Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Кремль 2222 – 2
Книга подготовлена для библиотеки Huge Library (Scan, Conv, Cover, Illustr - HL; OCR,
ReadCheck - kotinet) http://huge-library.org/
«Дмитрий Силлов «Кремль 2222. Северо-Запад»»: Астрель; Москва, СПб; 2011
ISBN 978-5-271-39230-6, 978-5-9725-2184-5
Аннотация
Снайпер стал легендой там, на отравленной земле Зоны.
Теперь его поле битвы здесь — в таком же отравленном смертью мире Москвы,
пережившей ядерную войну. В мире мутантов, киборгов и Полей Смерти. В мире, где
жалкие кучки людей пытаются выжить и сохранить себя. Сохранить человечество.
Снайпер нужен здесь. Потому что он умеет убивать. Он готов спасать — друзей.
А ещё он способен прощать. Врагов.
Он — Снайпер, совершенный воин, которому не хватает лишь одного.
Любви.
Дмитрий Силлов
Кремль 2222. Северо-Запад
Автор благодарит замечательного писателя Александра Мазина
за бесценные советы, полученные от него в процессе написания
романа, редактора Петра Разуваева за самоотверженную работу
над межавторским проектом «Кремль 2222»; администратора
сайтов www.real-street-fighting.ru и www.sillov.ru Павла Мороза и
корреспондента литературного портала www.litstalker.ru Сергея
«Ион» Калинцева за помощь в интернет-продвижении проекта
«Кремль 2222», а также сертифицированного инженера Microsoft,
выпускника MBA Kingston University UK Алексея Лагутенкова за
квалифицированные консультации по техническим вопросам.
1 О приключениях Снайпера до описываемых событий можно прочитать в романах Дмитрия Силлова «Закон
Снайпера», «Кремль 2222. Юг», «Закон Меченого» и «Закон наемника».
Понятно. Ствольная коробка и магазин, выполненные из высокопрочных пластмасс, не
выдержали давления огромных челюстей монстра. В общем, минус один к моей огневой
мощи.
Плюнув в сердцах, я не особо почтительно положил как минимум двухпудовую башку
обратно где взял и подобрал патроны. Как всякий уважающий себя бродяга, такими вещами я
не разбрасываюсь. При случае, может, и вернусь сюда, когда хищные звери растащат по
кусочкам мертвечину, — в пасти трупа осталось как минимум полсотни годных патронов. Но
сейчас без хорошего лома костяной капкан не вскрыть.
Ладно, с противником покончено, теперь можно и осмотреться.
В общем, попал я туда, куда рассчитывал. Мертвый мир мертвых зданий. Развалины
куда ни кинь взгляд. Сложно даже предположить, как эти поросшие мхом и обвитые гибкими
стеблями руины выглядели двести лет назад, когда над землей пронеслось огненное цунами
Третьей мировой. Бессмысленная война, в которой выиграли лишь вот эти растения-
мутанты, научившиеся жрать дармовую энергию зараженной земли.
Я засунул «Форт» в кобуру и, на всякий случай вытащив из кармана портативный
многофункциональный компьютер-наладонник, замерил уровень радиации. Терпимо. На
зараженных радиацией землях Украины бывало и хуже. Интересно, мой мир ждет то же
самое? Или же это и есть временная проекция моего мира? Впрочем, гадать бесполезно.
Лучше определиться точнее, куда меня занесло на этот раз.
Включил режим «Видео. Поиск ориентиров» и поводил наладонником из стороны в
сторону. Умная машинка задумалась на несколько секунд и выдала результат: «Найдены три
идентифицируемых объекта — …результат: город Москва. Ближайшие улицы: Лесная,
Новолесная».
Ясно. Как я и предполагал ранее, межпространственный канал, открывающийся при
использовании «Бритвы», работает только в две стороны: Украина — Москва и наоборот.
Или, может, я просто еще не умею как следует пользоваться своими способностями
Перехожего, путешественника между мирами? Хотя не особо оно мне и надо. Этот мир
более-менее мне знаком, попробуем обосноваться здесь. И желательно с максимальным
комфортом…
Впрочем, в следующее мгновение я сильно засомневался насчет перспектив своего
светлого будущего. Потому что с той стороны, откуда несся на меня покойный ныне мутант,
из-за развалин стали появляться одинаковые серые фигуры.
Твари бежали быстро и пружинисто, как и положено передвигаться настоящим воинам
и охотникам, окружающим добычу. В лапах они держали оружие весьма разнообразное —
дубины, утыканные обрезками арматуры, копья, луки со стрелами, у одного даже меч имелся.
И было тех мутантов много, штук тридцать, не меньше.
Ростом и габаритами они лишь незначительно уступали моему мертвому противнику,
исходя из чего «Форт» из кобуры можно было и не вытаскивать. Будь у меня в руках не
наладонник, а собранный ВСК-94, может, я б уложил пару-тройку нео, прежде чем остальные
превратили меня в ежа, утыканного образцами первобытной военной мысли. Убегать же от
них заведомо дело гиблое. Эти развалины — их охотничьи угодья, где они наверняка знают
каждый валяющийся на земле обломок кирпича как свои пять пальцев. К тому же изображать
из себя загоняемую дичь как-то не хочется…
Н-да, недолго я пробыл здесь в роли легендарного супермена — лишний повод
задуматься мечтателям, грезящим о полетах в прошлое с АК наперевес. Один
автоматический снайперский комплекс против десятка копий и полудюжины луков не катит
по определению, особенно когда он в разобранном виде болтается за спиной. Потому мне
ничего не оставалось, как не спеша достать из разгрузки ребристую «эфку», разогнуть усики
и улыбнуться.
Мутанты уже окружили меня — на это им понадобилось от силы секунд пять. Шустрые
предки… или, скорее, потомки. Впрочем, какая разница? Указательным пальцем левой руки я
уже зацепил кольцо гранаты. Ближе, бандерлоги, ближе. Мое мясо очень дорогое — по
крайней мере для меня — и обойдется оно вам в не один десяток ваших вонючих шкур,
которые я сильно попорчу, прежде чем превращусь в шашлык…
Однако кольцо я не выдернул. Потому что застыл от удивления.
Мутант с мечом в лапе коротко рыкнул — и вся шайка зубастых гамадрилов вдруг
синхронно взревела, оскалив клыки длиной с винтовочный патрон калибра 7,62. При этом
они разом подняли над лохматыми головами свои колюще-дробящие палки, весьма
энергично ими потрясая.
Забавное шоу. Которое, тем не менее, не отменяло моих прежних намерений дорого
продать свою жизнь. Фиг его знает, может, это они начало каждого обеда так празднуют. Но
тут в их реве я отчетливо расслышал слова: «Слава чужаку!»
Хммм… Интересный расклад. Поскольку неместный в этих краях лишь я один, значит,
славу поют исключительно моей скромной персоне. Что поют хреново, того и гляди оглохну
— неважно. Главное, есть не собираются. Хотя тоже не факт. Может, у них обласканное
дифирамбами мясо лучше усваивается.
Исходя из чего усики «эфки» я в исходное положение разгибать не стал, а лишь
положил ее обратно в гранатный подсумок разгрузки и стал ждать, чем же закончится это
представление.
Закончилось оно быстро. Меченосец рявкнул вторично-и его нечесаная банда разом
заткнулась, опустив дубины и копья в положение «приклад к ноге». Кстати, дисциплинка у
них что надо. Строй маленько подровнять, помыть, побрить, сменить набедренные повязки
на «флору», выдать штатное стрелковое взамен деревянных демократизаторов — и будет
чистой воды армейский спецназ из моего недалекого прошлого. Плечищи, мышцы и морды
— ну прям образцово-показательная рота, мечта любого комполка…
Между тем «ротный», видимо, в знак дружеских намерений, вогнал меч в самодельные
ножны. Кстати, еще тот чехольчик — две резные доски, в которых выдолблено по желобу,
повторяющему форму меча. Потом деревяшки связали вместе ремнями и приделали петли
для подвешивания к поясу. Конструкция кустарная, аляповатая, да и тяжеленная, судя по
провисшей веревке, заменяющей пояс. Но ручная, свидетельствующая о том, что за
тяжелыми надбровными дугами нео имеются вполне развитые мозги. Ну и что, яйца
тряпками прикрыли, тоже прогресс — при таком скоростном беге того и гляди отморозятся
на ветру и демаскируют воина бильярдным постукиванием.
«Ротный» приблизился. Из-под густых бровей мутанта на меня внимательно смотрели
маленькие глазки — словно пронзительно-желтые буравчики высверливали дыры в моей
голове, пытаясь извлечь из-под лобной кости мысли чужака.
— Рренг, — наконец отрывисто рыкнул мутант, ударив себя в грудь кулаком величиной
с помойное ведро — аж гул пошел, словно в толстостенный барабан саданули. Ага, понимаю.
Это он, наверно, таким вот кинг-конговским способом представился. Интеллект интеллектом,
но все ж общие предки-обезьяны — это наше всё, от родни не отвертишься.
— Снайпер, — сказал я, слегка хлопнув ладонью по гранатному подсумку разгрузки.
Получилось менее впечатляюще, зато двусмысленно — если, конечно, они знают, что такое
разгрузка, и что может в ней находиться.
— Снар? — недоверчиво переспросил мутант.
— Можно и так сказать, — пробормотал я, кивая. Не самое стрёмное прозвище. В моем
мире такая аббревиатура означала станцию наземной артиллерийской разведки. Так что, если
знакомые встретятся, всегда можно отмазаться — мол, в переводе с мутантского это вроде
как «Разведчик», а там и до «Снайпера» недалеко. Хотя, даже если этот мир есть не что иное,
как далекое будущее нашей планеты, вряд ли мои знакомые пережили четверть
тысячелетия…
— Снар убил Рарга, — рыкнул Рренг. — Снар великий воин. Рарг долго сидел в
Красном Поле. Красное Поле дало ему силу, но забрало разум. Рарг убил двоих и бежал, но
Снар убил Рарга.
Всё это произносилось слегка нараспев, и я понял, что сейчас автоматом формируется
народный фольклор о подвигах героя. Меня то есть. Я даже слегка приосанился —
положение обязывало, — но тут песнопения прекратились, и на меня вновь уставились
желтые буравчики.
— Чем Снар убил Рарга?
Так-так, похоже, в песне о подвигах образовался пробел. Интересно, почетно ли в
местном сообществе вышибать мозги его психованным членам из ПП-90М1? Вон уже не
слишком дисциплинированный нео наклонился над трупом, копьем пытаясь поддеть башку
мертвого сородича. Как бы объяснить дикарям что такое огнестрел? В голове вертелись
только витиеватые «небесные копья», «громовые стрелы» и «огненная вода»… Третье явно
не в тему.
— Похожей штукой, — сказал я, доставая из кобуры «Форт». — Только Рарг сожрал ее
перед смертью.
Я поискал взглядом, во что бы стрельнуть, чтобы продемонстрировать дикарям
преимущество цивилизации над первобытной серостью, но мутант лишь коротко кивнул.
— Пистоль хомо, — произнес он с легким оттенком пренебрежения, — Рренг не думал,
что Рарга можно убить из такой…
Он повертел пальцами в воздухе, подбирая слово, но потом махнул рукой. За его
необъятными плечами неприкрыто ухмылялись сородичи.
Я так и не понял, чей рейтинг сейчас упал — мой или непобедимого Рарга? Правда,
сейчас меня интересовало другое. Мутанты знакомы с огнестрельным оружием, а значит, и с
«хомо». То есть с людьми. Кстати, карта показывала, что я был относительно недалеко от
Кремля, но, помня рассказы Данилы, соваться туда без разведки мне как-то не хотелось.
Хорошо бы выяснить, что знают эти мутанты о людях. И заодно разузнать побольше о
местных достопримечательностях, например о Красном Поле, сворачивающем местных
амбалов с катушек и заставляющем набрасываться на мирных межпространственных
путешественников.
— Но Рарг мертв, — сурово подытожил «ротный», и личный состав, синхронно
перестав лыбиться, принялся усердно есть глазами начальство. — И Снар теперь наш гость.
Пусть все от Пресни до Лосиного острова знают, что клан Рунгов помнит добро!
Вот те на! Города нет уже двести лет, а названия, знакомые мне по карте, живы в памяти
мутантов! Предки которых, кстати, были людьми…
Спрашивать, хочу я быть гостем стаи человекообразных или нет, никто не стал.
Окружили в кольцо — и потрусили в направлении обратном тому, откуда пришли. Поди
разбери, то ли охраняют победителя, то ли конвоируют. Впрочем, победитель не
сопротивлялся и бежал вместе со всеми, стараясь не попасть ногой в колдобину и не
зацепить берцем торчащий из земли ржавый кусок арматуры.
За века ветер нанес на развалины порядочно земли. Остатки многих зданий заросли
травой и сорняками, практически превратившись в холмы. Но город был застроен очень
плотно, и некоторые дома, скрытые от ветра более высокими соседями, сохранились почти в
первозданном виде.
Миновав череду холмов, густо поросших травой, вьюном и папоротниками, наша
группа вышла на открытое пространство, когда-то, наверное, бывшее широкой улицей. На
противоположной стороне «улицы», сплошь заросшей жесткой травой, стояло длинное
двухэтажное здание, почти не пострадавшее ни от войны, ни от времени. Толстые кирпичные
стены старинной кладки оказались намного прочнее воздушных строений предвоенной
Москвы, от которых даже холмов не осталось. А здесь даже вывеска сохранилась
«Троллейбусный парк». Да только не троллейбусы нынче обретались в том парке…
Рренг удовлетворенно рыкнул, посмотрел направо-налево — точь-в-точь пешеход,
собирающийся перейти оживленную улицу, — и побежал к полукруглому подъезду,
перегороженному деревянной рогаткой. Я с конвоем, естественно, за ним.
Видимо, приближение нашей группы вычислили сородичи Рренга через бойницы в
полукруглых окнах, заложенных кирпичом. Из подъезда выскочили двое нео и сноровисто
оттащили рогатку в сторону. Судя по росту и мордам, имеющим несколько более скромный
волосяной покров, нежели у моего конвоя, пара привратников была кем-то навроде отроков в
княжьей дружине. Или армейских «духов» — тут уж кому какое определение ближе.
— Слава Рренгу! — синхронно рявкнули «духи», но «ротный» на лесть внимания не
обратил и скрылся в темноте подъезда, чудом вписавшись плечами в дверной проем. Следом,
вытянувшись в колонну по одному, просочилась и наша команда.
Двухэтажное здание мы пробежали насквозь. Когда-то давно оно было превращено в
оборонительный пункт, до которого, судя по сохранившимся стенам, так и не добралась
вражья сила. Краем глаза в темноте я успел заметить ржавый остов «Печенега». Ствол
пулемета был всунут в щель амбразуры много-много лет назад — и за это время никто не
удосужился вытащить его обратно. Понятное дело, кому нужен пулемет без ленты…
Мы выскочили наружу и повернули налево.
Ого! Нео не откажешь в размахе! Когда-то это был огромный трамвайный гараж, судя
по всему ныне превращенный в подобие общинного «длинного дома» викингов. На площади
перед гаражом горели четыре костра, над которыми на вертелах жарились туши каких-то
животных. Рядом с крайним слева костром были небрежно свалены в кучу сырые серые
шкуры. Лохматые дамы, отличающиеся от мужчин лишь наличием развитых молочных
желез, присматривали чтоб жаркое не подгорело. Меж кострами носились детеныши с
палками в лапках, увлеченно играя в охоту друг на друга. Пара волосатых представителей
сильного пола, сидя на пятках, затачивала кирпичами куски арматуры. Остальные нео,
свободные от общественно полезного труда, занимались кто чем. Искали вшей друг у друга,
загорали, лежа на брюхе, чесались, кидали осколки бетона в человеческий череп,
насаженный на палку, — в общем, били баклуши.
За всем этим первобытным безобразием присматривал старый нео — седой, большой,
косматый и очень злой, судя по налитым кровью глазам. Хотя, может, у него было что-то не
так с органами зрения, потому что окружающие сородичи его не особенно шугались. Так,
опасались слегка, косились в его сторону, но не боялись.
В отличие от Рренга.
Как только «ротный» появился на площади, вся лохматая кодла сделала стойку, словно
расслабленные менеджеры в офисе при появлении босса: «Начальник пришел!» Лишь седой
нео не пошевелился — хотя не исключено, что дед просто неважно видел.
— Р-разойтись! — бросил Рренг через плечо и направился в «длинный дом».
«И команды тоже остались», — с некоторой тоской подумал я.
И сам себе удивился. О чем тоскуем-то? О том мире, откуда ушел по своей воле? Но,
подумав, понял о чем. О прошлом вот этих существ душа слегка заныла. Как знать, может, и
в моем мире какая-то тварь в человеческом обличье сейчас примеривается к красной кнопке,
а потом через пару столетий звероподобные правнуки моих товарищей по оружию будут
кидаться фрагментами облицовки зданий в человеческие черепа…
Ладно, лирику оставим на потом. Лучше пока озаботимся собственным будущим. Вон
какой-то тип из разошедшегося по площади конвоя еще один костер разжигает. Кучу
древесного мусора навалил, веточку от соседнего костра зажег — и теперь раздувает огонек.
Щеки круглые, глаза навыкате, того и гляди волосатую морду давлением разорвет. А что,
если у них героев принято с почестями поджаривать и хомячить за здорово живешь,
громогласно прославляя при этом их подвиги? Как там у классика? «Кто уплетёт его без соли
и без лука, // Тот сильным, смелым, добрым будет — вроде Кука…»
Да нет, непохоже. Волосатый Прометей наконец развел огонь и банально принялся на
нем обжигать древко копья, которое приволок ему из «длинного дома» совсем юный
подросток. Хммм, интересно, долго я тут буду торчать посреди площади словно памятник
утраченному прошлому? Странное у них тут какое-то гостеприимство, своеобразное.
Оказалось, зря я мысленно ворчал. Нео просто готовились достойно принять гостя из
параллельного мира.
Рренг вышел из гаража, облаченный в парадные одежды. На голове у него красовался
шлем, выполненный из черепа зубастой мутировавшей лошади. Понятно, что защитные
функции такого головного убора минимальны. Наверное, лишь из эстетических соображений
напялил на себя «ротный» костяное страшилище с клыками длиной в ладонь, которые
доставали ему почти до ноздрей.
Еще на предводителе нео были надеты парадные латы из резных досок, украшенных
мелкими косточками, стекляшками и потертыми монетками, браслеты на руках и ногах с
аналогичным тюнингом, кожаная набедренная повязка с широким поясом, снабженным
настоящей пряжкой, и плетенные из ремней лапти. Из лаптей наружу выглядывали кончики
желтоватых когтей. Хотя обувка была выполнена весьма искусно, видно было, что вождю в
ней слегка неуютно.
Позади Рренга толпились его воины, также разодетые кто во что горазд. При виде этой
картины я еле сдержал ухмылку. Наверняка лохматые воины казались друг дружке
воплощением мужества и отваги. На мой же взгляд, они сейчас сильно напоминали
разряженных для представления цирковых горилл.
Рренг повел широким, приплюснутым носом в сторону костров и недовольно
поморщился.
— Мало мяса, — прорычал он. — Победитель Рарга устал и хочет есть.
Реакция последовала незамедлительно. Двое разряженных нео метнулись обратно в
гараж и через минуту выволокли оттуда сородича, связанного по рукам и ногам. Тот
попытался заверещать, но пудовый кулак лохматого конвоира опустился на затылок
пленника, и сородич обмяк, повалившись на колени. Из зубастой пасти вывалился
прикушенный язык.
Я успел заметить, что шерсть связанного человекообразного несколько светлее той, что
покрывала тела сородичей Рренга. Это было единственным его отличием от нео,
находящихся на площади. Но принадлежность к общей породе не помешала одному из
конвоиров ухватить пленника за гриву и запрокинуть ему голову назад, а второму
молниеносно выхватить нож из чехла на веревочном поясе и полоснуть по открывшемуся
горлу.
Кровь из перерезанных артерий плеснула на полметра вперед, но шустрый убийца
успел воткнуть нож в плечо жертвы и подставить под струю лопатообразные ладони. Его
лапы моментально стали вишневого цвета, меж мясистых пальцев бежали тонкие, вязкие
струйки, но нео уже плавным, текучим движением переместился влево и поднес к морде
вождя живую чашу.
Рренг небрежно сдвинул на затылок шлем и за пару секунд вылакал подношение.
Я невольно поморщился. Сейчас эта гротескная компания уже не казалось мне
сборищем цирковых питомцев. Нео убивали просто и без эмоций, так же, как мы режем
колбасу на завтрак. Вождь еще по-собачьи хлебал теплую кровь, а его подручные уже
приступили к разделке туши убитого. С еще подрагивающего тела двое мутантов спустили
шкуру немногим медленнее, чем люди снимают с себя одежду перед сном. И пока Рренг
неспешно утирал окровавленную морду и начальственным взором обозревал площадь, тело
убитого было уже освежевано, выпотрошено, насажено на длинный стальной штырь,
выломанный из какого-то декоративного забора, и пристроено над костром.
Седой нео, недовольно проворчав что-то себе под нос, оторвал задницу от разбитого
асфальта и проковылял к костру, по пути надавав подзатыльников мешающейся под ногами
мелюзге. Достигнув цели, лохматый дед задумчиво поковырялся пальцами у себя в пасти,
наскреб в защечных мешках какой-то жеваной пакости и принялся обмазывать ею свежий
труп. Не иначе, специями сдабривал мой ужин, в промежутках между ковыряниями
сплевывая в костер — наверно, для придания жаркому особого неповторимого аромата.
С «ужина» в костер падали капли крови, не успевшей свернуться от жара, а угли
возмущенно шипели и потрескивали. Эти звуки напомнили мне хлопки выстрелов
огнестрельного оружия, снабженного глушителем, и я подумал, что надо бы как-нибудь
побыстрее собрать свой ВСК-94, до того как мои новые почитатели решат, что у них опять
недостает мяса.
Между тем Рренг сделал жест своим воинам оставаться на месте и неторопливо, с
достоинством приблизился ко мне.
— Пошли, — сказал он, кивая шлемом на слегка обтесанное бревно. — Рренг хочет
говорить.
«Ишь ты, людоеда потянуло на потрепаться», — подумал я, направляясь следом за нео.
Впрочем, сейчас наши интересы совпадали. Я тоже хотел говорить, но еще больше слушать.
Как высказался один умный человек в моем мире, то, как вы собираете, организуете и
используете информацию, определяет, победите вы или проиграете. А в этом мире выжить
можно было только одним способом — победить тех, кто собирается обмазать тебя слюнями
и пристроить над костром. Почему-то я был уверен на сто процентов, что в ближайшем
будущем таких персонажей найдется немало.
Мы уселись на бревно. При этом я отметил, что на нем практически не было шерсти,
застрявшей в трещинах древесины. Значит, об него не чесались и на нем не возились другие
нео. То есть я удостоился чести сидеть на королевском диване. Наверно, этим и объясняется
многозначительный взгляд Рренга. Вождь явно ждал благодарности, и я не замедлил ее
высказать — в любом мире и обществе слова не стоят ничего, а взамен ты можешь получить
очень и очень многое. Как и огрести по полной, если скажешь не те слова.
— Благодарю за честь, великий вождь, — кивнул я, положив ладонь на разгрузку. — Я
счастлив, что смог оказать небольшую услугу тебе и твоему племени, и недостоин твоих
милостей.
Рренг слегка озадаченно поморгал глазками, переваривая услышанное. Потом до него
дошло, и он довольно оскалил клыки.
— Ты красиво говоришь слова, хомо, — пророкотал он, слегка хлопая меня по плечу, от
чего я едва не свалился с бревна. — Руги стал совсем старый. Рренг часто ходит в рейды, а
Руги разучился говорить нужные слова. И когда Рренга нет, их вообще некому говорить.
Рренг думает — из тебя выйдет хороший вестник мыслей вождя. Что скажешь?
Настал мой черед морщить лоб, пытаясь понять, на какую должность меня собираются
определить. Старый Руги — это небось тот лохматый дед с питательными слюнями.
«Вестник мыслей вождя». Сдается мне, это что-то вроде замполита, были раньше такие
специалисты в армии. Занимались промывкой мозгов военнослужащих и поддержанием
оных в стерильном состоянии. Интересная перспектива. В своем цирковом детстве я всегда
мечтал стать дрессировщиком. Но стал тем, кем стал, и сейчас перспектива доносить чужие
воспитательные программы до кровожадных нео меня уже не прельщала.
— Твоя мудрость столь же остра и блистательна, как твой меч, великий Рренг! —
произнес я, сам себе удивляясь — вот это загнул! — Но я воин, а не оратор. И мой путь —
это путь клинка.
Предводитель нео сдвинул на затылок лошадиный череп — как он только не
сваливается в таком положении? На сальной гриве, слипшейся от грязи, держится, что ли?
Хозяин черепа задумчиво почесал макушку, достал из свалявшейся шерсти крупную
мутировавшую вошь, задумчиво раздавил ее и принялся обсасывать пальцы. То ли дал
понять, что бывает с теми, чьи интересы идут вразрез с желаниями вождя, то ли просто
соображал, на что может сгодиться строптивый хомо. А может, и то и другое вместе — как
известно, первое второму не мешает.
Как и положено большому начальнику, Рренг думал долго, и мне сидение на жестком
почетном месте порядком осточертело. И чисто чтобы развеять скуку, я поинтересовался:
— А зачем вы убили соплеменника? Другой еды здесь нет, что ли?
Нео скривился.
— Арры — грязь под ногами Раргов. Они позор Новых Людей.
— Что так? — удивился я. По мне, если одна горилла чуть светлее другой, то от этого
вторая вовсе не становится идеалом красоты и добродетели.
— Арры не уберегли своего вождя, — сплюнул себе под ноги Рренг. — Убийца
проткнул Краггу затылок свинцовой стрелой и скрылся. Арры не смогли поймать убийцу, они
даже не видели его. А потом они упустили пленного хомо, который убил четверых лучших
воинов Арров и скрылся. После чего Арры струсили и позорно бежали от стен Кремля. Кто
они после этого?
— Грязные, никчемные, вонючие обезьяны, — с удовольствием произнес я.
Нео покачал головой.
— Зря ты не хочешь быть вестником моих мыслей, Снар, — сказал он. — Рренг сам
вряд ли сказал бы лучше.
«Это точно, — подумал я. — С таким запасом мозгов во вшивой башке лучше вообще
помалкивать».
А еще я подумал, что похожую башку я прострелил через заплатку между мирами,
когда услышал крик Данилы. Судя по словам Рренга, после этого парню удалось выпутаться
из какой-то крупной неприятности и заодно серьезно пошатнуть авторитет одной из
обезьяньих кодл.2
Интересно, сколько времени прошло с той поры? О чем я и спросил сидящего рядом
предводителя более удачливой шайки.
— Трижды солнце сменило луну, — задумчиво произнес Рренг, бросив на меня
быстрый взгляд. Неужели догадался твердолобый неандерталец? Да даже если и так.
Подозрения не есть доказательство. Стрелка-то поймать не удалось, так что косись не косись,
а без веских улик кушать героя нехорошо даже в примитивном обществе. Очень на это
надеюсь, м-да…
Даже если Рренг что-то и заподозрил, то предпочел помолчать. И подозреваю, что вовсе
не мой авторитет убийцы местного маньяка был тому причиной, а кольцо «эфки», торчащее
из разгрузки. Я заметил, что вождь нео пару раз прицельно скользнул по нему взглядом.
Стало быть, знает не только про «пистоли». Это хорошо. Как говорил один очень умный, но
плохо кончивший гангстер, убеждать оппонента лучше одновременно добрым словом,
пистолетом и гранатой. Дословно не помню, но как-то так.
И еще. Данила говорил о том, что нео обложили Кремль. Получается, что после моего
ухода он вернулся вместе с Настей и Фыфом и помог кремлевским снять осаду. Молодец,
парень! И после этих знаменательных событий минуло всего трое суток! А у меня дома
прошло почти полтора года, за которые было столько всего… Так, ладно, не будем о
грустном. В общем, сиди, Снайпер, осваивайся, выкачивай из вождя инфу и попутно учись
использовать вшей вместо жевательной резинки.
— Ты сказал, что твой путь — это путь клинка, — наконец сказал Рренг, не найдя
больше закуски в своих патлах. — И я согласен. Воин должен воевать, а не говорить. Ты
получишь все, что нужно воину. Но я вижу печаль в глазах Снара. Она мне знакома. Снар в
первый раз съел любимую бабу?
— Чего? — вырвалось у меня. От неожиданности ничего восточно-витиеватого в голову
не пришло.
Рренг озадаченно уставился на меня.
— Странно ты сказал, — произнес он. — Так, будто в твоем племени не едят баб.
Я хотел было сказать, что в моем племени чаще бывает наоборот, из-за чего порой
мужики не выдерживают, плюют на семейную жизнь и уходят куда подальше. Например, в
другие миры. Но сказал другое:
— А… их нужно есть?
— Что еще с ними делать? — пожал плечами Рренг. — Даже лучшие из них часто
становятся непослушными. И когда тебе надоест ее бить, лучше такую бабу продать или
обменять. Но кто купит или поменяет на что-то хорошее сварливую бабу? Тогда приходится
ее есть, а от этого иногда бывает грустно.
Вождь нео вздохнул. Добрейшей души гамадрил. Наверно, ел свою первую любовь и
2 Подробности этой истории см. в романах Дмитрия Силлова «Кремль 2222» и «Закон Меченого».
плакал.
— Я понимаю, — продолжил он, глядя на темное небо, нависшее над развалинами. —
После этого не хочется говорить. Но если съел одну, надо быстро найти другую.
И вдруг взревел дурным голосом:
— Ррррут, иди сюда!
От такого рева все нео, которые были на площади, присели. Кроме воинов, разумеется,
и глухого деда. Тот продолжал колдовать над жарким. Тело на вертеле наконец перестало
дергаться за счет постлетальных нервных импульсов и изрядно нагрелось. Дед плевался в
костер, обжигал пальцы, но свою слюнную деятельность не прекращал. Как будто нельзя
было просто обплевать жарящийся труп. Хотя что я понимаю в местной кулинарии, темнота.
Как выяснилось, в женской красоте я тоже ничего не понимаю.
Слегка дрожа от страха, к бревну приблизилась лохматенькая нео с большими,
испуганными глазами. Сама росточка небольшого, но с выдающимися формами. Шерстка
гладкая и даже не особо грязная.
Да уж… Будь я несколько менее цивилизован, отмыть бы мутанта-тинейджерку,
побрить с головы до ног, в газетке два отверстия прорезать — уж больно глазищи большие,
грех такое прикрывать — и вполне, вполне…
Но был я, увы, дитя своего времени. К сексуальным извращениям — и к зоофилии в
том числе — испытывал отвращение, к тому же газет здесь уже лет двести как не водилось.
Потому я лишь покачал головой.
— Благодарю за милость, великий вождь. Рут, конечно, красавица, но…
— Но Снар предпочитает женщин хомо, — криво ухмыльнулся Рренг, сверкнув
клыками. И шикнул на девчонку: — Пшла вон!
Ту словно ветром сдуло, только короткий рудиментарный хвостик мелькнул да
сверкнули розовые голые пятки.
— Может, Снару и жаркое наше не по нутру?
Я почувствовал, как над моей головой сгущаются тучи. Мой авторитет улетучивался,
словно дым от костра, в который наплевал старый Руги. Но увы, я также не принадлежал к
числу гурманов, любящих наворачивать ложками мозги живых мартышек, смаковать
лягушачьи лапки и тестировать свежесть устриц уколом ножа перед тем, как их проглотить.
Представив, как я обгрызаю лапу нео, щедро сдобренную содержимым защечных мешков
плешивого деда, я чуть не блеванул остатками завтрака, съеденного еще в другом мире.
— Не сочти за неуважение, великий вождь, но Снар просто не голоден, — попытался я
отмазаться от угощения. На что Рренг вполне по-человечески состроил выражение лица
«было б предложено, нам больше достанется».
Ну и отлично. Я перевел было дух. Но оказалось, что радовался я несколько
преждевременно.
— Снару не нравятся наши бабы и наша еда, — подытожил вождь нео, сдвигая обратно
на надбровные дуги лошадиный череп. — Но Рренг знает место, где много пищи, которые
едят хомо, и немало их худых гладкокожих самок.
При этом он состроил очередную кислую мину, мол, как такое может нравиться?
— Кремль? — вырвалось у меня. Интересно, неужто эта обезьяна решила, что я полезу
голой грудью на красные стены истреблять соплеменников? И при этом справлюсь в
одиночку там, где обломал клыки целый клан его породы?
Рренг покачал башкой, отчего зубастый костяной шлем съехал ему на ухо. Вождь нео с
достоинством поправил украшение и изрек:
— Тут рядом есть другая крепость. Меньше Кремля.
— И что, тоже проблемы? — сочувственно поинтересовался я.
Вождь нео зыркнул на меня подозрительно, но на моем лице было написано лишь
участие. Во всяком случае я очень старался.
— Эта крепость много лет была в руках моего клана, — глухо произнес он. — Но
позавчера в нее подло пробрались трое — хомо, шам и кио. Шам навел морок на охрану, а
хомо с кио проскользнули в ворота.
«Очень интересно», — пронеслось у меня в голове. Я как-то сразу догадался, что за
странная троица доставила неприятности вождю клана Раргов. И еле сдержал улыбку.
— Они вырезали твоих соплеменников, которые были внутри крепости? —
поинтересовался я.
— Они их связали. А потом выбросили за ворота и объявили крепость собственностью
Кремля. Еще одно пятно позора на племени Новых Людей. Лучше бы они их убили…
Хммм… Понятно теперь, почему сырые шкуры, сваленные возле костров, были той же
масти, что шерсть самого Рренга. Нерадивые соплеменники пошли на жаркое. Хотя вряд ли
от них что-то зависело — Фыф, похоже, заматерел за прошедшие два месяца и сумел усыпить
лохматую охрану. Дальнейшее для не обиженных физической силой Данилы с Настей было
делом техники.
— А Рренг со своими воинами были на охоте?
Вождь нео засопел и насупился. Понятно. Шлялся где-то со своей шайкой, уверенный в
собственной крутости, и забил на охрану лагеря. Ладно, это его трудности. Теперь вопрос —
что это за крепость такая и чего он, собственно, хочет от меня?
Вопрос я озвучил. На что получил ответ:
— Крепость там.
Когтистый палец указал на северо-восток. После чего Рренг добавил:
— Ты великий воин, и ты помог клану Раргов. Снар поможет вернуть крепость, и Рренг
простит ему все обиды.
«Ишь ты, обиды простит? Ах ты, мартышка зубастая!»
— И наградит, — добавила «мартышка», доставая из кармашка на поясе что-то, ярко
сверкнувшее под скудным лучиком солнца, чудом пробившегося сквозь свинцовые тучи.
В лапе Рренга лежало золотое кольцо искусной работы. Желтым металлом меня не
удивишь. В моем мире, если знать, где его брать, стоит оно недорого. Но вот бриллиант,
вделанный в оправу, меня заинтересовал.
— Можно?
Вождь нео протянул мне кольцо.
Я взял украшение. Ничего себе камешек, с виду каратов на десять потянет. Хотя это ни
о чем не говорит. Посмотрим на него поближе… Так, на первый взгляд вроде не стекло,
грани не изношены. И мусора внутри не видать. Эх, лупу бы… Я подышал на камень. Нет, не
мутнеет. Тоже, кстати, не показатель, камешек запросто может оказаться искусственным.
— Это настоящий камень, хомо, — хмыкнул Рренг. — Задаток. Я отсыплю Снару таких
полную горсть, если он поможет мне взять крепость. И даже покажу место на севере, где
можно взять еще.
— А каким образом Снар может помочь вождю взять укрепление, которое оказалось не
по зубам его доблестным воинам? — поинтересовался я чисто на всякий случай. Понятное
дело, что отстреливать из ВСК-94 Данилу со товарищи я не собирался.
Рренг открыл пасть, чтобы что-то ответить, но тут со стороны трамвайного гаража
раздался негодующий рев. Это еще что за новости? Дед сослепу кому плевком в глаз попал
или шерсть наиболее нетерпеливого гурмана огнем костра подпалило?
Похоже, не то и не другое. Вряд ли по столь незначительному поводу к месту нашей
мирной беседы ни с того ни с сего ломанется лохматая толпа, забив на практически готовое
жаркое.
Впереди толпы вышагивал здоровенный нео, плечами и ростом не уступавший Рренгу.
Разве что с виду несколько менее потасканный, стало быть, помоложе вождя. Морда злющая,
челюсть выдвинута вперед, клыки, слюни вспененные. Бунт на корабле? Революция?
Свержение существующей власти с переодеванием лошадиного черепа на другую обезьянью
башку?
Я ошибался.
— Хомо отверг мою сестру! — без предисловий прорычал борец за права прекрасной
половины обезьяньего рода. — Теперь Рут никто не позовет к своему костру и не назовет
матерью своих детей! После такого ее остается только продать или съесть! Или смыть позор
кровью хомо!
Понятненько…
Я окинул оценивающим взглядом торс нео и его манеру держаться. Потом посмотрел на
лохматенькую девчушку, прячущуюся за спину брата, на фоне чего вспомнился анекдот про
зоофила, горюющего об оставшейся на острове любимой горилле. «И не позвонит, и не
напишет…» М-да… Возможно, стоило хоть для вида согласиться на знакомство с глазастой
Рут. Но себя не переделать, да к тому же и поздно. Судя по сочувственному взгляду Рренга,
против законов племени правящая верхушка бессильна и впрягаться за героя не собирается.
Я лениво потянулся, почесал разгрузку возле торчащего кольца гранаты и чисто на
всякий случай поинтересовался:
— И как у вас тут смывают кровью позор?
— Спор воинов решает поединок, — с пафосом произнес Рренг.
— А правила того поединка? — осторожно осведомился я.
— Можно всё, — коротко рыкнул вождь.
«Можно всё» — это хорошо. Помнится, пару раз участвовал я в рукопашных боях один
на один по подобным правилам. Признаться, болезненное занятие, но если подойти к нему с
умом, то шансы есть. Даже против большой полуразумной обезьяны, тренированной на
убийство. Все лучше, чем дергать колечко «эфки», изображая из себя камикадзе.
В лапах нео была красноречиво зажата дубина, утыканная ржавыми от крови обрезками
арматуры. Может, удастся прострелить ему башку из моей навороченной снайперской
винтовки, пока он не размазал меня по земле своим бревном?
— Только воины спорят без оружия, — добавил Рренг.
Вот падла волосатая! Не иначе только что придумал новый закон! Понял небось, что с
крепостью я ему не помощник, и решил использовать ситуацию в своих интересах. Не иначе
разгрузка моя ему понравилась вкупе с остальной снарягой. Мартышка с гранатой, блин…
Но, рефлексируй не рефлексируй, а ситуация была не в мою пользу. Если разом
прыгнут, никуда я не денусь. Размажут по почетному деревянному дивану на раз-два-три.
Ладно, предки-потомки, хрен вас разберет, кто вы на самом деле, но я точно знаю
средство от налитых кровью глаз неандертальцев-переростков с дубинами.
Усики «эфки» я свел заранее, так что, прежде чем нео опомнились, в одной руке у меня
было колечко, а в другой — граната с плотно прижатой пальцами спусковой скобой.
Брат Рут дышал часто, пена с его морды падала на землю, словно внутри у него работал
небольшой активированный огнетушитель. Но дернуться он не посмел. Вся лохматая банда
напряженно смотрела на мою руку, сжимавшую ребристое зеленое яйцо, и потихоньку
пятилась назад. Рефлекс верный. Но в случае если «эфка» рванет — бесполезный. Всю
площадь осколками перечеркнет. На всех нео, конечно, чугунной «рубашки» не хватит, но
многим не поздоровится.
Лишь один Рренг смотрел не на гранату, а мне в глаза. И не двигался. Молодец обезьян,
я его за это даже зауважал слегка — но без фанатизма. Уважение часто штука односторонняя,
нисколько не мешающая уважаемому персонажу при случае сожрать уважающего.
— Значит, так, — сказал я, неторопливо снимая разгрузку — дело жутко неудобное,
когда у тебя в руке зажат оборонительный киндер-сюрприз. — Рарги — великие воины,
овеянные славой побед. Но при этом в любой семье не без урода. Поэтому Снару приходится
страховаться, чтоб во время битвы его имущество не упёрли.
С этими словами я положил разгрузку на землю и прижал ее сверху сумкой с
разобранным ВСК-94. Пояс с «Фортом» в кобуре и «Бритвой» в ножнах положил сверху.
После чего быстрым движением засунул под разгрузку гранату, аккуратно прижал рычаг
тяжелой снарягой и медленно вытащил руку. В свое время таким незамысловатым образом
мы минировали трупы врагов. Сдвинул противник своего погибшего товарища по оружию —
и тут же лег рядом, начиненный осколками словно булка изюмом. Теперь же того, кто решит
стянуть моё добро не зная, как именно я разместил гранату, ждет та же участь. А еще я могу
просто пнуть всю эту конструкцию, если меня решат прищучить, набросившись всей кучей
на одного.
Не решили.
Брат Рут посмотрел на меня оценивающе, отбросил в сторону дубину — и оскалился,
продемонстрировав зубищи без малейших признаков ущерба. Щелкунчик, блин. Ходячая
реклама зубной пасты и мечта таксидермиста в одном флаконе.
Шутки шутками, а противник мне достался более чем серьезный. Помимо зубов
имелись у родственника пугливой нео неслабые когти и гипертрофированная мускулатура на
зависть звездам бодибилдинга. И повыше меня он был на голову. Задачка, однако. Но всегда
лучше решать сложные задачи, чем отпускать скобу гранаты, отважно глядя в оскаленные
морды врагов.
Я отошел от своего снаряжения на несколько шагов, чтобы ненароком об него не
споткнуться, и вокруг меня с моим визави моментально образовалось серое мохнатое кольцо.
Отдельные особи демонстративно рассматривали свои когти, нехорошо щерясь. Понятно, в
случае чего на «канаты» лучше не бросаться — порвут болельщики.
Но сейчас зубасто-когтистые «канаты» интересовали меня лишь во вторую очередь. Им,
как и любой другой человекообразной толпе, хочется не только жратвы, но и зрелищ. Значит,
пока что толпой рвать не будут. Главное, чтоб никакой лохматый придурок на разгрузку не
наступил, а с остальным разберемся.
Хотелось бы верить, что разберемся…
Мой противник рисовался перед толпой словно качок на подиуме. Напряг ноги,
расставил в стороны лапищи, поиграл мускулами. Потом долбанул себя в грудак кулачищами
пару раз. Получилось гулко и впечатляюще. Думаю, окажись между его грудными мышцами
и кулаками моя голова, раскатало бы ее в блин легко и непринужденно.
Наконец обезьяну надоело выпендриваться, и он, вновь расставив лапы, неторопливо
пошел вперед, отжимая меня к «канатам». Понятно, понты превыше всего. Я б на его месте
просто прыгнул вперед и парой ударов сверху вниз быстренько завершил это дешевое
представление.
Но, видать, у обезьяна был свой интерес. По неприязненному взгляду Рренга даже
догадываюсь какой. Братец лохматенькой Рут сейчас работал на толпу не хуже кандидата в
мэры города — правда, на свой манер…
Ладно, сейчас мы немножко подпортим тебе рейтинг среди электората. Во всяком
случае, очень постараемся.
Понятное дело, долбить нео по суставам и болевым точкам на теле дело
непродуктивное. Лохматые они больно и мускулистые весьма. И болевой порог наверняка
понижен как у любых плотоядных, не изнеженных цивилизацией. Но у каждого
теплокровного существа есть уязвимые зоны, которые не защитить ни шерстью, ни
мышцами, ни столетиями эволюции. Правда, до них надо еще добраться…
Обмануть бывалого воина сложно. Но можно, особенно если он слишком уверен в
своем превосходстве. А если не слишком, то уверенности этой следует ему добавить.
Я растерянно заметался по маленькой арене. Поскользнулся, упал на одно колено,
матернулся срывающимся голосом.
Первобытная толпа взвыла в восторге. Презрительно рыкнул мой противник — мол, не
поединок, а черт-те что. Знал бы, просто придушил и не городил эдакий огород. И еще раз
повел плечами, окинув при этом взором пылающим восторженные морды будущих
подданных — вот, мол, я, смотрите, от одного вида моего у людишек дрожь в коленях…
Это он, конечно, зря сделал. Хотя чего-то подобного я и ждал.
Резко оттолкнувшись обеими ногами, я бросился вперед, прямо в страшные объятия
полузверя-получеловека.
Надо отдать ему должное, среагировал он почти мгновенно, захлопнув на моих ребрах
железный капкан, упакованный в грязную шкуру.
Но «почти» — это все-таки не «мгновенно».
За четверть секунды до того, как лапы нео сомкнулись на моем торсе, я успел от всей
души садануть коленом под его набедренную повязку и, когда противник инстинктивно
подался вперед, выбросил навстречу ему правую руку, согнутую под прямым углом…
Мало кто умеет правильно наносить этот удар. Его мне как-то показал мой друг по
прозвищу Японец, при этом на мне были надеты бронежилет шестого класса защиты и
ватная телогрейка. Меня унесло назад метра на три. Лететь бы мне и дальше, но за спиной
стенка была. Секрет в том, что наносится этот удар не рукой, а весом всего тела. Если
придется в незащищенную грудь человека, то либо мечевидный отросток, либо ребра
ломаются как спички…
Нео я ударил в горло.
Человек после такого без медицинской помощи умирает в течение минуты —
фрагменты разбитой трахеи перекрывают поступление воздуха в легкие. Но толстенные
мышцы шеи мутанта смягчили удар, потому он лишь выпучил глаза и захрипел, с усилием
всасывая воздух через помятое горло. При этом он все-таки попытался сжать меня в
смертельных объятиях. Завидное упорство — с отбитыми яйцами и травмированной
дыхалкой думать о победе. Ну извини, обезьян, собственная жизнь мне дороже твоей
карьеры.
Я схватил его за шерсть на челюсти и со всей дури дернул вниз. И как только башка
мутанта опустилась вровень с моей, с усилием вдавил большой палец в точку между глазным
яблоком и широкой переносицей.
Черт, больно то как! Похоже, краем слезной кости мне сорвало ноготь! Понятное дело,
она поди как минимум вдвое толще, чем у самого что ни на есть здорового хомо сапиенса.
Правда, мутанту было в разы больнее, нежели мне.
Он совсем по-человечески охнул, разжал лапы и с размаху шлепнулся на пятую точку.
Думаю, больше от неожиданности — как человек, загнавший крысу в угол и вдруг
осознавший, что тварь, оскалив зубы, летит в прыжке прямо ему в лицо.
Я не стал ждать, пока мой противник очухается, и со всей дури двинул ему берцем в
нос, точку крайне чувствительную и болезненную.
Нео закатил неповрежденный глаз и завалился на спину. Всё. Чистая победа и даже
почти без потерь. Ноготь только надо простерилизовать и пластырем зафиксировать,
глядишь, и не сойдет.
— Нечестно! — взревел чей-то возмущенный голос. И следом несколько десятков
луженых глоток подхватили:
— Нельзя так бить!! Нечестно!!! На вертел хомо!!!!
Последнее мне совсем не понравилось. Черт, и до разгрузки не добраться. Лохматое
кольцо угрожающе сжималось, и оружие осталось за спинами мутантов.
Ладно. Я слегка присел, сгибая напряженные пальцы рук в положение «лапа леопарда».
Суки вшивые, нечестно? Ладно, мля, еще пару глазенок я точно выковыряю, прежде чем
окажусь в ваших желудках. Вот этот желтозубый точно подойдет. По-моему, он первый и
заорал. Ну, щас…
— Стоять!!! — раздался громовой рык за спинами нео, и толпа замерла как вкопанная.
А после распалась на два полукольца, словно разомкнутый браслет наручников.
В просвете стоял Рренг. Грудь навыкате, бугры мышц под шкурой катаются, морда
надменно задрана вверх — и как только череп на макушке держится?
— Рренг сказал «можно все», — пророкотал вождь. — Слово Рренга закон. Кто-то
против?
— Раньше был другой закон, — попытался возразить желтозубый. — Между ног бить
нельзя, в глаза…
Бамс!
Бросок Рренга вперед и удар слились в одно движение.
Похоже, вождю нео понравился мой метод нокаута. Желтозубый, поймав в нос
классический прямой, рухнул наземь и по инерции проехался пару метров на спине. Да,
таким кулачищем в морду все равно что кувалдой. Это не мой боковой каблуком берца — вон
братец Рут уже поднимается с асфальта, униженный и оскорбленный. Судя по взглядам
сородичей, ему теперь долго отмываться от позора — как же, хомо его завалил! Небось по
аналогии то же самое, что заяц охотника уделал.
— Слово Рренга закон, — продублировал вводную вождь, красноречиво разминая
кулачище. — Кто еще против?
Больше кандидатов на нокаут не нашлось. Мило. Значит, теперь обезьянам можно
лупцевать друг дружку ногами по колоколам и выковыривать глаза. Хорошие навыки для
рукопашного боя, нужные. Глядишь, еще немного — и нео совсем отбросят условности, а
там и до царя природы недалеко. Ведь наверняка в истории человечества эра прогресса тоже
началась с пересмотра взглядов на удар по яйцам…
Я немного расслабился. Интересно, с чего это вождь за меня впрягся? Ну устранил я
конкурента на престол, так на фига…
— Снар хороший воин. Снар поможет Раргам взять крепость?
Молодец Рренг! Умеет вовремя задавать прямые вопросы. Мол, я тебе помог, теперь ты
мне помоги. Но ты одного не учел, человекообразный. Мне, конечно, доводилось стрелять в
людей, в некотором роде это моя профессия. Но я не стреляю в тех, с кем ел и пил за одним
костром. Во всяком случае, до тех пор, пока они не начнут стрелять в меня.
Я покачал головой, одновременно прикидывая, сумею ли я в прыжке достать до
разгрузки. Шанс копеечный, что граната в руке их остановит, но, прежде чем ставить на себе
крест, лучше использовать все возможности.
— Рренг так и думал, — тряхнул лошадиной черепушкой вождь. — Рренг тоже не стал
бы воевать против своего народа. Снар может идти куда хочет.
Признаться, я был сильно удивлен. Чего не ожидал — того не ожидал. Скажите
пожалуйста, мохнатым каннибалам не чуждо благородство! Ладно, учтем на будущее, когда
будем делать оргвыводы по поводу воспитания местных человекообразных. В общем,
получается, неплохие они ребята. Вон братец Рут вытер с морды невольно выступившие
слезы, проморгался и уже о чем-то беседует с сестрой. Завидую, честно. Человек бы после
такого удара точно остался без глаза. А этому — хоть бы хны. Веко помассировал кулачищем
— и нормалек. И про хомо зловредного уже забыл, ибо дела семейные превыше всего.
Остальные нео тоже потеряли ко мне интерес и разбрелись по своим делам. Я же
беспрепятственно подошел к куче снаряжения и крайне осторожно извлек из-под нее «эфку».
Теперь предстояло еще более веселое занятие — вставка чеки обратно в запал. Проще,
конечно, бросить гранату подальше из-за какого-нибудь укрытия, так как частенько такие
эксперименты заканчиваются взрывом прямо в руках. Но разбрасываться дефицитом не
хотелось, потому пришлось пару минут повозиться под настороженными взглядами нео.
Занятие не из приятных. Если выдергивание кольца зубами чревато потерей зубов, то,
возвращая его на прежнее место, воин рискует тем, что только зубы от него и останутся.
Но — обошлось.
Я лучезарно улыбнулся человекообразным, возвращая «эфку» в подсумок. После чего
сноровисто собрал ВСК-94 на случай, если Рренг передумает. Удобная штука: пять деталей,
включая прицел и магазин, минута времени — и у тебя в руках отличное оружие, фактически
автомат 9А-91, приспособленный для снайперской стрельбы, но при этом не потерявший
изначальных качеств. Глядишь, тяжелыми пулями патронов СП-6 черепа мутантов будут
колоться лучше, чем «люгеровскими» автомата ПП-90М1, почившего в пасти покойного
Рарга.
К подъезду, ведущему наружу с территории трамвайного парка, я подошел
беспрепятственно, спиной ощущая недоброжелательные взгляды человекообразных. Но
топота лап за спиной не было, никто за мной не гнался. Ладно, возьмем за рабочую версию,
что в этом мире существуют справедливость, великодушие, верность слову и тому подобные
анахронизмы. И если версия подтвердится, не такой уж плохой выбор я сделал, свалив сюда
из сопредельного пространства…
Мои размышления прервал характерный звук сзади. Тот самый, который я ожидал
услышать. Я резко развернулся, вскидывая ВСК… и увидел не совсем то, что предполагал
увидеть.
Ко мне, округлив глаза, бежала Рут. Та самая маленькая нео, за которую вступился ее
братец, вызвав меня на поединок. А за ее плечами мускулистый родственничек неторопливо
поднимал лук со стрелой, наложенной на тетиву. Интересно, кому лохматый решил послать в
спину пернатый подарочек — мне или собственной сестре?
Однако выяснять этот вопрос ценой собственной шкуры не хотелось, и я, почти не
целясь, выстрелил. Не особо мудреное дело из такого оружия попасть с пятидесяти метров
туда, куда хочется. Ну я и попал.
Верхушку лука словно мечом снесло. Рога оружия, древнего, как само человечество,
резко разогнулись. Стрела осталась в пальцах нео, а порванная тетива резко хлестнула прямо
по глазнице, в которой пятнадцать минут назад побывал мой палец.
Мутант взревел дурниной, отбросил изуродованный лук, резко нагнулся, схватил
дубину, лежавшую у его ног… и замер, остановленный грозным ревом вожака.
— Ррау! Я пррриказал отпустить Снарра!
Понятно. Братца Рут зовут Ррау. У них что, все имена на «р» начинаются? Племенная
особенность?
Ррау медленно опустил дубину и, повернув голову, посмотрел на Рренга. Один глаз
после удара тетивы у него закрылся, перечеркнутый красной, мгновенно вспухшей линией, а
во втором явно застыло недоумение. Может, у них принято стрелять родне в спину, а вождь
опять попер против обычаев?
Оказалось, что нет.
— Они убьют Рут, — пролепетала лохматенькая. — И съедят. Или продадут Аррам. Но
Арры тоже съедят Рут. Рут не хочет умирать.
За моей спиной пряталось беспомощное существо из другого мира… черт, теперь уже
не из другого, но важно не это. Важно, что существу требовалась помощь. А когда
соплеменники собираются сожрать слабого и беззащитного сородича ни за что ни про что —
это неправильно.
Свободной рукой я задвинул дрожащую Рут в подъезд, держа в правой ВСК-94 и
готовый открыть огонь по первой же твари, которая дернется в мою сторону. После чего
выдернул из кобуры «Форт» и направил его в сторону выхода на улицу.
Круто, наверно, это дело смотрелось со стороны, прям хоть кино снимай. Но иначе
никак — возле выхода, помнится, тусовались два косматых хлопца, наверняка мечтающих о
подвигах во имя клана. А я таких энтузиастов очень недолюбливаю. Мозгов у них немного, и
зачастую приходится из них и эту малость выбивать прицельными выстрелами в переносицу,
прежде чем они раскроят мою драгоценную черепушку.
Но больше в толпе нео героев не нашлось. И подростки снаружи оказались мудрее, чем
я предполагал. Хмуро посмотрели исподлобья, когда я вышел наружу, но дубины держали
правильно, уперев их шипастыми навершиями в осколки асфальта, слежавшиеся от времени
в сплошную массу.
Убедившись, что парни попались понятливые, я вывел из подъезда Рут. Охрана если и
удивилась этому факту, то виду не подала. Надо же, какие сообразительные! Прям не отроки,
а вундеркинды. Или ВСК-94 видели не только на наскальных рисунках, но и в реальности…
Оставалось понять, о какой крепости толковал Рренг, и где она находится. О чем я и
спросил юную нео. Но та только смотрела на меня расширенными от ужаса глазищами и
тряслась, словно под током. Понятное дело, стресс на стрессе. Сперва пришелец-
инопланетянин в жены не взял, потом брату морду подрихтовал, и в заключение родня чуть в
костер не определила. По щекам хлопать женский пол для приведения в чувство я не умею,
за что, кстати, и поплатился в недавнем прошлом — может, и следовало бы научиться…
Ладно, поезд ушел — а проблемы все те же.
В общем, протащив за собой первобытную девчонку до ближайших развалин, я свернул
за остатки бетонной стены, отстегнул от пояса флягу, отвернул крышку и протянул Рут
лекарство от большинства душевных болезней.
— Пей.
Девчонка жеманиться не стала, взяла лапками предложенное и глотнула. Зажмурилась.
По шерстке под глазами потекли крупные слезы. Всхлипнула — и глотнула снова.
Понравилось, что ли?
Не похоже. Закашлялась, слезы пуще прежнего, но штатную емкость со спиртом не
отдает. Ничего не понимаю. Неужели у них…
— Стоп, — скомандовал я. — Достаточно.
Рут с явным облегчением протянула флягу. Подумать только, вот это воспитание!
Мужик сказал пей — пьет и без команды не прекращает. Да, если б не лохматость и не
мордочка, больше все-таки похожая на обезьянью, чем на человеческую, была б не девушка,
а мечта поэта.
Ладно, пошутили мысленно — и хватит. Теперь надо определиться как дальше жить и
куда путь держать. Если Рренг не наврал, где-то неподалеку в какой-то крепости окопались
мои давние знакомые. Надо б для начала к ним в гости наведаться, разузнать, что
интересного в постъядерной Москве произошло за время моего отсутствия.
Девчонку вроде трясти перестало. Глазки под мохнатыми бровками из испуганно-
потерянных начали понемногу превращаться в осоловело-бессмысленные. Я оказался прав
— огненная вода, жидкое счастье и беда отсталых народов, действовала безотказно во всех
мирах. И этот не исключение. Значит, можно вести переговоры.
— Крепость где?
— А?
Блин, надо было раньше флягу отобрать…
— Рут, где крепость, которую Рренг собирается захватить?
— А, к-крепость…
Девчонка усилием воли сфокусировала взгляд и ткнула пальцем в конец улицы.
— Т-там.
Потом обернулась — и добавила, показывая в противоположную сторону:
— Или там…
Замечательно. Как говорил классик, мы всегда в ответе за тех, кого напоили. И, если
действие спирта окажется сильнее первобытных установок слушаться мужика как Господа
Бога, придется мне тащить зверюшку на себе. А не хотелось бы — весу в ней килограммов
семьдесят, не меньше.
— У крепости название есть?
— Наззвание? Есть…
Твою мать…
— Какое?
— Бутыл…рка.
Я вытащил из внутреннего кармана наладонник и быстро вызвал карту. Ее мне перед
Переходом загрузил в КПК мой спаситель, друг и учитель, уже много лет живущий на
острове среди бескрайних украинских болот. «Бутылрка» — это, скорее всего, Бутырская
тюрьма.
Вот оно, карта-копия запроса через спутниковую программу начала двадцать первого
века. Поиск «Бутырская тюрьма»…
Ого! Судя по виду сверху, реально не тюрьма, а крепость. И если верить краткой сноске,
это целый тюремный замок, построенный еще при Екатерине Второй. Имеет четыре
трехэтажные зубчатые башни, усиленные контрфорсами: «Пугачевская», в которой
содержался зачинщик одноименного бунта, «Полицейская», «Северная» и «Часовая».
Наружные стены также в три этажа, а внутри считай еще одна крепость — тюремные
корпуса, расположенные четырехугольником.
Понятно. Если замок в восемнадцатом веке строили, то кирпича наверняка не жалели.
Стены небось никакая пушка не возьмет. Ладно, это все лирика. Надо добраться до нее
сначала, а потом по ходу дела разберемся что к чему.
Определив по наладоннику и компасу направление, я взял за лапу осоловевшую Рут и
пошел по улице… если, конечно, эту тропу между руинами можно было так назвать.
По пути я вновь не переставал удивляться тому, во что может превратиться большой и
процветающий город за двести лет запустения.
Сквозь остатки зданий проросли гигантские мутировавшие сорняки, наверняка
задавившие деревья в процессе бурной эволюции, — ни одного нормального дерева я, что в
прошлое путешествие сюда, что сейчас, так и не увидел. Более-менее сохранились лишь
дома старой постройки с толщиной стен в три кирпича, остальные осыпались словно
карточные домики, и лишь кучи бетона, полузасыпанного землей и песком, напоминали о
том, что здесь когда-то стояло здание. Хотя и многие старые здания вросли в раскрошенный
от времени асфальт по подоконники нижних этажей, а некоторые и вовсе наполовину
провалились в разломы — похоже, под улицей проходило метро или еще какая-то большая
полость имелась.
Один такой разлом шириной метра в два зигзагом пересекал улицу. Я отпустил лапку
нео, подошел к краю и посмотрел вниз.
Ни черта не видно. Темно как у дяди Тома в хижине.
Я с сомнением посмотрел на Рут. Я то и с рюкзаком перепрыгну, а она как?
Пьяненькая нео слегка покачивалась, но на ногах стояла уверенно. В ее глазах
плескался ужас.
— Снар решил продать Рут багам?
Я припомнил, что Данила называл багами руконогов, шестиногих мутантов,
смахивающих на человекообразных тараканов.
— Еще не хватало, — проворчал я. И что у местных лохматых девчонок за мании?
Сдается мне, что их тут родственнички так и норовят кому-то сбагрить. Хммм, может, они не
так уж и неправы? — Через разлом перепрыгнешь?
Рут отрицательно замотала головой.
— Нет. Нельзя. Там…
Понятно. В пропасти сидит кто-то голодный и ждет такого как я прыгуна. И обойти
вряд ли получится, длинный разлом, однако. Черный зигзаг уходит в развалины, и бес его
знает, сколько придется ломать ноги в руинах, прежде чем найдется обходной путь. Жалко,
конечно, дефицитный боезапас, но ничего не поделаешь.
Я снял с разгрузки две «эфки».
— Короче, я сейчас бросаю туда ээээ… огненные яйца. Они взрываются, мы сразу
прыгаем. Вопросы?
Нео похлопала глазищами и кивнула. Будем надеяться, что дошло.
Первая граната полетела вниз. Вторая…
Над пропастью взметнулось щупальце, длинное и гибкое, словно гигантский хлыст. На
конце его имелась здоровенная присоска, напоминающая вантуз. А в этом вантузе…
— Ложись!!! — заорал я, бросаясь на землю.
Поскольку скобы «эфок» отлетели одновременно, два взрыва слились в один. Или же я
просто не услышал второго, раздавшегося глубоко под землей. Над моей головой
просвистели осколки, что-то сильно дернуло рюкзак на спине…
Я подхватил с земли свой ВСК и рывком поднялся на ноги, готовый стрелять во все, что
движется…
Стрелять не потребовалось.
Оторванное щупальце валялось в пяти метрах от меня, неистово сокращаясь. «Вантуза»
не было, на его месте моталась кровавая мочалка. Видимо, вторая граната оторвала щупальце
от основания, и мне очень не хотелось думать о том, кто сейчас под землей оценивает
причиненный ущерб и готовится к ответным мерам.
— Быстрее!!!
Дважды повторять не пришлось. Нео еще быстрее меня перемахнула через разлом и
рванула вдоль улицы на четырех лапах. Я — за ней, и очень оперативно. Потому что сзади
меня весьма впечатляюще трещало, грохотало и ухало, словно кто-то очень большой и злой
лез из-под земли. Может, ему еще одно «огненное яйцо» подкинуть, чтобы он не слишком
торопился?
Я обернулся на бегу — и передумал.
Разлом увеличился втрое, и над ним колыхались несколько десятков щупалец,
вытянувшихся вверх на всю десятиметровую длину. А у их основания на тонкой ножке,
словно причудливый цветок, покачивался большой желтый глаз.
Я остановился… Повернулся… И медленно пошел к нему…
Странно, как я вообще мог убегать от такого чуда? Что может быть прекрасней этого
обволакивающего взгляда, от которого по всему телу разливаются волны нереального
наслаждения? Голова слегка кружилась, словно после бутылки очень старого и дорогого
коньяка, окружающие меня руины разрушенного города покачивались в полупрозрачной
дымке, но они больше не казались мне серыми и унылыми. Пейзаж был сказочно-
таинственным, небо оказалось не тяжелым и хмурым, а загадочным, бесконечным…
Шмяк!
Желтый глаз дернулся. Понятное дело. Даже если орган зрения размером с таз,
неприятно, когда прямо в зрачок влетает обломок кирпича.
Очарование окружающей действительности смялось на мгновение, словно легкая рябь
по воде прошлась, — и тут же все вернулось на место.
Но этого мгновения мне было достаточно.
Очередь из огнестрельного оружия всегда эффективней кирпича. Пули с чавканьем
пробили роговицу, и из глаза наружу хлынуло гнойно-белесое содержимое, заливая
ближайшие щупальца.
Пронзительный вой резанул по ушам, грозя порвать барабанные перепонки. Несколько
щупалец рванулись ко мне, не достали буквально полметра — и повторять попытку не стали,
а присоединились к остальным.
Это было жуткое, но завораживающее зрелище. Потусторонняя тварь из кошмарного
сна лечила самое себя. Черные раструбы щупалец заслонили поврежденный глаз, и из них на
разорванный пулями орган толчками выплескивалась желтоватая жидкость.
— Снар!
Слабый писк за спиной окончательно вернул меня в реальность. Голова была все еще
тяжелой от наведенного гипноза, перед глазами мельтешили черные был вполне в состоянии
бежать рядом с Рут и не спотыкаться о куски бетона и арматуры, торчащие из прессованного
мусора, который когда-то был улицей.
Отбежав на безопасное расстояние, я заметил несколько ступенек — сохранившийся
фрагмент лестничного пролета — и присел на нижнюю. Отвинтил крышку фляги, глотнул,
встряхнулся, словно вылезший из болота кот, и отправил емкость с лекарством обратно в
брезентовый чехол на поясе. И, посмотрев на Рут, спохватился.
Ту снова потрясывало.
Я потянулся к фляге.
— Будешь?
Нео мотнула головой. Ну и правильно, нечего местных тинейджеров спаивать.
— Что это было?
— Баг, — коротко ответила Рут. И тут же пояснила: — Вожак.
Я припомнил здоровенную самку-паука, которую мы уделали втроем с Данилой и
Настей по пути к складам Кантемировской дивизии. Значит, у руконогов еще и альфа-самец
имеется. Хорошо, что этот альфа из-под асфальта полностью не вылез, а то б случилась нам с
лохматенькой полная омега.
— Спасибо, — сказал я.
Она непонимающе уставилась на меня.
— За кирпич. Метко кидаешь.
Действительно, если б не Рут, поток ментального притяжения твари запросто втянул бы
меня под корону из щупалец, как язык хамелеона затаскивает в пасть охотника слишком
уверенную в себе муху.
— Брат учил, — совсем по-человечески вздохнула нео. И добавила: — Он хороший. И
добрый.
Угу. Офигительный просто. Только все же стрела доброго брата не мне в грудь
смотрела, а левее и ниже. Я, как любой мало-мальски опытный снайпер, очень хорошо
чувствую, когда в меня целятся. Так что, лохматенькая, один-один. Тебе за кирпич спасибо, а
про душку-братца я тебе никогда ничего не скажу. Родня — это святое, даже когда она
пытается тебя замочить. Или ежедневно треплет тебе нервы, медленно убивая твою жизнь.
Кстати, если сравнивать, то первое честнее…
Ладно, хорош себя жалеть. Мужик ты или где?
Я хлопнул себя по коленкам и поднялся со ступеньки.
— Снар ее сильно любил?
Блин, ну и глазищи у этой обезьянки. Даже с ресницами, длинными-длинными.
Интересно, у них тут каждый второй телепат или у меня всё на фасаде написано крупными
буквами?
— Значит, так, девушка, — веско сказал я. — Конечно, спасение жизни спутника
серьезный поступок, но не аргумент для того, чтобы заниматься психоанализом его личной
жизни. Которая, кстати, осталась в прошлом. Понятно?
Рут испуганно кивнула, аж два раза подряд.
— И еще. Ты теперь не дикарь, а временно второй номер снайпера. Так что будем
учиться владению нормальным оружием и местоимениями. А то я как-то не привык, чтоб
меня величали в третьем лице.
— Рут ничего не поняла, — вздохнула нео. — Но Рут научится.
***
Я шел и думал.
Как известно, одно другому не мешает. ВСК-94 привычно оттягивает руки, готовый в
любую секунду выплюнуть пунктир из раскаленного свинца. Взгляд сканирует пространство,
уши ловят малейший шорох, ноги сами находят оптимальный участок для следующего шага.
А в голове, словно клубок растревоженных змей, ворочаются мысли.
Итак, я снова здесь. Ни на острове, ни на материке, ни даже на зараженной территории
моего мира, куда никакой нормальный человек никогда не сунется, места мне не нашлось.
Нет, конечно, друзья были бы мне всегда рады. Но в то же время я прекрасно осознавал, что у
них полно своих проблем, и никого из них не хотел обременять своими.
Проблемы же были существенными.
Дело в том, что я женился на девушке своей мечты…3 но ничего хорошего из этого не
вышло. Медовый месяц кончился, и потянулись другие — пресные, обычные, серые…
Хватило нас ненадолго. Что она, что я по натуре были воинами-одиночками, и если
раньше с нашего острова особенно бежать было некуда, то зараженная территория Украины
ежеминутно манила нас опасностями, приключениями, риском — всем тем, чего нам так
долго недоставало в мирной жизни.
Сначала мы вместе ходили в рейды. Потом все чаще поодиночке — опытному воину
напарники требуются крайне редко. И однажды случилось так, что она не вернулась. Я
принялся паковать рюкзак, собираясь двинуться на поиски, когда мне на наладонник пришло
сообщение: «Подвернулся хороший заказ. Не знаю когда вернусь. Лучше не жди».
5 Подробно об этих событиях можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Кремль 2222. Юг».
мысленно.
— Совсем ты блатной стал, Фыф, — покачал я головой. — Тюрьма, что ли, действует
или в прошлый раз больно много лишней инфы из Квантового Накопителя качнул?
— Нормально качнул, — сварливо произнес мутант. — И тебе бы не помешало. И
некоторым, которые сейчас в карцере кирками машут. Кстати, ты там девчонку-то свою спас?
— Спас, — коротко бросил я. — Ты вроде обещал меня в карцер проводить.
— Было такое. Иди, — безразлично сказал Фыф, после чего завел лапку за спину и,
достав оттуда автомат «Кедр», принялся с ним возиться, показывая всем своим видом, что
разговор окончен.
Я мысленно пожал плечами. Что-то совсем у него характер испортился. Хотя, если я не
посплю три дня, ко мне тоже лучше не подходить на расстояние прицельной дальности
любого оружия, которое подвернется под руку.
Тем не менее в моей голове нарисовалась вполне читаемая карта тюрьмы, причем я
точно знал куда идти. Ну я и пошел. Рут — хвостиком за мной.
Не успели мы выйти из зала, как «хвостик» заговорила. Причем голосом, странно
звенящим от напряжения:
— У Снара есть баба?
— Не баба, а жена, — машинально поправил я. И удивленно обернулся: — А тебе какое
дело?
Ну и ну… Глазищи Рут подозрительно блестели, вот-вот заплачет.
— «Жена» — это баба?
Вот только истерик мне сейчас не хватало! Я неопределенно покрутил пальцами в
воздухе.
— Хммм… Бывшая баба.
Нео шмыгнула носом и вроде немного повеселела.
— Значит, теперь у Снара…
— У тебя, — поправил я.
— Теперь у тебя нет бабы?
— Нет, — выдохнул я. — Пошли уже, а?
— Пошли, — довольно кивнула первобытная ревнивица и уцепилась лапкой за мой
мизинец.
Ну что ты будешь делать? Кто б из моих старых корешей это увидел, обстебали бы с
ног до головы! Причем я готов был поклясться, что в моей голове раздался ехидный тихий
смешок — похоже, Фыф все-таки научился мысленно пробираться через последствия моих
ментальных блоков. Ну и ладно, хихикайте сколько влезет. А лохматой девчонке я как-нибудь
на досуге попробую объяснить, что взрослый мужик и нео тинейджерского возраста это
примерно как дельфин и русалка. Которые один — хищный зверь, а другая вообще из
области фантастики.
***
Бес его знает, зачем я волок на себе из зазеркалья полкило трофейной американской
взрывчатки. Зачем-то волок. Наверно, как раз вот для такого случая.
В кармашке моего рюкзака нашелся комплект медицинских перчаток. Весьма забавно
было мне видеть в фильмах — в том числе и в пиндосских — как вояки голыми руками
лепили из С4 заряды нужной формы, а после бегали, стреляли, подрывали, свистели в два
пальца и небрежно-героически закидывали в рот пластинки жевательной резинки. Дело в
том, что пластичная взрывчатка Composition С4 штука весьма ядовитая. И после работы с ней
не рекомендуется чесать ногтями язык, несколько раз не помыв перед этим ладошки горячей
водой с мылом. Ибо в противном случае будет это первой и последней ошибкой сапера.
Потому сейчас я, надев на руки перчатки и разорвав упаковку, аккуратно пластал брикет
ножом, попутно прикидывая, как получше расположить заряд в продолбленной нише. Очень
хотелось, чтоб после взрыва дыра углубилась, и при этом потолок коридора не сложился нам
на голову.
Тут мой взгляд упал на доспех Данилы, аккуратно сложенный в углу. Кольчуга со
стальными накладками, широкий боевой пояс с бляхами и мечом на специальном подвесе. А
сверху — островерхий шлем со стальной полумаской, защищающей верхнюю часть лица. То
что надо!
Данила, Настя и Рут почтительно стояли у стены и наблюдали за тем, что я делаю.
— Слушай, воин, — сказал я. — Шлем у тебя, конечно, знатный, но мы тебе другой
найдем. Потом. А сейчас надо бы им пожертвовать. Если мы, конечно, действительно хотим
проковырять дырку в этом гипсокартоне.
— Зачем тебе мой шлем? — настороженно спросил Данила.
Понимаю его, я б тоже так запросто со своей амуницией не расстался.
— Кумулятивный взрыв, — догадалась Настя.
— Какой? — пискнула Рут.
— Направленный, — сказал я, предупреждая язвительные Настины пояснения. — Ну
что, даешь?
— Бери, — обреченно махнул рукой Данила. — Только если не получится, обидно
будет. Шлем старой ковки, один из лучших в Кремле. Боярский…
— Только не стони, ладно? — скривилась кио. — Лучше без кепки походишь, чем с нео
на стенах махаться.
— Должно получиться, — сказал я.
Коническую верхушку шлема Данила, вздохнув, снес мечом. Отличный удар, после
которого на лезвии появилась заметная вмятинка. Дружинник вздохнул вторично.
— Ладно тебе, оселком подправишь. Я в тебя верю, — неожиданно поддержала его
Настя.
Надо же. А мне показалось, что кио за время моего отсутствия превратилась в
конченую стерву. Рад, что ошибся.
Я заполнил шлем взрывчаткой и вставил в него механический детонатор замедленного
действия с восьмисекундной задержкой. По сути гранатный запал с чекой, но применяемый
для взрывных работ. К ручке боевой чеки я привязал длинный кусок парашютной стропы,
который вывел через глазницу стальной полумаски. После чего аккуратно забил
6 Вес: 1 ¼Фунта композиции С4. Предупреждение: ядовито при попадании внутрь. При горении выделяются
ядовитые газы.
получившийся кумулятивный заряд в нишу. Оставалось чем-то заблокировать открытую
часть шлема, причем заблокировать основательно.
Мы сообща оторвали последнюю пару ржавых, но все-таки сохранившихся дверей
камер и закрыли ими дыру в стене. Дополнительно в тех же камерах из пола были выдраны
железные «шконки», которые забили враспор, эдакой баррикадой от стены к стене, благо
камера была небольшая. Естественно, что осуществлялся процесс за счет грубой силы
мутантов и мудрого руководства генератора идей. То есть меня. Выдирать из пола и косяков
железяки мне было не по силам, а вот направить мощь гипертрофированных мышц в нужное
русло — это мы завсегда и с удовольствием.
Наконец между двумя стенами тесного карцера выросла довольно мощная перегородка.
Я взял в руки стропу и кивнул народу на коридор.
— Вылезайте из этого подвала. Стропы у меня не километр, и по саперному делу я
далеко не отличник.
Признаться, сейчас я остро пожалел, что, как в прошлый раз, не запасся
дистанционным пультом управления и радиодетонаторами. Помнится, после успешного
применения такой комбинации я получил в качестве трофея ядовитые железы матки
руконогов. Уже в своем мире, на Украине, я загнал их одному знакомому профессору за очень
приличную сумму. Но за удобства приходилось платить немалые деньги, которые я
предпочел вложить в нулевое огнестрельное оружие. Правда, сейчас от него остались одни
воспоминания… Н-да, знал бы где упасть, упал бы в другом месте. И если сейчас меня
завалит на хрен в этом подвале, то, кроме себя, винить некого. И Фыф, зараза, не говорит, что
в этом схроне спрятано. Может, вообще впустую вся эта возня…
Я вышел в коридор, осторожно стравливая белый шнур между пальцев, и прижался
спиной к стене. Всё, девять метров. Длиннее строп для Д-шестого парашюта не делают.
Можно, конечно, связать несколько вместе, но толку от этого немного. Один хрен, если
потолок обвалится, то по закону подлости обязательно на мою голову. В общем, впредь
деньги впустую не тратим, а на весь наличный капитал запасаемся ультрасовременной
снарягой. А пока…
А пока что я дёрнул стропу. После чего, почувствовав образовавшуюся слабину,
развернулся на сто восемьдесят и рванул по коридору, освещая себе путь фонариком. Добегу
до лестницы, не добегу до лестницы?..
Добежал. И тут фонарь выхватил из темноты глазищи.
— Какого…
Договорить я не успел — позади грохнуло. С потолка посыпалось что-то, раздался
треск…
По саперному делу у нас были краткосрочные курсы во Французском легионе. Но какие
побочные эффекты могут быть от применения кумулятивного заряда в замкнутом
пространстве, я забыл напрочь. Потому на всякий случай прыгнул вперед, сбил с ног юную
нео и накрыл собой сверху. Если потолок рухнет, Данила точно постарается разгрести завал.
Глядишь, Рут выживет…
Потолок выдержал. Только рядом со мной грохнулся на пол приличный кусок
отвалившейся штукатурки — и на этом дело кончилось.
— Не вставай, а? — донеслось снизу.
Вот черт! «К нам сегодня приходил снайпер нео-зоо-фил…»
Но это было еще не все. За мгновение до того, как я вскочил на ноги, над моей головой
раздалось недоуменное:
— А чего это вы здесь делаете?
Естественно, по-другому и быть не могло. На лестнице стояли Данила с Настей, держа
в руках факелы.
— Не видишь, что ли. Снайпер дырку пробивает. Кумулятивно, — сказала Настя.
— Смешно, — довольно сурово произнес Данила. — Знаешь чего, красна дева,
заткнулась бы ты. А то я рассержусь ненароком и кой-кого говорливого воспитаю розгами по
округлостям.
Сомневался я, что Данила сумеет осуществить свою угрозу. Да и почувствует ли боевая
машина в женском обличье шлепки по роскошной попе — большой вопрос. Но, с другой
стороны, в одном кио права. Надо уже определиться со статусом Рут, которая, похоже, твердо
решила записаться ко мне если не в жены, то в наложницы. А я пока не настолько социально
адаптировался в этом мире, чтобы заводить себе лохматую любовницу нежного возраста с
мордочкой симпатичной обезьянки.
Все это промелькнуло в моей голове, пока я вставал с Рут, а потом удерживал юную
нео, рассвирепевшую не на шутку. Честно говоря, это было нелегким делом — оскорбленная
в лучших чувствах леди обладала первобытной силой. Настя расслабленно стояла на
лестнице, держа в руках факел, и ее сладкая улыбка не сулила ничего хорошего. Я прекрасно
помнил о скрытых способностях кио и понимал, что если Рут вырвется, то жить ей останется
не больше секунды.
— Хорош рычать! — сказал Данила. Он подошел к нам, взял нео за загривок и слегка
встряхнул. Рут послушно рычать перестала и захныкала, как провинившаяся школьница:
— А чего она…
— Хорош! — повторил Данила. — Обе. Не забыли зачем мы здесь?
— Вот это в точку, — сказал я, вытаскивая пальцы из шерсти на спине нео. — Пошли
посмотрим, на что мы твой шлем извели.
…Баррикаду смяло взрывом в невообразимый ком рваного железа. Но и дыра в стене
увеличилась существенно. Теперь она была размером почти в рост человека.
Данила уважительно крякнул и протянул мне факел — мол, кто дел наворотил, тот
пусть первый и смотрит на результаты своей затеи. Эдакий жест уважения, после которого
воспользоваться фонарем уже было как-то неудобно.
Я подошел. Сунул факел в дыру. И, если выражаться прилично, сильно удивился.
Взрыв вырвал из стены четыре слоя кирпичей… под которыми виднелся пятый.
Японская мама, сколько ж там слоев кладки наворочено?! А взрывчатки-то у меня больше
нет. Одна оставшаяся граната не в счет. Если заряд С4 стену не взял, то противопехотная
«эфка» для нее что комариный укус для слона. И взрывчатку дефицитную впустую
потратил…
Плюнув, я в сердцах долбанул по стене ногой… и услышал вздох. Словно там, за
неприступной преградой, кто-то с силой втянул в себя спертый воздух подземелья. Даже
щеки легкий ветерок коснулся, попутно дернув пламя факела за огненный язык. Что здесь в
принципе было невозможно — вентиляция небось уже две сотни лет как не работает.
— Ты слышал?
Вопрос Данилы подтвердил, что я не сошел с ума и глюк посетил не меня одного.
— Как будто вакуумную камеру открыли, — заинтересованно произнесла Настя, мигом
забывшая об обидах и разборках. Рут тоже высунула из-за спины Данилы любопытную
мордочку.
— А ну, разойдитесь. Дайте-ка я…
Данила поплевал на ладони, ухватил кувалду, лежавшую в углу, размахнулся — и со
всей дури долбанул по стене…
И чуть не упал.
Тяжеленная железяка проломила стену и ухнула внутрь, силой инерции потянув за
собой дружинника. Но тот вовремя спружинил ногами, выдернул инструмент из дыры и в
несколько ударов расширил ее довольно неслабо. Теперь даже он, несмотря на необъятную
ширину плеч, мог пролезть не застряв в кирпичной кладке. Не говоря уж о нас.
Правда, лезть в дыру не хотелось. Внезапно из нее потянуло такой вонью, что я чуть не
задохнулся. Краем глаза отметив, что мои спутники переносят ароматы тайника вполне
спокойно, я быстренько сунул Даниле факел обратно, выдернул из подсумка рюкзака
противогаз и отработанным движением натянул его на голову. Что аборигенам хорошо, то
нам лучше в средствах индивидуальной защиты.
Еще я отметил, что никто не удивился изменению моей внешности при помощи ГП-
7ВМ. Покосились на резиновую морду с треугольными линзами, блямбой переговорного
устройства и фильтрующе-поглощающей коробкой на челюсти — и полезли себе в дыру.
Будто каждый день таких монстров встречали. Да уж, интересный мир — вариант замшелого
Средневековья, где, что мечи, что чугунные пушки, что пистолеты «Форт», гранаты и
противогазы, удивления ни у кого не вызывают.
Ладно, философствовать будем потом. Надо бы поглядеть, чего ради мы ломились через
эту стену. Судя по вони, которая из-за нее доносилась, ничего хорошего там не сохранилось,
кроме какой-то несусветной гнили и концентрированного дерьма.
Как же я ошибался…
Помещение, в которое мы проникли, по сравнению с карцером площадь имело
неслабую. Метров пятьдесят квадратных. Посредине — гора правильной формы, состоящая
то ли из ящиков, то ли из массивных сундуков. А вдоль стен — какие-то темные пятна на
уровне пола. Факелы от недостатка кислорода почти потухли, и разглядеть что-то конкретное
в темноте было практически нереально.
Я вновь достал фонарь. Врубил его — и невольно содрогнулся. Я, конечно, много чего
видел на свете, но всему же есть предел.
Вдоль стен каземата на полу сидели люди в рваных лохмотьях, едва прикрывавших
плечи и гениталии. Тощие шеи обвивали широкие железные ошейники с тремя звеньями
короткой цепи, намертво приклепанной к монолитной кирпичной кладке. Луч света выхватил
на голове ближайшего узника остатки когда-то роскошной седой шевелюры, чередующиеся с
кроваво-черными проплешинами — не иначе волосы у несчастного вырывали пучками.
Я сделал несколько шагов вдоль страшного собрания трупов, живо напомнившего мне
другое подземелье, в котором я сам когда-то сидел вот так, не имея возможности
пошевелиться…
Руки, ноги и лица пленников тоже имели следы пыток огнем и железом. У многих были
разодраны рты, вырваны ноздри, выколоты глаза. Судя по неестественному положению ног,
перед тем как покинуть камеру, тюремщики перебили коленные суставы узников. И бросили
их умирать страшной смертью, оставив возле каждого глубокие деревянные плошки с едой и
глиняные кувшины, наполненные то ли водой, то ли вином.
А еще на полу было очень много свечей. Больших, толстых, массивных. Похоже,
восковых. Если мне память не изменяет, в те времена такие свечи были страшно дорогим
удовольствием. Так для чего ж сюда их столько понаставили? Чтоб несчастным в темноте
помирать не страшно было?
— Вакуум, — произнесла Настя. — Думаю, уже в те времена знали, что если откачать
воздух из замкнутого пространства, то органика не будет подвержена разложению. Поэтому
трупы сохранились до сих пор. Легкие замурованных узников и огонь свечей пережгли
кислород в этой камере, превратив ее в консерву. Возможно, первую в мире.
— Точно, — сказала темнота голосом Фыфа.
Позади послышалось шуршание — это мутант перелезал через груду битых кирпичей.
— Я не мог понять, как в таком схроне могли сохраниться тела, потому ничего и не
говорил, — произнес он. — Думал, за психа меня посчитаете и вскрывать тайник откажетесь.
Теперь многое понятно. Например, зачем императрице понадобилось через девять лет после
пугачевского восстания строить неприступный замок на окраине Москвы?
— Для заключенных? — предположил Данила.
— Ага, как же, — хмыкнул Фыф. — В те времена комиссий по правам человека не
было. Дубовую колодку на шею — и в яму. Если же зэк знатный, то закрывали с комфортом.
В подвал. Например, в кремлевский. Их там море, половину тогдашней Москвы можно было
пересажать.
— Тогда зачем крепость? — пискнула нео — Рут… то есть. — Я не понимаю.
— Думаю, дело в этом, — сказал Фыф, указав пальцем сначала на груду сундуков, а
после — на руку одного из мертвецов. Я направил туда луч фонаря.
На предплечье трупа отчетливо виднелось клеймо — витая буква «П» и три черточки
под ней.
— Пугачев называл себя выжившим царем Петром Третьим. А у каждого царя имеются
свои фанаты, которым самодержцы доверяют самое ценное. Например, казну. Думаю, эти
мертвецы до того, как стать ими, девять лет терпели пытки, пока кто-то из них все же не
рассказал, где крестьянский царь спрятал награбленное. После чего их и посадили сюда
стеречь клад, ставший одним из самых солидных схронов императрицы на самый черный
день. Эдакий Форт-Нокс восемнадцатого века.
Пока Фыф толкал речь, Данила от своего факела поджег пару десятков свечей. Не иначе
их фитили были пропитаны каким-то особым составом — спертый воздух каземата не мешал
им гореть ровным пламенем, отчего в помещении стало заметно светлее. Так они и горели в
те далекие времена, пока узники бились в оковах, пережигая легкими кислород в своей
каменной могиле. А потом потухли в вакууме… чтобы снова зажечься, простояв на своем
месте без малого половину тысячелетия…
— А ты, одноглазый, неслабо качнул информации из «ОКНа», — задумчиво
проговорила Настя. — Не зря у тебя тогда аж башка чуть не лопнула.
— Ну дык ёксель, — мутант растянул рот в безгубой улыбке. — Ты то «ОКНо»,
помнится, быстро вернула — в межушный ганглий много инфы не влезет. Блондинка — это
не диагноз, это судьба…
Резкий удар прервал речь Фыфа. Я направил луч фонаря на гору сундуков,
возвышающуюся посреди каземата.
Так и есть.
Даниле надоело слушать перепалку шама с кио, и он занялся делом. А именно —
протянул руку, ухватился за медную ручку, вделанную в боковую стенку самого верхнего
сундука, и, поднатужившись, сдернул его на пол.
От удара об пол доски затрещали, но выдержали. Впрочем, неудивительно. Сундук был
окован стальными полосами крест-накрест, на крышке — мощный замок. Фыф протянул
лапку, наверно, сказать чего-то хотел. Но не успел. Кувалда Данилы взлетела вверх,
опустилась — и смятый замок, выдранный из дерева вместе с петлями, шмякнулся на пол.
— Вот ведь силища дурная, — пробормотал себе под нос Фыф. Но, скорее, из
вредности. Мне тоже было весьма интересно чего ради полтысячелетия назад столь
безжалостно умертвили десяток узников.
Данила откинул крышку… и очень осторожно отвел факел в сторону, явно опасаясь,
чтоб на содержимое сундука ненароком не капнула горящая смола.
Я подошел ближе.
Сундук был доверху заполнен слежавшимся от времени черным порошком. Порох, что
ли?
Данила уже мял между пальцев несколько крупинок. Растер, понюхал, лизнул.
— Уголь, — пожал он плечами наконец. — Обычный хорошо дробленный березовый
уголь.
— Думаю, вряд ли ради угля городили весь этот цирк, — произнесла Настя.
— Точно, — сказал я. — Ставлю свой пистолет против кирки Данилы, что в остальных
ящиках будет сера и селитра. Все отдельно. На всякий случай, чтоб не рвануло.
— Только сдается мне, что кроме взрывоопасных удобрений здесь найдется кое-что
еще, — хмыкнул Фыф.
Он не ошибся.
Вчетвером мы быстро посбивали замки с трех десятков сундуков. Один оказался
действительно под завязку набит серой, еще два — селитрой. В четырех других, длинных и
громоздких, обнаружились старинные ружья. Рядом с ними лежали прямые палаши с гладкой
тонкой рукоятью, по виду смахивающие на меч дружинника. Не иначе багинеты — штыки,
рукоятью вставлявшиеся прямо в ствол древнего ружья.
— Вот это да! Штуцеры офицеров егерских батальонов! — восхитился Данила,
выхватывая из ящика довольно приемистое ружье. — На семьсот шагов бьет! А точность-то
какая!
Ну да, помню. Парень спец по музейному оружию. Хотя все равно странно. По моим
представлениям, старинное кремневое ружье должно было быть подлиннее. И потом —
«штуцер». Нарезное, что ли? При Екатерине???
Оказалось, историю я знал плоховато. Впрочем, оно и простительно, не на то учился.
— Нарезное, нарезное, — проворчал Фыф, похоже, так и не подумавший отключиться
от моего мозга. — И молотки к ним, пули в ствол забивать. Хотя с его-то дурью одного удара
за глаза хватит.
Семьсот шагов? Сильно! Получается, Данила только что вытащил из ящика далекого
предка СВД, снайперскую винтовку восемнадцатого века. Вообще-то, надо будет при случае
повнимательнее присмотреться к старинному оружию — как-никак, мне жить в этом мире, и
наверняка рано или поздно придется использовать музейные раритеты.
Также в ящиках нашлись пара десятков кремневых пистолетов и большой запас
свинцовых пуль. Тару мы снимали слоями, начиная сверху и понемногу вынося трофеи в
коридор — уж больно тесным был каземат. Данила радовался прекрасно сохранившемуся
оружию, а я, признаться, начал понемногу разочаровываться. Хотелось чего-то большего, чем
черный порох и древние железяки.
Желание мое сбылось, когда Данила не смог в одиночку сдвинуть очередной сундук.
Дернул пару раз за толстенную ручку — никак. Что за дела?
— О как! Да на нем ручек целая дюжина! — удивленно выдал дружинник, осознав
странный дизайн своей находки, переносить которую планировалось силами двенадцати
человек. И тут же сбил с нее все четыре замка. Четыре! Не один, как на остальных!
Мы прекратили сортировать древний огнестрел и вновь собрались в братской могиле.
Несмотря на то что мы порядком растащили найденный клад, окованной металлом тары
еще было довольно много. Двенадцать самых больших и тяжелых сундуков стояли посреди
камеры, и у одного из них Данила только что откинул крышку.
Настя тихо присвистнула. Я тоже. Дружинник и Рут не отреагировали никак. Я помнил
слова Данилы, мол, в Кремле золото не имеет цены. А юная нео, может, и осознавала
ценность находки, но при этом жутко устала, перенервничала и сейчас откровенно
позевывала.
— Ни хрена себе, — нарушил молчание Фыф. — Я слышал, что на севере за эти
блямбы народ мочит друг дружку так же, как у нас за мясо, железо и порох…
В сундуке лежали золотые монеты. Много. Очень много. Словно сброшенная чешуя
сказочного дракона, переливалось в неверном свете факелов невиданное богатство. Пока мы
стояли, разглядывая добычу, Данила принялся препарировать остальную тару. В которой
оказалось то же самое.
Золото.
Правда, монеты были не везде. Примерно половину ценностей составляли кольца,
браслеты с драгоценными камнями, массивные блюда, тяжелые кубки…
— Золотой запас империи, — подытожил Фыф. — Который нам тут на фиг не уперся.
Если только…
Эту мысль он, похоже, только что свистнул из моей головы. Я перехватил
внимательный взгляд единственного глаза и попросил:
— Слушай, хорош уже в моей голове копаться, да.
— Не буду, не буду, — слегка смутился Фыф. — Но мысль дельная, одобряю.
— Это вы о чем? — поинтересовалась Настя.
— Да так, идея одна возникла… — протянул мутант, явно не желая делиться с кио
теперь уже нашими общими соображениями. И вдруг резко, словно почуявшая добычу
охотничья собака, повернулся к дыре, которую пробил Данила в кирпичной стене. — А вот
нам и трындец приснился, господа кладоискатели. Похоже, нас собрались штурмовать — и
штурмовать серьезно.
***
Это были баги. Или руконоги. Или гигантские сколопендры с почти человечьими
лицами и восемью абсолютно одинаковыми ногами. Жуткие твари длиной метра в полтора.
Морда словно морщинистая кожаная маска, содранная с лица трупа. Затылок состоит из
четырех сегментов, переходящих в такую же сегментированную спину. Ноги мощные и
когтистые, пригодные не только для передвижения, но и для хватания разных предметов.
Например, как сейчас, — тесаков, копий, топоров и другого колюще-режущего инструмента
вполне понятного назначения. У иных в руконогах было зажато аж по шесть единиц
вышеназванного оружия, и при этом они довольно резво, по-людски чесали на двух задних
конечностях.
Знакомые зверюшки, встречались. Помнится, я их шамана обидел пулей в башку, когда
тот собирался подвесить Настю к танковой пушке. Вон она, справа от меня шипит от ярости,
затвором клацает. Стало быть, не забыла старых друзей.
Но с воспоминаниями потом. Потому как реальность восьминогая актуальнее. И много
их, черт! Только вот к крепости они подходить не торопятся, ждут чего то. И при этом
выстраиваются в несколько сплошных линий наподобие македонской фаланги. Не особо
верная тактика. Я б на их месте рассредоточился вокруг Бутырки и атаковал разом.
Конечно, кормовые, вооруженные дубинами, копьями и найденными только что
палашами да багинетами, так запросто не сдадутся. Фыф уже вернулся на свой командный
пункт и сейчас небось снова сидел на столе, поджав лапки, закрыв единственный глаз, и,
словно опытный кукловод, мысленно дергал за ниточки откормленных сумоистов. То-то те
аж приплясывают на стенах от нетерпения. И глаза горят как у вменяемых…
— Поскорее бы уж, — поговорила Настя, стоящая справа от меня.
В ее руках лежал автомат АК-200 с пристегнутым штык-ножом. Плюс на поясе
длинный обоюдоострый меч с фигурной гардой, защищающей кисть, — палаш лейб-гвардии
Конного полка, которых в схроне был целый отдельный сундук. Я, кстати, тоже таким
запасся. Ну не «Бритвой» же с руконогами драться! Нож, конечно, дело хорошее, но
брезгливый я, однако. И чем длиннее будет зубочистка, на которую придется насаживать
членистоногих тварей, тем лучше.
Данилу, кстати, холодное оружие екатерининской кавалерии не заинтересовало. Это и
понятно. На кой оно ему, когда у него в лапищах зажато аж два меча — один подлиннее,
другой покороче. А «Вал» за спину закинут небрежно.
Да уж, правильно классик высказался, старую собаку не научишь новым фокусам. У
дружинника две любви на всю жизнь — меч и пулемет «Корд», остальное его не
впечатляет… Кстати, идея — если оно ему без надобности, то не грех и одолжиться. А я все
думаю, с чего это так неуютно себя чувствую? Оказывается, стою на стене будто голый — на
поясе пистолет и средневековое пырялово, к предплечью «Бритва» пристегнута… и всё.
Внизу же шебуршится толпа неприятных с виду тварей голов в двести, и намерения у них
очень очевидные.
Я опустил бинокль.
— Данила, слышь чего скажу?
— А? — повернул ко мне голову дружинник. Фейс довольный, в глазах боевое безумие
плещется. Но так пока, на донышке. Не затопило еще радужку и мозги багровой пеленой.
Правда, уже под давлением, и манометры зашкаливают. Понятно, что ствол за спиной будет
последнее, о чем эта машина для разделки туш подумает, когда руконоги полезут на стены.
Только мешаться будет.
— Тебе «Вал» сильно нужен?
Данила улыбнулся еще шире, сунул один из мечей в ножны, снял автомат со своей
широченной фигуры и протянул мне.
— Как-то я сразу не подумал, что тебе он больше пригодится, — сказал дружинник. —
Забирай насовсем. А то привыкну к хорошему.
— И что в этом плохого? — недовольно проворчал я, принимая оружие. Больно легко
Данила с ним расстался. Не впрок пошла наука. Помню, как он бросил такой же автомат и
кинулся на нео с ножом. Получается, ничему я его не научил…
— Отвыкать-то оно сильно сложнее, — ответил Данила, отдавая мне подсумок с
запасными магазинами и вновь вынимая из ножен второй меч.
Черт, а ведь он прав! Судя по рассказу Насти, лавочка на Кантемировской закрылась
намертво. Так что придется учиться снайперской стрельбе из егерского штуцера, перед
выстрелом забивая в него пули молотком с дульной части ствола…
Но это потом. Сейчас же я осмотрел оружие дружинника — и остался доволен. Всё-
таки кое-чему я его научил. Автомат вычищен почти идеально, на первый взгляд, глушителем
его об стены не били — и на том спасибо. Единственное — с патронами не очень. В
стандартном подсумке для АС «Вал» два магазина, третий присоединен к автомату. Итого в
сумме шестьдесят патронов, а больше нету.
Я спросил на всякий случай, надеясь на чудо, но чуда не произошло. Данила лишь
головой мотнул. Понятно. Все, что не «Корд», это не огнестрел, а зачем неогнестрелу
патроны?
Хотя зря я вредничаю, и на этом дружиннику спасибо.
Я прикинул расстояние. Пойдет. Метров двести где-то. Если сейчас начну работать
одиночными в черепа руконогов, то десяток точно положу до тех пор, пока остальные сто
девяносто особей добегут до стен и начнут швырять в нас свои колюще-режущие орудия.
Я покосился на Настю. Не стреляет. Значит, и мне не надо. Они местные, лучше знают
что к чему. Может, у руконогов принято так по выходным. Припрутся сюда всем обширным
семейством, как нормальные люди моего мира в кинотеатр, и пялятся на стены замка. А
потом спокойно расползаются обратно по щелям…
Развлекать себя подобными мыслями перед боем дело хорошее и нужное. Хотя я
догадывался, с чего это руконоги притащились сюда чуть не целым батальоном. И кого ждут,
тоже догадывался.
И не ошибся.
Из-за развалин послышалось тонкое и пронзительное «И-и-и-и-и…» с переливами,
порой переходящее в натуральный визг.
Руконоги зашевелились, некоторые особо нервные начали даже постукивать копьями по
спине и бокам. Как же, помню, крепкие у них хребты и бочины, натуральные хитиновые
панцири. Оттого и звук от ударов будто поваренок-стажер омара разделывает.
Ну точно, я оказался прав. Осерчал их босс на меня за подбитый глаз и решил наказать
обидчика. В прошлый раз мне показалось, что руконоги противники не особо серьезные. Но,
судя по тому, что обезьянов под стенами видно не было, нео предпочли свинтить, нежели
искать себе славу в битве с порождениями подземного мира…
Мохнатые знали жизнь лучше меня. Знал бы я ее как они, глядишь, не стал бы кидаться
гранатами в пролом, а обошел его сторонкой. Но опыт, как известно, сын ошибок трудных, на
которых учатся. И сейчас мне предстояло трескать этот опыт половниками до фатального
заворота кишок — если, конечно, гигантские сколопендры влезут на стены.
Кстати, о стенах. Здесь, со стороны Лесной улицы, был самый неблагополучный
участок в смысле обороны. Третий этаж внешней стены развален наполовину, так что
наружные стены образовали что-то вроде крепостного тына, за которым можно укрыться.
Это вроде как даже и неплохо, но тут плюсы заканчивались и начинались минусы. А именно
— снаружи возле стены имелось большое количество естественных укрытий, за которыми
могли укрыться нападающие. Высохшие, но все еще мощные деревья-мутанты, кучи мусора,
отдельные куски бетона и сцементированного кирпича и, конечно, развалины близлежащих
домов. Для перемещения короткими перебежками самое то, при известной сноровке можно
хоть до самой стены невредимым добраться. Была бы моя воля, я б первым делом зачистил
близлежащую территорию. Но, как говорится, всё, что хорошо, обычно поздно…
Из-за чудом сохранившейся стены разбитого дома пред наши очи явил себя босс. Во
всей красе. Уж на что самка руконога была омерзительной с виду, но эта тварь превзошла
свою девушку во всем.
Восемь толстенных, волосатых, когтистых ног легко несли круглое паучье тело
размером с небольшую детскую площадку и толщиной с завалившийся на бок ЗИЛ — есть с
чем сравнивать, вон его насквозь проржавевший остов валяется. Венчала эту габаритную
тушку такая же гротескная человечья голова, что была у членистоногой девушки, которой я
оторвал корму зарядом С4 с дистанционным взрывателем. Здоровенная башка величиной с
мусорный контейнер. Челюсти в процессе мутации вытянулись вперед и превратились в
жвалы, напоминающие гигантские кусачки. Из глазниц торчат пучки нервов, соединяющиеся
в один толстый, гибкий, живой канат, на конце которого покачивается желтый глаз. Надо же,
словно и не стрелял я в него, целехонький! Корона знакомых щупалец с
присосками-«вантузами» вместо волос дополняла портрет чудовища.
Вот такое глобальное «твою мать» вылезло из-под земли! И высотой как раз с
трехэтажный дом будет. То есть, если оно подойдет поближе, то и штурма не понадобится.
Похватает со стены своими «вантузами» меня, Настю, Данилу, три десятка кормовых — и на
том закончится битва за Бутырку. Эх, не успели порох подготовить! Так бы жахнуть из
штуцеров хоть один залп, все бы легче было. Но, как говорится, была б у бабушки борода,
она была бы дедушкой. Потому готовимся к худшему…
Но чудовище вторично рисковать глазом не пожелало. «И-и-и-и-и…» стало намного
тоньше и пропало, лишь звон в голове остался. Ультразвуком, что ли, пытается нас напугать?
Так слабовато пищишь, Медуз-горгон. От твоего неслышного верещания только головная
боль и почесуха в ушных раковинах, не более.
Нет, не пугал нас гигантский паук. Своим команду подавал.
Руконоги ломанулись разом. Но Настя по-прежнему не стреляла. Я тоже. А может, зря?
Может, наша блондинка просто позабыла, где у АК спуск, и сейчас усиленно вспоминает?
Но оказалось, что гнал я на кио напрасно.
Волна членистоногих тел надвигалась на нас, шурша и постукивая панцирями.
Жутковатое зрелище. Но тем мы и сильны, что боимся, но делаем.
Руконогам оставалось до стены метров пятьдесят, когда Настя открыла огонь. Я,
естественно, тоже.
Хотелось мне вторично влепить свинцовый гостинец в глаз боссу, но не получилось —
тот скрылся в развалинах и верещал оттуда. Руководил, надо полагать. Поэтому мои пули
хлестнули по первому ряду человекосколопендр. И почти сразу — по второму, так как
первый быстро закончился.
Твари пёрли на нас все той же македонской фалангой, опустив головы книзу. Эдакая
бронированная черепаха, у которой, как я догадался, на спине броня самая толстая. Стрелой,
копьем, камнем долбить бесполезно.
Но не пулей.
Мы с Настей чётко били в район голов, пробивая затылочную броню. И вполне удачно.
Первый ряд руконогов развалился на отдельные корчащиеся и верещащие тела, которые
бестолково сучили конечностями и тем самым создавали предпосылки для неслабой пробки.
Задние напирали на передних… а те тормозили все подразделение, колотясь в агонии и
позволяя нам стрелять, стрелять, стрелять…
Мы выкосили третий ряд руконогов. Задние, пытаясь перебраться через раненых,
становились на задние лапы — и тогда в незащищенное мягкое брюхо ближайшего торопыги
втыкалась длинная стальная заточка, пущенная рукой кормового.
Продолжая стрелять одиночными, я представил, как Фыф, сидя на столе у себя в зале,
смотрит на поле глазами тридцати кормовых и в нужный момент успевает бросать копья
чужими руками. Любой гроссмейстер, одновременно играющий на тридцати досках, нервно
курит гашиш в сторонке. Дабы забыться и помереть от зависти.
Но не всё, далеко не всё было так радужно, как хотелось бы. Папаша-босс взвыл как
армейская сирена — и лавина руконогов рванула вперед с удвоенной силой, подминая под
себя и топча тела раненых товарищей. И вот уже две, три, пять тварей добежали до стены… и
начали карабкаться вверх без каких-либо специальных приспособлений. Гибкие тела
распластались, прилипли, вонзили когти в стыки кирпичей и, уверенно переставляя ноги,
поползли вверх со скоростью лишь немногим меньшей, чем если б они двигались по
горизонтальной поверхности.
Я перегнулся через обломок стены и снял одного, но тут же мимо моей головы
просвистела какая-то деревяшка, царапнув по мочке уха пером наконечника.
— Стреляй, они мои! — проревел Данила, рассекая мечом надвое первую
высунувшуюся башку.
Вверх фонтаном брызнула желтая кровь, похожая на гной. Следующего руконога
дружинник проткнул одним клинком, а вторым смахнул со своего оружия, словно лезвием
палку от гнилого сучка очистил. Две половинки мутанта грузно упали вниз.
Все это я видел краем глаза, мысленно считая оставшиеся в магазине патроны.
«Четыре… три… два… один…»
Всё.
Я довольно бесцеремонно отбросил в сторону ставшее бесполезным оружие. Если в
этом мире я найду к нему патроны, то наверняка найду и сам «Вал». Да уж, сродни сказке
про золотую рыбку с набором желаний…
Выдернув из кобуры «Форт», я выстрелил в ближайшего мутанта. Черт! Пистолетная
пуля впечатлила тварь гораздо меньше, чем бронебойная патрона СП-6. Руконог лишь мотнул
башкой и вновь уверенно полез на стену. Понадобилось высадить в него полмагазина, пока
человекообразная сколопендра свалилась к подножию стены.
Как любой нормальный бродяга, вдосталь пошатавшийся по зараженным территориям,
я старался подбирать оружие с взаимозаменяемыми патронами. Потому запас боеприпасов к
моему автомату ПП-90М1 подходил и к мощному «Форту 21.03». Автомат сожрал зараза
Рарг, а «люгеровские» патроны 9x19 остались в избытке. Вот я и садил из пистолета от души
и с азартом… пока не опустели все четыре магазина на шестнадцать патронов. Это в кино да
в плохих романах боеприпасы не кончаются никогда. В реальности же пустые магазины
надобно снаряжать патронами…
Ясное дело, что времени на это не было. А был лишь палаш на поясе, «Бритва» на
предплечье и неограниченный запас матерных слов, как известно, сильно помогающих в
рукопашной.
— Ну, членистоногие ногочлены… — проворчал я, вытаскивая из ножен свое оружие.
Нормальная такая тема в духе моих любимых книжек про пиратов. Стоит себе мужик на
стене красиво, в одной руке старинный палаш, в другой боевой нож… и осознает, что песец
— это не только белый и пушистый зверь, а еще и его омоним, который обычно
подкрадывается незаметно…
Короче, вознамерился я дорого продать свою шкуру, изрядно подпорченную старыми
шрамами. Вряд ли мы перебили половину тварей. Может, треть, а может, и меньше — кто ж
их считал? Но факты вещь упрямая. Осталось нам воевать минут несколько до того, как
членистоногие затопят стену своими телами и начнут срывать челюстями с костей наше
разгоряченное битвой мясо…
Настя отбросила в сторону пустой магазин — чисто чтоб не мешался в рукопашной —
и быстрым отработанным движением присоединила к своему АК-200 штык-нож. После чего,
забросив автомат за спину, выдернула из ножен палаш. Это правильно. Когда старинный
клинок намертво завязнет в очередной осклизлой туше, дойдет дело и до штык-ножей, и до
танталовых штырей в предплечьях, и до огненной смеси из легких — у кого она есть,
конечно. А пока оружие последнего шанса лучше приберечь напоследок…
Похоже, босс руконогов почувствовал близость победы. Он неспешно вылез из своего
укрытия, издал торжествующий визг и неспешно, вразвалочку направился к замку. Наверно,
чисто ради того, чтоб соплеменники потом не поставили на вид, что, мол, пока мы в бою
кровь проливали, ты, сука, в блиндаже отсиживался. Хотя такому поставь на вид. Мигом
один хитиновый панцирь останется, как обертка от конфеты…
«На башню, — прошелестел в моей голове бесстрастный, беззвучный голос. — Бегом
на башню!»
Голос был тихим и на редкость усталым. Я даже не понял, что это Фыф мне месседж
шлет. Да и сложно понять, что у тебя в голове творится, когда в метре перед тобой появляется
карикатурно-уродливая башка и замахивается на тебя отточенной железякой.
Замах был слишком широк, потому я успел коротким ударом палаша отрубить руконогу
конечность вместе с зажатым в ней оружием. Правда, тварь успела махнуть двумя другими.
Если б я не отпрыгнул назад, то сейчас был бы сильно занят, пытаясь поймать свои кишки,
выпадающие из распоротого живота. Но костяные ножи, расположенные на кончиках лап
мутанта, прошелестели в сантиметре от моего камуфляжа. И сразу же следом за ними
взметнулась вверх левая пара лап…
Тварь уже была готова шлепнуться на стену всем весом, одновременно рассекая меня
сверху вниз своим природным оружием. А я не успевал замахнуться — палаш все-таки штука
тяжеловатая, не шпага какая-нибудь. Потому мне ничего не оставалось, как применить свое
оружие, которое всегда со мной и навыки владения которым отточены до автоматизма…
Прямой удар ногой в мягкое брюхо оказался для руконога сюрпризом неожиданным.
Кто бы мог подумать, что обреченная добыча способна еще и лягаться? Скорее всего, в
обычной ситуации такой удар не произвел бы на мутанта особого впечатления. Но ситуация
как раз была вдоль обрыва по-над пропастью. То есть мой прямой достал руконога в точке
зависания перед падением на стену… или обратно.
Что, собственно, и произошло.
Руконог смешно взмахнул конечностями — и рухнул спиной назад, окропив меня
напоследок гнойными брызгами из культи…
«На башню!!»
Полумертвый от усталости Фыф уже не шептал — кричал.
И было от чего…
Гигантский паук маячил уже совсем рядом, в каких-нибудь пятидесяти метрах от стены.
Еще немного — и он начнет срывать с нее своими «вантузами» отчаянно рубящихся
кормовых… которых осталось не так уж и много. Я видел, как неповоротливого толстяка
двое достигших цели руконогов просто разорвали пополам. Правда, одного сразу же
прикончил Данила, а второго двое кормовых забили железяками. Но это уже была так, агония
нашей славной обороны…
«На башню!!!»
Я уже несся по стене, перепрыгивая через трупы кормовых и руконогов, через
агонизирующие тела, не останавливаясь огибал локальные схватки. Если удавалось
хлестнуть железом по вражьему затылку, рубил — но при этом не снижая скорости.
Стена была вровень с зубцами ближайшей башни. Поэтому я просто прыгнул,
перелетел метр пустого пространства, кувырнулся, как в свое время учили в цирке, потом в
Легионе, потом не в Легионе, — и, спружинив ногами, точно приземлился куда наметил. Как
раз рядом со знакомым кормовым, который совсем недавно затаскивал меня сюда при
помощи веревки.
— Здорово, кентуха, — выдохнул я. — Как служба?
«Кентуха» посмотрел на меня пронизывающим взглядом Фыфа и ничего не ответил. Но
беспокойство в этом взгляде я ощутил нешуточное.
На башне было относительно спокойно — руконоги ломились туда, где, по их мнению,
было проще залезть на стену. А тут крутые бока башни, для лазания неудобные, зубцы, харя
откормленная из-за них выглядывает, да еще ствол чугунный торчит…
Ствол!
Старинная пушка! Из-за нее, что ли, Фыф гнал меня сюда? Но как из такой дуры
стрелять-то? И заряжена ли? А если даже и заряжена, то дуло ее смотрит совсем не на паука,
а в другую сторону. И повернуть ее не удастся — вместо лафета с колесами лишь наспех
выдолбленная колода, на которой пушка и лежит. На фига вообще ее сюда затаскивали?
Чисто для красоты, что ли? Так и красоты в ней не больше, чем в дубине нео, утыканной
кусками железа…
«Она заряжена, — вновь прозвучал голос внутри моей головы. — Зажигалка есть?»
Зажигалка всегда есть. Хоть и не курю, но костер чем-то разводить надо. И спички
охотничьи есть — по той же причине.
«Выдерни пробки из жерла и запального отверстия, направь единорог на паука и
стреляй. Всё, больше не могу…»
Голос отрубился. Я прям словно увидел, как Фыф, потерявший сознание от
напряжения, медленно заваливается на бок рядом со своим «Кедром». Жаль его, но сейчас не
до сантиментов. Нас-то никто не пожалеет. Вот только как такую дуру на паука направить?
Единорог, блин. Пушка и пушка. К тому же чугунная, и весу в ней килограммов сто, не
меньше. Я ж не качок стероидный, я на другое учился.
Но с другой стороны…
— Слышь, мужик!
Кормовой, застывший на башне грудой безвольного мяса, медленно повернул башку в
мою сторону. Из-под мясистых надбровий на меня смотрели абсолютно бессмысленные
глаза.
— Хватай ее! Пушку хватай!
Ноль эмоций. Да как же до тебя достучаться-то? Паук, сука, уже почти у стены! Так, а
как Фыф с кормовыми управлялся? Я, конечно, не он, но вдруг?
Я отчетливо, очень отчетливо представил как кормовой нагибается и снимает единорог
с лафета. А еще я представил, как со всей дури забиваю эту мысль в его гладкие мозги!..
Невероятно! Глыба мяса шевельнулась — и вдруг довольно проворно метнулась к
орудию. Выдернув из деревянного ложа чугунную трубу, кормовой повернулся в мою
сторону и довольно осклабился. Мол, смотри, хозяин, какой я смышленый!
— Ваще гений! — заверил я кормового, изо рта которого жутко воняло разложившимся
мясом. — Теперь пробки вытащи.
И мысленно показал как. Кормовой сноровисто выполнил указание. Пальцы у него
были словно железные. Раз-два — и деревянные затычки удалены. Теперь бы прицелиться…
Гигантский паук был уже у самой стены. И, ни на что не обращая внимания, кормился.
Оголодал, видать. Гибкое щупальце метнулось к ближайшему кормовому. Мгновение — и
один из последних наших бойцов мысленного фронта безвольно болтается в воздухе,
намертво прилипший к присоске. Еще доля секунды — и от него осталась ровно половина.
Паук запросто, как мы сосиску, перекусил надвое мясистое тело — и нижняя часть кормового
сгинула в желудке гигантского монстра. Почти тут же за ней последовала и вторая половина.
Руконоги тем временем почтительно застыли на месте. Как же, вдруг шефу помешают
питаться. Или просто побаивались ненароком попасться под горячую присоску — боссу во
время кормежки поди наплевать, кого он своей гривой зацепил. С такими-то жвалами схарчит
и не заметит, свой это был или чужой…
Кстати, потерявшие управление кормовые тоже воевать перестали и просто стояли на
месте, тупо глядя перед собой. Возможно, это их и спасло — паук сто процентов не
реагировал на неподвижные объекты. Небось считал их мертвыми или больными, как и
большинство хищников в моем мире.
А вот подвижные его очень интересовали.
Черная присоска метнулась к Даниле — и тут же, отсеченная мечом, покатилась по
стене. Из щупальца на дружинника плеснуло черной кровью. Что было дальше, я не видел —
целый лес шевелящихся щупалец заслонил от меня дружинника. Не иначе разъяренный
монстр решил заняться им всерьез.
Я видел, как Настя бежит к месту битвы, замахиваясь для удара своим АК, практически
полностью пожелтевшим от гнойной крови руконогов… И понимал, что все это бесполезно.
Битва проиграна. Если только…
Кормовой держал пушку под мышкой. Легко, словно ребенок игрушечное ружье. И был
весьма доволен собой. Ладно, попробуем.
Я ухватил единорог за какую-то чугунную шишку, торчащую позади орудия, и с
усилием повернул. Кормовой поворачивался неохотно, наверно, считал, что он и без этого
молодец. Но поворачивался.
Наконец в небольшом просвете между стволом и его подмышкой я увидел корону
блестящих щупалец.
«Замри!!!»
Моя мысленная команда, в которую я вложил всего себя, оглушила кормового. Он
застыл как изваяние, лишь сало на боках начало мелко трястись. Со страху, наверно. Блин, ты
только пушку не урони, родимый! А с меня тройная пайка после битвы! Если доживем,
конечно…
Я быстро чиркнул заранее заготовленной бестёрочной спичкой о поверхность
единорога, поднес вспыхнувший огонек к запальному отверстию — и на всякий случай
сделал шаг в сторону. При этом ладони я держал на стволе, моля неизвестных мне
потусторонних существ этого мира, чтобы кормовой не дернулся…
Но он все же дернулся. И даже подпрыгнул, когда пушка в его руках рявкнула,
выплюнув из жерла сноп огня и дыма. Единорог рванулся назад от отдачи, выскользнул из
лап кормового, грохнулся на крышу, пробил ее и пропал из виду в образовавшейся дыре.
Все это я видел краем глаза, автоматически фиксируя события. Но не они сейчас были
главными.
Главное творилось у стены.
Небольшое раскаленное ядро ударило в бок монстра… и не причинило ему вреда. Тело
твари было покрыто настолько толстой хитиновой броней, что ее вряд ли пробила бы даже
пуля «Вала». Но выстрел, произведенный почти в упор, все-таки сделал свое дело.
Правую часть тела паука приподняло над землей, и, нелепо взмахнув в воздухе
длинными ногами, гигантский мутант шлепнулся на спину, подмяв тяжеленным телом и
пучок щупалец, и свой драгоценный глаз.
Тварь лежала у подножия крепости, суча ногами и жалобно вереща. Белое, мягкое,
морщинистое брюхо мутанта вздымалось и опадало, словно огромный кузнечный мех.
Озадаченные таким поворотом дела руконоги продолжали пребывать в оцепенении.
Они даже не обращали внимания на то, как обозленный дружинник, с ног до головы черный
от крови руконожьего босса, кромсает их тела обоими мечами в приступе боевого безумия.
Как Настя методично работает своим АК, вонзая штык в затылки багов и при этом ювелирно
точно попадая в уязвимые точки между хитиновыми пластинами. И как человек на
ближайшей башне вынимает из подсумка разгрузки последнюю гранату, выдергивает чеку и,
не спеша, словно при сдаче норматива на метание, бросает «эфку» в цель. Не попасть в
которую на таком расстоянии было практически невозможно.
— Ложись! — крикнул я на всякий случай, прячась за зубец башни и сильно сомневаясь
при этом, что Данила с Настей услышат мой вопль. Они для этого были слишком заняты. Что
ж, будем надеяться, что осколки оборонительной гранаты не долетят до третьего этажа…
Мне показалось, что перед смертью мутант понял, что такое упало ему на брюхо. Его
последний, самый жуткий вопль раздался одновременно с глухим хлопком взрыва.
И всё.
Над полем боя повисла тишина. Та самая, которая случается в первую минуту после
того, как закончена кровавая работа.
Я выглянул из-за зубца.
Выпавшие из ступора баги сваливали. Позорно побросав свои копья и топоры, чесали
со всех своих многочисленных ног в разные стороны, лишь бы подальше от красной стены
Бутырки.
И я их в чем-то понимал.
Их босс сейчас напоминал пустую костяную чашу с остатками давно протухшего
фарша. А основная масса молотого черного мяса была разбросана повсюду. Часть стекала со
стены, часть валялась на земле… Клубок влажных кишок болтался на суку корявого дерева, и
какая-то шустрая ворона уже пристроилась рядом, прикидывая, с какой стороны удобнее
начать обед. Да уж, не учатся ничему некоторые до тех пор, пока их кишки на дереве не
окажутся. Но тогда уже учиться на ошибках несколько поздновато.
— Снайпер, ты жив?
Голос Данилы… А, вон и он сам. Привалился к стене и вяло так салютует черным от
крови мечом. Я его не сразу и разглядел на фоне кирпичной кладки, сплошь залитой
кровищей гигантского паука.
— Вроде того, — отозвался я. — Как сами?
— Всё пучком, — отсалютовала мне автоматом Настя. — Слушай, а ведь мы их
сделали!
Общение с Фыфом не прошло даром для кио. Жаргона нахваталась… Или обстановка
тюремного замка действует?
— Мы пахали, — проворчал Данила, отлепляясь от стены. — Если б Снайпер паучка не
опрокинул, то этот руконог нами через час сделал бы одно большое дело. Которое называется
кучей дерьма.
— Тобой бы — запросто, — хмыкнула Настя. — А об мой скелет и не такие жвалы
обламывали.
Я усмехнулся. Если кио вредничает, а Данила пытается ее поставить на место, значит, и
вправду все в порядке. Значит, мы победили. Вот только вопрос — надолго ли затишье? И
когда теперь ждать следующего штурма?
***
Фыф и вправду лежал на столе, положив лапку на свой автомат. И не шевелился. Без
сознания? Или… Нет! Об этом даже не хотелось думать.
— Насть, а… ты не знаешь, как шамов реанимировать? — прошептал Данила. Вонял он
гораздо меньше — успел вылить на себя пару ведер из колодца. Но все равно гнилой кровью
руконогов несло от него неслабо.
— Без понятия, — проворчала кио. — Может, его за отростки подергать?
Не исключаю, что она все-таки затаила на шама обиду за грубое вторжение в ее мозг
этими самыми отростками, — какая женщина потерпит такое, даже если она киборг?
— Я ж говорил… натуральная баба получилась… Все мысли о том… чтоб мужика за
что-нибудь подергать…
Голос был тихим, но мы расслышали. И разом бросились к столу.
— Тише, кони, тише… Голова раскалывается…
Фыф был совсем плох. Лицо белее, чем остатки штукатурки на стенах. Но главное —
живой!
Я приложил к его губам флягу с водой. Он хлебнул — и укоризненно посмотрел на
меня.
— Другую!
Точно! Как я мог забыть! Он же говорил, что обмен веществ у шамов такой же, как у
людей.
Я поднес к безгубому рту емкость со своим стратегическим запасом. Шам глотнул,
подумал, глотнул еще. Заметно дрожащая рука поднялась, попыталась задрать кверху
донышко…
Намек понятен. Я осторожно влил в горло Фыфа остатки спирта, завинтил крышку и
повесил обратно на пояс пустую флягу. Силен, одноглазый! Выдул без малого поллитру
девяностопятипроцентного и даже не поморщился.
— А то, — осклабился Фыф, приподнимаясь на локте. И вернул мысленный
комплимент: — Ты тоже ничего. Ловко кормовым зарулил. Хотя, конечно, такие способности
у нас на острове детишки сопливые демонстрируют.
И, перехватив мой взгляд, пробормотал:
— Всё-всё, отключаюсь. Сам понимаешь, было оправдано ситуацией.
— А ситуация-то у нас не алё, господа хорошие, — сказал я. — Половину кормовых
руконоги выкосили, да и оставшимися вряд ли Фыф управлять сможет в ближайшее время.
На запах крови ближе к ночи наверняка соберутся какие-нибудь твари, но главное не это. Нео
наверняка в курсе, что нас потрепали баги. И я сильно удивляюсь, что они еще не лезут на
стены.
— И не полезут, — хмыкнул Данила. — У них решения быстро не принимаются. Им,
прежде чем за дубины браться, надо совет мудрецов созвать, затылки почесать, вшей
половить. Даже если ситуация — вот оно, иди и бери, все равно без совета никак.
— Прям как у нас, — пробормотал я.
— Порох если быстро сделаем, то точно продержимся, — сказал Данила. — Лохматые
его сильно уважают, и у них самих сейчас взрывчатки нет. Иначе давно бы попытались под
стену мину подвести, они это умеют. Делов-то на час — мешать черный я хорошо умею, с
детства учён. Намочили, перемешали хорошенько, просушили — и готово. Если нео долго
чесать репу будут, еще и отгранулируем его. Вообще нормально будет.
— И сколько ты здесь сидеть собрался? — поинтересовался Фыф. — Пока порох не
кончится?
Данила вздохнул.
— Вечная проблема, да? — улыбнулся он. — Крепость захватили, теперь надо думать,
как ее удержать и на кой она нам вообще сдалась.
— Ты вроде на север собирался. К каким-то людям, которых золото интересует, —
напомнил Фыф.
Я навострил уши.
— На севере есть люди?
Данила пожал плечами.
— Крагг, которого ты пристрелил, говорил, что есть. Может, наврал. Честно говоря,
туда мы и направлялись, а тут как на грех — почти бесхозная крепость…
— Крагг, не наврал.
Мы разом обернулись.
В дверях, потупившись, стояла Рут. Глазищи в пол, ушки горят — даже под шерсткой
видно.
— Откуда ты, прелестное созданье? — поморщился Фыф. И добавил тихо: — Развели,
понимаешь, детский сад из юных особей вероятного противника…
— Я спряталась, — прошептала Рут. — Увидела руконогов… и испугалась. Я гусениц
боюсь. А эти большииие…
Она хлюпнула носом.
Понятно. Сейчас будут слезы. Паучьему боссу не испугалась в глаз кирпичом засветить,
а гусениц боится. Бывает.
Я подошел к Рут и обнял ее за плечи.
— Не плачь, — сказал я. — В следующий раз все будет нормально.
— Смотри не сглазь, — прокряхтел Фыф, усаживаясь на своем столе обратно в позу
лотоса.
— Постараюсь.
Юная нео прижалась ко мне. Я погладил ее по шерстке на голове, борясь с желанием
почесать за ушком как провинившегося котенка, и, почему-то ощущая себя сволочью,
спросил:
— Слушай, так что там насчет людей с севера?
— А вы правда не сердитесь?
Зареванная мордочка снизу, глазищи в половину этой мордочки… Расскажите мне
потом какой я хороший, после того, как колол ребенка на инфу, вместо того чтобы в
благодарность за спасение сделать для нее деревянную куклу. Хотя в моем мире многие
девчонки в этом возрасте спят в обнимку и с плюшевыми зайцами (когда родители дома), и с
прыщавыми сверстниками (когда предки на даче)…
Я, Данила, Настя и Фыф кивнули синхронно.
Рут несмело улыбнулась, утерла лохматой лапкой нос и сказала:
— Люди живут на той стороне Большой реки, по левую руку от Семи Звезд. Но этот
путь очень опасен. Туда ходят только самые опытные разведчики, менять желтый металл на
черный порошок, железное оружие и жгучую воду, которую пьет Снар.
«Ага, один Снар ее пьет. За все время, пока я здесь, к спирту не притронулся, всё на
аборигенов ушло. Это к тому, что я хоть и не жадный, но за справедливость».
— Понятно, — кивнул Фыф.
Угу. Пора смириться с тем, что, пока шам рядом, в моих извилинах он будет копаться
чисто машинально, как щипач-рецидивист в карманах соседей по автобусу.
— Конечно, всё ясно, — сказал Данила. — Рут говорит про северо-запад.
Хммм… Возможно, я зря гнал на Фыфа. Нечего думать плохое про товарищей, тем
более — на военном совете.
— Именно, — вновь подтвердил шам то ли слова Данилы, то ли мои мысли.
— Крагг говорил, что люди с севера готовы предложить многое за золото, — задумчиво
проговорил Данила. — Кремлевским золото неинтересно, зато необходимо оружие, порох…
— От жгучей воды, думаю, там тоже не откажутся, — хмыкнула кио. — Как я понимаю,
ты не прочь туда отправиться. Остается выяснить, на кой оно надо мне, Фыфу и Снайперу.
Про обезьянку я молчу, ей куда Снайпер скажет, туда она и побежит.
Я прикрыл ладонью рот юной нео, предупреждая рычание. Рут дернулась было, но тут
же успокоилась — держал я крепко, и она предпочла остаться на месте, даже немного
сильнее прижалась ко мне. Черт, возможно, Настя не так уж и неправа…
— П-поясню, — не очень уверенно сказал Фыф. — Что ты, что я, что С-снайпер —
отверженные. Не прижившиеся в с-своих кланах. И чего нам остается? Только создать свой
клан. И чтоб никакая падла… ик… не могла на нас дёрнуться. Я д-доступно излагаю?
Думаю, Фыф немного погорячился, махнув почти пол-литру спирта. Но идею он двигал
верную, почти созвучную моим представлениям о выживании способного одиночки в любом
из миров.
— Вполне, — кивнула Настя.
— Т-так вот, — продолжал Фыф. — Нам к-кремлевские вообще никаким боком. Ккак и
мы им. Тем более что крепость у нас теперь своя есть. Ик… Но с соседями надо жить
дружно. П-плюс дружбу и торговлю налаживать. Одними к-кормовыми нам замок не
удержать. Значит, что?
— Привозим соседям порох и оружие, взамен получаем дружбу с Кремлем, — сказал
я. — Глядишь, договоримся о том, чтобы нанять у них дружину витязей для охраны Бутырки.
— Хммм, — почесала переносицу Настя. — Логично. Хоть и не доверяю я наемникам.
— Я тоже, — сказал я, припомнив свой недавний опыт. — Но на первое время без
этого, похоже, не обойтись. Теперь вопрос второй. Кто пойдет на северо-запад.
— Я, — сказала Рут, убрав мою ладонь с мордочки. И уточнила: — С тобой.
Я покачал головой.
— Ты останешься здесь, с Фыфом.
— А м-меня не берете, что ль?
Единственный глаз мутанта округлился от возмущения.
— Кто кормовыми управлять будет, если руконоги или нео на стены полезут? — сказал
я. — Придется тебе остаться стеречь клад. И ты, Рут, ему в этом поможешь.
— Бросаешь меня, да? — тихо спросила нео. — Ты меня не любишь потому, что я не
такая, как женщины твоего племени?
Я не ответил.
— Ну я, понятно, пойду, — пожал плечами Данила. — Это вообще не обсуждается.
— И ты останешься, — сказал я. — И Настя. Фыф не железный, ему спать тоже надо. И
кто тогда будет стены охранять? Короче, друзья мои, сидите здесь и берегите золото. Оно
сейчас, можно сказать, залог нашего успеха. Крепость захватили вы, клад нашли вы, дайте
уж и мне внести свою долю в общий котел. Да и потом мне не привыкать одному шататься по
зараженным территориям.
— Ну ты и речь толкнул, — пьяно тряхнул глазными отростками Фыф. — Тебе б не по
паукам из пушки стрелять, а к-книжки писать.
— Уже, — хмыкнул я. — Аж четыре тома мемуаров. Глядишь, на северо-запад схожу —
и пятый появится.
— Ты только возвращайся быстрее, писатель, — вполне серьезно сказала Настя. — А то
мы тут озвереем сидеть на этих стенах.
— Постараюсь, — сказал я.
***
Но, поскольку устал я как собака, да и дело шло к вечеру, мой поход как-то сам собой
отложился на завтра. Перед отбоем мы быстренько распределили обязанности. Несколько
протрезвевший Фыф заруливал кормовыми. Выпустил из камер резерв живого мяса и
заставил толпу сумоистов собирать трупы руконогов. Оказывается, это был деликатес,
причем не только для кормовых.
— Чистый белок! — сообщил мне шам, чавкая чем-то подозрительно желтым. —
Попробуешь?
Я отказался. В свое время нас учили есть гусениц и членистоногих по программе
выживания, но все-таки я всегда предпочитал насекомым сухпай, а сухпаю — хорошую
отбивную.
Данила отмывал кольчугу и штаны в бочке с водой. Настя, горюя об отсутствии
патронов к АК, точила палаш. Рут же сбегала куда-то с трофейным копьем руконога и минут
через пять приволокла тушку неопознанной щекастой твари величиной с большую собаку.
— Хоммут, — сказала она. — Можно есть.
И принялась сноровисто сдирать с твари шкуру.
Я выразил сомнения по поводу питательных качеств подозрительного мутанта, но
Данила заверил меня, что это просто сильно разожравшийся хомяк. Живет в глубоких норах,
из которых хрен его чем выковыришь. Только нео умеют на них охотиться. Чуют, когда
вонючий хомяк-мутант чешет подземным ходом по своим делам близко к поверхности, и
бьют его копьем прямо сквозь землю. Рут, слыша все это, аж надулась от гордости.
Быстро покончив со шкурой, юная нео выпотрошила тушку, насадила ее на палку и
моей зажигалкой развела костер (пояснила — чтоб не мучиться с лучком и жилкой, добывая
огонь трением). При этом общались мы вполне нормально, словно и не было ее последнего
вопроса, на который у меня не нашлось ответа. Ну и отлично, что Рут слегка повеселела и
забыла за охотой и стряпней об этом моменте, весьма щекотливом для меня. Хорошо бы, если
б навсегда.
Через несколько минут хомяк уже жарился на рогульках, распространяя вокруг весьма
аппетитный запах жаркого. Которое, как известно, лучше сухпая.
Кулинаром Рут оказалась отменным. Слюнями жаркое не мазала, а побегала по двору,
сорвала какую-то травку, пару корешков выкопала, перетерла это все в ладошках над
хомячьей тушей — и запах стал еще соблазнительнее. На вкус мясо оказалось тоже очень
ничего. В пять ртов хомяка мы захомячили очень быстро.
— Кое-кто вроде как может в пищу любую органику употреблять, включая древесные
опилки, — проворчал Фыф, когда от ужина остались одни кости. — Так чем такое мясо
точить, пошла б деревья погрызла, что ли. Они летом-то со-очные, пальчики оближешь.
— Кусок хомятины зажал? — лениво спросила Настя. Она сейчас расслабленно
валялась у костра и ковыряла в белоснежных зубах заостренной веточкой. — Жлоб ты, Фыф,
и зануда к тому же. Не зря тебя шамы со своего острова выперли.
— Хе-х, — крякнул Фыф. — Я уж молчу о некоторых, кого из Башни Мозга попросили.
Судя по ее названию, безмозглых там не держат.
— И не надоело вам собачиться? — зевнул Данила. — Если вас разлучить, вы ж друг
без друга погибнете. Прибьют вас поодиночке за языки, и воинские таланты не помогут. Рут
вон, бедная, на ваш стёб только обижается и рычит. Думаю, у остальных выживших на всей
Земле будет та же реакция. Кстати, может, это любовь?
— Вот еще! — в один голос фыркнули мутант и кио.
— Спать уже очень хочется…
Это нео вставила свои пять копеек в светскую беседу.
— Устами ээээ… юной леди глаголет истина, — сказал Фыф. — Первая смена…
— Моя, — сказал Данила, вставая с земли. — Идите дрыхните, через два часа разбужу
кого-нибудь.
— И то дело, — зевнул шам. — Молодец, парень, гвозди б из него делать.
— На нем вообще при случае можно пахать двухлемешным плугом, — заметила кио.
— Это уж тебе виднее, — подмигнул единственным глазом Фыф…
…Ночь прошла без происшествий. Под стенами шмыгали какие-то тени, привлеченные
запахом крови, но в гости лезть никто не пытался. Моя смена была последней,
предрассветной, но это и к лучшему. Я успел выспаться, вычистить оружие и заодно
прикинуть свой маршрут.
На первый взгляд, все было не так уж критично. В моем наладоннике имелась
встроенная карта довоенной Москвы, по которой я прикинул кратчайший путь. От Бутырки
иду до стадиона «Динамо», это около двух кэмэ, а потом — прямиком по Ленинградскому
шоссе еще немногим больше двенадцати километров до пересечения с МКАД. Хорошим
ходом да по прямой делов на три часа за глаза. Да только я серьезно опасался, что по прямой
не получится.
Те же опасения разделили и мои проснувшиеся с рассветом товарищи.
Фыф первым делом попытался всучить мне свой «Кедр», но я отказался, будучи не
большим сторонником стрельбы очередями. А для одиночных патрон 9x19 моего «Форта»
еще и помощнее «кедрового» будет. К тому же у моих друзей сейчас любое оружие на вес
золота — или нео, или руконоги наверняка не сегодня, так завтра снова на стены полезут.
Хорошо бы до того времени найти тех людей с севера…
Данила совал мне свой меч, уверяя, что лучшего оружия на свете нет — если не считать
«Корда», конечно. Кио предложила штык-нож от своего АК-200 — видимо, просто чтобы не
отстать от других.
— Спасибо, ребята, — сказал я, чувствуя, насколько мне дороги эти люди… которых в
моем мире наверняка назвали бы мутантами. Да только любому, кто рискнул бы произнести
такое слово в адрес моих друзей, я лично вырезал бы его поганый язык «Бритвой» и заставил
сожрать. Это — люди. И точка.
Рут скулила, но понимала, что в пути будет мне скорее обузой, чем подспорьем. Потому
сейчас помогала чем могла — вспоминала, что говорили разведчики-нео, вернувшиеся из
путешествий на северо-запад. Данила за завтраком тоже рассказал кое-что ценное, да и Настя
подкинула информации к размышлению. В общем, за беседой и грызней сушеного мяса с
сухарями, которых мои друзья прихватили в Кремле изрядное количество, прошел еще почти
час. За это время небо над зубцами башен окончательно посветлело.
— Ну ладно, — сказал я. — Пойду я, пожалуй.
Веревка с узлами через каждые полметра белой змеей скользнула вниз с башни,
противоположной той, на которую я столь эффектно взобрался вчера.
— Удачи, Снайпер!
— Удачи…
— Удачи, Снар!
— Возвращайся…
Они все стояли сейчас там, между красными зубцами в форме ласточкиного хвоста. Я
спускался вниз, отталкиваясь ногами от стены и пока еще слыша голоса своих друзей. А вот
увижу ли я их снова? Очень хотелось на это надеяться…
***
Я шел среди руин умершего и уже наполовину погребенного города. Сколько еще
пройдет месяцев, лет, десятилетий, прежде чем тысячи тонн космической пыли и
нанесенного ветрами мусора навсегда скроют Москву от глаз жителей возрождающейся
планеты? Наверно, столько же. Еще лет двести — и здесь будет большое поле, покрытое
серой травой. А может, к тому времени она уже станет зеленой?
Но сегодня величественные обломки цивилизации все еще отчаянно цеплялись за
раскрошенный от времени асфальт. Руины этой части мертвого города выглядели более
колоритно, нежели практически сравнявшиеся с землей развалины юга Москвы. Многие
дома сохранились почти полностью — мрачные серые коробки, словно толстые бетонные
столбы, подпирающие низкое, хмурое небо.
Не знаю, почему они практически не пострадали. Может, этот район обошла стороной
огненная лавина, сровнявшая с землей южную часть столицы. А может, дело в самих
постройках. Одно огромное здание особенно меня впечатлило. Я заглянул в КПК, ткнул
пальцем в карту. Над серым прямоугольником появилась надпись: «Комбинат газеты
„Правда“. Классический памятник архитектуры функционализма, построен в 1931 — 37
годах. Пережил пожар в 2006 году…»
Теперь понятно, почему здание пережило и огонь, и войну, и столько времени после
нее. Я немного помнил из истории: в те годы строили весьма функционально, на века —
если, конечно, жить хотелось. В противном случае существовала несложная альтернатива.
Если мне память не изменяет, пирамиды по тому же принципу возводили, небось до сих пор
стоят. Вообще, рабовладельческий строй для функциональной архитектуры штука
полезная…
Внезапно мне очень захотелось отойти в сторону. А лучше отпрыгнуть. Просто я за
свою жизнь слишком часто целился в людей и поневоле научился чувствовать, когда целятся
в меня. Неприятное такое ощущение в районе между бровей, будто кто-то вот-вот пробьет
тебе лишнюю глазницу в черепе. Обзаводиться третьим глазом в мои ближайшие планы не
входило, поэтому я резко откачнулся влево.
И вовремя.
Поток рассеченного воздуха шевельнул двухдневную щетину у меня на щеке, позади
что-то звякнуло о бетон. А стрелок-то мазила. Целил в лоб, а прошло ниже. Интересно
только, что именно прошло…
Додумывал я все это уже на бегу, усиленно качая «маятник». То есть прыгал из стороны
в сторону, уходя с линии прицела. Кусок кирпича впереди меня превратился в облако красной
пыли. Угу, еще один промах…
Стреляли из окон комбината, это к гадалке не ходи. И стреляли бесшумно. Вряд ли
огнестрел, уж больно инертны в полете снаряды. Значит…
Сбоку рвануло разгрузку. Твою мать, неужели подстрелили? Коли не задеты крупные
нервные центры, боль сразу не чувствуется что от ножа, что от пули. Если только вена,
артерия или крупный сосуд повреждены, теплое потечет под одеждой — кожа быстрее
сигнал подаст, чем пробитое мясо. Но вроде пока ничего такого не ощущается. А мазила-то
не дурак, подождал, пока я, рот разинув, выйду на открытое место — и приступил к отстрелу
добычи.
Но добыча оказалась шустрой. Я юркнул за поросший мхом П-образный обломок,
торчащий из земли и, наверно, когда-то давно бывший подъездом. Надо же, дома уже нет
хрен знает сколько, а вход в подъезд остался…
Первым делом я схватился за бок. Уффф, пронесло! Только в разгрузке торчит какая-то
палка. Одно движение — и у меня в руке лежит… самый натуральный арбалетный болт.
Стрела, смахивающая на длинную авторучку, я такие только в книжке про Средневековье
видел. Наконечник стальной, ручной ковки. Древко деревянное, оперение тоже. Перышки из
какой-то гибкой древесины аккуратно выточены. Причем расположены со знанием дела, под
углом, чтоб в воздухе вращение болту придать наподобие пули. Насколько я помню, такая
«авторучка» в полете более чем на двести метров сохраняет убойную силу. И как это
называется?
Это называется цивилизация. У нео я таких девайсов не видел. И это плохо.
Цивилизованные существа весьма кровожадны и добычу упускать не любят.
В чем я имел несчастье убедиться в следующий момент. Топот многих ног по земле ни с
чем не спутаешь.
— Он фде-то фдесь. Я ванил его.
Тот, кто проорал эти слова, наверно, никогда не был ни у стоматолога, ни у логопеда. Я
еле разобрал, что он там прогундосил. Но понятно, что моими стараниями показалось
шепелявому снайперу, будто он большой молодец и не промахнулся по бегущей мишени.
Придется его огорчить.
Я вывернулся из-за бетонной стойки с выходом на колено, одновременно выдергивая из
кобуры «Форт».
Их было семеро.
Похожие на огородные пугала, замотанные в какие-то невообразимые тряпки, за
которыми не разобрать ни лиц, ни фигур. Зато я хорошо разглядел, что эти пугала держали в
лапах. И мне это очень не понравилось.
Первому, самому шустрому, я всадил в башку четыре пули. И только после этого он
грохнулся наземь, выронив пожарный топор на длинной ручке. Второму хватило трех
выстрелов, после которых его голова взорвалась как протухший арбуз, прорвав гнойным
фонтаном слой тряпок. Зато третий вскинул арбалет прямо на бегу, не снижая скорости.
Щелкнула тетива — и мне пришлось плюхнуться на живот, иначе бы стальной наконечник
«авторучки» прошел через мой череп легко и непринужденно, как сквозь воздушный шарик.
Тратить столько патронов на живучих аборигенов было непозволительной роскошью,
поэтому арбалетчику я просто прострелил колени.
Минус девять. Осталось семь. Самонадеян тот, кто считает себя крутым бойцом, не
имея элементарного навыка — считать использованные и оставшиеся патроны в бою. Я
никогда себя крутым не считал, видал и покруче, но тактическую арифметику впитал в себя
давно и навечно. И сейчас она складывалась не в мою пользу.
Плачевное положение сотоварищей нисколько не сказалось на скорости передвижения
аборигенов. Четвертому я разнес коленную чашечку, когда он был метрах в пяти от меня… а
дальше стрелять уже было поздно. На таком расстоянии пуля патрона 9x19, довольно
длинная для пистолетной, пройдет сквозь тело насквозь не оказав останавливающего
эффекта. То есть не вращаясь в мясе — слишком велика будет ее начальная скорость. А это
значит, что даже смертельно раненному уроду ничто не помешает опустить мне на макушку
огромный зазубренный тесак.
Поэтому я резко откатился в сторону и лишь услышал, как страшное оружие ударило по
тому месту, где я возлежал с комфортом полсекунды назад.
Чавк!
С таким же мерзким звуком клинок вошел бы в мою голову, если б я оказался несколько
менее расторопным. Но я оказался тем, кто я есть, и, пока абориген выдергивал свою
железную дуру из земли, перемешанной с асфальтовой крошкой, я вскочил на ноги и
разрядил пистолет в комок тряпья, покоящийся на плечах моего незадачливого убийцы.
Владелец тесака рухнул грудью на рукоять своего оружия, вогнав его еще глубже в
землю. Надо отметить, что аборигены были довольно крупные. Не нео, конечно, и не
кормовые, но тоже кони каких поискать. И сейчас два оставшихся «коня» окружили меня
возле П-образного укрытия.
Один, на бегу мощным пинком отбросив в сторону труп товарища, замахнулся на меня
натуральным двуручным мечом. В моем мире много народу увлекалось историческим
фехтованием, так что вполне могло остаться с довоенных лет этакое чудо. Причем чудо
весьма опасное.
Это был фламберг с волнистым клинком. Штука мерзопакостная, за которую в Средние
века солдат противника казнили сразу, без суда и следствия. Стальные волны просекали в
теле жертвы страшные раны с несколькими параллельными разрезами внутри них. При
отсутствии нормальной хирургии и антибиотиков гангрена была обеспечена. К тому же
вершины «волн», касаясь цели первыми, за счет незначительной площади соприкосновения с
целью при хорошем ударе прорубали фактически любые средневековые доспехи. То есть мне
можно не надеяться на бронепластины, вшитые в камуфляжный костюм. Волнистое лезвие
кевлар, может, и не рассечет, но с него гарантированно соскользнет на тело…
Все это промелькнуло у меня в голове за долю секунды. К тому же я не знал, что
готовит мне за спиной второй противник — оборачиваться времени не было. Оставалось
только одно.
Я прыгнул вперед, прямо под клинок фламберга. Меченосец вознамерился
располовинить меня поперек туловища. С другим бы прокатило, но мое детство прошло на
арене цирка, а то, что впитано в младые годы, обычно не забывается.
Владелец фламберга был уверен в успехе на все сто. Оружие казалось продолжением
его рук — видно, что боец много с ним практиковался. В древности самураи называли этот
удар «два колеса» — меч рассекал человека пополам в районе таза, и обрубки отчетливо
напоминали полненькую «восьмерку». Нелегко одним движением так ровно рассечь мясо и
кости. Тут требуется большое мастерство. Но у меченосца получилось бы, если б я не
оказался немножко быстрее, чем он ожидал.
Я прыгнул вверх и вперед, распластавшись в воздухе как белка-летяга. Или как
воздушный гимнаст, много практиковавшийся в детстве. Меч просвистел в миллиметре от
моего живота, мне даже показалось, чиркнул немного по поясу. Но это уже было
несущественно. Возможно, меченосец успел бы исправить свою ошибку, но он слишком
много сил вложил в удар. Тяжелое оружие просвистело дальше, увлекая владельца за собой
инерцией холостого удара.
Я кувырнулся в воздухе и приземлился рядом с противником. Одно движение — и
«Бритва» уже у меня в руке. И сразу же — тройной росчерк, напоминающий знаменитый
знак Зорро.
Верхняя линия — рассечена бедренная артерия.
Средняя — разрублены подколенные сухожилия.
Нижняя — дополнительный режущий удар по икроножной с одновременным уходом с
линии возможной атаки, так как при достаточной сноровке владелец фламберга вполне мог
обратным движением долбануть мне по голове навершием рукояти, оформленным в виде
конуса. В моем мире такой сюрприз на рукоятках боевых ножей назывался просто: skull
crusher, в переводе с пиндосского — «сокрушитель черепов».
Я перекатился в сторону с выходом на ноги, очень надеясь, что у этих тварей,
запакованных в тряпье, анатомия все-таки человеческая.
Ответного удара ни «скулкрашером», ни клинком не последовало. Все не так уж плохо.
Если моя голова еще на плечах, значит, меченосец сейчас занят не мной, а своей ногой.
Я обернулся…
И понял, что всё было зря.
Тот, кто обошел меня со спины, поднимал арбалет. И то, как он это делал, не оставляло
сомнений — запакованный в тряпье урод очень хорошо знает свое дело. То есть с пяти шагов
точно не промахнется.
Как же погано… Нейтрализовать практически всю шайку и так попасться! Хотя
вариантов не было. Арбалетчик не стрелял лишь потому, что опасался попасть в меченосца.
Хозяин фламберга стоял на одном колене, пытаясь зажать рану на бедре, из которой
хлестала кровища. Дохлый номер. Зажать вскрытую бедренную артерию практически
невозможно. Как и самостоятельно сдвинуться с места, если вдруг меченосец решит плюнуть
на кровотечение и попытаться достать меня фламбергом из последних сил, — разрубленная в
нескольких местах нога гарантированно нефункциональна. Так что отмахался ты своим
мечом, пугало огородное.
Как и я ножом, кстати…
Палец стрелка шевельнулся, хлопнула тетива… Никогда еще в меня не стреляли из
арбалета. Странно. Болт что, быстрее пули насквозь прошивает? С такого расстояния, по
идее, меня должно было унести назад метра на три…
Додумать предсмертную мысль я не успел. Арбалетчик бросил свое оружие,
повернулся и припустил бегом к зданию комбината. А за моей спиной раздался топот, будто
очень резвый наскипидаренный слон вознамерился срочно со мной познакомиться.
Я обернулся… и челюсть моя свободно повисла на связках, как парашютист на стропах.
Потому что на меня неслось нечто невообразимое…
Я вообще-то в детстве был примерным мальчиком. И вместо того, чтобы, как все
нормальные мальчишки, мучить кошек, охотиться с рогаткой на воробьев и бить камнями
стекла в окнах врагов с соседней улицы, читал книжки. Естественно, делал я это в
промежутках между кормежкой львов, метанием ножей и кульбитами под куполом цирка.
И вот в одном из этих промежутков попался мне в руки потертый фолиант с забавными
доисторическими зверушками. Одна запомнилась особо. Задние лапы толстые и мощные,
хвост под стать этим лапам, чисто бревно. Передние лапки чисто декоративные, а морда —
одна сплошная пасть с глазами. Называлось это чудо природы Tyrannosaurus rex.
Запомнилось название потому, что одного из наших дрессированных медведей Рексом
звали…
Так вот, сейчас этот самый рекс, воплощенный в металле, чесал ко мне на всех парах,
недвусмысленно разинув пасть. То есть не дрессированный медведь из моего детства, а
самый натуральный тираннозавр, только с мощными и когтистыми передними лапами,
между которыми прямо из груди торчало дуло автоматической пушки.
До меня наконец дошло. Если арбалетчик вначале и собирался меня прикончить, то,
увидев этот слегка тронутый ржавчиной стальной кошмар, предпочел выстрелить в него. Да
только роботу его выстрел как мне укус моли-наркоманки, обожравшейся нафталина. Но все
же спасибо тебе, рекс тираннозаврович, за лишние полторы секунды жизни…
Но порой полторы секунды — это очень много. Я даже сперва не понял, что вдруг такое
выскочило из-за развалин и ударило робота в бочину. Только похожую пасть отметило
сознание и более обширные следы коррозии на ней, смахивающие на пятна засохшей крови.
В следующее мгновение два огромных, но на удивление гибких тела бились среди
старых бетонных плит, размалывая их в пыль ударами лап и мощных хвостов. В этой
мешанине я смог разглядеть, что с «моим» роботом схватился точно такой же стальной
звероящер, только более серьезно побитый жизнью и коррозией. На одной его лапе не
хватало когтей, в зубах виднелись промежутки, а в левой глазнице вместо блестящей оптики
болтались обрывки синтетических мышц и световодов.
И «мой» явно забивал лузера, неизвестно с какой радости бросившегося на более
сильного противника. Рвал его зубами, дубасил конечностями, хлестал хвостом… А я, вместо
того чтобы бежать со всех ног, стоял и смотрел, не в силах оторвать взгляда от этого
первобытного зрелища…
Наверно, все-таки не труд сделал из обезьяны человека, а естественный отбор. Самых
любопытных и впечатлительных мартышек сожрали хищники. Выжили равнодушные
рационалисты, которые сидели в теплых пещерах и не посещали опасных шоу типа того, что
разворачивалось сейчас перед моими глазами.
В общем, ржавый динозавр должен был вымереть с минуты на минуту. Более хорошо
сохранившийся соперник повалил его на спину и методично добивал ударами передних лап,
словно гвозди заколачивал в беззубый, одноглазый череп.
Бам! Бам! Бам!..
И вдруг среди этого «бам-бам» что-то бабахнуло громче в разы, отчего «моего» рекса
отбросило назад словно пушинку. Причем, пока он летел, на его спине набух и прорвался
наружу огненным гноем внушительный фурункул.
Плотно пригнанные чешуйки тираннозавровой брони разорвало на части, словно они
были картонными. Рекс со всего маху грохнулся на плиты и больше не двигался. А из груди
его ржавого противника поднимался к небу легкий дымок. Вернее, не из груди, а из
развороченного взрывом дула автоматической пушки.
«Последний довод королей… который надо хоть изредка чистить перед тем, как
стрелять», — подумал я. Наверно, робот берег этот выстрел многие годы, чисто на крайний
случай. Но при этом позабыл элементарные нормы ухода за оружием. А ствол забился всякой
дрянью, и хотя свое предназначение выполнил, но и хозяину нанес неслабую травму…
На которую тот особого внимания не обратил.
Сейчас робот пытался встать, кося на меня плотоядным лиловым глазом. Ах ты, падла
доисторическая!
Не мешкая, я сунул «Бритву» в ножны на предплечье, подхватил с земли фламберг и в
два прыжка преодолел расстояние между мной и поверженным роботом. Поднырнув под удар
покалеченной лапы, я с силой долбанул острием двуручного меча по единственному
объективу, сохранившемуся в башке стального тираннозавра.
Грубое орудие Средневековья победило технологию. Острие меча разбило объектив и
провалилось в череп робота на четверть. Я вовремя отпустил рукоять. Клинок что-то замкнул
в башке стального тираннозавра. Треск, вспышка — и оплавленный обломок меча упал на
землю. Из пасти робота повалил дым.
И вдруг у меня со страшной силой заболела голова. Словно ее в раскаленные тиски
зажали и вдобавок нехило приложили кувалдой по макушке.
Я сильно прикусил губу — вкус крови здорово помогает, когда очень хочется упасть на
колени, сжав виски между ладонями, и выть подобно раненому волку. Я прекрасно понимал,
что это неспроста. Какая-то тварь пытается поджарить мне мозги… вот только узнать бы,
какая именно. Два дохлых динозавра и трупы тряпичных пугал не в счет. Но вокруг больше
никого…
Внезапно боль отпустила. Я сплюнул комок вязкой кровавой слюны… и прыгнул
вперед. За кучей битого кирпича мне почудилось какое-то шевеление.
«Бритва» уже снова была у меня в руке, занесенной для решающего удара…
— No! — раздалось заполошное верещание. — Don't kill me!!!
«Бритва» замерла в верхней точке… и опустилась. Из красного крошева лезло что-то
странное, явно неживое, которое шипяще-надтреснутым голосом старого катушечного
магнитофона просило по-английски его не убивать.
— What the fuck?.. — чисто на автомате проговорил я — за годы службы в Легионе
научишься материться на всех языках планеты.
Это был стальной паук, сильно смахивающий на пару сложенных вместе больших
эмалированных тазов, из которых торчали мощные жвалы-манипуляторы и восемь длинных
ножек. Я видел таких в прошлый раз рядом с роботом, оккупировавшим мост возле Кремля.
Данила называл их «пристяжью», роботами обслуги при более мощных боевых био.
Дружинник утверждал, что твари эти довольно тупые и трусливые. Но если разобраться,
трусость — это инстинкт самосохранения в чистом виде. А инстинкты — это уже признак
живого организма. Который, как известно, способен к эволюции. И процессор на ножках из
зоны ЗИЛ наглядный тому пример.
«Кстати, — напомнил я себе. — Только что этот тарантул пытался поджарить тебе мозг.
И жвалы у него будь здоров, ногу откусит на раз-два-три».
Не помогло. Когда живая тварь натуральным человечьим голосом просит пощады, у
меня на нее рука не поднимается. Даже если эта тварь железная.
Сейчас на меня внимательно смотрели четыре глаза-бусинки, торчащие из середины
верхнего таза.
— Holy shit! — горестно вздохнул паук. — Russian man again. Holy shit!
В который уже раз я подивился способности продвинутых технических устройств
распознавать мою национальную принадлежность. Надо будет к врачу сходить, что ли,
проверить, что за хрень такая… Н-да, врачей здесь нет. Ну, может, к знахарю какому…
— Ты есть русский киборг? — раздалось откуда-то из промежутка между жвалами.
— Чего? — вытаращил я глаза на паука.
— В твоей голова устройство есть, — сказал ходячий таз, нервно перебирая ножками и
косясь на мой нож одним глазом из четырех, имеющихся в наличии. — Но оно не принимать
сигнал.
Устройство? В моей голове? Неужели доктор не достал сетку из-под моего скальпа, а
только успокоил меня? Мол, все в порядке, никаких в тебе имплантов нет, живи-радуйся…
— Я пытаться установить контакт, но ты не принимать сигнал.
Ясно. Чего ж тут неясного? Паук просто подружиться хотел и случайно чуть не спалил
мне материнскую плату. Черт, не очень приятно чувствовать себя ходячим компьютером.
Хотя, возможно, я заморачиваюсь — в моем мире эта невесомая сеточка жить мне особо не
мешала, так что, какая разница, есть она, нет ее…
— Рексы бились за меня, — сообшил паук. — Всем нужен хороший серв. А серву
нужен сильный хозяин.
— Ты на что намекаешь? — прищурился я, убирая «Бритву» в ножны.
— Сильный хозяин защищает серва. Серв помогает хозяину.
— Ну и чем ты мне можешь помочь? — хмыкнул я.
Ситуация меня забавляла. Делать, что ли, нечего было заокеанским ученым, когда они
пихали в свои железяки продвинутую электронику? А может, и так. Сидел себе какой-нибудь
яйцеголовый в своей Силиконовой долине целыми днями, собирал интеллектуальную
военную технику, а потрепаться с кем? Правильно, с тем, что доступно. Например, с этой
самой военной техникой. Пара лишних микросхем — и вот тебе собеседник, всё веселее
изобретать новые орудия убийства ближнего своего. Чисто чтоб чердаком не поехать со
скуки.
— Твой ган не работает, — сообщил робот. — Могу починить.
Я не сразу догнал, что там у меня не работает, — вроде, когда от жены уходил, все в
порядке было. А потом додумался и достал из кобуры «Форт», который так и не перезарядил
в горячке боя. Попытался достать магазин — ан нет, заело. И зарубка глубокая на рукояти. Не
иначе тот урод лоскутный фламбергом задел и слегка помял защелку магазина. Значит, удар
холостым не был, все же навредил мне меченосец. Рукоятка торчала из открытой кобуры на
поясе и, получается, спасла меня от нехилой раны.
По идее, неисправность пустяковая, а без самого элементарного инструмента не
исправить. Да даже если и удастся выковырять поврежденный магазин, новый наверняка
будет входить со скрипом. Если вообще войдет.
— Могу починить, — повторил робот.
— Чини, — протянул я ему пистолет.
Серв аккуратно взял оружие из моей руки и запихал его в нижний таз, то есть к себе в
брюхо. Оттуда небольшой лифт выехал, типа челюсти у щелкунчика. Чавк — и нету
«Форта».
В тазах загудело уныло и монотонно, как в стиральной машине «Бирюса». Надо же, а я
думал, что такая продвинутая техника должна работать без звукового сопровождения.
Выходит, ошибался. Хотя вообще удивительно, как эти зверюшки умудрились выжить за
столько-то лет и не развалиться на гайки.
— Готово, — сказал серв. Вторично чавкнул лифт — и передние манипуляторы робота
протянули мне «Форт» без малейших следов удара мечом, рассчитанным на то, чтобы
просекать стальные доспехи.
— Лихо, — сказал я, извлекая из рукояти пустой магазин и вставляя полный. —
Спасибо.
— Хорошему хозяину — хороший серв, — прохрипел робот и, шустро перебирая
ногами, засеменил к трупу меченосца.
Хрясь!
Жвалы легко перекусили лодыжку, и стопа мертвеца вместе с драным ботинком
отправилась в приемник — туда же, где только что побывал мой пистолет. Стиральная
машина внутри робота заработала с торжествующим надрывом. Понятное дело, жрать не
работать.
Стальные челюсти работали словно шнековая мясорубка. За полминуты практически
весь труп был перемолот на аккуратные бифштексы и препровожден в брюхо серва. Одна
только голова осталась, которую робот брезгливо отбросил в сторону. После чего принялся за
второй труп.
Я поднял остывший фламберг и направился к тому ходячему пугалу, которому я
прострелил колени. Надо было вытрясти из нападающих информацию насчет того, с какой
это радости меня решили замочить средь бела дня ни за что ни про что. Для таких целей и
обломок меча сгодится, не поганить же «Бритву» экспресс-допросом.
Но я просчитался. Из нижней челюсти пугала торчала рукоять длинного кинжала, в
навершии которой скалился маленький стальной череп. Н-да, символично. Похоже на
ритуальный кинжал для самоубийства. И на ритуальный удар, одновременно пробивающий и
язык, и мозг. Мол, лучше умру, но ничего не скажу. У второго мертвеца, отделавшегося
травмой только одной коленной чашечки, в голове торчал такой же кинжал. Мог ведь, по
идее, уползти. Надо же, какие мы гордые… Хотя кто знает. Не исключено, что соплеменники
этих уродов не лечат раненых, а как нефункциональных членов общества медленно и
печально разделывают на бастурму. В таком случае, конечно, кинжал предпочтительнее.
Обломком клинка я развернул тряпки, закрывающие лицо самоубийцы.
На меня глядела жуткая маска. Я видел подобное лишь однажды, когда взбесившийся
медведь ударом лапы снял лицо с черепа одного из дрессировщиков. Куски мяса, кое-как
налепленные на кости. И глазные яблоки без век. Правда, в данном случае с узкими
вертикальными зрачками.
— Дамп — вкусная еда, — проскрипел робот. — Серв может вырезать хозяину лучший
кусок.
— Спасибо, обойдусь, — сказал я.
Значит, вооруженное пугало в этих местах называется дампом. Что ж, подходящее
название для живой мусорной кучи, которой не откажешь в стремительности, живучести и
кровожадности.
Как и серву, кстати.
Кровищей было забрызгано все вокруг, а сам робот залит ею по глаза. И ему это явно
нравилось.
— Много еды, — бормотал он, кромсая очередной труп. — Хороший хозяин.
Интересно, как в него столько влезает? Уже третий труп хомячит и, похоже,
останавливаться не собирается. Поневоле вспомнился старый прикол: «Желудок котенка не
больше наперстка. Поэтому литр молока находится в нем под давлением».
Из брюха серва выпала окровавленная подметка. Неудивительно, ботинки у меченосца
были полное дерьмо.
— Весьма польщен, — сказал я, присаживаясь на кусок бетонной ступеньки, до
которой не долетели кровавые брызги.
По моему тону робот понял — что-то не так. Выронил откушенную кисть руки и
подбежал ко мне.
— Что хочет хозяин?
Блин, прям как в древнем мультике: «Что новый хозяин надо?»
— Ничего не хочет, — сказал я. — И вот что, членистоногий, я тебе не хозяин. На тебя
тут, я смотрю, спрос имеется, и воевать за тебя с каждым встречным боевым роботом я не
намерен. Короче, ты мне ствол починил, я тебе дампов наколошматил, считай, мы в расчете.
Найдешь себе какого-нибудь ржавого ящера, пусть он с тобой носится.
— Биологические боевые машины и охотники-рексы не кормить сервов, — тихо сказал
робот. — Сервы подбирать за ними то, что останется. 864Соl765А просит хозяина не гнать
его…
Последние слова меня разозлили. Паук всерьез считал меня киборгом — и все из-за
какой-то невесомой паутинки у меня под черепом! Кому такое понравится?
— Нет, Колян, — сказал я, поднимаясь со ступеньки. — Тема закрыта.
И, обогнув трупы двух рексов, отправился туда, куда шел до этого. На северо-запад,
оставив позади мрачную громаду комбината дампов и красного от крови робота обслуги.
Думаю, с такой кучей свежих трупов он некоторое время прекрасно проживет и без чьего-
либо покровительства.
***
Дома, дома, дома… Бетонные коробки, вернее, то, что от них осталось. И деревья.
Много деревьев. Целый лес вокруг, поглотивший и разрушивший мощными корнями
фундаменты зданий. Если напрячь воображение, то можно понять, как умирал тот или иной
дом.
Вот это здание точно завалили деревья-мутанты. Будто специально годами подводили
под него узловатые корни, и в один прекрасный момент оно просто завалилось на бок, роняя
прямо на улицу верхние этажи.
Это развалила ракета или крупнокалиберный снаряд. Рвануло точно посередке — и
здание сложилось внутрь. Только первый этаж остался более-менее целым, и тот пророс
гигантскими сорняками, мало уступающими в размерах деревьям.
А вот это сохранилось. Удивительно… Даже табличку пластиковую пощадило время.
Правда, частично. «Улица …мского поля» — разобрал я на серо-синем фоне осколка, чудом
уцелевшего на стене. Н-да… Было много лет назад какое-то «…мское поле», была улица,
люди жили. Теперь ни поля, ни людей, ни улицы — одни руины. И огромные сорняки с
хищными ветвями, только успевай уворачиваться. И не просто сорняки, а уже целый лес.
Призадумаешься, стоит ли лезть туда или же все-таки обойти…
Между тем хищный лес стал гуще. Здесь он явно победил жалкие следы рухнувшей
цивилизации. Лучше было бы действительно обойти эту чащу от греха подальше. И в другое
время обошел бы я ее с удовольствием. Но кто его знает, какую площадь она занимает и
сколько времени понадобится на этот обход? А меня ждут в крепости.
В общем, достал я «Бритву», врубил фонарь и шагнул в темноту вековых мутантов, что
переплели свои корни и ветви в единую, практически непроходимую стену.
«Практически» — это значит, что проходы имелись. Правда, больше похожие на
ловушки. Вон в одной до сих пор болтается скелет какой-то твари, из которой
дендрохищники выпили все соки. Только лохмотья высохшей как пергамент шкуры на костях
и остались…
Я шел вперед, работая ножом где надо и где не надо. Тень ли от фонаря метнулась,
показалось ли, или же реально гибкая ветвь попыталась захлестнуть мою шею — по-любому
удар, удар, удар… И очередной шаг вперед.
В общем, просвет между деревьями появился очень вовремя. Я вывалился из чащи с
обрубком гибкой ветки на шее, которая все еще пыталась меня задушить, и весь с ног до
головы в гнилостно-зеленой крови живых деревьев.
— Ну, суки… — прохрипел я, сдергивая с себя живую удавку. При этом я имел в виду
отнюдь не хищных дендромутантов, а тех, кто много лет назад превратил Землю в планету
смерти. У кого-то амбиции возобладали над мозгами — и вот результат.
Я в сердцах долбанул каблуком по корчащейся ветке… и замер. Да, уж на что мой мир
полон сюрпризов, особенно на зараженных территориях, но здесь те сюрпризы, пожалуй, и
почаще, и помасштабнее будут…
Огромная летучая мышь несла в когтях человека. Причем пока еще живого.
Несчастный держал в руке нож и пытался пырнуть им мутанта. Но сделать это было
затруднительно. Мышь держала его поперек туловища, ловко прижав когтем к торсу жертвы
вооруженную руку. Соображает, значит. Но на уровне мартышки, которая сунула лапу в
кувшин с узким горлом, зачерпнула меду, а вытащить не может. И теперь мучается — и
добычу выпускать не хочется, и пообедать не удается.
Парень был явно тяжеловат для мутанта, и тот летел над самой землей. Пару раз сапоги
жертвы даже чиркнули об асфальт. Да, именно об асфальт, который здесь сохранился на
удивление неплохо. Может, материал оказался получше, или покрытие клали жарким летом, а
не в дождливую осень, как у нас принято. Или просто природа оказалась более милосердной
к широкой улице. Короче, трещин, ям и провалов на ней было не в пример меньше чем
обычно. Но — были. И, как я понял, к одному из тех провалов мышь и тащила парня. Небось
решила запихнуть в него жертву головой вниз и спокойно позавтракать, без риска получить
непрошеный педикюр остро отточенным клинком.
На мой взгляд, это было неправильно. Пока что в этом мире все неприятности
доставляли мне мутанты, а парни с ножами и мечами вели себя вполне достойно. Как
известно, ярлык «плохой» или «хороший» мы вешаем на индивида исключительно исходя из
того, как индивид относится к нам. И естественно, я не был исключением.
Короче, я не спеша достал из кобуры отреставрированный Коляном «Форт»,
прицелился, словно в тире, и потянул за спусковой крючок. Я уже почти видел, как пуля
пробивает левый глаз мутанта и эффектно, с кровавым фонтаном выносит его затылок. Но в
последнюю долю секунды мышь дернулась так быстро, что ее голова превратилась в
смазанный силуэт… и моя пуля пролетела мимо.
Моя пуля — и мимо! С пятнадцати метров!! Позор на мою голову, усиленную сеточкой
для извилин!
Не мешкая, я попытался исправить оплошность и выстрелил снова. Раз, другой,
третий…
Бесполезно!
Гигантская летучая мышь с крыльями как у небольшого спортивного самолета бросила
свою жертву. И теперь неслась на меня по-над асфальтом, двигаясь рывками и
превратившись в смазанную тень.
Такое было возможно лишь в одном случае. Мутант видел мои мысли, заранее зная,
куда я целюсь. В сочетании с его реакцией и скоростью передвижения попасть в него было
практически невозможно. Разве что стрелять в упор, когда он схватит меня своими когтями,
смахивающими на костяные сабли.
«Одиннадцать… десять… девять…»
Привычный счет. Что еще остается делать, когда на тебя несется эдакая тварь?
Правильно, стрелять, даже зная, что все равно промахнешься. И считать патроны. Вернее,
мозг сам их посчитает. И может, за этой привычной, рефлекторной мыслью замаскирует ту,
что я сейчас прогоняю в голове на самом деле…
«Восемь… семь… шесть…»
Рукокрылу оставалось до меня метра полтора, когда я, продолжая стрелять, упал на
спину.
На таком расстоянии дергайся не дергайся, по-любому пуля твоя. И что такое пуля,
мутант знал прекрасно. Потому, резко сместившись вправо, попытался ударить меня крылом,
по краю которого шли мелкие, но острые коготки, похожие на зуб шкуросъемного ножа.
Пройдись такое по мне — и будет готовый антрекот, хоть сейчас на сковородку.
Но превращаться в кусок мяса на ребрышках в мои планы не входило.
«Два… один… пусто».
Перед тем как затвор зафиксировался в крайнем заднем положении, в черном
покрывале, опускающемся на меня сверху, образовались две дырочки, сквозь которые
пробились лучики скудного солнца… Не для результата. Для твари, которая поняла, что мой
магазин пуст и я больше не способен сопротивляться.
Торжествующий визг подтвердил моё предположение. Мутант притормозил и
попытался сгрести крылом добычу с асфальта…
И отпрянул, когда понял, что я собираюсь сделать…
Но было поздно.
Клинок «Бритвы» вспорол плотное кожистое крыло, словно оно было бумажным. Я
рванулся вперед, к зубастой башке и мохнатому горлу, продолжая прорезать себе путь ножом
и стараясь не коснуться острых коготков по краям крыла, — интуитивно я чувствовал, что
делать этого не стоит.
А мутант понял окончательно, что сегодня не его день. И дернулся назад, подальше от
психа со страшным ножом, волоча по асфальту располовиненное крыло. При этом его
красные, воспаленные глаза смотрели на меня… а надо было бы в другую сторону.
Ушастая голова лишь на мгновение коснулась ветвей, сквозь которые я продрался
примерно минуту назад. Они еще не успели успокоиться, истекая то ли смолой, то ли соком,
то ли кровью и все еще надеясь поймать и отомстить…
Если кто-то хочет чего-то очень сильно, он обычно получает искомое. Или что-то
другое, но лучше и больше. Судьба — девушка мудрая. Она всегда знает, какой подарок
нужно дать умеющему желать по-настоящему, чтобы он остался доволен. Даже если
желающий — всего лишь мутировавшее дерево.
Гибкая петля захлестнула шею рукокрыла. Он заверещал было, дернулся изо всех сил…
но было поздно. Вторая, третья, пятая ветвь оплелась вокруг его тела, покрывая крылья и
когтистые лапы зеленой сеткой… И вдруг эти ветви на глазах начали толстеть, наливаться,
словно пожарные шланги, по которым пустили воду под давлением.
Рукокрыл уже перестал верещать, лишь стонал жалобно, как человек. Я шагнул вперед,
занося «Бритву» для последнего укола в сердце, — враг, которого ты победил в честном бою,
не должен мучиться…
— Стой!
Я тормознул чисто рефлекторно. Если слышишь за спиной «Стой!», а не выстрел,
лучше остановиться. Скорее всего, хотят не стрелять, а как минимум сначала поговорить.
Мутант перестал стонать. Нечему было. Буквально за несколько секунд он сдулся,
словно проколотый воздушный шар. Послышался треск — сломанные ребра прорвали сухую
кожу на груди. Но там, внутри трупа, все-таки что-то шевелилось…
Я еле успел отпрыгнуть назад. Толстенный, измазанный кровью хлыст ударил в меня
прямо из груди мертвого рукокрыла. Но, не достав какие-то сантиметры до моей шеи,
шлепнулся на асфальт и неторопливо втянулся обратно.
— Хищные деревья… опасны после кормежки…
Я обернулся.
— Благодарю, буду знать.
Итак, парень, которого волокла огромная летучая мышь, жив. Но дела у него не ахти.
Левая нога несчастного была распорота от колена до середины бедра. Наверно,
рукокрыл когтем прошелся. Но это не самое страшное. Гораздо хуже, что из разорванной
штанины в районе лодыжки торчит кусок окровавленной кости. Не иначе сломал при
падении. И это точно звездец. В полевых условиях такое не чинится, а где чинится — я не
знаю. Обратно до Бутырки я его точно не дотащу через плотоядный лес и территорию
дампов, сам на двух ногах еле прошел. Хотя, может, тут где-нибудь его база неподалеку?
— Ты сам откуда будешь? — осведомился я.
— Издалека, — хмыкнул парень. — Правобережные мы, с территории Зоны трех
заводов.
Это мне ни о чем не говорило. Что за «три завода?».
— А ты?
— Оттуда, — неопределенно махнул я рукой в сторону хищного леса. — С дампами не
поладил, пришлось через лес прорубаться.
«А он неплохо держится, — подумал я, глядя на парня. — Сам белый как стенка, но не
воет от боли, а даже беседу поддерживает».
На вид ему было года двадцать два — двадцать три. Коротко стрижен, бородка,
запакован в камуфляж, правда, не фабричный, а, скорее, раскрашенный вручную. Под
свободной одеждой особо не разберешь нюансы тренированности тела, но понятно, что не
здоровяк, а скорее жилистый, что для бойца иногда даже в плюс. Не раз видел, как такие
нехилых амбалов заваливали.
— Далеко эти три завода?
— Километров пятнадцать.
Я присвистнул. Парень перехватил мой взгляд и потянулся за ножом, который лежал на
асфальте метрах в полутора от него. И невольно застонал — от неловкого движения кость
сместилась. Удивительно, как он не вырубился. Боль небось адская.
А нож у него был хорош. Мощный, практичный и одновременно на редкость красивый.
Анатомическая рукоять с навершием, которым череп проломить — раз плюнуть. Мощная
гарда, такой в случае чего и как кастетом отработать можно. Но главное — клинок
удивительной формы. Хищный, тяжелый, слегка изогнутый, словно крыло ангела — или
демона, это уж кому что ближе.
Я невольно залюбовался этим произведением искусства… и тут же очнулся от легкого
толчка в ладонь. То ли показалось, то ли правда моя «Бритва» привела в чувство — мол, ты
там не офигел, хозяин, на чужой нож так пялиться? Свой поди есть.
— Нравится? — криво ухмыльнулся парень. — Понятное дело. Этот нож как раз перед
Третьей войной был сделан по эскизу великого мастера Андрея Мака самим Джилом
Хиббеном. Их тогда всего несколько штук выпустили. Раритет, за него восемь туров давали.
Так что времени не теряй. Добивай меня, забирай нож и проваливай.
Однако я не спешил.
— Имя у ножа есть?
Может, кому-то мой вопрос покажется странным, но для меня это было важно.
— Есть. «Легион».
— Хорошее имя, — кивнул я. — Для боевого ножа самое то. Правильный клинок
забирает себе души убитых врагов. И, думаю, со времен Третьей войны собрал он их немало,
как раз на легион и наберется.
— Ты это к чему? — нахмурился парень.
— К тому, что хозяина правильного ножа не стоит убивать, если он не сделал тебе
ничего плохого. А у тебя имя есть?
— Ион. А тебя?
— Снайпер.
— Ясно.
— Имя у тебя со значением. Типа, как библейский пророк выживешь где угодно, даже в
брюхе кита?
— Не знаю, — сказал парень. — Но что у тебя со значением — это наверняка. Короче,
прошу — застрели меня. Или подай нож, я сам решу свои проблемы.
В просьбе Иона была жестокая правда этого мира. У меня в аптечке имелось только
самое необходимое, в его положении бесполезное. С учетом ранений и кровопотери я сто
процентов донесу до этих трех заводов лишь холодный труп. Поэтому я наклонился, поднял
нож и протянул его парню рукоятью вперед. Если воин хочет, чтобы что-то было сделано
хорошо, он должен сделать это сам.
— Через пару минут заберешь «Легион», — сказал Ион. — Неохота, чтоб хороший
клинок уроду достался. Считай, это подарок. А сейчас отойди.
Я повернулся, чтобы выполнить последнюю просьбу парня… и озадаченно почесал в
затылке.
Из чащи хищных деревьев бочком вылезал Колян. То есть робот 864Соl765А. Ветви
осторожно трогали его сверху, пробуя «на язык» и пытаясь сообразить как это — двигается, а
несъедобно. Так серв и выбрался на улицу — весь в зеленых слюнях и торжествующе
пощелкивая жвалами.
— Хозяин, мне показалось, требуется помощь.
Краем глаза я заметил, что Ион замер. Он уже приставил острие клинка к сердцу,
готовясь ударить ладонью свободной руки по торцу рукояти, но любопытство пересилило.
— Ты киборг? — быстро спросил он. Мне показалось, что сейчас Ион передумает
самоубиваться и швырнет свой нож в меня.
— Нет, — покачал я головой.
— Тогда почему серв биоробота Mountain А-14 называет тебя хозяином?
— У него спроси, — усмехнулся я. — Сам без понятия.
— Ну да, ты вряд ли био серии А, — хмыкнул Ион. — Да я в общем-то и не слышал,
чтобы сервы считали киборгов за хозяев… Просто не могу понять, что за хрень такая
происходит.
У меня тоже были вопросы. Например, почему этот парень в отличие от Данилы
говорит так же, как и я, без уклона в старорусский? И откуда у него камуфляж, армейские
берцы и такой нож? И что за Зона трех заводов находится в пятнадцати километрах отсюда?
И, наконец, как Ион добрался сюда? Не рукокрыл же ему устроил воздушную экскурсию по
постъядерной Москве.
Пока я все это проворачивал в голове, Колян, перебирая гибкими ногами, подошел к
раненому и слегка присел. Ион, затаив дыхание, наблюдал за роботом.
Над жвалами выдвинулись два тонких и гибких щупа, коснулись раны на бедре раз,
другой… Потом дотронулись до торчащей кости…
— Могу починить, — наконец заявил Колян.
— Он — человек, — уточнил я.
— Вижу, — флегматично парировал робот. — Этот человек верно говорить. Я — серв
биологической боевой машина Mountain А-14, самого мощного штурмового робота двадцать
первого века. Все модели сервов восьмой серии запрограммированы на починка не только
боевой механизм, но и их командный состав.
Ион неторопливо убрал «Легион» обратно в ножны.
— Пробуй, — сказал он.
И Колян попробовал.
В мгновение ока одно из жвал подцепило штанину и распороло ее от таза до
щиколотки. Ион вздрогнул, закусил губу. Лицо его побледнело, хотя казалось, что дальше
уже некуда. Белый как стенка парень положил голову на асфальт, скрестил руки на груди и
закрыл глаза. Больше во время всей операции он не шевельнулся, лишь капли пота, градом
стекавшие по его лбу и щекам, свидетельствовали о том, что он в сознании, а не отрубился от
болевого шока. Хотя, на мой взгляд, это было бы предпочтительнее.
Колян через свои усики впрыснул что-то прямо в открытые раны. Не думаю, что
обезболивающее, иначе Ион бы так себя не вел. Скорее всего, какой-то антибиотик. После
чего бесцеремонно ввел усики прямо в рану на бедре. Пошуровал там деловито, словно
заядлый курильщик, ищущий спички в кармане пальто, крякнул довольно и буквально за
несколько мгновений наложил швы на рану.
С открытым переломом он провозился немногим дольше. Извлек из недр своего брюха
длинный гвоздь без шляпки, судя по цвету — титановый. Вогнал его в кость, пожужжал чем-
то-то ли пилой, то ли сваркой, с него станется — явно с удовольствием ковыряясь в
разорванном мясе. После чего заштопал рану своими усиками со скоростью швейной
машинки.
— Всё, — проскрипел он. — Я ввел этому человек регенерирующий препарат
«Recovery oil war 6». Ему повезло. Со времен Третий мировой война я ни разу никому его не
вводил.
— А еще есть? — поинтересовался я на всякий случай.
— Нет. Раны был обширный, а запас ограничен.
Плохо. Если это был аналог регенерона моего мира, то тому маслу цены нет…
Оказалось, не аналог. Лучше.
У Иона стремительно росла борода и удлинялись волосы. Ногти буквально за пару
минут стали как у вампира, а лицо, наоборот, похудело так, что скулы того и гляди прорвут
кожу. И еще. Окровавленные швы на его ноге поблекли, стали почти незаметными. На
асфальт попадали нерастворившиеся остатки кетгута, которым Колян заштопал раны.
— Все, — повторил робот. — Ускоренный регнерация тканей, сопровождающийся
общий старение организма сроком от трех до шести месяц.
— Лучше уж потерять полгода жизни, чем всю жизнь, — заметил я. А еще заметил
(правда, про себя), что при случае хорошо бы вскрыть какого-нибудь враждебного серва
восьмой серии и поковыряться у него в брюхе на предмет продвинутого регенерона. Похоже,
«военный ойл» в разы лучше того препарата, которым мне доводилось пользоваться в своем
мире. От того не полежишь спокойно на спине, будь ты хоть трижды самураем. Там боль
такая при заживлении, что поджаривание пяток раскаленными углями покажется по
сравнению с ней расслабляющим массажем стоп.
— Вставай, — робот довольно бесцеремонно толкнул раненого стальной ногой. —
Хозяину идти надо.
— Полегче, членистоногий, — проворчал Ион, осторожно пытаясь согнуть ногу в
колене. Получилось не очень. Причем, думаю, не столько из-за травмы, сколько из-за того,
что процесс регенерации сжег у парня всю жировую прослойку, часть мышечной ткани и,
естественно, выпил все силы. Наверняка сейчас ему больше всего на свете хотелось пить и
жрать.
Судя по его взгляду, так и есть. Ион посмотрел на сухую шкуру дохлого мутанта,
болтающуюся на ветках, равнодушно глянул на Коляна и уставился на меня. Понятное дело,
я из этой компании самый жирный и питательный.
— Держи, — сказал я, бросая Иону белковый батончик. При этом в моей голове
крутилась мудрая песенка из моего детства: «Кто людям помогает, тот тратит время зря». И
не только время, но и редчайшие медицинские препараты и не менее ценные в чужом,
агрессивном мире продукты питания.
— Благодарю, — кивнул Ион. Батончик он проглотил не жуя, достал из-за пазухи
плоскую флягу, запил, фыркнул и протянул мне: — Будешь?
— Вода?
— Не совсем.
Ладно. Миры могут меняться, переживать катаклизмы, войны, столетия. Но на
славянской земле обычай остограммиться за знакомство не умрет никогда.
Во фляге оказался коньяк, и довольно неплохой.
— Откуда такое? — поинтересовался я, возвращая флягу.
— Из старых запасов, — туманно пояснил Ион. И добавил, пряча драгоценную флягу
обратно: — Стабберам всегда выдают самое лучшее. Иначе они сами возьмут.
«Стаббер»? Или «стабер»? В общем, оба варианта мало различаются по сути. В
английском языке stabber в переводе значит «протыкатель» или просто «убийца», a staber —
вонзающий нож или любое другое холодное оружие.
— И кого убивают стабберы? — поинтересовался я.
— А, неважно, — отмахнулся Ион, осторожно вставая на ноги. — Иногда никого, как
сейчас например. Мыша летучего заколоть не смог. Позорище.
— Ну, мыш мышу рознь, — дипломатично сказал я.
— Это точно, — сказал стаббер. — Этих тварей здесь прорва, и все здоровые. На
стадионе «Динамо» их логово. Они там яйца откладывают, детенышей выводят. Ну и
местность вокруг стадиона охраняют будь здоров.
— И как ты здесь оказался?
— Стабберы прежде всего разведчики, — ответил Ион. — Неделю назад наш передовой
отряд закрепился в Петровском замке, вырезав там небольшую стаю рукокрылое. Ну,
обосновались, послали в Зону трех заводов гонца с вестью о победе. У нас обрадовались,
мол, надежная опорная точка почти в центре Москвы. Отправили туда народу побольше,
целый отряд, вооруженный до зубов, с запасом провизии, снаряжения и четырьмя
крепостными стрелометами. И сгинул тот отряд, ни слуху ни духу. Обещали сразу по
прибытии вестника послать. Три дня прошло — нет вестника. Тогда послали нас, выяснить, в
чем дело.
— Выяснили?
— Ага. Про то, что я только что сказал. На стадионе прорва рукокрылов, а Петровский
замок, похоже, входит в их ареал. В общем, я один из всего отряда стабберов остался, и то
благодаря тебе.
— Ясно, — кивнул я. — А что за Петровский замок?
— Замок и замок, — пожал плечами Ион. — Сохранился неплохо, хотя при Екатерине
строился. Наполеон из него на горящую Москву любовался. Как Третья мировая грянула, его
усилили, ворота сварные поставили, на башни пулеметы с орудиями затащили. Укрепили
словом, как и многие здания в столице. Не помогло…
«Понятно, что не помогло, — подумал я. — От радиации и боевых роботов пулеметы не
спасут… Надо же, опять Екатерина. И опять замок, стратегический пункт, который дожил до
сего времени. Случайно ли совпадение?»
— Тепловизор показывать, что дампы дойти до леса. Сейчас через него полезть
сюда, — влез в беседу Колян, до этого переминающийся рядом.
— Дампы? — удивился я. — Откуда?
— Они за мной гнаться, — доверительно сообщил робот. — Решить, что это я их
сородичей убил и сожрал.
— Угу, — кивнул я. — А ты решил, что я буду с ними махаться из-за тебя?
— Да, — просто сказал Колян. — Хозяин должен защищать свой серв.
— Ну, ты попал, Снайпер, — хмыкнул Ион, который, несмотря на слабость, разулся и
теперь короткими и точными движениями клинка срубал с пальцев ног длиннющие когти. С
руками он уже закончил.
— Хотя для меня оно точно к лучшему, что я тебя и твоего робота встретил, —
продолжил Ион, натягивая обратно на ноги свои берцы. — Теперь, может, уйдем. Я эти места
более-менее знаю. Попробуем справа обойти «Динамо». Нам бы в замок прорваться хоть
ненадолго, а там, глядишь, и до Зоны доберемся.
— Как? И на кой нам сдался этот замок с кучей рукокрылое в нем?
— Увидишь, — сказал бородатый убийца по имени Ион.
***
Однако хватило его ненадолго. Метров через триста стаббера занесло влево, и он чуть
не грохнулся на асфальт. Удивительно, что он вообще еще шел после всего пережитого.
Пришлось сделать привал. Как раз по пути попалось более-менее подходящее место —
руины одного из старых домов, которые сохранились лучше, чем новостройки начала
двадцать первого века. На стене даже обломок мемориальной доски остался, по самой
середине которого шла глубокая выбоина. Но отдельные слова, выбитые на ней, еще можно
было разобрать.
Я смахнул рукавом вековую пыль и прочитал: «Дом художни… …десь работали
крупнейшие мастера изобразительного искус…»
Всё. Остальные фрагменты надписи уничтожили война и время. Был дом, жили в нем
художники, рисовали, увековечивали. А потом кто-то на другом конце земли нажал кнопку.
Или ввел команду на клавиатуре…
— Ладно, хорош тебе, — сказал Ион. Он сидел, привалившись спиной к стене, и жевал
кусок вяленого мяса. — Да, нажали. Да, ввели. Но это — уже прошлое. Сейчас же надо во
всем этом выжить. В том, что осталось.
Похоже, я задумался и произнес вслух свои мысли. Со мной такое редко бывает, только
когда зацепит сильно, до глубины души. Просто увидел сначала осколок пластиковой
таблички на стене дома, теперь эту доску — и вновь о своем мире вспомнил. В котором еще
никто ничего не нажал, но есть Чернобыль, есть Фукусима… И есть страшные последствия
этих аварий… Черт, если я и когда вернусь домой, то только ради того, чтобы какой-нибудь
урод не превратил мою планету в аналог этого мира. Конечно, один человек может не много.
Но иногда единственного движения указательного пальца бывает достаточно, чтобы одним
уродом на свете стало меньше…
— На, подкрепись.
Я вытащил из бокового кармашка рюкзака капсулу и бросил Иону. Хорошая штука.
Витамины плюс выжимки из натуральной эфедры. Через десять минут про усталость забудет
сто процентов.
Ион посмотрел на капсулу, потом уважительно — на меня.
— Рассчитаемся, Снайпер.
— Ну-ну, — неопределенно ответил я. — Ты лучше, пока в себя приходишь, просвети,
что у вас там за Зона такая?
Ион кивнул — и начал рассказ.
Оказалось все довольно интересно.
В начале позапрошлого столетия, когда конкурирующие державы обменялись ядерными
любезностями, Москва пострадала меньше других городов России. Зенитно-ракетные
подразделения воздушно-космической обороны, сосредоточенные вокруг столицы, сработали
безукоризненно. Наиболее опасные цели были уничтожены зенитно-ракетными системами
«Триумф» и «Антей», с остальными разобрались зенитные ракетно-пушечные комплексы
«Панцирь» и «Тунгуска». Но, к сожалению, не со всеми. Помимо ядерных ракет слишком
много всякого-разного было выпущено по столице — термобарические, объемно-
детонирующие, электромагнитные и еще невесть какие заряды, названия которых давно
забыты. От этого жуткого коктейля только сейчас начала возрождаться отравленная земля, за
два послевоенных столетия породившая сонмы жутких мутантов. Которые сейчас, несмотря
на улучшение экологической обстановки, вымирать не собираются, а наоборот — начали
плодиться со страшной силой…
Понятное дело, что практически сразу после начала ядерной атаки последовал наш
ответ — сначала «Тополями», а позже, когда десант боевых роботов подошел к столице, и
«Искандерами». Результат примерно понятен. Интересно, за океаном выжил хоть кто-нибудь?
Хотя вряд ли мы это узнаем в ближайшем будущем.
После ядерной атаки радиационный фон в Москве и области был такой, что выжившие
две сотни лет ютились в подземельях, а на поверхность выходили только в
противорадиационных костюмах высшей защиты.
Я усомнился было — откуда столько места под землей? На что Ион лишь усмехнулся,
после чего повторил слова Насти. Мол, Москва — это город, стоящий над подземным
городом. И метрополитен — лишь его артерии, нынче зараженные руконогами. Под столицей
есть всё — заводы, лаборатории, секретные пути сообщения, склады, целые жилые районы…
в которых сейчас неизвестно кто обитает. Может, мутанты. А может, и люди…
— Про Москву понятно, — кивнул я. — Что насчет твоей Зоны?
— А вот теперь можно и про Зону, — сказал стаббер.
Оказалось, что не только Москва была прикрыта ракетным колпаком. Не менее, если не
более надежный воздушный щит прикрывал подмосковный город Химки, расположенный на
северо-западе сразу за МКАДом.
И объяснялся этот феномен очень просто. В этом городе… производили ракеты.
Три огромных завода, расположенные рядом друг с другом, работали на военно-
промышленный комплекс, разрабатывая и воплощая в жизнь самое мощное в мире оружие.
И тут я вспомнил…
Как-то был в моей жизни сложный период. Тогда мне пришлось воевать в одиночку с
целым звеном боевых вертолетов. Получилось у меня это довольно успешно, благодаря
зенитно-ракетному комплексу, снаряженному четырьмя ракетами 9М96Е. В результате
вышеупомянутое звено превратилось в пыльное облако, состоящее из мелкой стальной
крошки. И сделаны те чудо-ракеты были именно в Химках, это я запомнил точно. Я вообще
хорошо запоминаю все, что касается отличного оружия…
В самом начале Третьей мировой, когда в уцелевших городах царила паника, директора
трех военных заводов, расположенных на территории Химок, проявили завидное
хладнокровие. Они вместе со своими замами подняли списки отделов кадров и оперативно
мобилизовали четыре сотни рабочих, имевших ранее опыт участия в боевых действиях.
Эта небольшая армия быстро и почти без шума захватила оба местных отделения
милиции и оружейный магазин с единственной целью — реквизировать всё, что могло
стрелять. После чего вооруженные отряды заводских быстро и скоординированно взяли
город под свой контроль и в течение нескольких дней свозили на огромные территории
заводов продукты длительного хранения, одежду, бензин, медикаменты — словом, все, что
имело реальную ценность для выживания большой группы людей.
Неподалеку от самого крупного завода находился сквер, в котором перед самой войной
разместили в качестве памятников танки — знаменитый Т-34-85 и Т-55, хоть и старенький
уже для того времени, но, тем не менее, конструктивно приспособленный к боевым
действиям в условиях применения ядерного оружия. Также стояли в том парке две пушки —
зенитная 37-миллиметровая с 85-миллиметровой дивизионной Д-44, плюс три боевые
машины: БТР-70, БМП-1 и БМД-1. В заводских условиях привести машины в рабочее
состояние оказалось делом нескольких дней, как и изготовить по десятку снарядов для
каждой. Всего этого вполне хватило, чтобы перекрыть Ленинградское шоссе возле моста
через канал имени Москвы и потом на протяжении многих лет взимать неслабые пошлины с
проходящих и проезжающих.
На самом заводе мобилизованные директорами боевики уже не работали, этим
занимались те, кто хотел выжить в тяжелейших послевоенных условиях. Таких нашлось
предостаточно. А те четыреста бойцов, что положили начало Зоне трех заводов, следили за
порядком, предпринимали вылазки в поисках ресурсов, если надо — воевали. Очень скоро с
чьей-то легкой руки их стали называть стабберами, так как в условиях суровой реальности
заводские предпочитали решать любые проблемы радикально. При этом они
преимущественно использовали холодное оружие, экономя дефицитнейшие патроны…
Радиационный фон в Зоне был пониже, чем в других районах Подмосковья. Но — был,
и неслабый. Заводские подземные ангары срочно переоборудовались под проживание и
оснащались самодельной противорадиационной защитой. Цеха работали днем и ночью,
производя фильтры для воздуха и воды. Помимо этого в спешном порядке на основе
защитных костюмов для работы с токсичным ракетным топливом были созданы
противорадиационные комбинезоны.
Директора заводов догадывались, с какого рода проблемами им предстоит столкнуться
в ближайшем будущем, и старались подготовиться к ним в полной мере. Рабочие небольшого
бетонного заводика, расположенного на территории Зоны трех заводов, работали днем и
ночью, готовя раствор. Другие же разбирали городские дома на кирпичи и блоки.
Буквально за пару месяцев вокруг Зоны выросла пятиметровая стена, опутанная
самодельной колючей проволокой. На ее постройке люди работали до изнеможения днем и
ночью. Многие умирали от недоедания. Рабы… Как еще называть несчастных, готовых за
ломоть хлеба вкалывать до седьмого пота? Никакой принудиловки, люди шли на это
добровольно, лишь бы не жрать трупы погибших от радиации и получить драгоценный
защитный костюм — хотя бы на время работы. Стабберам лишь оставалось следить, чтобы
раб не сбежал вместе с дорогущим костюмом, без которого на поверхности человек через
двенадцать часов уже бился в приступах рвоты, получив смертельную дозу облучения.
Попытки такого рода были, но лишь вначале. До того, как остальные рабы увидели,
какая участь ждет беглецов. Потом уже не бегал никто. Лишь порой люди украдкой косились
на дочиста объеденные воронами белые черепа, торчащие над готовыми блоками Стены…
Проблема с оружием была решена буквально в первые часы Последней войны. Что
стоит руководству оборонного завода задействовать личные связи и заполучить чертежи
коллег, отправив запросы через тогда еще работавший Интернет в Тулу и Ижевск? Один из
директоров сообразил это сделать сразу после того, как стартанули первые
межконтинентальные ракеты и всем стало ясно, что миру настал апокалипсис.
Сложнее было с патронами. То, что удалось взять в отделениях милиции и на складах
оружейного магазина, берегли как зеницу ока, одновременно пытаясь наладить технологию
выпуска собственных боеприпасов. Наспех получалось криво. Патроны постоянно давали
осечки, их перекашивало в магазинах — но они были. Пусть мало, но были…
На этом месте я хотел усомниться насчет тех снарядов для танков и пушек — мол, их-то
как смогли сделать при наличии эдаких проблем? Но потом решил промолчать. Кто его знает,
как жизнь повернется, иногда сомнения — тоже оружие. А парень, видать, патриот своей
Зоны, начну рассуждать — а он и обидится. И вообще, когда идет такой поток информации о
незнакомой местности, в которую тебя занесло, лучше помалкивать и слушать…
Основной проблемой заводских оставались защитные костюмы. Патроны еще
неизвестно, понадобятся ли — в крайнем случае, можно и ножами обойтись. А вот без
защиты от радиации людей ждала верная смерть. Причем если вначале костюмы защищали
лишь от ионизирующего излучения и зараженной пыли, то вскоре их пришлось усиливать
бронепластинами…
Потому что у жителей Зоны помимо радиации появился еще один реальный противник.
В трех километрах к юго-западу от заводских территорий в районе деревни Куркино
еще с первой половины двадцатого столетия существовало так называемое «радиополе».
Несколько сорокаметровых вышек дальней связи ржавели на краю колоссального лесного
массива, непролазной чащи, словно специально выращенной на этом месте. Ион отметил, что
на другом конце Москвы в районе Выхино было аналогичное антенное поле штаба ВМФ. А
тут что? Загадка… Которую, впрочем, никто разгадывать и не пытался. Ну торчат себе из
земли ржавые памятники развалившемуся Советскому Союзу. Ну гниют рядом с ними старые
таблички «Въезд запрещен. Особо охраняемая природная территория». Кому оно надо
копаться в делах минувших?
Оказалось, что стоило бы покопаться — да поздно…
Штурм Зоны трех заводов начался внезапно.
Противник атаковал слаженно и умело. Утром со стороны того самого сквера, откуда
стабберы позаимствовали боевые машины, хлынула лавина нападающих. Неизвестные люди
в Полной боевой выкладке со старыми АКМами за спиной, тащили к Стене приставные
лестницы и большие дощатые щиты. С вышек Зоны застучали два пулемета, державшие этот
сектор…
Один заткнулся тут же. Со стороны сквера прилетела пуля — и стрелок, поливавший
штурмующих непрерывным огнем, лег на свой «Печенег», зажимая ладонями развороченное
горло. Второму удалось большее. Он успел положить первые ряды нападавших прежде, чем
выстрел снайпера сбросил его с вышки.
Нападавшим почти удалось задуманное. Некоторые уже успели перелезть через Стену и
нарваться на пулю или нож. Но другим повезло больше. Десяток нападавших, спрыгнув со
Стены на территорию завода, сдернули с плеч АКМы с примкнутыми штыками и, отбив
контратаку обороняющихся, принялись за кровавую работу. Признаться, это им удавалось
лучше, чем заводским. Сказывалась недюжинная физическая сила, отточенная воинская
сноровка и более совершенная броня — на нападавших были стальные нагрудники времен
Второй мировой войны.
— Если б все нападающие проникли на территорию, сегодняшней Зоны просто не было
бы, — сказал Ион. — Но совершенно случайно от моста через Канал на завод возвращалась
тридцатьчетверка, какая-то неисправность у танкистов случилась по мелочи. И, увидев такое
дело, водитель просто направил машину на людей с автоматами. У тех же просто не
оказалось противотанковых гранат и элементарных бутылок с «коктейлем Молотова». Как
выяснилось позже, не ожидали…
Короче, атака захлебнулась. Те, кого не передавило танком, шустро но организованно
отступили и скрылись в руинах огромного торгового центра. Преследовать их, естественно,
не стали. Перерезали тех, кто успел перелезть через Стену (в плен они не сдавались, дрались
до последнего), и стали зализывать раны. Чинить повреждения, хоронить убитых,
соображать, как жить дальше, зная, что в любой момент Зона может подвергнуться новому
нападению…
А на следующий день от маркитантов пришел посланник.
— От маркитантов? — переспросил я.
— Так они себя называли, — кивнул Ион. — Воины-торговцы. То, что не получается
взять силой, они покупают. И продают то, в чем другие нуждаются.
— И откуда они взялись?
— Сейчас расскажу, — сказал Ион.
Дело в том, что любая власть понимает — ничто в мире не вечно. И старается
обезопасить себя и страну от самого страшного — голода, нужды, недостатка самого
необходимого. То есть строит схроны. Огромные, надежные, на века. Один из таких схронов
был построен перед Второй мировой войной в районе подмосковной деревеньки Куркино.
Колоссальный, бетонный, на многие этажи уходящий под землю. Там было все. Консервы,
обмазанные толстенным слоем солидола, предохраняющим от коррозии, огромные горы
картофеля, моркови и других овощей, пересыпанных смесью из песка и специального
состава, предохраняющего от гниения, оружие в масле, законсервированное для длительного
хранения, запаянные намертво цинки с патронами и гранатами, медикаменты, одежда,
защитное снаряжение… Словом, все, что может понадобиться десяткам тысяч человек для
выживания.
— Десяткам тысяч? — недоверчиво переспросил я. — Не многовато ли?
— Для того чтобы снабдить весь северо-запад Москвы самым необходимым —
нормально, — сказал Ион. — Думаю, такие склады есть и в других районах столицы. Их и
ищут отряды стабберов, шныряя по Москве, переполненной мутантами. Вся радиоактивная
пакость оттуда лезет, из московских подземных лабораторий и Полей Смерти. Если б не наша
застава на мосту через Канал и не Стена вокруг Зоны трех заводов, давно бы уже нео с
киборгами смели нас с лица земли.
— И что со складами? Много нашли? — поинтересовался я.
— Складов такого масштаба — ни одного, — покачал головой Ион. — Изредка
подземные бункеры попадаются. Перед Третьей мировой богатые люди в столице всерьез
озаботились вопросом выживания после ядерного удара. Тема в воздухе витала. Литература,
кино, телевидение, Интернет — все муссировали тему постапокалипсиса, а, как известно,
дыма без огня не бывает. Вот и стала Москва застраиваться точечно. Сносят старый дом,
отгораживают площадку высоким забором — и начинается долгострой. Под землей —
огромный бункер для миллионера, сверху — торговый дом. И всем хорошо. Когда ракеты
стартанут, до виллы в Альпах добраться не успеешь. А так спустился прямо из офиса в
подземные апартаменты — и живи себе дальше под развалинами, никуда себе не дуя.
Ион сплюнул.
— Это понятно, — кивнул я. — Ты про маркитантов не договорил.
— А что маркитанты? — пожал плечами стаббер. — Посланник предложил мир и
бартер. Они нам сырье, мы им — производство. Им много чего нужно было в их подземном
городе…
— Погоди, — перебил я Иона. — Они что, коренные жители этого склада? Типа
кротов?
— Да нет, — хмыкнул стаббер. — Во время Второй мировой со склада все выгребли на
военные нужды, пригодился стратегический запас. А после войны заполнили вновь и
обновляли содержимое вплоть до начала шестидесятых годов. Позже усердствовали меньше,
в основном только порядок поддерживали. В начале развала Советского Союза по чьему-то
приказу сверху вообще его законсервировали. Когда же СССР окончательно развалился, про
законсервированный склад… просто забыли. Правда, через пару лет его нашли диггеры.
Вскрыли, обрадовались — в начале девяностых еда и любые шмотки были в дефиците.
Начали приторговывать. Были вычислены бандитами и вырезаны подчистую. А чуть позже
источник благосостояния тех бандитов просчитали бессрочно уволенные в запас спецы из
бывшего КГБ. Соответственно, успешно вычистили бандитов и, завладев драгоценным
имуществом, стали торговать им, но с умом. И довольно успешно.
Постепенно возле потайного подземного склада вырос коттеджный город Куркино, в
котором преимущественно маркитанты и жили. Каждый дом — произведение искусства, под
которым обязательно находился бункер со всеми удобствами. Но когда грянула Третья
мировая, маркитанты быстро переселились обратно на Склад. Оно и глубже (а значит,
безопаснее от радиации), и к товару поближе. Которого еще осталось немерено…
— Стоп, — прервал я Иона. — Больно ты гладко излагаешь. Так не бывает, прям
ходячий учебник истории.
— Историю Зоны трех заводов дети учат с детства, — усмехнулся Ион. — Наизусть.
Конечно, те, кого миновала выбраковка.
— А это еще что такое? — удивился я.
— Я уже тебе говорил — в области фон был ниже, чем в Москве, на которую пришелся
главный ракетный удар. Но был. И после войны многие детишки стали рождаться с
отклонениями. У кого перепонки между пальцев, у кого рудиментарный хвостик или морда
волосатая. Короче, директора решили, что мутантам не место в Зоне. Вследствие чего
новорожденных с отклонениями просто уничтожали. До тех пор, пока маркитанты не
предложили Игру. Директора с ними замирились тогда, двести лет назад, и мир этот
продолжается до сих пор. Последние двадцать лет у всей Зоны трех заводов один Директор,
объединивший власть под своей рукой. При нем поменялось многое, но Игру он не отменил.
Древние традиции у нас уважают…
— Мясом пахнет, — сказал робот, которому, видимо, надоело стоять на одном месте.
И вправду, переменившийся ветер принес на своих невидимых крыльях отчетливо
различимую трупную вонь.
Я посмотрел на Иона. Тот уже поднимался на ноги.
— Заговорились мы что-то, — проворчал он. — Пора выдвигаться.
— А ты точно сможешь выдвигаться-то? — поинтересовался я.
— Думаешь, если мне рукокрыл бедро оцарапал, так из меня теперь боец никакой? —
криво усмехнулся стаббер. — У твоего железного паука хороший регенерон, не то что в
бункерах у местных миллионеров.
И довольно сильно топнул об асфальт ногой, из которой час назад торчала сломанная
кость. Я видел, каких усилий ему стоило не заорать от боли, но виду не подал. Лишь сказал:
— Пошли. Нам туда, откуда вонища?
Ион кивнул. И я, как собака, двинул на знакомый запах. Настолько знакомый, что он у
меня в печенках сидел. Нанюхался за биографию по самые «не хочу».
***
***
Те, кому доводилось мотать срок, знают что такое «камерный духан». Вонь,
впитывавшаяся в стены десятилетиями. Смрад разлагающегося пота, замешанный на
спрессованном воздухе, многократно прогнанном через свои и чужие легкие вместе с дымом
дешевых сигарет. Подышишь таким коктейльчиком с непривычки минут десять, и
понимаешь, что сейчас элементарно сдохнешь от удушья. А деваться некуда. Камера одна, а
народу в ней человек пятьдесят. И ничего, живут, разговаривают, смеются даже иногда.
Человек как таракан, ко всему привыкает. Даже к генно-модифицированным продуктам,
от которых тараканы передохли в двадцать первом веке. И к «камерному духану» привыкает,
хотя по первости уверен, что с минуты на минуту отдаст концы. Когда же на свободу
выходит, никогда и ни с чем тот запах не спутает. Сядет рядом в автобусе мужик, вроде
прилично одетый. А потянешь носом, и понимаешь — человек недавно «откинулся». Долго
ему еще забивать намертво впитавшиеся в тело камерные ароматы дорогими одеколонами,
выпаривать их в саунах и смывать соленой курортной водой. И даже через много лет, почуяв
«духан», никуда ты не денешься от воспоминаний, которые очень хотел бы выбросить из себя
словно старую тюремную одежду…
Знакомый запах бил в ноздри, не давая вновь окунуться в черный омут беспамятства.
Только вместо удушливого табачного шлейфа в нем присутствовали гораздо более
пронзительные ноты — вонь разлагающегося дерьма и гнилой соломы, насквозь
пропитанной мочой.
Я немного приоткрыл глаза.
Понятно… Мир снова стал полосатым, расчерченным сверху донизу стальной
решеткой. Только решетка какая-то не наша. Не портативная, которую в российских тюрьмах
ставят на крошечные окна камер, дополнительно прикрывая их стальными жалюзи, а
глобальная, от пола до потолка, как в пиндосских фильмах.
Очень интересно. Я аккуратно пошевелился. Нормально вроде, руки-ноги работают. В
теле, правда, ощущается слабость, и нога болит, но это детали несущественные.
Я приподнялся на локте и осмотрелся.
Это был вольер, иначе не скажешь. Помещение, разгороженное решетками на три
части. Справа и слева клетки из арматурных прутьев, за которыми в полумраке угадывалось
какое-то шевеление. Посредине проход. В конце прохода — едва различимый черный
прямоугольник двери, причем моя клетка от той двери самая дальняя. Под потолком четыре
дырки для вентиляции, в которые едва мой кулак пройдет. В дырки льется скудный дневной
свет. Интересно, сколько я провалялся без памяти?
— Очнулся?
Я повернул голову.
Справа от меня в позе, аналогичной моей, валялся на соломе грязный мужик, заросший
волосами от макушки до ворота драного рубища, едва прикрывавшего его тело. Тоже, кстати,
чрезмерно волосатое. Я даже сперва подумал, что это нео. Но форма головы и кистей, а также
рост более скромный, чем у мутантов, все-таки свидетельствовали о том, что это человек.
— Типа… того, — прохрипел я — и закашлялся. Горло словно обработали наждачной
бумагой, а потом хорошенько просушили над огнем.
— Вода там.
Родственник снежного человека мотнул волосатой башкой в дальний угол моей клетки,
куда не падал свет из потолочного окна.
— А параша в другом углу. Смотри не перепутай.
Смех моего собеседника напоминал икоту руконога, подавившегося копьем. Н-да. Мне
б с такой мохнатой рожей по жизни было не до смеха.
Держась за шершавую стену, я поднялся на ноги, сделал пару шагов… и чуть не
грохнулся на пол. Однако конкретно меня потрепало. Интересно, как там нога? Но считать
раны будем потом, сначала основное.
И правда, в моем личном вольере помимо гнилой соломы обнаружились два помятых
жестяных ведра. Одно пустое, второе наполненное водой на две трети. Вода попахивала
тиной, но я привык и к худшему сервису.
Напившись, я умылся, обильно полив солому розовой жидкостью. Конечно, вряд ли я
смыл с лица всю засохшую кровь, но хоть кожу на лбу и щеках перестала стягивать бурая
корка.
Потом я проверил что на месте, что нет. Ножи, само собой, «отмели», а все остальное
оставили, включая ремень и шнурки на берцах. И на том спасибо, хотя не завидую я тому, кто
попытается прикарманить мою «Бритву»…
Аптечка тоже была на месте. Я задрал пропитанную спекшейся кровью штанину, с
усилием разодрал бинт, спрессовавшийся в единый бурый пласт, и стиснул зубы, готовясь к
нешуточной боли. Первая перевязка свежей раны без отмачивания пластыря фурацилином —
испытание не для слабонервных. Засохшая кровь отдирается от шва по живому. Но без этого
никак, иначе нагноение обеспечено. В аптечке еще оставался бинт и несколько
разноразмерных пластырей. Все лучше, чем ничего. Плохая перевязка всяко лучше, чем
полное ее отсутствие.
Я рванул пластырь на выдохе — так лучше, чем отдирать по миллиметру, подвывая от
жалости к самому себе. Рванул… и обалдел.
Не потому, что ощущения оказались несравнимо менее впечатляющими, чем
ожидалось. И даже не потому, что на пластыре осталась вся нитка, которой я шил разрез.
На коже не было ничего. Даже шрама не осталось. Просто нога, слегка
проэпилированная пластырем, пропитанным моей и не моей кровищей…
— Рана была? — поинтересовался потомок йети.
— Была… — протянул я, все еще не в силах оторвать взгляда от собственной ноги.
— Чего уставился? Собственное копыто не видел? — снова заикал мохнатомордый. —
Свезло тебе. Короче, или ты хорошо сохранившийся мутант, или в крови черной
крысособаки искупался.
— Черной крысособаки?
— Это легенда, — хмыкнул разговорчивый йети. — Типа, кровь этого мута излечивает
любые раны…
Перед моими глазами вновь встала картина — огромная черная тварь, сомкнувшая зубы
на клинке «Легиона». И росчерк «Бритвы», практически отрубивший ее голову…
Ладно. Спасибо тебе, вожак стаи, за то, что оказался в нужное время в нужном месте.
Думаю, иначе я бы сдох от заражения крови в условиях здешней стерильности. Получается,
нога болела лишь от повязки, присохшей к коже. Отрадно, когда действительность
оказывается лучше предполагаемого «как всегда». Жаль, что это случается так редко.
— Слушай, давай сказки потом, — сказал я, заправляя задубевшую штанину в
голенище берца. — Лучше расскажи, что это за место.
В полумраке рассмотреть что-либо было затруднительно, но я все же различал
шевелящиеся тени за черными росчерками решеток.
— Каталажка, — зевнул мохнатый. — Отстойник, где копят трупы для Игры.
— Чего копят? — переспросил я.
— Трупы, — безразлично повторил мой экзотический собеседник. Видимо, беседа на
эту тему была ему не в новинку и успела порядком осточертеть. — Накопят три десятка тел и
бросят их на крепость маркитантов. Типа, нате вам, тела, заточенные железяки и чешите с
ними на пулеметы торговцев. А ты, кстати, не тот Снайпер, которого стража на мосту
приняла? Про тебя все тут говорят…
— Стоп, — сказал я. Пулеметы — это серьезно. — Потом познакомимся. Лучше про
Игру расскажи поподробнее.
— А я тебе не кот-баюн за спасибо сказки травить, — оскалил острые зубы
мохнатый. — Обед принесут — пайку свою отдашь. Идет?
— Принято, — кивнул я, хотя при слове «обед» желудок выдал голодный спазм, мол, не
охренел ли ты, хозяин, пайками разбрасываться? Не охренел. Сейчас информация дороже
пайки.
— Если обманешь, к моей решетке лучше не подходи. Подкараулю и укушу, а слюна у
меня ядовитая, — пообещал добрый сосед.
— Век воли не видать, — побожился я клятвой, в эдаких местах приобретающей
мрачно-судьбоносное значение. Мохнатый уважительно посмотрел на меня сквозь кустистые
брови, нависшие над глазами, и начал:
— Короче, здесь мусор копят. Биологический. Нас то есть. Преступников и разумных
мутантов. Неразумных Чистые прям на месте режут. Не любят здесь мутов…
— Чистые? — переспросил я.
— Ну да, — кивнул мохнатый. — Так себя те называют, у кого мутагенных изменений
не нашли. Им, получается, жить можно. А нам нельзя.
Рассказчик смачно плюнул в солому, откуда немедленно пошел дымок. Мохнатый
дымок затоптал и продолжил:
— Меня мамка родила и сразу спрятала в лесу. Нору оборудовала, бегала кормить, пока
ее отец отмазывал. Обычное дело у нас, только стража быстро таких вычисляет и детенышей
душит. Причем вместе с родителями, которые могут дать некачественное потомство. Но моих
непросто было просчитать, они высокие посты занимали. Вместе с отцом и вырастили меня.
Батька махаться научил и даже электрокар водить, он у меня начальником стражи был. Да и
не только электрокар могу, отец много чего показывал…
Мохнатый всхлипнул и утер волосатой лапой широкие ноздри. Понятно. О предках он
говорит в прошедшем времени, значит, их уже нет.
— Потом, когда меня нашли, обоих постов лишили — и сюда, в одну клетку. Только они
гордые были. Отец выломал прут из решетки, заточил об пол. Мамку им убил и сам
закололся. Не пережил позора. Сын-мут — это страшное клеймо у нас…
«Странно, — подумал я. — Зачем себя убивать, когда не все шансы использованы? Хотя
в каждой группе свои законы, могли и до такого доморочиться…»
— Ну а я не могу так, как родитель мой. То есть жизни себя лишить. Духу не хватает.
Вот и сижу тут третий месяц, жду, пока народу для Игры достаточно наберется. Все, кто
здесь сидит, уже осуждены на Игру, так что только вопрос времени, когда нас торгаши на
фарш порубят.
— А тут и суд есть? — удивился я.
— Ага, есть, — хмыкнул мутант. — Еще одно представление для местных придурков,
считающих себя Чистыми. Типа, все по закону. Древние традиции у нас уважают.
— А Игра — это тоже традиция? — поинтересовался я.
— Она самая, — кивнул мохнатый. — В честь древней битвы между нами и
маркитантами. Ну и польза есть, чтоб и у них и у нас стража на стенах не расслаблялась.
Типа учений.
— Правила есть?
— Есть. Как только первый игрок коснется стены, можно начинать их косить. Обычно
их из пистолетов расстреливают раньше, чем те на стены залезут. Ну и мы их тоже мочим,
когда у торгашей мутантов да преступников поднакопится.
— Почему из пистолетов? Автоматов, что ли, нет?
— У маркитантов все есть, — хмыкнул мохнатый. — Только это тоже правила. У
защитников тоже только холодняк и карманная артиллерия. Типа, чтоб у смертников был хоть
какой-то шанс. Только нет у них ни хрена никакого шанса…
— А свою крепость маркитанты давно построили?
— Крепость-то?
Мохнатый почесал в затылке.
— Да вроде лет сто уже как. Или больше. Я историю хреново знаю. Это Чистых ее
заучивать заставляют, а я в лесу на другое учился. Но точно знаю, что, когда торгаши поняли
каким богатством завладели, мигом разобрали коттеджный поселок и из тех материалов
перед лесом выстроили нехилый замок со стенами высотой мама не горюй. И вовремя,
кстати. На них «шереметьевские» поперли…
— Со стороны аэропорта? — уточнил я.
— Точно, — кивнул мохнатый. — У «шереметьевских» с оружием всегда нормально
было. Там до войны в поселке Чашниково стояли четыре воинские части — погранцы,
инженеры и спецназ строго засекреченный. Вот они-то и полезли в Куркино, думали, легкая
добыча. А их торгаши со стен пулеметами да огнеметами встретили. Потом выживших
отловили и предложили нам Игру…
Смысл происходящего стал складываться для меня в некую картину.
— А сколько защитников на стенах? И что будет, если игроки возьмут крепость?
Мохнатый рассмеялся.
— Защитников тоже тридцать. И если игроки выиграют и займут стену, то они получат
свободу. Только бред это. Что наши, что маркитанты играют в полной броне с огнестрелом в
руках. Саблями против них много не навоюешь. К тому же, если даже чудо случится, думаю,
победителей моментом посекут те, кто любуется на это представление изнутри крепости.
— А если на стены не лезть и просто убежать?
— Все предусмотрено. Сзади смертников заградотряд стоит, из своих. Перестреляют в
момент. Им мутантов не жаль…
Внезапно в помещении стало светлее. В конце коридора из клеток распахнулась дверь.
В дверном проеме обозначился силуэт плечистого мужика.
— Снайпер кто?
Голос у мужика был зычный, словно воздух из легких шел не через рот, а продувался
сквозь медную оркестровую тубу, снабженную языком.
— Вот он, — сдал меня мохнатый, ткнув пальцем.
— Тебя, Шерстяной, не спросили, — прогудел мужик.
Следом за ним в помещение скользнули два плечистых молодца со снаряженными
арбалетами в руках, которые они тут же направили на меня. Голосистое начальство подошло,
открыло клетку и повелительно махнуло ладонью:
— Пошли.
— Положено говорить «на выход», — подал голос из клетки Шерстяной. — Если ты
вертухай, то и базарь как положено по традиции.
Один из молчаливых охранников качнул в сторону мутанта арбалетом.
— Молчу, молчу, — поднял лапы Шерстяной. — Что за каталажка? Слова не скажи, тут
же норовят сделать лишнюю дырку в организме.
— Лишняя дырка у тебя уже есть, — прогудел «вертухай». — Погоди, очень скоро тебе
ее маркитанты зальют горячим свинцом.
— Не факт, — хмыкнул Шерстяной. — Снайпер двадцать девятый, а последнего можно
еще месяц ждать. Или ты сам решил к нам присоединиться, начальник?
Естественно, что ответом его не удостоили.
Я же, в отличие от своего собеседника, выпендриваться не стал. Поднялся, вышел из
клетки и направился к выходу мимо вольеров, в которых на соломе безучастно валялись
люди. И нелюди…
— Только не балуй, парень, — прогудело мне в спину. Одновременно мои руки
сноровисто заломили за спину и связали, добавив: — А то пристрелим, и придется твоим
дружкам снова ждать пополнения…
Я вышел наружу и остановился. Воздух пах дымом, человеческим потом и горячим
металлом. Но все-таки этот коктейль был гораздо приятнее спертого зловония тюрьмы,
оставшейся за моей спиной.
А впереди раскинулась площадь. Небольшая, но вполне достаточная для того, чтобы
вместить около сотни человек. Люди толпились возле помоста, на котором в высоких креслах
восседали три человека, облаченные в алые мантии. Помост окружала стража в касках и
бронежилетах, вооруженная автоматами Калашникова с примкнутыми штыками. Между
воротами тюрьмы и помостом были натянуты толстые веревки, образующие коридор,
который охраняли еще два десятка автоматчиков.
«Забавно из махрового Средневековья окунуться в почти современный мир со
спецназом, автоматами и судьями», — подумал я, окидывая взглядом окружающий меня
пейзаж. То, что на помосте сидели местные вершители правосудия, я не сомневался. Кто еще
будет надевать мантии цвета крови, встречая узника? Красноречиво и понятно. Также я не
сомневался и в приговоре — наверняка традиционном, как и сама Игра.
В мою спину ткнулось стремя арбалета. Я понял намек и пошел по коридору,
продолжая осмотр местных достопримечательностей. Которых, кстати, было немного.
Неплохо сохранившиеся заводские цеха, трубы, похожие на стволы орудий,
направленных в небо, и пара электрокаров позади толпы, снабженных крупнокалиберными
«Кордами» на стойках. У пулеметов в боевой готовности расположились крепкие парни в
домотканых камуфляжах и пятнистых кепках со странной кокардой. Я пригляделся. Точно,
золотая шестерня. Что естественно — какой еще может быть эмблема Зоны трех заводов?
Я остановился не доходя нескольких шагов до помоста — стража красноречиво качнула
штыками. Сверху на меня внимательно смотрел лысый судия, сидящий в центре. Глаза его
«пристяжи», восседавшей по бокам, ели начальство. Им было не до меня. Сейчас они
вершили не правосудие, а собственную карьеру.
— Назовись, — потребовал лысый, которому, видимо, надоело изучать мою небритую
физиономию. — Кто таков и откуда?
— Человек прохожий, обшит кожей, — ответил я, широко улыбнувшись. — Откуда иду
— там уже забыли, а сюда пришел — ни за что закрыли.
Стражники слева и справа от меня заметно напряглись. Если попытаются штыками
пропороть, будет плохо, с учетом того, что арбалетчики за спиной никуда не делись. Да и
остальных автоматчиков вместе с «Кордами» на электрокарах никто не отменял…
Лысый, однако, улыбнулся в ответ, растянув в линию тонкие губы.
— Храбрый мутант, — сказал он. — Побольше б таких. Глядишь, Игра была бы
интереснее, чем обычно.
— Ты о себе, что ли, насчет мутанта? — поинтересовался я.
Лысый улыбаться перестал. И по тому, как побледнели его прихлебатели, я понял, что
рассчитывать на помилование не стоит, — похоже, у них нет страшнее оскорбления, чем
назвать кого-то мутантом. Хотя и так понятно, что пощады не было бы при любом раскладе,
так почему в таком случае не покуражиться перед смертью? Судя по прошлому опыту на
острове шамов, в этом мире любили судебные шоу. Ну так развлекайтесь, а я по мере сил
подсоблю, чтоб вам нескучно было.
— Именем народа Зоны трех заводов объявляю заседание открытым, — торжественно
провозгласил лысый. — Приступаю к оглашению фактов, известных суду. Итак, этот мутант
пришел с Зараженной Земли, и каждый знает, что там уже много лет нет здоровых людей.
Также нам известно, что это существо было страшно изранено и находилось при смерти,
когда пограничники подобрали его вчера вечером. Но сегодня оно здорово, и на его теле нет
ран. Отзовись тот, кто может это оспорить?
Толпа молчала. Я тоже. Лысый прав, в том числе и насчет здоровых людей. Нормальные
граждане в моем мире дома сидят, телевизор смотрят. Только психи вроде меня ищут
приключений на свою голову там, откуда сломя голову сваливает всё живое.
— Есть и третья причина считать это существо мутантом, — продолжил судья. — Нед,
стражник Восточной стены, видел, как подсудимый общался с био. И тот понимал его.
Отзовись тот, кто может это оспорить?
И снова молчание.
— Суд делает вывод. Первое. Существо, пришедшее из Москвы, не может быть
человеком. Второе. Существо, чьи раны заживают за одну ночь, не может быть человеком.
Третье. Существо, умеющее говорить с боевыми роботами Последней войны, не может быть
человеком. Отзовись тот, кто может это оспорить?
Видимо, последние слова были некой ритуальной формулировкой, не
подразумевающей, что кто-то посмеет вякнуть что-либо против. Но на этот раз процедура
суда была нарушена.
— Стаббер Ион может это оспорить, — раздалось из толпы.
На этот раз побледнел лысый. Могу его понять — судя по вытянувшимся лицам его
«пристяжи», такое здесь происходило впервые.
Толпа разделилась, отшатнувшись от стаббера как от зачумленного. Тот же
невозмутимо пролез под канатом, хлопнул по плечу ближайшего стражника и встал рядом со
мной. Что ж, я был искренне рад, что парень выжил и дошел до дома. А еще я порадовался,
что «Легион» вернулся к хозяину и сейчас висел на его поясе.
— Я могу это оспорить, — повторил Ион. — Снайпер — человек. Прежде всего потому,
что он поступает по-человечески в отличие от тех, кого он спас. Например, без его помощи
стражник Нед сейчас бы уже сдох от голода в электроцикле или был проглочен гнойником
возле Института энергии взрыва. Но Нед не сказал об этом. Зато он не преминул доложить о
том, как этот человек говорил с роботом…
— Нед солгал? — быстро спросил судья. Но Ион был упертым малым.
— Нед сказал то, о чем можно было промолчать, и не сказал того, что нужно было
сказать. Кстати, я тоже дал показания о том, как этот человек спас мне жизнь, но суд не учел
их…
— Суд учел то, что посчитал нужным учесть, — сухо проговорил лысый. — От тех, кто
приходит из Москвы, рождаются мутанты, либо они вообще не способны иметь потомство.
Бывает, что они похожи на людей, но это не люди. Тот, чьи раны заживают так быстро, может
отравить других своей нечистой кровью. Говорящий с боевыми роботами может привести их
за собой…
— Разве плохо, если он поделится своей кровью и раны наших воинов не будут
гноиться неделями? — прервал судью Ион. — К тому же выжившие боевые роботы могут
быть полезны. Например мне один из них…
— Молчать! — заорал судья. Его лицо пошло пятнами, тонкие губы затряслись.
Длинные пальцы впились в подлокотники старинного кресла. — Молчать, стаббер! Ты
несешь ересь, опасную для нашей общины! Еще одно слово — и по Закону Зоны трех
заводов ты разделишь участь осужденных!
— Хорошо, отец, — улыбнулся Ион. — Ты сам произнес эти слова. Насколько я знаю,
сейчас в тюрьме содержится двадцать девять мутантов, включая этого человека. Объявляй
начало Игры, Директор. Только что по твоему слову набрано нужное количество игроков.
— Т…ты…
На судью было жалко смотреть. Самоуверенное лицо человека, привыкшего повелевать,
исказила гримаса растерянности.
— Ты… что ты делаешь?..
— Пытаюсь быть справедливым, — усмехнулся Ион. — Ты же сам говорил, что
правитель прежде всего должен быть честным с самим собой. Думаю, это правило касается и
сына правителя, которому по Закону Зоны однажды должна отойти власть отца.
Надо отдать должное лысому, одновременно являющемуся и судьей, и, похоже,
наместником Бога на земле для своих подданных, — от удара он оправился быстро.
— Ну что ж, — произнес Директор. — Ты всегда был упрямым. Однажды ты решил
стать стаббером — и стал им вопреки моей воле. Теперь ты хочешь умереть вместе с уродами
и преступниками. Я по-любому уважаю твой выбор, стаббер, хоть и не понимаю его. Ты мог
иметь все, а предпочел смерть…
— Это обычный выбор воина, — сказал Ион. — Если помнишь, когда-то ты учил меня
и этому.
— Помню, — кивнул Директор, еле слышно скрипнув зубами. — Что ж, пусть
свершится предначертанное.
***
— Знаешь, старики говорят, что Великий Механик забирает к себе мертвых и дает им
новую жизнь. Но делает он это только с теми, кто верит в него. Не хочешь поцеловать
шестерню? Это все, что нужно сделать для того, чтоб Механик не оставил тебя после смерти.
Ион расстегнул ворот и показал маленькое зубчатое колесико. Оно висело у него на
шее, продетое сквозь тонкий кожаный шнурок. Наверно, жутко неприятно, когда шестеренка
становится на ребро под рубахой.
Я покачал головой.
— Тому, кто не боится смерти, не нужно целовать шестерню.
— Ты не боишься смерти? — удивился Ион.
— Глупо бояться неизбежного, — пожал я плечами.
— Тогда, может, проще сразу застрелиться? — криво усмехнулся стаббер, застегивая
ворот. Похоже, мое нежелание принять его веру слегка задело парня.
— Торопить неизбежность не менее глупо, — ответил я.
Признаться, я немного кривил душой. Любое живое существо подсознательно боится
умереть. Это заложено природой на уровне инстинктов. Другое дело, что вполне можно
накрутить себя так, что этот страх будет восприниматься как привычная тяжесть рюкзака на
плечах. Вес, конечно, мешает, но ты постепенно адаптируешься и идешь вперед, уже не
обращая на него внимания. Не тот десантник, кто не боится прыгать с парашютом, а тот, кто
боится, но прыгает. Не тот воин, кто не боится смерти. Воин, как и любое другое живое
существо, тоже боится умереть, но при этом делает свою привычную работу не обращая
внимания на собственный страх. Когда ты безразличен к чему-либо, оно не имеет для тебя
значения…
Мы лежали рядом на земле, завернувшись в пончо кустарного производства, сильно
похожие на натовские. Спальных ковриков нам не выдали, но и на том спасибо. Вместо них
мы накидали на землю сухой травы, которой вокруг было предостаточно, — вот тебе и
ночлег…
После суда надо мной из тюрьмы выволокли остальных несчастных. Вывели за ворота
завода, раздали по куску вяленого мяса и по кружке воды. Мне даже руки развязали по
такому случаю. Подождали, пока мы поедим, — определенный такт бывает и у палачей. Мол,
пусть пока еще живые убитые немного покайфуют перед смертью.
Потом всем нам вновь связали руки за спиной крепкими кожаными ремнями и погнали
по раздолбанному шоссе. Сзади неторопливо переваливались на выбоинах те самые два
электрокара с «Кордами» плюс открытый транспортный электроцикл, похожий не на
стального ежа, а на вполне мирный грузовик с прожектором на кабине. В кузове грузовика
разместился десяток стражников с автоматами Калашникова… и один с СВД!
Последнее меня поразило до глубины души. Хотя чего только не хранит народ в
домашних сейфах, особенно тот, что вернулся с локальных войн. Видать, во времена
незапамятные изъяли заводские винтовку у какого-нибудь подпольного любителя пострелять
в мирное время. Ухаживали за ней, холили, лелеяли — вот и дожила СВД до сегодняшнего
дня.
А вот пулеметы с автоматами явно на заводе точили по чертежам. Вроде и правильно
все, а наметанный глаз ловит разницу в незначительных мелочах, как взгляд опытного бойца
моментально отличает «родной» АК от китайской копии.
Но в данном случае это все ерунда. Главное — стволы рабочие. Что радует, несмотря на
то что они направлены на нас. Ибо при соответствующей доле сноровки, помноженной на
удачу, оружие иногда поворачивается на сто восемьдесят градусов…
В общем, прогнали нас под конвоем мимо зданий, которые пострадали не в результате
боевых действий, а развалились от старости и неблагоприятной экологической обстановки.
Где-то земля просела над сгнившей канализацией, в другом месте под фундаментом болото
образовалось, в третьем просто без видимой причины по фасаду пошли трещины, и половина
блочного дома рассыпалась на бетонные фрагменты. Но все равно картина мертвого города
удручала меньше, чем Москва, разрушенная давней войной…
Наконец развалины кончились и перед нами раскинулось довольно обширное поле. За
полем возвышался густой, но абсолютно лысый лес. Толстенные стволы, переплетенные
между собой корявые сучья… и всё.
А на границе между полем и лесом стояла Крепость.
Реально глобальное сооружение. Видно, что построено на совесть. Высота стен,
сложенных из бетонных блоков, метров пять-шесть, не меньше. Архитектор особо не
морочился при постройке, уповая на высоту укрепления и огнестрельное оружие. Равелинов,
люнетов, вала и крепостного рва с возможными капонирами не наблюдалось. Зато
наблюдалась неслабая протяженность стены с приземистыми башнями, между зубцов
которых торчали стволы крупнокалиберных пулеметов. Просто, безыскусно, без расчета на
грамотный штурм, полагаясь только на плотность огня нарезного автоматического оружия,
канувшего в глубину веков, но вовсе не потерявшего своей актуальности по сравнению с
современными луками и самострелами.
— На убой нас послали, — прорычал стоящий рядом со мной нео. — Но — хорошо!
— Что хорошо? — мрачно спросил мохнатомордый, мой словоохотливый сосед по
каталажке.
— Хорошо умереть в бою.
— Ну, это кому как, — скривился не в меру волосатый мутант. — Я б еще пожил с
удовольствием. Без боев и ваших обезьяньих понтов.
Нео только зыркнул пренебрежительно на собеседника и ничего не ответил. Я узнал
его, встречались совсем недавно. И поинтересовался:
— А ты, Ррау, как сюда попал?
Воинственный братец Рут взглядом меня не удостоил, лишь процедил сквозь клыки:
— Рренг послал Ррау в дальнюю разведку. А людишки подло напали из засады.
Ага, значит, предводитель клана Раргов решил по-другому избавиться от претендента
на престол.
Я усмехнулся.
— Это лишнее доказательство тому, что воин должен выбирать свой Путь слушая
только свое сердце. Но я думаю, что Рренг отправил тебя не в разведку, а с конкретным
заданием выследить Снара и убить его — ведь Снар украл твою сестру. Да только людишки
откуда-то знали про одинокого мстителя и вырыли на его пути яму. Или и того проще —
накрыли сетью. Ведь так, Ррау?
По тому, как раздулись ноздри нео, я понял, что попал в точку. Но Ррау сдержался и
процедил сквозь клыки:
— Как там Рут?
— Нормально, — пожал я плечами. — С моими друзьями в Крепости, там ее никто не
обидит. Только тебе не все равно? Не ты ли собирался ее пристрелить, лишь бы она не ушла с
пришлым хомо?
— Ррау не все равно, — тихо прорычал нео. — Потому сестре и лучше было быстро
умереть от стрелы. Снара все равно бы поймали, Рренг продал бы сестру Аррам, и Арры
сожрали бы Рут. Только не сразу. Сначала ей переломали бы все кости железным прутом,
потом три дня вымачивали живую в ледяной воде, перед тем как убить и зажарить.
— Зачем такие зверства? — поморщился я.
— Это не зверства, — покачал головой Ррау. — Просто мясо за это время
пропитывается костным мозгом и становится очень вкусным.
Но узнать дальнейшие секреты первобытной кухни мне было не суждено. Нашу беседу
прервал плечистый парень в камуфляже с двумя шестернями на единственном погоне.
Летёха, что ли? Он подошел к нашему маленькому отряду и поочередно разрезал путы на
руках и лапах пленников… моей «Бритвой».
Я внимательно посмотрел на парня. Да нет, круглая, откормленная ряха без признаков
мумификации. Странно. Одно из двух — или мой нож окончательно утратил свои свойства,
или сменил хозяина. Надо же, даже оружие иногда предает своего владельца, так что же
остается ждать от людей?
Второй молодец бросил на землю объемную сумку с охапкой ржавых клинков, с виду
напоминающих помесь мачете с абордажной саблей. Еще четверо принесли пару длинных,
изрядно побитых складных лестниц. Сомневаюсь, что такие хрупкие конструкции выдержат
вес нео… Всё это время нас держали под прицелом оба пулеметчика.
— Времени у вас сутки на подготовку и штурм, — скучно объявил шестерняпогонный
«лейтенант». — Через сутки вас просто расстреляют. Кто попробует убежать — расстрел на
месте. Хотя бежать-то вам некуда. Вокруг Куркино бродят стаи крысособак, которым хорошо
живется возле Крепости — им достается много объедков и трупов тех, кто слишком близко
подобрался к стенам. Да, и еще. Ближе ста метров к заградотряду не приближаться, иначе —
расстрел.
— А дышать можно? — прорычал второй нео, мне незнакомый. Судя по взглядам,
которые бросал на него Ррау, мутант был из клана, враждебного Раргам.
— Можно, — флегматично разрешил камуфлированный. — Крепость возьмете —
дыши хоть до старости. Не возьмете — расстрел для тех, кто выживет.
— Ограничений никаких? — поинтересовался я. — Можно делать что вздумается?
— Абсолютно, — кивнул «летёха». — Можете подкоп сделать, катапульту построить,
забросать маркитантов собственным дерьмом, чтоб они передохли от вони. Если за двадцать
четыре часа успеете, конечно. Но лучше все разом разбегитесь и убейтесь об стену. А то меня
молодая жена дома ждет и мне реально неохота торчать тут с вами целые сутки. Традиции
эти, мать их…
Камуфлированный «лейтенант» плюнул на кучу холодного оружия, развернулся и
направился к грузовику, возле которого рассредотачивалось его отделение автоматчиков,
которым, наверно по случаю традиционного праздника, выдали не кремневые карабины и
арбалеты, а настоящие АК, причем наверняка снаряженные дефицитнейшими патронами.
Оно и понятно — ударить в грязь лицом перед вероятным противником — это значит
стопроцентно навлечь на себя новый набег.
Я окинул взглядом наш взвод — если, конечно, можно назвать этим словом сводный
отряд людей и мутантов. Ион, два нео, мохнатомордый с показательным погонялом
Шерстяной, полтора десятка оборванцев с признаками незначительных мутаций на теле и без
таковых, а также десяток мутантов, лишь отдаленно смахивающих на людей.
— Кто это? — спросил я, кивнув на группу странных существ, пугливо жавшихся друг
к другу.
— Осмы, — скривился Ион. — Живут на радиоактивных помойках, жрут всякую
гадость, оттого и мутируют из поколения в поколение. Поймать их трудно, но реально. В
основном перед Играми их и отлавливают, когда имеется недобор в игроках…
Думаю, прозвище «осмы» прилепилось к существам от сокращенного «осьминоги».
Лысая пупырчатая башка, глаза без век, рот с окостеневшими губами, больше похожий на
клюв… И невероятно гибкие, длинные конечности, покрытые бляшками, смахивающими на
присоски. Тела мутантов едва прикрывали лохмотья из одинаковой мешковины, настолько
грязной, что определить ее первоначальный цвет не представлялось возможным.
Я посмотрел на заградотряд, расположившийся метрах в ста пятидесяти позади нас.
Три машины, три десятка стрелков, по одному на каждого из нас. Половина мается дурью,
зато другая половина бдит, направив на нас оружие. И этих бдительных нам в случае чего
хватит за глаза. Даже одного «Корда» хватит. Покрошат в лоскуты меньше чем за минуту.
Крупнокалиберный пулемет штука для пехоты страшная…
Потом я взглянул на небо. Кстати, неплохая привычка — конечно, когда ты на сто
процентов уверен, что никто не полоснет тебя ножом по открытому горлу. Редко человек
современный поднимает голову и пытается разглядеть за тучами солнце или звезды. Все
больше под ноги смотрят люди. Чтоб не пропустить, если кто обронил что-то хорошее, —
того и гляди другой подберет и прикарманит. Или чтобы не споткнуться, когда худший друг
или лучший враг подножку поставит. Может, и правильно оно для кого-то. Что в небе
хорошего? Одни неприятности. Лютая жара, холодный дождь, мокрый снег, град в морду,
дерьмо на макушку от пролетающего голубя — все оттуда, с неба. Или и того хуже — бомба.
Для кого-то и ядерная, как здесь, например, двести лет назад. Хотя глядели б люди больше на
небо, думали о жизни вечной — и, возможно, не случилось бы той бомбы в этом когда-то
цветущем мире…
Между тем солнце клонилось к закату. Вроде недавно был рассвет, а пока то да сё, суд,
еда, путешествие из точки А в точку В — вот и вечер на носу. Каким длинным показался
предыдущий день со стрельбой, беготней — хоть вправду садись и еще один фантастический
боевик пиши, основанный на реальных событиях. И каким коротким показался сегодняшний,
нудный, как старая жевательная резинка, утратившая малейшие следы сладкого наполнителя.
Мало, конечно, конфетного в крови и смерти, но оно всяко слаще серых и занудных будней…
— Чё делать будем? — осведомился Шерстяной, почесывая за ухом желтыми когтями,
под которыми просвечивали полоски черной грязи. — Щас воевать полезем или утра
подождем?
— По мне, так лучше сразу, — криво улыбнулся Ион, уже успевший выбрать себе
саблю по руке. — Перед смертью не надышишься, чего тянуть-то?
— Веррно, — прорычал незнакомый нео, разминая мохнатые кулаки.
— Помереть не терпится? — осведомился я.
Несколько пар глаз уставились на меня.
— Так ты ж вроде не боишься смерти, — подколол Ион.
Это хорошо. Когда народ пытается ехидничать перед штурмом, значит, у него голова
работает, а не удаль молодецкая на тему «ща мы их шапками закидаем или поляжем все во
славу Великого Механика»…
— Но и не тороплю ее, я ж тебе говорил, — зевнул я. — Потому предложение будет.
Чем на ночь глядя переть на пулеметы, лучше выспаться как следует. Утро вечера мудренее.
И, повернувшись к заградотряду, заорал:
— Слышь, мужики, вы как хотите, а у нас отбой. Я там у вас в машине пледы видел и
котелки. Думаю, это для нас.
— Угадал, — донеслось мрачное со стороны автоматчиков после непродолжительной
паузы. — Трое ко мне, остальные на месте. Эй, нео, куда прешь? Стой на месте. Три осма
сюда, бегом!
— Ишь, суки потрошёные, хотели припас зажилить, — охнул Шерстяной. — А нео-то
побаиваются, твари! Ну, ты молодец, Снайпер! Хоть пожрем нормально перед смертью.
Я не стал пересказывать мутанту прописные истины, мол, воевать лучше на голодный
желудок во избежание перитонита от пули, попавшей в живот. А еще лучше в тот желудок
соточку спирта опрокинуть перед атакой, как наши деды делали. И не для того, чтоб
поддатыми воевать — в бою адреналин алкогольные пары по-любому заглушит, — а все для
той же дезинфекции внутренних органов в случае ранения брюшной полости. Но в нашем
случае неактуальна была такая перестраховка. Раненому смертнику по-любому до
перитонита не дожить — заградотряд позаботится. Или таинственные маркитанты,
укрывшиеся за стенами…
Короче, три осма из нашего отряда в пять заходов принесли ворох пончо, воду и
провиант. На штурме больше никто не настаивал. Нео сноровисто развели пару костров при
помощи обычных палочек и деревянных плашек — я впервые увидел, как добывают огонь
трением деревяшек между ладонями. Нехитрый ужин состоял из тех же кусков вяленого
мяса, твердых как подошва, и нескольких глотков воды из мятых котелков. Потом все
разобрали пончо и завалились спать, норовя расположиться поближе к огню, — все-таки сон
фактически на голой земле удовольствие еще то даже для мохнатых нео, не говоря уж об
остальных…
***
Ион, немного задетый моим отказом принять его веру, отвернулся и почти немедленно
задышал ровно и глубоко. Вот она, молодость, ничто ее не берет. А вообще-то парень
молоток, принципиальный. Против отца на смерть пошел, за идею. Сильный ход. Но не очень
разумный. Справедливость все-таки надо насаждать будучи в живых, мертвым она ни к чему.
Между тем ночь понемногу вступила в свои права. Крепость, резко выделяющаяся
зубцами башен на фоне закатного неба, понемногу растворилась во мраке вместе с
остальным пейзажем. Со стороны заградотряда ударил сноп света — кто-то из бдительных
сторожей врубил подсветку лежки подопечных. А вот это плохо… Прожектор был
маломощный, но с ним мою задумку по-любому не провернуть…
Я отвернулся от спящего Иона, поплотнее накрылся пончо, типа, загораживаясь от
света, и медленно подтянул колени к подбородку.
Буквально недавно я кардинально переоборудовал универсальный схрон, не раз
выручавший меня в трудную минуту. Теперь для активации моего любимого тайника не
требовалось отрывать каблук берца ножом. Достаточно было лишь одновременно нажать
пальцами на две кнопки, заподлицо расположенные на ранте и добросовестно закрашенные
сапожным кремом. Только с лупой и разглядишь их, и то если знаешь, что именно искать.
Еле слышный щелчок — и левый каблук у меня в ладони. Выковырять его содержимое
— секундное дело. Еще один щелчок, и у меня на ноге снова полноценная обувка. Теперь
можно так же аккуратно разогнуться, поднести руку ко рту, нажать кнопку и тихо
произнести:
— Колян, ты меня слышишь?
Тишина…
— Колян, вызывает хозяин.
Тишина… В которой я расслышал слабый звук, напоминающий чавканье.
— Колян!
— Слышать, хозяин, — донеслось из брелка. — Ты не поверить, в этих местах такой
еда…
— Хорош жрать, дело есть, — недипломатично прервал я восторги прожорливого таза
на ножках. — Ты где?
— Секунда, хозяин, пеленгую… В два миля шестьсот двадцать три ярда…
— Понятно, до дюйма не надо. За сколько доберешься?
— Часа два, хозяин…
Припомнив, как шустро умеют шевелить ногами сервы в минуту опасности, я
подкорректировал задание.
— Короче, тебе час времени. И сделаешь вот что…
Серв оказался понятливым.
— Принято, хозяин, — произнес он — и отключился. Надо же, и словечко моё
перенял… Слов-паразитов обычно не замечаешь за собой до тех пор, пока кто-то не начнет
их произносить в том же контексте, что и ты…
Моей кожи под ухом коснулось что-то холодное и живое, словно змея заползла под
пончо и решила заночевать на моей шее. Я выбросил руку, намереваясь схватить мерзкую
тварь и свернуть ей голову, но вокруг моего запястья обвилась вторая змея, притормозив
рывок.
— Тихо, хомо, — прошелестел во тьме еле слышный голос. — Тихо, пока нас не
перестреляла стража.
Возле меня в неверном свете костра замерло еще одно тело, накрытое пончо, из-под
которого ко мне тянулись две гибкие конечности, напоминающие щупальца осьминога.
— Чего тебе, осм? — прошептал я, припоминая слова Иона: «Живут на радиоактивных
помойках, жрут всякую гадость, оттого и мутируют из поколения в поколение. В основном
перед Играми их и отлавливают, когда имеется недобор в игроках…» Местные парии, типа
бомжей моего мира. Что ему надо?
— Ваш род не очень высокого мнения о нас, хомо, — продолжал голос, напоминающий
шорох ночной листвы, потревоженной ветром. — Но вы ничего не знаете о париях этого
мира. Вы привыкли судить о вещах по их внешнему облику, не догадываясь об их
внутренней сущности…
Внезапно я осознал, что голос звучит у меня в голове, а не доносится извне. Осм
держал меня за руки и напрямую вкачивал мне в мозги информацию о своем народе…
— «Осм» это не сокращение от слова «осьминог». Эта аббревиатура изначально
означала название программы «Оборонные специализированные мутации». В рамках этой
программы создавалось множество организмов, наиболее приспособленные из которых
дожили до наших дней. Практически все чудовища этого мира являются потомками
тактических монстров, специально выращенных в засекреченных подземных лабораториях
Москвы. Мой народ уже много лет живет в одном из таких огромных бункеров и ждет своего
часа, накапливая информацию. Многие из нас годами живут на помойках, но это лишь
маскировка. Так нам удобнее наблюдать за людьми. Лучший разведчик тот, кого считают
неполноценным. Но на самом деле мой народ мудр, и можем мы многое. Например, общаться
друг с другом телепатически, касаясь друг друга…
— Чего тебе надо? — прервал я поток чужих мыслей, от которых у меня начала
ощутимо болеть голова.
— Я вижу твой план, хомо, — прошелестел осм. — И хотел бы внести в него кое-какие
изменения.
— Зачем тебе это надо? — поинтересовался я.
— Мой народ уже два века ждет своего шанса. Мы не можем бездумно рисковать
членами своего клана, у нас большие проблемы с репродукцией. Но сейчас мне кажется, что
у нас появился такой шанс.
— Валяй, рассказывай, — поморщился я. — Только побыстрее, пока у меня мозги не
лопнули от концентрированной мудрости твоего народа.
Я почувствовал волну неудовольствия, исходящую от осма. Но мутант стерпел мой
непочтительный тон и продолжил:
— Шамы умеют подавлять волю своих врагов и убивать их на расстоянии. Мы же
умеем управлять врагами. Но только теми, кто уже стал нашей пищей.
— Не понял…
— У моего народа внешнее пищеварение, — пояснил осм. — Вначале мы впрыскиваем
свою слюну в огрызок, найденный на помойке. Или в вены врага. После чего пища медленно
переваривается до тех пор, пока не становится съедобной. Но наша слюна не действует на
мозг жертвы. Зато на него действует наша воля. Пока еда способна ходить, мы можем
управлять ею, причем на расстоянии, не касаясь ее. Очень удобно. Ты собрался куда-нибудь,
а за тобой идет твой рюкзак с продуктами.
Я невесело хмыкнул. Действительно удобно. Только какой же глубины нравственного
падения достигли биоконструкторы этакого чудовища? Конечно, на войне все средства
хороши, но всему же есть предел…
— Не время думать о любви к ближнему, Снайпер, — прошелестело у меня в голове. —
Мы потом поговорим о том, насколько нравственно специально выращивать животных,
которых вы массово убиваете для еды. Когда дело касается пищи, нравственность отступает
на второй план. Если же ты решил выжить, о высоких материях вообще лучше забыть.
Тысяча руконогов! Мутант был прав. А я вот что-то расслабился после ранения…
Непорядок.
— Твои предложения, — бросил я…
На обсуждение подробностей плана ушло минут двадцать. Наконец мы пришли к
общему и стали ждать.
Время тянулось медленно, словно резиновое. Но я привык к ожиданию. В моей
профессии это одна из главных составляющих успеха.
Наконец брелок в моей ладони ожил.
— Я в двести ярд от тебя, хозяин, — прохрипел динамик металлическим голосом
Коляна. — Но тут какие-то вооруженный человеки на машинах.
— Это точно, — прошептал я. — Сможешь бросить что-нибудь, чтобы на секунду
подвинуть прожектор?
— Ты хотеть сместить луч?
— Точно.
— Это запросто делать, — хмыкнул Колян. — У меня есть с собой неживой рукокрыл.
Небольшой, размер как ворона. Захватил, чтоб было кого поесть в пути. Ты готовый, хозяин?
— Готов.
— Три, два, один, зеро! Йохуу!
Луч прожектора, направленный прямо на нас, резко сместился в сторону. Две тени
скользнули в ночи и рванули в сторону. На земле остались лежать пончо с завернутыми в них
большими пучками сухой травы. Если не приглядываться особо, то тела и тела, как спали
смертники, так и спят себе, всем бы такие нервы…
Черная тень рядом со мной двигалась очень быстро, словно перетекая по земле. Ничего
общего с нескладными, пришибленными существами, которых днем вели на убой бравые
молодцы в камуфляжах. А вот и их голоса стали различимы в ночи:
— Чертовы мутанты! Летят на свет, мать их, как бабочки-трупоеды.
— А ты поди и обделался, воин?
— Свои штаны проверь, герой…
— Хорош брехать. Командира разбудите, будет вам и дохлый рукокрыл, и небо в
алмазах…
Так. Судя по звукам, весь караул расположился в электроцикле. Остальные небось
дрыхнут на земле, подложив под себя спальные коврики и завернувшись в толстые
офицерские пончо. Это нам на руку.
Моего запястья коснулась рука-щупальце.
«Караул мой, как договаривались», — подумал я.
«Хорошо, — раздался тихий голос у меня в голове. — Я пойду обработаю спящих.
Через две минуты можешь начинать. Удачи, Снайпер».
«Удачи, осм».
«Меня зовут Ург», — прошелестело где-то на краю моего сознания перед тем, как
черная тень растворилась в ночи.
Я не хотел думать о том, что сейчас происходит со спящими солдатами заградотряда.
Интересно лишь одно — что было бы, если б мы с Ургом не договорились. Думаю, все
просто: сейчас бы по моим венам растекалась его слюна, превращая меня в паштет для
жутких порождений человеческого военного гения. Впрочем, ухо востро надо держать по-
любому. Я единственный, кто знает тайну его народа. Пока что я нужен осмам. Но вполне
возможно, что, когда надобность во мне отпадет, много знающего хомо мудрый народец
решит превратить в ходячий холодильник.
Две минуты. В моем случае — сто двадцать ударов сердца. Мне давно уже не нужно
при отсутствии часов щупать пульс для того, чтобы отсчитать нужное количество минут, —
тренированный мозг сам автоматически включает таймер. У меня всегда ровный пульс, если
только я не бегу по пересеченной местности или не рублюсь врукопашную. Правда, и после
этого он восстанавливается очень быстро. Наверно, это ненормально для нормального
человека. Может, не зря Колян посчитал меня за робота…
Сто девятнадцать… Сто двадцать.
Я начал двигаться, вливаясь в ночные тени, становясь с ними одним целым. В прошлом
меня многому научили военные специалисты, мастера бесшумной смерти. Но им было
далеко до Японца, идеального убийцы, который остался в моем мире. Этот парень умел не
просто красться в ночи. Он умел становиться ночью — черной, непроглядной, безжалостной.
И кое-чему успел научить меня…
— Видит Великий Механик, традиции надо иногда менять. Например, не морочить
голову с этой Игрой, а просто вешать мутантов на стенах. Или рубить им головы прямо на
месте, а потом насаживать на палки и оставлять около заставы, пока не сгниют. Думаю,
другие твари побоятся приближаться к Зоне трех заводов при виде эдаких предупреждающих
знаков.
— Не зря тебя прозвали Мясником. Думаю, после такой наглядной агитации на другой
стороне моста скоро начнут появляться головы наших разведчиков…
…Голоса все ближе. Вот уже различим в отблеске прожектора черный параллелепипед
борта электроцикла.
Пора.
Я прыгнул с места без разбега — топот подошв по земле караул мог бы услышать.
Ладони коснулись стальной оковки открытого кузова. Сальто… Неплохо для давно не
практиковавшегося циркача. Мой кульбит завершился на квадратных плечах
рационализатора, которому не нравились существующие традиции.
Надо отдать ему должное, среагировал он мгновенно. Присел, спружинил ногами,
принимая чужой вес, но не стал пытаться сбросить неожиданного ездока. Его рука дернулась
за ножом, закрепленным на плече рукоятью вниз… и тут же безвольно упала. Резкий двойной
удар ребрами обеих ладоней под нижнюю челюсть — и тело Мясника начало заваливаться
вперед. Сонные артерии потому так и называются, что при правильном воздействии на них
мозг отключается моментально.
Трое собеседников Мясника, расположившиеся в кузове транспортного электроцикла,
синхронно повернулись ко мне, одновременно выхватывая оружие… Не обессудьте, парни.
Безоружного противника можно пожалеть. Вооруженный враг точно хочет убить тебя.
Значит, и ты в своем праве.
Ближайший ко мне караульный немного не успел довернуть автоматный ствол до
совмещения линии выстрела с моим животом. Падая вперед вместе с экстренно заснувшим
Мясником, я наотмашь ударил автоматчика предплечьем в кадык. Тот хрюкнул, выронил
оружие и схватился за горло. Правильно, собственное разбитое горло ценнее АКМ, но для
меня АКМ намного ценнее чужого горла.
Автомат я подхватил на лету, не дав ему грохнуться на дощатый пол. Вместо него
грохнулся я сам, уходя в перекат. При этом плечом об доски приложился изрядно, так как
пришлось хитро извернуться.
Шустрый караульный размахнулся своим автоматом как копьем и попытался пронзить
меня примкнутым штыком. Не очень разумный ход, лучше б стрелял. Хотя, наверно, боялся
задеть товарищей. Что ж, клинок штык-ножа проткнул лишь рукав и без того изрядно
разодранного камуфляжа… а каблук моего берца впечатался точно в пах караульного. Увы,
весьма часто в бою за излишнюю любовь к ближнему приходится расплачиваться
собственными яйцами.
Бил я с пола, потому удар оказался недостаточно сильным. То есть лобковую кость не
сломал и кишечник не порвал, лишь так, щелкнул по колоколам. Хотя для секундного
рефлекторного шока достаточно. Именно рефлекторного, не болевого. Просто природа
предусмотрела такой ответ организма на пусть даже легкий шлепок по детородным органам.
Называется «Береги шары! Замри, не дыши, осознавай ущерб».
В общем, ошибка природы сыграла мне на руку. Второй караульный выпучил глаза,
схватился за хозяйство и принялся осознавать произошедшее в позе пациента проктолога. Но
увы, мой третий противник оказался умнее. Он отпрыгнул подальше, в дальний конец кузова,
одновременно передергивая затвор автомата. Вот уж не думал, что обычные сторожа у
заводских такие шустрые! Хотя, наверно, двести лет постапокалипсиса провели жестокую
выбраковку. Менее шустрые просто вымерли как динозавры, а один из выживших
расторопных уже направил на меня модернизированный АК и почти выжал слабину
спускового крючка…
Сцену нашей маленькой баталии освещали два средневековых фонаря. Закреплены те
фонари были на кривых арматуринах, воткнутых в проушины бортов. Ничего особенного:
толстые свечи внутри прямоугольных стеклянных колб, подвешенных на коротких цепях. Я
почти успел подняться, но тут же вновь рухнул на пол кузова, при этом осознавая, что вряд
ли это поможет, — с такого расстояния очередь по-любому полоснет по мне. Однако другого
выхода просто не было…
Но автоматчик не выстрелил. Уже в падении я осознал, что вижу лишь один фонарь.
Второй скрыло стремительное черное облако, метнувшееся от левого борта электроцикла
прямо в лицо караульного.
Верхняя часть туловища автоматчика просто исчезла. В хилом свете единственного
фонаря стояли две камуфлированные штанины, заправленные в короткие сапоги. По одной из
них расползалось темное мокрое пятно. И причина была понятной. Есть страх боли. Есть
страх смерти. А есть ужас иррационального, противоестественного, неподвластного разуму
ухода из жизни в жизнь иную, по сравнению с которым все адские муки кажутся безобидной
страшилкой.
Парня не располовинило невидимое лезвие. Это осм, приподняв голову над бортом,
плюнул в автоматчика распыленным облаком черной слюны. Так рачительная хозяйка,
набрав в рот воды, спрыскивает пересохшее белье перед глажкой. Только то, что черной
пленкой облепило автоматчика, было отнюдь не водой, и даже не чернилами.
Слюна осма, попавшая на фонарь, почти мгновенно растворила металл. На дощатый
пол посыпались осколки стекла и несколько полосок металла, на глазах разъедаемого черной
субстанцией. А потом рядом с обломками фонаря на дно кузова упали человеческие ноги и
то, что было над ними. Черная, пузырящаяся масса, контурами отдаленно напоминающая
человека. Причем еще живого, судя по судорожно сокращающимся конечностям.
— Плохая еда, — прошептал Ург, перелезая через борт. Похоже, громкая речь не была
сильной стороной его племени. — Очень плохая еда. Хорошая еда получается, только если
слюна попадает в вены. А это как пережаренный стейк. Есть можно, но удовольствия
никакого.
«Действительно мудрец, — подумал я, поднимаясь на ноги. — И эстет. В людях
разбирается как мы в стейках».
Караульный, которому я зарядил ногой в промежность, начал приходить в себя. Его
глаза приняли осмысленное выражение, он начал потихоньку разгибаться в пояснице… и
вдруг застыл снова, перехватив взгляд мутанта, медленно приближающегося к нему. Так
замирает кролик, брошенный в террариум к удаву.
Я отвернулся. Мы все обговорили с Ургом еще до начала нашей вылазки. И я прекрасно
понимаю, что это надо для операции, успех которой во многом зависит от способности осмов
ненадолго превращать людей в управляемых кукол, прежде чем те растекутся лужами
питательной биомассы. Но мне абсолютно необязательно смотреть, как Ург будет превращать
человека в живой труп. Нелюбопытный я.
Спрыгнув с электроцикла, я чуть не наступил на Коляна.
— Всё в порядок, хозяин? — бодро проскрипел серв.
— Всё в нём, — буркнул я, окидывая взглядом застывшие фигуры бывших членов
заградотряда. — Схоронись где-нибудь неподалеку. Скоро здесь будет много еды для тебя…
Луна, вынырнувшая из-за туч, подробно высветила бледную кожу инфицированных
людей, под которой медленно перекатывались небольшие вздутия величиной с лесной орех…
Пальцы с оголенными ногтевыми ложами, из которых повыпадали ногти… И глаза.
Немигающие. Абсолютно черные, словно полые внутри прозрачные шарики, под завязку
заполненные слюной осмов. Кстати, вполне возможно, что так оно и было на самом деле…
***
***
***
— До сих пор не могу поверить! Мы разбили маркитантов! Их база — в наших руках!
Да отец будет на седьмом небе от счастья…
…Я не был так как Ион уверен в реакции Директора. Скорее, он припомнит нам смерть
заградотряда и, с учетом ценности каждого воина для Зоны трех заводов, быстренько
организует каждому из нас по индивидуальной петле и эксклюзивной арматурине, коих из
верхней части Стены Зоны торчало немало.
Мы стояли возле перил на краю нефтяного резервуара, врытого в землю на пятом,
нижнем уровне гигантского склада. Я, рефлекторно положив ладонь на только что зашитую
рану на боку, задумчиво глядел на мощную стальную крышу, под которой — я легко мог это
себе представить — застыло громадное, черное, неподвижное зеркало. И думал о том, что
сейчас, возможно, нахожусь у истоков новой цивилизации.
Здесь, в этом подземном городе, имелось все, что было необходимо для создания оплота
нового мира. Несколько герметичных железобетонных резервуаров повышенной
устойчивости к физическому износу, вмещавших тысячи тонн сырой нефти. Небольшой
нефтеперегонный завод, выдающий на выходе бензин вполне приемлемого качества.
Собственная электростанция с наземной подстанцией, функционировавшей еще со времен
Последней войны. Жилые коммуникации для персонала, который смертники, к счастью, не
успели перестрелять вместе с охраной цитадели…
И, конечно, склады. Рассчитанные на то, чтобы около миллиона человек, населявших
северо-запад Москвы, смогли продержаться несколько месяцев в случае глобальной
катастрофы. Конечно, это мои предположения, но думаю, неслучайно во время Второй
мировой фашисты так рвались захватить этот район. Наверняка уже тогда существовали эти
подземные склады, что для немецкой армии, истощенной затянувшимся блицкригом,
оказалось бы неплохой опорной точкой для решительного штурма столицы.
Но — не получилось. Всего в четырех километрах отсюда остановили их советские
солдаты ценой многих и многих потерь… Ион сказал, что до сих пор на Ленинградском
шоссе стоит памятник — три гигантских танковых «ежа», пережившие двести лет
постапокалипсиса. Что ж, неудивительно. Память о великих свершениях живет вечно…
— Ты, наверно, думаешь, что отец не простит нам гибель заградотряда?
Я посмотрел на стаббера. Наконец-то радость победы в глазах парня поугасла и эмоции
сменились трезвым размышлением о будущем.
— Уверен, — сказал я. — К тому же никто не собирается отдавать ему базу.
— То есть… как? — изумился Ион. — Но ведь это он послал нас сюда, дал оружие…
Мы победили маркитантов, и, согласно правилам Игры…
Он говорил что-то еще, а мне хотелось выть от тоски…
Когда я пришел в этот мир, у меня была цель. Вернее, не так. Я сам себе придумал цель
— заполучить собственное королевство. И вот цель достигнута. Оба нео, успевшие
побрататься в этой мясорубке, намекнули мне, что свернут головы любому, кто попытается
оспорить мои приказы.
— Ты все это придумал, Снар, — проворчал Ррау, вытирая о лохматое бедро клинок
абордажной сабли. — К тому же ты знаешь, как стреляют огненные трубы давно умерших
хомо. Тебе и быть вождем. Короче, мы вот с этим желтозубым уродом из племени вечно
рычащих Арров решили, что если кто-то будет против тебя…
Дальше последовало весьма красочное и подробное перечисление кар, которые ждут
непокорных. «Желтозубый урод», стоящий рядом, глубокомысленно кивал, подтверждая
слова Ррау. И после окончания длинной тирады добавил:
— Недоносок из племени Раргов сказал веррно. Дерется он парршиво, а вот языком
мелет складно, я так не умею.
Высказавшись, нео наградили друг друга дружескими тумаками, от которых я бы
наверняка получил сотрясение мозга, а то и перелом основания черепа.
Восемь выживших мутантов, не особо отличающиеся по внешнему виду от людей,
высказались примерно так же, выслав парламентера в лице Шерстяного. Тот был изрядно
помят крышей кабины электроцикла и то и дело поглаживал солидную шишку на макушке.
Что, впрочем, не помешало ему высказаться связно, коротко и по делу:
— Короче, мы решили — быть тебе главным, Снайпер. Выжившие осмы сейчас заняты,
трофеи считают. Но мы их уговорим.
И недвусмысленно посмотрел на нео.
— Точно, — хором отозвались Ррау и его кореш из племени Арров, с которым меня
пока не познакомили.
В общем, я стал кем-то вроде герцога или графа с собственным замком, полным
сокровищ. А также свитой, понимающей, что без спеца, разбирающегося в оружии, тактике и
стратегии, им долго не протянуть. Оставалось немногое. Наскоро ополоснуться водой из
местного колодца я успел, рану на боку зашил, разодранный в лоскуты камуфляж успел
сменить на слежавшееся от времени расконсервированное обмундирование времен развитого
социализма. Теперь надо было починить ворота, развернуть пушки обратно на внешнюю
сторону, затащить на стены пулеметы и отправить Директору Зоны трех заводов посла с
предложением, от которого лысый мутантофоб не сможет отказаться. Иными словами, в
ближайшие несколько часов в направлении Бутырки по Ленинградскому шоссе выдвинется
караван с оружием, боеприпасами и продовольствием. Даниле, Насте и Фыфу больше не
придется испытывать недостатка в необходимом. Кремль получит надежно защищенную
крепость на Новослободской улице и от этого форпоста начнет расширять зону влияния,
прижимая к ногтю несогласных. А я…
Я же буду как Кощей сидеть на сундуке с сокровищами и жить-поживать — добра
наживать, хотя тут и так этого добра немерено… Всякие там дампы с руконогами против
автоматических пушек и пулеметов — это, мягко говоря, несерьезно. Как и заводские, кстати,
со своими вросшими в землю танками. Пожалуй, я играть с ними больше не буду. Просто
хорошо продумаю операцию и в один несчастливый для Директора день произведу в Зоне
небольшую революцию на радость мутантам. Я не расист, пусть живут и размножаются,
лишь бы вели себя так же хорошо, как Ррау со своим корешем…
От этих мыслей меня и прибило. Когда ты знаешь, что твоя оставшаяся жизнь до
гробовой доски расписана как по нотам, порой очень хочется не дожидаться естественного
финиша, а накрыться той самой доской и пустить себе пулю в подбородок. Чтоб боевым
товарищам меньше проблем было. Заколотили ящик, опустили в ямку, засыпали землицей,
затоптали и забыли…
Симптом знакомый. Называется депра. И лечится она двумя способами. Первый — это
ураганный экстрим, которого в ближайшее время по случаю нашей победы не предвидится.
Остается второе.
— Знаешь, Ион, устал я что-то, — сказал я, перебив стаббера. — Ты уж не обессудь,
пойду я, отдохну немного. Не сочти за труд, присмотри тут за всем, ладно?
Стаббер, похоже, немного обиделся, но, как любой нормальный мужик, вида не подал.
— Без проблем, — буркнул он. — Оклемаешься — поговорим.
После чего повернулся и пошел к лестнице, ведущей из нефтехранилища на верхние
уровни.
Я же постоял еще немного возле резервуара, покачался с носки на пятку и, вдосталь
налюбовавшись на воображаемое черное зеркало, с удовольствием плюнул на крышу
резервуара. Редкое развлечение для простого человека. Почти как сходить по крупной
надобности в золотой унитаз. С одной стороны, ребячество, с другой — грех упускать такую
возможность. Ну и ладно, могу себе это позволить. Хотя на настроение развлекуха не
повлияла. Депра, как была, так и осталась. Ну и ладно. Пойдем лечиться, благо я приметил
наверху знатное местечко на эту тему…
«Комната реабилитации» во времена незапамятные была центром связи или чем-то
вроде того. В радиоэлектронике шестидесятых годов двадцатого века я разбирался слабо, но,
чтобы понять, для чего нужны основательно заросшие паутиной громоздкие приборы,
специального образования не требовалось. Я когда-то в незапамятные времена проходил
базовый ознакомительный курс истории военной радиосвязи и обучения средствам
спецсвязи. Бред собачий, сродни курсам красных командиров с экзаменом по ускоренной
сборке-разборке винтовки Мосина в начале двадцать первого века.
Весь этот крайне важный для меня ликбез давался на основе потертых плакатов и
пожелтевших воинских наставлений. Аппаратуры давно нет, а курс есть, так что будьте
любезны прослушать и сдать зачеты. Оттуда же зачем-то осталось в памяти, что в «комнате
реабилитации» сейчас находится коротковолновая радиостанция Р-140 с мощностью
передатчика в тысячу ватт. Передовая технология шестидесятых. И на кой в голове напрочь
оседают бесполезные сведения? Загадка, м-да…
Но это все ерунда. Главное, что комната уютная и изнутри закрывается на массивную
защелку. А прямо под ней расположился небольшой магазинчик для персонала, чтоб обслуге
самого верхнего уровня склада далеко не бегать, если захочется перекусить.
Магазинчиком заведовал полненький мужичонка, бледный от ужаса. Понятное дело.
Жил себе, поди, с рождения за каменной стеной, мутантов видел только на картинке. И тут на
тебе — стрельба, смертники с окровавленными саблями и эти самые мутанты в натуральную
величину. Кто хочешь взбледнёт с лица, а то и брюки отяготит непредвиденным грузом.
— Мне пожрать чего-нибудь. И попить, чтоб покрепче, — объяснил я коротко и,
надеюсь, доходчиво.
Мужичонка оказался понятливым. Метнулся размытой от скорости тенью в темные
закрома магазина — и почти тут же материализовался вновь во плоти, держа в руках
килограммовую банку без наклеек, густо смазанную солидолом, и пыльную бутылку с
этикеткой явно кустарного производства, на которой аляповатыми буквами было выведено
«Коньяк». Как там фольклор комментирует данную ситуацию? «Если этикетка на бутылке
наклеена небрежно и заляпана каплями клея, акцизной марки нет, на поверхности напитка
плавают радужные пятна, а на дне бутылки лежит обгрызенный ноготь — такой коньяк
следует пить крайне осторожно!»
— Самое лучшее, из закромов родины, — заискивающе улыбаясь, проговорил
мужичок.
— Да ну! — усомнился я. — Никак тушенка из стратегических запасов?
— Она самая, — кивнул мужик.
— Так ей же четверть тысячелетия!
— Обижаешь, начальник, — оскорбился мужик. — У нас тут свои технологии сохрана
пищи. Не веришь-смотри.
Он достал из кармана шило, на рукоятке которого была видна простенькая шкала: до
середины зеленая, выше — красная. После чего коротким отработанным ударом пробил тем
шилом консерву.
Тоненькая черточка почти тут же поднялась до середины зеленого поля и остановилась,
неуверенно покачиваясь.
— Вот видишь, — с гордостью прокомментировал мужик. — Как говорится, приятного
аппетита.
Конечно, примитивный прибор сомнений моих не развеял, но, кому суждено умереть от
пули, тот от просроченной тушенки не загнется. И наоборот.
— А паленый коньяк того же возраста? — уже чисто на всякий случай поинтересовался
я.
— Отчего же паленый? — еще больше обиделся мужик. — Тут на третьем уровне
наглухо запаянные бочки хранятся. С медицинским спиртом и с коньячным. Так что алкоголь
мы сами производим с соблюдением технологий. Но если вы водочку предпочитаете, то без
проблем, сейчас принесу. Хотя это, поверьте, самый что ни на есть эксклюзив.
— Верю, — сказал я, ни секунды не сомневаясь, что если покопаться, то найдется в
кладовой много чего получше. Но сейчас мне было все равно.
Забрав трофеи, я поднялся наверх. Запер дверь изнутри и уселся на массивный
крутящийся стул с тремя стальными ногами, сходящимися в верхней точке. Не иначе из
противотанкового «ежа» варили сей неподъемный девайс по специальному армейскому
заказу…
В банке с иероглифами, вскрытой «Сталкером», оказалась тушенка. На вкус просто
изумительная. А ведь ей реально больше двухсот лет… Не сдохну? А, наплевать. Когда жрать
охота, желудок нашего брата-экстремала переваривает всё, даже возбудителей ботулизма.
Особенно если пищу сомнительного качества продезинфицировать изрядной долей алкоголя.
Коньяк тоже не подвел. Пить в одиночку я не люблю, потому, достав «Бритву», я
чокнулся со своим боевым товарищем, капнув пару капель на клинок ножа. Остальное влил в
себя. Кто-то скажет — шиза косит наши ряды. Пусть говорит, я сейчас добрый, и мне все
равно. А вот парням, еще не остывшим после боя, которые капают из своего стакана
несколько капель спирта на теплый ствол своего АК, такое говорить точно не стоит. Опасно
для здоровья.
Коньяк пошел как компот. Вкусно — и только. Я уж подумал, что мужик прокатил с
коньяком по-черному… но ошибся. В голову не дало ничуть, зато зацепило по ногам.
Захотелось просто вытянуть их под столом, откинуться на спинку стула и совершить какую-
нибудь глупость. Например, спасти мир. Или облагодетельствовать его так, чтоб оценили,
суки, и запомнили… Кто оценил и что запомнил? А, наплевать…
Рядом на стене находился мощный рубильник, смахивающий на небольшую гильотину.
Грех такое не дернуть. Ну я и дернул.
Стена ощутимо завибрировала. Из поросшей матерой, многовековой пылью решетки
вентиляции потянуло дымком с характерным запахом солярки. Надо же, где-то рядом
заработал дизель. А на громоздких стальных коробах, занимающих большую часть
комнатушки, замигали лампочки и задергались стрелки индикаторов! Вот бы никогда не
подумал, что эта замшелая механика изобразит кипучую деятельность!
Я протянул руку и вытащил из клубка паутины наушники. Раритет, наверно. Головные
телефоны из тяжелой черной пластмассы, стальная дужка между ними. Микрофон отдельно
на подставке, похожий на фашистскую гранату М24. Между микрофоном и подставкой
расселся на своей ловчей сети жирный паук-крестовик, неодобрительно перебирая
волосатыми передними лапами.
— Не твое дело, — сказал я пауку, стряхивая его в банку с остатками тушенки. — Жри
и не мешай.
После чего начал щелкать тумблерами и крутить веньеры настроек. Понятное дело, что,
хоть лампочки и подмигивают, все равно станция не работает и работать не может. Наверняка
сгнило все внутри и остался только внешний антураж. Помигает — и сдохнет… Но спьяну и
в депрессии могу я попытаться расслабиться, в конце концов?! Вообразить себя хрен знает
кем. Например, персонажем фантастического романа, который ищет островки цивилизации
на планете, сожженной Последней войной. Красиво? Офигенно! Особенно после принятых
на грудь ноль семьдесят пять самопального коньяка…
На столе рядом с микрофоном лежала интересная хреновинка. Обычная лампочка,
ввернутая в патрон. Сам патрон двумя контактами подсоединен к катушке с намотанной
проволокой. И все, никаких источников питания.
Я припомнил из вышеупомянутого курса, что такой несложный индикатор монтировали
связисты в середине двадцатого века. Радиостанция может вовсю гудеть трансформаторами и
изображать кипучую деятельность, а связи не будет. И проверить, есть она или нет, можно
только одним способом. Если вот эта ни к чему не присоединенная лампочка загорится под
воздействием мощного поля. Интересно, у ребят, работавших на этой станции, мозги в
черепе не варились от такого, как картошка в мундире? И как вообще допускали такие
радиостанции к эксплуатации? Хотя… наверно, как всегда, исходили из того, что если
человек в погонах, то должен терпеть тяготы и лишения. А много мозгов солдату ни к чему,
главное, чтоб приказы исполнял…
Поток моих мыслей прервало тихое шипение, раздавшееся в наушниках…
Я ощутил, как по шее за шиворот потекла капелька пота. Твою мать, неужели оно
работает?..
Проверить это можно было только одним способом. Я протянул руку, взял со стола
микрофон и нажал тангенту, расположенную на подставке.
Шипение в наушниках прекратилось. А на столе ровным светом загорелась ни к чему
не присоединенная лампочка.
Я был в эфире. В мертвом эфире мертвого мира… Но что толку? Даже если я и скажу
сейчас что-то эпохальное, кто меня услышит? Где еще выжил за два столетия связист, так же
как и я сидящий сейчас в рубке радиостанции? Или, может, все-таки… Ведь бросали в море
бутылки с записками потерпевшие кораблекрушение. И вроде кому-то помогало, если,
конечно, не врут книжки, прочитанные в далеком-далеком детстве. Настолько далеком, что
кажется, было это не со мной, а с каким-то другим, абсолютно незнакомым мне пацаном,
верящим в чудеса.
— Всем, кто меня слышит, — слегка севшим голосом сказал я в микрофон. — Говорит
база «Северо-Запад». Это крепость в районе Куркино, на северо-западе Москвы. У нас есть
все, что нужно для возрождения этой планеты. Все для нормальной жизни. Нефть, еда,
снаряжение, оружие. Если вы хотите, чтобы ваши дети росли в безопасности, в мире без войн
и бессмысленного кровопролития, приходите. Вместе мы построим нормальное общество,
где не нужно будет никого убивать для того, чтобы выжить. Говорит база «Северо-Запад»…
Я говорил что-то еще. По моему лицу текли слезы, но это не мешало мне говорить.
Ничто не могло помешать мне потому, что слова шли от души. Искренне. Во всяком случае,
мне так казалось.
Я не хотел больше никого убивать. Я хотел, чтобы оружие впредь никогда не
становилось частью моего тела, разрывая в клочья чужую плоть и грубо выдирая из нее
живую душу. Я не хотел быть Снайпером, Снаром, убийцей без имени. Сейчас я искренне
хотел вспомнить свое настоящее имя, но почему-то оно начисто стерлось из моей памяти.
Возможно, причиной этого была депрессия. Может, нереальная усталость, накопившаяся за
последние дни и внезапно навалившаяся мне на плечи. Или бутылка коньяка, пары которого
наконец добрались до моих извилин. Я хотел — и не мог… Страшно, когда человек забывает
собственное имя, и когда его подменяет прозвище, синоним которого очевиден. Ведь снайпер
— это убийца, умеющий стрелять лучше других. Профессиональный убийца, выживший до
сих пор только благодаря своему редкому таланту виртуозно отнимать жизнь…
В общем, грустно мне стало от всего этого. Настолько грустно, что я протянул руку и
дернул за рубильник. На фиг оно все это надо? Неблагодарное дело спасать мир на пьяную
голову…
В рубильнике проскочила вполне взрослая молния, ослепив меня на мгновение.
Завоняло паленым. Наверно, плавились лампы и горели трансформаторы. Ну да, тогда
инструктор говорил, что, мол, нельзя вырубать рубильник антенны при работающей
станции…
А между тем станция продолжала работать! Все гудело, мигало и показывало
стрелками индикаторов, мол, не страшны нам происки врагов. Надежность аппаратуры,
созданной при тоталитарном режиме, была такова, что даже с расплавленными лампами и
обгоревшими трансформаторами она продолжала работать. В отличие от остального мира…
Я поставил микрофон обратно, положил скрещенные руки на стол, на них удобно
разместил свою пьяную голову и закрыл глаза. Гори оно все синим огнем. Даже если на
последнем издыхании все еще работает станция, один хрен при отключенной антенне меня
никто больше не услышит. И не надо. А то еще я много чего могу наговорить этому мертвому
миру, давным давно покончившему жизнь самоубийством. Глупо звать мертвеца из могилы.
Глупо и бесполезно…
***
***
Крику было много. Не кричали только нео. «Желтозубый урод из племени Арров» со
звучным именем Грок просто посмотрел на мое пятнистое лицо, после чего обнажил саблю,
повернулся и рванул было в ближайший коридор базы. Понятно. Называется «поймаю —
порвунах». Останавливать я его не стал — тормознуть нео может только пуля, да и то не
всегда. Или другой нео.
Ррау в два прыжка догнал товарища, рванул его за плечо. Пару минут они рычали друг
на друга, со свистом рассекая лапами воздух перед мордой собеседника. Судя по результату,
Ррау был более убедителен — оба нео, сопя и шумно отдуваясь, вернулись к благородному
собранию.
— Короче, — сказал я, когда все более-менее успокоились. — Все не так уж плохо.
Набираем оружия и припасов сколько унесем, а потом идем к Зоне трех заводов.
— Верное решение, — кивнул Ион. — Мой отец будет рад принять на службу таких
воинов.
— Не обессудь, стаббер, — покачал я головой. — За всех не скажу, каждый волен в
своем выборе. Но лично я наниматься к Директору на службу не намерен.
— Я тоже, — сказал Шерстяной. — От того, что мы сначала взяли базу, а потом
потеряли ее, нас в Зоне сильнее любить не станут. Скорее, в следующем сезоне пошлют
опять штурмовать эту крепость. Только заградотряд уже будет ученый, да и осмы, как я
посмотрю, совсем не дураки. Но я как-то не понял, на кой тебе сдалась Зона? Других мест,
что ли, мало, куда можно отправиться?
Вместо ответа я задрал ногу, щелкнул потайными фиксаторами правого каблука и
усмехнулся про себя. Вытянувшиеся физиономии моих товарищей по несчастью говорили
сами за себя. «Что это с новоиспеченным начальством? Никак тронулся с горя?»
Пояснять я ничего не стал, просто перевернул каблук и вытряхнул на ладонь
небольшой, но тяжелый кружок желтого металла. Кружок протянул Иону, а обувке одним
движением вернул первозданный вид.
Задавать глупых вопросов типа «что это?» стаббер не стал. Посмотрел на меня, на
монету, попробовал ее на зуб, после чего глубокомысленно почесал в затылке.
— Первый раз такой вижу, — признался он, возвращая мне старинный раритет. — Но
впечатляет. И что? Ты хочешь сделать отцу предложение, от которого он не сможет
отказаться?
— Типа того, — сказал я. — Когда мы взяли крепость, думал, без этого обойдусь, но
осмы подкорректировали мои планы. Только сначала надо загрузиться, выйти отсюда и
постараться не превратиться в скелеты, облепленные жидким поносом. На все про все
времени у нас не так уж много. Хорошо бы тележки какие-то найти.
— Я тут неподалеку вроде как гараж видел, — с безразличным видом заявил
Шерстяной. — Только лезть туда не стал. Там повсюду надписи: «Не подходить! Огонь на
поражение открывается автоматически!» Вот я и подумал — на хрена мне ко всему прочему
автоматический огонь?
— Где?! — выдохнул я.
— Там, — в тон мне с довольной улыбкой ответил мутант, ткнув пальцем в сумрак
одного из многочисленных ответвлений первого уровня, напоминающих тоннель
метрополитена…
Огонь и вправду открывался автоматически. Два хорошо замаскированных танковых
пулемета Горюнова, снабженные лентами с тяжелыми пулями образца тысяча девятьсот
тридцатого года, срабатывали в случае, если лиходей наступал на помост перед воротами
гаража. Специалиста по незатейливой механике из местной обслуги нашли быстро. Он и
пулеметы отключил, и сам прошелся по коварному помосту, и ворота поднял.
А за воротами нас ждал сюрприз. Приятный до невозможности. В гараже обнаружились
два БТР-60. Из самых первых, еще без броневой крыши, но — настоящие
бронетранспортеры, каждый из которых был вполне способней вместить все наше изрядно
поредевшее воинство. Крупнокалиберный пулемет ДШК, закрепленный на переднем
кронштейне, грозно смотрел на нас — мол, какого хрена приперлись?
Но без стрелка любое оружие — ничто. Как и любая машина без водителя.
— В рабочем состоянии? — спросил я слегка пришибленного мужичка из обслуги,
изрядно напуганного видом мутантов.
— А как же? — встрепенулся он. — Холим, лелеем все тут. Работает как часы. Ты это…
только скажи, начальник, чего нам делать-то теперь?
— Много вас тут? — поинтересовался я.
— Много, — кивнул мужик. — Человек пятьдесят точно будет. Тут же и нефть, и
жратва, и оружие. Все ухода требует. Мы тут целый завод отгрохали по переработке
просроченных продуктов. Ведь если подойти к делу с головой и с руками…
— Короче, валить вам отсюда надо, и побыстрее, — сказал я. — А то останетесь и без
рук, и без голов.
— Так как же? А хозяйство, дети, бабы?
— Ты поинтересовался — я ответил, — довольно резко ответил я. — Берите оружие,
самое необходимое — и бегите. Можете идти за нами, проведем. Или попробуйте оборонить
крепость. Только таких, с руками типа щупалец, близко не подпускайте и лучше сразу
отстреливайте. Тогда, может, выживете.
И направился к одному из БТРов…
Загрузились мы относительно быстро. Одетый в синюю рабочую робу мужик из
обслуги, которого звали просто и незатейливо Иваном, помог отыскать нужное на складе, все
огромные уровни которого он знал как свои пять пальцев…
Короче, это реально был подземный город. Только первый уровень занимал площадь в
несколько квадратных километров. Что было ниже — даже представить трудно. Мы лишь с
ознакомительными целями прогулялись с Ионом вверх-вниз по одной из лестниц — и нам
хватило. Подробное исследование гигантского сооружения заняло бы не один день, а у нас
были считаные часы…
Один из БТРов мы оборудовали по полной. Хорошо бы и второй было захватить, но
бронетранспортер не электроцикл, им уметь управлять нужно. А реальный водила из нашего
отряда оказался только Шерстяной, за что отдельное спасибо его покойному папе. Я бы тоже
мог сесть за руль, но без командира в десантном отсеке отряд уже будет не тот. По идее, того
же Ивана можно было за баранку определить, да только не доверяю я обслуживающему
персоналу, когда дело касается боевых действий. К тому же и времени было в обрез… В
общем, обошлись одной машиной.
Когда-то я сильно увлекался историей военного искусства и припомнил, что в свое
время для парадов на Красной площади такие машины оборудовали сразу тремя пулеметами
— ДШК калибра 12,7 и парой СГМБ с более скромными характеристиками,
расположенными по правому и левому борту. Эффектно смотрелось. В соответствии с моими
воспоминаниями мы сноровисто смонтировали дополнительный исторический обвес —
понятное дело, в данном случае не для внешнего антуража, а исключительно для дела. Благо
на складах было всё… правда, только то, что успели туда загрузить в начале шестидесятых
годов двадцатого века. Но и этого хватило с лихвой.
А еще в гараже нашелся самый первый «КУНГ-1М». В переводе с армейского на
русский «кузов унифицированный нормального габарита, модификация один». Если еще
проще — крытый прицеп на колесах, сильно напоминающий с виду крашенный в зеленое
строительный вагончик. Его мы тоже забили под завязку, хотя личный состав тихо
недоумевал на тему «какого ляда начальству понадобился такой груз»? Но на то он и личный
состав, чтоб возмущаться себе под нос, а команды выполнять. При этом на всякий случай два
нео с абордажными саблями в лапах негласно присматривали за процессом. А после
окончания загрузки заперли КУНГ и сноровисто прицепили его к БТРу. Да уж, покажите мне
того, кто сказал, что нео тупые обезьяны и вообще фатальные ошибки повернувшей вспять
эволюции? Учатся они прямо на глазах…
…Бронетранспортер, порыкивая, выехал во двор крепости. Я посмотрел на небо, потом
на часы с надписью «Командирские», найденные там же на складе. Выставил обе стрелки на
цифру «12», завел… Пошли. И почему я не удивлен?
Застрявший в воротах электроцикл, из помятой кабины которого совсем недавно мы
сообща выковыряли Шерстяного, БТР просто выпихнул наружу вместе с покореженной
второй створкой. Бессменный волосатый водитель проделал эту процедуру лихо и с
удовольствием, благо управление бронированной машиной было несложным — руль да
педали.
Отъехав от стены крепости сотню метров, Шерстяной по моей команде лихо развернул
БТР. Причем даже прицеп не отвалился, хоть я и опасался, что от такого разворота мы сто
процентов останемся без КУН Га. Но нет, обошлось.
К ДШК, размещенному на переднем кронштейне боевой машины, встал Ион. Двое из
экипажа сбегали к уцелевшему электрокару и присоединились к нам — один за рулем,
второй у «Корда». Если осмы решили «кинуть» нас во второй раз, у нас еще есть время
устроить им веселую жизнь. Иван показал мне тщательно охраняемый склад со взрывчаткой,
и совместно мы устроили там небольшой сюрприз с часовым механизмом. Думаю, обслуга с
семьями уже далеко, они покинули пределы крепости немногим раньше нас. Так что Ургу
лучше оставаться благородным до конца…
— Ну что, хозяин, всё получилось?
Ион от неожиданности резко развернул пулемет влево и вниз. Понимаю его, я б тоже на
всякий случай расстрелял говорящий таз на ножках, появившийся из ниоткуда.
— Ты неплохо научился маскироваться, Колян, — хмыкнул я. — С двух шагов не
заметишь. Залезай сюда. Как раз надо твой брелок подзарядить — чисто на всякий случай.
— Жить хочется — научишься, — проворчал говорливый робот, проворно забираясь в
десантный отсек БТРа и деликатно забирая стальными манипуляторами с моей ладони
крошечное устройство. — Чувствовать я, у вас тут жратвой пахнет.
— А что, трупами не наелся? — удивился я.
— Опасно, — пожаловался серв. — Чует мой процессор, только начать кормиться, тут и
пристрелят. Не твои солдат, так вон те уроды из крепости…
Между зубцами стены появилась одинокая фигура.
— Противоядие действует два дня. Это значит, что вы не только вылечитесь, но и сорок
восемь часов можете не бояться яда членов моего клана, которые, возможно, встретятся на
вашем пути. Но это не касается наших пуль, если вы еще раз приблизитесь к стенам
крепости. Я всегда держу свое слово, хомо, — донеслись до меня слова предводителя осмов.
Затем возле передних колес БТРа упала зеленая армейская фляга.
— Я тоже, осм, — отозвался я. Думаю, он меня понял…
Наверно, этот глоток я запомню на всю жизнь. Как меня не вывернуло наизнанку —
загадка. Подозреваю, что помимо противоядия Ург намешал туда еще какой-то гадости, чисто
чтоб нам жизнь медом не казалась.
— Сучий мутант! — выдохнул Ррау вместе с благородной отрыжкой. — Когда он
попадется мне в лапы, я за это заставлю его поесть моего дерьма, прежде чем сверну ему
шею.
— Думаю, тебе есть с чем сравнивать, — заметил Грок.
Ррау не нашелся что ответить, только погрозил довольно скалящемуся собрату кулаком
и смачно сплюнул за борт БТРа. А я, несмотря на рвотные позывы, отметил, что,
пообщавшись со мной, нео начали говорить почти так же, как и я, без первобытных оборотов.
Кстати, в этом отношении Коляну, безбожно коверкающему русский язык, до них далеко.
Мы отъехали от крепости примерно с километр. Я приказал водителям остановиться и
потратил около часа, объясняя личному составу некоторые нюансы специальной военной
подготовки.
Личный состав оказался понятливым. Ну и я одновременно убил сразу трех зайцев.
Когда стрелки моих часов сошлись на цифре «один» я, во-первых, убедился, что в случае
чего мои мутанты знают что делать, во-вторых, понял, что осм нас не обманул и мы не
начали превращаться в кисель, — как раз минуло шесть часов с момента моего последнего
разговора с Ургом. И, в-третьих, не услышал того, что ожидал услышать. Зато увидел Иона,
бегущего со стороны крепости.
— Все нормально? — спросил я.
— Как видишь, — хмыкнул стаббер, влезая на БТР и вновь становясь к ДШК. —
Кстати, у тебя с лица пятна сошли. Так что точно осм не обманул.
— И как ты его предупредил?
— Элементарно, — пожал плечами Ион, постучав ногтем по стеклу часов, аналогичных
моим. — Стрелки сошлись вот тут, как ты говорил. Я понял, что не трансформируюсь в
дерьмо, вылез из-под обломков электроцикла, засунул твою записку с инструкцией по
разминированию заряда в учебную гранату, привязал к ней взрывпакет и бросил через стену.
— Замысловато, — почесал я переносицу. — А просто вызвать Урга и сказать о моем
сюрпризе не проще? Они, кстати, подстрелить тебя могли запросто.
— Ну, подстрелить стаббера у них кишка тонка, — хмыкнул Ион. — Пока они
очухались, я уже был далеко. А вызвать было проще, согласен. Но я с этими уродами если и
буду еще беседовать, то только при помощи вот этой штуки.
И похлопал ладонью по ребристому стволу ДШК…
До Зоны трех заводов мы добрались за полчаса, несмотря на колдобины разбитой
дороги — и то только из-за электрокара, который не поспевал за бронемашиной. Когда мы
въехали в разрушенный город, я заметил, что в развалинах мелькают какие-то тени.
— Кто это? — поинтересовался я.
— Да Механик его знает, — безразлично ответил Ион. — Муты какие-нибудь
неопознанные. Мы зовем их вормами. Город — это свалка отходов. После каждой Игры сюда
заградотрядами вывозятся и сбрасываются трупы. Мы своих мертвых преступников
вывозим, маркитанты — своих. Негласный закон. Только сегодня вормы останутся без еды.
— Вормы. По-английски — черви, — сказал я. — Интересно, почему такое название?
— Не знаю, — пожал плечами Ион. — Говорят, после Третьей войны здесь бродили не
только бесхозные боевые роботы, но и военные с другой стороны Земли, которые тех роботов
прикрывали. Может, некоторые слова от них и остались.
— Может, и так, — пробормотал я, прикидывая, что «военные с другой стороны Земли»
тоже были непростыми парнями. Насколько я знаю, морпехов нехило натаскивали выживать
в любых условиях. Думаю, они вполне могли окопаться где-то поблизости, дожидаясь, как и
все остальные, пока спадет радиационный фон и можно будет вылезти на поверхность. Вон
осмов тоже недооценивали — и что получилось в итоге? Надо будет как-нибудь на досуге
растрясти Коляна на подробную инфу о его прикрытии, оставшемся в далеком прошлом.
Но пока что гипотетические заокеанские морпехи были лишь темой для того, чтобы
скоротать время в дороге. Гораздо больше занимала меня реальная опасность. И когда
впереди показалось четырехэтажное кирпичное здание заводской поликлиники,
превращенное в укрепленный дот, я скомандовал:
— Стой! Гранатометы к бою! Пулеметчикам приготовиться! Огонь только по моей
команде!
Мой небольшой отряд выметнулся из БТРа и грамотно рассыпался в цепь. Надо же, не
ожидал! А всего-то одно учение было, если так можно назвать только что преподанный мной
краткий ликбез.
Вместе с отрядом вылез наружу и Колян.
— Хозяин, я сейчас не очень нужный? — на всякий случай поинтересовался робот. При
этом на меня он не глядел. Все его четыре глаза настороженно смотрели в сторону Стены.
— Не очень, — хмыкнул я, похлопав по карману, в котором лежал заветный брелок,
возвращенный мне Коляном. — Погуляй пока. Понадобишься — позову.
— А если кто-то на меня нападать?
— Тогда ты зови, — сказал я. — Жив буду — разберемся…
Ладно. Теперь мой выход.
Я поднял трофейный бинокль. Ага. На Стене, окружающей Зону, оживление. Стало
быть, нас заметили. Бывшая поликлиника, стараниями заводских мутировавшая в дот,
замерла, готовясь выплюнуть в нашу сторону что-нибудь из тщательно хранимого
неприкосновенного запаса довоенных времен. Два снайпера на вышках скукожились, ловя
нас в прицелы винтовок, наверняка аналогичных моей. Нет, ребятки, бесполезно. Вам такой
подвиг не потянуть. Практики маловато, чтоб с шестисот метров по ростовым фигурам
прицельно работать… В общем, все как и предполагалось.
Я положил ненужный больше бинокль на деревянную сидушку десантного отсека,
спрыгнул на землю и направился к шоссе — своеобразной границе, разделившей цепь моих
бойцов и Зону трех заводов.
Шел я не торопясь, прогулочным шагом, через парк, когда-то, наверно, бывший
зеленым, цветущим, радующим глаз. Сейчас же на его месте росла роща кривых,
обезображенных радиацией деревьев с серой, мертвой, растрескавшейся корой. Вместо
листвы — лысые тонкие ветви, напоминающие свободно висящие веревки. Заденешь такое, и
вмиг вокруг твоего тела обовьются щупальца плотоядного дендромутанта. И будешь висеть
как вон тот зазевавшийся рукокрыл, пока дерево не выпьет из тебя все соки.
Рукокрыл еще не умер. Дерево высосало его лишь наполовину, но живучая тварь не
умирала, а только беззвучно разевала пасть, словно просила о чем-то. О чем — понятно.
Проходя мимо, я махнул «Сталкером» — и черная кровь струйкой брызнула на ствол дерева
из рассеченного горла. Мутант захрипел, дернулся в последний раз и умер. Надеюсь, что в
свой последний миг он был благодарен мне…
Я ступил на шоссе. Теперь меня при желании снял бы даже «дух»-первогодок очередью
из АКСу. Например, из окна второго этажа поликлиники, лишь наполовину заложенного
кирпичом. Как раз там мелькнуло что-то похожее, короткоствольное, на фоне светлого пятна
чьей-то рожи. Но если снайперы на вышках не стреляют, значит, и остальным не положено.
Значит, приказ. И это хорошо. Потому что у моих тоже есть приказ. Сомневаюсь, конечно,
что Ион его выполнит, но за остальными точно не задержится.
Возможно, когда-то на этом участке Стены была заводская проходная. Теперь на ее
месте лежала рельса, по которой ездила туда-сюда тяжелая, массивная плита. Ворота, значит.
Громоздкое решение, однако. Зато надежное. Думаю, проще расковырять из гранатометов
Стену, чем вынести эдакую преграду. Но, в случае чего, мои расковыряют, я не сомневался.
Выстрелов к РПГ мы набрали на базе маркитантов достаточно. Как и самих РПГ.
Я остановился и выразительно посмотрел на свои «Командирские». Мол, я, конечно,
готов к переговорам, но со временем у меня не очень. И если вы там еще помните, что такое
часы, то я, так и быть, готов вам уделить пару минут.
Плита ожидаемо дрогнула и немного отъехала в сторону. Как раз чтобы пропустить
электрокар с пулеметчиком и «Кордом» при нем, нацеленным прямо мне в голову. Мол, учти,
мы в тех «Кордах» как в сору роемся.
Ага, учел. Уже боюсь. И пулемет ваш, и особенно вон то самодовольное рыло, что
сейчас из кабины вылезает. Помнится, когда оно участвовало в позавчерашней пародии на
суд и сидело по левую руку от Директора, морда у него была не в пример попроще.
— Где стаббер? — вместо «здрасте» выпалило рыло.
— А ты кто такой, чтоб я тебе докладывался? — удивился я.
Рыло моментально стало малиновым.
— Я второй заместитель Директора Зоны трех заводов!
— Вон оно как, — протянул я. — Это, конечно, серьезно. Ладно, уломал. Сын
Директора сейчас за ДШК сидит, ваших снайперов через прицел рассматривает. Хотел он со
мной пойти, да я отговорил. Еще сдуру пристрелят ваши отморозки ни за что ни про что.
— А ты, значит, смерти не боишься? — прищурился мордатый зам.
— А тебя за этим сюда послали? Выяснить чего я боюсь, а чего нет?
Мне показалось, что зам сейчас лопнет от ярости как перезрелый помидор.
— Что с заградотрядом? — выдавил он из себя.
— Об этом я поговорю лично с Директором, — отрезал я. — Всё, аудиенция окончена.
Возвращайся и передай ему, что я хочу говорить с ним лично.
Зам аж задохнулся от возмущения.
— А с Великим Механиком ты поговорить не хочешь?
— Не-а, — сказал я. И добавил, явно нарываясь: — Я в него не верю. Все, мордатый,
утомил ты меня. Чеши к хозяину и доложи всё по форме. И учти. РПГ знаешь что такое?
Вижу, знаешь, на картинках видел. Так вот, если ты решишь проявить инициативу, то мои
ребята начнут планомерный обстрел Зоны из гранатометов. А потом проедутся БТРом по
тем, кто в живых останется.
— Ну, на ваши козыри у нас свои есть… — криво усмехнулся зам. И осекся… — Вы
что… захватили крепость маркитантов?
На мордатого было жалко смотреть.
— А ты догадливый, — усмехнулся я.
Надо же, посол его величества наконец сопоставил мою персону с БТРом, торчащим в
зоне видимости уже битых полчаса. А вот о том, что захваченную крепость мы уже успели
потерять, ему знать необязательно.
— Давай, двигай к начальству, — добавил я. — А то мои бойцы могут решить, что
здесь победителей маркитантов ни во что не ставят. И тогда я за последствия не отвечаю.
***
***
***
***
— Он будет ждать тебя там, где сказал, — с уверенностью произнес старый осм,
накрывая обезображенное лицо Урга куском материи цвета хаки — похоже, разорванной
гимнастеркой.
— Может быть, — сказал я. — Но думаю, что Край вечной войны — это не то место,
куда он ушел. Этот край здесь, а там нет ничего. Только покой и забвение.
— Ты так думаешь потому, что война следует за тобой, — проскрипел старик. — Где
ты, там и она. У тех, кто не живет войной, всё по-другому.
Я не стал ввязываться в философский спор. Надо было срочно выбираться отсюда — от
концентрированной вони меня уже слегка пошатывало. Такой вот я нежный и
чувствительный, что выяснилось достаточно давно, еще со времен моей лихой поездки в
контейнере с пищевыми отходами. Поэтому я повернулся и весьма решительно направился к
выходу, готовый в случае чего пробивать себе дорогу во враждебно настроенной толпе всеми
известными мне негуманными способами.
Но толпа расступилась вновь, причем проход на этот раз оказался шире раза в три. Ну
да, у них же мысленный обмен. Если кто чего не расслышал, то уловил ментально.
— Ждите сигнала, — бросил я через плечо…
Я вышел наружу и наконец-то вдохнул полной грудью. Вентиляция в подземном городе
работала исправно, и то хлеб. А вот то, что мне в грудь смотрели два пулеметных ствола,
меня никоим образом не устраивало.
Подойдя к распахнутым воротам, я произнес:
— Вольно. И — разойтись.
Над цепью вооруженных людей и нелюдей повисла напряженная тишина. Первым
нарушил молчание Иван:
— То есть как «вольно»? А те твари?
— Переговоры с «теми тварями» прошли успешно, — сказал я. — Сейчас они выйдут
со склада, получат, что им причитается, и покинут территорию крепости.
— Я чё-то не понял, — набычился командир обслуги. — Им по пуле причитается. Это
кто решил, что их отпустить надо?
Вслед за Иваном заворчала его довольно многочисленная команда. Кто-то красноречиво
передернул затвор.
Краем глаза я отметил, как напряглись те, с кем я брал крепость. Нас было меньше
втрое, а обслуга поголовно успела вооружиться до зубов. Чем пахнет — понятно. И
поскольку рыба гниет с головы, пованивающую голову надо рубить первой. Причем жестоко
и максимально эффектно, чтоб другие поняли и больше благоухать не пытались.
Понты я не люблю. Гнилое это дело, особенно в драке. Но иногда оно надо, ибо, как
сказал один великий, вся жизнь — цирк, а мы в нем актеры. Как-то так, могу ошибаться.
Ударил я без широких киношных замахов, вынося ногу по кратчайшей траектории
маховым движением, лишь в верхней точке резко довернув таз. В результате носок моего
берца клюнул Ивана точно в висок.
Никто ничего не понял. Только что стоял мужик, картинно положив руки на автомат,
висящий у него на шее… Вдруг мелькнуло что-то, и не обиженный здоровьем дядька падает
на бетонный пол словно деревянная кукла…
Всё. Если сильно повезет, может, отделается мужик сотрясением мозга. А может, и нет
— если не повезет, конечно. Но уж извините, при такой постановке вопроса или мы их на
опережение, или они нас к стенке чуть попозже во имя высшей справедливости, равенства и
братства.
Мои все поняли правильно. Пока непривычная к скоростным репрессиям обслуга
стояла, открыв рот и переваривая увиденное, мутанты весьма шустро их обезоружили. Точно,
весь мир — цирк. Или — вспомнил все-таки! — театр. Но по-любому за хороший спектакль
надо платить. И чем лучше представление, тем выше цена. Сегодня мужикам,
почувствовавшим запах свободы и оружейной смазки, оно стоило возвращения к истокам. То
есть к синей рабочей робе.
— Извиняйте, уважаемые, но каждый должен заниматься своим делом, — сказал я,
когда последний автомат был брошен в кучу возле ног ухмыляющегося Ррау. — Воины
воевать, а ополчение — трудиться на благо общества по факту окончания боевых действий.
Те, кому не надо идти в ночную смену, возвращайтесь в жилые отсеки к своим семьям.
Завтра у вас будет трудный день. А вы двое останьтесь, — тормознул я тех, кто стоял ближе
всех. — Для вас еще есть работа…
Люди расходились. Многие шли опустив плечи, словно на них вновь легла тяжесть
унылой и однообразной повседневной жизни. Но я точно знал — это лучше, чем бунт,
бессмысленный и беспощадный. Намного лучше. Причем для всех.
Я повернулся к заправке и махнул рукой.
…Осмы осторожно выходили наружу, словно не веря, что их никто не собирается
убивать. И правда, поверить в это было сложно. Двое нео, сменив окровавленные автоматы
на отобранные у обслуги пулеметы, с моей помощью почти мгновенно разобрались в том,
какие крючочки нужно нажимать, чтобы оружие начало плеваться смертью. Где-то я читал,
будто дикари (те же индейцы) довольно быстро понимали что к чему, когда дело касалось
огнестрела и других достижений цивилизации в искусстве отправить ближнего на тот свет. А
нео по скорости обучения могли дать сто очков вперед любому дикарю.
Толпа осмов так и стояла под двумя пулеметными стволами, пока двое рабочих из
обслуги и четверо мутантов из моего отряда сначала снимали с них взрывчатку, а потом
собирали причитающееся им добро. С некоторых пор я предпочитал, чтобы львиную долю
деликатной работы, связанной с оружием, выполняли бойцы, которым я доверяю.
Куча оружия и припасов получилась довольно приличная.
— Разбирайте, — скомандовал я. — И организованно выдвигаемся к выходу.
— А патроны? — спросила какая-то грудастая осмиха, взвешивая на руках АК.
— Патроны получите, когда выйдете из крепости, — сказал я. — Чисто ради вашего же
блага…
…Мы стояли на вершине стены, наблюдая, как толпа осмов уходит к развалинам,
наполовину утонувшим в вечерних сумерках.
— Обратно в Москву идут, — хмуро произнес Ион.
— Веррнутся, — рыкнул Грок. — Зрря ты отпустил их, Снарр. Прроблемы будут с
ними. Кррепость — сладкий кусок.
— И пусть вернутся, — неожиданно поддержал меня Ррау, опуская ствол пулемета. —
Хороший враг — удача для воина. А осмы хорошие враги.
— Кто бы сомневался, — хмыкнул Ион. — Ладно, это уже в прошлом. Завтра пошлем
гонца в Зону…
— Похоже, ты забыл о разговоре с отцом, — мягко напомнил я. — Ты уже вылетел из
гнезда, стаббер. Пора вить свое.
— Ты это о чем? — удивленно посмотрел на меня Ион.
— Завтра утром я уеду, — сказал я. — Мне надо спасать своих друзей. А ты останешься
здесь, с отрядом. И будешь управлять крепостью. Это не так просто, как кажется, но, думаю,
ты справишься. В ближайшее время я пришлю сюда людей, чтобы забрать свою долю
добычи. Пока же возьму только самое необходимое.
— Да не вопрос, — потерянно произнес Ион. — Но я? И управлять крепостью?
— Надо же когда-то начинать, — усмехнулся я. — У тебя хорошие гены, а Кремлю
нужно не только сотрудничество с Зоной трех заводов, но и мощная база на северо-западе.
Так что действуй, стаббер. Я уверен, у тебя все получится.
— Нас тоже здесь оставляешь? — насупился Ррау.
— Вас с Гроком возьму с собой, — улыбнулся я. — Если вы, конечно, не против. А
остальные пока пусть здесь побудут, отъедятся малость, поработают на свежем воздухе.
Дальше посмотрим. Вот только водителя у нас нет…
— Уроды облезлые! — вдруг донесся до нас снизу истошный вопль. — Твари
рудиментарные! Светляков-пересмешников вам во все естественные отверстия и стальных
сколопендр в неестественные! Товарищ по оружию коптится заживо, а им это до одного
места…
— Похоже, водитель у вас есть, — произнес Ион.
— Ай да тридцатьчетверка, — восхитился я, сбегая по всходам. — И в огне не горит, и в
воде не ржавеет, и время ей нипочем…
Действительно, заваленный бетонными плитами танк остался практически целым, если
не считать глубоких царапин на броне, огромных черных пятен на месте сгоревшей защитной
краски да сорванного люка механика-водителя. Сам же водитель сидел рядом с боевой
машиной и крыл на чем свет стоит окружающих и весь белый свет в придачу.
Когда я подбежал, Шерстяной уже с помощью двоих мутантов из моего отряда
поднялся на ноги.
— Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! — быстро произнес я, улучив паузу в
потоке ругательств, льющихся изо рта мутанта. — Не обессудь, не смогли тебя раскопать
раньше — воевали, сам понимаешь. Но без тебя нам бы туго пришлось. Спасибо, дружище!
Наверно, прозвучало это искренне, потому что Шерстяной ругаться перестал. Пожалуй,
его кличка была сейчас не особенно актуальна — волосы на его морде сгорели, и сейчас он
больше походил на сильно обожженного человека, нежели на мутанта. Одного взгляда на
танк было достаточно, чтобы понять, что случилось. Шерстяной открыл люк и таким
макаром попер в атаку. В общем, преимущество очевидно — так обзор куда лучше. А перед
тараном стены захлопнуть люк не успел или просто забыл. Ну, тот люк и свернуло страшным
ударом об бетон. Шерстяной же потерял сознание от удара и свалился вниз, под защиту
брони. Это его и спасло, когда вокруг начался огненный ад. И лишь везением и живучестью
мутанта можно объяснить, что он не задохнулся в дыму и не изжарился заживо. А может,
дело было в танке. Когда Шерстяной пришел в себя, он нашел в себе силы сесть за рычаги и
дать задний ход. И тридцатьчетверка выбралась из завала! Правда, продолжать бой было уже
некому — сидящие в башне стрелок и заряжающий задохнулись в дыму. Да и Шерстяной
снова вырубился и пришел в себя, лишь когда все было кончено.
— Ладно уж, — проворчал он. — А эти… нео выжили?
— Ну да, — ответил я с некоторым удивлением. — Зачем они тебе?
— Харя горит, — пожаловался Шерстяной. — Их слюна от ожогов — самое лучшее
лекарство.
— Плюнуть в моррду герою? Без прроблем!
Естественно, это был Грок, нарисовавшийся из-за танка и скалящийся всеми своими
многочисленными зубами.
— Щас тебе! Охренел, что ли, обезьяна патлатая!
— А как? — искренне удивился Грок, ради такого дела не обидевшийся на
«обезьяну». — Лизать твою копченую харрю я не собирраюсь, ты ж не баба. Так что
закррывай глаза, лечить буду.
— Хорош чудить, — проворчал Ррау, появившийся в поле зрения с аптечкой под
мышкой. — Бинт слюной смочим и перевяжем. Через пару часов все будет нормально.
— Да я ж так, порржать, — ощерился Грок. — И нам хоррошо, и рраненому легче.
Все заулыбались, даже Шерстяной попытался, но скривился от боли —
растрескавшиеся губы и обожженная кожа, запекшаяся коркой на щеках, не располагали к
веселью.
Но, тем не менее, это была победа! Настоящая. Полная. Которую теперь уже с такой-то
командой никто у нас не отнимет…
***
Поспать мне удалось немного, часов пять от силы. Разбудил меня Ррау.
— Вставай, Снар! — прорычал он.
— Какого черта? — заворчал я, с усилием открывая глаза. Спать после всего
произошедшего вчера хотелось нереально, и организм отчаянно сопротивлялся, цепляясь за
обрывки бессвязного, но такого желанного сна.
— Ты говорил, что в Бутырке осталась сестра. Рренгу плевать на Рут, ему нужна
крепость. Я не прощу себе, если она погибнет.
«А ведь он прав», — подумал я, спуская ноги с продавленной солдатской кровати. «Уже
двое суток прошло. Что там с Данилой, Настей, Фыфом и Рут — черт его знает. У них же
только старинные ружья да полтора десятка кормовых. И всё. Если руконоги или нео попрут
на штурм, им не выстоять. Жаль, что раньше выдвинуться не получилось с этими
благородными осмами, мать их в душу!»
Я спал на верхнем этаже цитадели. И проветривается лучше, не так гарью несет, и
видно всё в восемь узких стрельчатых окон, забранных толстым пуленепробиваемым
стеклом. Окошко открыл — наслаждайся лесным воздухом — хоть лес и мутировал, но все
равно кислород поставляет исправно. Надышался, окошко закрыл — и спи спокойно, дорогой
товарищ, если, конечно, бдительные нео не разыщут…
Разыскали. Причем оба. Грок слонялся этажом ниже, напоминая видом революционного
матроса на пике славных дел. Габаритный нео в свете последних решений круто изменил
своим первобытным вкусам. А именно: выбросил набедренную повязку, а взамен разыскал
себе на складе безразмерные штаны. Также за ночь он скроил из плащ-палатки что-то типа
безрукавки и поверх этого феерического прикида обмотался пулеметными лентами. Помимо
этого из брезентовых ремней он соорудил себе сбрую-подвес для пулемета ДШК, который в
его лапищах смотрелся гораздо органичней ПК, и уж тем более АКМа — тот вообще
воспринимался как игрушка, хотя, заляпанный кровью, помнится, произвел на работяг
неизгладимое впечатление.
— Верю, — кивнул я. — Прогресс налицо.
Грок самодовольно усмехнулся, покосившись на собрата. Мол, учись, деревня, пока я
жив. На что Ррау лишь пожал плечами — сам-то он оставался в кожаной одежке предков,
прикрывавшей лишь задницу да детородный орган.
Однако, когда мы спустились по лестнице, нас на первом этаже цитадели ждали двое
знакомых рабочих, слегка пошатывавшиеся от усталости. Возле их ног была сложена куча
всякого добра.
— Можете идти, — рыкнул Ррау. После чего быстренько скинул с себя облачение
предков и с армейской сноровкой оделся в перешитый по его фигуре хэбэ. Не от
профессионального портного, конечно, униформа, но смотрелась его одежда всяко лучше
Гроковой с пятисантиметровыми стежками через край. Разве что штаны получились
широковаты, а так — очень даже неплохо.
Гротескная, конечно, картина — нео в военной хэбэшке и без обуви. Но это понятно,
эдакие когти ни в один сапог не влезут. Хотя, с другой стороны, наверно, на Диком Западе
ковбои первое время тоже офигевали с креативных индейцев в одежде белых. А потом небось
привыкли. Приняли как должное и даже зауважали, особенно когда те индейцы помимо
шмоток обзавелись «Винчестерами» и «Кольтами».
Но полностью добил Грока не прикид названого брата, а пулемет «Утес» с
подогнанным кожаным подвесом через плечо и объемистым рюкзаком, в котором характерно
побрякивали пулеметные ленты. Этот эксклюзив Ррау с довольной улыбкой извлек из
стоящего в углу большого зеленого ящика, вырвав из него замок одним рывком вместе с
петлями. Надо же, заранее приготовил сюрприз для закадычного друга! Плюс теперь за
поясом Ррау вместо примитивной абордажной сабли красовался морской палаш с
отломанной дужкой гарды — иначе б лапища мутанта до рукояти не добралась. Правда, я
отметил, что места отлома были аккуратно зашлифованы кирпичом. Понятное дело — воин!
Не пожалел времени и сил, с любовью подогнав под себя оружие. И даже штатный темляк в
специальном отверстии гарды закрепил. Ну это — святое, какой палаш без темляка.
— Ты где такое наррыл? — мрачно поинтересовался Грок. И правда, со своим тяжелым
ДШК образца тридцать восьмого года в самодельной одежке по сравнению с Ррау он
смотрелся как бомж рядом с образцовым солдатом.
— Места надо знать, — осклабился Ррау. И добавил, глядя на разом помрачневшего
Грока: — Сейчас они и тебе форму принесут. Я рабочим сказал на двоих сшить, плечи-то у
нас одинаковые.
— А на хррен я всю ночь рработал? — возмутился Грок. — Предупредить тррудно
было?
— Я спал, — невозмутимо пожал плечами Ррау. — Дал задание — и уснул. Но такой
пулемет на складе один, — добавил он, похлопав «Утес» по стволу. — Так что не обессудь,
второго не будет.
«Неплохо, — хмыкнул я про себя. — Эволюция налицо. Мутанты не только научились
припахивать „духов“, но и облагородили речь словечками из моего лексикона. Быстро учатся
первобытные. Еще немного, пострижем-побреем, глядишь, будет у Данилы дружина,
отличимая от него самого только клыками да пропорциями лица».
…Для своих нужд мы приватизировали второй БТР-60 из гаража цитадели. Помимо тех
пулеметов, что болтались за спинами нео, мы полностью повторили тюнинг
бронетранспортера, сожженного осмами, — правда, с некоторыми изменениями.
Я прикинул, что трехсторонний пулеметный огонь дело хорошее, но, по идее, ничто не
мешает нам усилить его мощь — так, чтобы гарантированно пробиться сквозь любые
полчища мутировавшей нечисти, с которой я навоевался по пути сюда по самое «не хочу».
Конечно, подвиги дело хорошее и нужное, может, как-нибудь еще одну трилогию напишу на
досуге — на этот раз о том, как проводил время в этом негостеприимном мире. А пока лучше
по максимуму озаботиться вопросом безопасности, чтоб было кому ту трилогию писать. Хотя
сомневаюсь, что в постъядерной Москве когда-нибудь в ближайшем будущем дойдет дело до
книгопечатания…
Короче, десантный отсек БТРа мы забили до отказа провиантом, оружием и
боеприпасами, даже пару бочек топлива разместить ухитрились. В машине сложно было
развернуться двоим нео, каждый из которых занимал места как пара неслабых мужиков
человеческой породы.
Меня же все это не касалось. Я уселся на место стрелка к единственному оставшемуся
пулемету «Корд», снятому с чудом уцелевшего электрокара, — патроны 12,7x108
миллиметров от ДШК к нему подходили. Признаться, не особо я был уверен в этой машинке,
сработанной по чертежам в Зоне трех заводов. Но мое мнение — это мое мнение, а пока что
пулемет стрелял исправно, не клинил и не капризничал. Так что пусть будет Даниле сюрприз.
И поскольку я — это не он и не нео и переть на себе такой подарок не собираюсь, то мы с
чистой совестью установили «Корд» на кронштейн лобового листа бронетранспортера.
Смотрелся этот пулемет, честно говоря, посолидней своего дедушки ДШК, да и ворочать его
было проще — как-никак, внучок легче дедушки на целых восемь кг.
Два ДШК мы разместили на кронштейнах бортов бронетранспортера вместо пулеметов
Горюнова времен Второй мировой. Оно и мощнее, и больше соответствует габаритам
стрелков, у которых за спинами висела еще пара пулеметов. Жуть картина. От одного вида ее
у врагов должен был инфаркт случиться еще до того, как они потянутся за оружием…
— Ну, давайте прощаться, что ли, — сказал Шерстяной, хлюпнув носом. Вот уж от кого
я не ожидал приступов сентиментальности, так это от нашего мутанта-водителя, в бинтах
сильно смахивающего на киношного человека-невидимку. Хотя момент располагал.
Провожать нас вышел весь отряд смертников, с которыми мы в первый раз брали
крепость маркитантов. Вернее, те, кто от него остались. Ион и шестеро мутантов, внешне
практически неотличимых от людей. Думаю, неправ был Директор Зоны трех заводов,
записывая их в унтерменши. История показывает, что в конечном итоге те, кого «высшие
расы» считают «недочеловеками», обычно оказываются превосходными воинами и
вывешивают «сверхчеловекам» полновесных и памятных звездюлей. Да таких, что их внуки
помнят да на ус мотают, анализируя печальный опыт предков…
Я и Шерстяной по очереди обнялись с каждым из них. К моему удивлению, сняв с плеч
свои драгоценные пулеметы, нашему примеру последовали и оба нео. Трогательно, черт
возьми! Уж на что я считал себя бесчувственным придатком к снайперской винтовке, но и у
меня комок подкатил к горлу. Вроде всего-то два дня бился плечом к плечу с этими
отчаянными воинами, а казалось, будто знаю их целую жизнь.
За их спинами возле входа в цитадель кучковались те, кого Директор определил нам в
пополнение для танковой атаки на крепость. Водители боевых машин, стрелки и стража
Стены тоже понесли потери — выходили в рейд полторы дюжины воинов, осталась
половина.
— А вы чего встали? — рыкнул на них Грок. — Это и ваша победа. Эй, обслуга, тащите
ваше пойло. Помянем погибших…
Обслугу к короткой тризне не пригласили. И правильно — зачистка нижних уровней
склада от десятка укрывшихся там осмов — это не война, а карательная экспедиция. Особой
доблести в ней нет, тем более когда на одного вчетвером-впятером, да еще и с автоматами…
Погибших помянули скромно, разлив по сто граммов местной водки в алюминиевые
кружки, принесенные со склада. Ион, как я понял, недолюбливавший спиртное, свою порцию
выпил не поморщившись. За погибших — это святое, независимо от того, в кого ты веришь.
Некоторые традиции вечны.
После короткой тризны, пожелав друг другу удачи, мы расстались с боевыми
товарищами — и у них, и у нас еще было слишком много дел, чтобы затягивать проводы. Да
и незачем оно. Глядишь, будет еще время для совместных застолий с музыкой, песнями да
воспоминаниями. А сейчас не до того — на войне как на войне. И никто не говорил, что она
уже закончена…
***
***
***
Насчет «едем домой» я, пожалуй, погорячился. Кому тюрьма — дом родной, а кому —
место скорби. Сейчас второе определение как никогда лучше относилось к Бутырке…
Двухдневная осада не прошла даром. Пробитые бетонными глыбами стены и крыши
корпусов… Разбитые в щепки останки и без того уродливых деревьев… Трупы кормовых,
над которыми черными облаками вились многочисленные и необычайно крупные мухи… И
кровь. Везде. На стенах, на покалеченных деревьях, на земле. Черная, запекшаяся. И темно-
красная, пролитая недавно…
Хотя воину крепость всегда дом. Если, конечно, этот дом принадлежит его друзьям.
Только вот друзья выглядели неважно. Данила во всяком случае.
Голова и левая рука дружинника были замотаны окровавленными тряпками. Но парень
все еще держался на ногах. Когда я убедил его открыть ворота крепости, открыть-то он их
открыл, только потом тут же ушел в один из более-менее сохранившихся корпусов и больше
не показывался. Опыт мне подсказывал, что его просто отпустило напряжение и он
элементарно вырубился от кровопотери и нереальной усталости.
Фыфа нигде не было видно. Как и Рут. Короче, из защитников крепости остались
полдесятка израненных кормовых и Настя, которая выглядела на удивление бодро. Хотя
почему «на удивление»? Похоже, кио, способная употреблять любую органику, в боевых
условиях не терялась и особо не привередничала. На ее губах еще не обсохла свежая кровь
— и, черт возьми, ей это шло. Естественный алый заменитель помады, огромные, бездонные
глаза, полуобнаженная грудь, едва прикрытая обрывками одежды… Небось яйцеголовые в
Силиконовой долине специально такой бюст спроектировали. Врагов гипнотизировать, чтоб
киборгам ничто не мешало их на танталовые штыки насаживать, как бабочек на булавку.
Хозяйственные нео тут же развели на территории крепости костры. Наковыряли из
земли хоммутов, приволокли пару более существенных и уже освежеванных туш (не иначе из
кучи трупов сородичей позаимствовали, хотя, возможно, я о них просто плохо подумал) и
принялись готовить праздничный обед по случаю восшествия на престол нового вождя.
Однако вождю было не до гулянок.
— Где Рут? — повторил он вопрос, обращаясь уже к Насте.
Та прищурилась.
— А ты ей кто?
— Брат.
— Что-то раньше я не замечала у вашего племени горячих родственных чувств, —
отметила она.
— То племя, а то я, — отрезал Ррау. — Она одна. У нее, кроме меня, никого нет.
И тут Настя отвела глаза. Надо же, мне почудилось, что на ее нереально гладком и столь
же нереально красивом лице промелькнуло что-то вроде замешательства и одновременно
легкой грусти. Эмоции? У кио?? Невероятно…
— Ты слышал про Черное Поле Смерти? — глухо спросила она.
— Которое превращает Новых Людей в хомо? Слышал, — настороженно кивнул
Ррау. — Одно из самых страшных Полей. Хорошо, что оно редко встречается.
— Оно не превращает, — покачала головой Настя. — Оно возвращает мутировавший
организм к истокам вдоль линии эволюции. Может превратить мутанта обратно в человека. А
может — в кистеперую рыбу. Все зависит от времени, которое мутант проведет в этом Поле.
И если он задержится…
— Что с ней?!!! — взревел Ррау.
— Черное Поле было здесь, на территории крепости, в одном из подвалов, — тихо
произнесла Настя. — Небольшое, с метр диаметром. Мы не знали об этом. Думаю, Рут очень
хотела стать человеком. А стала…
— Кем?!!!
— Человеком. Только первобытным. Предком хомо сапиенс. Не умеющим говорить так,
как ты. Позабывшим язык. С более примитивным разумом…
Ррау глухо застонал и сел на корточки, обхватив голову лапами.
— Зачем… — услышал я его глухой голос. — Зачем она это сделала?
Настя посмотрела на меня и ничего не ответила.
Я же лишь скрипнул зубами. Ну что я мог сделать? Рут была для меня лишь маленьким,
забавным, мохнатым ребенком. И разве я виноват, что оказался для нее кем-то намного более
значимым, чем она для меня? Настолько значимым, что ради своей детской любви она без
колебаний перешагнула границу Поля Смерти…
Прошла минута. Или больше. Наконец Ррау упер лапы в колени и поднялся на ноги.
— Я хочу ее увидеть, — сказал он.
Настя кивнула.
— Твое право. Но сомневаюсь, что она узнает тебя.
— Я хочу ее увидеть, — повторил Ррау…
…Она не узнала нас. Она была занята — играла в камешки, раскладывая узор на
почерневшем от времени деревянном полу. Лишь на мгновение ее взгляд задержался на мне,
прежде чем она вернулась к своему занятию. Хотя, возможно, мне это только показалось.
Мы находились в том же зале, где я впервые увидел Фыфа после нашего памятного
похода к складам Кантемировской дивизии. Шам был жив, но на пределе. Сначала мне
почудилось, что на столе сидит его высохшая статуя. Увидев меня, Фыф слабо кивнул.
Понятно. Постоянное мысленное управление кормовыми сожрало последние остатки
энергии и превратило шама в подобие мумии. Ничего, из крепости маркитантов я привез
немалый запас провианта. Откормим. Главное, что все кончилось… хотя бы на время.
Данила не спал. Он сидел на широком подоконнике, только что с мясом оторвав бинты
на левой руке. Рваная рана выглядела неважно. То ли руконог зацепил, то ли нео когтями
рванул.
Я подошел, достал из нагрудного кармана автоматную гильзу со сплющенным дульцем
и протянул дружиннику.
— Что это? — поднял на меня глаза Данила.
— Кровь черной крысособаки, — ответил я.
Это был прощальный подарок Иона. Напоследок стаббер рассказал, что мертвую
черную крысособаку нашел он с двумя товарищами рядом со мной, валявшимся без сознания
на мосту через Канал. Тогда они сцедили драгоценную кровь и поделили между собой.
— Не благодари, — произнес он, когда я попытался что-то сказать. — Это просто твоя
доля. Хорошо, что она не пригодилась сегодня…
И правда — отлично, что эта запечатанная гильза оказалась сейчас в моем кармане. Уж
больно не понравились мне раны Данилы даже с учетом его фантастических способностей к
регенерации.
— Ты хоть знаешь, что отдаешь? — спросил дружинник. — Этот эликсир стоит целое
состояние.
— Заколебал, воин, — сказал я, срубая «Бритвой» сплющенное дульце. — Рану к
осмотру.
— Есть, командир, — усмехнулся Данила, протягивая руку.
Я накладывал бинт, стараясь не смотреть в сторону Рут. Ррау как раз присел рядом с
ней на корточки и пытался заглянуть ей в глаза. А я ощущал себя последней сволочью, хотя
понимал, что от меня в общем-то ничего не зависело.
— Благодарю, — кивнул Данила, когда я завязал марлевый узел на концах раритетного
бинта, судя по обертке сохранившегося в Кремле с довоенных времен. Интересно, как они
добились, что марля не сгнила за столько времени? Воздух в камерах хранения откачивали,
что ли?
Все эти архиважные мысли я гонял в голове пока шел к Ррау и Рут. Просто я должен
был это сделать, и всё тут. Хотя абсолютно не представлял, что скажу первобытному воину,
всего за два дня ставшему человеком.
Я подошел и встал рядом, прекрасно осознавая, что огромному нео, с детства
натренированному убивать, ничего не стоит с разворота перебить мне позвоночник.
— Ррау, я…
— Не надо, — остановил меня вождь Новых Людей. — Ничего не говори. Мы с Рут
уходим. Грок не хуже меня позаботится о благополучии клана.
— Грок? Почему он?
Я и правда ничего не понимал.
— Я уже говорил, что у нее никого нет, кроме меня, — медленно произнес Ррау. — А
вождь принадлежит не семье, а своему клану. К тому же я думаю, что если есть Поле Смерти,
двигающее назад вдоль линии эволюции, то должно найтись и то, что работает в обратную
сторону. И я обязательно найду его.
— Я пойду с тобой, — сказал я.
— Нет, — покачал головой Ррау. — Ты сам говорил, что воин должен выбирать свой
Путь, слушая только свое сердце. Сейчас мое сердце говорит мне, что ты ни в чем не виноват.
И что мы должны уйти вдвоем — только я и она.
Я кивнул. Это его выбор и его право. К тому же, может, оно и к лучшему. Ррау слишком
талантливый воин и политик, и я не хотел бы, чтобы мы с ним как-нибудь встретились по
разные стороны баррикад. А под его руководством столкновение людей и нео рано или
поздно станет неизбежным. В этом отношении более бесхитростный Грок в качестве вождя
двух племен Новых Людей устраивал меня гораздо больше.
Я отошел в сторону. Ррау больше никто не нужен, кроме сестры, по крайней мере
сейчас. А у меня еще были дела.
Измученный до предела Фыф находился на грани между явью и беспамятством. Но
когда я склонился над ним, шам сделал над собой усилие и взглянул на меня.
— Ты как? — спросил я.
— Выживу, — слабо усмехнулся Фыф. — Если не сдохну. Скажи, ты и правда хочешь
отдать крепость нео вместе с трофейными ружьями?
— Знаешь, я отчасти рад, что у тебя в кои-то веки нет сил на то, чтобы копаться в моих
извилинах, — улыбнулся я. И искренне порадовался, увидев его слабую улыбку. Может
улыбаться — значит, точно выживет.
— Я тебе сейчас восстановленной тушенки принесу, пальчики оближешь, — сказал я.
— Погоди, — остановил меня Фыф. — Ты не ответил на вопрос.
— Хорошо, я отвечу, — кивнул я. — Во-первых, не все ружья, а лишь десяток, чтобы у
нео был стимул искать для них селитру и серу. На северо-западе для них я заказал мечи и
стрелы, а для Кремля — пушки. Как говорится, почувствуйте разницу. А во-вторых, я
расскажу тебе одну легенду. Двести с лишним лет назад большое и сильное государство
долгое время вело войну с воинственным горным народом. Битвы сменялись перемириями,
но конфликт был постоянным. В результате гибли воины обоих народов. А еще на эту войну
тратились большие деньги. И вот случилось так, что в большом и сильном государстве
появился правитель, который предложил горцам не смерть, а золото. Взамен воинственные
горцы стали решать некоторые деликатные проблемы большого государства, в котором
перестали умирать в битвах лучшие бойцы. Золото можно потратить на войну, при этом
одновременно посылая на смерть своих солдат. А можно отдать его, одновременно купив и
мир для своего народа, и мечи своих старинных врагов.
Фыф посмотрел на меня долгим взглядом.
— Мудрое решение, — наконец сказал он. — Только ты не боишься, что однажды нео
все-таки повернут эти ружья против людей?
— Кремневые-то? — прищурился я. — Не боюсь, если у людей к тому времени будет
достаточно дальнобойных пушек и автоматического оружия.
— Я понял тебя, — улыбнулся Фыф. — Теперь тащи-ка сюда свою тушенку.
***
25.03.2011 — 11.07.2011