форрестер задумался, наклонив голову, и произнес:
— Об этом все равно все узнают. Тех, кто видел все это, не заткнешь, а когда эти
очнутся, то начнут вопить от боли во все горло. Их могут услышать… но можно
вставить им кляп. Ну и не стоит забывать про любопытство людей. Узнав, что в
седьмом что-то случилось, а этот вагон освобожден и используется для неясных
целей, они могут прийти, чтобы посмотреть, — он моргнул. — Ладно, возвращаемся.
Буду приходить сюда и проверять время от времени, что тут да как. А пока… нужно
забрать оружие, которым пользовались эти психи. Забрать бы его еще у других
пассажиров, но это будет задача посложнее.
Никто не расстанется со своим оружием. Особенно в таком месте. Зная, что им может
угрожать опасность, они будут держаться за него всеми своими силами. И никому не
будет дела до слов о том, что это во имя их блага. В это же никто не поверит.
Нил, повернувшись и покинув десятый вагон, увидел пассажиров девятого и почувствовал
себя крайне уставшим. Голова начала гудеть от мигрени.
Во что же они вляпались?
But how do I run?
+3
 BB-цитата
Поделиться232023-07-03 00:25:05
карты
птица
Фишки: 25 260
Десятки взглядов преследовали Дайшу и Скарлетт на пути их вагону: впивались в следы

крови на одежде, коже и крыльях, отчужденные бледные лица. Люди были настолько
шокированы, ошеломлены, что просто не рисковали обращаться к ним напрямую — кто-
то шептался между собой, и у Скирон не было причин сомневаться — скоро все узнают о
произошедшем. Более или менее точно, с ужасающими натуралистическими
подробностями или без них — но узнают. И тогда их реакцию на случившееся сложно
будет предсказать: может, люди немного притихнут, осознав возможные последствия, а,
может, напротив — окончательно потеряют голову от шока и ужаса, и тогда всё — пиши
пропало. Сейчас ей, по правде говоря, не хотелось об этом думать.
Пока, впрочем, эти слухи еще явно не успели расползтись широко — и большинство под
влиянием своих обрывочных впечатлений оставалось парализовано, будучи даже
неспособным хоть как-то воспринять и осознать происходящее — и потому им только и
оставалось, что смотреть им вслед. Дайш не обращала на них внимания: сейчас всё её
внимание было сосредоточено на том, чтобы неспешно, однако уверенно продвигаться
вперед; к счастью, крылья больше не грозили зацепиться за что-нибудь и таким образом
свалить с ног свою обладательницу — они, будучи достаточно сильными, помогали
поддерживать Скарлетт. Последняя хоть и являлась достаточно легкой, однако её всё же
было довольно сложно назвать пушинкой, и в этом тоже заключалась задача Скирон —
бережно донести её до их места, не поранив и не уронив по дороге. Да при этом еще как-
то и открывать двери.
К счастью, последний момент оставался проблемой на протяжении не всего пути: один из

пассажиров всё-таки включился, вскочил и прошел следом за ними. Дайша не готова была
доверить ему нести Скарлетт, но и совсем уж прочь от себя не гнала — мужчина помогал
им открывать двери. И в ответ на предложение звать, в случае чего, она благодарно
кивнула, улыбаясь слегка устало: светлая здравомыслящая голова со способностью
сохранять спокойствие, определенно, лишней не будет — ни вообще, ни, тем более,
сейчас.
— Что там такое? Монстры? — расширенные глаза полузнакомого юноши,

встретившегося на их пут — Пика мимолетно видела его прежде, вроде бы, тот тоже
принадлежал к Партии — смотрели на неё с ужасом, смущением и толикой любопытства.
А она и не знала толком сейчас, что ответить ему — ей было попросту не до этого, да и в
целом этот юноша являлся достаточно безразличен. Однако, женщина понимала, что рано
или поздно ей придется ответить на этот вопрос, да еще и на гораздо большую аудиторию.
Так что, как минимум, об этом стоило поразмыслить. Так что она, помолчав пару секунд,
чуть склонилась над юношей, прошептав на ухо.
— Нет. Люди — и сейчас это даже хуже, — после кивнула на полубессознательную

Скарлетт, чей вид поразил Пешку. - Она жива и здорова. Просто ей нужно время,
чтобы прийти в себя, — и прошла дальше, обогнув собеседника.
Увы, посидеть спокойно со Скарлетт ей давать явно не собирались. Стоило ей ощутить,

что рыжеволосая на её руках, судя по всему, задремала, как раздался громкий резкий
голос той самой женщины, которая, кажется, впала в истерику едва ли не самой первой.
Скирон подняла на неё тяжелый холодный взгляд, отстраненно и сосредоточенно
размышляя: в самом деле, что им сказать? С одной стороны, да — люди имели право
знать. К тому же, были основания предполагать, что мало кто захочет провести
следующую неопределенную вечность в состоянии умирания. А с другой — были ли они
готовы к этому? Не слетят ли с катушек окончательно, не желая задумываться и
представлять себе подобное? Однако, как бы то ни было, отмалчиваться сейчас было
точно не вариант.
— Полагаю, вы все заметили, что время в этом поезде остановилось для нас всех, —
холодный голос Дайши звучал не слишком громко, однако достаточно четко и
выразительно и его могли услышать все. — И это касается и физиологических
моментов, в том числе — ран. Поэтому предупреждаю вас сразу: если здесь вы по той
или причине окажетесь ранены, а под рукой вовремя не обнаружится подходящей
реликвии — ваша рана и все соответствующие ощущения будут с вами всё
дальнейшее время — пока поезд, вероятно, не приедет куда-либо или что-то еще не
изменится. Поэтому я повторюсь в очередной раз, — на последней фразе её тон стал
еще более сухим, приобрел указательные нотки, — сохраняйте спокойствие и не
вступайте в конфликты друг с другом. Теперь это особенно в ваших интересах.
+3
 ЛС Daisha
 BB-цитата
Поделиться242023-07-20 01:48:04

Вчера 22:59:29
Дисмас слушал Нила внимательно, чуть наклонив голову набок, что выглядело
одновременно чуть трогательно, но при этом придавало его вниманию искренности.
Дослушав, он сосредоточенно нахмурился.
— Я имел в виду, что не стоит пока всех сводить вместе — чем больше плотность
народа на один вагон, тем труднее будет нам соблюдать порядок… и так все из
десятого и седьмого разбрелись по соседним, и я только надеюсь, что за этим не
последует вспышек конфликта. Никогда не знаешь, когда в людях заговорит
территориальность и жажда личного пространства. Поэтому лучше хотя бы их
оставить на своём месте. — Он вздохнул и оглянулся на двоих полуживых людей. — А
вот по поводу оружия мысль отличная. Хотя на самом деле, отнять его у у
испуганных людей будет трудно. А ведь есть ещё и реликвии…
Он охлопал руками одного из пострадавших и отступил, качая головой. По второму тоже
не оказалось результатов.
— Странно… но ведь чем-то он себя и жертву порезал? — в смятении пробормотал
себе под нос Дисмас. — Хотя… наверное, в том вагоне выпало…
Передёрнув плечом, он первый шагнул к выходу из вагона, через плечо повернувшись к
Нилу.
- Ладно, вы из Шахмат, вам и карты в руки… чёрт, простите за неудачный
каламбур. Я имел в виду, поступайте, как считаете нужным. Мы с Аленной, а
возможно, и кто-то из пассажиров, по мере возможности постараемся помочь. — Он
вздохнул, уже отворачиваясь. — Лишь бы с ней было всё хорошо…
К сожалению, такого согласия и слаженности в начале поезда определённо не хватало.

Пылкая женщина отшатнулась, наткнувшись на холодный тон существа, которое по виду
сложно было причислить к одному из полов, и которое вдобавок к неопределённым
чертам внешности обладало ещё и пугающими — чёрными белками глаз и огромными
крыльями, которые почему-то не исчезали со временем… Нелишним было бы заметить,
что само присутствие Дайши уже давно заставляло пассажиров нервно на неё
оборачиваться несмотря на спокойные доселе речи. А уж сейчас, когда те полились, неся с
собой смутно-пугающий смысл…
Тётка, хоть и округляла по мере услышанного глаза, явно не осознавала ещё полного
смысла сказанного, как и большинство других заключённых поезда.
К несчастью, кто-то это всё-таки понял. Как и последствия.
- Что?! — с одной из лавок ближе к первому вагону вскочил одетый в приличный серый
костюмчик мужчина в очках и с профессорской залысиной, уставившись с выражением
ужаса на Дайшу. — Вы что, имеете в виду, что наш метаболизм остановился, и что
хотя нам не требуется еда и питьё, но он также не сможет восстанавливать ткани
организма и невозможно будет даже редуцировать последствия повреждений?! Но
это… это же не…
- Что вы несёте вообще?! — вскинулся с другой стороны от прохода девичий голос. Его,
как и “профессора”, изначально не было в этом вагоне — но миграция людей так или
иначе происходила безостановочно — сидеть на одном месте для запертых в закрытом
пространстве было попросту невыносимо.
— Что-что, — с какой-то горькой обречённой усмешкой подвёл черту худощавый
парень, — это значит, что если я вас сейчас порежу, то рана будет вас мучить и весь
сегодняшний день, и следующую неделю, и месяц, и год, и сколько мы…
- А-а-а-а!! Он хочет меня зареза-а-ать!! — сиреной поднялся визг всё той же девицы,
заглушивший собой последние слова говорившего. Тот осёкся и с неловкой улыбкой
поднял руки, демонстрируя, что они пусты и он всего лишь привёл пример, но начавшееся
было уже не остановить. Пассажиры начали вскакивать с места, подброшенные взрывом
адреналина от осознания — вероятных — грядущих долговременных мук, те, что сидели
рядом с неудачно подавшим голос парнем шарахнулись от него, кто в конец вагона, кто в
панике стал пробиваться в соседний. В суматохе отчаянно закричал от боли ребёнок, а за
ним отчаянно взревел мужской бас — это мужчина с дочкой, не успев прижать её к себе,
не сумел удержать возле себя сдёрнутого с лавки ребёнка, и тот упал головой об пол, а
потом ещё кто-то, выбегая из вагона, дополнительно случайно или намеренно приложил
девочку ногой в голову. По лицу той, из рассечённой брови и носа, потекла кровь.
А через не сразу захлопнувшуюся дверь стало слышно, как поднимается шум уже и в
третьем вагоне.
+3

 BB-цитата
Поделиться252023-07-20 16:14:28

шахматы
птица
Фишки: 5 830
В девятом вагоне было тихо, однако напряженная атмосфера не позволяла наивно думать,
что люди, сидящие здесь, забыли про то, как он вместе с доктором тащил два
окровавленных тела прямо мимо них. Посмотрев на них, Нил ощутил голова у него будет
болеть очень долго, так как все пассажиры, завидев его, уставились на него. Одни
смотрели с недоверием, жалобно, другие не скрывали своего возмущения, а третьи были
испуганы, и он мог их понять — не каждый день такое происходит у них на глазах. И это
еще они не видели как два недо-трупа визжали и орали от боли. Он прикрыл глаза,
отчаянно размышляя над тем, что делать дальше, и решил возвращаться обратно в
седьмой вагон и поискать оружие, с помощью которых эти двое нанесли себе подобные
увечья, но тут к нему обратились, заставив остановиться.
— Вы же нам поможете? Правда? — дрожащий женский голос разорвал тишину, и
вопрос повис в воздухе.
Нил утвердительно кивнул.
— Я сделаю все возможное, чтобы вам помочь.
Затем вздохнул и посмотрел на Дисмаса, который также вслед за ним покинул десятый
вагон. Оставить что ли на него и позволить ему все объяснить, как и что тут? Ему очень
хотелось поступить так и сбежать, сославшись на дела, так как он не мог даже
предположить, что можно сказать людям и как в простые слова облечь все то, что здесь
происходит.
Более того, он был твердо убежден в том, что нельзя им рассказывать обо всем сразу.
Информацию необходимо либо выдавать порционно, либо максимально подготовив их к
тому, что они должны услышать. Если все вывалить им на головы просто так, то риск
того, что люди впадут в панику, будет повышен на все сто десять процентов. Тут даже не
нужно получать диплом психолога, чтобы понимать, чем будет чревата честность и
прямолинейность.
И, осознавая это, Нил все равно не мог сказать что-то вроде: «все под контролем,
сохраняйте спокойствие, мы со всем разберемся».
Какими же лживыми и бредовыми будут эти слова, если так подумать. Ведь он не знает,
что происходит, и не знает, как с этим справиться. Он без понятия, как разговаривать с
людьми и как взывать к их благоразумию. Он боялся сказать что-то не то, что
спровоцирует негативную реакцию и еще больше усложнит ситуацию. Это последнее,
чего бы ему хотелось. И все же… все же что-то необходимо сказать.
— Самое главное, чтобы вы сохраняли свое спокойствие. Может, это звучит
банально, но, пожалуйста, старайтесь в первую очередь быть разумными, —
произнесенные им слова, которые должны были прозвучать воодушевленно, звучали
устало, словно он был истощен, а затем он повернулся к Дисмасу: — Не могли бы вы
объяснить им все, насколько это возможно? Мне нужно убедиться в том, что в
остальных вагонах порядок.
Нил не сказал, что торопится в седьмой, чтобы найти и забрать оружие, которое было
использовано двумя кретинами в драке, чтобы не волновать людей лишний раз.
Еще ему хотелось вернуться в свой вагон и проверить состояние Скарлет, и еще то, как со
всем справляется Дайша.
Он быстро покинул девятый и столь же быстро пожалел о том, что не остался в нем —
восьмой вагон едва ли не стоял на ушах. Гомон переговаривающихся людей, делящихся
друг с другом своими догадками и переживаниями, на мгновение стих, как только он
появился и медленно задвинул тяжелую дверь вагона. Все глаза моментально направились
на него. После того, как он сделал всего один шаг, намереваясь быстро пройти по
проходу, перед ним выскочил один мужчина и ткнул на него указательным пальцем.
— Вы! Объясните, что произошло?
— Это правда? Правда, что те двое продолжают жить, даже получив смертельные
раны?
Пассажиры зашумели. У Нила еще сильнее загудела голова. Информация
распространялась быстро, как и лесной пожар. Стоило ли быть настолько удивленным
этому? Нет, вряд ли. Он мрачно смотрел на людей, думая, как бы ему ответить, чтобы от
него отцепились. Если сказать — будет беда. Если не сказать — тоже будет беда. Да и к
тому же они все равно обо всем узнают, но лучше это произойдет не сейчас. У него нет
времени успокаивать разбушевавшуюся толпу.
— Со всеми вопросами обращайтесь к доктору Дисмасу, — хмуро процедил он,
направляясь в седьмой вагон. — Только постарайтесь не напирать на него все разом.
Не нужно кричать наперебой. Будьте спокойными, и на все ваши вопросы вы
получите ответы.
С этими словами он кое-как добрался до седьмого и обнаружил в нем лишь двух молодых
парней, изучавших пятна крови. Отлично. Натуралисты-исследователи подъехали. Нил не
успел ничего сказать, как они уже смылись в шестой вагон, оставив его в одиночестве.
Это было даже к лучшему. Будет хорошо, если никто не будет мешать при поиске оружия.
…но через десять минут тщательного исследования седьмого вагона Нил понял одну
крайне неприятную вещь — оружия нигде нет.
Никаких предметов, которые можно было бы использовать для нападения и нанесения
тяжелых увечий, не было. Ничего. Все было чисто.
Кто-то украл оружие.
Сука.
В конце концов, устав от бесполезных поисков, Форестер сел на чистое сидение и
мрачным взглядом окинул зрелище перед глазами. Кровавый, пустой, тихий вагон
вызывал гнетущее настроение, а понимание того, что кто-то из гребанных пассажиров
забрал оружие, это самое настроение ничуть не улучшило. Пиздец. Суки. Он опустил
голову на руки, которыми начал массировать виски.
Все, о чем он мог думать, так это только о том, что эта ситуация может повториться. Если
подумать, то жертвами могут оказаться те, кто пытается следить за порядком, а именно он
сам, Скарлет, Дайша, Дисмас, Аленна, та Белая Пешка по имени Эдвард и другие, кто
решил им хоть как-то помогать.
Через какое время появятся те уникумы, которые захотят установить в поезде свою
власть? Когда появятся те, кто начнет ехать катушкой набекрень? Что они сделают ради
достижения своих целей?
Подумав об этом и посидев на месте еще несколько секунд, Нил вскочил и быстрым
шагом направился прочь из седьмого вагона. Нужно найти Скарлет и Дайшу, убедиться,
что с ними все в порядке, для начала.
Он стремительно миновал шестой вагон, который был во много раз спокойнее восьмого и
девятого. Притихшие пассажиры старались держаться подальше от дверей в седьмой
вагон, откуда сюда проникала вонь. Нил, спеша добраться до своего вагона, мимолетом
подумал о том, что нужно как-то вычистить окровавленный вагон, чтобы людям банально
было спокойнее жить рядом с этим. Решение этой проблемы тоже нельзя было
откладывать.
Если так подумать, то проблемы накапливались как огромный снежный ком.
But how do I run?
+2

 BB-цитата
Поделиться262023-07-20 16:31:38

 Fukurou
шахматы
птица
Фишки: 26 274
Эмоции, такие оглушающие, душераздирающие, дико и яростно рвавшиеся из её груди,

вдруг притихли. Ушла дрожь, рассосались ледяные, колючие иглы, вонзавшиеся ей прямо
в сердце, и внутри в одночасье стало неестественно пусто. Скарлет разом обмякла, как
если бы с последним криком ее покинули остатки сил. Она не издала ни звука, когда
Дайша словно ангел хранитель укрыла её своими крыльями, уведя прочь от
неестественно, но упрямо бившихся половинок разорванного сердца, от луж крови и
кусков свисавшей кожи, от смрада, от слез, от безудержного надрывного хохота,
продолжавшего звенеть у неё в ушах даже когда обе они, преодолев несколько тамбурных
дверей, оставили седьмой вагон далеко позади. Скарлет едва понимала, что уткнулась
лбом в плечо Дайш и так и замерла, прикрыв глаза и медленно раскачиваясь из стороны в
сторону вместе с обнимавшей её Картой.
Сколько времени она провела так — Скарлет не знала. Да и впервые, пожалуй, за всю ее
жизнь, ей было плевать. Она не помнила даже, сколько недель уже находилась в этом
поезде, и боялась подумать о том, сколько долгих лет ещё предстояло в нем провести.
Никогда раньше она так серьёзно не задумывалась о смерти. Если бы сейчас ей вдруг дали
выбор — она бы согласилась. И отчего-то, это осознание не напугало её. Напротив, ей
стало спокойно. Этот несущийся в бесконечном тоннеле поезд словно шептал ей — не
важно, сколько дней, месяцев или лет ты проживешь, важно лишь как. И даже если ей
уготована целая вечность, какой в этом смысл, если всё отведенное ей время она проведет
в бесцельном ожидании? Не в смерти оказалась вдруг главная беда.
— Держитесь. Вам нужно держаться и быть сильной ради тех, кто здесь вместе с
вами. Вы сможете им помочь, но для этого вам самой нужно выстоять… — Сильно,
безумно сильно хотелось спустить с цепи свой эгоизм и, обидевшись на весь мир и его
несправедливость, опустить руки. Почему она должна держаться ради них? Ради людей,
которых она видит впервые, имен которых не знает, а узнав — все равно забудет? Кто из
них сделал бы подобное для неё? — Дайша, — Взгляд скользнул по иссиня-темным
перьям, словно кокон укрывавшим её от окружавшего её мира. — И Нил, — именно он
остался разгребать весь тот ад, что творился в седьмом вагоне. Без поддержки или
благодарности, просто потому что так надо было. Наверное, именно в подобных
трудностях сильней всего проявляются все человеческие пороки и слабости, но именно
слабой ей сейчас быть нельзя было. Впрочем, у нее была целая вечность, чтобы
исправиться.
Скарлет медленно шевельнулась. Осторожно сползла на сиденье рядом, стараясь не задеть
большие, махровые перья и, с благодарностью сжав руку Дайши, мягко ей улыбнулась.
Была ли то успокаивающая аура Скирон, или же реликвия бывшей Бубны не позволила её
нервной системе окончательно рассыпаться на сотни осколков, но чувствовала она себя
гораздо лучше. Кроме сосущей пустоты внутри.
Скарлет медленно поднялась на ноги и потерла тыльной стороной ладони глаза,
размазывая по щекам остатки потекшей туши. На руках запеклась кровь.
— Надо помочь Нилу, — кивнула она в сторону седьмого вагона. Возвращаться туда
совершенно не хотелось, но и взваливать все заботы на окружавших её людей только
лишь потому, что она оказалась менее стойкой, было до тошноты мерзко. Впрочем, она
совершенно не ожидала, что нежелание её будет услышано.
— А-а-а-а!! Он хочет меня зареза-а-ать!! — Скарлет удивленно повернулась к женщине.
Признаться, погруженная в собственные тяжелые мысли, она совершенно не обращала
внимания на раздававшиеся доселе со всех сторон взволнованные разговоры, и теперь,
при виде вопившей во весь голос девицы, то и дело указывавшей на мужчину с
примирительно вскинутыми в воздух пустыми руками, недоумевала, откуда у этой дамы
столько сил на подобные истерики. Чего она недооценила, так это всеобщего
скопившегося напряжения, хлынувшего вон словно пробка из взболтанной бутылки
газировки.
Люди повскакивали с мест и с оглушительными криками бросились врассыпную. От
человечности не осталось и следа. Каждый думал лишь о себе, грубо отталкивая
оказавшихся рядом пассажиров и пытаясь первым протиснуться в узкие тамбурные двери.
Скарлет окаменела. Что они делают? Он же не представляет никакой угрозы, так почему
они кричат? Почему толкают, хватают, давят? Куда они пытаются сбежать? Выхода ведь
нет! Люди рвались прочь, грубо расталкивая тех, с кем всего мгновение назад сидели рука
об руку, делились едой и поддержкой, и вопили так яросто и неистово, что соседние
вагоны непременно должна была охватить пободная паника, распространявшаяся, словно
лесной пожар...
Неожиданно, до её слуха донесся жалобный детский плач. Девочка, грубо задетая плечом
наиболее отчаянного мужчины, рухнула на пол и тут же получила тяжелым сапогом в
лицо. Из её носа хлынула кровь. Внутри Скарлет что-то обовалось.
Защитный купол вспыхнул, преграждая путь прорвавшимся в соседний вагон пассажирам,
не позволяя им сделать и шаг. Пытаясь пробраться вперед, они то и дело наталкивались на
прозрачную, непробиваемую стену. Шахмата чувствовала, как внутри неё распаляется
всепоглощающая ярость. Она грубо потянула реликвию на себя, сужая радиус её действия
и силой заталкивая людей назад. Любое сопротивление вызывало удары невидимого
силового поля и сбивало с ног. Ей было плевать, если ей придется волочить этих людей по
земле. Медленно, Скарлет подошла к рыдавшей девочке, — вокруг неё она создала
отдельное защитное поле, отталкивая от неё всех тех, кто также пытался протиснуться в
соседний вагон, — и, присев рядом с ней, осторожно подняла её, усаживая назад на
скамейку. Снова грубо дернула реликвию, заталкивая последних перепуганных людей
назад. Тамбурная дверь захлопнулась.
Неожиданно, защитное поле раскидало всех присутствующих по периметру вагона.
Стоявших возле входа вдавило в стены, сидевших на лавках оттолкнуло к окнам. В
проходе не оказалось никого, кто не мог защититься от действия её реликвии. На пальце
Скарлет вспыхнуло голубоватым светом кольцо, и она аккуратно коснулась рассеченной
брови и носа.
— Ну-ну, сейчас тебе станет лучше, — шептала она. Раны тут же затянулись. Не
торопясь и не обращая ни малейшего внимания на негодование прижатых действием её
реликвии людей, она достала из кармана салфетку и принялась медленно смывать с лица
девочки кровь. — Видишь, уже не болит. И личико такое же чудесное. Надо же, какая
ты красавица! Вся в папу. — Она мягко улыбнулась, вспомнив, что реликвией
отталкивала и тянувшегося к ней отца, и тут же исправилась, позволяя перепуганному
ребенку броситься в распахнутые объятия.
Шахмата поднялась и обернулась. Улыбка тут же исчезла с её лица. Она угрожающим
взглядом смерила мужчину, волей ли случая или по собственному умыслу пнувшего
беззащитную девочку, и медленно направилась к нему. В глазах её блеснул чуждый ей
холод. Впервые за все годы службы в Партии она поняла, что защитную реликвию можно
было также использовать как тюрьму. Мужчина мог вырываться сколько угодно, но
защитное поле, выплюнувшее его в центр прохода на всеобщее обозрение, держало его
словно в клетке. Подойдя к нему вплотную, она придавила его к земле, заставляя
распластаться на полу, и присела рядом. Скарлет едва сдерживала охватившую её от
злости дрожь.
— Вы можете бояться. — Произнесла она сурово, впиваясь гневным взглядом в мучину.
— Можете переживать и сомневаться. Можете не доверять никому, ни Шахматам,
ни Картам. — С трудом отдавая себе отчет в том, что делает, Скарлет, искажая силовое
таким образом, чтобы провинившийся мужчина, сдавленный в сужающейся со всех
сторон невидимой клетке, был вынужден согнуть ноги, положила ему на колено руку. —
Вы можете ругаться и злиться. Вы даже можете кричать и ломать мебель. Но
никогда и ни при каких обстоятельствах никто из вас не может причинить боль
другому человеку в этом поезде... — Не отрывая взгляд от его испуганных глаз, она
надавила рукой на колено. Удерживавшее его защитное поле не позволяло выпрямить
ногу и, продолжи она, кость непременно треснула бы. Скарлет готова была поклясться,
что боль уже наступила. — Если кто-либо посмеет еще хоть раз коснуться или, не дай
боже, пнуть кого-либо... — «особенно ребенка», читалось в её полном кипевшей ледяной
ярости взгляде. Скарлет перешла на угрожающий шепот и надавила еще сильней, до
предела, убеждаясь в том, что кость все еще не была сломана, но боль была максимально
яркая и невыносимая. — Богом клянусь, я переломаю этому человеку все ноги, и не
позволю никому их вылечить.
Действие реликвии оборвалось столь же резко, как и началось. Давление прекратилось.
Шахмата поднялась на ноги и отошла в сторону, позволяя мужчине подняться. Понял ли
он теперь, какую боль испытала девочка, ставшая жертвой его бездумных действий?
— Я надеюсь на ваше благоразумие и сотрудничество. В первую очередь,
оставайтесь людьми. Я со своей стороны сделаю всё возможное, чтобы все вы
остались целы и невредимы. Если вам кажется, что вам угрожают, не нужно
кричать и бежать по головам, зовите меня — птицы работают. — Кнут был
использован на провинившемся мужчине. Пришло время для пряника. Скарлет смерила
каждого пассажира суровым взглядом. Внутри неё все еще клокотала злость. Ей впервые
захотелось сломать кому-то ногу. Да, она могла бы тут же залечить рану, но она не желала
поддаваться своему исступленному порыву, как и не собиралась становиться
исключением собственного правила. Никто не причинит другому вреда, включая её саму.

+2

 BB-цитата
Поделиться272023-07-20 17:27:30

Вчера 22:59:29
Физическое воздействие определённо оказалось более впечатляющим, чем попытка

решить всё словами.
Хотя трудно передать реакцию пассажиров из третьего вагона, куда сперва распахнулась
довольно тяжёлая дверь и попытались сунуться было кричащие люди из второго, но тут
же отпрянули, будто врезавшись в преграду. Выпученные испуганные глаза, бледные
лица, суетливо мечущиеся руки — и спустя несколько мгновений то же невидимое, но
неимоверное сильное, затолкнуло подвывающих страдальцев обратно, и дверь
захлопнулась, как железная пасть. Оставшиеся в третьем — включая шокированного
Пешку, только-только успевшего выйти оттуда до начала скандала, — затаив дыхание,
только и могли что переваривать увиденное — как и в первом, увидевшие примерно то же
самое…
Зато внутри второго звуки неожиданно пошли на спад. И тех, кто остался, и тех, кого
вернули насильно, придавило к стенам, заставив притихнуть и только похрипывать-
попискивать. Хрупкая девушка Мерри всхлипывала, прижатая к своему вздрагивающему
молодому человеку, с профессора, прижатого щекой к стеклу, сбило и чуть не раздавило
очки. Другим тоже перепало значительного дискомфорта, и даже отца, метнувшегося к
своему дитя, временно зажало в угол, но обошлось без нелепых случайностей.
Размазанная между двумя энергетическими, постреливающими электричеством куполами,
человеческая масса вынужденно лицезрела суровую экзекуцию одного из них, понёсшего
наказание за свою небрежность и громоздкость. От испуга он не мог проговорить ни
слова, и только тихо завыл, когда боль в ногах стала нарастать. Этот звук становился всё
выше и отчаяннее, и вызвал испуганный скулёж уже откуда-то со стороны — но
остальные боялись подать голос до того самого момента, когда защитные купола исчезли,
заставив кого-то выдохнуть, аа кого-то с грохотом упасть из-за неожиданно исчезнувшей
опоры.
- Это… это жестоко, — донёсся через какое-то время уже знакомый голос девушки в
лёгкой цветастой кофточке, складчатой юбке и каштановым карэ. Но звучала она теперь
испуганным шёпотом, взглядом ореховых глаз перебегая со Скар на других участников
зрелища. — Как вы… как вы можете… Как мы можем вам доверять… после такого… я
никогда не… — она судорожно вздохнула.
А ведь и в самом деле — сколько из этих людей владели реликвиями или видели их в
деле? Да ещё и такие сильные?..
— Ну хватит уже, — резковато прозвучал голос парня, кудрявого блондина, что
подобрал неудачную формулировку пояснения. Морщась, он потирал отшибленный
локоть, но звучал спокойно, хоть и явно прилагал для этого усилия, - хватит молоть
ерунду. Если верить не им — то кому же? Да и эта женщина… она сейчас
пригрозила, но из вас кто-то серьёзно пострадал? — он мотнул головой в стороны.
Зелёные глаза упали на робко приподнявшуюся малышку, которую уже подхватил и
притянул к себе отец. - Ещё и вылечили. Вы же слышали — если не ранить друг
друга… ну, или вовремя запросить помощи — то всё с нами будет нормально. Эти
ребята со своими реликвиями нас защитят. Я им верю, что и вам советую.
С этими словами он плюхнулся на своё место и с шумным выдохом откинул голову назад,
мол, я всё сказал и хочу отдохнуть.
Постепенно и другие занимали свои места, притихшие, задумчивые…
Похоже, аргументы парнишки их впечатлили.
+3

 BB-цитата
Поделиться282023-07-21 00:49:27
карты
птица
Фишки: 25 260
-... Но это… это же не…
— Что вы несёте вообще?!
Почему Дайша не рассмеялась в ответ на это высказанное практически в лоб

«невозможно» — она и сама не знала. Скорее всего, потому, что ей сейчас было попросту
не до смеха — хотя, само по себе подобное утверждение являлось весьма забавным, по
крайней мере — в её глазах. И в другой раз она обязательно задумалась бы, насколько
порой различается восприятие Лимба среди местных — и пришельцев с Изнанки. Первые
познавали его неспеша, день за днем: слушали истории взрослых, ходили в школы и
университеты, где им постепенно раскладывали по полочкам все известные
фундаментальные правила, по которым существовал этот мир. В то же время, как на
вторых последний обрушивался сразу, во всём своем ужасающем великолепии, вынуждая
вот так, просто сразу, как данность принять всё, что они прежде считали невозможным.
Входили ли этот интеллигентного вида мужчина и шатенка с карэ в число первых — или
же просто до сих пор не могли смириться со здешними реалиями, сложно было сказать —
да и вряд ли это сейчас имело значение. Что же касалось самой Дайши, то у неё просто не
нашлось до сих пор достаточного ни времени, ни желания порыться в здешних учебниках
углубленно, чтобы разобраться в здешнем мироустройстве детально. Да и, по правде
говоря, так было даже интереснее и практичнее: в конце концов, какая разница, что
возможно, а что нет — раз уж оно случилось и теперь с ним придется иметь дело?
А тем временем, даже сквозь все шок и недоверие, до людей начало доходить сказанное
Пикой. И... казалось бы, они сперва даже немного примолкли, пытаясь осознать то, какая
новая угроза теперь над ними нависла. И в этот момент зашевелилась Скарлетт — и Дай
быстро отвлеклась на неё, неспеша выпуская из перьевого кокона крыльев, готовая при
первой необходимости снова прикрыть её. Той явно было уже получше, и она старалась
вновь держаться мужественно, идти к Нилу, чтобы помочь ему при необходимости.
Скирон внимательно на неё посмотрела.
— Если ты понимаешь, что пока еще не готова туда возвращаться — оставайся и

побудь здесь. Я схожу одна, — мягко шепнула она, положив руку на плечо Скарлетт.
Увы, выяснить этот вопрос у них не оказалось ни времени, ни возможности — так все
звучавшие вслух попытки осмыслить происходящее оказались крайне быстротечным
затишьем перед бурей. Хотя, формально, к тому послужили слова даже не самой Скирон,
а полузнакомого блондина, пришедшего сюда из другого вагона.
«Какая ирония. Как костяшки домино: одно лишь слово — и вот они уже падают одна за
другой», — боль от любопытства отступила, на смену ему пришла холодная злость.
Так или иначе — в вагоне воцарились давка и паника; детский испуганный крик заставил
женщину мгновенно напрячься. Даже не соображая толком, что и зачем она делает, Дайша
прикрыла крыльями Скарлетт — и запустила волну успокаивающей энергии,
порожденной татуировкой Хранителя. После чего постаралась мягко оттеснить девушку
поближе к двери в первый вагон, сама собираясь при этом продвигаться к пострадавшему
ребёнку — однако рыжеволосая среагировала быстрее и оперативнее её. Белоглазая не
стал мешать ей: та, очевидно, взяла себя в руки и пока не рисковала всерьёз перегнуть
палку.
«Она изменилась».
От прежней мягкости Скарлетт не осталось и следа, глаза горели яростным огнем —

однако, очевидно, именно благодаря этому её слова звучали по-настоящему убедительно.
Людей действительно следовало держать в узде, не позволяя им пойти вразнос от ужаса: с
помощью если не терпеливых увещеваний — то откровенного запугивания. И эта
стратегия возымела свой эффект — ошеломленные, пассажиры начали вновь
рассаживаться по своим местам, осознавая правоту всё того же блондина. Пика поднялась
с места, подошла к рыжеволосой. Мягко сжала её руку, приобняла за плечо, как бы делясь
частичкой своего хладнокровия, возвращая ту в состояние равновесия. Обернулась к
остальным.
— Мы хотим — и сделаем всё, что можем, для того, чтобы защитить вас, — сказала
женщина как можно мягче и, вместе с тем, увереннее, исцеляя тех, на кого хватила силы и
дальности действия Хранителя. — Однако, у нас это может не получиться по-
настоящему эффективно, если вы сами не поможете нам в этом, сохраняя
спокойствие и трезвость мышления, — после она подошла к блондину, чтобы узнать
его имя и шепотом поблагодарить за содействие. И отошла назад к Скарлетт, негромко
сказав ей. — Оставайся здесь, пожалуйста. Я отыщу Нила.
В третьем вагоне, к счастью, оказалось довольно тихо. Люди встревоженно смотрели на

Дайшу, однако оставались на своих местах. Лишь один пожилой мужчина обратился к
ней, с некоторой неловкостью коснувшись руки.
— Простите, а... что случилось? Что-то произошло там, в вашем вагоне?
Дайя посмотрела на него терпеливо, мягко.
— Всё уже в порядке. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах и сохраняйте

спокойствие — это самое лучшее, что вы можете сделать в данный момент, —
сказала она — и продолжила путь.
Нил отыскался в четвертом вагоне — и, к счастью, выглядел он живым и здоровым.

Дайша едва уловимо выдохнула, кивнула ему со слабой полуулыбкой, мол — всё более
или менее в норме. И обратила внимание на происходящее: одна из присутствующих,
седоволосая пожилая женщина, взобравшись на скамейку, что-то вдохновенно вещала.
Остальные присутствие, среди которых Скирон узнала того мужчину, что помогал ей,
когда она несла Скарлетт, внимательно её слушали. Пика нахмурилась, подошла к
Форестеру, прижимая к себе крылья, чтобы никого не задеть — хотя, удавалось ей это не
всегда — и тихо спросила.
— Ты понимаешь, что здесь происходит?
+3
 ЛС Daisha
 BB-цитата
Поделиться292023-07-21 13:58:45


Вчера 22:59:29
В одиночестве Нил пробыл недолго — уже в пятом ему встретилось знакомое лицо.
Аленна говорила с кем-то из пассажиров негромким успокаивающим тоном, и при виде
Шахматы выпрямилась и устало ему улыбнулась.
— Слава Богу, мне кажется удалось их успокоить, — негромко обратилась она к нему,
когда Нил приблизился. Обведя взглядом вагон, вздохнула, - и, кажется, здесь наиболее
адекватная публика.
Сложно было говорить об этом наверняка, но скользнув взглядом по лицам, можно было
на самом деле судить, что люди заняты своими мыслями — или друг другом. Тут были и
четверо весельчаков, знакомых Скар, сейчас оживлённо, но на пониженных тонах что-то
обсуждающих, а возле дверей в четвёртый дружно сползли по сиденью вниз двое парней,
слинявших из седьмого.
Были тут и придремавшая мать с дочерью, и другие, явно знакомые, прикорнувшие друг у
друга на плече. Конечно, не все были умиротворены и счастливы — кто-то нервно грыз
ногти, пустым взглядом глядя в темноту за окном, кто-то суматошно писал что-то в
блокноте, и резкий треск бумаги возвестил о вырываемом листе, что спланировал ему под
ноги уже после того, как шуршание ручки вновь возобновилось.
Но всё-таки… тут в самом деле было спокойнее. Возможно, не без участия Аленны,
которая явно обладала талантом — либо очень сильной реликвией — успокаивать людей.
Бывшая Карта склонилась к уху Нила, проговорив с лёгкой озадаченностью.
— Кажется, тут всё хорошо — но мне всё равно тревожно. Не за этот конкретно
вагон… за всех. Думаю, мы не должны надолго расходиться. Стоит патрулировать и
регулярно обмениваться известиями. Нельзя, чтобы важные события оказались для кого-
то новостями… И в то же время люди не должны думать, будто мы какие-то
надсмотрщики. Нельзя стоять над душой, иначе нас самих скоро начнут принимать за
врагов. Мы должны стать их хранителями, готовыми помочь. — Она с проникновенной
серьёзностью взглянула на Нила и повернулась, пропуская его вперёд. Добавила вслед. -
Расскажете по пути, как прошло у вас с Дисмасом? С ним всё в порядке?..
Но поделиться известиями Нилу не удалось. Так как в четвёртом вагоне их помимо

вышедшей навстречу Дайши встретил хрипловатый, но звучный голос женщины в
солидном возрасте, пусть её нельзя было бы назвать старухой. Она, забравшись на одну из
скамей в центре с ногами, вещала, для всех присутствующих — и, надо сказать, приковала
к себе всё внимание.
— Не надо думать, что если мы здесь оказались в западне, в ловушке — то мы
брошены! И я говорю не о воинах из Карт или Шахмат, о нет! Порядок — это они
могут обеспечить, безопасность в Ночи — возможно! Но тут Ночь не настанет, о нет!
В поезде — нет! А что сказать о душах тех, кто здесь находится? О ваших?? Разве не
полнятся они тревогой и страхом о будущем? Разве не ожидаете вы со всё большей
уверенностью ужасов, которые рано или поздно начнут происходить, ведь что-то в
вас, глубоко внутри, шевелится, отзывается на шёпот зла, которое здесь крепнет и
растёт, как никогда! Но не бойтесь!! Мы — не брошены! Вестник — здесь! Он
коснётся вас своей тёплой дланью, его шёпот успокоит ваши души! Просто
слушайте, слушайте внимательно! Ждите, и он придёт к вам, и поведёт за собой — к
избавлению!
Руки Нила кто-то коснулся. Черноволосая девушка, сверкнув зелёными глазами, робко
улыбнулась — “привет”.
Женщина продолжала, воодушевлённая вниманием и собственной речью. Несмотря на
длинные распущенные седые волосы, она не казалась оборванкой. Одетая в длинную
зелёную мантию, перехваченную на поясе широким поясом с золотой брошкой, она
выглядела если не величественно, то солидно. Широкие рукава взметались вслед за
оживлёнными жестами.
— От вас не требуется ничего, кроме веры, терпения и послушания! Не смущайте
чужие умы, не кричите о нём — просто ждите, а дождавшись — слушайтесь, и в
голосе вестника вам будет спасение!
Невольно кое-какие взгляды стали обращаться на Дайшу — неуверенные,
сомневающиеся. Однако та на самом деле более чем подходила на роль
сверхъестественной сущности — бледная и крылатая. Только вещунья пока не смотрела в
её сторону и не уделяла внимания, причём явно, учитывая заметность той — нарочно.
Зашуршала дверь, ведущая во второй вагон, и плеча Скарлет кто-то осторожно коснулся.
— Привет… - Эдвард, пропустивший всё представление, неловко поднял руку и
неуверенно улыбнулся, после чего продолжил шёпотом, оглядывая морально
придавленных людей. - Что тут случилось? Я видел, как люди пытались вырваться
отсюда, но какая-то сила их… — он шумно выдохнул и быстро вернул к ней взгляд,
такой же двуцветный, как и волосы: один глаз был светло-серым, другой — коричневым.
— И ты… с тобой всё в порядке? Что произошло — там, в дальних вагонах?..
Он смотрел обеспокоенно, но явно храбрился, желая показать себя с серьёзной стороны,
человеком, на которого можно положиться.
+3

 BB-цитата
Поделиться302023-07-21 15:35:34


шахматы
птица
Фишки: 5 830
Нил быстро взглядом нашел тех двоих парней, которые находились в седьмом и бежали
при виде него. Ему хотелось подойти к ним, чтобы узнать, не они ли забрали оружие, но
он был остановлен Аленной, и пока женщина говорила, у него было время успокоиться,
все обдумать и решить пока не поднимать шум. Люди обо всем узнают, и с этим он ничего
не сможет сделать, только попытаться проконтролировать. Но ходить по вагонам,
обыскивать пассажиров, их личные вещи и обвинять их в том, что они умыкнули оружие,
было бы не самым лучшим решением. Ему оставалось только вздохнуть и набраться
терпения.
Со словами Аленны он был абсолютно согласен. Нельзя расходиться. Постоянно
необходимо обмениваться информацией. Нужно продолжать следить за порядком, не
пытаясь при этом стать врагом для пассажиров.
Последнее заставило усмехнуться и прикрыть глаза от неприязни к грядущим событиям,
которые могут обернуться катастрофой, если пустить все на самотек. Несколько минут
назад он ведь и сам размышлял о том, что они сами могут стать противниками для этих
людей, и тогда обязательно может найтись тот, кто решит воспользоваться этим и от них
избавиться.
— Расскажете по пути, как прошло у вас с Дисмасом? С ним всё в порядке?.. — спросила
Аленна, тем временем, следуя за ним.
— Да, с ним все хорошо, он помогает людям… — Нил только это и успел сказать, как
только чей-то голос раздался, заставив обратить на хозяйку внимание.
Это оказалась женщина с длинными седыми волосами, которые были распущены, и в
зеленых одеяниях. На ее внешний вид Нилу стало плевать почти сразу же, как только он
услышал, о чем она говорит.
Ой блять…
Первая мысль, пронесшаяся в его голове, была именно такой. Он насильно подавил свое
желание активировать одну из реликвий и заставить ее заткнуться, но вместо этого лишь
вздохнул, понимая, что не может действовать настолько агрессивно без видимой
причины. Хотя причина была. Причина была большая, жирная и пугающая. Он не мог не
задаться вопросом о том, почему он не подумал о возможности возникновения подобной
проблемы здесь.
Поезд. Неизвестная аномалия. Кучка людей, не понимающих, что происходит, и
находящихся в замкнутом пространстве. Смертельно раненые не погибают, хотя и
должны, и продолжают жить в страшных мучениях. Еда и вода не нужны. И неизвестно,
сколько все это будет длиться.
С какой стороны ни посмотри, это было идеальное место для появления религиозного
культа. И, если он все верно понял, то он стал свидетелем явления безумной
проповедницы.
От нее нужно избавиться. Или следить за ней и за всем этим вагоном так, как будто от
этого зависит его жизнь, но как это сделать он не представлял. Если бы можно было
запретить этой карге перемещаться по другим вагонам…
До его руки легонько кто-то коснулся. Нил подумал, что это Аленна, но это оказалась та
черноволосая зеленоглазая девушка. Она приветливо улыбнулась ему, и он в ответ, а
затем в мыслях сделал пометку, что нужно вытащить ее отсюда — пусть лучше она
находится в каком-нибудь безопасном вагоне, где у него будет возможность
присматривать за ней.
В этот момент двери раздвинулись и в вагоне появилась Дайша. Форестер, увидев ее, со
слабым облегчением улыбнулся Карте. То, что она была тут, давало ему некоторое
успокоение. Она сама была в порядке, и если она пришла сюда, то значит и со Скарлет все
хорошо.
И все равно темные мысли не покидали его голову, пока на фоне раздавался голос
женщины.
— Ты понимаешь, что здесь происходит? — спросила Дайша.
Нил шагнул к ней и тихо прошептал:
— Религиозники появились, — он сказал это с нескрываемым опасением и
отвращением. — У нас будут с ними проблемы.
Он и так не любил религию во всех ее проявлениях. Он никогда не набрасывался на
верующих, никак не трогал их и не беспокоил — ни в старом мире, ни в Лимбе, но это не
мешало ему считать религию воспаленным бредом. Этот их мир, наполненный верой во
всевышние силы, был сильно далек от него. Ему никогда не нравились священники и
прочие адепты промывания чужих голов — все они были прожженными мошенниками,
любящими манипулировать невинными и беззащитными людьми. И перед его глазами
разворачивалась такая сцена…
Тут Нил заметил внимание окружающих их людей. Их взгляды были направлены на
Дайшу, и он тоже на нее посмотрел.
За проведенное вместе время он уже привык к ее необычной внешности, но…
окружающие-то люди нет. Его губы сжались в тонкую линию, когда он подумал, что она
может стать первой целью для этих поехавших на религии слабоумных. Отлично. Просто
прекрасно. Ну.. наверное, им этого и следовало ожидать, да?
— На задних вагонах пока все в порядке, — тихо проговорил он, обращаясь к Дайше.
— Вернемся к Скарлет. Мне нужно рассказать вам все.
Он хотел покинуть вагон, наполненный этими жуткими людьми. Что там сказала Аленна?
Адекватные пассажиры? Да, оно и видно, насколько адекватные.
Его рука потянулась к брюнетке с зелеными глазами. Ее тоже нужно отсюда увести. За
несколько встреч он проникся к ней дружелюбием, а после того, что он увидел в седьмом
вагоне, ему не хотелось оставлять ее без защиты. Она стала свидетелем тех событий…
Насколько это ужасно может быть?
— Пошли с нами, — он наклонился к ней, тихо и доверительно произнеся: — С нами
будет безопаснее.
Девушка закусила нижнюю губу и кивнула, не особенно долго размышляя над
предложением. Она встала с сидения, на котором сидела и встала рядом, собираясь
покинуть этот вагон.
— Миранда.
Нил, взглянувший на нее с удивлением, через пару секунд понял, что они толком и не
познакомились, и задумчиво кивнул.
— Нил. Это — Дайша, — представил он Карту. — А теперь давайте уйдем отсюда и
поговорим в более спокойной обстановке.
2023-07-22 00:23:33

 Fukurou
шахматы
птица
Фишки: 26 274
 Активен 13 минут
Внутри всё еще кипел гнев. Скарлет даже не знала, что после той роковой встречи в ней
остались еще мощные эмоции помимо страха. Она чувствовала себя живой. Живой,
сильной и непоколебимой. Странно было не испытывать сострадания к этим напуганным
людям, растерянным и опустошенным. К таким же несчастным жертвам Лимба, как она
сама. И все же, она глядела на них сурово и решительно, медленно блуждая взглядом по
взволнованным лицам.
— Это… это жестоко, — Жестоко было поддаться пустой панике. Жестоко было
покалечить ребенка, зная, что ей жить с этими ранами еще целую вечность. Жестоко было
оказаться настолько безучастным к чужой боли. Скарлет повернулась на голос и
встретила слабое недовольство с каменным лицом. Она не стала бы отрицать, что
поступила как полагалось настоящей Черной Шахмате, впервые, быть может, за все время
своей службы. И с этой переменой в её характере этим людям придется смириться.
Скарлет уже открыла было рот, готовая ответить на нелепое обвинение девицы, но
сомкнула губы. Парнишка, оказавшийся по воле случая виновником недавней паники,
парой четких фраз урезонил весь вагон. Люди, обескураженные, но явно присмиревшие,
начали опускаться на свои места, и Шахмата подавила облегченный вздох, стремясь не
растерять своей суровости, после чего заторопилась к нескольким пострадавшим от её
реликвии — кто-то получил легкий ушиб или небольшие ссадины, столкнувшись со
стенами вагона. Мелочь, а всё же терпеть их во веки веков было бы неприятно. Люди
встречали её с опасением, некоторые инстинктивно отшатывались в сторону, но Скарлет
всякий раз терпеливо, хоть и холодно, объясняла им принцип действия реликвии,
вынуждая сдаться и позволить ей помочь.
— Спасибо, — Она обернулась к мужчине, крепко обнимавшего свою дочку, ту самую
пострадавшую девочку, которая, сидя у него на коленях, продолжала испуганно хныкать.
Скарлет понастоящему надеялась, что малышка и впрямь забудет всё то, что случилось в
этом поезде. Она не заслужила подобный страданий. Никто не заслужил.
— Берегите её. — Шахмата мягко улыбнулась. Отец кивнул.
— Эленд. А её зовут Вин. — Скарлет улыбнулась еще шире, пожимая протянутую
мужскую руку.
— Скарлет. Обязательно обращайтесь в случае чего. И ты тоже, Вин. Если станет
скучно, зови, я спою тебе что-нибудь веселое. — Наклонившись к ней, она игриво
подмигнула и обернулась. Наконец в вагоне наступила долгожданная тишина. Люди едва
слышно перешептывались. Кто-то сомкнул глаза, пытаясь провалить в спасительный сон.
Скарлет поджала губы. Она не собиралась спать еще по меньшей мере сутки. Уж лучше
так, чем отключиться на долгие дни, не в силах вырваться из тягучих и тревожных
сновидений. Райз посмотрела на кудрявого блондина. Они обменялись понимающими
взглядами. Скарлет театрально закатила глаза. Парень подмигнул.
— Привет… — Рядом с ней стоял Эдвард. Несколько напуганный, но всё же отчаянно
пытающийся не выглядеть оным. Шахмата с одобрением отметила его решимость. Он
ведь тоже совсем еще неопытный. Бедняга. — Что тут случилось? Я видел, как люди
пытались вырваться отсюда, но какая-то сила их…
Скарлет хмыкнула. Ну, да. Зрелище, наверное, было забавное. Сперва раздались вопли,
затем из вагона хлынули испуганные люди, а потом их засосало назад, словно пыль в
трубу пылесоса. Картина удивительная даже для Пешки. - Как же многому ему еще
предстоит научиться.
— Всё в порядке, просто некоторые люди забыли о здравом смысле. — Хмыкнула она,
неопределенно пожав плечами. — Сначала закатили истерику без повода, а затем
устроили давку возле дверей. Пришлось вмешаться. — Она ободряюще похлопала его
по плечу. Это было... странно. Она всё еще выглядела едва ли на двадцать лет, а после
размазавшейся по лицу туши — на очень депрессивные двадцать лет. И теперь она с
наставническим видом пыталась приободрить юношу, который, быть может, был даже
старше её самой. А впрочем, какая разница. - Я в порядке. Просто не ожидала увидеть...
то, что увидела.— Скарлет перешла на тихий шепот, следя за тем, чтобы никто из
присутствующих не смог услышать их разговор. — Люди подрались, но раны их не
успели излечить с помощью реликвий, и теперь эти раны не затянутся до тех пор,
пока этот поезд не остановится. Сам понимаешь, это может быть очень и очень
нескоро. — Она решила припасти все пикантные подробности на другой раз. Ни к чему
ему было знать слишком многое. - Так что будь осторожен, не позволяй никому себя
ранить, и помогай другим. Защищай или лечи, уж как получится. Какие у тебя есть
реликвии? — Им следовало здраво использовать имеющиеся у них ресурсы. Реликвии же
оказались самым ценным ресурсом, которыми они обладали. Исцеляющие реликвии были
особенно в ходу. Быть может, имело смысл разделиться и выделить каждому с лечебной
реликвией по одному-двум вагонам, чтобы всегда быть рядом на случай спонтанной
драки...
— Последи тут за всем. А я пока проверю первый вагон. — С этими словами она в
последний раз окинула расположившихся на сидениях притихших пассажиров и
направилась к тамбурным дверям.
Едва Скарлет открыла дверь в первый вагон, как рядом с её головой с металлическим
звоном что-то врезалось. Опустив глаза, аловласая могла заметить металлический блеск
маленького узкого метательного ножа.
— Назад! — В проходе, напротив неё, стояла высокая крепкая женщина в походном
костюме с коротко стриженными волосами. На её лице читалась решительность. - А ну,
назад!
За ней собрались почти все из первого, около полудюжины человек, а ещё четверо, кто,
вероятно, не успел перебраться подальше от двери, прижались к стенам и окнам,
напуганно глядя на Шахмату.
— Иди отсюда к чёрту, пока не получила нож в горло! Этот вагон под моей защитой! —
женщина зарычала. — Не знаю, что у вас там за чертовщина происходит — но у нас уже
двое, уйдя дальше по поезду, не вернулись! Сюда больше никто не войдёт из вашей
психушки!
Скарлет холодно покосилась на сверкающую рядом с её лицом сталь, после чего перевела
хмурый взгляд на женщину. Шахмата наклонилась. Ладонь легла на рукоять клинка и
подняла лежавшее на полу лезвие.
— В нашем вагоне тишина и, главное, покой. Все живы, здоровы и в безопасности. —
Не обращая ни малейшего внимания на угрозы, Скар сделала шаг навстречу женщине.
— Вот и сидите в своем вагоне. Не суйтесь сюда. Я предупреждаю в последний раз,
пошла прочь отсюда! — Рявкнула та, но Райз не обратила на её предупреждение никакого
внимания.
— Двое не вернулись? Ты про Эдварда, Белую Пешку? Он там, следит за порядком.
Или про тех двоих, что чего-то не поделили и сейчас отдыхают в конце поезда?
Такой темноволосый парень, а второй короткостриженный блондин. — Шахмата
продолжала приближаться, сжимая в руке подобранный метательный нож. Форма его
была немного непривычной. Сама она предпочитала чуть более зауженные лезвия.
Несмотря на то, что защитная реликвия ушла в откат, то была не единственная её
реликвия с подобным эффектом. Скарлет не переживала.
— Лжешь! Я тебе сказала — не приближайся! — Шахмата рефлекторно дернулась в
сторону, уворачиваясь от брошенного в неё ножа, просвистевшего всего в нескольких
сантиметрах от её плеча, удивленная тем, что женщина, как оказалось, не блефовала и
действительно попыталась на неё напасть. На Шахмату с нашивкой Черного Слона! Скар
могла бы поддаться на провокацию, но она упрямо держала в голове единственную мысль
— не навредить. После подобного выпада — особенно. Красный браслет на руке
потеплел, и в этот миг трое мужчин сорвались с места, вставая между двумя женщинами.
— Уйди, дурак! Я же за вас вступаюсь! — Несколько растерянно крикнула
короткостриженная. Мужчины облепили женщину, словно осы банку сладкого варенья.
Щуплый офисный работник, клерк в деловом костюме и обычный мужичек, на вид
напоминавший любого среднестанестического соседа, просто стояли рядом, мешая её
движениям и не позволяя ей как следует развернуться. — Ребят, что с вами такое?
Отойдите!
— Юмиру... это не мы! Нами что-то управляет, прости!
— Дебилы, сопротивляйтесь! — Юмиру развела руками с оружием, чтобы их не задеть.
Скарлет удовлетворенно кивнула.
— Если думаешь, что я лгу — вот реликвия. — Она выудила из бокового кармана
сумки черное перо и протянула его Юмиру. — Подожги его и сразу распознаешь любую
ложь.
— Ага, да конечно! — Огрызнулась та, пытаясь оттолкнуть от себя мужчин. — Откуда я
знаю, что если его подожгу, меня не вырубит саму?! — Скарлет едва не закатила глаза.
Ей богу, столько пыла, а у самой даже нет обычной определяющей реликвии?
Неожиданно, чуть в стороне взмолилась старушка.
— Девушка, вы в самом деле хотите с нами покончить? Почему вы просто не уйдете? —
Да откуда столько недоверия к Шахматам, черт возьми?! Что эта баба им наговорила? Это
ведь она первая на неё напала!
— Я не хочу никому навредить. Мне нужно передать Юмиру кое что очень важное.
Она, как главная, должна знать. — Как можно более спокойно и убедительно ответила
Скарлет, пытаясь в своих речах сохранить нейтралитет, равно как и подчеркнуть
авторитет Юмиру — она не собиралась тратить свои силы на какую-то глупость вроде
борьбы за власть над вагонами.
— Тогда говори и уходи! Почему ты продолжаешь идти дальше? Ты — не я! — пугаешь
людей! — Юмиру выдохлась в борьбе, но все равно звучала недоверчиво. — Я взяла их
здесь под свою защиту! — Го-осподи, давай еще громче покричи! — Скарлет едва не
цокнула языком от раздражения, удерживая себя от соблазна снова попробовать трюк с
защитной реликвией. Ей не следовало проявлять себя хоть немного агрессивно.
— Взяла их под свою защиту? Ну и молодец. Продолжай следить за ними. Уверена,
все только скажут тебе спасибо. Мешать не буду. — Шахмата подошла к женщине
вплотную, — мужчины отстранились, пропуская Скар, — и та наклонилась к ней, шепча
ей на самое ухо одними губами так, чтобы никто другой, даже стоявшие совсем рядом
пассажиры, ничего не услышали.
— В следующий раз не давай вот так кому попало оружие, — с этими словами она
вернула метательный нож, вложив его в руку его владелице. — Если поранишься и не
успеешь исцелиться реликвией, эти раны останутся с тобой до тех пор, пока не
остановится поезд. Будь мудрей. — Она резко отстранилась и направилась назад к
двери, надеясь, что до бойкой женщины дойдет смысл сказанных ею слов, равно как и
скрывавшаяся за ними угроза. — Слушайтесь Юмиру, она о вас позаботится. Но если
кому-либо нужна будет помощь — обращайтесь. Я буду рядом. — На сей раз громко,
чтобы все услышали её слова, произнесла Скарлет, и, подобрав с пола второй нож,
захлопнула за спиной тамбурную дверь. Если никто из второго вагона больше не
прорвется в первый, то проблем там быть не должно, по крайней мере если никто не
решится украсть у Юмиру её ножи. Это хороший знак.
— Ну как у тебя дела? — Подошла она к Эдварду. Никогда раньше она так сильно не
радовалась помощи Пешки.

+3

 BB-цитата
Поделиться322023-07-22 01:44:18

2023-12-05 22:59:29
Слушая рассказ Скарлет, Пешка заметно побледнел, разноцветные глаза округлялись.

Казалось, он вот-вот задрожит или вскрикнет, но он мужественно держался. Только на
вопросе о реликвиях судорожно сглотнул.
— Н… невидимость… и телепортация. Рядом. Но через стены она не работает…
Он шумно выдохнул и неожиданно в упор посмотрел на Скарлет, поджав губы.
— Вы… главное себя берегите. Я-то сам не очень силён… вернее, я слаб, только-только
начал выходить в ночь, поэтому… не уверен, что даже буду полезен. Но вы, и ваши
друзья… на вас одних надежда.
Переполох в первом вагоне остался в первом вагоне, звуки от него не проникали во

второй благодаря тому, что две женщины, стоящие друг напротив друга, всё же
сдерживались и не переходили на крик. Но здесь лишь чуть-чуть дело не доходило до
крови, и если одну сдерживали трое испуганных, не отвечающих за свои действия
мужчин, которых та боялась ранить, то вторую — осознание, к ЧЕМУ могут привести эти
раны…
Юмиру дёрнулась, когда Скар приблизилась критически близко, но видимо что-то в её
словах всё же показалось боевитой женщине… необычным, так что она сдержала
агрессию и хмуро выслушала шёпот Шахматы. По мере этого брови её поднимались, и
под конец взгляд карих глаз с недоумением упал на оказавшийся в её руке нож.
— Слушайтесь Юмиру, она о вас позаботится. Но если кому-либо нужна будет помощь
— обращайтесь. Я буду рядом. — Послышался ясный голос Шахматы, а вслед за ним —
шорох и стук открывшейся и закрывшейся за ней металлической двери.
Когда Нил тихонько позвал за собой Миранду, Аленна одобрительно улыбнулась. Она
бросала беспокойные взгляды на проповедницу и негласно поддерживала идею поскорее
уйти отсюда, но так же позже призналась, что рада, что у них собираются самые светлые и
ответственные люди.
— Мы постараемся защитить как можно больше, — заговорила она чуть позже, когда
все собрались вместе, передохнуть и обменяться новостями, - но нужно аккуратно
сбалансировать силы. Мы должны быть сильными ради тех, кто нам дорог — и кто с
т а л дорог — но мы не можем просто сесть в каждом вагоне и следить за порядком,
поодиночке это опасно, да и будет нервировать людей, как конвой. Кроме того…
боюсь, это прозвучит жестоко — но нам нужно сосредоточиться на защите второго и
третьего, максимум — четвёртого вагона. Дальше — только проверять, и…
возможно… забирать себе тех, кто показывает себя наиболее адекватно.
Она смущённо потёрла щёку, и Дисмас ободряюще положил руку ей на плечо.
- Надо признаться, в чём-то Юмиру права, — со вздохом продолжила бывшая Карта, -
забаррикадироваться и защищать свою территорию — звучит как план. Однако есть
два нюанса: первый — её вагон крайний и сопряжён только со вторым, поэтому и
защищать его проще. И второй… она одна. Скарлет, — кивок в сторону Райз, — уже
показала, что даже ей одной будет несложно справиться с таким одиноким
защитником. Конечно, вы втроём — бойцы куда более серьёзного плана, и
поодиночке отобьётесь наверняка. Но защита — дело другое… Мы с Дисмасом будем
помогать вам по мере сил, но дробить нам, эти силы, нельзя на постоянной основе ни
в коем случае. Иначе рухнет всё.
- И ещё, — добавила она спустя какое-то время, неуверенно поджав губы, - я не была
уверена, стоит ли делиться… но… у меня есть врождённая особенность — я очень
чутко воспринимаю время. Даже во сне. Сейчас мы в пути больше двух недель. Не
знаю, понадобится ли вам эта информация в дальнейшем, но… вот, - она пожала
плечами, неловко улыбнувшись. — Если будет интересно — спрашивайте.
***
…Снова потянулись долгие, мучительные своим ожиданием дни и недели, в бесконечной
надежде при засыпании и бесконечном разочаровании по пробуждению. Да, к сожалению,
сон продолжал их время от времени смаривать, накатываясь так внезапно и сильно, что
порой едва удавалось дотащиться до “родных” первых вагонов.
Юмиру проблем для них пока не представляла. Она по-прежнему в штыки воспринимала
попытки глубоко забраться в её вагон, взяв “под крыло” тех, кто там был, но по-крайней
мере готова была говорить с теми, кто на пороге, и даже согласилась принимать к себе
желающих из самых слабых — с одним условием, чтобы они вели себя спокойно.
Обстановка в самом деле становилась всё нестабильнее. Шахматы и Карта ещё находили в
себе силы держаться, как и Аленна с Дисмасом и их ближайшие соседи, которые
немножко, но вдохновлялись примером своих защитников.
Но в других вагонах всё было хуже. Конечно, и там были свои сильные духом люди, и те,
кто пытался подбадривать хотя бы себя и своих спутников, но всё равно к тому моменту,
когда прошло уже больше месяца, резко возросло количество попыток самоубийств. И
лечебные реликвии помогали не всегда… Так в десятый вагон попал ещё один мужчина,
ухитрившийся собственноручно сломать себе шею, и женщина, долго и упорно бившаяся
лбом об угол спинки, пока не пробила себе череп. Она бы продолжала и дальше, но до неё
успели добраться и отконвоировать в десятый… После этого несколько дней
успокаивающие реликвии едва успевали перезаряжаться, как их тут же снова пускали в
бой, но худо бедно — порядок был восстановлен.
Как и было предложено, организовали патрулирование до дальних вагонов, в которое
включились и Аленна с Дисмасом, особенно в дни, когда Шахмат или Карту смаривал
глубокий сон, отжирающий по нескольку дней. По обоюдному согласию и ярому
желанию Эдварда быть полезным, его оставили возле десятого — следить, чтобы его
обитатели не выходили наружу, в “нормальные” вагоны. Тяжкая обязанность была
принята им на удивление с радостью, видимо, как доказательство, что и он может быть в
чём-то полезен.
В патруль остальных входила уже сама обязательная проверка тех, что обосновались в
вагоне-”карантине”. “Старички” к тому времени уже давно пришли в себя, но вели себя на
удивление смирно. Тот, в чьей ране на груди по-прежнему давило из себя кровь
разорванное сердце, стонал и выл от боли, а вот тот, что с перерезанным горлом находил в
себе даже силы на шутки.
— Ну чо, пхах, всё ещё мечитесь там, солдатики? — выхрипывал он с двумя кровавыми
улыбками — на лице и на горле. — Ахах, ну старайтесь, старайтесь… А может,
покажемся этим, а? Развлечём, так сказать, цирком уродов, ахахаха! Нет? Ну хрен с
вами… Я тогда вот подожду новеньких, эти какие-то ещё зажатые…
Он говорил правду. Тот, кто сломал себе позвоночник, не реагировал ни на кого, хотя
время от времени составлял воющую компанию тому, у кого было пробито сердце. А вот
женщину в следующий заход нашли уже на полу. Она всё-таки добилась своего,
раздробив себе череп до подбородка. Но даже так её тело корчилось, руки слепо шарили
по полу, а вытекшая из черепной коробки масса содрогалась и как будто пыталась
забраться обратно, в своё прежнее “убежище”...
- Но это не мы, правда, — открещивался со всем убеждением самоубийца, — что до меня
— то уж сами можете понять: если кто хочет себе нанести вред, это его личное дело,
хули мне вмешиваться?!
Со временем стало понятно, что пострадавшие к боли… привыкают. В новые визиты
стало значительно тише, а в один, когда была очередь Скарлет, самоубийца даже
попытался грубо пошутить с ней.
- О-о, да ты не волнуйся, красотка. Да, это пиздец, как больно! — и он специально
запрокинул голову, открывая разрез на шее, и довольно захрипел-заржал.
- Но знаешь, — продолжил он, вернув голову на место, - это даже начинает нравиться,
прикинь! Когда вокруг всё такое статичное, однообразное… от ощущений — даже
таких пиздецовых, начинаешь ловить кайф. Слушай… — он сально прищурился. —
Может, ткнёшь меня пару раз ножиками? А? Мне понравится, правда! А потом… если
захочешь… я и в тебя могу чем-нибудь ткнуть… ахахахахаахах!
После такого “бодрящего” зрелища проходить по другим вагонам, пусть даже

удручённым, апатичным или шепчущимся о чём-то, было делом и расслабляющим… и
напрягающим одновременно. Невольно думалось: кто из них мог бы следующим
попытаться бесплодно уйти из жизни? А унести кого-то с собой?..
Однако нападений на других пока не происходило. И, казалось, не в последнюю очередь
благодаря проповедям — да, вещунья в зелёном всё-таки сумела провести их и в соседних
вагонах, а основные их постулаты — быть тихим, терпеливым и ждать шёпота спасителя
— дошли вплоть до первого. Как и странный жест, обводящий круг собранной горстью
возле груди. “Знак Вестника”, так его называли. Всё больше людей использовали его, всё
больше взглядов, не то смирившихся, не то отупелых, провожало патрулирующих Карту и
Шахмат. К моменту, когда прошло уже почти шестьдесят дней в замкнутом пространстве,
в этих взглядах стали явственно угасать эмоции — как страх, тревога, так и переживания,
и надежды…
Но по крайней мере было безопасно. Казалось — безопасно. Вооруженные до зубов
реликвиями бойцы были уверены в себе, к тому же они всегда были на связи с Аленной и
Дисмасом, оказавшимися отличной ментальной поддержкой и откликавшимися тут же на
срочный вызов через птицу.
Миранда, Эдвард (иногда робко просящий размяться в смены Скарлет в её компании) и
Эрнст, тоже один за другим выказывали желание помочь, сопровождать в патруле в
другие вагоны. Они оказались славными людьми — бойкая девушка, робкий, но вовсю
храбрящийся перед Райз Пешка и добродушный лысый крепыш.
Другие проявляли себя более пассивно. Так блондинистый парень время от времени
составлял компанию молодым людям в своём и соседнем вагоне, пытался их разговорить,
но дальше не уходил. Профессор и вовсе не покидал своего места, но был рад поговорить
с передыхающими во втором бойцами.
Весёлая компания из пятого нашла общий язык со Скарлет и были особенно рады её
визитам, но к другим больше не лезли, получив уже раз агрессивный отпор.
У них Шахмата и была в тот день, когда её плеча слабо коснулась чья-то рука. Это
оказалась бледная женщина, мать дочурки из шестого. Она безмолвно позвала Скарлет за
собой, на крайнюю скамейку.
Девочка сидела там, глядя в окно. Не шевелясь, не взглянув в сторону Шахматы, просто
сидела и смотрела пустым взглядом.
— И так уже который день. — Зашелестел голос женщины. — Она много плакала
после… тогда, в седьмом. А потом вот так притихла. И ни на что не реагирует…
Она погладила бледную руку дочки. Приподняла… и выпустила. Та упала на лавку, будто
девочка её не контролировала.
— Она жива. — Голос женщины был сух и блёкл, но в глазах уже блеснули слёзы. — Она
дышит, она не спит, но больше не говорит со мной. Просто… смотрит.
Она обратила дрожащий, жалобный взгляд на Скарлет.
- Я знаю… что у вас там, в десятом… те, кто покончил с собой… или пытался
покончить… — она шептала упавшим голосом, смотря на Шахмату оленьими глазами. —
Прошу вас… я не хочу, чтобы моя дочка… Прошу вас… молю… отведите нас туда и…
закончите для нас двоих это путешествие… — её взгляд дёрнулся обратно, к
недвижимому, слабо дышащему ребёнку с невидящим взглядом. - Я не могу больше
видеть, как она так…!
— Скарлет! - Аловласую с беспокойством окликнул один из компании. — Что-то не
так? Тебе нужна помощь?..
В это время Нил пребывал во втором вагоне, общался с профессором Майти, как тот
представился. Голова Миранды, которую отдали на попечение Юмиру, но которая
постоянно убегала из первого в компанию защитников, покоилась на плече Коня.
Девушка мирно спала тем же глубоким и долгим, какой бывал только у здешних жителей,
сном.
Майти был слегка занудным и немного нервным, порой проглатывал слова или заикался.
Но стоило его разговорить, как беспокойство уходило, он оказался интересным
собеседником. А что ещё удивительнее…
— Да, Миранда — моя внучка, — с нежной грустью признался он, глядя на спящую
девушку, — я поражаюсь, как она бойко держится здесь… в отличие… от меня…
Он прервал речь, чтобы глубоко вздохнуть. В последнее время он стал это делать очень
часто, и со стороны подобные усилия выглядели даже слегка пугающе — он широко
раскрывал рот, словно рыба, выброшенная из воды. В самом начале он успокоил, что
такое у него бывает — проблема с лёгкими и плохой осанкой, но за проведённое вместе
время стало явно, что подобная нехватка воздуха у него в значительной мере участилась…
На вопросы, а здоров ли он, нет ли каких-то хронических проблем он легкомысленно
отмахивался, но в последнее время стал как-то странно отводить глаза. Похоже, его всё
больше что-то озадачивало…
— Спасибо, Нил, что взяли её под опеку. Хотя... вообще мне кажется, — он в очередной
раз после долгого, страшного зевка, всё-таки наполнив лёгкие кислородом, сменил тему,
— что за исключением вас и Эрнста сейчас здесь по большей части успешно
справляются с нашей непростой ситуацией именно девушки… Взять хоть ваших двоих
спутниц… даже мисс Их’Дрим… ведь насколько смелыми надо быть! А Миранда… а…
а…
Он снова прервался, чтобы снова сделать свой глубокий, судорожный вдох.
Помимо них в вагоне больше не шло разговоров. Отец с дочерью глубоко спали, спал и
блондин. Рыжая женщина с подругой тупо смотрели в окно. Истеричная чернокожая
женщина куда-то пропала…
Собственно, в этот день, после патрулей Дисмаса и Аленны, была очередь Дайи. Она
проходила третий вагон, когда Эрнст вызвался её проводить. Он не был навязчив, но
всегда был готов поддержать или развеять думы лёгкой беседой…
И он был одним из немногих, кто бесстрашно её поддерживал. За несколько недель
отношение к Дайше здесь стало значительно неприязненней. Проповедница упорно её
игнорировала, всем видом показывая, что не под ней она подразумевает “Вестника”, но
это било и в обратную сторону: в чужеродном облике Карты видели нечто, прямо
противоположное таинственному “спасителю”... Пока агрессивных действий в её сторону
не было, но когда она проходила мимо рядов, множество “Знаков Вестника” торопливо
оказывались проделаны сидящими…
— Зачем она вообще тут? Мне кажется, это дурной знак… Она пугает… — донёсся им
в спину шелест шёпота в шестом вагоне.
— И не говори… Вестником она быть точно не может… чудовище какое-то… ещё и
ходит постоянно туда, и одного за собой один раз увела… — речь шла о том, что сейчас
сидел в вагоне с поломанной шеей. — Ничего хорошего от неё точно не будет…
Эрнст резко остановился и развернулся на пятках. Шёпоты тут же стихли.
- Вы, болтуны, — негодующе загремел он, - эта женщина — Карта! Спутница двоих
Шахмат! И как и они, она изо всех сил старается вас, дурней, защитить! А вы…
выдумываете всякие небылицы про неё!..
И тут… со стороны седьмого вагона… в котором до сей поры так больше никто и не
осмеливался оставаться… послышался шум.
Очень похожий на сдавленный крик.
Первой там оказалась шедшая впереди Дайша, и тут же оказалась оглушена надрывным
ором. Её взгляду открылось изуверское зрелище — мужчина, которого только что
упоминали, со всё ещё неестественным сгибом на шее, напоминающем о так и не
вставших на место позвонках, придавив собой лежащего на животе подростка (одного из
хулиганов, что застал тут как-то Нил, ища оружие) методично выкручивал ему руку. Не в
том смысле, что обычно вкладывают в это словосочетание, обозначая полицеские методы
— нет, судя по складкам и местами начавшей трескаться по шву ткани на рукаве, он уже
сделал не один и не два оборота левой руки пацана вокруг своей оси, норовя вывернуть её
из плечевого сустава напрочь. Пацан вопил не переставая, а его мучитель только
ухмылялся, продолжая своё чёрное дело по искалечиванию несчастного.
+3
 BB-цитата
Поделиться332023-07-23 00:35:03
карты
птица
Фишки: 25 260
Вчера 19:15:50
«Сектанты... Ну, конечно. Чего и следовало ожидать», — хмуро подумала Скирон,

останавливаясь чуть в стороне от основной массы слушателей, рядом с Нилом.
Многие из её знакомых что на Изнанке, что здесь, в Лимбе говорили, что религия — это
атавизм современного общества, опиум для народа, безумные сказки. Однако, она была с
ними не согласна: вера являлась мощнейшим инструментом воздействия на людей, а уж
насколько благотворного — это уже зависело от тех постулатов, что в ней содержались.
Именно вера придавала надежды и уверенности в себе, в своем завтрашнем дне, давала —
или, по крайней мере, пыталась это сделать — ответы на тревожащие практически
каждого вопросы. И, порой, при правильном посыле, именно она являлась единственным
моральным ограничителем для человека, вынуждая его держать все свои страсти и
желания под контролем. А сейчас оказавшиеся здесь люди особенно нуждались в
подобной поддержке: слишком сильно они уже оказались измучены своими страданиями
и лишениями, страхом перед неизвестностью, окружавшей их со всех сторон. Ведь, как бы
им не пытались помочь, как бы не поддерживали и утешали Карта, Шахматы и прочие,
кто в гораздо большей мере владел собой — они оставались всего лишь людьми, которым
не дано было знать всех ответов, особенно — на экзистенциальные вопросы. А значит,
появление какого-либо культа, пытавшегося это сделать, было неминуемо. Вопрос в том
— какие заповеди он создаст для своих последователей?..
Конечно, пока всё звучало довольно безобидно: терпение и послушание в самом деле
могли бы быть полезны пленникам поезда. А вот то, что некоторые слушатели при
упоминании некоего Вестника начали оборачиваться на Дайю, но сама проповедница при
этом демонстративно её игнорировала, напрягло Пику — в этом поведении ей почудилось
что-то зловещее...
Однако дальше, к сожалению или к счастью, дальше, покинув вагон, они отвлеклись на
другие насущные вопросы. Как не тяжело это было признать, однако в словах бывшей
Дамы Бубен имелся смысл: пытаясь разорваться на большее число вагонов, те единицы,
что находили в себе силы следить за обстановкой (сколько их? Не наберется и десяти),
неизбежно потеряют в эффективности. А подавляющее большинство рано или поздно, так
или иначе, впадет в отчаяние — и они не смогут ничего с этим сделать. Значило ли это,
что обитателей всех прочих, не упомянутых Аленной, вагонов придется бросить на
произвол судьбы, забаррикадировавшись во втором, четвертом и третьем? Нет, едва ли —
но уж точно придется сознательно распределить усилия так, чтобы основное внимание
сосредотачивалось на вышеупомянутых; да еще и на тех пассажирах, что захотят
присоединиться и будут сохранять хотя бы относительное спокойствие. В остальные
вагоны тоже, разумеется, необходимо заглядывать и гасить самые очевидные очаги
напряженности — но едва ли их хватит на большее...
Время шло дальше: часы складывались в дни, дни — в недели, а те, в свою очередь — в
месяц; по крайней мере, там им сказала бывшая Бубна, более чуткая к его течению. Какие
же либо ощущения самой Дайши давно поглотила вечность: уничтожила любые планы,
мечты и надежды, постепенно отбирала у неё воспоминания о мире за пределами этого
поезда. В какой-то момент она поняла, что почти не помнит, зачем вообще села в состав.
Это было как-то связанно с Бет... Точно, как-то связано. Но как именно — размытые
образы на месте четких воспоминаний уже не могли ей поведать. Крепче всего за её
память цеплялись те моменты её прошлого, что были непосредственно связанны с вещами
и людьми, которые были здесь — вроде тех же рабочих записей и дневника, а также, как
во втором случае, Скарлетт. Чем дальше заходило дело, тем яснее Дайша осознавала —
она держится на одном лишь чувстве долга. И еще чуть-чуть — чем дольше они ехали,
тем меньше — интереса. В основном, конечно же — долга. Долга, состоявшего в том,
чтобы постараться сберечь как можно людей, в как можно большей мере уменьшить их
страдания, постараться сделать так, чтобы к тому моменту, как поезд всё-таки прибудет на
конечную станцию, как можно меньшему числу людей придется восстанавливаться от
смертельных ран и возвращаться к целостному рассудку. Хотя, кому и зачем она была это
должна — Дайя и сама толком не могла сказать. Очевидно, здесь над ней брали вверх
воспитание, жизненный опыт и профессиональная деформация. А также понимание того,
что она просто не имеет права бросить Скарлетт, Нила и прочих и сказать: «Всё, я устала,
я ухожу» — и того, что если уж остановится и перестанет следовать этому самому долгу,
то в самом деле может разом потерять все силы и уйти в десятый вагон.
Собственно, именно последний и представлял для них еще одну, очередную, проблему.
Как Дайя и предсказывала — практически все узнали о том, что умереть по-настоящему
здесь невозможно. Однако, то и дело находились люди, которые предпочитали
призрачную надежду на смерть и вечные муки умирания — такому существованию
(которое, кажется, уже нельзя было назвать жизнью). Они и отправлялись в последний
вагон, чтобы с еще целыми пассажирами не мешать друг другу. Но даже так, знание, что
такое возможно, тревожило людей — и тогда Карте, Шахматам и их добровольным
помощникам с трудом удавалось кое-как призвать их к порядку.
А еще лично Дайше — ну, то есть, ей в первую очередь — прибавляли боль сектанты,
которых чем дальше, тем становилось больше по понятным причинам. Проповедница
продолжала её игнорировать, зато её последователи косились со всё большей
подозрительностью — и в этом Скирон виделась весьма занятная стратегия седоволосой
дамы. Обычно подобные ей, ощущая чужое внимание, обычно старались завлечь
наблюдателя, сподвигнуть тем или иным способом стать на свою сторону. А вот если кто-
то становился врагом в их глазах... То тут обычно могли сработать два варианта. Первый:
если глава секты чувствовал лично себя достаточно сильным и безнаказанным, то просто
открыто натравливал своих последователей на неугодных. Но так как Дайша была
достаточно сильным бойцом, а также у неё были верные друзья и сторонники, бдительно
следившие за обстановкой и старавшиеся всячески ограничивать тех, кто склонен был
разжигать конфликты, то это был для той же проповедницы не самый безопасный способ.
И в таком случае включался второй вариант — то самое игнорирование, из которого
последователи быстро делали вывод, что тот, кого избегает их наставник, опасен и
нежелателен. И в таком случае нападение на, в данном случае, Скирон было просто
вопросом времени — вот только обвинят в нем, собственно, лишь самого последователя, в
то же время, как проповедница останется не у дел, так как она формально никого ни о чем
не просила.
«Да уж, весело...» — подумала мрачно Дайя, слыша опасливые шепотки за спиной. А
вслух лишь мягко произнесла, обращаясь как бы одновременно и к Эрнсту,
сопровождавшему её регулярно, и культистам, на которых тот рыкнул.
— Всё в порядке. Я понимаю их — мой внешний вид не вызывает доверия.
Мужчина не успел их ответить: из седьмого вагона, в который они, в том числе,

направлялись, донесся шум. Дай оказалась за дверью уже спустя пару секунд — и её зубы
судорожно сжались, между бровей залегла резкая вертикальная складка. Похоже, одному
из новых самоубийц — тот самый мужчина, что сломал себе шею — оказалось слишком
тоскливо и бессмысленно лежать просто так в десятом вагоне. И он решил поделиться
своей болью с другими.
— Эй, ты, оставь его! — разумеется, Дайя и не рассчитывала, что суицидник в самом
деле её послушает. Главное, что он на мгновение отвлекся от своей жертвы, поднимая
взгляд на Туза — и та в этот момент указала на него когтем. Мужчина замер, лицо его,
казалось, отупело — и женщина тут же оказалась рядом, чтобы полностью парализовать
его. — Помоги парню, пожалуйста. А я свяжусь с остальными, — попросила она
Эрнста.
Дело было плохо. Эдвард, Белая Пешка, отчаянно жаждал быть полезным. А значит, если
один из самоубийц всё-таки здесь — то юношу, как минимум, вырубили. Следовало
спешить в десятый вагон. Рядом материализовался Геллер.
«Один из самоубийц прорвался в седьмой вагон, я его уже вырубила, сейчас

направляюсь в десятый вагон. Что с Эдвардом — неизвестно. Нам нужна ваша
помощь».
Два письма такого содержания были отправлены к Аленне и Скарлетт. А сама Дайя
бросилась дальше.
+2
 ЛС Daisha
 BB-цитата
Поделиться342023-07-23 11:59:53

2023-12-05 22:59:29
Эрнст, шагнувший следом за Дайшей и оцепеневший от дикости увиденного, не успел и

отреагировать, когда крылатая Карта, метнувшись вперёд, как коршун, что-то сделала с
истязателем, так что он обмяк. Затих и раненый парнишка, закатив глаза на залитом
слезами лице. Реликвии пришлось постараться, чтобы излечить его руку. А стоило ему
затихнуть, как в наступившей тишине уже из восьмого раздались куда более громкие
хаотичные звуки.
— Какого… — шёпотом начал был мужчина, кому ещё не приходилось видеть нечто столь
дикое — по крайней мере, в поезде — но решительный голос Дайи перекрыл его.
— Помоги парню, пожалуйста. А я свяжусь с остальными.
— А… да, конечно! — торопливо кивнув, Эрнст легко подхватил бессознательного
пострадавшего, перекинув его руку через своё плечо, и, недобро покосившись на
вырубленного мучителя, потопал обратно.
Дайша осталась перед дверью в восьмой. Тяжёлые металлические переборки между
вагонами здорово скрадывали даже громкие звуки, как выяснилось за проведённое здесь
время, но сейчас она отчётливо слышала звуки хаоса оттуда, определённо
складывающиеся из множества человеческих голосов и металлических ударов.
Ведомая намерением ринуться к десятому, Карта открыла дверь… и была вынуждена
застыть на пороге.
Это явно было не то, что она, да и все остальные, ожидали.
— Нил! Дисмас! — послышался оклик во втором вагоне, стоило двери в третий

открыться и явить собой встревоженную Аленну. — Подойдите сюда.
Дождавшись, когда мужчины приблизятся, она пониженным голосом, едва сдерживая
тревожность, передала им сообщение Дайши.
- У меня дурное предчувствие, — со вздохом озвучила она невысказанные остальных, —
я постараюсь помочь, но кроме как в успокоении людей я мало чем буду полезна.
Думаю, кто-то из вас должен тоже пойти сюда, а кто-то остаться… Не нравится мне
идея оставлять здесь лишь одного из нас, но может там будет всё не так страшно, и
можно будет быстро вернуться. Что думаете?
! WARNING! Дальнейшее не рекомендуется к прочтению для особо

впечатлительных
…По первому взгляду восьмой вагон представлял из себя карнавал резни. Кровь была на
полу, на стенах и даже на потолке. Красное — вот что бросалось в глаза, но не первым —
то было лишь подложкой, фоном для происходящего.
Следом за алым, просочившимся в глаза, стали крики, затопившие уши. Множество
криков. Воплей, завываний, рыданий и хохота, скрипа, треска, глухих ударов.
Четверо фигур орудовали в вагоне.
— Хэ-эй, да это ангел смерти наконец добрался на нашу вечеринку! — находившийся в
центре вагона, парень поднял голову и осклабисто улыбнулся Дайше двумя ртами: на
лице и перерезанном горле. — Ещё немного, и ты бы совсем опоздал!
Он говорил с возбуждённой радостью, не прекращая скальпелем делать что-то с лицом
дёргающейся жертвы, сидящей к Дайе спиной. Руки той были грубо обкорнаны, так что
остались видны торчащие из предплечья обломки костей.
По другую сторону от прохода орудовал тот, у кого было пробито сердце. Он удерживал
одной рукой и методично избивал кастетом на другой полную женщину, в отличие от
самоубийцы, не трогая лица той. Светлое платье вдавливалось в тело, деформировалось
вместе с ним, пропитываясь кровью. Женщина орала от боли, а с ней и убийца, но только
в его голосе звучала ещё и слепая ненависть, а интенсивно бьющееся сердце всё
выплёвывало своим разрезом новые и новые сгустки крови из пробитой груди.
Оказалась тут и темнокожая девушка, из-за которой чуть не случилась потасовка во
втором вагоне, вовремя предотвращённая Скарлет. Она с визгом размахивала руками,
полосуя блестящими сталью длинными ногтями на них чьё-то недвижимое тело. Наконец,
вцепившись изо всех сил обеими руками в чью-то голову, упёршись несчастному в грудь
ногой, она рванула с силой пару раз в стороны — и отпрянула, удерживая в руках трофей
в виде оторванной головы. Та на миг повернулась к Дайше лицом — лицом пожилого
человека со свисающими, как у грустного бульдога, щеками и совершенно отупелым,
безэмоциональным выражением. Бледные глаза успели дважды моргнуть, прежде чем
девушка уронила голову на пол и стала исступленно топтать под соответствующий хруст.
Кроме того, кем занималась острокогтая девица, в дальней части вагона больше, кажется,
не осталось целых людей. Ещё четверо сидели в ближней части вагона, но…
Они просто сидели. И выражения их лиц немногим отличались от оторванной темнокожей
девушкой головы. Такое же могла видеть Скарлет на лице дочери отчаявшейся матери,
такие же были в каждом, каждом вагоне, но на них можно было не обратить внимания,
пока рядом кто-то шептался, молился или даже ругался, оттеняя их… Бездумные,
безразличные, они не обращали внимания ни на вопли и крики позади них, ни на
окровавленные тела и ошмётки плоти рядом с ними и даже местами на скамейках между
— видимо, разлетевшиеся в результате безжалостных “игрищ”... а может, убийцы сперва
прошлись по тем, кто подавал хотя бы признаки бодрости и жизни, а потом уже, смакуя,
принялись за потерявших всю надежду, а вместе с ней — и волю, кого проходящие мимо
ранее вполне могли принять просто за спящих или впавших в апатию.
Как оказалось, дела были на самом деле гораздо, гораздо хуже, чем просто один
пострадавший рядовой Шахмат.
Из-за “перерезанного горла” поднялся последний из убийц, молодой человек в сером
костюме, уже заляпанном кровью. Свет вагона засветил круглые стёкла очков, не давая
видеть глаза на совершенно спокойном лице. Такое могли видеть не раз и не два
патрулирующие, когда он сидел, тупо уставившись в окно, в девятом вагоне. Ни слова ни
говоря, он замахнулся одним из двух топориков, который держал в руках и с которых
капала свежая кровь, и метнул его в Карту.
+1

 BB-цитата
Поделиться352023-07-23 14:50:35


шахматы
птица
Фишки: 5 830
Вчера 23:36:26
Две недели. В тот момент, когда Аленна сказала про время, ее слова впились ему в уши и
не покидали его голову на протяжении долгого времени. Две недели в этом аду. Нил с
иронией думал, что будь он религиозным, то непременно посчитал бы, что это такое
наказание за все его прегрешения в прошлом. Две недели. Он вспоминал те истории, в
которых говорилось о вечности, проведенной здесь, и горько усмехался. Чем являлись эти
две недели? Каплей в море по сравнению с тем временем, которое им придется провести
здесь. Какой есть прок от информации о проведенном здесь времени? Лучше даже не
знать ничего такого. Лучше продолжать и дальше пребывать в неизвестности, продолжая
бороться со всеми этими ужасами.
Нил так ни разу и не спросил Аленну об этом, постаравшись выбросить ее слова из
памяти. Продолжая следить за порядком в поезде, он не замечал того, как сам начал
поддаваться унынию. Желание выбраться отсюда и вернуться к своей жизни стало как
никогда сильным. Сидеть на месте и смотреть в одну точку стало казаться ему более
приятным занятием, нежели обходить вагоны и проверять, находятся ли в целости и
сохранности неблагодарные пассажиры. Зачем они им помогают? Чего ради? Здесь нет
никого, кто отдавал бы им приказы или говорил, как нужно правильно поступать. Здесь
нет начальства, перед которым они должны были бы отчитываться. И если так, то ради
чего они все это делают? Он лично не записывался в герои, которые обязаны жертвовать
своими жизнями, защищая других. Он никогда не был святым и хорошим человеком,
никогда не пытался таковым быть. И что с того, что он — Шахмата? Почему он должен
защищать тех, кто этого не просит и не ценит?
Каждый раз, когда он видел этих людей, его начинало корежить изнутри. У него не
возникало никаких претензий к тем, кто безучастно сидел на своем месте, или к тем, кто
пытался помочь им всем тем, чем мог. У него были претензии к идиотам, которые начали
верить в какого-то Вестника. У него были претензии к неблагодарным ублюдкам, которые
смотрели на них с враждебностью, хотя они, не жалея собственных сил, делали все, чтобы
все оставались в безопасности. У него были серьезные претензии к сволочам, из-за
которых он не мог спокойно погружаться в сон из опасений, что они доберутся до него в
такой момент, когда он будет беззащитен. Он готов был защищать тех, кто вел себя
адекватно и просил его о помощи, но он не собирался спасать тех, кому было плевать на
себя и окружающих его людей.
Он не жалел тех, кто попадал в десятый вагон. Когда наступала его очередь проверять его,
Нил ничуть не скрывал своего отвращения и отсутствия какого-либо сочувствия к «недо-
трупам». Он не заговаривал с ними, не поддерживал с ними беседы, а каждый раз, когда
те обращались к нему, игнорировал их. Проверял все и уходил. У него не было желания
задерживаться там. В какой-то момент он заметил, что не принимает их больше за людей.
Его не беспокоило то, лежат ли они в комфорте, и то, что они продолжают страдать от
ранений. Всегда, когда его взгляд падал на них, он испытывал либо равнодушие, либо
омерзение, а в иногда даже злорадство — они ведь получили то, чего сами сильно желали,
а следовательно должны были «наслаждаться» полученным.
Более того, ему хотелось вырвать язык им всем, чтобы они не могли произносить слов,
обращаться к ним. Частично опасаясь того, что он действительно может не выдержать и
так поступить, он не без радости позволил Эдварду стать охранником вагона-карантина. А
сам вместо этого с большим рвением стал обходить другие вагоны.
Компанию ему чаще всего составляла Миранда. Она оказалась бойкой девушкой, но все
равно ему казалось, что ее нужно защитить. Именно по этой причине он отправил ее в
первый вагон, где, по его мнению, было достаточно безопасно. Она все равно продолжала
сбегать оттуда. Поначалу он пытался отправлять ее обратно, но потом перестал бороться.
Благодаря ей у него повышалось настроение, и ее присутствие заставляло его быть более
собранным.
Во втором вагоне Нил нехотя пообщался с профессором Майти, которые все время
задыхался, словно ему не хватало воздуха. Этот мужчина к его неожиданности оказался
дедушкой Миранды, которая в данный момент спала на его плече. В разговоре он
принимал пассивное участие, время от времени кивая и что-то говоря. Он даже
улыбнулся, когда мужчина сказал, что женщины легче справляются со всем. С этим он не
мог спорить. Скарлет, Дайша, Миранда, Аленна — все они хорошо держались. Даже
Юмира из первого вагона, которая хоть и не могла толком защитить своих людей, но все
же была крепка духом.
Форрестер лениво размышлял над этим и предпочитал не тратить энергию на ответ. Его
не клонило в сон, так как не так давно проснулся и был относительно бодр, хотя и
подавлен собственными эмоциями и разочарованием, которые неизбежно возникали у
многих, когда они просыпались и обнаруживали, что продолжают ехать в этом поезде. Он
старался не подавать виду и пытался не поддаваться волнениям. Он не имеет права
ломаться, так как прошел через многое и пережил всякое. В некоторой степени он был
даже благодарен профессору Майти, который говорил и говорил с ним, худо-бедно
отвлекая его.
А в какой-то момент послышался голос Аленны, вырывая его из трясины мыслей, и Нил,
осторожно переложил голову Миранды со своего плеча на спинку сидения и встал,
направившись к бывшей Карте, стараясь при этом выглядеть уверенно.
— У меня дурное предчувствие, я постараюсь помочь, но кроме как в успокоении людей я
мало чем буду полезна. Думаю, кто-то из вас должен тоже пойти сюда, а кто-то
остаться… Не нравится мне идея оставлять здесь лишь одного из нас, но может там
будет всё не так страшно, и можно будет быстро вернуться. Что думаете?
— Я пойду, — Нил ответил, не раздумывая и не сомневаясь, и пожал плечами. — Если
там происходит что-то, то я смогу с этим справиться, а вы можете оставаться здесь.
Присмотрите за Мирандой, пожалуйста, — попросил он внезапно, обернувшись и
посмотрев на профессора Майти — он поверит в то, что мужчина приходится ей дедом
только после того, как она сама подтвердит данную информацию.
С этими словами он прошел мимо Аленны, прошел половину третьего вагона, а затем
плюнул и активировал реликвию телепортации. На месте, где он стоял, осталось ледяное
облако, в котором кружились снежинки. Так, прыжками он быстро добрался до шестого
вагона, очутившись посередине, и уже на своих ногах бросился к седьмому.
Двери неожиданно открылись, выпуская Эрнста с раненым человеком на плече. Тут же
поднялись беспокойные и напряженные шепотки про «дурного вестника», «черного
ворона», говорили, что «от этой одни несчастья» и все прочее в этом же духе. Нил,
проигнорировал их, удовлетворившись тем, что люди просто говорили, но ничего не
предпринимали. Приготовившись активировать реликвию исцеления, он спросил:
— Нужно исцелить?
Эрнст покачал головой:
— Нет, его подлечила мисс Их'Дрим, — а затем быстро проговорил, освобождая проход:
— Она одна в седьмом, и ей нужна твоя помощь.
Нил кивнул, быстро прошел в седьмой и сразу же увидел Дайшу, стоявшую в дверях в
восьмой вагон. Ее крылья загораживали все, и он не мог видеть ничего из того, что там
происходило. Но он слышал. Крики зверей, терзающих других людей, и крики их жертв
проникали в мозг, заставляя осознавать чудовищность происходящего. Звуки разрываемой
плоти. Удары. Все, что там происходило…
Он молча приблизился к Дайше, сказав:
— Это я, — и мягко тронул ее за плечо.
Своим действием Форрестер попытался и оказать моральную поддержку Карте, и
попросить ее пропустить его. Он все слышал и чувствовал, как его изнутри охватывают
щупальца холодного гнева. Ему хотелось попасть туда и остановить творящееся безумие.
Он понимал, что это просто люди, которые не выдержали давления, но не понимал, как
они смеют нападать на других. Не хотел понимать и не желал даже пытаться
представлять, насколько должна поехать крыша, чтобы человек мог дойти до подобного
состояния.
Он вспомнил свои мысли о том, почему они должны их защищать. Эти звери… эти твари
не заслуживают милосердия. От них необходимо избавиться.
But how do I run?
+3

 BB-цитата
Поделиться362023-07-24 19:50:33

 Fukurou
шахматы
птица
Фишки: 26 274
Невидимость и телепортация? Неплохо и, что примечательно, вполне в её духе. Как жаль,

что они не встретились раньше в одном из корпусов Партии или на тренировочных
площадках. Она могла бы многое ему рассказать о его реликвиях и их потенциале.
Бедняга. Пообщавшись с Эдвардом еще немного, — разговоры с ним её успокаивали, — и
перекинувшись парой ничего не значащих слов с наиболее мирными пассажирами,
Скарлет направилась в третий вагон — внегласное место сбора их образовавшегося
костяка в лице Нила, Дайши, Аленны и Дисмаса. Им следовало обсудить их дальнейшие
действия по поддержанию и без того хрупкого порядка в застывшем во времени поезде.
Произошедший недавно инцидент не просто вывел, но с грубого пинка вышвырнул
Скарлет из равновесия, и Шахмата была решительно настроена не позволить подобному
повториться снова.
Договорились сконцентрироваться на первых четырех вагонах. Скарлет промолчала, хоть
и была не согласна с подобным решением и сетовала на их выбор бросить часть людей в
угоду их малочисленной группе. Они ведь тоже оставались такими же жертвами
обстоятельств, и им тоже требовалась помощь! Даже к суицидникам из десятого вагона
она продолжала испытывать сострадание. Да, сглупили разок, с кем не бывает, но ни одна
живая душа в этом мире не заслуживала расплачиваться за единственную ошибку целую
вечность, страдая в одиночестве словно какой-то бесчувственный мусор.
— Они пытались друг друга убить. – Резонно напоминала себе Скарлет во время
очередного обхода, распахивая тамбурные двери в злополучный десятый вагон,
исполненный болезненных стонов и вздохов. Она старалась четко разграничивать
сострадание и саморазрушительную жалость, иначе просто не смогла бы глядеть на
бесконечно живые, изувеченные тела без слез. Благо, со временем все они начали
понемногу привыкать, и даже суицидники, чьи ряды к её великому сожалению
продолжали пополняться наиболее отчаявшимися пассажирами, казались бодрей
обычного. Некоторые из них даже начали шутить и, — о боги! – флиртовать, словно бы в
их теле не зияла глубокая, неизменная дыра со свисающими по краям ошметками
розового мяса. Удивительно даже, откуда в Скарлет находилось столько равнодушия,
чтобы, подавив охватившую её дурноту, отшучиваться в ответ.
Дни тянулись медленно и мучительно, словно подплавившаяся на солнце тягучая резина.
Понедельник сменялся вторником. Вторник – средой. Среда... наверное сменялась
четвергом, а может и нет. Быть может сразу субботой или снова понедельником? Судить
было сложно. За окном громыхала черная бесконечность. Стрелки часов не двигались.
Голод не наступал. Сон нападал на них хаотично и бесконтрольно, и похищал их разум
сразу на несколько долгих дней, неохотно выпуская из густого, кисельного оцепенения.
Оставалось лишь верить словам Аленны и отсчитывать недели по её особо острому
ощущению времени. И Скарлет решила этим воспользоваться.
Всё больше людей теряли веру. Всё больше лиц лишались чувств или эмоций, пустыми
глазами впиваясь в никуда. Оно и понятно, когда твое тело не испытывает потребностей, а
мир вокруг сжался до размера крохотного вагона, ничего не мешает твоему разуму
отключиться, уснуть без малейшего желания проснуться. Скар отказывалась поддаваться
унынию. Первые несколько недель дались ей особенно тяжело, но после того срыва она
немного пересмотрела свои взгляды на происходящее и приняла его жестокость. Да, они
влипли. Да, им не выбраться. Да, люди будут страдать. Да, это будет ужасно и, да, они
даже не могут умереть. Что же им тогда оставалось делать? Что ж, Скарлет решила
насильно наполнять эти бессмысленные дни смыслом, из принципа ли или просто
вопреки. Доверяясь словам Аленны, она заново вырисовала в своем сознании дни недели
и время суток, и принялась составлять расписание. По понедельникам, средам и пятницам
она учила и наставляла Эдварда, показывая ему, как обращаться с реликвиями,
рассказывая про рейды и заполняемые после них бумаги, про особенности каждого ранга
и стратегии борьбы с различными Кошмарами – к своему ужасу она поняла, что уже
начинает забывать какие-то совершенно очевидные вещи вроде количества конечностей у
Крикуна или протоколы одиночных заданий, и в такие моменты на всех порах неслась к
Дайше или Нилу, разминая свою память и возвращая стершиеся, помутневшие
воспоминания. Подобные наставления и практические тренировки в девятом вагоне
помогали ей и самой держать себя в форме, да и короткие спарринги с Белой Пешкой хотя
бы на непродолжительное время заряжали её энергией и эндорфинами. Вторники и
четверги она проводила с одним из весельчаков из пятого вагона. Он оказался попаданцем
родом из Руана, и Скарлет убедила его поучить её французскому языку, и пусть рот её
отказывался выдавать нужные фонемы, за несколько недель она всё же выучила
несколько элементарных фраз вроде «Je déteste ce putain de train» - я ненавижу этот
чертов поезд, — и азы фрацузской грамматики. Правда, Кристоф, — так звали
весельчака-француза, — то и дело ругал её за неспособность запомнить слова, и Скарлет
лишь виновато пожимала плечами – записать-то их было некуда. Трое его друзей порой
тоже подключались, и тогда её занятия превращались в хаотичные посиделки с зычными
запеваниями народных песен и частушек.
Впрочем, как бы Скарлет ни пыталась себя занять или развлечь, окружающий её мир
продолжал чахнуть. Профессор Майти, обосновавшийся с ними во втором вагоне, очки
которому она, кажется, сломала своим трюком с защитной реликвией, а после виновато
починила, вооружившись пришитой к куртке деревянной пуговицей, оказался занятным
человеком и интересным собеседником, вот только нечто в его поведении вызывало всё
стремительней разраставшееся в ней чувство обреченности. Вдох.Тяжелый, шумный,
судорожный. Так дышат люди, отчаянно глотающие кислород и сражающиеся с
собственным, ставшим отчего-то враждебным телом. Скарлет не подавала вида и
пыталась в разговорах с ним быть спокойной и расслабленной, но в глубине души её
закрадывалась мысль о том, что однажды он не сумеет сделать свой тяжелый вдох, и тогда
ему придется биться в вечных конвульсиях, навсегда лишенному воздуха в легких.
Поймав себя однажды на том, что начинает загоняться, Шахмата приняла решение
проводить с ним меньше времени, предпочитая не привязываться к человеку, место
которому уже теплилось в десятом вагоне...
Культисты тоже угнетали. Не её, нет, но их косые взгляды в сторону Дайши незаметить
было невозможно. Даже когда Скарлет сидела в компании Кристофа и его друзей во время
обхода подруги, многочисленные, подозрительные шепотки то и дело достигали её слуха.
В такие моменты Шахмата старалась вести себя нарочито дружелюбно по отношению к
Карте, громко смеяться и пытаться рассмешить её в ответ. Да, крылья, да черные глаза и
бледная кожа, но кому как не ей знать, что Дайша всё еще обычный человек из плоти и
крови! О том, что кто-либо из их круга мог оказаться жертвой агрессии пассажиров и рано
или поздно оказаться в десятом...нет, Скарлет ни за что не допустит и тени подобной
мысли!
А еще она много плакала. Уходила порой в пустой седьмой вагон, в котором по
внегласному правилу всего движущегося состава не осталось ни одного человека, и
принималась бесшумно глотать слезы в углу, уткнувшись лбом в колени и слушая мерный
гул несущегося поезда. Улыбаться, смеяться, ободряюще хлопать по плечу, с усилием
вспоминать забавные истории из прошлого, стиравшиеся уже в её памяти в единое
блеклое пятно, тренировать Эдварда, петь и веселиться с Кристофом и его друзьями. Это
помогало, но вместе с тем высасывало силы. Конечно, ей хотелось всё бросить!
Разумеется, она надеялась уснуть и не проснуться! Она лишь знала, что ничего из этого не
поможет. Её отчаяние не изменит того факта, что время вокруг застыло, а из долгой
вечности прошли лишь жалкие несколько месяцев, и её слабость лишь сильней подкосит и
без того хрупкий настрой её друзей – за эти два месяца, проведенных в постоянном
близком контакте, Скарлет могла с уверенностью назвать Нила, Дайшу, Аленну, Дисмаса
и Эдвардва своими друзьями. Оставалось лишь продолжать заставлять себя двигаться
дальше, вдыхать смысл в эти бессмысленные дни и находить поддержку в поддеживании
остальных. Но как же, черт возьми, это было тяжело...
— О-ой, Визгу-ун, Визгу-ун! Не кусай меня! Не кусай меня-я! Бе-едола-ага я-я-я! –
Запевали на мотив с Изнанки свою версию «Ой, Мороз, Мороз» четверо мужчин. Скарлет
фыркнула и демонстративно закатила глаза, а затем вдруг ощутила за спиной движение.
Обернувшись на легкое касание, Шахмата проследовала за женщиной и присела на
корточки перед безучастной девочкой. Лицо её не выражало совершенно ничего.
Абсолютная пустота. В такие минуты казалось, что душа наверняка существует, и от
отчаяния ли или просто изжив свой срок, покинула бренные тела некоторых пассажиров.
Тело продолжало функционировать, но жизнь в нем едва теплилась.
— И так уже который день. – Скарлет понимающе кивнула, озабоченно нахмурившись.
Подобных ей было не так уж мало. Они сидели то тут, то там, словно блеклые тени,
бесшумные и неподвижные, и незамечать их порой было просто напросто удобнее. Так
поступали и их соседи, молча отсаживаясь на другие места и предпочитая игнорировать
произошедшее. Впервые за всё время кто-то обратил внимание на подобного пустого,
включая саму Скарлет. Ей даже не было стыдно.
— Прошу вас… я не хочу, чтобы моя дочка… Прошу вас… молю… отведите нас туда и…
закончите для нас двоих это путешествие... – Шахмата дернулась, словно от пощечины и
с ужасом уставилась на мать.
— Нельзя! – Воскликнула она, впиваясь пальцами в тонкое предплечье и грубо
встряхивая женщину. – Даже не думай об этом! – Но разве слова смогут убедить
отчаявшуюся мать, чей ребенок угасает прямо на её глазах? Дети...почему же, черт
возьми, должны страдать малькие дети?!
— Скарлет! Что-то не так? Тебе нужна помощь?.. – Послышался голос Кристофа за
спиной. Скар не успела даже как следует подумать. Она испугалась. Испугалась
всепоглощающего отчаяния матери, её обреченности и жажды недостижимой смерти. Её
близости к роковой ошибке.
— Да! Подойди и подержи меня. – Стараясь не думать о том, что планирует сделать,
Скарлет зажмурилась, словно перед прыжком в ледяной океан, и коснулась подвески в
виде черных пауков на одном из клинков. Сознание её резко обрушилось в бездну. Тело
обмякло, и подоспевший вовремя мужчина едва успел подхватить бесчувственную
Шахмату.
Подвески позволяли Скарлет смешать сознания двух существ. Давали призрачную
надежду увидеть, что скрывалось за этими стеклянными, потухшими глазами.
Сохранились ли в этом детском теле крупицы разума? Действительно ли она еще жива,
или же давно уже угасла? И Скарлет увидела. Чудесные цветы, заполнившие лесную
поляну, залитую весенним солнцем. Пестрые крылья мельтешащих вокруг разноцветных
бабочек. Красивая обертка на рождественском подарке. Сладкая, ароматная выпечка.
Домашний уют. Забота. Любовь. Тепло. Скарлет видела, чувствовала, ощущала всем
своим естеством чудесное детство, полное счастья и веселья, радость, царившую в их
семье, предвкушение от поездки в соседнее королевство. А затем её словно придавило
каменной плитой. Из легких выбило весь воздух, и она едва не задохнулась. Кровь на
окнах, вопли и стоны, куски свисающей плоти, дикий хохот и оглушительная волна
отчаяния и безысходности. Скарлет почувствовала, как сознание будто дробится на куски
и, отсекая то, что причиняет ему боль, возвращается туда, где ему хорошо. В залитую
весенним солнцем поляну.
А затем она вынырнула. Сделала глубокий вдох, распахнув глаза и пытаясь смахнуть
морок. Девочка, сидевшая до этого бездушным трупом, вдруг разревелась. Мать, не
ожидавшая подобного, схватила своего ребенка и расплакалась вместе с ней. Скарлет
смутно понимала, что произошло. Она смешала их сознания. Она заглянула в голову
девочки и увидела то, что удерживало её в своем воображаемом мире. Девочка же увидела
то, что видели глаза Шахматы, и крови в них было значительно больше, чем в седьмом
вагоне. Она видела выкрученные найтбрингером тела, чувствовала сжимашие горло
ледяные пальцы, ощущала склизкие половинки бьющегося сердца на своих ладонях,
слышала лай кошмаров, их топот и глухое рычание. Эмоции настолько сильные, что даже
её воображаемый мир треснул, возвращая её назад. Скарлет осторожно поднялась. Перед
глазами всё плыло. Из головы никак не выходила залитая солнцем поляна. Ей было...
плевать.
— Ты в порядке? – Райз неопределенно махнула рукой, отстранилась и, слегка
пошатываясь, направилась в сторону седьмого вагона. Там, на излюбленной ей уже
скамейке, легла на бок и уставилась в сиденье перед собой. Ни чувств, ни желаний не
осталось.
Только через пару дней ей стало немного легче. И всё же, повторять подобный трюк
расхотелось. Она даже перестала навещать Эдварда и так и не нашла в себе сил
продолжить свои занятия французским. Только сейчас Шахмата, наконец, вернулась в
шестой вагон и попыталась развеяться. Смотреть на пустых теперь не хотелось
совершенно.
«Один из самоубийц прорвался в седьмой вагон, я его уже вырубила, сейчас направляюсь в
десятый вагон. Что с Эдвардом — неизвестно. Нам нужна ваша помощь».
Будто неохотно вырываясь из оцепенения, всё еще державшего её после их странного

слияния с апатичным сознанием девочки, Скарлет заторможенно сорвалась с места.
Внутри ледяной змеей скрутилась стремительно разраставшаяся тревога. Эдвард! Она
активировала сразу две реликвии и исчезла. Защитное поле окутало её непробиваемым
коконом, когда она, перемещаясь размашистыми прыжками из вагона в вагон, пересекла
за несколько мгновений сразу десятки метров. Пустующий седьмой остался позади, и
Шахмата, совершив еще один прыжок, оказалась сразу в середне восьмого. Перед ней
оказалась женщина... давившая человеческую голову! Фонтаны крови брызнули во все
стороны, заливая багровыми реками стены, пол, сиденья скамеек и даже потолок, густыми
каплями срываясь на перекошенные слепой ненавистью лица. Тело... без головы! Живое,
мать его, тело без головы! Черепная коробка под каблуком обезумевшей хрустело
раздробленными костями. Из пробитой макушки вытекал размозженный мозг, и каждый
удар сопровождался вязким, хлюпающим звуком. Скарлет пробило холодным потом. В
стороне послышался знакомый хохот. Это человек с исполосанным горлом под звериный
ор кромсал лицо своей жертвы скальпелем. Тот самый, что совсем недавно веселился в
десятом вагоне, который сторожил...
— Эдвард! – Скарлет диким взглядом пробежалась по вагону. Тел... было слишком мало.
Почему никто не прибежал к ним? Почему не позвал на помощь? Волосы на шее встали
дыбом.
ЧТО. В. ДЕВЯТОМ.
Игрок судья, она не желала нападать на людей. До недавнего времени ей доволилось
сталкиваться лишь с Кошмарами, и даже сейчас она с трудом осознавала, как же можно
столь яростно и безучастно мучить ни в чем неповинных, беззащитных жертв. Как можно
осознанно причинить боль? Где найти в себе столько ненависти к такому же живому
существу из плоти и крови, с чувствами, эмоциями и обжигающей, мучительной болью,
чтобы упиваться чужими страданиями? Наслаждаться криками, слезами и липким
страхом?
Это не люди.
Даже Кошмары были лучше, чем это. Существа без души. Бессмертные мрази. Если бы
она только могла их убить, если бы только знала, как разорвать проклятие этого поезда и
прекратить это всё, рука её не дрогнула бы! Но она не знала, а времени разбираться с
ними у неё не было.
Двигаясь скорее на инстинктах, она сделала следующий прыжок, и из того места, где она
только что стояла, с низким гулом во все стороны разошлась ударная волна. Вздрогнули
стекла, отлетели в стороны личные вещи и мелкие предметы. В воздух поднялись лужи
крови, как если бы их разом сдуло огромным веером. Людей, что стояли на ногах, с
неистовой мощью оттолкнуло в разные стороны. Изувеченные тела полетели следом. А
сама Скарлет, едва сдерживая крупную дрожь, оказалась в девятом вагоне.
И завопила. Шахмата заорала так громко, что уже через несколько мгновений голос её
сорвался на хрип. Её ноги увязли в чём-то. Или в ком-то. В ноздри ударил металлический
запах. Кожаные сапоги словно губка впитали в себя склизкую жижу, промокли и стали
тяжелыми. От царившего в вагоне запаха стало дурно. В глазах потемнело. Скарлет
пошатнулась, схватилась за поручень, но с жалобным воем откинула в сторону нечто
мягкое и еще теплое. Детскую руку... Дрожащие колени подкосились, и она рухнула на
пол. Алые капли брызнули ей на лицо. Ужас охватил её, сдавил настолько сильной,
неудержимой волной, что она схватилась за горло, не зная, как вдохнуть и продолжая
хрипеть. Отупелый взгляд, исполненный звериного ужаса, бесцельно блуждал по вагону,
не в силах осмыслить увиденное. Это было невозможно. Она спит. Это дурной сон.
Иллюзия. Кошмар. Безумие. Она сошла с ума. Они все сошли с ума. Они умерли и попали
в ад. Они прокляты. Она проклята.
Где же Эдвард?
Всё было плохо. Очень плохо. Очень очень очень очень очень очень очень очень...
Невозможно плохо.
Так плохо, что она должна была бы уже умереть от шока. Почему она жива? Почему они
живы?
Но среди них не было Эдварда.
Она знала. Она ничего не понимала, не осознавала происходящее, но точно знала, что
ждет её в десятом вагоне. Она не хотела туда. Господь, Игрок, Вестник, как же сильно она
туда не хотела!
С трудом вдохнув и едва не закашлявшись – казалось, её дыхательные пути сжались до
размера соломинки, — она попыталась встать. Схватилась за поручень, но рука
соскользнула, проехавшись по окровавленному металлу. С усилием поднялась на
четвереньки, кое как подтянулась вверх и, не готовая, совершенно не готовая к тому, что
её ждало, сделала последний прыжок.
А затем случилось то, чего не случалось со времен становления ею Пешкой. Её реликвии
вышли из под контроля.

+3

 BB-цитата
Поделиться372023-07-24 22:29:03

2023-12-05 22:59:29
В очках топорометателя на миг отразилось его оружие, пущенное в занявшую весь

дверной проём Карту — цель слишком крупную и заметную, чтобы промахнуться. Разве
что метнулось на периферии сознания странное, смущающее впечатление, будто перед
ним — морок, а настоящий враг — позади…
Но этим мыслям не суждено было произвести эффект. Во-первых, потому что её
пересилило собственное бульдожье упорство, требовавшее всё и всех включить в
разделочное меню, а во-вторых…
Не дрогнувшая в момент броска рука не успела расслабиться, когда оружие покинуло её
— чтобы неимоверным образом вонзиться самому мужчине в спину.
Он дёрнулся вперёд от удара, выгнулся и захрипел. Однако сообразив спустя мгновения,
что всё ещё жив и может стоять, даже несмотря на неимоверную боль, несмотря на,
возможно, перешибленный позвоночник, он… захохотал. Этот звук был куда глуше и
тяжелее весёлых усмешек “распоротого горла”...
И не успел он стихнуть, когда в вагоне стало на одного человека больше.
Чернокожая девушка, исступленно растирающая по полу уже потерявшую очертания
голову со всем её содержимым, обомлела на миг, когда перед ней появилась печально
знакомая аловласая Шахмата. Её появления заметили разве что садистка и Дай, остальные
находились либо спиной, увлечённо занимаясь своим делом, либо были мужчиной в
очках, упивающимся своей агонией с вонзённым в спину оружием.
Однако ситуация переменилась, стоило прозвучать звонкому, испуганному восклицанию:
— Эдвард!
Самоубийцы резко обернулись, тот, у кого было перерезано горло, даже успел вскочить на
ноги в проходе. У железнокогтой девушки же исказилось лицо, отобразив ярое желание
причинить Скарлет боль…
…но даже размахнуться она не успела.
Аловласая исчезла, будто её не было. Но словно от центра внушительного взрыва во все
стороны устремилась могучая ударная волна, не щадящая никого в тесном для неё
вагончике…
Чернокожую со всего размаху приложило о дверь. Захрипев и закатив глаза она упала
кулем на пол без сознания. И, можно сказать, легко отделалась.
Хохочущего волна ударила сбоку, и, если бы не шквал других звуков, было бы слышно,
как в его сминаемом теле ломаются кости. Очки брызнули стёклами, он куклой с
обрезанными нитками сполз по невредимому окну на пол меж сидений, оставив на стекле
кровавый след.
Того, у кого было пробито сердце, швырнуло вперёд, опрокидывая через его жертву
(которой “благодаря” весу его тела и инерции ударной волны переломило шею, оставив
запрокинутой за спинку) и впечатало в доселе невредимого “апатичного" пассажира.
Мужчина буквально утонул в своей “подушке безопасности”, брызнувшей во все стороны
алым из продавленной чужим телом грудины… Впрочем, владелец кастета и сам не
остался невредимым — ему выбило плечо и свернуло шею, что, впрочем, в их состоянии
означало только новую боль — но даже не особенное беспокойство.
Других пассажиров (и то, что от них осталось) также разметало-расшвыряло,
впоследствие чего не осталось тех, кто был в сознании и мог бы дальше издавать
громогласные звуки. Притом при всей силе волны, ни одна лавка не оказалась затронутой,
ни одно сиденье порванным, не дрогнуло ни единое стеклышко. О них дробились черепа и
переламывались позвоночники, но они также слегка, но укрыли тех, кто сидел дальше
всех от источника удара… пусть тем уже и было, по сути, всё равно.
Легче всех отделался самоубийца с разрезом на шее. Его пронесло через пол-вагона и
врезало в Дайшу, буквально сметя ту назад, в седьмой, и роняя на пол, на крылья. Дверь в
восьмой вагон с металлическим звуком захлопнулась, отрезая оставшиеся там звуки от
присутствующих. Голова же самоубийцы, запрокинувшись ещё сильнее и удерживаемая
тонкой полоской плоти и кожи, с безумной весёлостью улыбнулась Дайе, на которой он
оказался лежащим на спине.
— О! Привет, ангелочек!
+3

 BB-цитата
Поделиться382023-07-25 02:19:18

шахматы
птица
Фишки: 5 830
Вчера 23:36:26
Слышать все, что там происходило, было… неожиданно болезненно. Нил этого не ожидал
от самого себя, ведь он наивно полагал, что после всего увиденного и пережитого стал
менее восприимчивым к ужасам поезда, достаточно зачерствевшим, чтобы чувствовать ко
всему равнодушие, и довольно уставшим, чтобы реагировать на что-либо столь ярко. А
еще он верил, что за свою жизнь успел увидеть самые темные, глубокие и страшные
стороны человека, но он никогда еще так не ошибался. Раньше он много раз видел, как
люди, которых специально обучали к пути жестокости и крови, совершали зло, но никогда
не сталкивался ни с чем подобным. Когда те двое мужчин подрались в седьмом вагоне в
первый раз, он полагал, что это было сотворено из гнева, но то… что он слышал сейчас…
своими ушами… было невыносимо. Что-то разрывалось внутри него от ужаса. Словно он
не был в состоянии пережить это, принять. Он прикрыл глаза, желая прекратить это,
вернуться назад, сесть на свое место и больше не думать ни о чем, но стоял на месте, не
смея сделать даже шаг назад. Здесь была Дайша. Скарлет тоже должна была скоро
прибыть. Их он не мог оставить в этом аду. Если даже ему станет окончательно плевать на
пассажиров поезда, он не может бросить своих друзей.
— Эдвард!
Нил услышал голос Скарлет и собирался было попросить Дайшу отойти, и для этого
прижался к стене у двери, чтобы поскорее пройти, но тут внутри раздался оглушительный
взрыв, заставивший его замереть. Карта упала на пол прежде, чем он успел среагировать и
поймать ее. На нее следом упал тот «недо-труп» с почти оторванной шеей, а
металлическая дверь с лязгом захлопнулась.
— О! Привет, ангелочек!
Веселый голос мужчины вырвал его от пучины мыслей, оторвал созерцания
происходящего. Нил повернул голову и посмотрел на ублюдка, которого взрывом отнесло
на Дайшу, опрокинув ее на пол. Теперь он лежал на ней на спине и шутил. В его руке
находился скальпель, и Шахмата сам не заметил того, как оказался рядом с ним и схватил
его за плечо, а после с силой дернул его в воздух, словно тот являлся тканевой игрушкой.
Он сам не заметил того, как неосознанно активировал реликвию, к которой прибегал
редко, очень редко, а все из-за ее отвратительного побочного эффекта. Мужчина, голова
которого свисала с шеи на тонком куске плоти, взмахнул рукой и начал пытаться
отмахнуться от него скальпелем, при этом продолжая хохотать, словно он наслаждался
происходящим как с другими, так и с ним самим. Он не мог не попасть. Несколько ударов
скальпелем попали по его одежде, оставляя рваные полосы на его куртке. Еще парочка
рассекла щеку и шею. В иных обстоятельствах порезы стали бы для него смертельными
или тоже заставили бы его мучиться вечность, но он на них никак не реагировал. И более
того — раны на нем мгновенно затягивались под действием реликвии, не позволяющей
своему владельцу испытывать боль и регенерирующей его тело каждый раз, когда он
получал повреждение. Вместе с этим Нилу стало откровенно плевать на все то, что
происходит, и на то, что в его руках находился человек.
Он, одной рукой держа мужчину, другой открыл дверь и зашвырнул его внутрь. Затем
вернулся и схватил за шиворот человека с переломанной шеей, который лежал без
сознания, и тоже забросил его в восьмой, и только после зашел туда. Только теперь он
увидел все то, что творилось внутри. Кровь покрывала пол толстой лужицей. Грязно-алые
пятна были на потолке, стенах и сидениях. Повсюду лежали искореженные тела с
вывернутыми или оторванными конечностями. Под одной из скамеек виднелась
человеческая голова, выглядевшая так, будто по ней били молотом. Он слышал, как
женщина громко топала, давя своими ногами что-то, что хрустело — теперь он понял, что
это было. Многочисленные порезы, ранения… Обезображенные лица… Тела, больше
похожие на груды мяса… Все это мясо было живым.
За несколько минут до этого данное зрелище поразило бы его до глубины души,
неизбежно вызвало бы шок и ужас, но сейчас ему было все равно. Он уже вполне
осознанно привел в действие другую реликвию, которая начала стремительно обвивать
его руки, ноги, шею черными шнурами. В его глазах появилось золотистое свечение, и он
шагнул внутрь восьмого вагона, игнорируя все то, что было у него под ногами и вокруг.
Его мозг рассуждал трезво, расчетливо, быстро, подсчитывая количество людей,
находящихся в этом вагоне, прикидывая, как будет легче их устранить. Он видел в них
серьезную помеху для всеобщей безопасности, которую требовалось выкорчевать с
корнем. В иной ситуации хватило бы одной пули в лоб из винтовки, но теперь, когда он
знал, что это бесполезно, оставался лишь один вариант, и он начал приводить свой план в
действие.
Ситуацию осложняло то, что благодаря взрыву, устроенному Скарлет, всех людей
разметало по сторонам, но облегчало то, что большинство не могло оказать
сопротивление.
Он выстрелил детонирующим шнуром в парочку безвольно лежащих тел — мужчину,
которого швырнуло в другого пассажира. Вагон тут сотряс новый взрыв. Пол, стены,
потолок, сидения приняли на себя новые порции свежей крови, потрохов и ошметков с
кусочками костей, разлетевшихся во все стороны. Его самого осыпало ими, но эффекты
реликвии не повредили на нем даже одежду. Еще один шнур незамедлительно полетел в
следующее тело, а затем еще один, и еще… Нил действовал методично и быстро, не
замедляясь ни на секунду благодаря увеличившейся скорости. Из-за того, что сидения не
могли быть повреждены, некоторые тела, валявшиеся за ними, были в полной
защищенности, и это вынуждало его двигаться по проходу, стреляя в каждого, кого он
видел. Особенно мощный удар он нанес по самоубийцам, которых он закинул в вагон и
которые продолжали лежать посередине прохода. Он врезал рукой, которая
преобразовалась в нечто похожее на торпеду, по мужчине с переломанной шеей. Того
разметало на частички — оторвало руки, ноги, превратило голову в кусочки фарша с
костями. Конечность Нила тут же восстановилась, а затем вновь преобразовалась,
приготовившись к новому удару, который пришелся по ублюдку с почти оторваной
башкой. Его постигла та же судьба, что и всех остальных.
Все новые и новые последовательные взрывы стремились изо всех сил разрушить восьмой
вагон, но тот, в отличие от мясных туш, оставался невредимым.
Последней его «жертвой» стала чернокожая женщина. После того, как взрыв разнес ее на
частички плоти, все было закончено. Вагон был цел, и в нем царила тишина, ставшая для
него уже непривычной.
Шахмата пошел по проходу, проверяя не остались ли целые тела. Ему не нужны были те,
кто мог бы передвигаться или держать в руке хоть что-то. Ему не нужны были те, кто мог
бы что-то говорить. Потому-то он тщательно и методично «добивал» всех, кого видел,
желая превратить их в порошок. На мгновение в нем вспыхнула слабая искорка интереса,
и он задался вопросом о том, что они ощущают сейчас. Им больно? Они могут думать?
Они могут причинить вред?
Нил прекрасно осознавал, что он сделал, но твердо верил, что это правильно. Сейчас для
него это было наиболее верным и лучшим выходом из сложившейся ситуации. Ему
необходимо было поступить так изначально — избавиться от всех тех людей, которые
вызывали в себе сомнение. Ошибкой было пытаться запереть самоубийц в десятом вагоне
и верить в то, что это их остановит. Ошибкой было поступать так глупо, так человечно.
Ошибкой было помогать окружающим людям, ведь они совершенно не заслуживали ни
толики их заботы.
И правда, зачем? Зачем они столько времени пытались им помогать? Почему тратили
столько своих сил? Может для того, чтобы самим держаться за что-то знакомое, не
потерять стержень, оставаться собой? Оставаться теми людьми, которые сели на этот
вагон, не подозревая ни о чем из того, что здесь будет с ними происходить? Может все так
и есть, а может и нет. Сейчас же он испытывал безразличие и недоумение, когда
вспоминал свое прошлое поведение. Он был так слаб… Даже если он думал, что от этих
людей нужно избавиться, то осмелился бы он взаправду пойти на это, будучи таким
слабым и мягким? Все же человечность — это ошибка. Ошибка, с которой ему
необходимо бороться, чтобы выжить. Сейчас ему было хорошо. Нил наклонил голову
вбок, изучая куски черепа, лежащие у него под ногами, и не ощутил ни малейшего
отвращения. Он чувствовал облегчение и свободу. Это было то, чего ему не хватало в
последние несколько недель. Это ему нравилось.
Было неважно, кто хрустел и хлюпал под его ногами. Мужчина. Женщина. Ребенок.
Молодой человек. Старый человек. Они были людьми, но превратились в ошибки,
угрожающие его жизни и жизням тех, кого он действительно должен защищать. Это
Скарлет. Она — своя. Дайша — тоже своя, пусть она и Карта. В этом поезде — она друг,
на которого можно положиться. Лица же остальных людей, с которыми он познакомился
и с которыми общался прежде, перестали таковыми быть. Все они стали наиболее
вероятными мишенями, которые в будущем могут лишиться ума и перейти в стан врагов.
Их следовало уничтожить — чем раньше, тем лучше.
За все время, прошедшее с того момента, когда он шагнул в восьмой вагон, Нил не
произнес ничего. В словах не было никакого смысла. Все, что нужно, уже было сказано.
Он осмотрелся в последний раз, и только потом повернулся и уверенно зашагал в сторону
девятого — туда, где было много ошибок, которые требовалось исправить.
But how do I run?
+3

 BB-цитата
Поделиться392023-07-26 01:01:15

карты
птица
Фишки: 25 260
Вчера 19:15:50
Дайша думала, что дела обстояли плохо. Нет, она ошибалась. Это было не плохо — Карта
просто не знала такого человеческого языка, в котором нашлось бы слово, способное в
полной мере вместить в себя описание того, что предстало перед ней в восьмом вагоне.
Подобное зрелище ей приходилось видеть в хоррор играх, кино, книгах — и казалось,
разумеется, художественным преувеличением. Потому, что ну не могло такое
происходить в реальности, не могло! Не могло найтись такой злой воли, которая с таким
бы энтузиазмом решилась бы воплотить такую кровавую интерпретацию картин Босха в
жизнь! Но реальность в очередной раз — как-то уж слишком часто за последнюю
вечность, проведенную в поезде — дала ей под дых, показав, что подобное — вполне
возможно.
И, конечно же, по уму, надо было что-то делать. Хотя бы, определиться со своим планом
действий — и не стоять на пороге. Но Дайя замерла, как истукан, ощущая впервые столь
всеобъемлющее и непреодолимое чувство... ненависти?
В ней почти всю жизнь умудрялись совмещаться гуманизм — и отсутствие
сентиментальности по отношению к роду людскому. В этом случае Скирон можно было
назвать настоящим врачом: она не тряслась над судьбой и переживаниями каждого
отдельного человека — однако, для неё были важны безопасность и благополучий людей
вокруг в целом. Когда ничего из этого не оказывалось затронуто — она выдыхала с
облегчением и с головой погружалась в лично интересные для неё дела. И до сих пор у
неё имелась определенная четкая установка: нельзя причинять людям серьёзный вред,
нельзя наносить им тяжелые увечья, особенно — если их потом нельзя было вылечить.
Усыпить, обездвижить, дематериализовать, временно ослепить или просто ранить — да.
Но даже всех тех, с кем она это проделывала — Дайша не ненавидела. Могла не любить,
презирать, отторгать или просто ничего не чувствовать — однако столь глубокая черная
ненависть до сих пор не посещала её сердце.
Но сейчас она просто не знала, как еще реагировать и что чувствовать при виде того, как
совершается... преступление против человечности? Да, пожалуй, именно сейчас женщина
осознала всю подлинную глубину этого понятия. Это было преступление не просто
против большого числа людей — но против самой человеческой природы. Природы
человека, как существа, способного держать под контролем свои желания и страхи. И
сейчас эти... существа — по другому их более язык не поворачивался назвать —
систематически, с полной осознанностью уничтожали в себе, а заодно и окружающих,
опосредованно, своим примером — эту самую человечность. Способность удерживать
власть над собой даже в такие моменты, когда мир вокруг казался окутанным одним
сплошным беспросветным мраком. Собственноручно уничтожали искренним радостным
ликованием от осознания своей и чужой обреченности на бесконечные муки.
Потому, что если не ненависть, то... боль? От увиденного в сердце Дайши словно
образовалась некая дыра, которая всё расширялась с каждым мгновением — и женщина в
какой-то момент поняла, что сейчас, наверное, может просто умереть от всей той
невысказанной, невыплаканной, невыкричанной боли, что копилась в ней последнюю
вечность — настолько той было много. И даже ненависть в какой-то мере было проще
пережить, чем эту боль — она, по крайней мере, смещала фокус концентрации с себя на
других, сподвигала хоть к чему-нибудь, кроме постепенного внутреннего умирания.
И в этот момент один из садистов, чем-то отдаленно напомнивший мистера Дойла, увидел
Дайю. Увидел — и метнул в неё один из своих топориков. Легко, быстро, одним слитным
движением, без каких-либо сомнений. Пика не успевала увернуться — но, к счастью, для
неё это не было проблемой: цепочка со снежинками, удерживавшая косу, слегка нагрелась
— и в следующий миг его же топор вонзился в его кожу. Убийца пошатнулся, а затем...
рассмеялся. Именно этот пробирающий до мурашек хохот подтвердил давнюю мысль
Скирон: никакое столкновение с Ночью по тяжести последствий и рядом не стояло с
такими, как... эти.
Дайша почувствовала, как её крылья на мгновение потяжелели, становясь крепкими,

словно сталь — и внезапно поняла, что впервые рассматривает их, как оружие. И раньше
получить ими было, как минимум, неприятно — но сейчас их ударом вполне казалось
возможным сломать кому-нибудь что-нибудь.
Однако, прежде, чем она успела что-либо сделать, её плеча коснулась слегка прохладная
рука, знакомый голос сказал.
— Это я.
Это был Нил — и в другой бы момент Дайя обязательно бы подумала, что хорошо, что он
здесь, сказала бы что-то насчет всего происходящего, но... сейчас ни в голове, ни на языке
у неё не оказалось ничего, кроме черной холодной ненависти и желания любой ценой
устранить этих монстров. Плевать, что её реликвии не очень подходили под нынешнюю
ситуацию — она просто не видела иного выхода, не могла никак поступить иначе. В
данный момент поезд был для неё организмом, который следовало очистить от
вредоносных сущностей, чтобы тот мог функционировать хоть в какой-то мере
нормально. И сейчас только и могла, что смотреть на Шахмату взглядом, полным
расчетливого ледяного бешенства. Она была уверена, что сейчас они думают об одном и
том же.
А затем сквозь раздирающий душу хохот, крики боли и хруст костей донесся до боли
знакомый голос. И Дайя мысленно схватилась за голову, увы, запоздало осознав свою
ошибку: нельзя было звать сюда Скарлет! Она слишком хорошо помнила реакцию
рыжеволосой, когда они впервые увидели тех двоих самоубийц. И пускай позже та со
временем, вроде бы, немного пришла в себя и восстановила самоконтроль — но тем не
менее. Впрочем, сейчас сожалеть было поздно — да и девушка к этому моменту уже
исчезла.
Еще миг — и по вагону пронеслась взрывная волна, расталкивая и разрушая всё на своем
пути. Она же подхватила и Дайшу, всё еще стоявшую на пороге, выталкивая её обратно в
седьмой вагон — а сверху на неё, вдобавок ко всему, приземлился тот самый мужчина с
перерезанным горлом. Не было ни вспышки злости, ни брезгливости, ни раздражения —
только боль; правда, на сей раз — физическая. Не успев по-настоящему сгруппироваться,
она неудачно приземлилась на крылья, а тут еще и сверху своей немалой тушкой прилег
убийца — и потому совсем не удивительным оказалось то, что в крыле что-то хрустнуло.
Впрочем, сейчас Дайе оказалось не до лечения — Нил схватил смеющегося самоубийцу и
швырнул его в восьмой вагон, после чего вошел туда сам.
Скрипя зубами, Скирон поднялась следом — и невольно прищурилась, когда услышала

грохот словно от взрывов совсем рядом. Лечебная функция реликвии опять тормозила, так
что женщина просто-напросто использовала Лик Инкогнито — и, окутанная темным
дымом, вошла в восьмой вагон. Не взирая на взрывы, очевидно, раздававшиеся здесь, сама
обстановка выглядела идеально целой — только, разве что, устланной мясным фаршем из
того, что когда-то было людьми. Когда-то — но уж точно не в последние часы или даже
дни перед тем, как встретиться с Форестером. И в другой раз Дай бы точно отнеслась бы к
поступкам последнего, как минимум, с неодобрением — но сейчас, вспоминая уродский
оскал человека с полуотрезанной головой и крики полной женщины, Пика почему-то была
уверена: будь у неё возможность — она поступила бы точно также. И в этом, частично, и
заключался весь ужас того, что происходило в этом поезде: человечность здесь теряли не
только пострадавшие от ран и временной аномалии напрямую или даже их жертвы, но и
те, кто столкнулся с ними лишь мимолетно.
+2
 ЛС Daisha
 BB-цитата
Поделиться402023-07-26 01:23:14

2023-12-05 22:59:29
Аленна спешила. Нил, получив сообщение, мгновенно исчез в облаке холодного воздуха и
снежинок — видимо, не откладывая в долгий ящик, воспользовался телепортацией.
Продуманно.
У неё такой возможности не было, и, получив напутственное “Будь осторожна” от
Дисмаса, она торопливо направилась от вагона к вагону, глухо цокая небольшими
каблучками. Светлая накидка слегка развивалась позади, напоминая докторский халат.
Её провожали взглядами, но Аленна не обращала внимания. Достаточно того, что она
быстро идёт, а не бежит. А вести… они разойдутся и так, тут ничего не поделаешь.
Единственное что — в шестом было большее оживление, чем обычно. И Эрнст,
блестящий макушкой здоровяк, силился, уже с прорезающимся в голосе раздражением,
переспорить пассажиров в чём-то. Хотя достаточно было уловить в их голосах “пернатую
нечисть” и “заберёт нас этот ангел смерти”, как и бывшей Карте стало всё понятно.
— Эрнст, не надо. — Она положила руку ему на плечо, заставив обернуться. - Идите в
другие вагоны, пожалуйста, там вы будете полезны больше. Я здесь разберусь…
Мужчина нахмурился, невольно бросая взгляд в сторону двери в седьмой. Несколько
минут назад он оставил там Дайшу, одну, наедине с чёртовым садистом. Спасённый и
вылеченный мальчик сейчас спал, оставленный им на соседней скамейке. Сам Эрнст
решил, что небольшая задержка ему не помешает — а успокоить негодующих людей,
засчитавших произошедшее с мальчиком на счёт Дайши (причём не исцеление, и именно
то, оставшееся им неведомое, что с ним случилось) казалось более приоритетной задачей.
- Вы… пойдёте ей помогать? — с задержкой проговорил он. — Но разве тогда вам не
понадобятся все реликвии?
Аленна помедлила с ответом. Открыла было рот и сообразила, что их слушает пол-вагона.
По крайней мере те, кто не находился сейчас в состоянии полнейшего безразличия и
оцепенения.
— Всё будет хорошо. — Как можно мягче ответила она мужчине. — Я, конечно, не боец,
но… от меня это и не требуется. Я постараюсь помочь по-другому.
“Если будет, кому помогать”. — Мог прочитать мужчина неозвученные мысли в её
долгом взгляде, брошенном в сторону седьмого вагона.
— Ладно, — поколебавшись, со вздохом согласился Эрнст, наклоняясь чтобы подхватить
паренька, — только берегите себя, хорошо? Ребята неплохо справляются с угрозами и
утихомиривают буйных, но… Во многом первые вагоны держатся только благодаря
вашим ободряющим словам.
— Хорошо. Я буду осторожна. — Улыбнулась ему Аленна.
! WARNING! Дальнейшее не рекомендуется к прочтению для особо

впечатлительных
…Десятый вагон на первый взгляд выглядел так же, как Скарлет видела его в последний
раз. Почти чистый, что особо бросилось в глаза после восьмого и тем более девятого.
Разве что здесь, в местной особо гнетущей пустоте привлекало внимание чьё-то
разодранное тело в дальней части, слабо подрагивающее, поскрёбывающее пальцами по
полу.
Скар шагнула было туда с замершим сердцем, когда слабый-слабый стон донёсся с пола
слева от входа, и она сообразила…
“...та женщина… с разбитой головой… это, должно быть, она всё ещё… там…”
Но тогда кто издал этот звук?..
Она могла только смотреть вперёд. Поворачивать голову было мучительно страшно. И
казалось, что кто-то другой повёл её взгляд вбок, всё левее и левее, а затем вниз…
Мелко и судорожно вздрагивала грудь под почти нетронутой рубашкой. Видно, жадность
и нетерпение изуверов не дали им заняться телом паренька, предприняв лишь самые
необходимые “меры“. В числе них были оторванные по локоть руки, лежащие рядом и
слабо подёргивающие тонкими, почти мальчишечьими пальцами. Светлые рукава почти
до середины пропитались кровью Пешки.
Обе его ноги были вывернуты под неестественным углом, и, судя по всему, их не просто
сломали — а хорошенько потоптались для надёжности, чтобы Эдвард уж точно не смог
покинуть места, куда его заманили.
На Скарлет же уставились огромные и влажные щенячьи глаза на залитом слезами и
кровью лице. Паренёк издал ещё один слабый, едва слышный жалобный стон. Большего
звука он произвести не мог — растерзанное горло и вырванная с языком нижняя челюсть
показали, что на этот счёт “самоубийцы” озаботились особенно старательно.
…Сердце Скарлет пропустило удар, который словно пришёлся по психике, спустившей
предохранители большинства её реликвий.
Вокруг порхнула целая стая бабочек, окрасив своим свечением вагон в бледно-
зеленоватый свет. Они порхали вокруг двоих застывших Шахмат словно над цветочной
поляной, иногда присаживаясь отдыхать на скамейки, на пол рядом с лужами крови, на
вязаную жилетку женщины с разбитой головой, алые волосы Скарлет и бледную щёку
Эдварда…
А ещё — на громадную морду чудовищной твари, которая неожиданно возникла чуть
дальше.
Альфа Демон с Чёрной Бусины
Серокожий Демон Камня зевнул непропорционально огромной пастью с рядом

квадратных зубов и уставился невидимым взглядом на Скар, словно ожидая от неё
указаний.
Но он пришёл не один.
…Усилиями Нила весь восьмой вагон оказался за несколько минут почти равномерно
покрыт брызгами из смеси человеческой крови, плоти, потрохов и костей. Очень
немногие, уже изувеченные и вяло шевелящиеся, оказались проигнорированы им в силу
кажущейся вялости и безвредности — но в целом почти всё содержимое вагона в
кратчайшее время сменило дизайн на алые тона.
Девятый вагон, представший сперва взгляду Скарлет, был чем-то ему подобен. Но было
тут и несколько ключевых отличий.
“Ещё немного, и ты бы совсем опоздал!” — окликнул один из самоубийц Дайшу, и в его
словах скрывался чудовищный смысл: заканчивая с восьмым вагоном, с девятым они
разобрались уже некоторое время назад, и вполне основательно.
Здесь было больше цветов. Алый почти не затронул стены, но зато щедро стёкся на пол,
бодро хлюпнув под ботинками Скарлет, отразив девушку в алом зеркале.
По сиденьям здесь остались сидеть пассажиры. Остались в таком виде, какой
удовлетворил кровожадные вкусы их мучителей. И этот вкус не предполагал целого или
чистого.
Большинство тел было так или иначе исполосовано острыми предметами — кто-то
хаотично, как будто пострадав от когтей дикого зверя, а над кем-то потрудились, кусочек
за кусочком, словно копируя узор шахматной доски, снимая кожу. Сперва с головы, а
затем, умаявшись над сим кропотливым делом, попросту срывая её с тела и оставляя
висеть шматками, вперемешку с порванной одеждой.
У многих недоставало конечностей, обнаруживающихся в самых неожиданных местах —
на полу или рядом с другими пассажирами. Оборванные уши и носы были мелочью рядом
с наполовину срубленным черепом. Грудные клетки были вскрыты на манер “кровавого
орла”, внутренности вытащены и свалены в солидную кучу прямо посреди прохода, а кто-
то особенно остроумный развесил чьи-то кишки по всему вагону, на манер гирлянды,
добавив на неё в качестве лампочек вырезанные у людей глаза.
Узнать кого-то наверняка было уже нереально. Но… маленькие размеры некоторых
жертв, или заметно тщедушные фигуры, говорили сами за себя. Возможно, кто-то из
взявшихся нести патруль в поезде, однажды приметил эту мирную пожилую пару, или
даже шутливо пообщался с маленькими братиком с сестричкой…
Скар повезло, что шок дёрнул её покинуть адское место. Иначе, присмотрись она ещё
немного, заметила бы ещё пару деталей, на несколько порядков усиливающих дикое
впечатление от сцены.
Во-первых, она не была безмолвной. Несмотря на то, что тут не было криков, лишь
недавно оборвавшихся в восьмом вагоне, звук здесь присутствовал постоянно. Какое-то
влажноватое чавканье и хлюпанье, потрескивание и тихое, почти потустороннее
подвывание. Стоило бы ещё подождать и прислушаться, и присмотреться, как стало бы
ясно, что эти звуки исходят от тел и их отдельных частей.
Люди… обрубки людей подёргивались и пытались шевелить остатками пальцев. Куча
внутренностей посредине похлюпывала, каждый составляющий её орган пытался
продолжать работать. Сокращалась влажно поблёскивающая “гирлянда”, и на ней
пытались повернуться к Шахмате лишённые век глаза.
И вот посреди этого тихого ада и воплотились ещё двое порождений реликвий, вышедших
из-под контроля Скарлет.
Один рухнул почти посреди вагона и с недоумением уставив обе свои нелепые
недоголовы на плечах на поднятую массивную ладонь, изгвазданную в крови и с
заусенцами из обломков человеческих костей, которые чем-то раздробили. На бледной
грубой коже алое смотрелось особенно эффектно, но всё равно алеющие пламенем пасти
заворчали.
Бета Демон с Красной Бусины
Чуть дальше него возник третий монстр, сам похожий на одну огромную голову с
горящими голубым огнём глазами и распахнутой пастью, из которой выглядывала худая
длинноволосая девица с точно такими же огнями в глазах.
Гамма Демон с Синей Бусины
Чудовища замерли в недоумении оттого, что после призыва им не был ни адресован

приказ, ни обнаружен враг.
Зато их внимание прекрасно привлекли отголоски взрывов из соседнего вагона, в чью
сторону эти двое без колебаний и направились…
Поезд был неуязвим. Ни пули, ни взрывы, ни клинки — ничто не могло его повредить.
Мягкая обивка сидений так же хорошо сопротивлялась повреждениям, как и
металлические двери, захлопывающиеся сразу за тем, кого они пропускали в другой
вагон.
Чудовища не могли их открыть. Зато это могли сделать люди. И Нил, шедший первым,
отодвинул одной рукой “железный занавес” — чтобы уставиться на две нависшие над ним
головы. Которые синхронно распахнули челюсти с сияющим пламенем внутри и
обрушились на Шахмату, желая сомкнуться на его плечах и дёрнуть в стороны, подобно
конкурирующим за кость псам.
Синий монстр, опоздав за товарищем и не имея возможности пробраться мимо него чуть
замялся, но ненадолго. Он просто исчез со своего места, а воплотился вновь уже за
Дайшей. Девушка из пасти подалась назад, так чтобы сама пасть могла обрушиться
гильотиной, вобрав в себя почти всё крыло Карты до самой лопатки, начав резко дёргать в
попытках оторвать.
Вдобавок ко всему происходящему потолок в десятом, девятом, восьмом и частично
седьмом вагоне странно потемнел и заволновался. Словно множество бугорков стали
взбухать на нём, пока те не обрушились на всех находящихся в вагонах кровавым дождём,
что, прикасаясь к коже, вызывал неконтролируемый приступ паники, органично
сочетающийся со всем происходящим.
Попали кровавые капли и на лицо изувеченного Пешки, заставив то дрогнуть…

Рефлекторно сообразив, что это для него значит, Скарлет дёрнулась к нему, желая
прикрыть, уберечь или, может, отключить действие реликвии, как…
Как раз в этот момент сработала ещё одна, которой Чёрный Слон, наверное, сейчас в
последнюю очередь хотела бы воспользоваться.
Её захлестнули чувства и эмоции. Чужие.
…Беспокойство. Колющее чувство ответственности. Неуверенность…

Он один должен справиться с этой ситуацией? Должен успокоить, что они скоро
приедут?
Кто это?..
“Какая красивая…”
Звуки выстрелов и дрогнувшее сердце. Расцветающее уважение и тянущий интерес.
“Она явно знает, что делает… Она тоже Шахмата?
С к а р л е т… Такая яркая… такая уверенная!”
Ожидание. Долгое, напряжённое ожидание. очень долгое… перемежающееся периодами
волнительного расцвета.
Алые волосы. Ободряющая улыбка.
“Я… могу как-то вам помочь?..” — отчаянное желание быть полезным, не стрелку, не
крылатой женщине, а этой симпатичной девушке со шрамом.
“Она так добра со всеми…”
Острая вспышка тревоги. Обмякший силуэт на чужих руках с колеблющимися от шагов
алыми волосами.
“Нет!! Скарлет, что с тобой?!”
Облегчение. Новая надежда. решимость…
“Я должен во что бы то ни стало быть им полезен!”
Щенячья радость от занятий. Непросто. Трудно запоминать. Стыдно перед ней… надо
стараться, стараться! Надо не показывать, как жутко, когда из-за двери в десятый
раздаются взрывы хохота, и по спине бегут ледяные мурашки.
Надо не дать им навредить остальным. Не дать…
“Что? Вы мне? Заглянуть… что случилось?..”
Больно. Чудовищно больно! И страшно… они вырвались…
Они идут… к… Скар…
Как же… больно!..
Больно… больно…
Больнобольнобольнобольно!
Бо…
Это..?
“Скар… лет?..”
Слабая, трепещущая вспышка надежды посреди чудовищной боли. Слёзы… кто бы знал,
что это слёзы уже не боли, а облегчения?
“Ты жива… слава богу, ты жива!
Я знал это, я знал! Я знал, что ты придёшь… что ты со всем справишься и придёшь…
Я очень слаб, прости меня, прости! Я так подвёл… А ты не подведёшь… Пожалуйста,
помоги им! Ты можешь!
Пожалуйста, Скарлет…”
+3

 BB-цитата
Поделиться412023-07-26 15:47:18

 Fukurou

шахматы
птица
Фишки: 26 274
Тихий стон полоснул её слух острее бритвы. Так звучал человек, чей язык и цельный
кусок нижней челюсти валялись на залитом собственной кровью полу, человек, с
недостающими кусками горла и вырванными связками, человек, чье бессмертное тело
продолжало посылать нервные импульсы, а легкие — втягивать кислород сквозь
образовавшуюся в гортани свистящую дыру. Больно — слишком блеклое и тусклое слово,
не охватывающее и десятой части того, что сейчас испытывал изувеченный,
искромсанный, изуродованный человек с отрубленными руками и раздробленными в
мелкую крошку ногами. Скарлет с усилием повернулась и, чувствуя себя каменным
изваянием, встретилась пустым взглядом с исполненными звериного ужаса и мучений
глазами Эдварда, или скорее извращенной формой того живого, что от него осталось.
Потому что в расчлененных остатках этого тела не было места для жизни. Если душа
обитала где-то в груди, вокруг сердца, как считало большинство религиозных
последователей и их духовных наставников, её давно уже должно было смыть прочь
кровавыми ручьями.
Скарлет смотрела, но не видела. Слушала, но не слышала. Она даже не была уверена,
дышит ли еще, или от охватившего её ужаса совершенно забыла, как это делать. Да и
какая к черту разница? Всё равно ведь не умрет. Впервые ей захотелось биться головой об
угол сидения так же яростно, как та женщина, останки которой сейчас дергались и
извивались на липком полу. По крайней мере так можно было выбить себе глаза, порвать
барабанные перепонки и погрузиться в абсолютную, всепоглощающую темноту. Вечные
страдания — не такая уж высокая цена за подобное благо.
Она не заметила сотен порхающих вокруг бабочек. Не почувствовала, как за спиной,
распахнув свою огромную, зубастую пасть, мялся на месте в отупелом нетерпении Демон
Камня. На негнущихся ногах Скарлет подошла к Белой Пешке, неловко покачнулась и
завалилась на пол рядом, словно оглушенная разглядывая каждую рану, каждый след от
скальпеля и топора, каждое, нанесенное с не поддающейся пониманию жестокостью
увечье. Во взгляде не осталось ничего кроме растерянности. Голова гудела, болела так
сильно и яростно, словно виски ей сдавило накалившимся до красна медным обручем.
Мысли рассыпались на отдельные несвязные слова и отказывались собираться во что-то
удобоваримое. Как же так? Кто? За что? Что ей сейчас надо было сделать?
Неловко Шахмата протянула руку. На указательном пальце вспыхнуло и равнодушно
погасло кольцо. Ничего не изменилось. Скарлет пробовала снова и снова но, как и тогда,
несколько месяцев назад в седьмом вагоне, когда первые крики огласили начало их
безумия, ничего не изменилось. Не соединились вспоротые ткани, не стянулись
исполосанные мышцы и кожа, не затекла назад в изодранные артерии густая кровь.
Лечение не срабатывало, да и если бы даже сработало, разве хватило бы её реликвии,
чтобы исправить это? Разве смогла бы она срастить каждую сломанную кость, каждую
рану, каждый клок вырванного мяса? Какая же она бесполезная. Бессмысленная. Глупая.
На лоб упала капля и медленно стекла вниз по влажной щеке. Затем другая, третья. С
непонимаением Скарлет вскинула голову и уставилась на затянутый плотной кровавой
пленкой потолок, с которого одна за другой отрывались и падали вниз кровавые капли.
Дождь?
— Дождь?! — Скар в ужасе уставилась на Эдварда, не осознавая, отчего вдруг заработала
её реликвия и зачем сеет еще больше страха и паники. Еще несколько капель упало на
золотисную макушку, и Скарлет, не понимая уже совершенно ничего, подалась вперед,
неловко пытаясь прикрыть неподвижное тело Пешки и остановить действие реликвии. А
потом её захлестнул ураган чувств и эмоций.
Тревога, волнение, смятение. Всё это было хорошо ей знакомо. Все эти чувства стали
извечными их спутниками в последние долгие недели и даже месяцы. Страх,
непонимание, чувство обреченности. И еще ответственность. Необъяснимая, совершенно
нелепая ответственность, возложенная на себя своими же руками. Да, как же это знакомо.
Чужие ожидания и давление. Ей даже казалось, что это её собственные переживания
сейчас затмевали его воспоминания. Вот только к ним примешалось еще необъяснимое ей
тепло. Надежда, воодушевление. Что это? Откуда? И при чем здесь она? Почему в этих
сумбурных, бьющихся друг о друга образах и картинах так много её? Решимость,
облегчение, какой-то мягкий, тусклый, но упрямый просвет во мраке последних дней, в
отчаянной, сгустившейся над ними рутине. Как будто всё будет хорошо. Всё еще может
быть хорошо.
А затем её затопило чистой, раскаленной болью. Если Скарлет все это время еще
удавалось удержаться на коленях, то в этот момент её буквально снесло с ног. Она
завалилась на пол, в ужасе раскрыв рот и пытаясь глотнуть воздуха, но вырванное горло
не работало. Пыталась закричать, но хруст в ушах и раскаленные иглы, пронзившие
гортань, погасили её голос. Обожгло огненной лавой руки, оторвав ей кисти, с
неестественным хрустом перестали слушаться ноги. И боль, боль, боль! Нескончаемая,
оглушительная, всепоглощающая боль, кипящим маслом разъедающая продолжающие
работать ей назло внутренности! Пылает всё тело, абсолютно всё, каждая клеточка терзает
её так сильно и яростно, что хочется навсегда уснуть, но сон не наступает! Скарлет не
понимала, что кричит. Не слышала, потому что боль затмевала всё. Из глаз брызнули
слезы, она задыхалась, она выла и стонала, но всё, что осталось в её голове это боль! И
еще слова. Точнее мысли. Чувства надежды и облегчения с примесью вины. Пожалуйста,
пожалуйста, пожалуйста!
Скарлет в ужасе распахнула глаза и, наконец, шумно вдохнула, тут же закашлявшись.
Боль, крепко схватившая её и едва не лишившая рассудка, понемногу отпускала. Если это
то, что они чувствуют, то не удивительно, что эти психи окончательно рехнулись и пошли
убивать. Терпеть такое не просто недели или месяцы, а целую вечность, да хоть минуту
было просто невозможно! Но... но эти ублюдки не имели права, никакого, черт возьми,
права делать то, что сделали! С усилием поднявшись на руках, Скарлет, всё еще дрожа от
воспоминаний и слепой ярости, попыталась вытереть рукой слезы, размазывая по щекам
багровые капли, и, пошатываясь, села перед Эдвардом. Эти уроды подождут. Они никуда
не денутся. Им некуда бежать, негде скрыться. Этот поезд — клетка, самая надежная из
всех, что когда-либо встречалась Скарлет. Надежней, быть может, даже самой ночи. Она
найдет их, куда бы они ни пошли, где бы ни остановились, и заставит их испытать то, что
испытывал Эдвард в десять, нет, сто раз сильнее! Но это потом. Сейчас нужно было что-
то сделать с теми чувствами, что мучили Эдварда. Он не должен был так страдать, нет-
нет, ни за что не должен был. Она должна что-то придумать. Хоть что-то.
— Ты же меня слышишь? — В её пустом сознании вспыхнула странная мысль.
Совершенно безумная, но одинокая, а потому в голове не оказалось ничего, что могло бы
её погасить. — Я сейчас всё исправлю. Погоди, я что-нибудь придумаю. — Кажется,
он просил помочь. Помочь? Кому? Нет, она никуда не пойдет. Она не бросит его. Боль —
это ведь результат конвертации мозгом электрических импульсов, посылаемых клетками
тела? Есть ведь люди, не чувствующие боли, так? Та же Алекто. Это потому, что часть её
мозга, отвечающая за прием и интерпретацию сигналов, посылаемых нейронами, не
работает? Значит ли это, что если изолировать мозг от нервных окончаний, то он не будет
ничего испытывать? Прямо как связки — орган, не имеющий нервных окончаний, что
позволяло ей говорить и кричать, не ощущая совершенно ничего. Могла ли она добиться
похожего эффекта? — Потерпи немного. И не бойся, всё будет хорошо. — Словно
ребенка успокаивала она Эдварда, — или саму себя? — извлекая метательный нож.
Небольшой, острый как бритва, и такой же тонкий. — Сейчас будет немного больно, но
не думаю, что ты особо заметишь разницу. — С почти что одержимым волнением она
крепче сжала рукоять клинка, стараясь не смотреть в испуганные глаза Пешки, и, тяжело
дыша, поднесла лезвие к его виску. — Я не могу тебя вылечить. К сожалению, это
невозможно. Но я тебя не брошу. Я собираюсь отделить твой мозг от тела. Твое
сознание останется в мозгу, ты сможешь продолжать думать, но ничего не будешь
видеть или слышать. Наверное. И чувствовать не будешь. Тебе не будет больно.
Только потерпи, ладно? — Судорожно вдохнув в последний раз, она до крови закусила
губу и надавила лезвием на висок. Сталь впилась в кожу, вскрыла мягкие ткани, прорезая
тонкие мышцы, и уткнулась в черепную кость. Скарлет услышала сдавленный звук, но не
прекратила своего занятия, а лишь провела лезвием чуть в сторону, оставляя длинный,
ровный порез. — Знаю, прости-прости. Сейчас будет самое сложное. Череп ведь
довольно крепкий. Как же это делают хирурги. Дрелью? Но у меня нет дрели. Что же
делать? — Замявшись, она с тупым непониманием разглядывала образовавшуюся рану с
хлещущей из неё кровью. Волосы на висках слиплись. — Вот чёрт. — Она запоздало
осознала, что надо было сперва отрезать волосы, и поспешила исправить свою ошибку. —
Так, нельзя затягивать. Сейчас я попробую... Так нормально? — Словно
зачарованная, она сильней надавила лезвием, но нож никак не справлялся с прочной
костью. Скарлет чувствовала, как тяжело и часто дышит Эдвард. Попыталась надавить
сильней. Тело под ней слабо вздрогнуло. — Проклятье! Так, ладно, постой. Давай
подругому. — Она подалась вперед и, придерживая его затылок одной рукой, начала
методично вкручивать лезвие в висок. Грудь пешки часто вздымалась. Из вырванного
горла послышался булькающий хрип. Череп, эта упрямая кость, никак не поддавался!
Вдруг, в виске начало образовываться небольшое углубление, а затем сквозь
образовавшийся порез Скарлет увидела, кажется, артерию, которую, по грубости своей,
задела ножом. Хлынула кровь. — Черт! Нет-нет-нет, постой! — Заволновалась Шахмата,
растерянно разглядывая рану. Это плохо! Или... нет? Если бы он мог умереть, то подобная
рана была бы поистине опасной, но сейчас... ей ведь всё равно придется как-то достать его
мозг и...
Совершенно случайно взгляд соскользнул на его широко распахнутые, исполненные

ужаса, боли и отчаяния глаза, и Скарлет обмякла. Из ватной руки выпал нож. Она
исступленно посмотрела на свои залитые кровью ладони, на рану в его голове, и едва
сдержала нахлынувшую на неё тошноту. Что она вообще делает?!
— Прости! Прости меня! — Слезы вновь брызнули из глаз. Шахмата бросилась вперед,
прижимая к открытой ране руку с кольцом и сращивая назад кости и ткани. — Прости,
прости! Я не знаю, я не знаю, что произошло! — Кольцо вспыхивало снова и снова,
хоть исцелять было больше нечего. О её странном помутнении напоминала лишь
отрезанная светлая прядь над его ухом. Скарлет в ужасе осела на пол и обхватила руками
голову. Что же делать? Она не может, просто не может сделать то, что задумала! У неё не
хватит смелости, не хватит сил. Но ведь ему так больно, невыносимо, адски больно! —
Как же я могу тебе помочь? — Всхлипнула она, с омерзением отталкивая ногой
окровавленный клинок, а затем с яростью заколотила пятками по полу и завопила. Как же
она была зла! На себя, на этот поезд, на весь мир, на этих идиотов, будь они прокляты,
все, каждый из них! — Ты чёртова дура!!! — Заорала она вдруг на застонавшее в углу
женское тело и в бешенстве заколотила кулаками по полу, разбрызгивая во все стороны
алые капли.

+3

 BB-цитата
Поделиться422023-07-26 17:25:35


шахматы
птица
Фишки: 5 830
Вчера 23:36:26
Никаких страданий, никакого ужаса, никаких беспокойств. Ему было хорошо. Нил
искренне не думал о том, что скажут те, кто увидит сотворенное им. По его мнению он
сделал все правильно. Ошибки, отравляющие собой общество, должны устраняться.
Испокон веков убийц запирали в тюрьмы или психиатрические лечебницы, и они здесь,
охваченные глупостью, наивностью, верой в лучшее, пытались устроить нечто такое.
Создать из десятого вагона темницу, клинику, зону карантина. Кажется… Это было его
решение. Он сам это предложил. Ему за все это необходимо отвечать, верно? Все это на
его ответственности. Ему нужно было уничтожить всех в самом начале. Тогда ничего не
произошло бы.
Дверь отъехала в сторону. На него из девятого вагона уставились две странные головы. В
его мыслях мелькнуло слово «демонические» прямо перед тем, как они синхронно
распахнули пасти и опустились на него. Их клыки наткнулись на силовое поле, возникшее
ровно за секунду до того, как они впились бы в его тело. Он не медлил — и ударил в
туловище существа рукой, быстро преобразованной в подобие торпеды детонирующими
шнурами. Последний взрыв сотряс вагон, дав ему возможность телепортироваться в самое
начало восьмого. Тогда он увидел, как что-то напало на Дайшу, но не ощутил при этом ни
крошечного всплеска волнений, так как он видел, что ее жизнь вне опасности — клыки
монстра прошли насквозь.
А ему на данный момент было дело лишь до самого себя, но он был готов помочь Карте,
так как она была верным, хорошим союзником. Рациональность требовала от него, чтобы
он пришел к ней на помощь, а также того, чтобы он истребил новую опасность,
возникшую столь внезапно.
В это же время над ними пошел кровавый дождь, на который Нил не обратил никакого
внимания. Это была досадная мелочь, которая не несла ему никакого физического вреда,
как он выяснил с первой же секунды. Тем временем реликвия, защищающая его от
разнообразных ментальных угроз, уже активно работала, ограждая его сознание от
негативных эффектов.
Отточенным движением, которое он совершал бесчисленное количество раз на рейдах,
Шахмата снял снайперскую винтовку, которая все это время продолжала висеть за его
спиной, и прицелился. Его посетило чувство, что эти существа не являлись частью поезда.
Они больше походили на призванных с помощью реликвий созданий. Следовательно их
можно было уничтожить и при помощи пуль. Вскинул винтовку, сканировал
пространство, пометив заодно и тварь, атакующую Дайшу, и мысленно выбирая нужные
ему патроны, и выстрелил.
От его внимания не укрылась вероятная бронированность и огромные размеры целей, и
это представляло собой проблему. В воздухе возникло шесть дубликатов винтовки, а
также был активирован навык «Бойня».
Благодаря реликвии, повысившей все его рефлексы и физические качества, все это было
проделано быстро. Через считанные секунды после того, как он ушел от неожиданной
атаки твари, в них обоих полетели коррозионно-кислотные пули — из оригинала и
каждого дубликата винтовки, и каждая пуля была размножена до шести копий. Большая
их часть пришлась на существо, с которым он столкнулся. Куда меньшая порция
врезалась в то, что напало на Дайшу. Каждая пуля, управляемая самонаводкой,
моментально взорвалась, расплескивая кислоту, моментально начавшую «пожирать» их
плоть. Этого должно было быть достаточно, однако он не торопился расслабляться. Он
вновь телепортировался, меняя место, чтобы не попасть под вероятный ответный удар,
как часто делал во время рейдов, и повторил свой выстрел, чтобы убедиться в том, что
они уничтожены, и еще один град пуль полетел в их туши еще раз для верности.
Нил все еще не произносил ни слова, словно превратившись в машину, которая быстро и
четко оценивала окружающую обстановку, атаковала и защищалась, когда это от нее
требовалось. У него полностью отсутствовала эмпатия, но это не означало, что ему было
все равно на свое собственное выживание. Ему, скорее, было плевать на других. Такое
состояние гораздо больше импонировало ему. Было во много раз проще смотреть на то,
что было перед его глазами. Ошметки все еще живых людей. Кровавый ад, творящийся в
вагоне. Будь он прежним, он бы уже сошел с ума или находился на опасной грани.
Через полминуты после своего появления существа исчезли.
А затем, неожиданно, из седьмого вагона донесся пронзительный женский крик. Нил
повернул голову в сторону дверей, но не сделал ни шагу в том направлении. Насколько он
помнил, то в седьмом не было больше убийц, а следовательно то, что случилось там,
может подождать. На данный момент для них важнее была Скарлет, которая находилась
то ли в девятом, то ли в десятом. И еще ему необходимо было уничтожить всех тех, кто
пострадал от рук самоубийц — все те, кто еще мог двигаться, могли стать для них
проблемой. У него было много работы. У него не было возможности помогать кому-либо
еще.
— Нужно найти Скарлет, — ровным голосом проговорил Нил, обратившись к Дайше и
вновь направившись в сторону девятого вагона.
Что-то происходило. Эти монстры, напавшие на них. Этот кровавый дождь, пропитавший
собой всю его одежду. Что-то было не так, и он был уверен, что им нужно идти искать
Скарлет, чтобы помочь ей.
But how do I run?
+2

 BB-цитата
Поделиться432023-07-26 17:55:29

2023-12-05 22:59:29
Аленна задыхалась. Она успела пройти через опустевший седьмой и взыться за ручку
двери в следующий, когда на рукав что-то капнуло. Что-то… алое.
А потом её накрыло дождём густых капель, пахнущих железом. “Реликвия!” — мелькнула
быстрая мысль, но… то, что могло защитить её рассудок, ушло на перезарядку после
работы в шестом. И бывшая Карта пропала.
Очнулась она только спустя некоторое время на полу, сумевшая каким-то образом
отползти к центру вагона. Руки дрожали, горло раздирало от недавнего крика.
Нет… в таком состоянии идти дальше ей явно пока рано…
Благодаря подготовке Нила — а также небольшому везению в виде бесплотности Дайши и

узкому проходу между вагонами — он сумел быстро разобраться с неожиданной угрозой.
Зажатому Бете было просто нечего противопоставить взрывам и пулям, он банально не
успел что-то предпринять. Гамма же попыталась переместиться, подобно самому Нилу, но
самонаводящиеся пули нашли и её.
А едва она упала, как тела чудовищ пошли лёгкой рябью — и те попросту исчезли. Как и
то, что мирно сидело в одном вагоне со Скар. Действие бусин закончилось.
Однако состояние Чёрного Слона ещё не было стабилизировано, и её реликвии
продолжали срабатывать совершенно случайным образом и в случайных сочетаниях…
Неожиданно с очередным судорожным вздохом из лёгких Эдварда вырвалось облачко
пара. В последних трёх вагонах стало свежо. Нет, холодно… очень, очень холодно!
Температура стремительно падала, как у верхушек гор. Кровавые лужи стало сковывать
корочкой льда, игольчатая изморозь побежала по распаренным окровавленным телам,
разбавляя своим белёсым цветом агрессивно-алое окружение. На окнах стали
“распускаться” белёсые цветы. Странным образом оба вагона незаметно приобрели
лёгкую атмосферу наступающего рождества, особенно девятый с уже частично
развешанными “украшениями”...
Холод легко сковывал голую плоть и вырванные потроха, но доставалось и живым, к кому
он без препятствий проникал под лёгкую, не готовую к такому одежду, и как будто даже
под кожу…
Стоило же снова распахнуть дверь в девятый вагон, как помимо предпраздничной
атмосферы можно было обнаружить ещё один, удивительно подходящий ей символ.
Почти от самой двери в последний вагон, неловко переступая в узком для него проходе,
раздражённо мотал головой крупный яростно фырчащий олень. Увидев появление людей,
он грозно заревел и, наклонив голову с роскошными ветвистыми рогами, понёсся на них.
Смех смехом, но по нему нельзя было бы понять, что атаки на взбесновавшееся животное
стали бы куда большей проблемой, чем по демонам…
+3

 BB-цитата
Поделиться442023-07-27 00:51:37

карты
птица
Фишки: 25 260
Вчера 19:15:50
В этом вагоне не осталось никого, способного на какие-либо активные действия; только

Дайша и Нил стояли посреди прохода, пристально изучая взглядами окружающее
пространство. Говорить же, что, кроме них, поблизости не осталось никого из живых,
означало проявлять оптимизм и, к сожалению, грешить против истины. Так как останки
тех, кого еще каким-то чудом не зацепил взрыв, были живы. Сколь бы страшные не
нанесли им раны эти чудовища, сколь бы серьёзно не оказались задеты внутренние
органы — жизнь не оставила до конца эти страдающие останки.
В другом случае женщина обязательно вспомнила с горькой иронией о чьих-то словах,

что жизнь рано или поздно, так или иначе, но всегда побеждает смерть. Этот неизвестный
автор был прав, чертовски прав — сейчас, увы, к сожалению. Лучше бы все эти люди
умерли: в первую очередь, конечно, самоубийцы — ведь тогда ничего подобного после их
гибели не случилось бы, по большому счету. Да и смерть для тех, кто еще уцелел после
череды взрывов, верно, оказалась бы избавлением. Конечно, где-то там, на самом дне
разума таилось спасительное осознание того факта, что, скорее всего, в тот момент, когда
поезд остановится на конечной станции, все его пассажиры вернутся к исходному
состоянию, но... Признаться, Дайя уже и не верила, что они когда-нибудь остановятся —
так что уже, признаться, почти и не вспоминала обо всём этом.
Так или иначе, она обязательно подумала бы на этот счет — но сейчас им было не до того.
В следующем, девятом, вагоне раздался приглушенный шум — и женщина быстро
повернула голову туда.
«Ну, кто еще?..»
Она собиралась было уже активировать Око Хранителя, чтобы посмотреть, кто там и
сколько их — но нужда в этом упала почти мгновенно. Два... существа — в самом деле,
существа, а не тех, что по какой-то ошибке именовали себя людьми — оказались рядом с
мужчиной и женщиной. И один из них тут же очутился у Дай за спиной, огромные зубы
впились в её крыло — и... к счастью, прошли насквозь, хватая лишь черный призрачный
дым, из которого сейчас состояло тело Вороны. А затем последняя ощутила, как нечто
прохладное мимолетно проскользнуло сквозь её тело — раз, а затем второй и еще третий...
Дайя подняла голову — и увидела, как с потолка на них падает кровавый дождь. Правда,
то ли из-за действующего Лика Инкогнито, то ли еще почему — однако Пика так ничего и
не почувствовала, а потому крайне быстро выбросила этот момент из головы. Куда
больше её заботили существа, атаковавшие их. Были ли это призванные кем-то создания
— или же порождения Поезда? Их появление в принципе выглядело весьма странным: она
не понимала, кому и зачем понадобилось призывать их — те же самоубийцы легко
обходились своими силами; ну а Поезд прежде себя таким образом не проявлял.
Нил же тем временем действовал, хладнокровно расстреливая их противников одного за

другим — и Дайя, опять же, не ощутила никакого внутреннего протеста, наблюдая за
этим. В другой раз она, скорее всего, предпочла бы воспользоваться Древом Хранителя,
чтобы попытаться вызвать дружелюбие нападающих и использовать их в качестве
защитников — но сейчас ненависть в её сердце стремилась выплеснуться наружу, найти
свою цель — не важно, человека или кого-либо другого — и уничтожить ту. Поэтому она
мысленно готовилась призвать того же медведя из заколки в её волосах — но не успела.
Существа просто-напросто распались в воздухе — похоже, это всё-таки были призванные
кем-то создания. Потому как Поезд вряд ли бы так просто оставил своих жертв в покое.
Впрочем, сюрпризы на этом не закончились: стоило Лику Инкогнито прекратить своё

действие, как в лицо женщине дохнуло холодом. Волна инея неслась им на встречу,
замораживая всё на своём пути. Дайша сделала вдох — и ощущала, как прогноз пробрал
её вплоть до внутренностей.
— Такое чувство, будто нас кто-то пытается остановить, — сказала Дай Нилу — и
сама мельком удивилась тому, как бесцветно звучит её голос.
Слова Скирон заглушил женский вопль, раздавшийся сзади. Он показался ей смутно

знакомым, однако это точно была не Скарлет, и прозвучал всего один раз — не
создавалось впечатление, будто на его обладательницу напали те монстры. И, собственно,
это было главное. Дайя поняла, что сейчас ей абсолютно плевать, кто кричит там и
почему. Лишь двое людей сейчас имели значение для неё — Нил и Скарлет. Первый был
рядом с ней, а вот второй явно нужна была помощь. Остальные оставались же где-то там,
на границах сознания, и в принципе не имели значения. Даже чувство долга, прежде
управлявшее ей, не смогло бы сейчас заставить её заинтересоваться другими — если
только это были не те монстры в остатках людского облика, которых следовало
уничтожить. Поэтому она равнодушно отвернулась, проходя к девятому вагону, открывая
дверь, и...
И... и увидела огромного северного оленя, замершего на том конце вагона, чьи налитые
кровью глаза недобро уставились на Карту и Шахмату. Зверь взревел — и бросился на
них. Дайша, чувствуя, как самостоятельно активируется Пламя, превращая её в
бесплотный сгусток света, уже была готова призвать Медведя — но тут, к сожалению,
вспомнила, что от него, уязвимого к стихийному урону, не будет большого толка.
Поэтому Скирон шумно выдохнула и прикрыла глаза, чтобы хоть немного успокоиться и
сосредоточиться, не дать ненависти поглотить себя в данный момент, а затем — всё-таки
призвала Древо. Олень, который, между тем, был уже почти рядом, затормозил и тряхнул
головой. Попытался потереться ею о Дайшу — но, пройдя сквозь ту, недовольно фыркнул.
— Пошли скорее, - поторопила Дай Нила — и они, на сей раз беспрепятственно, прошли
в девятый вагон. И здесь ненависть Пики вспыхнула с новой силой, пожирая её разум и
сердце; воображение просто отказывалось представлять себе, что было бы, сумей зайти те
монстры дальше седьмого вагона и не окажись на их пути Черноглазая с Эрстом. Всё
окружение в девятом вагоне до боли напоминало музей истории пыток, который Дайя как-
то раз посетила в Кирении — только здесь всё это были живые и даже более того —
частично продолжающие осознавать происходящее — люди. И именно в осознании
последнего факта заключался весь беспросветный мрак происходящего. Невольно даже
впервые Скирон порадовалась, что бесплотна сейчас — иначе её, не взирая весь
жизненный опыт и выдержку, скорее всего, стошнило бы. И даже густая изморозь,
покрывавшая здесь всё, дело практически никак не спасала.
— Пожалуйста, уничтожь здесь всё, — почти шепотом сказала она вслух, стараясь не
фокусировать взгляд — иначе тот непременно натыкался то на, даже будучи покрытыми
слоем инея, пытающиеся сделать очередной раз обнаженные легкие у останков
пятилетней малышки справа, то на влажный голубой глаз, покрытый ледяной пленкой, на
гирлянде из кишок над головой и чуть впереди, а то на, не взирая на действие мороза,
казалось, пытающееся сделать новый удар сердце, которым была увенчана гора
внутренностей. Дайша сглотнула, закрывая глаза, чувствуя, как её вновь окутывает черная
пелена ненависти. — Так, чтобы ни единой конечности не осталось целой, — и
стремительным лучом света понеслась вперед, дальше, в десятый вагон. Исходила она из
милосердия или, напротив, из ненависти, уже безразлично, к кому — Скирон и сама в тот
момент не знала.
+2
 ЛС Daisha
 BB-цитата
Поделиться452023-07-27 01:56:47

шахматы
птица
Фишки: 5 830
Вчера 23:36:26
Нил не успел даже сделать шаг, не то что подойти к дверям, ведущим в девятый вагон, как
все вокруг покрылось корочкой льда. Температура стремительно понижалась. Окна
начали украшать ледяные узоры, словно за окном была зима. Плоть и кровь живых людей,
что были размазаны тонким слоем по потолку, полу, стенам и сидениям, замерзали прямо
на глазах. Он мог представить, что они чувствовали в данный момент, но это его
совершенно не волновало.
Все, чего он желал, это прекратить все это. То, что творилось, это беспорядок. Эти
монстры, с которыми он сражался только что, были призваны реликвией. Этот ледяной
мороз, охвативший вагон и их заодно, также создан реликвией. Кожа начала покалывать
от холода. Это дало ему ясно понять — его татуировка, дарующая ему неуязвимость к
боли, ушла в откат, что в свою очередь означало то, что в скором времени вернется и
эмпатия. Нил замер, задумчиво приведя в действие реликвию, снимающую побочные
эффекты чужих реликвий. Холод, начавший было пробирать его до костей, отступил.
Двери со скрипом отворились, борясь со льдом, который добрался и до них. И тут Нил
увидел оленя, находившегося в конце девятого вагона. Животное, заметившее их, яростно
взревело и понеслось на них. Шахмата успел подумать, что оно также было призвано, и
схватился за винтовку, готовясь к атаке. Дайша обратилась во свет, а он, решив, что ей
ничто не угрожает, телепортировался, оказавшись у оленя за спиной. Едва он
приготовился атаковать, как животное успокоилось. Судя по всему благодаря Карте.
Только после этого он опустил оружие и повесил его за спину. Если бы его эмоции
работали так, как им полагалось, он бы, наверное, хохотал в истерическом припадке.
Словно все законы мира противились тому, чтобы они прошли в десятый вагон. Но ему
было все равно. Несмотря на то, что реликвия прекратила работу, эмпатия все еще
находилась в замороженном состоянии, медленно восстанавливаясь. Пройдет время, когда
она вернется к нему, но… он этого не желал.
Человечность — ошибка. Сейчас он это прекрасно понимал. В этих его мыслях не было
ни капли гнева или капризов. Он просто осознавал четко и ясно, что так будет лучше. Что
если он не будет чувствовать ничего, у него все будет хорошо. Станет плохо, когда он
решится вернуть эмоциональность — тогда она ударит по нему с удвоенной силой, и не
факт, что он выдержит это. Для того, чтобы гарантированно спокойно пережить все,
необходимо месяц или больше пожить без эмпатии.
— Пожалуйста, уничтожь здесь всё, — он услышал тихий голос Дайши. — Так, чтобы
ни единой конечности не осталось целой.
Он лишь кивнул и бесстрастно посмотрел на всех людей, которых убийцы не пощадили.
На женщин, мужчин, детей. Ему было безразлично на их судьбу, однако даже он сейчас
осознавал, насколько это неправильно — калечить тех, кто ни в чем не повинен. Он
быстрым шагом шел по проходу вслед за Дайшей, устремившейся вперед, и старался не
поскользнуться на замерзшем полу. Заодно он сделал себе пометку, что он не должен
отсюда уходить после того, как они найдут Скарлет. Он должен все здесь уничтожить, так
как они представляли опасность — все, кто имел хоть малейшую возможность двигаться.
Но не прямо сейчас. У него на это будет много времени. Они никуда не уйдут. На данный
момент ему нужно добраться до Скарлет. Он догадывался, что все эти реликвии
принадлежали ей, и то, что она активировала их, не означало ничего хорошего.
Двери в десятый вагон раздвинулись, и Нил, наконец, увидел Скарлет, сидевшую на полу
у груды мяса и бьющую залитый густой кровью пол руками. Больше никого не было,
кроме женского тела в стороне. На первый взгляд Шахмата была цела. Ее нужно было
лишь успокоить, а эта задача ложилась полностью на плечи Дайши. Но все равно… Что
здесь произошло? Нил наклонил голову вбок, рассмотрел светлые пряди посреди фарша и
вспомнил Эдварда. Это он. Это было то, чем стал Белая Пешка. На полу, рядом со Скарлет
он разглядел клинок и быстро сделал выводы, а затем привел в действие реликвию,
надеясь, что хоть немного облегчит ситуацию.
Ему не было дела до того, что сделали с Эдвардом. Ему необходимо было помочь
Скарлет. Рациональность, главенствующая над ним и правящая балом в его разуме,
требовала от него именно этого. Скарлет была своей, и он обязан был что-то сделать.
Отмотать время, вернуть вспять то, что совершила или могла совершить она, исправить
вред, который она нанесла самой себе. Даже если это было не так, как он подумал,
перестраховка не станет лишней.
Пространство вокруг девушки и остатков Эдварда задрожало, и события начали идти
вспять. Все произошедшее с ними в течение небольшого отрезка времени шло назад и
отменялось. Скарлет колотила по полу руками, кричала, била пятками по полу. Ее
исцеляющая реликвия вспыхивала. Клинок возвращался в ее руку. Все действия, которые
Шахмата совершила, шли наоборот. Кусочки мягких тканей, осколки черепа и отрезанные
светлые пряди волос Эдварда возвращались и прирастали обратно к тому, что от него
осталось. Все происходило в точности обратном порядке. Она что-то говорила, но все ее
слова шли задом наперед и звучали как тарабарщина, а Нил не пытался их разбирать,
понимая, что в этом нет никакого смысла — того, что он видел, было достаточно. Быть
может, Скарлет желала принести Пешке облегчение? Предпринять отчаянную попытку
добить его и отправить в мир иной? Это… была интересная идея, но логика твердила ему,
что это невозможно, так как поезд показал им, на что способен. Смерти в вечности не
было места.
Инверсия остановила свое действие. Пространство замерло, и события вновь запустились,
начиная с того момента, когда Скарлет только-только взяла клинок и поднесла его к
Эдварду. Нил отступил в сторону, понимая, что больше ничего не сможет сделать.
— Дайша, нужна твоя помощь, — на нее была вся надежда, как бы забавно это слово ни
звучало в его голове, но лишь Карте было под силу профессионально помочь Скарлет.
But how do I run?
+3

 BB-цитата
Поделиться462023-07-30 22:39:34

 Fukurou
шахматы
птица
Фишки: 26 274
Скарлет была в бешенстве. В отчаянном, всесокрушающем бешенстве, граничащем с

истерикой. От ударов руками и ногами о железный пол бурая кровь разлеталась в стороны
сотнями густых капель, оседая на коже и волосах, на стене и пропитавшейся уже одежде.
На кулаках появились первые ушибы. На тонких кистях наливались фиолетовые синяки.
Как же её достал этот чертов поезд, эти чертовы люди со своими чертовыми решениями,
от которых волосы на шее вставала дыбом, а любого нормального человека начинала бить
крупная дрожь! Они психи, умалишенные, невменяемые, дефектные мешки с костями,
которые давно уже следовало переломать множество раз, раздробить в пыль, чтобы ни
одно стонущее от боли тело не смогло больше не то, что подняться — даже пальцем
пошевелить! Они доказали ей это. Собственным примером убедили её в эффективности
подобного метода. Жестокого, бездушного, но чертовски эффективного метода. Эдвард не
мог двинуть ни одной конечностью, не мог издать внятного звука. Всё, что он мог — это
хрипло дышать. Участь, непомерно жестокая даже для самой побитой собаки.
Неожиданно, воздух вокруг неё уплотнился, стал густым и морозным. Пылающая кожа
Скарлет как-то резко остыла, плотно сжатые в кулаки пальцы с трудом разогнулись. От
покрывшегося вдруг тонкой коркой льда пола по ногам прошла дрожь. Скарлет невольно
остановилась и завертела головой. Вагон замерзал на глазах. На стеклах разрастались
белоснежные узоры. Они оказались заперты во льдах. Шахмата перевела взволнованный
взгляд на Эдварда — из разодранного рта его вырывалось белое облако пара.
Единственная оставшаяся губа посинела. Он замерзал.
— Да какого черта! — Взвыла Скарлет, не понимая, почему реликвии перестали её
слушаться. Почему весь мир разом обернулся против неё. Почему она должна проходить
через всё это! С усилием вырвав ноги из заледенелой кровавой корки, она подползла к
Эдварду и взволнованно коснулась его щеки — она была мертвенно холодной. Саму
Скарлет тоже бил озноб. Мороз щипал кожу, пальцы едва слушались, а руки тряслись от
зимней стужи. Как это остановить?!
Неожиданно, дверь в вагон распахнулась, и Скарлет исступленным взглядом уставилась
на шагнувшего внутрь Нила. Раскрыла было рот, чтобы сказать хоть что-то, как вдруг что-
то произошло, и ей показалось, что она окончательно сошла с ума. Время, словно старая,
зажеванная кассетная пленка, отмоталось назад, пошло вспять, обращая события прошлых
мгновений в отголоски воспоминаний. Её пальцы снова коснулись виска Эдварда,
открывая кровавую рану, в руке снова очутился нож, а затем, когда порез сам собой
удивительным образом затянулся, вернулся в ножны. Шахмата изумленно моргнула. Её
воспаленный мозг устало обрабатывал увиденное. Только что...
— Ты можешь сделать так еще раз? — С глупым непониманием повернулась она к
Нилу. — Как много раз ты можешь так делать? Как далеко можешь отмотать? — А
вдруг откат у этой реликвии меньше, чем время её действия? А вдруг он мог бы упрямо
отменять реальность, отматывать время снова и снова, раз за разом, до тех пор пока
Эдвард не вернется в норму? Это возможно? Есть ли шанс?
Скарлет вдохнула слишком много морозного воздуха и шумно закашлялась. Холод,
казалось, пробрался в самые её легкие, раздирая их изнутри острыми иглами. Её пробила
крупная дрожь. Как же, мать его, холодно! Шахмата едва гнущимися пальцами
расстегнула куртку и, сорвав с шеи кулон с камнем в когтях, почти силой вложила его в
ладонь Нилу.
— Убери это! — Едва не плача, взмолилась она. Она не понимала уже, как работают
собственные реликвии и почему они её не слушаются, почему срабатывают сами, и как их
остановить. Если бы она могла, то сорвала бы с одежды каждую нашивку, каждую
пуговицу и булавку и отдала бы всё Нилу. Он справится лучше. Он не позволил бы
подобному произойти. Испуганный взгляд упал на дрожащего Эдварда. — Пожалуйста.
— Выдохнула она облако белоснежного пара.

+3

 BB-цитата
Поделиться472023-08-01 22:15:04
карты
птица
Фишки: 25 260
Вчера 19:15:50
В десятом вагоне оказалось довольно чисто: помимо уже тех, что успели подсохнуть,
свежих следов крови было не так уж и много. Из самоубийц — только женщина с
расколотым черепом, валяющаяся в стороне.
«Похоже, именно настолько тяжелая травма помешала ей присоединиться к

остальным. Что ж, очевидно, следующих желающих »отдохнуть" нам придется, как
минимум, расчленять — ломать конечности, отрезать голову. И... еще думаю, вырвать
язык и глаза. А еще лучше — сразу взрывать бомбами Нила в клочья. Чтобы совсем
наверняка", — размышляла сосредоточенно Дайя — и какая-то её часть, на это время
отступившая в глубины подсознания, изумилась собственному хладнокровию. Эти мысли
звучали по-настоящему жестоко, ужасно, фактически, живодерски — но впервые это не
имело значения для неё. Впервые она мыслила в рамках не милосердия, но
эффективности. Если в результате всех этих действий самоубийца, сойдя с ума от боли, не
поддастся своим демонам и не перережет других мирных пассажиров — значит, они
полностью оправданы и допустимы.
«Забавно...» — разумеется, ничто из происходящего не являлось смешным — так что, эта

фраза, скорее, просто была результатом привычки формулировать мысли. «Ведь я раньше
не понимала: ну как Шахматы могут вот так сразу казнить Найтбрингеров без суда и
следствия, не пытаясь понять, насколько те представляют угрозу мирному населению?..
Так вот чем они руководствуются... Ведь сейчас, думаю, уже никто из нас не готов
полагаться на то, что самоубийца сможет сохранить в себе человечность. Мы в ответе
сейчас за слишком многих мирных жителей, которые не заслужили таких страданий —
поэтому просто не можем позволить себе сейчас проявить милосердие».
И любые сомнения в необходимости подобного решения отпали, когда Дайша увидела

Эдварда; точнее — его замерзающие останки. Те твари сделали всё возможное, чтобы он
не смог никак остановить их, чтобы потерял сознание от боли надолго... Потому что...
потому что иначе Скирон просто не находила ответа, почему он не отправил никому из
них — Скарлет, Нилу, да хоть бы ей самой — Птицу!!
Нил тем временем, кажется, использовал какую-то из своих реликвий — и женщина

увидела любопытный эффект: Скарлет, склонившаяся над Пешкой с искаженным от боли
и гнева лицом, вновь пришла в движение. Только выглядело это рвано и как будто всё
шло в обратном порядке.
«Кажется, я видела такое где-то в кино...» — мелькнула рассеянная мысль где-то на

краю сознания — и исчезла. Куда больше Дайю заинтересовали попытки девушки что-то
сделать с головой Эдварда. Выглядело всё так, будто та пыталась... раскроить череп?..
«Быть может, пыталась достать мозг?.. Зачем?».
Впрочем, задаваться этим вопросом было не ко времени. Вместо этого Дайша, кивнув
коротко Форестеру, вернулась к материальному состоянию и осторожно опустилась на
колени рядом со Скарлетт, мягко накрывая ту крылом, словно бы в попытке успокоить
хоть как-то. Дождавшись, пока действие реликвии закончится и изморозь немного спадет,
она склонилась над юношей, проверяя еще раз его состояние. Увы, сколько не проверяй
— итог, к сожалению, был один... Скирон постаралась ненадолго хотя бы снять его боль
— и обернулась к Скар, мягко приобнимая её и серьёзно и, в то же время, мягко глядя в
глаза ей.
— Мне жаль, Скарлет — но я не могу ему помочь. Максимум — это ненадолго

избавить от боли, усыпить, на полчаса-минут сорок, максимум. Мы не можем
постоянно быть рядом с ним, — и — запнулась невольно, буквально, на долю секунды в
этот момент. Мужчина с девушкой могли заметить тень сомнения едва уловимо
проскользнувшую в её глазах: а... почему не могут?.. Ради чего им возвращаться обратно?
Разве стоят все те люди всех тех усилий, которые прилагали ради них каждый раз Карта и
Шахматы?.. Впрочем, Дайя быстро одернула себя: не время было позволять сомнениям
брать над собой вверх.
+3
 ЛС Daisha
 BB-цитата
Поделиться482023-08-02 06:38:59

шахматы
птица
Фишки: 5 830
Вчера 23:36:26
Нил с равнодушным выражением лица смотрел на то, что осталось от Эдварда, а затем
отрицательно покачал головой. У него не было способов помочь ему. Ни у кого не было.
Честно говоря, Эдварду повезло, что он не имел возможности двигаться, иначе он разнес
бы его во избежание грядущих проблем. Он подумывал о том, что это необходимо сделать
с женщиной, у которой был проломлен череп и которая лежала в этом же вагоне. Он
вспоминал о девятом, полном пока еще безжизненно лежащих людей, и прикидывал, как
было бы удобнее взорвать их всех быстро и качественно, чтобы никто не уцелел.
Красный Конь отошел в сторону дверей, выбрал одно из сидений и сел на него, чувствуя
то, как его уставшие мышцы расслабляются. В его мыслях, при взгляде на себя,
мелькнуло, что было бы неплохо помыться и сменить одежду. Он был весь покрыт
кровью, которая лилась с потолка благодаря одной из реликвий Скарлет, а также на нем
оставались ошметки чьей-то плоти. С равнодушным видом он начал сбрасывать с себя все
то, что налипло к нему. Мысль о том, что все это — все еще живые люди, не вызывала в
нем ни малейшего сочувствия. Более того, он подумал о том, что эти пассажиры были
похожи на клещей — они тянули из них силы и нервы, пока были целы, а теперь
прилепились к ним, чтобы продолжать напоминать о собственном никчемном
существовании и мотать нервы в дальнейшем.
Жалкий, ни на что неспособный скот, возомнивший себя стаей убийц-охотников. Ошибки,
которые следовало зачистить в самом начале. На что они рассчитывали? Зная о том, что в
поезде находятся представители Партии и Колоды, почему пошли на все это. Даже у
животных имелась рациональность, и они, видя противника посильнее, не шли на риск.
Они рассчитывали на то, что их сумеют задавить числом? Бесполезно. Считали, что
Шахматы не нанесут им ответный удар, ничего не сделают, продолжат со смирением и
мягкостью уговаривать их вести себя спокойно? Скорее всего. Именно так он, Скарлет и
Дайша себя вели, и это стало для них ошибкой. Или же эти ублюдки не
руководствовались мозгом вообще?
Нил, стряхнувший со своих штанов последние куски налипшего мяса, попытался
представить то, каково это — сойти с ума, но потерпел поражение. Его мозг, который на
данный момент был больше похож на бездушную машину, не сумел помочь ему с этим.
Вместо бесполезных задач он занимался анализом происходящего в поезде.
Осталось шесть вагонов, полных людей. Девятый вагон следовало зачистить, и у него
имелся для этого способ. Он намеревался заняться этим сразу же, как только Дайша
сможет помочь Скарлет, и та успокоится. Сама Скарлет также была вероятной частью
одной из проблем, которая привлекла его внимание, так как она могла все еще питать
сочувствие к обезумевшим пассажирам и даже желать их защищать в будущем, а значит
она может встать у него на пути, когда он захочет разобраться с новыми ошибками. С
рациональной точки зрения она должна ненавидеть убийц за то, что они сделали с
Эдвардом, но ему было неизвестно, насколько глубок ее гнев. Он видел, что она горевала
и убивалась от боли, но из-за отсутствующей эмпатии не мог понять, насколько это было
сильно. Вроде как сильно. Но достаточно ли этого, чтобы лишиться милосердия по
отношению к другим пассажирам? Он не знал и не понимал. Эта задача не решалась
логически. Требовалось ожидание. Нужно было ждать и наблюдать за поведением
Скарлет, чтобы найти правильный ответ на эту задачу.
Но он не имел намерений называть ее своим врагом и нападать на нее. Без разницы,
встанет ли Шахмата против него, она все равно была своей. И, скорее всего, она останется
такой. Вопрос лишь в том, стоит ли ему учитывать ее возможное противодействие в
будущем, когда он начнет действовать, или нет. Ему просто хотелось быть максимально
готовым ко всему.
Дайша… К ней таких вопросов у него не возникло. Они прошли вместе восьмой вагон. Он
помнил, что она ничего не сделала, чтобы остановить его. Он слышал ее голос,
просивший уничтожить всех в девятом. Она была союзником, на которого можно было
полагаться и о котором не нужно было волноваться. Это было подтверждено прямыми
фактами.
Через какое-то время реликвия, время отката которой прошло, вновь пришла в действие.
Эмпатия, которая медленно восстанавливалась, вновь отключилась. Понимание этого
заставило его вздохнуть с облегчением. Возвращать эмоциональность он не желал, так как
примерно осознавал, что его ждет после. Его целью стало — избежать этого любой ценой.
Проблемой был сон. Во сне он ничего не почувствует, но реликвия сама не будет
активироваться во время того, пока он будет в отключке. К тому же сон был опасен, так
как было еще шесть вагонов людей. Только уничтожив их всех, он смог бы заснуть со
спокойствием.
Нил взглянул на девушек, а затем задумчиво посмотрел на дверь, которая разделяла
десятый и девятый вагоны. Сев так, чтобы удобнее было смотреть на них, он заговорил.
При этом его голос звучал совершенно безэмоционально.
— Каковы наши дальнейшие действия? Можем остаться здесь для собственной
безопасности. Остальные пассажиры могут позаботиться о себе сами.
Шахмата бы предпочел больше не поддерживать порядок среди них, не исцелять их, не
оказывать помощь. Да. Именно так он и поступит.
— Я больше не буду им помогать и тратить на них свои силы. Могу обещать лишь,
что буду защищать себя и вас. Это максимум.
But how do I run?
+3

 BB-цитата
Поделиться492023-08-02 15:55:35

 Fukurou
шахматы
птица
Фишки: 26 274
От Нила веяло равнодушием, пугающе холодным, безучастным отчуждением. Скарлет с

непонимаением моргнула, переводя обескураженный взгляд на Дайшу. Она ожидала чего
угодно, ярости, гнева, отчаяния, злости или досады, но видеть ни лице Нила ничего
оказалось в несколько раз тревожней. Саму её трясло словно осину на ветру, и она никак
не могла понять, неужели ни Нил, ни Дайша не замечали того, что замечала она? Неужели
не вздрогнули при одном лишь взгляде на изодранные, изувеченные тела? Неужели им
было... плевать?
Скарлет тряхнула головой, отметая в сторону опасные мысли. Ей надо было
сосредоточиться. Её реликвии срабатывали сами по себе, и Скар боялась, что уже не
сможет их остановить. Она боялась прикасаться к ним. Если подобное случилось с ней
однажды, не повторится ли вновь в самый неподходящий момент? Слишком рискованная
дорожка для Шахматы, жизненно нуждавшейся в подобной силе.
Зимняя стужа спала. Раскрасневшимися от мороза пальцами Скарлет сбила с волос
изморозь и тонкие сосульки. На щеках медленно таяла прозрачная корка льда. Словно
первый день весны, в вагоне наступила оттепель. Мерзко закапала срывающаяся с
застывшего потолка алая кровь, захлюпала под ногами густая жижа. Скарлет посмотрела
на Эдварда. Трудами Дайши он спал. Шахмата подняла благодарный взгляд на подругу.
Быть может, короткий сон станет для него отдушиной. Если же ему особенно повезет,
сновидения поглотят его на несколько долгих дней. Какой чудесный был бы для них
обоих исход.
— Мне жаль, Скарлет — но я не могу ему помочь. Максимум — это ненадолго избавить
от боли, усыпить, на полчаса-минут сорок, максимум. Мы не можем постоянно быть
рядом с ним, — Шахмата на мгновение прикрыла глаза, цепляясь за тепло обнимавшей её
Дай. Как же чертовски сильно она устала.
— Угу. — Скарлет понимала. Она всё понимала. Несмотря на всё, что произошло, на
десятки разрубленных с особой жестокостью людей, несмотря на ужасные и
бесчеловечные потери среди ни в чем не виноватых пассажиров, оставалось еще шесть
вагонов тех, кто доверился им, вверив им свою вечность. Она не могла бросить всех и
остаться с Эдвардом. Он не заслуживал подобной участи, но ведь и все те, кто надеялся на
них троих — тоже. В голове все еще отзывался его голос, вдыхая в неё его волю.
Пожалуйста, помоги им! Ты можешь! Внутри неё что-то болезненно рвалось на части, с
оглушительным треском лопалось и рассыпалось на сотни мелких осколков. Выбор,
который ей предстояло сделать, не мог оказаться на 100% верным, как сильно бы она ни
старалась найти компромисс. Эдварда придется оставить здесь. Им придется вернуться.
Словно зачарованная, она принялась осторожно сметать подтаявшие льдинки с волос и
одежды Белой Пешки, одну за другой, всецело поглощенная своим занятием. А ведь он
просто хотел помочь, хотел быть полезным. И они как-то допустили то, что произошло с
ним. Скарлет закусила губу. Как же ужасно!
— Каковы наши дальнейшие действия? Можем остаться здесь для собственной
безопасности. Остальные пассажиры могут позаботиться о себе сами. — Рука Скарлет
замерла, так и не коснувшись светлых прядей Пешки. Шахмата с пустым недоумением
подняла глаза на Нила. Она окончательно запуталась.
— Могут? — Разве кто-то неподготовленный мог сам о себе позаботиться? Да даже
Пешка, вступив в Партию и обладая некоторыми реликвиями, не смог справиться с этими
психами! Кто? Кто мог бы защитить себя сам в подобной ситуации?! О чем он говорит?
— Я больше не буду им помогать и тратить на них свои силы. Могу обещать лишь, что
буду защищать себя и вас. Это максимум. — Сердце у Скарлет упало. Она пораженно
уставилась на него.
— О чем ты? Что произошло? — Она испуганно посмотрела на тамбурную дверь, снова
перевела взгляд на Нила, а затем вскочила с места и, предчувствуя дурное, выскочила в
соседний вагон.
На Шахмату нахлынула тошнота. Прикрыв рот рукой и пытаясь не вдыхать запах
раскиданных повсюду частей тел и органов, она устремилась вперед и рванула в сторону
восьмого вагона, где должны были находиться те ироды, которых она раскидала с
помощью своей реликвии. Она ожидала увидеть их, связанных или же обездвиженных
любым другим способом, но не увидела никого. Всё было алым, абсолютно всё, словно их
утопили в банке с краской. Скарлет сделала несколько шагов, вглядываясь в пугающе
пустой вагон. Так ей сперва показалось. А затем она увидела крохотные, дергавшиеся
отростки. Или, даже скорей, ошметки тех, кто раньше был людьми. Настолько мелкие и
многочисленные, что Скарлет едва их заметила. Словно их разорвало и раскидало
мощнейшим взрывом. Но это не могла быть она. Нет, её реликвии сходили с ума, но это
совершенно точно не могла быть она!
— Что там произошло?! — С криком ворвалась она в десятый вагон, оглушительно
захлопывая за собой дверь. Её трясло. - Где они? Они... они же не сбежали дальше? —
Нил с Дайшей не сидели бы здесь, если бы те четверо все еще могли двигаться.
Разумеется, Нил говорил, что не станет больше никого защищать, но ведь даже он не мог
бы почувствовать себя в безопасности, пока они бродили по всему поезду, вооруженные
острыми словно бритва лезвиями. Тогда что же... где же они?!

+3

 BB-цитата
Поделиться502023-08-05 00:13:25

карты
птица
Фишки: 25 260
Вчера 19:15:50
Дайша сидела, обнимая Скарлет руками и крыльями — так, чтобы та могла прислониться
к ней, опустить голову на плечо. И, похоже, эти объятия являлись какой-никакой, а всё-
таки поддержкой не только для рыжеволосой Шахматы, но и для неё самой. Они
позволяли как-то вновь почувствовать себя немного... живой? Постепенно, шаг за шагом,
пройти сквозь беспросветно черную пелену ненависти ко всему живому — и почти
наощупь отыскать что-то отличное от всей той крови, боли и грязи, с которыми она
сталкивалась до этого. Некий живой огонек, вызывавший в ней искренние чувство
сопереживания и желание поддержать.
Конечно, можно было ожидать, что Скарлет окажется не готова принять тот факт, что
Эдварду помочь уже практически невозможно. Что её чувство вины перед ним окажется
сильнее разума, который говорил ясно о том, что другие пассажиры сами не справятся —
а у них троих, между тем, каждый боеспособный человек на счету. И что она потребует от
Дайи в любом случае оставаться рядом с юношей, бдительно следя за его состоянием и
каждые полчаса возобновляя эффект — при том, что та физически. Однако девушка, к
сожалению или счастью, до сих пор продолжала мыслить трезво — и женщина
почувствовала, как она, прижавшись к её плечу лбом, кивает, отвечая неразборчиво, но
утвердительно. И Скирон оставалось лишь мягко поглаживать её по голове, прижимая к
себе — словно это как-то могло компенсировать тяжесть того выбора, что приходилось
делать рыжеволосой Шахмате.
Какое-то время они просто молчали, кажется, просто пытаясь хоть сколько-то прийти в
себя и осмыслить происходящее — а после Нил задал вполне резонный вопрос: а что,
собственно, им делать теперь? И услышав его собственную позицию, Дайша устало
выдохнула, потирая бровь. Прибавляла ли та им сложностей? Да: сейчас были ценны
каждые руки — и самоустранение одного из их обладателей могло всерьёз сказаться на
общей обстановке. Но при этом понимала ли она мужчину? Да. И еще как. Они все устали
и чем дальше, тем сильнее теряли моральный настрой, желание оберегать и поддерживать
всех остальных пассажиров. Так еще и, в отличии от Дайши, ни Нил, ни Скарлет не
являлись врачами, в них не взращивали с детства терпение и сострадание, готовность
взаимодействовать с людьми, оказавшимися в таком положении. Поэтому то, когда
Форестер, и без того не отличавшийся человеколюбием, сложит с себя долг хранителя
покоя в Поезде, было лишь вопросом времени, к сожалению. И Дайя не могла его
осуждать.
— Я возвращаюсь назад. Я буду делать то, что зависит от меня до тех пор, пока это
возможно, — кратко озвучила она свою позицию.
Скарлет же, услышав слова друга, встревоженно подорвалась. Дайша отпустила её,
отстраняясь и устроилась на полу неуклюже, разложив крылья так, чтобы они накрывали
сидения по обе стороны от неё. Наблюдая потрясение девушки, у Скирон мелькнула
мысль, что та может оказаться неготовой к тому, что сделал её друг. Однако, в любом
случае, лгать ей Дайя не собиралась — да и вряд ли смогла бы сделать это убедительно в
данных обстоятельствах, даже если бы захотела.
— Нил использовал какую-то из своих реликвий — и их разорвало в ошметки, —

даже теперь, когда пелена ненависти немного спала с сознания благодаря Скарлет — она
нисколько не чувствовала сожаления от того, что не сказала ни слова против мужчине.
Равно, как и того, что попросила его сделать то же самое в девятом вагоне. Потому, что
стоило лишь закрыть глаза — и снова перед внутренним взором вставали оголенные
ошметки легких маленького мальчика или оторванные кисти двух стариков, которые всё
равно трогательно сжимали друг дружку. Звучал в ушах хохот того мужчины в очках,
когда в спину ему попал его же топор. Как минимум — это жест милосердия. Как
максимум — мера предосторожности против новых убийств.
+3
 ЛС Daisha
 BB-цитата
Поделиться512023-08-05 07:56:56

шахматы
птица
Фишки: 5 830
Вчера 23:36:26
Нил, наблюдая за реакцией Скарлет, подумал, что ситуация проблематичная. И Дайша

решила выполнять роль защитника. После всего произошедшего она все равно
продолжала желать и дальше заботиться об этих ублюдках. О тех, кто смотрел на них с
негодованием, неприязнью, опаской, редко выражал свою благодарность, не приносил
никакой пользы, только продолжая вытягивать из них жизненную энергию и заставляя их
впахивать все больше, и больше, и больше. Он их не понимал. Или понимал, но не желал
вдумываться в причины такого поведения. Было неизвестно, сколько времени они
проведут в этом поезде, как и неизвестно, как дальше будут развиваться события.
Неужели они продолжат печься о благополучии пассажиров, которые своим поведением
отвергали их помощь? И насколько их должно хватить? Он вспомнил свое эмоциональное
состояние незадолго до того, как их позвали на помощь, и он направился в седьмой вагон
выяснять, в чем дело. Он уже был раздавлен, он уже задавался вопросами о том, стоит ли
продолжать вести себя подобно герою. Уголки губ слегка скривились, когда он осознал,
что даже без реликвии, отключающей его эмоциональность, перестал бы хранить порядок
в этом поезде.
Скарлет вылетела из вагона, а затем вернулась обратно, спрашивая их о том, куда
девались пассажиры восьмого вагона. Нил склонил голову вбок, равнодушно изучая ее
лицо. Есть ли разница, где они? Все там были убийцами и жертвами, которые сами могли
стать убийцами. За него, тем временем, ответила Дайша, пока он раздумывал, нужно ли
ему отвечать. В нем при этом зажегся слабый огонек любопытства. Скарлет все равно обо
всем узнает. Как она отреагирует? Это был идеальный момент, когда для него все станет
ясно, когда он определится с тем, на кого следует больше полагаться. Возможно, только
на самого себя.
— Их следовало уничтожить. Попытка держать их под охраной провалилась, — все
тем же ровным голосом произнес Форрестер. — От боли они сходят с ума. Сойдя с ума,
они нападают на других. Единственный шанс их остановить — сделать так, чтобы
они не могли двигаться и причинять вред.
Это был единственный шанс защитить себя. У него не возникало абсолютно никакого
желания проснуться от того, что какой-то психопат резал его на кусочки, воплощая свои
извращенные фантазии в реальность. Отсутствие эмпатии делало его безразличным к
судьбам окружающих, но никак не ко своей. Забота о себе стала для него первоочередной.
Ему не хотелось превращаться в груду мяса. Ему не хотелось страдать. Если ему придется
выбирать между собственной жизнью или жизнью окружающих, он выберет свою. Кроме
него самого, больше никто не будет заботиться о нем.
Равнодушные синие глаза посмотрели на Эдварда, которого превратили в фарш, а затем
на Скарлет. Ей необходима рациональность. Или ему нужно говорить на языке, который
она поймет, чтобы не потерять союзника в ее лице?
Его голос звучал бесстрастно, а выражение лица было безучастным. Он не видел в этом
проблемы, но понимал, что для людей это не покажется чем-то хорошим. Быть может, ему
необходимо имитировать эмоции? Он умеет это. Он с давних пор умел ярко улыбаться и
быть дружелюбным, чтобы скрыть свои психологические проблемы от посторонних. Ему
нужно вспомнить навыки или говорить честно и прямо, объяснив свою позицию и
поведение.
Он выбрал второй вариант.
— Ты сама видишь, что они сотворили, — заговорил он, моргнув. — Можешь сказать,
что пассажиры оставшихся шести вагонов ни в чем не повинны, но это лишь пока.
Когда они окажутся в той же ситуации, их поведение будет таким же. Если желаешь
защитить кого-то, то нужно защищать наиболее адекватных, устраняя проблемных.
У меня нет желания проходить через все это вновь. Не хочу запирать их в вагоне-
тюрьме и наивно верить, что все в порядке, а после видеть подобное зрелище и вновь
делать то, что я сделал.
Нил закатал рукав куртки, пропитавшейся кровью, и показал Скарлет татуировку в виде
меча, воткнутого в костер, который прямо сейчас ярко пылал, словно настоящий,
показывая, что реликвия в данный момент активна.
— Я смог поступить так только из-за этой реликвии. Ее побочный эффект —
отключение всех эмоций и способности к эмпатии. Именно из-за нее я веду себя так
сейчас, но вскоре эмоции вернутся с удвоенной силой. Я не желал активировать ее
раньше, так как опасался этого, но неосознанно, увидев, что происходит, случайно
привел ее в действие. И это для меня главная проблема на данный момент — отдача,
с учетом всего произошедшего, должна быть сильной. Вероятно, мне потребуется
помощь.
Ему не хотелось возвращать эмоциональность и вновь становиться человечным. Он знал,
что его решение не помогать пассажирам может оказаться под угрозой, так как его
поведение изменится, станет обычным, но способов предотвратить это у него не было.
Потому он произнес эти слова, приняв рациональное решение позаботиться о себе в
будущем, а заодно избежать недопонимания с единственными союзниками, которым он
верил больше всего.
But how do I run?
+3

 BB-цитата
Поделиться522023-08-05 13:30:30

 Fukurou
шахматы
птица
Фишки: 26 274
Разорвало... в ошметки? В ушах гудел белый шум. Нил разорвал этих людей в клочья?
Буквально стер в пыль, разделив их на сотни и сотни крохотных кусочков, не способных
говорить, смеяться, держать в руках оружие, дышать?... Что-то внутри неё рвалось наружу
диким хохотом. Да! Да, черт возьми! Это ведь то, чего она хотела! Эти ублюдки получили
свое, стали грудой бесполезного, живого мусора, исчезли! Да за то, что они сделали, их
следовало бы тотчас воскресить, а затем повторить содеянное Нилом вновь! Снова
взрывать их на части, кромсать в рваные обрывки, умерщвлять бессмертную плоть, снова,
и снова, и снова! И все же где-то на задворках сознания, распаляясь и оглушая, яростно
протестовал голос. Он УБИЛ множество людей. Не только тех, кто сошли с ума,
поддались безумию и схватились за оружие, нет, но ещё десятки невинных жертв. Людей,
не имевших никакой злой мысли. Людей, оказавшихся в ужасное время в самом ужасном
месте. Любой мог стать одним из них и любой мог теперь, руками Нила, быть уничтожен.
Она вздрогнула, лишь представив о том, как её саму сперва кромсают скальпелем,
выкручивают ей руки и ломают ноги, как по кускам выдирают шею, челюсть, вырывают
язык, топчут и дробят её кости, и после всех этих нарочито медлительных действий перед
её подернутыми поистинне адской болью глазами появляется Нил и разрывает её на еще
большее количество живых, страдающих кусочков. Навсегда. Боль Эдварда всё еще
отзывалась в груди обжигающими волнами, билась изнутри о грудную клетку и, не находя
выхода, разъедала её естество. Скарлет замерла.
— Тогда... ты и его тоже...? - С ужасающим осознанием уставилась она на Нила,
понимая, что не только девятый вагон представлял собой скопище изувеченных людей, но
и Белая Пешка. Даже с переломанными ногами и выкрученными из суставов руками, даже
не в состоянии пошевелиться, неужели он всё еще воплощал собой угрозу для Нила? А те
люди без рук, ног, головы, ушей, пальцев, без сотен крохотных частиц, разве могут они
быть опасными, когда у них почти не осталось даже тела, способного подняться или
держать оружие? Что они могут сделать? Чем опасен Эдвард?
Скарлет замолчала. Она ведь и сама пыталась отделить его мозг от тела. А что если Нил
на самом деле сделал им великое благо? Что если теперь они больше не чувствуют той
оглушительной боли, от которой она не смогла даже удержаться на ногах? Она могла бы...
от одной мысли о слиянии сознания с кем-то из них ей стало дурно. Нет, нет, нет! Да и не
об этом ей сейчас следовало думать! Мертвым не поможешь. Ей надо было разобраться в
себе и принять решение. Очень важное, быть может даже самое важное решение за всё их
пребывание в этом поезде. А не опасен ли сам Нил? А что если он вдруг решит, что она
тоже может стать для него проблемой?...
Скарлет замотала головой, стряхивая из помутневшего разума навязчивые мысли. Нил
никогда не угрожал ни ей, ни Дайше. Нил пришёл к ней, оставил девятый вагон
нетронутым и торопился, чтобы найти её поскорей. Он не был движим слепой жаждой
крови и убийства. Он выбрал убедиться, что она в порядке, помочь ей. Он не сошёл с ума,
не поддался безумию. Не стал одним из них.
Скарлет подняла на пылавшую будто живым огнём реликвию на руке Нила потерянный
взгляд. Так вот оно что. Эта татуировка позволяла ему принимать решения, казавшиеся
ему логичными. Его действия были совершены не под влиянием чувств и эмоций, не от
ненависти, ярости, жажды мести, вовсе нет. Он верил в правильность своего выбора,
думал о безопасности, быть может даже не только своей, но и их всех. Он делал то, что
правильно, то, что она сама так и не научилась делать. Она была бесполезная Шахмата.
Нил же брал на себя всю тяжесть вынесенного им приговора.
Эмоции вернутся с удвоенной силой. Скар поежилась. Это должно быть ужасно.
Невыносимо. Чувство вины, долг, усталость, ярость, отчаяние, сколько же всего накроет
его подобно цунами с той же силой, что била её при каждом слиянии сознаний, а может
даже сильней? Куда сильней? Разве такое вообще можно вынести? Разве человеку под
силу справиться с подобным? Что будет, если он сломается?
Медленно поднимая руки, чтобы Нил видел, что в них нет оружия, она подошла к нему и
осторожно обняла.
— Всё хорошо, выключай. — Скарлет легонько притянула его к себе, не слишком
сильно, чтобы он мог оттолкнуть её и отстраниться, если пожелает, но достаточно крепко,
чтобы он чувствовал, что она рядом. Она здесь и она поможет. — Оставь их, в девятом.
Они даже двигаться не могут. Забудь о них и выключай свою реликвию. Всё будет
хорошо. — Шептала она едва слышно. Им всем нужно успокоиться. Нужно отпустить
сковавшее их напряжение, опутавшие их сомнения, и просто позволить себе быть людьми.
Обычными, слабыми. Они не боги, они не должны вершить судьбы.
Сама Скарлет пока не решила, что будет делать. Нил и Дайша разделились, каждый
избрал свой способ борьбы с этим поездом. Что же делать ей? Она не знала. Она
переживала за Дайшу. Культисты и так её не жаловали. Если кто-то из них прознает о том,
что произошло, это может поднять новую волну ненависти и праведного в их фанатичных
глазах гнева в её адрес. И если они решат накинуться на нее... Скарлет придётся их убить?
Она так ни разу не убивала человека. Даже сейчас, в этом поезде, ни разу не поднимала
она клинка в сторону людей, не пыталась умышленно разрезать их плоть. Обезвредить,
обездвижить, ранить — да, но убить? Она была не такая как Нил. Сможет ли она
решиться? Но всё же, не пускать Дайшу, вынудить её остаться, едва ли не запереть в
одном из вагонов, они тоже не могли. И ещё был Эдвард. Скарлет разрывалась.
— А что же Миранда? Ты не хочешь ей помочь? — Почти размышляя вслух,
поинтересовалась она у Нила. Впрочем, он и так принял достаточно сложных решений
сегодня. Надо было дать ему покой. — Мы можем отправить всех, в ком мы, - уверены,
— сомневаемся меньше всего, в первый вагон. Миранду, Эрнста, Дисмаса, Аленну,
Майти, Кристофа и его друзей... того блондина из второго, и убедить их не
высовываться. Наверняка, вместе с Юмиру они справятся. Дайша может занять
место во втором вагоне, как дополнительная защита первого, ну и подальше от
культистов — я бы не хотела, чтобы вы слишком часто пересекались. А мы с Нилом
останемся в седьмом, где никого нет. Можем чем-нибудь подпереть двери в шестой
вагон, сумкой или чьим-то чемоданом, и я буду поглядывать за ними, чтобы они не
удумали чего. Что скажете? — Она не хотела бросать Дайшу одну, но и оставлять
фанатиков без присмотра было рисковано. Она отказывалась покидать Нила, по крайней
мере пока время не успокоит его и не залечит последствия произошедшего, но и сидеть
без дела было невыносимо. Впрочем, она также осознавала, что выдержки столкнуться с
чем-то подобным у неё тоже не осталось. От одной мысли о том, что произошло с
Эдвардом, руки её опускались. Она очень пыталась найти баланс, то самое хрупкое
равновесие, в котором каждый из них чувствовал бы себя наименее плохо. О чем-то
хорошем в этом поезде речь уже и не шла.

+3

 BB-цитата
Поделиться532023-08-05 16:34:43

шахматы
птица
Фишки: 5 830
Вчера 23:36:26
Нил медленно перевел свой взгляд на Эдварда, услышав запинающийся вопрос Скарлет, и
отрицательно покачал головой. Нет, Белая Пешка не был опасен. Он не мог двигаться, не
мог говорить, не мог причинить вред. Его состояние Красного Коня устраивало, и он не
видел никакой угрозы в нем. Затем он вновь посмотрел на Скарлет, не до конца понимая
ее реакцию. Она зла или расстроена? Логика твердила, что одно из двух или и то, и другое
вместе, но пока она не выскажет свое отношение к произошедшему для него ничего не
станет ясно. Отсутствие эмпатии делало его эмоциональным инвалидом, неспособным
понять, что испытывают окружающие. Он мог только наблюдать за другими и
предполагать.
Решение попробовать объяснить свое поведение и поступок, не утаивая информацию от
союзников, оказалось верным. Нил с удовлетворением поставил галочку у себя в голове,
но в следующий момент, когда Скарлет приблизилась к нему и обняла, он замер, не
отталкивая ее, опустив голову и пытаясь понять, что происходит. Он считал, что он сделал
нечто ужасное по мнению окружающих людей, нечто, что шло вразрез с правилами,
порядками и человечностью, но… Она его обнимала? И говорила, что все будет хорошо?
Почему? Они в поезде, и пока не выберутся, то ничего не будет так. Попытка все
осмыслить привела к тому, что он запутался еще больше, но спрашивать было
бессмысленно — он ничего не поймет, даже если ему по слогам все скажут и разложат по
полочкам. Но он… принял еще одно решение и пошел на риск, послушно отключив
реликвию, которую сам же активировал во второй раз минуту назад.
Десять минут. Всего десять минут, и тогда побочный эффект рассеется, а эмоции
нахлынут волной на его разум. Из соображений собственной безопасности Нил желал
продолжать снова и снова включать реликвию, пытаясь сбежать от человечности, которая
непременно сделала бы его слабым, податливым и неразумным, но анализ ситуации ясно
дал ему понять, что вечно бегать невозможно. Если он заснет, то реликвия уйдет в откат, и
эмоции вернутся. А он погрузится в сон рано или поздно, так как организм начнет этого
требовать, и ему невозможно будет сопротивляться. Если это случится рядом с другими
людьми, то что произойдет тогда? Он с холодным, трезвым рассудком, работавшем под
эффектом реликвии подобно машине, не мог просчитать все возможные варианты
развития событий. Реальность — не математическая задача, а он — не компьютер. Лучше
поступить проще…
Нил взглянул на Скарлет и Дайшу, думая, что раз на них он может положиться даже
сейчас, когда он является таким, то можно им довериться. Раз он не имеет возможности
остаться таким, то необходимо хотя бы максимально безболезненно, насколько это только
реально, пережить наплыв эмоций. Он не хотел, но это было необходимо. Его взгляд
опустился на татуировку, пламя которой застыло и превратилось в обычную картинку,
набитую на коже. Всего десять минут до того, что произойдет потом. Он не знал, чего
именно ему следовало ожидать, так как никогда прежде ему не доводилось переживать
ничего подобного. Ему только оставалось молча готовиться.
Он думал и молчал, не давая ответа Скарлет, когда она спросила про Миранду. Ему было
все равно на ту девушку. Но теперь, когда он решил отключить реликвию, он осознавал,
что говорить о других людях и своих планах на будущее стало чем-то бессмысленным. Он
еще до реликвии начинал уставать от пассажиров и их скотского поведения, но всегда
оставалось какое-то «но».
Он сказал, что не будет помогать другим людям, но Скарлет перечислила имена тех, кто
им оказывал помощь на протяжении всего пути. Это заставило его задуматься. Стоило ли
от них отворачиваться? Рациональность говорила, что их следует защищать, но ровно до
того момента, пока они сами не станут ошибками и не превратятся во врагов. Но как он
будет думать, когда он станет собой? Мог ли он гарантировать, что продолжит
придерживаться позиции того, кто не станет протягивать помощь другим людям? Его
нынешнее "я" противилось альтруизму, но при этом твердило, что с возвращением эмоций
все будет иначе. Также он не учел еще одну вещь — если Скарлет и Дайша продолжат
помогать, то он обязан будет быть рядом с ними, чтобы оказывать помощь им и
прикрывать в случае чего. Как долго он сможет находиться в стороне при таких
обстоятельствах? У него не было ответа. Ему оставалось только признать поражение. Он
мог быть уверенным лишь в одном — в том, что он будет помогать Скарлет и Дайше.
— Я согласен с твоим планом, — проговорил Нил. — Это будет разумно. Защитить
тех, кто помогает, и тех, в ком мы не сомневаемся, это разумно.
Десять минут, в течение которых он молчал, ничего не говоря, тянулись для него очень
медленно. Он вслушивался в мерный стук поезда, двигающемся в неизвестном
направлении, и смотрел на все вокруг себя, пока не начал ощущать, как что-то сдавливает
сердце, которое неожиданно начало быстро биться. Пелена безразличия спала в какую-то
секунду, но осознал он это не сразу. Нил застыл, будто превратившись в изваяние, а затем
сжал челюсти, поджал губы, чтобы сдержать голос, рвущийся наружу. У него не нашлось
слов, чтобы описать, что он начал испытывать. Шокированность, леденящий ужас, ярость,
стыд… То, что копилось на задворках сознания и сдерживалось реликвией, вырвалось,
затопив собой все. Стало так больно. Казалось, что внутренности разрывались на части. И
одновременно с этим пришли воспоминания — каждая сцена проигрывалась перед его
глазами, как будто все это происходило вновь, здесь и сейчас, перед ним. Все увиденное
им. И, что еще хуже, сотворенное им…
— Боже, боже, боже… — прошептал он, тяжело дыша и произнося имя того, в кого
никогда в своей жизни не верил.
Что же он наделал?
— Нет, нет, это невозможно, — он с непониманием и недоверием покачал головой, без
всякой надежды посмотрев на Скарлет, словно ища у нее подтверждения, что все это было
сном, галлюцинацией, — не может быть…
Не может же быть так, что он пошел на такое, верно? Не может же быть так, что он сам
стал чудовищем? Он ведь старался, он старался быть лучше, чем есть, несмотря на все,
что говорил про самого себя. Не может быть так, что он сделал такое.
Но память напоминала ему все в ярчайших красках. Нил застонал, подняв дрожащие руки
и спрятав в них лицо. Он вспоминал, что сделал и как именно. Эта реликвия… Эти
бомбы… Она не должна была использоваться против людей, а только против Кошмаров
или Найтбрингеров. Не должна… Пошатываясь, он встал с сидения и сделал шаг в
сторону дверей, чтобы увидеть восьмой вагон. Он должен увидеть его. То, что он сделал,
он должен увидеть. Но вместо этого поскользнулся на луже крови и чуть не упал,
схватившись за поручень. Вместо того, чтобы подняться, он обессилено опустился на
колени, не обращая внимания на окружающий мир.
Какая разница, окажется он там или нет? Он все отлично помнил.
И чем же он стал?
— Что я наделал?!.. — выдавил из себя мучивший его в мыслях вопрос и затрясся, не
осознавая, что впервые за много лет он плакал.
Почему все обернулось именно так? Все ведь было хорошо. Все было хорошо. Они ведь
установили порядок… Он вспомнил лица убийц и бессильно сжал кулаки. Ублюдки.
Какие же ублюдки!.. Это все из-за них. То, что произошло, и то, что происходит… Все из-
за них! Если бы он знал наперед, то убил бы их сразу. Плевать на то, что сказали бы
остальные. Он бы предотвратил так много боли… Он бы сам не причинил столько боли!
— Зачем? Почему?..
Почему он не предотвратил это в самом начале? Почему сам не стал охранять вагон, а
спихнул все на несчастного мальчишку? Почему не принял первый удар на себя, а
спрятался во втором вагоне?
Он был старшим по рангу, но вместо того, чтобы учить и защищать, позволил ему
пострадать, почему-то подумав, что ничего страшного не произойдет.
Господи.
Его затуманенный от слез взгляд уставился на кровавое мясо перед собой. Губы еле
шевелились, пока он пытался выдавить из себя слово «прости». Но что толку с
извинений? Это вернет Пешку? Это избавит его от невыносимой боли?
А что с теми, кого он разнес на части, но кто был неповинен в произошедшем? Что насчет
них? Какой смысл от пустых слов?
Почему он был так слаб?
— Я должен был сидеть у дверей этого гребанного вагона… — пробормотал он. — Я
должен был пострадать, я… Я должен был… Проклятый поезд!.. Когда же он
остановится?!
Ему хотелось, чтобы все это прекратилось. Ведь все с Эдвардом и остальными будет
хорошо, когда поезд прибудет на станцию, не так ли? Они все восстановятся и все
забудут. Они забудут об этом всем. И он забудет. Он хотел забыть, никогда не
вспоминать, никогда к этому не возвращаться, но он продолжал быть здесь и смотреть на
то, что было у него перед носом.
— Я больше не могу, — Нил замотал головой, уткнувшись во что-то лицом, — не могу…
Остановите это, хватит, хватит… — эмоции раздирали его на части, и они были так
сильны, что он даже не предпринимал попыток их подавить.
Страх, горе, отчаяние, злость… Он чувствовал себя немощным и никчемным. Ярче всего
выделялась боль, какой он никогда прежде не испытывал. Он топила его в себе, не
позволяя дышать и смотреть. И он еще говорил такие вещи… Думал и относился ко всему
так равнодушно… Чудовище. Вот, кем он стал. Он сам стал чудовищем.
But how do I run?
+3

 BB-цитата
Поделиться542023-08-06 00:53:23
карты
птица
Фишки: 25 260
Вчера 19:15:50
Дайша слушала Форестера — и ощущала, как постепенно словно погружается на некое

дно, беспросветное замкнутое пространство, отчужденное от каких-либо внешних
событий. Здесь не было ничего, кроме ощущений и мыслей о происходящем — и они
окружали и переполняли её, заставляя бесконечно концентрироваться на них. Нил
продемонстрировал себя как настоящего сурового и сдержанного солдата, достаточно
безразличного к людям — и потому, даже будучи знакомой с ним сравнительно не
слишком долгое время, она готова была поверить в то, что, оказавшись в подобных
обстоятельствах, он отдавал себе полностью отчет во всем происходящем и действовал
осознанно и добровольно, когда убивал всех тех людей. Но это оказалось лишь частично
так: на него влияла реликвия, отрезавшая напрочь какие бы то ни было эмоции и оставляя
лишь голый расчет, который, собственно, и позволял действовать столь безжалостно. И
этот факт поставил Скирон перед осознанием очевидного: насколько же происходящее в
Поезде повлияло на неё саму, если она без всяких реликвий по-настоящему хладнокровно
отнеслась ко всем этим убийствам и более того — сама попросила Нила убить всех тех
людей в девятом вагоне, которые и так страдали и вряд ли сумели бы предпринять хоть
какие-то активные действия?.. Да что там: Дайя не просто не допускала противодействия
со своей стороны — но сама готова была убить, окажись в её руках те гранаты.
Собственно, это было именно то, о чем она размышляла прежде: чужие чудовищные
действия подтачивали человечность в ней самой. И речь шла не только о тех монстрах, с
радостью умывавшихся кровью беспомощных и невинных, но даже о самом Ниле. Его
решения способствовали прорастанию в самой Дайше мысли о допустимости устранения
проблем путем насилия. Нет, это не означало, что она была готова вот так просто
уничтожать всех, кто возьмется волей или неволей накалять обстановку. Однако, все эти
события всё равно оставляли след из ожесточенности, готовности, как минимум,
бездействовать при виде той жестокости, которая способствовала бы удержанию
контроля над ситуацией.
И пускай сейчас внутренняя тьма немного схлынула благодаря близости Скарлет и Дайя
отдавала себе отчет в своих мыслях, решениях и том, что к привело к их возникновению
— всё это всё равно не могло не вызывать иррационального холодка где-то внутри. От
этого знания всё равно становилось не по себе.
Из подобного состояния её вырвал голос Скарлет. Дайя вновь отметила про себя
внутреннюю силу той: несмотря на то, что ей и самой было ужасно тяжело, и на всё то
потрясение и отторжение, которое, судя по проскользнувшему в её глазах выражению,
которое девушка испытывала в тот момент по отношению к своему другу — она всё равно
нашла в себе силы обнять и попытаться успокоить и поддержать его.
И более того — постараться переубедить в решении оставаться здесь. Ведь, несмотря на

всё случившееся, в Поезде всё равно оставались люди, ради которых стоило возвращаться.
Аленна, Эрнст, Дисмас, Майти, Миранда... Все те, кто был неизменно рядом с Шахматами
и Картой и поддерживал их. Да, возможно, в будущем они также утратят свою
человечность и станут теми, кого надо убить, как бешеных собак — но пока этого не
случилось. Бывшая Бубна была права: всех спасти друзья не могли — но хотя бы тех, в
ком они сейчас могли быть уверены.
И Форестер согласился с ней: ведь, несмотря на то, что эффект, отрезавший все эмоции на
корню, еще, кажется, не прекратил свое действие — Скарлет смогла обосновать всё
достаточно рационально, чтобы беспристрастный механизм внутри него согласился. К
тому же, если подумать, то всплывал еще один, не менее важный, вопрос — как он
сможет защитит в случае чего Дайшу и Скарлет, если сам при этом будет оставаться
здесь, в этом вагоне? Потому, что в случае с той же Скирон еще одной потенциальной
проблемой — еще как будто из прошлой жизни, до того, как она вошла в седьмой вагон —
являлись культисты. Которые, что бы та не делала, воспринимали её как врага. Повезло,
что она до нынешнего момента оставалась бестелесной — и, соответственно, более-менее
чистой. А как быть, окажись она покрытой кровью и внутренностями в той же степени,
что и Форестер?.. Мужчина, судя по всему, и сам всё это уже понял.
Ну а после его накрыла волна эмоций — и Дайя, глядя на его искаженное, ошеломленное
лицо, почувствовала, как у неё сжимается сердце. Остатки ненависти и отчуждения
растворились, оставляя после себя лишь усталость и сострадание, понимание, какой ценой
на самом деле давалось Нилу всё происходящее в Поезде. Он мог даже ничего не говорить
— всё было понятно и так. Женщина подошла к нему и осторожно помогла подняться,
обнимая руками и укрывая крыльями также, как Скарлет раньше: не навязчиво, но давая
понять , что она рядом и на неё можно положиться.
— Того, что случилось, уже не изменить — и нам всем придется лишь сделать
выводы. Ты поступил правильно, устранив их, — тихо, почти что на ухо, сказала она
ему. — Это тяжело и больно принять, но знай — мы рядом и всегда поддержим тебя,
как бы трудно нам всем не было.
+3
 ЛС Daisha
 BB-цитата
Поделиться552023-08-06 09:29:58

 Fukurou

шахматы
птица
Фишки: 26 274
Нил не оттолкнул её, хоть в глазах его и сквозило непонимание. Скарлет прикрыла
уставшие веки и погладила его по спине. Он наверняка поймет, просто чуть позже. Когда
ей было невыносимо плохо, одно лишь знание того, что на не одинока, было ценней всего,
что у неё осталось. Реликвия на его руке уже погасла. Хороший знак. Скарлет была рада,
что он сумел к ней прислушаться. Теперь им оставалось лишь с тревогой ждать того, что
непременно должно было случиться. С нарастающим опасением выжидать долгие, долгие,
мучительно долгие минуты, полные дурных предчувствий.
А затем она заметила, как он вдруг замер. Как всё его тело застыло, вытянулось
напряжением, будто перетянутая и готовая в любой момент лопнуть струна, и Скарлет
вдруг отчетливо поняла, что никогда не оказалась бы готова к тому, что вот-вот
произойдет.
— Нет, нет, это невозможно, — Их взгляды встретились. Его — недоверчивый. Её —
слишком грустный, чтобы вселить в него ложную надежду. Наступил миг мучительного
осознания.
Нил всегда был стойким. Непоколебимым. Решительным. За последние два месяца он ни
разу до конца не терял самообладания. Она привыкла к его выносливости, к его железной
выдержке и хладнокровию, и теперь, когда он треснул словно изношенный сосуд, когда
плотина, сдерживавшая его чувства, рухнула, она ощутила невыносимо вгрызавшуюся ей
в сердце свербящую боль. Скарлет до крови закусила губу и зажмурилась. Никогда
прежде она не видела его настолько страдающим, столь яростно истязаемым изнутри. До
чего же больно оказалось просто слушать. Слушать его исполненные мучений стоны, его
надрывную исповедь, его раздирающее душу осознание собственных поступков,
последствия его решений — правильных ли? Да какая к черту разница! Скарлет
прижалась спиной к стене вагона и зажала рот рукой, подавляя рвущийся наружу всхлип.
Она будет рядом, как и обещала. Она ничем не сможет ему помочь, ничего ему не скажет.
Не будет перебивать его, не станет разубеждать. Не сейчас, когда слова так отчаянно
рвались из него раскаянием, осуждением, самобичеванием, когда держать это в себе
оказалось бы для него еще большей му́ кой. Она будет безмолвно впитывать каждый его
пронзительный крик, каждое исступленное покаяние. Да и что она могла сказать? Что всё
будет хорошо? Что они этого заслужили? Что он поступил правильно? Всё это будет
звучать искуственно, приторно, неискренне. Любое слово из её уст будет звучать как
попытка обесценить его чувства, обесценить его самого. Нет, она будет просто молча
слушать и ждать, пока ему удастся принять случившееся. По щекам покатились слезы.
Скарлет съехала вниз по стене и, осев на земле, отвернулась к черному окну, молча
сотрясаясь беззвучным плачем. Господи, до чего же невыносимо! Ну почему они должны
были страдать, все они? Неужели мало было её, мало было Эдварда?! Чужая боль
кромсала её в разы сильней своей, и собственная неспособность помочь снова и снова
выбивала воздух из её лёгких.
— Я должен был сидеть у дверей этого гребанного вагона… — Я должна была сидеть у
дверей… — Я должен был пострадать, я… — Да нет же! — Она ничего не сделала.
Опять. Просто плыла по течению, позволяя кому-то другому принимать решения за неё и
пытаться всё исправить. Всё, что она могла сейчас — это быть рядом и слушать. Слушать
крик человека, взвалившего на себя слишком много, взявшего на себя ответственность за
судьбы нескольких дюжин людей, по её вине тоже. Её бездействием оказалась устлана
дорога в ад. Хотя, они ведь и так все давно уже в аду.
— Я больше не могу, не могу… Остановите это, хватит, хватит… — Хотелось
броситься к Нилу, обнять, утешить, шептать слова поддержки, поочередно разубеждать в
каждом взгроможденном на себя грехе, в каждом выжженом на коже клейме, гладить по
плечам, по спине, напоить его, отвлечь его, заставить забыться, отключиться,
активировать все реликвии, что могли бы принести ему хоть каплю облегчения, хоть что-
нибудь, чтобы ему стало хоть на крупицу легче!
А-ах, до чего же хреново. Интересно, могло ли сердце разорваться от боли? Может, оно
уже раздалось двумя пульсирующими половинками, и оттого столь невыносимо
мучительно было просто дышать? Просто глотать воздух, сдерживая всхлипы, просто
пытаться существовать, потому что им не оставили даже права на смерть? Перед ней,
хрипя разодранной гортанью, лежал Эдвард, и она никак не могла понять, как они
докатились до такой жизни. Еще недавно она была готова хотя бы попытаться думать о
других, попытаться заботиться о беспомощных пассажирах. Теперь же у неё опускались
руки. Просто шевелиться уже было победой. Если происходящее сейчас с Нилом было
платой за покой нескольких недель, то цена эта была слишком высока в преддверии
накрывающей их вечности.
— Ты не чудовище. — Хриплым от слез голосом пробормотала она, наконец, когда Нил
притих. — Ты спас нас всех. Я думала только про Эдварда и даже не остановила их.
Если бы не ты, пострадало бы гораздо больше людей. — Поступил он правильно или
же нет, Скарлет не знала, но она отчетливо осознавала, что взваленным на себя смертным
грехом Нил вырвал у судьбы еще быть может несколько недель затишья. Ей казалось, он
непременно должен был это знать. — Спасибо.

+3

 BB-цитата
Поделиться562023-08-06 13:52:18

шахматы
птица
Фишки: 5 830
Вчера 23:36:26
Его не отталкивали, более того пытались успокоить, заключая в объятия. Это Нил понял
уже спустя некоторое время после того, как что-то мягкое и черное обволокло его со всех
сторон, словно закрывая от всего мира.
— Ты поступил правильно, устранив их.
Тихий голос Дайши и ее действия заставили его сжаться еще сильнее. Остатками разума
он понимал, что правильное в его поступке все же было — то, что он уничтожил убийц,
совершивших с невинными людьми подобное, но, тем не менее, он напал и на тех, кто
стал их жертвами. Они страдали от рук этих поехавших, а затем он разнес их на части,
превратив в ни во что… Что они сейчас испытывают? Насколько им должно быть больно?
Нил не мог не думать об этом, не мог не представлять их чувства. От этого становилось
лишь больнее, но ему казалось, что это все было крайне заслуженно.
Он их предал.
Он их подвел.
Он их не защитил.
— Это тяжело и больно принять, но знай — мы рядом и всегда поддержим тебя, как бы
трудно нам всем не было.
Услышав эти слова, Нил не мог не вспомнить свое поведение под эффектом реликвии.
Сваливать всю вину на ее действие было бы ошибочно, ведь она просто заблокировала его
способность к эмпатии, а он сам все равно остался собой. Он холодно просчитывал все,
оценивал окружающих по степени их полезности, был готов отвернуться от тех, кому
необходима была помощь и защита от тех, кто начинал ехать крышей. Он смотрел на
Дайшу и Скарлет не как на друзей, а просто как на полезных союзников. Он действовал и
принимал наиболее рациональные решения, но это делала не реликвия, а он сам. Это были
его решения. Это все была лишь его вина. Он не смог себя проконтролировать, не смог
быть тем, кем должен был быть.
Отвратительно. Он не мог отделаться от мысли, что стал монстром, а эмоции,
вырвавшиеся из клетки, резали его словно нож.
Память не позволяла забыть о чем-либо из того, что произошло. И Шахмате начиналось
казаться, что так он сойдет с ума.
Как же он устал.
Боже, как он смог пойти на это?
Слезы не переставали идти, пока не закончились. Пока он не устал как физически, так и
морально. Тяжесть, которая появилась несколько недель назад и с которой он до сих пор
успешно боролся, стала еще сильнее.
Причина, по которой он редко приводил в действие эту реликвию, заключалась именно в
этом. Она была очень полезной — повышала физические качества, позволяла телу
регенерировать при получении повреждений и лечить союзников, находящихся
поблизости, но ее побочный эффект вызывал в нем ужас. До этого он использовал ее всего
два раза. В первый раз это произошло во время одного из ночных рейдов, когда ситуация
накалилась. Во второй… Нил вздрогнул, вспомнив последнюю встречу с ней. О той битве
он старался не вспоминать, так как решил, что оставит все это в прошлом. Ему нужно
было просто отомстить за смерть товарищей и Анны-Мари, погибших в Сломанном
Городе. На себя же ему было плевать, и потому на то, что его пытались убить, он давно
предпочел закрыть глаза, а после забыть обо всем. Забыть… Как же это было сложно
просто забыть все, когда она стала частью его жизни, прочно слившись с ним. Она словно
въелась в его память и сознание.
Она предстала перед его глазами, словно живая, и он, глядя в ее безумные ярко-желтые
глаза, задал себе вопрос: «Ты считал ее чудовищем, но теперь кто ты сам?».
Нил тихо завыл, желая вырвать себе участок мозга, отвечающий за воспоминания, а затем
обмяк и затих, решив перетерпеть все молча, как и всегда. Хотя… его вера в то, что он
переживет этот поезд, сильно пошатнулась. Он смог пережить войну, тот жуткий плен, в
котором его ломали и пытали каждый день, и тот период возвращения к гражданской
жизни, когда он практически потерял цель в жизни. И теперь этот поезд… Как он
справится со всем тем, что в нем происходит? У него уже не было сил. Он не чувствовал
себя готовым встречать новые угрозы с расправленными плечами и поднятой головой. Он
вовсе не ощущал себя сильным и способным защищать кого-то. Все, чего ему хотелось,
это запереться где-нибудь, в одном из этих вагонов, и не вылезать из него, пока не станет
легче.
— Ты не чудовище.
Голос Скарлет показался ему охрипшим.
— Ты спас нас всех. Я думала только про Эдварда и даже не остановила их. Если бы не
ты, пострадало бы гораздо больше людей.
Нил прикрыл глаза, не желая думать о своем поступке как о спасении. Было больно. Если
бы он начал считать это спасением порядка в поезде… Он закусил нижнюю губу, как
делал всегда, когда не хотел о чем-то думать.
— Спасибо.
Он молчал, думая лишь о тех, кто не заслужил участи быть взорванным, и проклинал тот
день, когда у него появилась эта татуировка. Будь у него силы, он бы засмеялся. Она бы
хохотала, узнай про это. Может, и хохочет на том свете… Он так хотел стать сильнее,
чтобы отомстить, но в конечном итоге его желание ударило по нему самому.
Это все его вина.
Вместо того, чтобы стать щитом, он стал монстром, от которого следовало держаться на
расстоянии. И все же он не был один. От этого чувство вины только росло сильнее, а
усиленные эмоции сдавливали и резали его изнутри.
Только спустя какое-то время Нил смог найти в себе силы выбраться из объятий Дайши и
сесть на сидение, безучастно глядя перед собой.
— Как же все дошло до этого? — тихо пробормотал Шахмата, даже не пытаясь найти
ответ или ожидать его получить.
Как? Что пошло не так, чтобы все стало таким?..
But how do I run?
+3

 BB-цитата
Поделиться572023-08-07 16:24:13

 Fukurou

шахматы
птица
Фишки: 26 274
Разве могла она сделать хоть что-то, что сняло бы с Нила груз ответственности, пусть
даже лишь небольшую его крупицу? Разве были слова, которые могли бы если не
разубедить его в чудовищности собственного поступка, но хотя бы успокоить, притупить
обжигающую боль и удушающее чувство вины? Скарлет была готова пробовать всё
подряд, от объятий и алкоголя до шаманских танцев с бубном в совершенно нелепой
попытке вызвать хотя бы тень улыбки на его лице, но вместо этого продолжала сидеть на
полу, невидящими глазами уставившись в черное окно. В ушах тихо отзывался мерный
гул несущегося поезда. Она уже почти перестала его замечать. Этот звук из
преследователя обратился в их верного спутника, не прекращавшегося и не замиравшего
ни на миг. Она начинала понимать людей, которые ушли в себя настолько, что перестали
замечать мир вокруг. Она понимала людей, желавших стать пустыми. В голове снова
всплыла та девочка. Она ведь, пожалуй, была даже счастлива в своем крохотном,
воображаемом мирке. Она радовалась чудесным воспоминаниям, кружилась в них на
залитой солнцем поляне в своем милом, розовом платьице, наслаждаясь простым детским
счастьем. Даже если мирок её был крохотен, разве десять отведенных им вагонов были
сильно больше? Может, не следовало ей пробуждать её? Не следовало мешать её покою?
Да, наломали же они дров.
Хотелось поступать исключительно хорошо, как можно лучше, всякий раз находя
идеальное решение любой проблемы. Кто бы мог подумать, что каждое их решение,
принятое благими намерениями, приведет к последствиям, от которых сердце будет
разрываться нестерпимой виной. Оставить Эдварда сторожить вагон, уничтожить
безумцев с оружием, сколько еще ошибок они наделают, прежде чем этот ненавистный
поезд отпустит их? Это какой-то круг ада? Невольно Скарлет принялась перебирать в
памяти все сохранившиеся у неё воспоминания. Первый круг ада, вечная печаль. Второй
круг ада, ураганные ветра, где бьются об острые скалы грешные души. Третий круг —
гниение под дождем и солнцем. Четвертый — вечный спор в громадном круговороте
Сизифового труда. Что там дальше было? Грязное болото, раскаленные могилы, кипящий
поток тиранов, терзаемый лес самоубийц, выженная пустыня еретиков. Скарлет сбилась.
Всё, что вспоминала она из Данте, казалось ей теперь в целом даже терпимым курортом.
Фантазия его определенно проигрывала реальности.
— Как же все дошло до этого? — Скарлет не стала переводить на него взгляд, и без того
зная, что увидит лишь измученную, бледную тень. Кажется, они все очень устали. Так
сильно, что не могли больше пошевелить руками или ногами, не могли заставить себя
подняться. Она бы перестала дышать, если бы механизм этот не был столь естественным и
привычным для её тела, настолько сильно она устала. И правда, как до этого дошло?
Сделали ли они что-то не так? Действительно ли ошиблись хоть раз, кроме того дня, когда
решили проверить местную байку и шагнули таки в этот треклятый поезд? Шахмата
прикрыла глаза. Они пытались помогать, пытались следить за порядком, пытались
сдерживать панику, пытались лечить, пытались успокаивать, ободрять. Разве это была
ошибка? Разве они несли ответственность за те чувства, что сейчас испытывали? Нет, она
так не считала.
— Мы не виноваты. — Четко выговаривая каждый слог, пробормотала она едва слышно.
Они — не палачи. Они — жертвы, и вины их в произошедшем не было. Эту мысль
следовало вырезать у себя на подкорке сознания, возвращаться к ней снова и снова,
напоминать друг другу изо дня в день. — Мы делали всё правильно. — Продолжила
она, чуть нахмурившись. Казалось, от попытки думать у неё начинала гудеть голова. —
Мы поддерживали порядок, помогали нуждающимся и раз за разом гасили панику.
Если бы не мы, они все перерезали бы друг друга уже давным давно. — Чем дольше
Скарлет говорила, тем сильней верила в собственные слова. — Мы заботились о них,
когда большинство из них не могло позаботиться даже о себе. Мы делали за них всю
грязную работу. Мы уносили тела, изолировали безумцев, снова и снова и снова
совершали обход. Многие ли поступили так же? — Она повернула голову к Нилу.
Взгляд её, хоть и оставался уставшим, выражал теперь неизвестно откуда появившуюся
твердость духа. — Нам не заплатят, не скажут спасибо, не похвалят и не наградят в
конце орденом. Но мы всё равно это делали. Пытались облегчить их боль, ту, что
они выбрали сами. — Она посмотрела на Дайшу, которая всякий раз усыпляла
отчаявшихся самоубийц, даруя им временный покой. — Нельзя спасти тех, кто не хочет
себя спасать. Одни сами схватились за оружие, другие сдались и перестали обращать
внимание на мир, настолько, что даже не заметили, как их тела кромсают убийцы.
Это их выбор. Это их ответственность. — Они могли вскочить на ноги, завопить,
послать птицу, пытаться сбежать, вырваться, помочь сбежать другому, кто мог бы донести
до Шахмат и Карт послание, рассказать. Большинство же из них, однако, осталось сидеть
на своих местах, смирно дожидаясь гибели. И как она должна была понять, что поисходит
с ними? Каким нутром должна была почувствовать неладное?! Внутри неё не осталось
больше места вине, лишь слабо кипела злоба и обида за них троих. Скарлет с усилием
поднялась. Пропитавшиеся кровью штаны холодили ноги. Слипшиеся волосы упали на
лицо. — Мы не боги, и с этим нам придется смириться. Никто из нас не виноват. —
Она раздвинула тамбурную дверь и шагнула в девятый вагон. Было кое что, что не давало
ей покоя. Кое что, что она хотела проверить. Сомнительная мысль, червячком
вгрызавшаяся в её сознание и без устали копошившаяся там.
В восьмом вагоне всё было так же. Те же следы бойни, те же куски плоти и реки крови.
Даже не верилось, что это сделал Нил. Впрочем, так ли хуже это было того, что осталось
позади, в девятом? Какая разница, на сколько кусочков разорван изувеченный человек?
Это она и собиралась узнать. Повертев немного головой и выискивая свою цель, она
обнаружила на сиденье слабо извивающийся палец. Шахмата медленно подошла к нему.
Сердце взволнованно колотилось. Всё её нутро протестовало. Ей было страшно. Но...
вдруг её теория всё же была верна? Что если отсутствие мозга лишало боли? Могло ли
случиться так, что Нил принес им успокоение? Если был хотя бы маленький шанс узнать,
хотя бы крупица надежды, ей следовало рискнуть. Ей ведь и так уже плохо, куда хуже?
Возможно, уничтожение тела стало бы самой гуманной участью? Скарлет шумно
вдохнула, зажмурилась и, чувствуя неописуемое волнение, будто перед прыжком с
двадцатиметровой высоты в североатлантические ледники, активировала реликвию.
Это было ошибкой. Если до этого она сомневалась, что они хоть раз поступили
неправильно, то сейчас она могла сказать наверняка. Это было огромной, огромнейшой,
самой большой её ошибкой! Её всю пронзило болью настолько неистовой и неудержимой,
что она должна была потерять сознание. Болело всё и вместе с тем ничего. Будто
пыльсирующие волны, её накрывало с головой раскаленной лавой, разъедало, казалось,
само её сознание, саму мысль. Больно было так, что она разучилась думать. И отчего-то в
ушах у неё стоял не гул даже, а целые крики. Множество, множество голосов ныли,
плакали, вопили, стенали, молились, требовали, рыдали, орали. За что? Когда всё
закончится? Когда явится Вестник и спасет их? Помогите! Остановите! Как же громко!
Как же больно!
Скарлет шумно вдохнула и широко распахнула глаза. Она лежала на земле, уткнувшись
щекой в кровавый пол. Сердце колотилось так стремительно, что она не была уверена, что
с таким пульсом еще живут. Ей было ужасно страшно, ужасно больно, ужасно, ужасно,
просто ужасно! Скарлет шумно вдохнула, закашлялась и зажала рот рукой, чувствуя, как
накатывает тошнота. Её бил озноб. Липкий пот стекал по вискам. Как же так? Откуда
столько боли? Почему они чувствуют всё это? И почему она услышала сразу столько
голосов? Что произошло с ними? Что происходит с ней? Какой ужас. С усилием, она
поднялась на четвереньки и, снова пошатнувшись, ухватилась за ближайший поручень.
Нет, к черту! Хватит! Ни за что больше она не использует эту реликвию, нет, нет, нет! Она
ведь активировала её всего на несколько секунд, и всё равно ей было так плохо, так
невыносимо, совершенно точно, абсолютно невыносимо!
Из пересохшего горла вырвался хрип. Скарлет сплюнула. На пол упал белый зуб. Твою
мать, кажется она здорово приложилась челюстью, когда смешала их сознания и от шока
не удержалась на ногах. Шахмата торопливо коснулась рукой губ, залечивая рану и
невольно радуясь тому, что реликвии снова её слушались. Какой же ужас... Скарлет
осторожно поднялась на ноги. Голова кружилась, мир вокруг плыл. Нет... этого она Нилу
не скажет. Ни за что. Пошатываясь, она вернулась назад в десятый вагон, с усилием
распахивая дверь.
— Пойдем. Нил, Дайша, вставайте. Пора возвращаться. — Она перевела взгляд на
Эдварда. У неё больше не осталось сил его оплакивать.

+3

 BB-цитата
Поделиться582023-08-07 23:07:37

2023-12-05 22:59:29
Двери между вагонами закрывались плотно и с аппетитом пожирали даже звуки взрывов,
превращая их в ничего не значащие хлопки. Стоит ли говорить о том, что движение по
вагону было застать практически нереально? А уж тем более по вагону, в котором
движение не ожидается ВОВСЕ?
Тем более внезапным оказалось для надломленных защитников поезда, когда дверь вдруг
резко открылась… Но на пороге появилась всего лишь Аленна, у которой за плечом
маячил Дисмас.
В теле женщины читалось напряжение, как если бы её одновременно растягивали во все
части зацепившиеся за плоть крюки. Лицо с поджатыми губами и широко раскрытыми
глазами выражало шок, который та не могла скрыть. Впрочем, минутная заминка, немая
сцена, и из груди Аленны вырвался облегчённый выдох. Она привалилась к косяку, и
Дисмас за ней тотчас предупредительно выбросил вперёд руку, чтобы придержать
тяжёлую дверь от закрытия.
— Вы… вы живы… чёрт… слава богу… Вы живы! — она поморщилась и,
схватившись двумя пальцами за переносицу, шумно выдохнула. После чего, видимо,
снявшее часть напряжения облегчение, заставило её взорваться. - Что тут чёрт возьми
произошло?! Та… — она дёрнула было головой, будто собираясь обернуться, но
остановила себя и прикусила губу. Беловолосый мужчина, схмуренный, собранный,
легонько толкнул её в спину и сам прошёл в десятый, позволяя двери захлопнуться.
Аленна растерянно оглядела взглядом всех троих — и заметила Эдварда, приковавшего её
взгляд. Шумный судорожный выдох вырвался из груди бывшей Карты. Она заставила
себя отвести взгляд от чудовищного зрелища и, вернув взгляд к “защитникам”,
нахмурилась.
— Расскажите мне, что тут произошло.
+2

 BB-цитата
Поделиться592023-08-08 22:52:29
карты
птица
Фишки: 25 260
Вчера 19:15:50
Скарлет заговорила — и женщина, усилием воли стряхнув с себя сожаление и печаль и
легко отпустив Нила, обернулась к ней. Она говорила правильные вещи: казалось бы,
такие очевидные — и всё же, почему-то упущенные из виду, ни разу не проговоренные до
конца ими вслух. Дайша опустилась на одно из кресел, неподалеку от Нила, прикрывая
глаза и сосредотачиваясь на постепенно крепнущем и обретающем уверенность голосе
девушки. Помогая окружающим, она не ориентировалась на какие-либо поручения от
вышестоящих или обязанности — просто таков был её долг, как врача и как Карты. А
также в целом предпочитала не идеализировать людей, рассчитывая на их уверенность,
смелость, ответственность и самодостаточность, а также ожидая от них какой-либо
похвалы или благодарность. Просто потому, что за свою жизнь уже успела понять, что
многие из них вообще не склонны к чему-либо подобному. И наилучшим выбором было
продолжать делать делать то, что сама Скирон считала правильным, не опираясь на кого-
либо еще в этом вопросе.
Так что... были ли очевидными для неё слова Скарлет? Да. Но сейчас последняя всё равно
поступала правильно, пытаясь достучаться до своих друзей, сквозь бездну отчаяния и
вины одного и пелену черной меланхолии — другой. Потому, что да, действительно:
скорее всего, никто из них не ожидал от других пассажиров помощи и сочувствия. Сидят
тихо, в истерику не впадают, на друг друга не бросаются — вот и ладно, вот и хорошо.
Однако само отношение Шахмат и Карты не отменяло общего настроя подавляющего
большинства остальных людей — пассивного, если не сказать инфантильного. Да, были те
же Эрнст, Миранда или Юмиру: те, кто, похоже, не обладал какими-то сильными
реликвиями или особыми навыками — но при этом готов был брать на себя
ответственность, в том числе, за всех остальных, а также поддерживать их троих. Или
хотя бы те, кто как Кристоф — бодрился и держал себя в руках, давая понять, что они в
порядке (насколько это было возможно при нынешних обстоятельствах) и на них не
нужно тратить дополнительные силы и внимание. Но остальные просто погрузились в
апатию, а то и вовсе впадали в истерику или пытались покончить с собой — пускай даже
осознавали, что просто выбирают путь еще больших страданий. А чем заканчивался
последний — Дай, Скарлет и Нил, увы, уже поняли на примере последних вагонов. И ведь
никто из тех, кто находился в них, даже не пришел в себя, когда эти ублюдки начали рвать
их заживо, не попытался хоть как-то предупредить остальных! Скирон просто не хотела
думать о том, что могло бы случиться, не окажись они с Эрнстом поблизости от седьмого
вагона в нужный момент и не услышь крики мальчишки — это ведь и впрямь оказалась
большая удача. Все эти люди в самом деле не хотели помогать не то что другим — но
даже самим себе. А раз так — то должны ли были они трое продолжать так волноваться о
них?.. Следить, чтобы, не дай бог, никто не поранился, пытаться успокаивать тех, кто
впадал в отчаяние, контролировать самоубийц... Это был сложный вопрос. Да, уже стало
понятно, что они не собираются занять позицию в духе: «Мы устали, дальше сами». Но...
Тут Дайя, опять же, возвращалась к ужасно мудрым словам Аленны: защищать, в первую
очередь, надо тех, кто сам готов постараться ради своего спасения, а не просто сидеть,
сложа руки, скрываясь в спасительных образах воображения. И такое решение больше не
казалось ей каким-то тяжелым или жестоким. Скарлет права: они не боги — и всех не
спасут. Скорее, просто надорвутся, а то и вовсе умрут (а точнее, окажутся в состоянии
вечного умирания), пытаясь.
Девушка вышла, а Пика перевела взгляд на Нила — тот пока еще выглядел апатичным.
Осторожно поднявшись — только шикнув почти беззвучно, когда край крыла неуклюже
зацепился за поручень — она осторожно опустилась на кресло напротив мужчины, вновь
аккуратно разложив крылья вдоль сидений. Больше не трогала его — лишь опустила свою
кисть совсем рядом с чужой. На расстоянии тепла. Чтобы он мог в любой момент
коснуться её при желании.
— Ты не чудовище, — повторила она мягко. Сделала вдох и выдох, собираясь с мыслями
— а затем продолжила. — Поправь меня, если я ошибаюсь — так как это, в первую
очередь, мои догадки, но... Ты — солдат. Скорее всего, воевал — и точно пережил
огромное количество травмирующих событий. И многие проблемы, должно быть,
привык решать путем силы — пускай даже, полагаю, и не всегда считаешь это
правильным. И сейчас к тому, что произошло, тебя привела вовсе не твоя суть
монстра — но просто опыт и эффект реликвии. А с этим, по крайней мере, уже
проще иметь дело — и бороться в случае необходимости. К тому же... — в этот момент
Дай усмехнулась с горечью, — если ты — чудовище, то... кто тогда я? Мне дали
прекрасное воспитание, я росла в любящей и благополучной семье — и в
дальнейшем меня, в большинстве своем, окружали хорошие благородные люди. Я —
врач. Была им на Изнанке и остаюсь даже сейчас, даже когда перешла к Пикам. Мой
долг — поддерживать и защищать людей. Меня учили быть терпеливой и
снисходительной к ним. И у меня нет той реликвии, что и у тебя, которая отключала
бы мою эмпатию. Но... в восьмом вагоне я просто бездействовала, наблюдая за тем,
как ты убивал тех людей. А потом — в девятом — сама попросила уничтожить
полностью жертв тех уродов — хотя, они и так уже вряд ли смогли бы кому-либо
навредить. И более того: окажись твои гранаты в моей руке — в тот момент я
использовала бы их, не задумываясь. Потому что... потому, что поддалась той
всепоглощающей черной ненависти, когда я увидела восьмой вагон. Которая потом
перекинулась, словно лесной пожар, на вообще всех людей, не важно, виновных или
же нет. Потому, что слишком устала защищать их — и при этом терпеть отторжение
и ненависть к себе, — с тяжелым вздохом она откинулась на спинку кресла — и
грустным тоном продолжила, опуская взгляд на свои ботинки, заляпанные кровью. —
Сейчас я больше не чувствую её и осознаю, насколько ужасным было то, о чем
думала раньше. Но... ведь это не меняет того, что было. Не отменяет моих желаний,
слов и намерений, — помолчала еще немного, тяжело сглатывая — и вновь повернулась
к Форестеру. — Ни наше с тобой чувство вины, ни самобичевание не изменят
случившегося и не помогут всем остальным. И всё, что мы можем — и должны —
сделать теперь — понять, почему это произошло и как его избежать в дальнейшем.
В этот момент Скарлет вернулась — и Дайя кивнула ей, поднимаясь и неуклюже

складывая крылья, готовая возвращаться. Лишь обернулась к Нилу, оценивая его
состояние. И тут дверь распахнулась. На пороге замерли Дисмас и Аленна — и Пика
почувствовала, как её разрывают противоположные чувства. С одной стороны, она была
рада тому, что они целы. А с другой... что, если они примчались потому, что что-то
случилось и нужна помощь?.. Хотя нет, в последнем случае, скорее всего, пришел бы кто-
то один из них — если бы они вовсе не отправили кого-либо из менее полезных
пассажиров. Вопрос же бывшей Дамы заставил её издать тихий, сдавленный, смешок — а
что, по пути им уже не стало понятно?! Однако, Дайя всё же взяла себя в руки.
— Тот самоубийца, которого я встретила в седьмом вагоне, был не единственным,

кто вырвался. Они уже успели вырезать два вагона. Тут подоспели мы, и Нил их...
полностью уничтожил. Мы как раз собирались выдвигаться обратно — так как тут,
кажется, не осталось никого, кто смог бы возобновить резню, — кратко
охарактеризовала она ситуацию. — Что у вас?
+3
 ЛС Daisha
 BB-цитата
Поделиться602023-08-08 23:50:20

2023-12-05 22:59:29
Аленна слушала Дайшу с напряжённым, почти жадным вниманием. Речь той была
коротка и ясна, легко дополнив картину, которую могла себе вообразить бывшая Карта.
Брови той задёргались, то ли пытаясь взмыть к волосам, то ли, напротив — окончательно
свестись на переносице.
— Всё ясно… — с горьким вздохом проронила она и запустила руку в волосы. Дисмас
позади неё мрачно скрестил руки на груди. — Это… горько слышать. Мы даже не
успели никого из них…
Она осеклась и тоскливо поджала губы.
— Ладно, — голос её дрогнул и стал твёрже, - вы живы, и это меня очень радует. Вы…
знаете, в каком-то смысле вы стали символом надежды для первых вагонов. — Она
слабо обвела их взглядом, оценивающе и сочувственно. — То, что произошло — в
самом деле большая потеря и большая ошибка с нашей стороны. Всех… вероятно, и
я, и Дисмас, и кто-то ещё тоже виноват — несмотря на то, что вы, Шахматы, Карты
ли — вы представляете наибольшую силу здесь, а значит — наибольшую надежду.
Именно поэтому я больше всего рада видеть вас целыми. — Она робко, осторожно
улыбнулась, понимая, что яркие эмоции будут выглядеть неестественно, а то и
издевательски. Но слишком важной была мысль, которую она хотела до них донести. - В
первых, вплоть до шестого, всё более-менее в порядке. Только волнуются… о вас.
Поэтому, несмотря на неприятный инцидент… чуть раньше, — она поморщилась,
вспоминая дикий приступ паники и разодранное криком горло, когда на неё упала чья-то
кровь, в дальнейшем пропавшая без следа, — я была намерена вас отыскать — чтобы
попросить вернуться. Вы символ для тех, кто остался. И хотя я не могу вас обязать
нести эту ношу и дальше, но… — её взгляд стал грустен. — Я… бы очень хотела,
чтобы вы вернулись. И не дали пропасть их пусть слабой, но надежде.
Она выдержала небольшую паузу и схмурилась, оглядывая их уже более критично.
— Хотя… я, признаться, не ожидала увидеть вас в… таком виде. Это всё немножко
усложняет...
Она сглотнула и обернулась на своего спутника.
— Дис, вернёшься? Поспрашивай по вагонам, есть ли у кого-то чистящие реликвии.
Наплетёшь там что-нибудь… ну, сам понимаешь.
— Само собой. — Мужчина кивнул и покинул вагон, а Аленна вновь повернулась к
троице, глубоко вздыхая.
— Что ж… хоть вы и герои, но и вам тоже нужно порой немножко помощи.
Она протянула руки, касаясь одновременно Нила и Скарлет, безошибочно опознав в них
наиболее раненых душевно. Чёрный огонь боли и отчаяния в душе Скарлет, в том числе
оставшийся после неудачной попытки слияния с другими, стал потихоньку оседать и
ужиматься, оставляя после себя лишь тянущую грусть. От такой тянуло плакать — но, по
крайней мере, не рвало на части… По крайней мере, пока действовала реликвия.
Что-то подобное испытал и Нил. Хотя откат его собственной реликвии, побочное
действие, превратившее его душу в статую из хрусталя, противилось успокаивающему
воздействию реликвии — мягкое касание всё-таки потихоньку подтачивало и снимало его,
возвращая способность дышать, возвращая силы поднимать голову.
И на фоне этого несущего облегчения касания звучал мягкий и бережный голос Аленны,
чьи слова проникали как будто до самого чуткого подсознания, болезненно
свернувшегося в глубине.
— Вы поступали из лучших побуждений. Вы поступали правильно. Вы живы, и дали
надежду на жизнь других… Вам надо держаться. Держаться ради тех, кто вам дорог.
Ради тех, кого вы всем сердцем хотите защитить. Только вы можете это сделать. И
вы сможете это только если будете живы сами… если будете продолжать к этому
стремиться, не поддаваясь отчаянию. И тогда вы обязательно справитесь.
2023-08-09 02:46:37

шахматы
птица
Фишки: 5 830
Вчера 23:36:26
До смерти хотелось вернуться в состояние полной безэмоциональности. Эффект, который

давала реликвия, одновременно его и пугала, и манила. Нил закрыл глаза, справляясь с
искушением и напоминая себе, что он так не сможет сбежать от себя и своих грехов, и все
эти эмоции, которые сдавливали его голову в тисках, все равно вернутся, сколько бы он
их не отгонял. Оставалось только терпеть, переждать, когда все это закончится, и он
сможет успокоиться. Он утешал себя такими мыслями, но стоило ему вспомнить хоть на
секунду о том, что произошло, вся его вера в лучшее исчезала, не успевая зародиться.
Шахмата открыл глаза только после того, как услышал голос Скарлет, и не отводил от нее
взгляда, пока она говорила. Ее слова вливались в его разум, словно целительная вода, и
впитывались им жадно. Они звучали прямо, жестко, правдиво. Ему требовалось услышать
что-то такое. Нужно было знать, что они не совершали ошибок, что не они виновны во
всем произошедшем, иначе… иначе, как ему казалось, он сломается.
— Нельзя спасти тех, кто не хочет себя спасать.
Нил продолжал смотреть на нее, не двигаясь и не шевелясь, даже не моргая, словно
безучастно, но на самом деле желая, чтобы Скарлет не переставала говорить. Ему было
это нужно. Нужно, чтобы тишина не возникала вокруг него, чтобы он не утонул в своих
эмоциях, в которых он почти задыхался. Боль никуда не уходила. Она продолжала колоть
и резать. Ему никогда не было так плохо, как сейчас, и он никогда не чувствовал себя
настолько беспомощным.
— Мы не боги, и с этим нам придется смириться. Никто из нас не виноват.
Не виноват.
Скарлет вышла из вагона, а он продолжил смотреть на то место, где она находилась,
обдумывая ее слова, пытаясь их повторить, чтобы хоть как-то отвлечься. А затем перед
ним появилась Дайша, севшая на место напротив него. Она заговорила, заставив его
сфокусировать взгляд на ней. Правда, после того, как она начала выдвигать свои
предположения о роде его деятельности в прошлом, он наклонил голову, даже не думая
отрицать. Ее догадки были верными, хотя он с ней никогда не говорил о своей жизни, как
и со всеми. Он мог насчитать по пальцам одной руки тех, кто знал его историю или то,
кем он был, хотя и не делал из этого особенного секрета. Просто он не говорил, так как не
любил, когда кто-то лез в его душу. Дайша, наверное, догадалась по его поведению. Ему
было все равно. Все, чего ему хотелось, так это того, чтобы рядом с ним кто-то был. Это
была крайне непохоже на того, кто привык справляться со всем в одиночестве, но сегодня
был не тот случай, когда он мог бы быть уверен в том, что не спятит от болезненных
чувств и воспоминаний, оставшись наедине с собой. И… ему хотелось слышать, как кто-
то заполняет тишину.
— Сейчас я больше не чувствую её и осознаю, насколько ужасным было то, о чем думала
раньше. Но... ведь это не меняет того, что было. Не отменяет моих желаний, слов и
намерений.
Слыша, что Дайша говорит, ему становилось легче, но вместе с тем в нем возникало и
растущее беспокойство. Не за себя, а за нее и Скарлет. Ему не хотелось, чтобы они думали
так о себе.
— Ни наше с тобой чувство вины, ни самобичевание не изменят случившегося и не
помогут всем остальным. И всё, что мы можем — и должны — сделать теперь —
понять, почему это произошло и как его избежать в дальнейшем.
Как избежать в дальнейшем? Нил ничего не ответил и ей, задавая этот вопрос самому
себе. Они смогут так сделать? Смогут не допустить повторений в будущем, предотвратить
новые «смерти» и боль? Смогут они выдержать все это, продолжая час за часом бороться
со всем тем, что на них еще выпадет? Шахмата совсем не чувствовал в себе сил на все это.
И слова Скарлет, и слова Дайши помогли ему, но ему все еще нужно время, которого у
них не было.
Прийти в себя? Закрыться в одном из вагонов? Не контактировать ни с кем? Нельзя быть
настолько наивным. У него отсутствовало право на такую роскошь. Нил подумал об этом,
когда в вагон вернулась Скарлет и сказала, что им пора возвращаться. Его взгляд
прошелся по десятому вагону, и в его голове мелькнула мысль, что он был бы не прочь
остаться здесь, но он не мог. Не мог остаться один и не мог оставить Скарлет с Дайшей
разгребать все то дерьмо, которое создадут в грядущем или уже создали пассажиры этого
проклятого поезда. И вместе с тем он не мог заставить себя взять и встать с места, как это
сделала Карта, и что-то делать.
Ему придется вернуться и смотреть в лица людей, но как он может сделать это, если
видел, слышал и делал такое здесь?
Нил даже не заметил того, в какой момент к ним пришли Дисмас и Аленна. Просто он
внезапно услышал раздвигающиеся двери вагона и обеспокоенный голос женщины. Зачем
сюда приходить? Зачем задавать такие вопросы? Они все живы. И те, кого он разнес в
клочья, «живы». Он не знает, чувствуют ли они что-нибудь в подобном состоянии, но
подозревал это. Эта догадка вызывала ужас. Если так, то что же он наделал? Даже будучи
машиной для убийства, ведомой рациональностью, он должен был понять, что достаточно
просто разнести убийц, не трогая тех, кто уже пострадал и не имел возможности
причинить кому-либо вред. И он еще думал о том, чтобы уничтожить весь девятый вагон.
Нил, думая об этом, вновь начал задыхаться, забив на вопрос Аленны.
Что здесь произошло? И, правда, что же здесь произошло? Почему до всего этого дошло?
Его взгляд упал на Эдварда при этих мыслях.
Несчастный мальчишка…
Сколько раз еще такое будет происходить в его жизни? Смерть скольких он должен еще
увидеть?
На войне постоянно кто-то погибал. Те, с кем он пил вчера вечером, умирал уже к обеду
нового дня. Те, с кем он общался не так давно, пропадал без вести через пару суток. Те,
кто строил планы на будущее, падал от ранения прямо на его глазах. Война была жестока,
и она сильно деформировала личность, делая невозможным дальнейшее существование
без всего того, что давала только она. Без постоянных звуков взрывов, стрельбы автоматов
и снайперских винтовок, пулеметных очередей, шума лопастей вертолетов, тяжелых
артиллерийских залпов, а также напряжения и вечной готовности вступить в бой в любое
время дня и ночи невозможно было жить. Адаптация к гражданской жизни после была
долгой и мучительной. У него она так и не прошла, но при этом находил в себе смелость
надеяться на то, что ему больше не придется терять товарищей в бою. Так было до
встречи с Джинджер. Он отомстил ей за тех, кого она убила, и за то, что ему вновь
довелось такое испытать, и вроде как набрался сил, чтобы максимально снизить
вероятность гибели союзников… Ха-ха… И вот он теперь смотрит на Эдварда, с которым
поступили так бесчеловечно. И за что? За то, что он выполнял свой долг, как и все, кому
он не сумел помочь и потерял?
Нил затрясся от накрывающих его эмоций, гневно сжимая кулаки, не обращая внимания
на окружение и не слыша, о чем разговаривают Дайша, Скарлет и Аленна.
Потому Шахмата вздрогнул то ли от чужого прикосновения, то ли от неожиданной волны
успокоения. Он поднял голову, посмотрев на бывшую Карту, касающуюся и его, и
Скарлет, а после закусил губу. Все то, что полыхало в его душе, постепенно отступало.
Отчаяние и бессилие. Боль и страх. Тянущее чувство вины. И, в конце концов, гнев,
проступивший только что. Все становилось словно чуть меньше, слабее. Нил дышал
свободнее, словно с него сняли какой-то тяжелый груз, и он мог слегка расправить плечи
и расслабиться.
Голос Аленны звучал в его ушах, заставляя опустить голову и позволить себе отдохнуть
хоть немного. Он вспомнил все, что говорили ему Скарлет и Дайша. Ему было трудно
прочувствовать всю глубину их слов сквозь пелену боли, но сейчас, когда ему стало легче,
он мог понять, сколько чувств и поддержки они вложили в них.
— Спасибо, — проговорил он, — за все, что вы говорили. Спасибо.
Он осознавал, что вот так все просто не пройдет, но теперь он хотя бы верил, что ничего
еще не закончилось, и что для них настанут хорошие времена. Не мог сказать, когда
именно, но он должен был держаться и не опускать руки, чтобы они стали реальностью
для всех них.
But how do I run?
+3

 BB-цитата
Поделиться622023-08-09 14:00:19

 Fukurou

шахматы
птица
Фишки: 26 274
Скарлет дернулась словно от пощечины и резко обернулась — дверь позади неё с

грохотом распахнулась. Перетянутые нервы выстрелили обнаженной тревогой, и она
невольно изумилась тому, что вцепившаяся в клинок напряженная рука не взметнулась к
горлу появившейся в проходе Аленны. Скарлет нервно выдохнула и разжала пальцы.
Кажется, она дошла до момента, когда любая неожиданность теперь вызывала в ней
оглушительные волны паники. Даже срывающиеся с потолка редкие капли крови
заставляли её тело вздрагивать, а саму её в страхе оглядываться по сторонам.
— Вы… вы живы… чёрт… слава богу… Вы живы! — Какая ирония. Эдвард ведь тоже
был жив. Скарлет отвернулась и отступила на несколько шагов. Говорить не хотелось.
Слов больше не было. Она иссохла, измельчала, в её бессмертном теле закончилась жизнь,
и воспаленный организм с сорванными предохранителями и рассыпавшейся в труху
инструкцией в ужасе давил на все подряд кнопки управления.
Видеть Аленну не хотелось. В Шахмате кипело чувство обиды. Ей казалось, их бросили.
Бросили совершенно одних разгребать всю гниль людского поезда, проживать каждую
секунду этого ада, выставили словно куски отбитого мяса, прикрываясь ими как живыми
щитами, а теперь, когда всё осталось позади, а сами они валялись на полу израненные,
будто сломанные куклы с выцветшим взглядом, поспешили со своей приторной заботой.
Да катитесь вы к черту... На злость сил тоже не осталось.
Хорошо, что с ними была Дайша. Скарлет порой задумывалась, а человек ли она вообще?
Как иначе объяснить её собранность и способность функционировать даже в такие
отчаянные моменты? Где брала она силы, чтобы не вспылить, не сорваться, не взвыть от
раздирающей боли, когда они едва могли собрать себя по кускам. Когда сломался даже
Нил. Бедный, бедный Нил.
Дайша заговорила, коротко и скупо. Скарлет выдохнула. Нет, она тоже устала, тоже на
пределе. Просто предел этот оказался чуть дальше её собственного. Вот бы им всем
сейчас немного отдохнуть... Слова Аленны проходили мимо неё. Ей было плевать. Герои
они или нет, стали ли они опорой или символом надежды, ей было всё-равно. Это просто
очередное клеймо, очередной груз ответственности, возложенный на них скупым на
помощь коллективным разумом. Лишь когда она почувствовала на себе мягкое касание
милосердия, гасившего в ней разъедавшую её душу едкую боль, лишь когда волнами
оступал страх, отчаяние, тревоги, сожаления, обиды, оставляя после себя тягучую, словно
черный мазут грусть, она облегченно всхлипнула. Ну надо же, даже слез, и тех не
осталось. Было ли в ней еще хоть что-то?
— Спасибо, — Скарлет повернулась к Нилу. Он выглядел... всё так-же плохо. Впрочем, по
крайней мере впервые за последние часы он выказил что-то кроме гнетущего отчаяния и
самобичевания. Спасибо — это ведь благодарность. Это хрупкая искорка надежды. Это
крохотный шанс на лучшее.
— Я не врала. — Ответила она. Она сказала то, что думала. Не пыталась отвлечь его,
развеселить или переубедить. Она говорила искренне. Она верила в свои слова. Отчего-то
ей было важно донести эту мысль до Нила. Важно, чтобы и он поверил в них.
— Пойдешь туда? — Скарлет повернулась к Дайше, стоило им раздобыть нужную
реликвию и привести себя в нечто человекообразное. Кажется, она сама предложила нечто
подобное, но все еще испытывала неуверенность. Да, Аленна хотела, чтобы они
вернулись, чтобы своим примером показали, что всё в порядке. А ей было плевать, что
хотела Аленна. Чтобы давать другим, нужно было самим иметь хоть что-то. В ней же не
осталось ничего. Совсем. Она не сможет натянуть беззаботную улыбку и сыграть
спокойствие и уверенность. Актриса из неё сейчас не получилась бы. — Если что, сразу
же отправляй птицу. Не надо контекста или объяснений. Даже если я получу от тебя
пустую птицу — сразу приду. — Словно отправляя Дайшу на войну, бормотала она, как-
то неуверенно касаясь то её руки, то поправляя ворот одежды, после чего повернулась к
Нилу. — Если ты не хочешь — не надо. Не заставляй себя. Дойдем до второго вагона,
я заберу сумку, проводим Дайшу и уйдем, как и планировали, в седьмой. Самоубийц
больше не осталось, мы можем немного отдохнуть. Вернемся, когда будут силы. Всё-
равно от нас таких толку сейчас мало. — Она, казалось, даже не спрашивала.
Утверждала. Требовательно вела Нила за собой, снимая с него даже саму лишь
возможность принимать хоть какие-то решения. Хватит с него. Перед глазами всё еще
всплывала паника, вызванная одними лишь слухами о произошедшем в седьмом вагоне,
давно, слишком давно. Люди кидались в панику слишком просто, прыгали в неё с разбега,
словно адреналиновые наркоманы. Им не стоило своим подавленным видом распалять их
волнение.
Впереди показались двери в шестой вагон. Надо было морально настроиться. Снова
встречать людей, ловить их взволнованные взгляды, подавлять в себе чувство
скребущейся вины и уныния, тревоги и подозрений, опасений в том, что где-то среди них
затаилась потенциальная угроза, что где-то легкомысленно дремлет следующая жертва.
Не выглядеть равнодушной, не выглядеть разбитой, не... Скарлет шумно выдохнула и
зажмурилась. Надо было просто забрать вещи.
— Ну что, вошли и вышли? — Собираясь с духом, повернулась она к Нилу с Дайшей и,
распахнув дверь, шагнула внутрь.
Реликвия хоть и вычистила всю их одежду и волосы от следов крови и мелких,
дергающихся ошметков плоти, но не смогла вернуть им привычного, здорового лица.
Скарлет попыталась скрыть красные от слез глаза за алыми прядями, опустила голову, но
решительно направилась вдоль сидений, стараясь выглядеть уверенно. Ровная спина,
размашистый шаг. Руки быстро подхватили сумку, закинули её на плечо. Надо было что-
то сказать? — Объясни им, что мы вернемся. Просто нужно кое-что сделать. —
Хрипло прошептала она Аленне, прежде чем покинуть вагон. Её беспочвенная обида на
женщину начинала отступать, и Скарлет подумала, что со временем, быть может, снова
сможет взглянуть на людей как раньше. Сама же, вернувшись в седьмой вагон, сбросила
сумку и грузно опустилась на одно из сидений. Она будет приглядывать за этими
фанатиками в соседнем вагоне, непременно. Только завтра. Сейчас ей нужно поспать.

+2

 BB-цитата
Поделиться632023-08-09 15:57:02

2023-12-05 22:59:29
В седьмом остались не зря — кое-кто из пассажиров, едва появилась первая “ласточка” из

вернувшихся, попробовали проверить своих знакомых из дальних вагонов — и с ними
пришлось разбираться на месте. Пожалуй, это был весьма острый момент для и без того
усталых Шахмат, но… он был последний. Пока. Разобраться с пассажирами им помогли
свои, но зато застав происходящее, Аленна не на шутку забеспокоилась и предложила
запретить доступ в дальние вагоны.
Тем более что шла неделя за неделей, а их вил, звуки и запахи оставались всё темиже, так
что в конце концов потеряло смысл и вовсе заходить туда без цели.
Разве что им бы попался ещё кто-то буйный, кого решили бы уже без проволочек
превратить в состояние несчастных из восьмого…
...Тридцать восемь дней в поезде...

Нила, когда он стал изредка наведываться в первые вагоны, стали неожиданно часто
подзывать к себе молодая пара — Мерри и Томми. Нервничающий хрупкий юноша и его
возлюбленная, немного крепче, чем он — она и осмелилась впервые попросить Шахмату
составить им компанию.
- Расскажите что-нибудь… из вашей службы. — Неловко улыбаясь, тихо попросила она,
глядя на него оленьими глазами. Руки её и её молодого человека были крепко сцеплены,
будто они боялись, что их может что-то разлучить. - Нам… мне иногда становится так…
страшно. Я хочу просто… поверить, что есть что-то ещё, помимо этого поезда. И что-
то… помимо этой беспомощности.
Тощий, взлохмаченный Томми опустил голову. Он с трудом силился не заплакать. И
только тепло рук Мерри, и понимание, что она старается ради него — хотя и говорит, что
всё это для неё — помогало ему держаться.
...пятьдесят восемь дней в поезде...

После этого вновь потянулись дни томительного, монотонного ожидания.
На удивление, было спокойно. Пугающе спокойно. Угнетающе спокойно… По-видимому,
в самом деле все самые буйные собрались — и оказались превращены в безвредный фарш
— в последних вагонах, так как даже самоубийц стало на порядок меньше.
А вот кого становилось больше неделя от недели — так это “пустых”. Теперь, когда с
симптомами этого состояния столкнулись все трое защитников, уже невозможно было
игнорировать бесчувственные, практически неживые глаза, на которые вдруг натыкался
взгляд. Наверное, было бы легче думать, что они были мертвы — но само знание, теперь
уже абсолютное, что в поезде не умирают — даже те, кого перемололо в труху, не говоря
уж о цельных физически — заставляло передёргиваться. Их соседство нервировало
оставшихся в сознании, их пытались сбросить с сидений — и те реагировали ровно, как
манекены, то есть — никак. Это в свою очередь порождало чувство бессильной злости,
что пускало в ход насилие, и…
Однако и случаев бессмысленной жестокости было на удивление мало. И внимательному
взгляду становилось понятно, почему.
Круг щёпотью возле груди. Знак Вестника.
Терпение и смирение, и выжидание. Странная, чудная вера сдерживала насильственные
порывы…
Но так было не всегда.
...Сто двадцать два дня в поезде...

Шло начало четвёртого месяца заключения в несущемся поезде.
К их знакомствам больше почти никто не прибавлялся. Сколько к ним присоединилось в
вагоне, три или четыре человека? Пять?.. Те, кто не становились “пустыми”, либо уже
готовы были ими стать, либо словно бы открещивались от остальных, очерчивая перед
грудью уже вызывающий тошноту знак. Словно оппозиционная группа, они всё больше
кучковались в шестом вагоне… пока с ними не столкнулась оставшаяся практически в
одиночестве Дайша.
Случилось то, чего опасалась Аленна: сон в поезде накрыл сперва Нила, а затем, с
задержкой всего в пару дней — Скарлет. И осталось всего трое (с натяжкой — пятеро,
если считать вызвавшихся помочь Миранду и Эрнста), кто мог следить за безопасностью
в вагонах. Но реликвий у них не было, и единственной боевой единицей по сути осталась
Дайша…
На что они и рассчитывали, бросившись половиной шестого вагона — с
импровизированным и настоящим, пусть и не очень грозным, оружием на крылатую
Карту.
— Проклятая нечисть!!
— Несущая несчастья!!
— Умри!! Прекрати своей смертью мучения!!
— Сдохни ради нашего освобождения!!!
Горстка людей. Всего лишь горстка, среди которых были как некогда рациональные, как
строгая, лишённая радости курения стерва из второго, так и некогда утешенная Скарлет
мать, чья дочь вновь провалилась в анабиоз. И все они озлобленной, дорвавшейся до
своей жертвы фанатичной толпой бросились на Дайшу, пытаясь уколоть, порезать, а те
кто был с голыми руками рвали ей крылья и пытались дотянуться до лица и глаз.
Но… что оказалось неожиданным, в первую очередь для Дайши, как то, что из седьмого
— закончив проверку, не просочится ли что-то из дальних вагонов или не пытается ли
кто-то прорваться туда, покажется Эрнст и бросится на помощь Карте. Которая только что
использовала лечебную реликвию чтобы помочь Аленне, лишь недавно проснувшейся и
так неудачно упавшей на подвернувшемся каблуке в третьем вагоне, что умудрилась
сломать руку о поручень. Её боль ещё отдавалась, затухая, в руке Дайши, и действие
реликвии ещё не закончилось, но должно было с секунды на секунду. А враждебно
настроенные люди уже окрысились на Эрнста…
+3

 BB-цитата
Поделиться642023-09-10 11:33:59
карты
птица
Фишки: 25 260
Вчера 19:15:50
Он, казалось, всего лишь на пару мгновений прикрыл глаза — сказалась привычка
засыпать в поездах сразу после того, как сел. И потому даже осознание того, что им ехать
меньше минуты, не помешало тяжело опуститься векам.
Встрепенулся же от того, что по лицу что-то коснулось его лица. Задержалось на пару
мгновений – и затем исчезло. Наощупь оно было мягким и немного щекочущим – но не
какой-то легкой тканью, на подобие шелка, а… перьями?
«Пришла Птица, что ли?..».
Эрнст думал, что вздремнет, максимум, пару минут – а ощущение сейчас было такое,
будто сперва работал тяжело пару суток, а теперь поспал всего пару часов. Веки были
свинцовые, тело слушалось с неимоверным трудом. Но вот, наконец, ему удалось
выпрямиться в кресле, осматриваясь вокруг – и в лицо бросились сразу две вещи. Первая
– беспросветная темень какого-то замкнутого пространства, видневшаяся из окон
продолжавшего свой ход поезда. А, во-вторых – напряженные лица людей вокруг, чьи
взгляды были устремлены куда-то в конец вагона.
Никакой Птицы не было видно – и он, ведомый любопытством, и сам повернулся,
оглядываясь назад. Но уже никого не увидел – только мягко закрылась дверь, ведущая в
следующий вагон. Больше ничего не происходило – только расползались нервные
шепотки.
-… Да что… кто… это вообще такое… было? – раздался голос парня с соседнего ряда –
но на него шикнули. Коулману показалось, будто окружающие настолько ошеломлены
почему-то, что просто не готовы как-либо обсуждать происходящее.
— Что случилось? – тихо спросил он у своей соседки – смуглой светловолосой девушки,
чьи переживания выдавали дрожащие руки.
— Поезд едет уже почти три часа и… и… — тут его собеседница вынужденно умолкла:
судя по тому, как прыгал тон её голоса – она была недалека от того, чтобы расплакаться.
Поняв, что лучше сейчас не волновать еще больше людей своими расспросами, Эрнст
отвернулся.
«Быть может, мы просто ошиблись поездом – и он едет столько же, сколько и обычный
состав?» — подумалось ему. «Впрочем, не страшно – просто приеду вовремя, а не
заранее».
Но, видимо, было что-то еще – то, что пассажиры как раз избегали обсуждать вслух.
«В любом случае, раз все пока целы и невредимы – значит, не всё пропало. А там будем
смотреть по обстоятельствам».
Спустя некоторое время сзади снова открылась дверь – и Коулман, обернувшийся на звук,
быстро понял, о ком говорил тот парень. Мимо, в сторону головы поезда, прошла высокая
рыжеволосая девушка, на чьем лице лежала печать мрачной задумчивости. И она тихо,
едва слышным шепотом, переговаривалась с неким мужчиной, который неуклюже
двигался, буквально, на полшага позади неё – его оттягивали назад огромные… крылья.
Остальные пассажиры вжимались в свои сидения и отводили глаза – казалось, даже самое
мимолетное присутствие неизвестного доставляет им дискомфорт.
Эрнст оказался настолько удивлен, что очнулся лишь в тот момент, когда вновь ощутил
знакомое прикосновение мягких перьев к лицу – собеседник рыжеволосой, проходя мимо,
задел его крылом снова. Обернулся – и Коулман увидел бледное испещренное шрамами
лицо с причудливого цвета глазами; только в этот момент он, обманутый высокой
худощавой широкоплечей фигурой, почти интуитивно догадался, что перед ним –
женщина. Её губы шевелились, хотя слов почти не было слышно – однако было понятно,
что она извиняется.
После же дверь вагона закрылась, незнакомки ушли — приглушенный ропот голосов
вновь стал стихать. Эрнст не понял, что он чувствовал в тот момент – и чувствовал ли что-
то вообще. Но всё равно еще долго просто смотрел ей вслед.
* * *
По ощущениям, прошло уже несколько дней – хотя, как снаружи, так и внутри его
практически ничего не менялось: поезд всё также мчался сквозь туннель, а есть и пить не
хотелось.
«Что ж, это уже хоть какой-то плюс» — подумал Эрнст – пускай в целом его ситуация
совсем не радовала. Да, Лимб был велик, однако он был уверен, что вряд ли тут мог
найтись столь длинный туннель, чтобы ехать по нему так долго без остановки.
Понимало это и большинство других пассажиров – и состояние тревоги стало для них
обыденностью. То и дело вспыхивали конфликты, кто-то впадал в истерику, а кто-то – в
прострацию.
— Не бойся. Видишь, в конечном итоге, с нами ничего не происходит – просто поезд
продолжает ехать. Так что всё не так уж и страшно. Просто надо подождать немного
— и рано или поздно он остановится, — говорил он Алисии – той самой девушке, что
сидела рядом с ним и уже несколько раз заливалась слезами.
К счастью, он был не единственным из тех, кто сохранял спокойствие и трезвость
рассудка: тут и там примелькались еще, как минимум, несколько человек, которые
поддерживали остальных. В их число входила и та самая крылатая женщина: как позже
Коулман услышал из долетевшего до неё разговора, её звали Дайша – и она мелькала то
тут, то там, в разных вагонах, общалась и поддерживала людей. С ним самим они порой
обменивались взглядами, кивали, улыбались кратко – и женщина шла дальше. Эрнст
хотел заговорить с ней – однако не находил веского повода. А беспокоить просто так,
ради знакомства и пустячного разговора, не видел смысла: лучше будет, если она
потратит свое время на того, кому это и в самом деле необходимо.
И всё же, чем больше проходило времени внутри поезда – тем более четким становилось
ощущение, что те, кто старается поддерживать порядок, будто несут огромную чашу, до
краев наполненную водой. И как бы они не старались выдерживать шаг – рано или поздно
жидкость выплеснется наружу.
* * *
Эта вода выплеснулась где-то спустя дней… пять?.. Семь?.. Больше? Эрнст утратил им
счет, особенно – с того момента, как начал то и дело погружаться в тяжелый липкий
густой сон, каждый раз с явной неохотой отпускавший его. Но вот он проснулся однажды
– и ощутил, как горчит воздух на языке от почти осязаемой на сей раз тревоги. А
присмотревшись – увидел тянущиеся по полу вереницей кровавые следы в виде
отпечатков ног, ведущие в следующий спереди вагон.
— Что случилось? Чьи это следы? – спросил он сидевшую Алисию, видя, что людей
вокруг стало меньше. Объединенные общей проблемой, они поладили, и его присутствие
влияло на неё успокаивающе, кажется – по крайней мере, она плакала уже меньше. Вот и
сейчас, лишь прикусив губу, нервно пожала плечами, осматриваясь вокруг.
— Кажется, что-то случилось в каком-то из следующих вагонов. Я видела девушку
темноволосую… кажется, её зовут Миранда… она проходила мимо, провела за собой тех
Шахмат и этого… который с крыльями. Они сейчас там… или где-то дальше, — сказала
она дрожащим голосом, кивая на двери, ведущие в пятый вагон.
«Что там случилось? Что-то в поезде изменилось дополнительно – или же просто кому-
то стало плохо, либо драка случилась? Надеюсь, с Дайшей всё хорошо».
Он не мог понять, почему подумал именно о белоглазой женщине в тот момент – хотя,
они даже не разговаривали прежде. Почему выделял именно её, а не рыжеволосую
подругу той. Или русоволосого мужчину в одежде военного образца, который также,
явно, был в их компании. Или брюнетку деловитого вида. Да, самым очевидным был
ответ – она выделялась, выглядя непривычно даже в довольно причудливом по своей сути
Лимбе. А еще рядом с ней было как-то… спокойнее? Эрнст не жаловался на недостаток
уверенности в себе – однако рядом с Дайшей и ему становилось легче дышать. И всё же…
было что-то еще. Что-то, чего ему не удавалось пока осознать – но при этом думал о ней
чаще, чем о других.
Однако, как бы то ни было, он остался на месте, предположив, что на месте происшествия
и так много народу, который вряд ли чем-то может помочь – и присутствие еще одного
человека – тем более, не обладающего какими-то особыми навыками или реликвиями —
вряд ли кардинально улучшит ситуацию. Так что наилучшим вариантом было оставаться
на месте и сохранять спокойствие.
Скоро снова зашелестела, открываясь дверь – и Коулман обернулся, слыша знакомые
тяжелые шаги и шорохи. Сквозь проход шла Дайша, держа на руках свою, кажется,
бессознательную, подругу с рыжими волосами. Выглядела последняя довольно бледно, да
и сама белоглазая казалась непривычно мрачной. Люди вновь отшатывались от них,
провожая подозрительными и тревожными взглядами.
— Давайте, я помогу, — он подошел к крылатой женщине и протянул руки, чтобы
поддержать её подопечную — прежде, чем понял, что вообще делает. Было видно, что ей
приходится непросто; в памяти всплывали те моменты, как она неуклюже двигалась через
вагоны, прижимая к себе крылья. А каково ей сейчас – с дополнительной ношей?
Эрнст подозревал, что белоглазая откажется: так как то и дело становился свидетелем
того, как она старается поддерживать окружающих, но ни разу – чтобы кто-то ободрял её
саму. Очевидно, Дайша была из тех людей (людей ли?), кто всегда брал на себя
ответственность за других, но при этом с трудом полагался на кого-либо другого. Но,
почему-то, он не отстранился, остуженный её вежливым, но твердым отказом. И даже
больше – назвав своё имя, прошел с ними дальше, готовый не только придерживать двери,
но и просто выполнить какую-либо просьбу крылатой, стоит только той озвучить её.
Почему-то ему было важно, чтобы она знала, что может на него положиться.
* * *
В поезде появился культ; правда, пока еще маленький и незаметный, только
набирающийся сил и влияния. Эрнст смутно понимал, в честь кого он создан и каким
постулатам следует – так как посетил всего пару его «заседаний». Вопросы религии, по
большей части, мало занимали Коулмана: да, всё происходящее в Лимбе рано или поздно,
так или иначе, заставляло задумываться о существовании Бога и его отношении к этому.
Однако сам он считал себя не настолько продвинутым, чтобы понимать замысел высших
сил, если таковой вдруг имелся. Так что смотрел на мир чисто практично: не столь важно,
какова природа какого-либо события и каково его предназначение, если оно уже
случилось – с ним придется иметь дело. Так что, речи седоволосой женщины он слушал
больше с любопытством, чем истовым желанием припасть к источнику сокровенного
знания в её лице.
Правда, чем дальше, тем более странными и зловещими складывались впечатления от
этих сборищ, особенно – когда увидел, как последователи культа и его предводительница
реагируют на Дайшу. Эти люди, которых постепенно становилось всё больше, пока не
делали и не говорили ей ничего плохого, но те взгляды, которые они на неё бросали при
этом… Эрнст быстро перестал посещать эти встречи: ему не хотелось, чтобы белоглазая
считала, будто он заодно с ними.
Как и некоторые другие пассажиры и её друзья, в частности, Дайша часто патрулировала
вагоны, проверяла обстановку – и Коулман составлял ей компанию. Они достаточно
времени проводили вместе – и он видел, насколько она устала от всего происходящего. И
всё равно продолжает держаться, не допуская и слова жалобы со своей стороны. Видел – и
старался быть рядом: не жалеть, не болтать, нарушая молчание – но стараясь брать на себя
хотя бы толику её забот. Или хотя бы, при желании той – отвлечь каким-нибудь легким
разговором о чем угодно, кроме как о поезде, чтобы она хотя бы на краткое время забыла
о грузе ответственности на себе. В частности, ему было интересно слушать её истории о
себе. О своей работе в Колоде, о возлюбленной, о каких-то занимательных случаях из
жизни… Правда, чем дальше – тем меньше искренних неподдельных эмоций ощущалось в
её рассказах; Эрнсту казалось, будто белоглазая постепенно забывает о своём прошлом.
Будто поезд постепенно вытягивал из неё память обо всём каплю за каплей.
Лишь единожды, глядя, как бесстрастно реагирует она на всё более ощутимую
враждебность окружающих, он не выдержал – и спросил серьёзно.
— Почему ты ничего не говоришь и не делаешь, зная, что они ненавидят тебя?
Та взглянула на него задумчиво – и слегка пожала плечами.
— Не вижу смысла оправдываться в ответ на неозвученные обвинения и отвечать на
незаданные вопросы,— сказала она ровным голосом. — Это в человеческой природе –
пытаться найти того, на кого можно скинуть ответственность за свою жизнь. И если
они, зная, кто я и что стараюсь делать для других пассажиров, предпочитают
поддаваться такой своей слабости, видеть во мне врага – значит, никакие увещевания с
чьей бы то ни было стороны тут не помогут. Я не мать, не наставник и не Спаситель,
чтобы пытаться достучаться до них с очевидными истинами. Взрослые, в конце концов,
люди и сами должны отвечать за свои действия.
Коулман задумчиво взглянул на свою собеседницу. С одной стороны, до сих пор ему
казалось, что Карта должна быть более милосердной и бережной по отношению к
окружающим – в то же время, как эти её слова звучали довольно жестко, особенно – в
контексте всей ситуации. А с другой – Дайю нельзя было не понять. Она и так устала, раз
за разом беря на себя ответственность и заботу о всех остальных пассажирах: в
подавляющем большинстве своем, таких же взрослых людей – но позволяющих себе
бездеятельность и инфантилизм. И упрекать её в том, чтобы она не желала дополнительно
тратить силы на то, чтобы понять и простить тех, кто видел в ней врага – жестоко и глупо.
И всё же, это решение Дай вызывало в нем смутную подсознательную тревогу – так что
он дал себе обещание приглядывать за культистами дополнительно.
* * *
Эрнст даже не понял, в какой момент тонкая ниточка относительного покоя оборвалась
прямо у них под ногами. Да, казалось – они могут успешно решать то и дело
поступающие проблемы; благо, тех в последнее время было не так уж и много. Нил,
Дайша, Скарлет, Аленна, Дисмас обладали сильными реликвиями и значительным
авторитетом здесь, неустанно патрулировали вагоны; да и сам Коулман, Миранда и
Эдвард помогали им. И люди, не считая отдельных эксцессов и общей подавленной
атмосферы – ставшей, впрочем, уже привычной — вроде, притихли.
И в тот день всё тоже начиналось тоже, вроде бы, относительно спокойно. Вот они с
Дайшей шли через вагоны, проверяя, всё ли в порядке, и стараясь подбодрить людей хотя
бы немного. Вот он в очередной раз, не выдержав подозрительных шепотков культистов в
шестом вагоне, попробовал вразумить их – а спутница вновь с бесконечной усталостью и
терпением попросила его сохранять спокойствие. А в следующий миг они услышали
истошный крик, доносящийся из-за ближайшей двери.
Эрнст бросился следом за белоглазой – и ошеломленно замер на пороге седьмого вагона,
глядя на то, как один из самоубийц самозабвенно терзает мальчишку. Ему уже не раз
приходилось сталкиваться с пугающими аспектами жизни в Лимбе – но такую
бессмысленную, хуже звериной, жестокость Коулман видел впервые. И лишь голос
Дайши, среагировавшей быстрее, заставил его немного прийти в себя. Он кивнул, отволок
пострадавшего в шестой вагон, игнорируя еще больше напрягшихся при их виде
сектантов…
И только тогда понял, что чернокрылая не вернулась с ним. Она осталась наедине с тем
безумцем… а может и пошла дальше. Эрнст судорожно сглотнул, устремив оцепеневший
взгляд на закрытую дверь и ощущая, как из глубины души поднимается целая странная
смесь из чувств: страха, отчаяния и, вместе с тем — гнева.
Он не был влюблен в Дайю: его взгляд на неё был достаточно трезвым, в животе не
ощущалось никаких пресловутых бабочек или еще каких-либо, обычных для подобного
состояния, изменений. Просто, столкнувшись с белоглазой, Коулман почувствовал себя
пазлом, который разобрали и разбросали то тут, то там – и белоглазая являлась одной из
важных его частей. И сейчас эта часть ушла, буквально, в неизвестность. Ушла в
одиночку – Эрнст не знал, что она передала вместе с Птицей своим друзьям.
Коулман рывком поднялся с кресла. Он должен был быть рядом с ней. Даже если бы у
него не было подходящих реликвий – он просто не мог позволить себе вот так сидеть
здесь, рассчитывая на то, что она как-то справится там без него.
Но в этот самый момент в его руку мертвой хваткой вцепился старик в потрепанном
песочного цвета костюме, сидевший в соседнем ряду и мрачно наблюдавший за всем
происходящим.
— Не вздумай идти за этой нечистью! Те люди пропали – и ты пропадешь так однажды!
У этого знакомого незнакомца были, скорее всего, самые добрые намерения. Он хотел
спасти, вразумить Эрнста, чтобы он не пал еще одной жертвой крылатой нелюди с
изуродованным – наверняка, за дело! – лицом. Однако Коулман, гораздо более остро
переживавший несправедливое отношение к Дайше, чем, кажется, даже она сама, да еще и
сейчас исподволь поглощаемый страхом за неё, просто не смог сдержаться – и взорвался,
обернувшись к мужчине.
— Она пытается спасти вас, пытается спасти всех!! Следит, чтобы вы не
поранились, чтобы вовремя оказался рядом человек, способный помочь вам!! Она
отделяет вас от тех, кто может угрожать вам!!! — он ужасно хотел рассказать им об
увиденном в седьмом вагоне. Как тот слетевший с катушек самоубийца выкручивал руку
ни в чем не повинному пацану. Что если бы не Дайша – этот псих сейчас, возможно, был
бы уже тут. Но не мог, понимая, что эта новость – о том, что суицидники больше не
желают сидеть тихо в конце поезда – вызовет ненужную панику.
— Эта тварь просто до нас не добралась! – взвизгнул женский голос откуда-то с
соседних сидений. – Скоро и до нас дотянется!
— Эрнст, не надо… — остановил его в какой-то момент знакомый голос. Он
встрепенулся, вспомнив, что, вообще-то, должен был спешить за Дайшей, а не спорить с
этими идиотами. Обернулся было в надежде, что это уже она успела вернуться – но это
оказалась всего лишь Аленна. Эрнст шумно выдохнул: в её словах был смысл. И главное –
Дайша не будет одна. Он колебался еще какое-то время – пока, наконец, поморщившись,
подхватил измученного мальчишку, закидывая его руку себе на плечо. Он не собирался
сидеть сложа руки: пускай не в его силах было сражаться с Дайшей плечом к плечу – но
зато Коулман хотя бы мог взять на себя её заботы до тех пор, пока она не вернется.
* * *
У него не получалось поддерживать окружающих столь же эффективно, как это
получалось у Дайши: уже одним своим присутствием и парой слов. Однако Эрнст всё
равно старался как мог, подключив все свои имеющиеся дипломатические способности –
потому, что так было надо. И потому, что это помогало ему отвлечься от переживаний за
белоглазую.
Он подсознательно настроился на то, что той не будет долго, неизмеримую часть этой
огромной вечности – и потому, в первую очередь, удивился, когда она появилась на
пороге третьего вагона, когда, кажется, еще не прошло и часа. Коулман было обрадовался,
поняв, что она цела и невредима, однако стоило ему присмотреться внимательнее и…
замер, не зная, что и сказать – и надо ли говорить что-то вообще. Карта держалась словно
канатоходец над пропастью: неестественно прямая осанка, идеально выверенный ровный
шаг – и взгляд, устремленный в никуда.
Люди оглядывались на её запятнанную местами кровью одежду и измученный вид; но так
как здесь, а также во втором вагоне практически не было культистов – то и смотрели они
на неё больше с переживанием, чем с враждебностью. Дайша же в ответ каким-то немного
неестественным образом наклонила голову, окинула их всех отстраненным взглядом – и
всё тем же странным шагом прошла к месту, на котором обычно сидела. Села, аккуратным
движением разложив крылья – и уставилась в непроницаемую темноту за окном. Эрнст
видел, как за её спиной некоторое пассажиры обмениваются настороженными и
недоуменными взглядами, то и дело склоняясь голова к голове – но, похоже, никто из них
так и не решился подойти к самой чернокрылой.
Коулман шумно выдохнул – и, подойдя, сел напротив Дайи. Привлекая внимание,
коснулся её руки.
— Как обстоят дела?
Та среагировала не сразу, лишь спустя несколько секунд моргнув и переведя взгляд на
него. Наклонилась вперед, так, чтобы их лбы почти что соприкасались; Эрнст даже
больше читал слова по её губам, чем слышал едва уловимый шепот.
— Самоубийцы тяжело покалечили Эдварда, а также успели вырезать девятый и
восьмой вагоны. Нил их… — в этот момент женщина запнулась, тяжело сглотнув – и он
увидел странное выражение, промелькнувшее на дне её светлых глаз, — устранил. Так
что пока больше угрозы нет. Он, Скарлет, Аленна, Дисмас – в порядке.
Сердце Коулмана пропустило удар: слова Дайши раз за разом звучали в его ушах. Он не
знал, что сказать: просто не приходили на ум такие слова, которые могли бы в полной
мере выразить охватившие его сожаление и тихий холодный гнев. А еще, глядя на
выражение глаз темнокрылой, понимал – то, что произошло в хвосте поезда, слово
«резня» описывает еще достаточно мягко. И не был уверен, хочет ли знать больше.
Так что вместо этого Эрнст прямо спросил.
— Как ты? – да, то, что она пришла сюда на своих двоих, не выпадала в осадок и
говорила связно, давало некоторую надежду. И, вместе с тем, он понимал: никакая
скелетообразная фигура и запавшие глаза не смогли бы выдать её измождения и
надломленности более отчетливо, чем неестественно прямая осанка – словно женщина изо
всех сил старается не упасть – и вялые реакции.
Дайша, которая тем временем вновь отстранилась, подняла на него взгляд, открыла было
рот, чтобы сказать что-то… Замерла так на пару мгновений. И закрыла его, отводя глаза и
слегка пожимая плечами. И такая реакция стала для Коулмана красноречивее всяких слов.
Наблюдая за ней в течении этих нескольких месяцев, он был уверен, что что бы не
происходило – она справится с этим. Выстоит, осмыслит, справится – и будет жить
дальше. Вопрос лишь в том, что – какой ценой?
* * *
И вновь потекло время: мрачное и неспешное, словно спокойная река ночью. Впрочем,
ему не доставало умиротворения той – поездом всё больше овладевало тихое отчаяние.
Даже попытки их семерых в меру своих возможностей подбадривать пассажиров уже
были не столь успешны, как прежде. Люди чувствовали, что Карта, Шахматы и их
помощники уже тоже порядком выдохлись и устали; а еще – что скрывают от остальных
что-то за дверями восьмого вагона. И это тоже накладывало свой отпечаток на общее
настроение. Да, больше никаких острых конфликтов пока не случалось – но постепенно в
поезде становилось всё больше отчаявшихся, укрывшихся в приятных воспоминаниях и
оставивших в реальности лишь безвольную оболочку.
Да и сам Коулман чем дальше, тем чаще чувствовал подступающую усталость, то и дело
накатывавшую на него подобно тяжелой душной волне, заставляя погружаться в
тягостный сон без сновидений длиною в несколько дней. И ему в голову, как и всем
остальным, приходили жуткие мысли: что, если он так и не дождется момента, когда
поезд наконец остановится? А что, если последний так и продолжит ездить до скончания
времен? Однако раз за разом отгонял страх: понимая, что, во-первых, у него нет
рациональных причин ожидать наихудшего исхода. Во-вторых, что его паника никому не
сделает лучше, а наоборот – только отберет драгоценные силы.
И, в-третьих, он считал, что ему необходимо быть рядом с Картой и Шахматами, а также
еще Аленной и Дисмасом: их усталость в последнее время ощущалась им особенно остро,
а значит – следовало оказывать любую помощь. В особенности это касалось Дайши. Да,
она держалась всё так же спокойно и готова была помогать другим – и, вместе с тем,
неестественно прямая осанка и походка, и то и дело отсутствующий взгляд выдавали её
состояние. Хотя, обсуждать последнее она неизменно отказывалась: улыбалась блекло,
качала головой отрицательно – и отворачивалась, давая понять, что разговор на эту тему
окончен. Эрнст не обижался и не настаивал: он уже давно понял, что она не склонна
делиться своими переживаниями с кем-либо. И всё, что ему оставалось в данном случае –
это постараться взять на себя часть её обязательств. Обойти все открытые вагоны и
проверить обстановку: вдруг где-то вот прямо сейчас нужна помощь? Постараться
поговорить с людьми, выслушать их или дать совет. Чтобы на долю чернокрылой
оставались лишь те случаи, где требовалось использование реликвий.
В тот день Эрнст тоже привычно совершил обход – а после его догнал и сковал ледяными
путами сон, вынудив, буквально, исчезнуть на следующие несколько суток. К счастью,
когда он всё-таки смог проснуться, всё было по-прежнему более-менее тихо, по крайней
мере – на первый взгляд. Правда, зная способность закрывающихся дверей скрадывать
почти любые звуки, Коулман, немного размявшись, неспешно двинулся сквозь вагоны,
изучая обстановку уже более внимательно. Люди в самом деле, в большинстве своем,
продолжали смирно сидеть на своих местах – и его встревожило другое: нигде не было
видно Дайшу. Обычно она находилась где-то поблизости, отдыхая, либо же совершала
обход. Однако, вот Эрнст прошел третий, четвертый, пятый, шестой вагоны… — и раз за
разом не находил её. Люди, которых он спрашивал, пожимали плечами: они видели
белоглазую раньше, пару часов назад – она шла куда-то в конец поезда. И таким образом
Коулман, наконец, оказался перед дверями в восьмой вагон.
Оказался – и замер, делая сперва глубокий вдох, а затем выдох, чувствуя, как тело
сковывает смятение и тревога. Ему потребовалось некоторое время, чтобы сохранить
спокойствие – и не броситься, сломя голову, в конец поезда. Потому, что он видел
состояние Дайши. И знал то, чтобы обычно в последние вагоны уходили те, кто пытался
покончить с собой. И само собой, с учетом всего этого, в голову первыми приходили
самые худшие опасения. Пожалуй, только привычка держать себя в руках и твердая вера в
Дайшу и её воистину неисчерпаемый запас прочности помогли ему не сорваться на бег,
позволяя страху взять над собой вверх. Правда, на все остальные, сторонние, мысли сил
уже не осталось. Так что он просто сделал еще один глубокий вдох – и открыл дверь.
За ней была… кровь. Никаких чудовищ, никаких искалеченных полуживых тел – только
кровь, абсолютно везде: её лужицы мерзко хлюпали под ногами, срывались с потолка
редкие капли, изначального цвета сидений уже и подавно не было видно. И еще местами
виднелись какие-то мелкие неопознанные светлые частички.
Эрнст шумно выдохнул – и закрыл глаза, считая до десяти. Хотя, сам толком не понимал,
зачем это делает: то ли пытаясь найти в себе силы за эти пару мгновений принять
действительность, то ли просто отрицая последнюю. «Резня» и в самом деле оказалось
слишком мягким определением для всего увиденного, которое настырно маячило перед
внутренним взором, даже когда он опускал веки. Это было страшно: разум просто
отказывался воспринимать это всё: в голове царила абсолютная пустота, сердце билось,
как сумасшедшее, а тело чувствовалось словно ватное – Коулман тяжело привалился
спиной к двери. Он чувствовал, что просто морально не готов идти дальше. Впрочем,
равно как и разворачиваться обратно. Поэтому просто стоял, стараясь привести голову в
порядок.
«Может, стоит вернуться и позвать Аленну? Или Нила со Скарлет? Уверен, они смогут
помочь Дайше лучше» — мелькнула где-то на дне сознания предательская мысль, которую
он тут же прогнал. Потому, что понимал: наилучшая поддержка для них всех, которую
ему так хотелось оказать – это не заставлять их вновь возвращаться сюда, а попробовать
справиться самому. Тем более, а вдруг Дайя просто захотела проверить Эдварда или,
может — побыть одна, вдали от чужих внимательных взглядов – а он поднимет шум, тем
самым помешав ей?
Пожалуй, именно последняя мысль позволила ему всё-таки собраться с силами,
передернуть плечами – и быстрым шагом пойти дальше. Эрнст шел, не оглядываясь:
чтобы с трудом сдерживать то и дело накатывающую тошноту, ему хватало и хлюпанья
багровой жидкости под ногами. Правда, зрелище в следующем вагоне тоже будто решило
испытать его на прочность – и вновь Коулман остановился на целую минуту, закрывая
глаза и стараясь сохранить дыхание ровным.
В десятом вагоне оказалось, на удивление, довольно чисто; откуда-то с задних рядов
доносились легкие шорохи и судорожные сбивчивые вздохи. Дайша сидела на одном из
кресел – и, казалось бы, Эрнст мог выдохнуть с облегчением: её, уже привычная,
неестественно прямая осанка говорила о том, что она всё еще не присоединилась к
«пустым». И всё же… любые слова замерли у него на языке. Он просто стоял, смотрел – и
не знал, что ему делать. Хотелось одновременно и закричать, пытаясь хоть так вырвать её
из состояния этого морока – и шептать едва слышно, чтобы не потревожить Дай лишний
раз. Потому, что на одной чаше весов находилось долг защищать простых людей, как
Карты; а на другой – простое и понятное человеческое право просто отдохнуть и не
спасать, сломя голову, тех, кто её отторгает.
Наконец, он аккуратно опустился на кресло напротив – и почти невесомо коснулся руки
белоглазой: так, словно боялся разбудить её. И Дайша с секундной задержкой
повернулась и устремила на него вопросительный взгляд.
— Прости меня… — тихо сказал Коулман, неуклюже подбирая слова. – Только что я
подумал, что ты… ушла.
Женщина покачала головой отрицательно, приоткрыла в очередной раз рот, чтобы сказать
что-то – и вновь закрыла его, отводя взгляд. Поддавшись полуосознанному порыву, Эрнст
поддался ей навстречу; его руки осторожно, почти невесомо, коснулись её щек, бережно
побуждая вновь повернуть к нему голову.
— Я знаю, что ты не хочешь делиться своими переживаниями и вообще стараешься
делать вид, будто тебя не задевает вообще ничего, — он подбирал слова словно
наощупь. – Что ты не хочешь еще больше нагружать своих друзей, на которых вся
эта ситуация давит не меньше, чем на тебя. Но… позволь себе поговорить хотя бы со
мной. Я хочу тебе помочь – потому, что твоя откровенность не ляжет на меня
дополнительным тяжким грузом, а наоборот – сделает меня хоть немного меньшей
обузой.
Дайша не пыталась убрать его руки, напротив – замерла, глядя внимательным почти
немигающим взглядом. В вагоне повисла почти полная тишина, когда Коулман закончил
говорить – и тому показалось, что она так и не откроется ему. Но в этот самый момент
тело чернокрылой словно само собой расслабилось: плечи опали, веки тяжело опустились,
крылья безвольно распластались по сидению – и она вся сама начала медленно
заваливаться вперед. Эрнст тут же поддался вперед – и, сидя почти на краю сидения,
позволил Дайше устроить голову у него на груди; садиться рядом он не стал, опасаясь
потревожить крылья.
— У человеческой нервной системы есть определенный порог выносливости – тот
предел, после которого она просто-напросто отключается, за которой человек просто
больше ничего не чувствует. И я, как невролог, знала это, — белоглазая, к счастью,
больше не пыталась казаться спокойной: в её голосе чувствовалась такая горечь и боль,
что у Коулмана мурашки бежали по коже. – Но когда мы с Нилом шли сюда, то он из-за
татуировки, отключающей эмпатию, уничтожил абсолютно всех в восьмом вагоне – не
только психов, но и их жертв, и даже тех, кто просто сидел. Я знала, что всё, что их
ждет после – это океан бесконечной, не ограниченной ничем, боли. Но… в тот момент я
вообще об этом не думала – и никак не помешала Нилу, напротив – хотела, чтобы он
сделал то же самое и с девятым вагоном. Просто потому, что в тот момент
возненавидела всех пассажиров разом. и тех, кто решил обречь остальных на вечные
муки. И тех, кто не нашел в себе силы отправить птицу. И тех, кто относился к нам с
враждебностью… И даже тех, кто просто сидел и бездействовал. И единственным
моим желанием в тот момент было, чтобы они все просто исчезли и не висели на нас
мертвым грузом.
Опустив ладонь ей на макушку и замерев так, Эрнст молчал. С одной стороны, её желание
обречь, в том числе, ни в чем не повинных, людей на состояние, в котором нет ничего,
кроме темноты и боли, было ужасным. Это казалось настолько чудовищным и жутким,
что эмпатия просто-напросто отключалась, не в силах принять этот опыт. А с другой…
весь образ Дайши настолько прочно ассоциировался с иной, не привычной, стороной
этого мира, что как-то даже странным казалось применять к ней обычные человеческие
понятия морали. И всё же, как бы там не было, Коулман: она порой даже более человечна,
чем все остальные в этом поезде – и его сердце сжималось от её боли. Но сидеть и просто
давать ей выговориться было мало – требовалось сказать что-то, что поможет хотя бы
частично примириться с собой, со своими мыслями и желаниями. Потому, что Эрнст
теперь уже ясно видел – сейчас она просто убивает себя.
Он шумно выдохнул. Осторожно отстранил от себя Дайшу, вновь касаясь ладонями её
лица.
— Знаешь, мне кажется, это нормально – так реагировать, в данных
обстоятельствах. Потому, что это значит, что ты – по-настоящему живой человек.
Потому, что так невозможно: постоянно, на протяжении почти всей жизни,
защищать и оберегать людей, не взирая на все их безразличие и неблагодарность – и,
столкнувшись с тем, с чем вы столкнулись, не впасть в крайность. Не потерять
сострадание и не пожелать освободиться от груза тех обязательств, которые на тебе
оказались. И ты не должна винить себя за то, что такое желание вообще возникло.
Главное – у тебя получилось отследить причину его возникновения и сделать так,
чтобы уменьшить страдания.
Эрнст боялся, что Айш не поймет его – и потому оттолкнет, окончательно закрывшись в
себе. Но она молчала, немного опустив голову и закрыв глаза – и, как ему казалось,
размышляла о чем-то. Наконец, женщина медленно кивнула и выдохнула, снова поднимая
на него взгляд.
— Да. Наверное, ты прав, — тихим сдавленным голосом произнесла она. Бросила
последний взгляд за окно – и поднялась, осторожно складывая крылья. – Надо
возвращаться – не хочу оставлять ребят надолго одних.
Коулман серьёзно посмотрел на неё – и кивнул, попытавшись через легкое похлопывание
по плечу передать всю свою поддержку и одобрение. Он видел, что после их разговора
Дайше стало немного лучше – и, тем не менее, осознавал, сколько усилий потребовалось
ей, чтобы принять такое решение.
Когда они встали, он огляделся рассеянно – и почувствовал, как к горлу подкатывается
тошнота: чуть дальше, частично прикрытые креслами, лежали Эдвард и та женщина из
числа самоубийц. Они – особенно, парнишка – выглядели настолько жутко и
неприглядно, что Эрнст просто замер соляным столбом, чувствуя, как кипит внутри смесь
из чувства вины, боли, гнева и сопереживания. И теперь уже пришел черед Дайши его
отвлекать, аккуратно потянув за собой.
— Пойдем. И, давай, пока не будем сюда возвращаться, — мягко сказала она.
Коулман отстраненно кивнул, отворачиваясь через силу. Хотел было спросить, почему
она так спокойно на это смотрит, но почти сразу прикусил язык, вспомнив — ей,
патрулировавшей поезд вместе с друзьями и первой реагировавшей на все чрезвычайные
происшествия, еще и не такое здесь доводилось видеть.
* * *
Вновь потекло время — и в поезде становилось всё тише и тише… К сожалению, не
потому, что люди в один момент стали такими спокойными и сознательными. Нет. Просто
они либо присоединялись к сектантам, осеняя себя защитным символом и бормотанием
молитв себе под нос призывая Спасителя. Либо погружались в грёзы, оставляя лишь
пустую оболочку. Эрнст своими глазами видел, как сдаются даже самые сильные и
стойкие из тех, кто еще вот, буквально, недавно, старался бодриться.
Что же держало его самого?.. Сложно так было сказать. Скорее всего, в первую очередь,
потому, что вера в то, что всё рано или поздно закончится, поезд остановится и что-то в
этой беспросветности точно изменится, неизменно оказывалась сильнее любой депрессии
и отчаяния. Он не мог объяснить, почему так происходит – однако, именно это его
качество помогало ему держаться. Уверенность в том, что в какой-то момент всё станет
если не лучше – то хотя бы иначе. И будет обидно этого не дождаться.
А также, как бы банально это не звучало – Коулмана вдохновляли те люди, которые
окружали его. А именно – Нил, Скарлет, Дайша, Аленна, Дисмас… Да, он знал, что они
проходили специальные тренировки, что их закалила жизнь – гораздо более насыщенная и
опасная, чем у него. И всё же, они по-прежнему оставались живыми людьми, которые
точно также уставали и изматывались, как и все остальные – но всё равно брали себя в
руки и продолжали держаться. Так неужели он не сможет хотя бы попробовать
последовать их примеру? В конце концов, уже то, что он пробыл в этом месте, как
минимум, несколько месяцев, сохранив при этом рассудок и пытаясь помогать остальным,
да еще и не имея специальной подготовки, говорило о его сильном духе и чрезвычайной
выносливости. А раз можно сделать такой лестный вывод – то, тем более, сдаваться было
нельзя.
Так что Эрнст продолжал упрямо гнуть свою линию, патрулируя Поезд и стараясь
разрешать все ситуации, где не требовалось использование особых реликвий,
самостоятельно. Более того: его мотивация делать это только увеличилась – потому, что
он видел: Дайша… угасает?.. Нет, казалось бы – у неё больше не наблюдалось той
неестественной осанки и пустого взгляда. Она не отмахивалась от проблем и не садилась,
впадая в прострацию, но напротив – продолжала упорно игнорировать любую
враждебность и недоверие, поддерживая и оберегая остальных пассажиров. И всё же
Коулман где-то на уровне подсознания чувствовал – её силы уже на исходе. Она больше
не улыбалась, даже вымученно, молчала почти всё время, выдавливая из себя даже самые
краткие реплики через силу. А когда он пытался разговорить её, вывести на полноценный
разговор, воспоминания – Дайя то и дело в первые мгновения тупо смотрела на него,
словно вообще не понимала, о чем речь и чего от неё хотят.
И, признаться, это пугало и деморализовало Эрнста едва ли не больше, нежели все
остальные обстоятельства вместе взятые. Его пугала одна только мысль о том, что
однажды – а вдруг и совсем скоро – он застанет её пустую оболочку, устремившую взгляд
в никуда. И потому всё время, не занятое проверкой происходящего, Коулман старался не
отходить от Дайши, расспрашивал о всяком её, рассказывал о себе. Да, у неё были друзья
– но он не хотел оставлять всю заботу о ней на них, чтобы они могли подумать и о самих
себе. И он понимал: даже если она, в конце концов, рассердится на него за такую
навязчивость – не страшно. Главное – что оживится хотя бы немного.
Однако, так или иначе, в тот раз Эрнст снова был вынужден оставить её, чтобы обойти
поезд и проверить обстановку. Всё, вроде бы, было как обычно, в последнее время – но
когда он уже возвращался, то в седьмом вагоне услышал странный недобрый шум,
доносящийся из шестого.
«Ну вот, опять началось» — появилась обреченная мысль.
Но, распахнув тяжелую дверь, Коулман на мгновение оцепенел: признаться, он не был
готов к тому, что увидит. Сектанты — еще недавно хоть и с мрачными огоньками в
запавших глазах, но всё же довольно спокойные — сейчас, будто одержимые, бросались
на Дайшу, сжимая в руках ножи, загнутую проволоку, еще что-то острое; их злые крики,
похожие на воронье карканье, разрывали сгустившийся воздух. А та… просто стояла,
будто ничего не замечая. Её кожа мерцала тусклым золотым светом, крылья неловко
изгибались, занимая значительную часть окружающего пространства – а удары
озлобленных людей не причиняли ей вреда, проходя будто сквозь призрак.
И да, кто-то, не настолько хорошо понимавший её, мог бы подумать, что такое
бездействие – признак силы и великодушия. Что она верна своим принципам и держит
себя в руках – и потому совершенно не трогает своих противников, исключительно
защищаясь. Однако, Эрнст, заглянув в её лицо, увидел безразличный усталый взгляд,
скользивший от одного нападающего к другому. Увидел изможденную ссутулившуюся
фигуру с обвисшими, подобно плетям, руками. И почувствовал, как внутри поднимается
огромная волна обычно несвойственной ему ярости. Причем, он даже не знал, на кого в
тот момент злился больше: на сектантов, которые без всяких зазрений совести возложили
всю вину на ту, которая их до последнего защищала – или же на саму Дайшу. Потому, что
отчетливо осознавал: она сдалась в тот момент. Просто слишком устала противостоять
нападкам сектантов. И, возможно, поддавшись слабости — и в самом деле допустила
мысль, что людям станет легче с её смертью. Да, Эрнст не верил, что Дай настолько глупа,
что в самом деле поверит в это. Но, вместе с тем, понимал: люди склонны находить даже
самые дикие оправдания своей слабости.
Но, как бы там не было, Коулман не мог допустить, чтобы эти уроды искалечили её. Не
мог просто стоять и смотреть – даже зная, что сильно рискует, так как у него защитных
реликвий не было.
— А ну пошли прочь от неё!!! – бросаясь на вооруженных людей с почти голыми
руками, он не думал, что способен настолько громко кричать. Казалось, что его могли
услышать даже в четвертом вагоне, не говоря уж о пятом.
Несколько человек обернулись к нему; их лица раскраснелись, в глазах горела безумная
ярость. Эрнст, буквально, врезался в них, почти не глядя, орудуя кулаками и расталкивая
людей, при этом отчаянно пытаясь поймать взгляд Дайши. Но, увы, когда до неё
оставалось еще около нескольких метров – он почувствовал обжигающую острую боль в
животе. Раз, а потом еще раз и раз – в груди, одновременно в нескольких местах. Перед
глазами запрыгали цветные пятна, по телу разливалась раскаленная волна боли, а руки
нащупали горячую влагу, быстро заливавшую задрожавшие пальцы и пропитывавшую
рубашку. Коулман из последних сил широко распахнул глаза, встряхнув головой – и
увидел в руках ближайшего к нему культиста, замершего в оторопи, окровавленный нож.
А затем – глаза Дайши, смотревшие на него.
Он заглянул в них – и выдохнул… с облегчением. Казалось, Карта проснулась:
безразличие и усталость уступили место гневу; её лицо исказилось. Она сорвалась с места
и, кажется, закричала – однако он уже не слышал, что именно: звуки отдалялись, Эрнст
чувствовал, как боль становится всё более яркой и всепоглощающей – и потому тратил
последние силы на то, чтобы держаться на ногах, хватаясь за поручни и подлокотники
кресел. Сосредоточившись на этом, только и уловил краем глаза, как всё озарилось ярким
светом, посреди которого над головой Дайши взметнулась огромная тень с ярко-голубыми
огнями глаз.
«Всё… хорошо» — с облегчением подумал он, чувствуя, как становятся свинцовыми веки.
«Она… вернулась».
…
— Эрнст!! Эрнст!!!... – голос Дайши доносился словно издалека; тем не менее, Коулман с
удивлением обнаружил, что чувствует себя немного лучше – боли почти не было, только
тело с трудом слушалось. Открыв глаза, огляделся и по отсутствовавшим людям вокруг и
малому количеству крови понял, что они находятся в седьмом вагоне. После чего, с
трудом выдохнув (даже это простое действие вызвало у него кровавый кашель) перевел
взгляд на склонившуюся над ним Дайю – и слегка улыбнулся. Сейчас она больше ничем
не напоминала ту бледную тень, из последних сил бродившую по вагонам. Да, её лицо,
казалось, было лишено всяческого выражения – однако в светлых глазах блестели слезы,
тут и там скатываясь вниз по мертвенно-бледной коже. И, е счастью, никаких ран на ней,
вроде бы, не было. Она вновь была жива – и даже, кажется, даже больше, чем прежде: так
как впервые за всё время их знакомства настолько явно потеряла невозмутимость.
— Прости меня, — через силу прошептал он, протянув руку и касаясь её щеки, оставляя
на той кровавый след. – Не надо… переживать. Это… почти не больно, оказывается.
— Нет. Это ты прости, — голос его собеседницы то и дело сбивался и начинал дрожать.
– Я не смогла вылечить тебя – реликвия… не сработала. Или ушла в откат, я не знаю… И
защитить тоже не смогла, прости меня…
Эрнст слегка улыбнулся, вновь закашлявшись и покачав головой. Да, какой-то части его –
и весьма значительной — было очень страшно и больно – не физически, а душевно.
Ужасно не хотелось принимать тот факт, что она – Карта, обязанная защищать и спасать
всех! – так старательно оберегала других пассажиров, а его, рискнувшего ради неё всем, в
решающий момент – не смогла... Не хотелось думать о том, что теперь ему предстоит
провести вечность в таком состоянии. Но, в то же время, Коулман понимал, что не о чем
не жалеет. Чувствовал, что поступил абсолютно правильно.
— Всё… хорошо. Главное, что… ты… цела. И… вернулась.
На последней его фразе женщина закусила губу еще больше, опустила взгляд, кивнула
резко – и он понял, что она и в самом деле сдалась в тот момент. Отказалась
сопротивляться. И, скорее всего, просто позволила бы себя убить после того, как
самостоятельная защитная реликвия ушла в откат – если бы он не пришел вовремя.
— Послушай… — он судорожно сжал трясущейся рукой плечо чернокрылой, притягивая
её к себе ближе. Говорить у него получалось с огромным трудом – на каждом слове в
легких, казалось, разливалось целое озеро лавы. – Ты… должна держаться… дальше.
Да… я знаю, что никто из пассажиров в твоих глазах сейчас… не заслуживает
помощи. Но… держись… ради своих друзей. И ради тех, кого ты любишь… Тем, кто
ждет тебя… на том конце. Ведь им будет тяжело без тебя… И ради… меня… тоже…
держись. Обещай мне.
Дайша ничего не сказала – но кивнула так резко и решительно, что Коулман с
облегчением, вновь закашлявшись кровью, выдохнул. Ободряюще сжал её плечо. Они
какое-то время просто молчали; их лбы соприкасались, его рука легонько гладила её по
щеке. Боль возвращалась, блуждая по телу вспышками, то почти уловимыми, а то
острыми, словно тот старик в песочном костюме – именно у него в руках оказался тот нож
– вновь резал его им. Раны, чувствовал Эрнст, были тяжелыми: кажется, ему, неуклюже
выдергивая лезвие, разворотили весь живот, а в придачу – еще и задели сердце и легкие.
Кажется, это было еще не так больно, как должно было быть, только благодаря Дайше и
её умениям невролога. А еще он видел, как взгляд последней скользит вдоль его тела,
словно проверяя состояние, и то и дело бросается к двери, словно боясь – не придут ли за
ними. И в какой-то момент неожиданно догадался, какие мысли она старательно от себя
отгоняет.
— Всё хорошо. Я понимаю, — Коулман улыбнулся через силу, сплевывая кровь. –
Сделай то, что должна.
— Ты?!!.. – казалось, Айш задохнулась. Он подумал, что сейчас она накричит на него или
даже ударит. Или просто уйдет. И, в то же время – видел: некая часть её уже готова на это.
— Всё в порядке. Я знаю, мы доедем до конечной станции – и я буду как новенький,
иначе же и быть не может, правда? – он даже нашел в себе силы ободряюще хохотнуть
сквозь острый приступ боли. – А до тех пор ты должна меня обезвредить. Сделать так,
чтобы ни ты, ни твоя друзья, ни Аленна и Дисмас не боялись, что я сойду с ума, как
те… предыдущие... – они оба прекрасно знали, что он не сойдет. Что сможет
продержаться, будучи в своем уме, до самого конца. Но Эрнст всё равно просил, зная, что
всем так будет спокойнее.– Всё в порядке. Я потерплю.
Дайша отстранилась, порывисто закрыла лицо рукой – но Коулман всё равно видел, как её
беззвучно душат рыдания. Видел, как тяжело для неё – принять это решение. И всё же,
оно было необходимо. Так что она в какой-то момент медленно вдохнула и выдохнула.
Прижалась к его лбу своим, обнимая и руками, и крыльями. И отстранилась. Её губы
дрожали.
— Спасибо тебе. Я сделаю так, чтобы тебе было… не больно.
Он улыбнулся, кивнул – и мир для него исчез.
+3
 ЛС Daisha
 BB-цитата
Поделиться652023-09-10 14:36:14

шахматы
птица
Фишки: 5 830
Вчера 23:36:26
Густое, вязкое отвращение к пассажирам переполняло его изнутри. Нил не понял, в какой
момент он начал испытывать это, но точно помнил, что особенно отчетливо ощутил
омерзение тогда, когда несколько из особо ретивых пришли в седьмой вагон, в котором
они обосновались на какое-то время, и попытались пройти дальше. Изначально он не
хотел вмешиваться. Все, чего ему тогда хотелось, это ни на что не реагировать, ничего не
делать, просто забиться в угол и сидеть. Это все, чего он желал, но ему все равно
пришлось действовать, помочь Скарлет, что-то сделать, чтобы прогнать их — он молча
наставил на них оружие, щелкнул затвором. Он не убирал винтовку до тех пор, пока они
не отступили, и с трудом боролся с собой, с мрачной ненавистью к тем, кто никак не хотел
успокаиваться и искал приключения на свои головы.
Очень медленно он начинал их всех ненавидеть. Исключениями были Скарлет, Дайша,
Аленна, Дисмас, Эрнст, Миранда… Все остальные вызывали в нем отторжение. Он не
понимал их и не хотел понимать. Что им нужно? Почему они не могут успокоиться?
Почему они не могут усадить свой зад на одно место и сидеть там, не устраивая никаких
гребанных сцен? Почему им обязательно нужно во что-то встревать, о чем-то кричать,
устраивать митинги, создавать религии, качать свои права и наивно считать, что все
вокруг должны уважать их дурацкие желания? Почему они должны делать все это именно
сейчас? Почему он вообще должен слышать их голоса, видеть их лица, терпеть их мерзкое
поведение? Тупые, наглые...
Семена горечи и злости медленно прорастали в нем, пока болезненные ощущения от
пережитого отступали, постепенно бледнея и позволяя ему, наконец, дышать свободнее и
самостоятельно, без каких-либо успокаивающих реликвий или чужой помощи. На это
потребовались дни, недели, во время которых он лишь изредка заставлял себя что-то
делать.
Можно было бы сказать, что он стал одним из тех «пустых» пассажиров, если бы не то,
что время от времени он ходил по вагону и разминал свои мышцы. Собраться и взять себя
в руки оказалось тяжелой задачей, но чем больше времени проходило, тем лучше он себя
чувствовал. Ему все еще было горько осознавать тот факт, что он уничтожил тех людей,
которые ни в чем не были виновны, и тот факт, что он мог бы уберечь Пешку от той
участи, что его постигла, но он больше не сожалел о том, что он сделал. Если подумать, то
все было правильно. Чудовищно, жестоко, но правильно. Всех тех убийц необходимо
было уничтожить. Нереально опасно было оставлять их в живых. Если бы только он
совершил это, будучи самим собой, не под эффектом реликвии… он бы пережил это
гораздо легче и проще. Его подкосили именно побочки, усилившие все его эмоции. Вот и
все. Понимание этого ужасало в какой-то степени, ведь он по сути признавал то, что мог
сделать все то же самое и без реликвии. Более того, он и собирался так поступить. Просто
в тот момент он случайно активировал татуировку, видимо подсознательно решив, что
ему нужны дополнительные силы. Принять это было сложно, но так все вставало на свои
места, хотя это и не спасало его от угрызений совести. Мыслями он то и дело возвращался
к тем, кто пострадал ни за что из-за его действий. Что они чувствуют в данное время? Как
он мог бы им помочь? Почему все так? Эти вопросы, которые он задавал самому себе,
сводили его с ума.
Так шли месяцы, на удивление тихие и спокойные. Первое время Нил находил
удовольствие в чистке своего оружия, на котором накапливалась грязь, пыль и чужая
кровь. Он самозабвенно разобрал, вычистил каждую деталь и пересобрал снайперскую
винтовку, словно подготавливая ее к новому бою. Параллельно он вспоминал о прошлом,
когда он делал так постоянно. На войне он прятался от реальности именно за этим
занятием. Иногда он пил, пользуясь фляжкой-реликвией, которая генерировала ему ром,
абсент, виски и кагор. В такие моменты он старался держаться подальше от всех
пассажиров, чтобы если и делиться с кем-то, то с кем-то из числа друзей. На остальных
ему было откровенно плевать.
В какой-то момент Нил начал вновь патрулировать вагоны, но больше не старался
контактировать с пассажирами, на которых он смотрел как на тех, кто в будущем может
свихнуться и начать убивать своих соседей. Из его головы не выходило то, что они почти
уже готовые убийцы и маньяки. Отрицательные эмоции к ним у него так и не ушли, а
укоренились, став крепче. Он помогал им, как и раньше, и лечил, если это было
необходимо, но не более того. И только из-за мысли о том, что он должен облегчить
процесс для Скарлет, Дайши и тех, кто приходил им на помощь. В общении с чужаками
Шахмата не видел никакого смысла. У него не возникло ни малейшего желания
сблизиться с ними, так как он понимал, что со временем все эти люди могут не
выдержать, а ему потом придется разносить на ошметки тех, кто стал для него дорог. С
него хватило и Эдварда, с которым он хоть и не общался толком, но которого он
принимал за своего, за Шахмату. Знакомиться с ними? Хех. Он порой думал, что было бы
неплохо не знать их имен и не запоминать их лица, ведь тогда значительно проще и легче
будет после разбираться с ними.
Когда он начал изредка навещать первые вагоны, его начала подзывать к себе молодая
пара, Мерри и Томми, которые попросила рассказать что-то из службы. Нил, который
подумал, что им нужна помощь, и только из-за этого подошедший к ним, тяжело вздохнул
и покачал головой, ответив, что ему нечего рассказывать. На такую просьбу он никогда
бы не согласился. Он никогда не любил говорить о себе, о своей жизни и прошлом, что в
старом мире, что в Лимбе, и у него не было совершенно никаких причин меняться. Ради
кого? Тех, кто в будущем возможно станет «пустыми» или хуже того начнет кромсать
друг друга? Почему он должен преодолевать себя и делать то, что ему не нравится?
Купись он на всю эту хрень и начни пытаться быть лучше ради чужих людей, которые его
потуги не оценят, то был бы форменным идиотом. Эти двое обратились к нему только из-
за того, что им было плохо. Подумали ли они о том, каково было ему? Подумали ли они о
том, что ему может не хотеться говорить или ходить по вагонам, храня порядок? Вряд ли.
Отвращение, которое появилось в нем вот уже давно, не собиралось никуда исчезать. Оно
стало для него чем-то вроде защитной реакции. Словно подсознание пыталось хоть как-то
оградить его от боли в будущем, от всего, что ему еще доведется пережить. Каждый раз,
когда он смотрел на людей, которые безвольно сидели, опустив руки, и ничем никому не
помогали, его переполняла неприязнь.
Однажды, эта ненависть укрепилась еще сильнее. Произошло это в тот день, когда Нил,
проснувшись, отправился на очередной обход. Все было хорошо, пока он не оказался в
шестом вагоне. Едва оказавшись на территории религиозных помешанных, он сразу же
почуял неладное, когда заметил на полу кровь, а затем и пострадавших людей. Он злобно
сощурился и телепортировался к дверям в седьмой, не тратя времени. Шахмата не
остановился, чтобы проверить, мог ли он что-то для них сделать и чем-то им помочь. Ему
было плевать на пострадавших. Ему хотелось лишь убедиться, что никто из его друзей не
пострадал, а уже потом что-либо предпринимать.
А затем он оказался в седьмом вагоне.
.....
Это… это… немыслимо...
Неправильно.
Форрестер в тот миг вздохнул, обреченно прислонился спиной к стене, пытаясь найти
опору, и медленно сполз вниз. Пришел он слишком поздно — с первого взгляда и без
лишних слов ему стало ясно, что уже ничем помочь нельзя. Поздно. Это снова случилось.
И теперь это коснулось одного из его близких друзей. И исправить это никак нельзя.
Поздно.
But how do I run?
+3

 BB-цитата
Поделиться662023-10-27 02:46:03
карты
птица
Фишки: 25 260
Вчера 19:15:50
Дайше пришлось приложить усилия, чтобы сесть аккуратно, а не просто свалиться

грузным мешком, сползая вниз по стене — из-за крови пол в восьмом вагоне ощущался
даже более скользким, чем лед. Как бы не было отвратительно, мерзко здесь находиться
— только тут она могла побыть по-настоящему одна, не слыша чужое приглушенное
дыхание, не ощущая на себе посторонних взглядов, вместе лишь со своими мыслями. Её
сердце то сжималось, будто сведенное судорогой, а то, казалось, сейчас разорвется от
бешенного ритма; сесть прямо и расслабиться Скирон мешали крылья — и она судорожно
хватала ртом воздух, чтобы не потерять сознание. Лишь спустя некоторое время ей
удалось поймать подходящий миг — и начать делать дыхательную гимнастику. Поначалу
та давалась с трудом и приносила только боль, однако Дайя была упорна — и вскоре ей
стало немного лучше. По крайней мере, перестало казаться, будто она умрет вот прямо
сейчас.
Скирон вытянула перед собой полусогнутые руки ладонями вверх: они были в крови,
местами уже засохшей, а местами еще стекавшей редкими, падающими на пол, каплями.
Впрочем, задело женщину совсем не это: задержавшись на пальцах, помутненный взгляд
внезапно уловил, как те... дрожат. Посторонний человек, вероятно, ничего не заметил бы,
но для опытного хирурга этот момент был очевиден.
«Плохо дело» — подумалось ей. Никогда такого прежде с ней не происходило: даже когда
она не спала по несколько суток или однажды, еще в прежнем мире, во время
студенческих посиделок в баре, выпила на спор несколько бутылок крепкого алкоголя —
руки всё равно оставались верны Дайе. Ровно до сегодняшнего дня.
Тяжело выдохнув, женщина откинулась затылком на стену, закрывая глаза, неуклюже

складывая крылья, чтобы не мешали. Она осознавала, что совершила чудовищную,
непростительную ошибку. Ей стоило, буквально, встать стеной перед Эрнстом, защищая
его от того же Нила, утратившего веру в людей, защищая его точно также, как он
защищал её — от культистов. Она должна была верить в него.
«Вы уже поверили в тех двоих, которые в результате драки смертельно покалечили друг
друга — и вот результат» — шепнул внутренний голос.
Дайша раздраженно дернула головой, стиснув зубы, не желая признавать рациональность

в его словах. Потому что да: пускай они с Нилом и Скарлет раздражались и считали тех
парней полуумными придурками — но не до такой же степени кровавыми садистами,
чтобы вырезать два вагона! Иначе бы не оставили присматривать за ними исключительно
Эдварда, а сами лишь иногда заглядывали, чтобы проверить их состояние. Так что да:
сколь бы разными по характеру не были те двое и Коулман — ни у неё, ни у Шахмат
больше просто не было права надеяться на лучший исход.
«К тому же, ты всё равно не смогла бы находиться рядом с ним постоянно, из раза в раз
убирая боль и усыпляя его. Рано или поздно ты либо уснула сама, либо отвлеклась на
помощь другим» — продолжала тем временем та самая её рациональная часть.
Верность данного утверждения невозможно было не признать — и от осознания этого

боль вновь вернулась. Ведь ей было проще полностью взять вину на себя, решить, что она
совершила ошибку, которую просто недопустимо повторить в будущем — чем принять
тот факт, что её выбор был тяжелым, но необходимым, что он вправду имел под собой
основания. Что Эрнст — такой хладнокровный, открытый, искренний, добрый, сильнее
многих из них — тоже на самом деле способен превратиться в подлинное чудовище. Хотя,
опыт ей уже прямо показывал: к сожалению, вероятность этого действительно есть — и
она не нулевая. Так кроткая и тихая женщина, мать впавшей в прострацию девочки, и
вежливый, деликатный до старомодности, старик в песочного цвета костюме поддались в
какой-то момент влиянию культа — и бросались на оберегавшую их весь путь
Чернокрылую разъяренными коршунами. Они не были как Нил и Скарлет: воинами,
прошедшими через такую грязь и кровь, пережившими не одну Ночь, что рассудок их
едва уловимо мог подточиться. И не были Найтбрингерами, от которых проще было
ожидать вспышек ярости и насилия. Нет. Они были простыми мирными жителями — но и
им после всего этого Скирон больше не могла доверять так, как раньше.
Она осознавала это — и от того ей вновь стало мучительно плохо настолько, что уже и
дыхательная гимнастика не помогала: в груди словно разливалось озеро лавы, каждый
вдох давался с огромным трудом. Поэтому в какой-то момент Дайша, не в силах выносить
это, просто дематериализовалась: окружающий мир залил золотистый, но при этом
холодный свет, а сама женщина погрузилась в отстраненное, почти трансовое, состояние:
в нем боль практически не ощущалась, а остальное было не важно.
Так она и просидела следующее некоторое время, механически обновляя действие

реликвии каждый раз — пока ей не стало... нет, не лучше. Но, по крайней мере, легче: на
душе было такое чувство, будто к ней применили местную анестезию — всё внутри будто
бы онемело, эмоции временно притихли. Так что Дай встала и, не прерывая действия
реликвии, направилась обратно в сторону второго вагона: всё же необходило было
продолжать следить за обстановкой, пока Скарлет и Нил не проснулись. Не потому, что ей
самой это было как-то важно — уже почти не; однако Эрнст просил её — и она была
намерена выполнить его просьбу. А что ей еще оставалось по большому счету?
Материальность вернулась к ней перед дверью в шестой вагон — где её ждали культисты.
Впрочем, сейчас на них Пике было плевать: всё, чего ей сейчас хотелось от них — это
просто чтобы они не трогали её саму и друзей. Прежде, в тот момент, когда они ранили
Эрнста и немного после, она искренне ненавидела их и хотела убить — потому, что давать
этой ситуации продолжаться казалось ей решительно невозможным. Но, тем не менее,
Скирон держалась, понимая, что какими бы уродами они не были — никто не заслуживает
того бесконечного ада небытия, состоящего из одной лишь боли, на который оказались
обречены обитатели восьмого и девятого вагонов. И она не может позволить себе
поддаться ненависти и вновь продолжить разматывать этот клубок насилия.
Дайша шла через вагон торопливо, не прикладывая усилия ни для того, чтобы быть
аккуратной, ни для того, чтобы вообще хоть как-то следить за своим окружением; ей не
хотелось встречаться взглядом с сектантами. И из этого состояния её вырвало
столкновение с кем-то, причем, вроде бы, маленьким. Женщина моргнула, притормозила
на миг, опустила глаза — и увидела маленькую девочку, упавшую на спину и теперь с
опаской взиравшую на Белоглазую снизу вверх. Та же в ответ сперва замерла, а потом
склонилась над ней с целью взять за шкирку и убрать со своего пути. Вероятно, в другой
бы раз она была мягче и попыталась бы как-то заговорить с малышкой — но сейчас ей
было попросту не до этого.
Тут, в следующий миг, она услышала краем уха за спиной шум. На неё навалились со
спины, со всей силы давя на спину, в место между лопатками, шею обвило нечто тонкое и
холодное, сильный рывок... А затем Дайя ощутила сильную боль — и это была не какая-то
краткосрочная вспышка, а настоящее цунами из жара и холода одновременно. Да что там
цунами — настоящий чертовый мировой океан боли захлеснул её целиком. Это было
просто невероятно: словно Скирон одним рывком без всяких прелюдий содрали кожу,
после выпотрошили, набили под завязку осколками битого стекла и солью и засунули в
ванную с ними же, оставив так просто медленно умирать. Дайя закричала: не столько уже
даже конкретно от боли, а просто, чтобы помимо неё сосредоточиться на чем-то еще. Но
легче не становилось: она не слышала собственного крика, мир перед глазами померк и
размылся. Только чувствовала, как её руки отчаянно шарят по туловищу, силясь отыскать
точки, отключающие физическое восприятие. Но боль не давала сконцентрироваться: она
посылала импульсы не туда и не так — и от этого только то и дело становилось больнее...
если, конечно, это вообще было возможно...
Если бы Скирон могла думать в этот момент — она взмолилась бы всем высшим силам о
том, чтобы потерять сознание. Потому, что, возможно, лишь обморок мог принести ей
облегчение — ведь только так было возможным выключить её напрочь, с концами, хотя
бы на время. И он пришел — она, словно путник в пустыне, припадающий к
спасительному оазису, погрузилась в спасительную темноту... Но так оказалось только
хуже. Потому, больше не осталось никаких отвлекающих факторов — звуков, ощущений,
образов, мыслей — за которые можно было бы зацепиться, как за соломинку — только
она сама и абсолютное небытие, заполненное лишь болью, разъедающей её, словно
кислота. Медленно, капля за каплей, неумолимо и неотвратимо.
Её рот раскрылся в беззвучном крике — но вместо этого лишь захватил жадно порцию
воздуха и заодно, казалось, самого бытия. И именно это, наверное, помогло Дай
«вынырнуть» «на поверхность». Она широко раскрыла глаза, её обезумевший взгляд
беспорядочно метался по помещению — и её разум, хватавшийся за малейшую мелочь,
которая могла удержать его от того, чтобы вновь погрузиться в тот ад, отметил, что
ощущала Скирон странную... легкость? Будто бы невесомость. Она попыталась окинуть
себя взглядом... И внезапно осознала, что видит своё тело словно со стороны,
скорчившееся на полу, впившееся ногтями в потертое напольное покрытие, с крыльями,
неуклюже раскинувшимися под немыслимым углом — странно, что не переломанными
еще. И нет, такая странная точка зрения обнаружилась вовсе не потому, что она умерла и
теперь в качестве бестелесного духа наблюдала происходящее со стороны. Отнюдь.
Просто ей отрезали голову — и теперь та валялась немного в стороне.
«Как странно... Я, по идее, должна быть вот абсолютно точно, без всяких призрачных
надежд и малейших намеков на любой иной исход, мертва. Потому, что тело не может
выжить без мозга» — такова была первая мысль, появившаяся в переполненном болью
сознании — и последнее с радостью за неё ухватилось. Чтобы было хоть что-нибудь,
кроме этого ада. «Но я всё равно продолжаю мыслить и осознавать всё... Быть может, я
— призрачная отрубленная голова? Голова-призрак?».
Ей внезапно стало смешно — хотя, скорее всего, это просто давала о себе знать
накатившая не жданно не гаданно истерика. Из приоткрытого рта донесся первый
сдавленный смешок... и тут Дай ощутила, что её тело тоже... содрогается в безввучном
припадке веселья. Она чувствовала, как рефлекторно втягивается живот, как
приподнимаются плечи, как встрепенулись крылья...
«Что за?!!...».
Да. Вне всякого сомнения, всё было так, как и должно быть: она не умерла и не стала
призраком. Ей отрубили голову — но Дайя всё равно продолжала чувствовать свое тело
— и эти ощущения даже сквозь пелену боли проступали с каждым мигом всё более ясно.
Как ужасно, невыразимо, чешется срез на шее, как ноет неудобно изогнувшееся крыло,
как продолжают дрожать пальцы, как вибрирует мерно под ней поверхность...
«А что если?..».
Ценой невероятного усилия, стоившего ей вновь кратковременного погружения в

огненно-ледяную бездну, она — едва не покатившись головой при этом по полу —
заставила руку согнуться и всё-таки, спустя несколько неудачных попыток, нажать на
точку, частично смягчившего ужасные ощущения. Скирон всё еще чувствовала боль — но
теперь, по крайней мере, с ней хоть как-то можно было сосуществовать и воспринимать
всё происходящее.
Её взгляд сам собой, в очередной раз скользнувший по помещению, сосредоточился на

одном из культистов, каком-то мужчине в твидовом помятом костюме — и Дай увидела,
как тот ошеломленно пялится на неё. На её отрубленную голову, чей осмысленный взгляд
встретил.
«Ну конечно... Они же хотели убить меня, чтобы остановился поезд...» — в какой-то
момент дошло до неё. Женщина осознала всю чертову иронию ситуации: её губы
задрожали, разошлись в улыбке... А затем вагон огласил надрывный, с нотками истерики,
хохот, особенно громкий в установившейся тишине. Голова покачивалась из стороны в
сторону, словно китайский болванчик, тело корчилось на полу — Белоглазая всё смеялась
и смеялась, не в силах остановиться. Сипела, кашляла, сплевывала красную от крови
слюну, моргала усиленно, стряхивая слезы с ресниц — и продолжала смеяться.
— Ну что... как дела? — в какой-то момент прохрипела она сквозь хохот. — Как успехи,
дорогие мои? Проверили свою теорию?
А затем ей, не взирая на продолжавший разбирать её смех, решительно надоело всё это.
Охреневшие — другого слова не подобрать — и потому притихшие культисты больше не
вызывали у неё ни терпеливого принятия, ни гнева, ни отторжения — они её попросту
утомили. Так что, с трудом координируя свои движения, она заставила свое тело
подняться — сперва на четвереньки, потом, хватаясь за спинки и сидения кресел, на
колени, а после — и вовсе на ноги, шатаясь и переминаясь неуклюже. Подхватила голову:
сперва попыталась обхватить её кистью и прижать к туловищу — но неудачно — и, в
итоге, не мудрствуя, схватила за волосы (это, конечно же, было довольно-таки неприятно
— но, будем честны, эти ощущения просто терялись на фоне того океана боли, в котором
она находилась теперь). И зашагала прочь — в сторону седьмого вагона.
Эрнст спал. И это было хорошо: сейчас Скирон просто хотелось побыть одной. Конечно,
ради этого, для надежности, стоило вновь вернуться в восьмой вагон — но Дайя не без
оснований предполагала, что не раз упадет, подскользнувшись на крови. Так что она
осторожно присела на одно из кресел, аккуратно устроила голову на коленях — она ей
еще пригодится — и шумно выдохнула. Сейчас ей было настолько плевать на всё и на
всех — даже на Скарлет с Нилом, даже на саму себя — что даже ужасная, раздирающая
внутренности, боль уже не так выбивала из колеи, затмевая собой всё остальное. Конечно,
в первую очередь, последнее было заслугой эффекта дим-мак, который рано или поздно
сойдет на нет — но сейчас Дайша об этом не думала.
Да, действительно, потом боль возвращалась — еще и еще. Дайша то и дело

проваливалась в огненно-ледяной ад из боли, задремывая, судорожным рывком
возвращалась, нажимала в очередной раз на ту самую точку, смягчая ощущения — и
вновь погружалась в безразличное оцепенение, в котором, словно рыбки в протухшей
аквариумной воде, вращались бессвязные воспоминания и мысли. Из этого состояния её
вырвал хлопок двери. Скирон с усилием подняла взгляд, который до сих пор обретался
где-то в районе пола, спрятанный под слипшимися от слез ресницами — и увидела Нила,
бледного настолько, что, казалось, вот-вот исчезнет.
«Да уж... Ну и видок, должно быть, сейчас у меня со стороны» — эта мысль тоже
рассмешила её — и голова, лежавшая у женщины на коленях, издала смешок.
— Решила не дожидаться Хеллоуина — вот, примеряю костюмчик уже сейчас, —

произнесла она вслух — и, не сдержавшись, захихикала. — Что скажешь, мне идет?
+3
 ЛС Daisha
 BB-цитата
Поделиться672023-10-27 15:56:16

шахматы
птица
Фишки: 5 830
Вчера 23:36:26
Нил хотел отвести взгляд, но как назло мышцы отказывались подчиняться командам,
поступающим из мозга, и он продолжал, словно завороженный, смотреть на Дайшу. На то,
что с ней стало. На то, что с ней сделали. И чем дольше он на нее смотрел, тем сильнее в
нем поднималось отчаяние, а чувство бессилия запускало корни глубоко в сознание. Что-
то хотелось сказать, но из горла не вырвалось ни звука.
— Решила не дожидаться Хеллоуина — вот, примеряю костюмчик уже сейчас, —
донеслось до него, а затем за словами последовало хихиканье. — Что скажешь, мне
идет?
Тело Дайши сидело на одном из кресел, а ее голова покоилась на коленях. Шахмате
потребовалось секунд пять, чтобы сфокусировать взгляд на Карте и понять, что это
говорит она и что это смеется она. Это было очень странное зрелище, но не менее
странным стало то, что его губы сами, против его воли, изогнулись в кривой улыбке, и его
тело начал сотрясать тихий, истерический смех. Он смеялся, пока, наконец, не умолк. Ему
в голову даже не приходила мысль, что его реакция несколько ненормальная. Какая
разница? Все вокруг было ненормальным. Поезд, мчащийся в неизвестность…
Пассажиры, сходящие с ума…
К горлу медленно подкатывал ком. Нил едва сдержал приступ тошноты.
А затем он встал, опираясь о стенку и одно из кресел, и двинулся по проходу. На полу
виднелись следы крови, и он не мог сказать, чьи. Тех двух ублюдков, которые первыми
затеяли здесь драку и покромсали себя? Или кого-то из тех несчастных, что пострадали
позже? В голове Нила проносились образы тех дней, когда им открылась чудовищная
правда о том, что здесь невозможно умереть. Как же давно это было… такое впечатление,
будто с тех времен прошла вечность. Он остановился, когда дошел до места, где лежал
Эрнст. С первого взгляда Нил мог оценить характер повреждений тела мужчины и
сказать, что многие ранения были нанесены специально для того, чтобы он не имел
возможности двигаться. Ему не нужно было задавать вопросов. И без того было понятно,
кто это сделал и чего ради.
Он повернулся и медленно пошел обратно. Ни Дайше, ни Эрнсту он уже не мог ничем
помочь. Слишком поздно он появился.
Опять.
Опять он опоздал. Он дал себе слово, что сделает все, чтобы защитить Дайшу, Скарлет и
тех немногих, кто оказывал им посильную помощь, но все равно не был с ними рядом в
трудное время. Он приходил тогда, когда было поздно, когда все было сделано, и ничего
нельзя исправить. Он почувствовал горечь, и злость начала разливаться по венам.
Не хотелось думать о том, что в данный момент испытывают Дайша и Эрнст. И Эдвард,
находящийся в десятом вагоне.
Не хотелось думать, но мысли все равно ползли, словно стая муравьев, и заставляли его
дрожать от гнева, который раскачивался, как маятник, и разгонялся с каждой секундой все
быстрее, и быстрее, и быстрее.
Нил уже не задавался вопросами о том, как люди пошли на такой шаг, как посмели, кем
себя возомнили. Будь это раньше, то может быть в нем нашлось бы место пораженности,
но сейчас… Он не чувствовал себя удивленным.
Прежде Шахмата не раз видел, как люди проявляют свою темную сторону, но ничто не
могло сравниться с тем, что происходило здесь. На его памяти даже Найтбрингеры не
совершали таких чудовищных, жестоких, аморальных поступков, какие совершали самые
обычные люди, оказавшиеся взаперти в этом поезде.
Люди — самые страшные звери в этом мире. Никто и ничто не сможет с ними сравниться.
Ему было мерзко даже просто думать о них.
Нил не остановился рядом с Дайшей, молча прошел мимо нее и направился к дверям,
определившись с дальнейшими своими действиями.
— Они тоже будут страдать, — произнес он, протянув руку, чтобы отодвинуть дверь, и
на мгновение замерев, — так они заплатят за все, — это, конечно, ничего не исправит…
…но зато они больше никому не смогут причинить вред.
Когда он вошел в шестой вагон, черные детонирующие шнуры обвивали его со всех
сторон, а через секунду раздался первый взрыв.
В этот раз ничто не влияло на его эмпатию, и эмоции продолжали гневно бушевать.
Никакого отторжения к тому, что он делал, в нем не появилось вопреки всем ожиданиям,
но и радости не было. Нил действовал быстро, пустив в ход не только детонирующие
шнуры, но и призвав с помощью другой реликвии гранаты, которые закинул в людей.
Мощь «лимонок» разорвала на части их тела и нанесла серьезный удар по его силовому
щиту, который он активировал, чтобы защититься от собственного же оружия. На это он
никак не реагировал, больше следя за тем, чтобы никто не смог сбежать в другие вагоны и
спрятаться там. Впрочем, никто и не пытался. Все сидели, забившись по углам. Можно
было подумать, что они беспомощны и невинны, но он видел, что они сделали с Дайшей.
Мог ли он проникнуться к ним сочувствием? Он видел в них сумасшедших убийц, от
которых необходимо было избавиться, чтобы защитить всех остальных. Кто знает, что
еще взбредет им в голову? Кого следующим они захотят убить? У него не было времени
рассуждать о том, насколько правильно он поступает.
И скоро все прекратилось.
Вагон погрузился в полную тишину. Все было в крови, ошметках мяса и кусочках костей.
Шестой вагон выглядел теперь точно так же, как и восьмой.
Только тогда он развернулся и пошел обратно в седьмой.
But how do I run?
+3

 BB-цитата
Поделиться682023-11-10 23:22:40
2023-12-05 22:59:29
Бледная женская рука провела по волосам дремлющей девушки. Чёрная Шахмата… такая
сильная и самоотверженная. Она заслужила этот покой. И не заслужила знать, что её ждёт
по пробуждению.
Но узнать это ей придётся.
Аленна убрала руку и неспешно направилась дальше, разве что коснувшись с нежностью
щеки своего ещё спящего бессменного помощника, Дисмаса. Ей нужно было найти Нила,
узнать, как он после своей дрёмы. Она не ожидала, что молодой человек так быстро
встрепенётся и отправится вперёд. Это могло вызвать… проблемы.
То, что интуиция её не подвела, стало понятно уже в пятом вагоне. Практически все здесь
заснули, но при её появлении бледный парень с выбеленными волосами и Миранда,
сидящие возле входа в шестой по разные стороны прохода, беспокойно завозились и
уставились на врача. Аленна ускорила шаг.
- Там что-то происходит… — первой успела проговорить девушка, глядя на Аленну
расширенными в тревоге глазами.
Но та уже и сама слышала приглушённые, но не подавленные стенами до конца, звуки
взрывов.
Кулаки женщины сами собой сжались, зубы стиснулись в попытке сдержать ругательства.
Закономерно… Но всё равно, как, чёрт возьми, поспешно!
- Я разберусь. Всё будет хорошо.
Она коснулась девушки и парня, вливая в них спокойствие, после чего отправила в первые
вагоны. А сама дождалась, когда после последнего времени протянется сквозь минуты
тишина, и щёлкнула ручкой двери.
Войдя в шестой, она даже не дрогнула. Взгляд женщины продолжал смотреть вперёд,
слишком смело, наигранно спокойно, так, как смотрит человек, либо совершенно
равнодушный к окружению из пульсирующей желейной плоти… либо тот, кто изо всех
сил старался на неё не смотреть.
— Ты понимаешь, что так ты только становишься ближе к тому, чем стали они? —
донёсся её голос в спину взявшемуся за ручку седьмого вагона Шахмате. - Это
становится привычкой, Нил. Если не сдерживать её, то она становится слишком
привлекательной. И оправдывающей вообще — всё.
Она выдержала секунды паузы и вздохнула, отступая.
— Я скоро подойду. Только возьму чистящую реликвию…
…Сто девяносто два дня в поезде…

Скар в очередном обходе обнаружила, что один из весельчаков — Кристоф — сидит,
глядя в окно стеклянным взглядом.
А раньше, чуть спустя того, как они вернулись из проклятого десятого вагона, к ней стал
неожиданно проявлять интерес светлоглазый и светловолосый кудрявый парень из
второго. Заговаривал он всегда деликатно, проявлял интерес и пытался рассмешить, когда
она впадала в уныние, и старался оставлять её, видя, что Скар не в настроении. Правда
поначалу его участие вылилось в неловкую ситуацию, но узнав, что Эдвард погиб в
последних вагонах, он стушевался и посерьёзнел.
— Мне очень жаль. — Голубые глаза серьёзно и сочувственно смотрели на Шахмату. Он
был чуть выше неё и шире в плечах, но при этом обладал какой-то необъяснимой
лёгкостью фигуры, словно танцовщик или акробат. — Он был из ваших… из Партии. И
вовсю старался поддержать первый, а затем и второй вагон. Я… думаю, он старался
изо всех сил выполнять свой долг. И я считаю, он его выполнил.
+2

 BB-цитата
Поделиться692023-11-14 15:28:44

 Fukurou
шахматы
птица
Фишки: 26 274
Дни больше не тянулись. Скарлет окончательно приняла тот факт, что понятие времени
для них исчезло. В поезде не было минут, секунд, времени суток или плохой погоды.
Здесь всегда было одинаково серо и душно — не потому, что нельзя было приоткрыть
окно и впустить немного свежего воздуха, а оттого, что каждый новый вдох давался ей с
видимым усилием. Случившееся с Эдвардом стало для неё точкой невозврата,
перепаявшей её душу. Залив сорняки ядом, в отравленной земле погибло всякое растение,
всякое не проросшее ещё зернышко, оставив после себя лишь мёртвую, гнилую почву.
Нельзя было просто перестать чувствовать отчаяние, грусть, страх. Эмоции напоминали
сплетенный клубок нитей, полный разноцветных узлов, все нераздельные и связанные
между собой. Печаль и радость, злость и понимание, отвращение и восторг. У неё был
выбор — либо всё, либо ничего, и Скарлет выбрала ничего, или это ее нервная система
нажала, наконец, на стоп-кран? Чувства притихли. Не осталось ни целей, ни желаний. Она
будто глядела на себя со стороны, отрешенно, бесстрастно. Топливом для ее тела стали
мысли, сухие и ничем не окрашенные. Даже если ей на ум приходило вдруг, что она хочет
стать пустой или умереть, она ничего не испытывала от этого осознания, ибо оно не несло
под собой никаких чувств. Она лишь понимала, что озвученная механическим голосом
идея в ее голове была неправильной, но даже страх от подобного откровения не
прорывался сквозь возведенную ею стену равнодушия.
Не подпускать никого к Нилу.
Сначала она двигалась по маршруту, проложенному этой идеей. Это было не так уж и
сложно. Люди, казалось, и сами потеряли какое-либо желание приближаться к ним,
особенно когда Шахмата наставил на них свою винтовку. Эффективно, конечно, ни дать,
ни взять. Передышка, взятая ими, была совершенно необходима, потому что со временем
даже воспоминания, и те стали исчезать. Плохие, хорошие, да все подряд. Бесконечность
отдирала от них крохотные кусочки один за другим, и Скарлет даже заметить не успела,
когда настолько обмельчала. Когда же Нилу стало чуть лучше, Скар переключилась на
мысль под номером два.
Патрулировать с Дайшей.
У нее не осталось больше желания помогать кому-либо, успокаивать, как-то проявлять

себя или пытаться вытащить очередного пустого из его собственной головы под всхлипы
как-то даже слабовато убивавшейся теперь уже матери. Просто от сидения на полу
начинала болеть спина, а значит, надо было иногда двигаться. Как двигаться? Куда? Вот
тут-то на помощь приходило её топливо — несколько слов, хаотично расставленных в
одном предложении. Дайша зачем-то всё еще пыталась следить за порядком, ходить по
вагонам, успокаивать людей. Скарлет ее не понимала. Будь её воля, она давно уже
заперлась бы в десятом вагоне, забаррикадировалась в нем, как это сделала Юмиру в
первом, и отсиживалась бы там в узком кругу наименее раздражающих лиц. Всем ведь не
поможешь, так к чему все эти надрывные потуги? Но Дайша была непреклонна, и за ней,
будто не зная больше, что ещё делать, следовали потерянные Скарлет и Нил. Наверное, в
этом и была разница между Картами и Шахматами. Дайша просто не могла пустить всё на
самотёк. Вот странная.
Иногда Скарлет заходила к Эдварду. Удивительно, но она почти уже привыкла к его виду,
к оторванной челюсти и языку, к шевелящейся при каждом вдохе гортани и его тихим,
измученным стонам. Она изо всех сил старалась не вспоминать его чувства, его
раскаленную боль, его мысли, его голос в своей голове. Просто садилась рядом и молчала.
Иногда что-то рассказывала, какие-то истории из ее прошлой жизни, — в поезде любая
жизнь казалась прошлой, что в Изнанке, что в Лимбе, — но ничего больше не могло
пробудить в ней радость. В ней просто не осталось ни-че-го. Вакуум. Даже странно, что
она все ещё не стала пустой. Наверное, потому, что она лишилась лишь своих эмоций, но
не отказалась пока от окружавшей её реальности. Она уже дважды принимала мир таким,
какой он был, вопреки собственным желаниям или ожиданиям, и навык этот
удивительным образом пригождался ей и сейчас. Плюс, её отрезвлял отпечаток той боли,
что она испытала, всего на мгновение прикоснувшись к сознанию одного из
пострадавших пассажиров. В отличие от её притихших чувств, та боль была физической и
совершенно точно реальной, и скрыться от неё было невозможно. А Скарлет, даже не
чувствуя страха, одним лишь разумом понимала, что опасается для себя подобной участи,
способной растянуться для неё на целую вечность.
Глубокий сон продолжал порой накатывать на них. В такие моменты она старалась быть
особенно осторожна, не отходя от Нила или Дайши и уповая на то, что они сделают для
неё то же самое. Никто не желал присоединиться к Эдварду. Только их доверие спасало
их всё это время. Потому Скарлет очень удивилась, когда проснулась в одиночестве. Она
пробуждалась, как обычно, долго и тяжело. Сознание прорывалось назад слишком
медленно, слишком натужно, и тяжёлая голова так и тянула ее вниз к мягкому креслу, но
понимание какой-то неправильности заставило её сесть, тряхнуть волосами, так, что
уставший мозг недовольно загудел в её черепной коробке, и подняться, с недоумением
озираясь.
— Да ладно... — Неверие, отрицание, усталость, непонимание, иллюзорность

открывшейся ей картины накинулись на неё оглушительной волной, огибая её со всех
сторон плотной завесой и ограждая от становившейся всё более дикой и
неправдоподобной реальности. Сперва бессмертные люди с разорванными сердцами,
затем шевелящиеся ошметки живых тел, будто косяк задыхающихся рыб, выброшенных
на берег подобно отлученным от океана еретикам. Живой труп Эдварда — именно труп,
потому что в той адской, кислотно-разъедающей само сознание боли не было места
жизни. Разбитый, рассыпавшийся на осколки и впервые на её памяти как будто сдавшийся
и ощетинившийся на весь мир Нил без капли смысла или цели в своих действиях. А
теперь... теперь на нее глядела отделенная от тела голова Дайши, покоящаяся у той на
коленях. Раньше Скарлет наверняка грохнулась бы в обморок при одном лишь виде
подобной картины, но сейчас она просто не понимала. Не понимала, почему видит это.
Да, голова. Да, оторвана. Не самое страшное из того, что происходило в последние
месяцы, но... почему она принадлежит Дайше? Разве могло что-то подобное
приключиться с одним из них?
Она даже не испугалась, когда увидела шестой вагон. Просто очередной фарш из плоти и
крови, такой же, как восьмой или девятый, подумаешь. Она неминуемо проходила через
них, когда навещала Эдварда, и давно уже не удивлялась тому кровавому пейзажу, что
приветствовал ее всякий раз, как она открывала тамбурные двери. Там, в шестом, были
люди, которых она не знала. Безымянные тела. Ей было плевать на этих пассажиров, —
пусть внутри нее всё еще боролась какая-то крохотная ее часть, которая слабо брыкалась
сквозь душащие ее отвращение и злобу к человеческой жестокости и трусости и
уповавшая на ее рассудительность и добросердие, — но с изменениями, происходившими
с ее друзьями, она мириться не могла. Она привыкла видеть их усталость и отчаяние, но
не бездушную беспощадность и банальную глупость! Скарлет задохнулась. Она даже не
расстроилась или испугалась — последние остатки этих эмоций истратились давным
давно в десятом вагоне. Из ее скудного арсенала чувств, что она могла ещё испытывать,
наружу хлынула лишь кипящая ярость.
— Ты чёртова дура!!! — Заорала она, с ненавистью обрушиваясь на новенькие сиденья,
врезаясь сжатыми до дрожи кулаками в стены и чернеющие бесконечным тоннелем окна.
Злость взорвалась в ней вулканическим извержением, раскаленной магмой, и Скарлет
больше не могла удерживать ее внутри. Ее самообладание истончилось настолько, что
хватало одного неверного жеста или слова, чтобы вызвать в ней отторжение, но именно ее
недавно вскрывшаяся невидимым доселе нарывом мизантропия позволяла ей держать
себя в руках. Другие люди вызывали в ней желание отстраниться и уйти. Дайша же и Нил
были ее последней Ахиллесовой пятой, единственной слабостью, способной полоснуть её
в самое сердце или, верней, в то, что от него осталось — почерневшую и съежившуюся
мышцу. И что она видит? Что она, черт возьми, сейчас видит?!
— Гребаная идиотка! Дура! Ненавижу тебя!!! — Она продолжала крушить вагон,
отбивая кулаки, локти, колени, так, будто от деревянной обивки могла оторваться хоть
одна щепка, будто стекла могли покрыться трещинами, а мягкие сиденья — вывернуться
наизнанку лопнувшими нитями и дешевым синтепоном, и эта идеальность новенького
поезда и собственная неспособность в должной степени выместить свою злость
провоцировали её ещё сильней. Очередной стихийный удар, и ее рука отозвалась хрустом,
после чего неестественно обмякла. Кисть прорезала острая боль, но болезненный крик
Скарлет смешался с ее гневными воплями. Тускло вспыхнуло кольцо на пальце, сращивая
сломанную кость, и боль отступила. Шахмата подскочила к Дайше, хватая ее за одежду и
грубо встряхивая, исступленно отмечая, как безумно шевелится гортань в оголенной шее,
и как подпрыгивает её голова, сложенная на коленях. — Ты никогда не видела у меня
этого кольца? Не замечала, что оно, блядь, лечит?! — Скарлет продолжала с силой
трясти ее, будто соломенную куклу, будто безжизненный кусок мяса, цепляясь за Дайшу,
пока крики ее не перешли в рыдания, а плечи ее не затряслись, и Скарлет не взвыла,
надрывно и исступленно. По щекам покатились слезы. Она всё ещё пыталась что-то
говорить, но слова утопали во всхлипах, обращаясь неразборчивым мычанием. Тело
лишилось вдруг последних сил и обмякло, и она осела на пол, скуля, будто побитая
собака, закрыв лицо руками сжавшись в крохотный комочек в слабой попытке исчезнуть
из этого поезда, раствориться в нем, перестать существовать. Это была последняя капля.
Хуже быть просто не могло. Вокруг неё сомкнулась бесконечная тьма. Спасать больше
было некого. Ради кого ей дышать? Зачем ей продолжать жить? Просто быть в этом
поезде становилось невыносимой мукой.
— А ты?! — Рявкнула она, наконец, едва успевая вдыхать крупицы кислорода сквозь
сдавивший ее горло спазм. — Ты выбрал их убить! Думаешь, я не понимаю? — Она с
усилием повернула голову к Нилу и дико уставилась на него. — Если бы это была
самозащита, Дайша не пострадала бы. Но вот она, сидит, блядь, без башки, а весь
шестой вагон перемолот в фарш! Отомстил? Полегчало?! — Заорала она в бешенстве.
Непослушное тело вздрогнуло, попыталось подняться, но неуклюже завалилось набок,
отчего Скарлет пришлось вцепиться рукой в железный поручень, возвращая себе подобие
вертикального положения и вытаскивая, буквально отдирая себя от пола. — Ты выбрал
убить их, Нил! Ничего, блядь, не смущает?! — Разумеется, он убил их. На что она
рассчитывала? Что они встанут дружно в круг и хором зачитают детскую болталку
«мирись, мирись, мирись и больше не дерись»? Пообещают на мизинчиках жить дружно?
Нет, даже оторванная, говорящая голова Дайши выглядела не столь фантастично, как сама
идея подобного сценария, но Скарлет злилась вовсе не от того, что люди были обречены
на страдания. Они ведь сами напали на Дайшу и должны были быть готовы к
последствиям. Взорви их Скирон на тысячи кусочков, это было бы честно. Но Нил... он
просто решил выпустить пар на этих людях, виноватых и не очень. Как ни в чем не
бывало, буднично и естественно, и Скарлет больше не понимала, кто здесь зло. — А
дальше что? Пойдёшь взрывать в профилактических целях? Убьёшь вообще всех?
Может с меня начнёшь, а? Так давай, стреляй! — Прорычала она, с усилием
поднимаясь и держась за поручень так крепко, что не будь этот поезд нерушимым,
наверняка, оторвала бы его от спинки сиденья. — Карта, которая не может защититься
от мирных, и Шахмата, убивающая неугодных. Вы нормальные оба?! — Её трясло от
ярости, от злости, от отчаяния и каких-то извращенных остатков логики и морали.
Последняя извивалась и корчилась, изнасилованная за последние месяцы столько раз, что
едва подавала признаки жизни.
Она не могла здесь больше находиться. Не могла их видеть. Ей хотелось убежать, уйти от
реальности, укрыться там, где хотя бы спокойно, где не происходит совершенно и
абсолютно ничего, потому что подобные потрясения отзывались в её груди болью
настолько острой и сильной, что всё внутри неё невыносимо выкручивалось и
передавливалось, и Скарлет почти уже верила, что с ней действительно что-то не в
порядке, что органы её наконец не выдержали напряжения и лопнули, порвались на куски
и продолжали трепыхаться раздельными частями, подчиняясь власти поезда. Она
бросилась прочь, с усилием толкая дверь в восьмой вагон, как будто сил в ней не осталось
совершенно, едва приоткрывая для себя узкий проем, чтобы просочиться внутрь.
Потрясение было настолько колоссальным, что она не сразу поняла, что что-то
изменилось. Лишь прижавшись спиной к стене она заторможенно осознала, что чувствует
не гладкую обивку, а желейную мякоть, содрогающуюся под ней какой-то извращенной
жизнью. Скарлет охнула и отпрянула, озираясь по сторонам. Все стены и потолок были
покрыты багровой мясной массой, пульсировавшей и подрагивавшей. Двери в девятый
вагон и вовсе заросли напрочь. Скар ошарашенно подошла ближе, попыталась нащупать
рукоять двери, но лишь скривилась, чувствуя подкатившую к горлу тошноту — это ведь
всё были живые люди, и теперь они будто бы окончательно перемешались между собой,
слившись в единый ком и заблокировав проход в следующие вагоны. Шахмата
обернулась. Даже дверь, выходившая обратно в седьмой вагон была покрыта этим, отчего
и открывалась с трудом. Казалось, она зарастала изнутри. Скарлет стало неуютно. После
всех пережитых потрясений, сейчас ей казалось, что поезд пытается проглотить их,
пожрать, впитать в себя, чтобы каждый из них стал частью единого целого. Часть
команды — часть корабля. Шахмата заторопилась прочь.
Хлопнула дверь. Неловко она вновь оказалась в седьмом вагоне, замерла на мгновение,
будто боясь поднять глаза, и поспешно зашагала вперед между ровных рядов сидений,
захлопнув за собой дверь, после чего раздраженно застонала — она совсем забыла, что
залитый кровью и ошметками кишок шестой вагон слабо годился для уютного убежища.
Пришлось вернуться в пятый вагон и, устроившись в углу, уткнуться лбом в поджатые
колени, обхватив голову руками.
Она даже не понимала, отчего уже убивается. От того, что десятки людей сейчас
невозможно страдали? Да вроде нет. Когда находишься в аду без выходных, лишаешься
знатной доли эмпатии. Потому ли, что их ряды теперь пополнила Дайша, испытывавшая
отныне постоянную, обжигающую боль? Такую же, что ощущал Эдвард и другие? Потому
что она больше не сможет заговорить с ней, не испытывая вины и сожалений? Потому что
с пострадавшей Дайшей и ожесточившимся в край Нилом она почувствовала вдруг, что
лишилась последнего, что у неё было? Опоры, поддержки, права на понимание? Они как
будто отдалялись друг от друга всё дальше, уходили прочь каждый своей дорогой. Она не
хотела этого! Скарлет всхлипнула. Как же она боялась одиночества! Как же тяжело было
проходить через подобное самой, но разве могла она принять случившееся? Принять то,
что сделал Нил, когда её саму совсем недавно, — признаться, теперь уже ей казалось, что
случилось это где-то в прошлой жизни, — мучил и пытал Найтбрингер! И все эти люди,
виноватые и нет, испытывали те же страдания, а может и в разы хуже, всегда! Всё время!
Постоянно! Нил стал для них палачом, примерил на себя роль судьи, и Скарлет впервые за
всё время по настоящему его испугалась.
С другой стороны, они ведь напали на Дайшу. Бесчестно подкараулили её, пока она была
одна, и воспользовались ситуацией, точно так же выместив на ней свой накопившийся
гнев и подвергнув её мучениям, которые нельзя было больше прекратить. Разве их можно
было назвать людьми? Разве не были они хуже зверей? Разве не заслужили кары? Скарлет
не знала. Ничего она больше не знала, и всё вокруг казалось ей диким и угрожающим.
Отсутствие голода и жажды позволили ей просидеть так нетронутой очень и очень долго.
В пятом вагоне почти все уже оказались пустыми. Нормальным людям среди них было
неуютно, и те поспешили удалиться подальше, в первые вагоны, где теплилось еще
подобие жизни. Сама она не хотела ни к живым, ни к мертвым. Нигде ей больше не было
хорошо, но выбор делать надо было. Идти и помириться с Нилом и Дайей? Нил ведь
уберег их от опасных, агрессивных, поистине безумных и отчаявшихся людей, а Дайша…
она же вообще ни в чем не виновата, являясь в сложившейся ситуации жертвой. В чем
была их вина? В том ли, что Карта не успела или не додумалась воспользоваться
исцеляющей реликвией Скарлет, Нила или Аленны? Или в том, что Нил истребил убийц,
как и положено порядочной Шахмате? Но Скарлет не могла найти в себе сил разобраться,
осознать случившееся, принять обрушившиеся на неё перемены. Её била дрожь, она
мысленно торговалась, умоляла мир услышать её. Она всегда будет Шахматой, всегда
будет ходить даже на самые опасные рейды, будет выслеживать и собственноручно
убивать Найтбрингеров, пусть и не лишила доселе ни единого человека жизни, будет
делать всё, абсолютно всё, только пусть голова Дайши вдруг волшебным образом
прирастет на место, а люди, уничтоженные Нилом, и вовсе исчезнут, будто и не было их.
Она готова была на любое соглашение, на любую сделку с Богом, Игроком или дьяволом,
только бы всё вернулось в норму, а этот чертов поезд приехал, наконец, на станцию и
выплюнул их в реальный мир, вдоволь наигравшись. Но поезд продолжал рутинно
греметь колесами.
Она больше не заговаривала с ними о случившемся. Она вообще не знала больше, о чем
им говорить и как поступать дальше. Всё казалось бессмысленным. Она всё больше
сидела и всё реже совершала обходы — не с целью помочь, а просто так, от скуки. Порой
перекидывалась пустыми разговорами с кем-то из знакомых, но её не покидало больше
чувство, что всё это пустое и ненужное, ведь все они рано или поздно уйдут в мир своих
грез или погибнут от рук Нила. До сих пор, она не ошибалась.
Кристоф не смотрел больше на неё. Скарлет поняла вдруг, что он давно уже не смеялся
так же задорно, как прежде, а потому не удивилась и даже не расстроилась, когда пустой
взгляд его уперся в стену перед собой. Просто прошла мимо, дальше, во второй вагон.
Зачем? Кто знает. Может, там звучали еще голоса, разрывающие ненавистную ей тишину.
Именно там порой находила она возможность отвлечься, забыться хоть немного в простом
человеческом общении и приглушить терзавшую её печаль.
— Мне очень жаль, — Скар кивнула, сцепив руки перед собой и нервно царапая кожу на
пальцах. — Он старался изо всех сил выполнять свой долг.
— Мы не на войне. Какой еще долг? — Сухо ответила она, не глядя на Дана. В
последнее время они порой перекидывались парой слов или редкими фразами. Иногда её
раздражало его присутствие, но всё чаще она испытывала что-то вроде притупленной
благодарности. — Его изувечили и бросили. Дайше оторвали голову. Всё больше
людей становятся пустыми. Зачем всё это? — Она задумчиво посмотрела на потолок.
За те полгода, что они провели в этом поезде, не осталось ни единой непримеченной ею
трещинки, ни одной незамеченной ранее линии, и рассеянный взгляд скользил по
интерьеру вагона бессмысленно и бестолково. — Сейчас мне кажется такой глупостью,
как серьезно мы ко всему относились. Как пытались патрулировать все вагоны,
следить за людьми. Зачем? — Она пожала плечами. — Наверное, правильней всех
поступила Юмиру, отгородившись от всех. — Интересно, она еще жива? Кто-то мог
вспылить и прирезать и её тоже. — Веры в людей не осталось. — А ты почему не
попытался попасть к ним? Сидишь тут, среди этих. — Она неопределенно махнула
рукой, охватывая макушки людей, часть из которых больше не шевелилась, лишившись
воли вслед за ольшей частью поезда. Даже странно, как такой мрачный казалось бы
разговор всё равно был лучше пустоты, что поселилась здесь с ними.

+2

 BB-цитата
Поделиться702023-11-21 23:47:24

2023-12-05 22:59:29
Дан стушевался и отвёл глаза, но затем неожиданно смело уставился прямо на Скарлет.
Его рука порывисто подхватила ладонь девушки, сжала — крепко, но не болезненно.
— Я не хочу, чтобы ты осталась одна. — Неожиданно пылко выпалил он, но тут же
осёкся, нахмурившись. — Я имею в виду… да, с тобой всегда остаются Дайша и Нил,
но… но они… — Дан заколебался, не отнимая руки. Скар могла чувствовать, неловкое
поглаживание его большого пальца, неуверенное и слегка нервное. - Они всё больше…
становятся не от мира сего. Пугают. Ты была и остаёшься самой живой из них, и… —
он шумно выдохнул, опуская глаза. — Я не хочу, чтобы т ы стала пустой. Вот. Извини.
Он убрал руку и отступил на шаг, но затем качнулся обратно и бочком-бочком, отчаянно
стараясь не задеть девушку, которую только что держал за руку, стал пробираться к двери
в соседний вагон. Возле неё он задержался.
- В общем, если тебе что-то потребуется в моих силах, нужна будет поддержка,
жилетка... или боксёрская груша — обращайся.
Дверь за ним торопливо захлопнулась.
…Почти год в поезде…

Спустя триста пятьдесят дней с начала пути — почти год, как они уже были здесь. Целый
год они уже ехали в никуда, и больше полугода прошло с того момента, как восьмой и
девятый вагоны, а чуть позже и шестой, наполнились пульсирующей и вечно страдающей
рваной мясной массой, которая несколько месяцев назад запечатала входы в девятый и
десятый, а теперь и в восьмой вагоны...
Миранда уже давно старалась почаще составлять Нилу компанию — или, по-крайней
мере, оказываться рядом, когда он возвращался. Она заговаривала за ним, доверчиво
прижималась и часто засыпала, положив ему голову на плечо. И однажды, за несколько
дней до того, как Аленна могла бы объявить “знаменательную дату”, когда Нил собрался
пройтись, Миранда вскочила, схватив его за руку.
— Не уходи… не иди туда! — голос её сорвался, зрачки дрожали во внезапном
паническом испуге. Её дедушка, профессор, потянулся было к ней но опять закашлялся и
начал хватать ртом воздух.
- Пожалуйста… пожалуйста… — она готова была заплакать. — Там пропадают люди…
туда уходили и не возвращались… я боюсь, что ты… я боюсь, что и ты не вернёшься
однажды!!.
Её звонкий голос и натужный хрип Майти заставили заволноваться всех, кто был в вагоне.
Всех тех немногих, кто остался…
Почти тут же с грохотом распахнулась дверь в первый вагон, откуда с рыком показалась
взбешённая Юмиру. Её горящие глаза перескакивали с одного живого лица на другое.
- Ну, хватит!! — заорала она. — Я предупреждала вас! Предупреждала!!
— В чём дело? — с последней скамьи поднялась Аленна. — Что слу…
- А ТО ВЫ НЕ ЗНАЕТЕ! — рёв короткостриженной защитницы почти оглушил
присутствующих, в обеих руках холодно блестела сталь. — Люди! Из моего вагона!!
ИСЧЕЗАЮТ!!! Мне плевать, что творится с вашими, но с меня хватит! Где они,
говорите сейчас же! Где Лина и Чарльз?!
Исчезают… люди…
За столько месяцев монотонного, безысходного покоя так легко было не замечать даже
того, что творилось под носом…
А было ли во втором вагоне всегда так… мало оставшихся?..
Заметка от ГМ
+2

 BB-цитата
Поделиться712023-11-24 22:55:30

шахматы
птица
Фишки: 5 830
Вчера 23:36:26
Нил никак не отреагировал на гнев и возмущения Скарлет. Он все четко слышал, но

вместо того, чтобы что-то отвечать или оправдываться, он сидел на своем месте, прикрыв
свои глаза, словно испытывая крайнюю степень усталости. Что-то изменилось.
Изменилось в его мировоззрении, отношении ко всему происходящему. Что-то, о чем он
даже не подозревал, на что не обращал внимания, о чем не думал. И, похоже, случившееся
с Дайшей стало той самой последней каплей, которая переломила спину верблюду. Он
понимал частью своего сознания, что уже не является тем человеком, что сел в поезд, и
даже не тем, кто в первый раз увидел недоделанных самоубийц. Он не мог сказать, когда
его характер начал претерпевать трансформацию… наверное, это происходило раз за
разом, капля за каплей, постепенно, медленно, верно, и сопротивляться этому было просто
бессмысленно и невозможно.
Он совершенно не испытывал чувство вины. То, что сказала ранее Аленна, и то, что
говорила ему Скарлет, не задевали в нем никаких струн. Он просто слушал, и ему было
все равно. Это подтвердило его догадку о том, что он мог уничтожить тех убийц в том
чертовом вагоне и без отключения эмпатии при помощи реликвии. Это заставляло его
задумываться о себе. Кто он такой? Кем стал? Он преобразился, попав в этот гребанный
поезд? Или, быть может, он всегда таким был? Может, его внутреннее "я" ждало момент,
когда он бы смог раскрыться, явить миру настоящую его личность, чтобы он стал таким,
каким являлся в глубине души? Может, до всего этого ада он просто прикрывался
моралью, долгом и всей прочей хренью, чтобы не заглядывать к себе в душу и не смотреть
на себя настоящего? Он бы сказал, что ему все равно, но это было не так. И, честно
говоря, эти мысли не утомляли, а вводили его в медитативное состояние, в котором он
спокойно познавал себя и размышлял над собой, невзирая на то, что происходило рядом с
ним.
На бурную реакцию Скарлет он почти пропустил мимо себя, но это не означало, что он
ничего не слышал. Лишь тогда, когда она ушла, Шахмата не без сожаления посмотрел ей
вслед. Кажется, он подвел ее. Даже не кажется, а так оно и есть. Ему не было жаль тех,
кого он только что «убил», но ему точно было жаль, что он не оказался так крепок и
вынослив морально, чтобы оправдать ее ожидания. Все же она была его подругой и
напарницей.
Но что до остальных… С этого дня отвращение, которое Нил испытывал к другим
пассажирам, сменилось равнодушием. Оно навалилось на него горой, отрезав его от всех
остальных, и в конечном итоге он практически перестал патрулировать вагоны. Ему уже
не было дела до того, что и с кем произойдет. Редко, время от времени он прохаживался
туда-сюда для того, чтобы размять свои мышцы, и смотрел он чаще всего прямо перед
собой и больше ни на кого. И его все устраивало — никто в такой ситуации не докопается
до него, не прикипит к нему. В будущем, когда они все станут ему врагами, ему будет
легче и проще их устранить, но…
…все же ему не удалось полностью избежать привязанностей, и проблема таилась в
Миранде. Эта девушка, к которой он относился чуть с большим дружелюбием, чем ко
всем остальным пассажирам вместе взятым, вызывала в нем желание уберечь ее от бед
даже в таком его состоянии. Она старалась проводить с ним время каждый раз, когда он
приходил в первые вагоны. Она спала у него на плече, демонстрируя к нему полное
доверие, и вела с ним беседы обо всем на свете, заставляя его понемногу оттаивать. С
одной стороны разговоры с ней его успокаивали, с другой заставляли дольше оставаться
здесь, где он не хотел находиться.
А однажды, когда он собирался уйти, то Миранда вцепилась в его руку и попросила его не
уходить, аргументируя это тем, что в дальних вагонах пропадают люди. Нил вздернул
брови и подумал, что это довольно «забавно», в особенности если учесть тот факт, что он
поспособствовал «исчезновению» определенного числа пассажиров. Но в следующее
мгновение его окатило чувством вины. И благодарности, что оказалось неожиданным. За
него беспокоились, и он не мог закрыть на это глаза, но в то же время он не мог
подчиниться и отказаться идти разгребать проблемы. От этого он и чувствовал себя
виноватым.
Было бы лучше, привяжись она к кому-нибудь другому, найди опору из числа тех, кто
держался намного лучше него и помогал другим. Сам он больше не чувствовал себя
защитником, да и быть им не желал. У него не было сил на то, чтобы быть для кого-то
стеной, за которой можно спрятаться. Наверное, нужно некоторое время держаться от нее
подальше, чтобы она отвыкла от него. Но он не успел ничего сказать, чтобы успокоить ее,
а затем аккуратно освободиться из ее хватки, так как дверь в вагон распахнулась и внутрь
ворвалась та женщина из первого, которая решила взять всех там под свое крыло и
изолироваться от всех остальных.
Нил наклонил голову вбок и задумчиво смотрел на нее, без особого усердия пытаясь
вспомнить ее имя, но от его внимания не укрылось оружие в ее руках, и это подсказало
ему, что нужно быть осторожнее.
— Ну, хватит!! — она заорала. — Я предупреждала вас! Предупреждала!!
Шахмата поморщился, оставаясь рядом с Мирандой, но он не встал, чтобы ее
утихомирить и призвать к порядку. Ему было все равно.
— В чём дело? — с последней скамьи поднялась Аленна. — Что слу…
— А ТО ВЫ НЕ ЗНАЕТЕ! Люди! Из моего вагона!! ИСЧЕЗАЮТ!!! Мне плевать, что
творится с вашими, но с меня хватит! Где они, говорите сейчас же! Где Лина и Чарльз?!
Форрестер, слушая диалог, вздернул брови и усмехнулся. Исчезают люди… Исчезают…
Он подумал, что речь идет о тех, кто «ушел в себя», или тех, кого он убил, или кого
психопаты убили, но все же смутное подозрение заворочалось внутри него. Что-то не так,
и дело не в психованной женщине, орущей на весь вагон. Появилась тревожная мысль,
которая маячила перед глазами, но не давала себя поймать, а ему было так лень.
Взгляд Юмиры остановился на нем, вызвав в нем острое желание выругаться. Почему они
все считают, что он им чем-то обязан? Обязан следить за их людьми, быть в курсе всех
новостей, отвечать на все их вопросы, когда им будет нужно… Обнаглели.
— Вы можете пройтись по вагонам и поискать их самостоятельно, — безразлично
проговорил Нил, откинув голову на спинку сиденья: — Не понимаю, что за пропавшие,
но ко мне это дело отношения не имеет.
В ответ женщина свирепо рыкнула на него, а после уставилась на остальных, явно ожидая
их ответа. Шахмата тоже посмотрел на остальных, не без толики любопытства наблюдая
за происходящим.
А затем его взгляд прошелся по сидящим людям еще раз… и еще раз… и он задался
вопросом: «почему пассажиров стало так мало?». Они все ушли и где-то там в дальних
вагонах устроили резню между собой? Если так, то почему Аленна ничего не сказала?
Нил нахмурил лоб, и до него медленно начало доходить, что это именно то, что
обеспокоило его чуть ранее. Когда это начало происходить?
Очередной сюрприз от аномалии?
В его глазах впервые за долгое время появилась обеспокоенность. Нил посмотрел на
Миранду, внезапно поняв, что она говорила не о тех пропавших, кто сейчас где-то в
задних вагонах находится в той или иной форме, а о других пропавших. Эта мысль
заставила его встряхнуться. Он почувствовал себя так, как будто он начал просыпаться и
замечать, что вокруг творится что-то странное.
But how do I run?
+3

 BB-цитата
Поделиться722023-12-03 02:10:54
карты
птица
Фишки: 25 260
Вчера 19:15:50
Было больно. Сейчас, минуту назад, час, три, сутки, неделю спустя. Боль стала верной
бессменной спутницей, к которой оказалось возможным тяжело, но быстро привыкнуть.
Потому, что она была с Дайшей везде и всегда: ощущалась и когда та совершала
малейшее движение, и когда полностью замирала, когда, измученная, погружалась в
липкий тяжелый сон без сновидений — и когда выныривала из него.
Иногда она становилась сильнее — и мир взрывался перед глазами Скирон бессвязной
мишурой образов, а сама женщина проваливалась в ту самую огненно-ледяную бездну, в
которой очутилась в первые мгновения после «смерти». Поняв, что в такие моменты
пытаться воспользоваться дим-мак бессмысленно — всё равно руки не слушаются — она
просто впивалась пальцами в край сидения и, откинувшись назад, пыталась просто
глубоко и ритмично дышать. Впрочем, это тоже оказалось плохой идеей: казалось, на
каждом вдохе в легкие заливали раскаленную магму. И тогда она поменяла тактику,
полностью расслабляясь и размеренно покачиваясь из стороны в сторону, представляя
себя утлой лодчонкой, отданной на власть волн. Боль волокла её сквозь время и тьму,
окутывающую разум; Дайша настолько глубоко погружалась в неё, что весь остальной
мир просто исчезал — и в такие моменты такое состояние становилось почти...
нормальным. Не хорошим и не плохим — просто еще одним вариантом нормы. Потому,
что в такие моменты из сознания стиралось всё, с чем его можно было бы сравнить.
А иногда — и таких моментов, к сожалению или к счастью, пока было больше — боль
внезапно ослабевала и отступала — и Дайя, жадно хватая ртом воздух, словно
выныривала на поверхность и ошеломленно озиралась по сторонам, чувствуя себя,
буквально, новорожденной; каждый раз — как впервые, почти не помня о том, что было
прежде. Потом, конечно, память восстанавливалась — и Дай вновь и вновь погружалась в
один и тот же кошмар, окружавший её уже... сколько? Несколько дней? Неделю или даже
две? Месяц? Больше? Кажется, она окончательно потерялась во времени — да и имело ли
оно хоть какой-нибудь смысл? Скирон уже и не думала о том, что они хоть когда-нибудь
приедут на конечную станцию — если вообще вспоминала о такой возможности.
Размышлять о мире за пределами поезда — это всё равно что мученику утешать себя
мечтами о рае, который, наверное, может быть, наступит когда-нибудь. А иногда ей и
вовсе казалось, что всё, что было до этого, тоже там, вовне — не более, чем просто долгий
и интересный сон. Но теперь пришла пора проснуться.
Эрнст просил её продолжать жить и держаться за себя — однако в тот момент, когда её
голова отделилась от туловища, Дайша плюнула на свое обещание. В какой-то момент ей
стало попросту всё равно: какие новые кошмары ждут их дальше, что станет с остальными
людьми, и более того — даже собственные друзья казались ей теперь бесконечно
далекими и безразличными. Не имело значения, как отреагируют на неё остальные, когда
— и если — увидят её в таком состоянии. Не имело значения то, что Нил, кажется —
насколько ей стало понятно из обрывков звуков, доносившихся до неё из шестого вагона
— уничтожил практически всех сектантов. Да, он, очевидно, поступил не слишком-то
правильно, и в другой раз она, определенно, не одобрила бы его — но сейчас для неё это
не имело никакого значения. Дайя не могла сказать, в какой мере следствием это
состояние являлось её полу-осознанный выбор, а какой — сильной как физической, так и
психической измотанности. Как бы то ни было, Скирон просто сидела в кресле в седьмом
вагоне, опустив голову к себе на колени, отказавшись от любых попыток вмешаться в
происходящее. Ведь сколько бы она не старалась помочь окружающим, защитить их —
всё практически всегда выходило наоборот. Люди не хотели помочь сами себе — а если и
хотели, то всё получалось так, что лучше бы они вообще ничего не делали. А Скарлет с
Нилом, да и еще несколько человек, может, и готовы были принять протянутую руку —
да вот только Скирон не могла ничего им дать. Она была ничуть ни лучше и не сильнее
их. Может, она и была более сильной, чем подавляющее число пассажиров — но в случае
со своими друзьями являлась такой же утопающей, как и они сами. Никто из них,
казалось, уже не мог помочь даже сам себе, закрывшись и отстранившись друг от друга:
внешне они всё еще были вместе — но внутри между ними словно бы разрасталась
пропасть. И потому Дай просто решила попробовать отпустить ситуацию; в надежде, что,
сняв с себя груз ответственности и сможет думать лишь о себе, ей станет легче.
Но, увы, время показало, что она ошибалась. На физическом уровне её состояние
оставалось прежним: Скирон то погружалась в некое полусонное оцепенение,
представляя, как её несет течением боли, то приходила в себя, рассеянно оглядываясь по
сторонам, а после погружаясь во внутреннее безмолвие. Но на ментальном она
чувствовала не то призраком, не то живым мертвецом, который продолжает существовать
за счет какой-то сверхъестественной силы, лишенный при этом собственной воли. У неё
не оказалось ничего, что побуждало бы её не то что к каким-либо действиям — даже
просто жить. Со временем Дайе начало казаться, что она отказалась от самой себя.
... А потом всё взорвалось. Нет, не так, когда Нил применял свои гранаты. Просто стылый
пустой воздух, с трудом, казалось, пригодный для дыхания, всколыхнулся от крика
Скарлет. Девушка грубо впилась в плечи Скирон, встряхивая её с такой силой, словно
пытаясь вытрясти объяснение того, почему она не поспешила к своей подруге — раз уж её
собственные реликвии не помогли ей. А объяснение было весьма простым, можно сказать,
банальным: к тому моменту, когда Дайя оказалась готова размышлять хоть сколько-то
связно и передвигаться, пять минут, в пределах которых можно было помочь, давно
исчерпали себя.
«Смерть — дело ответственное. Всепоглощающее» — усмехнулась она про себя

мысленно.
И всё же, гнев и слезы Скарлет что-то затронули в опустевшей, казалось бы, душе Дайши.
Женщина едва ли не заметила, как её губы тронула блеклая тень улыбки, а рука, до сих
пор безвольно покоившаяся на сидении, приподнялась, почти нежным жестом
коснувшись щеки опустившейся в бессильном жесте перед ней на колени девушки. Райз с
самого начала была той, кто умела разворошить в Скирон эмоции — и в целом являлась в
каком-то смысле огнем, светом, ободряющим окружающих и дающим им силы жить
дальше. Именно её гнев заставил Дайю поднять голову, глядя со дна той бездны, в
которой она оказалась в результате всего пережитого.
«Она кричит и злится так потому, что чувствует свое бессилие в этой ситуации. Она
хочет помочь тебе, но не может» — тихо сказал внутренний голос откуда-то с дальних
окраин сознания. «Она боится за тебя. Она любит тебя».
Скарлет ушла — но её реакция запустила некий некий мыслительный процесс внутри

Дайи. И пускай последняя и продолжала внешне всё также неподвижно сидеть на своем
месте, в те моменты, когда боль несколько отступала — она размышляла, сосредоточенно
и неторопливо. Ведь, в самом деле, чего у них точно было более, чем достаточно — так
это времени. И в конце концов, Скирон стало пронзительно ясно: всё, что она делала
прежде, все приложенные ею усилия — причем, по большому счету, это касалось не
только поезда, но и всей её жизни в целом — было не ради подопечных и даже не ради
друзей. А ради неё самой.
«Помнишь, как ты в том доме, где вас с еще несколькими людьми заперла та сущность,
тоже морщилась, кривилась, плевалась — но всё равно брала на себя обязанности
старшей, арбитра во всех конфликтах?» — продолжал всё тот же внутренний голос. "Ты
поступала так не потому, что так нуждаешься во власти или чужом одобрении. Строго
говоря, тебе не нужно ни то, ни другое. А потому, что так бы на твоем месте поступил
бы взрослый достойный ответственный человек — которым ты, в свою очередь,
старалась быть всю свою сознательную жизнь. Потому, что так должно — в любой
ситуации поступать наилучшим образом, делать всё, от себя зависящее и не пытаться
перекладывать ответственность на других. Просто сев и сложив руки, ты, в конечном
итоге, повела себя так, как те самые пассажиры — как ребенок, не способный и не
готовый помочь даже сам себе. И тем самым предала своих друзей. Потому, что
достойный человек не отворачивается от других достойных людей, которые были с ним
в трудную минуту. Да и в конце концов, почему твои собственные выборы в таких
вопросах должны зависеть от окружающих? Да, ты можешь и дальше так сидеть и
ничего не делать. Но ведь ты уже и сама ощутила, что в таком случае теряешь свой
смысл? Хватит уже сидеть и ныть. Поднимайся".
— Да. Пора уже подниматься, — пробормотала вслух Дайша, чувствуя, как валится с
души невидимый груз. Боль продолжала быть рядом с ней — но теперь она уже не имела
такого значения, не захватывала безраздельно все тело и разум. Скирон с первого раза
спокойно нажала чувствительную точку — и, подхватив голову и прижав её на уровне
груди, легко встала с кресла.
* * *
— Я предупреждала вас! Предупреждала!! — боль вновь начала было предъявлять на её

разум свои права — и потому Скирон, сидевшая рядом со Скарлет, вновь было начавшая
погружаться в полусонное оцепенение, дернулась от неожиданности, от чего её голова,
привязанная к шее бинтами, едва не скатилась с плеч. Женщина удержала её за макушку
— и с любопытством воззрилась на Юмиру, которая со взбешенным видом замерла на
пороге первого вагона.
— У нас их нет, — сказала она мягким и, в то же время, уверенным тоном. Будучи

убежденной в своих словах, всё равно, проформы ради, окинула взглядом вагон — и...
недоуменно моргнула. Помещение, прежде заполненное довольно плотно... теперь было
полупустым. И добро бы еще продолжавшие бодрствовать люди, которые просто могли
уйти дальше — не наблюдалось также и некоторых пустых, которые уж точно были
самыми смирными и усидчивыми из пассажиров. Исходя из этого, Дай задумчивым тоном
произнесла. — Но, знаешь, похоже, у нас та же проблема, — еще раз огляделась —
только теперь совсем уж внимательно. Обернулась к Аленне. — Ты не видела Дисмаса?
— Он дальше должен быть... В следующих же вагонах тоже остались люди, — и пускай

голос Бывшей Дамы звучал относительно уверенно, тень сомнения на её лице Дайш
совсем не понравилась.
Пика решительно поднялась, аккуратно придерживая голову, которая от резких движений

раскачивалась слегка неестественным образом.
— Юмиру, я собираюсь пойти осмотреться, — спокойно обратилась она к

воинственной амазонке из первого вагона. — Если хочешь — пойдем со мной, заодно
поищем твоих подопечных.
+3
 ЛС Daisha
 BB-цитата
Поделиться732023-12-03 14:00:54

2023-12-05 22:59:29
Люди исчезают?..
Люди исчезают…
В самом… деле?
А где…
Подмечено было верно. Вокруг стало гораздо, гораздо спокойнее. Даже хотя по
предложению Аленны всех засыпающих относили в вагоны с третьего по пятый (стоило
Дайше вернуться из седьмого, как за считанные дни проходы в него и шестой так же стали
недоступны, оставив выжившим лишь половину изначального пространства), а единицы
бодрствующих перебрались во второй. И сколько-то, вероятно, держались вместе с
Юмиру…
Но где же две женщины-подруги, несмотря на свою скандальность показавшие
удивительное упорство и жажду жить? Где отец и его маленькая дочь?..
Да и из совсем недавно заснувших определённо кого-то не хватало, и если бы не тревога
— можно было определить, кого именно…
Паника Миранды, гнев Юмиру — всё это имело под собой основание, но почему, чёрт
возьми, никто ничего не заметил раньше? Ничего определённого? Месяцы в закрытом
пространстве, надломленные морально, а то и физически — они определённо могли
терять грань реальности. Тем более что течение времени всё более сливалось, а жизненное
пространство сокращалось. И, учитывая непроницаемость стен даже для части реликвий,
мог ли кто-то подумать, что люди могут просто…
Исчезнуть?
Но если так, то — куда? И как?
И могли ли они сделать это сами? Или им кто-то — или что-то — помогло?..
И помогло другим не увидеть столь значительных изменений…
Менее десятка пар глаз смотрели на Юмиру. Гневные, растерянные, испуганные,
сосредоточенные… Каждый думал о своём, каждый старался действовать в соответствии
со своим образом мышления. Кто-то косился на других, выжидая, кто-то оценивал
обстановку. Дэн, едва дыша от страха и решимости, приподнялся с места напротив Скар и
медленно повернулся лицом к Юмиру, чуть расставив руки — заслонял собой аловласую
девушку. Миранда, едва пискнув, сама при появлении короткостриженной защитницы
шмыгнула за спину Нилу, и тот мог шеей чувствовать её частое взволнованное дыхание.
Майти схватился за горло, его лицо начало краснеть…
Хаос грозился выйти из под-контроля, тем более когда Юмиру, бросив острый взгляд на
окрылённую бледную сущность с плотно намотанным на шею шарфом, схмурилась и
напряглась.
— Нет. Не с тобой! Нас предупреждали, что ты опасна. И то, что я вижу, это
подтверждает. Я не останусь с тобой одна в пустом вагоне. — Она дёрнула плечом, но
и только. Всё-таки понимание, что она одна против нескольких представителей боевых
фракций определённо сдерживало более резкие речи. Однако эта уверенность не могла не
вызывать вопросы… — Возможно кто-то…
Юмиру зорко оглядела присутствующих. Её взгляд задержался на Скарлет.
— Я пойду с тобой. — Неожиданно подала голос Аленна. Брови женщины были
решительно сведены. Она протянула Юмиру руку. — Ты всё делаешь правильно — мы
должны заботиться о тех, кто нам близок и дорог. Заодно я проверю, как там
Дисмас…
Что-то в её словах неожиданно стронуло странную вереницу мыслей в голове Скарлет. В
последние дни она чувствовала себя странно… ничего не происходило уже несколько
месяцев после обезглавливания Дайши, она, Нил, Аленна, и даже Дэн и оставшиеся
немногие бодрствующие не проявляли признаков безумия и, хоть и были под тяжёлым
давлением обстоятельств, старались сохранять хотя бы себя. Эта надёжность в условиях
полного хаоса… усыпляла.
И бдительность. И саму Скарлет.
Сны… она вдруг вспомнила, что стала видеть сны. Это же были они? Шёпоты, которые
она слышала в периоды временного забвения?..
“Держитесь. Вам нужно быть сильной ради тех, кто рядом…”
“Вы, может, будете с ними вечно…”
“Вы должны их защитить…”
Голос, мягкий, успокаивающий, обволакивающий, такой знакомый и вызывающий
доверие…
“Вы должны быть вместе, чтобы выстоять…”
“Вы — не брошены…”
Как будто голос с небес. Как будто нежная длань, такая же тёплая, как касание руки Дэна,
который так искренне пытается её поддерживать, даже понимая, что вряд ли в его силах
будет её защитить…
“Только вместе вы будете сильны… и выстоите против всех угроз… решайтесь…”
Уже не утешение — предложение, странное, но кажущееся таким заманчивым. Это правда
был сон?
“Решайтесь… и я помогу вам”.
+3

 BB-цитата
Поделиться742023-12-04 23:30:50

 Fukurou
шахматы
птица
Фишки: 26 274
Как-то так, день за днем, их пытка становилась всё более... рутинной. Люди воистину
удивительные существа, и способность приспосабливаться текла по их венам вместе с
лейкоцитами, тромбоцитами и красными кровяными тельцами. На истерики, гнев и слезы
просто не осталось сил. Рано или поздно закончилась всякая известная ей эмоция. Одна
лишь апатия продолжала честно отрабатывать свой долг, наполняя Скарлет равнодушием,
на которое она даже не знала, что была способна. Когда Дан сжал её руку, она не
отреагировала, просто продолжила стоять там и слушать речи слишком пламенные для
тех долгих месяцев, что они провели в этом поезде. Однако, когда за ним захлопнулась
дверь в соседний вагон, она вдруг обескураженно осознала, что остатки тепла после его
пальцев оказались для неё чем-то живительным и неожиданным в этой хромированной
тюрьме. Чем-то, что отличалось от холодных металлических рукояток и мягкой обивки
синих сиденьев. Чем-то, за что еще можно было цепляться. Помедлив, она направилась
следом.
С Нилом случившееся они больше не обсуждали. С Дайшей — перекинулись парой слов.
Скарлет всё еще было трудно смотреть на неё, ведь каждый, даже случайный взгляд,
напоминал ей о непоправимом прошлом и немедленно вызывал в её голове целую
вереницу сомнений и переживаний. Решения Нила, объяснимые в моменте, но тревожные
в общей картине, людская, не поддающаяся никакой логике, жестокость, страхи, страхи,
сотни тысяч страхов, непременно убивших бы её ночью, которая, ну, что за ирония, так и
не наступала — не об этом ли мечтал весь Лимб? Имея в запасе вечность, подобное
количество переживаний могло свести её в десятый вагон, не зарости он жижей из
людских тел, оттого она старалась просто не думать, даже если это значило стать пустой,
даже если она отказывалась от чего-то очень важного, от некой ценной частицы самой
себя. Ей было неинтересно, что там, в конце этого путешествия, она просто приняла его
неизбежность и позволила составу вести себя в никуда.
Обсуждать что-либо становилось невозможно. В этом поезде не было новостей. Не было
новых событий или будоражащих воображение открытий. Все темы для сплетен и
разговоров иссякли еще полгода назад, и большую часть времени Скарлет проводила в
тишине в компании Дана, нырнув ему под руку и опустив голову на грудь, слушая мерное
сердцебиение и чувствуя тепло объятий — последняя искорка в этом черном тоннеле с
монотонным шумом стучащих колес. Не удивительно, что громкий крик Миранды,
вырвавший её из анабиоза, полостнул слух ржавым гвоздем, заставив её поморщиться.
— Не уходи… не иди туда! — Скарлет скривилась. Хотелось зажать уши и уснуть, но
девчонка продолжала вопить, вцепившись в Нила клещом. — Там пропадают люди…
туда уходили и не возвращались… я боюсь, что ты… я боюсь, что и ты не вернёшься
однажды!!.
Шахмата закатила глаза. Ох, знала бы она, эта наивная душа, скольких в одном только
этом поезде положил Нил, не кричала бы на весь вагон такие глупости. Даже Скарлет,
являясь Черным Слоном, считала Нила самым опасным здесь человеком. Но Миранда не
останавливалась, и люди вокруг, словно в нерешительности просыпаясь, обращали на неё
свой взволнованный взор. Для подобных заявлений нужно было иметь веские аргументы,
но разве думала она, эта юная и прелестная девчушка, о том, что в очередной раз за
последний год просто создавала ненужную панику? Райз вздохнула. Ну не было у неё сил
успокаивать кого-то, наводить порядок, подбадривать. И, словно услышав её мысли, в
вагон ворвалась...
— О, живая. — Не без удивления отметила Скарлет, разглядывая гневную Юмиру. Она
вообще хоть раз видела её спокойной, или это просто тип женщин такой, властно-
неуравновешенный?
— Ну, хватит!! Я предупреждала вас! Предупреждала!! Люди! Из моего вагона!!
ИСЧЕЗАЮТ!!! Мне плевать, что творится с вашими, но с меня хватит! Где они,
говорите сейчас же! Где Лина и Чарльз?! — Скар слегка нахмурилась, с усилием отлипая
от нагретого места, неохотно отстранилась от Дана и села ровно. Удивительно, но Юмиру
подтверждала слова Миранды, и совпадение это в затянувшемся спокойствии казалось
теперь странным. А странности — это что-то новое, что-то свежее. Медленно
зашевелились покрывшиеся слоем пыли и паутины шестеренки в её голове.
Нил отмахнулся от проблемы. Дайша — предлождила решение. Внутри кольнуло теплом
— как по-старому привычно. Даже на Карту Скарлет, наконец, могла смотреть без слез.
Наверное, помогал намотанный на шею шарф, скрывавший порез. Однако, к её
удивлению, Юмиру от помощи отказалась.
подтверждает. Я не останусь с тобой одна в пустом вагоне. — Шахмата подалась
вперед, разглядывая защитницу первого вагона с изумлением. Она сейчас серьезно? И она
туда же? Боится Дайши, хотя та только тем и занималась последний год, что помогала
пассажирам? И, более того, нас предупреждали? Те фанатики что ли и до первого вагона
добрались? И Юмиру им поверила?! Переваривая услышанное, Скар пробежалась
взглядом по вагону, и с нарастающим напряжением признала — людей и правда немного.
Привычные ей лица поредели, и кроме яростного костяка, состоявшего из низ троих,
Дана, Аленны, Миранды и профессора, во втором вагоне почти никого и не осталось.
Неужели... они действительно не заметили чего-то очень важного?
— Я пойду с тобой. — Подала голос Аленна. Скарлет перевела на неё озадаченный
взгляд. — Ты всё делаешь правильно — мы должны заботиться о тех, кто нам близок и
дорог. Заодно я проверю, как там Дисмас…
Должны заботиться о тех, кто нам близок и дорог.
Должны заботиться.
Должны... держаться.
Слова проворным, гибким червем закопошились в её законсервированном мозгу, вороша
что-то давно забытое, шевелясь и ёрзая и вынуждая Скарлет думать.
Держитесь. Вам нужно быть сильной ради тех, кто рядом…

Вы, может, будете с ними вечно…
Вы должны их защитить…
Странные не то мысли, не то наваждения, не то сновидения всплывали в её сознании одно

за другим. Впервые Скарлет удалось осознанно отлепить их от общей массы потока
раздумий, разъединить и услышать их цельно и внятно, и что-то в этих словах показалось
ей смутно знакомым, настолько, что она почти не обращала на них внимания. Спавший
разум встрепенулся и охотно принялся размышлять. Скарлет испытала что-то сродни
азарту, будто в игре, натужно вспоминая, что же, черт возьми, показалось ей настолько
знакомым. А затем она едва не охнула.
— Вам надо держаться. Держаться ради тех, кто вам дорог. Ради тех, кого вы всем
сердцем хотите защитить. — Она озадаченно посмотрела на Аленну. Шепотки в её
голове говорили её словами! Но почему? Что это вообще за шепот? Шепот... Шепот
Вестника?! Шахмата едва не подпрыгнула на месте. Разогнавшийся мозг подливал в
костер мыслей третью канистру бензина, и Скарлет на мгновение стало дурно, как будто
она долгое время не дышала, а теперь за раз глотнула слишком много свежего воздуха.
— Вестник — здесь! Он коснётся вас своей тёплой дланью, его шёпот успокоит ваши
души! Просто слушайте, слушайте внимательно! Ждите, и он придёт к вам, и поведёт
за собой — к избавлению!
Неужели... неужели! Сердце колотилось где-то в горле. Поток мыслей взрывался

прорвавшейся из земли раскаленной лавой. Невольно она стала вспоминать. Как после
событий в седьмом вагоне, именно Аленна предложила патрули и самолично отобрала
вагоны, на которых концентрироваться. Как люди дружно ополчились против Дайши,
слишком дружно, слишком вовремя, готовые рискнуть жизнью и поплатиться ради идеи.
Шахмата сцепила руки на коленях, поворачивая кисть так, чтобы никто впереди, и
особенно Аленна, не мог увидеть вшитую в её перчатку белую жемчужину, и её цвета,
сменившегося на буро-коричневый. Холодок пробежал по спине. Волосы на шее
зашевелились.
— Я с вами, — Поднимаясь с места и оттесняя Дана в сторону, вызвалась Скарлет.
Юмиру согласно кивнула, и Шахмата с трудом сдержала облегченный вздох, однако
Аленна, — твою же мать! — покачала головой.
— Юмиру, вы же доверяете Скарлет достаточно, насколько я знаю? Вам будет
спокойнее, если она присмотрит за вашими подопечными?
— Вот так она это и делала! Целый год капала нам всем ядом прямо в уши! —
Негодовала Скарлет внутри, не выражая, однако, ни единой эмоции. Юмиру, с волной
смешанных чувств на лице, пробормотала:
— Да... ей — доверяю. - Ой, да ладно! С чего бы? Думай, Юмиру, ДУМАЙ! - Да, наверное,
так действительно будет лучше. — Она зло и смущенно прикусила губу, словно сетуя на
себя, что эта мысль пришла не ей. Скарлет испытывающе посмотрела на неё, но женщина
отказывалась понимать намёки. Или не могла. Аленна же, всё так же сосредоточенно
обратилась к остальным:
— Прошу, помогите пока профессору Майти. У вас были лечащие реликвии, я знаю. Мы
разведаем обстановку, заберем Диса и пропавшего, если сумеем найти, и вернемся. Если
этого не случится в течение... — она заколебалась — с измерением времени здесь всё же
было туго, — В общем, мы должны скоро вернуться. Если нет — Нил, Дайша...
действуйте по обстоятельствам.
Скарлет посмотрела на Нила и Дайшу, стараясь не выдавать себя, контролируя каждый
мускул на лице, но не понимая, как донести до них, что Юмиру буквально ведут на
смерть! Они не поняли? Неужели... они не слышали шепота Вестника? Неужели, Аленна
отбирала своих жертв по одному, целясь в тех, кто надломился сильней других, и из них
троих самой слабой оказалась именно она? Что ж, ты об этом пожалеешь...
— Ладно, — протянула Скарлет равнодушно, собирая вещи со скамейки и направляясь в
первый вагон. — Если что не так — шлите птицу. Нил, Дайша, подлечите
профессора? — Она успела сделать несколько шагов, но стоило тамбурной двери
захлопнуться за спинами Аленны и Юмиру, как тут же буквально подлетела к Нилу и
Дайше.
— Аленна — Вестник! — Зашептала она, зарываясь рукой в передний карман сумки, —
Шепот в голове, вы разве не слышали? Такой успокаивающий, настойчивый. Она
может убеждать людей! Это она стоит за созданием культа! Из-за неё напали на
Дайшу! И прямо сейчас она ведет Юмиру на смерть! — Она выбросила вперед левую
руку и указала на коричневую жемчужину. — Чёрный — цвет ненависти! — Второй
рукой Скарлет выудила, наконец, из сумки небольшую печеньку с предсказанием, будто в
китайских лавках, и, разломив её напополам, извлекла длинную бумажку.
«Не заходите в шестой вагон. Не дайте им покинуть шестой вагон». Значит, надо было
успеть до пятого. О том, что именно должно было остаться в шестом, двери которого
давно уже были заперты, у неё не было времени думать. Юмиру надо было спасти любой
ценой!
— У кого-то есть невидимость? Прямо сейчас я защищаю Юмиру реликвией, но как

только она уйдет слишком далеко, действие реликвии закончится, и тогда она
останется один на один с Аленной! Бывшая Бубна, чтоб её черти драли, да она,
небось, до зубов напичкана реликвиями! — Она скинула сумку на пол и подскочила
вплотную к дверям, прижимаясь к ним плечом и экономя каждый метр радиуса реликвии.
Ей было плевать, что слова её звучали как параноидальный бред, что она ничего им не
объясняла. У них просто не было времени на детальные обсуждения! Она решительно
посмотрела на Форрестера. Ему уже дважды доводилось принимать тяжелые решения,
отложившие на нем не отпечаток даже, а черную, гнилую метку, и Скарлет не хотела
больше избегать ответственности. Всколыхнувшиеся в ней злость, обида и гнев за
случившееся с Дайшей требовали решительной расплаты. — Нил. Её надо валить. —
Вот так просто, без доказательств или объяснений. И Скарлет надеялась на его доверие.
На его слепую поддержку. На те остатки долга, что могли бы в нем сохраниться. Она
посмотрела на них обоих почти умоляюще.
Белая жемчужина
Пакет песочных печенек с предсказаниями
+2

 BB-цитата
Поделиться752023-12-05 11:51:31

шахматы
птица
Фишки: 5 830
Вчера 23:36:26
Когда все это началось? Когда…

Нил не вмешивался в текущий диалог и не реагировал на Миранду, которая спряталась у
него за спиной и теперь взволнованно дышала ему в затылок, а размышлял и пытался
выудить из своей памяти хоть что-то, но все безрезультатно. Он слишком давно позволил
себе абстрагироваться от всего прочего, обращать внимание только на тех, на кого ему не
было все равно, и по минимуму участвовать в «жизни» поезда. То, что никаких значимых,
серьезных событий, которые бы требовали хотя бы некоторой вовлеченности, не
происходило, дало ему возможность расслабиться, погрузиться в «дремоту», полностью
уйти в себя, и только сейчас он начинал понимать, что это было неправильно. И вот он —
результат.
Шахмата отлепился от Миранды, выпрямился, наклонившись вперед, и начал
внимательно рассматривать свое окружение. Осталось так мало людей. Что бы он делал,
пропади Скарлет или Дайша?
Мысли раскручивались, набирая скорость и заставляя мозг работать, а также
прислушиваться к разговору.
подтверждает. Я не останусь с тобой одна в пустом вагоне.
Что видишь?
Человека, из которого сделали козла отпущения, и на которого напали, отрезали голову и
бросили без исцеления, не думая о том, какие колоссальные мучения он будет испытывать
вечность? Человека, который находит в себе силы, чтобы оказывать помощь вам,
неблагодарным бестолочам, умеющим только истерически вопить и прыгать, обвиняя
всех и вся вокруг?
А, нет… Это опасное существо, не позволяющее им выбраться из поезда и покинуть сей
кошмар. Определенно так оно и есть.
Нил прикрыл глаза, сделав глубокий вдох, а затем вновь открыл их, наблюдая за
участниками разговора. Ему удалось удержать рвущиеся на свободу саркастические
комментарии относительно работоспособности мозга Юмиру и не позволить себе
проехаться по ней, а заодно и по всем пассажирам, которых явно пора научить вновь
пользоваться головой. Он посмотрел на Дайшу, а затем на Скарлет. Нет, он не должен был
так поступать и закрываться. Ему нельзя сводить с них глаз, нужно взять себя в руки и
защищать их, как полагается, иначе, рано или поздно… Не хотелось даже думать об этом.
В этот время диалог продолжал развиваться. Юмиру и Аленна собирались пройтись и
поискать пропавших. На Скарлет был оставлен первый вагон. Нил прислушивался,
неосознанно разминая затекшие кисти рук. Ему тоже не помешает совершить обход по
всем вагонам. Нужно было лично убедиться в том, что люди пропадают, и проверить все
места, где бы они могли оказаться. Он столкнулся взглядом со Скарлет, которая смотрела
на него и Дайшу, и непонимающе приподнял брови. Ее лицо не выражало ничего
особенного, но то, что она посмотрела на них в этот момент, было немного странным, но
он решил не задавать вопросов.
— Ладно. Если что не так — шлите птицу. Нил, Дайша, подлечите профессора?
Шахмата посмотрел на профессора Майти при этих словах и поднял было руку, чтобы
использовать на нем исцеляющую реликвию, но, стоило Аленне и Юмиру скрыться из
поля зрения, как Скарлет кинулась обратно к ним. Ее действия встревожили и остановили
его, заставив переключить все свое внимание на нее.
— Аленна — Вестник!
Нил недоуменно замер, пытаясь осмыслить ее слова, произнесенные быстрым шепотом.
Вестник? Тот самый Вестник, которым бредили долбанутые культисты? Аленна?
Вестник?
Она?!
— Шепот в голове, вы разве не слышали? Такой успокаивающий, настойчивый. Она
может убеждать людей! Это она стоит за созданием культа! Из-за неё напали на
Дайшу! И прямо сейчас она ведет Юмиру на смерть!
Безмолвно глядя на нее и слушая каждое ее слово, Нил все больше и больше впадал в
озадаченность. В ее слова было сложно поверить. Скажи это любой другой человек, он бы
не поверил. Он бы счел все это шизофреническим бредом. Но это говорила Скарлет. Она
была надежной и верной. Он знал ее достаточно, чтобы понимать, что она не станет
шутить с такими вещами или просто клеветать на кого-то без серьезных на то причин.
— У кого-то есть невидимость? Прямо сейчас я защищаю Юмиру реликвией, но как
только она уйдет слишком далеко, действие реликвии закончится, и тогда она
останется один на один с Аленной! Бывшая Бубна, чтоб её черти драли, да она, небось,
до зубов напичкана реликвиями!
Шахмата отрицательно покачал головой, окончательно принимая решение. В нем
медленно разгорался гнев. Аленна стоит за всем? Аленна все это устраивала? Он
вспомнил, как мгновения назад, когда Юмиру обвинила Дайшу, она не вступилась за нее и
не попыталась сказать, что все это ложь больных культистов. Вспомнил, как она убедила
Юмиру оставить Скарлет в первом вагоне, и это при том, что та не любила пускать туда
посторонних. Как они это не заметили?
— Нил. Её надо валить.
В ответ он кивнул, ничуть не сомневаясь в Скарлет. Не нужны были долгие и подробные
объяснения. Их он сможет услышать и позже, а сейчас необходимо действовать.
— Понял.
Нил вытащил из внутреннего кармана куртки шелковую ленту, подхватил винтовку и
телепортировался из вагона, чтобы догнать Аленну и Юмиру.
Юмиру, какой бы она ни была раздражающей, нельзя было позволять погибать. Эта
женщина отвечала за первый вагон, и если ее не станет, то пассажиры, полагающиеся на
ее помощь и защиту, съедут с катушек. Эти люди лишатся своей основной опоры и вряд
ли ему, Скарлет или Дайше удастся их успокоить. Никто из них их слушать не станет. Все
поверят скорее в то, что они избавились от Юмиру, чтобы она не мешала. Подумают, что
Скарлет специально следила за ними, пока кто-то другой избавлялся от их лидера. Никто
не поверит в то, что это была просьба самой Юмиру. Вероятно, что у него разыгралась
паранойя, но если все сложится именно так, то дальнейшее развитие событий…
Шахмата догнал их в четвертом вагоне. Появившись в воздухе, окруженный снежинками,
он увидел обеих женщин, находящихся примерно в середине вагона, и немедленно
активировал шелковую ленту, использовав ее на Аленне и украв на время некоторые из ее
реликвий.
— Юмиру, назад! — рявкнул он, вскидывая винтовку.
Юмиру не реагировала. Ни его появление здесь, ни его крик не заставили ее обернуться и
посмотреть на него. Зато Аленна, увидев его, сразу толкнула Юмиру в его сторону, но
выстрел был совершен, и пуля, обогнув последнюю по дуге, врезалась в свою цель.
Вокруг бывшей Карты пошел зеленоватой рябью прозрачный барьер, и она сильно
пошатнулась и даже схватилась за спинку сиденья, но устояла.
В момент выстрела Нил услышал в своей голове напряженный голос Дисмаса:
— В чем дело? Что у тебя случилось?! Ал!
Серьезно?…
Значит, он заодно с ней.
Эта дрянь со своим напарником оказались опаснее, чем вся эта аномалия, психопаты и
культисты вместе взятые.
Нервы были напряжены до предела. В какой-то мере он был напуган. Напуган тем,
насколько они были беспечными, и тем, насколько близко к ним подобрались.
Юмиру слабо заворочалась, медленно приходя в себя. Нил обхватил ее одной рукой за
талию и начал отползать вместе с ней подальше от Аленны.
Шелковая лента
Шелковая лента — временная кража чужих реликвий, которые заключены в облик
татуировок и иных предметов, которые невозможно снять (не отрезав кожу, срезав клок
волос и т.п.). Украденная, предположим, татуировка, проявляется у владельца этой
реликвии там же, где и у владельца украденной, позволяя использовать силу реликвии.
Сам владелец в это время реликвию использовать не может, татуировка исчезает. По
завершению действия реликвии все возвращается на круги своя. Одноразовое
использование. Действует 2,5 мин.

Путешествие в вечность

Загружено:

Сведения о документе

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Путешествие в вечность

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

20.10.2038.

[Q] Путешествие в вечность

 Автор: Elen Arkenstone

Гейм-Мастер: Elen Arkenstone.

Пометки для старта:

Помните, игра построена на ваших желаниях, идеях и действиях. Удачной игры!

Elen Arkenstone, я тебя вижу~

Информация для ГМ и соигроков

 Профиль Elen Arkenstone

 Автор: Neal Forrester

 Профиль Neal Forrester

 Автор: Scarlet Rise

Хреновый выдался денек.

What am I supposed to do if I want to talk about peace and understanding,

 Профиль Scarlet Rise

Плеча Скарлет ненавязчиво, мягко коснулась прохладная ладонь: ей протянули двойной

— Вот, возьми. Мне он не пригодился.

Дайш стояла в проходе за спиной у знакомой Шахматы и, наверное, её коллеги, вид

В данном же случае Дайша выполняла просьбу своего давнего знакомого в Брошенных

Очевидно, разумнее было бы оставаться на месте, дожидаясь обычного поезда Мартимера,

 Автор: Game Master

Красивый чистенький поезд смирно ждал, пока радостно заволновавшаяся толпа не

 Профиль Game Master

 Автор: Neal Forrester

 Профиль Neal Forrester

 Автор: Scarlet Rise

— Спасибо, — благодарно кивнув, Райз переняла хорошо знакомое ей угощение из

Скарлет плюхнулась на свободное сидение напротив Нила, дожевывая подаренный

Разогнавшийся поезд на полной скорости въехал в тоннель. В вагоне вспыхнули лампы.

— Странно, — Скарлет мгновенно нахмурилась, с легким прищуром переводя

— Ничего там нет. Ни машиниста, ни кабины, всё считай замуровано. Дернуть на

What am I supposed to do if I want to talk about peace and understanding,

 Профиль Scarlet Rise

В первый момент рыжеволосая Шахмата с её спутником вздрогнули, оборачиваясь к

— Приятно познакомиться, — улыбнулась она вместо этого уголками губ вслух, в

— Да, как видишь, — кивнула она с самоироничной полуулыбкой в ответ на вопрос

— Мы старые друзья со Скарлетт, — улыбка Скирон на краткий миг стала несколько

«Что ж, вот, похоже, и подвернулся случай проверить правдивость тех слухов» —

— Причем, создается впечатление, что замурована не только кабина машиниста, но

 Автор: Game Master

Поезд всё так же монотонно нёсся вперёд, в темноту, в неизвестность. К несчастью, в

 Профиль Game Master

 Автор: Neal Forrester

 Профиль Neal Forrester

 Автор: Scarlet Rise

Скарлет кивнула словам Дайши. Они оказались успешно замурованными в

What am I supposed to do if I want to talk about peace and understanding,

 Профиль Scarlet Rise

Дайша внутренне поморщилась, услышав жесткий тон напарника Скарлетт, которым

«Что ж, уже неплохо».

С этими мыслями Дайя вновь сосредоточилась на своих спутниках, а также раздумьях.

«Но у нас же всех, очевидно, есть реликвии, защищающие от ментального воздействия.

— Думаю, эта аномалия оказывает, в том числе, ментальный эффект, — негромко,

 Автор: Game Master

Женщина продолжала ошарашенно смотреть на Нила, и после активации реликвии на её

 Профиль Game Master

 Автор: Neal Forrester

 Профиль Neal Forrester

 Автор: Scarlet Rise

What am I supposed to do if I want to talk about peace and understanding,

 Профиль Scarlet Rise

Только сейчас, кажется, Дайша начала плюс-минус по-настоящему осознавать слово

«Это всё не взаправду».

Однако, и ей требовался отдых от окружающих — и в таком случае она устраивалась