Павел Шавловский

Иона
Иосиф
Пророк
Даниил
Понкратий
Прокаженный
Авраам
Сироты
Разбойник
Блудный сын

ИОНА

Мне не понять усталость эту...

Вопросы есть, но не на все,
определенный мир ответа
осветит правду в темноте.
Не всё, что ищем мы, находим,
нам часто много не понять
и, не поняв, порой отходим
от света истинного вспять.
А мир обманчивого чувства
волнует ложным рубежом
на миг короткий, и потом
разочарованно и грустно
мы снова в поиске идем.
Как долго мы себя терзаем,
как долго и напрасно ждём,
и Божий план не понимаем,
и все равно идем, идем,
стенаем, томимся и ищем...
Душа устала, просит пищи,
вкушая боль бесплодных мук,
проходит время зря и вдруг –
мы всё внезапно понимаем,
нам станет ясен каждый миг,
когда мученья заменяя,
приходит мир. Когда впритык
с небесной святостью столкнёмся,
на миг замрём и улыбнёмся...
Да, это так, и как не странно,
живет и дышит неустанно
в нас непонятная мечта
о вечном счастье. Суета
её не властна уничтожить,
внутри души она живет
и из людей никто не может
её понять. Она тревожит,
и душу к вечности зовет.
А мы порою так похожи
1
в своем упрямстве на людей,
подобным нам из древних дней.
Мой друг, мы жизнью нашей пишем
свою судьбу, и свой отчет
мы отдадим, когда услышим
слова святые: "Се, грядёт!"
И звуки счастья, вопли стона
тогда разданутся вокруг,
но будь внимателен, мой друг,
давай мы вспомним про Иону.

Я вижу ясно пред собой

тот грозный шторм и как с волной
за жизнь свою сражаясь трудно
плывет, изнемогая судно,
не в соглашении с судьбой.
И среди грохота и шума,
как будто скрывшись в мраке трюма,
спит, не взирая ни на что,
беглец несчастный. Сон его
здесь не уместен, он не знает,
что это судно погибает –
он спит (как часто спим и мы)...
Но среди этой мрачной тьмы,
как будто отдаленным стоном,
раздался крик: Проснись Иона!
Корабль гибнет - выходи,
еще чуть-чуть, совсем немного
и мы умрем, воззови же к Богу,
чтоб не погибли от воды...
Молились все, остался ты.
Остался ты - судьбы загадка,
вот брошен жребий,
в сердце кратко
летит вопрос, бросая в дрожь:
- Кто ты, откуда ты идешь?
Кто ты?
Глухая боль признанья "кто я",
душе всего больней признаться,
в корне всех страданий
короткой фразой "я -еврей".
И если это неизвестно, то я отвечу:
Мой народ - Израиль избранный,
я - тот, кто перед Богом вечным честно
ходил всю жизнь за годом год,
что пользы в том, теперь скрываясь,
от всех и от себя бегу,
всего лишь только потому,
что с Богом я не соглашаюсь...
Но, капитан, куда я спрячу
свою тоску? Да, да, я плачу,
мне очень больно без Него,
и гордость сердца моего
внутри меня сейчас терзает
буквально всё, пойми, я - тот,
2
кто правду истинную зная,
ту правду, что во мне пылая,
усталое сознанье жжёт,
пытаясь скрыться, убегая
от Господа. Знай, буря вод
сейчас не просто разразилась
и вспышки молний, гулкий гром,
всё это горе совершилось
из-за меня над кораблем.
Знай, что не будет преступленьем,
когда сейчас меня волнам вы отдадите,
во мгновенье утихнет буря,
пусть же вам не будет в тягость это дело,
не тратьте время, будьте смелы...

Бывает, исповедь порой

не даст желанного покоя,
и боль реальности волной
нас принимая, грех не смоет.
Вкушая горечь сожаленья,
мы вспомним всё, и обо всём
напомнит память во мгновенье...
Но к счастью, время не стоит
и с громким воплем покаянья
незамедлительно летит
свобода в солнечном сияньи.
Бог не без милости, и нам
в том сомневаться нет причины,
тем более, когда Он Сам
нас вырывает из пучины.
И мы, растрогавшись, готовы
идти на призыв не боясь,
мы жаждем что-то делать снова,
в лицо опасности смеясь.
Да, мы готовы, но обратно:
ошибки боль, не тот расчёт,
как мы надеялись, и вот,
нам снова станет неприятно.
Себя, почуяв огорченным,
спокойно небо, солнца свет,
никто не гибнет, все спасённы,
но мы? Спокойны ль мы? О, нет.
Нам тень растения дороже
всего на свете в этот миг
и мы так стонем: "Больно, Боже,
как больно, стебелёк поник"...
Иона, слушай, Бог ответит
на необдуманный упрёк
и то, что Он сейчас осветит,
узри и, взяв себе в урок,
проникнись этим Божьим Словом,
внимай Ему и будь готовым...

Так говорит Великий Бог:

Когда впервые с горьким плачем
3
над Авелем склонилась мать,
постигнув в горечи, что значит
иметь, но вместе с тем терять.
Не ты смотрел на преступленье,
и как впервые над землёй
раздался первый крик мученья
Адама с Евой предо Мной!
Не ты смотрел, как одиноко
им было после без Меня,
не ты страдал себе жестоко,
на их беспомощность смотря!
Я не создал их для страданья,
Я не создал их для греха,
когда вершиной мирозданья
поставил их двоих тогда,
Не ты, мучительно, веками
терпел падение людей!
Не ты, бегущими годами
их звал к Себе от злых путей!
Не ты любил! Не ты в терпеньи
их доставал из бездны зла,
но Я! Лишь только Я прощенье
им с радостью давал всегда!
Не Я, а грех их души губит,
Я не хочу, чтоб было так!
Я не хочу, чтоб гибли люди,
Идя на смерть в бездонный мрак.
Пойми, что Я – Отец, и значит,
Мне дорога судьба людей,
Я их родил, и зло не спрячет
мольбу и слезы их очей,
мольбу и слезы...

Слово Бога
в себе скрывает боль Отца,
Его забота и тревога
порой настолько нам близка.
Бывает, личные законы
дороже сердцу и родней,
чем судьбы гибнущих людей,
как было раньше, в дни Ионы...
Пусть Слово вечного Писанья
не будет нам, друзья, в упрёк,
дай Бог, чтоб высшее призванье
не в тягость было нам, но впрок.

ИОСИФ

Земля хранит свои секреты

Святым молчанием веков
И тайной мудростью одета
Судьба святых ее сынов,
Чей дух еще не знав страданья

4
Рожден был в царственном сиянье,
Чьи мысли пламенно летят
Туда, где только лишь свобода,
И часто бездна небосвода
Влечет к себе их грустный взгляд.

Земля! С ней связанно так много,

Наш первый вздох и первый шаг,
И наша радость встречи с Богом,
И первый стон, и боль в глазах,
И постоянный зов дороги,
Нектар любви и яд тревоги
Так странно смешаны в сердцах.
А смысл святых ее преданий
Приправлен горечью страданья
И силой Слова, чье сиянье
Горит как в солнечных лучах.
В ней быль уже прошедших дней
Волнует душу грустной песней
И силой чувств, что часто в ней
На миг замрет, и вновь воскреснет.

Их много, но одна из них

Стоит так живо перед взором.
Та песня славных дней былых,
Когда сливались с ночью горы,
Когда жемчужная роса
Просторы влагою покрыла,
И ярким серебром луна
Взошла и землю озарила.
И кто-то там тогда стонал
На той земле, земле избранной.
И кто-то там тогда скрывал
От всех свою больную рану.
Тот стон не каждому знаком,
Но сердцем можно слышать в нём,
Как снова душу боль объяла,
Как память ярко рисовала
Родной шатёр, и в нем всего
Двенадцать, кроме одного
Сынов родных, пред ним стоящих.
Глаза опущены, молчат,
А он в руках своих дрожащих
В крови изорванный наряд
Сжимает с пламенною болью
И долго, долго по раздолью
Летел его скорбящий крик...
Тот страшный час,
Тот жуткий миг...
Огнем мучительных страданий
Не оставлял его сознанье
Родного сына нежный лик.
Спокойный взор и темный волос,
Улыбка и приятный голос
Не оставлял его.
5
Всегда он вспоминал его слова
Стоя бессоными ночами,
Глядя усталыми очами
Куда-то в звездной выси даль.
Свою тоску, свою печаль
Он скрыл от всех во свете дня,
От всех, но лишь не от себя.

Земля! Земля! Свидетель горя

И сторож тайных наших мук,
Что иногда в печальном взоре
Блеснет слезой случайной вдруг
На миг один, исчезнув быстро.
Смахнет рука соленый след...
Но ночь прошла, и вот рассвет
Уже спешит в лазури чистой,
И чувством сладостным горя
Встречает солнца диск лучистый
Людское сердце и земля.
А там вдали уже раздались
Чуть слышно чьи-то голоса,
То в дом отцовский возвращались
Его родные сыновья,
Стремясь закончить путь далекий.
Вот поднялись на холм высокий
И там узрели наконец
Шатры, где их родной отец
Встречает мягко, как всегда,
Лишь дрогнул глаз его слегка
- Счастливым ли был путь ваш, дети?
И старший сын тогда ответил:
- Отец! В обратный путь домой
Мы с сердцем радостным стремились,
Сейчас стоим перед тобой,
Но знай, отец, мы возвратились
К тебе не все. Взгляни на нас,
Взгляни и вспомни, как-то раз
Ты простонал совсем без силы,
Что мы сведём во мрак могилы
Твою в печали седину.
Отец, прости нам ту вину!
Прости, отец, за зло обмана,
За то, что правды горечь скрыв,
За эту боль, за эту рану.
Отец, твой сын Иосиф жив!
Одежда, что тогда в слезах
Была твоей душой узнана...
Его вели тогда в цепях
По древним землям Ханаана.
Когда утешиться о нем
Не мог ты в скорбии великой,
Он был тогда уже рабом,
В неволю проданный в Египте.
И много времени спустя
Пробил тот час земного дня,
6
Ты помнишь голода начало,
Как нас звала и привлекала
Та утешительная весть,
Что хлеб в земле Египта есть.
Ты помнишь, как нас там сурово
Встречал начальник той земли,
И сделал так, чтоб все мы снова,
Вениамина взяв, пришли.
Он встретил мягко нас потом,
И пригласивши всех в свой дом
Он был наряжен так богато,
Что в нём узнать родного брата
Мы не могли, но в дрожь нас бросил
Когда на нашем языке
Он крикнул с болью: «я - Иосиф
Жив ли отец, скажите мне?»
Отец, он плакал как ребенок,
Мы не могли придти в себя,
Наш брат - наместник фараона,
Рыдал как малое дитя.
Как он смотрел на наши лица,
С какою радостью живой...
Взгляни, отец, вот колесницы
Прислал он с нами за тобой.
Он ждет тебя и нас в столице...
Сын смолкнул, завершив рассказ,
Что в сердце в силе длинных фраз
Входило сладостно и больно,
Как нежный свет в слепую тьму
И прозвучал ответ: «Довольно.
Увижу сына и умру!»

Земля - свидетель этой встречи,

Когда наплакавшись вдвоем,
Вводил отца, обняв за плечи,
Любимый сын в свой новый дом.
От прежней скорби и разлуки
У них один остался вздох,
Одна лишь мысль в певучем звуке:
Как Ты велик и дивен, Бог!
И зло из памяти стирая
Вновь мир царил внутри семьи
На все лета, о чем вещая
Гласит нам память в наши дни.
Святыня древнего сказанья,
Земли и радость, и печаль,
Что иногда внутри сознанья
Волнуя души манит вдаль.
Безмолвно говоря о том,
Что ждет нас необъятный дом
За высотою небосвода
Где Бог, Отец наш, даст свободу.

7
ПРОРОК

Ты там, за звездным небосводом,

Ты здесь, среди земной красы,
Но в сердце падшего народа
В душе погибшей, есть ли Ты?
И если Ты там, где забыли
Твою благую святость, Бог,
Где смертью смертные судили
Твоих святых, где Твой пророк
В своей стране от всех скрываясь
Живет, в одном лишь утешаясь,
Что средь молчащей темноты,
Остался с ним лишь только Ты.

Кто это сон ночной тревожит?

Кому не спится в этот час?
Чей это горький стон? Быть может,
Жестокий недуг сердце гложет
И дух терзает каждый раз,
Что нет желанного покоя,
И в небо смотрит грустный взгляд,
Где звёзд рассыпанный наряд
Мерцает нежной чистотою,
Как будто тихо говоря
О Боге праведном... Но кто же
Своей молитвой ночь тревожит,
Не тратя ни минуты зря?
Кто этот муж с орлиным взором,
Горящим пламенем святым?
Кто он? Что к неземным просторам
Взывает дух его и с ним
Как будто слился мир небесный?
Он с виду беден и убог,
Но всем в Израиле известно,
Он - верный Господу пророк.
Он тот, чей глас не умолкает,
Чей крик зовет и обличает
Родной народ, и каждый знает
С ним рядом неизменный Бог.
С ним Бог, и в этом нет сомненья,
В нём нет лукавства, нет греха,
Бессильна власть людского мненья,
И яд мертвящий языка
Над мужем, избранным Владыкой,
Как звук пустой, как дальний звон...
Но что же этой ночью он
Взывает ввысь в мольбе великой?...

Когда родному ты - чужой,

Любя своих, своим - не свой,
Когда вкусив печать разлуки
В своей стране, но вряд ли муки
Позволят спать в тиши ночной...

8
И странно, сложно, непонятно
Чужим в своем народе жить,
При этом свой народ любить,
Не ждя любви взамен обратно.
Любить, но не скрепя зубами
И снисходить, но не к греху,
Любить и ждать, молясь ночами
И ждать, смотря в ночную тьму...
Так сам Господь нас ждал когда-то,
Когда мы все ушли туда,
Туда, откуда нет возврата,
Где нет ни счастья, ни добра.
И нас дождавшись, нас простивши,
Омыв, очистив, освятив,
Не упрекнув и всё покрыв,
Привлек к Себе любовью свыше.

Куда спешит толпа народа?

Кто их заставил в жаркий зной
Дорогой пыльной и сухой
Идти к морским шумящим водам?
Не боль безжалостной войны
Подняла всех людей на ноги,
Не страх болезни, царь страны
Тревожит всех, и сам в тревоге.
Три года не было дождя,
Три года небо жаркой крышей
Давило люд, но стало слышно
Что сам пророк позвал царя.
И все спешат, ведь всем известно
Что тот, кто на Кармиле ждёт,
Закрыл молитвой небосвод.
Здесь непокорность неуместна,
И труден путь, и солнце жжёт,
И в сердце мира нет... но вот
Всё позади, пути усталость,
Забыта жажда, но осталась
То, что бессильна подавить
Душа людская, та тревога,
Когда нет мира с вечным Богом,
И смысла, чтобы просто жить.
Пусть внешне мир, но в подсознаньи
Не жизнь, а так лишь – выживанье.
И все попытки заглушить
Глухую боль лишь тратят силы,
Приблизив только мрак могилы...
Но путь окончен, шум умолк.
Толпа народа и пророк
Лицом к лицу. И только Бог,
Великий Бог с пророком вместе.
Что в жизни может быть чудесней,
Когда живительный поток
Небесной силой вдохновлённый,
В словах немногих облечённый,
Сердца волнуя через слух
9
Проникнул ярким светом в дух.
И будто отдалённым стоном
Предстала быль уснувших дней,
И потрясла умы людей
Вся прелесть Божьего закона,
Где все уставы правдой жгут,
Где жизнь кипит, и вспомнил люд
Ту быль, что жива и доныне,
Когда отцы их шли в пустыне,
Как Сам Господь в Египте суд
Свершил, их всех освобождая,
Как глас звучал с вершин Синая,
К сердцам израильских детей...
Но в этот час всего сильней
Сам Бог явил себя народу -
И над молчащим небосводом
Ударил гром, покрывший дрожью
Окружность всю, и пламень Божий
Сошел на жертву, сей урок
Пронзил сердца в огне великом,
Народ взорвался диким криком:
Господь есть Бог, Господь есть Бог!..

Все в изумлении глубоком,

И рады, ведь пришли не зря...
И только тонкий слух пророка
Услышал дальний шум дождя.
Из всех, вокруг него стоящих,
Один лишь он постигнуть мог,
Что в жизни нет сильней и слаще
Когда с тобою рядом Бог.

ДАНИИЛ

К Тебе, мой Бог, моё моленье

Дерзаю вздохом произнесть,
Излить всю боль и все томленье,
Одно лишь только утешенье
В молитве этой - Ты и есть.
И счастье - пред Тобой склониться,
Всем естеством желая скрыться
От всех ненастий и забот,
И горько плакать, и молиться
От беспощадности невзгод.
Ты знаешь сердце моё, Боже,
Что для меня всего дороже
Всех благ, сокровищ, наслаждений -
Одно короткое мгновенье
Побыть наедине с Тобой!
И с этим ничего в сравненьи
Не может быть. Одной мольбой

10
К Тебе об этом я взываю
И горько плачу, вспоминая,
Ненастных прежних дней печать.
И как не плакать, не стонать...
Свободный раб.
Моя свобода – могилы мрак.
И на земле я - сын плененного народа,
В чем боль привычкой стала мне,
В чем стал привычен горький жребий,
И что осколки детских лет
Остались словно нежный свет
Зари, не вспыхнувшей на небе...
Но лишь одно мне не понять,
Зачем кому-то отбирать,
Топтать и рвать мою отраду,
Мою последнюю усладу -
Когда в молитве к небесам
К Тебе лечу... Я не отдам,
Я не отдам под власть закона
Красу молитвенного стона.
И на попрание ногам
Свое единственное счастье
Могуществу жестокой власти
Не допущу и не продам.
Я - волен в духе, пусть не в теле,
Над тленным только прах царит...
Ты будь судьею в этом деле,
Тебе мой дух принадлежит,
Тебе, мечта и утешенье
И эти краткие мгновенья.
Что в жизни лучше может быть,
Когда склонив свои колени,
Душою жаждущей общенья
Вновь обретаю силу жить.
Тебе, мой Бог, Тебе всю душу,
И тайны горечь отворю.
Приди, я сердцем жажду слушать
И ощущать любовь Твою.

Возможно, не была молитва

Такой, как в этот древний час,
Но силой времени не скрыто,
То, что кричит порой и в нас.
Кто мог душе твоей усталой,
Душе измученной, без сил,
Сказать о том, как много дала
Судьба твоя, о, Даниил!..
Ты мог ценить тем незаметным,
Тем незавидным и простым,
Простым общеньем с Богом,
В этом, ты мог дышать буквально Им,
Ты мог, что многие не могут,
Что очень многим невдомёк,
То, как душа приходит к Богу,
И как к душе приходит Бог.
11
Но ты не знал тогда в терзаньи,
Среди зверей во рву о том,
Что чрез заслон веков, потом,
Посмотрит с чистым пониманьем
Святая Церковь, и в страданьи
Пойдет за Богом сим путем.
И в лицах слабых, неспособных,
Но внутренне тебе подобных,
Она сумеет сохранить
Всё, что нам дано в утешенье,
В поддержку, слово наставленья,
Всё, что дает нам силу жить.

А царь, чего он горько стонет?

Ужель ему дано страдать?
Ужели вправду сон отгонит
Великой совести печать?
Тебе ли, грозному владыке,
Рыдать, как малому дитю?
Тебе ль, чей скипетр великий
Под властью держит всю страну?
Тебе ль стонать, как раб под гнетом,
Чья незавидная судьба
Так малоценна и черна,
Но в чем-то мрачном и далеком
Собой так схожа на тебя.
Теперь ли ты постиг, стеная,
Безжалостную правды суть,
Теперь ли ты познал рыдая,
Что капли гордости, чуть-чуть,
Вкусить совсем немного надо
Для славы тленной и затем,
Она, имея силу яда,
Убьет в душе любовь над тем,
Чем дорожить как жизнью нужно,
И что нам жизнь несет с собой,
То, что зовем мы просто «дружбой»,
Что так не ценится порой.
Хотя не нам судить об этом,
Чего в душе греха таить,
Мы все виновны и при этом
Не даст нам правду совесть скрыть.
Но ты взгляни, там над востоком
Алеет небо, посмотри,
А друг, твой друг во рву глубоком
Возможно жив еще, беги!
Беги, надежды упованье
Тебя пусть снова оживит,
Пусть вспомнит с радостью сознанье,
Что Бог - прибежище и щит...
Вот ров уже перед глазами,
Довольно горестно вздыхать
И не стесняйся закричать.
Нет в том стыда, кричать слезами,
12
Нет в том позора и греха,
И душу изливай устами
Во тьму безжалостную рва:
Где ты? Который любишь Бога,
Ответь, смог ли спасти тебя
Тот, Кому верен был во многом,
Кому служил, Кого любя,
Ценил превыше жизни тленной,
Превыше радости мгновенной,
Не побоявшись умереть.
Спас ли тебя твой Бог, ответь!

Я, отступая здесь замечу,

Что очень трудно описать
Простою рифмой силу встречи,
Мне легче смыслом передать,
Возможно, пусть и не дословно,
Но слишком силен этот миг,
Насколько сладостно, огромно
Сплотило время этот стих.
Но я бессилен, я признаюсь,
Возможно, я бы так не смог
Но в крике этом содрогаясь:
«Я жив, и жив Господь мой Бог!»

Ответьте мне, кто правду любит,

И тот, кто в истине живет,
Ужели Бог своих забудет
Ужель Своих оставит Тот,
В Ком счастье, мир, любовь, свобода,
И Кто готов в огонь и в воду идти,
Но с теми лишь идёт,
Кто служит не себе в угоду...
Пусть это слово подтвердит
И тот, кто горя муку знает.
Пусть эта истина пылает
И изнемогших обновит.
А дней прошедших быль живая
На миг открывши тайны тень
Зовет, зовет не уставая
Встречать грядущий новый день.
Что он несет нам, мы не знаем,
Учась же временем ценить,
Мы чаще к Господу взываем
И получаем силу жить.

ПОНКРАТИЙ

Отец, услышь мое моленье,

быть может, я в последний раз
в молитве возношу прошенье,
в жестокий свой предсмертный час.
Я смертной муки не боюсь,

13
ведь я, Творец, к Тебе стремлюсь.
Всегда, идя со мною рядом,
я под Твоим великим взглядом
в любви небесной возрастал,
и вот теперь, мой час настал.
За Слово истины высокой,
не может враг никак понять,
что мне не страшно умирать,
пусть даже смертью и жестокой.
Но вот молитву возношу,
открывши боль души своей,
Творец, о матери прошу:
о, помоги несчастной ей,
Ведь у нее здесь один
единственный, любимый сын,
храни ее, Отец мой вечный,
Своей любовью бесконечной,
Её Тебе я отдаю,
в Твои Божественные руки,
о, дай ей силы, я молю,
в последний час мой смертной муки.
Сейчас, склонив свои колени,
я пред лицем Твоим молюсь,
а завтра утром, на арене,
к престолу славы вознесусь.
И в сердце радостью объят;
еще чуть-чуть, еще немного
и я взлечу в небесный град,
и буду жить с Тобою, с Богом.

Ночная спящая столица,

великий город - город Рим,
где глубоко, в сырой темнице,
молился вольный неба сын.
Ночная летняя прохлада
укрыла все своей росой
и тихо, спящая отрада,
дарила сладостный покой.
Молитвой сердце укрепив,
спокойно спал страдалец юный.
И луч в окно проникнув лунный
его собою осветил:
В нем все дышало красотою,
в чертах небесного лица
в предсмертный час он был спокоен,
как сын великого Творца.
Таких, как он, в тот час немало
за Бога свято умирало,
чтоб средь языческих держав
любовь Христа торжествовала.
И кровь Божественных детей
арены Рима обогряла,
но всё сильнее, средь скорбей,
живая вера возрастала.

14
Вот ночи время пролетело,
и дверь тоскливо заскрипела,
и стража выполнять указ
идет. И он в последний раз
по римским улицам шагает,
и с болью в сердце вспоминает:
О сколько же его друзей
дорогой этой прошагали
и после, свято умирали
от жутких пыток палачей.
Но тут, дорогу преграждая,
к арене не успев дойти,
он взгляд знакомых глаз встречает,
почти в конце всего пути.
Как сразу руки ослабели,
как в сердце заболела рана,
губами слышно еле-еле,
он прошептал с тоскою: мама.
И сразу сердце с болью сжалось
от муки дикой, неземной,
во взгляде просьба, вдруг, прорвалась
невыразимою мольбой:
Не надо, мамочка, ты слышишь?
Меня ведут же убивать,
ведь ты с трудом от боли дышишь,
Зачем тебе сильней страдать?
Сейчас откроют клеток двери,
как в муке будешь ты взирать,
когда меня на части звери
клыками будут раздирать!
О, пожалей себя, родная,
молю уйди, не мучь себя,
как страшна мука эта злая,
уйди же, мать, прошу тебя!..
Но материнский взгляд глубокий
сказал с любовью неземной:
Сынок, я здесь не одинока,
со мною Бог, Отец Святой.
Ты прав, жестока эта мука,
но наш Господь страдал сильней.
Иди, пусть краткая разлука
приблизит нас к Царю царей.

О, христианское терпенье,
как силен Бог твой в небесах,
Не знают, что такое страх
твои наследники спасенья.
Пред всем народом воин веры,
(какой он все же молодой),
последний вздох, прыжок пантеры.
И льется кровь его струей.
Закрылись юные глаза,
венец страдания приемля,
и материнская слеза
упала на сырую землю.
15
Года летят, летят стрелой,
как быстро время пробегает.
И мы, идя земной тропой,
следы кровавые встречаем.
Они всё время там лежат,
их толща времени не скроет,
Они о многом говорят,
все воды мира их не смоют.
Быть может, каждого из нас
страданья в мире также ждут,
но Тот, Кто нас однажды спас
благословит земной наш труд.
Пусть будет горе, пусть мученья
и испытанья впереди,
но мы идем в страну спасенья
в надежде, вере и любви.

ПРОКАЖЕННЫЙ

Господь мой Бог, Творец вселенной,

Молитве слабой и презренной
Внемли, внемли в святом величье,
Когда весь мир земных людей
С холодным, мрачным безразличьем
В глубокой горечи моей,
Проклял меня, изгнав в пустыню,
Где я страдаю и доныне,
Несчастный жребий свой влача.
Где жизнь гаснет как свеча,
Где постепенно умирая,
Мольбой смиренною взывая,
Губами тихо шевеля,
И мокрыми от слёз глазами
В ночную высь небес глядя.
Творец, о милости прошу,
Нет, мне не нужно всяких благ,
Хотя я болен, нищ и наг,
Но умирая постепенно,
Проказой страшной поражён,
Молю, услышь мой слабый стон.
Пошли мне смерть, но смерть мгновенно,
Пошли мне смерть без всяких мук,
Прервав мучительнейший круг.
Мне будет сладким утешеньем
Навеки с ней уйти в забвенье!
Прости кощунственное слово,
Что я Тебе сейчас сказал,
Но я надежду быть здоровым,
Тебе признаюсь, потерял...
Мерцали серебром светила,
16
Молчала ночь, замолк и я.
Болезнь снова с большей силой
Жестоко мучила меня.
Душа усталая стенала,
Как будто вырваться желала
От изнурительных объятий.
Вдали уснув лежали братья -
Несчастья горького друзья.
Им сон короткого мгновенья
На миг дарил успокоенье...
Поднялось солнце, день настал,
Что он нам даст - никто не знал.
Друзья поднявшись в путь пошли,
Я, как и прежде, отставал.
Картины мрачного конца
Врывались снова к нам в сердца,
И как и раньше, жаркий зной
Палил нас всех, и мне порой
Казалась жизнь жестоким сном,
Клубком мучений, но потом
Я с удивлением заметил,
Что нас в дороге кто-то встретил.
Его в пути остановил
Тяжёлый вопль моих друзей.
Я к ним скорее поспешил.
Их крик о помощи молил:
«О Иисус, о, Сын Давидов!»
Они вторили каждый раз -
«О исцели, помилуй нас!»
Невдалеке от нас стоял
И с состраданием смотрел
Какой-то Путник, я не знал –
Кто Он, и также не посмел
Кричать с друзьями, только взглядом,
В надежде ставши с ними рядом,
Смотрел с мольбой Ему в глаза.
И взор Его внезапно встретив,
Я вздрогнул вдруг, когда заметил,
С какою нежной теплотой
Он на меня смотрел так просто,
А в сердце боль проникла остро,
Как будто в чём-то виноват,
Ведь в душу вникнул этот взгляд,
Где всё узрел и прочитал.
И в скрытом сердце он узнал,
Когда Творца Небес о смерти
Я тёмной ночью умолял.
Он видел всё, и то проклятье,
О чём Ему хотел сказать я,
Но нужных слов не находя,
Он и без них понял меня.
«Скорей идите, покажитесь
Священнику». И мы ушли.
Но я друзей уже в пути
Спросил о Нём: «Кто Он, скажите?»
17
Из них ответил мне один
«То - Царь Мессия, Божий Сын»...
Мне непонятно до сих пор,
Как это всё произошло,
Но боль, страданья и позор
Внезапно, мигом всё ушло.
В себе почуяв исцеленье,
Я замер в сильном изумленьи,
Исчезли мигом сердца муки,
Здоровы тело, ноги, руки,
И крик взлетел в небес покров:
- Творец, Творец Мой, я – здоров!
Творец, Творец... и горло сжалось,
В слезах потоками прорвалось
Всё, что в душе своей имел.
Мне трудно это объяснить,
К стыду скажу, я не умел,
Я не умел благодарить.
Кричали, плакали друзья
Со мною вместе,
Исцеленье они имели, ну, а я
В неописуемом волненье
Обратно быстро побежал,
Я знал, что делал, да, я знал.
Я побежал тогда к Мессии,
И Он меня как будто ждал,
Обняв Его святые ноги
Я громко плакал и рыдал
И что-то говорил о Боге,
И снова, снова повторял,
Не в красноречия словах,
Но в благодарности слезах
Я говорил слова простые...
Но с тихой грустью прозвучал
Вопрос: «А где же остальные?»...
Мне стало больно, в этот миг
Я вспомнил вдруг об остальных,
Я вспомнил, как они просили,
Но чтоб придти к Нему склониться,
Склонить сердца свои и лица
Со мною вместе, позабыли.
Вздохнув, меня Он отпустил,
Но перед тем благословил,
И как на крыльях я потом
Летел обратно в отчий дом.
От счастья я летел как птица,
Я представлял родные лица,
Восторги встречи и объятья
Отца и матери, и братьев.
И крик и радость на устах,
И слёзы счастья на глазах.
И снова слилось всё в одном -
Скорей в родной вернуться дом.
Вот и пришёл я, ну а там,
Родные в первое мгновенье
18
Своим не верили глазам,
Глядя с великим изумленьем...
Не передать мне радость их
Знакомых и друзей моих...

Немного времени спустя

Желанье крепкое меня
Подняло в путь в Иерусалим,
Где перед Господом Святым
Мне захотелось помолиться,
В великом Храме преклониться,
Воздать хвалу Творцу и Богу,
И снова в дальнюю дорогу
В великий город я пошёл.
Мой путь мне всё напоминал,
Те дни и страшные мгновенья
Когда от жуткого мученья
Я постепенно умирал...
Вот место то, где я молился,
Где с болью Бога умолял,
Чтоб Он к мольбе моей склонился,
И смерть скорее мне послал...
Но вот вдали глазам моим
Предстал с величьем Святым
Наследье древнее отцов
Краса земли – Иерусалим...
Он вновь стоит передо мной
И я, смешавшийся с толпой,
К нему как прежде приближался.
С народом вместе я спешил
И был немного удивлён,
Когда подняв свои глаза
Вдали заметил три креста.
Кто там был распят, я не знал
И поскорее поспешил
И тихо у людей спросил:
«Кого там на кресте распяли?»,
Но только мне не отвечали.
Потом лишь прошептал один:
«То - Царь Мессия, Божий Сын»
Я верить не посмел ушам,
Ушам не смог, но вот глазам...
Возможно разве позабыть
Его лицо, лицо родное,
Настолько близкое Святое
Взять оплевать Его, избить...
И застонал я: «Боже Мой,
Что они сделали с Тобой?»
Кто мог пробить гвоздями руки Твои,
Кто мог Тебя казнить,
Когда Ты жизнь умел дарить.
Ну а теперь от страшной муки
Ты жизнь бесценную отдал, кому?
Толпе людей презренной,
Кто только что Тебя поднял
19
В мученьи страшном над вселенной.
Мой взор туманился от слез
Я застонал: О мой Христос!
И больше говорить не мог,
Лишь повторял в себе: О, Бог!...
Сплетённый тернием венец
Чело язвил, но вздрогнул я,
Когда в небес простор глядя
Он закричал: Отец, Отец,
Зачем оставил Ты Меня?

Померкло солнце, тьма сошла.

Народ бежал, остался я.
Откуда взялось то томленье
В душе и сердце, я не знал,
Но приклонив свои колени
Сквозь слёзы, с болью прошептал:
Господь Мой Бог, Творец вселенной,
Молитве слабой, но священной
Внемли, внемли в Святом величье,
Когда весь мир земных людей
С холодным, мрачным безразличьем
Распял Христа - Царя царей.
Когда о смерти я взывал,
Он... Он вместо смерти
Жизнь мне дал
И жизнь эту принимая,
Её Тебе возвращаю.
Навек отныне, Боже Мой,
Я - раб Христов и раб я Твой!

АВРААМ

Простая суть Святого Слова

Нередко укрепляет дух
И звуки голоса родного
Настроят сердце, разум, слух.
Вновь воскресает сила жажды
Искать, трудиться, верить, жить
И просто искренно любить
И так бывает не однажды.

Простая суть Святых страниц...

В ней дух мгновенно оживает
Она так просто без границ
Прощает, учит, укрепляет
И нежно сердце увлекает
Своей могучей силой прочь,
Туда, где мирно дремлет ночь,
Где звезд мерцанье утешает

20
Усталый дух...

Спокойно спит богатый стан

Не отдыхает один всего лишь,
Он стоит, о чем то грустно размышляя,
Как будто силится понять
Как будто в тайны боль вникая
И этим самым заставляя
Свой дух мучительно страдать.
Кто он? Гадать не надо много,
Он - близкий друг святого Бога.
И сильно хочется спросить:
Скажи, о чём тебе грустить?
Уже гремит среди народов
Молва о имени твоем,
Враги твои тебе в угоду
Шлют дань покорности. Твой дом
Для обездоленных опорой
Уж был не раз, что знают все...
Скажи, зачем? Зачем тебе терзать
Свой дух в такую пору?
Из всех великих обещаний,
Что Бог тебе в свой час давал,
Ты получил сверх ожиданий
О чем уже и не мечтал.
Ведь жизнь твоя в деснице Бога.
Какая тайная тревога
Волнует твой великий дух,
Когда буквально все вокруг
Под властью ночи отдыхает,
Когда все мирно в стане спят
Но ничего не замечает
Твой грустный и спокойный взгляд.

Есть в тайной глубине души

То сокровенное, что знает
Один лишь только Бог и мы.
Когда под властью тишины
О чем-то молча дух стенает,
Есть в глубине души у нас
Живое тайное томленье,
Что всколыхнет внутри подчас
Лишь Богу слышное моленье.
Есть то, что выразить словами
Настолько тяжело подчас,
И был бы только рядом с нами
Тот, Кто создал весь мир и нас.
Тот, Кто Собою наполняет
Простор измученной земли,
О Ком нередко дух стенает
Сокрытый в губине души.
О чем грустил ты одиноко
Уйдя от близких и родных?..
Уже алеет край востока
И гаснет блеск светил ночных.
21
Твой стан пока что не проснулся
И в нем еще никто не знал,
Что ты ушёл и вновь вернулся,
Что этой ночью ты не спал,
Что между небом и тобою
Был очень краткий диалог.
И знать о том никто не мог,
Что говорил с твоей душою
Твой сильный и великий Бог.
Никто не знал, что день начнется,
Ты с сыном в путь пойдёшь с утра
Что встретить лишь тебе придется
Тревожный взгляд жены: Куда?
О чем же думал ты в печали,
О чем внутри себя грустил
И что внутри себя хранил,
Смотря в лазуревые дали?

Внутри божественных сынов

Есть очень тонкое уменье
Услышать Слово между слов.
И Слова этого значенье
Постигнуть всей своей душой
Всем своим внутренним сознаньем.
И так бывает, что порой
То слово между слов собой
Приносит нам огонь страданий.
Не то, что сына принести
Как агнца в жертву было мукой,
Не это, нет, тому порукой,
Тверда уверенность внутри.
В надежде, веря сверх надежды
Ты знал, что Бог произведёт
От сына этого народ,
И это будет неизбежно...
Не то являлось корнем мук
И размышления заботой
Внутри себя, внезапно, вдруг
Ты между слов услышал что-то,
Как будто бы из уст Творца
Звучала боль любви Отца...
Отец, отец, твоей судьбою
Ты нас волнуешь до сих пор
Что думал ты, когда с тобою
Лаская твой печальный взор
Шёл сын родной,
Твой долгожданный,
Тебе так необычно данный,
Кого так часто прижимал
К своей груди, кто наполнял
Твой дух каким-то сладким чувством
И там внутри, где было пусто
Теплом и светом согревал.
Отец, отец, на этом свете
Когда-нибудь поймут ли дети
22
Причину скорой седины,
Морщин печать и стон души.
Да хватит, время размышлений
Завершено. Огонь зажжен,
И час для жертвоприношенья
Уже настал.
Верёвку он берет
И словно как ягненка
От Бога данного ребенка
Связал.
Отец, отец, постой!
Ведь это сын, твой сын родной
Остался лишь удар,
Но громко раздался голос: Авраам!
Блестящий нож летит к ногам
Рука дрожит, перед глазами
Вселенной тайна -
Видит он великий город,
Видит холм,
Толпу народа, крик проклятья
Свист, хохот, пену на устах,
Ад на земле и три распятья
В расширенных от зла глазах.
В предсмертных муках над землею
Три жертвы, близок их конец
И с громкой болью и мольбою
Летящий в небо крик: Отец!...

О чем ты вздрогнул, муж великий

Знаком тебе ли этот лик?
Что ты услышал в этом крике?
Как побледнел ты в этот миг,
Какую силу тайной муки
Ты приобрел свой душе
В родном, родном до боли звуке
Любимом Богу и тебе.
И власть святого откровенья
Тебе открыло в этот час.
Ты понял, понял во мгновенье
На что берет года для нас
Ты понял, это не заслуга,
Ты понял боль и муку Друга.
Здесь ясно все, не надо слов
Здесь боль любви двоих отцов.

И снова звезд наряд мерцает,

И снова в стане мирно спят,
И в нем конечно же не знают
О чем грустит твой мудрый взгляд,
Как будто бы скрывая жажаду.
Сейчас лишь Бог и ты один,
Спокойно спит любимый сын,
Подаренный Всевышним дважды.
А жизнь обычным чередом
Зовёт нас всех в дорогу снова,
23
И благо нам идти с Творцом,
Что подтверждает нам о том
Простая суть Святого Слова

СИРОТЫ

Как-то так в этом мире бывает,

Чтобы счастье найти поскорей,
Люди счастье другое теряют,
Счастье в лицах своих малышей.
Так и здесь... Их отец подработать
Удилился в чужую страну,
А родительской тяжесть заботы
Без труда возложил на жену.
И как часто бывает такое
в мире скажут: мол, это судьба.
Там он скоро увлекся другою,
И осталась с детьми мать одна.
Впрочем, скоро пришёл благодетель
И пригласил ее вместе с собой
В край далекий, богатый,.. а дети...
Детям жребий достался другой.

Три птенца, три живых мальчугана,

Три веселых, смешных сорванца,
В бедной хижине папу и маму
Им теперь заменила сестра.
Есть немало своих интересов
У девченок двенадцати лет,
Как ни горько, но не было места
Ей для детства. Вставая чуть свет,
Когда люди кругом досыпали
Сны десятые, ей не спалось,
Постоянные мысли пугали,
Как бы им голодать не пришлось.
Правда мама когда-то учила
Печь лепешки, она их пекла
И с утра на базар относила.
Только малое время спустя
С горькой болью она осознала,
Что не сможет семью прокормить,
Что торгует она очень мало,
Что им так в четвером не прожить.
А напротив, немного в сторонке,
Под высокой базарной стеной
Торговали другие девченки,
Торговали девченки собой.
От того, что она увидала,
Что впервые открылось пред ней
Тихим эхом внутри застонало,
Было им по двенадцать, как ей.
И смотрела, что думать не зная,
Только жаль, не видала она,

24
Что за нею, давно наблюдая,
Между ними стоял сатана.
Дух жестокий над жертвою новой
Злые планы тем часом ковал
И змеинно коварное слово
В сердце словно как мысль послал:
Чем стоять, ожидая чего-то
Занялась ты б торговлей такой,
Ведь совсем неплохая работа,
А на жизнь точно хватит, с лихвой...
Пошатнулась девченка немного,
И в глазах стало как-то темно,
Незнакомая раньше тревога
Сжала чистую душу её.
С грязью этой впервые столкнувшись
Содрогаясь, в кромешную тьму
Прошептала, слегка задохнувшись:
Нет, я лучше скорее умру...
Неплохая идея, ты знаешь, -
Демон ей продолжал говорить,
Для чего ты так сильно страдаешь?
Да и впрям, для чего тебе жить?
Ты же знаешь, что денег не хватит
Вам надолго, что голод придет
И мучительной смертью и братьев
И тебя непременно убьет.
Чем вот так умирать постепенно,
Горсть таблеток прими, и запей,
И страданья прервуться мгновенно
Вместе с жизнью ненужной твоей...
И какой-то недетскою мукой
Исказилось ребенка лицо,
Точно звук от сердечного стука
Ранил болью глубокой её.
Возвращаясь домой как в тумане,
Мир как будто померкнул вокруг,
Только тяжесть таблеток в кармане,
Только сердца чуть сбивчивый стук...
Вот и хижина, та, что дарила
Ей когда-то уют и тепло.
И последняя мысль пронзила
Что же с братьями станет её?
Кто их в этой утрате поддержит?
Что от жизни достанется им?
Остается одно, неизбежно
Умереть сразу всем четверым.
И смахнувши текущие слезы,
Дверь тихонько прикрыв за собой,
Поделила на равные дозы
Горсть таблеток дрожащей рукой.
Вот и братья вернулись из школы
Словно тройка шальных воробьев,
Залетели, ворвались, ни слова
Не понять из-за хаоса слов:
Гости были сегодня смешные
25
Говорили про Бога, про рай,
И брошюрки дарили цветные.
На, вот эту для нас, почитай!
И скользнула растерянным взглядом
По цветному рисунку листка -
Три креста, люди, воины рядом,
Но какие там были слова!
Сердце странно как-будто забилось,
Надрывая щемящей тоской,
И нечаянно буквы покрылись
Неожиданной детской слезой.
Вдруг какою-то теплой волною
Незнакомая сила добра
Обдала и укрыла собою
И тотчас ощутила она,
Будто рядом стоит незнакомый,
Но до сладостной боли родной
И по косам, небрежно сплетенным
Нежно гладит пронзенной рукой.
И бессильно упав на колени
Сотрясаясь в рыданья слезах
Излила всю тоску и томленье,
Что не выскажешь просто в словах.
В свои детские годы узнала,
То, что детям не следует знать.
Но в двенадцать она понимала,
Что не всякий поймет в двадцать пять.
В бедной хижине, миром забытой
Три мальчишки с сестренкой живут.
Через церковь, одетые, сытые,
А отцом они Бога зовут.
Каждый день им сестрёнка читает,
Каждый день они в церковь бегут.
Каждый день их там кто-то встречает,
Там их любят, вот так и живут.
А девченка всегда повторяет,
Те слова из брошюрки простой,
И других и себя вдохновляет
Этой истиной вечно живой:
Даже если и мать позабудет
И оставит родное дитя,
Помни, Бог твой и видит, и любит,
Твой Господь не оставит тебя!

РАЗБОЙНИК

Тебе  ли  знать,  cудья  мой  строгий,

Что  крестной  муки  для  меня
Довольно мало.  Руки,  ноги 
Пробиты. Что ж cудья,  cудья,
Закон  твой  строг  в  тяжёлом  свитке,
Но  вряд  ли  сможешь  понять  ты,
Что  нет  на  свете  худшей  пытки,

26
Чем  та,  что  жжёт  меня  внутри.

Судья,  cудья,  твоим  решеньем

Ты  мне,  пожалуй,  и  помог.
Возможно,  смертные  мученья 
Заставят  подвести  итог
Всем  тем  бессмысленным  исканьям
И  чуждым  счастью  начинаньям.
Но  ты,  не  зная,  не  поймёшь,
Поймёт  лишь  тот,  кто  это  знает,
Не  приговор  меня  терзает,
А  жизнь,  вся  жизнь  моя. 
Ну  что  ж, я  в  этой  жизни  обманулся
И  в  мир  преступный  окунулся,
И  вот  сегодня – ты  и  я.
Я – жертва,  ты  же – мой  судья.
Ты – не  палач,  ты  справедливо
Мой  путь  преступный  осудил.
Но  знал б хоть  кто-то,  как  тоскливо
Порой  во  мне  кричит  душа,
Она  разбита,  но  жива.
И  знал  бы  ты,  как  всё  болит,
Когда  она  во  мне  кричит.

Ну  что  ж,  железные  решетки...

Привет,  последний  мой  приют.
В  последний  путь  судьбы  короткой
Меня  с  рассветом  уведут.
Прощай  земля,  прощайте  звёзды,
Как  вы  чисты  средь  этой  тьмы...
Но  прочь,  тоска,  и  сердца  слёзы
Мне  в  час  последний  не  нужны.
Я  недостоин  состраданья,
И  состраданья  не  ищу.
За  все  грехи  и  злодеянья
Своею  жизнью  заплачу.
Мир  без  таких,  как  я  спокоен,
И  в  том  не  новость  для  меня,
Что  счастье – для  других,  а  я,
Я  счастья  жизни  недостоин...
Лети  же  время  поскорей,
Вот  и  рассвет,  и  скрип  дверей
Впускает  нежный  луч  утра...
А  вот  и  стражники...  пора.

Тюремный  двор,  здесь  всё  готово,

Пред  казнью – пытка,  все  стоят,
И  как-то  медленно  сурово
Смыкаясь,  облака  летят.
К  столбу  верёвкой  прикрутили,
Плети,  кажется  смочили,
Пора,  чего  уже  там  ждут?
Удар...!  да  так  ведь  разве  бьют?
Ударьте  так, чтоб  закружилась
Земля  и  небо  в  блеске  звёзд!
27
Ударьте  так, чтоб  всё  забылось!
Чтоб  мука  отключила  мозг!
Чтоб  я  отвлёкся  на  мгновенье
От  дел  преступных,  что  творил...
Сильней!  Сильнее!  Ведь  мученья
Я  справедливо  заслужил.
Вот  крест  на  плечи  положили,
Да,  больно,  только  боль  не  та,
Во  мне  больней  болит  душа...
А  вот  и  холм,  вот  положили,
Вот  привязали.  Острый  гвоздь,
Вот  молоток,  удар...  и  кость
Рванула  молния  внутри,
И  крик...  и  дикий  крик  в  груди...
Ну  вот  и  всё,  уже  прибита
Но,  что  за  боль  терзает  мозг?
Ах,  да!  Рукой  была  пролита
Людская  кровь,  и  горьких  слёз
Из-за  неё  лилось  немало,
А,  чтобы  больше  сеять  зла,
Рука  вторая  помогала,
Ну  вот  прибита  и  она...
Кроваво-красной  пеленою
Сдавило  голову  опять,
И  мутно  вижу,  что  со  мною
Второго  будут  распинать.
Как  рвут  суставы  гвозди  эти,
Как  воздух  хочется  глотать...
Второй  распят,  а  вот  и  Третий...
Как  больно  голову  поднять.
Где  я?  Быть  может  это  снится?
Но  разве  есть  такие  сны?
Какой-то  гулкий  смех  толпы...
Как  опостыли  эти  лица.
Как  сильно  хочется  воды...
Вот  Третьего  уже  распяли,
Прибили,  быстро  приподняли,
А  Он  лишь  стонет,  как  овца,
Да  плюнь  в них  сверху  со  креста!
Расстрой  им  сладость  созерцанья,
Ведь  всё  равно  нам  умирать,
Так  прокляни  их  на  прощанье,
Ведь  нам-то  нечего  терять!
Народ  кричит,  свистит,  хохочет,
Безумный  хаос,  смерть  и  ад.
Но  слышу  вдруг:  Прости  им,  Отче,
Они  не  знают,  что творят...

Кто  Ты?  О  Боже,  неужели?

Не  может  быть,  как?  Нет! Не  верю...
Мессия,  крест,  бесовский  вой...
Зачем  Ты  здесь?!  Ведь  Ты – Святой!
Ты,  окружённый  рыбаками,
Как  яркий  день  средь  мрачной  тьмы,
Ходил,  Ты  душу  мог  глазами 
28
Прочесть,  понять,  утешить,  Ты?
Тот  необычный,  но  особый,
О  Ком  один  лишь  только  слух
Мог  воскресить  погибший  дух.
Но  этот  крест,  венец  терновый,
И  черни  лютой  злая  спесь,
Как  яд  змеи,  зачем  Ты  здесь?!
Как  можешь  Ты  за  нас  молиться,
Взгляни,  не  видишь  разве  Ты,
Как  исказились  злобой  лица,
Как  травит  бешенство  умы?
Что  здесь  Тебе  Святому  надо
Средь  этой  ненависти  ада?!
Как  можешь  принять  это  зло, 
Ты,.. Ты,..  Который  можешь  всё?!..

А  я  мечтать  не  смел,  Ты  знаешь,

Взглянуть  хотя  б единый раз,
А  Ты  вот  здесь...  а  Ты  страдаешь...
И,  умирая,  всех  прощаешь...
И  молишься  за  падших  нас...
Прими  одно  моё  моленье,
К  чему  его  скрывать  мне  зря,
Когда  придёшь  в  Твоё  владенье,
Там,  в  Небе,  помяни  меня!
Мне  этот  смертный  час
Что  близко  поставил  нас,
Дороже  стал  всего  на  свете,
Пал  бы  низко  я  пред  Тобой...
Что  Ты  сказал?  Я  не  ослышался,
Быть  может?  Ужели  это  для  меня
Звучат  слова  святые,  Боже!
С  Тобой?  В  раю?  Сегодня?  Я?

Где  это  зло,  что  бушевало

В  грехом,  измученной  душе?
Где  эта  гордость,  что  терзала
И  день,  и  ночь  в  слепой  борьбе...?
Там  злобой  мира  окружённый
Проклятью  предан  на  холме,
Висел  разбойник  на  кресте,
Одним  лишь  Богом  и  прощённый.
Тот  мир,  которого  не  знал,
Хотя  всегда  его  искал,
Наполнил  сердце  и  сознанье,
И  стало  сладким  и  страданье.
В  последнем  краткой  жизни  дне
Из  падших,  из  последних – первый
Взошёл  на  небо,  поняв  верно,
Что  Бог  спасёт  и  на  кресте!

БЛУДНЫЙ СЫН

29
Уснувший город оставляя,
Дорогой пыльною один
Глубокой ночью блудный сын
Одетый в рубище шагает.
И в боль, и в радость каждый шаг,
Чем ближе он к родному дому...
А начиналось всё не так,
А начиналось по-другому.

Когда-то в город он входил

Богат и полон юных сил,
Как было сердцу интересно,
Как обжигающе чудесно
И превликательно манил
Соблазнами блестящий мир.
В нём круг друзей, весёлый пир,
Что взбудораживал сознанье,
Что длился с ночи до утра,
И здесь казалось никогда
Ни боль, ни горе, ни страданье
Ни чистой совести терзанье
Не потревожит. Здесь душа
Живет совсем простым законом –
Мимолетящим днём одним.
Ему, ни в чем неискушенном
Всё стало близким и родным.
Здесь жизнь кипит среди веселья,
Здесь обжигающее зелье
Дурманит разум и рукам
Дает свободу, здесь страстям
Преграды нет. Здесь грех как воду
Пей каждый день себе в угоду.

Всё тот же путь, все тот же стон,

Теперь другое видит он,
Теперь совсем другая сцена,
Теперь друзей застольных цену
Он помнит словно страшный сон.
Где всё меняется мгновенно,
Что позабыть никак нельзя,
И те же самые друзья,
Которыми был так взволнован,
А после ими же оплёван,
В тебе не узнают тебя.
Всё разлетелось, всё умчалось
И всё развеялось, как дым,
Всё то, к чему так сердце рвалось
Во свете правды оказалось
Настолько низким и пустым.
К чему стремился ты когда-то?
Чем раньше жил, и чем дышал?
Теперь, теперь лишь ты понял,
Что этот мир с его развратом,
Из ада словно бы изъят
В душе рождает тот же ад.
30
Горя огнём животной страсти,
Не зная в похоти преград,
Он травит всё: любовь и счастье,
Он – подлости и смерти брат.
А тот, кто с ним имеет связи,
Отдаст ему всей жизни дни...
И зная всё теперь, пойми,
Ты не рождён для этой грязи.
Твоя усталая душа
Под гнётом низкого разврата
Хранила то, кем ты когда-то
Был в доме твоего отца.
Где всё настолько по-другому
И где ты был совсем другим,
В родной семье родного дома,
Где каждый дорог и любим.
Теперь дорогой с новой силой
Ты вспомнил, как тебя манила
Дорога эта в край чужой,
Как ты оставил дом родной,
Как часть наследства без упрёка
Отец отдал и как жестоко
Страдал он, плача у ворот.
Ведь знал же, знал же наперёд,
Чем кончатся твои исканья,
Какие горькие страданья
Тебе твой выбор принесёт.
Он знал и чувствовал до боли,
До муки, рвущейся внутри,
Чем платит мир за призрак воли,
За в нём истраченные дни.
Он знал цену мирского счастья,
Какой в нём кроется обман,
Он знал опасность жгучей страсти,
Он знал, как много будет ран.
Он знал... О, как он знал прекрасно
Жестокость тьмы и зло людей
Он, горько плача, видел ясно,
Опасность для души твоей.
Чем обернётся всё потом,
Там, на чужбине, и притом
Всё это знать, всё это прятать
В себе не мог, он мог лишь плакать.

Уснувший город оставляя,

Шагает тихо блудный сын,
Но этой ночью не один
Он в небо звёздное вздыхет.
Уже давно, из года в год
В его стране, в краю родимом,
Скрепивши сердце верой ждет
Родной отец родного сына.
Он ждёт, надежды не теряя,
Ведь может быть заговорит,
В скитальце бедном кровь родная,
31
И не прижившись в волчьей стае,
Он в дом отцовский поспешит.
И там, за дальним поворотом,
Тем самым, что в последний раз,
Его тогда укрыл от глаз,
Сейчас откуда вышел кто-то,
Какой-то путник в ранний час,
Вот так и он, твой долгожданный,
Как этот нищий, что вдали,
К тебе придёт, но что-то странно
Вдруг сердце стукнуло внутри.
В глазах как-будто помутилось,
Но тут прохлады ветерок,
Отвел туман немного в бок,
И на мгновенье приоткрылось
Лохмотьев грязь, лицо... Сынок?
А дальше в наболевшей ране
Все слилось словно как в тумане
Не помнил он как добежал,
Он обнимал и целовал
Лицо ушедшее когда-то.
Любимый голос, что шептал,
Рыданья сдерживая: Папа...
И куча странных слов с мольбой,
Такой любимый образ рядом,
А он тут просится слугой...
Сынок... постой, Сынок... не надо!
Дай насмотреться, дай вернуть,
Года прошедшие в томленье,
Дай в это сладкое мгновенье,
Всё оживив, перечеркнуть,
Забыть ночей бессоных муки,
И все страдания разлуки,
Дай позабыть и сам забудь.
Дай надышаться этим утром,
Ведь столько лет прошло во тьме,
Ведь ты воскрес, и я как-будто
Родился заново в себе.
Давай всё горькое забудем,
И примем дар святых небес,
Эй! Слуги, поднимайтесь, люди!
Мой сын пришёл, мой сын воскрес!
Отец и сын. Мгновенье встречи.
Мелькают образы родных,
Вопросы, слёзы, и за плечи
Обняв ведут... как сладок миг.
Всё прощено и всё забыто,
И жизнь прекрасной стала вновь,
В чём истина – от нас не скрыто,
Что это делает любовь.

32
33