Путь к истине по Фридриху Ницше

Творчество Фридриха Ницше такое же сложное, как и его биография. А

судьба его творческого наследия сложилась довольно парадоксально. Непри-
знанный своими современниками, Ф. Ницше и после смерти долгое время нахо-
дился под официальным или негласным запретом в некоторых странах. У мно-
гих его имя до сих пор ассоциируется с идеологией фашизма, сатанизма или
иными радикальными учениями. И для такого подхода были свои основания, а
именно признание основой идеологии нацистов, во многом сфабрикованное его
сочинение «Воля к власти». В наши дни уже достаточно прояснена история вза-
имоотношений Фридриха Ницше с германским национализмом. Ф. Ницше лич-
но не был и не мог быть причастен к нацизму. С другой стороны, есть люди, ко-
торые считают его творчество выражением романтизма, полного противоречий
и утопических идеалов, или бредом сумасшедшего, ссылаясь на предпослед-
нюю строку в его биографии.

Возможно, все эти противоречивые суждения о самом Ф. Ницше и его

творчестве и привлекли мое внимание к нему, и я выбрала именно его фило-
софские воззрения для написания этой работы. Но, изыскания этого мыслителя
охватывают все возможные вопросы философии, религии, этики, психологии,
социологии и т. д., и поэтому понятно, что в рамках данной работы описать все
грани его учения невозможно. Да здесь и не ставится такая цель. Для этой рабо-
ты я выбрала тему, которая показалась мне наиболее интересной, хотя бы пото-
му, что ей, на мой взгляд, практически не уделяли внимания. Это тема поиска
истины по Фридриху Ницше. И действительно, если почитать труды исследова-
телей творчества Ф. Ницше, то можно увидеть, что там рассматривается либо
его учение о воле, либо этика, либо его отношение к христианству, либо учение
о культуре, и очень мало говорится о пути к истине, каким его видел философ.
Я решила не писать о том, о чем и так уже много сказано и написано, а посвя-
тить эту работу учению об истине Ф. Ницше, опираясь на его книгу «По ту сто-
рону добра и зла». Так же следует отметить его оригинальное метафорическое и
афористическое изложение своих взглядов. Однако складывается впечатление,
что афоризм для Ф. Ницше не просто стиль, а определенная философская уста-
новка — не давать окончательных ответов, а создавать напряжение мысли, да-
вать возможность самому читателю «разрешать» возникающие парадоксы мыс-
ли. Поэтому, конкретных ответов на вопросы: «что такое истина?» и, «каковы
пути к ней?» мы в его произведении не найдем, а увидим лишь некоторые на-
меки, по которым сами, в меру возможностей, попытаемся на эти вопросы отве-
тить.

Ф. Ницше противопоставляет свою философию классической традиции

рациональности, подвергая сомнению и вопрошанию все «очевидности» разу-
ма, такие как единство субъекта, причинность воли, истину как единое основа-
ние мира, возможность рационального обоснования поступков.

1
 Свою работу «По ту сторону добра и зла» Ф. Ницше начинает с критики
философии и науки. Он поочередно рассматривает философию Платона фило-
софию стоиков, Канта, Спинозы и критикует их. Ф. Ницше называет их «исти-
ны» предрассудками и разоблачает их, а самих философов называет догматика-
ми. Он пишет: «Если что побуждает нас смотреть на всех философов отчасти
недоверчиво, отчасти насмешливо,… то обстоятельство, что дело у них ведется
недостаточно честно: когда все они дружно поднимают великий и добродетель-
ный шум каждый раз, как только затрагивается проблема истинности, хотя бы
только издалека. Все они дружно притворяются людьми, якобы дошедшими до
своих мнений и открывшими их путем саморазвития холодной, чистой, боже-
ственно беззаботной диалектики…, - между тем как, в сущности, они с помо-
щью подтасованных оснований защищают какое-нибудь предвзятое положение,
внезапную мысль, «внушение», большей частью абстрагированное и про-
фильтрованное сердечное желание». Вся великая философия, по Ф. Ницше, до
сих пор была самоисповедью ее творца, «чем-то вроде memoires, написанных
им помимо воли и незаметно для самого себя». После наблюдений за философа-
ми и чтения их творений между строк, мыслитель делает вывод о том, что
большую часть сознательного мышления нужно еще отнести к деятельности
инстинкта. У него мы находим следующее: «большею частью сознательного
мышления философа тайно руководят его инстинкты, направляющие это мыш-
ление определенными путями». Он приводит пример следующих суждений:
«определенное имеет большую ценность, нежели неопределенное, иллюзия -
меньшую ценность, нежели «истина»», и заключает, что такого рода оценки,
при всем их важном руководящем значении для нас, все же могут быть только
оценками переднего плана картины, известным родом «niaiserie», потребной как
раз для поддержки существования таких созданий, как мы. Он пишет: «Вопрос
в том, насколько суждение споспешествует жизни, поддерживает жизнь, под-
держивает вид, даже, возможно, способствует воспитанию вида; и мы реши-
тельно готовы утверждать, что самые ложные суждения (к которым относятся
синтетические суждения a priori) - для нас самые необходимые, что без допуще-
ния логических фикций, без сравнивания действительности с чисто вымышлен-
ным миром безусловного, самотождественного, без постоянного фальсифициро-
вания мира посредством числа человек не мог бы жить, что отречение от лож-
ных суждений было бы отречением от жизни, отрицанием жизни». И он спра-
шивает: «зачем нужна вера в такие суждения?» И далее отвечает: «настало вре-
мя понять, что для целей поддержания жизни существ нашего рода такие су-
ждения должны быть считаемы истинными; отчего, разумеется, они могли бы
быть еще и ложными суждениями! Или, говоря точнее, ... синтетические сужде-
ния a priori не должны бы быть вовсе «возможны»; мы не имеем на них никако-
го права; в наших устах это совершенно ложные суждения. Но, конечно, нужна
вера в их истинность, как вера в авансцену и иллюзия, входящая в состав пер-
спективной оптики жизни». Ф. Ницше замечает, в каком диковинном опроще-
нии и фальши живет человек. Он пишет: «каким светлым, и свободным, и лег-
ким, и простым сделали мы всё вокруг себя! — как сумели мы дать своим чув-
ствам свободный доступ ко всему поверхностному, своему мышлению — боже-
2
ственную страсть к резвым скачкам и ложным заключениям! — Как ухитрились
мы с самого начала сохранить свое неведение, чтобы наслаждаться едва пости-
жимой свободой, несомненностью, неосторожностью, неустрашимостью, весе-
лостью жизни, — чтобы наслаждаться жизнью! И только уже на этом прочном
гранитном фундаменте неведения могла до сих пор возвышаться наука, воля к
знанию, на фундаменте гораздо более сильной воли, воли к незнанию, к невер-
ному, к ложному! И не как ее противоположность, а как ее утонченность!».
«Поэтому, - добавляет философ, - я не думаю, чтобы «позыв к познанию» был
отцом философии, а полагаю, что здесь, как и в других случаях, какой-либо
иной инстинкт пользуется познанием (и незнанием!) только как орудием».

Затем Ф. Ницше выражает надежду, что всякое догматизирование в фило-

софии, какой бы торжественный вид оно ни принимало, как бы ни старалось ка-
заться последним словом, было только благородным ребячеством и начинанием.
Он пишет: «Будем надеяться, что философия догматиков была только обетова-
нием на тысячелетия вперед».

Таким образом, по Ф. Ницше, получается, что все философские построе-

ния и все «истины» были неверны. Он пишет: «Долго уже тянется эта история -
и все же, кажется, что она только что началась».

Далее Ф. Ницше задается вопросом: «для чего нам нужна истина?». И от-
вечает, что для целей жизни истина не нужна, скорее иллюзия, самообман ведут
человечество к его цели — самосовершенствованию в смысле расширения воли
к власти. Так что же собственно в нас хочет «истины»? «Положим, мы хотим
истины, - отчего же лучше не лжи? Сомнения? Даже неведения?». Ведь, по Ф.
Ницше, то, что истина ценнее иллюзии, — это не более как моральный предрас-
судок; это даже хуже всего доказанное предположение из всех, какие только су-
ществуют. Он пишет: «Нужно же сознаться себе в том, что не существовало бы
никакой жизни, если бы фундаментом ей не служили перспективные оценки и
мнимости; и если бы вы захотели, воспламенясь добродетельным вдохновением
и бестолковостью иных философов, совершенно избавиться от «кажущегося
мира», ну, в таком случае — при условии, что вы смогли бы это сделать, — от
вашей «истины» по крайней мере, тоже ничего не осталось бы!». И философ за-
дает следующий вопрос: «Да, что побуждает нас вообще к предположению, что
есть существенная противоположность между «истинным» и «ложным»?». Раз-
ве не достаточно предположить, продолжает Ф. Ницше, что существуют степе-
ни мнимости, как бы более светлые и более темные тени и тона иллюзии. «По-
чему мир, - пишет он, - имеющий к нам некоторое отношение, не может быть
фикцией? И если кто-нибудь спросит при этом: «но с фикцией связан ее
творец?» — разве нельзя ему ответить коротко и ясно: почему? А может быть,
само это слово «связан» связано с фикцией? Разве не позволительно относиться
прямо-таки с некоторой иронией, как к субъекту, так и к предикату и к объекту?
Разве философ не смеет стать выше веры в незыблемость грамматики? …не
пора ли философии отречься от веры гувернанток?».

3
 Так что же можно считать истинным, по Ф. Ницше? Ведь никто не станет
так легко считать, пишет мыслитель, какое-нибудь учение за истинное только
потому, что оно делает счастливым или добродетельным. Счастье и добродетель
вовсе не аргументы. Но даже и осмотрительные умы охотно забывают, что де-
лать несчастным и делать злым также мало является контраргументами. «Нечто
может быть истинным, - продолжает Ф. Ницше, - хотя бы оно было в высшей
степени вредным и опасным: быть может, даже одно из основных свойств суще-
ствования заключается в том, что полное его познание влечет за собою гибель,
так что сила ума измеряется, пожалуй, той дозой «истины», какую он может
еще вынести, говоря точнее, тем — насколько истина должна быть для него раз-
жижена, занавешена, подслащена, притуплена, искажена».

Получается, по Ф. Ницше, что истина доступна не для всех, а только для

избранных, «свободных умов». Он пишет: «То, что служит пищей или усладой
высшему роду людей, должно быть почти ядом для слишком отличного от них и
низшего рода». «В конце концов, дело должно обстоять так, как оно обстоит и
всегда обстояло: великие вещи остаются для великих людей, пропасти — для
глубоких, нежности и дрожь ужаса — для чутких, а в общем всё редкое — для
редких». Ницше ратует за приход таких «свободных умов», которые поставят
себе сознательные цели «улучшения» человечества, умы которых уже не будут
«задурманены» никакой моралью, никакими ограничениями. Ведь, как пишет
Ф. Ницше, ««истина», ведь искание истины что-нибудь да значит, и если чело-
век поступает при этом слишком по-человечески … бьюсь об заклад, он не
найдет ничего». Такого «сверхнравственного», «по ту сторону добра и зла» че-
ловека Ницше и называет «сверхчеловеком». Он пишет об этом следующее:
«Нарождается новый род философов: я отваживаюсь окрестить их небезопас-
ным именем. Насколько я разгадываю их, насколько они позволяют разгадать
себя — ибо им свойственно желание кое в чём оставаться загадкой, — эти фи-
лософы будущего хотели бы по праву, а может быть и без всякого права, назы-
ваться искусителями». Что же это за философы будущего, по Ф. Ницше? «Но-
вые ли это друзья «истины», эти нарождающиеся философы? Довольно вероят-
но, ибо все философы до сих пор любили свои истины. Но наверняка они не бу-
дут догматиками. Их гордости и вкусу должно быть противно, чтобы их истина
становилась вместе с тем истиной для каждого, что было до сих пор тайным же-
ланием и задней мыслью всех догматических стремлений. «Моё суждение есть
моё суждение: далеко не всякий имеет на него право», — скажет, может быть,
такой философ будущего. Нужно отстать от дурного вкуса — желать единомыс-
лия со многими. «Благо» не есть уже благо, если о нём толкует сосед! А как
могло бы существовать ещё и «общее благо»! Слова противоречат сами себе:
что может быть общим, то всегда имеет мало ценности». Но «свободные умы»,
избранные должны знать истину, чтобы управлять движением, ведущим к
расширению воли к власти. Ведь вся жизнь, по Ф. Ницше, есть не что иное, как
стремление расширять свою власть. Эти избранные, имморалисты человече-
ства, созидатели ценностей должны знать основания своих поступков, отдавать
отчет о своих целях и средствах. Философ будущего, как понимает его Ф.
4
Ницше, это человек, несущий огромнейшую ответственность, обладающий со-
вестью, в которой умещается общее развитие человека. Стоит добавить, «что и
они будут свободными, очень свободными умами, эти философы будущего, —
несомненно, кроме того, и то, что это будут не только свободные умы, а нечто
большее, высшее и иное в основе, чего нельзя будет не узнать и смешать с дру-
гим. Но, говоря это, я чувствую почти настолько же по отношению к ним са-
мим, как и по отношению к нам, их герольдам и предтечам, к нам, свободным
умам! — повинность отогнать от нас старый глупый предрассудок и недоразу-
мение, которое слишком долго, подобно туману, непроницаемо заволакивало
понятие «свободный ум»».

Ф. Ницше себя называет «свободным умом» и предтечей новых филосо-

фов. В своей книге «По ту сторону добра и зла» он стремится изменить понятия
читателей о добре и зле. Призывает к переоценке ценностей. Разоблачает «пред-
рассудки» и пытается изменить представления о том, что такое истина и каковы
способы поиска истины. Например, он пишет, что «цинизм есть единственная
форма, в которой пошлые души соприкасаются с тем, что называется искренно-
стью; и высшему человеку следует навострять уши при каждом более крупном
и утонченном проявлении цинизма. … И где только кто-нибудь без раздраже-
ния, а скорее добродушно говорит о человеке как о брюхе с двумя потребностя-
ми и о голове — с одной; всюду, где кто-нибудь видит, ищет и хочет видеть
подлинные пружины людских поступков только в голоде, половом вожделении
и тщеславии; словом, где о человеке говорят дурно, но совсем не злобно, — там
любитель познания должен чутко и старательно прислушиваться».