СП ∙КВАДРАТ∙

Москва 1994
ББК 84 Р7—4
К—66

Корецкий Данил Аркадьевич — доцент Ро­

стовской высшей школы МВД РФ, кандидат
юридических наук, полковник милиции, член Со­
юза российских писателей. Работал следовате­
лем прокуратуры, старшим научным сотрудни­
ком лаборатории судебной экспертизы. Многие
сюжеты его книг взяты из реальных уголовных
дел.
Д. А. Корецкий — неоднократный лауреат
литературных премий МВД СССР и централь­
ных журналов, его произведения переводились за
рубежом.

4702010200 — 082
К без объявлен.
Л 66 (03) — 94
ISBN 5-8498-0074-3
© Корецкий Д. А., 1994
© Оформление СП «Квадрат», 1994
 МОЗАИКА
Слухи буквально душили город. Всегда сопутствующие
пожарам, авариям, несчастным случаям, оживленные прямо
пропорционально необычности события, сейчас они бурли­
ли как никогда — настолько чрезвычайным, из ряда вон
выходящим было происшествие.
— ...У них еще за углом машина стояла, а в ней три
здоровенных битюга... — шептались на троллейбусной
остановке.
— ...Двести тысяч, жена в банке работает, в курсе дела...
— слышалось в толпе у кинотеатра.
— ...Так и написали: мол, и судью, и прокурора, и на­
чальника милиции...
Вот уже несколько месяцев изощрялась взбудораженная
фантазия обывателя, компенсируя недостаток информации
вымыслом или преувеличениями. Кто-то напрягается, из­
мышляя, чтобы продемонстрировать причастность к сведе­
ниям, недоступным ”простому” человеку, кто-то добросове­
стно пересказывает услышанное в очереди — приятно хоть
на несколько минут оказаться в центре внимания, кто-то
просто болтает от скуки.
— ...А я слыхала: грозятся сорок детей украсть, — веща­
ет старушка на лавочке у подъезда. — Я своего Игорька на
шаг не отпускаю...
Молва стоуста и безлика. Но в основе слухов — болт­
ливость и некомпетентность — качества, которые порознь
не живут. Игнат Филиппович Сизов, известный множеству
хороших и еще большему числу совсем скверных людей под
прозвищем Старик, знал это лучше, чем кто бы то ни было.

4
 — ...Она в тот день снимала с книжки деньги и все
видела. Так они ее выследили и через окно застрелили.
Вчера вечером, истинная правда, я живу напротив...
Протискивающийся в трамвайной толчее к выходу, Си­
зов раздраженно взглянул на массивную челюсть и толстые
накрашенные губы, вплетающие еще одну чушь в букет
небылиц о ”Призраках”.
Спрыгнув на серую булыжную мостовую, он слегка
качнулся от толчка в левом подреберье, но тут же выпря­
мился и ускорил шаг. Через несколько кварталов отыскал
нужный адрес, открыл ветхую калитку и прошел в угол
захламленного двора к запущенному покосившемуся флиге­
лю.
Последний раз он был здесь давно, лет пятнадцать на­
зад, да, точно, декабрьской ночью шестьдесят четвертого.
Желторотый Мишуев, подчиняясь короткому жесту, стал
под окно, а он взлетел на крыльцо и с маху вышиб дверь.
Может быть, именно эту — растрескавшуюся и многократ­
но латаную.
Не приглушая шагов, он поднялся по скрипучим ступень­
кам и вежливо постучал.
В это время на другом конце города в своем кабинете
Мишуев, поучая, как обычно, Кранкина и Гортуева, тоже
вспоминал Старика.
— Не учитесь работать у Сизова! Его слава сильно
преувеличена, хотя когда-то, возможно, он чего-то и стоил.
Но теперь выработался и списан в тираж. Одно слово —
пенсионер. Чтобы не скучать, ходит, копается в мелочах,
занимается всякой ерундой.
А Сизов сидел в убогой, пахнущей сыростью комнатенке
и толковал с субъектом весьма предосудительного вида
о каких-то котах и кошках, выяснял, сколько у них усов
и когтей на лапах, как расположены хвосты, есть ли кисточ­
ки на ушах.
Если бы молодые сотрудники увидели эту картину, они
согласились бы со словами Мишуева, тем более что гово­
рить он умел очень убедительно.
Но Александр Крылов знал цену мишуевской убеди­
тельности, знал Сизова и потому ни при каких обстоя­
тельствах не признал бы, что Старик может заниматься
ерундой. Крылов вообще позволял себе не соглашаться
с начальством, а Мишуева откровенно недолюбливал, по­
тому и сидел в районе, хотя несколько раз подворачива­
лась возможность уйти с повышением в областной аппа­
рат.

5
 Иногда он об этом жалел, сейчас наступила как раз такая
минута: рутинные обыденные бумаги, осточертевшая повсе­
дневная мелочевка, а там, в Управлении, другой уровень
работы, другой масштаб, именно там осуществляется на­
стоящий, главный розыск, к которому районные отделы
подключены постольку поскольку...
Крылов меланхолично глядел в окно, туда, где, стал­
киваясь, перекручивались и втягивались воронкой подзем­
ного перехода плотные потоки прохожих. Навязанная мо­
дой униформа, печать дневной озабоченности на лицах,
поспешная целеустремленность движений делали их похо­
жими. То, что отличает каждого, запрятано глубоко внутри
и проявляется в привычках, поступках, линии поведения.
Беглым, да порой и пристальным взглядом этого не ух­
ватишь. Лишь в конкретной жизненной ситуации личност­
ные свойства обнаруживают себя, и человек может рас­
крыться с совершенно неожиданной стороны.
Крылову и его товарищам подобные превращения были
хорошо известны, но и они к ним не привыкли. Одно дело —
когда в основе содеянного лежит неконтролируемый взрыв
эмоций, вспышка страстей, аффект, и совсем другое —
подленький расчет, похоть, корысть.
Сизов особенно ненавидел трусость, двоедушие и ковар­
ство, считал, что эти свойства натуры ни при каких обсто­
ятельствах понять и объяснить невозможно. Превыше всего
Старик ставил уверенность в человеке, ненадежность, по его
мнению, тоже не могла быть ничем оправдана.
Крылов, делающий жизнь со Старика, старался, чтобы
на него самого можно было полностью положиться. До сих
пор ему это удавалось — он никогда никого не подводил,
даже по воле объективных обстоятельств, на которые часте­
нько списывают необязательность и разгильдяйство.
Ветер вогнал в кабинет облако пыли, Крылов захлопнул
раму и вернулся к работе. Настроение понемногу улучшалось.
А Сергея Элефантова угнетала тоска и тревога, окружа­
ющие замечали его состояние, но не удивлялись: очередной
отказ Комитета по делам изобретений и открытий поступил
в институт, и канцелярия еще до обеда разнесла весть по
всем этажам.
Орехов проснулся с тяжелой головой, но ”поправился”
и, весело насвистывая, загрузил в багажник ”ЗИМа” ящик
чешского пива и связку воблы — сегодня он организовывал
баню для уважаемых людей. Один из них — Алексей Андре­
евич Бадаев был не в духе, нервничал, даже париться не
хотел. Но Кизиров с Платошкиным уговорили — дескать,

6
все обойдется, не впервой. Кизиров накануне крупно выиг­
рал в преф и был доволен собой, а Полковник и того
больше: он купил Элизабет давно обещанные бриллиан­
товые серьги, та пришла в восторг и сделала все, чтобы
Семен Федотович ощутил себя настоящим мужчиной.
Надежда Шеева и вовсе находилась на седьмом небе: все
складывалось отлично, один к одному. Хорошо съездила
в столицу, удачно скупилась и выгодно расторговалась,
Владимир позвонил в магазин и сообщил, что у них с бра­
том все в порядке, скоро ожидается партия импортной
обуви, и Марианна пообещала принести чеки... Да Галка из
посредбюро пригласила к себе на вторник, познакомит с со­
лидными людьми, может, и решится вопрос с кооперативом...
Вот только Нежинская не забрала набор на шубу, хотя
и обещала зайти сегодня утром, а держать товар Надежда
не любила. Бортануть бы ее — та же Марианна просила
шкурки, — да не стоит — баба деловая, со связями, может
пригодиться...
Вадик Колосов был, пожалуй, счастливей всех: на детс­
кой площадке он нашел интересную тяжеленькую штучку —
сплющенный кусочек металла с четкими косыми вмятинами
сбоку, Витька сразу предложил в обмен никелированный
шуруп, да и другие дети просили подержать или хотя бы
посмотреть. Меняться Вадик не стал, держать и смотреть
давал, а потом сунул находку в карман, куда складывал все
нужные и полезные вещи. Вечером, когда он спал, мама
вытряхивала из штанов в мусорное ведро граммов триста
всякой всячины.
Если рассматривать вблизи стекляшки мозаичного пан­
но, нипочем не поймешь, что же оно изображает. Но чтобы
охватить взглядом всю картину, надо, по крайней мере,
догадываться, что цветные осколки связаны между собой
определенной логикой единого замысла.
В кабинете Крылова звякнул внутренний телефон.

I. ПРОИСШЕСТВИЕ
1

Хуже всего было то, что не удавалось установить напра­

вление выстрела. Крылов все-таки пригнулся к пробоине —
будто ребенок продышал в мутном стекле чистый кружочек,

7
позволяющий без пыльной пелены видеть серый бетонный
скелет двенадцатиэтажной ”свечки”, колкие огоньки элект­
росварки, оранжевые жилеты и коричневые каски монтаж­
ников, зависшую неподалеку кабину башенного крана, си­
яющие свежей краской рамы и балконы недавно заселен­
ного дома.
Работы предстояло много, потому что и каркас двена­
дцатиэтажки, и кран, и добрый десяток квартир новострой­
ки могли иметь отношение к этому окруженному паутинкой
радиальных и круговых трещин отверстию с выщерблен­
ными краями, сквозь чешуйчатую воронку которого тянуло
пыльным ветром и просачивался грохот близкой стройки.
Если соединить ниткой точку попадания с пробоиной
и продолжить воображаемую линию, она упрется в место,
где находится стрелок. Но сейчас обычный способ не годил­
ся: экспериментальная планировка — окна в противополож­
ных стенах. Всегда светло, сухо, хороший обзор. И возмож­
ность сквозного пролета пули.
Крылов повернулся, сделал несколько шагов по пушис­
тому ковру, по которому нужно ходить босиком, чтобы он
упруго щекотал подошвы, переступил через ползающего на
четвереньках Зайцева и подошел к окну, выходящему на
южную сторону.
Перекресток внизу казался игрушечным, напоминающие
божьих коровок легковушки, дожидаясь разрешающего сиг­
нала, накапливались перед светофором, затем срывались
с места и, набирая скорость, растягивались на подъеме
к Южному микрорайону. До седьмого этажа доносился
тугой гул протекторов и едва ощутимый запах выхлопных
газов.
Крылов потрогал раму с неровными осколками оста­
вшихся стекол. Второй опорной точки, необходимой для
визирования, увы, не существовало. Может, необычная пла­
нировка способствует сквознякам... А в остальном экспери­
мент удался: квадратная комната, много солнца, воздуха.
Распахнутость стен создавала ощущение простора, сохраня­
ющееся даже сейчас, когда в сумятице осмотра здесь толк­
лись шесть человек.
Средних лет супруги — жильцы с четвертого этажа,
вполглаза наблюдая, как Ивакин штангенциркулем замеря­
ет пробоину, то и дело непроизвольно осматривались по
сторонам. Крылов замечал: люди охотно идут в понятые,
наверное, потому, что получают возможность на законном
основании приобщаться к тайнам чужой жизни. Он попро­
бовал взглянуть вокруг их глазами.

8
 Солидный импортный гарнитур, низкие, располагающие
к отдыху кожаные кресла, матово отблескивающий жур­
нальный столик, пружинящие блестящим ворсом ковры на
стене и на полу — все тщательно подобрано, гармонирует
между собой и составляет законченный интерьер. У хозяйки
хороший вкус.
”Интересно, сколько стоит выстроить и обставить это
кооперативное гнездышко?” — подумал Крылов, направля­
ясь в прихожую и вновь переступая через Зайцева.
— Не мельтеши, Саша, — сквозь зубы процедил тот. —
Пойди лучше побеседуй с соседями.
Следователь старательно растягивал рулетку, конец ко­
торой держал Гусар, и диктовал сам себе:
— В трех метрах двадцати двух сантиметрах от северной
стены, возле застеленной простыней тахты, на ковре, темно­
бурое пятно неправильной формы размером семнадцать на
двенадцать сантиметров, по внешнему виду напоминающее
кровь...
Крылов щелкнул затейливым замком и едва успел схва­
титься за ручку: невесть откуда взявшийся ветер резко рва­
нул дверь. Подъезд играл роль вытяжной трубы.
В трех соседних квартирах никого не оказалось, Крылов
спустился на шестой этаж, потом поднялся на восьмой, для
очистки совести заглянул на девятый. Безрезультатно. Ник­
то ничего не знал, не слышал и не видел.
Когда Крылов вернулся, Зайцев, неловко согнувшись
у простреленного окна и закрыв левый глаз ладонью, смот­
рел через бумажную трубочку, вставленную в пробоину.
Трубочка свободно двигалась вправо-влево и вверх-вниз, но
следователь упрямо пытался сориентировать ее по единст­
венной опорной точке. Крылов понял, что он хочет хотя бы
приблизительно представить, откуда могли стрелять.
— Диаметр отверстия от девяти до девяти с половиной
миллиметров, — значительным тоном сообщил Гусар. —
Можно было бы предположить ”ПМ”, но расстояние...
Сотня метров — для пистолета далековато... Скорей всего
какой-то из девятимиллиметровых охотничьих карабинов
— ”Лось”, ”Медведь”...
— В стекле пуля оставляет отверстие больше своего
калибра, — вмешался Ивакин. — Так что здесь не ”девят­
ка”...
— Вы уже начали оперативное совещание? — недовольно
спросил Зайцев, отрываясь от своего занятия и выразитель­
но посмотрев на превратившихся в слух понятых. — Пусть
лучше Гусаров ознакомит товарищей с протоколом.

9
 Сделать это вызвался Ивакин, и, пока он выразительно
читал казенный текст, следователь и оба сыщика вполголо­
са переговаривались в противоположном углу просторной
комнаты.
— Или с двух верхних площадок этой башни, — Зайцев
кивнул в сторону стройки, — или из кабины крана. Может,
крайние окна нового дома, но маловероятно.
— Однако! — лицо Гусара выражало полнейшее недо­
умение. — Прямо итальянский детектив! И ради чего? Уж
точно не из ревности!
— Почему же, мой юный друг? — поинтересовался
Зайцев.
— Слишком сложно. Обычно кухонный нож, кирпич,
топор, кастрюля с кипятком... Да и потом... Видели ее
фотографию? Вот, на серванте лежала.
Он протянул маленький прямоугольник. Вытянутое ли­
цо, длинный нос, запавшие щеки, мешки под глазами. Вид
нездоровый и изможденный. Крылов испытал некоторое
разочарование, наверное, оттого, что по ассоциации с обста­
новкой и убранством квартиры представлял хозяйку иной.
— Внешний вид ни о чем не говорит, — сказал Зайцев. —
Слышал поговорку: ”На каждый товар есть свой покупа­
тель, только цена разная”? А в любовном ослеплении люди
склонны переплачивать...
Крылов кивнул. Кровавые драмы разыгрываются, как
правило, вовсе не из-за красавиц.
— И вообще, юноша, избегайте категоричных суждений,
— нравоучительно произнес Зайцев. — Особенно, если они
поспешны и непродуманны.
Следователь зевнул.
— Устал и есть хочу. По ”Призракам” ничего нового?
Крылов качнул головой.
Понятые подписали протокол, но уходить не спешили.
Тайны хороши, когда они разгаданы.
— Сколько стоит такая квартира? — неожиданно бряк­
нул Гусар.
Женщина обиделась.
— Это вы не у нас спрашивайте. Мы пять лет за гра­
ницей работали, в тропиках, в обморок от жары падали!
И на заводе уже пятнадцать лет! — Тон ее стал язвитель­
ным. — Потому вы у других спросите: на какие деньги, да
как попали в кооператив... У нас своим поотказывали!
— А что вы можете сказать о Нежинской? — продолжал
наступать Гусар.
— Да ничего. Встречаемся в подъезде. Здороваемся.

10
 — Культурная дамочка, — подал голос мужчина, но под
взглядом жены осекся.
— Знаем мы таких культурных! Я горбом, а они...
Женщина замолчала. Крылов дернул Гусара за рукав,
предупреждая следующий вопрос.
— Большое спасибо, товарищи, — Зайцев с открытой
улыбкой пожал понятым руки. — Вы нам очень помогли.
Сейчас опечатаем квартиру и все — можете быть свободны.
Через полчаса Крылов обследовал строящееся здание.
Кроме неогороженных лестничных маршей и междуэтаж­
ных перекрытий еще ничего смонтировано не было, поэтому
путешествие на двенадцатый этаж производило сильное впе­
чатление. Трудно представить, чтобы кто-нибудь отважился
подняться туда в сумерках. Бригада рабочих сваривала
арматуру железобетонных плит с каркасом и заделывала
раствором монтажные проемы. Пахло горящими электро­
дами и мокрым цементом, трещала вольтова дуга, громко
перекрикивались монтажники. Под ногами змеились черные
провода с неизолированными медными скрутками соедине­
ний.
— А если наступят? — Крылов пальцем показал со­
провождавшему прорабу опасные места.
— Не наступят! — преувеличенно весело ответил тот. —
Ребята опытные, со стажем!
— Опытные, говоришь? — недобро глянул Крылов. —
А в прошлом месяце на котловане неопытного убило? Си­
деть-то кому — знаешь?
Прораб поскучнел.
— Сейчас сделаем! — и с натугой рассмеялся. — Если днем
черт ногу сломит, то ночью и подавно! Никого здесь не было!
Действительно, рабочие не заметили следов пребывания
постороннего человека. Крылов походил по площадке. При­
чудливая башня экспериментального кооператива ”Уют”
хорошо просматривалась почти отовсюду, но прилепившая­
ся, как ласточкино гнездо, квартира Нежинской то пряталась
за колонну, то перекрывалась сварочным агрегатом или
бетономешалкой, то оказывалась в створе с тросами лебед­
ки. Одно место было подходящим, но оружие пришлось бы
держать на весу, что снижает вероятность верного выстрела.
А вот кабина крана расположена подходяще...
Направляясь к лестнице, Крылов заметил, что провод
надежно изолирован.
— Сказано — сделано! — похвастал прораб.
— Пока гром не грянет... — пробурчал инспектор. —
Кто охраняет стройку по ночам?

11
 — Есть люди, специальный штат держим. И днем
и ночью сторожат...
— Не спали этой ночью?
Небритый, неопределенного возраста сторож, часто мо­
ргая красными веками, отрицательно покачал головой.
— Кто-нибудь посторонний на стройку заходил?
Он снова мотнул головой.
— Вы что, немой?
— Гы-гы-гы... Почему немой? Очень даже разговорчи­
вый! Только не с милицией, гы-гы-гы...
Он старался дышать в сторону, но хитрость не помогла
— запах перегара чувствовался даже на расстоянии. Понят­
но, как он сторожил территорию в минувшую ночь и что
мог видеть.
Крылов подошел к прорабу, ожидавшему в стороне
с безразличным лицом.
— Кабина крана заперта?
— Должна. Но точно не скажу, а спросить некого —
крановщик болеет.
— А ты слазь, посмотри, гы-гы-гы, — прогнусавил сто­
рож. — Могу подсадить, гы-гы-гы...
Лезть на верхотуру не хотелось, да Крылов и не соби­
рался. Зачем? Вызвать крановщика, поручить ему осмотреть
свое хозяйство, допросишь — и дело с концом! Но Крылов
разозлился. Не столько на пьяного полудурка, неспособного
хорошо выполнять любую работу и начисто отрицавшего
в других возможность риска ради своего дела, сколько на
себя, готового подтвердить эту тупую, примитивную уве­
ренность. Сплюнув, он шагнул к лестнице.
Самое главное — не смотреть вниз, но и тогда ощуща­
ешь под ногами многократно увеличенную воображением
бездну. И приходит мыслишка, что рука или нога могут
соскользнуть, проржавевшая скоба — отвалиться либо по­
рыв ветра опрокинет кран...
Когда видишь вблизи много аварий, несчастных случаев
и катастроф, очень легко представить, как все это может
произойти с тобой. И хочется замереть, а потом медленно,
осторожно сползти туда, где твердо, привычно и безопасно.
Кто что скажет? А на гыгыканье какого-то пьянчуги —
плевать...
Но Крылов не спускался, а карабкался вверх, пока не
уткнулся в исцарапанную, мятую, с облупившейся краской
дверь. Ему нужна была передышка, и, к счастью, кабина
оказалась не заперта. Забравшись внутрь, Крылов перевел
дух и плюхнулся на крохотное жесткое сиденье. Руки и ноги

12
дрожали. Он с такой силой хватался за скобы, что ладони
саднили, в них глубоко въелась ржавчина, кое-где содрана
кожа.
Балкон Нежинской находился почти прямо напротив, и,
если поднять половину рамы, получится прекрасный упор
для винтовки. Стрелять отсюда очень удобно. Удобно? Он
с сомнением посмотрел на дрожащие пальцы. Вначале надо
успокоиться. Крылов расслабился, закрыл глаза и вдруг
ощутил... Или показалось? Вроде бы нет. Даже не запах,
а слабый его оттенок. Знакомый, но очень неподходящий
для этого места. Кислый, острый, несмотря на ничтожную
концентрацию. Так пахнет в тире, круглосуточно, им пропи­
тан воздух, стены, пол стрелковой галереи. Запах сгоре­
вшего пороха.
Встрепенувшись, он тщательно осмотрел кабину: шарил
по полу, заглянул за кресло, проверил пазы рычагов, припо­
днял резиновый коврик. Что надеялся найти? Гильзу? Оку­
рок со следами слюны и характерным прикусом? Визитную
карточку или паспорт преступника? Он бы не смог объяс­
нить. Просто делал то, к чему был приучен многими годами
розыскной работы с ее основным принципом — не упускать
ни малейшей возможности добыть новое доказательство.
Достаточно четкое, материальное, не допускающее двояких
толкований. Более веское, чем не поддающийся фиксации
запаховый оттенок. При этом Крылов не особо рассчитывал
на успех. Чудеса случаются крайне редко.
Несколько минут он спокойно посидел в металлическом,
обтянутом потрескавшимся дерматином креслице, смотрел
на ведущую к Южному микрорайону дорогу и размышлял
о делах, не имеющих ни малейшего отношения к службе.
Потом начал спускаться, и получалось это гораздо лучше.
Ступив на землю, он с облегчением вздохнул и с удово­
льствием сказал сторожу:
— Может, тебя подсадить? Слазишь, проветришься!
— Не надо, гы-гы-гы... Мы не милиция, нам это ни к чему.
Издевательские нотки в голосе исчезли, Крылов усмех­
нулся...

Когда Крылов вернулся в отдел, кабинеты коллег пусто­

вали, все напряженно работали по ”Призракам”. Дело Не­
жинской возникло совсем не ко времени, отняв почти пол­

13
дня. Впрочем, новые происшествия никогда не приходятся
кстати. Он тоже окунулся в водоворот событий: проверил
несколько сообщений о подозрительных лицах, обошел ра­
нее работавших врачами пенсионеров.
В конце дня Крылов сидел в кабинете и, глядя в простра­
нство перед собой, оттягивал момент, когда надо будет
заняться оформлением собранных материалов.
— Это вы следователь Крылов?
Дверь открыл высокий и полный мужчина лет шестиде­
сяти. Красное лицо, седые, стриженные ”под ежик” волосы.
— Если вам угодно называть следователем инспектора
уголовного розыска1, то да.
Он помолчал, переваривая нарочито запутанную фразу,
потом махнул рукой.
— Какая разница! Я живу по Каменногорскому проспек­
ту, двадцать два, и дежурный сказал, что мне надо раз­
говаривать с Крыловым! — в голосе слышались нотки
раздражения.
— Все правильно, это моя зона, — вспомнился четырехэ­
тажный дом старой постройки, стоящий на пересечении
двух оживленных магистралей. — И что случилось?
— Бабков Егор Петрович, председатель домкома, — отре­
комендовался посетитель. — К тому же председатель товари­
щеского суда и командир народной дружины. И, чтобы вы
были в курсе, в прошлом — ответственный работник.
Крылов едва заметно поморщился.
— Я звонил вам два месяца назад и сообщал о подозри­
тельном факте. Теперь хочу узнать, какие меры приняты.
— Что за факт?
— Вечером, около десяти, слышу — кто-то прошел мимо
моей двери. Я живу на четвертом этаже, квартира — в конце
коридора, дальше — только лестница на чердак. Кого туда
может понести? Тем более что он заперт!
Председатель домкома многозначительно поднял палец.
— Жду, что дальше будет. Полчаса, час — тишина. Не
спит же он под дверью! Оделся, вышел, глядь — чердак
открыт! Значит, воры? Но что там красть? Подхожу, а на­
встречу — человек! Меня что удивило: тепло, сухо, а он
в плаще болонье и в таком же берете!
Я удостоверение дружинника предъявляю, говорю: ”Кто
вы такой и что здесь делаете?” А он в ответ: ”Из райжилуп­
равления, состояние крыши проверял”. — ”Почему ночью?”

1 В настоящее время должность Крылова именуется ”оперупол­

номоченный уголовного розыска”.

14
”Днем, — говорит, — времени нет”. ”Тогда покажите до­
кументы!” И что вы думаете?
Бывший ответработник раздулся от негодования.
— Он меня отталкивает с улыбочкой: ”Ложись спать,
папаша, а то бессонницу наживешь!” И пошел себе. Я за
рукав — хвать! Только он вырвался и вниз. Тут я какое-то
звяканье услышал... Мне с самого начала показалось: что-то
у него спрятано под плащом! Ну, бежать за ним я не стал,
пошел позвонил, ваши приехали, осмотрели чердак и ушли.
”Не волнуйтесь, — говорят, — все в порядке!” А где же
порядок? Вот вы мне разъясните: кто это был, чего хотел?
— Может, бродяга? Ночлег искал или собирался белье
украсть?
Заявитель с сомнением покачал головой.
— Не похоже. Лицо, манеры, поведение... Какой там
бродяга! Я подумал, что и правда из РЖУ, сходил, поин­
тересовался — никого не посылали.
Наступила пауза:
— Знаете, что я думаю?
Под требовательным взглядом Крылову стало неловко
за свою недогадливость.
— Может, он из тех бандитов? — со зловещей интонаци­
ей выпалил седоволосый. — Кстати, сколько человек они
убили? Болтают разное, а мне для информированности...
— Почему у вас появилось такое подозрение? — Мили­
цию буквально засыпали сообщениями о предполагаемых
”Призраках”, не имеющими под собой абсолютно никаких
оснований.
— Честному человеку ночью на чердаке делать нечего...
А денег много забрали? Неужто правда сто тысяч? И визит­
ную карточку оставили?
Посетитель утратил сановитость: любопытство переси­
ливало привычный стереотип поведения.
— Сколько их — трое? Я все-таки представитель обще­
ственности!
— Спасибо за сигнал, мы проверим, если понадобится —
примем меры.
То, что инспектор оставлял вопросы без ответа, вызвало
у посетителя раздражение.
— И дайте письменный ответ, чтобы все было официаль­
но!
Дверь за Бабковым закрылась.
Управившись почти со всеми бумагами, Крылов сделал
то, в чем отказывал себе три дня: набрал знакомый номер
и попросил Риту Владимировну.

15
 — А кто спрашивает? — после паузы поинтересовался
женский голос. Он назвался.
— Рита Владимировна в командировке, звоните послеза­
втра.
— Вы это не всем говорите? Иначе для чего представ­
ляться?
На другом конце провода чувствовалось замешательст­
во.
— Она в командировке, — заученно повторили в ответ
и отключились.
Крылов очень тихо положил трубку.
С Ритой они познакомились год назад во время опера­
ции ”Прыгающие тени”. В городе совершались разбойные
нападения на гуляющие пары, приманкой для преступников
пустили поисковые группы, Лешку Волошина сопровождала
высокая худая дружинница, на них и вышел расстрелянный
ныне Толстых. Волошин сумел обезвредить бандита, но
получил серьезные ранения, Крылов с товарищами ожидали
в ”неотложке” до часу ночи, пока хирурги не сказали, что
опасность миновала. Врачи попросили доставить домой
выведенную из нервного шока Риту, Крылов отвез ее —
нашпигованную транквилизаторами, безвольно-молчали­
вую, с огромными синими кругами вокруг запавших глаз.
А через неделю они встретились у Волошина в больнице,
Лешка шел на поправку, и Рита улыбалась, но синие тени
остались, и когда улыбка исчезла, девушка выглядела уста­
лой и грустной.
Впечатление осталось неверным, просто такова особен­
ность ее лица, но это Крылов узнал позднее, а тогда они
вместе вышли из больницы, пошли пешком, поужинали
в кафе, гуляли по набережной, рассматривая огромные бе­
лоснежные теплоходы.
Прогулка удалась на славу, они обменялись телефонами,
стали встречаться регулярно.
Одно время Крылову казалось, что он влюблен, но
отношения их складывались не просто, светлая полоса сменя­
лась черной, и вот странная и неожиданная командировка...

Через несколько дней Крылов сидел в прокуратуре ря­

дом с Зайцевым, рассматривая аккуратно вычерченную сле­
дователем схему.

16
 — Значит, пуля попала сюда... — Тонкая линия,
проведенная от кабины крана через квартиру Нежинской,
уперлась в фасад девятиэтажного дома. — И рикошетиро­
вала.
Несколько секунд он посидел молча.
— К тому же, если стреляли не из мощного оружия —
боевой винтовки, карабина, автомата, пуля, потеряв энер­
гию, вообще не долетела до стены, а упала где-то тут, на
детской площадке...
Он ткнул карандашом в прямоугольник между домами.
— В любом случае шансов найти ее практически нет. Но
мы все же попытаемся...
— А что дал визит в больницу?
— Посмотри сам, — Зайцев протянул тонкую папку. —
А потерпевшую можешь даже послушать, кассета внутри.
Крылов пробежал глазами протокол допроса дежурного
хирурга, отыскивая интересующий вопрос. Ага, вот...
”— Почему вы сразу не сообщили в милицию о поступ­
лении пациентки с огнестрельным ранением?
— Раненая заявила, что она сама позвонила ноль-два,
поэтому дублировать звонок необходимости не было, тем
более, началась подготовка к операции. Утром заведующий
отделением, обнаружив в регистрационном журнале отсут­
ствие пометки о передаче телефонограммы в милицию, дал
указание оформить все как полагается. Тогда я на всякий
случай позвонил еще раз”.
Отложив протокол, Крылов вставил кассету в видавший
виды магнитофон и нажал клавишу.
— Следователь прокуратуры Центрального района
юрист первого класса Зайцев сего числа в помещении хирур­
гического отделения горбольницы № 2 допросил в качестве
свидетеля Нежинскую Марию Викторовну, русскую, беспар­
тийную, незамужнюю, имеющую на иждивении сына семи
лет, с высшим техническим образованием, работающую
инженером в научно-исследовательском институте проблем
передачи информации...
Зайцев говорил без выражения, монотонно, привычно
перечисляя все то, что требуется отражать во вводной части
протокола. Качество записи неважное: плывет звук, время
от времени раздается шорох или громкий треск.
— ...Нежинской объявлено, что допрос производится
с применением звукозаписи. Используется магнитофон ”Ве­
сна”, пленка шестого типа, скорость — четыре и семь
десятых сантиметра в секунду.
Зайцев перевел дух и продолжил обычным тоном:

17
 — Мария Викторовна, расскажите о вчерашнем проис­
шествии.
— Даже не знаю, что рассказывать...
Пауза. Чувствовалось, что она сосредоточивается.
— ...я приняла душ и собиралась ложиться спать... Толь­
ко подошла к кровати, застелила, вдруг удар, как будто
кнутом или, точнее, раскаленным прутом... Не поняла, в чем
дело, схватилась за бок — кровь...
Долгая пауза.
— Продолжайте, пожалуйста.
Пауза.
— Ну вот и все... Что еще рассказывать?
— Во сколько это было?
— Где-то в начале одиннадцатого.
— Слышали выстрел?
— Нет. Я даже не могла понять, что случилось, откуда
кровь...
— В каком положении вы находились?
— В каком? Попробую вспомнить...
Пауза.
— Наклонилась, выпрямилась, повернулась... Нет, не
помню...
— Кто кроме вас находился в квартире?
— Никого... — в голосе явно слышалось недоумение.
— В двадцать два двадцать в диспетчерскую ”скорой
помощи” позвонил неизвестный мужчина, который расска­
зал о случившемся. Кто это был?
— Ах вот вы о чем, — недоумение в голосе исчезло. —
Я выбежала на лестничную площадку, сверху шел человек,
я попросила его вызвать ”скорую”...
Крылов удивился: в это время никто из квартир, рас­
положенных на восьмом и девятом этажах, не выходил. Да
если бы и выходил, то ехал бы в лифте. А чердак заперт на
замок, он лично проверял.
— Почему вы не постучали к соседям? Ведь по лестнице
мог никто и не идти?
— Все правильно. Но в такой момент разве об этом
думаешь...
— Скажите, как получилось, что кровь осталась только
на месте ранения? Если вы выходили, то пятна должны быть
и в прихожей, и на лестничной площадке...
Пауза.
— Так я же зажала рану полотенцем...
— И полностью остановили кровотечение?
— Ну, не совсем...

18
 — Да, в комнате много пятен — между кроватью, сер­
вантом и столом. Но ни одного — за пределами этого
участка. Ни одного в коридоре. Ни одного — на лестничной
площадке.
Долгая пауза.
— Что же вы можете сказать по этому поводу?
— По какому? Вы же ничего не спрашиваете?
— Относительно локализации пятен крови на определен­
ном участке вашей квартиры и отсутствии их за его пре­
делами.
Крылов одобрительно хмыкнул. С Зайцевым подобные
номера не проходят. Чем менее понятлив допрашиваемый,
тем терпеливее следователь.
— Просто у тахты я находилась больше времени — пере­
вязывалась, ждала ”скорую”... А на площадку выскочила на
секунду...
— Понятно. — Зайцев секунду помолчал. — А как
разбилось стекло в окне?
— Сквозняк. Когда открывается входная дверь, я всегда
его закрываю. А тут было не до того...
— И с этим ясно, — мягко произнес Зайцев. — Но на
осколках — брызги крови. Как они могли появиться, если
вас в этот момент не было в комнате?
Пауза.
— Ну потом же я вернулась! А кровотечение продол­
жалось!
Судя по голосу, она вполне искренне хотела помочь
следователю разобраться в неясных для него вопросах.
— Недавно вы сказали, что зажали рану полотенцем
и почти остановили кровь...
— Да, но она просачивалась, продолжала капать...
— Все ясно, все ясно...
Крылов достаточно хорошо знал Зайцева, чтобы понять,
что он намеревается задать неожиданный вопрос.
— А чьи тапочки стояли возле тахты?
— Ничьи. Их надевают мои гости.
— В этот день у вас были гости?
— Нет, я же сказала, никого не было.
— Почему же домашние туфли стояли возле тахты, а не
в прихожей?
— Не знаю. Это такая мелочь, на которую не обраща­
ешь внимания. Наверное, переставила во время уборки...
— И, наконец, основной вопрос: кто мог в вас стрелять?
— Понятия не имею! Скорее всего, кто-то ошибся... Или
случайность...

19
 — Враги у вас есть?
— Нет, что вы! Наоборот — друзей много!
Короткая пауза.
— И последнее. Почему вы сказали врачу, что звонили
в милицию?
— Я сказала?
Удивление было ненаигранным.
— Да, вы.
— Ах да, действительно...
Вспомнила? Что ж, звучит вполне естественно.
— Я же попросила того мужчину вызвать ”скорую”
и позвонить в милицию. Разве он этого не сделал?
— Вы хотите еще что-нибудь сообщить по существу
дела?
— Нет, больше добавить нечего.
— В таком случае вам предлагается прослушать звукоза­
пись допроса...
Крылов выключил магнитофон.
— Ну, что скажешь?
Судя по едва заметной улыбке Зайцева, он был не очень
склонен верить показаниям потерпевшей, во всяком случае
в отдельных деталях. О том же говорила и схема, по кото­
рой он построил допрос.
Крылов пожал плечами.
— Есть кое-какие логические противоречия. Но это если
придираться. Она работает на ”Приборе”?
— Нет, никакого отношения к заводу, а значит — и к ко­
оперативу. Инженер НИИ проблем передачи информации.
Очевидно, ее имела в виду та суровая женщина, помнишь?
Крылов кивнул.
— Я бывал в этом институте. Месяца два назад, сразу
после разбоя. Их сотрудник видел, как уходили ”Призраки”,
чуть не раздавили его в лепешку! Кстати, как себя чувствует
потерпевшая?
— Нормально... Ранение касательное, повезло: пуля
скользнула по ребрам. Кстати. — Зайцев улыбнулся, — она
совсем не похожа на свою фотографию.
— Когда выписывают?
— Обещают через неделю. За это время отработай ин­
ститут, если не будет других зацепок — займись версией
ревности. Пройдись по ее связям, установи круг общения...
— Характер взаимоотношений с окружающими, особое
внимание — бывшему мужу, — продолжил Крылов. — Так?
— Иными словами, не учи ученого. Что ж, вас понял. Но
хотя бы докладывай вовремя о ходе работы.

20
 — Может, прикажешь докладывать и о ходе личной
жизни?
Следователь улыбнулся.
— Не стоит. Это оставь для дневников. Или мемуаров.
— При том объеме заданий, которые ты мне даешь,
мемуары останутся ненаписанными — на личную жизнь
просто не остается времени...

II. КРЫЛОВ
В шутке Крылова имелась немалая доля истины. Когда
он учился в школе, его время четко делилось на урочные
часы и часы отдыха. Распорядок дня висел над столом,
перед глазами, и неукоснительно соблюдался: строгий отец
и властная мать поддерживали в доме железную дисци­
плину. Выйти гулять с пятнадцати до восемнадцати —
промежуток, отведенный для выполнения домашних за­
даний — было так же невозможно, как, например, за­
курить за семейным столом, высморкаться пальцем на
воскресной прогулке или привязать банку к хвосту со­
седского кота.
Зато в восемнадцать наступала свобода, которой можно
было пользоваться как угодно (не нарушая, разумеется,
принятых в семье принципов поведения) с одним обязатель­
ным условием: вернуться не позже установленного срока.
И насколько Саша помнил, это условие соблюдалось им
при любых обстоятельствах.
После восьмого класса родители отдали Александра
в техникум, чтобы приобрел хорошую специальность, при­
учился работать и не стал, упаси боже, валять дурака с ран­
них лет. Техникум был выбран не просто так — престиж­
ный, радиотехнический, программа оказалась сложной, не
имеющий склонности к точным наукам Александр учился
с большим трудом, и только выработавшаяся привычка
подчиняться дисциплине помогла пересилить неоднократно
возникавшее желание бросить все к чертовой матери и пой­
ти рабочим на завод.
Свободное время для него продлилось до двадцати двух
часов, но и в этот период Саше не удавалось избавиться от
неприятных опасений, что зазубренные формулы по элект­
ротехнике могут к завтрашнему дню вылететь из головы,
или что курсовой проект рассчитан неверно, или что в сегод­

21
няшнюю контрольную по математике вкралась ошибка, да
не одна, а может, и не две...
Он возвращался домой раньше положенного, испуганно
просматривал конспекты, читал учебники — родители не
могли нарадоваться прилежанию сына — и рано ложился
спать, чтобы с утра еще раз повторить заданный материал.
Так продолжалось все четыре года, Александр ухитрялся
неплохо учиться и окончил техникум почти без троек, роди­
тели были довольны и настаивали на продолжении учебы —
радиотехнический институт находился всего в двух квар­
талах от дома, очень удобно, но отказался наотрез, первый
бунт на корабле, оказавшийся, как ни странно, успешным:
отец усмотрел в нем проявление воли, а мать — признак
взросления.
Александр работал на радиозаводе, в конструкторском
бюро, с восьми до семнадцати. Работа не увлекала, и он
забывал о ней сразу же, как переступал порог проходной.
Если попытаться найти в его жизни предпосылки перехо­
да в милицию, это вряд ли бы удалось: в отличие от
сверстников, Саша Крылов не увлекался даже детектив­
ными книжками.
Но в нем жили стремление к справедливости и ненависть
к торжествующему хамству, к грубой, не знающей сомнений
силе. В школе, а позднее в техникуме он вступался за
слабых, не всегда это проходило для него удачно: случалось
получать синяки, шишки и ссадины, но они не останавли­
вали. Несколько раз Александр одергивал на улице распо­
ясавшихся хулиганов, при этом не всегда удавалось обой­
тись без стычек. Однажды одурманенный алкоголем длин­
новолосый юнец вытащил нож, Крылов еле успел
перехватить руку, и тут рядом скрипнули тормоза патруль­
ного автомобиля.
В милиции отчаянный парень понравился, лейтенант
Свиридов, документировавший происшествие, пригласил
его заходить, Александр зашел — раз, второй, третий.
Инспектор был немногим старше — года на три-четыре, они
подружились, все свободное время Александр стал прово­
дить в райотделе, выезжал на места происшествий, раз­
бирался с доставленными, отбирал объяснения, участвовал
в обысках и не слишком рискованных задержаниях.
”Свободное” время стало для него более насыщенным,
чем рабочее, и он с нетерпением ждал момента, когда
можно будет оторваться от ватмана, покрытого замыслова­
то пересекающимися линиями очередной радиосхемы, от
листков с расчетами частотных характеристик приемного

22
или усилительного блока, от толстых, пестрящих цифрами
справочников и окунуться в хитросплетения человеческих
отношений, в анализ чужих, не охватываемых поправоч­
ными коэффициентами поступков, в разгадывание тайн,
перед которыми бессильна даже высшая математика.
У него появились новые друзья, новые интересы, новые
проблемы, и желание поступить на юридический факультет
возникло как бы само собой. Родители его не одобрили —
отец всю жизнь работал мастером, потом начальником
участка станкостроительного завода, мать трудилась там
же нормировщицей, и в их представлении уважения заслу­
живала только деятельность, непосредственно связанная
с материальным производством. Но препятствовать замыс­
лам взрослого сына они благоразумно не стали, понимая,
что вряд ли сумеют его переубедить.
Год Александр проучился на вечернем отделении, потом
перевелся на стационар, все это время поддерживал самые
тесные связи с милицией, и, когда подошел момент рас­
пределения, судьба нештатного инспектора уголовного ро­
зыска Крылова решилась, как и следовало ожидать.
Он пришел на службу не новичком, но бремя ответствен­
ности, которое раньше не ощущалось, придавало работе
совсем другой смысл. Александр попал на стажировку
к Старику и потом считал, что именно Старик сделал из
него настоящего сыщика. Отчасти это соответствовало дей­
ствительности, хотя огромную роль тут сыграли трудолю­
бие, добросовестность, точность и обязательность — каче­
ства, привитые Крылову в семье.
На самостоятельной работе Крылов показывал неплохие
результаты, сразу ощутив, путем каких затрат удается этого
добиться.
Время перестало делиться на рабочее и личное, в любой
момент он мог перейти из обычного, знакомого всем при­
вычного мира в другой — тревожный, нервный, нередко
опасный. Иногда для этого надо было войти в дверь —
райотдела, служебного автомобиля, следственного изолято­
ра, больницы или морга, чаще граница перехода не имела
материальной формы — просто незримая черта вокруг ме­
ста происшествия, известных немногим адресов, людей,
внешне ничем не отличающихся от окружающих, или опре­
деленный рубеж времени, рассекающий его жизнь надвое.
И когда он возвращался в обыденный мир, мысли оста­
вались там, за чертой: не темнил ли на допросе Валерка
Котов по кличке Фингал, где, кроме автоматической каме­
ры хранения, могут быть спрятаны вещи с квартирной

23
кражи на Садовой, почему не удалось тралом и магнитом
вытащить из озера нож Николаева и есть ли смысл об­
ращаться за помощью к водолазам.
Да и можно ли разграничить служебную и личную жизнь
инспектора Крылова, если даже с Ритой он познакомился
в связи с розыском ”прыгающих теней” — разбойников
Толстых и Браткова!
И потом... Они встречались три месяца, что-то не кле­
илось, в отношениях стал чувствоваться холодок, и, судя по
всему, они должны были расстаться. Наступил день, когда
Крылов решил: пора, не следует дожидаться, пока она сама
тебя бросит.
Дело было вечером, моросил дождь, скверная погода,
скверное настроение, он медленно брел по улице и бездарно
вмешался в драку, вспыхнувшую у винного магазина. Двое
били одного, и, как нередко бывает, вся троица обрушилась
на непрошенного чужака, имевшего наглость их растаски­
вать. Представляться работником милиции было поздно,
положение складывалось глупое, Крылов вяло отмахивался,
калечить нетрезвых драчунов он не собирался и пытался
придумать, как выпутаться из этой истории. Проще всего,
конечно, было убежать, мокрые улицы пустынны, никто не
увидит, но такой позорный путь не годился для уважающего
себя человека.
Скованность жертвы вдохновила нападающих, они при­
жали Крылова к стене и энергичней замолотили кулаками,
а низенький кривоплечий субъект, тот самый, которого
только что били, подобрал ящик из-под бутылок и бросил
ему в голову.
Крылов разозлился, на счастье его противников из мага­
зина выскочила женщина в некогда белом халате и истош­
ным голосом закричала: ”Милиция!”, после чего компания
без малейшего промедления бросилась наутек.
Спасительница завела Крылова в подсобку, смазала вод­
кой ссадины и предложила принять стаканчик внутрь. Он
отказался, чем окончательно расположил продавщицу,
и она выпила за его здоровье, ругая разных шаромыжников,
нападающих на приличных трезвых людей.
Дождь усилился, болела голова, нос распух, кровоточи­
ли царапины на лице, магазин закрывался. Идти домой не
хотелось, чтобы не пугать мать, да и вообще не хотелось
двигаться — досталось ему все-таки прилично.
Было только одно место, куда хотелось попасть, и, если
бы его там ждали, это окупило бы все неприятности сегод­
няшнего вечера. Крылов последовал совету многоопытной

24
продавщицы, настойчиво рекомендовавшей запастись от
простуды бутылкой водки, взял такси и поехал к Рите,
В этот вечер он впервые остался у нее ночевать. Некоторое
время спустя она рассказала, что если бы он, избитый, не
пришел к ней, доказав тем самым, как она ему необходима,
они бы наверняка расстались.
— Перст судьбы! — улыбнулся Крылов, а сам подумал,
что судьба только поставила на его пути пьяных дебоширов,
а довершила дело въевшаяся в кровь привычка пресекать
беспорядки независимо от того, находишься ты на службе
или нет. И еще раз отметил, что служебное и личное пере­
плетается в жизни инспектора настолько тесно, что иногда
их трудно разделить.
Пожалуй, только один раз удалось это сделать: когда
они с Ритой уехали на месяц в небольшое село под Анапой.
Жили во флигеле без удобств, зато рядом с широченным
песчаным пляжем, тянувшимся до самого горизонта. Ку­
рортники толклись на маленьком пятачке вокруг лежаков
и тентов, они уходили подальше и, перейдя вброд неширо­
кую протоку, устраивались на небольшом островке — ос­
татке размытой волнами косы.
Лежали под пощипывающим кожу солнцем на чуть
влажном песке, ели с хлебом и солью огромные — три
штуки на килограмм — розовые помидоры, поднимая фон­
таны брызг, бегали по мелководью, любили друг друга
в теплой соленой воде, смотрели, как погружается в море
багровый солнечный диск, пытаясь поймать приносящий
счастье зеленый луч, устало брели по остывающему рых­
лому песку к далеким маленьким домишкам...
Этот месяц у моря остался для Крылова воспоминанием
о личной жизни в чистом виде, полностью освобожденной
от служебных забот, но и тогда ниточка, связывавшая его
с райотделом, не обрывалась: начальство знало, где искать
инспектора в случае необходимости, и он был готов к тому,
что в любой момент местный участковый может принести
предписание прервать отпуск и возвратиться к месту служ­
бы. Может быть, эта готовность и позволяла ему острее
ощущать прелесть каждого дня, каждого часа отдыха.
Вспоминая лето, Крылов думал, что тогда у них с Ритой
было лучшее время. И, пожалуй, оно уже не вернется.

Рита позвонила как ни в чем не бывало, скороговоркой

сказала про неожиданную командировку и пригласила вече­
ром сходить в гости к подруге. Он как ни в чем не бывало
согласился.

25
 Крылов пришел вовремя и издали увидел ее — высокую,
стройную, с огромными синими глазами. Он знал, что это
обман зрения, на самом деле глаза у Риты густо-янтарного
цвета, природная синева вокруг создавала эффект, которого
модницы добиваются с помощью косметики.
Они поздоровались, молча прошли два квартала, со­
кращая путь, свернули на узенькую старую улочку: облупив­
шиеся фасады, выбоины на мостовой, низкие мрачные под­
воротни.
— Как съездила? — нарушил молчание Крылов. — И по­
чему не позвонила перед отъездом?
— Да все так неожиданно, еле успела собраться... А съез­
дила нормально, только много работы...
— Странная командировка! — не сдержался он. — Как
на пожар. Даже у меня давно таких не было.
Переулок закончился. Крылов с Ритой вышли на свет­
лый широкий проспект, Рита вздохнула.
— Здесь все совсем по-другому. Бедный ты мой сыщик!
— Почему бедный?
— Тебе большую часть приходится проводить в таких
закоулках. Путаться, подозревать...
— На красивых улицах тоже есть для меня работа...
Они шли мимо модного в городе коктейль-бара. За
тяжелыми портьерами метались сполохи цветомузыки, гре­
мели динамики мощных стереоустановок, клубился табач­
ный дым, но толстые стекла наглухо отгораживали все
происходящее внутри от неудачников, не догадавшихся за­
ранее приобрести входной билет и томившихся в отдалении
от интимного полумрака, подсвеченного изнутри танце­
вального круга, модерновой, обтянутой красной кожей
стойки с высокими табуретами, коктейлей в запотевших
стаканах. Томление усиливали яркие блики, прорывавшиеся
сквозь щели в шторах.
Среди ожидавших у Крылова было много знакомых,
большинство отворачивались или делали вид, что не узна­
ют инспектора, который вряд ли вызывал у них положи­
тельные ассоциации, наоборот — напоминал о старых гре­
хах, забытых обещаниях, невыполненных обязательствах,
так и оставшейся неизмененной жизни и других неприятных
вещах.
Три грубо оштукатуренные дермаколом девицы все же
поздоровались, с явным интересом разглядывая Риту.
— Это есть твоя работа? — с сарказмом спросила она.
— Именно.
— Молодые, красивые...

26
 — С расстояния не меньше трех метров.
— ...одеты, как кинозвезды.
— И что интересно, стоимость наряда на каждой превы­
шает сумму годового заработка. А две вообще не работают
последнее время.
— Как же им удается?
— По-разному. Клянчат у родителей, это называется
”доить стариков”, спекулируют, не брезгуют проституци­
ей...
— Плесень! Только вид фирменный.
— ...И резоны у них свои имеются: дескать, умеют жить
красиво, не в пример сереньким мышкам, вкалывающим на
зарплату и попадающим в ресторан два раза в год. У них
каждый день праздник: такси, бары, шампанское, коньяки.
Они выходят ”на охоту”, чтобы самим выбирать себе парт­
нера, как это делают мужчины. И тешатся мыслью, что это
им удается.
— А на самом деле разве нет?
Крылов знал, что нет. Обойти особенности пола нельзя,
и срабатывают извечные законы природы: выбирают все-
таки их, хотя они и получают некоторую возможность
корректировать этот выбор — возможность, ограниченную
степень спроса на предлагаемый ими товар. А выглядит
такая, с позволения сказать, ”охота” гораздо постыднее,
чем соответствующее занятие мужчины, и обозначается сло­
вом, не допускающим двояких толкований. Они знают это
и пытаются изобразить себя этакими свободными женщина­
ми, стоящими выше предрассудков...
Говорить об этом Крылов не хотел и только покачал
головой.
— Ты, оказывается, еще и философ, да вдобавок знаток
женских душ... Бедный Сашка...
— Опять ”бедный”? Почему же?
— Нельзя быть знатоком женских душ. Иначе неизбежно
станешь циником или несчастным разочаровавшимся чело­
веком, а то и подлецом. Да, да, не перебивай меня, я знаю,
что говорю. Так что ты не заглядывай, пожалуйста, мне
в душу, ладно? И вообще никому, если не по службе. Пока
бродишь там, в нехороших темных переулках — дело одно,
а вышел — все!
— Ты меня пугаешь. У тебя в душе есть что-то такое, что
не хочется показывать?
Крылов хотел сказать это весело, но шутливый тон не
получился. Он привык находить ясность во всем и не терпел
недомолвок, умолчаний, туманных намеков. С Ритой до­

27
стигнуть полной ясности не удавалось. Иногда у нее резко
менялось настроение — и он не мог понять почему. Как-то
раз она неделю избегала его, потом все пошло как прежде,
объяснить, что произошло, она отказалась. Она вообще не
любила рассказывать о своей прошлой жизни, Крылов так
и не узнал, кто был холеный в летах мужчина, поздоровав­
шийся как-то с Ритой на улице, почему она не ответила
и у нее на весь вечер испортилось настроение. И что она
имела в виду сейчас?
— Просто предостерегаю тебя. Это еще хуже, чем иде­
ализировать нас: когда стремишься к идеалу, всегда раз­
очаровываешься. Вот я и предупреждаю: не надо загляды­
вать внутрь, копаться в чувствах, мыслях, поступках, не
надо...
Неясности, связанные с Ритой, задевали Крылова за
живое, вызывали беспокойство, он понимал, что ревнует,
а поскольку считал ревность свойством слабых натур, злил­
ся на себя и отчасти на Риту. Сейчас он тоже ощутил
раздражение и не посчитал нужным, а может, просто не
сумел его скрыть.
— Я не патологоанатом, чтобы ”заглядывать внутрь”
и в чем-то там ”копаться”! Но анализировать чувства близ­
кого человека, стремиться узнать его духовный мир, радо­
сти, сомнения, переживания — естественная потребность
каждого. Исключая, конечно, дураков. И если тебе это
неприятно, если есть что скрывать, то, может, имеет смысл
подыскать мне замену?
Крылов остановился, Рита, по инерции сделав несколько
шагов, обернулась, они напряженно смотрели друг на друга.
Рита не терпела резкого тона, при каждом удобном случае
любила подчеркнуть свою независимость, и Крылов был
почти уверен, что сейчас она вздернет подбородок и медлен­
но, почти по слогам скажет: ”Может, и имеет”.
И все закончится, он повернется и уйдет, забудет адрес
и телефон, а она, конечно, тоже не придет и не позвонит. Но
получилось по-другому.
Рита подошла вплотную, взяла его под руку, коснулась
губами щеки.
— Ладно, извини, не будем... Это я так. Да мы уже
пришли.
Обойдя припаркованный вплотную к подъезду массив­
ный черный ”ЗИМ”, они поднялись на второй этаж.
— Хотя бы сказала к кому. И по какому поводу.
Крылов оглядел обитую обожженными досками дверь,
бронзовую табличку с витиеватой надписью ”Р. Рогальский”.

28
 — Галка — школьная подруга, сто лет не виделись, а на
днях встретились случайно в магазине... — Рита не закон­
чила фразу.
— Наконец-то!
На пороге стояла миниатюрная симпатичная брюнетка
в рискованно декольтированном платье, подвижная, быст­
рая — этакий живчик с голой спиной.
— Думала, уже не придете!
В одно мгновенье она расцеловала Риту в щеки, царст­
венно подала Крылову расслабленную кисть и, явно удивив­
шись, что он ограничился рукопожатием, увлекла их в ком­
нату.
Во главе богатого стола сухопарый с длинным лицом
человек в сером, отлично пошитом костюме стоя произ­
носил тост. Прервавшись на полуслове, недовольно повер­
нул к вошедшим строгое лицо с бородавкой на правой щеке.
Эту бородавку Крылов уже видел, но когда и где — не
помнил, очевидно, в одну из необязательных мимолетных
встреч, которыми изобиловала его служба.
— Подруга немного задержалась, — извиняющимся то­
ном сказала Галина и, указывая пальцем, спешно пред­
ставила десяток напряженно застывших с рюмками гостей.
Не успев опомниться, Крылов оказался между круглоли­
цей, скованно чувствующей себя Надеждой и крепко пах­
нущей дорогими духами Викой, похожей на маленькую
тропическую птичку с ярким оперением.
— ...Но теперь, Ромик, работать тебе будет сложнее, —
продолжил тостующий. — Больше ответственности, стро­
же спрос. Из рядового труженика ты превратился в руково­
дителя, в подчинении у тебя люди, на плечах — план. От
души поздравляя, хочу пожелать успеха в новой должности
и не сомневаюсь, что ты сумеешь преодолеть все трудно­
сти!
Растроганный хозяин протянул через стол мощную,
длинную как оглобля руку, тонко запел хрусталь.
— Ты молодой, растущий, дай Бог, не последний раз
пьем за твое повышение.
Очевидную снисходительность интонации Рогальский
принимал как должное.
— Спасибо, Иван Варфоломеевич, большое спасибо...
Необычное отчество оказалось второй броской приме­
той, и Крылов вспомнил все, вплоть до фамилии: лет семь
назад у Кизирова обворовали дачу, и он почему-то старался
приуменьшить размер ущерба, чем удивлял работавшего по
делу Волошина: странный потерпевший.

29
 Судя по уверенным манерам, обкатанно-официальным
оборотам речи и властному тону, он перерос должность
прораба стройуправления. Вон как почтительно слушают
его Рогальские, да и остальные, кроме, пожалуй, Семена
Федотовича. Тот всем своим видом дает понять, что тоже
важная шишка...
Крылов терпеть не мог незнакомых компаний, пришел
сюда только из-за Риты, которую хозяйка посадила между
собой и пегим — неудачно покрасился, что ли? — Толиком,
и сейчас, подавляя нарастающее раздражение, пытался
определить, что же за люди выпивают, закусывают, смеют­
ся и оживленно болтают вокруг него.
— Ах нет, Семен: я плохо переношу тропики, и потом
змеи... Хочу в круиз по северным морям, — капризно гово­
рила остраненно красивая Элизабет, отправляя в рот про­
зрачно-розовый ломтик семги.
— ...выменял малый альбом Дали — ну и вещь, доложу
я вам, — ум за разум заходит!...
— ...достань, не пожалеешь: вся жизнь царского двора
описана, министры, военные, и как его убили...
— ...Алексей Андреевич специальный экстракт принес,
финский — капнешь на камни — пар мятой пахнет... Что-то
последний раз его не было, видно, ревизия не окончилась...
— Тихо, товарищи! — внушительно сказал Семен Федо­
тович, поднимаясь с рюмкой, и шум моментально стих.
— Я предлагаю поднять бокалы за нашего друга Алек­
сея Андреевича Бадаева. Многие из присутствующих его
знают — это честный и порядочный человек, готовый
прийти на помощь в трудную минуту. Сейчас у него непри­
ятности по работе — козни недоброжелателей и завист­
ников, но мы не дадим Алексея в обиду, каждый найдет
веское слово, чтобы защитить его от кляузников и аноним­
щиков!
— За Алексея Андреевича!
С суровой сосредоточенностью все истово, будто оказы­
вая помощь попавшему в беду товарищу, выпили до дна.
Крылов поставил на стол чуть пригубленную рюмку,
поймал осуждающий взгляд Кизирова и принял его, увидел
мелькнувшую искорку узнавания, которая тут же потухла:
где уж там — мимолетная встреча в коридорах отдела, вот
Волошина он бы узнал... И все же что-то удержало неглас­
ного тамаду от готового сорваться замечания, он отвернул­
ся и принялся за бутерброд с икрой.
Строгость момента прошла, снова ели, благодушно улы­
бались, разговаривали.

30
 — ...с моего номера ничего не видно, тем более туман,
ну, думаю, зря все, расслабились, а он как раз на меня
и вышел...
Начинающий полнеть парень с развитыми надбровными
дугами и носом бывшего боксера вскинул воображаемое
ружье, и жест получился убедительнее, чем его недавние
рассуждения о сюрреализме Сальвадора Дали.
— Ты, Орех, не первый раз засыпаешь, — хохотнул
гориллообразный Рогальский и угодливо добавил: — Хо­
рошо, что Иван Варфоломеевич не дремал — ушел бы
зверь!
— ...Никогда не подумаешь, что из воска! В зале ужасов
— мороз по коже, одна из нашей группы чуть в обморок не
упала!
Элизабет повернулась к Рите, в мочке уха остро вспых­
нула сине-зеленая искра, Крылов перехватил жадный взгляд
Ореха.
— Вы были в Англии? А во Франции? Где же вы были?
Ну что вы, обязательно поезжайте! Париж, Эйфелева башня
— на фотографиях совсем не то...
— ...Зауэр ”три кольца” лучше, тут меня никто не пере­
убедит...
Крылову казалось, что все эти разговоры нарочиты
и призваны создать некий уровень, отвечающий представле­
нию собравшихся об атмосфере светского общения.
Но все их старания изобразить если не интеллектуаль­
ную элиту, то по крайней мере достаточно близкий к ней
круг были напрасны. Хотя Крылов мог поклясться, что
сами они этого не понимают и любуются собой: умными,
развитыми, осведомленными о вещах, недоступных всяким
середнячкам. Но разве может напыжившаяся кошка выдать
себя за тигра?
— Первый раз попала в избранное общество, все такие
умные, культурные, — приняв молчаливость Крылова за
смущение, Надежда почувствовала в нем родственную ду­
шу, а выпитый коньяк способствовал доверительности и от­
кровенности. — Мы люди простые — я в магазине, муж
слесарем...
Она вдруг осеклась, будто сболтнула лишнее, даже испуг
метнулся в глазах.
— ...В таких домах никогда не бывала, вот и сижу как
дура... Когда кругом незнакомые и сказать нечего — каж­
дый себя дураком почувствует, правда ведь?
— Как же оказались у незнакомых? — нехотя спросил не
расположенный к беседе Крылов.

31
 — Галину знаю, доставала ей кое-что: сапоги, пиджак
кожаный...
— Наденька, милая, мне тоже сапоги позарез нужны! —
перегнулась через Крылова, щекоча лицо густо надушен­
ными волосами, Вика. — Зима на носу, а я разута, сделай,
век не забуду! Что надо — с меня!
Надежда выпрямилась, ощутив привычную почву под
ногами, куда делась сконфуженность!
— Приходи в универмаг, пятая секция, спросишь Шееву,
— с достоинством сказала она. — Мы хоть и не начальники,
но тоже кое-что можем!
— Поменяемся местами? — возбужденно попросила Ви­
ка, переставляя тарелки. — Хочу выпить с подругой. А паль­
то с ламой сейчас есть?
Крылов пересел, оказавшись рядом с Рогальским.
— Все кричит: ”Ах, какой спектакль!”, билетов не до­
стать, по четвертаку продают, ну купил — чепуха на по­
стном масле...
— ...Ты не прав, Ромик, надо воспитывать вкус, чаще
бывать в театрах, постепенно начинаешь понимать... — вто­
лковывал Семен Федотович.
Они продолжали пыжиться. Но запал скоро пройдет,
иссякнет запас умных слов, а выпитое спиртное довершит
дело, и вечеринка войдет в привычное русло, когда сразу
станет видно: кто есть кто.
Так и получилось. Минут через сорок в комнате стало
шумно, чинный строй застольных бесед разлетелся на рав­
ные осколки, и содержание их стало более приземленным
и практичным.
— ...с лидазой очень тяжело, но для Бадаева я, конечно,
постараюсь...
— ...стекла на веранду и шифер. Иван Варфоломеевич
все подписал, надо машину подогнать и вывезти...
— ...пятнадцать метров сверх нормы — очень много,
придется переписать акт обследования, я скажу кому следует...
— ...если переведут на безалкогольные, да еще пиво
запретят — нам всем труба...
— ...провели инвентаризацию — опять недостача двести
рублей! Я говорю: Катька, раз вместе работаем, надо друг
другу доверять. А ты что делаешь?
”В чудную компанию мы попали”, — Крылов снова
ощутил волну раздражения, тем более что Толик с видом
записного соблазнителя обхаживал Риту.
Какого черта вообще его сюда занесло? Впрочем... Обы­
чно они проводили время вдвоем или в узком кругу с дру­

32
зьями, подругами — устойчивые связи, привычные отноше­
ния, неожиданности исключены. Другое дело сейчас: незна­
комое окружение, новые знакомства, обильная выпивка,
соблазны — вон как сосед старается, тут возможны всякие
зигзаги, этакий ”люфт” поведения, когда человек раскрыва­
ется с неизвестной стороны... Значит, первый раз появилась
возможность посмотреть, как Рита проявит себя...
Крылов отогнал возникшую мысль как недостойную,
она просочилась из тех участков мозга, которые пропитаны
сомнениями и недоверием, но все-таки, что ей говорит этот
хмырь?
Крылов напряг слух.
— Такой женщине обязательно надо иметь свободные
деньги, чтобы не задумываться, сколько можно потратить...
— На тряпки? Я сама шью и прекрасно обхожусь.
— Не только. От красивой женщины должно хорошо
пахнуть, значит — французские духи, мыло по два рубля...
— Не обязательно. Нужно мыться каждый день, и запах
будет не хуже.
— Можно в этом убедиться? — в голосе пегого Толика
появились многозначительные интонации, и он потянулся
носом к шее собеседницы.
— Конечно, — Рита с улыбкой качнула в пальцах вилку,
и Толик едва успел отдернуть голову. — Попробуйте мыть­
ся каждый день.
Крылов рассмеялся.
— Выпьем за чистоплотных людей! Ваше здоровье, То­
лик!
Тот натянуто улыбнулся и поднял рюмку.
В компании возникло некое замешательство, никто не
понял, чем вызван странный тост Крылова.
— И за хороший слух! — низкий баритон Семена Федо­
ровича прозвучал как разрешение, рюмки опрокинулись,
хотя вряд ли сказанное Крыловым стало понятнее. А сам
Крылов уяснил две вещи: во-первых, Семен Федорович
здесь главный, во-вторых, он пристально наблюдает за ним
весь вечер.
— Хватит пить! — весело закричала хозяйка. — Давайте
танцевать. Ромик, сделай!
Хозяин подошел к сверкающей никелем стойке, вывел
звук на полную мощность и приглушил свет в соседней
комнате.
— Здесь у нас будет танцзал. Прошу. Только хрусталь не
бейте.
— Пляшем?
2 Вопреки закону 33
 Сухой лапкой с хищными кроваво-красными ноготками
Вика вцепилась Крылову в локоть, подалась к нему, почти
вплотную приблизив бледное лицо. По расширенным зрач­
кам и прыгающему взгляду было видно, что она сильно
пьяна.
— Следующий танец.
Крылов высвободил руку и, успев оттеснить быстро
оправившегося от неудачи Толика, увлек Риту в розовый
сумрак, где, тесно прижавшись друг к другу и не прислуши­
ваясь к музыке, колыхались несколько пар.
— Зачем ты меня сюда привела? — отодвинув прядь
волос и прикоснувшись губами к чуть оттопыренному ушку,
спросил он. — Ты хоть знаешь, что это за публика?
Прикосновение и исходивший от Риты родной будора­
жащий аромат успокоили его, раздражение начало прохо­
дить.
— Не сердись, Сашок, — Рита провела ладонью по его
щеке. — Люди как люди. Лиза-Элизабет — заваптекой,
Галка работает в посредбюро по квартирам, Романа —
только назначили заведующим в баре на Широкой. Оста­
льные тоже приличные люди. Нам-то что до них?
”Действительно, чего я взвился? — подумал Крылов. —
Ничего страшного не происходит: пришли в гости, посиде­
ли, потанцевали и разошлись. Водить дружбу с четой Ро­
гальских или их приятелями никто меня не заставляет”.
Но в глубине души он понимал, что, успокаивая себя
подобным образом, сознательно закрывает глаза на важное
обстоятельство: далеко не все равно, с кем садишься за один
стол, неосмотрительность здесь оборачивается неразборчи­
востью, диктующей свои правила поведения, порождающей
компромиссы с самим собой, настолько мелкие и незначи­
тельные, что никогда не поверишь, если не знаешь навер­
няка, будто они способны до неузнаваемости перекроить
человека и тот даже не поймет, что в длинной цепи уступок
собственным слабостям, порокам или бесхарактерности ре­
шающую роль сыграла та, первая, самая маленькая и без­
обидная.
— И все-таки, давай уйдем отсюда.
Рита замешкалась с ответом.
— Так сразу неудобно. Побудем еще немного для прили­
чия. Хорошо?
Крылов нехотя кивнул.
— Вот и умница.
Рита поцеловала его в подбородок.
— Пойдем к остальным, а то мы остались в одиночестве.

34
 Гости сидели за столом и оживленно разговаривали, при
их появлении наступила пауза.
”Похоже не на веселую вечеринку, а на деловую встре­
чу”, — отметил Крылов.
— Присаживайтесь, сейчас Ромик сделает всем коктейли,
— с обворожительной улыбкой произнесла хозяйка, приста­
льно рассматривая Крылова.
— Только не такие, как на работе, — ухмыльнулся
Толик.
— Все равно они лучше твоих котлет, — парировал
Роман. — По крайней мере, от них никто не болел дизен­
терией.
— Не ругайтесь, мальчики, — вмешалась Галина. — Лу­
чше пусть кто-нибудь расскажет интересное.
— А в мою знакомую через окно стрельнули, — сооб­
щила раскрасневшаяся Надежда. И, оказавшись в центре
внимания, бойко пояснила:
— Я ей иногда кое-что доставала, а тут договорились —
не пришла. Оказывается, какие-то бандиты убить хотели,
хорошо, промахнулись, ранили только, сейчас в больнице.
И никого не поймали...
Напрягшийся было Крылов расслабился. Такими сведе­
ниями располагает полквартала.
— И не поймают! — дряблые щеки Толика, обвисая,
делали его похожим на бульдога. — Даже этих, которые
банк ограбили, найти не могут!
— Не банк, сберкассу, — поправил тот, кого называли
Орехом. — Троих охранников перебили, у них обрез из
пулемета. Забрали двести тысяч и визитную карточку оста­
вили — череп с костями и подпись: Призраки.
— Вранье, — авторитетно перебил Кизиров. — Не две­
сти тысяч, а восемьдесят. Никаких пулеметов, никаких кар­
точек. И застрелили не трех, а одного.
— Я слышала, они письмо в милицию прислали: если
будете нас искать, убьем сто человек!
— Какой ужас! — Вика схватила Рогальскую за руку. —
Неужели правда убьют?
— И про письмо вранье! Весь город кишит самыми
нелепыми слухами, меньше верьте сплетням!
— Иван Варфоломеевич, конечно, более информирован,
но люди зря говорить не будут, — не сдавалась Рогальс­
кая.
— Вот сволочи, работать не хотят, грабят, людей убива­
ют! — Роман сжал огромные кулаки. — Надо будет ружье
зарядить!

35
 — Такие жулики серьги вместе с ушами вырвут! — по­
ежилась Элизабет. — Хоть бы их поскорей посадили!
— Ты бы выдала их, если б знала? — Вика налила
очередную рюмку.
— Вот еще! Чтоб дружки отомстили?
— Поймать их не так-то просто, — сказал Орех, плото­
ядно щурясь на Элизабет. — Все учтено, все продумано,
видать, умные люди. К тому же за свою жизнь борются, да
за деньги большие. А милиционеры за зарплату работают,
да за медальку... У кого интерес больше?
Элизабет поощряюще улыбнулась, Семен Федотович на­
хмурился.
— Неверно говоришь, голубок, найдут, из-под земли
достанут! Государственных денег да крови им не простят!
— Государственных денег и без крови не прощают, —
бросил реплику Кизиров. — Девяносто три прим, в особо
крупных — и к стенке...
— Интересно, где они сейчас, в эту минуту? — спросил,
обращаясь ко всем, бывший боксер. — И что делают?
— Сидят в каком-то подвале, деньги пересчитывают,
пьют...
— Да они, видать, совсем не из нашего города: свои-то
разве пойдут на такое? — с житейской мудростью рассудила
Шеева. Она снова утратила бойкость и держалась скованно
и напряженно, как в начале вечера. — Небось, уехали давно
за тысячу верст, схоронились где-то на Севере...
— ...Может, даже в этом доме сидят в подвале, на
чердаке или в квартире за стеной, — Орех постучал по ковру.
— Не нужны мне такие соседи! А ружье заряжу, мед­
вежьими пулями...
— Пошел бы охотиться на них?
— Нет уж, лучше на кабанов, у тех пулемета нет!
— Я бы тоже не хотел этих ребят ловить — терять ведь
им нечего.
Крылов почувствовал гордый взгляд Риты.
— Однако здесь немного смелых мужчин!
— Сколько же? — поинтересовался Кизиров. — И что
считать смелостью?
— То, что противоположно трусости! Давайте выпьем за
Сашу...
Крылов досадливо поморщился, протестующе поднял
руку, но она не остановилась.
— Он совсем недавно награжден орденом...
— За трудовую доблесть? Передовик? Пятилетку в четы­
ре года?

36
 Толик оживился, и даже в глазах невозмутимого Семена
Федотовича мелькнула тень интереса.
— Саша получил боевой орден. Красное Знамя!
В голосе Риты отчетливо читалось удовлетворение со­
бственницы.
Что с ней происходит, черт побери!
— Вы военный?
Это спросил сам Семен Федотович.
— Летчик! — со смехом сказала Рита, давая возмож­
ность Крылову молчанием подыграть ей и скрыть профес­
сию, которая, судя по всему, не должна была вызвать
у собравшихся теплых чувств.
Но зачем вообще она это затеяла?
— Вы правда летчик? — поинтересовалась хозяйка.
— Я работник уголовного розыска, — отчетливо выго­
ворил Крылов, и в голосе прозвучало больше вызова, чем
бы ему хотелось.
— Какой ужас! — ахнула Вика, — теперь нас всех
посадят!
Роман резко ткнул ее локтем в бок, водка выплеснулась
на платье.
В компании наступило замешательство.
— Ну и ничего, — сглаживая возникшую неловкость,
бодро проговорила хозяйка. — В милиции тоже есть хоро­
шие люди. Вот один раз, когда у меня украли сумку...
— Конечно, ничего, — тоном, которым тактичные люди
разговаривают с тяжело больным, поощрил Крылова Се­
мен Федотович и отпихнул возбужденно шепчущего ему на
ухо Толика. — У нас любой труд почетен... Тем более
угрозыск... Это ОБХСС придирается, а угрозыск ловит бан­
дитов, жуликов.
— Ничего себе... — хихикнула Вика и выпила. — А ты
можешь этому бульдогу руку сломать?
— Убери ее, Рома, — обиделся Толик. — Каждый раз
одно и то же.
— Пусть умоется! — распорядился Семен Федотович,
и Роман утащил упирающуюся Вику в ванную.
— Вам тоже нехорошо? — наклонился Кизиров к Надеж­
де Шеевой, которая побелела, словно перед обмороком.
Та беззвучно шевельнула губами.
— Перебрали девчата! — деланно весело сказала Гали­
на, выводя Надежду в другую комнату. — Ничего, оклема­
ются!
— Да, пить — здоровью вредить! — скорбно кивнул
Кизиров. И без всякого перехода продолжил:

37
 — Так что там с этими бандитами? Сведения есть раз­
ные, а как на самом деле?
Крылов пожал плечами.
— Я занимаюсь другой работой.
Кизиров переглянулся с Семеном Федотовичем.
— Понимаю, понимаю... Служебная тайна, бдитель­
ность — все правильно... — Он сделал паузу. — Но объяс­
ните мне, как специалист, дело Волопасского... Мы все его
знали, человек порядочный, не бандит, как же он мог заду­
шить эту девку? Да еще из-за денег? Ерунда какая-то! Все
равно что представить, будто Семен Федотович убьет Эли­
забет, чтобы забрать серьги!
— Ну и сравнения, — недовольно поджал губы Семен
Федотович.
Крылов повторил тот же жест.
— Вина Волопасского доказана, приговор вступил в за­
конную силу. О чем тут говорить?
— Не приставай к человеку, Иван, — прогудел Семен
Федотович. — У него работа болтовни не любит, понимать
надо! Давайте лучше выпьем за человечность...
К столу вернулась Галина Рогальская, поискала глазами
по сторонам, рассеянно сообщила:
— Полегчало Надьке. Воды попила, на воздухе постояла
— и очухалась. Я ее в такси посадила.
— Работать можно везде, — продолжил Семен Федото­
вич, — главное, надо оставаться человеком.
— Что вы имеете в виду? — Крылов уже понял, как
закончится этот вечер.
— Вот вы пили за чистоплотных людей. И я о том же.
Неважно, какая у тебя профессия, важно быть порядочным,
принципиальным. Если там вор, бандит, убийца — никакой
пощады, крути его в бараний рог! А если хороший человек,
по работе неприятности, попался, семья, дети — надо ему
помочь. Ведь правильно? У него ни ножа, ни пистолета. Он
никому не опасен, зачем же его за решетку сажать вместе
с преступниками? Люди должны помогать друг другу! Ты
его поддержал в трудную минуту, он тебя — всем хорошо,
все довольны. По-моему, так и надо. Правда?
Слова Семена Федотовича проще всего было расценить
как призыв к индивидуализации ответственности, гуман­
ности закона, глубокому и всестороннему выяснению всех
обстоятельств дела — основным принципам советского су­
допроизводства, с которыми солидарен любой юрист.
Проще всего было неопределенно кивнуть головой, про­
мычать что-то вроде согласия, как принято среди воспитан­

38
ных интеллигентных людей, чтобы не вступать в ненужный
спор и не портить настроения себе и другим. Ведь ничего не
стоило сделать вид, что не понимаешь, какой смысл прячет
сосед по дружескому застолью за хорошими и правильными
словами о порядочности, принципиальности, человечности.
Но сам-то Семен Федотович знает, что ты прекрасно
понял подтекст, да и остальные — Толик, Галина, Элизабет,
— и все они ждут твоего кивка, потому что это и будет тот
самый, первый маленький безобидный компромисс...
— Правильно я говорю? — Семену Федотовичу не тер­
пелось получить подтверждение своей правоты.
— Не понял. Вы хотите сказать, что грабителя и хулига­
на надо сажать в тюрьму, расхитителя и взяточника от­
пускать, рассчитывая на его ответную благодарность?
Называть вещи своими именами не принято по прави­
лам игры, и Семен Федотович оторопело замолк. Наступи­
ла короткая пауза, вдруг Галина, которая уже несколько
минут напряженно прислушивалась к чему-то, вскочила
и бросилась в коридор. Распахнулась дверь ванной, раздал­
ся хлесткий шлепок.
— Идиотка, глаза!
В комнату вбежал Роман с расцарапанным лицом, одна
щека сохранила отпечаток ладони супруги.
— Вот дура! Я же ничего не делал!
Из ванной донеслись еще несколько шлепков, Элизабет
поспешила туда.
— Хорошо сидим. Еще по одной? Ваш тост, Семен
Федотович! — откровенно издевался Крылов.
— За чувство долга, — Семена Федотовича было трудно
выбить из колеи даже таким убийственным юмором. —
А вам что же, действительно никогда не предлагали?
Крылов вспомнил тамбур ночного скорого, замызган­
ный железный пол, по которому катались они с Глушако­
вым, тусклый свет слабой лампочки где-то далеко вверху,
противную мысль о возможной смерти и о том, что провод­
ник плохо подметает: в углу у распахнутой в грохочущую
темноту двери валялись окурки. Как он все-таки заломал
противника и отобрал у него пистолет, но поверил в победу
и ощутил радость только тогда, когда бандит срывающим­
ся от боли голосом выдавил: ”В купе чемодан, там сорок
тысяч. Бери себе — и разошлись, я здесь спрыгну...”
— Отчего же! — весело сказал он. — Было дело!
— Раз рассказываешь, значит, не взял. Почему? Побоял­
ся?
Семену Федотовичу действительно было интересно.

39
 — Побоялся, — кивнул Крылов. — Что он может в один
прекрасный день прийти не к тебе, а к какому-нибудь при­
личному человеку.
Он посмотрел на Риту.
— Не знаю, как вы, мадам, а я ухожу. У хозяев и без нас
много дел.
Из ”танцзала” доносились крики Галины и успокаива­
ющее бормотание Романа. В коридоре Крылов столкнулся
с Элизабет, которая выводила из ванной закутанную в ха­
лат и, казалось, совсем протрезвевшую Вику.
— Вы уже уходите? — как ни в чем не бывало спросила она.
— Да, все было очень мило, как в лучших домах. Пере­
дайте привет хозяевам. До свиданья.
На углу Крылов остановился и взглянул на часы, твердо
решив не ждать больше пяти минут. Рита выбежала через три.
— Зачем ты это затеяла?
Она почувствовала, что скрывается за ровным тоном, но
виду не подала.
— А что такого? Разве я сказала неправду?
Но, встретив яростный взгляд Крылова, осеклась и про­
должила, как бы извиняясь:
— Все бабы хвастались — одна бриллиантами, другая —
заграницей, третья — платьем, четвертая — мужем. А я что?
— Зачем тебе меряться с ними? И выставлять мой орден
против чьих-то побрякушек? Считаешь, это сопоставимые
вещи?
— В том-то и дело, что нет! Орденов ни у кого нет...
Они долго препирались под яркой ртутной лампой, вок­
руг которой кружилась в таком же бессмысленном, как их
перебранка, хороводе всякая ночная мошкара, наконец
поссорились окончательно. На такси Крылов отвез Риту
домой, не выходя из машины, сухо попрощался, усталый,
злой и раздраженный поехал к себе.

III. РАССЛЕДОВАНИЕ
1

Пулю найти не удалось. Человек десять дружинников

тщательно обследовали пространство между домами, осмо­
трели детскую площадку и даже просеяли песок в песочнице,
но безрезультатно.

40
 Крылов возлагал большие надежды на допрос бывшего
мужа потерпевшей, но оказалось, что Михаил Нежинский
полтора года назад утонул, купаясь в реке.
В архиве прокуратуры Зайцев нашел уголовное дело,
возбужденное по факту его смерти.
Крылов рассматривал фотографию симпатичного парня
с тоскливыми глазами, читал характеристики, отзывы зна­
вших его людей. Инженер, характеризуется положительно.
Замкнут, иногда вспыльчив. Очень тяжело пережил развод
— болел, хандрил, даже начинал пить, но это у него не
получалось. Хорошо плавал, уверенно чувствовал себя в во­
де. Между строк дела отчетливо проступала никем прямо не
высказанная мысль о самоубийстве.
Допрошенная в числе других свидетелей Нежинская на
вопрос о возможности самоубийства четкого ответа не да­
ла, но пояснила, что муж страдал нервными срывами и от
него всего можно было ожидать.
Уже неделю механизм следствия крутился вхолостую.
На это и намекнул замначрайотдела Фролов, вызвав Кры­
лова после утреннего селектора.
— Скучаешь? Съезди с Широковым на задержание, по­
моги ОБХСС, а то совсем мохом обрастешь!
Когда они приехали, на трикотажной фабрике шло со­
брание по вопросу сохранности соцсобственности. Выступал
директор — Бадаев Алексей Андреевич, бичевал группу
расхитителей, действовавшую здесь несколько лет. Увидев
Широкова, он удвоил энергию, заклеймил позором всех, кто
халатно относится к сохранности народного добра, и себя
не пожалел — покаялся в благодушии, доверчивости, но тут
же заверил: с этим покончено, железной рукой наведем
порядок, личный контроль и все такое. Зал аплодировал.
Потом оперативники прошли к Бадаеву в кабинет, Ши­
роков положил перед ним постановление об аресте, ощупал
карманы, осмотрел сейф и ящики стола.
Алексей Андреевич вначале возмутился, к телефону бро­
сился, фамилиями ответственными пугал, потом сник, как
будто стержень из него вытащили.
— Оговорили, сволочи, — сипло произнес он. — Только
я тут ни при чем, сами убедитесь...
Выходил из кабинета он уже не тем человеком, которым
вошел в него сорок минут назад.
С фабрики поехали к Бадаеву на дачу, и, когда выкопали
из клумбы две литровые банки, туго набитые крупными
купюрами, с ним произошло еще одно превращение: на
глазах осунулся, постарел, даже ростом меньше стал.

41
 — Оболгали, подкинули, — монотонно, как автомат,
бормотал он, не вникая в смысл произносимого. — Руково­
дитель всегда за всех отвечает...
Бадаева отвезли в прокуратуру. Крылов стал у окна,
Широков — позади стула допрашиваемого, как положено,
тот еще ощущал себя директором, косился непонимающе,
но в мыслях у него был хаос, глаза беспокойные, оторопе­
вшие, и видел он все не так: и стандартный, казенно пах­
нущий кабинет, и зеленую листву за окошком, и следова­
теля, молодого еще, но цепкого, с тремя звездочками юри­
ста второго класса в петлицах, который коротко рассказал
Бадаеву, как обстоят его дела.
А обстояли они скверно. Его зам оказался человеком
ушлым и дальновидным: сохранял все записочки, докумен­
ты на левый товар с бадаевской подписью, да еще переписы­
вал номера купюр, когда отдавал директору его долю.
А пришло время отвечать, — он все это на свет божий
и вытянул — любуйтесь, мол, не я здесь главный, меня
прямой начальник вовлек, с него и основной спрос! Паскуд­
ная публика, подленькая, эти друзья-расхитители.
Деваться Бадаеву было некуда, но он от всего отказался,
даже от подписей собственноручных отперся и только по­
вторял, что это происки недругов, дескать, запутать, грязью
замарать кого угодно можно.
В машине Бадаев заплакал.
— Как же так, сколько лет на руководящей работе,
грамоты, премии и все — коту под хвост. Оказывается, вор
я, преступник... Да где же тогда справедливость?
Крылов поморщился. Тягостная сцена. Воры, мошен­
ники, грабители — тоже справедливости хотят, требуют
даже. Только справедливость для всех них заключается
в том, чтобы можно было красть и грабить сколько угодно,
в любое время суток, у кого захочется, и при этом оставать­
ся безнаказанными. А так, к счастью, почти никогда не
бывает.
Когда арестованного сдали в следственный изолятор
и возвращались обратно, Широков неожиданно спросил:
— А ведь тебе стало жаль Бадаева?
— Пожалуй, — ответил Крылов. — Когда задерживаешь
убийцу или насильника — все на своих местах. А тут —
вроде бы приличный человек...
Разбитый ”уазик” завывал надсаженным движком, и им
приходилось повышать голос.
— Вид респектабельный: костюмчик финский, рубашка
крахмальная, галстук выглаженный, а выбрит как! Бритва

42
у него ”Браун” — из ”Березки”. — Медленно продолжил
Широков. — Да если бы только это! Авторитетный руково­
дитель, хороший семьянин, куча благодарностей. Собрания
проводил, обязательства брал, речи пламенные произносил!
Душой за производство болел, фонды на реконструкцию
выбивал, станочный парк обновлял! Вот что страшно! В ка­
бинете своем за одним столом начальников цехов, охрану
инструктировал насчет контроля, бдительности, а потом
с шайкой своей делишки грязные обсуждал. Одной ручкой
благодарности передовикам производства и липовые наря­
ды подписывал. Ну да кабинет, стол, ручка — ерунда,
а сам-то он, сам — тоже один: то в президиуме заседает, то
о сбыте левака договаривается, то с трибуны правильные
слова говорит, то в подсобке, в закутке, деньги за украден­
ное получает! Ты знаешь, сколько работаю, а привыкнуть
к такому не могу. Иногда думаю: вот найти бы у него
в мозге участочек, откуда все идет, облучить рентгеном,
ультразвуком, вырезать, наконец, к чертовой матери и гото­
во — выздоровел человек!
— Что ж, он — больной, по-твоему? — спросил Крылов,
хотя знал ответ.
Широков невесело усмехнулся.
— Это я для примера. Нету, конечно, вредоносного
кусочка в мозге, есть натура двойная — одна для всех,
другая — для себя да для таких же, как сам, которых не
стыдишься. Оборотни.
Завтра он, конечно, начнет ”колоться” и обязательно
найдет для себя что-нибудь в оправдание. Или обманули
его, или впутали, или соблазнили, или запугали... А сам он
хороший, не такой, как другие...
Крылов прищурился.
— А ты вообще видал хоть одного преступника, кото­
рый считал бы себя хуже других, не оправдывал бы то, что
он сделал? Лично я не видел. Даже всякая опустившаяся
пьянь — ворье, бродяги, и то находят кого-то более жал­
кого, грязного и вонючего, у кого больше трясутся руки, кто
совершил еще более мерзостную пакость и на кого можно
презрительно указать пальцем сверху вниз! Разве кто-то из
них судит себя полной мерой?
— А Волопасский?
Крылов поерзал на вытертом, видавшем виды сиденье.
Действительно, Волопасский...
Его знали и Крылов и Широков — высокого крепкого
импозантного мужчину с густой, чуть начинающей седеть
шевелюрой. Завсегдатай ресторанов, большой любитель

43
скачек, уверенный, напористый, умеющий постоять за себя
в споре, ссоре, а если понадобится — то и в драке. Со
звучным и необычным именем Цезарь.
Когда-то он учился в юридическом, его отчисляли за
пропуски и неуспеваемость, потом восстанавливали, и никто
уже не помнил, получил он в конце концов диплом или нет.
В последние годы Цезарь Волопасский возглавлял само­
стоятельные строительные бригады, работавшие по догово­
рам в колхозах области. Его шибаи возводили коровники,
асфальтировали тока, ставили навесы над площадками для
хранения техники. Работа шла аккордно, от зари до зари, не
обходились и без приписок, на которые в таких случаях
заказчики смотрят сквозь пальцы: лишь бы получить в срок
готовый объект.
Сам Волопасский не брал в руки инструмента, иногда
неделями вообще не появлялся на стройке — у него были
иные функции: представительствовать в областных учрежде­
ниях, выбивая технику, фонды, стройматериалы. Он не за­
бывал однокашников — некоторые уже занимали ответст­
венные должности, и неопределенность рода занятий бы­
вшего соученика их смущала, но в конце концов ничем
противозаконным он не занимался, хлопот не доставлял,
напротив — прекрасно организовывал рыбалку с ухой, мог
раздобыть лицензию на отстрел кабана, знал нескончаемое
число тостов, блестяще вел стол, — почему не потрафить
старой дружбе?
В охотничье-рыболовных компаниях Цезарь встречался
с друзьями своих однокашников — тоже руководителями
различных уровней и впоследствии мог заходить в их каби­
неты без стука.
Он никогда не просил для себя лично: хлопотал для
колхоза ”Рассвет” или ”Заря”, представлял необходимые
документы, так что все было законно и официально, требо­
валось только небольшое участие, желание пойти навстречу.
И он его получал вместе с визами, подписями, резолюци­
ями.
Расчеты со строителями шли через руки Волопасского,
члены бригады получали до тысячи в месяц, сам Цезарь, не
зарываясь, расписывался в ведомости за полторы.
Такого рода деятельность безгрешной не бывает, логика
событий требовала, чтобы Волопасским рано или поздно
заинтересовалась служба БХСС. Но случилось по-другому.
Цезарь был жизнелюбом. Вкусные обеды, марочные ви­
на, дорогие коньяки, азарт ипподрома... Вокруг него всегда
крутились приятели, он не мелочился, и все это знали;

44
веселье, шоколад, шампанское, яркие тряпки... Как мотыль­
ки на огонь, летели на Волопасского девицы определенного
сорта. Цезарь отбирал красивых. Отношения между ними
складывались легко, просто и бездумно.
Таня Линник скиталась по чужим углам и попросила
Цезаря помочь ей получить квартиру. Тот пообещал — он
любил показать себя влиятельной фигурой. Посоветовал
собрать нужные документы, стать на квартирный учет.
Тем временем на ниве шибайничества произошли серьез­
ные перемены. Началось все с разоблачения нескольких
наемных бригад, бригадиры которых в сговоре с руководи­
телями хозяйств разворовали сотни тысяч рублей. Прошли
громкие судебные процессы, были вынесены частные опре­
деления, выступила пресса, полетели из своих кресел многие
приятели Волопасского. А сам он оказался не у дел.
Надвигались праздники, жене он обещал увлекательную
поездку, приходилось лихорадочно врать, что вот-вот ему
должны выплатить крупную сумму, надо только подождать
чуть-чуть, самую малость.
А на горизонте снова появилась Таня Линник со своей
просьбой. Волопасский повел ее в крупный строительный
трест, посадил в приемной, а сам зашел к управляющему —
одному из тех шапочных знакомых, с которым как-то раз
вместе ловил рыбу. Поговорил десять минут, посетовал на
трудные времена, спросил, не найдется ли для него место
в юридическом бюро или отделе снабжения. Потом вышел
к Тане Линник и сообщил, что все в порядке: ее включат
вместо выбывшего члена кооператива, дом сдается в следу­
ющем квартале, надо довершить формальности и внести
паевой взнос.
Таня Линник сняла с книжки деньги, снесла в ломбард
зимние вещи и золотые украшения, позанимала у знакомых.
Когда в следующий раз она встретилась с Волопасским, в ее
сумочке лежали четыре тысячи рублей.
В загородной шашлычной выпили за будущее новоселье,
затем Волопасский предложил прогуляться в рощу. Там
и нашли на следующий день Таню Линник задушенной.
Раскрыть преступление не составило труда. Хотя Воло­
пасский предупредил, чтобы она никому не рассказывала,
куда и с кем идет, но, видно, Линник чувствовала опасность,
потому что оставила дома записку: ”Если я не вернусь,
ищите Цезаря”.
Цезаря Волопасского взяли в столичной гостинице, где
он с присущим и привычным размахом проводил празд­
ники. Слово, данное супруге, он сдержал — отдых удался на

45
славу: номер ”люкс”, увеселительные поездки на такси,
рестораны, шумные компании новых друзей, словом, все
как обычно. Жене он сказал, что один из задолжавших ему
колхозов выплатил, наконец, кругленькую сумму. Деньги
были небрежно рассованы по карманам пиджака — остава­
лось почти три тысячи.
Все, кто знал Волопасского, не хотели верить в проис­
шедшее: ”Цезарь не из тех людей. Подумаешь, четыре
тысячи! Мало через его руки денег прошло? Он же деловой
мужик, ну, афера какая, хищение — это он еще мог, но
убийством себя замарать — извините! Тут что-то не так”.
На скамье подсудимых Волопасский выглядел почти как
обычно, только бесследно исчезла импозантность, согну­
лась спина, да взгляд не поднимался от пола. Усталый
сорокашестилетний мужчина, считающий жизнь оконченной.
Он признался сразу, на первых допросах, лишь корыст­
ный мотив отрицал: якобы Линник передала ему деньги для
сохранности, потом они поссорились, он пришел в ярость,
а когда опомнился, было уже поздно...
Могло показаться, что Волопасский изворачивается, пы­
тается избежать высшей меры, но когда ему предоставили
последнее слово, он глухо, но отчетливо проговорил: ”Я
убийца. Прошу меня расстрелять. Не хочу жить”.
Ему дали пятнадцать лет. После суда он пытался покон­
чить с собой.
— Так что скажешь про Волопасского? — переспросил
Широков.
Крылов, не отрываясь, смотрел в окно.
— Волопасский не исключение. На убийстве сломался,
жить не захотел, попросил расстрела, это достаточно непри­
вычно. А в остальном? Осудил себя, пришел в ужас, пытался
очиститься? Нет, обычная история: ”себя не помнил, как все
получилось не знаю, деньги взял случайно”. Вроде и не
особенно виноват. Самоубийство не получилось — и ничего,
живет. Ест с аппетитом, спит крепко, смотрит кино в клубе,
передачи получает. Небось рассказывает, что попал случай­
но...
Машина приближалась к отделу. Крылов потянулся,
одернул пиджак, Широков ждал продолжения.
— На днях я дежурил, пьяный ножом ударил прохожего.
Ни за что. И туда же: ”Это все он — дал бы мне закурить —
ничего бы и не было”. В чем же разница между ним и Цеза­
рем? Один — опустившийся бродяга, другой — лев полусве­
та. Но и в нем было что-то этакое: недаром Линник записку
оставила... А в остальном полное сходство. — ”Уаз” со

46
скрипом затормозил, оперативники выпрыгнули из прово­
нявшей бензином кабины. — Так всегда, — подвел итог
Крылов. — Каждый находит себе смягчающие обстоятель­
ства. Пусть притянутые за уши, глупые, пусть для окружа­
ющих их нелепость очевидна, ничего, сойдут для самого
себя, для дружков, родственников, соседей — для всех, кто
хочет, чтобы они были.
Широков неопределенно улыбнулся и, прощаясь, протя­
нул руку.

Возвращаясь после обеда к себе, Крылов привычно огля­

делся на этаже. Длинный пустынный коридор упирался
в окно, яркие солнечные лучи высвечивали плавающие
в воздухе бесчисленные пылинки, казенные стулья у стен —
жесткие, с вытертыми сиденьями, отбрасывали длинные
тени.
У окна, спиной к Крылову, стояла женщина: высокая,
стройная, он подумал, что это Рита, но тут же понял, что
ошибся. Когда щелкнул замок, она обернулась, но против
солнца лица видно не было, только светлым ореолом
вспыхнули волосы.
”Наверное, красивая, — подумал Крылов. — Интересно,
кого она ждет?”
Оказалось — его. Когда она без стука распахнула дверь
и положила на стол повестку, Крылов быстро прикинул:
по какому делу и в качестве кого может проходить такая
дама.
Худощава, тонкие черты лица, красивые задумчивые
глаза: маленькая головка на длинной шее. Подчеркнуто
прямая спина, плечи шире бедер, длинные тонкие ноги.
Несмотря на рост — высокая ”шпилька”, безукоризненно
сидящий дорогой велюровый костюм, который не найдешь
в свободной продаже. Картинка из французского журнала
мод.
В прошлом году, когда обворовали городской Дом мо­
делей, к Крылову приходили многочисленные свидетель­
ницы — яркие экзотические пташки: манекенщицы, модели,
со стандартными фигурами, в броских ультрасовременных
нарядах, и это служило коллегам источником однообразных
и не слишком остроумных шуток. Но сейчас у него в произ­
водстве не было ни одного подходящего материала.

47
 Разглядывание посетительницы затянулось, и уголки ее
губ дрогнули в едва заметной улыбке. Крылов перевел
взгляд на повестку и чуть не присвистнул.
— Это вы — Нежинская?!
Улыбка стала явной.
— Да, Нежинская Мария Викторовна. Почему вас это
удивляет?
Крылов достал нужную папку и вытряхнул маленькую
фотографию.
— Вашего фотографа следует привлечь к уголовной
ответственности за такой снимок!
Нежинская рассмеялась. Она не стала говорить обычных
в подобных случаях слов о своей нефотогеничности, просто
приняла комплимент как должное, так же, как свое право
без стука входить в любую дверь. Но Крылов не собирался
говорить ей комплиментов! А получалось — сказал. Впро­
чем, скорее она своей реакцией превратила нейтральную
фразу в комплимент.
”Пожалуй, ухо с ней надо держать востро!” — подумал
Крылов и указал на стул:
— Садитесь.
— Спасибо.
Села она аккуратно на краешек сиденья, положив изящ­
ную кожаную сумочку на плотно сдвинутые колени.
— У вас, наверное, уйма работы, как в фильмах про
следователей?
Держалась Нежинская уверенно, даже первой начала
разговор, превращая допрос в светскую беседу.
— Я не следователь.
Она вопросительно подняла брови, ожидая разъяснений,
но Крылов вовсе не собирался объяснять разницу между
следователями и инспектором уголовного розыска и сразу
задал встречный вопрос:
— Как себя чувствуете?
Она улыбнулась.
— Почти нормально. — Улыбка ей шла, и она это знала,
поэтому выработала манеру разговаривая улыбаться. —
При резких движениях рана побаливает, но это скоро прой­
дет. Врач сказал, что мне повезло. — Она опять обаятельно
улыбнулась.
— Потому что в вас выстрелили?
Почувствовав в тоне Крылова раздражение, она стала
серьезной.
— Ну, что вы! Потому что не попали.
— А кто мог в вас стрелять?

48
 — У меня уже спрашивали, — Нежинская совсем по-
девчоночьи пожала плечами. — Но я не знаю. Тут какая-то
ошибка.
Она поморщилась, видно, пошевелила рану, и Крылову
стало ее жаль, разом пропала настороженность и желание
ловить на мелких неточностях и противоречиях в пре­
дыдущих показаниях. Он все-таки попробовал зайти то
с одного, то с другого бока, но ничего нового не услышал:
не знаю, ума не приложу, понятия не имею.
В том, что не касалось происшествия, Нежинская была
словоохотливой, непринужденно поддерживала разговор,
по своей инициативе пересказала несколько городских
сплетен, вспомнила забавный случай из студенческой жиз­
ни.
Она была приятной собеседницей и вообще производила
хорошее впечатление.
Чувствовалось, что она привыкла находиться в центре
внимания и умеет такое внимание поощрять. Это могло
ничего не значить, а могло значить очень многое.
Беседа затянулась почти на час, хотя протокол получил­
ся коротким — неполный лист специального бланка.
Когда Нежинская подписывала показания, Крылов заме­
тил, что у нее крупноватые кисти, сильно выраженные суста­
вы пальцев и морщинистая кожа рук. Общего впечатления
эти недостатки не портили и компенсировались ухоженны­
ми, миндалевидной формы ногтями, покрытыми перламут­
ровым лаком. С таким маникюром не очень-то удобно
стирать, мыть полы, готовить.
— Когда вы выписались из больницы? — спросил Кры­
лов напоследок, чтобы заполнить паузу между окончанием
допроса и прощанием.
— Позавчера. Еще с неделю амбулаторное лечение. Ужа­
сно надоело. Невезучий у меня этот год — второй раз по
врачам: уколы, лекарства.
— А что с вами случилось в первый раз? — привычно
поинтересовался Крылов.
— Не так давно я попала в аварию. Переходила улицу —
на Фонарной, напротив промтоварного, там стояла очередь,
давали какую-то ткань красивую, думаю, дай посмотрю.
Ну, и угодила под машину. Хорошо, водитель затормозить
успел — ушибы, синяки, легкое сотрясение мозга. Проваля­
лась в клинике почти месяц. И вот опять.
На прощание Нежинская еще раз улыбнулась, и Крылов
проводил ее до двери, хотя вообще не имел такой привычки
и сейчас тоже не собирался этого делать.

49
 ”Черт возьми, как ей удаются подобные штуки, — подумал
он. — Флюиды какие-то, биотоки, неотразимое обаяние?”
Если бы Крылова спросили, он вряд ли смог бы объяс­
нить, зачем позвонил в ГАИ и запросил данные по наезду на
пешехода у промтоварного магазина. Но он это сделал
и получил ответ, что в текущем году ни одного подобного
происшествия на улице Фонарной не зарегистрировано.
”Неужели соврала? Но зачем?!”
Он набрал номер травматологического пункта. Здесь
подтвердили: да, три месяца назад с автодорожного проис­
шествия доставлена гражданка Нежинская, ей оказана пер­
вая помощь, выписано направление на госпитализацию.
Странно. Раз пострадавшая госпитализирована, авария
не могла не попасть в сводку происшествий и учеты ГАИ.
Возникшее противоречие следовало разрешить.
”А нужно ли? — спросил он сам себя. — Какое мне дело
до этой аварии, до полноты учета происшествий госавтоин­
спекцией, до противоречий, не имеющих отношения к вы­
стрелу в окно квартиры Нежинской? Этак можно закопаться
по уши и никогда не переварить обильный поток лишней
информации!”
Поразмышляв с минуту, Крылов решил, что целесооб­
разнее попытаться установить какие-нибудь новые обсто­
ятельства по месту работы Нежинской.

IV. ИНСТИТУТ
1

Научно-исследовательский институт проблем передачи

информации размещался в новом четырехэтажном здании
кубической формы.
Здесь ничего не изменилось: тот же стенд передовиков
в отделанном мрамором вестибюле, та же деревянная стойка,
за которой подслеповатый вахтер мирно читает газету.
Однако в кресле заместителя директора находился неиз­
вестный Крылову красивый молодой человек. Идеальный
пробор, идеальный узел галстука, идеальный костюм.
Крылов представился.
— Кабаргин Вадим Михайлович, — здороваясь, замди­
ректора вышел из-за стола, и оказалось, что у него широкие,
как у женщины, бедра.

50
 — Два месяца назад я разговаривал в этом кабинете
с другим человеком. — Крылов подумал, что не очень
удачно начал беседу.
— Меня недавно назначили. — Кабаргин улыбнулся
идеальной улыбкой. — Но почему к нам зачастила мили­
ция?
— В прошлый раз я встречался с Элефантовым...
— Вот как! И сейчас к нему? За прибором для чтения
мыслей? — Кабаргин разволновался. — Все это липа, новый
вариант вечного двигателя! И с идеологических позиций
крайне сомнительно! Мистика какая-то! Моя бы воля...
Если бы не директор...
— Я хочу познакомиться с сотрудниками четвертого
сектора, — сумел вставить Крылов.
— Вот-вот! Все им интересуются. Умеет себя подать.
Нашел какого-то шарлатана и дурачит людей. На конфе­
ренциях выступает, статьи печатает...
Крылов с трудом прервал Кабаргина и спешно распро­
щался. Полдня он провел в отделе кадров, затем отправился
в четвертый сектор.
Часть комнаты, отгороженная некрашеной фанерой от
пола до потолка, напоминала пенал; кофейные чашки, чай­
ник, окурки со следами помады показывали, что атмосфера
тут довольно свободная.
У дальней стены на белом лабораторном табурете си­
дел высокий человек с изможденным лицом, глаза у него
были полузакрыты, руки лежали на коленях, тонкие паль­
цы заметно вздрагивали. В унисон со стрелкой какого-то
небрежно смонтированного — все потроха наружу — при­
бора, на который Крылову порекомендовал смотреть Эле-
фантов.
— Евгений Петрович, посильнее, пожалуйста, два мак­
симума, если можно. — Тон Элефантова был явно проси­
тельный.
Человек на табурете поморщился. Стрелка резко — до
середины шкалы — качнулась вправо, потом еще раз.
— Все, хватит, мне это уже осточертело, — человек
рывком встал, нервно хрустнул пальцами. — Тем более что
твоему гостю это неинтересно. У него на уме какие-то
головоломки, он ищет сам не знает чего, почти как ты.
Пореев насыпал в чашку растворимого кофе, сахара,
капнул воды и начал взбивать ложкой пену.
— На эти сеансы у Евгения Петровича тратится много
нервной энергии, поэтому он бывает раздражительным. Да­
вайте мы тоже выпьем кофе с пенкой.

51
 Элефантов постарался сгладить резкость Пореева, а тот
принял это как должное, чувствовалось, что такова обычная
манера отношений между ними.
— Вот так мы и работаем. — Элефантов сосредоточенно
размешивал светлеющую на глазах смесь. — Экранировки
помещения практически нет — тонкий лист свинца по пери­
метру — и только, технического персонала нет: то дадут
лаборантку, то заберут снова, индуктор — капризный эн­
тузиаст, если бы он работал за плату, то вел бы себя более
спокойно. Кустарщина!
Он налил в чашки кипяток, поднялась густая светлая пена.
— То что надо. А результат, между прочим, налицо.
Сами видели: мозговая энергия фиксируется на расстоянии,
несмотря на помехи.
— А каков практический выход вашей разработки? ”Не
считая того, что вы научились готовить вкусный кофе?” —
вторую часть фразы Крылов произнес про себя.
Пореев хмыкнул.
— Индуктор может передать нужную информацию. По­
ка — азбукой Морзе или двоичным кодом, вот у нас целая
груда лент, а потом — непосредственно образами: зритель­
ными или смысловыми. Это, конечно, дело не сегодняшнего
дня... — Элефантов зачем-то продолжал размешивать кофе.
— Значит, сейчас работа носит абстрактный характер? —
спросил Крылов.
— Ну почему же? А кофе, товарищ сыщик? — издева­
тельски заметил Пореев.
Крылов подумал, что Порееву он не представлялся.
— Не абстрактный, а теоретический, — поправил Элефа­
нтов, недовольно покосившись на Пореева.
— Все упирается в одну вещь: мой прибор фиксирует
пока только мощное биополе, которое встречается у очень
немногих людей. Уважаемый Евгений Петрович — один из
них, потому я и терплю его скверный характер. А вот если,
например, вы или еще кто-то сядет на это место, — Элефан­
тов кивнул в сторону белой табуретки. — Стрелка не сдви­
нется с места...
— Насчет нашего гостя ты ошибаешься, — с усмешкой
проговорил Пореев. — Попробуй и убедишься: у него мощ­
ный биопотенциал. Хотя, конечно, с моим не сравнится.
Элефантов усадил Крылова на табуретку, щелкнул тум­
блером.
— Невероятно!
— Примерно в два раза меньше моего, — в голосе
Пореева чувствовалось нескрываемое самодовольство.

52
 — Сосредоточьтесь! Попробуйте еще сильнее! Э, черт, не
так!
Крылов встал.
— Спасибо за кофе. Признаться, первый раз в жизни
меня делают объектом лабораторных опытов. Но, очень
жаль, вряд ли смогу пригодиться вам в этом качестве.
Элефантов потух так же внезапно, как и вспыхнул.
— Извините, я увлекся...
— Где там увлекся. — Пореев поднял палец к потолку.
— Если бы товарищ сыщик попался тебе полгода назад, ты
бы его отсюда не выпустил. Даже если бы пришлось связать
его по рукам и ногам и посадить меня ему на голову.
А сейчас ты какой-то другой, надорвавшийся, что ли...
— Вам бы не понравилось у меня на голове, — довольно
недоброжелательно оборвал Крылов Пореева. — Кстати,
откуда вы взяли, что я сыщик?
— Вижу, — он опять самодовольно улыбнулся. — Весь
вы у меня на ладони. Хотите, скажу, о чем думаете?
Хотя потом ему было смешно, в этот момент Крылов
действительно поверил, что Пореев умеет читать мысли,
и поспешно ретировался с неприятным ощущением челове­
ка, попавшего в дурацкое положение.

Неделю Крылов провел в лаборатории и, можно сказать,

без особых успехов. Сослуживцы ничего не знали о проис­
шедшем с Нежинской. Ее отсутствие на работе объясняли
обострением травмы, полученной недавно в автоаварии.
Любой разговор, как правило, скатывался на Элефантова.
Одни говорили, что он талант, сделал крупное открытие
и стоит на пороге славы. Другие считали, что Элефантов —
шарлатан, да еще с заскоками, а Пореев — настоящий
душевнобольной. Впрочем, такое мнение исходило от тех,
кто не замахивался на открытия, тихо греясь возле науки да
подаивая ее дважды в месяц. Таких людей видно за версту.
Перечитывая и группируя записи в блокноте, Крылов
обнаружил, что противоречивые мнения вызывал только
Элефантов. Суждения о его сослуживцах совпадали у всех
опрошенных. Нежинская — вежливая, приятная, обходи­
тельная, хороший работник... Спиридонов — культурный,
доброжелательный, знающий специалист... Зелинский —
грамотный инженер, активный общественник. И так далее.

53
 К этому времени Крылов наверняка знал одно: Спиридо­
нов — пьяница. Боязливый, тихий, избегающий конфлик­
тов, соблюдающий законы.
Но пьянство — самый наглядный и очевидный из челове­
ческих пороков, участковый инспектор, побывавший в доме
Спиридонова, за двадцать минут собрал исчерпывающую
информацию о его образе жизни, и предполагать полную
слепоту сослуживцев, ни один из которых не обмолвился
о наклонностях коллеги, было, конечно, нельзя.
Когда инспектор напрямую задал вопрос профгрупоргу
лаборатории — услужливой и словоохотливой женщине,
она округлила глаза, будто ее спросили о чем-то неприличном.
— Позвольте, как же я могу об этом говорить? В вытрез­
витель его не забирали, в милицию не попадал, писем от
соседей не поступало — никаких официальных материалов
нет. А без документов разве можно? Мало ли кто что видит,
кто чего знает...
После такого ответа Крылову стало ясно, что возлагать
большие надежды на собранную информацию не стоит.
Перед тем как покинуть институт, он заглянул в четвер­
тый сектор.
Прощание затянулось, Элефантов уговорил-таки его
снова измерить биополе.
— Блестящая динамика! Если вам потренироваться...
Знаете, я буду просить, чтобы вы выделили для меня как-
нибудь половину дня. Можно в выходные, когда удобно.
Это очень важно!
Элефантов оживился, стал быстрым, бодрым и деятель­
ным. Пореев меланхолично поглядывал на внезапно объяви­
вшегося конкурента, механически взбивая кофейную смесь.
— В последнее время я тебя таким не видел, Сергей.
И тонус подскочил, и, по-моему... Ну-ка, сам сядь, попробу­
ем... Гляньте-ка на стрелочку, товарищ майор, колыхну­
лась? Нет? Жаль.
”Откуда он знает мое звание?” — подумал Крылов.
Пореев налил в чашку кипятку, помешал, неожиданно
достал плоскую бутылочку коньяку, приглашающе припод­
нял в сторону Крылова, потом повернулся к Элефантову.
— Майору не предлагаю, знаю — он ответит: ”На
службе не пью”, а мы с тобой можем принять по сто
граммов, тем более что рабочий день на исходе.
Именно такими словами Крылов и собирался отказаться.
”Неужели он действительно читает мысли?” — поразился он.
Элефантов пить не захотел, отмахнулся, записывая что-
то в толстый лабораторный журнал.

54
 — Давай, давай, взбодрись! И биопотенциал подскочит.
Помнишь, у тебя уже было такое? Стрелка отошла деления
на четыре, я глазам не поверил! Значит, и в этом деле есть
допинг. Ты почему-то здесь нелюбопытен!
Элефантов раздраженно бросил ручку.
— Хватит трещать! И убери бутылку, ты не в кабаке.
Пореев долил в чашку коньяк.
— Приказывать ты мне не можешь, я не твой подчинен­
ный и нахожусь не на работе. Правда, употребление спирт­
ного в общественном месте чревато, но можешь спросить
у майора: многих ли оштрафовали за то, что они пили кофе
с коньяком не там, где положено?
На улицу они вышли втроем. Пореев опьянел и болтал
без умолку.
— ...И тогда они идут к Порееву — сделай, чтобы не
болела голова, заговори зубы, одна дура попросила даже
бесплодие вылечить. И никто не вспоминает, как косились
на того же Пореева и называли шарлатаном.
— Шарлатан и есть. — Элефантов еще был не в духе. —
Девчонки из отдела кадров болтали про молодого майора,
а ты делаешь вид, что мысли прочел!
— Мало ли кто что болтает. Я и так все про всех знаю.
Но раз ты меня обижаешь, я ухожу.
Он свернул в первый попавшийся переулок. Элефантов
покачал вслед головой.
— Человек-уникум, но со странностями. Огромный
биопотенциал, умение концентрированно излучать мозго­
вую энергию, но надо же — пытается выдать себя за
этакого сверхчеловека, всеведущего и всезнающего. Он
очень чуток, по вегетативным реакциям — взгляд, непро­
извольное сокращение мышц, подрагивание век — может
определять приблизительный ход мысли собеседника, кое-
какие несложные мысли, допускаю, улавливает, но ему
этого мало. Бывает, исподволь узнает о человеке все, что
можно, а потом вдруг огорошит: три года назад вы
сильно болели, даже оперировались, точно, вам удалили
желчный пузырь и так далее. Такое фанфаронство комп­
рометирует саму идею, а она и без того... — Элефантов
безнадежно махнул рукой. — Но что делать! Приходится
мириться: люди его типа встречаются редко, методики их
отбора не существует — наткнулся случайно — благодари
судьбу. Правда, опыт с вами навел меня на интересную
мысль...
Элефантов говорил медленно, монотонно, недавнее ожи­
вление прошло бесследно. Глаза тусклые, ничего не выража­

55
ющие, как у оглушенной рыбы. Казалось, его что-то гнетет.
И эта неадекватная ситуации вспышка раздражения...
— Вам приходилось задерживать преступников?
— Много раз, — ответил Крылов.
— Можете рассказать?
”Чего это его вдруг понесло в эту сторону?” — подумал
инспектор.
— Сейчас я объясню.
”Ну вот, совсем необязательно читать мысли, чтобы
ответить на незаданный вопрос”.
— Понимаете, большинство людей выполняют обыден­
ную работу: вовремя пришел, стал за станок, сел за стол,
сделал то, что тебе предписано, — и домой. Самим образом
жизни они не приспособлены к решительным действиям.
А у вас совсем другое. Противостояние преступнику, готов­
ность рисковать, вступить в единоборство, преодоление
страха, естественного чувства самосохранения. Не исключе­
но, что все это способствует росту биопотенциала, и я хочу
поближе познакомиться с людьми действия, замерить...
”Именно этого не хватало нашим ребятам — стать
объектами лабораторных опытов!” — Крылов ухмыльнул­
ся, тут же почувствовал неловкость и попытался немедленно
ее загладить.
— Самый активный ”человек действия”, которого
я знаю, — это Старик. Замерьте его, и, если результата не
будет, можете бросить свою идею.
— А кто он? — мгновенно заинтересовался Элефантов.
— Наш сотрудник, сейчас пенсионер. Когда я пришел
в органы, проходил у Старика стажировку.
— Он что, уже тогда был старым?
— Да нет. Это псевдоним, с войны. Командовал дивер­
сионной группой для выполнения специальных заданий, ре­
бятам по двадцать, двадцать два, а ему двадцать пять —
вот и Старик.
— Не хотите про себя — расскажите о нем.
О Старике можно рассказывать долго, даже написать
книгу, что Крылов и предложил однажды писателю, у кото­
рого обворовали квартиру. Но тот ответил: дескать, до­
кументалистика — дело журналистов, а художественные
образы должны быть рождены фантазией, тогда они, как ни
странно, получаются более яркими и объемными.
Крылов рассказал Элефантову, как впервые увидел Ста­
рика в деле. Это было двенадцать лет назад, он работал
второй день, и Старик взял его на обход зоны. Показал
охраняемые объекты, проходные дворы, расположение те­

56
лефонов, сторожевых постов, познакомил с помощниками
из числа местных жителей, провел по местам сбора подучет­
ных элементов; проверили несколько квартир, хозяева кото­
рых представляли интерес для уголовного розыска.
О Старике ходили легенды, и Крылов не спускал с него
глаз, впитывая каждое движение, жест, манеру держать себя
и разговаривать с людьми, перенимая его тон, фразы, слова,
начинающие и заканчивающие беседу. Никаких особых пре­
мудростей не уловил: он держался спокойно, вежливо, до­
брожелательно, хотя доброжелательность эта вовсе не рас­
полагала к тому, чтобы похлопать его по плечу или просто
первым протянуть руку.
Уже смеркалось, ноги гудели, хотелось есть, они шли по
старым кварталам, их давно снесли и, гуляя в городском
саду с кинотеатром, кафе, аттракционами, плавающими
в искусственном озере лебедями, трудно представить узень­
кие кривые улочки этого ”шанхая”, убогие покосившиеся
домишки, помойки в ямах под ветхими заборами.
Последний адрес оказался небольшим домишкой, сло­
женным из обломков кирпича, почерневших досок, с кры­
шей, покрытой толем. В нем веселилась большая и весьма
живописная компания; когда Крылов рассмотрел лица со­
бравшихся, ему захотелось попятиться. Старик поздоровал­
ся, спокойно сел за стол, сдвинул в сторону карты, вынул
из-под чьего-то локтя финку в черном футляре, вылил на
пол водку из початой бутылки, потом, указывая пальцем,
пересчитал собравшихся.
— Двенадцать. Иди, позвони, пусть пришлют автобус.
Держался Старик так, что было сразу видно, кто здесь
хозяин положения. Почти все присутствующие его знали
и вели себя тихо, но один оказался залетным, у него задер­
галась губа и налился кровью тонкий бритвенный шрам
через левую щеку.
— Это еще что за чучело? Пошел вон, а то кусков не
соберешь!
Компания зашевелилась, на пьяных лицах явственно
проступала угроза, руки полезли в карманы, опустились под
стол к пустым бутылкам. Атмосфера мгновенно накали­
лась, теперь достаточно было одного слова, чтобы сработал
стадный инстинкт и пьяная толпа, не думая о последствиях,
начала бить, топтать, калечить, убивать.
Крылов не считал еще себя настоящим работником ми­
лиции, но фактически им являлся, и до сих пор ему было
стыдно вспоминать накативший страх и чувство беспомощ­
ности перед надвигающейся опасностью.

57
 А Старик молча запустил руку за борт пиджака, так
неспешно и даже лениво, что у Крылова мелькнула глупая
мысль, будто он хочет почесать под мышкой, вытащил свой
наградной ”ТТ” — табельного оружия он никогда не носил
— и выстрелил. В замкнутом пространстве небольшой ком­
натки грохот мощного патрона больно ударил по барабан­
ным перепонкам, так что у всех заложило уши, пуля вывали­
ла кусок стены с два кулака в полуметре над головой
человека со шрамом, тот побелел, а Старик уже спрятал
пистолет и спокойно, будто ничего не произошло, сказал,
продолжая прерванную мысль:
— Так и объясни дежурному: в газик все задержанные
не поместятся, нужна ”Стрела” или что там есть под ру­
кой.
Инцидент был исчерпан. С этого момента Старик стал
для Крылова кумиром.
Рассказанная история произвела на Элефантова сильное
впечатление, и он спросил, не может ли Крылов познако­
мить его со Стариком. Инспектор ответил, что может,
и если его удастся застать, то прямо сейчас.
Старик оказался дома. Разговор завязался быстро. Эле­
фантов изложил, что его интересует. Старик порасспраши­
вал о новом приборе и, к удивлению Крылова, легко со­
гласился подвергнуться измерениям.
Потом Старик затеялся заваривать чай, гости остались
одни, наступила пауза. Крылов незаметно рассматривал
Элефантова. Рост под сто восемьдесят, костистый, умные
глаза, высокий, с залысинами лоб, интеллигентные манеры.
Крылову он понравился с первой встречи. Но за прошедшие
два месяца он как-то изменился.
Элефантов почувствовал, что за ним наблюдают.
— Не поймали бандитов? — вяло поинтересовался он. —
Скорей бы: какой только чепухи не болтает обыватель...
Сник, утратил оптимизм и жизнерадостность. Да
и внешне осунулся, круги под глазами... Болеет? Или затра­
вили, перегорел? Если так — жаль, не видать ему лаврового
венка.
— Скоро поймаем, — как всегда в таких случаях, от­
ветил Крылов.
Вновь наступило неловкое молчание.
— Кого только здесь не было, — с воодушевлением,
чтобы расшевелить Элефантова, заговорил Крылов. — За­
мполит приводил молодых милиционеров — встречу с вете­
раном устраивал, пионеры приходили, журналисты. А Иг­
нат Филиппович...

58
 Старик принес чайник, поставил на стол сухари, пиленый
сахар. Крылов, прервавшись на середине фразы, подставил
чашку под тугую коричневую струю.
Элефантов отхлебнул, обжегся, потряс головой.
— Расскажите о войне, — неожиданно попросил он. —
В кино и в книжках настоящей правды мало. Все под
сладеньким сиропом...
Старик чуть заметно улыбнулся.
— Это верно. Только я не больно люблю казалы-маза­
лы. Хотя знаешь, Сашка, — повернулся он к Крылову, —
последнее время тянет поговорить. Видно, старею. А о вой­
не можно неделю рассказывать.
— Ну, самым трудным что было? — допытывался Эле­
фантов.
— Трудным? — Старик задумался и показал вымочен­
ный в чае сухарь. — Самое трудное — быть сытым среди
голодных.
— Как так?
— А вот слушай, — продолжал Старик. — Нас готовили
на задание. Особое задание, особая подготовка. Усиленный
рацион: белки, жиры, углеводы — все по научным табли­
цам, по формулам. Хочешь, не хочешь — ешь! Я за три
месяца набрал два кило, и это при изнурительных трениров­
ках, такой и был расчет — организм укрепить, запасы впрок
сделать. А через поле от нашего лагеря — голодающая
деревенька. Детишки, женщины в мерзлой земле ковыряют­
ся, картошку ищут, кору с деревьев дерут... Кожа до кости,
еле на ногах стоят, ветром качает. Через день похороны.
А у нас сахар, масло, мясо, консервы, шоколад... Увольне­
ний у нас не было, они тоже близко не подходили —
запретная зона, ничего не передашь... Ребята в бинокли
смотрят да зубами скрипят, стыдно, кусок в горло не идет.
Старик со стуком отставил чашку.
— А один был в группе — Коршун, здоровый такой,
краснощекий, бодрячок, он жрал в три горла да приговари­
вал: нас не зря кормят, подкожный жир поможет задачу
выполнить, так что ешьте, раз положено, это дело государ­
ственное...
Все правильно говорил. Потом голодали неделями, три
дня под снегом лежали, по сто километров за сутки прохо­
дили. Если б не подкожный жир, не запасы энергии —
нипочем не выдержать. Только Коршуна с нами не было.
Перед самой заброской ногу подвернул. Может, правда,
и не нарочно, но у меня к нему веры ни на грош! Если
человек не стыдится брюхо набивать, когда кругом голод,

59
то дрянь он и больше ничего! — Старик стукнул по столу.
Он всегда очень спокойно рассказывал о боевых действиях,
но здорово горячился, когда речь шла о трусости, пре­
дательстве, шкурничестве. — Среди своих такая сволочь
маскируется, а вот в оккупированной зоне их сразу видно!
И одежда не та, и курево, и жратва. Особенно это на
женщинах заметно. Одна изможденная, в ватнике и сапогах,
другая — ухоженная, нарядная, чулочки шелковые, туфель­
ки, духи французские. И пусть ее не видят с немцами
в автомобиле или за столиком в варьете, все равно все ясно!
— в голосе Старика появилось ожесточение.
— А боевой случай вы можете рассказать? — Элефантов
перебил довольно бесцеремонно, как будто хотел сменить
тему разговора.
— Случай? Случаев всяких хватало. Вот смотри...
Старик любил вспоминать прошлое, но его рассказы
напоминали кусочки мозаики, из которых нельзя было сло­
жить цельную картину.
— Когда освобождали Польшу, мы вчетвером на ”гази­
ке” заехали в маленький городишко, какой там городишко
— одни развалины. Немцы ушли, наши еще не пришли,
пусто. Улицы завалены обломками, где-то что-то горит, ни
души не видно, тишина такая, что жуть берет. Искали
помещение для контрразведки, ничего подходящего — все
дома сильно повреждены, наконец смотрим — целое здание,
только стекла выбиты. Во дворе парты сломанные, глобус,
муляжи всякие — школа. Я говорю Сашке Бурцеву — пойду
посмотрю, как там внутри, а вы поезжайте дальше, может,
что получше найдете...
Крылов знал эту историю, но слушал с интересом.
— ...Зашел, осмотрелся, наверх поднялся — подходит:
лестница в порядке, перекрытия крепкие, полы целы, только
убрать надо, мусора много, бумаги, мебель поломанная
навалом. Слышу, мотор шумит, что-то, думаю, рано вер­
нулись, дверца хлопнула, и машина уехала. Ничего не пони­
маю. А по лестнице шаги, ага, Бурцев, куда же он остальных
послал? Вышел из-за угла, а передо мной, метрах в пяти —
эсэсовский офицер! Я стою и смотрю на него, а он на меня
пялится, оба словно оцепенели, потом одновременно —
к кобурам. Время как остановилось: у него рука медленно­
медленно крышку отстегивает, и у меня застежка не подда­
ется, наконец вытащили шпалеры, я упал на колено, он тоже
не лыком шит — отскочил за колонну, короче, оба промаза­
ли. А потом началась перестрелка, как в кино, только
безалабернее и не так красиво. Бегаем друг за другом,

60
палим, не попадаем. Наконец, подстерег я его в спортзале,
там посередине целая куча всякой всячины: конь, козел,
брусья, маты горой, спрятался за ними, он в другую дверь
входит, бах — готово! — Старик азартно рассек рукой
воздух. Рука у него была тяжелой, пальцы плотно сжаты
и чуть согнуты, большой прижат к ладони. Попади под
такой удар — не поздоровится. — Я на нем бумаги важные
нашел и вот эту штуку с пояса снял... — Старик покопался
в ящике и положил на стол нож в кожаных ножнах с краси­
вой костяной ручкой.
— Японский, для харакири. Символ чести, презрения
к смерти. Эсэсманы себя тоже вроде как самураями считали,
вот и таскал для форсу.
Элефантов снял ножны и зачарованно рассматривал
тусклый клинок, а Крылов смотрел на Старика. Обычно
всех завораживали смертоносные железки: пистолет с неров­
но выгравированной наградной надписью на затворе, эк­
зотический трофей, добытый в перестрелке, рукоятка индук­
тора, поворот которой отправил на тот свет несколько
сотен фашистов... Предметы ”оттуда” резко отличались от
повседневных вещей привычного мира, от них пахло опас­
ностью, порохом, гарью, кровью, они гипнотизировали,
вызывали волнующее тревожное чувство причастности к да­
вно прошедшим героическим событиям. А сам рассказчик
отодвигался на второй план, уходил в тень: в нем не было
никакой экзотики, обычный человек, такой же, как все вок­
руг. Трудно представить, что это он стрелял из наградного
пистолета, поворачивал рычаг взрывной машинки, обыски­
вал убитого врага.
Старику на вид не дашь его шестидесяти трех: сухой,
энергичный, крепкий, всегда загорелый, только глубокие
морщины вокруг рта и глаз, морщины на лбу, белые волосы
говорили о том, что человек много испытал на своем веку.
Тонкий крючкообразный нос придавал ему сходство с хищ­
ной птицей, и были моменты, когда это сходство усилива­
лось выражением лица, взглядом и прищуром глаз, неотв­
ратимой целеустремленностью.
Нет, Старик не был обычным человеком. Он был челове­
ком государственным. В свое время ему доверяли очень
многое и от его решений зависело немало. В его мозгу
хранилось тайн не меньше, чем в бронированных сейфах
специальных архивов, и сведения эти не выходили наружу —
например, Крылов, много раз слышавший отдельные эпизо­
ды его биографии, так и не представлял, как они увязывают­
ся между собой и как связаны с более широкими событиями.

61
 Но он точно знал, что Старик абсолютно надежный,
железный человек. Его нельзя купить, запугать, обмануть,
сбить с толку, выведать или пытками вырвать то, что он
не считал нужным сообщать. Даже убить его было нельзя,
во всяком случае многие пытались это сделать и не
смогли. В Старике сидели четыре пули, все пистолетные —
он близко сходился со смертью, и казалось, они не
причинили ему вреда, даже шрамы заросли и стали почти
незаметны.
Старику не везло, и оттого он получил меньше, чем
заслуживал. Дело не в знаках отличия, наград у него хвата­
ло не только советских — и польские кресты, и венгерские
ордена, и именное оружие, которое и тогда вручалось неча­
сто, а уж сейчас разрешалось хранить в единичных случаях.
Судьба Старика вообще сложилась как-то неудачно. Вроде
все было хорошо — выполнял задания, возвращался жи­
вым, в званиях рос быстро, капитаном он вообще не ходил:
прыгнул в тыл врага старшим лейтенантом, а вернулся
майором. Но потом все пошло наперекос: что получилось —
Крылов не знал, хотя был уверен, что вины Старика тут не
было, просто время жесткое, да служба, не слушающая
оправданий, — только он чуть не угодил под трибунал, но
отделался разжалованием в лейтенанты.
После войны тридцать лет прослужил в милиции, рабо­
тал фанатично, по-другому не мог, сумел стать классным
профессионалом, знатоком преступного мира, точнее, того
мирка, который еще оставался, обычаи, традиции и язык
которого берегли вымирающие ”паханы”, редкие, как зуб­
ры, даже в колониях особого режима.
Он дни и ночи проводил в своей зоне, всех блатных знал
как облупленных, и они его знали, боялись, уважали по-
своему. Нераскрытых преступлений у Старика почти не
было, на допросе он мог разговорить любого, даже к самым
отпетым, ворам в законе, находил подход.
Но все тридцать лет Старик оставался исполнителем,
выше старшего инспектора и майорского потолка так и не
поднялся, потому что образования не имел, начальства не
чтил, ”подать себя” не умел. Каждый из этих недостатков
в отдельности, возможно, и не сыграл бы большой роли, но,
взятые вместе, они служили надежным тормозом при реше­
нии вопроса о выдвижении.
Всю жизнь, за исключением нескольких лет неудачного
опыта супружества, Старик прожил в общежитии, уже перед

62
самой пенсией получил квартиру в ведомственном доме,
и нельзя сказать, чтобы очень этому обрадовался. Он всегда
был выше житейских забот, не думал о быте, да и о себе,
пожалуй, не думал.
Война пращой запустила его в самое пекло, туда, где
надо мгновенно ориентироваться, принимать единственно
правильное решение, быстро стрелять и уворачиваться от
выстрелов, входить в контакт с людьми, определяя, кто
друг, а кто — враг, рисковать своей и чужими жизнями,
предугадывать действия противника и переигрывать его,
прятаться, маскироваться, атаковать, где все подчинено од­
ной цели — выполнению задания и где именно это является
смыслом жизни, а еда, отдых, одежда, место ночлега пре­
вращены во второстепенные, обеспечивающие детали, без
которых при необходимости можно обойтись.
Такое же отношение к быту Старик сохранил и в мили­
ции, поэтому он никогда не добивался ни путевок, ни квар­
тиры, ни садового участка, поэтому же не стал отвлекаться
на институт, хотя был не глупее тех, которые учились у него
азам сыска, а получив дипломы, поглядывали уже несколько
свысока.
Пять лет как Старик на пенсии, но от дел не ушел:
стажировал начинающих, учил молодых, консультировал
опытных, помогал асам. Бывали случаи, когда дипломиро­
ванные сыщики заходили в тупик и не могли помочь им ни
справочные картотеки, ни информационно-поисковая систе­
ма, ни машинная память, — тогда шли к Старику, не то
чтобы на поклон, а вроде бы просто рассказать, посовето­
ваться, мол, одна голова — хорошо, да две лучше, и Старик
брался за дело, рылся в собственной памяти, тянул за
тоненькие, одному ему известные ниточки, находил давно
забытых осведомленных людей и, глядишь, давал резуль­
тат. Отставка ничего не изменила, Старик продолжал жить
так же, как раньше, так, как привык. И по-прежнему ни во
что не ставил комфорт и материальные блага.
Да, Старик не был обычным человеком, таким же, как
все вокруг. К сожалению. Если бы все были такими, как он...
Увы! Крылов изо всех сил старался походить на Старика, но
сомневался, что это удается.
Правда, тогда, в ночном поезде, когда внутренний голос,
основанный на инстинкте самосохранения, убеждал, что
отвернувшийся к двери тамбура с сигаретой человек не
Глушаков и проверять его нет никакой необходимости, во

63
всяком случае сейчас, одному, он примерил к ситуации
Старика и спросил у курящего документы.
И Элефантова, который сейчас вертит в руках самурайс­
кий нож, снятый Стариком тридцать семь лет назад с убито­
го им эсэсовского офицера, захватывающие истории ин­
тересуют не сами по себе, он же не мальчик десяти лет от
роду. И не научный интерес им движет, хотя, может, и игра­
ет какую-то роль, но не основную: а главное, что подающе­
го надежды ученого волнует, теперь это видно невооружен­
ным глазом — смог бы он сам в пустом городе выйти один
на один с врагом? Смог бы победить и с теплого еще тела
снять документы и трофей?
Крылов не знал, что стряслось у этого парня, — сим­
патичный, талантливый, с перспективой, а вот забрали же
сомнения; ”мол, чего я стою”, и пытается их разрешить —
присматривается к ”людям действия”, примеряет их поступ­
ки, ищет отличия себя от ”них”.
”Да, отличий уйма, — думал Крылов. — Ни я, ни
Старик в жизни не изобретем никакого прибора и не до­
думаемся до десятой доли тех вещей, которые ты придумал,
зато отобрать у пьяного нож, пистолет выбить, наручники
надеть, в притон ночью войти — это у нас лучше получится.
Каждому свое. И мы от нашего неумения и незнания не
страдаем, а ты свое, похоже, болезненно переживаешь. По­
тому, что еще в каменном веке выслеживать, убивать и све­
жевать дичь считалось делом сугубо мужским и потому
почетным, а вот там звезды рассматривать, огонь жечь, на
стенах рисовать — мог вроде бы каждый кому не лень.
И хотя охотники обеспечивали день сегодняшний, а созерца­
тели и рисовальщики — завтрашний, сейчас это всем ясно,
в генах все равно сохранилось деление на мужское ремесло
и всякое там разное.
Но чтобы вылезло наружу это запрятанное, чтобы нача­
ли сомнения мучить, нужна какая-то встряска, взрыв какой-
то нужен, да чтобы он наложился на давний душевный
надлом, неуверенность в себе, скрытую, залеченную, похо­
роненную как будто, а оказывается — живущую. И отгадку
надо искать в прошлом твоем — юности, а может, и детст­
ве...”
Интуитивная догадка Крылова была верной. Чтобы по­
нять специфические черты характера Элефантова, сыгра­
вшие определяющую роль в рассказываемой истории, сле­
довало заглянуть на тридцать лет назад...

64
 V. ЭЛЕФАНТОВ
1

Сергей Элефантов рос единственным ребенком в семье,

и, если исходить из стереотипных представлений, его долж­
ны были безмерно баловать. Всю жизнь ему внушали, что
именно так оно и было, в качестве примеров приводили
необыкновенную, приобретенную на толчке за большие де­
ньги коляску, покупаемые на рынке апельсины и всегда
наполненную вазочку с конфетами на обеденном столе. Сам
Сергей ничего этого не помнил.
Семейная хроника сохранила факт прибытия новорож­
денного к домашнему очагу — счастливая мать неловко
захлопнула дверцу такси, прищемив ему руку. К счастью,
резиновый уплотнитель смягчил удар, а компрессы и при­
мочки привели распухшую и посиневшую кисть в норму.
Сергей этого не помнил, но случай многократно пересказы­
вался как забавный курьез, и только много лет спустя,
сжимая и разжимая кулак, он смог оценить истинную юмо­
ристичность давнего события.
Помнить себя в окружающем мире Сергей стал с трех
лет, хотя потом родители не верили этому, тем более что
в его памяти откладывались события, которые они, конеч­
но, давно забыли. Например, попытка вызвать большой
снег. Отец сказал, что снег выпадает от дыхания людей,
и Сергей, лежа закутанный в одеяло на санках, всю прогулку
старательно выдыхал воздух ртом прямо в небо.
На следующий день, проснувшись, он бросился к окну,
ожидая увидеть сугробы вровень с подоконником, и ис­
пытал первое в жизни разочарование.
Второе разочарование связано с отношением взрослых
к правде, которую они учили его говорить всегда и везде.
Был праздник, гости сидели за столом, он вышел из спаль­
ни, где прихорашивалась перед зеркалом мать, и на шут­
ливый вопрос, что там делает твоя мама, серьезно ответил:
”Красит щеки губной помадой”.
Гости захохотали, появилась мать с натянутой улыбкой
и румянцем, забивающим помаду, весело сказала, что он все
перепутал, но потом на кухне отвесила подзатыльник.
Какое разочарование было третьим, Сергей не помнил.
То ли старшие мальчишки под предлогом испытания смело­
сти и умения писать склонили его изобразить на цементном
полу подъезда неприличное слово, а потом, пока двое дер­

3 Вопреки закону 65
жали его под руки, чтобы не стер, третий позвал родителей:
”Посмотрите, что ваш Сережа написал”; то ли Моисей,
поклявшись страшными клятвами, что вернет, взял посмот­
реть чудесный черной пластмассы — большая редкость по
тем временам — подаренный бабушкой пистолет и неожи­
данно убежал вместе с любимой игрушкой; то ли... Раз­
очарований приходилось переживать все больше и больше,
Сергей потерял им счет. Одни проходили безболезненно,
другие наносили глубокие раны, повзрослев, он понял, что
самый верный способ избежать их вообще — не очаровы­
ваться, и заковался в броню скепсиса и сарказма, будто
предчувствуя, что самое горькое, перевернувшее всю его
жизнь разочарование еще впереди.
До семи лет мир Элефантова делился на две неравные
части. Первая ограничивалась высоченными, покрытыми
золотым и серебряным накатом, потрескавшимися стенами,
стертым желтым паркетом и бурым, с громоздкими леп­
ными украшениями потолком. Двадцать восемь квадратов
жилплощади неоднократно подвергались перестройке,
и о прошлом квартиры можно было судить по заложенным
и вновь пробитым дверям, неудобствам планировки да не­
истребимому запаху коммуналки.
Здесь негде было играть и прятаться: жили тесно, углы
и простенки были плотно заставлены разномастной обша­
рпанной мебелью, в чулане размещалась фотолаборато­
рия, даже заглядывать в которую Сергею строго-настрого
запрещалось. Запреты вообще пронизывали всю детскую
жизнь Элефантова и мешали резвиться и шалить в гораздо
большей степени, чем скученность и теснота. Запреты и по­
стоянно царящая в семье атмосфера тревожной напряжен­
ности.
Мать Сергея закончила ветеринарный институт, его рож­
дение совпало с моментом распределения, и много лет
спустя, сопоставив эти обстоятельства, Сергей пришел к вы­
воду, что обязан своим появлением на свет ее отвращению
к сельской глубинке и боязнью любых животных крупнее
кошки. Прав он был или нет — сказать трудно, но факт
остается фактом: Ася Петровна, благополучно избежав рас­
пределения, осталась на кафедре ассистентом, лелеяла
мысль об аспирантуре, а когда выяснилось, что научную
стезю ей не одолеть, пристроилась в отраслевую лаборато­
рию, здорово напоминающую эффективностью проводи­
мых исследований контору ”Рога и копыта”, где всю жизнь
составляла таблицы, чертила диаграммы эпизоотий крупно­
го рогатого скота и видела бодливых коров, кусачих бара­

66
нов и лягающихся лошадей только на цветных плакатах,
преимущественно в разрезе.
Однажды, правда, Асе Петровне пришлось две недели
провести в непосредственной близости от настоящих живо­
тных, и еще два года она с ужасом вспоминала об этом.
А было так: кафедра проводила исследование эффектив­
ности новой вакцины, и Асю Петровну послали в глубинку
собирать материал. Она предусмотрительно взяла с собой
пятилетнего Сергея, и у того воспоминания о жизни в дерев­
не навсегда врезались в память яркими красочными обрыв­
ками.
...Вечером с пастбища гонят коров, женщины выстраива­
ются вдоль улицы, ожидая, скорее это дань традиции, а не
необходимость: животные прекрасно знают свои дома, без­
ошибочно сворачивают к нужным воротам, лбом открыва­
ют калитку и сами заходят во двор.
Оживленно, шум, гам, звяканье колокольчиков, мыча­
нье... Солидно шествует стайка гусей, вид у них грозный и,
чтобы они не подумали, что он испугался, Сергей швыряет
в вожака камнем. Гусак расставляет крылья, угрожающе
вытягивает шею, с шипением раскрывает клюв и гонится за
ним. Приходится бежать в спасительный двор, но гусак не
прекращает преследования, сердце уходит в пятки, Сергей
вбегает в сени и закрывает нижнюю половину двери, опаса­
ясь, что метровое препятствие не остановит рассерженную
птицу. Но гусь удовлетворенно складывает крылья и враз­
валку, важно удаляется.
На двуколке подъезжает мать, прощается с тетей Кла­
вой, та взмахивает вожжами, Ася Петровна видит, что
Сергей ест цибулю — только выдернутую луковицу и круто
посоленный хлеб — самый вкусный ужин на свете, но это
криминал, дома не миновать бы скандала, здесь все по-
другому, дети тети Нюры, хозяйки, едят то же самое,
и мать, улыбаясь, чмокает Сергея в макушку...
...Жаркий полдень, слепни, матери нет, Сергей каприз­
ничает, тетя Нюра отвлекает его: ”Видишь, дедушка мимо
пошел”. Сергей решает, что дедушку зовут Мимо. Хочется
с ним познакомиться, дедушка живет страшно далеко —
через два дома, тетя Нюра разрешает: ”Сходи, тут рядыш­
ком, дедушка хороший”. Сергей, замирая, шагает по пыль­
ной дороге, пугливо озирается, подойдя к дому, нерешите­
льно заглядывает сквозь дырку в заборе, дедушка Мимо
приглашает во двор, угощает помидорами с грядки. Сергей
отказывается: немытое есть нельзя, заболеешь. Дедушка
смеется и надкусывает помидор: ”Видишь, не болею”.

67
 Они подружились, дедушка Мимо удивлялся, что Сергей
знает наизусть много стихов, умеет рассказывать сказки,
что он ходит в сандалиях: ”Босиком надо, полезнее”, и в па­
намке — от солнца. Как-то вышли в поле — зеленое,
бескрайнее, деревня скрылась за косогором, кругом только
ровная, колышущаяся зелень да яркое солнце, Сергей ощу­
тил какое-то незнакомое волнение, потом, много времени
спустя понял — чувство привольного простора. Хотелось
бежать плавными огромными скачками, полубег-полуполет,
мчаться вперед, куда глаза глядят, долго бежать, до самого
синего горизонта. Попробовал, но поле только казалось
ровным: под зеленью скрывались ямки, рытвины, сусличьи
норы, Сергей упал, ощущение приволья проходило, хотя
потом возвращалось во снах, да и наяву: когда на душе
было очень хорошо, Сергей стремительно несся по бес­
конечному упругому изумрудному покрывалу, приятно пру­
жинящему под ногами. Как резвый, сильный, немного дура­
шливый молодой конь...
И неприятное воспоминание оставила деревня: Сергей
и дедушка Мимо наткнулись на умирающего коня. Сергей
сильно расстроился, а Мимо, поговорив с хозяином, со­
крушенно качал головой: ”Загнал по пьянке, печенка лоп­
нула у коняги. У них сердце крепкое, а печенка послабее,
чуть что — трах и пополам!”
...Сергею казалось, он живет в деревне очень долго, муж
тети Нюры соорудил ему в тени трактор из чурбака и раз­
битого ящика, и он твердо решил стать трактористом, что
веселило дедушку Мимо и тетю Нюру. Появились друзья —
несколько соседских пацанов, босоногих, исцарапанных, чу­
мазых, не понимающих, почему Сергей не ест с земли
яблоки и груши.
Но однажды Ася Петровна привела Сергея в кабинет
к строгой женщине с седыми волосами, посадила рядом
с собой на жесткий, обтянутый черной клеенкой стул, и он,
безуспешно пытаясь вытащить за большие блестящие шляп­
ки хоть один диковинный гвоздь, краем уха слышал слова:
городской мальчик, другой рацион питания, постоянный
уход, похудел на два килограмма...
Потом они с матерью шли к ”пассажирке” — автобусу
с выступающей мордой радиатора и одной дверью впереди,
которую водитель открывал длинной блестящей ручкой,
тетя Клава несла чемодан, жалела Сергея и обещала прове­
сти все необходимые опыты и выслать результаты.
— Главное соблюдать методику, — озабоченно поучала
Ася Петровна.

68
 На станции в ожидании поезда мать развеселилась, купи­
ла мороженое и мечтательно сказала:
— Сейчас сядем в вагон, ту-ту — и больше нас в эту
дыру не загонишь.
Сергей поинтересовался, кто и в какую дыру хочет их
загнать, мать в ответ рассказала сказку про тетку-профес­
соршу, которая копает в разных далеких местах глубокие
ямы и прячет туда непослушных детей, иногда вместе с ро­
дителями.
Сказка произвела на Сергея удручающее впечатление,
когда состав тронулся, он тревожно выглядывал в окно: не
бежит ли следом злая тетка-профессорша.
Но оказалось, что она поджидала мать в городе, пыта­
лась-таки загнать ее в дыру, строила козни, решила загу­
бить, но Ася Петровна сумела избежать всех опасностей
и переселилась в комнату с муляжами коровы и лошади
в одну шестую натуральной величины, к цифрам и графи­
кам.
Перемены не помешали Асе Петровне считать себя высо­
кообразованной и тесно причастной к большой науке, не
сделавшей блестящей ученой карьеры только из-за происков
менее талантливых, но более пронырливых завистников.
Муж это мнение разделял и полностью поддерживал.
Николай Сергеевич Элефантов образования не имел, рабо­
тал фотографом по договорам, часто выезжая в сельские
районы, допоздна возился в лаборатории, иногда прихваты­
вал ”левые” работы или производил съемку на дому. Сергей
не понимал, чем левые работы отличаются от правых, но
знал, что следует опасаться каких-то финов, которые могут
обложить налогом, а потому нельзя разговаривать с незна­
комыми людьми, рассказывать кому-либо о занятиях отца,
приводить домой товарищей и даже возвращаться самому,
когда у него клиент.
Последний запрет был самым неудобным. Сколько раз
Сергей, разгоряченный беготней, был вынужден терпеть
жажду в то время, как другим пацанам ничего не стоило
забежать домой и напиться. А однажды, когда он, не в си­
лах больше терпеть, справлял нужду за сараями, его засту­
кала дворничиха и подняла крик на весь двор. Он чуть не
сгорел от стыда и запомнил свой позор на долгие годы, но
по-прежнему соблюдал запрет, нарушив его только один
раз: когда распорол ногу осколком бутылки и, истекающий
кровью, заколотил в родную дверь в неположенное время.
Ему долго не открывали: отец прятал фотокамеру и снимал
софиты, а он стучал все сильнее — инстинкт самосохране­

69
ния оказался сильнее страха родительского гнева, к тому же
где-то в глубине сознания шевелилась мысль, что происшед­
шая с ним беда важнее, чем все левые и правые работы
Элефантова-старшего.
Наконец, отец с перекошенным лицом и безумными
глазами выскочил на порог, оглядел заполненную детьми
и вышедшими на шум соседями площадку, схватил Сергея
за грудки, втянул в дом, изо всех сил захлопнул дверь
и принялся орать, вымещая на нем злость за пережитый
испуг. При этом он оказывал сыну помощь: промывал рану,
останавливая кровь, бинтовал, но Сергей плакал уже не от
боли и страха, а от обиды и думал, что лучше бы он остался
во дворе, забился за сараи и умер от потери крови.
Отец всегда был нервным, взвинченным, очень мнитель­
ным и многократно преувеличивал опасность и рискован­
ность своих занятий. Допускаемые им финансовые наруше­
ния не шли ни в какое сравнение с размахом коллег по цеху:
Иваныча, Краснянского, Наполеона, но боялся он больше,
чем все они вместе взятые. Двадцать пять лет спустя, раз­
глядывая длинный белый шрам на ноге, Элефантов пожалел
отца, посчитавшего, что его выследили и настигли с полич­
ным, и ожидавшего увидеть за дверью целую бригаду фи­
нов и милиционеров. Но тогда отсутствие сострадания, на
которое он имел право рассчитывать, повергло шестилет­
него Сергея в отчаяние. Вечером в постели он плакал,
накрывшись одеялом, и ему казалось, что ничего хорошего,
радостного и веселого в жизни у него не будет.
Правда, утром это ощущение прошло, родители его
пожалели, делая перевязку, отец говорил ободряющие сло­
ва, и неприятный осадок в душе растворился без остатка.
Но детские переживания Элефантов не забыл и старался
не доставлять их своему сыну, а если случалось накричать
на Кирилла под горячую руку, потом он обязательно изви­
нялся.
Перед ним в детстве не извинялись, и даже мысль об
этом не могла прийти в голову отцу или матери. И друг
перед другом они не извинялись, хотя поводов хватало: шел
период притирки характеров, процесс происходил болезнен­
но, часто вспыхивали скандалы, отец, утверждаясь в роли
главы семьи, орал так, что дребезжали стекла в буфете, и не
подозревал, что бросает бумеранг, который через несколько
десятков лет ударит его самого.
Мать плакала, Сергей успокаивал ее и выслушивал упре­
ки и обвинения в адрес мужа, тот, в свою очередь, жаловал­
ся на жену, иногда в конфликт вовлекались обычно со­

70
блюдающие нейтралитет дедушка и бабушка со стороны
отца, тогда ссора приобретала такие масштабы, что Сергей
убегал во вторую половину своего мира.
Двор с проходняками на сопредельные территории; про­
хладными, пахнущими сыростью подъездами; тенистым па­
лисадником перед окнами тети Вали; длинным рядом сара­
ев у задней стены, за которыми можно бы�