S

kA
.c
om
 Рациональное
мышление
Что не измеряют тесты способностей
om
.c
kA
S
 СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие xi

Слова признательности xvii

ГЛАВА 1

Что там в голове у Джорджа У. Буша: чего не видят IQ-тесты 1

ГЛАВА 2

Дисрационализм: как отделить рациональность от интеллекта 10

ГЛАВА 3

Мышление рефлективное, алгоритмическое и автономное 24

ГЛАВА 4

Как урезать интеллект 53

ГЛАВА 5

Умные люди делают глупости — но стоит ли удивляться? 69

ГЛАВА 6

Когнитивная скупость: как избежать необходимости думать 82

ГЛАВА 7

Когнитивный скряга и фрейминг 101

om
.c
kA
S
 СОДЕРЖАНИЕ

ГЛАВА 8

Эгоцентрическое мышление:
орел — я выигрываю, решка — тоже я! 118

ГЛАВА 9

Еще одна ловушка для когнитивного скряги:

думал-лумал, но проиграл 135

ГЛАВА 10

Дефицит умственных программ 152

ГЛАВА 11

Зараженные программы 179

ГЛАВА 12

Раз — ошибка, два — ошибка.

Классификация тенденций иррационального мышления
и его связь с интеллектом 203

ГЛАВА 13

Что выиграет общество от роста рациональности

и уменьшения иррациональности 231

Примечания 255
Библиография 289
Об авторе 329
om
.c
kA
S
 ПРЕЛИСЛОВИЕ

В
2002 голу психолог-когнитивист Дэниел Канеман из Принстона по­
лучил Нобелевскую премию по экономике за работу, проделанную
совместно со своим старым коллегой Амосом Тверски (умершим в 1996
голу). В пресс-релизе, выпущенном по этому поводу Швелской королев­
ской академией наук, особое внимание улелялось лежащему в основе ра­
боты «анализу человеческих суждений и процесса принятия решений,
рассмотренных когнитивными психологами». В цитате говорилось, что
Канеман выяснил, «каким образом выносящий суждение человек опускает
те или иные шаги, опираясь на эвристику и систематически упуская ба­
зовые принципы вероятности. Благодаря его работе исслелователи ново­
го поколения, работающие в области экономики и финансов, лополнили
экономическую теорию предоставленной когнитивистами информацией о
внутренних мотивациях человека».
Вкратце говоря, работа Канемана и Тверски была посвящена тому,
каким образом человек делает выбор и оценивает вероятность тех или
иных событий. Исслелователи обнаружили рял основных ошибок, регу­
лярно случающихся в процессе принятия решения. В работу вошло не­
сколько наиболее серьезных и часто цитируемых исслелований из самых
разных областей психологии, и в конце концов Канеман получил за нее
Нобелевскую премию. Одна из причин столь высокой популярности этой
работы заключается в том, что авторы изучили самые основные аспекты
om

человеческой рациональности. Как было сказано в заявлении Нобелев­

.c
kA
S
ского комитета, присудившего премию, «Канеман и Тверски продемон­
стрировали, как суждение в ситуации неуверенности систематически от­
клоняется от принципа рациональности, постулируемого традиционной
экономической теорией». Таким образом, обнаруженные Канеманом
и Тверски ошибки мыслительного процесса нельзя считать обычными
огрехами камерного характера. Рациональный человек — этот тот, кто
достигает собственных целей в жизни, используя для этого оптимальные
способы. Поэтому нарушение правил мышления, исследованных Кане­
маном и Тверски, имеет вполне практические последствия — мы доволь­
ны жизнью меньше, чем могли бы.
Работа Канемана и Тверски наряду с работами многих других иссле­
дователей продемонстрировала, каким образом сама структура когни­
тивного процесса у человека подталкивает нас к ошибкам
при вынесении суждений и принятии решений. Однако подобная пред­
расположенность еще не означает, что мы делаем эти ошибки всегда и
везде. В некоторых случаях каждый из нас бывает способен преодолеть
тенденцию к совершению подобных ошибок и отреагировать на ситуа­
цию вполне рационально. Мы не обязаны беспрестанно ошибаться. Бо­
лее того, ученые продемонстрировали, что разные люди в разной степени
склонны совершать ошибки при вынесении суждений или принятии ре­
шений. Группа исследователей, с которой я работаю, попыталась выяс­
нить, каким же образом можно спрогнозировать этот индивидуальный
показатель.
По сути, наличие систематических индивидуальных различий в про­
цессе вынесения суждений и принятия решений, изученных Канеманом
и Тверски, означает, что важнейший атрибут человеческого когнитивно­
го процесса в области рациональности — эффективность достижения
целей, — также различен от человека к человеку. Любопытный факт: ни
один из этих важнейших атрибутов человеческого мышления не оцени­
вается при проведении IQ-тестов (или таких их аналогов, как SAT-тест).
Интересно это по двум причинам, которые тесно связаны между собой.
Во-первых, большинство не имеющих отношения к психологии людей
склонны считать, что с помощью IQ-теста мы проверяем, насколько у
om

человека, так сказать, «хорошая голова». И ученые, и простые смертные

.c

скорее всего согласятся с тем, что «хорошая голова» означает умение вы­
kA
S
носить суждения и принимать решения — то есть осуществлять те самые
функции, которые помогают нам достигать поставленных целей. «Хоро­
шая голова», которую изучали Канеман и Тверски, считалась настолько
важным фактором, что работа на эту тему лаже была улостоена Нобелев­
ской премии. И все же оценить «качественность» головы IQ-тесты не в
состоянии.
Вторая причина связана с первой и заключается в том, что, когда люли
используют термин «интеллект» (и тут мы вновь говорим и об обывате­
лях, и о психологах), они вкладывают в него смысл тесной связи интеллек­
та с рациональностью. К примеру, многие концепции интеллекта вклю­
чают в это понятие принятие решений в соответствии со сложившейся
ситуацией. Подобное принятие решений составляет квинтэссенцию ра­
циональности, олнако вопросы, используемые для оценки интеллекта с
помощью широко распространенных тестов, не имеют ни малейшего от­
ношения к рациональному принятию решений. Тут возникает олин любо­
пытный феномен, который мы нерелко замечаем. Мы вилим, что «умные
люли совершают глупые поступки», и лаже не слишком удивляемся это­
му. Олнако, если учитывать способы, традиционно использующиеся для
оценки интеллекта, удивляться тут булет и вовсе нечему. Если считать,
что умный человек — это обладатель высоких результатов по IQ-тестам,
а глупая вещь — это неудачно принятое решение, сразу становится ясно,
откуда растут ноги у проблемы. IQ-тесты не предназначены для оценки
способности к принятию решений в конкретной ситуации. Поэтому если
нас удивляет, что обладатель высокого IQ ведет себя глупо, это говорит
лишь о том, что мы считаем, будто высоким умственным способностям
непременно сопутствует высокий интеллект — или, в данном случае, что
к высокому интеллекту обязательно прилагается рациональное мышле­
ние. Однако исслелователи все чаше подвергают подобные выводы сомне­
нию. Те навыки рационального мышления, которые исследовали Канеман
и Тверски, демонстрируют лишь невысокую или среднюю корреляцию с
результатами тестов на интеллект — и неудивительно, потому что послед­
ние не предназначены для непосредственной оценки первых.
В этой книге я рассматриваю вопрос о том, должна ли подобная связь
om

существовать. Навыки вынесения суждений и принятия решений — на­

.c

выки рационального мышления, — как минимум не менее важны, чем

kA
S
характеристики, оцениваемые с помощью IQ-тестов. Подобно интеллек­
ту, навыки рационального мышления связаны с достижением целей в ре­
альном мире. Однако мы не прививаем эти навыки в школе и не привле­
каем к ним всеобщее внимание. Нет, учебные учреждения по-прежнему
пользуются тестами на интеллект, оценивая с их помощью всех подряд,
от приготовишки до старшеклассника. Корпорации и военные органи­
зации тоже ориентируются исключительно на показатели IQ-тестов.
Чрезмерное внимание, уделяемое интеллекту (работа над его развитием,
гордость за него, переживания по поводу низких показателей и т. д.), вы­
глядит пустой тратой сил в ситуации, когда мы практически полностью
игнорируем другие ментальные навыки, имеющие не менее серьезное со­
циальное значение.
Навыки мышления, исследованные Канеманом и Тверски, в реальной
жизни обеспечивают человеку поведение, влияющее на его собственное
счастье и благополучие. По важности они ничуть не уступают когнитив­
ным навыкам, оцениваемым с помощью IQ-тестов. Поэтому тесты на ин­
теллект нельзя считать исчерпывающим средством оценки когнитивных
функций. Будучи общепринятыми, IQ-тесты как явно, так и исподволь
указывают и простым смертным, и психологам на то, какие когнитивные
навыки следует ценить. Да, никто не спорит, эти навыки действительно
важны, однако тесты оставляют за кадром огромный пласт когнитивного
функционирования. Чтобы увидеть важнейшие недостатки этих тестов,
нам нет нужды переходить в некогнитивную область — например, при­
влекать понятия эмоционального или социального интеллекта. Это оз­
начало бы хотеть слишком многого. Пришлось бы признать, что тесты
достаточно успешно охватывают когнитивный блок, однако нам нужно
выйти за его пределы или хотя бы разобрать его на составляющие (эмо­
ции, творческий потенциал, эстетическое чувство, межличностные на­
выки), чтобы отыскать белое пятно IQ-тестов. Я считаю, что так далеко
нам забираться не стоит. Основой рационального мышления и рацио­
нального действия являются навыки вынесения суждений и принятия ре­
шений, а в IQ-тестах соответствующие задания отсутствуют.
Эта книга — попытка подробно разобрать научные и социальные
om

последствия иронического факта из области исследования повеления:

.c

Нобелевская премия была присуждена за исследования когнитивных ха-

kA
S
рактеристик, которые полностью выключены из поля зрения наиболее
распространенного в исследовании поведения (бихевиористике) инстру­
мента оценки умственных способностей — IQ-теста.
om
.c
kA
S
 а помощь в работе над этой книгой я обязан очень многим, в том
З числе авторам книг, которые я во множестве цитирую. Однако особо
я хотел бы отметить тех, кто оказал наиболее серьезное влияние на эту ра­
боту. Работы Дэниела Канемана и Амоса Тверски несколько десятилетий
назад возбудили во мне интерес к вопросам рационального мышления,
которые были в новинку для тогдашней психологии. Потом были работы
Джонатана Эванса и Дэвида Овера, заставившие меня внести собствен­
ный вклад в теорию двойственных процессов. В неизменное восхищение
меня приводит умение Джонатана Бэрона использовать литературную
эвристику и предрассудки для освещения вопросов государственной по­
литики. Благодарю Дэвида Перкинса, которому принадлежит честь изо­
бретения термина «умственные программы», — этот термин я использую
направо и налево. Интерес к индивидуальным различиям в области когни­
тивных процессов породила во мне работа Роберта Стернберга. Несколь­
ко важнейших моментов, о которых говорится в этой книге, появились
под влиянием его теоретических и эмпирических разработок — и при
этом я всецело сознаю, что некоторые мои доводы Стернбергу придутся
не по душе. И все же я благодарен ему за неустанное изучение структуры
интеллекта и за то, что десять лет назад он согласился на совместную ра­
боту в области изучения концепции нерациональных поступков.
Я благодарен своему литературному агенту Сюзен Ареллано, которая
om

терпеливо помогала мне разработать центральные темы этой книги. Она

.c
kA
S
помогла мне понять, что должно стать стержнем книги, а что — лишь
небольшим штрихом. Благодарю редактора из Yale University Press Кейт
Кондон, которая отнеслась к проекту со всем энтузиазмом и сделала ряд
важных предложений по структуре книги. Честь редактирования руко­
писи принадлежит Сюзен Лейти, а с техническим редактированием бли­
стательно справилась Кэтрин Шейер.
Работая над этой книгой, я наслаждался прекрасными вилами в самых
разных уголках мира. То я работал в офисе на девятом этаже, выходив­
шем на Торонто и озеро Онтарио; то ехал в Сент-Ивс (Корнуолл) на бере­
гу Атлантики, то обосновывался на побережье Орегона с видом на Тихий
океан. И все это время со мной были два человека. Олин из них — Ри­
чард Вест, мой коллега, который работает со мной вот уже тридцать лет
и выслушивает все мои идеи. Полуночные беседы на балконе в Торонто
и озарения на заре дарили мне новые силы для работы. А моей путевод­
ной звездой во всех делах была и остается Пола Станович — именно она
помогла мне устроить жизнь так, чтобы в ней нашлось место для этой
книги.
Дэвид Овер из университета Дарема, Мэгги Топлак из университе­
та Йорка и анонимный рецензент прочли рукопись книги и сделали
множество ценных комментариев. Крайне плодотворное и подробное об­
суждение изложенных в ней идей стало возможным благодаря трем кон­
ференциям: Четвертой международной конференции по вопросам мыш­
ления (Дарэм, Англия); организованной Джонатоном Эвансом и Кейт
Френкиш конференции по теории двойственных процессов мышления
и рациональности (Кембридж, Англия) и семинару по теории двойствен­
ных процессов, организованному в университете Виргинии Тимом Вил-
соном и Джонатоном Эвансом.
Бесценную административную поддержку в работе над этой книгой
оказали заведующие кафедрами Дженет Астингтон и Эстер Гева, а также
деканы Майкл Фуллан и Джейн Гаскелл. Администратор кафедры Мэри
Макри с неизменной готовностью помогала в решении всех технических
и снабженческих вопросов, и не меньшую готовность проявляли мои се­
кретари Диана Робинсон и Мариса Фрейр. Эмпирические исследования
om

по ряду вопросов, обсуждаемых в книге, были проведены при поддержке

.c

Совета по социальным и гуманитарным исследованиям Каналы, а также

kA
S
Программы поддержки сети исследовательских кафедр Канады. И моя
команда личной и интеллектуальной поддержки была бы неполна без Мэ­
рилин Кертой и Энн Каннингем.
В исследованиях, проводившихся нашим университетом и приве­
денных в этой книге, за последнее десятилетие приняли участие прак­
тически все сотрудники лаборатории Становича/Веста (это совместная
лаборатория, поддерживаемая университетом Торонто и университетом
Джеймса Мэдисона). Среди ведущих сотрудников, на сегодняшний мо­
мент давно уже завершивших обучение в постдокторантуре, можно упо­
мянуть Каролину Хо, Робина Макферсона, Уолтера Са и Мэгги Топлак.
Кроме того, я благодарю за участие в работе всех прочих сотрудников
лаборатории — Марию Грюнвальл, Кэрол Келли, Джули Кокис, Элеанор
Диу, Расса Мезерва, Дауру Пейдж, Джорджа Потворовски, Джейсона Ри-
иса, Рэчел Райерсон, Робина Силху, Рона Стрингера, Ребекку Уэллс-Джо-
плинг и Джоан Волфорт.
om
.c
kA
S
 ГЛАВА 1

Что там в голове у Джорджа У Буша:

чего не видят IQ-тесты

Я не слишком склонен к самокопанию. Знаете, я не очень-то люблю

раздумывать о том, почему я такой, какой есть, и поступаю так, как
поступаю.
Президент Ажордж У. Буш, борт номер один, 4 июня 2003 г.

поры об интеллекте Джорджа У. Буша идут уже не первый год. Много­

С численные противники не устают выискивать все новые доказатель­
ства недалекости президента. Рубленые фразы, дурацкие высказывания
(«Из бизнеса ухолит слишком много талантливых ребят. В стране слиш­
ком много гинекологов, которые не могут заниматься любовью с жен­
щинами» — 6 сентября 2004 года) и недостаток познаний по множеству
вопросов позволяют недоброжелателям утверждать, что интеллект у пре­
зидента ненамного выше плинтуса. Даже сторонники Буша порой кос­
венно подтверждают подобное мнение, доказывая, что, хотя президенту
не хватает «школьных знаний», он восполняет их «знаниями уличными».
Поэтому, когда результаты вступительных экзаменов в разные колледжи
и тесты Вооруженных сил, пройденные президентом в прошлом, были
преобразованы в результат по шкале IQ, все были просто поражены. По­
казатель IQ у президента составил около 120 пунктов — примерно столь­
ко же, сколько у противника Буша по президентским выборам 2004 года
Джона Керри (результаты экзаменов, пройденных им с подросткового
om
.c
kA
S
возраста, были преобразованы в показатели 1Q при помощи тех же са­
мых формул)1.
Результаты эти удивили многих недоброжелателей президента (и лаже
многих сторонников), однако я, как ученый, изучающий индивидуаль­
ные различия в области когнитивных способностей, удивлен не был.
Практически все комментаторы, так или иначе отзывавшиеся об ум­
ственных способностях президента (и лаже такие его сторонники, как
бывший спичрайтер Буша Дэвид Фрум), признают, что мыслительный
процесс у президента неидеален. Однако они совершают ошибку, пред­
полагая, что все недостатки интеллекта находят свое отражение в более
низкой оценке 1Q.
Изображая президента в целом позитивно, Фрум тем не менее от­
мечает, что «он нетерпелив, его легко разозлить, иногда он рассуждает
вполне бойко, а иногда впадает в догматичность; зачастую не проявляет
интереса и потому бывает плохо информирован» (2003, с. 272). Ком­
ментатор-консерватор Джордж Уиллс соглашается с этой характеристи­
кой, утверждая, что, работая с Верховным судом, президент «не имеет
ни желания, ни способности тонко судить о таких сложных вешах, как
противоречивые толкования Конституции» (2005, с. 23).
Вкратце говоря, все соглашаются с тем, что у президента Буша есть
несколько проблем: он не слишком склонен к интеллектуальной деятель­
ности, не обладает когнитивной гибкостью, стремится к скорейшему
принятию решения, упорен в своих убеждениях, предвзят, не чувствует
логических нестыковок. Все эти черты давно изучены психологами и мо­
гут быть достаточно точно измерены. Однако все они относятся к сти­
лям мышления, которые невозможно обнаружить с помощью тестов IQ.
Неудивительно поэтому, что обладатель подобных когнитивных проблем
может иметь достаточно высокий показатель интеллекта по IQ-тестам.
Когнитивные проблемы Буша не являются свидетельством завышен­
ной оценки по IQ-тестам, однако указывают на недостаток рациональ­
ного мышления. В их основе лежит «дисрационализм» (по аналогии с
«дислексией») — этот термин я придумал в середине 1990-х голов, что­
бы привлечь внимание к вопросам, остающимся за пределами IQ-тестов.
om

Дисрационализмом я называю неспособность мыслить и вести себя раци­

.c

онально, невзирая на наличие адекватного интеллекта. Президент наш,

kA
S
по сути, вовсе не страдает отсутствием интеллекта, олнако это не мешает
ему быть лисрациональным.
И в этом он не олинок. Есть множество людей, которые систематиче­
ски демонстрируют неспособность к рациональному поведению, при том
что обладают более чем нормальным IQ. Одна из причин, по которым
многие из нас в той или иной мере дисрациональны, может заключаться
в том, что так или иначе мы переоцениваем навыки мышления, измеря­
емые IQ-тестами, и недооцениваем прочие крайне важные когнитивные
навыки, например способность к рациональному мышлению.
Многие сказали бы, что способность рационально мыслить — явный
признак высочайшего интеллекта, однако в стандартных IQ-тестах нет
раздела для оценки рационального мышления, как понимают его ученые-
когнитивисты. Мыслить рационально значит ставить выполнимые цели,
предпринимать необходимые шаги с учетом этих целей и собственных
убеждений, а также сохранять убеждения, имеющие под собой отчетли­
вую основу. А IQ-тесты хоть и оценивают способность к концентрации
на сиюминутной цели при наличии отвлекающих факторов, однако не в
состоянии показать, склонен ли человек ставить перед собой в первую
очередь рациональные цели. Точно так же IQ-тесты позволяют успешно
оценить, насколько хорошо человек сохраняет в кратковременной памя­
ти убеждения и работает с ними, однако те же самые тесты не в состо­
янии проверить, склонен ли человек рационально создавать убеждения
при наличии доказательств. И еще одно: с помощью IQ-тестов можно
оценить эффективность обработки информации, которую получил чело­
век, олнако невозможно узнать, воспринимает ли человек информацию
критически, когда получает ее из окружающего мира.
Итак, IQ-тесты позволяют измерить лишь малую толику аспектов
человеческого мышления, которые необходимы людям, — но тем бо­
лее удивительно, что они приобрели такой вес. Результаты тестов на
интеллект в значительной степени влияют на учебу и карьеру милли­
онов жителей США. При приеме в университет комиссия смотрит на
показатели, являющиеся аналогом результатов IQ-теста (даже если и не
осмеливается назвать их именно так). Хваленый тест SAT сменил мно­
om

жество различных названий (сначала он назывался тестом на проверку

.c

академических достижений, потом — тестом на проверку академических

kA
S
склонностей, затем — тестом на оценку академических способностей, а
потом от названия остались только первые буквы — SAT), дабы скрыть
факт, оставшийся неизменным во всех этих пертурбациях: SAT-тест явля­
ется не более чем аналогом IQ-теста2. В школах юриспруденции, бизне­
са, медицины та же картина — инструментарий для оценки абитуриен­
та зачастую является лишь слегка замаскированным аналогом IQ-теста.
Детишки проходят IQ-тесты в самом раннем возрасте, чтобы попасть в
элитную подготовительную школу. Став постарше, они проходят IQ-тест,
чтобы быть принятыми в программу для одаренных детей. Корпорации
и военные организации тоже опираются на инструменты оценки и отбо­
ра, лишь немногим отличающиеся от замаскированных IQ-тестов. Даже
Национальная футбольная лига США и та предлагает претендентам на
место квотербека тест на интеллект3.
Возможно, в некоторой степени подобное внимание к интеллекту
и оправданно, однако за всем этим мы постоянно игнорируем способ­
ности, имеющие как минимум не меньшее значение, — способности,
связанные с рациональным мышлением и деятельностью. Нелепость ка­
кая — общество уделяет так много внимания оценке интеллекта, однако
не обращает практически никакого внимания на рациональное мышле­
ние, хотя социальные последствия нерационального мышления вполне
очевидны. И все же я обнаружил, что, как ни странно, идея признания
ценности умственных способностей, отличных от интеллекта, встречает
сильнейшее сопротивление. К примеру, когда я читаю лекцию о том, что
общество переоценивает такие характеристики, как интеллект, и недо­
оценивает другие важные вещи, например рациональность, в аудитории
обязательно найдется слушатель, который задаст риторический вопрос
вроде: «А вы бы хотели видеть хирурга с IQ в 92 балла?» Я отвечаю в та­
ких случаях, что, пожалуй, не хотел бы — однако не хотел бы и видеть в
судьях человека с коэффициентом рациональности (RQ) в 93 пункта или
законодателя с RQ 91, не доверил бы инвестирование своего пенсионно­
го фонда обладателю RQ 76, не обратился бы к риелтору с RQ 94 и не
отвел бы своих детей к районному консультанту по выбору профессии,
имеющему RQ в 83 пункта.
om

Конечно, на данный момент методов оценки коэффициента рацио­

.c

нальности не существует — в отличие от методов оценки IQ, — и этим

kA
S
можно хотя бы в некоторой степени объяснить тот факт, что интеллект
приобрел значительно больший вес, нежели прочие, не менее важные
когнитивные способности. В нашем обществе ценится то, что поддается
измерению. А если бы мы могли все изменить? Если бы сумели создать
тесты на определение коэффициента рациональности? Собственно го­
воря, в книге пойдет речь о том, что знаний для этого у нас уже доста­
точно, поэтому теоретически мы могли бы оценивать рациональность
точно так же, как оцениваем интеллект. Да, Psychological Corporation
еще не опубликовала векслеровскую шкалу или тест Стэнфорда—Вине
для оценки коэффициента рациональности. Теста на RQ в природе не
существует. Олнако он мог бы существовать и был бы основан на тех
же критериях, с помощью которых в настоящее время мы оцениваем
интеллект (психометрические критерии, такие как надежность изме­
рений и возможность прогнозирования соответствующего поведения).
Если бы не профессиональная инертность и не преданность психоло­
гов концепции IQ, мы уже завтра могли бы заняться более формальной
оценкой навыков рационального мышления, уделять больше сил соот­
ветствующему обучению и перестроить окружающий мир таким обра­
зом, чтобы нерациональное мышление не обходилось его обитателям
столь дорого.
Тридцать лет назад мы знали об интеллекте куда больше, чем о ра­
циональном мышлении, однако за последние десятилетия ситуация не­
много выправилась благодаря замечательным работам в области теории
принятия решений, когнитивистики и граничащих с ними областей пси­
хологии. За последние двадцать лет ученые-когнитивисты разработали
лабораторные тесты и выделили проявляющиеся в реальной жизни инди­
каторы, позволяющие оценить склонность к рациональному мышлению,
например разумному распределению приоритетов в выборе целей, реф­
лексии, умению реально оценивать факты. Выяснилось, что у каждого
человека эти свойства выражены в разной степени. Кроме того, ученые
обнаружили, что перечисленные процессы отличаются от когнитивной
деятельности, оцениваемой с помощью IQ-тестов. Интересно, что не­
которые обладатели весьма высокого IQ могут демонстрировать почти
om

полное отсутствие способности мыслить рационально.

.c
kA
S
 Чего вы не найдете в этой книге
На этом месте читатель, вероятно, ожидает заявления: в этой книге бу­
дет говориться о важной роли эмоций (так называемом эмоциональном
интеллекте), или о важной роли социальных навыков (так называемом
социальном интеллекте), или о важной роли креативности или иных нал-
когнитивных характеристик. Более того, многие будут ожидать, что я за­
явлю, будто то, что измеряется с помощью IQ-тестов, не имеет никакого
значения, или что интеллект бывает разный, или что все люди по-своему
умны.
Увы, ничего из этого я говорить не собираюсь — более того, в ряде
случаев я буду утверждать совершенно обратное. Во-первых, эта книга
посвящена отнюдь не социальным или эмоциональным навыкам. Да,
в начале главы я поставил под сомнение универсальность IQ-тестов,
и кое-кто мог решить, что после этого я удалюсь в области, не имеющие
отношения к когнитивности. Подобную стратегию чаще всего исполь­
зуют критики интеллекта в том понимании, в каком он оценивается
с помощью стандартных IQ-тестов. Те, кто критикует идею интеллекта
в ее традиционном понимании, зачастую указывают на то, что IQ-тесты
не позволяют оценить многие важные области психической деятельно­
сти человека. К примеру, тесты на когнитивные способности практиче­
ски полностью игнорируют такие крупные некогнитивные области, как
социоэмоциональные способности, мотивацию, эмпатию, межличност­
ные навыки. Однако подобная критика зачастую исподволь намекает на
то, что, хотя тесты на интеллект и упускают кое-какие важные некогни­
тивные способности человека, они все же охватывают практически все
важные когнитивные факторы. Вот это утверждение я и намерен оспа­
ривать. По сути, традиционная идея интеллекта в том виде, в каком его
оценивают тесты, не включает в себя важнейшие когнитивные области —
собственно говоря, мышление как таковое. И некоторые неохваченные
области относятся к способности принятия оптимальных решений в си­
туации важного выбора.
Если говорить коротко, в поисках не охваченного IQ-тестами неза­
чем выходить за пределы когнитивистики. Однако, говоря, что интеллект
om

в том его виде, который измеряют стандартные IQ-тесты, не включает в

.c
kA
S
себя важные факторы, я вовсе не хочу отбросить традиционный взгляд на
интеллект, как это часто делается в популярной литературе. Нынче модно
утверждать, что-ле интеллект не имеет никакого отношения к реальной
жизни или что показатели IQ — это не более чем психологическая забава
исключительно для «умников». Десятилетия исследований в области пси­
хологии полностью опровергают этот подход. С помощью IQ-тестов мы
измеряем вполне реальные когнитивные факторы, имеющие отношение
к реальной жизни.
На самом деле достаточно уже посмотреть, как мы используем термин
«интеллект» в повседневной жизни, чтобы убедиться, что мы придаем
этому явлению весьма большое значение. Характеризуя человека, мы го­
ворим, что он «умный», «сообразительный», «толковый», то есть явно
говорим не о его социальных или эмоциональных качествах. Кроме того,
эти термины используются часто, и почти всегда — в положительном
смысле. Слова «умный», «сообразительный» и «толковый» используют­
ся в повседневном дискурсе для того, чтобы указать именно на те каче­
ства, которые оценивают с помощью стандартных IQ-тестов (в психоло­
гической литературе их иногда называют «подвижным интеллектом g»).
Возможно, воспевать интеллект за вечерним коктейлем и некрасиво, од­
нако все потягивающие коктейль родители предпочли бы, чтобы у их
ребенка этот интеллект был. Когда у ребенка появляются поведенческие/
когнитивные проблемы, родители куда спокойнее воспринимают диа­
гноз, в котором не значится «низкий IQ»4. Короче говоря, интеллект для
нас — очень волнительная тема. Втайне мы его ценим, однако на людях
ни за что в этом не признаемся.

Почему возникли сомнения в интеллекте Буша

Поговаривают, что показатели IQ Буша удивили его сторонников ни­
чуть не меньше, чем противников. И те и другие никак не ожидали от
президента столь высоких результатов. Это означает, что обе группы не
имели прелставления о том, что показывают и чего не показывают тесты
на интеллект. Противники Буша обвиняли его в том, что он ведет себя
om

абсолютно иррационально, и, похоже, считали, что за этими действия­

.c

ми стоит слабый интеллект, на который и укажут результаты IQ-тестов.

kA
S
В противном случае высокие результаты президента не удивили бы их
так сильно. Получается, что противники Буша предполагали, будто ум
(склонность к рациональному мышлению) можно измерить с помощью
тестов, в то время как тесты ни для чего подобного не предназначены.
Сторонники Буша, напротив, одобряли его действия, однако призна­
вали за ним скорее «уличные знания» (то есть здравый смысл), нежели
«школьные знания». Утверждая, что «школьные знания» президента не­
высоки, и предполагая, что IQ-тесты позволяют оценивать только эти
«школьные знания», сторонники Буша также были удивлены высоким по­
казателем его IQ. Таким образом, сторонники Буша упустили из внимания
тот факт, что у президента есть сильные стороны, которые тест позволя­
ет измерить. Его сторонники предполагали, что тест позволяет оценить
только «школьные знания», являясь чем-то вроде викторины («кто напи­
сал «Гамлета»?»), а потому IQ-тесты заслуживают лишь осмеяния и не
имеют ничего общего с реальной жизнью. И уж никак не предполагалось,
что тест позволит оценить реальные достоинства Буша. Итак, сторонники
президента тоже не имели представления о том, что именно можно изме­
рить с помощью IQ-тестов, хотя ошибались в этом по-своему, не так, как
противники Буша.
Но и это еще не все. Люди не просто не имеют понятия о том, что
может и чего не может оценить IQ-тест. Люли не могут точно сказать, что
есть интеллект. На бытовом уровне (в повседневных беседах) понятие
интеллекта запутано донельзя и представляет собой ликую мешанину из
неверно использованной терминологии, политизированного применения
термина и неспособности усвоить имеющиеся у ученых данные о приро­
де когнитивных способностей человека. Движимый желанием прояснить
эту ситуацию, я и изобрел термин «дисрационализм».
Важно отметить, однако, что Буш не является типичным лисрацио-
налом — в том смысле, что первым на ум приходит вовсе не он. Дис­
рационализм — это неспособность мыслить и вести себя рационально,
невзирая на наличие достаточно высокого показателя интеллекта. Узнав
об уровне IQ Буша, люди были удивлены. В более явных случаях дис-
рапионализма люди абсолютно уверены в том, что лисрационал облада­
om

ет высоким уровнем интеллекта. Они бывают потрясены и изумлены

.c

именно тем, что явно умный человек совершает очевидную глупость, и

kA
S
ищут этому объяснения. Это и есть наиболее явный пример лисрацио-
нализма.
В следующей главе я расскажу о подобных явных случаях и объясню,
почему они встречаются достаточно часто. Наше удивление в подобных
случаях говорит о том, что мы не представляем себе истинную приро­
ду интеллекта и не знаем, что именно измеряют IQ-тесты, — а кроме
того, недооцениваем рациональность, поскольку превыше всего ценим
интеллект.
om
.c
kA
S
 ГЛАВА 2

Дисрационализм: как отделить

рациональность от интеллекта

Рациональность помогает нам лучше знать и успешнее контролировать

наши собственные действия и эмоции и мир вокруг нас... С ее помощью
мы преображаем себя и таким образом отдаляемся от образа человека
как животного — и реально, и символически.
Роберт Нозик. Природа рациональности, 1993

жон Аллен Паулос — человек умный. Он профессор математики,

Д он преподает в университете Темпла, он написал несколько попу­
лярных книг, в том числе бестселлер «Математическая безграмотность».
Пройдя любой из существующих тестов на интеллект, профессор Паулос
получил бы крайне высокий результат. И все же Паулос совершил глупей­
шую вещь — и лаже не одну. Началось все с поступка, который сам по
себе еще мог и не быть достаточно глупым: в начале 2000-х профессор
Паулос купил акции WorldCom по 47 долларов за штуку.
Было это глупо или нет — неизвестно, но в том же году профессор по­
полнил свой запас акций после того, как они упали до 30 долларов. Как
рассказывает сам Паулос в своей книге «Математик играет на фондовой
бирже», на тот момент уже становилось очевидным, что в долгосрочной
перспективе рынок телефонных компаний будет перегружен. Однако, как
говорит Паулос, он «постарался посмотреть на ситуацию пол положитель­
ным углом и изучить мнение аналитиков, избегая не слишком радужных
om
.c
kA
S
прогнозов», и в конце концов равнодушно признается, что «приобретая
акции, я вел себя не совсем рационально» (с. 13).
В октябре 2000 гола он повел себя еще менее рационально, продолжив
покупать акции, которые на тот момент упали ло 20 долларов («Я был
осмотрителен, но все же прикупил еще акций»,— пишет он на с. 24),
хотя очень многое свидетельствовало о том, что акции эти нужно было не
покупать, а продавать («Когда я нажимал на кнопку «купить», мозг у меня
явно отключался», с. 24). Положение продолжало ухудшаться, и Паулос
так и не признался своей жене в том, что приобретает акции «на марже»,
то есть фактически на взятые в долг деньги. После того как цена на ак­
ции упала еше в два раза, Паулос начал забрасывать президента WorldCom
электронными письмами, отчаянно пытаясь взять ситуацию в свои руки
(он даже предложил переслать эти же письма в компанию, чтобы более
эффективно «изложить свои соображения» по части инвестиций).
К концу 2001 гола профессор Паулос проверял курс своих акций каж­
дый час. В апреле 2002 гола он все еще истово верил в то, что будет поку­
пать акции по низкой стоимости, а потом частично отыграется, когда их
курс вновь вырастет. Когда акции стоили всего 5 долларов, он продолжал
покупать. Но 19 апреля цена акций поднялась ло 7 долларов с лишним,
и Паулос наконец решил их продать. Однако дело было в пятницу, и к
тому времени, как он вернулся с лекции, которую читал на севере Нью-
Джерси, фондовая биржа уже закрылась. К понедельнику акции потеря­
ли треть своей цены, и профессор наконец избавился от мучений, продав
их с огромным для себя убытком. Затем компанию WorldCom уличили
в велении «черной» бухгалтерии, и стоимость акций упала до 9 центов.
В своей прекрасной книге Паулос внимательно изучает настроения, вы­
нудившие его пойти против всех принципов разумного инвестирования
(диверсификации и т. д.), и честно признается, что повел себя глупо, да­
ром что сам является человеком умным (он пишет, что «и по сей день
одна мысль об акциях частенько выбивает меня из колеи», с. 150).
История Дэвида Дэнби выглядит еще более странно. Дэнби тоже
очень умный человек. Он работает штатным писателем и кинокрити­
ком в журнале The New Yorker, а кроме того, написал очень хорошо рас­
om

ходившуюся книгу «Великие книги», этим самым книгам и посвящен­

.c

ную. В Нью-Йорке у него была дорогая квартира, и он хотел остаться в

kA
S

11
ней и после развода. Это означало, что бывшей жене придется дать от­
ступного. Закавыка была только в цифрах — квартира стоила 1,4 мил­
лиона долларов. Были и другие трудности, и в конце концов в 2000 году
Дэнби решил попробовать заработать миллион долларов на фондовой
бирже. Разумно звучит, правда? Любой умный человек поступил бы так
же, верно?
В уморительно смешной книге «Лох американский» Лэнби расска­
зывает, как в конце 1999 — начале 2000 гола ликвидировал все свои
консервативные инвестиции (акции паевых фондов, облигации, стра­
ховки) и вложил средства в фонды изучения технологий и в акции дот­
комов. Все его сбережения по страховому плану 401 (к) перекочевали
в фонд, инвестировавший исключительно в недолговечные компании
Национальной ассоциации фондовых дилеров. Напомним, что дело
было в конце 1999 — начале 2000 года (в марте 2000-го индекс На­
циональной ассоциации фондовых дилеров превысил 5000 пунктов —
в мае 2004-го он составил уже менее 2000 пунктов, а в мае 2007 года
по-прежнему не дотягивал до 3000). И все это было проделано, несмо­
тря на то что, как признается Дэнби, «я совершенно ничего не знал
о фондовом рынке — так, разве что самые азы. В новых коммуника­
ционных технологиях я не понимал вовсе... Я прекрасно понимал, что
нынешний бум — это в значительной степени дутые акции, особенно
когда речь заходит об интернет-компаниях... Олнако надежда перевеси­
ла все тревоги» (с. 18, 28). Весь 2000 и 2001 гол он продолжал покупать
акции компаний, имевших бизнес-«модели», олнако ничего не зарабаты­
вавших, не продававших и не приносивших.
Поначалу Дэнби везло, и он признается, что некоторые фанаты рынка
ясно советовали ему «сбросить кое-что», потому что курс принадлежав­
ших ему акций был безбожно завышен, олнако Дэнби проигнорировал
их советы. Он рассказывает, как тщательно обдумывал, но затем решил
отвергнуть совет специалиста по инвестициям из Уортонской школы
бизнеса — тот отметил, что курс Национальной ассоциации фондовых
дилеров вырос за последние пять месяцев вдвое, при том что прогнозы
по прибылям у нее остались прежними. Успех длился недолго. Дэнби го­
om

ворит, что уже в октябре 2002-го, понеся убытков на 900 тысяч долларов,
.c

он подумал: «Я что, с ума сошел два года назад?» (с. 320).

kA
S
 И Дэвил Дэнби, и Джон Аллен Паулос длительное время совершали
поступки, не приносившие им ничего, кроме убытков. Ни высокие вер­
бальные когнитивные способности (у Дэнби), ни выдающиеся числен­
ные когнитивные способности (у Паулоса) их не спасли. Дэнби и Паулос
являются прекрасными примерами умных людей, делающих глупости.
Такие случаи всегда удивляют. Мы бываем потрясены, когда узнаем, что
врач лишился своего пенсионного фонда, ввязавшись в биржевые фи­
нансовые авантюры. Нас поражают образованнейшие ученые, которые
придерживаются теории креационизма. Мы не можем понять, почему об­
разованный профессионал отказывается от проверенных методов меди­
цины и отправляется лечиться к знахарю в Мексику. Мы удивлены, когда
слышим, что некоторые университетские профессора, имеющие степень
по истории, утверждают, будто холокоста не было. Предложение живу­
щих по соседству школьных учителей поучаствовать в пирамиде продаж
нас ошарашивает. Вкратце говоря, когда умные люди верят в абсурдные
вещи и совершают глупейшие поступки, нам это кажется совершенным
парадоксом.
Но удивляемся мы зря. В том, что умные люди ведут себя глупо, нет
ничего особенного — достаточно лишь перевести это разговорное вы­
ражение на язык современной когнитивистики. Наша склонность видеть
в этом феномене нечто необычное является не более чем отражением
слабых мест бытового языка, которым мы описываем психологические
явления, а слабые места эти своим существованием обязаны путанице,
которую порождают психологи, рассуждая о таких вещах, как интеллект.

Как же это называть?

Аля случаев, которые описаны выше, существует множество народных
названий. Например, Роберт Стернберг однажды редактировал книгу
под названием «Почему умные люди бывают так глупы», поразмыслил
над смыслом фразы и решил, что она просто глупа! Типичное словарное
определение прилагательного «умный» — «обладающий острым умом,
сообразительный» или «имеющий или демонстрирующий способность
om

быстро мыслить или хорошие умственные способности». Если верить

.c

словарю, то выходит, что ум имеет много общего с интеллектом. Стерн­

kA
S
берг отмечает, что, согласно тем же словарям, глупый человек «медленно
обучается или усваивает информацию; имеет недостаточно высокий или
крайне невысокий уровень интеллекта». Выхолит, умный человек имеет
интеллект, а глупому интеллекта не хватает — значит, в соответствии с
законом противоречия, невозможно одновременно обладать и не обла­
дать интеллектом, то есть словосочетание «глупые умные люди» не имеет
смысла.
Однако, если взглянуть на дополнительные определения к этим по­
нятиям, мы поймем, откуда взялось утверждение про «умного человека,
ведущего себя глупо». На сайте Dictionary.com под номером два стоит
определение глупого человека: «склонный принимать неудачные решения
или совершать ошибки по небрежности». Смысл исходной фразы уже не
настолько дик, правда? То же самое происходит и если мы анализируем
слово «дурак», чтобы проверить, есть ли смысл во фразе «умный дурак».
Первое определение слова «дурак» по сути сводится к антониму понятия
«умный», и противоречие тут же встает во всей красе. Однако когда мы
говорим о решениях или действиях, например «что за дурацкий посту­
пок!», всплывает второе значение слова, очень похожее на второе опре­
деление прилагательного «глупый», — «склонный принимать неудачные
решения или совершать ошибки по небрежности». В приведенных сло­
восочетаниях используются совершенно конкретные значения слов «глу­
пый» или «дурак», но не в первом своем значении.
Поэтому Стернберг предложил более удачную формулировку: умные
люди, которые делают глупые веши1. Гарвардский ученый-когнитивист
Дэвид Перкинс по той же причине предпочитает использовать для опи­
сания «глупости» из этих примеров термин «безрассудство». Глупый че­
ловек — этот тот, кто «не в состоянии сулить здраво; не демонстрирует
здравого смысла; неумен; не отличается рассудительностью». Здесь ясно
просматривается тот аспект понятий «глупый» и «дурак», которому нам
хотелось бы уделить особое внимание: имеющий отношение не к интел­
лекту («умный» вообще), а скорее к способности принимать обдуманные
(точнее, необдуманные) решения.
Я не собираюсь устраивать дискуссию о терминологии. Как бы мы
om

ни сформулировали исходную фразу — «умный дурак», «умные люди,

.c

которые делают глупые вещи» или любой другой ее вариант, — для нас
kA
S
важно лишь то, что эта фраза отражает обсуждаемый нами феномен ум­
ных людей, которые ведут себя безрассудно или выносят необоснованные
суждения.

Интеллект в широком и в узком смысле слова

Тут, правда, есть еще одна проблема. Согласно некоторым концепциям,
интеллект если не сводится, то как минимум отчасти основывается на
умении приспособиться к окружающему миру2. Олнако склонность при­
нимать взвешенные решения в соответствии с поставленными целями
входит в то, что мы понимаем под умением приспосабливаться к окру­
жающему миру. Опять противоречие! Если мы говорим об умных людях,
которые принимают глупые (не соответствующие их целям) решения,
а интеллект включает в себя склонность принимать соответствующие це­
лям решения, нестыковка налицо — умный человек просто по определе­
нию не может иметь скпонности к глупым поступкам (в целом)3.
Мы вызвали к жизни старое противоречие из области изучения когни­
тивных способностей — разницу между теориями интеллекта в узком и в
широком смысле слова. Теория интеллекта в широком толковании вклю­
чает в себя аспекты деятельности, которые привносит в толкование интел­
лекта бытовое понимание термина (умение приспосабливаться к окруже­
нию, демонстрация мудрости и творческого подхода и т. д.), независимо
от того, можно ли оценить их выраженность с помощью существующих
на сегодня тестов интеллекта. Теории же интеллекта в узком смысле слова
сводят понятие интеллекта к набору умственных способностей, оценивае­
мых с помощью имеющихся на данный момент IQ-тестов. В этих теориях
используется то понятие интеллекта, которым оперируют в психометри­
ческих исследованиях интеллекта, нейрофизиологических исследованиях
работы мозга и исследованиях мозговых нарушений. Данное определе­
ние предполагает статистическую оценку результатов имеющихся тестов
и индикаторов когнитивных способностей. Оно с успехом используется
в рамках научной концепции интеллекта вообще, обычно обозначаемого
буквой g, а также в случаях применения теорий текучего (GO и кристалли­
om

зованного интеллекта (Gc). Я буду называть это теорией интеллекта Кет-

.c

телла—Хорна—Кэрролла, которая наиболее близка к тому, с чем могли

kA
S
бы согласиться все исследователи интеллекта4. Порой ее именуют теорией
текучего и кристаллизованного интеллекта (теорией Gf/Gc), и согласно
ей, тесты на определение умственных способностей затрагивают лишь
небольшое число важных факторов, среди которых основными являются
два. Под текучим интеллектом (GO понимаются мыслительные способ­
ности в самых разных областях, особенно новых. Этот тип интеллекта
оценивается с помощью заданий на абстрактное мышление, в которых
нужно сказать, на что похожа та или иная фигура, поработать с матри­
цами Равена и закончить последовательности (например, назвать следую­
щее число в последовательности 1, 4, 5, 8, 9, 12...). Кристаллизованный
интеллект (Gc) отвечает за декларативные знания, приобретенные в холе
обретения культурных навыков. Оценивается он с помощью заданий на сло­
варный запас, понимание слов и общую осведомленность. За этими двумя
важнейшими факторами теории текучего/кристаллизованного интеллек­
та стоит долгая история выявления двух аспектов интеллекта: интеллект-
как-процесс (GO и интеллект-как-знание (Gc).
Последователи теории интеллекта в узком смысле слова берут эти вы­
явленные конструкты — g, Gf и Gc — и проверяют их в холе изучения
повреждений мозга, образовательной подготовки, когнитивной нейро­
науки, тенденций развития и обработки информации. Эти конструкты
теории интеллекта в узком смысле основываются на тех умственных спо­
собностях, которые можно измерить с помощью стандартных тестов на
интеллект.
Пожалуй, нам будет удобнее обсуждать теорию интеллекта в узком
и в широком смысле слова, если мы будем называть эти способности лег­
ко запоминаемой аббревиатурой УСОПТИ (умственные способности,
оцениваемые с помощью тестов на интеллект). Теория интеллекта в уз­
ком смысле слова рассматривает интеллект как УСОПТИ и отличается
от теории интеллекта в широком смысле тем, что не включает в исход-
но.е определение множество аспектов, включенных в конкурирующую
теорию: это и адаптация к окружающему миру, и принятие решений в
реальной жизни, и демонстрация мудрости и творческого подхода, и про­
чее. Заметим, что противоречия, о которых мы говорили выше примени­
om

тельно к фразам «умный дурак» или «умные люди, которые делают глу­
.c

пые вещи», не возникают, если использовать теорию интеллекта в узком

kA
S
смысле, однако при использовании теории интеллекта в широком смысле
встают во весь рост. Если смотреть с точки зрения первой из упомянутых
теорий, феномен «умного дурака» будет вполне распространенным явле­
нием. Почему? Да очень просто. С этой точки зрения ум и глупость — аб­
солютно разные вещи. Ум — это умственные способности, оцениваемые
IQ-тестами (УСОПТИ, скорее всего, GO- УСОПТИ не включают в себя
качества, пол влиянием которых мы совершаем так называемые дурац­
кие, глупые или бестолковые поступки; за рамками УСОПТИ остается
способность к рассудительному принятию решений, адекватному пове­
дению, разумной приоретизации целей, достаточной глубокомысленно­
сти или адекватной оценке доказательств. Если ум связан с показателями
УСОПТИ, а глупость — с набором характеристик, в УСОПТИ не входя­
щих, тогда словосочетание «умный дурак» просто описывает ситуацию
с запороговым значением двух разных умственных характеристик, одна
из которых выражена сильно, а другая — слабо.
Если же мы будем опираться на теорию интеллекта в широком смысле
слова, с интерпретацией фразы будут проблемы. С этой позиции трудно
даже объяснить, что так привлекает наше внимание во фразе «умный
дурак». В рамках этой концепции «ум» (интеллект) представляет собой
всестороннюю адаптацию к окружающему миру или способность выно­
сить обоснованные суждения, то есть умный человек по определению не
может раз за разом действовать глупо (неадаптивно, неразумно, неумно).
Умный человек, который постоянно совершает глупые поступки, просто
не так умен, как нам казалось.
Почему этот вывод людей не устраивает? Почему бытовая психология
не может отказаться от концепции «умного человека, который ведет себя
глупо» и просто решить, что такой человек умен? Я предполагаю следую­
щую причину: мы видим, что подобные люди обладают массой качеств,
которые можно оценить с помощью существующих IQ-тестов («узкий»
подход), и что доморощенные психологи научились замечать и ценить
эти свойства.
Я хочу сказать лишь, что взгляд народных психологов на интеллект
страдает непоследовательностью. Исследование бытовых теорий интел­
om

лекта показало, что люди склонны воспринимать понятие ума в широком

.c

смысле слова5. И те же самые люди видят что-то странное в феномене

kA
S
«умного дурака». Можно предположить, что подобный феномен воспри­
нимается как нечто из ряда вон выходящее потому, что бытовая психоло­
гия выделяет УСОПТИ. Таким образом, люди удивляются тому, что выра­
женность этого качества (УСОПТИ) сильно отличается от выраженности
адаптивного поведения. Это означает, что так называемая g-модель при­
сутствует в бытовой теории интеллекта в широком смысле слова — то
есть в модели, благодаря которой все аспекты умственной деятельности
должны находиться на более-менее схожем уровне (если высок один, то
высок и другой).
Вкратце говоря, бытовая психология переоценивает УСОПТИ, воспри­
нимая как нечто странное, когда при высоких показателях УСОПТИ по­
казатели других умственных способностей не так велики. Таким образом,
бытовая теория недооценивает прочие умственные способности, посколь­
ку для определения «странного» берет за точку отсчета УСОПТИ. Более
того, некоторые психологи дополнили эту тенденцию бытовой психологии
широким определением интеллекта, что, по иронии судьбы, мешает нам
проявлять должное уважение к прочим вилам умственных способностей.
Ирония же заключается в том, что многие из этих психологов использова­
ли расширенное понимание термина в отчетливой попытке снизить зна­
чение «тех аспектов интеллекта, которые могут быть измерены с помо­
щью IQ-тестов». Олнако, вводя более широкое определение, они добились
ровно противоположного — позволили концепции интеллекта захватить
единоличную власть в понимании умственных способностей. Не самая
лучшая стратегия для науки — да и для общества тоже.

Рациональность — утерянный элемент

В рамках широкого понимания интеллекта мы объединяем два раз­
личных фактора, упомянутые во фразе «умный дурак», в единую кон­
цепцию. «Умный» отсылает нас к УСОПТИ. «Дурак» — это к вопросу
о склонности принимать взвешенные или невзвешенные решения, вести
себя разумно, действовать в соответствии с ситуацией. Широкое понима­
ние интеллекта объединяет эти два фактора (УСОПТИ и принятие обо­
om

снованных решений) в единое понятие «интеллект». Подобное широкое

.c

понимание интеллекта ведет к тому, что УСОПТИ приобретают большую

kA
S
ценность, в то время как все не относящиеся к ним качества девальвиру­
ются. Связано это с тем, что УСОПТИ имеют собственное название (IQ),
могут быть точно измерены (с помощью IQ-тестов) и имеют столетнюю
историю, о которой люди наслышаны хотя бы краем уха. Если бы мы
лали названия (и придумали бы, как оценивать) другим характеристикам
(и не называли бы их просто составляющей интеллекта), было бы про­
ще привлечь к ним необходимое внимание. Собственно, единое название
для этих характеристик у нас есть. Адаптивное поведение, обоснованное
принятие решений, эффективное управление поведением, разумная рас­
становка приоритетов, рефлективность, способность правильно оценить
доказательства — это именно то, чего не хватает человеку, совершающе­
му «глупые», «дурацкие», «неразумные» поступки, а также все то, что пе­
речисляют ученые-когнитивисты, изучающие рациональное мышление.
Предлагаемые словарем определения «рациональности» неполны
и неконкретны («состояние или качество, возникающее при разумном
повелении»), а некоторые критики, стремящиеся занизить важность этой
характеристики, распространили взгляд, согласно которому рациональ­
ность сводится к таким искусственным навыкам, как решение логиче­
ских задач из учебника. Что касается современных ученых-когнитиви-
стов, они воспринимают рациональность как функциональное явление
и признают ее важную роль6.
Когнитивисты различают два типа рациональности: инструменталь­
ную и эпистемическую. Простейшее определение рациональности — то,
где основной акцент делается на практической стороне жизни, — звучит
так: такое повеление в жизненных ситуациях, которое позволяет полу­
чить человеку наиболее желанное при условии наличия физических и
умственных ресурсов. Другими словами, мы можем назвать инструмен­
тальную рациональность оптимизацией достижения целей человеком.
Экономисты и когнитивные психологи уточнили понятие оптимизации
достижения целей, придав ему технический смысл ожидаемой полезно­
сти. Модель рационального суждения, которую используют специалисты
по принятию решений, заключается в том, что человек выбирает вариант
повеления, исходя из того, какой вариант обладает наибольшей ожидае­
om

мой полезностью7. Одно из открытий современной науки о принятии ре­

.c

шений заключается в том, что если в своих предпочтениях люди следуют

kA
S
определенным паттернам (так называемым аксиомам выбора), тогда они
увеличивают полезность своего повеления, то есть стремятся получить
желаемое. Именно поэтому степень рациональности человека поддается
измерению экспериментальными методами когнитивной науки. Показа­
телем рациональности поведения является величина его отклонения от
паттерна оптимального выбора.
Еще один изучаемый когнитивистами аспект рациональности назы­
вается эпистемической рациональностью. Суть его в соответствии убеж­
дений структуре реального мира8. Эти два типа рациональности связаны
между собой. Важно помнить, что критической характеристикой убеж­
дений, задействованных в инструментальных вычислениях (то есть неяв­
ных вычислениях), является вероятность существования того или иного
положения дел. Хотя многие люди (справедливо или ошибочно) считают,
что могут прожить и без умения решать логические задачки из учебника,
ни один из них не пожелал бы отказаться от эпистемической и инстру­
ментальной рациональности, если бы точно знал, что это такое. Прак­
тически все люди хотят, чтобы их убеждения так или иначе соответство­
вали действительности, и стараются вести себя так, чтобы максимально
успешно достигать поставленных целей.
Рациональность и УСОПТИ — вещи разные. В рамках концепции уз­
кого понимания интеллекта заявление о том, что умные люли ведут себя
глупо, не представляет никакой проблемы. В широком же понимании
интеллекта — том, которое включает в себя рациональность, — умные
люди, постоянно совершающие глупые поступки, на самом деле просто
не так умны, как кажется. Нежелание называть таких людей умными
и привело меня к мысли, что, усвоив широкое понимание интеллекта,
мы не сможем переломить тенденцию завышения значимости УСОПТИ.
Я выбираю другую стратегию — продвигать узкое понимание интеллекта
и таким образом противостоять ситуации, когда интеллект единолично
правит бал, когда речь заходит об умственных способностях человека.

Дисрационализм как насос для интуиции

om

Рациональность — это не то же самое, что интеллект в своем узком

.c

значении УСОПТИ. Неудивительно поэтому, что рациональность и ин­

kA
S
теллект никак не связаны между собой — человек может иметь высо­
кий показатель по одному из этих критериев и низкий по другому. Аля
одной такой диссоциации я придумал название, которое опубликовал
в двух статьях начала 1990-х. В этих работах я подобрал название для
нарушения, основанного на фундаментальной идее, лежащей в осно­
ве концепции расстройства обучаемости в психологии образования, а
именно идее избирательной когнитивной недостаточности, оценивае­
мой в соответствии с величиной отклонения от показателя интеллекта.
Практическое применение этого отклонения можно пронаблюдать в
диагностических критериях избирательного нарушения способности к
чтению, приведенных в «Диагностическом и статистическом руковод­
стве по расстройствам психической деятельности IV» (DSM IV) Аме­
риканской ассоциации психиатрии. Критерии нарушения способности
к чтению таковы: «Навыки чтения значительно более низкие, нежели
можно ожидать, учитывая биологический возраст, уровень интеллекта
и наличие соответствующего возрасту образования» (с. 48). Идея опре­
деления разнообразных расстройств через несоответствие должным
навыкам/способностям (демонстрация навыков того или иного плана,
имеющих значительно более низкий уровень, чем ожидается) была ши­
роко распространена в первые годы развития концепции расстройства
обучаемости. Заметим, что идея несоответствия включает в себя пред­
положение о том, что все полезные явления связаны с высоким интел­
лектом. Когда обладатель высокого 1Q демонстрирует несостоятель­
ность в какой-либо иной области, это «удивляет», а появление новой
категории «расстройства» служит выражением этого удивления. Точно
так же диагностический критерий для расстройства способности к сче­
ту (порой именуемого лискалькулией), приводимый в DSM IV, звучит
как «навыки счета значительно более низкие, нежели можно ожидать,
учитывая биологический возраст, уровень интеллекта и наличие соот­
ветствующего возрасту образования» (с. 50).
Благодаря созданию основанной на отклонении от результатов IQ-
тестов классификации возник прецедент, а значит, мы просто обязаны
им воспользоваться, чтобы создать новую категорию расстройств, ког­
om

да степень выраженности важного навыка не соответствует интеллекту.

.c

Именно этой логикой я и руководствовался, выделяя новую категорию

kA
S
расстройств — дисрационализм. Опрелеление этому термину я предла­
гаю следующее:

«Дисрационализм — это неспособность демонстрировать раци­

ональное мышление и поведение при наличии адекватного уров­
ня интеллекта. Это общий термин, объединяющий группу гете­
рогенных расстройств, симптомами которых являются серьезные
затруднения в формировании убеждений, в оценке состоятельно­
сти убеждений и/или в выявлении способа достижения цели. Хотя
дисрационализм может сопутствовать различным инвалилизирую-
щим расстройствам (например, слепоте, глухоте), он не является
следствием этих расстройств. Основным диагностическим крите­
рием дисрационализма является уровень рациональности, демон­
стрируемый в мышлении и повелении и являющийся значительно
сниженным по сравнению с интеллектуальными способностями
индивида (оцениваемыми в соответствии с результатами индиви­
дуального IQ-теста)».

Нетрудно догадаться, что подобное определение создано для прове­

дения лингвистических и концептуальных параллелей с определениями
расстройств, приводимыми Объединенным национальным комитетом по
расстройствам обучаемости и Американской ассоциацией психиатрии9.
Моя цель заключалась в том, чтобы сделать из концепции дисрационализ-
ма «интуитивный толчок». Термин «интуитивный толчок» принадлежит
философу Дэниелу Деннетту, который называл так «средство пробужде­
ния ряда интуитивных соображений за счет произведения мысленного
эксперимента в различных вариациях. Как правило, интуитивный толчок
не влечет за собой открытий, однако является инструментом убеждения
и педагогического воздействия, поскольку с его помощью можно помочь
людям посмотреть на мир с точки зрения другого» (1980, с. 429). Дис­
рационализм — это мой интуитивный толчок, который помогает людям
понять, что рациональность и интеллект — разные вещи и что не следует
удивляться, если они не совпадают между собой.
om

Но зачем же нам этот толчок? Большинство психологов прекрасно по­

.c

нимают, что IQ-тесты не в состоянии охватывать все важные направле­

kA
S
ния умственной деятельности. Спросите об этом прямо работников об­
разования, и они скажут то же самое. И все же я убежден, что большую
часть времени люби просто не помнят об этом. Вкратце говоря, я считаю,
что IQ-тесты обманывают большинство людей большую часть време­
ни — и лаже психологов, хотя уж они-то могли бы быть поустойчивее.
Признав, что лиерационализм встречается не так уж редко, мы создадим
концептуальное пространство, в котором принято будет ценить способ­
ности как минимум не менее важные, чем УСОПТИ, — способности
к формированию рациональных убеждений и совершению рациональ­
ных действий.
om
.c
kA
S
 ГЛАВА 3

Мышление рефлективное, алгоритмическое

и автономное

Мы совершаем положенное количество достаточно бессмысленных ру­

тинных дел, однако в важных поступках зачастую руководствуемся не­
вообразимым количеством хитроумных и сложных целей, поставленных
под влиянием необъятного количества информации о мире.
Аэниея Аеннетт. Опасная идея Аарвина, 1995

В
качестве концепции культурного дискурса интеллект не исчезнет еще
лолго. Да и незачем ему исчезать. В то же время многие длящиеся уже
не первый год споры вокруг него постепенно затухнут. Это происходит
уже сегодня. Больше десяти лет назад Ричард Дж. Херрнстайн и Чарльз
Мюррей опубликовали книгу под названием «Гауссова кривая», ставшую
сенсацией. Во второй раз подобному не бывать. Посвященная интеллекту
книга никогда больше не вызовет подобной сенсации, потому что — хотя
люди еще этого не осознали, — казавшийся бесконечным спор об IQ
закончен. Все основные вопросы об интеллекте в первом приближении
решены1. К примеру, нам известно, что интеллект наследуется примерно
в 50 процентах случаев (генетически), а еще примерно на 50 процентов
определяется разнообразными факторами окружающей среды. Нам из­
вестно, что значительная доля различия результатов в жизни (почему
одни люди преуспевают больше других) связана с интеллектом, однако
преобладающая доля различий имеет иные причины. Сегодня споры
om

идут об умственных способностях, выходящих за рамки определяемого

.c
kA
S
IQ-тестами, в частности, о тех, отсутствие которых приводит клисра-
ционализму.
Некоторые критики концепции интеллекта любят заявлять, что IQ-
тесты — это не более чем забавная игрушка, не оценивающая ничего
особо важного. Иные утверждают, что в концепции интеллекта, возмож­
но, что-то и есть, олнако «все мы по-своему интеллектуальны» — то есть
в конечном счете это означает то же самое. Не правы и те и другие. Кро­
ме того, критики часто утверждают, что результаты IQ-теста не позво­
ляют прогнозировать повеление человека в реальной жизни. И это тоже
ошибка2. Олнако и убеждения некоторых из наиболее ярых сторонников
традиционной концепции интеллекта нельзя назвать безупречными. Так,
некоторые сторонники IQ любят указывать на то, что IQ-тесты охваты­
вают основную часть наиболее важных аспектов когнитивного процесса.
В этой книге булут процитированы результаты множества исследований,
опровергающих это утверждение. Вкратце говоря, результаты исследова­
ний показывают, что взгляды самых ярых критиков IQ-тестов устарели
ничуть не менее, чем взглялы их противников — активных защитников
традиционной концепции IQ.
Обсуждение вопроса интеллекта зачастую ухолит в сторону в самом
начале, когла спорщики оказываются не в состоянии определить эту
концепцию в общем контексте когнитивной деятельности и потому вы­
двигают ошибочное утверждение, что-ле интеллект является основной
характеристикой разума. Я постараюсь оспорить эту обычную ошибку,
изобразив в общих чертах модель разума, а затем указав, какое место за­
нимает в нем интеллект. За последние лвалцать лет ученые-когнитивисты
совершили настоящий прорыв и стали значительно лучше прелставлять
себе основы работы мозга. Да что там — лесять лет назал когнитивист
Стивен Пинкер назвал свою программную книгу «Как работает разум».
За лвалцать лет ло того подобное название показалось бы не более чем
потешным преувеличением. Впрочем, сеголня мы тоже еще не знаем все­
го о разуме. Олнако обобщенные молели разума, разработанные учены-
ми-когнитивистами, зачастую позволяют в общих чертах ответить на во­
прос, который интересует общественность больше всего, — как и почему
om

получается, что люли думают по-разному. Чтобы ответить на этот вопрос,

.c

я познакомлю читателя с общей моделью разума, которая соответству­

kA
S
ет взглядам современных когнитивистов, олнако по-новому высвечивает
аспект индивидуальных различий. Моя модель основана на современном,
выработанном общими усилиями взгляде на процесс познания, именуе­
мом теорией дуальных процессов.

Процессы первого и второго вида

Современная когнитивная нейронаука и когнитивная психология сходятся
в том, что работу мозга можно охарактеризовать как два различных вида
когнитивных процессов, имеющих различные функции и различные силь­
ные и слабые стороны. Масса свидетельств подтверждает существование
этих процессов, и ученые-теоретики из различных областей науки (в том
числе когнитивные психологи, социальные психологи, нейробиологи-ког-
нитивисты и специалисты по теории принятия решений) предложили раз­
делить происходящие в мозгу процессы на две группы, отнеся их к перво­
му или второму типу3.
Основной характеристикой процессов первого типа является их ав­
тономность. Процессы первого типа называются автономными потому,
что: 1) они происходят быстро, 2) они происходят вынужденно, при
наличии определенных стимулов, 3) они не нагружают центр, ответ­
ственный за обработку информации (то есть не требуют сознательно­
го внимания), 4) они не зависят от систем контроля высшего уровня
и 5) они могут проходить параллельно с другими процессами первого
или второго типа, не затрагивая их. Процессы первого типа включают
в себя управление поведением эмоциями; инкапсулированные модули
для решения специ-фических адаптивных проблем, выявленных эволю­
ционными психологами; процессы неявного научения; а также автома­
тический выброс заученных ассоциаций4. Ввиду простоты обработки
процессы первого типа идут как бы по умолчанию. Иногда их имену­
ют «адаптивным бессознательным», чтобы полчеркнуть, что процессы
первого типа отвечают за множество важных вещей — распознавание
лиц, ориентацию в пространстве, разрешение проблем речевой много­
значности, пространственное восприятие и т. л., — которые проис­
om

ходят неосознанно. Процессы первого типа часто называют эвристи­

.c

ческой обработкой, то есть процессами, которые происходят быстро,

kA
S
автоматически, при минимальной затрате сил и не требуют всесторон­
него анализа всех возможных вариантов.
Процессы второго типа отличаются от процессов первого типа по
всем важным характеристикам. Процессы второго типа протекают срав­
нительно медленно и трулозатратно — нам приходится напрягать все
свое внимание. Многие процессы первого типа могут идти параллель­
но, однако процессы второго типа могут идти лишь по одному или в
очень малом количестве одновременно. Таким образом, процессы вто­
рого типа сводятся к последовательной обработке данных. Процессы
второго типа, как правило, основаны на языке и на правилах. Психологи
называют их контролируемой обработкой, и именно этот тип обработ­
ки данных бывает задействован в том, что мы называем «сознательным
решением задач».
Одной из наиболее важных функций процессов второго типа являет­
ся их преобладание над процессами первого типа. Порой это необходи­
мо, потому что процессы первого типа протекают «быстро и неточно».
Так называемая эвристическая обработка нужна нам для того, чтобы при
обдумывании задачи или при принятии решения мы угодили примерно в
цель, однако ей не под силу тонкий анализ, необходимый в крайне важ­
ных ситуациях (финансовые решения, вопросы справедливости, реше­
ние о приеме на работу, вынесение судебных решений и т. д.). Эвристи­
ческие процессы полезны в благоприятной обстановке. Во враждебном
окружении они могут привести к печальным результатам.
Все разнообразные процессы первого типа (эмоциональное регули­
рование, дарвиновские модули, процессы ассоциативного и скрытого
научения) могут вызывать нерациональный в конкретном контексте
или даже преувеличенный отклик. В следующих главах мы поговорим о
«когнитивной скупости» при подмене приписываемых свойств, то есть
замене сложных характеристик более легко оцениваемыми, даже если
последние менее точны. К примеру, когнитивный скряга с готовностью
подменяет сложные для понимания подборки актуальных данных более
легкими, четкими и не требующими усилий характеристиками. Однако
при оценке рисков в важных для нас областях — например, связанных
om

с определенными вилами деятельности или с риском, которому подвер­

.c

гаются в определенных условиях или в ходе определенного повеления

kA
S
лети, — мы не желаем жертвовать тщательным анализом ситуации рали
недоказуемой очевилности. В подобных ситуациях мы склонны задей­
ствовать процессы второго типа, блокирующие полмены, происходя­
щие вслелствие когнитивной скупости.
Для того чтобы блокировать процессы первого типа, процесс второго
типа лолжен обладать как минимум двумя взаимосвязанными свойства­
ми — во-первых, быть в состоянии прервать процесс первого типа, а во-
вторых, подавить продуцируемые им отклики. Таким образом, процессы
второго типа подразумевают наличие механизмов подавления того типа,
который был описан в нелавно вышелшей работе о функции управле­
ния5.
Олнако способность полавлять процессы первого типа — это только
половина лела. Подавление реакции бесполезно, если отсутствует более
улачная замещающая реакция. Откула же она берется? Олин из отве­
тов — появляется в процессе гипотетического мышления и когнитив­
ной симуляции, являющихся уникальным элементом процессов второго
типа6. Размышляя гипотетически, мы создаем временные модели мира и
проверяем на этом вымышленном мире свои действия (или рассматрива­
ем альтернативные варианты).
Однако для того, чтобы мыслить гипотетически, мы должны иметь
одну важную когнитивную способность, а именно — умение не сме­
шивать представление о реальном мире с представлением о вообража­
емых ситуациях. Так, представляя себе альтернативную цель, отличную
от имеющейся у нас, мы должны четко понимать, какая из целей стоит
перед нами на практике, а какую мы рассматриваем как альтернативу.
Точно так же надо уметь отличать действия, которые будут предприняты
в ближайшем будущем, от возможных альтернативных действий, кото­
рые мы воображаем, проигрывая ситуацию в уме. Последние не должны
накладываться на первые, при том что мы будем продолжать размыш­
лять над воображаемой ситуацией. В противном случае мы перепутаем
реальные действия с альтернативными, существующими лишь в нашем
воображении.
Ученые-когнитивисты называют смешивание репрезентативных со­
om

стояний «репрезентативным нарушением». Именно эти нарушения

.c

являются основным предметом рассмотрения психологов, спениализи-

kA
S
руюшихся на развитии, которые пытаются разобраться в природе при­
творства и в символических детских играх (когда, например, ребенок
говорит «это не банан, а мой телефон»), Аля того чтобы играть в теле­
фон бананом, необходимо отчетливо развести в сознании репрезентацию
банана и телефона, не смешивая их. В своей знаменитой статье психолог-
левелопменталист Алан Лесли смоделировал логику притворства, предло­
жив так называемую теорию разделения, изображенную на рисунке 3.17.
На этом рисунке первичной репрезентацией является та, которая служит
для описания мира и/или непосредственно связана с откликом. Аля мо­
делирования притворства Лесли создал так называемую вторичную ре­
презентацию, которая является копией первичной, однако отделена от
мира и потому поддается манипуляциям, то есть является механизмом
моделирования (симуляции).
Как отмечает Лесли, симуляция не влияет на отображение мира пер­
вичной репрезентацией: «В то же время исходная первичная репрезен­
тация, с которой была сделана вторичная копия, продолжает четко и
om
.c

Рис. 3.1. Когнитивное отделение (приводится по Leslie, 1987)

kA
S
подробно отображать мир, истину и текущие связи. Отображение про­
должается, независимо от того, какое влияние оно оказывает на текущие
процессы» (1987, с. 417). А вот работа со вторичными репрезентация­
ми — сохранение их в отрыве от мира, — с точки зрения когнитивной
деятельности является затратной. Эволюция не зря назначила за отде­
ление от мира весьма высокую цену. Человек стал первым существом,
во многом полагающимся на когнитивное моделирование, и потому ему
было особенно важно не «отрываться» от мира надолго. Таким образом,
работа с первичными репрезентациями мира для нас всегда особенно
важна. Индикатором же сложности отделения от мира является такое
поведение, как, например, закрывание глаз при размышлении (либо
взгляд в небо или в сторону). Проделывая это, человек пытается поме­
шать изменениям в первичной репрезентации мира повлиять на вторич­
ную репрезентацию, с которой сейчас работает его мозг.
Согласно концепции Лесли, у нас имеется механистическая модель
того, каким образом происходит притворство и умственное моделиро­
вание (симуляция) и почему они не дестабилизируют первичные репре­
зентации. Другие исследователи, говоря о ментальном пространстве, где
происходит моделирование, не затрагивающее связи между миром и пер­
вичными репрезентациями, назвали его «ящиком вероятностного мира».
Для наших целей здесь важно то, что отделение вторичных репрезента­
ций от мира и поддержание отделения в процессе моделирования вы­
полняется с помощью процессов второго типа. Это требует серьезных
усилий и значительно ограничивает способность человека к проведению
каких-либо других процессов второго типа. Собственно говоря, опера­
ция разделения может считаться важным фактором, обеспечивающим
наличие у процессов второго типа такого характерного признака, как
серийность.

Основанная на дуальных процессах временная модель разума

и индивидуальных различий
На рисунке 3.2 изображена предварительная модель разума, основан­
om

ная на только что изложенных фактах. Я уже говорил, что, обособив

.c

ранние репрезентации, возникшие за счет процессов первого типа, мы

kA
S
зачастую можем оптимизировать свои действия. Процессы второго типа
(медленные, серийные, являющиеся нагрузкой на разум) нужны для
того, чтобы подавить процессы первого типа и произвести когнитив­
ное разделение, необходимое для обеспечения процесса воображения,
в холе которого мы моделируем альтернативные реакции в созданных
на некоторое время моделях мира. На рисунке изображена функция
подавления, которую мы только что обсуждали, а также процесс мо­
делирования, относящийся ко второму типу. Кроме того, следует от­
метить стрелку, указывающую на то, каким образом процесс второго
типа получает вводные данные от процесса первого типа. Подобные так
называемые прелвнимательные процессы определяют содержание боль­
шинства процессов второго типа.
Так где же в этой модели интеллект? Чтобы ответить на этот вопрос,
я должен привлечь внимание читателя к весьма важному фактору. Про­
om

цесс может быть важнейшей составляющей когнитивного процесса, ол-

.c

нако не являться источником индивидуальных различий (поскольку раз­

kA
S
личия в этом процессе у людей не так уж велики). Это верно для многих
процессов первого типа. Они помогают нам обрабатывать огромное ко­
личество полезной информации и обеспечивают адаптивное повеление
(пространственное восприятие, распознавание лиц, оценку частотности,
понимание языков, распознавание чужих намерений, распознавание
угрозы, эмоциональный отклик, восприятие цвета и т. л.) — однако мно­
гие из этих процессов протекают у разных людей лишь с небольшими ин­
дивидуальными различиями. Тут-то и кроется часть причины, по которой
термин «интеллект» в когнитивистике имеет настолько неопределенное
значение.
В журнальной статье или в учебнике по когнитивной психологии ав­
тор может описать великолепные механизмы, с помощью которых мы
можем распознавать лица, и назвать их «примечательным аспектом чело­
веческого интеллекта». Точно так же в научно-популярной книжке могут
быть описаны механизмы понимания синтаксиса, с помощью которых
мы обрабатываем речь, и автор назовет их «великолепным продуктом
эволюции человеческого интеллекта». И наконец, в книге по эволюцион­
ной психологии могут описаны крайне развитые интеллектуальные ме­
ханизмы распознавания родичей, имеющиеся у многих животных, в том
числе и у человека. Все эти процессы — распознавание лиц, понимание
синтаксиса, определение направления взгляда, распознавание родичей —
являются частью работы мозга. Еще их часто называют составляющими
человеческого интеллекта. Однако ни один из этих процессов лаже не
затрагивается в тестах на интеллект. Как же так получается? Нет ли тут
противоречия?
На самом деле противоречия здесь никакого нет, при условии, что мы
понимаем: тесты на интеллект оценивают лишь те аспекты когнитивного
функционирования, которые значительно различаются от человека к чело­
веку. Это значит, что в норме тест на интеллект не оценивает все аспек­
ты когнитивного функционирования. Существует множество процессов
первого типа, которые важны для нас как для вила, олнако они более-менее
одинаково протекают у всех людей. Примерами подобных процессов могут
служить распознавание лиц, понимание синтаксиса, определение направ­
om

ления взгляда, распознавание родичей8. Именно поэтому подобные про­

.c

цессы не оцениваются в тестах на интеллект. IQ-тесты чем-то напоминают

kA
S
объявления о знакомствах — они посвящены тому, что отличает одного
человека от другого, а не тому, в чем они одинаковы. Вот почему в таких
объявлениях пишут что-нибудь вроде «люблю музыку Майлса Дэвиса»,
а не «люблю пить, когда чувствую жажду».
По этой же причине тесты на интеллект не ориентированы на про­
исходящие в мозгу автономные процессы первого типа и уделяют ос­
новное внимание процессам второго типа. В значительной степени эти
тесты посвящены операции, которую я описывал выше, — когнитив­
ному разделению. Подобно всем процессам второго типа разделение
является сложной когнитивной операцией. Благодаря процессу разде­
ления человек способен мыслить гипотетически. Этот процесс должен
постоянно протекать параллельно с любой умственной симуляцией,
или моделированием, а сама по себе способность принимать подобную
симуляцию и при этом отделять рабочую репрезентацию является од­
ной из основных составляющих вычислительной мощности мозга, ко­
торую и оценивают в процессе оценки интеллекта. Это становится по­
нятно при проведении смыкающихся работ, посвященных функциям
управления и рабочей памяти, — корреляция обоих этих факторов с
интеллектом достаточно высокад. Высокий уровень совпадений в инди­
видуальных различиях кратковременной памяти/функции управления
и индивидуальных различиях интеллекта, вероятно, связан с тем, что
для работы во всех перечисленных областях требуется постоянно под­
держивать операцию разделения. Подтверждают это и исследователи-
нейрофизиологи .
Я сказал, что важным аспектом интеллекта является способность под­
держивать когнитивное разделение, однако на самом деле следовало бы
сказать «важным аспектом текучего интеллекта»10. Это отсылка к тео­
рии интеллекта Кеттелла—Хорна—Кэрролла, о которой шла речь в пре­
дыдущей главе. Текучее мышление (GO включает в себя мыслительные
способности в различных областях — в частности, при освоении ново­
го. Кристаллизованный интеллект (Gc) включает в себя декларативное
знание, полученное в ходе научения и усвоения культуры. Таким обра­
зом, процессы второго типа ассоциируются с Gf. О том, каким образом
om

в нашей модели представлен Gc, мы поговорим вскоре, однако сначала

.c

рассмотрим еще более важный осложняющий фактор.

kA
S
 Свойства мышления и когнитивные способности
На этом этапе нам нужно задуматься о том, как мы объясняем происходя­
щее в мире. Возьмем, к примеру, женщину, гуляющую у обрыва, и пред­
ставим себе три истории о ней. Истории будут сплошь грустные, и во
всех трех случаях женщина умрет. Наша задача здесь — задуматься, как
мы объясним смерть в каждом конкретном случае. История А: женщина
прогуливается у обрыва, под которым плещется океан; тут налетает не­
ожиданный и очень сильный порыв ветра, сдувает женщину с края, она
падает на скалы и погибает. История В: женщина прогуливается у обры­
ва, ступает на камень, но это оказывается не камень, а край расщелины;
женщина падает в расщелину и погибает. История С: женщина решает
совершить самоубийство, прыгает с обрыва, разбивается о камни внизу
и погибает.
Если мы зададимся вопросом, отчего умерла женщина, во всех трех
случаях простейшие ответы будет одинаковы. Физические законы, дей­
ствующие в случае А (сила притяжения, под воздействием которой жен­
щина разбилась о камни), действуют и в случае В, и в случае С. Олнако
мы понимаем, что сила притяжения как-то не очень полно объясняет
произошедшее в случаях В и С. И правильно понимаем. Если мы хотим
дать исчерпывающее объяснение истинной причины смерти, в каждом
случае нам придется придумывать объяснение на новом уровне.
Очевидно, что в истории А для объяснения достаточно будет приве­
сти физические законы (сила ветра, земное притяжение, удар о поверх­
ность). Научные объяснения на этом — физическом — уровне важны,
олнако для наших целей не особо интересны. А вот разница между слу­
чаями В и С крайне важна для понимания дальнейших доводов, приво­
димых в этой книге.
Анализируя историю В, психолог обязательно скажет, что при об­
работке стимула (расщелины, которая казалась камнем) мозг женщины
ошибся и послал неверную информацию механизмам, отвечающим за
принятие решения, что и привело к неверной моторной реакции, оказав­
шейся фатальной. Ученые-когнитивисты называют этот уровень анализа
алгоритмическим11. Применительно к искусственному интеллекту это
om

обозначало бы уровень инструкций на абстрактном компьютерном язы­

.c
kA
S
ке, вводимых для программирования компьютера (FORTRAN, COBOL и
т. д.). Именно с этим уровнем и работают в основном когнитивные пси­
хологи, демонстрируя, что причины человеческой деятельности можно
объяснить, постулировав наличие у человека в мозгу определенных ме­
ханизмов обработки информации (кодирования вводимых данных, ре­
гистрации восприятия, краткосрочной и долгосрочной памяти и т. д.).
К примеру, для того чтобы только назвать букву, нужно закодировать
эту букву, поместить ее в краткосрочную память, сравнить с данными,
хранящимися в долгосрочной памяти, в случае обнаружения совпаде­
ния принять решение об ответе, а затем произвести собственно ответ
на моторном уровне. Злополучную гибель женщины из истории В объ­
яснять следует именно на алгоритмическом уровне. Ее подвел механизм
регистрации ощущений и механизм классификации, подавшие неверную
информацию в отвечающие за принятие решения центры, и в результате
женщина шагнула в расщелину.
А вот случай С не имеет никакого отношения к ошибкам обработки
информации на алгоритмическом уровне. Перцепционный аппарат жен­
щины прекрасно распознал край обрыва, а центры управления мотори­
кой вполне корректно велели ее телу прыгнуть вниз. На алгоритмическом
уровне анализа вычислительные процессы были проведены практически
идеально. На этом уровне не произошло ни елиной ошибки, которая мог­
ла бы объяснить, почему женщина из истории С погибла. Причиной ее
смерти стали ее собственные цели и взаимодействие этих целей с убеж­
дениями о мире, в котором она жила.
В 1996 голу философ Дэниел Деннетт написал книгу о том, в каких
областях человеческий разум схож, а в каких — не схож с разумом дру­
гих животных. Он назвал свою книгу «Вилы ума», тем самым намекнув,
что контрольные системы у люлей бывают очень разными — практи­
чески разные вилы ума. Если говорить в духе этой книги, то женщину
в истории В полвело алгоритмическое мышление, а причиной гибели
женщины из истории С стал сбой рефлективного мышления. Термино­
логия заставляет нас обратить внимание на тот факт, что лля понима­
ния случаев, подобных истории С, мы начинаем анализировать цели,
om

желания и убеждения. На алгоритмическом уровне нет исчерпывающе­

.c

го объяснения повелению женщины из истории С, поскольку на этом

kA
S
уровне мы получаем данные о том, каким образом мозг выполняет ту
или иную задачу (в данном случае — задачу спрыгнуть с обрыва), однако
ничего не знаем о том, почему мозг выполнил именно эту задачу. Чтобы
ответить на вопрос о цели обработки информации системой (то есть о
том, что и почему вычисляет система), мы обращаемся к рефлективному
мышлению. Вкратце говоря, рефлективное мышление рассуждает о це­
лях системы, о связанных с этими целями убеждениях, а также о выборе
действий оптимальных с учетом целей и убеждений системы. Вопросы
рациональности появляются только на этом уровне и никак не раньше.
Важно помнить, что алгоритмическое мышление может оцениваться с
точки зрения эффективности, но не рациональности.
Отражением подобного акцента на эффективность обработки
информации в противовес ее рациональности являются наши тесты на
интеллект. Они оценивают эффективность, но не рациональность — это
становится очевидно, если взглянуть на давным-давно существующее
в психометрике разделение рабочих ситуаций на два вила. Специали­
сты по психометрике давно разграничили типичные рабочие ситуации
и оптимальные рабочие ситуации (их еще называют максимально рабо­
чими)12. Типичные рабочие ситуации не ограничены явными требова­
ниями добиться максимально высокой эффективности, а интерпретация
задачи до некоторой степени производится самими участниками. Иногда
участники даже могут сами определять цели, которых следует достичь
в ходе выполнения задачи. Вопрос в том, каким образом поведет себя
средний человек в подобной ситуации с минимумом ограничений. В ти­
пичных рабочих ситуациях оценивается рефлективное мышление — ча­
стичная оценка расстановки целей по приоритетам и эпистемического
упорядочивания. В оптимальных же рабочих ситуациях интерпретация
задач задана извне. Выполняющему задачу человеку велят максимально
увеличить эффективность работы и указывают на то, каким образом это
можно проделать. Таким образом, в оптимальной рабочей ситуации оце­
нивается эффективность достижения целей — то есть эффективность
работы алгоритмического мышления. Все тесты для проверки интеллек­
та или когнитивных способностей являются оценкой эффективности
om

в оптимальных условиях, в то время как критическое или рациональное

.c

мышление обычно оценивается в типичных рабочих условиях.

kA
S
 Разница между алгоритмическим и рефлективным мышлением ото­
бражена еще в олном хорошо известном различии в оценке индивиду­
альных различий — в разнице между когнитивными способностями
и типом мышления. Как мы только что говорили, первые позволяют оце­
нить эффективность алгоритмического мышления. Последние же имеют
в психологии множество имен, среди которых наиболее популярны «тип
мышления» или «когнитивный стиль». Многие типы мышления вклю­
чают в себя убеждения, структуру убеждений и, что важно, отношение
к формированию и изменению убеждений. Некоторые другие известные
типы связаны с целями и иерархией целей человека. К изученным психо­
логами типам мышления относятся, например, активное открытое мыш­
ление, потребность в когнитивном процессе (склонность много думать),
умение учитывать последствия, потребность в завершении, суеверность
и догматичность13.
Данным типам мышления посвящено множество книг, однако я не
собираюсь здесь их перечислять. Важно лишь отметить, что подобные
критерии свойств мышления отражают следующие типы когнитивных
свойств: склонность к предварительному сбору информации перед при­
нятием решения, склонность к изучению различных точек зрения перед
приходом к тому или иному выбору, склонность тщательно обсуждать
проблему перед тем, как на нее реагировать, склонность соотносить сте­
пень убежденности с количеством доказательств, склонность заранее ду­
мать о последствиях, склонность тщательно оценивать плюсы и минусы
ситуации перед принятием решения и склонность искать нюансы и избе­
гать абсолютизма. Вкратце говоря, индивидуальные различия в свойствах
мышления оцениваются при рассмотрении управления целями, эписте-
мических ценностей и эпистемического управления собой — то есть
различий в работе рефлективного мышления. Все эти психологические
характеристики лежат в основе рационального мышления и действий.
Тесты на интеллект позволяют оценить совсем иные когнитивные
способности — не личные цели высокого уровня и управление ими, не
склонность менять убеждения при наличии веских доказательств, не вну­
треннее управление приобретением информации в отсутствие внешнего
om

контроля. Как мы увидим в следующей главе, определения интеллекта,

.c

охватывающие все эти характеристики, все же существуют. Теоретики

kA
S
зачастую лают интеллекту определения, включающие в себя склонность
к рациональным действиям и убеждениям, однако, несмотря на все их
разговоры, существующие способы оценки интеллекта позволяют оценить
только когнитивные способности алгоритмического уровня. На данный мо­
мент не существует сколь-либо широко используемого теста на интел­
лект, который действительно оценивал бы склонность к рациональному
мышлению или повелению.
Алгоритмическое мышление, оцениваемое с помощью существующих
IQ-тестов, позволяет определить, что произошло с женщиной в истории
В, которую мы рассматривали выше, однако объяснить историю С оно
не сможет. Чтобы понять, что произошло с женщиной в истории С, мы
не должны ограничиваться информацией о том, какие процессы шли в
ее памяти и с какой скоростью происходило распознание визуальных об­
разов. Нам нужно знать, каковы были ее цели и убеждения относительно
мира. А главное, что мы должны знать о женщине из истории С, — был
ли смысл в ее прыжке с обрыва. Мы не хотим знать, был ли этот прыжок
совершен максимально эффективно (вопрос алгоритмического уровня).
Мы хотим понять, рационапьно ли она поступила, когда прыгнула.

Переход к тройственной модели разума

Итак, мы разделили процессы второго типа на две категории — реф­
лективное мышление и алгоритмическое мышление. Если же присвоить
напрашивающееся название «автономное мышление» процессам перво­
го типа, мы получим тройственный взгляд на мышление, который не­
сколько отличается от существовавших прежде дуалистических взглядов,
поскольку они, как правило, игнорировали индивидуальные различия и
потому не указывали на важнейшие различия в процессах второго типа.
Пунктирная горизонтальная линия на рисунке 3.3 указывает, где про­
ходила важнейшая граница в старом, дуальном взгляде на мышление.
На рисунке отображена классификация индивидуальных различий с
позиции тройственного взгляда, а также указаны различия в текучем
интеллекте (GO с вариациями в эффективности работы алгоритмиче­
om

ского мышления. Индивидуальные же различия в свойствах мышления,

.c

напротив, являются отражением индивидуальных различий рефлектив­

kA
S
ного мышления. Рефлективное и алгоритмическое мышление характе­
ризуются наличием устойчивых индивидуальных различий. В области
автономного мышления устойчивых индивидуальных различий очень
немного. Нарушения автономного мышления зачастую отражают по­
вреждение когнитивных модулей и приводят к таким крайне дискрет­
ным когнитивным дисфункциям, как аутизм, агнозии или алексии14.
На рисунке 3.3 отображен важный фактор, делающий рациональ­
ность более всеобъемлющей концепцией, нежели интеллект. Чтобы быть
рациональным, человеку нужно иметь взвешенные суждения и вести
себя в соответствии с этими суждениями для достижения целей — и то и
другое качество лежат в области рефлективного мышления. Разумеется,
om
.c
kA
S
этому человеку потребуются механизмы алгоритмического уровня, по­
зволяющие ему производить действия и обрабатывать информацию об
окружающей среде таким образом, чтобы корректировать нуждающиеся
в коррекции убеждения и подстраивать свои действия. Таким образом
могут проявляться индивидуальные различия в рациональном мышлении
и поведении, связанные с индивидуальными различиями интеллекта (ал­
горитмическое мышление) или с индивидуальными различиями в свой­
ствах мышления (рефлективное мышление). Проще говоря, концепция
рациональности охватывает два аспекта (свойства мышления, относящи­
еся к рефлективному мышлению, и эффективность работы механизмов
алгоритмического уровня), в то время как концепция интеллекта — по
крайней мере, в традиционном ее применении, — включает в себя почти
исключительно эффективность работы механизмов алгоритмического
уровня.
Концепция, отображенная на рисунке 3.3, имеет два серьезных до­
стоинства. Во-первых, она позволяет сформулировать концепцию ин­
теллекта, используя явления, оцениваемые тестами на интеллект. Все
имеющиеся на сегодня подобные тесты оценивают различные аспекты
алгоритмической эффективности (в том числе уже упоминавшуюся мной
важную способность к поддержанию когнитивного разделения). Олнако
больше они не оценивают ничего. Ни один из тестов не предназначен
для непосредственной оценки эпистемической или инструментальной
рациональности, ни один не позволяет исследовать какие-либо свой­
ства мышления, связанные с рациональностью. Включение в интеллект
рациональности кажется совершенно неестественным — ведь ни один
из существующих IQ-тестов не позволяет эту рациональность оценить!
Вторым же достоинством модели, представленной на рисунке 3.3, явля­
ется то, что она объясняет существование того, что признает народная
психология, — умных людей, делающих глупые вещи (лисрационализма).
Рисунок 3.3 наглядно показывает, почему рациональность и интел­
лект могут существовать по отдельности, порождая дисрационализм.
Если вариации в свойствах мышления не совсем коррелируют с интел­
лектом, существует статистическая вероятность нарушения взаимосвязи
om

между рациональностью и интеллектом. Наличие большого количества

.c

эмпирических данных указывает на то, что идеальной корреляции между

kA
S
индивидуальными различиями в свойствах мышления и в интеллекте не
наблюдается. Согласно результатам различных исследований, в которых
были задействованы тысячи исследуемых, степень выраженности интел­
лекта умеренно или мало (обычно менее 0,30) коррелирует с некоторы­
ми свойствами мышления (например, активным открытым мышлением,
потребностью в познании) и практически никак не коррелирует с про­
чими (например, сознательностью, любопытством, усердием)15.
Психолог Милтон Рокич в своем классическом исследовании догма­
тизма был озадачен тем, что его модель демонстрировала практически
нулевую корреляцию с показателями теста на интеллект. Он размышлял
о том, что «кажется, будто здесь мы имеем дело с интеллектом, однако это
не тот интеллект, который можно измерить с помощью соответствующих
современных тестов. Очевидно, тесты на интеллект не рассматривают те
вилы когнитивной деятельности, которая описана в данной работе. Это
кажется парадоксальным, поскольку данная работа посвящена тем же
самым когнитивным процессам, для работы с которыми, предположи­
тельно, и создавались тесты на интеллект» (1960, с. 407). Отмеченный
Рокичем парадокс сводился к крупному несоответствию между тем, что
входило в концепцию интеллекта по утверждению специалистов и теми
когнитивными процессами, которые измерялись тестами на практике.
С современной точки зрения критерии догматизма Рокича являются важ­
ным свойством рефлективного мышления, однако нет никаких причин
считать их аспектом интеллекта. Догматизм/открытость являются аспек­
том рефлективного мышления, связанного с рациональностью.
Важно заметить, что свойства рефлективного мышления являются
теми самыми психологическими механизмами, которые лежат в основе
рационального мышления. Усиление этих свойств само по себе не являет­
ся критерием рационального мышления. Рациональность подразумевает
максимальное увеличение достижения целей путем принятия взвешенных
решений и наибольшего соответствия убеждений имеющимся доказатель­
ствам. Добиться этого и позволяют свойства рационального ума. Разуме­
ется, для рационального мышления и рациональных действий требуется
сильная выраженность таких широкоизвестных свойств, как склонность
om

к размышлениям и гибкость убеждений. Однако «сильная выраженность»

.c

не обязательно означает максимальный уровень. К примеру, увеличивать

kA
S
АО максимума склонность к рефлексии не стоит потому что в этом случае
человек может обдумывать ситуацию бесконечно и так и не принять ника­
кого решения. Точно так же никто не станет доводить ло максимального
уровня гибкость взглядов, поскольку в этом случае можно заполучить па­
тологически нестабильную личность. Склонность к размышлениям и гиб­
кость взглядов — это «хорошие» когнитивные стили (и, учитывая, что
большинство людей демонстрируют невысокие показатели по этим ста­
тьям, можно сказать, что «чем больше, тем лучше»), олнако ло максимума
их доводить совершенно не обязательно.

Свойства мышления как факторы прогнозирования

рациональности мышления и действий
Существует еще одна причина вооружиться предлагаемой мной трой­
ственной структурой, и причина эта носит эмпирический характер. Аля
того чтобы статистически прогнозировать рациональность мыслей и
действий в максимально далекой перспективе, необходимо учитывать не
только интеллект, но и свойства рефлективного мышления. Допустим,
важным аспектом эпистемической рациональности является способность
соотносить доказательства с убеждениями. Олно из правил такого соот­
несения заключается в том, что неоднозначные доказательства приведут
к нестойким убеждениям. Люли нередко нарушают эту структуру, осо­
бенно когла в ход идут эгоцентрические предубеждения. Исследования
показали, что склонность к соблюдению этой структуры наиболее сильно
связана с лвумя свойствами ума — тенденцией верить в определенную
информацию и потребностью в познании — то есть с интеллектом.
В моей собственной лаборатории мы разработали задание по оценке
доводов, в холе которого мы определяем показатель степени связи оцен­
ки аргументов с качеством аргументов, независимо от прежних сужде­
ний16. Выяснилось, что интеллект действительно коррелирует со спо­
собностью избегать предубеждений в холе выполнения задания. Олнако
мы раз за разом обнаруживали, что даже после статистического кон­
троля интеллекта индивидуальные различия по предложенному нами
om

показателю обработки данных на основании аргументов можно было

.c

спрогнозировать на основании самых разных свойств мышления, в том

kA
S
числе степени догматизма и абсолютизма, категоричности мышления,
гибкости мышления, идентификации убеждения, противоречащего
фактам мышления, суеверности и активного открытого мышления.
То же самое можно сказать и о прочих аспектах рационального мыш­
ления. Так, исследователи изучали ситуации, в которых люди демонстри­
ровали определенный тип иррационального суждения — были излишне
подвержены влиянию ярких, но не показательных личных свидетельств
«очевидностей» и гораздо хуже воспринимали более репрезентативные и
статистически выверенные данные17. Мы изучили множество подобных
ситуаций у себя в лаборатории и неизменно обнаруживали, что свойства,
говорящие об активном открытом мышлении, тесно связаны с доверием
к статистическим, а не «красивым» доказательствам. Более того, эта связь
сохранялась и в большой статистически значимой выборке. Аналогичные
результаты были получены и для других изучавшихся нами тенденций ра­
ционального мышления18.
После оценки интеллекта можно спрогнозировать не только уровень
рациональности мышления (исходя из свойств мышления), но и результа­
ты рационального мышления (на основании ряда характеристик рефлек­
тивного мышления)|д. В своем программном исследовании Ангела Дакворт
и Мартин Селигман обнаружили, что после выделения вариаций, связан­
ных с уровнем интеллекта, в группе учеников восьмого класса средние
оценки можно было спрогнозировать на основании данных о самодисци­
плине (то есть при учете показателей регулирования и подавления реак­
ций на рефлективном уровне). Аонгитюлный анализ показал, что данные
по самодисциплине позволяют предсказать изменения в средних оценках
в течение гола лучше, нежели данные по интеллекту. Такая переменная,
как сознательность, — показатель, указывающий на высокоуровневую
регуляторную способность рефлективного мышления, — как оказалось,
позволяет независимо от интеллекта прогнозировать уровень академи­
ческой успеваемости и эффективности труда. Занимающийся проблема­
ми политики психолог Филип Тетлок собрал данные по ряду экспертов
в области политических прогнозов (причем все эксперты имели доктор­
скую степень, то есть предположительно обладали высоким интеллектом)
om

и обнаружил, что иррационально высокая уверенность была связана со

.c

свойствами мышления, имевшими отношение к эпистемическому регули­

kA
S
рованию. Венли Брюн де Брю с коллегами собрали выборку из 360 чело­
век, состав которой соответствовал демографическим характеристикам
населения США по данным Бюро переписи США за 2000 гол, и пред­
ложили испытуемым ряд задач на рациональное мышление, аналогичных
тем, которые описаны в данной книге. Затем исслелователи вычислили
общий показатель, отражающий навыки рационального мышления, и
обнаружили, что он коррелирует (отрицательно) с общим показателем
результатов неверных решений (таких, как неоплаченные чеки, аресты,
лишение водительских прав, долги по кредитным картам, лишение иму­
щества по суду). Брюн де Брю с коллегами отметили еще одну важную
вещь: показатель «правильности» решения мог быть спрогнозирован на
основании показателя навыков рационального мышления после выделе­
ния варианты, связанной с когнитивными способностями.
Эффективность выполнения всех заданий на рациональное мышле­
ние, которые я рассматривал в этой книге (и еще рассмотрю в следую­
щих главах), лишь умеренно коррелировала с интеллектом. Тем не ме­
нее море ассоциаций с когнитивными способностями оставляет массу
возможностей для объяснения систематических вариаций свойствами
мышления. Более того, если уж на то пошло, исследования, с которыми
я ознакомился, переоценивают связь интеллекта с рациональным мыш­
лением. Причина заключается в том, что в холе многих исследований ис­
пытуемые получали полезные инструкции — к примеру, отказаться от
уже сложившегося мнения и приводить непредвзятые доводы. В темати­
ческой литературе указано, что если испытуемые не получают подобных
инструкций — то есть могут рассуждать как предвзято, так и непредвзя­
то, по собственному выбору (как в реальной жизни), — то корреляция
между непредвзятым мышлением и интеллектом становится практически
нулевой (сравним это с корреляцией 0,30—0,40, возникающей в случае
получения инструкций)20.
К примеру, в серии исследований психолог Пол Клачински, занимаю­
щийся вопросами развития, продемонстрировал, что при оценке доказа­
тельств в отсутствие четкой инструкции леконтекстуализации — то есть
приказа отказаться от прежнего мнения, — корреляция между интеллек­
om

том и склонностью мыслить непредвзято минимальна21. Подтвердила это

.c

и моя собственная исследовательская группа. В одном из исследований

kA
S
мы с Мэгги Топлак предложили испытуемым привести доводы за и про­
тив для вещей, вызывающих двоякое мнение (следует ли позволить че­
ловеку продавать его внутренние органы?). Кроме того, мы подсчитали,
сколько опрошенных придерживались заданной темы. Обнаружилось,
что в ходе выполнения задания ярко проявилась предвзятость (люди
склонны были приводить в защиту своей позиции больше доводов, чем
в защиту противоположного мнения), олнако степень этой предвзятости
не коррелировала с когнитивными способностями.
Вкратце говоря, результаты наших исследований вполне согласуют­
ся с мнением других исследователей, указывающих, что в ситуациях не­
формального мышления, когда люли не получают инструкции отказаться
от своих прежних убеждений, интеллект никак не влияет на склонность
приводить непредвзятые доводы. Большое количество столь неопреде­
ленных ситуаций (отсутствия инструкции быть непредвзятым) в реаль­
ной жизни означает, что описываемое в литературе влияние интеллекта
на рациональность может быть завышено, поскольку многие задания в
посвященной экспериментам литературе содержат четкие инструкции,
касающиеся выполнения задачи и хода мысли, необходимого в процессе
выполнения. Обладатели более высокого интеллекта, как правило, при­
водят доводы успешнее, только когда вы заранее сообщаете им, в чем за­
ключается правильное мышление! Учитывая приводимую на рисунке 3.2
структуру, это неестественно. Олнако если мы возьмем расширенную мо­
дель, представленную на рисунке 3.4, объяснить это будет проще.
Способность к переключению является свойством алгоритмического
мышления; на рисунке 3.4 она отмечена стрелкой с буквой А. Однако
старые теории дуальных процессов, как правило, отвергали высокоуров­
невую когнитивную функцию, которая в основном и запускает функцию
переключения. Это характерное свойство рефлективного мышления,
связанное с рациональностью. На рисунке 3.4 оно отмечено стрелкой
В, которая, если говорить в терминах искусственного интеллекта, ото­
бражает отданную алгоритмическому мышлению команду подавить от­
клик первого типа за счет его отключения. Эта функция отличается от
собственно способности к переключению (стрелка А), причем я привожу
om

доказательства того, что две эти функции характеризуются различными

.c

вилами индивидуальных отличий — способность к подавлению реакции

kA
S
первого типа определяется с помощью критериев текучего интеллекта,
а склонность к запуску подавляющих операций определяется через такие
свойства мышления, как склонность к размышлению (рефлективность)
и потребность в познании.
На рисунке 3.4 отображен еще один аспект познания, порой опуска­
емый старыми теориями дуальных процессов. Функция подавления за­
нимает в теории дуального процесса важное место, однако гораздо мень­
ше внимания уделяется процессу моделирования, с помощью которого
просчитываются альтернативные результаты и обеспечивается польза от
подавления. На рисунке 3.4 ясно изображена функция моделирования, а
также указано, что приказ о начале моделирования отлает рефлективное
мышление. Операция разделения (стрелка С) выполняется алгоритмиче-
om
.c
kA
S
ским мышлением, а приказ начинать моделирование (отмеченный стрел­
кой D) отлается рефлективным мышлением. Таким образом, два разных
типа индивидуальных различий оказываются связаны с приказом о нача­
ле процесса и с осуществляющим разделение оператором — а именно со
свойствами рационального мышления в первом случае и со свойствами
текучего интеллекта — во втором. И наконец, алгоритмическое мышле­
ние получает вводные данные от осуществившего все расчеты автоном­
ного мышления, для чего в ход идут так называемые предвнимательные
процессы (стрелка Е).

Не забываем об умственных программах

Термин «умственные программы» был введен гарвардским ученым-ког-
нитивистом Дэвидом Перкинсом для обозначения правил, знаний, про­
цедур и стратегий, которые человек может извлекать из памяти для об­
легчения процесса принятия решений и решения задач22. Используя этот
термин, Перкинс проводит аналогию между работой компьютерной про­
граммы и работой/вычислениями, производимыми мозгом. На каждом
уровне тройственной модели ума происходит оценка информации, не­
обходимая для выполнения соответствующих операций, — это отобра­
жено на рисунке 3.5. Как следует из рисунка, рефлективное мышление
оценивает не только структуру общих знаний, но и взгляды, убеждения
и приобретенную благодаря размышлениям систему целей человека. Ал­
горитмическое мышление оценивает микростратегии для когнитивных
операций и системы создания правил соответствия поведения и мыслей.
И наконец, автономное мышление не только оценивает возникшие в ходе
эволюции «встроенные» базы знания, но и возвращает информацию, ко­
торая на этот момент плотно компилирована и доступна автономному
мышлению вследствие избытка обучения и в результате практики.
Важно отметить, что на рисунке 3.5 отражены базы знаний, которые
у каждого мозга свои. Процессы на алгоритмическом и рефлективном
уровне также подпитываются вычислениями автономного мышления
(см. стрелку Е на рис. 3.4). Ответственные за возврат информации про­
om

граммы, особенно относящиеся к рефлективному мышлению, отчасти

.c

являются продуктом опыта обучения в прошлом. И здесь мы наблюдаем

kA
S
 Структуры знания

ВБЗ = встроенная база знаний

ПКПИ = плотно компилированная полученная информация

Рис. 3.5. Структура знания в тройственной модели

непосредственную связь с теорией интеллекта Кеттелла—Хорна—Кэр­

ролла, о которой уже говорили раньше. Структуры знаний, доступные
для извлечения рефлективным мышлением, представляют собой Gc, кри­
сталлизованный интеллект (интеллект-как-знание). А теперь вспомним,
что Gf, текучий интеллект (интеллект-как-процесс), уже представлен на
рисунке. Он-то и является основной вычислительной силой алгоритми­
om

ческого мышления — в качестве немаловажного примера можно приве­

.c

сти способность к поддержанию когнитивного разделения.

kA

Теория Gf/Gc является наиболее полной теорией интеллекта из всех

S

имеющих обширную научную валидацию. Поэтому важно понять, каким

образом два ее основных компонента упускают важнейшие аспекты ра­
ционального мышления. Текучий интеллект, конечно, имеет некоторое
отношение к рациональности, поскольку является показателем вычис­
лительной мощности алгоритмического мышления, поддерживающего
разделение. Операции подавления и моделирования важны для рацио­
нального мышления, поэтому Gf, безусловно, отвечает за рациональное
повеление в некоторых ситуациях. И тем не менее и склонность к запуску
процесса подавления (стрелка В на рис. 3.4), и склонность к запуску про­
цесса моделирования (стрелка D на рис. 3.4) являются аспектами реф­
лективного мышления и не оцениваются при этом тестами на интеллект,
а значит, являясь составляющими рациональности, остаются за предела­
ми внимания этих тестов.
Что касается Gc, то тут ситуация несколько иная. Да, преобладаю­
щую часть умственных программ рационального мышления можно аб­
страктно отнести к кристаллизованному интеллекту. Но оценивают ли
тесты именно эту разновидность кристаллизованного интеллекта? Про­
граммы рационального мышления довольно сильно специализированы
(они концентрируются в областях вероятностных рассуждений, при­
чинного осмысления и научного мышления — об этом мы поговорим
в следующих главах). Кристаллизованные же знания, оцениваемые с по­
мощью IQ-тестов, намеренно неспециализированы. Чтобы обеспечить
справеллш*ую и непредвзятую выборку Gc, создатели тестов намеренно
разработали широкую выборку для словарного запаса, область общей ос­
ведомленности и область понимания. Обширная выборка обеспечивает
непредвзятость теста, олнако неизбежно приводит к тому, что базы спе­
цифических знаний, имеющие большое значение для рациональности,
остаются неоцененными. Вкратце говоря, при традиционном измерении
Gc не оцениваются индивидуальные различия в рациональности, a Gf по­
зволяет оценить их лишь косвенно и неполно.
Итак, обсудив умственные программы, мы установили, что для ра­
циональности необходимо наличие трех различных классов умственных
характеристик. Во-первых, необходима когнитивная способность алго­
ритмического уровня, позволяющая поддерживать процессы подавления
и моделирования. Во-вторых, рефлективное мышление должно обладать
om

склонностью к подавлению неоптимальных откликов, порождаемых ав­

.c

тономным мышлением, и к инициации процессов моделирования, приво-

kA
S
лящих к более удачным результатам. И наконец, во время моделирования
необходимо наличие и доступ к умственным программам, с помощью
которых происходит обработка рациональных откликов. Тесты на интел­
лект позволяют оценить только первую из трех перечисленных характе­
ристик, отвечающих за рациональное мышление и действия. Для оценки
рационального мышления этого явно недостаточно.

Так что там с президентскими мозгами?

Итак, усвоив в общих чертах состоящую из трех частей модель мозга, мы
можем вернуться к примеру из самого начала книги — к мыслительным
процессам президента Джорджа У. Буша. Правда, американская политика
настолько отчетливо разбивается на два лагеря, что тут необходимо сде­
лать краткое примечание. Когда речь заходит о политике, люди склонны
подвергать все данные сомнению. Однако я могу утверждать, что в на­
стоящее время — спустя восемь лет власти Буша — мы обладаем столь
обширным набором однозначных свидетельств и комментариев, что уче­
ные назвали бы это «конвергенцией доказательств».
По сути, никто — даже сторонники президента — не оспаривает на­
личия у него тех аспектов когнитивного процесса и тех характеристик,
которые я перечислю ниже. Сторонники Буша написали множество книг,
в которых описаны именно эти характеристики. В первой главе я при­
водил отзывы о президенте, сделанные Дэвидом Фрумом и Джорджем
Биллом, двумя консервативно настроенными комментаторами, в целом
одобряющими многие из начинаний Буша. Мнение Фрума, некогда быв­
шего спичрайтером президента («иногда он рассуждает вполне бойко, а
иногда впадает в догматизм; зачастую не проявляет интереса и потому
бывает плохо информирован», с. 272), полностью совпадает с отзывом
Джона Маккейна, сенатора от республиканцев, которого Буш обошел на
выборах в 2000 голу и который был одним из сильнейших противников
президента по вопросу войны в Ираке. Маккейна спросили, интересовал­
ся ли Буш когда-нибудь его мнением. «Нет, — ответил Маккейн, — ни
разу. Он вообще не слишком любознателен» (Woodward, 2006, с. 419).
om

Репортеры Эван Томас и Ричард Волф из журнала Newsweek дополнили

.c

историю о том, какие образом Буш вел войну в Ираке. Один из прел-
kA
S
ставителей властей в Багдаде наблюдал Буша на различных видеоконфе­
ренциях и отметил в президенте «очевидное отсутствие интереса к дол­
гим подробным обсуждениям, производящее эффект холодного душа»
(с. 37). Как заметили репортеры, «как ни крути, а любознательным его
не назовешь. Посторонние люди, случайно попадавшие в «поле Буша»,
считают, что при принятии решений он руководствуется убеждениями,
а не доказательствами» (с. 37). Аналогичные отзывы можно слышать от
множества других комментаторов23.
Тем не менее многие из тех, кто критикует стиль мышления Буша,
утверждают, что с интеллектом у него все в порядке. Аруг Буша со времен
учебы в Неле Рональд Маккалдум говорит, что Буш обладал «выдающим­
ся интеллектом, олнако интересовался учебой лишь в тех случаях, когда
она имела практическую ценность» (Kessler, 2004, с. 27). Премьер-ми­
нистр Великобритании Тони Блэр счел, что Буш обладает надежностью,
которой не хватало президенту Клинтону, а кроме того, Блэр много раз
говорил своим коллегам, что Буш «очень умен» (Barnes, 2006, с. 56).
Говоря, что Буш «очень умен», Блэр фактически имеет в виду теку­
чий интеллект (GO, который и помог Бушу показывать в молодости столь
высокие результаты IQ-тестов24. Олнако наличие текучего интеллекта не
помешало ему продемонстрировать хорошо знакомую психологам склон­
ность к иррациональному мышлению. У президента имеется лишь одна
из трех характеристик, необходимых для рационального мышления, а
именно когнитивные способности алгоритмического уровня. Два дру­
гих важных фактора — умственные программы для поддержания раци­
онального мышления, а также свойства рефлективного мышления, под­
держивающего рациональное мышление, у него отсутствуют. Собственно
говоря, этот случай прекрасно демонстрирует всю важность тех сторон
интеллекта, которые остаются за рамками IQ-тестов.
Для большинства характеристик мышления, предположительно име­
ющихся у Джорджа Буша, существует множество глубоко изученных
и описанных в литературе критериев или задач. Технология оценки ра­
циональности продвинулась так далеко, что можно представить себе, к
примеру, тестирование президента Буша (задолго до его превращения в
om

президента) и последующее прогнозирование именно тех характеристик

.c

мышления, которые, как нам теперь известно, столь полно его описывают.
kA
S
При использовании показателей по соответствующим шкалам и приводи­
мых в литературе заданий формальные тесты на рациональное мышление
могли бы показать, что президент обладает повышенной уверенностью в
себе; как правило, отличается слабой склонностью к умственной деятель­
ности; закрыт для нового опыта; упорен в своих убеждениях; склонен
выбирать доказательства, подтверждающие уже сложившуюся у него точ­
ку зрения; очень верит интуиции; весьма импульсивен; обладает выра­
женным однобоким мышлением; слабо склонен к познанию; закрыт для
приобретения опыта; не склонен к мышлению, обыгрывающему факты,
противоречащие друг другу; рассматривает убеждения как истину (име­
ет высокую склонность к сохранению убеждений); испытывает высокую
потребность в завершенности ситуации; обладает негибким мышлением.
Показатели по всем этим свойствам мышления у Буша лежат в об­
ласти низкой рациональности25. Текучий интеллект — не панацея от
проблемных характеристик интеллекта. Да, президент Буш умен — если
верить показателям тестов и мнению близких к нему людей. Однако ра­
циональным человеком его назвать нельзя.
om
.c
kA
S
 ГЛАВА 4

Как урезать интеллект

В американском обществе когнитивные навыки стали отчасти приравни­

ваться к интеллектуальным, являющимся умственной основой интеллек­
та. Это в корне неверно.

Роберт Аж. Стериберг. Синтез мудрости, интеллекта и творческих

способностей, 2003b

Я
полностью согласен с теми словами Роберта Стернберга, которые вы­
несены в эпиграф к этой главе. Считая, будто интеллект вбирает в себя
все когнитивные способности, мы упускаем из виду нечто важное. При­
мерно десять лет назад я придумал термин «дисрационализм», надеясь при­
влечь внимание к крупному блоку когнитивной деятельности (рациональ­
ному мышлению), которая не оценивается тестами на интеллект. Мысль
о том, что IQ-тесты оценивают не все важные человеческие способности,
не нова. Теоретики, изучающие интеллект в широком смысле слова1, ука­
зывали на это в течение многих лет, поэтому я в некотором смысле стою на
стороне критиков, стремящихся остановить раздувание важности УСОПТИ
(умственных способностей, оцениваемых с помощью тестов на интеллект).
Однако моя стратегия по снижению значимости УСОПТИ отличается
от стратегии, предлагаемой такими критиками, как Говард Гарднер и Ро­
берт Стернберг2. Они хотят расширить понимание термина «интеллект»
(практический интеллект, телесно-кинестетический интеллект и т. д.) и та­
om

ким образом показать, что УСОПТИ не охватывают весь спектр интеллек­

.c
kA
S
туальных способностей. Однако, хотя некоторые цели этих критиков мне
близки, я считаю, что стратегия их ошибочна, и вот почему.
Теоретики, изучающие интеллект в широком смысле слова, раздувают
саму концепцию интеллектуальности. Говоря «раздувают», я имею в вилу
то, что они вкладывают в этот термин гораздо больше компонентов, не­
жели измеряют IQ-тесты. Олной из сильнейших тенденций в этой среле
является использование прилагательных для проведения различий между
новыми явлениями, которые они включают в концепцию интеллекта, и
той части интеллекта, которую измеряют IQ-тесты. Такие крупные тео­
ретики, как Стернберг и Гарлнер, говорят о практическом интеллекте,
творческом интеллекте, межличностном интеллекте, телесно-кинестети­
ческом интеллекте и т. л. При таком употреблении слово «интеллект»
приобретает значение «оптимального или экспертного повеления в
определенной области». То есть, когда Стернберг говорит о высоком
практическом интеллекте, это можно перевести как «оптимальное по­
веление в области практической деятельности», а когда Гарлнер говорит
о высоком телесно-кинестетическом интеллекте, он имеет в вилу не бо­
лее чем эффективное функционирование в телесно-кинестетической об­
ласти. Слово «интеллект» начинает употребляться слишком часто. Оно
оказывается нужным лишь для того, чтобы добавить важности изучаемой
области (то есть поднять ее на ту же высоту, что и УСОПТИ). Стратегия
вырисовывается примерно следующая: поскольку интеллект в обществе
ценится, а мы хотим, чтобы телесно-кинестетические таланты тоже це­
нились, пристегнем-ка мы к ним термин «интеллект», чтобы придава­
емая ему ценность отчасти перешла и на телесно-кинестетические спо­
собности. Собственно, именно поэтому в образовании так любят идею
«множественных интеллектов». Научное значение слова никого не вол­
нует — оно используется как инструмент лля мотивации, для того, чтобы
показать, булто «каждый умен по-своему». То же самое верно и лля таких
построений, как социальный или эмоциональный интеллект*.
Впрочем, у этой стратегии имеются и некоторые непрелвиленные по­
следствия — порой довольно смешные и пользующиеся слишком скром­
ной известностью. Когда мы присваиваем олно и то же название различ­
om

ным умственным характеристикам, это способствует распространению

.c
kA

именно того убеждения, против которого сражаются многие общие те­

S
оретики — а именно раздуванию важности УСОПТИ. Можно сказать,
что теоретики, изучающие интеллект в широком смысле слова, стремят­
ся нарушить правило валидности конструкта и пойти против злравого
смысла, гласящего, что одинаково именуемые веши связаны между со­
бой. Если на самом леле они представляют собой различные умственные
способности и если мы хотим подчеркнуть их раздельность, не слелует
добиваться обратного, называя их все «интеллектами». А вот бросаясь
термином «интеллект» направо и налево, теоретики, изучающие интел­
лект в широком смысле слова, подрывают собственную деятельность,
направленную на признание «оцениваемой с помощью IQ-тестов части
интеллекта» (УСОПТИ) лишь одним из когнитивных аспектов, которые
мы можем пожелать оценить (помимо способности ориентироваться в
пространстве, способностей к творчеству, умения эффективно действо­
вать в практических вопросах). Олнако люли по-прежнему булут лелать
вывод, что УСОПТИ коррелируют с этими и другими вещами (в области
психометрии такое мнение преоблалает нал прочими)4.
Раздувая понятие интеллекта, увязывая его со все новыми и новы­
ми ценимыми вилами умственной деятельности и повеления, теоретики
добиваются результата обратного тому, к чему стремятся, — уменьшить
важность «оцениваемой с помощью IQ-тестов части интеллекта». Разлув
само понимание интсмекта, вы раздуете и все с ним связанное — а сто­
летняя история измерения интеллекта лелает неизбежным тот историче­
ский факт, что наиболее близким соседом термина «интеллект» является
IQ-тест.

Диктатура интеллекта
Комментируя историю о своей теории множественных интеллектов,
Говарл Гарлнер признается, что поначалу он намеревался использовать
лругие термины — «навыки», «возможности», — олнако потом понял,
«что каждый из этих терминов имеет в себе скрытые ловушки. Тогла я
наконец решил совершить смелый шаг, позаимствовав психологический
термин и представив его пол новым углом... Я намеревался расширить
om

понятие интеллекта так, чтобы оно включило в себя множество характе­

.c

ристик, прежле находившихся за его пределами» (1999, с. 33, 34). Точно

kA
S
так же и Роберт Стернберг утверждает, что «возможно, пришло время
расширить наше и всеобщее понимание того, что значит быть умным»
(2003b, с. 69). Отчетливо видно, что одной из целей здесь является под­
черкивание наличия аспектов когнитивной жизни, имеющих важное
значение и не входящих в УСОПТИ. Такова моя цель и цель многих те­
оретиков интеллекта в широком смысле слова5. Однако я не понимаю,
почему нужно именовать «интеллектом» практически все стороны че­
ловеческой натуры (когнитивной ее части) — особенно в тех случаях,
когда для некоторых сторон (рациональности, творческого потенциала,
мудрости, критического мышления, открытости мышления, рефлексии,
внимания к доказательствам) уже имеются готовые названия (научные
или народные).
В целом я считаю, что, если тенденция именования «интеллектом»
всех положительных когнитивных характеристик сохранится, она будет
лить воду на мельницу неоправданного обожествления обществом спо­
собностей УСОПТИ — то есть способствовать тому, что мы со Стернбер-
гом и Гарднером осуждаем. Давайте вообразим себе один эксперимент.
Допустим, некто возражает против того, какое значение придается лоша­
диной силе (как средству оценки двигателя) при оценке мощности авто­
мобиля. Этот человек считает, что лошадиная сила занимает неоправдан­
но много места в человеческом мышлении. В попытке снизить значение
понятия «лошадиная сила» этот человек начинает изобретать названия
для других характеристик автомобиля — «лошадиная сила тормоза»,
«лошадиная сила угловых скоростей», «лошадиная сила комфортности».
Поможет ли такая стратегия избавить людей от привычки считать мощ­
ность двигателя показателем «хорошести» автомобиля? Вряд ли. Думаю,
она скорее подчеркнет те самые характеристики, важность которых че­
ловек стремился притушить. И я утверждаю, что, называя «все хорошие
когнитивные характеристики» интеллектом, мы лишь будем способство­
вать возвеличиванию УСОПТИ6.
Подобная стратегия будет препятствовать попыткам познакомить лю­
дей с другими когнитивными характеристиками. К примеру, навыки кри­
тического мышления окажутся погребены под широкими определения­
om

ми интеллекта. Все оценки критического мышления или рациональности

.c

станут частью интеллекта, если будет принята широкая концепция по-

kA
S
слелнего. И, опять же, активные сторонники тестов лля проверки интел­
лекта лишь выиграют от происходящего, поскольку люди по-прежнему
будут ассоциировать общую концепцию интеллекта именно с этими те­
стами. А что им остается? Эти тесты помечены ярлыком «интеллект», и
те, кто их продвигает, вовсе не будут стремиться разрушить ассоциацию
с общими теориями. К примеру, Аэвил Векслер в своей книге с заме­
чательной дерзостью определил интеллект как «совокупная или общая
способность личности действовать в соответствии с целью, рациональ­
но мыслить и эффективно взаимодействовать с окружающим миром»
(1958, с. 7), при том что носящий его имя IQ-тест ничего подобного из­
мерить не позволял!

Альтернативная стратегия: использование дисрационализма

для укрощения концепции интеллекта
Предлагаемая мною стратегия отличается от стратегии теоретиков ин­
теллекта в широком смысле слова. Я предлагаю позволить УСОПТИ из­
влечь все, что можно, из научных терминов, поименовать это интеллектом
и установить четкие границы интеллекта. В бытовой психологии укротить
понятие интеллекта можно, указав на наличие специальных научных и бы­
товых терминов лля других важных частей когнитивной жизни, а также
на то, что некоторые из них поддаются оценке. Подобная стратегия позво­
ляет извлечь пользу из факта, который заставляет рыдать многих критиков
IQ-тестов, — а именно из того, что тесты на интеллект в ближайшем буду­
щем вряд ли изменятся7. Тесты эти уже ассоциируются с интеллектом, и
потому УСОПТИ в бытовой психологии интеллекта всегда будут занимать
ведущее место. Я считаю, что игнорировать этот факт было бы ошибкой.
Моя стратегия заключается в том, чтобы создать в психологическом
лексиконе нишу для рациональности, и тем самым укротить концеп­
цию интеллекта. Предлагая идею дисрационализма, я намеревался по­
мешать концепции интеллекта поглотить концепцию рациональности,
которую не измерить никаким IQ-тестом. Пусть интеллект сводится
к УСОПТИ — подобная практика имеет то неоспоримое достоинство,
om

что понятие интеллекта будет использоваться в реальности, в области

.c

измерения и тестирования. У нас имеются согласованные и хорошо от­

kA
S
работанные концепции рациональных действий и формирования убеж­
дений. У нас есть согласованная и хорошо отработанная концепция
УСОПТИ. Никакого научного смысла в смешении этих концепций нет,
поскольку между собой они различаются очень сильно. Напротив, на­
учный прогресс происходит за счет разделения понятий. Существование
и нередкое проявление лисрационализма подчеркивает тот факт, что
«все хорошие вещи» (в данном случае рациональность) вовсе не обяза­
тельно связаны с УСОПТИ.
Широкое понимание интеллекта, благодаря которому это название
было присвоено ряду прочих конструктов, отчасти вызвано желанием
уменьшить ценность и престиж IQ-тестов. Стратегия, похоже, выстро­
ена на том, чтобы принизить важность IQ-тестов за счет расширения
определения интеллекта таким образом, чтобы эти тесты оказались лишь
малой долей обшей концепции. Это стратегия разжижения. Однако рас­
ширение концепции интеллекта за счет включения в нее ряда прочих
ценных явлений не поможет разорвать ассоциацию с IQ-тестами. На то
есть две причины. Во-первых, влияние столетней истории связи УСОП­
ТИ с концепцией интеллекта так просто не перешибешь. А во-вторых,
даже при расширении концепции УСОПТИ остаются самым простым
для измерения компонентом — а самые измеряемые компоненты всегда
будут доминировать над всеми прочими независимо от широты или ох­
вата концепции.
Если я прав, стратегия теоретиков интеллекта в широком смысле сло­
ва даст наихудший из возможных результатов — концепция интеллекта
станет престижнее, чем когда-либо (поскольку теперь с ней связаны все
хорошие вещи), а ценность УСОПТИ еще вырастет вследствие ассоци­
ирования их с новым обширным взглядом на интеллект! Еше важнее то,
что концепция рациональности тоже долго не протянет, поскольку не
имеет отдельного названия (но вместо этого будет поглощена концеп­
цией интеллекта и потеряется в ее недрах). Не будет настоятельной не­
обходимости оценивать рациональность, поскольку ее семантическое
поле будет поглощено расширенной концепцией интеллекта. Указать на
то, что УСОПТИ не включают в себя показатели рационального мышле­
om

ния, будет еще сложнее, чем сейчас. Хотя большинство людей понимает,
.c

что тесты на интеллект не включают в себя полный набор важных ум­

kA
S
ственных характеристик, мы зачастую ведем себя (и говорим) так, буд­
то напрочь забыли об этом. Наше удивление при виде умных людей,
совершающих глупые поступки — откуда оно происходит, если не из
внутренней убежденности в том, что рациональность и интеллект не­
разделимы? Концепция дисрационализма (и эмпирические доказатель­
ства, указывающие на то, что подобные случаи нередки) призвана по­
мочь нам меньше удивляться этому феномену и создать концептуальное
пространство для признания ценности свойств как минимум не менее
важных, чем УСОПТИ, а именно — способности формировать рацио­
нальные убеждения и рационально действовать.

УСОПТИ: паровоз без машиниста

Профессиональные психологи немедленно отметят, что мое предложе­
ние свести понятие интеллекта к УСОПТИ является одной из версий
малоизвестного высказывания И.Аж. Боринга — и подобное совпаде­
ние, возможно, заставит их отклонить эту мысль. Боринг предлагал счи­
тать интеллектом только то, что можно измерить с помощью тестов на
интеллект. Однако возражения вызвало то, что ни Боринг, ни кто-либо
из его современников (1932 год) не знал, что именно измеряют эти те­
сты. Вследствие этого определение интеллекта, предложенное Борин-
гом, оказалось закольцовано само на себя. Сегодня дело обстоит совсем
иначе. Теперь нам известно, что именно — с точки зрения обработки
информации и когнитивной нейронауки — можно измерить с помощью
IQ-тестов.
В отличие от некоторых критиков традиционной концепции интел­
лекта я считаю, что инертность специалистов по психометрии в том, что
касается изменений в IQ-тестах и концепции интеллекта (в узком пони­
мании), имеет под собой некоторые основания. Традиционно интеллект
исследовался с помощью прогрессивных программ исследования (в том
смысле, который вкладывают в этот термин специалисты по философии
науки). Есть все данные за то, что традиционная парадигма позволяет
четко разложить все по полочкам8. Во-первых, в данной области имеет­
om

ся общепринятая модель, принявшая облик теории текучего и кристал­

.c

лизованного интеллекта. Была проделана немалая работа по выявлению

kA
S
составляющих текучего интеллекта. Нам известно, что вариабельность
Gf и вариабельность критериев емкости рабочей памяти частично пере­
секаются0. Важно отметить, что вычислительные способности рабочей
памяти были определены тогда же. Важнейшим открытием стало то, что
центральной когнитивной функцией, действующей при поддержке за­
дач рабочей памяти, является когнитивное разделение — способность
работать со вторичными репрезентациями, копирующими мир неточно,
в отличие от первичных.
Когнитивное разделение является главной когнитивной операцией,
отвечающей за индивидуальные различия в Gf. Вследствие роли, которую
разделение играет в процессах моделирования и гипотетического мыш­
ления, когнитивное разделение является важнейшей способностью ума.
Таким образом, традиционные тесты на интеллект — и УСОПТИ — кон­
центрируются на важном аспекте работы мозга. Они прелставляют собой
плоды научно-исследовательской программы, которая постепенно вгрыза­
ется все глубже в точно подобранную и важную лля человека как живого
существа область10.
Я не хочу преуменьшать важность процесса когнитивного разделе­
ния — основного компонента УСОПТИ, обеспечивающего индивидуаль­
ные различия. Операции разделения помогают нам проводить когнитив­
ную реформу: оценивать наши собственные убеждения и критиковать
собственные желания. Тем не менее оцениваемое с помощью тестов
когнитивное разделение все же является свойством алгоритмического
мышления, оцениваемого в максимально комфортных, а не в обычных
условиях. Подобные способы оценки не позволяют определить, насколь­
ко типичным является процесс разделения лля конкретного человека.
Они не оценивают предрасположенность рефлективного мышления к
использованию разделения в целях когнитивной самокритики. Они не
оценивают склонность к использованию гипотетического мышления лля
решения задач. Способность к поддержанию когнитивного разделения не
является залогом рационального поведения или мышления. Оценивая Gf,
мы оцениваем важнейший аспект нашего умственного двигателя, но ни­
как не способности управляющего им машиниста.
om
.c
kA
S
 Интеллект и адаптация — перепуганные понятия
Одна из разновидностей широких определений интеллекта, имеющих
тенденцию захватывать умы, представлена определениями, которые счи­
тают интеллект «адаптацией к окружающему миру», в полном соответ­
ствии с приводившимися выше словами Векслера. Определение интел­
лекта как адаптации к окружающему миру при том, что самые известные
тесты на интеллект не оценивают ничего подобного, создает прекрасную
почву для путаницы.
Подобная путаница особенно очевидна в дискуссиях о так называ­
емом «аффекте Флинна» в области изучения интеллекта. Двадцать лет
назад Джеймс Флинн систематически документировал явление, которое
едва ли было отмечено при рестанлартизации IQ-тестов, а именно — по­
степенный рост IQ. Он продемонстрировал, что за десять лет начиная с
1930 гола общий 1Q вырос примерно на 3 пункта. Gf вырос больше, чем
Gc. Психологу-когнитивисту Ульрику Найссеру пришлось редактировать
книгу, изданную Американской ассоциацией психологов, рассматривав­
шей различные объяснения эффекта Флинна. Среди возможных причин
роста IQ называли изменившееся питание, урбанизацию, обучение, теле­
видение, дошкольные голы в семье и другие факторы11. Интересно, что
в написанной им главе к книге Флинн не отлает предпочтения ни олно-
му из этих факторов. Сам он считал, что рост интеллекта в некотором
роле «нереален». Вкратце говоря, он утверждал, что вырос, по его словам,
только показатель IQ, а не собственно интеллект. Обосновывая свою по­
зицию, он указывал на то, что культурного расцвета, которого можно
было бы ожидать при реальном интеллектуальном росте, не наблюдается.
Происходит обратное, утверждал Флинн, «количество запатентованных
изобретений на практике указывает на отчетливое паление уровня интел­
лекта у последних поколений» (1998, с. 35), а справочник «Кто есть кто в
мире науки» что-то не разбухает от обилия новых имен.
Непонятно, впрочем, почему кто-то ожилает подобных последствий
от увеличения показателей УСОПТИ. Тесты не позволяют оценить ра­
циональность или склонность к творчеству — то есть факторы, которые
действительно могли бы повлечь за собой культурный взрыв, которого
om

ожидал Флинн. По сути, Флинн автоматически использовал определение

.c
kA
S
интеллекта, в том или ином виде включающее в себя адаптацию к окру­
жающей среде и не имеющее отношения к УСОПТИ. Таким образом, то,
что некоторые могли бы счесть парадоксом, возникшим за счет эффекта
Флинна (рост IQ последних поколений не сопровождается параллельны­
ми общественными достижениями), я лично парадоксом не считаю. Мы
удивляемся ему лишь потому, что нам трудно помнить, что, хотя народная
концепция интеллекта и включает в себя адаптацию к окружающей сре­
де, тесты, показатели которых выросли, адаптацию оценить не позволяют.
С помощью этих тестов можно измерить УСОПТИ — когнитивную спо­
собность к разделению, являющуюся важнейшей умственной способно­
стью, однако не более чем одной из трех составляющих, необходимых для
рационального мышления и повеления. Две другие составляющие — это
умственные программы и свойства мышления, способствующие рацио­
нальному мышлению. Якобы возникающая в результате эффекта Флинна
загадка лишь показывает нам, как трудно не обожествлять интеллект, рас­
ширяя его определение и включая в него неизмеряемые с помощью тестов
факторы.

Темная сторона обожествления интеллекта

Подобное обожествление интеллекта может иметь совершенно извра­
щенные моральные последствия, которых мы зачастую не замечаем, —
а именно принижение обладателей низких показателей УСОПТИ. Подоб­
ное принижение идет со времен создания психометрии как предприятия.
Сэр Фрэнсис Гальтон практически отказывал обладателям низкого IQ в
способности ощущать боль: «Способность к различению ощущений у
идиотов удивительно низка; они с трудом отличают холодное от горяче­
го, а чувство боли у них настолько притуплено, что некоторые наиболее
выраженные идиоты вряд ли даже имеют о нем представление. В их одно­
образной жизни причиняемая им боль может ощущаться как приятная
неожиданность в буквальном смысле слова» (1883, с. 28).
В более сдержанном и менее выраженном ключе подобное приниже­
ние продолжается и по сей день. В 2004 голу Майкл Л’Антонио опублико­
om

вал книгу под заголовком «Восстание городских мальчишек», посвящен­

.c

ную плохому обращению с мальчиками в школе Уолтера И. Ферналла для

kA
S
слабоумных и рассказывавшую о том, как группа живших в школе маль­
чиков восстала против подобного обращения. Олнако отзывы на кни­
гу оказались довольно тревожными — они были посвящены историям
мальчиков, у которых позже оказался нормальный IQ. Один из обзоров,
появившийся в The New York Times Book Review 27 июня 2004 года, так и
назывался: «Счет за сломанные руки: ложные диагнозы и унижения в
школе лля “слабоумных” 50-х голов». Хочется спросить, с какой стати
к вопросу о дурном обращении с воспитанниками подобных заведений
приплели тему ложных диагнозов? Что бы там ни имелось в виду, созда­
ется впечатление, что лля обладателей «правильных диагнозов» ситуация
была гораздо менее трагичной. Над рецензиями на эту книгу так и реет
тень Гальтона. Это и есть темная сторона обожествления интеллекта.
Отмеченная Робертом Стернбергом историческая тенденция «при­
равнивать показатели IQ-тестов к показателям тех или иных личных до­
стоинств» (2003b, с. 13) имеет множество обличий в современном мире.
Как предполагает Стернберг, интеллект стали считать чем-то вроде осно­
вы личности, неким показателем того, чего человек стоит. Обожествле­
ние IQ и принижение обладателей низкого интеллекта дошло сегодня до
того, что человек предпочитает высокий IQ почти любым физическим
или умственным достоинствам. Заметим, например, что за последние
30—40 лет почти вдвое сократилось количество выставляемых диагнозов
«умственная неполноценность», а также произошел всплеск заболева­
ний, определения которых — в особенности предназначенные для роди­
телей — подчеркивают наличие нормального IQ (например, сложности
с обучением, СДВГ, синдром Аспергера)12. Все это следствие социальных
перемен, влияния консьюмеризма на диагностические категории, а так­
же свидетельство наличия предрассудков, имеющихся у школ, врачей и
родителей. Так, например, многие родители с гораздо большей готовно­
стью принимают диагноз ребенка, если в нем нет указания на «низкий
IQ». Никого не волнует то, что некоторые эмоциональные и поведенче­
ские нарушения порождают гораздо больше проблем в жизни, нежели
нарушения, связанные с небольшим/средним снижением интеллекта. Как
отмечает врач Лж. Роберт Аелонг, «в своей работе я сталкиваюсь с деть­
om

ми, умственные задержки у которых минимальны по сравнению с их же

.c

тяжелыми расстройствами поведения. В конце концов, семью разрушают

kA
S
именно поведенческие расстройства, а не сниженный интеллект. Таким
образом, можно предположить, что концепция снижения интеллекта
имеет существенный изъян: “умственная” жизнь состоит не только из
интеллектуальных способностей (в том виде, в каком они измеряются
IQ-тестами)» (2004, с. 515).
После знакомства с этим комментарием так и хочется продолжить
рассказ о принятии широкого опрелеления интеллекта логичным, но за­
бавным следствием. Если широкое определение интеллекта, в особенно­
сти то, которое включает в себя критерий «адаптации к окружающему
миру», будет принято, тогда все вилы заболеваний, появившихся в по­
следние голы, прилется рассматривать в новом свете. Многие обладатели
эмоциональных и поведенческих расстройств и СДВГ будут также при­
знаны людьми со сниженным интеллектом, поскольку едва ли не опреде­
ляющей чертой этих расстройств является плохая адаптация к окружаю­
щему миру. Интересно было бы поразмыслить, приобрели бы некоторые
из этих заболеваний такую популярность сегодня, если бы несколько де­
сятилетий назад на коне оказалось бы широкое определение интеллекта.
Прелставим себе, что в бытовой психологии повеление ребенка с СЛВГ
считалось бы признаком «низкого интеллекта». Возможно, в результа­
те мысленного эксперимента мы сможем уловить «некоторую разницу»
между гиперактивным (или эмоциональным) ребенком и ребенком с ум­
ственной отсталостью. Если вам хочется ответить именно так, подумайте,
что это может означать. А значит это, что мы можем отследить и выде­
лить УСОПТИ в бытовой психологии. Как я уже говорил выше в этой гла­
ве, ученые сходятся в том, что УСОПТИ прелставляют собой достаточно
важную разновидность умственной деятельности. Проблема лишь в том,
что бытовая психология ценит именно эту деятельность — и используе­
мые лля ее оценки тесты — слишком высоко. Gf — это механизм, но не
краеугольный камень всего.

Разница между интеллектом и рациональностью

в бытовой психологии
om

И наконец, я утверждаю, что мы ценили бы УСОПТИ меньше, если бы

.c

взяли на себя трул подобрать название лля явлений, в них не входящих

kA
S
(рациональности) и не позволили бы термину «интеллект» подмять эти
явления пол себя. Я думаю, что сегодня бытовая психология в некоторой
степени различает рациональность и интеллект, однако можно добиться
еще более четкого разделения.
Моя убежденность в том, что бытовую психологию можно видоизме­
нить для того, чтобы провести более четкую границу между интеллектом
и рациональностью, основывается на исследовании, которое мы провели
много лет назад вместе с моим давним коллегой Ричардом Вестом. Мы
предложили исследуемым достаточно свободно написать о том, что, по
их мнению, входит в интеллект. Затем мы попросили их порассуждать
на следующую тему: «Когда говорят, что у человека умные мысли или
что человек ведет себя умно, что имеется в виду? Объясните, что такое,
по-вашему, ум? Чем характеризуются умные мысли и умное поведение?»
Результаты в точности повторяли результаты более ранних исследований
понятия интеллекта в бытовой психологии — студенты пользовались
расширенным пониманием интеллекта, зачастую включавшим в себя не­
которые аспекты рациональности. Однако понятие интеллекта зачастую
сужалось, если исследуемым уже приходилось излагать собственную те­
орию рациональности, отвечая на вопросы: «Когда говорят, что человек
мыслит или ведет себя рационально, что имеется в виду? Объясните, что
такое, по-вашему, рациональность? Чем характеризуются рациональное
мышление и рациональное поведение?»
Еще более убедительные результаты дала третья часть опроса. Уже
давшим свои определения интеллекту и рациональности участникам
(половина из них описывала сначала интеллект, потом рациональность,
а вторая половина — наоборот) было предложено ответить на вопрос
о том, видят ли они разницу между интеллектом и рациональностью.
В частности, им был предложен следующий вопрос: «Связаны ли между
собой рациональность и интеллект? Обоснуйте свое мнение». В преоб­
ладающем большинстве случаев исследуемые видели разницу между яв­
лениями и нередко упоминали феномен «умного человека, делающего
глупые вещи» (лисрационализм), о котором я уже говорил. Вот как вы­
глядели типичные ответы.
om
.c
kA
S
 Исследуемый номер 9:
Рациональность и интеллект однозначно связаны, поскольку их
определения во многом пересекаются. Оба они включают в себя
способность приводить доводы или логически мыслить. Они свя­
заны в том смысле, что рациональный человек обычно умен. В
противоположном случае наблюдается резкая разница. К приме­
ру, человек может иметь высокий интел